Поверь! [Лена Фликей] (fb2) читать онлайн

Лена Фликей Поверь!

Его внимание привлекла чайка. Она кружила над гладким морем, иногда чуть снижаясь, но потом непременно набирая высоту. «Наверное, ловит рыбу», – подумал Кристиан и, приложив ладонь козырьком ко лбу, всмотрелся в искрящуюся водную гладь. Море было абсолютно ровным, словно туго натянутая простынь. День подходил к концу, и солнце, неспешно опускаясь за горизонт, расцвечивало синюю воду золотом. Глаза быстро устали, и Кристиан пожалел, что не взял из номера солнечные очки. Он хотел уже отвернуться, когда увидел острый плавник, прорезавший водную гладь.

Нет. Не может этого быть! Дельфинов больше нет…

Он тряхнул головой, желая отогнать морок. Видение пропало. Вода стала гладкой, и над ней кружила чайка, то снижаясь, то вновь взлетая. Показалось.

Кристиан опустил руку и посмотрел на отца. Солнце отражалось в стеклах его круглых очков, в вымытой до скрипа лысине. Сейчас он казался вполне здоровым. Хотя за те месяцы, что они прожили здесь, на берегу, отец действительно набрал вес, раздобрел, а впалые, посеревшие от горя щеки округлились и порозовели. Только глаза остались прежними. Холодными, бесцветными, стылыми.

Сейчас он читал, развернув на коленях газету, и Крис, сидевший на соседнем шезлонге, так близко, что мог при желании погладить отца по плечу, ощущал запах типографской краски и хвойной туалетной воды. Сколько он себя помнил, отец всегда пах именно так: хвоей и табаком. И газеты читал всегда, хотя никто из знакомых Криса давно не покупал прессу на бумажных носителях. Во-первых, после войны цены на бумагу взлетели до небес, и покупать настоящие газеты могли только богачи, а во-вторых, смотреть новости через сеть было намного удобнее. Но отец не изменял привычкам. Что бы ни случилось, он будет читать бумажные газеты, носить стеклянные очки, курить табак и пить по утрам настоящий кофе. Кристиан ощутил, как его переполняет нежность, сердце сжалось, а к горлу подступил комок.

– Пап, – позвал Крис, и отец взглянул на него поверх очков. Он хотел сказать ему что-то теплое, но холодный отцовский взгляд остудил порыв и Крис так и не нашел слов.

– Скучно? – отец чуть нахмурился. – Ничего, скоро пойдем.

– Ладно, – Крис кивнул, и отец снова погрузился в чтение.

К вечеру жара спала и воздух посвежел. Кристиан окинул взглядом пустынный каменный пляж, повернулся и посмотрел на набережную, отделённую от берега бетонным ограждением. Прямо у верхних ступеней стоял привычный человек в чёрном костюме и зеркальных очках. На самом деле, людей было несколько, и они менялись каждые восемь часов, но только отец с его профессиональным чутьем различал их и даже помнил по именам. Для Криса все были на одно лицо. Чёрный костюм заметил взгляд Криса, и его голова чуть повернулась вправо. За стёклами очков нельзя было наверняка сказать, смотрит он на мальчика или нет, но Крис всё равно ощутил неприятное покалывание в затылке и отвернулся. Он не любил этих людей, хотя мог бы и привыкнуть к их немому присутствию за семнадцать лет своей жизни. Мама их тоже не любила, говорила, что рядом с ними холодно, а отец раздражённо хмурил брови и раздувал ноздри. Ему был неведом язык метафор, но он никогда не выражал своё недовольство открыто. Отец очень любил мать и ради неё был готов на всё. Кристиан думал, что он тоже готов, но оказалось – ошибался…

Он снова уставился на безмятежное море. Солнце неспешно опускалось к горизонту – огромное пылающее светило. Даже сейчас, в конце весны, оно жарило нещадно, прогревало камни, бетонную набережную, проникало сквозь неплотно задёрнутые шторы в окно его номера и превращало помещение в настоящую сауну, а скоро от него будет не укрыться даже под густой тенью хвойных аллей и под широким пологом тканевых зонтиков в уличных кафе. Чёрным костюмам придётся особенно нелегко. Хотя, может, они ничего не чувствуют? Вдруг это и не люди вовсе…

На горизонте тенью маячил охранный катер. Ещё одна часть пейзажа, к которой Крису давно следовало бы привыкнуть, но он каждый раз непременно замечал её и ощущал неприятный холодок. Особенно гадко было, когда он снимал одежду и шёл купаться. Со свойственной подросткам остротой Кристиан стеснялся своих тощих ног, выпирающих ключиц и рёбер, проступающих под тонкой бледной кожей, и ему казалось, что безликие плечистые мужчины из службы безопасности отца посмеивались над ним. Ведь плавал Крис очень плохо, и каждый раз, когда он лез в воду, один из чёрных костюмов спускался на берег и следил за ним, как за маленьким. Это было так унизительно, но отец ничего не хотел слушать, и потому каждое купание превращалось в пытку.

Неустанная чайка зашла на новый круг, резко спикировала, коснулась воды, подняв белые брызги, но тут же махнула широкими крыльями и поднялась в воздух.

«Что она там такое нашла?» – с любопытством подумал Крис. Он стал всматриваться в водную гладь и тут снова увидел это. Чёрный острый плавник, а следом за ним округлое, гладкое тело скользнуло над водой.

– Дельфин! – крикнул он и повернулся к отцу. – Это точно дельфин!

Отец медленно опустил газету, поднял взгляд и воззрился прямо на него.

– Кристиан? – произнес он, так словно усомнился, что перед ним его сын.

– Пап, там дельфин, – уже спокойно повторил Крис и указал на море, но отец даже головы не повернул, так и смотрел на него через очки, и глаза его казались неестественно большими и особенно холодными. Ничто не могло согреть их, ни жаркое весеннее солнце, ни любовь сына.

– Сынок, дельфины вымерли после войны, – назидательно произнес он.

– Пап, я знаю, но он там, – Кристиан отвёл взгляд и посмотрел на море.

Сначала ему показалось, что дельфин исчез, как исчезали все другие галлюцинации, но присмотревшись, он заметил тёмное гладкое тело, скользнувшее над водой, и, указав рукой в нужном направлении, воскликнул:

– Вот он, смотри! Я не вру!

Кристиан обернулся на отца, но тот не глядел на море. Он ему не верил, и Кристиан понимал почему. Полгода назад Крис так же пытался заставить его увидеть мать, сидевшую в кресле качалке, точно такую, как при жизни: с пяльцами, уютно лежавшими на коленях, тёплой улыбкой на добром лице, золотыми волосами, собранными в высокую причёску.

– Неужели ты не видишь, она здесь! – кричал тогда Крис и заламывал руки. – Просто посмотри!

Потом были врачи, уколы, щекочущий ноздри запах спирта и лекарств. Ещё один круг ада. Первый он прошёл, когда лечился от зависимости. Изгонял голодную обезьяну, сидевшую у него на плече. Она не хотела уходить, впивалась острыми зубами в его тело, заставляла плакать, корчиться в судорогах, умолять врачей и сестёр сделать всего один укольчик. Он даже на колени вставал… Это случилось на второй неделе, когда стало невмоготу. Он вышел из палаты и направился в кабинет врача, а когда тот, увидев заплаканное лицо подростка, поднялся из-за стола, Крис рухнул к его ногам, обхватил тощими, как ветки, руками толстые ляжки именитого психиатра-нарколога, уткнулся носом в шершавый, пахнущий медикаментами халат и подвывал, как маленький мальчик. Надеялся разжалобить. Не вышло. Врачи боялись обидеть важного пациента, но гнева его отца боялись больше…

Обезьяна истаяла через пару месяцев, остался лишь призрак в его голове – он тоже требовал, чтобы его кормили, и боль сменилась на бессонницу и апатию. Он отказывался общаться с родными, отключил телефон и с помощью любезного доктора отгородился от всего мира. А потом и это прошло. Кристиан очистился. Так сказали врачи, так говорили анализы и подтвердил психолог отца. И он вернулся домой и тогда узнал, что, пока он наслаждался одиночеством, мать умерла.

У неё всегда было слабое сердце, она не выдержала переживаний за единственного непутёвого сына. Отец ничего не сказал ему: боялся, что плохие новости могут помешать лечению. К тому моменту, когда Кристиан вернулся домой, от матери не осталось вообще ничего. Тело превратилось в серый пепел, который, согласно её завещанию, развеяли по ветру, а все вещи, хранившие её запах, тепло, память, вывезли куда-то и уничтожили. Исчезли все вышитые картины со стен комнат большого дома и даже совместные фотографии. Со свойственной ему категоричностью отец решил проблему со свойственной ему категоричностью: ничто не должно напоминать о ней, ведь вспоминать больно, а боль он отрицал…

Но стереть воспоминания из головы Кристиана было ему неподвластно. В отличие от отца, у Криса всегда было яркое воображение – настолько яркое, что когда через пару недель после возвращения он впервые увидел мать, сидящую в кресле в гостиной, то поначалу сам не смог отличить вымысел от реальности. А когда прибежавший на крик отец, бледный от испуга, попытался убедить Криса что это лишь его фантазия, парень стал биться в истерике.

– Как ты не видишь?! – вопил Крис. – Вот же она, живая! Это мама! Она вернулась!

Пришёл доктор и сделал укол. Мать всё это время с тревогой смотрела на него и печально улыбалась. А когда отец и врач взяли обмякшего от лекарств Кристиана под руки и повели прочь из гостиной, она поднялась и растворилась в воздухе. Тогда Крис понял – она не настоящая. Призрак. И отец никогда не увидит её, потому что не верит в духов. Крис уже успел понять: всё, во что не готов поверить его отец, будет уничтожено…

«Свобода и равенство – иллюзия, выдуманная глупцами. Мы –животные, хищники, и нужно помнить об этом. В волчьей стае всегда есть вожак, и никто не ратует за свободу. Волки не дураки – понимают, без предводителя им не выжить. Потому они будут подчиняться, отдавать лучшие куски, позволять спариваться с лучшими самками. Вот мы – вожаки, поэтому у нас есть все, а стая получает то, что мы позволим!».

Кристиан был тогда слишком мал чтобы спорить, а когда вырос – ему стало все равно, ведь он тоже нашёл свою стаю и вожака, подчинившись власти голодной обезьяны.

Вскоре мать пришла снова, но в этот раз Крис был умнее и промолчал. Она пробыла с ним до самого вечера, мягко улыбалась и смотрела так тепло, что его сердце, застывшее от горя, начало оттаивать.

Через пару недель он решился заговорить, и она ответила. Сначала разговор не клеился. Он смущался, что беседует с призраком, и боялся, что отец мог услышать, но тот предпочитал не замечать сына, и Крис осмелел. При жизни мать никогда не позволяла себе проявлять эмоции, но смерть изменила её. Теперь она не боялась говорить ему правду, а он отвечал откровенностью на откровенность.

Кристиан был осторожен, но все же его тайну раскрыли. Чёрные костюмы следовали за мальчиком по пятам, кто-то заметил, что парень вел себя чудно, разговаривал сам с собой, улыбался без причины. Доложили отцу, а тот принял меры.

Эти беседы казались такими правильными и нормальными, что когда пришедший врач сказал, что у Криса от душевного расстройства случились галлюцинации и это нужно лечить, он ему не поверил. Ещё одна истерика, острые иглы, запах больницы, равнодушные санитары, а потом поездка сюда – на ведомственную дачу, где уж точно ничего не станет напоминать о пережитом недавно горе, с которым чувствительный ребёнок главы государства не смог совладать.

– Это видение, Кристиан, – сказал отец. – Там ничего нет.

– Но я же вижу, – он снова взглянул на воду. Дельфин всё ещё был там, резвился, выныривал из толщи воды, бил плавником.

– Видение, – с нажимом повторил отец. – Ты сам знаешь!

Он никогда не называл это галлюцинациями, только видениями. Крис не сошел с ума, он просто переволновался. Экзальтированный мальчик, росший в тепличных условиях, не справился с потерей. Что вы, он не сумасшедший, даже не подумайте. Хотя и думать-то было некому.

Кристиан обучался на дому и общался только с тщательно отобранными отпрысками правящих фамилий. Те самые заносчивые засранцы, у которых всегда были нужные связи и легкий доступ к запрещённым зельям. Его лучшие друзья. Они могли себе позволить всё что угодно, ведь, в отличие от обычных подростков, за употребление их не ждала смертная казнь.

Quod licet Iovi, non licet bovi¹ . Раньше Крис знал латынь совершенстве. Как и остальные науки, которые преподавали ему именитые профессора. Он верил – это делает его особенным.

Правда, после сражения с зубастой обезьяной пала почти вся его армия, и сейчас он с трудом отличал учения материалистов от идеалистов. Зато Кристиан ясно понял: те высокомерные засранцы вовсе не были ему друзьями. Он больше не хотел никого из них видеть, поэтому внезапный переезд воспринял с лёгкостью.

– А ты посмотри, просто поверни голову и взгляни! – Кристиан сжал кулаки.

Недоверие отца ранило, а его упёртость злила, но Крис знал, нужно только заставить его повернуть голову. Как только он увидит дельфина, то уже не сможет не поверить, а когда поверит – всё изменится!

– Я не стану потакать твоим капризам, – теперь отец говорил холодно, отстранённо, как с подчинёнными. – Тебе нужно успокоиться и принять очевидное. Дельфинов больше нет.

– Как демократии и свободы? – Крис скривился в ухмылке.

Это была шутка его матери, ведь дельфины и киты пропали сразу после войны, и тогда же к власти пришли военные, окончательно развеяв иллюзию демократии. Впрочем, их семье это было только на пользу, ведь отец вошёл в комитет и вскоре стал главой государства.

Отец вздрогнул, как от пощёчины. То ли вспомнил, как это говорила жена, то ли подобные речи из уст единственного сына показались кощунством. Он воровато огляделся, словно боялся, что кто-то мог услышать их, но на пляже по-прежнему не было ни души. Даже чёрный костюм куда-то запропастился. Может, отошёл в уборную, а может, именно сейчас его кто-то сменял на посту.

– Я позвоню доктору, – сказал отец и снова заглянул Кристину в глаза. – И вызову его сюда. Я надеялся, что это больше не возобновится и нам удасться избежать последствий… – он умолк, провёл рукой по идеально выбритому подбородку, бросил рассеяный взгляд на газету, всё ещё лежавшую на коленях. – Мне казалось, тебе лучше и…

Он тяжело вздохнул и принялся складывать газету с присущей ему аккуратностью. Порыв внезапного ветра попытался помешать ему, но отец лишь дёрнул уголком губ и продолжил своё занятие. Он сворачивал листы точно по швам, и яростный шелест газетной бумаги особенно разозлил Кристиана. Отец, выходя с пляжа, бросит газету в урну, какая разница насколько ровные будут у неё швы?!

При этом он так и не взглянул на море, а дельфин всё ещё был там. Настоящее чудо, готовое явить себя миру… Но отцу было важнее тщательно сложить проклятую газету.

– Просто взгляни! – Крис не выдержал и сорвался на крик, но отец даже головы не поднял. Он не посмотрит, что бы Крис ни сделал, так и будет упрямо пялиться на свои руки, на камни, на что угодно, лишь бы его мир, в котором не было места чудесам, не пошатнулся. Отец тоже знал – стоит ему только увидеть дельфина, и всё изменится…

Кристиан понял, что нужно делать. Рывком поднялся и бросился по камням к воде, скидывая на ходу рубашку.

– Стой! – по пустому пляжу разнёсся крик отца, но Кристиан не остановился.

Он спрыгнул в воду прямо в обуви и парусиновых брюках и, не сбавляя хода, побежал дальше, оскальзываясь на влажных острых камнях, не отводя взгляда от белых всплесков на горизонте.

Дельфин уходил на глубину – ещё немного и он скроется из вида. и отец уже никогда не поверит Кристиану. Парень ощутил отчаяние. Приедет доктор. Глянцево-улыбчивый, но равнодушный и холодный, как стетоскоп. Начнут ставить уколы. Полетят дни, растворённые в тумане медикаментов, когда нет разницы, жить или умереть. Лекарства снова заставят его забыть. Они изгнали мать, хотя он не просил. С ней ему было легче, теплее… Дельфина он им не отдаст. Он был чудом, светом, надеждой. Он мог бы стать их спасением. Только нужно заставить отца поверить…

Крис не оборачивался. Когда вода намочила футболку, оторвал ноги от камней и поплыл неуклюже, медленно. Быстрее он не умел, да и одежда мешала.

Кристиан знал: чёрный костюм уже бежит по пляжу, чтобы вытащить непокорного мальчишку на берег, но он надеялся, что успеет и отец всё же увидит чудо. Это всё изменит. Отец увидит, как ошибся. Мир вовсе не лжив и не жесток, в нём есть место добру, свету, чудесам. А если это так, то вовсе незачем быть с ним таким жестоким.

Крис начал задыхаться, после реабилитации он так и не вернул былую выносливость, но грёб и грёб, упорно продвигаясь вперёд. Дельфина он уже не видел.

– Кристиан! Немедленно вернись!

Он не остановился и тут снова увидел всплеск, так близко, всего в нескольких метрах впереди. Сердце бешено колотилось в груди.

– Дельфин! Вот он! – закричал Кристиан и повернулся к отцу.

Теперь тот не мог не видеть. Но почему-то на лице отца отразился ужас, он стоял на берегу совершенно один, безвольно опустив руки, и форменный китель казался помятым и потрёпанным, как не бывало никогда раньше. Неужели один вид живого дельфина так напугал его? И где чёрный костюм?..

– Папа, теперь ты веришь? – закричал Крис, и в этот момент его накрыла первая волна.

Конец.

Примечания

1

Что позволено юпитеру, то не позволено быку. ( Лат)

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***