Мастер-класс искусства поцелуя [Николай Иванович Козлов психолог] (fb2) читать онлайн

Николай Козлов Мастер-класс искусства поцелуя

1

Девочку звали Тася. У Таси были некрасивые глаза, некрасивый орлиный нос, на очень белой, прозрачной коже виднелись тёмные точки просяных угрей. Кожа лица была не ровной, но, удивительно, что-то в ней находили мальчики. Красивыми были в ней, не по годам женственные формы фигуры, но и фигура, была искривлена сутулостью. И вот, о чудо, она согласилась со мной дружить. Дружить так, как это делают девочка и мальчик. Мой новый друг Колька написал записку и передал Тасе:

–Тася, Ваня предлагает дружбу, ты согласна?

–Подумаю, – запиской же ответила девочка, а меня охватил стыд. Отказ неминуем, казалось мне, и отказ виделся мне верхом унижения.

–Думай до конца урока! – написал Колька, не слушая моих возражений против таких грубых и требовательных слов. Я-то готов был ждать до смерти, лишь бы была надежда, но Колька решал за меня.

–Да, или нет? – написал он записку за пять минут до конца урока.

Тася прочла, обернулась, обворожительно посмотрела мне в глаза, и положила на нашу парту развёрнутую Колькину записку. Там, внизу, едва заметное, стояло слово написанное карандашом – да!

Да. И это означало – всё в мире изменится, пойдёт иным путём. Солнце подпрыгнет и станет испускать какие-нибудь цветные сигналы, наподобие фейерверка. Но нет, всё шло по-прежнему. По-прежнему кончилась короткая перемена, по-прежнему учитель математики щёлкал мелом по доске и грязной тряпкой вытирал написанное, оставляя разводы. Тася, сказавшая да, не замечала меня, будто не было обещаний, не было её да. После последнего урока, я не знал, что делать, что-то же должно было измениться, мы теперь связаны дружбой! Я с равнодушным видом спустился в фойе, прошёл мимо одевающихся одноклассников, снова поднялся на второй этаж. Что-то должно было измениться, случиться, но не случилось. Тася, как-то быстро оделась и ушла вместе с другими девочками.

–Ты, почему не пошёл провожать её? – спросил Колька.

–А как? – удивлённо спросил я.

–Ладно, – посмеялся понимающе и многозначительно он, – завтра всё устрою.

Всю ночь мне снились странные и беспокойные сны. Последний предутренний сон был красочным и ярким, будто фильм в современном кинозале. Зеленоватое, прозрачное море, проглядывающее на большой глубине дно с водорослями и кораллами. Я бегу по мосту, в средневековом стиле, к башне, стоящей далеко в море и соединённой с берегом только этим мостом. И башня, и мост из крупных серых камней, вырубленных в прямоугольные плиты и кое-где подернувшихся мхом и лишайником. Я убегаю. Кто-то преследует меня и нужно убежать, оторваться от погони. Дорого каждое мгновение. Забегаю в башню, спускаюсь по гулким каменным ступеням к воде. Вхожу в воду, ощущая всей кожей погружение, вода не холодная, а почти одинакова с температурой кожи. Вхожу в воду, отталкиваюсь и плыву. В это мгновение сон уходит. Учились с 14 часов. Полдня было впереди, и я не знал куда себя деть. Время тянулось посекундно. Каждая секунда, поддразнивая, стояла на месте и затем нехотя, едва заметно, проскакивала. И так секунда за секундой -минуту! И в часе так шестьдесят минут, и каждая минута так тянулась по секунде! Ожидание казалось нескончаемой пыткой.

В школу я пришёл раньше на 15 минут, что для меня было необычным, чаще я приходил за несколько секунд до звонка, иногда опаздывал, вбегая в класс одновременно с учителем, опережение звонка на урок было рекордом, и рекордом, сразу повысившимся в несколько раз. Я был плохой ученик, а плохой ученик обязан опаздывать на уроки, иначе он не хулиган, а тупица. Но в этот день всё было по-другому. Придя к классу, увидел, что в класс не впускают. С утра не впускают в школу дежурные по школе, а во вторую смену дежурные по классу, не впускают в класс. Впустили только за десять минут до урока. Так рано пришло трое. А Тася пришла за две минуты до начала урока, чуть заметно стрельнула в мою сторону глазами и, поздоровавшись со всеми, прошла к своей парте. Меня не замечала, а я-то, не сводил с неё глаз! Пришедший Колька, разобрав свою сумку, повернулся ко мне и – вспомнил о своём обещании.

–Таська, иди-ка сюда.

Тася подплыла, в своей светло-коричневой форме, и чёрном фартуке. В те времена все девочки ходили в школьной форме, с небольшими изменениями и добавками в фартуке и платье, такими, чтобы не бросалось учителям в глаза. В торжественные и праздничные дни одевался белый фартук, белый воротничок, а на рукавах платья белые манжеты.

–Ты вечером не убегай, дождись Ваню. Он тебя провожать пойдёт.

–Нет уж, пусть он меня ждёт, – улыбнулась Тася, посмотрев мне в глаза, в самую душу, удивительными глазами с рисунком на голубой радужке, словно у кукол. Я рассматривал необычайную голубизну её глаз, яркую, как не у кого больше, не сказав ни единого слова, которые были заготовлены.

А вечером пошёл провожать. И, кажется, нёс её портфель. И всё мне помнится: снег, точно серый крахмальный полупрозрачный клейстер, раздавленный и подмокший на дорогах, напитавшийся водой, со следами колёс и прошедших пешеходов, холод, запахи начала весны, а до весны было далеко, был конец декабря. Полнота и пустота души. И теперь, через много лет, я понимаю – это просто излишек гормонов в крови, но кто бы мне тогда скажи об этом… Да и теперь, оторопь берёт от этих доводов, неужели всё так просто? Со стороны просто и смешно, а всё загадка и тайна, и восторг и трагедия.

Проводив Тасю, я дождался, когда она поест, и затем у неё час для прогулки на свежем воздухе. Этот час мы и гуляли с нею. Гуляли по тротуару, о чём-то говорили. Об артистах, певцах, о фильмах, и как я радовался, когда наши чувства и мысли совпадали. Наверное, радовался я один, потому что Тася не любила меня, она любила Кольку, только я об этом не догадывался. И шёл её провожать, удивляясь тому, что могу нравиться ей. Провожая в какой-то раз, я обнял её одной рукой за плечи, она не противилась, не скинула мою руку. А во мне взрывались эмоции и чувства! А ещё через несколько дней, остановившись и придержав Тасю за руку, повернул к себе и спросил:

–Можно я тебя поцелую?

–Поцелуй, – согласилась Тася, прикрыла глаза, едва заметно наклонив голову в мою сторону, подставляя ровные, яркие губы. У меня заныло внизу живота, как перед высотой. Затаив дыхание, потянулся к этим губам. Ещё мгновение – и полечу, прыгнув с высоты. Но на этом мгновении, полшага, полдвижения, один сантиметр, мне и не хватило смелости преодолеть. Я уже ощутил прикосновение губ, но не прикоснулся.

–Ты чего это? – удивилась Тася.

–Я никого не целовал, – сказал я, – что-то не могу насмелиться.

–Стесняешься что ли?– улыбнулась она.

–Не знаю. Не могу. А можно ещё раз попробовать.

–Ну, целуй.

И опять, то же замирание, и не хватает решимости. Не хватает едва заметного движения до поцелуя.

–Отложим до следующего раза, – буднично подвела итог Тася, улыбаясь задорно и весело и чуть насмешливо.

2

Придя домой, я обратился к старшему брату с просьбой рассказать как целовать девочку в губы. Брат рассказал так: обхватываешь своими губами её губы, не сильно, как конфетку посасываешь их и языком водишь между её губами. Если длительный поцелуй, то можно эти движения как-нибудь разнообразить. На Новый год мы с классом собирались встречать в доме одной из одноклассниц. И я решил, что этот следующий раз поцелуя настанет на празднике. А до этого нужно отточить мастерство. Провожая в очередной раз Тасю, а рядом с нами всегда шли ещё две одноклассницы, – Таня и Люба, я проводил Таню, затем Любу. И у подъезда, когда Люба сказала: «Чао!», – я спросил:

–Можно, Люба, я тебя поцелую?

–Можно, – чуть поразмыслив, согласилась девочка.

Это был мой первый поцелуй. Он был коротким и крепким. Я почувствовал тёплые губы, щекочущие движения языка и губ. Поцеловав, и чуть отстранившись, я анализировал ощущения. Любу я не видел, смотрел на неё и не видел. Процесс поцелуя и само действо во время поцелуя, мне не доставили ничего особенного, лишь щекотно губам и языку. Не то чего ожидал, я был разочарован. Казалось, ничего в нём нет. И было непонятно, для чего люди целуются.

–Ваня, – услышал я откуда-то издали, – а ты кого любишь?

–А? – не понял я, и, возвратившись из раздумий и ощущений, увидел, что Люба рядом и почему-то ещё не ушла.

–Кого ты любишь?

–Тасю…

–А зачем меня целовал? – уже отворачиваясь и уходя, сказала Люба. Она пошла прочь, а я почти на себе почувствовал её тёплые слёзы, катящиеся по щекам. Глядя на подпрыгивающие волосы из под шапки на воротнике пальто и спину девочки.

–И действительно, зачем? – не то подумал, не то прошептал я, и, развернувшись, пошёл дожидаться Тасю. Поцелуй с Тасей был назначен на празднике Нового года, наступившем через четыре дня.

Но после застолья всё изменилось в одно мгновение. Мы попили чай и были объявлены танцы. И сразу белый танец! Тася пригласила Кольку. А Люба, простившая мне поцелуй без любви, меня. Люба смешно, стараясь походить на взрослых, для изящества, наверное, или красоты, переплетала пальцы рук на моей шеей во время танго. А моя Тася, жалась к другу Кольке. Приглашала только его, и не видела меня, не замечала, я не существовал для неё. После моего приглашения и её отказа, они исчезли. Я искал их, униженный, раздавленный, и нашёл, они целовались в одной из комнат, при выключенном свете, сидя на кровати.

–Ваня, выйди, пожалуйста, – попросил меня друг, Колька.

–Коля, выйдем, поговорим, – предложил ему я.

Коля вышел. Мы не понимали друг друга, о чём-то говорили, Колька её не любил, она липла к нему, и он трогал и целовал её.

–Я с Тасей тоже хочу поговорить.

–Ладно, сейчас вызову.

Вышла Тася.

–Всё, нашей дружбе конец?

–Ваня, ну почему?

–Колька тебя не любит…

–Я не знаю, что делаю…

–А зачем так со мной? – возмущался я, но чего-то ещё ждал, на что-то надеялся. И так много раз за вечер. Я был самым несчастным, самым униженным. Я метался по комнатам, танцевал с девочками, пытался поддерживать разговор. Но всеми клеточками своего тела был рядом с Тасей и Колькой. И любовь, которой не было – погибла.

Прошло много лет, всё забыто. И вот, через 35 лет, я узнаю, что Люба умерла. За эти 35 лет мы с нею встречались не более десяти раз, хотя у нас дети учились в одном классе, – их девочка и мой мальчик. Люба умерла от рака. Узнав о её смерти, я вспомнил о нашем единственном поцелуе. С грустью осознал, что это был мой первый поцелуй, а Люба, первая девочка, которую я поцеловал в губы. С благодарностью несу ей две гвоздики, с благодарностью и просьбой о прощении.