Восток Соф [Мехри] (fb2) читать онлайн

1

Как-то раз я поднимаюсь на холм и вижу Нилу. Хочется немного поболтать с ней. Но скоро должен вернутся отец и если не успею, мне снова влетит. А Камолу всё нипочём. Иногда мне порядком надоедает, как он целыми днями слоняется со своей шайкой и считает себя главой дома. Да, это правда, если с отцом что-нибудь случится он возьмёт главенство над нами. И поэтому я стараюсь выполнять свои обязанности перед ним на сколько хватает сил. Но всё же у меня есть маленькое преимущество перед ним. Как старшая я могу называть его просто Ка.

В наших краях всегда было так. Мальчики по читаются, а девочки всеголишь их тени. Вот и сейчас, наша вода в колодце высохла, а поход к реке для меня, как испытание. Каждый раз мне не хватает духу подходить к нему. Боюсь, что снова встречу своего соседа.

Я чётко помню, как в первый раз подошла к краю обрыва, предвкушая приятную радость от брызг водопада, но вдруг в этот момент какой-то мальчик толкнул меня и быстро просунул губы под струю холодной воды.

Я крикнула: — Эй, я первая подошла.

— Чего? — вытирая мокрый рот спросил он.

— То что слышал!

И я рассерженная злобно топнула ногой о землю, а это оказался край стока и моя туфелька полетела прямо в убегающий ручеёк.

Мальчик бросился бежать за ней и приказал мне: — Бежим за мной! Я достану его в следующем углу.

Я побежала за ним. И верно. Он смог вытащить драгоценную туфельку. Обратно надевая промокшую обувь я поблагодарила его за помощь, но вместо ожидаемого дружеского ответа услышала.

— Спасибо в карман не положишь. Ты теперь обязана мне спасением своей туфли и я хочу мяч.

— Мяч?! — Удивилась я. — Но откуда я тебе его достану?

— От куда хочешь, но достанешь! И вообще кто ты такая? Я раньше тебя не видел.

— Меня зовут Соф. Я живу в поселке. С правой стороны дороги.

Мальчик удивленно поднял брови.

— Тогда почему я раньше не видел тебя?

— А это потому, что раньше меня не пускали одну.

— Ты в курсе, что это моя улица. Я его хранитель и так, как я его хранитель, теперь я буду охранять и тебя. Но разумеется за плату.

Удивленная я ответила, что у меня игрушек очень мало и мне совсем не хочется ими делиться. Но мой новый сосед ничего не желал слышать.

С тех пор он стал моим хранителем, так же как и охранял свой подъезд и тем самым каждый раз, когда он видел в моей руке какую нибудь игрушку, то без зазрения совести отбирал.

Теперь я пытаюсь не попадаются ему на глаза. До этого дня наша странная дружба продолжалась через его вымышленную службу. Все дети игрались где попало, так как улица наша находится в дикой местности. Амин всегда был на страже и если кто-то обижал меня, он тут же являлся на помощь. Но из-за этого мне приходилось расставаться с драгоценными игрушками. Первые месяцы я думала, что — может так лучше. Но спустя некоторое время мне порядком надоело снабжать своего соседа бесплатными игрушками, в то время, как я сама получала их за тяжелый труд быть послушной.

Когда я сказала ему об этом он конечно расстроился, а я облегченно вздохнула.

— Значит мы больше не будем дружить?

— А разве мы дружили?

Он съежился и засунув руки в карман досадно пожал плечами.

Несколько дней я ликовала, что наконец избавилась от неприятного друга. Но так продолжалось не долго. Мой детский ум не рассчитал, что наша школа находится рядом с домом и что странный мальчишка, возомнивши себя моим другом, может учится именно там.

Всё так и произошло. Единственная школа в посёлке оказалась нашей общей.

В первый учебный день из далека увидев Амина я спряталась за спину мамы. Но все же через неделю он заметил меня в столовой и прибежал с восторгом на лице.

— Ага! Значит ты учишься в моей школе.

— Как и школа твоя?

— Мой отец здесь главный.

— И что с того?

— А то что мы теперь снова будем дружить.

— А если я не хочу?

— Тебе придется! Иначе я скажу отцу, а он тебя выгонит.

Его серьезный тон внушительно повлиял на моё детское сознание. Если бы сейчас вернуть время я бы наверное вела себя более серьезно, но тогда я испугалась, что могу быть отчисленной в первый же месяц и согласилась возобновить неприятную дружбу.

2

Годы пролетали быстро и когда Амин перешёл в шестой класс, ему больше не нужны были детские игрушки. Он постепенно забывал обо мне. Однако каждый раз, проходя мимо его класса я всё же боялась очередного вымогательства. Но однажды случилось нечто, что и заставило меня облегченно вздохнуть. Когда за парадной линейкой меня несправедливо ударил по голове Каром-бугай, Амин притворился, как будто ничего не видел. В душе я даже поблагодарила Карома-бугая за то что он наконец избавил меня от постоянного чувства страха. И постепенно наша дружба с соседом исчезла. Я пошла по своей дороге, а он по своей.

В седьмом классе он совсем перестал замечать меня. Он даже не отвечал на мои вопросы. Мне исполнилось девять, а ему четырнадцать. Он вырос быстрее чем я ожидала. Стал крепким слегка мускулистым для своего возраста и что самое интересное со временем цвет его волос изменился из светло-русого он превратились в темно каштанового шатена. Прошлые его черты тоже изменялись, в первый раз, когда я видела его это был бледный, но приветливый мальчик, а теперь он стал угрюмым и загорелым здоровяком. Но несмотря на внешнюю неприятность все учителя любили его больше остальных детей, это особенно замечалась в его оценках. Если простому ученику приходилось из кожи вон лесть, чтобы получить высший балл, то ему было достаточно, сухо вызубрить своё домашнее задание и дело в шляпе.

Наша школа расположена в широких просторах живописной долины. Без оград и заборов. В добавок с огромным открытым стадионом, где дети могут резвиться сколько душе угодно.

Мой класс состоит из семнадцати человек. Нафиса, Нилу и Санифа из той же улицы что и я. Мы начали дружить с первого класса. Конечно мы не были идеальными детьми. Где-то между умницами и хулиганками. Как и все, мы любили скалки, куклы, прятки, догонялки и прочее тому подобных игр. Но наши отцы, как и все остальные, считали игры бесполезной тратой драгоценного времени нашей женской жизни. Нам приходилось после уроков тайком пробираться в огород Нафисы, чтобы вдоволь наиграться. А после, мы возвращались домой, как будто со школы. Однажды нас отпустили на час раньше и мы, вернувшись, домой всё-таки смогли отпроситься у родителей. Взяли картошки по несколько штук и побежали в огород Нафисы.

Мы решили сыграть в пир. Для этого мы построили все необходимые декорации. На углу собрали очаг, в котором должны были варить картофель. Сорвали сорняки, вместо зелени и достали осколок чистого стекла, вместо ножа. Конечно мы бы могли принести из дома, как все нормальные дети тарелки, вилки и прочую утварь, но нам так нравилось. Мы в какой-то степени презирали правильных чистюль. Видя в них только пафос и преждевременные умственные развития. И вот мы завершили все приготовления, помыли и нарезали зелень, украсили картонный стол дикими ромашками. Оставалось только дождаться приготовление картошки. Однако планы не всегда сбываются. В это время откуда-то неожиданно появилась компания короля "А" и нагло начала разрушать все наши приготовления. Угрозами и криками, разбойники вытащили из рук девочек только что сварившийся картофель. Мне было обидно смотреть на всё это, чего уж говорить о расставании с картофелем, который по закону правил принадлежал мне. Я поняла, что больше достойна этой картошки, потому что приложила усилия к его приготовлению, (не считая уже то что оно было принесено из моего дома), а что сделали они? И во чтобы то ни стало не хотела сдаваться. Я спрятала картофель в карман. Но "А" заметил и крикнул:

— У неё остался последний!

— Не отдам и не мечтай! Я столько трудилась не для твоего живота.

Двое разбойников хрустнули кулаками и только хотели напасть, как вдруг Амин повелительным жестом отодвинул их назад.

— Я сам разберусь с ней.

Он медленно подходил скаля зубами и смотрел на меня настоящими глазами голодного зверя. От этого взгляда мне стало не по себе.

— Ты что Амин? Неужели ты отберешь у меня картофель.

— Да, отберу и даже не моргну глазом.

— Мы когда-то дружили, ты что забыл?

При этом вопросе его друзья громко рассмеялись.

— Ты что дружил с этой уродиной?

— Молчите! — Ответил Амин. — Ни с кем я не дружил.

— Ты обезьяна, с ума сошла. Что мне с тобой дружить? Да если и весь мир помрёт я никогда не буду с тобой дружить. Я лучше утоплюсь чем с такой уродиной иметь что-то общее; ты же оборванка, посмотри на свои лохмотья, что твои родители не могут купить тебе приличную одежду? А твои волосы? Фу, мне даже противно говорить о них.

И вся шайка повторила:

— Фу… фу… притворяясь, что им дурно. Я не ожидала от соседа такой жестокости. От гнева и обиды слёзы поступили в горло и только, чтобы не опозориться я вытащила картофель, и отшвырнув его в сторону, со всех ног побежала домой.

Дома я заперлась в кладовой и так просидела до того пока меня не обнаружила мама.

— Что случилось доченька? Тебя кто-то обидел?

— Нет мама, — прошептала я и обняла ее очень крепко, а сама в это время готова была задохнуться от заново навернувшихся слез. Но я не смогла ничего рассказать потому что считала слова Амина правдой. А отец всегда говорил. — За правду не стоит обижаться.

Я вытерла скатившиеся капли с глаз и отправилась на кухню. Мама ещё несколько раз спрашивала, все ли в порядке, но я так и ничего не ответила.

Вечером закрыв дверь своей комнаты, (впрочем эта комната и Камола) достала из комода маленькое зеркальце в форме звездочки, который когда-то подарила мама и стала вглядываться в свое отражение. Я ожидала увидеть нечто отвратительное, что заставило Амина призирать меня. Но на удивление моё лицо было таким же как и прежде: загорелая кожа, но с румянцами на щеках, маленькие глаза, пухлые губки и такое же овальное лицо с обыкновенным носом по центру.

— Вроде-бы я та, кем была раньше, — подумала. — От чего тогда Амин назвал меня обезьяной, что во мне уродливого. Кожа? Нет потому, что у Нилу точно такая-же, а она мне кажется красивее всех нас. Глаза? Снова нет, ведь это глаза моей мамы. Тогда может быть нос? Ну уж нет, этот же нос украшает самого Амина. Так что же во мне уродливого, — не могла я понять. С такими мыслями я просидела до поздней ночи. Меня не покидали грустные мысли, о своей внешности, ничего не сумев придумать я вошла в комнату родителей и попросила маму рассказать какую нибудь историю. Отец уже спал. Она усадила меня на колени и немного подумав начала рассказ:

— Однажды в небольшой поселок прискакал маленький почти новорожденный зверек. Весь грязный и сильно уставший. Он с трудом дополз до старого колодца, в надежде выпить из него воду, но колодец был глубок. Немного посмотрев зверек пристроился рядом и с надеждой ждал пока появится мама и напоит его чистой водой. Но мама его умерла в пустыне, о чем зверек конечно не знал. Потому некому было помочь беспомощному малышу. Глубокий колодец возле которого зверек уснул, находился посередине небольшого поселка. И служил главным источником воды для его жителей. Пока зверек спал крепким сном люди стали подходить к колодцу, но не набирая воду так и оставались удивленно смотреть на невиданного зверька. Сперва жители того поселка увидев его возмутились. Они не могли понять к какой породе входит этот зверек. И полезен ли он в чем-нибудь. Они все думали и размышляли над его происхождением. Каждый осторожно всматривался и делал свои заключения. Одни думали, что это дикий кролик, другие рассуждали об ослике. Но никто так и не смог установить его происхождения так как зверь был совершенно неведомый для тех краев.

— Кто же он, тогда?

Все спрашивали друг друга. В конце концов они решили, что это неудачное творение матери природы. Как наподобие гадкого утенка. Но только почему-то они были уверены, что из него не вырастить лебедь и что он обречен на всю жизнь нести, грустное знамя своего уродства. А пока люди решали в это время маленькое существо проснулось, встало на ноги и лаской в глазах запищала о помощи. Но люди до того были поражены его уродством, что совсем не заметили, как зверек медленно умирает от жажды, и голода. Он трясясь, подходил к каждому жителю всматриваясь своими удивительными глазками в их вёдра, но никто даже и не подумал его напоить. Вдруг чье-то ведро упала в колодец и через минуту наполненная водой до краёв оказалось рядом с умирающим зверем. Он выпил всю воду до последней капли и издал радостный звук. Тот кто дал ему воду, сказал.

— Кто возьмет его к себе? Кто согласен кормить и поить этого зверя и вырастить его как своих детей? Но никто не хотел брать ни к чему, не пригодное существо. И тогда, человек решил сам приютить уродца. В итоге все ласки и терпеливый уход принесли свои плоды и уже через несколько лет непонятное существо выросло, окрепло и превратилось в удивительного зверя. Красивый стан, мощные лапы, длинные уши. Это был рыжий самый обыкновенный кенгуру. Хозяин решил переехать в город, и забрал с собой зверя. Своей необычной внешностью кенгуру привлекал к себе сотни вниманий именно из-за его необычности все хотели увидеть его покормить и поласкать. Сотни людей стали приезжать к этому человеку и платили чтобы, хоть раз полюбоваться красивым зверем из далекой страны. Таким образом кенгуру был признан самым необычным животным того города и добрый человек стал самым богатым жителем. Они оба были благодарны друг другу, за особенность со стороны кенгуру и доброту со стороны человека. Да, он не был похож на других животных уши и задние лапы зайца, лицо и хвост ослика и все равно несмотря на все противоречия природы он был потрясающий удивительным животным. И вызывал своей необыкновенностью невольное восхищение зрителя.

Мама ещё немного рассказала мне про кенгуру, а после отправила спать. Ее рассказ так завлек меня, что я не заметила, как быстро уснула.

3

Проснувшись рано утром я вспомнила вчерашний случай и тогда гордо умылась, заплела косичку, как обычно, завязала платок и посмотрелась в зеркало.

— Ничего, — сказала сама себе, — если не красивая, тогда я кенгуру.

На школьной линейке я снова встретила презирающий взгляд своего соседа. Он смотрел с ухмылкой и с явной злобой, но в этот раз я не позволила себя унизить. Не понятно откуда во мне проснулось сильное чувство гордости и я решила доказать Амину, что стою на одном уровне с ним. Он подошел ко мне с враждебным взглядом показывая, что не забыл вчерашний инцидент. Что он хотел от меня, я так и не узнала потому что когда мы сравнялись друг с другом я глубоко вздохнула и в тот же миг влепила ему настолько сильную пощечину, что он упал на землю. Весь ряд моих одноклассников вздрогнул и застыл от потрясения. Было более ста учеников кругом и все они ахнули на месте. Двое молодых учителей от растерянности не знали что сказать. Сам Амин вскочил на ноги и не зная как реагировать, машинально схватил свою горящую алым цветом щеку. Но мне показалось этого мало и потянувшись на цыпочках я прошептала ему: — Это тебе за обезьяну, но если нужно будет ещё могу отплатить.

Прозвенел звонок и ряды по цепочки начали таять на глазах. Мои подруги тихо стали спрашивать, что это случилось со мной? Но я хранила молчание и направляясь к дверям ощущала на своей спине острые взоры и негодующие шептания всей школы. До обеда я не могла никак успокоится. Может я совершила глупость и теперь буду отчислена за свое аморальное поведение? Но вспоминая вчерашний день испытывала грешное желание повторить свою наглость. То что я сделала, совсем не было на меня похожим. Раньше я предпочитала скорее мирные дипломатические методы нежели рукоприкладство, но в течение трех лет я сильно сгорала от тайного желания посадить на место этого самодовольного мальчика.

— Кто он такой? — думала я всегда. — Не справедливо когда все подлизываются к одному человеку и выдавливают из себя фальшивую симпатию лишь из-за того, что он сын директора. Сколько несчастных детей нуждаются в таком же внимание, но никто не желает подарить им хоть каплю из моря своей любви. Нет я не буду такой. Я не слабая, не трусиха. Пусть лучше меня исключат из школы, но я все равно останусь при своем мнении.

И долго не пришлось ждать. После уроков меня вызвали к директору. Это был мужчина лет сорока. Высокий стройный шатен с необычайно выразительным лицом и сложенным телом. Он больше подходил для актерского дела нежели руководителя школы. Я совсем не боялась его от того, что часто видела, как отец в своем кабинете беседовал с ним. Они были большими друзьями и Мирали, так его звали, сам предложил отцу вручить меня под его опеку.

Я открыла дверь и вошла в просторный кабинет, посередине которого он восседал. Он что-то писал и оторвавшись на секунду от своих дел жестом пригласил меня присесть на широкое кресло. Я опустилась и почти утонула в глубине этого кресла, как вдруг кто-то закашлял. Я повернулась и увидела Амина так же утонувшего в кресло напротив. Мы обменялись враждебными взглядами. Я заметила, как после моего удара у него на лице остался багровый отпечаток. Директор кончил свои письма и облегченно вздохнув посмотрел на нас.

— Ну что! — Произнес он своим чистым и внушительным голосом оратора. — Начнем с тебя. Рассказывай, как все было.

И Амин со своей необыкновенностью без зазрения совести преувеличивая начал рассказ.

Каждый раз когда я слышала в свой адрес клевету мне жутко хотелось выскочить и крикнуть — Подлый лгун! Но что-то меня сдерживало. Я сидела смирно пытаясь мысленно составить свою речь и боялась, что уже отчислена. Амин завершил свой рассказ несколько грубоватыми словами. Отец сделал ему замечание и предупредил, чтобы тот молчал, пока я не расскажу свою версию.

Минуту растерявшись я не знала что сказать, но после короткого молчания, страшно волнуясь начала:

— Всё, что я сейчас расскажу, может показаться вам странным и нелепым. Но я уверяю вас и даже могу поклясться, что в отличие от него не буду лгать, и преувеличивать факты на сколько они есть на самом деле.

Эту тираду я когда-то слышала в одной программе, где проходил суд, и обвиняемый сам защищал себя. Я представила себя участницей той программы и от души рассказала все злодеяния, которые совершал Амин в течение всех этих лет. Почти каждую минуту меня перебивали словами — она лжёт, это не правда или не верь ей отец. Но директор не слушал своего сына и когда тот не вникая на предупреждение не умолкал я повернулась к нему, и заявила. — Королям не подобает так себя вести. Директор рассмеялся, но Амин вскочил с места и с угрозами сжал кулак в мою сторону.

— Достаточно! — Произнес директор и вызвав секретаря попросил вынести сына в коридор. Когда Амин ушел я наконец вздохнула. Теперь я оставалась одна и никто не мог помешать моему рассказу. Я изложила всё подетально начиная с самого раннего возраста и докончила вчерашним инцидентом. Директор внимательно выслушал и когда я замолчала, сказал.

— Удивительно, никогда не подумал бы, что мой сын такой хулиган. Ты молодец, что не побоялась рассказать. Но скажи мне одно, ты ненавидишь Амина?

— Нет. — Ответила я честной, детской прямотой.

— Тогда почему ты его ударила?

— Знайте, однажды отец мне сказал: "За всё в этом мире нужно платить." Вот поэтому я решила, что пощечина Амину будет достойной платой за мое унижение.

Директор слегка улыбнулся и добавил.

— А ещё нужно быть великодушным и уметь прощать, разве это не говорил тебе отец?

— Да. Но ещё он сказал: — "Когда ты чувствуешь, что прошением не облегчишь душу, тогда действуй и это называется — исключением из правил."

Директор громко рассмеялся и я подумала, что с моих уст столь высокие слова прозвучали нелепыми. Он встал с места и похлопав меня по плечу заявил.

— Ты большая умница и если снова подружишься с моим сыном, то он наверняка исправиться.

Выйдя с кабинета я прошла по коридору мимо Амина при этом сделав грустное лицо, но когда зашла за угол, стала прыгать и хлопать в ладоши от сладостного чувства первой победы.

На завтра я проснулась местной знаменитостью. Вся школа начала шептаться. Я не поняла, как невольно отобрала первенство у всеобщего любимца, и стала королевой. Учителя пока что находились в замешательстве, но среди учеников прошелся слух будто бы мы находимся с Амином в родстве. И потому то мне простили столь выпоющую наглость. Целая четверть прошла будто во сне. Я не могла узнать себя. Никогда ещё мне так не хотелось идти в школу. Я словно обрела крылья и летала, а не шла по земле. Улыбка ни на минуту не спадало с моего лица. Оценки улучшились и все хотели подружиться со мной. Меня даже выбрали принцессой в весеннем спектакле. Старшеклассницы стали относится ко мне с таким же внимание, как относились к Амину. В день выступления они окружили меня заботой до мелочей. И вот настал волнительный момент, когда я впервые должна была выступить перед большой публикой. Одетая в атласное, розовое платье вышла на сцену исполнить свой монолог, но в этот момент до меня донесся странный шепот.

— Ты должен отомстить ей сейчас. Иначе будет поздно.

— Но отец мне не простит.

— Разве не ты говорил, что скоро проучишь эту обезьяну, или же ты боишься ее?

— Никого я не боюсь. Отвечал им с завышенным тоном Амин. — Вы не знайте кто она такая.

— Кто же, кто же? Друзья Стали интересоваться.

— Она ведьма! Она заворожила моих родителей и теперь каждый раз, когда речь заходит о ней, отец говорит: — Обидишь ее, не видать тебе школу. Опасайтесь друзья и вы, избегайте ее, потому что она и на вас с легкостью может навести порчу, как сделала с моими родителями.

— Ого…

— Но ты должен это сделать. На кону стоит твоя честь.

— Но если ты трус…

Недолго мне пришлось блаженствовать в упоение славы. Он вышел на сцену с ведром и прилюдно вылил на меня белую краску.

На завтра, на меня показывали пальцем и корчили гримасы. Через неделю слухи разошлись по всей школе. И остальные кто не видел мой позорный побег, теперь услышали и не то чтобы говорить, даже смотреть на меня перестали. В глазах своих сверстников я превратилась в опасного беса. В тот день Амин не только вылил на меня ведро краски, но и оклеветал назвав ведьмой. Мой неряшливый вид помог подтвердить его слова, а враждебность к самому знаменитому мальчику прикрепляли злые слухи. Двое из моих подруг оказались легковерными и тоже поддались всеобщему мнению. И только одна Нилу вопреки всем насмешкам не отвернулась от меня. Наверное если не она, я скорее всего, больше не показалась бы в школе. Потому что постепенно превратилась в настоящего изгоя.

Шесть лет моей жизни прошли в туманном одиночестве. Родители конечно ничего не знали о моих школьных проблемах. И думали, что инцидент давно исчерпан. Учителя обращались со мной, как обычно, но все же можно было прочесть на их лицах тень презрения вместо сочувствия. Ученики по началу часто доставали, но после четвертого года когда все официально зачислились в старшую группу, постепенно стали забывать обо мне. Таким образом я обрела тихую свободу и предоставленная сама себе начала вести спокойную жизнь.

4

В год когда я перешла в восьмой класс, Амин заканчивал школу. Он вырос, стал совсем другим между девяти летним мальчиком, двенадцатилетним подростком и семнадцатилетним юношей оказалась огромная пропасть. Он превратился в настоящего красавца. Такие же черты лица, как у отца и такие же прекрасные волосы, как у матери неоспоримо подарили ему все очарования идеальной красоты. Если бы я не знала его, то с легкостью могла бы подумать, что вижу какого нибудь спортсмена. Мне исполнилось четырнадцать, между нами оказался временной барьер и изо дня в день мне становилось всё более неспокойно. Я знала, что рядом с родителями он никогда не осмелится меня обидеть, но всё же он внушал страх. Маленькая ростом от природы я казалась перед ним совсем ребёнком. Да и он в последнее время казался уже вполне взрослым мужчиной, с которым у меня никогда не было ничего общего. Однако судьба продолжала испытывать меня на прочность.

В тот же год директор купил еще один земельный участок и расширил свою ферму. Его родственни, как всегда, были недовольны. Все хотели, чтобы он переехал в город. Не понимая почему человеку с такими финансами жить в деревне да еще и работать директором школы. Но Амину было всё равно. Он провел всё лето в Варзобе, и осень мог вполне провести в своей комнате.

Он не понимал зачем его отцу двухъярусный дом когда он собирается покорять столицу.

Как то раз, когда мы с мамой пропалывали грядки, стали свидетелями семейной беседы директора. Он говорил: — Не спорьте со мной!

— Ты что решил открыть музей? — Шутил Амин.

— Ты еще молод и ничего не понимаешь. Сейчас это перспективно. Вон Мехровар открыл фабрику.

— И что с того? Рай бывает и в шалаше.

— Не смей насмехаться надо мной!

— Я не смеюсь.

— Это всё ради твоего будущего.

— Моё будущее в столице. В место этих диких земель и долгой рутины я бы построил дома в центре и сдавал их. Вот где реальные деньги. А ты бы мог хотя-бы с купить соседние дома для начала. Устроил бы курорт и избавился бы от этих ненужных соседей.

— Мысли настоящего тунеядца.

— Я еще не докончил папа. И в итоге перевёз бы маму.

— Что ты имеешь ввиду?

— Лучше подумал бы о ней чем о своём бизнесе.

— Не смей так говорить со мной! Я делаю всё что в моих силах.

— Видимо плохо делаешь.

Это было не приятно. Мама тут-же поспешила в дом, а я осталась удивленная.

Вечером заходя в постель я успокоила себя тем, что дружба между моим отцом и директором намного крепче чем слова его сына. И в тот вечер эти слова, как будто записались в книге нашей жизни. Проснувшись на завтра я узнала, что Амин собирается уехать в город. Как же я ликовала, что наконец смогу с легкостью вздохнуть. Больше не придется ждать по часам у ворот думая когда же освободится проход соседей или же прятаться за углом, чтобы не встречаться с Амином при входе. У меня будет абсолютная свобода. Вся улица станет моей, как когда-то была его.

После этого, месяц прошел очень быстро. Как ни когда я усиленно готовилась к экзаменам, но тайно надеясь, что в честь его исчезновения ко мне придет сверхъестественная сила и я не зубря отвечу на любой вопрос. Но этого не случилась, я с трудом сдала экзамены. В конце Августа Амин наконец переехал в город, так что мне больше нечего было бояться.

Следующий год стал для меня пожалуй одним из самых лучших. Сейчас я вспоминаю эти дни, как самые лучшие. Наконец пришло время, когда я забываю про Амина и начинаю наслаждаться жизнью. Ко мне возвращается бодрость духа. Школа больше не кажется противной, ученики стали как-то добрее или может быть я внушила их снисхождение к себе, но как бы то ни было я чувствую долгожданное облегчение. Однако не всё так гладко. Девятый класс привёл за собой несколько трудностей. К нам добавили новые предметы о которых я до этого ничего не слышала. А дома прибавилось дел. Отец купил еще онду корову. Ка вырастал молниеносно. Не успевала я уследить за ним как он тут же что-то вытворял.

В школе добавили ОБЖ. Я ненавидела эти занятия не понимая для чего мне все это нужно ведь я всё равно никогда не смогу выстрелить в человека даже под страхом смерти или пробежать по канату с которого скорее всего упаду. Остальные новые предметы хоть и были сложными, но по крайней мере не ненавистными. Политическая география в некоторой степени даже увлекала меня, а история современности удивляла. Со временем я смогла совмещать домашние дела, огород и школу, и постепенно стала входить в прежнею колею. У меня повысилась успеваемость, оценки поднялись до ступеньки удовлетворительного, а уже через полгода появились новые друзья. Я стала почти отличницей с приличной характеристикой, сама не ожидая, что одно исчезновение Амина может поменять меня до неузнаваемости. Да я изменилась не только, как ученица, но и как девушка. Хоть отец и относился к моей учебе скептически, но всё-таки разрешил продолжать обучение. И я стала чувствовать былую энергию, обрела новый стержень. Мой рост не заметно вырос, кожа поздоровела, загар спал и на щеках появились легкие румянцы. Я так же немного исправилась в характере. Стала меньше болтать и больше работать. Стала следить за модой одеваться по-современному. И уже к своему шестнадцатилетию ничем не отличалась от всех сверстниц. Мама была в полном замешательстве от того, как ее дочь сумела за такой короткий срок превратится из отстающей серой неряхи в человека. Она умилялась моими успехами. И как воскресшая из мертвых я теперь обрела новый статус среди школы и улицы — Я стала "сестрой Соф"!

Закрываю главу прошлой жизни потому что она доходит до конца. Через неделю мне исполнится ровно шестнадцать и кто знает, что будет. Кто-то сказал, что полное счастье бывает только в раю и это абсолютно верно. Земля, как и судьба превратна. Среди полного упоения я не забываю, что Амин все ещё ходит по этой земле и как бы он не был далеко когда-нибудь вернется и тогда снова заставит людей ненавидеть меня.

5

— В чем пойдешь на вечеринку?

— Ещё не решила.

— Я в субботу еду в районе и ты обязательно должна поехать со мной.

Я пытаюсь что-то возразить, но Нилу останавливает меня жестом.

После школы за семейным ужином я рассказываю о своих новых планах родителям. Отец тут же спрашивает сколько мне надо.

Я жалею о решение, но вопрос отца заставляет прикинуть среднюю стоимость общего образа и я робко отвечаю.

— Сто…

Все смеются. Мама объясняет, что на такие деньги не купишь даже одной туфли из пары.

Перед сном отец дает мне вдвое больше и советует не экономить. Он никогда не имел предрассудков против свободы мышления женщин от чего я решила, что нет и предосудительного в желание пойти на вечеринку красивой.

Следующие выходные мы с Нилу отправляемся за покупками. К счастью нас сопровождает Фарзона, старшая сестра Нилу, которая имеет уже приличный жизненный опыт. Она ведёт нас, как руководитель и советует, что стоить брать, а что не стоит. С помощью независимого эксперта мы покупаем себе весьма приличные наряды и к ним подбираем аксессуары. Но перед тем как вернутся домой, отправляемся в кафе и неожиданно, совсем случайно, встречаем Амина. Он выходит из машины с тростью в руке. Его невозможно узнать. Однако интуиция подсказывает, что это именно он. Правая нога как-то странно двигается. Лицо прикрыто черным капюшоном, руки дрожат. Моё сердце невольно сжимается. Он выходит из такси и пройдя медленными шагами подходит к машине своего отца. От удивления я стояла бы вечно, но толчок Нилу в правый бок возвращает в реальность. Сколько раз во время своих побед я вспоминала о нём и страх распустивши свои корни давно не переставал душить сознание. И вот теперь я должна вновь встретится с ним.

Вернувшись домой я долго стою за углом не решаясь войти в подъезд. Я не знаю чего бояться и стоит ли теперь придавать этому какое-то значение, но всё равно мои ноги не слушаются. Кровь медленно стынет и руки нелепо дрожат. Проходит минута, потом час, пока я пытаюсь побороть внезапно проснувшиеся детские волнения и в итоге истощенная собственной борьбой осторожно шагаю вперёд. Улица пуста. Во дворе по соседству полная тишина. Ни малейших радостных или печальных отзвуков.

— Неужели мне привиделось, — думаю я.

Неосознанно запираюсь в своей комнате и чувствую, как ко мне вновь возвращается забытый страх. Но кого я боюсь? Искалеченного человека или же свою слабость? Этого я никак не могу понять. Все потухшие воспоминания снова приходят на память и быстрыми потоками сменяются отображая самые грустные моменты детства. Эти воспоминания почти невыносимы. Они уже столько времени не возникали в моей памяти.

Так в течение всей ночи во мне накапливаются мысли, которые трудно понять.

На следующий день я не выхожу из дома.

Беспрерывно, расставляю все вещи по местам, а потом снова разбрасываю, делая вид, что занята уборкой. Не в состояние разобраться в том, что происходит в моей душе, минутами чувствую какое-то непонятное ощущение жалости к потерявшему здоровье человеку. А потом борюсь с ними противопоставляя тиранию последних восьми лет своей жизни. В душе рушится страшное внутреннее спокойствие, которое я так тяжело обрела. В течение стольких лет поступки этого человека наполняли мою душу отравленным ядом, давая испытывать жгучую детскую боль. Неужели теперь с удвоенной силой пробудились во мне. Совесть должна была пожалеть его, но разум твердит обратное, вспоминая как подвергалась самым сильным, самым мерзким натискам какому когда-либо подвергаются более слабые дети со стороны сильных. Меня охватывает безумное чувство радости, что он теперь немощен. Но совесть душит радость и сознание говорит, что если я устою перед соблазном и подамся милосердию, то получу неимоверное облегчение. Недавно я думала о чем-то схожим, но не предполагала что всё это предчувствия. Жизнь отняла у него самое дорогое: обезобразила его тело и уничтожила дух. Но растоптала ли она его гордость, его хладнокровие, кем же он стал теперь и будет ли Мирали Амин прежним тираном? Вопреки всему я уговорила себя быть милосердной и не пытаться разыскивать сатану в искалеченной душе. Мама уже заподозрила неладное в моих действиях поэтому придется бежать в библиотеку. Лишь там я могу поддаться бесконечному раздумью и найти ответы на все свои вопросы. Я беру стопку книг которые накопились у меня за несколько месяцев и притворившись спокойной выхожу из дома.

6

В этот час, все кому не лень отправляются к объятиям природы. Наш маленький парк к вечеру превращается в шумный улей. Все кто набрался храбрости убегают сюда отдохнуть от вечных домашних забот. В основном это молодежь. Бесконечные тропинки украшенные прекрасными, ботаническими цветами манят каждого и кажутся прямой дорогой в рай. Но проходя через них, как бы человек не представлял себе счастливый конец, в реальности он попадает в библиотеку. Прохладная, мраморная свежесть с самого порога даёт знать о фантастическом пейзаже холла. Я прохожу и как обычно сдав все книги, решаю остаток дня провести за чтением. Но повернув первую страницу новой книги понимаю, что на чтение у меня нет сил. Поглощенная своими мыслями, я перелистываю старые потертые бумажные листы, и лишь изредка пробегаю глазами заголовки, читая несколько слов. Через некоторое время библиотекарь своими, бесшумными шагами подходит и дотрагивается до моего плеча. От этой неожиданности я чуть было не нарушаю священный покой книг, но быстро опомнившись подавляю голос. И с огорчением сама того не желая шагаю к выходу.

Солнце уже заходит за горизонт, мягко сменяя ослепляющий дневной свет теплыми оттенками оранжевого цвета. Подходит тот час когда время забывается. Толпы народа уже успели покрыть тротуары парка пыльными отпечатками своих ног. Проходя мимо них я стараюсь не поднимать глаза и поспешно удалить свою персону домой. Тропинка кончается, я поворачиваю за угол. Провожая последние кусты роз взглядом. Я делаю шаг за дом, как вдруг цепляюсь за что-то и чуть не падаю. И тут несколько грубых мужских голоса звучат над моей неуклюжестью жестким басом. Я поднимаю глаза и вижу напротив себя троих взрослых мужчин. Я замечаю, что споткнулась о палку державшую слегка протянутым впереди стоящим.

— Простите. — Произношу и спешу уйти. Но не успеваю сделать и шагу, как трость перегораживает мне путь. Я замираю, словно пробудилась ото сна. Это лицо невозможно не узнать. Рядом со мной стоит Амин вместе со своими старыми товарищами. Если бы в это время из-под земли вырвался сам демон и утащил меня за собой, это бы меньше взволновало меня чем появление Амина. Охваченная неописуемым страхом, я смутно сознаю, что происходит со мной, но тем временем он уже убрал трость с моей дороги. Однако я всё равно продолжаю стоять на месте. Отразилось ли на моем лице тень того, что творилось в душе? Никто не может сказать, но спустя мгновение Амин отходит от меня, как будто освобождая путь. Я совершенно теряюсь. Его друзья не перестают смеяться.

— Смотрите оборванка его узнала.

Но он так же как и я молчит, и пристально смотрит из-под широкого капюшона. Буря чувств охватившие меня тянут мои ноги к земле. Я не знаю, что принесёт собой это чувство, но душа, которая в течение стольких лет терпела страхи не выдерживает и я плачу. Это веселит компанию ещё больше.

Едва успевают капли покатиться с моих глаз, как двое из друзей начинают разрываться от смеха. Напротив меня стоит полупарализованный человек с потухшим взглядом, но это не останавливает меня от безрассудного чувства самоунижения. Вдруг один из друзей бросает на меня многозначительный взгляд и произносит.

— Что будем делать с ней? Этот вопрос прозвучал настолько зловеще, что я звздрагиваю. Но тот кому был задан вопрос неожиданно отвечает.

— Ничего.

От услышанного, такого знакомого и в то же время пугающего голоса я пошатнулась. Он делает неожиданный шаг вперед очевидно чтобы не дать мне убежать и в этот момент мой разум как будто просыпается. Я оборачиваюсь, вижу просторную улицу перед собой и кидаюсь в бег с такой быстротой, что будто бы убегаю от погони хищных зверей. Добравшись до дома не замечая, что кружится голова вбегаю в комнату и наконец падаю на свою кровать. До этой минуты я думала, размышляя, пыталась предугадать что-либо, но теперь слезы высохли. Уткнувшись лицом в подушку я просто пытаюсь восстановить дыхание. Весь эпизод нашей встречи совершился спокойно, почти без слов. Не было никакого скандала, никаких унижений и угроз, но всё-таки что-то заставило меня бежать прочь. Не ужели я так сильно боюсь этого человека? К полуночи постепенно находя ответы я осознаю что это вовсе не было страхом, повернувшись на бок я лежу с открытыми глазами лицезрев темноту и размышляю о его жизни. В этой тьме и полном покоя вдруг я вижу перед собой два образа, таких же реальных, как если бы среди ясного дня они подошли ко мне и поздоровались. Это образы девочки лет десяти и тень от меня самой. Я переменно всматриваюсь на них, пытаясь, понять в чём суть их появления. Я пытаюсь всмотреться в девочку. В ней я вижу радостное и безмятежное состояние духа, она словно озарила своей чистотой и добротой всю темную комнату. Но по мере того как я смотрю на неё, она вырастает обретая новый вид и новую форму души. Сперва ее лицо изображает умилительную гримасу, потом обретает яркое всепоглощающее чувства любви к окружающим. Но постепенно образ меняется спокойствием, и умеренной благосклонностью. А после и вовсе когда подросток превратился в нечто похожее на расцветающую молодость, ее лицо начинает угасать становясь всё незаметнее и незаметнее, и в итоге расплывается в бесцветную тень, и исчезает. Я вскакиваю с места, чтобы отыскать эту тень, но быстро осознаю, что это был всего лишь сон. Ложусь обратно и пытаюсь понять к чему были эти галлюцинации и что они хотели сказать мне. Я вглядываюсь в свою прошлую жизнь и с ужасом вижу в себе это угасание, и всё проясняется. То что произошло вчера было не страхом моего напуганного разума, это было принятием моей заново возвратившейся судьбы. Прежняя жизнь, первые детские печали, длительная тирания, внешнее одичание и внутреннее разочарование, возвратились в облике того кто был искусным садоводом и взрастил рассаду этих чувств в моем сердце. И теперь я осознаю, что боюсь снова оказаться всеобщим посмешищем. Но весь ужас в том что мы уже не дети и тягаться с ним означает верную гибель моей репутации. Но в конце концов я понимаю, что эти две явления были знаменем, и передо мной предстал выбор — смирится или бороться.

7

Не успела я опомниться, как уже наступило утро. Ветка старого чинара медленно качается играя свою обычную мелодию на оконной раме. Я вяло поднимаюсь с места и шагаю в хамам. Холодная вода немного привела в чувство. Выйдя на айвон я смотрю на чистое небо. Величественная пора, когда земля просыпается раскрывая свой взор и предоставляет нам увидеть просвет неописуемой волшебной минуты. И вот я стою рассматривая, как постепенно самым красочным образом солнце начинает освещать горы, и от этого ещё сильнее ощущаю бесценность жизни. У подножья холма находится старинный двухэтажный домик, жители которого уже давно проснулись. Те немногие, кто живут там, напоминают мне персонажей из сказок. Они не смотря ни на что остаются в своем мире, как они есть и как будто бы время их не трогает. Я хорошо знаю старую пару живущих на первом этаже. Дедушка Ибрагим и его спутница Саври, часто поднимаются на рассвете и каждый раз выходят в огород собирать цветы. Иногда когда мне не спится я прихожу на айвон и смотрю, как они держась друг за друга медленно собирают ходят по грядкам. При видя этих пожилых, почти немощных людей я всегда начинаю задумываться над смыслом жизни. Они часто общаются со мной давая много советов. Недавно бабушка Саври сказала мне.

— Если ни в чем не находишь счастье, просто люби жизнь ибо оно единственное, кто даст тебе ответную любовь. И сейчас стоя на айвоне я понимаю истинное значение этих слов.

Отец проснулся на молитву. Я быстро отправляюсь на кухню готовить завтрак. Утро проходит спокойно никто не узнал, что эту ночь я провела без сна. Покончив с готовкой завтрака я берусь за тесты экзамена. Но вечером у ворот я слышу голос подруги.

— Ты не забыла, что завтра тайный выпускной вечер?

— К сожалению.

— Как же так? Ведь мы договорились.

— Прости, но я плохо себя чувствую и не знаю смогу ли вообще пойти туда.

— Ну если так, то я понимаю. Но все же я надеюсь, что завтра к вечеру ты поправишься.

Я не уверенна, что вообще оправлюсь от шока и потому отвечаю лукаво.

— Это от меня не зависит. Нилу с грустным видом смотрит на меня и я делаю усилия, чтобы не искушаться моментом, и не рассказать вчерашний случай подруге. После ее ухода мои мысли ещё больше путаются. Всё прошлое беспорядочно вспоминается. Как я стала изгоем, как Амин потешался надо мной и как все презирали меня. Слишком тяжело забыть обо всем этом. Наверное только несчастные дети смогут понять такие чувства. Взрослым же не дано представить всю горечь детского несчастья.

— И зачем только он вернулся? — спрашиваю я себя, но не могу найти ответ. Каждая мелочь к чему бы я не дотронулась напоминать моменты из неприятного детства. В итоге сбившись с ног я сажусь напротив окна и чувствую, как не в силах больше что-либо делать. Я очень сожалею,что снова превращаюсь в трусливую девчонку. На некоторое время мне даже показалось, что настоящее это сон и я нисколько не изменилась. Всё также — отверженная всей школой, маленькая мышь и слабый ребенок.

— И как только я сумела достичь успеха? Способность притворяться удачницей куда-то исчезает. Я стараюсь вспомнить, как нужно вести себя, чтобы остальные видели в этом силу, но ничего не могу поделать. Наступившая ночь снова заставляет лицезреть темноту. Не в состояние заснуть я смотрю на свои настольные часы. Они показывают ровно двенадцать. И вдруг осознала, что тридцатое мая уже настала. А ведь это был один из долгожданных мне дней. Я вспоминаю, как три года назад стояла возле ворот и пристально следила за своими соседями. Вспомнила Амина в чёрном сияющем фраке, его мать и как они были счастливы в его последний школьный вечер. Представляю весенний вечер в котором царит атмосфера суеты и радости. И тогда во мне снова просыпается обида. Почему я должна из-за того кто все это время наслаждался моим унижением лишать себя радости. Я так же как и он человек, а значит так же имею полное право на долю собственного счастья. И буду самой последней идиоткой если не пойду на вечер. С такими мыслям к трем часам ночи я засыпаю и на следующей день просыпаюсь разбитой, но с полной решимостью отправится на тайную вечеринку. Спешу помолиться и приготовить завтрак к пробуждению родителей. Когда отец вошел на кухню то подозрительно взглянул на меня. И мне пришлось заставить себя стать хоть немного подвижней, чтобы не волновать его за зря. Мелочи повседневной рутины не занимают много времени, если я стараюсь и сегодня я от души постаралась закончить все дела к шести вечера, и отправляюсь к своей подруге. Нилу была настолько озабоченная этим вечером, что сейчас кружится, как настоящая юла.

— Успокойся Нилу, — говорю я ей. — Не стоит так переживать. Это в конце концов всего лишь "ташкили". Но она отвечает.

— Тебе легко говорить.

Я одела свой адрас и взяла у мамы шелковый платок. Нилу оделась поярче на ней красный велюр с золотыми вышивками по всей кокетке, а на голове тюбетейка в такой-же тематики. Мы забежали ко мне домой попросить разрешение у отца, а она словно прилипла к зеркалу во дворе.

— Ты иди я тут постою.

— Отец, ну я пойду.

— Я полагаюсь на твоё благоразумие дочка.

— Ты же знаешь меня.

— Только поэтому я и пускаю тебя.

— Спасибо папа.

И вот я наконец выбегаю из дома. Затаив дыхание прохожу мимо ворот Амина и исчезаю в вечерней синеве.

8

Двор нашей классной руководительницы в этот вечер превратилась в истинный театр. Все наряженные по-полному параду. Приглашенный местный певец один из самых популярных среди долины. В его репертуаре не только национальные, но и современные песни. Однако начал он с фольклера. Упоенная публика сперва жадно стискивается между собой, чтобы насладится живой музыкой, но постепенно разрывается на группы и начинает беззаботно танцевать. Комната до того переполнена старшеклассниками, что если бы музыка хоть на минуту умолкла, то весь шум оглушил бы долину. Я сажусь почти в самом углу и издалека пытаюсь разглядеть всех танцующих. Нилу несколько раз уговаривает меня потанцевать вместе с ней, но потом осознает что я не самый лучший танцор и приглашает Вали. Я всегда предпочитаю быть зрителем нежели участником всеобщего веселья и сейчас спокойно сижу на одном месте переключив внимание на смеющихся девочек. Каждая из них в этот вечер выглядит словно принцесса. Нафиса которая слегка пополнела, надела просторное атласное платье изумительного покроя. Она часто отходит, чтобы отдышаться и снова исчезает в глубине танцплощадки. Санифа недавно признавшаяся, что никогда не верила сплетням обо мне тайно, как и прежде пытается плести новые интриги. Но я пытаюсь не слушать ее.

После третьего танца мы садимся на топчан и начинается "гулбазм". Девушки кокетливо читают свои любимые стихи и передают цветок парням. Они в свою очередь читают всякие народные шутки и насмешливо дразнят их. Я читаю один стих и отдаю цветок Нилу. Все смеются обозвав нас парочкой. Вконец концов и это надоедает и все заново требуют музыки. Но в этот раз звучит современная и более медленная музыка. Нули тут же убегает в центр комнаты, а я остаюсь на прежнем месте. Этот праздник всегда казавшийся мне нечто фантастическим теперь кажется обычным, шумным подростковым баловством. Сейчас я понимаю рассуждение отца насчет излишнего бурного проживания современных подростков. Но я бы никогда не поняла его если бы он не дал мне шанс испытать всё на собственном опыте.

Уже после третьего часа я начинаю чувствовать усталость. А завтра ещё просыпаться в пять. Встаю и неохотно направилась к танцплощадке, узнать во сколько Нилу собирается возвращаться домой. Развеселившись Нилу и думать не желает о доме. Она просит подождать ещё немного и я остаюсь. В этот момент вдруг толпа шумящих подростков постепенно начинает затихать. Мне не видно что происходит за спинами собравшегося народа. Но люди с широко открытыми глазами начинают плавно расходиться в две стороны. И вот наконец я вижу.

Амин корявой походкой приближается в мою сторону. Кажется ему всё равно, что сотни пар глаз пристально смотрят на его изувеченное тело. Он смотрит прямо перед собой, пристальным поедающим взглядом и не успеваю я опомниться, как он останавливается в шаге от меня.

— Здравствуй Соф, — произносит он с тем же глухим тоном. И снова от его появления я впадаю в детский ступор. С минуты он просто молчит. А я смутно понимаю, что должна ответить. Чувствую, как теряю силы. Но он стоит абсолютно спокойный, без тени волнения, всё также пристально всматриваясь в меня. Теперь под светом ярких ламп я четко вижу то лицо которое в течение продолжительного времени так сильно пугало моё воображение. Оно изменилось до неузнаваемости. Большие черные, прекрасные глаза отражают темную глубину чувств, которых я ещё не могу постичь. Оглядев его черты я всё больше и больше убеждаюсь тому, что он вопреки душевной темноте представляет собой олицетворение идеальной красоты. Почти мраморная кожа тонкие розовые губы и выпуклые скулы никогда бы не выдали безобразие и черноту его души.

— Ты танцуешь? — вдруг спрашивает он.

И я вспоминаю, что нахожусь в центре зала. Отрицательно качаю головой.

— Почему?

Его взгляд переменяется, а на уголках этих идеальных губ появляется тень небрежной улыбки. Удивленная этой картиной я невольно вздрагиваю, но не успеваю сделать и шагу, как сильная рука подхватывает меня за талию. И как будто охваченная антарктическим холодом я испытала невыразимую муку от ледяного прикосновения и тут же освободившись бегу к выходу. Моя реакция оказалась не обдуманной и вызвала всеобщее негодование. Последовавший за мной Амин кричит:

— Постой Соф!

И в холле раздается эхо моего имени.

Я невольно поворачиваюсь и вижу, как его левая нога начала трястись словно в горячке и невольно делаю шаг назад.

Не знаю было ли это вызвано увиденным или же во мне проснулось мужество, но я спрашиваю. — Тебе нужна помощь?

Он громко засмеялся и его тело быстро обрело прежную расслабленность.

— Я виновен перед тобой, — произносит он. — Понимаю тебе противно говорить с калекой, но прошу выслушать меня.

Его голос звучит до того убитым, что я останавливаюсь.

— Я неприятен тебе?

— Дело не в этом.

— Так в чём же? Может ты боишься меня?

Я молчу.

— А ты изменилась.

И он неожиданно произносит: — Прости меня! Я не забыл ничего и понимаю, что был сволочью. Но теперь я осознал всё и не желаю больше никому причинять боль. И ты первая перед кем я чувствую искреннее раскаянье.

По правилам эти слова должны меня расстроить и возможно мне нужно было почувствовать жалость. Но на удивление я ничего не чувствую. Каким бы не был искалеченным этот человек, я не могу себя заставить почувствовать большее чем равнодушие. Я словно не вижу его раненую наружность. Я вижу истинную глубину его сущности, а его сущность состоит из бесчисленных пороков. Конечно он теперь осознал свою вину и муки совести сжимают его в свои тиски. Но на какое время? На день, на месяц или же на год? Наверное я вхожу в те числа людей которым трудно прощать, но Амин не просто не жалок, в моих глазах он прежний жестокий мальчик. Тот кто испортил всё моё детство, а это невозможно простить.

— Ты же меня ненавидел?

Я просто был глупым. Я думал, ты обязана подчиняться моим правилам.

— Правилам? И каким же интересно? Быть отшельником, чтобы тебя избегали как прокаженного. Унижали и ни за что высмеивали?

— Прости.

— И ты думаешь, что одним словом сумеешь зачеркнуть всё в моей памяти.

— Удивительно до чего ты слабохарактерна.

Я вздрагиваю от такого хладнокровия и не в силах больше сдерживаться с размахом впускаю руку в его лицо. Но моя ладонь застывает в воздухе. Он с молниеносной реакцией хватает ее и сжимая привлекает к себе.

— Неужели ты до сих пор ничего не поняла?

Он пристально смотрит на меня, не отпуская своих цепких рук с моего запястия.

— Ты думаешь, что я ненавидел, но на самом деле я любил тебя Соф.

Я каменею на месте. Это больше чем неожиданность, это становится концом всего мира. Слышать такое признание от того кто испортил чуть ли не всю мою жизнь. Я не знаю как реагировать. Он испытующе продолжает смотреть в мои глаза, ожидая что же я сделаю. Но моё тело не смогло пошевелиться ни на сантиметр. Тогда он отпускает мою руку и тем самым возращает мне способность двигаться. Всё это время я считала, что мы заклятые враги и каждый его укор отражала миллионами умерших клеток в нервной системе. Но в душе я надеялась, что он ощущает то же самое. А сейчас выясняется, что вместо той раздраженности и злобы, он испытывал наслаждение издеваясь надо мной. Обида налетевшая на меня словно потоком испепеляющей лавы превратила сознание в пепел. В отчаяние я хочу убить его, но сжимаю руки в кулак до хруста костей.

— Как ты смеешь насмехаться надо мной? Я изменилась и больше не позволю над собой потешаться. И даже если во всём мире, как когда-то ты говорил, умрут все люди я даже не посмотрю на тебя. Он молча слушает пока мой голос набирает новые ноты гнева и сжав челюсти отчаянно смотрит в даль. В итоге когда я замолчала спрашивает.

— Это всё, что ты хотела сказать?

Я понимаю, что ещё немного и от страха перемешивающего со злобой могу потерять сознание.

— Надо же, докатится, чтобы просить у врага прощение. И хочу отвернуться, чтобы вытереть глаза, но вдруг понимаю, что больше не боюсь этого человека.

9

Не успевает солнце залит землю своими лучами, как я уже кончаю молитву, в котором благодарю Господа за спокойствие. Во мне вновь появляется бодрость духа. До завтрака убираю комнату и выхожу на айвон. Я всегда считала, что гордость страшный грех, но теперь горжусь своей силой. Вчерашний день все еще играет в моих воображениях. Невозможно представить, как тяжелый камень угнетающий все это время свалился с сердца, когда я наконец высказалась. Но все-таки твердая память хранит воспоминания прошлого,

я понимаю, что никогда не смогу его простить. Накидываю платок и иду за водой. Но не успеваю выйти за ворота, как тут же застываю на месте. Почти перед самым входом дома Нилу, стоит машина скорой помощи. Белый фургон с мигающими огнями, как пестрые мотыльки, то появляющиеся, то потухающие, явно ожидает кого-то. Через минуту двое мужчин в белых халатах выносят лежащее тело моей подруги. И бросаюсь за ними. Но родители Нилу толкают меня от носилок так сильно, что я падаю. И прежде чем уехать они закидывают меня зловещим взглядом.

Нилу лежала без чувств с закрытыми глазами и бледной мраморной кожей. На минуту мне показалось, что она мертва. Но я не хочу верить в эту страшную мысль. После долгого и бессмысленного стояния на пустой улице в объятиях утренней тишины я чувствую холодную дрожь и возвращаюсь домой. Но все равно поднимаясь обратно я не не могу успокоиться. — Лучше бы я побежала за ней до конца, — думаю войдя в комнату. Ка сладко спит и я тоже бессильно бросаюсь на кровать. Слезы неожиданно наворачиваются на глаза. Я испытываю непонятный страх. В какой-то момент мне даже кажется, что это я виновата в случившемся. Как я могла так поступить. Хочется повернуть время вспять, тогда бы я знала от чего моя подруга так внезапно легла в постель. Но спорить с собой означает признание вины. До шести утра не сумев так и сомкнуть глаз я лежу на спине ничего не замечая. Мысли стремительными потоками проносятся в голове. И только когда слышу голос отца, поворачиваю голову и вижу открытые глаза брата.

— Когда ты проснулся?

Его пристальный взгляд меня напугал.

— Ты плакала?

— Нилу увезли в больницу.

— Она что заболела?

— Я не знаю.

Ка подтянулся, как котенок и спрыгнул с кровати. Следующие свои движения он совершает с той же безмятежностью, как будто мои слова были лишь дуновением ветра.

Детская дружба всегда бывает крепче остальных. Не каждый сможет сказать, что в другую пору своей жизни он мог дружить так как в детстве. Именно это время посвященной спряжению душ и сердец. А мое сердце до сих пор связано с сердцем Нилу. Когда-то мы поклялись, что до самой смерти будем верны этой крепкой чистой дружбе. Мы даже как-то раз придумали свой собственный язык который никто кроме нас не понимал. Мы взяли обещание друг с друга, что как бы судьба не поступила с нами, мы останемся подругами на вечно. Но сегодня я понимаю, что наша невидимая цепь дружбы ослабевает и может по непонятным причинам вовсе разорвется.

За завтраком родители недовольны. Особенно отец. Ка что-то спрашивает у него, но я не могу слышать. Вся голова забита нескончаемыми мыслями. Встав с места собираю посуду со стола, как вдруг слышу.

— Что с тобой?

Оказалось мама спрашивает уже в третий раз.

— Сегодня утром Нилу увезли на машине скорой помощи. Но я не знаю что с ней случилось.

— Должно быть все серьезно, раз они скрывают ее болезнь. Но вроде-бы она была крепкой девочкой, — рассуждает она.

Отец встает с места, смотрит на нее и спокойно произносит.

— Время все покажет. И к тому же раз ее семья, что-то скрывает значит на то есть свои причины. В конце концов мы им не родня и не имеем право вмешиваться в их проблемы. Так что не устраивайте женские сплетни в мое отсутствие.

В какой-то степени он прав и смог на короткое время успокоить меня. Но не успевает пройти пару минут, как я снова впадаю в панику. Жалость и страх не дают покоя. Я задаюсь сотнями вопросов пытаясь рассудит логично, но ни какие доводы не подходят для столь необычного случая. Какие причины могут заставлять людей скрывать явное и имею ли я право лезть в не свое дело, как сказал отец. Но образ Нилу настолько сильно запечатлелся в голове, что во всех очертаниях я вижу ее синие полуоткрытые губы, бледное лицо и печально закрытые глаза. Все это сводят меня с ума. И я начинаю винить себя за то что вчера не дождалась ее. Но не понимаю почему, чувствую эту вину. Здесь явно есть какая-то тайна и я хочу ее знать.

10

На следующий день я твердо решаю разузнать хоть что-нибудь о состояние подруги. Все болезни, травмы, несчастные случаи. Позвонив всем одноклассникам пытаюсь выяснить не случилось ли что-то в тот вечер. Но все до единого отвечают:- Ничего. Из неприятного списка оставались только болезни и в этом могла помочь соседка Раъно.

Спустившись по улице я стучу в дверь и мне тут же открывают две девочки.

Позовите маму.

Девочки в тот же миг упорхают крича во весь голос.

— Соф пришла.

И я слышу голос женщины. — Проходи на кухню.

— Здравствуйте.

— Ты меня звала?

— Да, но я вижу что не вовремя.

— Ну что ты мы всегда рады тебя видеть проходи, пожалуйста.

Я вхожу и следую за хозяйкой. Оказалось она готовит пирог.

— Присаживайся. Как твои родители?

— Хорошо.

— Вы уже решили чем займетесь летом.

— Наверное отправимся в Варзоб как всегда.

— Ах, да я и забыла, но кажется твоей маме не так уж там нравится.

— Вы правы она опасается за здоровье отца.

— Ну эта болезнь всех любящих жен.

— А вы правда верите, что это опасно для него?

— Только в том случае если у него есть старые болезни.

Я на минуту задумываюсь над и опомнившись спрашиваю.

— А как вы считайте какие болезни могут быть смертельными?

— Всякие. Но только в том случае если будет осложнение.

А сколько времени надо, чтобы заразиться? Женщина смотрит на меня не понимая к чему я клоню.

— Что ты имеешь в виду?

Но как бы я не решалась понимаю что не могу рассказать про подругу и говорю.

— Одна моя одноклассница внезапно заболела, но никто не говорит чем.

— А ты спроси директора, он же ваш сосед.

Поднимаясь по улице корю себя за тупость. Ведь я могла что-нибудь придумать, а теперь придётся ждать возвращение директора. Конечно это было нелепо просить директора оказать услугу только из-за того что мы соседи. Но разве у меня есть выбор? Я попросила Арману не говорить брату о моем приходе. А она ответила что он уехал в город. Эта новость подарила мне новые силы. Но тревога все еще продолжалась.

Родителей Нилу до сих пор нет, но даже если они были бы дома вряд-ли рассказали мне что случилось. Мать Нилу почему-то невзлюбила меня с первого дня и всегда относилась с холодом. Она считает меня избалованной и призирает моих родителей за мягкое воспитание. Но какими бы не были эти люди я всегда пытаюсь найти им оправдание. В отличие от них старшая сестра Нилу раньше относилась ко мне благосклонно. Но что случилось теперь? Она явно не желает больше видеть меня. Стоя у ворот я искала способы смягчить ее сердце, чтобы разузнать про подругу хоть что-нибудь. И вот в очередной раз мы сталкиваемся с ней и я готова подойти, как вдруг вижу директора.

— Ты что-то хотела?

Спрашивает он, но нет сил объяснять все и я говорю:

— Видите ли, — начинаю я, — после выпускного вечера Нилуфар чем-то заболела. Утром еезабрали в скорую. А еесестра ясно дала мне понять, что отчасти в этом я виновата.

— Как ты можешь быть виновата?

— Я обещала дождаться ее, но не сдержала обещания. Впрочем, извините если отнимают ваше время.

— Это хорошо что ты обратилась ко мне. Я разузнаю про нее и расскажу тебе.

Он поворачивается и уходит. Разум как то успокаивается и первичные страхи понемногу кажутся глупыми. Я делаю несколько шага вперед еще не решив куда же пойду. Домой не хочется, но и в парк нельзя без разрешения отца. И вот оглядевшись я вспоминаю про пустые ведра.

11

Наконец среди тихого простора стуки сердца утихли и мысли обрели спокойное русло. Сорвав несколько одуванчиков я выбираю самый укромный уголок в огромной долине и устраиваюсь под деревом. Обрадовавшись, что совсем скоро узнаю то, что так не давала покоя, спокойно закрываю глаза и отпускаю все мысли. Возвращаясь решаюсь зайти к директору. Быстро поднимаюсь, но только дохожу до ворот, как каменею на месте.

Директор в это время выносит свою жену на воздух. Я теряюсь и в испуге делаю шаг назад, но вдруг слышу.

— Куда ты? Я узнал про Нилуфар.

Это новость заставляет повернуться обратно. Подхожу ближе и предлагаю свою помощь.

— Нет не надо.

Его жена сидит в кресле молча и смотрит не живыми глазами куда-то вдаль. Он укрывает ее пледом, говоря.

— Ты действительно хочешь знать?

Его голос неожиданно становится тихим, как будто он вынуждает себя говорить со мной.

— Да хочу.

— Я узнал о твоей подруге еще час назад, но не как не мог решиться стоит ли тебе рассказывать. Но раз ты действительно хочешь и это не простое любопытство, тогда я расскажу.

Я удерживаю себя в руках, чтобы не рассыпаться от волнения.

— Что с ней? Она жива?

— Она лежит во второй районной больнице и ее жизни ничего не угрожает.

- Но почему тогда ее увезли?

— Потому что она хотела покончить собой.

Я отхожу от удивления и чуть было не падаю.

— Сядь, пожалуйста, это еще не все.

— Есть еще что-то?

— Да, но я продолжу, если только ты присядешь.

Я сажусь и на сколько могу, делаю спокойный вид.

— Ты хорошо знаешь свою подругу?

— Лучше, чем себя.

— А одноклассника Вали.

— Что вы имеете в виду?

— Ты хорошо его знаешь?

— Вы же сами знайте, что он новенький. Что я могу о нем знать?

— Этот Вали соблазнил твою подругу. В тот вечер оказалось что этот Вали завлек ее на прогулку и вступил с ней в интимную связь.

Словно гром среди ясного неба меня пробивает молния. Я закрываю руками уши, чтобы больше не слышать этой мерзости и хочу убежать, но от кого? От себя самой. От той кто оставил ее. Правду сказала ее сестра, если бы в тот день я не оставила ее одну. — Как же я могла! Предательница! Виновница! Нет мне прощения. Я виновата в этом.

— Виновен только один человек и это Вали Гани.

Но чтобы он не говорил, вся тяжесть греха ощущается мной так сильно, что я хочу убить себя. Директор замечает мою реакцию и тут же разжимает мне руки. Приступ удушья и без рук охватил горло. Я поднимаюсь и не знаю что делать.

— Выяснилось что Вали целый год портил ей голову своими обещаниями жениться по окончания школы. Нилу как видимо поверила ему и после того инцидента она все рассказала сестре. Но та не выдержала и рассказала обо всем родителям. А отец узнав в ярости запер ее в комнате без единой крошки пищи, а сам отправился к этому ублюдку. Между его отцом и отцом Нилу разразился скандал. Тот во всем обвинил саму Нилу хотя прекрасно понимал, что она младше их сына. В конце концов после громкого скандала Нилу узнала, что ее обманули и хотела покончить с собой. И таким образом попала в больницу.

— Как он мог?

— Но и она хороша.

— Да как вы смеете так говорить?!

— Я говорю то что думаю.

— Неудивительно.

— Я не понял что?

Сжав руки в кулак я вся трясясь от лихорадки встаю и спешу вернуться домой.

Директор попытался остановить меня, но я назло ему убегаю и в то же время сама того не ожидая кричу.

— Будьте вы все прокляты!

Уже у порога дома я чувствую сильную слабость. Желание убить Вали резко пронзает сознание. Не замечая никого я прохожу к себе в комнату, но тут же падаю на кровать.

— Что с тобой? — спрашивает Ка, но я чувствую как во мне просыпается ненависть ко всему мужскому роду. Однако через минуту входит отец и только посмотрев на него я понимаю что не права.

12

День ненавистного экзамена по алгебре. Переборов себя я беру ручку, тетрадь и выхожу из дома. Ночью я четко себе приказала не бросаться на проклятого Вали, но сейчас не уверена, что сумею сдержать слово. Прибыв одной из первых, занимаю не привычное для себя место. У окна в самом углу. Там где сидела Мехрона. Я знаю, что эта девушка не станет возражать, если я предложу ей заменой на ее удобное местечко свое. Класс постепенно начинает наполняться. Я рисую на руке кружочки, а сама из-под ресниц пристально слежу, не входит ли ублюдок.

Может его уже исключили из школы, — думаю, но в этот момент он гордо входит. Класс уже полон и осталось только одно не желанное место на соседней парте возле меня. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не напасть на него. Пересесть обратно на свое место кажется странным и смешным, но спокойно видеть его довольную физиономию и при том сдерживаться сильнее моей воли. Я отворачиваюсь к окну и беру свой листок. Вопросы оказались не такими уж сложными по крайней мере мне так показалось. Пол часа и я уже собираюсь сдавать лист. Но не успеваю встать как, слышу со стороны шепот просящий о помощи.

Как после всего что он сделал с моей подругой, еще смеет нагло просить меня о чем то?! "Ну уж нет, этого я так не оставлю." Поворачиваюсь и вижу похотливые его глаза, которые то ли с самодовольством, то ли с насмешкой смотрят на меня. И вдруг во мне загорается идея. Я тихо и молча стаскиваю его листок к себе и пишу самые абсурдные ответы на которые только была способна сочинить. Ложу под свой лист специально роняю их и тут же наклоняюсь, чтобы передать.

Выйдя за дверь, несколько мгновений, я застываю от шока. Стою неподвижно улыбаюсь как идиотка. А потом убегаю домой смеясь. Это был какой-то нездоровый смех. Жестокий с отголоском грусти, леденящим сердце словно я была в лихорадке. Дойдя до дома я впервые испытала сладость мести. Бодрящим приливом проходит дрожь по телу, но оставшийся после него холод вызывает ощущение страха. С какой охотой я повернула бы назад, чтобы исправить все, но было уже поздно. До этого дня я даже не могла представить себя в такой роли. Непонятный страх перемешался с досадой и начинает превращать душу в омут. После получасового размышления в тишине я начинаю понимать насколько была безрассудна и как тяжело испытывать одновременно наслаждение и страх. Мне хочется представить, как обрадуется Нилу узнав о поражение этого скота, как скажет, что ее подруга поступила правильно и может быть простит меня. Но реальность шепчет обратное. Разум рисует темные страхи, я хочу заменить ярость на более мягкие чувства, но никак не могу. Шепот все вновь и вновь твердит о том, что моя совесть запятнана первым привкусом мести. И что же будет дальше? Неужели с каждым разом чем старше мы становимся тем больше чернеет наша душа. А буду ли я через десять лет хоть тенью той кем была в шестнадцать? Я стелю молитвенник и пытаюсь искупить свою вину которую совершила с ними обеями, но быстро чувствую усталость и ложусь на кровать.

На завтра я не оставляю в покое мысль о несправедливости. Почему директор закрыл на все глаза? Он же имел все права на то чтобы исключить Вали из школы. Так не уж его подкупили? Или может быть запугали. Я стараюсь убедить себя в обратном, но истина срывает все покрывала. После трех часов непрерывной уборки я решаюсь поговорить с директором лично, а иначе понимаю, что сойду с ума. Поднимаюсь по улице и твердо открываю ворота. Армона в саду. Замечает меня и подходит.

— Позови отца.

Но вдруг директор сам выходит с дверей дома и увидев меня приглашает войти. Я не знаю с чего начать и нервно извиняюсь за прошлое оскорбление.

— Тебе что-то надо?

— Узнать почему Вали все еще учиться у нас.

— Ну что ж, сперва ты должна дать слово, что никому не расскажешь.

— До самой смерти.

— Когда я узнал, что натворил этот парень, на завтра подготовил его документы на отчисления. Но все знают его родителей. Им удалось пристроиться в этой жизни выше остальных. И конечно же они воспользовались своим положением. Но я уговорил отца Нилуфар подать на их сына заявление. В отличие от меня у них не хватило сил тягаться с правосудием. Выяснилось что мать Нилуфар не желает позорить свою дочь и после долгой беседы судья решил, что если Вали женится на ней то его не посадят. Обе сторон согласились. Со своей стороны, как человека меня это не успокоило и выявился один нюанс, который поспособствовал мне. Я все же наказал этого негодяя, но об этом ты узнаешь в понедельник вместе со всеми.

13

В понедельник нет и семи, как я уже стою рядом со школьным двором. Первым встречаю надутое лицо Нафиса потом приходят Мехрана и Райхона. После них Санифа, она бежит и радостно кричит, — привет всем. В ответ Нафиса кидает ей: — Что не терпится опять увидеть оценку?

— Ну, а ты сама, не уж то надеешься на что-то другое кроме как пятерку. Добавляет Мехрона.

— Я помню что сделала пару ошибок, так что не видать мне этой цифры.

Девушки смеются, но внезапно всеобщий смех нарушает вопрос Нафисы.

— Что-то мы не видим твой хвостик.

— О чем ты?

Ну естественно про Нилу. Ты не знаешь что с ней случилось?

От услышанного гнев охватывает меня волной.

— Она заболела.

— Я слышала это ужасная болезнь, не так ли?

Если ты сама все знаешь зачем тогда спрашивать?

— Просто хотела удостовериться.

— И что есть удовлетворение?

— Вполне.

К нам присоединяются остальные и я вздыхаю увидев, как Нафиса переключается на Карома. Было до боли смешно видеть, как она старательно пытается понравиться ему несмотря на то, что он даже не замечает ее. Каром лидером среди спортсменов и со своим внушающим ростом кажется более старшим чем есть на самом деле. Поэтому все девушки сохнут по нему. Но он часто оскорблял меня в детстве так что теперь для меня простое не замечание гораздо дороже симпатии. Я забиваюсь в углу словно хамелеон и старательно ищу не высокую рыже голову. И вот он приходит. Похотливые глаза сверкают хитростью. Он медленно пробирается через всю толпу и с уверенностью подходит ко мне.

— Привет Соф, как поживаешь?

Я стараюсь успокоить дрожь, и не выдавая свое бешенство отвечаю.

— Что тебе?

— Вот хотел сказать спасибо за твою помощь. А в качестве благодарности позвать на прогулку.

— Что я слышу! Каждая жилка в голове наполняется кровью. Как может у столь молодого человека быть такая черная душа. Он спокойно стоит рядом со мной не задумываясь что в больнице уже лежит одна его жертва. Этот злосчастный парень по всей видимости не верит в Бога, а иначе как можно объяснить то что он сделал. Желание влепить ему пощечину не покидает меня, но к его удаче в этот момент приходит наша руководительница и приказывает всем войти. Я втискиваюсь первой.

Пока все ученики рассаживаются она разбирает табели по успеваемости за год. Это ее собственный метод преподавания. Каждый раз в конце года после всех экзаменов она начинает спрашивать нас о летних планах, а потом читает вполне приятные лекции на тему поведения и в конце раздает табели успеваемости за год. Но сегодня обычного урока не произошло. Сразу же после учительницы в класс входит директор. Все настораживаются. С чего бы это? Появления директора начинает волновать всех. Все знают, что если директор решился собственной персоной посетить какой-нибудь класс значит в нем что-то случилось. В это время пока все в замешательстве утихают я поднимаю глаза и прохожусь по лицам. Глаза Нафисы задумчиво смотрят то на директора, то на учительницу. Кажется она подозревает о чем и пойдет речь, но не совсем уверена, чтобы успокоиться. Я поворачиваю взгляд и вижу Вали. А он сидит совсем спокойный.

Ноги раздвинуты тело откинуто назад, а лицо все тоже каменное и ничего собой не выражает. Никто посмотрев на этого человека ни за что не догадается, что именно он является причиной прихода директора. Он настолько спокоен, что даже кажется невиновным. Директор стал о чем то шептаться с учительницей, а после она быстро раздает всем табели. В итоге все получили свои листочки кроме одного человека. Вали растерянный оглядывается по сторонам, наверняка задавая себе вопрос, — один ли он не получил табель или быть может кто-то еще. Но на его удивление он единственный кого оставили без уведомления. В этот момент, когда все уже насмотрелись на свои оценки, директор говорит:

— Хочу сообщить вам новость в котором заключается причина моего прихода. Все вы наверное удивились, когда я вошел не так ли? Так вот в этом году удивительно, но ваш класс оказался впереди остальных и чуть было не победил в конкурсе "Лучший класс года".

Все зашевелились, стали улыбаться, как будто летевший астероид миновал их.

— Но почему я сказал почти, потому что случилось кое-что заставившее опустить ваш рейтинг до нулевого уровня. И это что-то, точнее кто-то, совершил большое общественное преступление перечеркнув все границы морали. Ученики совсем отупели и панически стали шептаться. Но наконец он сказал.

— Вали Гани, вот кто является преступником. Класс на минуту будто бы помер. Но через минуту поднимается шум. Вали в это время чуть не упал со стула.

— Вы наверняка хотите знать в чем его вина? Вали вскакивает со стула и в страхе публичного позора выбегает из класса. Увидев его реакцию директор все же опомнился и не стал открывать его позорную тайну.

— В чем заключается его вина? Думаю он уже сам догадался, а мне остается всем сообщить, что этот ученик не только совершил гадкий поступок, но к своему несчастью не сумел сдать последний экзамен и поэтому остается на второй год.

Вскочив со стула я хотела что-то сказать, но опомнившись сажусь обратно. Директор улыбнувшись мне выходит из класса. Однако я в это время уже нахожусь в состояние тяжелого оцепенения. Не слыша о чем говорит весь класс я встаю точно, как в трансе и выхожу за директором. Он своими крупными шагами уже дошел до лестницы, как я кричу ему.

— Мне надо кое-что вам сказать.

Он останавливается на мгновение, удивленно смотрит на меня и показывает жестом в сторону своего кабинета. Я киваю и молча шагаю вперед, проглатывая все слова, которые так и хотели вылететь из уст. Ну что-ж так будет правильно, — думаю я и делаю последний шаг.

— Я слушаю.

Возможно после этого меня тоже придется оставить на второй год, но это в лучшем случае. Потому что после того что вы услышите точно, захотите исключить меня из школы.

— Что же такого ты натворила что, поставила себе столь суровый приговор?

Я опускаю глаза и минуту не решившись смотрю на свои пальцы.

— Это я испортила тест Вали. Но я на специально. Директор садится на кресло явно не ожидавший такого признания и сжимает губы. И только когда я открываю тайну, осознаю, что совершила ошибку.

— Почему ты это сделала?

Я поднимаю глаза и на удивление вижу, что директор смотрит на меня совсем не злобно.

— Вроде бы ты умная девочка.

Совесть начинает душить от таких слов, и я впадаю в панику.

— Пожалуйста не говорите родителям. Я не знаю что на меня нашло. Отец не поймёт. Но я раскаиваюсь, честное слово, от всего сердца раскаиваюсь.

Он встает и пристально смотрит на меня.

— Я и не собирался кому-то говорить.

Не ожидавшая такой реакции я удивляюсь. Казалось, что он должен осудить меня по всей строгости и даже выгнать со школы, но вместо этого директор смотрит в мои глаза с лаской, что заставляет смущаться. Однако я больше не опускаю глаза. Мне все еще не верится, что такой гадкий поступок может пройти мне боком.

— Вы правда не расскажите?

Я сажусь на стул.

— Расскажи почему ты это сделала?

— Вы сами знайте.

— Разве?

— Я чувствовала несправедливость, которую надо восстановить.

- А сейчас что чувствуешь?

— Что была не права.

— Нет я хочу знать, что ты чувствуешь сидя здесь напротив меня?

— Если вы имеете в виду страх, то я не боюсь. Я уже готова к самому суровому приговору.

Директор неожиданно смеётся и смотрит в окно.

— Я хочу срезать эти елки. Как ты думаешь стоит этого делать или нет?

Я совсем сбившаяся с толку вытягиваюсь и смотрю в окно.

— Думаю не стоит.

— Почему?

— Разве вы не видите, как они живут своей спокойной жизнью, а вы возьмете и убьете их.

— Это они тебе сказали?

- Может быть.

— А теперь представь, что Вали один из таких старых потрескавшихся деревьев. Каково ему сейчас?

— Чтобы вы не говорили, я не могу такого представить потому что между ним и жалким деревом огромная разница.

— Значит дерево уже стало жалким?

— Он достоин этого!

— А чего достойна ты?

— Вам решать.

— Ты уверена?

Я совсем теряюсь от этого странного тона, странных слов, взглядов и только хочу сказать, — нет, — как директор добавляет.

— Хочешь стать моей женой? Я застываю на месте и не знаю что ответить.

Стать женой того кого почти считаешь отцом, невозможно. Страх как отравленная стрела пронизывает весь разум. — Ты сама виновата, сама виновата, — твердит холодный рассудок. Никто не совершает столько глупых ошибок. Ты вторглась в чужую жизнь и самовольно изменила его. Но сознание правоты выходит на бой с разумом. Я заявляю, что кто-то ведь должен был проучить этого негодяя. И все же не могу смириться со своей роковой ошибкой. Меня поставили перед выбором, но что сказать, я не знаю. После минутного оцепенения я вскакиваю и проговорив, — я не люблю вас, — выбегаю из кабинета. Ноги уносят сами не осознавая куда. Войдя в дом я не скрываю своего изнеможения и прошу Камола принести стакан холодной воды. Но он вместо воды привел маму, а она тут же начинает допрашивать меня.

В этот момент я хочу убить себя потому что вступление в брак с директором все равно что смерть. К счастью отца дома нет и я могу молча глотать свои обиды.

14

Наступило утро. Открываю глаза и противно смотреть на это веселое солнце. Я выхожу из комнаты, а все уже сидят за столом. Родители смотрят на меня с недовольством.

— Как ты себя чувствуешь?

Я вспоминаю, что вчера выгнала Камола из комнаты, а маму попросила оставить меня в покое.

— Ты ничем не заболела?

— Нет мама, я абсолютно здорова.

— Но вчера я видела другое, ты не хочешь объяснить нам?

Как я могу объяснить то, что сама с трудом понимаю. Но врать я не хочу и тем более расстраивать родителей. Они смотрят на меня до тех пор пока чувства вновь не накрывают меня и раздраженная их чрезмерным вниманием не выдерживаю, и встаю из-за стола. Но отец неожиданно останавливает меня.

— Сядь обратно! Я не разрешал тебе вставать. Потом сменив тон на более мягкий продолжает.

— Как стало трудно расти детей. Со всеми этими продвижениями мир одновременно сходить с ума. Дети творят что им захочется, а родителям приходится смотреть на это как на обыкновенное.

— Я не делала ничего, что могло вас огорчить.

— Но почему тогда ты не хочешь рассказать нам, о том, что было вчера.

— Я не могу.

— Это что-то серьёзное?

— Для меня да, но не для вас.

— Послушай доченька все что беспокоит тебя, волнует и нас.

— Я совершила ошибку.

— В чём?

Ищу ответ, но вдруг звонит телефон и найдя повод вскакиваю из-за стола с невероятным облегчением. Однако не успеваю ответить, как роняю трубку и закрываю глаза. На той стороне провода сам директор. Отец тут же подходит и подняв с пола телефон отвечает: — Алло? Несколько минут я стою, и представляю, как сейчас директор рассказывает отцу, что натворила его глупая дочь. Во время разговора отец то и дело смотрит на меня и уверенно кивает в ответ своему собеседнику. Потом ставит аппарат на место, и с непонятным выражением лица говорит.

— Ждите сватов.

— Как? — Вскакивает перепуганная мама.

— Сейчас Мирали сообщил мне о своих благородных намерениях. Он сказал, что уже вчера предупредил нашу дочь, а сегодня они придут к нам.

— Почему ты не сказала доченька?

Я слушаю каждое слово, стараясь уловить их суть и убедить себя, что это всего лишь страшный кошмар. Но реальность жестока. По моим соображениям отец должен был огорчиться узнав, что его дочь должна оказалась глупой и теперь должна стать второй женой. Но на удивление он не кажется разочарованным или грустным, а наоборот улыбается и вздыхает.

Тогда я робко спрашиваю.

— Что еще он сказал?

— Ничего доченька, только это.

Не ужели наша позорная тайна с Нилу тайна осталась скрытой.

Вечером директор, как и обещал, приходит к нам в гости. Собравшись в трио мои родители словно сумасшедшие от радости начинают сотрясать стены своими громкими голосами. Мама с удовольствием проводит гостя в зал. Отец хлопает его по плечу, как какого-то мальчика. И мне приходится запереться у себя в комнате, надеясь, что родители это делают не всерьёз. Сначала директор спросил где же я, но мама ответила за отца, — стесняется.

— Ну что же. Приличным девушкам так и полагается.

От гнева мой мозг пылает огнём. Ноги так и рвутся показать им, какая она приличная девушка, но вспоминая, как отец Нили жестоко избил ее я удерживаюсь от непристойного поступка. Стиснув зубы и скрестив руки мне остаётся лишь сидеть и утопать в своей ярости. Вскоре гость ушёл, и я вышла из комнаты. Родители сияющие смотрят на меня.

— Тебе крупно повезло доченька.

— Но я не хочу замуж. У него уже есть жена! Родители громко смеются.

— Понимаешь доченька его жена совсем больная и может быть скоро покинет его. А в доме каждого мужчины нужна хозяйка. Разве ты не хочешь стать хозяйкой большого дома?

— Но он старый!

— Все это глупости. Он моложе твоего отца на пять лет, а разве твой отец старый?

Мне нечего было ответить против собственного отца.

И вот я узнаю, что дата моей казни назначена на следуйщий июль. Я остаюсь разочарованная посередине двух счастливых родителей и понимаю, что всем этим взрослым людям нет до меня и моей души ни какого дела. Не было смысла больше продолжать свою защиту всеобщий жестокий суд приговорил меня к вечной пытке и остаётся только исчезнуть.

В семь двадцать я выхожу из дома и еду в районную больницу. Я не знаю в каком корпусе находиться Нилу, но кое-как нахожу.

— Нилуфари Хикмат здесь лежит? — спрашиваю у санитарки.

— Во 2 палате.

Санитарка пропускает меня, и в тот же миг я вхожу в палату. Нилу в это время лежала на кровати, но заметив меня вскакивает и обнимает.

— Я так рада тебя видеть.

— Ты сейчас меня задушишь! — Говорю я и мы садимся на кровать.

— Почему ты так долго не приходила.

Я думаю, что вероятно она не знает про поступок своей семьи, но не говорю правды.

— Эти проклятые экзамены.

— Ах, подруга знала бы ты, как я соскучилась по тебе.

— Я тоже.

— Но по тому, как долго ты собралась ко мне, этого не скажешь.

— Честное слово я каждый день думала, как же тебя навестить.

— Ну ладно это теперь не имеет значения. Знаешь Соф мне столько тебе нужно рассказать.

От этих слов мне почему-то становится грустно.

— Но кажется ты и так знаешь всё?

Я обнимаю подругу с трудом сдерживая набегающие слёзы.

— Ты что, не надо грустить. Я же не грущу.

— Я виновата перед тобой. Если бы я знала.

— Но ты не могла знать.

— Прости меня. Ты столько пережила, а я… я никогда себе не прощу.

— Ты ни в чем не виновата.

- Нет, я виновата в том, что оставила тебя в тот вечер. Что не смогла понять, предвидеть. Ты дружишь со мной уже так много лет. Рассказываешь свои проблемы, доверяешь мне, а я оставила тебя наедине с этим подонком.

— Я целый год скрывала от тебя свои чувства, как ты могла предвидеть такое?

— Ты не была обязана говорить, я должна была догадаться.

— Но я должна была хотя бы на основание нашей клятвы рассказать тебе сама.

— Мне нечего было возразить. Я отворачиваюсь к окну и вытираю глаза. Может быть изначально я и сама не предавала этому ни какого значения. Однако теперь появляется какой-то росток надежды, что может быть никто здесь не виноват. Убийственная тоска понемногу отпускает душу и я снова обнимаю подругу. После откровенного разговора мне уже не хочется возвращаться к грустным воспоминаниям и стараюсь забыть про директора.

class='book'> 15 На обратном пути уже в свободном троллейбусе я занимаю последнее место, откуда обычно открывается панорамный вид на длинную полосу дороги. И смотря на горизонт с искренней надеждой, что родители любят меня возвращаюсь домой. Теперь мой план побега кажется абсурдным и я решаю во чтобы то ни стало уговорить маму в обратном.

В отличие от отца мои надежды больше возлагаются на нее. Не потому что отец любит меня меньше, а потому что мама должна понять меня как дочь. Выхожу из троллейбуса не доезжая одну остановку, и последующий путь иду пешком, но дойдя до своего дома замедляю. Как когда-то в детстве на меня нахлынули детские страхи. Хотя улица абсолютно пуста, мне мерещилось что Амин поджидает за углом. Вспоминаю его признания. Но на этом память не останавливается. Вспоминаю, как в шестом классе в это же время года выходила с ворот и столкнулась с его компании. Подростки веселились сравнивая силу друг друга. И в свою неудачу я попала под их горячие руки.

Я никогда не могла забыть того страшного момента, когда Амин взял меня за шиворот, прицепил к стенке и как настоящий зверь смотрел долгим изучающим взглядом, а я не выдержав заплакала. Но это еще больше развеселило тирана и он со всем наслаждением выплеснул в мое лицо какую-то жидкость сказав, что не достаточно одних слез для моего очищения. Его друзья дойдя до иступного веселья хором кричали, свистели и смеялись кружа над моей головой. Они не обращали никакого внимания ни на мои слезы, ни на мои умаления отпустить домой и не щадя грязи и воды выливали сколько душе угодно, пока я не поняла что без физических травм мне не отделаться от этих монстров. И доведенная до крайнего страха издала страшный крик на который вышел директор. Я была спасена.

Теперь проходя мимо этой стены я всегда дрожу. В редкостных случаях человеческая душа исцеляется от ран, но я не принадлежу к числу этих счастливчиков. Вхожу в дом и ничего не хочется так как простого спокойствия. Однако отец сидит на топчане и пьет чай. Я стараюсь придать себе на сколько возможно спокойный вид и попытаться незаметно прокрасться в свою комнату, но не успеваю дойти и до середины сада, как слышу строгий голос:

— Соф, подойди ко мне!

По тому как он посмотрел на меня я понимаю, что мне предстоит серьезный разговор.

— Да отец.

— Послушай доченька. — Вдруг начинает он изменив интонацию голоса. — Не поступай опрометчиво. Я знаю семью Мирали довольно давно и потому считаю его лучшим выбором для тебя.

— Но отец…

— Постой я еще не договорил. Неужели ты думаешь, что я желаю тебе плохого?

— Я так не думаю.

— Тогда почему ты сопротивляешься?

Мои уста не могли говорить о том что было слишком больно для сердца. И я отвечаю.

— У него есть жена. И какой бы больной она не была, но она еще жива. И к тому же ты знаешь эту семью, как друзей, но ты не можешь знать этого человека? как мужа своей дочери.

— А ты знаешь наши обычаи и правила, и что этим хочешь сказать?

— Ничего особенного, лишь то, что я ровесница его сына.

— Разница в возрасте не мешает быть счастливой.

Как же меня распирало изнутри высказаться, но пересохшее горло как назло проглатывает обиду назад.

— Он старый, а я не хочу всю остальную жизнь провести рядом со стариком.

— И это все твои аргументы?

— Но разве этого недостаточно?

— Послушай меня, он обещал купить тебе дом. Обучить в университете. Обеспечить в конце концов. А ты знаешь, что я не могу всего этого дать тебе. Ты будешь самой счастливой женщиной. Будешь жить в собственном доме, получишь хорошее образованная, чего тебе еще нужно?

Что-то подсказывает, что все это не даст мне счастья.

— Мы совершенно разные люди. По сути я же не за его дом выйду замуж, а за него самого и я буду несчастна с ним.

— Что тебя заставляет так подумать?

— Абсолютно все. Его возраст, характер, темперамент. Отец я ведь тоже имею душу и способна чувствовать боль, и страдание. Вы с мамой заставляйте меня совершить самопожертвование. Самовольно протянуть свою шею в петлю и все это лишь во имя комфорта?

— Достаточно! Ты еще молода и ничего не понимаешь в жизни.

Меня накрывает волна слез и голос начинает дрожит.

— Я не хочу этого!

— Тогда скажи чего же ты хочешь?!

Я ясно знаю чего хочу и что мои желания вовсе не грешны.

— Отец прошу услышать меня, я всего лишь хочу жить с вами.

— Доченька, как бы ты не хотела, но рано или поздно тебе придется нас покинуть. Я желаю тебе счастье и на этой основе я всегда имею право решать, что для тебя лучше, а что нет. Мой долг защитить тебя и устроить твое будущее. Зачем тебе мы, когда впереди у тебя собственная жизнь. А с нами у тебя будет лишь одиночество и старость?

- И что по вашему я должна выбрать горе альтернативой от одиночества, а боль от старости? Я ведь все равно буду одинокой и старой, так почему же не оградить себя хотя-бы от их спутников. Неужели вы допустите, чтобы я жила с тем кто будет видеть во мне лишь рабочую силу.

— Мирали не такой человек.

— Не может у хорошего человека возникнуть желание брать вторую жену, когда первая так тяжело больна. Если только он не хочет принести в дом новую сиделку.

— Нет может! Это канон нашего общества и ты хорошо это знаешь.

— Как он может стать мне хорошим мужем, когда его жена медленно умирает? К тому-же у него два взрослых детей которые меня ненавидят. Я не смогу жить с ними. Нет, я не хочу. Я не буду!

Вбегаю в дом и запираюсь у себя в комнате.

Меня охватила скорбь, как будто я осиротела. От меня хотят жертвы, которую я не в силах исполнить. Я чувствую себя овечкой, которую осознанно несут к палачу.

Моя семья конечно уступает в материальных превосходствах, перед семьей директора. Но ведь это не мерило истинного счастья. Моя семья отличается той гармонией, которую он не смог создать. В моей семье есть огромный оазис любви. И я хочу того-же. Хочу обыкновенной гармонии и чуточку уважение к себе. Разве я не достойна свободы и нет такого закона в священном писании, чтобы дочерей выдавали замуж насильно, против их воли.

— Где этот закон? Мне хочется спросить у отца. — Где сказано, что девушка не имеет право на одиночество?

Но я не могу сказать этого, даже вопреки сильному порыву, потому что воспитана в строгих традициях этих вымышленных законов. Предоставленная самой себе, уткнувшись в подушку, я долго рыдаю, пока не входит мама.

— Пора ужинать, не то останешься без еды.

В этот раз ужин прошел в полном молчание лишь изредка мама пыталась развеять тяжелую атмосферу. Но отец был таким же угрюмым и задумчивым до конца. На его строгом лице был отпечаток грусти. Допив свой чай он встал, а мы с мамой начали убирать.

— Надеюсь ты понимаешь, что обязана принять правильное решение. Я не допущу, чтобы отец устыдился из-за тебя.

— Но мама.

— Не надо давить на мою жалость. Мать всегда имеет право указать дочери на правильный путь. Я лучше тебя знаю жизнь. Мы позволяли тебе много вольностей и теперь в твоей голове бродят всякие романтические мысли, но жизнь это не фантазии, а реальность.

Я стою у стола и не верю что все это говорит моя мама.

Может и Ка скоро придет ругать меня.

— Он мне не нравится, мама!

— Нет в мире идеальных людей. Всякий имеет пороки и всякий может ошибиться. И я требую чтобы ты бросила свои бредовые мысли.

— Но они не такие мама.

— Я сказала все.

— Мне очень жаль, но я не могу послушаться тебя ведь речь идет о моей жизни. Я не смогу прожить всю жизнь с отвращением в душе.

— Я не вижу здесь ничего отвратительного. Тебе что будет мало собственного дома, профессии врача, хорошее положение в обществе? Чего еще ты хочешь?

— Любви, уважения и порядочности. Вот чего я хочу. Времена изменились мама и я не должна повторять старых ошибок наших предков. Ты же знаешь, что я не смогу прожить с ним и день. Неужели вы хотите чтобы я вернулась к вам да еще и с прибавлением на руке. И как же я потом буду жить растить ребенка одна? Прошу тебя мама опомнись не поддавайся под влияния традиций. Лучше позволь мне получить профессию самой, а потом уже вели пойти на плаху.

Мои уговоры не дошли до мамы. И объяснить я толком ничего не смогла. Мама так же как и отец оказалась непреклонной. Ничего не оставалось, как объявить голодовку в знак протеста. С одной стороны я боялась вызвать гнев отца, с другой стороны настолько была уверена в его гуманности, что не могла даже представить, чтобы он поднял руку на меня.

16

— Привет Соф. Меня наконец выписали. Выходи на улицу и я через минуту тоже буду. Ты не представляешь, что мне нужно тебе сказать. Голос Нилу до глубины звучит интригующий. Я открываю дверь кладовки где два дня жила в самозаточение и убегаю на улицу. Всё это время родители молча выжидали моего срыва. Они не уговаривали меня, не ругали. Молчание с их стороны угнетало меня больше чем голод. Особенно мама вела себя чрезмерно хладнокровно. Она продолжала заниматься своими обычными домашними делами, пока я задыхалась от слёз.

Спускаясь по улице я думаю о подруге и себе. Наверное скоро и я побываю на ее месте. И это мое наказание за все грехи.

Прохожу четыре дома, а потом поворачиваю на право. Укрывшись посередине двух деревьев стоит наша тайная беседка, куда так часто мы любили приходить. И не ошибаюсь. Нилу выходит из беседки невероятно похорошевшая.

— Почему так долго.

— Извини.

На лице у Нилу сияет лукавая улыбка.

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, чем тогда, в больнице.

— А вот ты не очень.

— Ах, ничего такого.

Мне интересно, что заставляет подругу улыбаться такой тайной улыбкой. Нилу садится по ближе и с опаской разглядывая прохожих.

— Он сегодня позвонил мне.

Мое сердце падает в пропасть.

— Как?!

Это было совсем не то чего я ожидала.

— Сначала позвонил его отец. Он сообщил моим родителям точную дату нашей свадьбы. Знала бы ты как я была счастлива. А потом мое счастье удвоилась, да что там, оно утроилось, умножилось на миллионы, когда он сам позвонил. Я подняла трубку с каким-то страхом, но услышав его голос тут же взлетела над облаками. Знаешь Соф мне было достаточно одного слова, чтобы вновь понять как сильно я люблю его.

Она обнимает меня и плачет от радости.

— Ах, Соф ты не можешь себе представить какое это упоительное чувство.

— И слава Богу, — шепчу я. — Хоть мы и подруги, но мы разные с тобой Нилу. Ты открытая честная с миром и добрая в сердце, а я реалистка и иногда непонимающая мир в котором живу.

— Не правда. В первую очередь ты девушка, а это значит, что в тебе бьется точно такое же любящие сердце, как и во мне. Мы в отличие от сильного пола, созданы Богом, чтобы спасать этот мир от разрушения и хаоса. Ты будешь моей свидетельницей?

Я конечно же хочу сказать да, но вдруг вспоминаю.

— Ты не знаешь одной детали.

— Какой же?

— Прости меня. Не отрицай, но тот грех, который ты совершила во имя своей любви отчасти и мой тоже. Видишь ли, твои родители обижались не только на тебя, они винили и меня в предательстве. И думаю что теперь они даже видеть не захотят меня.

Нилу встает с места и со всей горячностью смотрит на меня сердито.

— Кем ты считаешь моих родителей? Они конечно не такие, как твои. Я понимаю, что они даже суровы чем строги. Но они мои родители и раз смогли простить свою дочь, то смогут простить и ее подругу.

— Я не уверена в этом.

— Ты просто скажи, хочешь быть свидетельницей или нет?

— Конечно хочу, но не его невесты. Прошу не выходи за Вали.

— Что ты такое говоришь?!

— Ты не задумывалась, что он обманул тебя и если бы не твои родители, никогда бы не женился.

— Он любит меня и просто испугался.

В глубине души я ни как не смогла согласиться, но увидев, как она бледнеет, пришлось сказать.

— Прости наверное я не права.

— Ничего, я не обиделась. Мы уедем в города на четыре дня, а после возвращения начнем готовиться к свадьбе. Ты поможешь мне?

— С радостью, но мне кажется, что вы не успеете до 30 июня.

— А мне кажется что целый месяц это слишком долго. Но что это я совсем позабыла сказать. Сегодня я видела Амина, он кажется несчастным. Может быть он изменился?

— Меняются только лица, а души людей до самой смерти остаются прежними.

— Ты все еще ненавидишь его?

— Давай не будем об этом. Лучше расскажи какая будет свадьба?

Я понимаю, что моя проблема сейчас совсем неинтересна ей и принимаю тот факт, что от ныне Нилу должна быть центром внимания. А мне остаётся молча слушать. Но мысли находятся где-то вдалеке. На самом деле я ищу для нас пути спасения. Перебрав сотни вариантов ничего не нахожу. Думаю и снова впадаю в отчаяния. В итоге для себя останавливаюсь на том, чтобы поговорить с самим директором. Вся надежда остаётся на его понимание. Доказать ему, что не достойна всего, от того что не благодарна. Но мысли постоянно сбиваются с толку. А что если он не поймёт?

Мы идём к Нилу домой, и она начинает знакомить меня с родственниками. На лице у ее мамы негодование

— Мама, Соф мне рассказала, что вы сердитесь на неё?

Мать застывает от возмущения.

— Вы смогли простить меня, так не сердитесь же и на нее. Она ни в чем не виновата.

Я чувствую себя неловко зная, что на самом деле виновата больше всех. Когда Нилу кончает, ее мать неожиданно улыбается мне. Но так давая понять, что улыбка это только формальность при гостях. Я рада и на столько. Большего и не представляла.

Нилу объявляет всем, что я буду ее свидетельницей на свадьбе и женщин сидящие напротив нас начинают интересоваться моей персоной. Самая молодая из них на вид лет тридцати спрашивает, — замужем я или нет. Нилу отвечает за меня. И тут я чувствуя, что нечестно поступаю по отношение к ней. Я хочу сказать ей что меня в скором времени ждет та же участь, но не могу. Мне просто стыдно. Потом пошли другие вопросы более сложные и более интересные для возбуждённых женщин. Они начинают допрашивать меня о тех вещах которые даже родители не спрашивают.

— А у тебя уже есть избранник сердца, а? Задается очередной вопрос. Я опускаю глаза, чтобы не выдать своих страхов. Но в конце концов не выдерживаю и выхожу из комнаты.

— Куда ты?

Нилу выходит за мной.

В холле, когда мы остаемся одни я быстро надеваю обувь и сказав: — Сейчас мне пора, но позже я тебе расскажу кое-что, — выбегаю на улицу.

Нилу остаётся удивлённая. Но как только я оказалась на улице, снова превратилась в трусиху.

С трудом дохожу до ворот директора и на мое счастье дверь открывает Армона.

— Позови отца, пожалуйста.

Директор тут же выходит и широко улыбается. Приглашает войти, но я отказываюсь.

— Я хочу поговорить с вами наедине.

— Хорошо.

— Куда это вы? — кричит Армона, когда мы выходим.

Я попросила его сесть на скамейку, но он предлагает прогуляться. Первые минуты мы идем молча. Я стараюсь не смотреть на него, но замечаю на себе пристальный взгляд. — С чего начать? — думаю, но мысли будто ускользают из-под сознания. Мне не хватает мужества, чтобы начать серьезный разговор. И вдруг он сам произносит.

— Ты что-то хотела спросить?

Мы идем долго пока не доходим до самого конца парка, где начинается лес. В округе никого нет. Лишь сонные мухи и вялые птички. Мы почти уже дошли к высокому дереву, чтобы укрыться от обжигающих лучей солнца, как вдруг директор берет мою руку и останавливается. Я холодею от ужаса. Он вероятно думает, что я позвала его на свидание, — пронеслось в голове и вырвав руку я отхожу.

— Что вы делаете?

— Я просто хотел сесть рядом.

Глядя на его открытое лицо, холодный бледный губы с искаженными чертами я вдруг осознаю чего он хочет на самом деле. И соглашаюсь с тем, что действительно нравлюсь ему. Но эта лишь чувственная симпатия не что иное, как простое желание.

— Почему именно я?

— В моей жизни все фальшиво и только ты настоящая.

— Но я не люблю вас?

— Гм. Что ты мне хотела сказать?

И вот все силы разом возвращаются.

— Я уже сказала.

Директор громко рассмеялся да так, что я ощутила стыд за признание. Это действительно прозвучало нелепо.

— Я знаю, но в жизни есть более высокое чем жалкая любовь — это долг. И твой долг стать достойной женой.

— Я не уверена, что смогу оправдать ваши надежды.

— Сможешь если примешь за основу смирение. Я наблюдаю за тобой с самого детства и достаточно изучил тебя. Терпеливей и спокойней тебя я еще не встречал.

— А как же ваша жена?

— О, она была настоящей бурей, а тебе чужды страсти жизни и ты обладаешь необходимыми способностями дополнять основу.

Я слушаю это странное признание в любви и понимаю, что мои чувства для него не имеют никакого значения. Он из тех чисел людей для кого важнее любить, а не быть любимым.

— Сделав тебя своей женой, — продолжает он, — я сумею стать счастливым.

— Вы ошибайтесь. Из всех перечисленных вами качеств я ни единым не обладаю. И мы не будем никогда счастливы, потому что я не хочу быть всего лишь дополнением основы. Поймите, между нами нет ничего общего. Мы расходимся в мнениях о жизни, о счастье, о любви и вам безразлично о чем я думаю. И может быть по отношению к кому-нибудь другому я бы смогла принять за основу смирение, но только не с вами.

Директор раздраженно смотрит на меня.

— Ты имеешь в виду, что по отношению к какому-нибудь сопляку?

Я вижу как он запылал яростью, и встаю, чтобы поскорее уйти, однако он встает следом и резко хватает меня за руку.

— Не забывай, мое терпение не вечное. И не считай себя особенной, другие девушки давно упали бы к моим ногам от таких слов, а ты сумасшедшая отрекаешься от собственного счастья. Ты хоть понимаешь сколько я могу тебе дать счастья? И вместо того, чтобы так вести себя лучше поблагодари Всевышнего, что я полюбил именно тебя.

Он обрывает на этих словах свою речь и отпускает мою руку.

Но я не стала убегать и сама не понимая, как возразила.

- Не то что? Что вы со мной сделаете? Выгоните со школы или убьёте? Так лучше умереть чем быть рядом с вами!

17

В последние дни я стараюсь не попадаться на глаза директору. Постоянно сижу дома и выхожу только в сопровождение Ка. Разговор, который произошел между нами никак не уходит из памяти. Я уже пожалела, что говорила с ним. Часами сижу над книгой, но никто не знает что в эти минуты я вижу между строк. Какую бы страницу я не открыла во всех словах только одна насмешка. Он заявил, что я создана для смирения и труда, а не для дружбы и семейного счастья, и это конечно правда. Но по моему если я не создана для любви, то значит я не создана и для брака. И я знаю, что если поддамся воли долга, то смогу взять на себя задачу непосильную своих плеч. Но лишиться собственной чести, я не смогу. Я слабая, а отречение от собственной чести убивает даже сильных. Я готова стать помощницей, служанкой, кем угодно для этого человека, но только не его женой. Мое сердце не обращается к нему и не питает никаких теплых чувств. Всевышний не для того создал меня, чтобы я загубила свою жизнь вступив в душевный и телесный союз во имя долга. Эти мысли терзают меня постоянно и повсюду.

Нилу через четыре дня возвращается домой. Ради этого случая я впервые за четыре (сутки) выхожу на улицу одна. Странно, но улица кажется мне широченной и недосягаемой. Я прохожу мимо соседних домов разглядываю силуэты в окнах. Все счастливы, заняты своими делами, которые приносят им удовольствия и я невольно думаю:- Может ли быть, что все эти женщины когда-то находились в моем положение, а директор и есть тот самый с кем я должна прожить такую же мирную жизнь. — Но вспоминая Амина прихожу в себя. Нилу выходит встретить меня у ворот. Я погрузившись в свои мысли не сразу замечаю ее.

— Соф, куда ты?

— Извини не увидела.

— Что с тобой, ты какая-то странная.

Я не могу больше сдерживаться и признаюсь.

— Меня сосватал директор.

Нилу застывает на месте.

— Как?! Почему?

— Только, пожалуйста, не говори никому, даже сестре. Мне очень стыдно

— Конечно не скажу, но чего ты стыдишься. Директор очень хороший человек. И к тому-же богатый.

— Мне нет дела до его богатства, я ненавижу его сына, а он сам старый.

— Старость еще не порок. Мы все когда-то постареем, зато я уже вижу как ты становишься хозяйкой его богатств.

— О чем ты говоришь? У него есть два взрослых детей из которых один издевался надо мной всю жизнь.

— Амин знает об этом?

— Он давно уехал в столицу.

— А его жена?

— И ты так спокойно об этом спрашиваешь?

— Все знают, что после той болезни она не встает с постели. И может быть скоро…

— Ты что Нилу! Она пока что жива. И мы не имеем права обсуждать ее.

— Прости я не подумала.

— Я не знаю что делать. Хочу исчезнуть, чтобы все прекратилось. Понимаешь, я боюсь. Боюсь всех этих чувств, что ощущаю.

— Разве он так неприятен тебе?

— Раньше я думала, что уважаю его. Но теперь его голос, его манеры, его взгляды пугают меня. Как будто он должен причинить мне боль.

— От чего такие мысли?

— Сама не понимаю.

— Может потому что он взрослее тебя?

— Потому что его сын недавно признался мне в фальшивой любви.

— Этот бесчувственный Амин?

— Я сотни раз представляла себе, как переезжаю к ним и он снова начинает издеваться надо мной. Это сводит меня с ума. Я уже готова на крайние меры, но только, чтобы избежать этой участи.

— Значит проблема в Амине?

— Что мне делать Нилу? Директор сейчас должен прийти к нам свататься, а я не хочу его видеть.

— Пойдем ко мне.

— А твои родители не будут против?

— Нет конечно. Они давно простили меня.

— Ты хотела сказать тебя?

— Ничего подобного. Но насчет директора мы еще поговорим.

Мы входим в дом Нилу и тут же сталкиваемся с ее мамой. Она говорит мне банальные слова. Спрашивает о моих родителях, а Нигина тщательно скрывает того прошлого отношения за что я искренне благодарна ей. Но причиной веселья оказались вовсе не я, а неожиданно нагрянувшие родители Вали. Мы входим в спальню пытаясь не мешать взрослым, и я поражаюсь увидев лежащее атласное платье посередине кровати.

Оно безумно красиво. Сотни складок на талии создают пышный объем и длинными водопадами ниспадают до самого пола. Нилу тут же берет его на руки и несет ко мне.

— Хочешь примерить?

— Лучше сама, ты будешь в нем как сказочная принцесса.

Мой комплимент нравится ей и она поворачивается к зеркалу.

— Я знаю что, буду самой красивой в этот день и мне не терпится увидеть лицо Вали. Как ты думаешь он сильно удивиться, когда увидит меня в этом платье? Ее простая наивность слегка огорчает меня. Я не знаю, что ответить и глотаю мысли не давая им вырваться. Но подумав, допускаю мысль, что быть может именно этот наряд заставит Вали полюбить ее. Таким образом я обманываю не только подругу, но и себя. Нилу прижимает платье к телу и кружится будто, парит в облаках. Иногда надо всего лишь пару деталей для счастья.

— Цени эти дни, когда ни будь в грустные моменты ты будешь вспоминать их.

— Какая грусть?

Она поворачивается ко мне с недовольной гримасой. И я отвечаю.

— От старости или разочарования.

— С первым я еще соглашусь с тобой, но разочарованной я точно никогда не буду.

Она кружится и сама с собой не может налюбоваться.

Постепенно за разговорами вечер превращается в ночь и я вынужденно прощаюсь с подругой.

Как бы я не хотела, но ноги несут домой. Туда где протекает вся моя жизнь и в то-же время начинает постепенно отрываться. Я вхожу на кухню и с подозрением всматриваюсь в лица своих родителей. Они задумчивы. Смотрят на меня с улыбками, но как буд-то грустят. Молча прохожу к себе в комнату, а там сидит беззаботный Ка. Не зная с чего начать я решаюсь сперва задобрить его.

— Помнишь ты хотел мой пенал?

Его глазки загораются.

— А что?

— Можешь взять его хоть сейчас. Он спрыгивает со стула, и в один миг достает мою сумку.

Я подхожу, и убираю то что он высыпал на стол и медленно собирая спрашиваю.

— К нам приходили гости?

— Да, это снова был директор.

Его ответ заставляет меня вздрогнуть.

— И что на этот раз?

— Ты сама знаешь.

17

В последние дни я стараюсь не попадаться на глаза директору. Постоянно сижу дома и выхожу только в сопровождение Ка. Разговор, который произошел между нами никак не уходит из памяти. Я уже пожалела, что говорила с ним. Часами сижу над книгой, но никто не знает что в эти минуты я вижу между строк. Какую бы страницу я не открыла во всех словах только одна насмешка. Он заявил, что я создана для смирения и труда, а не для дружбы и семейного счастья, и это конечно правда. Но по моему если я не создана для любви, то значит я не создана и для брака. И я знаю, что если поддамся воли долга, то смогу взять на себя задачу непосильную своих плеч. Но лишиться собственной чести, я не смогу. Я слабая, а отречение от собственной чести убивает даже сильных. Я готова стать помощницей, служанкой, кем угодно для этого человека, но только не его женой. Мое сердце не обращается к нему и не питает никаких теплых чувств. Всевышний не для того создал меня, чтобы я загубила свою жизнь вступив в душевный и телесный союз во имя долга. Эти мысли терзают меня постоянно и повсюду.

Нилу через четыре дня возвращается домой. Ради этого случая я впервые за четыре (сутки) выхожу на улицу одна. Странно, но улица кажется мне широченной и недосягаемой. Я прохожу мимо соседних домов разглядываю силуэты в окнах. Все счастливы, заняты своими делами, которые приносят им удовольствия и я невольно думаю:- Может ли быть, что все эти женщины когда-то находились в моем положение, а директор и есть тот самый с кем я должна прожить такую же мирную жизнь. — Но вспоминая Амина прихожу в себя. Нилу выходит встретить меня у ворот. Я погрузившись в свои мысли не сразу замечаю ее.

— Соф, куда ты?

— Извини не увидела.

— Что с тобой, ты какая-то странная.

Я не могу больше сдерживаться и признаюсь.

— Меня сосватал директор.

Нилу застывает на месте.

— Как?! Почему?

— Только, пожалуйста, не говори никому, даже сестре. Мне очень стыдно

— Конечно не скажу, но чего ты стыдишься. Директор очень хороший человек. И к тому-же богатый.

— Мне нет дела до его богатства, я ненавижу его сына, а он сам старый.

— Старость еще не порок. Мы все когда-то постареем, зато я уже вижу как ты становишься хозяйкой его богатств.

— О чем ты говоришь? У него есть два взрослых детей из которых один издевался надо мной всю жизнь.

— Амин знает об этом?

— Он давно уехал в столицу.

— А его жена?

— И ты так спокойно об этом спрашиваешь?

— Все знают, что после той болезни она не встает с постели. И может быть скоро…

— Ты что Нилу! Она пока что жива. И мы не имеем права обсуждать ее.

— Прости я не подумала.

— Я не знаю что делать. Хочу исчезнуть, чтобы все прекратилось. Понимаешь, я боюсь. Боюсь всех этих чувств, что ощущаю.

— Разве он так неприятен тебе?

— Раньше я думала, что уважаю его. Но теперь его голос, его манеры, его взгляды пугают меня. Как будто он должен причинить мне боль.

— От чего такие мысли?

— Сама не понимаю.

— Может потому что он взрослее тебя?

— Потому что его сын недавно признался мне в фальшивой любви.

— Этот бесчувственный Амин?

— Я сотни раз представляла себе, как переезжаю к ним и он снова начинает издеваться надо мной. Это сводит меня с ума. Я уже готова на крайние меры, но только, чтобы избежать этой участи.

— Значит проблема в Амине?

— Что мне делать Нилу? Директор сейчас должен прийти к нам свататься, а я не хочу его видеть.

— Пойдем ко мне.

— А твои родители не будут против?

— Нет конечно. Они давно простили меня.

— Ты хотела сказать тебя?

— Ничего подобного. Но насчет директора мы еще поговорим.

Мы входим в дом Нилу и тут же сталкиваемся с ее мамой. Она говорит мне банальные слова. Спрашивает о моих родителях, а Нигина тщательно скрывает того прошлого отношения за что я искренне благодарна ей. Но причиной веселья оказались вовсе не я, а неожиданно нагрянувшие родители Вали. Мы входим в спальню пытаясь не мешать взрослым, и я поражаюсь увидев лежащее атласное платье посередине кровати.

Оно безумно красиво. Сотни складок на талии создают пышный объем и длинными водопадами ниспадают до самого пола. Нилу тут же берет его на руки и несет ко мне.

— Хочешь примерить?

— Лучше сама, ты будешь в нем как сказочная принцесса.

Мой комплимент нравится ей и она поворачивается к зеркалу.

— Я знаю что, буду самой красивой в этот день и мне не терпится увидеть лицо Вали. Как ты думаешь он сильно удивиться, когда увидит меня в этом платье? Ее простая наивность слегка огорчает меня. Я не знаю, что ответить и глотаю мысли не давая им вырваться. Но подумав, допускаю мысль, что быть может именно этот наряд заставит Вали полюбить ее. Таким образом я обманываю не только подругу, но и себя. Нилу прижимает платье к телу и кружится будто, парит в облаках. Иногда надо всего лишь пару деталей для счастья.

— Цени эти дни, когда ни будь в грустные моменты ты будешь вспоминать их.

— Какая грусть?

Она поворачивается ко мне с недовольной гримасой. И я отвечаю.

— От старости или разочарования.

— С первым я еще соглашусь с тобой, но разочарованной я точно никогда не буду.

Она кружится и сама с собой не может налюбоваться.

Постепенно за разговорами вечер превращается в ночь и я вынужденно прощаюсь с подругой.

Как бы я не хотела, но ноги несут домой. Туда где протекает вся моя жизнь и в то-же время начинает постепенно отрываться. Я вхожу на кухню и с подозрением всматриваюсь в лица своих родителей. Они задумчивы. Смотрят на меня с улыбками, но как буд-то грустят. Молча прохожу к себе в комнату, а там сидит беззаботный Ка. Не зная с чего начать я решаюсь сперва задобрить его.

— Помнишь ты хотел мой пенал?

Его глазки загораются.

— А что?

— Можешь взять его хоть сейчас. Он спрыгивает со стула, и в один миг достает мою сумку.

Я подхожу, и убираю то что он высыпал на стол и медленно собирая спрашиваю.

— К нам приходили гости?

— Да, это снова был директор.

Его ответ заставляет меня вздрогнуть.

— И что на этот раз?

— Ты сама знаешь.

18

На следующее утро от вчерашних событий я ясно понимаю, что моя судьба решена бесповоротно! Шагнув на кухню застаю родителей за столом. Они уже завтракают и краем глаз посматривают на меня. Я достаю свою кружку и налив немного чая сажусь напротив мамы.

— Доброе утро, — говорю не поднимая глаз.

Мама улыбнулась, а отец пронзительно смотрит сквозь брови.

— Где ты была вчера вечером?

— Разве Ка не сказал?

Я удивилась помня точно, как сообщала ему куда иду.

— Ах да, я же вам еще не говорила, что Нилу попросила меня стать ее свидетельницей.

Маме эта новость очень понравилась; она посмотрела на отца, но он все еще сердит.

— Это не повод пропадать в темноте не соизволив даже предупредить нас.

- Я просто…

— Ты же знала, что к нам должен был прийти Мирали.

— Я помогала ей в покупках.

— Это не оправдание!

— Прости отец.

— Я думал после нашего разговора ты наконец придешь в себя, но кажется я ошибся ты еще больше распоясалась. Эмоции взяли вверх.

— Что я такого сделала?

— В последнее время я многое тебе позволял. Даже закрыл глаза на твою лень. И как тебе не стыдно. Мать начинает жаловаться на тебя. А Мирали вообще удивился что моя дочь в сумерках гуляет по улицам.

— Мне все равно, что думает ваш Мирали!

— Вот оно что. Но ничего скоро он станет и твоим. Ваша свадьба состоится, как только ты завершишь последний год обучения.

Я никак не ожидала такого от отца. В глубине души я все-таки надеялась на чудо, но оно не произошло. Мои руки мягко отцепились от края стола и пытаясь встать я падаю на землю.

19

Когда приходит время прощаться с родным человеком теряешь пол души. Время не благосклонна к таким потерям, особенно, когда нечем заполнить эту пустоту. Первую неделю я умилостивила отца разрешить мне выполнить задачу подружки невесты. Моя жизнь внезапно изменилась, но ничего не могло ослабить его решение. Я ходила в месте с Нилу по магазинам, в попытках забыть свою грусть, выбирала подарки, давала советы и даже в чем то училась сама. Нилу полностью и без каких либо колебаний доверяла моему вкусу на столько, что я посчитала себя не до конца достойной этой роли. Хоть и советы сестры были куда мудрее, но она часто останавливала предпочтение на моём выборе. Конечно серьёзные покупки совершала ее мама, но в остальном Нилу сама устраивала свой долгожданный праздник. Мы как две разные планеты вращались в своей оси вокруг солнца, только Нилу была испепеляющей венерой, а я холодным марсом. В общем всю свою энергию я не жалея тратила на бесчисленные выматывающие, но очень желанные поездки по столице. Родители не имели ничего против моего посредничества и только просили перед уходом сообщать свое направление.

Помогать подруге для меня было честью, к тому-же меня заманивали новые места, новые впечатления. Забавно было ощутить себя дурочкой попав в роскошный ресторан в котором должна была пройти церемония, но всезнайкой в выборе меню. Я вступала с благоговением на тропу познаний и открыла для себя целую энциклопедию предсвадебной подготовки. Когда мы входили или выходили из какого нибудь, никогда неведомого мне места, то я чувствовала себя полной идиоткой. Каждый день я столько получала впечатлений, что к вечеру не могла собраться с мыслями и уж тем более уснуть не поделившись с мамой. С утра я снова находилась в том состояние духа, когда душа и тело наслаждаются одиночеством. Получив свободу

я немного успокоилась. Но не успела опомниться, как на следующей неделе Нилу уехала к родственникам и во мне снова образовалась пустота. Я больше не могла ничего делать по дому, забросила чтение и всячески избегала разговоров с отцом. Бесконечные мысли о судьбе подруги тяготили душу. Просыпалась без цельно и засыпала в том же духе. Минуты как назло тянулись бесконечной нитью. Только благодаря ходьбе в магазин я могла немного развеяться. Скоро Нилу предстоит столкнуться с истиной и разочароваться в мечтах. Но если — думала я, — если в сердце Вали вселится любовь к ней, то они смогут стать счастливыми. А это так же невозможно, как если бы я полюбила директора. Вечером неожиданно мама приказала мне сходить за мылом. В эту субботу она устроила грандиозную стирку, но я до того утонула в своих чувствах, что не смогла даже предложить свою помощь. Домашние дела, как будто осточертели мне. Хотя я чувствовала себя виноватой перед ней, но руки сами отказывались подчиняться. И вот сейчас мне выпал шанс хоть как то загладить вину. Я беру деньги со шкафчика и выхожу из дома. Оказалось солнце уже на закате. А это значит, что я просидела в комнате даже не раскрывая штор.

Чистое небо кое-где разделяется розовыми оттенками. Я оглядываюсь и быстро спешу на остановку. Прыгаю в автобус и устраиваюсь в самый конец. Сидя у окна, как я любила это делать, разглядываю холмы. В это время дорога превращается в сказочную тропу. Никакая столица не может сравнится с этой дикой природой. Увидевши это место раз никогда не захочет покинуть его. Эти долины скорее похожи на фотографии из открыток, где все так идеально, что невозможно представить его реальным. Но оно есть и мои глаза жадно поглощают эти оттенки природы. Неоновые огни ламп переливаются* на изумрудных листьях деревьев и ни каких серых тонов. Все яркое и колоритное. В эту минуту в голове царит покой. Некоторое время я сидела без единой мысли пока не доехала до нужной остановки. И снова я на улице. Осматриваюсь по привычке и направляюсь вперёд. В районе есть два крупных магазина один из них у рынка, а второй недалеко от остановки. И я иду в ближайший. Вхожу без колебаний, прохожу до нужного отсека и тут немного замедляю шаги. Выбор домашней химии здесь огромный. Почти все товары, что и в городе у нас есть. Но я точно знаю, что мне нужно и не замечая другой продукций, немного наклоняюсь и нахожу обыкновенное хозяйственное мыло. Беру четыре штуки, заметив любимый порошок мамы хватаю и его. Но внезапно выпрямляюсь. В пару метров от меня стоит Вали. Он смотрит прямо в мою сторону сверля маленькими серыми глазами мое лицо. Это немного удивляет. И не увидев ничего хорошего в нашей встречи я решаю, что лучше не подходить к нему. Я вновь притворяюсь, что ищу что-то. И как только замечаю что он отвернулся, хватаю свои покупки, и поспешно направляюсь к кассе. Но краешком глаз я то и дело оборачиваюсь, чтобы подглядеть не смотрит ли он в след, и ужасаюсь когда, замечаю его тихие шаги позади себя. Что-то подсказывает, что этот человек не ради добрых намерений идёт за мной. Перед глазами всплыл тот день, когда директор по моей вине публично унизил его. Я расплачиваюсь за покупку и проходя через кассу снова оглядываюсь. К своему почти истерическому страху вижу позади него второго одноклассника. Они оба о чём то шепчется. Каром входит в число хулиганов которые не дня, не могут обойтись без драк. Смотрит на меня похрустывая кулаками. Длинный коридор заставляет нервничать. Усилив темп, я быстро шагаю и уже совсем в панике не дойдя до выхода сама не зная почему поворачиваю к лифту, нисходящему в подвальную парковку для автомобилей. К счастью дверь лифта почти у самого носа Вали закрывается и я вздыхаю облегченно. В подземном парке оказалось довольно мрачновато. Выходя из лифта я уже успела пожалеть что, выбрала именно этот путь к выходу. Набравшись смелости шагаю вперёд, однако от неожиданности роняю пакет на пол. Справа от меня стоят те двое. Сверкая злобными взглядами, теперь они ухмыляются довольными улыбками. И одного взгляда достаточно, чтобы понять всю ненависть этих людей ко мне.

— Ну ничего ты не из трусливых, — говорю, но тут ловлю себя на мыслях, что против накаченных мускулов Карома я не имею никаких шансов на самооборону. Тогда я спрашиваю у внутреннего голоса, — что делать? Бросить покупки и бежать из-за всех ног или же остаться и поговорить, как нормальный цивилизованный человек. Но смотря на двух ожесточенных подростков прихожу к выводу, что обречена на жестокую месть.

Тяжело переступаю с носков на всю ногу и судорожно поднимаю пакет. В это время они двинулись с места. Охваченная сверхъестественным ужасом, я растерянно оглядываюсь на выход он слишком далеко, чтобы успеть выбежать прежде чем меня догонят. Остаётся только надеяться на появление человека. Но к сожалению оставленные машины дают понять, что их хозяева только поднялись за покупками и в ближайшие 5 минут не появятся внизу. Сердце застучало бешено. Они шагнули вперёд и уже осталось каких-то три метра как кровь от страха приливает прямо в голову и я подняв пакет у себя над головой хочу кинуть на них, но не успеваю. Мою руку уже схватили и со всей силой ударив в плечо толкнули назад. Я спотыкаюсь и падаю на локти.

— Ну что Соф, попалась? Голос Вали звучит самодовольством. Каром повторяет утвердительно.

— Попалась.

Мое дыхание вырывается из груди со свистом, словно ветер из пещеры, но тут мне прижимают рот.

— Вот мы и встретились.

Оба друга громко смеются страшным голосом.

— Ты вмешалась не в свое дело. Решила отомстить за подругу, но кто теперь постоит за тебя?

— Ты жалкое ничтожное создание. Заставила меня перед всем классом унизиться, но сейчас я покажу тебе истинное унижение.

От услышанного кровь заледенела в жилах. Я пытаюсь дышать, а сердце совсем перестает биться.

В глазах темнеет и я теряю всякое мужество. Еще чуть-чуть и слезы сами вырвутся с глаз. Но вдруг Всевышний смилостивился и мне на встречу просиял яркий свет. Машина заезжает прямо в нашу сторону. Останавливает прямо за спиной у Вали и в тот же миг чья-то рука отталкивает его от меня. Несколько мгновений спустя Вали и Каром уже убегают, а рядом со мной возникает высокая мужественная фигура. Он наклоняется и помогает мне встать. При этом едва касаясь меня.

— С тобой все в порядке? Звучит взволнованный вопрос.

Растерянная я застываю на месте, превратившись в каменное изваяние. Незнакомец осматривает меня опуская голову и снова спрашивает.

— Ты можешь идти?

Я делаю шаг и против острой боли стою на ногах. Но вероятно его долгий взгляд уловил искажение моего лица.

— Очень болит? — спрашивает он наклоняясь. Я отрицательно качаю головой не в силах ответить голосом. Он осторожно поднимает мою руку и только тогда я ощущаю жгучую боль и резко кричу.

— Да тебе нужно в больницу!

Однако я выдавливаю из себя: — Всё в порядке, — и собрав все оставшиеся силы делаю шаг, но от невозможной боли в одночасье теряю сознание.

20

Открываю глаза, чистые лучи солнца заново заставляют их закрыть. Несколько минут я лежу не в силах встать, и пытаюсь собраться с мыслями, но разум находится в полном хаосе. Собираю по крупицам мысли и вздрагиваю. Память воспроизводит вчерашние события. Прищуриваю глаза и сразу замечаю чью-то фигуру у себя над головой. Маленькая женщина в белом халате добродушно улыбается.

— Пожалуйста закройте шторы, — шепчу ей.

И моя просьба тут же исполняется.

— Как самочувствие? — спрашивает она, не переставая улыбаться.

— Я не могу вспомнить, как сюда попала?

— Не беспокойся. Твои родители сейчас в кабинете у врача.

Я совсем теряюсь и не могу уловить суть.

— Вчера тебя привез молодой мужчина сказав, что тебя пытались избить. И мы достали из твоей сумочки блокнот с адресом.

Я пытаюсь встать, но медсестра удерживает меня.

— Не нужно! Ты сейчас под влиянием анальгетиков. Лучше полежи немного, отдохни.

Смотрю на ногу она в гипсе. Руки так же перебинтованные. И ничего не остается кроме, как смиренно растянутся на кровати. Минуту спустя мне почему-то хочется спать хотя я знаю что, проспала более 10 часов. Закрыв глаза пытаюсь расслабиться, но понимаю, что если у человека было много разных впечатлений прошлым днем, и если множество мыслей тревожат его ум, то ему уже не уснуть. Так и получается. Потоки непрерывных мыслей отягощают разум. Воспоминания о прошлой ночи беспорядочно кружатся и сталкиваясь друг с другом теряют форму. В голове возникаю и исчезают множество мыслей, но одна из них упрямо возвращается, вытесняя все остальные. Эта мысль о том незнакомце. Я пытаюсь вспомнить его лицо, но никак не могу. Темная стоянка и две ослепляющие глаза фар не оставляют шанса. Я только помню его голос, который звучит в моей голове беспрерывно. И мне почему-то снова захотелось увидеть его, поблагодарить. Взглянуть в глаза и разглядеть черты лица. Это странное желаниезаставляет смущаться. Я никогда еще не думала о ком нибудь настолько тщательно и долго. Пытаюсь хоть что то-то вспомнить. Воспроизвожу каждую деталь в голове. Но ничего кроме высокого роста и взрослого, но очень мягкого тембра голоса не могу вспомнить. Через пол часа входят родители и тем самым рассеивают назойливые желания.

— Как же мы перепугались, — произносит мама.

Камол прибегает и крепко обнимает меня за шею.

— Отойди! Дай ей отдохнуть, — приказал отец и спрашивает, — что произошло, ты можешь рассказать нам?

— Я поехала в магазин и там встретилась с Вали… Но тут я вспоминаю про обещание подруге и запинаюсь.

— Ну и что дальше?

Отец смотрит на меня так, словно я самая никудышная дочь на свете. И против его взгляда я не могу бороться с собой.

— Между нами когда-то был неприятный инцидент связанный с Нилу и он до сих пор не простил мне этого.

Отец неожиданно встает и сжав руки в кулак спрашивает.

— Что он сделал тебе?

— Ничего. — Поспешно отвечаю я, пугаясь его взгляда.

Он садится обратно и смотрит на маму.

Этот мальчишка слишком многое себе позволил надо бы его наказать.

Эти слова заставляют меня поднялся с места.

— Нет отец. Не делай ничего, ты же знаешь, скоро свадьба Нилу. А она сойдет с ума если что-то случится с Вали.

Мама поняла мою мысль и так же просит отца не трогать Вали.

— Хорошо. Только ради тебя.

Тут мама внезапно спрашивает.

— Нам сказали, что тебя привез какой-то мужчина?

И этого достаточно, чтобы отец заново встревожился, а я побледнела. Отвожу глаза, чтобы не выдать еще самой непонятное волнение и отвечаю.

— Не знаю кто он.

— Это Вали ударил тебя?

— Вали сильно напугал меня. От страха я упала.

Я замечаю, что при упоминании имени Вали у отца начинается гневная лихорадка. Но мама перебила меня.

— Значит этот добрый человек просто помог тебе?

Странное чувство теплоты охватывает меня, когда я слышу "добрый человек".

Я киваю и отвожу взгляд.

Весь остаток дня я провожу в легкой досаде от непонимания новых чувств собственной души. Какая-то смешная сентиментальность просыпается во мне, когда я вспоминаю не громкий, но очень приятный голос. На завтра приезжает Нилу. И я совсем не знаю что ей сказать.

— Как это произошло?

— Хулиганы напали, когда я ходила в магазин.

— И когда ты сможешь ходить?

— Завтра возвращаюсь домой, но не знаю когда.

— Ну ничего. Не переживай на счет эстетики. Мне совсем безразлично будешь ли ты в каблуках или же в гипсе, главное чтобы ты присутствовала. Я представляю, как вызывая всеобщий смех хромаю догоняя невесту, а Вали насмешливо смотрит на меня.

— Нет, наверное я не смогу.

— И даже в качестве гостя?

— Скорее всего еще неделю не смогу нормально ходить.

— Но я так надеялась.

— Не нужно огорчиться. Прежде всего это твой праздник и в первую очередь ты должна думать о себе.

Нилу тут же вытирает глаза, и снова обретает легкость в нотках голоса.

— Ты права прежде всего я должна думать о себе. Мы говорим еще два часа, но половину из него я время от времени погружаюсь в свой внутренний мир. И то и дело спрашиваю себя, — был ли этот чудесный образ реальным.

Тайное негодование поддерживает трепетную тревогу. Впоследствии чтобы я не делала, чем бы не занималась, я никак не могу отвлечь себя от этого голоса в голове. В один миг мне даже стало страшно, когда я невольно сравнила этот голос с голосом директора. До самой ночи он преследовал меня повсюду. Воображение то усиливало эти звуки, то убавило. И я почувствовала, как холодею по мере его усиление и как сердце останавливается, когда оно угасает. Что-то начало прорастать в душе чего я пока не могла понять, но точно чувствовала его зарождение.

21

Воскресение. Свадебный день обещает быть волнительным для Нилу и испытывающим для меня. Проснувшись утром чувствую сильную слабость. На удивление Камол проснулся раньше чем я и подходя спрашивает.

— Ты всю ночь плакала, у тебя что-то болит?

Я вспоминаю один и тот же сон, который снится мне каждую ночь. В нем я потеряла голос родного человека, но не знаю кто он и ни как не могу найти.

— У меня ничего не болит.

— Но тогда почему ты плакала?

— Ты тоже часто плачешь во сне, но я же не задаю глупых вопросов.

Ка обиделся и фыркнув выходит из комнаты.

Я продолжаю лежать, как прописано врачом и пытаюсь сосредоточить свои мысли на более реальном. Но вопрос Ка взбудоражил воображение и этот сон или точнее голос звучащий в нем с новой силой зазвучал в голове. С одной стороны я понимаю что должна стремиться к тому, чтобы задушить и уничтожить этот звук в сознание. Но фантастическое спасение все еще пробуждает новые чувства, о которых я до сих пор не знала. И вместо того, чтобы перестать думать я вновь и вновь воспроизвожу этот момент в мыслях. Этот голос был настолько мужественным и в то же время печальным, что каждый раз слыша его я боюсь заплакать и мне ничего не остается, как провести весь день в своей комнате, пытаясь бороться сама с собой. Спустя несколько часов безнадежного отчаяния я пытаюсь встать, но входит мама принося завтрак.

— Давай помогу, — говорит положив на столик поднос.

Я встаю и навязчивый голос тут же расплывается. За окном творится невероятное. Уже собрался народ со всего поселка. Я прошу маму помочь сесть рядом с окном и она передвигает стул.

Теперь сидя за столом я хорошо вижу дом подруги. Их ворота широко открыты и детвора бесконечно бегает туда-сюда. Ка тоже убежал из дома и слоняется среди них. Взрослые постоянно то входят, то выходят. Все ждут утреннего плова. К сожалению внутреннюю часть двора мне не видно. Докончив свой завтрак я заставляю себя вернутся в постель. Слабость быстро уносит ко сну. Но как только зазвучала музыка, я встаю и снова сажусь на прежнее место. И тут появляется Нилу. Прекрасная словно только что сорванный цветок. Она источает райское сияние. Порхает мимо гостей, делая смущенный вид, но сама не плачет, как это делают все остальные девушки. Из под золотистой вуали тайно всем улыбается. А может мне так кажется, но как бы ни было я еще раз убеждаюсь, что она необычная девчонка. В ней могут сочетаться чистота и прозрачность души, независимо от состояния тела и разума. Она не в состояние хладнокровно сидеть на одном месте, когда ее переполняет такая радость. Я смотрю на нее, и молюсь, чтобы ее горячее сердце растопило лед в душе этого Вали. Однако возвращаясь к произошедшему, чувствую холод. Я понимаю что ощущаю боль потери, будто бы это наш последний день на земле и что уже завтра я увижу ее в белом саване лежащую на алтаре смерти. Эти чувства и раньше посещали мою душу, но сегодня они невыносимы. Словно это день мотылька летевшего к яркому свету, но не знавшему, что его последние минуты истекают безвозвратно. И чувствую как должна была сделать что-нибудь, чтобы не позволить ей заживо похоронить себя. Но что я теперь могу поделать. К тому же это лишь мои волнения. А на самом деле все кто смотрят на нее, видят абсолютное счастье. После того, как она скрывается в машине вместе с женихом я до самого вечера сижу не двигаясь, в рассеянном состояние духа. Рисуя звездочки на стекле, там где падали оранжевые лучи ясного солнца я прощаюсь с нашими счастливыми днями.

22

— Ты взяла зонт? — спрашивает мама и я быстро крикнув выбегаю на улицу.

Ночью перед первым школьным днём я никак не могу уснуть. Мысли о том как встречу подругу, как обниму, расцелую не дают покоя. Параллель между которым попала Нилу называется золотым районом. Мне как то довелось побывать там и то что я видела навеки запечатлелось в моей памяти. Я запомнила всю роскошь этого места. Сказочные дома, нереально красивые миниатюрные или наоборот огромные. Необычные транспорты в виде самых различных роскошных машин и люди такие же как и мы, но с иным выражением лица с иной походкой и иными манерами. Мне как-то трудно представить свою подругу в этом райском месте. Каждая девушка наверное мечтает стать частью этого мира и обретя новые чувства я вдохновилась идеей что когда нибудь и сама закружусь в нескончаемых праздных вихрях упоительного счастья. Но вспоминая реальность хоть и тяжело, но осознаю что это всего лишь мечты и к тому же неправильные. Но как бы то ни было эти греховные мысли облегчают мое одиночество. И временами я позволяю себе приоткрыть маленькую завесу романтики в своей душе. Я стараюсь находит аспекты в которых Нилу может быть счастлива без взаимной любви и сейчас расскажет мне все потому что до этого дня никаких новостей от нее не было.

Под воздействием постоянных восторженных слухов, мне постепенно стало казаться, что необъятное счастье все же реально и моя подруга достигла его, но затуманила свой разум. Она ни разу не позвонила мне и даже не послала приветы. Она словно предалась заветной амнезии и не желает вспоминать ни о ком. Но наконец наступил сентябрь и я снова увижу ее.

По дороге к школе я стараюсь не думать о директоре. Я похоронила эти мысли месяц назад. В конце то концов времени еще достаточно чтобы свершилось чудо. И я стараюсь чаще повторять эти слова. Открываю зонт и спешу вперед.

Густые клумбы темных туч зловещи нависают над головой. Неожиданные холода окутали землю в свои влажные объятья. Предчувствия говорят что эта погода не будет к добру, но вопреки странным ощущениям я всё-таки продолжаю идти. Вхожу в вестибюль и изумившись застываю на месте. Тысячи учеников уже находятся в закрытом холле. По стенам раздаются миллионы разных голосов, превращаясь в непонятное слитное эхо. Я пробираюсь к своему ряду и дойдя до своего класса начинаю здороваться с одноклассницами. Нафиса, Мичгона, Нозанин, Санифа и все остальные девушки так же как и я одеты во что попало. Грубые сапоги вместо изящных туфель. Толстые куртки вместо тонких нежных сарафанов, перчатки, водолазки и шарфы в общем в этот день никому до соблюдения правил нет никакого дело. Внезапные холода всех заставили подчиниться только закону природы. Пройдя весь ряд я ищу Нилу. Ее нигде нет. Пытаюсь разглядеть среди параллельных классов, но и там нет. Через несколько минут начинается привычное приветствие директора. Озабоченная ожиданием своей Нилу я не слушаю его и даже не смотрю в его сторону. Декларация кончается и я все больше негодую. Полчаса посвященные торжественному звонку так же проходят в смятение. Метавшись из стороны в сторону я не перестаю искать свою подругу. Наконец звенит звонок и все расходятся по классам. Первый час урока проходит в ожидание, второй в волнение третий в тревогах. На четвёртом не выдержав я подхожу к классной.

— Вы не знайте почему Нилу сегодня нет?

Она удивленно поднимает тонкие брови.

— Вы же соседки разве она тебе не сообщила?

— О чём?

— О том что перешла в другую школу.

Равновесие покидает меня в одночасье. Учительница продолжает расставлять книги, а я не зная что делать опускаюсь на первый попавшийся стул. Это оказалось место Мижгоны.

— Эй Соф?

Она смотрит на меня вопросительно. За ней изумленные Фарзона и Дилрабо бросают такой же взгляд. Но мне до них нет никакого дела. Я встаю и прохожу на свое место. Ни звонка ни весточки не удостоилась я получить на прощание. Мне кажется не справедливым такой поступок со стороны той, кого я так люблю. И внезапно нахлынывают чувства разочарования. Я так ее ждала, а она… Боль ущемляет сознание. Через несколько минут классная наконец призывает к тишине и тогда я спокойно отдаюсь во власть всем прошлым мыслям. Пока она читает свою воспитательную лекцию я отворачиваюсь к окну и тихо плачу.

В этот день я снова становлюсь одинокой. Мне больше не хочется слышать ни звука, ни голосов, всё как то стало угнетать. Школьные обязанности, привычки, те же лица одноклассников и учителей.

Возвращаюсь после школы ощущая острое одиночество и ловлю себя на мыслях, что без Нилу школа абсолютный мрак. К счастью ливень начался после того, как я успела вбежать под спасительные кровля. Останавливаюсь на минуту у дверей и всматриваюсь в небо. Тучи начали извергать молнии. Казалось само небо раскатывает гром от неожиданного поступка Нилу. Не ужели замужество меняет людей и они становятся несправедливыми, — думаю я. Но это лишь мои мысли. Вечером когда я спрашиваю родителей почему Нилу так поступила, они смеются надо мной. Такая апатия им кажется глупостью. Они не видят ничего преступного в том что девушка выйдя замуж забывает свою прежний жизнь и становится самостоятельной. Но что-то тлеющее в моей душе не может объяснить никому что я предчувствую совсем другое.

23

Ночью безумные раскаты молнии не дают ни как уснуть. Перебираюсь с боку на бок, но в конце концов не выдерживаю и встаю. Пережить глубокое разочарование оказывается куда сложнее чем поддаться каким либо другим чувствам. Вспоминая о былых временах я чуть было не заплакала, но осознав что мы уже не дети и что рано или поздно это должно было случится останавливать себя. Пытаюсь внушить себе, что сейчас она по-настоящему счастлива. Но положив голову на подушку я понятие не имею что судьба может так испытывать.

Утро второго сентября.

Вопреки духовному сопротивлению я все-таки заставляю себя отправиться в школу. Вчерашний туман и ночные молнии давно перешли в ливень. Зонт не помог в этот раз и мне пришлось бежать до самой школы. Я вхожу в вестибюль, и как вчера здесь царит неописуемый хаос. По привычке я начинаю искать Нилу, а может быть все также надеясь что она придет. Но потом вспомнив, что быть может сейчас она совсем в другой компании я поникши направляюсь к классу. Но как только прохожу коридор меня зовут.

— Соф!

Я сразу узнаю внушительный голос директора и застываю.

— Здравствуй Соф, говорит он подходя, — мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, пройди в мой кабинет.

Он поворачивает и идет, как всегда, своей свободной широкой походкой. Я не знаю что мне делать. Сердце застыло от волнения и руки задрожали.

В передней пусто. Он открывает ключом свой кабинет и велит мне войти первой. Перевожу дыхание, и перехожу порог. Все тот же кабинет, когда-то принявший меня дружелюбно открывает свой вид. Он такой-же, как и тогда светлый просторный и пахнет дубовым деревом. Директор садится за свой стол и предлагает мне сесть напротив.

— Как поживаешь?

Я молчу.

— Значит не плохо? А почему не хорошо?

Мне хочется сказать потому что ожидаю свою смерть от грусти, но боюсь дальнейших расспросов.

— Как поживает отец?

— Хорошо.

И он улыбается словно мы друзья.

— Что-ж ты наверное думаешь зачем я тебя позвал в кабинет? Так вот мне нет никакой надобности попросту общаться с учениками, но ты особенная, так что я беспокоюсь за тебя. Видишь ли, твой отец хочет, чтобы я задумался о твоем будущем.

— Что вы имеете в виду?

— У тебя есть мечты?

— Как и у всех.

— Все меня не интересуют, понятно?

— Я хочу продолжить обучение.

— Кем ты хочешь стать?

— Учительницей.

— И что побуждает тебя делать такой выбор?

— Любовь к детям. Это хорошо, значит будешь учить своих детишек дома, а я предлагаю тебе стать врачом, как тебе?

— Я не люблю это дело.

— Я вижу ты романтичная натура, но подумай только, что тебя ждет в будущем. Если ты выберешь профессию врача, то это бесконечное уважение и почет. А учитель это неблагодарная работа одариваемая взамен на твои труды сединою и нервозностью.

— Вы не правы. Не все на земле должны стремиться к бесконечному уважению, а иначе не останется тех кто бы обучал врачей их же профессии.

— А ты дерзкая девчонка. Впрочем, я так и ожидал. Ну что-ж я не стану тебя отговаривать, раз это твой выбор пусть так оно и будет. И какой же предмет выберешь?

— Пока что не решила.

— Тогда я посоветую тебе выбрать информатику. Я думаю что в будущем этот предмет превзойдет по своей важности все остальной и станет необходимым, как например алгебра или литература. И тем более декан этого факультета мой хороший знакомый. Ну что ты согласна?

— Но я даже не умею пользоваться компьютером.

— Как? А где ты была во время уроков?

— Мы проходим только теорию.

— Ну что-ж я сегодня же вызову этого бездельника Исмоиля.

— Учитель тут не причем, это я виновата.

— Я хвалю твое старание защитить его, но не нужно продолжать. Видишь какие есть учителя на свете если бы все так же как и ты мечтали учить детей и поистине любили свою профессию, тогда и дети стали бы намного лучше. Но не будем об этом. Говоришь, что не умеешь пользоваться компьютером? В этом нет ничего страшного мы поставим тебя на подготовительные курсы. Я сегодня же договорюсь обо всем со своим другом и ты уже завтра можешь приступать к обучению.

— Но мы не сможем оплачивать курсы.

— Ты ко всему еще и забавная. Не о чем не беспокойся.

— А как же школа?

— Ты же умная девушка, догадайся.

— Вы отпустите меня?

— Но только на время, а потом ты снова вернешься ко мне. Теперь можешь идти.

Я выхожу из кабинета с непонятными чувствами. Что это было? Я повела себя как младенец. Ничего не смогла возразить или на дом ной потешались? Я уже с детства знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но то самое что-то, чего я не понимаю, хочет верить в добро. Моя неосуществимая мечта превращается в реальность. Я поражена этой мыслью. Мне даже хочется вернуться и спросить не звуками ли воображения были эти слова. Вокруг меня образовался тонкий просвет сквозь который могу видеть будущее и оно совсем не черное. Предположение что я смогу уговорить отца отложить свадьбу еще на пять лет окрыляет до небес.

Вернувшись домой я прохожу к себе в комнату. Вымотанная непрерывными мыслями кидаюсь на кровать и улыбаюсь. После шума школы комната кажется тихой гаванью и я не замечаю, как засыпаю. Просыпаюсь в два часа пополудни и читаю молитву. Затем иду на кухню сообщить маме новость. Она готовит ужин. Я отзываюсь помочь чем удивляю ее. За все это время меня впервые не заставили что-то делать. Мама растроганно протягивает мне начищенные овощи и я начинаю их резать.

За резкой овощей я вновь вспоминаю ее слова и вдруг становится стыдно. Словно во мне пробуждаются более высокие чувства чем жалкий ничтожный эгоизм. Я как будто бы осознаю что все это время была не права. До этого дня я не желала видеть истинного или быть может осознанно пыталась убежать от ответственности. С самого детства она считала отца и мать чуть ли не святыми, видела над их головами тот невидимый ореол света, который озарял ей путь. Они дарили мне всё чего бы я не пожелала. Оберегали от невзгод. Страдали когда я болела и любили бесконечной, искренней любовью. И что я им дала взамен? Пару слов признаний и улыбок.

Нет этого слишком мало, чтобы считать себя достойной дочерью. Долг вот чего они хотят от меня Это ничтожная малость взамен на вечное благословение. Что плохого в том что они видят во мне свою гордость и потому желают лучшее. Я должна вверить себя в их руки и подчиниться закону общества. Мой долг оправдать имя достойной дочери. Пусть даже если я пойду против своих чувств. Под влиянием этих мыслей я уже почти принимаю факт о неизбежном. Остается усмирить бунтующую часть разума и попросить прощения у родителей.

— Сегодня я говорила с директором, — признаюсь я.

— Неужели и что он говорил?

— Хочет отправить меня на подготовительные курсы в город.

— Боже это так неожиданно. А ты говорила отцу?

— Нет тебе первой сказала.

— Плохо поступила. Сейчас же иди и все расскажи ему. Какое решение он примет то и будет.

Нарезав овощи я выхожу из кухни и вхожу в комнату отца. Рассказываю о своем разговоре с директором опасаясь, как бы он не отказался. Но вдруг он улыбается и благословляет меня. После за ужином родители дружно обсуждают мое будущее, а точнее сказать выбор директора. Мама безгранично счастлива, что ее дочь так удачно выходит замуж.

— Вы представляйте, — говорит она, — дочь Мавзуны так и осталась старой девой. Но я всегда знала, что моя Соф будет самой счастливой. Я завтра же поеду и сообщу подруге обо всем, представляю ее реакцию.

— Я же говорил что это очень благородный человек.

Я продолжаю слушать их и на удивление перестаю раздражаться. Я больше не чувствую острое страдания, как прежде и отношусь ко всему спокойно. Между разговором я также узнаю, что Амина прооперировали в столице и что теперь он находиться на стадии реабилитации. Я радуюсь за него, просто, как за человека и желаю в душе, чтобы все у него прошло хорошо. Отец замечает перемену моего настроения и так же как мама искренне радуется, хотя не показывает виду. Но я все же знаю, что в душе он счастлив и потому спокойно спрашиваю.

— А где я буду жить в городе?

— Мы снимем тебе комнату у моих знакомых. Не всё же делать Мирали.

И так я устраиваюсь на подготовительные курсы. А на следующий день отправилась в столицу.

24

В мою однообразную жизнь наконец ворвались новые краски. Я не могу нарадоваться рассматривая через окно автобуса город когда еду на занятия. Это во второй раз, как я отъехала от дома так далеко, но если в первый раз это было вынужденной мерой то сейчас это приятная необходимость. И я чувствую, как мне была необходима эта свобода. Улицы кипят жизнью. Мимо меня проносятся сотни людей. Рассматривая их я начинаю фантазировать о будущем. Как буду учиться в институте, жить среди этих деловых людей и так же спешить, как сейчас, спешат они. Меня предупредили, что педагогический институт находится неподалеку от медицинского. И я должна приглядеться к ним обеим. Так что я не чувствую себя жалкой провинциалкой спустившейся с гор. Спокойно сижу в конце и жду пока не объявят мою остановку. Сейчас мы доехали до амфитеатра, минуту автобус принимает новых пассажиров и отпускает старых. Все они кажутся мне единой частью моего воображаемого мира. В котором возможно, если моя звезда улыбнётся, то я скоро получи билет в эту жизнь. Но главная моя радость заключается не в спокойном обеспеченном будущем, а в настоящем, в мыслях, что я теперь каждый день буду отъезжать от дома так далеко, что смогу на время позабыть директора. К тому-же я жажду познавать мир и открывать новые горизонты. Я слышала что жизнь молодых девушек совсем отличается от школьного. И там нет ни каких главных фаворитов общества, нет конкретных правил и строгих принципов. Есть только вечная дисциплина и веселье, но разве я боюсь дисциплины? Наоборот я до того привыкла к нему, что оно и только успокаивает мое чувствительное воображение. Доехав до пункта назначения я выхожу перенапряженная от сутолоки и слегка волнуясь вхожу в свою мечту. Институт оказался гораздо более величественным чем я себе представляла. И если с окон автобуса это всего лишь красивый архитектурный ансамбль, то сейчас предо мной открылся целый каменный лес из бесчисленных корпусов окрашенных в чистый небесно-голубой цвет. Не зная в какой из этих корпусов войти останавливаюсь посередине. Ни где нет таблички подготовительных курсов. Приходится входить в каждый корпус, чтобы спросить, куда обратится. В первом меня вежливо просят спросить у вторых, но во втором оказались менее сговорчивые люди. В третьем перед входом я читаю табличку….. и решаю вообще пропустить его. Те несколько крохотных сил поддерживающих мою радость понемногу начинают угасать и я теряюсь.

— Чего ты ожидала? — спрашиваю сама себя. — Настоящий взрослый мир таков и никто не предоставит тебе знание на готовом блюдечке.

Но я не собираюсь сдаваться. Просто чувствую, что надо сперва набраться храбрости, а после протаранить возможно двери самой приёмной ректора. Как назло я не знаю имени друга директора, а звонить ему как-то, не хочется. Я отхожу от входных дверей и направляюсь к скамейке набираться силы воли. Однако не успеваю дойти, как какой-то мальчик с большим, не по размеру своих ручонок, коробкой подбегает ко мне и жалобно просит.

— Купите сладкую кукурузу.

В этом детском голосе почему-то я услышала отголоски своего прошлого и тут же полезла в сумочку достать денег. Мальчик в это время не стоит молча и с надеждой обращается ко всем прохожим, но никто не хочет брать его кукурузы. Наконец он так же как и я падает духом и бормочет себе под нос. — Купите сладкую кукурузу. На широкой скамейке в пяти метрах от нас сидят компания из трёх человек две мужчины и одна женщина. Они сидят откинувшись и о чём-то болтают. Мальчик повторяет свою просьбу, и они поворачиваются к нему, но в место ответа или хотя бы смеха, кидают в адрес несчастного ребёнка такую злую шутку, что заставляют меня выпрямится.

Я смотрю на них, а они в добавок ко всему кидают в нашу сторону окурок добитой сигареты.

— Кыш отсюда соплежуй мы уже купили у твоего брата попрошайки негодные орешки. — Говорит тот который, сидит на спинке скамейки.

— Вы сами соплежуи! — Неожиданно отвечает мальчик и я готова похлопать его за плечи. Но видимо этот достойный ответ малыша раздразил взрослый слух и сидевший спрыгивает со скамейки.

— Что ты сказал?

Он подходит заворачивая рукава. И я испуганно бросаюсь вперёд.

— Не смей!

Подозрительный тип смотрит на меня, как на полоумную и вдруг начинает смеяться.

— Посмотрите, мамочка спасает сыночка.

Будь этот тип менее вульгарным и наглым я бы взяла руку мальчика и отошла в сторону. Но я еще никогда не встречала такое обращение с ребёнком разве что только со стороны Амина к себе и это вывело меня из себя.

— Кем ты себя возомнил? — спрашиваю я представляя что передо мной стоит сам Амин. — Этот несчастный ребенок обратился к тебе как к человеку потому что еще не может отличать людей от псов.

— Что ты сказала?! Повторился вопрос, и кулак направился теперь уже в мою сторону. Но я продолжаю удерживать мальчика за своей спиной и удивляюсь как твёрдо стою на ногах.

— Вы жалкая компашка недоумков, считайте себя центром вселенной к которым никто не смеет подходить. Но на самом деле этот мальчик гораздо лучше вас потому что не делит мир на себя и остальных!

Тип двинулся с места, но вдруг сидевший бросил мне.

— Что же ты сама не покупаешь раз так, жалеешь его?

— Если бы я имела достаточно денег, этому ребёнку сейчас не пришлось бы унижаться перед вами.

Сидевший встает и бросая окурок в урну насмешливо отвечает.

— Так у нас тоже нет денег.

— Для него?

— Очевидно.

— Тогда сохраните их для ада, может там они пригодятся вам.

Я поворачиваю к себе мальчика и вытащив с сумочки пятерку протягиваю ему. Взамен мальчик хочет вытащить еще кукурузы, но я остановила его говоря.

— Это тебе на конфетку.

И слышу за собой.

— Это глупо. Ты только что испортила ему психику. Теперь он вечно будет грезить о таких простушек как ты и возможно превратится в жалкого попрошайку.

— Так думают люди вроде тебя, а у этого мальчика чистая душа.

— Не зная человека можно предполагать в нём любые совершенства.

И на минуту я застываю. Этот бездушный, наглый и вульгарный человек процитировал моего любимого писателя? Как такое возможно? Может это совпадение. Я очень хочу ответить ему, но вместо этого только удивленно поднимаю брови. Его лицо однозначно суровое, губы тонкие, а в глазах естественно горят искры чрезмерного самолюбия.

— Плагиат все равно не оправдает тебя, — отвечаю я решив поскорее покончить с удивлением. Но странный человек неожиданно делает шаг и отгораживает мне путь.

— А что поможет?

Но я больше не хочу продолжать этот бессмысленный спор. Я почему-то начинаю нервничать и чувствую непонятную тревогу.

— Так что же? Переспрашивает он остановившись передо мной.

— Ты ограждаешь мне путь.

— Извини, но я должен исправить ошибку, чтобы как ты напророчила, не попасть в ад.

— Ты все равно попадешь туда.

— А ты?

— Я не отрицаю свои грехи.

— Но все равно считаешь себя правильной.

— Ты ошибаешься.

— Кстати меня зовут Муса как пророка.

— Это что насмешка?

— Ты такая серьёзная. Эта же просто шутка.

— Я не шучу на такие темы.

— Однако раздаёшь милостыню.

— Я не вижу связи между…

— Между нами?

— Мне пора.

— Минутку.

Он зовет мальчика, и вытащив из кармана бумажник показывает ему купюру. Несчастный ребёнок быстро подбегает тряся своей коробкой.

— Вот возьми и отдай этой злой тёте все кукурузы.

Я снова столбенею.

— Мне не нужны кукурузы, — говорю мальчику, когда тот протягивает мне всю коробку.

— Теперь мы квиты? Я тоже избаловал его.

Мальчик смотрит на меня, но спустя минуту галопом убегает, видимо подумав, что раз я отказалась брать его товар, то ему придется возвращать деньги.

— Вот видишь он такой-же, как и все они…

— Как кто? — спрашиваю я недоумевая.

— Его собратья, маленькие жулики.

— И много их?

— Очевидно ты здесь впервые.

Я замечаю пристальный взгляд на себе. Этот взгляд черных глаз заставляет смутиться. Но робость хоть в какой-то раз помогает мне.

— Отстань! — Отвечаю я отодвигая его жестом в сторону и направляюсь к главному корпусу. Однако он идет за мной.

— Ты пришла поступать?

— Я еще не окончила школу.

— Пришла к сестре или подружке?

— Нет.

— Тогда зачем?

Я молча вхожу в коридор.

— Приёмная там.

— Я знаю.

Но почему-то мне захотелось назло повернуть на право. С кафедры выходит пожилая женщина и хмуро смотрит на нас.

Я не дожидаясь допроса спрашиваю первой.

— Пожалуйста, скажите где находятся подготовительные курсы.

Женщина в деталях объясняет маршрут и даже называет инициалы педагога. Но как только я поворачиваюсь, парень снова ограждает мне путь.

— Хочешь я тебе покажу всё в этом институте, даже самые тайные уголки в которые смогут войти только двоя.

От смущения я отталкиваю его и ускоряю шаги, но уже не зная куда идти только и думаю, как бы поскорее от него избавится. А он настойчиво продолжает идти за мной и нагло задаёт вопросы.

Наконец дойдя до нужной двери я останавливаюсь у входа и решительно спрашиваю.

— Тебе что нечего делать?

— Как видишь.

— Зато мне есть.

Открываю дверь и тут же хлопаю перед самым его носом.

25

— На сегодня все, — произносит учитель и я вздыхаю.

Пока я находилась в классе разговор с директором полностью вылетел из головы. Но стоило открыть дверь и выйти в коридор, как сердце странно сжимается. Он послал мне телефон и немного денег, чтобы я могла общаться с родителями. Но я совершила глупость и вернула его назад. Конечно я знала, что на зарплату агранома, отец не сможет купить мне такой гаджет, но гордость заставила вернуть. Какая глупость. — думаю и шагаю к выходу. По дороге к остановке девчонки сравнялись со мной и говорят между собой.

— Будет здорово.

Вдруг одна из них поворачивается.

— Пойдешь с нами в кафе?

— Нет не могу.

— Почему?

И тут глупый поступок начинает чувствоваться мной еще сильнее. А вдруг теперь он рассердится и вернет меня обратно.

— Если честно у меня нет денег.

— Не страшно мы угощаем.

— Нет, спасибоф.

Девочки разочарованно отворачиваются и идут дальше. Хочу крикнуть им вслед.

— Постойте. Но они ловят маршрутку и исчезают. Я остаюсь одна. Начинаю ругать себя.

Дохожу до остановки и вдруг вижу того наглого типа. Хочу повернуться и уйти, но он замечает меня и говорит.

— Извините, не могли бы вы одолжить мне на дорогу? Я делаю вид, что не понимаю усмешки и спрашиваю.

— Сколько?

— Один, но лучше если пять.

Он смотрит на меня без капли стыда. Выдавливаю из себя пытаясь при этом скрыть возмущение. — Нет. Но он подходит ближе и тут нагло берет меня за руку. — Я все узнал про тебя. Я не успеваю опомниться, как он самым наглым и грубым образом, тянет меня к своей машине. Но в этот момент кто-то сзади хватает его за плечо и влипает такой сильный удар, что тот пошатнувшись падает на спину.

Я теряю дар речи. Это Амин. Он опускается на колени и начинает добивать упавшего.

— Хватит! — Вскрикивая я. — Ты его убьешь!

— Будет знать, как приставать к приличным девушкам.

Удары сыплются быстро и с яростью. Несчастный (хотя вряд ли он был таковым) судорожно закрывает лицо руками, но ничего не может поделать. Еще немного и Амин убил бы его. Но я успеваю схватить адскую руку, однако не понимаю, как сама получаю удар локтем. Амин словно опомнившись поворачивается. Лежавший крадет момент и ползком убегает к своей машине. Я пытаюсь встать, но не успеваю выпрямиться, как его руки обхватывают меня и поднимают. Можно назвать это как угодно: вспышка пробуждение или осознание. Но в этот момент меня словно ударило молнией и я, опомнившись, узнаю кто меня обнимает. Эти прикосновения в ту злую ночь на темной парковке были незабываемы. — Неужели это судьба? Проносится в голове. Но чем бы это ни было реальность быстро дает о себе знать.

— Пристегнись!

Приказывает он и тут же нажимает на газ.

Время будто бы возвратила его в прошлое. Я смотрю на него и не верю своим глазам. При ярком солнечном свете его лицо совсем не то что было в тот вечер. Уголки губ больше не восковые. Шрамов нет. А тело восставшее из пепла. Нет хромоты. Руки уверенно крутят руль. На глазах искры прежней радости. Но самое главное нет той хрипоты, что я слышала в ночь вечеринки.

— Так это был ты.

Он улыбается своей белоснежной улыбкой, и холодная дрожь пробегает по всему телу, но я стараюсь не показывать этого.

— Ты следил за мной?

— Да. Что он тебе сказал?

— Попросил денег на дорогу?

— А мне показалось он хотел другого.

Не желая объяснять я отворачиваюсь, но слышу.

— Я понимаю что неприятен тебе, еще бы, быть приятным. Но мне придется тебя отвезти тебя. Так что потерпи меня еще немного.

Я чувствую, что подобные люди не могут растопить лед окутавший их сердца и при каждом удобном случае невольно ранят других. Но в то же время сердце хочет верить в чувства, которые я испытываю к своему ночному спасителю из тёмной парковки. И к тому же в этот момент я не настроена обвинять или оправдывать. Все мысли направлены к осознанию реальности. А реальность начинает разбивать того романтического героя, которого я до сих пор представляла. В моих мечтах он должен был быть добрым и благородным. А в реальности он оказался ненавистным мне человеком. Но как бы я не хотела отвергать прошлое я все еще помню о спасение и поэтому не спешу с выводами.

— Было глупо избить человека среди белого дня.

— Только не нужно читать мне мораль.

— Над светофором камеры и тебя скоро найдут.

— Эти камеры установлены только, чтобы следить за дорогой.

— Куда мы едим?

— Увидишь.

— Останови я выйду.

— Еще рано.

Он давит на газ и спокойно смотрит на меня.

— Ты что боишься меня?

И вдруг я равнодушно отвечаю.

— Я больше не боюсь тебя.

Он громко смеется.

— Как странно. Я теперь снова здоров, а эта девчонка меня не боится? Ну что-ж, раньше я презирал тебя, теперь твоя очередь.

Я снова поднимаю глаза и взволнованно вцепляюсь в руль.

— Следи за дорогой. И я не ты Амин.

— И правда ты другая.

— Что случилось? Как ты сумел…

— Он вздыхает полной грудью.

— Я знал, что из тебя не получиться красавица, но ты удивила меня. Ты сейчас как это солнышко. Но почему на тебе пятнашки огорчения?

— Потому что, никто не идеален.

Он снова улыбается и я замечаю, как постепенно мрак покидает его лицо. А вместо этого его выражения наполняются гармонией, которые слегка разглаживают мелкие морщинки на лбу.

— Все же, что-то тебя беспокоит.

Что происходит? — задает мой внутренний голос. — И ты готова ехать с ним неизвестно куда? Но прежде чем мой разум начинает самоедство, машина уже выезжает за город и мы доезжаем до какой-то местности. Несомненно было сумасшествием довериться ему, но у меня уже нет шанса. Вокруг не единой души только маленькие дома и скалистый пейзаж.

— Куда мы приехали?

— Успокойся и увидишь.

— Я не хочу ничего видеть отвези меня обратно.

— Слышишь, это звуки водопада.

— Я не хочу идти к дурацкому водопаду. Мне надо домой.

— Я отвезу тебя обратно, только тогда, когда ты взглянешь на водопад.

И снова не остается выбора. Неуверенность в душе заставляет смотреть на все происходящее с другой стороны. Похоже судьба всегда решает за меня.

Он протягивает мне руку, но я оттолкнув его выхожу сама.

— А там забор.

— Ничего. Перепрыгну.

— Ну хорошо, но когда мы доберемся до вон той скалы тебе все равно придется взять мою руку.

— Послушай, — вдруг начинаю я, — если что-нибудь со мной случится, тебя быстро найдут. Не забывай что камеры уже засняли нас.

Он улыбается. Это были слова моего твердого разума, хотя сердце почему-то говорит обратное и поднявшись на высокий холм я вижу прекрасный водопад.

— Теперь ты мне веришь? Пойдем поближе. У подножья мы встречаем приезжих. Они оказались туристами. Я немного успокаиваюсь. Мы идем дальше, но вскоре оказываемся невиданном никому месту. Это впадина под двумя скалами напоминающая маленькую пещерку. Амин входит и начинает произносить алфавитные буквы. Эхо отвечает ему тем же. И тут я окончательно понимаю что отныне попала в сеть своих чувств. Страхи уже покинули меня и я тоже кричу.

— С. О. Ф.

Он протягивает руки к летящим каплям водопада и начинает брызгать на себя. Через некоторое время устав дурачится мы выползаем и идем в местный поселок. Я не могу наесться чистым воздухом. Все напоминает о доме. Воздух свежий, слегка влажный, с запахом прохладной воды проникает в каждую клеточку, наполняя легкие чистейшим кислородом.

— А как ты оказался там… ну я имею ввиду тот вечер… на парковке?

— Следил за тобой.

Улыбка сползает с моего лица.

— Чего ты? Я же шучу. Заезжал в магазин.

Я вздыхаю. Он покупает фрукты и поднимается к холму.

— Ну же идем.

— Там слишком высоко. — Зато оттуда открывается самый лучший вид.

Я поднимаюсь, но в то же время думаю, — ради кого? Смотрю на него и почему-то вспоминаю прошлое. Совесть заставляет чувствовать стыд, но желания стремятся к одному единственному пункту, перед принятием вечного рабства и возвращает спокойствие. Но все это так неожиданно, что я не могу разобраться в своих мыслях. Я не могу объяснить себе почему больше, не ощущаю злости.

А казалось бы я должна.

И все это хорошо сейчас, а что будет потом, когда директор узнает про мой глупый поступок. Что он подумает и что подумают родители? Я опозорюсь! Меня проклянут! Я умру.

В это время Амин поворачивается, садится поближе и пальцем проходится по моему плечу. Мириады холодных мурашек пробегают вслед за ним. Я закрываю глаза и все мысли превращаются в пустошь. Но вопреки всему все эти впечатления не могут до конца затуманить рассудок настолько, чтобы я спокойно отреагировала на такую наглость.

— Как ты смеешь?

— Прости, я не хотел.

— Мне пора возвращаться.

Я оборачиваюсь и серьезно смотрю на него.

— Уже поздно.

— Только пол пятого.

— Но я должна возвращаться, иначе меня начнут искать.

— Еще минутку и мы поедем.

Я же вижу, что тебе тоже не хочется уходить.

— Ты ничего не видишь дальше своего носа. Ты эгоист Амин. И я не могу тебе доверять.

Но он как будто не слышит и продолжает говорить.

— Я часто сюда прихожу. В первый раз был с мамой.

Мне становится не по себе.

— Ты так говоришь будто ее уже нет.

— Мне двадцать три если ты заметила, а ей словно сто с лишним.

Я думаю, стоит ли спрашивать его о договоре наших родителей. Но интуиция подсказывает, что нет смысла. Если бы он знал, то сам спросил первым.

— Откуда такой пессимизм?

— Хочешь чтобы я не был нытиком? Ок. Тогда пойдем.

— Куда? Меня дома ждут.

— Ничего подождут.

— Нет, я возвращаюсь.

— Ну что я говорил? С пессимистом тебе будет лучше.

— Мне будет лучше, когда я в целости доберусь до дома.

— Неужели ты до сих пор боишься меня?

Он вскакивает с места и подходит ко мне, так близко, что я начинаю боятся.

— Или ты до сих пор меня ненавидишь?

В этом то и заключается вся проблема. Он начинает пугать, раздражать, выводить меня из себя, но я перестаю чувствовать к нему ту ненависть которую ощущала в детстве. И если сейчас появилась бы хоть капля того ядовитого чувства я не задумываясь влепила бы ему пощечину. Но этого не происходит. Ничего не отвечаю и начинаю спускаться.

— Куда ты?

— Домой!

— Постой. Я отвезу тебя.

Дойдя до дороги я останавливаюсь и серьезно смотрю в его глаза.

— Предупреждаю, если будешь приставать я выброшусь за дверь.

— Можешь не переживать насилие больше мне не по вкусу.

— Поклянись.

— Клянусь всем чем хочешь.

Возвращаясь в город я также возвращаюсь в реальность. Что случилось у водопада? Я не могу понять. Смотрю на него, пытаясь, понять что делаю в его машине и внутренний голос начинает осуждать. Надо быть полной идиоткой, чтобы довериться этому человеку. Тому кого ненавижу. Кого опасаюсь и с кем скоро должна породнится. И понимаю что натворила глупостей хуже чем своя подруга. — Но не сделал же, — отвечает голос безумства. — А я пытаюсь задушить его в себе.

— О чем ты можешь думать так много.

— О Боже! Вырывается из груди, когда я представляю лицо родственников. Нет, больше нельзя допускать легкомыслия.

— Останови сейчас же. Иначе я выпрыгну!

Он останавливается не доезжая две остановки до моего временного дома.

— Ну что, до завтра?

— Это неправильно Амин.

Доходя до дома приходится крадучись пройти до комнаты. Мои родственники не молодая пара с шестью детьми. У них те же взгляды, что у отца. Я это поняла еще в первый день и потому стараюсь не раздражать их. Прокрадываюсь в комнату и быстро переодевшись ложусь спать. В голове все еще кружится воронка впечатлений. Надо разобраться в них и столько обдумать.

26

— Прочла молитву?

— Только что собиралась.

— Ну иди.

Я возвращаюсь в комнату, которую мне выделили как гостье. Она маленькая и в самом конце коридора. Мариям до сих пор не встала. Я с ней подружилась или точнее сказать мы единственные ровесники в этом доме. Остальные дети маленькие. Но почему-то когда она просыпается поздно, никто ее не допрашивает. Это кажется мне несправедливым. Ну и что — что она их дочь. Завтракать я не выхожу, достаточно и той пищи о котором размышляю. Я не могу разобраться, что со мной происходит. Трудно понять все эти чувства тревоги и спокойствия. Но сердце колотится заставляя дышать глубже. Прочтя молитву, постепенно, под влиянием разных мыслей снова засыпаю. Но только закрываю глаза, как со всей живостьюявляется невидимый образ. Его лицо предстаёт во всей своей красе и я смотрю на него не в силах бороться с собой. Безупречный облик олицетворяет самую прекрасную фигуру и лицо. Я тут же открываю глаза и несколько секунд падаю в полное замешательство. Понимаю что это уже переходит все границы. И стыжусь своего воображения. Но именно это и заставляло краснеть, и чувствовать волнение.

— Достаточно! — Приказываю мыслям. — Ты самая глупая девушка на свете. Ты поддаешься чувствам, которые абсурдны и не правильны, и если будешь продолжать в том же духе скоро они сведут тебя с ума. Кто тогда тебе поможет, кто пожалеет? Ты повторяешь ошибки своей подруги и легкомысленно ввергаешь себя в грешное состояние.

— Нет я не буду. Я сильнее, — повторяю успокаивая рассудок. Затем встаю и начинаю одеваться.

Тихонько открываю дверь и выхожу на лестничную площадку.

Ноги сами тянут вперед и не отдавая себе отчета я отправляюсь на курсы. Дорога сегодня кажется скучной и длинной. Пассажиры толпами входят и выходят, отдавливают ноги друг другу и все кажутся одной серой массой. Однако на последних остановках то ли от избытка чувств, то ли от строгого голоса рассудка меня начинает охватывать жуткий и пронзительный страх. — Что я делаю? Мне срочно нужно возвращаться! Выхожу на остановке, чтобы пересесть на обратный маршрут. И предчувствия не обманули. Амин стоит у ворот, широко улыбаясь мне. Я холодею, сердце постепенно замирает и страхи накрывают таким валом, что становится плохо и я падаю на скамейку. Амин тут же прибегает и протягивает руки.

— Что с тобой?

Но от страха я не могу, ни встать, ни ответить. И чувствую, что вот-вот, потеряю сознание.

Он берёт меня за плечо, чтобы поднять, но в этот момент у меня из носа капает кровь.

— Да, ты вся побледнела!

И мне самой становится страшно. Что это за чувства которые заставляют изнемогать. Он помогает мне сесть в машину и заводит мотор.

— Куда мы едим? — Тихо спрашиваю я.

— В больницу, конечно. И часто у тебя так?

— Не стоит в больницу, лучше отвези меня домой.

— Не спорь.

Он гонит как бешеный несмотря на то что пережил. И мне от этого еще хуже. Но не успеваю опомниться, как мы уже доезжаем до больницы. Он снова помогает мне выйти хотя я не хочу принимать эту помощь. Я чувствую в себе сопротивления словно хочу умереть, но только чтобы меня не осудили за слабость. Лучше бы я сегодня вообще не выходила из дома. Мы посещаем кабинет терапевта затем нас посылают в лабораторию сдать общие анализы. Я признаюсь себе, что ожидала немного иной встречи. Грубость или хамство, что угодно, но только не сопереживания. И наконец не выдержав спрашиваю.

— Зачем ты помогаешь мне?

— Ты сама знаешь.

— Можешь быть спокойным я совершенно здорова.

— По твоему бледному лицу не скажешь.

Через час мы возвращаемся в кабинет врача, и мои слова подтверждаются.

— Ты абсолютно здорова, — говорит врачи проверяя мои анализы.

— Тогда от чего у меня такая слабость?

— Причин множество, например стресс. Тебя что-то волнует?

— Нет конечно.

— Ты переживаешь о чём нибудь?

— Нет.

— Тогда может быть проблемы в семье?

— И там нет.

Слова врача начинают звучать странно, словно он понимает мою ложь. И приходится импровизировать.

— Я просто ничего не ела со вчерашнего дня. Это может стать причиной?

— Ну конечно. Врач облегченно вздыхает, а я опускаю руки не в силах больше терпеть свои чувства.

— Я же говорила.

Амин улыбаясь смотрит на дорогу.

— Тебя что дома не кормят?

— Лучше чем тебя.

— Неужели? И поэтому ты такая…. он запинается припарковав машину.

— Какая?

Останавливает рядом с кафе.

— Такая… Приближается и смотрит на мои губы, так вожделенно, что мне остается только поддаться чувствам и вкусить запретный плод. Но в это время совесть неожиданно хватает за горло и шепчет:

— Опомнись! Ты взлетаешь слишком высоко, внушая себе призрачное счастье и можешь больно упасть.

— Если я упаду — то он не даст мне разбитая. Отвечаю подавляя голос. Но он продолжал звучать. Не будь так уверена.

Жизнь непредсказуема. Ты таешь от каждого его слова, но что если он подлец и просто играет с тобой. Сейчас твой расцвет, а что будет когда ты увянешь?

Ты должна уважать себя; не давать собой пользоваться.

Время быстро пройдёт и после пару мгновение слабости ты поймёшь, что ошибалась, но будет уже слишком поздно.

И тут я отворачиваюсь. Амин отходит и удивленно спрашивает.

— Что-то не так?

— Это не правильно.

Он выходит с машины и сдерживает эмоции, но видно как сожалеет.

— Хорошо, если ты не готова, я подожду.

— Нет, — отвечаю я выходя за ним. — Ты не понял. Я никогда не буду готова и если тебя это не устраивает, тогда можешь уезжать прямо сейчас. Он хлопает дверью и с минуты смотрит на меня, но потом неожиданно произносит.

— К черту все! Я могу получить любую, а в тебе я хочу душу.

— Но…

— Молчи! Тишшш!

Подходит и властно касается моих губ. Я застываю. Хочу взглянуть ему в глаза, чтобы увидеть в них подтверждение правдивости его слов. Но он закрывает их ладонью и порывисто целует меня в лоб. Я открываю глаза и в тот же миг понимаю, что отныне исчезли все мои сомнения и я больше не та Соф от которой хотели только смирения. У меня появилась своя собственная страница в книге судьбы. А Амин не тот кто ненавидит весь мир, он научился любить и станет тем, кто изменит всю мою жизнь.

После этого дня все слова накопившиеся в мыслях наконец были сказаны. Каждый день мы встречались после уроков и дурачились до чертиков. Амин посеял в моем сердце невероятное чувство веры в чудеса возродившее мне новые силы. И я готова была переворачивать горы, и как будто бы окрепла. Когда я успела так вырасти духовно? Удивлялась сама себе. Теперь я чувствовала все по иному, а мысли стали легкими одуванчиками. Я начала задавать себе новые вопросы. Они были о будущем. Неужели это и есть счастье? Мне впервые в жизни захотелось, чтобы директор исчез, испарился и забылся. Я так хотела этого, что заставила себя верить в это. Но счастье часто превращает людей в сумасшедших и я оказалась очень податливым экземпляром. Я стала замечать в себе смелость с которым едва могла справиться. Глубокие чистые чувства толкали меня на безумства частью которых были вспышки протеста и странные поступки.

Однажды когда мы с Амином приехали в ботанический сад я ощутила острую нужду в признание. И решила сначала рассказать ему про договор моих родителей с его отцом, а после поговорить с родителями о нём. Уединившись под широкой беседкой мы сели друг против друга и я спросила.

— Сколько времени нужно, чтобы человек наконец понял чего хочет?

— Смотря от широты его горизонтов.

— Они бескрайние.

— Тут уже время неподвластно, главное, чтобы он испробовал то чего хочет и потом задумался подходить ему это или нет.

— Но если дело касается любви и чувства? Ведь люди часто путают истинную любовь с обыкновенной страстью не так ли?

— И это хуже нападения в чистилище. Я знаю что страсть не щадить тех в кого вселится. Она будет сжигать его пока не испепелить всю душу и поэтому прежде чем произносить слова любви нужно хорошенько подумать не страсть ли это и не обман. Но что ты этим хочешь сказать?

27

На следующий день мы встречаемся возле моего временного дома. Людские осуждения меня больше не волнуют.

— Я уже заждался, — говорит он.

Я подхожу и отвечаю.

— Я проспала.

Он сразу обнимает меня и это кажется вполне естественным.

— Как поживает моя красавица?

— Очень хорошо.

— А я вот нет!

Целую ночь пытался хотя бы услышать твой голос во сне. Потом проснулся и подумал, что ты привидение и мы больше не встретимся.

— Нет я вполне живая.

— Ну раз так тогда ты должна принять от меня подарок.

Я беру с его рук коробку и разворачиваю. В ней оказалось красивое колечко.

— Теперь я смогу быть уверенным, что ты только моя.

Я надеваю кольцо на безымянный палец, но оно застряло посередине.

— Вот невезуха, — говорит он выплюнув досаду. — Но ничего хочешь я его увеличу?

— Нет не надо я буду носить его на другом пальце. — И я надеваю его на указательный палец. — А ты потом купишь мне еще.

— Ты удивляешь меня. С виду не раскрывшийся бутончик, но рассуждения больше похожи на опытных старушек.

— Я очень счастлива.

Мы выезжаем с переулка и останавливаемся у маленького парка.

— Твое невинное лицо такое сияющее, что мне не терпится устроить праздник.

Я инстинктивно высвобождаюсь с его объятий и пройдя в сад сажусь на первое попавшееся место.

— А какой?

— Самый грандиозный!

— Я не хочу грандиозный праздник.

— От чего?

— Я не смогу наслаждаться этим моментом пока другие будут мучиться. Амин ухмыляется.

— Какая же ты забавная.

— И почему же не сможешь? — Потому что совесть не позволит. Понимаешь я слишком счастлива, но не хочу расстраивать других.

— Вот как? Здесь ты удивляешь меня. Что за новые идеи. Я думал, каждая девушка мечтает о королевской свадьбе?

— И ты прав, если она урожденная королева.

— Но я знаю наверняка все девушки хотят стать ею хоть на один день.

— А потом превратится в служанку.

— Значит ты видишь меня тираном, который хочет сковать тебя в рабские кандалы брака?

— Нет я вовсе ни это имела в виду.

— И что же ты имела в виду?

— Я хотела сказать, что всякая роскошь мимолетна и превратившись на один день в павлина я не буду ею всю жизнь.

— Значит ты боишься разочаровать меня?

— И в этом ты не прав.

— Тогда в чем же?

— В своей совести.

— Ты перепутала все мои мысли, разве мы совершаем преступление вступая в законный брак?

— Пока что нет. Но мы можем его совершить если будем не осмотрительны.

— В чем?

Я не знаю как объяснить и поспешно отвечаю.

— Мои родители вряд ли позволят нам грандиозный праздник.

— Но они еще не знают, что я раскаялся, а когда узнают думаю простят. Я в этом уверен.

— И все же я не хочу грандиозного торжества.

Амин удивляется и не зная что думать озадаченно отвечает.

— Что ж, я полностью в твоей власти. И если ты хочешь мы завтра же можем отправиться в дом престарелых, и подарим им все деньги, которые я хотел потратить на свадьбу. А сами совершим никах без лишних гостей. Ты согласна принять мои условия?

Наконец камень скатился с души. Но один пункт по-прежнему остался неизбежным это — благословение родителей.

— Я согласна, но мои родители…

— У них не останется выбора. Мы вернемся уже женатыми.

— Но что если они проклянут нас?

— Пока ты со мной мне не страшны никакие проклятия.

Я обнимаю его от избытка чувств, но тут-же отпускаю.

По возвращению до самого дома меня не покидает ущемление совести. Родители все это время доверяли мне, а я так гадко воспользовалась этим доверием. Нет не может быть счастья супругам, которые женятся в тайне. Но как же я могу быть честной, когда боюсь потерять их всех. Ведь общество презирает таких людей, кто делает выбор сам для себя. Хотя я не вижу ничего дурного в том, чтобы желать для себя счастья, потому что теперь точно знаю, что любить и быть любимой — это самое главное что есть на свете.

28

За завтраком Мариям проливает стакан молока.

— Да что ж это такое! — Недовольно произносит Фотима.

— Я только вчера постирала эту скатерть.

— Извини мамочка, я нечаянно.

— Принеси чистую скатерть Соф. Приказывает Фотима, но я сижу уставившись на цветы летящей тюли в балконе словно и не слышу ничего кроме эха скорого брака. До этого я никогда не чувствовала такую приятную истому. И одновременно порхая в облаках неописуемых волнений рисую воображением наш никах. Но все мои мысли окутанные туманной дымкой. Не представляя к чему это приведет я всеми силами борюсь между чувствами и долгом. Эти две титаны заставляют меня переворачивать всю душу наизнанку, чтобы наконец выбрать правильное решение. Однако я не нахожу его. Все кажется таким сложным и неверным, что я путаюсь в них и вновь падаю к истокам мыслей.

Вдруг Фотима бьет меня по локтю и я прихожу в себя.

— Что это с тобой?

Я не хочу их обманывать. Все это время меня постоянно распирало рассказать им обо всем. Но почему-то боюсь этого делать. Наверное все же мои поступки неправильны потому что не могу смотреть им в глаза без чувства всепожирающей совести. Однако успокаиваю себя мыслями, что совсем скоро Амин сам приедет и все расскажет.

Так и отводя глаз я встаю и ускользаю со стола. Фотима изумленно спрашивает.

— Куда это ты?!

— На курсы. — Отвечаю я и тихо закрываю дверь своей комнаты. Немного успокоившись подхожу к комоду и начинаю копаться в своих нарядах.

В итоге выбрав желтое, в ромашках платье, хорошенько поглаживаю его и хватаю бледно молочный шарф.

Ровно в десять часов утра, как и договорились, мы встречаемся в условном месте. Я знаю, что Амин живет на северной части города, но никогда не видела это место.

— Ты пригласил свидетелей?

— Можешь не переживать.

Но как бы он не успокаивал меня, ноги не перестают дрожать. И едва мы проезжаем за ворота, как я начинаю впадать в панику. Его съемный дом оказался величественным двухэтажным особняком. Он тянется в длину до самого забора и представляет собой вереницу бесконечных окон. Такие дома я могла видеть только в фильмах, где декорации впечатляют лучше реального. Мои ресницы застывают в воздухе и появляется невольная улыбка.

— Пойдем, — говорит Амин и я решительно беру его руку.

У входа он пропускает меня первой. Тут до меня доходит что я, только что сделала шаг за барьер между моим миром и его. Парадная гостиная оказалась неописуемо роскошной. Я пытаюсь взять себя в руки, но не могу найти сил сопротивляться всей этой роскоши. Привыкшая к маленьким убежищам я начинаю теряться в просторах этой гостиной. Высокие прямоугольные окна на зло пропускают слишком много света, чтобы я не могла спрятаться в темноте. Мягкие диваны с золотыми подлокотники на бордовых коврах, столешницы с современными вазами и цветами, большой камин и длинные прозрачные занавески придают этой просторной комнате одновременно пафос и уют. Я молчу, но с трудом скрываю свое удивление. Мы проходим в следующую комнату и нас встречает длинный мраморный стол накрытый пиршеством над которой ослепительно сияет огромная люстра. Под властью впечатления я без возражения сажусь куда указывает Амин. А он садится в другом конце напротив меня и слегка надменно улыбается. Но как только я замечаю на себе его насмешливый взгляд, то невольно опускаю глаза. Мне почему-то становится стыдно за такое малодушное поведение. Амин догадавшись в чем дело в ту же минуту решает исправить ситуацию.

— Пожалуйста, съешь что нибудь, — говорит он. — Это все приготовлено специально для тебя.

Я прохожу взглядом над всем столом и еще больше падаю в краски.

— Зачем такое пиршество. Я все равно не съем столько.

— А фрукты, ты любишь фрукты? Съешь хотя бы персики. Я уже пробовал, они очень сладкие.

Я беру один и начинаю забываться от его вкуса.

Мы общаемся без напряжений, что испытывали в начале.

Я ем фрукты с большим аппетитом. Он тоже пробует несколько персиков и инжира. Шутит, рассказывает анекдоты, и по началу я смеюсь, как сумасшедшая, позабыв о приличиях и не замечая ни преград между нами, ни того, что в огромном доме царит неестественная тишина. Но как только моя крохотная совесть подавляет счастье, всё начинает меняться. Лицо отца во всех своих строгих чертах появляется перед глазами и я будто проснувшись от сна начинаю ощущать всю глубину ошибок своего поведения. Амин подходит ко мне, когда я поспешно вытираю свои руки от мякоти фруктов и взяв другую салфетку плавно проходится по моим губам. В это время неожиданно небо разверзается молнией. Я испуганно вскакиваю и вспоминаю, что Всевышний всё время следит за нами, но Амин спокойно спрашивает.

— Ты что боишься грома?

За окнами начинается самый настоящий ливень, предвестник первых восточных холодов. Я прислушиваюсь к шуму за окнами и только сейчас ощущаю полную тишину одинокого дома.

— Когда будут мулла и свидетели?

— Подожди немного.

И взяв тихонечко мою руку он выходит из комнаты.

— Я покажу тебе дом. Сперва мы проходим первый этаж. Амин открывает все двери, но также быстро закрывает их проводя меня все дальше. Он бегло объясняет что это за комната и продолжает открывать все новые и новые двери. Кухня, маленькая столовая имеющая выход к трассе, комната для гостей, спортзал, крытый бассейн гостиная и еще одна гостиная кажутся мне бесконечной вереницей непонятного мира. Я прохожу словно во сне по всем этим огромным комнатам, теряя нить между реальностью и волшебством. В итоге когда мы возвращаемся в парадную гостиную с которого поднимается грандиозная, мраморная лестница мне кажется, что я обыкновенная деревенская девушка чужая этому богатому миру. Но несмотря на эти чувства продолжаю входить и выходить в каждую комнату словно в музей. Они действительно похожи на галереи от того что большая часть из них пуста. Несколько обставлены в современном стиле, но в них отражается отпечаток без людности. И только одна комната оказалась более или менее человеческой.

Мы входим и я ощущаю резкое смущение. В его глазах вспыхивает блеск огней, его взгляд становится нежным и проникновенным. Он говорит в эту минуту очередные комплименты, однако я больше не слышу их. Я лишь ощущаю, как сильно колотиться сердца. Он подходит ко мне и спрашивает.

— Ты боишься меня?

Я смотрю в его глаза и почему-то отвечаю.

— Нет.

Возможно мне хочется быть храброй, а может я не могу думать в этот момент.

— И тебе ни сколько не страшно?

— От чего мне бояться, когда рядом со мной такой смелый и сильный, мой будущий муж.

— Ты любишь меня?

— Да.

— Скажи, а как люди доказывают свою любовь. — Говоря друг другу я люблю тебя.

— И это все? На мой взгляд слишком банально.

— Иногда одного слова достаточно, чтобы выразить миллионы чувств.

— Вполне возможно, но для меня все это звучит так пусто и равнодушно. "Я люблю тебя" хотелось бы что-нибудь добавить. Например, поцелуй.

Он нежно проводит пальцем по моей щеке и только хочет дотронуться до моих губ, но я отворачиваюсь.

Что ты делаешь Соф? — Спрашивает мой внутренний голос. — Ты забыла о грехе? Ты забыла о Боге? И я отвечаю.

— Нет Амин, сейчас это грех.

И не успевает он среагировать, как я увернувшись из под его рук выбегаю из комнаты.

— Нам надо дождаться муллу.

Он подходит, и пытается снова взять мою руку, но я отхожу.

— Не надо. Это грех!

— Как странно, а я думал что ты любишь меня.

— Больше чем ты можешь представить. Но я не хочу быть проклятой грешницей.

С каждой минутой, как Амин пытается прикоснуться ко мне я понимаю, что пробуждается от грез. Мое сердце странно сжимается. Я вдруг осознаю, что нахожусь там где меня не должно быть. И тогда испытывая большую слабость от страха, поворачиваюсь к лестнице и хочу уйти. Никогда еще я не испытывала такого страха, даже когда он обижал меня, оскорблял, угрожал. Потому что сейчас я люблю его, и эта любовь делает меня беззащитной. Минуту назад он шептал мне о мечтах, обнимал, прикасался ко мне так, что я была готова отдать ему всю душу без остатка. Я та, кто должна была ненавидеть его, презирать, проклинать за такие неправильные чувства, но сердце по-прежнему находится под его влиянием. И эти чувства превращаются в неописуемый вулкан всепоглощающего страха. Я борюсь с ними, хочу быть слабой, чтобы избежать жестокой правды, но он говорит мне.

— Если не останешься сейчас, значит ты не любишь меня. Но совесть превращается в тирана, берет все чувства за горло и насмешливо сжимает их в тиски пока я не признаю, что сейчас я лишь играю со своей судьбой, но вскоре могу низвергнуться в пучину мук. — Нет, ты должна помнить о Боге, — твердит рассудок, — ты обязана! Тогда я отхожу от него и выбираю бездну пустоты. Но тут голова начинает кружиться, ноги не слушаются и я понимаю, что мне вот-вот станет плохо. С трудом поборов слабость я кое-как дохожу до лестницы и хочу сделать шаг, но вдруг в глазах темнеет и не сумев сохранить равновесие я падаю. Однако не вниз, а на спасительные руки.

— Что с тобой? — слышу испуганный голос.

Он подхватывает меня на руки и подняв вносит обратно к себе в комнату. Опуская на кровать и снова спрашивает.

— Ты в порядке?

Не в силах ответить я только качаю головой.

Он нежно обвивает мою талию и приподнимая порывисто целует. В это мгновение во мне вспыхивает все что до этого я так старалась усыпить. Пламя обжигает все нутро. Я мучительно ощущаю на своем теле его прикосновения и понимая что не должна этого делать неожиданно начинаю плакать. Если бы я могла сейчас уйти из жизни без особых страданий, это было бы для меня лучше всего. Тогда бы не пришлось сделать усилие, чтобы порвать узы, связывающие мое сердце с сердцем того кто так дорог мне, но из-за которого я не могу рисковать своей верой и честью.

Я ясно осознаю, что отныне должна разорвать все наши духовные нити, потому что не смогу принести требуемую жертву. И со всей силой отталкиваю его от себя. Он падает на бок и удивленно смотрит на меня. Мои глаза полны слез и тело дрожит, но я заставляю себя прошептать.

— Пожалуйста, принеси мою сумочку.

Амин спускает судорожный вздох и тут же выходит из комнаты. Услышав его удаляющиеся шаги я вскакиваю и выхожу в коридор. С каждыми шагами терплю невыразимую муку. Одновременно я боюсь всего, что происходило со мной, и в то же время понимаю, что нужно действовать. Жуткий миг: разочарования, страха и всепожирающего огня! Полная тоски я спускаюсь по лестнице бесшумными шагами. Тихо открываю дверь и выхожу во двор. Там уже не мешкая я бегу к воротам. И выбежав на улицу бросаюсь куда глаза глядят. Через несколько поворотов в волнениях осматриваю улицу и направляюсь в противоположную сторону от той дороги, по которой мы приехали. Смертельная печаль поглощает всё нутро. Я еще не вижу, что меня обманули и корю себя всеми мыслями на которые способна. Но теперь нельзя допускать, ни единого шага назад, ни единой мысли о прошлом и быть может о будущем. Торопливо шагая через улицы не замечаю ничего. Ливень продолжается, как будто назло.

Скудное солнце исчезает за горизонтом ухмыляясь моей легковерности. Но я шагаю не обращая внимание на то что платье уже прилипло к телу, а ноги намокли почти до колен. Не замечаю так же ни сырости, ни холода; тот кто сломлен душой думает лишь о пустоте охватившей его разум и душу. Шагая все быстрее и быстрее захлебываясь рыданиями сама не понимаю куда иду. Вскоре слабость начинает сковывать босые ноги. И когда силы совсем иссякли, промокшая до нитки нахожу безлюдное место и падаю на землю. Несколько минут я сижу подняв лицо к небу. Мои глаза еще никогда не проливали таких жгучих, надрывающих сердце слез. Я не понимаю от чего испытываю такую боль. Тело не перестает дрожать и сердце бешено бьется полная любви и отчаяния. Желает себе смерти, чтобы прекратились все эти безумные чувства. С одной стороны хочется повернуть назад и пройти лишь одно испытание, чтобы потом упиваться счастьем до глубокой старости, но с другой стороны мысль о Боге и родителях прожигает сознание доводя до исступления. Закрываю лицо руками и умоляюще шепчу: "О Всевышний прошу тебя избавь меня от этих страданий. Защити мою слабую душу. Прошу прости мою слабую совесть. Защити от страданий. Ты знающий скрытого и явного, творец небес и земли, Господь и владыка всего. А я ничтожное твое создание сотворенное по твоей воле. И я умоляю принять мое раскаянье и покаяние. Я прибегаю к твоей защите от собственной души от того что могла бы сделать. Ты Велик и Милосердной прошу не оставляй меня." Доведя свою душу до полного истощения я начинаю понимать что брежу. Встаю с места и выхожу на дорогу. Но скоро мои сили достигают предела своих возможностей и отчаявшись останавливаю такси.

Молодой таксист спускает окно и окидывает меня презренным взглядом.

— У тебя есть деньги на проезд?

— Я заплачу по прибытию.

— Я не вожу всяких…

— Вам важнее знать кто я, чем сделать доброе дело? Но я честная девушка и обойдусь с Божьей помощью.

Водитель еще раз окинул меня взглядом и вдруг открывает дверь.

— Ладно, садись.

— Пусть Аллах дарует вам рай, — говорю я вздыхая.

Уже не важно увидят ли

соседи Фотимы меня в таком виде, дохожу до порога и теряю сознание.

29

Утро тихое, если не считать нескольких криков детишек на площадке. Нет ни грома, ни молнии, небо очистилось и солнце, как и прежде сияет в каждое окно. Родители молча сидят возле моей постели. А я как обычно лежу, словно ничто не переменилось, ничто не сразило меня, не искалечило. Я смотрит на Камола все еще спящего на кресле в углу комнаты и хочется встать, как вдруг мама останавливает меня.

— Не вставай!

Я подчиняется от того что сама чувствую на сколько бессильна и снова ложусь на постель. Теперь я лежу в забытье слышала, как родители взволнованно шепчаться между собой. Но как бы я не хотела спросить их, что произошло, губы не подчиняются разуму и мне ничего не остается кроме как лежать и созерцать их. В эту минуту они начинают казаться мне такими родными, добрыми.

Однако куда-то исчезает вся моя энергия и совсем не хочется жить. Опускаю глаза и вижу вставленную трубку справа от пупка. Но резкая боль в боку не позволяет дотронутся до нее.

— Что это такое? — с трудом произносят губы.

Мама молчит. Смотрит на отца, он тоже ничего не говорит. И вдруг вся прожитая жизнь начинают разрушаться в одночасье. Я вспоминаю свои заветные мечты, вчера такие сияющие и прекрасные — теперь они превращаются в серый прах и никогда не смогут воскреснуть.

Отец сжимает кулаки и не находя покоя ускоряет шаги, но наконец сдавшись первым разрушает эту угнетающею тишину.

— Врачи поставили тебя на диализ.

Не зная что это означает я предполагаю, что снова заболела инфекцией мочевого пузыря, как в детстве. Но внезапно вошедшая медсестра разбивает последние иллюзии.

— Вас включили в список ожидания.

— В какой список? Вопреки боли я слегка приподнимаюсь и смотрю на медсестру с почти умоляющим видом.

— Я не знаю что ты сделала с собой, но у тебя отказывают обе почки и нужна срочная трансплантация. И тут я роняю голову. Медсестра быстро удаляется.

— Что с тобой произошло?! — спрашивает отец еле сдерживая слезы.

— О Господи. — Мне хочется рассказать обо всем, но что я могу сказать. Правда погубит всех.

— На меня напали, — отвечаю я вытирая слезы.

— И поэтому неизвестно кто и неизвестно от куда тебя привозит по адресу в полночь?!

— Я все могу объяснить, отец.

— Не надо доченька, — успокаивает мама, — главное что ты жива.

— Лучше бы ты умерла!

От этих слов мне становится еще больней.

В последующие дни я наконец прихожу в себя. Невозможно передать тот момент, когда душевная боль перемещавшись с телесным превращается в ад. Это надо увидеть или почувствовать самому, чтобы испытать всю глубину трагедии, но я не желаю никому испытать такое. Теперь я на многое смотрю по другому, понимаю что была поверхностна в своих чувствах. Истинная жизнь оказалась совсем другой чем я представляла себе. И все эти замки миража не смогут заменить простое повседневное счастье умеренной жизни. Главным делом теперь для меня становится выбор между смертью и жизнью. В эти прожитые дни я постоянно вспоминаю Создателя и свое прошлое. По сравнению с настоящим она райская и как я могла быть такой неблагодарной? Вспоминаю каждую деталь, всякие пустяки, ласковые слова матери, улыбку подруги, строгий взгляд отца и крепкие объятия братика. Теперь в каждом моменте я пытаюсь уловить нечто хорошее. Я начинаю ценить эти моменты, как сокровенное богатство, отныне считая что нет на свете сильнее родительской любви. Детские воспоминания всё шире охватывают мое сознание когда рядом брат. Он рассказывает мне всякие пустяки и сквозь слезы, и боль я не перестаю слушать его. Когда мой разум задевает какой-то уж очень интересный момент совершается истинное чудо. Я забываю о боли. Таким методом Ка делает мне неоценимую услугу. Но все же я часто плачу когда медперсонал не отвечает на мои вопросы. Раздражаюсь, когда мама бесконечно проливает слезы вместо того, чтобы поговорить со мной. Грущу видя как отец мучается в поисках денег на операцию. И только Ка обладает абсолютным даром понимать меня без слов. В душе я бесконечно благодарна ему и сожалею, что думала о нем так же поверхностно, как обо всех. Я теперь знаю, он не бросит меня когда вырастет крепким мужчиной и возможно заменит отца. Но я очень сожалею, что у меня больше нет времени и возможностей, чтобы ответно показать ему, как я люблю его. Донора до сих пор не нашли и группа крови мамы тоже не подходит. Только отец может стать моим донором, но я не хочу отбирать его здоровье. Да и потом у него нет сто двадцать тысяч сомони, чтобы провели пересадку. Мое сердце обливается кровью, когда я вижу его убитые горем глаза. Знаю что он каждый день ищет мне спонсора. Обивает все пороги государственных и частных учреждений. Унижается перед друзьями, просит у первых попавшихся людей. Мне больно. Хочется проклинать себя за такое легкомыслие, избить, но куда уж там я и так знаю, что скоро, покину этот свет. Но за это короткое время я не хочу, чтобы он так мучился. Хочу попросить у них прощение, но стыд не позволяет. Воспоминание о том дне, о холодной постели и бездушных глазах Амина не покидают взор. Эти воспоминания повсюду преследуют меня, даже во сне я вижу, как он смотрит на меня, прикасается, смеется. От этих снов спасают лишь снотворные, но боль они не притупляют. Я тихо иду по грустной тропе своей судьбы и пытаюсь смириться. Страсть к жизни так же быстро уходит, как мое здоровье. Есть ли смысл продолжать жить? Вот о чем теперь я думаю, когда не брежу. Без надежды, с больным телом конечно мне не о чем сожалеть, но я сожалею о прошлом, о том что не исполнила желаемого отца, не смогла быть сильнее и попусту потратила драгоценное время, которого теперь не хватает. Вопреки задержке денег родителям как-то удается сохранять мне место в больнице, однако без денег я уже не так желанна для врачей, как в первые дни. Вчера Ка рассказал, как они с мамой спустились в холл, она плакала и постоянно шептала что-то. Но только она села на кресла как мимо них прошел какой-то мужчина в белом халате. Совсем не похожий на тех кто приходит ко мне. Мама увидев его неожиданно подбежала и упала на колени. От чего удивленный мужчина сперва даже и не понял что она говорит. Она просила его прооперировать меня на благотворительной основе. На что он ответил что мама просит о невозможном. Тогда она перестала плакать и начала кричать.

— Почему все говорят только одно. Почему вы так любите это слово "невозможно". Нет в мире невозможного. Что для вас невозможное? Разве спасение человеческой жизни для вас не главное? Зачем тогда вы учились и давали клятву если вашей главной целью являлось корыстная нажива. Неужели в вашем сердце нет человечности. Неужели вы никогда не хотели сделать добро во имя Аллаха без оплат и денег…

Но она не успела договорить как в холл ворвались двое других мужчин схватили ее за локти и швырнули на улицу. Ка испугавшись побежал за ней и присел рядом. Они долго сидели на полу дожидаясь ответа, но так и не получили его. Мужчина так и не вышел и не сказал им ни слово. В моем сознание не может умещаться понятие " Плата дороже человеческой жизни". Я не могу принять доводы, которые считаются правилами этого общество. Неужели им важнее деньги? Я признаюсь себе что очень хочу дожить до весны. До него остались считанные дни. А я хочу увидеть первые цветения, почувствовать теплые лучи солнца и аромат просыпающейся природы и только потом прекратить страдания моих родителей. Скоро начнут таять снега и я впервые задумываюсь, как же это прекрасно — изумрудная пора. Сначала земля, оголившись, превращается в некрасивую сплошную грязь, но я знаю, что совсем скоро все изменится, только бы дожить. А потом и умереть не страшно.

30

— Ты представляешь отец нашел деньги! Теперь ты не умрешь.

— Это правда, мам?

— Да, доченька мы спасены. К вечеру в палату заносят вещи отца. Врач в сопровождение медсестры входит за ним и пока санитарки готовят постель, он улыбчиво и беззаботным тоном сообщает о предоперационных правилах. После того как персонал уходит, родители так-же заулыбались желая меня подбодрить. Но они не знают что тем самым внушают мне еще больше страха, словно завтра мне предстоит борьба со смертью. Но потом когда нелепые ободрения кончаются вдруг отец признаётся.

— Какое счастье, что на твоём пути оказался Мирали. Я благодарю Аллаха за то что он сотворил его. Ты представляешь сколько бы еще мне пришлось просить подаяний у знакомых, если бы не он.

— Он ждёт в коридоре, если ты не против то я позову его.

Я не успеваю вставить хоть слово, как родители уже выходят.

Я вздыхаю глубоко и закрываю глаза, чтобы не видеть никого. Через минуту он входит и бесцеремонно начинает обнимать и целовать меня. Я не могу ничего поделать и терплю эти ласки.

— Как же я испугался за тебя. Но теперь я рядом и все будет хорошо.

Наконец он отпускает меня и я открываю глаза. Передо мной стоит прежний директор в ком я вижу чужого мужчину. Он твердо держится на ногах не загибаясь в сторону, как это делал раньше и смотрит на меня чарующими, большими, чёрными глазами точно такими как у Амина, но более серьезными и уставшими. После садится на стул и немного помолчав спрашивает.

— Что с тобой случилось?

Но лучше бы он этого не делал. В тот же миг всё произошедшее ярко проносится в памяти. И незажитая рана сердца начинает кровоточить, тем самым уничтожая все очарования его благородного поступка. Я отвернувшись сглатываю слезу. Директор сбитый с толку садится ближе и поворачивает мое лицо против моей воли.

— Ты тихо лежишь, и смотришь усталым безразличным взглядом в одну сторону, как будто не рада меня видеть.

— Вы знаете, что я не люблю вас.

— Что мне сделать, чтобы ты полюбила меня.

— Это невозможно.

— Ты ненавидишь меня? — Ну, так скажи мне. Неужели ты до сих пор не поняла, что ради тебя я готов на всё. Скажи что не будь. Ведь ты помнишь, скоро наша свадьба? Я уже взял благословение твоих родителей. Я даже исправил свои недостатки чтобы тебе не было стыдно, за меня при людях. Теперь мы будем самой счастливой семьей.

— Мы?!

Мои глаза наполняются слезами. Я не могу больше слушать его. Каждое его слово вонзается в мой разум как острое копье. Я хочу кричать, прогнать его, но так слаба, что не могу тратить силы ни на что другое кроме как дышать.

— Зачем вам вторая больная жена?

Мертвая тишина охватывает комнату. Директор как будто бы задумывается. Его лицо меняется, черты искажаются, непонятный страх блестит в глазах. Он сжимает мою руку в своём кулаке и отвечает.

— К сожалению Лайли уже ничто не поможет, но тебе я помогу. Не пожалею никаких денег, поставлю на ноги.

— Я ненавижу вас! Шёпотом вырывается у меня. Директор судорожно отпускает мою руку.

— Не знаю за что, но я надеюсь что когда-нибудь ты сумеешь исправить свое мнение.

— Брак с вами будет невыносимым адом для меня. Вы никогда не сможете представить каково это быть напуганной и беспомощной. Когда-то ваш сын беспощадно толкнул меня в озеро. Это было в школьном лагере. Я тонула, а он, насмехаясь, кричал — Умри тварь! И я знаю что вы сделайте также. Взгляните теперь на сломленную душу, в памяти которой лишь тёмные воспоминания. Эти дни возможно последние для меня, а вы оставьте свои страсти они всё равно ни к чему не приведут вас.

Он слушает опустив голову и вся его фигура кажется отяжелевшей, такой печальной, что в какой-то момент мне становится стыдно за свои слова. Но я хочу выплеснуть на него всю горечь за поступок Амина. Однако не успеваю договорить, как чувствую резкую неподчиняющеюся боль. Молния проносится по боку так сильно, что невозможно даже вздохнуть. Тело покрывается испариной, становится трудно глотать, и я чувствую что разум мутнеет. Пытаюсь докончить начатый диалог, однако голос изменяет и я больше не могу произнести ни слова.

Директор выбегает из палаты и исчезает.

31

Если бы нам когда-нибудь предложили вечную жизнь — то какую дорогу выбрали большинство из людей? Любовь или благополучие? Наверное для некоторых это не сложный вопрос и особенно для тех кто знает точно что любовь и есть его благополучие. Но иногда бывает по другому когда материальное благополучие бросает все под наши ноги, но только любви в нем нет. И знала ли я, что с глупым легкомыслием выбрала не тот путь думая, что любовь важнее благополучия.

Новый рассвет моей жизни начинается с новыми мыслями. Утомленная этим долгим ожиданием я наконец вздыхаю и думаю что победила в этой борьбе. Я выжила! Теперь жизнь обретет новый смысл. Новые чувства, новые краски — новое — все станет абсолютно новым. Моя жизнь станет прежней — прекрасной, но новой. Все возможности вновь расцветут, двери откроются к новым чувствам, отпустив прошлое они обретут новую главу.

В первую минуту отходя от наркоза я бессильная уже чувствую как маленькие расщелины очнувшегося разума наполняются яркими красками золотистого солнца. Я лежу и мечты охватывают один за другим. Представляю как, окрепну, вернусь в школу, увижу своих одноклассниц и даже мысли о вечно недовольной Нафисе не угнетает. Пусть даже там не будет Нилу, теперь это не огорчит меня. Я отпускаю свою детскую подругу и позволяю мыслям оставить грусть. Мне безумно хочется видеть родных, братика, маму, отца ну хоть кого нибудь из них.

На второй день я просыпаюсь рано не желая больше тратить жизнь на пустую дремот. Прошу медсестру позвать моих родных. Медсестра кивает в ответ, но молча продолжает делать свои дела, странным образом пряча от меня глаза.

Где же все? — спрашиваю я хватаясь за края кровати и только хочу приподняться, как она испуганно выбегает из палаты.

— Вернитесь! — Кричу я удивляюсь такому странному поведению. И на мой голос отвечают те кто даже его не слышал. Санитарка прибыв со шваброй в руках, как обычно, приступает к своим обязанностям. Но посмотрев на меня произносит.

— Несчастное дитя.

Холод тут же охватывает все жилы в плоть до самой глубины души. Разум думает о чем-то, что не осмеливается сформироваться в мыслях. Наконец собрав все свои силы я с трудом выговариваю: — Где мой отец? Разве он не должен лежать в этой палате?

— Бедное дитя. Как же нам вас жалко.

— Да что ж такое! Не жалейте меня, а лучше отвечайте на вопрос.

— Вчера твоя мать забрала его тело.

С минуты я лежу спокойно не понимая почему этот голос звучит скорбным шепотом и как-то странно звенит у меня в голове. Слова — его тело — не могут донести до меня точный ответ которого я жду.

— Где мой отец?! — Повторяю я, почти теряя рассудок. — Пожалуйста проводите меня к нему.

— Что ты! Так нельзя говорить.

И я снова слышу, но не понимаю ответа. Почему? — думаю я. — Это так сложно?

— Я хочу видеть, понимаете, хочу поговорить с ним.

Медсестра возвращается, но теперь со шприцем в руке. Перешептывается с санитаркой и та быстро удаляется с палаты.

В это время ко мне возвращается надежда. Я решаю, что она пошла к моему отцу. Я хочу встать, но медсестра удержав меня за плечи просит лечь. Затуманившийся рассудок не может подчиниться приказам и тело само рвется прочь с постели.

И вдруг после минутной борьбы с медсестрой я слышу голос мамы.

— Доченька!

Восклицает она подбегая и сильно обнимает меня. И в этих объятиях я наконец постигаю то чего все это время боялась осознать. Мои чувства выбрасываются подобно извержению вулкана не постижимо раскаленную лаву и уничтожают разум до состояния пепла. В это мгновение я словно умираю, но не ухожу из жизни. Мой крик, рыдание, слезы, становятся страшными. Падаю на колени, но никак не могу остановить вырывающеюся боль из груди. Пришедшие через минуту врачи, снова вводят мне какие-то лекарства от которого в тот же миг я превращаюсь в воск и растаяв падаю на пол. Медсестра подняв меня помогают маме уложить на кровать и в это время я вижу напротив себя тень очень схожую с отцом. Тогда я смиренно подчиняюсь, понимая, что больше нет смысла сопротивляться и ложусь лицом к стене укрываясь с головой. С каждой минутой тело становится неощутимым и в конце концов я проваливаюсь в собственные мысли. Понимаю что с полу открытыми глазами лежу комочком на широкой кровати, но нет физической боли. Тело уже совсем окаменело, больше не чувствуется та жгучая стрела в боку и кажется что отныне разум не зависит от тела, а состоит лишь из одной души. Направленные в одну сторону уставшие зрачки не видят ничего кроме единственного светлого луча, который пробегает по стене. С каждой минутой по мере моего бессилия этот луч превращается в яркий огонек и все больше и больше отвлекает мое внимание от всего внешнего мира привлекая за собой. И в какой-то момент мне кажется, что вся комната покрыта темным и густым мраком. И лишь маленький огонек зовет меня за собой не позволяя уснуть.

Я сбрасываю одеяло на пол и пристально смотрю пытаясь разглядеть этот огонек по ближе. Но он манит меня удаляясь все дальше и дальше. Не отрывая взгляда, зачарованная я чувствую как, отделяясь от лежавшего на кровати тела иду за огоньком. Огонек проходит сквозь стены и пол. С каждым разом опускаясь все глубже и глубже, сначала в подвал потом в грунты, а после и вовсе в недры земли. Я трепетаю от страха, но не могу остановиться — я боюсь остаться в подземелье. И ухожу неумолимой скоростью за ним. Ощущаю запах и холод сырой земли. Влажный грунт, плетенье корней, подземные воды. Все так же явно как если бы слепой выйдя на улицу ощутил прикосновение ветра и лучей теплого солнца, мягкую траву под ногами и сухую пыль на щеках. Так же и я подобно слепому точно знаю, что нахожусь под землей, хотя кроме яркого огонька ничего не вижу. Прохожу много миль пока огонек не останавливается и непонятным образом мне вдруг становится ясно, что это конец пути. Внезапно огонек замирает на секунду, но потом вспыхивает ярким пламенем и я вижу множество душ в виде черных теней. Они все бьются о землю и кричат что-то, чего я не пойму. И тут становится ясно, что я нахожусь в могиле, а вокруг распростерто кладбище. Мне хочется вернуться, но я оказываюсь взаперти точно так же как окутанные мертвецы в своихсаванах. Я начинаю кричать о помощи, как и все остальные души, но никак не могу выговорить хоть слово. Вдруг огонек угасает на доли секунды и снова появляется. И я слышу над собой голос. Он не похож на человеческий, который все привыкли слышать. Он звучит неоткуда и в то же время повсюду. Он спрашивает — Хочу ли я жить?

И я отвечаю — Да!

Голос спрашивает: — От чего?

Я отвечаю: — Там меня ждут.

Голос снова зазвучит вопросом: — Что мне дороже, вечное небо или жизнь рядом с близкими?

Это слишком трудный вопрос, чтобы дать на него быстрый ответ. На земле меня ждут мама и братик, но на небе отец. И пока я думаю голос произносит:

— Я знаю что радость отца ждет тебя на небесах и в тоже время слезы матери на земле.

— Но это не справедливо! — Врывается у меня. — Я люблю их обеих.

Голос отзывается громким эхом.

— Выбирай?

Но я не могу. И отвечаю.

— Я отдаюсь воле Всевышнего.

Голос превращается в такой сильный грохот, что все начинает трепетать.

Я кричу изо всех сил, чтобы он прекратился, но вдруг заново ощущаю свое тело и открыв глаза почти ослепляюсь ярким светом горящей лампы над головой.

Вокруг меня стоят несколько людей. Различаю маму, медсестру и двух врачей.

Последующие три дня я лежу словно приросла к кровати. Без всякого движения и слов.

Это было — явь или бред больного воображения. Часы проходят превращая ночь в день, а день опять в ночь и я знаю что нахожусь в больнице, что лежу на широкой кровати новой палаты, но у меня нет ни сил ни желания заставить себя подняться. Если кто-то входит или выходит я замечала его; понимаю слова произносимые над изголовьем, но не могу им ответить. Мои губы и тело не желают подчиняться разуму. Весь смысл жизни неожиданно исчезает. Мой счастливый круг семьи разорван и этот разум отвергает бесконечно одинокую душу.

Матери почти нет рядом, Камолу самому нужна помощь. Те некоторые часы когда мама сидит рядом со мной, я не могу ничего спрашивать. Я вижу как она ели удерживается чтобы не разразится потоками отчаянных слез, и претворяется ради нашего спокойствия сильной женщиной. Она лишь озабоченно наблюдает за мной вслушиваясь в мои вздохи и изредка шепчет, как любит меня.

Утром двадцатого марта меня навещает директор. Стоя рядом с моей кроватью, он тихим и спокойным тоном (каким обычно говорят рядом с больными) выражает свое соболезнование о нашей утрате. В этот день он молчалив и скромен в проявление чувств. Он стоит у окна и смотрит куда-то в даль. От этого я бесконечно благодарна ему. Самое что утруждает меня в этот момент это быть с людьми разговорчивой. И видимо директор это, поняв, говорит маме.

— Она выглядит совсем потерянной.

— К сожалению.

— Но я надеюсь что скоро она поправится.

— Врачи говорят — это последствие психической травмы.

В безмолвие проходит еще одна неделя. Я возвращаюсь домой и чувствую как его не хватало мне. Те самые стены те самые комнаты, обстановка, цвета, все они кажутся мне намного милее холодных оттенков больничной палаты. К тому же все это напоминает об отце и ничто на свете не может обрадовать меня так как память о нем. Войдя за порог я замечаю его зонтик и запылившуюся обувь. Трепетно беру их и впервые за столько времени улыбаюсь. Потеря изменила мой внутренний облик. Теперь я превратилась в робкую девушку с иными мыслями совсем непохожими на прошлые безмятежные чувства. Пройдя в свою комнату словно в крепость за которой столько времени была защищена от всех невзгод я предаюсь тихой спокойной скорби. На десятый дней непрерывного покоя, я встаю с постели и начинаю самостоятельно ходить по дому, но еще не решаюсь заговорить. Мама следит за мной и становится свидетельницей моих внутренних изменений. Я действительности чувствую как повзрослела, мой дух окреп, а страхи покинули разум оставляя все во впечатлениях прошедшего детства. Все прежние мысли теперь кажутся глупыми и ненужными. Выхожу на улицу и смотрю на солнце сквозь прозрачные стекла жизни. Оказалось оно уже вовсю озаряет землю. На замену холодным ветрам приходит прохладный и свежий воздух. Природа проснулась и облачилась в свое прекрасное одеяние. И ни капли горести ни крохи страдания не присутствует в нем. Деревья позади нашего дома расцвели и теперь источают ароматом свежести. Конечно мама остерегает меня от всяких опасностей ежеминутно напоминая о мерах предосторожности и стерильности.

— Бог дал тебе новую жизнь цени его, — говорит она взволнованно. Отправляясь в школу, первым делом я захожу к директору как велела мама.

Он широко улыбается словно действительно рад моему возвращению и ничего не знает о случившемся. Я отвечаю взаимной вежливостью и ухожу в класс. В классе меня встречают весело. Девочки по очереди обнимают, а мальчики дружелюбно здороваются и начинают расспрашивать про болезнь. Но от чего-то эти двадцать учеников в одночасье кажутся мне целой толпой абсолютно чужих людей. В течение ряда нескольких лет я была связана лишь с одной Нилу такими крепкими узами дружбы что кроме ее общения ни с кем другим не говорила. Эта связь образовалась само с собой ни каких усилий оградится от общества я не предпринимала. Наоборот это общество постаралась предоставить мне полное одиночество и в то время когда Нафиса и Санифа расширяли свой круг общения я с Нилу все больше и больше отгораживались довольствуясь маленьким кольцом, связывающим нас единым оковам. Нилу принесла с собой в мою жизнь ту атмосферу радости которая так была необходима мне. Я переняла у нее все те качества которые называются главными, а именно легкость и понимание.

Научилась любить мир и делится счастьем. Нилу была для меня больше чем просто подругой скорее сестрой, а может быть и наставницей. И теперь когда я чувствую острую потребность в ее согревающих общениях то понимаю, что прежняя замкнутость возвращается ко мне. Я сбрасываю все наигранные манеры победителя.

Я сажусь за свою парту, но вдруг ко мне подходит Нафиса.

— Это мое место.

Я слегка улыбаюсь подумав, что вероятно она сошла с ума. Но если и так, то это очень агрессивное и необычное помешательство. Она встает перед партой выпрямив осанку и я замечаю, что за этот период она подросла и похорошела. Ее лицо обрело очаровательный вид, а движения уверенность. И я чувствую ее физическое превосходство над собой, и не могу ничего поделать с этим чувством.

— Теперь я сижу здесь!

— Разве?

— Тебя не было почти весь учебный год и потому тебя заменили. Ты больше не президент класса!

— И кто же теперь, ни ты ли случайно?

— Не имеет значения кто, все знают, что ты теперь немощна. Но если сказать прямо, ты не полноценный человек с одной почкой и поэтому лучше не спорь со мной. Так что вставай и проходи назад.

Класс утихает, когда я подчиняюсь и прохожу назад. Все оглядываются, но никто не может сказать хоть слово. Я сажусь в уголке рядом с окном и после этого весь день созерцаю природу. В промежутке моего созерцания учитель вызывает меня к себе. Расспрашивает и дает материалы по пропустившим темам. Утомленная бесконечными вопросами к обеду я чувствую сильную слабость и еле пройдя биологию отпрашиваюсь от химии. Мама издает вопль, когда я вхожу со стопкой книг на руках.

— Сейчас же брось! — Кричит она и вырывает книги с моих рук. — Зачем ты подняла такую тяжесть?

Я отвечаю, — учителя наградили меня ими за мой долгий отдых, — но мама не понимая шутку еще сильнее паникует.

— Не смей больше поднимать тяжесть! Или тебе надоело жить?! Оставив сумку в прихожей я беру только тетради и прохожу к себе в комнату. Первый школьный день после долгого отсутствия не принес ни каких новых ощущение, а казалось бы я должна была отвлечься или хотя бы была на то надежда. Но этот решающий год, когда я должна изо всех сил стараться достичь своей мечты, теперь всё превращается в непонятный ком. Могла ли я шестнадцать лет назад поверить, когда мне сказали бы что я убегу со школы и буду бродить по улицам без цели и мыслей в голове. Нет, наверное бы я от души посмеялась ибо это было бы так же нереально, как если бы сейчас я оказалась в прошлом раю. Однако на завтра я так и поступаю. Сердце верный советник; оно никогда не обманет в отличие от зыбкого разум. Я убеждаюсь в этом, когда вопреки пустым мыслям судорожное биениям сердца приводит меня к могиле отца. Было около трех часов, солнце горело со всей силой ослепляя голые могильные холмы. Гора на которой покоится отец, живет своей мрачной тишиной и любой поднявшийся туда может с легкостью в одночасье унестись в дали таинственной вечности, позабыв реальность. Но вопреки всему свист ветра не допускает забыть о существовании жизни. Я опускаюсь на колени рядом с ним и наконец нахожу свой покой. Тишина холмов и тонкий свист ветра помогают растерянным мыслям собраться по крупицам. Сидя на холодной земле и подняв лицо к солнцу я представляю его образ. В этих мечтах я вижу его, говорю с ним и даже пытаюсь остановить его когда он собирается покинуть мои мысли. Возможно кто-нибудь назовет это сумасшествием, но пусть оно будет таковым, мне легче жить сумасшедшей нежели несчастной разумной. И возвращаясь домой я уже чувствую себя гораздо спокойней. Прохожу улицу в первые медленными шагами возможно от того что сознание уже ничего не воспринимает всерьез. Моих глаз видевших смерть уже ничто не пугает. Но поднявшись на выступ я замечаю, как директор выходит с наших ворот. Думаю быть может он пришел проверить не заболела ли я снова, что перестала посещать школу, но догадки еще сохранившие ясность ума разрушают все. Я вхожу во двор в то время как Ка собирается выбежать на улицу. Останавливаю его и спрашиваю зачем приходил директор.

— Свататься! — Кричит он недовольно и вырвав руку бежит вниз. Лезвия совести неожиданно начинает потрошить меня. Я вспоминаю отца совсем еще недавно сидевшего в зале и смеющегося с директором и думаю какая же я глупая, пыталась сбежать от судьбы. И как я могла быть такой эгоистичной как посмела ранить чувства того кто так сильно любил меня. Ведь все, что он делал, исходит от любви ко мне. Он просто увлекся задачей осчастливить свою дочь и потому позабыл о ее обыкновенных людских желаниях, постарался сделать счастливой. А что может быть радостней для родителей кроме как видеть своих детей обустроенными хорошим положением в обществе. Теперь я знаю истинный смысл этих значений. Разве может быть большего счастья для отца кроме как наблюдать за счастьем своих детей. Я представляю себя со стороны и начинаю презирать эту легкомысленную непорочность с которым так хотела остаться. Мне вспоминается Нилу точно такая же как я сама, но более смелая что могла честно признавать свою глупость. Но потом вспомнив Вали я отвечаю сама себе — нет Нилу оказалась не только смелой, но и умной и вдруг в это время слышу негромкий стук.

32

Подхожу к воротам и чуть было не падаю в обморок от радости. Напротив меня стоит сама Нилу. Грустно улыбаясь, точно так как улыбаются родные люди. Я обнимаю ее ото всех сил и долго не могу прийти в себя.

— Где ты была все это время?

— Прости что не могла прийти раньше.

Через несколько минут, когда проходит первый оглушительный порыв чувств я расслабляю свои руки и Нилу отходит.

— Неужели ты меня забыла? — Честное слово нет. Я все это время вспоминала тебя. Только ты и нужна была мне. Я знаю о твоем отце. Прости что не могла поддержать тебя в такую трудную минуту.

— Мне иногда кажется что я тоже умерла давным-давно.

— Не говори так. Все пройдет вот увидишь.

Я улыбаясь краешком губ говорю любезность которая таит в себе бездну отчаяния.

— Пойдем ко мне в комнату.

Мама не сразу узнает Нилу, но потом отпускает нас удаляясь на кухню.

Голова у меня кружится от радости, но от части переутомления. Быстро прохожу и поправляю подушки.

— Пожалуйста садись.

Я замечаю большие темные круги под глазами подруги, но не хочу первым делом говорить о них. Однако Нилу собирает волосы назад, и я тут же издаю вопль: — Что это за шрам у тебя на шее?!

— Потом расскажу. Лучше поговорим о тебе. Кажется целая жизнь прошла с того момента как…

Нилу замолкает и смотрит на меня задумчиво.

— Мне нечего сказать.

— Прости, я такая бестактная.

И я вдруг чувствую былое искушение рассказать подруге свою душу, открыть тайну своей первой, и похоже последней любви в жизни. Но ощущаю к себе всё то же презрение за такую слабость и только отвечаю.

— Это слишком тяжело.

— Но может станет легче, если расскажешь?

— Я разочарована в себе Нилу.

— Не смей! Все пройдет, а тебе жить и жить еще.

— Да лучше бы я умерла.

— Нет, не говори так.

— Но ты не понимаешь это я виновата в смерти отца, я и только я. Если бы тогда я согласилась на брак с директором он бы остался с нами.

— Значит ты расторгла свадьбу?

— Ни я, а случай. Видишь ли, я заболела и пришлось повременить со свадьбой. Но я не заболела каким ни будь гриппом или простудой у меня отказали почки и отцу пришлось стать моим донором! Теперь ты понимаешь что это я убила его.

— Это все судьба.

— О Боже, как же я ненавижу это слово.

— Но тогда это воля Всевышнего.

— Нет, это моя ошибка. Ты не знаешь Нилу какую я совершила ошибку.

— Я прекрасно тебя понимаю. Потому что с первого дня судьба дала мне ответ. Вопреки всем сказкам моих родителей о второй любящей маме, я столкнулась с реальностью.

— Ты так разочарована?

— Казалось все свекрови должны быть одинаковыми в манерах и моя новая мать ничем не отличаться от других. Бахри образованная красивой и молодая женщина. Все вокруг восхищаются ее волшебной харизмой. На ее лице всегда сохраняется неописуемая бодрость с которой она может заворожить любого собеседника. В движениях быстрая и энергичная несмотря на свой маленький рост, она вечно озабочена своей работой. Она заведует медицинским центром, если ты не знала. Тем который построили в центре района. И по всей видимости обожает свою работу. Не скрою, что с первого дня я тайно восхищалась достижениями этой женщины и ставила ее примером для себя. Но когда я породнилась с ней она глубоко разочаровала меня. Все началось на третий день.

Первые два дня меня наряжали и я сидела в своей комнате опустив вуаль на лицо. Люди приходили и уходили, потом опять возвращались, что-то говорили мне, протягивали подарки, деньги, давали комплименты, и благословения. Но свекровь, видя, мою радость старалась плакать вместо меня и это стало началом ее недовольства. После ухода гостей точнее на утро третьего дня, пока все спали, я тихонько прокралась в ванную и так же бесшумно вернулась в комнату, но проходя мимо холла нечаянно задела вазу с белыми розами. Стекло безжалостно ударилось о пол и разлетелось на мелкие осколки. Как же я не увидела его? — пронеслось в голове, — ведь вчера и позавчера я проходила таким же путем. Потом вспомнив, что вазу принесли только вечером открыла глаза и увидела перед собой пристальные взгляды всей новой семьи. Свекровь выступила вперед и не сказав ни слова дала мне такую сильную пощечину, что я еле удержалась на месте. И добавила поворачиваясь к своей спальни.

— Убери все до нашего пробуждения!

И уже входя в спальню цинично, и громко заговорила с мужем.

— Эта негодница корчит из себя принцессу.

Все это было так противно слушать, что я обледенела внутри и села там же где меня ударили. Я посмотрела на Вали с надеждой на крохотное сочувствие, потом посмотрела на Саври, но они разошлись по комнатам сначала и даже не обернулись. Каким холодным и черствым был его взгляд. Ни какие волнения не исходили с его спокойных жестов, когда я протянула ему руку. Он не спеша прошел мимо меня словно произошедшее было мимолетным событием для него и не имело никакого значения. Я почувствовала себя брошенной и одинокой словно загнанная сирота не имеющая право на возвращение в свой приют. После этого я покорилась воле свекрови и смирилась с ролью прислуги. Только не говори мне что ты все это знала.

— Ни скажу. Потому что твои слова страшнее моих догадок. Но знаешь что самое страшное? Директор помог мне и теперь я чувствую себя его должницей.

Нилу опускает голову.

— Я не могу ничего сказать.

Мой взгляд снова падает на этот ужасный шрам и я указываю на него.

— И ты до сих пор считаешь это судьбою?

— Да, — смиренно отвечает Нилу.

— Ты не счастлива в браке? Нилу смотрит на меня и отрицательно качает головой, а потом добавляет.

— Знаешь почему я сегодня пришла к тебе? Потому что ты была права. Той ночью когда я вышла замуж — я умерла, а вместо меня родилась моя невидимая тень. И потом каждый второй день просыпаясь в утренней тишине я вспоминала твои слова между тем, как молила Всевышнего дать мне смелости и терпения, усмирить мое сердце, вырвать желания которые порождают не то что мне уготовленно судьбою.

Ты помнишь, как в детстве мы часто слышали, как ругались наши соседи. Они были молодоженами, но почему-то вели себя так как будто ненавидят друг друга.

— Да помню. Я слышала голос свекрови, которая не переставала издавать душераздирающие стоны.

— Мне всегда было жалко эту пожилую женщину, она казалась мне несчастной. И буря негодований просыпалось во мне каждый раз, когда я слышала крики невесты. Я осуждала ее и однажды специально выждала, чтобы высказать ей все в лицо. Наверное она была не больше нашего сейчас и усмехнулась надо мной. И теперь я осознала ее горькую усмешку.

А знаешь что я сделала потом? Убрав осколки я пошагала на кухню, осмотрелась и неожиданно пронеслась надежда, которая могла прийти в голову лишь только легкомысленной девчонке. Я приготовила им завтрак. Почему-то сама теперь не знаю мне показалось, что если я буду полезной в этой семье то обязательно заслужу их любовь. Закончив с сервировкой стола на цыпочках пробралась к себе. Вали спал крепким сном, что намного облегчило мое пребывание рядом с ним. Я села на пол под окном и теребя прозрачную занавесь стала с нетерпением ожидать; будучи уверенной в своих предположениях я представила как сейчас свекровь будет восхищаться моими умениями и позовет меня, чтобы извиниться за свою грубость. Но первой проснулась Саври. Пусть так! Решила я ожидая ее реакцию, однако ничего не произошло. Через пол часа вышли ее родители и я наконец услышала. — Боже мой! Что за прелесть, бедняжка, не нужно было себя утруждать. Зачем такие старания лучше бы приказала этой негоднице, а то корчит из себя Бог весть кого. И все мои надежды, все представления рухнули в одночасье. Не было предела моему разочарованию. По мере того как я слышала веселые голоса на кухне мне стало до того обидно что я пожелала себе смерти. Но это было лишь началом разбитых надежд. После завтрака свекровь вызвала меня и с самым жестоким тоном приказала убрать со стола добавив: — Видишь какая у меня дочь, не то что ты лентяйка без стеснений спишь когда вздумается. Чтобы с завтрашнего дня вставала в четыре часа и до нашего пробуждения убрала весь дом, приготовила завтрак и постирала то что я буду оставлять в корзине!

А я как дура решила умилостивить ее и в ответ прошептала.

— Прошу не судите преждевременно обо мне. Вы же не знайте мой характер. Может быть во мне есть недостатки которые вам, не понравились с первого дня, но уверяю вас я вовсе не ленивая. Я обещаю делать все что вам будет угодно только не судите предвзято. Я такая же, как ваша дочь, со своими мечтами и надеждами и самой заветной мечтой является для меня стать частью вашей семьи.

Она посмотрела на меня с ухмылкой и поднявшись бросила мне в лицо салфетку.

— А знаешь какой была моя самая заветная мечта? Привести в дом образованную и состоятельную невесту для которой превыше всего стояло исполнения своего долга. Но ты теперь жена моего сына и за это прежде всего, должна быть благодарна мне! И напоследок послушай меня внимательно. Забудь все мысли и привычки которые внушали тебе родители отныне ты живешь в моем доме, а значит будешь делать то что я захочу. Этими словами было сказано все — презрение, ненависть и может быть месть. Мне дали понять кто я есть и мои руки опустились. Нет смысла считать себя борцом когда самые близкие люди пытаются содрать с тебя это качество.

Я отменила свой принципы, которые появился в ночь свадьбы и решила разрушить свои прошлые стереотипы. Это было нечто вроде саморазрушения. Осознано пытаться втоптать свою душу в грязь чтобы не было больно когда это сделают за тебя другие. Я задала себе ряд вопросов о том кто я такая в этом мире? И для чего рождена? Чтобы найти на них тот ответ, который сумел бы удовлетворить мою новую семью. Знаю что выбрала неправильный путь, но это был единственный способ найти новую силу в своей слабости. И я решила превратиться в самоотверженную.

— И ты смогла?

— Не скрою что в начале это был тяжелый труд. От того что иногда во мне снова вскипала кровь и так остро что хотелось принять крайние меры, чтобы вернуть прошлое в любой ее форме. Разбудить усыпляющую дикость и объявить войну этим людям, но будучи воспитанной в самых строгих традициях, а ты знаешь моего отца и которого возможно другие не поймут я обрела сверхчувствительность к своему долгу и до безумия боялась его проклятия. И до сих пор боюсь.

Моя свекровь оказалась истинным педантом глубоко заблудшей в дебрях самообмана. И ничто не могло изменить ее мнения. Я не говорю о ее внешних качествах — они остались прежними — та же сильная харизма, магическая энергия и приветливое лицо. День за днем она вела свою идеальную жизнь. Общаясь с подругами, советуя им мудрые слова и прежде всего ставя себя примером. Но при этом продолжала потаенно призирать их всех, считая себя самой чистой и безгрешной особой. Почему именно безгрешной? От того что как-то и мне выпала честь узнать об этом лично. Однажды она вернулась с работы раньше прежнего. К этому времени я должна была выполнить всю домашнюю работу и накрыть ей ужин. А я не успела, за что пришлось перетерпеть долгий выговор от нее в конце которого вошел Вали и она тут же жалобно застонала. Подчеркнув между строк на сколько она безгрешна, что терпит мои дьявольские козни. В ту ночь мне достались несколько жестоких ударов от мужа которые не только оставили за собой телесный шрам, но и воспоминание о том дне. Свекровь успокоилась увидев след на моем лице, но это спокойствие продлилось недолго. Я все терпела призывая себя к смирению, но лишь к одному я никак не могла привыкнуть. Как воздух мне не хватало свободы. Не каждый выдерживает заточение в шестнадцать лет пусть даже это будет в райской клетке. Я теперь это знаю. Я хотела жить и не могла бороться с этими желаниями. Спрашивая себя сколько может продолжаться эта борьба между моими чувствами и принципом моей свекрови и приходила в отчаяние. Я лишь хотела быть счастливой пусть жить в традиции наших обычай, но не зарывать своих желаний в землю. Разве это грех хотеть чистую жизнь посвященную гармонии и радости. И что-то прошептало в ответ — ты не сможешь. Всего один год остался до окончания школы, и ты будешь последней дурой если не попытаешься завершить свое обучение. Но как? Если мне запрещали даже выходить одной во двор. Мне захотелось поговорить с Вали. Но я прекрасно понимала что его слово ничто против слов его матери. Однако пока я набиралась смелости судьба сама подвела ко мне случай. Однажды на выходных я уже не помню который это был день, к нам приехали гости. Я узнала, что женщина, это сестра моей свекрови, а девушки ее племянницы. На редкость эта женщина оказалась абсолютным параллелям своей сестренки. Не торопливая и немного склонная к задумчивости она сразу показалась мне симпатичной, что не скажешь о ее дочерях. В прочем весь их жаркий пыл исходил от молодости и я могла их понять. С первого взгляда они посмотрели на меня оценивающе, и я прочла в этом взгляде странную ненависть. Уже после я узнала, что они имели свои виды на Вали, но мое появление разрушило все их планы. Вот теперь они пришли поглядеть на меня кого же он предпочел им двум прекрасным красавицам. Я старалась быть общительной чтобы вновь не сердит свекровь и учитывать их возраст, а они были старше меня. Решила разузнать чем они увлекаются.

— Я буду лаборантом, — ответила старшая, — это самое лучшее дело на свете и я мечтаю поскорее окончить колледж, чтобы начать свое дело.

Но младшая перебила ее. Вовсе нет.

— Копаться в чужих экскрементах это ужасно. А вот защищать людей это подвиг.

— Ты будешь адвокатом? — спросила я.

— По правде говоря родители хотят чтобы я стала врачом. Ну а ты? Кем ты хочешь стать? И сама тут же ответила. — Наверное любящей женой раз так рано вышла замуж.

— Нет! — Сорвалось у меня. — Я хочу быть полезной обществу.

— Значит ты не довольна замужеством?

— Я не могу сказать точно, потому что осознаю тот факт, что люблю своего мужа хотя в нашем обществе замужество обязательно, а профессия уже втрое.

Сестры посмотрели на меня удивленно, но потом заговорили о своих планах и мечтах. После ухода гостей Вали допоздна сидел с мамой в гостиной. Они о чем то говорили и в конце позвали меня.

— Ты хочешь учиться? Он вдруг спросил меня. Я не знала что ответить боясь последствий.

— Зачем ты спрашиваешь?

Но тут вмешалась свекровь.

— Что ты наговорила моим племянницам?

— Мы в основном общались на короткие темы и я не говорила им ничего особенного.

— Ничего особенного? А то что жизнь замужняя тебе в тягость?

— Я не говорила такого.

— Не смей врать! Неожиданно произнес Вали. — Ты сказала им что мечтаешь учиться, а я мешаю тебе.

— То что я говорила было в общих чертах. Я конкретно никого и ничего не имела в виду. Внезапно свекровь поднялась с места, и впервые я столкнулась с ее настоящим гневом. Ни когда еще я не видела эту женщину столь безобразной и яростной. Она вела себя так как будто ненавидела меня с самого рождения. Ее возмущение и крики завели меня в тупик, а пощечина от мужа заставила смириться и больше не пытаться говорить на эту тему. Свекровь забрала мои документы со школы соврав директору что хочет поставить учиться в лицей куда перевела Вали, но моим родителям объяснила что мне незачем посещать школу ибо мне и так выдадут аттестат, а дома необходима помощница и будет глупо если я брошу свои обязанности и начну заниматься ненужным делом. Свекровь быстро придумала мне новые обязанности в качестве перевеса учебе и самым ухищрениям способом начала пытать меня. Но знаешь, мне совсем не было трудно делать то чего она хочет. Я была готова на все что угодно даже носить на спине мешок кирпичей. Но только изгнать из ее сердца непонятную ненависть ко мне. Я работала охотно и с прилежанием, с утра до ночи крутясь, как белка в колесе. И совсем позабыла о всех предостережениях матери. Я не успевала готовить, убирать и стирать для этой семьи. Но стоило мне украсть свободную минутку для отдыха как свекровь снова находила мне тысячу новых дел пусть даже они были абсурдными. Я сходила с ума в попытке понять ее. Она приказывала стирать и полоскать белье по кругу в независимости были ли они грязными или нет. Постоянно заставляла готовить пищу при этом без права даже на пробу и я все время ходила голодной. Нам с Вали выделили угловую спальню; но я старалась не заходить туда до глубокой ночи отчасти, чтобы не оставаться с ним наедине. Мой ад наступал ночью. После свадьбы он превратился в тирана и двадцать четыре часа хотел мучить меня. Временами я чувствовала себя его собственностью, будто бы меня породили на свет чтобы я стала его вещью. Не успевала я сделать домашние дела или выйти из дома, как он выходил за мной. Но если его не было то сторожевой пост занимала его семья. Самым трудным было для меня в этой семье найти общий язык с его сестрой. Саври очень своенравная девчонка. И так же как Вали все кругом обожают ее. Она младше меня на пять лет, но уже превосходит во всем. Трудно представить себе более пленительную красоту чем у этой девочки. Небо наградила ее всеми внешними качествами какими мало кто обладает.

Чертами она похожа на мать, но еще более красивая. Ее большие и бездонные черные глаза смогут пленить любое сердце. Чувственные губы цвета влажной вишни едва открываются как свежесть начинает источать с ее кокетливых слов. А прелестные длинные каштановые волосы всегда распущенные под платочком и прикрывают ее нежные черты лица придавая этому существу волнительную скромность. Но вскоре я узнала, что внутри у этой красавице сквозит какой-то потаенный жар. Когда она была довольна, ее щеки вспыхивали, а глаза начинали пылко гореть и мраморная кожа обрела невероятно прелестный оттенок. Я чувствовала себя перед ней непонятным творением природы. И наверное она это ощущала. Потому что с первого дня начала смотреть на меня с презрительной усмешкой как будто говоря мне — Ты ничтожество! А мы ангелы. Но я старалась угодить и ей. Пытаясь изучить ее характер, избегала всего что может раздразнить эту душу. Но все же когда что-то ей не нравилось она обиженно надувала губки своей мамочке и на меня начинал сыпаться град гнева и ярости. Мне было обидно, но я не сдавалась. Продолжала изучать ее. И открыла в ней прежде неведомые мне черты. Это прекрасное существо было избаловано до крайности. И не было смысла надеяться на ее снисхождение. Однажды в силу какой-то прихоти она пожелала мои рубиновые серьги, те самые что подарила мама. Но это было единственной нитью еще связывающей меня с прошлой жизнью. Я попросила ее не брать их обещав взамен все что угодно. Однако мои мольбы были отвергнуты. Она не переставала настаивать на своем и в один прекрасный день отправилась на работу к матери с жалобами о моей жадности. После чего меня жестоко избили и заперли в чулане на двое суток, а в это время выбросили все мои вещи которые купили мои родители и начали морить голодом. Я осталась без единой сменной одежды. Таким было их наказание. Трудно представить в какое отчаяние я упала. Маму мне не хотелось расстраивать, но других близких людей у меня не было кто бы пожалел меня. И мне ничего не осталось как отдать этой девице свои серьги в замены на несколько ничтожных тряпок. Но все это были цветочками по сравнению с тем что мне предстояло ожидать. Гнев свекрови постепенно усиливался превращаясь в вулканическую лаву. Отныне мне было строго запрещено выходить на улицу, улыбаться и есть по четыре дня в неделю. Я вела жизнь похожую на рабство, но не переставала вести себя дружелюбно и пыталась найти ключик к жестокому сердцу этих людей. Но их все раздражало. Если я готовила еду, то она была пресной если стирала одежду, то недостаточно чистой, а если убиралась в отсутствие свекрови приходилось перед ней убирать все заново. Я сотни раз пыталась понять в чем моя ошибка, но свекровь не желала объяснять мне. Она только повторяла, что тысячу раз уже пожалела о выборе сына. И только ради него терпит меня.

— Будь на то моя воля сейчас бы прогнала тебя к чертовой матери!

По утрам когда все еще спали я тихонько выходила во двор и рыдала от боли души и тела. Эти люди оказались истинными демонами и Вали ничем не отличался от них. По началу нашей супружеской жизни он старался сдерживаться и часто восполнял грубость нежностью. Но по мере того как я становилась для него привычным предметом в нем открывалась иная сторона которую я до этого не знала. После одного месяц совместного брака он ясно дал понять, что полностью властен надо мной. Все его слова все обещания куда-то исчезли. Он превратился в каменное изваяние в обращение со мной. Я видела по его взгляду, когда он смотрел на меня с отвращением присытности. По началу он искусно казнил меня своей страстью, но постепенно превращался в черствого педанта как его мать.

Он мог не задумываясь дать пощечину мне и не увидеть в этом ничего, необычного. Его ласки были схожи с раскаленным железом. Он позволял себе все что вздуматься при этом не задумываясь о том как я себя чувствую. В его лексиконе пошлость была нормой для меня, а хамство выражением мужественности. Для солидности он всегда клялся и произносил имя Бога не задумываясь при том прав или нет. Мне были отвратительны его пороки, но что я могла поделать? Я прекрасно помнила что бессильна перед ним. В его руках я была ни живой и не мертвой. Так и проходили мои дни, лишенные красок и простых радостей жизни. День за днем неделя за неделей я играла эту бессмысленную роль примерной жены и невесты. Если бы я знала Соф что замужество вовсе не романтика и счастье. Если бы я только знала. Нилу закрывает лицо и слезы по крупинкам начинают падать.

— Пожалуйста приляг. Ты очень устала.

— Но мне так больно, так больно, что хочется умереть.

— Пожалуйста не говори так. Теперь ты здесь рядом с нами и тебе ничто не угрожает.

Я обнимаю подругу и не выдержав плачу. Но Нилу отстраняет меня и вдруг выпрямившись говорит.

— Замужество это ад. Не совершай моей ошибки.

— Это не в моей воле. Сегодня директор опять сватал меня.

— Мы живем в двадцать первом веке, а все еще ведем себя как рабы прошлого столетия.

— Но этот обычай самое главное в нашей жизни.

— Ты свободная, вот что самое главное. Посмотри на меня — кто я теперь? Я сбежала из дома мужа и пришла спрятаться у тебя, а что будет с тобой когда тебя тоже вынудят на такой шаг? Нет не говори ничего только, послушай меня. Я когда-то не послушалась тебя, а сегодня готова продать душу дьяволу, чтобы вернуть свое былое счастье. И ты хочешь пойти по моим стопам?

— Это воля моего отца.

— Нет больше этой воли. Он ушел.

— Не говори так! Он всегда будет со мной. До самой смерти.

Нилу тяжело вздыхает и падает на кровать.

— Прости. Я так устала что в душе ничего не осталось. Можно мне отдохнуть?

— Нужно. Я сейчас приготовлю что-нибудь, а ты пока поспи.

Я укрываю подругу, а сама выхожу из комнаты. Мама на кухне готовит обед и я вызываю помочь ей.

Ну что поговорили?

— Она убежала из дома Вали.

— Как это?

— Эти люди морили ее голодом. Надо приготовить ей что-нибудь для подкрепления сил.

Мама спрашивает что-то, но я нахожусь в редком замешательстве от откровенного рассказа подруги и вдруг спрашиваю ее.

— Знаю что директор сегодня приходил свататься.

— И я ответила да.

— Но почему?! Может я ненавижу его!

Мама спокойно продолжает свое дело и несмотря на меня отвечает.

— Доченька у тебя нет выбора. Ты обязана своей жизнью ему.

— Это заслуга отца!

— Нет, это заслуга директора. Этот человек дал твоему отцу в долг 100 тысяч сомон под залог нашей квартиры и если теперь ты не породнишься с ними мы останемся на улице. Как у всякого человека узнавшего только что ошеломляющею новость и не отдающею себе отчета я начинаю качать головой и не поворачиваясь отхожу от матери на несколько шагов, но тут натыкаюсь на что-то и повернувшись выбегаю из кухни прочь. Первая попавшаяся дверь оказалась кабинетом отца и мое сознание замирает на несколько мгновений. С глаз капают слезы и я смотрю на его стол в котором отражается мое лицо.

33

Что можно сравнить с душой девушки? Это огромный сосуд желаний волшебного мира. То что называют романтикой, это розовая даль бескрайней чистоты наполненной лишь одной надеждой. Эта невидимая сторона, которая так тщательно спрятана под маской веселья и легкомыслия и смелости, но на самом деле настолько прозрачна и нежна, что увидевший ее однажды, затрепещет и поверит в чудо ибо чудо и есть душа невинной молодости. Всегда верующей в побуждения добра и сказок всего мира, но в тоже время незабываемой о реальности и свой долг. Природа создала меня сильной и открывшая на миг дверь моей души смогла без травм быстро перейти в прежнее состояние. Я умываю лицо от слёз и долгое время стою у зеркала. И сама удивляюсь как спокойно, поддаюсь отголоску прошептавшему мне: Тебе подарили новую жизнь и снова хотят отнять, но стоит ли сопротивляться? И я отвечаю, что просто устала бороться. Возвратившись на кухню я подхожу к маме. Она с ожиданием смотрит на меня.

— Ты одумалась?

— Я не хочу чтобы мы с Ка остались сиротами и поэтому… Слёзы наворачиваются на мои глаза, но я вытираю их и с трудом выговариваю.

— Я согласна. Будет так как ты хочешь.

Услышав такой ответ мама бросает нож и в порыве взрывающей радости крепко обнимает меня.

— Всевышний услышал мои молитвы. Наконец ты одумалась.

С ее грустных глаз потекли слёзы радости, а я слушаю пытаясь найти своему поступку должное оправдание. Мое сердце до конца сопротивляется чувству долга. Я готова вырвать его только бы не ощущать этих обжигающих чувств. И после каждой фразы: — Доченька как я счастлива. Не знаю как реагировать на искреннюю радость матери. С одной стороны я очнулась от долгого транса, словно на меня обрушился ледяной поток. До этого момента я никогда в жизни не думала о себе так глубоко. Но с другой стороны я все еще боюсь стать жертвой прошлых и нелепых воспоминаний. Слова Нилу все еще кружатся в голове, пока я нарезаю овощи и не дают мне покоя. Жестокое обращение будет лишь осколком от всей будущей разбитой жизни, которую я представляю. Мои чувства желающие простой свободы после прожженной любви Амина не поддаются лечению. Все мои мысли до этого связанные с родителями переносятся к нему. Как-будто я упала в какой-то вакуум собственной души. Я всегда знала, что каждая девушка должна стать женой, невесткой, матерью. Но именно сейчас это происходит так не вовремя, что я не понимаю зачем всё это случилось со мной. Мне вдруг вспомнились фрагменты из детства, когда родился Камол и мы беззаботно улыбались друг другу. Розовый неугомонный комок лежал на колыбельке, а я не понимала почему человечек такой маленький. Затем мне вспоминаются жаркие дни, как я бегала из одной комнаты в другую пытаясь поймать шустрого братика. Все это вызывает во мне самые разные чувства, но я никак не могу разобрать к чему они.

— Бог любит тебя. Произносит мама целуя меня и в это время что-то щелкает у меня внутри. Все мысли обретают духовное течение. Туманы рассеиваются в голове, обращая меня к более трезвым мыслям. До этого я не задумывалась, о духовной части своего положения. Но ощущение религиозности берут вверх над моим рассудком, и я поддаюсь эмоциям совести. — Какое это счастье. — Продолжает мама и одновременно со слезами перемешивается ее приятный смех.

— Это фантастическая удача, что ты выйдешь замуж за Мирали.

— Я выйду замуж. — Повторяю будто бы подтверждая себе и чувствую хоть и отдаленную, но холодную тоску. Стать женой безразличного мне человека, разве это счастье? То как радуется мама, объясняет важность сего события. От части ее настроение, а может и слезы, вызывают во мне недосягаемый лик и освобождают от всех пугающих мыслей. Все о чем я думала ранее теперь кажутся бессмысленными. Предо мной открывается невидимый путь. И я уже вижу как иду по нему подчиняясь воле обычай моего рода. От этих чувств мои руки затряслись и пронеслась мысль. — О Всевышний пощади меня.

После этой беседы мама незамедлительно передает мое согласие директору и вечером он приходит к нам в гости.

34

Выше всех сидит Фарах. Так же как и всегда, скрестив свои руки на груди смотрит мимо меня словно рядом стою не я, а статуя с которой не стоит считаться. Мне становится неприятно. Ка в это время сидит в уголочке рисуя на скатерти звездочки. Вдруг его карандаш падает на сумочку Фарах и он берет их в ручки, чтобы потрогать взрослую вещицу, а карандаш поставить на стол. Однако неожиданная реакция Фарах удивляет всех. Она выдернула сумочку с рук Ка так сильно, что он сжимает пальцы от боли.

— Гадкий мальчик! Прошептала она себе под нос. Ка испугавшись плачет, а потом убегает к маме.

— Зачем ты так? Спрашивает директор, но Фарах хладнокровно фыркает.

— Яблоня от яблони недалеко падает.

Я сжимаю губы от обиды, но она продолжает.

— Я и так терплю вот эту, не хватало еще терпеть и ее родню.

— Перестань дочка, мы же в гостях.

— Ты должен был исполнить свой долг перед моей мамой!

— Давай не будем трогать эту тему сейчас.

— Хотя бы выбрал Лайли.

Вот это поворот, — думаю я, — кто такая Лайли? — И с удивлением смотрю на директора. Но вместо ответа только разжигаю возмущение его дочери.

— Если я хоть краем глаза вижу презрение этой девки потом у нас с ней будет другой разговор.

— Хватит! — Внезапно кричит директор.

Я вздрагиваю.

— Не будет больше никаких разговоров. Она станет моей женой и прошу уважать ее так же как и свою мать.

— А как же мы, твои дети?

— Ничего как то жили до этого, так и проживете.

Фарах на секунду колеблется, но после встает держа голову гордо и несмотря на то что на ее лице отпечаток крайнего унижения повернувшись к двери уходит. Через минуту директор подходит ко мне и садится рядом.

— Извини ее. Она еще не понимает какая ты замечательная. Он берет мои руки и кладет на свои ладони.

— Что вы делайте?

— Пожалуйста, обращайся ко мне на ты и называй по имени. Мы же скоро станем мужем и женой.

Я представить не мог, что настанет день когда ты скажешь да. Теперь я понимаю чего хотел все это время. Обещаю, что буду оберегать тебя от всех невзгод и любить до конца жизни.

— Но я не люблю вас!

— Не надо, не говори так. Я теперь для тебя просто Мирали и забудь все эти формальности.

Я уворачиваюсь и отстраняю его руки.

— Вы говорите это все так легко будто нечто обыденное. Вероятно думайте что я немного глуповата и пару банальных слов сумеют стереть с моей памяти тот факт что между нами почти треть века.

Я встаю, чтобы уйти, но он неожиданно хватает мою руку.

— Я пришел поговорить с тобой.

— Мне нечего сказать вам.

— Зато мне есть. Послушай Соф — он покорно опускает голову и при этом приобретает вид самого несчастного человека. — До этого дня я жил не чувствуя жизни. Мы с женой не любили друг друга. Это был брак по договору, но я не собираюсь ее бросать потому что знаю, должен нести ответственность за нее до смерти. Но когда в тот день ты протянула мне руку помощи во мне зародилось нечто необыкновенное. Да я признаю, что мне сорок четыре года. Но разве ты не замечаешь, как рядом с тобой я превращаюсь в двадцати летнего идиота. И я собираюсь сделать тебя счастливой. Понимаю ты видишь во мне старого и мерзкого типа покушавшегося на твою юность, но я обещаю сделать тебя самой счастливой. А я стану лучше таким каким ты захочешь меня видеть. Только скажи чего ты хочешь и я тут же исполню эту просьбу.

Он стоит с таким покорным видом, что на мгновение мне становится его жалко. Но к счастью в этот момент в комнату входит мама и ему приходится выйти из образа.

Она оставляет сухофрукты и тут же выходит. Я отхожу к окну испрашиваю.

— Но как же ваши дети? Они мои ровесники.

— Фарах немного избалованная, но добрая девочка, а Амин тебя обязательно полюбит.

При упоминании этого имени у меня начинает темнеть в глазах и я теряю равновесие. Директор хочет удержать меня, но я отстраняю его руки.

— Позволь мне помочь тебе.

Он тактично помогает мне присесть. И вдруг мне становится грустно. Возможно он действительно меня любит, но что я могу поделать с собой ведь мое сердце испытывает к нему абсолютно другие чувства. Однажды я уже полюбила и теперь не представляю, как смогу принадлежать другому.

35

Соседи смотрят на меня возбужденными глазами говорящими об их потаенных презрениях. Но я теперь не настолько глупа, чтобы верить когда насмешливо говорят будто бы супружество — это истинное наслаждение. Я прекрасно понимаю, в двадцать первом веке изменены все законы и никто не обязан так рано ковать себя в рабские кандалы. Однако как бы меня не распирало я все же держу свои чувства в тисках. Эмоции остаются при мне вплоть до самого момента, когда мама начала прощаться с гостями. Но именно в этот момент, когда я осталась одна, в пустой комнате, среди всех подарков которых принес директор, тоска охватившая смертельной волной брызнула с глаз.

Я сижу размышляя о происходящем и пытаюсь внушить себе смирение чего требует наши традиции. Нилу чутким образом пытается успокоить меня, но слезы не кончаются, словно столетний ледник оттаивает в груди и превратившись в холодный водопад низвергается с моих глаз. Много раз я готова встать и крикнуть во всеуслышание, что не хочу этого брака, но вновь и вновь вспоминая слова мамы гоню все искушающие мысли прочь. Директор в это время пребывает в умопомрачительном состояние восторга, который лишает человека дара речи и выражается лишь в нежных взглядах. Когда он говорил с мамой все удивлялись каким галантным он может быть. От этого он кажется еще более невыносимыми. После смерти отца в моей душе все перевернулось, а сейчас заново повторяется.

Закрыв глаза я вспоминаю как впервые познакомилась с Амином еще не зная его души и надеялась на нашу взаимную симпатию, а после одним жестом мне дали понять, где мое место и как после этого я боролась со страхами, и болью. Все это так сжато в памяти, что режет душу. Его нет на торжестве. И временами я представляю что он может чувствовать сейчас. Обижен ли он или смеется надо мной? Мой разум находится в смятение между долгом и чувствами. Те чувства никак не стираются с моей памяти и вопреки всему тихий ропот души говорит о неизбежном. Я понимаю что мои спокойные дни подходят к концу. Свадьба должна состоятся в середине июня и каких-то десять дней ограждает меня от пропасти в бездну. За эти десять дней мама должна приготовить все мое приданое, а я обязана сдать выпускные экзамены, и получив аттестат войти совершеннолетней в дом своего мужа. Таким образом я забываю о семнадцати годах своей жизни, ибо тот злосчастный день бесповоротно разделил мою жизнь на — до и после.

Но это странный итог для всех. Моя подруга так мечтавшая о счастье тайно живет в моей комнате не имея больше возможности вернуть свою прошлую жизнь. А мы раньше мечтали видеть друг друга подружками на свадьбах. Пройти весь путь который проходят беззаботные девушки. Вкусить радость замужества. С широким уверенным шагом вступить во взрослую жизнь и после продолжать жить в кругу своей дружбы. А теперь родители поклялись убить ее когда найдут за то что она якобы втоптала их имя в грязь. И мне стоило огромных усилий уговорить маму спрятать ее у себя.

— Сколько лести, — произносит она вытирая мои слезы. — Ты не этого хотела.

— Я уже не знаю чего хочу.

— Все эти годы ты была такой умницей, мечтала о благородном обучение.

— Все это было когда жил отец, а теперь вместе с ним я потеряла и чувства.

— И поэтому ты погребаешь себя заживо?

— А что если директор действительно меня любит?

— Их любовь не похожа на нашу. Ты еще не понимаешь, мы любим душой и сердцем, а они холодным рассудком и плотью. А он взрослый мужчина.

Я прошу подругу прекратить сыпать соль на рану. Потому что и так нагло обманывала себя пустой надеждой.

— Если ты действительно готова к вечным мукам, я больше ничего не скажу.

Директор дал за меня щедрый калынь и на следующее утро мама со своей стороны начинает собирать мое приданое.

В течение пяти дней она ходит словно в горячке. Ни какие мелкие детали не могут ускользнуть из под ее чуткого контроля. Она ходит по магазинам, ищет, выбирает, покупает относить обратно и снова покупает. В такие минуты глядя на нее можно подумать, что она отправляет меня на другую планету, а не выдает замуж. Она считает что вся наша семья вскоре должна подняться по социальной лестнице не понимая, что для этого я должна бросить себя в низ головой. Естественно я этого не смогла объяснить ей. Я не смогла сказать, что чувствую по отношению к Амину ибо это прозвучало бы глупо. Кто я такая чтобы могла осуждать директора и к тому-же друга отца. Мама со своим мягким сердцем видит в нем сияющий лик, который также должен озарит и меня. Несколько раз она подстроила так, чтобы мы столкнулись на улице, стараясь тем самым вызвать во мне симпатию к будущему мужу. К счастью наша первая встреча была короткой потому и прошла во дворе нашего дома. Но вторая произошла по дороге к районному магазину с которого я должна была докупить скатерть и салфеток. Он тоже отправился туда по какой-то причине и мы столкнулись у входа.

— Может прогуляемся? — предложил он, но так настойчиво, что мне ничего не оставалось как согласится. Я ругала мысленно маму за такую современную тактику в погоне за сохранениями старых традиций и пыталась найти должное оправдание, чтобы поскорей вернутся домой.

— Я все это время был не прав, — вдруг начал он задумчиво поглядывая вдаль, — и постараюсь никогда не обижать тебя. Скажи что-нибудь. Я все еще не слышал от тебя ни слова.

Он сел на скамью рядом со мной ожидая ответа, но я продолжала молчать. Вдруг он резко обнял меня за талию и прошептал прямо в губы.

— Мне не нужна твоя покорность, мне нужна твоя любовь.

От услышанного я замерла на месте. Мне показалось он все знает и насмехается надо мной или мстит за сына и глумится. И набежавшая грусть так сильно вонзилось в сердце, что вся эта спокойная атмосфера самообмана вдруг опротивело. Я оглянулась вокруг, и стала считать сколько молодых пар проходят мимо. Их было несколько. Парни казались мне садоводами юных душ, а девушки самыми выносливыми цветками. Наверное я чувствовала себя униженной. Меня привело в ужас с какой наглостью этот человек может добиваться своего. В конце то концов как сказала его дочь яблоня от яблони недалеко падает. И я знала что мои опасения не были беспочвенными, сердце внезапно восстало против разума. Оттолкнула его и убежала домой.

Заперевшись у себя в комнате неожиданно задалась вопросом: — Правильный ли я сделала выбор? Не лучше ли было поддаться искушению и уснуть рядом с тем кого я действительно любила. Он бы тоже любил меня, будь я смелой и сейчас отец остался бы жив. А маме не пришлось бы бегать сломя голову в попытке спасти нас от нищеты. И тут я начинаю чувствовать желание открыть ему душу, чтобы он наконец понял, что обманывал себя все это время. Мне захотелось сказать: — Вы ошибайтесь считая меня глупой, на свете есть истинная любовь и я уже познала его.

Ночью когда все уснули я поднимаюсь и спрашиваю у Нилу.

— Может мне рассказать ему все?

— Ни в коем случае! — Шепчет она бросаясь ко мне, как будто боясь, что мой вопрос услышат другие. — Он тебя убьет! Или же ты желаешь себе смерти? Так не лучше ли выбрать другой путь.

— У меня нет выбора.

— Выбор всегда есть. Даже одуванчик оставшись тростинкой пытается сопротивляться ветру.

— Очевидно я слабее одуванчика.

— Ты самая сильная из всех кого я знаю, но не понимаешь, что можешь стать счастливой только обретя свободу.

Я прекрасно понимаю что она имеет в виду и закрыв лицо руками прислоняюсь к ее плечу.

— Я не могу.

— Послушай, через пять дней ты проснешься рядом с тем кому твоя душа будет абсолютно безразлична. К кому ты питаешь отвращение. Ему будет нужна только твое послушание и физическая сила. А его сын будет называть тебя, — эй. Его дочь будет презирать любые твои старания, а ты должна будешь лишь подчиняться им всем и смирится со своей судьбой. Так не лучше ли выбрать святую свободу?

— Ради родных я готова на все, даже на самопожертвование. Ты знаешь, как я люблю их. Это больше чем жизнь. Говоря все это я чувствую мудрое руководство разума и сама удивляюсь, вдруг заметив, что плачу. На этом заканчивается наш очередной разговор и мы оба притворяемся уставшими.

36

На утро я заставляю себя побороть грусть и как раз вспомнив об идеи мамы собрать напоследок класс, звоню всем. Нафиса неожиданно предлагает устроить пикник рядом со школой. Я соглашаюсь с ней и спрашиваю у подруги:

— Ты не обидишься если я пойду на пикник?

— Ну конечно нет. Это твои последние дни и потратив их на меня потом ты будешь сожалеть. Я знаю это наверняка ты захочешь вернуть время вспять, но уже не сможешь.

— Я не буду сожалеть.

— Но почему тогда я слышу в твоем голосе грусть.

— Это не грусть а…

— Сожаление?

— Нет, простая глупость.

— Это не глупость. Я знаю, как ты любишь такие веселья. Помнишь как в детстве ты любила играть под ванилью рядом со школой.

— Пожалуй это были наши самые лучшие дни.

— А потом мы тайно подкрадывались во внутрь школы и устраивали прятки в пустых классах.

— Я никогда не забуду эти дни.

— Я тоже не смогу забыть эти голубые стены, зеленую доску, деревянные полы, белоснежную парту за которым мы сидели. Окна с которых видели огромный стадион. Эта комната была для нас больше чем простым классом.

— Она была миром науки, которая вежливо приняла нас в свое общество и позволила обитать в своих драгоценных просторах.

— Это была маленькая вселенная в котором царствовало знание. Который открывал дремлющие в нас таланты. Я очень любила школу. Она была моим вторым домом.

— Там прошла вся наша жизнь.

— Все радостные впечатления которых я помню до сих пор почти все из этой части моей жизни. Знаешь, а моей первой учительницей была мама именно она открыла для меня двери в мир знания. Когда-то она сказала мне: "сила веры в знание." С тех пор эти слова стали для меня талисманом.

— Ты скучаешь по ним?

— Наверное тебе покажется странным, но когда уходишь из дома родителей становишься другим. Может я повзрослела или просто отупела от мук, но я не чувствую жгучее желание видеть их.

Я не смогла понять Нилу, но представила силу страданий, которые смогли вырвать из ее сердца все земные привязанности и найти единственное спасение в одиночестве.

— Что же ты стоишь! Раз это пикник, значит тебе надо приодеться.

— Меня устраивает мое платье.

— Тогда спеши!

Выхожу за ворота и как всегда настороженно прохожу мимо дверей директора, но вдруг слышу.

— Я не согласен!

— Разве мы будем мешать тебе жить?

— Мне только интересно почему ты выбрал именно ее. Разве мало других женщин?

— Это не твое дело!

— Да? Тогда мне пора.

— Ты никуда не пойдешь!

— Будешь приказывать своей молоденькой жене.

— Оставь его папа! Ему пора начать самостоятельную жизнь.

— А разве здесь он живет не самостоятельно?

— Эта девка совсем одурманила тебя.

— Перестаньте! — Произносит директор ударив кулаком о что-то твердое, так сильно, что заставляет меня вздрогнуть. А тем временем беседа на повышенных тонах переходит в гром.

— В конце то концов я имею право на личную жизнь.

— Но почему ты выбрал именно ее?

— Чем она не устраивает вас?

— Ну конечно, молодая оборванка, которая ничего хорошего не принесет в наш дом. Но раз ты опустился до таких как она не лучше ли было выбрать ту которая хотя бы могла позабавить.

— Амин! У тебя не осталось совести. Миллионы людей такие как она и это не значит что у них нет семьи.

— Хочешь сказать, что берешь ее для чаепития?

— Сынок пойми, двадцать лет я посвятил вашей маме. Но я ведь тоже человек.

Ты можешь со мной не согласится, но в глубине души ты знаешь о чем я говорю. Каждому в жизни нужен кто-то кто бы мог украсить серые будни в старости. Ты сейчас молод и возможно осуждаешь, но когда пройдут годы, то поймешь что я был прав.

— Я все понимаю. Поэтому ухожу.

Ворота открываются, и не в силах видеть его я бросаюсь в бегство. Помимо моей воли слезы начинают капать из глаз. Разумеется я не рыдаю потому что меня оскорбили. Но все что говорил Амин от части правда. Я плачу о мысли, что эти люди никогда не станут для меня родными даже если мне придется отдать им душу. Дойдя до ворот школы я судорожно оглядываюсь и скользя глазами по публике бессмысленно пытаюсь собраться с духом. Но то что было сказано Амином вонзилось в меня так остро, что боль проникает до глубины сердца. Несколько минут я стою незаметной для класса и уже почти решаю повернуть обратно как опоздавшая Санифа кричит позади меня: — Эй ребята!

И все поворачиваются на нас. Она подбегает ко мне и радостно взяв за руки тащит за собой.

— Поздравляю тебя.

Я быстро вытираю слезы.

— Как же тебе удалось заманить директора?

Мы подходим к остальным девушкам, и Нафиса услышав вопрос отвечает за меня.

— Ну еще бы, он же такой богатый, и к несчастью ее сосед. Компания парней стоявшая в двух шагов от нас начинают смеяться.

Каром замечает Нафису.

— Ты находишь его красивым? — спрашивает он подтрунивая над ней с явными намерениями задеть.

— Для некоторых сойдет.

— А для тебя кто сойдет?

Но Нафиса сделав кокетливый вид поворачивается ко мне.

— Ты же враждовала с его сыном? Впрочем, всякий волен делать выбор сам. — Она смотрит на мое платье и добавляет, — но я бы не смогла обменять себя на вещи. Я стою гораздо больше.

И добив мое положение своим неестественным презрением поворачивается к другим. Когда мы говорили по телефону ее голос звучал совсем по иному. А сейчас я чувствую всю низость ее слов и хочу ответить, но не могу. Мы поворачиваем в правую сторону школы где находится маленький двор со старинными чинарами и входом в школьный подвал. Оказалось наш пикник должен пройти не на чистом воздухе, а в недрах подвала прозванного "скелетом", потому что год за годом вандалы чертили на его дверях кровавый череп, передавая историю о проклятие духа убившего себя в нем. Первой входит сама Нафиса и созывает за собой остальных. Но девочки не решаются вот так сразу войти, опасаясь легенды. Меня тоже охватывает страх и не хочется спускаться в темное, сырое помещение. Но вдруг парни окружают нас и кричат.

— Дух уже близок, быстрее вниз! Девочки резко взвизгнув от страха стаей вбегают в подвал. А я, оцепенев, остаюсь одна ожидая духа скорее от страха чем от интереса. Но тут Каром берет меня и подняв пробегает вниз.

— Наша невеста! — Кричит он.

Я не успеваю дать ему пощечину, как Нафиса отдергивает его и захлопывает дверь. Воцаряется полная тишина. Неоновые лампы освещают широкую комнату, заброшенную многочисленным, спортивным инвентарем по углам. Стены серые, каменные и с потолков проходят большие трубы. Уличный шум оставшись за железной дверью. Отдает приглушенным отголоском. Посередине жуткого помещения постелена скатерть, а на ней находятся около десяток штук разных напитков. Нафиса довольно смотрит на меня и я понимаю к чему было ее помощь.

— Ну что приступим, — говорит она и Каром достав свой телефон включает музыку на полную мощность.

Как странно порой одна мелодия может превратить страшное в веселое. Под звуки современного ритма все начинают танцевать позабыв, что находятся там где возможно кто-то действительно мог покончить собой.

— Это наши последние дни! — Кричит Нафиса. — Скоро мы станем взрослыми.

От таких слов мне становится грустно словно я не хочу взрослеть. На мгновение я представляю что отец сейчас видеть меня в таком месте. Ведь смерть еще не настолько ушла из моей жизни, чтобы я могла придаваться безрассудному веселью. Мне разрешили праздновать свою свадьбу потому что это было мечтой всей жизни моего отца, но происходящая реальность становится чуждым. Каром совсем развеселившись наливает во все стаканы колу и следит, чтобы каждый взял свой напиток.

— Ну пей же! — Приказывает он мне, подталкивая стакан к лицу. И Санифа выпив свое, громко произносит.

— Это очень вкусно!

Мой класс превращается в настоящую банду непослушных подростков решивших взбунтоваться перед наступающими экзаменами. Нафиса то и дело обсуждает каким должен стать наш последний день. Хотя директор в этот год настрого запретил устраивать подобные мероприятия, я узнаю что класс заказал районное кафе. Нафиса повернувшись ко мне громко и гордо заявляет о том что приготовила для всех такой грандиозный праздник — ни то что был год назад. Я стою в уголке и спокойно слушаю ее. Что-то невыразимо комическое забавляет в ее серьезности. Закончив описывать весь план она неожиданно говорит.

— Конечно есть некоторые кто возможно смог бы сделать то же самое что и я задумала. Но это потому что у нее есть чуткость собаки жаждавшей подражать. Я презираю таких.

Я ощущаю мучительную потребность высказаться этому избалованной девушки и думаю. — Если бы дорогая Нафиса мы остались наедине, я бы не была такой кроткой как сейчас и тоже напомнила бы тебе о многих неприятных моментах твоей жизни. Но прислонившись к сырой стене я лишь представляю как могла бы образумить ее с помощью ее же орудия — злословия. Она продолжает танцевать и пытаясь перекричать музыку продолжает говорить: — Падкие на богатство согласны на всякое.

Во мне начинает пробуждаться сила и не выдержав я отвечаю.

— И это говорит та которая, мечтает оказаться на моем месте.

— Ха. Быть зависимой сироткой?.

— Особым особая участь и каждому свое, — вмешивается Санифа.

— Это кто тут особый, она что ли? А знаешь ли ты что она выходит замуж от безысходности так же как и ее подруга. Этот громкий восклик повергает в прах всё моё спокойствие. Никто еще так жестоко не оскорблял меня, конечно не считая Амина. Я стискиваю зубы чувствуя как начинаю выходить из себя и Нафиса только открывает рот как я бросаюсь вперед и выплескиваю все содержимое своего стакана ей прямо в лицо.

Все застывают.

— Дрянь! Ты испортила мое любимое платье.

Я не успеваю выбежать как она приказывает Карому схватить меня. Одним прыжком он оказывается на лестнице.

— Так это правда что ты и директор?

— Нет, все ложь! — Отвечаю я, пытаясь, высвободится из его рук, но он заграждает мне путь.

— Куда это ты? Веселье еще не кончилось.

Наконец вырвавшись из его объятий я поднимаю глаза и вижу бледное, оскорбленно лицо Амина.

Дверь полуоткрыта. Он стоит в проходе. И сквозь тусклый уличный свет смотрит на нас. Я отталкиваю Карома и выбегаю на верх. За толщей железной двери уже царят сумерки. Летний ветер мягко покачивает деревья и кроме шуршания листвы ни каких звуков не слышно. Кажется что подвал уже проглотил весь шум.

Вопреки страхам я пытаюсь взглянуть Амину в глаза и вижу в них бездонную пропасть тоски. Его черты искаженные, челюсть дернута вбок и шрам на левой щеке стал очевиден.

— Здравствуй Соф.

На сколько бы я не была растеряна, мне становится больно при мысли, что после всего происшедшего он может говорить со мной так спокойно.

— Понимаю, ты не хочешь отвечать.

Я вижу, как его лицо приобретает озабоченный вид и хочу уйти, чтобы прекратить эту мучительную минуту для нас обоих. Поворачиваюсь, но вдруг слышу.

— Если бы я только мог вернуть время вспять, если бы я только мог…

— Не надо Амин, я уже не верю твоим словам.

Он делает несколько шагов в мою сторону, однако останавливается в нерешимости и спрашивает:

— Почему ты это делаешь?

Мне становится еще больнее. Я ждала совсем других слов. Все это время я хотела чтобы он раскаялся, искренне просил у меня прощения. Но он не сделал этого.

— Это воля моего отца.

— Это не правильно. И вообще я не хочу чтобы ты когда-нибудь сказала, что я сломал тебе жизнь.

— Ты уже сломал его.

— Значит ты предпочла его мне?

— Ты сам заставил меня сделать этот выбор.

— Тогда по закону традиций ты не имеешь право вести себя так будучи его невестой.

— Можешь не опасаться, я не сделала ничего, что могло бы вызвать неодобрение общества.

— Мне наплевать на общество и уж тем более на их мнение. Разве ты не видишь, что происходит со мной?

— Я ослепла в тот день когда умер мой отец!

— Но ему не нужна твоя душа. Ему нужна лишь твоя молодость.

— А тебе? Что тебе нужно было?

— Я знаю что ты не сможешь смириться с этим положением. Ты сейчас испытываешь горе и не можешь правильно определять степень серьезности всего происходящего. Твои чувства притуплены.

— Тебе кажется что самым главным в существование это чувства которые мы должны испытывать? Но жизнь не состоит из одних чувств в нем есть и другая часть — это долг.

— Ты не будешь счастлива без любви.

— Кто внушил тебе что в жизни главное любовь? Это бред воображения. И я ненавижу эти чувства!

— Я понимаю.

— Нет, ты ничего не понимаешь. Мое сердце сопротивляется покориться судьбе, а разум говорит о неизбежном. И все это из-за проклятых чувств что ты внушил мне.

— Это нормально.

— Но наше общество не признает таких слабых как я.

— Соф, это не слабость, а наши чувства. Ты чувствуешь что вы совсем не подходите друг другу он эгоист, а ты гордая.

— Это всего лишь брак, а не каторга.

— Брак с нелюбимым человеком хуже каторги. А ты всегда мечтала о величественном, о духовном. Твои мечты были почти монашескими лишь с одним исключением, чтобы тебя не заперли в четырех стенах, а позволили летать над теми облаками, которых ты выберешь.

— Теперь это не должно тебя волновать.

— Ты всегда будешь меня волновать. И если даже ты сумеешь забыть меня, то я не смогу.

Он сжимает руки в кулак так, что я решаю уйти от греха подальше, тихо поворачиваюсь, но он резко останавливает меня.

— Я предупреждаю. Ты все равно не станешь счастливой с ним!

Содрогаясь я оборачиваюсь и отвечаю.

— Это что угроза?

— Больше чем…

Я и до этого прекрасно знала о его физических способностях, но та борьба противоречий которая происходит в нем сейчас совсем новая — адская. Наклонившись он задерживает взгляд надо мной и добавляет.

— Только из-за того что я люблю тебя ты все еще можешь выбирать.

По правилам я должна трепетать от страха ибо он действительно может в любой момент раздавить меня как букашку. Но вместо этого я возмущаюсь такому деспотическому мышлению и вырываю руку со злостью.

— Не смей!

Слезы бесконтрольно начинают капать с глаз, а разум думает, — зачем я пошла на эту встречу.

Я проклинаю себя. Но еще хуже я чувствую сомнение в своем решение. Надежды, что все может обойтись без лишних страстей больше нет. Последние ростки юной фантазии поддерживающие меня до сих пор исчезают с души. Еще два три дня назад я бы могла заставить себя нарисовать хоть и уродливую, но все-таки романтическую картину своей судьбы, а теперь сердце настолько обледенело, что превращает все в бессмысленный ком.

Порой люди бывают на столько жестокими, что даже свою любовь проявляют в такой же форме. Еще днем я думала о нем с надеждой. Но видимо горбатого могила исправит. Он сейчас угрожал, а что будет когда мы породнимся? Он захочет убить меня своей бездушной любовью. Я и до этого знала что моя натура совсем иная чем его. Природа меня создала слабой. Для меня на первом месте стоят такие вещи как нежность, духовность, спокойствие. Я могу склонить перед ними голову не задумываясь о последствиях, но я не могу терпеть высокомерие и грубость. Знаю, что буду бросаться с ними пока не сойду в могилу. Но я не знала что будет так больно.

До этого дня у меня был лишь один выбор, а теперь их стала два. Если в первом благородный путь медленно гибнущей души, то во втором меня неожиданно зовет сама жизнь распахивая двери вечного покоя и в одночасье переворачивает все мои мысли.

37

Прошло несколько часов как я лежу. Нет ни сил, ни желания думать. Нилу смотрит на мои слезы словно знала, что всё так и будет.

— Это жизнь, — размышляет она вслух.

Я не ощущаю никакой усталости или слабости, отнюдь силы назло мне сохранены. Утром я решила отправиться на кладбище. Пока я сидела рядом с отцом мысли кружились в неопределенности, как будто я должна сделать какой-то выбор, но какой я еще не знаю. Вернувшись домой я постаралась никому не показывать своих чувств. В эти дни в моей душе творится неведомое, которое я сама толком не могу понять. Никогда еще в моей жизни два дня не проходили так долго. Ожидание высасывает всю энергию. Я боюсь и трепещу видя с каким размахом вокруг меня готовятся к свадьбе. А мое высохшее от переживания сердце не перестает терзаться непонятным ощущением. Первый день я провожу еще спокойной, но второй чувствую что не смогу войти в его дом. Свадебное платье лежит на кровати и ждет своего часа. Оно прекрасно и это еще больше ужасается меня. Я чувствую как моя истощенная душа мечтает о простом человеческом покое. Эти правила, обязанности не для меня, но я поняла это только сейчас. Я чувствую сильное искушение последовать велению сердца, а последние слова Нилу ставят точку всем сомнениям.

— Убеги!

И теперь ночь проходит в молчание. Как солдат лежащий на поле битвы не может забыться мирным сном так и я всю ночь лихорадочно двигаюсь от мыслей, что наконец мое сражение пройдено, и теперь остается либо ждать смерти, либо победы. Решающие часы тикают, душа мечется, но я стараюсь снять с себя бремя мучившее меня загадки и получить ответы на странные вопросы. До свадьбы осталось каких-то пять часов.

В четыре утра я совсем просыпаюсь и до самого рассвета сижу на молитвенном коврике, а в пять просыпается Нилу и омывшись садится рядом со мной.

— Я подумала, — отвечаю я подруге.

Она смотрит на меня спокойно, но с нетерпением.

— Только немногим счастливцам удается удачно перетерпеть свой путь, скрывать страдания под маской смирения, а я не хочу этого. Я хочу жить. Нулу судорожно обнимает меня повторяя: — Ты правильно решила.

38

Новая часть жизни, как новая глава. Нужно знать где его поставить иначе ошибка сотрет весь смысл. Но иногда она нарочно начинается совсем не там где его ожидают и тогда вся последовательность проходит в непонятности.

Мы встаем и открыв шифоньер начинаем доставать вещи. Нилу укладывает одежду, а я мелочи. За пол часа мы упаковываем два рюкзака и два пакета; в каждый из которых положили как нам казалось вещи первой необходимости.

Но как бы ни было, мне не хочется уходить вот так без слов и пока Нилу упаковывает последние мелочи, я сажусь за стол и начинаю писать короткое письмо:

"Прости меня мама, если сможешь. Я покидаю вас не потому что эгоистка, а тому что устала бороться со страхами. Из меня не получилась хорошая дочь, которую ты ожидала увидеть. Я не подняла ваше имя и не стала гордой наследницей дома своего мужа. Я не знаю, сумеешь ли ты когда-нибудь понять мою душу, но поверь, меньше всего на свете мне хочется оставлять вас. Конечно мои слова противоречивы поступкам, но сейчас они исходят от сердца, а оно говорит, что я очень люблю вас. И надеюсь на твое прощение, которая не позволит проклинать меня. Я обнимаю вас мысленно и желаю Камолу стать намного счастливей чем я. Пожалуйста, не осуждайте мою слабость и не ищите меня."

Сложив письмо я оставляю его на кровать братика. Потом мы тихонько выходим на кухню, берем немного провизии и бесшумно покидаем дом.

Последние минуты в своем доме я запомнила навсегда. Невыразимая скорбь охватившая меня пока мы готовились теперь превратилась в страх убивающий последние силы.

Дом был для меня не только пристанищем, где я жила он был моим раем. За пределы которого я не знаю ничего. Его стены были пропитанным нашей жизнью, а его двор нашими дыханиями. Словом он состоял из теней, голосов, слез и радостей моих родных. И вот теперь я рассталась с ним. В последний раз я окидываю всё взглядом так недавно греющие меня и как бы не стараюсь внушить себе хладнокровие, но все же чувства оказываются сильнее разума.

В какой-то момент мне хочется повернуть обратно, но все-таки я выхожу из двора и тихо закрываю за собой дверь. На улице уже светло. Судорожно выбежав мы бросаемся вперед. Но пройдя несколько метров я теряю Нилу и оглянувшись вижу молчаливый взгляд устремленный на родные окна. В них говорится неизмеримое страдание, которое объясняет всё без слов.

— Пойдем, — говорю я взяв ее за руку.

Через минуту она опомнившись тихо произносит.

— Вот и все…

За пределами этой улицы у нас нет ни родственников ни друзей. А те кто рядом всего лишь соседи и никем больше. От них нечего ожидать. Мы идем молча вперёд все больше и больше терзая себя изнутри, но ничего не говоря. Незаметно ноги привели нас в парк. Душе стало немного легче. Мы входим в пустую беседку и судорожно вздохнув безотчетно бросаем вещи на землю. Никто из нас еще не осознает всей серьезности своего положения. Мы долго сидим молча и просто смотрим на мир, который пока что не пугает нас. На вечный вопрос, что делать дальше не появляется ответ. Возможно если бы вместо нас оказались двое мужчин они бы давно уже нашли сотни ответов, но мы оказались слабыми девушками. В душе которых всегда горит любовь. Но которые не могут бороться с судьбой. Что мы можем поделать? Драться на кулаках с директором, но разве мы могли бы победить его, а может быть мы должны были бросится под его ноги и дожидаться пока в этом человеке появиться хоть капля сочувствия? Но тогда бы мы потеряли последнюю гордость.

Задумавшись мы просидели до восьми утра и опомнились только тогда когда к нам подошел патрульный.

— Куда теперь?

Нилу смотрит на меня и истощенно произносит.

— В ломбард. Я продам серьги и для начало мы уедем в столицу.

Добравшись до ломбарда Нилу снимает с себя гранатовые серьги мамы, которые свекровь не успела содрать с нее и кладет на чашу весов. Но ювелир с усмешкой берет их в руки, осторожно осмотрев пинцетом отделяет камни.

— Два тридцать значит четыреста пятьдесят, — произносит он довольно.

— Но как?! — Вырывается у нас.

— Мои серьги весят не меньше четырех граммов!

— Это с камнями, а мы их не учитываем.

— Но притом вы вставляйте их обратно?

— Они ничего не стоят милочка.

— Это же настоящие гранаты. Они старинные, фамильные.

— Послушайте, нам неважно какие они, мы оцениваем только металл.

— Тогда верните мне гранаты!

Нилу протягивает руку, но получает серьги целиком.

Мы выходим растерянные и самые крохотные, светлые чувства в миг куда-то испаряются.

— Ну что ж поделать, — говорит Нилу, — придется отдать этому атеисту и камни.

— Может продадим и мои гвоздики? — Предлагаю я.

— Сколько они весят?

— Грамм.

— Нет, пусть пока останутся при тебе.

Мы возвращаемся и получив четыреста пятьдесят сомон неожиданно чувствуем себя гораздо легче. И купив билеты на автобус уезжаем прочь.

Город, как и прежде остается необъятным для меня, но оказалось для Нилу нет.

Она покупает газету и открывает рубрику — сдается.

— Вот этот подойдет, — говорит показывая пальцем, — как раз в конец города и нас точно никто не найдет.

— А есть еще и такие: "Уютный домик без посредников."

"Квартира со средним ремонтом, но с хорошими соседями."

Мы спешим к таксофону и сперва решаем позвонить по ее выбору. Но Боже праведный если бы мы могли предугадать такое; мы бы никогда не решились на столь безумный поступок. Каждый кому бы мы не позвонили говорит одно и тоже.

— Тысяча.

И на вопрос Нилу: — Почему вы такие безбожные? — Собственники домов и квартир обиженно бросают трубки. Мы отправляемся в гостиницу, но и их цены начинают пугать нас.

За самые дешевые номера у нас просят восемьдесят сомони.

Тогда мы едем в частные дворики, но и там за кровать требуют двадцать пять сомони. Составляющий итог так напугал нас что яркий день превратился в черную мглу. Наивно было предполагать, что побег облегчит нашу участь. Но обратного пути уже нет. Двигаясь вперед я представляю, как мама уже рыдает над моим письмом, а Камол по глупости сообщает все Амину. Мое имя скоро должно пролететь по всей улице из уст в уста объявляя мой позорный поступок, еще не совершаемый никем. Через несколько часов мое имя станет нарицательным для юных душ и отрицательным для взрослых. Я буду опозорена хуже чем Нилу. Она в отличие от меня сбежала из дома мужа, что оправдывает ее в глазах понимающих людей. Но что сделала я? Сбежала из собственного дома накануне собственной свадьбы и это доказывает мою порочность. Одним словом сохраняя свою гордость я осрамила честь. И теперь нельзя думать о прошлом. Остается принят настоящее. Пройдя бессмысленный километр мы садимся отдохнуть на остановке и решаем как быть дальше.

39

Мы знаем, что в городе много приезжих. Они все где-то живут только каким образом нам найти это место, мы понятия не имеем.

— Как люди находят доступное для существования жилье? Солнце поднимается стремительно накалывая воздух и скоро начинается настоящий зной. Устав от бессмысленного раздумья я встаю задавая себе вопрос.

— Что мы дальше будем делать? И чудом Нилу находит гениальную идею.

— Придется пройтись пешком и поспрашивать у жильцов.

Мы встаем подталкиваемые интересным началом и полные решимости начинаем обходить центральную улицу. Наши крохотные сбережения до того ничтожны, что первые двадцать сомон исчезают как дуновение ветра. А мы всего-то навсего купили немного еды для подкрепления сил. После этого Нилу предложила строго экономить. Пройдя все дома и квартиры в округе мы больше не позволяем себе даже теплую воду и ограничиваемся водой из-под кранов.

В полдень жара становится невыносимой. Наши рюкзаки прилипают к спинам, а руки вспотев красятся в синей цвет пакетов. Мы двигаемся до конца не веря, что на веки совершили необдуманный поступок. Усталость и зной действуют убийственно.

— Нам стоило взять хотя бы одно кольцо из твоего приданого, — признается Нилу. Я и сама теперь сожалею о содеянном, но не смею признаться вслух. Несколько раз я тайно хочу повернуть обратно и вернувшись упасть под ноги мамы, чтобы она простила меня, но страх все еще препятствует решению. Увлекательное путешествие о котором я мечтала, заканчивается ничем, а вместо него начинается реальность. Проходящие мимо люди иногда оборачиваются нам вслед, чтобы посмотреть на наш жалкий вид, но меня не трогает ни их любопытство, ни их призрения — я иду своим торопливым шагом не поднимая глаз с земли в поисках приюта. И уже совсем не имеет значения комната ли то будет или сарай, или просто угол хоть в коридоре, но только чтобы немного отдохнуть. Ни один дом не остается куда бы мы, не постучали с вопросом, — не сдается ли жилье. Но усталость и скованность усиливают отталкивающее впечатление, которое мы производим на счастливых людей. Хозяева домов слушают нас с презрением и в то же время с некоторым азартом, которое дарит надежду на их милосердие. Они задают вопросы, делая сочувствующие лица, но как только узнают цель нашего визита тут же закрывают двери наглухо. Однако же находятся и такие, которые одаривают нас насмешками и бранью. Но все это уже не важно. Постепенно я перестаю болезненно ощущать оскорбления не только из-за того что смертельно уставшая, но из-за того, что только одна мысль о смерти в большом городе пугает меня перевешивая внутри все другие эмоции.

Между тем погода резко принимает новые обороты. На закате небо начинает рисовать жуткие полотна. Луну закрывают тучи, и сильный ветер начинает дуть с востока. Неестественный холод в начале лета доходит до предела, когда с неба начинает капать дождь. Мы крепко обнимаем свои вещи и прибавляем шагу. Сознание постепенно отуманиваясь, я уже не слышу никаких звуков, хотя за пару минут пока мы спешим в никуда, ужас не оставляет меня. Те редкие прохожие больше не вызывают во мне жуткий ночной трепет. Наоборот я смотрю им прямо в лицо, надеясь на их милосердие, однако кто может увидеть чистую душу за жалкой промокшей одеждой. Все кто бы не посмотрел на нас проявляют отвращение. Мы идем, как и прежде вперед, чтобы успеть до полуночи обойти хотя бы еще сотни домов, но понимаем что начинаем изнемогаем от усталости. Через некоторое время я сдаюсь и опускаюсь на тротуар.

— Я устала, — повторяю, но Нилу продолжает тянуть меня за руку.

— У меня так же нет сил, но нам нельзя сдаваться иначе мы не сможем встать.

— Я не могу, — отвечаю я поднимаясь и продолжаю плести за ней. Мы проходим центральный район и спускаемся по мосту на запад. Мост от амфитеатра до зоопарка кажется бескрайним. И я уже не вижу здравого смысла в нашем поступке.

— Лучше было-бы остаться, — врывается у меня. Но Нилу отвечает.

— И попасть в руки этим церберам!

— Пожалуйста давай остановимся и отдохнем.

— Где? Возмутившись отвечает она. — Ты хочешь быть убита каким нибудь бандитом или же попасть в руки безбожным патрулям.

— Нет. — Признаюсь я и продолжаю шагать вперед. Мы доходим до больницы и решаем срезать путь через него. И вдруг происходит чудо. Мы проходим пару сотен метров, как видим пустую беседку.

— Хвала Всевышнему, — произносит Нилу и спешит к нему.

Вся больница в это время спит. На улице нет ни единой души. Я бросаю свое разбитое тела на скамейку и тяжело вздыхаю. Эти кровля воистину оказалась спасением для наших уставших тел. Если бы ни эта беседка мы бы скорее всего умерли от изнеможения. Но она спасла нас как спасает мать свое дитя.

В пять часов утра мы встаем и Нилу вся дрожа говорит: — Теперь пора.

— Куда мы пойдем в такую рань?

— Не знаю, но оставаться нельзя.

Мы встаем и собрав вещи выходим. Но не успеваем дойти до ворот как видим нескольких женщин открывающих двери столовой. Нилу заходит за ними и нагло садится за столик. Я вхожу за ней, хотя до крайности стесняюсь своего вида.

— Вам что-нибудь принести? Спрашивает женщина оценивая наш вид.

— Горячего чая, — отвечает Нилу.

— Какого?

— Черного.

Нам приносят горячий чай с двумя чашками и Нилу поспешно начинает разливать его.

— Пей пока не остыл, — говорит она обхватив трясущими руками свою чашку и мы начинаем чаепития. Упоительное тепло пронеслось по моему телу. И вот где жизнь, — думаю я, — в чашке простого, горячего чая.

Мы сидим и растягиваем свое удовольствие до того момента пока не появляются первые посетители. Тогда мы выпиваем все до последней капли и женщина подходит с чеком, но не успевает спросить как Нилу отвечает.

— Ради Бога простите, но у нас нет денег, поэтому я предлагаю вам выбрать что-нибудь из наших вещей.

— На кой черт мне сдались твои грязные тряпки, — отвечает женщина. — Или плати, или я вызову милицию.

— Из-за одного чайника чая? — Спрашиваю я содрогаясь от такого непонимания.

— Проваливайте отсюда! Если еще раз увижу вас здесь точно вызову милицию.

Мы берем пакеты и спешим к выходу.

— Подожди, — говорит Нилу, когда мы выходим и потянувшись к моему рюкзаку вытягивает два новых платья.

— Нужно переодеться в чистое, так будет меньше презрений и лишнего любопытства. Она оказалась права, когда мы переоделись в углу и после шли по тротуару вниз люди уже не обращали на нас внимание.

Мы доходим до автовокзала и в первые радуемся новому зданию. Но только садимся отдохнуть, как двое охранника прогоняют нас.

— Ничего, — отвечает Нилу, — проклятие обиженных сильнее их злости. После мы идем между домами спрашивая у людей не сдается ли у них комната, но все в один голос отвечают. — Нет! Хотя глаза многих выдают ложь. И только одна женщина посмотрев на нас признается: — Я сдаю свою квартиру посуточно, но только для богатых.

— Ну что ж будем искать для бедных.

И снова мы идем вперед. К десяти утра тучи совсем рассеиваются и вчерашнего дождя как будто и не было. Тротуары быстро высыхают и солнце снова разливает своими теплыми лучами всю землю. Впервые я ощущаю насколько важна эта звезда.

Улица остается позади. Впереди Яккачинар. Не задерживаясь мы стучим сразу в три дома и чуть было не сходим с ума от радости когда одна из жительниц отвечает.

— Да, здесь сдается комната.

Она проводит нас в дом объясняя по пути: — Я тоже квартирую, занимаю вон ту комнату. Хозяйка недавно купила этот дом, но у нее не хватило денег на ремонт. А как ведете здание это очень нуждается в ремонте поэтому хозяйка решила сдавать комнаты, чтобы накопить денег.

Мы проходим по необычно длинному коридору.

— Не удивляйтесь, — продолжает женщина как бы угадав наши мысли, — это здание бывшего спортзала. За ним есть футбольное поле которое тоже куплено, но уже другими людьми и сейчас там строится новое здание. Ну вот мы пришли. Она открывает дверь, и мы ужасаемся от страха.

— А сколько просит хозяйка за эту комнату?

— пятьсот сомон. Она сдала мне ключи на случай если кто-нибудь захочет снять.

— Поймите правильно, но это слишком дорого.

— Что поделать я и сама плачу столько же. На меньшую сумму в этом районе вы не найдете комнату.

Описание этой комнаты невозможно вообразить одним пером его нужно увидеть, чтобы ощутить тот ужас, который ощутили мы. Нужно шагнуть, чтобы наступить на влажную плесень, вздохнуть, чтобы ощутить невыносимую вонь и дотронутся, чтобы испытать отвращение. Я только могу сказать что особенностью этой комнаты в отсутствии его окон, только одна дверь и очень высокие потолки. Но и это в нашем случае равняется удачей. И тогда Нилу не задумываясь говорит.

— Мы берем, но понимайте так сложились обстоятельства, что мы не можем заплатить всю сумму сейчас.

— Понимаю, но я ничем не могу помочь. Она говорит спокойно с такой мягкостью, что острота кошмарного дня понемногу уходит с наших измученных душ.

— В мире не без добрых, — мелькает в моих мыслях и глядя на худую с потухшими глазами женщину я невольно прошу.

— Пожалуйста, уговорите хозяйку.

— Я не могу. По мне так я бы сдала вам бесплатно, только из-за одного вашего вида. Но я тоже квартирант как и вы так что…

Уставшие физически и морально мы соглашаемся не зная еще хозяйки и что предстоит в будущем. И быстро заносим свои вещи. К счастью на двери есть щеколда имы запираем изнутри, чтобы немного отдохнуть. Наша усталость до того сильна, что ужас людского суда теперь кажется никчемным пустым звоном в ушах. Наш слух, зрение и мысли давно держались за цепочку мыслей о смерти. И сейчас я начинаю это понимать. Происшествие в ночной беседке прошло благополучно не оставив за собой никакого последствия, но оно оставило неизгладимое впечатление и потрясло всю нашу душу. Из-за этого никому из нас не удается заснуть. Мы лежим с открытыми глазами притворяясь, что счастливы. Но на самом деле каждая из нас хочет исчезнуть от грусти.

40

Вся плесень смыта, но запах невозможно выветрить за час. Я стараюсь молча продолжать убираться, а разум хочет все бросить и утопится. Нилу ведёт себя более спокойней, будто уже давно готовилась к такой судьбе. В отличие от моих медленных пальцев ее жесты быстрые и четкие.

— Ну что? — спрашивает она, толкая меня в бок. — Надо поспешить до вечера, иначе задохнемся ночью.

— Ты так спокойно об этом говоришь.

— Что ты этим хочешь сказать?

В это время к нам спешит какая-то женщина с запыхавшимся лицом и с тоненьким голоском произносит.

— Я хозяйка этого дома. Вот пришла познакомится с новыми квартирантами. Она смотрит на нас и расплывается в улыбке. Я ожидала, что она назовет нас по крайне мере соседями, но к сожалению в мире квартирующих оказались новые правила общения.

— Значит это вы новенькие?

— Да. — Отвечает Нилу бросив тряпку в ведро. Хозяйка вытянув шею оглядывает наши пожитки и легкой усмешкой смотрит на каждую из нас поочередно.

— Ну что ж, вы чудесно преобразили мою комнату, я рада таким людям. Честное слово не терплю бездельников. Как вас зовут?

— Я Нилуфар, а это Соф.

— Хорошо Нилуфар, вы можете остаться у меня. А у вас есть муж или сыновья, а то я женщина разведенная потому и… она не успевает договорить как Нилу отрицательно качает головой.

— Мой муж умер, а сыновей у меня нет. Но я надеюсь вы не будете приводить домой посторонних людей?

— Можете не волноваться на этот счет, нам некого водить.

— Ну это пока что, а время покажет.

— Похоже вам по пятнадцать? Она смотрит на меня и снова расплывается в улыбке.

— Нам по двадцать, — выговаривает Нилу.

— Что ж вам повезло, а я вот уже в восемнадцать родила и так замучилась со своими сорванцами. По началу готова была придушить их. У меня двое сыновей. Одному четырнадцать другому восемь. Сейчас я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять.

— А чтобы вы сделали?

— Пошла бы учиться!

Нилу смотрит на меня будто хочет сказать, что была права. Я молчу.

Позже мы узнаем, что нашей хозяйке тридцать два года, и что она живет в этом доме уже два года одна. Она оказалась общительной веселушкой и несмотря на свои недостатки крайне энергичной. Обращаясь со мной она ведет себя по-детски, а с Нилу наоборот говорит как со взрослым человеком и так располагает к себе нас обеих.

— А ты где-нибудь работаешь?

Мысль, что я могу работать приятно удивляет меня. Эти слова заставляют меня задуматься. А разве семнадцатилетние девушки не могут работать? Произносит мой внутренний голос. Эта женщина не зная затрагивает весьма интересную тему для меня и тем самым погружает нас в глубокий мир размышлений. Я отвечаю первое, что приходит на ум.

— Пока что нет, но скоро я куда-нибудь устроюсь. Но она отвечает.

— Это плохо, очень плохо. А ты Нилуфар где работаешь?

Нилу в отличие от меня не растерявшись спокойно отвечает.

— В кондитерской, а вы сами?

— Странный вопрос. Зачем мне работать, я ведь не бездомная.

Такой неожиданный ответ ошеломляет меня. Не зная что и сказать я робко смотрю на нее раскрыв в ней новые черты совсем не радужные. Между тем Нилу воспользовавшись расположением хорошей атмосферы благодарит ее еще раз и произносит.

— Понимайте у нас такое дело, мы сейчас не можем выплатить вам всю сумму. У нас только триста восемьдесят пять, а вы кажетесь понимающим человеком. Пожалуйста, сделайте благое дело разрешите нам жить первый месяц не доплатив. Мы будем вечно вам благодарны за такую доброту. Просто так сложились обстоятельства, а иначе я заплатила бы даже за два месяца вперед.

Хозяйка призадумалась смотреть на нас еще раз, потом на все наши разбросанные по углам вещи и вдруг отвечает:

— Ну хорошо в первый месяц я сдам вам эту комнату за вашу цену, но только если вы сделаете хороший ремонт. Понимайте у меня нет денег, чтобы отремонтировать все комнаты в этом доме и потому я их сдаю. Ваш сосед, кстати говоря электрик, он тоже недавно поселился, но уже успел сделать отличный ремонт. Так что если вам понадобятся услуги электрика смело обращайтесь к нему. Я предупрежу его.

От радости мы начинаем поочередно благодарить ее.

— Не стоит, — отвечает она пряча под грудь деньги и со словами, — не буду мешать вам, — уходит семеня в своем узком платье по коридору. Облегченные душой мы бросаемся на землю и не замечаем как провалились в сон.

Утром нас будят неистовые стуки в дверь. Нилу открывает и мы видим недовольное лицо нашей хозяйки. Она удивляется что мы проспали до десяти. В полудремоте Нилу приходится встать в унизительную позу и оправдываться.

— Ну ладно, — отвечает хозяйка недовольным тоном явно осуждая нас. — Всякие бывают на свете, я просто пришла проведать вас.

— Спасибо.

Нилу провожает ее и возвращается с унылым лицом.

— Можешь спать дальше, она больше не придет.

— Как мы собираемся прожить без денег? — спрашиваю я разглядывая наше новое пристанище.

К апатии и страху добавлялся жуткий голод.

— Как нибудь.

Тем временем кто-то из постояльцев готовит обед. Упоительный аромат доносившийся до наших носов усугубляет положение. Слезы подступают к моим глазам сами с собой, но сознавая что они вызваны голодом поясняет все. Я вспоминаю что не ела уже тридцать часов. И испытывая нестерпимый голод выхожу в коридор. Нилу выходит за мной, недоумевая, что я делаю. А я всего лишь следую своим инстинктам, направляясь в сторону спасительного аромата.

— Может попросить еду у соседей?

Нилу приказывает войти обратно в комнату добавив, — я сама куплю нам продуктов, — и закрывает дверь.

У нее нет даже копейки. Я это точно знаю, но ее слова колеблют мое первоначальное решение. И я сажусь на пол пытаясь убедить ее, что нет ничего осудительного в том, чтобы попросить немного еды у соседей.

— Мы не знаем этих людей, а нам жить еще с ними.

— Они поймут, — отвечаю я чувствуя как сильно хочу есть.

— Ты не можешь этого знать наверняка.

— А ты можешь?

Тебе должно быть стыдно. У меня язык не поворачивается сказать подруге как меня мучает голод и вместо этого я отвечаю.

— Я все равно пойду.

— Нет! — Отвечает она выбежав из комнаты и хлопает за собой дверью. Наша первая ссора произошла так нелепо, что мне становится противно. Из-за чего только подумать? Разве я могла себе такое представить. Как же я была беспечна. Я начинаю испытывать стыд и хочу попросить прощения, но Нилу уже нет во дворе, она куда-то ушла. Я возвращаюсь в комнату и долго борюсь с ощущением, что лежу у подъездного порога и что в любой момент через меня может переступить человеческая нога. Но в итоге когда физическая усталость берет верх над душевными страданиями я постепенно погружаюсь в сон.

Меня разбудила Нилу. Я вскакиваю с места, в коридоре уже темно. Она опускается дрожа от бессилия и я несколько секунд не могу поверить своим глазам. В руке у нее прозрачный пакет с горячим хлебом.

— Откуда?! — спрашиваю я радостно, а она отвечает.

— Я продала твой шелковый шарф.

Хлеб так аппетитно пахнет, что я не выдержав срываю с ее рук пакет.

— Не торопись, иначе подавишься, — говорит она умилительно улыбаясь. Хрустящие корочки исчезают за минуту и этот ничтожный вид ужина теперь равняется для нас королевским. В конце опомнившись мы вспоминаем, что на завтрак ничего не оставили. Я смотрю на нее вопросительно и она монотонным голосом отвечает.

— Ничего, я продам еще что-нибудь.

41

Все наши платья распроданы и тем самым стали спасением голодной смерти. В понедельник мы с Нилу отправляемся на поиски работы, в никуда. У нас теперь есть маленький замочек, которым мы можем запирать дверь оставляя остаток своих вещей в сохранности. Мы идем вперед без какого либо адреса. Теперь мы знаем что газеты это фальшивая наружность города. В реальности же всё по другому. Нули по своей деревенской привычки подходит к старушкам на скамейке и спрашивает совета куда можно обратиться. И чудо! Нам указывают на ДЭУ и ЖЭУ. Первым делом мы отправляемся туда, будучи полностью уверенными, что там нас примут с радостью.

Но не то было. В каждом месте нас осматривают с ног до головы, а потом провожают презрительным взглядом. Нилу не понимает в чем дело. Мы ломаем головы в попытках уговорить бригадиров взять нас хотя-бы на сдельные работы, но все они как одинаковые, бездушные машины отвечают короткое: — Нет!

Первый день мы проходим три ДЭУ и решаем вернуться. У нас не осталось денег для проезда, чтобы поехать в последний из-за чего приходится продать постельное белье. И снова на ужин горячий хлеб, но теперь он съедается медленно и без чувств. От усталости мы проводим весь вечер в беспамятстве. На следующий день шесть километров проходят незаметно. Мы доходим до последнего места. Нилу почему-то уверена, что дворниками могут брать и несовершеннолетних подростков. Мне конечно мало верится, но все-таки я иду за ней с крохотной надеждой на чудо. И вот удача, бригадиром оказался жизнерадостный молодой человек. Мы застаем его в кладовой, когда он раздает новые веники своим работницам, он до того энергичен и прост в речах, что моя надежда начинает издавать искры. И пока Нилу уговаривает его принять нас на работу, я невольно засматриваюсь на его работоспособность не заметив, что в ответ он тоже смотрит на меня. Вдруг он перебивает Нилу и спрашивает у меня.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

Он подходит и пристально смотрит, словно разглядывает мою фигуру.

— Как тебя зовут?

— Соф.

Поворачивается к Нилу и неожиданно говорит.

— Зачем вам работать дворниками, вы все равно негодные для такой работы, сразу видно, что эта девушка белоручка. Но я могу принять ее на работу в качестве своей помощницы. Оплата тысяча в месяц. Ну что, ты согласна?

— Тысячу сомон в месяц это неплохие деньги.

Однако Нилу молча берет мою руку и спешит к выходу. Всю обратную дорогу мы также проходим в молчание. Отдыхая по пять минут на каждой остановке мало-помалу доходим до своего приюта. Слова о тысячи сомонах все еще звенят у меня в ушах. Но я не могу понять почему Нилу отказалась от такой работы. Войдя в комнату я не дожидаюсь и спрашиваю.

— Почему ты отказалась?

Но вместо ответа следует вопрос.

— Неужели ты не поняла, что он имел в виду? Мы не для этого сбежали.

— Вдруг он говорил правду?

- Может быть.

— Но нас выгонят!

— Нет, — отвечает Нилу, — есть еще ЖЭУ, конечно там платят не так хорошо как в ДЭУ, но нам хватит, чтобы оплачивать комнату.

Мы снова запираем свою дверь и решаем теперь искать работу в ЖЭУ.

42

Маленький толстый мужчина с выпученными глазами ехидно предупредил нас, что зарплата маленькая. Однако Нилу махнула рукой и быстро подписала договор.

Доставшийся нам драгоценный участок оказался напротив рынка. Нам выдали веники и познакомили со старшим дома. Холида Зокири, маленькая худощавая женщина с выкрашенными в огненный цвет волосами. Она представляет себя как жену профессора говоря: — Таких как мы, жен профессоров, в городе только шесть. Мы все давно вдовы, но всегда стараемся сохранить память о наших мужьях. Не путайте, пожалуйста, нас со всякими паскудами, которые считают себя особыми. Мы чистокровные, из высшего общества. Она также попросила не назвать ее как всех остальных тетей или сестрой, как у нас в деревне полагается в выражение своего уважения. Мы с радостью соглашаемся.

— Фамилия моего мужа Зокири, — добавляет она. Вы слышали о великом профессоре Зокири?

Мы отвечаем, — нет, — и тем самым немного разочаровываем.

— Скоро узнайте, — говорит она показывая нам территорию. — Я очень рада, что теперь за нашим двором хоть кто-то будет ухаживать. Целый год у нас не было дворников. А все таки как никак, но в этом доме живут уважаемые люди. Ни какие-то там проходимцы, а самые настоящие, благородные. Прежние дворники уволились из-за маленькой зарплаты, но теперь я не дам вам убежать. Я сама лично прикажу всем жителям платить вам по два сомона, а тем кто снимает наш подвал под магазин по пять.

Ее слова так радуют нас, что мы до конца не верим своим ушам.

— Неужели нам будут платить сверх зарплаты?! — Восклицаю я за обедом.

— Боже мой, какое облегчение. Теперь все пойдет на лад.

— Мы сможем отремонтировать эту комнату.

— Купить необходимые вещи и жить как нормальные люди.

Ночь проходит в блаженном предвкушении первого рабочего дня. Утром мы встаем бодрыми, но понимаем, что охвачены волнением. Не обращая внимания на холод выходим и гордо направляемся в сторону остановки. Дорога разогревает. Запрыгиваем в троллейбус и сообщаем о своей маленькой должности кондуктору.

Какое наслаждение я получаю, когда сажусь на простое сиденье и осознаю, что наши ноги больше не будут разбиваться в кровь от бесконечной и бессмысленной ходьбы. Эти чувства схожи с райскими. Мы не едим, а как будто парим над облаками. И вот мы доезжаем. Спускаемся на землю, чтобы выполнить свою миссию. Участок дома довольно большой, состоит из единого двора и длинной аллее подъездов. Деревьев конечно бесчисленно, словно попал в лес. Но разве они могут испугать? Вчера мы готовы были испепелится от жары на улице, а что перед этим простой труд.

— Начнем с огорода. — Предлагает Нилу. И мы приступили к делу. От радости я готова вымести всю территорию за минуту, но на самом деле в первый раз смогла вычистить лишь десятую часть. Осенняя листва слоями прилипла и превратилась в густую утрамбованную грязь. Тщетно мы пытались бить по ним метлами.

— Это явно не однодневный труд, — замечаю я.

Тогда мы решаем выгребывать их руками и таким образом очищаем от листвы половину участка. В обед приходит прораб и оценив нашу работу удовлетворительной уходит.

Я теперь свободна, — проносится мысль. — В моей жизни больше нет ни стражника Мирали, ни искусителя Амина или насмехающиеся соседей. Есть только любимая работа и бесконечная свобода. Вот чего мне не хватало все это время. Прошлый страх о будущем покидает меня. Я становлюсь веселой и вижу что в глазах Нилу тоже загораются искры новой жизни. Кошмарная жизнь с Вали потихоньку стирается с ее памяти и мы решаем никогда не говорить об этом.

Сообщаем хозяйке, что сделаем ремонт в начале следующего месяца, как только заплатим за комнату и сейчас лежа на спине набрасываем список вещей первой необходимости.

На первом месте оказывается ковер. На втором плита без которой невозможно представить жизнь. Третьим посуда, четвертым матрасы и т д.

Второй рабочий день проходит не менее увлекательным. На наших руках появляются волдыри, но боль не мешает продолжать выполнять свою работу. Мы молча подметаем и постепенно начинаем узнавать кто где живет. На последнем этаже второго подъезда оказывается проживать индусы, там же на втором этаже живет Холида Зокири, а напротив ее сын с невестой. На пятом подъезде живут афганцы. После них семья турков и иранцев. Становится забавно, когда все эти люди проходят мимо нас, общаясь на своих языках. Особенно нас начинают веселить студенты из индии. Они кажутся нам инопланетными существами из другой галактики. Их одежда, манеры, речь, до того колоритны, что каждый раз видя их мы начинаем улыбаться. Турки кажутся более земными. Молодая пара с малышом часто выходят на вечерние прогулки. Мужчина одевается так же как и все представители его пола, но вот его жена отличается длинной плиссированной юбкой и необычными кофточками с национальной вышивкой. Афганцы и иранцы одеваются почти так же как и семья турков, но все же каждый имеет что-то свое, что делает их индивидуальными. Но пока мы разглядывали иностранцев народ разглядывал нас. И на третий день мы слышим неожиданный комплимент.

— Хорошо что у нас появились дворники. Не то скоро все убежали бы от сюда.

Я оборачиваюсь и смотрю кто же стал нашим доброжелателем.

Она подходит ко мне и продолжает.

— С виду вы более нормальные. Я живу вон там на четвертом этаже третьего подъезда. Если что-то понадобится обращаться.

И тут Нилу вдруг спрашивает.

— Можно попросить у вас холодного чая.

Женщина улыбнувшись отвечает.

— Даже не знаю, я же только на минутку зайду и сразу же вернусь на работу, я работаю на рынке у меня свой магазин, а моя никчемная невестка настоящая гадина. Вряд-ли* она даст вам чай.

— Ну ничего проживем и без чая, — отвечает Нилу пожимая плечами.

— Работа согревает лучше всяких напитков, замечает женщина и входит в свой подъезд.

Хоть и ответ был грубоватым, но ее манера разговаривать непринужденно внушило доверие, а худое и слегка сгорбленное тело жалость.

43

Дома мы строго по часам выходим на улицу, чтобы посетить уборную и набрать воды для питья. Нет возможности, ни постирать, ни помыть голову от того что хозяйка еще не починила душевую комнату. Она оправдывается себя говоря: — Как только заплатите тогда и починю. Но кроме нас у нее есть еще трое жильцов, которые также ждут ремонта этой комнаты. Наш сосед оказался более проворный и купил себе большой таз в котором стирает и купается. Он конечно же разрешил нам пользоваться им, но мы естественно не могли, помня о личной гигиены. И к тому же его чрезмерные уговоры пугали Нилу. Она злилась особенно тогда когда он многозначительно смотрел на нее. Его авантюристский взгляд и вправду наводит на нас страх. То он пылко рассказывал о себе, то жадно допрашивал нас. Но Нилу предпочитала молчать.

О нашей ситуации знала лишь хозяйка, которую мы попросили никому не говорить. Страх заставляет держаться от всех в стороне. За это соседи невзлюбили нас с первого дня. Сломанные жизнью женщины до сих пор с недоумением смотрят на наши изнемогающие, но гордые лица и не могут понять такого поведения. В доме обитают три семьи приехавшие из самых разных уголков страны. У каждой есть своя история и своя трагедия. В будущем мы узнаем, что одна из них медсестра, убежавшая из дома с женатым мужчиной. Но мы и не смеем ее осуждать. По традиции она считается второй женой. И каждый вечер она собирает остальных соседок в кружок под дверьми для душевных бесед. Ей около тридцати пяти, но ее говор звучит так как будто ей все пятьдесят. Звонкий голос дополняет острый язык и чеканенный говор. За одну минуту эта женщина может произнести не менее ста слов. Но ее внушительный облик в основном состоит не из бесконечного говора, а ее мясистых рук и широких плеч, но все-таки голос дополняет ее цельность и показывает точный прототип рабочей женщины стойких убеждений. Как и все женщины она имеет любящее сердце для своих родных и чуть ли не упивается мужем и пятилетней дочерью. Каждый раз проходя мимо я невольно слышу как она говорит: — Я обожаю его.

Но когда мужчина приходит с работы у них начинаются такие распри, что мы от страха забиваемся в угол. После чего он уходит из дома и возвращается уже пьяным. Хозяйка каждый раз недоумевающе спрашивает, почему она позволяет мужу пьянствовать. На что всегда приходит ответ. — Я ничего не могу поделать. Хоть он и бросил жену, но детей он не может оставить. И все свои деньги посылает им, а он знает, что такое зарабатывать деньги. Но не знает им цены. Может быть все это от доброты. Вот и приходиться каждый раз напоминать ему, что тут у него тоже есть дочь.

Однако в последнее время в центре внимания чаще оказываемся мы, а не ее буйный муж.

Шептания проносятся, когда мы разбитые возвращаемся с работы. Нас пару раз приглашали в компанию, но каждый раз мы отказывали, тем самым вызвав всеобщую неприязнь. Возможно эта женщина думает, что мы презираем ее или пытаемся выделиться в глазах у хозяйки. Но откуда ей знать наше душевное состояние. Больше всего ее раздражают наши опущены глаза. И в течение каких-то пяти дней о нас начинают ползти слухи. После этого обращение хозяйки к нам изменяется. Она начинает более сосредоточенно напоминать о сроках выплаты и каждый раз недоверчиво оглядывает меня. Призраки прошлого и настоящего давно бы свели меня с ума, если бы не инстинкт выживания. И я стараюсь держаться спокойно хотя в каждый раз трепещу от мыслей, что быть может она уже нашла наших соседей.

44

Прошла первая неделя, а мои страхи к счастью не оправдались.

Работа только-только начинает набирать обороты. Наши руки до этого не приспособленные к физическому труду терпят сильные муки. Иногда боль доходит до того, что я не могу спокойно прикасаться к чему либо. Наши метла быстро изнашиваются и к концу недели превращаются в тонкие палки. Но мы все равно придерживаемся бодрого духа, вспоминая ту страшную ночь в больничной беседке и продолжаем подметать.

От утомления мы перестаем кого либо замечать. Иностранцы больше не забавляют нас. Индусы меркнут, а турки раздражают. Все наши мысли охвачены заботой о содержании чистоты своего участок.

Мы двигаемся с одного направления в другое и снова обратно, как заводной механизм. И начинаем посещать работу как некий храм, постоянно думая о ней, переживая и молясь. Но есть еще одно, что не позволяет нам превращаться в роботов — это мысль о том, как выжить до следующего месяца. В четверг Холида Зокири сообщает нам о предстоящей свадьбы своей младшей дочери. Так что, — говорит она, — постарайтесь поработать на славу. Нам нужно помыть подъезд и если вы согласитесь, тогда я заплачу вам двадцать сомони.

Наши последние деньги ушли на покупку чашек без которых мы не могли заваривать чай. И сейчас это предложение сравнивается с благословением небес. Нилу тут же соглашается и мы продолжаем работать, но еще с большим старанием, изливая свою радость на мётлах. Мы порхаем и за несколько дней очищаем не только двор, но и вымываем все скамейки и столы во дворе. Вернувшись домой молча съедаем лапшу с хлебом и тут же ложимся спать. Во сне голод чувствовался меньше. Но последние два дня не осталось и лапши. Остается пить только горячий чай с тем же благословенным хлебом. И несмотря на крайнее истощение в субботу мы спешим на работу. Но голод мучает как никогда в жизни. Когда истощение доходит до предела человек теряет самообладание. Душа просит пощады прекратить эту муку, но тело ничего не может поделать. Слюни всё больше и больше появляются во рту, желудок начинает жечь себя своим же соком и рассудок теряется. Уплывают чувства опоры, покидают силы и остается лишь невыносимое чувство голода. Это самое страшное, что может пережить разумное свободное существо умеющее мыслить и чувствовать. Даже звери бояться голода, потому что они знают — весь смысл жизни в пропитание. Дойдя до работы мы не осознаем что делаем. Руки сами тянутся к тряпкам, понимая, что это единственное наше спасение.

Подъезд был вымыт, и блестел, когда счастливая невеста спустилась под музыку к жениху. По обычаю Зокири бросает конфеты, когда невеста проходит по красной дорожке и все мальчишки начинают собирать их. Я хочу подбежать и тоже собрать несколько штук, но слишком истощена, чтобы двигаться так быстро. Мы сидим на скамейке опустив руки и сгорбившись терпеливо ждём пока нам не заплатят. Шум и веселья круживший вокруг двора не трогают нас. Мы словно за стеклом, невидимые и не замечаемые ни кем, только дышим глубоко и вдыхаем тяжко. Молодые девушки ищущие уединение для свежих сплетен подходят, садятся рядом, но заметив нас тут же брезгливо убегают. Мне даже смешно видит, как они боятся нашего вида. Когда-то и я боялась, — мелькает мысль. Нилу опускает голову на железный стол и засыпает, но я продолжаю ждать. Жду наших заработанных денег. Стихает музыка и машины постепенно увозят гостей в ресторан. Нилу поднимает голову и спрашивает.

- Еще не заплатила?

— Нет, — отвечаю я.

— Тогда придётся подняться на верх.

Я встаю и плетусь к подъезду. Поднявшись на второй этаж стучу в дверь, но никто не открывает.

Может у меня не осталось сил? — думаю и начинаю заново стучать. Но по-прежнему внутри тишина. Вернувшись объясняю Нилу, что никто не открывает дверь и она снова опускает голову.

— Я все равно буду ждать.

— Не надо, — отвечаю я, — давай лучше уйдем. Нас просто забыли.

— Нет я буду ждать, а ты если хочешь, возвращайся одна.

Я не смогла оставить Нилу в таком отчаянном и бессильном состояние и молча сажусь рядом.

Впервые мы просто сидим без дела, не думая о мётлах, взглядах и осуждений.

Жители проходят в недоумение и презрительно оглядывают нас. Тем временем ветер начинает то усиливаться, то стихать облака убегают думая где лучше пролить свои прохладные капельки.

Мы сидим мечтая поскорее взять свои деньги и купить горячий хлеб и сливочное масло. Я уже предвкушаю тот блаженный миг, когда возьму в руки свежий ломоть ароматного хлеба намазанного тонким слоем золотистого масла и подношу ко рту. Но вдруг мои мечты нарушает голос.

— Почему вы бездельничайте?

Оборачиваюсь и вижу ту самую худощавую женщину.

— Немного устали, — отвечает Нилу.

— Ну да понимаю, сама тоже умираю от усталости.

Я смотрю на ее твердый стан и улыбнувшись говорю.

— Но мы устали больше вас.

— Больше меня никто не устает, хотя ваш вид и впрямь уставший. Не уходите пока, я сейчас вернусь.

Она исчезает под аркой и вскоре с балкона кричит нам.

— Дворники, подойдите сюда.

Мы подходим под ее окно, и она бросает нам пакет.

— Там еда, поужинайте!

Я судорожно поднимаю пакет с земли и увидев внутри макароны от радости чуть не плачу.

Мы тут же садимся на скамейку и забыв помыть руки начинаем есть. После пятого глотания я вдруг опомнилась и на минуту вижу себя со стороны. С той жадностью и ничтожеством с которым мы ели не сравним ни с чем. Мне становится стыдно. Где мои прошлые манеры, — думаю я, — неужели мы дошли до безумия?

Нилу видимо тоже опомнилась и посмотрев на меня спрашивает.

— Почему не ешь?

— Больше не могу, желудок болит.

Она заворачивает пакет говоря: — Остальное съедим дома. Через пол часа к нам возвращаются силы хоть и малые, но достаточные, чтобы продолжать сидеть несмотря на сумерки. Ночь наступает быстрее чем мы ожидали и мы наконец слышим голос Зокири.

Быстро встаем (на сколько это возможно в наших состояниях) и подходим.

— Вы не заплатили нам за мытье подъезда.

Она смотрит на нас удивлённо.

— Неужели? Простите ради Бога, наверное забыла. Открывает кошелёк и начинает перебирать купюры, а потом застыв произносит. У меня сейчас нет мелких денег, приходите завтра.

— Мы можем поменять, — отвечает Нилу с надеждой смотря на кошелёк. Но Зокири задумавшись закрывает его.

— Нет, лучше приходите завтра. И подходя к машине начинает помогать сыну заносить пакеты с продуктами. Мы застываем на месте увидев как выгружается еда. Чего только не были в ящиках.

— Это с ресторана для гостей, — оправдывается она, когда замечает наш голодный взгляд.

От увиденного мы не можем двинуться с места. Сначало заносят рыбу, птицу, говядину, потом нескончаемые сладости трюфели, урюк, курагу, за ними следуют напитки и прочее питье. А мы потеряв дар речи продолжаем стоять до тех пор пока багаж машины не опустел. Старший сын женщины кидает на нас двусмысленный взгляд и что-то шепчет матери.

Но та отрицательно качает головой и они входят в подъезд с последними ящиками. Мы даже не замечаем как остаемся одни. И только сигнал въезжающей машины заставляет опомниться.

— Пойдем, — говорю я, но Нилу не поворачивается.

— Может мне попросить у них еды? — спрашивает она.

Само по себе во мне просыпается обида и я отвечаю.

— Они сами должны были угостить нас. Но раз они этого не сделали, значит не стоит унижаться. Я напоминаю Нилу о том, как она отговорила меня от необдуманного унижения, и мы выходим с ворот.

45

Вечер проходит в тихом уныние. Я ложусь, и впервые за все это время думаю о нашей жизни. Как мы дошли до этого дня? Кто виновен во всем? Неужели я? Вначале мимо проходят воспоминания о роковой встрече с Амином и меня охватывает беспредельная тоска. Он не любил меня, а просто хотел использовать в качестве забавного развлечения. Зачем он выбрал такой способ? Разве не было других развлечений или быть может в него вселился дьявол, но как бы ни было этот человек смог наполнить мою душу счастьем, а потом жестоко разбил всю мою жизнь. Темные круги плесени на потолке нависают тучей, я смотрю на них равнодушно, уставшими глазами. Но к своему удивлению неожиданно рисую глазами линии лица похожее на директора. Он проявляется так ясно, что заслоняет с собой весь свет в комнате.

— Прочь! — Вырывается у меня. Всю голову наполняют мысли о нем. Я представляю, как должна была стать его женой и сердце сжимается в холодных тисках. В чем смысл замужества, — думаю я, но не могу найти ответа. Тогда продолжаю спрашивать у пустоты, — зачем появились эти традиции в мире которые разрушают людские души, толкая их на отчаянные поступки? Разве нельзя было просто существовать чистыми побуждениями к счастью. Почему все видят счастьем замужество, женитьбу. Ведь можно прожить одинокую жизнь, продолжая, следовать более высокому и нравственному, единственному к чему стремиться душа. Быть верующим и независимым, соблюдать духовные правила, но не нарушать собственных. А мои правила состоят из ничтожных желаний быть образованной и жить рядом с матерью. И снова предо мной является Амин, как будто отвечая на мои вопросы и говоря: — Ты жалкое слабое создание, зависевшее от более сильного, поэтому не имеешь права мыслить. Я вспоминаю его слова о браке и горько усмехаюсь. В каком то роде он прав, но я понимаю, что смогла бы прожить бок о бок с ним хоть тысячу лет в молчание и одиночестве, ограничиваясь прощением и посвятить себя духовности, а он не смог вытерпеть одного дня без своей грешной игры. И кто после этого слаб?

Но все эти мысли рождаются в утомленном сознание от голода и усталости. Нилу давно спит мирным сном, а моя душа все еще сопротивляется спокойствию. Ноги и руки не могут расслабиться, сердце вместо того, чтобы успокоиться, бьется еще сильнее. В голове непрерывно стучит маленький молоточек и я не могу расслабиться. Веки давно уже свинцовые, но только я закрываю их как предо мной являются картины из прошлого и я вновь смотрю на потолок. Но самое худшее это невыносимая боль по всему телу и как бы я не хотела, не могу даже встать с места. Да и как? И зачем? В этом вонючем месте нет ни санитарных условий ни комнаты для омовения, чтобы я хотя бы помолилась. Я лежу не в силах сдвинуться и мучительно терплю духовную жажду. Когда порыв проходит все во мне смиряется. Возможно я стану одной из тех несчастных кто бросил высшее ради выживания. И тут желудок снова стягивает в ком, так что по всему телу пробегают холодные мурашки. Хлеб с маслом заново разыгрался в воображениях, мягкий, жирно сладкий привкус появляется во рту и я проглатываю слюну заполняя его вкусом пустой желудок. Тем временем сосед шумно открыл свою дверь и беспощадно разбудил Нилу. Она приподнимаясь на месте и жалобно просит воды. Все ее выражение лица говорит о мучение во сне.

— Что с тобой?

— Тошнит. Вдруг она вскакивает на ноги и не добежав до дверей вырывает на пол.

От страха я тоже поднимаюсь и вижу на полу непереваренные кусочки макарон. Но прежде чем сказать что-либо чувствую как скручивает живот и я бегу в уборную.

Очевидно нам дали испорченную еду и наш ослабленный организм не выдержал.

— Ничего страшного, — говорит Нилу, скрывая от меня набежавшие слезы. — Я сейчас же поеду на работу, возьму наши деньги и куплю лекарство.

Разочарованию и грусти не было предела, когда Нилу возвращается с маленьким пакетом химикат вместо вкусного завтрака. Проглатывая таблетки мы с ней готовы разрыдаться от обиды. Хлеб с маслом быстро исчезает с воображения оставив позади горький привкус сухих порошков и лекарств. Нас сравнили с уличными собаками, — думаю я вытирая слезы.

Это была слишком жестокая насмешка над голодными. Я в первые проклинаю человека, хотя отец учил не только чтить слова духовности, но и бояться их. Этот закон был впитан в мои принципы. Каждый раз слыша что-либо подобное на улице я боялась за свой слух и за свое невольное участие в нем. Но теперь когда мои собственные уста произносят: — Будь ты проклята! Кажется само небо вздрогнуло и я чувствую к себе омерзительное отвращение, пытаясь найти оправдание этой женщине. Но никакие мысли не сходятся и ясно что нас посчитали за ничтожество которые не имеют ни знания, ни разума и этим лишили последних сил. Нилу своим добрым сердцем до конца не верит в такую подлость.

— Может она хотела, чтобы мы выкинули этот пакет в мусор, но забыла сказать?

— Это так же нелепо как если бы она была полоумная. Только в этом случае можно оправдать ее. На самом деле ей просто стало жалко испорченную еду, а на нас ей наплевать. Нилу молча слушает мои аргументы пока я вновь не хватаюсь за живот и этим завершаю наш разговор.

46

Бездомные, но пока что еще не падшие люди измеряются хозяевами по трем категориям.

Это очень темные разделы. Первым аспектом их жизни составляет работоспособность. Тем кто становится счастливым обладателем роли хозяина абсолютно все равно каков человек и какая у него судьба. Они видят в своем арендаторе только средство заработка и потому очень переживают, сможет ли тот обеспечить их своей платой. Хозяйка привыкшая провожать своих квартирующих с утра и встречать их вечером как неких роботов, которые приносят доход раздражалась моей новой ролью. Она не могла видеть моё присутствия во дворе в обеденный час и тайно разрывалась от злости. Мне самой было неприятно ощущать себя униженной каждый раз проходя мимо нее и притворяться радостной, но что я могла поделать? Узнай хозяйка про мои изрезанные почки тот же час выдворила бы нас, ибо люди не терпят чужих проблем. А моя болезнь равнялась катастрофе для квартирующей. На четвертый день понимая что могу довести до срыва не терпящую чужих людей хозяйку снова вернулась на работу. Но только взяла в руки метлу, как осознала, что с такой слабостью характера не смогу побороть свою обиду и в тот момент во мне произошел внутренний переворот. Рассеянные мысли исчезли и взгляд на работу стал более жестким. Что-то новое проросло во мне. Вместе с тем появилось хладнокровие. Я разработала схему по которой одним движением можно собрать все листья в диаметре двух метров, как согнуть кисти, чтобы поясница не напрягалась. Как смотреть на окружающих, чтобы не замечать их лиц. Но вместе с опытом — так назвала я свое изменение — исчезла радость с которым в первые брала в руки метлу. Со стороны кажется, что во всем виноват голод, но в нас истощилось не только тело, но и вера в людей. Я каждый день по-прежнему встречала эту женщину однако теперь ее лицо для меня изменилось.

Ее глаза больше не казались грустными, они отражают равнодушие, холод которых я прежде воспринимала за грусть. Постепенно я начала замечать ее лихую подвижность с которым она может бегать по ступенькам своего подъезда. Но стоит ей заговорить с нами, как она начинала жаловаться на тысячу болезней.

Иногда когда ее нет дома на улицу выходит ее невеста. Молодая женщина лет двадцати шести, совсем невзрачная на вид. Она похожа на розы, шипы которых намного острее чем ее красота и очень любит поболтать с соседками. Часто получается так, что мы спокойно отдыхаем, сидя рядом с ними, оставаясь невидимыми и не слышимыми. И невольно становимся слушателями их тайн и сплетней. Но в первый раз, когда я отдыхала откинувшись на спинку скамьи, мне не было дел до окружающих. Я смотрела на убирающую мусор Нилу и думала, — как бы поскорей вернуться в грязную комнату и отдохнуть от постоянной усталости. В этот момент ко мне подходят трое молодых женщин, садятся в метре и в ту же секунду осыпают презренным взглядом, но вероятно посчитав меня за нечто безмозглое смотрят друг на друга и начинают беседу. В ответ я также смотрю им в глаза и мысленно сравниваю себя с ними. Внешность не играет никакой роли — я точно знаю свое место. Меня интересует более важное; я пытаюсь вспомнить дворников из нашей школы и свое отношение к ним. И как только закрываю глаза ясно вырисовывается образ худой, до безобразия страшной женщины с сыном подростком. Я никогда не интересовалась ими, не знала их имен и возрастов. Признаюсь для меня они были не больше теней, которые день ото дня проходили с одной стороны в другую и исполняли свои обязанности. В памяти всплывают фрагменты. Смуглый мальчик просит у меня денег говоря: — Деньги за мытье класса. Его голос звучит бесчувственно и монотонно так что я не задумываясь бегу к рюкзаку и возвратившись протягиваю ему какую-то сумму. Мне становится стыдно за эти воспоминания. Появляется глубокое чувство вины. Теперь хочется попросить у них прощения за безразличие, но как бы я не сожалела отныне прошлого невозможно вернуть. А настоящее дышит мне в лицо.

Постепенно мы начинаем узнавать много интересного с уст жителей. В частности об их жизни.

Свекровь замерзшей розы зовут Гуландом, а ее саму Фарзона. Ее подруг и соседок по подъезду Нисо, Мехрангез и Дилноз. Это были мать и две дочери.

Беззаботных как я и легких, как несчастная перышка Нилу. Мехрангез маленького роста с выразительными глазами цвета карамельки. Очень подвижная и проворная. У нее орлиный нос, такой-же как у матери, подтверждающий самолюбие в характере. Кто бы с ней не говорил обязательно должен, был выслушать о том какие у нее красивые волосы светло каштанового цвета и глубокие знания. Она учится как она сама говорит в "юридическом", хотя когда я слышу ее размышление насчет этой профессии думаю над тем, — учится ли эта девушка вообще? Но несмотря на частые ошибки и промахи у нее действительно острый ум. Она никак не может прожить ни минуты без какой-либо шутки или насмешки. Ее подругам часто достаются иголки острого языка, но все они относятся к ней снисходительно. Дилноз оказалась на два года младше нее и более равнодушной к остроте ума. Она предпочитает молчать и быть простодушной. Весь ее облик дышит безмятежностью напоминая Божий одуванчик. Однако природа не одарила ее той белизной, которой так гордится ее сестра. Она смуглая и черноволосая. Ее глаза бесформенные, а брови густые. В обществе своей сестры она быстро начинает меркнуть и превращается в пыль, но мне почему-то она кажется милее. Я всегда представляю себе кого же из них я бы предпочла назвать подругой и ответ всегда приходит одинаковым.

С каждым днем мне становится все более интересно наблюдать за ними. Их разговоры, сплетни, споры и тайны поддерживают мой умирающий дух. Можно назвать это как голод к обществу. Хотя я и не часть этого общества, но в их обликах мысленно представляю себя вместе со своей семей. Я слушаю их и питаюсь живительной энергией беседы, такой далекой от мук и печали, что это дарит мне иллюзию счастья. Бывало возвращаясь в свою конуру я сижу закрыв глаза и в голове перебираю все услышанное, соединяю их с воображением и получаю волшебные картинки в созерцание которых хочется падать и падать.

Но есть и другие. Те кто внушает мне страх. Нозанин из четвертого подъезда считает меня истинным ничтожеством и каждый раз прогоняет со скамейки. Она презирает нас словно прокаженных и всячески пытается оскорбить. Зачем ей это нужно? Никто не знает. Она настоящая красавица. Проживает вместе с дочерью. Я узнаю что этой женщине почти сорок лет, хотя на взгляд я бы не дала ей больше тридцати. Некоторые в доме считают ее непревзойденной ханум, да она и есть такой. Пленительная фигура позволяет ей держаться надменно, в то же время кокетничать. Она работает в банке и каждые выходные к ней приезжает молодой мужчина на дорогом автомобиле. В такие дни она становится подобием хищной кошки, готовой расцарапать любого, кто попытается приблизиться к ее мужчине. Особенно она остерегается свою соседку. От этого презирает и не подпускает ее в свою жизнь. Но чем больше я узнаю эту женщину, тем сильнее чувствую насколько духовно мы выше. Эта женщина совсем другая она не я, не Нилу и даже не Нафиса. Ее смех раздается именно тогда, когда неуместен, а комплименты звучат двусмысленно и неестественно. Хотя посмотрев на ее роскошную внешность можно сказать само благородство. В тот день когда Нилу снова взялась за метлу и я прокорпев над кучей мусора села как всегда на уголок скамейки отдохнуть, через некоторое время рядом садятся две женщины. Они обменялись неестественным рукопожатием и не заметили, как утонули в очередной беседе. Я сидела под деревом с закрытыми глазами пытаясь успокоить жжение новых мозолей на руках и ноющую боль в пояснице; размышляя над тем что же буду есть в этот вечер. Их беседа оказалась пресной, и фальшивой, от чего я перестала вникать в смысл разговора. Речь шла на их излюбленную тему про мужей, что даже меня раздражало. Минут через сорок они встают и расходятся. Я открываю глаза и смотрю на собирающий мусор Нилу, как вдруг из первого подъезда раздается звонкий визг. Нозанин выбегает на улицу закрывая рот и нос одной рукой и подбегая ко мне говорит: — Там в подъезде чьи-то экскременты.

Я не сразу понимаю в чем дело. Встаю и иду к подъезду. На лестничной клетки первого этажа лужа мочи и жидкого стула. Все знают, что по ночам этот дом посещают несчастные бродяги. Но как они прокрались в подъезд, остается загадкой.

Я выхожу и смотрю на Нилу, которая подходит в волнение.

— Что случилось? — спрашивает она. На что я пожимаю плечами.

— Возможно сегодня ночью какой-то несчастный отравился.

Нозанин перебивает меня с яростью крикнув:

— Здесь проживают дети! А это антисанитария. Боже мой, сколько здесь микробов. Что вы за дворники, когда не можете соблюдать банальную чистоту?

Я пытаюсь успокоить ее. Но женщина уже в бешенстве.

Она смотрит на меня так злобно, что весь ее гнев передается через одни только зрачки.

— За что тебе платят?!

Под этим взглядом я не понимаю, как инстинктивно, делаю шаг назад. Она толкает меня по плечу и криком повторяет:

— Эй, тебя спрашивают, за что тебе платят?

Пробегает мысль, — надо что-то сказать, иначе будет хуже, — и с губслетают:

— За чистоту.

— А что здесь?

Она показывает рукой в сторону подъезда.

Я стою на месте не совсем осознавая, что происходит. На меня снова хлынули поток воспоминаний о прошлом и я отдаюсь им прежде чем покориться страху. Потом смотрю на лужу и спрашиваю сама себя:

— Причем тут я?

Но оказалось, что слова прозвучали вслух.

— Ах вот как? Ты бездельница, кормишься за наш счет. Вот ты кто. И еще смеешь спрашивать причем тут ты? Да ты обязана своей работой нам. Приходишь когда вздумается, взмахиваешь пару раз веником и считаешь это достаточным? Да если бы я была директором ЖЭУ то каждая из таких тварей работала бы до пота и крови. Понабрались всякие! И если бы не добрые жители этого дома вас бы давно вышвырнули с работы. Но ничего, я восстановлю справедливость и сейчас же отправлюсь в ЖЭУ.

От таких слов все во мне перевернулось. Руки задрожали и мною овладело неистовое желание ударить ее, но прежде чем я сделала шаг Нилу покорно ответила.

— Я уберу ваш подъезд.

— Но это не входит в наши обязанности?! Да мы дворники и возможно ниже ее положением, но мы такие же люди. Чем она лучше, пусть убирает сама.

Видимо моя дерзость довела женщину до отчаяния. Она взбесилась.

— Да, кто ты такая?! Таких, как ты в каждом углу. И ты еще сравниваешь себя со мной?! Тебе следовало бы убирать общественные туалеты, а не подметать мой двор.

Под влиянием сильной усталости я готова была упасть и рассыпаться от гнева, но боль от грубого прикосновения женщины пробудили во мне тайную силу. И я взмахнула рукой, но Нилу успела схватить меня, а сама произнесла.

— Мне нужны тряпка и ведро.

— Нет, — ответила оскорбленная Нозанин. — Ты не будешь убирать, пусть уберет она.

— У меня больше сил. Я вычищу подъезд до блеска, а она не сможет. Посмотрите на нее, она совсем слабая.

— Работа никому еще не навредила. И если сейчас она не вычистить эту грязь то я звоню Каримову.

Женщина вытаскивает из кармана телефон и Нилу тут же отводит меня в сторону.

— Пожалуйста Соф не дерзи.

И мне ничего не остается как успокоить подругу.

— Только ради тебя.

— Дайте тряпку, — говорю я сквозь зубы и женщина довольная выключает телефон.

— Пошли за мной.

Через пять минут она выносит тряпку и жидкий хлор.

— Еще нужно ведро, — говорю я. Но в ответ слышу:

— Обойдешься.

Приходится мыть тряпку под уличным краном. Побрызгав хлора на бетон я поднимаю платье и как бы не было противно начинаю оттирать чужие экскременты. Слезы наворачиваются от чувства унижения и как бы я не сопротивлялась им начинают капать. Кровь моя все еще кипит в жилах и ярость прожигает все сознание. С каждым движением кажется вся вонючая смесь прилипает не только к тряпке, но и к моей одежде, рукам, телу и наконец к самой душе.

Вычистив все я убегаю домой и бросаюсь под арык. Исказив все тело в холодной, но приятной воде, смываю всю грязь и не оставляю, ни единого пятна на одежде. За что на завтра у меня начинается горячка.

47

В это время месяц подходит к концу. Хозяйка дома то и дело тревожась за оплату приходит и читает долгие нотации по поводу трудоустройства ее жителей. Мое положение по всем манерам выдает в ней крайнюю тревогу. Она спрашивает, что мы намерены делать в случае худого конца? А может быть мы надеемся на ее великодушие и помощь? Нилу в недоумение от таких вопросов не знает что ответить, пока в один прекрасный день хозяйка не заявляет.

— Приготовьте оплату!

Двадцать шестого июля в шесть часов утра солнце пробивает горизонт. Воздух быстро согревается и мы отправляемся в ЖЭУ. Этот волнительный день сравним, как самый священный ибо он должен озарять нам путь. Представьте себе мучительно долгие тридцать два дня в конце которого вы ожидайте чуда. Ни один трепет пережитый раньше не сравним с этим, не правда ли? Так было и для нас. От этого дня зависело не только следующий месяц, но и вся наша жизнь. Мы шли дрожа от волнения и чувствовали себя путником в бесконечной дороге. Я сравнивала свою жизнь с поединком. Только моим соперником была сама судьба. Дойдя до конторы мы спросили, где бухгалтерия, но удивились, когда узнали что зарплату выдает не кассир, а секретарь директора. Тучная женщина пышных форм и каймой светлых завитых волос. Встречает нас с улыбкой и просит подождать, пока не закончит расчет с другими дворниками. Раньше по глупости я считала единственным достоинством человека его образование. Высокие туфли и маленькие сумочки казались мне стереотипом счастливой женщины. Возможность зарабатывать физическим трудом было для меня настолько нереально, что я боялась даже подумать об этом. Но теперь сидя на скамейке коридора я стала свидетелем бурной деятельности рабочего класса. И еще раз убедилась, насколько была далека от представления истиной жизни. Если мир это сердце, то рабочая сила это горячая кровь, бегущая по ее каналам, быстро и ловко. Так что без этого потока она не стало бы основой всего. Кто были бы все остальные люди если не самое дно очищающая просторы планеты для дальнейшего развития цивилизации, думала я пока секретарша наконец не вызвала Нилу. С минуты посмотрев сквозь призму очков после протянула какую-то тетрадь и сказала Распишитесь. Пока Нилу расписывалась, женщина вытащила из сейфа пачку денег и отделив две купюры протянула их. Ниши лица исказились. Нилу посмотрела на деньги потом на секретаршу и спросила.

— Почему вы даете мне сто сомони? Наша зарплата двести пятьдесят.

Женщина сняла очки и медленно поднявшись с места скорчила самую удивительную гримасу.

— А чего вы хотели? Вместо того чтобы сказать мне спасибо вы показывайте свою неблагодарность? Знайте сколько людей каждый день приходят к нам с мольбами дать им работу. Но Саид Файзалиевич пожалел именно вас думая, что вы умные девушки и принял на работу не требуя трудовой книжки. А вы между прочим несовершеннолетние.

Я чувствовала, как в душе у Нилу все начинает закипать. Но она опустила голову не проронив ни слова и женщина поняв свою власть над нами села довольным видом и добавила.

— Если не хотите работать так и скажите, я сейчас же могу сообщить директору.

— Нет. — Ответила Нилу и сорвавшись с места хотела что-то добавить, но грустно посмотрела на деньги и сжала их в руке.

— Не говорите ему ничего.

— Вот и прекрасно. Теперь освободите помещение, мне нужно дальше работать.

Мы вышли на улицу и Нилу неожиданно заплакала. Вытирая слезы она сильно сжала в руке нашу зарплату. Я старалась не смотреть на нее, чтобы она могла спокойно дать обиде выйти из сердца. Но это несправедливость поразила и меня. Убила последнюю надежду во мне и посеяла мятеж в душе. Все мысли запутались и ранние размышления потеряли смысл. Становится ясно почему все так боятся быть дворниками. Да, это почетное дело для души, но для жизненного блага она мерзкая и унизительна. Не зря люди неосознанно презирают оранжевые жилеты и в то же время бояться его. Потому что они понимают разницу между рабочим классом и образованным. Образованных людей не обдирают как последних идиотов. Над ними не стоят горделиво, как плантаторы усмехаясь над их несчастным положением. Им не говорят, что они не благодарны. Они имеют право на выбор. И тут появляется мысль, которая приносит размышлениям конец. Существовать физическим трудом возможно, но только жить счастливо нельзя.

48

Мы доезжаем до места работы, чтобы найти хотя бы тут защиту от дальнейших мучений. Трепеща от волнений останавливаемся под кровом первого этажа и решаем, что будет лучше если каждый начнет с конца.

Первый этаж пятого подъезда занимает парикмахерская. Я вхожу в подъезд и робко стучу. Ухоженная девушка пахнущая как цветочек выходит в коридор. Я пытаюсь найти более правильные слова для объяснения своего визита, в то время как девушка удивленно оценивает меня. И тут я вспоминаю того мальчика. Что он говорил? "Деньги за дворника."

Я повторяю эти слова как молитву и происходит чудо. Девушка протягивает мне купюру. Боже мой! Если бы в этот момент мне предложили миллион эти пять сомони были бы милее в сто раз. Сжав кулак у самой груди я выбегаю на площадку. Холод тут же исчезает, грязь и слякоть превращаются в тропические луга и мне хочется летать от удивительной теплоты. Но разум повторяет — это только начало, спеши к удаче пока она ждет тебя. Я открываю глаза и оттолкнувшись от стены. Бегу вверх. Стучу в следующею дверь.

— Кто там?

А что теперь ответить, — проноситься в голове и волнения заново накрывают волной. Мой голос хрипло дрожит и я неуверенно шепчу.

— Я дворник.

— Что тебе надо?

Мое горло будто сжали цепями, а эти вопросы затягивают их еще туже. Хочу разжать эти оковы, но боюсь. Боюсь людей, их положения над собой и свою судьбу. Боюсь играть с собственным терпением зная что могу сдаться. И тихо удаляюсь.

Позже я корю себя за такую слабость. — Откуда в тебе взялась столько страха и слабости? — задаю себе вопрос, но не могу найти точного ответа.

Снова поднимаюсь и заставляю себя постучать в дверь Нозанин. Она отвечает что-то и приоткрыв дверь на цепочке молча просовывает один самон.

— Вы должны заплатить два, — вырвалось у меня, но женщина хлопает дверью и в подъезде снова воцаряется полная тишина. Первая удача по тихонько ускользает. На третьем этаже из двух жителей открывают только одни. Во втором происходит то же самое. Прохожу в следующий подъезд, но дойдя до квартиры старшего дома почему-то не стучу и машинально поворачиваюсь к следующей двери. Ко мне выходит молодая женщина лет тридцати и протягивает трех сомоновую копейку. Грусть сходит с души и я радостно отдаю ей сдачу. Поднявшись на третий этаж застаю индусов уходящими. Две девушки в сопровождении молодого мужчины сходят с площадки, осматривая меня с ног до головы. Не желая терпеть их изучающие взгляды я быстро почти нечленораздельно произношу.

— Деньги за дворника?

Они переглядываются, потом что-то шепчут друг другу и повернувшись возмущенным тоном повторяют мои слова.

— Деньги за дворника?

Тогда мне становится ясно в чем тут дело. Либо они претворяются незнайками, либо в действительности не понимают что я говорю им. Но пока я думаю они начинают спускаться.

— Нет постойте! — Вырывается у меня, падаю в крайнюю панику от мысли что опять останусь без денег и вспомнив английский что-то лепечу и тут словно молнией пронзает меня. В ответ они вытаскивают с кармана десять сомон и прежде чем я успеваю опомнится исчезают сквозь двери. Радость и волнение вновь оглушают меня волной. Я уже не помню себя от счастья. Стучусь в следующую дверь, потом еще в два и наконец дохожу до последней.

С прохладной, светлой квартиры выходит пожилая женщина. Ее акцент напоминает наши края.

— Что тебе нужно?

— Деньги за дворника.

— Что?! — Возмущенно переспрашивает она. — Кто ты такая?

— Мое имя Соф.

— Мне безразлично как тебя зовут. Почему ты спрашиваешь у меня деньги?

— Мы новые дворники вашего дома. Вы несколько раз видели, как мы убираем под вашими окнами.

— И что с того? Почему я должна отдавать свои деньги тебе. За дворника платит государство.

— Наша зарплата маленькая для выживания.

— Какой бред. Сейчас дворники живут лучше всяких ученых.

— Но мы нет и вы не справедливо судите о дворниках в общем числе.

— Послушай, у меня нет ни внуков, ни маленьких детей, чтобы я платила за их сор.

— Вы же сами ходите по двору и по справедливости должны заплатить.

— По справедливости я должна немедленно обратиться к Саиду Файзовичу. Да ты хоть понимаешь что он вышвырнет тебя с работы за такие проделки.

Раньше я слышала о том, что жители престижных и старинных домов бывают высокомерные, но они всегда представлялись мне обладателями особых умов и утонченным чувством развитой логичности раз добились этого величия. А теперь предо мной стоит недалекая совсем обыкновенная женщина с огромной желчью в душе и смотрит на мои руки с жадными глазами. Куда делся ее ум? На улице, по дороге куда бы мы не пошли все обращают внимания на наш жалкий и смешной вид, понимая наше ничтожество. Но почему эта женщина решила, что я шикую. Разве она безмозглая? Только абориген может смотреть на человека в лохмотьях с завистью к его жалким доходам. Знаю, что истинно благородные люди существуют в этом доме, но эта женщина явно не из их числа. Если бы мы сейчас поменялись местами, интересно понравилось бы ей самой такое обращение? Обида так и душит горло, но я понимаю, что не чего продолжать разговор и молча опускаю голову.

Я просто трачу драгоценное время в попытках ненужного размышления. Невозможно очистить заплесневевшую от чрезмерного достатка душу. И этот случай еще раз раскрывает занавес правды. Но это уже ничего не означает потому что остальных подъездах происходит все то же самое. Разочарование до того пронзает меня, что я больше ничего не испытываю кроме физической боли. Спускаюсь, подхожу к скамейке и сажусь опустив голову на стол. Теплый ветер дует с востока хотя и не приносит ни капли дождя. Небо оттеняют крупные облака, нависшие над землей. И также могучи проплывают дальше.

— Вы поступайте верно убегая от сюда; они не достойны вас, — говорю я как будто бы эти гиганты живые существа. Общество которое небо избрало стать жителями этого дома. На которых я до сих пор благоговейно смотрела снизу вверх теперь начинают вызывать во мне отвращение. Они уже не кажутся избранными. Наоборот подземными существами с давно сгнившими душонками. Я убеждаюсь в этом после того как вижу беззаботно идущею ко мне Гулпари.

— Отдыхайте?

— Нет, считаю собранные деньги.

Гулпари смотрит на мой скудный заработок и я замечаю горящий взгляд склоненный над моими руками. Закрываю ладонью деньги и подняв голову спросила.

— Вашей невесты нет дома?

- А почему спрашиваешь?

— Вы еще не заплатили нам.

— Неужели, а я думала, что заплатила.

— Нет, вы ошибайтесь.

— Ну как же, разве вы забыли, как я дала вам вкусную еду. А она между прочим стоит гораздо больше чем два сомона. Так что я свободна от выплаты еще на несколько месяцев.

Сказав эти слова она недовольно стягивает сумочку на плечо и уходит. Я остаюсь одна. Совсем разочарованная в этих людях перевожу дыхание и начинаю считать накопленное. К великому ужасу выходит каких-то пятьдесят два сомона.

— И это со всего дома? — вырвалось у меня. — Как такое возможно! Последняя надежда тонет в океане разочарования. Я панически хватаюсь за голову и в одночасье все переворачивается внутри. Однако злоба и ненависть к бездушным жильцам счастливого дома становится менее ощутимей. По мере того как моя горячка отходит. Нилу подходит ко мне и протягивает свою часть. Она собрала не больше моего и так же подавлена. Дорога проходит в молчание. Мы входим с ворот и тут же сталкиваемся с хозяйкой дома. Женщина полоскала белье, но увидев нас выпрямляется и вытирает руки.

— Ну пойдемте, — говорит она, давая, понять руками для чего.

Мы проходим в комнату и не дожидаясь вопроса сами протягиваем деньги.

— Пожалуйста возьмите. Здесь двести сомон, но мы обещаем завтра отдать остальное.

— Как это?

— Мы обещаем.

— Ну смотрите, завтра крайний срок.

— Спасибо вам огромное, вы не понимайте какое доброе дело свершили.

— Надеюсь и вы понимайте свою ответственность.

— Можете не переживать, — отвечает Нилу.

Я закрываю дверь и слышу как хозяйка кричит сыну:

— Отнеси деньги в дом! А сама снова приступает полоскать белье.

49

Оставшись одни мы падаем на плед и только сейчас начинаем ощущать как сильно трясемся. Возможно это от меланхолии, а может от ожидания чего-то жуткого. Я вижу в глазах Нилу искреннюю тоску по дому родителей. Она смотрит на меня и как будто бы ждет каких то слов. Но в этот момент я ухожу в свой внутренний мир и вижу дух отца. Проданные мои золотые точки ушли на лекарства от отравления. Ничего не остается как проклинать себя, считая не благоразумной эгоисткой. Но успокоившись начинаю думать о спасение. Возможно, когда меня не станет, Нилу будет намного легче. Ведь я не такая, как все, я не правильная. Я не хотела семьи, не хотела мужа, не хотела всего чего хотели для меня родители. А кто я такая, что считала свои мысли выше их. Может поэтому отец обижен и не желает забирать меня к себе. Молодая, когда-то здоровая телом и душой, сейчас я лежу на холодном цементе и последними силами пытаюсь разобраться в происходящем. Время от времени, когда воспаление усиливаются и я вхожу в транс мне кажется, как будто я улетаю из крохотной комнатушки на край облаков. И когда достигну лучей солнца то обязательно увижу весь мир, пространства всех планет, тех самых правильных людей живущих в своих домах и квартирах каждый со своей целью. Но почему-то бродить по свету мне не хочется, хотя я понимаю, что здесь могу ни в чем себе не отказывать. Я все ищу среди всех жителей мира только одну фигуру — Это моя мама. Ту в ком еще стучит разбитое сердце, померкшую от грусти среди сияющих лучей счастливых женщин и тогда только ради нее я возвращаюсь заставляя себя открыть глаза. Вот кому я нужна, — думаю я. Но открыв глаза начинаю понимать, как все тело горит пламенным огнем, и лихорадка сводит конечности. В итоге Нилу вскакивает с места и панически бежит к хозяйке.

— Помогите пожалуйста, Соф нужна помощь.

— К сожалению у меня нет знакомых врачей.

Все знают и наверное это не секрет, что в наш век служба по спасению человеческих тел берет кроме своих законных денег дополнительную плату в виде благодарности или за трату израсходованного топлива. И потому крайне мало нищих отважатся вызвать скорую помощь по крайне мере до того момента пока не поймут, что уже дошли до точки отсчета. Но Нилу зная о моем положение не смогла терпеть неписанные законы и не дожидаясь чуда схватив шарфик бежит обратно к хозяйке.

— Это вам подарок. Можно позвонить от вас?

Польщенная неожиданным сюрпризом хозяйка отвечает.

— Ну что ты, успокойся, все будет хорошо. Я сама вызову скорую помощь и оставлю вас еще на неделю без предоплаты. Но к сожалению ничем больше не смогу помочь.

— Нам большего и не надо.

Хозяйка в тот же миг звонит в больницу. Наконец скорая помощь приезжает и врач окинув меня взглядом объясняет, что нет необходимости в госпитализации.

— Вам просто нужно заменить лекарства. Вы не тем лечите сестру. После пару приемов правильных медикаментов ее здоровье снова восстановится.

— Что с ней, доктор?

— Эта просто запущенная форма простуды. Она еще молода так что нет надобности больше вызывать неотложку. Вот рецепт.

Изначально я и сама знала, что выживу. Было бы слишком просто, если бы свершилось чудо для меня и превратилась в несчастие для моей семьи. Но моя вера до того иссякло, что я уверена в несправедливости жизни.

50

В течение всей недели Нилу терпит больше страданий чем я. В отличие от меня, просто лежавшей с воспаленным сознанием и не понимавшей всю серьезность, она берет на себя все бремя ответственности которое до того губит сознание, что любой другой будучи на этом месте непременно бы пал прахом безысходности. Но та ради кого мне еще стоило жить совершает чудо. В буквальном смысле она делает невозможное возможным. Она защитила меня от петли и смерти. Через несколько дней моя единственная почка начинает подавать признаки боли. У меня открывается дизентерия, а жар снова возвращается только в худшей форме. И я уже чувствую, что возможно мое время подходит к концу. Хоть и подсознательно я немного рада такому исходу и даже нахожу некоторое облегчение в душевных страданиях. Но наяву все говорит о том, что если в кратчайшие сроки меня не госпитализируют то настанет тот самый момент которого возможно и боялась хозяйка дома. Трудно описать все те мучения которые в те дни переносит мое жалкое ничтожно слабое тело. В последний пик своего апогея я не могу даже пить обыкновенную воду и уже лежу поближе к двери, чтобы Нилу легче было за мной убирать. Как раз в один из таких моментов хозяйка навещает меня и увидев нашу беспомощную ситуацию просит, чтобы к среде дом был пуст. А иначе ей придется принять самые суровые методы по выселению больных за дверь. К этой крайности она (как мы потом узнаем) пришла после того, как неожиданно заболел ее ребенок. Внушив себе что ее сына заразили, она с трудом удерживает свой гнев. И в самый пик нестерпимой жары началось наше выдворение. Крайне сложно понять каково это — быть стиснутым со всех сторон и шагать самопроизвольно в сторону бездны. Хозяйка ухищряется каждый день выводить новые доводы. То мы становимся аферистками у которых вовсе нет родителей, то беглыми женщинами от некоего тирана. А то и вовсе уличными девками. Каждый день она находит момент, чтобы обвинить нас в каких нибудь новых грехах, громогласно крича во весь двор, что к ней поселились неизвестно каких происхождений люди которые пытаются с помощью обмана выжить ее из собственного дома. Но ее слова в некоторой степени оправдываются фактом против которого мы не можем найти должный аргумент, потому что со стороны все так и выглядит. Мы осели в ее доме как нежеланные гости, молим оставить нас словно подкидышей и терпим всякие оскорбления, будто бы и вправду уличные девки. Но крик наших душ молит о пощаде, не бросать нас на улицу, не отдавать в руки грязной жизни. Наше положение не имеет других вариантов и мы не можем вести себя по другому хотя-бы исходя из того, что один из нас не может даже встать на колени и молить о помощи. Однако кто мы ей, чтобы обойтись с нами как с людьми. Бедность и закоренелые предрассудки толкают ее на крайности.

Страх превращает в злобную и бесчувственную женщину. Нилу каждый день ходит более двадцать километров в поиске нового жилья и средств для его оплаты, но хозяйка не хочет ничего слушать. Она терпит нас еще неделю и в четверг как обещала приводить старшего дома.

51

Отражение холодных сердец нечасто можно встретить в чертах лиц у прохожих. Люди порой могут скрывать их сами того не осознавая так тщательно, что никто и никогда не заметит демонов в наших сердцах. Этот некий талант дан всем от природы по закону и по праву каждый может пользоваться им когда захочет. Но есть и другая черта, которую тоже не распознать в лице у незнакомых. Эта тень умирающего сердца, тень изнемогающей души и как же тщательно некоторые могут скрывать его порой под ярким смехом или жестоким взглядом. Но это уже делается осознанно и со смыслом, которого также никто и никогда не поймет. И как же тогда быть если эти два великолепных и гениальных таланта однажды столкнутся лицом к лицу имея все права на их возражения, что же может произойти из этого, что может случиться?

Пятого сентября Нилу от отчаяния ради моего спасения нарушила правила общества и собственного достоинства. Просидев всю ночь рядом со мной она внешне спокойна, но внутренне уже мертва. Я вижу как каждый мой стон, каждая слеза, каждый взгляд вонзаются в ее сердце словно острие отравленной стрелы разрывая его на клочья. Семнадцать лет мы росли бок о бок и стали сестрами. Помню однажды, когда нам было по десять Нилу упала и потеряла сознания от боли вывихнутой руки. Рядом не было никого из взрослых, кто бы мог помочь. И я вопреки страху пронесла ее на своем плече целый километр, и готова была отдать свою руку на отсечения ради того, чтобы она пришла в себя. Вот и в день когда все дороги города были уже протоптаны, все средства истрачены, все двери отворены она молча встает, целует меня и снова отправляется на поиски спасения. Что может девушка одна и беспомощная в огромном городе? Абсолютно ничего и в то же время все. Я опишу читатель как она прошла долгий путь к спасению самостоятельно, чтобы ты мог представить всю силу воли этой храброй девушки.

И так она начинает свои поиски на спасения с южной окраины города, где стоит черта в виде реки связывающей город с горами и проходит до самых конечных северных ворот. Жара плавит асфальт и капли на коже вместо мягкой влаги превращаются в жгучие иглы. И эта боль невыносима особенно в ногах. Все ее пальцы нестерпимо и мучительно зудят, что порой ей хочется содрать с ног прохудившуюся обувь и пойти босиком. Но Нилу терпеливая. Возможно трудно понять всю глубину ее несчастия, когда не знаешь, что такое муки, однако каждый отдал бы все на свете лишь бы не знать этого ощущения.

Она чувствует себя в пучине океана совсем одинокая, а там в глубине таинственное и неизвестное. Плывет и пытается удержать не только свое обессилевшее тело но и борется с волнами судьбы. Стучится в каждую дверь и снова спешит вперед. Посиневшие губы вздрагивают и уже каждое слово дается с величайшим трудом. Но люди чистые, сытые и вышедшие из теплых домов видят в ней некий позор общества, некую проказу дотронувшись до которой могут заразиться. И вот когда она проходит последнюю милю обратившись ко всем, не замечая то дети или взрослые слышит что бездомных и безденежных никто не пустит домой, и наконец понимает, что святых в наш век уже не существует. И что надеждой о чуде она низвергнет нас прямо в ад. То где до нее доходит озарение оказался северный терминал города. Она стоит прямо посередине перекрестка ведущей на четыре стороны. Изнемогающие ноги в конце концов не выдерживают и она падает прямо на асфальт.

— О Боже! — Кричит разум. Она неосознанно и без всякого смысла смиряется со своим положением, и тонет в своих раздумьях.

— Я такая глупая, никто и никогда не сможет перейти через "нафс" расчетливость и пустить нас без денег, просто из милосердия.

О Господи, но ведь я не требую у них оторвать свой клочок дома и подарить мне. Я даже не прошу о бесплатном проживание. Ведь ты же свидетель, так скажи им, что мне нужен только один месяц. Почему они не понимают меня? Я ведь так же как и они говорю на одном языке.

Она роняет голову на руки и не замечая прохожих продолжает сидеть посередине пустой улицы. Рядом слышатся звуки проезжающих машин. Минутами ей кажется, что машины замедляют ход, чтобы поглядеть на бездомную. Но все равно она продолжает свой внутренний монолог, пытаясь, найти спасение в нужных словах.

— Неужели я сделала что-то не так, неужели совершила ужасный грех, что теперь ты наказываешь меня столь жестоко. Прошу тебя скажи мне, не молчи, скажи, чтобы я сейчас же исправила ошибку. О ты молчишь. Ну почему ты молчишь? Хоть слово, хоть звук, чтобы я догадалась, чтобы я побежала исправлять все. Но что я говорю, я ползти-то еле смогу, куда уж там бежать. Значит ты хочешь, чтобы я сама догадалась. Ну что ж, так тому и быть. Она прижимает пальцы к глазам и пытается вообразить картину прошедших времен. Капли скатившиеся на руки наполняются расой в ладонях и внезапно припархает птичка, но от страха в тот же миг улетает. Нилу поднимает взгляд на небо, но не может разглядеть среди яркого света солнца эту странную птичку.

— Что ты делаешь? Вдруг слышит она за спиной.

— Пытаюсь поймать птичку.

— И зачем?

— Чтобы любоваться на нее.

— А ты знаешь говорят, что таких птичек сотни на горах, но они все почти ручные.

— Это не правда ручных птичек, не бывает.

— А вот и бывает.

— А я говорю, что не бывает.

— Вот увидишь, когда я вернусь то наверняка, принесу одну из них и докажу, что таких бывает.

— И кто же тебе их даст?

— Я сам их достану.

— Ты не сможешь.

— Я докажу тебе. Видишь какая у меня голубая рубашка, а они очень любят этот цвет.

Нилу смотрит на Идриса и немного начинает завидовать. И почему его так балуют? Я же так мечтала иметь таких добрых родителей, чтобы они дарили мне подарки. Чтобы я делала все что мне хочется. Это не справедливо. Он совсем мерзкий, а его все любят. В приступе ревности она поднимает свой кувшин и нарочно выливает всю воду на соседа, а он не удержавшись кидается на нее. Между ними разгорается драка.

Казалось бы это каждодневные мелочи детей — драться друг с другом. Но после этого Идрис уехал в лагерь так и не попрощавшись и больше не вернулся.

Нилу открывает глаза и чувствует, что теперь она в действительности очнулась.

— Воистину ты чудотворец и я признаю свою вину. О Всевышний, Ты ответил мне. Я смогла услышать тебя. И знала, я же знала, что имею тяжелый грех на душе, но теперь…

Вдруг она выпрямляется и встает на окаменевшие ноги.

— Боже я надеюсь на твое прощение, — говорит она точно решившись на что-то. Смотрит прямо перед собою, но никого не видя. В глазах сверкает решимость и в то же время смертный страх. Она доходит до середины дороги, встает ровно и вытягивает руки вперед. Час настал.

Черный Ауди едет своей скоростью и не сразу догадывается, что это прохожая самоубийца. Пару громких сигналов даже не смогли заставить ее моргнуть. Она стоит словно каменное изваяние четко смотря перед собой. В полночь не осталась на улице, не единой души, кто бы мог оттащить самоубийцу с дороги. Но Нилу и не собирается убивать себя поминутно помня обо мне. Возможно если бы не было благородной цели, тогда вполне возможно, что эта сцена состоялась. Но сейчас она хочет другого и чего водитель узнает лишь после того, как успевает остановиться чуть не задавив ей ноги. Еще несколько доли сантиметров спасает Нилу от гибели, но это не дает ни утешение, ни досады. Водитель выходит из машины и она тотчас же падает на землю, притворившись что ее все же задели.

— Доехал! — Кричит он выходящему за собой другу. Они подбегают к ней и поворачивая спрашивают.

— Что с вами?

Нилу медленно поднимается, как будто сильно ушиблена, хотя на самом деле ее слабость от сильного изнеможения, так что водитель не дожидаясь ответа предлагает повезти ее в больницу. Высокий здоровый молодой юноша с легкостью удерживает измученную Нилу и плавно опускает на задние сиденья. Но лишь когда двери закрываются и водитель включает внутреннее освещение салона Нилу вздыхает.

— Половина игры пройдена, — думает она и шепчет. — Боже, только дай мне силы.

План устанавливается в голове так неожиданно, что все последующие действия происходят сами собой; импровизированно и нерасчетливо. Оглядывается и замечает, что сидит в роскошном салоне и что ее владелец в самом рассвет своей жизни. Он молод, — думает она, — у него дорогая машина, значит он счастливый сын успешных родителей. Ты простишь мне очередной грех. Но я обещаю если позволишь мне спасти нас, тогда я исправлю все, клянусь, что исправлю во чтобы то ни стало.

Она ноет как можно естественней и громко произносит: — Прошу вас быстрее.

Мужчина и так едет на пределе спидометра. Сильные руки вцепляются за руль увидевший в эту минуту его лицо заметил бы на сколько озабочен этот человек.

— Я не могу ждать! — Произносит Нилу, а сама думает. — Неужели чудо.

— Помогите, — Продолжает не веря в реальность происходящего. Водитель на грани нервного срыва от такого дрожащего голоса.

— Потерпите.

Смотрит то в зеркало, то на дорогу. В мягких тонах приглушенно света она кажется совсем изнеможенной. Возможно если бы он хорошо разглядел, то увидел бы на сколько она потеряна, но он ощущает какую-то непонятную тень отчаяния исходящую от нее.

— Потерпите мы уже близко к больнице, — говорит он, но Нилу вскрикивает:- Не надо в больницу! Поезжайте в Яккачинор.

— В Яккачинор? Удивленно произносит третий пассажир.

Нилу замолкает. Этот голос кажется ей знакомым. Она слегка поднимается и пытаясь разглядеть его в зеркале осторожно выпрямляется.

— Я прошу вас поезжайте туда не задавая вопросов. Сейчас жизнь двух беспомощных людей в ваших руках. И только вы способны спасти их.

Мужчина делает резкий поворот направо, но его друг догадавшись в чем дело поворачивается к Нилу и она застывает.

52

Уже почти утро, холод усилился и становится неприятным. Я лежу бессильная волнуясь за подругу. С щемящим чувством тоски предполагаю, что больше не увижу ее. Я теперь сожалею о том, что была настолько глупа и предпочла физическое мучение душевному. Мама была права говоря, что я не знаю настоящей жизни. Но мое глупое сознание замечает во всем только романтизм. Как часто читая в книгах про пережитые испытания главных героинь я представляла себе каково это постичь то что они пережили. Но сейчас я готова стать тенью чужой семьи и ни Амин, ни его отец, ни проклятие мамы не пугают меня так сильно как неизвестность. Замужество теперь кажется смешным. И как я могла быть такой трусливой. В моей душе наступает переломный момент, тот момент, когда детские страхи покидают повзрослевшее сознание. Вся моя жизнь, все мои надежды по крупицам начинают разрушаться и я чувствую, как превращаюсь в одинокую взрослую женщину.

Человек которого вызвала хозяйка самым бесстыжим образом вошел в коридор. И я на веки запомнила его взгляд ибо оно выражает самую презренную картину. Он осматривает меня с ног до головы и задержав свой взгляд на рядом стоящий таз, в который я только что вырвала сжимает губы. С первой минуты как он вошел я заметила в его глазах оттенок той души, которую продают дьяволу ради успехов в этой жизни. Хозяйка по всей видимости уже успела дать о нас рекомендацию и потому он смотрит на меня с глубоким отвращением. Третьим и пожалуй особым, грубым и самым унижающим аспектом в жизни квартирующих оказалось призрение женского пола. Сколько бы отец не внушал мне, что женская душа в сто крат чище мужской, теперь я столкнулась с абсолютно иными суждениями. И как же унизительно лежать на земле еле прикрытой и бессильной, когда два посторонних человека пришли решать твою судьбу. Я поднимаюсь против сил и сажусь, чтобы не давать поводов для лишних, презрительных взглядов. И вот они говорят.

— Эта что ли тебя мучает?

— Но вы еще не знайте какие это пиявки. Они не понимают человеческого слова. Вот уже как две недели я говорю им освободить мой дом, но они даже и не собираются. Ну вот смотрите какой срам они устроили в помещение, а их одежда, да вы поглядите. И не стыдно им? А ведь подумать, уже взрослые кобылы. Что ты смотришь? Да ко всему же и бесстыжие.

— Откуда они взялись?

— Да Бог их знает. Говорят сбежали из приюта. Видите ли кто-то там хотел взять вот эту в жены, а она не хотела выходить за старого.

— И вы больше ничего не спрашивали?

— Вы же меня знайте на сколько я простодушна и доверчива.

— А может они ночные бабочки? Надо бы сюда еще участкового, а то мало ли что; кажись она с трудом дышит.

— Да все это ложь, она здоровее нас с вами. Это все ради того, чтобы жалость вызвать. Понимайте? О какая актриса, да только я таких актрис как щепки ломаю, слышишь дрянь паршивая. Посмотрите как корчит из себя невинную овечку. Да видала я таких овечек на рынке то и дело воруют и попрошайничают.

— Да уж достались вам квартиранты не чего сказать.

— Ничего и не нужно говорить. Просто взять и вышвырнуть, и дело с концом.

Я сижу дрожа, но пытаюсь удержаться достойно и трепетная от страха слушаю с напряжением, не до конца понимая, что эта сцена происходит со мной. — Пожалуйста не выгоняйте нас. Мы же вам не сделали ничего плохого. Я снова начала надеятся, хотя сотни раз предупреждала себя не быть глупой. Слезы не смогут увлажнить ее сердце — оно каменное.

— Ах, ты какая языкастая, да еще и крокодильи слезы проливать умеешь. Пошла вон! Слышишь? Сейчас же! Я ей добро, а она вон как закрутила. Дрянь ты бесстыжая! Сидишь тут полуголая. На что надеешься, честных людей обмануть а?

— Но ты ещ получишь за сказанное. Я тебе твою храбрость быстро обломаю. Ты ничтожная соплячка, решила меня обмануть?

Я закрываю уши, чтобы не слышать этой мерзости. Чувствую себя настоящим загнанным зверьком, с которым не церемонятся. Но словами они не кончают сцену. За доли каких-то минут все наши вещи оказались за воротами. Я опускаю ладони и слышу.

— Бесстыжая тварь! — И тут же поднимаю их.

А мужчина продолжает выносить вещи самым отвратительным и наглым образом. Я конечно с терпением и почти безропотно бы все вынесла, но их поступки больше походят на варварство, которое нельзя прощать. Хозяйка продолжает кричать во все горло: — Не смотри на меня, тварь, не смотри. И мне хочется что-нибудь ответить ей. Но понимая свое отчаянное положения я встаю и протягиваю руки в умоляющем жесте. Она отталкивает меня словно щенка. Откуда и как появились у меня силы я не знаю, но моя кровь закипает от ярости и я встаю на ноги как будто, и не болею. Обнаружив рану на губах осторожно вытираю.

— Видите? Я же говорила, что она абсолютно здорова. — Продолжает она кричать.

— Ну если она здорова, так и разговор с ней будет по другому.

Я снова вздрагиваю. Мужчина опускает голову на бок и начинает заново измерять меня взглядом. Но уже каким-то странным и насмешливым.

— Сколько тебе лет?

— Она что глухая?

Но я не отвечаю, не потому что, не слышу или пала в транс, я молчу не в состояние что-либо сказать, от непостижимого ужаса.

— Вы хотите избавиться от них, как от клопов, раз и навсегда?

— И чтоб духу их здесь не было.

— С легкостью, но для этого мне нужно переговорить с этой плутовкой пару минут наедине.

Сколько раз я думала, что самый сильный страх это когда чувствуешь одиночество. Но все прошедшее не стоило ни доли того, что я испытала когда мы остались одни.

Разум мышление сознание все рациональное покидают меня разом. Но человеческая душа эластична и может перетерпеть многое пока не достигнет края. В какой-то момент мне тоже захотелось постоять за себя, но у меня совсем не осталось сил бороться.

Я чувствую, что нахожусь абсолютно в безвыходной ситуации. Забытая всеми и покинутая самим создателем. Слышу как во мне колышется сердце пытающаяся, справится с непреодолимым страхом начинаю испытывать глубокое отвращение к своему слабому телу. И вдруг пронзает мысль. — Зачем бороться? Сегодня или завтра, но я это сделаю. Так зачем же бороться?

Эти мысли становятся окончательным доказательством того, что моя вера угасает испепелив своим остатком всю душу. Если бы кто-то сказал мне. — Помни о грехе. — Но никого не осталось и даже если они скажут, как же тогда они объяснят этих двух людей. Что они скажут мне? — Жизнь борьба! — Но разве не справедливо сталкивать счастливого, полного силы духа мужчину с той у которой ослабело не только физиология, но и вся душа? Но я знаю что и на это у них нашлось бы какое-нибудь громкое, величественное слово. Может быть они сказали бы, — помни о вечности!

Но о каком они имеют в виду, о сегодняшнем или завтрашнем? Ибо каждая минута в этих муках начинает казаться вечностью. Я всегда говорила Камолу: — Не ощущай того чего, не хочется.

Но в тот момент сама нарушила этот закон, оправдывая намерение ложным желанием верить в невозможное. Есть прошение не может такого быть, чтобы Создатель не прощал тех кого сам же довел до края. И в то же время понимаю на сколько омерзительна эта глупая надежда. Мне не будет прощения. Я точно это знаю, но чувства настоящие и невозможно терпеть их. Моя слабость против закона веры! Пусть она будет таковой. Мне уже все равно и мой взгляд падает на нож, которым совсем недавно пользовалась Нилу. Мужчина и не заметил его. Какая-то радость возбудилась во мне в то мгновение, когда я посмотрела на этот предмет. Появилась мысль о победе над жизнью. Для этого всего лишь-то нужно переступить за грань обычного и поднять, то что сама судьба предоставила в мои услуги. Не слыша мерзкого предисловия мужчины я встаю и делаю шаг к своему спасению. Вот нож оказался у меня в руке. Но самое сложное в этот момент было не поднять его, а набраться храбрости к последнему шагу. Невероятно как один ничтожный предмет заполняет все мои мысли и становится самым важным для меня на свете. Он то решит мою судьбу. И я уже не вижу перед собой ни человека, ни тесного пространства. Забываю о времени и лишь испытываю сильный терпеть перед решающим моментом. Прячу руки за спину и только хочу вонзить нож в кисть, как открывается дверь. Я вижу Амина.

Нилу оттолкнув хозяйку тот же час хватает мое падающее тело. Амин стоит у двери остолбенев от увиденного, но явно не понимает что происходит. До этого я не знала что чувствуют люди при неожиданной встрече. Но то что я увидела сейчас, поразила меня сильнее смерти. Я не знала, что значит испытать трепет, не знала что такое мятеж души. Они не были мне знакомыми, а теперь лежа на руках подруги я не могу постигнуть того что внезапно вонзилось мне прямо в сердце. Нилу крикнула ему, — помоги!

И вот он подходит. Опускается на колени, я вижу вблизи его бледное лицо. Оно все такое же. Но он стоит как светлый дух так растерянно, что не сразу решается дотронуться до меня. Однако слова Нилу: — Надо ее перенести в машину! — пробуждают нас от транса. Он разжимает свои руки и уносит меня с этого места.

53

Почти упав на сиденье я чувствую истинное наслаждение от ощущения долгожданного тепла. Обыкновенный салон машины кажется теперь истинным раем, попав в который я на несколько мгновений забываю все что произошло накануне. Приятный глухой звук шума мотора, плавного движения, действуют на мое иссохшее сознание как тихая песня колыбельной. И я постепенно погружаюсь в сон.

В те мгновения мне ничего не снилось. Мой разум был настолько измучен, что просто-напросто провалился в дремоту не имея уже сил бороться с усталостью. Последнее, что я помню из того мгновения это как увидела его глаза. Но все это точно подтверждает что теперь я выбрала свой путь. Меня будят холодные капельки, падающие на лицо. Нилу смотрит с радостью и лаской, вытирая слезы, в то же время предлагает выпить воды. Внутри прожигает огонь пустоты. Странно ощущать такое, когда мы спасены. И только позднее я понимаю что это пустота образовалась от бездны выковыренной моим же разумом. Я с мучением переношу ту минуту, когда вспоминаю прошлую ночь. Однако как же получилось что я очнулась на руках у Амина? Тут то и Нилу начинает рассказывать о своем долгом и странном пути к нашему спасению. Я и до этого верила в закон притяжения оторванных душ, а после рассказа Нилу совсем убедилась.

Посмотрев на нее я замечаю на сколько она хрипло дышит. Ее лицо бледное и сияющее, оно олицетворяет нечеловеческое благородство.

По началу мне становится страшно представлять какие мучения ей пришлось пережить. Но постепенно это чувство заменяет глубокая благодарность.

Я представляю как Амин сейчас сидит в своей комнате ожидая, что я позову его, упаду в его объятия, от того что признаюсь они волнуют меня. Я не могу точно сказать хочу ли я его видеть и слышать, но прошлые чувства встают в бой против уставшего разума. Первую половину дня я провожу впостели под капельницей. Приглашенный врач вежливо исполняет свои обязанности и тихо уходит. По его требованию я не встаю с постели. Нилу бесконечно рада нашей удаче. Она находит произошедшее волей Всевышнего. И каждую минуту возносить покорную хвалу. К обеду в дверь стучится пожилая женщина и передает слова своего хозяина.

— Я уезжаю по делам предоставляя к вашим услугам свой персонал и дом.

Нилу готова расцеловать ее, но мне становится грустно. Значит в тот день он отпустил всех работников не оставив мне шанса на спасение.

Сердце познавшее истинное чувство сильнее простого сердца, это я поняла, когда готова была от обиды снова встать и бежать в никуда. Если б я была одна, возможно тогда без сожаления покорилась бы своему сердцу. Но смотря на Нилу я оставляю свои мысли. Вечером меня спрашивают, могу ли я спуститься в столовую, но если нет то обед принесут в комнату. И та надежда на спасение которую я так берегла понемногу начинает исчезать. Я так же начинаю бояться этого дома, бояться увидеть ту столовую, так нагло искушенную мое глупое сознание. Тот холл, который принял обещая ложь и того человека кто может ожидать меня в надежде на реванш. Нилу конечно же не в восторге оставаться целый день в запертой комнате, когда после заплесневевшей каморки попала в такой роскошный особняк.

— Ты бы встала и посмотрела на этот сад, — говорит она сидя у окна. — Это настоящий эдем.

— Не могу.

Тогда единственным утешением Нилу остается ходить по просторной комнате и мечтать о чем-то нереальном. Я же продолжаю лежать в мягкой постели окруженная всесторонним уходом и на удивление физически силы начинают ко мне возвращаться. Вчерашняя боль исчезает и только усталость тускло напоминает о ней. Но какую цену я должна заплатить за свое спасение? О, этот страх он невыносим. Амин видел меня падшей и оскорбленной, и наверняка презирает. Но моя гордость не позволяет представить и тени того как он узнает о моем нелепом бегстве, а потом решает мою дальнейшую участь. Покидая свой дом я была уверена, что поступаю правильно, но оказалось, совершила самый неправильный поступок в своей жизни.

И только сейчас до меня доходит какой же я была глупой. Не могу назвать это раскаянием, но часть меня повзрослела. Теперь я смотрю на все происходящее вокруг по иному. И наконец постигаю то истинное смирение, которое мне так не хватало до сих пор.

Со временем смертельная тоска проходит и ко мне возвращается надежда. Я начинаю подумывать над возвращением. Мой дом единственное место на земле, где я могу освободиться от всех невзгод. Остается вопрос: — Живут ли мои родные все еще там и простят ли они меня? Я встаю с постели не в силах больше продолжать молчать. Прохожусь по комнате, но как бы я не хотела сказать подруге о своем решение, не знаю с чего начать. Я понимаю, что в отличие от меня у которой есть шанс закрыть эту ужасную главу в своей жизни у нее нет вариантов. Если мама простит меня и примет обратно, то кто примет ее? Отверженная всеми она не выдержит одинокое скитание по млечному пути. Кто позаботится о ней? В одиночестве она будет презренна и оскорблена людьми. Нет я не могу представить такую участь своей подруге. Мы садимся возле окна и Нилу не удержавшись срывает маленькую розу. Раньше я не замечала за ней таких манер. Сейчас немного проследив неожиданно замечаю на сколько она изменилась. В детстве она была чуть выше меня и с более густыми волосами, но так же как и я была слегка неряшлива. Всегда за ней висела единственная толстая каштановая коса, а на спине выделялась легкая горбинка как будто она стеснялась своего роста. Но теперь на удивление она превратилась в настоящую красавицу. Роскошные длинные волосы, которых даже не нужно укладывать и элегантный стройный стан с идеальными пропорциями. Она сидит напротив меня и кружит цветком возле носа вдыхая его аромат.

— Ты должна поблагодарить Амина.

— Я попытаюсь.

Но наше спокойное уединение кончается, когда мы замечаем черное Ауди. Амин спокойно выходит в сопровождение того же друга и так быстро смотрит в нашу сторону, что мы не успеваем спрятаться.

Через пять минут приходит женщина принеся нашу одежду. Они уложены в чистых кип и пахнут цветами.

— Хозяин ожидает вас обеих к ужину.

Нилу напряженно смотрит на меня, спрашивая взглядом могу ли я спуститься. В то же время с привычной надеждой ожидает моего согласия.

Набравшись храбрости я открываю дверь, выхожу из комнаты. Мы проходим мимо таких знакомых мне стен и спускаемся в зал. Несмотря на уличный сумрак большая комната ярко освещена. С кухни доносятся голоса нескольких женщин. Они весело болтают о чем то и я оглянувшись твердую как камень. С левой стороны длинного стола почти в самом конце сидит человек непрерывно следивший за мной. Это лицо я узнала бы среди миллионов лик, за сотни километров. Но он сидит так близко, что мое дыхание останавливается, а сердце падает в пропасть. Я делаю невольный шаг назад, но он ловит мое движение и тут же встает с места.

— Куда ты?

Он медленно подходит к нам. И с каждым его приближением я все больше убеждаюсь, что теряю мужество.

— Прошу проходите, — говорит он своим бархатным тоном разливая по мне холодную волну забытых чувств. Прошлое предстает предо мной и уносит туда так быстро, что я забываю, где нахожусь. Я не могу больше видеть, я не могу больше слышать, осязать и чувствовать ничего другого кроме этого лица. Он садится опустив голову и я не понимаю почему вновь встретилась с ним именно сейчас. Почему не раньше или быть может позже.

— Чувствуйте себя как дома, — произносит его друг, сидевший напротив него. Но я не сумев сразу прийти в себя с большим трудом заставляю расслышать робкий ответ Нилу.

— Вы поступили благородно.

— Прошу обращайтесь ко мне на ты.

— Всевышний вознаградит вас обеих за доброту.

Лицо Амина на мгновение искажается, потом проявляются черты удивления, а после неловкая улыбка.

— Меня не стоит благодарить вы сами помогли себе.

— Но если бы не вы, я даже не представляю, что с нами случилось.

— Кто они были? — спрашивает его друг.

И моя жалкая человеческая сущность начинает бояться раскрытия позорной тайны собственной глупости.

— Мы сняли комнату у этой толстухи не представляя какой сумасшедшей она окажется.

Амин слушает спокойно, без малейшего признака недоверия, но изредка смотрит на меня так как смотрят растерянные ложью люди. Пока Нилу сочиняет нам более благородную историю и объясняет его другу, он подходит и садится рядом со мной.

— Ты это сделала ради меня?

Но я не могу шевельнуть губами и вновь встретится с ним хотя бы краем глаз. Мне кажется, что с каждым неправильно сказанным словом земля начнет уходить из-под ног. Не выдержав встаю и спешу к спасительной комнате, откуда не должна была выходить.

— Что с тобой? — спрашивает Нилу вставая за мной.

Я не оборачиваясь отвечаю.

— Продолжайте ужинать без меня.

Я почти уже привыкла к своему тихому существованию, а теперь вновь эта буря волнений пытается уничтожить меня. Но чем больше я стараюсь разобраться во всем, тем шире открываются старые чувства и пытаются захлестнуть новой волной. Смотря на Амина я больше не испытываю прежней ненависти, но и остальные чувства не откликаются. Только непрерывное спокойствие, словно заледеневшая поверхность воды, вот что происходит во мне. Какими сложными путями я добилась этого спокойствия, а теперь негаданная сила пытается сломать этот лед.

Я останавливаюсь и спрятавшись за стеной снова смотрю на него.

— Кто же он? Мой ангел спаситель или демон во плоти человека? Но не может быть, — думаю я, чтобы демон был настолько чувственным и тактичным. За наш короткий разговор он ни разу не взглянул на меня непристойно хотя по правилам традиций должен был презирать за прежние легкомыслия.

— Что с вашей подругой?

— Не волнуйтесь, она просто еще не до конца поправилась.

— Она кажется потерянной, — вдруг замечает Амин. И я застываю от прохладной волны. Мне хочется узнать его мнение о себе.

— Я заметил в ее глазах тоску.

Его голос выдает неуверенность. Я понимаю что он еще не до конца разобрался в себе. Он так же как и я не понимает почему мы вновь встретились. Быть может у него уже новое увлечение, а я тяну облако прошлого. Но как бы там ни было он все-таки пытается разобраться в своих чувствах.

— С ней что-то случилось? — спрашивает его друг.

И моя Нилу отвечает по своему: — Все началось из-за банальной любви. Возможно вы уже знайте об этом. Но если нет, то я расскажу, что излишки любви похожи на воды океана, попадая в нас превращают ровную гладь в настоящий вал.

Ее родители из среднего класса такие же как и мои. У них нет ни крупного бизнеса, ни почетной должности. Но в отличие от моих, они любили свою дочь до безумия. И желая ей самое лучшее на свете мечтали сделать ее гораздо более счастливой, чем она есть. Это и привело ее до сегодняшнего дня. Год назад из-за границы вернулся наш сосед. Сын главного предпринимателя и по совместительству директора школы. Красивый, а самое главное богатый. Но дело начнется с того что их отцы дружили, и потому ее семья решила породниться с ним. Этого было достаточно чтобы ей сообщили о договоренности. Вы подумайте, — классика жанра, — но нет. Женихом оказался отец а не сын. Соф до этого была податливой губкой впитывающей любовь своих родителей и все было бы так как хотят они. Она бы смирилась и приняла ненавистного мужа, но случилась однажды, что она сама влюбилась. И вы не подумайте что моя подруга была легкомысленная. Вовсе нет. Она полюбила чистой душой, истинной и благородной. Душой девственности не познавшей греха. И казалось бы ее избранный тоже полюбил ее. По началу он одурманивал ей голову хуже сильного опиума и показывал как бывает на самом деле истинная любовь. В продолжение нескольких недель она не могла насладиться этими чувствами. Позабыв о долге и обязанностях. Она пустилась по волнам судьбы. Ее любимый в отличие от избранного родителями не унижал ее и вскоре она позабыла свои страхи перед женихом. Чувства вот чего не хватало ее душе. Особенно она не могла поверить себе когда впервые сумела утонуть у него на груди. Казалось он начал понимает ее сердце и искренне ценить. Но нет, он оказался настоящим подлецом. В то время как она хотела отдать ему всю душу без остатка, он хотел всего лишь ее плоти. В итоге он разбил ей сердце на такие мелкие осколки, что уничтожил всю. Она убежала от него и попала в больницу, а после потеряла отца. Я рассказываю все так откровенна потому что разочарована в людях и не понимаю почему они такие жестокие. Разве моя подруга была виновата, что ее сердце полюбило этого негодяя? Почему если девушка любит значит она неправильная? Ответьте мне ведь вы тоже мужчина.

— Хватит! — Произносит Амин. Встает и спешит к выходу. Да и я сама услышав с других уст свою историю невольно заплакала. Я не знаю что была до такой степени глупой. Друг Амина что-то спросил у Нилу. Но я уже не слушала.

Мне становится противно и невыносимо оставаться наедине со своими чувствами. Они смертельно мучительные. Время не может лечить такие раны, они впитываются в плоть и остаются со своей жертвой до самого последнего вздоха. И только само чудо может отделить его от нас. Но и то с помощью нового ужаса, который превзойдет его в сто крат. Заперевшись в комнате я подхожу к окну. С каждой минутой слушать их громкие голоса становится невыносимо. Я стою прислонившись на подоконник и тут понимаю, что вся моя светлая жизнь осталась позади. Что так же как и отца у меня больше нет ни дома, ни любви, ни родных и мое положение безнадежно. Что может ожидать меня в будущем? Временная участь содержанки или жалкое существование дворником? Это еще хуже, чем рабство нелюбимому мужу. Я оглядываю комнату и застываю, все началось здесь, в этой комнате. Да, она изменена, но все та же.

— Нет, все должно кончится! Наконец выпрямившись подхожу к шкафчику. Достаю упаковку лекарств. Мое желание мгновенно исполняется, когда я глотаю их и ложусь на кровать с чувством облегчения. Я снова оглядываю комнату и устав от вечных мыслей спокойно закрываю глаза.

— Вот и все кончилось, — шепчу себе. Но видимо Господу угодно играть с моей душой. И уже когда я готова заснуть навеки, в комнату вбегает Нилу.

54

За окном стоит яркий день. Я поднимаюсь и вижу маму. Она обнимает меня со словами: — Жива! Моя девочка жива!

И более долгожданного чувства я не ощущала до сей поры. Весь мир остается где-то там, позади и больше не касается меня. За спиной у мамы стоит Камол. Улыбается как зайчик. Я протягиваю руки, и он бросается к нам. Долго, очень долго мы обнимаемся не будучи в состоянии двинуться с места или сказать что-либо. За нас говорят наши слезы. Мое сердце бешено колотится заставляя чувствовать одышку. Что может быть прекраснее чем снова оказаться в объятиях у мамы. Нет, это не самообман, это не волшебство, это воля Господа. Она любит меня по-прежнему и простила мой побег. Не отпуская ее с объятий возношу хвалу Всевышнему.

— О Милостивый прости меня. И ты мама прости меня. И ты братик прости меня.

Они вытирают мои слезы.

— Ты ни в чем не виновата.

В это время входит врач. Проводит обыкновенный осмотр, и уже через час я покидаю больницу.

— О, как я хочу увидеть Нилу. Как хочется сказать, что люблю ее. Но когда такси поворачивает совсем в другую сторону города, я спрашиваю у мамы.

— Почему мы поехали этим путем?

На что она отвечает:

— Скоро узнаешь.

Но что я узнаю. Боже мой! Это невероятно.

Мы подъезжаем в самый центр города, где нас ожидает наша новая квартира. Мое зрение еще помрачено ярко желтыми искрами слез. Но когда мы входим в просторный подъезд сердце подсказывает.

— Отныне все будет иначе.

Два просторных комнат и большой зал в будущем станут нашим новым, самым любимым обителем. Меня больше не будут мучить обязанностями традиций, а Камол сумеет гордо жениться на той которую выберет сам.

Но прежде чем я завершу свою повесть позволь читатель рассказать о тех кого я не забуду никогда.

Директор все-таки совершил свой подлый поступок и отобрал наш родной дом. Но к счастью мама до последнего дня продолжала жить там на милости его детей.

В промежутке этого времени, она осознала свою ошибку, став свидетелем его женитьбы на Мариям. Да, директор все-таки женился, за что я беспредельно счастлива. Давивший камень страха наконец спал с души. Но я никогда больше не возвращалась в родные края, чтобы не встречаться с ним. В тот же вечер, когда я вернулась к родным, встретилась с Нилу. Судьба улыбнулась моей подруге в лице хорошего человека по имени Шерхон. Это был тот самый друг Амина участвовавший в нашем спасении. Красивый молодой мужчина с добрым сердцем, он с первого взгляда влюбился в Нилу и вскоре они сыграли пышную свадьбу. По иронии судьбы он живет в золотом районе и на зависть Вали намного влиятельней. Он очень известный адвокат. Так что моя подруга сумела отомстить за все, что ей причинил этот негодяй и со временем обрела спокойствие, троих детишек и прощение родителей. Наша дружба от невзгод еще больше окрепла и продолжает расти. Мы стали настоящими сестрами. Всегда и везде помогаем друг другу.

А Амин снова ворвался в мою жизнь, но не так как многие предполагают. Через несколько дней Нилу передала мне конверт на котором было написано. "Для Соф."

Она обняла меня крепко и оставила одну. Я долго сидела глядя в окно и не могла понять что делать с ним, поцеловать и положить под подушку или же прочесть и возможно заново разочароваться. Однако руки сами прижали конверт к груди и немного отходя от озноба я все же решилась открыть его.

Вот что я прочла в нем:

"Моя дорогая Соф, я говорю дорогая потому что не имею право называть тебя по другому. Если ты читаешь эти строки значит меня уже нет в городе. Я начал писать это письмо когда понял, что причинил тебе излишек страданий. Наверняка ты удивилась когда в последний раз я спас тебя, но даже не попрощался с тобой. Зная как ты сильно любишь своего отца и теперь ненавидишь меня, я не осмелился причинить тебе новую боль. А этого ни в коем случае нельзя было допускать. Но знала бы ты как я потом сожалел. Как хотел вернуться и в последний раз взглянуть в твои глаза. Увидеть твои улыбающиеся губки и прижать к себе. Но теперь это не важно. Я пишу тебе потому что, считаю себя виновным. Признаюсь что был подлецом и обманул тебя, но окажи мне последнюю услугу не бросай письмо, дочитай до конца и реши кто я такой на самом деле.

Ты наверняка задавалась вопросом почему в тот день я так поступил? И я отвечу тебе: В начале года, когда я вернулся, то вынудил себя остаться о чем теперь благодарен проведению. До этого я был одним из тех напыщенных индюков от которых ты терпела издевательство. Я не знал что такое жить простым сердцем. Да и сейчас мне кажется невероятным быть таким. Но не в этом дело. Меня вырастили ожесточенным эгоистом. Первое потому что я был самым настоящим баловнем, а второе потому что был мужчиной. Это лицо в точности похоже на отца, но уверяю тебя душа у него теперь другая, потому отец выбрал меня и вырастил в роскоши. С четырнадцати лет я имел уже собственную машину. Чего бы я не пожелал все тут же исполнялось. Каждая моя прихоть исполнялась и не было слово нет для меня. Сейчас я понимаю, что был настоящим золотым ребенком. Когда я вырос, кроме денег в голове ничего не водилось. Я считал что деньгами в жизни можно купить абсолютно все. Бесконечные развлечения девушки и похоть, вот из чего состояла вся моя жизнь. Меня заставили поступить в институт, но об учебе я и думать не желал. Признаю что был грубым неотесанным хамом. Постоянно дрался и попадал в неприятности. Но отцу было все равно, он считал своим единственным и священным долгом лишь вовремя пополнять мой счет в банке.

И этим он купил мою фальшивую любовь, которую я себе внушил. Бесполезная, одинокая жизнь в поисках вечных развлечений. На самом же деле я был одиноким. Знаешь, когда я впервые увидел тебя никакое предчувствия не проснулись. Так странно, но ничто не внушило мне, что ты моя судьба, если бы не та ночь на парковке. Признаюсь в первую минуту я хотел бросить тебя на произвол судьбы и на завтра от души посмеяться. Но заиграла глупая совесть. И я помог. Едва я поднял тебя на руки как по телу прошелся пронзительный ток. Твое лицо дышало юной чистотой. И мне стыдно в этом признаться, но в тот момент мне захотелось стать обладателем этой невинности. Назови это как хочешь. Очередной забавой богатенького потаскуна или прихотью грешной души. Я думал если буду встречаться с тобой, то без проблем усмирить свои желания и исцелюсь от непонятного чувства. Но с каждым разом изо дня в день ты очаровала меня своей скромностью и простотой. И эта прихоть возросла в нечто гораздо большее, похожую на вожделенную цель. И убеждала что я полностью нахожусь в твоей власти. Твое общество стало для меня сравнительно с кислородом без которого я бы умер. Каждый день я с нетерпением ждал нашей встречи. Наверняка ты даже и не догадывалась как часто я созерцал тебя и в тайне думал как исцелится от этого бремени. Я долго шел к своей цели, как мне казалось и возмущался твоему незнанию обыкновенного. Ты почти всегда сидела молча смотрев на свое отражение в зеркале, а меня разрывало на части. Прости меня, я тогда не ведал многого и думал лишь о своих потребностях. Я был наглым, мои повадки наверняка вызвали бы в любой другой возмущение, а ты терпеливо выносила мое общество. Я просто не знал что ты по-настоящему полюбила меня. Я был слишком глупым, чтобы распознать это. В итоге когда желания совсем затуманили мой рассудок я задался вопросом. — Чем она зацепила меня? — и предположил что найду этот ответ только тогда когда получу тебя любой ценой.

Понимаю, что не могу повернуть время вспять и изменить все, но не спеши осуждать меня.

Говорят темнота притягивает темноту. Всевышний наказал меня за то, что я причинил тебе столько горя. А может это были твои слезы. Но как бы ни было после твоего побега в мою жизнь тоже ворвалась черная полоса. Я уже писал, что я единственный наследник отца. Но у моего отца есть еще незаконнорожденный сын. А у меня есть единственный брат. Он все это время одиноко прожил в городе. И я всегда не признавал его, и часто обижал. А после твоего побега стал издеваться над ним еще хуже. Компенсируя этим свой гнев. Я не справедливо занял его место и пользовался всем что по праву должно было принадлежать ему. За что до сих пор не могу простить себе. Я грешен Соф, очень грешен. Мой брат был добрым почти блаженным человеком, и несмотря на мою злость он продолжал любить меня. А моя мама очень кроткая, как и ты приняла его как родного сына и делала все, чтобы мы оставались родными. Отец всю жизнь изменял ей со всякими падшими женщинами. Но однажды я застал его в месте с подругой брата и просто озверел от злости. Мой старший брат все знал, но боялся кому-либо рассказать. Впрочем, твоим ушам незачем знать таких мерзких подробностей. Так вот ни чего не вечно и я рассказал маме. От этого она сошла с ума. За что я должен гореть в огне. Странно, когда грешник не терпит грехов, не так ли? Но я изменился. Многие часы я провел вспоминая прошлую жизнь, брата, маму, отца; то что и казалось мне неважным, свои ошибки и грехи. Ты не поверишь, но из всей своей жизни я не вспомнил ни одного доброго дела которым мог бы гордится. Отец сдержал слово и переписал весь свой бизнес мне. Но меня уже нет в его сердце. Теперь у него новая жена и возможно скоро появится новый сын. И хотя моя безмятежное существование возобновилось, но самое дорогое что у меня было я потерял. Прости меня Соф. Я до сих пор не решался на этот шаг возможно потому, что до конца не осознавал содеянного. Однако с твоим возвращением все непонятное сложилась по местам. Ты пришла и мне потерявшему смысл жизни подарила новый шанс. Теперь я точно знаю чего хочу. А хочу я изменить всё. Замолить свои прежние грехи перед братом и попытаться вылечить маму. Я не могу надеяться на твое прощение, хотя буду повторять эти слова постоянно. Но все же, если по каким то причинам ты сумела простить меня и по-прежнему чувствуешь хоть крохотную симпатию, тогда позвони или напиши мне и я в тот же миг брошусь к твоим ногам. А сейчас я уезжаю с братом и мамой за границу. В конверте есть листочек с моим новым адресом и номером телефона.

Надеюсь что ты простишь меня.

Твой хранитель Амин"

Дочитав письмо я испытала не выразимое ощущения грусти. Все перевернулось внутри. Пронизанное насквозь поражением я задрожала, а сердце замерло. То что он рассказал, была почти-исповедью, и как же я могла осуждать его! Вопреки всем небесным правилам я бы не смогла теперь обвинить его. Я простила его. Но разум почему-то шепнул: — Все осталось позади. И я поняла, как бы это не звучало странно я ничего не хочу менять кроме как: дышать свободно, ощущать каждое мгновение, понимать, что жива и что теперь открыта вся вселенная.

Эпилог

Через год я поступаю в институт, через два беру из детского дома двух детей. Называю мальчика Илхом в честь отца, а девочку Муслима. В них я нахожу свое прошлое которое не возможно вернуть и поменять. Эти дети источают необходимую мне энергию и становятся новым смыслом жизни. Я радуюсь вместе с ними порхаю во снах и наяву. Ценю каждое мгновение, каждую деталь, каждого человека, ибо вместе все это создает вечность. Конечно я ограничена во многом. С единственной пересаженной почкой далеко не уйдешь. Но я сумела пройти через край всех испытаний, постепенно забывая Амина и сохранила в памяти лишь те части которые не причиняют боль. Он же вскоре становится одним из успешных людей в сфере строй-бизнеса и осуществляет свои цели. Я радуюсь за него каждый день, но больше ничего не чувствую. К тому-же теперь я приближаюсь к отцу. Часто навещаю его могилу. И понимаю что в погоне за счастьем у всех свои взгляды. Устроилась учительницей и обучаю сироток литературе, а после влюбляюсь еще в одну девочку и забираю ее к себе. Я живу полной, сверкающий, яркой, подвижной, жизнью и вскоре, когда вторая почка доживает свои дни ложусь в больницу. Понимаю что это и есть вся моя жизнь. Большего мне и не надо.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

Эпилог