Глаголь над Балтикой [Андрей Николаевич Колобов] (fb2) читать постранично

- Глаголь над Балтикой 1.73 Мб, 541с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Андрей Николаевич Колобов

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Колобов Андрей Николаевич
Глаголь над Балтикой

Автор: Колобов Андрей Николаевич;

8-900-070-10-42

ank2002@inbox.ru

ГЛАВА 1



"Асама"!  "Асама" переве.." - заполошный крик  прорвался сквозь рев и лязг сражения в башню шестидюймовых орудий, но был безжалостно заглушен звонко грохнувшими оземь, еще дымящимися гильзами, вытолкнутыми из орудийных чрев. Сердце подпрыгнуло, заходясь в сладостном изумлении от нежданной удачи и затрепетало, боясь спугнуть вспыхнувшую было надежду.

- Заряжай!!!

Бронебойные снаряды с лязгом вброшены в провонявший горелым порохом мрак казенников. Алчущая чужой смерти глубь зарядных камор жадно вбирает в себя тусклую латунь гильз. И так хочется крутануть штурвальчик, разворачивая оптику в сторону (неужели - перевернувшегося?!) "Асамы", броненосного крейсера японского императорского, мать его через коромысло, флота, но нельзя. Наша цель - "Ивате", орудия уже готовы и некогда зыркать по сторонам.

- Три дальше! Четыре вправо!!!

Потные ладони гальванера[1] щелкают рубильниками, но гул послушных его командам электромоторов теряется в грозном рокоте боя. Башня сдвигается чуть вправо и одновременно стволы стопятидесятидвухмиллиметровых орудий чуть приподымаются и...

-БААААЩЩЩЩЩ!!!

Броня под плечом мичмана вздрагивает от сильного удара, а сквозь широкие амбразуры на комендоров[2] обрушиваются ледяные брызги. Стена воды, вознесенная рванувшим у самого борта снарядом, на мгновение перекрывает обзор. Но огромный броненосец, расталкивающий тяжелым корпусом свинцовые воды Цусимского пролива, идет вперед на двенадцати узлах и взметнувшийся к небу белопенный султан, перевитый огнем и дымом разрыва тяжелого японского "чемодана", медленно опадает - уже за кормой корабля.

Впрочем, в башне этого не видят.

- Мать честна! Двенадцатидюймовый...[3] - с плохо скрытым ужасом выдыхает кто-то из заряжающих. И надо сказать что-то ободряющее и ехидное, чтобы матрос себя вспомнил, ведь это его первый бой, но - язык прилип к гортани (ведь это и твой первый бой тоже). И некогда, опять некогда, потому что стволы шестидюймовок замирают, взяв верный прицел...

- Осколок, дура... не боись, - спокойный и чуть насмешливый голос. Это - Сойманов, точно Сойманов, если кто-то и может быть спокойным сейчас, так только этот широкоплечий и обстоятельный сибиряк, потому как...

- Залп!!!

Привычное, родное "я", заходилось в смертном ужасе, забившись куда-то вглубь.  В голове крутились несвоевременные, ненужные сейчас мысли. В страшной битве, где десятки бронированных гигантов с дистанции нескольких миль яростно крушили друг друга тяжеленными кулачищами бронебойных и фугасных снарядов, мичман чувствовал себя до ужаса беспомощным, уязвимым и лишним. Страх, ощущение неминуемой и скорой гибели, казалось, окончательно парализовали ум, от былой решимости "не посрамить" не осталось и следа. Но мичман с каким-то осоловелым изумлением и будто со стороны наблюдал, как неведомая ему часть сознания взяв управление его телом, выглядывает теперь падения своих залпов, высчитывает поправку к наводке, подает команды матросам...  И вот - башня чуть дернулась, вбирая в себя энергию отдачи орудий и два сорокакилограммовых снаряда устремились в свой первый и последний полет. Руки будто бы сами доворачивают оптику и голова чуть склоняется, глаза, не отрываясь и не мигая, следят - будет ли попадание, или шестидюймовые снаряды вновь бессильно вспенят воду невдалеке от кажущегося таким близким врага?

Серость низких туч, серость волн и сливающаяся с ними серость борта вражеского крейсера. Но вдруг, посреди этого промозглого единообразия прямо под мостиком чужого корабля, беззвучно, дымом и пламенем распускается алый цветок разрыва. Рука сама сжимается в кулак, в глотке клокочет торжествующий рык.

- Никак попали, Вашблагородь?!

Но почему так ноет плечо? Ведь это случилось позже, много позже, когда ночь укутала одеялом сумерек истерзанные остатки русской эскадры. Когда броненосец, вершина инженерного гения, утром восхищавший красотой своих неумолимо-тяжеловесных форм, превратился в закопченную, наполненную огнем, водой и человеческими останками развалину.  Давно уже смолкла шестидюймовая башня, разбитая и заклиненная двумя попаданиями японских снарядов и вернуть ее к жизни было нельзя.

Мичман и несколько черных от усталости и дыма матросов все еще пытались что-то сделать, сражаясь с одним из многочисленных пожаров. Но перед ними гудела стена огня, насмехаясь над бессмысленными потугами измученных двуногих противостоять вырвавшейся на волю, неукротимой стихии разрушения.  И боль пришла совсем не так, как сейчас. Очередной фугас угодил в самый центр пожара, и пламя прянуло во все стороны, но он не успел увидеть