Свидетель [Я] (fb2) читать постранично

Я Свидетель

Роскошь раскаяния дана не каждому человеческому существу. Раскаяние – это золотая монета, которая лежит в кармане, поближе к сердцу. Разменивать её можно только в особом случае, когда совсем нет другого выхода. Это запретная и нужная монета одновременно. Я не совершал тех сакральных поступков, которые нельзя совершать. Всё рассказать? Раскаяться, значит принять и осознать действительность, а действительность такова: я бесполезное существо, не желающее принять наказание. Нет тяжелее той ноши, что мне при моей никчёмности приходится нести. Но этот путь предназначен только мне и важен только для меня.

В свои 37 я слаб и немощен. Нет, это не какие-то физические отклонения. Это то, что скребёт твою душу днём и ночью, не останавливаясь, и не даёт передохнуть. И вот опять я себе вру. Зачем я это делаю? У меня не всё так плохо: есть одежда, еда, крыша над головой. Ведь так опознаётся счастье. Правда? «Правда – это удобная ложь», – говорила МАМА. Мама тебя нет, ты там, на свалке людей. Набраться храбрости и всё рассказать им? Может мне бы стало немного легче? Поймут ли они? Неважно. Каждый раз меня накрывает эта лавина человеколюбия. Но какого чёрта, я должен им помогать. Умные люди справятся сами.

Гуляя по улицам города, я стараюсь не привлекать к себе внимания окружающих. И это мне удаётся с легкостью. Человек я невзрачный. Сама природа задумала меня таким. Волосы и глаза мои цвета пепла. Голова, руки, ноги, тело просто как комплект деталей для обеспечения моего существования. Глядя на своё отражение, я всегда чувствую какое-то смущение, что это я и я живой. Спросите, что мне нравится в себе. И я отвечу. Комбинезон рыхлый, мягкий, скрывающий истинную конституцию моего тела.

Сказать, что это был скучный и обычный день, значит опять попытаться соврать. Ведь все мои дни не отличаются друг от друга. Камера для снимков была при мне. Она вышла из пекарни, купив пару булок свежего хлеба, и зашагала вниз по улице. Её русые волосы были повязаны косынкой глубоко-синего цвета. Мой любимый цвет неба по ночам. Он вышел из-за угла и настиг её в два прыжка. Как сильный порывистый ветер дёрнул её крепкую загорелую руку. У неё не было шансов. Вы спросите, а где же я? Меня нет. Я спрятался в ближайшей заросли акации. Я был храбр, но я боялся. Страх, как маленький щенок, глодал мои пятки. Мне нравилось это дикое ощущение чего-то нового. Реальность отсутствовала, время и история поглощались с каждым щелчком моей камеры. Моя камера лишает её жизни. Она заставляет отдать деньги и маленькое золотое колечко. Камера кричит и бьёт. Кадр. Удар, ещё удар. Кадр. Они следуют друг за другом, как звенья. Итог: острый нож вонзается в её плотную грудь. И вот последний кадр: струйка крови на белом льняном платье, она сочится и капает прямо под сердцем. Растоптанные хлебные крошки, как поминки для голубей, по этому милому созданию. Плохой человек уходит. Я выдыхаю скопившийся страх и вылезаю из своего укрытия. Мне казалось невозможно лишить человека жизни за несколько минут. Он не может, не должен так быстро сдаваться и умирать. Она должна была рвать своего палача, но нет.

Глубокий вдох. Воздух ещё по-утреннему очень свеж. Домой. Путь домой всегда короче дороги из дома. Короткая прогулка всё равно утомила меня. Вот моя обитель. Здесь покой и тишина, только воняет свободными собаками. Я живу на окраине совсем один. В городе живут умные, хорошие, плохие, красивые, добрые, злые люди. К сожалению, я до сих пор не понял: какой Я. Не могу отнести себя ни к одному из сортов этих людей. Мне лучше одному. Удобно одному.

Зажечь свет и поставить чайник. Тёплая вода чая растворила меня в сонную вселюбящую негу. Когда в моём сердце появляется капелька любви, хочется взять кисточку и размазать её по всему телу, чтоб всем телом чувствовать любовь. «Сон несёт спокойствие», – говорила МАМА. Надо выспаться. Спать, спать…

Лай собак разбудил меня. Не знаю сколько прошло времени. Нужно вставать. Темно, и это хорошо, можно проявлять снимки. Хотя вечерняя прогулка принесла бы больше пользы. На улице хорошо. Шуршание листьев успокаивает меня. Что может быть страшного в шорохе листьев? Небо. Какое оно красивое, моего любимого глубоко-синего цвета. Ненавижу этот цвет. Плохой день. Хочу спать.

Уставший осенний день склонялся к долгому закату. Я шёл, прогуливаясь, по широкой улице, где много заведений для тех, кто «нравственно слаб». Так говорила МАМА. Они вышли из забегаловки. Двое мужчин шли, покачиваясь, при этом поддерживая друг друга. Я, как пастух, вёл их, наблюдая. Увлечённые люди не замечают серых людей. Разговор у них был громкий и резкий. Тот, что крупнее, пытался выплакаться. Он был неуклюж и постоянно спотыкался. Было видно, что путешествие ему давалось с большим трудом. Его неповоротливость была подкреплена отменной порцией алкоголя. Собеседник не пытался мне запомнится. Вскоре большой понял, что его не так внимательно слушают и что это не его друг, а какой-то незнакомец, с которым он выпивал. Он начал его