...султан моей души.alternatif (СИ) [Кирин из райских садов] (fb2) читать онлайн

========== …госпожа! ==========

— Ты ещё пожалеешь об этом, хатун!!! — весь гарем услышал своего повелителя, а Лале бежала прочь, хотя бы в сад, где может скрыться. Все девушки её слышали, узнают и паши, и ничего уже не изменить. Ходжам Мустафа должен был её подстраховать. В конце концов, в ней тоже есть кровь династии и на подобное решение она имеет право. Правда, что дядя Мурад подумает, когда узнает?

Бежала, она бежала до самого домика Хюмы-хатун. Как оказалось, матери Мехмеда. Называть его падишахом язык не поворачивался. Даже она знает, что паши, оставленные ему дядей, настроены друг против друга. А ещё Венеция, Византия и Рим хотят напасть — иногда Лале жалеет, что много знает. А Мехмед только праздную жизнь ведёт! Однако стоит сказать, что в будущем, если ей предстоит его застать, именно Мехмед, её двоюродный брат, войдёт в Константинополь победителем. И Айя-София будет принадлежать османам.

Гюзалик встретила хозяйку радостным лаем, не улыбнуться ни в чём не виноватой собаке девушка не смогла. Она присела рядом с прудом, который всё сильнее зарастал водорослями, и стала играть с питомцем. А виски пульсируют и сердце бешено стучится! Страшно. Да и кому не станет страшно после такой выходки? С другой стороны, Лале даже не нагрубила брату-султану. И не унижала. Не возражала. Наверное, не только от неожиданности он отпустил её. Ещё и из-за уважения других.

«Надеюсь, оно будет помогать мне и дальше».

Лале посмотрела в сторону, где спрятала портрет Хасана: старая и непримечательная стена. Прижала палец к губам, и понятливая Гюзалик затихла. И хозяйка и собака прислушивались, нет ли кого поблизости. И убедившись в этом, Лале пошла к портрету. Осторожно достала его, но на свет выносить не стала.

Хасан… добрый и благородный, казался таким живым. А может, она действительно всё ещё тоскует по нему?

Гюзалик бегала вокруг ног. Посмотрев на неё, Лале улыбнулась и опустилась на колени. Да, чтобы показать ей портрет хозяина. Гюзалик тут же осунулась и так жалостливо заскулила. Этого хозяина больше нет, осталась только хозяйка. Даже её друзья пропали. Хоть и понятливая, но как собаке объяснить, где и почему оказались Аслан и Влад. Да, в казармах обучались пленённые юноши, без всякого роду за своей спиной. Но Аслан и Влад должны были вернуться в свои государства, вернуться туда добрыми друзьями османов…

«Снова я думаю о Мехмеде!.. и снова он меня расстраивает!»

Лале обняла портрет. Хасана не хватало. Останься он в живых, всё было бы совершенно по-другому. Аслан и Влад остались бы здесь. Их бы уважили. И возможно, с погибшим шехзаде они подружились. Лале тихонько покачала головой: её мечты, что не сбудутся. Она отпрянула от портрета, чтобы поцеловать нарисованные губы.

«Простите, шехзаде, за мою дерзость, но теперь я останусь свободной».

Но глаза Хасана, светлые и добрые, нисколько не злились. Наоборот, как будто давали своё благословение.

†††

В казармах действительно жилось отвратно. Однако здесь не так уж и враждовали, но и не дружили. Аслану и Владу, и другим знатным мальчишкам, которым довелось обучаться в дворцовой школе, тёплого приёма не оказали. Хотя мальчишки из Валахии были рады встретиться со своим будущим правителем. С ним же и надеялись вернуться. Аслану даже стало неуютно. Владу были хоть немного рады, а здесь даже никто не мог сказать, являются ли они с Асланом земляками. Совершенно разные ситуации. Но Влад в своей компании не остался и друга не бросил. Земляки решение сына господаря уважили. И помогали им влиться и другим безродным оскорблять их не позволяли. В общем, не сильно Мехмед и выиграл, выслав рабов из дворца.

Спустя полгода они привыкли. Только одно не давало им двоим покоя: как справляется Лале? Ведь, хорошо подумав, можно понять, что она одна против всех. На её стороне разве что художник Димитрис и ходжам Мустафа. Даже собственная наставница против неё: всё лелеет сделать из неё жену султана.

Может, Влад и Аслан подружились, но уступать Лале другому никто не хотел, особенно Мехмеду. Хотя была проблема серьёзнее: кто отдаст мусульманку за иноверца, будь он хоть самым верным другом османов. И всё, что они могли сделать, — стать сильнее и заполучить всеобщее уважение. А дальше одни небеса знают…

Аслан в последнее время старается не использовать левую руку и внимательно следит за каждым движением Влада. Конечно, они тренируются со всеми, поскольку одни бои между собой не дадут прогресса. А поэтому побеждать с каждым разом труднее! Зато как интересно за ними другим наблюдать! Одни болеют за Влада, другие за Аслана. Кто-то вообще не знает, чьё имя выкрикивать, а кто-то только рот раскрыть и может. Взмах и удар, защита, маленькая военная хитрость, то есть подлость, но без неё никак. Никто в реальном бою не будет думать о чести — выжить, вот главная задача. За время пребывания в казармах они хорошо усвоили урок.

Пока больше побед было у Аслана, но это только пока! Ничья также бывала, но на неё реагировали не так бурно. А потому крик стоял и за стенами казармы, когда победил Влад. А потом тренировки закончились. Уклад жизни здесь был, как у янычар, то есть сами о себе заботились. И ребята начали расходиться, кто стирал, кто готовил, кто убирал, а кому-то сегодня и отдых перепал. Например, тем, кто на тренировке приложил усилий больше, чем остальные.

Почти никого не осталось, когда на поле прибежал молодой венгерский князь. Новости из дворца, кто раньше там жил, узнавали от него. С ним раньше не особо общались, да и он не спешил сближаться. Но теперь рабы сплотились. Не все и не с каждым. Однако узнать последние новости имел право любой из них.

— Аслан, Влад, слышали, что во дворце произошло? — опиравшиеся на ограждение, юноши посмотрели на товарища, иронично улыбаясь. Княжич рукой махнул. — Янычары, кажется, восстание поднимут, говорят, деньги обесцениваться начали, — Влад на это только ухмыльнулся.

— Нам-то что? — им жалование не выдают, так, иногда, в хорошем настроении. Как кость кидает! Аслан, заметив, что Влад снова начинает злиться на горе-падишаха, положил руку на его плечо и сжал. Может, все и свои, но не стоит открыто критиковать действующего султана.

— Действительно, — венгр закатил глаза. — Если восстание будет, Мехмеду придётся задуматься о передаче трона отцу, — а потом совсем тихо, словно голоса и нет, добавил: — Когда он поймёт, что марионетка в руках пашей? — Влад убрал руку Аслана, фыркнув. Он надеется, что доживёт до этого дня. Аслан только головой покачал.

— А в остальном что? — товарищ посмотрел на Аслана, хитро улыбнувшись. Он, может, и не общительный, зато наблюдательный. Ясно дело, интересуются жизнью госпожи.

— Хах, с этого и надо было начать, да?! — в глазах юного венгра загорелся огонь некого ужаса и вместе с тем восхищения. Что́ заставило друзей напрячься. — Лале-хатун ваша траур по шехзаде Хасану всю жизнь носить будет! — и хлопнул в ладоши. Под этот звук что Влад, что Аслан, словно застыли. И княжич поспешил объясниться: — Да не бойтесь, не всё так однозначно. Такого раньше не было, кади и шейхуль-ислам ищут ответы в Коране, но Лале-хатун так упряма, что только сул… дядя её переубедить и может, — эта госпожа многих пленных поражала. Даже с детства.

— Траур? Но как? — Аслан покосился на Влада, задавшего этот вопрос. Серьёзно?

— Влад, ты конечно хороший человек, но, как мне сказали, Мехмед отнюдь не такой. Хотел он её в свой гарем, но та при всех калфах и евнухах как закричала: «Не посмеешь ты жену брата взять! Траур носить буду», — однако руки венгр развёл. Сами понимаете, информация не из первых уст.

— Но они не успели пожениться, — кому-кому, а Аслану обратного не докажешь. Он знает, когда покойный шехзаде решился на подобный шаг. В тот же день и умер.

— Поэтому умнейшие мужи, уважив волю любимой племянницы Мурада, и ищут нужное решение, — горя их княжич не разделял. Однако и радоваться не спешил, просто интересно и весело стало жить в один момент; репутация султана Мехмеда, кажется, опускается до болота. А потом он ушёл, оставив двоих, задумавшихся.

— Лале, Лале, что ж ты делаешь… — Аслан вздохнул. — Возвращаемся? — до ужина можно было и отдохнуть.

— Ты иди, а я здесь пока буду, — пойдёт, по лесу прогуляется. Аслан ещё постоял немного, а затем ушёл, не стал давить на друга. Да и самому хотелось подумать в одиночестве, только признаваться не спешил.

†††

— Лале-хатун, а что значит носить траур? — оставить Раду во дворец Лале всё же удалось. Хотя понять, почему Мехмед согласился оставить мальчика на её заботу, она так и не смогла. Но сам Раду был довольно счастлив. И пока он тренировал письмо, Лале вышивала тюльпаны, символ династии.

— А почему ты спрашиваешь? — к таким вопросам девушка успела подготовиться морально. Она оторвалась от пялец и посмотрела на мальчика в ответ. Тот нахмурился — и как похож на Влада! Волосы, глаза, форма лица… но такой хорошенький! Сколько девичьих сердец пропадёт, когда он подрастёт?

— Я слышал, как Шахи-хатун жаловалась Дайе-хатун на тебя. Говорит, может, она с ума сошла? Траур? В её возрасте? — мальчик начал пародировать. И получилось отменно! Лале рассмеялась, стараясь запомнить его личико. Так хотелось нарисовать мальчугана. — А ещё она злилась, что ты написала об этом своему дяде… — он опустил голову, стыдясь. Хорошие дети ведь не подслушивают и не ябедничают. Лале отложила вышивку, подошла к нему и взяла на руки:

— Раду, ты такой храбрый львёнок, — она широко улыбнулась. — Спасибо, что рассказал, это очень важно для меня, — щёчки Раду покраснели, и он поспешил обнять госпожу.

— Так что это значит? — он всё ещё обнимал. Лале присела на кровать и пояснила:

— Когда близкий человек умирает, мы скорбим по нему, скучаем, тоскуем, — и получалось у неё хорошо. Он отпрянул от неё, и Лале посадила Раду так, чтобы они смотрели друг другу в глаза. — Понимаешь, Раду, пока вы с братом не приехали, здесь жил другой шехзаде, он хотел, чтобы я стала его женой. И знаешь, я тоже этого хотела, — она взяла в ладонь его ручку и стала перебирать пальчики. — Может, я не совсем правильно понимала это, однако очень хотела. Но шехзаде умер, оставил меня, а я, — ложь, большая и наглая ложь, но ведь Хасан хотел бы услышать что-то такое? Или он был бы рад, будь она с любимым человеком. Однако жизнь приняла иное решение… — я не хочу ни за кого другого. Буду теперь одна, но помнить его, — Раду опустил голову и уткнулся в девичье плечо.

— Одна-одна? До самой старости? — удивлённый шёпот, совсем не верит.

— Если дядя позволит, так тому и быть, — Лале остановилась, прежде чем поцеловать мальчик в макушку, но потом решилась.

— А мне разрешат с тобой остаться? — может, он и не говорил, но скучал по старшему брату. Пусть тот и отругал его перед отъездом. И не понимает ведь, за что. Что такого плохого в том, чтобы узнать это место получше? Даже Лале-хатун помогает ему!

— Я тебя так просто не отдам, хороший мой, — запнувшись, но назвала-таки. Может, поэтому Раду так быстро и привязался к ней.

†††

В Манисе султан Мурад старался жить спокойно, отдалившись от управления империей. Однако границы защищать продолжил. Поздравления с победой присылали все, но радостнее всего было читать письмо Лале. Да не оставит Аллах это светлое дитя. Однако, не успев получить поздравления, пришли другие письма. Мужчина не раз тяжело вздохнул. И не раз спросил верного помощника, как поступить. Но что тот мог предложить? Он верил: господин примет верное решение.

А в Эдирне Лале то запиралась в своей комнате, то сбегала в заброшенный домик. Шахи-хатун и Дайе-хатун всё реже ходили туда. Что́ только на руку самой Лале. Водить в домик она стала и Раду, но только иногда. Тот так любил играть с Гюзалик, а какой потом счастливой бегала вокруг сама собака! Только портрет не показывала. И наброски другого тоже скрывала. Димитрис очень переживал: ведь она приходила за тем чудесным составом. Портрет Хасана так просто не найдут, а вот судьба второго будет непредсказуема. Но художник ещё больше переживал потому, что видел огонь в глазах госпожи. На портрете маленького Раду ничего не закончится, а только начнётся. Но разве может этот слуга ей отказать?

И пока Лале пряталась от всего османского двора, даже с Сафие-хатун не виделась, в Манисе султан Мурад думал беспрерывно.

В своих покоях он, сгорбившись, сидел на кровати и перебирал чётки. Бусина за бусиной. Ох, как хотелось ему оказаться сейчас в Эдирне, в тюрбе. Отец не мог дать ответ за сына. Хасан… Сложившаяся ситуация пугала. Что же Мехмед учудил?

А ведь и он, Мурад II, хотел бы, чтобы племянница стала женой его преемника. Но заставлять её падишах не посмеет. Спрятав лицо в ладонях, несчастный отец воззвал к воле Всевышнего:

«О, Аллах, ведь мой сынок не пожелал бы такого для неё?»

Нет, Хасан бы не посмел. Но знай он о подобной ситуации, что мог бы посоветовать?

†††

— Ходжам Димитрис, — Лале поприветствовала учителя и, раз никого в мастерской не оказалось, поспешила передать записку. Она не спрашивала у грека, почему он так рискует, чтобы помочь ей, но не переставала думать о возможности отблагодарить его. Она передала письмо Владу: Раду здоров и весел, не отлынивает от учёбы и ведёт себя хорошо.

— Лале-хатун, решение вашего дяди уже известно? — мужчина спрятала вверенную ему записку и продолжил работу над новой картиной. Великий визирь хочет сделать подарок византийскому послу. Хрупкий мир в преддверии войны?

— Сегодня султан Мехмед пожелал, чтобы я со своей наставницей и Раду пообедали вместе с ним. Как сказала Шахи-хатун, пришло письмо из Манисы, — Лале поёжилась. Весна только вступала в силу. Но не холода погоды, а души заставляли её частенько вздрагивать.

— Неопределённость закончится, это хорошо, — грек кивнул своим мыслям, а затем осторожно спросил: — Письмо ведь юному Владу? Хотите передать что-нибудь ещё? — этот учитель так ценит юность. Лале чуть покраснела и заправила прядь за ухо.

— Не совсем понимаю вас, ходжам Димитрис, — девушка отвернулась, вопрос был явно лишним. И мужчина извинился.

— Я уверен, из Манисы вы получите поддержку. И шейхуль-ислам вместе с кадиями не станут возражать, — конечно, он мог и напутать в чинах, которые выносят решения по подобным вопросам. Но в целом прав. Лале улыбнулась учителю на прощание и отправилась за Раду, к встрече с падишахом всё же надо готовиться.

†††

Даже наряжаться не стала: Шахи-хатун всё сетовала и до последнего просила одуматься. Но вот теперь они сидят за столом и в молчании обедают с юным султаном. Тот смотрит с интересом, зло даже. Но Лале лишь дышит тише и спокойнее. Раду с любопытством поглядывает на каждого, исподлобья. Встречается взглядом с султаном и тут же прижимает голову к плечам, Мехмед смеётся.

— И не боишься смотреть на меня? — отпив шербета, Мехмед смотрит на выпрямившуюся Лале. Она тут же повернула голову к мальчишке.

— Нет, великий падишах, — наставницы, видя, что Мехмед нисколько не разозлился, рассмеялись. Шахи-хатун погладила мальчугана по голове.

— Вот видишь, дорогая сестра, даже этот раб не боится, а ты в мою сторону и головы не воротишь, — конечно, сейчас от этого никуда не деться. Лале подняла голову и с гордостью посмотрела в глаза падишаха.

— Я посмела отказать вам на глазах у всех, не думала, что вы ещё хотите этого, — и продолжила смотреть. Наставницы переглянулись: кажется, им здесь совсем не место. Но Мехмед толком Дайе и не услышал, только рукой махнул. Ну, а Раду забрать Лале не позволила. Схватила за руку, что Шахи-хатун даже пытаться не стала. Надо будет, смышлёныш сам убежит. А Мехмед снова рассмеялся. И не скажешь ведь, что… кхм, госпоже так не пристало выражаться.

— И как такой хороший мальчик может быть на попечении такой вредной гурии? — Лале нахмурилась. Возможно, скажи подобное кто-нибудь другой, ей было бы приятно. Слава Всевышнему, Раду не стал спрашивать, кто такие гурии.

— Лале-хатун не вредная, великий падишах, она просто много думает и часто хмурится, — мальчик посмотрел на госпожу и улыбнулся. Кое-как у неё получилось выдавить улыбку в ответ. Но когда она смотрела в глаза Мехмеда, он мог почувствовать её негодование и волнение. И всё же, как ни тяжело девушке находиться здесь, она осторожна, внимательна и учтива.

— И о чём же? — от этого только и хочется вывести её из себя. Пусть вспылит, чтобы вместо наказания велеть ей отказаться от траура. Теперь нет никаких рабов рядом, а будет себя хорошо вести…

Раду только плечами пожал.

— Раду, так? — Мехмед изогнул бровь. Мальчик кивнул. — Тебе здесь нравится? — даже если Лале будет учтива и воздержана, любые слова ребёнка могут спровоцировать конфликт. Лале быстро, но легко убрала спавшие и вспотевшие локоны со лба.

— Очень, — Раду усердно закивал. И ответил на самые лёгкие вопросы. Но расспрашивать его просто так Мехмед не собирался. Он вёл свою игру:

— Скажи, а ты хотел бы вернуться на свою землю и править там? — взяв кубок в руки, он стал пить, медленно. Лале не могла видеть его лица, а потому посмотрела на Раду, но тот вовсе и забыл о ней.

— Править? А разве не Влад должен? — кубок с тихим, но пронзительным звуком опущен на стол. И Мехмед, и Лале смотрят на мальчишку.

— У нас в стране не так, кто достоин из братьев, тот и правит, — Лале опустила голову.

— А разве у вас остались братья? — Раду был настолько невинен, что Мехмед на него вовсе не разозлился.

— На всё воля Аллаха, — причём так самодовольно прозвучало. Да неужели ради тебя Аллах забрал трёх достойных шехзаде? Лале уже не могла дышать спокойно.

— Султан, я думаю, Раду ещё рано думать об этом, он слишком юн. Впрочем, как и его брату, — Лале отпустила руку Раду, чтобы он смог быстро встать и отбежать. Ведь она попалась в сети.

— Мы с ним одного возраста считай. Значит, я не могу быть падишахом? Но всё в твоём лице говорит, что тот раб достоин править, — он наклонился к ней непозволительно близко. Гримаса гнева исказила лицо настолько, что ни о чём ином речи быть не могло. Ничего такого вслух девчонка не сказала, но явно подумала. И тем самым снова оскорбила его! Султана Мехмед Хана!

— Не надо! — Лале не знала, чего испугался Раду. Возможно, и сам Мехмед не понял, что собрался сделать. Но мальчик прильнул к Лале и повалил её на пол. Он больше не смотрел в глаза Мехмеда, лишь на руки, которые должны были потянуться к девичьей шее.

Мехмед возвышался над ними, глубоко дыша. Его полный злобы взгляд мог бы обратить в прах. И рот приоткрыл, словно лев, который хотел пустить клыки в ход. Лале обхватила Раду, собираясь закрыть его собой. Стала осторожно подниматься.

— Лале-хатун, отец дал добро на твой траур. Жаль, что я не могу выслать тебя из Эдирне, ведь ты должна быть рядом с мужем. Однако, раз ты теперь в трауре, твоё жалованье я снижу до того, что получает простой янычар в месяц. Приданное распродай, если хочешь больше, тебе оно уже не понадобится, — и грозил пальцем всё это время. — А ты, мальчик, хорошенько подумай, хочешь ли с ней остаться, поскольку эта хатун больше не будет жить в роскоши. Вон! Во-о-он Я сказал! — но ещё до этого Лале встала и машинально поклонилась, а после унесла Раду на руках.

Если бы она была хоть немного послушней! Возможно, он бы сказал, что отец разрешил отказаться ей от траура в любое время и выйти за достойного мусульманина, которого выберет сама. Но Мехмед, всё ещё злой, но довольный своей хитростью, покачал головой. Никакого ей брака! Никакого выбора! Любимая племянница отца? Обойдётся!

— Лале-хатун? — Раду молчал, пока они не вернулись в свои покои. — Мы теперь не будем здесь жить? — девушка попыталась улыбнуться, всё же подобный вопрос обнадёживает.

— А ты останешься со мной? — Раду только кивнуть успел, как ворвалась взволнованная Шахи-хатун. Наставница теперь не даст житья.

†††

Получив письмо, Влад тайком выбрался в лес после ужина. У него там нашлось уютное место на одном из старых деревьев. А потому он поспешил туда, чтобы прочесть письмо, а затем избавиться, закопав, как делал иногда. Ведь в основном они с Асланом сжигали их на кухне.

И вот, взобравшись на облюбованную ветку и удобно устроившись, Влад поспешил раскрыть письмо. И удивился, раскрыв широко глаза — родной язык, валашский! Но почерк… ужасен. Он немного посмеялся, но быстро взял себя в руки, чтобы прочесть, улыбаясь. Было много ошибок, но он их не замечал вовсе.

Здравствуй, Влад. Пишу тебе сообщить, что у нас с Раду всё хорошо. Мы здоровы. Не болеем. Твой брат в учёбе усерден. А чтобы не забывал родной язык, я надиктовала ему письмо, но сама переписала. Надо было отправить его, потому что там красивые буквы.

Я говорю глупости?

Может, ты уже знаешь, что… когда ты читаешь это письмо, я, возможно, официально ношу траур по принцу(?) Хасану. Это так. Произошло кое-что. У меня не было другого выхода. Не знаю, почему оправдываюсь перед тобой. Но я надеюсь на твоё понимание. И поддержку. Аслан точно не захочет принять подобный выбор. Всё равно что похоронить себя заживо…

И ещё я хотела бы узнать, как вы. Пожалуйста, если будет возможность, пришли ответ.

Однако улыбался Влад только вначале. На момент написания письма у них всё было хорошо. А сейчас? На сердце стало неспокойно.

«Конечно ты будешь думать о глупостях…»

Ведь жизнь во дворце теперь неспокойная. И это кое-что, которое не оставило иного выхода. Что?! Край письма он помял, сжав кулак до белых костяшек. Но гнев ему не товарищ. Однако понять и поддержать… выполнимая просьба, пусть и больно.

Когда он увидел Лале в первый раз, не обратил никакого внимания, как и на Нурай. Их вместе можно было заметить лишь потому, что девушки совершенно разные. И обе рядом с Асланом, самым заметным из всех чужаков, что он увидел на том занятии. Такой же яркий, как и Раду. Последнего и из башни родного замка в толпе детей разглядеть можно было.

Теперь они здесь, а Раду и Лале там. Одни. Несмотря на ужасный почерк, который должен был развеселить Влада, чувствовалось напряжение.

А потом они столкнулись после того занятия. И обзавелись собакой. Да, обзавелись. Пусть Гюзалик и обожала Лале, и бегала вокруг неё, а хозяином всё же считала его. Видимо, увидела в нём погибшего шехзаде.

Влад вспомнил и тюрбе, и тот гроб. Лале была нужна поддержка, но, даже захотев, он не посмел бы так рисковать. А ещё это явное неуважение покойному шехзаде.

И снова он, человек по имени Хасан, покинувший этот мир. Вполне логично, что он стал заменой. Вопроса, почему не Аслан, не возникло. Он друг детства, и, видимо, никак не может стать Хасаном. Только вот будущий господарь не чувствовал обиды, может, немного ревновал. И старался убедить себя в обратном. Почему?

Они ведь наедине толком и не были. Хотя… присутствие друга нисколько не мешало любоваться красотой девушки. Смуглая кожа и тёмные волосы не очень-то и нравились. И глаза были тёмно-карие, но такие выразительные. И каждое выражение лица не могло уйти из памяти. И голос, который он мог бы услышать издалека, даже в большой толпе.

Так мало о ней воспоминаний. И каждое прокручивать в голове от начала до конца, не упуская ничего, — он же сойдёт с ума! Одна беда. Она мусульманка, дочь династии османов, а он православный и раб.

Неожиданно, но от письма пахнет мятой, как и её волосы. Потому что Лале как-то обмолвилась, что запах мяты напоминает ночь. Точно, это ведь тогда, когда они на звёзды смотрели. Аслан ещё сказал, что все лекари только и делают, что варят так, что дышать невозможно. А у Лале и рецепта никакого нет — и каждый раз хорошо получается.

«Просто капну немного на подушку — после тяжёлого дня лучше не придумаешь!» — и голос в голове так приятно звучит. Как быстро он забудет? Но несмотря на желание сохранить письмо, Влад закапывает его и спешит в казармы. Не хватало ещё, чтобы искать начали.

†††

Шахи-хатун действительно злилась, но не оставила свою любимицу, даже когда их отправили в самые холодные покои. Отдать в казну женщина решила только самые не нужные вещи. Учиться Лале никто не запрещал, а потому она продолжила посещать занятия. Раду делал то же самое, только теперь он жил не так хорошо. Но пока Лале-хатун рядом, мальчик готов терпеть. Нурай даже не стала подшучивать. Они конечно разные. Но друг друга уважали. На одном уроке девушка даже подсела к ней, чтобы сказать:

— Если что-нибудь понадобиться, намекни, — но вместе с тем продолжала налаживать отношения с Мехмедом. Кто знает, может она пройдёт по золотому пути и родит ему наследников. Однако думать об этом было неприятно, Лале поёжилась. И вспомнила о дяде. Да, на первый взгляд, не скажешь, но дворец стал совершенно другим.

Рисовать она не перестала. Даже больше. Но только пейзажи, за которые можно было выручить деньги. Однако как-то посмотрев в зеркало и подумав, как хорошо сидит на ней это чёрное платье, захотелось нарисовать себя. И пока она рисовала свой портрет, думала об Аслане и Владе. О Владе конечно больше.

Во-первых, она заботилась о Раду. Во-вторых, из-за того решающего разговора она могла навлечь на старшего брата беду. В-третьих, рисуя глаза Раду, она вспомнила о глазах Влада. Они были более яркими и чистыми. И перестать вспоминать его после этого стало невозможно. Занимаясь автопортретом, она как-то прервалась и задумалась. До того госпожа расслабилась, что даже портрет Хасана не спрятала. Заметила его «взгляд» и виновато опустила голову.

— Могли бы хоть немного расстроиться, шехзаде, — и поспешила спрятать все холсты. Да, если их найдут, её ничто не спасёт. Но, кажется, Мехмеду совсем не до неё стало. Недавно янычары подняли восстание, а это о многом говорит. Шахи-хатун как-то обмолвилась, что возвращение султана Мурада и его второе восшествие на трон возможно. Но так тихо-тихо женщина произнесла это, что больше смахивало на иллюзию злых джиннов, которые заставили Лале произнести вслух опасное и сокровенное.

†††

— Мама мне часто колыбельные пела. Она тоже много чего боялась, заметно было, — Лале широко улыбнулась мальчику. Ничего она не боится! Может, чуть-чуть, но не так сильно, как он представляет. В последнее время Раду трудно уложить спать. Но оказалось, что Лале не знает колыбельных. А потому уговорила Раду на сказки, которые часто рассказывают шехзаде.

Когда мальчик уснул, Шахи-хатун молча, но с явным недовольством на лице отдала ей записку. Лале с ужасном на неё посмотрела.

— Не читала я, драгоценная моя, но сожги её быстрее, — и затем женщина отправилась к себе. Свеча горела хорошо, девушка наклонилась к ней ближе.

Я не знаю, как отблагодарить тебя. Быть может, я могу остаться на твоей стороне?

Живой и помнящий о твоих наставлениях Влад.

Напиши рыжему, ревнует.

Лале зажала рот ладошкой, чтобы не засмеяться. Он на её стороне, он понял. Как же хорошо! Она выдохнула, гора с плеч. И не одна.

«Живой и помнящий…» — передразнила про себя, покрутившись на одном месте. Последнее предложение, как по-нашему, убило. Присев на пол кое-как она ещё несколько раз пробежалась по скромному ответу. Рыжий? Аслан ревнует? Да, некрасиво вышло, надо и ему написать.

Сжигая долгожданную весточку, Лале попробовала представить, как Влад говорит это. И почему-то покраснела. Подскочила, как только ничего не осталось и несильно запахло горелым, поспешила в кровать. Поскорее уснуть. Уснуть и забыть. Только как забыть, если сердце ёкнуло так знакомо, но почему-то в десятки раз сильнее.

========== …как раньше не будет! ==========

Лале оказалась во тьме, она ничего не видела. И было так тихо, что стук сердца разносился всюду. Но она решилась осторожно идти вперёд, выставив руки перед собой. Шла. Сколько? Не знала. Но сердце стучало всё тише, и становилось легко, спокойно. Затем она услышала молитвы, что читали женщины в гареме после похорон шехзаде Хасана. Она так хорошо запомнила их голоса? Жутко. И в то же время Лале почувствовала себя в безопасности. Тьма перестала казаться страшной. А потом становилась всё светлей, и вот, через черноватую полупрозрачную дымку ей видится сад. Не похож на дворцовый. А может это он, только когда она была маленькой? Или вовсе до её рождения.

Стало неприятно. Но почему, Лале не смогла бы ответить. Как будто что-то схватило её сердце и сжало его. Но не было настолько больно, чтобы согнуться и упасть. Трава под босыми ногами стала мягче. Захотелось вдохнуть глубже, но не получалось. Лале поняла, что не дышит. Подобное не могло не взволновать. И ей стало не по себе, просто потому что испугалась. Лучше бы и дальше не замечала.

— Лале! — на плечи опустились знакомые руки. До сих пор помнит. И тут же оборачивается.

— Шехзаде… — Хасан! Он улыбнулся ей тепло. То, что удерживало её сердце, исчезло. Наконец-то стало по-настоящему легко. Тьма окончательно расступилась. И Лале почувствовала небывалый прилив сил. Что-то чужое, непривычное, но в то же время такое родное.

— Всё хорошо, теперь всё будет хорошо, — она выпрямилась, и юноша убрал руки с её плеч. Ухватился за ладонь и крепче сжал. — Только ты не туда идёшь, — его глаза сияли ярче, чем на портрете. Лале на мгновение застыла, а затем посмотрела в сторону, куда шла. Вдалеке она увидела женщину и двоих юношей. Первого она едва узнавала, но сердце подсказывало, что это шехзаде Ахмед. Он умер, когда ей было семь лет. И шехзаде Алааддин, который неожиданно скончался два года назад. Лекари так и не установили причину. Женщина… это была её мать, Айше-султан. И всех их она любила. И все они были прекрасными людьми.

— Шехзаде Хасан? — она посмотрела на него с непониманием. Умерла? Но если идёт не туда, жива?

— Отец расстроится, если и тебя не станет, не думаешь? — Хасан осторожно провёл пальцами по её щеке и заправил пряди за ухо, потом с другой стороны. Никак не давил на неё, ни в чём не убеждал. — Ты сама можешь принять решение. Вернёшься, мы поможем, — после этих слов она ещё раз взглянула на старших шехзаде и мать. Они все улыбались ей. Стояли далеко, но Лале хорошо видела их лица.

А там, в другой стороне, её ждёт дядя Мурад?

Не успела подумать, как донёсся боевой клич янычар. Лале оглянулась — никого!

— Ты слышишь их? Отец в Эдирне, — шехзаде посмотрел в сторону, откуда ей послышался звук. Дорога назад. И он улыбался, глядя в ту сторону.

— Шехзаде? — Лале позвала его. И, повернув к ней голову, он мягко положил ладони на её щёки, наклонился и поцеловал в лоб.

— Кажется, большее мне не дозволено, — и дотронулся пальцем до её губ. Не надо вопросов. А затем снова взял за руку, крепко-крепко. Как будто в последний раз. И они направились туда, откуда она пришла. Лале обернулась: мать и шехзаде всё также улыбались. Брат Алааддин даже помахал рукой. Лале широко улыбнулась и помахала в ответ. Не смотреть под ноги не страшно. Сейчас юная госпожа чувствовала себя в полной безопасности. Казалось, что душа наполнилась необычайным светом. Крики янычар и уже простого народа становились сильней. Но их не было видно.

— Теперь, — вместо тьмы всё заполнил свет, который нисколько не ослеплял. А крики заглушал голос Хасана, — тебе предстоит нелёгкий путь. Но, Лале, позволь назвать тебя по имени ещё раз, — лоб ко лбу. Настоящее прощание. — Лале, не забывай, ты госпожа. Сильная и умная. И присмотри за отцом вместо меня, — последние слова звучали всё тише. Но вместе с ними пропадали и крики людей.

Глубоко вдохнув, Лале открыла глаза. То ли стон, то ли хрип вырвался из груди. И девушка, которая сидела, склонившись над ней, подскочила. Зара-хатун?

— Лале-хатун, вы очнулись! — из красных глаз полились слёзы. Она обратилась к служанке у дверей: — Скорее лекаршу зови! — а затем Зара повернулась к госпоже. Всё это время, что Лале была без сознания, Зара находилась рядом. И даже не посещала школу. Ходжам Мустафа разрешил. Он тоже переживал за молодую госпожу. — Хотите пить? Разрешили, если вы очнётесь, — если… но Лале кивнула. Девушка помогла ей сесть и поправила подушки. А затем протянула стакан воды. В руки не давала, Лале была слаба. И не могла не заметить этого.

Последнее, что она помнит, — испуганное лицо Раду. Но она ведь просто выпила шербета. Хм… теперь всё более-менее ясно. Без Мехмеда не обошлось. Прочистив голос, она спросила:

— Что сейчас происходит во дворце? — Зара в ответ головой покачала. Госпожа так ослабла, голос такой тихий. И интересуется не своим здоровьем, а дворцом! О, Всевышний, дай ей терпения! И всё же Зара ответила:

— Вы очнулись в такой хороший день: султан Мурад уже должен быть в столице. Вы открыли глаза, и это его точно обрадует! — значит, Халил-паша всё же уговорил дядю вернуться. Мехмед всё ещё единственный наследник, ему ничего не будет. И всё же, если он уговорил Раду подмешать ей яд, не совсем понятно, почему. Надо будет поговорить об этом с мальчиком. Пусть ей стало очень плохо, она ещё помнит, как он перепугался не на шутку. Возможно, ему не сказали правды. Или он вовсе не причастен. Хотелось бы, чтобы так и было.

— А где Раду? — Зара улыбнулась: госпожа опять не о себе.

— С Шахи-хатун встречать султана будет, — и улыбнулась ещё шире. — Он так за вас переживал, почти не отходил. Такой хороший ребёнок. Иншалла, верный друг династии растёт, — Лале посмотрела на отставленный в сторону кубок.

— Иншалла, — и вздохнула.

†††

Для всех мальчишек из дворца стало неожиданностью и приятной новостью возвращение султана Мурада. Ещё больше они удивились, когда Али-бей велел им в нужный день встречать падишаха у ворот. Мурад знал, что делал его сын. Первым делом он начал с небольших изменений. Как и хотел, будущие вассалы вернуться во дворец и будут желанными гостями, кто бы что ни говорил об этом. Они должны были стать в конце строя, во главе которого султан Мурад вернётся во дворец. Аслан почему-то предвкушал какое-то зрелище, но Влад его настроений не разделял. От Лале не было вестей в последнее время. Да и из дворца в целом. Януш, тот самый венгр, так и ходил недовольный от незнания.

И всё же в день возвращения султана Мурада они ждали его на лошадях почти у самых ворот. Янычары стояли вдоль дороги смирно и молчаливо, а за ними обычные жители Эдирне. О чём только не переговаривались. Влад их не слушал. Он смотрел на открытые ворота, за горизонт. Иногда переглядывался с Асланом. Тот всё улыбался, как будто говорил, сейчас увидишь нечто… какое нечто? Оставалось загадкой.

Он больше напрягся, чем обрадовался, когда на горизонте во главе янычар показался султан Мурад. Разглядеть мужчину пока было невозможно. Другие юноши из их компании, позади, не видели и этого. Перешёптывались. Хорошо было слышно Януша: «Возвращение отца — хуже для Мехмеда участи не придумаешь». Кто-то поспешил его одёрнуть, не стоило шептаться о шехзаде. Судьба его пусть и туманна, но самое страшное обойдёт стороной.

И вот под лучами благословляющего эту землю солнца в город въехал сам султан Мурад. Янычары подняли ятаганы. Стали восхвалять Аллаха, падишаха и желать ему долгих лет. Люди за ними также начали приветствовать султана. Ещё не вернул трон, но уже повелитель, словно никуда не уезжал. Аслан не скрывал своего восхищения. Пусть османы и подчинили его родной край, всё же оспаривать их величие он не мог.

Влад же застыл. От угасающего старика, которого он встретил в тюрбе, а то была его первая встреча с Мурадом II, ничего не осталось. Или же… да, он не показывал своей печали. С прямой спиной, гордым взглядом. Этот человек предстал перед народом победителем и неоспоримым правителем мира. Такого величия не исходило ни от кого, даже от его родного отца. Мурад слабо улыбнулся. И это было похоже на милостивое благословение. По всей столице, пусть и не видели вблизи, приветствовали падишаха. А сколько силы в этом слове? И как на него откликаются люди!

— Пора, — Али-бей махнул рукой, и юноши направили лошадей за ним. Мурад давно проехал мимо, но возникший образ не уходил из головы будущего господаря. Янычары перед ними быстро разъезжались по сторонам в свои полки. И гости снова оказались вблизи султана. У дворца они спешились, Мурад позвал их за собой.

— Всё позади, вы снова мои гости. Надеюсь, вы не в обиде, — султан оставался напряжённым. Юноши дружно ответили, что не осмелились бы на такую дерзость. Мурад посмеялся: казармы дисциплинируют. Даже слишком. А так не хватало их поведения до его отъезда из Эдирне.

Обычно во дворце султана встречал гарем, но его наложницы и преданные слуги вернутся только через неделю. А пока его вышли встречать Шахи-хатун и Дайе-хатун. За первой прятался мальчишка, опустивший голову. Раду… подрос за два года. Племянница выйти не могла, и он знал об этом. А потому не стал спрашивать. Поклонились. Шахи-хатун приподняла голову: в её глазах была надежда и радость. Возможно, присутствие любимого дяди поможет Лале-хатун очнуться. А вот Дайе старалась не смотреть на него. Отчитывать её здесь мужчина не собирался. И он сделал глубокий вдох, со свистом. И покачал головой. Не успел главный евнух подбежать, как Мурад повелел:

— Определить наших гостей в покои, что у них были раньше, — евнух тут же послушался. Махнул рукой юношам, зовя их идти по другой дороге. Но Влад не сдвинулся с места. Султан обернулся на него и закивал. А затем обернулся к младшему из братьев.

— Что же, не пойдёшь с братом? Вы так давно не виделись, — на это Раду поднял голову и тут же опустил, так виновато.

— Если вы позволите, — люди кругом называли своим правителем двух людей, и Раду запутался. Потому и попытался избежать какого-либо обращения. Мурад улыбнулся.

— Позволяю, — мальчик даже забыл, что надо бы и поблагодарить, сразу побежал к Владу и схватил за руку. Но головы не поднял. Мурад махнул рукой, мол, идите уже. И как только братья ушли по другому пути, обратился к наставницам:

— Что же вы не доглядели? Я доверил вам этих детей в надежде, что вы убережёте их, а что в итоге… моя душа страдает, — Шахи было стыдно, чего нельзя сказать о Дайе. — С сыном я поговорю сам, не идите за мной, — женщины поклонились и переглянулись. Когда султан скрылся из виду, Шахи-хатун тихо заговорила:

— Мы были хорошими подругами, но Аллах пожелал иного, — укор, нет, обвинение. Только Дайе гордо выпятила грудь и серьёзно сказала:

— Я не желаю девочке зла, но иного выхода не было. Если она выживет, что скажет султану, что после будет с моим Мехмедом? Ты защищаешь её, а я его, — на это ответить было нечего. Но Шахи тоже выпрямилась и гордо посмотрела на старую подругу:

— Травить её было лишним, — и отправилась к Лале. Но ничего, ей навстречу уже бежит евнух с доброй вестью. Машалла, и султан Мурад обрадуется.

†††

— Лале писала, что ты хорошо себя вёл, — Влад использовал валашский. Раду даже как-то удивился. Лале-хатун делала всё, чтобы он не забыл родной язык. Но мальчик не ожидал, что услышит его сейчас. Было ли приятно? Или наоборот? Он не мог определиться. — Ты так вымахал, для восьми лет довольно высокий, — как-то госпожа предлагала ему написать брату. Только Раду побоялся. Он ещё помнил, как брат разозлился на него. Но сейчас совсем по-другому.

— Лале тоже так говорит, — валашский из его уст звучал неуверенно. Влад вздохнул. В принципе, это было ожидаемо.

— А ещё она говорила, ты хорошо учишься, — вот это уже больше похоже на похвалу! Так держать, Влад! Вокруг ни души, только слуги показываются и исчезают. Они почти у своих прошлых покоев.

— Есть вещи, которые мне не нравятся. Османы даже звёзды наблюдают не так, как делала мама, — мальчик закусил губу и посмотрел на брата. Такой высокий, ужас!

— Ты помнишь? — Влад опустил голову, и Раду смог увидеть его улыбку. Он кивнул в ответ, его руку сжали чуть крепче.

— А ты… стал чересчур высоким. Даже выше папы и брата Мирчи? — Влад покачал головой. Этого он знать не может. Даже вестей от родителей не получал. А может, не позволял кто-то другой. Пока шли к покоям, говорили о всякой ерунде. Раду проявил инициативу. Влад был рад. Увы, ведь правда в том, что мальчик не хотел говорить о Лале-хатун. По его вине она могла умереть. Нет! Если он будет думать об этом, то расплачется. И Влад точно поймёт. И разозлится?! Раду этого совсем не хочет.

— Вот вы где? Нас по-другому тут расселили. Так что я к вам третьим лишним, — Раду выпучил глаза.

— Я теперь здесь буду жить? — Аслан, посмотрев на него, ободряюще улыбнулся.

— Я ведь вернулся, так что да, — после слов брата мальчик опустил голову. Аслан сощурился, переглянулся с Владом. А затем подшутил:

— С красавицей-госпожой жить куда лучше, да, Раду? — мальчик тут же заалел. И пнул рыжего в ногу. А затем посмотрел, пыхтя. Аслан ещё сильнее рассмеялся.

— Вла-а-а-ад, — мальчик явно растерялся. Всё-таки ему нужна поддержка старшего брата. И он её получил. Наклонившись, Влад прошептал, но так, чтобы Аслан тоже услышал:

— Он просто завидует, ведь всё внимание госпожи было у тебя, — и посмотрел на друга. Тот губами прошептал: «Предатель». Но Влад остался доволен. Подошла калфа и сообщила, что всё готово. Они зашли в комнату: с казармами и сравнивать нельзя. Рай и Ад — можно догадаться, что чем является.

— А здесь куда лучше, чем комната Лале-хатун, — юноши посмотрели намальчика. — А вы не знали? — захлопал он пушистыми ресницами. — Сул… шехзаде Мехмед выселил нас в самые холодные покои. И выдавал жалование, — Раду напрягся, припоминая те роковые слова, — как месячное жалование янычара, — и пошёл к столику, взять лукум, который недавно принесли. Может, стоит отнести его Лале? Хотя теперь ей никто не посмеет отказать в чём-либо, и ему не нужно выпрашивать сладости у какой-нибудь калфы или евнухов.

Аслан и Влад переглянулись.

— Раду, а где сейчас сама Лале? Почему она не вышла встречать султана Мурада? — мальчик перед ними выронил весь лукум из рук. Сжался и замотал головой.

— Не знаю, она просто долго спала. Дядя ведь не разозлится на племянницу за это, — Влад сощурился: брат решил дурачком прикинуться. Действительно смышлён.

— Нет, ты знаешь, Раду, — Влад старался не злиться. Он не любил ложь ещё с тех времён, когда они с семьёй преклоняли колени то перед венграми, то перед турками. Мама очень часто врала, что всё будет хорошо — их положение было слишком шатким. Отец стал господарём Валахии, но что отдал взамен — детей в плен? А получил жизнь в страхе. В любой момент этот трон могли отобрать… и не знаешь, кто ударит в спину, а кто с самого начала против тебя.

И как бы хорошо султан Мурад к ним ни относился, в глазах османов они чужие, люди нечестивой веры, а значит ниже их.

— Не знаю, — заупрямился мальчик. Аслан заметил: что-то тут не так. Само собой, Раду врал. Но поведение Влада! Нельзя не заметить.

— Хорошо, Раду, — он схватил Влада за плечо, — мы поняли, ты ничего не знаешь, — а затем посмотрел Владу в глаза: — Он ничего не знает. Выясним у евнухов, например, у Амбера-аги, — Влад кивнул, но посмотрел на Раду с неодобрением. Они сели в разные углы комнаты. Аслан не решался расспросить, а потому предложил мальчику выйти в сад. Тот охотно согласился.

Влад сел, опираясь руками на колени. Сжал ладони в замок, скрестив пальцы. И закрыл глаза, опустив голову. Что с Лале? Жива ведь?

«Если нет, то во дворце должен быть траур. Хотя Мехмед…» — закусил губу. Судя по письмам, Раду привязался к ней. Значит, она точно не умерла. Этот ребёнок всё ещё открыто проявляет эмоции. И лгать совсем не умеет.

Ах, Влад, тебя ему не обмануть. Но это дитя повинно лишь в том, что так легко доверяет людям. Мальчик поздно понял, что он сделал. А госпожа жива, и она уже простила его. И ты прости… если узнаешь.

†††

Хоть султан и сказал, что поговорит с Мехмедом наедине, он ни с кем не виделся. Ни в день приезда. Ни в следующий, ни в тот, что за следующим. Только на четвёртый день позвал к себе шехзаде и племянницу. Сначала он прошёлся по всем ошибкам Мехмеда. И его последнее слово не могло не задеть, не обидеть:

— Рано я на тебя понадеялся, — и потёр лоб рукой. — Более того, сестру попытался убить. И за что? — Мурад смотрел на сапоги, не желая смотреть в глаза сына. Он боялся увидеть нечто, что его напугает, или разочарует окончательно. Однако Мехмед понял это иначе. Но говорить что-либо не стал. — Ведь не за что. Свои ошибки увидел чужими глазами, а признать не смог. Поэтому завтра ты отправляешься в Манису, и не посмеешь покинуть санджак без моего дозволения, — Мехмед со злостью сжал кулаки. Лале, опустившая голову, видела, как проступают вены. Почему-то вспомнились слова дяди в день приезда Мехмеда. Его вина, говорил он. Отвечает за свои грехи.

— Как скажете, повелитель, — и всё же, каким бы он гадом ни был, а мог вести себя достойно, как подобает шехзаде.

— Это не всё, Мехмед. Ничего не хочешь сказать Лале? — шехзаде тут же посмотрел на неё. И снова этот взгляд, который мог бы обратить её в прах. Тяжёлое дыхание. Но как-то нет желания получить извинения. Зачем?

— Султан… — она чуть подняла голову, чтобы увидеть реакцию дяди. Он кивнул, и Лале смело продолжила: — В произошедшем есть и моя вина. Возможно, я была слишком самоуверенна, тем самым настроив шехзаде против себя, — и опустила голову. Главное, не перебирать складки на платье. Не стоит подавать виду, как страшно на самом деле. Эти три дня прошли нелегко, в осознании того факта, что она могла умереть по-настоящему. Но вместе с тем в душе было необъятное тепло, поддерживающее её. Зара-хатун сказала: «Очнувшись, вы светите подобно солнцу. Иншалла, это добрый знак». Хватит ли его для этого дворца?

Мурад видел, что извинения Лале Мехмеду не нужны. Упрямец, уже всё решил. Но и она отказалась от его извинений. Стоит ли спрашивать, как шехзаде истолковал сей поступок?

— Шехзаде, ты можешь идти готовиться к отъезду, завтра рано вставать, — лучше этому гордецу покинуть Эдирне, когда никто не увидит. Возможно, он думает, что лучше уехать среди бела дня. Почему «возможно»? Так и думает. Хорошо, если уедет позже, отец ничего не скажет. Тогда мальчишка поймёт его правоту.

Двери за ним закрылись. Дядя и племянница ещё немного посмотрели на них, а затем неуверенно друг на друга. Мурад отсел в сторону и похлопал рядом с собой. Лале присела, ноги ещё подводили. А за дверьми ждала Зара, которая помогает ей передвигаться по дворцу.

— Моя дорогая Лале, — лёгкий и родной поцелуй в лоб. — Ты могла умереть, неужели нисколько не злишься? Почему отпустила обидчика так легко? — положил руку на её плечо. И Лале поняла, как сильно скучала по этому человеку. Ведь он ей как отец.

— Я ведь ваша племянница, дядя Мурад. Если мир возможен, я предпочту его, — и это правда. Если враги предложат мир, Мурад на него согласится. Мужчина улыбнулся.

— И твой дядя горд за тебя, — но почему такой тяжкий вздох? — Я чувствую себя таким старым, а мне только сорок два года… видимо, невозможно быть полным сил, совершив столько ошибок, — взгляд в сторону балкона, двери открыты, а потому видны верхушки деревьев. Лале осторожно прильнула к нему, обняв руку, как в детстве. Шахи-хатун говорила, что дядя вовсе не желал трона. Но так сложилось, что он стал победителем, а не кто-то из его братьев. Аллах дал своё благословение, но ослеплённые братья погибли от чумы.

Лале никогда не заговаривала об этом. Но иногда, когда они проводили время вместе, а дядя глубоко задумывался, казалось, он думал о них. И о том, что не хотел править. И лучше бы эта участь постигла его. Но… как же собственные дети? Три сына так рано погибли, и всё равно они были благословением Всевышнего.

— Дядя, — вспомнились слова Хасана. Был ли он, или виденье, Лале не хотела мучиться сомнениями. Ей нужно одно, — всё будет хорошо. Иншалла, шехзаде Мехмед станет достойным представителем рода османов, вы будете гордиться и им, — Мурад неодобрительно замычал. Лале поспешила встать и поклониться. Она расстроила его. Потому что подобралась слишком близко к наболевшему. Он отказался от этого ребёнка, который, само собой, не мог вырасти таким, каким бы хотел его видеть отец. И как таким гордиться?

— Я всё легко тебе прощаю, Лале. Но однажды меня не станет, и, будем надеется, твой сегодняшний поступок не позволит Мехмеду совершить зла, — Лале растерялась. Дядя так быстро сменил тему. Это не просто везение, султан дорожит ей очень сильно. И не стоило давить на больное, не просили ведь. — До того времени тебе бы выйти замуж, за человека, который сумеет защитить, — Лале растерялась ещё больше.

— Но траур… — Мурад сощурился: что не так?

— Да, я позволил тебе носить траур, но также разрешил отказаться от него, если ты сочтёшь нужным выйти замуж за того, кого выберешь сама. Я думаю, найдётся много достойных молодых пашей, один из которых мог бы быть тебе по сердцу, — Лале опустила голову. Мусульманку за иноверца не отдадут.

— Я ещё ношу траур, — сглотнула. — И думаю, что человека достойнее, чем шехзаде Хасан, будет сложно отыскать, — уточнять, что мусульманина, она не стала. Такие намёки… не стоит так дерзить, даже родственнице султана.

Мурад понял, что об этом девушка не знала. И могла бы не узнать, если бы он не посчитал нужным напомнить. Снова покачал головой: Мехмед, Мехмед… а ведь в будущем он снова откажется от трона в его пользу. И больше не вернётся. И что же сделает этот ребёнок? Как ни странное, многое. И великое.

†††

Мурад отпустил племянницу только к вечеру. Расспрашивал обо всём: что слышала, что видела, что изучила, что на душе. Лале не могла не радовать: растёт, становится мудрее, хорошеет. Уже во многом лучше своей матери.

Лале покинула покои султана и сильно удивилась, увидев Зару. Та ждала её до сих пор.

— Зара-хатун? Ты должно быть устала, — но девушка подставила свою руку, позволив госпоже ухватиться.

— Подышим свежим воздухом, нагуляем аппетит перед ужином? — Лале неохотно кивнула. Она не хотела говорить в стенах, за которыми мог кто-то прятаться и подслушивать. И только после того, как они вышли, девушка снова спросила: — С Раду всё будет в порядке? — до того, как пойти к султану, Лале попросила привести мальчика, чтобы спокойно поговорить о случившемся. Раду честно рассказал, как поверил словам шезхаде: «Подольёшь ей это в питьё, и Лале-хатун подобреет ко мне, мы подружимся, и никакой вины ты чувствовать не будешь». И конечно она поспешила объяснить всё дяде. «Я знаю», — прозвучало так снисходительно. Мурад дал слово, что не накажет мальчика. Но в последний раз. Лале повторила слово в слово.

— Так что одной заботой меньше. Кстати, о Раду. Он теперь с Владом? — Зара тут же кивнула.

— Так правильнее, Лале-хатун, — и улыбнулась для пущей убедительности.

— И всё же меня беспокоит Мехмед. Что он успел внушить ему, что Раду так послушно исполнил его волю, — она наклонилась и прошептала тихо-тихо. Зара осторожно оглянулась.

— Пустое, Лале-хатун, Раду ребёнок. И теперь шехзаде будет в Манисе. Его влияние на мальчика пройдёт, — а в саду спокойно. У одной из развилок они остановились. Лале попросила пойти подготовить ужин: до домика Хюмы-хатун как-нибудь дойдёт. По словам Зары, Гюзалик кормили. Но нужно проведать и её!

Извинившись перед своим убежищем за долгое отсутствие, Лале опёрлась о стену и пошла вдоль неё. Дворик всё такой же заросший, тихий. Красивый.

— Ты должна быть более осмотрительной, — от неожиданности девушка схватилась за сердце. Голос раздался справа, но отскакивать ей некуда. Позади стена, а отойти чуть влево — упадёшь. Хорошо, хоть не закричала. А ему весело!

— Влад? — он изменился, повзрослел. Подрос, определенно стал сильнее, мужественнее. Два года ведь прошло. И голос… изменился. Так и должно быть, но почему-то Лале забыла об этом. Теперь он звучал… глубже, приятнее, увереннее.

— А что, тут появился кто-то похожий на меня? — Гюзалик, стоящая возле него, гавкнула, словно услышала нечто возмутительное. Он наклонился и почесал ей за ухом. А затем снова выпрямился. По правде, ни разу не представлял день их воссоединения. Но вот стоять вблизи и смотреть на неё — достаточно.

И как долго ты будешь довольствоваться этим, Влад из рода Дракула?

— Нет, таких точно не будет, — Лале засмеялась, проронив несколько слезинок. Гюзалик подбежала к ней, забегала вокруг. И оба виновато опустили головы. — Точно! — Лале направилась к своему тайнику. Влад, убедившись, что никого по близости быть не может, велел Гюзалик сидеть. Верный друг не подведёт и даст знать о чужом приближении. Хозяин может спокойно пойти за хозяйкой.

— Вот, — уверенными движениями (за два года наловчилась) Лале достала небольшой портрет Раду и показала его. Влад удивился, от картины нелегко оторвать взгляд. И пока он смотрел на изображение своего брата, Лале изучала его лицо. И всё же глаза выделялись по-своему. По-прежнему яркие, чистые. Он посмотрел на неё, чтобы сказать, что это опасно! Рисовать лица нельзя! Кто… а, да, она уже осмелилась. Но Влад запнулся. Чуть покраснев, она смотрела в его глаза.

— Лале? — уши его тут же покраснели, и щёки немного. Возможно, она ищет одобрения, или поддержки, и только он неправильно понял.

— Да? — девушка подалась чуть вперёд. Одна картина разделяла их.

— Это прекрасно, но лучше спрятать её, — или вовсе избавиться. Девушка ойкнула и поспешила спрятать холст. Так засуетилась. Но лишнее волнение только отнимало силы. Падение вполне ожидаемо. Но какое? Они поспешили к выходу, когда ноги подкосились.

Достаточно было удержать её за талию. Так зачем же ты взял её на руки, Влад? Ведь кто-то мог увидеть. И увидел…

— Тебе не стоило сюда приходить, раз ещё слаба, — она ещё и виновата!

— Зато мы встретились, — повернула голову в сторону от него. Влад шумно вдохнул через нос. — На себя злись, это моё место… — Гюзалик залаяла, и Влад поспешил поставить Лале на землю, но она всё ещё держалась за него, когда во дворике показался Аслан.

Картина предстала интереснейшая: и девушка, и парень остолбенели, широко раскрыв глаза. И как не рассмеяться? Хоть и появляются в голове нежеланные мысли.

— Знал, что вы будете здесь, — Влад пригрозил ему кулаком и снова поймал Лале за талию. Кажется, это небольшое приключение оставило её без сил. И Аслан тут же оказался рядом с другой стороны: — Тебе лучше отправиться к себе, Лале, — в этот раз отпираться девушка не стала. Не хватало ещё на глазах слуг свалиться.

— Да, пойду, а вы позже за мной, — посмотрела на Аслана, на Влада. И постаралась широко улыбнуться: до покоев дойдёт, не свалится. Влад кивнул, верит. И всё же не мог не волноваться! Поэтому мальчишки втихую проследили. И надо же: не упала! А что было дальше, в коридорах гарема, они знать не могли. Оставалось уйти к себе. Не сегодня, так завтра они вернутся к занятиям. А за ними и Лале.

И будет, как раньше?

Вряд ли.

— Влад, я догадываюсь, что ты чувствуешь, но не забывай, Лале дочь династии османов, — вам никогда не быть вместе, хотел сказать он. Но только потому, что они друзья, не стал. И Влад не ответил, потому что они друзья. И хорошо. Ведь Аслан не постеснялся бы рассказать, что готов принять ислам, если есть шанс быть с Лале. А Влад на это не пойдёт. Такой выбор сведёт его с ума. Ему, правда, лучше вернуться в Валахию и стать там господарём, оставшись в родной вере. Иначе народ не примет его. А отказаться от народа… совершенно разные ситуации.

========== …прощание… ==========

До ипподрома впереди остальных мчались трое: Аслан, Влад и Лале. Ходжам Мустафа покачал головой им вслед. Нурай рассмеялась. А другие ученики, не посмевшие ослушаться учителя, спорили, кто из них троих выйдет победителем. Не бывалое нарушение всех традиций: Лале-хатун умнее многих, попробуй найти кого-то лучше неё. Талантливая художница и не брезгует рукоделием. Но как сидит на лошади! Януш ставит на неё свой кафтан! В этот раз Бардуш ему достался. То есть он специально его берёт, чтобы не проиграть свой кафтан. Хотя поговаривают, что султан Мурад новую лошадь купил, с Востока. Возможно, подарок для племянницы.

А этим троим было всё равно, что позади. Мчались, с азартом погоняя лошадей. Самая сильная лошадь, самый выносливый конь или самый шустрый — чей всадник сегодня окажется победителем? Гюзалик бежала поодаль, чтобы не попасть под чьи-то мощные копыта. Иногда громко лаяла.

— Кто проиграет, тот отмывает всех троих! — Лале вырвалась вперёд и погладила красавца, который ей достался на сегодня, Граната. Своего скакуна завести не получалось, не было той особой связи, как у Аслана с Гедже. Даже Владу приходилось время от времени менять лошадь. И хоть он был главным любимцем животных во дворце, именно Лале могла сказать, кто сегодня её друг, а к кому лучше не подходить. Это было странно, но она гордилась этим.

Наказание за проигрыш всегда определяла Лале до соревнования или после. Но отмывать скакунов приходилось раз в месяц, а тут и двух недель не прошло. Аслану такой расклад совсем не по душе. Но и Влад не отставал. Гюзалик залаяла и постаралась догнать и обогнать хозяйку.

Но Лале не обращала внимания, смотрела на дорогу. Только одного прыжка зайцу хватило, чтобы оказаться на её пути. Конь встал на дыбы, и девушка поспешила прижаться к нему.

— Тихо, хороший мой, тихо! — наконец-то конь встал на все четыре ноги. Злосчастного зайца уже не было. Аслан нагнал и обогнал её, успев только оглянуться. Но Лале была в порядке. А выскочившее на дорогу мелкое животное — непредвиденное обстоятельство. Конь топтался на месте, пока девушка пыталась восстановить дыхание. Нагнавший её Влад притормозил.

— Лале? — он оглянулся: никого. И протянул ей руку, девушка ухватилась за неё. Гюзалик гавкнула один раз, но под недовольным взглядом парня замолкла, прижав голову к груди.

— Просто заяц выскочил не вовремя, а он, — она посмотрела на коня, — перепугался. И я с ним, — чуть крепче сжав тёплую ладонь, Лале поспешила отпустить Влада. Он посмотрел вперёд и улыбнулся:

— Думаю, сегодня можно и проиграть, — Лале наклонила голову, стараясь заглянуть в его глаза. Он сощурился, но улыбаться не перестал.

— Тогда после занятий в конюшне? — тихо прозвучал вопрос. Влад кивнул. И Лале погнала коня вперёд, Гюзалик, глянув на него, побежала за хозяйкой. Конь Влада заржал с недовольством.

— Ну и пусть, — от проигрыша можно получить куда больше, чем от победы.

†††

Почти два года назад, после скромного воссоединения друзей, портрет Раду пропал. Однако похититель не выдал себя. Не выдал Лале. Девушка так перенервничала, что рассказала всё Заре, а их удачно подслушала Шахи-хатун. Да как начала выпытывать, не рисовала ли Лале кого-нибудь ещё. Портрет Хасана был страшной тайной троих: её, ходжам Димитриса и Сафие-хатун. Лале и дальше собиралась скрывать его. Но про свой сказала, иначе бы наставница не поверила. А потому вместе с Зарой Лале сожгла его. И с тех пор портреты не рисовала. Не рвались они из души.

Ходжам Димитрис пытался поддержать талантливую художницу, но в душе был рад, что опасность не так велика. Некоторое время Лале сильно грустила. Даже Нурай, которая осталась в Эдирне, предложила ей небольшую авантюру: позвала гадалку. Конечно же, у Нурай в будущем всё будет хорошо. Только гордости надо поубавить — девушка фыркнула на это. Сафие получила очень туманный ответ на вопрос о своём суженном. Толковать можно по-разному, но о самом ужасном эта хатун старалась не думать. Даже Заре погадали. На скромную жизнь в уважении остальных. Было бы неплохо. Зара-хатун очень хотела остаться при Лале, а в будущем, если госпожа пожелает, выйти замуж.

Лале всё свою очередь отодвигала. Но вот осталась она одна. Женщина в старой одежде, обвешенная амулетами и мешочками с травами, сощурилась, поджав губы .

— Капни-ка крови, — и пододвинула к ней тарелку с каким-то отваром. Лале оглянулась на девушек: только Зара согласилась так сделать. И всё же, проявив отвагу, Лале проколола палец и капнула даже несколько капель, а потом зажала палец платком. Женщина всматривалась в растворяющуюся в отваре кровь, а потом посмотрела в глаза Лале — и снова в отвар. — Странные вещи я вижу, госпожа, — и повертела головой. Бубенцы на её платке зазвенели.

Девушки позади с интересом поглядывали. Храбрились, только Сафие опустила голову, словно хотела уйти. У неё одной всё непонятно, а теперь и у Лале.

— Вы как цветок, который медленно завянет. Вокруг, — гадалка прикрыла глаза и вдохнула шумно через нос, — тьма! Она исходит от белой ткани, разрисованной… семь рулонов вижу. Из-за них тебя ждёт дурной конец, враг, что стоит вдали от твоего света и прячется во тьме, желает поражения, отчаяния, опустошения, — она снова посмотрела в отвар и заговорила быстро-быстро: — Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях… — она подскочила, схватила миску и побежала к камину, выплеснула всё на дрова. — Если это всё, — почему-то от неё повеяло испугом, как будто она увидела намного больше, чем рассказала, — я пойду, — и поспешила к дверям. Зара за ней: золото отдать.

Нурай и Сафие переглянулись, а затем подбежали к Лале, которая не сдвинулась с места. Разрисованная ткань… семь портретов? Враг во тьме желает поражения… златой град падёт. Единственный золотой город — Константинополь! И единственный, кто намерен его завоевать, — Мехмед.

— Лале, вставай, — Нурай и Сафие подхватили её под руки. Неужели та женщина что-то сделала?

Она ещё будет рисовать?

Много дней ушло, и Лале забыла о злосчастном пророчестве. Рисовать портреты больше не хотелось. Но что-то в душе поднимало бурю. Как будто близились перемены для всего мира. Думать о чём-то великом страшно, и Лале старалась просто жить. Жить и любить, поддерживать дядю и друзей. Старалась нести им только хорошее. Но всё чаще ей казалось: чем больше она прикладывает сил, тем быстрее приближается нечто плохое.

Аллах даёт, Аллах забирает. Какие испытания для них уготованы?

†††

Раньше Лале часто оглядывалась, когда шла в конюшни на встречу с Владом. То есть делала всё, что привлекает внимание. Но он ей объяснил, что так нельзя. И после она стала уверенней в себе, и ходила туда спокойно. А сегодня хотелось лететь! На улице людей оказалось мало, в самой конюшне только Влад. Лошади стояли спокойно, головы повернули в сторону девушки, а после снова принялись за сено. Влад, как и должен был, уже отмыл Гедже, Бояна, своего коня, и теперь принялся за Граната, того «хорошего», испугавшегося зайца.

Она не успела подойти, как Влад обернулся, услышал её тихие шаги. Их скромные улыбки. А, осмотрев наряд Лале, Влад вернулся к работе:

— Госпоже не пристало в грязи пачкаться, — она подошла к коню с другой стороны. Надо вывести его за конюшню и там мыть.

— А ещё госпожа не должна учиться в школе с мальчиками, ей нужно покрывать голову и вообще помалкивать, — Лале положила руки на спину коня, но тот только головой повёл в её сторону, фыркнул и продолжил стоять.

— Ух, какие мы сегодня злые, — Влад даже не посмотрел на неё, провёл руками по длинной гриве. — Надо обрезать, — Лале потянула к ней руку, погладила, а затем дотянулась до пальцев Влада. Он осмотрелся, а потом поспешил прильнуть к губам госпожи. Лёгкий, едва уловимый поцелуй. Рисковать нельзя. Расцепив руки, они повели коня на улицу. От помощи девушки отказались, ей оставалось только наблюдать.

В компании друг друга им было уютно и помолчать. Но Влад решил поговорить на запретную для них тему.

— Сегодня ходжам Мустафа снова предлагал нам, — то есть юным аристократам из вассальных государств, — подумать о принятии ислама. Учёные мужи говорят, что пора раздавать должности по заслугам, а в дворцовой школе обучается много талантов, — он сделал голос максимально похожим на учителя. Лале опустила голову. — Я решил подумать об этом… — Гранат послушно ждал, когда его вымоют. Но недовольно зафырчал, стоило Владу отложить мочалку.

— А как же Валахия? Я знаю, что ты хочешь вернуться и помочь своему княжеству добиться независимости, — даже если он готов отказаться от своей цели, Лале напомнит ему, поддержит.

— Наследник отца Мирча, не я, — он подошёл на расстоянии вытянутой руки.

— Когда-то Раду сказал, что править должен ты, — в ответ раздалось лишь удивлённое «о». Лале приподняла голову: кажется, ему смешно.

— Мама не считала, что Мирча способен править, я больше похож на нашего отца, — у старшего брата Влада действительно не было амбиций. Ах, Влад, именно поэтому… а впрочем, скоро узнаешь.

— Но если ты станешь здесь пашой, как ты добьёшься независимости? Ведь османам должен принадлежать весь мир, эта воля Аллаха и нашего предка Османа, — что значит, османы никогда не отступятся ни от какого клочка земли. Да что об этом говорить, когда Константинополь и Рим их самая большая мечта и главная цель? Влад сглотнул: иногда Лале чересчур упряма.

— Да, было бы проще, если бы дочь династии могла сменить веру и выйти за вассала, — и вернулся к коню. Пора заканчивать. А то ветер поднимается, не хватало ещё, что бы животное заболело из-за их тяжких разговоров. Лале снова опустила голову. Тупик.

«Земли чужие вижу, нечестивые. Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

Лале вздрогнула, и покрутилась на месте, оглядываясь. С чего бы ей сейчас вспомнить о словах старой женщины? Влад продолжал мыть коня, не заметив странностей. Почти закончил. Она переступила с ноги на ногу и шёпотом спросила:

— А если дядя не будет против? — чуть не выронив мочалку, Влад резко повернул к ней голову. Ясный и настойчивый взгляд Лале даже испугал.

— Ты?! — и он перешёл на шёпот. — Султан тебя любит, но не до такой степени, чтобы пойти против традиций, — и поспешил закончить с мытьём. Лале немного помолчала.

— Почему нет? Вот, например, Лале-хатун «умрёт», а в Валахии у тебя появится жена, такая же пленённая османами, например… назови какое-нибудь имя, — и всё шёпотом. Влад закончил, летнее тепло помогло быстро высушить коня. Гриву лучше обрезать в другой раз. Они зашли в конюшню, и всё это время Влад молчал. Лале начала нервничать. На улице уже не было слышно голосов. Считай, они здесь совершенно одни.

— Лале, не будь ты племянницей султана, я бы без раздумий согласился, — заперев стойло Граната, Влад подошёл к ней и осторожно взял ладони в свои. — Я очень рад, что ты так сильно доверяешь своему дяде. Но в лучшем случае он забудет об этом, в худшем — отдаст тебя за старого пашу, а моя голова полетит с плеч, — оба окажутся в проигрыше.

— Хорошо, я не говорю об этом, и буду всю жизнь одна. А что насчёт тебя? — Лале отвела взгляд на открытые ворота конюшни. Влад улыбнулся: да быть не может, что она ревнует. Но она ревнует. Не только вам с Асланом страдать, юный Дракула!

— Боишься, что я женюсь на какой-нибудь валашской молодой княжне? — он притянул к губам её ладони и поцеловал каждую.

— Да, — его госпожа всегда честна, и это так приятно.

— Этого не будет, — он лучше поддержит брата и останется один на всю жизнь.

— Правда? — Лале подошла непозволительно близко. Всегда именно она делала подобный шаг, начиная с тюрбе, заканчивая этой конюшней.

— Правда, — он не мог не обнять её сейчас, когда она так нуждается в этом.

— Дурак, — Лале уткнулась лбом ему в грудь. Макушка почти доставала подбородок. Бриллиантовая тиара, которую Лале почти никогда не снимала, впилась в шею. — Если так случится, то я буду рада, заведи ты семью, — слова прозвучали неохотно, тяжело произнести нечто подобное любимому человеку. Но на подобную искренность была способна только она!

— А если я попрошу о том же? — и поцеловал в макушку. Сегодня прямо день поцелуев; нельзя упускать такую возможность побыть вместе.

— Нет, — она тут же отошла от него и осторожно вытерла глаза.

— Ты же… Лале, не плачь, — но подойти девушка не дала, выставила руку вперёд.

— Я не плачу, не буду плакать, — тиара немного съехала на бок. Но сейчас не до украшения.

«Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

— Вла-а-ад, ты здесь?! — звал Аслан. Вообще, Влад ему многим обязан. Например, жизнью. Ревность такая штука, что может спровоцировать на убийство. А они живут в одной комнате — и Влад жив-здоров. Более того, Аслан постоянно хитрил, предупреждая их вот таким образом о своём приближении. И не важно, один он или с кем-то. Лале выпрямилась, подняла голову и часто задышала.

— Здесь! — Лале смотрела ему в спину. У входа показался Аслан вместе с Раду. Что удивило госпожу: у мальчика должны быть занятия. Так почему? Аслан со серьёзным лицом что-то сказал Владу, и братья ушли. Аслан повернулся к ней, и они пошли навстречу друг другу.

— Что такое? — не успела спросить, как Аслан схватил её за плечи.

— Врать не буду: султан позвал их к себе, так как из Валахии пришли дурные вести, — парень сглотнул. Сказал, он это сказал. И отвёл взгляд.

— Какие именно, Аслан? — Лале очень понятливая девушка. И довольно терпеливая. Будь она напористей, схватила бы его за грудки. Но не стала. Под этим пытливым взглядом было очень неуютно.

— Подробностей не знаю, но Влад II и его сын Мирча мертвы, — будущее, которое они с Владом представляли, было разным. И даже если оно виделось им порознь, оно не было настолько ужасным. Влад знал, что валашский трон несёт за собой страх потери и предательства, и всё-таки надеялся, что его семью эти ужасы обойдут стороной.

Лале почувствовала непонятную пустоту в груди. Стало трудно дышать. Аслан звал её, но она не отвечала, старалась вдохнуть глубже. Ноги вмиг так ослабли! Тиара упала, бусины на нитях оборвались и покатились в разные углы. Аслан поддержал её, взял на руки — тут не до церемоний. Ей нужен лекарь!

— Зачем ты так сильно переживаешь? — кажется, девушка не понимала, что он говорит. Но слышала. Они почти дошли до дворца — и всё же она потеряла сознание. В гарем его не пустили, евнух забрал госпожу. И ему оставалось только ждать на этом месте.

†††

Влад с трудом уложил Раду. Мальчик уснул с глазами полными слёз. Он плохо помнил брата, отца, мачеху вообще не знал. Но стоило услышать дурные вести, как из глаз полились слёзы. Отношения братьев были прохладными. Но сегодня Раду ухватился за Влада и не отпускал. Даже сейчас, пусть хватка и ослабла, держал за руку. Влад поправил одеяло. В голове ни одной толковой мысли. Только неопределённость: что теперь будет?

На выходе из покоев он столкнулся с Асланом. Рыжий спрашивать не стал, но взгляд понимающий.

— Раду недавно уснул, а мне надо к султану, — Влад оглянулся на двери. Ему показалось, что брат позвал его.

— Я присмотрю за ним, — Аслан понял, что лучше не говорить о Лале. Обморок ведь, по крайней мере, евнух так сказал.

— Спасибо, — Влад опустил руку на его плечо и сжал, — правда, спасибо, — и отправился навстречу неизвестности. То есть действия султана вполне предсказуемы в таком случае. Хотя раньше с ним не особо делились происходящим в Валахии, а теперь от этого никуда не деться.

Войдя в покои султана, он увидел ещё двоих мужчин. Главный визирь и муфтий. Неужели потребуют клятвы на верность. Но, как ни странно, начали с объяснения последних событий в его родном княжестве. Отец так и не перестал бегать от турков к венграм и обратно.

— Влад Дракула помог Яношу Хуньяди отвоевать у нас крепость Джурджу возле Дуная, — причём разложили карту и показали. — Однако улучшить отношения с венграми твой отец не смог, более того, запретил использование венгерских монет. И недавно Хуньяди совершил поход для смещения твоего отца, — визирь смотрел на него без всякого презрения. Просто объяснял. — Они убили его и заживо похоронили твоего брата, теперь на валашском троне сидит Владислав Басараб-Данешти, — Влад кивнул, он помнил этого человека. И сжал кулаки: ах, если бы ему представилась возможность убить Владислава собственными руками.

— Твой отец нарушил мирный договор, но Аллах велит нам прощать, — уже заговорил муфтий, а Мурад молча наблюдал за ними. За реакцией своего гостя. — Мы дадим войско, отпустим с тобой валашских юношей, займёшь трон и отомстишь венграм, — Влад посмотрел на карту. Они стояли возле той части, где изображена Валахия.

— Если такова воля падишаха, — Влад посмотрел на султана Мурада, и тот кивнул, прикрыв глаза. Но разум подсказывал потомку Османа: этот гордый юноша не только отомстит венграм, но и от них отвернётся. Разве что…

— Готовьте поход, — великий визирь поклонился, — и ты будешь принимать непосредственное участие, — Влад поклонился. — И ещё, твой брат Раду останется здесь, — резким тоном Мурад дал понять: решения не подлежат обсуждению.

И время стремительно понеслось. Поход подготовили за короткое время. Раду плакал: на следующее утро, сразу после рассвета его брат уедет. И вряд ли вернётся. Теперь их будут разделять не только интересы, но расстояние и окружение. План был таков, что к началу октября Влад Басараб Дракула станет правителем Валахии.

В ночь перед отъездом Влад и Аслан не спали. Они говорили обо всём: о разнице их воспитания, о планах на будущее, о прошедших в этом городе годах. О будущем Раду. Аслан заверил, что пока он здесь, присмотрит за мальчиком. Особенно он может положиться на Лале. Когда приблизилась середина ночи, Влад покинул комнату, а Аслан через некоторое время пошёл за ним. До этого времени будущий господарь перестал видеться с Лале. И эта ночь — последняя возможность встретиться.

А Аслан, он хотел помочь — и не хотел. И всё же пошёл за другом, чтобы привлечь к себе внимание охраны, если понадобится.

†††

Лале сидела перед загрязнённым прудом, Гюзалик уложила голову на её колени, уснула. А девушка гладила собаку, смотря на небо. Сегодня легкие тучи прятали звёзды от людских взоров. Луна только вступала в силу. Ни единой души вокруг, лишь ночные насекомые стрекочут. В накидке достаточно тепло. Тихие шаги выдаёт шелест проросшей через камни травы. Но Лале не оборачивается. Влад садится рядом, плечом к плечу.

— Не замёрзла? — в ответ девушка мотает головой. Гюзалик лениво открыла глаза и переложила голову на ноги хозяина. Он не стал спрашивать, давно ли она здесь. Просто прислонился лбом к её лбу. Тёплый. Сегодня она без тиары, кажется, она сейчас у ювелиров.

— Ты ведь сдержишь обещание, правда? То, что дал в конюшне, — он положил свою ладонь на её. Капнула слеза, за ней другая. Второй рукой Влад приподнял её лицо за подбородок и посмотрел в глаза, подобные ночи.

— Я когда-нибудь врал тебе? — его же глаза, цвета неба, источали свет солнца.

— Нет, — глаза были полны слёз. Лале моргнула, и они скатились по щекам, но теперь ничто не заполоняло взор.

— У меня есть подарок для тебя, — приложив руку к её щеке, большим пальцем вытер слёзы.

— У меня… тоже есть подарок, — Гюзалик заскулила. Оторвавшись друг от друга, они посмотрели на собаку. Та так жалобно смотрела. Влад осторожно поднял её и поставил немного подальше от них. Погладил, задобрив, и отправил погулять. Она ещё оглянулась на хозяев пару раз, неодобрительно так, обиделась…

Лале сдерживала свой смех, как могла. Влад снова прижался к её плечу, наклонив голову. Она сейчас так красива.

Успокоившись, Лале посмотрела на возлюбленного и улыбнулась. Может, не будет никакого расставания? Или же происходящее сон? Она подалась чуть вперёд, не закрыв глаза. И Влад сделал так же. Только это поцелуй уже не был таким невинным. Лале обвила его шею руками, запустив ладонь в чёрные волосы. Он обнял её за талию. Любящие, они так мило уступали другу друг поцелуи. Губы, щёки, шея… и снова губы. Их обуяла страсть. И когда Влад осознал это, остановился, поцеловав Лале в лоб.

— Не стоит, — она уткнулась носом в шею. Закрыла глаза. Так не хотелось отпускать.

— А если мы никогда больше не встретимся? — в ответ Влад сильнее прижал её к себе.

— Тем более, — и запустил руку в шелковистые волосы, которые раньше не любил. — Я вернусь за тобой, обещаю. Только дождись, Лале, — сглотнул.

«Человек, что хранит тебя в сердце, похоронит ещё при жизни, как только стены златого града падут. Не встретишь его после, умрёшь в одиночестве, утопая в воспоминаниях…»

— Подарок, отдавай мой подарок, — она отпрянула его и потянулась к внутреннему карману накидки.

— Я хочу первым получить, — в глазах сверкнули смешинки. Ну, это он уезжает, можно и уступить. Лале достала маленькую шкатулку и положила в его руку, накрыв пальцами.

— Откроешь, когда будешь в Валахии, — он послушно кивнул. А она была рада тому, что частичка её отныне всегда будет с ним. — Теперь ты, — Лале в нетерпении поджала губы. Из-за пазухи Влад достал какой-то мешочек. И точно также вложил в её руки. Что-то тяжёлое, не совсем правильной формы. Лале исподлобья посмотрела, спрашивая разрешения. По губам прочитала: «Открывай».

Необработанный камень ярко-голубого цвета — топаз. Лале поспешила спрятать его в мешочек, подняла голову в ожидании ответа. Весьма оригинально, но почему и откуда?

— Я подумал, будет дерзостью подарить тебе украшение. Это вызвало бы много вопросов у людей. Поэтому сделай из него, что пожелаешь, — голос с хрипотцой. Находится с ней рядом — мука, но желанная.

— Кулон, — уверенно сказала она, спрятав мешочек в карман.

Влад наклонился ближе и поцеловал. Последний раз в эту ночь. Он дал опереться ей на свою руку, так как ноги онемели и Лале могла упасть. А сам продолжил сидеть. Смотрел, как девушка расхаживается. Подойдя к выходу, она обернулась:

— Ты не идёшь? — и так удивилась.

— Ещё посижу, — совсем тихо прозвучал ответ. Лале сощурилась… а потом как поняла! Закрыла рот ладонями, но смех всё равно вырывался. Она явно была рада — какие ещё доказательства нужны? Щёки загорелись, снова стало жарко.

— Я тебе припомню это, — Влад опустил голову, снова поднял. Он хотел запомнить её лицо, как и она его. Захотелось нарисовать, чтобы помнить всё, даже ресницы. Но сейчас Лале продолжала радоваться. Смех закончился.

Улыбка на её лице, обрезанный справа локон и то, как она поворачивается спиной, уходит прочь…

…этот образ на протяжении долгих лет будет спасать Влада сотни раз. От неудач, предательства, смерти. Он обещал, он вернётся.

†††

Последний месяц года, а войска, помогавшие Владу III занять трон, вернулись ещё в начале ноября. Приближался новый год по лунному календарю. Как всегда, раньше, чем у европейцев. Такая красота была, такое счастье испытывала Лале. Всё так хорошо слаживалось. Теперь у неё полно решимости поговорить с дядей, хотя она обещала Владу не поднимать эту тему.

За совместным ужином окольными путями они подошли к разговору о любви. Поддавшись ностальгии Мурад даже помолодел, рассказывая о былом. И вспомнил Хюму, мать Мехмеда, только сказал о ней очень мало.

— Мне вот что интересно… твоё сердце, кем оно занято? — и так сощурился. Как будто что-то можно скрыть от падишаха.

— Честно, я не смею признаваться, — и поспешила отпить шербета. А поскольку они ужинали на балконе, то сразу же подбежала к каменными перилам и положила на них руки.

— Почему он? — служанки осторожно переглянулись: им тоже интересно — не говорите загадками!

— Кто, дядя? Я не знаю, о ком вы говорите, — и всё же вся решимость куда-то убежала. Да, мечтать легче, чем действовать.

— Задумки Аллаха всё чаще непонятны для меня. Он иноверец, но я видел, как вы смотрите друг на друга, — а ещё султан догадывается о секретных встречах. — Если он утвердится на троне и останется добрым другом османов, я подумаю, что можно сделать, — Лале обернулась, спиной прижавшись к перилам. Дядя улыбался, вокруг глаз собрались морщинки. — Ведь только Аллах ведает, что будет преступлением, отказать тебе или согласиться, — Лале кинулась к нему и крепко обняла. Сейчас он был простым и любящим дядей, а не правителем всего мира.

— Спасибо, да будет на то воля Аллаха, — мужчина крепко обнял племянницу. После они поговорили ещё немного о школе, о встрече нового года.

— Может, поможешь организовать праздник? Ты уже такая взрослая, почему бы и не заняться гаремом? — ему станет куда спокойнее, если во главе гарема будет Лале, а не кто-то из фавориток.

— Как пожелаете, — служанки снова переглянулись. Уважаемая всеми госпожа теперь обладает неоспоримой властью. Кажется, им станет легче жить.

После ужина султан пожелал остаться один. Он дал обещание племяннице и будет надеяться, что успеет исполнить его. Осталось подумать о Мехмеде. Ему нужно подыскать жену, дочь уважаемого в государстве человека. Человека, который мог бы осадить будущего султана, сдержать его неуправляемую натуру. И невестка должна быть такой.

А Лале поспешила к себе, служанки не успели догнать, чтобы поздравить. Она забежала в свои покои, где Зара сидела над каким-то старым свитком. Хатун подняла голову и, увидев радостную госпожу, подошла к ней. Девушки взялись за руки, сели на кровать. Лале поспешила рассказать ей, как прошёл ужин.

— Султан дал добро? — Зара выпучила глаза: кажется, свершилось невозможное. — Моя госпожа, иншалла, вы будете счастливы, — Лале закивала и обняла подругу. А Зара, помнившая то ужасное гадание, не стала напоминать.

Они проболтали до утра, а потому засыпали на уроках. Ходжам Мустафа разозлился не на шутку и выгнал обеих. Но видел, как светилось лицо любимой ученицы. Как только девушки покинули класс, он улыбнулся. Ему тоже было интересно, что же произошло.

Идя по саду, они наткнулись на Аслана, рядом с которым шёл гонец. Не турок. Одежда такая знакомая… от Влада? Девушки пошли к нему навстречу. Аслан, заметив их, велел посланцу отвернуться и поспешил к ним. И увести тоже поспешил. Гонец направился дальше за евнухом.

— Что такое? На тебе лица нет, — о, Лале, он чувствует себя таким виноватым. Потому что улыбка перестанет озарять твоё лицо. Зара, почуяв неладное, ненавязчиво подхватила госпожу под руку.

— Хуньяди вместе со своим ставленником пошёл на Валахию, — он сглотнул и шумно выдохнул. А потом быстро произнёс только два слова: — Влад исчез, — и отвёл взгляд. Как будто быон мог что-то сделать.

— Исчез? — переспросила Лале и повернула голову к Заре, та смотрела с сожалением.

— Его сместили, но ему удалось покинуть княжество, а дальше… — Лале вырвала руку и побежала. Просто побежала, как будто можно было что-то изменить. Ноги привели её в домик Хюмы-хатун. Гюзалик залаяла, но хозяйка пробежала мимо. Она за ней.

Добравшись до тайника, Лале достала другой, уже готовый портрет Влада Дракула, человека, которого полюбила. И чья участь теперь неизвестна. Неужели ей снова останется только одно — смотреть на портрет?

О словах гадалки она не вспомнила. Какая разница теперь? Он может быть мёртв, а об этом и не узнают. Чего ждать? Гюзалик оглянулась на двор, залаяла, и Лале поспешила спрятать портрет. Выйдя во двор, она увидела наставницу. Та смотрела с пониманием и грустью. Женщина раскрыла руки, и девушка кинулась в её объятия. И Шахи-хатун стала медленно раскачиваться из стороны в сторону:

— Поплачь, ненаглядная, поплачь…

========== …завоеватель… ==========

Комментарий к …завоеватель…

Из уважения к истории Османской Империи заявляю: этот мудак будет крутым!

Не поленитесь включить на фон Ramin Djawadi - Sultan Mehmed

Тысяча четыреста пятьдесят первый год.

Отправляясь на источники в Бурсу, чтобы поправить здоровье, Лале не ожидала, что задержится там и на похороны. Дядя Мурад умер тихой и лёгкой смертью; истинное благословение Аллаха для мудрого падишаха. Но вот прошло сорок дней, и пришёл приказ Мехмеда возвращаться в столицу. После смерти отца он стал полноправным правителем их государства. И в этот раз всё было по-другому. Хоть и остался столь же невыносим, но в нём чувствовался тот стержень, который позволяет удержать необузданную силу целого народа. Теперь его планы на будущее не казались сказкой. Это пугало и вместе с тем внушало надежду.

О Владе было известно мало. Сейчас он мог находиться только в Молдавии. Да, информации мало, но хватало знать, что он жив и здоров. Аслан принял ислам и служит у Заганаса-паши, учителя Мехмеда, который в будущем станет великим визирем. Только поэтому ему разрешали видеться с госпожой. Всё-таки три года прошло, и они совсем взрослыми стали. Конечно, Аслан сам принял решение служить Мехмеду. Взамен просил лишь одного: достойного обращения с Лале. Когда Мехмед услышал его просьбу, громко рассмеялся. Хорошее обращение? Ох, ладно. Она ему сама живой нужна. Пока.

И теперь карета стремительно приближалась ко дворцу в Эдирне. Как и полагается, стража теперь послушно отворачивалась, опуская головы. Внешне дворец не изменился. Но стоило выйти из кареты, как в плечах потяжелело. Встреча была не из самых желанных.

И всё же проходя по коридорам гарема, Лале держалась гордо. Никто не посмел не выказать почтения. Даже Эмине-хатун, мать шехзаде Баязида, поклонилась ей. Довольно тёплый приём, от этого не по себе всё сильнее. Перед самыми покоями хочется развернуться и убежать. Рейхан-ага, теперь главный евнух гарема, принципиальный и жестокий человек, указывает рукой на вход.

«Хочешь, не хочешь, а надо, Лале», — глубоко вдохнув, госпожа сделала нужный шаг. Двери покоев открылись и сразу же закрылись за ней. Мехмед сидел за обеденным столиком и спокойно ел, скрестив ноги. Даже посмотрел на неё, как будто бы каждый день видел. Рукой указал на место напротив и повелел:

— Ешь, — прежде чем говорить, мужчина тщательно прожёвывал пищу, только после этого проглатывал. А потому эта встреча обещала быть долгой. — Я попробовал всё, ничего не отравлено, будь спокойна, — и ухмыльнулся. Пришлось наложить и себе немного.

— Как ни странно, чёрный тебе к лицу. Понимаю, мой отец хорошо о тебе заботился, и это печально, но его больше нет с нами, — он посмотрел на двери балкона. — Пора задуматься о дальнейшей жизни, Лале-хатун. Есть идеи? — и снова на неё. Лале опустила голову. Нет никаких идей.

Глянув на молодого султана исподлобья, хатун столкнулась с взглядом, полным азарта. Он терпеливо ждал. Проявлял благородство, как и подобает льву. Лале сглотнула.

— Что вы хотите предложить? — услышав вопрос, Мехмед одобрительно кивнул. И позвал Рейхана-агу. Как только евнух зашёл, повелитель кивнул на какой-то сундук. Оттуда достали сверток, но уже сейчас Лале догадалась, что там. — Так это были вы? — повернула к нему голову, как только увидела портрет Раду.

— Прекрасная работа, дорогая сестра. Жаль, что глаза не те, — Мехмед ухмыльнулся, а затем мгновенно перешёл на серьёзный тон: — У меня к тебе два предложения, слушай внимательно, — Рейхан-ага же стал, опустив голову. — Забудь об этом рабе, для начала. И подумай, станешь ли ты моей женой, — Лале дёрнулась, и Мехмед рассмеялся. — Не волнуйся, не трону, если сама не придёшь — неинтересно, — отпил шербета и пояснил: — Не хочу кого-то из жён выделять, а ты госпожа по происхождению, тебя здесь уважают. Будешь заправлять гаремом, как при отце, при помощи Дайе и Шахи, — затем султан посмотрел на Рейхана, тот спрятал портрет.

— Оно того стоит? — Лале боролась с желанием отвести взгляд. Больше Мехмед не мальчишка, которого можно привести в замешательство.

— А на что ты надеешься? — он встал и заложил руки за спину. Подошёл к дверям на балкон. — Тебе с тем рабом не быть. Так что же, отдать тебя за старого пашу? — чуть обернулся, усмехаясь. — Твою волю уважили при жизни отца, но траур по брату Хасану пора заканчивать. Я предлагаю тебе хорошую жизнь, в уважении и власти, — а затем посмотрел прямо. Лале также выпила шербета и встала:

— В чём подвох? — в этот раз он оборачиваться не стал. Сжал кулаки крепче.

— У тебя не останется надежд и мечтаний, и ты исполнишь свой долг перед династией. Эти женщины… так хотят, чтобы их сын взошёл на престол, а ведь у меня пока их только двое. Что будет дальше? В общем, не хочу повторять ошибок отца, — Лале нахмурилась, не совсем понимая. Но ничего объяснять Мехмед не стал. — Решай сейчас, так как у хранителя султанских покоев ждут люди, они либо уйдут, либо засвидетельствуют наш брак, — хорошо, что Лале не видела оскала на его лице. Хотя и так понятно: её жизнь для него лишь игра.

— А какое второе предложение? — Лале подошла к нему ближе, почти став рядом.

— Кого ещё ты нарисовала? Наверняка того, раба… можешь рисовать ещё. Это довольно интересно, — он повернул к ней голову. И их взгляды столкнулись. Один бросал вызов, другой выдавал волнение. — Только один будет моим: изобразишь меня после падения Константинополя, а так рисуй, кого захочешь, — он вышел на балкон. — И не ищи подвоха, хатун. Так раздражает, когда ты думаешь слишком много, — подойдя к перилам и положив на них ладони, Мехмед обратил свой взор на играющего сына, своего первенца. Рядом были служанки и калфы, одна из которых держала его второго сына. Ещё до их появления он решил, как поступит с престолонаследием. И в этом ему должна помочь женщина, у которой не будет детей.

†††

Зара, теперь уже калфа, а не хатун, ходила из угла в угол. А потому Шахи-хатун закрыла глаза, но кажется, эта беготня и так, и так выведет из себя. Раздался стук, двери открылись. Однако увидели они Дайе-хатун. Шахи только кивнула. А про себя подумала: «И без тебя тошно».

— Не мельтеши, дорогуша, присядь, — повелела пришедшая, и Зара села на подушку возле обеденного столика. Кажется, ещё чуть-чуть, и она бы свалилась от переживаний. А затем Дайе посмотрела на Шахи и тихо сказала: — Ты помнишь, им было по пять лет, когда падишах упал с лошади, — Шахи-хатун резко открыла глаза; она не понимала, к чему ворошить прошлое. — Если бы мой Мехмед тогда потерял сознание, Аллах бы забрал его к себе. Но его спас плач маленькой Лале. Ты помнишь, как она плакала? — Шахи похлопала рядом с собой. Дайе улыбнулась и присела, всё же ноги у неё больные.

— К чему ты ведёшь? — наставница Лале посмотрела на Зару, а затем на стакан с водой. Девушка тут же подскочила, чтобы поднести ей попить.

— Он однажды сказал, что плач был настолько раздражающим, что он бы и при желании не потерял сознания, — Шахи-хатун молча отпила воды. — Как бы он ни ненавидел это дитя, она голос его совести. А ты знаешь, что без совести, падишах становится тираном, — в ответ Дайе услышала сдержанный смех.

— Мне казалось, султан им быть и намеревался, — женщины посмотрели друг другу в глаза.

— Порой он невыносим даже для меня, однако, Шахи, этот мальчик станет великим. И даст Аллах, твоя Лале этому поспособствует, — наставница и калфа переглянулись. О другом речи быть не может…

— Лале не согласиться, а даже если такое и случится, детей у них не будет, — у госпожи до сих пор не идёт кровь, так что лекарши пришли к категоричному выводу — бесплодна. Но Дайе-хатун лукаво улыбнулась:

— И это то, что нужно. Беспристрастная хозяйка гарема, которой всё равно, какой шехзаде займёт трон, — старые подруги снова переглянулись. Кажется, женщина подготовила своего воспитанника к тому, чтобы ситуация с его матерью не повторилась. Чёрная магия, знаете ли, опасная вещь. Да и другие козни им ни к чему.

Двери снова раскрылись: в этот раз вошла уже Лале. Её пустой взгляд был опущен. Дойдя до центра комнаты, она шумно выдохнула. Заметив наставницу Мехмеда, не спеша кивнула. Зара подошла к госпоже, взяла за руку.

— Что сказал повелитель? — в ответ Лале снова вздохнула. В её голове звучало лишь нарушенное обещание. Может, Владу она не говорила про него. Но ведь обещала самой себе!

— Когда мама рассказывала о своей свадьбе, она была такой счастливой. Такой праздник устроили для неё… и я мечтала о таком же, давным-давно. А в итоге мой никах — всего лишь сделка! — Шахи-хатун поспешно встала и подошла к ней.

— Ты теперь Лале-султан, дорогая, — Дайе тоже встала, чтобы уйти. — Да будет это на благо династии, — и поспешила оставить этих женщин одних. По правде говоря, Дайе и не думала, что эта девушка согласится. Тем более так быстро.

Двери снова закрылись, и Лале перестала сдерживать слёзы. Усадив её, наставница и калфа ждали, пока она успокоиться. Но Лале продолжала плакать, а вместе с тем стала рассказывать.

— Это он, он забрал портрет, а вместе с ним и мою жизнь, — ничего такого Мехмед не говорил. Но было ясно, как только Лале пойдёт против него, он велит судить её по законам шариата. Она либо на его стороне, либо её нет на этой земле. — Как только согласилась, заключили никах, теперь я его жена. А с завтрашнего дня начну управлять гаремом, как при дяде, — выплакав сейчас всё, что было, Лале вытерла лицо. Посмотрела сначала на наставницу, затем на подругу: — Как бы я хотела, чтобы всё оказалось простым кошмаром, — женщины обняли её с двух сторон.

«…стены златого града падут…» — пронеслись в голове слова старой женщины.

— Мне нужно в город, — голос стал твёрже. Шахи-хатун эта идея ой-как не понравилась. Но пусть.

†††

Януш, а теперь его звали Намык, нашёл Аслана а ближайшем к дворцу постоялом дворе. Тот только пил, на красавиц не смотрел. Венгр даже вздохнул: такую красоту упускать! Уверенным шагом мужчина подошёл к нужному столику и сел напротив:

— Ты чего кислый такой? Или жалования тебе мало, — а его, между прочим, раньше выдали, да ещё больше обычного.

— Не жалование это, а милость султана в честь его брака, — и залпом опустошил кубок. Пока не пьянел, но Янушу это не понравилось:

— Нам нельзя пить вино, ты забыл? — Аслан только рукой махнул. Да посмотрел так, будто заживо похоронили. Хотя выражаться так в их компании запрещено, потому как до сих пор помнят, с чьим братом подобным образом обошлись венгры.

— Только сегодня, Намык, только сегодня, — и теперь всё стало на свои места.

— Да ладно? То есть Лале-хатун… — венгр перешёл на шепот.

— Теперь султан, настоящая госпожа, — Аслан потянулся к кувшину, но тот оказался пуст. Может, хватит? Януш потёр лоб: Мехмед своего добился.

— Жалеешь? — теперь уже венгр подозвал девушку с подносом и повелел принести ему кувшин.

Жалеет ли Аслан? Ведь он сменил веру и пошёл на службу чуть ли не к Мехмеду напрямую ради одного: однажды увезти Лале подальше от всего этого. Чтобы не было у неё печалей и нежеланных забот. А теперь…

— Я всё ещё могу быть рядом, — и пододвинул свой кубок. Венгр послушно наполнил, но предупредил, что больше не нальёт.

— А ты… написал в Молдавию? — год-полтора назад Аслан получил весточку от Влада. И теперь они через купцов за символическую плату обменивались новостями. Дракула интересовало всё. Ну, а как узнать важное всё, если не при помощи Януша? Вот и был с венгром у них общий секрет. Лале ничего не знала. Влад ничего не просил — и Аслан не стал говорить. На вопрос слабо кивнул.

Венгр со свистом выдохнул. Вот вам и любовь. Его это никак не касалось, но всё равно на сердце потяжелело. С другой стороны, чего ожидать, когда твоя возлюбленная дочь османов? Зато теперь Дракула ничто не должно держать на пути к цели. А брак, пусть и политический, лишним не будет. Хотя окажись Влад здесь и услышь мысли Януша, свернул бы тому шею и скинул в ближайшую реку. Но Януш просто любит выгоду и хочет выжить в этом жестоком мире. Домой-то дороги нет.

Он осторожно посмотрел на Аслана, который не обращал на него внимания. А ведь и от него Мехмед может избавиться: вот отправит править в родные земли в качестве вассала. И всё — конец истории о замечательной дружбе, что ему довелось наблюдать.

†††

Через пару дней, став полноправной хозяйкой гарема, Лале уже была готова согласиться на смерть. Все эти женщины… юные, красивые, но такие ядовитые. Даже наложницы дяди были мягче и почтительнее. С ними поговорить нормально можно было. А теперь они все в Бурсе. Жаль, что она не может выказать соболезнования двум султаншам, которые родили около года назад сыновей. Мехмед их умертвил.

«Ты, Лале, можешь не понимать, но лучше я убью их невинными, чем в будущем пожалею о неуместном милосердии», — мало ли кто захотел бы использовать этих детей против него. И Лале поняла это. Однако времени предаваться печали теперь не было.

Только вот одним вечером пришла Дайе-хатун и велела готовиться. Лале, которая обсуждала вместе с Зарой, каких девушек из гарема можно было бы отправить в школу, только рот раскрыть и могла. Они ведь так не договаривались! Но Дайе её не слушала. Сделала, как положено, и отправила по нужному пути к покоям султана. Девушки гарема насмотреться на госпожу не могли, а наложницам оставалось только губу кусать. Перед теми самыми дверями Лале посмотрела на Рейхана-агу, но тот сама невозмутимость: зашёл, вышел и разрешил пройти.

Зайдя в покои, Лале не знала, чего ей хочется больше: ударить Мехмеда, пусть и повелителя, или придушить во сне. Тяжело дыша, девушка подбирала слова, пока молодой падишах стоял к ней спиной. И только она сделала вдох поглубже, чтобы набраться мужества и высказать всё, что думает, Мехмед повернулся.

— Ай, Аллах, Аллах, — и засмеялся. Лале опешила ещё больше. — Да, Дайе-хатун перестаралась, — он подошёл на расстояние вытянутой руки. Сказать вслух, что кузина прекрасна, он не решился. Вряд ли дождётся слов благодарности. — Не смотри на меня, как гиена какая-то! Ты ведь моя любимая жена, — передразнил и серьёзно добавил: — В это не поверят, если не будем проводить ночи вместе, — после этого он сел за свой стол, став пристально рассматривать что-то. Лале стояла как неприкаянная.

— Можешь лечь спать, у меня ещё есть дела, — Лале схватилась за плечи, чуть задрав голову. Она его услышала, но ведь интересно! — Можешь подойти, — и она подошла.

На столе лежала карта Византии, той части, где расположен Константинополь и ближайшие к нему города. А если присмотреться, то под этой картой наверняка лежат и другие.

— Повелитель, вы обсуждали это на совете? — Мехмед поднял голову: не злился, скорее, недоумевал.

— Нет, — а затем снова посмотрел на карту и достал из-под неё другую. — Я пока не уверен, кому из совета можно верить и чьи слуги не продались византийцам, — на другой карте были зарисованы какие-то подземные ходы. — Вот, смотри, — с интересом карту передали ей в руки, — сегодня после ужина получил: катакомбы Константинополя, неполные, правда, — но этого может быть достаточно, чтобы выкопать траншеи и сделать подкопы в правильном месте. Лале даже не заметила, как удивилась. Если раньше Мехмед только говорил, то теперь он занялся делом. Лично.

— Они могут перекрыть некоторые пути? — хотя обвалы городу ни к чему. Можно и беду сотворить своими же руками.

— Разве что перекрыть калитки — специальные выходы, но не посмеют, иначе не смогут получать провиант. Хотя и это решаемо, — он забрал карту и стал смотреть на неё чересчур пытливо: — Что, стал другим человеком? — Лале поёжилась.

— Не то чтобы, просто неожиданно, — и опустила голову под его звонкий смех.

— Просто в этот раз я потратил время с пользой, — раз он и Манису покинуть не мог. — Изучил всё о прошлых попытках, и понял, что просто накинуться на этот город нельзя, — слышать подобное от Мехмеда удивительно. Но, поскольку султан не смотрел на свою жену, увидеть взгляд, ненадолго наполнившийся чувством восхищения, не смог. — Интересно? — и снова не поднял головы. И спросил как-то сухо. Однако Лале вдруг поняла, что тяжёлым планом Мехмед толком ни с кем не делился. Ему хотелось выговориться.

— Если повелителю будет угодно, — он потянул к ней руку, пришлось взяться. И Лале обвели вокруг стола, чтобы она встала рядом. На удивление, не без лишней самоуверенности и пылкости, Мехмед рассказал, как собирается завоевать Константинополь. Притом активно жестикулировал и показывал карты.

Сначала они совершат ложный поход: опробуют новые пушки. Пусть весь Запад расслабится, подумает, что османы снова играются. Или как они там говорят? А затем, через полгода, или чуть больше, они построят крепость близ заветного города. Будут топить все корабли, которые откажутся от досмотра. Затем устранят возможное подкрепление, то есть нужно убить братьев императора Константина. Захватят ближайшие города, чтобы спокойно поставить лагерь у стен Константинополя, и начать работы с подкопами. Теперь понятно, каждая карта и каждый документ на этом столе важны. Будет увеличен и флот, чтобы захватить власть и на море. Не хватало ещё с венецианцами возиться. Более того, государства Трансильвании не в том состоянии, чтобы помогать Византии. На словах об этих землях Лале дёрнулась, но Мехмед не обратил внимания.

До самого рассвета султан рассказывал обо всём, что пришло ему в голову. И о том, как можно реализовать все варианты захвата.

— Повелитель, — Лале порядком устала, но ведь интересно! — Сколько времени это займёт? — где-то к середине рассказа, Мехмед посадил Лале на своё место, а сам расхаживал туда-сюда, или стоял над столом, опираясь на него ладонями.

— Не больше пяти лет, дальше уже всё будет бесполезно, — затяжная война всегда есть проигрыш, заведомый и беспощадный. Ещё одно восстание в ближайшее время недопустимо. А затем он посмотрел на Лале, которая вот-вот закроет глаза. — Ступай к себе, смотреть больно, — и ухмыльнулся, что захотелось стукнуть его. В детстве, пусть и не помнила, Лале позволяла себе такое, не без причины. Но теперь не смела. Даже грустно.

«Нужно знать своё место», — Мехмед посмотрел ей вслед, а потом призвал стражника и велел разбудить его ближе к совету.

Лале вошла в свои покои: Шахи-хатун и Зара даже не ложились, дремали сидя на диване. Двери за ней шумно закрылись, и женщины дружно подскочили.

— Госпожа, вы наконец-то вернулись, — Зара чуть покраснела. Хотелось спросить, но как-то не тактично. Шахи наблюдала за воспитанницей молча. А Лале, потянувшись, пошла к кровати.

— Сегодня была самая неспокойная ночь, разбудите, если что-то важное, — сказать, что её поняли неправильно, ничего сказать. Не столько сонной, сколько вымотанной и обессиленной показалась им госпожа. Они переглянулись: как теперь им утешить госпожу?

†††

Разобравшись с документами, Лале вышла в общие покои девушек. Но прямо у входа встретила старого друга, которого быть здесь не должно. Раду уже шестнадцать, скоро станет совсем взрослым. Но такой красавец, машалла!

— Тебе нельзя здесь находиться, — госпожа улыбалась и удивлялась. Но Раду никакого дискомфорта от подобного замечания не почувствовал. Амбер-ага, который ей теперь прислуживал, поспешил шёпотом пояснить, что султан разрешил этому юноше жить в гареме. Раду его слышал, но нисколько не устыдился. А между тем Лале серьёзно спросила: — Ничего не хочешь рассказать? — и только сейчас Раду виновато почесал затылок, после чего обиженно ответил:

— Надо было меня в Бурсу брать, а не здесь оставлять, теперь поздно причитать, Лале-султан, — и поклонился, немного иронично.

— Негодник, — Лале вздохнула, покачав головой. — А где же ты до этого был? — Раду тут же выпрямился, и оказался выше её. Теперь госпоже приходится задирать голову.

— Задание от султана, — и подмигнул. Девушки, увидев его, зашептались, захихикали. Лале посмотрела на Амбера-агу, и тот поспешил успокоить бездельниц.

— Какое ещё задание, Раду? — юный Дракула нахмурился.

— Я думал, ты обрадуешься, а вместо этого всё причитаешь, — ну совсем ребёнок! Ещё надуй щёки и отвернись. А нет, он уже так сделал.

— Когда ты стал таким невыносимым? — Лале обошла его, но тот голову задрал.

— Когда ты! такой занудой стала? Да и какая разница, что разрешил султан? Если бы не это, то когда нам ещё увидеться, — опустив голову, юноша ухмыльнулся. Голова Лале начала закипать: понятно, что ничего непонятно. Хотя в ближайшем будущем всё станет на свои места. Но раз её вмешательством недовольны, остаётся помалкивать.

— Так что за задание? — чуть тише поинтересовалась Лале, Раду довольно улыбнулся, подхватил госпожу под руку и повёл в сад. Кажется, султан там обедать собирался. И надо же, никакие запреты не страшны!

Мехмед действительно ждал Раду в саду. И приходу Лале удивился, но разрешил остаться. Как только еду подали, он велел слугам отойти на такое расстояние, чтобы их не услышали. Оказалось, что именно Раду был в Константинополе и зарисовал план катакомб. Теперь он вернулся с завёршёнными изображениями мест, которыми турки могут воспользоваться при осаде. А ведь Лале могла бы и узнать художника по той карте. Видимо, не отошла ещё от шока в ту ночь. Ведь там всё ясно с первого взгляда: Раду учился рисовать у неё. Правда, черчение у архитекторов нравилось ему больше.

Аслан явился во дворец с посланием от Заганоса-паши. Но остановился, завидев шатёр в саду. Под ним спокойно сидели трое: Мехмед, Лале и Раду. Представшая картина вызвала в сердце бурю. С той ночи было ещё две, и уже точно сомнений у людей не оставалось: хозяйка гарема — любимица султана. А вот чем они по ночам занимались, додумать проще простого. Но что ещё больше выворачивало душу наизнанку, так это лицо Лале, выражавшее заинтересованность в беседе. А то, что Раду стал любимчиком Мехмеда, ни для кого не секрет. Не написать о последнем Владу Аслан не мог. И представлять не хотел, что было после того, как послание оказалось прочитанным. Стоит ли сообщать, что Лале вполне довольна своей жизнью?

Он подошёл к бостанджи, чтобы передать футляр со свитком. Но тут донёсся голос падишаха: ему разрешили подойти. И что же? На Лале он мог только взглянуть, не больше. Мехмед немедля достал послание от учителя, быстро прочитал его и протянул Раду. Тот тоже прочёл и передал обратно. Султан посмотрел на Лале, затем покосился на Аслана и заговорил:

— Моя прекрасная роза,— она чуть не подскочила от таких резких нежностей. Её широко раскрывшиеся глаза знатно повеселили падишаха. В чём подвох? Посмеяться над рабами, которые думают о себе невесть что, — поздравь меня, скоро мы отправимся в поход, — а затем наклонился к ней близко-близко и прошептал, чтобы никто не услышал: — Год, а может, больше, без меня будешь здесь единоличной хозяйкой, — отстранился!

— Аслан, ты здоров? — Раду ни с кем никогда не сорился во дворце. Да и ничем Аслана не обидел. Разве что не хотел понимать того же, что Мехмед и, может, Лале. Султан посмотрел на юного Дракула с прищуром, затем на рыжего, на чьих руках и висках проступили вены. Как же приятно разрушать веру в чей-то идеальный образ.

— Всё хорошо, — он кивнул. — Если нет каких-либо пожеланий, позвольте откланяться, — даже вспотел немного.

— Позволяю, — Мехмед усмехнулся. Лале обернулась: Аслан почти убегал от них. Лале встала и посмотрела на Мехмеда. Но тому всё равно: — Не побежишь за ним, не объяснишься? — и снова засмеялся. И она побежала, действительно побежала. Только не сумела догнать, затормозив на развилке.

Почувствовав усталость, Лале направилась по знакомой дорожке к домику Хюмы-хатун. Хоть это и был дом для его матери, Мехмед не стал его перестраивать. «Считай, мой свадебный подарок», — так сказал он. Только Гюзалик не было, собака теперь в её покоях жила. Кто запретит хозяйке гарема? Никто.

Войдя во двор, Лале замерла. Аслан стоял перед прудом, тяжело дышал. Нужно сказать хоть что-то, но в горле ком, тяжёлый ком. Кажется, что ни скажи, не услышит.

— Лале, скажи одно, — мужчина всё ещё сжимал кулаки, — оно стоило того? — и обернулся. Он отчаянно взмахнул рукой, не зная, куда себя деть. Перед ним стояла госпожа, и лучше к ней не подходить. — Какой должна быть причина, чтобы вот так вот… Влад же… — Аслан запустил руки в волосы. Хорошо, что друга рядом нет. Нельзя ему этого видеть.

— Если он отпустит меня, забудет, так будет лучше, — она посмотрела в сторону стены, где хранила два портрета. Третий по-прежнему у Мехмеда. — Однажды ты поймёшь, в конце концов, я из династии османов, — она развернулась и ушла. Из души рвался новый портрет: Аслан. Разочарован он или обижен? Зол или опечален? Что же это было за лицо, что стало невыносимо стыдно?

†††

Тысяча четыреста пятьдесят третий год. Последний месяц весны.

Весна была благоприятной, а потому гарем, ожидая вестей от повелителя, большую часть времени проводил в саду. Жёны и наложницы Мехмеда жили под строгим присмотром Лале и двух наставниц. Ни о какой вражде речи быть не могло. Госпожа даже не уделяла особого внимания кому-то одному из детей повелителя. Единственное, чем могли её уколоть соперницы — бесплодие. А Лале даже лучше, раз она не ведает мук женщин, которые хотят, но не могут забеременеть.

Но этот день был особенным. И не потому, что Лале играла с шехзаде Баязидом, дерясь на игрушечных ятаганах. И не потому, что все сегодня решили не портить друг другу настроение. За долгое время в гарем пришли письма от повелителя. Эмине и Гюльшах тут же принялись читать ответы на свои письма. Мехмеду явно не до них, но чуточку любви и внимания красавицам перепало.

— Лале-султан, — Рейхан-ага улыбнулся шехзаде, который вот-вот победить госпожу: Лале поддалась и незаметно разжала руку, чтобы мальчик смог выбить игрушку из её рук.

— Рейхан-ага? — евнух такого занятия не одобрял, но сегодня причитать не стал. Молча протянул футляр.

— Ты первый, — Лале оглянулась: Баязид бежал к матери, довольный своей победой. Женщина благодарно ей улыбнулась. А маленький Мустафа закричал от радости просто так.

— Госпожа, — пришлось снова смотреть на этого сурового стража порядка, — повелитель пишет, что победа близится, вам стоит выехать первой, — Лале нахмурилась. — Портрет, госпожа моя, и султан просит, чтобы вы забрали свои предыдущие работы, совсем скоро столицей империи станет завоёванный город, — евнух поклонился.

— Разумно ли будет осваивать его так быстро? Лучше укрепить защиту, — Лале всё же взяла письмо и перечитала.

— Не могу знать, госпожа, но стоит торопиться, — так как в письме сказано, что в день победы навстречу ей должен выехать Раду. Мехмед оказывает ей огромную милость, позволяя прибыть в Константинополь верхом, а не в карете, как положено женщине из гарема. Лале отдала евнуху футляр и поспешила в свои покои, стоит начать приготовления всему гарему. А ей уже завтра предстоит покинуть это место, полное воспоминаний.

†††

С Раду они встретились на полпути. И когда подъехали к Константинополю, Лале пересела на лошадь. Благо, только подходящую одежду всю дорогу и носила. Вокруг завоёванного города располагалась тысяча шатров, стены уже отстраивали. Главные врата только-только восстановили, но это не прибавляло им чести на общем фоне. Раду показал страже какую-то печать, и их спокойно пропустили.

Великий златой град был разрушен. Воины османов неплохо так разгулялись, ближе к центру всё цело. Но уже тогда она видела крышу Айя-Софии и башни дворца, где, по рассказам, всюду весела багряная ткань. Лошади спокойно шли, люди кругом смотрели по-разному. Некоторые, казалось, вот-вот набросятся. Раду, заметив волнение Лале, поспешил успокоить:

— Они не посмеют, к тому же, почти никого не тронули, только самых резвых, — для него это так обыденно! Но в то же время Раду восхвалял людей, стоявших до самого конца.

— Куда мы сейчас? — на ближайшем перекрёстке они наткнулись на Заганоса-пашу, рядом с ним был и Аслан. Они объезжали город, проверяли, кто и как работает, кто и в чём нуждается. Аслан даже не взглянул на неё, поспешил отправиться дальше. Паша же выказал своё почтение госпоже и спросил, что она думает о победе Мехмед Хана. О её вопросе благополучно забыли.

— Да будет доволен Аллах этой великой победой, — на самом деле, становилось не по себе. Реальность оказалась далека от того, что рассказывали в детстве. Не один год понадобится на восстановление города и его величия. И всё же вот она сбывшаяся мечта османов и всего мусульманского мира. Заганос-паша уловил настроение госпожи и поспешил отпустить их.

Только отправились они не во дворец, а в Айя-Софию. Теперь это не собор — мечеть! Когда до неё оставалось всего ничего, Лале почувствовала себя очень странно. Она обернулась, как будто кто-то прожигал её взглядом. Но так и не увидела никого подозрительного. Только переступив порог мечети, госпожа почувствовала себя в безопасности.

— О, вы приехали! — неожиданными были объятия Мехмеда: сначала Раду обнял его в ответ, а потом и Лале закружили на месте. — Только долго не смотри, а то ругаться будешь, — миг назад он радовался её приезду. Но да, всматриваться не нужно, чтобы понять, что и это место разграбили.

— Мальчишка, — Лале опустила голову, когда двое посмотрели на неё с недоумением. — Вы такой мальчишка, повелитель. Как же мне вас изображать? Молодой мужчина, завоеватель, а ведёте себя… — стараясь не придавать голосу лишних и неуместных нот, госпожа осторожно подняла голову.

— Раздражаешь, хатун! — Мехмед махнул рукой. К нему подошёл мужчина со свитками. Чуть наклонил, и Лале увидела чертёж. Султан принялся за восстановление. И сейчас, не отрываясь от просмотра, повелел: — Отправляйтесь во дворец, пусть госпожа там отдохнёт. Я надеюсь, мой гарем сюда не прибудет сегодня-завтра, — ничего ещё не готово.

— Они будут ждать приказа, — незамедлительный ответ. Довольный Мехмед кивнул и махнул рукой. Лале устало выдохнула и пошла за Раду. Они остановились на пороге мечети, и госпоже снова стало не по себе. Откуда может быть этот взгляд? Людей не так много, так почему же так сложно понять?

— Лале-султан? — Раду проследил за направлением её взгляда, но ничего странного не обнаружил. А сердце Лале неспокойно забилось.

Что не так?

========== …во тьме ==========

Комментарий к …во тьме

Надеюсь, вы примите такое развитие событий.

Если заметите ошибку или опечатку, воспользуйтесь ПБ, буду весьма благодарна!

Во дворце Палеологов Лале отдали покои императрицы, и только ей было смешно от подобной чести. Но сидеть на месте она не хотела. Узнала, кто сейчас служит во дворце. Познакомилась с этими христианинами, мирно поговорив. Некоторые важные особы при дворе императора Константина сейчас также находились во дворце. Хотелось пообщаться и с этими учёными людьми, но Лале догадывалась, как ей будут не рады. А потому решила подождать лучших времён. Хотя кое с кем удалось встретиться.

Без Зары и Шахи-хатун госпожа как без рук. Но её доброе отношение изменило отношение слуг от презрительного до почтительного. И всё же выбрать кого-то в помощницы не мешало бы! В поисках Раду, который в Константинополе стал правой рукой Мехмеда, госпожа наткнулась на девочку лет двенадцати — Тамару. Она оказалась дочерью знаменитого историка и государственного деятеля Георгия Сфрандзи.

Мужчина уже стар, но дочь свою любил. К Лале не выказал неуважения, наоборот, узнав, кто она такая, попросил забрать дочь под своё крыло. «Судьба моя, госпожа, туманна, так хоть дочь будет в безопасности», — двенадцатилетняя Тамара на слова отца стала возмущаться. И так много говорила, что она сильная и совсем справится. Напомнила Лале, какой та была раньше. Отец дочку в сторону отвёл, сказал ей что-то. Та неуверенно оглянулась на Лале, которая улыбнулась. А потом отец подвёл дочь к госпоже, и девочка ухватилась за протянутую руку.

Так у Лале появилась маленькая, но шустрая помощница. Через пару недель по прибытию в Константинополь, Тамара заговорила о том, что услышала от взрослых. После захвата города у многих византийцев не хватает денег и пищи.

— Это явно не склоняет народ к султану, — да, ещё она была очень умной. Вся в отца.

— И что ты предлагаешь? — Лале подозвала девочку к себе и посадила рядом. Тамара широко улыбнулась:

— Практически всю знать казнили, но, как вы можете знать, в Летнем Доме живёт племянница императора Константина, Ирина. Люди её очень любят, если вы попросите её раздать денег и еды от имени султана, думаю, это поможет заполучить их расположение, — девочка была очень довольна своей идеей. Служанки только осторожно косились. Лале хоть и не наказывала их без причины, они боялись её притворства. И сейчас тот самый момент, когда маска милосердия может слететь.

— Хм… я поговорю с султаном, думаю, он не будет против, — девочка подскочила и запрыгала на месте. Она искренне радовалась: помогла своему народу.

— Ой, — резко остановилась и опустила голову, — простите, Лале-султан, — госпожа в ответ рассмеялась. Чего не было с самого приезда в этот город. Только дети радовали её и помогали расслабляться.

А Мехмед весь в делах: не успел решить вопрос с восстановлением и обороной новой столицы, которую теперь именовали Стамбул, как решил, на какие земли пойдёт дальше. Даже про портрет забыл. Лале, приходя в его покои, успевала только поинтересоваться делами и здоровьем, как падишах засыпал. Приходилось делать наброски портрета с его спящего лица. А ведь ей нужны глаза! И уточнить, ждать ли, пока борода нормально отрастет. Но всё это не так важно, что госпожа смогла уловить момент и договориться о золоте и еде для византийцев. Мехмед особо не думал, согласился, ведь Лале глупость не предложит.

С Ириной не пришлось долго договариваться. Этой женщине не хотелось иметь дела с турками-османами, но ради народа вытерпит.

†††

— Тебе опасно здесь находится, — в одном из переулков, переодевшись в византийскую одежду, Аслан встретился с Владом. Тот абсолютно спокойно стоял у стены, не боясь быть пойманным.

— Будешь так суетиться, меня точно поймают, — улыбнулся. — Я здесь ненадолго, мне нужно собрать людей, всё равно католики не согласятся взять ортодоксов, — то бишь православных, — в крестовый поход. Хотя я уже сейчас могу сказать, бесполезно, — да, ему посчастливилось увидеть Лале рядом с Раду. Госпожа прикрывала платком нижнюю часть лица, как и положено. Кому, кому, а иноверным простолюдинам другой чести не перепадёт. И всё же здесь у Дракула свои дела.

— Мехмед никого не держит, решил воспользоваться моментом? — Влад кивнул. А затем заметил в конце улицы какое-то движение.

— А ты в курсе, что во дворце происходит? — и очень удивился, когда в окружении бостанджи увидел на лошадях двух женщин. Одна из них была Ирина, другая — Лале. А спереди у госпожи сидела Тамара. Она всё показывала то в одну сторону, то в другую, рассказывая про город. Лицо Лале не прятала, но накинула капюшон. Из-за копошений девчушки тот грозился слететь. Но Лале не злилась. За ними обоз. Влад отошёл в глубь переулка, а Аслан натянул капюшон.

— Не хотел тебя разочаровывать, но, кажется, последние её слова мне были такими: «Если он отпустит меня, забудет, так будет лучше», — когда женщины и охрана проехали мимо, Аслан вышел за ними. Только раз оглянулся: Влад тоже пошёл за ним. Простые люди отовсюду тянулись к площади с колонной Константина Великого, у которой недавно ждали спасения от турков свыше. Собирались кругом, ожидая речи Ирины.

— Мой любимый народ! Так случилось, что по воле Господа нашего эта земля отныне нам не принадлежит. Мы ждали самой страшной участи, но султан Мехмед дал нам выбор: покинуть город или остаться, — она старалась не оборачиваться на Лале, от которой получила свободу слова. И всё ждала удара в спину. Но госпожа внимала её словам, как и собравшиеся. — Я знаю, от ненависти в сердце избавиться тяжело, но перестаньте упрямиться и воспользуйтесь случаем: султан преподносит вам, сильным и гордым византийцам, в знак уважения, еду, одежду, лекарства и немного денег, — она постаралась посмотреть на каждого. Сильная женщина. — Хотите уйти? Воспользуйтесь этой милостью. Хотите остаться? Лишним не будет. И помните, что милость господня может прийти оттуда, откуда мы совсем не ждём, — еду, одежду и деньги уже разложили в разные кучи позади женщин.

Лале решила, что поможет Ирине раздать всё это. Было опасно. Но люди отреагировали мирно, не став благодарить вслух кого-то конкретно. Сначала к ним подходили дети и старики.

— Султан не боится за свою любимицу? — народ их толком не слушал, к тому же большинство стояло в очереди к бостанджи.

— Может, я и любимица, но он горевать не станет, если умру, — младенец на руках какой-то женщины, завидев в руках госпожи корзинку с едой, начала смеяться. «А-ма, а-ма», — и захлопал в ладоши. Не успела мать чуть наклонится за корзинкой, как малыш вцепился в волосы Лале: ему приглянулась простая серебряная тика. Ирина кинулась отцеплять мальчика вместе с матерью. Дети кругом засмеялись. Капюшон с Лале слетел, но всем было всё равно. Только бостанджи напряглись, готовые к непредвиденным обстоятельствам. Но мальчика уговорили отпустить украшение — не заплакал, рассмеялся сильнее, оставив госпожу лохматой.

— Жаль, что подобный день не останется в истории, — Ирина повернулась к своей очереди, не услышав шёпота Лале о том, что вряд ли о ней напишут в истории.

Вдали от них стояли Аслан и Влад. Первый убеждал друга не рисковать и не занимать очередь. Лале с таким сюрпризом не справится, и бостанджи его заподозрят. Влад послушал, потому что появилась идея. Ему лучше об этом не говорить. Люди стали расходиться, но дорога ещё была занята. Послышался стук копыт десятка лошадей. Кто-то закричал:

— Доро-о-о-огу! Султан Мехмед Хан Хазрет Лери! — во главе небольшого отряда показался Мехмед верхом на чёрном арабском скакуне. За ним ехал Раду и Заганос-паша. Аслан и Влад поспешили скрыться в ближайшем проходе между домов. Султан остановился напротив женщин и спешился. Твёрдым шагом он направился к Лале. Что он говорил, Аслан не слышал. Зато Влад сохранял непонятное другу спокойствие.

— Моя луноликая госпожа, — Мехмед поцеловал Лале в лоб и надел ей капюшон, шепнув: — Не стоит позволять им смотреть на твоё лицо, муфтий будет припоминать мне до самой смерти, — затем покосился на Ирину, дерзкую женщину. Ему нравилось, как эта дикарка проявляла благородство во имя своего народа. Но если и дальше будет строптивой, придётся от неё избавиться. Снова обратился к Лале: — Они перестанут трястись, если я поиграю в прекрасного и любящего мужа? — провёл пальцем по её щеке, но сейчас Лале была готова к таким романтичным жестам.

— Лучше разрешить не уплачивать налоги год, может, два, — Мехмед закатил глаза. Почему нельзя лезть со своими советами, когда об этом просят, а не пользоваться каждым удобным случаем?

— Так и собирался, Лале-султан, — дразня, он обнял её. — Если вы закончили, давай вернёмся во дворец, есть разговор… — не успел договорить, как послышался противный звук — в небе собрались десятки летучих мышей. Днём! Собравшись в одно целое, они накинулись на Мехмеда. Возможно, ожидалась другая реакция, но султан оттолкнул свою жену, выхватив ятаган. Мыши разлетелись. И тут Мехмед почувствовал резкую боль в ноге. Опустив голову, он увидел, как в голень, ближе к колену, впилась змея. Как такое ещё могло произойти? Змея сгорела заживо. Колдовство?

Бостанджи стали разгонять народ, Раду и Лале кинулись к Мехмеду. Тот уже снял сапог и завернул штанину. Раду поспешил снять ремень с пояса и затянуть ногу чуть выше укуса.

— Она сгорела заживо, я даже не увидел, какая именно змея была, — Раду достал из-за пазухи флакон и протянул Мехмеду. Тот быстро опустошил его — универсальное противоядие. До осмотра лекаря должен продержаться. Однако стало невыносимо больно, место укуса зачернело. Султан схватился за плечо Раду Дракула и крепко его сжал.

Лале опустилась на колени. От шока из глаз полились слёзы, но в груди снова зародилось то тепло, что уберегло её от смерти. Как будто нечто свышеруководило её действиями. Смахнув слёзы, она потянулась к непонятному пятну. Оставшиеся на пальцах капли тут же впитались в черноту и словно разъели её изнутри. Боль стихла, но не до конца. Мехмед посмотрел на неё, кривясь от тех же противных ощущений. И протянул руку, за которую Лале тут же ухватилась.

— Обыщите здесь всё! Немедленно! — закричал он и опустил голову на плечо, которое сжимал до боли. Но Раду всё стерпел.

— Это была чёрная магия? — и обратился к Лале.

— Похоже на то, — Лале посмотрела на зажившее место укуса, Раду снял ремень. Животные вели себя слишком неестественно.

— Меня другое волнует, — Мехмед выпрямился и при помощи их двоих встал. Раду помог надеть сапог, пока султан опирался на руку Лале. — Но то, что сделала ты, куда удивительнее, — слабо усмехнувшись, он осмотрелся. Заганос-паша, подойдя, виновато опустил голову:

— Простите, повелитель, никого подозрительного поблизости не обнаружено. Сейчас мы опрашиваем свидетелей, — Мехмед кивнул. Хватит с него, пора во дворец.

†††

Тамара почти не покидала госпожу, которая просидела целый день в своих покоях. Она о чём-то неустанно думала. И часто вздыхала. А потом спросила у девочки: есть ли в городе гадалки? Тамара подумала, сказав, что отец такое не одобряет. Но на примете одна женщина была. Приехала в Стамбул три года назад, мусульманка. И не успела Лале пожелать увидеться с ней, как девчушка помчалась исполнять. Ближе к вечеру через проходы для слуг привела во дворец ту самую старуху.

— Ты? — Лале очень удивилась. Ведь, когда она стала женой Мехмеда, пожелав встретится с гадалкой, чтобы узнать больше, не нашла ту в Эдирне.

— Вот мы и встретились, госпожа, — старуха поклонилась. Лале разрешила ей присесть. Затем всем слугам пришлось уйти, даже Тамаре. Девочка надула щёки: она тоже хотела присутствовать. Но лучше самой уйти, чем будут силой тянуть.

— Ты сказала, я умру, утопая в воспоминаниях, если не встречусь с любимым, когда стены этого города падут. Они пали, я ещё жива, — Лале сложила ладони в замок и положила на колени. Старуха осмотрела её. Потрясла головой: звон бубенцов успокаивал.

— Моя госпожа, всё не так просто, как вы думаете. Не готова я была юный разум ужасами судьбы пугать, — она тихо раскачивалась из стороны в сторону. — Сколько уже разрисованной ткани? — приоткрыла глаза.

— Почти шесть, — ответ прозвучал слишком тихо. От переживаний стало холодно, хотя лето только вступило в силу.

— М-м-м, следующее, ваше лицо, седьмое… только Аллах ведает, я не видела. А на замену пятому будет другой, — женщина вздохнула, а затем задала вопрос: — Вчера произошло что-то необычное? — Лале дёрнулась, кивнула. — Ваша жизнь связана с жизнью повелителя, госпожа. Вы родились быть свободной, но оказались связаны обязательствами перед династией и Аллахом. У вас чудесная сила, защитите ею свой род, и он никогда не исчезнет, — старуха продолжала раскачиваться.

— Это сила… она погубит меня? — в ответ молчание. Женщина посмотрела на свои ноги, как будто на них была какая-то грязь.

— В этой жизни свободы не будет, оставьте надежды на следующую. Когда Азраил придёт за вами, вы поймёте мои слова, — она встала и направилась к дверям. Но у них обернулась: — С ваших уст сорвётся проклятье для одного, защита — для другого, этому вы научены давно, — Лале не моргая смотрела на закрывшиеся двери. Тамара долго стучалась, пока не разрешили войти. Госпожа, вся бледная, чуть дышала! Девочка широко открыла ставни окон, впуская свежий воздух. Подала воды, но Лале неохотно выпила её.

— Лучше бы я её не приводила, — девочка взмахнула руками, — один Господь знает, чего она хотела добиться. Хотите, мы у неё золото отберём? Не заслужила, — она топнула ногой и почти развернулась к двери.

— Не надо, — Лале подняла руку и подозвала девочку к себе. — Принеси накидку, вечером будет прохладно, — стоит прогуляться и охладить голову.

†††

После того, как воины стали искать кого-то подозрительного, Аслан перепугался не на шутку. Только в следующий же миг оказался недалеко от дома, в котором устроился Заганос-паша. Один. Произошедшее вывело его из строя, и Заганос отпустил его ещё на несколько дней. И на следующий день он наткнулся на Влада вновь, совершенно случайно. На одном постоялом дворе, недавно возобновившего работу. Стамбул оживал.

— Влад? — сел напротив Аслана и поздоровался, как ни в чём не бывало. — Где ты был? — Аслан действительно не понимал, то есть не хотел. Он начал догадываться, что мыши взбесились из-за него.

— В Эдирне, недавно вернулся, — ответил, а после попросил у работницы принести чего-нибудь самого простого, но чтобы мяса побольше и вина.

— Ты издеваешься? Это невозможно, — Аслан наклонился, скрестив руки на столе. — Что ты скрываешь, Влад? — Дракула повторил его движения и, оказавшись с другом лицом к лицу, произнёс:

— Скрываю, и лучше тебе не знать, что, — женщина принесла вино, сообщив, что еда скоро будет готова.

— Случай у колонны твоих рук дела? — не выдержав, Аслан налил вина и себе. Влад кивнул, а затем произнёс нечто невероятное:

— То, что может сделать Лале, куда серьёзнее. В этом виновата её мать и мать Мехмеда. Стоит только ей пожелать, как род османов станет неистребимым, неприкосновенным. Жаль только, что Дайе-хатун и Шахи-хатун мало знают, — принесли еду, а потому Влад замолчал. Ему жутко хотелось есть.

— Так ты действительно был в Эдирне? — в ответ кивок. Аслан встряхнул головой. — Что это значит, Влад? Что ты собираешься делать дальше? — но Дракула спокойно продолжал есть. Миска быстро опустела. Кубок наполнился второй раз, но не больше.

— Как и собирался, добьюсь независимости для Валахии, а затем вернусь за Лале, — что-то в нём изменилось. Чистые голубые глаза словно за сивой дымкой. Аслан кашлянул, вместо того чтобы засмеяться.

— Какое вернуться, Влад? Лале теперь жена султана, она будет с ним до конца, — от своих же слов стало противно. Аслан выругался, пока Влад смотрел на него с прищуром.

— Прости, оговорился. Я вернусь, если она захочет, — и встал из-за стола. — У меня есть дела, береги себя, — и, похлопав по плечу, пошёл на выход. Аслан хотел бежать за ним, но одна из работниц схватила его за руку:

— А платить кто будет, эфенди? — византийка смотрела с неодобрением, ведь он сейчас в османских одеждах. Пришлось задержаться. А после нестись куда-то не было смысла. Если только…

«Неужели во дворец собрался?» — Аслан шагнул в нужную сторону, а затем в противоположную. Понесётся туда, а дальше что?! Сумасшедший, туда ведь не пробраться. Если только не используют трюк, как на площади. И эти его слова об Эдирне. О чём он мог говорить с наставницами? Ответы Дракула слишком туманны. Он ещё думал, пока шёл к своей лошади. Гедже всё это время спала, но стоило хозяину вернуться, она была готова нестись хоть на край света. И Аслан понёсся… во дворец.

†††

Тамара шла впереди госпожи, кидалась от дерева к дереву, от кустика к кустику. Проверяла Лале на знания и сама что-то рассказывала. Птиц здесь было мало, многие улетели во время захвата города. Но стали постепенно возвращаться. А потом снова оказывалась рядом.

— А вот какая у вас самая любимая птица, Лале-султан? — они зашли довольно далеко, но ещё было светло, поэтому Лале согласилась пройтись дальше. Так и до моря выйти можно, окажутся совсем рядом с местом, где будет построен новый дворец султана. А тот, в котором они сейчас, пока расположится гарем, после построят другой.

— Ласточка, — Лале даже не задумывалась над ответом.

— А почему? — Тамара подняла голову. — Госпожа, ласточки! — их было немного, но они летали достаточно низко, чтобы рассмотреть их белые животики. Лале улыбнулась:

— Они напоминают мне об одном человеке, — девочка побежала вперёд. — Тамара, не убегай далеко! — но девочка её словно не услышала. Лале застыла: бежать ли за ней? Ей всего ничего, двадцать три, но размышляет как бабушка. Точнее, как госпожа, которой не пристало вести себя по-детски. Но девочка была всё дальше и дальше, а потому Лале подобрала юбки платья и побежала за ней. Но Тамара всё равно пропала из виду. Солнце близилось к закату. И Лале поняла, что потерялась. Она вышла к морю, и берег здесь был узкий и крутой. И всё возвышалось над ней, что никаких зданий не видно.

Только щебет и трель ласточек, которые пролетали мимо. Если бы она потерялась в Эдирне, то не испугалась бы. Но это место ей совершенно незнакомо. К тому же они с Тамарой так петляли, что сложно определить направление ко дворцу, а не от него. Лале напрягла голову: верной подсказки нет. Интуиция молчала. Присмотрелась к противоположной стороне, но дома отсюда не видны. Значит, всё ещё на территории будущего Топкапы.

Однако стоило обернуться, как снова замерла. Чуть дальше под деревьями стоял человек в плаще. Лицо и одежда были скрыты, а по сапогам ничего не определить. Сейчас много кто носит сворованную обувь знати, или же люди побогаче вынуждены носить что-то простое.

— Кто вы такой? — она старалась, чтобы голос не дрожал. Но руки предательски тряслись. Сжала кулаки — не помогло. Незнакомец и шага не окончил, потянулся к капюшону. Снял не торопясь, и Лале охнула: — Влад? — сложно поверить тому, что видишь. Перед ней стоял мужчина, волосы отросли, есть бородка. Но по сравнению с твёрдым и непоколебимым взглядом внешние изменения незначительны.

— Лале, — он улыбнулся, а взгляд смягчился. Шаг, ещё один. Расстояние… только руку протяни. Лале опустила голову. Став женой Мехмеда, она утратила надежду и перестала мечтать. Ей не хотелось встречаться с этим человеком, поскольку даже посмотреть в его глаза не имеет права. Глубокий вдох.

— Влад, ты… — он протянул ей руку внутренней стороной, приглашая, ни в коем разе не заставляя.

— Я не думаю, что кто-то нас может здесь увидеть, — голос такой же глубокий, но спокойный и твёрдый, тёплый. Но для неё одной. Он заговорил на валашском, она тоже, потому что Раду помог выучить.

— Моя служанка, Тамара, она может… — Лале резко стала всматриваться в темноту деревьев. Влад проследил за её взглядом:

— Не волнуйся, она уже вернулась во дворец, — не стоило ему смотреть на неё. Госпожа свела брови, хмурое лицо совсем не излучало светлых чувств. Хотелось тут же ответить: «Значит, меня будут искать».

— Откуда тебе знать? — если Тамара с ним не знакома, то откуда ему знать? Или он что-то сделал? Это было странное чувство. Даже если перед ней Влад, тот самый Влад, с которым прошли самые счастливые годы жизни в Эдирне, он не мог так просто попасть сюда.

— Она направлялась к нему. И будет лучше, если я тебя проведу, — он выглядел расслабленным, как будто так и должно быть. — Я вижу, тебе неуютно из-за моего появления, — Лале встрепенулась, желая опровергнуть, но тут же отступила на шаг, ибо правда. — Но остаться здесь не самое мудрое решение, а то заболеешь и умрёшь, — рука всё ещё протянута. И он всё ещё улыбается.

— Дурацкие шутки, — не стоит его брать за руку, но раз он так спокоен, можно довериться. Вложив свою ладонь в его, Лале посмотрела в сторону деревьев.

— Обстоятельства так сложились, что я разучился шутить, — Влад старался идти шаг в шаг. Он не мог понять, то ли Лале старалась быстро идти, то ли так было всегда. Его руку она даже не сжимала, но и не одёрнула его, когда их пальцы переплелись.

— Разве ты не должен быть в Молдавии? — почему-то показалось, что всё кругом стихло. Хотя почему показалось, так оно и было. Только пару воронов мимо пролетело.

— Да, я скоро туда вернусь, — над ними пролетела летучая мышь, и Лале прижалась к плечу Влада. — Но хотел увидеть тебя напоследок и спросить… — он остановился, а Лале чуть прошла вперёд и повернула к нему голову. — Хочешь, уйдём вместе? — чистые и ясные глаза, подобные солнцу. Разве можно солгать, смотря в них. Лале прислушалась к своему сердцу. И слышала только его, кругом было тихо-тихо. И это странно.

— Даже если я хочу, не могу согласиться, — её руку отпустили легко, словно нельзя была ухватиться крепче. — Не сейчас, когда нужна здесь. Появись ты до того, как я стала… — почему-то голос пропал. Стало не по себе. Она переступила с ноги на ногу и посмотрела на Влада в недоумении.

— А ты его жена? — улыбка Влада не перестала быть тёплой, но чувствовалось в ней что-то злое. Он знает. Не сомневается, знает. Никах заключается свидетелями со стороны жениха и невесты, для мусульман это закон. Но Влад ещё в Эдирне ставил подобный обычай под сомнение, говоря, что даже по их обычаю не все перед Богом остаются чисты. То была долгая, интересная и жутко смущающая дискуссия. Однако сейчас он появился, и женой Мехмеда в глазах Аллаха Лале не была.

— Я… — ответить она не успела.

— Ла-а-ле! — раздался крик.

— Госпожа-а-а! — звала… Зара? Подобный крик повторился, но голос уже принадлежал Тамаре.

— Ла-а-а-ле! — другой крик.

Она обернулась на Влада — исчез. Кругом стало темно-темно. Подняв голову, Лале увидела сотни звёзд. Неужели прошло так много времени? Она снова обернулась на крики: огни факелов. И побежала к ним, зовя в ответ.

— Лале! — Аслан увидел её и побежал навстречу, а оказавшись рядом, обнял крепко-крепко. Ни до каких традиций ему дела не было. — Ты как? — он отпрянул, осторожно взяв за плечи, и заглянул в лицо.

— В порядке. Сколько времени прошло? — но Аслан не ответил, снова обнял, как будто боялся, что она может исчезнуть на его глазах. Приближались и другие. За плечо Аслана оттолкнул Мехмед, он тоже взволнован. Осмотрев её с ног до головы, падишах спросил:

— Где ты была? Скоро рассвет, — сзади него показался Раду, скромно замечая, что грубоватый тон сейчас неуместен. Получил затрещину.

— Рассвет? — Лале посмотрела на каждого по очереди и вдруг почувствовала себя уставшей. Ноги подкосились, и стоящий рядом Мехмед взял её на руки. Госпожа потеряла сознание. А Аслан не знал, что делать. Он старался сохранять спокойствие по прибытию во дворец. Попросил о встрече с госпожой, и тут-то её спохватились. Тамара, вернувшаяся во дворец и понявшая, что потерялась не она, а госпожа, испугалась и заплакала.

К этому времени прибыла и Зара с Шахи-хатун. Дайе пожелала остаться в Эдирне и присмотреть за гаремом. К тому же девушек, взятых в гарем здесь надо было обучить до приезда других девушек, чтобы проблем не возникало. И решили, что этим займётся Шахи.

Вместе с Тамарой прибывшие женщины не отходили от кровати госпожи. В тот же день султан пришёл к ней вечером, вовремя. Лекарша осматривала её. Сказали, что Лале ничего не помнит о случившемся и не понимает, как могла пропадать столько времени. И это могло быть правдой: тело госпожи очень ослабло, а разум вместе с ним. Возможно, переживания снова станут изводить её, и придётся посетить Бурсу в надежде на скорое выздоровление. Мехмед отпустил лекаршу и присел на край кровати Лале.

Дыхание было спокойным, слабым, и это не могло не настораживать. Он неуверенно взял её за руку: холодная. Тут же повелел принести больше одеял. Тамара, стоящая в стороне вместе с Шахи-хатун и Зарой-калфой, осторожно подсматривала. Не думала она, что султан может так переживать. Однако женщины рядом с ней дивились ещё больше. Видимо, недолгие годы брака всё же сблизили их.

†††

Маленькие дети в дворцовом саду: мальчик и девочка. За ними наблюдают их матери и старшие братья. Шехзаде дерётся с бостанджи на деревянных мечах, а девочка за ним наблюдает. Конечно, стражник только обороняется и в удобный момент поддаётся. Юный победитель оборачивается на родных, они хлопают в ладоши. Только отца нет. А потом он обращается к девочке, которая за этим наблюдает:

— Хочешь попробовать, Лале? — девочка смотрит широко раскрытыми глазами. Бостанджи становится неловко. — Давай, — шехзаде подходит и вручает ей меч, а затем вместе они нападают на злодея. Бостанджи же волнуется, в какой момент ему сдаться, чтобы юные наследники ничего не заметили. Побеждённый мужчина поднимает руки, сдаётся.

— Мы победили! — дети обнимаются. Лале смотрит на маму, которая улыбается, но головой качает. Старшие шехзаде смеются. А любимица султана Мурада, Хюма-хатун, довольно щурится.

…

Ипподром. Им разрешили покататься. Но лошадь Мехмеда взбесилась и помчалась вперёд, вырвав поводья из рук бостанджи. На глазах Лале мальчик стремительно упал на землю. Вокруг него сбежались люди. Её же сняли с лошади, пытаясь увести. Но Лале рвалась вперёд и плакала. Громко и от всей души. Именно этот плач в будущем Мехмед назовёт раздражающим и запомнит на всю жизнь. Именно после этого случая мама и Хюма-хатун исчезнут из их жизни. И с самой Лале будет что-то не то.

…

— Тебя зовут Аслан? — маленькая госпожа чуть-чуть подросла. Она то послушна, то куда-то убегает, чтобы повеселиться, как хочется. А во дворце теперь живёт сын какого-то царя, которого дядя одолел. Рыжий, с веснушками. Такой необычный. Но мальчик сидит на ветке дерева и голову не опускает! — А меня Лале зовут, давай дружить? — она искренне верит, что может с ним подружиться. И мальчику обязательно станет легче.

— Да, я Аслан, — он посмотрел на неё сверху вниз, подумал ещё о чём-то и спрыгнул. — Тебя тоже привезли сюда силой? — Лале помотала головой, а Аслан нахмурился. Но девочка так мило улыбалась, а большие глаза были такими добрыми, что перехотелось прогонять. — Будем дружить, — и протянул руку. Лале посмотрела на неё непонятливо. — Пожмём друг другу руки в знак дружбы, — не успел объяснить, как Лале ухватилась за его руку своими ладонями.

— Я так рада! — а потом побежала куда-то. — Давай за мной, здесь есть красивое озеро, тебе понравится, — и пришлось помчаться за ней.

Султан Мурад не станет запрещать эту дружбу. А позже одобрит идею ходжам Мустафы и отправит некоторых девушек в школу. Племянница обязательно окажется в их числе: пытливый разум нельзя губить.

…

Погиб шехзаде Ахмед, за ним Алааддин, во дворце остался лишь Хасан. И никто не вспоминал о Мехмеде. А наследный шехзаде начал ходить в школу, и все кругом стали дружнее. Некоторые даже обдумывали будущее под началом шехзаде Хасана. Лале усердно училась. Аслан отставать не желал. А шехзаде нисколько не расстраивался, когда их двоих ставили всем в пример.

Затем пошли слухи об отречении дяди. И тот день, когда шехзаде признался в своих чувствах. И умер. Сорок дней траура прошли как один долгий день, который Лале посвятила совместными воспоминаниям. Ведь они прожили в одном дворце целых четырнадцать лет, из которых она более-менее хорошо помнит только восемь.

И окажется, что кузен нравился ей очень давно! Такой… безупречный с самого детства! Всегда был заботлив и справедлив, во всём старался походить на отца. И никогда никому не желал зла. Он умер, оставшись в грозу искать свою собаку.

…

Конечно, никто не учил госпожу рисовать людей. Но всю жизнь Лале смотрела на разные лица, запоминала в них каждую морщинку. Тогда юная госпожа и подумать не могла, что однажды станет рисовать портреты. И с позволения Аллаха они будут прекрасны.

…

— Гюзалик! Я назову её Гюзалик, — Лале улыбнулась и погладила довольную собаку. Недавно прибывший Влад всё ещё пугал, но теперь, когда он улыбнулся, стало легче.

— Ей подходит, — Лале засмотрелась, и Гюзалик тут же вылезала ей всё лицо. Влад засмеялся в кулак под негодующим взором госпожи. Возможно, всё началось с этого, только Лале всё ещё скорбела, чтобы осознавать что-либо.

…

— Ты ведь сдержишь обещание, правда? То, что дал в конюшне, — он положил свою ладонь на её. Капнула слеза, другая. Другой рукой Влад приподнял её лицо и посмотрел в глаза, подобные ночи.

— Я когда-нибудь врал тебе? — его же глаза цвета неба источали свет солнца.

— Нет, — глаза были полны слёз. Лале моргнула, и они скатились по щекам, но теперь ничто не заполоняло взор.

…

— Что такое? На тебе лица нет, — о, Лале, Аслан чувствует себя таким виноватым. Потому что улыбка перестанет озарять твоё лицо. Зара, почуяв неладное, ненавязчиво подхватила госпожу под руку.

— Хуньяди вместе со своим ставленником пошёл на Валахию, — он сглотнул и шумно выдохнул. А потом быстро произнёс только два слова: — Влад исчез, — и отвёл взгляд. Как будто бы он мог что-то сделать.

— Исчез? — переспросила Лале и повернула голову к Заре, та смотрела с сожалением.

— Его сместили, но ему удалось покинуть княжество, а дальше… — Лале вырвала руку и побежала. Просто побежала, как будто можно было что-то изменить. Ноги привели его в домик Хюмы-хатун. Гюзалик залаяла, но хозяйка пробежала мимо. Она за ней.

Добравшись до тайника, Лале достала другой, уже готовый портрет Влада Дракула, человека, которого полюбила. И чья участь теперь неизвестна. Неужели ей снова останется только одно — смотреть на портрет?

…

— Повелитель, вы обсуждали это на совете? — Мехмед поднял голову: не разозлился, скорее, недоумевал.

— Нет, — а затем снова посмотрел на карту и достал из-под неё другую. — Я пока не уверен, кому из совета можно верить и чьи слуги не продались византийцам, — на другой карте были зарисованы какие-то подземные ходы. — Вот, смотри, — с интересом карту передали ей, — сегодня после ужина получил: катакомбы Константинополя, неполные, правда, — но это может быть достаточно, чтобы подкопать траншеи. Лале даже не заметила, как удивилась. Если раньше Мехмед только говорил, то теперь он занялся делом. Лично.

— Они могут перекрыть некоторые пути? — хотя обвалы городу ни к чему. Можно и беду сотворить своими же руками.

— Разве что перекрыть калитки — специальные выходы, но не посмеют, иначе не смогут получать провиант. Хотя и это решаемо, — он забрал карту и стал смотреть на неё чересчур пытливо: — Что, стал другим человеком? — Лале поёжилась.

— Не то чтобы, просто неожиданно, — и опустила голову под его звонкий смех.

— Просто в этот раз я потратил время с пользой, — раз он и Манису покинуть не мог. — Изучил всё о прошлых попытках, и понял, что просто накинуться на этот город нельзя, — слышать подобное от Мехмеда было удивительно. Но, поскольку султан не смотрел на свою жену, увидеть взгляд, ненадолго наполнившийся чувством восхищения, не смог. — Интересно? — и снова не поднял головы. И спросил как-то сухо. Однако Лале вдруг поняла, что тяжёлым планом Мехмед толком ни с кем не делился. Ему хотелось выговориться.

— Если повелителю будет угодно, — он потянул к ней руку, пришлось взяться. И Лале обвели вокруг стола, чтобы она встала рядом. На удивление, не без лишней самоуверенности и пылкости, Мехмед рассказал, как собирается завоевать Константинополь.

…

Войдя во дворик, Лале замерла. Аслан стоял перед прудом, тяжело дышал. Нужно сказать хоть что-то, но в горле ком, тяжёлый ком. Кажется, что ни скажи, не услышит.

— Лале, скажи одно, — мужчина всё ещё сжимал кулаки, — оно стоило того? — и обернулся. Он отчаянно взмахнул рукой, не зная, куда себя деть. Перед ним стояла госпожа, и лучше к ней подходить. — Какой должна быть причина, чтобы вот так вот… Влад же… — Аслан запустил руки в волосы. Хорошо, что друга рядом нет. Нельзя ему этого видеть.

— Если он отпустит меня, забудет, так будет лучше, — она посмотрела в сторону стены, где хранила два портрета. Третий по-прежнему у Мехмеда. — Однажды ты поймёшь, в конце концов, я из династии османов, — она развернулась и ушла. Из души рвался новый портрет: Аслан. Разочарован он или обижен? Зол или опечален? Что же это было за лицо, что стало невыносимо стыдно?

†††

Очнувшись, Лале столкнулась с уставшим взглядом Мехмеда. Он улыбнулся, и этот раз отличался от всех предыдущих. Позади него замельтешили Шахи-хату и Зара, Тамара побежала к дверям. За лекаршей. Голова болела, госпожа чувствовала себя такой слабой и уставшей. А должна быть выспавшейся и полной сил!

— Ты очень долго спала, — Мехмед поцеловал её ладонь, согревшуюся от его тепла.

— Простите меня, падишах, я заставила вас переживать, — она сжала его ладонь, попытавшись сесть.

— Тебе нужно лежать, — он не собирался уступать, но разве можно отказать? И помог сесть, подложив подушки. А затем поправил одеяла, чтобы больше грелась.

— Повелитель, мне нужно поговорить с Асланом, — к ним подошла Зара и дала Лале воды. В этот раз она может удержать кубок.

— Серьёзно? — цокнул Мехмед. — О тебе муж волнуется, хатун, а ты просишь встречи с этим рыжим! — Шахи-хатун позади него также покачала головой, Лале усмехнулась. — Только недолго, тебе нужно поправляться. Станет лучше, поедешь в Бурсу, — на источники. Забота Мехмеда была такой неожиданной, что Лале не нашла верных слов. Полное замешательство. Мехмед только усмехнулся, встал и поспешил покинуть комнату.

Да, разговор будет недолгим. Лале посмотрела на сундук, в котором хранилось четыре портрета. Пятый был у Дамета. Шестой, портрет Мехмеда, то в его покоях, то в её… а от этих надо отказаться. Лале надеется, что Аслан окажет ей услугу. Но что за замена, о которой говорила гадалка?

========== …судьбы ==========

Тысяча четыреста шестьдесят второй год.

Теперь в Стамбуле ничего от византийцев не осталось, почти. Дворцы разрушены, а вместо них возведены новые. Соборы и церкви стали мечетями. Шумно, людно, и большинство жителей правоверные. Надо застраивать и другие берега, чтобы величественный город неустанно стерёг два моря — Чёрное и Мраморное. Торговля и ремесло налажены. А султан Мехмед совершил несколько походов. Не все оказались победоносными, но дух османов только креп. За ними Стамбул! И остальной мир склонится!

Аслану предлагали вернуться на родину правителем, но он отказался. И теперь входит в совет: если бы не настояние Заганоса-паши, Мехмед бы и думать не стал. Однако Аслан оказался довольно полезным. После его женили на нелюбимой. Но Нурай он уважал — у них уже двое детей. Пятилетний сын и трёхгодовалая дочка.

Сама Нурай, продолжая общаться с Лале, не догадывалась о сути брака между ней и Мехмедом. И искренне недоумевала, почему Аллах не посылает госпоже ребёнка. Однажды Лале это надоело, но она с достоинством сообщила о своём бесплодии. Не больше. И они до сих пор общаются: Лале очень рада принимать у себя детей Аслана. Шехзаде Баязид уже подрос, пятнадцать лет исполнилось, а потому его недавно отправили в Манису, как старшего шехзаде. Мустафу готовили к тому же.

Что же о делах гарема? Благородную и гордую Ирину казнили в том же году, что захватили Стамбул. За покушение на жизнь султана. Тамара через два года вошла в гарем, но отношения с госпожой у неё не испортились. Даже странно, что девушка очень любила наблюдать взаимодействие султана и его любимой жены. О таком, как говорит, даже мечтать не смеет.

От других наложниц у Мехмеда родилось ещё трое детей: сын Джем и две дочери, Гевхеран и Айше. Лале заботилась о них столько же, сколько и о Баязиде с Мустафой. Да и с её лёгкой руки в гареме спокойно. Хотя после той необычной встречи с Владом она провела год в Бурсе. Здоровье стало совсем не важным. Если раньше у Мехмеда и были мысли хитростью подтолкнуть её к близости, то теперь смотреть больно: Лале чахла на глазах. Возможно, уважение людей давно сменилось жалостью, но Лале устала разбираться в их душах. Она просто желала покоя.

Не было больше и Гюзалик, которая могла этот покой подарить лишь одним присутствием. Что же, и её время не пощадило.

Старый портрет Раду Мехмед уничтожил и запросил новый, ведь скоро тот станет господарём. Затем велел Лале нарисовать себя. Получалось уже девять… значит, три портрета не имеют значимости для судьбы? Впрочем, количество не влияло на силу негодования муфтия и судей. Но слово султана превыше, да и хватало её болезненности. Списали на волю Аллаха и поутихли.

Как жил Влад… Лале не знала. Знал Аслан, но рассказывать не просили, поэтому молчал. Хотя весточки от самого Дракула перестали приходить. Точно известно, что он уже шесть лет правит Валахией. И три года не шлёт дань. Два раза разгромил турок-османов, после чего Мехмед пожелал лично возглавить поход на Валахию. И тут Лале молчать не стала. Она была готова умолять на коленях, но Мехмед не слушал.

†††

— Тебе необязательно с ним сталкиваться! — Мехмед сидел за своим столом и что-то неторопливо чертил. Можно подумать, будто он сохраняет хладнокровие. Однако это не так: в любой миг он может скинуть всё со стола, чем очень сильно напугает Лале.

— По-твоему, мне нужно закрыть глаза на нарушенный порядок? — глубоко вдохнув, он сжал кулаки до вен. — Только потому, что ты до сих пор его любишь, я не забуду о землях Трансильвании, — слабая, но храбрая госпожа. И совсем не дерзкая, как ни странно. Даже желая отстоять чужую свободу, Лале остаётся почтительной. Если бы не суть конфликта, Мехмед бы засмеялся. Это ведь такая прекрасная черта в ней!

— Мехмед… — иногда она звала его по имени, и он словно преображался. Но подкупить его таким образом?..

— В первую очередь я падишах! Не забывай об этом, хатун, — он встал, опираясь на стол. В двери постучали, и вошёл Рейхан-ага.

— Прибыл шехзаде Баязид, повелитель, — поклонился султану, затем госпоже. Злость всё ещё застилала глаза повелителя, он как-то нервно улыбнулся, но разрешил позвать сына.

Баязид, похожий на отца в юности, только куда приветливее, поклонился и султану, и госпоже. А затем поспешил обнять её, так как Лале уже самой не терпится.

— Иншалла, всего ничего прошло, а ты так подрос, — отпрянув, она продолжила держать его за плечи.

— И вы госпожа всё так же хороша, — шехзаде улыбнулся, а затем поспешил обнять подошедшего отца. — Я не помешал? — будто бы в центре бури оказался: тихо лишь на первый взгляд.

— Что ты такое говоришь? — Лале недовольно посмотрела на Мехмеда, а затем поинтересовалась: — Матушка ведь с тобой приехала? — Мехмед, закатив глаза, шумно выдохнул.

— Да, Лале-султан, думаю, она направилась к вам, — шехзаде неловко опустил голову.

— Тогда госпоже стоит отправиться к себе, — Мехмед опустил руку на её плечо, Лале тут же стряхнула.

— Да, надо, а вы пока поговорите с отцом, — они с шехзаде переглянулись, улыбнулись, и, поклонившись, Лале поспешила покинуть этот дворец. Рейхан-ага нисколько не боялся её, потому что за долгие годы она ни на кого по-настоящему не разозлилась. Но уважал, как положено. Только, чисто с человеческой точки зрения, Лале-султан расстраивала: султан к ней со всем уважением и любовью, а она…

…по сути, время их встреч за десять лет невелико. Мехмед постоянно в походах, и в столице она остаётся хозяйкой. Считай, полная свобода воли, но и этого она не видит, не принимает.

†††

Силуэт Мехмеда исчез за дворцовыми воротами, но Лале продолжала на них смотреть, вздыхая. Все, кто стоял рядом с ней, молчали. Аслан и вовсе не смотрел ей в глаза на протяжении долгих лет. И старался избегать. Нурай знала, что творится в его душе. Всё же не дура и не эгоистка, какой кажется. Но госпожа была воплощением преданности, верности. За что на неё злиться и обижаться?

Тамара подбежала к ней и схватила за руки:

— Лале-султан, не стоит так долго стоять на ветру, эта весна такая холодная, — девушка посмотрела на Нурай, которая засмотрелась на детей, забегавших вокруг мужа.

— Да, госпожа, стоит отправиться во дворец, — дворец для гарема. Хотя Лале могла бы позволить себе остаться и здесь, но она соблюдала правила. — А днём потеплеет, выйдем прогуляться, — Лале посмотрела на Нурай и вяло кивнула. А женщина тем временем обратилась к Аслану:

— Муж мой, ты останешься во дворце?.. — да, останется.

— Шехзаде Баязид пожелал потренироваться, дождусь его, — дети прижались к его ногам и заладили:

— И мы! И мы! И мы! — взрослые засмеялись. — Мы тоже хотим посмотреть, — Аслан опустился и взял детей на руки.

— А кто будет за мамой присматривать? — дети опустили головы, продолжая улыбаться. — Мама и Лале-султан без вас не справятся. Оставите их одних?! — мужчина постаралась нахмуриться как можно суровее.

— Не-е-е-ет! — дружно ответив, они потянули руки к земле. Став на ноги, помчались к матери.

Лале засмеялась: такие милые, смешные. Аслан не стал их провожать. Он бы предпочёл отправиться в Валахию, даже если бы пришлось столкнуться с Владом. Потому что оставаться здесь было гораздо тяжелее.

«Позаботиться о госпоже? Мехмед, ты не изменился…» — возможно, султан и доверял ему, как служащему, но не упускал случая поставить на место. Раб, да? Что ж, пора признаться, он им стал с самого начала. Только хуже всего — непонимающий взгляд Лале. И она в этом не виновата. Ещё в тот далёкий день, когда она произнесла имя Хасана, а не его, он решил, что ни за что не признается.

Кому от этого станет лучше?

†††

И всё же прятаться вечно никто не может. Шехзаде Баязид под присмотром Заганоса-паши прекрасно справлялся с обязанностями регента. И свободное время проводил в тренировках с Асланом. Он ещё с пяти лет слышал о всех достойных соперниках огненноволосого паши (так Аслана называют в народе). И со всеми ними Баязид мечтал сразиться. Но очень мало паша говорил о Владе Дракула, который уже известен как Цепеш, или же Колосожатель. О нём не говорит и госпожа. А при отце настоятельно советуют не упоминать этого человека. Но почему? Ведь теперь отец сам отправился в поход против Дракула. Почему?!

Лале вместе с Эмине наблюдали за шехзаде, улыбаясь. Хоть Мехмед не желал выделять кого-то одного, к первенцу прикипел всей душой. Возможно, в этом была заслуга, или же вина, Лале, которая на бессознательном уровне любила этого ребёнка больше остальных.

— Машалла, об этом льве услышит мир, — слова Лале стали для Эмине неожиданностью. Та чуть повернулась к ней и осторожно наклонила голову:

— Я не ослышалась, госпожа? Разве вам нельзя так говорить, могут ведь… — неправильно понять, как и она. Лале оторвала взгляд от тренирующихся. И Эмине он показался мутным.

— Думаю, ты знаешь, моё здоровье… — кольнуло в груди, но Лале быстро оглянулась, будто бы ей что-то показалось. Оборачиваясь, она старалась спокойно продолжить: — Моё здоровьё всё слабее, поэтому я не думаю, что доживу до эпохи нового султана. Почему бы и не быть честной? — затем свой взор она обратила на шехзаде.

— Госпожа, не говорите так, ваша смерть… — женщина запнулась: сын проиграл, но остался довольным.

— Матушка, госпожа, — и подбежал к ним. — Как вам? — они не могли не похвалить, улыбка этого ребёнка придавала сил. Но Лале хотела поговорить с Асланом без свидетелей. Взглядом она намекнула Эмине увести шехзаде, и женщина поспешила исполнить. А Аслан всё тянул… но упрекать не было сил.

— Аслан… — как и кричать. Мужчина подошёл-таки, опустив голову. — Аслан, у меня плохое предчувствие, — про себя он усмехнулся, других быть не может, — мне нужно к ним! — с нажимом произнесла Лале, схватив друга за запястье.

— Я не могу!.. — он поднял голову: что задумала?

— Аслан! Я была плохим другом, прости, что многие годы игнорировала то, что гложет твою душу. Но прошу тебя, не отказывай мне сейчас, — Аслан забыл, как дышать. Вину за свои действия чувствовал не только он. Даже не пытаясь объясниться с ней, совсем забыл о чувствах Лале.

— Лале?.. — хватка на запястье сначала окрепла, а затем резко ослабла. Лале покачнулась, но устояла на ногах. — Как ты собираешься отправиться туда? — его лицо побледнело от испуга, а её от усталости.

— Аслан! Седьмая… картина… готова… надо… — глубокий вдох, разум помутнел.

— Хорошо, мы отправимся в Валахию, завтра, если лекари разрешат, — обняв за плечи, Аслан повёл её к дворцу. Пусть служанки и евнухи позаботятся о госпоже и немедленно вызовут лекаршу. У самого душа словно покинула тело, но он выдержит. Главное, чтобы выдержала Лале.

†††

Лале пригрозила лекарям казнью, если не солгут о её состоянии. Те понимали, что такая добрая и справедливая госпожа, всего лишь отчаялась. Но также они понимали, что её дни сочтены. Признаться честно, никто не понимал, как она держится до сих пор.

Дайе и Шахи силой не препятствовали, только отговаривали. А Лале даже и не пыталась донести до них свои чувства. В конце концов, они заботятся о ней, и ничего из-за этого не видят. Одна, потому что привыкла, другая, потому что любит. Только Зара её и понимала. Она увела женщин в сторону, сказала им что-то, и те смолкли. Только смотрели с неким сожалением и негодованием.

Что ж, на ошибках учатся, после ошибок лечатся.

Её решение дошло и до шехзаде Баязида, который в вечер перед отправлением, пришёл попытаться переубедить госпожу. Они долго сидели, взявшись за руки. Довольно нескромный жест, но госпожа относилась к нему даже лучше, чем мать. Она ничего от него не ждала, просто радовалась успехам и любила. Иногда излишне баловала. Они говорили о многом, но о главном Баязид так и не вспомнил. Прощаясь с шехзаде, Лале поцеловала его в лоб:

— Иншалла, ты станешь достойным преемником отца, и твои потомки прославят род османов! — она не могла знать, но данное благословение стало неоспоримой волей небес до конца времён.

Рассвет. У чёрного входа из дворца её ждала карета. Аслан вместо управляющего, Гедже за главную лошадь. А дальше подарок дяди — Хале, быстрая и ловкая лошадь. Других она не знала. Да и не зачем. На карете они ехали лишь до Эдирне. Дальше верхом, и поэтому Аслан подготовил для неё подходящий комплект мужской одежды и не тяжёлый убор для головы. А вызвавшаяся сопровождать госпожу Зара останется в старой столице. Толку от неё дальше не будет, вот если бы умела ездить верхом.

День, другой. Третий. Они уже в Эдирне. Удалось перехватить посланца в Стамбул и узнать, как обстоят дела. Влад использовал тактику выжженной земли, не оставляя врагам ничего, что могло бы им пригодиться при наступлении. Но Мехмед не желал отступать и медленно продвигался вперёд.

Шестнадцатое июня тысяча четыреста шестьдесят второго года.

Тысяча шатров, костров и кипящих котлов. Янычары, сипахи. Ближе к шатрам падишаха и пашей расположились их адъютанты, чауши. Аслана узнавали по рыжим волосам, но недоумевали, что за хилый юноша идёт рядом с ним. Не успели они дойти до шатра повелителя, как навстречу им вышел Махмуд-паша, будущий великий визирь и добрый друг окружения султана. Он вмиг признал госпожу! Но негодование своё сдержал, поспешил провести к падишаху, который разделил его возмущение.

— Ты как посмел привезти госпожу сюда?! — Мехмед ткнул пальцем в Аслана. Лицо его исказилось злобой. Но Лале поспешила ухватиться за его предплечья, чтобы обратить внимание на себя. — Во что ты одета? — попытавшись спокойно вдохнуть, Мехмед закатил глаза. Но Лале обхватила его лицо ладонями и опустила к себе, приложившись лбом ко лбу. Аслан почувствовал себя идиотом, не поверив своим глазам. Махмуд схватил его за локоть и поспешил вывести из шатра и, в конце концов, расспросить.

— Не злись и не спрашивай ни о чём, — она облизнула пересохшие губы. — Я сама не хотела, но чувство необходимости оказаться здесь… — Мехмед обнял её за талию и подвёл к матрасу. Вечер уже наступил, и сегодня он решил лечь пораньше, так как погоня за Дракула выматывала чрезмерно. И это сказывалось на всей армии.

— Могу ли я считать… — он провёл пальцем от виска до подбородка и приподнял её лицо, потянувшись к губам. Но возникло препятствие — мягкие и едва тёплые пальцы Лале.

— Если бы я и хотела, разве способна в таком состоянии осчастливить повелителя? — и усмехнулась. Мехмед встал и прошёлся до конца шатра: дал слабину. Опустил голову, запустив ладонь в волосы.

— А поспать рядом можно? Я не хочу на земле, — обернулся, сощурив глаза.

— Конечно, — ведь так было не раз.

†††

Семнадцатое июня тысяча четыреста шестьдесят второго года. Ночь.

Лале проснулась в объятиях Мехмеда. Она всегда засыпала первой, так что даже не гадала, специально он или во сне. Словно прячет ото всех. Но убирать его руки получалось легко, даже сейчас его сон не потревожен — привык. Лале как приехала, так и уснула, устав с долгой дороги. Мужская одежда оказалась удобной. Но выйти сейчас и прогуляться она не решилась. И тревога на сердце, прогнавшая сон, только усилилась. С каждой секундой сильней в десятки раз!

Она обернулась: вой волков? Послышался звон мечей, крики людей. Подойдя к сетке, заменявшее в шатре окно, она увидела, как вдалеке всколыхнули костры. Подожгли те шатры, что вначале. А к волкам присоединились во́роны и летучие мыши. Крики становились всё сильнее и яростнее. Среди османов теперь заметны и валашцы.

— Лале? — подскочил Мехмед и, схватив ятаган, подошёл к ней. — Чтобы ни случилось, — развернулся и схватил за плечи, смотря прямо в глаза, — оставайся здесь! — но не успел дойти до выхода, как крики раздались поблизости. Лале подбежала к другой сетке: вокруг шатра пашей сгустилась тьма. Нечто непонятное словно снова сжало её сердце.

— Мехмед! — свой голос не узнать, но мужчина обернулся. И Лале побежала к нему, боясь неуклюже споткнуться. Что вело её? Сердце или предназначение?Своё или навязанное? И откуда такие силы? Последние? Схватив за предплечья, она отвела мужчину за себя и повернулась лицом к опасности.

Тьма приблизилась, будто молния. Только никуда не исчезла. Боль стала реальной. Опустив голову, Лале увидела, что чуть ниже рёбер её пронзили настоящим мечом.

— Кем бы ты ни был, — тьма растворилась, но оторвать взгляд от меча, который всё больше пропитывался её кровью, — никогда больше, — слова сами рвались из души, — ты не тронешь потомка Османа Гази. Прикоснёшься, тебя будет жжечь огонь Преисподней. Задумаешь зло, оно обернётся против тебя! — кровь изо рта! Жуткий металлический привкус усиливал испуг. Значит, не так уж и хотела она умирать?.. — А сотворишь его… — то что? Она не хотела, но слова проклятья и пожеланий уничтожения самого важного — души — рвались из груди, мучая её. Только вот Лале снова стала немой. Снова?

— Лале? — подняла голову: испуганное лицо Влада. Она здесь?! Лале улыбнулась, а он не знал, что делать. Достанет меч — только хуже. Какой лекарь сейчас окажется поблизости.

Мехмед замер: если бы не Лале, он бы уже атаковал этого монстра! Кем ещё мог быть Дракула сейчас? Лале, забыв о своих словах, не имея возможности произнести не желаемое, потянулась ладонью к его лицу. И это прикосновение было хуже, чем боль от ранений, чем страх потери близких людей и пережитое горе.

«С ваших уст сорвётся проклятье для одного, защита — для другого…»

— Влад, — по щекам покатились слёзы, — прости, — медленно, наклоняя меч, она упала наземь. Рана открылась, и кровь окрасила собой ковёр.

— Лале! — Мехмед оттолкнул Влада, опустившись на колени. — Лале! Султанша моя, смотри на меня, — он подложил руку ей под голову и приподнял. — Давай же! Ты меня спасала, и себя спасёшь… хатун! — Лале выплюнула сгусток крови и чуть приоткрыла глаза. Только посмотрела не на Мехмеда, а на Влада, опустившегося на колени и протянувшего к ней руку. Лале попыталась поднять свою, но ладонь тут же упала.

Мехмед, сжав губы, поднял ту руку: пальцы любящих переплелись. И Влад, смотревший в глаза, подобные ночи, терпел адский огонь. А Лале смотрела в чистые и ясные глаза, подобные солнцу. Страшно и больно, и горечь сожалений.

Но боль прошла, глаза его госпожи остались полуоткрыты.

Мехмед прижал Лале к груди и закричал. Их детство, их юность, их брак — у них столько воспоминаний, чувств, недосказанности. Он с самого начала знал, как мало у них времени. Хотел быть готовым, хотел, но не смог. Сбежались чауши и янычары, с ними прибежал и Аслан.

Мехмед и Влад на коленях, а Лале… её пальцы соскользнули. Люди окружили их — но Дракула, закричав, встал на ноги. На глазах он обратился в непонятное чудовище, чей рык всколыхнул землю. Все те твари, что атаковали с врагами, разъярились вместе с ним.

Он был так близок к своей цели! Всего лишь жизнь одного султана! Ради его народа… не ради счастья с любимой. Влад знал, Лале такого не одобрит, да и не думал, что любимая окажется здесь, так далеко от дома, ради защиты того, от кого когда-то стремилась уберечь. Взмахнув раз крыльями, он поднялся высоко над землёй, сливаясь с темнотой ночи и исчезая в ней.

— Лале?.. — Аслан подошёл, заглядывая в мёртвое лицо. Полуоткрытые глаза и рот, как будто хотела сказать что-то. — Для этого?! — по пальцам пробежался холодок, будто кто-то потянул его за собой. Не сразу, но Аслан оторвался от Лале и обернулся: там, среди сотни османов и горящих шатров, отступающих врагов и лесных тварей, бежала девочка, которая хотела показать ему озеро…

…в той стороне… Эдирне…

========== …колесо времени… ==========

Тысяча четыреста сорок восьмой год, декабрь.

Влад не запомнил тот день, когда его в первый раз назвали господарём Валахии. Но день его побега из собственного замка запомнился на всю жизнь. Не успело пройти и два месяца, как бояре, сговорившиеся против отца и брата, предали и его. Принесший ему спасительную весть человек рисковал жизнью, и не зря. Только вот погода стояла ясная и снег не таял. Лошади оставляли следы. Поэтому он со своими товарищами из казарм мчался без устали от посланных убийц. Отправиться напрямую в Молдавию нельзя, так их легко поймают. Решили сделать крюк: их не узнают, ибо мало кому известно, как выглядит молодой господарь. Бывший молодой господарь.

Меняли лошадей на постоялых дворах, ели и спали мало. Всегда кто-то один оставался на стороже, а после ехал с кем-то из товарищей, отсыпаясь. Усталость доводила и до такого. Дни и ночи тянулись подобно песку в только что перевёрнутых часах. И никто из них не мог бы сказать, как так вышло, что они заехали в самый ужасный из лесов Трансильвании. Холодный… много легенд и страшных сказок для детей, но взрослые всё списывали на волков и медведей.

Возможно, если бы они знали, что у них на пути, ни за что не остановились бы на ночь.

Удалось разжечь небольшой костёр и подстрелить несколько зайцев. Влад прекрасно расправился с тушей, а затем передал тому товарищу, который в Эдирне часто сбегал на кухню, чтобы лишний раз не драться. Мясо зайца само по себе вкусное, хоть что-то их порадует сегодня. Морозно, но шубы тёплые: Влад не пожалел взять для всех. Раз знать обворовала его отца, так почему бы ему не поступить также? С другой стороны, это только малая часть его мести. В один день они ответят за содеянное.

— Сегодня я подежурю, — Влад поднял голову: полнолуние.

— И мы, в такой холод много не поспишь, а искать что-то похожее на пещеру времени нет, — лучше разделиться на группы, чтобы одна подремала и поднабрались сил, а другая следила, чтобы первые не замёрзли насмерть.

Верные ему юноши не тратили время зря. Некоторые, беспокоясь о себе и об остальных, не побоялись спросить у своего господаря: примет ли их король Молдавии, двоюродный брат самого Влада, или сдаст Хуньяди? Юный Дракула и сам не мог дать ответа.

— Я вас всё равно не брошу! — вода кончалась, решили растопить и нагреть снег. А тем временем на небе появлялись звёзды. Некоторые падали… куда? Сюда, в Валахию, или же на родину Аслана? А может, прямо к Лале? Влад улыбнулся, кругом такая красота. В Эдирне такого не увидишь, показать бы Лале.

Дежурившие начали пританцовывать: снег местами глубок, но крепок. Да и место у костра заняли отсыпающиеся. Лошади стояли мирно, иногда фыркая и махая хвостами, вскидывая головы. Волки выли где-то вдали, пролетали вороны. Чёрный буйный конь, которого Влад взял с прошлой остановки, сегодня вёл себя даже слишком хорошо. Казалось, прислушивается к чему-то вдали.

— Держите мечи наготове, — товарищи переглянулись, не понимая его волнения. Да, этот лес почему-то отличался от остальных. Но мирно, тихо, никаких признаков смерти. На первый взгляд. Вокруг стали собираться во́роны, но более странным казалось их молчаливое присутствие. Никаких криков или попыток что-либо стащить.

— Мы не трогаем их, они нас! — кто-то не понимал, почему им вдруг понадобилось выдвигаться именно сейчас. Но перечить не стали, списали всё на волнение. В конце концов, как бы они ни храбрились, а боялись за свою жизнь. Сориентировавшись по звёздам, один юноша нашёл нужный путь. Только на деле оказалось, что они забираются вглубь леса. Разбуженные чуть отставали.

То есть они вовсе пропали. Позади послышалось дикое ржание, как будто лошадей разрывали на части. Но людских криков никто не слышал. Их осталось всего десять. Влад был готов вернуться, но не остальные. Им стало по-настоящему страшно. Поскакали дальше, но что-то приближалось сзади. Волки? Не только.

— Что за чертовщина? — некие лысые, напоминавшие людей, существа мчались за ними среди волков. По всему лесу раздалось карканье сотни воронов. Испугались и лошади. А потому и без команд неслись изо всех сил. Влад осторожно оглянулся, и на его лице застыл ужас. Одно из существ вместе с волками напало на одного товарища, повалило лошадь. Парень закричал, просто закричал. И приготовленный заранее меч ему не помог.

— Я понимаю, это сложно, но постарайтесь успокоиться! — команду Дракула услышали, но исполнить не смогли. Что-то выскочило прямо перед ним — и конь встал на дыбы, почти скинув Влада. Позади закричали ещё двоё; их осталось семеро. Смысл скакать дальше? Влад спрыгнул с коня и отогнал того, хлопнув по заду. Меч в руке. А дальше что? Оставшиеся шестеро поступили также, став спина к спине.

Но одного из них это не спасло: разве можно было не увидеть мчащегося на тебя волка? Неужели всё то, чему они обучались чуть ли не с рождения, бесполезно? Что за немилостивые происки судьбы? Все тяжело дышали и были напряжены. Лысое существо утащило ещё одного.

Всего на мгновение Влад позволил себе закрыть глаза, на мгновение. Но именно это и спасло ему жизнь. Дракула почувствовал приближение кого-то из тварей, успел занести меч и разрубил… голову волка. Мальчик, который сбегал на кухню, оказался невероятно удачлив. Однако от увиденного беднягу вырвало, и следующим унесли его.

— Закройте глаза! Доверьтесь мне! — как повелел, так и поступил. Он доверял обострившимся чувствам, но начали подводить и они. Открыв глаза снова, Влад увидел, как оставшиеся товарищи зарубили друг друга. Хотя это было невозможно… что заставило их разделиться и разойтись?

Стая воронов пронеслась над головой, закрывая луну. Кругом словно почернело. А затем луна снова засияла. И Влад увидел, что его окружили эти непонятные существа, и волки, и вороны. Но он даже не слышал их дыхания. Только хруст снега под копытами. Пришлось рискнуть и обернуться.

— Неплохо, а сколько ещё ты сможешь продержаться? Даже раны не заметил, — на его же коне восседал старик в чёрных доспехах. Он повёл носом: — Какой приятный запах… — металлический — кровь! Этим тварям явно не терпелось накинуться на Дракула, но они будто бы склонились перед стариком, ожидая приказа.

Рана действительно была. И Влад заметил её, но нельзя было останавливаться. Бороться, и ещё раз бороться за свою жизнь!

Теперь бесполезно…

Он оглянулся: вот так всё и закончится? Влад усмехнулся, осознавая, что с радостью бы остался в Эдирне, знай наперёд свой конец. А старик молча за ним наблюдал. Наблюдал, как только в его владениях появились гости. Юноша оказался довольно интересным.

— Как тебя зовут? — спросил старик, как только Влад посмотрел в его чёрные, словно пустые, глаза. Храбрость — хорошее качество, но почтение куда важнее.

— Влад, Влад Дракула, если вам это о чём-то скажет, — кем бы ни был, пусть и поехавшим, а стоит одного веления, как парня съедят заживо. Старик кивнул, он знает этот род. — Зачем вы их убили? — глупо заявлять, что они ничего не сделали. Если старик считает себя хозяином леса, то и за тех зайцев мог обидеться. Многие сказки тому пример. В любом случае, без колдовства здесь не обошлось!

— Мои дети хотели есть… особенно вот эти, голенькие как соколики, — лысые человекоподобные существа издали неразборчивый грудной крик. Как тут не поёжится? — Их и так истребляют те, что зовут себя христианинами, а с этим рассветом умру и я. Без моей защиты быстро пропадут. Вот и хотел вывести их из леса погулять, но как чудесно сложилось! — старик хлопнул в ладоши. — Ты пришёл со своими людьми и лошадьми, — и довольно покачал головой.

— Тогда почему не тронули Гермеса, — конь, отреагировав на имя, заржал. Но старик улыбнулся и погладил чёрную гриву.

— А ты оглянись… — чёрные волки, вороны, сам старик в чёрном. Только эти существа… с чёрными глазницами! Влад усмехнулся: как просто, что смешно. А затем он опустил голову: кровь шла из раны о-о-очень медленно.

— Как? — кровь неторопливо стекала вниз, как капли от дождя по окну.

— В моих силах и не такое, — старик мечтательно взглянул на луну. — И ночью получается лучше всего, — закивал сам себе.

А Влад закрыл рану ладонью. И думал, косясь из стороны в сторону. В голове несколько вариантов, главное, выбрать удачный.

— Даже не думай! Я чувствую… — старик наклонился вперёд, — твои эмоции! твои страхи! слабости! и надежды! — он снова потянул носом. — Но сильнее всего жажда мести и желание добиться невозможного, — почесав бороду, старик поднял ладонь. И волки вместе с непонятными существами стали расходиться. Лишь десятки воронов неотрывно наблюдали за человеком, словно все эти глаза принадлежали старику.

— Играешься со мной? — Влад нахмурился. Он потерял стольких друзей! Не смог их защитить…

— Виня себя, ты ничего не добьёшься, — на слова старика во́роны дружно закивали.

— А я ещё чего-то добьюсь? — усмешка Дракула понравилась старику.

— Можешь попробовать, если не боишься съесть одно старое сердце, — сначала серьёзно, а потом обеспокоенно: — Только не готовь! Иначе бесполезно, — Влад челюсть уронил от такого заявления. — А что такого? Ты ведь ел говяжье, свиное или куриное сердце. Так почему бы не попробовать моё? — птицы продолжали кивать, как будто их мнение важно.

— Хах, смешно! Вы ведь человек, да и что даст… — голос Влада пропал.

— Человек?! — небо заполнилось тучами, которых быть не должно. — Я из тех существ, что люди когда-то приравнивали к богам. Подобных мне одному было десятки от этих земель и дальше на восток, — взмах рукой в ту сторону. — Не будь глупцом, мальчишка… — голос старика теперь звучал отовсюду. Всё живое замерло.

— И всё же, — Влад сглотнул, — какой вам прок мне помогать? — сжал рукоять меча до посинения руки.

— Я умру, и что же, загубить такую мощь? — чёрный всадник спешился и потёр подбородок. — Это было бы правильно! В духе моих белых собратьев, но не в моём! — указав пальцем на Влада: — Я конечно не узнаю, какую ношу возложит на тебя подобная сила, но это определённо стоит того. Всегда нужно платить, всегда, — и подошёл к ребёнку вплотную. Да, к ребёнку, потому что живёт уже не одну тысячу лет. — До самого конца ты будешь помнить день, когда стал другим! И сколько ты сможешь прожить в этом изменчивом мире? И как повлияешь на судьбу людей? — эти пустые глаза гипнотизировали. Влад встряхнул головой. А старик засмеялся.

— Вы упомянули белых собратьев… — Дракула отошёл на шаг.

— О, это долгая история. Если согласишься принять мой подарок, найдёшь ответы, — старик развернулся и подошёл к Гермесу. Лошадь уткнулась в старческую ладонь. — Но я могу предложить кое-что более ценное, — конечно, он не станет говорить, что не всё, на что способен он, будет получаться у мальчика, если тот выживет после знатного кушанья. Но намного больше, чем может сделать простой смертный! — К тому же в твоих воспоминаниях есть один прекрасный образ, — Влад напрягся, что очень развеселило старика. — Только пожелаешь — и окажешься на другом конце света, даже рядом с ней! — руками он словно обвёл весь мир.

— Я перестану быть человеком? — Влад не спеша подошёл к усмехнувшемуся старику.

— А что значит быть человеком? Это суть вашей души или форма оболочки? — взор пустых глаз снова пленил Влада. — Тело? Так бренно! Ты сможешь принять любой облик, даже более взрослый, — старик подмигнул? — Главное, держать в узде душу, Влад… Дракула… — тучи расступились. И Влад сощурился: глаза, не успевшие привыкнуть к мраку, заболели от света.

— Что мне нужно сделать? — раньше люди желали силы… и это вызывало отвращение. А сейчас человек перед ним, молодой и горячий, полон сомнений и желаний, бед и надежд. Не заслужил, просто повезло. Даже сейчас старик может убить его одним взглядом. Но ребёнок, боясь, не отступил. Уважил. И до сих пор не атаковал в спину. Держал меч наготове только ради защиты. Да, он мог сомневаться в своих силах и быть осторожным. Но тогда бы от него не разило благородством. Сын Дракона…

Луна склонилась к западу, а на востоке просияло небо. Старый всадник не шутил. Наказал съесть сердце, которое останется после того, как первые лучи солнца сожгут его тело. И главное — съесть, не выплёвывая. Ни одного кусочка!

Старик обратился в чудовище с крыльями и чёрной кожей, взревев. И после солнце сожгло его. Сердце осталось нетронутым: Гермес закрыл его своей тенью и будто ворчливо фыркнул, торопя хозяина. Влад склонился над сердцем, осторожно поднял его, оставляя в тени коня. В крови и бьющееся до сих пор. Дракула содрогнулся: чем больше он смотрит, тем сильнее его тошнит. Гермес заржал, готовясь встать на дыбы.

Закрыв глаза, Влад впился в сердце, но вкуса не почувствовал. Дурно было лишь от осознания. Но ни кусочка, ни одного кусочка он не выплюнул. Рана на боку исчезала, он чувствовал это и каждую частичку своего тела. Потянулся к фляге, чтобы запить. Немного помогло, но выбросить из головы случившееся… старик предупреждал, этот день Влад будет помнить до конца. И не только этот.

Оседлав Гермеса, юный Дракула доверился чутью — и нашёл выход из леса, из леса, который в будущем станет его домом.

Только добравшись до замка кузена, Влад слёг с лихорадкой. Доктора твердили одно — нежилец. Но ровно через семь дней свергнутый господарь встал на ноги. С новой силой он воплотит задуманное.

†††

Тысяча четыреста пятьдесят третий год.

Влад был усерден в своём обучении и постиг все тайны чёрной магии, которыми можно овладеть самостоятельно. Готовясь отвоевать Валахию, он искал ответы о том старике. Предположения были. Но хотелось встретить кого-то подобного, кто даст ответы на все вопросы. Ему нравилось иметь силы, о которых, увы, не стоило рассказывать людям.

В замке кузена Алексэндрела, господаря Молдавии, ему было спокойно. Казалось, он забыл обо всём, даже о Раду. Но кузен не заговаривал об этом, только помогал передавать и получать послания. Господарь сильно удивился, когда первое послание нужно было отправить другу. Другу среди турок-османов! Иногда за ужином Алексэндрелу удавалось разговорить Влада. И многие истории оказались рассказаны. О дворцовой школе, о казармах, о природе и быте простых людей. Ведь для европейцев турки, в первую очередь, — завоеватели, денно и нощно не смыкающие глаз.

Но о том, что в Эдирне он оставил любимую, Влад не рассказал даже тогда, когда Аслан написал о браке Лале с Мехмедом. Два года прошло с тех пор. Переместиться прямо к ней? Не решался, сомневался в своих силах. Но теперь стоит попробовать. И всё же Дракула решил посмотреть на Мехмеда, каким человеком он стал, раз Лале рядом с ним. Ведь сама хотела остаться одна на всю жизнь, но и клятв никаких не давала.

Захваченный Константинополь потерял своё величие. Больше в нём нет ничего родного, и очень скоро всё станет чужим, османским. Издалека он наблюдал за султаном-победителем. Ещё вчера серьёзный до невозможности, сегодня как мальчишка. Мехмед желал осмотреть всё и принять участие в любой судьбе, что попадётся, будь то дворец или человек. А с ним рядом Раду… младший брат такой счастливый. И скоро станет совсем взрослым. Его мысли… отнюдь не о родных краях. Хотя таковыми Раду их давно не считает.

Младший Дракула покинул город серьёзным, словно получил важное задание. А вернулся счастливым — и вместе с Лале. Она ехала верхом, спрятав нижнюю часть лица. Но эти глаза, подобные ночи… как их не узнать? Теряясь среди толпы, Влад неотступно следовал за ними. Пожелай, и его никто не заметит. Но Лале оборачивается, смотрит в его сторону, но куда-то дальше.

Затем она с Раду зашла в разграбленный собор. Влад время зря не тратил, подозвал мимо пролетающую ласточку. Птица их любви, птица их счастья: простая, но красивая, маленькая и изящная, преданная и осторожная. Птичка сидела на его пальце, вертя своей маленькой головой. Долго ждать не пришлось: Лале спускалась вместе с Раду. Снова посмотрела в его сторону, но так и не увидела. Влад улыбнулся и подтолкнул ласточку к ней. Птичка пролетела непозволительно близко, задев крылом щеку госпожи. Лале тут же направила голову в её сторону и, обнаружив нарушительницу покоя, улыбнулась.

Всё так же хороша, госпожа его души….

†††

— Тебе опасно здесь находится, — Влад встретил Аслана в одном из переулков, рыжий оделся как византиец. Почти похож! Особенно выражением праведного гнева на лице: Влад уже понял, что, по мнению друга, приманивает опасность.

— Будешь так суетиться, меня точно поймают, — улыбнулся. — Я здесь ненадолго, мне нужно собрать людей, всё равно католики не согласятся взять ортодоксов, — то бишь православных, — в крестовый поход. Хотя я уже сейчас могу сказать, бесполезно, — почему бы не воспользоваться случаем? К тому же повидал всех, кого хотел. Хотя не совсем так!

— Мехмед никого не держит. Так решил воспользоваться моментом? — Влад кивнул. А затем заметил в конце улицы какое-то движение.

— А ты в курсе, что во дворце происходит? — и очень удивился, когда в окружении бостанджи увидел на лошадях двух женщин. Из них он знал только Лале. Девочка, сидящая с ней, всё показывала то в одну сторону, то в другую, рассказывая про город. Лицо Лале не прятала, но накинула капюшон. Из-за копошений девчушки тот грозился слететь. Но госпожа не злилась. А за ними обоз! Влад притаился во тьме переулка, Аслан натянул капюшон.

— Не хотел тебя разочаровывать, но, кажется, последние её слова мне были такими: «Если он отпустит меня, забудет, так будет лучше», — когда женщины и охрана проехали мимо, Аслан вышел за ними. Только раз оглянулся: Влад тоже пойдёт! Простые люди отовсюду тянулись к площади с колонной Константина Великого, у которой недавно ждали спасения от турков свыше.

«Аслан, ты действительно думаешь, что я поверю в подобное?» — даже если Лале так и сказала, то это первая мысль, пришедшая в голову. Куда интересней узнать, что сам Аслан сказал Лале, чтобы услышать подобный ответ. Нет, Влад не подозревает каких-то манипуляций. Наоборот, Аслан желает только добра, но его горячность не позволяет донести верный смысл поступков.

— Мой любимый народ! Так случилось, что по воле Господа нашего эта земля отныне нам не принадлежит. Мы ждали самой страшной участи, но султан Мехмед дал нам выбор: покинуть город или остаться в нём, — женщина, что произносила речь, старалась не оборачиваться на Лале. И всё ждала удара в спину. Влад снисходительно ухмыльнулся: именно от Ирины можно ожидать подобное. — Я знаю, от ненависти в сердце избавиться тяжело, но перестаньте упрямиться и воспользуйтесь случаем: султан преподносит вам, сильным и гордым византийцам, в знак уважения, еду, одежду, лекарства и немного денег, — её слова тому подтверждение; сердце полно гнева и ненависти. — Хотите уйти? Воспользуйтесь этой милостью. Хотите остаться? Лишним не будет. И помните, что милость господня может прийти оттуда, откуда мы совсем не ждём, — еду, одежду и деньги уже разложили в разные кучи позади женщин.

Аслан убедил Влада не занимать очередь — неоправданный риск. Лале с такой неожиданностью не справится, и Влад знает. Но это не беда, он уже решил, когда попытается увидеться с ней. Люди стали расходиться, но дорога ещё была занята. Послышался стук копыт десятка лошадей. Кто-то закричал:

— Доро-о-о-огу! Султан Мехмед Хан Хазрет Лери! — во главе небольшого отряда показался Мехмед верхом на чёрном арабском скакуне. За ним ехал Раду и Заганос-паша. Аслан и Влад поспешил скрыться в ближайшем проходе между домов. Султан остановился напротив женщин и спешился. Твёрдым шагом он направился к Лале. Что он говорил, Аслан не слышал. Зато Влад сохранял непонятное другу спокойствие.

— Моя луноликая госпожа, — Мехмед поцеловал Лале в лоб и надел ей капюшон, шепнув: — Не стоит позволять им смотреть на твоё лицо, муфтий будет припоминать мне до самой смерти, — затем покосился на Ирину, дерзкую женщину. И снова обратился к Лале: — Они перестанут трястись, если я поиграю в прекрасного и любящего мужа? — провёл пальцем по её щеке.

Влад сжал кулаки, хотелось раздавить какой-нибудь кубок, перенаправить злость.

— Лучше разрешить не уплачивать налоги год, может, два, — ворон у колонны стал ушами и глазами Влада; голос Лале успокаивал.

— Так и собирался, Лале-султан, — дразня, Мехмед обнял её. — Если вы закончили, давай вернёмся во дворец, есть разговор… — не успел договорить, как послышался противный звук — в небе собрались десятки летучих мышей. Собравшись в одно целое, они накинулись на Мехмеда. Влад усмехнулся: Мехмед вырос. Оттолкнул, но уберёг Лале. Мыши разлетелись, так как с самого начала Влад собирался его отравить.

Только вот Лале исцелила его… сила, Влад почувствовал силу, абсолютно противоположную его. Мехмед закричал, приказывая найти виновника. А Аслан даже не успел запаниковать, как его стукнули по плечу, переместив в другое место. Последний раз он обернулся посмотреть на Лале, которая помогала Мехмеду стоять ровно и с гордо поднятой головой. И собственный брат… как преданный слуга, помогает надеть сапог… аргх!

†††

На следующий день, вечером, Влад нашёл друга на каком-то постоялом дворе. Рыжие волосы заметить в толпе, пусть освещение и слабовато, легко.

— Влад? — сел напротив Аслана и поздоровался, как ни в чём не бывало. — Где ты был? — Аслан действительно не понимал, то есть не хотел. Он начал догадываться, что мыши взбесились из-за него.

«Извини, Аслан, но я тебе ничего не расскажу!» — подумал так, но начал дразнить:

— В Эдирне, только недавно вернулся, — подошла работница и Влад попросил принести самое простое блюдо, но чтобы мяса побольше и вина.

— Ты издеваешься? Это невозможно, — Аслан наклонился, скрестив руки на столе. — Что ты скрываешь, Влад? — Дракула спокойно повторил его движения. И оказавшись с другом лицом к лицу, довольно произнёс:

— Скрываю, и лучше тебе не знать, что, — женщина принесла вино, сообщив, что еда скоро будет готова.

— Случай у колонны твоих рук дела? — не выдержав, Аслан налил вина и себе. Влад кивнул, а затем произнёс нечто невероятное:

— То, что может сделать Лале, куда серьёзнее. В этом виновата её мать и мать Мехмеда. Стоит только ей пожелать, как род османов станет неистребимым. Жаль только, что Дайе-хатун и Шахи-хатун мало знают, — принесли еду, а потому Влад замолчал. Ему жутко хотелось есть.

Но думать об узнанном от наставниц не переставал. Теперь он понял причину желания Мехмеда жениться на Лале. Если бы она тогда отказала, султан бы попробовал ещё раз. Затем ещё раз… но всё обошлось. Остаётся лишь один вопрос: по собственной воле Лале согласилась или виновато колдовство?

— Так ты действительно был в Эдирне? — в ответ кивок. Аслан встряхнул головой. — Что это значит, Влад? Что ты собираешься делать дальше? — миска быстро опустела, вино оказалось неплохим.

— Как и собирался, добьюсь независимости для Валахии, а затем вернусь за Лале, —Аслан кашлянул, вместо того чтобы засмеяться. Дракула пугал его и прекрасно знал об этом. Но ведь улыбка его осталась прежней! Как в старые добрые времена, когда они втроём проводили время вместе.

— Какое вернуться, Влад? Лале теперь жена султана, она будет с ним до конца, — от своих же слов Аслану стало противно. Он выругался, пока Влад смотрел на него с прищуром.

— Прости, оговорился. Я вернусь, если она захочет, — и встал из-за стола. — У меня есть дела, береги себя, — и, похлопав по плечу, пошёл на выход.

Вопрос, который не давал покоя, Влад решил не задавать. Выбор Лале или что-то на неё повлияло… кажется, любой ответ ранит сердце. Но увидеть её необходимо сегодня же!

†††

Дракула подобно тени следовал за госпожой и её маленькой помощницей. Согнал ласточек, повлиял на восприятие девочки и отправил во дворец. Бежать тихо и незаметно… давно научен. Но так хотелось догнать Лале, коснуться её плеча, чтобы испугалась, обернулась и отругала. Пусть не так, как раньше, но, вспоминая о былом, они могли бы сделать эту встречу ещё радостнее.

Лале спускается к крутому и узкому берегу, высматривает противоположный, крутит головой из стороны в сторону. И наконец-то оборачивается!

— Кто вы такой? — она старалась, чтобы голос не дрожал. Но руки предательски тряслись. Влад передвинул одну ногу, что-то осознал и потянулся к капюшону. Снял не торопясь. Лале наблюдала как завороженная, а затем охнула: — Влад? — сложно поверить тому, что видишь. Он и сам не верит. Эмоций Лале не скрывала: поражена. Она тоже изменилась, стала взрослой. И не просто взрослой, а госпожой своей династии! Отталкивало ли это? Ничуть. Пусть госпожа османов, пусть Лале-султан, в её глазах всё те же звёзды, всё та же добродетель и яркий свет, что вывел его душу из мрака в минуты отчаяния.

Последние годы только её образ придавал сил. Из-за неё он постепенно, но уверенно движется к цели. И пока вера в него жива в сердце Лале, никто не сможет его остановить. Даже сам Дьявол!

— Лале, — он улыбнулся, смягчил взгляд. Шаг, ещё один. Расстояние… только руку протяни. Лале опустила голову. Глубокий вдох. Пусть думает, что он не замечает. Пусть думает, что он не чувствует. Он притворится, что так и было задумано.

— Влад, ты… — он протянул ей руку внутренней стороной, приглашая, ни в коем раз не заставляя. В его глазах надежда, но Лале опустила голову и не видит.

— Я не думаю, что кто-то нас может здесь увидеть, — ему нечего терять, он не желает отступать!

— Моя служанка, Тамара, она может… — Лале резко подняла голову и стала рассматривать темноту среди деревьев. Влад проследил за её взглядом:

— Не волнуйся, она уже вернулась во дворец, — не стоило ему смотреть на неё. Госпожа свела брови, хмурое лицо совсем не излучало светлых чувств. Лучше бы промолчал! Но каждый разговор важен, даже такой скудный, ведущий от одного тупика к другому.

— Откуда тебе знать? — Лале в чём-то подозревает его. Да, имеет право. Он пробрался сюда, как какой-то воришка. Хм, недалеко от правды. И лгать нельзя. Влад никогда не лгал Лале. И не будет. Но можно чего-то недоговорить…

— Она направлялась к нему. И будет лучше, если я тебя проведу, — расслабился, как будто так и должно быть, и признался: — Я вижу, как тебе неуютно из-за моего появления, — Лале встрепенулась, желая опровергнуть, но тут же отступила на шаг, ибо правда. — Но остаться здесь не самое мудрое решение, а то заболеешь и умрёшь, — рука всё ещё протянута. Как же хочется сказать, что он никогда не посмеет причинить ей зла, но, возможно, сейчас, подобные слова воспримутся в штыки.

— Дурацкие шутки, — вложив свою ладонь в его, Лале посмотрела в сторону деревьев.

— Обстоятельства так сложились, что я разучился шутить, — шаг в шаг. Влад не мог понять, то ли Лале старалась быстро идти, то ли так было всегда. Его руку она даже не сжимала, но и не одёрнула его, когда их пальцы переплелись.

Теперь она в его власти, но Влад ни за что не причинит вреда любимой. Просто немного затормозит для неё время. И будет согревать при помощи магии, как добрые волшебники в сказках. Для неё пройдёт всего ничего, а ему будет достаточно лишь смотреть на неё часами, изредка отвечая на вопросы.

— Разве ты не должен быть в Молдавии? — всё кругом стихло. Ночь вступила в силу.

— Да, я скоро туда вернусь, — над ними пролетела летучая мышь, и Лале прижалась к плечу Влада. — Но хотел увидеть тебя напоследок и спросить… — он остановился, а Лале чуть прошла вперёд и повернула к нему голову. — Хочешь, уйдём вместе? — для неё вопрос прозвучит незамедлительно, а он, как когда-то, словно снова стал мальчишкой, будет бороться с нерешительностью. Влад не хочет ранить. И не хочет быть раненым.

— Даже если я хочу, не могу согласиться, — он отпустил её руку, боясь перейти черту, боясь ухватиться, как безумец, и не отпускать. — Не сейчас, когда нужна здесь. Появись ты до того, как я стала… — Влад сглотнул.

«Не говори, пожалуйста, я не хочу слышать!» — даже зная правду, он не хочет слышать ложь из её уст. Кто угодно, только не Лале, только не его любовь.

— А ты его жена? — улыбка Влада не перестала быть тёплой, но чувствовалось в ней что-то злое. Он знает. Не сомневается, знает. Лале на шаг отступила, а Влад запрокинул голову и увидел тысячи звёзд. Он обещал вернуться и вернулся. И несмотря на её ответ, не может сказать, что проделал этот путь зря.

— Я… — смятение.

— Ла-а-ле! — раздался крик, и она обернулась на него. Что ж, сейчас ему лучше уйти, чтобы вернуться вновь и уже навсегда.

†††

Тысяча четыреста шестьдесят второй год. Девять лет спустя.

В любой момент Влад мог оказаться рядом с Лале, но только изредка, в день её рождения, позволял себе наблюдать издалека. А остальное время Дракула посвятил своему княжеству, родной Валахии. И правил уже шесть лет. У него была жена и приёмный сын. Будущее для него закрыто, однако в будущем Елизавета потеряет их ребёнка и умрёт из-за осложнений. Горевать Влад станет только из уважения к достойной женщине. И от чужого сына не откажется. В будущем, на последнем году жизни, он женится ещё раз, на женщине с двумя детьми. Имя её не имеет значения. Ничего, кроме выгоды, не свяжет их.

А пока Влад пользовался всеми связями и возможностями для усиления Валахии. Турки приходили несколько раз, но они давали достойный отпор. И если придут в третий раз, да ещё во главе с Мехмедом, Влад их не отпустит. Как в первый, как и во второй раз, посадит на кол.

Кто-то спросит: когда он стал таким жестоким? А ведь ответ прост: давно. Убитый отец, убитый брат, предательство бояр, пусть и неискренний, но отказ любимой…

Терять, кроме родной земли, нечего. «Близкое» окружение знает о его способностях к чёрной магии, остерегается. Иного выхода нет: без этого Валахия слаба. Кому нужен Влад? Никому. Кому нужен Колосожатель? Народу.

Последние шесть лет он потратил с пользой. Для начала завершил начатое в сорок восьмом расследование обстоятельств гибели отца и старшего брата Мирчи. Отомстил боярам, казнив их во время пира, тем самым нагнав страха на невиновных. Ничего, им также не помешает усвоить урок. Кто знает, когда они решат идти по тому же пути. А также Дракула смог помочь старому другу, Штефану, взойти на молдавский престол. При этом неустанно заботился о развитии и усилении княжества, используя даже церковь.

«Валахия будет свободной!» — твердил он неустанно.

Однажды так и случится, однажды…

†††

Семнадцатое июня тысяча четыреста шестьдесят второго года. Ночь.

Влад с небольшим количеством людей, но большой стаей волков, упырей, воронов и летучих мышей приближался к лагерю Мехмеда. План был не самый лучший, но и силой из людей никого не тянул. Шли только те, кто решили прогнать турок несмотря ни на что! И только он один собрался найти и убить Мехмеда. Завоеватель Константинополя? Так пусть погибнет в бою от его рук.

Воинам он приказал запустить огненные стрелы. Пока лучники натягивали стрелы, волки помчались на лагерь. Их вой был подобен грому! Упыри не отставали. Полетели первые стрелы, за ними понеслись летучие мыши и вороны. Нельзя дать туркам потушить пожар пока не поздно!

— Всех тех, кто сегодня не вернётся домой, я запомню навсегда! Ваша жертва бесценна! Именно потому что вы пошли со мной сегодня, — позади турки отчаянно сражались за свои жизни, — Валахия не исчезнет! Наш народ будет жить, и мы сможем сохранить наследие наших предков для потомков! Так идёмте же в бой! — Влад обнажил меч, поднял над головой. — Изменим эту рабскую судьбу! — валашцы гордо закричали, настраивая себя на бой. Пусть их господарь не человек, он защищал их как никто другой. Пусть оборачивается сейчас непонятной бесформенной тьмой и уносится вперёд. Пытаться лучше, чем бесконечно лить слёзы. Хватит с них! Хватит!

Турки не были готовы к чему-то подобному. Это сильно выбило их из строя. Валашцы смогли добраться до некоторых пушек и подорвать их. Кто-то сражался насмерть, окружённый врагами. Кто-то собирался толпой на небольшое количество турок. Повсюду стоял запах гари и крови. Огонь сжигал не только шатры, но и людей.

А Влад, взмыв в небо и приметив самые видные шатры, спустился к одному из них. Но наткнулся там на пашей. Некто воззвал к Аллаху, когда из тьмы предстал перед ними Цепеш.

«Ничего… Мехмед никуда не денется…» — смерив их презрительным взглядом, Влад атаковал рядом стоящего, затем другого, третьего.

Никто не мог убежать: он скрыл их от всего мира, пусть боятся. Пусть нападают вместе! Он Влад Дракула и не оступится! А те, кому посчастливиться выжить, пусть навсегда запомнят эту ночь.

Когда в этом шатре не осталось никого, кто мог бы противостоять, Влад снова обратился тьмой и ринулся к шатру Мехмеда. Он чувствовал его замешательство, волнение и недоумение. Более того, узнав, что султан возглавит поход лично, Влад решил, как убить его. Пусть будет меч, раз благородное происхождение, но насадит на него, как на кол. Придётся ли по вкусу такая смерть завоевателю Константинополя?

О, Влад, что застилает твой взор? Где твой разум? Почему ты не увидел, кто перед тобой? Ты ошеломлён? Твой меч пронзил не давнего обидчика, не главного врага. Пролилась кровь твоей любимой. Ты видишь, Влад? Ты слышишь?

— Кем бы ты ни был, — смятение обратило его человеком, но Лале не видела руки, лишь свою кровь на мече, — никогда больше, — нет, Лале, остановись, — ты не тронешь потомка Османа Гази. Прикоснёшься, тебя будет жечь огонь Преисподней. Задумаешь зло, оно обернётся против тебя! — кровь со рта стекала на грудь. Его сердце будто замерло, а из груди вырвался жалобный стон. — А сотворишь его… — то что? Он чувствовал: не хотела, не могла она его проклясть.

«Не говори, если не хочешь, пусть я страдаю, но не ты!» — голос Лале пропал, как и его. Мысли, столько мыслей!

Влад! Скажи хоть что-то!

— Лале? — подняла голову и столкнулась с его испуганным взглядом. Лале улыбнулась, а он не знал, что делать. Достанет меч, лишь приблизит смерть. Какой лекарь сейчас окажется поблизости!

Лале, забыв о своих словах, не имея возможности произнести не желаемое, потянулась ладонью к его лицу. И это прикосновение было хуже, чем боль от ранений, чем страх потери близких людей и пережитое горе. Он положил свою ладонь поверх её, всю в крови пашей. И тут же отнял!

— Влад, прости, — наклоняя меч, она упала наземь. Рана открылась, и кровь окрасила ковры.

«Лале!..»

— Лале! — Мехмед оттолкнул его, опустившись на колени. — Лале! Султанша моя, смотри на меня, — он подложил руку ей под голову и приподнял.

«Нет, не называй её так! Из-за тебя, из-за твоей матери…»

— Давай же! Ты меня спасала, и себя спасёшь… хатун! — Лале выплюнула сгусток крови и чуть приоткрыла глаза. Но смотрела не на Мехмеда, а на Влада.

«Из-за меня, да?»

Он опустился на колени и протянул к ней руку. Лале попыталась поднять свою, но ладонь тут же упала. Влад наклонился ближе, вовсе не ожидая, что Мехмед поможет ей протянуть к нему руку. Их пальцы переплелись. И Влад, смотревший в глаза, подобные ночи, терпел адский огонь. А Лале смотрела в чистые и ясные глаза, подобные солнцу. Вместе, да, вместе с ней переживал страх и боль, и непонятную горечь… сожалений?

Боль прошла, а глаза его госпожи остались полуоткрытыми. Губы… эти губы… что ты хотела сказать, Лале?

Он был так близок к своей цели! Всего лишь жизнь одного султана! Ради его народа… не ради счастья с любимой. Влад знал, что она такого не одобрит, но и не думал, что окажется здесь, так далеко от дома, ради защиты того, от кого когда-то стремилась уберечь.

Их окружили, но Влад не обращал внимания. Он не хочет оставлять её здесь! Но что-то за страх разрастается в груди? Раздался нечеловеческий крик! Его крик! Обернувшись монстром и взмахнув крыльями, он поднялся высоко над землёй, сливаясь с темнотой ночи. Всё живое содрогнулось, затрепетав. Но в мыслях лишь последний вздох невинной.

«Только на это раз…» — сегодня он уйдёт, уважив твою жертву, Лале. Только кто теперь ответит: зачем и как жить дальше?

†††

Мехмед отступил. Он желал похоронить Лале в Эдирне, а не доставить туда пустой гроб. Теперь госпожа будет рядом с тем, чьей женой могла бы стать очень давно. Он первым нёс её гроб, став слева. Справа поставил Аслана. Этот… паша многое сделал для госпожи, так что заслужил проводить её в последний путь. Гроб несли подобно плавно плывущей чёрной лодке, в которой прекрасная госпожа просто спала…

…так утешал себя Раду, который нёс гроб, идя позади султана. Выжившего Махмуда-пашу поставили за Асланом. Он искренне молился за госпожу, спасшую их повелителя. Да простит ей Аллах все прегрешения, ибо безгрешны только дети. Позади Раду — шехзаде Баязид. Единственный, кто не постеснялся, или же не смог сдержать слёз. Упущенное время и невысказанные слова благодарности — он не может повторить подобной ошибки с собственной матерью. А потому позаботится о ней должным образом, тогда и госпожа будет им довольна.

Женщин на этих похоронах не было. Им оставалось оплакивать Лале в столице: весь дворец слышал плач Шахи-хатун. Дайе не могла сдержать слёзы, но разум был её не в настоящем, а в будущем. Что же будет дальше? Нурай, которой Аслан написал как только смог, не плакала. Она была так шокирована и не могла подобрать правильных слов, чтобы объяснить детям, о чём написал их отец. Признаться честно, она ревновала мужа к госпоже. И всё же боль была не меньше лишь от одного представления, как он сейчас переживает.

Хотя… как же Зара? Она была! И слёз не было, потому что все глаза выплакала ещё в тот день, когда её оставили в Эдирне. Госпожа, что подарила ейжизнь в уважении и спокойствии… оставила их. Как нагадали, так и сбылось. Для могилы султан приказал ей выбрать самые красивые цветы. Но для Лале-султан таких не существовало.

«Пусть я их и не люблю, — говорила Лале, смотря на гиацинты, — без них сад не так красив».

Поэтому на её могиле посадят по цветку. А гроб поставят в тюрбе с гробом шехзаде Хасаном. Как Лале сказала однажды Ирине, о ней не напишут в истории. Она не жена султана Мехмеда, она неизвестная наложница шехзаде Хасана. Мир ей и покой.

После похорон Раду отправился в Валахию вместе с новым портретом. Он женился, у него родилась дочь. Но правитель из него был никудышный: он то занимал трон, то терял его. Жена и дочь в итоге стали заложницами врага, Штефана Великого, того самого, кому Влад помог занять трон Молдавии. А Раду пропал без вести после тысяча четыреста семьдесят пятого года. И портрет вместе с ним. Известно только, что он ненавидел его. Знатно выпив, он долго бормотал: «Сестрица всех видит лучше, чем они есть…»

Зара стала свободной девушкой, вернулась на родину и учила детей грамоте. Рассказывала разные смешные истории о гареме. И учила, что люди везде разные, но в то же время одинаковые:

— И в сердце турка может жить печаль и скорбь по близкому, и мы в один день можем стать подобны дьяволу, не щадя никого на своём пути, — правда, потом приходилось объяснять, почему турки захватывают чужие земли. А из этих объяснений возникали другие вопросы… пожалела ли Зара о своём выборе? Ничуть! Позволит Всевышний, на её глазах вырастут учёные мужи, которые откроют множество тайн этого мира.

Шахи-хатун вернулась во дворец в Эдирне, сколько бы Дайе ни уговаривала остаться. Бродя по родным коридорам, она вспоминала свою жизнь. Но большую часть проводила у могилы воспитанницы.

Аслан же, поговорив с Нурай, попросил султана отправить его подальше от столицы. Нужно начать жить заново, по-иному, без воспоминаний о Лале, о Владе, о той ночи. Они покинули Стамбул и отправились в Амасью. Возможно, Аслан единственный, кто в покое дожил отмеренный век. Никто не интересовался. Ничего их не связывало.

Мехмед, который женился на Лале, чтобы уравнять шансы наследников, так и не издал при её жизни указа о престолонаследии. Теперь же ему ничего не мешало. А матери его сыновей пришли в неописуемый ужас. Так как новый закон гласил: «И кому из сыновей моих достанется султанат, во имя всеобщего блага допустимо умерщвление родных братьев. Это поддержано и большинством улемов. Пусть они действуют в соответствии с этим». И только Эмине смогла успокоиться: возможно, благословение Лале-султан воистину защитит её сына, и он продолжит род османов.

Так оно и случилось: шехзаде Баязид взошёл на трон после смерти отца. И умертвил своих братьев. Только не с кем ему было поговорить об этом: одни радовались, другие критиковали. Особенно родная мать!..

†††

Что же стало с портретами? Аслан давным-давно отдал их ходжам Димитрису. Именно у него Влад заберёт шесть портретов: рано погибший Хасан, несчастная Сафие-хатун, юный он, возмужавший Аслан, Мехмед, обративший Константинополь в Стамбул, и угасающая на глазах Лале. Ходжам берёг их с великой любовью, но так и не получив возможности покинуть Османскую Империю, замазал все новым веществом. Для чего? Чтобы не в ближайшем, но далёком будущем у этих работ была надежда показаться миру.

А где же седьмая картина? Кто её спрятал? Где и когда? Лале унесла эту тайну с собой в могилу. Мехмед от Тамары узнал лишь одно: трое в странной одежде, девушка похожа на госпожу, а один из мужчин на Аслана-пашу. Кто же другой? Тамара Влада никогда не видела! Но стоило падишаху описать Дракула, как хатун спешно кивнула. Очень похож! Но что именно было изображено? Тамара пожимала плечами: она видела лишь лица, и сама не понимает, когда госпожа закончила рисовать.

И только старая гадалка кряхтела, посматривая на сундук с картиной. Госпожа совсем не пощадила её! Не дай Аллах, узнают люди! Но у неё ещё есть время, чтобы избавиться от разрисованной ткани. Потому что никому-ничего-не-обещала!

†††

Тысяча пятьсот двадцать пятый год. Амасья.

Старый дом за городом, спрятанный от людских взоров за небольшим садом. Здесь всё кажется таким родным. Если присмотреться внимательно, кто-то старался возродить воспоминания. Самое старое дерево находилось у пруда, оно раскидывало свои широкие ветви, готовая спрятать кого угодно. Даже с дороги к дому видно! Кажется, такое росло недалеко от домика Хюмы-хатун. А посмотреть под ноги — дорожка из того же камня!

— Кто вы такой? — на пороге показалась девушка, она прикрывала лицо платком. Но эти зелёные глаза… внучка?

— Мне нужно увидеться со старым пашой, — люди, которые просят у Аслана помощи, так называют его. И этому мужчине посоветовали: шанс, что впустят, выше. Девушка окинула его оценивающим взглядом.

— Не похоже, что вам нужна помощь. Уходите! — бурные эмоции хорошо ощутимы. Беспокоится — такой хороший ребёнок.

— Да, мне помощь не нужна, я от его старого друга, — хорошая попытка!

— Все друзья деда уже мертвы, поэтому уходите подобру-поздорову… — интересно было бы послушать её угрозы, но раздался стук в окно. Девушка спустилась с крыльца и посмотрела в одно из окон второго этажа. Он тоже хотел, но не стал: сейчас увидятся. Хатун повернулась к нему, склонив голову: — Вам повезло, — и поторопилась в дом, в отличие от незваного гостя. Тот даже по лестнице не торопился подниматься. Осматривал дом: ничего необычного нет, но в духе огненноволосого паши!

Он зашёл в комнату за девушкой и увидел перед окном старика, подглядывающего из-за шторки за происходящим на улице. Длинные седые волосы, сгорбленная спина. Время не пощадило его.

— Что-нибудь нужно? — поинтересовалась девушка.

— Займись кустом белых роз, Лале, — гость почувствовал её негодование: как дедушка может оставаться с этим незнакомцем наедине. А если его приход ничего хорошего не предвещает?

— Но… — провальная попытка возразить.

— Иди, — голос слаб, но будто рычит. Лале, сжав кулаки, с подозрением посмотрела на гостя и только потом вышла.

— Лале? — кто дал ей это имя?

— Нурай хотела дожить до появления внучки и назвать ту Лале. Не дожила, но я дал такое имя, — Аслан неторопливо обернулся. Его морщинистое лицо не выражало никаких эмоций. — Мне скоро девяносто пять, я угасаю, как и положено старикам, а ты… — опираясь на спинку дивана, он встал.

— Да, я не изменился, но это не важно, — данная ему сила может позволить даже больше тысячи лет. Главное, хорошо прятаться среди людей. Только вот смысла он не видел.

— Не важно?! — Аслан взмахнул кулаками. — Не важно?! Влад, для всех ты полвека мёртв и вдруг появляешься здесь, когда я хочу спокойно умереть! — да, он знает, что разбередил старые раны.

— Но разве в таком саду можно спокойно умереть? — он ведь копия из их прошлого.

— Я вспоминаю юность, а не то, что после, — друг, старик, сделал короткий шаг в сторону стола, на котором стоял кувшин и стакан. Влад хотел подойти и помочь, но Аслан вскинул руку: — Я не настолько немощен, чтобы подавать мне воду, — наполнил стакан и неторопливо осушил его. Влад молчал.

— Я бы не стал тревожить тебя, но… — забылся, наблюдая, как Аслан дрожащими руками ставит стакан. Да, теперь его руки трясутся.

— Дай угадаю, картины? — Аслан обернулся даже слишком резво. Его глаза на миг словно засмеялись. Он пригрозил Владу пальцем: — У меня их нет, — почему он спросил именно о картинах? Это единственное, что могло остаться от Лале. — Я передал их Димитрису, — и опустил голову.

— Седьмая, есть седьмая, он сказал, ты… — Влад всё же подошёл к другу.

— Ничего я не обещал, искал, но в один момент остановился, — ради семьи не стоило так рисковать. Даже иголку в стоге сена было бы найти проще, чем какой-то портрет в этом государстве. Аслан закашлял, сгорбившись ещё сильнее.

— Аслан? — Влад взял его под руку.

— Нормально, это нормально, — старый друг повёл его к окну. Внучка подрезала куст роз. — Говорили, тебя убили. А ты просто исчез?.. — Аслан поднял голову, чтобы заглянуть в его глаза. Старые, почти слепые глаза, сейчас они видели Дракула чётко. Видимо, Влада узнал по голосу, потому и впустил.

— Мне нельзя долго задерживаться на одном месте, — в ответ Аслан рассмеялся, и он посмеялся вместе с ним.

— А ты был на её могиле? Или в тюрбе? — на самом деле, вопрос не нёс в себе никакой важности. Аслан оказался долгожителем и считался бодрячком, хорошо держался. Только иногда вёл себя по-детски: его поступки и слова не несли в себе нагрузки или окружающие не могли понять их так, как он.

— Я был в Эдирне, но во дворец… — Влад отвёл взгляд. Аслан покачал головой, убирая его руку со своей. Не смог войти? Что ж, не он один считает себя виноватым. Короткими шагами Аслан зашагал к старым полкам, закрутил в одну сторону, чтобы показались скрытые от посторонних глаз. Там стояла одна единственная шкатулка, из которой Аслан достал скрученную бумажку. Вздохнул, а затем принёс Владу и положил прямо в руку.

— Что это? — Дракула поспешил открыть и прочитать. — Греи? Что это? — он посмотрел на Аслана, но тот пожал плечами.

— Женщина, у которой была картина, только это и сказала: «Греи». Возможно, ты найдёшь ответ, ведь у тебя есть время, — они смотрели друг другу в глаза, и каждый знал, о чём думает другой. Аслан поверил в него. А он ведь… только раз увидеть хотел… картину… и после этого его ничего бы не держало на земле. — Живи, Влад, живи, — Аслан обнял его, старика несмело обняли в ответ. — А теперь иди, хватит с меня разговоров, — и присел на диван, повернув голову к окну.

— Крепись, — Влад отошёл спиной к двери, надеясь, что Аслан ещё раз обернётся, но старик продолжал наблюдать за внучкой. И посмотрел только на его спину, когда Влад шёл по саду прочь от этого дома. Остановился в один момент, но не стал оборачиваться. Несмотря на все эти годы, они хорошо поняли друг друга.

— Прощай, Влад, — шторка задёрнулась. Лале проследила за гостем, точно ли он ушёл. Влад всё думал, обернуться и пошутить? Но не стал. Стоило ему уйти, девушка понеслась в дом. Как бы этот неизвестный не разволновал дедушку! Но с Асланом всё хорошо. Он ещё встретит свои девяносто пять, а после тихо умрёт во сне.

И только Влад, Влад Дракула, решивший бросить вызов судьбе, остался один. Найдёт картину, увидит её… а что потом?

«Я конечно не узнаю, какую ношу возложит на тебя подобная сила, но это определённо стоит того. И сколько ты сможешь прожить в этом изменчивом мире? И как повлияешь на судьбу людей?»

†††

Семнадцатое ноября тысяча девятьсот двадцать второго года.

В порту собралось немало людей, но и не так уж много, относительно Стамбула. Все они пришли по разным причинам, событие одно — последний султан покидает город. Он больше не вернётся сюда. Поставив ногу на трап, Мехмед VI обернулся, чтобы посмотреть на людей, на город. Может, человек он неплохой, но правитель никудышный. Взойдя на корабль, он обернулся ещё раз. Хотелось заплакать, но раз ему позволили покинуть это место с гордо поднятой головой, он должен держаться. Каким бы он ни был султаном, нести на своих плечах подобную ношу невыносимо.

Позади толпы стоял человек, изменивший эту страну. К нему подошёл другой, чуть моложе. Один турок, другой европеец. Что объединяло их?

— Вы позволили династии покинуть республику? — кивок вместо приветствия, но к нему не повернули головы. Кемаль неотрывно смотрел за отдаляющейся спиной.

— Никому не нужно лишнее кровопролитье, — это во-первых. — К тому же их потомки могут однажды вернуться и трудиться на благо этих земель, во славу предков, — а это во-вторых. Шесть веков истории, люди — тоже наследие предков.

— А дворцы станут музеями? — Влад смотрел, как отплывает линкор, чуть нахмурившись.

— Друг мой, это наследие, которое я не посмею разрушить, — а потому они станут музеями. — И не нарушу данное вам слово, — в конце концов, с таким бескомпромиссным человеком мало кто может общаться так вольно. И не за просто так: Влад, просто Влад, помог Кемалю объединить страну, не потерять её. Только вот добрый друг никаких почестей не ожидал, просил лишь не разрушать дворцы в Стамбуле и Эдирне.

— Прошу прощения, просто… эти места были дороги моим предкам, — тихий морской бриз… погода сегодня хороша. Время идёт, и всё больше Влад недоговаривает. Неужели, однажды он станет нагло врать? Кемаль перестал наблюдать за кораблём и посмотрел на него:

— Сколько не спрашиваю, а вы так и не рассказываете о них, — лёгкая улыбка. — А поскольку вы румынин, на ум приходит только род Дракула, — смех.

— Да какой же из меня Дракула? Я похож на Дракона или Дьявола? — Влад усмехнулся.

— Ну, вполне. Если бы ещё на штык насадили кого-нибудь во время мировой, — народ стал расходиться. Кемаль указал на скромную и малолюдную улочку: дальше можно без лишнего внимания дойти до резиденции.

— Раз вы мой друг, признаюсь, был такой человек, которого можно было насадить на кол, — только мечом…

— Что же, ему очень повезло, — Кемаль заметил в его голосе нотки печали. Значит, из-за того человека случилось нечто непоправимое. Да, годы нынче тяжёлые для всех. — Что будете делать дальше? — дело сделано, теперь их пути не пересекутся.

— Пока не знаю, но время есть. Сначала в Англию, — можно было бы использовать силы против рода Греи, но Влад хотел договориться с ними по-хорошему. Картина хранилась у одной из ветвей рода, а их много. Но вариантов осталось мало, шансы найти желаемое увеличивались.

— Мне остаётся только пожелать удачи, — они остановились, и Кемаль протянул руку. — Надеюсь, вы не забудете старого друга? — крепкое рукопожатие. Первый президент Турецкой Республики намекал на возвращение, но это невозможно. Иначе он заподозрит и поймёт.

— Не забуду, — поэтому больше они не увидятся и не поговорят.

†††

Если брать в учёт его долгую жизнь, Влад частенько бывал то в Эдирне, то в Стамбуле. Часто посещает Топкапы и уцелевшие десять зданий в Эдирне. Музеи… как обещал, Кемаль их сохранил. Сохраняли и потомки. И возвращали стране величие, которое чуть не потеряли в начале прошлого века. Величие… кто же теперь так скажет, кроме него?

В этот раз Влад прибыл на национальный фестиваль, устраиваемый в разное время года волонтёрами. Не мог не приехать, ведь помогает финансово. И кому не будет интересно, на что ушли деньги? Пока ещё волонтёры никого не подводили. Играла музыка, иногда та, которую писали некоторые из султанов, зачитывали стихи различных поэтов, готовили традиционные вкусности, устраивали показательные выступления и соревнования. Среди современных людей мало найдётся ценителей, они приходят отдыхать. А он не хочет, чтобы стремительно меняющийся мир ничего не оставил от прошлого.

Выйдя из своего номера в отеле неподалеку от Топкапы, он не спеша спустился на первый этаж. И даже не понял, как упустил момент чьего-то приближения. Кто-то врезался в его ноги. Опустив голову, Влад увидел девочку в почти традиционном платье.

— У-у-у, — маленькая госпожа потёрла лоб. А он стал на одно колено и придержал её за плечи.

— Кружится голова? Болит? — и зря — руки будто бы обожгло кипятком, даже через одежду.

«Из династии?!»

— М-м-м, — девочка помотала головой, а дяденька зажмурился и так скривился! — Вам плохо? — Влад убрал руки, не подумав, что может испугать ребёнка столь резким движением. Но она только голову прижала к шее.

— Нет, всё хорошо, — Влад улыбнулся, открыв глаза. Сглотнул. Девочка перед ним… ей не больше восьми лет. Но уже сейчас он может сказать, как сильно она похожа на Лале. Ещё ни один потомок Османа Гази после не был так на неё похож. Может ли быть?..

— Лайя! — девочка не обернулась на крик матери, продолжила рассматривать его лицо.

— У вас красивые глаза, — и улыбаться.