Впервые я обратил на него внимание именно из-за этого шрама, широкого и красного, который огромным полумесяцем пересекал его лицо от виска до подбородка. Очевидно, шрам этот был следом страшной раны, но я не мог понять, сабельной или огнестрельной. Во всяком случае, он выглядел неожиданно на его простоватом, круглом, добродушном лице с мелкими, неприметными чертами. Да и само это лицо выглядело несколько неожиданно при таком тучном теле. А он был могучий человек, выше среднего роста, не слишком чистоплотный и всегда одетый в один и тот же поношенный серый костюм, рубашку цвета хаки и мятое сомбреро. Каждый день ко времени коктейля он появлялся в гватемальском «Палас-отеле» и, неторопливо расхаживая по бару, продавал лотерейные билеты. Если этим он зарабатывал себе на жизнь, то, по всей вероятности, он жил очень бедно, потому что я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь купил у него билет; однако ему то и дело предлагали выпить. Он никогда не отказывался. Он пробирался между столиками осторожно и как-то вразвалку, словно привык ходить пешком на далекие расстояния, останавливался у каждого столика, с легкой улыбкой называл номера своих билетов и, видя, что никто не обращает на него внимания, с той же улыбкой двигался дальше. По-видимому, он почти всегда был под хмельком.
Как-то вечером, когда я с одним знакомым стоял в баре — в «Палас-отеле» готовят превосходный сухой мартини, — там появился человек со шрамом. Он снова, уже в который раз, вытащил для моего обозрения свои билеты, и я покачал головой. Но мой знакомый приветливо улыбнулся:
— Que tal, general? Как поживаете?
— Ничего. Не блестяще, но бывало хуже.
— Что вы выпьете, генерал?
— Бренди.
Выпив залпом, он поставил рюмку на стойку и кивнул моему знакомому:
— Gracias. Hasta luego.[1]
Затем он отошел от нас и стал предлагать свои билеты людям, стоявшим неподалеку.
— Кто ваш приятель? — спросил я. — Какой у него ужасный шрам на лице.
— Да, он его не украшает. Этот человек — изгнанник из Никарагуа. Он, разумеется, головорез и бандит, но неплохой малый. Я даю ему время от времени несколько песо. Он был генералом, возглавил там мятеж, и если бы у него не кончились боеприпасы, он сбросил бы правительство и был бы теперь военным министром, а не продавцом лотерейных билетов в Гватемале. Его захватили вместе со всем штабом и судили военным судом. Такие вещи в тех краях делаются быстро, и он был приговорен к расстрелу на заре. Я думаю, попав в плен, он уже понимал, что его ждет. Он провел ночь в тюрьме и вместе с остальными — всего их было пятеро — коротал время за игрой в покер, используя спички вместо фишек. Он говорил мне, что ни разу в жизни у него еще не было такой полосы невезения. Когда рассвело и в камеру вошли солдаты, чтобы вести заключенных на казнь, он проиграл больше спичек, чем обычный человек может использовать за всю жизнь.
Их вывели в тюремный дворик и поставили к стене, всех пятерых в ряд, лицом к карательному взводу. Но ничего не происходило, и наш друг спросил у офицера, какого черта их заставляют дожидаться. Офицер ответил, что они ждут прибытия генерала — командующего правительственными войсками, который пожелал присутствовать при казни.
«В таком случае я еще успею выкурить сигарету, — сказал наш друг. — Генерал никогда не отличался точностью».
Но едва он закурил, как генерал — между прочим, это был Сан-Игнасио, не знаю, встречались ли вы с ним, — в сопровождении своего адъютанта въехал во двор. Были исполнены обычные формальности, и Сан-Игнасио спросил осужденных, нет ли у кого-нибудь из них последнего желания. Четверо ответили отрицательно, но наш друг сказал:
«Да, я хотел бы проститься с женой».
«Bueno,[2] —сказал генерал, — я не возражаю. Где она?»
«Ждет у ворот тюрьмы».
«Тогда это займет не больше пяти минут».
«Даже меньше, сеньор генерал», — сказал наш друг.
«Отведите его в сторону».
Двое солдат вышли вперед и отвели осужденного бунтаря в указанное место. Офицер по кивку генерала дал команду, раздался нестройный залп, и те четверо упали. Они упали странно — не разом, а один за другим, нелепо дергаясь, как марионетки в кукольном театре. Офицер подошел к ним и разрядил оба ствола револьвера в того, который был еще жив. Наш друг докурил сигарету и отшвырнул ее в сторону.
В этот момент у ворот произошло какое-то движение. Во дворик быстрыми шагами вошла женщина — и внезапно остановилась, схватившись рукой за сердце. Потом она вскрикнула и, протянув руки, бросилась вперед.
«Caramba»[3],— сказал генерал.
Она была вся в черном, волосы покрыты вуалью, лицо мертвенно-бледное. Это была почти девочка — тоненькая, с огромными глазами на миниатюрном правильном лице. Отчаяние совершенно лишило ее рассудка. Она бежала, полуоткрыв рот, и так была прекрасна в своем горе, что даже у этих безразличных ко всему
Последние комментарии
4 часов 36 минут назад
20 часов 40 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
3 дней 11 часов назад
3 дней 16 часов назад