Причал на Морисон р-д (СИ) [notemo] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Майрон улыбался.

Майрон звонко смеялся — и смех отлетал от ободранных стен бара. Он похож на арнамских девиц, жеманных, ярких, наглых; они стремились влиться в большой криминал бескрайней Империи и разбогатеть по щелчку пальца. Мечты эти очаровывали. Серебрились, словно волны Восточного океана. Отскакивали яркими смешками во всеобщем бандитском кутеже. И Майрон — как большое олицетворение блатной имперской романтики. Подвижный, яркий, мелкий, проворный — он нравился всем!

Майрон рассказывал много историй. Неважно, сочинённых или нет — про аристократию, сидящих на столичной площади толстосумов, бедных, богатых, трущобы и резиденции — его слушали под сигаретку и кружку пива. Его слушали, раскрыв рты. Его слушали и затем пересказывали. Майрон купался в обожании банды Могильщиков, искрился ярким электрическим импульсом. Он поднимался со стула, замерев над широким деревянным столом, говорил: «Итак. Щ-щас ещё одна будет» — и заводил по новой.

Молодой, холёный, невысокий, ловкий. Весьма и весьма. Хватка у аристократских детей есть всегда.

«Она встречалась со мной ради денег. Представляете? Ради тридцати золотых монет, которых ей не хватало на оплату аренды! Я тогда подумал, что слишком низко себя оцениваю — всего в тридцатку золота».

Криминальному соку Империи нравились истории юного аристократского сына. Про мир, о котором можно услышать лишь по радио или прочесть в еженедельной газете. Майрон оказался в числе тех, кому честно жить не слишком нравилось, средний сын среднего чиновника Лео Ареса: не самый умный, порядочный, воспитанный и любимый. Майрон считал, что все бумажки, махинации и налоговый кодекс — туфта. Настоящие бандиты обитали на юге. В Пёсьем Яре.

В конце концов, в Пёсьем Яре его полюбили, и у Майрона не было повода эту любовь не принять.

«Умеешь водить, пацан?» — конечно умею.

«А в бухгалтерии смыслишь?» — слегка.

«Драться научен?» — вы меня обижаете, господин.

Это оказалось ажурным компромиссом.

Майрон заканчивал своё шоу далеко за полночь. Завсегдатаи бара «Дохлый кот» расходились по домам, запойных господ выкидывали под руки, сдавала смену кухня и оставался лишь официант на напитки — для Могильщиков. Могильщики забывались в мягком голосе Майрона, как в отличном ист-сайдском пиве. Только когда Иаков оживлялся и говорил «всё, хватит», Майрон послушно замолкал.

Усаживался на своё место, ярко улыбаясь клыкастым ртом, поправлял короткие волосы (пшенично-жёлтые), опрокидывал в себя пойло.

— У нас есть дело, — хрипел Иаков прокуренным голосом. — Дело важное. Сейчас не до шуток.

Иаков, их главарь, смотрел на Майрона вплотную. Переходил на сидящего рядом Ринго. Майрон и Ринго — две зажигалки их загрубевшего прожжённого коллектива — должны сработаться. Но Ринго не травил истории. Ринго сам история, бывший моряк и затем рабочий на рыболовном судне.

В конце концов, Майрон оказался чист по своей истории, и причин у Иакова держать новичка на стороне не было.

***

Ринго точил мясницкий нож камнем, ноги закинув на верстак. В небольшом складском помещении частной китобойни шумно (пыхтели старые вентиляторы) и неприятно пахло подтухшей рыбой — подтягивало с улицы. Майрон сидел на сложенных друг на друга ящиках, помеченных печатью «китовый ус», и рассматривал работающего Ринго. Толстоватый, поросший ржавой щетиной, в засаленной бандане и такими же сальными волосами — неопрятный, но очень интересный человек.

Одно компенсировало другое. Майрон вскинулся:

— А расскажи мне чой-нибудь, Ринго.

— Чего тебе рассказать? — грубоватый Ринго даже не захотел повернуться в сторону Майрона. — Обычно ты у нас байки травишь.

Но Майрон уже зажёгся, словно ряды ламп над их головами, и остановить его было трудно.

— Ты же работал на корабле. На корабле, понимаешь? — он говорил так, будто Ринго мог забыть, чему посвятил более десяти лет своей жизни. Беспечный торопливый тон гиперактивного ребёнка. — Там же всякое было!

— Ну что? Как мы рыбу ловили днями напролёт? Как эта рыба тухла под палящим солнцем, и её выкупали прямо с душком? Или как нам октопус в сеть попался, а?

Октопусы, надо заметить, существа не тупые. Майрон никогда бы не назвал их тупыми. И глупыми — также. Они достаточно разумные для обитающих в воде животных. Нападали на людей, питались беспомощными рыбёшками, зарывались в песок от хищников. Октопусы умеют делать изощрённые ловушки из кораллов — и затем пожирать свою беспомощную добычу. Питаться свежей ещё падалью. Выслеживать одиноких путешественников на лодках. Про них каждый сезон писали в газетах и просили отдыхающих не соваться в открытый океан на маленьких судах.

В общем и целом, Майрона очень заинтересовали упомянутые Ринго октопусы. Зацепился за них.

— Октопус?

Ринго, не отрываясь от ножа, пробубнил под нос:

— Октопус. Здоровенный такой, под триста фунтов, наверное.

— И что? И как?

Майрон заулыбался, как в «Дохлом коте», сладко и хитро. Сидел, ладонями упираясь о ящики, и голые покатые плечи блестели под складским светом. Ринго скорчил недовольную рожу, оторвавшись, всё-таки, от дела, но начал вспоминать:

— Здоровенная балда. Мы как вытащили, сначала не поняли, что делать. Затем шеф крикнул, что это октопус, и вальнуть его надо, пока не сообразил, что к чему. Ну, мы толпой и завалили. Щупалец двадцать, что ли, у него? И все, сука, скользкие, как слизью облили. Даже отрезанные от головы извивались.

Он вещал совершенно спокойным голосом, в процессе вернувшись к своему оружию. Шуршал камень, блестело лезвие. Майрон внимательно слушал.

— Мы его потроха скинули за борт. И больше не встречали. А затем я ушёл с того судна.

— А эти щупальца? Они какие?

— В смысле?

— Ну, большие? Маленькие?

— Разные у него есть. Отрастают по мере потерь. А тебе зачем?

— Да так.

Ринго неоднозначно взглянул на Майрона. Наточил нож, протёр тряпкой от пыли, проверил о собственный же палец. Нож завтра ещё пригодится. А вот октопусы, их щупальца и истории о них — не очень.

Майрон, живший чуть ли не напротив императорского дворца, конечно, читал книги. И был похож на всех тех аристократских детей, чересчур умных и не по годам взрослых. Много книг читал Майрон. И романы, и эпосы, и прозу — и бульварную литературу, эротические рассказы. В одной из таких книжек, тонкой, с не слишком изощрённым языком, прочёл сцену с октопусом. Как их использовать в своих целях.

Запомнил. Отложил. Решил воспользоваться. Ринго догадывался:

— У тебя точно никаких проблем нет, Майрон?

В ответ ему весело помотали головой.

***

Майрон прыгнул за руль китобойного грузовичка. Ринго перекинулся парой слов с Иаковым и его помощником, и завалился на пассажирское, подтягивая немолодое тело. Проверил остро наточенный нож за поясом, хлопнул карманы, осмотрел склад: чисто, тихо, весь груз накрыт плотным брезентом, светит полная луна. Майрон завёл машину. Разукрашенный под «Джефферсон фиш и ко» грузовик никаких подозрений ни у кого не вызовет.

На торпеде лежала газетная вырезка, придавленная портсигаром, — лицо капитана городской стражи. Ринго должен был на неё ориентироваться, но капитана знал и так. Человек, безусловно, плохой. Честный, справедливый, неподкупный. Настоящий враг народа.

— Поехали, — скомандовал через какое-то время Ринго.

Дороги в Пёсьем Яре — самый отшиб и неприглядный для столичного туриста промышленный город — отличались особой непроходимостью. Непредназначенные для автомобилей, они состояли из глубоких ям, и Майрон, признаться, очень ловко объезжал все препятствия. Хорошая дорога закончилась как раз за воротами склада. Ринго привычно ухватился за ручку на своей двери, но оказался удивлён навыками Майрона.

Весьма и весьма.

Они тошнили (ехали, подскакивая на некоторых участках) по узкой улочке рабочего района. Двухэтажные панельные дома, случайные лавки с магической утварью, пыльное бельё на общей вешалке рядом с пыльной дорогой — Ринго такое не понимал.

— Был когда-нибудь в Арнаме? — неожиданно спросил Майрон.

Он посмотрел на Майрона: его клювастый профиль, скошенный лоб и ровно побритый затылок. Аристократ, что уж там.

— Я работал в Арнамском порту. А тебе чего?

— Ты, Ринго, всегда спрашиваешь, чего нужно собеседнику с конкретного вопроса?

Ринго откинулся на спинку, поднимая брови, но в темноте никто этого не заметил. Он просто не хотел трепаться с Майроном; Ринго оказался единственным в банде, кто заводной характер новичка не оценил.

— Нет. Ты мне просто не нравишься.

— Вот как.

— От тебя прямо тянет каким-то блядством, ты меня извини, — честно признался Ринго, подумав следом, что зря так разбрасывался утверждениями. Если Иаков любил болтуна — то пострадает в первую очередь сам Ринго.

— Трахаться хочу, — так же резко ответил Майрон и, не будь Ринго наёмником, сильно бы удивился, — знаешь, как мне с этим по жизни не везёт?

Мужской коллектив не мог увидеть в Майроне какую-то красоту, но единогласно признавал его талант рассказывать. А женщины из высшего света такое любили. Старик Лео Арес, очевидно, сына на это натаскивал. И сын умение использовал — но немного в другой сфере. Влился в банду и ехал сквозь безликие бараки Пёсьего Яра, пока на торпеде громыхал портсигар и отпечатанное лицо капитана стражи.

В рубашке-поло и светлых брюках Майрон ничуть не похож на аристократа. Внешность его никак углы не сглаживала. Он без породы. Без изюминки. Немного нелепый и шарнирный.

— Сними шлюху, — хладнокровно посоветовал Ринго. Сейчас он больше следил, чтобы за ними внезапно не появился хвост.

— Я хочу чего-нибудь… Оригинального.

— О, постой-постой. Поэтому ты завёл ту тему про октопусов, верно же?

Ринго и сам не понял, как у него возникла подобная мысль, но посмеялся легко и беззлобно. Октопусы, чёрт возьми. Легкомысленный бывший аристократ Майрон Арес. Просто шикарно сходится.

— Я читал подобное, — Майрона, казалось, ничуть не смущал завязавшийся диалог. — И по описаниям… Просто невероятно.

Он заболтался — грузовик бухнулся колесом в яму. Ринго зашипел, подкинутый в уютном кресле. Продолжил, так же шипя:

— А какого пола был персонаж, не напомнишь?

— Женского, — фыркнул Майрон.

— А ты мужского.

— Сам сказал: щупальца у них скользкие.

— Твой зад, да простит меня божество, — нет.

Городской отдел стражи показался среди лавки «Штраус энд Митчелл», гастронома и гостиницы; Майрон это заметил и остановился рядом с гастрономом, чтобы подозрений уж точно не возникло. Вечерняя разгрузка товара, товарищ капитан. Не попишешь. Ринго столь интересный разговор прерывать не хотелось — но он достал нож и уставился в зеркало заднего вида.

Майрон также встал наготове. Даже мотор не заглушил.

— Я это попробую. Веришь, нет? — запоздало ответил, усмехаясь.

Ринго с ним спорить не хотел. Да и капитан стражи, к тому же, вышел со своего клоповника.

***

В газетах прискорбно сообщили, что капитана городской стражи зарезали на пороге отделения. «Как же грустно и нелепо», — думал Майрон, рассматривая взятый со стеллажа у киоска свежий выпуск. Наискось просмотрел стену букв, раскрыл страницы, прочитал все заголовки. Платить за газету не собирался, поэтому вымораживал своим видом сидящего за прилавком продавца и всех толпящихся рядом.

Один единственный блок выделяли для новостей Пёсьего Яра; Майрона привлекла фотография причала на Морисон роуд. Там же и появилось желание прочитать новость целиком. Жителей и рабочих предупреждали о появлении октопуса у берегов; как зверь туда попал, умалчивали. Брачный, видите ли, период. Ищут себе партнёров, приплывают поближе к шуму. Распугивают местных рыбаков.

Много мыслей у Майрона тогда появилось. Не самых разумных и светлых — но Морисон роуд он для себя отметил.

— Вы газету покупаете или как? — грубовато отозвался продавец, почти скрытый за стеллажами книг.

На Майрона обернулись стоящие рядом люди. Он положил газету на место и спешно скрылся, отчего-то краснея.

Вообще, Майрон не особо задумывался о своей зависимости от секса. Его положением возможно оправдать любое преступление.

Жил он в районе праведных сектантов, что целибат держали чуть ли не всю жизнь. Там всегда сладко пахло благовониями, вешали на двери амулеты, их же продавали, предлагали самые различные услуги: заглянуть в будущее, связать с богом, обчистить кошелёк, обмануть. Много ряженых проповедников, всемогущих шарлатанов и религиозной символики. Майрону становилось не по себе, когда он двигался в свой неухоженный заросший двор. Эти люди словно заранее знали, чего он стоил, и обходили по кривой дорожке. Но жильё дешёвое благодаря такому соседству — и ради этого можно чем-то жертвовать.

В квартире же Майрон мог полностью расслабиться. Разжечь керосинку рядом с кроватью, открыть окно, довольно лечь под жаркий летний воздух.

У октопусов, значит, брачный период. Желание Майрона не отпускало ни на миг.

Героиня из книги хитро обмазывала себя октопусными консервами; вспоминая это хотелось скривиться в отвращении, но, понимал Майрон, иначе животное не обмануть. Октопусы жили инстинктами. Пахнет рыбой — значит рядом твой сородич или кто-то неумный, им притворяющийся.

Следом Майрон думал, что Ринго прав: он не женщина. Есть риск травмировать себя и оказаться в интересном положении кверху задом — если не съеденным. Невероятная по своей нелепости ситуация; в банде наверняка бы громко ржали.

Майрон решил готовиться с завтрашнего дня. Купить банку консервированного октопуса, самогона для смелости, подточить ножик — и выйти в ночь к Морисон роуд. Благо, не так далеко.

А пока — Майрон расстегнул ширинку и приспустил свои штаны.

***

Ринго клялся: в очереди он отстоял уже полчаса. Маленький и душный гастроном по соседству с главной улицей отличался загруженностью. Ему нужен был всего-то хлеб. И сигареты, может. Ну, одна бутылка пива на вечер. Не больше. Редкий свободный день, когда Иаков сам оказался не прочь отдохнуть.

И Ринго — стоял за спиной сгорбленного деда.

Когда зазвенели колокольчики на двери, Ринго нутром почувствовал, что это какая-то подстава. В плане — стоит обернуться — и за спиной непременно будет стоять какой-нибудь тошнотворный Майрон. Ринго не сразу захотел повернуться. Его действительно окликнул Майрон, тихо и, показалось ему, стыдливо:

— Ринго?

— Ринго, — вторил ему Ринго.

«О, только не это», — думал про себя. Что придётся выслушать в этот раз? Очередные фантазии с щупальцами? Желание переспать с императором? Приглашение на оргию? Ринго мысленно готовился его осадить грубо и жестоко, прямо перед старикашками в очереди и молодой девушкой за кассой. Но к последней нарекания действительно имелись. Работала она медленно, а покупали много. И подошедший Майрон также выглядел как тот, кто больше условного хлеба покупать не намерен: потный и нервный.

— Не думал тебя встретить, — виновато произнёс Майрон. Помолчать не хотел даже в очереди.

— Всякое бывает, — Ринго говорил из-за спины, не желая поворачиваться. Проследил за накрашенной дамой, отошедшей от кассы с полной авоськой. Очередь чуть двинулась вперёд. — Я просто хотел хлеб и сигареты.

— А чего не ушёл в другой гастроном?

— Я живу рядом.

— О, — только и смог придумать Майрон.

Майрон даже в стенах гастронома с грязными окнами выглядел ярко. Не смеялся, конечно, как в бесконечных кабаках, обнажая клыки, но отнюдь. Взъерошенный, в тёмных очках, лёгкой рубашке на майку — весьма и весьма. Прямо-таки стереотипный молодой разбойник, не то что Ринго в сандаликах да потёртой рыбацкой футболке.

После дамы с авоськой очередь задвигалась живее. Ринго купил заветный джентльменский набор и решил чуть повозиться рядом с кассой потому, что после него стоял Майрон. Майрон в его присутствии немного замешкался. Произнёс скромное «мне, пожалуйста, спиртовую настойку и консерву с октопусом», покосился в сторону. Ринго сделал вид, что пересчитывал мелочь в кошельке.

И не знал, оплакивать ли ему Майрона заранее. Консервированный октопус считался деликатесом, стоил целых две золотые монеты за банку — но сравним с подошвой ботинка. Резиновый, без яркого вкуса, в солоноватом рыбном рассоле. У Майрона вкусы странные. Не знай Ринго его лично, подумал бы, что парень просто прикалывается. Но после всех признаний. Откровенного желания переспать с… Животным.

Ринго продолжал делать вид, будто ничего не заметил. Иакову, наверное, о таком знать не стоит. Майрон без того слишком много болтал на их общих встречах. Расскажи кому — трахался с октопусом — не поверят же.

Но на улице в разгаре лето, и у октопусов брачный сезон. Ринго про этих животных мало знал. Он ловил рыбу и китов. А банку октопусовых щупалец Майрон на его глазах припрятал в задний карман.

***

Комендантский час в Пёсьем Яре объявлялся в двенадцать ночи и тянулся до шести утра. На улицу Майрон вылез как раз в этот промежуток — подвыпивший, непривычно смелый, возбуждённый — вывалился из подъезда, мельком посмотрел на стоящую в переулке передвижную лавку. Обернулся по сторонам: ночь, непривычная тишина сектантского района и слабый-слабый запах подожжённых трав.

Идеальное время для маленького преступления. Благо, стража слегка не в форме после убийства капитана. Прятались по своим будкам, больше уделяя внимание сплетням, нежели праведной службе.

Майрон шёл дворами, избегая центральной улицы, и думал, что Ринго бы ржал. Не смеялся — ржал как лошадь, перекатываясь по полу. Думал ещё в гастрономе, стыдливо пряча банку с щупальцами, и пряча затем себя от ехидного взгляда Ринго. Но Майрон часто получал желаемое, честно или не очень — отказываться от своей навязчивой идеи не намерен. Пусть Ринго узнает и подкалывает до конца жизни. Пусть Иаков преподаст позорный урок. Пусть… Да что угодно; Майрон шёл между сваленного в переулки мусора, и его полувставший член неприятно тёрся о ткань трусов.

Ночью не заметно. Зато, поймай его стража, браконьеры под причалом или, что хуже, попадись Ринго — придётся сочинять новую историю.

Сочинять Майрон умел. И, скрываясь в тени моста на Морисон роуд, спустился вниз, ловко минуя пост стражи. Спрятался за широкую колонну с засохшей зелёной тиной, посмотрел вокруг: место, безусловно, хорошее. Тёмное, глухое, непопулярное — рыбаки и случайные купальщики толпились с противоположного конца моста, куда спуститься проще, и где меньше побитых камней.

А мост тянулся вдоль причала унылой длинной кишкой. Сверкал вдалеке маяк. Волны разбивались об острые скалы. Майрон дрожащими пальцами хватал пуговицы на рубашке, небрежно расстёгивая. От прохлады моментально проступили мурашки — и появилось неясное ощущение эйфории. Такое, жгучее и мимолётное. Как нестись на грузовичке «Джефферсон фиш и ко» по раздолбанным дорогам. Прямиком к убийству.

Майрон понимал, что слишком много внимания уделял сексу с хищным (и опасным) существом. Свежая табличка «берегись октопуса!», висящая на вскрытой калитке к лестнице, сообщила совсем красноречиво: тебе сюда.

И Майрон расстегнул пуговицу на штанах. Потянул вниз молнию ширинки. Лёгкие льняные брюки, не удерживаемые ремнём, упали на ледяные камни. Он посмотрел на оттянутую ткань трусов — на член, крепко налившийся кровью. Осторожно поднял резинку, опустил вниз.

Трусы сползли к штанам. Майрон загнанной лошадью выдохнул сквозь зубы.

В кармане лежала заветная банка — от «Джефферсон фиш и ко», как ни странно — Майрон присел, широко расставив колени, порылся и достал консерву. В соседнем кармане нашёл раскладной нож. Героиня из книжки использовала нож, чтобы отбиться от октопуса в конце, и Майрон посчитал, что это отличная идея.

Он немного нервно вскрыл банку. Появился стойкий рыбный запах, чуть подгнивший, мешался с солью и морем. Во рту скопилась вязкая слюна, и встал ком в горле. Майрон действительно собирался это сделать. Посмотрел себе между ног — на крепкий горячий ствол — глянул следом в банку. Гладкие щупальца октопуса лежали, скрученные в склизком рассоле.

Это и противно, и будоражило до спазмов в паху.

Майрон не стал поступать как та глупая девица; он обмазал рассолом лишь бёдра и немного задел ягодицы, кривясь от отвратительного запаха. Попутно молился, чтобы сейчас за ним никто не наблюдал. На такой позор красивой легенды не придумается.

Он осторожно шёл по неприятной гальке, походя к берегу с той стороны, где меньше обломков скал. Крепко сжимал в руке разложенный нож. Наступил одной ногой в воду — и почти сразу заметил шевеление под водой. Совсем близко, около скалы. Тёмное большое тело скользнуло по дну.

Октопус учуял запах. Майрон заходил в воду медленно, ощупывая ступнёй дно; яйца плотно поджались от холода и возбуждения, и всё казалось очень болезненным. Он остановился, едва вода покрыла колени. Лёг, опускаясь в воду практически по самые уши, раздвинул широко ноги, приподнимая зад. Ладони устроил под грудью, правой зажал нож лезвием от себя. Ощущение лёгкого веселья и маячащей рядом опасности захлёстывало с головой. От алкоголя не хотелось спать.

Камни немилосердно впивались в кожу — вода смягчала, позволяя абстрагироваться от напряжения. Кричали над головой чайки.

Щупальце, тронувшее ступню, ощущалось как холодный плотный студень. Скользкое, твёрдое, оно осторожно прошлось по коже, огладило загрубевшую пятку. «Нюхает, — подумал Майрон, не подобрав другого синонима к действиям октопуса, — примеривается». Октопус ползал близко. Майрон думал, что слышал, как перекатывалась галька под склизким телом; зверь подтянул ещё два щупальца — на вторую ногу и бёдра.

Кончик щупальца прошёлся по внутренней стороне. Надавил с усилием — острый и знакомый запах.

Запах, конечно, из консервы. Но у Майрона октопуса получилось надурить: щупальцами, широкими и крупными, тот обвил бёдра, протаскивая по гальке к себе. Майрон едва не выругался в полный голос. Очень больно и до кровавых царапин — попавшаяся особь отличалась силой. Подбородок оказался под водой. В голове лишь одна мысль: не надо дальше.

Майрон уже успел пожалеть о содеянном. Нож словно врос в руку.

Октопус на этом остановился. Продолжил сжимать щупальцами ноги, а сам подтянулся, проскользив по ягодицам и упав на спину. Майрон закусил нижнюю губу, чтобы не кричать. Здоровенная балда. И тяжёлая.

Щупальцем — вернее, половым органом, расширенном чуть-чуть на конце — октопус уткнулся в сморщенный анус. Незнакомый, тугой и узкий, но вполне подходящий для спаривания и похожий на октопусный. Повозил по волосам вокруг, устроился поудобнее, перебирая щупальцами. Майрон понял, что снизу абсолютно обездвижен. Придавленный молодым, но оттого не менее тяжёлым, животным. Колотилось сердце, стало жарко в прохладной воде — он благодарил божество, что не мог увидеть себя со стороны.

Но как же оно возбуждало. Член крепко прижимался к животу, открытой головкой чертя полоски; октопус быстро втиснулся внутрь.

Майрон открыл рот, но вместо стона глубоко вдохнул, вытягивая шею.

Скользко. Резко. Мерзко.

Октопус щупальце двигал туда-сюда. Не как человек. Просто замер в одной точке, тыкался своим органом в мягкое тело. Вкус незнакомый. Но запах.

На запах октопус и повёлся, понимал Майрон, жмурясь. Книжка за три бронзовых монетки не наврала — и движения у октопусов правда не сравнились бы с человеком. Он изучал. Терялся, бездумно тыкаясь рядом с дыркой, затем находил проход — и заползал внутрь. Там давил то на нижнюю, то на верхнюю стенку. Задел простату. Пополз глубже, глубже и глубже.

Майрону казалось: щупальце можно нащупать, надавив на низ живота.

Майрону много чего казалось. Чувство скованности, заполненности, похоти — он купался в этом океане, совершенно забыв о том, что творил. Ринго, по крайней мере, уже мог ожидать такого.

Он кончил, выдохшийся, под напором собственных мыслей; октопус мог почувствовать разлившуюся по воде сперму, прервать процесс спаривания и затащить под воду, чтобы съесть — но оставался предельно спокоен. Его щупальце слегка пульсировало внутри; бурлила октопусная кровь или что-то ещё, что аристократы могли есть.

Сперма октопуса щипалась. Щипало и на входе, когда зверь отступил, ослабляя свою хватку и спускаясь по уходящему вниз дну; Майрон, едва почувствовал себя в относительной безопасности, спохватился и побежал. Нелепо, заваливаясь в воде, раздирая ступни о гальку — но оказался на берегу прежде, чем октопус смог бы сожрать. Уже на берегу привалился к опоре моста. Тяжело дышал, слушая своё сердце. Рукоять ножа впилась в кожу, отпечатываясь чётким рельефом.

Живот расцвёл красными царапинами. Раны щипало от соли; щипало и внутри — соль ли, октопус ли — но Майрон сел и попытался избавиться от спермы там же.

В книге упустили много моментов. Про острую гальку, вес октопуса, отвратительно солёную воду, синяки и кровь. Кислую вонючую сперму. Об опасности мероприятия ни слова вовсе — Майрон осознавал всё только сейчас, спрятавшись за колонной. По голове всё ещё била пьяная эйфория. Он это сделал! На спор с Ринго или по своему желанию — пока не понимал.

Но жалеть — может, и не жалел.

***

Майрон улыбался.

Майрон сидел тихо и смирно, слушая Китона. Лузгал тыквенные семечки с пивом. Майрон сидел, ногу закинув на ногу и, если приглядеться, можно увидеть, что упирался он на одно бедро. Попеременно, меняя ноги. Ринго это заметил совершенно случайно. Не придал значения, пока не уловил отрывок из сказанного Китоном:

«Октопус на Морисон роуд. Слышали, нет?»

«Слышали, да, слышали», — порвался ответить Ринго, но не стал. Майрон рядом с ним как-то зарделся, пожевал губы, сбросил с себя улыбку.

Нет, Ринго допускал, что Майрон не по женщинам. Что у него прошла бурная ночь с любовником. Но все эти октопусы. Его высказанные вслух желания. Предложение на спор; я потрахаюсь с октопусом, веришь, нет. У Ринго в голове всё сошлось как надо, но перед Иаковым и ребятами он ничего вслух говорить не хотел.

Майрон сам вскинулся в привычной манере:

— Его разве не вальнули? Я слышал, он на кого-то напал.

И запил сказанное глотком пива. Глаза у Майрона блестели алмазиками. Горькая тайна одного вечера.

— Вальнули, — ответил Иаков. — Попилили на консервы. А как иначе?

Иаков владел частью «Джефферсон фиш и ко», вписываясь в то самое «ко». Майрон краснел совсем болезненно: и консервы, и знакомая фирма, и октопусы. Пил и пил, не зная меры, в обыкновении распалялся, постепенно вливаясь в разговор. Вскоре тема с октопусами сошла на нет, уступив очередным сплетням со дворца; Майрон встал, несколько хмуро морщась, и вещал, как в тот день.

Весьма и весьма — Ринго ухмылялся.