ПГТ Крапивное. Том первый [Владимир Михайлович Костельман] (fb2) читать онлайн

Последние публикации

Re: "Посторонние" уже не те... (lopotun)
5 часов 41 минут назад
Re: "Посторонние" уже не те... (чтун)
21 часов 45 минут назад
Re: "Посторонние" уже не те... (Михаил Самороков)
1 день 6 часов назад
Re: "Посторонние" уже не те... (Михаил Самороков)
1 день 6 часов назад
Re: "Посторонние" уже не те... (чтун)
3 дней 13 часов назад
Re: "Посторонние" уже не те... (ANSI)
3 дней 17 часов назад

[Настройки текста]

[Cбросить фильтры]

[Оглавление]

В. Костельман ПГТ Крапивное. Том первый

Загибающим Уголки

«Иль мало вам, что лицедей я…»

Иль мало вам, что лицедей я,

Еще хотите, чтобы плут?

Покинуть жизни заведенье

Перед подачей лучших блюд,

На то надеясь, что к расчёту

На то с поправкой привлекут?

О нет, и нет! Какого чёрта?

Всё досмотрю, останусь тут.

Начхать на блюда, важен принцип.

Имею подпись и печать:

Назначен пьесы проходимцем,

Разрешено паясничать.

Я посижу, а вы едайте.

Зачем бездействует оркестр?

Веселье значилось в контракте.

Ах, боже мой, он тоже ест?

Тащите рожки с чердака,

Я покривляюсь вам чутка.

9.11.17

«Петров выходит в ночь из мастерской…»

Петров выходит в ночь из мастерской.

Должна быть трость, но, видимо, оставил.

И всё же ночь, таков её раскрой, —

Не видно швов. Могли не разглядеть.

Итак, должна быть. Мы её представим.

Петров согласно правилам одет.

Широкий свитер, выцветший местами,

Шарф шерстяной, мы в осени сейчас,

Мешок штанов, как новый, правда, летний.

Берет напротив. Видимо, что шанс

Его почтить вниманием последний.

Над свитером пиджак, похоже, твид,

Безжалостно натянут, освежась

Углом платка. Петров один на свете.

Петров, согласно правилам, стоит,

Довольно долго, прежде чем направить

Шаги в ночной не населённый мир.

Петров — его единственный параметр,

Он заключённый, он и конвоир.

Петров идёт спокоен, не спешит.

Безлюдна осень, ночь, весь белый свет

Петров сидит в кафе, где ни души.

Дождёмся, как забрезжится рассвет,

Как встал Петров, оправил свитерок,

Пошёл без трости, здесь мы различим,

От мастерской в кварталах четырёх,

Не можем знать, случайно или нет,

Но были правы, обронил берет.

14.04.18

«Когда начинается то что…»

Когда начинается то что

Не ясно пока оно что,

Окно выходило на почту,

И бюст называли вождём

За то, что похож на катринку,

Но кто его видел, вождя?

В картинке была серединка

И стержень вставляло дитя.

Там было дитю любопытно:

А если проткнуть по бокам

То тут это — он, или ты — там?

Проткнуло. Не ясно пока.

Когда начинается то что

Не ясно пока оно что,

Дитю было многое сложно,

И мы его тут подождём,

В картинке ни с той и ни с этой

От дырочек в ней стороне,

Но в стержне, который кассетой,

Мотал что не помнится мне.

Хотя и не стержень, а ручка,

А чаще всего — карандаш,

Мы ждём его, в общем, хоть тушкой,

Хоть с мишкой, хоть с чем бы ни дашь.

6.10.19

«Мысль о бездействии Т. посетила когда умы…»

Мысль о бездействии Т. посетила когда умы,

Многие требовали доказательств, вскоре те и пришли с востока,

Догадаться бы раньше, но дремучие предки основательно были угнетены,

Радовались как раз тому, что Т. никого не трогал.

Худо ли, бедно поправили часть доктрин,

Кое-что переименовали в эпос, основную часть — в комиксы,

По-прежнему Т. никого не трогал, и постепенно народ открыл

Как не течёт под лежачий, чем гусь от воды не смокнется,

Выяснилось, что воз и кобыла не рассчитаны вообще на баб

Жили себе припевали, как и сейчас хотя б,

Но, может, с небольшими, присущими тем временам, нюансами,

Так, например, если кто безответственно уповал на Т.,

Были там и такие, как есть и у нас они,

Но в те времена их жгли, а у нас не те.

Припевали всё громче, жили всё шире, едва доставало ног,

Мясо да кости текли рекой и где надо срывались в пропасть,

Шло чередом и, видать, своим, пока не настал денёк,

Баба вскочила, как юный сайгак, на воз, гусям в один миг утоплось.

Или предохранитель какой погорел у Т.

Или он тут сгорел, а там вышел бок с проводкой,

Но живём вроде широко, да ноги уже не те,

И припеваем как-то с тех пор с виноватой ноткой.

13.04.18

Т. К.

Кто яви видимой стажёр,

А для невидимой, по брайлю,

Причина бдительности штор

И к бытию, и к ночи ранней,

От бытия, в объёме полном,

Плыву по комнате чернильной,

Склонюсь пред шторами с поклоном,

В восторженности нерушимой,

Увижу блик, ленивый, лживый,

Впитаю мозгом воспалённым,

Иду записывать в дневник,

Что мир за шторами возможен,

Где кто-то есть, лишь мы не можем.

21.06.17

«Напиток — юными рывками…»

Напиток — юными рывками.

Волной — трибуны кадыка.

Где вскоре пятна на бокале,

Там расположена рука.

Душа успела освежиться,

И тортик черепом берёт.

Лежит красивая вещица.

Её зовут шуруповёрт.

Но где посевы — ребус тайный,

Любая мельница — кошмар.

Поставь на место снег

хрустальный.

Верни в шкатулку глупый шар.

16.06.18

«11 числа 11 месяца 17 года…»

11 числа 11 месяца 17 года

В 11 часов 11 минут и 17 секунд

Лежал в плавках, очках и в тени от грота

Вычёркивал из блокнота именно этот пункт

Следующие наблюдения будут сделаны 12 декабря

Затем расстояние начнёт уменьшаться опять

Нет никаких гарантий, возможно, придаю зря

Значение подобным вещам, но как знать, как знать…

11.11.17

«Удобно пишется, глаголы…»

Удобно пишется, глаголы

Когда рифмуешь без затей.

Сравнимо с банкой пепси-колы

Не столь полезной для людей,

Но иногда необходимой

Запить какой-нибудь биг-мак.

Вооружён сей парадигмой,

Рукою эдак: мах-мах-мах

На все приличия да пользы

И ну в глаголы рифмоваться.

Иная пицца ночью поздно

Заходит тоже куртуазно,

Не откажу себе и в рифмах,

Поди, здоровья не нарушит.

Не все же счастье в черных икрах,

А от шампанских даже пучит.

Ты не боишься, завтра встанешь,

А тот, кто встал, ещё лежит?

Из этих, оба, как узнаешь,

Кому и что принадлежит?

Весьма, по-моему, не плохо

И так и так, с любого бока.

11.11.17

«Кругом разговоры слышны о трудах. Бардак…»

Кругом разговоры слышны о трудах. Бардак.

Если у них разговоры, то кто — в трудах?

Предвидя вопрос, замечу, что в их рядах

В. К. — не последний болтун, когда кабак,

Располагает достаточным для поддержки сил

Именно с той наклейкой, что я просил.

Отметим, что, разгорячён, становлюсь красив,

Из скромности делаю вид, что пришёл не с ним,

Тем, кто — красив, В. К. ибо с кем говорить ещё?

Дескать, едва знакомы, цедим, за жизнь речём,

Где она, с кем, и хоронят у них почём,

Может, когда и к нам на омлет с борщом.

Именно с той наклейкой, почин как есть,

Преображает грызню бесконечных мест

В переходное право сегодня поставить крест

На перепалках наших, учти, что никто не ест,

Крест проявляется в районе обычно двух,

Слышишь, полегче за руки хватай, петух,

Мышца с повадкой ватки, не учащает стук

Вечность — на весь экран, просишь добавить звук,

Бездельники проведут до места, где ты потом лежишь,

Пусть оно хоть под столбом, интереса — шиш,

Гады экран не видят, слышат помехи лишь,

Громкости хер добавят. В дерньер им такой Париж.

Единственный, кто работал в правильном, на мой взгляд, ключе,

Вот именно что работал, не отдыхал вообще —

Это был алгоритм в правом моём плече

Подтягивать руку чуть вверх, где кулак в т. ч.

Развернув к себе тыльную часть боевой конечности,

Левой наносить удар в её середину, в адрес той самой вечности.

Пусть хоть лежать под столбом, но лежать — не вешаться,

Наутро там даже синяк, как укол от бешенства.

Опять столбнячок, В. К.? Всё строчишь, что я мерещится?

Коней придержи, В. К., мы здесь не одни, воздержимся.

18.04.18

«Где свинцовые две тени…»

Где свинцовые две тени

Своих отпрыгнули растений

И долго-долго друг за другом

Гонялись в воздухе упругом

На колоссальных скоростях,

Намного больших, чем трамвая,

Мы тоже двигалися так,

Шум никакой не поднимая,

Дела оставили и отдых,

Врезались вдруг в упругий воздух,

Потом стремглав обратным ходом,

Где тел подавленным банкротам,

Через плечо шептали «уууу»,

Пока свинцовые к своим

Былым растениям прильнув

И пригарцовывая, «иииии»

Произносили наслаждаясь.

Потом другие к нам слетались.

Мурашек мелких и рептилий,

Половник, яблоко, колонна

Плясали, тратились, кутили

Злорадно, дико, неуёмно.

17.04.18

«Ладно, нет никакого пера. Есть гелиевые…»

Ладно, нет никакого пера. Есть гелиевые,

Преимущественно чёрные стержни, и из синего пластика

Сборный корпус. В каком-то смысле это подмена его,

В каком-то между ними — пропасть в степени пропасть.

До конца если быть честным, сейчас я пишу вообще в девайсе,

Это со мной не часто, всё же блокнот удобней, но нынче так,

Представляю, как сидит потом над текстами какой-нибудь вася

И комментирует особенности в их шрифтах,

Дескать, это написано от руки, а вот это кеглем, —

Всё неспроста, не мелочь, но продуманный элемент,

Мир как бы поделён автором на два, в айфоне писал о верхнем,

О нижнем — только в самсунге, а в блокноте исключительно, что их нет.

19.04.18

«Желта бумага, грифель порист…»

Желта бумага, грифель порист,

Но чем же виды замени,

Будь заграждений должным образ,

Которым сделаны они,

И отделяющие нас

От сном пресытившихся глаз?

Крошится мел, рисую своды,

Грозится сокол несть в когтях

Не различить, иль огнь, иль воду,

Иль, рисовальщику в угоду,

Музы’ки панцирь на китах

Ещё не слышимых гармоний.

Желта бумага. Обрамлённый

Непроницаемой завесой,

Сказует грифель новый холм,

Подвержен музе неизвестной,

Увит левкоем, ивняком,

Крошатся крылия мелком,

И всё рачительнее птица

Музы’ки панцирем трудится.

Тепло очам от свежих лир

Незримый лес, растущий мир…

И кто расскажет юным лисам

Им будет зайц иль, может, тигр?

Но я устал от этих майс

Однажды, пусть им будет зайц.

20.07.17

«Иные — зонтики подняли…»

Иные — зонтики подняли,

Но хоть чехол себе пошей,

Мы все идём под голубями.

Не подгадаешь, чей — точней.

Тяни билет на те же темы:

Различий бестолочь и хлам,

Душой поздравленные, где мы,

Как раз от имени чехла.

Чумной заводится моторчик.

Отчалит лодочка, бай-бай,

На всех концов единый прочерк

Кем отдают позалипай.

24.06.18

«Был прав бы цирк, где нами оживили…»

Был прав бы цирк, где нами оживили

Тот стейк-мистейк, что в sangre — на sarten,

Как раз те дни сорили чаевыми,

Как раз на ночь не хватит им затем.

Не хватит нам на сбить хоть что-то, кроме,

В том липком тире, жестяной болван,

Ни меткости, ни призовых в синдроме

От, на словах: не те, кто — по словам.

Вот этот цербер, — надувная панда,

Восточный шершень сочного бревна

Нам подают которым из серванта

Портрет меня но в рамке не меня.

Завидуй, шредер, острому подтексту,

Лети как та корейская морковь,

Из уважения к оставленному месту,

Стремительная к дырке нелюбовь.

Вот жестяной болван, пускай и тратит,

И весь свой тир, и панд, и меткий глаз,

На рост бревна, чтоб — поведётся, лапоть,

Распустит ветки, листья, пенопласт.

Нас нет древней (амёбы — исключенье),

Нас метче нет (коль речь о провиант),

Но реку взять — что б делало теченье,

Не существуй бы устий étudiant.

Что учит он из высших заведений

Трухлявым раком, сеткой карася,

Попёртый поц, возможно, даже гений,

Из неких лилий, заводью скользя?

Ха-ха, стреляйтесь! Вешайтесь в прихожей!

Мечи вонзите в vientre, abdomen!

Цедите всё, что вывернуто кожей,

Такой же кожи компаса взамен.

Ох, побежал бы, если б дали север,

Но где уж тиру — против соболей!

Сам — наковальня! Сам ты — наковальня!

А я Гермес. А я теперь Гермес.

24.12.18

«Лежишь на даче, куришь в гамаке…»

Лежишь на даче, куришь в гамаке.

Есть неудобство некое в ноге.

То чуешь бога клейкую слюну

То подойдут и раскачают дети,

То, если выронят, ударенный в скелете,

Негромко охнешь. Судя по всему,

Не создан бить скелетом по планете.

Планета пахнет норкой, муравьём

И, как ни странно, жигулёвским пивом.

На гамаке, весёлые, твоём

Воздушным шариком, а нет, презервативом

Играют дети. Яблочным огрызком

Ристает солнце в космосе неблизком.

Уткнёшься носом в облако дымка,

С планеты тоже не упал пока,

Опять же куришь, грустен и зашиблен,

Читай, деталь какого-то станка

Важнейшего, но с неисправным чипом.

24.06.17

«Фразы из холодильника…»

Фразы из холодильника

Требует дань риторика.

Ирод распят годинника.

Кант четвертован дворика.

Тромба харчо острейшее

На бытовом наречии.

Рискуя, пробит доскою,

Расплавленный гвоздь бросается

Текста в плюс сорок с кровью

Минус, вкрутую, пятница

Двадцать второе июня,

Отёчность и отравление

Припадками остроумия

Без объявления,

Молитвенный пост дичания

Нервного окончания.

22.06.18

Шкаф

1.

Говорят, что зараза не пристает к заразе,

Как выяснилось, до поры.

Пробовал заснуть на террасе,

Покусали блохи или комары,

Скорее всего, блохи

Говорят, что до свадьбы заживёт,

Но личный опыт подсказывает, что дела плохи.

Чешу живот.

Где-то в соседнем здании

На расстоянии одной вытянутой верёвки с бельём

В это время открывается окно и всё тайное

Становится явным, а я покусан и утомлён.

Скорее всего, блохами, лежу под тентом,

Явное меня интересует слабо,

Так бывало и ранее, но этим летом,

На этой террасе, с этим видом напротив, даже ты не могла бы

Заинтересовать меня, а уж явь подавно.

Когда чешется даже там, где и не достану,

Надо потереться об шкаф, это элементарно.

Но я не встану. Как странно,

Что я не встаю.

Мог бы сварить себе кофе, доесть сыр (он где-то там есть тоже),

Намочить простыню,

Обернуться. Но это какое-то оптическое бездорожье,

Какая-то (есть такое противное слово) муть,

Верёвка с дурацким бельём, предположим,

Сделана из протянуть,

А я из укусов блох или комаров, что не исключено, конечно,

И вот мы отчаянно взаимодействуем с помощью

Отсутствующих поблизости шкафа, ножниц, женщины,

Отчётливого понимания, чем тебя покусало, полночью

Под тентом, на террасе, в растерянности

От этой неопределённости,

Отдавая себе отчёт,

Что отношение к этому никуда не денется,

А если и денется, то никто не расстроится,

Жёлудь.

2.

Полощет флаги как-то скверно.

Угрюмо как-то гнёт дубы.

Задумай путь, и шагом первым —

Не меньше месяца ходьбы.

Кому идти ещё спросите,

Иль есть хоть кто? А я бы смог.

Но зал молчит. На сцене зритель.

Свет неуместен и врасплох.

Все по углам или подвалам.

Иди потрогай, — муляжи.

Чтоб даже крыс повыдувало

Меня не ведать, одолжи.

И чтобы вихри знать, помилуй.

И что за чёрная вода.

Но тянет с непреодолимой

Безумной страстию туда

3.

Доверим жёлудь трепотне

Беконов пасеки болезной

Знать, завелась на полотне

Дороги патина железной

Подкидыш мечется дубчат

Лежит состав, цистерны свесив

Где раньше мост, теперь печать

Подгнивших рёбер редколесья

Из род способных продолжать

Никто не радует, все бесят

Когда противно их спасти

Как должен я себя вести?

Иль подливать бекону щей,

Иль насувать медочка в осы?

Подобьем пьяных корешей,

Подкинут грязные откосы

Идей замызганный шматок

Про есьм заждавшийся чертог.

Читай, подвал, говнонасосы,

Газетка липнет на бетон

Лицом селебритевым — книзу

Откосы, ну вас. Я потом.

Лицом бы — кверху, если… крысы,

Там, кстати, пар и скорлупа,

И бой бутылочный опасный.

Неоднократно прилипал

На подошву отвратной массой.

Давно в таком не соревнуюсь.

Дубчата, прочь. Откосы, ну вас.

31.01.19

«Мне чаще стены чем вода…»

Мне чаще стены чем вода

Момент бескрайнего разлива

Даруют, если это дар,

Когда ты падаешь с обрыва,

Прохладным чувствуя нутром,

Что всюду дно, а не потом

Об этом думаю, ложась

Затем, что именно в ту часть

Взгляд упирается всегда

Пространства, нет его за коим,

И я, недвижен, обескровлен

Годами, если есть года,

Могу лежать, исплавив стены

Разливом нечто, что не взгляд,

Делясь прохладою со всеми,

Кто над обрывами стоят.

29.09.18

«Такое чувство вам знакомо…»

Такое чувство вам знакомо,

Когда порывом будто крыл,

Тебя подъемлет, а мирскому,

Едва бы очи приоткрыл,

То не купеческую жалость,

Не восхищений нищий вой,

Но подаёшь ему, снижаясь,

Ты весь себя как таковой?

Пусть отродясь мирское — пусто,

Сомкнутся веки, сгинет блажь,

Знакомо ль вам такое чувство?

Давай, ответствуй мне, уважь.

Забавно было б слышать голос,

Неважно, что бы он речёт,

Моя темница, формой, — конус,

Что сверху падает, — стечёт,

Затем и снизу жду чего-то

Или кого-то элемент,

Отсутствуй где и как угодно,

Знакомо чувство или нет?

Интересует только возглас,

Длина не вечная волны,

Не совершенство, а убогость.

Иль это чувство знали вы?

24.09.17

«Недуг разбит, снаряды всё подвозят…»

Недуг разбит, снаряды всё подвозят.

Зачем всё — тыл, в передовой стране

Нам рассказали бы, но их никто не спросит,

Мой дед Зиновий, дед мой Исраэль.

Зачем вся утварь в радостном безбожьи,

Надраена, отмыта, громогласна

Они не знали бы, но догадались тоже,

Зачем так вийно, где не карамазно.

Предчувствую согласие в их душах

И, благородно недоумевая,

Вопросы к нам: любовей мелкоштучных

Почём торгуем, чем обёртываем.

Эпоха — прочь, мы никого не держим,

Катись, страна из внучей и сыновней.

Мы не в долгу, недуг его повержен

Дед Исраэль и дед Зиновий.

Мы не в долгу, здесь есть другое место,

В котором мы, где глубоко и тёмно,

А вещества волнительного тонны

Диктуют ноты нашему оркестру.

Весёлый марш, вне всякого сомненья.

Подведен к лицам счастья электрод.

Запомнимся грядущим поколеньям

Клыками шуток, дёснами острот.

Подарим плавный воздух ядовитый,

Румяный пепел несколько пустынь,

А там, конечно, только пирамиды,

Где только мы сознанием чисты.

21.07.17

«Что за причуда, но — полёт…»

Что за причуда, но — полёт.

Дозрел сердец ущербный плод,

Летит, как школьница на ринге,

Поторопись же на поминки,

Запоминай, где упадёт.

Молись не знать меня, пощада,

Для пущей копоти и чада

О, эти сладостные шпильки,

Корить, подначивать, колоть,

Трястись от жара в поединке.

Желать обиды, как простуда,

Бери хоть совесть напрокат

О, эти иглы просто чудо,

Нам, мастерам известным вуду,

О них известно, где втыкать.

Несите хлыст, подлейте масел.

Цари, насмешка. Торжествуй,

Упрёк, болезненно-прекрасен.

Вздымайся, ил гниющей страсти,

Мечи поток целебных струй.

5.04.18

«У чёлки, с хвостиком вдогонку…»

У чёлки, с хвостиком вдогонку,

И много шеи было, да,

Иметь успех, подумать только,

Уже не помню, чтоб куда.

Там из плечей под много шеи

И не одна наверняка

Не верить сделай одолженье

Какая двигалась рука.

Её влекли, объектом двига,

Мои места, но не из тех,

Где, в этом именно интрига,

Что я не помню сам успех.

Однако мозг — души припадок,

И докторов тошнит, сынок,

От расползающихся латок

На где бы сросся, если мог.

Над много шеи вспомнить нечто,

Лицо, улыбку… кстати, нос.

Что про улыбку лишь надежда,

То по-любому нос бы рос.

И я пытался… Не выходит.

Любые веки, нос и грудь,

И тьма ушей туда подходят.

Порою клюшку соберут.

Зачем мне клюшка? Я в подружку

Имел успех, а не в хоккей.

Но отвечает мозг за стружку,

А не деталь. Сиди и клей.

Иные склонны в это, лёжа,

Знак предпочтений — переменн

Я помню чёлку, хвостик… Вот же

И много шеи… до колен.

Сынок, достаточно. Поверь мне,

Успехи — порченая вещь.

Что вообще это за херни?

Они не могут даже течь.

Сравни таблицу умноженья

И, например, простой фонтан.

Таблицу любишь, неужели?

Однако помнишь. А вон там,

Где был фонтан, теперь руины,

Струя нисколько не биёт,

Но ощущения хранимы.

Деталей нет. Но сам подход,

Он применим и к той бабёнке,

И к нынче сумрачно, и, кста,

Я неспроста и сам — обломки

Того, чем быть не переста…

25.06.18

«Есть в этом некая загвоздка…»

Есть в этом некая загвоздка,

Я напрягаю слабый ум

И вижу — малая стрекозка

Летает как бы наобум,

Но чую, есть закономерность

В её движениях случайных,

Я к ней испытываю ревность

И наугад кричу: лишайник.

Теперь мы квиты. Понимаешь?

Не понимаю то и я.

Но ты ж стрекозкой не летаешь,

Да и загвоздка — не твоя,

Ты вообще, быть может, стерлядь

Или кокосовый орех,

Тебя рыбак вот-вот подстрелит

Или сбивает с ветки грек.

Свои заботы есть у всех,

Загвоздок разные сюжеты,

Когда их нет, то даже это

Ужасно разное у всех.

9.11.17

«и демон взял как два ковчега…»

и демон взял как два ковчега

три плоских сферы небольших

кого загрузим, белошвейка?

кому каютой одолжим?

что ядовито кличет аспид

из, раздвоенный, языка?

туман голодный очи застит,

изводит скрипами доска,

нас не видать и слушать нечем

и демон каждый свой приют

бросает скалам, мы калечим

себя о скалы, и клюют

орлами, ястребом, воронкой,

простым воробушком, совой,

нас во спасительно негромкой

неловкой штиля курсовой

он выйдет в значимые бури,

завьётся скалами, как фен,

восплачет бриз по нашей шкуре,

опустит факел полифем.

19.12.18

«Похож в сознании просвет…»

Похож в сознании просвет

На (дань с редактором размолвке)

Тираж бракованных газет,

Где вышли только заголовки.

Потоки лиц, в сопоставлений

Бездарной дыбились попытке.

Глаза, как раструбы туннелей,

Где рябь скользит по влажной плитке,

Пред возведённою плотиной,

Из совпадений за и пред,

Несли преемственности линий

В единой точки табурет. Иль силуэт.

Но табурет.

Туда редактор грузный влазил.

Наморщил лоб и вход закрасил.

4.07.18

«пускай виноваты горячая ванна…»

пускай виноваты горячая ванна

обилие пены и свет приглушённый,

шли мысли, сражённые из наповала,

как после свидания в душ заключённый.

шли долгие мысли, не знали привала,

мы в них выпадали из свойств диалога,

бросались предметами, был и тяжёлый,

наверно, летел он поэтому плохо,

как медленный скальпель над дверцей бесшовной

висит полотенце, на сердце тревога,

обилие пены и свет приглушённый

6.04.19

«Мой гордый волчок синяками отсутствий…»

Мой гордый волчок синяками отсутствий

Юла твоего безупречного промо,

Когда мы отпустим, хоть мы не отпустим,

Могли бы недолго кружиться синхронно.

Кому бы представим, от как бы я тёрся,

Дырой в покрывале, люлей наваляли,

И чьё бы там тельце с комочками ворса,

Уж я-то ворсистый, хоть помнишь едва ли.

Однако расставим камины и вазы

Периметром бешеных воображений.

Юла и волчок, кофеварка, зараза,

Кряхтит на фужер, мы их тоже поженим.

Кружитесь, вертитесь, катитесь и грейтесь,

Спешите к обнимке, в сгоранье и линьку,

Представим вас вместе, отправим дискретность,

Хоть ты и не помнишь, чего на поминки.

7.02.18

«Намордник оскала и встреч подкидыш…»

Намордник оскала и встреч подкидыш.

Не удержаться в трусах-растяпах.

Видишь, дело совсем не в видишь.

Внешнее в норме, но этот запах.

Помнишь тот случай с протухшей дрянью,

Деликатесом из шведских вотчин?

От, верно, шутки трясло всё здание…

Вот этот запах… и мы щекочем.

Ноль предложений, идей, гипотез.

Монетку подбросим. Как раз тот случай.

Объём разложенья делить на плотность

Нас в лицемерии, что получим?

Правильно, массу щекотки. Просто

Бросим монету. Привычка к страсти

На то и привычка, чтоб дом трясётся

От чем это пахнет, ну если вкратце.

25.06.18

«захлебнёмся в хохотушки…»

захлебнёмся в хохотушки,

в злые совки с хохолком.

будто горочка, катушки.

послетаем с них легко.

тронься, пальчик-тарабанчик,

поскребайся по куркам,

левый целится в стаканчик.

выйдем в город. по рукам,

правый эк прищурен долго

иль залип в какую нутрь?

злые совки, вот и ёлка,

может, внутренность кольнут?

подзашьют, быть может, левый,

водрузят на правом вышк,

и давай качать оленей

сантаклаусовых ишь к,

всем китайские подарки,

в сушах пиковый бамбук,

ёлка радостная в парке,

злые совки ух-ух-ух

25.08.18

«ладони от восторга схлопал…»

ладони от восторга схлопал

глаза сморгал от удивлений

десятилетним остолопом

я изучал калейдоскопа

трубу в картонном обрамленьи.

геометрической вселенной

подобный колокольне тубус

где бился глаз в пугливой шлюпке

вели квадратов как преступниц

круги наверх в стеклянной юбке

огней зверинцем портативным

кто голоднее будто на спор

от лампы сочную грудину

жевали лопасти скуласто

прибор как будто середину

выплёвывал как слово кляйстер

труба стеклом врастала в тело

и жадно внутрь себя смотрела

прямые, пёстрые фигуры

бросало в праздник как невесток

оттуда в трауры и в дуры.

дома глотала пропасть блесток

в поочерёдном хороводе

песком дверным оконным

крышным

как танк вертелося в пехоте

всё на скелете симметричном

всё в угловатой, резкой плоти

вдруг повторяется порядок

щенки начальных пирамид

уткнулись носом в прежних маток

потом опять известный вид

поход был краток

сух остаток

и эту вещь теперь хранит

чулан округлый тёмный пыльный

поит иной потехой мнимой

15.04.18

«Во раях парит подросток…»

Во раях парит подросток

Начиняет души в люд

Подаёт под видом звёздок

Само лучшие из блюд

Не стократ разогревали —

Из печи! не обожгись.

Воздух весь — в оригинале.

Небеса — ещё эскиз.

Ты сегодня гость желанный

Наблюдай и трепещи

Что ещё добудет главный

Надзиратель из печи.

Может, тюремку покрепше

Или вбит пониже крюк

Окна вдруг на побережье

Там песок и зонтик вдруг.

15.04.18

«И зимы тянутся, как свитер…»

И зимы тянутся, как свитер,

И на вокзал не волокусь,

Не жду и дома, и к Саиду

Давно не ходим на кус-кус.

От потолка осталась латка,

Корм от синички небольшой,

От сладкой ваты только ватка,

Она на палочке ушной.

9.01.18

«внимание! впервые млекопитание…»

внимание!

впервые млекопитание

на нашей сцене, в афише, по билетам

и без

контрамарки принимаются

опоссум и кенгуру беременная заметно

исполнят ноктюрн, все ноты в столбец

в оркестре только левши, самые лучшие

опус малодушия —

от первого лица

прочтёт месье Сид

вежливо прыгнет в сторону

дрессированного ворона

Павлика

пудель, ветреный паразит

ручка пухленькая факел

веселясь бросит в сено

горит широко концертмейстер во фраке

старательно пони горит и телега

млеко в буфете, млеко на сцене,

брызжет из тюля и человека

млеко, млеко, горящее млеко,

лучезарное млеко

26.03.18

Т.

Рояль смущённый отступает в тень

Пустивших корни пальцев пианиста.

Песочный фрак сорвался, полетел.

Чреда попыток нот остановиться.

Хватают воздух. Паузы? о нет, —

Смещённые усилия ноктюрна

Из музыки в случайный силуэт.

Её окно. Иль не случайный? Дурно.

Воды! Сорвите душный воротник!

На сцене сталь, сшивающая жадно

Туман и облако, лавину и ледник,

Боль на певце и кровь амфитеатра.

Должна быть грань, но нет её. Воды!

Холодный мрамор вверх, на подлокотник.

Кто эти спины, алчной прямоты?

Зачем я — зверь, и кто теперь охотник?

26.03.18

«гулянье окороке в ярком…»

гулянье окороке в ярком

на тёплой лапины проделки

из глубины глядит прилавка

отмерен кроль на фрикадельки

обёрнут фартуком летучим

катает тесто инвалид

он и варить его обучен

и важно личико кривит

другой аллеей тяжкий щавель

попрал петрушку и латук

но вскоре видеть прекращаем

их сочетания недуг

одне, природы голос цельный

отстав ошибочных частей

галошей топчется по сцене

из онемевших челюстей

10.08.19

«Надменно долька ананаса…»

Надменно долька ананаса

Несла лучи свои на запад,

Где, иссушаемый, валялся

Мной корешок вчера подсапнут.

Скажи-ка, бедный корешок,

Мог чем бы вырасти, дружок,

Не появись я дикий, хмурый

Над милых почв архитектурой

Набить морковию мешок?

Всего-то ради взять моркови

Лишил тебя, бедняга, крови,

А вдруг ты вырос бы дубком,

Где дети б вешали качелю

И жили птицы бы на ком

И знал бы путник облегченье,

Твоим воспользуясь теньком?

Иль георгином стал бы нежным

И наслаждал любимой нос,

Но я пришёл и скоротечно

Мечты и жизнь твою унёс.

Разъял заржавленною сапой,

И никогда уж маме с папой

Не приласкать твоих волос,

Не принесёт тебя бабуся

Румяных коржиков в постель.

О, лишь гниение, боюся,

Тебя наследует отсель.

Снесу морковь облезлым зайцам,

Тщедушным кроликам снесу,

И будут надо мной смеяться

Они и в клетках, и в лесу,

Стерплю безропотно смешка,

Беги, морковка, из мешка,

Ты тоже, бедная, безгласа

Того подобно корешка.

Сначала кролик похрустит,

Потом и зайчик похрустит,

Природа, может быть, простит

Мои злодейские проделки

И не поведает Каденке,

Что я палач и паразит,

Что беззащитные растенья

Поверг бесчувственною сапой,

И привезёт она варенье,

И будет молвить — не заляпай

Чудесной, милой бороды,

Моей не ведая беды.

9.11.17

«Я вспоминаю Сологуба…»

Я вспоминаю Сологуба,

Про шаг назад и два вперёд,

Всё те же сны и та же Куба,

Но только дни наоборот,

Минуя вкуса обостренье,

Замену сакурой сирени

Лихой приветствует народ.

Несутся бледные объекты

По изумительным делам.

Наплывы бёдрами и гетры.

Ликует ножек первый план.

За словом некому гоняться,

Все воробьи без пепелаца.

Немного Будды по углам,

То, знай, поклёвывает рис,

То зорко старится из щёлок,

Иди к нему, договорись,

Что мы не в списке обречённых.

Иду, иду. Конечно, примет.

Усадит в лотосе. Блаженств

Укажет явно за периметр

И рисом курицу заест.

Ему периметры до сраки

Он любит соус Тори Яки.

6.03.17

«Пора бы сходить в горы. Давно не ходили…»

Пора бы сходить в горы. Давно не ходили.

По джунглям таскались, бороздили моря,

Были в пустыне, космосе и Аргентине.

А в горы давно не ходили. И это зря.

Космос, он тоже высокий, но горы лучше.

Есть у них там лавины, сели и даже пики.

Космос этим не блещет, туда никакие тучи

Не долетают, а мы к ним привыкли.

Горы бывают разные. Не перебивай, пожалуйста.

Конечно же, очевидно… но, пока мы не вышли,

Надо выбрать — куда. Порой случается,

Что не все возвращаются, или не все выжили.

Нам, полагаю, такой вариант не подойдёт.

Я просто рассуждаю. Нет, не идиот.

Это, так сказать, меры предосторожности.

Сначала мы должны выбрать безопасную гору. Навести справки.

Потом на неё пойти. На опасную мне не хочется.

Ледники отпадают. Предпочитаю полянки, травки,

Цветочки, кустарники, водопады, грибочки, ягодки,

Чтобы всё было как лес, но при этом — горы.

Давай я буду перечислять, а ты будешь делать памятки.

Иначе что-нибудь да упустим… ручейки, бесспорно…

Обязательно, чтобы были деревья. Это хорошо для костра.

Мы будем делать привалы. Конечно, возьмём консервы,

Но ещё будем жарить рыбу. Надо, чтоб она там росла.

Без жареной рыбы в походе скверно.

Итак, ты записываешь? …консервы вычеркни,

Мы их потом внесём совершенно в другой список.

Горы нужны не просто с грибами, а, желательно, с рыжиками,

Аэропорт должен быть от них, по возможности, близок.

Это не главное, но горы рядом с аэропортом

Имеют преимущество среди прочих равных,

Доверься моему опыту. Расскажу потом.

Слишком высокие нам не подойдут. Я сторонник плавных,

Никаких обрывов, ущелий и прочих замысловатых чудес,

Ягодки, хорошо бы съедобные, можно будет идти и жевать их.

И обязательно горные, за лесными мы сходим в лес.

А небо должно быть синим, как форма у вагоновожатых.

Чем больше мы будем подниматься вверх,

Тем звёзды нам будут казаться крупнее,

А та, что окажется больше всех,

Я покажу туда пальцем и скажу, что это Кассиопея.

Тогда ты обнимешь меня крепко-крепко

И скажешь: спасибо, что взял меня с собою

В эти замечательные горы. А я отвечу: на здоровье детка.

И пойду дожаривать рыбу.

10.03.17

«Пусть Ваша совесть их не угрызёт…»

Пусть Ваша совесть их не угрызёт,

Такую твердость искренне желаю

Всему, что взято в этот эпизод,

Где я сидел, плечами пожимая.

Привычно видел вывеску La Clef

Под 45-м градусом примерно.

Там означали воздуха нагрев

Огни Le Ruc. Забавная таверна.

Бодливый стол и круглый кое-как,

На госте кофта. Вязаная либо

Из кашемира, ночь на вторяках

От алкоголя в Господе и гриппа,

(А может, в бесе, кто их разберёт)

Огни La Clef. Почти удобный стульчик.

Гудели скорой. Двигался народ

На всех ногах и в обликах могучих.

Народ хороший. Каждая деталь

Имеет право. Те, кто вышел слева,

Идут быстрее… Справа это там,

Где светофор отвадил угол хлева

От (это он так думает) что сер

(Но он не сер, конечно, этот угол)

Отель напротив — сложный диспансер,

Где роль Венеры выпала старухам,

Они выходят. Кости напоказ.

О, боже мой, предельные крестьянки!

У гостя шанс долой из этих масс,

Он промышляет сбором самобранки,

Удачно видит Оперу вдали.

Мгновенье, даже пение услышит.

Таков крахмал, когда из простыни,

Ещё до слуха, зрению граничит.

Там наверху, над Оперой торча,

Какой-то знак подсвечен знаменитый.

Не разглядеть. Но требует душа.

Идёт туда, в согласии с орбитой,

Покачиваясь, сводит к резонансу,

Едва заметный прочим, планетарий

Отчаянно готовый заниматься

Дырой и взрывом (нужен комментарий:

Мгновение, и — пение, но взят

Не органичный Вагнер за основу,

Но вещество, идущее на спад

От Рождества, как минимум, Христова).

Итак, пожав плечами, Ваш слуга

Готов признать, что взрыву намечаться

Дырою повод лишь предполагал,

И к угрызеньям то есть не причастен.

Такую мягкость разве выражений

Дорожкой красной нам не устелить?

Он просто шёл… одно из развлечений…

Покачивался… просто инвалид.

Но как же счёт? Оплачено ли? Эй!

Песок — не соль, просыпь и догадайся.

Всё так и есть… начислено жирней,

Чем вероятность встретиться китайцем,

Когда движеньем к Опере, собрав

Того, кто в нём, из падавших, упорно,

Его писал, как будто каллиграф,

Восчерчен шаг (извилисто, просторно,

Замысловато). Опера. Обратно.

Перекрестясь не часто. Кто считал?

Они считали? Ладно. Троекратно.

Опять La Clef. Но гости не чета

Торчкам обычным, гости — астронавты,

Живут в Le Ruc, а кажется — летят.

(Их перебьют, не этой ночью, — завтра.

К утру поспешно сделают опять,

Гость — не иной, но верует.) Однако

То было там над Оперою что?

Недостоверный оборотень знака.

Всего лишь фон мерцающий. Учтём.

Итак, мираж. Мы якобы в пустыне.

Где, утвердив не соль и не песок,

Лежит черта, которой опустили

Любого, кто её не пересёк.

Вот бедуин. Ему положен шарфик.

Вот что-то ссохлось. Раньше было — куст.

Вот небосвод. Его особый навык,

Быть бесконечно холоден и пуст.

Но бедуин и шарфик… это мило.

У гостя резь чуть ниже живота.

Его ничто сегодня не кормило.

Он, на голодный, пил и щебетал.

Затем, наверно, глазик этот красный,

Скелет изогнут. Гриль ему судья,

А не божок какой-то несуразный

Кто вряд ли прав La Clef произведя,

Отель напротив, стул, у светофора

Залитый хромом герпес мостовых.

Итак, сидящий — образа пресс-форма,

Набор вещей, но их как таковых,

А не названий, скажем, или качеств,

Пока он гость в Le Ruc-е и в клише,

Над Оперою знаки в память Вашу-с,

На бедуине шарфик в мираже.

6.03.17

«где всё обитание — в долг к среде…»

где всё обитание — в долг к среде,

мы там, получается, знали где,

что бог не комар, но причастен в зуде,

и, образно, строй — никогда не хор,

а нечто обратное нам, по сути, —

доблесть, идущая наперекор

признакам жизни, читай первичным,

то есть огульным и вряд ли личным,

жить никогда не бывало лишним.

долг обитания там — в укор

особь, при этом, берёт в расчёт

некую скорость с прогнившим днищем

как бы сама из неё течёт

и сосредоточиться если б вышло,

то наперекор это, как прибор,

зрить, а не сравнивать, щупать, мерить,

целиться в корень, а не в забор,

собственно, в тютч или пушк и лермонт,

верить в девицу, пока не впёр

под полнолуние джаз и вермут

6.03.17

«Там прилипало к чашке блюдце…»

Там прилипало к чашке блюдце

Затем, чтоб, громкое, упасть,

Веля соседям обернуться

На озабочен и вихраст

Ещё выписывал каракуль,

Но на последнем завитке

Остановившийся со страхом

И глупой чашкою в руке

Над недописанной строкой

Сидел я, чувственный такой.

Как раз был тон, погодой взятый,

Разумно выдержан в лучах.

Обычный марта час десятый,

Две сигареты натощак.

Японка в обществе индуса

Смотрели в сторону двора.

Мне прилипало к чашке блюдце

И было завтракать пора,

Мели осколки из-под ног

На гуттаперчевый совок.

Являясь новенькие, все

Несли подносы, в белых масках

При остальном своём лице

И шеи видимых участках,

Они улыбчивый поклон

Изображали, но казалось,

Что если маски отстегнём,

То обнаружим средний палец.

Осколков больше не мели…

Зачем та башенка вдали?

8.03.17

«Без исключения все дороги…»

Без исключения все дороги

Вели (тут я подумал, что надо купить очки)

На (неразборчиво) кладбище, где я лежал в итоге,

Под дающим осадку сооружением. Ставили маячки,

Как бы производя замеры (тут я растерянно

Размышлял, что их результат, вероятно, важен

Не только им, но и мне), рядом росло дерево,

За забором периодические коровы умничали на говяжьем,

Насекомые имели привычку подбираться всё ближе,

Некоторые, отчаянные, населяли бестактно основание черепа,

Подавали оттуда наверх знаки (надо купить очки. не вижу),

Будь хоть намёк на давление, раздал каждому по атмосфере бы,

Пусть самораздавятся, окаянные,

Ишь, наползли. За забором ещё иногда продавали букеты,

Переломленные посередине, на крайние

Случаи воровства и последующей перепродажи. В этом

Не было никакой нужды, ибо (неразборчиво),

Видимо, пережиток прошлого или какой обряд,

Ничего так уж, чтоб сильно плохого, ничего хорошего,

Может быть, что-то сверхличное… не знаю, не проверял, но так говорят.

8.03.17

«Кто бы там что ни подумал, но в мокрой ночной рубашке…»

Кто бы там что ни подумал, но в мокрой ночной рубашке

И мелких жалобных перьях, словно от загнанных журавлей,

Отодрав себя от подушки, как пластырь от волосатой ляжки,

В 5-44 ровно, куда уж ещё ровней,

Сидел на краю кровати. Сидел на краю кровати. Сидел на краю кровати.

Три раза, выходит, сидел. Вроде твоего пресловутого H₂O

То газообразный, то твёрдый, то жидкий. Кстати,

Был иногда неопределившимся. Получается, вчетвером.

Сидим мы, значит, такие. Не дышим. Почти синеем,

Отчётливое хрипение в дыхательном аппарате.

Всё остальное размыто, как у Сезанна, только ещё сильнее,

5-44. Токио. Край кровати.

8.03.17

В. П.

В Азии хорошо, Владимир.

Вывод мой подкреплён практическими наблюдениями.

Дышится изумительно, воздух ещё не вымер,

Архитектура радует глаз, всё получилось с растениями,

Пища питательная, разнообразными музыками и пениями

Приветливые граждане занимаются со вкусом,

Некоторые автомобили имеют квадратный кузов.

Это красиво и необычно. Почти на любом районе

Можно найти бар, где не только Джек,

Кофе обжарен толково, для чая придумали церемоний,

Обсчитывать они, кажется, не умеют, после покупок вручают чек.

Был в зоопарке. Что тот ковчег.

Был у местных в гостях. Почёт, уважение, благодать,

Наверно, они умеют летать,

Но нам, Владимир, не говорят из скромности.

В Диснейленд даже не поехал, чтоб не расстраиваться,

Иначе бы мог и остаться полностью,

Но я ещё не готов, чувствую, что не готов,

Ты же знаешь, доделал ремонт, надо перевозить котов,

Ну и кое-какие дела по работе,

Опять же друзья, дети, музыкальный кружок,

В общем, такое чувство, что сидишь в джекпоте,

Ешь обезжиренный творожок.

А ведь заранее знаешь, собрав котомки,

Что точно всё будет как в анекдоте

Про мужа, вернувшегося из командировки.

Получается, все мы живём в шкафу.

Тьфу.

Нарезаем круги, как обдолбанный Винни-Пух.

Поэтому предстоящий отъезд, Владимир, это такая ситуация,

Когда хочешь сказать sos, но забыл половину букв.

Очаровательная была, по сути, Азия.

Ты, мне кажется, любишь разнообразие.

Наведайся как-нибудь. Сдам неплохих местечек.

А то вдруг, скуёшь себе приличное счастье, нам всем на радость.

По ходу, знаешь, как будет у них «кузнечик»?

Гирасу хоппа. Такие вот они люди, братец.

9.03.17

«Ну, здравствуй, Джоуи. Сегодня я пил везде…»

Ну, здравствуй, Джоуи. Сегодня я пил везде.

Мерзкую какую-то жидкость, настоянную на картофельном прошлом.

Прадед твои и прабабка были, как водится, на высоте,

Они говорили слова. Важные. Мы с тобой так не сможем.

Нам до них далеко, но давай продолжим.

Видел, что врачи сделали с твоей пуповиной?

Такие дела, дружок. Не успел появиться, уже испорчен.

Это только начало, а путь тебе предстоит длинный,

Мне, если Б-г даст, и не узнать — насколько.

Будешь болеть ангиной — пей, Джоуи, чай с малиной,

Доведётся сложить зубы — предварительно протри полку.

Если не помогает нож, заведи двустволку.

Не рекомендую заводить хомячков.

Собаки, коты, черепахи, женщины — пожалуй, да

Рыбки… тоже подходят. Порисуй картинок, попиши стишков.

А хомячки, они очень быстро мрут. Беда.

Зачем нам беда? Нам беды не надо.

Будешь играть в преферанс — набирай вистов,

За остальным не гонись. Так учил твой прадед.

Если бы не он, поверь мне, Джоуи. Мазлтов.

Но вас как-то стало много, а Миши на всех не хватит,

Милы не хватит, меня… переживёшь и тебя зачавших,

Им бы хотелось именно этого, так уж оно прилегло в памфлет…

Больно моей дочке, плачет какой-то мальчик,

Не успел оглянуться; он уже — ты, а её — нет,

Выбило свет, не идёт наладчик.

Но вот что я хочу сказать, это нормальный ход

Вещей, и мы на них не влияем. Здравствуй,

Форма несоответствия нашей любви этому шоу

И способа взаимодействия оной любви с нами —

Весьма интересный трюк Творца, Джоуи,

Но нам надо быть пацанами,

Не ворчать и не заводиться… вырасти для начала,

Потом завести бороду, это как раз обязательно,

В отличие от хомячков (как уже звучало),

Плохого вкуса в литературе и гомосятины.

Литература, мужик, важная вещь.

Это, кореш, я бы сказал, во главе угла.

Генетически тебе ею не пренебречь,

Хотя твоя мать могла… или не могла?

Спорный вопрос. Оставим. Она рисует. Мать —

Это вообще не обсуждается. Так сказать, святое.

Из неё мы являемся существовать,

Орём для начала, потом обзаводимся бородою,

Затем, ибо жить тебе долго, не узнаём лиц,

Можем и обосраться в кресле-качалке,

Лишь бы не в инвалидном, а приколись,

Если вот ты такой древний, а вокруг служанки,

Разноцветные, молодые, все хотят взять на рот,

А Джоуи жадный, он не даёт,

Нормальная тема, малыш… то есть ты бы и мог,

Но у тебя куча дел, кроме этих тёлок,

Например, добывать глаза из многочисленных поволок,

Или под те же зубы протереть полок,

А то ещё можно на день расписать задач

Садовнику, повару, писарю, массажисту,

Ну, в общем, ты теперь занят и сосать не дашь,

Есть время на бога, на йогу, на джиу-джитсу,

На поплавать в бассейне, на полить кусты,

Пересмотреть фильмец, перечитать стихов,

Но служанки — нет, это бы был не ты,

Никаких слабинок, ты не таков.

Собственно, жизнь твоя, хоть и началась недавно,

Девять часов и двадцать три минуты назад, если быть точней,

Но, Джоуи, предлагаю сразу говорить о главном,

А именно о торжественном беспорядке её вещей…

Предположи, что мне завтра на голову упадёт бревно

Или классический навернёт кирпич, или собьёт машина,

Или заклюёт птичка, какая — нам всё равно,

Пусть хоть орёл, но сделаюсь мертвечина,

Поэтому мы должны поговорить сегодня, как два мужчины,

Два психопата, два наркомана, два

Хромосом набора, два бутерброда с мясом,

Как пацаны, мужики, пищевая цепочка, родственники и братва,

Должны пошептаться, писком, фальцетом, речитативом, басом.

О бабах, козявках, предках, подсрачниках, матерках,

Чуть не забыл, о бухле. Без него — не выжить,

Пробовал. Честно, нам без него — никак.

Если не можешь пить, научись барыжить,

Хоть выдувай стекло, или бодяжь спирты,

Или рисуй этикетки, но без алкоголя,

Это я утверждаю как дедушка, мы мертвы

Или как минимум в некой бесславной коме.

С этим мы разобрались. Теперь давай

Про онанизм. Да, ты ещё младенец,

Но упадёт кирпич на меня или сразит трамвай,

Кто объяснит? Поэтому: вот твой пенис.

Важный отросток. Ни нос, ни рука, нога.

Он вообще ни уши или хоть та же жопа.

Пенис, ответственно заявляю, это для паренька,

А по случаю ты как раз паренёк, — украшение гардероба

И большая удача, как две хозяйки на мизере

Или как умение грызть ногти. Поэтому нас и зовут рыцари.

Поэтому, когда мы ссым, не обязаны сидеть на торчке.

Но мать твоя будет читать это и надаёт мне по башке,

Этого бы я не хотел, про ногти и онанизм опустим.

Погорячился. Пошутил. Подколол. Съязвил.

Потолкуем о возвышенном чувстве,

Отметим, что в нём элемент суеты, возни.

А оно нам надо? Возможно, что да.

А возможно, что нет. Но возможно, что и да, и нет.

Диалектика, стало быть. Гегеля не читал?

Не заморачивайся. Будут тебе и Канты, и лампа, и кабинет,

И кранты, и божок на помощь, и в бок шайтан,

И повсюду берег с водой аж там,

Не уверен, что будет весло под рукой большое,

Но греби отсюда, как можешь, Джоуи.

Греби, чем можешь. Греби изо всех сил.

Чувство? Какое чувство? Ты спросил.

9.03.17

«Безобразные руки, я знаю…»

Безобразные руки, я знаю

Почему безобразны, они

Безобразными ибо глазами

Рассмотрел их. Рука, извини,

Та что правая, левая тоже,

И любая рука, все подряд,

Что испортил вам кости и кожу,

И других составляющих ряд.

Что за волосы дикие, что за

Перепонки кривые ногтей.

Вами даму ласкали? Серьёзно?

Вами нежных качали детей?

Не поверю. Вы пара ухвату,

Кочерге или лому, но факт,

Если в этом глаза виноваты,

Значит, есть кто в глазах виноват.

Безобразнейший мозг, вероятно,

Искажает прекрасную вещь,

Он как те воспалённые гланды,

Превращая в хрипение речь,

Изуродовал глазки и ручки,

Что ещё он испортил вокруг?

Может, муха висит на липучке,

То не муха, а лучший мой друг?

Или вот фешенебельно грузчик

Не цемента придавлен мешком,

А дюймовочку кормит щелкунчик

Обезжиренным творожком?

26.03.18

«обычной смерти променад…»

обычной смерти променад

по хребтецу до подбородка

не надо это понимать:

оно — волшебно, или — в топку,

иль просто вырвется и — мат,

иль закупорит остальное,

которым тоже вариант,

но он — другою стороною

никто не взвешивал, никем

не подводили ни итога

ни возражали в потолке

на некий крюк, что держит плохо,

не осуждали дом в огне

тебя забытую во мне

не испытали в дым трубой

из оным выправки любой

костьми и книгами, чужими,

моими… нашими… о чём?

нет ничего непостижимей

обычной смерти… но учтём

и променад трубою дыма

из чем гореть необходимо

его бы и внести для сит,

труха которыми висит

не надо понимать трухи

от волшебства прибереги

туда естественности навык

где на любой товар — купец

тому кто слогу знает правок

непонимания не без

и так, конечно, будет проще

как если б целью укорочен

тот самый смерти променад

но удлинён, как говорят

25.12.18

«То в ангел певчий, то в зевоту беса…»

То в ангел певчий, то в зевоту беса,

Пропущен через сна ревербератор,

Когда есть ход, но ты не эта пьеса,

Не состоишь из возраста когда ты,

Шипят морские, вспарываясь, мили

Оглохнув следом, вспять, и — на свободу,

Им будто в уши скверные налили

Стотонной перекиси водорода,

И видишь дни, до их перестановки,

И слышен гром, до медных остинат,

Есть пьесы ход, но в стоны и обломки,

Под свисты тех, кто в ней не состоят.

29.03.18

«Мы ночевали у мечети…»

Мы ночевали у мечети

На неподвижных плавниках

Над нами ствол тысячелетий

Ужё отцвёл и срочно пах.

Грел фиолетовые струпья

Абдурахамана номинал

И шар неоновый на тумбе

О черепах напоминал.

Бродяги среднее и барда

Напева круглую петарду

Гремело тоже вроде шара

Того гляди и менестрель

Не долго в рот принадлежало

Дробя затылочных костей

И в месте ноты под трубу

Углом стекало по горбу

Над нами ствол тысячелетий

Ужё отцвёл и странно пах.

Мы ночевали у мечети

На неподвижных плавниках.

27.01.19

«И стрекоча, и запинаясь…»

И стрекоча, и запинаясь

Возил матрасами ночлег

Топтался лестницей мерзавец

Кровавый кашлял человек

Железный гам варился страшен

Над дымоходною трубой

На молоке с клопиным маршем

Меж штукатурок и обой

Как выходить теперь на завтрак?

Катать панкейками в меду?

В худые руки прыгнул Патрик

Забил шпинат в сковороду.

Вдруг замирает дребезг ложки…

Очей помешанных грильяж…

Из гробовой радиоточки

Ползут слова, как синий фарш.

28.01.19

«Когда я сел на подоконник…»

Когда я сел на подоконник,

Прямой рассвет и громкий дворник.

Боюсь, избыток желатина,

Им сообщив нелепость тоник,

Удвоил осени картину…

Когда я сел на подоконник.

Не обметай, дружище, терем.

Был затеряться я намерен

Буквально через полчаса

Среди акаций, выйти к парку,

Не потревожив, кажется,

Ни мелкой мыши, ни кухарку,

Ни тишины, сродни огарку,

Под серпом раннего жнеца…

Безумный дворник, затеряться

Кому теперь среди акаций?

Кому холма грустить на склонах,

Бросая камешки в сверчка?

У пастбищ, выменем продлённых,

Кого поить из молочка?

Куда мечтать из глаз солёных?

Кто, не услышим, но поймём их,

Что — стрекоза, и бабочка?

Когда я сел на подоконник…

Когда я сел на подоконник,

Там стрекоза и бабочка…

Шумят из общего зрачка…

Изображение троится,

Осталось только оброниться.

11.03.17

«Переносили лёгкий грипп…»

Переносили лёгкий грипп.

Паслись менялы неуклюже.

Горело то, что не горит:

Принять ислам, трава и лужи.

Обычно в завтраке песок…

Почти упал, идя из душа…

Ведро, три метра, твой бросок.

Пока летит, тебе всё лучше.

29.03.18

«Планета летит. Догоняйте!»

Планета летит. Догоняйте!

Вчера в половине шестого,

Подавшись вперёд на кровати,

В момент торможения дома,

Я это почувствовал явно,

Лежал, потирая ушибы,

Потом, перебравшийся плавно,

Где есть «Нескафе» или «Чибо»,

А именно, в сторону кухни,

Сличая как раз эти банки,

Увидел, что буква не к букве

Стоят, а ползут. И гадалки

Не надо, ходить к ней, тем паче,

Чтоб сделать единственный вывод:

Планета летит неудачно.

Подумай, ползти не должны ведь

Несчастные буквы. Они же

Добрались до шторы и сшились

Порядком иным, поглядишь, «и

се фак, оН ебуЧ» — получилось.

Там крупные буквы мельчали,

А мелкие ждали внизу

И то, что они означали

В моём прибывало глазу.

6.01.17

«Дерзость носить на вырост…»

Дерзость носить на вырост,

Девственность по расчёту,

Дескать, светить — вирус

Молочного быть жёлтым,

Вот как она умела,

Покуда не осеклась

Молочное заалело,

Киев. Десятый класс.

Жёлтое прёт по кругу,

Космос стоит как есть.

Здравствуй, моя подруга,

Помнишь второй подъезд?

Помнишь диван, дранный

Прежним моим котом,

Был основной программой

Некой любви потом?

Бра с деревянным фильтром.

Настойчивый штор рефлекс

Местом, где корень выдран,

Рассветного, в пользу экс-,

Поиски не ограничивал

Нижним бельём самим,

Помнишь, каким обидчивым

Выдался день за ним?

Поспешный рельеф тела

Рот до сих пор бодрит,

Достаточно пить за его пределы.

Хочешь об этом поговорить?

Однако же неживого бра и

Свернувшихся штор схоласт,

Тот облачный выбираю

Киев, десятый класс,

Разбросанные на полу пожитки,

Микроволновую печь с приоткрытой дверкой,

Пунктуацию разбежавшихся дат, на ошибки,

Не выпавший нам календарь проверкой.

И ты, полтора отчётливых совершеннолетия

Отлистав, решившая, что — избранница,

Эти данные пока оглашать не следует.

Их достоверность ещё проверяется.

5.03.17

«Им колпаков не занимать…»

Им колпаков не занимать,

Ресниц чугунные паяцы.

Необходимо сделать над

Собой усилие, подняться

Одеться. Кстати, не забыть

Перчатки. Несколько минут

Торчать на лестничной площадке,

Дверь, закрывая, потянуть.

Да, важно не забыть перчатки.

Ключ сразу в сумку, там карман.

Не перепутать. Дело вкуса

Но там надёжней. Вот баран,

Забыл штаны надеть. Вернуться.

Надеть штаны. Но в этот миг

Понять, что стратил безнадёжно.

Ты не розетка, чтоб тройник

Тебе возможности умножил.

Присесть. Расслабиться. Прилечь.

Ещё расслабиться. Раздеться.

Ты вещь. Ты вещь. Ты вещь. Ты вещь.

Чугун. Как тихо. Наконец-то.

7.01.17

«На даже комнатном дебиле…»

На даже комнатном дебиле

Смущались крылья, сгоряча

Когда я золото в любые

Слова и вещи обращал.

Был вообще другой волшебник.

То слепли зрячие, то там

Пускал над шеями ущербных,

Где бились головы, фонтан.

И вот, когда я отдыхаю,

Красиво пью и ем обед,

Людей не трогаю руками

Их будто вовсе даже нет,

Порой гомункул неудачный

Заводит речь и портит день.

…а эти все, кто пили рядом

без газа воду и вино,

уже как будто перестали

всё это делать и нахально

ему сочувствуют, мерзавцу…

…я отдыхал, но что поделать…

…гляди, уже он подавился…

…лежит, бедняга, под столом…

Такой есть дар во мне, увы…

Чем заслужил, не знаю это,

Но объяснений обойдутся,

Кто запивали Бенедетто

Бокалом зрелого Вердуццо.

…но день испорчен… и, ворча,

иду с бутылкой на причал…

13.05.17

«Их различу в подвале винном…»

Их различу в подвале винном,

Где полумрак и низкий свод,

Ей, несущественно кем был он,

Тут что угодно подойдёт,

Главой семейства ли, патроном,

Иль ухажёром средних лет,

Мне очень важно видеть, тронул

Её ладонь он или нет.

Уже мне грезится, мы вместе.

Отель игрушечный в горах…

Приносят счёт. За что же двести?!

И низкий свод, и полумрак.

7.01.17

«Мы активны так, но тупеньки…»

Мы активны так, но тупеньки,

Нам читают, мы скучаем:

«Пуделю продали пудинги,

Чучело лечилось чаем».

Непонятно нам про чучело,

От чего оно лечилось,

Что за пудель необученный,

Почему не купит чивас.

Что страсть у пуделей

До дурацких бакалей?

Будет с чучелом, что если

Не избавится болезни?

Ну, умрёт оно, положим,

Это можем мы представить.

Где лежать ему предложим?

Или можно чучел вставить

Тех, что мёртвые, к примеру,

Там, где кладбище людское?

И прибить на них фанеру

Или лучше, чтоб доскою,

Где бы мелом что-то пишут

Украшать стоянья место?

Эк не просто с ними, ишь ведь

И писать что — неизвестно.

С пуделями было б проще.

Мы ж активны. В самый раз

Накопать бы ямок в роще

И зарыть их. После, хрясь,

Накатить по сто, не больше,

Мы ведь дети, а не дяди.

И тем более, что роща,

Квасить здесь чего бы ради?

Да и пудели не сдохли,

Лупят пудинг в подворотне,

Аж от радости намокли,

В общем, скучно нам сегодня.

Нет ещё каких-то книжек?

Про индейцев, казаков?

Оторвали бы страничек,

Накрутили косяков.

Стали б чучелами сами

Но не тупенькими, нет,

Мы другими бы глазами

Посмотрели на предмет.

Пудель с пудингом? Прекрасно!

Чаем лечатся? Зачёт!

Ямы рыть? Единогласно!

А и кладбище не ждёт.

Тоже ям наковыряем.

Мы индейцы! Ты индейц?

Да! А ты? И я! А ранним

Утром рейс? Конечно, рейс!

А куда летим? В Зимбабву!

Кто готов? Готовы все!

Дайте рифму! «Там слоны!»

Не подходит, но окей.

7.01.17

«Вот мост Риальто. Он красив…»

Вот мост Риальто. Он красив.

И люди вот. Они не очень.

А вот канал. Он, отразив

Тройной фонарь, молчит о прочем.

Хотя, возможно, не молчит,

Но вижу я лишь отблеск этот.

А вот и я. Знакомьтесь. Жид,

Красив и молод (что он лепит?!),

Умён и строен (идиот!),

Живу один (ну так-то лучше),

И мост Риальто мне идёт,

И я ему (тяжёлый случай!),

Мы будто созданы как раз

Для презирать идущих нами,

И, очевидно, притворясь,

Что им вреда не причиняли,

Мы рады вывесить бы: «стоп!

Не проходить! Не беспокоить!»,

Но мелко целим, ибо, в лоб

Сказать не можем (далеко ведь

Зашёл подлец. Уймись уже!),

Нам неудобно. И губить-то,

Конечно, губим, но в душе

Им соболезнуем (иди ты!),

И отражённый нам фонарь

Трёхглавый, видимо, даётся

Для упражнений (вот же, тварь!)

По расписаться в наше сходство,

Но без свидетелей. Отнюдь,

Мы два сутулых исполина,

Как будто рама (что за муть!),

Картина чья невосполнима.

Пускай украдена. Забудь,

Её и не было, возможно.

Но вот мы оба, в этом суть,

Их ненавидя непреложно,

Готовы каждого принять,

Кто и себе не нужен, к слову,

(неплохо сказано) как знать,

Нужны ли мы (жидок, ты снова?)?

7.01.17

«Две чайки, друг друга калеча…»

Две чайки, друг друга калеча,

Орали под самым окном.

Денёк начинался вкуснейше.

Он выйти не мог барахлом.

Под трели пернатых баталий,

Счастливчик с опухшим таблом,

А он это я, угадали,

Задумывал план про бульон.

«Прекрасно, — он думал, — чудесно»,

Уже предвкушал аромат,

А был по готовке, известно,

Не самый последний примат.

Уверенно шёл в направленьи

Над курицей новых побед,

Под радостный хруста коленей

И шеи аккомпанемент.

Взять двадцать, не более, капель.

Занюхать густой бородой,

Вкуснейшего дня обитатель,

Над газовой станет плитой,

Заделает блюда порцайку,

Наваристо вышло. Шайтан!

Теперь он полюбит и чайку,

И всё что у них ещё там.

Несите дары. Подавайте

Денёк и, на солнечный лад

Настроенный обогреватель,

Повесьте строения над.

Строение пусть колокольня.

Пускай рядом с ней балаган,

Где в домике прямоугольном

Силач, лилипут, великан,

Шатры разноцветные блещут,

Гадалка зажмурила глаз

И видит какие-то вещи

Невидимы те, что для нас.

А рядом лагуна и ловкий

Под парусом мчится спортсмен

Трамвая, кто ждал остановкой,

Ему аплодируют все.

А вот и трамвай. Окрылённый,

Кто входит в него? Угадал.

Спасибо, спасибо бульону!

Вкуснейший денёк, таки да.

8.01.17

«Да, господа, я живал в Надыме…»

Да, господа, я живал в Надыме.

Нет, не всегда, но годков так шесть.

Да, были многие молодыми.

Нет, молод не был. Был как есть.

Да, дружелюбные, мы там мёрзли.

Нет, слишком холодно для хоккей.

Да, много тундры имелось возле.

Нет, не кололся, но нюхал клей.

Да, был влюблён. Третий класс. Алиса.

Нет, не сказал. Не писал ей, нет,

Да, протыкал, обморозив, спицей

Пятку, могу предъявить и след.

Нет, мы махались когда с Московских

В лесопосадке, не ждал, чтоб он

Первым ударит и не берёгся.

Да, добивал, благородно, лбом.

Нет, не отчислен, не взят учётом.

Да, проплывал икс бассейнов в день.

Мог и быстрее других, чего там,

Тренер не ставил, ему видней.

Нет, и не звали, и, да, есть встречи.

Кто они мне, чтобы кто я им?

Видишь ли в: моль, нафталин и вещи —

Я соглашаюсь на нафталин.

Да, я спокоен. И, да, исполнил.

Нет, не смеюсь. Вообще, серьёзн.

Да, с каждой молью понятно всё мне,

Да, нафталин нафталину рознь

Нет, это были, конечно, люди.

Люди и есть, кто не склеил ласт

Там, где на встречи ходить и будем,

Как бы к Indefinit, в гости, Past.

8.01.17

«Коль скоро мехом от воротника…»

Коль скоро мехом от воротника

Передаётся интонационно

Осанка в шею, вроде родника,

Журча «рю-рю» над туловищем сонным,

Я состою из этого «рю-рю»,

Брунелло пью и мальборо курю,

Закутан в мех, и тапки по сезону

(Конечно, тапки тоже на меху),

Дым поднимается, законно, к потолку,

Оттуда свет спускается резонно.

На встречных курсах эти величины,

Образовав как будто некий столбик,

Журча, «рю-рю», и мех, поверх мужчины,

И терпкое брунелло, и в подробных,

Тоскливых, пол от мрамора штрихах,

И кошелёк у женщины в руках

(она уже уходит… рассчиталась),

Всё так удачно, всё наверняка,

Как будто нами некоторый план есть

Возможно, даже у воротника,

Хоть у кого, чего… пусть у Брунелло,

Или «рю-рю», иль, может быть, Творца.

Заметь, как пахнет мальборо умело,

Как контрабас подзвучен у Юрца

(При мне всегда, конечно, эта запись,

Где «пум-бурум», хоть сердце надорви),

Какая в теле бешеная слабость,

Как много «рррр» и сахара в крови.

8.01.17

«Готовь спасательный круг, ибо…»

Готовь спасательный круг, ибо

Я утону в твоих глазах немедленно.

По-моему, я вообще не рыба,

Отвратительная скорей скелетина,

Обросшая неудачным мясом,

Подгулявшей кожей, гаденькими волосами.

Если посмотришь одним глазом,

Мне тут же конец. А двумя глазами?

Расползаюсь в сомнительном реверансе,

Что же ты тянешь? Вопрос из срочных

Именно тонущим, я бы тебе понравился.

Это испытанный мой приёмчик.

Особенно удаются пузырьки. Умею

Из глаз, из ушей, настоящий цирк.

Всё ради взора, поторопись же, фея.

Но это не взор. Это глупый зырк.

Пробуй ещё, заклинаю, распластан.

Целую твои башмачки, ползаю.

Ладно, проехали. У тебя это часто?

Ну, это из глаз? Утомлён серьёзно я.

Отложим. Раздевайся и выключай свет.

Буду тонуть на ощупь.

Превосходное мясо, хорош скелет,

Немножко ещё кожи б,

Где-нибудь здесь, чтоб я мог, дорогая,

Зарыться в неё, как в спальный мешок,

Всё замечательно, ни на что не намекаю.

Просто я дурачок.

8.01.17

«Признаюсь, раньше был атлетом…»

Признаюсь, раньше был атлетом

Кто выбивал любую дверь,

И стены рушились при этом.

Теперь я гном. Но то теперь,

А раньше брал любые горы,

Сдвигал их в разные места.

И те, не нравилось которым,

То ими двигать я не стал,

Затем, что добрый был атлет,

Уже таких, наверно, нет,

Но вышел гном не из простых,

Побойся бога и рекламы,

Я тайны гномского постиг,

Не рассуждай, пока не гляну

Из гномских сщуренных очей

В твои критические очи,

У нас у гномов побольшей

Различной мудрости. Мы схожи,

Во этом смысле, на божков,

Хоть под глазами нет мешков,

А у божков то есть, но всё же

Мы, гномы, мудростью похожи

На оных. Всё нам — заебись,

И не скулим при каждом шаге,

У нас, по ходу, нет ни пись,

Ни детородной прочей шняги,

Мы как бы именно друзья,

Конечно, нечем выйти в помесь,

Но нам, действительно, нельзя.

А то, что — нечем, это бонус.

И как бы всем, кто столь увечен,

Что возразит на наши речи,

На стройность доводов, заметив,

Что, дескать, жаль вас, пацаны,

То мы уклончиво ответим,

Де, пацаны совсем не мы.

Что пребываем нынче в гноме,

Где много круче, и везде

Мы пацанов вертели, но не

Стремимся этому придать

Иных каких-либо значений,

Помимо, просто, что вертели.

Нас, кстати, нечем и занять,

Подобных кроме развлечений.

8.01.17

«Оштрафует мотороллер…»

Оштрафует мотороллер

Пишет данные в блокнот

Шестизначный сложный номер

Буквы задом наперёд.

Носит, вызван на подмогу

Дядя, жёлтенький жилет

Он увозит понемногу

Мотороллера, и нет

Никого, чтоб заступиться

Разорвать бумажный штраф

Но и мотороллеристу

Указать, где он не прав

Тем сказать: отдайте средство

А ему: килибильдек.

Есть весьма пустое место

Ни следа былых утех.

27.01.17

«Сегодня повод идеальный…»

Сегодня повод идеальный

Иметься призрачно, украдкой.

О чем, невидимая пальма,

Ты говоришь с незримой кадкой?

Кто допустил мою телесность

И не провёл её границы?

И чья насмешка: биться месяц,

До совмещения, ресницам?

Так широко глазам прилежным.

Губам не встретиться годами.

Им восклицание обещано,

Но звуков не нащебетали.

Ладоней медленных фантомы

Так неожиданно сплелись.

И виден только угол дома,

Я на кого ни оглянись.

29.01.17

«Руном, деликатно добытым…»

Руном, деликатно добытым,

Без лишних рассказов о том,

Лежу, наподобие питы,

На левом боку золотом.

Веду наблюдение рынка,

Из чёрных очей буровых:

Оранжевый шар — мандаринка,

Коричневый лоб — боровик.

Чудесное прение шерсти,

Торгаш волоокий в чалме.

На стёкла подышит, торжествен,

И вертит пенсне джентльмен.

Худая старуха охапку

Взбесившихся жалких цветов

Бросала в соседнюю бабку,

Её оторвав от трудов

Кликуши, воровки, калеки.

Плевал волоокий торгаш

На праздничный чепчик коллеги,

Но якобы миллиметраж.

И шутку со лба вытирая,

По грешному брат ремеслу,

Стоял, неуверенный крайне,

Что делать… и финик куснул.

29.01.17

«Я умею делать вот что…»

Я умею делать вот что, —

Вычислять координаты.

И наверно, не поймёшь ты,

Но оно тебе не надо.

Взял собор, поизмеряю.

Взял стаканчик, и его.

Не хожу на авторалли,

Там несутся — ого-го,

Их больны координаты.

Из зверей люблю коал,

Мне коалу только дайте,

Измярял бы, измерял.

29.01.17

«Волна безудержная хлещет…»

Волна безудержная хлещет,

И будто сладкого верблюда

Меня облизывает печень

На гамаке в кафе Неруда.

Что состоит гамак из кресла,

Ему качаться не мешает.

Кто помешал бы, это место

Они давно не посещают.

Майор какой-нибудь отважный

Весьма в значительных усах

И в яркой мимике протяжной,

Он, не иначе, в небесах,

Он, если б нет, то, безусловно,

Меня согнал бы с гамака,

Он отменил бы эти волны

И печень спас, наверняка

От рома с признаком Аньехи,

Но здесь не водится майор.

Ему родиться больше не кем.

Перехожу на Туламор.

30.01.17

«Волчонок, душный как собака…»

Волчонок, душный как собака,

Доскрёбся в голову. Кто там?

Не отвечать — его трабаха.

Тягал мозги по комнатам.

Полам очерчивал мелками

За силуэтом силуэт,

И зеркала к ним примыкали,

Где мы лежали, как валет.

Разбросан сор, простой и костный,

Вы оба серые, мой гость

В скворечник медикаментозный,

Прости, отверстие срослось.

Беги, трубят уже. Продолжим,

Давай, не в этой черепной,

Подъёма звуки где похожи

На несмолкающий отбой.

10.01.18

«Значит, отпусктёмных линий…»

Значит, отпуск тёмных линий

Выходной углами то есть,

Если бег обложки синей

В толщину, а не на скорость.

Достают блокноты, скрипки,

Надуваются певцы.

Будто по уши в улитке,

Под усами продавцы.

Деревянные, как брюки,

Левый-правый маракас.

Из танцующей старухи

Выпадал стеклянный глаз.

30.01.18

«Осыпать кашей норовили…»

Осыпать кашей норовили.

Недолго выпасть топору.

Тарелки, стало быть, кривые

У их высочеств на пиру.

Хватал, летевшую комками,

То бирюзу, то изумруд,

И местность двигалась рывками,

Её как будто не берут

В прогулки опыт остроумный,

Больничный, зимний, плавный,

плавный,

Где каждый шаг, как штопор

юный,

Над длинной пробкой деревянной

Коварно расстояний битых

На ямы, пятна и отрезки,

В ходьбы проталкивал напиток

Меня, уставшего мертвецки

От нескончаемых дерзаний

Шагами сшить хотя бы часть,

Вдоль разрушающихся зданий,

Комкам протягивая пасть,

Уже почти сплошную кашу

Глотая злобно, выйдя вдруг

На перекрёсток, предлагавший

Взамен себя надёжный круг,

Который как бы спятил с улиц,

Из них накручивал спираль,

И будто вечности свернулись,

Чтоб нас никто не сотворял.

Всё искажалось и вертелось,

Прогулки больше не велось,

Бежало море, как младенец

Вдали, молочное насквозь.

Нам аромат даруя тщетный,

Лежал беспамятства товар,

День добивал траву мачетой

Переходил на тротуар.

Асфальта комия летели,

День сокрушал воздушный пласт,

Летели сморщенные тени,

И словно к этому контраст

Два музыканта детских лет

Бесстрашно двигались из круга,

Играя в общий инструмент

Мамаш распоротого брюха,

Они сверкали, где по плану

Была совсем другая вещь:

Виолончель, фортепиано

И перекрёсток. Но авжеж.

Меня испачкав потрохами,

Они гремели и сверкали.

30.01.17

«На строгий максимум пролива…»

На строгий максимум пролива

Смышлёных тел настроен кратер,

И Маликон неторопливо

Поломку встраивает в кадр,

И, сквозь помехи, эта участь —

Ещё неделю сводит скулы,

Кода одна из пэтэушниц

Седло улыбки отстегнула.

Нёс горизонт, как два жирафа,

Пузатый низ на ободках,

И чаще волны были справа,

И крепость — в меньших облаках.

1.02.18

«Те, кого из нас не нашли в капусте…»

Те, кого из нас не нашли в капусте,

Но стояли насмерть, чтоб их искали,

Аж мозоли носим на всяком чувстве,

До того трудились из них в бескрайнем.

До того старались из них. Стояли

Не условно насмерть, а, факт, по центру.

Нас капусты лес обступал стволами,

Шириной иные до километра.

Красота — ого! Хоть всю смерть любуйся,

Из плохих вестей — затрудняло поиск.

Был бы нами кроль, вот бы ел от пуза,

Но никто не кроль. Голодали то есть.

Всем хотелось в дети. Но всех не брали.

Как-то аист летел. Ухватил кого-то,

От кого мы были на самой грани,

Но унёс не нас. Такова работа.

Ни при чём ни аист, ни тот счастливчик,

Что у них сложилось, а мы — не кролик.

Мы капусту любим и любим птичек,

До восторга в том, что нас — нет, до колик.

Колыбельки шьём. У кого слюнявчик

У кого на прикольном шнурочке соска,

У меня машинка. Я буду мальчик.

Др-др-др, трёхдверка, одноколёска.

30.01.17

«Там, где вафельки обмякли…»

Там, где вафельки обмякли

Шоколадка нам устроит

На обёрточной бумаге

Приключенье синусоид.

Ибо цель волнообразно

Ускользает сладких практик

Нам на чай оставит плазма

Бытия дешёвый фантик

Нам настроит шоколадка

Ледников ночных оттайку

На вприкуску и вприглядку

Из орешков тарантайку.

Мы же Золушки, а как же

В ожерелиях из принцев

Коим ножек не покажем

Не желаем в них жениться.

6.02.18

«Те небольшие два нароста…»

Те небольшие два нароста —

Размера видимого крах,

Имели выгодой устройства —

Его крепленье на ногах,

Обитых сеточкой чулка.

Рулет капронового мира,

Пленяли прочие шелка,

Напоминая конвоира,

Тугие бёдра угостив

Посадкой талии в угольник.

На тазобедренной кости

Лежала сумочка за стольник.

Восточной вязи, локоток,

Заправлен кружевом вращений,

Переворачивал глоток

Настойки локона вечерней.

Что кверху дном летела дичь,

То и гнезда не осязалось.

Искало темечко кирпич,

И бубке прыгало на зависть.

О, или всё же я болван?

Я или девы отсекатель

От замечтался и диван,

На придыханий суррогате,

Предохранителем подснят

Из орган залпы колосят?

Иль комбинация утех

Души гипноза и отмычки?

Иль тренировочный стратег

По приглянуться той малышке?

Приятный росчерк кирпича

На, запекается, макушке?

Навроде ксении собчак,

Или в, пикантнейшая штучке,

Просрата молодость моя?

Иль это всё таки я — я?

Одно понятно: нет груди

На обещающей мишени,

Что есть надежда впереди,

В её растительном значеньи,

Что ягодиц когда бы межд,

То возмогу и без надежд,

Лишь дайте точку мне опоры…

Как зло начищены приборы…

1.02.18

«Льда изумрудные флаконы…»

Льда изумрудные флаконы,

Созвездий радиотропа,

По мне, какому-то другому,

Ещё живому, в сарафан,

Последний день когда отгупал,

Набух, как флюс, финальный час,

Хромала крайняя минута

На заключительную часть.

Там, будто маятник в рассоле,

Первичный кода крохобор,

Нектаром яблочных мозолей

Вне парадигмы с этих пор,

Равнял экран неутомимо

Вселенской прогою пятак,

Ничто не красило админа

Курсор в задумчивости как.

Никто не требовал подсказки,

Ошеек в мыле или в смазке,

Добро пожаловать домой,

Где на костях остаток мой,

Перегружает, с целью пляски,

За жестом жест, от козырька,

В тяжёлый шлем сицилианский,

Подарок Вовы Турика.

1.02.18

«Быть может, так же аккуратно…»

Быть может, так же аккуратно,

Как это делает волна,

Воркует с подлинником патина

И мшиста пропись валуна.

О, полагаю, ход течений,

Обозначая, брег итожит.

Он долгожданный и ничейный.

Он приближает нас, быть может.

И крепостные эти стены

Гниющих тел, скелетов мрачных,

За ними мы, отождествленны,

Де будто мужественный стражник,

Единый, долгий, не живой,

Не безъязыкий, но безглавый,

Иной волны кипящей лавой,

Начальной будто бечевой,

Чьё туго стянутое горло, —

Надрыву чужды бытия,

Куда медуз несёт прибоем,

Огромных, розовых медуз.

3.05.17

«Составлены вместе столы. Обойдётся…»

Составлены вместе столы. Обойдётся.

Никто не завалится пёстрой толпой

Нахлёбывать пиво, ощипывать тосты,

Ристать остроумием наперебой.

Обширная площадь. Кафе, из дешёвых.

Искусственной мышью, из недорогих,

Обиты шаги водонош, разрешённых

Посредственным лужам. И обморок их

Взаимен. Они растворяются в оном

Над вазой, куда образуется пар.

Фрагментом фасада горит искривлённым

Безглавых теней окрылённый товар.

Теперь обойдётся вернее, чем прежде.

Столы перевёрнуты. Ты подаёшь

Большие надежды на — больше не тешьте.

Всё лечится, кроме шагов водонош.

7.05.15

«Сошлись ноябрь и compleanno…»

Сошлись ноябрь и compleanno,

Темнело вскорости, где Вам

Всё было ясно, как поляна,

А я на опере зевал,

Где у Шекспира Уильяма

Писал ночами по полям,

Коньяк закусывал ириской,

За свой беспомощный английский

На чем стояло матеря

Учителей начальных классов.

Был этот опыт одноразов.

Ни комплеанн, ни ноября.

Ни той Вероны, где мы были

Весьма неискренни собой.

Сменился каплями запой

И кислотой на аскорбине.

Порою меряешь давленье,

А то и сахар, сгоряча.

Неутомимы, каждой вене

По два приписано врача.

И нечто вроде барыша —

Чинить над теми в ойкумене,

Кто и в Вероне не бывал,

Расправу ссылкою ничтожной,

На что и опера пшлана,

Где у Шекспира за обочиной

Дорога не починена

От, кем бы ни были, волхвов,

Здесь пусть рифмуется «морковь»,

Но не рифмуй… и всё так просто.

Мы видим Пана без кальсон,

И Вам к лицу бы Ариосто,

Но смыто в памяти лицо.

7.05.17

«Пока не горит, но от плит нагрето…»

Пока не горит, но от плит нагрето,

Не проводящих песок мест,

В последние дёсны втирая ристретто,

Отчаянно мокрая сигарета,

Не побоюсь этих рифм, но тебя замест.

Это такой квест, Грэтта,

Это такой квест.

Квадратных фантазий моих,

Переходник/двойник

Может быть, даже тройник

Учти. Учти. Учти…

На почве любых безобразий,

Плод неисчислим фантазий.

Почти.

Ты спросишь: почему квадратных?

Отвечу: та ладно…

…ты знаешь таких «та-ладных»

И укокошишь моего попугая

(Девочку, полагаю),

Царство вам (и ещё раз — вам) самое наинебеснейшее,

Любимые пернатые, разнообразные женщины.

У меня ломка. Я отвыкаю.

От дальнейшего.

7.05.17

«Нет ни судьбы, чтобы та — слепа…»

Нет ни судьбы, чтобы та — слепа,

Ни третьего глаза, чтоб видеть в прочем.

Я, очевидно, ебал клопа,

Только не помню, кто первым кончил.

Нам не дают поясов, наград,

Клёвых значков не дают, грамот,

Даже в аду не всегда горят.

А и горят, то не факт — сгорают.

В сущности, факт по утрам похож

На простыню высотой три метра.

Я же клопа ебал. Не вошь,

Не тривиальную сколопендру.

По синяку, без прелюдий, ласк,

По скорострельной науке — лучший.

Думал, как лучше. А вышло?

Аск!

Вышло!

Блажен же клопа ебущий…

Во веки веков и любой отравы.

Во имя пеньков, мухоморов, соек.

Именно соек. Соек. Браво!

Если б не клоп, замутил бы с ними.

Сойки добротные, как панасоник,

Многие с клювами запасными.

7.05.17

«Идущие кушать, а мне интересно…»

Идущие кушать, а мне интересно,

О чём разговоры, крадусь по пятам,

Поди, и разведаю новое место,

Глядишь, углеводы откушаю там,

Важны углеводы сегодня, а речи

Не очень важны — тренировка ушам.

Отец заявляет, что там безупречны,

Куда мы идём, и подход к овощам,

И к мясу, и, нет, мы десерта не будем,

Но тоже прекрасен (я буду десерт!)

Ребёнок: «хочу канарейку и бубен».

Мамаша: «Макакер зовёт на концерт».

Отец: «надоели Макакеры. Сбрейся».

Ребёнок: «а что это — сбрейся?». Она:

«Тебе надоели, а мне интересно!»

Отец: «интересно — сосать писюна».

Ребёнок: «писюн это вкусно». Те оба:

«Фабрицио?!» …тут их сбивает трамвай,

И дальше за ними идти неудобно.

Вот кем теперь уши дотренировай?

8.05.17

«Я над поэмой залипал…»

Я над поэмой залипал,

Писал не это, а другое,

Где просто нюхая тюльпан,

И никого не беспокоя,

Она прошла с огромным носом

И в этом глупом парике

За идеальным сколиозом

На старухе

(От, ибо, тела построенья

Смещались ритм и ударенье).

Та, если тросточкой стучала,

То и давно не замечала.

А эта шла за ней, и нос,

А не она, тюльпана нёс.

Вот за углом сокрылись обе,

Откуда слышались шаги,

По закоулкам наподобе

Какими ходят мужики.

А вот не слышно. Хорошо.

Давай меня побережём

Нравоучений экибаны,

Кем не донюхали тюльпана

На расстояньи небольшом

От будто тросточка упала.

13.05 17

«Такие случаи нередки…»

Такие случаи нередки

У нас в Крапивном, молоток

Упал, к примеру, с табуретки

И отдавил кому-то ног,

Или монтёр куда не надо

Упрямо тычет провода,

Пока не выгонишь из хаты,

Но он в окно, ты разгадал

Его манёвры и хлобысь

Чем подвернётся по горбищу.

А вдруг топор… такая жизнь,

Такие судьбы, что попишешь.

А про попишешь, кстати, я-с,

Моё призвание — трактаты,

Отличный почерк, это раз,

И, два, назначена доплата

За летописные труды,

А прошлым летом, их туды,

Хорьки повадились, и шиш

Теперь яишенкой размяться,

Но не пойдёшь, не одолжишь

Для восполнения хозяйства,

Работы волки пусть боятся,

Литература по плечу,

Всю ночь сижу летопишу.

То возведу архитектуру

Высоким штилем в должный ранг,

То про хорьки и те же куры,

Про лай и му, про хрюк и кряк,

Погод Крапивные сюжеты,

Вот затопило по весне,

Всё как положено воспето

И про насилия поздней,

Когда вода сходило вспышку,

Остатки утвари деля,

Прибили мельника сынишку

За деревянного коня.

Пусть не столичный экзерсис,

Однако действий есть и лиц,

И драматизма, где ни ткни,

Коль не беда, то ей предтеча,

Но не балуй, не отпугни

Из быта сладкое увечье.

Достоин, мать его, хорёк,

И даже он, чтоб я берёг,

От городских корявых лап

От суеты иноземельцев,

У нас свобода, мы не раб,

Состав по плану сходит с рельсов

И вновь несётся в колее

При незадачливом монтёре,

При деревянном том коне

В иероним на сальвадоре.

9.04.18

«Два притяжения. Паршиво…»

Два притяжения. Паршиво.

Рыдай в песочнице, племяш.

То, вероятно, и причина,

Что никуда не скачет мяч,

А на щеке кривые струи,

И будто времени зигзаг.

Какая пошлость. Протестую.

Бросаю зонтик и рюкзак.

13.05.17

«Кто предпочли бы кушать щучьей…»

Кто предпочли бы кушать щучьей,

Но он не знал того, везучий,

Икру по баночкам катая,

От, неудачливый, минтая,

И в окружении, счастливчик:

Трясёт жена огромный лифчик,

Сижу, ребёнок, пауком

Самостоятельно играя,

И ставя опыты на ком,

Его, гляжу, одна/вторая.

От остальной второй/второй,

Лежит отдельно, троелапо,

Пока минтай катает папа,

А мама лифчиком трясёт,

Читая пушкина с плашета,

Который пушкин всех спасёт,

Из этой кухни и сюжета,

Где мама лифчиком трясёт,

А папа, занятый работой

И основательный, и потный,

Он не сбивает даже пепел,

И паука он не заметил

Он или выпьет, наконец,

Закусит собственным минтаем,

Оценит пушкина а.с.?

Мы очень с мамою страдаем.

3.06.17

«Поселок медленный, отряд сторожевой…»

Поселок медленный, отряд сторожевой,

Тиснение на голубой бумаге.

Но, главное, шептать, как, боже мой,

Натянут свет и как полощет флаги.

Простые ставенки, и в потаённый час

Пропитанные утомлённым взором,

Заветный путь укажут, где не част

Подобный свет, но обживёшься в скором.

10.04.18

«От ранней Пасхи компас в неком крене…»

От ранней Пасхи компас в неком крене,

Терялись твари, заикались трели.

Пир напоказ, но в тайне несваренье.

Подумаешь, пижонство, фатовство.

На это были доводы сирени

Она цвела и пахла. Статус-кво.

Топталась грязь, — сиренью пахло втрое,

Бесился ветр, — она цвела упорней,

Все при своих. Никто не в переборе.

Подумаешь, безделица, пустяк.

Пусть несваренье. Хуже при запоре.

Пускай сирень, желает если так.

Но повернулось как-то не туда,

Рассыпалось, по швам поразбегалось,

Дням будто год подделал паспорта

На позабыл про равномерный глянец.

12.04.19

«По неким правилам забытым…»

По неким правилам забытым

Холмы играли в товарняк.

При неожиданных ролях

Бетонов двигалися плиты,

Вагоны хлопая, как моль,

Своеобразные ракетки

Холмов, игривости самой

Они казались воплощеньем.

И ехал в рабице из сетки

Состав товарный, озорной,

Качая морды утолщеньем,

Что быть могло — электровоз,

Но плотно рабица лежала

И видеть нас не одолжала

Чего там мордою звалось.

Холмы потом, бетоны плит,

Стояли, красочно отбросив.

Игра старинная. Подвид

Доисторических колосьев

Торчал в холмах сухим ершом

В недоумении большом.

Мы шли внутри своих ушей,

По старым правилам, огромных,

Пустели взглядом миражей

На искалеченных вагонах,

И жался нос, бездетной няней

Из допотопных обоняний.

Пум! Кто-то выскочил из лета.

Пурум! Нагайкою хлестать.

Вмиг няня носа многодетна

Ужо и взор — почётный тать.

Боюсь, нагайка, всё понятно,

Веди холмы свои назад.

Другие смелые гиганты

Пусть ими электровозят.

16.06.18

«Тент свернули. Это к буре…»

Тент свернули. Это к буре.

Дама с чёлкою прямой.

Стойка скошенная. Курим.

Вот и буря. В арматуре

Бунт железный надо мной.

Сломлен, выгнут и летает

От бетона веский шмат,

Дама крестится, рыдая,

Перебитыми хребтами

Трубы строгие лежат.

Дыма груды, стен обломки.

Кто задумал, глупый, петь?

Чьи продавленные бронхи

Смертоносные воронки

Преполняют, будь то медь?

Будь то в буре мало фальши,

Чьи бы лёгкие гудят?

Вдруг защитник он гремящий

В рёбер сломанных набат?

И с прямою челкой даму,

И при мне кто рядом пал

Он подымет, бросит в яму,

Над ненастьем, озаря нам

Сходный мир по черепам.

Вот и встретимся. Не стойкой.

Не могилой. Не в спиртовке

От огня полоске милой.

Не в ребёнке-полукровке.

Нет, мы встретимся в основе

Бури, то есть в этом слове

Буря. Буря. Буря. Чарки

Черепов довыпьем, жарки.

20.07.17

«Бензопилело. Пень за пнём…»

Бензопилело. Пень за пнём.

За дубом дуб. За сойкой — некем.

Мы эту сойку не поймём.

Нам и дубов-то много. Право,

Куда уж сойку-то просечь.

Она не то чтобы понятна,

Но вообще другая вещь, —

Не мы, под сенью киловатта,

Кто не особо даже свеж, —

Те допущений инвалид,

Что пень за пнём бензопилит…

И дуб за дубом. Кстати, ясень.

Он тоже пилится… топчан!

Топчан особо безобразен,

Но распили, и — получшал.

По возлежанию на спинке

Мы чемпионы пилизны.

Топчан по опыту в опилки

Пеняет сойкам… обоснуй!

Не тут-то было. Видишь, милый,

Какой наш случай бензопилый…

Здесь наблюдение, и токмо,

Кто назидают, те не я.

Люблю — про соек трепотня,

Топчан и ясень смотрят в окна,

То будто рыбы, то опять

Бензопилят, бензопилят.

4.06.17

«Известный случай был в бильярдной…»

Известный случай был в бильярдной,

Добавить нечего, поди.

Сидел покойник аккуратный,

И кий простой торчал в груди.

Ещё не то бывает в спорте.

Добавить нечего. Сидел.

И, между нами, вид не портил,

Соревноваться не хотел,

Не бегал с пивом над столами,

К нему тянуло нас, порой,

Чтоб разглядеть и в этом плане,

Хороший, милый, но с дырой.

Добавить нечего. Отвезен

Из наших мест в своё село.

Обычный случай. Всем известен.

Но как-то в памяти всплыло

9.04.18

«Человек сидит счастливый…»

Человек сидит счастливый

Под внушительною сливой,

То погладит себе ляжки,

То глотнёт чего из фляжки.

Это что там за чего?

Человек-де не щегол,

Дабы дрянью щеголять,

Что-то вкусненькое, блять.

Не халва и не укол,

Человеки — не щегол,

Есть у них такой прикол…

Кто хотите, детки, знать, —

Приседайте на кровать

Буду вам проповедать.

И уж точно вы поймёте

То, что надо понимать,

Кроме мамы при заботе

Или папины друзья,

То другое что-то, вроде

Говорить о чём нельзя,

Мы поэтому пошепчем

Пошушукаемся… ишь,

Ковыряться в носе нечем?

Вот те палочка, малыш.

Ковырятельный предмет

Очень важен с малых лет,

Ибо он дарует навык,

Из особенных и главных,

Кроме сливы. Но о ней

Наша сказочка длинней.

Если помнишь за прикол,

Слива лучше пепси-кол,

Это как бы шоколад,

Но никто-то не болят,

Ни животик, ни любая

Даже внутренность тупая,

Никаких таких чертяк

Не приходит, ни бабая,

В общих, ежели, чертах,

Это именно ништяк,

А не в общих — это цаца

Золотая, ниебацца.

Если кто её не чтит,

У того плохой анализ,

Он прекрасного бежит,

Он паскуда и предатель,

А уж кто такой паскуда,

Перед сном пугать не буду,

Не под сливою оне,

То достаточно вполне.

Мы заканчиваем сказку,

Закрывай, ребёнок, глазку.

Ангел тронул тетиву

Много цацы золотее,

Про любови и траву,

Расскажу о них позднее.

И про пользу корешка,

И про серого бычка,

Он, который очень спорный,

Но годится для стишка.

4.06.17

«Опухли, надулись и страшно лежат…»

Опухли, надулись и страшно лежат

Три тыщи пловчих на общественном пляже,

То пнёт их ботинком свирепый сержант,

То вдруг несвирепый и рядом приляжет.

Закончилась смена, не йдёт мужичок,

Добыл два стакана и с трупшей чок-чок.

Раззявила ротик, — какой-нибудь куст

Он как огородик, где вырастет пусть.

Снижается ястреб с когтями как грабли

Кричит: я стервятник! оставь мою дичь!

Сержант допивает последние капли

И вмиг начинает восстанье трёх тыщ.

Крушат топчанами строенья пловчихи,

Находят винтовки и в ястреба: пли,

Кто тащит мангал, кто дрова, кто аджики,

Трясут из сержанта на водку рубли.

Завертится праздник, иные уж голы,

От тех отпадут пара ног или грудь,

И синие головы, как ледоколы,

Песок разрезают, фонтаны биют.

10.04.18

«еле джаза бы от смуза…»

еле джаза бы от смуза

отличает евстигней

липнет флаг евросоюза

к деревяшечке своей

догорают баррикады

ими греются бомжа

записные ретрограды

поразбрасывали вша

электрическая штука

на автобуса похож

ходит тихая, ни звука

ан собьёт такую вошь

та и падает, бесправна

мелкой крылышкой маша

отлетает в пилораму

недостругана душа

нарожается бывало

мала стружечка от ней

поднимает целовало

запоздалый евстигней

целовает голый воздух

зряшно чмокает губьми

и виляет божий хвостик

ты пойди его пойми

вылетают срочно пробки

из шампанских бутылей

пляшут марьи-богородки

та вот этой заводней

евстигнеевы устои

нарушают про волхва

коим дело не простое

коль марий — не однова

вот такая заусенца

на владыческом ногте

что за радость от младенца

он затерян если где

и неважно лабиринтам

евстигнеев ли, мамаш

пал автобусами сбитым

если вошь любимый наш

24.12.18

«Ей хотя и скоро сотка…»

Ей хотя и скоро сотка

Но Егоровна красотка

И зубов у ей вагон

И приличный самогон

И умеет в интернете

И копает огород

И дымит на сигарете

Через нос и через рот

Подымает гирь пудовый

И печёт на спас медовый

Вот-такенные блины

Километрами длины

Медовитый самый мёд

Во блины те завернёт

Понарежет две дыры

Для стекания эффекту

И несёт их как ковры

По заглавному прошпекту

За Егоровной ручей

Все макают калачей

Кто особо любит мёд

Те и бороду макнёт

А уж масленица, ах

То и сказ не о коврах

Не видать конца и краю

От Егоровны блинов

Помогает тётя Рая

Их нести и Иванов

И течёт в реке сметана

Масло плещется в пруду

Вон и повар ресторана

Знай, макает бороду

Шасть, уносят Иванова

Вышел Сидоров замест

Мы, конечно, им ни слова

Те макают, этот ест.

А Егоровна стоит

Сигареткою дымит.

Вот закончится как праздник

Будет к ней снесён проказник

И прощай, радикулит

У Егоровны таланты

Всех талантов бриллианты

В рукаве не только лебедь

Но и можно им обедать

Луком выстрелит порой

Так не принц, а весь король

Хошь, короною одетый,

Хочешь, шляпою с перой.

11.04.18

«Летит косоглазо, по лоб в шаолине…»

Летит косоглазо, по лоб в шаолине,

Придирчиво месяц в живучее вперясь

Весёлые люди каток сочинили

То чайлд поскользнётся, то грохнется пейрентс

Горячим вином запивается всё что

Жевали, глотали, лизали, застряло.

Фрагмент монолога законченный сочно

На «чёрт побери». Одного и побрало.

Придавят старушку. Им мало? Пожалуй.

Побрало второго. Старушке не легче.

А что это грудью висит сторожалой?

Никак фейерверк! Торжествуй, человече!

10.04.18

«касательно взрыва могу заявить…»

касательно взрыва могу заявить,

наверно, звучало бы правильней — смею,

забейте, уже заявил: динамит

никак не тротил, потом что — краснее,

да, да, это было внутри головы,

никто не считает себя пострадавшим,

возможно, лишь я и, наверно, что вы,

поскольку сидим и об этом судачим

мы или лежим? хорошо, что лежим

во мне после, так назовём, инцидента,

как будто пространство включило режим

корректности низкой, придумав за это

в любом наградить положении спать

способностью, пробовал даже подпрыгнув

и спал преотлично… ещё прилипать

могу к потолку, в этом, кажется рыхлом,

дрянном человечке, однако — паук,

как тот, что из фильма и книжки, но круче,

затем что… позвольте, ну что за испуг?

не всем же быть флешем и мышью летучей,

вот если бы это, к примеру, тротил,

ну или какая-то сильная бомба

во мне разорвались, то я бы топил

в ильич или мао, возможно, что в оба,

но видишь, паук, прилипаю себе

то там, а то здесь, не влияю на массы,

хотел бы не липнуть, но только успел

отлипнуть от там сразу здесь припаялся.

поэтому то, что лежим — хорошо,

когда я лежу, то не липну почти что,

ты, видимо, будешь сейчас поражён,

но я после взрыва лежал всего трижды,

и все эти три придавали мне сил

не злиться, что стал не ильич и не мао,

а хочешь, на крышу пойдём повисим,

пока не стемнело и не наломало

7.04.19

«Где б ни стратит баронесса…»

Где б ни стратит баронесса

Там барон со всех сторон

То возьмет в какое место

То и даст. Оксюморон.

А не даст? Бунтует чикса

Не возьмёт? Берёт сама.

При любом — её ключица

Оченно заострена.

Желваки ея шо скальпель

Если б дали кадыка

Баронесса бы ни капель

Не жалела. Вот така.

24.12.18

«Подвергнем резкой критике синяк…»

Подвергнем резкой критике синяк

Надавишь, больно, похвалиться — шиш там,

Всего лишь мчался с горки на санях

Ну, не всего лишь… дважды… ладно… трижды.

Так кувыркался здорово, порхал

Над тюфяками санных кавалерий.

Зачем синяк? Он — бестолочь, нахал.

Его не я заслуживал, — Валерий.

Он без конца толкался на горе,

Он шепеляв и носит бородавку,

Нет инквизиций нынче на дворе,

Иди, синяк, — к нему с повинной явкой.

Иль возомнил, что может восседать,

Как тот паук, расставив хищно венки?

На мой простой, но справедливый взгляд,

Ты искажаешь смысл моей коленки.

Я ей стою когда решу решить,

Да, именно… бывает, — не решу же,

Так вот, стою, когда изобразить

Решу решить собачку или лужу.

И ты не спорь, что лужу так нельзя,

Иди к Валерке сдай головоломок,

Когда стою, то знают все друзья,

Там в луже отражается слонёнок

11.04.18

«Забарахлишь когда мотором…»

Забарахлишь когда мотором,

То отдаётся каждый чих

Гнильцой и ветошью, набором

Их разночтений небольших.

Внесёшь, смиренным домоседом,

Разнообразие в эскорт

Обивки шаркающей; следом —

Теперь не ты, а спринт аорт.

Не убегу, сходите с гонки.

Поклон трибунам, экипаж.

Для первой спелости — прогорклый —

Вполне естественный купаж.

Следите просто за анонсом —

И на второй до новых встреч

Под солнцем атеросклерозным,

Под рядовых мерцанье свеч.

11.04.18

«Покуда сутолока юных ароматов…»

Покуда сутолока юных ароматов

И робкие открытые авто

Ещё не рвут коробок-автоматов,

Но будто щурятся на пляже золотом,

Потом плывут дорожным полотном

По первым дням так даже виновато.

И шаток цвет, и нет весны как будто,

Стоит отдельно каждая минута.

Примерив кудри, фыркают фонтаны,

И всё же, ах, кокетливый шажок.

Как будто весь апрель на иностранном,

Но город детский выучил стишок.

Ох, не смешите, просит, я не помню,

Однако, вдох, читает назубок,

Расправит спину и пускает корни.

Вертись, клубок… воркуйся, голубок.

12.04.18

«Под ригатон веселая ватага…»

Под ригатон веселая ватага,

Всего полдня — и мы уже в Сантьяго,

А помнишь бык показывал, чертяка,

Нам кое-что внушительной длины,

А помнишь, нет, не помнишь, ну и ладно,

Над полем космос, чистый, безвозвратный,

Как будто неба нет и непонятно,

Куда бы облака прикреплены.

Под ригатон, затем под Рамазотти

Кричали «а» на каждом повороте,

А «б» здесь нет, кто пробовали хоть и —

Мы никому ни слова, поклянись,

Но не смолчим про домики с тенями

Как будто с золотыми простынями…

Врата от рая тоже так стояли,

Пока не вывез первый колонист.

12.04.18

«из больших тирамису…»

из больших тирамису

строят пагоды в лесу

понастроили-то за год

где грибница молодцу?

ходит долго… нет грибницы

токмо шибкая печаль

молодцу не молодиться

ишь-то стариться почал

уж достарился до чает

не почает помирать

всё из пагод примечают

много ревностныя дядь

уж брадаты — до косы

уж монахи-неебахи

из большой термисы

всех-то шорты и рубахи

аж и в солнечных очках

брови оными висят

будто ими кто зачах

из иных тирамисят.

(то действительно что яхонт

чем и выглядят и пахнут

оны брови

свыше пагод

иногда расколбасят)

чел-то, чай, и то был дикай

очумевший без грибка

за груздёй бы невеликай

побежал издалека

но ужо и — ни грузди

ни опяты маломальской

ток-то пагоды везди

рождеством чудят и пасхой

уж чудят-то с утреца

не щадящи молодца

а и днём чудят неслабо

и в ночи бывало эх

начудят — снимаю шляпу

не чудили так до нех.

топ-топ-топ иная сойка

заглянёт из дальних мест

держит клювом то опёнка

то ещё из сложных мест

но, однако, всё же держит

или вешенку? (держи!)

принесла из беловежжи:

беловежжи — от души

там от вешенок опяты —

недалёко, и дворцы

пуще пагод каструбаты

не до им тирамисы

не до подлыя затеи

нагрубить-то грибнику

ох уж он-то — из котелен

плавниками от акул

понагрел себе супца

лыжи выставил сенями

подзадрал жене чепца

дело только-то за нами.

(иль позволим им рожать

всяко лес не уважать?

пёстрых пагод семенами

на грибницу возражать?)

вот и даденный ответ:

без грибца жарёхи нет

а уж любим мы жарёху

прямо с малых общих лет.

за жарёху, за когда б то

да на сальце, да с лучком

ворогов и пагод оптом

из отсюдова пешком

заотправим, да салфеткой

подотрём сковороду

и грибницей, нашей деткой

восстановимся в раю.

22.12.18

«Схватки толком и не было, просто пришла стихия…»

Схватки толком и не было, просто пришла стихия,

Быстренько потопталась, отправилась снова спать.

Толком никто и не умер, все были уже такие.

Календарь обнулили, время пошло на спад.

Выводы, сделанные природой, пригодились самкам,

Впредь их уже не рождалось, и самец проживает сам,

Размножается нехотя, предпочитает ходить к обезьянкам,

Тоже не бог весть что, но хвала творцам,

Есть у них уже и науки, и письменность, и театры,

Не так интересно, как у амёб, но вновь,

Если придёт стихия, календарь повернёт обратно,

Лучше держаться поближе к приматам и не срезать углов.

13.04.18

«Признайся, друг мой, жук навозный…»

Признайся, друг мой, жук навозный,

Сидишь зачем такой серьёзный,

Не ешь, не пьёшь, не бьёшь копытом,

Лицом, мне кажется, сердитым,

Морщинки двигаются лишь,

Что скрыто там, под скорбным видом,

О чём со мной не говоришь?

Какие думы овладели?

Куда ушла подвижность в теле?

Что вдруг не носишься вприпрыжку,

Крича ура, вздымая стрижку,

Мне бесконечно неуютно

Глядеть, как сомкнуты уста,

Читать в них каждую минуту

И убеждаться, что пуста

Та полюбившаяся книга,

Еще вчера где каждым мигом

Менялся сказочный сюжет.

Как вышло так, что к нашим играм

Расположенья больше нет?

Чело печально, дрогнет лапка,

Уже возрадуюсь, бегу,

Нет, не приветствие. Мне зябко,

Мне очень страшно, иль в долгу,

Быть может, я пред милым другом,

Обидел чем-то, насолил?

Или сражён каким недугом?

Давай полепим пластилин,

Возьмём конструктор — и во дворик,

Любимый наш постелем коврик,

Да припасём на вечер плед,

Построим замок, в нём принцессу,

На них дракон бежит из леса,

Ведь есть у мелких у моторик,

Что отвлечёт тебя от бед.

Или послать за докторами?

Что говорить? Куда бежать?

Напрасны все мои старанья,

Тревоги мертвенной печать,

Взгляд отстранённый, ледяной.

…как плохо… бездна подо мной.

13.04.18

«Шампунь растягивал и гречку…»

Шампунь растягивал и гречку,

Почти не мылся, мало ел,

Читал испанцев вперемешку,

На глубине тунец тунел,

Видать, мой план не разумел,

Где рыб утроба не алкала,

Пока растягивала гречку,

И чайка в небесах чайкала,

Подобно мини-человечку.

Плескались топлива запасы,

Дудели в парусе ветра,

Стрела качалася компаса,

Колено дёргалось с утра.

Висел закат, как два нахала,

Кто в океан, кто в небеса,

Где, помнишь, чаечка чайкала?

Пожалуй, и не помню сам,

Так всё удобно в голове,

Которых, тоже, как бы две,

Но то не суть… удобно в оных,

Легко, проветрено, не громко,

Притихло алко, грустный голик

Зашил свой рот и сел в сторонку.

13.04.18

«Мало торкало от драпа…»

Мало торкало от драпа,

Где глотавшие кебаб,

«Подождём, — кричали, — папу»,

Те, кто ждали разных пап.

Возражали злые мамы

Тоже разные: «не ждём».

Их неторкала программа

Простужаться под дождём.

Мамы любят простужаться

От инструктора для лыж.

Чем-то надо отличаться.

Не существенно, малыш.

Но тебя от кофе-шопа

Если тянут, то иди,

Потому что папе — жопа,

Пусть пока и впереди,

Но маячит очевидно,

Вот и сбоку тоже есть.

Это мамина. Обидно,

Столько жоп, а ты — Эрнест?

Где же папа? Он вернётся,

Если всё же вставит ключ,

Будет в роли полководца.

Точно вставит, он могуч.

Маме тоже вставит: «Опа,

Что за кони, не пойму?»

Дабы ей тотчас же жопа,

Но не жопа чтоб ему.

Очень важно: что за кони.

Мама любит их мочить,

Ты не можешь быть спокоен,

Папа правильно кричит.

Не дождались полководца —

Прямо насквозь мокрый конь.

Если мама не пригнётся,

Может встретиться с рукой.

Добрый папа после драпа

Очень жестами горзад.

Он показывает жабу.

И удава, пару раз.

Маме нравятся удавы,

Жаба тоже, но не так.

Вот и чудно. Вот и славно.

Вот и счастья полный бак

23.12.18

«Давно, давно, давным-давнее…»

Давно, давно, давным-давнее,

Чем само давнее давно,

Народы были поумнее,

Росли без всякого кино,

Без огоньков и новогодних

Без электрических, и тех,

Имели сказок для потех

Так получается народных.

Водилось сказочников много,

Но эти тоже был народ,

Чай, не поэт, навроде бога,

Что эти нынче, ну их в рот.

Но мне далёко до фантазий,

Всё будет просто в нашем сказе,

Заметь, что нашем, ибо личность,

Как научил великий Кант,

…хотя и Канта можно вычесть,

Кто не народ — не вариант,

Он — не народ, — Иммануил,

Допустим, имя что сменил,

Но сам послушай: Кант Народ,

Звучит? Скорей наоборот.

Итак, убрав, что не звучало,

Мы приближаемся к началу,

А как народ-то заступал?

Де «жил да был». Отличный план,

Пойду и я по тем стопам,

Готовы?

Жил да был Ебан.

В том государстве, номер сколот

Иль тридевятое, как знать,

Ебан достался нам не молод,

Когда добрались рассказать,

Видать, затянут был пролог,

Но сказ народный, я не мог

Прибавить или же убавить,

Итак, Ебан седой старик,

Едва справлялся царством править,

Мешали враг, жена, парик,

Две неизвестные болезни,

Одна известная, и песни,

Он очень песни уважал,

Их часто пел, и сам, и хором,

При эту царству не служа,

Забыл, так скажем, о котором,

Где, все мы помним, сколот номер,

А те, кто знали сильно помер.

Зато имеются дощечки,

Где расшифрованы насечки

Названья царств в урочный час,

Дошли в сохранности до нас,

Как у халифа халифат,

Был у Ебана Ебанат.

Там проживали ебанатцы

И ебанатки, — житель местный,

И три-четыре иностранца,

Но те — народ неинтересный.

Имелись там ебанатята,

Признаться, тоже небогато

По нашим данным, на семью

Ноль целых, в среднем, семь десятых,

Плодились плохо. Взять свинью,

Она плодилась аккуратно,

Но ебанатцы как-то нет,

Чтоб не страдать ебанатятам,

Такой, возможно, аргумент.

Поскольку множество страданий

Имеет детский человек.

Похолоданий, голоданий,

Дерзанья всяческого грех.

Дерзать Ебан ещё в младые,

Лихие годы запретил,

В указе буквы золотые,

И пенью выдуман мотив,

Почти как гимн для Ебаната,

Там очень сильные слова:

«За дерзь всеякую расплата —

Дерзца кастрить и ны дрова».

Мы пару слов не прояснили,

Но ебанатцы не дерзили.

И зла на олуха держава,

Нигде не пишут, чтоб держала.

Как полагалось, хитрый враг

Дерзил то жён, а то посевы,

Дерзил особенного в горах,

Они на карте то, что слева.

Посередине водоём, —

Как не сдерзить, дерзил и в нём.

Иной, подвергнут дерзновенью,

За разом раз, аж нету сил,

Придёт домой, глотнёт пельменю,

Сорвётся вдруг и задерзил…

Понятно, стража тут как тут,

Кастрить беднягу волокут,

Кастрят, как велено, сперва,

Ну а потом уж «ны дрова».

Так шли года, и супостаты

По Ебанатовой вине

Настолько став распоясаты,

Что ни бревна чтоб на бревне,

Ни чтоб мосточка над рекой,

Ни в доме утвари какой,

Во Ебанате не осталось,

Настолько им распоясалось,

И вот, в трагический сей миг,

Херак, скопытился старик.

Наследный сын царя Ебана

Пошёл хандрить на свой макар

Навроде как аэроплана,

Запряг ворон, они кар-кар

И унесли далече принца,

Он, правда, должен был свалиться,

Не долетая до далече,

Но долетел и крыть тут нечем.

Что ебанатцам было делать?

Иных наследных не нашлось,

Рыбалят, сеют, косят, мелят —

Покраше быт, повыше нос,

Дровишки стопками под осень

Плодиться стали на ноль-восемь

И шло к ноль-девять, говорят,

А как же враг, ужели рад,

Что оживает Ебанат?

Вот тут и кроется загадка,

Не донеслась до наших дней

Причина вражьего упадка,

Нет ни свидетельств, ни идей.

Конец неплох, поди, у сказки,

Однако рублен топором

И белой нитью — неувязки,

Чтоб потянуть, так нет сторон…

А были б — с этой или с той?

По самой логике простой,

Врага чтоб выдерзить как след,

Так ебанатцам был запрет.

Или какой-нибудь чтоб рыцарь

Туда пришёл и всем помог,

Но без принцесс, за хером лысым

Ходить — не рыцарский конёк.

Простая логика гласит,

Что нам у сложной бы спросить.

Да как ты спросишь, если сказ

Писал народ без выкрутас.

На том у нас и тупичок

А все кто слушал, чок-чок-чок,

И значит, будьмо, по глотку,

И всем, как водится, медку.

14.04.18

«Облетели с курки перья…»

Облетели с курки перья

Стала курка чебурек

Ссохся воздух в атмосфере

Комья вдоль и поперек.

Белый день стоит весь день

Сразу мрут, кто входит в тень.

Крик стоит на улице.

Не до курицы.

Все, кто сильный, рушил стены

Ить, надорваны в пупу

Так и выжил постепенно

Те, кто умный — во штабу.

Поражённый простатитом

Во глазу с живым москитом

Прискакал из Азии

Говорит, восстали сны там

Чинят безобразия.

Чуть сказал, и лопнул глаз

Весь москит летит на нас.

Едет северный гонец

Видим, нос его облез

И у нас тотчас полезли

И носы и только б если

Не жалея нас в болезни

Говорит по северам-то

Пробудились чих и чёс

Богатеи бриллианты

Остальные, что пришлось

Позапродали в ады

Понабрали там еды

Позалезли в айсберга

Ждут какого ветерка.

Досказал и прыгал час

То чихая, то чешась.

Приходил посланец с юга

Там тварюка и разруха

У тварюки три главы

На главе по сто отверстий

Вылетают булавы

Сотня в час, а сзади двести

Местный житель осерчал

Прыгать высоко почал

В атмосфере тоже сгустки

Пробивают им кочан

При обратном чаще спуске.

В нас терпёж тогда истёк

И пошли мы на восток

День за нами, длинный, узкий

Полз, покуда не издох.

11.04.18

«Народ крикливый, мелкоплечий…»

Народ крикливый, мелкоплечий,

На поверку, жалкий, потный,

Обгоняли, шли навстречу,

Шли фалангою наречий

Ядовитою, кроссвордной.

Шли имён пожитки косных,

В клетке душ пересекаясь.

Пара, женщина, подросток,

Турка, швед, американец.

Голосующий за турку,

Изучал её фигурку,

Шляпку, сумку и запястья,

Узкий хвост километровый,

Он зачем, не разобраться,

Но тянулся и тянулся,

Будто вычурная фраза,

Как мы любим у Д’Анунцо.

17.06.17

«Отрадный контур от ковша…»

Отрадный контур от ковша

Привычный крыши перекос,

Ковал, наверное, левша,

Туда смеркалось не спеша,

Дождило вниз, когда смерклось,

Где я набрал работы на дом,

Она и спорилась, вертел

Большим лицом продолговатым,

Крутил фломастером во рте,

Покуда было душновато,

То ковырялся в бороде,

Глаза по ватману маслали

Красивый плод моих трудов,

Хотел бы вставить описанье,

Но конституция плодов

Из непонятных много слов

Его представьте, то есть сами.

Потом еду готовил, брал

Гастрономическую ноту,

Подваришь это, сверху то-то,

Потушишь мяско, он баран,

Подрежешь перца, с огорода

Опять садился за работу,

Об фартук губы вытирал.

8.04.18

«Таскался с ношей портативной…»

Таскался с ношей портативной

Людского счастия по саду,

Пустому саду, в пожилом

Наряде, цели ни единой

Он не имел, но в остальном,

Располагающий умом,

Академического склада,

Вполне приемлемо таскался.

В одной руке была лопата,

Другая — книжку от некрасов

Несла для чтения в беседке.

Где сад, беседки там нередки.

Могло сойти бы и за цель,

Когда бы так оно и вышло,

Но он в другое место сел,

Подъял лопату. Символично.

Ужо её вонзает в грунт.

И так сидит, давай, минут

Не сорок пять, так пятьдесят,

Поодаль книжечка, нечтенна,

Резвится солнечная тема

И виноградины висят.

К нему подкрался, изучает,

Домашней твари экземпляр,

Наверно, кушать предвкушает,

Но ни супов, ни карбонар,

Ни малой корочки сырой

Не презентует наш герой.

Ничто не ломится от щей,

Где незадачлив книгочей.

Торчит лопата. Инкубатор

Бесцельной сада суеты

Смещает грозди винограда,

Куда не видишь больше ты.

4.06.17

«Когда же грому надоест…»

Когда же грому надоест

Вниматься сонною лощиной?

Мы залетели. Видишь, тест

Бликует неопровержимый,

Над бывших вен овражной жилой

Чума восставлена, как шест.

Гляди, луною, как бадья

Из самоволки бытия

Венчает шест епитимья

На гром, овраг, протуберанец,

А налагающий мерзавец

Седлает новые поля.

О, голоси: мы не готовы,

Из ночи рвись и днк

Из суррогатами святого

Грозы под сердцем двойника.

Так иногда по древним венам

Ещё до лун, оврагов, нас,

Ночь залетала божьим креном

От просто шест в иконостас.

Беги, молись. Фотоны, ядра,

И разрежённый многий газ

Тебе помашут, им приятно,

Грозою в области стоп-кадра

Гостил откуда он у глаз.

1.07.18

«Я когда-то голубем был метровым…»

Я когда-то голубем был метровым,

А в размахе крыльев и два имелось,

Очень сизым и что ни на есть почтовым,

До того хуястым пернатым, что вам

Никогда не снилось, таков был пенис.

Если кто был кошкой, разговор короткий,

Налетал, громадный, поминай как звали,

Был военный голубь, совсем не кроткий

Мог и рысь загрызть, и кита с селёдкой,

Не крылом захлопать, так пугнуть словами.

а потом приключилась какая-то жесть…

он спустился… хотя из земли, быть может,

появился, свидетелей нет, но идея есть

в голубиных умах, что спустился… окрест

ослепило всех… и меня тоже…

он стоял в тунике,

когда глаза

понемногу привыкли,

и он сказал,

что, чисто по математике,

так и сказал: «чисто, по математике»

вы все, дорогие мои,

так и сказал: «вы все, дорогие мои»

несмотря на то, что некоторые и метровые,

указав на меня при этом,

итак, вы все, он сказал, сёстры и братики…

у кого есть пенисы — братики, разумеется.

у кого есть пёзды — те сёстры

во отце и духе, далее он перечислил их весь отряд,

вы являетесь не единичным нечто,

но воспринимаемы приблизительно как вы все подряд,

хотя и число этих вас — конечно,

ограниченный, как бы вам объяснить, ряд,

по сути, я здесь, чтобы вас считать,

это не больно и неизбежно,

так он сказал и принялся нас считать.

Он когда нас считал, отвечаю, — я плакал.

Не поверишь, седины пошли по перьям,

Умножал на все числа до восьмого знака

И обратно делить обещал, однако,

Я бы не был в нём так уверен.

Почему до восьмого, нам было ясно,

Но теперь, понятно, никто не вспомнит,

Он, клянусь, довёл нас до тика, спазма

И вертел на всём, что и пусть заразно,

Мы не пикнул никто. До сих пор нас кроет.

Крытый голубь… над ним не шути. И бывший,

Он — почище поля, где врут, что мин нет,

Налетит, зависнет как над добычей!

Вообще без всяких, её, приличий,

Я добычу имею в виду, поимет.

Но шутить кому, где коснел до пяток,

Вместо формы жизни, её контрастом

Однозначно, с тем, что был голос сладок,

Не смотря, что чётким и безучастным,

Не звучал, но, пожалуй, исчезал, всеяко.

Почему, почему до восьмого знака?

4.06.17

«Еще не все готовы внуки…»

Еще не все готовы внуки

На die и der, потея в das,

Когда язык из центрифуги

Выходит, жалом молодясь.

Он облизал попутно губы,

Окрошку вылакал из блюдц,

Его отмахиваться — глупо,

И даже некому, боюсь.

На полотенце капнет ядом,

Реакций уксуса рембрандт.

Бегут цвета пугливым стадом,

Махровым — тоже вариант.

Он пробирается в будильник,

Ровняет зубья шестерён,

Дни остановленные. Пни их.

Бегут быстрее. Тоже стрём.

Он проникает в горло кладки,

Включает в стенах желваки.

Где буквы строятся в порядке

Как голых чисел женихи,

Такого будущего шрамы

Перешибить раскроем рубищ,

Не разгоняясь слишком рано,

Что — обязательно, ты шутишь?

Или вернулся? Или — или?

Скорей бы цвет восстановили.

20.08.18

«Мне докторишка синий вроде…»

Мне докторишка синий вроде

Из раны с именем глазеть

Достал горячий шарик дроби

И вытер об рукав пинцет.

за хриплой шеи беглой шлюшкой

под головой фальшивой, где

она поставлена заглушкой

на будто сразу животе

стояла очередь глотками:

помада, спирт, томатный сок

и пуповиной протыкали

ночных сознаний марш-бросок

Иные головы с мешками

Иные ноги в кандалах

Кто животы поверх с кишками

Кто вообще не при телах

Нас всё свозили и свозили

Уже и сваливать нет мест.

Лежали глобусы в корзине.

Вносили космосы в реестр.

25.08.18

«Что вот и вышел ты, трясом…»

Что вот и вышел ты, трясом,

Из ателье, и дело летом,

И даже Греция. Гарсон

Подносит вынужденный грилем

Отказ октопуса от жить.

Над решетами говорилен

Вощенье слитное кружит.

Там не пчела, оса. Не шмель.

Не муравей (хотя причём он?),

Но ателья раздача. Сшей.

Итак, задача: не лишённым

От вот портной (хоть он за кадром)

Его весьма приличных черт,

Быть из приличия попятным,

Тереться носом об манжет,

Трясти обновками нарядно,

И говорильнями сюжет

На свой манер трактуя, выдрать

Из наважденья липких лап.

Мальчонка финик в лавке тырит,

Меж благовониями драп,

И опьяненных волей ламп

Поверх октопуса съестного

Экранизация портного:

Игла — подобие пера,

Куда начаться те готовы,

Кому бы кончиться пора.

Он нереален, тем надёжней.

Беги, сшивайся! Мой хороший,

Не распускаешь ли тогда

Весь миллиард своих молекул

То будто пленных — по домах?

Они мешаются с другими,

От, скажем, стен и потрошков,

От наш сеанс (хоть он заклинил)

И этих милых старичков,

Играли в нарды… и от нард.

Все распадаются, парят,

Затем снуют единой массой

Над юной Грецией прекрасной.

23.09.18

«Написано краской на весь парапет…»

Написано краской на весь парапет,

Что это плюс это равно то что надо.

Иду не спеша. Беспокоит хребет.

Проносится Сена, с оттенком шпината.

На чёртовом мило летят колесе

Какие-то люди, умеренно вжавшись.

Приятная внешность, на входе в Д’Орсе,

Заполнена дамой, из тех неудачниц,

Кто бедных улиток едят целиком.

Вдали продают незадорого постер,

Сюжет на котором совсем далеко.

Иные задумчиво крякают кости,

Натёрло обивку и чешется глаз.

Мостами фигуры стоят в неудобстве

Отёчных размеров и бурных гримас.

Подвижные формы в законном испуге

Отчётливой света игры ободком,

И моты огней, и теней потаскухи,

И злой автотранспорт с нелепым гудком,

Застёгнуты глухо от верного брега,

Несутся вовсю серединой реки.

Всего двадцать евро за постер Лотрека,

Сюжеты которого так далеки.

26.08.17

«Если окн пооткрывали…»

Если окн пооткрывали

А выбрасываться жалко

Если требует вниманья

Толстожопая служанка

Если мозгу вроде трапез

И от голода в жгутах

Предлагается анапест

Ты умеешь даже так

Ты не требуешь ни ямба

Ни служанке выдать гроб

Ты красавчик, вуалямба

Образец на фоне проб

Жеребец на фоне пони

Ты восставлен на балконе

Аки некий царский жезл

Виден холм на балахоне

От внушительныя чресл

Есть морщины на челе

И очами темперамент

Ходит улицей желе

Пошкребёт поугорает

Вырывается из пор

Вроде уксуса фонтанчик

Положи на них прибор

И к анапесту, мой мальчик.

Замыкай на себя эту поросль

Никудышных идей цветника

Толстожопая женщина, спорясь

Не откинула брови пока

И конечно, вернувшись с балкона

Ибо он как учения дан

Ты по случаю лопнешь такому

Обозначив грядущий скандал

И бежишь в труселях по колено

По квартире от барышни злой

Рукоплещет массив несомненно

Возбуждённый жилой и лесной

И на рынке по имени Юность

От квартиры три сотни шагов

Окончания воткнуты улиц

Будто брюки внутри сапогов

И такая внебрачная вонь

Что хоть брак отменяй геометрий

И гекзаметр стоит угловой

От мяча в запасном километре.

25.08.17

«Что вдруг привиделось бархану?»

Что вдруг привиделось бархану?

Зачем восстал средь площадей

Летящий пьёт американо

И миллиарды мечетей

Часовен, храмиков, соборцев

Пробив ослабившийся грунт

Его преследуют с упорством

Американо тоже пьют.

Подмял бархан официантку

Сместил в канаву грузовик

Два офицера бриты гладко

Айда на корточках своих

Её спасать, его обратно

Тащить наверх, грузовика

Вот инженер секретный ватман

Присыпал с помощью совка.

Орут животные из раций

Они бедлама во главе

Жирафы ждут эвакуаций.

Которых три, а этих две.

И вот ещё четыре. Девять

Торчит жирафов итого

Над сумасшедшая их челядь

Идут по городу катком.

Во всех домах вскрывают клетки

Где если есть ещё дома

И канарейки бьются в сетки

В них никакого нет ума.

Американо пьющий реет

Рукой придерживая стул.

Торчат жирафы, ровно девять.

Свистит загадочный свистун.

Он даже их главнее кто-то.

И в одночасье мир примолк.

Из-под земли выходит ротор

Он просит небо как бы в долг

Берётся смешивать, урча

Видны, в трусах, кто дали ссуду

Плохие, потные, и чан

Плодит жирафиков оттуда.

28.09.18

«Ты не исчез, теперь ты этот…»

Ты не исчез, теперь ты этот.

Обмен существ или подлог.

Но перешёл, и шельма метит

Порог подковами, милок,

Не для того ли чтоб, пинок,

На том счастливом километре,

Длины язвительной, крыльца,

Тебя подправил с утреца

Воскресной вечностью весенней?

И без порток влетаешь в сени,

Как раз где ждали молодца.

Теперь ты этот. Ход историй

Под столь невиданным углом,

Отнюдь не ход, заметишь вскоре,

Похож на виды за окном

Из будто поезд, но не днём,

При осветительном приборе

Глубокой ночью… и в музее.

Пейзажик выхватит изделий,

Они подписаны, но чист

Перед законом машинист,

В нём достоверна даже сажа,

Он зарабатывает, скажем,

На — любопытствует турист.

И в этом соль, где ты не прошлый,

Где бродишь этот по сейчас.

В забаву мир врастает прочно,

На любопытство положась.

Неразличимо, где бы часть

От огурца в таком салате.

Но соль — действительна, и кстати

Его там нет, ни огурца,

Ни поездов, ни рельсов сзади,

Ни тайной дверцы, ни ларца,

Ни полгвардейца в гарнизоне

Намёком жалким на побег

(Где соль как раз в самой же соли)

Был рад и четверти бы, эх…

29.09.18

«гладкий пруд красиво страсть…»

гладкий пруд красиво страсть

церква и гостиница

плоских камушков запас

шёлковая блинница

у тебя в иконостас

жабка прыгнет десять раз

у меня одиннадцать

вспоминаешь ли и ты

камешки кидали

их недолгие следы

расходились золотым

по пруду и дале

30.09.18

«Камни среднего достатка…»

Камни среднего достатка

Водопрочные едва ли

Однорукого на кладку

Еле наколядовали

Порошок бежит из кладок

Бесконечен он и сладок

Или в сахарные дебри

Занесло меня снегами

Половиц в картавом тембре

Накидали под ногами

Взят рисунок половиц

За шаги уходят вниз

Зализали рот касторкой

Натаскали лбами пот

В подземелии с ведёркой

Ловит капельки урод

К ледяным его очам

Я приставлен по ночам

Под овчиною тельняшка

Под усами рыжий ус

Если там многоэтажка

Ничему не удивлюсь

По ведёркам слышу стук

Или нет, одно из двух

А не слышу если стука

То опять на свете скука

Ни снегов, ни порошка

Бесполезная башка

26.08.17

«мы говорили им, подлюкам…»

мы говорили им, подлюкам,

не посыпай похлёбку луком

теперь сиди прибор столовый

води поверхностью брезгливо

пока сосед глядит суровый

поверх тачскрина

мой основной намёк из позы

на добрый вечер, как вам пьётся

и где-то в среднем на не пялься

из, соответствующий, пальца

волну поднимет замешательств

там унимается волна,

где вроде берега и резко

очертит илистый проектор

полк арлекинов коренастых

и колесницами исчадьиц

везут куда они, темна

та часть экрана, неизвестно

и переспрашивать бестактно

вчера поспрашивал сполна

надеюсь, в правильное место

видны фонтан и жмот с рулетом

подвижно действуя портретом

и господин одетый в кожу

наверно, предка, он не должен

так долго жить, однако вот же

за ним бескожие, по слухам

не разберёшься в их сортах

один прокаркал, та в летах

на склоне шляп, солом и пугал

мусоровоза мертвый угол

увы, сдающего назад

кто эту выдумал машину

того пространство не страшило

итак сдаёт увы назад

воскрикнем радостно: бис бальд

для пешехода же — увы

а не для зрелищ, зрелищ — в плюсе

когда тем более споткнулся

об что осталось головы

он был насмешливым, допустим

один из умников в параде

и крошка лука не в накладе

так полагаю, что и вы

лук этим временем в капусте

находит выгодный приют

и вас, как водится, зовут

дела, последствиями зрелищ,

не отрицайте, что дела

приятней спорятся, отменишь

бывало, с радостью, стола

сидишь похлёбкою мараешь,

везде загадочный такой

глядишь, какой-нибудь товарищ

мусоровозом на покой

туда отправится, где ясно,

что нет покоя, но — в пути,

тебе уж тосты мастерятся

и значит, убыло скотин

пшеницы обществами где-то

чужих выращивали кто

но мы свои и нами жертву

зароют, весело рингтон

подаст у многих над могилой

не трубный голос, шикнет мать

какой-то прыснут арлекиной

как раз и тост домастерят

2.10.18

«рабы французского прононса…»

рабы французского прононса

рабыни, если быть точней

под ними суша гнётся, гнётся

испеплен в давенстве ручей

непостижимым опахалом

снесённым с ветра назубок

они предшествуют каналам

чей тлен ленивый не далёк

и вот, разлегшись как гарцуя

осей невидимой волной

восходят в грации косули

и расточают, боже мой

не благовония — парфюмы

и смехотворно так нежны

царицы цедры и тархуна,

фольги и рвения княжны.

уж если рвётся им — без линий

се произвольно у шпаны

кто воспеваем алюминий

и внутрь его наслаждены

и возлегает он, воспетый.

не мелодически проворн

то пред тратторий парапетой

то во тени пивных контор

или мостком бежит тщедушным

гляди, упёрся в нижний сход…

куда он дальше не допущен?

оно всё дальше… Перископ?

18.10.18

«Шального фрукта одичалость…»

Шального фрукта одичалость,

Подачи пасты под кувшин,

Они бессовестны, ручаюсь,

Медитераневых кучин,

По написанью чистовому, —

Дворцы… но здесь, — в черновиках:

Балунью потчуют столовым

Над сладким мором червяка.

Теснится пластик, умащённый

Оттенком мраморным дворов,

Где богатей сопит, копчёный,

Под, механических шатров

Рекламой пива украшеньем

Иль газированной воды,

Истравлен головокруженьем

Вслед таитянкам молодым.

18.10.18

«Раскрась меня. Возможно, есть цвета…»

Раскрась меня. Возможно, есть цвета,

Им суждено быть смешаны тобою.

Настрой меня на звука высота

Не меньшая, чем бледно-голубое.

Хотя бы так. Пролей меня на блузку.

Хотя бы так. Проулком оброни.

Могу в ответ, молчащий не по-людски,

Поднять глаза из вычурной брони.

22.12.18

«Долго, коротко ли. Долго…»

Долго, коротко ли. Долго

Или коротко (а как?)

(в общем — как-то) взяли тёлку

Бык, ботаник и варяг.

Взяли тёлку, значит, эти,

Кто уж как чего умел,

Ну и вышли покурить же.

Просто вышли покурить.

Говорит быку ботаник:

«Долго думал я, братишка,

Всяких мыслей, даже странных,

Очень много, даже слишком,

И таков, по ходу, вывод:

Очень ебля хороша».

Бык молчит и курит в небо,

А на небе много звёзд.

Тут варяг ему на помощь

И приходит. И пришёл.

Он такое замечает:

«Ебля это хорошо,

Но (он тоже, кстати, курит)

Хорошее ебли — слон», —

«Почему?» — те оба спросят,

А варяг уже молчит.

31.01.17

«Ты непуганый. И я…»

Ты непуганый. И я.

Мы непуганые оба,

Не подложена свинья

От любой/любая Глобы,

И не жалит сколопендра,

Не грызёт комар, медведь,

Даже дядя-хуй-полметра

Нас не пробует иметь,

А уж он-то самый дерзкий.

И тем паче не пронять

Ни побоям, ни зарезкой,

Ни борзением дворнят.

Все смеются: «Бегемоты!

Толстокожие козлы!»

Но козлы не бегемоты.

Это знаем мы, ха-ха.

3.03.17

«Где двор был тих невероятно…»

Где двор был тих невероятно,

На лавке слущенная краска,

Нос проникал на праздник в штатском,

Чтоб не признаться ароматом,

По глазу сетка от экранов.

И если разом всех вулканов

Прочистят кратеры воронки,

Всех до единого, представь-ка

Твоей мембраной перепонки, —

Так тих был двор, где эта лавка.

Где кто сидел, — летел почти бы,

Кто не сидел, — почти бы жаль их,

Где сон придерживал учтиво,

Свой колокольчик на пижамах.

К нелепым жителям поправка, —

Таков был двор, где эта лавка.

17.04.18

«Сюжет не важен, если в теме, как за сценарий проницать…»

Сюжет не важен, если в теме, как за сценарий проницать,

И жалкий опыт гнать взашей, в момент текущий напрямик,

Известно где моё цветенье (им безусловно полон сад),

И ты, конечно, свет очей (хотя по факту не моих),

Обычно птички здесь свистели (сегодня, правда, не свистят).

Когда бы есть что вспоминать,

то одолженье в том что вряд ли,

Взять даже случай, был намедни, — прошло то тьфу, — уж кисловат,

Так, скажем, память — комбинат, где производят опыт задний

Для тарантасов, чей передний имеет свойство буксовать

(а случай тот не будем брать, простой бессмысленности ради).

Представим завтра как отмычку

двери в момента теремок

Внутри где сад и я вкушаю хоть наслажденья, например,

Весь будто в книжке та страничка, где будет загнут уголок

Про свет очей не возражаю, макаю в соусник эклер,

А что молчат сегодня птички, на то и я свистун не плох.

16.04.18

«Порядочно торчит у драндулета…»

Порядочно торчит у драндулета,

Гребёт полста, не водится глиста,

Куда спешить?

…уверен, баба с дедой

Нам заняли хорошие места.

Зачем гараж?

…от оных неудобства.

Зуб кривоват, немного скошен клюв,

Патлато там, где черепу непросто

Побрить ухмылку, шарж не провернув.

Не нов мотор.

Устроен вроде шприца,

Надавит сзади, спереди кольнёт,

Но зря не брызжет, умная вещица,

Располагает мерой икромёт.

Сюжет очей —

Без радужных натяжек.

Любой кошмар, пока — не скоростной,

Дробится в хохмы короткометражек

Гребло полста, сгребёт и за полстой.

5.10.18

«Приметный холм, среди людского…»

Приметный холм, среди людского,

Побелкой дьявольской вершин,

Был робок днём, под вечер скован

И нерешителен в ночи.

Там окаймлявшая трава,

Как не хватало если б рва,

Была примята и желта,

Там месяц облако чертал,

И аромат, не праздно, свежий,

Был указующим на грунт

Округ юдоли безмятежной,

Будь путник явится, копнуть.

Но не скиталось тварей бренных.

Из горизонтов тонкостенных

Взирал на холм смущённо, дико,

То будто всадник, свешен пикой,

Бездушный, хладный всадник, вдруг

Поток камений иль металла,

Там возникал, очертит круг,

Исчез в загробьи постоянном…

И самый холм на смежный луг

Зеркальным цвёл обсидианом.

19.10.18

«Да, привет. Столько лет и зим…»

Да, привет. Столько лет и зим,

Сколько сора в них. Дефицит корзин.

За куда б снести — даже ссора хат,

Где корзиной сам шевелюсь, пархат,

Объясняя всем, кто меня хотят,

Что возня мышина, а яд крысин.

В общем, зим — нормально, а лет пусть —

пять.

Связь плохая? Знаю, я сам крестил.

Честь, конечно же, велика,

Но не ждал твоего звонка.

Да, пока. Ну конечно же, был не рад.

И окоп зарос, и догнил отряд,

Если помнишь, жалких таких бойцов

За ошибку связи со всех концов.

19.06.17

«Те же острые, до хруста…»

Те же острые, до хруста,

Облака по краю фрески,

Та же скорость сухогруза

В том же зрения отрезке.

Те же качества у кресла

Раскачаться и скрипеть.

То, что в кресле — бестелесно.

Только очи и хребет.

От себя любых прохожих

Отличать не торопись.

Мы больны в одно и то же

Колебание частиц.

И в смертельном резонансе

Нити льются из клубка,

Тянут ласковые сальсы

К островерхим облакам.

5.02.17

«Сидеть в трусах, в малолитражке….»

Сидеть в трусах, в малолитражке

Оставим жест придурковатый

На дяди совести в фуражке

Из авиации невнятной.

Он явно двигался на пляж,

Поскольку здесь не едут в баню,

Ни те, кто торсы оголящ,

Ни остальные в икебане.

Здесь диктатура, а не кто.

И мы, конечно, их поздравим,

Хоть голым двигайся в авто,

Не нарушай дорожных правил.

Итак, проехал, на нейтралке,

А я стоял на перекрёстке,

Глядел на прелести гражданки.

Учти, подробности в подростке

Растут значительно быстрей,

Чем ты привык на континентах.

А та, которую смотрел,

Была особенной из этих.

Но, так случается, порой,

Когда уже готов был к связи,

Малолитражный наш герой…

Махнул рукой, отполз и квасил,

Грустил, от места оных встреч

Недалеко, в квартале с лишним,

Мыслишки пробовал отвлечь

От дяди с торсом неприличным.

5.02.17

«Смотри-ка, ящерица будто…»

Смотри-ка, ящерица будто,

Хвостами весь мой путь усеян.

Они просты, а след запутан

Из, вероятно, опасенья,

Что пики памяти убогой

Способны были бы прошить

Моей свободы опыт строгой,

Как если б некоторый щит,

Но от кого свободы, детка,

Простым хвостам задай вопрос,

Затем, что каждая их клетка

Следами занята всерьёз,

Меня, как ящерицу ту,

И вертикальною, и юркой

Снабдив пробежкой по шесту

Виляя радостною шкуркой?

Куда ведёт, ты спросишь, шест.

О, далеко от этих мест.

Мои мечты — ещё далече,

И чей-то хвост, наверно, тоже…

А чей? Спроси чего полегче…

Но как отброшенный, о боже!

5.03.17

«У них тут лестничный — не марш…»

У них тут лестничный — не марш,

А как бы вальс в обнимку с танго,

На входе кланяется страж,

Он — красоты, а не порядка.

Фасон изысканных пилястр

Напоминает птицу лебедь,

Разнообразных много Кастр,

Один ушёл, двух новых лепят.

Таксист отдаст последний пес

И едет спать к твоим воротам,

Чтоб если вздумаешь, балбес,

Гулять ночами, сразу вот он.

И ты, конечно, не идёшь,

Вы вместе мчитесь, а к примеру,

Когда идёт над вами дождь,

То все таксисты — кавалеры,

Они откроют и дверей

И кроют зонтиком галантно,

Наловят рыб, набьют зверей,

Готовят кофе. Так приятно.

Здесь зазевается боксёр,

Его берут в аристократы,

Висят и прыгают на всём,

В т. ч. спортивные снаряды.

Среди здоровых нет больных,

На всю страну четыре панка

На барных стульчиках у них,

Удобству ног, прибита планка.

Все снабжены у них умом,

И красотою горожане,

Мы деревенских не берём.

Туда ещё не доезжали.

Но если как-нибудь решим,

То крокодиловая ферма,

Нас привлекает, где сашим

По полкило возьмём примерно,

И кошелёк возьмём, и сумку

И покатаемся верхом,

А гиду скажем: «Руку сунь-ка»,

Её посыплет сахарком,

Чтоб аллигатору вкуснее.

Какие всё же молодцы!

И всюду партия, и с нею

Полно свобод, и все — борцы.

И все нас любят, по приметам,

Так безвозмездно, горячо,

А это мы, представь, при этом,

На ферме не были ещё.

6.02.17

«Ходишь. Сердце на кинжале…»

Ходишь. Сердце на кинжале.

Выбрал тихую площадку.

Тут же эти набежали.

Надо мелочь бросить в шапку.

Так и есть, минут на сорок.

Отдыхай, в блокноте дрянь.

Спи, в рассудочных узорах

Злобной мысли ветеран.

Нажимайте музыканты.

Соль да ля. Бемоль, диез.

Мне какие варианты?

Набухаться наотрез?

Было сделано. Исчерпан.

Можно пялиться на баб.

Возмещение ущерба,

И частичное хотя б.

Подходите, бабы, ближе,

Буду пялиться чуток.

Позывной: белок парниши

Не заходит за желток.

Запасное развлеченье…

Нет ни пыла, ни убавь,

Как бы взяли Боттичелли

Из баллончика: пиф-паф.

6.02.17

«Навстречу моим, кровожадно-землистым…»

Навстречу моим, кровожадно-землистым,

Две карие пропасти шлют бесенят.

Оправлен бокал безупречною кистью,

По виду — мохито, по вкусу — как знать.

Тончайшие ножки, по цвету — сигара.

Такими не ходят по гриб и пешком.

Под лёгкой цепочкой на фоне загара

Спина приоткрытая с лёгким пушком.

Была здесь зачем и на что намекала,

Когда, выходя, поклонилась в дверях?

На вкус — курасао. Допил из бокала.

Иду, причитаю. Рычу на дворняг.

8.02.17

«Покажется странным, но нам не казалось…»

Покажется странным, но нам не казалось,

Решительно в центре квадратной прихожей

Пространство воздушное, стен не касалось,

Лежало, стояло… не знаю… похоже,

Что, вряд ли живые, стучали снаружи,

Играли, возможно, в какой-нибудь теннис,

Всё было с намёком на: первым кому же

Захочется выйти? Но нам не хотелось.

16.02.17

Ростик

Носит руки нараспашку,

Ноги годные прыжкам,

Разрешённую рубашку

Только лучшим порошкам,

Белоснежные манжеты,

Длинный зонтик без дождя,

Очень важный для сюжета,

Всё узнаешь, обождя.

Он передним носит планом

Крупный рот на три глотка,

А в кармашке специальном

Уголочек от платка,

Задним планом носит хвостик

От каштановых волос,

Ростислав, но можно Ростик.

Сцена первая. Колхоз.

Вечереет. Блеют утки.

Вдоль коровьих тёплых куч

Дружно пахнут незабудки

Ряд деревьев, скажем, груш,

Ряд кустов, положим, розы,

Трактор, сеялка, механик.

Об телёнка лошадь трётся

В целях, видимо, нахальных.

На механике тулупчик,

Жирный нос, седая прядь,

Пляшке — друг, труду — прогульщик,

Ростиславу — старший брат.

Он идёт нетвёрдо с почты,

Жмутся сажени в плечах,

Иногда в кармане кой-что

Нежно звякнет об гранчак.

Вот он дома. Бьёт супругу,

Жалко бедную до слёз,

Пролетает, слышно, муха.

Что поделаешь… колхоз.

Подустал чутка механик,

Стало ужинать пора.

Самогон, сметана, драник,

Едут с поля трактора.

Всяку технику по звуку

Различает. Молодца!

Заодно не слышно муху.

Или вылетела вся.

Вот письмо. Нам пишет Ростик.

Ровным почерком: Привет.

Как дела? Приеду в гости

Приблизительно в обед

Девятнадцатого, отпуск,

Утомился, то да сё,

Баня, девки, нужен попуск,

Позаботься обо всем.

Наш механик чешет в пузе,

Выпьет, крякнув про задрот,

Для надёжности закусит

И супругу колотнёт.

Вскоре ночь дела итожит

Развлечения — на спад,

Спит, обняв телёнка, лошадь,

Утки тоже как-то спят.

Сцена два. Столичный город.

Та же ночь. На мостовой

Наш герой лежит, упорот

Чем-то смешанным с травой.

Рядом тело. Длинный зонтик

Не спеша, торчит из губ.

Был милиции работник,

А теперь обычный труп.

Зонтик вышел из затылка

И вонзился в тротуар.

Тело трупа без ботинка,

Очень сильный был удар.

Ростик рад собой, но помнит

Не особо чтобы всё.

Этот труп… к чему он клонит?

Или к бегству, или в сон?

Почему он милицейский,

А не чей-нибудь другой?

Вообще расклад не детский,

Даже, может быть, плохой.

Но, однако, вот же сила!

Вот же, метко! Прямо в рот.

И торчит, гляди, красиво.

Ростик думает. Встаёт.

Дело, стало быть, такое,

Буду более чем крут,

Зонтик вытащив, ногою

Упираясь трупу в грудь.

Слово с делом недалече.

Характерный хруст костей.

Не сломать бы нужной вещи

Об остатки челюстей.

Не нажать бы этой кнопки.

Йоб! Нажалась самова.

Зонт открылся. Без коробки

Черепная голова.

Сцена третья. Ростик дома.

На руке его хомяк.

Оба смотрят удивлённо.

Я, наверное, маньяк,

Ростик думает. Погладит

Невесёлого зверька.

Остальная яйца гладит,

Независимо, рука.

Надо к брату. Шорты, кеды,

Баня, девки, огород,

Постороннего предмета

Никому не тыкать в рот.

Говорит ему зверушка:

Поезжай уже, ага?

Лист бумаги. Авторучка.

Тёплый свет от ночника.

Город тихий и весенний.

Что за тяжесть на душе?

Не спеши. В четвёртой сцене.

Кстати, вот она уже.

Утро раннее в колхозе.

Отключили петушков.

Председатель вышел в позе

Перегара и мешков.

Сел под дерево погадил.

Шла аптекарша. Проник.

Потому что — председатель.

Есть вопросы? Никаких.

Кто не входит в подчинённых

Чем пораньше, тем лучшей,

Тех не держат в чемпионах,

Гонят с должности взашей.

Он налил себе чего-то,

Нам отсюда не видать.

Организм заработал.

То есть начал председать.

Козы. Несколько. Пасутся.

Животом возлёгший пёс

Блошку выкусил со вкусом,

Поохотился, небось.

Спит механик. От поломок,

Для работы, нет вестей.

Скачет радостный теленок

С новой лошадью в постель.

Поле тихое. Люцерна.

Ни один не дрогнет лист.

Освещающая ферму

Красота коровьих лиц.

Хоть бери на аватарки,

Щурят очи по-людски.

Снизу пухлые доярки

Бодро дергают соски.

Спит механик беззаботно,

На супруге прямо спит,

Вдруг невежливые кто-то

Начал в двери колотить.

На пороге, только вышли,

Предъявляет документ

Милицейский, весь обычный

Головы в нём просто нет.

По формальному подходу

С фото нечего сличать.

Но кому скандал охота?

Есть тем более печать.

А скандалы не нужны нам.

Проходи, незваный гость,

Голова с таким режимом

Щей не кушает, авось,

А не то бы нам не жалко,

Есть и драники, и фрукт,

Самогоновая чарка,

Натуральнейший продукт.

Лебезят такие, значит.

И подшучивают вскользь

Лейтенант, хотя и младший,

Поднимает руку гость,

Говорит он (чем не ясно):

Ваши речи — ни к чему,

Вообще не напрягайся,

Если хочешь, бей жену,

Хоть верти на члене чайник,

Это всё меня не прёт,

Не волнует, не печалит,

Но как раз наоборот.

Поживу у вас, покуда

Не доедет Ростислав.

Жить на стуле этом буду,

Дабы, жидкость расплескав,

Вам кровати не испортить.

Понимаете ли, очень

Мной не выгодно трясти.

Говорить когда окончил,

Сразу руку опустил.

Сцена пятая. Всё там же.

Чайник вертится. Обед.

Член дыбится эпатажно.

Головы, как раньше, нет,

На известном персонаже,

Но с милицией не спорь,

Дело органов — не наше,

Там фантазии простор,

А у нас телёнок, козы,

Председатель топчет баб,

Не стоптал пока не поздно

Мы механики хотя б.

Слышно муху. Входит Ростик.

Длинный зонт и все дела.

Гость становится на мостик.

Опа! Жидкость потекла.

Опа! Всех и затопило.

Неожиданно же, бля,

Утонуло всё, что было,

Весь колхоз, и все поля,

И доярки, и спорудки.

Вот такой коварный гад,

Только выжили, кто утки,

Да и то не все подряд.

16.02.17

«На потолке, на ферме, на…»

На потолке, на ферме, на

Наклонной балке,

Где комната проветрена

Но запах свалки,

На каждый зуб наедине

С открытым горлом

На строгой ситцевой волне

Фигуры в спорном

Соседстве платья и на ком

Под фермой, балкой, потолком,

О лампе, бывшем алтаре,

Теперь нейтральное,

Есть на оборванном шнуре

Напоминание.

18.02.17

«Не росли когда-то эти…»

Не росли когда-то эти

Глупо волосы у кож

За столом сидел, как дети

Был на девочку похож.

Пять копеек — вроде клада

Лучше школы детский сад.

Чтоб играть в рыбалку надо

Было кубики бросать.

Кушал в поезде котлетки

Спал, не зная, что храплю.

Проживал в удобной клетке

Попугайчик Пью-пью-пью.

18.02.17

«Нёс лукошко рыжиков…»

Нёс лукошко рыжиков

Шёл по полю староста

Где стояла вишенка

Плодонося яростно.

Вишенка тенистая.

Старостой кручинушка.

Рыжики при листиках.

Листики в прожилочках.

Нёс лукошко, ой да и

Лёг вздремнуть, не знаючи

Там сидит икотою

Занятая барышня.

Вся она белья была

Вообще без нижнего

В голове расслаблена

Резвая яичником.

Дерзкая, пьянючая

Бейлис пьёт из чайника

Демон атакующий

Старосту печального

Бой неравен с бейлисом

Если нет булыжника

Отбивался пенисом

И бросался рыжиком.

А затем поверженный

Меткой зуботычиной

Под бестактной женщиной

Двигался униженно.

Намахалась сабелька.

Отмоталась тыквина.

Очень вроде зяблика

Из пичуг пиликало.

Обнимал поруганный

Грубую насильницу.

Сердце громко ухало.

Этой композиции

Нам мораль неведома.

Вроде жаль товарища.

Будет без обеда, но

И такие барышни

Чтобы голосракими

Сразу прыг на фаллосы, —

На дороге, в парке, и

Просто, — не валяются.

Очень бабы редкие

С бейлисами в чайниках.

У вишенки под ветками

Голенько, нежданненько.

18.02.17

«если бить по черепахе…»

если бить по черепахе

например чугунной гирей

то как будто бы в напряге

весь народ на пляже мирный

но случается поддержка

подбежит какой дедок

и расщёлкивать орешка

предлагает молоток

мы потом садимся где-то

выпиваем и бузим

не особенно атлеты

но прибить сообразим

вот летают джентльмены

неприветливы слегка

и мертвы попеременно

от меня и до дедка

никогда чтобы молись

не встречать подобных нинзь.

от дедка слетают с лестниц

хорошо что зимний месяц

разложения процессы

дураков и черепах

протекают как известно

тоже быстро но не так

26.08.18

«Забудь устойчиво и внятно…»

Забудь устойчиво и внятно.

Ночь увеличивает ломку,

Вооружает белым пятна,

Сорокой числится негромко,

Уже бесхвостой, вероятно.

Пусть отдыхает перепонка.

Произносящий — что бы ни,

Он как бы военнообязан,

Его отпор иным безглазым

Сродни монете, что в пыли.

И чьим падением отказан

Для тех, кто руку протяни,

Объёма опыт беспокойный,

Гадать поэтому на кой нам?

Забудь, иначе говоря.

Провалы в точном — вероятность.

Цени руины словаря,

Чья восхитительная краткость,

Бесхвостой той благодаря,

Врачует напряжённый разум

От нас отказом.

25.02.17

«Той мама кактус выбирала…»

Той мама кактус выбирала

Вертевшей девочки шарнир,

Когда и нервничая прямо

Отец на улице курил.

Порывы дыма вроде гада,

И все увиты ими, те

Кто даже кашляли богато,

И он не кактуса хотел.

Его друзья сплошные ждали

Невдалеке от этих кур

И мудаком весьма считали,

Хотя один из них и кум.

Вертелась девочка противно,

Мамаша кактус волокла,

Смотрела кооперативно

Часть магазина из угла,

Откуда резал колбасу,

Пока подмигивал отцу

Большой подросток не активный,

Но аккуратный и бодрящий,

И мы учтём, что вечер страчен,

Друзья не ждут, жена-скотина,

Он не активный, ну и что ж,

Заинтригованный тем паче

Мигнул ответно в молодёжь.

Зарделся юноша и палец

Себе отрезал, улыбаясь.

25.02.17

«Кто такой в конце концов…»

Кто такой в конце концов

Этот падла Одинцов?

Почему он в этом виде,

Из подкрученных усов,

Белозубого оскала,

Наклонился, пьёт из крана?

Виден краешек трусов.

Выпрямляется и, падла,

Вытирает гадкий рот,

А трусы торчат бесплатно,

Добывает — во даёт! —

Антуана из трусов

Безмятежный Одницов.

Приодел ему кафтанчик.

Новый падла — Антуан!

(Нет ли бога нас хранящих

От таких по бытиям?)

Антуан велосипедный

Достает такой насос

Ободок насоса медный,

Ниже парочка колёс,

Длинный хобот до колена,

Будто ловкая лиана.

Обнажает следом члена

(Тоже, кстати, Антуана)

Надувает огромадно

И взлетает образцово,

Антуана чтобы падлу,

Чтобы падлу Одинцова.

Чтобы члена и насоса

Вскоре облаком коснётся.

Станут горько воевать,

Друга дружку надувать.

Тю.

Вертю

Я их галиматью,

Убедительно плохи ея делишки,

И с непривычки

Ломаю спички.

Ну не бред ли?

Пожалуй.

Намедни

Обжалуй.

25.02.17

«Прыгай, голубь запасная…»

Прыгай, голубь запасная,

По доске забитой глухо.

Иль гранитная? Не знаю.

Это спорт, а не наука,

Но гранит не соревную,

Не подписанный доколе б.

Ни гуль-гуль — про основную,

Запасная — прыгай, голубь.

Бледный город, павший в схватке

Не теней, а — их историй.

Я — в дрова, а не в кроватке

Голубь прыгает. Поспорим?

Всюду дуб, а не бумага,

Где пишу, а вы не лезьте.

Был за эту область флага

Геральдически ответствен.

Буду нужен, сколько сдюжу,

Воркований только дубу,

Распилованному в ту же

Голубятню, что и губы.

25.02.17

«Благодаря, пространственный изгиб…»

Благодаря, пространственный изгиб

Что оголён бесстрашно и зазубрен,

Ему воздать, вернувшийся с кариб,

Я кипятком от вежливости ссу прям.

Но ни хвалу, ни оду, ни памфлет,

А прямоту, которой между нет

Обоих нас, поскольку я вернулся,

Частично цел, условно невредим,

Без пунктуаций или же союза,

Как если б ты действительно — один,

Но перечислен множественно в сводках

Для усилений с компасом контраста,

Где вертит стрелку, будто на колготках,

Изгибом оголённого пространства,

И обнажая голень, перелёт

Ногастой твари дальних перевозок.

О, как я вежлив! Выдвинут вперёд,

За свой фасад, за зрение, за воздух.

Опущен в резь чужих заметно глаз,

Строений флирт не спутаешь, подгнивший,

И тучных крыш, над ними наклонясь,

Записан в тяжесть каждой этой крышей.

И выписан немедленно. Здоров.

Иди домой. Изгибы здесь не лечат.

Твоим лицом с пощёчины ветров

Уставший слепок скучен и матерчат.

Иди домой. Дочёсывай укус

От комара карибского, пока он

Не перешил изящество и вкус

Твоих кровей по выскочек лекалам.

Они сошьют, сдадут тебя в тираж

Приставок «лже» нашлёпают и «псевдо».

Иди домой, на пьяный свой этаж,

Неуязвимый, волей контрацепта.

Кроши подошвы, прячься в рукава,

Залей водой, особо минеральной,

Колючий шип, чем пела голова

Под чересчур кокосовою пальмой.

25.02.17

«Кого вытягивал билет…»

«Кого вытягивал билет,

Тому экзамен и засчитан…

Нас не оправдывают, нет,

Нас чередуют под защитой», —

Лицо над кафедрой сказало,

«Чего? Кого?» — вопрос из зала.

Лицо ответило: «Вопрос?»

И тот, кто задал, в землю врос.

По грудь. Не весь. Но мы урок

Уже усвоили, что строг

Лица и пальца обладатель,

Который пальцем тыкал вверх,

Где, красноречия не тратя,

Светильник сдался и померк.

Урок усвоили. Сопели.

Из носа кровь почти не шла.

Почтенье, сдержанность, терпенье.

Лицо над кафедрой. Кошмар.

25.02.17

«Или Пан/козёл, или дрянь/Амур…»

Или Пан/козёл, или дрянь/Амур,

Кто-то, видно, Фебу подпёр гараж,

Потому как полдень, а всюду смур,

До обеда хоть наводи литраж.

Или взять музей и в него пойти,

Не особо Лувр, но помельче пусть,

Чтобы где-то час на просмотр картин,

Два часа потом на отливы чувств.

Или выбрать даму, следить за ней,

Променад полезней, чем жрать бордо.

Не спалиться сложно, но ты сумей,

Это Феб — кретин, а не ты, пардон.

Можно плюнуть сдуру, включить кино

Или взять уроки, учить свой дойч,

Не скучней, поди, чем месить говно,

Образован станешь, умён точь-в-точь.

Совместить, пожалуй, удачный ход

И приливы чувств, и урок, и дам,

В аккурат для стрёмных таких погод

Есть у немцев фильмы. Врубай, братан.

26.02.17

«Отсюда заметны отметины рябью…»

Отсюда заметны отметины рябью,

Как если бы это спина англичанки.

Но — стены собора. Сиди, бога ради,

Они — не собор и попытки их жалки.

Сиди в замечательной кепке-ушанке,

Загадочно пряди наладив оттуда,

Чтоб можно крутить указательным, средним,

И даже мизинцем, которым не буду.

Он лучше для носа подходит. Заметим,

Что в стенах собора намёк, не конкретен,

Но как бы на это и сделана ставка,

Намёк на какую-то зыбкую мелочь,

То может быть скрепка, иголка, булавка,

Пока не понятно. Ищи как умеешь

Сиди, наблюдай, обстоятельный неуч.

Зловещая рябь. Хорошо. От колонны

Две трещины тянутся криво. Отлично.

Правее от входа обшили зелёным,

Но часть обвалилась. Наверно, не вышло.

Гора штукатурки коричневой. Пышно.

Намёк ускользает. Нужна чья-то помощь.

Какой-нибудь Yandex поганый хотя бы.

Приборы и навык друида. — Ты гонишь! —

Окей, не друида. Легавую. — Сволочь,

Чем лить эти слёзы, глаза бы закапал.

Отметины. Крылышки. Курочка Ряба?!

Всё стало на место. Сложилось. Конечно,

Гора штукатурки — прообраз кормушки.

Две трещины — хвостик сработал небрежно.

Всё ясно со стенами. Пялься на тучки,

Обратно запихивай волос за ушки.

26.02.17

«Она сомкнётся, не зевай…»

Она сомкнётся, не зевай,

И обожжёт тебя, как примус,

На расстоянии от свай

Вода откормленная билась.

Перехватить воздушный кнут,

Она ждала какого знака

Едва ли многие смекнут,

Но подскажи: Кагурадзака.

Прибавь беседку и причал,

Издав гудок на толстом фарше,

Запомни: поезд сообщал,

Куда ушёл, но ехал дальше.

Реши: пора себя искать,

От раздвоения не дрогнув.

Беги на запад, на закат…

…какой знакомый иероглиф.

5.03.17

«Жить в писанине, как в поступке…»

Жить в писанине, как в поступке,

Для благодарности в чтеце

Не стоит крошки от скорлупки

На пресловутом яице,

Где белый лист не остановка,

Чтоб ожидать автобус строк,

В любом движении уловка,

Чтоб ты прислушиваться смог.

Гляди, их лампочки цветные

Еще не все перегорели,

Идут стихи над запятыми

Канатом жестким ударенья.

И ты волнуешь их, поскольку

Был — прикладной материал,

За право выйти — неустойка,

Куда — никто не проверял.

27.08.18

«Был неподвижности забег…»

Был неподвижности забег,

Где приходило время первым,

Но в исторический аспект

Распределялось равномерно.

Пыхтя душонками в трубу,

Мотать круги, три раза сплюну,

Что мы, смотрящие с трибун,

Лишь сорт иллюзии трибуны.

Как нечто в нас, представив плен,

В котором мы, где неподвижность —

Кругов природный феномен,

Мотавших нас, когда бы вычесть,

Я несказанно вышел рад,

Чаёк заваривал с ромашкой,

И всё насвистывал подряд,

И ай-да-пушкин делал ляжкой.

28-29.08.18

«Две головы. Заверните. Взвесьте…»

Две головы. Заверните. Взвесьте.

Крайнюю печень. Вот эту почку.

Почём получилось? Ага, всё вместе.

Хотелось, конечно бы, взять в рассрочку…

Не выйдет. Я знаю. Тогда наличными.

О да, безусловно, верну тележку.

Двойные пакеты не будут лишними…

Где я оставил свою овечку?

Долбаный паркинг… а вот! Приветик.

Как ты, малыш? У-тю-тю. Скучала?

Головы сверху сложил в пакетик.

Буду дракон небольшой сначала.

Эх, полетим! Погарцуем. Стадо

Диких принцесс, нереальных, тяжко,

Но всё же выцепим. Будет надо

Если тебе, подгоню барашка.

Высадим в башню и пир закатим.

Печень как раз прикупил. Нажрёмся.

Кто из принцесс потанцует — пять им,

Пустим в покои и в бюст из бронзы.

Тем из постели на трон дорожка,

Кто посмышлёней. С бараном проще.

Стань к нему задом. Возьмёт и точка…

Важный мужик у тебя, короче.

Видишь, теперь моя смерть в яйцах.

Буду три дня подыхать от смеха,

Если подохну, овца, хоть разик,

То из дракона, считай, съехал.

Нет, не пугаю. Шучу, дура.

Именно, почка, что есть в запасе,

То нажираться теперь — культура,

Льготы — поржать из любой пасти.

Раз-два-три, раз-два-три. Жар не пахнет.

Вальс — приставным. Основная — к чёрту.

Пусть отдыхает она одна хоть…

Нужен мангал? погоди, о чём ты?

Ну, извини. Пережёг. Волненье.

Я ж не волшебный дракон. Фиктивный.

Вместо барана найдём оленя.

Или жирафа, чтоб весь интимный.

Ну, хорошо… Наряжай копчёность

На шампура, да подбрось дровишки…

Куча принцесс у меня ещё есть,

Все молодые, как пишут в книжке.

Были нужны, а теперь обрыдли.

Можно из них, например, салата

Или пельменей. И соль не сыпь мне,

Это не рана, а жопа, ладно?

Надо вторую купить. Запишем.

Вот недотёпа! Овца, спасибо!

Вряд ли двужопый дракон обычен.

Очень две жопы мне подошли бы.

Я из одной запускал бы шарик,

Дул бы другой на него. Круто!

Кто это в башне? Хватай, жарь их.

А я теперь шарик хотеть буду.

Он полетит к облакам. Кстати,

В курсе, что все облака — барашки?

Слушай сюда. Не берут сзади,

Но белоснежны, как сны прачки.

Просто представь, как они примут

Нежный пузырик, хоть он — жопный.

В топку волшебных! Овца, вывод:

Мы воцаримся над их шоблой.

Раз-два-три, раз-два-три. Хрум костями,

Оп, подкрепились. Летим на шопинг.

Жопы там с разными скоростями.

К тем, что по акции, дарят чопик.

Купим чехол. Без чехла — лажа…

Мало ли что… и домой, быстро.

Выдую — этой, а той — вмажу!

Эх, полетит! Дирижабль чисто.

26.02.17

«Мы ели супы Маручано…»

Мы ели супы Маручано,

Седлали коней и поней,

Избой иногда пробежало

Горящее, будь поскромней,

Давай, чтоб стихия решала,

А нам чтобы следовать ей.

Мы прутья любые вязали,

Особенно из чугунов.

Такое топтали кирзами,

Что жаль недостаток говнов.

Смотрели на нас образами

Различные типы голов.

Над ними стоглавые зуды

Летели из всей мошкары,

Аж бились стекло и посуды,

Как берег о дрожки Куры,

Как то, что ещё и не берег

О то, что давно уже Терек.

Давай, на, покуда не поздно,

Резвиться порожках у рек,

Юродивый вроде на козлах,

Похлещет который — не грех.

Уж он-то хлестал. Замечешь,

Острей не бывает порог,

Чем супом когда маручанишь,

И области парный сапог

Тюменской, заведомо плоской,

Летит до вершины братка

Испуганно-днепропетровской,

Чья память о том коротка.

Из них возникают запасы

Хамишь, голенищ, подошвы

И стельки, в которую — вальсом,

Как двигаться хамы должны.

23.12.18

«подоконник, лук-порей…»

подоконник, лук-порей

от эло одна пластинка

канарейка, канарей,

два мастина и мастинка.

одевали редких псов

из жилеток и трусов

канарейки-то нередки

им хватало голосов.

мы не слушали эло

мы гитарами играли

на дворе когда мело

то и нас мело дворами

заметало берега

снега полная нога

ни за что не скажем маме

что лизал снеговика

это наше прямо суши

с харакири под углой

обморозим если уши

протыкаем их иглой

геометрия процесса

это главное, принцесса

но забыть недопустимо

про особенный приём

размножаются мастины

очень весело втроём

нам и тоже бы не грустно

но мастинам веселей

в неизведанное рвутся

из валютных труселей.

снеговик когда долижем

то и мы давай туда

назовём это парижем

там река и красота

над рекою всё такое

вообще оно не лёд

снега вытрусим ногою

сразу тонет, не плывёт.

подоконниками кактус

или фикус, или хрень

неизвестная, но — радость

никакой не лук-порей.

25.12.18

«Мелькает катер моментальный…»

Мелькает катер моментальный,

Историк краткости отменной.

Передвигаешься окраиной,

Из, верно, праздности единой,

Любуюсь сводом, камнем, пеной

Отдельно, а не их картиной,

И взор, на скорости нейтральной,

Послушен вязкости теченья,

Тобой оставленный и, волей

Не их, и не твоей, ничьею,

Он упирается в киоски.

Напоминают Капитолий

Их крыши,

а открытки плоски,

Где путан код обозначений.

На бездыханной виден карте

Тобою дом, оставлен вскоре,

Где пронесётся катер завтра.

Кто выйдет, следующим актом,

В широком головном уборе,

Тебе навстречу, вероятно,

Из павильона или арта,

Соблазном праздности не меньше

Влекомый,

значит, — разминётесь.

И все разрозненные вещи,

Ещё вернее распадаясь,

Теряя запахи и плотность,

Чтоб ничего здесь не осталось,

Не сообщаться будут резче,

Нас исключать, перетекая

Из этих форм в другие вовсе,

Где не тебя уже,

а крайней

Твоей ненадобности тину,

Несёт течение

и осень.

И блеет дикая скотина.

И катер носится горами.

22.07.17

«Ори оваций костоправу…»

Ори оваций костоправу,

Из всех вывёртывайся ног,

На то телесная приправа —

Беги из вертела, сынок.

Иль нас углями не смущали?

Иль тесной кровушкой печали

Мариновали не тебя?

Не возражал ли грубиян

Похрустом нашими хрящами

На порося в соседнем чане?

Однако бог с ним, с поросём,

Куда нам праздник назначали,

Оттуда мы и наползлём.

Подайте девочками шали,

Неси бургундского, гарсон.

Вот под хрящами стеарина

Плывёт живот, как субмарина

Из живота, резвя детишек,

Бегут столбами сотни кишек,

Катают жёлчным пузырём,

Когда младенца — мы орём,

Когда бы старца — порыдали,

Но — за рыданий воротами.

Ещё далече наш палач.

Галантный праздник, пунш горяч,

Овец в лаваш пообертали, —

Не субмарина и не хрящ.

Как разглядеть моржа за ластой?

Но мы пытливые. Вперёд.

Одна из тех манипуляций,

Откуда фарш берут в народ.

Там перевёрнутая детка

Имеет звание котлетка,

Поддели тоненькой лопаткой,

Надреза сочная шрапнель,

Где ласт моржа качает пяткой,

Печать проложена по ней.

Печёт глаза серийный номер

Овечий пульс из лавашей

Одна из каверз: входит лойер,

Он пожимает из плечей,

Защит не требует объект,

Лопаткой тоненькой поддет.

6.01.19

«Цветы приветливых конструкций…»

Цветы приветливых конструкций

Кто будто вынюхал, с плеча,

Гуляю сморщенный и куцый,

В таксиста иноде стуча.

Закрытой форточки пузырь

Однажды лопнет. Захрипело

Про неразборчивое. Жаль.

Пузырь закрылся. Отразил

Какое вздумается тело.

Размытый облик выражал,

Как при утере багажа,

Бойницей, выдачи систему,

Посредством репчатого дула,

Час ожидания, расписка.

Проспектом шлёпаю. Фортуна

Испросит стыка. Группа риска.

Вали, стыкуйся в то такси

Беззубой парою к сетчатке.

Не для того я так красив

Чтоб в эти зубы без лошадки.

Позвольте топать, сообща

Где разговор открытым люком

Ведут галоп и, волоча

Конечность вялую в безухом,

Чудная рысь коленных чаш.

Позвольте, топая, держаться

Плохой стены, как полутяж

Гантели глупой на двенадцать,

Икнуть порой в полуподвал

На сели ужинать. Их писарь

Окном высоким напевал…

Зачем растягивал? Бикицер.

29.01.19

«Из передач в одно касанье…»

Из передач в одно касанье

Голы ценнее на устах.

Ведёт тот мир, где мы писали

На трёх послания листах.

Одна имела из страниц

Под порисуем назначенье.

Что рисовали мы, мой принц?

Что, детка, мы для развлеченья

Повыносили из пера,

Нетленным (верю в это) сором?

Во что не верю — прибирал

Морозный дворник,

о котором

О нём, о дворнике, пять слов:

«…подчистив зренье, век был прав…»

Найти б тех письм, но нет концов.

скелет,

перчатки

и жираф

Осели полочкой.

Осадок —

Её потёртость.

Но в раскатах

Мужских,

на строгость, голосов

Подай хоть грант,

вот так гремящих:

«Для пользы действия весов,

Стирай с них пыли, неудачник», —

Есть следом женский:

«Погоди,

Поешь сначала, малахольный,

Сотрут и пыль с тебя, поди,

И самого сотрут в покойник,

Вот ты присядь и от локтя

Мечи котлетные овалы»

О да, я всё-таки дитя,

Я не подрос, спасибо, мама.

31.01.19

«Меня уже бесплатно кормят…»

Меня уже бесплатно кормят,

Ещё не поят, но пождём.

Осины выскочка из корня,

Таким же образом, дождём

Играет резвый, прорастая,

Того не ведая, но пусть.

И с той же степенью в кристалле

Прав геометрии союз.

Так невозможно из насмешки

Красу с поличными извлечь.

Когда побоище, сиречь,

Так рукоятью правит меч,

Так по ферзю — возвратны пешки.

И по коню.

Видали партий,

Где конь ферзей поаккуратней.

Он, таки да, углом ходящ,

И угрожающе порою

Восходит матом над игрою,

Как над покроем трикотаж.

Я так считаю, что покрой —

Главней, чем шовчики игрой.

Затем и кормленный на шару,

Ещё не поенный, но — жду.

Ценю в лекалах нищету,

И всяким кругом мне — гончарно,

Где возведение горшка —

Квадранты нашего кружка,

И, выручая лишних женщин

Из плотной рези бытия,

Мои сподручны братия:

Хвост скорпионов, пара клешен

(Больны нахлёстом, но полечим),

Резцов наточены края.

Опять же, геометрия.

15.07.17

«Чтобы выпить надцать по пятьдесят…»

Чтобы выпить надцать по пятьдесят,

Надо знать, какой здесь у них порядок,

Объявления ибо тут не висят

И никто не подскажет… но буду краток

Льют по сорок, это зовётся сингл.

Хочешь надцать? добавь 25 процентов,

Получаешь надцать. Теперь висим.

Посещений ради ватерклозетов,

Можно взять манжаре, потом мизим,

Или но-шпы, но дельных не дам советов

Про манжере, ибо по всем приметам,

Я люблю бевере, а закусь — ну…

Если больше надцати на кону,

Это редкий случай почти как фокус,

Удается всегда, но нельзя частить,

Потому как исчезнет интрига, лёгкость,

А оттуда два шага до бросить пить.

замечаешь все эти штуки

про буду есть или был твердишь

регулярно, по форме, по всей житухе,

посещаешь время, а оно тыдыщ!

и откажет в визите каким-то разом,

эй, ты скажешь, аллё, постой,

а оно стоит, не моргает глазом,

типа всё, свободен, не крепостной,

не начинка связей причинно-следственных,

не песчинка в пустыне, уже б и рад,

но отбой желаний и воли девственник,

привыкаешь, месяц всегда щербат,

недокошен луг, птенцы застыли,

издавали писк, он таков навек,

обращён стеной оборот в холстине

почудней пейзажем, того поверх.

привыкаешь, не часть, не общее, не ищи отличий,

как бы твой жеребчик в чужих мастях

продолжает удаль, а зритель бывший

это блок рекламы. окей, честняк!

чей проект? вопрошаешь, но время глухо,

ты — его потребность, тот самый блок,

недокошенный, внутрь перемотки, лугом

не щерабато, и месяцу, — слаб бинокль.

за очистными птенцами участник писка

тех самых два шага сооружений

пресловутых надцать и к ним ириска,

позвонок изжоги и соседний шейный

стираются, соревнуясь якобы

за близость отказа автором оной рекламы

от гостеприимства, постепенно, пошагово,

совпадающего со временем заднего плана,

то есть героем второстепенным, до омерзения,

и холст досгноит, а птенцы досвищут.

14.07.17

«Тем должен звук, кем испарён сполна…»

Тем должен звук, кем испарён сполна,

И в чей бы адрес гол без отчислений.

Для пересесть достаточная пелена

Из ложи обнажённым ближе к сцене,

За действом наблюдать растений,

Предельность коих в рост воспалена,

Откуда — в ран зияющее семя,

Где, прорастая, всем сидящим ближе

Дарует наслаждение, без реплик,

Всё только — пластики беззвучный монолог,

Чтоб зритель поражённый мог

Недвижным танцем, будто это слепок,

Что снят со странной музыки ветвей,

Листов, стволов и семени, в пределе,

Остановить движение кровей,

Плыть пеленою, прибывая в теле,

И убывать причудливо в душе,

Плодя туман, доколе, удручен,

Не явится на сцену осветитель,

Чтоб поклониться неизвестно чем

И автора просить, чтоб не зовите.

15.07.17

«О, перепуганная блядью…»

О, перепуганная блядью,

Отца единственная дочь

Забьётся мышью на полати.

Не заговаривай.

Не трожь.

И леденец, и грузный пряник,

Они изваляны в шерсти.

Кресты нелепые, в стараньях

Перстов, трясущихся, шести.

Изыдет гостья, буде адом

Гореть и поп, седобород,

Пред утешителем распятым

На два колена не падёт.

Но самый папенька, тверезый,

Одет костюмом и вдовец,

Слезой прольётся полновесной,

Будь примирился с богом весь.

Обымет дщерь, осапит грядки,

Колодцы вычищены мха,

Дней восстановлены порядки,

Добыта мать из тайника.

Ея, на крыльях голубиных,

Четыре янгела слепых

Возносят, не благодари их,

Де будто каторгой — рудник,

Вот-вот и вывернутся в память,

Где всяка мать или жена,

Вернётся, вновь заумирает,

Не различишь, кто ожила…

Ужо под плитами, по склепам,

Вослед за янгелами вхож,

Крестом старательным, нелепым,

Обжегши душ, и губ и кож,

Изыди с гостьей, взяв полати

Бессилий приступом, досад,

Во очи те слепые глядя

Отцами словно бы назад.

19.07.17

«Кто коконам под пузом…»

Кто коконам под пузом

Известен холодком,

Кто торговал медузам

Ожоговым клубком

Из нерва сочетаний

Не в кто-либо а в — сам, —

Тем дикий танец самый

Шерстей по волосам!

Их что-либо — гордится,

Как сливами — компот,

Из нас — туда не длится,

И мы — наоборот:

От сливы — в черносливки,

От сушки — в су и шки,

Из кокона, вестимо,

Что в бабочек вершки.

Гадайте, но протянут,

Кто стебля, кто листок,

Кто тлю какую — в мамонт,

Затем что он истёк.

Что хочешь могут делать

Из собственных раёв.

Вот тлю весьма умеют.

Пусть делает. Он клёв.

22.02.19

«не удержаться одиночке…»

не удержаться одиночке

в презренном сборище, порой,

медка, цветка и клейкой почки,

возлез на стул месье Шаброль,

приподнимает котелок,

воспел пронзительные ноты,

и как печальный эпилог

весны охранная работа.

подхватят под руки жучки,

горланят дачными сморчками,

рыбёхи, выплюнув крючки,

шумят от пасти потрошками,

востры подснежник и капель

пронзать освистом бедолагу,

и даже малый воробей

вдруг снегиря клюёт с размаху.

героя нашего влачат

во дальний угол терпкой лавы,

где грустных льдовпоследний шмат

земные кормит автоклавы.

но вырывается, в корзинах,

месье Шаброль, набрав зимы,

её несёт на холод в спинах,

даёт цветению взаймы

к ногам бросает свалки братской

пружинок радужных в садах,

и кружевной станок и ткацкий

опять в работе, если так,

то певчий ангел избавлений

от вешних хрипов конурой,

он дал нам новые ступени,

и мы не вверх, месье Шаброль,

мы только вниз, к ядру из снега,

к бесшумным Лота ледникам

до чёрной птицы кукарека

над певчим ангелом денька.

28.03.19

«терентий глотал мандарин целиком…»

терентий глотал мандарин целиком,

ласкал что-то рядом, пушистого толка

(оно бы ласкалось, но было клубком?

на нём были кеды трусы и футболка,

и он был терентий (оставив клубка),

который сейчас — поднимается с кресла,

берёт себя в руки, потом за бока,

немного подумав, кладёт их на место).

3.04.19

«момент пребывания сжат по бокам…»

момент пребывания сжат по бокам

оравой бессрочного, выбор не плох их,

кто нас в промежутка момент распихал,

по улице круглой в домах кособоких,

зачем кособоких, не ясно пока,

нам счастье и чудо — такие соседи,

чтоб в гости из этот ободранный миг.

ты сам неужели ещё не заметил:

пороги обиты гонцами от них?

мы там бы пожили, но можно лишь в гости,

всего-то очнуться, надраить очко,

я сам не достану, вы мне поелозьте

шампунькой сначала, потом язычком.

и трость и цилиндр обязательно, как же

без трость и цилиндр, за обитый порог

к соседского счастья, чудес, не из наших,

домам кособоким. тепло. ветерок.

5.04.19

«красотка мёртвой головы…»

красотка мёртвой головы,

но только бабочка, увы.

нельзя ли петь хотя бы лире,

тебя что встретила живой?

я всё бы знал об этом мире

с такою мёртвой головой

коль нет, достанься никому

гаданье сбивчивым полётом

по благородному крылу:

иль быть осадкам над болотом,

иль быть дороге с тех болот,

и есть ли дом за той дорогой,

и смертны — для мы или — от

мистификации убогой

5.04.19

«когда прохожий по ошибке…»

когда прохожий по ошибке

во мне себя не узнаёт

кормушка логики — пожитки

а я — таможня и досмотр.

кто накрошил в неё отравы?

которым голосом цып-цып?

в начинку с черепом дырявым

и мне чего-нибудь отсыпь

шаль подозрительна на леди

намёк сомнительный на столб

куда вывёртывая едет

велосипед голеностоп.

плоды томатные корзина

под ноги катит господам

но обращаться в апельсины

внезапно велено плодам

велят столбу ветвиться ивой

гуляет транспорт без колёс

роняют занавес счастливый.

поймать опять не удалось

5.04.19

«вот снова терентий, наш старый знакомый…»

вот снова терентий, наш старый знакомый,

теперь он в кровати, жене и очках.

он движется редко, и, видимо, склонный

не двигаться вовсе, жалеет дружка,

дружок проявляет взаимное чувство,

выходит с дрожанием, как в заливном,

из твёрдой жены, ускользающей шустро

пока в душевую, а там… всё равно.

5.04.19

«Как сообщил мне один знакомый дельфин…»

Как сообщил мне один знакомый дельфин:

«Настроение — это вопрос исключительно аэродинамики,

То есть скорее тела, и, поработав им,

Если ты хорошо обтекаем, то не подвержен ни панике,

Ни тревогам, ни отклонениям депрессивного характера,

Как и наоборот, внезапным приливам безрассудной радости».

Таким образом, предлагаю отметить важность фактора

Навыков управления телом и обтекаемости.

Океан. Слегка недоношенный зной.

На термометре обнаружены игроки в потливость,

Двадцать пять основных и один запасной,

Картина называется «Цельсий обучает свою живность».

Чему? Не спеши. Положим, потеешь. Вот океан. Смой.

Если бы неудачливый холодок был — ток,

То потёк было бы — реактивность,

Ибо там, где температура в плюс, то время всегда в минус,

И как сообщил мне один знакомый гастроэнтеролог:

«Жизнь недостаточно коротка, чтобы глист не долог».

Следует трактовать так:

«Если принять, что мир — это кишечный тракт,

То нам важнее, летального пусть, итога

То, чем течёт болезнь, то есть жизнь, строго

Если судить, — антипод, с точки зрения наших искусств, — теракт».

Но я, так уж вышло, пардон, покоритель иных шахт,

Так скажем, адепт пролога.

А там, как мы знаем все,

Речь велась о словце. И на моём лице

Есть даже рта немного

Для возражений уважаемому оратору,

Но себя мне цитировать неудобно, поэтому

Приведу слова одного моего знакомого экскаватора:

«Грунт — это работа, но его глубина нам неведома,

Обтекаемость грунта усложняет познание,

Матерится водитель, его напарник и их начальник,

Однако в этом и есть колоссальное

Испытание, наслаждение, — изучай их,

Хотя бы пусть ковш изогни об гранит уродливо,

Но изучай. До капли последней топлива…»

Он мог рассуждать о таком часами,

Я получше писал, но обо мне уже здесь сказали,

Что себя мне цитировать неудобно,

Итак, настроение. Посудите сами,

Дельфин оказался самым простым и честным,

Но если вы позабыли или просрали,

То, как говорила одна моя знакомая вобла

Одним основательно изуродованным местом:

«Предпочитаю, чтоб меня били перед процессом».

Оставим в покое ваше уродство, но текст подучим.

Итак, обтекаемость, господа. Она — не куда угодно.

Подобное свойство, находясь в заднем отсеке туши

Как бы обратным вектором (относительно предыдущих),

Могло бы привести к непоправимым последствиям,

И как говорил один мой знакомый парад:

«Главное в нашем деле, не смущать шествие,

Иначе кого не помнут, того раздавят, и, как говорят…»

(Он дальше ссылался на другие, непроверенные, источники,

Повторять не стану, но звучало увесисто и военно.)

По сути, ежели опустить цитаты и все дебаты, то мне, очевидно, тошненько,

Не обтекаемо. Не настроение. Не акт, но вот так — мгновенно.

Или ром был разбавлен дурной водой,

Или пили — сюдой, а текло — тудой.

10.02.17

«вернёмся к терентию, кто уходили…»

вернёмся к терентию, кто уходили.

сегодня он вышел копать огород.

наверно, врачи бы ему запретили,

но он запретил запрещать наперёд.

для целей копать гражданин при лопате

лопата прекрасна с обеих сторон,

терентий копает не той, вероятно,

но он испытатель, как думает он.

и вот, испытав наслажденье, усталость,

порез на ладони, смешки детворы,

идёт на рыбалку, где рыбы остались,

вчерашние, если расчеты верны.

5.04.19

«Последней фазой разложенья…»

Последней фазой разложенья,

Но остальным ещё не явной,

Ронявший облик снаряженье

Своих былых очарований,

Архитектур, задорно сшитых,

Ленивой поступи трамвая,

Подборки трелей нарочитых

Над, что ни изгородь, живая.

Что ни какой-нибудь билетик,

То в зоопарк и цирк совместно,

Часть снаряжений ждали этих,

Что мы уйдём, но бесполезно.

Тонуть в нарушенные связи,

Иметь сочувствия ни грамма,

Где, на последней самой фазе,

Да, это яд, но пить упрямо.

Где половинки ананасов

И дети плавали в очках,

Мы возлегали с итальянцем

Почтенных лет, на лежаках

От непосредственно бассейна

На расстояньи, брызни кто,

Не обязательно прицельно,

Но оба мокрые битком.

Он, чертыхаясь, тряс усами,

Татуированным крестом,

А рядом тёрлись голосами

На суахили скоростном

Два персонажа разнополых,

Кто загорали ниже шорт

И тем, что сбоку у футболок,

Ударно выпотрошив от,

Почивших в миксера терзаньях

Белесой стружки, рома, льда,

Располовиненных тех самых

Два ананасовых плода.

5.02.17

«терентий. рыбалка. вы ждали? приступим…»

терентий. рыбалка. вы ждали? приступим.

наш друг не забыл накопать червяка.

глядят настороженно белки из дупел

на грозного всадника брегом ставка.

весна и удильщик слагаются в радость.

от белок ни толку, ни малых угроз.

покой обнесли будто сетками рабиц

нетронутый, рыбный и мхами порос.

терентий покрутит усы, он сегодня

немного в усах, достаёт бутерброд.

снимает колбас на втором бутерброде,

вдохнув аккуратно, на первый кладёт.

5.04.19

«Чем хороша моя малышка…»

Чем хороша моя малышка

Теперь чужая, ну и что ж?

Но от неё светилась ночь,

И олимпийская, как мишка,

Восьмидесятых тех годов,

Она спортивную привычку,

Хотя и был я не готов,

Назначен увальнем в природе,

Во мне воспитывала, вроде

Участий в страсти между нас,

То на руках нести куда-то,

То кушать лёгкие салаты

И чистить зуб, уединясь

На каждый день по сотне раз,

Для, целовать её, дыханий.

Такой был случай уникальный

Моей малышки и меня-с.

Но вводных слов, похоже, хватит.

Опишем быта элемент.

Итак, расслабьтесь и представьте,

Тому назад десяток лет…

Кто героического спорта

Не идеал, но где-то так,

Те, по причине сноуборда

Проводят отпуск в холодах,

Иль удивим кого-то этим,

Когда и нас средь них заметим?

Она в костюмчике в обтяжку

По всем горам носилась резво.

Где нет подъёмника, залезла,

Где нет погоды, ждёт, бедняжка.

На зависть, снежные деньки,

Мне повезло и я, отдельно,

Причиной сломанной ноги,

Предложен обществу глинтвейна

И паре в покер игроков,

Не на большие, правда, бабки,

Но не сложить же сразу лапки,

Коль выбор спорта наш таков.

Не чтобы денег только ради,

Но кто верны олимпиаде,

Тому игры не запретишь,

Когда тем более не в духе,

По горкам носится малыш,

А мы-то знаем эти штуки.

Приходит ночью с грозным видом,

Стоит над бедным инвалидом

И угрожает: «Как нога?

Хотя бы выиграл?» — «Ага».

Ложится спать уже не рядом.

Ты собираешь чемодан.

Оставишь горкам, снегопадам

Твою воспитывать мадам.

Садишься в поезд самый скорый,

Красивый вид с окошком слипся,

Вернёшься в город, снимешь гипса,

И ходишь в бар, а то в уборной

Сидишь часами. Ты же сам.

Никто не портит настроенья,

Счёт не ведёт твоим часам.

Однако цель стихотворенья

Была с малышкой в тесной связи,

И мы продолжим. Расставайся,

Читатель, временно, со мной.

Вернёмся к теме основной.

Порыв курорта горнолыжный,

При всех подъёмниках, флажках

Носиться феей неприличной

И хохотать о новичках,

То, наконец, разбиться, в столбик

Беспечным теменем подав,

А то за ягод или трав

Иной настойкой морщить лобик,

Вести беседы. Длинной ножкой

Попрать то креслице, то шкаф,

Владеть ворованною ложкой,

Официанта оболгав.

Он к ней нагрянет, отношений

Для выяснения, в ночи.

Гремит снаружи помещений.

И пьян, естественно. Стучи,

Официант, хоть выбей двери,

Хоть поведи себя, как скот,

Надрезом вен или артерий,

Она заранее смекнёт:

Лихая ложка ди-ай-челем

Пересекла уже границ.

За выясненьем отношений

С такою дамой не гонись.

Ведь я не гнался же и, право,

Ногою выздоровел вмиг,

Пью кальвадос, курю сигару.

Оно тем более, старик,

Что ложка здесь. Увы, у нас

Ещё покуда общий адрес.

Пошлю обратно, извинясь.

Сижу в уборной и не парюсь.

Скатил гантели под кровать,

На порнофильме от стоп-кадра

Мне больше нечего скрывать,

Люблю себя и то, что завтра

Никто не выкатит гантели,

Меня нервировать, обратно.

Я вообще теперь спокоен,

Все эти слаломы, флажки

Не тронут образом никоим

Моих не сердца, ни башки.

Люблю дурацкие стишки.

Пишу спортивные в т. ч.,

Люблю сигару с кальвадосом.

А в той малышке — под вопросом,

Она вернётся ль вообще.

Но и вернётся если — поздно,

Наш стих закончится уже.

Узнать об этом не надейся,

Люблю за кадром всякий вздор.

Про ложку тоже это дельце —

Предположение, узор…

Могла украсть бы полотенце,

Но я известный фантазёр.

И взял столового предмета

На роль техническую эту.

Люблю технические роли,

Из пол-литровой пить негрони

И под стоп-кадр, люблю, частично,

Чтоб вышла ночь из-под контроля,

Точнее, ночь как раз не вышла,

А остальное вышло, кроме.

И вот когда таким серьёзным

Запасом страсти вымыл руки,

То, выключая ноутбуки,

Чтоб не мешали сладким грёзам,

Люблю воззриться в потолок,

Он мне подсказывает выбрать

Из тех, кого он уволок

За свой сомнительный периметр,

Не с полотенцем вроде той,

Но — некий плод воображенья.

Там чей-то волос золотой.

То чей-то смех, то чьё-то пенье.

Вот мишка не олимпиадный,

Но многоплюшевый, объят

Такой девицей аккуратной,

Что даже вряд ли с ними спят.

Их водят в разное кино,

Их на мультфильмы даже водят

И с ними плачут об одном,

Когда сюжетом происходят

Моменты жалобные. Им

Пожалуй, нравится Жобим.

Они не любят ни толпу,

Ни узких платьев. Не уверен,

Чтоб носят пирсинги в пупу.

Где много снега в атмосфере,

Они не прыгают на лыжи.

Скорее лепят снеговик.

Его морковку не оближет

Никто из губок таковых.

За потолком они, итак,

В граничных паспорту летах,

Воображаемые крошки,

Ты засыпаешь понемножке.

Ты улыбаешься. Кому?

Стоят аквариум в углу,

И толстый мальчик, заведенья.

Мне это снится, намекну.

Сидят вдовцы. Едят сардели.

Глядят в портреты мёртвых жён.

Один мелком вооружен,

Он что-то грубое рисует

На весь чудовищный экран.

Сардели съедены. Пустует

Их составлявший килограмм.

Стоят аквариум и мальчик,

Имея повод заблуждаться,

Что опустить не можно пальчик

Туда и рыбку поласкать,

Или русалке бросить мяса.

Шумит насосик. Мёртвый скат.

На бульк уменьшенная масса,

Виной насоса, у водицы

Зеленоватой, перекрёстной.

Напоминаю. Это снится.

Морковь. Стоп-кадр. Мальчик толстый.

3.02.17

«Уже так скоро. Зреет, зреет…»

Уже так скоро. Зреет, зреет.

Оно почти уже вот-вот.

Туда ведут водопровод

И льют фундаменты, и перед,

Где будет дверь, лежит уже

Дорожка красная, а дальше,

За дверью будущей, фонтанчик

Намечен. Несколько пажей

Пускай, в нелепых балахонах,

Но как усердны. Дайте миг,

Оно войдёт, увидит их,

Они стоят уже в поклонах.

Почти вошло. А здесь софу

Поставят, здесь повесят люстру,

Здесь побегут ребёнком шустрым,

Здесь через зубы: «Тьфу-тьфу-тьфу,

Какая жуть припёрлась в гости,

Или мерещится?» — цедя,

Бабулька в жёлтых бигудях,

И щелкнет челюсть.

«Мама, бросьте», —

Один смущается из них,

Кто заготовил речь и тортик.

Оно возьмёт его за ротик

И жадно высосет язык.

3.02.17

«мы знаем терентия не понаслышке…»

мы знаем терентия не понаслышке,

он главный почти персонаж в этой книжке,

пора приоткрыть бы, что он астроном,

что вот посмотри как стоит с телескопом,

для записей важных тетрадка при нём,

для менее важных — блокнот, и — растрёпан.

жена принесла и уже унесла,

был ужин сначала, а после тарелку,

терентий глядит на созвездье осла

над яблоней вкусной, она — симиренко.

открыто недавно созвездие им

потом назовут в его честь, но потом же,

пока оно носит такой псевдоним,

и схоже с ослом, чем с терентием, больше.

5.04.19

«Устойчиво, мужественно, квадратно…»

Устойчиво, мужественно, квадратно,

Раздувая вены и волокнисто,

Указывая, вероятно,

На детство, проведённое среди штангистов,

В полуметре стоял рояль

От мужчины, который на нём играл.

О, я никогда не видел таких внушительных

Передних конечностей.

Они сейчас улетят! Держите их!

Привяжите к туловищу! Нет, не так. Аккуратно, с нежностью.

Ну вот, всё пропало. Я так и знал. Неудачники!

Квадратные рояли это явно не ваш конёк, мальчики,

А уж тем более высочайшие чувства, к примеру,

Восхищение геометрическими отклонениями.

Пойду-ка я в номер. Попрыгаю с шифоньера.

Это успокаивает. Проверено временем

И прыганием. Приду в себя. Стану большим-большим однажды.

Пальцы мои станут торчать, как мачты.

Они будут то вафельными, то мятными,

То внутренними, то наружными,

Чаще всего продолговатыми, но иногда квадратными,

В память об этом случае.

2.02.17

«Везде зверёк, чудовище, капкан…»

Везде зверёк, чудовище, капкан,

Ежи и шишки в странных развлеченьях,

Там женщины нескромный великан,

Что на ходулях ходит утолщенных.

Макушки вязов, кедров и платанов

Обозревает, потен и сиськаст,

Ему видны узлы меридианов,

Сугробы гор и моря всякий пласт,

Спина зверька и, радостно гния,

Пленённый вепрь.

Подрагивает лифчик,

Когда ходулей станет на коня.

Или избу горящую, и лишних

Слов не проронит, церковку снеся,

Нечаянная, искренняя вся.

2.02.17

«Где себя когда забудешь…»

Где себя когда забудешь,

А вернулся через год,

Протянули: «мерить будешь?»

Примеряешь. Не идёт.

Где окурки проще на пол,

А напитки хуже колы,

Тапки стоптаны и шляпы

Слишком не широкополы,

Где моторики не встретишь,

Кроме жеста чаевыми,

Где основа звука — ретушь,

А начинку кто-то выел,

Из твоих орнамент чучел

На стене развешен так,

Чтобы угол виден лучше,

Где прелестница в летах

(Нас любого бедолагу

Аж бросает даже в пот)

Туалетную бумагу

Так игриво выдаёт.

2.02.17

«Издалека, а всматриваться мы не будем…»

Издалека, а всматриваться мы не будем,

Грохочущее пятно, напоминало автомобиль Виллис.

Две удлинённых женщины и небольшой мужчина, по грудь им,

Начали переходить дорогу. Остановились.

Мужчина вскинул перед собой руки, таким образом

Пытаясь защитить себя от приближающегося пятна,

Видимо, с отказавшим немного тормозом.

К нашему столу подкатывалась голова. Ещё одна

Падала прямо на стол. Третья, с накрашенными губами

И в солнцезащитных очках Рей-Бан,

Попадала в затылок рядом стоящей даме,

У которой тут же ломалась шея. Я подгребал

Курицу из салата Цезарь на край тарелки,

Делая вид, что ничего особенного не происходило.

А в это время, голова дамы со сломанной шеей, подобно белке,

Остатки гамбургера дожёвывая декоративно,

Скакала уверенно в сторону струнного трио на сцене,

Где незамедлительно отбивала головы всех троих,

Которые в свою очередь на неё глазели

С нескрываемым уважением. Это был хет-трик.

2.02.17

«Что у меня за ухом кнопка…»

Что у меня за ухом кнопка,

Куда нажми, и я — утёнок,

Торчит резиновая попка,

И благородно клювик тонок,

Кому признаешься? Зачем им?

А как пищу! А дырка в пузе!

Они сочтут за извращенье,

Начнут лечить меня, допустим.

А я люблю, чтоб волны, пена,

И подплывать к другим игрушкам,

По нам не видно, постепенно,

Что мы нажатые за ушком.

Нырять, резиновый, не стану,

На то ведёрко есть, совочек.

Они раскрашены так странно,

Зато ныряют лучше прочих.

Ещё есть Роберт. Он без кнопки.

Он кукла голая с рожденья.

Когда-то Роберт жил в коробке

От новогоднего печенья.

Мы иногда его попросим,

И он расскажет нам про ёлку.

При этом вид его серьёзен,

Потом он кланяется долго.

2.02.17

«Красотка комнаты галантной…»

Красотка комнаты галантной

Когда проходит с округленьем,

И список утренних гарантий

На окна тёмные наклеен,

Так сладко вслушаться, минуя

Любой намёк на пол и стены,

В её походку остальную

И в кровеносные системы,

Ещё не вышедшие взором,

Ковры, картины, провода,

Под грубой кладкой и раствором

С упрямой логикой крота,

Она за кадром остаётся

Еще протяжней и плавней,

Пока любезничает солнце

Не месте комнаты твоей.

2.02.17

«Позвольте. Отнюдь не толстяк… прожорлив…»

Позвольте. Отнюдь не толстяк… прожорлив.

Да, хорошо, у меня в этом смысле, — минус.

Но есть же и что-то прекрасное… например,

Рёбра мои, как пружинки тайные,

Так сразу их и не разглядишь, но, однако,

Для тех, кто в пытливости не новичок,

Они иногда открываются в такой невообразимой красоте,

Когда я стою в позе «мостик».

О, я стою в ней редко, но если

Уж стал, то… ещё я умею

Стоять на мосту… на посту… в берёзке…

Стояние, так сказать, это моя сущность,

И орган мой детородный — эпигон, пересмешник,

Пародий, сомнительный, жалких,

Беспомощный шут, беспризорник,

Он тоже старается сильно… ладони порой привлекает,

Для прочности собственной, хоть и

Смеюсь я над ним, полагая,

Что он дурачок и неряха.

У нас, толстяков, между прочим,

Имеются складки и совесть,

Нам совесть велит быть попроще,

А складки висят как попало.

31.01.17

«читатель уж, верно, скучал, ожидая…»

читатель уж, верно, скучал, ожидая

иль будет терентий заявлен опять.

направимся в парк. здесь каштан на каштане,

фонтан на фонтане, почти водопад,

терентий на травке, галдят на отшибе,

и нам не мешают, пинаясь мячом,

здесь, кажется, если кого-то зачни бы,

он вышел бы в шапке и бородачом.

расставлены мудро скамейки под сенью,

над сенью порхают, едва щебеча,

терентий лежит, у него воскресенье,

нога на ноге, наблюденье мяча.

5.04.19

«туда-сюда. разнообразно…»

туда-сюда. разнообразно.

готов вести его дневник.

пустился маятник в рассказы

о путешествиях своих.

туда-сюда. сюжетам браво.

две крайних точки. мой размер.

немного шею ломит справа

там обязательно есть нерв

наверно надо сесть удобней

и лоб в ладонях утопить.

туда-сюда. здесь поподробней

туда-сюда. не может быть.

6.04.19

«при множестве целей, давно не охотясь…»

при множестве целей, давно не охотясь,

где вымкнут и замкнут, как два сапога,

поскольку характер — наклонная

плоскость,

то мне достаётся синдром колобка

коптит изобилие выбора шансу

эмаль откровений, похоже на сглаз,

на фоне же сером уметь отличаться

податливость выгоды множит отказ

поток одобрений, как тех удобрений,

излишний мешок истощает гектар,

посыл исключают обратных ступеней,

тем плоскость всё больше наклоном крута

тем зорче смотрины под плотной

повязкой

и выше гора отсеваемых в шлак,

тем чаще пивной отдаёт скандинавской

ответный бесседер в моих манишмах

7.04.19

«лечить моторчик от увечий…»

лечить моторчик от увечий.

пускай ещё побарахлит.

он как-то быстро сходит желчью,

пойти провериться на флирт.

принять техническую данность,

что со шпагата встать нельзя,

и не садиться той из задниц

ещё имеющей гвоздя.

позвать на танец, но мытарясь:

какой невнятный индивид.

пойти анализ сдать на парность,

она как будто бы сбоит.

назваться лирик, выбрать в музы,

при глухоте на главный йок.

найти какие-нибудь курсы

уроки взять по форме ног.

возможно, слишком косолапый

глядишь, и сяду на шпагат,

но не гляди пока, закапай

иди глаза, чтоб рос карат

на бриллиантовой огранке,

где предъявлю себя вот-вот,

и мы пойдём играть в пырялки

и хохотать во весь живот

7.04.19

«профессор маститый и весь иностранный…»

профессор маститый и весь иностранный.

терентий не мог пропустить семинар,

шла речь о наличии в сне постоянной

на вроде бы гена. летел, как комар

прозрачный и лёгкий герой после лекций,

имел он автограф и массу идей

на тему своих сновидений и в детстве,

и нынешних тоже, и на животе,

и с левой ногою, подтянутой ловко,

а он так любил, на кровати, свершив

своей постоянной ко сну подготовку,

терентий от всех ощущает пружин,

подушек и кошки к познанью сигналы

готовности полной. он в детство сейчас

поедет, где пусть простыня намокала,

но были и феи, над зубом кружась.

7.04.19

«Догадайся, кто сварил…»

Догадайся, кто сварил,

И луна желтеет, всмятку,

Ветка соли — розмарин,

А щепотка — опечатка.

Ветка соли. Почки яда

Распускаются. Пирушка.

Розмарины и томаты

Моцарелла и буррата,

И окрошка, и ватрушка.

Ветка соли. Почки яда.

Вечерело у панкрата.

крыты мрамором полы

вина лёгкие — белы

едет узкою лыжнёй

кто по еханью должной

встречно ехает восток

не исдох пока ездок

во панкратовом краю

муры снежные храню

шуры снежные храню

во панкратовом краю

все-то веточки отравы

все-то лунные желточки,

розмариновые травы

и ватрушковые крошки.

по делам моя награда —

вечерело у панкрата

Над остатками людей

Вертит солнышко злодей

Или ниточкой в руке

Или сам на турнике

Чьи остатки от святые

Те как будто золотые.

остальные, чьи остатки

из обычныя, народ,

видит бог луною всмятке,

аки чучел огород

на соломенных лаптях

деревянные культях

и змеятся рядом гады

стынет жижица в прудах

никакого им ни брата

ни сестрицы во грудях

розмарины при бурратах

да томатовый разрез

по делам моя награда —

ко такому интерес

поживём, позолотеем,

вертят солнышко злодеем

едут лыжника отряды

вечерело у панкрата

16.09.17

«Под собственным гнётом и острым углом…»

Под собственным гнётом и острым углом

Ко мне и тупым к своему горизонту,

Лежали два вида, воды и колонн,

Вода — монолитна, колонны — высотны,

Для них общим килем, а может, килём

Служил безработный, за тучами, месяц,

И грузный мужчина, уродуя местность,

Тянул чемодан на остатках колёс,

Его приподняв перед, видимых, лестниц,

За счёт фонаря, освещавшего мост,

Щербатого рта, хоть и был безголос.

Мужчина тянул, он приехал надолго,

И не говори, что подмечено тонко,

Но там или вещи примерно на год,

Всё нужное или, но здесь не поход,

Всё нужное здесь это были, по сути, —

Два вида и я с опустевшею флягой,

От сильных предчувствий в решительном зуде,

Что явится кто над гранитом и влагой

Не то что бы главный иль кто-то из судий,

Но вроде отца, что ли, явится он

И всех переставит, поскольку силён,

Ещё ожидалось, что дружен со вкусом,

Меня он водой заместит, а её

Колоннами, кои — не ясно, но пусть им,

Колонны неважно, коль ты — водоём.

Мужчина, по звуку колёс было слышно,

Ушёл далеко. На ступенях моста,

Добавим, что стуку волны симметрично,

Казалось, что мост каменеть перестал,

Росла чья-то дрожь, не моя, как обычно,

При этом, клянусь, утверждать бы не стал,

Что часть от меня не была уже частью

Смещённых предчувствием «вроде отца»,

Меня и воды, чем могло бы дрожаться

Ступеням моста, и нельзя отрицать,

Что зуда почти уже не было в теле,

Он тоже как будто сошёл на ступени.

И тут я подумал, а вдруг если грузный

Мужчина и есть этот самый, кто нас.

26.06.17

«Пускай мы были лишь знакомы…»

Пускай мы были лишь знакомы,

Не выходя из жизни комы,

Её для сердца личный гороскоп

Имел два знака: Прорубь и Сугроб,

И были, получается, что кто мы,

Помимо я и звонкий ледоруб?

Иные утверждали, что спасатель.

Но что спаслось, помилуй богоматерь?

Помилуй бог, помилуй, синий труп

Помилуй звёзды,

Ежели не поздно,

Вам быть резьбой на голый мой шуруп.

Кто вами спасся, мною, той девицей?

Иль там спастись, что здесь — не

удавиться?

Се вариант. Не худшая из опций,

Коль опустить тонуть и задохнуться,

Иль подавиться сливой, абрикосой,

Пред скоростным на рельсы ломануться

Или шагнуть с балкона.

Реституций

Не будет. Оных Пасхой не вернут

Ни человеков важных, ни минут…

Кто покричит Воистину Воскреси,

Того — на чашу. Оп, и перевесим.

Достаточная плотность той молодки

Являла мне иные вовсе лики,

Порой глубин, порой подводной лодки,

И чем бы дохли, тем ко мне привыкли,

И возлежа на дне, кормили в узком

Кругу затем шептавшихся моллюсков,

Что мяс неплох, а кожа ни о чём.

Подводный мир затем и запрещён,

Что там едят, но не благодарят,

Не молятся, что нет у них индейки

На Рождество, и даже нет идейки

О Рождестве. Поели и посрали,

Подводный мир отложен то есть нами.

Мир ледяной, и вежливый, и снежный,

Он ею занят. Вот его орнамент:

Бесполый, прошлый, белый и кромешный,

Огромный, свежий, чуткий, безмятежный,

Да-с, снежный, вежливый, конечно, ледяной,

Он говорит из прошлого со мной

Так горячо, что, кажется, растает,

Но — кажется.

Тобою слишком занят.

Какой-то круг, дружище, не находишь?

Сизифа нет, чтоб навыки заимствуй,

Нет даже камня, бочку просто котишь

По пустоте не самой и гористой

На пустоту рассудочной ботвы.

Откуда плод проглядывает, — Вы?

Но неумело, временно и сзади

Отсчитан осью времени назад,

Плод умоляет как бы «созидайте»,

Но мы забили это созидать.

Мы вообще забили, мы на дне,

Где не забито глыбкое одне,

Снабжаем кормом доброго моллюска,

Чем занимать себя, ещё бы чем?

Наш не один не пробуется мускул

На роли дрогнуть, пикнуть вообще,

Принять куда прицеплены колготки —

Мы безнадёжны мускулом и кротки,

Мы шарим в сале, водке и борще,

Мы не выходим из подводной лодки.

Что супротив борщей и сал, и водк

Ты возразишь? Что не хватает бани?

Не сообщу ответно, ибо — кротк,

Что мы подводным образом ебали

И ваши бани… и температур

Любые виды, веники и шайки,

Наш, под водой, разборчив трубадур,

Как, над водою, пьяный голос чайки

Своим полётом.

Чайка — это вещь,

Где альбатросом можно пренебречь.

Я им бы дал,

Но что-то опоздал,

Куда стараться в чайке после Чехов,

Где жисть горька, Максим бы только знал,

Для нас на дне обычных человеков?

Увлёкся. Раз-два-три-четыре-пять,

Иду ракушек мерзких колупать.

26.06.17

«Значит, так. Параллельных миров не счесть…»

Значит, так. Параллельных миров не счесть.

Я об этом понял сегодня крепко.

Отступал, а они наступали. Жесть.

И не то чтоб волос стоял, но — кепка.

Кто бы скажет теперь: параллель проста,

Да отсохнут у них на века уста!

Увлажнятся затем

И присохнут вновь

На века опять же!

…веков — хоть жуй.

Параллельных столь, что прости, Иов,

Где была проказа,

У них — фэншуй,

Или правда — в струпьях.

Полно миров.

Кое-где мрут боги,

Чтоб ты — здоров.

Отступал, напирали миры. Орда.

Я упёрся в стену и сдался им.

Так решил, что вовсе забьют когда,

Елиуй сгодится за псевдоним.

26.06.17

«Не говори со мною громче…»

Не говори со мною громче

Слова разборчивость не красит

Я буду просто «мой хороший»

Остановись на этой фразе

Едва тепла моя лучина

Твоим заботливым родством

И чем дышать непостижимо

В тяжёлом воздухе густом

27.06.17

«Как мои дела? Отлично. Служу непонятным сферам…»

Как мои дела? Отлично. Служу непонятным сферам,

Скоро выйдет книжка. Бренчу, продолжаю род,

На террасе завелись муравьи огромных размеров,

Подстриг усы, чтобы не лезли в рот.

При работе, друзьях, при живых родителях.

Собственно, всё. Скоро пересеку океан.

Некоторое отчуждение заметили часть из бдительных.

Бессмысленно спорить. Наверно, и так. Соррян.

Брал уроки на ф-но, но понял, что жму без оных,

Периодически уважаю план, а бухаю так,

Что меня если выпарить, небольшой посёлок

Мог бы пить неделю. Не сую пятак

Ни в дела хоть чьи бы. Не озабочен

И твоими… видишь, какой прогресс.

Муравьи огромных размеров меня волнуют больше

И перестричь усы, когда буду трезв.

27.06.17

«Нельзя ли выбрать хорд попроще…»

Нельзя ли выбрать хорд попроще,

Расставить патлы поровней?

О, узнаю твой милый почерк,

Пиши ещё наш закуточек.

Вопрос снимает дуралей.

Лепи ещё дары щербатым

Песком и глиною сухой.

Метельно, криво и безбабно.

Твой дуралей послушно патлы

Обвяжет шапочкой какой.

Пиши мороз, замёрз и баста,

Не буду прыгать по хлопкам,

Прохлопочи меня под настом.

Или шутя такой нимбастый

По дуралеевым лубкам?

Лепи: натрут ожоги снегом,

Футляром зеркальце подбрей,

Ты одолжишь меня, коллега.

О, сколько ночи, о, потеха,

Из дуралели в дуралель.

3.10.17

Атлантические Стансы

Так внемлешь ты, чьей позы прототип,

Моим речам, безгрешным в те года,

Из глубины доступного для рыб

Я с бледной гуппи дружен был тогда.

Так посыпаю пеплом нынче стол,

Подвергнув дым рассеянному ритму,

Как подавал сухое вещество

На плоский свод поверхностного литра.

И выходя за комнаты предел,

Настольный мир, двоясь в стеклянном кубе,

Как будто внутрь отматывал 3D

Изображений наших с бледной гуппи.

Так внемлешь ты холсту, лепнине, ковке.

Порой, строке. Моей, не исключаю.

И если так, то точность заготовки

Искажена концом, в её начале,

Попытки свойств, как часть материала,

Быть отклонений свод от идеала.

И в мой скелет поэтому так редко

Пускают слух, что есть грудная клетка,

И в ту же честь задача не стояла

Наличием обслуживать объекта

Из остальных проекций костельмана, —

Пошире губы в памяти карманы,

Чтоб молоком судить о твороге,

Когда на бледной гуппи плавнике,

И что за вкус во рту, не догонял,

Чирикал кот, лежавший буквой г,

Наверно, дальний родственник коня.

6.11.17

«Видишь, там оно проходит…»

Видишь, там оно проходит.

Стороной идёт, кажись.

Присмотрись. Зола и копоть.

Поздравляю, это — жизнь,

Стороной так стороною.

Не твоей же. В добрый путь.

Что-то есть серебряное?

Можно в попу ей пульнуть.

Завалялся, может, скрежет

На каких-нибудь зубах?

Тоже не противоречит.

Призадумался? Слабак!

Думать плохо. Думать нечем.

Думы портят икебан.

Думы — травма человечьим,

Нанесённая в тюльпан

И в черёмух незабудки,

Всяко скрежету урон.

Стороной идёт. Но дудки?

Поспрошай у тех сторон.

Нам, без дудок, сбыться дудки,

Номерка не отплясать.

Далеко суфлёр от будки,

Невозможно загрызать.

Пахнет скверно. Целься метче.

Промах портит аппетит,

Промах — травма человечьим,

Нанесённая в летит.

Уж давно бы, не морочась,

Будь пометче, кто до нас,

Оказали жизни почесть,

Все — при дудках, все — мордаст.

Вот бы славно сдули, если…

Но без если, дуй не дуй,

Сдуло то, куда бы целься,

То зачем не дуя в… а?

3.10.17

«Солонку хлебушком макая…»

Солонку хлебушком макая,

На час задуматься над ней

Идея тоже не плохая,

Поскольку нет других идей.

Знать, молитвы их негромки,

Нет различия судьбе

Между крошками в солонке

На столе и бороде.

4.10.17

«Иду себе готовить ужин…»

Иду себе готовить ужин,

Он будет завтраком к тому же,

Готовить буду на двоих:

Себе и завтрашний двойник.

Он подогреет, если надо,

Там, завтра, тоже есть плита,

Меня там нет, но без доплаты

Никто бы и не уболтал

Перебегать куда не след,

Где от себя же следа нет.

Я за доплату мог бы взвесить.

Хватило, чтоб на вертолёт,

Он за грибами двести десять

Такую скорость разовьёт,

Но из доплат, что предлагали,

Плохой метлы нажить едва ли,

Добавим то, что — не из тёлок

И на метле мне не с руки,

И, как шепнул мне футуролог,

Живут без шарма двойники

(За исключением старшин),

У них там якобы режим,

Зарядка утром, после баня,

Потом массаж, потом кабак.

Когда ходить им за грибами?

И вот сидят не при грибах.

Сказать точнее, не при сборе,

Но это как меняет суть,

Все планы если, априори,

Мешают ножиком блеснуть?

Старшинам проще, но и те

Больны собой по больше части,

В пенициллине и бинте,

При, вроде чучела, начальстве,

Оно в огромном кабинете,

Всё те же мётлы вместо ног,

А на стене, кто не заметил,

Там нарисован городок.

Витрины, окна, попугаи…

Но тополя… где тополя?

Их попугаем распугали

Иль отразили до нуля?

Смотрел внутри стеклопакета,

От тополей и следа нету,

Имеет алиби и птаха,

Она сама дрожит, бедняга.

Ни тополей, ни развлечений

Для старшины, куда уж нам.

Опасность птиц и отражений,

Где нам не выжить, шалунам,

И уж тем более грибочка

Ни подобрать, ни засолить,

Пока от завтра есть отсрочка,

Туда не будем семенить.

У нас тем более бывали

Такие случае с грибами,

Что, перебрав слегка целебных,

Пленили несколько старшин

(Они катались там на зебрах

Четыре метра с небольшим),

Нам показал один из них

(Я приведу сейчас отрывок),

Такого ужаса дневник

Что мы, штанами, каждый вымок.

«Бинта любовь с пенициллином

Не доставляла нам хлопот,

Пока росли они невинно,

Но вышел срок, примерно год,

И, кто не помню, их заметил,

Как раз, по-моему, Колян,

За упражнением в минете,

Хоть были оба без хуя.

Но как-то, суки, наловчились,

И так вошли однажды в раж,

Что бинт обгадился, паршивец,

На полдвора и весь гараж.

Пенициллин себя при этом

Отправил гадиться в астрал,

Был не по-детски под минетом,

Почти сознание терял.

Не помню кто, наверно, Коля

Как раз мастырил в гараже,

Чего не помню там такое,

Но, в общем, нет того уже,

Он припевал себе, мастырил,

И тут бинта вот эта срань

По ходу, так их и раскрыли.

Минетам стоп, но пасаран.

Кентов безхуих откачали,

Прибрали всюду экскремент,

Следим и днями и ночами,

Чтоб рецидива больше нет.

Давно Колян не припевает,

Меня колотит от тревог,

Любовь у них не типовая,

Когда угодно жди подвох.

Они пойдут ещё в атаку,

Куда девать-то юный пыл,

По малолетству на натаху

И я атаками ходил.

Не помню многого, и был ли

Там вообще какой итог,

Но вот мы зебр накупили,

Они огромные, восторг.

На них сбегаем в глубь веков,

Где отыскать когда случится

Своих вчерашних двойников,

То ходим с ними на ушицу,

Затем рыбалим, и червей

Потом копаем. Время длится

У нас немного покривей».

Они поплакали, исчезли,

И мы ревели, что скрывать…

Кому сложили эту песню,

Теперь не ясно. Вариант,

Что для потомков, отпадает,

Царит безхуий произвол,

Пенициллина там с бинтами

И тополя с рисунка свёл,

Не ясно кто, но он опасен,

Чего ещё взбредёт на ум

Ему сводить, ну ладно б ясень,

А если неб, земель и лун?

Ночная бесится кукушка,

Я чищу гриб, летает стружка,

Готовлю ужин. Причитаю.

Проснуться завтра двойнику

Коль суждено, то над счетами,

Что не оплачены в ку-ку.

4.10.17

«Малерозмон, это дурной тон…»

Малерозмон, это дурной тон

Одеваться легко, с трудом

Ориентируясь по дождливым будням,

С леденцом в голове, и в груди с трутнем,

На третьем версты десятке

Я совершал посадки

В тех самых районах вне действия проездного,

Где взрослые официантки

Не поймут по-английски ни слова.

Похлопывают по плечу с улыбкой,

Подают самогон, потчуют малосольной рыбкой,

Ведут в подвал,

Где висишь на крючьях среди хамонов,

Дотянешься — пожевал,

Как тот космонавт Леонов,

Подверженный невесомости, скитаешься в

неизвестности,

Любитель дальних районов.

Хорошо быть таким одарённым.

Повисел. Мокрый пол. Лестница.

Валяй, тридцать вёрст к ночлегу,

Мороза б ещё и снега,

Нарыл бы себе кореньев.

Космонавт недоделанный, краевед хренов.

9.08.1

«Хотите правду, парижане?»

Хотите правду, парижане?

Кого вы этим одолжали,

Непроходимым и бессонным,

Но безвоздушным, напряженьем?

Иль битва с красками, ужели,

Под недалёким Барбизоном

Была проиграна, и пленных

Свели из глаз обыкновенных

В тревожно-вежливые очи?

О самозванцы, вашей почве

И нашей крови не занять.

Но прав воронкою снаряд,

И что за ним не повторят,

Я знаю точно.

Не осуждаю ваши маски.

Какая верная земля

Дышать Верленом и Поплавским,

Не покушаясь на Золя.

Живущий съёмною квартирой,

Не понимаю, кто сосед.

Да, эмигранты, дезертиры.

Да, сорняки. Соседей нет.

У вас проездом папа римский,

И богоматери собор

Возложен с грацией нудистской

На эти папы, весь набор.

Преувеличено? Отменим.

Заглянем в дальние места,

По общежитиям семейным

Испросим верных про Христа?

А что, восточного собрата

Каким прибило сахарком

Из остального миллиарда

Железно верящих в Дракон?

Куда ещё, дружище, сходим?

В какой заглянем уголок?

Я — парижанин в этом роде,

Когда б помянем драный клок

Худой овцы. Из прочих метрик,

Её подкармливал как мог.

И ваша правда, что эксцентрик.

И ваше право видеть блох

В суровом выговоре местным,

Где обитают неизвестным.

Но я питаюсь у китайцев,

Пишу в кафе у мусульман

И пью с барменшою из трансов,

А называюсь Костельман,

Что нас уравнивает как бы

Пред обнажённым ликом правды.

27.08.17

«тоскливая нега в изломанном жесте…»

тоскливая нега в изломанном жесте

подобно пейзажам истоками Рейна

моим восхищениям чужда, по чести,

по правде, зависимость их не линейна.

природа — животна, без лишних посылов.

что мыслить логично — всегда не про это,

то будем честны, полумрак не резинов,

здесь включится свет и не хватит котлеты.

при этом решенье, горча для начала,

покуда ты медлишь, становится сладким,

найдутся углы, где считать величаво,

для верности, долго. но это не прятки.

и, к слову, где пыль выбивают, — с коврами

не всё деликатно. и область инстинкта —

пускай это двигатель будет сгоранья,

пожалуй, внутри, но не полного цикла.

6.04.19

«приходит сантехник. терентий, встречая…»

приходит сантехник. терентий, встречая,

не надо чинить, говорит, погоди,

есть змия ноль-пятая вещь небольшая

и очень неловкое что-то в груди,

они устраняют неловкость совместно,

включают приёмник и чипсы едят,

потом ещё долго стоят у подъезда,

обняться бы надо… но всё невпопад

7.04.19

«наводненье в голодранске…»

наводненье в голодранске

населенный просит пункт

про подмогу, но в опаске

что никто не помогут

из домов плоты колотит

из заборов, вот и флот

экспедиция он вроде

наводнением плывёт

та страна зовётся пустошь

пустошане славный люд

ночевать таких не пустишь

но покушать им дают

то есть флот из голодранска

вызывает тот прилив

при котором бросят мяска

иногда не без подлив

бросят хлебушка, не кроху

но вдвоём не унесём,

долетает, кстати, много

далеко не тонет всё

долетели корнеплоды

и курей какая часть

куры с крыльями по ходу

что дало им не упасть

долетели два барана

но подрались на лету

то есть вывод делать рано

как им рады на плоту

7.04.19

«по намеченному плану…»

по намеченному плану

а намечен он не мной

выхожу я на поляну

взрослой жизни основной

это вам не буреломы

вроде леса или сад

тут растенья по-иному

кто стоят, а кто висят

всюду слышится сопенье

от козявок на листе

есть сидячие растенья

но в заметном меньшинстве

ходит солнце взрослым шагом

что ни ветер — сдул жука

пусть не мат, но пахнет шахом

жук проделает кружка

над пенёчком, он ослаблен

еле сядет, весь помят

ветер дунет — вуаля, блин

где же бедный? это мат.

не полянка. поле боя.

дело взрослое, как есть.

ни конфет тебе, ни пони

чтобы с шариком залезть.

ни лазейки дома сзади

для подглядывать сестру

ни куста какого, кстати

почему б не быть кусту?

он весьма распространенный.

взрослый может быть игрив

на предмет тестостерона

если вдруг его прилив

то есть куст ему по праву

должен быть внутри полян.

где видны пока что травы

в большинстве своём бурьян.

есть пенёк, его мы помним

есть зачем-то много нор

нет кататься чтобы пони

нет конфеты, и в упор

не видать кустов. краями

всюду лес, откуда путь

правда, с детскими ролями

но проделал как-нибудь.

и чего теперь? по плану

было это. план есть план.

если в нём стоит поляна

то куда мне без полян.

смастерю себе лошадку

гляну звёзды из ночей

пусть не пони и не сладко

но заняться ж надо чем.

7.04.19

«Последний хомяк безобразникам роздан…»

Последний хомяк безобразникам роздан,

Копеечный меч обозвав кладенцом,

Роптать на отчизну далось ему просто,

Роптнул на отчизну, и дело с концом.

Отчизной считалась квартира из комнат,

Где ели, храпели и нет хомяка,

Широкими массами был ли он понят,

Нельзя быть уверенным наверняка.

Но меч это меч, а не плюшевый заяц,

В архив — повреждённых, точнее, в подвал,

Зимой пригодятся — так думал повстанец,

Особенно папа надежд подавал.

На месте хитов бытовой тирании,

Как то: умывальника, швабры, ведра,

Теперь были рыбки, которых кормили

При помощи пленного брата Петра.

Хомяк был разобран, мы помним, но хули

О нём горевать из удачных времён,

Где рыбки так рыбки, цып-цып, барабули,

Не гоже орлам загоняться на нём.

30.09.18

«или рюмку опрокину…»

или рюмку опрокину

или три и на рога

не выходит буратино

как бы долго ни строгал

то создание безного

то ушастенький кретин

далеко и до намёка

на прекрасных буратин

всё коряво и вульгарно

брошу рюмки, дайте карла

выручай коварный папа

восставай из гробьих дел

опрокинем в три этапа

и сардинки были где

с карабасом по напасу

и красавцев навернём

видишь тысячи томятся

буратиновых бревён

чтобы длинные носы

не сломаются не ссы

чтобы разной были расы

не хочу чтоб близнецы

мы клянусь не одичали

настругаем им девчат

пусть эротику ночами

деревянную шкварчат

30.09.18

«Застал пылесос за работой…»

Застал пылесос за работой,

Причудливым фильтром назад,

Откуда бы коврик безродный

Просил ему пыль показать.

Безродный и битый, как грабли, —

Не важный/килим/дорогой,

Столом неказистым продавлен,

Исшаркан простою ногой.

Затейливо двигался хобот,

Гудел электрический ток,

Подобно свихнувшийся овод,

Но я, непреклонен и строг,

Изъял из тылов пылесоса

Надменный, неистовый фильтр

И бросил ему под колёса,

Как ноты слепой на пюпитр.

Мне кинулся коврик на шею,

Давай целовать, обнимать,

Прилив вызывая смущенья,

И падали мы на кровать,

И жарко стонали, и, пялясь

На нас, пылесоса деталь

Изрядный исполнила танец,

Никто его, жаль, не видал.

Потом мы курили и пели,

И пили, и щупали пыль,

То жадные от нетерпенья,

То кто-нибудь силы копил,

Чтоб, снова на друга набросясь,

Познать потайные места.

Мы оба, с глазами колхозниц,

Читающих Заратустра,

Никак не могли наглядеться

На линий взаимный изгиб,

Предательски прыгало сердце…

При съёмке никто не погиб,

И вымысел — все персонажи,

Помимо реальная пыль,

Вместившая выгоды наши,

От чем-то существенном был.

Прости меня, коврик убогий,

Прости, пылесос и кровать.

Займусь оптимизмом и йогой,

Не буду вам заунывать,

Придумаю добрую влагу,

Прибью это пыльное бздло,

Спасу от мучений беднягу,

Которому быть не свезло.

И всех окроплю безутешных,

Утешных — и тех окроплю,

Настанет всемирный валежник…

Я слово такое люблю.

Валежник направит нирвану

Подобием главных ракет

На страждущих душ караваны.

И вот, они знают секрет

Валежника (слово — что надо),

Идут на святой огонёк,

И спущены в… (здесь непонятно,

Какая-то клякса… ну, ок)

27.08.17

«Была ли гидра? Так безшее…»

Была ли гидра? Так безшее

Сегодня, брат, под кочерыжкой

Одно, пожалуй, развлеченье,

Жонглёру пуком и отрыжкой,

Без, упомянутый, сосуда —

Они не ясно кто откуда,

При этом венам дорог сгусток.

Гоняют радостно. Лапта.

Гуляку космоса на люстрах

Бьёт электронов гопота.

Звереет разум без чудес,

Всё как обычно, изо рта

Несёт людьми, они толкутся,

Один вошёл, а в хвостик — шесть.

Их даже семь, такое чувство,

Из тех шестых, что бродит пахом,

Куда пристроился? затрахал.

Но возражает: «Ваша честь,

И в Нотр-Дам такая есть,

Где между множественных дракул

Была ли гидра? — спросим графа,

Который прочих подлатал»,

«Допустим, все они не правы,

Кто были в очереди там,

Но гидру граф и ставил раком,

И пил оттудова, братан.

Не засчитать ли возраженье?» —

Пока задумаешься, хлоп,

И электроны лезут в щели,

Глаза, как следствие, на лоб,

Всему виной перерасход

Лапты на вены единицу,

Ещё в ту речку и весло б

Тому, кто возит подзабыться,

Но нам, бракованным, безшеим,

Всё это пахнет возвращеньем,

Итак, с прибытием. Свезло.

Забей на графа и весло,

На гидры технику забей

Забей на сбивчивость идей

Про в Нотр-Дам очередей,

Ведь мы отнюдь не о соборе,

Он для словца, краснее нет,

Речь о естественном отборе.

Один вошёл, и — чарльзовед,

Как полагается, в порыве

Присущих дарвинцам, как мы,

Наследных чувств, крепчает в гриве,

В нём фибры жабр накалены

Анатомически, — участки,

Но по природе — рудимент,

Почти б окрепли, из закваски

Уже не божьей, но момент,

Все те в хвосте, в миру, и в каске,

Как будто ждут чего-то, нет?

Быть может, некая случайность

Подаст кирпич на них, отчаясь,

Что это ж не абонемент,

Приумножаясь, шляться клубом, —

Из не резины же, резин

Вот пригодилось бы кому бы,

Но не отчается. Сквозим.

Про фибры, жабры не судачим.

Закваска именно закваска,

Чтоб не скучали бог и сказка

На тему кто из них будь ласка,

Линяем в сторону лавчонки,

Где возвышается кассир

На как бы чём-то вроде джонки

Он как бы плавает, засим.

Да, неожиданно. Но нам-то,

Какое дело, пусть хоть шьёт,

Или куёт, или курантам

Готовит утренний пашот.

Вся эта штука в древней лодке

Важна лишь кассовым узлом

Лавчонки ровно по серёдке

И в как бы времени сквозном,

Что объяснить я не берусь,

Нарисовал бы, дайте листик.

И очевидно это в плюс,

Что выдать некому. Завистник

Сказал бы: всё это развод,

Что время прочно, как завод,

Где шлёп! божественный конвейер

Ещё раз хрясь! и снова йобс!

То вышел мопс, а то ротвейлер,

То вообще отличный пёс,

Порою ты выходишь там

Вслед инфузориям, котам,

Кто были там ещё в цепочке?

Ах да, лукавые, святошки,

Их тоже чпок! конвейер бравый

Все змеи/евы с их отравой.

Придурковатые адамы,

Эфир, пока не отменили,

Наследный квант, орангутаны,

Сок в холодильнике гранини,

Хороший сок, чего б не прыгнуть

По эволюции вперёд,

Конвейер это же не прихоть

И не людями полный рот,

Как у безшеего счастливца,

Чей скудный разум стопорится

От нестабильных кровотоков,

И вот он смотрит на туриста,

Закономерно, что продрогнув

Мельчает качество меча,

Стремится именно в домоклов

Что невозможно сгоряча,

И вот турист к собору катит,

Он предвкушает там мощей,

Что ждут его и граф и гидра,

Откуда знать ему, бедняге,

Про электроны в дикой люстре

И про жонглёра оной под.

2.10.18

«Сегодня что, среды помимо?»

Сегодня что, среды помимо?

Окей, среда. Но что ещё?

Пускай оградой пантомима,

Разбитый сад параличом,

Но что ещё? Понятно, складки

На боевом окрасе рва.

Плюща и кочек лихорадки,

Обрывки сов. Но что сперва?

Или какое-то число

Быть может, дата, вроде праздник?

Но и число не доросло,

И ничего, из сообразных

Такой, нам кажется, среде,

Не дружит с датами нигде,

И никогда. Итак, среда.

Как говорят, скажи три да,

И возражений, сколь бы связных,

Не измещает череда

Сигнальных душ богобоязных,

Они летят на свой маяк

И не существенны нияк.

Имелся если б интерес

Для измещать, имело б вес.

Но не рождают возражений

Их совокупности движений.

Я — не они. При мне октябрь.

Число — четыре. Год — семнадцать

И плюс две тыщи, но не парь,

Мы про сперва, а не сорваться

Креста и — фью, как было встарь.

Имел навара с этих фью?

Давай тетрадку разграфлю,

Чтоб ты записывал ровнее

Про все навары, вечну жизнь

Все ништяки, что иже с нею

И остальную заебись.

Вот ты пока копаешь память,

(Она ж полна) и дрочишь слог,

Среда. Четвёртое. Параметр,

Географически, — силок,

И я такой себе, в силке,

Ну, типа пойманный, позволю

Себе вещать про что на волю

Пора и прочее. Строке

Не убывает от вещаний,

Среде — отобитавших в ней,

Где снов обрывки — план начальный,

А мы — из самых тех парней,

Кто вообще не спит. Ну да,

У нас четвёртое, среда.

Куда уж спать? Поспим за пятым,

Не столь четвёртым и средатым.

Взять холодильник. Холодит.

На нём магнитик. Он с едою.

Его открой — отличный вид,

Его закрой — и дремлет, стоя.

Упал магнитик. со средою

Они похожи. Да-да-да,

Такая в точности среда.

Внутри — красиво. Вне — паскудно,

Эмалированная дверца,

Все остальные дни оттуда

Опали, нам не отвертеться.

Опали. Надо четверга?

Ищи магнитики, ага?

Кому найти, собрать и, склеив,

Перескочить, минуя ночь,

От всех бруно и галилеев,

За что они бы напророчь,

Тому достанется билетик

На бенефисы мёртвых этих.

То крутят ось, а то годинник

Переведут туда-сюда.

Но мне милее холодильник.

И я в халате. И среда.

Гудит кофейная машина,

Чирикнет вяло воробей.

Его одёрнешь, как мужчина,

Он затыкается, плебей.

Несёшь свинине отрубей,

Рекомендуешь, без нажима,

Давай, свининушка, испей,

Подъешь, почавкай, няма-няма,

И без нажима та метёт.

Стоит среда, как голограмма,

Иных не ведая забот,

Помимо нас ввести в оману.

Раскинув свой фальшивый свод.

Какой там свод… держи карманы

Куда бы шире, но держи.

Дрянной картон, и крепежи

Видны картона к сточной яме,

Сачка просверленный фасон,

И под сачком звенит шмялями

Весь пресловутый шмелезвон.

Был обитателем сачка

И автор этого стишка,

Но, взяв безвыходную ноту,

Кружить пристроился к шмелям

Внутри семнадцатого года

И по четвёртым октябрям.

Когда бы выход был возможен,

Не ошивался бы средой,

За новым днём ходил бы к боже

Как в холодильник за едой.

Но ничего. Итак, не плохо.

Когда безмолвствует курант,

Для развлечений праздным слогом

Шмели не худший вариант.

4.10.17

«Былые бабы чьи-то жёны…»

Былые бабы чьи-то жёны,

И, очарованная мразь,

Мы не спускаемся с рожона,

Куда повылезли вчерась.

То каблуком засадим в грудь,

Что обойдемся как-нибудь.

То, напоив иных цариц,

Не прикасаемся, сюрприз!

Кто обнаруженный в халате,

А кто с ногой на кошаке,

Мы обнимаемся и гладим,

Мы ценим выбритось в щеке.

Горит картонка, будто в сопле

Отполированный хрусталь

Домоработницею, шлёпни, —

Дрожат заманчиво места,

По три минуты у которой.

Она зовёт тебя обжорой,

Готовит блинчиков полста,

Подаст расплавленное масло,

И, весь обляпавшийся, ешь,

А с теми, прошлыми, всё ясно.

И мягкий свет ректальных свеч,

И тихий шум навозных жучек,

И написанье этих штучек

Рожона значимая вещь.

8.11.17

«Ну как же так, поели утки…»

Ну как же так, поели утки

И не опробовали рис?

Что будет делаться в желудке,

Скажи, китайский юморист,

Устами юркого юнца,

Кто спиздил рис из-под лица,

Едва воздели мы бамбуки,

Ведь мы бамбуками едим,

И ладно б я, кто от супруги

Исконной верностью храним,

И у кого пищеваренье

Давно в кольчуге на арене,

Но рядом нежная же пара

Из Эвридики и Анвара!

Заметь, Анвару с Эвридикой

Была и утка слишком дикой,

А уж без риса-то представь,

Что унесла косая тварь.

Переглянулись мы с Анваром,

Сурово брови напрягли,

Богатыри-то мы недаром,

Мы, то есть явно не — они,

Кто прячет кухнями обеды,

Куда наводим мы мосты,

Держа в руках по табурету

Для, вероятно, красоты.

Имелось целию парада

На путь наставить рисокрада

Служенья истинного гостю,

А остальные мысли бросьте.

5.10.17

«Ремеслом пыланья синим…»

Ремеслом пыланья синим

Проливался куст герани,

Давился утренним бензином

Прибрежный двигатель сгораний

Меня от кашля чуть живого,

Пока накопленное за ночь

Не выходило, с хрипом в ногу,

Каким, ты знаешь.

Пока меня не выходило

На проспект, марая ватман

Движений дня к его хребтинам,

Осанкам их нерелевантным,

Я заходил кровавой мэри

Испить в дж. харис вечерами,

Где пишут лики, по манере,

Как в божьем храме.

5.10.17

«На то фу и бяка — инстинкты отброса…»

На то фу и бяка — инстинкты отброса

Что те вроде мы для кого исключенье

Проделаны вроде для некого троса

Дырой не подъёму скорей а вращенью

Которое больше инстинкта чем реже

Оно ему ближе, как если бы гида

Подобием памяти противореча

Назначили в просто наличия виды

Достойные, но не ценя преимуществ

Конечно, их нет, но ценить-то могли бы

Отличия выбрали формой текучесть

И если есть выбор, то это он типа

Месилка отброса про искренне рады

Такие порядки у мифа в корытах

В завистливой маске сорняк на собрата

Который у тяпки ходил в фаворитах

Хотя не ходил, а стоял на развилке

Но всё же на маску не надо поклёпа

Отдай трудолюбию то у месилки

Немногое должное и прямиком бы

Оттуда в желвак то у тяпок минуя

Что мечется вслед разгадав панихиду

И спешно полезный цветок коронуя

Допустим корыто к таким приоткрыто

И дел повороту и ряби в себе же

От вдруг корнеплод или гуси что хуже

А гуси возможны особо успешен

Над мискою женский меж ними к тому же

Лежать кандидат, но читай кандидатка

Где миске корыто равно, а читатель

Ещё и не понял о чём перепалка

Вернусь объясню раз два три ожидайте

Четыре месилка и пять фуибяка

27.09.19

«я в небеса смотрю укромно…»

я в небеса смотрю укромно,

но не какой-нибудь бунтарь.

там почему же: — оборона

— атака — зрители — вратарь?

минуя пасмурные пятна,

девицы плотные летят,

то пнут мячи, то аккуратно,

вдруг головою подвертят.

как быть укромным? ждали ночь,

а тут судья, и он ошибся,

или она, или, точь-в-точь, —

оно (на пол не положиться,

когда свистится наугад),

а ты бы рук отдал все пары,

чтоб над собором, чей покат

прелестно купол, чьи тиары

так грациозны над беседкой,

хотя обтянуты и сеткой

(не скрыться троицею рук),

отдал, все пары, чтоб пенальти

во небесах, как тот урюк,

забытый маменькой в серванте,

по лет прошествии, представьте,

что не любили мы урюк,

ни я, ни папенька, ни бабка,

она была ещё жива…

но нынче — нет… на небе гадко,

вся правда — уничтожена.

и вот с тем самым урюком

пенальти было бы сравнимо

навроде мести над мирком

и чтоб мячом летело мимо.

зря учащается мой пульс,

летят пасы, пока им длинно,

боюсь, что юшкой подавлюсь

(бульона справил между прочим),

ночь разлюблю совсем, боюсь,

отдам петюшам и серёжам

(нет ничего против петюш,

но вот отдам им, и посмотрим,

они настолько ли могуч,

и чем серёжей лучше в спорте).

какая путаница, давка.

представь, что весь йоханнесбург

к тебе идёт из катафалка,

а ты на лифте взмывший вдруг.

и вот, херась, везде синица,

она — твоя… остановиться!

ты вообще здесь был проездом,

на семинаре… но — херась!

стоит синица повсеместно,

твой западает нос и глаз,

и, кстати, стрёмно то, что — нос,

видать, любви не перенёс.

— футболы женские доколе?

— какая смелая крестьянка…

сидел и думал на балконе:

— кто рисовал эту заставку?

вот если ты бы рядом сядь,

ужель не плакал в каждом голе,

когда тем более офсайд?

футболы женские доколе?

24.06.19

«волынки бренные перила…»

волынки бренные перила

безверья милого подвал

душа и свет непримиримы

и снам покой уготован

где сняла маски кутерьма

и догнивает где без грима.

ворчливо кутается в мирт

дуга шотландского напева

и будто горб её дымит

отброшен сводами надменно

туда, наружу… ну и тема…

оттуда взор мой… ну и вид…

9.08.19

«я снова на фиджи, сказать бы кому-то…»

я снова на фиджи, сказать бы кому-то,

но редко же так треугольник маршрута,

послушный циклона клиническим бредням,

бывает что в тему как раз равнобедрен,

что точка схождения им геометрий —

где вид из-под платья выходит при ветре

предельно контрастно, как в новом копире,

что вида без ветра, под крышей и тентом,

при сливочной коже, таком же пломбире,

не менее радостно всем элементам,

что нечто танцует не схоже со стадом

и в такт, разумеется, двигая задом,

меня не тревожа, поскольку и я там

как раз в эти оба, что перед закатом

из самых приятных часов для загара,

скорей для ботаника, чем сталевара,

замкнув ботанический свой треугольник,

в песок продавив наблюдательный столик

на двигают задом и в такт, и как надо,

на фоне, что честь для любого плаката

на том расстоянии выгодном ровно,

где мною ботаником ест макароны

послушное тело, рассеянно глядя

на тех, кто не видит и пляшет в закате,

что он уже вот он, как спелые вишни,

поскольку циклон и я снова на фиджи

и с каждой нечётною пина коладой

решаю покрепче, но вышел на пятой,

как будто увидел знакомые плечи

и да, не ошибся, и стало покрепче

7.04.19

«надломленной плитки ручное потомство…»

надломленной плитки ручное потомство.

питательным зноем поливка вьюнка.

даны тебе руки… накладывай просто.

и дан тебе ты, но его урезоним,

останется поступь, как вид дневника;

полёт кожуры над пылающим садом;

настроена соком, гармония скиб;

объект постижения оком предвзятым,

над прошлых себя отмирающим слоем,

шагающий в общей души манускрипт.

11.08.19

«мной удивлён осколок чаши…»

мной удивлён осколок чаши,

где преломляется щека,

родня отверстиям кричащим

и вид овалу должника,

юдоль отлынивать приказа,

при злом щетины озорстве,

от искупиться дымкой сразу,

с другим отверстием в родстве.

11.08.19

«ширь методична и бесчестна…»

ширь методична и бесчестна,

будь некий вензель растопной

для бездны огненного жеста.

иль совершенно совершенство,

не возрастая над собой?

или блаженное блаженно

за опыт свой не продолженно?

как пали краски в эту ширь,

истончены нажатьем к спаду,

ужели купол не фальшив

виной беспомощного взгляда

продлиться дальше, чем нажим?

11.08.19

«добротной пряности плюс-минус…»

добротной пряности плюс-минус,

ещё не улицы, — эскизы.

мой человек несёт гостинец,

минуты две понёс и скрылся,

пусть неопознанное в свёрток,

но потому и ценно в прошлом,

на различимых еле сводах

отождествляется в подброшен,

идёт не с улицами в ногу

и созревает понемногу,

дарует пряность упоеньем

от продолжений свёртка смутных,

который держится биеньем

на интервалах пресловутых,

и всякий штрих — отрезка роспись,

где обделённому чертами

взамен дарованная область —

свобод бесцельного шатанья.

12.08.19

«атланты стен выходят с пьянки…»

атланты стен выходят с пьянки,

подпёрты портиком с лица.

нет существа довольней самки,

довольной доблестью самца.

она атланта волочит

на новый уровень заботы,

подаст в объятья антипода,

а он, глядишь, и заключит,

поди, сожмёт ещё, рыдая,

приложит к стулу иль скамье,

когда исполнено братанье,

то самке радостно сие.

не жаль и мебели излома,

ить, не болезным упырём

даны влечению резоны,

таков любви её приём.

всё соизмерно тонкой власти

адов мифических и благ,

и в пьянку вновь заходят,

здрасьте,

мильоны розовых парняг,

подлечен стул, скамья и проче,

привычно плотником шепча:

чудны их битвы скоморошьи.

за то и ценим Кузьмича.

12.08.19

Груша. Сон номер 3

подобно движется боксёр

диктанту в жарком помещеньи,

где нижний воздух опреснён,

вменяя телу торможенье

но телу где его рука,

не разглядеть издалека

и вот он движется, уклон,

посеменил, отставил ногу,

воображён под потолком

пирог подсолен понемногу

победный привкус пирога,

где тоже вставлена нога,

давай его приободрим:

перчатки — видимее груши,

все приключения внутри,

а ощущения снаружи

о чём не выдумай диктант

его из сна не растолкать,

предполагаю, груши, всё же,

чей верх походит на кристалл

из первобытной соли сложен,

пока боксёр не перестал

12.08.19

«Неполноценные колонны…»

Неполноценные колонны

Там подпирали барельеф,

Часы за четверть миллиона

Уныло тёр какой-то лев

Весьма бесплатною салфеткой,

Не златогрив… породы редкой.

Наверно, светский. Очень крут.

Простые львы таких не трут,

Для них, тупых, определённо

И шпат сойдёт за изумруд.

Но мы тупых сюда не держим

И не держали, и в дальнейшем

Не собираемся держать.

Для нас и светские годятся.

И вообще мы под палаццо,

Где в нём театр и все бренчат

Разнообразными смычками,

А нежный зритель под очками

Имеет внешности ушат,

От красоты слезоточивый,

Хотя едва ли различимый,

Но те, кто надо, различат.

Я так сказал бы в этот раз,

Что и под сению палацц

Искусство неопровержимо,

Что, в силу видимости, живы

Не только Альпами, и шпата

Везде, по совести, богато.

Не Доломиты же одне

Ему записаны в родне…

И, не сочти за адвоката,

В году бывает пара дней,

Когда и Альпам быть видней.

Но даже нам, кто очарован,

Особым образом закрыты

Пути молочного, парного

Грудного вкуса в Доломиты

Из барельефа и гранита,

Иль, может, вазы, где бы прах,

На тех же сумрачных правах,

Что светский лев к своим часам,

Пока не отдано концам.

Хотя… кому бы он мешал?

Пусть, никому… набить ебальник?

Подобным свойственно вещам

(Не отрицай, из натуральных)

Тебя иметь, по мелочам,

И преимущественно сзади,

Но здесь Феничи, а не спальник.

И даже надпись на фасаде:

«Социтетас эм-дэ-цэ-це —

— икс-це-две палки вертикальных»

Они, как будто указатель,

Две эти палки на конце…

Да, убедительно. WC.

Пойду туда. Открою краник

Намажу капли на лице.

13.05.17

«О чародей! Мы — кто угодно…»

О чародей! Мы — кто угодно,

От пилигримы и до черти,

Всеядной сферы беспилотной,

О повелитель, это подло!

Планет усердной круговерти

На зримый купол клевеща,

О заклинатель, это сплетни!

Мы только выплеснуты в смерти

Переворотами ковша.

3.06.17

«Любой, кто не зависит от очков…»

Любой, кто не зависит от очков,

Им набранным в борьбе за это право

Мозг вышибать из новичков

Посредством бога, если мыслить здраво,

А мы так мыслим, были заодно

Не столько с вечным, сколько с

постоянным.

Так в монохромном память о цветном,

А дарвинистов тянет к обезьянам.

Очков не надо. Набранные пусть,

Они сродни погонам и нашивкам,

От новичков на лишний орган чувств

Нас отличаютвыгодно. Не шибко

У них и мозга. Вышибить не тщусь,

Машу зазря кадилом и менорой,

Бежит клубок от истины проворной,

И отвечает александр друздь

На все вопросы. Выгодный мужик.

Их, по уму, бы стоило размножить

Чтоб выдавать за мзду, из небольших,

Тому друздей, кто что и где не может.

Задумчиво висит поисковик

От отче чей скрывая принадлежность

Очков сторонних, общих и своих.

Кому из них подсуживает нечисть,

Тот побеждает. Собственно, восторг

У новичков обязан пьедесталу,

Где водружён не результат, а торг

Того чем быть, за то, что им не стало

И некого условного творца.

Удачный спорт, отличная подстава.

Все — чемпионы… кто бы отрицал…

17.06.17

«Кто не единожды оставлен…»

Кто не единожды оставлен

Под небосвода праздной кучей,

Собою собственным представим,

Миры срабатывать могущим.

Он словно если бы колчан

И преисполнен по ночам

Ответных стрел светилам

дальним,

Но сообразно их лучам,

Не болен замыслом, ни тайным,

Ни вообще каким. Чудак

Здоров от замысла, итак.

Под нависающей громадой

Небес, невежливых к нему,

Он это ты и вам не надо

Встречаться, вы — по одному,

Вы будто фары, выбив тьму

Над, вроде тира, автострадой

Под нависающей громадой,

Где даже вечное, ускорясь,

Не обгоняет вашу порознь.

По сути, вам туда начхать

И вы чихаете синхронно,

Что с точки зрения декад

Грозы намеченной, шпагат

Совместных молнии и грома.

Подобно косточкам цитрона,

Вы не совместны, не подряд,

И вам плевать на это, ровно,

Что небо — полуфабрикат

И рассуждает по-другому.

Оно, с лучами нараспашку

От, светлой памяти, светил,

Твою разинутую пачку

Не отличает от скотин.

Грозы могло, конечно, дать,

Но всеми тучами сидят,

Полны иронии, мужи

И грозы впитывают над

Тобою, вроде водопоя.

По сути, либо одолжи

Роптать не громко, либо сам

Грози мужам и небесам.

Бери скотину, хворостину

Потешь удобною спиной,

Возденьте очи, всё едино,

Кувшин лучей не проливной.

Далась нам влага, и подавно,

Чертога пепельный овал

Производя любому, в данном

Кто нашем случае бывал,

Неизгладимые намёки

На не нужны, на одиноки,

На сверху бездна, где не яма,

На снизу украиниана,

А что не снизу, то не вам.

Пасёшься волостью волынской,

Жуя травинками, чудак,

Под хромосомой исполинской

Того, кто в райскыя садах

Тебя не ведает, конечно,

Точая в небе ям и бездн

Над водопоем белоснежным

И кем чихать на эту песнь.

18.06.17

«Июнь, полынь, немного лыка…»

Июнь, полынь, немного лыка,

А кто не вяжет, обниму,

И все, от мала до велика,

В тенях признаемся ему,

Точнее, нет что и теней

Сомнений, так у нас полынно,

И высочайшие, орлей,

Чем все орлы, такие вина.

И мы небрежны, взяв маслин

Зеленокожих и упругих,

Июнь, полынь, и магазин,

И продавщица в томных буклях.

В тенях признаемся и ей,

Ещё вина возьмём и брынзу.

Она глядит всё озорней

И рот облизан.

Бежим, друзья, она пьяна

Полынью, Паном, Аполлоном.

Бежим, предсказывать вина

Подругам ласковым и вольным,

Смеясь, предсказанное пить

И до утра не делать вид,

Что нам не больно.

18.06.17

«Весомый вклад литературы…»

Весомый вклад литературы

Еще в неловкого меня

Издалека пенял на куры,

Кто отсмеют повременя,

Я был — ребёнок, куры — яйца,

Умели мы повременяться,

За той причиною, что вскоре

Ждала сюжетами дуэль

Без понимания в попкорне,

Пока сеанс не надоел.

Но это позже, а дотуда

Солей весомо меньше пуда.

Ты вообще едаешь грудь,

Она без соли как-нибудь.

Был тетивой словесной лепет,

Минуя кашу мам и дай,

Летели стрелы, не поведать,

Из мелюзги в какую даль

На робкий свет за мелюзгой

Мемориальною доской.

Сама тщеславия природа

Питалась детскою душой,

Пока в неё не выдал коду

Механик зрелища старшой.

Ты этот вкус привил гортани,

Он отравил тебя, изъял

Из убедительных преданий,

Де, видеть счастливы глаза,

Нюх обонять, а уши слышать.

Конечно, мир ещё граничит

Иными гранями с тобой,

Но эти грани, то запой,

То или кот колено лижет,

Бедро размеренно когтя,

Ты не диван ему хотя.

Обычно так себе живёшь

На то, что выросло, похож.

Добротно взятый Ходасевич

За ощущение миров,

Пока от плевел не отсеешь,

То и стихами не здоров.

А иногда лежишь и вовсе,

Охвачен сонмами бацилл,

От перепонок заперт в носе,

Хотя прислушаться просил.

Впитало уксус полотенце,

Лежит, несчастное, на лбу,

В часах отказано вертеться

Простому божьему рабу,

Там морозильные отсеки

На кухне где-то далеко,

И много льда, не без Просеки,

Об этом думаешь мельком,

Как хорошо бы выпивалось,

Но этикет часов стоящих

Тебя обламывает малость,

Лежи спокойно, милый мальчик.

Твоя горячка — не инфаркт,

Ты даже в кедах. Чистый фарт.

Скулёж противен твой и мелок,

Когда бы радоваться лишь,

Что не в балетных, и не белых,

Парадных тапочках лежишь.

А мог бы взять, к примеру, том

И запустить в него котом…

Точнее, нет, наоборот.

Кот улыбается и срёт

На одеяло… Уступи.

Не обижай животных. Гадит.

Зато не ходит на цепи.

Он — деликатный. Ты же — лапоть,

Температуры дальний зек

От холодильником Просек,

Какой ни есть, но божий раб

Под одеялом, на котором

Видны следы когтивших лап

И пирамидка — не попкорна,

Но знак внимания хотя б.

18.06.17

«Пока нас не найдут в чулане за вареньем…»

Пока нас не найдут в чулане за вареньем,

Измазав рты и пальцы сладко так,

Пока на белый свет не выведут, где зренье

Искажено в положенных местах,

Крыс не боимся, а родитель строгий

Не настоял варений что не трогай,

Которые в чулане, и не говорит нам,

Про есть на кухне… что он понимает?

Мы шепчемся на весь чулан, подобно титрам,

Но ровно наизнанку, мы движемся на ощупь и на память…

Запустишь палец в банку, поднесёшь к губам,

Гадаешь: абрикос, смородина, клубника?

И торжествуешь, если угадал.

Пускай лишь миг, но нет счастливей мига.

18.06.17

«Старательно выделан бархат…»

Старательно выделан бархат,

На то указует разрез.

Ключицы с повадками пагод,

Ресницы — крахмал и чабрец.

Взлетели, хрустя ароматно,

Упали, и ты повторяй.

Ступени отброшены шаттла,

Горит повреждённый сарай,

Лети за видением райским,

Представь, какова она вся,

Писать — неподвластная краскам

И пёрышком водит гуся,

Покрыв вероятное место,

Что нет его… просто искус,

Беспечность невинного жеста

И верно подобранный гусь.

18.06.17

«Хлам амальгам объявляет номер…»

Хлам амальгам объявляет номер:

«Метаболизм, из числа отставших».

Волосы спёрли! Мне нужен лойер!

Что это значит, скажи, красавчик?

Может быть, это наезд, нет?

Или какой-никакой вызов?

Лысая дрянь, безбородый шкет.

Был Костельман, а теперь Борисов.

Не более тридцати лет,

Не менее рыбы глаза таращит.

Что это, сука, значит?

Зовут самозванца Сергей Иваныч,

На нём твой любимый халат и лицо

болвана,

А глаза голубые… Ты не понимаешь!!!

Голубые глаза!!! …набирается ванна,

Уточки, как одна, все

Возмущены, напряжённо плаваясь.

Тут появляется конферансье

И объявляет: «Занавес!»

Я опять Костельман, но себе не нравлюсь,

Какие-то, пока не понять какие,

Черты от Борисова остаются в силе.

Надо позвонить Хиле

И Юре Панку

Попросить, чтоб взяли меня на рыбалку,

Где водятся караси и

Окуни.

Окуни мне, откровенно говоря, по хую,

Но сидение на берегу с удочкой,

Говорят, успокаивает, а мне надо

успокоиться,

Эдакие явления — это вам не шуточки.

Голубые глаза… понимаешь?! полностью

Голубые

18.06.17

«Кому из нас не нужен ёжик?»

Кому из нас не нужен ёжик?

Считаю точкой отправной,

Что он не нужен быть не может,

Хотя бы даже надувной,

Или какой-нибудь нелепый,

Не очень свёрнутый в клубок

(Сиди чеши унылой репой:

Он отчего бы занемог?).

Бывает ёжик идеальный

Несущий яблоко и гриб,

Они не водятся под пальмой,

Хотя, по совести, могли б.

Однако нет. Забив на совесть,

Бежит животный по полям,

На то указывая то есть,

Что идеален и без пальм.

Нам не достанутся такие,

И мы согласны на любой,

Несущий дыню или киви,

Пусть даже с мордочкой тупой,

Вполне без острых обойдёмся,

Нам лишь бы ёжик, вот и всё.

Прикажет, прочего питомца

Ему мы в жертву принесём.

И спилим пальмы, если надо,

Чтоб заводился ёжик наш,

Платан и дерево граната.

А заведётся? Зуб не дашь,

Но мы стараемся, тем паче

Что милый ёжик очень дик,

Хурму и фикус пилим дальше.

А вдруг отпугивают их?

Не сильно плотники в призваньях,

Зато устойчивый народ.

И мы не против деревянных,

Нам деревянный подойдёт.

Он тоже нужен. Пусть приходит.

Мы деревянным молоком

Его побалуем и сто хоть

Насыпем яблок и грибков.

А то и двести, даже триста,

Нам ничего для них не жаль,

Ежи должны у нас водиться,

Мы очень тянемся к ежам.

18.06.17

«Где набивали в мою перину…»

Где набивали в мою перину

Ранее ёлку, теперь смереку,

Ты говорила: душа парила.

Видишь, как треснул? Клянусь, от смеха.

Это кололось спине и ляжкам,

Брюху горело, лицу на ложе,

Где, вероятно, кого испачкал,

Если мне врали, то ты тоже.

То, чем испачкал, мой род не длило,

Рот, получается, не занимало,

Тех, чей бы ряд, и, признаюсь, мило

Ты разбавляла, хоть толку мало.

То есть ворчу, а не исповедуюсь,

И не совру, благодарен хвое

За острый прогул, что украсил ведомость,

Внесен тобою, но той, другою.

19.06.17

«У всех свой крым, и свой айс-крим…»

У всех свой крым, и свой айс-крим

Кто лижет — так, кто пьёт в гляссе,

Когда с тобою говорим,

Мы тоже разные в лице.

Одно скучнее, чем курорт

На пуританском побережьи,

Другое скалится, но сорт

Оскала ниже сорта речи,

Которой оба те лица

Осуществляют некий поиск

Возможной нити. Голоса

На страховой похожи полис,

Коль не найдётся эта нить,

То голосами хоть пленить.

Плени, давай, меня плени,

Шепчи, картавь, кури взатяжку…

Однако те, кто на мели,

Идут в трамвай, не ловят тачку,

И наша клонит бедность уз,

Что на трамвай как раз пройдусь.

Из тех, кто в кофе любит горечь,

А от десерта тянет к рвотам,

Он называется — заморыш,

И — вообще, и что живёт там

За морем, детка. Заморясь,

Твой бывший друг, он — я как раз,

Идёт к трамваю, не пленённый,

И даже ветер как-то в спину,

Навстречу свет горит зелёный,

Дорогу дама уступила,

Очаровательно зардевшись.

Трамвай подать мне! кофе! вечность!

Вот так! Отлично, всем спасибо.

Пускайте фоновый музон.

Поём все вместе: паразиты

Склевали главных наших зёрн.

Все могут стать перед экраном

И передать семье привет.

Теперь наводим. Крупным планом.

И добавляем верхний свет.

19.06.17

«Вот, не хватало карнавала…»

Вот, не хватало карнавала,

Чтоб нас месило, накрывало,

По головам рядило маску

(У нас Венеция. Подсказка).

Нам было именно неловко,

Что маскарада нет так долго,

А мы сидит в обычных рожах,

На что ни попадя похожих,

От, признаёмся, что-ни-попадь

Мы стороной желаем топать.

Затем и нужен маскарад

Как раз все стороны подряд,

И можно топать при дожде, и

Протопать, безмятежно, зноем.

Из только этих побуждений

Мы были трепетны весною.

Кого мы ждали? А туриста.

А для чего? Приободриться.

У нас (венеция) так постно,

Летает мало лоукоста,

И за столицею травы

Мы не угонимся, увы.

Не заманить студента. Да уж,

Тоскуешь, пьянствуешь, рыдаешь.

Затем и нужен карнавал:

Он маскирует наш провал

(Конечно есть и биеннале,

Но зря ли рифма, что — в анале?

Опять подсказка. Нет, не зря).

Итак, преддверье острия

Томимых чувств в сырой неволе.

Достанем маски и плащи,

Проникнем в маски головою,

А под плащами — не ищи,

Конечно, нет нас под плащами,

Мы только головы с плечами.

Одно из правил карнавала

Чтоб лоукоста было мало,

А здесь (венеция) — отрежь

И сразу выбрось это слово,

Всё — лоукост, что ниже плеч.

Фундамент, стало быть, основа.

Ты слово выбросил? (Совет:

Ты слово выбросил, мой свет.)

О, карнавал. Плащи — порожни,

Носатых масок криворожье,

Какой готический адок

И абсолютный холодок

От докторов, комедиантов,

Кота, чумы (продолжи сам).

О, это лучше ад, чем Дантов,

Здесь всё — круги, им нет числа.

Здесь всё — ночная добродетель,

На маски голову надеть ей,

Разбавить сходством частный случай

Твоей смертельности живучей,

Где Педролино, согласившись,

Что эту маску выбрал сам, —

Слуга туристов, их количеств,

Блесна из ночи в нашу бывшесть,

Дырой предшествует глазам.

Он, в эволюции — Пьеро,

Но запинается перо,

И я поставлю точку, бро.

19.06.17

«Где поиграться в паровозик…»

Где поиграться в паровозик,

И в чехарду, и в домино?

Они повсюду, этот Носик

Не поиграться нам давно…

Не поиграться нам, итак…

Иди засовывай пятак,

Ну, или носик, если смел,

Во эскапады и цитаты

Другого органа совсем,

Но промахнёшься, и — простата,

Просак? Та хоть бы и просак,

Они равны на всех весах.

Ни преферанса нам, ни нарды,

Ни пошлой бабы, чтобы трах,

Мы все, которых миллиарды,

Так получается, мудак?

Так получается, что места

По наши игры не нашлось,

А те, кто, думалось, — невеста,

То ими с носиком еблось.

Но успокойся, дам совет,

Необходимо разуметь,

Что мы — уроды. А урод,

Он не нардит, не чехардёт,

Не преферансит до утра,

Он даже ссыт, когда ветра,

Держи мораль из этих басен:

Когда бы, в даме колупаясь,

Осознаёшь, что это палец,

А никакой такой не хуй.

То успокойся, не быкуй,

Оно хоть что-то. Есть и те

Кто вообще не при пизде.

И пусть не вышел ты в задорнов

Или простой интеллектуал,

Зато свидетель разговоров

При важном носике бывал.

И сим довольствуйся пока.

Во избежанье лишних споров

Почехардим у черпака,

Лапта и салочки, чапаев,

И, очарованы в паху,

Иной пизды поколупаем

(Они захожи к черпаку),

А то запишем и вистов,

Коль нет для пошлости местов.

А что ещё есть у романа?

Рифмуешь ты — марихуана

И улыбаешься, но рано!

Мы не рифмуем эту вещь

Не потому, чтоб не делиться,

Но вроде окову зеницу

Интригу надобно беречь,

Вот заведи себе теплицу,

Возделай грунт, продумай свет

И продавай туда билет.

У нас такие номера

Не популярны ни хера.

Когда бы носик слышит запах,

Мы отсосём, как нюхачи.

И вообще на голых бабах

Мы рисовать сюда пришли.

19.06.17

«Ведя беседы о просодий…»

Ведя беседы о просодий

Неумолимом торжестве,

Мы не сошлись на Гесиоде,

И Александре как сестре

Я сообщал свои сомненья,

Де образован ли народ?

Иль девы юные колени

Даруют разуму затменье,

О Гесиоде гость не в теме,

Он вина, умничая, пьёт?

Он давит пальцем аранчини

И праздный взор подъемлет ввысь

По той единственно причине,

Не обронить устами рис?

Мне отвечала Александра,

Ведя мизинцем по брускетке,

Что просвещенье и театры

(Кивала в сторону соседки)

Не соответствуют сполна,

Они как воздух и луна,

Одним дыши, другим любуйся,

Познанье сухо, а искусство —

Порыва страстного волна.

(Кивала в сторону соседа,

Игриво туфелькой качала.)

Глоток спасительный рассвета

Напоминал Монтепульчано.

20.07.17

«Раньше переставал видеть под вечер…»

Раньше переставал видеть под вечер

Теперь днём

Утешает то, что любоваться нечем

Пойдём

Пока не настал обед

В кино или на мультфильм. Нет?

Может быть, в художественную галерею?

Полюбуемся худо-бедно.

Я от тебя херею.

Говорю же, слепну!

Бесчувственная ты баба, любовь моя

Но щупать тебя круто

Ты везде такая неровная

И выпуклая как будто.

В свете всего вышесказанного мне это

выгодно.

Поэтому не тороплюсь делать выводы.

Пострадаю и заделаю себе операцию

Лазером охуительным

Стану вечерним, ночным, вообще самым

разным

Зрителем.

А один глаз себе опосля выколю

Буду Циклоп.

Оп!

Циклоп тебя никогда не ёб?

То-то. Цени!

Хватит этой возни

Веди меня на мультфильм про

панду.

Какого ещё, блядь, Геракла? Та

ладно?

20.07.17

Г. С.

Ты говоришь: «из головы»,

Но я ж её не отстегну,

Я ею кушаю, увы,

Не применяю если хну,

То развожу ей седину,

Что доставляет мне удобство,

А без удобства сединой

Я был бы кто-то остальной,

Совсем отбоя не имел

От надоедливых поклонниц…

Я за отбой волнуюсь то есть.

Без головы и без отбоя

Мы что бы делали с тобою?

Ни скушать щец, ни повкушать

Ячменный градус, виноградный,

Ни обсудить, когда в печать

Идёт твой труд, мой ненаглядный.

Не головой ли этот труд

Больною писан? А берут

Ещё какие-то труды,

Где их печатают, туды?

Давай напишем-ка хуями.

Возможно, почерк простоват,

Но их межхуйье расстоянье

Могло б заинтересовать?

Ведь мы писали бы, родимый,

Чтоб не коснуться, не дай бог,

Друг друга органом интимным,

На расстоянии. Ты б мог

Писать на кухне, я бы в ванной.

Они б издали нашу вещь?

Её б назвали мы романой.

Во женском роде. Не перечь.

Хуеписание не склонно,

Когда бы в жопы не дуплясь,

Мужскому роду. И законно,

Что не дуплимся, светлый князь,

Что головой не пишем боле,

И то законно, что хуи,

Столь лет томимые в неволе,

За огнекрылые раи

Нас вознеся свободным слогом,

Пред даже самым строгим богом

Полёт оправдывать могли.

И вот представь, Смирнов, Олимпы,

Бокальчик, девочки, Парнас,

А над хуями реют нимбы

Обворожительно у нас,

И вот такие мы подходим

Пред трона главныя Психей,

Хуями узел производим

И всех свергаем без затей.

Теперь мы сами и Психеи,

И безголовы, ибо там

Кровохлестание трахеи —

Особой ценности фонтан.

За то, что оба мы безморды,

Там кровохлещут и аорты!

Отныне чем бы ни пиши,

Всё над порывами души

Безукоризненно и гордо

Хуищи главенствующи.

20.06.17

М. К.

Изобретенный в некой спешке

И как-то собран наугад.

Я выживаю в человечке,

Люблю арбузы и закат.

Арбузы нравятся мне летом,

Закат — всегда. Но… не об этом.

О чём же? Город небольшой,

Не выдающийся рельефом,

Годами — млаже, чем душой,

Мы совпадаем по алефу,

По тупикам у кровотока,

По незначительности нужд,

По острой боли после вдоха,

И как размазывают туш

Иные звонницы по нам.

Нам одинакова дана

Не потакать их намереньям

Очаровательная блажь.

Мы занимаемся стареньем

Мы как бы собственный муляж,

Мы бальзамированы слишком,

И, уловить наш аромат,

Не те читают нас по книжкам,

Кто в этих книжках не горят.

Мы предаёмся с наслажденьем

Чтецам и патинам, смущеньям

От этих патин взоров плотских.

Мы предаёмся гари, воску,

Проказе, оспинам, одышкам,

Мы бальзамированы слишком.

О, риторический балет!

Об этом я? Скорее нет.

Возможно, жизнь, за исключеньем

Меня, кто помнит её плохо,

Ярчайший кадр и визг не щений,

Но идеальный ракурс слога,

Но абсолют фламандских линий,

Но Демокрит, Гай Катулл,

Плиний.

О, я об этом! Ради Бога,

Покуда даль не отмотали,

Не вопрошай, что будет дале,

Меня и город этот, смерд!

В другую, собственную, смерть

Крути педали.

20.06.17

«Я очень любил лед-зепелин…»

Я очень любил лед-зепелин,

А ты, что корова — доится,

Мы совпадали полностью

В нашем порыве трепетном,

Я приходил к тебе после

Занятий по теормеху,

Ты выросла человеком,

Директором стала в колхозе,

Корова доилась исправно

Доярками и автоматически,

Но ты отдыхала в Геническе

И получила травму

От мяса внутри просроченного

Пельменя, а может, манта,

Было два варианта,

Но ни одного точного,

Я мчался к тебе из Киева,

Посредством скорого поезда

Но не успел, то есть

Как бы успел, но милого

Не обнаружил создания,

Вместо него — барышню,

Срущую и рыгающую.

Тебя разлюбил. Знаю,

Что поступил подло,

И в этом мне нет прощения,

Но поздравлял с днём рожденья

Тебя ещё три года.

Я даже отправил Глебу

Весь этот стих как-то.

То есть загладил по факту,

Хоть факт от меня не требовал.

Чувствовал, как, читая

Эти стихи, он морщится,

Как уборщица,

Подметая.

Был иногда благосклонен,

Хвалил, воздевая палец,

Это тебя не касалось.

21.06.17

«Феноменальные успехи…»

Феноменальные успехи

Имел Бизон Василь Василич,

Главой работая аптеки,

По части дев из медучилищ,

Их эрудируя в подсобке,

Читал нотаций практикантке

Про ничего не стоят жопки,

Когда рецепты не в порядке.

Но жопки стоили чего-то,

Бывал он бит и заражался,

Однажды дело до аборта

Дошло, но с рук, при этом, к счастью,

Он рифмовался на Кобзон,

Но был, нечаянно, Бизон,

И пел неплохо, но не часто,

Зато страдать умел решаться,

И опишу сейчас главу

Аптеки, именно страдая

За практикантку однову,

В которой — грудка налитая,

Весьма этический аспект,

Чтоб не давать главе аптеки

И в аппетитности у мест

Помимо грудки есть успехи.

Василь Василич аспирин

Как раз продал, считает сдачу

У практикантки, из Марин

(Она — Марина, не иначе)

На телефоне смс

«Би-бип» от друга Елизара.

Бизон напрягся сразу весь,

Но сдачу выдал, нет базара.

Что пишет, смотрим на экран,

Неловкий юноша девице:

«Привет. Анюта и Тигран,

Прикинь, решили пожениться.

Реально, свадьба будет. Фак.

Чего дарить-то будем, а?»

Марина думает: «Тюфяк».

Она весьма угнетена,

Поскольку именно Тиграна

Она хотела постоянно,

А Елизара не хотела.

«Но это их собачье дело,

Хотя Анюта, вот же сука,

Обдолбыш, тоже мне, прыгучий», —

Марина думает, но звука

Не издаёт. Вот будет случай —

Она при свадьбе и издаст.

«Насиль Насилич — педераст, —

Марина думает чуть дальше, —

Возьму и дам ему теперь,

И Елизару дам, и Яше».

А в это время, верь не верь,

Тот самый Яша открывает

Аптеки двери (то есть дверь,

Она одна у нас в аптеке

Из архитектора стратегий,

Который создал эту херь).

Василь Василич так очки

(А он в очках) поправил жёстко,

И говорит: «Апчхи-апчхи».

Марина Яше: «Памперс, соска?»

У Яши ступор. Он: «Марина?!»

Марина: «Просто эпатаж».

Василь Василич: «дети, смирно!»

И продолжать считает сдач.

Марина Яше: «В курсе темы,

Тигран с Анютой замутил?»

(Она спокойна, ей нет дела.)

Василь Василич: «Вот дебил».

(Он это тихо произнёс,

Но не без радости, конечно.)

Марине Яша: «Мариндос!

Она же конченая женщина,

Ты чё, прикалываешься?»

Марина: «Лучшая подруга».

Марине Яша: «Я же сам,

Клянусь, пускал её по кругу».

Василь Василич: «Яша, ша!

Моя волнуется душа,

И я пускал, но у Марины,

Возможно, есть к Тиграну чувства».

Марина: «В жопу эти чувства».

Василь Васильевич Бизон

Идёт в подсобку, сам и зол.

21.06.17

«Василь Василич. Часть вторая…»

Василь Василич. Часть вторая.

Законно радугой играя,

Над стольным градом (это Киев)

Проделки влажности такие,

А наш давно знакомый друг,

Аптекарь, холостяк и бабник

Сидит балконом, если вдруг

Обронит пепел, то привратник

И приберёт его… подруг

Своих бесчисленных представив,

Василь Васильевич тщеславен.

Он крутит ус и курит Винстон,

Халатом шёлковым объят

Он на балконе. Серебрится

Его стремительная прядь,

Забавно очи маслянисты,

Подвержен кариесу рот,

Оливку с блюдечка берёт

И ловко кушает. Годится.

Вот домработница Наталья.

Она отмыла унитаз

Минутой ранее. Простая

Она сама, без выкрутас

Её наряд, обычен труд

На службе нашего Бизона.

Она натёрла всё что трут

(Полы, тарелки, два вазона),

Наталья смотрит на балкон

Где наш сидит Василь Васильич,

И сереберистым завитком

Его любуется, как видишь.

Зачем-то трогает вагину

Удобной ручкою совка

(На миг буквально их покину

Мне выпить надобно пивка,

Чтоб отдохнуть от жутких сцен,

А ты, читатель, погоди,

Наталья выгодна нам всем,

Затем что будет впереди).

Вернулся.

Вечер (миг был долог).

Наталья Викторовна Щур

В своём дому, в любовных стонах

(К Василь Васильевичу, чур)

Лежит одна и видит моль.

На чтоб прибить надежды — ноль,

Поскольку моль давно прибита

И существует лишь для вида.

Наталья поправляет чёлку,

Рукой нащупала ночник,

И за мгновение до щёлка

У ночника, её в нужник

Внезапно тянет.

Так, бессонна,

Веленьем спазма в животе

Она сидит и вновь Бизона

Воспоминает.

Пролетел

Понос. Сошла лавина слёз,

Подтёрла жопу Евдокия.

Балкон. Столица (это Киев).

Сидит Бизон среброволос.

Что Евдокия и Наталья

Внезапно стали совпадать,

Аптекарь чувствовать не станет,

И комары его едят.

Он вспоминает, кстати, Яшу,

Из аналогий с комаром.

Марину — нет, она — пропаща,

Её имели впятером

(Тигран, Анюта, Яша, кто-то

Ещё… не видел… опоздал).

Уж поздно, завтра на работу.

Василь Васильевич устал.

21.06.17

«Сегодня речь о расставаньи…»

Сегодня речь о расставаньи.

Оно не состоит из нас,

Но замещает нами связь

Меж ним и кеми мы не стали.

Едва прощание ослабь,

Оно торопит и не терпит

Знакомый набережной трепет,

И каждой капли бедной лапь.

Давно же ниц об этом речь.

Песок наскрипывает денно

И нощно паузы для тела,

Где тщился душу уберечь.

Но для чего отныне души?

Спроси у этого песка.

Мне ближе паузы тоска

По набережной не идущим.

21.06.17

«Я обладал самою…»

Я обладал самою

Жабой универсальною

Мог и стрелой по локоть

И превратить во что хоть

По уши жил в квартире

На все, на угла, четыре

Но расширять границами

Не шевелил мизинцами

Жил на общак с чертями

Многие так считали

Опровергать которых

Имелся сырой порох

Я обладал навыком

С темы съезжать плавненько

Почвой того качеств

На чей общак горбачусь

Кто если был свидетели

Там уже их и встретили

Легче, чем не пылятся

Равно, как те два пальца

И я с простотой был дружен

Её сторону по ту же

Где за четырьмя углами

С ней на меня клали

Подвидом ребра пробным

Все перечислен кто был

22.07.16

«Разинув рот, не удивлений…»

Разинув рот, не удивлений,

Но воздуха нехватки от,

Стояло шесть местоимений,

Загромождая мой комод,

Все были личными, но плод

Их наблюдения — безличным.

Они смотрели на меня.

Да, безупречно. Да, тактично.

Да, лишний звук не оброня,

На основательном комоде

Не расходясь в числе и роде.

Иначе есть ли где-то умник,

Кто перечислил их бы? Но

Среди старателей подлунных

Таких знакомцев не дано,

И я, подвержен строгой пытке

Их осознать, определить

Того не зная, делал вид,

Что от сомнений не в убытке,

Что и седьмому был бы рад,

А безмятежный их отряд

Перемежался с остальною

Комода утварью неспешно,

Уже и сонм следил за мною

Из фотокарточек, конечно,

Детей, родителей и внуков,

Следили гребень, авторучка,

Заколка, скрепка и зверушка,

Енот, по-моему, с испугом.

22.06.17

«Философ юный и спесивый…»

Философ юный и спесивый

Рифмует стоп и остолоп,

Спортсмены в форме тёмно-синей

Заходят в магазин КООП,

Две обладательницы талий

Нарядных бюстов и ресниц

Зовутся Олею и Таней

Они добрались до италий,

Где подают загару лиц,

Пеняют пиццею желудкам

На позволительную грань,

Берут и хлеб, покормят уткам,

И кто из этих, выбирай,

Два полумачо, полуджона,

Сегодня хватит одного,

Сомнений кажется лишённым

Их выбор сходится на ком,

Татьяна падает со стула,

Чуть полежала и уснула,

Кренится мутным огоньком

На италийском небосводе

Взор нецелованный Господень

И ни единым облаком,

И ни единой вещью ценной

Им созерцаемой Вселенной.

24.06.17

«Издатели юбок декрета…»

Издатели юбок декрета

Обмётывать мокрым оборки

И общество чёрных пакетов

Подверженных мусоросборке.

Разбужен палящим и жёлтым,

Без лишних плаща церемоний

Ты не был на эти в расчёте

Салюты эскадрою молний,

Законно обижен на флагман

Заблудшего флота. Задержки

И сбои по всем диафрагмам.

Ты мчишь в непогоду по встречке,

Махнёшь тяжелеющей гривой

Такому же без камуфляжа,

И прячетесь аркой старинной,

Знакомы и счастливы даже.

Набьются ещё. Разговоры,

Восторженный пир квартирантов,

Дразня порошковым кагором

Матросов зарниц и раскатов.

25.06.17

«Расположились гости залой…»

Расположились гости залой

Вести комических бесед,

А ты, бывалый и зевалый,

И без петлицы с розой алой,

Почтив вниманием абсент,

Обшивку дальнего дивана —

С ногою, позой, на ноге,

У шоколадки на фольге

Рисуешь чёртиков коварно.

(Подходит кто-нибудь: «Перке

Сенца уморе, Владимиро?»

Закатишь очи: «Парле па».

Не много почвы для турнира,

Твои безмолствуют и лира,

И скуден чар боеприпа…

Зато есть почва для оказий,

Что выводить тебя начнут,

Но пил абсент, блеснуть обязан,

Из грозных жоп разнообразий

Послаще выбрать, ущипнуть.

Опять ты свой. Шутник и няшка,

И человек-то неплохой

Рисует чёртиков фольгой?

Пускай рисует, — пьян, бедняжка)

25.06.17

«Удобней зимою, желательно на ночь…»

Удобней зимою, желательно на ночь,

Собрал своим ласты и шмыг в усыпальню,

Ты мастер по квесту, играючи, валишь

Врата или к свету, не принципиально.

Врата не конечная, там документы

Покажешь и дальше, навроде пит-стопа,

Кто ксиву не выправил, катятся к свету,

Оттуда нет дальше, но коже удобно,

Точней, оболочке, что нынче прозрачна,

Зато навсегда и не портит посуду

Простора объедками хроники, важно

При этом сознание чьё-то повсюду,

Уже оно чьё, не имеет значенья,

Частично твоё, это некого рода

Достаточный повод не пялиться в щели

На умников тех, кто свалили к воротам.

Они тебя тоже не видят, им нечем,

Экзамена после и распределений,

От них остаются лишь губы и печень,

Для, там за воротами, пьянок и пений.

Туда ли, сюда ли, удобней зимою,

Желательно на ночь. Гораздо практичней,

И дух не тлетворен, и всё остальное.

Слегка упрощает известный обычай.

И просто красиво. Мороз, катафалка,

Прощанье — короче, цветы — подороже,

А значит, навалят поменьше. По факту

Без них не заблудимся, с помощью божьей.

25.06.17

«Он больше не пьёт, сыроед и холерик…»

Он больше не пьёт, сыроед и холерик,

Подписан на сводки плохих новостей

Он был вроде моря, теперь вроде берег

Его по колено сместилось в постель,

Где мы о бессонницы знаем химерах,

Что наш сыроед посетил их сетей,

Что ими, подвижно и без напряжений,

Когда обитает, о резь в животе

Единственно, что неудобное с Женей

(Он Женя) случается, и в череде

Бесчисленных дум он лежит, окруженный

Разливами желчи во всей широте.

Его совершенны и гнев, и укоры,

Бессоннейший гомо из прочих зигот,

Задорно подмешаны в грешников хоры

Живущего трели, не пьющего год,

Он слышал про терний, они ему впору.

Слыхал про пучины и знает в них брод.

Итак, сыроед наш, внушительней стажем,

Чем Бахуса роты недавний беглец,

Имел осторожность, о чём и расскажем,

Скрывать свою сущность от пьющих сердец,

Он вёл инстаграм, где описывал: квашу,

Бухаю, нажрался, в картинках и без.

А план был таков. Порывался Евгений

Добраться, используя сеть интернет,

Во пьющие души, закрасть им сомнений,

Возглавить их толп через несколько лет,

И двинуться к терниям без промедлений

Посредством пучины и брода посред.

Он постил всё более страшные факты,

Работал над желчью, не спал вообще,

И вот, замеряя уверенность как-то,

Идёт ли всё гладко и в нужном ключе,

Герой наш заметил зашкал аппарата,

Которым он мерял готовность в т. ч.

На подвиг свершений подшефной толпою

Того, что задумал давно сыроед.

Евгений покрякал, доволен собою,

Нажал пару кнопок, где надо и нет,

Завёл главный двигатель, пыхнул трубою,

Проверил все маски, ремни и жилет,

Сказал то ли «с богом», а то ли «за правду»

(За родину, мать или что там у них),

Поздравил все толпы, и вот они к аду

Стремительно движутся. Пишет в дневник:

«День первый. Взлетели. На сердце отрада».

Идёт к пассажирам и зрит на цветник.

Отчаянно пьющих собрание, самых

Ярчайших его представители масс

От белок помехи идут на экранах,

От дружного тремора стен резонанс

Сейчас он объявит, что спирта ни грамма

На судне воздушном. Вот прямо сейчас.

Таков его план. Набирается скорость.

Зачем же он тянет? Евгений, вперёд!

Но мы не узнаем… окончена повесть.

Обычный облом, а не дел поворот.

И вот на закуску ещё одна новость:

Пилот — колбаса, если ты — бутерброд.

25.06.17

«Когда в купюры не потрафил…»

Когда в купюры не потрафил

И по базару ходишь сдачей,

Сколь сторговать поддельных амфор

Ценой осколка настоящей?

Где ненадёжны в должной мере,

Наивной прихотью певца,

Во тьму беспамятную двери,

Не различишь уже лица.

Но тех, кто были на премьере

Твоих и чувств, и их провала,

Рукоплесканьям нет конца,

Наслаждены твоим романом,

Насколько можно — безымянным,

Они, как некая пыльца,

Несома нужным насекомым

По струнам с автором знакомым.

26.06.17

«Она неважно, как звалась…»

Она неважно, как звалась

Но до любви имелась робость

Мечтам в девятый этот класс

Уже давно просрочен пропуск

Но те года легли прологом

Сказаний следующих. С богом.

На третьем курсе были вместе

Непродолжительно в подъезде

Держал за тощие бока

Тревожно вслушиваясь в орган

Который дольше набухал

Чем неуверенно пошоркал

Иду домой, стыдом горящий

Но основное будет дальше.

Минуло лет ещё пяток

Её узнал в каком-то теле

Посомневались как итог

Кинотеатром посидели

Обмен случился номерами

И новый год не за горами

Чему поздравились взаимно

Позвались в гости днём поздней

Неважно память сохранила

О чём задумывались с ней

Когда опять пришли в подъезд

Почтить шампанским старых мест

Бока плотнее стали дамы

И орган быстро напитало

А в честь обильных возлияний

Он вообще не думал пасть

Мы до рассвета простояли

И разошлись, куда горазд

Она, наверно, по врачам

А я кончать не обещал.

Потом ещё встречались раз

Совсем недавно годом прошлым

Не высшей лирики рассказ

Но есть бумага и продолжим.

Литературный мелкий форум.

Ваш залом зрительным слуга

Есть маска скуки на котором

И глазом дёргает слегка.

Звучит подробнейшая ересь

Масштаба местного Гомер

Сражает мыслями про Эрос

Себя и муху, например.

Он говорит про нежный трепет

И про ланиты что-то лепит

Я не выдерживаю, то есть

Пишу той самой смс

Что если есть какая совесть

То у неё надеюсь есть

Я дескать ужасом объят

От привожу примеры ямбов

И мы в подъезд идём опять

Без предварительных этапов

26.06.17

«Я не люблю носить очки…»

Я не люблю носить очки

Часы и бусы

Люблю прохожим улыбнуться

И пухлые черновички

Для этой пухлости их нужд

Пишу излишне

Никто и части не изучит

Хоть душу выжми

Её когда бы протяну

Они мне палец

Проходят мимо, потому

И улыбаюсь

26.06.17

«Мельниц ветхая проказа…»

Мельниц ветхая проказа.

Дрогнет яр известняка.

Даль туманная безглаза.

Где ты, где ты, батенька?

Что дома твои белы так

И уж нет окон синей,

У заборов и калиток

Всё чубы-то вензелей?

Слобода блещит морская.

Солона, возбрызжет плеть.

Глыбко сети отпускаю.

Им бы, батенька, ответь.

Обметай добром усталым,

Тщетной слога бахромой.

Невесомо-первозданным

Сети глыбкие промой.

Бездна дыбится ревниво,

Жадным бисером лучась.

Чем обидели огниво?

Кто не высечен сейчас?

14.07.17

«Виктор, вау! Браво, Виктор!»

Виктор, вау! Браво, Виктор!

Соврати меня кондуктор,

Эта шляпа, этот свитер,

Этот взор от элис купер.

Вот же встреча на удачу.

Обниму тебя, дружище,

Пир устроим настоящий.

Нанесём как прежде дичи,

Сколько в нас осталось чуши,

Нанесем её туда же,

Дружбу новую задружим,

Даже прошлой бесшабашней.

Будет праздник, куртуазник.

Перебудим всех окрестных.

Разорви меня карасик,

Это чудо, что мы вместе.

Растанцуем все коленца,

Замутим такие мансы,

Скурим шторы, полотенца,

Оборвём на курах мясо.

Браво, Виктор! Виктор, вау!

Оторвёмся по-былому,

Выйдем к пабу у ЯрВала,

Им устроим Ватерлоо.

Пусть подмогу шлют из штаба,

Мы же с Виктором, ещё бы!

Этот свитер, эта шляпа.

Нашатырь меня, отштопай!

28.07.18

«В детских мокрых волосах…»

В детских мокрых волосах

Шёл ребёнок с мамой, в чёлке.

На ребёнке был рюкзак,

На котором две защёлки.

Третий час, по ходу, дня,

Значит, двигались из школы.

Я ладошку приподнял,

Заказал бутылку колы.

Растворился бутерброд,

На ребёнке высох волос,

Слово дивное «задрот»

В ротовую сунул полость,

Пожевал, пустил строкой,

Эпатажный я такой.

28.08.17

«Книжку выбери потолще…»

Книжку выбери потолще,

Заплети потуже косы,

Шикни уточкой в барбоса,

Выходи из дома в пончо.

Недалёко тихий скверик,

Одинокий безупречно

Где аллеями, конечно,

Череда скамеек серых.

Череда скамеек вечных,

Череда скамеек серых,

В лёгких оспинках и кале

Всех, кого ни пролетали.

Вытрешь розовой салфеткой

Образцы работы меткой.

Недалёко тихий скверик,

Череда скамеек серых.

Будто держатся за берег,

Там выхаживают старцы

В старомодных сюртуках,

Бакенбардах и, ха-хах,

Тёплых штаниках из барса.

Тёплых штаниках, ворсистых,

Будто держатся за берег

Или тросточку из первых

Самых тросточек, удачных,

Где слоновый набалдашник.

От странички до странички

Бродит листик по привычке,

Листик долго не живёт

И рассыплется вот-вот.

28.07.18

«Здесь долог двери доводчик…»

Здесь долог двери доводчик,

Одышливо сух сквозняк.

Хозяйские обе дочек

Ворочаются во снах,

Дикторы в новостях

Отстают и не ставят точек.

Для пошлости есть экран,

Есть спальни, внимать сестричек.

К спасенью, стоит храм,

Преимущественно католичек.

По воскресеньям у нас блинчик

Дешевле на семь грамм.

Кому — небольшой барыш,

Кому — палиндром к мессе,

Меня здесь зовут трижд,

Затем, что я так воскреси

От жажды, шатаний, спеси.

Тебя здесь зовут — иди ж, т.

Иди ж, т! Проходи наш щуп

Бессрочного одичалым,

Где по воскресеньям шум,

Ворочаются ночами,

Снесут за семь грамм, харчами,

Всё, что ни попрошу.

Отродье хозяйских чресл,

«Казалось бы» и «отсрочка»

Бредят так интересно,

Что отдаёт в почку

Желчью, и неотложка

Падает в нас отвесно.

Казалось бы — не новоселье!

Ей — имя, а вам — хлопоты.

Праздновать можно — всеми,

Но, смежно, в один — шёл бы ты!

Но, важно, что пояснять, — не в схеме,

Что из кабака не выйти,

Что всем будет семь грамм прыти

В должное воскресенье.

28.07.18

«Когда в созвездий чёрной домне…»

Когда в созвездий чёрной домне

Горят корпускулы планет,

Я рассчитался, но не помню,

Я рассчитался или нет,

И мчат безудержно светила,

И режет ночь метеорит,

И я не помню то, что было,

Затем что всё — не может быть.

О, я стою, такой ничтожный,

Такой растрёпанный стою

Под глупым баром, ночью ложной,

И проклинаю жизнь свою.

Всё не люблю. Ничем не божий.

Гляжу, как плавятся раи,

Чьи отражения похожи

На очи пьяныя мои.

28.07.18

«Не трогай моё гуакомоле…»

Не трогай моё гуакомоле,

Порхай, отдыхай, веселись.

Все усики — кверху, доколе

Не тронешь моё гуакомоле

И станут все усики — вниз.

Кружи свои юбочки, пачки.

И просто, и с вышки, ныряй.

Набей по пантере на ляжке,

Гимнастику делай, подтяжки.

Где усики — кверху, там рай.

Там стайки пасутся на воле,

И ты в этих стайках, пока

Не тронешь моё гуакомоле

И дёрну, тобой недоволен,

Оттуда, за шкирку слегка.

Потянутся усики к сраке,

Завоют от ужаса в поле,

Родня твоя, сорные злаки.

Не трогай моё гуакомоле.

29.08.17

«Так ты — шутник? И тонны сажи…»

Так ты — шутник? И тонны сажи

Затем века не соскоблить

Ещё с невидимого даже,

Что это шутка, стало быть?

Где с потолками на пружине

Когда снижаются, божась,

Что не поставить ноги шире,

Чем на шпагате им сейчас,

Куда и кем, скажи, спасаться,

Во что исчезнуть, зубоскал?

Иль сажа выдумана сразу,

Иным предшествуя мазкам,

И мы под нею? Милый опыт.

И в потолках отличный спорт.

Скажи, во что они прихлопнут,

Я изначально если мёртв?

Душа — сатира или пасквиль?

А ну как сдал её в тираж,

Зачем со рвением заправским

Из гранок выбраться не дашь?

Гусарство, шуточки, надменной

Воронки логики, спираль

Небытия клубком Вселенной.

Собрал игрушку? Разбирай.

Визжит пружина из Аиды,

Каких ещё смекнёшь реприз?

Злорадно двигаются плиты

То вверх, то вниз. То вверх, то вниз.

29.08.17

«Сидел я в Мельнице однажды…»

Сидел я в Мельнице однажды

И утоляя пивом жажду

Слегка разбавленной для вкуса

Из арманьяков самым грустным

Заметки чтивом совершал

То подкурить давал прохожим

То сигареткой одолжал

То двум барменам темнокожим

Имел манёвры по ушам

На тему грусти арманьяка

Он не последний был, однако

И с каждой рюмкой дорожал.

Итак, в Мулан, что де ла Верж

Опустошительный как смерч

Для их запасов у терпенья

И слабо жидкости питейной

Я совершал заметки чтивом

Зудел барменам, а из граждан

Любых считать достопочтимым

Сидел я в Мельнице однажды.

Достопочтимей остальных

Был Диоген, но я не вник

Откуда взялся этот принц

Из на меня смотревший линз

Таких бездонных будь кто выел

Что я не помню, как их вынул

И он исчез, заделав глисс

На древнегреческом галимом.

Фальшивый, стало быть, мудрец

Два темнокожие бармена

Сменились девами, шартрез

Чтецу вливавшими отменно

Затем что рулит он и топит

Где арманьяк чтецами допит.

Слабы правления бразды

Где Диогена след простыл

Никто нас мудростью не чпокнет

Прикрою книжку, новый охнет

Ещё какой-нибудь сосед

Он не Рембо, и музы дохнут

И начинается абсент.

Канаты стонут, гнутся мачты.

Сидел я в Мельнице однажды.

29.08.17

«Нам замечательно в машинке…»

Нам замечательно в машинке

Она (машинка) мерседес

Мы: ветер, тёлочка, мужчинка

Немного топлива (в обрез)

Ты — очень тёлочка не очень

Обрезом топлива коришь

А я — некрасов, предположим

Такой себе Семён Ильич.

И вот, а я уже Некрасов

Веду машинку как-нибудь

И покоритель автотрассов

И пристегнуться не забудь

Сейчас войдём мы в поворот

Как навигация орёт.

Но поорала и исчезла

Добро пожа, из виража

В непромокаемое кресло

Добро пожа, добро пожа

Я основательный мужчинка

Семен Ильич из Красноя

И сколь не портила б обшивку

Всё застраховано, змея

29.08.17

«Извините, дядя Витя…»

Извините, дядя Витя,

Что Вы снитесь мне, но нет Вас

Ни в каком удобном виде,

Кроме снитесь.

И поверхность

Этой всей невнятной массы

Не волнуется от глаза.

Вы мне снитесь будто ребус

Или то, что скрыто прочим,

Но, пожалуйста, не ссыте,

Эти поцы — про подрочим.

Только я волнуюсь верно,

Нарушая ноосферу,

Где я вижу вас ночами.

Лишь одно меж нами скверно,

Что вы умерли случайно,

А не кончили экстерном.

Что из всех Его контрактов,

Как бы нам ни обещали,

Про сто двадцать или как там,

Про свечение мощами,

Обязательных у наших,

Этим Вас не засмущали,

Не сподвигли на теракты

Над семейкой и врачами,

Что когда сработал датчик

Самых экстренных отбытий,

Он сработал дядей Витей

В направлении на ящик,

Где таксуйте и терпите.

Вижу сны, они кусками.

Не обгажу свечи в воске,

Ибо не был, где спускали,

Не стучал землицей в доски,

Ни в молитве, и ни в прочем

Не замешан сантименте,

Дядю Витю вижу ночью,

Но читайте и не смейте

Приходить сюда как зритель,

Кто не видит дяди Вити.

29.08.17

«Оставим лету привкус тайный…»

Оставим лету привкус тайный,

Перевалив за середину

Отполированной, зеркальной,

Недужной ночи и безбрежной.

Обняв бетонную плотину

Зеленоватым полукругом,

Душа, как будто хлебный мякиш,

К твоим услугам.

Не выдаёшь себя ни звуком,

Ничем не пахнешь,

Назад не смеешь озираться.

Ночь леопардовая, здравствуй,

Моя супруга,

Клеймо, подельница, рабыня,

Эфир, пустыня, водоём.

Реши, отбой или подъём.

Труби мне, грешному, труби мне.

16.09.17

«Надменный пион приблудился…»

Надменный пион приблудился,

Затмив гиацинты и мак.

По долгу садовника, высмей,

Прилежных утешь бедолаг.

Прошамкаю, стебель корчуя:

«Ты жухлый какой-то пион».

А он вообще и не жухлый,

Он даже загадочный он.

Горланят пучки икебаны,

Кривых старожилы горшков:

«Удачный садовник беззубый».

Не слушаешь глупых пучков.

Пиона загрузишь в ладошки,

Качаешь, баюкаешь. Тук.

Тук-тук. Постучали в окошке.

Открыл. Никого. Никого.

16.09.17

«Там, где выход из подземки…»

Там, где выход из подземки

Мы пощёлкивали семки

И заветная полоска

От кофейного киоска

До табачного ларька

Где на пачках потроха

Походила на глиста

Угрожающе толста.

Мы сидели в адидасах

На глубоких кортышах

Нас отчаянно прекрасных

Нюхал вежливый кошак

Он хвостатою кормою

Тёрся в юное бедро

Обходили стороною

Персонажи из метро.

Козырьки картузов серых

Волопасов патрули

У рассвета в подмастерьях

Что-то чёрное вдали.

16.09.17

«Дальней ванны захолустье…»

Дальней ванны захолустье.

Животинка смотрит строго.

Помнить уткой дробовик —

Мой количественный сдвиг,

Видеть яблоню из сока

Это качество заскока.

Ладно, яблочный допустим,

А вишнёвый если вдруг?

Проплываю ванной, грустен.

Полотенцем сдвинут крюк.

Видишь, бедные, всё ниже?

Не мешай. Конечно, вижу.

И стакан на табурете,

То есть яблони в цвету.

И от уточек в декрете

Паровозика ту-ту.

У заскока это просто.

Захолустье ванны дальней.

Человеками зовётся

Орган грусти федеральный,

Независимый от косных

Атрибутов суматохи,

Где в, резиновые, слёзах,

По игре, а не жестоки,

Утки брали паровозик

И его раздуло трохи.

17.09.17

«Делать нечего. Отлично…»

Делать нечего. Отлично.

Ничего не делать — круто.

Если помнишь друга Кришну,

Или Ганди, или Вишну,

Или Ка (всегда их путал),

То они таким советом

Наградили нас полезным,

Ка удавом был при этом,

Но из джунглей, а не местным.

Ничего не делать в джунглях

Это важный эксклюзив,

Всякий водится преступник,

Много тварей саблезубьих,

Чуть расслабься — загрызим.

Тупо прыгаешь засим,

Будто капля с утюга,

Но не лыком шитый Ка.

Он не прыгает (не прыгал),

Он спокойнейший пацан,

Даже умер — не интрига,

А нормально умер сам,

Широко и симпатично

Пригодился небесам.

Просто время как бы вышло,

Рядом Вишну или Кришна,

Или оба (проще так),

Им нирвана и ништяк,

Все грибочки при дождях,

Все детёныши при панде,

На парадах пара Ганди,

Бутерброды в колбасе.

Делать нечего совсем.

17.09.17

«Годовщина? Чертовщина…»

Годовщина? Чертовщина.

Мы не в курсе. Мы мужчина,

Мы сидим на жопе чинно,

Очень ровно, если что.

Смотришь в небо, глазом —

спичка…

Носит весточку, по нычке,

Если голубь даже птичка,

Этот голубь не почтов.

Мы не дружим с этой датой.

Мы сидим на точке пятой.

Если мерить память в кошках,

Пусть мяукнет на дорожку,

А к царапинам живучим

Мы легко себя приручим.

От повторного сеанса

Можно самозализаться.

Так он думал. Поздравляю!

Часть провидца вышла в сад

Я, оставшейся, являю

То, чем в хоботы сквозят.

Если запах мерить в милях,

Вонь сегодня — именинник.

(Окровавленными ртами

Подгнивающий острог,

Лихо гажено котами

Там, где ровный вышел срок.)

Называется: реприза

И провал самозализа.

Если злобу мерить в пешках,

Вся доска полна ферзями.

Годовщину в белых чешках

Будто психа развязали.

Это сколько ж надо ходок

Из колодца в энурез?

Буду мерить в идиотах

Бесполезный свой умец.

17.09.17

«Подо мною будто мерин…»

Подо мною будто мерин,

Мы заделаны из меди.

Я воздел как будто руку

Всем указывать намерен,

На куда бы мы поедем.

По руке гуляет муха.

Муха маленькая. Детка.

Я сказал бы, что — мушонок.

Пиццы кушают объедка

Пара птичек увлечённых.

Мальчик крестится усердно

На, не ясно, что конкретно,

Или мерина, меня ли,

Или чтобы подавали.

Успокойся, не части

Из мятущейся горсти!

Чай, не шкурка на банане

Эти божеские дали.

Всякий рай, со воротами,

Нам сокрыт до зрелости.

Чай то медный истукан

Заблудился по стихам,

Хоть куда его крести,

Не подаст тебе. Прости.

Отправляйся, мелкий олух,

На любой-какой восток,

Где металлу, из весёлых,

Орган значимый отсох.

Это или бы что — медь?

Или памятник? Отметь.

Запродай идею в оном,

Мерин, якобы, — конфуз,

Примечай отставку лоном

Кем бы вслед не назовусь.

Запиши себе в блокнотик,

Намотай на нет усов:

Мы — напиханные в ротик

От кукушек или сов,

Никакие мы не всадник,

При воздетая бы длань,

Но ряды волнений задних, —

Ягодичная буянь.

(Где металл жуёт уздой,

Этой морды перед, стой.)

То считается кукушке,

Что поухало в сове,

Изойдут крестами ручки,

Поселятся в голове

Пустота, земля и течь, —

Станешь памятником тэж.

22.09.17

«Не слишком день, ходить с упорной миной…»

Не слишком день, ходить с упорной миной.

Не очень ночь, чтоб вписывать в дневник.

Один из нас, а нас — три с половиной,

Переживёт две трети остальных.

Не проведёшь!

У луга многотравность

Тем хороша, что, сбыв мелатонин,

Равна под снегом, кашице на зависть,

И всей весне, гоняющей по ним.

Не слишком день. И ночь пасует перед

Лапшой лучей заправского плута.

Необходимо если в это верить,

То вот он, чан, и включена плита,

Не ошибись!

Нас трое и — вот это.

Мы — целиком, он — горький инвалид:

Простак и кухня, ужас, полпланеты.

Нельзя чтоб ночь,

Но можно сделать вид.

Да, ипподром разумно правит ставку.

Все мысли в ряд. Поскачут, дай сигнал,

Конечно, в морг.

Конечно, на поправку,

Настать в сюжет и пятиться стремглав.

Не даром то, что — в ужасе, на кухне,

Чьи ставки — выше, где не выпускай, —

Не слишком — метр, чтоб вены не набухли,

Квадратом дан ньютону на паскаль.

И ночь пасует. Коротко ли, долго,

Проспятся дятлы, выдолбят висок.

За инвалида кончит работёнку

Полтемноты, куда он не просёк.

Не проведёшь!

Кто ставили на мысли,

Всех излучат из гоночной лапши,

В надёжный труп, поправкой в дарвинизме,

Что жизни нет, но справились, якши.

23.09.17

«Карапузам смышлёным самым…»

Карапузам смышлёным самым,

Это небо и птичий клин,

Хорошо, что она сказала

Мы бы с роду не просекли.

Остальные из наших ясель,

Не открыла кому секрет,

Удивлённые тёрли в глазе,

Их забрали потом стареть.

Этим, в клине, наверно, тоже

Объяснили не всем птенцам,

Что внизу, из короткой рожи,

Человек наблюдает сам.

Дармовой перекат песками

Искушал сорок лет назад.

Жаль, откуда песок таскали

Воспитательки нет, узнать.

24.09.17

«Так что, сидим или уходим?»

Так что, сидим или уходим?

Не вижу должного предлога…

Над кем возможна перемога

Из образцов животной плоти?

Вот эта плоть подходит вроде…

Итак, останемся, залогом

Подруги, резвости кипучей

И проходимости не лучшей,

О чём свидетельствуют бёдра,

Обжиты кожицею бодро.

Люблю, чтоб в даме было тесно.

Вот угощение. Испей

Могу рассчитывать ли, трезвым

Что гиблый сонм моих степей

Бесцветных, тощих, окаянных,

По нраву верочно придётся?

Зачем гадать? Низины пьяных —

Ничем не выше. Парадокса

Не жди, органика упряма, —

Всё вертикально, что — не прямо,

Всё, — исключительно, момент

Тебе сфартило или стратил.

Итак, сижу, и неприятен,

И безнадёжно взрослых лет,

И в оплошавшей этой куртке,

Куда и кофе пролилось,

И часто тушены окурки,

Не вся дырявая, авось.

И смежной улицей погода

Близка летальному исходу,

И резкость зрения, и шансы

Не издрочиться, как всегда.

Похоже, надо рассчитаться.

И да простит меня елда,

Не отоваренная самкой,

Но джентльмен во мне быстрей

Желает завтракать овсянкой,

Чем потрохами совестей.

И как бы лень, и как бы в топку,

Пустое… лишнее… каприз.

Оставим бёдрам — строить попку,

Прямой осанке — кипарис,

Оставим чай французу Жану,

Заботе кашля и календул —

Его ангину. Соберись,

Писал о том, чего не ведал.

Пока изведать не прижало,

Оставим чай французу Жану,

Оставим мною этот гендель.

Хвост подожмём — и в норку брысь.

25.09.17

«Отвага транспортная средств…»

Отвага транспортная средств,

Дела ведущая в картине,

Имела водный интерес,

Который льды предотвратили.

Две бригантины на холсте.

Блистают изморозью мачты.

Пожалуй, всё из новостей.

Стена украшена удачно.

На сервированном столе

Нельзя сказать, чтоб непорядок,

Но всё обычно. Кренделей,

К примеру, нет. А я бы падок

Сегодня был на кренделёк.

Но ты не думай, стол не плох.

Хороший стол. Я не в накладе.

Вода — без газа, как всегда,

Мне унывать с какой бы стати,

Вполне достойная вода.

Забей на крендель. Это к слову.

Бороться я же не кретин,

Я говорю, что всё не ново,

Помимо пары бригантин,

А те, по совести, боролись,

Я представляю даже с чем.

Но посмотри, какая подлость.

Они замёрзли вообще.

И в трюме, что не исключаю,

Корова ехала. А как

Они б иначе получали

Полезно что во молоках?

Наверняка была корова.

Её не вытащишь. Мораль:

Ужасно всё ей было ново,

Когда случилась эта дрянь.

Точнее, вытащить-то можно,

Но разрубив сначала, и

Хотя была она молочна,

На это тоже раньше шли.

А ты мне крендели. Вот так-то

Оно бывает. И бестактно

Ко мне выказывать упрёк,

Что, дескать, жизнь не на офорте

Любая мелочь — номерок,

А присмотреться, даже — фортель.

Отметим галочкой совет,

Глотнём безгазую водичку.

Когда б других советов нет,

Наверно, кланяйся, братишка.

Иди домой, не отвлекайся

На уточненье у меня,

Какие складываю пальцы

Для должной чести отданья.

Картина есть, и к чёрту прочих.

Вот аналогия попроще:

Какая выгода в руке,

Коль не держать при козырьке?

Я настоящий морячок,

А не болван розовощёк.

25.09.17

«всё геморройче арбитраж…»

всё геморройче арбитраж,

когда дружки всё наливайче,

уже с большой пишу Палач,

разящей молнии, что дальше

я не возьму, и ты не дашь,

то поторгуемся давай же.

не ради истины какой,

а вроде некоего спорта

и вот те — фора: я бухой,

весьма дрочил, и видел чёрта,

и рульку кушивал, лихой,

и даже слово из кроссворда

по вертикали «Риббентроп»

легко угадывал, кто видел,

что втихаря по гуглу грёб?

никто не видел, не в обиде,

никто не скажет: остолоп

рекут: пытливый и коварный…

а ты, соперник мой безхмарный?

иль жопка облаку бела? —

такой вопрос, коль ты не виден.

обычный блиц… и, на рапиде,

припомню все твои дела:

и чей бы глаз на пирамиде,

и у амура где стрела,

и предка в мыло растворитель,

посредством — воля такова.

но успокоимся.

тук-тук.

уже не спишь? весьма польщён.

или подумал, что петух?

подумал сам.

я ни при чём.

как обитается, мой друг?

давай с обители начнём.

ведь ты открыл уже, а значит,

наш диалог как будто начат.

или ещё какие боги

по праву заднего числа

имеют виды на итоги,

куда лихая занесла?

моя лихая — из осла.

поговорим же о чертоге,

пока ослу обмоют ноги.

окей, копыта.

ты знаток,

подъемлю трепетно маккалан.

но… отвлекаемся чуток…

маккалан выпит,

дел — навалом…

итак, по всем материалам,

из недомолвок сдан чертог.

се утверждение…

конкретик?

кому? кричал бы (не при детях)

тебе конкретно, собеседник!

конкретно, — автору лекал.

ты это принял. молоток.

чуть с увеличенным подвалом

и с чем-то в тварях между ног

не по задуманному плану.

(какой хороший диалог,

молчи ещё, мой деревянный.)

подрядчик, хули, сбил деньгу,

усов не дует, ждёт заказов.

в защиту автора могу

сказать, чертог был одноразов.

прибита надпись к потолку,

что скоро кончиться обязан.

пусть потолок пошёл дугой,

но надпись высечена крепко,

её подрядчик был другой,

агентство некое. и лепка

всей атмосферы дорогой,

и (не дешёвка) трафаретка

для нанесенье всяких звёзд —

работа тоже их артели.

за это автор дал им пост

кого-то в общей канители

ужасно важных. не вопрос.

работать больше не хотели.

а автор добрый.

что — палач,

то — доброты одна из вводных,

да, невнимательный, хоть плачь,

но он же творческий работник,

а не пример рабочих кляч.

он бестелесен, суть незряч.

навроде музыки, наркотик.

хотя б спроси у Сони Сотник,

или у Кеплер огнегривой.

и с чем сличать ему мираж,

имея надпись перспективой?

(однако сбился я на личность,

здесь неуместно.) но погодь,

но, почикай, сверчка не вычесть

из точной челюсти стрекот.

тебя ж волнует только зычность?

попался, мой глухой…

твой ход!

25.09.17

«Где туалет на две кабинки…»

Где туалет на две кабинки

И сирунов ажиотаж

Крутили фильм о невидимке

Держали ухом карандаш

Записок много не писали

Но убегали по ночам

И прикасались волосами

И каждый верность обещал

Хотели плыть туда, где танкер

И я единственный доплыл

Мы называли это лагерь

По сути, лагерь то и был.

26.09.17

«Я сел в интерсити и через четыре…»

Я сел в интерсити и через четыре

Часа выйду в городе Львов,

Зачем я, спросите об этом в эфире,

Затем, что накидан, май лов.

Я сел в интерсити, курить — отсосите,

Не поезд, а грёбаный склеп,

Весны у пейзажа сгорел усилитель,

Теперь это окна, май бейб.

Теперь это гидра бессменного кадра,

Чьи спины набиты углём.

Кто видит их спереди, слил, вероятно,

Нас всех в интерсити, май гёрл.

Забил, майне фрау, на жалких ораву, —

Катайтесь на весь проездной,

Идите на воздух, на вилы и каву,

На Сыхива хер расписной.

30.09.17

«Позволишь ли, Честер, доспеть корнеплоду…»

Позволишь ли, Честер, доспеть корнеплоду,

Иль служка сырого подаст?

На рабскую сырость нацелена кода

Из, встречно плывущего, ласт,

Такого же, Честер, пловца наготы,

В отрепье, как я, и в озёра, как ты,

Где разница лишь, что озёра

Сродни аргументу позёра.

Однако в любом корнеплоде равны,

Почётами челядь уважив,

Что сколько бы, Честер, не сложь в карманы,

Расходу объём сей не важен,

Спроси у Луизы, чей верен расход,

Была — единица, и ноль — она, вот,

Где надо — гноится, за нас — не живёт,

Спроси у Луизы, двоичный мой бот,

Про код в переход ералашем

Из миропорядка простых овощей,

Несомых служанкой, неважно и чьей.

Она водружает формально еду,

А мы — обсуждаем, к чему я веду,

Но ей по-любому не скажем,

Так было и раньше, не в райском саду,

Но в близком ему, по задачам,

Что редьки, известно, не слаще.

Итак, памятуя, что живы — нытьём,

Осунемся, Честер, на кол снизойдём,

Проникнемся молью и желчью,

Спроси у Луизы

— которым дождём

Нас бросило в тучи, где — мельче?

— которым бы снегом забросило, вброд,

Из центра лавины туда, где сойдёт?

Обсудим потом эти вещи.

Отмерим назад и подачу и, чур,

Такое же блюдо, по части, к чему

Рецепты обдумать не в масть кочану,

Отправимся, Честер, за хитрый прищур

Очей, отказавшихся длиться,

Достаточно мёртвой девицы,

Чтоб быть нам полезной, не сгнив до конца,

У нас корнеплодов пока полоса,

А в коде у всех единица.

Настойчивость, Честер, достойна похвал,

Сюжет отстоит недалече

От смежного плана, на что он кивал,

Но мы это, Честер, не лечим.

Где видится ноль, можно двинуться вниз

Иных поискать подходящих Луиз,

Но вечер зачем-то торжествен,

И мы напряжённые, Честер.

Допустим, обман. Предположим, залёт.

Что вынесли дичь, обещав корнеплод,

Что лапки из дичи торчали,

Где их не торчать обещали.

30.09.17

«Когда земля, рифмуя пласт…»

Когда земля, рифмуя пласт

На, разумеется, каблук,

Трёт цилиндрическую пасть,

Дополнив образ, это глюк,

Что есть вложение в строке,

Пусть на германском языке,

И что, кому его понять,

Тому не глюк, а променад,

У девы туфельки в руках,

И с каблуков сбивает грязь,

Уже не глюк, и не в стихах

Идёт босая, растворясь,

Конечно, в дымке. Метров двести

Она была ещё видна

Осиротевшим кандалам

Двух цилиндрических отверстий

Без осязаемого дна.

1.10.17

«Удары битами, идейно…»

Удары битами, идейно,

Постятся искрами из глаз.

Покуда эврика сдалась,

Зерно верёвки и кронштейна,

Быть — относительными нас,

Не путай с яблоками.

Правда,

Кто полагались на Эйнштейна,

Они бежали с этих баз

И возвернутся если завтра,

Никто мяча им не подаст.

Наточим шею топорами,

Наедине сидим с искрой,

Надеждой череп обобрали,

И контролёр не за горой,

Какой вы эврики, сеньор? —

Сурово спросит контролёр,

И объясняй болвану в перьях,

Что были изгнаны из эврик

Мудил решением Совета,

Чей опыт жизненный велик,

Но относительно и это,

По заявленью древних книг

Мы были древними до них,

И потому таращим бельмы

На целом черепе, увы,

Туда, где звёздам параллельны

И как бы с искрами равны,

Все помним точки, до одной

Запретной эврики родной,

Где пересечься им в прямые

Светил указ, но отменили.

Мы все читали. И распятый,

И олимпийский, и до них,

И контролёр читал пернатый,

Росла пустыня и ледник,

Росли моря, ветра и тверди,

Росли предчувствия, ничем

Не отличимые от смерти,

Росло спасение в т. ч.,

Росла грядущая отмена,

Когда указ ещё не рос,

И все ответы, несомненно,

Имели целию вопрос.

Никто безудержного Хрона

Не распечатывал конверт,

Не пожинал ещё закона

Его забвения эксперт,

Мы были правы и синхронны.

Ты похвалил бы нас, Альберт.

Но контролёр стоит с ухмылкой,

Он озирает шарабан.

Пошевели своей опилкой

Какой мы эврики, чурбан.

Какого изгнаны полка,

Тебя там делали пока,

Из речевого аппарата

Нас похвалить лауреата,

Не будь на совести с пенькой

Геометрической такой.

Наш шарабан стоял и падал,

Болтался воздуха батут,

Оповещали нашу падаль,

Пока батут не уберут,

Что всякий духа обитатель

Искры оправдывает труд.

Из громкой воздуха уловки

Росли кронштейны и верёвки,

Ещё не взяты общим планом,

Но будет день и будет метр,

Мы не ответили болванам.

Ты похвалил бы нас, Альберт.

1.10.17

«Темно в очах и в жопе смута…»

Темно в очах и в жопе смута.

Ракета северных корей,

Лети, помилуй нас отсюда,

Темно в очах. Лети скорей!

Ещё одна, роди цунами,

Смети, волна, остывший скарб,

Доделай начатое с нами.

Ещё одна, контрольный залп!

Душа болит, и мутит чресла,

Предельно тянемся к творцу.

Где есть диктаторы, уместно,

Что их отважно обоссу.

Им, вероятно, нужен повод.

Вот обоссу — и повод есть.

Зачем тиран, кто мух не ловит,

А нас тошнит из нежных мест?

Зачем берёте нас измором?

Пора помиловать зараз,

Туда, где ангелы, всем хором,

И все, кто чанами варясь,

Кто на воротах, и на троне, —

Всё целиком, без этих крох.

И остальных изделий кроме,

Там даже есть единорог.

Мы заслужили знать зверушку,

Её кормить хотим с руки,

Подайте срочно заварушку,

Сотрите в пыль материки!

По жопам — смута и — очами,

Когда такая темнота.

Любым, кто кнопочки нажали,

Их навещают если там,

То принесём и мандарины,

И пиццы лучшего куска,

Пускай горят, благодаримы,

Нарядно варятся пуска…

1.10.17

«Я обещаю вам не сниться…»

Я обещаю вам не сниться,

Не поднимать столбами пыль,

Верхом на гоночной ослице,

К какому городу — забыл.

Не проявляться обязуюсь,

Имея косвенный предлог,

Углами скошенными улиц,

Где поворот, и я бы мог.

Исчезнуть, образом приятным,

Надёжной степенью истлеть,

Клянусь не помнить эту клятву,

За что любовь вам и совет

Не познавать, не познаваться,

Не портить шар, не измельчать

Блаженной девственности массу

На шумных лап перепончат.

1.10.17

«Жали тормоз, кто умели…»

Жали тормоз, кто умели,

А отдельные, газуя,

Все водители в туннеле

Неожиданно уснули.

Кто оставшиеся живы,

Хорошо бы, если треть,

Выходили пассажиры

На аварию смотреть.

Доскакал судебный пристав,

Слезли дяденьки с коней,

Стали автомобилистов

Вынимать из-за рулей.

Много целых не добыли,

В основном, какую часть

И на каждой на чужбине

Показали эту страсть.

По диванам кто сидели

Те попадали, крича.

Было страшно в самом деле.

Всюду головы. Бахча.

И не спят они как будто,

А убиты насовсем.

И потом была минута

Из молчания по всем.

Но смотри, какое дело,

Опустили только флаг,

Воспарили части тела

Укокошенных бедняг,

Воспарили и собрались,

Образуя некий пазл.

Непонятно, что за крайность,

Но красивая, до спазм.

Вся летит вот эта штука,

Брызжет разную росу,

И красивая, гадюка.

Все любуются внизу.

Отменили быстро траур

Все, кто мог, толкнули речь,

И назвали Шопенгаур

Эту праздничную вещь.

Есть научные работы,

Экспедиции туда,

Из туннеля, выжил кто там,

То есть бог кому не дал

Шопенгауром кататься,

Украшая небеса,

Стали крупно издаваться,

Прямо за душу берут,

Получили по квартире

И по ордену на грудь.

1.10.17

«Километры бирюзы…»

Километры бирюзы

Увеличивать в разы,

Гулко стенами ущелья

Пролетал, когда кафтан,

Живота-то не жалели,

Не жалели живота.

А чего он был кафтан,

То внизу по животам,

Или нами увлеченье

От любви на всех парах,

Чтобы падало ущелье,

Или это был овраг,

А летел, возможно, чепчик

Или малый лоскуток,

И стоял там человечек,

И жевал себе хот-дог,

Газированным напитком

Запивая не спеша,

Шла восторженно улитка

По растению хвоща,

Человечика глядела

И животиком болела,

То не знаю, что не знаю,

Но кафтаны всё летят,

Но улитки заползают

На хвощи, и всё подряд

Животы изводит резью,

Не щадит ущелий бог,

Их полёт неинтересен,

Мы, наверное, хот-дог,

Он жуёт нас по привычке,

Запивает без затей,

Все наколоты на спички,

От улиток до людей

Применил для украшений

Мир хвощей или ущелий,

Все першим в его глазу,

Все уходим в бирюзу

И летим себе, летим,

Сплошь эдемы, да адамы,

То хот-доги из скотин,

То из чепчиков кафтаны,

То бороздка вообще

От улитки на хвоще.

Успокой мою свечу,

Заливай ущелье воском,

Всё, чего бы я хочу —

Эту малую бороздку.

И чепцы, и бирюзу

Удали в моём глазу,

Ты не мой, и я ничей,

Сам себе, валяй, ущель.

1.10.17

«Где на тумбе прикроватной…»

Где на тумбе прикроватной

Леденец валялся мятный

Мы валялись на кровати

Изо ртов при аромате

Неприятном, но лица

Не водили в леденца

Мы закидывали ноги

Будто в печку по тревоге

От метелями испуга

Перекрёстно друг на друга

Были якобы поленья

Эти бёдра и колени

Обнимались неуклюже

Занимались ещё хуже

Над огнями был насильник

Недорозовый светильник

Выдрав щупальца теней

Из обглоданных корней

Леденец на тумбе дерзкий

И внизу кричит дворецкий

От подагры или вшей

Квохчут курицы из шей

На дворецкого подонка

Ходуном идёт избёнка

Мы хотим кефир и коржик

Но запутались из ножек

Но светильником шашлык

И внизу орёт мужик

Успокойся дорогая

Это страх, а жизнь другая

Съеты воши кошаками

Леденцы по-за щеками

Мы валяемся по хатам

На соседство не богатым

Наши ноги на закид

Ничего не торопит

И кефира есть глоток

И на коржике медок

Под медками всё орешки

Под орешками колечки

Под колечками дымок

Угадать бы кто помог

Он летит по небесам

Или ветром или сам

2.10.17

«Та-дам, та-дам!»

Та-дам, та-дам!

Раздай фанфары,

Истереби мильоны арф!

Ого! — за смертию навара,

Там всюду бог, и весь он прав.

Валяй. Поверим, повозносим.

Родимся заново. Та-дам!

Но расскажи о пользе вёсел

Тому, кто лодок не видал.

Ой-ёй. Ошибка вышла в тексте.

Не надо лодок и реки,

Гребу могилкой, честь по чести,

Глянь, похудел на сколько кил.

Описка. Верить продолжайте.

Я догребу, зачем река?

Конечно, в новое зачатье

Всё как положено, ага.

Реки не надо, лодка — шутка,

Фанерный гробик — лимузин.

Я догребу, страдая жутко,

Что верить в лодку стормозил.

Ну да, читал литературу,

Про эти вёсла изучал.

И не ходил на перекуры,

И не бухал по мелочам.

И не водился с идиотом

(А был веселым идиот),

И начал с вёсел, кончив флотом,

И лимузин мне подойдёт.

А можно три? Хочу, чтоб тройка

Меня в загробное несла.

Натрём до блеска, есть же мойка?

Зальём бензины и масла,

Поставим модную антенну,

Употребим накачку шин,

Затем и выделено тело,

Чтоб путешествий совершим,

Берём погаже насекомых,

Они украсят наш вояж,

Мы в заключении, но кто, нах,

Пообещал, что будет пляж?

Мотая срок на этой зоне,

Что есть вопросы к пахану

На тему дыр в комбинезоне,

Пойду пожалуюсь кому?

Та лучше кожу сброшу, в пику,

Чем лишней пайки се-ля-ва

Нажму на громкую бибику,

А ну, с дороги, пацанва.

2.10.17

«Холодным днём дыханье скупо…»

Холодным днём дыханье скупо

Присевших мух на известняк.

Давно не лезли мы в залупу —

Я истрактую этот знак.

Два удивительные транса,

Она раскоса, он косой,

Идут в обнимку, матерятся

С подчёркнутою хрипотцой.

На, приставной такой породы,

Снимает, лестнице, монтёр

Названье улицы. Работа.

Потом зевнул и номер стёр.

2.10.17

«Только вольты приоткрыты…»

Только вольты приоткрыты,

Где могла расти бы грудь.

Как зовут тебя, пюпитр,

И зовут ли как-нибудь?

Как текут умело пальцы,

Правя локон над плечом.

Мы подложим одеяльце,

Если делать будем чё.

Чудо, шарфик элегантен,

Летний шеи аромат.

Кто учил тебя, декантер,

Так ресницы обронять?

2.10.17

«Филе погоды, кости в ссылке…»

Филе погоды, кости в ссылке,

Ослепнуть долго ли, гуляй,

И на трусов её резинке

Простая надпись кельвин кляйн.

На то и кеды носят бантик,

Латынь на портике на то,

Мы поднимали виноградник

В его бокале золотом.

Дежурный кол исчёсан плешью,

Побед засчитано очку,

Но воробьём не клюнуть кешью,

Не выбрать троп по сапожку,

И редкий образ, облетая,

Горчит исправнее, чем твой.

Любой бокал теперь —

хрустальный,

Сам виноградник — золотой.

2.10.17

«Протяжна очередь таксистов…»

Протяжна очередь таксистов,

Стоят часов, наверно, пять.

На кресло заднее садиться

И беспристрастно объявлять

Отель Де Лувр (а это рядом),

Каким тебя окинет взглядом

(Один квартал), не передать.

И даже дашь ему без сдачи,

И даже втрое, но неси

Презренья крест и неудачи,

Здесь так положено, в такси.

Оскалом сведенный фарси.

Он проклинал тебя. Иначе

И не бывает. Если б дальше,

За ту же плату, то мерси.

Он знает цен купюре синей,

Ты перешёл на красный свет.

Тесак обманутый, бессильный

Приподнимается вослед

Тебе бездушному, пустому…

Но никакого нет ни стона,

Ни пытки помыслами нет.

2.10.17

«Не безнадёжно в парадигме…»

Не безнадёжно в парадигме,

Что он всю ночь и проливной,

Возможно, дождь ещё утихнет,

И я пойду тогда домой.

Спасу штиблеты промоканий,

Не буду лёгких воспалять,

Недалеко на случай крайний

Располагается пенат.

И допустимых пару лужиц

Прыжком умелым угостим,

Позволим облачность и тучность,

Где проливной недопустим.

Но он стучит, читая крыши

Обратным слогом черепиц,

То водосточными острижен,

То духовой, то пианист.

Протяжный гул, растущий в

плавни.

Верховной скорой дилижанс

Понять бы чем переливаний

Кого из них в кого из нас

3.10.17

«Центральных улиц, что немало…»

Центральных улиц, что немало,

То все поназваны уже,

И где бы что ни донимало

Душою боженьки торшер,

Оставив царствие увечий,

И триумфально отлетевшей,

Герои, гении, святые,

Упорно множится их штат,

Места по центру занятые,

И нам куда их размещать?

Или снимать, кого из старых?

Или окраиной тулить?

Такая давка легендарных,

Не ошибусь, что динамит

Под неокрепшие устои

Заложен общества, но лак

Когда снимают, в ацетоне

Особый запах есть, не так?

Визгливый, резкий, вроде лая.

И мы надышимся сполна,

Когда, историю снимая,

Другие впишем имена.

Представь, что Лопеса убрали

И там висит теперь Жу Чун,

Чего он царь и кем отравлен

Я даже думать не хочу.

И кто таков забытый Лопес,

Не угадаешь, но под ним

Уже висел какой-то хлопец,

Тот вообще был псевдоним.

Или просчёт, или оплошность.

Сольются Чун, Хасан и Стив,

На оказуемую почесть

Не сократи мы норматив.

Позволю далее добавить,

Что у меня готов прожект,

Чтоб старика осталась память

И новичка не стёрли черт.

Реализация — простая

Всё гениальное — да-да,

Итак, часть первая: оставим

Деревни все и города.

И где мы жить, испросишь,

будем?

А мы не будем жить совсем.

Вторая часть, их две по сути,

Прожекта именно про се.

Мы ляжем кладбищем удобно,

И вот сермяжное зерно,

Там все подписаны надгробно,

Увековечены, без но,

Без упражнений, кто посвяче,

Кто повоенней, поумней.

И для истории задача,

И для людей, и для камней,

Все решены одним ударом.

Теперь любой из нас недаром

Коптил лихой императив.

Прибьют торшером, незабаром,

Без лишних Чун, Хасан и Стив.

4.10.17

«Вот хаотически иду я…»

Вот хаотически иду я,

А ноги ровные. Пардон

То или пил, да в ус не дую,

То или дую, да не ртом?

Или не пил?

Подбросьте версий.

Задача: я плюс хаотизм

Равно иду плюс равновесье.

Вопрос: нельзя ли обойтись

Одной какой-нибудь детали,

Чтоб уравненье не вредить?

Как, например: меня не дали

Но слева есть кому ходить.

Или правее: хлоп, сетчатка

Идёшь на ощупь, морда вдруг.

Но:

но-но-но,

постой лошадка!

Она тебе: как скажешь, друг.

Стоит. Слепцу не намекает,

Что и не лошадь бы она.

Тебе-то разница какая,

Коль для изъятия дана?

Последствий нет, удачно вычел,

И всё тождественно, как встарь.

Чуть хаотичность увеличил

Шанс, типа, мяч. А ты — вратарь.

Натренируешься за годы,

Уже без правил мельтешишь,

И уравнение природы

Пошевелилось чтобы — шиш.

Но погоди. Вернём авансы.

Здесь не по опциям забег!

Как есть, конкретное

пространство, —

Меня оптический доспех.

Он будто движется по струнке,

А я мечусь внутри него,

Как та тарзанка на прогулке,

Когда сугроб товарняком —

Херак — смело, и скачет оный

Осадок, в пыль перерождённый.

Нет. Не любитель гиблых оптик.

Скажу: не справился синоптик.

А если б — сель, вообразим?

А вдруг лавина ли? Засим,

Мне столь же панцирь неприятен.

Сколь ненавистен я ему.

На тротуар порой присядем,

Ему я: тпру! А он мне: ну!

Берёт за шиворот. Не трогай! —

Кричу — паскуда! но-но-но!

Несёт домой, прямой и строгай,

Невозмутимыя бревно.

5.10.17

«Идти пора, никто не спорит…»

Идти пора, никто не спорит

Но посидим ещё минуту

Пусть на морозе, но не лютом

Пусть небольшой, но всё же город

Пускай харчевня, но на дворик

Выносят хворост и накидки

Зато луна дрожит в напитке

Пусть не слеза, но он не горек

Пусть заметёт, но не мгновенно

Ещё минуту посидим

Меняю памяти алтын

На тишины два соверена

Ни сбор очей из перламутра

Ни эту пропасть звать глазами

На этот раз зачем не знаю

Но посидим ещё минуту

6.10.17

«И здесь впервые, и недавно…»

И здесь впервые, и недавно,

Нирваны воин рядовой

Тянул за ручку чемодана,

И тот скакал по мостовой.

Доверив взор солнцезащитным

Прилично ношеным очкам,

Сиял лицом ненарочитым,

Возможно, розовым лишка.

Легко колёсики крутились,

Кричало счастье: прокатись.

Простой нирваны пехотинец

Одетый как артиллерист.

И вот стоит он у отеля,

И две недели впереди

Среди сады полны растений,

Потешных улочек среди,

Среди китов, размером с кошку,

Откуда, спросишь ты, киты

Они живые понарошку,

Но, видишь, рядом, как и ты.

6.10.17

«Чтобы пятых на десятках…»

Чтобы пятых на десятках,

Сбыться велено мечтами, —

Засиделось сердце в пятках.

Видишь, с чувством, ожидаю,

Чей там волос, снятый с кофты,

Подскажи мне, вижу слабо.

Ишь разложено мешков-то,

Где по шилу, где по два бы.

И конечно, мне приятно,

Мы к тебе когда заходим,

Как продавлены серванты

От моих портретов сотен.

Нам бы только дай предлога,

Прямо в слёзы, аж с разбегу,

До того оно, ей-богу,

Было/не было, бой егу.

6.10.17

«Рено, ниссан и мицубиси…»

Рено, ниссан и мицубиси

Три старых друга как-то раз

Решили встретиться в том смысле

Что перекрёсток вот и хрясь

Они стоят уже в обнимку

Смешались масло, антифриз

Рено хохочет (в нём блондинка)

Ниссан украдкой (аферист)

Трёт лобовое о страховке

На тормозной взирая путь

Вот из него две монтировки

(Наверно, что-то монтирнуть)

Добыл хозяин (в гимнастёрке)

Из мицубиси (серебрист)

Никто не вышел. Я в восторге

От серебристых мицубись.

6.10.17

«Бывает ночь искривлена…»

Бывает ночь искривлена

И над угодьями провинций

Такая полная луна

Что лучшим волком не навыться

О, никаких не надо чувств

Оставлен дух и опыт лишний

Испепеляющая грусть

И зов безмолвий неподвижный

6.10.17

«Кто этой девушки дизайнер?»

Кто этой девушки дизайнер?

Придти б с визитом в ателье.

Полны все линии дерзаний

Быть совершенными вполне.

Тот самый крой материала,

В движеньи каждая деталь,

Когда стремленье к идеалу

Уже и есть сам идеал.

7.10.17

«Когда, начальной метрикой звучащь…»

Когда, начальной метрикой звучащь,

Минует амэн ретушь уточнений,

Приёмный пункт сполна испитых чаш

Не формирует спросом предложений.

Подняться вверх и слиться суждено

Там, в недоступном шепелявым взорам,

Нетленном слоге. Шаркай, аштроном,

Слепым прибором по закрытым шторам.

7.10.17

«Ни во сне и ни с экрана…»

Ни во сне и ни с экрана

Отрабатывают прыть

Вдруг поляны окоянны

И вольерами кульбит

Молоком из неба течь

И сараями разлад

Запредельная овечь

Необузданный козлят.

Головою не зарыться

Ни подушек, ни песка.

Мышь и крот бегут из грыза

Неба в общия куска.

7.10.17

«И слова её в мелкий такой хрипоток…»

И слова её в мелкий такой хрипоток,

Не платан за спиной, а чинар,

И в руках у неё не обычный платок,

А гляди, мушуар, мушуар.

И не статные плечи, а весь гренадёр,

И судьбы не размах, а разлёт.

Но уходит как все, и всегда в коридор,

И к двери из обычных пород.

7.10.17

«Был будто в лавке деликатного коттона…»

Был будто в лавке деликатного коттона,

Бульвары, переулки, примерял,

Пел каждым звуком и дышал по камертону,

Искусно пьян, растрёпан беспардонно,

Задумчив несколько и тщательно румян.

Сняв нимбы, робко облаками плыли люди,

Менялась снами в парке детвора.

Пути лежали будто сыграны на лютне,

Но ближе к ночи вышло повернуть им,

А мне блуждать до самого утра.

7.10.17

«Затем писал, чтоб не отправить…»

Затем писал, чтоб не отправить,

Не сохранил и половины.

Не проверял насколько память

Бумаги крепче, чем камина.

Порывы были, но известна

Цена затейливому жесту,

Когда сердечная — ни с места.

Беги трусцой, ешь витамины,

Рецепт проверенный. Дарю.

Не сохранил и половины.

На всякий случай повторю.

Был уговор, что я не пикну,

Держал пари. И разбивал.

Бумага терпит и привыкла,

Что анонсирует провал

Привычки серой вещества

Гонять за фикцией хвоста.

Вот я купил, к примеру, утку,

Была горячей, полз к норе,

Писал всю эту прибаутку,

А думал: утка и пюре!

Как отварю себе картошки! —

Вот так я думал, о поре,

Пока не сбился с мысли в точку,

Она стоит календаре.

Рюкзак обстукивает почки,

Я в телефон пишу памфлет

Про виды шкафом на скелет,

Про чей-то суп, когда без ложки,

Тот ложка — прав, что супа нет.

Вот тут особенно я сбился.

Куда клонил? Иль не к реке?

Зачем пришел тогда к Сюльпису

И с мёртвой уткой в рюкзаке?

Нельзя сказать, что в этом Сэне

(Известно всем Сюльпис, что — Сэн)

План состоял движенья к цели,

Такого не было совсем.

Покушать утку были мысли,

Потом бы выпить кой-чего,

И дело не в алкоголизме,

Но снова выпить кой-чего.

И поскулить под ночником…

Ан не найти судьбы капризней, —

Не меньше часа, мужиком,

К моей норе от Сен-Сюльписа

Таким одышливым тащиться,

Таким, от выдуманных ран,

Хоть на учёт всем докторам,

И пальцем тыкая в экран,

Из приставного организма.

Но на бумаге ли, экране,

Чтоб нарушать, узнать бы правил.

А коль их нет, то мы поправим

И к одному сведём их все —

О неотправленном письме.

7.10.17

Свойство Клубка

Когда был мал, вязала мне, кто — там уж,

Различный шарф и всяких рукавиц,

Её любил я более, чем станешь

Молить о том, пав раком или ниц,

Чтоб не скормили твой приплод собакам.

Её любил сильнее, чем страниц

Творенья шелест. Стала б тоже раком

Иль пала ниц вся тлень под зодиаком,

Предстань сам Бог, вскричал бы: сторонись.

Коль заслонял бы ход движенья спиц.

Но не вскричу. Нужда не велика-то,

Где разобрали парня на плакаты.

Она вязала. Помню этот день.

Клубок был синим. Я — ещё безусым.

Мир — выходным. Линолеумом тень

Лежала от гардин. Произведутся,

Казалось, сумерки, но мы их прекратим,

Такая тень лежала от гардин.

Но вот и сумерки. И я теперь один.

А кто вязала — всё, что знает чувство.

Я позы все использовал почтений

К тому, кто мог вернуть бы… нынче — прочь!

Явь не течет назад, из убеждений,

Что из назад сюжет не соберёшь.

Но я-то помню. Списываешь? Браво.

Купец — налево, а товар — направо.

От всех товаров общего лица

Вношу сомненье в гильдию купца.

Вернёмся к теме, сиречь все свободны.

Кто удалялись, тем туда и быть.

Из арсенала взятых всенаротно

Предметов, нет существенней, чем вид

На перспективу из автопилота.

(Возражения приняты будут сполна,

Всем отвечено, почтой, конечно,

Сеть вайфая: очами. Пароль: пелена,

В теме писем указывать: вечно.)

Всем вернувшимся к теме вручаю призы:

По щепотке из пыли и были,

То и это на обыя сложим глазы,

Полюбуемся, сокола в стиле:

Вдали от нас, на пятом жилмассиве,

Рука, пускай была и не крепка,

Досадным свойством ведала клубка

Лететь туда, куда она усилий

Не направляла. К слову, та рука

Имела вид на сгусток нити синий,

Чтоб приближался, хоть бы и слегка.

И вот теперь, когда я понимаю

Все эти знаки, задним пусть числом,

Спроси меня, в глазах однопылянин,

Что о любви узнать мне повезло.

О ней — увы. Но от неё — пожалуй.

Чем ты сильней, тем — дальше, видит бог,

Летит всё то, чем ты — опережаем.

Да, да тот самый, синий тот клубок.

7-8.10.17

«Где рыцарь нов, а крепость старовата…»

Где рыцарь нов, а крепость старовата,

Зачем пожар и кто бежал на выход,

Предположенье выгодой чревато,

Что угадал и есть на чём воздвигнуть

Гипотез ряд, не менее удачных.

Не обошлось, конечно, без измены.

Понятно год, что был неурожайным.

Наследник болен, это несомненно.

Начальник стражи пил и чрезвычайно

Лупил жену. Она была красивой.

Враг не дремал. Ему благоволили,

Пусть не враги, но, полные коварства,

Владыки двух, что были на равнине

И одного в предгорье государства,

Все выход к морю то есть не имели.

Ходить врага верховный предводитель

Любил войной на всяких долбоёбов,

Кто ни меча до этого не видел,

Ни мелкой пушки. Скажем, хлеборобов,

Детей и баб любил порабощать.

Другое дело, крепость и все эти,

Пускай начальник стражи даже пьёт.

Нюансы были, в общем. И заметив,

Что есть нюансы, враг пошёл в обход,

Но крепость, тупо, круглой оказалась.

Лет пять провал обдумывал стратег,

Покуда сын, подросший, ибо старший,

Не стал желать одну, как раз из тех,

Кто спал, на почве бедности, с папашей.

Тиран отравлен. Сын взошёл на трон.

Тем временем комету ждали все,

Пусть расходились мнения, снесёт ли

Земную ось, но хвост во всей красе

Повыжжет землю, чуть ли не сегодня.

Так выход к морю стал ещё важней.

И вот придумал что один мудак.

Войти в альянс с кометой, но секретно.

И, факт, вошёл. Пусть неизвестно как,

Однако дым стоял на километры,

Кипело море, рыбы повсплывали.

Мораль какая? Крепостью хожу,

Всё подтверждает правильность гипотез.

Мой мозжечок подвергнут куражу,

Что очарован комплексно гипофиз,

Зачем мораль, где всё как на ладони.

8.10.17

«Уеду совсем надолго…»

Уеду совсем надолго.

Куда — не скажу. Гадайте.

Будет мне самоволка,

А не билет по дате.

Срочно и беспощадно,

Не собирая вещи.

Распоряжений — ладно,

Кто бы там чем завещан.

Чтобы не проболтались

Соты и джи-пи-эсы,

Друг мой, один китаец,

Верный слуга прогресса,

Служит как раз где надо,

Тестирует там вещицу,

Еще один из моссада,

Оба клялись поделиться.

В общем, у обстоятельств

Непреодолимой силы

Достигнет когда радиус

Соседнего магазина,

Мотеля, кафе, что ближе,

И, вещи не собирая,

Я удалюсь в парижи,

Венеции, хоть сараево,

Предлагаю считать эту выходку

Приступом милосердия

Та хоть, например, к выводку

И называть бессмертием.

План ещё не отточен в деталях,

Только каркас озвучен.

Всё пока держим в тайне.

Счастья всем. С наилучшим.

8.10.17

«Домашние пальцы и пальцы для улицы…»

Домашние пальцы и пальцы для улицы —

Это две разные пальцы,

Иными удобно сутулиться,

Некоторыми — расслабляться.

Есть ещё пальцы трогать

Череп когда в берете,

На них произрастает специальный

ноготь,

Но это вообще третьи.

Береты я ношу редко,

Поэтому эти третьи как новые.

А сейчас я сижу в домашних, детка,

И в потолок поплёвываю.

Домашние, их ровно двадцать,

Заняты своим делом,

Нижние — шевелятся,

Помышляя о чём-то белом.

Белом и тёплом, и без остатка,

Велением их оправы,

Опознанного как тапка,

Такие у них забавы,

Но зато не зябко.

Верхние — увлечены амплитудой

Вращаемой ими конструкции,

Прилагая к губам, но не путай

С тем, что сижу, покусывая.

Естественно, все эти губы

Тоже не идентичны.

На улице, на дому бы

Познание эмпирично.

Третьи могли б репу

Чесать, чтоб открыть секрета,

Их не корми хлебом.

Но черепом нет берета.

Хотя не такие уж новости.

Ну пальцы, ну губы. Вот блинчик

Зачем подгорел? По совести,

Лучше спросить у нижних.

8.10.17

«Такие штуки перед рестораном…»

Такие штуки перед рестораном

Зовутся штендер. Пишут там мелком

На языке обычно иностранном.

И много слов не влазит целиком.

Тогда их сокращают. За обрубком

Напитка, блюда, прочей ерунды

(Хотя какой?) — числительные, в жутком

От трупных свойств напитка и еды

Стоят в недоумении. Их взоры

Обращены на срезы бывших слов,

С доски сосновой рвутся от позора.

Им штендер: болт! Основа из основ:

Что ваше слово режут если люди,

То слово, да, допустим, стало — труп,

Но ваше дело — цифры! И забудем!

И нате болт вам! Штендер то есть груб.

Вот интересно, что, к примеру, если

Все люди — штендер, смерти — боль числа,

Обрезки слов — легенда о воскресни,

А то, что пишет — кальций и сосна?

8.10.17

«Голых опыт ротозеев…»

Голых опыт ротозеев

Ибо обществом опасен

Береги тебя музеев

Не ходи, не восхищайся.

Все то голыя оне

Истеричном на коне

И горят их снизу части

На химическом огне.

Ох уж эти те кого бы

Да к ответу бы привлечь

Зело мелки, суть микробы.

Умозрительная вещь.

Но уж голы как соколы.

Но уж дерзки как щеголы

И уж быть у них навколо

Чай что душу искалечь.

А уж наша-то душа

Не к музеям хороша.

Что и пусть нам не знакома

Но блещит от негреша.

В этом самом негреше

Будь смелей, живи и грейся

Он быстрее, чем уже

И прямее, чем на рельсе

Приведёт тебя тудась

Где пирует светлый князь

Он и фиг тебе отвесит

И к ногам позволит пасть

Тем ходили кто в музеи

Ноги выпадут козельи

Кто бежал от них далече

Настоящие кузнечьи

Чудо-чудо зелены

Из колен искривлены

А уж фиги сладки-сладки

Аки я, когда в припадке

Откровений вроде этих

Про музеи, спи мой светик

Аллегория туманна

Нам музей не по карману

Там билетики входные

Наши души голодны, и

Не одеты, и за схимой

Где уж взяться на билетик

Хороша софа в гостиной

Спи мой светик, светик спи мой.

8.10.17

«Восклицаю, ору или вою?»

Восклицаю, ору или вою?

Называй эти звуки не так.

Это скорость молчания — двое,

Округлённые в четвертях,

Где периметр — зыбь, достижение — рябь,

И лист отступает где бы,

Наступлению грабли даны. Грабь.

Кровожадна. Груба. Свирепа.

Это скорость листа — наизусть.

Это пауз разбой — изнанка.

Называй этот звук — боюсь,

А меня — моя обезьянка.

2.11.17

«Нежный закат. Добрый…»

Нежный закат. Добрый.

Тёплый, как в том буфете

Минеральная, перед оперой.

Робкий, как бог в Тибете,

И пуст, как ведро в примете.

Бархатный. Тихий. Чопорный.

Он, как рукоять штопора,

Вертит зрачками снеди.

Супчик наварист. Трескай.

Ветер, вприкуску с краской,

Пусть снимет лицо, лаской,

Как со стекла стамеской.

Если подарок не царский —

Как минимум королевский.

Перед окном, пригнанным

Штапиками к волчанке

Кухонных хрящей, под ригелем,

Гниющим в твоей сетчатке,

Тень разделив со шлёвкой,

И в тёплых закатных бликах

Наотмашь, как с мышеловкой

В тапках, с зубами в икрах.

В кожу, как мат из шахмат,

Намертво заколочен.

Сожрут или дело к ночи,

Которая тушит бархат,

В которой и стёкла толще,

И ветер, как слой из ягод.

3.11.17

«Прошений ложные обряды…»

Прошений ложные обряды

Давно оставлены. Давно.

Чело нащупывать не надо

На отражении больном.

Несётся ночь бывалым галсом,

И над приподнятым бортом

Тебя манит рожденье глаза

Отказом матери потом.

Ты разумения подкидыш

Случайных брызг и воли волн,

Давно из времени не видишь

Себя, отсроченного в нём.

4.11.17

«Смычкообразно острым гнусом…»

Смычкообразно острым гнусом

Дремотным нотам мошкары

Ещё враждебным нашим узам

Хватало горничных игры.

Губами синими беснуясь,

Грудьми надменными резвясь,

Они плели из чёрных улиц

Трясины будущую вязь,

Пожарных форм суля тревоге

Округлым маковкам церквей,

За дармовые ставки в боге

На чья бы лошадь скаковей.

Смычкообразно острым гнусом,

Дремотным нотам мошкары,

Ещё враждебным нашим узам

Хватало горничных игры,

Где боковые звенья сосен

Умело складывали плот,

В орду таёжную подбросив

Пятно родимое болот.

Чтоб отличить от близнецов

На все грядущие лета

Причуды улиц и лесов,

Откуда маятник плота

Прислугу снёс, рассыпав брёвна,

И освежёванный пустяк

Почивших сосен парфенона

Клюёт случайная ворона,

Застрявшим конусом в ноздрях.

4.11.17

«Шуметь полям во все колосья…»

Шуметь полям во все колосья

Трубить подъёмы горном каждым

Куда проснуться жребий бросим

Но знать, зачем себе откажем.

Листать восторженные трели

Подвижной флюгера жестянкой

Быть невидимкою творенья

Бездушной плоти иностранкой

Сдано съедобное плодами

Любой орех уже облущен

Мы победили, угадали

Лады настроены в певучем

И всякий образ нами грезясь

Иной приманкою продолжен

Когда низложена окрестность

Назначен выбор бездорожьем

4.11.17

«Мы входим в дверь, но это щеколда…»

Мы входим в дверь, но это щеколда.

Ждём в тишине, что явится ведущий,

Закономерность общая когда

Преобразится в некий частный случай.

Суть, не сейчас. Какая к чёрту суть,

Здесь лечат дверь зиянием проёма.

Здесь тишина преступна, как сосуд

От щеколды сокрывшегося грома.

И это чушь, что прошлое — сперва.

Мы не экран, но элементы сброса,

Где симметричны хвост и голова,

Там исключён волчок уробороса.

4.11.17

«Слог выдаётся по талонам…»

Слог выдаётся по талонам.

Их недостаточно под утро.

Видений ластик иступлённый

На минном поле перламутра.

Была бы фраза так проста,

Но где вы, верные уста?

Чем восклицать: поберегитесь,

Ваш горизонт — обманный след?

Их различать, такая дикость,

Года и волны. Разве нет?

Тем паче дни, что могут выпасть,

Останется лишь трафарет

Пред проступившей облачной

грядой

Торжественных рептилий

чередой.

4.11.17

«Подвижность редкая каната…»

Подвижность редкая каната,

Крениться мачт ленивый стиль.

Что полушарие горбато,

Меня никто не известил.

Благословен несущий вахту

Блестящий полк летучих рыб.

Смотрите, что я набарахтал:

Мир надо мной похож на гриб,

Солёный нож похож на глянец,

И ножки срезанных широт,

Едва заметно удлиняясь,

Вращают глобус в очерёд.

4.11.17

«Забудем всадников, родная…»

Забудем всадников, родная,

Один нелепый безлошад

Летит в архангелами дали

Где не торопятся встречать.

Так не спешат открыть ворота,

Что верность ржавчины замку

Предназначеньем оборота

Грозит возвратному станку.

Мнить безлошадному герою,

Куда уж в бытности ключей

Во взмахе гривой вороною

На взор представиться бы чей.

Родная, всадников отменим,

Хвосты и сбруи, звоны шпор.

На спины пеших, в отдаленьи,

Легла сутулость, как топор.

Смотри, как судорожны шеи,

Их будто стряпает петля.

Что если ты не исключенье,

Но им, безропотным, родня?

Не будь уверенной настолько,

Не заводи дугою бровь.

Бредут босые по осколкам

Бродивших ране черепов.

4.11.17

«Когда в шарфах змеится чёрных…»

Когда в шарфах змеится чёрных

Их черепаховый поток,

Быть фонарями наречённых,

Зачем он так коротконог?

Зачем, чудовищно красуясь

Вдоль основания пятном,

Он будто ножницами улиц,

Разочарованных в портном,

Кроит не платья, — саркофаги,

Железный скальп, а не чепцы?

Или не так когда-то факел

Несли подвалом чернецы?

Но разошлось и вдруг исчезло.

Всё обещает, что сейчас

Проедет транспортное средство:

Харон? Автобус? Дилижанс?

5.11.17

«Стоп стоп стоп голубоглазка…»

Стоп стоп стоп голубоглазка

Кыш кыш кыш зеленоротка

Ты не сильно водолазка

Где подводная я лодка

Не таращь грудные мышцы

От любови посторонней

Ты на дне не впечатлишься

От чего я там настроил

Чу чу чу бритоногастик

Чао чао ресницоид

Дядя в лёжке не участник

Дядя кустиков не строит

Стой-постой на бережочке

Прыг-попрыг на сине небко

Сядешь в боге как в матрешке

Недолюбка и свирепка

6.11.17

«Как тот факир, что вышел из гастроли…»

Как тот факир, что вышел из гастроли,

Но фокус продолжает совершать,

Обрубок шеи шепчет: на здоровье.

Нет головы. Её снесли в амбар.

Там потрошат.

Над шеей розоватый пар.

Как зазевался будто на перроне,

Карманник, оп и в лапках патруля,

Трепещет, но глядит героем,

Так этот пар устроен.

Но погоди, пройдёт всего три дня,

Уймётся труп безглавый,

Устанет пар метаться, из амбара бабы

Подсвечник вынесут. Он костяной и славный.

И бабы неплохие. Вот хотя бы

Кому здоровье пригодится.

Пусть нет кормильца,

Есть подсвечник, и надо пить, голубка,

За упокой обрубка.

7.11.17

«Ого! Листок как будто сложен вдвое…»

Ого! Листок как будто сложен вдвое

Луны крикливой морды, чей фаянс

Хотел бы воды обметать, но: вольно!

Объявит циркуль свода и на Марс,

Что виден вдруг, как брызнул из лимона

На вялого салата

Почти бы целый щекотливый куст

Похожий повар насолдата

И вкус родной лежит уже без чувств.

Таков наш Марс, поникший безвозвратно

На стебле фиолетовом, сравнимом

Уж час, не менее, с резинкой для волос

На гриве льва, что мчится в парке мнимом

За хромоногою старушкой, и колосс

Язвительный фонтана смочит глину,

Та шлёп, упала, растянулась. Шанс!

Лев, сняв резинку, шевелюрой пышет,

Мостит прибор, не менее, чем час

Начнёт с подвижных башмачков, восходит выше

Но нежен зверь, под видом, что ужасн.

Вгрызается повергнутая в гравий,

Как принято у модниц.

Мы дальше наблюдать не вправе,

От ягодиц исходит непристойность.

А мы в домах сидим, задраив ставни,

Прислушиваясь: что творится в парке?

Но вот же звук: луна, расправив лист,

Он жестяной, похоже, что скрежещет

И все внезапно видимые вещи

Как после выстрела худой артиллерист,

Отпрянув от орудия, калечит

Стоявших сзади, даже генерала.

Конечно, мы не видим, только слышим

Наружный визг и вопль материала,

Там занят хищник делом неприличным,

Вращая тазом на манер штурвала,

Предельно щекотлив пушистой лапой

Под бунт материй побудившей лампой.

7.11.17

«Для отвлечения детей чтоб не мешали…»

Для отвлечения детей чтоб не мешали

В поэзий падать люк

Отцом печальным

Пластмассовый приобретен говнюк

В универмаге

По распродаже и недорого

Вот он лежит завернутый в бумаге

Припрятан в сундуке со вторника

А на дворе-то уж четверг

И уж сундук-то бы открыть пора

Но бедного отца поверг

Другой отец посредством топора

Тому другому невдомёк что он поэзий

Лишил как будто равновесий

С чаши сняв весов

Того кто первый из отцов

И люк таперча

Осиротел похожий на метель

В которой движется умерший

Но нам не разглядеть откель

Говнюк пластмассовый что куплен зря

Томится непосредственно по центру

Оберточной бумаги как царя

Его везли во тьме три километра

Революционеры от дворца

Под видом первого отца

И вот монарх раскинув руки в сундуке

Ждёт что поднимут крышечку ребёнки

Возьмут рукой и понесут в руке

На ослепительные восстановят полки

Благоухать. О каверзный уродец

Те нет спасенья. Ребятня в колодец

Давно слетела по причине злости

Покуда к полкам белым не пущали

Обглоданы ужо их кости

Сколопендрами и клещами.

Однова осталась вдова-жена

Ковыляет по крышицам да упасть не решается

Но она помирать не должна

Назначена жить да печалиться

Надоела ужо она

Жильцам непритязательным обычным

Иные даже алкоголик или добрая швея

Бросаются огрызками по крышам

Антеннами пугают шевеля.

7.11.17

«Часть пейзажа подлинная…»

Часть пейзажа подлинная —

Только лесок этот.

Расположение пней подобное

Называется — вахтовый метод.

То есть деревца, то нет их,

Воздухом скачет белка

На месте былых веток.

Трава и лазурь — подделка.

Осиною, дубом, вязом

Прятки, калейдоскоп,

Тарзанкам по гроб обязан,

Кто пару глаз наскрёб.

Прыг и назад, прыг и назад,

Лесок, не лесок, лесок, не лесок,

Белки идут, белки висят,

Прыг-скок, прыг-скок

7.11.17

«О как ты мог дурак дурак дурак…»

О как ты мог дурак дурак дурак —

Целуется с водителем автобуса

Застрявшая в дверях

Любовница

Мы будем ехать? спрашивает вскоре

Пенсионер натянутый в струну

Езжайте на таксомоторе

Советуют ему

Ужель не видите застрявшая в дверях дама

Не позволяет продолжать маршрут?

Красиво вот каштаны

Цветут

Смотрите на них таково наше мнение

Пенсионер уважаемый и не брюзжите нам

Причина промедления

Уважительная

7.11.17

«Был привкус меди в золотушной пенке…»

Был привкус меди в золотушной пенке

Цуюк-цуюк — весёлой чайки песнь

Казалось, жизнь вбежит на переменке

В наш овощной и купит его весь.

С кофейником и чашкой на прилавке

Руками нет, не буду разводить

Ей помашу, не выходя из лавки.

Большая честь. Конечно, без обид.

Ручная пристань ластилась к болтушкам

Зелёных лодок, гальки и песка

Волны и флагов мнительным попутчикам

Божился ветер: вас я и искал.

Хотелось крикнуть: врёшь, небесный сокол

Несущий в лапках, знаем вас, хитрюг

К далёким скалам слушать одиноко

Весёлой чайки песнь — цуюк-цуюк

7.11.17

«Тончайший локоть города всё ломче…»

Тончайший локоть города всё ломче

И детским тальком более не жмёт

Плаксивые присыпанные ночи.

Какой огромный свадебный живот.

Как жидко газ невидимый клокочет,

Как пьяно схвачен мех за шиворот,

Сквернейший мех, дешёвка и фальшивка,

Как выпадает муторно поджилкам

Пугливых путников из компаса щедрот.

Им, заблудившимся, приказано, завидуй.

Нагнать и с ног сбивать разрешено.

Пунцовый город с мраморною битой,

В зубах с гиеной, в клюве с коршуном,

Под вздутым пузом черви, твой подельник,

В скандальных дрожках, жуткий твой

ямщик,

Как грязен кукиш в зорких привиденьях,

В каких они калошах небольших.

8.11.17

«По черепкам разбитых ваз…»

По черепкам разбитых ваз,

Горшков лохмотьям, ручкам амфор

Дворец прошествовал, кривясь,

Оранжевый, как бронтозавр.

Давил повозки, бил ларьки,

И продавцы бельгийских вафель,

Взлетев на воздух, как хорьки

Визжали кругло, как фалафель.

И пораскатывав хвостом

Трамваи плоскими листали,

Лёг перед оперой пластом.

Наверно, спит. Будить не станем.

8.11.17

«Вошла в поворот пожарка…»

Вошла в поворот пожарка

Движеньем широкоплечим,

Печеньку лениво шамкал

Пьянчужки шикарный шершень.

Важно тащил мальчишка

Жирафа на школьном ранце,

Жался пижон в пальтишко,

Похожий на иностранца.

Тучи, облокотившись

На крыш кружевные пачки,

Дрожали от электричеств

Молний, что ждут отмашки.

Тепличная дня вещица.

Причастности шанс ничтожный.

Что ещё не случится?

Что же ещё? Что же?

7.11.17

«Вдоль автострады там висели дети…»

Вдоль автострады там висели дети,

Вдруг иногда кокетливо резвились.

Мы мчались мимо в серебристом шевролете,

Вы умирали. Был какой-то вирус.

Мы мчались мимо. Вы умирали.

Шептали «милый, милый» из конвульсий.

Там были горы, а за горами

Большое кладбище и гробик в вашем вкусе

Такой малиновый, такой изящный,

И попик пел, почти как демон настоящий.

8.11.17

«Коровка в грязь упала живописно…»

Коровка в грязь упала живописно,

Три близнеца Кондрат, Ефим и Влас

Прошли с глазами мягкими, как лысина,

Толкнув плечом, но сразу извинясь.

Сказать, наверно, правильно — плечами,

Да кто заметит. Мы не замечали.

Верней сказать бы — я… притормози,

Лежит кизяк, коровка плещется в грязи,

Растительность полна букашек вредных

И в том числе полезных. Полногрудая

Татьяна Прохоровна вытирает о передник

Козявку свежую, большую, изумрудную.

Куда уж тут пришить литературу?

Чай, не балы, монокли, то да сё.

Всамделишная, так сказать, натура.

Вот, кстати, пруд. Он полон карасём,

Там даже трактор есть, недавно утонувший,

В нём, за рулём, мужчина интересный,

Возможно, в форме жизни и не лучшей,

Но и карась не переборчив местный.

Когда, поди, ещё зима и гонки?

Натура радует. Цветут, как на убой,

Капусточки, морковки и свеколки.

Вегетарьянец, панк и голубой,

Всё это есть. Пускай в одном лице,

Но что поделать, выборная должность.

Вот, кстати, Влас. У Власа на конце

Татуировка. Вовсе и не пошлость.

А боди-арт. Написано там «Ка»,

Чуток подёргай, оп и «Клеопатра».

Я сам не дёргал, но издалека

Видал не раз фрагменты боди-арта.

8.11.17

«Поток бессмысленный…»

Поток бессмысленный,

ты за ним как за каменной,

Так смеситель на кухне лебезит перед кабелем,

Хоть покройся всё плесенью, лишь бы не было замыкания,

Неказистый, сволочь, но такой притягательный.

Поток бессмысленный,

рот приоткрытый сухо,

Как пасть крокодила, где подставной зритель

Ещё подаёт признаки жизни, но уже ни звука,

Мясистый такой, жирный и аппетитный.

Поток бессмысленный,

заставляющий подпрыгивать за окном ковш

Экскаватора в такт с убыванием песка в симметричном теле,

Частично ещё твоём, но пока смекнёшь,

Какой из его частей, хана, никого в постели.

8.11.17

Бобр

Мне телеграмму принесли

На иностранном языке

На очень редком, на осли

Но я не зряшно на доске

Вишу почётной в институте.

Итак, читаю: «Здрасьте, люди

идите к нам скорей на помощь

попали в жуткий мы просак

вчера, шестого, ровно в полночь

родник от счастия иссяк»

Учёный созван был совет

Решили выхода что нет

И я пошел тогда к ослу

От всех ослов сюда послу

Он мне поведал, что нужда

Возникла в их ослином стаде

И что никто не ожидал

Что помогите бога ради

Сводилось всё до среди них

Завелся умник и наглец

Ослиный счастия родник

Иссяк отравленный вконец

Виною оного мерзавца

От до того его речей

Недопустимых, шевелятся

Что даже волосы у вшей.

Про эти волосы не понял

Но остальное вроде понял.

И по очам его ослиным

Потоки слёз текли рекой

Несчастье было очень сильным

Мной вывод сделан был такой.

Они не очень наши братья

Не слишком сапиенс большой

Но эволюция не зря-де

Снабдила тоже их душой

Пусть далеко не самой лучшей

Но всё же случай вопиющий

Рыдал аж сердце холодело

Посол ослов — старик дремучий

Я коньяка ему плеснул

«Мы разберёмся с вашим делом»

Вот так сказал ослов послу.

Восьмого, хоть и воскресенье

Был созван экстренный совет

Приглашены бобёр с оленем

Они могли пролить бы свет

На ситуацию с ослами

Переживали ибо сами

Тому назад пятнадцать лет

Среди бобров завёлся бобр

Который был совсем не добр

Но возмогли, но одолели

А год назад пустили кровь

В своём изменнике олени

Уже при помощи бобров.

Олень с бобром стояли в ряд

Красив был каждый делегат

Они сказали чуть не хором

Что предстоит кровавый бой

Погибнуть могут во котором

Кто если ввяжется любой

Что появления в рядах

Ослов изгоя суть примета

Их эволюции. Что так

У нас пророков звали где-то.

И на корню коль не пресечь

Карательный, так скажем, меч

Не занести над шеей дерзкой

То вы, все вы, кто в этом зале

И все снаружи кто — падёте

И будут слёзы йтить глазами

И вырываться части плоти

С отчаянными волосами.

Вот так олень с бобром сказали.

Как будто нас пронзили пикой

Или ударили станком

Молчали мы с тоскою дикой

Испуганные целиком

Кто пили судорожно воду

Кто поедал таблеток горсть

«Вы не обманете природу»

Добавил вдруг бобровый гость

«Пятнадцать лет тому назад

Над кем расправились кроваво

Хоть был физически изъят

Но помнит вся его дубрава

Смутьяны подняли на знамя

Его портрет в нелепой кепке

Они покончат скоро с нами»

Сказал бобёр и лёг на щепки.

Олень сложил его футляр

Закутав ватным одеяльцем.

Они ушли. Вернулся дар

Когда едва ли связной речи

Решили мы не трогать пальцем

Ослов смущающую тварь

Но это был ещё не вечер.

Стоял всё тот же календарь

Когда олень вернулся сам

Изрядно пьян, с рогами в краске

И крест малиновый мерцал

На голубой его повязке.

Понятно в обществе каком

Он состоит… и горлом ком

И сердцем айсберги, и свёрла

Как будто поднесли к вискам

Ком вырастает, рвётся горло

Лятают ноздри по кускам

Повсюду запах жжёной кожи

Олень лежит, глотнув из фляги

И произносит: «…боже, боже

Как вы доверчивы, бедняги

А если я скажу, что яйца

Мои в мороженки годятся

Лизать наброситесь, толпясь

Друг друга с ног сбивая, или

Скажу, что бобр залез мне в пасть

В его убийстве б обвинили?

Вопрос простой, а не ребром…

Люблю закусывать бобром»

Тут он выплёвывает вдруг

Фрагмент бобра, похож на лапку

И продолжает: «Я ваш друг

Хоть из меня у вас и шапка,

Ну… хорошо, не друг, но есть

Определённый интерес…

Мы заключили скоро сделку.

Признав, что выбор невелик

Он съел конфеты, всю тарелку

И спать полез на свой турник.

Всё руководство института

Меня призвало проявить

Большое мужество, как будто

Не я отважный делал вид

Не я стоял, надувши грудь

А мёртвый бобр какой-нибудь.

Посла ослова, старичка

Мне слёз фонтаны пред очами

Стояли явно. тчк

Я был намерен чрезвычайно

Помочь ему, как обещал

Воздвигнуть мщения меча

Над шеей грозного врага

Ужо б не дрогнула рука.

Собрался быстро, принял ванну

Пришёл в ослиный главный град

«Ведите тварь мне окаянну»

Вот так сказал я всем подряд.

Рассвет девятого числа

Уже встречал я на буфете

Как раз в компании осла

Кого доставили мне эти.

Вполне обычный, не опасный

Штаны спадают, галстук красный

Была с ним папка из картона

Полна исписанных листков

Держался вежливого тона

Смотрел в район моих носков

Где был как раз припрятан

циркуль

То иногда на пояс зыркал

В котором вшит цыганский дрозд

Уж точно парень был не прост.

Как догадался, как пронюхал

Дрозды секретнейшая вещь

Но ничего, собрался с духом

И мы пошли в театр кукол

Где он держал такую речь:

«Любезный друг, моё почтенье

Известно мне про цели мщенья

Затем я выбрал помещенье

Чтоб был подчёркнутым гротеск

Нелепых ваших обвинений

Что, дескать, счастья снижен блеск

Из-за моих стихотворений

Где описал я в дерзком слоге

И для сугубо личных нужд

Желанный мир и параллельный

Спешу заметить, брат двуногий

Ручей иссяк от неумений

Его почистить местных служб

Коль не такой, коль не убогий

Так дай совет, учёный муж

Куда идти, к каким учёным

Научит кто не стать ослом

Возреять умозаключённым

Простым каким-нибудь числом

Я на себя хочу делиться

Мне без остатка — по плечу

И да простит меня ослица

Её лобзаний не хочу.

Пусть миловидна, но упряма

Пускай родная, но родней

Мне постиженье, скажем прямо

Иных, мистических идей.

И все веснушчатые дети

Противны мне, как лук в котлете.

И мирозданья пошлый быт

Натуры тонкой не щадит»

Он так сказал и подал знак

Кому-то за моей спиною

И стол подъехал с отбивною

Вошли ослы, и на ослах

Туники, парики, вериги

У всех в руках по толстой книге.

Знакомец продолжал: не знаю

Чем удивить вас, но прошу

Прожарки средней отбивная

Не откажите же, к ножу!

И грозно в пол копытом стукнул

В тот самый миг сто тысяч кукол

Открыли рты, издав «шу-шу»

Но не поставить на колени

Героя всякою шу-шой

И стал я просто на колени

Затем что ростом был большой

И рассмотреть хотел копыто

Которым в пол театра бито

Вот разглядел и вопрошаю:

«Не откажусь от ваших яств

Но из какого урожая?

Не по свинине ибо я-с»

И стал он тоже на колени

В глаза мне смотрит: «А оленя».

И тут я понял. Тут я понял

Достал дрозда и бросил прочь.

И мы обнялись. Над судьбою

Никто не волен. Не возмочь

Бобру ли, мне ль, ослу, оленю

Добиться судьб избегновенья.

Фонтаны слёз текли из глаз.

И мы обнялись ещё раз.

9.11.17

«Гудел театр, как сумасшедший катер…»

Гудел театр, как сумасшедший катер,

Приняв пальто у К., подал нам знак

Привратник напомаженный: вбегайте!

Мы в синих бабочках и жёлтых грызунах

Врываемся, кричим: ты окружён!

Хватаем К., уводим чёрным ходом,

Там курит мелкая актриска и бомжом

Силач большой жонглирует, уродом

И апельсином. Чёртовы задворки.

Ба! сверху открывается окно,

Будь гиря, карлица спускается на шторке.

Не похищение, а цирк и барахло.

Хохочет К., цилиндром в силача

Бросает и курительною трубкой.

Тот путает предметы сгоряча,

И жалкий бомж, валясь подбитой уткой,

Скулит: подайте. Всё пошло не так.

И карлица вдруг вырастает в ах!

Огромную зловонную бабищу,

Гниющих рук в огромных рукавах

Протянутые тыщи что-то ищут.

О нет! Подъяв, хохочущего К.

Бросает в ад гниющая рука.

Уж тут как тут, оттуда лезут черти,

Хвать апельсин и тык актриске в нос,

На рожках мошки, каждый при конверте.

Копытком шарк: вам письмецо-с,

Мы ну читать бы, лопаются очи,

Мы ну бежать бы, туловищ отказ,

Громадный К. из ада в нас хохочет

И в небеса пускает синий газ.

7.11.17

«Напомнив ящериц разрубы…»

Напомнив ящериц разрубы,

Ряды, ряды скруглённых окон.

Горб резонирующей клумбы

В пичуги щебете глаголком.

Вот-вот рояли вынесут из лавки мясника

Импровизаторы в шапо и длинных френчах,

Прольётся сухожилий музыка,

Напев костей на пилах безупречных.

Здесь на углу стоял газетчик, едко

Выкрикивая заголовки,

Звенели су, несла кокаинетка

Перо изящное на сморщенной головке.

Пар до сих пор, что вырывался из ноздрей

Блистательного экипажа фабриканта,

Над мостовой, а над галёркой пустырей

Ворон и днесь аплодисменты франтам.

Голов, летевших с эшафота,

Губами шевелили брюквы,

Всё помнит воздух медленный, вот-вот и

Проявятся, заиндевеют буквы.

Вот-вот рояли вынесут из лавки мясника

Импровизаторы в шапо и длинных френчах,

Прольётся сухожилий музыка,

Напев костей на пилах безупречных.

9.11.17

«Дурной пример подав скворцу…»

Дурной пример подав скворцу

Расправил плечи кран волшебный

И мчит безбашенный вовсю

На свой курорт водолечебный

Скворец от счастья безголов

Набрал безвредные напитки

Бежит к друзьям на рыбный лов

Дурной пример подав улитке

Улитка свой подбросив домик

До сумасшедшия высот

На управдома подоконник

Желая броситься, ползёт

Отбросив стыд и нагло рея

Её примером прельщены

На корт бросают батареи

Огромной тень величины

И теннисисты, бросив клюшки

Сигают в яркий тарантас

Несутся к морю есть ватрушки

На креслах кожаных крутясь

По их примеру рвётся поезд

Летит обломками жилья

Но, господа, имейте совесть

А где же я, а как же я?

10.11.17

«Но где же шляпа? Бросил бы на бедность…»

Но где же шляпа? Бросил бы на бедность,

Вертлявых сфер космический атлет,

Купи сюртук, прикрой свой голый месяц,

Свечений язвы, струпия планет,

Купи достойный сонник, нашу местность

Истрактовать. Купи себе штиблет,

Не всё ж босым топтаться по шатрам,

Кровавый след впечатывать от ран

Закатами податливыми в купол.

Купил бы пиво, пачку сигарет

Вон в том ларьке, что оскверняет угол.

Купил бы шляпу, верное же дело.

Зашёл бы к нам, и мы не без пивка

Кочуем в снах на боге тонкостенном

Бескрайней далью волн его плевка,

Где за покой соперничает с пеной

Будильника гарпун из поплавка.

10.11.17

«Когда наш будет смешан прах…»

Когда наш будет смешан прах

На тишины просторах вечных

На осторожныя крылах

Мы пронесёмся в облаках,

Нас дети примут за овечек,

Воззримся ласково на чад,

Чьи голоса ещё звучат,

Чьи бьются часики сердечек.

Ау-ау, тик-так, тик-так,

Могли и мы когда-то так.

10.11.17

«Гребень красный, клювик бойкий…»

Гребень красный, клювик бойкий,

Мёртвый-мёртвый червячок,

У него такая долька,

Поедай его, дружок.

Печь пылает, братик пьяный,

Про бульон сказала мать,

У неё такие планы,

И нельзя их отменять.

Братик пьяный, острый ножик,

Мёртвый-мёртвый петушок.

А на дальней из дорожек

Недоеден червячок.

Хоронить его не стану,

Буду тоже много пить,

Братик выставил стаканы,

И нельзя их отменить.

Хорошо не быть бульоном,

Хорошо бесед вести

Над стаканчиком гранёным,

И дровишечка хрустит.

10.11.17

«Русалок голоса синие сирен голоса зеленые…»

Русалок голоса синие сирен голоса зеленые

Так я их различаю слышу когда разумеется

Сирены пахнут резиною русалки пахнут соломою

Резину меняют зимами солому хранят на мельнице

Зима безголоса практически мельниц голоса хриплые

Зимы когда их много образуют тысячелетие

Мельницы подлежат вычистке они не приносят прибыли

Прибыль облагают налогом заику как междометием

Русалки не заикаются сирены не попадают в новости

Налоги если их мало приводят государство в уныние

Новости пахнут задницей государство ночной пропастью

Ночи по номиналу равны параллельным линиям

Пропасть когда её много встречается в душах с бездной

Они образуют пару чтоб слушать сирен и русалок

За ними следит строго невидимый и не местный

Он пахнет бесценным даром как летом прокат санок

10.11.17

«Распевают водоносы…»

Распевают водоносы

Летний гром на все басы

Долговязый дым крадется

Крутит серые усы

Хрупких лодочек сервизы

На цепях под бережком

Застывающие рысью

Перед гибельным прыжком

Чаши рыжие уключин

Низких ласток фатовство

Призрак молнии грядущей

Из фотографа расцвёл

Он как медиум зловещий

Открывает красный зонт

И дышать как будто нечем

Время, дергаясь, ползет.

11.11.17

«Там, где лица, как песок…»

Там, где лица, как песок,

Дни текут наискосок,

Просят боженьки прощений,

Что стучались в наш висок.

Там, где годы, как вода,

Есть подземные хода,

Просто так, для украшений

Не приводят никуда.

Там и тени от теней,

Чем белее, тем длинней,

Отдыхают все значенья

От хоть что бы их имей.

Все — душа и всё — полёт,

Есть и мой подземный ход,

Просто так, для украшенья,

Никуда он не ведёт.

11.11.17

«Уместен сад — и пожелтевший…»

Уместен сад — и пожелтевший,

И облетевший, но — не взгляд.

Грусть беспросветная? Не вешай,

В таком порядке не грустят.

Накал и взрыв сначала, вихри,

Почти в беспамятстве, страстей,

Чумное пламя, чтобы, выгоря,

Тебя обрушить на постель

В опустошении и злобе,

В зубами иступлённый скрежет,

В луны пронзительный, циклопий

За шторой визг, в роится нежить

На стенах, потолках, в утробе

Трясущегося шкафа, в шеи

Лучей, дробящих помещенье,

Пока их все не перережут

Воротниками пыльных хлопий.

Когда пройдёшь весь этот ад,

То вот тогда уже грустят.

12.11.17

«Запахнувшись из болоний…»

Запахнувшись из болоний

Фильдеперсовым плащом

Без улыбок экономий

Кто шурует под дощём?

Пред витриной кто бы это

Вечных счастий на сносях

Наведеньем марафета

Занимается в усах?

Над канализационным

Ножкой, убранной в коттон

Новомодного фасона,

Воспаряет это кто?

Это друг наш, это брат наш

И любимец барышень

Фициянт Игнат Игнатьич

Из кафе на Сан-Мишель.

12.11.17

«Представь, мы часовые. Гарнизон…»

Представь, мы часовые. Гарнизон

Стоит в горах. Никто нас не воюет.

Но это служба. Мы её несём.

У нас есть вал. На нём, на крепостном,

Мы часовые. Небо существует

Не где-то над, а как бы прямо вот.

Того гляди и скажет: «Шаг вперёд,

Кто запитал парашу от столовой!»

И так бывает. Поворот не новый.

По чести, вообще не поворот.

Другое дело, добавляют бром.

Компот приравнен к половому акту.

Или метнуть с трёх метров топором

В ежа, чтоб ровно надвое. Не так-то

Оно и просто. Тренируйся, шкет.

Мы часовые. Трудности деберца

В том состоят, что больше спичек нет,

На что играть? И каменное сердце

Товарища, пройдохи и шпаны

Ему диктует: хоть на щелбаны.

Но это служба. Утром в лазарет.

Злорадный тон медбрата. Сотрясенье?

Сыграешь с ним. На пачку сигарет

Ну, как бы в долг. И снова невезенье.

Потом зима и бабы. Не секрет,

Что снежные. Но в солнечной системе

Идя служить, особенно в горах,

Так повелось, что стал непереборчив

Простой землянин. Он при топорах,

И есть ежи стремительные очень.

Кому-то ж надо рассказать потом,

Возможно, лишь немного приукрасив,

А эти снежные стоят с открытым ртом.

Твоя с двумя. Да-да. И я о том.

Ну не восторг, не наслажденье разве?

12.11.17

«Был не лишен досуг разнообразий…»

Был не лишен досуг разнообразий,

Отведать бри, покрикивать на слуг,

Гадать, пенсне в котором нынче глазе.

«Помилуйте, но это же досуг! —

Мне возразит неопытный читатель, —

А где графинчик клюквенной настойки?»

Мой друг, всего лишь надо подождать и

Не так кричать… смородиновой, кстати.

Он в шкапчике. А на журнальном столике —

Пузатая коньячная рюмцайка

И портсигар, на нём портрет людовика,

А в нём брюхастых сальвадоров стайка.

Всё почему? Четыре пополудни.

Вот так вот, сударь. Я в досуге, чай,

Не первый день. Мы опытные трутни,

Нам коньячки с настойкой не мешай.

12.11.17

«Жить поразборчивей нельзя ли?»

Жить поразборчивей нельзя ли?

Чтоб след глубокий, жирный, резкий?

Когда притален занавеской,

Чтоб не салат перед глазами,

Крошённый удалью корейской?

Мне подошло бы там чтоб вид

Не был похож, а им являлся.

Чтоб ярко-жёлтый — ядовит,

И там, на озере дымит

Пусть пароходик. Звуки вальса

Пускай не громко, чуть потише,

Ну где-то так, несёт из парка,

Зачем невидимого? Ты же

Не полагаемый, а лично

Стоишь, окно открыв. Не жарко,

Но и не холодно. Вот так,

А влажность можно поубавить.

Итак, отлично виден парк

И пароходик проплывает.

Всё точно, есть определённость.

Нельзя ли эдак, без причуд?

Чтоб не мираж, едва притронусь?

Чтоб вырабатывалось то есть

Из ожиданий то, что ждут?

Не как попало, не нарочно,

Чтоб ровно в 10-43

И ровно с теми, кто внутри,

Наш пароходик осторожно

Минует мыс, не по расчетам,

А потому, что так и должно

Под ядовитым ярко-жёлтым.

13.11.17

«Где наши дни, а где не наши? Разберёмся…»

Где наши дни, а где не наши? Разберёмся.

Взяв точкою отсчёта, например, бинокли,

Один из них, он под рукой как раз. Два маленьких колодца

И два больших, соединенные с глубоким

Оптических законов знанием, обходятся с длиной

Различных расстояний хладнокровно, её как будто поглощают, но

Ко взору добавляют ровно столько,

Что это б равенством могло быть сочтено,

Когда б не та, что вижу я, постройка,

А мой вооруженный глаз туда наведен, и рядом виден пруд,

Вот человек, всё видимо в деталях много больших.

Меняет суть ли это здания? Отнюдь,

Но важно то, что там размер не убывает, в моих глазах приумножаясь,

Скажешь: нечто всего лишь лучше видно, и делов?

Нет, не совсем. То нечто — неизменно, любая форма это как бы жадность

Самой себя к отверстий постоянству округлостей, наростов и углов,

Суть, по-любому, если принимать, что форма — чувство,

Она тем самым исключает нас, как объективный опыт, поясняя,

При этом то, что, повышаясь, имеет место градиент у пусто,

Стараньем той же оптики, к примеру, с нами

Вступает в некий род обмена давленьями в той субъективной пустоте,

Что от приборов не зависит вовсе. И наши дни с не нашими сравнив,

Для простоты представив, что не наши плетутся наших где-нибудь в хвосте,

На роль бинокля память мы назначим, то видим зрения отлив,

Теряем чёткость, многие детали и вовсе исчезают. По всему, процесс похож на

Бинокль, приложенный обратной стороной. Отметим,

Что расстояние меняется, но прибывать там сложно

Чему-либо, как, собственно, и здесь. И детям

Понятно, что без опций пустоты такое уравнение не склеить.

Здесь опыты с постройкой пригодятся.

Итак, всё та же форма, но всего лишь облачена параметрами дней,

Опять же чувство и опять же жадность самой себя к тому же постоянству

Всего, что есть мгновенно только в ней,

Нас в том числе, но пустота включает изящно, как единый алгоритм,

Все эти формы, степенью давлений даруя им фиктивную бытийность.

Вот, разобрались. В пользу созерцаний, подобный факт как раз и говорит.

В них пустота, из жадности к себе, меняет плюс присутствия на минус.

13.11.17

«Рад бы выбору, но редко…»

Рад бы выбору, но редко

Из чего бы и с чего б.

Я всего лишь яйцеклетка

На пути в дубовый гроб.

Хорошо здесь, много света,

И вести возможно с Ромой,

Яйцеклеткою, беседы,

Тоже оплодотворённой.

Можно лечь, вот так часами

И смотреть на млечный путь,

Я для этого с глазами

Не случайный атрибут.

Или можно, их смыкая,

Представлять любую вещь,

Например, Д. Власюка, и

На плечо ему прилечь.

Яйцеклетка Д. Власюк

Очень добрая, большая,

Доброта не сходит с рук,

И её все обижают,

Но в миру моих фантазий

Все счастливые подряд,

То в театре, то на джазе,

И гробов не мастерят.

14.11.17

«Когда блистательный Остудин…»

Когда блистательный Остудин

Лихой Коровин были близ

Невыразительные будни

Приобретали новый смысл

Но мы не видимся коль скоро

Напоминают только вот

Уныло сдвинутые горы

Печаль разверзнутая вод

О тех деньках и ночках пьяных

Когда мочились в умывальник

Носились голыми по пляжу

И чем трясли не помню даже

15.11.17

«Как-то раз волнуясь слишком…»

Как-то раз волнуясь слишком

Вставил ёжик кирпичу

И с защимленным яичком

Отправляется к врачу.

Всем ежам предупрежденье

При любви к предметам стройки

Шанс высок членовреждений

Будьте бдительны и стойки.

Что у золота знал ёжик

Все минуты на весу

Больно тёрли части ножек

Пострадавшему яйцу

Распухало там синея

И бежал он всё быстрей

Гулко выстрелы звенели

Головою глупостей:

Вдруг надуется, и глазом

Не моргнешь — аэростат

Из яйца с кишечным газом?

Снизу школьники свистят…

Или вдруг оно взорвётся?

Или просто отпадёт?

С этим множеством вопросов

Ежик двигался вперёд.

От панического страха

Поседел совсем, бедняга.

Белоснежные иголки

Не красивы и не колки.

Рассмеялась тут лиса

Клац зубами. Два клаца.

Глаз намётан у сестрёнки.

Вот и нету яица.

Всем ежам, зарубки ставьте:

Если худо с головой

Не придёшь к врачу, и завтра

Сгинет орган половой.

Спросишь ты, а что лисичка?

Лихорадка, жар, компресс

У больного-то яичка

Только в этом интерес,

Защемляются недаром

Всяки органы в зверье,

Я и сам был санитаром,

Повидал о той поре.

Защемления примеры,

А тем паче у яиц,

Хоть какой не примешь меры,

Всё одно губили лис

И ежей, будь альбиносы,

Будь классический окрас.

Исключенье только осы,

Но о них не в этот раз.

Лисам всем мои заветы:

Глазки не для баловства,

Неожиданного цвета

Не охотьте существа.

15.11.17

«Прошел парад при помощи толпы…»

Прошел парад при помощи толпы

Нарядной и достаточно весёлой,

Широких туч нахмуренные лбы

Теснили череп свода невесомый

Куда-то вглубь, и, бледно-голубым,

Он уменьшался быстро, островком

Над покрывавшим грунт торговым центром,

Перемещался либо ветерком

Воздушный змей, но, может быть, и ветром.

Казалось, что танцует первый раз,

То замедлялся, то летел вприсядку,

Но затянулось вскоре. Растворясь

На тёмном фоне грубо, без остатка,

Танцор сменился на сухую грязь,

Видны все швы, видна любая складка,

Всё ниже, ниже, смяв сначала шпиль,

Торговый центр, всё ниже, остановку,

Всё ниже, все скамейки, весь утиль

Столбов и баков, весь асфальт и бровку.

И так всегда, всегда после парада.

Вновь город цельный, вновь опустошён.

Всё ту же плёнку ставит оператор,

Картинки нет, но звук уже пошёл.

Взгляд привыкает, едет первый кадр,

За ним ещё, ещё, ещё, ещё.

Ты не спешишь, теперь, когда ты зряч,

Спешить не следует, ты надеваешь плащ,

Застегиваешь медленно, стоишь,

Ты примеряешь шляпу, нет, не эта,

Берёшь другую, входишь в свой Париж

И растворяешься до самого рассвета.

15.11.17

«Берёт разбег атлет берёт…»

Берёт разбег атлет берёт

Берёт берёт и вдруг раздумал

Таков сегодня кислород

По-рыбьи складывая рот

Я кто дорада или туна?

Затылок видишь у Фортуны?

Ты задохнувшийся урод.

Я не согласен предъявляю

Систему жабр и плавников

Прикольно хвостиком виляю

Подходит пара рыбаков.

Херак червя кладут под носом

Ты если рыба то глотай

А я такой: не ем отбросов

Я рыба гордая. Минтай.

И вот бегут они в испуге

И червь критически орёт

Вот так я выжил милы други

Пока не дали кислород.

15.11.17

«В медитрианских солнечных широтах…»

В медитрианских солнечных широтах

Начав свой день бестактной стопочкой белуги,

Я делал вид, что подпираю подбородок,

И с наслажденьем ковырял мизинцем в ухе.

Причудливые пары в дивных складках,

Столы обсев, как пятна фарша — мясорубку,

Жевали экстренно, и в детских их придатках

Текло мороженое, млея в теле хрупком.

Млел тоже я, впечатанный в зевоту,

Почти платил, но опадал безвольным жестом.

И застывал, как заяц без завода,

Игрушечного марша странным местом.

Почтенный муж украдкой щупал ляжку

Дородной леди, совмещённой с глупой шляпой,

Дощупывал, переходил на глажку,

Потел неловко лысиной масштабной.

В медитрианском солнечном окопе

Начав с того, что моментально был контужен,

Я делал вид, что люди в микроскопе

Смягчают взгляд на что у них за души

16.11.17

«Так бывает, не должно быть…»

Так бывает, не должно быть

Но бывает, встал, оделся

Сунул ногу было в чёбот

Ан оттуда смотрит сердце

Ты — креститься, жмурить глаз

Звать соседей — праця марна

Всё, что рот умел когдась

Боле не утилитарно

Где-то сверху виден бог

Успокоиться, собраться.

Но в крови его сапог

То бишь тоже марна праця

Почему сапог в крови

Потому что понимаешь.

Бросишь сердце: на, лови

Наклоняетсятоварищ

Подхватил и сапожком

Эдак ласково прихлопнул

Опускает вниз очко

В гамаке таком удобном

Говорит товарищ бог

Вот очко тебе, засранец

Я бы в ад тебя упёк

Но чертяги там надрались

Не подходят к воротам

Не идут ко телефону-с

Вот очко, побудешь там

А гамак тебе как бонус

Слушай краткий инструктаж

Ибо в отпуске архангел

Бух — в подвале, там же — гаш,

Бабы — в прошлом, деньги — в банке

Все нектары в сундуках

И смолы есть пара бочек

Разговаривать — в стихах

Будь здоровым, голубочек.

17.11.17

«Чудный бал в его избушке…»

Чудный бал в его избушке

Все шуты и недоучки

Девой памяти короткой

На весёлой сковородке

Испечённые деньки

Мчатся наперегонки

Два щекастых велорикши

Напомадились стрекочут

Новогодних мандариньче

Едут улицей Рабочей

Переулки блещут ало

Шпили золотом горят

Колченогий зазывала

Самому себе и рад

Каждый столик в небе занят

Льды пиликают в горах

На эстраде в нижнем зале

Пляшут ветки на корнях

Никого никто не знает

Никому никто не нах

17.11.17

«Чихучая шерсть навылет…»

Чихучая шерсть навылет

Банкет закатив кварталу

Выперла прочь климат.

Час всего полетала

Вот ты и опрокинут

На те коктейль из лужи

Шутит плохо и злобно

Глаза становятся уже.

Себе отомстить чтобы

Шутит ещё хуже.

Торг тополей вёрстки

Шлёпнуть или глумиться.

Ваши репризы плоски

Пьяные две сестрицы

Эхо и отголоски.

Вашу шпана клейких

Лап и колонн душных

Суньте себе, аллейки

Я перегрыз наручник

Нет меня на скамейке.

17.11.17

«Уж не виднеется ль землица?»

Уж не виднеется ль землица? —

Позвольте мне опохмелиться.

В том смысле, пьян что от безбрежий

Да! Алкоголь во мне не прежний.

Иного градуса-с, друзья.

На одного сообразя

Вот с этой всей бескрайней штукой

Теперь не скажешь, что под мухой

На грудь приняв сей водоём

Под целым птеродактилём!

Оно почти как крайний север

Всё на нуле, и холл, и ревер

Куда ни глянь, а ни хрена там

И хоть взбирайся по канатам

На самый верх дозорной мачты

Там ни хрена и даже дважды.

Оно-то братцы и пьянит-с

Сие отсутствие границ.

И что земля, она кругла-то? —

Иные спросят. Не видал там.

Все как-то плоскостью плылось.

То и не круглая авось.

17.11.17

«На тему стада вариаций…»

На тему стада вариаций

Хорош набор у облаков

Подует ветер, растворятся

Видны отряды пастухов

Под видом гор таких высоких

Но прорываются стада.

Горит на северо-востоке

Невозмутимая звезда.

Ты ей придумываешь имя

Теперь она Осевелис

Крадётся ножками смешными

И никогда не смотрит вниз.

И образована из газа

И образованна сама

Шкафы забиты до отказа

Все перечитаны тома

На ней шифоновая тога

Она зачёсана назад

Кокетка, лань и недотрога

Ей миллионов пятьдесят

А коль юна, то и наивна.

Опять стада сгоняет бриз

Не видно гор, темна долина

Прощай, моя Осевелис.

18.11.17

«Мне перегар дороже водки…»

Мне перегар дороже водки,

Он будто киль волшебной лодки,

Когда бы штиль, и лишь теченье

Едва заметное в болоте,

О направлении заботлив

Моих дневных перемещений.

Плыву, послушен, вереница

Пробитых ртов вороньим каром,

Где выживает перегаром

Служитель верный Диониса.

Поры вечерней терпеливо

Среди врагов тверёзых ждёт,

Свежи их пасти, мыты гривы,

Избавлен говор нечистот,

Помад и штор аристократы,

Незанавешенных ничуть,

Всю беззастенчивую жуть

Слепой приветливости рады

Расцеловать и обнажить.

Те обнажат, а те целуют,

И сердце бодрое стучит,

И над иными торжествуют,

Кто недоверчив и помят,

Им даже жалок,

гомонят,

Переплетаются паршиво,

Смеются, лезут, тянут жилы,

Но ничего, пробился, выгреб

В желанный вечер бережливо

Доносит драгоценный выхлоп.

18.11.17

«Тонко настроен на белую цель фехтовальщик…»

Тонко настроен на белую цель фехтовальщик,

Тянется шнур, он верёвка, а может, канат,

Их наблюдает огромный испуганный мальчик,

Катится кубик, и тройками грани горят.

Мальчика сложат, а тройки из мальчика вычтут,

Пеной задуют и радостью окна квартир,

Надо всего лишь не быть торопливым, а выждать,

Белую цель поразят, оживёт командир.

Кубик докатится, вырубят свет на районе,

Мощный таксист припаркует тебя наугад,

Всё отворится, ларца одного только кроме,

Над замыканием голые птицы парят.

25.11.17

«Горит, что лампочка одна…»

Горит, что лампочка одна,

То нам достаточно, над ложем,

Где обстоятельств полотна

Основой бледности предложим

Румянцу трупа и чахотке

Его лобзающей молодки.

Не промышляю больше лежбищ,

Ворчу паяльнику светил:

О чём меня такого терпишь,

Зачем на бог не разбудил?

25.11.17

«Как живут они в этих селеньях…»

Как живут они в этих селеньях

На каких говорят языках

Сколько взгляда вмещается в зреньях

Сколько времени в красных песках

Чем готовятся к смерти и родам

От кого отпущения ждут

Что их делает целым народом

Почему не страдают ничуть

Нам бы тоже такие уклады

Что случилось, что мы не они?

Почему в наших душах прохлада

Коротки и бессмысленны дни?

Кто повел нас по разным дорогам

Выдал разные будни и кров?

Для чего мы содержимся в строгом

А не лучшем каком из миров?

Но тут я неожиданно достиг просветления

И бельё стало не постельное

Бельё стало — ильё

Кто такой, спросите вы, Илья

Это-то вам знать на… зачем?

Спокойно вам так и, как бы сквозь зубы, отвечу

А сам про себя подумаю: да вам-то и знать нечем

Но увидев вашу горькую унизительную мину

Добавлю: допустим, он мой племянник, и сгину.

Что такое? не поняв, куда я вообще делся, подумаете вы

И что за бельё, о котором и речи не было в первом сюжете

Ну всё же так просто — дам я вам знак из своей синевы

Бельё это вы, а в удобных селеньях живут голубые черти.

Понимаете ли, поясню, если кто-нибудь мертв

То в принятой системе координат

Он как бы не жив. То есть жив, но наоборот.

И это бы можно было тоже принять

Но именно это наоборот смущает как элемент

Противопоставления

Как бы «да» это ровно не то, что — «нет».

И здесь, я полагаю, кроется некий подвох.

Поэтому предпочёл синеву, а не те селения

Попытка, так скажем, вырваться из определённости. Смог?

Похоже, что нет. Если что и обломится

То иногда баланда из взглядов, а порой подают пинок

Зада хоть нигде не имею, но понятно, что: друг, вали.

Тяжёлая нога у Ильи

Окутываешь конечность снизу как та портянка

Греться ему вроде незачем, однако к белью благосклонен

Еще тут есть как бы трон, но это кресло-качалка

Она символизирует время. Орнамент скромен

Функциональность достаточно тривиальна

Качается туда-сюда, если в неё залез

Илья там давно насиделся, у него есть пальма

Точнее сказать, их много, возможно, лес.

Там он одновременно спит и бодрствует как бы наперегонки

В каком из упомянутых состояний раздаёт пинки

Точно сказать не могу

По векам и эпохам шатаюсь в кресле

Распределяю плевки по синему потолку

Присматриваюсь к пальмам, надоест если.

26.11.17

«Ретивых трелей недобитки…»

Ретивых трелей недобитки

Крутили здра, где было здравствуй.

Такие дни, когда открытки,

Кому и пишешь, — красной пастой.

Ядрёный дворник. Знать, Архипыч.

Но не скользи, и падать рано.

Такую соль куда не сыпешь,

Всё пеленгуется на раны.

И занимаются бульвары

Любым огнём диагонально.

Такого неба сталевару,

И заготовка — всё, буквально.

Построчно шли из расписания,

Давясь похожестью на транспорт,

Встреч-расставаний части задние

Таким маршрутом будто за борт.

26.11.17

«У меня нейроны…»

У меня нейроны

Странные в мозгу

Хочут макароны

Колотят виску

Требуют обеденный

Срочный болоньез

Глупая скелетина

Корчится, но ест

Давится, но справится

Взвестится нейрон

И поедет в здравницу

С теста похорон

Посидит диетою

Полежит в бассейн

Макароной этою

Гадить будет всей

Притворится паинькой

Не допустит в бар

Горе, стыд и паника

Мозговой удар.

Падлу вредоносного

Извлечёт хирург

Капнет кальвадосика

Настоящий друг.

Говорит: подвязывай

Верить мудачью

Но опять опасного

Макарон, хочу.

Видимо, отчаянный

Человек я, блин.

Мой хирург печальный.

Мы не говорим.

Вносят макароны.

Кто бы нам помог?

Смотрим на нейрона

В блюдечке. Ох, ох.

26.11.17

«От хвоста или приманки…»

От хвоста или приманки

Вошьим прикусом при деле,

К рождеству и на стремянке

Украшали заведенье,

Долговязый мой земеля

На душе прорехой щедрой,

Вышли корни как сумели,

И лобастый луночерпий.

Вышли маленькие точки

Или звёзды прядью ломаной,

Отплясался, вши и блошки.

Наш хозяин экономный.

Что-то есть прямое всё же,

Воспари ли, снизойди ли,

Светлый шовчик по одёжке

От постели до бастилий.

Без единой остановки

На дыхании одном

Разукрашенные волки

Заплывают где в бетон,

Далеко, далече, тонут

В разукрашенный олень,

Дилидинь — мечтает город,

Погружайся в дилидень.

16.12.17

«Бекар. Бекар!»

Бекар. Бекар!

Вор, малахит и сердолик.

Завгар орёт на кооператив.

Мотивы, на кумы манер.

Быть может, поршня дикого двойник,

Пытливую разведывая тачку,

Её огромний сытый брус,

И бампер выпуклый,

И дворники без чувств,

И, задохнувшись, топлива подачку

В необходимой течи карбюратор.

Бекар!

Он высится из многослойных ядер,

Необходимых для вращенья вала.

Сопряжены четыре колеса,

Потом свекровь пришла и ревновала.

Потом закушал водкой огурца.

Затем постиг исправленный жигуль.

Какая мерзость! — произнёс.

И бегал злой по кооперативу.

Нарочно голый.

Весь в потоке резких

Симфоний, аки арфа, но без струн.

17.12.17

«Удалось оливье, только мало лучка…»

Удалось оливье, только мало лучка,

Допивайся, компот, без остатка.

Приговор голове — сверху наволочка.

Это я провалился? В десятку.

Почему не признать обронившему бы

Неизбежное в бодром и сытом

Подлый рост облегчения очередным

Приживаться в матрас паразитом?

Пронеслось и оно. Не успев повздыхать,

Образованной тяжестью почек

Санитарную утварь крестил наугад.

И в десятку опять. Чемпиончик.

20.12.17

«Волн недвижных раскадровка…»

Волн недвижных раскадровка.

Я внимательный, прости.

Муженька тиранит громко

Мандавошка лет двацти.

Средним знаком светофора,

День растерян, пойман в сак,

Залипают разговоры

Будто дыни на весах.

Там красавица с тюльпаном

Тянет сладкие слова,

Там щебечет из джапана

Благодарность голова.

Жизни глупые живутся

Под старательный колпак.

Понабить им для конфуза,

Что ли, гвоздики во лбах?

20.12.17

«Скачи, заточённый в тягучих мехах…»

Скачи, заточённый в тягучих мехах,

Несчастный топчи одуванчик,

Распавшийся ратник на где, что и как,

В пластов ботанический сварщик,

От где пробудившийся невдалеке

Верчу наградными усами

За мужество крошек, а завтракал кем —

Дистанций посты побросали,

Сливаются в точки, клянут электрод,

Скачи, обезумевший ратник,

Появится Рита и пласт уберёт,

Победою Рит вероятных

Над меньшей удачей Офелий и Клав,

Не в той пробудившихся фляге,

Но с тем же напитком — бессмысленный сплав

Раскопок.

Сбивается в лагерь

Существ археолог, зачатых в печи

От жути у дров однородных

Падению ратника в этом скачи.

Туземца отравленный дротик.

21.12.17

«Летний вид твоей одёжки…»

Летний вид твоей одёжки

Почему для граждан нов?

Почему так много ножки

Видно в дырочки штанов?

Быть прозрачной, лёгкой, светлой.

Балахон выше колен.

Приходи ко мне, обедай,

Чуть рассеянна, comme même.

Виолиновые пальцы

И молчания, на лад

Диких ящериц, боятся

Кожу лишнюю ронять.

21.12.17

А. Б.

Всё — клевер, Сашенька, но лист не обрывай.

Излом на стебле ширится, Санёк,

Похож на рот, произносящий «каравай».

Зачем он тянет так последний слог?

Всё — клевер, Сашенька, но лист не обрывай.

Потопчем корочку, поставим соль в рушник.

Какая поза, Саня! Над столбом,

Встречая, ворон вьётся. Ученик.

Не различает каждого в любом.

Всё — клевер, Сашенька, но важен только жмых,

Им прав надрез пред вороном и богом,

Где мы не в счёт и ставка холоста

Из каравая первым только слогом

На ты пока не обрывай листа.

21.12.17

«Балконов губы обметало…»

Балконов губы обметало

Морозной дикцией металла,

И кадки пенились в падучей,

Набита кадками канистр

Подвода, думали скрипуче,

И заикались в эту мысль.

Я передразнивал. Пергамент

Фасада вторил, озадачен:

Она куда и кто ей правит?

Предоставлял пространство клячам,

Воображаемыми ртами

Фургон с парковщиком глотая.

Приметив завтрак не оплачен,

Гарсон бежал за негодяем.

Мир бился в глобус, как указка,

У полицейского участка,

Но всех отпустим, оправдаем,

Падёт мороз и стихнет тряска,

Парковщик выпадет из студня

К ногам, к несчастью и к полудню.

22.12.17

«Посылок в красно-жёлтой форме…»

Посылок в красно-жёлтой форме

Стоял доставщик у двери.

Стоял февраль. На светофоре

Стояли двое.

Тюльери

Стоял один,

не потому ли,

Вечерний воздух дистиля,

Что дело было не в июле,

И он простуженный стоял?

Плаксивый гипс таксомоторий

Судьбы снимали лимузины.

Снимали фото для историй,

Стараясь, люди что есть силы.

В людей машины били сверху

Коротких снов бесплатным духом,

И с Тюльери снимали мерку

В неизлечимое, по слухам.

22.12.17

«Сверху мутно, снизу криво…»

Сверху мутно, снизу криво,

Днём забито в ночи туго,

Мех в полоску, спит с обрыва.

Догадайся, что за штука.

Догадалась? Догадался?

Догадались? Вот вам пряник.

А ещё могу два пальца,

Прямо стоя, в умывальник,

Не скулить в рогах бараньих,

Первым загнан, чёрным скручен,

Общим выжат, частным подан

Кофтой — в кофе, с пользой — в гуще

От под кофтой анекдота.

22.12.17

«У нас всё хорошо…»

У нас всё хорошо,

Мишаня съел устрицы,

А я не рискнула,

Фонарики горят.

Красиво. Не дождь и не снег.

Люди ходят

В белых штанах.

И вот, мама,

У меня вопрос.

Почему в таких чистых.

22.12.17

«На кого гадали деве…»

На кого гадали деве

До того, как сорвалось —

Он не в церковке, а в хлеве

И святой уже небось

Вертит случай ручку злую

От уродца на вершок

Плохо крестика целует

Иностранный женишок.

22.12.17

«Одной бечёвкой больше меньше…»

Одной бечёвкой больше меньше

Куда спешить из этих пятниц

Где повывешивали женщин

Непоэтично напомадясь

И все они как баклажаны

Такие синие и ты

Пока звезда не пробежала

Из непроглядной темноты.

Одной звездою меньше больше

Кому из пятниц рассказать

Какую дрянь распяла площадь

Оставив нам чего-то зад

На баклажан похожий цветом

На зубы выбиты на вкус

Пока я сплевывал всё это

И на бечёвке прыгал груз

Привет же висельник удачный

Я женщин тоже не забыл

Они косили ветр изящно

Вращая флюгерами спин…

и в милый зад целуясь долго

страдал от пьяных голосов

они пойдём просили вовка

оставь витрину леденцов

22.12.17

«Тень проскакала. Ну, поцокай…»

Тень проскакала. Ну, поцокай:

Мне сколько помощи в тенях?

Прошли семьёю невысокой

И в одинаковых штанах

Наверно, сдав ночную смену

Сто тысяч призраков за миг.

Они поморы. Несомненно.

Они поморы. Знаю их.

Казалось утро силуэтом,

И всякий выживший — всевидящ.

Но были живы, дело в этом,

Из нас те самые сто тысяч.

23.12.17

«Когда б я мог пройтись её шагами…»

Когда б я мог пройтись её шагами,

Её лицом нахмуриться бы так,

О, мне б орешков белочки щелкали,

Носили б рыбки лилий в плавниках.

По всем приметам нежный я и добрый,

Когда бы в носик мог её сопеть,

Дружил бы с мишкой северным и коброй,

Встречал с летучей мышкою рассвет.

Когда бы смог писать её рукою

Письмо всю ночь… себе же, а кому?

Вся б эта ночь над каждою строкою

Рыдала, как жокей по скакуну.

Когда бы мог сказать её словами,

Зачем он плачет, маленький жокей,

Вы б скакуну слона дорисовали,

Чтоб прыгал сверху с хоботом в башке.

23.12.17

«Как гранулярно здешнее ничто…»

Как гранулярно здешнее ничто.

Под решетом ещё есть решето.

Достигнув клумб, изгой протуберанца

Был будто с толку сбит контрл-шифтом

И отражен в уставшее верстаться

По независящим глядевшее на то

Лицо причинам якобы сквозь пальцы.

Здесь нужен пруд. Мне срочно нужен пруд.

Взор — порошок. Предслышу, разотрут

Объём, слежавшийся до куклы, полимера

Не знавшей пред глаза изгложет тут

Как товарняк громоздкий отрубь сквера,

Поправ ничто на несколько минут,

Чтоб сломан посох — выгодней в Просперо,

Чем тонет книжка. Уильям, ты — плут.

23.12.17

«мы о любви давно не спорим…»

мы о любви давно не спорим

не помолчим не пьём до дна

как той пустыне с дальним морем

нам полночь разная видна

нас посещает разный путник

они то лодка то верблюд

и облаками в нас обутых

неравно радуги бредут

орбиты встретятся быть может

и лёд и лава и роса

однажды мир не будет дожит

вернётся помысла краса

как в отчи нивы пилигрим

и о любви поговорим

23.12.17

«Черевички — на парче…»

Черевички — на парче,

Кислород — метлой, на выход.

Вышка — метров больше, чем

Ты бы мог оттуда прыгать.

Это дебри, чащи, лес,

Это ты пропал и спился.

Это шпоры до небес,

А под ними — морды лисьи.

Скачет всадник, держит шут

На ухвате дойном карту,

Нарисован там маршрут

В кислороды и обратно.

Но это знаешь ты и сам,

Что чтим Горгон по волосам

И что на первом дней десятке

Все попы розовы и сладки.

23.12.17

«Ножонка-то в стремя…»

Ножонка-то в стремя

Никак не залезет

Последнее время

Веков эдак десять

То прыгнет душонка

В пустой экипаж

Имея защёлку

Придерживать блажь

Самец я и самка

Пичуга и крыс

То горб, то осанка

То щупалец приз

Но вот угодивши

В мутанта В. К.

Сношу ему крыши

Крича ха-ха-ха.

23.12.17

«На шапке сердце с монпарнасом…»

На шапке сердце с монпарнасом.

В клубничку гольфики. Мечта.

Она прошла четыре раза

Туда/обратно. Я считал.

Пылали очи стокаратно,

Плыла под кедами земля.

Я тоже был туда/обратно,

Настолько стулом ёрзал я.

Потом пришла с огромным парнем

И сели рядом. Что за блажь?

Но был мне взгляд один подарен

Мельком и в масле, как беляш.

Тогда придумалось мне много,

Что это друг и он уйдёт.

Не уходил и трогал ногу.

Мои клубнички. Идиот.

24.12.17

«Ты весь на тонких веточках, ты весь…»

Ты весь на тонких веточках, ты весь

Такой ручной, на прутиках и вешках,

Такой щеночек, лапочка, птенец,

Пойдём играть, бежим бросаться в речку,

Носиться полем, драться, наконец,

Ведь мы же так могли бы помириться,

Обняться так, пострел и сорванец,

Потом наверх, будить скорей сестрицу,

Родная, где ты… душенька, вставай,

Нам снились тучи, волки и машинки.

За нами гнались все они, и в рай

Мы забежали, спрятались, но чиркал

Громадной спичкой страшный челобес,

Мы полежим немного, тихо-тихо,

Зачем нам рай, все игры и отвага,

Он так испуган, маленький вояка,

Он весь на тонких веточках, он весь.

…поверь, поверь, ужасный челобес

поверь, поверь, огромной спичкой чиркал…

…мы полежим немного, тихо-тихо…

24.12.17

«Накапал гад, но я не сплетник, а если да, то для согрева…»

Накапал гад, но я не сплетник, а если да, то для согрева,

Заметим сразу, что досадно непромокаемый широк,

Хотя и плащ не из последних, спина подмочена, а в левом

Перетирается ботинке неутешительно шнурок.

Закрыты нужные терраски.

Где посидеть, не представляю.

Их обязательно откроют,

когда подальше отойду.

Пойди пойми, на тему ласки,

моя гипотеза верна ли,

Ей занимать чего другое,

помимо ветра, на ходу.

С таким лицом не приведи,

которым бог спросить айди,

Малы ничтожно для печали,

бродягу шансы утолить, —

Затем он весел. Обрати

на то внимание, идти,

Что если дождь не прекращает,

то и расти — радикулит.

Давай признаемся, что дорог, скорее потрох, а не порох,

Мы потрохами как бы живы, программе чучела в отмест,

Как заведение без шторок показом трапез насекомых,

Мы личным телом одержимы, а плащ широкий капли ест.

Когда шнурочек перетрётся,

я загадал, что буду прыгать,

Поскольку радости премного, то оной надобен расход.

Пока допрыгну, выйдет солнце,

мы очень любим этот выход,

Мы любим маму, папу, бога,

детей и прочий обиход.

Мы обожаем притворяться, что обожаем притворяться,

Без по ушам кататься зайцем

и сливки слизывать с коржей

Ещё мы любим, чтоб террасы не посещали злые люди,

Еще мы любим, чтоб террасы открыли завтра пораньшей

24.12.17

Главное меню

Вход в систему

Навигация

Поиск книг

Последние комментарии

В. Костельман ПГТ Крапивное. Том первый

«Иль мало вам, что лицедей я…»

«Петров выходит в ночь из мастерской…»

«Когда начинается то что…»

«Мысль о бездействии Т. посетила когда умы…»

Т. К.

«Напиток — юными рывками…»

«11 числа 11 месяца 17 года…»

«Удобно пишется, глаголы…»

«Кругом разговоры слышны о трудах. Бардак…»

«Где свинцовые две тени…»

«Ладно, нет никакого пера. Есть гелиевые…»

«Желта бумага, грифель порист…»

«Иные — зонтики подняли…»

«Был прав бы цирк, где нами оживили…»

«Лежишь на даче, куришь в гамаке…»

«Фразы из холодильника…»

Шкаф

1.

2.

3.

«Мне чаще стены чем вода…»

«Такое чувство вам знакомо…»

«Недуг разбит, снаряды всё подвозят…»

«Что за причуда, но — полёт…»

«У чёлки, с хвостиком вдогонку…»

«Есть в этом некая загвоздка…»

«и демон взял как два ковчега…»

«Похож в сознании просвет…»

«пускай виноваты горячая ванна…»

«Мой гордый волчок синяками отсутствий…»

«Намордник оскала и встреч подкидыш…»

«захлебнёмся в хохотушки…»

«ладони от восторга схлопал…»

«Во раях парит подросток…»

«И зимы тянутся, как свитер…»

«внимание! впервые млекопитание…»

Т.

«гулянье окороке в ярком…»

«Надменно долька ананаса…»

«Я вспоминаю Сологуба…»

«Пора бы сходить в горы. Давно не ходили…»

«Пусть Ваша совесть их не угрызёт…»

«где всё обитание — в долг к среде…»

«Там прилипало к чашке блюдце…»

«Без исключения все дороги…»

«Кто бы там что ни подумал, но в мокрой ночной рубашке…»

В. П.

«Ну, здравствуй, Джоуи. Сегодня я пил везде…»

«Безобразные руки, я знаю…»

«обычной смерти променад…»

«То в ангел певчий, то в зевоту беса…»

«Мы ночевали у мечети…»

«И стрекоча, и запинаясь…»

«Когда я сел на подоконник…»

«Переносили лёгкий грипп…»

«Планета летит. Догоняйте!»

«Дерзость носить на вырост…»

«Им колпаков не занимать…»

«На даже комнатном дебиле…»

«Их различу в подвале винном…»

«Мы активны так, но тупеньки…»

«Вот мост Риальто. Он красив…»

«Две чайки, друг друга калеча…»

«Да, господа, я живал в Надыме…»

«Коль скоро мехом от воротника…»

«Готовь спасательный круг, ибо…»

«Признаюсь, раньше был атлетом…»

«Оштрафует мотороллер…»

«Сегодня повод идеальный…»

«Руном, деликатно добытым…»

«Я умею делать вот что…»

«Волна безудержная хлещет…»

«Волчонок, душный как собака…»

«Значит, отпусктёмных линий…»