Хороша была Танюша [Тина Ворожея] (fb2) читать онлайн

ХОРОША БЫЛА ТАНЮША Тина Ворожея

Глава первая. Подушка и петля, подумайте какая связь?

В спальне был полумрак. Лежа в высоко взбитых, пуховых подушках я с наслаждением курила кубинскую сигару держа ее левой рукой. В правой была пепельница авторской работы выполненная из большого, цельного куска синей яшмы. Уродливое нечто символизирующее по уверению скульптора любовь и вечную жизнь. В этой вещице мне нравился только цвет. Насыщенный, глубокий, синий. Вот и сейчас я с удовольствием любовалась им, на белом фоне простыней он смотрелся просто великолепно. Своими руками я любоваться давно перестала. Морщинистые и сухие, в коричневых пятнах. Но огорчали и печалили меня не они. Не аккуратный маникюр на длинных, ярко-малиновых ногтях портил мне настроение. Нет, девушка видимо совсем обнаглела. Мало того, что оттенок лака совсем не тот который я люблю, так еще ногти обработаны небрежно и криво.

Наивная она думает, что я ничего увижу. Не спорю, в свои восемьдесят три года, я далеко не свежий розан, но и не слепо-глухая развалина.

Мои внучатые племянники конечно надеются, что "Старая Акула", как они меня величают, не слышит их злобного шепота за своей спиной и совсем не замечает алчного блеска в их смиренно опущенных глазах. Но показная любовь и такая же показная, дешевая преданность не могут меня обмануть. Свое прозвище я заслужила не даром. Обвести вокруг пальца ту, кто всю свою сознательную жизнь привыкла вводить в заблуждение, соблазнять и оболванивать других, задача не из простых. А этих алчных гиен, что хищно скалясь ждут как праздника моей смерти, талантом и умом природа обделила. Представляю выражение их лиц при объявлении содержания настоящего завещания и тихо радуюсь, ведь кроме изматывающей борьбы с болью у меня не так уж много других развлечений. По настоящему завещанию все мои счета и деньги от продажи многочисленной недвижимости я оставляю трем детским приютам и трем домам престарелых. По моему убеждению, неприкаянное детство ничуть не слаже беспомощной старости. Знаменитую коллекцию редких картин, завещаю музею родного мухосранска, маленького городка на юге. Возможно с ее помощью городок расцветет и станет знаменитым.

За раздумьями не заметила как потухла сигара. С досадой положила ее в синюю пепельницу и настороженно прислушалась. Как и зрение мой слух меня еще никогда не подводил. Я услышала осторожные, крадующиеся шаги и замерла заметив две трепещущие тени на тяжелом бархате задернутых штор.

Сжала покрепче в руках пепельницу, поворачивая ее той стороной где была вмонтирована камера. Надеюсь, что служба безопасности еще на моей стороне и возмездие настигнет моих алчных родственников. Конечно они долго еще продержались изводимые моими капризами. Возможно я поразвлекалась бы еще с ними, но боль в последнее время все чаще и сильней развлекалась со мной. Поэтому именно сегодня я ждала финала затянувшегося концерта под названием жизнь.

- Андрей, Оленька, не нужно играть в прятки, я вас прекрасно слышу и вижу! - меня скрутило в проклятом кашле.

- Да мы и не прячемся, Татьяна Адамовна! - голос мужчины звучал насмешливо, в нем не было обычной покорной раболепности. Хоть и готова я была к подобному но сейчас меня это пугало. В бесконечной, долгой борьбе за призрачное счастье и лучшую жизнь, я несомненно приобрела поистине крысиное чутье на опасность. И это чутье сейчас громкой сиреной вопило о том, что наконец-то мои двоюродные племянники решились избавиться от Старой Акулы. Я усмехнулась, прислушиваясь к своему страху. Вот ведь, не думала, что еще способна чего либо бояться. Ну разве, что боли? Вспомнив про свою жестокую спутницу последних месяцев, я расслабилась. Интересно, что они выбрали яд или подушку?

"Все таки подушку." - тяжело вздохнула я, наблюдая за тем как женщина испуганно, трусливо закрывая глаза, присела в большое кресло, а мужчина взял один из многочисленных, пышных валиков и направился с ласковой улыбкой ко мне.

Нестерпимое удушье, вот и все, что почувствовала я. Затем меня окружили непроглядная темнота и мрак. "Словно лампочку выключили" - пронеслось где-то там вдалеке.

Мрачную тишину нарушил чей-то горестный крик.

- Танька, Танечка! Открой глаза! - хрипло, отчаянно молил меня ломающийся басок, который срывался на пронзительный фальцет.

Глаза я приоткрыла, тем более, что меня об этом так настойчиво просили. Худенький подросток в замызганой рубашке стоял надо мной на коленях. В углу возле деревянной лавки, испуганной стайкой жались совсем незнакомые мне дети.

Хотела спросить кто они такие и не смогла. Захрепела, надсадно закашлялась, в горле стало нестерпимо больно. Да, что же это такое! Опять эта боль! С трудом подняла руки с удивлением заметила отсутствие красно-малинового лака на ногтях изящных пальчиков. Руки явно моими не являлись, уж свои то коричневые пятнышки и морщины я наизусть знаю. Тем не менее эти чужие пальчики с гладкой, молодой кожей и обкусанными ногтями слушались именно меня. Провела пальцами по болевшей шеи ощущая прохладный атлас молодой кожи и наткнулась на нечто круглое и жесткое. Веревка! Застонала пытаясь снять петлю с шеи.

Мальчишка встрепенулся. Кричать прекратил и молча принялся мне помогать.

- Танька, Танечка! Очнулась! Еле сил у меня хватило, тебя из петли снять. Что же ты утворить решила?! Как мы без тебя зиму перезимуем?! - он зарыдал совершенно по детски, утирая слезы большой, почти мужской ладонью. Глядя на него, жалобно точно голодные кутята, заскулили остальные дети.

У меня болела голова и першило в горле. И главное было не понятно где это я оказалась.

- А ну тихо! - сипло прикрикнула я на многоголосый хор плакальщиков.

Дети даже не подумали прекратить свои жалобные вопли. Они словно по команде быстро подлетели ко мне, маленькие ручки гладили волосы и плечи. Сопливые носы громко шмыгали, через минуту их объятий я почувствовала себя замусоленной конфетой. С детьми я обращаться не умела, всегда боялась этих маленьких, загадочных человечков. Своих то у меня по жизни так и не случилось... Хотя и я поменяла пятерых мужей. Хотя, что это я? Любовницы моих мужей детками их исправно снабжали. Это я была пустоцветом... Вместо детей всю жизнь безупречно делала деньги. Вот они одни, эти самые деньги меня и любили…

Я с трудом уклонялась от цепких ладошек, уворачивалась от слюнявых поцелуев. И с удивлением чувствовала, что меня очень трогает такая искренняя любовь и неподдельная радость незнакомых мне детей. Стоп! Это я их вроде бы не знаю. Но они меня знают очень даже хорошо.

- Прекратите, перестаньте немедленно! Вот ты мальчик, - я ткнула пальчиком с обкусанными ногтями в подростка, - Ты мне можешь объяснить, что тут происходит!?

Мальчишка изумленно смотрел на меня, радость в глазах сменялась испугом.

- Танька, ты не шути! Я с детьми и так страху натерпелся пока веревку перерезал! Бессовестная ты, Танюша, в петлю полезла из-за жениха, а про нас ты подумала? - его юношеский басок опять сорвался на пронзительный фальцет.

Глава вторая. Семеро по лавкам.

Раннее утро. В печи громко и радостно трещат сухие дрова. Хорошо, что их внушительный запас давал надежду на то, что от холода я и мой новоявленный брат Матвейка, а также пятеро сестренок, зимой не околеем. Кузнец Антип Антонович Северин, был очень хорошим хозяином. Большой дом построил на отшибе, он был просторным и светлым. Стоял особняком, в отдалении от окраины, как и положено дому кузнеца. Просторная кузня возле дороги, была сейчас пуста. У Матвейки не хватало сил и опыта, чтобы продолжать дело отца. Все клиенты еще с лета, после исчезновения Антипа и его жены Ульяны, перешли на другой конец села к давнему сопернику в кузнечном бизнесе.

Матвей удивляясь моему неведению и беспамятству, со слезами на глазах, шмыгая носом, рассказал, что родители в середине лета отправились на ярмарку в столицу. Славный город Царьпетровск, был совсем рядом. На ежегодной ярмарке родители хотели пополнить приданое старшенькой дочке Танюше, которая собралась замуж, купить хорошую козу, гостинцев детишкам. Деньги для поездки на эту ярмарку копили два года. Рано утром запряг кузнец пару лошадей, родители поцеловали детишек, сели на телегу и уехали. Больше их никто не видел. Вначале детвора бегала каждый день на пригорок с которого было видно дорогу на Царьпетровск, просиживали там до наступления сумерек, надеясь, что вот-вот покажутся знакомые лошади Каурка с Сонькой, которыми правит отец в новой рубахе, а мама сидит рядом и приставив ладошку ко лбу выглядывает своих деток. Несколько раз они срывались и радостно орущей стайкой бежали по косогору к дороге. Но резко останавливались, понимая, что обознались, понуро брели домой.

Постепенно ходить на косогор перестали. Продукты в доме еще были, выручали куры которые хорошо неслись и яблоневый сад. Но в этом году яблони плохо уродили. Урожай моркови, репы и капусты тоже был небольшим, так как засуха свирепствовала почти все лето. С соседнего села приехали родственники и оглядев по хозяйски хоромы кузнеца, заявили, что пропавшие родители им задолжали, так как брали денег взаймы на ту злополучную ярмарку. Матвейка пробовал возражать, но дядька Макар больно скрутил ему ухо и пригрозил позвать пристава, чтобы отправить все "кузнецово отродье", как он выразился в приют. Танюша, была нрава кроткого, безответного, она со слезами просила брата не лезть на рожон и не спорить с дядькой Макаром и теткой Нюрой. Она скоро выйдет замуж за своего Яшеньку, а он конечно же позаботится о их семействе, ведь он ее так сильно любит.

Куры которые не успели укрыться в кустах, были пойманы и под громкое, возмущенное квохтанье засунуты в мешки. Свободолюбивый петух, долго не сдавался, но огромные руки дядюшки скрутили ему шею. Девочки громко рыдали глядя как их звонкоголосый любимец, безжизненно замер на соломе, которой было устлано дно подводы. Красный гребешок неподвижно лежал в луже такой же красной крови.

Мешки с крупами, невеликий урожай овощей тоже были уложены на подводу. Дядька Макар морщась от громкого рева детей, тяжелой тушей взгромоздился поверх отобранного добра и звучно щелкнув кнутом покинул просторное подворье. Тетка Нюра, стыдливо пряча глаза так и не повернулась чтобы сказать племянникам прощальные слова.

Когда звуки громыхающей на кочках телеги смолкли, дети стали звать остатки куриной гвардии. Робко вытягивая шеи на их призыв из кустов показались три уцелевшие курицы. В погребе и амбаре значительно прибавилось пустого места, да вот незадача - ставить туда было нечего.

Но беда как известно, одна не ходит. Любит она нападать коллективно, организованно. Жених Танюши, то каждый день приходил, а то уже как месяц носа не показывал. Она его ждала, прихорашивалась каждый вечер. В толстую косу цвета лунного золота вплетала голубую или алую ленту. Пальчиком приглаживала соболиные брови, подводила сажей из печи, огромные словно два голубых блюдца глаза, покусывала белыми зубками, пухлые губки. Поправляла складки на новой нарядной юбке и замерев садилась возле окошка, грозно прикрикнув на шумевших детей.

В тот вечер жених Яков, пришел поздно. Танюшка радостно выпорхнула ему навстречу. Ее долго не было, дети уж и спать легли, но Матвейка не ложился, чутко прислушивался, не вернулась ли со свидания сестрица. Вот тихонько скрипнула дверь, Танюшка шаркающей походкой прошла в чулан. Матвей поразился как она выглядела. Густая коса растрепанная, голубая лента развязалась и тихо сползла зацепившись за лавку. Кофточка, которую Танюшка всегда заботливо вешала в шкаф, была разорванная на груди, из под висевших лохмотьями синих лоскутов выглядывала бело-розовая, пышная грудь. Мятая юбка кривым шлейфом волоклась следом подметая недавно вымытый пол.

Матвей похолодел, он был деревенским подростком и быстро понял, что может означать такой неприглядный вид его сестрицы.

- Таюшка! Ты, что это себе позволяешь! Если у тебя свадьба скоро будет, так значит и себя блюсти не надо? - он решительным шагом направился в чулан.

Сестра стояла, замерев посреди маленькой комнатки, где по стенам на вбитых гвоздях висели веревки, старая одежда, и всякий скарб нужный в хозяйстве.

- Свадьбы не будет... Яшенька на дочке лавочника, косоглазой Стешке женится... - прошелестела безжизненным, тихим голоском Танюшка. - А меня видишь как на прощание, против моей воли приголубил? - она резко повернулась к брату и Матвей отшатнулся от ее безумного взгляда.

Он решил отступить, пусть Танюшка поплачет, а завтра поутру они с ней решат как дальше жить. Мальчишка прошел в горницу и сел за стол стоящий посредине комнаты и накрытый белой скатертью, на которой цвели жарким цветом маки, вышитые трудолюбивыми, родными руками матери. При воспоминании о родителях, непрошенные, горькие слезы закапали из его синих глаз на красно-черный узор.

Время шло, а Танюша из чулана не выходила. Внезапная мысль заставила вскочить парнишку с насиженного места. Он рывком открыл крепкую дверь и замер от ужаса увидев прямо перед глазами блестящие, железные крючочки на новых ботинках сестры. Мгновенно оценив обстановку, схватил старый серп висевший на стене и залез на высокий, узкий сундук. Веревку пересек с первого раза, подхватил падающее тело сестры. Откуда и сила взялась в худом, мальчишечьим теле!

Он на руках отнес сестру в горницу.

- Танька! Танечка! Открой глаза! - разнесся по дому его отчаянный крик. Из спальни показались заспанные, испуганные девочки, они жались в углу возле лавки и с ужасом наблюдали за братом и сестрой. Двенадцатиленяя Катя, десятилетняя Зина, девятилетняя Лиза и пятилетние близняшки Анечка и Машенька сначала сдержанно, скупо всхлипывали, но затем подняли громкий рев.

Дальше этого эпизода память меня уже не подводила. Вот уже месяц я живу в доме кузнеца и пытаюсь прокормить всю эту ораву. Сейчас прислушиваясь к треску поленьев в печи, наблюдаю за бойко работющими деревянными ложками детьми. За это время, которое я провела в теле Танюшки мои мысли и привычки круто поменяли курс. Наверное теоретик исторического материализма, бородатый Карл Маркс, был полностью прав - "Бытие определяет сознание." Если раньше в свою бытность Татьяной Адамовной, я вызывала к себе повара чтобы отругать за недосоленный суп Буйабес-Империал, в который входили около сорока сортов морской рыбы и морепродуктов, то теперь с удовольствием поглощала жидкую затируху, которую готовила из жалких остатков муки. С ужасом понимала, что зиму на таких скудных припасах мы с детьми не перезимуем. По весне заявятся родственники, похоронят высохшие трупики и заживут в добротном доме кузнеца.

Конечно допустить подобного я не могла. Удивительно с того самого момента кода меня целовали и слюнявили новоиспеченные сестрицы, я привязалась к этим детям и успела их полюбить. Ведь они меня любили искренне и я в ответ начала испытывать к этим ласковым девочкам и рассудительному мальчишке такую же душевную любовь и привязанность.

Глава третья. Старые привычки в новом мире. Или исправит ли горбатого могила?

Дети давно спали. Даже хозяйственный Матвей, чисто вымыв полы из добротных, толстых досок на кухне и принеся кучу дров к печи, сейчас завернувшись в лоскутное одеяло сладко сопел на широком сундуке, что стоял возле теплой стены.

Сидя за круглым столом в горнице, я задумчиво перебирала колоду карт которую смастерила из старой, амбарной книги. Коротать длинные, зимние вечера полуголодным детям было непросто. Если старшие девочки все понимали, то пятилетние Аня и Маша постоянно заглядывали в пустую кастрюлю после скудного ужина.

Лучше всего у меня в жизни получалось играть в карты, этим я и воспользовалась чтобы отвлечь детей от постоянных мыслей о еде. Наши вечера теперь проходили весело. Проигравший должен был потешно кукарекать, гавкать или мяукать или прыгать на одной ноге вокруг стола под наш громкий смех. Умаявшись дети ложились спать, чтобы начать утро с одного, единственного вопроса, - "А, что у нас сегодня на завтрак?"

На завтрак, на обед и ужин у нас был редеющий с каждым днем супчик. Так продолжаться дальше не могло. И вчера я решила сходить на разведку в городок. Одела шубейку из заячьего меха, на голову повязала синюю шаль с красивым узором. Она очень выгодно подчеркивала темно-голубые глаза, нежный румянец щек и кудряшки вокруг лба цвета лунного золота. Такого же необычного цвета толстая коса с голубой лентой, шелковисто и упруго прыгала из-под синей бахромы шали.

Матвея заставила надеть отцовский, парадный полушубок из белой овчины. Конечно он был ему еще великоват. Хоть ростом Матвейка был высок и кисти рук у него были уже почти мужские, большие и тяжелые,но худая, длинная шея и такие-же худые плечи выдавали в нем мальчишку-подростка. Но нахлабучив ему меховую шапку, я сделала вывод, что для моего замысла он выглядит достаточно взросло. К тому же мне было очень важно, чтобы люди думали, что дела у семейства пропавшего кузнеца идут не так уж и плохо.

Из шкатулки, что стояла в родительской спальне я достала тонюсенькие, золотые сережки с маленькими, голубыми камешками бирюзы и такое-же тоненькое колечко. Это были единственные дорогие вещи в резной шкатулке. Наверное когда-то молодой кузнец подарил их своей невесте. Сейчас настал такой момент, что позволял мне воспользоваться этими немудреными украшениями.

В центре огромного села, скорее всего похожего на маленький городок был ломбард. Я с интересом разглядывала довольно широкие улицы, брусчатую мостовую покрытую скудным, серым снегом, деревянный тротуар возле одноэтажных и двухэтажных домов. Прохожих в такой ранний час было немного, они с любопытством смотрели на нас, с некоторыми Матвей, почтительно здоровался.

Ломбард оказался крепким двухэтажным домом с частыми окнами с серыми ставнями наверху и с небольшой вывеской внизу. Я попросила Матвея немного погулять, а сама толкнула открывая окрашенную темно-зеленой краской дверь. Она натужно заскрипела, крякнул старый колокольчик и я очутилась в темном помещении. Когда мои глаза привыкли к не яркому освещению, что давало скупое, зимнее солнце, то рассмотрела за невысоким прилавком сухонького старичка. Он выглядывал словно мышь из крупы и потирал узенькие кисти рук. Возможно ему было холодно, а может быть он радовался очередной добыче в моем лице.

- Что, девица принесла? - нетерпение и любопытство слышались в его скрипучем голосе. Черные глазки-бусины оживленно блестели, длинный нос шевелился, словно принюхиваясь к добыче.

При виде маленьких сережек и немудрящего перстенька, он немного сник, пренебрежительно скривил тонкие губы и молниеносным движением отправил их в маленький сундучок, что стоял на полке позади его. Таким же быстрым движением он достал из зеленой шкатулки две маленькие медные монетки и швырнул их на на вытертый до блеска, дубовый прилавок. Медяки грустно звякнули и остались лежать на краю. Я к ним не притронулась.

Реальной стоимости своих незамысловатых украшений в незнакомом мне мире я конечно не знала. Но зато я прекрасно разбиралась в характере хитрых и жадных хорьков. Людьми их назвать было нельзя. Дух стяжательства давно убил в них сострадание и совесть. Их никогда не тронут слезы сирот, и на прелести молоденькой девицы они не обратят внимание, так как единственная любовь давно отдана деньгам.

Я нагнулась как можно ближе к хрящеватому, густо поросшему седыми волосками уху.

- Неприятностей хочешь любезный?

Маленькие, пронзительные глазки насмешливо моргнули, седые кустики бровей подскочили вверх в изумлении.

- Ты, что несешь девка? Неужто мне, угрожать вздумала? Бери медяки и проваливай пока я не передумал! Мне уже кажется, что я переплатил тебе! - скрипуче прошипел старик и протянул руку за одной монеткой.

Другого ответа я и не ожидала. Могут меняться времена, страны и даже целые миры, но сущность подобных "хорьков" остается всегда одинаковой. Что можно ждать от старого ростовщика нажившего свое богатство на несчастье других людей? И поэтому я без сомнения распахнула шубейку под которой не оказалось кофточки, голые груди прижались к жесткому сукну, девичьи руки намертво впились в сухонькие плечи.

- Помогите люди добрые! Насилуют! - громко завопила звонким, детским голоском.

Со второго этажа послышались шаркающие, старческие шаги. А на двери хрипло звякнул колокольчик. Это Матвей точно исполняя мои инструкции зашел в ломбард, точно через десять минут. Он застыл возле дверей в недоумении, ведь подробно в свои планы я его не посвещала. Со второго этажа кто-то продолжал неспешно спускаться вниз. Хозяин ломбарда заслышав их сильно испугался. Я это поняла по вспотевшей лысине и по судорожным движениям руками, что пытались меня отпихнуть. Но кто же позволит старому хрычу, это сделать? Еще крепче я вцепилась в пахнущий махоркой и полынью сюртук.

- Я сейчас околоточного надзирателя позову! - наконец-то сообразил мой недогадливый и бестолковый братец.

- Стой! Не надо околоточного! - прохрипел задыхаясь в моих "жарких" объятиях ростовщик. - Договоримся полюбовно!

Я фыркнула и рассмеялась, эта фраза звучала сейчас очень двусмысленно.

Дрожащей рукой похожей на синюю куриную лапку, старик нащупал под прилавком кассу, зацепил наличность и бросил поверх двух сиротливых медяков помятые, розовые и зеленые бумажки. Шаги на лестнице были все ближе, да и в любой момент могли войти с улицы люди. Я решила, что концерт пора прекращать и резко оттолкнула от себя испуганного старика. Он громко икнул и стал медленно оседать.

Я быстро застегнула шубейку, с одобрением замечая, что денежные купюры веером рассыпанные по прилавку имеют довольно большой номинал. Сгребла их, прихватив те две злосчастные монетки и направилась к выходу по пути увлекая за собой застывшего столбом, Матвея. Коротко крякнул колокольчик за нашими спинами, хлопнула закрывающаяся дверь.

Теперь Матвей, бежал впереди меня, по слегка припорошенному снегом деревянному тротуару. Дружный собачий лай из подворотен сопровождал наше стремительное бегство.

- Матвей, подожди! Стой же! Я уже не могу бежать!

Мальчишка остановился и обернулся ко мне. Его щеки раскраснелись от мороза и быстрого бега. Синие глаза были мокрыми от слез. Он с напряжением всматривался в мое лицо, губы шептали что-то невнятное.

- Что? Говори громче! - прикрикнула я на него, когда подошла поближе.

Вот только подростковой истерики мне не хватало! Я сейчас понимала чувства своего брата, иначе называть его уже не могла, мое сердце приняло этих осиротевших детей. Но я так же хорошо понимала и то, что притворяться кроткой Танюшей у меня не получится.

Матвей пристально смотрел на меня синими глазищами, на кончиках черных ресниц блестели слезы.

- Ты ведь не Танька?! - его голос предательски сорвался и захрипел.

Я подошла к нему совсем близко и вытерла мокрые от слез, холодные щеки. Матвей дернулся вырываясь.

- Ну, тише, тише милый мой мальчик! - голос мой ласково, утешающе звенел. - Может быть я не совсем та Танька к которой ты привык, но я твоя сестра и люблю тебя и наших сестренок всем сердцем!

Взгляд из под насупленных бровей обжег меня синим недоверием подозрительностью. Матвей закусил губу и упрямо повторил свой вопрос.

- Ты ведь совсем не Танька? Я давно догадываться начал. Не помнишь простых вещей, вон даже печь растопить не смогла. После петли, даже девочек по именам вначале путала. В карты играть когда успела научиться? Наш папанька, карты на дух не переносил, он по молодости проигрался в столице под чистую, разве ты не помнишь? Да, о чем это я говорю! Вот скажи мне на кого я похож на отца или на маменьку? А ты сама в кого пошла цветом и густотой волос? Как нашу бабушку звали, что год назад померла? Молчишь? - он сверлил меня глазами и шумно дышал.

Я быстро рассчитывала свой ответ. Кроткой, пугливой Танюшкой у меня быть не получится. Притворяться смиренной овечкой, сейчас подобно смерти. С другой стороны как подростковый максимализм Матвея, отреагирует на мое честное признание? Ах, была не была, хочет мальчишка правду? Так пусть потом не скулит!

- Ты зубами на меня так не скрипи Матвей, в том, что твоя сестрица в петлю полезла моей вины нет! Как нет моей вины и в том, что подушкой меня племянники задушили. Видимо случился какой-то сбой программы, ошибка... неточность в сортировке, прокол высших сил..., что там еще? Вообщем бамс! И я вместо того чтобы спокойненько отдыхать на кладбище от трудов своих праведных, долгих и не всегда честных, теперь должна думать, как прожить суровую, голодную зиму ораве осиротевших детишек! Вот прямо мечтала я об таком счастье всю свою долгую жизнь! - возмущенно всплеснула руками и топнула ногой в ботиночках с крючками.

Мальчишка смотрел на меня ошарашенно, синие глаза высохли от слез, а рот глупо приоткрылся. Он силился что-то сказать, но лишь невнятное бормотание вырывалось из его по детски пухлых губ.

Мне стало неловко за свою резкость. Парень родителей потерял, а сейчас видимо осознал, что и сестры в живых нет. Я всего лишь оболочка родного ему человека, чужая тетка, волк в овечьей шкурке. Осторожно потянула его за рукав полушубка.

- Пойдем миленький, поедим чего нибудь, деньги у нас теперь есть, а ты вон как отощал. У вас же тут общепит какой-никакой имеется?

Матвей послушно словно теленок на веревке пошел за мной. Но было видно, что мысли его далеко и он пытается осмыслить мои слова. Я ему не мешала, понимая, что принять такую правду мальчишке сейчас очень трудно, хотя судя по всему он подозревал что-либо подобное. Не забывая поглядывать по сторонам я заметила добротный большой дом с полукруглыми окнами и широкой дверью посредине. В лучах зимнего солнца красные, яркие буквы с кричащей надписью "Трактир", обещали редким прохожим горячий обед и всяческие разносолы.

- Матвей, мы в этом заведении можем поесть? - ткнула я локтем в бок задумчивого братца.

Парень словно очнулся и посмотрел на здание напротив нас. На его лице эмоции быстро менялись. Секунду назад вдумчиво-отрешенное сейчас оно было злым.

- Ты с ума сошла, этот же трактир принадлежит бывшему жениху! - Матвей заскрипел зубами, на острых скулах заиграли желваки.

- Постой, это какому жениху? Это который, Яшенькой зовется? Из-за которого наша Танюшка с жизнью рассталась? Значит пришло время трактирщику-насильнику визит нанести!

Я с силой дернула за руку Матвея, решительно пересекая широкую улицу. Определенного плана у меня не было, впрочем я всегда любила импровизировать.

- Эй, эй! Подожди! - Матвейка попытался поймать меня за руку.

Я на ходу обернулась к нему и улыбнулась.

- Меня зовут , Татьяна! А кто такой Эй, знать не знаю! - я выдернула свою руку из холодных, красных пальцев брата.

Матвей виновато насупился, но продолжил свои попытки меня остановить.

- Хорошо, пусть Татьяна! Но ты не понимаешь, что в трактир молодым девицам ходить стыдно, разговоров потом не оберешься! - голос мальчишки сейчас гудел недовольным, ломающимся баском.

Мы уже почти дошли до цели и теперь стояли под широким, дощатым навесом. Я срочно вспоминала все, что когда либо слышала о русских трактирах. На мой взгляд, заведение моего бывшего жениха было весьма пристойным. Никаких валяющихся пьяниц, никаких красноносых личностей желающих опохмелиться с утра не наблюдалось поблизости. Крепкие, дубовые ступеньки, резные перильца и добротная дверь с затейливо кованой ручкой. Все новое, чистое, солидное.

Я повернулась к Матвею, улыбка пропала с моего лица.

- Послушай меня, мой мальчик! Никогда не обращай внимания на то, что будут говорить люди, они знаешь ли поговорить всегда любят, особенно глупые сплетники. Умные предпочитают молчать. К тому же я не одна сюда зайду, а с надежным и взрослым братом. Ведь ты меня сумеешь защитить? - я весело подмигнула Матвею.

Он запыхтел сердитым ежиком и открыл передо мной дверь. Поклонился шутливо, пропуская меня вперед.

- Прошу!

Я шагнула в пахнущий свежей выпечкой и жареным луком полумрак трактира. От запаха пищи закружилась голова и рот наполнился слюной. По старой привычке быстро оценила обстановку и успокоилась. Довольно большой зал был почти пустым. Возле окна толстый, похожий на копну сена, мужчина в серо-зеленом одеянии с увлечением обгладывал куриную ножку. За другим столом расположилась компания бородатых дядек, которые пили чай из больших, красных чашек и чинно вели беседу. Я потянула Матвея за самый дальний стол, с этого места весь зал очень хорошо просматривался. Развязала шаль, расстегнула шубейку.

- Матвейка, ты шапку сними и тулуп расстегни, раздеваться не будем, мало ли как обстоятельства сложатся, - задумчиво протянула я, разглядывая приближающегося к нашему столу высокого, молодого мужчину. Золотисто-русые кудри красивой волной лежали на широких плечах, подчеркивали сильную шею. Русая бородка, легкая небритость на высоких скулах. Зеленые, прозрачные глаза насмешливо и дерзко смотрели на меня из-под светлых бровей. Кривились в снисходительно-победной улыбке.

- До чего же хорош шельмец! - облизала я губы, не отрывая своих глаз от зеленого взгляда мужчины. - На моего третьего мужа очень похож! Только, что это за черные змеи вокруг колышатся и сожрать его готовы? - шепотом спросила я, словно окаменевшего Матвея.

Он вел себя странно, вся его поза напоминала сжавшуюся пружину, которая вот-вот грозила распрямиться. Побелевшие губы, горящие ненавистью синие глаза. Только сейчас до меня дошло понимание, кто именно спешит к нашему столику. Я с силой сжала холодные пальцы брата, он перевел на меня напряженный взгляд.

- Нет! - прошептала я тихо, - Нет! Доверься мне!

- Ну, здравствуйте, гости дорогие чего изволите-с? - ехидство так и сочилось в его показушно-приветливом тоне.

Теперь зная, кто именно стоит перед нами, я разозлилась. Вдруг с удивлением заметила, что черные, призрачные змеи тоже стали злиться. Они даже зашипели, а некоторые из них извиваясь черными упругими тельцами, стали жалить мужчину в пах и шею. Яков замер, зеленые глаза еще секунду назад похотливо ощупывающие меня, потускнели, а губы уже не улыбались, они кривились с трудом сдерживая стон. Он резко развернулся и почти побежал к узким дверям, что вели вероятно в подсобные помещения.

- Что это с ним?! - Матвей изумленно присвистнул.

- Как, что? Ты разве не видел? Его змеи покусали, откуда только и взялись среди зимы? - я тоже недоумевала по поводу увиденного.

Матвей смотрел на меня не моргая, страх и сомнение читались в его взгляде.

- Танька, это наверное ты его прокляла.... Только те кто проклял, видят воплощение и исполнение своего проклятия, да еще одаренные магическим Даром.

- Так, с этого места поподробней пожалуйста! Про какие магические Дары ты сейчас толкуешь? - поднимаясь из-за стола говорила я, - Давай уходить отсюда, думаю, что поесть в этом месте нам не скоро предложат, если честно сказать, то у меня напрочь аппетит пропал от вида этих черных, мерзких тварей! - я передернула плечами вспоминая шипящие головы и раздвоенные языки.

Шагнула к дверям, но дернулась назад. Двое крепышей в длинных белых фартуках, караулили выход. Попятилась, крепко схватив за руку Матвея. Он непонимающе посмотрел на меня.

- Так, братишка, давай задний ход! Пройдем наверное черным ходом! - потащила я мальчишку к узким дверям за которыми недавно скрылся мой бывший жених. Нечаянно на мои глаза попались большие, стеариновые свечи, что лежали на краю прилавка плотным пучком.

- Приоткрой крышку у самовара, а то я не достану! - скомандовала я Матвею.

Он молча подчинился. С легкостью снял сияющую, медную крышку с огромного, начищенного до блеска самовара. Я подпрыгнув сунула всю увесистую связку свечей в парующее отверстие. Свечи глухо булькнули и в воздухе стал расплываться едкий запах стеарина.

- Пойдем, пойдем, не тормози! - проскользнула я с парнишкой в открытую дверь.

За ней был длинный коридор, из-за высокой двери справа раздавались голоса и вкусно пахло жареным мясом, борщем и сдобой. Наверное это была кухня. Голодный желудок умолял заглянуть туда, но здравый смысл холодно усмехнувшись уже приметил выход.

Толкнув легко открывшуюся дверь мы выбежали во внутренний двор заведения. Два больших склада серыми громадинами высились вдоль крепкого, высокого забора. Скользнув взглядом в открытые двери одного из них отметила для себя, множество мешков и бочек. Замки были простые, но за загородкой исходили в злобном лае три здоровенных волкодава. Наверное их выпускают ночью. Мое чутье безошибочно привело нас к калитке. Матвей помог мне открыть тяжелый засов и мы дружно вывалились с ним на узкую улочку.

Немного поплутав в небольшом лабиринте сараев и сарайчиков вышли на главную улицу. В магазине, который стоял на выезде из городка купили хлеба, масла, крупы, сладостей. Нагруженные словно вьючные лошади мы шли по пустынной дороге домой. Путь был не близкий, кузнец умудрился построить свой дом в километрах трех от города. Шли мы не спеша, жевали такой вкусный на морозе свежий хлеб и разговаривали.

- Так, что там с магией в вашем мире? Неужели она действительно существует?

Матвей жадно ел хлеб и пока он его прожевал, смог лишь согласно кивать мне головой.

- Магия везде существует, у вас, что ее нет?

- К сожалению, а может быть и к радости не существует, - я охнула споткнувшись о кочку. - Ты мне еще про этих змей просвети пожалуйста. Кроме меня их, что не видел никто?

- Я думаю, что моя сестра успела очень сильно проклясть Яшку перед смертью, - Матвей всхлипнул и надолго замолчал.

- Продолжай пожалуйста, ведь очень важно знать, если твоя сестра смогла так сильно проклясть Яшку, значит у ней был этот самый Дар?

- Нет, у Таньки магического Дара не было. У нас ни у кого магии не выявили. Поэтому мы все и учились только два года. Читать и писать научились и все. Тех у кого Дар должен проснуться оставляют в школе до шестнадцати лет, а затем если магический Дар будет сильным, то посылают учится в столицу, да ставят на учет.

Мы молча шли думая каждый свое.

- А как проверить может быть у меня проснулся этот самый Дар, в связи с сильными потрясениями?

Матвей резко остановился и пристально посмотрел на меня.

- Знаешь, а ведь такое случается! И проверить можно! Родителям в школе брошюрку давали, там описание было признаков просыпающегося Дара. Лишь бы батя, на самокрутки ее не перевел!

Он потянул съезжающий с плеча мешок с гостинцами и зашагал быстрей. Следом засеменила я, тяжело дыша от тяжести корзины, которую пришлось купить чтобы сложить покупки.

Глава четвертая. Так вот ты какая - Магия...

"Вычислить путь звезды и развести сады, и укротить тайфун все может ма-а-а-а-гия!" - я напевала тихонечко, известную песенку своей молодости сидя за столом в кухне. Дети спали, за окном снежная буря набирала обороты, в доме было тепло и относительно сыто. Продукты которые принесли мы с Матвеем из города, быстро подошли к концу. На длинную зиму нужны были более основательные запасы. У меня из ума не выходили распахнутые двери, продуктового склада во дворе трактира. Замки там были примитивные, такие можно было и на морковку открыть. Этому хитрому приему меня научил первый муж. Он был романтик и мечтатель, его единственного я любила в своей жизни. Тихо улыбнулась вспоминая те времена. Мы были очень молодые, дерзкие и наивные. Принцип Робин Гуда, кружил нам головы, заставляя делать множество ошибок. Андрей сгинул очень давно, в моей памяти остался лишь его смутный образ и некоторые способы по открыванию запертых дверей. Вскрыть те складские, наверное будет не трудно. Но, что делать со злыми собаками? Время уходило, уже начинались снегопады и зимние вьюги, вернейшие помощники по заметанию следов, а решение проблемы все не приходило мне на ум.

В который раз я перечитывала изрядно потрепанную и помятую, не сохранившую и половину страниц книжку-памятку, "О признаках пробуждающегося Магического Дара." Если верить добытым крупицам информации, вроде бы этот самый, заветный Дар у меня имелся. Только понять, чем меня наградила природа, не могла. Внезапно меня стали посещать неясные видения, а вчера я услышала мысли старшей из сестер, застенчивой и робкой Катюши. Она с ужасом думала о крови которая появилась у нее "там." Пришлось целый день посвятить на уговоры и борьбу с истерикой моей сестрицы. Сама не думала, что способна ласково убеждать и успокаивать девочек подросткового возраста.

За окном завывал протяжно ветер, в печи уютно потрескивали дрова, на душе было неспокойно, спать совершенно не хотелось. Серая, полосатая кошка Муренка, неподвижно лежала возле мышиной норки в углу за печкой. Она давно наблюдала за мной полуприкрыв глаза.

- И когда уже спать пойдет хозяйка? Сидит и сидит, свет не тушит. А м-м-мыши они не дураки, из норы пр-р-росто так не выйдут. Останусь опять голодной по вине этой девки никчем-м-мной.

Я застыла от неожиданности. Тряхнула головой прогоняя из нее мурлыкающий, томный голос. Медленно развернулась к лениво развалившейся на пестром, домотканном коврике кошке. Постаралась сосредоточиться и мысленно гаркнула стараясь не засмеяться от нелепости ситуации.

- Эй, Мурена, ты кого это девкой никчемной назвала? Все же я тебя кормлю, пою и на мороз не выгоняю?! - сейчас я чувствовала себя волшебником-недоучкой из песенки или же сумасшедшей.

Кошка подскочила словно ее пнули ногой, выгнула спину и зашипела, а затем испуганно уставилась на меня желто-зелеными глазами.

- Ох, прости хозяюшка М-м-муренку! Не знала я, что ты из этих буде-ш-ш-шь! - опять зазвучал у меня в голове томный голос.

- Из кого из этих? - спросила я уже вслух испуганную кошку. Мой негромкий голос прозвучал решительно и грозно. Это я сама себе старалась доказать, что все происходящее мне не мерещится.

Кошка распушила хвост и уже усердно терлась о мои ноги. Она преданно заглядывала мне в глаза и тарахтела словно маленький трактор.

- Так, из этих же, которые нас, животинок слышат. Мы вам подчиняться должны. Даже оборотни и те вам подвластны!

- Оборотни?! - я немного зависла осмысливая информацию. - Ладно, оборони это ерунда! Вот скажи мне, а собаки тоже подчиняться должны? Обыкновенные такие волкодавы?

Муренка отпрыгнула от меня и зашипела, выпуская когти из мягких, серых лапок.

- Говор-р-рю же тебе, что все!

- А-а-а, вот оно! Вот оно! - лихорадочно заметалась я по комнате.

Первым делом принялась будить Матвея. Он бормотал, что-то о маменьке и опять сонно обнимал подушку. Зачерпнула холодной воды, что стояла в ведре на лавке в сенцах и полила тоненькой струйкой на по-детски беззащитное лицо. Матвейка взвился и уставился на меня непонимающе-злым взглядом.

- Давай, давай, просыпайся братишка! Потом будешь спать, когда закрома пополним. Время терять нельзя, слышишь какая буря заходит? - я суетилась стараясь не упустить все детали предстоящего ограбления. Времени было действительно катастрофически мало, на такое серьезное дело требовалась подготовка. И хотя широкие, кованные санки уже неделю назад были спущенны с чердака и дожидались своего часа в углу просторных сеней, а крепкие веревки были куплены мной в городе специально для этой цели, детали я все же не продумала и теперь надо было уповать лишь на удачу и везение.

Матвей уже одетый и серьезный наблюдал за моими метаниями. Он был категорически против воровства. Все твердил о том, что воровать большой грех, а батя за такое мог бы и выдрать палкой что-бы неповадно было. Его причитания и нравоучения разозлили меня.

- Так, слушай Матвей, внимательно! Сейчас твой батя, это я! Если не хочешь что бы девочки и мы с тобой умерли от голода до весны, то иди разбуди Катю, а сам одевайся теплей. Если поквитаться с Яшкой у тебя кишка тонка, так и скажи. Сама пойду, меня ты не остановишь. Тогда вместо Катерины, держи всю ночь горящуюю свечу на окне, это будет маяком. Сквозь снег дорогу разглядеть будет сложно, не заплутать бы! - я притопнула ногой надевая валенки. Пуховым платком повязала голову почти по самые брови и сердито хлопнув дверью вышла из теплого нутра дома в стылую и морозную ночь. Снег падал густыми хлопьями еще медленно, словно примерялся перед разгоном. Ветер уже набрал силу и играясь толкал меня в спину. Я шагала впрягшись в большие и широкие сани с высокой ажурной спинкой, которые кузнец ковал видимо для всех своих детей. Они послушно, легко скользили за мной.

- Танька! Танюша! Подожди! - позади послышался надрывный крик Матвея. Я облегченно вздохнула и улыбнулась. Это сейчас санки легкие, а нагруженные я вряд ли смогла сдвинуть с места в одиночку.

Остановилась не поворачиваясь, ветер с силой продолжал толкать в спину, словно был третьим в нашей компании. Посторонилась пропуская запыхавшегося Матвея. Он стал рядом и санки опять леко заскользили за нами.

- Ты Катюшу разбудил? - я прервала наше молчание.

- Рабудил, разбудил! Она будет на окне, что на дорогу выходит до нашего прихода жечь свечу,- ворчливо ответил мне парнишка.

Поплутав немного в заснеженном переулке мы остановились возле задней калитки. Басовито и недовольно залаяли псы-волкодавы. Им не хотелось вылезать из теплой будки, но служба требовала их вмешательства.

Я вслушивалась в их сердитый лай пытаясь понять о чем они могут "говорить." Но человеческие слова не слышались в их яростном лае как я надеялась и представляла себе. Поддерживаемая Матвеем я взобралась на забор и вгляделась в темный провал двора, из его глубины выскочили те самые три огромных волкодава и обгоняя друг друга, злобно скаля внушительные, желтые клыки и роняя слюну они пытались допрыгнуть до меня. Я сидела на своем ненадежном помосте, словно курочка на жердочке и с трудом держала равновесие, сильный порыв ветра и я покачнувшись слетела в снежный сугроб прямо под свирепые морды собак. Нестерпимо остро запахло мокрой псиной, возле самого горла угрожающе клацнули острые зубы. В страхе и ожидании боли я крепко зажмурилась. Но вспомнила мурлыкающий, томный голос который еще недавно утверждал, что все " животинки" мне подвласны. Широко распахнула глаза, что бы встретить пылающий ненавистью горящий взгляд злобного пса.

- Не сметь! Вон пошел! Порву на кусочки! - мой голос прерывался от страха.

Огромная собака клацнула зубами и резко затормозила. Она изумленно села на заднии лапы и закрутила лохматой башкой.

- Никак Слышащая пр-р-ришла! - в моей голове раздался глухой, ворчащий бас.

Два пса добежав до своей добычи, тоже резко остановились и продолжая рычать, неуверенно топтались на месте.

- Что делать будем? - опять раздалось у меня в голове.

Они рыкали подвывая уже друг на друга, двое были убеждены, что по законам мира животных, они должны мне подчиниться и не чинить препятствий, третий же лобастый с рыжими подпалинами пес, угрюмо рычал о том, что охрана двора это дело чести. Наконец они решили, что закон подчиненияСлышащим, важнее чем охрана вверенного им объекта и предложили мне действовать быстрей, а то они могут и передумать.

Я с трудом отодвинула тяжелый засов на калитке и впустила во двор замерзшего Матвея. Он испуганно рванул обратно только завидя три пары внимательных, собачьих глаз которые следили за каждым его шагом.

-Успокойся, Матвеюшка! Они не тронут, у нас с ними договор! - я взяла его за рукав и тихонько потянула к складу. Он шел ежесекундно оглядываясь на злобно скалящихся псов. Но мне некогда было его успокаивать, нащупала в кармане потертую морковку и сняв рукавицы принялась ее заталкивать в замочную скважину. Промерзший металл холодил руки, ветер норовил швырнуть в глаза пригоршню снега. Прикусив губу я торопливо засунула большой ключ, который прихватила из дома, он туго вошел вытесняя собой оранжевую, морковную стружку. Повернуть его у меня не хватило сил.

- Матвей, помоги! - прикрикнула я на брата.

Его большие, почти мужские ладони обхватили длинный ключ, колено уперлось в крепкие доски. Раздался хруст, затем скрип и тяжелая дверь распахнулась. Я дрожащими, замерзшими руками зажгла спичку и поднесла к фитильку толстой свечи, которую достала из кармана теплой юбки. Порыв ветра грозил задуть трепетный, слабый огонек и я побыстрее нырнула в помещение. Там было темно, дрожащий свет свечи несмело освещал мешки, бочки и бочоночки. Приходилось действовать на ощупь. Мешки с мукой были гладкими, а мешки с крупами шершаво задевали пальцы.

- Матвей не стой! Давай носи мешки! - мне опять пришлось повысить голос на стоявшего столбом парнишку.

Он послушно подхватил тяжелый груз и понес к стоящим поблизости саням. Я открыла гладкий бочонок, пытаясь понять, что там внутри. Запах лета вырвался в холодный воздух. Мед! Догадалась я.

Мы работали слаженно и быстро. Часа через два на санях высокой пирамидой громоздились мешки с мукой и крупами, бочонки с подсолнечным маслом, топленым свиным жиром, медом и соленым мясом. В больших коробках я с изумлением обнаружила шоколад. Плотно увязанный прочной веревкой груз плавно колыхаясь с трудом протиснулся через узкую калитку. Я вернулась назад, закрыла на ключ двери склада, тщательно собрала морковку. Поклонилась собакам.

- Спасибо!

Они угрожающе заворчали и я поспешила покинуть двор, испытывать терпение клыкастых охранников не хотелось.

Ветер усилился и теперь бросал нам в лицо колючий снег. Мы немного заплутали, но крошечная, красная точечка в серо-белой мгле вывела нас к дому. Катюша выскочила нам навстречу накинув на плечи старенькую шаль. С ее помощью мы с Матвеем из последних сил разгрузили сани. Кухня и горница постепенно наполнилась мешками, коробками и бочонками. Обессиленные мы оставили их до завтра. Уже лежа в кровати я засыпая слушала шум разыгравшейся не на шутку бури.

- Шуми, шуми! Нам уже не страшно! - сонно думала я, поглаживая мурлыкающую под боком кошку.

Глава пятая. Весной домой возвращаются не только птицы.

Зима для меня промелькнула очень быстро. Еще вчера длинные сосульки почти до самого низа свисали с заснеженной крыши, а высокие, почти двухметровые сугробы вокруг подворья заставляли думать, что мы остались совсем одни на всей Земле. Сегодня же, я радовалась тому, что дорога к городку уже почти высохла, серые латки грязного снега остались лишь на дне глубокого оврага, к которому мы ходили с детьми собирать сморщенные, коричневые ягоды шиповника. Я была уверенна, что витамины в них еще сохранились, а весной детям они были очень нужны. Мы избежали голода, но жизнь продолжалась и мне приходилось задумываться о том, что же будет дальше. Я всю жизнь была городским человеком, огороды и всякое сельское хозяйство вызывали у меня досаду и раздражение. По моему лучше было один раз рискнуть, чем изо дня в день терпеливо ждать урожай. Слушая Матвея, который воодушевленно, с увлечением рассуждал о том, где и сколько нужно посадить картофеля, капусты, гороха, огурцов, моркови и прочая, прочая, я хмурилась и злилась. Моя вольная натура уже бунтовала, а те капли цыганской крови, которыми наградила меня прабабка, звали в дорогу. Но детей конечно же бросить я не могла и по этому кривясь и морщась, соглашалась с хозяйственным братом.

Однажды Матвей с Катюшей, с раннего утра ушли через заднюю калиточку на небольшое озеро рыбачить. Обычно к обеду они довольные и уставшие возвращались с хорошим уловом. Караси, красноперки, а иногда и довольно большие щуки были хорошим подспорьем в нашем питании.

Я доваривала гречневую кашу и борщ, изредка посматривала в окошко на играющихся во дворе младших детей. Вдруг в высокие, дубовые ворота громко постучали. Детвора испуганной стайкой вспорхнула на крыльцо и через минуту Лиза с Зиной, перебивая друг друга, взволнованно и торопливо мне доложили, что за воротами стоит высокий дядька, они в щелочку на заборе смотрели. Маленькие Маша и Аня, уже всполошенно ревели и боязливо прятались под стол в горнице, видимо осенний визит "милых" родственников сильно их напугал.

Сжимая гладкую поверхность ручки острых вил, я решительно отодвинула тяжелый засов на воротах и резко их распахнула. На поросшей нежной, зеленой травкой полянке перед домом, действительно стоял очень высокий и очень худой мужчина. Седые кудри неопрятными прядями падали на широченные но костлявые плечи, синий глаз жадно посмотрел на меня, а потом на двор и дом за моей спиной. Второй глаз был изуродован свежим, багровым шрамом который начинался возле лба и пересекая русую бровь пополам спускался через скулу к уху.

- Вам кого уважаемый? - строго спросила я его.

Ответ получить я не успела. За моей спиной послышались торопливые шаги, меня оттолкнули сразу несколько рук, Зина и Лиза повисли на незнакомце с громкими криками.

- Папка! Папка вернулся! - они плакали и обнимали мужчину.

Хлопнула калиточка которая вела на огороды, на ходу роняя удочки и улов быстро бежали Матвей и Катюша. Я уступила дорогу, пропустила их к высокому незнакомцу.. Стояла в сторонке и смотрела на трогательную встречу детей и отца. Огромные, крепкие ладони кузнеца слегка дрожали, когда гладили худенькие спины дочек. Матвея он крепко обнял и застыл на несколько секунд, затем отстранился и одобрительно сказал:

- Вырос сынок, в кузнице помогать теперь можешь!

- Папка, а мамка где?! - первой опомнилась Катюша.

У мужчины задрожали губы. Слеза медленно ползла по небритой щеке из под изувеченного глаза. Широкие плечи поникли, он стал будто ниже ростом.

- Нету вашей мамки больше... Не уберег я ее... Простите дети! - хриплым басом, запинаясь произнес мужчина.

Девочки притихли, Матвей беспомощно оглянулся на меня.

- Ох, горе какое! Ну, что стоим то? Пойдемте в дом! - я прислонила к забору ненужные теперь вилы и обняв за плечи растерянных, поникших детей подтолкнула их к крыльцу.

Кузнец подхватил с земли тощую котомку и прихрамывая пошел следом за нами в дом.

Матвей спешно топил баню, он деловито командовал сестрами, они послушно бросались выполнять его приказы. Младшие Аня и Маша, уже выбрались из-под стола, они недоверчиво, бочком подошли к знакомо-незнакомому дяденьке. Только уговоры старших сестер и брата смогли сломать их настороженность и вспомнить отца. Теперь юркие словно ящерки, светловолосые и румяные девчушки с удовольствием приносили тонкие дровишки на растопку или же опрометью, резво бросались искать чистые полотенца и мыло с мочалкой. Старшие девочки прилежно, проворно таскали воду из старого колодца, что возвышался серым, замшелым срубом среди ярко-желтых одуванчиков в дальнем углу просторного двора. Подолы ситцевых платьев были уже мокрыми, в стоптанных ботинках хлюпала вода, но они совсем не обращали на это внимания. Катюша вытянулась за зиму, теперь она напоминала длинноного, нескладного жеребенка. Рукава синей кофтенки были ей коротки, тонкие руки крепко сжимали дужку тусклого, цинкового ведра. Я ругалась и требовала, что бы девочки не набирали много воды в ведра. Но они упорно меня не слушали. Во дворе птичий щебет смешивался с детским смехом, моими наставлениями, окриками и командами Матвея. Изредка поглядывая на кузнеца, я старалась понять, что это за человек и как он может повлиять на мою дальнейшую жизнь. Он то считает меня старшей, послушной дочкой, а я уж давно не подчиняюсь никому, кроме себя.

Отец семейства Антип Антонович, сидел на деревянных ступеньках высокого крылечка и с улыбкой наблюдал за этой суетой. Иногда его взгляд останавливался на мне. Темно-русые брови хмурились, морщился в раздумьях высокий лоб, а в единственном, синем глазе читался вопрос.

- Танюша, а почему ты своего отца не обнимешь? Или не рада, что вернулся? - в глухом голосе моего " отца" слышалась обида.

Во дворе повисла тишина, лишь не унывающие воробьи громко чирикая дрались за лучшие места под крышей дома. Девочки молча шмыгнули с ведрами воды в баню к Матвею. Я остановилась напротив "родителя", поставила полные ведра на зеленую травку и опустила глаза разлядывая под ногами маленькое, серое-коричневое перышко. Изо всех сил старалась изобразить смущение которого совсем не было. Старательно теребила потрепанную, линялую ленточку в густой, тяжелой косе к которой уже привыкла. Поначалу, в первую неделю моего существования в юном теле Танюшки, эта пышная роскошь светлых волос меня раздражала, хотелось взять ножницы и обрезать под корень всю эту красоту. Точно так же теперь меня раздражала и смущала вся эта ситуация. Ведь придется оправдываться за несостоявшееся замужество и давать пояснения по поводу чужих мешков, бочонков и коробок с шоколадом в нашей кладовой. Ну, не привыкла я играть по чужим правилам, оправдываться перед незнакомцем за то, что спасла от голодной смерти его детей у меня желания не было, а ведь придется. Кузнец по всему видно характером крут и на расправу быстр. Все эти шрамы на его лице, хромота и потеря жены, говорят о том, что его легко вывести из равновесия и там где вопрос можно решить дипломатией, он полагался на свою силу и кулаки. Возможно я ошибаюсь, но моя интуиция подсказывает мне именно это. Молчание затягивалось и я решила проверить свои догадки и намеренно спровоцировать кузнеца.

- Я по маменьке горюю. Почему ты ее не спас? Струсил? - выпрямилась и прямо посмотрела в изувеченное лицо.

Кузнец шумно выдохнул, шрам стал пугающе багровым, а глаз полыхнул сердитым, синим пламенем. Мужчина угрожающе приподнялся сжимая огромные кулаки.

- Что-то, ты дочка забываешься! С отцом не смей так разговаривать! Давно не наказывал? - его голос рокотал сердито, громко. Даже воробьи притихли, словно испугались.

Я поспешно опустила глаза и опять принялась рассматривать серенькое перышко под ногами. Значит кузнец у нас, человек гневливый, властный и вспыльчивый. Ой не ужиться мне с ним, не ужиться! Но это и к лучшему, мир большой, а я тут застряла... Мои размышления прервал срывающийся басок Матвея.

- Батя, иди купаться! Вода уже нагрелась!

Мужчина тяжело поднялся, ступеньки крякнули под его тяжестью. Прихрамывая он зашагал к бане, а я смотрела ему в след и понимала, что пришла пора готовиться к побегу.

Мы сидели всем семейством за столом в горнице. Кузнец с аппетитом поглощал борщ, кашу и пескарей, которых я успела нажарить пока он мылся в бане. Девочки притихли и настороженно поглядывали на отца, они старались не сильно стучать деревянными, расписными ложками, а покрытый розовой глазурью большой, пряничный заяц, которого кузнец достал из своей тощей котомки притягивал их жадные взгляды. Матвей рассказывал о пережитой зиме, о том как много было снега, он собрался еще что-то говорить, но я больно наступила ему на ногу под столом.

После сытного обеда, мужчину разморило и он лег отдохнуть. Когда за дверями родительской спальни раздался богатырский храп, я спешно стала собирать вещи. Много брать не стала, после меня остаются еще девчонки и им пригодятся все эти юбки, платья, ленточки и платки. Пара нарядных юбок, две блузки, теплая, вязанная кофта, бельишко, новые туфли, да завернутый в вышитое полотенце паспорт, горкой лежали на сундуке. Я заметалась в поисках подходящего вместилища для своих пожитков и ничего не нашла. Мой взгляд упал на пустую торбу кузнеца которая стояла в углу возле лавки. Торопливо подхватила ее выворачивая содержимое на лоскутное одеяло которым был накрыт большой сундук. Кисет с табаком, курительная трубка и помятый шелковый платок густого, бордового цвета мягко скользнули на пестрые, тряпичные кубики.

- Танька, что ты творишь!? - зашипел приглушая голос Матвей. Он неслышно зашел в комнату и теперь с изумлением взирал на меня.

Я повернулась к нему, продолжая запихивать в опустевшую котомку свои вещи.

- Матвей, как хорошо, что ты появился! Не хотела тебя звать, что бы не переполошить девочек. Матвеюшка, солнышко мое, уходить мне надо. Ты же понимаешь, что долго я не продержусь? Твой отец меня быстро расшифрует. Теперь то у меня за вас с девочками душа спокойна, с таким серьезным папашей вы не пропадете. Опять же в кузнице работать начнете, Катюшка уже взрослая и за малышней приглядит. Деньги я вам оставлю, поделюсь теми, что у роставщика добыли. Ты только про наши приключения своему отцу не сильно рассказывай! Все на меня вали, если вопросы начнет задавать. Это все Танька натворила и сбежала от страха теперь! Ты с Катюшей меня уговаривали, умоляли, а я сама на склад поперлась.Смотри не проколись!

Парнишка протестующе поднял руки и затряс головой. Я подошла к нему, обняла и встав на носочки поцеловала в холодный нос.

- Матвей, не время сейчас спорить! Я обещаю, что еще вернусь сюда. Кстати как этот городок называется? Столица ведь от этого места не далеко?

- Камышинск, - шмыгнул носом Матвей.

- Что? - я оторвалась от пересчитывания денег.

- Городок наш, Камышенск называется говорю, - повысил голос Матвей. - А, меня зовут Северин Матвей Антипович, ты же запомнишь, Танька? - он всхлипнул, мальчишечьи плечи затряслись от сдерживаемых рыданий.

Я усадила его на сундук, обняла уткнувшись в вихрастую макушку.

- Матвей, такие как я в огне не горят и в воде не тонут, вот обживусь я в этом вашем Царьпетровске и обязательно приеду за тобой. И девчонок заберу в столицу, нечего им в этой глуши загибаться, - я гладила светлые кудри и знала, что так и будет. Когда нибудь я обязательно вернусь за ставшими мне родными детьми.

- П-п-равда? - голос Матвея дрожал.

- Правда! - твердо пообещала я ему.

Уже сидя на трясущейся и подскакивающей на каждой кочке телеге, которая двигалась в сторону Царьпетровска, я тихо улыбалась вспоминая как поцеловала ничего не понимающих девочек, как скрыто и незаметно выскользнула за ворота, пока Матвей их отвлекал и закинув за спину торбу-путешественницу решительно зашагала в сторону дороги. Долго ждать мне не пришлось, щуплый дедок и его говорливая супруга согласились довезти меня до столицы за весьма умеренную плату. Впереди меня ждал большой и шумный город.

Глава шестая. Ну, здравствуй Царьпетровск!

Ночь застала нас невдалеке от столичного города. Телега не автомобиль, фары ей к сожалению не придумали прицепить. Две сытые, холеные лошадки, которые выполняли роль мотора, с наступлением сумерек стали спотыкаться и притормаживать. "Мотор, явно стал барахлить"- подумалось мне и эта мысль заставила зябко вздрогнуть. Пустынная дорога, могучие сосны по бокам от нее и одинокая, открытая телега, которую понуро тащили уставшие лошади, мне почему то не прибавляли бодрости и оптимизма.

Дядька Михась, несколько раз хлестнул строптивых коней кнутом, видимо желая придать им ускорение. Тетка Домна, сердито, особо не стесняясь в крепких выражениях, резко отчитала своего мужа. Он сердито сопел сизым, похожим на переспелый баклажан носом, но перечить и возражать жене, которая была раза в два больше и шире его, не решился.

- Нечего свою животину понапрасну кнутом стегать! Это ты сам виноват, что мы из дому выехали не с утра, в свинячюю пору - в обед. Теперь нам надо остановиться возле большой, горелой сосны, там ручей бежит, да на ночлег расположиться. Разбойников уж давно на дорогах к столице не водится! - мощным колоколом гудел ее голос над притихшей, вечерней природой.

Щуплый дядька Михась, видимо давно попал под каблук своей голосистой, дородной жены. Он согласно затряс рыжей бороденкой и послушно остановил коней возле горелой, черной но даже в таком виде огромной сосны. Когда то молния спалила ее верхушку, и могучее дерево расщепилось на две половины. Но сосна продолжала жить, невзирая на почти гладкий ствол без коры, вопреки всем законам.

Напоенные лошади с удовольствием щипали сочную траву. Сверчки старательно исполняли свой извечный, древний концерт. Любопытные звезды подмигивали мне с чернильно-синего неба. Я укрывшись темно-серой, вязаной кофтой лежала под теплым как печка боком, похрапывающей тетки Домны. Размышлять и загадывать о том, что же будет завтра совсем не хотелось. Решила, что буду действовать по обстоятельствам. Все знать наперед невозможно, а посему и беспокоиться о том как и кем я устроюсь в столице было бы по меньшей мере глупо. Зевнув до хруста в челюстях, я еще ближе прильнула к теплому боку и уснула.

Проснулась от того, что супруги устроили утренний скандал. Дядька Михась ночью нашел тщательно запрятанную среди корзин с домашним салом, маслом и горшков со сметаной, бутылку самогона и от такого счастья почти всю ее опорожнил. Теперь громкоголосая Домна с проклятиями и отборной руганью гонялась за ним с большой палкой вокруг телеги.

Солнце поднималось все выше, а концерт двух солистов явно затягивался. Мне уже было не смешно наблюдать как лихо уворачивается от побоев худенький и юркий Михась, а репертуар Домны я выучила наизусть. Признаться, некоторые выражения меня искренне восхитили, я с удовольствием прибавила их к своей коллекции отборных ругательств. Но тетка Домна все чаще стала повторяться и меня захватила скука. Посмотрев на мирно пасущихся в сторонке лошадей, я решила проверить свой Дар.

- Вы не знаете ли уважаемая лошадь, скоро ваши хозяева закончат ругаться? - спросила я мысленно и потянулась к разуму коротконогой, крепкой лошадки, которая меланхолично вскидывала голову отгоняя надоедливых, липучих мух.

Спокойное до сей поры животное пронзительно заржало, заставляя смолкнуть голосистую и уже порядком уставшую тетку Домну. Женщина с испугом смотрела на поднявшуюся на дыбы лошадку.

Я тоже с интересом наблюдала за тем, как недоверчиво фыркая лошади "переговаривались" друг с другом.

- Ты тоже это слышала? - спрашивала успокоившаяся коротконожка свою напарницу. Она смотрела на меня влажным, лиловым глазом и фыркая отбрасывала назад жесткую, длинную челку.

- Да я слышала, а она Слышащая! - красивый, грудной голос зазвучал у меня в голове.

Лошади вдруг неловко подогнули передние ноги и опустились мослатыми коленками на зеленую траву, словно выступали в цирке, а не с детства трудились на крестьянском подворье. Тетка Домна подавилась очередным ругательством, а дядька Михась наверное протрезвел.

- Ой, да к чему такие почести! Вольно, вольно! - мысленно скомандовала я, словно лошади были новобранцами. В душе все пело и ликовало. Ух, ты! Совсем не плохой Дар мне достался!

Супруги решили, что скандалить они уже не будут, вон даже лошади взбесились. Поэтому я спешно обмывалась в ручейке и заплетала в косу новую голубую ленту, пока семейство завтракало домашними пирогами и салом. Сменила серую, замызганную юбку на новую, темно-синюю. Кофточку одела в тон, по ее синему полю разбежались мелкие, белые цветочки. Поблагодарила тетку Домну за огромную ватрушку и умостившись рядом с ней приготовилась подпрыгивать на многочисленных, дорожных кочках.

Солнце не успело высоко подняться, а мы уже въезжали в пригород огромного города. Аккуратные, маленькие домики с резными ставнями, палисадники с желтыми одуванчиками, церквушки на пригорках постепенно сменялись двухэтажными и трехэтажными домами под железными крышами. Редкие автомобили поднимая пыль и пугая лошадей бойко перегоняли нас. Возле первой остановки трамвая, тетка Домна велела мужу остановиться.

- Ну, вот Танюшка, если сядешь на это чудо, то в центре очутишься часа через два. А мы уже приехали, сейчас направо свернем и к сватам прямо попадем. Прощай, девочка. Удачи тебе! - крикнула она мне уже под грохот набирающей ход телеги.

- Удачи, удачи тебе Слышащая! - поймала я смутные отголоски чужих мыслей в своей голове.

- Вам тоже всего хорошего! - прошептала я вслед скрывшейся за ближайшим поворотом тетке Домне.

Удивлясь тому, что в этом мире где есть магия, существуют трамваи и автомобили, я дошла по блестящим рельсам до остановки. Судя по всему это была она. На вытоптанном клочке земли молчаливо стояла довольно большая толпа людей, я остановилась и стала за юркой, подвижной старушкой с большим, белым узлом в руках. Вихрастый мальчишка в стоптанных башмаках и молодая женщина с коромыслом на котором висели две увесистые корзины прикрытые чистой мешковиной, подошли позже и молча встали за мной. Я нащупала в кармане синей юбки медные монетки. Ездить в общественном транспорте мне доводилось только в ранней молодости, теперь я судорожно выуживала из памяти все, что знала об этом. Заметив интерес вихрастого мальчишки к своей котомке, я усмехнулась. Нравы не меняются! Мелких воришек никто не отменял! Котомка перекочевала с плеча в руки, я подмигнула растерянному мальчонке. Подошла поближе и сунула в грязную ладошку пару медяшек.

- Сегодня не твой день! - нагнувшись шепнула я в оттопыренное, малиновое ухо. - Вон видишь дядьку в белом картузе? Поверь этот тип из полиции, я таких за версту чуюю.

Мальчишка понятливо кивнул головой, крепко зажал в руке монетки и быстрым воробышком вспорхнул на тропинку под тяжелым, пристальным взглядом дядьки в белом картузе.

Громыхая, дребезжа и плавно покачиваясь красный вагон приближался к остановке. Толпа заволновалась и приготовилась к штурму. Я тоже напряглась, народу в вагоне было предостаточно. Молодая женцина перехватила коромысло побелевшими пальцами, юркая старушка ловко оттолкнула мужичка в начищенных до зеркального блеска сапогах. Толкаясь, отпихивая друг друга, ругаясь и ворча толпа переместилась в душное, пыльное нутро трамвая. Звякнул колокольчик.

- Поберегись! Поехали! - громко закричал усатый, толстый вагоновожатый.

Дернувшись, заставляя людей падать друг на друга трамвай тронулся в путь, в центр города. Я облегченно вздохнула. Изрядно поработав локтями мне удалось пристроиться возле самого окна. Теперь я наслаждалась прекрасным обзором незнакомого, большого и красивого города.

Царьпетровск, как я и предполагала оказался красивейшим, величественным городом. Широкие улицы, высокие дома, дворцы и соборы. Зеленые скверы и парки, памятники бывшим и здравствующим царям. А главная река одетая в гранит и мрамор очень напомнила мне великолепную Неву. Называлась она тоже созвучно - Рева и величественно, гордо несла свои воды. Ну, а сам город очень мне напомнил дореволюционные открытки и картинки которые я любила коллекционировать в прошлой жизни.

Нужно признать, что реклама была здесь развита на должном уровне. Пестрые вывески призывали прохожих посетить, купить, посмотреть,попробовать. Витрины магазинов похвалялись друг перед другом обилием товаров. Нарядные прохожие были хорошо одеты. Дамы щеголяли довольно короткими юбками, изящными шляпками и модными стрижками. Мужчины же были в элегантных костюмах и непременно в шляпах.

Я довольно долго гуляла по городу, приглядываясь к действительности в которой мне предстояло жить, проникаясь духом эпохи которая на мой взгляд представляла собой редкую смесь авантюризма, здоровой предприимчивости и показной благочестивости. Это мне нравилось, этот город явно давно ждал меня.

Через три, четыре часа прогулки, моя голова была полна впечатлений, а желудок напротив был пуст. К тому же правый ботинок натер мне ногу и я слегка прихрамывала. Решив для себя, что пора подумать и о будущем, я купила несколько газет у звонкоголосых, наглых мальчишек-газетчиков. Хотела купить еще что-нибудь покушать, но в одном уютном кафе меня просто выставили за дверь, видимо посчитав, что деревенский наряд и потрепанная котомка могли плохо отразиться на имидже их заведения. А цены на булочки во втором, были настолько высоки, что я сама поспешила уйти от туда.

Опустившись на лавочку в сквере я с удовольствием вытянула уставшие от долгой ходьбы ноги. Газетные листы пахли свежей типографской краской, я развернула одну из них приготовившись черпать информацию. Сначала что бы оценить обстановку просмотрела статьи о международном положении и сделала вывод, что войны на ближайшее время не ожидается. Кругом царит мир и благодать. Со спокойным сердцем перешла к светской хронике. Знатные господа женились, крестились. Иногда попадали в громкие скандалы. Балы, торжественные приемы, открытие нового собора и закрытие скандального, публичного дома. Набор студентов на учебу в различные университеты и курсы. Из всего потока информации меня заинтересовали авиационные соревнования которые будут через две недели и которые почтит своим присутствием некий, легендарный Клим Сокол. Он учредил специальный приз победителю и разрешил делать ставки. Так же я не оставила без внимания программу конных бегов на двух столичных ипподромах. Мечтательно прикрыла глаза, вспоминая, как еще сегодня утром меня приветствовали две лошади возле сгоревшей сосны. Перспективы с ипподромом открывались весьма заманчивые. Но это все в будущем, а сейчас мне нужно найти работу которая может дать ночлег и питание. Место горничной в хорошем доме меня вполне устроит. Вопрос где найти этот хороший дом?

Зашуршали газетные страницы. Нужные объявления нашлись в самом конце газеты, прямо под некрологами. Аккуратно оторвала всю колонку с надписями " Требуется горничная" и свернув положила бумагу в карман синей юбки. Хотела было отправить газету в ближайшую урну,но задумчиво задержала взгляд на некрологах.

Время обеда, а у меня кроме ватрушки в желудке ничего еще не было. Прогулка отобрала все силы и подкрепиться не помешало бы. Ведь не известно когда мне придется поесть в качестве новоиспеченной горничной.

Прочитав с десяток некрологов, я выбрала подходящий вариант. Некий купец третей гильдии, Мурашкин Демьян Демьянович, почил третьего дня, сего года. После похорон поминальный обед состоится в кухмистерской Модеста Петрова, по такому-то адресу. Название улицы было мне знакомо, еще совсем недавно я проходила по ней. Была у меня привычка запоминать названия улиц и ориентиры в незнакомых городах, она всегда меня выручала. Вот и сейчас по моим прикидкам, до этой кухмистерской добираться было не больше двадцати минут. Если сейчас поспешу, то вполне возможно могу рассчитывать на сытный, а главное бесплатный обед.

Порывшись в котомке я извлекла из нее платок. С одной строны он был темно-синий с черно-белым узором, а с изнанки платок был абсолютно черным. Перевернув его нужной стороной я покрыла голову. Эх успеть бы!

Скромно пристроившись в самом уголку на краю длинного стола, за которым разместились многочисленные родственники и коллеги купца третей гильдии Демьяна Демьяновича, я изредко вытирала сухие глаза белым платочком, не забывала всхлипывать и полностью игнорировать вопросительное переглядывание соседей за столом. С удовольствием ела горячий суп, селедку с картошкой и блины с маслом. Полагающийся мне поминальный пирожок, завернула в салфетку и отправила в стоящую под лавкой котомку.

Когда разгоряченные выпитым вином родственники почившего, стали ссориться между собой по поводу наследства купца, я тихонечко покинула душное и шумное помещение.

На улице тоже было душно. На еще голубом небе мелькали стайки ласточек, а от реки ползла огромная, чернильная туча. Надвигалась гроза, а крыши над головой у меня по прежнему не было. Достав из кармана юбки газетный обрывок, пробежалась глазами по списку вакансий. Решила, что сейчас следует выбрать самый ближний адрес. Далекие, глухие раскаты грома подтвердили мое решение.

Уже через полчаса я стояла возле кованных ворот за которыми горделиво возвышался большой особняк. В глубине двора молодая девушка, возможно няня, пыталась убедить рыжего мальчика лет семи-восьми зайти в дом. Мальчишка уворачивался, строил рожицы и громко смеялся, когда девушка испуганно приседала при очередном, громовом раскате. Пытаясь привлечь к себе внимание я громко застучала кованным кольцом по калитке. Мальчик и его няня тотчас же повернулись в мою сторону.

- Вы что-то хотели? - спросила меня девушка.

- Я по поводу объявления, вам ведь горничная требуется госпожа -барыня? - решила я играть простодушную, деревенскую дурочку.

Девушка окинула меня оценивающим взглядом.

- Нет, горничные нам не нужны! - брезгливо, с пренебрежением ответила она.

Тут налетел ветер, и крупные капли дождя упали на широкую дорожку из красных, мраморных плит. Парадная дверь дома открылась и черноволосая, красивая женщина громко позвала рыжего озорника.

- Левушка, домой пора! Анна Андреевна, голубушка, ну что же вы медлите! Мальчика дождь намочит, опять кашлять будет! А кто это там за воротами стоит?

Лицо Анны Анреевны скривилось, словно от кислого лимона, не успела она и рта раскрыть как шустрый Левушка восторженно объявил:

- Мамочка, это новая горничная на работу устраиваться пришла! У нее коса длинная, а сама она красивая!

- Так, что же она она там застыла? Пусть заходит! Гроза же!

Анне Анреевне не оставалось ничего иного, как открыть калитку и впустить меня. Темное небо внезапно озарилось яркой вспышкой молнии, тотчас же оглушительно загрохотал гром и сокрушительный шквал дождя обрушился на нас.

Чванливая Анна Андреевна и рыжий Левушка взвизгнув быстро помчались к спасительной, открытой двери дома. Я бежала за ними следом и с удовлетворением думала о том, что кажется теперь у меня есть крыша над головой.

Глава седьмая. Будни скромной горничной.

Кем только не доводилось мне быть в прошлой жизни, а вот горничной повезло быть впервые. Почему повезло? Да потому, что при хорошей, доброй хозяйке, да в богатом доме, работа эта для деревенской, работящей девушки просто клад! И будь я действительно той самой " деревенской и работящей", то прижилась бы, может со временем и замуж бы вышла за садовника Василия, очень уж парень хороший. Скромный, красивый, правильный... Беда только в том, что влюбился он в Танюшу, а я ведь не она... Грустно мне было смотреть на краснеющего при встрече парня, принимать подарки скромные отказывалась. Вздохнула свободно когда после откровенного разговора со мной, Василий взял расчет и уехал.

Хозяйка моя, Лилия Львовна, только головой покачала.

- Ну, вот Таня, из-за тебя хорошего садовника лишились. Боюсь розы без ухода совсем захиреют теперь, а кусты так подстричь больше никто не сможет! - говорила сурово, а сама улыбалась лукаво. Черные глаза смотрели укоризненно, брови хмурились, но я понимала, что она не сердится. Просто старается быть настоящей барыней, хлопотливой хозяйкой большого дома.

Хозяин, Федор Афанасьевич Грушевский, на такие речи улыбался в рыжие усы и хмурил брови цвета темной меди.

- Лиличка, я другого садовника нашел, кусты он может стричь мастерски, виртуозно, хоть в форме слона, хоть в форме медведя, - голос его гудел словно литой, тяжелый, могучий колокол. Зеленые глаза цвета спелого крыжовника смотрели на жену влюбленно, с нежной страстью.

Был он мужчиной видным, красивым. Его совсем не портило то, что он прихрамывал на правую ногу. Напротив, дорогая, резная трость придавала его облику некий шарм, загадочность, налет таинственности. Огромный, широкоплечий. Львиная, медно-рыжая грива волос всегда тщательно уложенна. Одежда безупречного кроя, запах дорогого парфюма.

Я вполне понимала няньку, или как она себя гордо называла - гувернантку, Анну Анреевну. Девица была влюблена в хозяина, как кошка. Но это не мешало ей зажиматься тайком, по углам с помощником-секретарем Грушевского. Смазливого, молодого человека звали Казимир Павлович, своими черными усиками и старательно прилизанными, черными кудрями он мне напоминал персонажа из фильма " За двумя зайцами". Суть и нутро мелкого приказчика, не могли скрыть даже круглые, аккуратные очки с золотыми дужками. Мне оставалось только удивляться слепоте моих нанимателей.

Обычно обедали все вместе. Грушевский, всегда приезжал домой из своего офиса, так я называла про себя управление, куда по утрам уезжал Федор Афанасьевич. За большим, овальным столом в малой гостиной за обедом всегда сидели хозяин с хозяйкой, нянька Анька с Левушкой и иногда прилизанный, щеголеватый, Казимир Павлович.

Грушевский, неизменно смотрел на свою жену влюбленными, ярко-зелеными глазами, а Лилия Львовна отвечала ему взаимностью. Мне с первого дня было понятно, что между этими двумя настоящая, крепкая, нежная любовь. Не ясно это было лишь Анне Андреевне. Девица изо всех сил кокетничала с хозяином. Охотно хихикала над его шутками, сверкая мелкими, острыми зубками. Ненароком, вроде бы случайно прижималась к нему, если доводилось оказаться Федору близко. Мне даже однажды показалось, что она трогала его ногой под столом... Я хоть и метелочкой из перьев пыль с мебели в дальнем углу смахивала, но от моего взляда не ускользнуло то, как хозяин замер с испуганным видом над тарелкой с салатом, покраснел мучительно, и поспешно отодвинулся от горе-гувернантки. Лилия Львовна в это время, Левушку о чем то спрашивала и странного поведения мужа не заметила. Впрочем наглая девка кокетничала и с его помощником.

Казимир Павлович, Анну демонстративно игнорировал, строго хмурил черные брови, подчеркнуто холодно приветствовал при встречах. Но однажды я негаданно наткнулась на обнимающуюся парочку под лестницей. Он сопел и все пытался задрать строгую, узкую юбку коричневого цвета повыше, а она шутливо отбивалась и тихо шептала:

- Казик, ну Казик! Перестань сейчас же! Увидеть же могут!

В который раз подивилась про себя, наглости гувернантки и абсолютной слепоте Лилии Львовны. На мой взгляд такую " няню" и близко нельзя было подпускать к Левушке. Пока я старалась держаться подальше от Аньки и наблюдать. Но девка, меня явно невзлюбила. Пренебрежительно фыркала когда меня видела, старалась нагрузить работой. Постоянно жаловалась Лилии Львовне то на плохо натертую воском мебель, то на якобы небрежно вытертую мною пыль, то на неубранную игровую комнату Левушки. Однажды она чуть не столкнула меня с лестницы, но я предпочла разбить дорогую вазу и крепко схватиться за деревянные перила. За вазу мне конечно досталось. Я стояла опустив глаза, перед разбушевавшейся не на шутку Лилией Львовной, теребила белый передничек с рюшами и даже сумела выжать из себя несколько слезинок. Кожей чувствовала, как торжествует Анна. Ее злобная радость, веселила меня. Гувернантка думала, что победила бедную, деревенскую девушку. Но я то знала, что война только, что началась.

Глава восьмая. Всегда любила изумруды.

Дни бежали вприпрыжку,торопясь и приплясывая. Я оглянуться не успела, а уже пошла третья неделя моего проживания в доме Грушевских. Иногда мне казалось, что моя жизнь состоит из бесконечной борьбы с пылью, натиранием паркета и мелких пакостей несносной девицы Анны. Ее козни были моей единственной отрадой. Но фантазия у девушки была довольно скудной. Злобы, подлости и гонора хватило бы на троих, а вот " утопить" она меня пыталась шаблонно, по давно известной схеме.

Однажды у хозяйки, пропало колье с изумрудами, еще вчера спокойно лежало себе в шкатулке, а сегодня к вечеру она с ног сбилась пытаясь его найти. Супруги в театр собрались, к темно-зеленому платью которое надела Лилия Львовна, изумруды конечно подходили идеально. Только вот незадача, украшение словно сквозь землю провалилось. Тогда Анька и заявила, что мол видела, как я в шкатулке рылась. И несмотря на сомнения Лилии Львовны, понеслась к моей комнате с проверкой. Хозяйке волей-неволей пришлось за ней последовать, за женой поспешил прихрамывая Федор Афанасьевич, на ходу пытаясь завязать узел у широкого, черного галстука. Слуги шли немного позади. Мелко семенила ногами моя напарница, горничная Фиса. На визгливые, обличающие крики Анютки, из кухни выглянула дородная, словно кадушка на тонких ножках повариха Груня. Рыжий Левушка испуганно выглядывал из детской, его черные глазенки горели интересом, но губы кривились, словно он приготовился плакать. Возле его ног мурлыкал и топорщил усы толстый, серый котяра Есаул, любимец хозяйки и поварихи Груни. Одна я осталась стоять неподвижно словно часовой на посту возле лестницы, пытаясь срочно найти выход из почти провальной ситуации.

Конечно же сразу поняла, что изумруды неистовая Аннушка сейчас в моей комнатушке найдет. Даже не сомневалась, что под подушкой или жиденьким тюфяком лежит уютно свернувшись колье с зелеными камешками, подброшенное коварной девицей. Мысли заметались, забегали. Вот ведь! Как же это я не учла, что простейший способ скомпрометировать горничную, это обвинить ее в воровстве!

Кот! Вот мое спасение! Медленно вдохнула и так же медленно выдохнула воздух из груди, сложила пальцы в замысловатую щепотку, как учил меня тибетский монах, который когда-то приблудился к моему двору и заунывно затянула "О-о-о-о-о-м-м-м" пытаясь успокоиться. Паника вроде бы меня отпустила. Тогда я потянулась мысленно к животине, представила ясно и желтые, наглые глаза и блестящую, пушистую шерсть и порванное в кошачьей дуэли правое ухо.

- Есаул, миленький спасай! Знаешь ведь, что не брала я эти чертовы изумруды! Дуй сейчас в мою комнатушку на чердаке, под подушкой или тюфяком найди их, хоть съешь, а не оставляй там побрякушку! - взмолилась я, надеясь на то, что все же сейчас у меня не приступ сумасшествия или временного помешательства случился.

Несколько секунд в голове была тишина, только в висках стучали пульсирующие, противные молоточки. Я уже решила, что проиграла. Бессильно опустилась на нижнюю ступеньку лестницы. Ноги меня не держали, даже слезы на глазах появились, а я ведь плакала в прошлой жизни только один раз, когда первого мужа хоронила. В своем нынешнем обличьи мне плакать и в голову не приходило, все события воспринимала как некую игру, как увлекательный квест который на старости лет мне довелось проходить.

- М-м-м-м, никак Слышащая объявилась?! - голосом Олега Табакова, мне не торопясь и не спеша, соизволил ответить кот Есаул. И я в который раз поняла, что все же наличие Дара, это не моя сумасшедшая выдумка и не шизоидные фантазии.

- Миленький, Есаульчик! Потом знакомиться будем, а сейчас прошу выполни поскорей мою просьбу, времени совсем не осталось! С меня бутылка валерьянки и исполнение любой твоей просьбы! - добавила я торопливо, понимая, что кот Есаул, бесплатно двигаться не привык.

- М-м-м-м, вот с этого надо было и начинать! - тягуче и немного гнусаво откликнулся пушистый, усатый прохиндей.

Прижав прохладные ладошки к раскрасневшимся щекам, я сидела на нижней ступеньке лестницы, чутко прислушиваясь к звукам которые доносились сверху. Был слышен нестройный гам, шум, затем истошный кошачий вопль смешался с визгливым, пронзительным голосом Аньки. Затем люди на верху заохали, а голос Аннушки, звучал теперь тише и виновато. Что-то сердито выговаривал бархатный бас Федора Афанасьевича, хозяйка вторила ему своим красивым, грудным голосом.

- Милая девушка, куда подевались все люди в этом доме? Неужели Грушевский, ругается с властной царицей, со своей безраздельной владычицей, с Лилей Львовной? Если это так, то мир летит в тартарары! - я подскочила от испуга когда рядом со мной раздался вкрадчивый, мужской голос.

Подскочила слишком резко, с ужасом почувствовала как моя голова врезалась во что-то твердое, услышала как клацнули зубы незнакомца. Подняла глаза пытаясь подхватить слетевшую с головы белую, кружевную наколку. Дурацкий, ненавистный мне атрибут всех горничых. И застыла встретившись взглядом с самыми синими глазами, которые когда либо доводилось мне видеть.

Незнакомец прижимал большую, совсем не аристократичную кисть руки к рассеченой губе, из под длинных, сильных пальцев бодро струилась алая струйка крови. Заметив мой интерес, он победно усмехнулся, тут же сильно, страдальчески сморщился и наигранно, притворно застонал.

- Вы сразили меня наповал! - сказал он, пристально глядя на меня своими яркими, синими глазами и вытирая кровь с губы белоснежным платком.

Высокий, плечистый, красивый. Черные, густые волосы с седыми, благородными висками, нос безупречной формы, такой помнится мне " римским" называют, скулы высокие, монгольские, губы и подбородок не рассмотреть, белый платочек мешает. Но сдается мне, что они тоже не подкачали, такие же породистые и красивые наверное. Незнакомец явно привык на женщин впечатление производить, вон как синими глазами меня вмиг всю ощупал, оценил и одобрил. Ну, да... Ну, да... красавица Танюшка ему по вкусу пришлась, вон как хищно прищурился, облизнулся бы наверное если бы губу я ему не покалечила. Хорошенькая, молоденькая горничная, добыча легкая для такого хищника как он. Только фиг ему с маком! Я усмехнулась и поспешно глаза опустила, боясь, что выдам себя холодным, ответно оценивающим взглядом. Не подобает так смотреть глупышкам деревенским, ох не подобает...

Мы так увлеклись разглядывая друг друга, что не сразу поняли, что процессия по лестнице вниз спускается. Первой летела Лилия Львовна, она сердито брови сдвинула и черными глазищами мрачно сверкала. В ее руках весело вспыхивали и играли зелеными искрами изумруды с бриллиантами. За женой спускался осторожно, Федор Афанасьевич, за перила крепко держался, ступеньки под ним жалобно пели и стонали. Все остальные так называемые понятые, шли робко вслед за хозяевами, последней горько плача и подвывая плелась Аннушка.

Я замерла, сразу позабыв о незнакомом красавце. Сердце гулко застучало, сглотнула нервно, хотя и так было понятно, что кот Есаул, весьма проворен оказался и судя по несчастному виду гувернантки Аньки, ситуация резко повернулась не в ее пользу.

- Я думаю, что свои вещи вы Анна Андреевна соберете быстро! Клеветать на другого человека, а себя прикрывать, это низко и недостойно! Вы голубушка моего сына воспитывать должны, а чему его может научить такая безнравственная особа?! В полицию мы с мужем заявлять не будем, расчет выдам, но ночевать в доме вас не оставлю! - голос Лилии Львовны звенел от негодования, прерывался негодующе.

Несчастная Аннушка, хлюпала красным, мокрым носом, молча вытирала глаза пышным, голубым бантом от шелковой, кокетливой блузки. Она понимала, что шансов остаться в доме у нее не осталось. Не знаю, кактам Есаул умудрился подставить незадачливую злодейку. Мне сразу стало ясно,что пословицу гласившую " Не рой другому яму, сам в нее попадешь", девица запомнит надолго.

Незнакомец удивленно смотрел на плачущую Аннушку, на красивую даже во гневе Лилию Львовну, на красного от досады Грушевского.

- Друг мой, Федор, что случилось? - спросил он с трудом выталкивая слова из распухшей губы.

- Клим!? - почти синхронно вскрикнули супруги Грушевские.

Незнакомец распахнув объятия шагнул навстречу Федору Афанасьевичу. Мужчины обнялись, крепко хлопая друг друга по спине руками. Лилия Львовна забыв об Аннушке, поджала губы и с неудовольствием смотрела на эту дружескую, теплую встречу. Чувствовалось, что она не очень жалует мужчину.

Через некоторое время в большом доме воцарилась тишина. Грушевские с гостем уехали в театр. На белой точеной шейке Лилии Львовны вспыхивали и переливались изумруды, их красиво подчеркивали мелкие искорки бриллиантов. Собрав пожитки Анна ушла в ночь, напоследок успев больно ущипнуть меня за руку. Уложить спать Левушку было доверенно мне. Я справилась с этой задачей довольно быстро.

В открытое окошко моей комнатенки из сада доносились запахи расцветающей сирени. Они смешивались с приторным, специфическим запахом валериановой настойки. Кот Есаул уже изрядно захмелевший, в третий раз пересказывал мне свой подвиг.

- М-м-м-м, а я сразу понял, что не ус-с-с-пею штучку спрятать. Решил, что в кармане у Аньки ей самое место. Под ноги специально хозяину кинулся, для тебя Слышащая, считай на самогубство решился! - он блаженно щурился и толкал меня лобастой головой, требуя продолжать гладить серую, мягкую шерсть. Его речь становилась все медленнее, а паузы становились все длиннее.

- А, она в карман полезла и блестяшку вытащила! Ха-ха-ха! Видела бы ты ее личико! И пр-р-р-а-а-вильно, поделом Аньке, она меня вечно норовила с дивана согнать, блохастым называла! - Есаул зевнул показав белые, острые клыки и розовый язык. Затем свернулся уютным клубочком и засыпая бормотал:

- А, налей мне еще валерьянки....

Я накрыла краем одеяла кошачьего алкоголика, взбила тощую подушку и засыпая вдруг вспомнила неверояные, синие глаза. Они смотрели на меня внимательно, пристально.

- Изыди! - сонно пробормотала отмахиваясь от видения рукой словно от надоедливой мухи.

Глава девятая. Может ли обложка влиять на содержание?

А над городом нежно напевала, весело улыбалась и кружилась в танце Весна. Ей подпевали птицы и ручейки. С радостным, ликующим звоном распускались цветы и листья. Они наполняли воздух ароматом свежести, молодости и любви.

Кот Есаул, почти не появлялся дома. Худой, встрепанный с несколькими свежими царапинами на лобастой морде он боясь праведного гнева хозяйки Лилии Львовны, изредка появлялся в моей комнате через окно, которое я всегда держала открытым именно на такой случай. Торопливо лакал сметану из миски, или же обгладывал куриное крылышко. Меню зависело от того, что в этот день готовила на кухне повариха. Исчезал, пропадал дня на три, торопясь объять необъятное, оставить свой след в этой жизни в виде маленьких, пушистых, серых котят. По моему мнению он был абсолютно прав, сказав как -то на бегу, что это и есть смысл жизни всех живых существ.

После его слов я задумалась. Начала прислушиваться к себе и с ужасом поняла, что плясунья-Весна, действует и на меня. То, что я раньше принимала за неясную хандру и малопонятное недомагание было нечто иное как томление молодого тела, стремление нравиться и любить. От такого открытия, я мысленно выругалась матом, припоминая все самые крепкие и самые неприличные слова которых было достаточно в моем лексиконе. И было от чего ругаться, молодое тело Танюшки, решительно брало верх над циничным разумом Татьяны Адамовны. Я теперь крутилась перед зеркалом пытаясь приколоть кружевной, белый кокошник как можно завлекательней, кокетливо улыбалась Федору Афанасьевичу, а по вечерам засыпая вспоминала пронзительные, синие глаза Клима Сокола. Мои мозги видимо совсем размякли, когда я вспыхнула ярким румянцем, при внезапном визите мужчины. Клим приехал однажды к хозяину по какому-то важному делу. Он весело мне подмигнул заметив мое смятение и небрежно приобнял на ходу. Захотелось сильно пнуть его локтем в бок, но сдержалась. Понимала, что злюсь не на мужчину, а на предательницу- Танюшку и на весенние флюиды, будь они неладны.

Вечером лежа на твердом тюфяке, вдыхая запах сирени и яблоневого цвета, я анализировала, разбирала по косточкам свое состояние и пришла к выводу, что очевидно гормоны молодого тела вполне могут действовать без ведома моего опыта и ума. Нужно было брать их под контроль, пока "обложка" полностью не переписала " содержание".

С того момента, мое утро начиналось с холодного душа, а вечером в своей комнате я вспоминала все асаны в йоге и радовалась тому, что все же это такое счастье, когда у тебя ничего не болит, а тело гибкое и послушное.

Может быть помогла холодная вода, а может быть ее величеству Весне, надоело смеяться, но постепенно морок сошел на нет. И теперь я с удовольствием строила планы. Первым пунктом в этом расписании, было посещение столичного ипподрома.

Получив долгожданное жалованье, принарядившись в синее платье, заплела косу на городской манер, который в моем мире почему-то назывался " коса по французки," я отправилась на разведку. Предвкушая свободу и приключения, я торопилась получить подтверждения своим догадкам по поводу Дара. Мне мечталось, что смогу влиять на исход забегов, а значит и смогу получать выиграши. Большие выиграши. В таком радужном предвкушении, разглядывая город и людей я тряслась в трамвае который вез меня на ипподром.

На конечной остановке трамвай выплюнул из своих ободранных, красных вагонов пеструю толпу людей. Здесь были и громко, заливисто смеющиеся великовозрастные гимназисты в белых фуражках с лакированными, черными козырьками. Они были веселы, их привлекали не будущие, возможные выигрыши, а скорее всего эта будоражащая обстановка всеобщего напряжения, праздника и энергетика пестрой толпы. Господа в черных, потертых костюмах, в тщательно начищенных ботинках, несомненно принадлежали к усердным клеркам, которые надеялись сорвать большой куш хоть раз в своей жизни. Наивные... Молодые девицы в смешных, вычурных шляпках, благоухающие дешевыми духами, явно прибыли сюда на охоту, надеясь подцепить всякого удачливого, богатого кавалера.

Заплатив на входе потертый рубль, усатому служащему ипподрома, я насилу очутилась за выбеленным известью, высоким забором.

Огромное поле эллипсоидной формы, идеальные беговые дорожки, яркие пятна желтых одуванчиков на зеленой траве, величественные, каменные трибуны которые колыхались пестрыми волнами человеческого моря. И особая атмосфера жажды. Той самой жажды легких, шальных денег. Ощутимый кожей азарт и напряжение скрываемое за радостным смехом и веселыми разговорами. Все это обрушилось на меня когда я пробиралась сквозь довольно плотную толпу к двухэтажной, деревянной галерее, построенной для народа попроще. Мне казалось, что сейчас тут собрались ротозеи всех сословий. Хотя это было и не удивительно, ведь сегодня разыгрывался главный денежный приз. Но прежде чем ставить на тотализаторе, свои често заработанные десять рублей, я решила оценить обстановку, посмотреть первый забег и конечно же потолковать, провести переговоры с лошадьми. Но меня ждало большое разочарование и огорчение, когда в первом забеге я не смогла дотянуться до сознания всех без исключения, быстро мчащихся лошадей. Мои мысли словно попадали в темную, глубокую яму.

Малость приунывшая я решила найти конюшни, рассудив, что контакт легче устанавливать не с мчавшимся, живым вихрем, а с определенной, пусть и лошадиной, но личностью.

Растерянно, беспомощно озираясь, я нечаянно столкнулась с подвыпившей компанией мужчин. Судя по дорогим костюмам из белого кашемира, внушительным золотым часам выставленным напоказ, сверкающим словно само солнце на драгоценной чесуче жилетов, по развязной манере поведения, мне довелось повстречать богатых, но не так давно выбившихся в люди купцов.

- Ого, смотри какая хорошенькая! - больно схватил меня за руку высокий, молодой, но уже довольно расплывшийся телесами от сытой, веселой жизни мужчина.

Его друзья громко заржали, словно учились смеху у лошадей.

- Держи ее крепче Сема, не ровен час упорхнет, птичка!

- От меня не упорхнет! - самоуверенно хохотнул, круглолицый Сема.

Дернувшись попыталась вырваться, но столкнувшись взглядом с неприкрытой, пьяной похотью, которая обволакивала меня липкой паутиной, поняла, что поступить нужно иначе. Несомненно от тоненькой, невинно-голубоглазой девушки не ожидают сейчас активного сопротивления. Поэтому действовавть надо решительно и быстро. Нагнувшись впилась острыми, молодыми зубами в широкую кисть с увесистой, золотой печаткой на указательном пальце. Одновременно сильно ударила подкованным каблучком по голени. Мужчина охнул и отпустил мою руку, под хохот дружков и его проклятия я быстрее ветра понеслась прочь.

Отдышалась уже возле длинных построек из красного кирпича. Ядреный, крепкий запах навоза, большие клочьям соломы на дорожках, указывали на то, что попала я прямо по адресу. Только конюшни могли привлекать к себе столько мух и ласточек, которые свили себе гнезда под железными, окрашенными зеленой краской крышами.

Открыла высокую, добротную, прочно сколоченную дверь и оказалась в прохладном полумраке пахнущем свежим сеном и конским потом. Глазам было непривычно после яркого, весеннего солнца, поэтому я задержалась на входе, силясь рассмотреть обитателей этого помещения. Только попыталась сделать следующий шаг, как меня сбили с ног и зажав рот большой ладонью поволокли к тюкам с сеном. Я мычала и извивалась пытаясь освободиться, по запаху дорогого мужского парфюма уже догадывалась кто напал на меня.

- Что, птичка попалась? Еще ни одной девке не позволено было так поступать с Семеном Долгопятовым. На смех меня выставила перед друзьями! - захлебывался от ярости, злобный шепот над ухом.

Меня как легкое перышко швырнули на сено. Спину закололи острые травинки, сверху навалилась тяжелая туша возбужденного скорой, предсказуемой победой мужчины. Я задыхалась под ним, из последних сил потянулась мысленно к лошадям, которые должны были быть в этой конюшне. Ведь не пустая же она?

- Эй, кто там? Что будете спокойно сено жевать и за насилием наблюдать? Помогите! - в ответ мне была тишина.

Уже теряя сознание, я вдруг ощутила, что по мне больше не шарят жадные, чужие руки, а мускулистая туша дернувшись, расплылась тяжеленным, мягким тюфяком. Изо всех сил отпихнула в сторону Сему Долгопятова, на лбу которого отпечаталась пока еще ярким, красным цветом подкова. Отпечаток стремительно приобретал багровый оттенок.

Рядом стоял переминаясь сильными ногами пегий жеребец. Он задумчиво жевал сено и косил на меня шоколадным, блестящим глазом. Изредка взмахивал роскошной гривой, отгоняя назойливых мух.

Я лихорадочно, суетливо приводила себя в порядок, пытаясь одернуть задранное, синее платье. Справившись с задачей, первым делом проверила пульс у поверженного мужчины. К моей радости, пульс был четким и сильным.

- Уф, жив! - облегченно выдохнула я.

- Странные вы существа. То пытаетесь убить нападающего, то радуетесь тому, что он жив! - не переставая жевать сено, флегматично заметил пегий жеребец.

- Ой, простите! Наверное мне надо было в первую очередь поблагодарить вас за мое спасение. Я действительно, от всей души выражаю вам свою признательность! Какое однако у вас мощное копыто!

Жеребец довольно фыркнул и затряс гривой.

- Служить Слышащей, всегда рад!

У меня было много вопросов к жеребцу, но поговорить с ним на тему возможного, дальнейшего сотрудничества не удалось. Послышались мужские голоса, которые звали Семена. Лежащий на сене мужчина застонал. Я посмотрела на него и мой взгляд зацепился за внушительный, коричневый кошелек выглядующий из внутреннего кармана кашемирового пиджака. Понимая, что более удобного случая мне не предоставится, а понести наказание и хотя бы материальный ущерб за свое нападение, мерзавец должен, я не секунды не сомневаясь вытащила бумажник. Тугая пачка денег приятно шурша скрылась за воротом синего платья. Пустой кошелек занял прежнее место. На ходу прихватила потертую, конскую попону и поспешила к дальнему выходу из конюшни, слыша как за спиной приближаются мужские голоса.

- Спасибо, тебе еще раз! Может быть еще свидимся, а сейчас сам видишь, что мне пора! - на ходу поблагодарила еще раз своего пегого спасителя.

Через некоторое время ипподром покинула, согнутая старушка покрытая старой, конской попоной, она ковыляя и прихрамывая прошла мимо озабоченных жандармов. Искали молодую воровку, которая нанесла увечья богатому купцу и стащила у него немалую сумму денег. За ее поимку потерпевший лично обещал щедрую награду. Все блондинки в синих платьях, подвергались досмотру.

Полупустой трамвай увозил меня все дальше и дальше, я забилась в дальний угол, отпугивая немногочисленных пассажиров тяжелым запахом конского пота, который исходил от потрепанной, старой попоны. Но я не обращала на это внимания. Мои мысли были заняты рассуждениями о том, как смешно строить далеко идущие планы. Хотела выиграть деньги, а чуть было не выиграла роль жертвы похотливого купца. Нет, ну конечно же деньги с ипподрома я увезла, но способ их добывания меня полностью не устраивал. Теперь наверное мне сюда путь заказан. Молодую, светловолосую воровку еще долго будут вспоминать и искать жандармы. Хотя все к лучшему... Надо пробовать то, чем всегда привыкла зарабатывать. Карты! Интересно, отличаются ли правила игры в этом мире от правил к которым я привыкла?

Так и не заметила за тягучими думами, как добралась до нужной мне остановки. Вонючая попона вызывала брезгливые возгласы людей. Я поспешила попасть в ближащий парк. В укромном, дальнем уголке скинула свою накидку. Мне не очень удалось привести себя в порядок. Растрепанная коса из которой торчало сено, оторванная оборка у синего, парадного платья..., да вид у меня был наверное жалкий. И хотя еще оставалась в запасе почти половина выходного дня, я предпочла вернуться домой. Очень хотелось побыстрей смыть с себя запах Семы Долгопятова и аромат конского пота.

Глава десятая. Ах, спать невмочь одной в эту ночь...

Мне часто приходилось слышать о младшей сестре своей хозяйки, некой Злате Львовне. Дамочка была замужем за очень экстравагантным типом, который любил путешествовать по всему миру. Семейка не сидела на месте и часто прихватив с собой троих детей отправлялась в очередную экспедицую за следующей редкостью. Семейство было очень легким на подъем и Лилия Львовна иногда с досадой сетовала на то, что младшенькая сестрица совсем ее позабыла. В хозяйском кабинете я видела портрет в белой, ажурной раме с позолотой. На ней красивая, черноглазая женщина, очень похожая на мою хозяйку, опиралась на локоть мужчины, который нежно накрыл ее пальчики своей крепкой, загорелой ладонью. Мужчина был ростом не высок, и лицом не вышел, но имел пронзительные, почти прозрачные глаза и такую мощную харизму, что она ощущалась даже с холста. На мой взгляд он очень напоминал актера, который играл одного из агентов 007, фамилию его я почти два дня припомнить не могла, но потом вспомнила - Дениел Крейг.

Впереди этой парочки столи дети, выстроились по росту словно на параде. Мальчик и девочка подростки лет двенадцати, тринадцати, близнецы по всей видимости. Очень красивые дети, но совсем на своих родителей не похожи. Волосы густые, черные, а глаза синие-синие, большие и какие-то странно мне знакомые... Третий мальчик лет семи, сразу видно - папин портрет. Те же прозрачные глаза с прищуром и светлые взлохмаченные пряди волос. Я когда пыль вытирала у хозяйки в кабинете, всегда вздыхала. Семейство на портрете было воплощением моей мечты... Трое детей и любящий муж, все как я когда-то в молодости грезила. Но, увы не сложилось у меня, не сложилось...

Однажды младшая сестра Злата Львовна, передала оказией старшей своей сестрице Лилии Львовне, подарки из дальних стран. Среди подарков оказалась коробка с настоящими кубинскими сигарами. Я как увидела эти сигары, сразу вспомнила свои, почти в такой же коробке, что на тумбочке возле кровати остались, очень далеко, в прошлой моей жизни. Вот странное дело, на губах ощутила сладковатый вкус тростника и даже аромат сигарного дыма закружил мою голову. А если разобраться, то деревенская Танюшка наверное и знать не знала, что существует на свете такая приятная штука, как сигары! Долго разбираться я не стала, что первично - мой многолетний опыт не имеющий своего тела, или же молодое тело, которое никогда с курением не сталкивалось. Мне так захотелось курить, что не секунды не сомневаясь я стащила пару сигар и в своей комнате под кроватью припрятала, завернув их в плотную бумагу.

О той невинной краже за чередой будней позабыла, а вот сегодня вспомнила. У нас в гостях Клим Сокол оказался. Они с хозяином, Федором Афанасьевичем очень удачную сделку еще видимо с утра обмывать начали, а к вечеру хмельные и довольные собой объявились дома к ужину. В кабинете у хозяина долго потом сидели, все прибыль считали.

Лилия Львовна мрачнее тучи по дому ходила, не подступись! Я давно заметила, что она не очень любит когда компаньон мужа у них гостит. Но в этот раз мужчины засиделись допоздна. Хмельного Клима, оставили ночевать. Он смотрел на меня своими невероятными, дьявольски синими глазами и даже попытался приобнять когда я стелила постель в гостевой комнате. Но зашедшая пожелать спокойной ночи гостю, Лилия Львовна так полыхнула своими черными глазищами, что Клим смутился, а я пользуясь моментом выскользнула прочь за дверь.

Поднявшись к себе в комнатушку, усмехнулась. Надо же! Наверное опять на меня весна действует! А может быть глаза эти немыслемо синие? Разделась, расплела косу, обмылась холодной водой из рукомойника в углу. Вспомнила, что у меня в заначке сигара имеется, как раз то, что надо когда мысли и чувства взбунтовались! Открыла окно пропуская ночную прохладу, которая немного остудила мои полыхающие щеки. Терпкий, прянный аромат сигары смешался с запахом яблоневого цвета, жасмина и сирени. Затянулась и закашлялась с непривычки. Все же Танюшкины легкие не справились с дымом! Вытащила сигару и лизнула сладковатый кончик.

- М-м-м, век бы на это смотрел! - хриплый от волнения мужской голос раздался у меня за спиной.

Я вздрогнула от неожиданности и взвизгнув выронила горящую сигару прямо под ноги Клима Сокола. В белой расстегнутой рубашке, в темных брюках с блестящей в лунном свете пряжкой ремня, он словно живой соблазн стоял в моей комнате. Робкий огонек сигары тут же встрепенулся и попытался полакомиться смятой бумагой, в которую были завернуты сигары и которую я небрежно бросила возле порога. Мужчина проворно затушил огонь, а затем рывком притянул меня к себе.

- Значит сигарами балуешься? Пожар не боишься устроить? Впрочем один пожар ты уже зажгла! - быстрые, порывистые, жалящие поцелуи покрыли мои плечи.

- Это, хозяйке ее сестра Злата Львовна, передала! - я зачем то решила рассказать о происхождении сигар.

Мужчина крепче, до боли прижал меня к себе.

- Злата, значит! - он почти рычал, нежно прикусив мне губу.

Круглая луна за окном, синий свет пробивающийся сквозь кружево дешевых гардин, длинные, страстно танцующие тени на стене. Запах жасмина и сигарного дыма все смешалось и закружилось в горячем, лихорадочном хороводе."Ах, да какого черта!" - лениво и заторможенно подумала я, прежде чем уступить неиствому напору ночного гостя.

Мы словно соревновались друг с другом. Иногда я ловила на себе изумленный, затуманенный взгляд мужчины. Но для меня почему то было важно доказать и ему и самой себе, что я совсем не деревенская неумеха. Я ликовала, когда у меня это получалось. Но несколько раз в самый важный момент из уст мужчины срывалось имя и звал он не меня.

-Злата! - хрипло произносил он и столько муки и страсти было в его голосе!

В эти моменты, я начинала сомневаться, что мужчина рядом со мной помнит мое имя... От такой мысли мне становилось почему то весело. Но горьким было это веселье, отравляющим словно миндаль.

Ночи весной коротки. Мы забылись к утру тяжелым сном усталые и сытые. Проснулась я рывком, сразу. За окном сияло играясь солнце, птицы пели очередной гимн, очередному дню. На узкой кровати я была одна. Быстро вскочила, понимая, что безнадежно проспала. Мой взгляд наткнулся на аккуратную стопку розовых купюр на колченогой тумбочке под зеркалом.

Розовые бумажки на тусклом лаке старой тумбочки смотрелись нелепо и глупо. Такие нарядные и праздничные они словно были из другого мира, от туда где самодовольные богатеи могли позволить купить себе любую игрушку. На этот раз игрушкой оказалась смазливая, молоденькая глупышка. Денежные купюры явно украшали собой маленькую комнатенку и притягивали мой взгляд магнитом. Подошла и пересчитала оставленные деньги. Присвистнула от удивления, надо же щедрость какая! Почти месячное жалование горничной! В шлюхи податься что ли? Невесело рассмеялась, постепенно смех перешел в рыдания.

Рухнула на кровать стараясь плакать беззвучно, кусала губы и вытирала мокрые щеки краем колючего одеяла. Скомканная простыня и вышитая белым узором, штопаная наволочка на подушке казалось еще хранили жар и страсть прошедшей ночи. Отрезвило меня появление кота Есаула, он влез в открытое окно и потянув носом, затряс серыми ушами и пушистым хвостом.

- Таня, слушай бросай истерить! Неужели все было так плохо? Конечно человеческим самцам далеко до нас котов, но сейчас ведь весна бушует, а ты кош.., тьфу ты,... девушка. Тебя ведь давно мучает весеннее настроение, меня не обманешь! Подумаешь поддалась эмоциям, главное чтобы тебе хорошо ночью было! Плакать то зачем? Странные вы существа, люди... Сначала соглашаетесь, потом плачете, рыдаете! Не понравился этот кот, тьфу ты, мужчина..., попробуй другого себе завести и все дела! А ты сразу в слезы! - мурлыкающий голос Есаула, с поучительными интонациями ввинчивался мне в голову.

Я дотянулась до кошачьего загривка и схватив за шкирку, выкинула пушистого философа опять за окно. От такого вероломства Есаул, онемел на несколько секунд. Резко оказавшись вновь на крыше, он открывал возмущенно, негодующе розовый, усатый рот, показывая белоснежные клыки и острые зубы помельче. Но видимо не подобрав нужных слов, дернул серым хвостищем, затряс пушистым, крупным телом и нагло пометив деревянную створку, не торопясь, с достоинством и кошачьей грацией покинул крышу.

- Ну, вот Танюша, умудрилась своего друга обидеть, а если разобраться, то Есаул по всем пунктам прав! Плакать то зачем? Лучше одевайся быстрей, сейчас головомойку от хозяйки получать будешь! - с досадой пробормотала я себе.

В подтверждение моих слов дверь заскрипела и на пороге показалась вторая горничная Фиса, ее комната была немного дальше от моей по коридору. Узенькое, конопатое личико довольно светилось, щеки рделись розовым цветом.

- Татьяна, тебя Лилия Львовна, в кабинете у себя изволят дожидаться! Поторопись шлендра! - она торжествующе показала мне язык. И весьма довольная собой поспешо шмыгнула за дверь, заметив в моих руках железную кружку, которую я собиралась швырнуть прямо в белую, крахмальную наколку на ее голове. Рыжеватые кудряшки мелким, веселым бесом заплясали над розовыми, оттопыренными ушами. Это сколько же времени, Фиса потратила на сотворение такой красоты! Сколько папильоток извела наверное бедняжка...

Радуясь тому, что вчера принесла в умывальник два ведра воды, щедро обмылась под цокающим краном. Убрала деньги, вытерла лужи на полу. Тщательно, аккуратно заплела косу, надела форму горничной и отправилась в кабинет Лилии Львовны. Шла по коридору неспеша, гордо подняв голову. Понимала, что сейчас меня ждет не очень приятный разговор с хозяйкой.

Лилия Львовна сидела за столом, брови насупленны, губы брезгливо кривятся. Белая, холеная ручка с дорогими колечками и перстеньками нетерпеливо по столешнице из зеленого малахита постукивает. Я усмехнулась мысленно. В жизни не боялась и не признавала над собой никакого начальства, в этой ситуации тоже оправдываться не собиралась. Хватит того, что ревела у себя в комнате словно глупая.... горничная! Поэтому плечи расправила, подбородок задрала и без капли смущения на хозяйку смотрела.

Несколько секунд мы " бодались" взглядами. Глаз я не опускала, чем немного видимо нарушила планы и сбила гневную, приготовленную речь. Но откашлявшись, Лилия Львовна, все же решила от своего сценария не отступать.

- Татьяна, мне сегодня доложили, что из твоей комнаты рано поутру выходил наш гость, Клим. Хочу тебе напомнить, что мой дом не бордель! И однако, как ты смела принимать у себя мужчину! Такая молодая, а туда же! Клим, поиграться с девицами доступными очень даже любит. Хочу тебя предупредить голубушка, что бы от него держалась подальше! Принесешь в подоле, терпеть не стану! - она от злости даже покраснела.

Я удивленно смотрела на Лилию Львовну, она с такой ненавистью говорила о партнере мужа, словно имела к нему какие то личные претензиии и обиды. Наблюдая как сердилась, серчала она от своих обвинений в адрес мужчины, как сверкали презрением и искренним негодованием, почти бешенством черные очи, как скрипели белые зубы, а лицо раскраснелось в порыве гнева, я смутно начинала догадываться о истинных корнях этой ненависти.

Когда мой взгляд случайно упал на портрет за спиной хозяйки, все пазлы сложились, все тайное стало явным. Синие, яркие глаза девочки и мальчика сияли знакомо и теперь узнаваемо. Эти красивые губы, эти длинные, черные ресницы и брови вразлет я видела совсем недавно. Имя "Злата", тоже слышала прошедшей ночью не раз...

- Лилия Львовна, голубушка! Да успокойтесь вы, не надо так волноваться! Не знаю как расстались ваша сестра и Клим Сокол, подозреваю конечно кобелиную его натуру, но теперь то, Злата Львовна счастлива! Вон как нынешний муженек на нее смотрит, даже завидно становится... А племянники у вас какие растут! Красавчики!

Женщина за столом умолкла на полуслове и ошеломленно смотрела на меня. Красные пятна гнева постепенно исчезали с ее нежных щек. Черные глаза уже не метали молнии, а рот больше не кривился в презрительной усмешке.

- Кк-а-к...., как ты узнала? - ее голос стал немного хриплым от такой то пламенной и долгой речи.

Я пожала плечами, и не спрашивая разрешения села на мягкий, обитый зеленым бархатом стул возле стола.

- Просто сопоставила факты, сделала выводы. Индукция и дедукция, вот и все... Знаете, мне очень приятно было с вами познакомиться, работать на вас. Но ведь понимаете, что оставаться дальше я не смогу. Все к лучшему, все к лучшему, - пробормотала я задумчиво.

Лилия Львовна молча и изумленно смотрела на меня, нервно теребя сережку с рубином в маленьком ушке.

- Надеюсь, что ночное происшествие не отразится на моем заработке и последующем расчете. В заключение позволю себе, дать совет. Пожалуйста более тщательнее подбирайте обслуживающий персонал, а особенно няней и гувернанток. Федор Афанасьевич, возможно не такой уж и каменный, если не повелся на няньку Анну Андреевну, то как знать следующая вертихвостка возможно и добьется своего. Берите в дом лучше женщин пожилых, надежных!

С достоинством поднялась и пошла собирать свои вещи.

Через два часа из затейливо кованых ворот богатого особняка господ Грушевских, вышла с небольшим узелком молодая девушка с толстой, светлой косой. Постояла, поглядела по сторонам, а затем достала из кармана синего платья медный пятак и подбросив его высоко в воздух, ловко поймала цепкой ладошкой. Посмотрела на пойманную монетку, усмехнулась и решительно зашагала в левую сторону. Кот Есаул, наблюдавший за ней с толстой ветки цветущего каштана, улыбнулся улыбкой Чеширского кота и в голове у девушки зазвучал мурлыкающий голос:

- Пр-р-р-равильно, налево ходить всегда приятней! Надеюсь еще свидимся, Слышащая!

Девушка уже дошла до поворота, но внезапно обернувшись послала воздушный поцелуй старому каштану во дворе дома Грушевских. Прохожие с недоумением смотрели на нее, а седая дама покрутила пальцем у виска и опасливо повернула в другую сторону.

Глава одиннадцатая. Я - не попрыгунья стрекоза. Я - трудяга муравей.

Казалось, что еще вчера я шагнула в начало теплого, душистого лета из особняка Грушевских. У меня было масса времени до наступления холодов покорить этот город. Получилось ли? Я задавала себе этот вопрос кутаясь в теплую шаль и грея руки об горячие бока немного кривой, железной кружки. Она была неказистой и старой, найденной мной на колченогом столе в углу цеха, но горячий чай налитый в потертое нутро был душистым и золотисто- коричневым, словно расплавленный янтарь. Я купила заварку в самом дорогом чайном магазине столицы и теперь каждое утро наслаждалась его изысканным ароматом и вкусом.

Задумчиво жевала бутерброд с сыром и смотрела в небольшое оконце на серое небо, на высокие, бурые сорняки которые дружно гнулись под сильным ветром, обильно снабжая землю семенами, чтобы по весне опять воскреснуть зелеными, живучими всходами.

Среди зарослей жемчужно - серой полыни, пожухлой травы цвета пыльного солнца и белесых колосков очерета мой автомобиль выглядел чужеродным, черным монстром. Он радовал мой взор и тешил тщеславие. Этот образец технического прогресса и маленький свечной заводик на окраине города я выиграла в Вист у молодого, заносчивого купчика, который торопился спустить за карточным столом полученное наследство от своего батюшки.

С начала лета я исправно посещала игорные дома столицы и сумела произвести фурор среди любителей зеленого сукна и мела. Благо женщинам в этом мире позволялось играть в азартные игры, эмансипация звонко и решительно постукивая каблучками занимала все новые рубежи. Конечно же мне пришлось превратиться из горничной Танюшки в элегантную молодую вдову. Потратив значительную часть своих денег я тщательно моделировала свой образ. Этакая нежная блондинка, недавно похоронившая любимого мужа, беспомощная и наивная. Трогательно, нелепо смотревшаяся за зеленым сукном ломберного стола. Зачем было знать господам, которые облизывались на юную вдовушку, о том, что воздушное,небесное создание обладает наблюдательностью, быстрой реакцией и феноменальной, тренированной многими годами памятью.Но самое главное им совсем не обязательно знать, что я часто жульничала. Вначале передо мной стала проблема - шулер никогда не работал в одиночку. Всегда нужен был помощник который сидя сзади жертвы подсказывал условными знаками и жестами карты. У меня сообщника не было и доверяться я никому не хотела.

Решение задачи пришло неожиданно, однажды я увидела мышиную нору в дубовых, резных панелях игорного клуба. Вспомнила как хотела покорить ипподром с помощью лошадей и поняла, что помощь мышей мне пригодится. Переговоры с серыми, юркими обитателями норок и подпольных лабиринтов прошли успешно. Я поставляла им сыр, а они мне подсказывали карты противника. С тех пор мои дела пошли стремительно вверх. К концу лета у меня была значительная сумма денег в банке, новый автомобиль и старый, заброшенный заводик некогда производивший свечи на окраине города. А так же кличка "Удачливая Вдова" и день ото дня крепнущие среди игроков подозрения на счет моей везучести.

Я перебралась жить в свою собственность как только были надлежащим образом оформлены документы. К тому времени мне надоело менять квартиры в городе. Хозяева почему-то всегда думали, что если молодая девушка спит целый день, а ночью отправляется невесть куда, возвращается под утро уставшая и бледная, то она обязательно может сверх платы за квартиру приласкать,приголубить и их. Разве с нее убудет? Поэтому устав пускать вход острые, подкованные каблучки туфелек и отработанный удар кулаком в нос, я предпочла учинить уборку в бывшем директорском кабинете своего заводика, купить и доставить туда необходимую мебель и поселиться поближе к природе. Меня не смущало, что длинное, кирпичное помещение давно требовало ремонта и находилось возле пустыря. Темные ночи тоже меня не страшили. Оказывается заключить договор можно не только с мышами. Местные вороны, сороки и мелкие птахи обещали предупреждать меня об опасности днем, а ночью старый филин Филя, из ближнего леса успокаивающе ухал, иногда мешая мне спать. Ворочаясь на новой кровати, в мягкой перине и под пуховым одеялом, я не спала не только от того, что ночной страж успокаивал меня часто и громко. Мне было тревожно от мыслей, что нельзя слишком долго быть "Удачливой Вдовой", когда нибудь все шулера терпели крах, если сильно наглели. А я в последнее время гребла деньги лопатой, забыв о главном постулате всякого честного шулера - не увлекаться. И еще вчера столкнулась за игорным столом с Климом Соколом, и не смогла отказать себе в удовольствии обыграть его в Вист. Мужчина был превосходным игроком, карты любили его, фарт тоже был на его стороне и если бы не помощь мышки Шуши, то шансов на победу у меня практически не было. Я старательно прятала под черной, вдовьей вуалью свое лицо, но Клим иногда замирал на мгновенье, силясь что-то вспомнить. После выплаты по счетам, он сверкая синими глазами, улыбаясь объявил мне, что приглашает в ресторан, деньги у него еще остались.

Почему то не в силах отказать ему, я согласилась. Вечер в ресторане плавно перетек в ночь, которую мы встретили в дорогом гостиничном номере. Клим все пытался мне что-то сказать, но я не намерена была тратить время на лишние разговоры. Уставший он уснул к утру, такой милый и беззащитный. Черные волосы с первой сединой на висках, четко очерченные, красивые губы мокрые от капельки слюны стекающей по небритому, упрямому подбородку, малиновое, неожиданно маленькое ухо... Хорошо, что в этот раз не услышала имя "Злата". Я тихо оделась и уходя оставила стопку розовых, хрустящих бумажек на белой с позолотой тумбочке возле кровати. Меня забавляла зеркальность ситуации. Не удержалась и написала записку. "Ты был великолепен. Не знаю сколько стоят твои старания, но надеюсь, что эта сумма окупит их с лихвой."

Глава двенадцатая. Что творится в душе Клима Сокола?

Настойчивый, наглый солнечный луч, бесцеремонно тянул меня за ресницы заставляя открыть глаза. А открывать их мне решительно не хотелось. Не люблю я утро в гостиничном номере, после страстной ночи с очередной красоткой. Нет, конечно все можно повторить по быстрому, закрепить так сказать пройденный материал и организм вроде бы не против... Нежась в лавандовом запахе шелковых простыней явно ощутил, что организм не то что не против, он решительно требует продолжение ночных забав. Не открывая глаз протянул руку предвкушая ощутить под пальцами теплый атлас нежной кожи, но наткнулся на холодные складки пухового одеяла.

Рывком опустил ноги на пол и не одеваясь поспешил в ванную. Пусто! Вот ведь какая стыдливая вдовушка... Сбежала! Наверное неловко стало за то, что ночью вытворяла. Странно, но мне показалось, что это была не первая наша ночь...

Приняв душ прошел в комнату, поискал взглядом графин с водой. Он стоял на прикроватной тумбе, солнечные лучи переломлялись в его хрустальных, рифленых боках и яркие блики весело плясали по стопке розовых купюр. Мне вдруг вспомнилась совсем другая прикроватная тумбочка с тусклым, старым лаком, которая стояла рядом с узкой кроватью в маленькой комнатушке под самым чердаком. Такие же розовые бумажки на ее ободранной поверхности и точно так же по ним плясали солнечные блики. Они рябили, трепетали на густых, светлых волосах и на молочно-белой коже крепко спящей девушки.

Шелковые волосы цвета лунного золота, белая кожа, голубые, огромные глаза глупой куклы... Как же ее звали? Кажется, Маня? Нет не так... Таня! Ее звали, Таня! Но как, глупенькая горничная и опытный карточный шулер, могут быть одним и тем же человеком? В том, что девушка выигравшая у меня вчера кругленькую сумму денег является шулером я не сомневался. Уже давно в клубе начали говорить о том, что везение " Удачливой Вдовы", неспроста. Только никому не удавалось ее с поличным поймать. Сообщника обнаружить не удавалось. Какие ловушки не ставили отчаявшиеся игроки. Я и сам ничего такого подозрительного за ней не заметил. Но...! Почему то она угадывала мои карты, словно кто подсказывал!

Задумавшись подошел к тумбочке взял лежащие там деньги и заметил записку. Когда до меня дошел смысл послания, то захотелось придушить чертову вдовушку! Мне заплатили за выполненную работу и полученные удовольствия! Я опять оказался игрушкой в женских руках! Шею свело, сжало тисками, словно проклятый поводок с ошейником подчинения вновь на мне оказался! Вспомнилась белокурая, ангелоподобная Агата, ее власть надо мной! Зарычал и с силой швырнул не в чем не повинный графин с водой об пол. Сверкащие, хрустальные осколки мелкими звездочками усеяли пушистый, красный ковер.

Наспех оделся и помчался к Грушевским, уверенный в том, что их горничная и Удачливая Вдова, один и тот же человек. По дороге несколько раз чуть не столкнулся с конными экипажами извозчиков, погнул обод колеса своего автомобиля влетев на скорости в яму, которую со вчерашнего дня оставили дорожные рабочие. Злость и ярость настолько застилали мне глаза, что я даже не заметил красной, предупредительной ленты.

Когда подъехал на чихающем и хромом на одно колесо автомобиле к дому Грушевских, то уже немного остыл. А кода отпихнув ногой наглого, серого кота входил в двери гостинной, то уже полностью себя контролировал.

Семейство Грушевских принадлежит к бодрым жаворонкам. На дворе утро раннее, а они уже позавтракать успели. Довольный Федя читал свежую газету, а Лили в гостинной на мое счастье не было.

Мой друг взглянул на меня поверх газетного листа зеленым, прищуренным глазом.

- Клим?! Какими судьбами в такую рань в наших краях? Ты же просыпаешься в лучшем случае к десяти часам, после всех своих ночных приключений. Может случилось, что на заводе? - встревоженно воскликнул он своим рыкающим басом и закашлялся хлебнув слишком много из белой, фарфоровой чашечки которая в его ручищах смотрелась игрушкой из детского сервиза.

Я подошел к нему и похлопал по могучей спине. Кашлять Федя перестал но смотрел на меня подозрительно и недоверчиво.

- Расслабся дружище, у нас на заводе полный ажур! Порядок, придраться не к чему! У меня только в голове кавардак! - я с силой постучал согнутыми пальцами себе по лбу и устало опустился в кресло стоящее рядом.

Грушевский молча отложил в сторону газету и вопросительно поднял темно-золотистые брови.

- М-м-мм?

Я вздохнул не зная с чего начать, а затем решил не ходить вокруг да около.

- Федя, а ваша горничная Таня, где сейчас?

Друг фыркнул весело, пригладил сильными пальцами с тяжелым, массивным перстнем и золотым ободком венчального кольца свои рыжие, густые волосы.

- Ты правда думаешь, что я слежу за горничными и их перемещением в природе? Таня, Маня, Рая..., да я их не даже не запоминаю! И вообще-то в отличие от тебя, я человек женатый. У меня Лиля горничными ведает!

- Лиля, значит ведает? А где сейчас Лилию Львовну найти можно? У меня к ней разговор по поводу ведения хозяйства и найма горничных имеется, совет ее нужен....

Федя закашлялся, кофе из маленькой но видимо бездонной чашечки опять ему поперек горла стал. Он натужно покраснел и вытирая выступившие от кашля слезы махнул наверх.

- Там она, у себя в кабинете счета просматривает. Конец месяца все же...

Под его хриплый бубнящий голос, я решительно стал подниматься по широкой лестнице. У дверей кабинета немного помедлил,замешкался. Не любил я лишний раз с бывшей своячницей сталкиваться. Времени уже порядочно прошло, а простить ей то, как она быстро и лихо наш развод с женой устроила, а затем увезла детей и Злату в столицу, от меня подальше, не мог.

Да и сама Лиля меня не очень жаловала, будь ее воля то вычеркнула бы прочь из памяти, такого никчемного человека, как Клим Сокол. Но нам не дано управлять ни своими судьбами, ни судьбами других людей. Кто же мог предположить, что мы с Федором Грушевским не только компаньонами станем, но еще и лучшими друзьями? Вот и приходится терпеть меня,молча сносить, бывшей своячнице.

С этими мыслями толкнул решительно, без стука дверь Лилиного кабинета.

Лилия Львовна за столом сидела и на счетах быстро и громко костяшки передвигала. На скрип двери оторвалась от своего дела и на мня поверх круглых стеклышков очков взглянула. Надо же! Открытие какое! Лиля оказывается очки носит! Впрочем даже эти смешные стеклышки не смогли испортить красоту этой женщины.

- Клим?! З-з-зачем пожаловал!? - сколько удивления в ее голосе, сколько холода.

- И тебе, доброго здравия, Лилия Львовна! - я усмехнулся и бесцеремонно, вольно уселся в мягкое, зеленое кресло напротив стола.

Мы некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец-то Лиля сердито из-за стола встала. А я вздрогнул когда на стене за ее спиной портрет в белой, золоченной раме увидел. Тоже с кресла поднялся, к портрету подошел поближе, Злату и ее окружение рассматривая.

Ревность, злость, застарелая обида и сожаление о потерянной семье стиснули мне горло, перехватили дыхание. Непроизвольно зубами скрипнул. Рукой к холсту на котором художник талантливо изобразил дружное семейство, невольно потянулся. А художник наверное гений... Почти физически ощутил я и любовь и нежность и страсть, которую буквально излучали моя бывшая жена и герцог этот, будь он неладен! Близнецы мои Ксюша и Ильюша,совсем взрослые стоят. Красивые! Давно я их не видел...

Изображение на портрете вдруг расплываться начало. В ушах звон появился, а в сердце словно заноза вонзилась.

- Клим! На вот воды попей! - испуганный голос Лили звучал рядом, губы настойчиво холодил край хрустального стакана.

Я послушно воды ледяной хлебнул. К себе прислушался и вздохнул с облегчением. Полегчало вроде бы! Встретился взглядом с тревожными, черными очами, что так на глаза моей бывшей жены похожи.

Лиля смотрела на меня участливо, жалеючи. Словно мать на дитя неразумное.

- Отпустить тебе прошлое пора, Клим! Давно все быльем поросло... Мне не так давно самой глаза помогли открыть... Злата счастлива, разве не видишь? А ты, все девок меняешь, потому как от новой любви сердце крепко-накрепко закрыл. Сам несчастлив и других вокруг себя несчастливыми делаешь! Вот горничную Танюшку, соблазнил, а она такая девушка хорошая и умная была!

- Была?! - страх ледяной волной прошелся по мне.

Наверное я вновь побледнел, потому как Лиля торопливо мне ответила.

- Да... Была... После твоего визита ночного кней, ушла из нашего дома.

- А куда?! Куда она ушла?! Лиля ты знаешь где она теперь?!

Женщина пожала плечами, черные соболиные брови озадаченно дрогнули, а глаза еще больше стали на белом мраморе лица.

- Не знаю куда она направилась. Наверное горничной в услужение поступила в какой нибудь богатый дом. Я ей рекомендации хорошие дала. Девушка она честная, разумная.

- Да, да... Разумная! О-о-о-чч-чень разумная! - соглашаясь с Лилей, бормотал я открывая дверь.

- Клим, а ты чего приходил? - уже на выходе поймал меня вопрос хозяйки дома.

Я обернулся и заставил себя улыбнуться.

- Да, так! Просто так... Спасибо тебе, Лиля!

Дверь за мной захлопнулась. Лиля Львовна, еще что-то говорила мне вслед, но я уже быстро спускался по лестнице вниз.

Глава тринадцатая. Я "усыновляю" престарелого чудака и разговорчивую таксу.

Зима летела в город на крыльях ледяных, осенних ветров. С каждым днем они становились все холодней и злее. Листья уже почти облетели с деревьев, их золото превратилось грязно-охристые клочья которые шуршали под колесами моего автомобиля. В салоне было зябко, печки еще не придумали и мне приходилось одевать большие, теплые валенки поверх изящных, лакированных туфелек и кутаться в шерстяной, клетчатый плед. После того, как я стала Слышащей, носить теплую норковую шубку мне казалось кощунством. Короткий, шелковый мех заставлял теперь вздрагивать каждый раз когда я прикасалась к нему. Было такое ощущение, что я одела на себя вещь сшитую из убиенных, разумных существ. Помучавшись, я решила, что в автомобиле меня все равно не видно, а по приезде в город мне нужны считанные секунды чтобы избавиться от старомодных, теплых вещей. Я изящно опускала ноги в тонких чулках и щегольских туфельках на холодный камень мостовой. Из автомобиля старалась выбираться по всем правилам хорошего тона. Томно куталась в кашемировое, светлое пальто и направлялась обедать в уютный, небольшой ресторанчик под названием "Амаз". Название довольно странное для заведения в котором всего лишь кормили людей. Но там готовили изумительный рыбный суп и пекли очень вкусный пирог с грушами. Сидя за столом с белоснежной, туго накрахмаленной скатертью под раскидистой пальмой в большой кадушке, я тщетно пыталась придумать чем же мне жить дальше. Путей было множество, но каждый из них имел свои недостатки.

Игорные дома и клубы я не посещала уже месяц. Выигрыш у Клима Сокола оказался последним в моей стремительной карьере карточного шулера. Когда я в чудесном, приподнятом настроении приехала на следующий вечер после памятной ночи в карточный клуб, мечтая насладиться предстоящими победами и негодованием Клима, то меня ждали неприятности. Едва я спустила ноги отрепетированным движением на мокрую мостовую, как по шелку чулков мне на колени бодро взобралась мышка Шуша. Острые коготки безнадежно испортили тонкую паутину дорогой вещи.

- Шуша, в чем дело? За тобой кто-то гонится? - подавив в себе возмущение, холодно спросила я дрожащий, серый комочек.

- М-м-м-а...! - икнув пропищала моя подруга.

- Извини Шуша, но твоей мамой я быть никак не могу! - улыбнувшись заметила я.

- Магический контроль в клубе, глупая! - справившись со своим волнением строго прикрикнула на меня, Шуша.

- А это, что за зверь такой? - насторожилась я.

Мышь смешно сморщила острый нос.

- Игроки давно сомневаются в твоей удаче. Вот и пригласили магов из контроля. Эти люди тоже Дар имеют, только у них он иной. От твоего отличается.

- Чем? - выдохнула я, смутно догадываясь об особенностях Дара у серьезных людей из конролирующих органов.

- Они наше общение мигом обнаружат. Тебя в каталажку за шулерство и сокрытие Дара, а на мою родню яда крысиного и мышеловок не пожалеют!

Мне стало жарко в холодном салоне автомобиля. Я нажала на газ и поспешила скрыться, раствориться в серо-фиолетовых сумерках большого города. С тех пор Шуша живет в старом здании моего свечного заводика. Терпеливо ждет меня вечерами, радуется гостинцам в виде элитных сортов сыра и до дрожи боится уханья филина. А я объезжаю стороной все игорные заведния, изучаю государственные законы магического мира, дабы не нарушить их ненароком и мучительно думаю над тем, что могло бы принести мне доход. Идеи имелись, но я была абсолютным профаном в инженерном деле и не дружила с чертежами. Мои потуги изобразить идею на бумаге были похожи на примитивный, кривой рисунок трехлетнего малыша.

Сегодня решила долго в городе не задерживаться. Под вечер изрядно подмораживало и я стремилась попасть в свое неказистое, но теплое и обжитое жилье засветло.

Мое внимание привлекла кривоногая, старая такса которая прихрамывя бежала по дороге навстречу автомобилю. В пасти она держала румяный, большой пирожок. Голову от тяжести ноши согнула набок, на короткой шеи поблескивал медными заклепками явно не дешевый ошейник. Она мелко семенила коричневыми лапками. Я усмехнулась, подумав, что такая с виду приличная собака занимается мелкими кражами. Остановила автомобиль, решив понаблюдать за этой особой, которая почему-то напомнила мне саму себя.

Такса добежала до первой скамейки ближайшего скверика и положила пирожок на лавочку рядом с сидящим на ней стариком. Он был похож на большую нахохлившуюся и очень несчастную птицу. Одет был прилично, добротно и дорого но явно не по сезону. Летние туфли, легкий плащ, непокрытая голова с густыми, седыми волосами которыми играл злющий, осенний ветер. На замерзшем, крупном носу неуместно блестело золотом пенсне. Глаза под ними были закрыты. Такса ткнулась носом в красную, сморщенную руку и подтолкнула поближе румяный пирог. Но хозяин лишь слабо похлопал рукой ее по длинному, каштановому туловищу. И тогда такса заскулила протяжно, жалобно.

Я сорвалась с теплого, насиженного места и поспешила к странной парочке. Услышав мои шаги, собака зарычала. Короткая, плюшевая шерсть поднялась на загривке. Оскалились старые, желтоватые клыки. Она приготовилась защищать своего хозяина.

- Неправда ли погода сегодня отвратительная? Холодно и сыро, думаю, что к ночи пойдет дождь... А еще мне показалось, что на сегодняшний вечер у вас с хозяином нет никаких планов. Может быть вы согласились бы на мое приглашение позвать вас в гости? - я постаралась выражаться как можно любезнее. Почему то мне показалось, что именно так привыкла разговаривать старая такса.

Она от неожиданности шлепнулась на задние лапы. В круглых, выпуклых глазах цвета спелого каштана загорелся робкий огонек надежды.

- Я не против, но хозяин... Согласится ли он? Он очень замерз за сегодняшний день, но оставаться дома было смерти подобно! Хотя не знаю, что лучше умереть дома но в тепле, или же под открытым небом на холодной лавочке! - она быстро заговорила, длинные уши тряслись от волнения, а на глазах заблестели слезы.

Я подошла к старику и взяла его за ледяную руку. Он встрепенулся и открыл глаза. Взгляд бледно-голубых глаз под кустистыми, седыми бровями сфокусировался на мне. Я поспешила улыбнуться и даже присела в неловком реверансе.

- Простите, но у меня дома имеется бутылка отличного коньяка, а в автомобиле еще теплая закуска из ресторана. Не составите ли мне компанию на сегодняшний вечер? Видите ли пить коньяк одной очень тоскливо... А так вы могли бы меня выручить! - я самозабвенно несла эту чушь, улыбалась и просительно смотрела на незнакомца.

Он пристально рассматривал меня несколько минут, затем пошевелился и с трудом улыбнулся мне.

- Да, пить коньяк в одиночестве действительно не стоит. Пожалуй я соглашусь на ваше щедрое приглашение. К тому же, как я вижу вы почему-то понравились моей собаке. Это очень поразительно! - хриплый голос приятно рокотал простуженным баритоном.

Он с трудом поднялся со скамейки, я подхватила его под локоть и мы странной компанией двинулись к автомобилю. Первой запрыгнула такса, она явно боялась, что я передумаю. Усадив гостя на заднее сиденье я подала ему клетчатый плед.

- Не стесняйтесь, закутайтесь. Путь у нас не близкий, я живу за городом в старом здании бывшего свечного заводика. Но у меня тепло и уютно, уверяю вас!

Мягко урча завелся мотор. Разрезая темную синеву уже наступившей ночи слабым, желтым лучом фар мой автомобить двинулся дальше.

Холодные ветра хозяйничающие на унылом пустыре где стояло здание свечного заводика, за день выстудили жилую комнату. Мое последнее приобретение большая печка-буржуйка разгорелась сразу. Загудело пламя в чугунных боках, завыло что-то протяжно в широкой трубе. Печь жадно пожирала сухие дрова, давая взамен тепло и красноватые всполохи света. Такса сидела на коленях своего хозяина который приютился в кресле напротив. Пожилой мужчина дремал, морщинистое лицо расслабилось, тихое похрапывание вырывалось из узких, сурово поджатых губ. Собака же только делала вид, что спит. Она продолжала охранять своего хозяина. Длинные уши чутко подрагивали, а круглый, блестящий глаз изредка косился в мою сторону.

Шуша скромно сидела возле круглой норки в дальнем углу. Любовно поглаживала когтистой лапкой кусочек сыра который она не смогла осилить.

По случаю приема неожиданных гостей я зажгла множество свечей. Они были взяты из довольно большого запаса который был найден мною в подвале завода. Колченогий стол стоявший посреди комнаты гордился красивой, цветной скатертью синего шелка, а та в свою очередь гордилась разномастными тарелками с щедро нарезанными на них пятью сортами сыра. Лимон на выщербленном блюдце переливался пронзительной желтизной тонких долек. Бутылка коньяка таинственно поблескивала драгоценным содержимым. Подогретые на печке стейки красной рыбы с овощами, радостно обнимались с зеленым перцем, красными помидорами и белыми кусочками картофеля.

С тех пор как мною было обнаружено, что животные и птицы могут разговаривать и мыслить, я на дух не переносила не только мех шубы. Мне мясоедке, пришлось отказаться от свинины, говядины и птицы. В ресторане я заказывала себе мясное блюдо, но с грустью двигала тарелку в сторону. Кусок не лез мне в горло! Хорошо, что мне еще не доводилось вести беседу с рыбами! Но подозреваю,что скоро и рыбные стейки тоже исчезнут из моего рациона...

Суетясь возле стола я поглядывала на прикинувшуюся спящей таксу и когда к ее смущению наши глаза встретились, решилась на разговор. Немного напряглась пытаясь поймать поток ее мыслей и когда мне удалось, приветливо обратилась с речью.

- Я рада, что вы смогли чуть-чуть поспать! Но хотелось бы познакомиться с вами поближе. Мы так и не удосужились быть представленными друг другу. Меня зовут Таня, а как кличут вас? - мои слова беззвучно влились в собачьи размышления о скором ужине.

Такса вздрогнула от неожиданности и немного сползла с острых колен своего хозяина. Зацепилась кривой, сильной лапой за полу клетчатого, шерстяного жилета. Подтянулась длинным, мускулистым тельцем занимая прежнее положение.

- Простите Таня, но так необычно слышать в своей голове человеческий голос... Ведь вы Слышащая? Вот ведь, а я думала, что это сказки собачьи и люди не способны понимать нас... Меня зовут Хлоя, а моего хозяина Адам Петрович Штольц. Не подумайте, он не бесприютный скиталец! У него отличная конура... ой... шестикомнатная квартира на площади с памятником...э-э-э... ну там еще множество голубей которых я обожаю пугать на прогулке. Еще в прошлом году Адам Петрович преподавал в Университете, он профессор. Да-да, профессор! Кроме своей науки ничего не признавал. А в начале этого года он влюбился. Представляте!? Да ладно бы, женщина была хорошей. Но я как ее увидела, сразу поняла, что погибель свою хозяин в дом привел. Суч..., ой простите женщина она конечно красивая, но схоронила уже троих мужей! Да еще привела с собой своего сына великовозрастного. Грубый, жестокий невежда! Он меня бил! Но так, что бы хозяин и заподозрить не смог. Да, что там! Адам Петрович долго ничего не замечал. Летал на крыльях любви словно его Амур насквозь сразу сотней стрел пронзил! Только не Амур в этой слепой любви и обожании виноват, а обычное зелье приворотное. Я когда поняла что к чему, начала бороться с претенденткой на квартиру, руку и сердце хозяина моего. То бокал с вином опрокину, то чай с отравой подменю. Постепенно прозревать начал мой Адам Петрович. Но Наталья Павловна, торопиться начала, истерики устраивать и склонять его к браку. Возможно и сладилось бы... Но они с сынком настолько всемогущими себя считали, что уже не слишком то и таились. Сегодня утром свершилось! У моего хозяина пелена с глаз слетела! Он разговор подслушал нечаянно, случайно. Наталья-ведьма рассуждала, каким ядом его уморить, после того как свои лапки загребущие она на имущество наложит после свадьбы. Хозяин со мной на прогулку вышел, а домой назад не вернулся... Конечно сердце радуется, как представлю, что Наталья с сынком сегодня беснуются! Но если бы на наше счастье мимо не поезжали бы вы Таня, то не могу и представить чем бы дело кончилось! - она устало вздохнула и заскулила.

Мужчина в кресле встрепенулся, большая ладонь успокаивающе похлопала по коричневому, собачьему боку.

- Ну Хлоя, тише! Тише!

Я решила воспользоваться моментом и пригласила гостей к столу.

Коньяк был принят на ура. Я подливала тягучий, благородный напиток в кособокие, железные кружки. Понимала, что моему гостю сегодня не только согреться надо, а еще и поминки справить по поруганной любви. Ночевать конечно же гости у меня остались. Такса Хлоя на коврике возле печки. Адам Петрович на двух креслах чуть подальше от огня. Он заснул сразу, разомлев от выпитого коньяка и тепла.

Я долго ворочалась в своей кровати, слушала уханье филина и рассуждала о человеческой подлости. За долгую жизнь таких историй насмотрелась множество. Что-то подобное пережила со своим пятым мужем. Впрочем сама была виновата, решила, что меня могут искренне полюбить на пятом десятке... Любили меня, любили... Только мои деньги вот нравились больше. Сплюнула вспоминая смазливую мордашку пятого. Вдохнула, еще немного поворачалась и незаметно для себя заснула.

Глава четырнадцатая. Я "ловлю" идеи летающие в воздухе, слушаю исповеди, планирую.

На пустырь за окном медленно сыпал мелкий, реденький снежок. Зима словно вспоминала забытые за лето навыки и лениво разминалась перед решающей атакой. Я смотрела на слегка припорошенную белыми крохами землю за окном. Казалось, что это манная крупа просыпалась из слегка рваного мешка, который достала из кладовой Матушка Зима. Но прошлогодний опыт подсказывал мне, что совсем скоро белые крохи превратятся в солидные сугробы, а затем завьюжат, завоют злые метели и мой заводик окажется в плену. К такому повороту я была не готова... Ладно, прошлой зимой у меня была одна задача - выжить любой ценой. Перезимовать самой и помочь выжить малолетним сестрицам с братом. Но теперь задача усложнилась... Я улыбнулась вспоминая девчонок и Матвея. Как там они? Катюшке уже четырнадцатый год пошел, совсем большая! Полны ли закрома в доме на отшибе? Не обижает ли их папаня? Я помнила свое обещание данное брату. Обязательно навещу их по весне, только для этого надо трудиться, с пустыми руками туда не поеду. Мне бы решить вопрос с жильем... С каждым днем в помещении становилось все холодней. Вода к утру замерзала в ведрах. Проблема душа и туалета холодила кровь. А ведь на моем попечении был мужчина немного не от мира сего, старая собака и маленькая мышь. Конечно я утеплила всех как могла, даже такса Хлоя щеголяла в вязанной, пуховой жилетке, а мышке был выделен в пользование яркий, полосатый шарф. Но ведь этим решить проблемы было нельзя и я нервничала, переживала пытаясь понять как мне жить дальше. Одно дело когда ты одна, совсем другое когда от тебя опять зависят живые существа.

От дум меня отвлекли быстрые шаги Адама Петровича. Не смотря на возраст мужчина двигался легко и порывисто, словно юноша. Он в серых валенках, в теплом жилете и в красной, вязанной шапке с помпоном возник на пороге моей комнаты. Пенсне воинственно блестело на горбоносом, крупном носу, а в руках с длинными, музыкальными пальцами трепыхался заполненный чертежами лист бумаги.

- Танюша! Это гениально! Не знаю как вы до этого додумались, но это прорыв! Скольким людям облегчит жизнь выше изобретение. Застегивать обувь, одежду, военные палатки, мешки и..и... Да много всего можно усовершенствовать вашей чудо- змейкой! Как вы ее назовете?

Я улыбнулась и скромно потупила взор. Приятно конечно, когда умнейший ученый считает тебя гением. И пусть все это уже давно существовало в моей прошлой жизни, пусть к изобретению я не имела никакого отношения! Но ведь в этом то мире до застежки молнии, безопасного лезвия со станком и до лейкопластыря со скотчем еще не додумались! А ведь время идет и надо торопиться запатентовать, надежно застолбить "свои изобретения". Найдутся умники и опередят меня гениальную! Идеи, они ведь любят в воздухе носиться... Неровен час кто-то да и схватит подобное за легкие крылья. Поэтому я обивала пороги в серьезных учреждениях, предъявляла чертежи безукоризненно выполненные Адамом Петровичем, показывала опытные образцы.

Бритву со станком, знаменитый " Gillette" уже признали моим и только моим детищем. Даже название было дано. Решила переименовать легендарную бритву и назвала ее "Адам", что бы и имя ученого увековечить, к тому же никому объяснять не стала, что в в прошлой жизни Татьяной Адамовной звалалась, значит и сама "примазалась". Теперь вот на очереди была застежка молния. Ну тут мудрить не стану.

- Название "Молния", наверное очень хорошо передает смысл изобретения. Вы как считаете Адам Петрович?

Мужчина снял с носа круглые стеклышки в золотой оправе и протер их клетчатым носовым платком. Задумался на минуту, шевелил узкими губами словно пробовал на вкус название.

- Танюша, не устану вами восхищаться! Насколько точно, одним словом, вы суть предмета выразили!

Я опять скромно глаза опустила разглядывая узор на толстых, вязанных носках из овечьей шерсти, поверх которых еще и галоши были одеты.

- Адам Петрович, ну все же очень просто! У меня вот еще идея появилась. На молнию патент получим и примемся за скотч с лейкопластырем. Вот только состав надо разработать липкий. Вы же к химии отношение имеете?

Мужчина сердито фыркнул и гордо воодрузил себе на нос пенсне.

- Я между прочим химию имел честь преподавать в молодости! - он выпрямился и засунул правую руку за отворот пушистой душегрейки, словно великий полководец на военном совете.

Я постаралась скрыть невольную улыбку. На полководца Адам Петрович не походил. Особенно когда он жалобно заморгал глазами и протяжно вздохнул.

- Танюша, мне так не хватает моих книг, моего кабинета, лаборатории... И простите уж старика, удобств у вас тоже маловато. Нет! Конечно же мы с Хлоей, благодарны вам. Но как подумаю, что этот злобный невежда может сотворить с моей библиотекой... Вот поверите, просто сердце на части рвется! - мужчина заиграл желваками на плохо побритых щеках и сжал кулаки. Вот теперь он действительно на полководца походил. Брови сурово сдвинуты, губы сжаты. Профиль породистый, носатый, а глаза с искрой, блестят голубым, упрямым блеском.

Я замерла. Вот оно решение проблемы! Вот же оно! Действительно пора узнать как там поживает в профессорской квартире самозванка, Наталья Павловна. Каждый день просматривая газеты я искала объявление об исчезновении человека. Довольно известного человека. Профессора и преподавателя университета, но не нашла и крошечного упоминания об этом. Прошло почти два месяца с того вечера как я наткнулась в сквере на мужчину и таксу. За это время его никто не искал. А это означало только одно - черная вдовушка притихла на время, пользуется всеми благами и выжидает. Возможно пора ей нанести удар?

- Адам Петрович, а расскажите мне как так получилось, что вы бездомным оказались? - вопрос задала и замерла. Ведь на эту тему мы не разговаривали. Я щадила чувства мужчины. Видела как он переживает. Как с радостью отвлекается от мрачных мыслей работая над "моими" идеями.

Адам Петрович шагнул к колченогому столу и сел на грубо сколоченный табурет. Высокий, длинноногий, худощавый. Спина прямая, посадка головы гордая. В этой смешной, красной шапке с помпоном в полутьме хмурого дня он был похож на юношу.

- А не осталось ли у нас коньяка, Танюша? Налейте старику, да побольше. Знаете ли, мне трудно и стыдно рассказывать об этом на трезвую голову.

Я согласно покивала головой, погладила мимоходом притихшую Хлою. Бутылка коньяка нашлась в нише где когда-то очевидно был сейф. Когда волшебная, коричневая жидкость наполнила кружки, а они сошлись издав совсем не мелодичный звук, мужчина вскинул голову и пристально, в упор посмотрел на меня прозрачными, голубыми глазами. Неожиданно густые, длинные ресницы черной каймой обрамляли их.

- А вы верите в любовь, Танюша?

Я глубоко вдохнула и задержала дыхание не позволяя себе закашляться. Коньяк жидким огнем промчался по глотке все воспламеняя на своем пути, приятное тепло разлилось по венам. С минуту размышляла над вопросом. Почему то хотелось ответить честно, максимально правдиво, а не только для того что бы подтолкнуть собеседника к откровенности. Вспомнила пятерых мужей, множество любовников которые встречались на долгом, жизненном пути Татьяны Адамовны. Ясно представила себе невероятно синие глаза Клима Сокола.

- Скорее всего да... Верю я в эту эфимерную субстанцию, которую люди привыкли называть любовью... Не буду отрицать, что существует нечто такое, что иногда без нашего спроса берет в плен наши чувства, поступки и даже жизнь! - я вздохнула и отхлебнула еще глоток коньяка из кособокой кружки.

Молчание повисло за столом. Когда я подняла глаза на сидевшего напротив мужчину, то столкнулась с изумлением медленно тающем в прозрачных глазах.

- Танюша, вы иногда меня поражаете. Вот вижу сейчас молоденькую, хорошенькую девочку перед собой, а ощущение такое, что веду разговор с человеком на много старше себя! - Адам Петрович озадаченно вертел в руках пустую кружку.

Я улыбнулась мило, поскорее опустила глаза. Умен все же мужик! Так и проколоться не долго. Потянулась к бутылке посмотрела на просвет остаток коричневой жидкости, которая так хорошо развязала мой язык. Коньяк лениво плескался на дне бутылки. Разлила остатки по старым посудинам и подняла свою.

- Это коньяк виноват, когда выпью всегда такую чушь несу, самой смешно! - я нарочито глупо хихикнула. - А вы, Адам Петрович, вы сами в любовь верите?

Мужчина внимательно на меня посмотрел и одним махом опрокинул в себя содержимое кружки.

- Знаете Танюша, коньяк божественный напиток! Хорошо затуманивает мозг и развязывает язык. На исповеди надо непременно наливать прихожанам стакан спиртного! Я давно не исповедовался, все некогда было, да если честно, то моя скрытная натура бунтует всегда против душевного обнажения. Но наверное назрело. Слушайте! - он оперся руками о край стола, задумался.

Глава пятнадцатая. Жил-был на свете юный Адам.

- Я ведь Танюша, не всегда был таким старым, - мужчина тоже поднял пустую бутылку, пытаясь рассмотреть на просвет остатки коньяка. Он даже попытался "выжать" ее, энергично потрясая над своей кружкой коричневым стеклом, пузатого сосуда.

К сожалению ему не удалось извлечь из нее даже капельки. Адам Петрович разочарованно вздохнул и с силой шмякнул жадину об стол. Колченогая мебель покачнулась, бутылка упала на бок, но скатившись к краю стола падать передумала.

Я поняла, что для настоящей, длинной исповеди, Адаму Петровичу все же не хватило запала и градуса в крови. Вскочила со стула и помчалась искать еще один благородный напиток. Вино двадцатилетней выдержки мне однажды посчастливилось выиграть за карточным столом у одного смуглого и горячего господина. Не в меру азартный представитель горного народа, просадил в карты за один вечер небольшое состояние, но все пытался отыграться. Элегантная бутылка вина с белой наклейкой на которой значилось, что виноград для этого напитка был собран двадцать лет назад была поставлена на кон и конечно же вскоре поменяла своего владельца. Я вино пить в одиночестве не люблю. У меня всегда настроение от него портится, а сама я становлюсь плаксивой и мягкой словно воск. Поэтому я эту бутылку припрятала и забыла о ней, вот теперь чувствую пришла пора попробовать вкус давно погасшего лета.

Красное, сухое вино конечно же оказалось выше всяких похвал. Адам Петрович долго восторгался изысканным букетом и насыщенным вкусом. Я откровенно говоря восторга его не разделяла. Ну, сухое, ну двадцатилетнее... Но сидела, подливала мерцающую темно-рубиновую жидкость в кружку, кивала головой соглашаясь и все ждала продолжение сказанной ровно час назад фразы.

Вино в сосуде заканчивалось, а обещанный рассказ так и не прозвучал. Терпение мое кончилось.

- Адам Петрович, вы мне обещали исповедь! - решила я напомнить собеседнику.

Мужчина посмотрел на меня абсолютно трезвыми, блестящими глазами.

- Я помню Танюша, я помню... Признайтесь вы меня намеренно стараетесь споить? - голос звучал грустно, надтреснуто словно старый колокол на погосте. - Когда вы доживете до моих лет Танюша, то поймете, что вспоминать дела прошедших лет иногда очень тяжело. Самое занятное заключается в том, что ты нынешний не всегда понимаешь себя прошлого. Словно два разных человека...

Мне стало любопытно.

- Адам Петрович, а сколько вам лет? Простите конечно если вопрос нескромный.

- От чего же нескромный? Я не барышня что бы годы прожитые скрывать. Мне шестьдесят три исполнится через месяц.

Опустив глаза, тщательно скрывая улыбку я понятливо закивала головой. Про себя думая о том, что Адам Петрович оказывается мне в сыновья годится.

- Да, возраст действительно почтенный! Однако же это не помешало вам почти жениться! - я обвиняюще помахала длинным пальчиком с розовым ноготком.

Мужчина с изумлением посмотрел на меня.

- А от куда вам Танюша известно, что я чуть было не женился совсем недавно?

Я замерла, заморгала глазами и как всегда поспешила свое замешательство и смущение замаскировать глупым хихиканьем.

- Ну, вы сами Адам Петрович когда-то невзначай обмолвились.

Мужчина задумчиво посмотрел на меня. Густые брови недоверчиво вздрогнули.

- Правда? Ну возможно, возможно... Понимаете, Наталья Павловна очень похожа на ту девушку которую я любил всю свою жизнь. Когда я увидел ее впервые, то был поражен. Те же рыжие кудри, тот же вздернутый носик и глаза зеленые... Грушенька словно никогда и не умирала. Слегка постарела, немного потяжелела, родила сына и снова встретилась на моем пути...

Мужчина замер, узкие губы изогнулись в мечтательно-грустной улыбке, взгляд остановился на сером проеме окна. Но для меня было ясно, что сейчас он видит не хмурое небо, а ту самую Грушеньку.

- Она была моей троюродной сестрой. Я влюбился в Грушеньку в пять лет. Очень хорошо помню, как на мое день рождение приехали родственники отца. Рыжая, кудрявая девочка застенчиво протянула мне плюшевого медведя и спряталась за юбку своей матери. Малышка была похожа на яркое солнышко, это так поразило мой детский ум, что я тут же решил, что она непременно будет моей женой. В десять лет она потеряла родителей и опекуном стал мой отец. К моей радости Грушенька поселилась в нашем доме. Скромная, прилежная, нежная девочка была мне другом, советчиком и конечно тайной моей любовью. Впрочем, насчет тайны я наверное соврал сейчас. О моей преданной любви знали и мои родители и сама Грушенька и все слуги. Годы промчались, мы выросли. Я стал к двадцати годам тощим, длинным и нескладным молодым человеком. К тому же прыщи портили не только мое лицо, но и отравляли мне жизнь. Грушенька же превратилась в изумительную рыжеволосую красавицу. Солнышко засияла так ярко, что на этот свет как мухи на мед стали слетаться многочисленные женихи. К тому же ее покойные родители оставили ей довольно солидное состояние. Проходимцы всех мастей так и кружили над богатой, красивой невестой. Я злился, паниковал, я проклинал свой юный возраст, свои прыщи, нескладность и худобу. Тревога и предчувствие надвигающейся беды поселилась в моем сердце. Грушенька лишь смеялась над моими волнениями.

Когда я впервые увидел его, то словно гром грянул, словно серой запахло. Высокий, лощеный красавец, уверенный в себе и в своей неотразимости. Князь Георгий Заховский был картежником, волокитой и пьяницей. Но разве это такие уж большие недостатки для влюбленной в него девушки? В том, что Грушенька влюбилась я не сомневался. Эта глупая улыбка на пухлых, розовых губах, лихорадочный блеск зеленых глаз и взгляд который всегда ищет только его... Георгий Заховский не был дураком, он смекнул, что с помощью влюбленной девушки он быстро поправит свои дела. Когда он посватался к Грушеньке, то она была откровенно счастлива. Порхала по дому, напевала песенки, разбивая мое сердце на мелкие, злые осколки.

Мой отец на правах опекуна согласие на брак не дал. Репутация у Заховского была такой, что только сумасшедший мог позволить этому проходимцу жениться на девушке. Отец сумасшедшим не был, но вот Грушенька... Она тайно обвенчалась с графом. На правах новоиспеченного мужа он увез ее из нашего поместья.

Я хотел отравиться, повеситься и застрелиться и все это совершить одновременно. Время стерло эту невероятную боль, притупило страдание. Спасением стала тогда для меня учеба в университете. Родители купили мне большую квартиру в столице и радовались моей фанатичной увлеченностью наукой.

Прошло четыре с половиной года и однажды на пороге моего дома возникла Грушенька. Я не узнал свое рыжее Солнышко. Худая, бедно одетая, с огромным животом она стояла и робко просилась войти.

Мужчина напротив меня замолчал. Желваки играли на его впалых щеках. Он резко налил вина в свою кружку и выпил его, словно это была простая вода. Порывисто потер виски длинными пальцами.

- Он бил ее! Синие, желтые, багровые отметины на руках, шеи, лице... И наверное эти отметины были всюду! Конечно же я был рад, что она вернулась. Я был готов принять и ее ребенка. Но не суждено! Измученная родами Грушенька умерла на рассвете, она родила мертвого ребенка и они ушли в мир иной вместе. Мокрые от пота волосы разметалися по подушке, они уже не были похожи на яркую, солнечную медь. Блеклые, чужие... Седые пряди разбавили яркость ее кудрей. Мое Солнышко угасло навсегда.

На следующий день я вызвал на дуэль графа Георгия Заховского. Конечно же дуэли давно никто не практикует, они запрещены. Но когда я публично ударил его по лицу, этому мерзавцу не оставалось ничего иного как принять вызов. Недобро усмехаясь, он сказал, что с удовольствием сделает дыру в моем ученом лбу. Но он ошибся! Дыра во лбу к вечеру украшала его.

Скандал замяли. Меня не отправили в тюрьму, постарался мой дядюшка по матери, который в ту пору занимал пост министра государственной безопасности. Прошли годы, вернее они промчались. У меня конечно же случались романы, но жениться я так и не удосужился.

Наталью Павловну встретил на выставке Технических Новинок. Меня поразило ее увлечение. От куда мне было знать, что выставка это лишь охотничьи угодья для этой женщины. К тому же она невероятно, удивительно была похожа на Грушеньку. Мила, обворожительна, покладиста. И мне вдруг захотелось узнать, как это быть семейным, счастливым человеком? Как это когда о тебе заботятся и любят?

Мы прожили вместе полтора года. Наташа заботилась обо мне нежно, лучше чем о своем сыне. Но почему-то ее невзлюбила Хлоя. За то время, что я прожил рядом с этой женщиной стал себя очень плохо чувствовать. По утрам руки дрожали словно я был горьким пропойцем, постоянно болела голова, ухудшилось резко зрение. Страсть любовная угасла, спали мы отдельно, да и где мне было взять сил, если я еле ползал? Наташа подталкивала меня узаконить наши отношения все чаще и настойчивее. Устраивала истерики. Я тоже стал подумывать о законном браке. Если мне суждено умереть, то пусть она получит мое наследство, квартиру, небольшое поместье, счет в банке, ведь кроме нее у меня никого нет. Но однажды случайно подслушал ее разговор с сыном. Меня методично травили! Пели медовым голоском о сочувствии, проявляли заботу и травили! Я был настолько слаб, что после подслушанного раговора сбежал из собственного дома. Больше всего я опасался ее сына, крепкого молодца с холодным взглядом убийцы. А дальше вы нашли меня и Хлою на лавочке в сквере.

Адам Петрович замолчал. В комнате было уже темно, зимний день короткий. Я встала из-за стола чувствуя как мелкие иголочки покалывают мои ноги. Прошлась по комнате разминая бедные конечности. Осторожно подошла к задумчивому мужчине и дотронулась до его плеча. Он вздрогнул и взглянул на меня светлыми глазами.

- Ну, что Танюша длинная у меня исповедь получилась?

- Наверное бывают и длиннее. Адам Петрович, мне кажется пришла пора вам вернуть свое королевство. Неужели семейка отравителей будет благоденствовать и довольно потирать руки?

Мужчина хитро улыбнулся и прищурил серые глаза.

- Вы предлагаете месть? - голос звучал твердо и немного насмешливо.

- Месть! - выдохнула я и протянула сжатую в кулак руку.

Адам Петрович осторожно прикоснулся в ответном жесте к моей руке крепким и горячим кулаком. Костяшки наших пальцев сойдясь глухо стукнули. От неожиданности мы рассмеялись. На душе стало легко, а в голове у меня уже вырисовывался план предстоящего дела.

Глава шестнадцатая. Операция "ВО", что означает - возмездие.

Второе утро мой автомобиль стоял напротив парадного подъезда в бело-каменном доме, где была квартира Адама Петровича. Конечно это было достаточно глупо, ведь автомобили были редкостью и мой черный с хромированными деталями красавец привлекал к себе внимание.

Мальчишки в этом доме были такие благоразумные, хорошо и добротно одетые они лишь восторженно косились в сторону моего красавца, но подойти ближе им мешало воспитание.

Дамы, что выходили спускаясь по серому мрамору трех широких ступенек вначале начинали мило улыбаться и не спеша, грациозно приглаживать локоны и поправлять шляпки, но заметив меня за рулем, досадливо хмурились, некоторые презрительно хмыкали и спешили мимо.

Мужчины же напротив замедляли шаг пытаясь поймать мой взгляд, но я делала вид, что читаю газету и они тоже спешили прочь.

В первый день я забавлялась, играя в этакую крутую шпионку, на второй день начала злиться. Мои "объекты" из квартиры не выходили. Интересно чем они там занимаются? В голове начало формироваться совершенно фантастическое предположение.

Не успела я поймать эту интереснейшую мысль за хвост, как тяжелая дверь распахнулась и в ясном свете зимнего утра появилась Она. Сопровождающий ее молодой человек был невысокого роста, но широкоплечий и крепко сбитый. Дорогое кашемировое пальто, белый пижонский шарф, густой ежик коротко стриженных черных волос и щегольские, тараканьи усики. Молодой мужчина поддерживал под локоток свою спутницу.

Наталья Павловна действительно, не смотря на возраст была потрясающе хороша. Хрупкая словно статуэтка, изящная, воздушная. Великолепные рыжие кудри яркой, солнечной волной выбивались из-под бархатного беретика который затейливо был вышит сверкающим, агатово-черным стеклярусом. Такие же неестественно сверкающие глаза были и мертвого зверька, что уютно обвил пушистым тельцем гордую шею женщины. Он скалил зубки, но обреченно свесил белоснежные лапки на короткий, переливчатый мех серо-голубой норки.

Меня передернуло от отвращения и тошнота поднялась к горлу. С тех пор как стала Слышащей, подобное зрелище почему-то было мне очень неприятно.

Между тем любительница дохлых воротников, что-то весело щебетала своему спутнику. Они были так заняты друг другом, что даже не обратили никакого внимания на автомобиль стоящий неподалеку.

Я смотрела им вслед и опять смутные подозрения заняли мои мысли. А еще меня очень встревожил увесистый сверток по форме напоминающий большую книгу. Завернутый в плотную коричневую бумагу, он был плотно прижат к боку молодого щеголя.

- Шуша, мне кажется, что библиотека профессора сильно поредела за эти месяцы... Боюсь, что наш Адам Петрович не досчитается самых дорогих экземпляров! - я вытащила из кармана пальто сонную и недовольную мышь. - Дорога свободна, мы можем идти, моя боевая подруга!

Шуша задергала остреньким носом и хитро уставилась на меня черными бусинками глаз.

- А ты уверена, что в квартире нет кота или кошки? Там наверное даже норы удобной не найдется и сыра наверное у них нет! Знаю я таких, могу присягнуть, что они завтракают, обедают и ужинают вне дома!

Я протяжно застонала, мышь в последнее время просто извела меня своими капризами.

- Шуша, твоя командировка не будет длинной. Клянусь! - я торжественно подняла вверх ладошку левой руки. - Выполнишь миссию и в награду получишь хоть десять сортов сыра. А уютное гнездышко можно не только в норке свить. Там мебели всякой полно, устроишься как-нибудь! Шуша, мы время теряем. Ты же согласие дала пожить в квартире Адама Петровича. Послушать, что говорят, тайны всякие выяснить.

Мышь, нетерпеливо царапнула меня острым коготком.

- А, я и не отказываюсь! Пошли уже, хватит сидеть и причитать! - она обреченно вздохнула забираясь в карман моего синего пальто.

Ключ мягко повернулся в замке. Дверь высокая, строгая с медной табличкой которая тускло блестела, тихо открылась и я проскользнула в мягкую полутьму огромной прихожей.

Детально осматриваться мне было некогда. В любую минуту парочка самозванцев могла вернуться. Моей целью был сейф в кабинете профессора. Но быстро отсчитывая третью дверь по коридору, не могла не отметить почти четырехметровую высоту потолков, громадные комнаты и антикварную мебель. Усмехнулась вытаскивая из кармана мышку.

- Смотри Шуша, разгуляться тебе есть где! Сколько тут уютных предметов! Думаю, что одинокой мыши затеряться среди этого великолепия труда не составит!

Мышка резво пробежала по пушистому, пестрому ковру и шмыгнула под огромный диван. Спустя минуту показалась ее довольная мордочка.

- Ну, мне нравится! Только пожалуйста сыр не забудь оставить.

Я достала из сумочки сверток и с трудом запихнула его подальше под мягкого, коричневого монстра.

- Ты Шуша, не сильно тут шурши, а то вмиг тебя шпынять начнут! - пошутила я.

Сейф в кабинете представлял собой жалкое зрелище. Если судить по многочисленным повреждениям которые довелось перенести этому железному исполину, то пытали его знатно. На тускло поблескивающих боках красовались глубокие царапины которые наверное оставил топор, а черная сажа говорила о том, что его несомненно пытались взорвать. Но стойкий хранитель профессорского добра мужественно выжил.

Я торопливо набрала шифр и повернула маленький ключик. Замок нехотя крякнул, тягуче заскрипел и потянув за ручку я с трудом открыла его тяжелую дверцу.

Достала из сумочки чистый мешок и не глядя смела туда все, что находилось на полках. Адам Петрович потом разберется, что важное, а что совсем не представляет ценности. Захлопнула дверцу железного стража, она громко бухнула и даже задрожала. Я критически оглядела место преступления. Вытерла на всякий случай блестящую ручку и поспешила покинуть помещение.

Уже в находясь в прихожей решила проверить свою догадку и круто развернулась в поисках хозяйской спальни.

На добротной постели были смяты простыни. Атласный халатик нежно-зеленого цвета любовно обнимался с темно-синим мужским галстуком. Два бокала на круглом столике, почти пустая бутылка шампанского, свечи и лепестки роз. Да-аа, Наталья Павловна, знает толк в обольщении мужчин! Затейница! Нет, я конечно понимаю, что молодого любовника удержать не так просто. Сейф то вскрыть не удалось... Но за Адама Петровича стало очень обидно. Но ничего, ничего! Мы еще с ним посмеемся!

Зажмурила глаза, дневной свет показался очень ярким после полутьмы квартиры. Огляделась по сторонам, радуясь безлюдному, пустынному двору. Еще пара минут и мой автомобиль взвыл мотором и рванул с места пугая мирных голубей.

Адам Петрович сильно нервничал перед поездкой в город. Он три раза порезался пока брился, пришлось заклеивать ему красные царапины на скулах опытным образцом лейкопластыря. Надо признать, что окрашенная крепким отваром чая ткань пластыря была слишком заметна на бледных от волнения щеках профессора, а еще плохо разработанный липкий состав все время норовил отлепиться. Мужчина ворчал и старался успокоиться поглаживая радостно повизгивающую таксу. Хлоя нетерпеливо скулила, трясла длинными ушами и от сильного восторга мельтешила лапками когда забиралась на заднее сиденье в автомобиль. Я поймала ее мысли о том, что она мечтает покусать " Наташку- злыдню" и пришла в ужас. Так и намеченную операцию провалить недолго. Пришлось немного приструнить резвую таксу, мысленно сделав ей выговор. Хлоя немного сникла, но потом заявила, что все равно при удобном случае пустит в ход зубы.

До города доехали не быстро. Всю ночь моросил дождик, а утром подморозило. Дорога превратилась в ледяной каток, а зимнюю резину и шипы еще не изобрели. Вначале я размечталась о том, какая будет следующая "моя гениальная разработка", но после того как пару раз авто чуть не юркнуло в кювет, сосредоточилась на опасной дороге. У меня был достаточно большой водительский стаж и это помогло мне справиться с ситуацией, а еще конечно то, что встречного транспорта не было на дороге. Хорошо, что автомобили еще товар штучный, а лошадей хозяева не запрягали сегодня, наверное боялись, что копыта на льду не удержатся. Я представила себе лошадок на коньках и тихонько засмеялась.

- Танюша, я удивляюсь вашему спокойствию и оптимизму. Дорога скользкая как каток, а вы улыбаетесь и не боитесь, словно не молоденькая девушка, а опытный и довольно старый человек. Иногда мне кажется, что вы совсем не та за кого себя выдаете. Кстати, где вы так хорошо научились управляться с этим железным монстром? - задумчиво произнес слишком сосредоточенный и немного бледный Адам Петрович.

Машину повело в сторону, так как я не ожидала такой проницательности от профессора. Хорошо, что времени на ответ было много, я намеренно долго притормаживала и делала вид, что очень занята дорогой. Мелькнула мысль открыться, но я тут же ее прогнала. Не время сейчас откровенничать, обстановка не та, да и другие дела нас ждут.

- А я, девушка очень талантливая, разве вы этого еще не заметили? - решила перевести все в шутку.

- Да, я заметил, заметил, - опять задумчиво протянул Адам Петрович. - А куда мы сейчас направляемся?

- Заедим в один домик на окраине и заберем двоих полицейских. Ну они не совсем полицейские, вернее они молодые актеры которых я наняла на эту роль.

- Актеры?! - встрепенулся Адам Петрович. - А почему мы не обратились в настоящую полицию?

- А какие у вас обвинения имеются? Думаю, что следов ядав вашем организме уже давно нет. Опять же вы ушли из дома добровольно. Наталья Павловна с сыночком в вашей квартире проживает на вполне легальном положении, сами их впустили. Кстати, а вы уверенны в том, что они родственники? Возможно они о-ч-е-е-нь глубокие родственники! - я не удержалась и хихикнула.

Повисла тишина. Я осторожно глянула в зеркало на сидящяго сзади профессора. Сердце мое сжалось от жалости и сострадания. Он побледнел еще больше, глаза были закрыты, а из под крепко зажмуренных век катились слезы. Возможно сейчас я поступала жестоко, но Адам Петрович должен был знать правду, что бы навсегда вырвать из своей души рыжую искусительницу.

Хлоя тихонечко скулила и тыкалась носом в ладони мужчины.

- Адам Петрович?! - решилась я нарушить безмолвие.

- Все хорошо, Танюша, все хорошо. Слепец, какой же я слепец! Теперь только картинка сложилась! - он стукнул кулаком изо всех сил по толстому стеклу и охнул от боли.

- Можете еще раз стукнуть, это хорошо когда боль душевная уходит в боль физическую, - улыбнулась я поймав в зеркале взгляд серых глаз.

- Спасибо, Танюша, мне уже стало легче! - выдохнул сквозь зубы профессор.

- Это хорошо, что полегчало. Мы уже почти у цели! - сказала я притормаживая возле небольшого домика на окраине. У высоких ворот уже топтались двое рослых, молодых полицейских. Новенькие, недавно сшитые на заказ серые, толстые шинели ладно сидели на молодых парнях. Бутафорские погоны кирпичиками лежали на широких плечах.

Они с радостным возбуждением втиснулись в автомобиль, сразу стало темно, тесно и холодно. Хлоя сжалась комочком на руках профессора, а я оправив на себе такую же серую, форменную шинель осторожно тронула с места автомобиль.

По пути мы еще раз отрепетировали дальнейший ход событий. Парни были полны энтузиазма, ведь им были выданы немалые деньги и еще оставалась теплая, новая одежда.

Черный автомобиль громыхая и притормаживая въехал в просторный двор столичного дома. Дворник с ломиком которым колотил лед на дорожках, сдвинув старую, заячью шапку на затылок с интересом наблюдал как из железного нутра на свет божий показались представители власти. Двое рослых полицейских и одна невысокая, тоненькая дама в круглых очках и тоже в форме. Дамы полицейские были редкостью и дворник с интересом рассматривал ее. Затем опомнившись, вскинул ломик на плечо словно ружье и отдал честь правой рукой в штопаной красными нитками варежке. Троица торопливо прошагала мимо к дубовой, солидной двери.

Я уверенно нажала на кнопку звонка. Он залился соловьем, затем глухо раскашлялся. За дверями было тихо. Волнуясь я еще раз позвонила и опять тишина. Один из парней отодвинул меня в сторонку и огромный кулак с силой обрушился на коричневую дверь с медной табличкой. Только после этого за дверями послышались шаги, крякнули и зашелестели запоры. Дверь приоткрылась и настороженный карий глаз выглянул в щель. Не давая мужчине опомниться огромный кулак потушил любопытство кареглазого. Два мощных плеча толкнули дверь и мы буквально ворвались в просторную прихожую профессорской квартиры.

- Вы почему не открываете представителям власти? - грозно спросил один из парней у коренастого мужчины который закрывал левую сторону лица рукой.

Стеганый, шелковый халат был явно велик коротышке. Темно- зеленый рукав закрывал почти все пальцы, а полы волочились по ворсу дорогого ковра.

- Котик, кто там? - раздался мелодичный голосок из глубины квартиры.

Послышался стук каблучков и Наталья Павловна в персиковом блеске атласного халатика впорхнула в прихожую. При взгляде на статные фигуры полицейских в глазах отразился испуг. Но как только она рассмотрела наливающийся багровым цветом след от кулака на скуле Котика, тут же метнулась к своему возлюбленному.

- Изверги, что вы себе позволяете?! - визгливо закричала женщина.

Я отодвинула со своей дороги плечистых парней, поправила все время норовящие съехать с переносицы очки и приступила к своей роли.

- Збишек Наталья Павловна? - мой голос звучал так словно я выносила приговор. Холодно и сухо.

- Да-а...

Она несколько растерялась, страх опять мелькнул в ее больших, красивых глазах. Тонкие пальчики в многочисленных перстнях и колечках слегка задрожали.

Самое время сунуть ей под нос фальшивое удостоверение.

- Старший следователь полицейского управления. У меня к вам один вопрос. По какому праву вы проживаете с вашим... любовником в квартире профессора Штольц Адама Петровича.

Вместо ответа дама быстро рванула в глубь помещения. Я поспешила вслед за ней. Квартира была действительно слишком большой и пока я попала в огромную гостиную в которой горел камин, женщина лихорадочно жгла тетрадь. Огонь жадно глотал сухую бумагу и весело трещал. Длинная, кованая кочерга роняя легкий, серый пепел ткнулась в мою сторону.

- Вы ничего не докажите! Я все уничтожила! - весело заявила мне женщина.

- Что уничтожила? - я явно тупила.

- Дневники, записи, доказательства!

- А, вот и неправда! Все странички я уже давно под диван утащила. Намаялась каждую ночь бумагу грызть! Она сожгла кулинарные рецепты матушки профессора в обложке свого дневника. Подруга, мы так не договаривались! Сыр закончился, а тебя все нет и нет! - запричитал в моей голове тоненький голосок Шуши.

Я вздохнула с облегчением. Все же мне удастся наказать по заслугам мошенников и убийц. Но сейчас главное выставить их из квартиры.

- Ну, что же уничтожили, так уничтожили! - пожала я плечами. - Но съехать вам все же придется. Даю половину часа на сборы.

- По какому праву? - опять завизжала Наталья Павловна.

- По праву хозяина, я не желаю больше видеть вас в своем доме! - раздался спокойный голос Адама Петровича.

Женщина побледнела, но быстро взяла себя в руки. Голосок опять нежно зазвенел колокольчиками.

- Адамчик?! Милый ты вернулся! - она театрально заломила руки и шагнула в сторону мужчины.

Адам Петрович устало опустился на кожаный диван темно-шоколадного цвета.

- Наташа, прекрати этот бездарный спектакль! - голос его звучал хрипло.

- Но, Адамчик, я так волновалась, я так тебя люблю! - женщина метнулась в сторону профессора открыв руки для объятий. На ходу она ослабила поясок на атласном халатике цвета бледного абрикоса, он послушно распахнулся явив все еще безупречную, мраморно-белую грудь.

- Во-о-о-н!!!!

Я вздрогнула от неожиданности. Голос профессора был похож на рык льва. Вот уж, даже предположить не могла, что он такой мягкий и добрый может так громко орать.

Спустя ровно тридцать минут причитающая и невнятно бубнящая парочка, которая спешно собрала свои вещи покинула квартиру. С наспех собранными узлами они мне напомнили кота Базилио и лису Алису. Я даже позволила себе улыбнуться, что совсем не красило сурового следователя полиции.

Хлоя сдержала свое обещание и успела на выходе цапануть за ногу Наталью Павловну. Еще долго звенел в наших ушах ее визг и проклятия. Наверное спускаясь по лестнице парочка радовалась тому, что еще легко отделалась. Но эта радость была преждевременной.

Через три дня на стол настоящего следователя полиции была положена зеленая, толстая тетрадь в новеньком переплете. Это был дневник некой Натальи Павловны, где было описано где, когда и как прекратили свое земное существование четыре ее прежних мужа. Конечно же дама была арестована в скором времени. Ее ждал справедливый суд. К сожалению молодому сожителю удалось сбежать.

Адам Петрович еще долго ходил хмурый и несчастный. Но постепенно мне удалось заинтересовать его идеей создания резины со специфическими свойствами и ошипованных шин.

Глава семнадцатая. Кому что, а курочке просо.

Зимние метели обрушились на большой город. Между не жадной на снег Матушкой-Зимой и людьми теперь постоянно шло состязание. Ночью обильный снег валит, а утром его подобно трудолюбивым муравьям дворники убирают. Я мысленно хвалила себя. Вовремя удалось сбежать с самой окраины города. Мой свечной заводик наверное уже по самую крышу под снегом похоронен. Ни дорог ни тропинок. То ли дело в городе, в теплой, уютной и комфортабельной квартире. Друзя опять же рядом. Автомобиль тоже удалось пристроить. В глубине двора, в длинном, одноэтажном помещении с коваными, широкими воротами, располагались каретные сараи. Я улыбнулась когда их увидела, это же прообраз гаражей! И расположение подходящее, прямо в самом центре столицы, почти рядом с квартирой профессора. Навела справки и через неделю стала владелицей одного из них. Теперь моему черному монстру снег был не страшен, но выезжала я теперь редко. В железной клетушке на колесах, без обогрева было холодно.

Конечно бегать по огромному городу, в мороз и пыться протолкнуть "свои" изобретения без автомобиля было не очень удобно. Но выручали извозчики.

К моему удивлению застежку-молнию, не оценили. Более того, крупные и средние владельцы заводов приняли такое гениальное изобретение просто в штыки. Я устала объяснять очередному самодовольному заводчику выгоду и перспективу "моего" открытия. Они лишь ухмылялись и говорили о том, что пуговицами и крючками их деды, прадеды пользовались и дети, внуки пользоваться будут. Но я то точно знала, что застежка-молния завоюет мир! Опытные образцы получились больше надежными, чем красивыми. Может все дело было в этом?

Я не унывала. Знала, что на верном пути. Найти бы единомышленников! Сама я не потяну финансово этот прожект. Оборудование нужно делать. Чертежи, Адам Петрович уже дорабатывал, но опять же нужно было искать завод где бы это оборудование и всю оснастку заказать можно. Однажды случайно прочитала в газете статью о триумфальном продвижении авиации. На следующий день я раскрасневшись от мороза и злости толкнула дверь в кабинет директора завода который занимался производством авиалетов и пошивом специальной одежды для летчиков.

Решительно влетела в большой кабинет, так как за мной гнался бдительный швейцар мимо которого я проскользнула обманом. Дверь гулко и тяжело захлопнулась за мной. За широким, массивным столом сидел Клим Сокол собственной персоной. Синие глаза, которые снились мне чаще всего к непогоде, с удивлением смотрели на меня.

- Мадам, вы ко мне по какому вопросу? - голос так и играет бархатными переливами, выдавая в мужчине склонную к хорошеньким женщинам натуру.

Меня почем-то этот бархатный голос, который напоминал мурлыканье большого хищника, еще больше разозлил. Вот же угодник дамский! Хотела развернуться и уйти, но вовремя вспомнила, что у меня миссия имеется по снабжению человечества удобной застежкой и по зарабатыванию денег лично для меня. Не опять же за карточный стол садиться! Поэтому губы в улыбке растянула и еще более решительно шагнула к столу за которым Клим восседал.

У него улыбка напротив потухла словно лампочку выключили. Черные брови взлетели вверх. В синих глазах недоверие, радость и восторг засияли. А может мне показалось?

- Таня?! - голос осип, куда и подевались бархатные переливы. - Танюша, ты?!

Глава восемнадцатая. Как летит время, как быстро оно летит....

- Таня, ты не забыла, что у нас юбилей через неделю? - голос мужа вкрадчиво, ласкающе журчит рядом. Его крепкие зубы немного больно прикусывают мочку уха. Запах кружит голову. Клим любит менять парфюм. Этот опять новый, у него очень волнующий аромат. Наверное там много чего намешали на погибель девичьих сердец. Но я могу узнать только запах сандала и мускатного ореха.

У меня от этого бегут мурашки по спине и руки слабеют. Ну, вот так и знала! Зеленая,чернильная ручка царапнув острым пером бумагу делает большущую кляксу. И ровный ряд цифр подобно солдатам, ровным строем гибнет под темно-фиолетовой мглой. Я ненароком скидую с себя горячие, тяжелые, настойчивые руки мужа . Вот надо же, опять придется пересчитывать! Наверное следующим "моим изобретением" будет шариковая ручка.

- Черт, черт, черт! - бормочу я, пытаясь промокашкой спасти свой дневной труд.

Клим обиженно хмыкает и отходит в сторону. В мягком свете настольной лампы он выглядит этаким сказочным принцем. Тонкий, черный шелк распахнутой рубашки обнажает широкую, мускулистую грудь, тускло блестит на сильной шеи золото цепочки. Сердито сверкают синие глаза, хмурятся досадливо черные брови. Красавец! Что стать, что лицо! Ведь и не скажешь, что простым сельским паренем был когда-то. Он как породистый, племенной жеребец, куда не посмотри нигде изъяна не найдешь. Головой тоже трясет гордо, густыми еще мокрыми волосами взмахивает словно гривой.

- Надеюсь, что чертом ты не меня называешь? - голос звучит вроде бы и ласково, но я улавливаю в нем нотки обиды.

" Ох, Танька,Танька!" - мысленно ругаю я себя. -У тебя муж красавчик, тебя любит и желает, а ты все циферки свои сводишь, все доходы подсчитываешь! Ничему тебя прошлая жизнь не научила. Ты же пять мужей поменяла, наверное пора и ума нажить на старость лет!"

Я стремительно, но все же стараясь быть грациозной и красивой подхватываюсь с места, подхожу к мужу. Поднявшись на цыпочки пытаюсь поймать взгляд синих глаз.

- Климушка, прости, прости! - голосу стараюсь придать нежности и мягкости, но он меня коварно предает и я каркаю словно ворона. А все потому, что курю в последнее время слишком много. Хоть и гламурно курю, через мундштук изящный и длинный с мелкими камешками граната по благородному серебру, но порчу и голосок нежный, что мне от Танюшки достался и внешность ее ангельскую. Клим меня очень ругает, он терпеть не может запах табака. Вот и сейчас морщится, смотрит на меня строго.

- Таня, опять?

Я ласковой кошкой льну к мужу, в губы целовать не рискую и посему больно прикусываю ему кожу под ключицей, туда куда дотянуться смогла. Он вспыхивает тотчас же и порывисто меня обнимает. Отталкиваю, довольно смеюсь.

- Климушка, ты в спальне меня подожди, я мигом!

Ловко уворочиваюсь от горячих, сильных рук и спешу в ванную комнату. В огромном доме тихо, сестры давно уже спят, а Матвей наверное опять на новом заводе ночевать остался. Я ему намекнула, что подарю его к дню рождения, если сможет там работу наладить.

В ванной комнате, долго не плескаюсь, втираю пахнущее розами масло в бархат белоснежной, Танюшкиной кожи. Тщательно чищу зубы и полощу чудесным эликсиром. Ну, вот теперь мое дыхание можно пить словно воздух горный! Я подмигиваю своему отражению в большом зеркале, торопливо вынимаю шпильки из тяжелого узла и любуюсь водопадом волос цвета лунного серебра. Без одежды ступаю по мягкому ковру в спальню, где меня нетерпеливо ждет муж.

Извечный, древний как сам мир танец двоих на невесомой мягкости шелковых простыней. Тихие вздохи и страстные стоны. Огромная, любопытная луна заглядывает в спальню сквозь причудливый узор неподвижных гардин и скрывается за тучкой наверное от зависти или стыда. Время стекает неторопливой, медовой волной, то сгорает в костре страсти и чувств.

Я гляжу на уснувшего Клима. Даже во сне он выглядит довольным и уставшим. Мой муж, моя половина и опора. Через неделю будет десять лет, как мы женаты. Я вздыхаю и осторожно сняв с себя тяжелую, мужскую руку встаю с кровати. Накинув шелковый халат крадусь к выходу из спальни.

Дом спит и это хорошо. В своем кабинете достаю из тайного ящика свой мундштук, открываю пачку тоненьких, дамских папирос и с наслаждением затягиваюсь терпким, ароматным дымом. Как странно, тело Танюшки, а привычки Татьяны Адамовны... Я усмехаюсь неожиданной, случайной мыли о том, что с Танюшкой мы похожи только тем, что носим одинаковое имя и обе бесплодны, как показала десятилетняя, замужняя жизнь. Вначале я очень переживала, ведь очень надеялась, что хоть в этой реальности смогу познать радость материнства. Увы и ах, все напрасно. Каждодневные старания Клима, магические отвары и манипуляции толку не дали. Потом, я махнула на все рукой и занялась тем, что всегда умела. Я делала деньги и в этом мире у меня это получалось совсем неплохо. Одноразовые лезвия и бритвенные станки, застежка молния, скотч и лейкопластырь, зимние колеса и печки для автомобилей давно покорили этот упрямый мир. Мои заводы росли словно грибы, доходы увеличивались словно на дрожжах. Супруги Клим и Татьяна Сокол, Федор Грушевский были в списках самых богатых людей. Но чем больше становилось у меня капитала, тем скучнее казалась мне моя жизнь. Вот и сейчас чувствую себя не молодой и богатой Танюшкой, а старой развалиной Татьяной Адамовной. Даже Клим смотрит на меня иногда с подозрением, и упрекает в том, что я стала холодна. Может я зажралась?

Матвея и сестер я давно из села к себе забрала, их отец недолго прожил после того как вернулся из той злосчастной поездки на ярмарку. Брат незаменимый мой помощник. Деловой, честный, трудолюбивый. Старшая Катя замужем уже три года, Зину полгода как замуж выдала. Со мной живет девятнадцатилетняя Лиза, да пятнадцатилетние двойняшки Анечка с Машенькой. Я к ним очень привязалась. Младшие девочки ласковые, послушные. Лизавета вызывает у меня некое сомнение. Хитра, себе на уме и мне иногда кажется, что меня она недолюбливает. Ее неприязнь я чувствую, но понять в чем дело не пытаюсь, времени не хватает. Скорее бы ее замуж спровадить. Но она словно принцесса наследная женихов перебирает. Хотя дом у нас с Климом огромный, пусть себе рядом живет.

Я зябко поежилась от холода, в шелке халатика мне сделалось неуютно. Длинная папироса погасла. Я спрятала серебряный мундштук в ящик стола и покинула кабинет. В нашей спальне было тепло, луна опять заглядывала в окно, наверное любовалась спящим Климом. Я улыбнулась и юркнула под жаркий бок мужа.

Глава девятнадцатая. Хрусталь - штука хрупкая.

Мы с Климом стали мужем и женой через полгода, после того как встретились однажды зимним , хмурым утром у него в кабинете. Страсти между нами бушевали такие, что наверное даже снег начинал таять стоило оказаться нам рядом. Очень часто ругались, еще чаще мирились. Мир между нами заключался горячо, страстно и пылко. Не все кровати выдерживали напора процесса проведения наших "мирных соглашений." Накал любви был такой бурный, мучительный и жгуче-огненный, что иногда мне казалось, что лучше расстаться, но к тому времени нас уже связывал общий бизнес. Поэтому вполне закономерно, что к концу мая мы решили сочетаться законными узами брака.

Помню каким потерянным выглядел Адам Петрович, когда я радостно объявила ему, что скоро съеду с его квартиры, так как выхожу замуж за Клима Сокола. Наконец-то он перестанет не спать по ночам дожидаясь меня с очередных " мирных переговоров", теперь не нужно ему вставать ни свет ни заря, что бы заварить мне мой любимый чай с бергамотом и принять рано утром заказанные накануне горячие, ванильные булочки с хрустящей корочкой. Высокий, худой, немного сутулый он стоял возле залитого бушующей, солнечной весной окна. Темная фигура с вмиг поникшими плечами четко выделялась на светлом фоне. Выражение его лица нельзя было рассмотреть, так как из-за освещения оно выглядело неясной, черной маской. На миг мне показалось, что оно исказилось гримасой боли. Но я тут же откинула нелепую мысль. Счастливая, молодая, ( а тогда я действительно чувствовала себя восемнадцатилетней Танюшкой и это пьянило не хуже самого крепкого вина) я подбежала к нему и крепко обняла. Он дернулся, но затем неловко и неуклюже положил свои большие, красивые ладони мне на плечи и крепко стиснул. Затем будто испугавшись поспешно оттолкнул.

- Танюша, я рад за тебя! Остаюсь всегда к твоим услугам! Я имею ввиду чертежи, химические опыты и прочее... Интересно наблюдать какая следующая идея посетит твою хорошенькую и умную голову!

- Адам Петрович, вы являетесь полноправным соавтором всех моих идей! - поднявшись на цыпочки я поцеловала его в хорошо выбритую, гладкую щеку. Он пах свежей хвоей и моим любимым бергамотом.

Мужчина отвернулся к окну словно пытался рассмотреть что-то важное на залитой солнцем улице.

- Да, да Танюша, я знаю, знаю... - поспешно пробормотал он.

В комнату вбежала хмурая Хлоя, если можно так сказать о выражении собачьей морды. В зубах у нее был старый, кожаный поводок, положив его возле ног хозяина собака требовательно заскулила. Черные, умные глаза сострадательно блестели.

Адам Петрович оторвался от разглядывания городского пейзажа за окном, нагнулся и подобрав поводок шагнул к двери.

- Прости, Хлоя! Совсем забыл про тебя! - проговорил он глухо.

Хлоя побежала за ним, а пробегая мимо намеренно, нарочно толкнула меня коричневым, крепким боком. Уже когда она скрылась за дверью гордо неся свое длинное тело на коротких лапках, до меня донеслись отголоски ее мыслей.

- И эта, такая же! Откуда только и взялась на нашу голову! Бедный, бедный хозяин!

Я задохнулась от собачьей неблагодарности, но долго думать и вникать над ее причинами не стала. Голова кружилась от счастья, весны и ощущения молодости. Тогда я была очень рада чувствовать себя глупенькой и наивной. К тому же бессоная ночь проведенная с Климом требовала отдыха и я вздохнув направилась к себе в комнату.

Прошло десять лет, а я хорошо, ясно помню нашу с Климом свадьбу. Сейчас когда отдала почти все распоряжения по устройству торжества и села с чашкой чая в белой, кружевной беседке возле уютно журчащего и звенящего серебряными всплесками водопада, события десятилетней давности калейдоскопом замелькали перед глазами.

Так же как и сейчас весна пела и дарила городу солнечный свет, запахи цветущей сирени и липы. Для молодой, счастливой невесты я была слишком спокойной и рассудительной. Восторженные, завистливые, восхищенные и очень редко равнодушные взоры скользили по моему лицу, по великолепному с изящной вышивкой, белому платью, по невесомой фате, которую все пытался сорвать игривый, весенний ветерок.

Гостей на свадьбу было приглашено много. Огромный зал ресторана шумел веселыми голосами, пестрел разноцветными красками вечерних нарядов дам. В ярких огнях вспыхивали блестящим пламенем драгоценности, украшения на шеях, руках и прическах, перекликаясь с искрами от воздушных пузырьков шампанского в хрустальных бокалах. Играла музыка, нежно и проникновенно пели скрипки. Атмосфера изысканного веселья кружила мою голову. Но хозяйским взглядом я не забывала следить за тем, что бы все было на высшем уровне.

Отца с сестрами и Матвеем я забрала из села как только сошел снег с земли. Глава семейства Севериных болел и кузнице не суждено было возродиться. Сейчас я рада была видеть всех их, нарядных и немного скованных среди гостей.

Грушевский с Лилей Львовной тоже были почетными гостями. А как иначе? Федор Грушевский был третьим компаньоном в нашем бизнесе. А вот приглашение на свадьбу Златы Львовны с детьми и мужем стало для меня неожиданностью, но поразмыслив я успокоилась, а почему бы и нет?

Смотрела на красавицу жену герцога Эндрианского, на невероятно, удивительно красивых близнецов-подростков и удивлялась. Как так могло случиться, что Клим такую семью потерял?

Конечно герцог Кристалл Эндрианский моему Климу значительно проигрывал в мужской красоте, росте и стати. Но в нем чувствовалась особая сила и обояние нешуточное. Они с Адамом Петровичем успели очень подружиться. Все время попадались мне на глаза увлеченные беседой. Спорили, смеялись.

В конце праздника, когда уставшие гости начали покидать ресторан, Адам Петрович тоже подошел ко мне попрощаться. Наверное специально поймав такой момент когда Клима рядом не было.

Я таким еще его не видела, плечи расправились, смокинг с атласными лацканами ладно сидел на его высокой фигуре. В глазах, серых как пасмурный рассвет веселые, хмельные чертики скачут.

- Танюша, от всей души счастья желаю! - пьяно сказал он и притянув к себе поцеловал меня в лоб, словно покойницу. - Я тебя наверное покину, ты теперь под надежным присмотром мужа будешь. А мне герцог предложил в экспедицию с ним отправиться. Танюша, это то, что мне сейчас нужно! Всю жизнь книжным червяком прожил, пора и мир посмотреть! Сколько той жизни осталось! - он лихо отрокинул в рот рюмку водки, что держал в руках и слегка покачнулся.

Я успела поймать его за черный рукав праздничного, нового смокинга. Неожиданно серьезные, серые глаза оказались совсем рядом со мной. Веселых чертиков там уже и в помине не было, в них застыла такая боль и тоска, что я непроизвольно отпрянула.

Адам Петрович грустно усмехнулся и потер седые виски длинными, красивыми пальцами.

- Ну, да... Ну, да... - пробормотал он еле слышно и быстрым, решительным шагом направился прочь от меня.

Я хотела броситься следом, но ко мне уже спешил Клим, а затем подошли очередные, покидающие праздник гости.

Через неделю я узнала, что Адам Петрович покинул столицу вместе с верной Хлоей.

Вначале, в течении первых пяти лет он писал мне очень часто. В письмах делился впечатлениями и мыслями. Новые и новые экспедиции звали его и он колесил по всему земному шару. Затем письма стали приходить все реже, а я в повседневных заботах не сразу это и заметила. В ту пору я полностью посвятила себя зарабатыванию больших денег. Открывала новые заводы и фабрики, строила свой огромный дом-замок за городом,воспитывала сестер, любила Клима. В этой кипучей суете мне было некогда отвечать на письма Адама Петровича и он постепенно перестал мне писать. Вот уже пять лет я не получала от него весточки. Да, что там! Я даже не знала здоров ли он и в каком уголке мира сейчас находится.

Воробьи в ветках цветущей, сладко благоухающей липы закричали, завозились. Они делили жирную гусеницу.

- Отдай, отдай!

- Ага, я первый ее нашел!

- Вы врете оба, это я первый ее из листика достал!

Громкие воробьиные вопли спустили меня на землю и оторвали от воспоминаний. Я допила уже остывший чай и забрав форфоровую чашку пошла по широкой дорожке в дом довольно озираясь вокруг. Все было готово к завтрашнему торжеству. Белые, круглые столы в окружении белых ажурных стульев под полосатыми красно-белыми тентами выглядели нарядно и нежно. Сцена для музыкантов пахла свежей краской. Море, просто океан цветов в огромных емкостях ждали своего часа. Завтра рано утром из них сплетут гирлянды и яркие краски украсят собой весь сад.

- Таня, Танюша! Скорее, скорее! Там Лизе плохо! - громкие голоса младших девочек звучали встревоженными колокольчиками.

Они мчались по дорожке от дома в светлых, одинаковых платьях, золото волос нимбами сияло над их головами.

Втроем мы ворвались в комнату Лизы. Она с бледным словно жемчужная пудра лицом лежала на кровати.

- Лиза, что с тобой? - кинулась я к ней.

Сестра сердито свернула огромными голубыми глазами на двойняшек и сорвавшись с места скрылась в ванной комнате. Звуки рвоты донеслись до нас.

- Она наверное чем-то отравилась? - предположила Маша.

Я хотела согласно кивнуть ей головой, но меня вдруг пронзила другая мысль. Хоть я в своей и в Танюшкиной жизни никогда не была беременной, но все же какой-никакой жизненный опыт имела.

Вспомнила, что в последнее время Лиза часто плакала, из своей комнаты редко выходила, а когда мы ужинали всем семейством просила ужин ей в комнату доставить. Ходила бледная и иногда вдруг вскакивала посреди разговора и нервно закрывая рот платочком спешила удалиться. Как же я все это мимо себя пропускала?

Я успокоила девочек и послала их за мятным чаем. А когда из ванной комнаты показалась зеленовато- бледная, с мокрыми волосами Лиза, задала вопрос не давая ей опомниться.

- Ты беременна?

Лиза вскинула на меня покрасневшие глаза и мне показалось, что в них промелькнула ненависть и вражда, но она поспешно опустила их вниз.

- Да! - глухо прошептала она кусая губы.

Белая, фарфоровая чашечка выпала у меня из рук и разлетелась осколками на светлом паркете.

- На счастье! - вырвалось у меня. - Ты чего раньше то молчала? Мы этого твоего кавалера быстренько к рукам приберем! Как миленький под венец пойдет!

Вечером я была задумчивой, рассеяной. Из головы не шел косой взгляд голубых глаз из-под длинных ресниц, закушенная почти до крови пухлая, нежная губа и дрожащий, робкий голосок Лизы.

На мои рассуждения и угрозы в адрес неведомого соблазнителя, она сжалась и отступила подальше. Глаза опущены, ноздри ровного, изящного носика трепещут.

- Не-е-знаю! Ничего не-езнаю!!! И-иии-и! - истеричные ноты пронзили, переплели нежный голосок.

- Как не знаешь?! Тебе, что ветром надуло? - возмутилась я и даже ногой притопнула.

Сестра взвизгнула резким, совсем уже не нежным голоском и рыдая бросилась на широкую, еще не убранную кровать. Маленькие, крепкие кулачки молотили по пуховой подушке, одетой в расшитую дорогими кружевами наволочку. Длинная, густая коса цвета лунного золота расплелась и волосы густым плащем покрыли узкую, гибкую спину. Я впервые обратила внимание как мы сильно похожи с Лизой. Вот Матвей темно-русый, высокий так же как и Катя с Зиной. Аня с Машей темненькие с зелеными глазами, одни мы с Лизой имели вот такой необычный, красивый цвет волос и глаза голубые словно незабудки на фарфоровой чашке. Сейчас эти голубые глаза исторгали такой поток слез, что мне стало даже немного страшно.

Испуганные, притихшие двойняшки замерли возле дверей, готовые в любую секунду убежать. Чашка с мятным чаем тряслась и прыгала в руках Ани разливая ароматную жидкость. Сообразительная Маша, которая отличалась от Анечки бойкостью характера, сразу поняла причину истерики.

- Танюша, у Лизки женихов всяких много. Ты работаешь, а она все их как перчатки меняет, да в беседке или в своей комнате зажимается. Я ей говорила, что порядочные девушки так себя не ведут! Вот и дождалась Лизка, что испорченной квашней стала!

Раздался громкий рев и нарядная подушка, посланная меткой рукой тяжело плюхнулась прямо рядом с Машей. Рев перерос в рык, даже странно было, что невысокая и хрупкая девушка может издавать такие звуки. Красное, искаженное злобой лицо. Мокрые, потемневшие от слез пряди волос прилипшие к щекам, и пронзительно-голубые на красном фоне зареванного личика глаза.

- Танька сама, порченой квашней была! В петлю после Яшеньки, полезла дура! Но я в петлю лезть не буду! Не на ту нарвались! Всем вам устрою веселую жизнь! Таньке всегда везет, ее все любили и любят! Я ничем ее не хуже! Кли... - она не договорила закашлявшись от натуги и тяжести слов, что охрипшим голосом выталкивала из себя.

Лизу трясло словно в лихорадке и мне стало страшно от потока ненависти, что буквально лилась из нее. К тому же сестра была беременной и эту затянувшуюся истерику надо было как-то оборвать. Ничего лучшего не пришло в мою голову, как размахнуться и отвесить ей громкую оплеуху.

Лизу затрясло еще больше. Она схватилась за пылающую щеку. Глаза страшно вращались огромными, голубыми колесами на обезображенном гневом красном лице.

- Ты! Ты еще бить меня посмела?! Еще поплатишься за это, помяни мое слово! - изящный пальчик унизанный дорогими колечками и перстнями ткнул в мою сторону.

Мне впервые пришла в голову мысль о том, что я наверное сильно избаловала так называемую сестрицу. Хотя, вон остальные тоже отказа ни в чем не знали с тех пор как поселились у меня, а такого отношения не позволяли. Я всегда чувствовала их благодарность и любовь. Как же это я, Лизу просмотрела? Вздохнув послала Аню и Машу за доктором.

Через полчаса, умытая, напоенная валерианой и успокоившаяся Лиза, заснула среди сбившихся простыней и мокрых подушек на широкой кровати.

Часы на каминной полке пробили полночь. Я устало потянулась, прогоняя прочь от себя воспоминания сегодняшнего, неприятного утра. Скрипнула дверь, Клим зашел в кабинет и обнял меня за плечи.

- Танюша, я тебя жду, жду. А ты все работаешь и работаешь! - любимый, родной голос замурлыкал на ухо. - Завтра у нас праздник. Знаешь, десятилетие совместной жизни хрустальной свадьбой называется у нас испокон веков. Ты мой самый хрупкий, самый светлый хрусталь! Пойдем уже. Завтра вставать рано надо, гостей ты на этот раз наприглашала много!

Муж нагнулся и подхватил меня на руки. Было приятно ощущать себя легкой, хрустальной, любимой.

- Отпусти! - тихо смеялась я и болтала ногами.

- Нет, не отпущу тебя хоть за все сокровища мира! - он тоже тихо и нежно смеялся, быстро шагая по коридору к нашей спальни.

Когда уже белая с позолотой дверь спальни была совсем рядом я повернула голову и вздрогнула от того, что в конце коридора застыла невысокая, женская фигурка.

- Ты чего вздрагиваешь? - спросил меня Клим.

- Наверное замерзла,- я опять посмотрела в пустой конец коридора.

- Потерпи, я тебя сейчас так согрею, так крепко согрею! - горячо шептал мне на ушко Клим.

Глава двадцатая. Всегда надо держать удар.

Погода была чудесной. Солнце светило ярко и жарко, словно сошло с ума от радости, что у нас с Климом сегодня такая замечательная дата празднуется. Десять лет прожить бок о бок не ссорясь, да в любви и согласии, для меня это очень много. Я ни с кем из своих прежних мужей так долго продержаться не смогла! Впрочем то ведь, Татьяна Адамовна в этом смысле неудачницей слыла. Танюшка дело совсем другое... Она не только смогла в браке десять лет прожить, но и страсть любовную со стороны мужа сохранить. Вон как Клим мне улыбается нежно, глаза любимые, синие ярко сияют когда на меня смотрит.

Я тоже улыбаюсь ему в ответ и поднимаю бокал с золотистым шампанским, издалека любуясь мужем. Он сейчас с герцогом Эндрианским беседу ведет. Наверное здоровьем Златы Львовны интересуется. Она на последнем месяце беременности вынуждена была дома осталась, а близнецы Ильюша с Ксюшей в этот день на выпускном вечере в своей академии должны быть. Так, что герцог на наш праздник в одиночестве прибыл. Мужчины беседуют так дружески и немного фамильярно, даже и не подумаешь, что яростными, свирепыми соперниками когда-то были... Время оно все лечит и на свои места ставит. Этих мужчин навсегда дети соединили. Клим им отец по крови, а герцог воспитал. Эндрианский с близнецами конечно больше времени проводил. Ильюша с Ксюшей к нам приезжали каждый год погостить, но чем становились старше, тем короче были эти встречи. Клим расстраивался, но я его утешала тем, что взрослым детям стареющие родители не интересны. Муж рычал от злости, а потом долго доказывал мне в спальне, что никакой он не " стареющий".

Я улыбаюсь своим воспоминаниям и хозяйским взглядом, удолетворенно по сторонам посматриваю. Мило киваю гостям, а сама про себя отмечаю какие еще распоряжения отдать. Но все идет как надо! Гирлянды из цветов радуют глаз пестрыми красками и наполняют воздух ароматом весны и праздника. Легкий, весенний ветерок колышит бело-красные тенты над головами, играет забавляясь с белоснежным кружевом скатертей. Музыканты на красно-белой сцене играют слаженно, ладно. Хрипло берет за душу саксофон, нежные голоса скрипок поют как в последний раз, флейта подчеркивает бархатный звук гитары.Нынче в моде танго и фокстрот. На ровной, гладкой площадке из красного мрамора стучат в танце каблучками дамы, шаркают лакированными туфлями слегка хмельные кавалеры. Матвей рослый, красивый небрежно ведет в танце молоденькую девицу. Аня с Машей в белых, одинаковых платьях неловко и немного неуклюже пританцовывают на краю площадки. Мысленно отмечаю себе, что надо нанять им учителя танцев. Совсем взрослые девочки стали. Ищу взглядом Лизу и не нахожу. Тоже ставлю себе мысленно птичку, что бы пойти и посмотреть как там себя чувствует вредная сестрица. Вышколенные официанты снуют пчелками разнося холодное шампанское, напитки и закуски. Еще раз окинув взглядом свое королевство решаю пройти в дом, мне давно пора " попудрить носик" и найти Лизаветту.

В доме прохладно, звуки музыки, смех и разговоры гостей сюда едва долетают. Мягко ступают туфельки на высоких каблучках по темно-красным коврам, которые покрывают собой широкую лестницу и коридоры. Поднимаюсь на третий этаж и толкаю дверь в комнату сестры. В комнате пусто, только чашка с недопитым, еще горячим чаем указывает на то, что Лиза где-то в доме.

С недоумением оглядываю широкий коридор пытаясь понять, где может сейчас находиться сестра. И вдруг замечаю, что дверь в кабинет Клима слегка приоткрыта. Старательно крадусь на цыпочках, затаив дыхание. Что я боюсь там увидеть? Еще не знаю, но веду себя словно гончая которая внезапно взяла след. Или это проснулась во мне недоверчивая и подозрительная " Старая Акула" ?

Перед высокой, белой дверью в позолоте и деревянных завитушках замираю и чутко прислушиваюсь. Возмущенно рокочет голос Клима, в него вплетаются громкие и нарочитые всхлипы. Конечно же это плачет не мой муж, голос женский и явно мне знакомый. Сдерживаю свою горячность, буквально держу сама себя за шиворот, что бы не ворваться и не потребовать объяснений. Но эти самые объяснения не заставляют себя долго ждать.

- Лиза, не надо делать из меня дурака! - голос Клима уже не рокочет, а сотрясает все вокруг яростным, страшным рыком.

- Климушка, милый твой ребеночек! Твой! - сестра рыдает жалобно подвывая.

- Э нет, голубушка! Какой я тебе милый!? Когда мы вместе то были, может подскажешь? - Клим хрипит и словно борется с кем-то.

- Помнишь, Танька завод открывать в соседнюю губерню с Матвеем ездила? А ты не смог поехать, дела у тебя в городе были. Пьяный ты вернулся, а я тебя в спальне то и ждала. Мы же с ней, со змеюкой этой похожи. Неужели ты не видишь? Посмотри внимательно, посмотри! - голос Лизы визгливо подрагивает, ввинчивается мне " змеюке" в уши.

Выдержка покидает меня и я делаю шаг в кабинет. Скрип двери заставляет обернуться слегка растрепанного, враз ставшего белее мела Клима и Лизу в распахнутом синем, атласном халатике накинутом на голое тело. Волосы струятся холодным золотом. Полные, молодые груди словно светятся жемчужно-розовым светом. Моя сестра прекрасна. Лишь красное, зареванное и немного опухшее личико портит всю картину. Вспыхнувшая на нем при моем появлении мстительная радость и гаденькая улыбка, делает лицо сестры еще более неприятным.

- Танюша! - Клим буквально отдирает от себя впившиеся в него цепкие, хрупкие пальчики и делает шаг в мою сторону.

- Климушка! - рыдает, заливается слезами Лиза и волочится за ним следом.

Мне хочется рассмеяться, наверное от нервного потрясения. Подумать только! Моего мужа на моих же глазах пытается изнасиловать моя же сестрица!

Прохожу к столу и сажусь на высокий, резной стул с прямой и неудобно-твердой спинкой. Откидываюсь ощущая полуголой спиной, гладкий холод тщательной полировки. И усмехаюсь представляя себя со стороны. Наверное сейчас напоминаю судью, самолично чинящую суд без присяжных и свидетелей. Присутствуют только одни обвиняемые в лице Клима и Лизы.

Муж словно понял ситуацию и внимательно всматривается в мои глаза.

- Танюша все не... Черт! - обрывает он сам себя. - Черт! - грохает он с силой кулаком по столу и запускает руки в густые, черные волосы. Он неестественно бледен, синие глаза горят ненавистью когда он смотрит на Лизу.

Испуганная Лизаветта, теперь жмется в стороне и неловко, поспешно пытается накинуть на себя бархатную, зеленую скатерть с круглого столика в углу кабинета.

В просторной комнате повисает тишина и лишь весенняя, глупая муха бьется в стекло огромного, светлого окна.

У меня наконец-то выравнивается дыхание и тает исчезая боль в левой стороне груди. Мой голос похож наверное на карканье старой вороны.

- Дорогие мои, я хочу знать, что здесь происходит? - стараюсь говорить твердо, весомо, но почему-то всхлипываю и ощущаю как слезы теплыми, мокрыми ручейками бегут по щекам и солеными волнами попадают на губы.

Клим одним движением подскакивает ко мне и наклонившись через широкий стол крепко берет меня за плечи, ищет взглядом мои глаза и полыхая синим пламенем своего взгляда пристально смотрит.

- Танюша, прошу верь мне, верь! - он шепчет эти слова словно молитву бледными губами. - Даже если окажется, что я виноват, все равно верь мне!

Скрипит дверь, зеленая тень одетая в бархатную скатерть спешно покидает кабинет. Лиза убегает, унося с собой свою тайну. Глупая! Суд уже начался и все виновные понесут наказание.

Упрямая зелено-черная муха с настойчивостью достойной уважения штурмовала прозрачное стекло. Ей наверное хотелось туда, где шумят деревья и пируют сородичи. Возмущенное, басовитое жужжание заполнило собой тишину, которая вязким, неуверенным и в то же время взрывоопасным маревом повисла между мной и Климом.

Я продолжала сидеть на своем "судейском" стуле, а он сгорбившись и опустив плечи стоял напротив. Клим Сокол никогда не выглядел жалко или некрасиво. Даже теперь не смотря на позу кающегося грешника и сильное душевное волнение он заставлял невольно, ненароком любоваться собой. Зачем природа наградила мужчину такой красотой? Это особая награда или же наказание? Интересно легко ли ему жить, когда почти любая особь женского пола влюбляется и пробует на нем свои чары? Такие мысли раньше не приходили мне в голову, всегда была уверена в своем муже. Всегда знала, что его синие глаза смотрят с любовью и желанием только на меня. Посмеивалась глядя на бесплодные попытки отдельных, наиболее самоуверенных и чрезмерно заносчивых дам привлечь внимание моего мужа. Интересно, а что испытывал он когда охотницы всех мастей и возрастов пытались обратить на себя его внимание? Пока я не находила ответы на свои нежданно-негаданно возникшие вопросы и задумчиво вслушивалась в жужжание обезумевшей мухи.

Клим вздрогнул, словно поймал невидимым радаром мои мысли и все эти вопросы. Пристально, с надеждой посмотрел на меня своими невероятно синими глазами.

- Танюша? - его голос нерешительно дрогнул, в нем звучала такая боль, такая мука.

Мне стало вдруг очень стыдно. Сижу тут, изображаю из себя всемогущего судью. Забыла от обиды, что суда без следствия и доказательств вины быть не может. А разве вина Клима уже доказана? С грохотом отодвинула тяжелый стул и шагнула навстречу мужу.

- Клим, я постараюсь все понять...

Договорить мне не дали. В коридоре послышался глухой топот ног и отчаянные крики. Дверь распахнулась и бледные Аня с Машей ворвались в кабинет словно два белых приведения в своих модных, атласных платьях.

- Танечка! Танечка! Танечка! - повторяла без устали мое имя испуганная и бледная Аня.

- Клим Матвеевич, помогите! Скорее! Скорее! - с надеждой обращалась к мужу Маша.

Жужжание мухи потонуло в шуме и криках взволнованных сестер. Я поняла, что разбираться в их воплях мы будем еще долго.

- Тихо! - заорала я громко и ударила по столу кулачком, точно так, как совсем недавно это сделал Клим.

- Ты, рассказывай ты! Одна!! - я ткнула пальцем в бледную Машу.

Она судорожно всхлипнула и прижала кружевной, белый платочек к глазам.

- Лизка, топиться побежала!

Я успела заметить как дернулся и застонал Клим.

Но думать и анализировать времени не было. Нагнувшись я сняла с себя изящные, розовые туфли на очень высоких и тоненьких каблучках и зачем-то зажав их в руках ринулась к двери. Сзади меня догоняли Аня с Машей, они пыхтели ивсхлипывали. Клим быстро вырвался вперед в нашем странном забеге и пока мы спускались с лестницы в холл, он уже раскрыв входные, широкие двери с витражными вставками быстро удалялся по красной, каменной дорожке в сторону небольшого, но глубокого озера, которое находилось в самом углу нашего большого сада.

Когда мы с Машей и Аней запыхавшись и тяжело дыша добежали до злополучного озера, на его песчаном бережке уже собралось изрядное количество нарядных и взбудораженных пикантным развлечением гостей.

Они молча расступились передо мной, что бы я в первых рядах смогла увидеть и насладиться трогательным зрелищем.

На ярком, как яичный желток песке лежала сияя белизной почти обнаженного тела моя сестра. Волосы спутались и потемневшим, мокрым плащем облепили высокую грудь и точеные бедра. Ее пальчики крепко и хищно опять впились в широкие плечи Клима, которые туго обтягивал мокрый, сочившийся водой смокинг. Вода капала, стекала и переливалась сотнями цветных искр на весеннем, ярком солнце. Она словно алмазная жидкость растекалась по бело-розовой коже Лизаветты.

Я не видела выражение лица моего мужа, но на лице сестрицы явно читалось торжество.

- Климушка, любимый ты спас меня! - слабым голоском стонала она и еще крепче впивалась в мокрые плечи мужа.

Я смотрела, как Клим пытается разжать эти белые пальчики сейчас больше похожие на лапки хищной птицы и думала о том, что Лиза все же добилась своего! Она оказалась очень хорошей артисткой и сейчас с упоением играла свою роль бедной и соблазненной сиротки.

Климу и мне заодно с ним теперь долго придется быть под прицелом вездесущих репортеров. Завтра утром, а возможно уже в вечернем выпуске все газеты будут пестреть крупными заголовками о мерзких нравах богатых людей. Сплетни, нездоровый интерес, злорадство теперь долго будут преследовать наше семейство. Мне будут сочувствовать, жалеть и гаденько хихикать за спиной.

Я устало, обреченно вздохнула и шагнула прочь, пока толпа продвинулась поближе к паре на мокром песке, что бы не упустить ни одной фразы и ни одного взгляда. Что бы жадно разглядеть все жесты, а попутно и все изгибы тела полуголой утопленницы, а потом из первых уст делиться сенсацией.

Вдалеке от себя увидела мужскую фигуру и узнав герцога Эндрианского ускорила шаг. Мои босые ноги шлепали по нагретой солнцем дорожке, а руки все еще сжимали мягкую кожу туфелек. Пока старалась догнать герцога в голове зрела и крепла совершенно сумасшедшая, безумная в своей простоте и своевременности мысль и чем меньше становилось между нами расстояние тем уверенней и решительнее я себя чувствовала. Собственно говоря, что такого произошло? Мне ли привыкать к изменам и людской подлости? Возможно пришла пора оглянуться вокруг и вспомнить, что мир состоит не только из моих заводов и любимого Клима Сокола. Если не виноват то сам справится с ситуацией, а если есть его вина пусть получит свою заслуженную кару.

- Господин герцог! Герцог Эндрианский! - мой голос еще секунду назад звучавший решительно и звонко, вдруг дрогнул. Вот черт его знает как надо обращаться к такой высокородной и титулованной особе! Все эти аристократические заморочки я так и не осилила, не изучила за эти годы. Мне они казались дремучим пережитком, всегда и в любой ситуации оценивала людей только по их деловым качествам, ну и еще конечно интуицию свою слушала.

Мужчина не торопясь, величаво обернулся и увидев меня босую, несомненно растрепанную, красную и с зажатыми розовыми туфлями под мышкой высоко вскинул светлые брови на бесстрастном, холодном лице. Гордо поднятый подбородок, царственная осанка делающая невысокого Эндрианского почти великаном, безупречно сидящий на гибкой но широкоплечей фигуре черный смокинг с атласными, элегантными лацканами. Честное слово, я испытала даже некую робость, словно простолюдинка перед своим господином.

Но вот в прозрачных, светлых глазах мелькнуло узнавание и герцог шагнул мне на встречу. Узкие губы растянулись в сочувствующей, мягкой улыбке, дрогнули и разбежались морщинки на загорелом лице, качнулась, ослепительно вспыхнула на солнце золатая серьга в крупном, слегка оттопыренном ухе. Передо мной уже не было надменного аристократа, герцог скорее всего напоминал сейчас милого парня с соседнего двора.

Я невольно улыбнулась ему в ответ и почувствовала облегчение. Парню с соседнего двора было легче довериться.

- Татьяна, можно мне так вас называть? - он шагнул еще несколько шагов навстречу мне и взял под локоть с той стороны, с которой не было дурацких, розовых туфлей. - О-ооу! - протянул он ошеломленно и сжал на несколько секунд мое запястье, словно собирался померять мне пульс. Даже облизнулся, напомнив мне вдруг вампира из ужастика.

Я инстинктивно постаралась освободить свою руку. Но герцог мне этого не позволил, он продолжил неторопливо шагать по дорожке увлекая меня за собой. Мне не оставалось ничего иного как попасть ему в шаг.

- Кристалл, вы можете называть меня просто Кристалл, так будет удобно! Мы же с вами в некотором роде родственники?

Слушая его мягко рокочущий, лениво растекающийся голос в котором слышался совсем незаметный, приятный акцент, я уже полностью успокоилась.

- А, вы правы! Кажется мы действительно родственники и даже довольно близкие. Вы отчим, я мачеха. Трудно представить насколько мы близкие родственники! - съязвила я и прикусила язык. Не стоит дерзить человеку у которого ты собираешься просить помощи.

Герцог рассмеялся открыто и весело, неожиданные ямочки на щеках явно украсили его лицо.

- Татьяна, вы ведь не просто так меня догнали? Не для того что бы поговорить о наших родственных связях? Понимаете у меня мало времени, Злата просила по переговорной птичке срочно явиться домой, ей нездорвится. Я волнуюсь, очень волнуюсь за нее.

- Так вы сейчас на вокзал? - разочарованно вздохнула я.

- Нет, я в дом Грушевских, там находится картина, которая является якорем при переходах.

- Каких переходах? - я споткнулась и чуть было не зашипела, ударившись большим пальцем ноги о камень на дорожке.

- Вы не знаете о Перстне перехода? - удивился Эндрианский.

Напрягая память я вспомнила, что слышала что-то подобное. Кажется Клим говорил, что путешествовать можно с помощью каких-то там перстней. Я сочла это сказкой, похвальбой мага-артефактора.

Вспомним о Климе я непроизвольно оглянулась назад. Очень хотелось увидеть его высокую фигуру быстро догоняющую меня. Но увы, в конце дорожки было пусто и безлюдно. Неужели спектакль все еще продолжается? Или крепкие, загребущие пальчики моей сестрицы, свела такая судорга, что ее сейчас отрывают от Клима все гости? Сердце защемило так сильно, что я даже приостановилась на минуту. Кажется именно в этот момент я приняла твердое и окончательное решение. Прочь сомнения и жалость! Вина доказанна! Оправданий слушать не намерена!

- Татьяна? - тревожно прозвучал голос Эндрианского.

Я уже пришла в себя. Где он тут видит Татьяну? Теперь только Татьяна Адамовна направляет мои поступки.

- Кристалл, вы ведь знаете где сейчас находится Адам Петрович? - я решила не ходить вокруг да около, отодвинуть в сторону все эти аристократические расшаркивания. Мне сейчас насущно необходимо было общество, как оказалось единственного друга который у меня был, не считая мышку Шушу. Но она давно была похоронена под липой. Век мышиный недолог. Больше я друзей не заводила. Думала, что муж прекрасно сочетает в себе все ипостаси. Любовник, друг, соратник. Он не был только отцом. Не смогла я ему подарить это ощущение. Жила десять лет с ним рядом и считала, что для чувства отцовства ему вполне хватает Ильюши и Ксюши. Оказалось, что крупно ошибаюсь.

- Адам Петрович? - удивился Эндрианский. - Знаете, Татьяна тут все сложно, я и сам не знаю где теперь он. Вот собираюсь посылать поисковую экспедицию.

- Прекрасно мы его беспременно найдем! - обрадовалась я. Даже в ладоши хлопнула, уронив на красную дорожку одну из розовых туфлей.

Герцог наклонился и поднял ее.

- Татьяна, может вам стоит обуться? - спросил он меня.

- Кристалл, мне стоит не только обуться, но и переодеться и письмо написать с распоряжениями и доверенностями Матвею, а Маше с Аней наставления дать. А так же чековую книжку взять и успеть вас уговорить взять меня в экспедицию которая будет искать Адама Петровича.

Эндрианский усмехнулся, и опять взял меня под локоть.

- А, Клим Матвеевич с сестрой вашей Лизой в наставлениях не нуждаются?

Я до боли закусила губу и открыто, пристально посмотрела в прозрачные глаза герцога.

- Ведь вы все поняли? Зачем сейчас насмехаетесь?

Эндрианский отвел глаза, даже немного смутился. Вот ведь не ожидала от него такого.

- Я то не все понял... Так, подозрения некоторые закрались. Но не устаю удивляться типично женской реакции. Чуть, что сразу бежать куда-то надо сломя голову! Разве разговаривать не обязательно с мужем? Вдруг ошибка? Ведь часто мы принимаем все не так как на самом деле!

- У вас Кристалл, типично мужской подход. " Все не так как ты думаешь дорогая", да? Не хочется мне что-то разговаривать ни с ней ни с ним. Пусть даже я ошибаюсь! Мне в себя прийти надо, возможно это будет и Климу полезно! - я не заметила, что почти кричу.

- Хорошо, хорошо Татьяна! - испугался мужчина, он наверное как и весь мужской род боялся женской истерики. - Хорошо, я согласен беру вас в экспедицию! Тем более, что пойдем порталами, через картины и с помощью перстня переноса. С этим вы вполне справитесь. Вы же маг? Сил у меня немного от Отбирающего осталось, так горсточка от огромной горы, только и пользы, что могу порталами передвигаться да другого мага распознать. Я не ошибся, ведь вы - Слышащая?

Я потрясенно кивнула головой, соглашаясь. А герцог возликовал словно мальчишка.

- Еще, могу узнавать Дар! - он даже засмеялся, но потом превратился в прежнего холодного и рассудительного аристократа. - Татьяна, я жду вас в своем автомобиле, сейчас выеду за ворота, у вас не более двадцати минут. Не успеваете, я уезжаю.

Он поклонился мне и направился в сторону множества припаркованных автомобилей гостей.

Я опрометью кинулась в дом. Взлетела по лестнице, в своем кабинете дрожащей от нетерпения рукой написала письмо Матвею, где давала советы по ведению дел. Достала из сейфа документы на последний купленный завод, они уже были на его имя. Хорошо, что мысль о таком щедром подарке брату пришла мне в голову раньше. Девочкам тоже написала, просила заниматься танцами и не есть такое количество пирожных и конфет. Достала две чековых книжки, выгребла наличность в нарядную, вышитую наволочку маленькой подушки. Уже на пороге вернулась что бы забрать любимый, серебряный мундштук и запас тонких, дамских папирос.

В своей спальне скинула розовый атлас тесного наряда. Отныне ничего розового ни на глазах ни на себе я носить не буду! Одела простенькое домашнее платье, которое не успела убрать горничная, а грязные ноги сунула в домашние тапочки с кокетливыми, темно-голубыми бантиками.

Пригибаясь и стараясь никому не попасться на глаза выбежала за огромные, кованные ворота с золочеными, вплетенными в чугунное кружево буквами С,К,Т. Герцог сдержал свое слово и черный автомобиль уже отъезжал, набирая скорость. Я кинулась ему наперерез отчаянно махая пестрой наволочкой со всем своим имуществом.

Уже в салоне я приходила в себя и не могла отдышаться.

- Вы всегда такой пунктуальный? - поинтересовалась я у Эдрианского, когда смогла говорить.

Он искоса посмотрел на меня.

- Если честно, то не всегда. Просто надеялся избежать участи быть врагом Клима Сокола. Мы ведь не так давно только наладили дружеские отношения. - он пожал плечами и вздохнул. - Но меня утешает то, что невзирая на явные физические преимущества Клима, я лучше владею приемами бокса и кунг-фу.

- Вы думаете, что мой муж будет в ярости когда узнает о вашем пособничестве и проявит желание начистить вам мор..., ой простите лицо?

- Я в этом не сомневаюсь! - сердито буркнул герцог. - Это вы Татьяна десять лет с человеком прожили, а так его и не узнали.

- А вы узнали? - продолжала язвить я.

- Узнал! Клим Сокол человек чести!

- Вот именно, вот именно! - тихонько пробормотала я. - Человек чести! И эта самая честь ему велит ребенка не оставлять. Он еще не родился, а Клим сиганул ему жизнь спасать. Сейчас моему исчезновению он возможно и рад будет. Объясняться не надо, честь свою марать...

Мы в молчании доехали до особняка Грушевских. Хозяев дома конечно не было. Они сейчас на нашем с Климом провальном празднике находятся.

Мне больше не хотелось разговаривать. Усталость, апатия навалились тяжелым грузом. Молча поднялась вслед за Эндрианским по такой знакомой лестнице в кабинет Лилии Львовны. Герцог привычным жестом достал из маленькой, резной шкатулки на письменном столе два массивных, грубой работы перстня из темного, тусклого металла. Потертая бирюза из последних сил старалась казаться благородным камнем. Я с сомнением вертела в руках тяжелый кругляш.

Герцог на мои сомнения внимания не обращал.

- Татьяна, ходить порталами дело довольно опасное. Может передумаете? - в его голосе все еще звучала надежда.

- Нет! - хрипло но уверенно вырвалось у меня в ответ.

- Тогда объясняю. Эта картина является якорем. Точно такая же висит у меня в англицком замке, в кабинете Златы. - он показал мне рукой на тот самый портрет, с которого смотрела черноокая красавица Злата, синеглазые близнецы и похожий на герцрга забавный мальчишка. - Вглядываетесь в картину, стараясь запомнить как можно больше деталий, одеваете перстень на палец и поворачиваете его одновременно шагая внутрь картины. Ясно?

Мне стало страшно, но вида постаралась не показать, если сестры Лиля с Златой, их мужья и их дети ходят друг к другу в гости таким способом, то почему у меня не получится? А я то раньше удивлялась, как это Злата Львовна так точно могла к обеду попасть, а потом вдруг исчезнуть?

- Первым кто пойдет? - по деловому спросила я Эндрианского.

Он хмыкнул.

- С вами приятно иметь дело, Татьяна! Держу пари, что если вдруг у меня не получится, то вы сами сможете возглавить экспедицию. Нет, мне определенно повезло встреть вас сегодня! Надо полагать все же я пойду первым, а вы смотрите и запоминайте.

Он подошел совсем близко к картине, и не отрывая от нее взгляда, провернул кольцо на пальце, а затем шагнул прямо в стену. Что-то плотоядно чавкнуло словно кто-то огромный совершил глотательное движение и герцог Эндрианский исчез!

Удивляться и пугаться мне уже не имело смысла. Крепко сжала наволочку заменившую мне сумку и постаралась выполнить все в точности. Подошла, одела, повернула, шагнула.

Вязкий, зеленый кисель поглотил меня, казалось что он был всюду. Я крепко зажмурила глаза. Немного затошнило, а затем меня куда-то выплюнуло.

- Молодец! Открывайте глаза Татьяна. Пойдемте скорей, Злата уже наверное меня заждалась! - весело звучал голос герцога.

Я опаской приоткрыла один глаз и увидила напротив тот самый портрет в белой раме. Но теперь он висел совсем на другой стене, среди незнакомой мне обстановки.

Глава двадцать первая. Посиделки - рассуждалки.

Мягкий свет смазывает, приглушает позолоченную роскошь, великолепие окружающей обстановки. Мы сидим с герцогиней Златой Эндрианской за круглым чайным столиком. Сияет снежной белизной крахмальная скатерть, заварочный чайник в цетре стола бросает блики от своей золотой росписи крупными пионами на тарелочки со сладостями и выпечкой, на хрусталь тяжелой вазы с конфетами. Пахнет ромашкой, ванилью и свежим шоколадом.

Обычно откровенные разговоры ведутся за рюмкой чая, вернее за рюмкой совсем не этого напитка. Я сейчас была бы безмерно рада этой столь необходимой моей измученной и разбитой душе рюмке. Но интересное положение собеседницы не позволяло прием алкоголя. И мне приходилось за компанию с ней, морщась от отвращения прихлебывать чай с жирными сливками. Выбирая между ромашковым чаем который пила Злата и элитным, черным чаем я выбрала последний. Но не учла, что вечером его оказывается полагается пить с молоком или сливками.

Хозяйка огромного замка была одета очень просто. Она куталась в тонкую шаль густого, вишневого цвета, которая выгодно подчеркивала алебастровую белизну ее кожи, черные, ведьминские очи, темные и завивающиеся тугими колечками на висках волосы. Я мимо воли любовалась ее лицом и наслажалась атмосферой уюта и откровенной, дружеской беседой.

Вдруг меня пронзает внезапная и забавная мысль и я тихонько хихикаю.

Хозяйка настороженно смотрит на меня своими агатовыми глазищами и вопросительно поднимает соболиную бровь.

- Знаете Злата Львовна...

Меня мягко перебивают.

- Знаешь и просто Злата! Мы же договаривались! Ты Танюша, уже почти неделю у нас живешь, мы с тобой столько всего переговорили, столько секретов друг о друге узнали, что воспринимаю тебя младшей сестрой! - она улыбается мне и осторожно прихлебывает ромашковый чай из белой, фарфоровой чашки.

- Хорошо, хорошо! - поднимаю я руки сдаваясь. - Знаешь Злата, мне сейчас смешно вдруг стало. Вот сидим сейчас, чай пьем. Ты, бывшая жена Клима Сокола. Я, все еще его жена, которая сильно в этом сомневается в последнюю неделю... Мы с тобой так не похожи. У нас с тобой разный тип внешности. Ты, счастливая, многодетная мать. Я, пустоцвет вечный. Но есть у нас нечто общее, которое не вычеркнуть и не забыть. Мы любили... - на этом слове я спотыкаюсь, так как не уверенна, что лично для меня чувства к Климу уже в прошлом. Но сглатываю комок в горле и продолжаю.

- Мы любили одного и того же человека!

Злата задумчиво шуршит яркой оберткой конфеты, откусывает маленький кусочек и слизывает с пухлой, нижней губы шоколадную крошку.

- Нет Танюша! Я любила молоденького, сельского парнишку которого знала с детства. Синеглазого, худого и длинного. Искреннего и немного наивного. Ты же повстречала и полюбила совсем другого Клима Сокола. Заматеревшего, избалованного женским вниманием, славой и богатством. Честно признаться, я совсем не знаю теперешнего Клима Сокола, это наверное совсем уже другой человек...

Я тоже тянусь к вазе с конфетами и захватываю сразу горсть. В последнее время меня неудержимо тянет на сладкое, видимо так я пытаюсь подсластить свое разочарование и боль.

- Нет Злата, это ты не права! Вот вроде бы сельский паренек и маститый авиатор люди разные, а поступки совершают одинаковые! Лишний раз убеждаюсь, что сущность человека на все времена одна! - я бросаю в рот сразу две конфеты и вдруг опять замираю от мысли о том, что мне ли рассуждать о целостности человеческой личности. Я более десяти лет живу в этом мире и являюсь ярким примером раздвоения! Молодая, красивая оболочка и старая душа... Возможно Клим иногда это остро чувствовал. Вспомнились его иногда изумленные взгляды. Вспомнились упреки в моей периодической холодности, в том, что всегда ставила дело и свои заводы выше чем семейное гнездышко и постель. А ведь иногда он мне так и говорорил: " Танюша, ты иногда мне старушку напоминаешь." Я хмыкнула, успокаивая себя тем, что сочетание молодого тела и старой души наверное гораздо лучше, чем сочетание старой, морщинистой оболочки и пылкой наивности. Этот вариант намного безнадежней. Я фыркаю пытаясь удержать смех.

- Танюша? - голос Златы звучит встревоженно и я выныриваю из своих мыслей.

- Злата, как ты думаешь он меня сейчас ищет? - я с трудом размыкаю сладкие от конфет губы и спешу глотнуть горячего чая.

Женщина сидящая напротив меня кутается в вишневый шелк шали и нежно гладит выступающий под ней круглый живот.

- Ищет, еще как ищет! Но не найдет, ведь ты порталом ушла. Вчера с Лилей по переговорной птичке общалась. Клим Сокол с ума сошел от тревоги и страха за тебя. Ему сейчас не сладко. Жена пропала, от репортеров спасения нет. Еще и полиция подключилась. Хорошо, что ты письма и распоряжения оставила. Не то Клима Сокола собирались объявить виновным в исчезновении жены и арестовать! - Злата улыбнулась.

Я хотела спросить ее про Лизу, но вовремя опомнилась. Навряд ли Лилия Львовна о моей сестрице что-либо знает. Даже если Лизаветта и спит сейчас в нашей с Климом спальне, то все делается тайно. Вон какая шумиха вокруг нашего семейства поднялась.

Дверь безшумно отворилась и комнату наполнил приятный баритон герцога Эндрианского.

- Дорогая, уже поздно, может быть вам с дочкой пора отдыхать? А нам с Татьяной, надо обсудить последние штрихи по организации и отправке спасательной экспедиции.

Злата невзирая на внушительный живот поднимается со стула легко и даже изящно. Она с любовью смотрит на своего мужа и улыбается ему мягко, нежно. Я даже немного завидую. Женщина словно светится изнутри, ее лицом не возможно не любоваться, а ведь она дохаживает последние дни своей беременности.

- Ты прав, нам с ней, - она кивает на задрапированный шелком вишневых складок живот. - Действительно уже пора отдыхать.

Проходя мимо герцога Злата касается кончиками пальцев его плеча.

- Только не долго! - ворчит она нахмурив черные, красиво изогнутые брови.

Лицо мужчины светлеет от улыбки, неожиданные и милые ямочки делают его по мальчишески озорным и юным. Взгляд прозрачных, наглых глаз следит за женой, а тонкие губы глупо улыбаются и вдруг вытягиваются трубочкой целуя воздух.

Мне становится неловко, все же глупая улыбка, воздушный поцелуй и герцог - вещи не совсем совместимые. Я деликатно отворачиваюсь. Рука опять тянется к вазе с конфетами. Но развернуть обертку очередного шоколадного шедевра я не успеваю.

Дверь закрывается с мягким стуком за герцогиней Эндрианской и улыбка тухнет на лице мужчины. Он становится по деловому сосредоточенным и даже жестким. Присаживается за круглый столик и доливает чай в чашку Златы. Выпивает его залпом и морщится.

- Ох, не люблю я этот ромашковый!

Затем поднимает на меня прозрачные глаза. Теперь их взгляд блестит стальным блеском, они больше похожи на острые кинжалы.

- Татьяна, вам придется возглавить экспедицию. К сожалению я не смогу покинуть Злату в такой сложный период, я просто потом не прощу себе если что-то пойдет не так. Но время буквально наступает нам на пятки! - он с досадой хлопнул ладонью по белоснежной скатерти, заставляя покачнуться фарфоровые чашки и мелодично звякнуть серебряные ложечки.

Я сидела не шелохнувшись и сосредоточенно жевала ванильный кекс.

- Татьяна, я долго думал и считаю, что вы можете блестяще справиться и с организацией экспедиции по месту и с поиском Адама Петровича. Он пропал три года назад. Мы искали затерянную, легендарную страну Караруму с источником молодости и силы. Она по древнему преданию находится на расстоянии трех горных перевалов от столицы ланголии и открывается один раз в три года, озаряя путь аркой из трех радуг. Когда мы достигли цели, то в положенное время над горной вершиной Канчирана встали три огромные радуги, а сама гора сдвинулась с места и образовался узкий проход. Лошадь Адама Петровича от испуга понесла прямо в этот проход, следом успела проскочить верная, старая Хлоя. И все! Гора стала на место, радуги потухли, Адам Петрович исчез! Пошло три года, я не знаю жив ли Адам Петрович, я не представляю, что там вообще за этими тремя радугами! Но через месяц они опять появятся над вершиной Канчинара и можно будет пройти через проход. Но! Выйти от туда можно будет только через три года! Ведь надо будет найти Адама Петровича, я не думаю, что он сидит и ждет нас под горой с той стороны.

Герцог Эндрианский замолчал, машинально пригубил уже давно остывший чай в чашке и тут же его шумно выплюнул в накрахмаленную салфетку.

- Татьяна, я пойму вас если вы откажетесь. Эта экспедиция действительно опасна и непредсказуема...

Я доедала уже третий ванильный кекс и обдумывала то, что сейчас услышала от герцога. Три года срок конечно не малый, но с другой стороны Адам Петрович возможно нуждается в помощи. Я всю жизнь жила по принципу загребущей крысы. Копошилась, суетилась, пыталась заработать все деньги мира. А их оказывается нельзя все заработать! Да и особого счастья они мне не принесли. Я ведь прекрасно знаю, что за деньги не купишь блаженство и рай, деньги не смогли помочь мне испытать счастье материнства, не купили любовь. Так чем я собственно рискую? Три года, а сколько приключений они обещают!

Я аккуратно вытерла руки салфеткой и неторопливо сложила ее ровными, тугими квадратами. Краем глаза наблюдала за мужчиной сидящим напротив. Герцог явно нервничал. В случае моего отказа Эдрианский наверное все же возглавит экспедицию сам. Тогда он не возьмет на руки новорожденную дочь, Злата три года не увидит своего мужа, три года он будет вдали от семьи.

Вздохнула и отложила изрядно помятую сафетку в сторуну.

- Я согласна! Три года это не так уже и много... А сколько перспектив и возможностей открывается! Страна легендарная, богатая. Наверняка там есть, что умыкнуть! - я хлопнула в ладоши и поднялась из-за стола шумно отодвинув стул.

Глава двадцать вторая. Путешествовать картинами скоро войдет в привычку.

- Татьяна, но послушайте! Без натурального меха не выжить в тех условиях, в которых вы окажетесь. Там снег почти круглый год валит. Бури и вьюги явление частое. А мороз такой крепкий, что в вашем шерстяном пальтишке, вы просто замерзнете! Конечно у вас будут артефакты которые значительно облегчат все тяготы месячного пути. Но одежда из меха очень важна! И не из простого меха, а из того который признан самым теплым! - голос гецога Эндрианского монотонно, с надзидательными нотками уже часа два вливался мне в уши.

Я насупившись сидела за столом и мрачно грызла яблоко, стараясь делать это как можно изящней. Но предательский, коварный хруст иногда сбивал четкую логику моего собеседника и наставника по совместительству. Он слегка морщился и вздрагивал каждый раз когда мои зубы вонзались в сладко-кислую плоть очередного румяного фрукта.

За два часа беседы герцог уже начал повторяться. Я устало кивала головой соглашаясь с фактами. Да, я порталом через картину висящую в кабинете Эндрианского попадаю в дом губернатора Северного края. С собой у меня будет письмо герцога к губернатору с просьбой о различном содействии в организации экспедиции к горе Карчирана. Деньги в виде золотых монет, которые так любят и уважают жители далекого севера, разложены в мешочки по сто монет в каждом. Артефакты которые должны значительно облегчить путешествие уже упакованы. Пользоваться ими я умею. Герцог потратил не мало сил, пока я перестала малодушно вздрагивать при внезапно появляющемся огне из тяжелого булыжника. Теперь я могла и костер развести и бурю утихомирить и даже палатку из воздуха дастать.

Вот зачем мне натуральные меха если путешествие обещает быть довольно комфортным? Во мне жарко спорили Танюша с даром Слышащей и Татьяна Адамовна с богатым жизненным опытом, который упорно убеждал в том, что натуральный мех в северной экпедиции, ой как пригодиться может!

В конечном результате Танюша морщась от собственного предательства сдалась. Скрепя сердце и с зубовным скрежетом я согласилась на шубу из морского котика, на лисьий треух и сапоги из шкуры северного оленя.

Наконец-то наступила дата отправления. Если мы еще протянем время в дискуссиях, то будет поздно. Три радуги где-то там среди белого безмолвия у подножия древней горы вспыхнут и погаснут без меня.

С утра мы расцеловались с герцогиней Эндрианской. Я поблагодарила за такой радушный прием, почти сестринское гостеприимство. Конечно пожелала Злате здоровья и благополучных родов.

Теперь я стояла в огромном кабинете герцога перед довольно маленькой картинкой изображающей синие горы и мрачное селение среди камней. Мне было жарко в шубе, пот тоненькой струйкой щекотал спину.

- Вы уверенны, что все это, - я кивнула себе за плечо где в объемном рюкзаке уместились золото, артефакты и подарки губернатору. - Все это добро сможет протиснуться в такую маленькую картиночку?

Эндрианский нервничал. Он выглядел отстраненным и равнодушным, но я чувствовала исходящие от него волны неуверенности и сомнения.

- Все просчитано, Татьяна. Груз у вас конечно большой, но портал пройти сможете.

Я вздохнула и достала из кармана невзрачный, тяжелый перстень с потертой бирюзой. Вдохнула еще раз и шагнула поближе к картине.

- Постойте! - встрепенулся герцог.

Он приблизился ко мне и неловко поцеловал словно клюнул сухими губами мой мокрый от испарины лоб.

- Татьяна, вы же помните, что через три года я с отрядом буду ждать вас и Адама Петровича у подножия горы?

Я кивнула, говорить не хотелось. Неуверенность герцога словно перетекла в меня. " Наверное через поцелуй можно передавать страх, а не только микробы" - подумалось мне и эта мысль внезапно очень меня развесилила. Захотелось поддеть холодного эстета Кристалла Эндрианского.

- Да не волнуйтесь вы так! Дрожите словно овечий хвост! - я подмигнула слегка озадаченному герцогу и шагнув еще один раз, почти уперлась носом в холст картины который пах старым маслом и пылью.

Так, что там дальше? Повернула холодный металл перстня на пальце и провалилась в зеленое марево.

На этот раз зелененькая жижа держала меня намного дольше. Я уже начала волноваться, но раздался чавкающий звук который я восприняла как самую лучшую музыку и меня выплюнуло на что-то мягкое.

Открыла глаза и увидела перед собой не трещины на старом холсте, а высокий ворс и пестрый, замысловатый узор ковра.

Подняться сразу у меня не получилось.Рюкзак буквально придавил меня к мягкому и уютному ковру, а тяжесть шубы, толстых штанин и высоких сапог лишали меня свободы движений.

Наконец то мне удалось подняться на четвереньки, а затем с трудом выпрямиться.

Оглянулась назад. На стене в небольшой нише обшитой кожей с золотым тиснением висела картина. Точная копия той, что я видела несколько минут назад в кабинете герцога Эндрианского. Синие горы, каменные домики которые прилепились словно ласточкины гнезда над обрывом.

Пол был покрыт толстым, пестрым ковром. Метрах в трех от стены стоял стол. Лампа с уютным зеленым абажуром освещала спящего мужчину в красном, нелепом мундире. Он положил бритую голову на внушительные, литые кулаки и мирно похрапывал.

В помещении было жарко. Сняла свой лисий треух и коса золотистой змеей скользнула на серый мех шубы. Стало легче.

Я усмехнулась. Губернатор организовал пост по приему гостей из картинки с горным пейзажем. Ковер мягкий постелил, что бы падать было удобно. Часового посадил, что бы момент не прозевать. Не хватает только духового оркестра с медными тарелками. Да и встречающие спят. Непорядок!

- Подъем! - скомандовала я красному мундиру.

Упитанный, почти квадратный мужчина сладко потянулся, а потом быстро вскочил сметая со стола на ковер красную фуражку с лакированным козырьком.

Узкие, черные глазки на плоском смуглом блине круглого лица смотрели на меня с испугом. Затем короткий кнопочный нос сморщился, а пухлые губы растянулись в глупой улыбке.

- Зенщин? - пророкотал он неожиданно густым и гулким басом.

- Зенщин, зенщин, - согласилась с ним я.

Глава двадцать третья. Мне не понять их нравы. Но приструнить можно.

Уже почти полночь, а губернатор все пытается отыграться в карты. Он злится, ругается себе под нос на мяукающем языке, который по звучанию напоминает мне китайский. Впрочем сам дворец губернатора, его внутреннее убранство, обычаи и одежда живущих в нем людей словно настоящий, древний Китай, куда меня занесло волей герцога Эндрианского. Все эти бесшумно скользящие слово призраки служанки, ослепляющая глаза позолота интерьера и не менее ослепляющая одежда из парчи и шелка начинали меня злить. Хозяин намеренно тормозил отправку экспедиции, такие подозрения закрались мне в мысли на второй день пребывания в этом огромном доме больше похожем на золотую клетку с пестрыми попугаями.

Уже нанята охрана, найдены проводники и укомплектован обоз. Мне было очень сложно договариваться с хитрыми словно лисы жителями Северного края. В глаза улыбались и восхищенно цокали языками, а стоило отвернуться или не проконтролировать, пытались всучить порченые продукты или же больных лошадей. Отношение ко мне изменилось только после того, как я разозлившись схватила широкорожего купца за жиденькую бороденку. Его влажные губы сластолюбца вмиг побледнели, а золотые, круглые очки которые нелепо смотрелись на круглом лице съехали на одно ухо и чудом держались тонкой дужкой за мясистую мочку.

- Убью гада! Последние волосы в бороде повыдергиваю! Ты как смеешь обманывать меня, представительницу царского двора?! - шипела я рассерженной змеей и тыкала ему под нос грамоту с царской печатью. Не знаю где достал ее Эндрианский, но документ был настоящий. Его украшала личная печать царя-батюшки Бориса и длинная, узнаваемая везде подпись самодержца.

Хоть и говорила я тихо, но о моей выходке, а главное о волшебном документе уже через час знали все купцы, наемники и проводники. Да, что там, об этом знали даже мальчишки на базаре. Они теперь не смеялись мне в след показывая языки и кривляясь. Жещины здесь были бесправны и то, что я действовала самостоятельно и была одета в мужскую одежду вызывало раздражение взрослого населения и насмешливое кривляние детей. Но мне на их презрительное отношение было совсем наплевать, лишь бы скорее двинуться в путь. В голове словно тикали невидимые часы, заставляя торопиться. Где-то там в месяце пути от сюда могут засиять три радуги подряд открывая арочный путь в неведомую страну. Туда где возможно ждет помощи потерявший всякую надежду Адам Петрович, а я могу и не успеть на это представление. Вряд ли можно будет потом попросить у высших сил повторить это магическое явление на бис.

Губернатор оказался человеком азартным, но совсем не умеющим играть в карты. Хотя мнил себя великим и везучим. Конечно отчего ему не быть фартовым, если все только и делали, что поддавались. Ведь легче проиграть за карточным столом пару сотен золотых монет, чем впасть в немилость и опалу мстительному и злобному человеку. А именно таким был губернатор Северного края, господин Ли Бон.

Мне было любопытно наблюдать за ним в процессе игры. Хотя и не было у меня такого сообщника как мышка Шуша, но я все еще не потеряла навыки за годы своей замужней жизни. Не забыла как держать нужную карту в рукаве или просчитывать зараннее ходы. Мой противник относился к женскому уму слишком снисходительно, за что сразу же и поплатился.

Вот теперь я с удовольствием поглядывала на внушительную горку желтеньких, блестящих монет и на мужской перстень с изумрудами, который окрашивал мой выигрыш зелеными всполохами света.

Мужчина напротив явно злился. И я решила его пожалеть. Все таки живу в его доме в достатке и роскоши, пользуясь его добротой, хоть эта доброта и была принудительной. Перстень явно был дорог хозяину и он горел желанием его отыграть.

- Вот, вот! Я знал, что удача вернется ко мне! - кричал господин Ли Бон любовно разглядывая на пальце-сосиске вернувшийся на место перстень.

Зевнула прикрывая рот рукой и устало улыбнулась.

- Завтра я покину ваш дом и удача в картах опять прочно прилипнет к вам. Мое золото прошу передать герцогу Эндрианскому, впрочем нет не надо. Я с утра пожертвую его в приют для сирот. У вас же есть приют?

В узких, черных глазах промелькнула досада. Губернатор скривился в кислой, трудно дающейся улыбке, словно лимон с трудом выжал.

- Конечно приют имеется, я сам позабочусь...

- Нет! Благодарю вас! Завтра с раннего утра отнесу деньги, зачем вам беспокоиться! А сейчас наверное пора спать. Доброй вам ночи! - поклонилась хозяину и собрав золото со стола в подол черной, расшитой золотом рубашки покинула жарко натопленную комнату.

Глава двадцать четвертая. На полном скаку под радугой.

Отправляясь в путь я была настроена очень оптимистически. Ну это же просто забава в некотором роде. Средство развеяться и уйти от тоски которая терзала меня, а заодно и спасти друга.

Всего лишь нужно преодолеть три горных перевала. Да с таким конным конвоем, с самыми лучшими проводниками во всем Северном крае, с большими запасами продуктов, фуража и с артефактами герцога Эндрианского это будет приятной прогулкой.

Мой оптимизм начал резко исчезать и меркнуть после преодоления первого перевала на котором нас застала жестокая, снежная буря. Она практически остановила движение нашего отряда на несколько дней.

Сбившиеся в кучу замерзшие лошади, люди с залепленными снегом лицами и одеждой. Жуткое завывание ветра по ночам. Снежная буря бушевала два дня, а мне показалось, что прошла вечность.

Больше всего мне было жалко лошадей, которые в отличие от людей вынуждены были находиться среди свистящих порывов сильного ветра. Мохнатые, коротконогие и выносливые они были приученные к длительным переходам и непогода была им привычна. Но все равно даже под теплыми попонами они тесно жались друг к другу стараясь укрыться от злобных порывов шквального ветра.

Буря отступила и стихла так же нежданно-негаданно как и началась. Еще недавно плохо было видно и на расстоянии вытянутой руки, а через час уже радовало глаза яркой синевой небо и мягко мерцал под солнцем снег. Он лежал белыми, редкими барханами на темных камнях поросших серым мхом.

На втором перевале нас ждала мрачная картина.

Многочисленные скелеты лошадей и людей тускло блестели желтоватыми костями под лучами равнодушного солнца. Оно золотило своими лучами стреляные гильзы, которые говорили о том, что предыдущему каравану не повезло и на него видимо напали разбойники.

Мы даже не стали останавливаться на привал хотя были очень уставшие, а ложбина неподалеку была очень удобной для ночлега. Превозмогая усталость поспешили как можно дальше уйти от зловещего места.

Дни пути иногда монотонно тянулись, а иногда пролетали мимо словно буйный табун лошадей.

Наконец то мы добрались до третьего перевала. На подходе к нему я уже по привычке начала беспокоиться и волноваться. Какой еще сюрприз может приподнести нам последний переход?

Но мои опасения оказались напрасными. Караван миновал его легко. Радостно перекликались воины из конного конвоя, возносили благодарные молитвы своим богам суровые проводники. Все были немного взбудораженны. Еще немного и они повернут обоз назад, в обратную дорогу. Туда где их ждут семьи и щедрое вознаграждение за пройденный путь. Дорога домой всегда короче и приятней.

Она возникла внезапно, загадочная гора Киргирана. Впереди каравана на фоне серого, угрюмого неба вдруг заслонила солнце каменная громада красного цвета. Тусклый свет словно замерзшего солнца не смог притушить это торжество красных, золотисто- красных, пурпурных и кирпичных оттенков.

Люди замерли перед ее величием и испуганно заговорили трусливо указывая на каменный монолит пальцами.

- Говорят она питается кровью! - раздался рядом со мной голос старшего проводника.

Он почтительно кланялся горе смиренно сложив руки в меховых рукавицах.

- Не думаю. Скорее всего в каменной породе этой горы содержится очень большое количество железа. Отсюда следует и ее красный цвет! - попыталась успокоить я мужчину. Лучше скажите сколько нам до нее добираться?

Черные, узкие глаза мрачно и неодобрительно блеснули на меня из густого, волчьего меха большого малахая.

- Нам осталось идти несколько часов, а вот говорить непочтительно о красной горе я вам не советую, госпожа! - он натянул поводья у своей мохнатой, черной лошади которая напоминала мне трудолюбивого муравья и гикая умчался вперед.

Я последовала за ним. Мерно покачиваясь на спине своей лошадки я вдруг задумалась о том, что с удовольствием бы повернула со всем караваном в обратный путь. Мне нестерпимо захотелось оказаться дома среди цветущих лип и бушующей весны. Я соскучилась по девочкам, по Матвею и по Климу, будь он неладен! Я скучала по своему огромному, уютному гнездышку которое устраивала себе в течении десяти лет и которое отдала на милость победительницы. Сейчас я воспринимала Лизаветту именно так. Наглая, молодая девица сумела меня обыграть! Призом в этой игре стал мой муж. Талантливая у меня сестрица оказалась. Мне игроку со стажем такие крупные выигрыши и не снились! Интересно как они там? Клим возможно и не заметил моего исчезновения. Ему осталась вполне похожая копия жены, к тому же имеющая ряд преимуществ передо мной. Она моложе меня и носит под сердцем его ребенка...

Я горько усмехнулась и закрыла глаза пытаясь сдержать непрошенные слезы. Слезы? Я что плачу? Вот это новость! Интересно, что они значат? Я так старею или наоборот молодею душой? Рассмеялась громко и шмыгнула носом.

Сильно натянула поводья поторапливая свою лошадку.

- Как же она мне надоела! - услышала вдруг грубый словно прокуренный голос кобылки. - Хорошо, что скоро с ней расстанусь!

Я удивилась, ведь за весь месяц пути совсем не слышала мыслей животных которые сопровождали нас, но возможно я и не прислушивалась к ним.

Сейчас постаралась проникнуть, уставившись взглядом в серую, жесткую гриву в мысли лошадки.

- А, вот и ошиблась! Я планирую тебя через радуги с собой забрать!

От неожиданности лошадь споткнулась, затем взбрыкнула стараясь меня сбросить.

Но это ей не удалось, я цепко держала поводья, а месяц трудного пути сделал из меня настоящего ковбоя. Наверное я теперь могла участвовать даже в родео.

Хотела уже прикрикнуть на норовистую лошадку, но громкие крики проводников заставили меня посмотреть вперед.

Над красной горой которая к вечеру стала темно-кирпичного цвета, яркими всполохами закружилось северное сияние. Словно гиганские разноцветные светлячки слетелись огромной стаей над одинокой горой. И теперь они танцевали над ней дикий и безумный танец. Ритм этого танца становился все быстрее и вот уже первая арка радуги появилась над красно-кирпичной громадой.

- Госпожа, госпожа! Скорее торопитесь! - закричал самый старый проводник, именно он был здесь три года назад с экспедицией герцога Эндрианского.

Он уже скакал ко мне во весь опор и протягивал заплечный мешок с запасами воды и пищи. Артефакты всегда были со мной, а вещи которые возможно могли понадобиться мне за радужным переходом были притороченны сбоку лошади в сумке.

До горы оставалось метров триста. Преодолеть их пешком у меня не было времени. И теперь шуточные угрозы в адрес наглой лошадки приобрели смысл.

Я крепко пришпорила лошадь и хлестнула ее по крупу ладонью.

- Ну вот теперь попробуй только опоздай! На колбасу не дрогнув отправлю! - мой голос звонким эхом улетел ввысь.

Лошадка протяжно заржала и понеслась в сторону горы. Мой лисий треух сорвало сильным, воздушным потоком и он остался где-то позади. Голове стало холодно от встречного ветра, а волосы норовили закрыть глаза.

А между тем танец цветных светлячков становился все быстрее и вот уже вторая радугавозникла над горой сверкая своими красками.

Гора дрожала и колыхалась словно тоже поймала сумасшедший ритм дикого танца. Под арками семицветных радуг образовался раскрывая огромную, красную пасть узкий проход.

Когда третья радуга встала над каменным исполином, светлячки вдруг исчезли и постепенно, мало-помалу стали меркнуть яркие краски двух первых радуг. Они бледнели и растекались словно акварель на бумаге.

И когда эта акварель стала совсем прозрачной, моя лошадь совершила подвиг. Коротконогое но сильное тело оттолкнулось от камней и в отчаянном прыжке успело пролететь под тающими, бледными радугами.

Глава двадцать пятая. Цвет радуги - желтый и синий.

Песок. Бескрайний и ослепляюще желтый. Он норовит залезть в складки одежды, скрипит на зубах. Я начинаю его ненавидеть так же сильно, как всего лишь два дня назад ненавидела белый снег.

Мы с моей лошадкой Мирой, попали из огня да в полымя. Ну, или в пекло. Теперь бредем по раскаленному песку, жмуримся от яркого солнца и от режущего глаза желтого цвета. Бодрости придает только одна мысль, если эту пустыню прошел Адам Петрович, то и я смогу. Все имеет начало и конец, буду надеяться, что конец этому желтому пеклу когда-то настанет.

Достаю фляжку и отпив глоток теплой жидкости, наливаю остатки воды в неглубокую миску. Кажется прежде чем кончится пустыня, у нас закончится вода. Вздыхаю и протягиваю миску с водой Мире.

Она фыркая трясет гривой и одним движением мясистых губ втягивает в себя жидкость. Шершавый язык облизывает миску.

- Мало! - недовольно бормочет моя лошадь.

- Хватит! - кратко возражаю ей я.

Наши диалоги очень короткие. Мы словно лениво перебрасываем мелкие мячики. У нас просто нет сил произносить лишние слова, они под влиянием жары и растущей тревоги скукожились и засохли.

Слизую языком соленый пот. Поднимаю глаза на линялое от жаркого солнца бледно-голубое небо. Там в этой белесой голубизне парит огромная, хищная птица. Наверное она надеется и ждет когда мы совсем обессиленные свалимся в этот проклятый желтый песок. Тогда она сможет знатно попировать. Я ловлю обрывки мыслей этого летающего хищника. Не хочется быть обедом или ужином для пернатого монстра. Может быть у меня получится с ним поговорить?

Напрягая все свои силы кричу в горячее марево бледно-голубого купола.

- Эй, там на наверху! Может спуститесь? Поговорить нужно! У меня есть сушеное мясо. Много! Возможен обмен на некоторые услуги! - мой голос кажется мне карканьем старой, больной вороны.

Жду ответа подняв голову, глаза заливает потом. Прислушиваюсь к себе, прислушиваюсь к тихому шуршанию песка. Крылатый хищник отвечать мне не спешит. А может быть он меня не понимает? Может я на незнакомом ему языке пытаюсь беседу завязать? Тяжело вздыхаю, завязываю потуже белую рубашку на голове, которая сейчас выполняет роль платка и поднимаю из песка упавшую уздечку.

- Пойдем! - тяну за собой Миру.

Она покорно идет за мной. Вдруг над нами раздается хлопанье могучих крыльев и огромный орел тормозит свой полет по горячему песку, словно самолет выпустивший шасси. Нас с Мирой обдает волной мелких, горячих песчинок.

- Слышащая? - клекочет бодрым тенором могучая птица.

Мира становится на дыбы, а плачу от радости. Слезы смешиваются с потом, я стираю их грязной ладошкой.

К вечеру, когда желтый песок окрашивается в оранжевый цвет мы с Мирой ведомые низко летящим над нами орлом, выходим к сияющим ярким ультрамарином городским воротам огромного города. Миллионы мелких плиток мозаики сияют всеми оттенками синего, ярко-голубого и бирюзового цвета. Прекрасное видение возникает перед нами подобно сказочному миражу. Глаза застилает пот и я не могу сразу понять, мне кажется или в самом деле из открытых ворот навстречу нам вырывается конный отряд. Породистые лошади сыто гарцуют, ослепительно белые одежды всадников полощутся на ветру подобно крыльям ангелов. Их предводитель что-то гортанно кричит остальным и через несколько минут уже протягивает руку что бы обнажить мою голову. Белая, хлопковая рубашка служившая мне в последнее время платком взмывет грязной, серой птицей вверх, а нечесаная, взлохмаченная коса скользит вниз на грудь. Мужчина довольно вскрикивает и что-то кричит приближающемуся отряду.

Я лихорадочно ищу переговорный амулет, перебирая на ощупь перстни на пальцах. Нащупав гладкий, круглый камень я сжимаю его и переворачиваю. Гортанная, быстрая речь всадников словно замедляется, тянется испорченной, старой пластинкой. Затем опять убыстряется и отдельные слова, а затем и фразы становятся мне понятными. Еще мгновение и я полностью понимаю их говор.

- Глаза цвета священных ворот, а волосы как речной песок в долине засохших рек! Господин был прав, светловолосый человек пришел через три года, но господин советник ждал мужчину, а это явно женщина! - он вскинул руки приветствуя меня, его жест повторили другие всадники.

Все остальные события закружились и замелькали словно в калейдоскопе. Меня с почестями сопроводили во дворец. Мою лошадку Миру, забрали обещая искупать ее, напоить и накормить. И поместить в самую прохладную конюшню. Повеселевшая Мира, кокетливо улыбалась обнажая крупные белые зубы, резво заигрывая с породистым, длинноногим жеребцом. Разлука со мной видимо не сильно ее огорчала. Она даже не попрощалась и с радостью устремилась вслед за мужчиной в широкой, белой рубахе. Она отправилась в конюшни. А я в купальню для начала.

Прохладная вода приятно остудила кожу. Я позволила двум девушкам очень смуглым и чернявым, вымыть с душистыми травами мои волосы. Они восхищенно цокали языками перебирая светло-золотистые пряди моей косы.

Я уставшая и разомлевшая от всеобщей приторной любезности и удушающего гостеприимства, но чистая, благоухающая сидела за низким столиком среди горы цветных подушек и подушечек. Когда мой голодный взгляд скользил в предвкушении по румяной корочке жареной курицы, по тугим ягодам винограда, по множеству тарелок с незвестными яствами, резная дверь открылась. Я с трудом оторвала взор от волшебного стола и подняла взгляд на вошедшего молодого мужчину.

Он был мне смутно знаком. Где-то я уже видела и этот крупный нос, узкие губы, и длинные, красивые пальцы холеных рук. Вслед за мужчиной вбежала собака. Длинное тело на коротких лапах, лоснящаяся шерстка цвета каштановой кожуры. Умные бусинки глаз сверкали щенячим задором.

Золотистая корочка жаренной курицы вмиг перестала меня интересовать. Чувство голода пропало. Я медленно поднялась с пушистого ковра. Пирамида из пестрых подушек дрогнула и рассыпалась.

- Адам Петрович? - прошептала я тихо.

Глава двадцать шестая. Где это я оказалось и что происходит?

Ворочалась я на своем огромном ложе под прозрачным, расшитым золотой нитью и жемчугом балдахином, долго. И постель была мягкая и простыни из точайшего шелка пахли лавандой и свежестью, а сна не было. Яркие картинки кадрами исторического фильма мелькали перед глазами и отмахнуться от назойливых видений я не могла. Вся моя интуиция вопила пожарной сиреной об опасности, а прошедшие события словно стремились притупить бдительность и расслабить.

После встречи с Адамом Петровичем, которого теперь и язык не поворачивался называть Петровичем, после наших бурных объятий и взволнованных восклицаний, мы отпрянули друг от друга и смутились. Я от того, что все же непривычно было лобызать незнакомо - знакомого молодого человека, а вот от чего смутился сам Адам, мне было не понятно. Надеюсь я не сильно изменилась, после нашей последней встречи?

Он дал мне время утолить голод. Сидел напротив ловко подвернув под себя длинные ноги в свободных и широких шароварах, которые сужались к лодыжкам. Их темно-красный цвет перекликался с таким же цветом мягких, кожаных туфлей, вышитых камнями, золотой нитью и одетых на босую ногу. Довольно широкие плечи ладно облегало что-то очень напоминающее долгополый пиджак с воротником стойкой. Тонкая, кремовая ткань которого была богато украшенна вышивкой. Шеренга мелких, перламутровых пуговиц тянулась до самых колен.

Я старалась незаметно рассмотреть знакомого незнакомца напротив, ради которого совершила такой трудный путь. Меня мучили сомнения. И по тому, что я видела перед собой , напрашивался вопрос, а нужна ли помощь Адаму Петровичу? Хотя выводы было делать рано. Богатая одежда и даже омоложение еще ни о чем не говорили. Он молчал и тоже украдкой рассматривал меня, лениво отщипывая наполненные солнечным светом розовато-желтые ягоды винограда с роскошной грозди.

Мастерство здешних поваров было выше всяких похвал. Мне, буквально голодавшей последние дни, было трудно остановиться, все новые и новые блюда просились на зубок. Но я мужественно остановила себя. Откинулась на подушки и удолетворенно выдохнула, с трудом удерживаясь от того, что бы погладить живот.

Мужчина напротив меня встрепенулся. Задумчивое выражение лица сменилось широкой и искренней улыбкой. Серые глаза смотрели ласково, с хорошо знакомым мне близоруким прищуром. Вот сейчас передо мной сидел мой наставник, помощник и учитель. Тот Адам Петрович, которого я помнила.

- Хорошо все таки готовят в вашем... э-э-эээ, - я запнулась пытаясь подобрать слова.

А ведь и правда, где это мы находимся и как называется город, страна и даже мир в котором я сейчас так славно поужинала?

Адам Петрович запинку мою понял правильно. Мне показалось, что он нервно дернулся. Улыбка все так же сияла на лице, но вот выражение глаз стало другим. Они словно заморозились, застыли. Заметив мой пристальный взгляд он поспешно опустил глаза. Длинные, красивые пальцы торопливо перебирали перламутр частых пуговиц на застежке. Но вот он справился с собою. Пуговицы были оставлены в покое, а взгляд снова лучился приветливость и теплотой.

- Танюша, я наверное должен был тебе рассказать хотя бы в общих чертах о месте где ты оказалась, но прости не успел. Мне не хотелось портить твой великолепный аппетит. Придется тебе вникать во все по ходу действия. Но ты всегда была девочкой умной, надеюсь, что сможешь оценить обстановку верно, - мужчина вновь опустил глаза. - Сейчас слуги принесут одежду и проведут в тронный зал, где мы с царицей будем тебя ждать.

Он поклонился и проворно поднялся с ковра. Встал во весь рост. Высокий, молодой и красивый. Хлопнул в ладоши и направился к выходу. В комнате запестрело от многочисленных девушек. Они были все как на подбор, очень смуглые, черноволосые и улыбчивые. Одетые в прозрачные одежды и совсем не стесняющиеся своей полуобнаженности. Меня закружили, завертели. Я даже слова вставить не могла. Замелькали шелка одежд, заблестели украшения, защебетали звонкие голоса. Все делалось вежливо, но настойчиво. Через час с небольшим я в непривычной для себя одежде, постоянно, почти поминутно одергивая слишком короткую голубую кофточку что-бы прикрыть обнаженный пупок, в сопровождении пышной свиты шла великолепной анфиладой комнат. Распущенные волосы позволяли прикрыть мой несколько откровенный наряд. Многочисленные, голубые бусины на головном уборе звенели при каждом повороте головы и почему-то их мелодичный звон вселял тревогу.

Комнаты, переходы казались бесконечными. Глаза устали от их изумительной красоты. Наконец свита застыла перед огромной, голубой дверью словно выточенной из сплошного куска сапфира. Грани вспыхивали голубыми и синими искрами, дробились отражаясь на золотых стенах и простирались синими пятнами дрожащего света под ноги. Необыкновенная дверь открылась и все согнулись в низком поклоне. Я смотрела прямо перед собой. Огромный зал с золотыми колоннами и всяческими архитектурными излишествами, простирался наверное метров на пятьдесят, а в самом его конце на слепящем глаза троне сидел ребенок лет десяти-двенадцати в ярко-красном убранстве. Рядом я разглядела высокого, светловолосого мужчину. Именно он сидел напротив меня пару часов назад. Адам склонился к ребенку и что-то шептал ему на ухо.

Глухо постукивают низкие каблучки бирюзовых туфелек, расшитых золотой нитью и белыми бусинами. Смутно отражается мой размытый силуэт в отполированных до зеркального блеска коллонах. Я иду не торопясь, плечи распрямленные, а грудь вперед. Тесно ей под короткой, голубой пародией на кофточку. Так же тесно, как и моему сердцу. Оно стучит где-то в районе горла, трепещет пойманной рыбкой. Такой же глупой, пойманой в сеть рыбой ощущаю я и себя. Но нельзя показать свой необъясимый, почти мистический страх, который почему-то меня не отпускает. Поэтому я улыбаюсь. Добросовестно скалю все зубы, растягиваю губы в голливудской улыбке. А сама глаз не спускаю с высокого, золотого помоста на котором стоит огромное, резное и опять же золотое кресло. Хозяйка дворца видимо влюблена в этот цвет и в этот материал. Она и сама одета в нечто золотое с красным и очень-очень откровенное. Я едва не спотыкаюсь, наблюдая как этот ребенок тянется к стоящему рядом светловолосому мужчине и что-то кокетливо ему говорит. Адам словно каменеет, но послушно склоняется и позволяет поправить ей свои волосы.

Я понимаю, что таким образом сидящая на троне девочка пытается показать мне свои близкие, вольные отношения со своим... Кем? Кем может быть здесь рассудительный, умный, благородный профессор? Лихорадочно ищу ответы, не забывая все так же широко улыбаться. Советником, воспитателем, учителем. Перечисляю мысленно все, что приходит на ум. Но тут же отвергаю. Слишком интимный жест коротеньких ручек, слишком долго и ласково поправляются светлые, густые пряди.

Когда до золотого помоста остается несколько шагов, облегченно выдыхаю. Карлица! Так кажется называется это отклонение. Голова и лицо взрослой, красивой женщины. Черные как смоль волосы, перевиты рубинами и жемчугом. Очень смуглая кожа. Довольно стройное но короткое тело с обнаженной талией, с выступающим пупком в котором сияет громадный алмаз. Груди большие, тяжелые и такие неуместные рядом с пухлыми, детскими ручками которые унизаны сверкающими браслетами. Короткие и кривые ножки выставлены напоказ под прозрачным, красным шелком. Она поднимает на меня глаза и я вздрагиваю.

Жгуче-черные, густо подведенные и недобрые. Что-то змеиное есть в ее взгляде. Так наверное смотрит удав пытаясь загипнотизировать свою жертву. Интуиция подсказывает мне опустить глаза, но с ней борется мое упрямство. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, кажется, что наши взгляды осязаемы и звенят словно скрестившиеся клинки. Мое упрямство побеждает и глаз я не отвожу.

Хмурятся брови на смуглом и густо нарумяненом лице, раздуваются ноздри широкого и короткого носа, змеиное пробирается в улыбку пухлых, рубиновых губ.

- О, Солнцеликая царица Страны Золотых Песков! Позволь представить тебе мою соотечественницу и ученицу, Татьяну! - немного встревоженный и обеспокоенный голос Адама Петровича разрушил то напряжение которое колючим коконом окутывало нас.

Его голос помог мне расслабиться и мысленно усмехнуться. Надо же - солнцеликая! Меньше всего сидящая на золотом троне женщина напоминала это светило. Смуглая, черноволосая она скорее всего была похожа на сгоревшее полено. Однако, как же ловко научился льстить за три года правдивый и честный профессор!

Наверное я не смогла скрыть своих эмоций и женщина напротив меня сузила глаза и гордо выпрямилась.

- Ваша соотечественница такая же прилежная ученица как и я? - гортанно рассмеялась она.

Мужчина согнулся в поклоне еще ниже, я не видела выражение его лица. Но повисшая, вязкая тишина заставила прийти ему на помощь.

- Уважаемый профессор ошибается, я никогда не была его прилежной учиницей, только другом! Думаю, что мне невозможно затмить Вас, Солнцеликая! - соврала я легко и непринужденно. Надо же! Я тоже быстро учусь льстить. Воздух тут такой, что ли?

Самодовольная, горделивая улыбка преобразила лицо женщины. Оно действительно стало царственным.

- Здесь думаю только я! Вы Тать-яна, моя гостья. Зачем гостям утомлять себя мыслями? - медовый голос правительницы обволакивал, томно тянулся подобно сладкой ириске. - Все и так предопределено. Ваш приход в страну Золотых Песков наши пророки предсказали несколько столетий назад. Девушка с волосами цвета лунного золота, должна спасти наш мир от наступления песков. Правда мой советник Ад-дам, не верил им. Он ждал светловолосого мужчину. Я даже предложила ему пари, что через три года явится девушка. Вы проиграли! - она повернулась к Адаму Петровичу и облизнула яркие губы языком.

На миг мне почудилось, что розовый язычок раздвоился и задрожал словно змеиный. Я с трудом удержалась от того чтобы не тряхнуть головой, прогоняя видение. Пыталась анализировать ее слова, но у меня ничего не получалось. Какая миссия уготованна мне? Как цвет моих волос влияет на спасение от песков? Почему молчит и со всем соглашается профессор? Тревожные мысли так заняли мою голову, что я с трудом вникла в следующую фразу.

- Гостей мы любим и уважаем, они должны отдыхать и развлекаться. Я дарю вам Тать-яна, этих служанок, - царица небрежно кивнула в ту сторону зала, где пестрой стайкой почтительно замерли девушки. - Или же вам лучше подарить красивых, молодых воинов из моей охраны? - Она хитро улыбнулась.

- Нет, благодарю! - наверное слишком поспешно произнесла я.

Маленькая женщина чиркнула пронзительным, режущим взглядом по моему лицу и согласно кивнула головой.

- Ад-дам, сегодня у меня болит спина, думаю, что мне сможет помочь ваш искусный, целительный массаж, - она победно глянула на меня из-под длинных, черных ресниц и потянулась к застывшему мужчине. Он почтительно помог спуститься малорослой царице с высоких, золотых ступенек сверкающего трона. Через минуту они скрылись за пурпурными, густо вытканными золотыми павлинами и диковинными цветами, длинными занавесями за троном.

Я в замешательстве постояла, а затем круто развернулась и пошла в сторону выхода. Обратно я шагала гораздо быстрей, гладкие колонны расступались передо мной, словно деревья-великаны в лесу. Возле прозрачной, синей двери низко кланяясь, меня плотно окружили девушки. В их молчаливом сопровождении я была доставлена в свои покои.

И вот теперь, лежу на мягкой кровати и тщетно пытаюсь уснуть. Тысячи мыслей и яркие воспоминания сегодняшнего дня не дают мне отдатся прекрасному Морфею.

Скрипнула и приоткрылась высокая дверь, вздрогнув я посмотрела в ее сторону, ожидая увидеть силуэт вошедшего человека. Но в приоткрытую дверь никто не вошел, хотя я точно слышала чье-то дыхание.

- Здравствуй, Танюша! - голос Хлои, заставил меня подскочить.

Опустила глаза вниз и на пестром ковре увидела таксу.

- Хлоя! Нельзя же так пугать! - простонала я, схватившись за сердце.

- И это я слышу вместо приветствий и крепких объятий? - собака склонила длинноухую голову набок и посмотрела на меня укоризненно, с обидой. - Я между прочим Танюша, еле-ели нашла эти покои. У тебя сильно изменился запах! Ты часом не беременна ли?

- Ты даже не представляешь себе, как я рада тебя видеть Хлоя!

Я нагнулась и свесившись с высокой кровати взяла на руки горячее, мускулистое тельце.

- Что?! - тут же хрипло закричала, уронив собаку на прохладный шелк простыней.

- Эй, осторожней! Какая ты неловкая, Танюша! - заворчала на меня такса.

Я не обратила внимания на ее ворчание. То неясное, мутное, что мучило меня, сейчас было озвучено Хлоей.

- Повтори пожалуйста, что ты там сказала?

Собака шумно устраивалась на мягких подушках, подняла на меня узкую мордочку с блестящими бусинами черных, умных глаз.

- Ты неловкая, неуклюжая, роняешь меня словно...

- Нет! Нет! Ты, что-то там про беременность несла! - мой голос напряженно звенел.

Хлоя деловито умостилась посреди кровати и блаженно вздохнув положила голову на короткие лапки.

- Ты, что впервые это слышишь? - произнесла она лениво и прикрыла глаза.

Я робко погладила свой живот. Он был не такой уж и плоский. Это я заметила сегодня, когда меня мыли в купальне. Но в последнее время я не жаловалась на аппетит и подумала о том, что наверное пора мне прекращать жрать. Я проигнорировала и другие признаки, списав все на стресс и долгий, трудный путь. Дура! Какая же я глупая дура! Заперлась в чужой и наверное враждедный мир, в котором ждут от меня неведомо чего. Поставила под угрозу самое драгоценное, что могло случиться в моей жизни. Трудности прошедшего дня, отчаяние, страх перед будущим, сожаление, все смешалось во мне и я разрыдалась. Бурно, неудержимо, подвывая и размазывая слезы по щекам.

От слез становилось легче. Почему я раньше не позволяла себе плакать? Оказывается слезы словно дождь прошедший вовремя, могут смывать с души все ненужное. Я постепенно успокаивалась. Улыбнулась когда почувствовала на щеках шершавый язык Хлои.

- Все! Все! Не надо меня щекотать! - все еще шмыгая носом, я пыталась уклониться от сочувствий таксы.

- Танюша, ты не плачь! Твое прибытие предсказано, тут если хочешь то судьба распорядилась. И хозяину помощь твоя нужна. Мне тоже нужна и этому чертову миру она неоходима! - Хлоя заскулила жалобно, протяжно.

Я уже успокоилась, во мне проснулся здравый смысл. В моей ситуации слезами не поможешь, значит буду ориентироваться по обстановке и выживать.

- Хлоя, расскажи как вы во дворце очутились, как помолодели до неузнаваемости с Адамом Петровичем? Кто такая эта "солнцеликая" правительница и какую она власть имеет над профессором? Что там с предсказанием и спасением мира? - я вздохнула и приготовилась слушать.

Глава двадцать седьмая. Ночная исповедь Хлои.

Такса долго молчала, шумно сопела и изредка поглядывала на меня снизу вверх, умными и влажно блестевшими в полутьме глазами. Наконец-то Хлоя, видимо собралась с мыслями и подползла поближе.

- Танюша, ты по пустыне сколько дней шла? - она выжидательно смотрела на меня, склонив голову набок.

Я с хрустом потянулась и откинулась на гору мягких подушек.

- Совсем не долго, наверное не больше суток, - вспомнилось мне. - Возможно эти горячие пески и стали бы самым большим кошмаром в моей жизни, но я вовремя попросила о помощи. Представляешь Хлоя, язык птиц и животных я понимаю независимо от их национальности! Ну, ты понимаешь о чем я толкую! - я рассмеялась когда представила себе орла из пустыни в белом бурнусе и с длинными, черными усами. - Кстати, ты тоже понимаешь здешнюю живность без проблем? Ваш язык универсален?

Мой вопрос остался без ответа. Хлоя поднялась и мягко спрыгнула на пушистый ковер возле кровати.

- Танюша, ты водички мне налить можешь? Рассказ у меня будет долгим, не хочу потом прерываться.

Прохладная вода из серебряного кувшина похожего на длинношеего и худого лебедя, наполнила белую пиалу. Такса аккуратно, не торопясь лакала воду языком, стараясь не пролить и капли. Тщательно вылизала уже пустую плошку и опять запрыгнула на кровать. Несколько минут возилась устраиваясь поудобней.

- Тебе повезло Танюша, очень повезло! Мы с хозяином после того как прошли через радугу, блуждали по этим бесконечным пескам наверное больше недели. Мне вообще показалось, что целую вечность. Раскаленную, беспощадную вечность! Закончились сухари и вяленое мясо, не осталось воды в последней фляжке. Песок скрипел на зубах, забивался в нос, жалил словно рой злых пчел.

Мы брели едва переставляя ноги и уже ни на что не надеялись. Адам Петрович часто отставал и мне приходилось возвращаться за ним.

Когда впереди показались призрачные развалины и руины каких-то строений, то хозяин принял их за мираж. До этого миража мы добирались почти полдня с трудом заставляя себя идти и опасаясь, что вот сейчас видение растает. Но нет, древние стены давно умершего города словно ждали нас. Их камни были горячими, но они давали такую желанную тень.

Обессиленные и изнуренные мы опустились под высокой, порушенной стеной. Наверное это был когда-то храм. Сложный, искусный орнамент давно потерял свои контуры под палящим солцем и колючим ветром. Древние символы, настолько большие, что казалось над ними когда-то потрудился великан, превратились в едва различимые бугорки.

На занесенной оранжевым песком площадке едва возвышался круглый колодец. От него слабо тянуло влагой. Мы в отличие от человека всегда чуем живительную воду. Я толкнула хозяина носом и заскулила, пытаясь ползти к колодцу.

- Успокойся Хлоя, здесь все засыпал песок! Просто наслаждайся последней прохладой которую нам дарит эта древняя стена. Именно она станет нашим последним приютом и нашим надгробием.

Хозяин устало закрыл глаза. Длинная речь утомила его. Красная, обожженная кожа лица потрескалась, губы превратились в рану. Худые, морщинистые руки безвольно лежали на острых коленях. Мне пришлось его укусить, что бы заставить двигаться.

Когда с передышками мы дотащились до колодца и с гулко стучащими от волнения серцами заглянули в него, то увидели глубоко внизу воду. Она яркой синевой манила взгляд, отражая небо.

Хозяин порвал свою одежду на на узкие ленты, из них получилась длинная веревка. Одним концом он обмотал мое тело, пустую фляжку я крепко зажала в зубах. Спуск вниз был достаточно быстрым, я почти стрелой опускалась в прохладные недра колодца. А потом словно сошла с ума от близости воды. Лакала и не могла остановиться. Затем помогая себе лапами и зубами набрала полную фляжку драгоценной воды и подергала за веревку.

Путь наверх был очень долгим. Я часто повисала в воздухе и боялась, что мой хозяин уже умер, а мне придется висеть между небом и водой. Но веревка опять тянулась наверх и я понимала, что это Адам Петрович отдохнул. К своему удивлению я стала себя чувствовать очень хорошо. Фляжка больше не норовила выскользнуть из моей пасти. Мне почему-то казалось, что теперь ее держат молодые и острые клыки. Колодезные стенки выточенные из цельного, гладкого камня оказались исписанны древним шрифтом и к своему удивлению мои ранне подслеповатые глаза теперь могли различить каждую истертую букву.

Когда край колодца был уже близко я сама смогла бодро вкарабкаться наверх, помогая хозяину экономить последние силы. Мое тело, еще час назад слабое, жалкое и умирающее теперь было наполнено бурлящей энергией и поразительной ловкостью.

Адам Петрович жадно приник к фляжке и долго пил воду, затем остатками умыл свое лицо. На моих глазах вершилось чудо. Распрямилась согнутая, худая спина. Наливались силой мускулы. Разгладились морщины. Обожженное лицо светлело на глазах, вместо багровой маски проступал золотистый загар молодой кожи.

С удивлением смотрел Адам Петрович на свои руки, то приближая, то отдаляя их от глаз. Горячий, но уже почему-то не страшный ветер трепал светло-русую гриву волос, серо-голубые глаза сверкали восторгом.

- Хлоя, мы нашли его! Мы нашли легендарный источник молодости! Если честно, то я совсем в него не верил! - он рассмеялся счастливым смехом обнажая белоснежные и крепкие зубы.

Адам Петрович еще раз опустил меня на дно волшебного колодца. Теперь мое воздушное путешествие не заняло так много времкни. Наполненную водой фляжку хозяин крепко закрыл пробкой и спрятал как величайшую драгоценность в заплечный мешок.

Он решил заночевать под стеной древнего храма. Вода подарила нам не только молодость и здоровье. Теперь мы совершенно не чувствовали голода и жажды. Кровь весело бежала по венам, а пустыня казалась детской песочницей. В такой эйфории мы заснули забравшись на высокие ступени древнего храма. А ночью поднялась буря. Она бушевала недолго, но полностью погребла под толстым слоем песка колодец. Нас спасло от такой участи то, что мы забрались на высокие ступеньки. Теперь их не существовало и даже спускаться вниз было не надо.

Мы двинулись в путь и почти сразу вышли к пересохшей реке. Ее широкое русло беспомощно распласталось дохлым и пустым брюхом. Растрескавшееся дно кое-где покрывала мутная вода. Профессор без труда поймал в ней усатых и скользких рыб.

Мы ели их сырыми и клянусь, ничего более вкусного мне не приходилось пробовать за всю свою собачью жизнь.

А через день нас нашел конный отряд и доставил во дворец. Молодой, светловолосый хозяин сразу приглянулся царице Ай-Ши. Я прекрасно видела как вспыхнули ее глаза при первой их встрече. За три года проведенные в этом мире, Адам Петрович принес много пользы. По его чертежам был построен канал. Люди получили воду. Его почти возвели в ранг божества, а царица назначила самым главным советником.

Я ухмыльнулась и повернулась к Хлое.

- Похоже профессор исполняет при царице не только роль советника?

Такса ревниво заворчала и после недолгого молчания согласилась со мной.

- Похоже. Только это не самое важное, Танюша. Этот мир обречен. Пустыня наступает стремительно. Реки мелеют, канал под угрозой. Возможно через десятилетие она полностью победит. По легенде спасет всех светловолосый человек который придет через радугу. Получается, что это ты, Танюша! - сонно пробормотала такса и моментально захрапела уютно свернувшись клубочком

Только мне не суждено было сегодня уснуть. В узкое окно яростно ломилось восходящее солнце. Оно огромным, оранжевым шаром уверенно и бодро поднималось над городом и дворцом. Усмехалось и грозилось спалить этот мир.

Я нежно погладила свой живот в твердой уверенности, что выживу назло всем. И обязательно вернусь домой через три года.

Глава двадцать восьмая. Момент истины.

Дальнейшие события закружились словно песок в пустыне поднятый горячим ветром. По приказу царицы срочно был сформирован караван который выступил в путь к горам прозванными Клыками Дракона. Именно там был вход в подземелье, где когда-то древние маги не смогли замкнуть круг, когда укрощали пустыню. Именно из-за бреши в этом таинственном круге теперь надвигались страшные пески, а солнце сходило с ума и грозилось спалить мир людей. Я видела высохших словно мумии женщин и мужчин с изможденными лицами, изнуренных детей с рахитичными животами и взглядом древних стариков. Голод и болезни делали свое черное дело. Даже во дворце начинали экономить воду. Еще несколько лет и возможно по его богатым, золотым залам, которые неизбежно заметет песок, будут бегать лишь скорпионы. Царица торопилась, Адам Петрович появлялся очень редко и я не успевала с ним поговорить. Иногда ко мне прорывалась Хлоя. От нее я узнала, что маломерная царица всеми силами мешает визитам профессора ко мне. Недостаток информации, предательство Адама Петровича, жара и волнение за ребенка заставляли меня саму стремиться к этим неведомым Клыкам Дракона.

Около двадцати верблюдов неторопливо брели по пустыне. Я покачивалась в удобной люльке между двух горбов. К запаху давно притерпелась, он меня не радражал. Зато Хлоя, с ее собачим обонянием мучилась и постоянно жаловалась. Она была обиженна на своего хозяина, который ехал впереди каравана рядом с царицей. Адам Петрович категорически отказался отпускать меня одну к этим чертовым горам. Он поставил ультиматум или он сопровождает меня или пусть Солнцеликая отменяет свою затею. Царица зыркала на меня негодующе, шипела змеюкой, но вынужденна была согласиться.

Теперь она ни на минуту не оставляла своего Советника, стремясь все время находиться рядом. Я наблюдала за ней несколько дней пути и сделала вывод, что царица Ай-Ши, любит Адама Петровича искренне и пылко. Взгляд маленькой женщины светился неподдельной нежностью стоило ей только посмотреть на профессора. Она заботливо протягивала ему воду любуясь как он пьет ее. Робко заглядывала в глаза и старалась облегчить ему все тяготы пути.

Адама Петровича злило ее назойливое внимание. Мне иногда казалось, что он стесняется этих чувств со стороны царицы. Изредка я ловила на себе взгляд серых, серьезных глаз, но он тут же поспешно отворачивался.

Зубы Дракона возникли внезапно. Это были острые, белые скалы среди огромных барханов. Они словно хищные, белые кости подпирали бледно-голубое, линялое небо. От их вида почему-то становилось жутковато. Хлоя сжалась и заскулила, а верблюды начали вести себя очень беспокойно.

Караван, разместился невдалеке, а мы с Адамом Петровичем, Хлоей и царицей Ай-Ши, стали спускаться в глубокую пещеру, прямо под самым большим "Зубом".

Обвалившиеся ступени были влажными и это было удивительно, ведь мы находились в самом сердце пустыни. Они круто спускались вниз в пугающую темноту. Если на наверху были зубы дракона, то это несомненно была его пасть.

Ступени оборвались внезапно. Круглая площадка была ярко освещена загадочным источником света. Стены были сплошь покрыты символами и рисунками. Наша маленькая группа растерянно остановилась перед огромным камнем который окружили неподвижные изваяния людей. Девять мужчин взялись за руки словно собирались водить новогодний хоровод вокруг елки. Они застыли статуями, подозрительно реалистичными. Девять мужчин разных возрастов замерли словно прислушивались к мелодии. Развевались каменные складки плащей, сосредоточенно хмурились брови, струились светлые волосы. Не хватало десятого человека. Круг был не замкнут. Тянулись каменные пальцы готовые схватить протянутую руку, ободряюще улыбался в пустоту крайний танцор.

- Ну, Тать-яна, видишь, здесь есть для тебя место. Ты должна стать десятой и замкнуть круг. Тогда пески отступят, а на на нашу землю хлынет милость богов. Реки наполнятся водой, расцветут сады, зазеленеют нивы. Иди же, иди! - ее голос звучал гипнотически, завораживающе.

Она подталкивала, почти пихала меня к каменному хороводу и я словно в трансе сделала шаг вперед.

- Стой Ай-Ши! Ты врала мне все это время! Разве не видно, что круг замкнуть должен мужчина? И замкнувший круг сам превратится в камень? Ты не желала, что бы этим десятым стал я! Выжидала и хитрила! - голос Адама, звучал возмущенно и обвиняюще.

Царица резко обернулась к нему. Ее лицо сейчас было прекрасным. В черных глазах полыхала такая любовь и страсть, что на миг мне стало даже радостно за профессора. Ведь по сути ему всегда не везло с женщинами. Он умудрялся дарить свое сердце абсолютно не тем.

- Да, любимый, я хитрила. Круг замкнуться должен был еще три года назад. Но я не могла позволить, что бы это был ты. Потому, что ты моя жизнь, ты мое дыхание. Пусть лучше эта девчонка станет на твое место! А мы заживем в процветающем и благословенном краю! Будем царствовать вместе долго и счастливо. Ты ведь знаешь, что чарам моего голоса сопротивляться трудно!

Она вновь подскочила ко мне, маленькие ручки сильно толкали в спину, а завораживающее шипение казалось вползает мне в уши.

- Иди же, иди! Замкни круг, там твое место, там твое счастье!

К моему ужасу ноги послушно шагнули а руки протянулись, что-бы втиснуться в этот зловещий хоровод.

Шаг, еще шаг. Я пытаюсь затормозить, изо всех сил сопротивляюсь. Но все ближе мои каменные партнеры по танцу, все быстрее я перебираю ногами. И вдруг внезапно сильные, горячие руки меня легко отставляют в сторону. Мимолетный поцелуй касается моего виска. " Люблю тебя, Танюша!", ясно слышится мне, хриплый шепот. Мимо стремительно мелькает высокая тень и десятое место занимает Адам Петрович.

- Нет!!! - истошно кричит маленькая женщина и кидается следом. - Я с тобой навсегда! Не покидай меня любимый!

Она прижимается к Адаму, тянется на носочки, обхватывает коротенькими, детскими ручками его талию. Заплаканное лицо смотрит вверх, а губы шепчут: " Я с тобой навеки Ад-дам, я с тобой навеки."

Каменный хоровод начинает двигаться, набирая скорость. Еще мгновение и он превращается в сплошной вихрь. Дрожит пол пещеры, дрожат ее стены. Вода огромным фонтаном плещет вверх.

- Танюша, бежим!

Хлоя изо всех сил тянет меня прочь. Я словно просыпаюсь. Подхватываю ее на руки и мчусь к выходу. Рушатся под ногами ветхие ступени, с угрожающим шумом гонится за нами взбунтовавшаяся стихия.

Мы с Хлоей буквально вываливаемся на влажный песок возле пещеры. Дрожат и вибрируют белые зубы-скалы и уходят под землю. Ревут верблюды, кричат погонщики. Покрывается зеленой травой мертвый песок, наливается невероятной синевой небо. Благодатный дождь сплошным потоком бушует над пустыней. Я поднимаю голову и мне чудится, что в его тяжелых струях мелькает в неистовом танце хоровод из десяти мужчин. Один из них бережно держит на сгибе руки женщину-ребенка. Она крепко прижалась к его груди и обхватила шею короткими ручками.

Во дворец караван возвращался дорогой, которая напоминала дивный, цветущий сад. Мы проходили мимо полноводных рек в которых кишила рыба. Мимо деревень с радостными и веселыми людьми. Нас с Хлоей встречали как богов сошедших на землю. Я принимала все почести, с грустью думая о том, что настоящим богом был Адам Петрович.

Во дворце нас тоже ждали почести. Место царицы занял ее младший брат. Вдумчивый, умный юноша. Он три года был учеником Адама Петровича, уважал его как учителя. Именно он распорядился украсить храмы статуями Светловолосого Дарителя Жизни, которые изображали молодого и красивого Адама.

Я не вмешивалась ни в какие дворцовые дела. Жила в почете и достатке. В положенный срок на свет появились мои синеглазые и черноволосые близнецы. Девочка и мальчик. Клим Сокол оказался великим штамповщиком красивых копий. Дети занимали все мое время. Они с удовольствием играли с Хлоей, носились по нашим огромным покоям. Быстро учились всему новому и с нетерпением ждали когда мы вернемся домой, пройдя под радугой.

Так промчались три года. Наступил условленный срок. К Красной Горе нас провожали торжественно и пышно, с поистине царскими почестями. Под плотным навесом, что бы было не так жарко, волнуясь я стояла в теплой шубе и шапке. За руки крепко держала своих близнецов, их синие глаза с любопытством выглядывали из белого меха немного больших шапок. Хлоя сидела в заплечной сумке. Там же были уложены все памятные вещи которые остались от Адама Петровича. Сердце стучало где-то в горле. Нетерпение, страх за детей и за то, что ждет нас за переходом заставляли меня шумно дышать.

Неуловимо сгустился воздух, замелькали цветные светлячки, завизжали от восторга близнецы. Одна за другой выстроились радуги и горы раздвинулись задрожав. Я похватила детей на руки и опрометью бросилась в проход. Задыхаясь бежала по узкому тонеллю и выпрыгнула прямо на потерявшего равновесие герцога Эндрианского.

Первым делом удостоверилась, что с детьми все в порядке. Они притихли и с любопытством смотрели на белый снег вокруг нас. Хлоя тяжело барахталась сзади. А я плакала от счастья.

Глава двадцать девятая. Приоткрывая занавес.

Обратная дорога всегда короче - это истина которая не требует доказательств. Мелькнул и остался позади путь длиною почти в полтора месяца. К моему удивлению и радости, дети перенесли дорогу весьма хорошо. Неделю мы передохнули во дворце губернатора Северного Края. Близнецы вызывали всеобщее восхищение и даже поклонение. У народа Севера рождение таких детей было крайне редко.

И вот наконец-то мы с близнецами стоим напротив маленькой картинки на которой грозно хмурятся синие горы. Я с трепетом поглаживаю бледно-голубую, гладкую бирюзу на грубом перстне перехода. Очень беспокоюсь как Адам и Ева перенесут такой способ перемещения. Герцог Эндрианский успокоил тем, что для моих детей это будет не впервые, а значит все пройдет просто замечательно. Удивленной мне, он напомнил, что три года назад, сама того не ведая, я переходила порталом уже вместе в ними.

Хлоя жалобно скулила, дрожала мелкой дрожью тесно прижавшись к крепкой груди герцога. Она никак не могла взять в толк, что эта маленькая картинка, местами засиженная мухами, может переместить ее в совсем другое место. Что бы не нарушить баланс, Хлоя должна переходить с Эндрианским.

Я смогла вздохнуть облегченно только тогда, когда мы с детьми шагнули на натертый, пахнущий воском паркет в кабинете герцога Эндрианского. Мои ноги с непривычки заскользили и я едва не упала. Близнецам напротив, понравился этот каток и они весело завизжали. Следом едва ли не на мою голову выпрыгнула радостная Хлоя. Кристалл Эндрианский появился минутой позже, важно и неторопясь.

- Они вернулись! Вернулись! - звонко завопила молоденькая горничная в белом, кружевном чепце и с метелочкой для пыли в руках. Размахивая своим орудием труда она опрометью помчалась в сторону двери, торопясь наверное известить о нашем прибытии хозяйку.

Я устало опустилась на темно-серый бархат резного стула с высокой спинкой. Волнение последних часов дали о себе знать и я к своему удивлению заплакала, совсем не красиво размазывая слезы по щекам. Про себя отметила, что плакать в последнее время стала часто. Словно Танюшка активно вытесняла Татьяну Адамовну. Словно события последних трех лет сумели разгладить глубокие морщины на моей старой и довольно циничной душе. Теперь она молодела, подстраивалась под молоденькое личико и весь образ хрупкой, наивной блонди.

В кабинет стуча каблучками нарядных туфелек ворвалась Злата Львовна. Стройная и красивая, мне показалось, что она стала еще краше чем три года назад. В голубом, воздушном платье с кружевным, белым воротничком, раскрасневшаяся от быстрого бега, герцогиня Эндрианская сейчас напоминанала юную девушку. Изящным жестом она откинула назад блестящую, густую волну черных волос и пораженно застыв на месте уставилась на моих застенчивых близнецов.

- Ильюша и Ксюша! - изумленно выдохнула она и прикрыла ладошкой рот.

Я поднялась со стула и выудила из-за спины своих синеглазых сокровищ. Они украдкой разглядывали красивую тетю и робко переминались с ноги на ногу.

- Нет! Это Адам Климович и Ева Климовна! - поспешила пояснить я. Хотя это было и так очевидно.

Злата присела на корточки, с любопытством и нежностью рассматривая моих детей. Адам опять застеснялся от такого повышенного внимания и серьезно сопя пытался спрятаться за моей спиной. А Ева вдруг улыбнулась и доверчиво протянула женщине своего любимого, потертого зайца с одним глазом.

Злата Львовна расстерянно, озадаченно улыбнулась и поднялась.

- Ну, Клим Сокол! Он просто великий...

- Штамповщик копий! - признесли мы с ней одновременно и рассмеялись.

Она весело и задорно, а я грустно и безнадежно.

- Мне интересно! Вполне вероятно на свете имеются еще копии Великого Штамповщика? Как там поживает Клим Матвеевич и моя сестрица? - я старалась говорить спокойно, в душе радуясь тому, что наконец то осмелилась задать вопрос, который не переставая мучил и терзал меня все это время.

Злата Львовна мгновенно перестала улыбаться и тревожно переглянулась с мужем. Он подавал ей какие-то знаки но я плохо могла их видеть краем глаза. Герцогиня Эндрианская затеребила оборку голубого платья, словно маленькая девочка и тихонько всхлипнула.

- Клим, он... Видишь ли он... - она замялась с трудом подбирая слова.

Ужасная догадка словно острая спица пронзила меня. С трудом поворачивая вмиг пересохшимязыком, я осипшим, чужим голосом поинтересовалась:

- Он жив ?!

Злата быстро приблизилась ко мне и обняла за плечи. Дети почувствовав мое волнение и испуг, уже усиленно шмыгали носиками готовясь громко зареветь. Мне на миг заложило уши. " Вот и все! Вот и не надо больше думать да гадать, как же нам с ним жить дальше! Его больше нет! Мне не узнать правды, да разве сейчас она так важна? Главное то, что его больше нет! Я не увижу синие, любимые глаза, не услышу его голос! Он не увидит наших детей, не улыбнется им!" - такие мысли молнией пронеслись в моей голове и я без сил опустилась на стул. Мелкие молоточки стучали в висках. Стены кабинета обтянутые светло-серым, полосатым шелком медленно пустились в пляс.

- Татьяна! Татьяна! - услышала я настойчивый голос герцога Эндрианского прямо возле самого уха.

Я открыла глаза. Стены стояли на месте. Дети громко и истошно ревели. Хлоя горестно скулила и подвывала, а Злата пыталась напоить меня холодной водой. Заметив, что я пришла в себя она торопливо заговорила.

- Танюша, жив он! Да, что ему сделается? Совсем немного калека! Обгорел, ослеп на один глаз, а так все в порядке! - ее голос дрожал и срывался.

Кристалл Эндрианский решительно отстранил герцогиню от меня.

- Злата, успокой детей и Хлою! Уведи их, пусть с нашей дочерью поиграют. Распорядись касательно обеда! Я пока поговорю с Татьяной! - его холодный голос подействовал на всех магнетически и успокаивающе.

Злата Львовна с помощью подоспевших горничных, ласково утешила близнецов и они с удовольствием поддались ее уговорам. Хлоя заметавшись между мной и удаляющейся компанией, поспешила догнать детей. Она очень их любила и считала себя их нянькой и охранником.

В кабинете стало тихо. Герцог со вздохом опустился за писменный стол. Посидел неподвижно несколько минут, словно собирался с мыслями и заговорил.

- Возможно я тоже виноват в произошедшей трагедии. Я ведь не захотел, вам тогда говорить Татьяна, что Клим бежал за моим автомобилем. В зеркало заднего вида прекрасно его видил, но не стал останавливаться. И вам ничего не сказал... Иногда плохой парень просыпается во мне...В тот момент мне было даже смешно наблюдать за тем как бежит Клим Сокол. Белая рубашка прилипла к телу, тяжелым и мокрым пиджаком смокинга машет как знаменем. Рот беззвучно открывается, а на лице отчаяние и страх. Вспомнились все наши стычки. Как он пытался Злату вернуть. Способы не всегда мирными были. Один раз мы едва не убили друг друга. Мне пришлось потом долго перелом четырех ребер лечить, а у Клима шрам остался.

- Это тот, что на голове справа? Там еще волосы не растут и Клим специально их на тот бок зачесывает, - я пытливо посмотрела в глаза герцогу.

Он дернулся, но взгляд не отвел.

- Да, Татьяна. Именно там, справа. Это я его об железный угол ангара приложил. У меня хорошо удар поставлен. Сам тогда испугался очень. Думал убил его...

Эндрианский замолчал. Поднялся и прошел к окну. Несколько минут возился с оконной защелкой, которая никак не хотела ему поддаваться. В конечном итоге огромная створка с легким скрипом открылась. В кабинет ворвался тонкий запах цветущих ирисов, дикого вереска и зеленой, молодой листвы.

Мужчина вернулся к столу и открыл один из ящиков. Он вынул подсигар, а затем немного порывшись извлек на свет божий мой серебрянный мундштук.

- Татьяна, вы будите курить? - голос ровный, без эмоций.

Я взяла в руки некогда любимую вещицу и вопросительно взглянула на герцога.

- Вы обронили его тогда, три года назад, - сказал он и глубоко затянулся сигаретой.

Я повертела мундштук в руках и решила тоже закурить, взяв сигарету из запасов герцога Эндрианского. Резкий дым острыми коготками поцарапал горло, табачным запахом забил нос и заставил слезиться глаза. Затушила белый цилиндрик, отложила некогда любимый, серебрянный мундштук в сторону. Четко осознала, что курить я никогда не буду. Я изменилась, что-то невозвратно ушло.

- Так, что там дальше было? - потребовала я ответа у герцога.

Он тоже со вздохом затушил почти выкуренную сигарету. Задумчиво погладил пепельницу изображающуюю злобного крокодила и поднял на меня светлые, почти прозрачные глаза.

- Климу Соколу в день вашего юбилея, явно не везло. Сначала ваша сестрица устроила представление, а он позволил вовлечь себя в этот тщательно продуманный ее спектакль. Затем вы, Татьяна, решили пойти легким путем. Затеяли побег вместо того, что-бы выяснить все до конца. Конечно я теперь понимаю ваши мотивы. Вы были уже тогда беременны, а значит нестабильны. Женская логика в такие периоды делает очень причудливые зигзаги. Это я по своей жене знаю. Злату тоже в такие моменты было трудно понять! - мужчина задумчиво улыбнулся. - В тот день я повел себя не лучшим образом! Надо было остановиться тогда и дать вам возможность разобраться между собой. Честное слово, я раскаялся в своем поступке тысячу раз! Но вернуть назад уже ничего нельзя.

Он задумался на несколько минут. Попытался опять закурить, но скомкал сигарету в кулаке, а затем наблюдал как золотисто-коричневые крошки табака ровно ложатся на серый пепел.

- Клим все время опаздывал! Словно злой рок шел за ним по пятам. Он помчался вслед за нами на своем автомобиле, но не застал нас в доме Грушевских. Мы уже ушли порталом из кабинета Лилии Львовны. Пока он выяснял куда мы могли деться, прошло время. Он явился в мой замок, когда вы Татьяна, уже опять ушли порталом. У Златы начались роды и наверное лишь это спасло нас с ним от очередной драки. Клим Сокол решил, что справится и без моей помощи. На аэроплане он вылетел в Северный Край и почти достиг своей цели. Но невезение шло за ним как привязанное. Поднялась снежная буря, аэроплан потерял управление и разбился о скалы, затем вспыхнул словно факел. Клим получил ожоги и переломы, потом еще дополнил обморожением, когда сквозь снега смог добраться до ближайшего поселения. Если бы ему была сразу оказана квалифицированная медицинская и магическая помощь, то его травмы можно было считать почти ерундой. Но Клим Сокол неделю провалялся в горячке на грани жизни и смерти. В крестьянской хижине ему нечем было помочь. Когда мы с Федором Грушевским его разыскали, то было упущено главное - время!

Герцог Эндрианский стукнул кулаком по столу, заставляя крокодила-пепельницу опасно накрениться.

- Где теперь находится мой муж? - голос с трудом повиновался мне, он скрипел словно старое дерево на ветру.

- Он находится в вашем поместье под Царьпетровском. Делами он давно не занимается, видеть никого не хочет. Даже Грушевского едва не спустил с лестницы. За эти три года он превратился в нелюдимого и дикого медведя.

Ваш брат женился на девушке, которая является иностранкой и вынужден был уехать, забрав с собой сестер. Впрочем, Клим все равно не позволил бы никому жить в своем доме.

Герцог замолчал.

- Вы сказали, что Матвей уехал с сестрами. Со всеми тремя?

- Нет, только с младшими.

- А куда, тогда делась Лизаветта? - спазм сжал мое горло и я закашлялась.

- Лизаветта умерла родами. Ребенок тоже не выжил. Доктора сказали, что она видимо не раз пыталась его скинуть, чем и нанесла непоправимый вред своему здоровью и здоровью младенца. Перед смертью она призналась, что ребенок был не от вашего мужа, а от одного из тех молодчиков, что как пчелы на мед слетались на ее доступность и богатство.

- Кому она это сказала? - хрипло поинтересовалась я.

- Лилии Львовне Грушевской! - коротко ответил герцог. - Лилия Львовна до последнего не оставляла ваш дом. Она и сейчас пытается вести там хозяйство, если это можно так назвать. Клим уволил почти всех слуг. Близко никого не пускает в поместье. С ним очень трудно общаться. Приступы бесконтрольной агрессии - вот его гости! - усмехнулся печально мужчина.

Я поднялась со стула. За время беседы с герцогом у меня затекла спина и ноги. Голова немного кружилась.

- Благодарю, вас Кристалл! Благодарю за честность и открытость. Скажите, как мне с детьми побыстрее попасть домой?

Герцог Эндрианский тоже поднялся.

- Быстрее всего порталом который ведет в дом Грушевских. Затем автомобилем в поместье. Но вам и детям нужен отдых. Особенно детям! Слишком большая нагрузка - ходить порталами так часто. Перерыв просто необходим. Думаю, дня три и они вновь будут полны сил. Так, что пока вы мои гости! - он церемонно поклонился.

Глава тридцатая. На низком старте.

Все дни недели которую мы провели в гостях у Эндрианских, были похожи на сплошной праздник. Мое сердце разделилось на две половины. Одна половина рвалась домой, а другая боялась предстоящей встречи с Климом. И пока душа мятежно металась, глаза радовались детскому, неподдельному счастью. Адам и Ева быстро подружились с самой младшей герцогиней Эндрианской, маленькой Амелией. Черноглазая, жизнерадостная пышка, она была заводилой в их веселой компании. Мои близнецы послушно и безропотно следовали за своей бесстрашной атаманшей. Хлоя иногда пыталась прекратить их бесчисленные проказы. Сбилась с ног бедная такса, стараясь уследить за неугомонной троицей. Но их громкий смех, веселая возня, игры в прятки, ловля бабочек сачком среди моря цветов в огромном саду замка, запуски воздушного змея с самим герцогом Эндрианским, сводили все усилия Хлои на нет.

В эти дни в замке гостили Ксения и Илья. Красивые и совсем взрослые молодые люди. Мне не верилось, что они приходятся детьми Злате Львовне. Она не выглядела даже их старшей сестрой.

Было очень трогательно смотреть когда они играли с моими близнецами. Невероятное сходство всех четверых сразу бросалось в глаза. Злату это очень умиляло, а я в такие моменты начинала думать о нашем возвращении домой. Сердце начинало саднить, словно не зарубцевавшаяся рана. Где-то там в моем доме, в любимом гнездышке которое я без устали строила десять счастливых лет, жил одинокий и озлобленный Клим. Отец всех этих синеглазых близнецов и мой муж.

Я с облегчением вздохнула когда Кристалл Эндрианский решил, что детям уже можно перемещаться порталом.

После шумного, прощального ужина, уложив возбужденных близнецов спать, я собирала вещи в своих покоях. Их было неожиданно много. Подаренные детям игрушки, мои платья по последней моде,которые преподнесла мне Злата. Даже у Хлои набралось немало личного имущества. Поводки, элегантные ошейники, серебряная миска. Все это добро нужно было сложить компактно.

Я начала с того, что перебрала все памятные вещи Адама Петровича. С грустной улыбкой листала тетради с непонятными мне формулами и загадочными чертежами. В сотый раз перечитывала скупые, краткие фразы его дневника. И в тысячный раз поражалась собственной слепоте. Рядом со мной был преданный и любящий мужчина, а я этого совсем не замечала! Бездушная и тупая дура, полностью сосредоточенная на материальных ценностях и деньгах! Мне было почему-то невыносимо стыдно за себя прежнюю. Тошно от мысли, что заставляла людей двигаться только в угоду своих корыстных убеждений. Даже Клима нещадно эксплуатировала в своих целях.

Вздохнув я взяла в руки еще один предмет из сумки профессора. Это было нечто гладкое и бережно завернутое в коричневую, порванную тряпицу. Я развернула ее. На покрывало кровати выскользнула тускло блестящая фляжка для воды. Потертая кожаная оплетка, изгрызенный острыми, собачьими зубами шнурок, который был обернут вокруг плотно закрученой пробки.

Неясная догадка пронзила меня. Трясущимися руками я покачала флягой, слушая как там булькает вода.

- Хлоя? - шепотом позвала сладко спящую собаку.

Она заворочалась, заворчала смешно перебирая короткими, кривыми лапками, словно продолжала бегать за моими неугомонными близнецами.

- Хлоя! - повторила я уже значительно громче и осторожно дотронулась до длинного уха.

Собака вмиг проснулась, обеспокоенно тявкнув спросонья. Озираясь по сторонам увидела, что дети спокойно спят в своих кроватках она расслабилась. Лобастая голова медленно опустилась на лапы, блестящие каштаны глаз сонно, вяло прикрылись веками.

- Хлоя!!! - я нетерпеливо повысила голос окликая собаку.

- Ну, вот, что тебе неймется в такое время? Что ты так кричишь? Адамчика и Еву разбудишь! - вполне бодрым голосом поинтересовалась у меня такса не открывая глаз. Затем с хрустом потянулась и сладко зевнула.

Я присела на кровать и положила фляжку прямо под черный и влажный нос.

- Хлоя, ответь только на один, единственный вопрос. Что это за предмет? - мой голос срывался от волнения, но я старательно сдерживала себя.

Хлоя не открывая глаз потянула воздух носом.

- Хозяином пахнет! Адамом Петровичем! - ее голос мечтательно и тихо тянулся.

Затем она резко вскочила и уставилась не мигая на развернутую, коричневую тряпицу на которой тускло блестела фляжка.

- Ты где ее взяла Таня?! Это ведь та самая!

Она недоверчиво, осторожно трогала лапой сосуд для воды.

Теперь у меня совсем не осталось сомнений. Они вмиг испарились оставив в сердце надежду.

Хлоя полностью проснулась, она блестела глазами и трясла длинным ухом.

- Это та самая фляга с водой из колодца в пустыне! И она должна быть почти полной! Ведь после моего второго спуска мы с Адамом Петровичем воду так и не пили! - голос Хлои ликовал.

Я взяла драгоценный сосуд в руки. С радостью и удолетворением почувствовала его приятную тяжесть. Плескание воды прозвучало для меня чудной музыкой.

- Хлоя, милая Хлоя! - подхватила я на руки упирающуюся лапами таксу. - Мы все спасены! Клим спасен и вообще теперь все должно быть просто замечательно! - мой голос торжествующе и победно звенел.

За моей спиной словно выросли крылья. Захотелось расправить их и полететь в сторону дома. Как вовремя я нашла эту бесценную флягу, как же своевременно!

Горячая благодарность Адаму Петровичу заполнила мою душу. Даже после своей гибели он продолжал спасать меня. А может быть исчезнув и став Божеством, он благословлял меня на новую жизнь?

Я не вытирала очищающие душу слезы, которые струились по моему лицу. Руки нежно гладили доверчиво прильнувшую ко мне Хлою.

- Твой хозяин был еще при жизни святым. Я его никогда не забуду...

- Я тоже, Танюша! Я тоже, - Хлоя лизнула мою мокрую от слез щеку шершавым языком.

Глава тридцать первая. Прибытие может стать отбытием?

Боюсь, что мои дети стали привыкать к путешествиям. Особенно к необычным, таким как перемещение порталами. Бедную Хлою я едва уговорила, а Адам с Евой с радостью шагнули в картину. Еще с большей радостью они с интересом оглядывались в кабинете Лилии Львовны Грушевской. Тянули свои ручки к письменным принадлежностям на столе, пыхтя карабкались в огромное, удобное кресло в углу. Клетчатый, зеленый плед они уронили на пол, а на рык возмущенной Хлои отвечали дружным, задорным смехом.

Они разом притихли когда в отворившуюся дверь стремительно зашла хозяйка кабинета. Лилия Львовна застыла на входе и растерянно всплеснула руками.

- Это кто тут у меня шалит? - ее голос был нарочито сердитым.

Но затем она она шагнула поближе и пораженно ахнула, прикрыв рот изящной рукой с блестящими перстнями на пальцах.

- Ильюша и Ксюша! Маленький Ильюша и маленькая Ксюша! - голос еще сердитый несколько секунд назад дрогнул и подозрительно задрожал.

Дети вначале замерли при виде незнакомой женщины, а затем осмелели.

- Нет! Илья и Ксения в замке остались. Они очень хорошо умеют бабочек сачком ловить, а змея запускать лучше у Кристалла получается! Амелия нам паровозик подарила, хотите мы вам покажем?

Они дружно сорвались с кресла и подбежали к сумке, которую я недавно с облегчением уронила на ковер.

Взгляд Лилии Львовны остановился на мне, скромно стоявшей возле стола и пытающейся улыбаться. В черных глазах промелькнула радость.

- Танюша! Ну наконец-то вернулась! Бросила все на свете голубушка и на три года исчезла! - она всплеснула руками и осуждающе посмотрела на меня. - А эти молодые люди конечно же в представлении не нуждаются! Надо же копии какие яркие получились! - она хмыкнула, взгляд черных очей подобрел.

- Адам и Ева! Прошу любить и жаловать! - я с нежностью посмотрела на "ярких копий".

В свое поместье я отправилась на автомобиле, оставив детей под присмотром Хлои и Лилии Львовны. Меня не остановили ее уговоры о том,что я доберусь в поместье уже к ночи и лучше выехать завтра с раннего утра. Мы с ней немного поспорили, но сошлись лишь только в одном. Детей пока не стоит везти в поместье, ни сегодня, ни в ближайшее время.

- Что, неужели все так полохо? - с замиранием сердца спросила я у Грушевской.

Она опустила глаза, помолчала. Затем вздохнула и пожала плечами.

- Сама все увидишь. Только хочу сразу предупредить, Клим очень изменился не только внешне. Я его в последнее время бояться стала, - она горько усмехнулась. - Его, которого мальчишкой еще знала!

Всю дорогу я вспоминала ее слова. Радость от скорой встречи с Климом, тонула в неясных предчувствиях. Я пыталась успокоить себя, но на душе становилось еще хуже. Поэтому когда на ум пришла мысль, что решать проблемы нужно по мере их поступления, я расслабилась. Главное сейчас было то, что я мчалась на большой скорости в направлении своего дома, словно боялась не успеть.

Весной темнеет поздно. Дорога была на удивление хорошей, навыки управления автомобилем я не потеряла за три года, а скорость всегда любила. Поэтому солнце только коснулось горизонта отправляясь спать, а я уже стояла возле огромных, кованных ворот с тремя буквами "СКТ", которые были искусно вплетены в чугун богатого, не слишком изящного, но довольно красивого орнамента. Позолота на них не обновлялась, они потускнели, запылились. Заходящее солнце окрашивало их в зловещий, красный цвет. Я невольно, зябко повела плечами и вышла из автомобиля. Ворота были заперты, огромный замок угрожающе щерился сложным механизмом. Я забрала сумку и тронула калитку, опасаясь того, что и она окажется закрытой. Но она чудесным образом легко поддалась и я с замиранием сердца шагнула туда, откуда бежала три года назад.

Дорожки из красного камня были скрыты под неубранной, полусгнившей листвой, заброшенные цветники дали приют одуванчикам, пырею и полыни. Они радовались весне и буйно заполонили собой все пространство. Ноги мягко ступали по ковру прошлогодней листвы, торопливо несли меня к темной и мрачной громаде нашего дома. Возле белого крыльца приподняв мраморную плиту выросло деревце клена, оно шелестело листвой и было явно довольно своей жизнью. Мне пришлось обойти его что бы подняться по широким ступеням к некогда белой, а теперь грязо-серой двери с припорошенными пылью разноцветными витражами.

В холле, гулком и грязном нестерпимо пахло пылью и мышами. Огромные, тусклые окна еще пропускали свет заходящего солнца. Мои шаги гулко раздавались в пустом и запущенном помещении. Я уверенно направилась к лестнице, по пути хозяйским взглядом отмечая чем прежде всего займусь, когда приступлю к возрождению своего гнезда. Не успела я ступить и на первую ступеньку лестницы, как меня грубо и больно дернули за плечо.

- А ну стой, девка! Куда это ты наладилась?! - неприяный, женский голос визгливо прозвучал над ухом. Запах чеснока мощной волной обдал меня, заставляя невольно поморщиться.

Развернувшись увидела перед собой крепко сбитую, молодую бабенку. На румяном блине лица злобно сверкали бледно-голубые, водянистые глазенки, грозно хмурились поросячие, светлые бровки, а плюшки губ выталкивали грубую брань.

- Ишь, прошмыгнуть она хотела! Добренькие какие, шляются и шляются тут! То Лилька приедет, то Рыжий с тростью пожалует! А Климу Матвеевичу, покой нужен, тишина нужна, он может скоро вслед за женой отправится в рай. Так, что хозяйка тут я! - она гордо выставила внушительную грудь обтянутую засаленным, некогда зеленым фартуком.

Я попыталась вырваться из цепких, пухлых рук. Но бабенка видимо была готова к такому повороту. Она еще крепче вцепилась в мое плечо, причиняя мне немалую боль.

- Петруша, Петруша! Иди скорее сюда, я новую, сердобольную поймала! - визгливый голос эхом заметался по гулкому холлу, заставляя колыхаться гирлянды пыльной паутины по углам.

Непреметная дверь, которая вела на кухню и находилась в самом дальнем углу холла с громким треском открылась. Выбежавший на помощь бабенке, Петруша был ей под стать. Огромный, рыхлый и белесый. Он криво усмехался с интересом рассматривая меня.

- Гы, вот так конфетка! Сла-а-а-дкая! - он причмокнул губами и потянулся к моему лицу пальцами-сосисками.

Бабенка при этих словах пришла еще в большую ярость. Она оставила в покое мое плечо и бросилась на Петрушу, яростно нанося ему удары серым полотенцем, которое держала в руках.

- Ах, ты ирод похабный, ах ты хряк подколодный! Я тебе покажу конфетку, я тебе покажу сладкую! - ее голос уже не визжал, а злобно рыкал и хрюкал.

Пока бедный Петруша, отступал закрываясь руками от злобной бабенки, я нащупала на шее один из амулетов Эндрианского. Мне не приходилось им пользоваться, но я знала, что он обладает мощной защитой.

Тем временем парочка успела выяснить свои отношения и уже страстно целовалась. Бабенка безвольно повисла в руках Петруши, серое полотенце валялось на полу, а она тянулась за следующим поцелуем к своему принцу. Петруша сжимал ее так крепко, что казалось хотел раздавить в своих мощных объятиях. С трудом оторвавшись друг от друга, они одновременно глянули на меня. Петруша гаденько захихикал, а бабенка на ходу закатывала рукава пестрой блузки. Приближались медленно, вглядывались в мое лицо внимательно, видимо желая разлядеть страх и растерянность.

Я стояла не двигаясь с места и тоже им улыбалась. Когда оставалось несколько шагов, решила больше не рисковать. Голубая волна вырвалась из обыкновенного на первый взгляд медальона. Она ударила по предвкушающе подмигивающему мне Петруше и по немного удивленной бабе, смела их в дальний конец холла. Мужчина плюхнулся как мешок полный соломы, а вот женщина упорно пыталась встать. Молотила пухлыми руками воздух, ругалась громко и визгливо, грозя мне бесчисленными и страшными карами.

Я ощупала свое плечо и тихонько ойкнула. Оно очень болело, а платье было надорвано. Наклонилась чтобы поднять сумку, которую уронила в пылу боя. И услышала почти рядом голос. Хорошо знакомый мне голос, но злой и раздраженный.

- Что здесь происходит? Марьяна, сказано же было, никого не впускать!

Я медленно выпрямилась и развернулась. Выше от меня ступенек на десять, возвышалась громадная, мужская фигура. Возможно она показалась мне такой в неясных сумерках заходящего солнца. Клим стоял опираясь на трость левой рукой, а правой с досадой поглаживал свои виски, словно пытался снять тесный обруч. Я не видела ясно его лица, но знала по рассказам Лилии Львовны, что оно в страшных рубцах от ожогов.

- Клим? - мой голос предательски дрогнул.

Фигура мужчины на верху замерла, а затем Клим неуверенно опираясь на трость спустился ниже на несколько ступенек. Было видно, что каждый шаг ему дается с трудом.

- Таня? - его голос насмешливо и зло задрожал.

Я сидели в кабинете Клима. В этой большой комнате было убрано, даже чисто. Широкий диван был застеленный простынями, взбитые подушки стояли высоко, теплый плед в красно-черную клетку ярким пятном выделялся на удивление белоснежных простынях. Видимо хоть какой-то толк был от широколицей, грозной бабенки. На письменном столе стоял заварочный чайник из тончайшего фарфора, пустая чашка, под белой салфеткой прятались сладости. Меня поразило огромное количество книг. Они лежали аккуратными стопками на полу, на стуле возле дивана. Было видно, что их читают. Обрывки бумажек выглядывали из их страниц, исписанные крупным, размашистым почерком Клима.

Пока я оглядывалась, Клим хромая прошел к дивану и грузно опустился на него. Голову он не поднимал и старался держать лицо в тени. Тишина была почти осязаемой. Густой и вязкой как манная каша. Я тонула и захлебывалась в этой вязкой тишине. Клим не спешил ее нарушать. Когда молчать стало выше моих сил я решилась на вопрос.

- Ты почему дом так запустил? Три года прошло, а такое впечатление, что целая вечность!

Клим хмыкнул и посмотрел мне в глаза.

Я вздрогнула от того, что увидела. Огонь действительно знатно потрудился, он не пощадил лицо мужа. Грубый рубец жадным, багровым пауком стянул кожу правой щеки, выгрыз плоть почти до кости, прикрыл красным, воспаленным веком глаз и поднял в вечной ухмылке уголок губы. Другая сторона лица совсем не пострадала. Черная с проседью щетина топорщилась на высокой скуле, небольшая бородка украшала упрямый подбородок. Голова при пожаре наверное была в шлеме, потому как волосы тоже не пострадали, они сильно отросли за это время и теперь были стянуты черной лентой на затылке. Ясно и холодно сиял невероятной синевой здоровый глаз.

Клим тоже с интересом рассматривал меня.

- Ты не изменилась, женушка! Сразу к делу. Конечно лирика, нежности и прочая ерунда не твоя слабость! - голос Клима звучал насмешливо.

Я почувствовала, что злюсь. Ехала, спешила, торопилась. Меня на пороге родного дома чуть ли не убили, а теперь и Клим решил в наступление пойти!

Разгладила рукой невидимые складки на платье, вскинула гордо голову.

- Ерундой ты считаешь тот факт, что спал с моей сестрой? А возможно для тебя чепухой является то, что наш дом за три года превратился в развалины?

Клим весь подобрался, взгляд единственного глаза полыхнул синим пламенем.

- За Лизаветту, я сам себя уже давно сгрыз! Приговор вынес и даже расстрелял себя, без суда и следствия и без права на помилование! Хотя знаешь, я до сих пор не верю, что вот так просто взял и переспал с нею. Твоей сестрице соврать, что плюнуть было. Черт! Пьян я был! Мы с Федей Грушевским в тот день вино дегустировали, затем коньяк, затем виски. Надрались одним словом... Сейчас правды не узнать. Хорошо уже то, что она призналась, что ухажеров у нее было предостаточно и ребенок моим не являлся. Хотя от чего ей было не признаться? Магическая экспертиза сразу бы это выявила. Лизаветта ведь глупой была! Ловушку придумать сумела, а как дальше быть, умишком своим сволочным не осилила! - Клим гневно рыкнул.

- Значит по твоему, Лизаветта во всем виновата? Тебя бедненького вокруг пальца обвела? - я возмущенно задохнулась.

Клим язвительно улыбнулся, превращая лицо в ужасающую маску.

- Почему меня одного? Она и тебя вокруг пальца обвела. Ты же ей любезно все уступила! И дом наш и меня в придачу! Бери дорогая сестрица и пользуйся! И знаешь, она бы с удовольствием всем попользовалась, если бы не одно, очень важное обстоятельство! - Клим уже не рычал, он яростно выкрикивал слова.

- Какое обстоятельство? - хрипло поинтересовалась я.

Мужчина устало вздохнул, его ярость стихла.

- Я тебя больше жизни любил! - выдохнул он протяжно.

Я замерла. Мутно расплылся перед моим взором красно-черный, яркий плед на диване, защипало в носу, слезы закапали на светлую поверхность письменного стола.

- Любил?! А теперь, что же уже не любишь? - я почти шептала, больно прикусывала губы стараясь сдержать себя.

Клим отвернулся. Тяжело поднялся и опираясь на трость подошел к окну. За стеклом черным, ярким бархатом сияла весенняя ночь.

- Теперь, как видишь права на любовь я не имею. Я урод Таня! Урод! Зачем тебе я? Неверный, старый и уродливый? Нам лучше развестись, - он отвернулся от окна и теперь пытливо и проницательно смотрел на меня единственным глазом.

Я тоже поднялась, вытерла слезы рукавом платья.

- Ты прав, зачем ты мне? Красавец который так убивается по своей красоте, что превратился в злобного затворника. Жалеючи себя, за три года умудрившийся забросить свои дела, себя и дом? Книги читать это конечно прекрасно и похвально, но не в течении же трех лет?! Хочешь развод? Ты его получишь! Только я из своего дома уезжать не намерена. Поделим его и живи как знаешь! А я, завтра же ремонт начну! Мне детей надо куда то перевозить! - я сердито топнула ногой.

Клим дернулся, а потом замер.

- Каких детей? - свистящим шепотом прохрипел он.

- Близнецов. Адама и Еву. Которые как две капли воды похожи на тебя и на Ксюшу с Ильюшей. И только попробуй сказать, что это не твои дети! Тут у тебя отвертеться шансов никаких нет!

Клим опираясь на трость и сильно хромая, прошел и сел за стол. Он выглядел растерянным и немного шокированным. Пока муж приходил в себя от таких важных новостей, у меня неожиданно созрел план.

- Клим! Ну Клим же! Будь добр, позови свою сторожевую бабенку и прикажи принести горячей воды, я знаешь ли, чая не прочь попить с дороги.

Мужчина озадаченно посмотрел на меня и медленно кивнул соглашаясь. Когда он скрылся за дверью, я трясущимися руками достала заветную флягу. Пробка с трудом поддалась, а я застыла на мгновение размышляя о том, сколько волшебной воды надо добавить в кружку Клима. Ведь у меня совсем не возникало желание иметь шестнадцатилетнего мужа.

Сердце отчаянно, бешено колотилось в груди. Думать о том правильно или нет я сейчас поступаю, времени не было. Мне очень хотелось избавить Клима от страданий. А предложи я ему эту воду, еще не известно как он себя поведет из-за своей глупой гордости.

С каплями я все же перестаралась. Плюхнула в кружку от испуга полной мерой, когда заслышала тяжелые шаги в коридоре. На следующее утро из кабинета Клима донесся дикий вопль, перешедший в яростный рык. Я сонно повернулась в кровати и чихнула от пыли. Набросила на себя теплую шаль и зевая пошла по коридору. Не спеша, щурясь от яркого солнца открыла дверь и замерла на пороге.

Молодой человек лет двадцати, так сильно похожий на Клима Сокола, дико сверкая синими глазами рассматривал свое отражение в стеклянных дверцах книжного шкафа.

- Таня?! Что это?! - с испугом приговаривал он.

Но я его не дослушала и уже вихрем мчалась по коридору назад, в спальню.

- Ох, хоть бы угадать на этот раз! Ох, хоть бы не промахнуться! - прошептала я и решительно плеснула себе из фляжки на ладонь. Немного помедлила, а затем не давая себе опомниться слизнула языком прозрачную влагу.

Эпилог

Знаменитый и модный художник закончил писать портрет молодого семейства. Он еще раз с требовательной придирчивостью окинул взглядом свое творение и удовлетворенно улыбнулся. Придраться было не к чему. На переднем плане, на фоне цветущих роз в плетенном, ажурном кресле сидела совсем юная девушка. Светлые волосы, цвета лунного золота, уложенные крупными волнами. Голубые глаза наивно и доверчиво распахнуты. С обеих сторон к ней прильнули дети. Синеглазые и черноволосые. Девочка и мальчик. Они очень похожи на своего молодого отца, который стоит рядом и улыбается мальчишеской, задорной улыбкой. Коричневая, длинноухая такса склонив лобастую голову на бок, лежит возле ног девушки. Ее умные, черные глаза сияют собачьим, неподдельным счастьем. Вдалеке, в туманной перспективе высится громадой большой и красивый дом.

- Картина мне удалась! - самодовольно хмыкнул художник и отложил в сторону испачканные краской кисти.

Конец

Оглавление

Глава первая. Подушка и петля, подумайте какая связь?

Глава вторая. Семеро по лавкам.

Глава третья. Старые привычки в новом мире. Или исправит ли горбатого могила?

Глава четвертая. Так вот ты какая - Магия...

Глава пятая. Весной домой возвращаются не только птицы.

Глава шестая. Ну, здравствуй Царьпетровск!

Глава седьмая. Будни скромной горничной.

Глава восьмая. Всегда любила изумруды.

Глава девятая. Может ли обложка влиять на содержание?

Глава десятая. Ах, спать невмочь одной в эту ночь...

Глава одиннадцатая. Я - не попрыгунья стрекоза. Я - трудяга муравей.

Глава двенадцатая. Что творится в душе Клима Сокола?

Глава тринадцатая. Я "усыновляю" престарелого чудака и разговорчивую таксу.

Глава четырнадцатая. Я "ловлю" идеи летающие в воздухе, слушаю исповеди, планирую.

Глава пятнадцатая. Жил-был на свете юный Адам.

Глава шестнадцатая. Операция "ВО", что означает - возмездие.

Глава семнадцатая. Кому что, а курочке просо.

Глава восемнадцатая. Как летит время, как быстро оно летит....

Глава девятнадцатая. Хрусталь - штука хрупкая.

Глава двадцатая. Всегда надо держать удар.

Глава двадцать первая. Посиделки - рассуждалки.

Глава двадцать вторая. Путешествовать картинами скоро войдет в привычку.

Глава двадцать третья. Мне не понять их нравы. Но приструнить можно.

Глава двадцать четвертая. На полном скаку под радугой.

Глава двадцать пятая. Цвет радуги - желтый и синий.

Глава двадцать шестая. Где это я оказалось и что происходит?

Глава двадцать седьмая. Ночная исповедь Хлои.

Глава двадцать восьмая. Момент истины.

Глава двадцать девятая. Приоткрывая занавес.

Глава тридцатая. На низком старте.

Глава тридцать первая. Прибытие может стать отбытием?

Эпилог