Щит четвертого стража [Андрей Сергеевич Терехов] (fb2) читать постранично, страница - 3

казалось ироничным, что выбрали его. Всю свою сознательную жизнь монах проповедовал людям учение Утереила, но чем больше Михаэль старался, тем больше народ отворачивался от церкви. В конце концов, и вера монаха стала таять, будто весенний снег. И вот экспедиция — шанс показать мирянам, что все было по-настоящему. И вот шанс его, Михаэля, — показать, что он шел не зря, что он хоть как-то полезен. Это выглядело приятным и новым — стать из пустого места… всем?

«Я проповедник! Что я могу? Что мы втроем можем? Это даже не опасно, это смешно. Не лучше ли, безопаснее вернуться? Собрать новую экспедицию. Или уже не дадут? Или отправят других? Будет еще такой шанс? И что я буду делать, когда вернусь? Когда уже самого тошнит от религии! Нет, нет, разве я для себя сюда шел? Разве не для тех, кто утратил веру?»

— Я мог бы узнать щит, — повторил громче монах, — и помню карты. Плохо, конечно. Плохо, — он поморщился, — нет, дети мои, возвращаемся, это и впрямь глупо.

— А м-моя сестра?

— Дитя мое, ты знаешь.

— Прелестный выбор. Тогда в-веди.

— Дети мои, вы осознаете, насколько мы рискуем? — Михаэль уже пожалел о своем предложении. — Нас трое, а я плохо помню карты.

Коряга задумчиво кивнул. Офелия пожала плечами — для нее жизнь была предельно простой: из вариантов «делать» или «не делать» сирена старательно выбирала первый, будто игрок, который в рулетке всегда ставит на черное.

— Хорошо, — монах помолчал, словно искал лазейку в этом единственном слове. — Хорошо, идем, но, пожалуйста, прошу вас, обещайте слушаться. Там много… чего. А, чего я не знаю… еще больше.

Михаэль бледно улыбнулся — он все сильнее сомневался в успехе предприятия, — и, похоронив рыцаря, троица направилась шахте. Вблизи каменные врата производили тяжелое впечатление: маленькие издали детали узора вырастали больше человека, петель было и вовсе не достать. Монах задрал голову вверх и не увидел конца врат — только отвесную, жуткую стену. И знак наблюдения?

Михаэль вздрогнул. Знак был старый, как и блокировка, — времен стражей. Тяжелого, громоздкого исполнения, а до сих пор следил за входом, будто верный часовой.

— Не бойтесь, дети мои, это просто смотровое заклинание, — успокоил остальных монах.

Офелия покачала головой.

— Я б-боюсь другого, — ответила девушка и вошла в просвет между створками. Михаэль двинулся следом. Он не знал, что имела в виду сирена, но знал, чего боялся сам: пустышки. Четвертый страж пропал здесь более трехсот лет назад — он мог просто уйти; щит давно могли забрать; наконец, вся легенда могла оказаться вымыслом. Михаэль последнее время так и считал, вот и сейчас, погружаясь в темноту пещер, он вспоминал старую поговорку о корабле, который пытался куда-то плыть без моря.

Монах и Офелия скрылись за вратами, и только Коряга медлил. Наемник с грустью оглянулся назад — на шахтерский городок, ельник, серое небо. Казалось, мужчина осознал, что может видеть все это в последний раз.

— Силло? — крикнул Михаэль из темноты.

Коряга невесело улыбнулся и двинулся на звук.

И не было дружбы крепче дружбы стражей, и не было славы большей, чем гремела о них. Дети мечтали повторить их судьбы, грезили женщины о них ночами. Но годы шли, и лавры стражей начали меркнуть. Дряхлели тела, теряли силу члены, и лишь четвертый страж, как прежде, оставался прекрасным и молодым. Потому любил его народ земель наших более остальных и ставил ему памятники и храмы.

И возгордился четвертый страж, и потакал славе своей, и родилась через то в иных душах зависть и ненависть. Чем превозносил себя более четвертый страж, тем больше сказывалось бесстыдных людей, тем больше охотились они на братство и пыталися отнять их божественные дары. Горе им! На всякого, кто дотрагивался до святыни, обрушивался свет Утереила, и слепли они от жадности своей, и погрязали в забвении.

И возник следом раздор промеж самих стражей, и ушли они друг от друга в разные стороны. Первый и второй на юг, третий — на север. О четвертом же не слышали почти десяти лет, пока не пропали былые друзья в северных шахтах.

Фабио Неймар, «Жизнь и удивительные странствия Гийома Де Труа, Четвертого стража Утереила». Глава 4.

Первые уровни оказались чистенькие и хорошенькие, как покои принцессы. И студеные — гораздо холоднее поверхности. Впрочем, Михаэль все равно быстро уставал. От груза ныли плечи и ломило спину; лицо щекотал соленый пот.

«Зачем я только брал с собой лампу? Ладно бы печь, но лампу? Я же монах, я могу наколдовать пламя, а таскаю с собой тяжелую масляную лампу. На сколько ее хватит? Час? Два? Олух. Динозавр. Старый, глупый… динозавр».

Шел отряд гуськом: вперед Коряга, затем Офелия и монах. В его голове отдавались звуки шагов, и Михаэль недовольно морщился — казалось, они будят этим грохотом древнее… зло? Темноту? Сирена выпустила вперед заклинание света, и оно порхало изящной ласточкой, прогоняя мрак пещер. Михаэль только и видел,