1.
Когда я доставила Мареку заказ – его неизменные беляши, он попросил меня о любезности: завезти по дороге небольшой пакет некому мистеру Круковеру. Я кивнула – отчего же не завезти, мне все равно в ту сторону, да и лишние чаевые не помешают. Марек записал адрес на листке из блокнота. Мистер Круковер жил у самого залива, в конце Тупикового переулка.
– В пакете, – объяснил Марек, – книга, которую старик давно заказал.
И вот он, Марек, наконец, достал ее, а старик приболел и сам зайти не сможет.
Я бросила пакет в сумку и поехала дальше – развозить заказы на своем старом велосипеде.
«И как Марек Стоцки сводит концы с концами?»– удивляется хозяйка нашей пекарни мадам Дюваль. И в самом деле, он продает несколько книг в день за смехотворную цену. Два доллара – книга! И это при том, что на Якорной улице пять книжных магазинов – все с ярко освещенными витринами и любезными улыбающимися продавцами. Правда, книги стоят там чуть ли не двадцать долларов за штуку и даже дороже – я сама видела. Цены растут везде, только у Марека книга все так же стоит два бакса. И что покупателей у него немного – тоже понятно: кто сунется в старую темную лавку, если рядом есть красивые, ярко освещенные магазины? Действительно, как он живет, Марек этот? И где живет, кстати? Я не удивлюсь, если окажется, что и спит он в своей крохотной лавке, положив под голову стопку старых журналов. Да и лавкой это трудно назвать, скорее, проем в стене, набитый книгами до отказа. А перед входом всегда сидит серый пудель с красной косыночкой на шее. Да и книги у Марека не очень-то красивые – есть даже без картинок, и не очень новые, а есть и совсем потрепанные, он сам их подклеивает. Ну кому нужны старые потрепанные книги, если рядом в магазине продаются совсем новенькие, чистенькие, с красивыми картинками? Я даже засматриваюсь на них иногда: на книжной обложке в витрине – шикарная дама в красном вечернем платье и небрежно накинутом меховом манто, а рядом мужик в черном плаще, маске и с пистолетом в руках.
Любопытным Марек отвечает, что у него своя модель бизнеса. Ну, своя так своя. Вот кто в бизнесе понимает, так это мадам Дюваль. С тех пор, как она вывесила в витрине плакат «Бесплатная доставка свежей выпечки на дом», у нее появилось много постоянных заказчиков, и дела так резко пошли в гору, что она подумывает об открытии второй пекарни на бульваре Надежды – в самом престижном районе города. А доставляем заказы мы с Питером, на велосипедах – подрабатываем после школы, иногда до занятий, рано утром. А на каникулах я еще и пекарям помогаю, и заодно учусь всему, чему можно – пригодится, когда школу окончу.
Моя зона – Тупиковый переулок и Якорная улица, а Питер развозит заказы по Каштановому холму и другим улочкам, прилегающим к Рыночной Площади. Моя зона куда интересней: на Якорной улице много магазинов с яркими витринами, а Тупиковый переулок выходит к заливу – на обратном пути можно постоять на мосту и полюбоваться яхтами. Когда-нибудь у меня тоже будет яхта…
Мадам Дюваль придумала еще одну хитрость: кроме заказанных булочек и кексов, мы упаковываем в корзинку еще и всякие пироги, печенье и бриоши. Когда я достаю заказ, то покупатель их видит и почти всегда спрашивает, нет ли лишних бриошей.
***
Когда я подъехала к мосту, небо резко потемнело и посыпалась ледяная крупа. Улицы опустели мгновенно. Я слезла с велосипеда, надвинула на лоб капюшон и застегнула пальто. Лебеди подплыли к мосту и стали смотреть на меня выжидающе: привыкли, что прогуливающиеся люди их подкармливают, вот и ждут. Я пожалела, что не взяла для них хлеба – у нас в пекарне наверняка нашелся бы вчерашний батон.
С недавнего времени я коллекционирую моменты: стараюсь запомнить то, что выпадает из обычного течения событий, а зачем – не знаю. Такого момента в моей коллекции еще не было: улицы пустынные, небо тяжелое и низкое, крупа ледяная бьет прямо по щекам, и лебеди смотрят на меня, выгибая шеи…
Момент неожиданно дополнился сиплым простуженным голосом за спиной:
– Хотите птиц покормить?
Обернулась. Позади стоял краснолицый усатый мужичок в шапке-ушанке и тулупчике, а в руках держал целый лоток бубликов, накрытых тонкой прозрачной пленкой.
– Берите, это черствые.
Я удивилась, но поблагодарила, взяла несколько бубликов и принялась крошить их в воду; мужичок пошел себе дальше, и я проводила его взглядом.
***
Звонок над табличкой с полустертыми буквами «Мр. Круковер М.» не работал. Я тихонько постучала.
– Входите, не заперто, – раздался хриплый голос из глубины квартиры.
Я толкнула дверь и оказалась в темной тесной прихожей. Вытерла ноги о старенький коврик и вошла в комнату. Мать честная – книг-то сколько! И почти все на непонятных языках. Книгами забито все: стеллажи от пола до потолка, да еще и полки грубо сколоченные, видать, самодельные. Книги были даже на стульях и подоконниках. У окна, между двумя стопками книг, восседал крупный черный кот с белой грудкой – будто во фраке.
Мистер Круковер был мне знаком – я видела его в магазине при пекарне. Кажется, он покупает ржаной хлеб, выпеченный по русскому рецепту, и наши фирменные пряники… точно, вот же они в вазочке на столе, тоже заваленном книгами, возле чайника и огромной белой чашки с выгравированными золотом буквами.
Я поздоровалась и протянула ему пакет. Он схватил его и быстро распечатал. В пакете была книга – новая, в коричневом переплете с золотистым корешком. Старик засиял от радости, пролистал ее, потом прижал книгу к груди и сказал с сильным акцентом:
– Вы очень любезны, мисс. Как вас зовут?
– Эмма. Эмилия Ларни.
– Если вас не затруднит, Эмма, передайте Мареку деньги. Я, знаете ли, не люблю быть в долгу.
Старик порылся в кошельке и протянул мне две смятые бумажки.
– Вот, пожалуйста, все правильно, два доллара за книгу. Благодарю вас, мисс, – он дал мне еще несколько монеток на чай. – Непогода усиливается, подождите хоть немного. Повесьте пальто поближе к батарее, вы совсем вымокли. Хотите чаю, Эмма?
Я глянула в окно. Похоже, я вовремя доехала до его дома – за окном была сплошная серая пелена.
– А Мареку спасибо скажите непременно, – продолжал Круковер. – Я как раз думал об этой книге, и вдруг вы постучали в дверь, вошли и протянули мне ее. Давненько такие совпадения со мной не происходили! Неужели я подумал о ней в самую важную минуту суток?
– Что такое «самая важная минута»? – спросила я рассеянно.
– О, если вы об этом не знаете, значит, мне выпало счастье вам об этом рассказать, – обрадовался старик. – Есть в сутках волшебная минута, всего одна, но зато какая! Если чего-то пожелать, все сбывается, причем почти мгновенно. Но каждый раз это другая минута, и никто не знает, когда она наступает.
– А если все время чего-то сильно желать?
– Ну, тогда шанс попасть именно в эту минуту увеличивается, но со мной это случилось всего три раза в жизни. А живу я уже очень давно.
– Ой, – сказала я, – кажется, и у меня только что…
И рассказала ему про мужичка с бубликами.
– Несомненно, – со знанием дела кивнул старик, – мы с вами пожелали сегодня в эту самую минуту, я – книгу, а вы – черствого хлеба для лебедей.
– Как жаль, что я не знала этого раньше! Я бы пожелала что-нибудь другое!
– Думаю, что вы пожелали именно то, что должны были пожелать, – заметил старик, – впрочем, как и я.
– Лучше бы мне пожелать чего-то более важного и полезного! Сдались мне эти лебеди!– я чуть не заплакала.
– Но сегодня дождливо и холодно, у залива наверняка не было гуляющих, лебеди были голодны, так что все в порядке, – возразил Круковер.
– Но мужичок мог сам спокойно кинуть им несколько бубликов.
– Но он ведь этого не сделал?
– Нет. Он пошел себе дальше.
– Вот видите. В любом случае, это доставило вам удовольствие и, поверьте, из таких моментов и складывается мозаика светлой стороны жизни, а ваш ангел-хранитель получает возможность немного отдохнуть и набраться сил. От уставшего ангела толку немного, знаете ли. Не знаю, что мужичок собирался сделать с лотком черствых бубликов, скорее всего, нес их рыбакам для приготовления наживки… Да-да, на хлебный мякиш прекрасно ловится рыба, большая и маленькая… но вам эти слова ни о чем не говорят, как я погляжу. Он и отдал их вам, потому что вы правильно пожелали. Желать тоже нужно уметь, знаете ли.
– Что значит – «правильно желать»? Как это?
– Есть несколько правил, но мне, к сожалению, известны не все.
– А вы мне расскажете те, что вам известны?
– Охотно. Желать надо с уверенностью, что вам это положено. Если я пожелаю сейчас жениться на китайской императрице, мне придется это очень хорошо обосновать. Это – раз. Далее, желать надо так, чтобы сторона, которой это коснется, желала того же. В вашем случае, лебеди хотели есть, а вы хотели их накормить. Ваши желания совпали. В моем случае, я хотел получить эту книгу, но и она была не прочь оказаться у меня.
– Но как книга может чего-нибудь хотеть?
– Вы буквально все воспринимаете, Эмма, это забавно.
– Что значит «буквально»?
– Неважно. Сама книга, конечно, не может хотеть, но в данном случае, мироздание не возражало, чтобы книга попала мне в руки.
– Мироздание?
– Да, важно, чтобы это, по крайней мере, не шло вразрез с его планами, а если так, то это может означать, что я угадал дальнейшее развитие сценария жизни.
– Ну хорошо, а третье?
– А третье правило: на мироздание нельзя давить, требовать, топать ногами, капризничать или качать права. Нужно спокойно предъявить свое желание, предложить себя в качестве обладателя конкретной вещи или конкретной роли, и дать ему время подумать, изыскать резервы, и, возможно, пересмотреть свои позиции. Это как покупка. Мало того, что вы хотите купить товар. Его обладатель должен захотеть его продать. А что бы вы, Эмма, пожелали, зная, что наступает эта минута, если не секрет?
– Ну… уж точно не черствых бубликов, а… чтобы к моменту моего совершеннолетия мне хватило накопленных денег для открытия собственной пекарни.
– Почему к совершеннолетию?
– Можно и раньше, но по закону владельцем бизнеса все равно нельзя стать до совершеннолетия.
– А почему пекарни?
– Потому, что я достаточно хорошо знаю это дело. Я не такая глупая, чтобы желать того, с чем мне никогда не справиться.
– О, это вы хорошо сказали! Глупо желать того, с чем не сможешь справиться! Минутку, я бы хотел это записать. Возможно, это четвертое правило.
Он черкнул что-то в блокноте, потом поднял на меня глаза и воскликнул:
– Я вспомнил, где я вас видел, Эмма! В магазине «Пряничный Домик» при пекарне, на Ярмарочной площади! И пахнет от вас ванилью и корицей. Как это я сразу не сообразил?
– Да, я в магазине иногда продавцам помогаю, но моя основная работа – развозить заказы на дом.
– И много еще заказов на сегодня?
– Да, еще несколько, на Якорную улицу.
– И по дороге вы забросили мне эту книгу! – старик любовно погладил коричневый переплет и опять пролистал страницы. – Как любезно с вашей стороны! Последняя книга известного автора. О, в предисловии сказано: «Издана посмертно», хотя никто не знает наверняка, что он умер! Знаете, автор исчез в один прекрасный день, оставив записку: «Так надо». И в последней главе романа один из героев уходит из дому, оставив записку: «Так надо». Одни считают этот роман последней шуткой автора, другие полагают, что он покончил с собой, а третьи в этом сомневаются, и я в их числе. А вы какие книги любите читать, Эмма?
– Мне некогда читать. Я работаю вечерами после школы, а иногда и по утрам, когда уроки позже начинаются. А на каникулах и вовсе целыми днями.
– И все для того, чтобы исполнилась мечта, так ведь?
– Да. Извините, мистер Круковер, но мне пора. Дождь прошел… А откуда вы узнали о волшебной минуте?
– Я прочел это в одной книге, – пожал плечами старик.
– А знаете, если хотите, я могу вам тоже доставлять заказы на дом. Свежий хлеб, пряники и еще что пожелаете, у нас бриоши замечательные, – я протянула ему карточку нашей пекарни. – Позвоните и закажите, а я все привезу. Ваш дом – в моей зоне обслуживания.
– Благодарю вас, Эмма. Непременно воспользуюсь. Очень рад знакомству.
– До свиданья, мистер Круковер.
***
«Эмма из Пряничного Домика – занятная и немножко смешная девочка. Практичная и наивная одновременно. Похоже, ей недостаточно читали сказок в детстве, а может, и совсем не читали», – записал в блокноте Майкл Круковер.
Старик уселся в скрипучее кресло у окна, устроился поудобнее, поставив ноги на низенькую скамеечку, включил ноутбук, поглядел некоторое время через заляпанное стекло на отражения качающихся верхушек деревьев в замерзших лужах, потом прикрыл глаза и, казалось, задремал. Затем очнулся и стал быстро печатать – пальцы его привычно запорхали по клавиатуре.
«Я ехала по замерзшим лужам, думая о том, что постеснялась рассказать старику вторую часть мечты – да и третью тоже. К тому времени, как я окончу школу, я превращусь в высокую статную девицу с пышной прической. Это ничего, что я сейчас ростом невелика. Я непременно буду такой же высокой, как жена доктора, которая сейчас открывает мне дверь и берет из рук пакет с ее любимым вишневым пирогом. Она всегда смеется и напевает. Еще бы ей не петь – красавица, да еще и муж преуспевающий доктор! И яхта у них самая красивая. Могут плыть куда захотят. Другие дают мелочь на чай, а она всегда – целый доллар. И этот доллар тоже пойдет в мою копилку.А еще я обязательно выйду замуж за Рика, младшего сына торговца рыболовными снастями – красивого и хозяйственного мальчика. Это ничего, что он на меня сейчас не обращает никакого внимания и все время подшучивает. Если я в один прекрасный день превращусь в красивую девицу, ему будет не до шуток. Когда я доставляю заказы в их дом, то всегда надеюсь, что именно он откроет дверь, но это бывает редко —после школы он обычно помогает отцу в лавке. А когда Рик все же оказывается у двери, то всегда спрашивает:«Как дела в Пряничном Домике, мадемуазель Бриошь?» Рик даже не знает, что меня Эммой зовут – кличка «мадемуазель Бриошь» ко мне прочно приклеилась. Но ничего, когда я буду такой же высокой и красивой, как жена доктора, тогда посмотрим.Все, заказы выполнены, корзинка пуста, можно возвращаться. День сегодня удачный, чаевых даже больше чем обычно – два новых щедрых заказчика плюс мистер Круковер, внепланово. Какой занятный старик! Со мной никто еще так не разговаривал. Здорово, что существует волшебная минута! Но с другой стороны – это несправедливо: работаешь, работаешь и концы с концами свести не можешь, а кто-то пожелал в волшебную минуту – и у него сразу все сбылось, ну, при условии, что он правильно все это пожелал. И все же, сегодняшняя минута истрачена зря. Попробую завтра еще раз пожелать. Каждый день буду желать, даже по нескольку раз в день, и все получится – конечно, если есть где-то пекарня, которая хочет, чтобы я была ее хозяйкой. Вернее, мироздание не против… Да, может, оно и не против, а только денег мне вряд ли хватит, а заем на открытие бизнеса могут и не дать. Я бы заработала больше, если бы не надо было в школу ходить и уроки делать». 2.
На следующий день я привезла Мареку его неизменные беляши и отдала два доллара за книжку, что старик передал. Марек кивнул, взял беляши, а я все не уходила, топталась на месте, потом решилась:
– А скажите, Марек, есть ли у вас книга про волшебную минуту? Ну… чтобы вот так пожелать, а оно раз —и сбылось.
Марек развернул беляши.
– Сказки, что ли, почитать решила?
– Не знаю… Мне Круковер об этом рассказал.
– А, Круковер… Ну, у него и спросить надо было автора и название.
– А если я узнаю автора и название, вы мне достанете такую книгу?
– Нет, Эмма.
– Почему нет? Вы же говорили, что любую книгу достать можете.
– Достать могу, верно, но ты – не мой клиент, Эмма. Прости, ничего личного.
Хм, странно. Неужели я не вписываюсь в его модель бизнеса? Может, в больших магазинах есть такая книга? Там, конечно, дороже придется заплатить, но оно того стоит.
Перед праздником работы в пекарне было так много, что мадам Дюваль оставила меня помогать пекарям, а Питера попросила развезти заказы в моей зоне.
Я отделяла желтки от белков, лепила крендели, вырезала формой печенье в виде елочек, украшала цукатами торты и помогала старому пекарю Айвану раскатывать тесто. И опять момент: за окном замерзшие прохожие бегут куда-то, подняв воротники, заледеневшие лужи, на проводах иней, а у нас – огонь в печи потрескивает и пахнет горячим хлебом, а это – лучший запах в мире. А можно ли нарисовать запах? Вот новый помощник пекаря отворил дверь, а любопытные снежинки вихрем влетели за ним, но тут же вылетели, испугавшись жара пекарни. Айван месит тесто для сдобных праздничных булок с изюмом, на его бровях – то ли снег, то ли мука… Я бы хотела оставить и этот момент в памяти навсегда, а зачем – и сама не знаю.
Потом мне доверили кондитерский шприц, и я рисовала белым кремом узоры и снежинки на шоколадных тортах. И вдруг, неожиданно для себя, нарисовала кудрявого ангела. Я удивилась, полюбовалась им немного, а потом наполнила шприц желтым сливочным кремом и дорисовала колокольчик в его руке.
Как Круковер сказал: «Когда делаешь что-то приятное, ангел-хранитель отдыхает. А от уставшего хмурого ангела – толку немного». А какой он, мой ангел? Вот такой – с белыми крылышками и желтым колокольчиком. У него хитрая рожица. Надеюсь, он хорошо отдохнул, пока я рисовала на торте.
– Айван, а вы научите меня секретам выпечки русского ржаного хлеба, пряников, и этого медового пирога… эээ… коврижка?
– А зачем тебе? Ты хочешь стать пекарем?
– Нет, я хочу стать хозяйкой пекарни. Но я бы хотела знать рецепты… Ваши изделия так хорошо покупают. А вы бы пошли ко мне работать?
– С удовольствием, Эмма, да только, когда это произойдет, я уже буду на пенсии.
Это может произойти раньше, чем он думает. Вот как подумаю об этом в волшебную минуту! А интересно, что делает сейчас мистер Круковер?
«Как холодно сегодня, и по прогнозу метель, надо бы успеть все развезти… так… последний заказ на сегодня – шесть бриошей доставить по адресу “Тупиковый переулок, дом номер ноль”. Где это видано, чтобы у домов были такие номера? Это должно быть где-то здесь…На покосившейся калитке свежей белой краской был намалеван неровный ноль. Странно, я почему-то никогда этот дом раньше не замечала. Я толкнула калитку, она отворилась со страшным скрипом. Дорожка вела к дому – он был очень старый: темные окна, прогнившие деревянные ступеньки, а из скособоченного почтового ящика торчали потемневшие от дождя рекламные буклеты. Похоже, тут никто не живет. На ступеньках, правда, мисочка с водой для кошки, хотя, может это растаявший снег. Электрический звонок не работает. Что за день сегодня! Второй раз попадается неработающий звонок. Помедлив немного, я дернула старинный потускневший колокольчик у двери, а колокольчик-то необычный – на нем два пекаря в высоких колпаках подбрасывают хлеба на лопатках. И такой звон красивый да мелодичный раздался, что я заслушалась на мгновенье и чуть не забыла, зачем пришла. Но никто не открыл. Я дернула колокольчик сильнее и вдруг он оторвался, а все остальное исчезло – дом, ступеньки и почтовый ящик с рекламными буклетами… Остались только плошка для кошки и колокольчик в моих руках.Вот это да! Мне показалось все это, что ли? А кому же заказ отдать? Я положила колокольчик в корзинку и принялась бродить по переулку. Потом вернулась и опять приоткрыла покосившуюся калитку с номером ноль, но за ней был только морской берег в сгустившемся тумане.Я тихонько закрыла калитку и направилась к своему велосипеду. Возле него стояла старая леди с коротко остриженными седыми волосами, в элегантном черном пальто и в красном длинном шарфе.– Эмма, – сказала она вкрадчиво отсыревшим голосом, – ах, как свежей выпечкой пахнет… Дай-ка угадаю… уж не бриоши ли у тебя в пакете? У меня телефон не работает, а идти к вам далеко. Не уступишь ли ты мне…– Нет, извините, этот пакет нужно доставить по адресу, да только дома никак не найду, – я показала ей записку с адресом.– Ах, Эмма, я здесь всю жизнь живу, а дома номер ноль никогда не видела, это какая-то ошибка. Да и не ноль это вовсе, а, скорее, овал. А ты, Эмма, не узнала меня? Я миссис Беккер с Якорной улицы, дом тридцать три, ваша постоянная заказчица.– Нет, что-то не припомню.– А ты мне отдай этот пакет, а если заказчик позвонит, то извинишься, адрес уточнишь и привезешь ему другие. А? Я так люблю ваши бриоши! Если понедельник с утра начинается с бриоши из вашей пекарни, то вся неделя хорошо проходит. Да-да, я не шучу.Она достала несколько бумажных купюр – почему-то из футляра для очков. Несмотря на сырость, деньги приятно хрустели в ее руках.– Вот за бриоши, а это – тебе, чаевые. Я знаю, что тебе деньги нужны. А я еще и добавлю пару монет – на кино или подарок к празднику. Ты такая девочка хорошая – умная и трудолюбивая, я тоже такой была в твоем возрасте. Да не стесняйся, Эмма, бери. О, метель начинается, смотри – хлопья снежные повалили! Я буду дома сидеть, в окно глядеть, чай попивать и бриошами угощаться.Я даже обрадовалась – все равно некому заказ отдать, а тут покупатель сам нашелся – удача просто. Не успела я взять деньги, как миссис Беккер выхватила пакет с бриошами из корзинки, зажала его под мышкой и помчалась прочь, а ее красный шарф полетел за ней сквозь снежные хлопья. Но бежала она почему-то в противоположную от Якорной улицы сторону, с удивительной для такой почтенной леди скоростью, и прямо к калитке с цифрой ноль. Она толкнула калитку ногой со всей силы, та жалобно скрипнула, отворяясь, потом захлопнулась за миссис Беккер, прищемив красный шарф. На миг мне показалось, что это было какое-то наваждение, но деньги в руках были настоящие и пахли сердечными каплями. Я села на велосипед, и уже по дороге сообразила, что и колокольчик она забрала, он ведь поверх пакета лежал. Жалко… красивый колокольчик». 3.
Сумерки сгустились, но я никуда не спешу: завтра в школу не надо идти – каникулы. Мадам Дюваль уже ушла домой. Я все думаю, как бы уговорить ее не нанимать временных работников на праздничный сезон, а рассчитывать на меня – я помогу и в магазине, и в пекарне, и все заказы развезу. Если бы она согласилась, я бы заработала на каникулах кругленькую сумму. Но я несовершеннолетняя и не имею права работать больше восемнадцати часов в неделю, а мадам Дюваль не станет нарушать закон.
Ну вот, все прибрано, крошки выметены, а последняя на сегодня партия хлеба уже в печи. Айван, как обычно, сидит на стуле перед печью и поглядывает на хлеба сквозь стеклянную заслонку; никому не доверяет выпечку ржаных хлебных кирпичиков – сам замешивает тесто, вкладывает его в формы и следит за температурным режимом. Он ни за что не уйдет, пока не убедится, что хлеб поднялся и зарумянился как положено. Но в этот раз я слышу запах горелого теста, a Айван читает книгу.
– Айван! Что-то горит!
Он вскакивает так быстро, что книга падает на пол, кидается к печи и ворчит, что крайние хлеба действительно подгорели, еще пару минут и те, что в серединке тоже могли пострадать.
Я поднимаю книгу с пола – да ведь это точно такая, как та, что я недавно отвезла Круковеру – толстая, в коричневом переплете и буквы тисненные.
– Айван, можно я вашу книгу посмотрю?
– Это на моем языке, книга. Ты ведь не читаешь по-русски, Эмма?
– Нет.
На первой странице – фотография мистера Круковера на фоне роскошной усадьбы. Это он, вне всякого сомнения, только моложе. Одет богато. Сидит в плетеном кресле, а рядом – большущий лохматый пес положил лапу на его колено.
– Это кто?
– Автор. Мой любимый. Не могу поверить, что это его последняя книга. Благодаря его книгам я выжил. В газетах писали, что он исчез в неизвестном направлении, оставив записку «Так надо». С тех пор его больше никто не видел. Предполагают, что он покончил с собой. А книга вот вышла. Посмертная. Говорят еще, что книга эта о нем самом. Ну, ладно, дай главу дочитать, не мешай, Эмма.
4.
Меж книгами на столе притаилась початая бутылка коньяку.
– О, здравствуйте, Эмма. Спасибо за доставку. Вот деньги за хлеб и пряники, а это вам, чаевые, в копилочку. На пекарню копите, я помню. И на кафе, которое будет называться… кхе-кхе… «Мадемуазель Бриошь». Красивое название, верно? Дарю. Я так и вижу вас хозяйкой кафе, где будут подавать лучшие в мире бриоши. И светящийся крендель на вывеске просто необходим. А знаете, я как-то был проездом в одном городе и, коротая время, заглянул в первое попавшееся кафе. Я облюбовал столик у окна, сел, и тут же подбежал официант и поставил передо мной чашку кофе и блюдечко с бриошью. Не успел я удивиться, как официант пояснил, что каждый день один из столиков назначается счастливым, и севшему за него посетителю бесплатно подается кофе и булочка. И посетителю счастье с этого момента просто повалит. Каждый день это другой столик, они бросают жребий с утра. И знаете, Эмма, в моей жизни было много разных городов и разных кафе, но вспоминаю я именно это. Знаете, как здорово – сесть за столик, который сегодня назначен счастливым.
– Ух, здорово! Я, пожалуй, тоже введу такой обычай в своем будущем кафе.
– Почему бы нет? Хотел бы я дожить до этого момента. А пока позвольте угостить вас чаем. С вашего разрешения, я плесну в свой чай немного коньяку, мне доктор прописал, давно когда-то… А вам не налью, и не просите. Сами сказали, что несовершеннолетняя.
Он пил чай из большой белой чашки с выгравированными золотыми буквами.
– Это на каком языке написано?
– На русском, – ответил Круковер. – Это моя счастливая чашка. Почти волшебная. Как напьюсь из нее, сразу…
– Что? Желание сбывается?
– Я не то хотел сказать, но неважно, считайте, что да, – рассмеялся Круковер. – Сбывается. Мое постоянное желание. Появляется вдохновение. Возможно, потому, что подарили мне ее люди, которые меня и вправду любили. Они еще утверждали, что я им очень помог. Счастливая чашка.
– Все-то у вас либо волшебное, либо счастливое. Чашка, конечно, хорошо, но мне хотелось бы узнать больше про волшебную минуту и исполнение желаний. И еще мне очень интересно, что у вас сбывалось раньше.
– Когда-нибудь расскажу. Но я, хоть и гораздо старше вас, а куда менее практичен. Сгоряча я пожелал то, с чем еще не знаю как справиться. Вернее, знаю, но не уверен, что нервы выдержат. Но это моя проблема. Моя и времени.
– А скажите, вот вы же старый совсем, а все покупаете книги и покупаете, а зачем вам их столько?
– Хм… ты хочешь сказать, Эмма, что я скоро умру и они мне не понадобятся? Ну, не смущайся. Так ведь? Марек, который продает мне книги по два доллара за штуку, тоже думает, что я скоро умру, и он всю мою библиотеку скупит по доллару за книгу. А потом будет продавать за два таким же старикам-эмигрантам. А когда и они умрут, купит у наследников их книги за доллар штуку, и опять будет продавать старикам за два.
– О! Какая интересная модель бизнеса!
– Марек и не бизнесмен вовсе. Он, в каком-то роде, служитель, хотя и сам об этом не подозревает. Он дает книги во временное пользование. Почти каждая книга, побывавшая хоть раз в его руках, непременно к нему возвратится, когда очередной клиент, или, лучше сказать, временный хранитель книги, умрет. Но возвратится она прочитанной, а значит, живой.
– А как же он узнает о смерти владельца?
– А у него картотека. Но в моем случае он просчитался и не знает, что моей смерти ему ждать не нужно.
– Ваши наследники не продадут ему книги?
– Нет. Еще круче.
Старик молчал. Причем, молчание его было каким-то торжественным, а глаза его хитро поблескивали.
– О! Вы пожелали не умирать, в волшебную минуту! – догадалась я. – А вы уверены, что у вас получилось?
Он рассмеялся и закашлялся.
– Хм… не совсем так. Я пожелал сделать процесс умирания более интересным, занятным, что ли. А что касается книг, то я просто сам назначу временного хранителя.
А следующий день был веселым, солнечным и необычно теплым для этого времени года. Я, как обычно, развозила заказы по Якорной улице: десять булочек с корицей – для большой семьи нотариуса, вишневый пирог – для жены доктора, круглый каравай с тмином для торговца рыболовными снастями, два неизменных беляша для Марека Стоцки, книготорговца, кексы с черникой для хозяина парка аттракционов, и для мистера Круковера – ржаной хлеб и кулек пряников. О! На дне корзинки – шесть бриошей и адрес на пакете: Тупиковый переулок, дом номер ноль. Ну и тупица эта Сюзи, которая заказы оформляет! Получает столько же сколько и я, но даже адреса толком записать не может! Возможно, это дом номер десять или двадцать.Я бы не поехала в самый конец Тупикового, если бы не увидела издали элегантный силуэт миссис Беккер. Она была в том же длинном черном пальто, и на шее ее все так же болтался вязаный красный шарф. Она изо всех сил махала руками, приглашая меня подъехать поближе.– Привет! – быстро сказала миссис Беккер, оглядываясь по сторонам. – Значит так, сегодня план такой: ты откроешь калитку, поднимешься по ступенькам и толкнешь дверь. Только не звони и не стучи – этим можно все испортить, просто толкай дверь и входи. А это, – она протянула мне колокольчик, – на место повесь, у входа.– А зачем мне туда идти?– Как зачем? Заказ доставить. Тебе что, деньги не нужны? Слушай дальше. Ты положишь заказ на… что-нибудь, куда можно его положить. А если не на что, то все равно куда-нибудь положи и сразу распечатай пакет.– Но если я сниму упаковку, заказчик может быть недоволен.– Об этом не волнуйся, там никого нет.– Как это никого? А кто платить будет?– Я заплачу, я.– Так это вы заказываете бриоши на этот адрес?– Я.– А зачем?– Эмма, это совершенно не имеет отношения к делу.– Хорошо. Тогда заплатите и я пойду домой.– Я заплачу. Но ты их туда отнеси.– Ладно, но сначала платите.Миссис Беккер достала футляр от очков, набитый денежными купюрами, руки у нее так дрожали, что она не могла отсчитать деньги.– Вот. За бриоши и тебе на чай. А если все сделаешь правильно, еще добавлю.Я пересчитала деньги, аккуратно разгладила купюры и сложила их в сумочку на поясе.– Эмма! – вскрикнула миссис Беккер в нетерпении. – Иди же! Ты все запомнила?– А что там запоминать? Колокольчик на место повесить, дверь открыть, бриоши положить куда-нибудь и пакет распечатать. Все верно?– Да. Да. Иди. Только не шуми и смотри, чтобы колокольчик не звякнул.И я направилась к калитке с нарисованной белой краской цифрой ноль. Хотя, может, это такой овал.Она, конечно, со странностями, но обещала еще денег дать… только бы не удрала.Я повесила колокольчик на место, осторожно, чтобы не звякнул, как и просила миссис Беккер, потом толкнула дверь и шагнула в темноту. 5.
– А о чем все эти книги, мистер Круковер? Истории разные, да? Интересные, наверно?
– И истории есть тоже. Интересные, конечно.
Я подошла к полке с толстыми строгими книгами и указала на одну из них.
– А вот эта книга интересная?
– Эта? О, да, очень.
– А о чем она?
– Хм… так сразу и не скажешь. О том, что всему свое время. И еще о том, что все пройдет.
– Ну, это и так понятно. А эта о чем?
– Эта? Хм… О том, что нельзя убивать, красть, прелюбодействовать…
– Но это тоже и так понятно.
– Это сейчас понятно, Эмма. Было время, когда это не было столь очевидным.
– Но вы же сами сказали, что всему свое время.
– Верно.
Я перешла к другой полке, книги здесь казались более веселыми – на обложках были картинки.
– А эта о чем?
– О, эта книга о деньгах и удовольствиях, которые можно купить за деньги, они, вроде бы, должны делать человека счастливым, но не делают.
– Почему не делают?
– Видимо, потому, что денег и купленных удовольствий недостаточно для счастья.
– Не понимаю, почему недостаточно. Если бы у меня было много денег, я бы купила дом и яхту, и была бы счастлива.
– А знаете, Эмма, я тоже так полагал, когда был беден и снедаем заботами о крыше над головой и хлебе насущном.
– Как это «насущном»?
– Я даже не знал, доведется ли сегодня поужинать. А после дела пошли лучше и у меня появились кров, еда и одежда. И когда я привык к мысли, что это все завтра не исчезнет, то действительно почувствовал себя счастливым. Но все, что я приобрел сверх того, в том числе дома и яхты, не добавило счастья ни на йоту. Просто заботы одного рода сменились заботами другого рода, вот и все.
– Ну, это у вас так было, а у меня все будет иначе. А эта книжка про что?
– Эта про любовь, горячку молодости. Интересно, что молодость сама по себе тоже не делает человека счастливым. Многие ощущают себя куда счастливее в зрелые годы.
– А есть такая книга, где написано, как стать счастливым? Только коротко и ясно, и чтобы сразу все понятно было. Такую я почитала бы, пожалуй.
– Вообще-то есть, но я ею не владею в данный момент.
– А можно у Марека ее заказать?
– Можно. А и закажу, пожалуй.
– Да, вы закажите, а то я не вписываюсь в его модель бизнеса. А кто ее написал?
– Один древний грек.
– Древний? И там вправду сказано, как стать счастливым?
– Да, среди прочего.
– Но если этот грек еще в древности знал, как стать счастливым, и даже написал об этом, то почему на свете столько несчастливых и недовольных? Они его не послушали? Не поверили ему?
– Хм.. Интересно, какой была бы модель мира, если бы послушали. Не поверили, да, но зато верят в дурацкие мифы, гоняются за призраками счастья, преодолевают несуществующие препятствия, ловят мыльные пузыри, чтобы, в конце концов, прийти к тому, что уже было сказано великим греком много веков назад, ясно и четко.
– Значит, мало написать – надо, чтобы тебе еще поверили?
– О да!
– А вы ему поверили?
– Не сразу. Прошло довольно много времени, прежде чем я убедился, что он был прав.
– Почему же другие не верят?
– Потому, что это слишком просто. Настолько просто, что каждый человек это и так знает, но не верит сам себе.
– А может, и я бываю счастлива, но тоже не понимаю этого? Можно это как-то узнать или заметить?
– Легко. Когда ты забываешь на время о себе.
– Как это?
– Да, да. Когда не замечаешь, как пролетает время, и вдруг спохватываешься и поражаешься – целый час прошел, а то и день! Когда все легко, даже если трудно, то все равно легко, понимаешь? Когда нет ничего – ни прыща на носу, ни тревог по поводу отсроченных платежей или отсутствия долгожданных вестей, ни повышенного давления, и тебя самого будто нет.
– Ой, бывает… Когда я в моменты попадаю, которые хочется запомнить. И еще когда на торте рисую, меня и правда как будто нет.
– Какие моменты?
И я рассказала ему о последних запомнившихся моментах, которые я «взяла себе»: замерзший залив и предпраздничную суету в пекарне.
Он слушал очень внимательно, не перебивая, даже крякал и всплескивал руками, и я вдруг подумала, что ведь и сейчас момент такой – я не помню о себе: ни о чаевых, ни об уроках, вообще ни о чем не думаю и не знаю, сколько времени прошло. Неужели это и есть – счастливый момент? Так просто? Так легко?
– А знаете, мистер Круковер, и сейчас я сижу среди книг и говорю с вами, а вы слушаете, и ваш кот спит в кресле, и чайник поблескивает… И я хочу запомнить этот момент. А зачем – не знаю…
– Как зачем? – удивился Круковер. – Конечно, чтобы всю жизнь возвращаться в него, при желании.
– Спасибо вам! Со мной никто еще так разговаривал, и не слушал меня так долго.
– Вам спасибо, Эмма. Вы позволили мне увидеть реальность другими глазами, вашими, я имею в виду. Это ценно.
***
Круковер открыл ноутбук и перечитал написанное.
– Нет, не выйдет у тебя, старая ведьма, – пробормотал он. – Не завладеть тебе волшебной пекарней, что уже много лет ждет нового хозяина или хозяйку – человека, мечтающего обладать ею. А вот сейчас кота своего туда отправлю!
«…не было не только места, куда можно было положить пакет – я даже собственных рук не видела. Было только странное чувство, как будто вокруг нет вообще ничего. И меня тоже нет. Ощущение пустоты в темноте было настолько жутким, что я испугалась и попятилась к выходу. Пошевелила пальцами – вроде действуют. Нащупала сумочку с выручкой на поясе – на месте. И тут вокруг меня образовалось чуть различимое светлое пятно, и я увидела свои руки и пакет с бриошами. Помня наставления миссис Беккер, я попыталась развязать пакет, но замерзшие пальцы плохо слушались, да и узел на пакете поддавался с трудом. Тогда я просто надорвала бумажный пакет. Аромат свежей выпечки среди этого «ничего» был как гром среди ясного неба – и вдруг свет стал расходиться прямо от бриошей, сначала слабый, потом ярче… Из темноты медленно проступили очертания стены, будто невидимый карандаш рисовал кирпичик за кирпичиком, окно, занавески…Сначала кирпичики, печка и окно казались плоскими, но постепенно обретали наполнение… На моих глазах дом рисовался сам и оживал – мазки невидимой кисти красили неровные кирпичики карминным цветом. В стене возникла печка и даже пахнуло остывшим пеплом. Я зачаровано на это смотрела. И тут под ноги мне бросилось что-то мохнатое и теплое, от неожиданности я вскрикнула, выронила пакет с бриошами – они упали в мгновенно возникшую холодную темноту – и попятилась, пытаясь нащупать рукой дверь.Но двери не было, я щурилась от яркого света, а о мои ноги терся кот, черный, с белой грудкой – похожий на кота мистера Круковера. И ничего не было – ни дома, ни печки, ни кирпичиков… только калитка с нарисованной цифрой ноль.А взад-вперед по улице, нервно всплескивая руками, бегала миссис Беккер.– Ты опять все испортила, негодная девчонка! Я же тебе сказала, ходить тихо и не шуметь, а ты заорала на весь переулок!Кот невозмутимо лакал воду из мисочки». – Отлично! – воскликнул Круковер. – А девочка сметливая, сама догадается, что дальше делать. Она вернется в дом номер ноль одна, без всякого вызова. Но ничего не произойдет. Тогда она придет туда еще раз и принесет свежевыпеченный хлеб.
6.
Айван отложил книгу, ту самую, в коричневом переплете, потом заплакал. Месил тесто, крупные слезы катились по его морщинистым щекам и падали в бадью с ржаным тестом.
– Айван, вы плачете? Что-то случилось?
– Ничего не случилось, Эмма. Книгу дочитал. Извини, книга… эх, зацепило меня. Такая тоска в последних главах – будто прощание навек. А ведь столько жизни было – в каждой строчке, в каждом слове! Похоже, он действительно собирался умереть.
– Айван, не плачьте, пожалуйста! Он не умер. Он живет в Тупиковом переулке и покупает у нас хлеб и пряники.
– Ну ты и фантазерка, Эмма. Но спасибо тебе.
– Да я не шучу. Он, правда, покупает.
Я открыла книгу и указала на автора.
– Точно он. Никаких сомнений. И книг у него этих – очень много, прям везде книги – даже на стульях и подоконниках. Вот смотрите… я нарисовала его, потом кота, и еще книги и бутылку коньяка.
– Может, похожий человек, просто. А ты здорово рисуешь, Эмма.
– Ну не верите, отвезите ему заказ сами в следующий раз.
– Эмма, ну зачем ему жить в Тупиковом, где ютятся бедные эмигранты? Он богатый человек, у него есть дом, дачи, слуги.
– Ну, я не знаю. Может, ему так нравится. Он говорит, что все это не приносит счастья.
– Вот как?
– Да-да. Одни заботы сменяются другими, вот и все. А счастье – это когда забываешь себя хотя бы на время. У вас так бывает?
– Да, конечно. Когда его книги читаю. Где он живет, говоришь?
– В Тупиковом, в доме, окна которого выходят на залив. Он сидит за столом у окна и видит, как вы, Айван, каждый день идете с работы, только не знает, что это вы.
7.
– До чего вкусный хлеб у вас пекут, Эмма!
– Вы про ржаной? По русскому рецепту?
– Да. Ваши пекари пекут его даже лучше чем в России. Он душистее. Кориандром пахнет и тмином… и еще… уютом, теплом, детством… Отличные мастера у вас работают.
– Этот хлеб Айван печет, сам тесто замешивает, сам кирпичики формирует и за выпеканием тоже следит. А он из России.
– Вот как!
– Ага! Как интересно – он читает вашу книжку и плачет, и слезы прямо в тесто капают, а вы потом этот хлеб едите. А он плакал, потому что думал, что вы умерли. Я сказала ему, что вы не умерли, а он не поверил. Ведь это же вы на фотографии, верно?
Я взяла книгу в коричневом переплете со стола и указала на фотографию, там, где мистер Круковер сидел в кресле на фоне богатой усадьбы, а огромный пес положил лапу ему на колено.
– Да.
– Только вы здесь моложе. Это ваш пес?
– Харди умер два года назад и похоронен на своем любимом пригорке. Он часто влезал на него, оглядывал окрестности и нюхал запахи, которые приносил ветер. Мы провели вместе тринадцать с половиной прекрасных лет.
– Как жалко. Он был очень красивым. И теперь вы завели кота?
– Кот сам завелся. Вернее, котенок. Прошлой зимой он прибился к дому – такой жалкий, тощий, жил в парадном у батареи, дворник его много раз выгонял, а он возвращался. Однажды я отворил дверь, он прошмыгнул в нее и сразу сиганул под кровать. Какое-то время прятался, а потом привык. Он так боится потерять кров, что игнорирует даже уличных кошек. Они приглашают его погулять, а он смотрит на них с подоконника, хвостом бьет и будто говорит: «Дуры вы, дуры! Идите себе, а мне тут и хорошо». Летом окно открыто, но он всегда дома.
– И он никогда не выходит на улицу?
– Нет. Ну разве что иногда выполняет мои поручения.
– Как это?
– Когда-нибудь расскажу.
– Мистер Круковер, а можно Айван придет сюда, чтобы с вами познакомиться?
– Видишь ли, Эмма, это не входило в мои планы, но раз так получилось, то я, пожалуй, соглашусь.
«Жизнь пишет свой сценарий и, вместо того, чтобы сопротивляться, лучше перевернуть страницу и посмотреть следующий акт», – напечатал Круковер.
«Конечно, я предполагал, что, как только книга увидит свет, меня начнут искать и кто-то непременно догадается, где я. Мне было интересно проследить, как именно это произойдет. Получилось забавнее, чем я предполагал: меня нашла девочка, которая не знает русского языка, да и вообще книг не читает, потому что занята поиском счастья.Но именно благодаря ей моя последняя книга не будет последней. Я опять пишу, а значит, живу. А когда я пишу, то так благодарен судьбе, что не могу ни на кого сердиться. Судьба была благосклонна ко мне – я прожил тысячу жизней в придуманных мной мирах. Я благодарен всем, с кем столкнула меня судьба, и давно нашел оправдания всем, кто нанес мне обиды. Кроме одного. До недавнего времени я не мог простить человека, который украл мою рукопись. Я ничего не смог доказать и плакал от бессилия. Но я не сомневался, что он непременно прочтет мой последний роман – он читал все мои книги. И тогда я включил в сюжет его предательство и мое бессилие. И я, и он, и другие люди из нашего окружения быливполне узнаваемы. Я описал несколько событий, которые должны были произойти с нашими общими знакомыми: я знал, что один из них скоро вернется из путешествия, и что другой получил крупную сумму по завещанию, но ждет истечения шести месяцев, чтобы оно вступило в силу. По сюжету, похожий на меня герой умирал, а с моим врагом произошло то, чего он заслужил – всплыл факт кражи моей рукописи, благодаря которой он прославился. Попутно выплыли и другие его делишки, последовал арест, от него отвернулись близкие, его ждали тюрьма и позор.Я был болен и мечтал только об одном – завершить работу над книгой. Я полагал, что они прочтут роман после моей смерти, узнают меня и узнают себя, поймут, что я предрешил их судьбу, испугаются и все получится само собой. Я умру, а все покатится по моему сценарию. Я описал свои похороны, его арест, поставил точку и отправил рукопись редактору. А потом подумал – а какого черта я должен умирать? Куда интереснее жить, наблюдать за исполнением своих предсказаний и продолжать делать то, что извлекает тебя из этого пространства и дает возможность твоему ангелу-хранителю отдохнуть. А мне с ангелом и так не слишком повезло, он у меня босяк и шалопай… А каков ваш ангел, таково и ваше счастье.Я потребовал возвращения рукописи для доработки. Выкинул последние страницы с описанием похорон, и мой герой не умер, а просто ушел из дому, оставив записку: "Так надо". Я отправил роман издателю, потом собрался, взяв с собой только самое необходимое и тихонько покинул дом, оставив на столе записку: "Так надо".Я поселился в Тупиковом переулке и стал ждать известий. А пока мне интересно, что будет дальше – я точно не умру.Я, пожалуй, встречусь с этим пекарем, Айваном – уж больно хлеб вкусный у него получается. А книги я думал Мареку вернуть, чтобы они продолжали свой путь, но если Айван согласится, я отдам ему все книги на русском. А на английском – Эмме. Она возьмет. Хорошо, когда человек находится среди книг. Возможно, прочтет когда-нибудь. Я скажу ей, что среди них есть та, где написано как стать счастливым. Пусть ищет. А в томик Аристотеля вложу закладку, как раз на той странице, где сказано: "Счастье человека состоит в беспрепятственном приложении его преобладающей способности". И все. И баста. Я вернусь. То-то будет шуму, крику и пресс-конференций! В конце концов, не рукопись – ценность, а моя голова. И она мне еще послужит. А новую книжку в дороге допишу. Это будет сказка про волшебную пекарню, которую может пробудить к жизни аромат свежевыпеченного хлеба – лучший аромат в мире, несущий покой и вселяющий надежду на счастье». Евгения Горац. Нью-Йорк, 2018
Последние комментарии
1 час 7 минут назад
6 часов 51 минут назад
7 часов 58 минут назад
8 часов 56 минут назад
9 часов 10 минут назад
18 часов 20 минут назад