Мятный сон [Яна Пишу] (fb2) читать онлайн

Мятный сон

Мятный пролог

POV автор

В отдалённой части скверика было как обычно тихо. Чаще всего здесь прятались влюблённые парочки, наслаждаясь уединением друг с другом. Однако теперь в компании раскидистого клёна и сырой деревянной лавочки сидела одна женщина, с заплаканными глазами. Её дрожащие от холода руки крепко сжимали старый снимок. Местами потёртый, он был завёрнут в плотный, едва ли прозрачный файл, который пожелтел от давности времени. Так она пыталась сохранить свежесть красок и только раз в год, тридцать первого мая, вынимала его из самодельного чехла. Именно тогда, в далёком девяносто девятом, он вручил ей эту фотографию и именно тогда, они даже не догадывались, что видятся в последний раз.

На сегодняшний день слишком много проблем опустилось на хрупкие плечи этой молодой тридцати двухлетней женщины. Хотя нет, этой милой тридцати двухлетней девушки. Несмотря на постоянный стресс, преследующий её все эти годы, она могла сохранять в себе ту доброту и открытость, то сострадание и любовь к людям, которые не давали ей загубить, потерять под пологом проблем свою естественную красоту и молодость. Однако, сейчас её лицо было искажено, измученно от натиска страданий и переживаний о будущем. Она будто бы в мгновение постарела, на лице проявилось куда больше морщин, не свойственных её возрасту, а в глазах угасла всякая надежда на возможность обрести счастье в жизни. Жизнь. Ей казалось, что сама жизнь борется против неё и она устала от такой борьбы. В подобные моменты уныния и отчаяния, когда сил не хватало, а жить было просто невыносимо тяжело, она вспоминала о нём, своём близком и самом настоящем друге. Как же сильно она скучала по нему! Рядом с ним проблемы всегда выглядели намного проще, а справиться с ними было намного легче. Не удивительно, что она даже не заметила, как руки сами освободили из укрытия снимок, напечатанный на толстом картоне. Её длинные музыкальные пальцы стали скользить по его грубым, местами потрёпанным краям, перемещаясь к самому главному и дорогому, красочному отпечатку их рук. На мгновение ей показалось, что она вновь сидит в его маленькой комнате, залитой весенними лучами солнца, наблюдает за его аккуратными движениями и слышит его родной голос.

"… — Какой цвет выберешь? — еле слышно спросил он, сдерживая волнительную дрожь в руках.

— Жёлтый, — не раздумывая, ответила она.

— Ну, конечно. Цвет солнца — самый добрый цвет, ведь так?

Она кивнула ему в ответ и стала с интересом следить за его движениями. Парень вытащил из картонной коробочки четыре пузырька с гуашью, намочил толстую кисточку водой и по очереди стал смешивать в пластиковой миске белый и синий цвета. При таком неспешном действии его руки задрожали ещё сильнее и она заметила это. Да, она заметила это и ощутила, как его дрожь эхом отразилась в её теле. Она стала волноваться вместе с ним, хотя не понимала причины его волнения. И неудивительно, ведь столько лет дружбы, секретов и тайн, детского дурачества и обид связывало их. Они вместе выросли, стали уже почти взрослыми и за все эти годы научились чувствовать настроение друг друга без слов, мечтать об одном и о разном, разделять её девичьи слёзы и его порой не детскую боль.

— Что ты делаешь? — всё-таки не сдержавшись, спросила она.

— Это действие, Санни, называют" смешивать цвета", — ответил он, явно желая её подразнить.

— Я же серьезно, дурак! Месяц! Я целый месяц ждала! Не издевайся же так! — толкнув его в плечо, девушка отвернулась и обиженно надула губки.

— Ну, прости, Санни, — улыбаясь сказал он, — я просто хочу получить голубой цвет.

— Я и так это поняла, умник! — недовольно проговорила девушка. — Вопрос для чего?!

Больше тридцати дней он мучал её, говорил про какую-то тайну, но никак не признавался ей, всё ждал именно этого дня. И вот, наконец, наступило долгожданное тридцать первое мая, а он продолжает медлить, отбрасывать дурацкие шуточки и слишком долго смешивать для чего-то краски.

— Чтобы ты наконец узнала, Санни, что я… — на мгновение он замолчал, а она, широко раскрыв и без того выразительные глаза, затихла в ожидании последующих слов.

— Санни, я… — повторял он, никак не осмеливаясь договорить фразу до конца.

Сидя рядом с ней, со своей доброй, милой Санни, этот семнадцатилетний парень впервые так сильно нервничал, находясь под её пристальным взглядом и только поэтому пытался отодвинуть этот особый момент своими ненужными шутками и очень медленными действиями.

— Дай мне пожалуйста свою руку, — нарушил душную тишину его голос.

Девушка молча послушалась. Он аккуратно повернул её нежную фарфоровую ладошку к верху и незаметным движением нарисовал маленькое сердечко жёлтого цвета.

— Щекотно, — засмеялась она, но тут же замолчала, увидев недвусмысленный рисунок гуашью.

Она смотрела и не могла поверить. Тысяча вопросов, подобно стае небесных птиц взлетели и создали в её голове неуловимое облако. Неужели это и есть тот секрет, который он должен был ей рассказать?! Неужели это признание в любви?! Она подняла на него глаза, однако тут же опустила их вниз, из-за нахлынувшего смущения.

— Что это? — спросила девушка, боясь ошибиться в своих выводах.

— Мой секрет, — серьёзным тоном, проговорил он.

— Теперь ты знаешь, что я влюблён в тебя, — сказал он и принялся закрашивать её маленькую ладошку жёлтой краской.

Санни молчала. Она не могла в это поверить. Неужели он и вправду только что признался ей в любви?! Он не шутит и теперь она тоже может расскрыть ему свой секрет, который так давно скрывала?! А вдруг он всё же решил пошутить? А вдруг она признается, а он говорил всё невсерьёз?

В этом затянувшемся молчании и нескончаемом потоке безответственных вопросов, она даже не заметила, как он закончил наносить кисточкой солнечную краску на её лодонь, быстро обмакнул свою руку в тарелке с гуашью голубого цвета и на обратной стороне фотографии аккуратно оставил свой большой отпечаток.

— Твоя очередь, — сказал он и стал наблюдать за тем, как она осторожно размещает поверх его отпечатка свою маленькую ручку.

— А что это будет? — в совершенной растерянности, спросила она.

— Это будет означать то, что теперь наши руки всегда будут вместе.

— Всегда? — недоверчиво спросила она.

Он посмотрел на неё, на их отпечаток рук и с утверждением пообещал:

— Всегда!"…

Слёзы непрестанно бежали по женскому лицу, беспощадно обжигая под собой нежную кожу. Она прокручивала в голове каждый момент, каждое слово, каждое неловкое движение их последней встречи. Не в силах справиться с дальнейшими воспоминаниями, она заплакала ещё сильнее, безуспешно сдерживая громкие всхлипывания. Ей стало невыносимо больно из-за нахлынувшего чувства беспомощности и сожаления. Она до сих пор винит себя за то, что не успела рассказать ему свой секрет! Она так и не успела сказать ему, как сильно его любит…

Стерая с лица последнюю каплю слёз, она накрыла своей рукой отпечаток их рук, давным-давно соединённых гуашью, смотрела на него так, будто только что они оставили его, и мечтала хотя бы ещё раз услышать его родной голос…

Мятная веточка 1

"Сколько лет я скрывался, прятался

В своих чувствах погряз намеренно

Я влюбился в твой образ нечаянно

Я любил тебя сольно.

Безвременно.

Ты засела, проникла, впечаталась

В моих мыслях, снах.

В забвении…

Докричаться пытался отчаянно

Только ты оставалась вне времени…"

(Яна Пишу 15.04.19)

POV Николас

Ноябрь 2018 года

Говорят, любовь к человеку подталкивает на самые безумные поступки, заставляет душу вывернуться наизнанку, поменять весь устав жизни и привычки, впасть в любовную одержимость, когда всё летит в бездну: и настроение, и мозг, и рассудок.

С этим мнением согласятся не все, лишь те, кто испытал любовь n, назовём так настоящую любовь, и которую, более чем уверен, должен испытать каждый человек. Но иногда люди, столкнувшись с ядом любви, приходят к выводу: «Лучше бы я не любил!». А вы уже пришли к нему? Я нет. Пока. И надеюсь не приду. Но я близок. Я почти сумасшедший. Любовь к ней заставляет меня проявлять все грани человеческих чувств и качеств: от гнева до сдержанности, от ненависти до любви, от безысходности до безумной радости. Как психопат, нет-нет и в миг прихожу в совершенно иное состояние.

И вот что же теперь я испытываю? Любовь? Ненависть? Уныние? Счастье? Не знаю. Но мне катастрофически не хватает воздуха. Мне кажется, что я задыхаюсь от всех этих чувств.

Я стою на перекрёстке Ричмонда, лучшего городка Британской Колумбии, в почему-то вообще неизвестном районе моего города. Попал я сюда из-за мучительно-долгого поиска самой светлой девушки из всех, которых когда-либо знал.

Учесть стоит то, что наши с ней отношения никогда не назвать нормальными или стабильными, если их вообще можно назвать отношениями. Они не поддаются разуму и логики, скорее наоборот, какому-то безумству и паронормальности. Она врывается в мою жизнь так же внезапно, как и периодически исчезает.

Это лишает меня всяких сил…

Жизненная энергия покидает моё тело, а сердце, кажется, будто оно и вовсе не моё. Из-за Неё мне нечем убрать отвратительное чувство пустоты в душе.

Я — маньяк-неудачник! "Преступник"! Человек, который убил в себе желание жить без неё! Влюбленный придурок, который беспощадно вырезал и отдал своё сердце в её руки! Руки, которых до сих пор ни разу не коснулся…

Хотя, не-е-е-т! Я не маньяк! Не сейчас. В других ситуациях с ней действительно испытываю помешательство, но в данный момент я абсолютно раздавлен, я обессилен.

Снова моя паническая атака начинает окутывать тело. Сердце заходится бешеным ритмом танго, перехватывая моё рваное дыхание. Кажется, ещё чуть-чуть и случится приступ, с которым не справится даже самый мощный транквилизатор. К сожалению, бывали и такие дни — "дни страха и ужаса", беспробудного отчаяния, что в этот раз я больше её не увижу!

Стою, долблю от нервов ногой по мокрому асфальту. Пытаюсь не дать проблеме взять верх над собой. Дорога усыпана осенней листвой из-за порывистого морского ветра. Вдыхаю аромат сырости земли и деревьев, так свойственный моему любимому времени года. Делаю глубокий вдох и выдох, впитывая в себя запах гниющей листвы клёна. Смотрю на этих рослых древних великанов и мечтаю обрести умиротворение свойственное им. Они расположены, судя по указателями, вдоль Бульвара Минору, ведущего к библиотеке.

Странно, но я вновь не могу понять, как оказался в этом районе?!

Ещё недавно был плохо знакомый мне перекресток и часть города, которая вроде бы вела в противоположную сторону. Чувствую, что теряю контроль над ситуацией, где последней каплей стал этот уже ненавистный мне бульвар.

— Хватит! — ощутил я резкую пощечину.

— Перестань думать о том, как и почему оказался здесь, лучше подумай, где она может сейчас находиться. — говорит мне знакомый голос.

— Задержи дыхание на 100 счетов. Перестань втирать дождь в голову, все волосы уже мокрые. — нервно прозвучали слова, за которыми последовал ещё один удар, окончательно разгорячив моё лицо.

Вы можете делать любые выводы, но правда в том, что в кризисных ситуациях, я веду диалог сам с собой и мне это действительно помогает. Порой, мои руки, мои собственные руки, абсолютно не контролируя тяжесть удара, бьют по лицу с такой силой, после которой однажды, я чуть не лишился шестого зуба. В тот раз зуб ещё долгое время ныл и пошатывался. Но не волнуйтесь, я не совсем психопат, не владеющий своей головой. Нет, просто я не владею Ею и это заставляет меня принимать любые меры, лишь бы прийти в чувства и бежать по её следу дальше. Так что сейчас мне нужно полностью освободить лёгкие от воздуха, пока вопросы в голове всё ещё не дают здраво мыслить.

Закрыв глаза, начинаю считать.

Один, два, три, четыре, пять, шесть…

Считаю медленно, неспеша, чётко представляю каждую последующую цифру в голове.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

— Дурак что ли?! Простудишься ведь! Бежим домой!

Я вздрогнул от неожиданности и резко открыл глаза. Знакомый девичий голос пронесся около меня, оглушив своим появлением.

Я огляделся. Передо мной растекалась огромная грязная лужа, а в ней находился я. Лужа оказалась такой глубокой, что мои колени были полностью погружены в её мутной воде, и хотя на улице стояла сырая осенняя погода, мне было как никогда хорошо и почему-то очень весело. Я будто вернулся в детство. Всё вокруг казалось ярким, лужи выглядели невероятно-захватывающими и фантастическими океанами веселья. Меня посетило желание окунуться с головой в эту лужу и я бы обязательно сделал это, если бы она вновь не позвала меня:

— Идём, тебе нужно обсохнуть, не то папа будет ругаться.

Я испугался. А вдруг папа действительно увидит меня и будет ругаться? Я быстро начал выбираться из лужи, но оступившись, упал, полностью намочив всего себя, включая голову. Девичий смех разнёсся повсюду, да так громко, что он заполнил собой буквально всё — и мои уши, и мою грудь, и даже мутную воду этой лужи. Лужа, лужа, а где лужа?!

В одно мгновение ни лужи, ни её грязных следов на моей одежде не оказалось. Я судорожно огляделся по сторонам и увидел невероятное. Я увидел со стороны самого себя, а рядом с собой и её. Волна мурашек охватила меня, но теперь я больше не думал о лужах. Не думал я и о том, что ещё секунду назад был весь грязный и мокрый, боясь отца, которого давным-давно нет в живых. Нет! Сейчас я думал о нас с ней и о той мятной поляне, на которой мы лежали там вдалеке.

Ох уж эта мятная поляна! Как же я мечтал оказаться сейчас по ту сторону улицы и упасть в её зелёную душистую траву! Я мечтал ощутить спиной прогретую солнцем землю, я желал вдохнуть свежего мятного воздуха и дышать им, как в последний раз. Но больше всего я мечтал услышать жужжание музыкантиков вместе с её заразительным смехом. Да, я мечтал об этом! Мне казалось, что сейчас вся моя жизнь, всё моё счастье находится на той мятной поляне! И так и было! Ведь там, в её влажной траве лежала она, моя Мятная девочка, мой свежий желанный воздух. Я смотрел на нас с ней со стороны и понимал, что завидую самому себе.

— Мятная! — закричал я.

— Мятная!

Я кричал, пытался привлечь её внимание, обратить на себя её взгляд, но она не реагировала и я сорвался. Я побежал к ней со всех ног. Бежал так быстро, как никогда в жизни, а она по прежнему оставалась вдалеке, там куда мне не было доступа. И только запах мяты в воздухе стал усиливаться.

— Мятная! — снова закричал я, но она просто исчезла, испарилась за секунду, как это чёртов, ненавистный мне утренний туман в Британской Колумбии.

— Нет! Нет! Стой!

Я попытался побежать, но не смог. Мои ноги стали тяжёлые и неподъемные. Будто налитые свинцом, они прижимали меня к земле, не давая продвинуться хотя бы на шаг. Моё дыхание стало сбивчивым, сердце заколотилось в непонятном ритме. Я закрыл глаза от усталости и отчаяния. Неужели она опять исчезла, как и в прошлый раз?!

Тогда мы находились с ней в маленькой комнате старого дома, с местами прогнившими досками и сквозными щелями в цокольном этаже. В нём мне было как никогда спокойно и хорошо. У меня было ощущение, будто я всю жизнь провёл в его стенах и знал каждую его деталь. Я знал звук его деревянных полов, его маленькое скрипучее окно с обветшалой рамой и трещиной вдоль всего стекла. Я точно знал, что сквозь эту трещину в дождливые дни можно услышать, как говорила моя Мятная, грустную песню ветра. Я знал, что железная кровать чёрного цвета слишком громко воет своими ржавыми пружинами, когда на неё ложишься, а ещё я знал, что в маленьком одежном шкафу лежит важная для меня коробочка с гуашью. В прошлый раз, когда я взял эту коробочку, достал кисточку из того же шкафа, я уже точно знал, что буду со всем этим делать.

— Какой цвет выберешь? — волнуясь, спросил я.

— Жёлтый. — не раздумывая, ответила Мятная.

— Ну, конечно. Цвет солнца — самый добрый цвет, ведь так?

Она кивнула мне в ответ и стала с интересом наблюдать за моими действиями.

В тот день она была ещё прекраснее. Я пытался посмотреть на неё, рассмотреть её черты лица, но яркий луч света, как обычно, ослеплял её. А как только я попытался коснуться её руки, она исчезала. На целых тридцать дней исчезла!

Ох, как же я был зол! Я был просто вне себя от внезапно зародившегося гнева. За эти долгие дни разлуки я безумно соскучился по её голосу…

В школе бизнеса, профессор Гарольд Коппельман в области управления людьми часто произносил речь, которую понимали не все, в том числе и я, считая её не до конца современной, а точнее неактуальной. Он произносил её так часто, что я запомнил каждое слово с паузами и вздохами профессора. И не смотря ни на что, моё подсознание всё же твердило, что эта речь станет моей «полярной звездой» по жизни.

— Уважаемые студенты! — говорил он. — Запомните! Если вам не с кем разделить всё то, что вы заработаете, став успешными бизнесменами и управляющими, если нет рядом человека, которого вы будете любить до конца дней также страстно как и в начале вашего пути, если вы не станете настоящим мужем или женой, героем в семье, который изо дня в день поддерживает пламя любви своей заботой в мелочах, то НЕТ смысла в одиноком растрачивание тех зелёных бумажек, которые дадут вам стабильность, статус, мнимое, неверное и ненастоящее уважение. Вы будете всё так же несчастны как и без них! Люди приходят и уходят, а любимые живут на одном дыхании с вами вне зависимости от статуса. Вы знаете, мои дорогие студенты, что счастье не в деньгах. И так оно и есть. Ведь счастье в возможности проявить с их помощью заботу о любимом человеке! Оставьте достаточно места в вашей жизни не только деньгам и их заработку, а поиску такого человека, вашей настоящей любви "n"! Но если она есть у вас — боритесь за неё, пока не достигнете в полной мере счастья! Никогда не сдавайтесь! Запомните, вся ваша жизнь — это Большой Бизнес, а самая сложная в ней сделка — это Любовь и её пожизненный контракт! — заканчивая речь этой фразой, зал обычно шумел раскатом аплодисментов скорее из уважения к профессору, чем из-за понимания ценности этих слов.

Конечно, на тот момент мне, скромно живущему парню и постоянно терпящему лишения все свои 18 лет, его выводы были скорее пределом мечтаний, чем реальностью. У меня не было денег на учебу в этой самой школе бизнеса, у меня не было и справедливой любви. Эфимерная любовь Мятной и бесплатные дни посещения лекций у профессора Гарольда — всё моё богатство. И как по мне, с тех пор ничего не изменилось. Разве что деньги потеряли ту первостепенную необходимость в создании "счастливого" бытия. А встретив Её в семнадцать лет, я ещё раз доказал себе то, что любовь несправедлива и уже тогда понял, что я буду много работать и много страдать из-за Неё.

Сейчас слова профессора живо звучат у меня в голове и именно они наполняют меня силой и стимулом бороться за несправедливую любовь. С её появлением я понимаю, как был прав он, по-настоящему счастливый человек, Гарольд Коппельман, который прожил всю жизнь с единственной женщиной и познавший любовь со всеми её гранями. Именно он заменил мне отца, дав жизненных советов, которых так не хватало в формировании моей личности. Его семья стала наглядным примером для меня, постепенно растопив мое твердое мнение, что настоящего семейного счастья невозможно достичь в нашем прогнившем, несчастном мире.

Поэтому я не сдаюсь! Снова бегу, прилагая последние силы.

— Прошу прощения, вы не видели девушку ростом, чуть пониже вас, в лиловом платье и в серых кожанных сапогах? У неё ещё светлые длинные волосы. — я спросил это в попыхах у женщины, которая только что вышла из своего дома.

Она показалась мне странной. Стояла, как вкопанная, смотрела стеклянным, безжизненным взглядом мне за спину. Я проследил за её "наблюдением неизвестного", но за мной никого не оказалось, улица стояла пустынная и одинокая, а стоило мне повернуться обратно, след этой женщины простыл, и спросить мне было больше не у кого.

Пробегаю в очередной раз по улице, понимаю, что меня охватывает страх, ведь во всём квартале ни души, он будто вымер! Нервно осматриваюсь по сторонам и вдруг замечаю мой лучик света.

— Остановись! — кричу ей. — Стой!

Бегу за ней внутрь старого дома, в который она вбежала, но её нигде не нахожу.

— Ты где, Мятная?

Слышу шорохи за спиной. Нет, за лестницей. Замечаю краешек платья, вихрем взлетевший от движения её тела. Она так близко. Делаю шаг, второй, но коридор становится все длиннее и у́же, а вместе с ним и лестница, за которой прячется она. Наверное…

Запах старой краски, на окрашенном уже раз десять полу, ударил мне в нос. Чувство дежавю окатило меня на мгновение, вызвав ощущение, будто я бывал здесь не раз. Сильное чувство тревоги придало сил бежать дальше и я бегу, ищу её, но снова не могу найти. Каждый шаг отдается эхом в стенах пустого дома. Послышались шаги и дыхание Мятной.

— Стой! — кричу вслед Её смеху.

— Догоняй, Коля! — в ответ звонко прозвучал её голос.

С непосильной мне скоростью звук её смеха отдаляется в глубь дома. Мои ноги, будто в болоте увязли и я не могу пошевелиться.

— Почему, почему я не могу добраться до тебя? — закричал я из последних сил и упал.

В груди всё горело огнем. Воздуха не хватало. Гробовая тишина заполнила дом. Я не слышал ничего, кроме своего колотящегося сердца и дыхания. Я не знал куда она убежала, но мне было страшно за неё. Казалось, что вот-вот что-то произойдёт с ней, а я не смогу помочь. Я даже встать не могу. Боже, как же страшно!

— Нет! Не трогай меня! — пронзительно закричала она.

— Мятная! Нет! Не трогай её! — я лежу на полу, не могу пошевелиться и просто кричу неразборчивое "Не трогай!".

Она в очередной раз закричала, после чего последовала тишина. Ничего громче и оглушительнее этой тишины я не слышал. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Дом мёртвенно опустел, её нет, все звуки пропали.

— Мятная, ты где? Любовь моя!

Захожу за угол, попадаю в старую комнату и замечаю её. Мороз пробежался по моему телу. Холодная испарина выступила на лбу. Она лежит на полу и в моей голове пронеслись только страшные мысли с единственной фразой "Не может быть".

— Мятная! — подхожу к ней. Вижу, она не двигается. — Мятная, очнись пожалуйста! — пытаюсь дотронуться к ней, но не могу.

— Всё хорошо, Коля! — послышался её хриплый голос.

— Мятная, как же я испугался, дай мне просто посмотреть на тебя, на твоё лицо, Боже мой, как же я испугался! — рассматриваю безупречный и такой родной силуэт.

Лучи солнца пробиваются сквозь старые деревянные окна, падая на её лицо. Их яркость вновь не даёт разглядеть её глаз, губ. Вижу только завязанные в пучок светлые волосы, слишком сильно затянутые на макушке. Она прекрасна и так невинна. Боюсь нарушить эту идиллию…

Спускаюсь взглядом ниже, к части тела, которая срывает мне крышу. Эта длинная шея и эти тонкие ключицы — бесподобны. А ещё натуральная татуировка из вен. Она как-будто услышала мои мысли и повернулась в левую сторону, всё ещё не показывая всего лица. Я увидел справа рисунок синих трубочек под нежной светлой кожей. Этот натуральный узор, наполненный изнутри её кровью, протянулся от середины шеи и закончился под нижней челюстью, слегка зайдя на щёчку. Ничего более удивительного не видел в своей жизни.

— Посмотри на меня! — молю я так, как будто в последний раз Её увижу.

— Почему мы просто не можем быть вместе как нормальные люди?!

Вдруг она поднимается на ноги и просто уходит. Медленно. Не спеша. А я иду вслед за ней. Тяну руки, чтобы схватить свою любимую, но опять эти проклятые лучи солнца! Я даже глаза открыть из-за них не могу!

Слишком много света, слишком много…

— Мне не жить без тебя! Пойми же это! — хватаюсь за голову. Я не понимаю, что ещё мне нужно сделать. Чувствую, как ком подступает к горлу.

— Почему?! — кричу, чтобы не задохнуться от этого чувства безысходности.

— Почему?! — снова и снова кричу в проклятую тишину дома.

— Потому что меня нет, Коля.

…нет…нет…нет…

Теряю равновесие, от сказанных ею слов. Начинаю проваливаться в пустоту. Все вокруг вмиг рушится, приобретая неживые оттенки. Наконец этот яркий свет пропал, но вместе с ним стала исчезать она.

Нет-нет-нет!

Меня снова сковало состояние оцепенения, впереди которого лишь темнота.

И только это жуткое слово "нет" звучит во всех стенах здания, в котором не существует моей Мятной. Которой вообще не существует…

— Николас, проснись! Все хорошо! — слышу чей-то голос, но не её.

— Стой! — резко вскакиваю и смотрюсь по сторонам, пытаясь понять, куда она пропала.

— Где я? — спрашиваю скорее у себя, чем у брюнетки, которая сидит рядом и смотрит на меня перепуганными глазами.

— Ты кричал во сне. С тобой все хорошо?

Понимаю, что мне это приснилось и нет никакой Мятной, нет и никогда не было.

Мэдис тянется потрогать мой лоб, но я отталкиваю её руку.

— Я испугалась, Николас. Кто такая Мятная? Ты звал её все время.

— Сон, сон, сон, это всего лишь сон. Почему ты мне снишься?! — схватившись за волосы, говорю сам с собой.

— Принести воды?

Пытаюсь не обращать внимания на Мэдисон, которая сидит рядом, задаёт свои вопросы и этим меня сейчас сильно раздражает.

В моей голове все ещё звучат её слова: "Потому что меня нет.", и из-за них я прихожу в сильную ярость.

— Ты? Что ты здесь делаешь?! — спрашиваю грубо подругу.

Не дожидаясь ответа, хватаю её за руку и волочу небрежно в коридор. Знаю, мне будет перед собой стыдно, но ничего не могу поделать. Лучше ей быть подальше от меня.

— Ты чего, эй? Аккуратнее! Я тебе не тряпка?

— Мэдис, ты слышишь? Через две минуты, чтобы тебя здесь не было!

— Я не из-за большого желания пришла к тебе. — обиженно сказала девушка. — Мне нужно было передать эти документы.

— Могла бы их под дверью оставить. Зачем было вламываться ко мне в дом?! Я два раза повторять не буду! Советую пошевелиться! — почти перейдя на повышенный тон, говорю ей откровенную чепуху.

В коридоре девушка все ещё копалась с пальто. Я взял её туфли, сумку, все это дал ей в руки и выставил за порог во двор.

— Это забери! — я кинул ей ключи от её BMW, не дав больше ничего ответить и захлопнул двери прям перед лицом Мэд.

Не знаю сколько времени я просидел под входной дверью, размышляя о Мятной, но понял, что точно больше не засну.

Не смогу просто так справиться с чувством пустоты и одиночества.

— Почему ты мне снишься? Откуда ты взялась в моей голове?! — в ярости ору пустоте дома.

Я устал страдать, я больше не хочу так жить.

— Я не хочу жить без тебя, Мятная! Ты слышишь?!

Но ответ был как всегда одинаковый…

Мятная веточка 2

POV Автор

Проснувшись в два часа ночи от звонка мобильного, Джерри был очень зол. В последнее время у него усугубились проблемы со сном и теперь он уж точно проведёт остаток ночи в тщетных попытках заснуть. Хотя он и так понимал, что винить в данный момент стоит только себя. Это он забыл выключить звук и теперь сам будет расплачиваться, терпя побочные эффекты недосыпа.

Однако, когда Джерри рассмотрел имя звонящего, его злость сменилась беспокойством. Немного прокашлявшись, он потянул вверх экрана зеленый значок "принять вызов" и с первых слов понял, что на этом его сон однозначно подошёл к концу.

Спустя пятнадцать минут Джерри уже мчался по дороге к другу и у него не проходило странное тянущее чувство. Будто что-то неприятное, волнительное засело глубоко в животе под рёбрами. Из-за этого было тревожно и хотелось поглубже вдохнуть. Всю дорогу вопросы к себе и к Николасу вертелись в голове этого молодого мужчины, погружая его в мысли и переживания. А в них он любил меньше всего копаться.

Находясь сейчас у ограждения красивого старого дома, он с нетерпением ждал, когда автоматически щелкнет калитка в дом Николаса. Стоя в одиночестве сонной улицы, Джерри решил проанализировать диалог с Мэдисон, которая и разбудила его своим звонком:

— Алло, Джэрри!

— Мэдис, ты? Что случилось?

— Николас…Не знаю, но с ним что-то странное происходит. Я зашла к нему вечером, но, в общем, он выгнал меня весь в гневе. Говорил про какую-то Мятную. Никогда его таким не видела. Ты не знаешь, у него кто-то есть? — слышится волнение и дрожь в голосе девушки.

— Он дома остался или тоже собирался уйти?

— Откуда я могу знать? — раздражённо бросила в ответ Мэдис. — Говорю, выгнал меня. Грубо. Отчёта не дал.

Повисла пауза. Джерри старался прийти в себя, будучи все ещё сонным, а она просто дышала. Медленно, с тяжестью. Такое дыхание бывает только у тех, кто испытывает сильные внутренние переживания. С каждым разом выдыхала так, будто пыталась вытолкнуть больше воздуха из лёгких вместе с накопленными внутри переживаниями. Её дыхание для него стало похоже с теперешним его.

— Тебе нужна помощь?

— Нет. — резко и без раздумий был дан ответ.

— Ты хотела ещё что-то сказать?

— Может позвонишь ему? Думаю он нуждается в ком-то, но явно не во мне… — на этом девушка, всхлипывая, положила трубку.

От такого поворота Джерри напрягся. Ему стало не по себе. Слезы впервые показались на лице Мэдис, пусть и в таком телефонном присутствии другого человека. Несмотря на расстояние их диалога, Джэрри "увидел" солёные дорожки, скатывающиеся по её коже.

Он ненавидел капли слёз. И здесь не имеет значения от радости они были или нет. В свои тридцать два он решил для себя формулу "слёз счастья". В его понимании, любое их проявление — это признак страданий человека, ожиданий, не важно каких. Будь то появление котика или долгожданное рождение ребенка, стройка дома или выход из больницы. Все равно это сопровождается большими или маленькими мучениями. Ведь наша жизнь намертво связана со временем. Ждать чего-то особенного и жертвовать по пол жизни, лишь бы получить желаемое, жить и волноваться за скоротечность своих дней, за невечность материального, за долгожданных детей — в его философии всё это и есть страдания!

Если посмотреть на жизнь Николаса, то его главной целью было, как он сам говорил: "Отыскать Мятную, чего бы ему это не стоило!". Джерри как настоящий друг очень волновался за него. Он считал, что его одержимость ненормальна. И рано или поздно, Николас поймёт, что упустил многое в жизни, реальные отношения, с реальной женщиной, а не мятной фантазией.

Ко всем переживаниям Джерри добавился странный утренний разговор с их давней подругой Мэд. Возможно, её слёзы сыграли, в какую-то новую игру с его чувствами и пока он в ней точно проигрывал. У него появилось совершенно новое и непонятное ощущение. С чем-то схожее с сочувствием, однако этому сочувствию не хватает какой-нибудь детали, причём существенной. У него появилось желание действовать. Джэрри захотелось избавить Мэд от боли.

Впервые за многие годы в голове этого вольного мужчины возникли мысли, как помочь не детке, не подруге, а именно девушке, с полным именем Мэдисон. Ему захотелось развеселить её, услышать смех над его шуткой, увидеть как её слезы сменились беззаботной благодарной улыбкой и, самое главное, ему хотелось быть для неё в тот момент не другом, а именно мужчиной.

Это, пусть и мимолётно, проскользнуло в его голове. Он постарался отбросить, запрятать подальше "непонятное" чувство, ведь слишком много времени прошло с того момента, когда Джэрри в последний раз испытывал что-то подобное к противоположному полу и ему не хотелось вновь возрождать то, что может причинить боль.

Подумав обо всём этом, он в очередной раз нажал на звонок домофона. Незваных гостей Николас игнорирует и просто не открывает двери. Видимо, он не подходит к монитору, иначе давно бы впустил, либо получил бы под дых, узнай Джер, что он его динамит.

Всё, происходящее на улице, слышно дома через микрофон. Зная одну уловку, Джерри решает сопровождать свои звонки с выкриками:

— Открывай, наркоман! Дурь привезли!

Обычно такое срабатывало моментально и ворота сразу открывались. Николаса жутко бесило, когда друг подобное орал на улице, особенно, после одного неприятного инцидента с Миссис Шнайдер.

— Я почему-то уверен, что ты дома. Три утра только. Хотя, чего от тебя можно ждать, даже я́ не знаю. — бормоча себе под нос, набирает номер мобильного ещё раз.

Ответа снова не последовало. Вторая и даже пятая попытка связаться с Николасом не имела успеха.

Долго не планируя, Джерри просто берёт и лезет через небольшой забор, перед этим посмотрев по сторонам. Ограждением его не назвать, забор скорее выполняет роль декора. Но по его периметру растут двухметровые туи. Из-за них Джерри проходиться сломать пару веток, дабы пролезть сквозь эту зелёную стражу. А в это время два морщинистых глаза с дома напротив за всем уже следят и всё запоминают.

— Здравствуйте, Миссис Шнайдер! — заметил Джерри пожилое лицо за шторой.

— Наблюдаете? Да? — с улыбкой машет рукой пожилой даме.

— Вы что у окон ночуете? Только не звоните в полицию, ладно? Николас зашиться хочет. Вот иду делать доброе дело. Вы же любите добрые дела? — Джерри машет ей пакетом с протеином белого цвета и смеётся сам с собой, видя как эта Миссис туда сюда открывает занавески, выдавая свою заинтересованность.

Как же вовремя он принёс Николасу новый протеиновый коктейль. И другу польза и бабушке задача.

— Не машите так шторами, бабуль! Продует! — с этими словами, он прыгает на мягкую влажную землю, запачкав ею свои кроссовки.

Пробравшись сквозь растительность, Джерри замечает зацепки на любимой куртке из-за острых веток. Выругавшись на друга, он побрёл по аллейке ко входу дома.

Перед его глазами, стоял красивый двухэтажный дом, с высоким цокольным этажем. Строение было облицовано пляжным камнем, песочного оттенка, оконные рамы были сделаны из дуба и вскрыты темным лаком, и из того же материала была выпилена массивная дверь, расположившаяся с правого боку.

С задней части дома открывался панорамный вид во всю трёхметровую высоту первого этажа, не считая цоколя. Там находилась бы альпийская горка с цветами и редкими растениями, если бы не работа Николаса и Джерри, которая занимала всю площадь патио. Здесь было приятно работать им обоим. Вид сосновой рощи, постоянный хвойный запах на улице и шум океана вдалеке, что может быть лучше в трудовые будни?! Бодрящий парфюм сосен в особенности был ощутим в такую вот влажную погоду как сейчас. Он так освежает и создаёт атмосферу чего-то родного, домашнего, причём в любое время года, что даже Джерри не мог не остановиться и подышать этим воздухом.

Снова не получив ответа на звонок, Джерри обходит строение, идя и заглядывая, на всякий случай, в нижние помещения. В одном из окон цокольного этажа горит свет. Он заметил его сразу, как только завернул за угол дома. Подойдя ближе, наклоняется так, чтобы увидеть всю его площадь и приходит в ужас. За шестнадцать лет их с Николасом дружбы Джерри ни разу не доводилось видеть ничего подобного. Срываясь на бег, он надеется лишь на то, чтобы входная дверь не была заперта…

***

POV Николас

В колонках звучит альбом любимой группы Depeche Mode. Весь тренажерный зал, всё моё тело, в данный момент, заполнены песней "I Feel you". Особенно приятно ощущать басы трека. Они отдают "ударной волной" во всех мышцах, костях и органах, но особенно в груди, от чего хочется кричать солисту Дэйву о своих чувствах. Слова цепляют за живое, от этого стараюсь напрячь связки до надрыва. Вкладываю весь гнев, всю боль, всю свою беспомощность, только бы избавиться от тяжести мыслей о Ней.

Нервы напряжены до предела из-за сна. Ощущение такие, будто я растянут в разные стороны и любое движение, любая лишняя мысль разорвет меня на части. Каждый нерв, словно хоккейная клюшка, готовая ударить точно в центр боли.

— Почему я вижу тебя?! Почему не могу найти?!

Злость. Я её чувствую, она стала ощутима каждой частичкой моего тела. Она бежит по венам, накрывает моё сознание, мой здравый смысл.

— Мне надоели они! Я устал! Ты слышишь меня?!

Когда осознание настоящего обрушивается горой боли, два гиганта человеческих чувств начинают борьбу между собой. Любовь и ненависть пытаются перевесить друг друга.

— Неужели можно испытывать, что-то подобное к человеку из сна?!

Понимаю, что никто, кроме меня, не сможет со всем этим разобраться и хотя в жизни я привык всего сам добиваться, сейчас необходим мудрый совет, как космонавту кислород в космосе. Без него он погибнет в течение нескольких минут. А я? Кажется, что я нахожусь в этом самом космосе, черном пространстве, в котором вдыхаешь, а ничего в лёгкие не попадает.

Ответы! Они нужны мне, как этот жизненно-важный химический элемент. Если бы только кто-то сталкивался с подобным.

Не знаю до конца, какое чувство больше испытываю сейчас. Она так реальна в моих видениях. Даже сном не назвать время наших с ней "ночных встреч". Видя её силуэт я до боли, до готовности потерять жизнь ради неё, ощущаю любовь. Уверенность, что мы знаем друг друга всю жизнь, не даёт мне понять, осознать, хотя бы на минуточку задуматься о том, что она не существует…

Дышать. Это то, о чём я забываю, проснувшись. Отчаяние, горечь, нервная дрожь, злость — вот этим я наполнен. Когда понимаю, что все это, лишь игра моего мозга и воображения, я НЕНАВИЖУ. Ненавижу все вокруг, но особенно жизнь, в которой нет её. Семнадцать лет!!! На протяжении семнадцати лет она живёт в моей голове, во сне уверяя мой мозг в своём существовании. Но поутру разбивает мою жизнь на осколки, в которых остаётся лишь её образ.

Бью со всей мощью, со всей силой по стене, которая стоит перед моими глазами бледно-красным полотном. Именно это каменное проклятье поглотило её нежный силуэт, растворило в себе прозрачное тело. До сих пор слышу слова, которые ещё больше побуждают избить выложенный кирпич. Хочу разрушить, разбить, даже если это будет стоить сломанных рук. Не важно! Только бы достать её любым способом, вырвать из сна.

Кажется, что сломав эту преграду, которая плотно стоит между нами все эти годы, Моя параллельная выйдет с той стороны и сможет остаться в этом мире. Добовляю силу движения своим рукам.

удар….. ПОТОМУ!….удар….. ЧТО!….удар…..ТЕБЯ!….удар…..НЕТ!….

Выдыхаю с хрипом в голосе, из последних сил, каждое, сказанное ею слово. Кровавые пятна от сдертой кожи пальцев и кистей растеклись по всей поверхности, как печать моей злости. Боли не ощущаю. Только в ушах заложило. В голове лишь одна цель — уничтожить кирпичный партал. В глазах темнеет от гнева. Удары следуют один за другим все чаще и чаще, круша́ перед собой преграду.

Однако не понимаю, почему все ноги в опилках? Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Это неосторожное, агрессивное касание заставило меня остановиться. Останавливаюсь. Начинаю приходить в себя.

— Успокойся! Что случилось?! — вижу Джерри, который напуганно смотрит на меня. Ничего не отвечаю. Нет желания, что-либо говорить. Просто игнорирую его присутствие.

— Николас, тебе помощь нужна́? Ты грушу разбил?!

Я оглядываюсь по-сторонам и просто падаю без сил на пол. Вижу боковым зрением, как друг ходит вокруг порванной боксёрки. Поглядывает на меня. Я, лишь широко открыв рот, глотаю воздух. Поднимаю глаза вверх. Осознаю, что состояние аффекта выбило меня из реальности. Картина впечатляющая: металлическая цепь, а на ней вместо мощного спортивного атрибута, висит кусок выпотрошенной плотной ткани. Инструмент от стресса изрядно пострадал в такой странной борьбе. Смотрю на руки. Все в крови. Но мне легче, мне действительно стало немного легче. Выпустив эмоции на боксёрку, чувство облегчения растекается по нервам.

Дышу….. Дышу…..И ещё раз дышу…..

Считаю пульс. Двести ударов в минуту. Но меня это не останавливает. Время только три утра. Решаю, что тренеровку стоит продолжить. Причём устрою себе максимально изнурительную. На улицу не решаюсь идти. Не стоит повторять прошлых ошибок с соседями, вернее соседкой Миссис Шнайдер. Чего ещё она придумает и наговорит полиции про меня, решив, что в три утра так тренируются только обкуренные наркоманы. Если эта пожилая мадам меня будет доставать, то не знаю, что смогу натворить в таком состоянии.

Встаю на ноги. Прохожу мимо Джэрри. Он сидит на краю кресла и, не отрывая взгляда, смотрит за моими действиями. Подхожу к столику. Жадно глотаю воду. Вытираю лицо от пота. Пью l-карнитин. Достаю с полки bca, протеин и шэйкер. Кинув в стакан свою порцию спортивного "порошка", взбалтывают до образования пены. Выпиваю. Не люблю это горькое послевкусие коктейля. Оно вызывает во мне неприятное чувство тошноты. Этими простыми действиями я пытаюсь вернуть себя "в себя".

Футболка такая мокрая, что просто снимаю и кидаю её в корзину для белья.

В цокольном этаже я расположил

самодельный набор гантелей и такие же самодельные брусья со швецкой стенкой для занятий спортивной гимнастикой. У меня очень неплохо получаются базовые упражнения этого вида спорта. Правда в семнадцать лет, находясь во дворе с одноклассниками, я удивил и себя, и их, когда захотел попробовать свои силы, подтянувшись в висе. Получилось сделать не только это, но и упражнения с вращениями и маховыми движениями. В тот день я пропустил последний урок и побежал домой, чтобы уточнить у мамы свою догадку. Она подтвердила мои домыслы, рассказав, что этому меня обучил отец. Так я узнал ещё одну деталь о папе, с которым мы вместе попали в страшное ДТП. Он погиб сразу, а мне сильно досталось от удара головой. Следствием этого была полная потеря памяти. Постепенно я восстановился, занимаясь обычными делами, только иногда, удивляя себя и знакомых. Правда отца я так и не вспомнил. Не смог. Знаю только то, что мама рассказывала мне о нем. Печально, но, в связи с потерей моего отца, мама, как она пояснила, решила уничтожить любое напоминание о погибшем супруге, только бы не умереть от горя и найти силы, чтобы жить дальше ради меня, ради нас обоих. Иронично, но теперь у сына хобби фотография. Есть десятки фото чужих отцов, кроме родного. Я лишь могу догадываться о том, как он выглядел, смотря на себя в зеркало. Мама говорит, что мы похожи. Бывает я сильно злюсь на неё. До сих пор не могу понять, как можно было не сохранить хотя бы одного снимка. Но с осознанием приходит и понимание — я не был в ее положении. Похоронив мужа, будучи одна с сыном, потерявшим память, она потеряла всякую уверенность в завтрашнем дне. Поэтому и приняла решение сохранить лишь в сердце память о прошлой жизни. Однако даже увидь я егоизображение, это не решило бы одну большую проблему. Я вообще не знаю, что значит иметь отца…

Конечно, профессор Гарольд многое сделал для меня того, что обычно делают отцы для своих детей. Давал советы, обучал, помогал ставить верные цели и достигать их, выслушивал, находился рядом, когда я остро ощущал потребность в отеческом наставлении, будучи восемнадцатилетним юношей, не зная, как жить дальше и часто задумываясь "А стоит ли жить вообще?". Он не раз поддерживал морально и денежно, когда мама болела. Я испытываю сильные чувства привязанности, благодарности и глубокого уважения к этому человеку.

Бывали моменты, в которых, я даже искал внешние сходства с нами. Ловил себя на мысли, что я думаю о нём как о том, кого хотел бы видеть в роли отца.

Порой это очень угнетало. Ведь заменить, а, точнее, восполнить пропасть в душе, связанную с тем, что я забыл настоящего отца, никто не сможет. То, что он не просто ушел от нас, а я сам забыл, не даёт мне покоя. Пока я не вспомню его, не найду успокоения. Буду страдать от того, что не знаю, как это, когда отец учит первый раз бриться, как это, когда он играет с тобой в футбол, я не знаю, как это видеть маму и папу вместе. Хотелось бы знать, как он учил меня всему, что я сейчас с лёгкостью делаю на турнике. Ничего из того, что мог знать об отце, не помню! Больнее всего в этом положении — это слушать рассказы мамы о нём, о его порой героических поступках. Сейчас мама понимает, что погорячилась, выкинув все снимки, но прошлого не вернуть.

Почти два часа измываний над собой в сопровождении воспоминаний немного отвлекли меня. Джерри так и просидел все время, не двигаясь, лишь наблюдая. А я так и не заговорил с ним. Правда того, что Её — нет, продолжает преследовать и никакой спорт, никакая даже самая изматывающая меня тренировка не избавит от ужасной действительности.

Я могу лишь брать под контроль эмоции, но сердце не могу заставить не любить ту, которая снится вот уже семнадцать лет, из месяца в месяц, из года в год, каждый раз напоминая о себе, не давая забыть её вены на шее, её воздушный, родной такой образ. Испытывает, издевается надо мной…

— Если бы я знал, что ты реальна, я нашёл бы тебя, чего бы мне это не стоило… — тихим шепотом проговорил я.

Понимаю, что разговор "ни с кем" меня снова вгонит в состояние отчаяния. Делаю еще один подход, подтягиваясь на кольцах. Чувствую как прорабатывается трицепс руки. Ощущение жжения мышц растекается по телу. Ох, как я люблю этот эффект! Именно он лучше любого успокоительного гонит из меня адреналин, отключает мозг от всего, оставляя лишь боль, которая временно заполняет все, создает иллюзию полноты души, заставляет на миг ощутить себя не одиноким, а переполненным взаимными чувствами.

Только жаль, что это лишь чувство боли…

Мятная веточка 3

POV Николас

Не снимая с себя одежды, захожу под струи ледяной воды в душевую, которая выложена натуральным морским камнем. Сколько же труда мне стоило довести её до ума! Только поиск одинаковых гладких камней занял месяц. И целых три месяца я возился с кладкой. Теперь каждый раз вспоминаю детали проделанной работы и удивляюсь тому, что не бросил эту затею, неся первый мешок камней в машину. Пытаясь избавиться от остатков пустоты в сердце, тру до красна щёткой по коже. Показалось, что вместе с потом и грязью я смываю опустошение, упавшее на меня этим утром. Погружаюсь в холод на пятнадцать минут. Мое тело стынет. Теперь мышцы перестали гореть, а эмоции чуть поутихли.

Стянув мокрые вещи, увидел как волоски встали дыбом от пробежавших мурашек. Оборачиваю себя в халат. Беру в руки старый, с десяток раз отремонтированный триммер, подаренный мамой и начинаю водить им по отросшей щетине медленными аккуратными движениями. Именно с того момента, с момента двадцатипятилетия, я ношу эту лёгкую небритость на своем лице. Она настолько стала неотъемлемой частью моего внешнего вида, что думаю, побрей я полностью лицо, родная мать не узнала бы. Окончив с этой манипуляцией, провожу рукой по лицу, ощущая покалывание. Следом открываю коробочку с прозрачными линзами для зрения. За многие годы использования, ловко размещаю их поверх своей чёрной радужки глаза. Нанеся дезодорант, достаю последней элемент своего утреннего ритуала. Аромат Paco заполняет собой ванную комнату богатым запахом свежести, запахами сосны и кедра, которые я отлично различаю, ведь я слишком часто соприкасаюсь с ними на работе.

Закончив со всеми утренними действиями, наконец могу выйти к Джерри. Думаю, он будет весь день меня допрашивать о событиях сегодняшнего утра. Обычно, в такие дни он приходил ко мне, когда содержание адреналина в крови сводилось к минимуму и я мог вести себя более менее адекватно. Поэтому я буду очень рад, если он ограничиться количеством вопросов.

— Я реально удивлен! Позитивчик-Джэ просидел на кухне так ничего и не выпив. А как же кофе с утра? — спрашиваю друга, которого не встретить, находящегося в раздумьях, а с утра без кофе тем более.

Он развалился на коккере у барной стойки, с опущенной вниз головой.

— Прихожу в себя от увиденного. Что это было? — потирая лицо, ответил сонным голосом Джерри.

— Разве, что-то произошло? — с ухмылкой спрашиваю его.

— Да нет, блин! Ваще ничего необычного. Только вот друг у меня есть и я каждый день, в три утра, наблюдаю разбитую им грушу, игнор в мой адрес и ваще полный неадекват! — язвит он.

— Джер, прости. Ты же сам знаешь, что такое случается из-за Неё. Мне снова приснилась Она и я просто сорвался. — сев рядом с ним на такой же стул, я уставился в окно.

Улица была погружена в утреннюю дымку, деревья были вдалеке едва видны, но стоит сейчас солнцу встать в небе, как всё это исчезнет, унеся с собой в атмосферу любое напоминание или факт прибывание на земле. Из мыслей меня выдернул Джерри.

— Ты смог увидеть её лицо?

— Нет. Видел лишь частями. Светлую кожу, под которой виднеются венки. Особенно натуральная тату из вен на шее. У меня просто крышу сносит от неё! И этот тугой пучок светлых волос на макушке… А фигура, такая нежная, родная. — с закрытыми глазами детали её образа были настолько настоящими, что руки сами стали вырисовывать этот облик в воздухе комнаты.

— Братан, ты болен. Я знаю всё, что тебе сносит голову. Вокруг столько классных тёлочек. Чё ты зациклился на этой Мятной или как там её?!

— Я люблю её.

— Ты сам себя слышишь?! Ну не можешь ты прожить всю жизнь вот так? Ты понимаешь это?!

— Да, Джерри, я понимаю это. Но ещё больше я понимаю то,… — замолчал я.

— Что ты понимаешь? — уставился на меня друг.

— Не знаю, Джерри. Не знаю. — сказал я полушепотом. — Ты понимаешь, она так реальна во снах, что кроме неё мне никто не нужен! Я люблю, люблю "реального" нереального человека. Я люблю её и от этого схожу с ума, ты это понимаешь?!

— Да, Николас, понимаю. Ты и без неё был всегда сумасшедшим.

На правое плечо опустилась рука друга, даря пахлопывания сочувствия.

— Что мне делать? — задаю риторический вопрос себе, ведь, вряд ли будет сказан дельный совет со стороны Джерри, для которого она лишь плод моего воображения и какого-то психического расстройства.

— Даже не знаю, может обратишься к психологу или к врачу?

— Сам знаешь, что без толку. Мне нужен результат, а не просто болтовня или побочки от пилюль.

— Как давно она снилась тебе, не считая сегодня?

— Что, хочешь быть моим психотерапевтом? Они хорошо зарабатывают, кстати. Лично своему я платил кругленькую сумму за сеанс в сорок минут. — слышу как хмыкнул друг.

— Ты мне задолжал, брат. Если посчитать часы выслушивания твоего больного бреда, в моем дворе должен стоять Лехус. — улыбаясь сказал Джерри, как всегда исковеркав название дорогой марки.

— Извини, но таковы издержки дружбы, брат.

— Нет уж. Таковы издержки брака. А я пока не звал тебя под венец.

— Чтоб я без тебя делал? — сказал я, вкладывая в слова явный сарказм.

— Я о том же.

— Это был сарказм. — уточнил я, заметив, что Джерри не понял моих слов с подтекстом.

— Ааа… — ответил он, заставив меня умилиться его непроницательности.

Смотря на Джерри, я задумался: что влияет на наши с ним разные взгляды в определённых жизненных вопросах? Неужели, небольшая разница в возрасте, может так сказываться на взрослых людях? В нашем случае я старше всего на два года, но иногда, чувствую себя сорокалетним занудным мужиком посравнению с бруталом-Джэ, у которого ещё детство играет в заднице, а в голове тусы и бухло. Не смотря на некую несовместимость и порой кардинально разные взгляды, мы дружим шестнадцать лет. Я очень ценю этого человека, люблю как брата и готов был бы защитить его, даже если бы это стоило мне жизни. Одно из ярких качеств его личности — готовность. Готовность прийти в любую минуту на помощь, поддержать, чем сможет.

— А ведь я даже не звонил тебе сегодня, тогда как ты здесь…

— Оказался? — опередил меня Джерри.

— Да!

— Мэдис позвонила. — как-то отрешённо сказал он.

— Ясно. И как она?

— Была расстроена. Плакала.

— Вот я кретин! — тяжело вздохнув, ответил я.

— Что ты сделал, чтобы довести её до слёз?

— Я заснул в гостиной, калитка была открыта, заедает зараза, и, видимо, она, вошла, не докричавшись, ну, и, в общем, застала меня в бреду, а когда она меня разбудила, то первое, что мне нужно было, это выгнать её, иначе, не знаю, я. Просто я хотел защитить её от себя же и сделал это не совсем вежливо, даже грубо. Не знаю… Мне нужно извиниться перед ней. — я стремительно потянулся за телефоном и хотел было набрать телефон Мэдис, как Джерри меня вовремя остановил.

— Ты собираешься сейчас это сделать? Не думаю, что в шесть утра она будет рада слышать твои извинения.

— Точно, ты прав, прав, я не подумал.

— Да… А чего она так поздно приходила?

— Вроде бы, документы какие-то принесла, хотя я и сам не понимаю, зачем было так поздно их нести. Странно.

— Странно… — протянул я.

Я стал чувствовать усталость. Сердцебиение замедлилось, успокоилось, глаза отяжелели и стали слипаться, но время было уже шесть утра, а дел на сегодня было слишком много, чтобы пойти и проспать до обеда.

— Ладно, хватит грузиться. Нужно что-то позавтракать и, если ты в силах, можем раньше приступить к работе. — сказал я Джерри, потирая лицо. — Как слышно? — пощелкал я пальцами у лица друга, который находился явно не со мной. — Ау!

— А, да. Прости, чё-то я расклеился. Мне нужно взбодриться. Пойду приму душ. С тебя кофе и омлет с овощами. — на этом он встал и направился в сторону ванной.

— Джер! — на меня посмотрели два сонных и недовольных глаза, устало ожидая последующих слов. — Спасибо тебе, что приехал! Не знаю, чтобы делал без такого друга как ты.

Я знал, что он не любит подобного рода благодарности. Всегда смущается, поэтому даже не удивился тому, что Джерри просто отшутился в ответ.

— Скоро эта лавочка закроется, брат. Пользуйся моим великодушием пока есть возможность. Не вечно я смогу терпеть твой скверный характер.

— А ты быстро учишься. Я-то думал, стоит отправить тебя на курсы сарказма.

Он хмыкнул и на этом вышел из кухни. А со мной остался чёткий вопрос, "Что тревожит его?".

***

— Джерри, у меня хорошие новости! Я нашёл того деда. Он готов продать свою посудину на наших условиях. Так что у нас работки прибавилось на полных два-три месяца вперёд. — судорожно надеваю рабочий комбинезон, всё ещё ощущая волнительную дрожь в руках.

— Не понял какого деда? Какая работа? — сказал недовольно Джерри, нанося финишный слой лака на деревянные детали интерьера каюты.

— Помнишь, месяц назад я увидел в гараже у очень странного деда эксклюзивный "Карибиан 22". Так вот, я наконец смог с ним встретиться.

— Классно. И? — промямлил в респираторе Джерри.

— Что и?! Он готов её отдать почти за даром.

— Круто. — ответил безрадостно друг.

— Что-то не наблюдаю радости. Что случилось, Джер?

Джерри закончил вскрывать лаком деревянную деталь, отложил краскопульт, сдвинул на шею свой респиратор и только, когда положил в рот по привычке сладкий леденец, заговорил:

— Я хотел сделать перерыв хотя бы на месяц. Я выдохся, Николас. — жуя свою конфету произнёс друг.

— Ты же сам понимаешь, что этот проект может принести нам немалый доход? Поэтому расслабляться некогда. — заметив колебания Джерри, решаю его переспросить. — Понимаешь или нет?

— Ну не такой уж немалый, Николас. — как-то уныло был дан мне ответ.

— Джер, это отличный эксклюзивный экземпляр со своей историей. Ты знаешь что-то про эту модель?

— Ну? — вместо "нет, не знаю!", говорит он своё любимое "ну?", ожидая от меня объяснения.

— Её выпуск прекратили ещё в двадцатых. Тогда она была не слишком популярной, а если точнее, то этот проект провалился из-за нестандартного подхода молодого архитектора Уайза. Люди просто не поняли и раскритиковали её в пух и прах, назвав "Карибиан" посмешищем для рыб, а архитектора негодным даже для проектирование барж. — я задумался, размышляя над тем, как бы я поступил, будь я этим архитектором.

— Ну и что дальше? — вырвал меня из мыслей, скучающий голос Джерри.

— А дальше? Многие великие вещи были недооценёнными, но спустя годы их уникальность и шедевральность была доказана. Как оказалось, "Карибиан" вошёл в список таких вещей. Жаль только Уайза. Архитекторские компании, после его всем известного провала, не хотели принимать на работу. Он долго пил, но как-то нашёл в себе силы выбраться и поехать в Японию. Там он смог себя реализовать и создать собственные уникальные проекты яхт. Однако не дожил до момента, когда по его проекту "Карибиан 22" стали создаваться все известные тебе люксовые однокаютные яхты. Он умер в сорок лет, не знаю конкретно от чего, но писалось, что причиной смерти была предпосылка его сильного пьянства в молодости. Наверное цирроз.

— Почему я не знал об этом? — сказал Джерри.

— Не знаю, но должен был. А теперь представь, если мы отреставрируем и сделаем из неё раритетную яхту. Да любой коллекционер купит её за миллион двести тысяч! Мы ждали подобной находки все эти годы! Теперь понимаешь?

— Миллион двести?! — наконец оживился голос друга.

— Если не больше! Более того, это не просто предположение, я уже знаю нескольких любителей такого раритета и, возможно, мы не успеем закончить реставрацию, как выстроиться из них очередь у наших дверей.

Джерри подошёл к выходу и, размышляя, уставился на улицу.

— Я смогу наконец закончить свою яхту, а ты сможешь не месяц, а пол года расслабляться в отеле "всё включено" и по приезду к тому же обновишь себе тачку.

— Зачем? Я свою Импалу ни на что не променяю.

— Так за пол года тебя разнесёт так, что твой Шевроле твою тушу просто не потянет. Вот "лосятник" — самое то. — послышался смешок друга.

— Не волнуйся, я окружу себя барышнями и они не дадут мне поправится.

— Ну да, я же забыл. Ты зря время не станешь терять.

— А без них отдых — не отдых. Джерри, ром, белый песок и загорелая красавица — синонимы меня. — театрально ткнув себя пальцем в грудь, сказал Джер.

— Ну, так как? Теперь мотивирует?

— Стоило с этого начать! Сказал бы, "Джерри, работка на миллион двести", а то всё непонятные истории про деда и его лодку мне впариваешь. — я только изогнул бровь.

— Сегодня нужно отметить это дело, ты же знаешь, Николас, как я люблю тратить ещё незаработанные деньги. — довольно сказал Джер.

— Пойдём к Фарруху, выпьем за исполнение твоей мечты. Сто лет там не был, может и Джоузи там уже не работает.

— Не-е-ет, мы пойдём к Фарруху за исполнением нашей мечты. Поедешь со мной к доминиканкам, может они излечат твою душу и израненное сердце. — кривляясь сказал Джерри.

— Смотри, чтобы ты не оказался сейчас в том месте, где излечат твои нос и бровь. — ответил я.

— Всё, всё, шутка. Я помню, что ты с моим подарком сделал, выпотрошил грушу, как мешок опилок. — он замолчал на минуту и задумчиво посмотрел на меня.

— Что, Джерри? — спросил я, когда его взгляд задержался на мне ни на один десяток секунд.

— Вот если серьёзно, Николас, неужели ты и вправду не понимаешь, что эта девушка нереальна?! Ты столько лет потратил на её поиски! Нет её! Понимаешь? Нет! Не существует. — нервничая, сказал Джерри. Немного смягчившись, он продолжил.

— Николас, разве тебе не хочется нормальных, реальных отношений? Я поддерживал тебя как мог, пытался понять. Но я всё равно не пойму. Ты просто себя съедаешь заживо. Понимаешь?

— Да, Джерри, ты прав!

— Что? Ты, ты, наконец понял, дошло? — недоверчиво спросил Джерри.

— Да, я понял. Понял, что ты не понимаешь и не поймёшь, потому что ты не любил Её. — я начал нервно шагать, а он следить за каждым моим движением.

— Не может быть сон настолько реален, понимаешь? А если всё же её нет, то мне не нужна другая! Я не смогу полюбить кого-то так же сильно, как мою Мятную. Не смогу… — Джерри смотрел лишь с грустью, считая, что я схожу с ума, либо уже сошёл.

С минуту он молчал, но затем начал что-то говорить. Я же его не слышал. Бурил взглядом дальний угол мастерской и думал. Думал о том, что в чём-то я всё-таки был согласен с Джерри. Не жить обычной жизнью бывает порой очень сложно, особенно, когда просыпаешься посреди ночи с диким непреодолимым желанием ощущать её тепло рядом, обнимать, целовать, в конце концов утонуть хотя бы раз в наших объятиях, хотя бы раз ощутить её губы… Я не говорю уже о том, чтобы родить детей, воспитать их, а самим состариться вместе. В такие моменты неконтролируемого порыва, бег — мой спаситель. Я просто бегу долго, долго. Истязаю себя, заставляя сердце выплясывать 180 ударов в минуту, чтобы в конце наступило долгожданное облегчение, с обновлёнными мыслями, в которых я всё так же предан Ей, всё так же готов жить и не предавать свои чувства, найти её либо здесь на земле, либо где-то там в параллели сна. Джерри ещё что-то говорил, а когда он завершал свою речь, я повернулся к нему и стал слушать, делая вид будто и не выпадал из беседы:

— Николас, в любом случае, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Если любишь её, люби. Только вот на свадьбу со сном я не приеду. — я вымученно улыбнулся. Он улыбнулся в ответ с гримасой сочувствия.

— Ладно, хватит грузиться, братан, меня волнует другой вопрос, мы сегодня бухать будем?

— Будем, но в меру. — сказал я.

— Ты надоел со своей мерой, мы оторвались неудачно всего-то пару раз! — жестикулируя, стал возмущаться друг.

— Ну, не пару. Мне кажется лучше запомнить отличный вечер, чем вспоминать откуда тату или непонятный контракт. Я уже молчу о том, как перепив с тобой, мы прощались с жизнью. Или ты забыл? — сдерживая улыбку, спросил я.

Джерри изменился в лице, вспомнив, как мы лежали с алкогольным отравлением, задыхаясь и слыша звуки собственного сердца.

— Я думал, что сердце вылетит. Страшно было настолько, что я первый раз стал молиться вголос. — Джерри как-то нервно засмеялся, а я вспомнил детали той ночи и лицо впервые так сильно напуганного друга.

— Да… — протянул я.

— Но, всё равно ты старый дед. — ворча, ответил Джерри, а я лишь ухмыльнулся ему в ответ. — В любом случае, пьём за мой счёт.

— Ок.

На этом наш разговор, сменился активной работой и до вечера мы с Джерри трудились так и не присев, мечтая поскорее начать реставрацию исторического "Карибиан 22".

Вечером, к восьми, мы договорились с ним встретиться в баре Фарруха. Часы показывали ровно восемь, когда я оказался в стенах заведения. Людей сейчас было не так много, но к девяти обычно свободного места уже не найти. Так как Джерри задерживался, я заказал себе своё любимое нефильтрованное и сел в более уединённом месте, потихоньку потягивая пиво.

— Вот так встреча! — послышался сзади меня писклявый голос, от чего я непроизвольно скривился. — Николас, милый, давно я тебя здесь не видела! — всплеснув руками, проговорила девушка. — Почему один сидишь, скучаешь?

— Привет, Джоузи! — ко мне подошла местная певичка.

— Привет, привет. — протяжно сказала она, при этом нагнувшись так, что вся её грудь была наружу, в метре от моего лица. — Хочешь я проведу вечер с тобой? Вспомним наше прошлое.

— У нас нет с тобой прошлого. — холодно ответил я.

— Конечно, но в моих мечтах и вот здесь, и вот здесь. — девушка стала откровенно себя демонстрировать, указывая на область груди.

— Мечтать, Джоузи это хорошо. — проговорил я, отодвигаясь от назойливого тела блондинки.

— А ты не изменился, всё такой же бука. Может я спою тебе и твоё сердце растает, а?

— Слушай, Джоузи, ты нормальная девушка, найди себе того, кто будет тебя ценить.

— Я сейчас с ним разговариваю. — кокетливо сказала она, потянувшись своей рукой к моему лицу.

Но я успел отвернутся, чувствуя при этом сильное раздражение.

Джоузи с её манерами и стилем жизни можно описать одним словом — "вульгарность". Не смотря на это, лицо девушки могло бы выглядеть довольно мило, если бы не слой макияжа. Но в голове этой двадцатисемилетней барышни не переставал гулять вечный февраль, с полным отсутствием чувства самосохранения и уважения к себе. Если бы не жила она в Ричмонде, а например в одном из городков штата Техас, при этом работая в придорожном баре, давно бы влезла с головой в неприятности.

— Джоузи, не хочу с тобой ругаться, давай договоримся, ты идёшь работать, помня о благоразумии ко мне не приставать. Договорились?

— Да, сладкий, договорились. Мне и так уже нужно идти, сам знаешь, Фаррух не любит опозданий. Но петь я буду для тебя всё это время. — она поцеловала свои пальцы и быстро коснулась моего лица.

Я даже не успел среагировать, как она, смеясь, убежала на сцену. Схватив микрофон, она сказала:

— Это песня посвящается моему Николасу. Милый, для тебя. — отправив мне воздушный поцелуй, она начала петь.

— Что я пропустил? — сказал пришедший, Джерри, ошарашенно глядя на меня.

— Не слышал? Мы с Джоузи теперь вместе.

— Ты серьёзно?

— Куда уж серьёзнее?

— Николас, ты что уже набрался?

— Джерри не тупи, лучше помоги мне избавиться от неё.

— Ну, — сделал паузу друг, — Нужно найти ей кого-то. Кого-то, такого же пришибленного. Либо вечно бухого. Трезвенник её точно не вынесет. — я засмеялся.

— Ты, что будешь пить? — вставая, спросил Джер.

— Мне пока достаточно этого. — я указал рукой на литровый бокал с пивом.

Джерри пошёл к бармену, а я взял свой бокал и сделал вкусный глоток холодного напитка мутного карамельного цвета, который вместил в себя горечь гречишного меда и запах коры дуба.

Все это время Джоузи пела "Kiss on fire". Обычно она пела не так уж плохо, хотя меня раздражал её голос в принципе, в особенности верхние ноты, но эту песню она опошлила и испортила так, что джазовый метр точно перевернулся в гробу и не раз. И да, я не посещал этот бар из-за нежелания весь вечер слушать творчество этой особы. Однако именно здесь продают самое лучшее нефильтрованное пиво и только поэтому я был готов стерпеть даже Джоузи. Пытаясь пропускать мимо ушей надоедливый, местами писклявый голос, моё внимание привлекла девушка. Она шла быстрыми широкими шагами к выходу, а следом за ней также быстро шёл недовольный Фаррух. По её походке можно было понять, что она расстроена. Вид у неё был по-детски мил: комбинезон жёлтого цвета, короткие светлые волосы и обиженная зажатость в движениях, свойственная скорее подростку, чем взрослой девушке, а может даже и женщине. Она резко остановилась у центрального выхода, и спустя несколько секунд, развернувшись, что-то сказала Фарруху. Тот незамедлительно пришел в ярость. Не знаю почему, но что-то меня побудило встать и подойти к ним. Мне показалось, что раньше я уже где-то видел эту девушку. Я ощутил как во мне возникло стойкое чувство дежавю. Мне были знакомы её силуэт и жесты, и в особенности её расстроенный вид. Я стал идти быстрее, желая поскорее рассмотреть поближе её лицо, но не успел. Она выбежала на улицу, вытирая по дороге свои слёзы. Я смотрел ей вслед, не отрывая взгляда, и не мог понять, почему мне знакома её персона и почему мне жалко её. Я не мог понять почему мне так хочется побежать за ней, догнать её и сказать "Не плачь!"?! Я никогда ничего подобного не испытывал к ранее незнакомым мне девушкам и от этого стал злиться. Спустя минутные порывы жалости и сочувствия, я почувствовал сильное раздражение на самого себя. Я понял, что не хочу новых вопросов, никаких, а тем более вопросов касательно женского пола. Я отбросил в сторону все свои порывы и проследил уже равнодушным холодным взглядом за плачущей девушкой в жёлтом комбинезоне. Она вбежала в припаркованный автобус, который скрылся за следующим же поворотом, а я постарался успокоить все свои спонтанные чувства, списав их на градус алкоголя в пиве.

— Фаррух, что случилось? — спросил я, пыхтевшего от злости индийца.

— Да так, издержки работы. Бывают же такие ненормальные!

— Так, что именно произошло? — шёл я рядом с ворчащим Фаррухом.

— Я ждал её сегодня на собеседование. Но эта особа, нет в голове не укладывается, эта особа опоздала на час!!! Час!

— Ну, она, наверное, как-то это объяснила?

— Нет! Я не позволил этого сделать, я слушать её не стал! Ещё чего?! Такую несерьёзность я не терплю! А ещё американка!

— А на кого она хотела устроиться?

— Певицей во вторую смену на один месяц, пока Джоузи будет в отпусе. Но это уже неважно, я всё равно не подпущу её к работе.

— Да? — задумчиво спросил я скорее себя, чем Фарруха. — Она приезжая?

— Да, с США. — язвительно произнёс последнее слово индиец.

— И чем тебе так насолили Штаты? — смеясь спросил я. — Тоже опоздали?

— Нет, они не приняли Фарруха.

— Ясно. — сказал я, оставив его бубнить у кабинета.

Фаррух живёт уже более двадцати лет в Канаде. Разговаривает он на английском почти без акцента, я бы сказал, что почти как носитель. Но исключением является ситуации, когда он взбешён или сильно нервничает, как сейчас. В такие моменты, в моменты летящих в стороны от гнева слюней, у него через слово проскальзывает индийская манера произношения. Внешне Фаррух выглядит очень колоритно. И одежда здесь вовсе непричём. Будучи толстым пятидесятилетним мужчиной, с тёмно-коричневой кожей, ярко выраженными пышными усами и не менее пышной причёской, он производит порой впечатление злодея из индийских фильмов. Трудно сдержать улыбку, видя его недовольным, к тому же с проскальзывающим акцентом. Как человек, он нормальный, но жадный к деньгам. Как он часто говорит, "Время — деньги", а учитывая его любовь к доллару, считает настоящим грабежём, когда кто-то опаздывает к нему на встречу. Но ему стоит отдать должное, он добился своего и владеет теперь лучшим баром Ричмонда, вложив в него немало сил и труда.

С Джерри мы расстались в два ночи. Он хорошенько напился, я бы сказал, за двоих. Естественно домой довести его пришлось мне. Думаю, что он не вспомнит с утра, как чуть было не женился на сорокалетней женщине. Она кстати была с ним на одной волне. Такая же пьяная и такая же свободная от семейных уз, решив за ночь изменить свою позицию жизни. В общем, помимо приключений с ним, мне пришлось справляться в одиночку с соблазнами непонятливой Джоузи.

Кое-как добравшись до кровати, я посмотрел на время. Цифры электронного будильника показывали три утра. Мне очень хотелось спать, поэтому как только я закрыл глаза, а "пьяная от мыслей" голова оказалась на подушке, мой мозг стал быстро отключаться от реальности. Но перед полным отрешением от мира, я почему-то опять вспомнил ту девушку из бара и то, что она плакала. Меня до сих пор не покидало ощущение, что я видел её раньше…

Мятная веточка 4

POV Автор

— Добро пожаловать в Канаду, Санни

Артура Джонс! Вот Ваш паспорт.

— Спасибо! — сказала молодая женщина, пряча документ в рюкзак.

— У вас такое солнечное имя! Очень вам подходит!

— Благодарю! — натянув улыбку, ответила она весёлому, добродушному полицейскому.

Впервые ей встретился такой позитивный представитель власти, да ещё и таможенной службы. Кто-то сказал, что "мир принадлежит (вот таким вот) весельчакам", и сейчас она как никто другой была с этим согласна. Смотришь на таких весельчаков и думаешь, что у них вообще нет проблем. А может они просто не считают проблемы проблемами? В любом случае, для них мир наполнен яркими красками. Их так много, что они выливаются за края палитры жизни, даря часть этой яркости другим. И даже если на улице идёт дождь, почтовый ящик забит квитанциями счетов, а в руках документ об увольнении с работы, эти люди найдут в себе силы, чтобы разукрасить столь серый и унылый день. Чего вовсе не скажешь о ней. В данный момент её хрупкие плечи были переполнены грузом трудностей и переживаний. Даже если бы она очень захотела сейчас смотреть на всё позитивно, вряд ли бы смогла. В тот момент, когда она пересекала американскую границу, попадая на территорию Канады, в её груди уже зародилось чувство сильного страха. Казалось, что вся эта идея неправильна и стоит немедленно, пока не поздно, вернуться обратно в Сиэтл к больной маме. Много лет Санни никуда не выезжала за пределы родного города и сменить обстановку было очень соблазнительно. Всё же беспокойство взяло вверх. Она решилась позвонить маме и озвучить своё намерение, но её мама была решительно не согласна.

— Санни, дорогая! Тебе не стоит ни о чём волноваться. Я нормально себя чувствую. К тому же, со мной будет жить тётя Мэгги. Она обо мне позаботиться в случае чего.

— Я что-то не поняла, мам. Каким образом с тобой будет жить тётя Мэгги? — удивлённая этой новостью, спросила дочь.

— Временным образом, Санни, к сожалению временным.

— Мама, можешь объяснить конкретно? Я не понимаю, что там у тебя происходит, — уже с раздражением произнесла Санни.

— Только не надо нервничать, дорогая. Тётя Мэгги согласилась остаться жить у меня на целый год.

— Как это?!

— Ничего особенного. Ей для чего-то нужны деньги, поэтому она решила сдать свою квартиру на год. Когда я узнала об этом, то отговорила её ехать к бабушке за город и пригласила пожить у меня. Ты же не против?

— Как я могу быть против? Но, как вы сможете жить?! Я имею ввиду, вы уживетесь вдвоем?

На этом Санни услышала громкий смех своей мамы. Женщина всегда смеялась очень шумно и раскатисто, впрочем, как и Санни, которой достался этот маленький, но "шумный ген".

— Посмотрим, дорогая. Время покажет. В любом случае мы же как-то выросли вместе, не убили друг друга, так что и сейчас, надеюсь, не убьём.

Санни хмыкнула.

— А теперь, Санни, ты должна мне пообещать кое-что.

— О, нет, мам, давай только без обещаний, — нервно отозвалась дочь.

— Нет, Санни, не давай. Ты же даже не знаешь, что я хочу тебе сказать, а уже говоришь мне "нет". "Глупый отвечает…

— …не выслушав" — тихим голосом Санни закончила за мамой её любимое высказывание.

Зная, что спорить с мамой бесполезно, взрослая дочь замерла в волнительном ожидании. Ей очень не нравилось давать обещания своей маме в особенности потому, что её мама была очень самоотверженной женщиной и никогда никого ни о чём не просила, а если и просила, то лишь в ущерб себе.

— Пообещай мне, Санни, что не станешь волноваться и, если ты найдешь достойную работу, то целый год не появишься в Сиэтле.

— Что?! Целый год?! Нет!

Женщина перебила дочь и повторила серьёзным тоном.

— Обещай, не то я не пущу тебя на порог дома целых два года и умру одна. Я умру с улыбкой, зная что больше не взваливаю на тебя груз проблем!

— Мама, это не смешно!!! Тем более жить ты будешь уж точно побольше моего, ведь у тебя нет мамы с таким специфическим чувством юмора.

— Поверь, родная, ты плохо знаешь свою бабушку, — с улыбкой в голосе сказала женщина.

— Нет, нет и нет! А как же все процедуры, как?! Я, нет! Ты же не справишься сама! И речи быть не может, я месяц поработаю в том баре, погуляю в Ванкувере и домой!

— Санни, ты забыла, что тётя Мэгги медсестра, она справится со всем лучше, чем мы с тобой! Мне даже не придётся ездить каждый день в больницу, только на процедуры диализа, а так она всё сделает сама, — ничего не ответив, Санни задумалась и спустя минуту молчания сказала:

— Я могу пообещать, но при одном условии, если я найду хорошую постоянную работу, смогу откладывать деньги и приезжать к тебе минимум раз месяц. И только так, мама, никак иначе, — Санни чётко дала понять матери свою непоколебимость.

— Вот упрямая, какая! Вся в мать.

— О нет, мне до матери далеко! Знали бы вы её упрямство, — с сарказмом проговорила Санни.

— Ну ладно, ладно, договорились, Санни. И можно обойтись без этого твоего тона. Он тебе не к лицу.

Санни ничего не ответила. Сейчас она была очень взволнована неожиданной сменой своих планов. Ей не нравилась сама формулировка обещания и его причина появления не была для неё утешительной. В своей жизни молодая женщина, а лучше сказать девушка, ещё ни разу не жила без матери, она не была готова морально даже к мысли о том, чтобы расстаться с ней и пожить самостоятельной жизнью. И её пугало это. Санни пугало даже не то, что ей будет непривычно засыпать в пустой квартире, одной, ночью, в чужом городе, а то, что в случае проблемы она не сможет оказаться рядом с мамой в ту же секунду, она не сможет ей быть поддержкой и опорой в нужный момент, она не будет держать её за руку во время ежедневных уколов, к которым мама до сих не привыкла, она ничего не будет делать из того, что стало неотъемлемой частью её жизни. И Санни бы отказалась от этого обещания не раздумывая, если бы не одно "но". Страдания её мамы не сводились лишь к одной болезненной точки под названием "почечная недостаточность". Больше всего она страдала из-за беспомощности и чувства вины перед дочерью. И Санни знала это. Она понимала, что для мамы это обещание будет своего рода временным искуплением. Искуплением вины перед дочерью, которая была вынуждена посвятить свою молодость уходу за больной матерью. Санни не знала другой жизни, других дней юности, поэтому она была довольна тем, что имеет и не страдала, в отличие от мамы, которая не желала своей дочери подобной жизни. Так что, только ради неё и её временного душевного спокойствия она решилась пообещать. Но уже тогда она знала, что её обещание не будет нерушимым.

— Договорились… — с тревогой повторила Санни.

— Ты у меня такая умница, — Санни молчала, пытаясь убедить себя в правильности маминых слов, да и вообще во всём. Спустя несколько секунд, снова послышался мягкий голос мамы.

— Дорогая, я очень люблю тебя и ценю всю твою поддержку! Даже не знаю, за что мне такая дочь, — женщина сделала паузу, проглотив неприятный комок слёз.

— Мне очень хочется, чтобы твоя молодость, Санни, не была заполнена больницами и процедурами. Ты должна радоваться жизни, знакомиться с новыми людьми, а не сидеть в приёмном покое и общаться с маразматичными бабу́шками. Я до сих пор виню себя за то, что из-за меня ты столько упустила в жизни, — на последней фразе голос матери всё-таки оборвался, дав волю накопленным чувствам.

— Мама! — прошептала Санни. — Я ничего не упустила, — всхлипнув сказала дочь.

— Ничего… — шёпотом произнесла женщина. — Ох, дорогая моя! Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой!

— Но это правда! Находиться рядом с тем, кто нуждается в нас, что может быть важнее этого? Это твои слова и ты знаешь, что они верны! Я не хочу слышать больше ерунду о том, что я что-то упустила. Я довольна жизнью и ни о чём не жалею!

— Зато я жалею, и поэтому не жду тебя сейчас дома. Всё, давай не будем разводить сырость, её и так хватает в нашем регионе. Позвонишь мне вечером, расскажешь как собеседование. Может владелец бара окажется красивым свободным мужчиной и тебе вообще не захочется возвращаться к нам.

— Скажешь тоже, мам!

— Да, скажу и не раз. Ты у меня красавица и тебе давно пора найти достойного мужчину. Так что не трать время в пустую. Я хочу успеть увидеть внуков. И не забудь, мы ждём фоток с тётей Мэгги. Целую! — женщина быстро подвела к концу этот нелегкий разговор и отключилась, не дав Санни возразить насчёт внуков и мужчин.

— И я тебя целую, мам! — со вздохом произнесла Санни, пряча телефон в карман.

С мыслями о её новом повороте жизни, Санни вновь зашла в автобус. На нём она приехала из Сиэтла и на нём же доедет до автобусной станции главного города Британской Колумбии. На станции она пересядет на другой автобус, который и привезёт её к давней мечте, в центр Ванкувера. Удобно расположившись в конце у открытого окна, она задремала из-за бессонной ночи сборов. Спустя двадцать минут отдыха, её сон сменился долгожданной пересадкой и теперь она ехала, уставившись в окно, вдыхая бодрящий холодный воздух.

Как же она любила этот город! Ванкувер был для неё особенным местом. И не сказать, что он исполнил её мечту или оправдал надежды. Вовсе нет. Первой поездкой в эти края послужила грандиозная цель, поступить в высшее учебное заведение. Неизменным желанием Санни ещё со школьной скамьи было обрести профессию музыканта. У неё были хорошие вокальные данные, доставшиеся от отца и диплом об окончании музыкальной школы по классу фортепиано. А так как отец являлся по происхождению канадцем, то почему бы это было не сделать на его Родине, богатой зеленью, синевой вод и горным воздухом. Но увы, первое знакомство с этими красотами оказалось первым приступом почечной недостаточности у мамы, с тяжёлыми осложнениями. Это случилось так же неожиданно, как и смерть её дорогого отца. С детства поставленный диагноз врождённого порока сердца, заявил о себе его внезапной остановкой. Отец работал столяром. Много и тяжело трудился. А с его патологией такая нагрузка была противопоказана и как оказалось — смертельно опасной. Спустя год скорби, казалось, что мама нашла в себе силы восстановиться и жить дальше, но это лишь казалось. Сильный стресс с эмоциональным перенапряжением, плюс ко всему бессонница и неправильное питание, привели к разбитой мечте Санни. С тех пор она жила вместе с мамой, чтобы всегда быть рядом на случай "а вдруг…". И вот, спустя целых десять лет, она вновь оказалась на его улицах.

За окном струилась размеренная жизнь Ванкувера, а его пейзажи, даже его воздух, которым Санни дышала когда-то давно во время долгих прогулок, вызывали сейчас лишь чувство спокойствия и лёгкой грусти, из-за глубоко спрятанных ран. Этот город американской соседки был для неё неким порталом в жизнь с мечтами, пусть и несбывшимися. Всё же, если бы её спросили, какой город лучший, Ванкувер или Сиэтл, она бы не смогла ответить. Для неё они были такими же разными и такими же любимыми, как весна и осень. Ну нельзя, просто нельзя сказать, что осенние дни менее прекрасны весенних. Ванкувер был светлой весной надежды, её второй родиной с запахом ореховых булочек, а Сиэтл — осенним домашним уютом с ароматом крепкого черного чая и печеньем с корицей. Да, в этом городе чаще шли "дожди трудностей и горя", но в нём было много солнечных дней. Дней сплочённой дружной семьи, с вечерними посиделками и папиным пением под гитару. Дней первой искренней настоящей любви. Дней чудес, Его первых объятий, преданной детской дружбы и первой настоящей любви…

В её планы сегодня входила небольшая прогулка, обед и к четырём часам посадка на автобус до Ричмонда. Санни предстояло пройти долгожданное собеседование в баре с необычным названием "ФБФ". С собой у неё был рюкзак и чемодан среднего размера, которые без труда разместились под сиденьем в ногах. Только сейчас Санни заметила, что её живот настоятельно требует еды, громко об этом заявляя. Не желая смущать себя из-за, сидящего неподалёку, симпатичного молодого человека, она, достав спелый банан, принялась удовлетворять потребности организма. Погода за окном стояла просто идеальная. Осеннее солнце гуляло среди крупных облачных барашек, а лёгкий ветер заполнял улицы ароматом опавшей листвы. Её настроение значительно улучшилось от такой картины. Санни даже смогла немного расслабиться, зная, что мама не одна, состояние здоровья у неё вот уже целый год стабильно, а на тётю Мэгги можно положиться. Впервые у этой молодой женщины появилось чувство некой свободы. И даже если ничего не получится в Ричмонде, она очень хотела попробовать свои возможности и хотя бы немного добавить новых впечатлений в свою жизнь.

Доев банан, Санни положила мягкую жёлтую шкурку в пакет и решила проверить свои документы. Вернее решила она проверить паспорт, заодно разглядеть визовую печать. Ей нравилось рассматривать детали этих чернильных шедевров путешествий. Санни бы очень хотелось, чтобы таких меток в её документе было гараздо больше, чем сейчас. Открыв "тайное" отделение в рюкзаке, она достала папку и, складывая все эти бумажки гражданских формальностей, случайно уронила паспорт на пол автобуса. К своему счастью она это заметила и, наклонившись, подняла документ с грязного пола, но вместе с ним ей в руки попала плотная бумажная карточка. Она подумала, что скорее всего это рекламный буклет, но присмотревшись, поняла, что ошиблась.

Как оказалось, карточка в виде маленькой открытки была вовсе не рекламной. Снаружи у неё был чёрно-белый рисунок радуги. Открыв открытку, Санни увидела тот же рисунок, но он был старательно разукрашен цветными карандашами и по всей видимости, разукрашен ребёнком. Полному удивлению девушки послужили слова, написанные поверх картинки:

"Хорошее настроение, оно, как радуга. Добавь луч солнечной улыбки и каплю надежды на лучшее и увидишь, его краски сразу появятся в твоей жизни"

— Красиво сказано! — произнёс, непонятно откуда появившийся рядом, мужчина.

— Вы мне? — отозвалась Санни.

— Да! Говорю, красиво сказано, но не всегда практично, не правда ли?! — снова повторил он.

Мужчина выглядел довольно странно, на вид лет пятидесяти, грязновато одетый, небритый, с худощавым телосложением, в очках с толстой оправой зеленого цвета, плюс ко всему держа на коленях цветок в глиняном горшке.

— Да, не всегда, — ответила согласием Санни и снова стала рассматривать эту открытку.

— Но, чем мне нравятся вот такие вот высказывания, так это теплом позитива, которым от них веет. Ты читаешь их, оказавшись на улице из-за долгов, есть не́чего, рядом пьяный товарищ, такой же как ты бездомный, а ты надеешься… Надеешься, что всё ещё можно что-то исправить к лучшему, хотя сам и не знаешь как это сделать. Правда это не относится к смерти, тут мы бессильны или нет?!Себастьян! — неожиданно резко сменив тихий тон голоса на громкий, представился мужчина и протянул руку Санни.

— Очень приятно, я Санни! — она с небольшой опаской протянула руку вответ.

— Санни, Санни, — задумался мужчина, повторяя её имя. — Прекрасное имя! Дитя солнца! — Санни засмеялась.

У Себастьяна была странная манера разговора, он говорил то тихо, то экспрессивно-громко.

— Нет, человеческое дитя, которое не знает порой куда двигаться в этой жизни, — с улыбкой грусти ответила она скорее себе, чем Себастьяну.

— Ооо, это не хорошо, вы всегда должны знать, куда двигаться. Куда угодно, но двигаться вперёд. Жизнь, Санни, — это механизм. Он ржавеет и приходит в негодность, если им не пользуешься.

— Кто это сказал?

— Я, — гордо ткнул себя длинным грязным пальцем в грудь этот экспрессивно-милый мужчина. — Жаль только, что я понял это спустя пол жизни.

Между ними повисло недолгое молчание, во время которого каждый обдумывал свою жизнь и пытался понять: когда же всё пошло не так, как должно было быть; как хотелось чтобы было…

— Сколько вам лет, Санни?

— Тридцать два.

— Вот это да! Я бы не дал вам больше двадцати. Долго жить будете, — театрально удивившись сказал Себастьян, положив руку на сердце в знак эмоционального шока.

— Как и все, не больше ста лет, — улыбнулась ему Санни. — Хотя вы слишком занизили мой возраст.

— Не спорю. На первый взгляд вам, Санни, действительно дашь не больше двадцати, но вот ваши глаза, — он задумался.

— Что глаза? — выжидающе просмотрела Санни на Себастьяна.

— Вымученные. Вы много претерпели в жизни проблем и мне кажется их не стало меньше, — Санни ничего не ответила.

Женщина и вправду выглядела очень молодо, если бы не морщинки в уголках уставших глаз. Её лицо имело овальную форму, а крупные щеки из-за аллергии порой окрашивались в розовый цвет. Она не использовала косметику, в которой и так не нуждалась, у неё были выразительные черты лица, крупные миндалевидные глаза и светлые волосы, подстриженные под неаккуратное каре. И весь её милый образ завершала давняя любовь к жёлтым комбинезонам. С тех самых пор как её мама заболела и света в жизни поубавилось, а краски на счастливое будущее потускнели, она решила для себя, что хотя бы внешне будет скрывать тот мрак, который жил в её душе. Санни считала, что именно комбинезоны — самая позитивная одежда, а цвет солнца — самый добрый. Она привыкла к реакции людей, которые часто удивлялись, узнав её истинный возраст, а её нежность и мягкость ещё больше сбивали с толку нового собеседника, создавая образ невинности и детской наивности. Но это был только образ.

— Мне пора выходить, Санни, моя Эльза ждёт цветы, — мужчина встал, но сделав всего шаг, повернулся и вновь обратился шёпотом к Санни.

— Трудности, Санни, они будут, но крепитесь, главное не упасть духом. "Пал ли ты духом в день бедствия — будет бедна твои сила", — на этом Себастьян прошёл к выходу, оставив Санни сидеть одну с размышлениями.

— Хорошей смены, Роуз! — крикнул он женщине, которая являлась водителем автобуса.

— Береги себя, Себастьян! Эльзе привет! — громко прокричала она.

— Спасибо! — на этих словах двери автобуса закрылись, а мужчина в очках с толстой зелёной оправой был оставлен один на один со своей болью и цветком в горшке.

Скоро была и остановка Санни. Она заметила, что ей было приятно такое новое знакомство. В её голове всё ещё крутились слова Себастьяна о жизни и о силе духа. От него исходила такая энергия добра, что даже несмотря на некую его странность в поведении, ей было жаль с ним попрощаться так скоро. Ей казалось, что Себастьян мог бы ей подсказать рецепт силы духа, но вряд ли им ещё удастся встретиться. В любом случае, она не забудет этот короткий, но интересный диалог.

Приготовив наушники, она взяла свой багаж и перешла поближе к выходу, желая размять ноги. Свободное место оказалось недалеко от водителя, которого, как она уже знала, зовут Роуз. Роуз была маленькая, утончённая, женщина, по происхождению афроаканадка, на вид не старше тридцати лет. Если с ней познакомишься, то вряд-ли в голову придёт мысль, что она водитель такого громоздкого транспорта. На первый взгляд может показаться, что она больше двух килограммов не поднимет, а уж тем более управление таким вот автобусом будет ей не под силу. Но, нет. Она прекрасно справлялась со своей работой, а те "счастливчики", кто однажды столкнулись с Роуз в гневе, вовсе больше не считают её беззащитной. Она быстро обезвредит хама шокером, а в случае необходимости и наручники наденет, и в участок доставит. Да, наручники, верёвка, газовый баллончик и шокер всегда находились при ней.

— Откуда едешь? — спросила Роуз у Санни, которая собиралась вставить в уши наушники.

— Из Сиэтла.

— Значит, Добро Пожаловать в Ванкувер!

— Спасибо большое. Вы не первая, кто мне говорит сегодня эти слова и это действительно здорово, когда в новом городе тебя так принимают.

— Это просто тебе встречаются хорошие люди, здесь бывают и полные отморозки. Можешь мне поверить, я их встречаю очень часто, — засмеявшись, произнесла Роуз и тут же спросила, — как тебе знакомство с Себастьяном?

— Умный мужчина, немного странный, но с ним было интересно поговорить.

— Да, он хороший. Но, на будущее знай, Себастьян нездоров. Он ненормальный. Псих. У него грустная история жизни, — замолчав, Роуз подумала и продолжила. — Его жена Эльза умерла десять лет назад.

— Кажется, ты передала ей привет, — немного замешкалась Санни от услышанного.

— Да, всё верно. Когда его жена умерла, как я слышала, в то время он много пил, даже употреблял наркотики. Не знаю, возможно он бы и спился окончательно или умер бы от передоза, но смерть его супруги почему-то перевернула в нём всё с ног на голову. Как он сам говорит:

"Я хочу всё исправить и хотя бы сейчас дарить своей Эльзе цветы, которые я должен был дарить раньше." — вдруг, Роуз продолжила цитировать Себастьяна, только уже в его в манере, перейдя резко на повышенные тона. — "Но ничего же не поздно исправить? Ведь так?! Так?!" Именно после того разговора с ним я и поняла, что он ненормальнвй. Он часто говорит об Эльзе как о живом человеке, вообще иногда выпадая из реальности. И каждый день ездит на кладбище, сажает там один цветок. А я передаю привет Эльзе, может это и не правильно, но передаю, — со вздохом сказала она. — Жалко его.

— Да, грустная история. Грустно, когда человек живёт с осознанием того, что прошлого не вернуть.

— Жалко, но в этом плане я выражусь жестоко. Надо было думать раньше! Теперь имеет, что имеет. Хотя я и не осуждаю, я просто констатирую факт.

— Жизнь часто жестока, — между женщинами повисла небольшая пауза.

За окном стала рисоваться картина центральной части города, а это значило только одно, скоро будет остановка Санни.

— Ну, а ты? Какие планы у тебя? — нарушив молчание, задала вопрос Роуз.

— Хочу устроиться на работу здесь и пожить какое-то время.

— Что, в Сиэтле нет работы? — как-то нескромно спросила водитель автобуса.

— Да нет, просто захотелось поменять что-то в жизни. И я решила что, пусть это будет страна.

— Ясно. Ну удачи, Санни, которая хочет что-то поменять в жизни.

— Спасибо, Роуз! — улыбнувшись сказала ей Санни. — Рада знакомству!

— Береги себя! — произнесла водитель и нажала на большую зелёную кнопку, по воле которой открылись двери автобуса.

— И ты, Роуз! — на этом Санни услышала хлопок дверей и, развернувшись, провела взглядом отъезжающий транспорт.

Санни огляделась по сторонам. Атмосфера была просто чудесная. Солнце согревало своими лучами прохладный воздух, а ветер дул с нежной заботой, развивая её короткие волосы. Люди шли неторопливо. Не было заметно грустных лиц. Мамочки гуляли со своими смеющимися детьми, влюблённые парочки шагая, держались крепко за руки, даже люди в деловой одежде передвигались не спеша, наслаждаясь этим чудесным днём. Так что и Санни решила подстроиться под этот неторопливый темп города и никуда больше не спешить. Она медленно шагала со своим стареньким чемоданом и любимым рюкзаком на плечах. Давным-давно Санни гуляла здесь так же, как и сегодня, неся с собой тот же чемодан, который со временем заметно обветшал и тот же рюкзак, с торчащими теперь по краям нитками. Старые чувства и воспоминания напомнили Санни о себе, когда она засмотрелась на красивые "лица" зданий центральной части города. Они остались неизменными по прошествии стольких лет и от этого казались ещё прекраснее, а чувство ностальгии затмило собой новые постройки, вернув её во времена, когда жить было намного проще. Спустя час блужданий Санни поняла, что всё таки банана оказалось недостаточно и чтобы не мучаться голодными болями, она решила направиться в сторону чего-нибудь съедобного. Не долго расхаживая в поисках быстрого перекуса, она ощутила любимый и самый узнаваемый запах из всех. Это был запах жареной картошки. Он заполнил своим ароматом всю улицу и стоило Санни завернуть за угол, как она окончательно убедилась в своей неоспоримой догадке. Перед ней расположилось кафе быстрого питания, где горячие бургеры, жареная картошка и холодный стакан сладкой газировки — были основными составляющими вредного меню, которые любили как взрослые, так и дети.

Не долго думая, она вошла в это заведение и спустя двадцать минут вкусного жирного обеда, полная сил и энергии, продолжила свою занимательную прогулку по воспоминаниям. Настроение было у неё просто отличным. Никаких переживаний, никаких тревог не возникало в её голове. Она даже забыла, каково это не думать о них, каково это не волноваться, а просто жить. И хотя Санни понимала, что всё это не надолго и рано или поздно трудности вернуться, в душе ей очень хотелось верить, что с этого дня её жизнь больше никогда не будет омрачена проблемами и слезами отчаяния, ей очень хотелось остаться в этом дне навсегда. Держа в руках старый фотоаппарат, она пазлами, по крупицам сохраняла лучшие моменты столь чудесной прогулки. Фотографии получались отличными, насыщенными, яркими и живыми. Они точно передадут всю атмосферу спокойствия, безмятежности и счастья даже спустя много лет. Но к её сожалению батарея оказалась невечной, да и время не стояло на месте. Поэтому Санни пришлось завершить свою прогулку и направиться в сторону автобусной станции, где находился транспорт с нужным ей маршрутом, направляющимся в Ричмонд. Но её планы неожиданно разрушились входящим звонком:

— Добрый день, это Санни Артура Джонс?

— Да, я вас слушаю.

— Меня зовут Лия, я администратор центрального госпиталя города Сиэтл. К нам поступила пол часа назад ваша мама, в состоянии комы. Вы можете приехать? — у Санни заложило в ушах от услышанного, руки стали покалывать от сильного выброса адреналина в кровь, а на глазах показались слёзы.

— Я сейчас в Ванкувере. Но я буду в течении часа, — сама не понимая, что говорит, ответила Санни.

— Хорошо.

На этом администратор отключилась, а Санни стояла посреди улицы не шевелясь, слыша в голове только слова про кому и маму.

Придя в себя, Санни быстро сорвалась с места, ища такси. Чуть ли не кинувшись под колеса, она затормозила первое, которое увидела. К её счастью таксист был свободен и машина рванула с места, по просьбе взволнованной Санни.

Сдерживая эмоции, Санни набрала номер телефона тёти Мэгги.

— Санни, дорогая, привет! Не успела уехать, как уже соскучилась за тёткой? — послышался весёлый голос женщины.

— Тётя Мэгги, мама в больницу попала в состоянии комы, — плача, заявила она.

— Как? Не может быть! Ты с чего взяла?

— Мне администратор центрального госпиталя звонила.

— Не волнуйся, я сейчас там буду и всё выясню.

— Я приеду на первом же автобусе.

— Хорошо, — сказала тётя и отключилась.

Санни заметила, что таксист ехал максимально быстро, настолько, насколько позволяли ему дорожные знаки скоростных ограничений и за это была ему очень благодарна. Этот парень всё слышал и старался помочь, чем сможет. Спустя двадцать минут машина затормозила у центрального входа автобусной станции. Женщина оставила деньги за проезд и быстро выскочив из машины, побежала к кассам. К большому огорчению все билеты были проданы и ближайший рейс "Ванкувер-Сиэтл" был только через три часа. Осознавая свою беспомощность, Санни села и начала плакать. Только казалось, что страхи миновали и бояться уже ничего, как тут этот звонок-зла. Как такое произошло, она до сих пор не могла понять. Она стала винить себя, корить за то, что вообще уехала.

— Захотелось тебе отдохнуть?! Устала?! Ничего? Мамы не станет и вот тогда наотдыхаешься, эгоистка! — стоя в туалете и рыдая взахлеб, говорила Санни своему заплаканному отражению в зеркале.

Целый час ожиданий длился невыносимо долго, она была в ситуации заточения обстоятельств, когда хоть прыгай, хоть бегай, ты время никак не ускоришь и единственный выход это терпеливо ждать. А в этой ситуации терпеливо ждать, просто нереально. Искусав все ногти, она наконец услышала мелодию долгожданного звонка.

— Санни, дорогая, это тётя Мэгги, — немного запыхавшись, говорила женщина.

— Ну, что там, скорее, — в нетерпеливом страхе, произнесла она.

— В общем, это была, как там её, — запнулась женщина, подбирая слова, — ошибка. Ты не волнуйся, с мамой всё в порядке. Но она действительно была в госпитале, у доктора Мэри.

— Я не понимаю, какая ошибка? — спросила Санни, всё ещё переживая и всхлипывая. — Тётя Мэгги, объясни скорее!

— Администратор госпиталя, новенькая сотрудница, ошиблась и просто перепутала фамилии. Это другая Лиз поступила в состоянии комы. А твоя мама приехала по вызову врача. Администратор перепутала, поняла?

— Дааа…даа…да… понимаю, — медленно и тяжело выдыхая, говорила Санни.

— Подожди, а мама для чего была вызвана?

— Можешь сама спросить, она рядом.

— Алло, Санни, — выхватив трубку сказала женщина, — дорогая, я только что узнала, с какой ужасной ошибкой ты столкнулась. Как ты, родная?

— Мама, самое главное, что я слышу тебя и с тобой всё в порядке. Расскажи, что доктор сказала.

— Ничего особенного. Сказала, что анализы и все показатели у меня нормальные, спросила, все ли её указания по диете и распорядку дня выполняю, назначила кое-какие новые лекарства и рассказала о новом виде терапии, которая сокращает развитие пятой стадии почечной недостаточности на тридцать процентов.

— Да? И что за метод?

— Ну, это новое поколение сосудостимулирующих препаратов, очень дорогих, которые как-то влияют на работу почек и надпочечников. Я и сама толком не поняла пока, сам курс лечения обходится дорого и он не разовый, каждых три месяца его необходимо проходить. Результат после такого лечения просто потрясающий, но я естественно отказалась. Мы до сих пор оплачиваем долги с прошлых курсов и пока воздержимся.

— Сколько стоит такое лечение? — поникшим голосом спросила Санни.

— Пять тысяч долларов курс.

— Ого!!! — вскрикнула дочь.

— Да, — грустно засмеялась её больная мать.

— Да… — тихо повторила Санни, ощущая грусть и злость от того, что просто не может сейчас помочь ни себе, ни маме обрести облегчение.

— А что насчёт донора?

— Пока всё так же. Ждём.

Между матерью и дочерью повисла пауза. В этом молчании чувствовалась их обречённость и беспомощность.

— Санни, ты где сейчас находишься, ты уже едешь на собеседование?

— Мам, какое собеседование, я безумно испугалась за тебя и если бы не отсутствие билетов, то была бы уже на пол пути к Сиэтлу!

— Санни, быстро беги на автобус и едь на собеседование!

— Я уже и так опаздываю, причём не на десять минут. Смысл?!

— Как?! Санни, беги скорее на автобус, лучше опоздать и объяснить, чем вообще не прийти. Расскажешь им всё как есть, они же тоже люди, поймут. А ты им не можешь позвонить?

— Нет, они дали только эмейл и адрес места. Даже не знаю, что делать.

— Ехать, Санни!

— Может ты и права. Они же тоже люди поймут, — раздумывая, повторила Санни мамины слова.

— Да, правильно! Беги давай, мы с тётей Мегги будем ждать новостей.

— Да, и не забудь про "потусить", — крикнула её тётя, выхватывая телефон у сестры из рук.

— Тётя Мэгги, ты неисправима. Вечно ты со своими "потусить". Я уже слишком стара для этого, к тому же времени у меня не будет, — смеясь, сказала Санни. — Люблю тебя за это!

— Так и будешь одна с таким вот подходом!

— Меня это не пугает.

— Зато нас с Лизой пугает, это приказ, а приказы не обсуждаются. И самое главное, когда будешь тусить, желательно в мажорном месте, не забудь про тётю. Пригляни там для меня достойного мужчину.

— А Майкл? — получая удовольствие от этой беседы, с улыбкой спросила Санни.

— А что Майкл, мы с ним уже двадцать лет, он никуда не денется. К тому же ты знаешь, я больше десяти лет в браках не живу.

— Так вы с Майклом двадцать уже! — хохоча уже в голос, констатировала Санни.

— Так это потому, что моя племянница мне не ищет достойного мужчину, — сказала женщина.

— Я не найду лучше Майкла. Прости, тётя, но никто не обладает бо́льшим терпением, чем он.

— Беги, давай, племянница. Мы ждём результатов и ни о чём больше не волнуйся.

— Люблю вас! — сказала Санни и отключилась.

Она быстро схватила вещи и побежала на улицу в поисках транспорта. К её удивлению, подходя к остановке, она заметила отъезжающий автобус, водителем, которого была уже её знакомая Роуз.

— Стой! — закричала Санни, на бегу активно размахивая руками.

К счастью Роуз заметила её в зеркале заднего вида и остановила автобус.

— О, ты чего здесь? Опять приехала? День сурка, милая? — шутя, спросила Роуз.

— Вернее, чуть не уехала, — затянув чемодан в автобус, кряхтя произнесла Санни.

— Спасибо, что остановила, рада тебя видеть вдвойне.

— Так, как ты здесь оказалась?

— Долгая история, обязательно расскажу, но мне хотелось бы узнать, как сейчас быстрее всего можно добраться до Ричмонда?

— Со мной на автобусе, — подумав, ответила Роуз.

— В смысле?

— В прямом. У нашей компании там находится отделение тех. осмотра автобусов, а сегодня как раз мне придётся ехать туда. Вернее должен был напарник, но он заболел и мне пришлось работать в две смены. Так что, ты просто счастливица.

— Не представляешь, как я рада, что ты работаешь сегодня в две смены.

Роуз хмыкнула.

Всю дорогу женщины разговаривали обо всём о разном, о случаях, когда Роуз применяла шокер к нарушающим порядок пассажирам, о Санни, вернее о её маме и об ошибке, из-за которой она чуть не уехала обратно в Сиэтл и теперь опаздывает на важное собеседование.

— Не люблю стажёров, то ножницы оставят в брюхе у пациента во время операции, то такую вот ошибку с фамилией. А если бы ты была с больным сердцем?! — распереживалась Роуз. — Чтобы они сказали на это: "Извините, нам жаль, что из-за нашей путаницы у вас случился сердечный приступ!" Так?!

— Я уже спокойна и не злюсь, хотя желание написать жалобу у меня проскользнуло. Но всё обошлось. Сейчас меня волнует только собеседование. К тому же я не знаю, станут ли меня вообще слушать.

— Куда денутся, станут конечно!

— Надеюсь, — со входом произнесла Санни.

Спустя час, Санни стояла у дверей заведения "ФБФ" и, нервничая, вытирала влажные ладошки о свой комбинезон. Глубоко вдохнув, она зашла в помещение.

— Простите, мне нужен Мистер Фаррух, директор. Вы не могли бы ему сообщить, что к нему пришли на собеседование? — спросила она улыбчивую девушку хостес.

— Да, конечно. Как вас представить? — спросила сотрудница этого заведения.

— Санни Артура Джонс.

— Можете пока присесть у барной стойки. Я вас позову.

— Благодарю!

Санни расположилась на кокере и стала наблюдать за ушедшей хостес. От её внимательных наблюдений и непроходящего волнения отвлек голос бармена.

— Что будете заказывать?

— А? Нет, ничего, спасибо!

— Может воды, за счёт заведения? — улыбаясь, спросил Бек.

Имя бармена было написано на бейдже. Он был очень мил. Внешне этого парня выделяла широкая белоснежная улыбка, а выражение лица распологало к откровенному общению. Мимика лица Бека обладала мягкими чертами и добрым выражением. Может быть именно поэтому, из всех барменов, только ему приходилось выслушивать душещипательные истории пьяных посетителей и брошенных девушек.

— Не откажусь!

— Секунду, красотка! — подмигнув, сказал парень.

"Красотка? Особенно сейчас, уставшая и запыханная." — сама себе сказала Санни, хотя, было приятно получить комплимент от симпатичного парня.

Санни не могла припомнить, когда в последний раз испытывала внимание со стороны противоположного пола, хотя на самом деле, она просто не замечала этого самого внимания. Всё то время, пока Санни жила с мамой, она находилась в постоянных хлопотах. Она настолько была погружена в себя, разгребая горы переживаний, что на флирт и отношения просто не оставалось сил, не то чтобы желания. Но, несмотря на это, её волнистые светлые волосы, густые русые брови и ресницы — выглядели выразительно-мило на фоне крупных глаз, цвета ореха. Неудивительно, что Бек не удержался от попытки завязать разговор:

— Ваша вода! Мисс или миссис? — глупо флиртуя спросил парень.

— А? Что? — не расслышала она Бека, так как всё её внимание сейчас было направлено в конец зала, где стояла хостес и говорила с очень недовольным мужчиной, по виду и уверенности которого можно было определить, что это и есть директор бара.

Но жест его руки указывающий на Санни, а затем на входные двери, без слов дал понять этой молодой женщине в жёлтом комбинезоне, что ей не видать собеседования. Она вскочила с места и побежала вслед за директором, надеясь объяснить причину своего опоздания самостоятельно и успела подбежать в тот момент, когда перед её лицом чуть было не закрылись двери кабинета недовольного руководителя.

— Прошу прощения, вы Мистер Фаррух? — мужчина развернулся и недовольно произнёс.

— Да! А вы та, которая не пришла вовремя! — ткнув пальцем в плечо Санни, сказал директор.

— Вы упустили свой шанс, милочка, собеседование с вами закончилось час назад.

На этих словах он закрыл двери прямо перед носом Санни. Женщина сразу же открыла двери и вошла за ним в кабинет.

— Мистер Фаррух, мне действительно жаль, я не хотела опоздать, но у меня были веские причины не прийти вовремя, — она не смогла продолжить, так как её перебил этот надменный директор.

— Я что, непонятно говорю на английском?! Или вы глухая? Время- деньги, а вы меня обкрадываете прямо сейчас. Прошу выйти из моего кабинета, я занят! — сказав это, он развалился в кресле перед телевизором, взял в руки пульт и стал жевать сухофрукты, лежащие на блюде.

— Я не глухая. А вот кто глухой, так это вы! Хотя нет, может, вы просто бездушный эгоист, которому наплевать на человечность! — на этом Санни вылетела из кабинета, а следом за ней вылетел и разгневанный Фаррух.

— Да что ты себе позволяешь? Да я сделаю так, что тебя нигде здесь не возьмут не работу, ВО ВСЕЙ БРИТАНСКОЙ КОЛУМБИИ! — он шёл сзади неё и особенно громко выделил последние слова.

От услышанного Санни резко остановилась, повернулась и со спокойной ненавистью в глазах сказала:

— Это не Индия, это Канада. Здесь нет коррупции и пустословия. А если и расскажете кому-то, как я вас "обокрала", то не забудьте, пожалуйста, упомянуть о вашем важном деле, просмотре телевизора и жевании фруктов. Берегите себя! — на этом Санни выбежала из кафе, вытирая противные слёзы, а удивленный бармен приготовился дать, уже закипевшему от злости директору, воду, которую Санни так и не успела выпить.

— Фаррух, что случилось? — спросил его, подошедший Николас.

— Да так, издержки работы. Бывают же такие ненормальные!

— Но, всё таки, что?

— Я ждал её сегодня на собеседование. Но эта особа, нет, в голове не укладывается, эта особа опоздала на час!!! Час!

— Ну, она, наверное, как-то это объяснила?

— Нет! Я не позволил этого сделать, я слушать её не стал! Ещё чего?! Такую несерьёзность я не терплю. А ещё американка!

— А на кого она хотела устроиться?

— Певицей во вторую смену на один месяц, пока Джоузи будет в отпуске. Но это уже неважно, я всё равно не подпущу её к работе.

— Да? А она приезжая?

— Да, с США, — язвительно произнёс последнее слово индиец.

— И чем тебе так насолили Штаты? — смеясь спросил Николас. — Тоже опоздали?!

— Нет, они не приняли Фарруха.

— Ясно, — сказал Николас и оставил Фарруха одного бубнить у кабинета.

Заплаканная, с красным от слёз лицом, Санни залетела в автобус, села рядом с удивлённой Роуз и спустя минуту молчания стала рассказывать ей о произошедшем, надеясь, больше никогда не встречаться с этим надменным, бездушным человеком.

Мятная веточка 5

POV Автор

— Добро пожаловать в Канаду, Санни А́ртура Джонс! Вот Ваш паспорт.

— Спасибо! — сказала молодая женщина, пряча документ в рюкзак.

— У вас такое солнечное имя! Очень вам подходит!

— Благодарю! — натянув улыбку, ответила она весёлому, добродушному полицейскому.

Впервые ей встретился такой позитивный представитель власти, да ещё и таможенной службы. Кто-то сказал, что "мир принадлежит (вот таким вот) весельчакам", и сейчас она как никто другой была с этим согласна. Смотришь на таких весельчаков и думаешь, что у них вообще нет проблем. А может они просто не считают проблемы проблемами? В любом случае, для них мир наполнен яркими красками. Их так много, что они выливаются за края палитры жизни, даря часть этой яркости другим. И даже если на улице идёт дождь, почтовый ящик забит квитанциями счетов, а в руках документ об увольнении с работы, эти люди найдут в себе силы, чтобы разукрасить столь серый и унылый день. Чего вовсе не скажешь о ней. В данный момент её хрупкие плечи были переполнены грузом трудностей и переживаний. Даже если бы она очень захотела сейчас смотреть на всё позитивно, вряд ли бы смогла. В тот момент, когда она пересекала американскую границу, попадая на территорию Канады, в её груди уже зародилось чувство сильного страха. Казалось, что вся эта идея неправильна и стоит немедленно, пока не поздно, вернуться обратно в Сиэтл к больной маме. Много лет Санни никуда не выезжала за пределы родного города и сменить обстановку было очень соблазнительно. Всё же беспокойство взяло вверх. Она решилась позвонить маме и озвучить своё намерение, но её мама была решительно не согласна.

— Санни, дорогая! Тебе не стоит ни о чём волноваться. Я нормально себя чувствую. К тому же, со мной будет жить тётя Мэгги. Она обо мне позаботиться в случае чего.

— Я что-то не поняла, мам. Каким образом с тобой будет жить тётя Мэгги? — удивлённая этой новостью, спросила дочь.

— Временным образом, Санни, к сожалению временным.

— Мама, можешь объяснить конкретно? Я не понимаю, что там у тебя происходит, — уже с раздражением произнесла Санни.

— Только не надо нервничать, дорогая. Тётя Мэгги согласилась остаться жить у меня на целый год.

— Как это?!

— Ничего особенного. Ей для чего-то нужны деньги, поэтому она решила сдать свою квартиру на год. Когда я узнала об этом, то отговорила её ехать к бабушке за город и пригласила пожить у меня. Ты же не против?

— Как я могу быть против? Но, как вы сможете жить?! Я имею ввиду, вы уживетесь вдвоем?

На этом Санни услышала громкий смех своей мамы. Женщина всегда смеялась очень шумно и раскатисто, впрочем, как и Санни, которой достался этот маленький, но "шумный ген".

— Посмотрим, дорогая. Время покажет. В любом случае мы же как-то выросли вместе, не убили друг друга, так что и сейчас, надеюсь, не убьём.

Санни хмыкнула.

— А теперь, Санни, ты должна мне пообещать кое-что.

— О, нет, мам, давай только без обещаний, — нервно отозвалась дочь.

— Нет, Санни, не давай. Ты же даже не знаешь, что я хочу тебе сказать, а уже говоришь мне "нет". "Глупый отвечает…

— …не выслушав" — тихим голосом Санни закончила за мамой её любимое высказывание.

Зная, что спорить с мамой бесполезно, взрослая дочь замерла в волнительном ожидании. Ей очень не нравилось давать обещания своей маме в особенности потому, что её мама была очень самоотверженной женщиной и никогда никого ни о чём не просила, а если и просила, то лишь в ущерб себе.

— Пообещай мне, Санни, что не станешь волноваться и, если ты найдешь достойную работу, то целый год не появишься в Сиэтле.

— Что?! Целый год?! Нет!

Женщина перебила дочь и повторила серьёзным тоном.

— Обещай, не то я не пущу тебя на порог дома целых два года и умру одна. Я умру с улыбкой, зная что больше не взваливаю на тебя груз проблем!

— Мама, это не смешно!!! Тем более жить ты будешь уж точно побольше моего, ведь у тебя нет мамы с таким специфическим чувством юмора.

— Поверь, родная, ты плохо знаешь свою бабушку, — с улыбкой в голосе сказала женщина.

— Нет, нет и нет! А как же все процедуры, как?! Я, нет! Ты же не справишься сама! И речи быть не может, я месяц поработаю в том баре, погуляю в Ванкувере и домой!

— Санни, ты забыла, что тётя Мэгги медсестра, она справится со всем лучше, чем мы с тобой! Мне даже не придётся ездить каждый день в больницу, только на процедуры диализа, а так она всё сделает сама, — ничего не ответив, Санни задумалась и спустя минуту молчания сказала:

— Я могу пообещать, но при одном условии, если я найду хорошую постоянную работу, смогу откладывать деньги и приезжать к тебе минимум раз месяц. И только так, мама, никак иначе, — Санни чётко дала понять матери свою непоколебимость.

— Вот упрямая, какая! Вся в мать.

— О нет, мне до матери далеко! Знали бы вы её упрямство, — с сарказмом проговорила Санни.

— Ну ладно, ладно, договорились, Санни. И можно обойтись без этого твоего тона. Он тебе не к лицу.

Санни ничего не ответила. Сейчас она была очень взволнована неожиданной сменой своих планов. Ей не нравилась сама формулировка обещания и его причина появления не была для неё утешительной. В своей жизни молодая женщина, а лучше сказать девушка, ещё ни разу не жила без матери, она не была готова морально даже к мысли о том, чтобы расстаться с ней и пожить самостоятельной жизнью. И её пугало это. Санни пугало даже не то, что ей будет непривычно засыпать в пустой квартире, одной, ночью, в чужом городе, а то, что в случае проблемы она не сможет оказаться рядом с мамой в ту же секунду, она не сможет ей быть поддержкой и опорой в нужный момент, она не будет держать её за руку во время ежедневных уколов, к которым мама до сих не привыкла, она ничего не будет делать из того, что стало неотъемлемой частью её жизни. И Санни бы отказалась от этого обещания не раздумывая, если бы не одно "но". Страдания её мамы не сводились лишь к одной болезненной точки под названием "почечная недостаточность". Больше всего она страдала из-за беспомощности и чувства вины перед дочерью. И Санни знала это. Она понимала, что для мамы это обещание будет своего рода временным искуплением. Искуплением вины перед дочерью, которая была вынуждена посвятить свою молодость уходу за больной матерью. Санни не знала другой жизни, других дней юности, поэтому она была довольна тем, что имеет и не страдала, в отличие от мамы, которая не желала своей дочери подобной жизни. Так что, только ради неё и её временного душевного спокойствия она решилась пообещать. Но уже тогда она знала, что её обещание не будет нерушимым.

— Договорились… — с тревогой повторила Санни.

— Ты у меня такая умница, — Санни молчала, пытаясь убедить себя в правильности маминых слов, да и вообще во всём. Спустя несколько секунд, снова послышался мягкий голос мамы.

— Дорогая, я очень люблю тебя и ценю всю твою поддержку! Даже не знаю, за что мне такая дочь, — женщина сделала паузу, проглотив неприятный комок слёз.

— Мне очень хочется, чтобы твоя молодость, Санни, не была заполнена больницами и процедурами. Ты должна радоваться жизни, знакомиться с новыми людьми, а не сидеть в приёмном покое и общаться с маразматичными бабу́шками. Я до сих пор виню себя за то, что из-за меня ты столько упустила в жизни, — на последней фразе голос матери всё-таки оборвался, дав волю накопленным чувствам.

— Мама! — прошептала Санни. — Я ничего не упустила, — всхлипнув сказала дочь.

— Ничего… — шёпотом произнесла женщина. — Ох, дорогая моя! Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой!

— Но это правда! Находиться рядом с тем, кто нуждается в нас, что может быть важнее этого? Это твои слова и ты знаешь, что они верны! Я не хочу слышать больше ерунду о том, что я что-то упустила. Я довольна жизнью и ни о чём не жалею!

— Зато я жалею, и поэтому не жду тебя сейчас дома. Всё, давай не будем разводить сырость, её и так хватает в нашем регионе. Позвонишь мне вечером, расскажешь как собеседование. Может владелец бара окажется красивым свободным мужчиной и тебе вообще не захочется возвращаться к нам.

— Скажешь тоже, мам!

— Да, скажу и не раз. Ты у меня красавица и тебе давно пора найти достойного мужчину. Так что не трать время в пустую. Я хочу успеть увидеть внуков. И не забудь, мы ждём фоток с тётей Мэгги. Целую! — женщина быстро подвела к концу этот нелегкий разговор и отключилась, не дав Санни возразить насчёт внуков и мужчин.

— И я тебя целую, мам! — со вздохом произнесла Санни, пряча телефон в карман.

С мыслями о её новом повороте жизни, Санни вновь зашла в автобус. На нём она приехала из Сиэтла и на нём же доедет до автобусной станции главного города Британской Колумбии. На станции она пересядет на другой автобус, который и привезёт её к давней мечте, в центр Ванкувера. Удобно расположившись в конце у открытого окна, она задремала из-за бессонной ночи сборов. Спустя двадцать минут отдыха, её сон сменился долгожданной пересадкой и теперь она ехала, уставившись в окно, вдыхая бодрящий холодный воздух.

Как же она любила этот город! Ванкувер был для неё особенным местом. И не сказать, что он исполнил её мечту или оправдал надежды. Вовсе нет. Первой поездкой в эти края послужила грандиозная цель, поступить в высшее учебное заведение. Неизменным желанием Санни ещё со школьной скамьи было обрести профессию музыканта. У неё были хорошие вокальные данные, доставшиеся от отца и диплом об окончании музыкальной школы по классу фортепиано. А так как отец являлся по происхождению канадцем, то почему бы это было не сделать на его Родине, богатой зеленью, синевой вод и горным воздухом. Но увы, первое знакомство с этими красотами оказалось первым приступом почечной недостаточности у мамы, с тяжёлыми осложнениями. Это случилось так же неожиданно, как и смерть её дорогого отца. С детства поставленный диагноз врождённого порока сердца, заявил о себе его внезапной остановкой. Отец работал столяром. Много и тяжело трудился. А с его патологией такая нагрузка была противопоказана и как оказалось — смертельно опасной. Спустя год скорби, казалось, что мама нашла в себе силы восстановиться и жить дальше, но это лишь казалось. Сильный стресс с эмоциональным перенапряжением, плюс ко всему бессонница и неправильное питание, привели к разбитой мечте Санни. С тех пор она жила вместе с мамой, чтобы всегда быть рядом на случай "а вдруг…". И вот, спустя целых десять лет, она вновь оказалась на его улицах.

За окном струилась размеренная жизнь Ванкувера, а его пейзажи, даже его воздух, которым Санни дышала когда-то давно во время долгих прогулок, вызывали сейчас лишь чувство спокойствия и лёгкой грусти, из-за глубоко спрятанных ран. Этот город американской соседки был для неё неким порталом в жизнь с мечтами, пусть и несбывшимися. Всё же, если бы её спросили, какой город лучший, Ванкувер или Сиэтл, она бы не смогла ответить. Для неё они были такими же разными и такими же любимыми, как весна и осень. Ну нельзя, просто нельзя сказать, что осенние дни менее прекрасны весенних. Ванкувер был светлой весной надежды, её второй родиной с запахом ореховых булочек, а Сиэтл — осенним домашним уютом с ароматом крепкого черного чая и печеньем с корицей. Да, в этом городе чаще шли "дожди трудностей и горя", но в нём было много солнечных дней. Дней сплочённой дружной семьи, с вечерними посиделками и папиным пением под гитару. Дней первой искренней настоящей любви. Дней чудес, Его первых объятий, преданной детской дружбы и первой настоящей любви…

В её планы сегодня входила небольшая прогулка, обед и к четырём часам посадка на автобус до Ричмонда. Санни предстояло пройти долгожданное собеседование в баре с необычным названием "ФБФ". С собой у неё был рюкзак и чемодан среднего размера, которые без труда разместились под сиденьем в ногах. Только сейчас Санни заметила, что её живот настоятельно требует еды, громко об этом заявляя. Не желая смущать себя из-за, сидящего неподалёку, симпатичного молодого человека, она, достав спелый банан, принялась удовлетворять потребности организма. Погода за окном стояла просто идеальная. Осеннее солнце гуляло среди крупных облачных барашек, а лёгкий ветер заполнял улицы ароматом опавшей листвы. Её настроение значительно улучшилось от такой картины. Санни даже смогла немного расслабиться, зная, что мама не одна, состояние здоровья у неё вот уже целый год стабильно, а на тётю Мэгги можно положиться. Впервые у этой молодой женщины появилось чувство некой свободы. И даже если ничего не получится в Ричмонде, она очень хотела попробовать свои возможности и хотя бы немного добавить новых впечатлений в свою жизнь.

Доев банан, Санни положила мягкую жёлтую шкурку в пакет и решила проверить свои документы. Вернее решила она проверить паспорт, заодно разглядеть визовую печать. Ей нравилось рассматривать детали этих чернильных шедевров путешествий. Санни бы очень хотелось, чтобы таких меток в её документе было гараздо больше, чем сейчас. Открыв "тайное" отделение в рюкзаке, она достала папку и, складывая все эти бумажки гражданских формальностей, случайно уронила паспорт на пол автобуса. К своему счастью она это заметила и, наклонившись, подняла документ с грязного пола, но вместе с ним ей в руки попала плотная бумажная карточка. Она подумала, что скорее всего это рекламный буклет, но присмотревшись, поняла, что ошиблась.

Как оказалось, карточка в виде маленькой открытки была вовсе не рекламной. Снаружи у неё был чёрно-белый рисунок радуги. Открыв открытку, Санни увидела тот же рисунок, но он был старательно разукрашен цветными карандашами и по всей видимости, разукрашен ребёнком. Полному удивлению девушки послужили слова, написанные поверх картинки:

"Хорошее настроение, оно, как радуга. Добавь луч солнечной улыбки и каплю надежды на лучшее и увидишь, его краски сразу появятся в твоей жизни"

— Красиво сказано! — произнёс, непонятно откуда появившийся рядом, мужчина.

— Вы мне? — отозвалась Санни.

— Да! Говорю, красиво сказано, но не всегда практично, не правда ли?! — снова повторил он.

Мужчина выглядел довольно странно, на вид лет пятидесяти, грязновато одетый, небритый, с худощавым телосложением, в очках с толстой оправой зеленого цвета, плюс ко всему держа на коленях цветок в глиняном горшке.

— Да, не всегда, — ответила согласием Санни и снова стала рассматривать эту открытку.

— Но, чем мне нравятся вот такие вот высказывания, так это теплом позитива, которым от них веет. Ты читаешь их, оказавшись на улице из-за долгов, есть не́чего, рядом пьяный товарищ, такой же как ты бездомный, а ты надеешься… Надеешься, что всё ещё можно что-то исправить к лучшему, хотя сам и не знаешь как это сделать. Правда это не относится к смерти, тут мы бессильны или нет?!Себастьян! — неожиданно резко сменив тихий тон голоса на громкий, представился мужчина и протянул руку Санни.

— Очень приятно, я Санни! — она с небольшой опаской протянула руку в ответ.

— Санни, Санни, — задумался мужчина, повторяя её имя. — Прекрасное имя! Дитя солнца! — Санни засмеялась.

У Себастьяна была странная манера разговора, он говорил то тихо, то экспрессивно-громко.

— Нет, человеческое дитя, которое не знает порой куда двигаться в этой жизни, — с улыбкой грусти ответила она скорее себе, чем Себастьяну.

— Ооо, это не хорошо, вы всегда должны знать, куда двигаться. Куда угодно, но двигаться вперёд. Жизнь, Санни, — это механизм. Он ржавеет и приходит в негодность, если им не пользуешься.

— Кто это сказал?

— Я, — гордо ткнул себя длинным грязным пальцем в грудь этот экспрессивно-милый мужчина. — Жаль только, что я понял это спустя пол жизни.

Между ними повисло недолгое молчание, во время которого каждый обдумывал свою жизнь и пытался понять: когда же всё пошло не так, как должно было быть; как хотелось чтобы было…

— Сколько вам лет, Санни?

— Тридцать два.

— Вот это да! Я бы не дал вам больше двадцати. Долго жить будете, — театрально удивившись сказал Себастьян, положив руку на сердце в знак эмоционального шока.

— Как и все, не больше ста лет, — улыбнулась ему Санни. — Хотя вы слишком занизили мой возраст.

— Не спорю. На первый взгляд вам, Санни, действительно дашь не больше двадцати, но вот ваши глаза, — он задумался.

— Что глаза? — выжидающе просмотрела Санни на Себастьяна.

— Вымученные. Вы много претерпели в жизни проблем и мне кажется их не стало меньше, — Санни ничего не ответила.

Женщина и вправду выглядела очень молодо, если бы не морщинки в уголках уставших глаз. Её лицо имело овальную форму, а крупные щеки из-за аллергии порой окрашивались в розовый цвет. Она не использовала косметику, в которой и так не нуждалась, у неё были выразительные черты лица, крупные миндалевидные глаза и светлые волосы, подстриженные под неаккуратное каре. И весь её милый образ завершала давняя любовь к жёлтым комбинезонам. С тех самых пор как её мама заболела и света в жизни поубавилось, а краски на счастливое будущее потускнели, она решила для себя, что хотя бы внешне будет скрывать тот мрак, который жил в её душе. Санни считала, что именно комбинезоны — самая позитивная одежда, а цвет солнца — самый добрый. Она привыкла к реакции людей, которые часто удивлялись, узнав её истинный возраст, а её нежность и мягкость ещё больше сбивали с толку нового собеседника, создавая образ невинности и детской наивности. Но это был только образ.

— Мне пора выходить, Санни, моя Эльза ждёт цветы, — мужчина встал, но сделав всего шаг, повернулся и вновь обратился шёпотом к Санни.

— Трудности, Санни, они будут, но крепитесь, главное не упасть духом. "Пал ли ты духом в день бедствия — будет бедна твои сила", — на этом Себастьян прошёл к выходу, оставив Санни сидеть одну с размышлениями.

— Хорошей смены, Роуз! — крикнул он женщине, которая являлась водителем автобуса.

— Береги себя, Себастьян! Эльзе привет! — громко прокричала она.

— Спасибо! — на этих словах двери автобуса закрылись, а мужчина в очках с толстой зелёной оправой был оставлен один на один со своей болью и цветком в горшке.

Скоро была и остановка Санни. Она заметила, что ей было приятно такое новое знакомство. В её голове всё ещё крутились слова Себастьяна о жизни и о силе духа. От него исходила такая энергия добра, что даже несмотря на некую его странность в поведении, ей было жаль с ним попрощаться так скоро. Ей казалось, что Себастьян мог бы ей подсказать рецепт силы духа, но вряд ли им ещё удастся встретиться. В любом случае, она не забудет этот короткий, но интересный диалог.

Приготовив наушники, она взяла свой багаж и перешла поближе к выходу, желая размять ноги. Свободное место оказалось недалеко от водителя, которого, как она уже знала, зовут Роуз. Роуз была маленькая, утончённая, женщина, по происхождению афроаканадка, на вид не старше тридцати лет. Если с ней познакомишься, то вряд-ли в голову придёт мысль, что она водитель такого громоздкого транспорта. На первый взгляд может показаться, что она больше двух килограммов не поднимет, а уж тем более управление таким вот автобусом будет ей не под силу. Но, нет. Она прекрасно справлялась со своей работой, а те "счастливчики", кто однажды столкнулись с Роуз в гневе, вовсе больше не считают её беззащитной. Она быстро обезвредит хама шокером, а в случае необходимости и наручники наденет, и в участок доставит. Да, наручники, верёвка, газовый баллончик и шокер всегда находились при ней.

— Откуда едешь? — спросила Роуз у Санни, которая собиралась вставить в уши наушники.

— Из Сиэтла.

— Значит, Добро Пожаловать в Ванкувер!

— Спасибо большое. Вы не первая, кто мне говорит сегодня эти слова и это действительно здорово, когда в новом городе тебя так принимают.

— Это просто тебе встречаются хорошие люди, здесь бывают и полные отморозки. Можешь мне поверить, я их встречаю очень часто, — засмеявшись, произнесла Роуз и тут же спросила, — как тебе знакомство с Себастьяном?

— Умный мужчина, немного странный, но с ним было интересно поговорить.

— Да, он хороший. Но, на будущее знай, Себастьян нездоров. Он ненормальный. Псих. У него грустная история жизни, — замолчав, Роуз подумала и продолжила. — Его жена Эльза умерла десять лет назад.

— Кажется, ты передала ей привет, — немного замешкалась Санни от услышанного.

— Да, всё верно. Когда его жена умерла, как я слышала, в то время он много пил, даже употреблял наркотики. Не знаю, возможно он бы и спился окончательно или умер бы от передоза, но смерть его супруги почему-то перевернула в нём всё с ног на голову. Как он сам говорит:

"Я хочу всё исправить и хотя бы сейчас дарить своей Эльзе цветы, которые я должен был дарить раньше." — вдруг, Роуз продолжила цитировать Себастьяна, только уже в его в манере, перейдя резко на повышенные тона. — "Но ничего же не поздно исправить? Ведь так?! Так?!" Именно после того разговора с ним я и поняла, что он ненормальнвй. Он часто говорит об Эльзе как о живом человеке, вообще иногда выпадая из реальности. И каждый день ездит на кладбище, сажает там один цветок. А я передаю привет Эльзе, может это и не правильно, но передаю, — со вздохом сказала она. — Жалко его.

— Да, грустная история. Грустно, когда человек живёт с осознанием того, что прошлого не вернуть.

— Жалко, но в этом плане я выражусь жестоко. Надо было думать раньше! Теперь имеет, что имеет. Хотя я и не осуждаю, я просто констатирую факт.

— Жизнь часто жестока, — между женщинами повисла небольшая пауза.

За окном стала рисоваться картина центральной части города, а это значило только одно, скоро будет остановка Санни.

— Ну, а ты? Какие планы у тебя? — нарушив молчание, задала вопрос Роуз.

— Хочу устроиться на работу здесь и пожить какое-то время.

— Что, в Сиэтле нет работы? — как-то нескромно спросила водитель автобуса.

— Да нет, просто захотелось поменять что-то в жизни. И я решила что, пусть это будет страна.

— Ясно. Ну удачи, Санни, которая хочет что-то поменять в жизни.

— Спасибо, Роуз! — улыбнувшись сказала ей Санни. — Рада знакомству!

— Береги себя! — произнесла водитель и нажала на большую зелёную кнопку, по воле которой открылись двери автобуса.

— И ты, Роуз! — на этом Санни услышала хлопок дверей и, развернувшись, провела взглядом отъезжающий транспорт.

Санни огляделась по сторонам. Атмосфера была просто чудесная. Солнце согревало своими лучами прохладный воздух, а ветер дул с нежной заботой, развивая её короткие волосы. Люди шли неторопливо. Не было заметно грустных лиц. Мамочки гуляли со своими смеющимися детьми, влюблённые парочки шагая, держались крепко за руки, даже люди в деловой одежде передвигались не спеша, наслаждаясь этим чудесным днём. Так что и Санни решила подстроиться под этот неторопливый темп города и никуда больше не спешить. Она медленно шагала со своим стареньким чемоданом и любимым рюкзаком на плечах. Давным-давно Санни гуляла здесь так же, как и сегодня, неся с собой тот же чемодан, который со временем заметно обветшал и тот же рюкзак, с торчащими теперь по краям нитками. Старые чувства и воспоминания напомнили Санни о себе, когда она засмотрелась на красивые "лица" зданий центральной части города. Они остались неизменными по прошествии стольких лет и от этого казались ещё прекраснее, а чувство ностальгии затмило собой новые постройки, вернув её во времена, когда жить было намного проще. Спустя час блужданий Санни поняла, что всё таки банана оказалось недостаточно и чтобы не мучаться голодными болями, она решила направиться в сторону чего-нибудь съедобного. Не долго расхаживая в поисках быстрого перекуса, она ощутила любимый и самый узнаваемый запах из всех. Это был запах жареной картошки. Он заполнил своим ароматом всю улицу и стоило Санни завернуть за угол, как она окончательно убедилась в своей неоспоримой догадке. Перед ней расположилось кафе быстрого питания, где горячие бургеры, жареная картошка и холодный стакан сладкой газировки — были основными составляющими вредного меню, которые любили как взрослые, так и дети.

Не долго думая, она вошла в это заведение и спустя двадцать минут вкусного жирного обеда, полная сил и энергии, продолжила свою занимательную прогулку по воспоминаниям. Настроение было у неё просто отличным. Никаких переживаний, никаких тревог не возникало в её голове. Она даже забыла, каково это не думать о них, каково это не волноваться, а просто жить. И хотя Санни понимала, что всё это не надолго и рано или поздно трудности вернуться, в душе ей очень хотелось верить, что с этого дня её жизнь больше никогда не будет омрачена проблемами и слезами отчаяния, ей очень хотелось остаться в этом дне навсегда. Держа в руках старый фотоаппарат, она пазлами, по крупицам сохраняла лучшие моменты столь чудесной прогулки. Фотографии получались отличными, насыщенными, яркими и живыми. Они точно передадут всю атмосферу спокойствия, безмятежности и счастья даже спустя много лет. Но к её сожалению батарея оказалась невечной, да и время не стояло на месте. Поэтому Санни пришлось завершить свою прогулку и направиться в сторону автобусной станции, где находился транспорт с нужным ей маршрутом, направляющимся в Ричмонд. Но её планы неожиданно разрушились входящим звонком:

— Добрый день, это Санни Артура Джонс?

— Да, я вас слушаю.

— Меня зовут Лия, я администратор центрального госпиталя города Сиэтл. К нам поступила пол часа назад ваша мама, в состоянии комы. Вы можете приехать? — у Санни заложило в ушах от услышанного, руки стали покалывать от сильного выброса адреналина в кровь, а на глазах показались слёзы.

— Я сейчас в Ванкувере. Но я буду в течении часа, — сама не понимая, что говорит, ответила Санни.

— Хорошо.

На этом администратор отключилась, а Санни стояла посреди улицы не шевелясь, слыша в голове только слова про кому и маму.

Придя в себя, Санни быстро сорвалась с места, ища такси. Чуть ли не кинувшись под колеса, она затормозила первое, которое увидела. К её счастью таксист был свободен и машина рванула с места, по просьбе взволнованной Санни.

Сдерживая эмоции, Санни набрала номер телефона тёти Мэгги.

— Санни, дорогая, привет! Не успела уехать, как уже соскучилась за тёткой? — послышался весёлый голос женщины.

— Тётя Мэгги, мама в больницу попала в состоянии комы, — плача, заявила она.

— Как? Не может быть! Ты с чего взяла?

— Мне администратор центрального госпиталя звонила.

— Не волнуйся, я сейчас там буду и всё выясню.

— Я приеду на первом же автобусе.

— Хорошо, — сказала тётя и отключилась.

Санни заметила, что таксист ехал максимально быстро, настолько, насколько позволяли ему дорожные знаки скоростных ограничений и за это была ему очень благодарна. Этот парень всё слышал и старался помочь, чем сможет. Спустя двадцать минут машина затормозила у центрального входа автобусной станции. Женщина оставила деньги за проезд и быстро выскочив из машины, побежала к кассам. К большому огорчению все билеты были проданы и ближайший рейс "Ванкувер-Сиэтл" был только через три часа. Осознавая свою беспомощность, Санни села и начала плакать. Только казалось, что страхи миновали и бояться уже ничего, как тут этот звонок-зла. Как такое произошло, она до сих пор не могла понять. Она стала винить себя, корить за то, что вообще уехала.

— Захотелось тебе отдохнуть?! Устала?! Ничего? Мамы не станет и вот тогда наотдыхаешься, эгоистка! — стоя в туалете и рыдая взахлеб, говорила Санни своему заплаканному отражению в зеркале.

Целый час ожиданий длился невыносимо долго, она была в ситуации заточения обстоятельств, когда хоть прыгай, хоть бегай, ты время никак не ускоришь и единственный выход это терпеливо ждать. А в этой ситуации терпеливо ждать, просто нереально. Искусав все ногти, она наконец услышала мелодию долгожданного звонка.

— Санни, дорогая, это тётя Мэгги, — немного запыхавшись, говорила женщина.

— Ну, что там, скорее, — в нетерпеливом страхе, произнесла она.

— В общем, это была, как там её, — запнулась женщина, подбирая слова, — ошибка. Ты не волнуйся, с мамой всё в порядке. Но она действительно была в госпитале, у доктора Мэри.

— Я не понимаю, какая ошибка? — спросила Санни, всё ещё переживая и всхлипывая. — Тётя Мэгги, объясни скорее!

— Администратор госпиталя, новенькая сотрудница, ошиблась и просто перепутала фамилии. Это другая Лиз поступила в состоянии комы. А твоя мама приехала по вызову врача. Администратор перепутала, поняла?

— Дааа…даа…да… понимаю, — медленно и тяжело выдыхая, говорила Санни.

— Подожди, а мама для чего была вызвана?

— Можешь сама спросить, она рядом.

— Алло, Санни, — выхватив трубку сказала женщина, — дорогая, я только что узнала, с какой ужасной ошибкой ты столкнулась. Как ты, родная?

— Мама, самое главное, что я слышу тебя и с тобой всё в порядке. Расскажи, что доктор сказала.

— Ничего особенного. Сказала, что анализы и все показатели у меня нормальные, спросила, все ли её указания по диете и распорядку дня выполняю, назначила кое-какие новые лекарства и рассказала о новом виде терапии, которая сокращает развитие пятой стадии почечной недостаточности на тридцать процентов.

— Да? И что за метод?

— Ну, это новое поколение сосудостимулирующих препаратов, очень дорогих, которые как-то влияют на работу почек и надпочечников. Я и сама толком не поняла пока, сам курс лечения обходится дорого и он не разовый, каждых три месяца его необходимо проходить. Результат после такого лечения просто потрясающий, но я естественно отказалась. Мы до сих пор оплачиваем долги с прошлых курсов и пока воздержимся.

— Сколько стоит такое лечение? — поникшим голосом спросила Санни.

— Пять тысяч долларов курс.

— Ого!!! — вскрикнула дочь.

— Да, — грустно засмеялась её больная мать.

— Да… — тихо повторила Санни, ощущая грусть и злость от того, что просто не может сейчас помочь ни себе, ни маме обрести облегчение.

— А что насчёт донора?

— Пока всё так же. Ждём.

Между матерью и дочерью повисла пауза. В этом молчании чувствовалась их обречённость и беспомощность.

— Санни, ты где сейчас находишься, ты уже едешь на собеседование?

— Мам, какое собеседование, я безумно испугалась за тебя и если бы не отсутствие билетов, то была бы уже на пол пути к Сиэтлу!

— Санни, быстро беги на автобус и едь на собеседование!

— Я уже и так опаздываю, причём не на десять минут. Смысл?!

— Как?! Санни, беги скорее на автобус, лучше опоздать и объяснить, чем вообще не прийти. Расскажешь им всё как есть, они же тоже люди, поймут. А ты им не можешь позвонить?

— Нет, они дали только эмейл и адрес места. Даже не знаю, что делать.

— Ехать, Санни!

— Может ты и права. Они же тоже люди поймут, — раздумывая, повторила Санни мамины слова.

— Да, правильно! Беги давай, мы с тётей Мегги будем ждать новостей.

— Да, и не забудь про "потусить", — крикнула её тётя, выхватывая телефон у сестры из рук.

— Тётя Мэгги, ты неисправима. Вечно ты со своими "потусить". Я уже слишком стара для этого, к тому же времени у меня не будет, — смеясь, сказала Санни. — Люблю тебя за это!

— Так и будешь одна с таким вот подходом!

— Меня это не пугает.

— Зато нас с Лизой пугает, это приказ, а приказы не обсуждаются. И самое главное, когда будешь тусить, желательно в мажорном месте, не забудь про тётю. Пригляни там для меня достойного мужчину.

— А Майкл? — получая удовольствие от этой беседы, с улыбкой спросила Санни.

— А что Майкл, мы с ним уже двадцать лет, он никуда не денется. К тому же ты знаешь, я больше десяти лет в браках не живу.

— Так вы с Майклом двадцать уже! — хохоча уже в голос, констатировала Санни.

— Так это потому, что моя племянница мне не ищет достойного мужчину, — сказала женщина.

— Я не найду лучше Майкла. Прости, тётя, но никто не обладает бо́льшим терпением, чем он.

— Беги, давай, племянница. Мы ждём результатов и ни о чём больше не волнуйся.

— Люблю вас! — сказала Санни и отключилась.

Она быстро схватила вещи и побежала на улицу в поисках транспорта. К её удивлению, подходя к остановке, она заметила отъезжающий автобус, водителем, которого была уже её знакомая Роуз.

— Стой! — закричала Санни, на бегу активно размахивая руками.

К счастью Роуз заметила её в зеркале заднего вида и остановила автобус.

— О, ты чего здесь? Опять приехала? День сурка, милая? — шутя, спросила Роуз.

— Вернее, чуть не уехала, — затянув чемодан в автобус, кряхтя произнесла Санни.

— Спасибо, что остановила, рада тебя видеть вдвойне.

— Так, как ты здесь оказалась?

— Долгая история, обязательно расскажу, но мне хотелось бы узнать, как сейчас быстрее всего можно добраться до Ричмонда?

— Со мной на автобусе, — подумав, ответила Роуз.

— В смысле?

— В прямом. У нашей компании там находится отделение тех. осмотра автобусов, а сегодня как раз мне придётся ехать туда. Вернее должен был напарник, но он заболел и мне пришлось работать в две смены. Так что, ты просто счастливица.

— Не представляешь, как я рада, что ты работаешь сегодня в две смены.

Роуз хмыкнула.

Всю дорогу женщины разговаривали обо всём о разном, о случаях, когда Роуз применяла шокер к нарушающим порядок пассажирам, о Санни, вернее о её маме и об ошибке, из-за которой она чуть не уехала обратно в Сиэтл и теперь опаздывает на важное собеседование.

— Не люблю стажёров, то ножницы оставят в брюхе у пациента во время операции, то такую вот ошибку с фамилией. А если бы ты была с больным сердцем?! — распереживалась Роуз. — Чтобы они сказали на это: "Извините, нам жаль, что из-за нашей путаницы у вас случился сердечный приступ!" Так?!

— Я уже спокойна и не злюсь, хотя желание написать жалобу у меня проскользнуло. Но всё обошлось. Сейчас меня волнует только собеседование. К тому же я не знаю, станут ли меня вообще слушать.

— Куда денутся, станут конечно!

— Надеюсь, — со входом произнесла Санни.

Спустя час, Санни стояла у дверей заведения "ФБФ" и, нервничая, вытирала влажные ладошки о свой комбинезон. Глубоко вдохнув, она зашла в помещение.

— Простите, мне нужен Мистер Фаррух, директор. Вы не могли бы ему сообщить, что к нему пришли на собеседование? — спросила она улыбчивую девушку хостес.

— Да, конечно. Как вас представить? — спросила сотрудница этого заведения.

— Санни Артура Джонс.

— Можете пока присесть у барной стойки. Я вас позову.

— Благодарю!

Санни расположилась на кокере и стала наблюдать за ушедшей хостес. От её внимательных наблюдений и непроходящего волнения отвлек голос бармена.

— Что будете заказывать?

— А? Нет, ничего, спасибо!

— Может воды, за счёт заведения? — улыбаясь, спросил Бек.

Имя бармена было написано на бейдже. Он был очень мил. Внешне этого парня выделяла широкая белоснежная улыбка, а выражение лица распологало к откровенному общению. Мимика лица Бека обладала мягкими чертами и добрым выражением. Может быть именно поэтому, из всех барменов, только ему приходилось выслушивать душещипательные истории пьяных посетителей и брошенных девушек.

— Не откажусь!

— Секунду, красотка! — подмигнув, сказал парень.

"Красотка? Особенно сейчас, уставшая и запыханная." — сама себе сказала Санни, хотя, было приятно получить комплимент от симпатичного парня.

Санни не могла припомнить, когда в последний раз испытывала внимание со стороны противоположного пола, хотя на самом деле, она просто не замечала этого самого внимания. Всё то время, пока Санни жила с мамой, она находилась в постоянных хлопотах. Она настолько была погружена в себя, разгребая горы переживаний, что на флирт и отношения просто не оставалось сил, не то чтобы желания. Но, несмотря на это, её волнистые светлые волосы, густые русые брови и ресницы — выглядели выразительно-мило на фоне крупных глаз, цвета ореха. Неудивительно, что Бек не удержался от попытки завязать разговор:

— Ваша вода! Мисс или миссис? — глупо флиртуя спросил парень.

— А? Что? — не расслышала она Бека, так как всё её внимание сейчас было направлено в конец зала, где стояла хостес и говорила с очень недовольным мужчиной, по виду и уверенности которого можно было определить, что это и есть директор бара.

Но жест его руки указывающий на Санни, а затем на входные двери, без слов дал понять этой молодой женщине в жёлтом комбинезоне, что ей не видать собеседования. Она вскочила с места и побежала вслед за директором, надеясь объяснить причину своего опоздания самостоятельно и успела подбежать в тот момент, когда перед её лицом чуть было не закрылись двери кабинета недовольного руководителя.

— Прошу прощения, вы Мистер Фаррух? — мужчина развернулся и недовольно произнёс.

— Да! А вы та, которая не пришла вовремя! — ткнув пальцем в плечо Санни, сказал директор.

— Вы упустили свой шанс, милочка, собеседование с вами закончилось час назад.

На этих словах он закрыл двери прямо перед носом Санни. Женщина сразу же открыла двери и вошла за ним в кабинет.

— Мистер Фаррух, мне действительно жаль, я не хотела опоздать, но у меня были веские причины не прийти вовремя, — она не смогла продолжить, так как её перебил этот надменный директор.

— Я что, непонятно говорю на английском?! Или вы глухая? Время- деньги, а вы меня обкрадываете прямо сейчас. Прошу выйти из моего кабинета, я занят! — сказав это, он развалился в кресле перед телевизором, взял в руки пульт и стал жевать сухофрукты, лежащие на блюде.

— Я не глухая. А вот кто глухой, так это вы! Хотя нет, может, вы просто бездушный эгоист, которому наплевать на человечность! — на этом Санни вылетела из кабинета, а следом за ней вылетел и разгневанный Фаррух.

— Да что ты себе позволяешь? Да я сделаю так, что тебя нигде здесь не возьмут не работу, ВО ВСЕЙ БРИТАНСКОЙ КОЛУМБИИ! — он шёл сзади неё и особенно громко выделил последние слова.

От услышанного Санни резко остановилась, повернулась и со спокойной ненавистью в глазах сказала:

— Это не Индия, это Канада. Здесь нет коррупции и пустословия. А если и расскажете кому-то, как я вас "обокрала", то не забудьте, пожалуйста, упомянуть о вашем важном деле, просмотре телевизора и жевании фруктов. Берегите себя! — на этом Санни выбежала из кафе, вытирая противные слёзы, а удивленный бармен приготовился дать, уже закипевшему от злости директору, воду, которую Санни так и не успела выпить.

— Фаррух, что случилось? — спросил его, подошедший Николас.

— Да так, издержки работы. Бывают же такие ненормальные!

— Но, всё таки, что?

— Я ждал её сегодня на собеседование. Но эта особа, нет, в голове не укладывается, эта особа опоздала на час!!! Час!

— Ну, она, наверное, как-то это объяснила?

— Нет! Я не позволил этого сделать, я слушать её не стал! Ещё чего?! Такую несерьёзность я не терплю. А ещё американка!

— А на кого она хотела устроиться?

— Певицей во вторую смену на один месяц, пока Джоузи будет в отпуске. Но это уже неважно, я всё равно не подпущу её к работе.

— Да? А она приезжая?

— Да, с США, — язвительно произнёс последнее слово индиец.

— И чем тебе так насолили Штаты? — смеясь спросил Николас. — Тоже опоздали?!

— Нет, они не приняли Фарруха.

— Ясно, — сказал Николас и оставил Фарруха одного бубнить у кабинета.

Заплаканная, с красным от слёз лицом, Санни залетела в автобус, села рядом с удивлённой Роуз и спустя минуту молчания стала рассказывать ей о произошедшем, надеясь, больше никогда не встречаться с этим надменным, бездушным человеком.

Мятная веточка 6

POV Николас

Утро следующего дня началось с головной боли. Казалось, что моё тело налито свинцом, а каждый нерв будто подожгли огнём изнутри. Захотелось избавиться от этого мерзкого состояния и поскорее облить себя прохладной водой. С трудом поднявшись, я на ощупь побрёл в душ. Холодный поток воды немного остудил жар тела и убрал неприятную тяжесть в руках и ногах, но голова у меня всё ещё раскалывалась. Похмелье — несправедливо-высокая цена пятничного отдыха, после тяжёлой трудовой недели!

Зайдя на кухню, первым делом открываю холодильник, достаю из него томатный сок и кусок черного хлеба. Быстро съедаю подобие нормального завтрака не потому что хочется, а потому что надо выпить аспирин. Следом разрываю упаковку с большой белой таблеткой, смешиваю её с водой и выпиваю залпом кисловато-горькую шипучую смесь. Сажусь на стул в надежде, что скоро наступит облегчение и я оживу.

Спустя двадцать минут я замечаю, что погода за окном просто отличная. Ноябрь периодически балует солнечными днями и теплом. Закрыв глаза от жгучих лучей солнца, у меня в голове возник образ Джоузи, которая вчера не давала мне проходу. Даже в голове стрельнуло из-за неприятного воспоминания! Её персона мне так надоела за вечер, что единственным решением было вообще больше не ходить в "ФБФ", где подают самое вкусное нефильтрованное пиво и где поёт, раздражающим голосом, неугомонная и приставучая Джоузи.

Кожа моего лица хорошо нагрелась от солнечного тепла и мне стало так жарко, что я решил передвинуться на другой кокер, куда яркий свет не попадал.

Ощущая неприятное сухое покалывание по всей области глазного яблока, я приоткрыл глаза и постарался проморгаться. Но как только я приподнял свои тяжёлые веки, случилось неожиданное. Моё тело в миг оказалось охваченным сильной агонией, состоящей из одной лишь боли, и эпицентром этой невыносимой боли была голова. Я упал на колени и, согнувшись пополам, с силой схватился за голову и застонал. Мне казалось, мой череп сейчас треснет, как ореховая скорлупа, а глаза не выдержат такого давления и просто лопнут. Я с силой сжимал голову, пытаясь хоть как-то заглушить эту пытку. Но боль продолжала усиливаться. Не в состоянии больше терпеть, я закричал. Я знал, что этот приступ скоро стихнет, но всякий раз я не был уверен, что переживу эту острую, схожую с самой настоящей му́кой, боль. Меня скрутило на полу от новой волны стреляющих болевых импульсов, меня сильно затошнило, дыхание перехватило, а слезы не переставая, продолжали бежать по лицу. Они всегда проступали в такие моменты из-за внутреннего давления на слёзные железы, которое было очень сильным. Я считал каждую каплю, спадающую на пол и каждую новую беспощадную секунду страданий, которая казалась длиннее предыдущей. Я молил про себя Бога только о том, чтобы перенести это. Но внезапно, гулкие пульсирующие удары в висках заглушились голосом, который послышался где-то передо мной:

— Мы всегда будем вместе?

Это был её голос. Но как? Этого не может быть! Собрав все силы с непосильной тяжестью, открываю глаза и пытаюсь найти её. Но никого не вижу.

— Цвет солнца — самый добрый цвет! — её смех пронесся около меня.

— Ты где, Мятная? — прошептал я, пребывая в бреду, вызванным болью.

— Нет! Нет! Не забирайте его у меня! Нет!!! — громким пронзительным криком, закричала она.

— Мятная! Нет! Мятная! — не имея и капли сил, я просто шептал сквозь беззвучные голосовые связки.

— Нет!!! Не трогай меня! — её отчаянный крик и её горький плач разнёсся по кухне, отдаваясь в моей груди.

Я слышал в её голосе страх и злость. Я слышал её звуки рыданий. Но я не понимал, что с ней происходит, я не понимал, кто или что ей угрожает и почему она кричит. Я ничего не понимал, но мне было так страшно за неё и за себя, что единственным моим желанием, было её защитить и плевать мне было на мою жизнь и нестерпимую боль.

Но вдруг, в одно мгновение, всё резко затихло, пропали все звуки и больше не слышны были её рыдания. В этот момент моя боль стала постепенно утихать. Я смог полностью открыть свои глаза, но всё ещё, как слепой щенок, ползал по кухонному полу, ничего не видя из-за мутной пелены. Моё зрение стало медленно восстанавливаться и я смог постепенно различать силуэты кухонной мебели. Всё было очень размытым, в глазах летали световые шарики, которые двигались то медленно, то неуловимо быстро. Я пытался сфокусироваться на дальнем крупном силуэте, который находился в проёме арки. Я пытался, но выходило очень плохо. Однако не смотря на это, я почему-то был уверен на сто процентов, что это Она стоит там на яву. Проморгавшись и сосредоточившись, я стал чётче различать контуры фигуры воздушного образа Мятной. Она была неподвижна и смотрела в окно. Её лицо ласкали солнечные лучи, полностью скрывая его своим жаром. Тело её находилось как бы в тумане, но меня это не остановило и я стал ползти к ней. Я подобрался совсем близко, на расстояние вытянутой руки и в тот момент, когда моё зрение полностью восстановилось и стало чётким, я в ужасе резко отпрянул. Вместо моей Мятной, передо мной стояла американка в жёлтом комбинезоне. Именно та американка, которую я видел вчера. Я не мог поверить! Как?! Почему она?! Куда пропала Мятная в своём лёгком лиловом платье и тяжёлых кожаных сапогах?! Я смотрел, пытаясь здраво мыслить, но американка продолжала стоять и смотреть на меня нежным взглядом. Мои ноги стали ватными, когда она заговорила со мной голосом Мятной:

— Цвет солнца — самый добрый цвет! Не правда ли, Николас? — сказала она, а я в оцепенении не мог пошевелить даже пальцами рук.

— Цвет солнца — самый добрый цвет, — повторила она.

Я задрожал и, закрыв глаза, стал говорить сам себе:

— Это просто галлюцинация, Николас. Тебе всё это кажется.

— Цвет солнца — самый добрый цвет, ха-ха, ха-ха.

Слова разлетелись по всему дому, а девичий смех стал постепенно рассеиваться, заполняя собой каждый уголок дома.

Я не мог согласиться с тем, что нахожусь сейчас под действием галлюцинаций, вызванных моим приступом, поэтому в оцепенении я закрыл уши, лег на спину и, задержав дыхание, стал считать до ста. Мои руки дрожали, а сердце выплясывало быстрый танец под названием "тахикардия". Но я продолжал медленно считать. Я представлял в голове каждую последующую цифру. Старался ни о чём не думать, лишь бы успокоиться и прийти в себя от этого пятиминутного сумасшествия. Сердечный ритм стал постепенно замедляться, руки перестали так сильно дрожать и подойдя к финальной цифре сто, я наконец смог приподняться на руки, в которых появилась некоторая сила и устойчивость. Я огляделся по сторонам, но больше никого не видел в стенах своей кухни, и голосов к своему счастью я тоже больше не слышал. Проведя рукой по лбу, мои ладони стали все мокрые из-за проступившего холодного пота. Я вытер эту липкую жидкость о свои домашние штаны и, встав на ноги, поплёлся в ванную комнату.

Облокотившись на умывальник, я стоял уже несколько минут с мокрым лицом, с которого стекали холодные капли воды. Я стоял и всё никак не мог понять: почему я видел сейчас ту американку, почему она засела в моей голове, почему, когда я увидел её в баре, мне показалось в ней всё таким знакомым и, почему она говорила голосом Мятной?! Я не мог найти ответы и меня это выводило. Я злился, я не хотел больше жить с этим сумасшествием, я не хотел сходить с ума, живя среди нормальных людей. Я понял, что теперь мне не удастся забыть о ней и нужно что-то предпринять, что бы больше не видеть в видениях эту американку, иначе я окончательно свихнусь. Наспех вытираю мокрое лицо полотенцем и по пути на кухню обдумываю план решения этого вопроса.

Никаких пока связанных мыслей у меня не появилось, но я точно для себя решил, что сразу после завтрака отправлюсь к Фарруху.

Запах жареной мной яичницы с овощами и аромат свежесваренного кофе заполнили собой всю кухню. И если бы не ужасное начало дня, я бы насладился простым и вкусным завтраком. Но посмотрев в тарелку на готовое блюдо, я понял, что не смогу его съесть. Меня затошнило, голова вновь заболела и я встал из-за стола, так и не притронувшись к еде.

Надев джинсы, водолазку, кожаную куртку и конверсы, я сел в свою машину, завёл шумный двигатель и с минуту прогрев его, покинул свой дом. Пока я проезжал одну за другой улицы Ричмонда, я думал, как бы не напугать девушку своей одержимостью её найти и как не выглядеть пугающе. Мне вспомнилось, что она должна была устроится в бар певичкой на заменах и, кажется, именно в тот момент в моей голове созрел идеальный план и план этот на первый взгляд был выгоден абсолютно для всех. Я подумал, что смогу уговорить Фарруха вернуть эту девушку на работу, под предлогом, прилипчивой Джоузи, из-за которой я не могу посещать бар, а девушке я просто скажу, что искал её по поручению Фарруха. В таком случае я не буду для неё подозрительным и неадекватным типом.

Довольный своей логикой и гениальным планом я ехал на встречу к Фарруху в более расположенном настроении. Через десять минут поездки я уже стоял у дверей бара и ещё раз прокручивал в голове убедительность своих доводов.

Зайдя внутрь заведения, я увидел в конце зала компанию пацанов, которые явно пропускали школьные занятия, считая себя взрослыми и опасными людьми. Я улыбнулся тому, что их вальяжные и надменные позы украшали стаканы яблочного сока и пончики.

— Опасные люди у тебя отдыхают, да Майкл? — обратился я к бармену.

— Да не говори, мне нужно калькуляцию сделать, а им только соки подавай! — я засмеялся, а в ответ засмеялся и Майкл.

— Здарова! — мы пожали друг другу руки, искренне радуясь встречи.

Майкл был моим ровесником, более того, моим одноклассником. Мы нормально общались в детстве, да и сейчас общаемся, но друзьями мы никогда не были. Правда, был период, когда у нас случился сильный конфликт в старшей школе. В то время Майкл был влюблён в Мари из параллели, а она была по иронии любовных треугольников влюблена в меня. Я же не испытывал ничего, кроме равнодушия к девочкам, окружавших мою скромную персону. В моём сердце уже жила Мятная и я не мог ни на кого смотреть, надеясь однажды её отыскать. Но это не останавливало Мари. Она всячески старалась обратить на себя внимание, не давая мне прохода. До сих пор не понимаю, почему именно я, а не Майкл. Внешне он выглядел лучше, чем я. Он круто читал рэп, был первым в старшей школе с татуировкой на плече — просто идеал подростка-бунтаря. Или я. В то время я носил очки для зрения, постоянно учился, книги не сходили с моих рук, а спортом я занимался без выпендрежа для себя. Я не входил в ряды крутых парней, но и в круги батанов тоже, хотя в них я чувствовал себя даже более комфортно. Мне не нравился фальшивый пафос ребят, считающих себя в семнадцать лет опасными бандитами. Я никогда не желал быть крутым парнем. Меня скорее смешил этот образ и стиль жизни под названием "мне наплевать на всех". Я был сторонником решать конфликты словом, никого не трогать и желал, что бы и меня не трогали. Мне не хотелось влазить в драки только по одной простой причине — жить и помнить, как ты ломаешь крутому парню нос, а он стонет, как неженка, не самые желанные воспоминания. Я никогда не любил насилие и был противоположностью того, что должно нравиться таким девочкам, как Мари, но увы, она почему-то выбрала меня. Итогом ревности Майкла стала наша с ним драка и отстранение от занятий на две недели. Мы оба хорошо получили и ещё с месяц светились синяками. Как показало время, любовь Майкла к Мари была не такой уж и сильной, а когда его совсем отпустило, то и наша ненависть переросла в такое себе нормальное общение. Я даже вызвался ему помочь со спортивной гимнастикой. Он считал безпроигрошным вариантом в гонке звания "самого крутого парня" уметь делать сложные элементы этого вида спорта. И оказался прав, выделываясь на глазах у всех при любой возможности.

— Давно не видел тебя. Ты по делу или как? — натирая барную стойку, спросил Майкл.

— Мне Фаррух нужен. Он у себя?

— Да где ж ему быть, у себя в кабинете. А зачем он тебе?

— Да так, нужно уладить его конфликт с одной девушкой.

— Который из сотни? — засмеялся Майкл.

Поддержав его ответ улыбкой, я сказал:

— Вчерашний. Сам ничего не знаю, но мне нужна эта девушка здесь.

— Приглянулась тебе? Хорошенькая?

— Можно и так сказать.

— Ну, давай, успехов.

Я прошёл в глубь заведения, подойдя к кабинету иднийца. Постучав в тяжёлые бордовые двери, я вошёл.

— Намасте́*, Фаррух! — поприветствовал я индийца.

— Ааа, Николас! Заходи, дорогой! Ты по делу? — на секунду оторвав свой взгляд от документов, произнёс владелец бара.

— И да, и нет! Давненько не отдыхал у тебя, не общались. Решил зайти узнать, как ты поживаешь, — сказал я, проваливаясь в мягкий поролон кожаного дивана.

— Да вот, подвожу калькуляцию. — серьезно произнёс Фаррух. — Ненавижу платить налоги.

— Да, — понимающе ответил я, просто из уважения.

— Кофе будешь?

— Да, спасибо! Двойной американо без сахара.

— Сьюзи, двойной американо без сахара и мне как обычно, — сказал Фаррух по внутреннему телефону.

— Как принесут нам кофе, сможем поговорить, хорошо?

— Не отвлекайся!

Пока готовились напитки, я сидел и разглядывал фотографии, расположенные на стенах кабинета. На них были изображены все самые дорогие и раритетные яхты, начиная с тридцатых годов. Фаррух был большим фанатом этого предмета роскоши, поэтому не удивительно, что весь интерьер офиса свидетельствовал об этом. Статуэтки яхт на полках стеллажа, старинный штурвал, переделанный под настенные часы, барометры, даже шариковые ручки были с морской символикой. Не хватало только капитанской фуражки на голове у индийца. Пробежавшись глазами по всем деталям офиса, моё внимание привлекла фотография, которая выделялась среди всех. Она висела отдельно над рабочим столом, в яркой позолоченной рамке. Раньше её здесь не было, зато я знал каждую её щепку и каждый болтик, ведь именно я её реставрировал для Фарруха.

— Можно? — тихим голосом произнесла девушка-официант, войдя в кабинет.

— Чего так долго? — строго спросил индиец, не поднимая головы. Девушка потупилась, не говоря ни слова.

— Ладно, вноси! Наверное уже и так всё остыло, пока вы все вместе не могли выполнить элементарный заказ! Ещё одна такая задержка и всех оштрафую, поняла?!

— Да, — скромно ответила вся красная от стыда девушка.

— И остальным передай! Ну что встала, проходи уже! — грубо произнёс Фаррух.

Девушка, осторожно придерживая ногой дверь кабинета, зашла, держа в руках полный поднос чего-то разного и вкусного. Расставив всё аккуратно, она также тихо вышла. Я же всё это время сидел и боролся с чувством неловкости ситуации и злости на индийца. Ведь по сути заказ был выполнен меньше чем за пять минут.

— Вот так распускаются потихоньку, а потом не соберёшь в кучу, олухи! — сказал недовольный Фаррух и сел рядом со мной к столу.

На столе стояли наши горячие напитки и много разных маленьких тарелочек с сухофруктами, орехами и тёплым миндальным печеньем. Среди всех этих сладких закусок, выделялся пряный запах, какой-то терпкий, горько-сладкий аромат. Я пытался понять откуда он исходит, но ничего из лежащего передо мной не являлось источником особого силуэта востока.

— Что это пахнет? — не выдержал я и спросил.

— Ты о чём?

Ничего не ответив, я нагнулся и начал обнюхивать каждую тарелочку. Этот аромат был просто идеален и притягивал, вызывая непреодолимое желание скорее его попробовать.

— Аромат. Чувствуешь? Такой пряный, горько-сладкий?

— Может этот? — Фаррух подал мне в руки свой кофе.

Я вдохнул и "О, да!", это был он. Аромат ударил в носовые рецепторы, от чего я стал отчётливо понимать этот самый запах. Горько-сладкий аромат кориандра.

— Это просто взрыв мозга! Здесь кориандр, верно? — вернул я чашку владельцу.

— Да, но не только. Ещё перец горошком, свежий имбирь и листья базилика, — сказал Фаррух.

— А ещё сахар и щепотка соли. На, попробуй, — вновь подал мне в руки свою чашку индиец.

Я взял со стола чайную ложку и, наполнив её до краёв, поднёс к приоткрытым губам. Как только чёрная жидкость разлилась у меня во рту, я понял, что теперь бар Фарруха стал для меня местом двух гениальных напитков.

— Ммм… — замычал от удовольствия я.

— Это восхитительно!

— Знаю, — довольный моей реакцией, произнёс Фаррух.

— Как называется у вас этот кофе?

— Вообще-то, у нас его нет в меню.

— Как это? — удивился я.

— У нас как такового кофейного меню нет. Этот кофе пью только я и только с сухофруктами и миндальным печеньем.

— Фаррух, это же кофейный шедевр! Ты обязательно должен его ввести в продажу! — восторженно сказал я.

— А это мысль, — задумался Фаррух. — Я никак не мог придумать, что бы такое сделать новенькое к зимнему периоду. Решено! — вскачил толстый индиец и зашагал по кабинету.

— Займусь вплотную продажей эксклюзивных кофейных напитков! К тому же показатели на свежевыжатые соки зимой стали падать, а если добавим кофе, надеюсь сравнять цифры. Но это должно быть что-то в стиле Фарруха, — эмоционально жестикулировал индиец.

Пока Фаррух продумывал план захвата зимнего рынка и был в хорошем расположении, я решил не тянуть время и перейти сразу к главному вопросу.

— Фаррух, вчера к тебе заходила девушка, американка, ты выгнал её, помнишь?

— Я точно не забыл эту особу и её слова. Ей вообще лучше не показываться мне на глаза! Она такого мне наговорила! — моментально краснея от злости сказал Фаррух.

Я же немного занервничал, но продолжил:

— Так вот! Ты мог бы её принять на работу?

— Кх-кх. Чего?! Ты что?! — поперхнулся от услышанного Фаррух.

— Скорее ты меня не увидишь здесь!

— Фаррух, я ж не просто так прошу, к тому же девушка может быть и не такая плохая, все ошибаются.

— Нет, нет и нет! И не проси! И закончим на этом! К тому же я поговорил с Джоузи и она сможет и дальше работать в две смены, а от отпуска она сейчас сама отказалась, — злясь, сказал Фаррух.

— Так в этом вся проблема, Фаррух! Я не могу находиться здесь из-за Джоузи, она меня бесит. Прости, но она действительно не даёт мне проходу и мне приходится жертвовать собой и тобой.

— В смысле мной? — перебил меня недовольный индиец.

— Фаррух, я лучше перейду в соседний бар пить жёлтое пойло под видом пива, чем сидеть лишний раз у тебя и пытаться отвязаться от Джоузи, — на мгновение лицо Фарруха изменилось, когда я намекнул ему за другой бар, но к моему сожалению, на его решение это не повлияло.

— Мы конечно давно с тобой знакомы, Николас, но ты мне особо кассу не делаешь своим пивом. К тому же не забывай, что у тебя тридцати процентная скидка на всё меню, поэтому, по сути, ты мне не выгоден, — лукавя произнёс Фаррух и добавил:

— Джоузи я ценю как работника. Она продаёт песни, поёт под заказ клиентов и поверь мне, я не уволю эту девочку, даже если ты больше со мной не поздороваешься.

— А кто говорит, чтобы её увольняли? Я просто прошу тебя взять ту девушку обратно. Ты же планировал её брать.

— Ну, нет, Николас, я такое людям не прощаю! — сиплым от нервов голосом произнес Фаррух.

Вот же несносный индиец! Как же сейчас он меня раздражал! Особенно было невыносимо слышать, как он жует свои фрукты, противно чавкая, и сёрбает своё фирменное кофе. Но я понимал, что не могу его заставить поменять своего решения, только если…

Мятная веточка 7

POV Николас

— Что если я откажусь от скидки?! — выпалил я мысль, спонтанно пришедшую мне в голову.

Я заметил, как замер Фаррух в раздумьях. Секунда, десять, двадцать, а он всё думает и это хороший знак. Впервые я так радовался наличию жадности у человека. Вот и ещё одно доказательство того, как легко можно манипулировать людьми, задействуя их слабости.

— Давай Фаррух, соглашайся, — вошёл я в азарт от колебаний индийца, — страдаю только я, к тому же, — я сделал паузу и многозначительно потер свой подбородок, — более того я ничего не скажу налоговой, про переработку часов у твоих работников, если устроишь эту девушку на постоянной основе.

— Вот только без угроз, Николас!

— Как можно, Фаррух?! — еле сдерживая улыбку, произнёс я.

Я надавил на ещё одну слабость Фарруха и, конечно, я никогда бы так подло не поступил с ним, но мне было забавно наблюдать за тем, как ломается непоколебимость этого человека.

— Считаю до трёх, но предупреждаю, я намерен часто ходить к тебе зимой и угощать всех друзей за свой счёт.

И как только я начал считать, он тут же сказал:

— Ладно, но при одном условии, одно её опоздание и ноги этой девчонки здесь не будет! Это при том, что она отлично поёт. Если мне не понравится её пение, то, Николас, ты в пролёте останешься.

— Не волнуйся за меня, — сказал я и добавил, — одного опоздания будет мало, три и увольняй! По рукам или я передумаю? — Фаррух быстро пожал мне руку и стал нервножевать свои орехи.

Конечно нервы у него были как порох. Вывести было проще простого. Так и не допив своё американо, я поблагодарил Фарруха и довольный вышел из его кабинета. Пол дела сделано, однако осталась не менее сложная часть. Американка и ответ на вопрос, почему я увидел её сегодня? Подойдя к выходу, я вспомнил, что не спросил у Фарруха, где именно её искать. Развернувшись, я пошёл обратно:

— Фаррух, у тебя есть её номер телефона? Как мне найти её?

— Нет у меня её телефона, а был бы, не дал бы. Это уже твои проблемы. — произнёс вредный индиец.

— Нууу, Фарух, не злись, ты хорошо выиграл от нашей сделки, рискую только я.

— И что тебе до неё? — на этих словах я покинул бурчащего Фарруха, понимая, что все мои старания свелись к нулю.

Я не знал, как найти человека в многотысячном городе, без адреса, телефона и хоть какой-нибудь информации, кроме жёлтого комбинезона и национальной принадлежности.

Проходя возле барной стойки, меня окликнул Майкл.

— Николас, твой счёт за кофе.

— Чего?! — не понял я.

— Двойной сладкий американо, ты же заказывал?

— Вот же мелочный индиец. — сказал я, даже не удевившись поведению Фарруха. Я достал пять баксов и положил на холодный мрамор барного стола.

— Вижу, с Фаррухом разговор не сложился?

— Сложился. Скажи мне лучше, как найти человека, не зная ни телефона, ни адреса. Короче не имея вообще никакой информации.

— Даже не знаю. Можно в полицию обратиться, можно…

— Не хватало мне ещё полицию подключить на поиски американки и моей Мятной.

— Что за мятная?

— Да, так, мысли в слух, — отмахнулся я.

— Серьезно, Майкл, мне нужно разыскать девушку, которая была здесь вчера, но я даже не знаю как это сделать.

— Без понятия, но мне уже не терпится посмотреть на неё. Я даже не знаю, что должна сделать или пообещать мне девушка, чтобы я так парился.

Пока я стоял и думал, у Майкла зазвонил телефон. Телефон всё звонил и звонил, но Майкл почему-то не отвечал, а продолжал натирать и так чистую барную стойку.

— Не ответишь? — изогнув бровь, устало спросил я.

— Я думал это у тебя, — сказал мне Майкл.

— В таком случае, почему звенит с твоей стороны? — спросил я, удивляясь. Неужели Майкл в драках слуха лишился, не различая откуда звук идёт?

— Это не мой, — пошарив под барной стойкой, достал Майкл мобильный телефон.

— Наверное кто-то забыл вчера.

— В таком случае, нужно ответить, — пожав плечами, сказал я. — Если его потеряли, то мы поможем вернуть.

— Я не спец по разговорам с мамочками, — равнодушно ответил Майкл.

Я взял телефон в руки. На экране светился входящий вызов от "Мамочка". Не долго думая, я потянул значок вверх и постарался дружелюбным голосом поприветствовать, чью-то маму:

— Добрый день!

— Санни? — испуганным голосом сказала женщина.

— Нет, я не Санни, — не успел я договорить, как на меня обрушился поток гневных вопросов.

— А где, Санни?! Что с ней?! Отвечай немедленно! — тараторила женщина без остановки. — Боже мой, Лиз, её обокрали, с ней случилась беда. Отвечай немедленно, где Санни!

— Да успокойтесь вы! Всё хорошо с вашей Санни. Она телефон забыла в баре.

— В баре? — испуганно спросила женщина.

— Да, вы могли бы прийти в бар и забрать телефон у бармена. Это бар "ФБФ".

— Я не могу прийти в бар, молодой человек, я в Сиэтле нахожусь, — чуть менее истеричным голосом, сказала женщина.

— В Штатах?

— Нет в Африке! А где же ещё?!

Пока я думал над тем, может ли владелец этого телефона быть той американкой, которую я пытаюсь найти, на заднем фоне в трубке послышался голос другой женщины:

— Мэгги, скажи ему пусть оставит телефон в баре. Санни сама вернётся за ним. Правда, я буду волноваться, как там моя девочка одна в чужом городе.

— Оставьте телефон в баре, — начала было мне объяснять женщина.

— Я слышал всё, оставлю.

— Спасибо. А вы кем работаете в баре, молодой человек?

— Ну, не такой уж и молодой и я не работаю в этом баре. Мой друг бармен попросил ответить меня на ваш звонок. Он просто не любитель бесед с женщинами.

— А женоненавистник, понятно! — с отвращением в голосе, сказала женщина.

— Да, нет, — засмеялся я, — женщин он любит, и для заметки они его тоже, — я не понимал, зачем несу эту откровенную чепуху, но реакция Майкла меня позабавила.

— Ну раз так, то возможно ваш бармен может сделать мне одолжение и ответить на один вопрос?

— Конечно, спрашивайте, я буду связным между вами, — Майкл изогнув бровь, покрутил у виска и затем указал на меня пальцем. Я лишь усмехнулся и прошептал ему "Не завидуй!".

— Спросите вашего бармена, знает ли он что-то о девушке, которая приходила вчера на собеседование. Меня интересует приняли её на работу или нет?

— А как выглядела эта девушка и на кого она хотела устроится?

— Певицей по вечерам. У неё короткие светлые волосы, она невысокого роста и…

— Она местная? Из Ванкувера?

— Нет, она вчера только приехала в Ванкувер из Сиэтла, но опоздала на собеседование.

— К сожалению, но Майкл никак не припомнит её, — протянул я незаинтересованным голосом, хотя сам был уверен, что Санни и есть та американка в жёлтом комбинезоне и просто хлопал в ладоши.

— Что ж, очень жаль, — со вздохом ответила женщина.

— Я оставлю телефон здесь и Санни как найдет его, сразу вам позвонит. А вы не подскажете, где она остановилась, может я мог бы ей передать телефон лично?

— Нет, не знаю и это выглядит странно, не находите?

— Что вы? Ричмонд маленький город и здесь принято помогать безвозмездно.

— Ладно, переговорщик, спасибо тебе за помощь, не забудь оставить телефон там, где его взял. Привет из Сиэтла!

— Ок! — на этом разговор с этой женщиной закончился и я стал думать, что полезного для себя извлёк.

— Ну и что это было?

— Это был сбор информации. Хотя толком я ничего так и не узнал, что помогло бы мне разыскать эту девушку, зато если найду её, то хотя бы под предлогом потерянного телефона.

— На кой она тебе сдалась?!

Я проигнорировал этот вопрос, пытаясь найти что-то, что мне поможет сдвинутся с мертвой точки.

— Что я имею: внешние показатели, забытый телефон и национальную принадлежность.

— И в итоге, ничего! — констатировал Майкл.

В моей памяти всплыл момент, когда она выбежала на улицу вся в слезах и села в припаркованный автобус. И тут забрезжил свет надежды. Ну конечно же, автобус!

— Майкл, какие автобусы проходят по вашей улице?

— Не знаю. Я со школы на автобусах не езжу.

— Как мне узнать, на каком она уехала вчера?

— Ну, можно на центральной станции узнать. Но это просто нереально найти автобус, который был вчера здесь и не факт, что, даже если ты его найдешь, водитель автобуса вспомнит твою американку.

— Майкл, ты гений! Это конечно же ничтожно мало, но если поехать и узнать, какой водитель автобуса вчера был на вечерней смене, то возможно он мне и подскажет, где сошла эта американка. Я уверен, её точно не могли забыть, — не дождавшись ответа Майкла, я выбежал из бара, прихватив с собой телефон американки.

Я запрыгнул в машину и быстро помчался на конечную всех автобусов Ричмонда. Добравшись к своему пункту назначения и не захлопнув даже нормально дверь автомобиля, забегаю внутрь помещения. Взглядом пробегаюсь по людям, ища сотрудника, который мне сможет помочь. Замечаю охранника и устремляю свой шаг в его сторону.

— Сэр, вы не подскажете, как узнать какой автобус проходил вчера вечером по Басуэлл-стрит? — спросил я парня, очень серьёзного с виду.

— Нет, не подскажу. Я не информационное бюро. Я секьюрити, отвечаю за безопасность, — очень пафосно и явно преувеличивая свои должностные обязанности, сказал мне охранник по имени Джо, его имя я прочёл у него на бейдже.

— Джо, не подскажешь, где здесь информационное бюро? — Джо окинул взглядом станцию, поправил рацию и не лишая себя возможности сказал максимально сурово, будто он не станцию охраняет, а главу государства:

— Там.

Я поблагодарил Джо за помощь и безопасность на станции и побежал искать ответы.

— Девушка, подскажите пожалуйста, как узнать, какой автобус проходил вчера вечером по Басуэлл-стрит? — спросил я представительницу информационного бюро.

— А вам для чего?

— А, — замешкался я, — мне нужно узнать, э-м, водителя того автобуса, должен ему, э-м, кое-что передать, — сказал явную глупость.

— И что же? — игриво изогнув бровь, спросила она, явно не веря моей откровенной чепухи.

— Девушка, мне правда нужно знать. Это совершенная мелочь для вас и чтобы вам понять мне нужно будет очень длинную и непонятную историю пересказать.

— Я не спешу, — кокетливо произнесла та.

"Неужели вот так с первым встречным ты готова флиртовать и дарить свои улыбки?!" — подумалось мне. Я вздохнул и только было хотел продолжить этот утомительный разговор, как в её каморку вошла темнокожая девушка в униформе водителя.

— Мэри, позвони Фреду и узнай, когда будет готов мой транспорт, я не собираюсь у вас сидеть здесь весь день!

— Роуз, ты не видишь, у меня клиент, ему очень нужно знать, какой автобус проходил вчера вечером по Басуэлл-стрит, — глупо хихикнув, сказала эта особа, — и мне важнее дать ответ ему, чем тебе, ведь у него такой важный вопрос.

Роуз скривилась, наверное из-за этой глупой картины, а может быть ей просто нужно было узнать ответ на свой вопрос. В любом случае, она проигнорировала слова коллеги и взяла сама телефон.

— Алло, Фред, ты что там делаешь с моим автобусом? Рожаешь его? Ты грёбаный трансформер?!

Я приснул от смеха.

— Жаловаться будешь мамочке! Ничего не хочу слышать! Сколько я буду зависать в этом гадюшнике? Меня люди ждать будут. Даю тебе час, не то сам поедешь сдавать смену, — без капли церемоний выпалила всё это хрупкая с виду Роуз.

— Девушка, вы можете мне помочь? — начиная нервничать, спросил я.

— Да может она вам помочь! В конце концов пригласите её уже куда-нибудь и получите свои ответы, — произнесла Роуз.

— Таковы тарифы информационного бюро? — вскинул бровью я.

— Роуз! — вскрикнула девушка. — У меня есть Майкл!

— Так тем более, моя милая, помоги ты в конце концов этому человеку, а не играй в кошки-мышки, — заставив покраснеть эту девушку, произнесла Роуз.

— Раз такая умная, сама и помогай. Ты же тут всё знаешь.

— Послушайте, девушки, у меня вправду нет времени.

— Как будто у нас оно есть?! — фыркнув, перебила меня Роуз.

— Тем более! Мне просто нужно узнать, какой автобус проходил вчера вечером по Басуэлл-стрит?

— Что ты сказал? Басуэлл-стрит? Там ещё находится кафе с таким названием, "эф", "эф"? — спросила меня удивленная Роуз.

— Да, да, да! Кафе "ФБФ", — радостно произнёс я.

— Там индус работает?

— Индиец, — поправил я. — Индус — это религия.

— Да мне всё равно, хоть мадагасиец.

— Мала…, — смеясь сказал я.

— Чего?

— Малагасиец.

— Слушай, Википедия, мне сегодня не очень смешно и поверь, помочь сейчас с ответом смогу тебя я, поэтому завязывай со стендапом. — поставив широко ноги и активно жестикулируя руками сказала Роуз.

— Всё, всё, договорились! — вскинул я руки вверх в качестве жеста смирения.

— Для чего тебе это? — спросила меня сердитая Роуз.

— Это долгая история, но мне нужно узнать про одну девушку.

— Какую девушку?

— Хорошую девушку. Мне нужно ей помочь.

— Как зовут её?

— Скорее всего, её зовут Санни. Она вчера забежала, в слезах в автобус и, возможно, водитель мог её запомнить и, подсказать, где она вышла.

— Зачем тебе она? — повторила Роуз.

— Говорю же, мне нужно ей помочь.

— С какой стати? Ты кто ей, чтобы помогать?

— Ладно, этот разговор бесполезен, — сказал я и развернулся к выходу.

— Стой, я знаю эту девушку, — произнесла Роуз, — но мне нужно знать, чем таким ты собираешься ей помочь.

Она вышла ко мне из этой кабинки и вопросительно посмотрела.

— Мне нужно уговорить её согласиться на работу в этом баре у индийца и отдать её вещь.

— Что тебе с этого? — непонимающе смотрела настырная девушка.

— Вы подруга?

— Можно и так сказать, — вызывающе ответила Роуз, — а когда дело касается моих друзей, я должна знать, чем таким зацепила моя подруга незнакомого мужчину, который бегает по всему Ричмонду в поиске автобуса и который выглядит как…

— Ок, я понял, — остановил я длинные объяснения Роуз, до того как она начала бы рассказывать за боязнь маньяков или выдвигать странные размышления на мой счёт.

— Я поясню это тем, что помогаю своему другу, директору бара, который очень раскаивается в своей несправедливости и хочет дать ей ещё один шанс.

— Благотворитель хре…

— Не совсем благотворитель, — не дал я Роуз договорить её ругательство.

— Так зачем ему понадобилось её возвращать. И чё ты вызвался ему помочь? Ты вообще кто?

— Просто друг, которому будет выгодно, чтобы она там работала.

— Чем же именно? Может у тебя там притон или ещё хуже.

— Воу, воу, это ты слишком плохо думаешь, Роуз.

Понимая, что глупее выглядеть уже точно не буду, я сказал:

— Мне будет приятнее приходить отдыхать в баре в её смены, когда она будет петь по выходным.

— Точно извращенец! — разочарованно всплеснула руками Роуз.

— Да никакой я не извращенец. Поверь мне, извращенцы себя так не ведут, они стоят в пальто в переулках или, короче, неважно, Санни ещё потеряла телефон вчера в баре.

— А чем тебя другая не устраивает? Не даёт себя полапать? — Роуз проигнорировала мои слова про телефон и никак не хотела отойти от темы про извращенцев.

— Я бы ограничился в ответах. Но раз меня уже в ряды извращенцев приписали…

— Чем? — улыбаясь, повторила Роуз.

— Допустим, мне не по душе её пение. Этого достаточно?

— Это всё равно странно. Бегать искать человека, потому что не нравится, как поёт другая. Не походит ли на образ маньяка?

— Ты уж определись, маньяк или извращенец.

— Все вы одно и тоже.

— Не вы, а они. И что плохого в порыве помочь тому, кто может помочь тебе?

— Так всё-таки здесь нет благородства, — утвердительно произнесла Роуз.

— Ам, ну не скажи.

— Скажи, скажи. Ладно, "недоизвращенец", помогу я тебе.

— Смешная ты, Роуз. Меня ещё так никто не называл.

— Но не факт, что Санни согласиться, — будто не слыша меня, улыбаясь сказала Роуз.

— Так всё-таки её зовут Санни?

— Да.

— Красивое имя, — Роуз посмотрела на меня, как на идиота.

У неё была странная манера общения, она ярко проявляла эмоции, поэтому по её лицу можно было прочесть момент "Я тебе сейчас врежу".

— Вот тебе адрес. Она живёт у моей подруги. Смотри, узнаю, что обидел её, в общем, сам подумай, что я тебе сделаю. Подумай и помни об этом.

— Спасибо! — счастливый из-за своей удачной встречи с Роуз, сказал я и помчался к машине.

— Беги, "недоизвращенец"! И помни! — кричала мне в след Роуз.

Ездил я по городу уже минут двадцать. Я нашёл все номера, все переулки, но нужного дома так и не было.

— Почему не взял номер телефона Роуз? — злясь на себя, бубнел я проезжая в третий раз по улице, где должен был быть дом Санни.

— И как мне теперь найти её?

Стрелки моих часов сместились к цифре шесть, живот стал требовать еды, ну, а дом я до сих пор не нашёл. Решив поехать перекусить к Фарруху и после продолжить свои поиски, я нажал на педаль газа и завернул за угол, выезжая на Басуэлл-стрит. Подъезжая к заведению, я вдруг заметил знакомую фигуру. Тот же жёлтый комбинезон и то же милое лицо, которое почему-то вновь было нахмуренным. Не успел я среагировать, как эта девушка прыгнула в прибывший автобус. Я находился на противоположной стороне улицы, а сплошная дорожная линия запрещала мне развернуться и поехать вслед уезжающему автобусу.

— Вот блин! — выругался я и поехал вперёд к первому перекрёстку, где смог бы развернуться.

— Давай, давай, давай! — стуча по рулю, ждал я долгожданного зелёного света.

Как только сигнал зажёгся, я быстро рванул с места. Автобус повернул направо с Басуэлл-стрит и я всё ещё надеялся, что смогу его догнать. Однако попав на эту улицу, автобуса я не увидел. Дорога была достаточно загружена транспортом. Впереди всей колонны ехал большой грузовик, закрывающий обзор. Расстроенный и нервный я продолжал двигаться наугад вниз, высматривая свою цель. В моей голове была какая-то путаница. Я вспомнил свою Мятную и сны, в которых мне приходится вот так вот искать её по городу. Я подумал, что не могу найти сейчас Санни с неуловимым автобусом-призраком так же, как и мою любимую. Конечно, между Санни и Мятной нет ничего общего. Просто мысли стали самоироничными. Я горько улыбался сам себе от того, что даже в жизни ищу на улицах Ричмонда девушку, пусть и нелюбимую, но почему-то такую знакомую.

Проехав ещё два квартала, я хотел было развернуться и отложить свои поиски, как тут я замечаю свою цель. Автобус показался из-за широкого грузовика, заворачивая на другую улицу. Теперь у меня были все шансы не упустить его. Я прибавил скорости и стал обгонять впереди едущие машины. Спустя считанные секунды я уже вплотную следовал за ним. Оставалось догнать саму Санни. Я точно знал, что она не сошла, ведь её фигура сидела прямо передо мной на заднем сиденье. На следующей остановке к моему счастью Санни сошла. Я быстро припарковался и помчался за ней.

— Девушка! — прокричал я быстро идущей, Санни.

— Стойте, девушка!

Санни оглянулась и завидев меня, прибавила шаг, почти перейдя на бег. Я быстро шёл за ней по улице, где никого из людей сейчас не было, да и сумерки не играли мне на руку. По двум сторонам дороги расположились жилые дома, облицованные красным кирпичом, дорога была устлана пожухлой листвой и эту улицу я узнал, ведь сегодня тщательно пытался именно здесь отыскать нужный мне дом.

— Девушка, да стойте же вы! — я не хотел сильно пугать её, поэтому держался на небольшом расстоянии.

— Девушка!

— Отстаньте от меня или я вызову полицию! — вскричала напуганная Санни.

— Да вам нечего боятся, я по делу!

— Отстаньте! — вдруг Санни завернула за угол.

Я помчался за ней и едва успел задержать её на крыльце у входной двери в дом.

— Да что вам нужно?! Я закричу!

— Выслушайте меня пожалуйста, Санни, а потом кричите! Ладно?! — девушка повернулась и раскрыла глаза от удивления.

— Как вы меня назвали? — шёпотом спросила она.

— Санни, — я постарался выглядеть максимально дружелюбно и располагающе.

— Откуда вы меня знаете?

Она задержала свой взгляд на моём лице и чем дольше она смотрела на меня, тем растеряннее становился у неё вид. Я не понимал её эмоций и реакции на меня, поэтому первым прервал наши гляделки.

— Я вас увидел вчера в баре "ФБФ". Мне жаль, но я, как и многие, стал свидетелем вашей ссоры с Фаррухом.

— И что? — не понимая, спросила она, отведя грустный взгляд в сторону.

— Я уладил ваш конфликт с Фаррухом. Он часто бывает несдержанным, но он не плохой директор, просто вспыльчивый.

— Спасибо конечно, но я вас не просила, — сделав паузу, Санни продолжила, — я всё равно там больше не появлюсь. И какой бы он хороший директор для вас ни был, но со мной он поступил, как самый настоящий…,в общем, плохо он поступил.

С её стороны было очень мило сдержаться от оскорбления в сторону Фарруха и меня это покорило. Я уважал девушек, которые не выражались, да и сам я не использовал мат в речи.

— Вы знаете, он осознал, что погорячился и он готов вас принять на работу.

— Пфф, молодец, но я не готова! — фыркнув, сказала Санни и повернулась открывать свои двери. Я дотронулся до её плеча и снова обратился:

— Санни, мне правда нужно, чтобы вы там работали. Мне кажется, что и вам будет хорошо. Всё-таки зарплата хорошая, место самое лучшее, к тому же у вас всегда есть возможность уйти.

— Не понимаю, зачем я вам там? Вам не кажется, что всё это странно звучит?

— Я понимаю, что странно, но если вы не согласитесь, то это место займёт другой человек и я так и не смогу приходить в любимый бар. Ну, а раз вы только приехали в Ричмонд, то он ни в коем случае не должен никого обижать, поэтому мне захотелось помочь и вам, и себе.

— Как вы вообще узнали, что я только приехала? — раздражённо спросила девушка.

— Я говорил с вашей мамой. Вы забыли телефон на барной стойке.

— Боже мой, правда что-ли, а я уже думала, что потеряла его насовсем, — радостно сказала Санни и взяла в руки протянутый мной телефон.

Она спрятала гаджет в сумку и подняла свои большие глаза на меня. Мы вновь встретились взглядом и молча рассматривали друг друга.

— Как вас зовут? — нарушила тишину Санни.

— Николас, — ответил я на автомате, продолжая рассматривать её лицо и основательно убеждаться в том, что я точно видел её раньше.

— Неужели бывают такие совпадения, — проговорила Санни, находясь в какой-то растерянности.

— Что вы имеете ввиду?

— Ничего, — с грустью в глазах, отмахнулась от меня эта девушка.

— Скажите мне лучше, чем вам другой человек не подходит?

— Какой человек? — спросил я, позабыв о своих логических доводах и просьбах.

— Человек на месте которого я должна петь.

— Если я скажу, что это личная неприязнь, этого будет достаточно?

— А с чего вы взяли, что я не вызову у вас такую же реакцию?

— Поверьте, вам нужно будет очень постараться, — мы оба улыбнулись.

— Вы не представляете, как нелегко мне было найти вас! Я объездил улицы, я намучался объяснять Роуз, зачем мне нужно найти вас, я даже отказался от тридцати процентной скидки в этом баре, лишь бы вы согласились на эту работу.

— Правда, что-ли? Вы что сумасшедший?! Не могли другую девушку подыскать?!

— Не мог.

— Это ещё почему?

— Потому что Фаррух решил опять отдать все смены другой девушке, которая мне очень не нравится.

— Вы и вправду отказались от тридцати процентной скидки? — недоверчиво посмотрела на меня Санни.

— Чистая! И давай на "ты"?

— Давай, — тихо сказала Санни.

— А можно глупый вопрос?

— Задавай, Николас! Глупее от этого наша беседа уже точно не станет.

— Почему жёлтый?

— Что жёлтый?

— Почему ты носишь жёлтый комбинезон?

Пожав плечами, девушка произнесла слова из-за которых у меня земля ушла из под ног.

— Потому что, цвет солнца — самый добрый цвет, — ответила Санни, голосом Мятной.

Я похолодел, всё тело покрылось мурашками, а руки задрожали. Только сейчас я понял, что её голос был похож на голос Мятной. Я никогда не слышал в живую её голоса, но я слышал его в своей голове и эта фраза, она меня отрезвила. Я не был счастлив, я был напуган.

— Это какой-то розыгрыш, да? — с отчаянной улыбкой спросил я.

— В смысле? Не поняла.

Я не мог выйти из состояния оцепенения. Разве такое возможно? Что это за галлюцинации из будущего.

— Всё нормально? — настороженно спросила меня Санни, а я лишь продолжал смотреть на неё испуганным взглядом.

— Ладно, Николас, я лучше пойду.

— Стой! — ответил я машинально.

— Что ещё?

Я ещё раз посмотрел на неё и, тяжело выдохнув, сказал:

— Завтра к шести приходи в бар на прослушивание, ладно?

— Ладно, — недоверчиво косясь на меня, произнесла Санни.

— Скажи, мы не были раньше знакомы?

— Вряд ли, — пробежалась по мне своим взглядом эта девушка, — я бы запомнила, — на этих словах Санни захлопнула за собой входную дверь, а я побрёл к своей машине, понимая, что мой план провалился в самом начале. Вместо того, чтобы развеять свои сомнения на её счёт, я запутался в своём восприятии основательно…

Мятная веточка 8

POV Николас

Наступило воскресное утро. Вчерашний день выдался сумасшедшим и я сыграл в нём главную роль. Я так надеялся избавиться от удушающих вопросов, но их стало теперь только больше. И на то была причина. Мне впервые приснился сон, в котором я не искал Мятную.

Я проснулся в полном замешательстве, ведь раньше такого не случалось. До сегодняшнего дня мне вообще не снились сны без неё! А если мне не снилась Мятная, значит мне не снилось ничего. Но этой ночью я даже…я даже не вспомнил про неё.

Я был зол. Я был растерян. Ни разу в жизни мне не было так паршиво на душе. Чувство было абсолютно новое, мерзкое, липкое, заполнившее всё тело. Чувство — подлого, самого настоящего предательства. Да, я впервые ощутил себя предателем по отношению к Мятной. Я изменил ей! Я искал Санни…

Прийдя в себя поутру, я испытал ужас и горечь потери. Будто бы у меня отняли дорогого мне человека и больше никогда мне его не вернут. Я не понимал, почему мне приснилась Санни. Почему она зацепила меня тогда в баре? Мне было страшно подумать, что из-за неё я больше никогда не увижу Мятную!

С рождением нового дня, во мне зародилась и ненависть к Санни. Я винил её в том, что она заняла чужое место в моей голове. Я не собирался отдавать и части мыслей, в которых жила моя Мятная, но ничего не мог с этим поделать. Мне казалось, что она без спроса, без моего желания вторглась в нашу жизнь с Мятной.

Уже не первый час я бродил по дому и думал об этом. Я думал, какой была бы моя жизнь, если бы я не знал Мятную? Смог бы я так же сильно полюбить другую женщину? В моей голове не нашлось однозначного ответа на эти вопросы.

Я стоял у окна и смотрел на шторы. Они струились широкими волнами, касаясь деревянного пола. Их плотная тёмная ткань скрывала меня от солнечных лучей. Подойдя к окнам, я получше прикрыл их, запретив настойчивому светилу вход в стены моего укрытия. Я понимал, что могу вновь впасть в депрессию. Мои головные боли, панические атаки и неспокойный сон — клинические спутники этого заболевания.

Конечно, лечиться медикаментозно — последнее, чего я желал бы сейчас, но я не знал, что мне делать! Я понимал, что Санни не виновна ни в чём. Да, она приснилась, но кто виноват? Я? Пускай. Но что мне делать со всем этим? Как научиться жить со своими чувствами? Разлюбить Мятную? Нет, это у меня не получиться. Я пробовал. Пробовал забыть, возненавидеть. Но тщетно! Всё, чего я смог добиться, это сократить её частые визиты во снах. Но и это довело меня до ещё большего помешательства.

Мой лечащий врач называл моё состояние "обсессией", вызванной травмой головы с дальнейшей потерей памяти и назначил препараты в комбинации с психотерапией. Он утверждал, что лечение поможет, что я не первый его пациент с подобным диагнозом. Но он ошибся. Лечение не помогло.

В итоге, я прекратил приём пилюлей и чтобы мне не говорили, но если бы я был действительно болен, если бы я не любил искренне, я бы уже давно был свободен от своих чувств. Психотерапевт называл моё помешательство — обсессией, а я же назову свою обсессию — любовью, которую можно купировать, но которую невозможно излечить. Да, я ненавижу и люблю её, люблю и ненавижу! И мне ничего не остаётся, кроме как смириться. Я прекратил своё лечение от обсессии, приспособился к такой жизни, довольствовался не частыми встречами с Мятной во снах, не теряя надежды однажды её отыскать, но Санни всё нарушила.

С этими мыслями я вошёл на кухню. Набрав холодной воды в старинный чугунный чайник, который несколько лет назад приобрёл на блошином рынке, я зажёг газ на плите, аккуратно поставил тяжёлую посуду на конфорку и стал греть замёрзшие руки у синего огня. Мне всегда нравилось покупать подобные вещи, приводить их в порядок, очищать, шлифовать и знать, что это качественная вещь со своей историей. Грел он воду в два раза дольше обычного, но зато — это раритет, которого сейчас в магазине не купить.

Когда вода наконец закипела, я заварил себе кружку чёрного чая без сахара, сел за стол и стал потягивать карамельного цвета напиток со вкусом бергамота. Мне было всё так же паршиво, как и два, а может и три часа назад. Не помню точно, сколько времени прошло с момента пробуждения. Но сидеть и грузиться, я понимал — не выход. Планов на день было немного, вернее, я планировал навестить маму и вечером попытаться устроить Санни к Фарруху. Правда насчёт последнего я сомневался. Стоит ли мне вообще видеть её опять или лучше забыть и оборвать все связи? Не знаю.

Долго не думая, я решил поехать за́город и, если застану профессора дома, смогу наконец проведать его с супругой. Время было всего десять утра. Желудок отказывался что-либо принять из еды, а зная Миссис Коппельман, мне не удастся отвертеться от её рыбного пирога или лазаньи. Поэтому я быстро оделся, снял ключи от автомобиля с крючка в прихожей и вышел на улицу.

Моя старенькая Хонда с нетерпением ждала, когда же я заведу её далеко не новый, но мощный мотор. Эта машина служила мне доброй службой более семи лет, поэтому в моих мыслях не возникало желания заменить её на свежую модель. Провернув замок зажигания, двор наполнился звуком трехлитрового дизельного двигателя и правильным тяжелым запахом его топлива. Немного дав автомобилю прогреться, я двинулся со двора.

Ехал я уже около тридцати минут. Дорога радовала, машин было мало, воздух бодрил свежим кислородом. Я сразу ощутил его чистоту. И хотя сам жил вдали от городской загазованности, всё же место расположения дома профессора Коппельмана отличалось настоящим канадским воздухом. Я не хотел закрывать окно. Несмотря на то, что лицо немного замёрзло, я продолжал ехать и дышать его холодными, кристально-чистыми потоками.

Наконец приехав, я припарковался возле небольшого, окрашенного в белый цвет, двухэтажного дома. Вокруг него расположился красивый сад с розами. Сколько же их здесь росло! Каждый, проходящий мимо человек, даже самый равнодушный, не мог не остановиться и не посмотреть на палитру живых красок. Этот розовый рай, был делом рук профессора. Миссис Коппельман никогда не трудилась в саду, а вот профессор…

Он часто повторялся:

— Розы, Николас, они, как женщина! Они любят слушать нас. Могут приобрести больше оттенков, если с ними разговаривать, а аромат от нежных слов станет насыщеннее и богаче любого французского парфюма. Видишь, моя Софочка ничуть не изменилась! Такая же красивая, как они! А всё почему? Да потому, что я говорю с ней как с цветочком. Без любви она завянет, как и эти розы, да родная?

Обычно, на подобные слова, Миссис Коппельман отвечала аккуратным поцелуем, но один раз у неё было бойкое настроение, так что её реакция меня обескуражила:

— Я скоро завяну от твоей болтовни, Гаррольд! Иногда нужно дать моим ушам отдохнуть! — я был действительно удивлён.

Ни разу за все годы я не видел, чтобы они ругались. На людях их общение было уважительным, а если возникали трудности, то, как говорил профессор, они всё решали мирным путём, просто обсуждая проблему и ища выход. Неудивительно, что я стоял и не понимал происходящее. Заметив моё замешательство, Миссис Коппельман, решила пояснить:

— Ну вправду, Николас! Я ценю каждый комплимент или внимание, но его-то слова́ не всегда обо мне. Как заведется читать свои лекции! Вон, говорит своё предисловие про розы, а сам не дождётся, как бы перейти к своим речам. И он не студентам, а мне их читает! Да я уже должна получить диплом об окончании ординатуры за все прослушанные часы!

— Софочка, дорогая, не злись! Я сейчас Николасу почитаю и тебе не буду докучать своими скучными докладами. — отвечал профессор.

Он сделал такое провинившееся лицо, что Миссис Коппельман не сдержалась и проговорила:

— Ладно, читай свои доклады, только возьму свою сумочку для вязания. Но не забывай время от времени делать мне комплименты.

— Как скажешь, моя розочка! — произнёс это профессор и тихо прошептал:

— Софочка злиться из-за того, что ей не дают почётную медаль "жены профессора".

— А разве такие есть награды? — спросил я.

— Вообще-то нет, но наша соседка из России, показала медаль своей мамы. А мама её была женой офицера. Моя Софочка как узнала, так всё время стала говорить за медаль.

— Я всё слышу, Гарольд! — наигранно-грозным голосом донеслось из кухни.-

И да, мне хочется! Хочется… — сделав короткую паузу, женщина продолжила. — Если бы кто-то знал сколько труда стоит быть женой профессора! Он вечно занят, всегда готов всем помочь, дополнительно пояснить, подтянуть, подготовить лекции, к тому же сам постоянно читает книги, а я должна довольствоваться малым, чем останется. Я уже молчу о том, когда к нему приходят молоденькие студентки. Глядишь и украдут моего Гарю! — я умилялся от того, что они до сих пор так общаются. Так здорово было видеть ревность жены, когда мужу почти семьдесят.

— Ну, ну, дорогая! Да хоть всех студенток Ричмонда собери, никто не сравнится с тобой.

Так они и общались. Мне же было уютно и спокойно наблюдать за ними. И я точно знал, что сегодняшний визит в их дом обязательно поднимет моё плохое настроение.

— Николас, дорогой! — открывая двери, радостно произнёс профессор. Мы обнялись. — Как я рад, что ты приехал к нам!

— Здравствуйте, профессор! Я тоже очень рад вас видеть! Простите, что без предупреждения.

— Ты знаешь, что для тебя наши двери всегда открыты. Так что не говори глупостей!

— Спасибо, для меня ценно это, профессор.

— Софочка, к нам Николас приехал! — прокричал он вглубь дома.

— Заходите! Скоро моя лазанья будет готова.

Богатый аромат блюда ощущался ещё на улице. Мне не доводилось пробовать более вкусную лазанью. Миссис Коппельман готовила её просто превосходно.

Профессор провёл меня в красивую гостиную, где стояли два кресла, диван, фортепиано и конечно же книжный стеллаж. Я сел в кресло, а он расположился рядом на мягком диване.

— Я очень рад, что ты приехал к нам, Николас! — профессор одарил меня радостной улыбкой.

— Я тоже очень рад! Вы же знаете… — не успел я закончить, как профессор перебил меня и сказал нахмурившись:

— Я особенно рад тому, что мы накормим тебя лазаньей. Мне совершенно не нравится твой внешний вид! Ты какой-то бледный и похудел. У тебя все хорошо, мой мальчик? — вглядываясь в лицо, спросил он.

— Не волнуйтесь, профессор. Просто, в последнее время работы прибавилось, у меня отличный проект намечается. Вернее, мы с Джерри уже через месяц должны приступить к нему.

— Да? Интересно, что за проект?

Я рассказал профессору Гарольду о яхте "Карибиан 22", поведав её историю. Рассказал о том, что если смогу хорошо продать её на аукционе, то наконец начну реставрировать свой "Сон".

— Так у меня есть знакомые бизнесмены! — воодушевился профессор. — Очень богатые люди. Скорее всего, кто-нибудь из них заинтересуется твоим проектом.

— Буду признателен. Лишними они уж точно не будут.

— Но учитывай, что мы с Софочкой первые на очереди опробовать твою яхту.

— Конечно, по-другому и быть не может.

— Софочка, — профессор позвал супругу, которая шумела чем-то металлическим на кухне, скорее всего противенем, — нас Николас скоро отвезет в кругосветку!

— Что бы у тебя ревматизм разыгрался? Ну нет уж, максимум у берегов Ванкувера пройдёмся. — войдя с серьёзным видом в гостиную, произнесла женщина. — Мужчины, хватит болтать! Моем руки и к столу!

Мы пошли с профессором выполнять указания этой Миссис, перечить которой уж точно не стоило. К тому же я и сам к большому удивлению почувствовал лёгкий голод и был готов насладиться небольшим кусочком вкуснейшего блюда.

— Николас, как ты спишь?

— Нормально, спасибо. — спокойно произнёс я, понимая к чему он клонит.

Эта тема не поднималась у нас очень давно.

— Ты наверное не понял. Я не про естественный сон. — он сделал паузу, а я всё так же мыл руки, хотя они давно были чистыми.

— Николас, — спокойным низким голосом снова обратился ко мне профессор, — я знаю тебя столько лет и вижу по взгляду, что это никак не работа вымотала тебя. Ты всё ещё мучаешся снами о той девушке? — я выключил воду и задумался, как бы получше ответить.

Профессор стоял в дверном проёме и смотрел на меня встревоженным взглядом. Я вытер белым махровым полотенцем руки и посмотрел на него.

— Да. — совершенно непринужденно ответил я.

Я понимал, что нет смысла скрывать свои чувства. Понимал я и то, что скорее всего профессор не сможет мне чем-то помочь, но всё же надеялся.

— Ты продолжаешь пить таблетки, сынок?

— Мне не нужны они! Я не болен! — произнёс я слишком громко. — Простите, профессор, просто врач был полным кретином, раз назвал мою любовь обсессией!

Повисло молчание. Целых пол года мы не заводили этого разговора. Меня накрыли переживания и я понял, что хочу выговориться человеку, который сейчас стоит передо мной и который волнуется за меня, как отец.

— Я не болен. — повторил я. — Я просто люблю. — в его глазах читалось сочувствие. — Профессор, я тоже так думал, я пытался убедить себя, что это просто болезнь, я считал, что лечение поможет. Но я далек от психического расстройства. Мне не помогло лечение, а значит нечего лечить… Всё что я заработал, так это вагон побочных эффектов, из-за которых мне меньше снилась она, но всё равно снилась! Понимаете?!

— Сынок, что я могу ответить. — печально произнёс он. — Я не знаю, правда! Все мои докторские диссертации, все знания бесполезны сейчас. Я вижу как ты страдаешь, а что-то посоветовать не могу, и… — он замолчал. — Ну нельзя жить всю жизнь нереальной девушкой! Ты так никогда и не станешь счастлив! — разнервничался он.

— Я счастлив, профессор. Правда счастлив! — говорил я слова, в которые сам мало верил. — У меня есть вы, есть друзья, есть любимое дело, есть мечта, есть любящая мама. Несправедливо по отношению к другим быть полностью счастливым. Значит так надо. Как было сказано в одном старом фильме, "Недостойно вкушать одни радости".

— Смотри поменьше фильмов, мой мальчик! — нервно произнёс профессор. — Радости неправильно вкушать тем, кто их недостоин, а ты достоин любви и на Земле есть живая девушка, которая достойна получить эту любовь от тебя! Я могу сказать только одно, "Клин клином вышибает!" Тебе надо влюбиться. Вот увидишь, как только ты встретишь по-настоящему хорошую девушку, ты забудешь её. В твоих снах появится живой человек, поутру которого ты сможешь обнять.

Профессор произнёс свою речь на одном дыхании, но для меня это звучало так же нереально, как для него моя Мятная.

— И не прекращай посещать врача! — настоятельно добавил он. — Если надо, я подыщу другого психотерапевта. Может он сможет тебе оказать более практическую помощь!

Я ничего не ответил, просто кивнул головой. Я понимал, что скорее всего мне ничего не поможет. За все годы ничего не поменялось и сейчас вряд ли измениться. Я привык так любить. Но чтобы успокоить профессора, я сказал:

— Возможно вы правы и однажды я смогу полюбить настоящую девушку. — говорил я это быстро, чтобы не запнуться и не показать, что я не верю в эти слова.

— Эх, — вздохнул профессор и похлопал меня по плечу.

Слишком часто в последнее время ко мне стали проявлять этот жест сочувствия и мне он определённо не нравился. Меньше всего мне хотелось ощущать жалость к себе.

— Пойдём к столу, не то Софочка нам не простит, если лазанья остынет. А это, я уверяю, будет похуже, чем твоя проблема. — я улыбнулся на этой фразе и был рад окончанию разговора.

К полудню я покинул дом профессора. В машине играл Depeche Mode, а за окном густые тучи закрыли ясность неба. Мой путь лежал к дому мамы. Я очень соскучился за ней. Две недели мне не удавалось навестить её и я был рад тому, что смогу пробыть у неё до вечера. По дороге я заехал в цветочный и купил её любимые орхидеи. Никто никогда не дарил маме срезанных цветов. Все наши знакомые и друзья знали, что для неё они были мертвы и преподносить их стоило лишь на похороны.

Всю дорогу я думал о нашем разговоре с профессором и понимал, что совет его хорош, но вряд ли осуществим. Ещё я вспомнил взгляд Миссис Коппельман. Прощаясь, она обняла меня и, отстранившись, посмотрела в мои глаза с таким сочувствием, будто мне оставалось жить месяц. Из-за их реакции внутренне мне снова стало паршиво. Я погрузился в себя и принялся искать выход, которого все семнадцать лет никак не мог найти.

***

POV автор

Пожилая леди закрыла дверь и, повернувшись к мужу, посмотрела встревоженным взглядом.

— Не прошли? Он всё так же помешан на этом сне? — мужчина кивнул. — Гарольд, ты должен помочь мальчику! Он так скоро в психушке окажется. Поговори с Генри, пусть поставит его на учёт какой-то, я не знаю! Ну может хоть что-то посоветует.

— Поговорю, обязательно. — вздыхая произнёс мужчина. — Бедный Николас, он так мучается.

— Я волнуюсь за него, как за собственного сына. И куда его мать только смотрит?

— Я уверен, что она не меньше нашего волнуется и уверен, что она столь же бессильна. Он взрослый мужчина и пока сам не поймёт, не осознает всю серьезность проблемы, не сможет её побороть.

— Да, наверное… — грустно произнесла женщина.

— Софочка, а как ты поняла, что он всё ещё помешан на ней?

— Подслушала. — стыдливо опустила глаза женщина.

— Ты мой Штирлиц. — нежно обнял супругу мужчина. — Бери свой набор для вязания, будешь слушать мои новые доклады.

— Слушаюсь, профессор! — по военному произнесла его Софочка и скрылась в комнате, ища свои спицы.

***

POV Николас

— Мама, я подъезжаю, через пять минут буду у тебя.

— Николас, почему не предупредил, что приедешь? Я бы испекла твой любимый пирог. — слышится волнение и недовольство в мамином голосе.

— Не волнуйся об этом, пожалуйста. Я купил маленький торт. Просто поставь чайник и достань заварку. — постарался успокоить я маму.

Завернув на улицу, где находился мой второй дом, я сразу ощутил спокойствие. Ничто так не влияло на меня, как этот район с его сказочными пейзажами. Я всегда считал, что это одна из самых красивых улиц города Ричмонд, но в особенности весной, когда воздух ещё пахнет морозом, а смелые первоцветы уже показывают свои разноцветные шапочки крокусов, подснежников и пролесков и разукрашивают собой черную студёную землю в палисадниках у соседей. С юности лет, ходя изо дня в день вдоль этих благоухающих клумб, невозможно было не полюбить кисло-сладкий аромат гиацинтов и тюльпанов. Наверное поэтому моим хобби теперь является высадка цветов и ухаживание за садом.

— Привет, мам! — поприветствовал я маму, обнимая её хрупкое тело.

— Проходи, родной!

Мы зашли в маленькую уютную кухню. Я сел на мягкий стул и стал наблюдать за аккуратными движениями маминых рук. Вода как раз закипела и она стала медленно наливать тонкой струйкой кипяток в фарфоровый чайничек. Едва уловимый аромат разных трав стал доносится до меня, но запах ванили быстро перебил его. Ваниль — это то, чем пахло моё детсво и мамин дом.

— Ты что-то похудел. —смотря на меня обеспокоенным взглядом, сказала мама. — Мне это не нравиться.

— Со мной всё хорошо. — отмахнулся я.

— Нееет, — всматриваясь мне в лицо, произнесла она, — мне абсолютно не нравится твоя бледность. Давайка для начала ты поешь пасту с овощами, а потом уже торт с чаем.

— Мам, не волнуйся, со мной всё в порядке! Тем более, я только что от профессора. Миссис Коппельман угостила лазаньей, я не голоден. — мама недоверчиво слушала мои слова.

— Ладно, но домой с собой возьмёшь пасту.

— Хорошо, с удовольствием.

Я допивал уже не первую чашку чая. За это время мы с мамой обсудили все её новости. Я узнал, что теперь с ней по соседству живёт молодая семейная пара. Они недавно переехали из Оттавы в Ричмонд, решив рожать в Ванкувере и ростить ребёнка в нашем маленьком уютном городке. Большие города — большие возможности, и такие же большие неудобства. Как минимум, они отнимают в разы больше времени и сил, а с маленьким ребёнком и того, и другого всегда не хватает. И конечно же я был рад тому, что наконец соседний дом перестанет пустовать. Всё таки, мне так будет спокойнее. Конечно мама расспросила и за мою работу. Мне удалось ещё раз воодушевиться моим проектом. Я рассказал о поездке к профессору и как только я начал говорить о них с Миссис Коппельман, во мне сразу проснулось чувство тревоги. Я до сих пор видел этот встревоженный взгляд и слышал взволнованные слова.

— На днях ко мне приходила Миссис Кромби. Приводила с собой внуков.

Ну вот, раз тема затронута за внуков, значит я с уверенностью могу прогнозировать дальнейший разговор.

— Замечательно! Как её внуки? Не устала с ними возиться? Они же у неё гиперактивные.

— Николас, я справлюсь с любым даже "мегаактивным" ребёнком. Но мне бы хотелось няньчить своих. Тебе четвёртый десяток, Николас. Я волнуюсь, разве ты никак не можешь встретить достойную девушку?

— Достойную? Ты не первая, кто говорит мне это сегодня.

— А кто ещё?

— Да это неважно.

— В любом случае тот, кто тебе это говорил был прав. Я надеюсь, ты не торопишься жениться не из-за этой твоей фантазии?!

— Будут у тебя внуки!

— Смотри, Николас, я запомнила эти слова. — я улыбнулся на эту явную угрозы со стороны матери.

О своём сне я не говорил с мамой из-за того, что она слишком остро реагировала. В последнюю нашу беседу у неё даже началась истерика. Я не мог понять причины, но она плакала так долго, что я разнервничался ни на шутку. Что бы успокоить её, мне пришлось пообещать, что я найду себе реальную девушку. Но не сдержал своего обещания.

— Настоящая любовь может развиться только к настоящему человеку.

— А если чувства сильны к тому, кого ещё не видел в живую, то значит это не любовь?

— Значит это помешательство, болезнь, расстройство, не знаю как ещё это назвать, но точно не любовь! — мама произнесла это очень холодно, как судебный приговор.

— Ты уверена, что в моём окружении никогда никого не было со светлыми волосами?

— Почему же, были, одноклассники, кажется Джеральд, вы ещё с ним на шахматы в школе ходили.

— Я про девочек, — серьёзно сказал я.

— Николас, ты был застенчивым мальчиком и не дружил с девочками до аварии. — мама запнулась на последнем слове. Вздохнув, она продолжила, — лишь после, ты стал более общительным. Перестал стесняться что-ли. Ну это нормально, учитывая возраст.

— Ясно, — сказал разочарованно я. — Могла бы ты найти мой альбом со школьными фотографиями?

— Конечно. Сейчас?

— Нет, я возьму с собой. Хочу дома полистать. А вообще, все фотографии дай мне пожалуйста. Вспомню детство, которое забыл. — мама ответила лёгким кивком головы.

— Николас, сынок, я не знаю, кто тебе снился и почему. Но я знаю, что ты лишаешь себя счастья. Откинь все мысли, найди реальную девушку, женись на ней. Вот увидишь, со временем и любовь придёт, и ты забудешь всех, кто мешает тебе быть счастливым.

— Ок, мам, — сказал я просто, на автомате.

После этого мы больше не касались темы любви и говорили о чём угодно, только не о любви. Время близилось к шести. В последний момент я всё-таки решил поехать к Фарруху. Я же обещал быть там, столько всего предпринял, стольких людей задействовал и не хотел теперь бросать всё на половине пути.

— Береги себя, сынок! Помни, я волнуюсь за тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Просто доверься мне и ты обретёшь лучшую жизнь с лучшей девушкой. — я ничего не ответил, просто обнял свою маленькую худенькую маму и покинул её тёплый дом.

На город опустились сумерки. Часы показывали без пяти минут шесть. Опаздывать мне не хотелось, поэтому, чтобы сократить путь, я решил завернуть на улицу, где жила Санни. Ехал я быстро и мои глаза случайно заметили девушку, тёмный силуэт которой был очень похож на Санни. Сбавив скорость, я присмотрелся и окончательно убедился, что это она и есть. Двигалась она нервно и торопливо, а я улыбнулся тому, что она опять опаздывает.

— Санни! — окликнул я её. — Садись!

Девушка обернулась и, присмотревшись, стала приближаться к машине.

— Привет, Николас! — одарила она меня своей улыбкой.

— Привет! — сказал я и в очередной раз убедился, что её голос в точности схож с голосом Мятной.

Сейчас, правда, меня это не шокировало. Я нашёл для себя убедительное утешение, что в мире можно встретить похожих друг на друга людей, со схожими чертами лица и даже поведением. Поэтому схожесть голоса это случайное совпадение. Однако меня волновало больше — мое внутреннее странное ощущение, какая-то необъяснимая тяга и постоянное чувство дежавю рядом с Санни.

— Николас? — окликнула меня эта девушка.

Я поднял на неё взгляд и заметил, что сегодня на ней не висел жёлтый комбинезон. Вместо этого кошмара из моего сна, она была одета в джинсы, кеды, черную водолазку под горло и жёлтую куртку. Вся эта одежда отлично подчеркивала её фигуру. Я впервые обратил внимание, что у Санни отличная фигура, с тонкой талией и ровными ногами. Мне было не понятно зачем ей прятать свои достоинства под балахонистой одеждой ввиде комбинезонов.

— Прости! Ты отлично выглядишь! — нашёл я лучший ответ для своей затянувшейся паузы.

— Спасибо! — смущённо улыбаясь, ответила Санни.

— Прыгай в машину, мы сейчас точно опоздаем к Фарруху!

— К какому Фарруху? — удивилась она, а с ней удивился и я. — Прости, но у меня деловая встреча, иду на собеседование в крупную компанию, на должность администратора. — деловито заявила она.

— Как? Мы же договорились, ты же обещала… — я не понимал. — Ты будешь петь или… — не успел я договорить, как она стала махать руками и сказала:

— Хм, нет, прости, но пение точно больше не моё, буду развиваться в административной сфере. Тем более мне сказали, что я уникальна и что меня ждёт большой успех.

Я направил взгляд вперёд на дорогу. Но спустя несколько секунд, Санни стала громко смеяться.

— Прости, Николас, это шутка! Правда, не ожидала, что получится так. Ты так искренне расстроился, что я решила немного тебя помучить. Прости ещё раз, глупо конечно, розыгрыши не моё, раз смешно только мне, — я выдохнул.

Санни посмотрела на меня и ещё раз извинилась, засмеявшись. Я невольно улыбнулся в ответ её смеху.

— На самом деле, розыгрыш — это твоё.

— Ты так думаешь? Разве тебе было смешно?

— Сейчас смешно. К тому же в розыгрыше главное убедить человека в чём-то и не засмеяться раньше времени. У тебя это отлично вышло.

— Ну спасибо!

— Поехали уже! Время много. Фаррух не вынесет нашего опоздания. Уверен, он уже сидит и считает минуты.

Санни быстро села в машину и я почти сорвался с места, так как времени совсем не оставалось.

— Намасте, Фаррух! — поприветствовал я как обычно угрюмого индийца. — Мы вовремя.

— Шесть ноль одна, Николас, не вовремя! Учтите, у меня сегодня скверное настроение!

— Нам удалось избежать бури. — тихо прошептал я Санни, которая стояла напряжённо, видимо, всё ещё испытывая злость к индийцу.

— Значит так, милочка! — Фаррух начал заводить свой монолог, несмотря в нашу с Санни сторону. — Только по своей щедрости и милости я проявлю к тебе жалость и приму тебя на испытательный срок.

Я остановил Санни, которая двинулась всем телом вперёд, после слов Фарруха о жалости. Да я и сам еле сдержался от желания спустить на землю его заносчивую натуру.

— Не обращай внимания, он болеет.

— Чем? — прошептала в ответ Санни.

— Точно не знаю, но чем-то он явно болеет. — Санни подавила смех.

Своими переговорами мы пропустили всё, что так важно объяснял нам Фаррух.

— Ты поняла меня, милочка? — Санни замешкалась. Я быстро ответил за неё.

— Да-да, мы всё поняли.

— Вот и хорошо, а сейчас ты выйдешь на сцену и продемонстрируешь нам свой голос, деточка.

— Я что-то волнуюсь. — проговорила тихо Санни.

— Не волнуйся, уверен, что у тебя всё получится.

Санни сняла свою куртку, положила её на стул возле меня и осторожно поднялась на сцену. Я заметил как её руки немного дрожали. Теперь и я стал волноваться вместе с ней. Не отрывая взгляда, я следил за каждым её движением. Она медленно села за пианино, протёрла махровой тряпочкой слева направо музыкальную клавиатуру. Этот жест мне показался таким знакомым, но Джоузи никогда так не делала. Замерев на мгновение с закрытыми глазами, Санни несколько раз глубоко вдохнула и так же, не открывая глаз, начала играть первые аккорды. Знакомые звуки песни "Crazy" Charls Barkley стали заполнять собой каждый уголок бара. Я расслабился. Но как только зазвучал её голос, я и вовсе забыл обо всём, растворившись в её тембре. Я влюбился в этот голос с первых спетых ею слов. Это было чудесно! Никогда ещё живое пение не вызывало во мне такой реакции! Мурашки пробежали от пальцев ног, до макушки головы, снова вызывая во мне чувство дежавю. Я хотел бы слушать и слушать её пение. По виду Санни было понятно, что она успокоилась и теперь получает наслаждение от того, что делает. Она забылась в песне, а с ней забылся и я. Но к моему сожалению это мгновение длилось недолго. Песня закончилась и я снова вернулся на землю. Открыв глаза, я увидел рядом с собой довольное лицо Фарруха.

— Николас, поздравляю тебя, ты не зря лишился скидки. — сказал он это и поднялся к Санни.

Ещё десять минут назад Фаррух источал один негатив и недовольство, сейчас же его лицо отражало близкую эмоцию к доброте. Он что-то сказал Санни, она кивнула в ответ и они вместе довольные стали спускаться. Санни была совсем невысокого роста, а находясь рядом с толстым индийцем, создавала образ миниатюрной статуэтки. На глаз я бы сказал, что её рост был приблизительно метр шестьдесят.

— Ну, Николас, можешь быть спокоен! Я принята, — довольно улыбаясь, произнесла Санни.

— Я и не сомневался. Ты просто подтвердила мою уверенность своим шикарным голосом.

— Ой, ну вот только не ври, — отмахнулась она.

— Ну, ладно, разве что чуть-чуть. Но голос у тебя правда, — я пытался подобрать нужное слово, но всё что смог выразить это, — я не слышал пения лучше!

— Опять врешь.

— Я говорю правду, Санни, — произнёс я серьезно, смотря в большие глаза девушки.

Санни быстро отвела свой взгляд в сторону, явно смутившись. Мне понравилась эта её эмоция, сопровождаемая лекгим румянецем на щеках. Не первый раз она смущается при мне и я прихожу к выводу, что это самое милое смущение, которое я когда-либо видел. Однако мои приятные наблюдения были прерваны. Фаррух позвал Санни к себе в кабинет и когда я остался один, я будто бы протрезвел. Я вспомнил, что должен был злиться на Санни. Я вспомнил, что должен был попытаться заглушить свои непонятные чувства к ней, разгадать причину её появления в моих снах, а не наоборот, сидеть и умиляться её смущению. И я вновь почувствовал себя предателем по отношению к моей Мятной. Мне стало так отвратительно от самого себя, что как только Санни ушла, я встал и незамедлительно покинул бар.

Я вышел на улицу. Погода резко изменилась. Поднялся сильный ветер. Он беспощадно бил по моему лицу своим холодом. Я простоял пару минут и так и не смог смириться с мыслью, что Санни придется идти домой одной, пешком, ночью, в такую непогоду.

— Что же ты никак не отстанешь от меня?! — прорычал я сам себе.

— Кто? — послышалось за моей спиной.

Повернувшись, я увидел Санни. Она стояла с лёгкой улыбкой на лице. Такая знакомая и такая неизвестная:

— Хостес сказала, что ты…

Она что-то ещё говорила, но я не слушал её. Я просто смотрел в её глаза и медленно, не отдавая себе отчёта, шаг за шагом стал приближаться к ней. Когда же я оказался совсем близко, ощущая тепло исходящее от её тела, она замолчала. А я просто смотрел. Её лицо, её глаза, её волосы, длинные ресницы, брови. Она такая красивая. Я смотрел на неё и злился на себя, но отступать мне не хотелось. Она действовала на меня странно, притягивала к себе и дурманила без вина мой разум. Я слышал, как она сбивчиво дышит. Я слышал стук своего сердца. И я пытался услышать свой рассудок, но он молчал.

— Кто ты такая? — зло прошипел я.

— Я не понимаю тебя, Николас, — прошептала она.

Я смотрел на неё и смотрел, а Санни продолжала стоять напротив меня неподвижно и смело. Она просто впечаталась в меня своим цепким взглядом и так же как я, смотрела в мои глаза. Мне захотелось коснуться её лица. Это было сильное желание, схожее с жаждой или голодом. Оно возникло спонтанно, но совершенно осознанно и я сделал это. Я дотронулся почти невесомо, задев контуры её подбородка, но тут же как ошпаренный, опустил свою руку. Необъяснимое чувство страха завладело мной, но я продолжал смотреть на Санни.

— Почему мне кажется, что я знаю тебя всю свою жизнь?

— Не знаю, — растеряно ответила девушка.

— Прости, — сказал я и резко отвернулся от неё. — Не знаю, что на меня нашло.

Не прошло и нескольких секунд, как я услышал звук удаляющихся шагов. Санни быстро уходила в другом направлении. Я пошёл к своей машине, завёл её и поехал за ней.

— Я отвезу тебя домой, — поровнявшись с Санни, сказал я.

— Ты сам себя вообще слышишь? — нервно проговорила она, так и не остановившись.

— Что не так?

— То ты так, то ты сяк. Я тебя не понимаю! — вскинув руки вверх, сказала девушка. — Ты странно себя ведёшь и вообще, может ты маньяк какой-то! — она прибавила скорость своему шагу.

— Поверь, маньяку наплевать, заболеешь ты восполнением лёгких или нет.

Санни смешно выглядела, когда злилась, но меня в данный момент это не зацепило.

— Санни, сядь в машину, я довезу тебя домой и больше не потревожу, — уже более мягко сказал я, хотя у меня было желание оставить её здесь и уехать.

Я видел, как она колеблется. В добавок к ледяному ветру, пошёл противный мелкий дождь. Санни вся продрогла и наконец сдалась.

В машине мы ехали, почти не разговаривая. Лишь иногда девушка тихо подпевала песням Depeche Mode, а я незаметно поглядывал на её силуэт. Моя тяга к ней была загадкой для меня, но я не хотел больше иметь загадок в своей жизни, поэтому я принял решение. Я сделаю вид, будто мы вообще никогда не встречались с Санни. Возможно, в ближайшее время, я смогу убедиться в том, что это просто вселенская случайность или злая шутка моего мозга.

— Доброй ночи, Николас! — грустно произнесла девушка и вышла из машины.

— Пока, Санни!

Она покинула мой автомобиль такой грустной, что мне стало не по себе. Я уже начал корить себя за все мои выходки, слова и мысли. Но я не был намерен уступать своим чувствам и пренебрегать решением. Так что, как только она вошла в дом, я рванул с места, надеясь оставить Санни и её появление в моей жизни позади горячих следов от покрышек.

Мятная веточка 9

POV Николас

Две недели я никуда не выезжал из дома, даже в магазин за продуктами. Съестных припасов было достаточно, аппетита мало, поэтому всё идеально сошлось. Ко всему моему одиночеству добавилось молчаливое настроение Джерри. Мы оба работали в три пота и почти не разговаривали, разве что по рабочим вопросам. С одной стороны меня это радовало. Я заметил, что снова испытываю ни с того ни с сего сильное чувство раздражения. Даже обычные разговоры стали напрягать. Но с другой стороны я беспокоился. Ведь, если Джерри молчит, значит дело плохо. А вот узнать в чём собственно проблема, мне пока так и не удалось.

Время приблизилось к вечеру субботы. Рабочий день давно подошёл к концу, но по нашему виду было и так понятно, что нам не до отдыха. Тяжёлый труд оказался лучшим помощником в борьбе с навязчивыми мыслями. Я зажёг освещение на улице. Большой уличный фонарь был покрыт конденсатом из-за влажности воздуха. Свежесть вечера очень бодрила, но стоило немного замедлить темп работы, как по телу волной пробегали мурашки, начиная свой путь от кончиков пальцев, заканчивая обветренным лицом. В этой атмосфере мы молча продолжили шлифовать деревянные детали яхты. Уже завтра нам нужно их вскрыть лаком и установить в отреставрированной посудине.

— Вот зараза! — выругался Джерр.

— Что случилось? — спросил я.

— Вот! — вскричал он.

Я подошёл ближе и увидел выемку в детали там, где её не должно быть.

— Как так вышло? Ты наверно просто искривил угол. — спокойно констатировал я.

— Я похож на криворукого, Николас?!

— Нет, но оставь инструмент в покое, он не причём! — сказал я другу, который с силой бросил шлифовальную машинку на землю.

Джерри посмотрел на меня как-то задумчиво, затем развернулся и пошёл в сторону сосновой рощи. Я последовал за ним. Он нервно стряхивал с себя опилки и что-то причитал.

— Джерр, что происходит?

— Ты о чём? — изображая нервное непонимание, спросил он.

— О тебе. Что происходит? — выжидающе повторил я.

Кажется было самое время снова поднять, волнующий меня вопрос. Джерри молча перевёл взгляд с улицы на небо. Я тоже в него уставился. Первые звёзды давно затерялись среди своей мириады братьев. Облаков не было, сумерки прошли, поэтому, как любила говорить моя мама, небесное одеяло, опять зажглось тысячью огоньков.

— Ты счастлив? — как-то неожиданно для себя я услышал этот вопрос.

— А ты? — решил я избежать ответа.

— Не знаю. Я думал, что счастлив.

Я молчал. Мне было очень не по себе слышать, что Джерри сомневается в своём счастье. Он почти никогда не грустил. Считал, что нужно жить так, будто завтра не наступит. И так и жил! Этот человек являлся для меня генератором счастья и вот теперь он стоит, потерянный в этом мире, а рядом с ним стою, не менее потерянный я, который толком ничего не может ответить.

— Что изменилось, Джерр? — наконец, выдавил я из себя хоть что-нибудь.

— В том-то и дело! — сказал он и стал ходить из стороны в сторону, а я просто не понимал, что с ним твориться и как помочь.

— Мне казалось, что ты счастлив. — Джерри посмотрел на меня грустным взглядом.

— Я тоже так думал, братан.

— Джерр, — сказал я и на секунду замолчал, подбирая слова, — у тебя есть работа, любимая тачка, дом, родные живы, сумасшедший друг рядом, чтоб скучно не было, почему бы тебе уже не быть счастливым?! Да у твоего порога выстроиться очередь из людей, желающих иметь хотя бы половину того, что у тебя есть! — я закончил последнюю фразу и ждал, что Джерри скажет хоть слово, но он молчал.

— Джерри, чего тебе не хватает для счастья? Ты думал об этом?

— Да! Я не могу больше спать с девушками! — отчаянно выпалил он. Я же опешил от такого заявления Джерри, но в то же время получил облегчение, так как думал, что проблемы у него куда серьезнее. Поэтому выдохнув, мне захотелось пошутить:

— В смысле не можешь? Для проблем с потенцией кажется рановато. Хотя может у тебя сахарный диабет развился? Я читал, что сахар влияет на…

— Николас, у тебя совсем дело плохо с головой, да? — перебил меня Джерри, смотря на меня, как на идиота.

— Я просто предполагаю. — улыбаясь, ответил я.

— Хреново ты предполагаешь. Кроме импотенции ничего в голову не пришло?

— Есть ещё один вариант, но о нём я даже боюсь подумать.

— Не понял?

— Скажи мне честно, Джерри, тебя больше не привлекают девушки? Скажи и не томи мою душу!

— Скажи мне честно, Николас, ты что-то принимаешь? Не томи душу поделись уже с другом.

— Джерри, я рад, что ты продолжаешь практиковаться в сарказме. — посмеялся я. — Ну, а если серьёзно, в чём причина?

— Не знаю. — Джерри ответил как-то неуверенно, поэтому я посчитал нужным повторить вопрос.

— Совсем не знаешь?

Джерри совершенно не умел врать. Любая капля сомнения могла выдать его с потрохами, и этот неуверенный ответ и выдал. Но я решил, что не буду его больше допрашивать.

— Ты понимаешь, — начал Джерри, не заставив меня долго мучаться в догадках, — во мне что-то случилось, перевернулось, я не хочу больше спать с…с потаскухами. — Джерри хотел сказать более грубое выражение, но использовал лишь это слово, скривившись на последней фразе.

— Раньше ты их так не называл. — хмыкнул я. — Как ты говорил, "всё прекрасные барышни были рождены для утех Джерри".

— Раньше я и не считал эти утехи праздными. Я потерял во всём этом смысл. Всё что раньше было мне дорого, моим "я" стало теперь ненавистным мне.

— Может тебе просто пора уже найти одну девушку и с ней строить свою жизнь и свой смысл?

Джерри ничего не отвечал, видимо сама эта мысль для него была дикой.

— А знаешь что, — с энтузиазмом сказал я, — может тебе просто стоит отдохнуть? Развеяться. Мне кажется мы с тобой заработались.

— Дааа… — протяжно и задумчиво произнес он. — Давай сегодня же пойдем в "ФБФ", мне нужно выпить, не то я тронусь!

— В "ФБФ"? Ну, не знаю.

— А что так? Ты же так старался устроить ту девчёнку, а теперь не бежишь к ней в бар?

— Не знаю, — я задумался.

Две недели прошло с того момента, как я не видел Санни. За это время она ни разу не снилась мне и я не вспоминал о ней. Поэтому думаю, что если я схожу в бар и встречу её, ничего не изменится.

— Давай закончим сейчас с этими деталями, нам буквально полчаса нужно, и дуем в бар. Будем приводить тебя в чувства. Ок?

— Ну наконец, одна здравая мысль прозвучала сегодня. — сказал Джерр и поплёлся исправлять свой косяк.

Уже через час мы сидели в "ФБФ" за барной стойкой и медленно потягивали пиво. В баре было мало народу, но уже через час здесь не хватит сидячих мест, поэтому, мы пересели за наш любимый столик. В данный момент в его тёмном углу было комфортно не только мне, но и Джерри. Он откинулся на кожанную спинку кресла.

— Чтобы я делал без бухла, Николас? — с дурацкой улыбкой протянул он.

По выражению его лица, я понял, что Джерри уже захмелел.

— Не нёс бы пьяного бреда. — ответил я, сделав большой глоток любимого нефильтрованного.

— Может алкогольные пары развеют мои стенания, излечат бедную душу и найдут покой моим смешанным мыслям? Ты про этот бред, Николас? — спросил меня Джерри, на что я лишь хмыкнул.

— Как видишь, тебе и пить не надо. Ты несёшь этот бред по жизни. — довольный своим подколом произнёс Джерр.

— Да ты сегодня в ударе, перлы так и сыпешь. — мне с трудом удалось подавить смех. — Хотя лучше уж слушать твои тупые шуточки, чем видеть тебя молчаливым.

— А это не шутка, Николас! Я просто показал тебе "тебя же" со стороны.

Меня всегда веселило то, каким я выгляжу для Джерри. И пусть он смеётся над романтикой в общем, я уверен, что как только он влюбиться, у меня появится шанс отыграться по полной. Влюбляясь, все превращаются в романтиков и Джерри не станет исключением, просто пока ещё он об этом не догадывается.

— Поверь, пародия — не твоё.

— Ну, не скажи! — улыбнулся Джерри.

— Вот придёт Мэдис и спросим у неё. — не успокаивался я.

— Мэдис?! Ты что пригласил её? — с еле заметным напряжением в голосе, удивился Джерри.

— Да, пригласил к одиннадцати. Ты не против?

— Да нет. — отхлебнув пива, равнодушно произнёс он.

— Мне давно нужно было извиниться перед ней. По телефону как-то не то. К тому же почти три недели прошло с той неприятной встречи.

— Угу… — находясь где-то явно не со мной, задумчиво протянул друг.

В то время пока мы разговаривали с Джерри, на сцену поднялась Санни. Я не сразу заметил её миниатюрную фигуру, но как только она запела, весь мой взор оказался в её стороне. Она выглядела очень нежно в вязаном свитере голубого цвета и джинсах. Её ноги были обуты в бежевые туфли на плоской подошве, а светлые волнистые локоны волос едва касались шеи. В приглушённом свете прожектора, её образ был схож с каким-то сказочным существом, маленьким, красивым и загадочным. Однако, как бы славно она не выглядела, сейчас меня волновало нечто другое, а именно моя собственная реакция на её пение. Я закрыл глаза и ощутил полное спокойствие. с юж Спокойствие, которого катастрофически не хватало в последнее время. Мне было как никогда хорошо сидеть в этом баре, пить пиво, отдыхать с Джерри и наслаждаться отличным женским пением.

— Это она? — спросил Джерри.

Я хотел было ответить ему, но Санни запела новую песню, текст которой я знал наизусть. Трек Depeche Mode "Heaven" уже сам по себе вызывал у меня мурашки, но теперь их было так много, что сами волосы на макушке встали дыбом. До этого момента я считал, что никто никогда не сможет спеть песни Depeche Mode лучше, чем сами Depeche Mode. Однако я ошибался. Санни возродила эту песню для меня и я слушал её будто впервые.

— Ты слышишь? — не открывая глаз, спросил я Джерри.

— Слышу "что"?

— Слышишь этот голос, как она поёт?

— Нууу, поёт нормально. — ответил Джерри, вовсе не разделяя моего восторга.

— Нормально?! Да я лучше пения в жизни не слышал!

Я снова закрыл глаза и стал подпевать вместе с ней.

— Это та девушка, да? — вновь отвлёк меня этим вопросом Джерр.

— Да, Джерри, это та девушка. Неужели тебе и вправду не кажется её пение самым прекрасным из всего, что ты когда-либо слышал?! — не унимался я.

— Я так и знал! Всё ждал, когда сам скажешь! — просиял довольный друг.

— Скажу "что"? — не совсем понял я смену его настроения.

— Что тебе понравилась реальная девушка! — ответил он и с силой стукнул бокалом пива о стол. — А она ничего так! Не в моём вкусе правда, но оно и к лучшему, не буду заглядываться на твою подружку.

— То есть, если бы она была в твоём вкусе, ты бы заглядывался на подружку своего лучшего друга? — мне захотелось разобраться в этом новом факте нашей дружбы.

— Нет, ты что, ты не так понял. — стал отмахиваться Джерри.

— Я понял всё верно, поэтому, если у меня появится девушка, я не смогу её доверить тебе, это факт.

— Николас, ты сам знаешь, что это не так! И самое главное поверь, я буду держаться подальше от твоей возлюбленной, лишь бы не мчатся к тебе поутру и не видеть тебя невменяемым романтичным психопатом.

— Ладно, проехали. Скажи мне лучше с чего ты взял, что мне понравилась Санни?

— Какой нормальный человек станет мотаться по городу в поисках непонятно какой девушки, только ради того, чтобы помочь ей?

— Во-первых искал я для взаимопомощи. Она мне помогла избавиться от Джоузи, а я устроил её в новой стране на работу. Видишь, все довольны. — закончил я и развёл руками по сторонам на последней фразе.

— Ты лишился скидки и это взаимопомощь?! Не кажется ли тебе, что с меньшим трудном можно было найти другую девушку, при этом сохранить скидку?

— Тогда бы это не была взаимопомощь. И откуда ты знаешь про скидку? — удивился я.

— Фаррух сказал. И это была бы взаимопомощь. Ты бы помог другой девушке с работой.

— Джерри, Фаррух сказал, что его устраивает Джоузи и что она продолжит работать без выходных, но только по вечерам, поэтому мне пришлось найти аргумент, от которого не смог бы отказаться жадный индиец. Скидка стала решающим фактором. Так что выдохни уже, мне никто не нравится!

— Ну ты и даёшь, братан! Не перестаю тебе удивляться, разве оно того стоило?!

— Стоило, Джерри, стоило! Просто послушай её и поймёшь, что за подобный голос можно не только скидку отдать.

— Николас, она поёт обычно. Не фальшиво, мило, но обычно. Единственная причина твоей реакции на её голос — это то, что она тебе нравится, признай уже это в конце концов!

— Ты думаешь, что я стал бы скрывать свои чувства?! Ты, который знает, что я люблю Мятную? Джерр, серьезно?! — друг разочарованно фыркнул.

— Да, Николас, я надеялся.

Он допил последний глоток уже четвёртого бокала пива и вышел в туалет. Как только он отошел, со мной сбоку кто-то поздоровался.

— Привет, Николас! — я повернул голову и увидел, как всегда шикарно одетую Мэдис.

— О, Мэдисон! Присаживайся! — указал я рукой на свободное место.

Она стояла с лёгкой улыбкой на лице, в облегающем коротком платье фиолетового цвета. Её длинные ноги смотрелись ещё более вызывающе в кожаных чёрных ботфортах, которые были усыпаны стразами и притягивали к себе даже самый незаинтересованный взгляд. Не мог я не заметить, как оживились мужчины за соседним столиком, явно найдя отличную тему для разговора. Они стали слишком смело пялиться в нашу сторону и меня это стало напрягать. Медис создавала впечатление уверенной в себе девушки. Она не была лишена ума, естественной красоты и являлась идеалом для современных мужчин. Однако ещё ни одному мужчине не удалось до сих пор покорить её сердца. Для меня же она всегда будет оставаться подругой, которую я люблю как младшую сестру.

— Отлично выглядишь! — мне захотелось сделать ей комплимент и разрядить обстановку.

— Очень мило с твоей стороны! Я запомню эти слова.

— Тебе разве не хватает комплиментов по жизни?

Я заметил, как она нервничала. Её руки не переставали теребить маленькую сумочку, свисающую с худенького плеча, а глаза, глаза отражали грусть.

Мне стало не по себе. Я впервые видел её такой и то, что скорее всего я был причиной её грусти, делало ситуацию ещё хуже.

Мэдис села в кресло напротив, лёгким движением руки собрала длинные темные волосы и откинула их себе назад за спину.

— Хватает, но от тебя их слышать приятнее всего. — наконец она ответила на мой вопрос, рассматривая меня своими темными глазами. Я пытался понять её поведение. Она вела себя очень странно. Она смотрела на меня иначе, не так как всегда, не как друг. Я потянулся взять меню со стола, проигнорировав её пронзительный взгляд.

— Что будешь пить?

— Чего-то покрепче.

— Чего именно?

— Пожалуй, отвёртка будет самое то. — со вздохом произнесла Мэдис и наконец отвела глаза в сторону.

— А из закусок?

— Ничего не хочу, Николас.

— Отвёртку в сухую?

— Поверь мне, за последнюю неделю мой организм привык. Он и малыша Джека воспринял всухую.

— Серьезно? Виски и не закусывая? — Мэдисон кивнула. — Видишь мужиков? — указала она как раз на тот столик, за которым уже успели заметить и обсудить её формы.

— Вижу.

— Я смогу перепить их всех. — с гордостью произнесла она.

— Что-то новенькое. Не узнаю прежнюю Мэдис. — я пытался как-то разрядить обстановку, но становилось только хуже. Между нами повисла тишина. Она теребила свою сумочку, не поднимая своей головы. Вздохнув и всё так же не поднимая своей головы Мэдис выпалила:

— А может это и хорошо, что не узнаешь Николас? Может стоит начать всё заново? Без этой дружбы, по другому.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты и вправду не понимаешь Николас?! — смеясь спросила Мэдис. Теперь она смотрела чётко на меня и мне показалось, что она уже была выпившая.

— Что я должен понять, Мэдис? — спросил я, надеясь услышать что угодно, кроме слов любви. Я боялся подумать, что Мэдис может полюбить меня.

— Что я люблю тебя, дурак!

— Нет. — прошептал я.

— Да, Николас! Да. Я так давно люблю тебя, а ты вообще не замечаешь этого. — срываясь на крик сказала она.

— Что? — произнёс подошедший к нам Джерри. Его лицо перекосило от шока.

— Мне очень жаль, Мэдис. — я не успел больше ничего сказать, как она подскачила с места и побежала.

— Мэдис стой! Подожди. — Джерри остановил меня, схватив за руку.

— Я думаю, её лучше сейчас не трогать. Тем более тебе ведь нечем её утешить.

— Она любит меня, Джерри, а я даже не замечал. Как так?

— Сам знаешь.

— А ты?

— Что я? — удивлённо вскинул бровь Джерри.

— Ты знал, что она любит?

— Нет. — отстраненно ответил он.

— Вот как. — сказал я.

Мы молчали. Я не мог понять, как я мог быть таким слепым?! Как я мог не замечать ничего?! Как Мэдисон могла в меня влюбиться?!

— Я не хочу делать ей больно.

— Ты уже.

— Знаю.

— Почему так происходит всё в жизни?

— Что именно?

— Любовь. Почему она постоянно промахивается со своим выбором? Почему мы влюбляемся в тех, кто влюблён не в нас? Почему, Николас?

— Не знаю, Джерри. — сказал я, допив последний глоток пива.

— Неужели я пол жизни избегал это чувство для того, чтобы вновь его возненавидеть?!

— В смысле, Джерри?

— Я люблю её, Николас!

— Кого? — ошарашенно спросил я друга.

— Мэдисон.

— Вот это поворот, — потирая лицо руками, сказал я. — И давно?

— Сам не пойму. Но это не меняет факта.

— Да.

— Нет, Николас, не никакого "да"! Есть одно слово "НЕ". Она не любит меня, она не хочет меня, она не будет со мной.

— Никогда не говори "НЕ", — устало произнёс я.

— Не могу. А знаешь почему?

— Почему?

— Да потому что она любит тебя, неадекватного психопата. — тыча в меня стеклянным полупустым бокалом, Джерри обижанно процедил каждое слово.

— Во-первых перестань в меня тыкать этим бокалом, пожалуйста. — отойдя от друга, сказал я. Джерри был слишком пьян и адекватного разговора у нас точно не выйдет.

— А ещё что? — огрызнулся Джерри.

— Обсудим с тобой всё завтра, на трезвую голову. Договорились?

— Да пошёл ты, Николас! Ничего с тобой выяснять я не буду!

Я смотрел в спину уходящему и обиженному Джерри и пытался понять, как это всё могло произойти и почему я был так слеп.

Выпив двойную порцию виски, я ждал, когда мне бармен повторит мой заказ. Возвращаясь на своё место, неся в руках своё виски, я отшил двух пьяных девушек и от усталости откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза. Я почувствовал, что проваливаюсь в сон, однако тут же вернулся в реальность. Сквозь голос поющей Санни мне послышался другой голос. Он принадлежал Мятной. Открыв глаза, мое пьяное нечёткое зрение увидело Её в конце барной стойки. Это была Она. Её силуэт и её смех. Они были точно Её!

"Похоже приятель, тебе будет лишним этот стакан." — подумалось мне. Я проморгался, протер глаза и когда вновь их открыл, её уже не было.

Не желая слушать внутренний голос, я выпиваю залпом алкоголь, обжигающий горло изнутри, прикрываю глаза и окончательно проваливаюсь в сон, забыв про Мэдис, про Санни, про голод, про всё, кроме Её силуэта, который приследует меня уже даже наяву…

Мятная веточка 10

POV Николас

Миллион раз я представлял себе их нежность. Миллион! Представлял, как целу́ю их ненасытно и жадно. Каждую ночь мечтал ощутить их тепло и мягкость на своих губах, рисовал их контуры в своей голове и столько же раз умолял её позволить их коснуться… И вот теперь, сегодня, сейчас, она наконец мне это позволила!!! Да, она позволила поцеловать себя и я целую её губы. Такие горячие, живые и мои губы! Целу́ю их со всей страстью, стараясь наверстать упущенные годы. Я дышу с ней одним воздухом и уже забыл, каково это дышать одному. Забыл и не хочу вспоминать! А запах её волос. Ох, этот запах! Её волосы как всегда пахнут мятой и я не перестаю пьянеть от него. Но как только я стараюсь прижать её ближе к себе, обнять её маленькое воздушное тело, она исчезает…Я не успел насладиться этим коротким мгновением, как она вновь исчезает!

— Стой, стой, стой!!! — кричу, сжавшимися лёгкими, задыхаясь в своей пустоте.

— Отпусти меня, Николас! Ты слышишь?! Сейчас же! — где-то вдалеке, мне послышался её голос.

Я цепляюсь руками за темноту, в надежде, что мне удастся её оттуда вернуть.

— Да отпусти ты меня наконец! — сильный удар из этой же темноты пришелся мне прямо в грудь, от чего я резко открыл глаза и стал кашлять.

Перед моим лицом предстала напуганная Санни, которая упиралась своими руками мне в грудь. Я ослабил хватку, всё ещё не понимая, что происходит.

— А где она, куда она делась?! — пошатнувшись, я поднялся на ватные ноги и принялся искать её по сторонам.

— Ты о чём?

— Девушка, она бы…была, я слышал. Нет, не может быть…

— Кроме меня, здесь никого не было. Ещё не протрезвел, да?! — смотря на меня, как на сумасшедшего, спросила Санни.

— Я целовал ее! — со всей злостью я стукнул руками по столу и обессиленно рухнул обратно в кресло.

— Эй, успокойся! — шагая назад, сказала Санни.

Как только я увидел испуганные глаза девушки, сразу опомнился и даже немного протрезвел.

— Прости, пожалуйста! Прости, я не хотел тебя напугать. — я закрыл глаза и опустил свой подбородок вниз на грудь, из которого выпрыгивало встревоженное сердце.

Выпитое мной виски всё ещё затуманивало разум, оно отлично сейчас посмеялось над ним. Однако, я точно понял, что никого не было, я понял, что не целовал её, я понял всё, но просто не хотел в это верить. Чувствую, как сильная печаль стала давить меня изнутри, беспощадно душить, забирая последние силы.

— С тобой всё в порядке? — спросила обеспокоенно Санни.

— Да, Санни, со мной всё в полном порядке, если только не учитывать того факта, что я, скорее всего, насильно поцеловал тебя. — подняв голову, я уставился прямо на неё.

— Всё нормально. Ничего ужасного не произошло, просто в следующий раз не буду подходить так близко к пьяным мужикам. — пожав плечами, она постаралась отшутиться, но я даже не смог улыбнуться в ответ.

Мы молчали. Санни смотрела на меня. Пристально. Она явно смущалась, но всё равно продолжала свои исследования, бегая глазами по моему лицу. Отведя на секунду взгляд, она заговорила:

— Можно задать нескромный вопрос?

— Задавай. — равнодушно ответил я.

— Кого ты надеялся сейчас увидеть? — тихо спросила Санни.

— Мою любимую.

— А как же. Ты не волнуйся, я ей не скажу ничего про это недоразумение.

— Прости, что?

— Говорю, мне жаль, что на её месте оказалась я. И не волнуйся, я ей ничего не скажу про это. — она произнесла эти слова совсем тихо и продо́лжила внимательно рассматривать моё лицо.

— А у тебя и не получиться это, Санни.

— Это угроза?

— Нет, ты что. Просто вы с ней вряд ли когда-нибудь встретитесь.

— А, ясно, — опустив глаза вниз проговорила Санни.

Я же в ответ смотрел на неё, продолжая думать о своём поцелуе.

— Ты мне очень напоминаешь одного человека. Знаешь, его тоже звали Николасом, — нарушила тишину Санни.

— И где же этот Николас? — спросил я.

Теперь мне стал понятен её пристальный взгляд. Она и в первую нашу встречу слишком часто поглядывала на меня, но я не придал этому значения.

— Он умер. — тихо произнесла она и замолчала.

— Прости, — сочувственно сказал я, — мне очень жаль.

Санни печально вздохнула.

— Я очень за ним скучаю. Сложно, когда рядом нет близкого человека.

— Кем он был для тебя? — она посмотрела мне в глаза и сказала:

— Моим лучшим другом и первой любовью, — на её лице появилась вымученная гримаса, которая без слов могла пояснить всю глубину её горя.

Мы сидели с ней, как два потерянных пса, сидели и скулили по своим хозяевам. Я думал, какого это иметь друга и любимого человека в одном лице. Должно быть — это так здорово! Любовь к женщине, которая в первую очередь твой настоящий друг, наверняка нерушима и прочна, как пла́тина, даже в самые трудные моменты жизни.

Мне вспомнились далёкие зимние вечера, когда мама болела бронхитом. Сильный кашель лишил её сна и тогда она попросила меня почитать ей Писание. Сколько себя помню, мама читала Библию ежедневно, но церковь не посещала. Считала, что приблизиться к Богу можно и без людских посредников, которые часто сами заблуждаются в учениях, а порой даже намеренно искажают истины, подстраивая их под себя и свою выгоду. И по сей день она не поменяла своего мнения. Конечно, на тот момент мне было не сложно выполнить её просьбу, но понять смысл прочитанного оказалось непросто. Единственный стих, который я запомнил тогда, был как раз о дружбе. Именно сейчас он пришёл ко мне в голову и убедил в верном выводе о любви к женщине, которая в первую очередь — твой лучший друг.

"Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастья".

Этим всё сказано. Настоящий друг никогда не бросит в беде, настоящий друг не станет врать, настоящий друг не даст упасть, а послужит опорой, настоящий друг — это уверенность в будущем, это надёжность, это преданность. И когда такой друг — любовь всей твоей жизни…Что может быть желаннее? Просто нет смысла создавать отношения, изначально считая своим другом, кого-то другого, но не свою половинку. А если такая любовь связывала того Николаса и рядом сидящую со мной Санни? Какими невыносимыми должны быть её горе и боль утраты?

— Ты всё ещё любишь его?

— Да, Николас, люблю и с каждым днём сильнее. До сих пор я не встретила никого похожего на него, — она выглядела очень поникшей, мне даже показалось, что вместе с выбившейся прядкой волос, она убрала слезу, которая сбегала по краю её овального лица. В этот момент я посчитал себя настоящим идиотом.

— Прости, не стоило мне лезть со своими вопросами.

— Вовсе нет, я же сама затеяла этот разговор. — я благодарно кивнул ей, услышав, как она шморгнула носом

— Этот Николас был хорошим парнем, жаль что мы с ним не знакомы.

Мы замолчали. Каждый сидел в своих мыслях. Санни украдкой поглядывала на меня, а я делал вид, что не вижу, не лишая её такого удовольствия.

— А, можно?… — не договорив свой вопрос, она резко замолчала.

— Можно что? — всё же поинтересовался я.

— Да, так, глупость. — отмахнулась она, явно сдерживая себя от того, чтобы не сказать эту глупость.

— Ну, Санни, давай, спроси свою глупость. У нас ведь с тобой сегодня именно такой вечер.

— Вечер глупостей? — вскинув бровью, улыбнулась она.

Я был рад, что она улыбнулась. Куда приятнее наблюдать улыбку своего собеседника, чем страдать и за себя, и за него.

— Я бы хотела звать тебя Колей, как звала моего Николаса, глупо правда? — выпалила она, и стала мило отмахиваться руками, явно смущаясь.

Я же совершенно не ожидал подобного вопроса, поэтому даже впал в ступор на несколько секунд. В голове пронесся лишь один вопрос "Как?".

— Прости, это, не знаю с чего мне это пришло в голову. — стала суетиться она в своих извинениях.

— Можно. — сказал я, выйдя из ступора.

— А? — вопросительно посмотрела на меня девушка, своими большими миндалевиднымиглазами.

— Можно, Санни, — улыбаясь, ей в ответ, сказал я, всматриваясь в её глаза. Её взгляд казался родным и уютным. Я смотрел и мне становилось спокойно.

— Можно, — улыбнувшись, повторила она. Она встала, прервав наш "вечер глупостей" и направилась куда-то вглубь бара. Спустя минуту она вернулась с ведром и шваброй в руках. Долго не мучаясь, она ловко выкрутила ворс швабры и быстро стала возить им по сцене.

— Ты что делаешь? — удивился я, крикнув так, чтобы она услышала.

— Это действие зовут "уборкой", Коля. — сказала она, явно улыбаясь тому, что наш вечер продолжает состоять из глупых вопросов и просьб.

— Ничего себе, впервые о таком слышу, — я поддержал её шутку и получил в ответ лёгкий женский смешок. — Так всё-таки? — не унимался я.

— Я взяла дополнительную работу, после закрытия, мою полы и протираю тут всё. Наша уборщица попала в больницу и её не будет месяц, а мне не помешает дополнительный заработок, Коля. — сделав акцент на последнем слове, довольно произнесла она.

— Ты теперь всегда будешь звать меня Колей?

— Да, Коля. — радостно ответила она.

— Ясно, Санни. Тогда я лучше пойду, не буду мешать.

— Доброй ночи, Коля. — улыбнувшись, крикнула она мне в ответ.

— Доброй, Санни, и прости ещё раз за ту сцену.

— Ничего. — она остановилась и посмотрела издали на меня. — Береги себя! — сказала она искренне и не упомянула своего "Коля".

— А где же твоё любимое "Коля"?

— Думала, пощадить твоё терпение, ну да ладно, Коля. — ещё раз одарив меня своей улыбкой, она продолжила свою работу.

Я улыбнулся этому и пошёл к выходу, вновь погружаясь в свои далеко не трезвые мысли.

В стенах своего дома мне удалось очутиться лишь в три утра. Не раздеваясь, прямо в одежде я завалился в гостиной на диван. Заснул сразу, быстро, без задних ног. Моя долгая прогулка по ночному Ричмонду, вымотала в конец, заставив протрезветь и запастись кучей вопросов. Но главным, оставался вопрос "Разве может быть столько совпадений?"

***

— Открывай, наркоман, дурь привезли!

"Идиот" — первое, что пришло мне в голову. С тяжестью оторвав свои отяжелевшие после ви́ски веки, я быстро нашел глазами настенные часы. Стрелки показывали цифру одиннадцать. Утро встретило меня головной болью и порцией раздражения, которое только усиливалось, ведь мой раздражитель не переставал звонить в домофон и кричать свою идиотскую фразу.

Со злостью открываю двери и вижу опухшую от алкоголя физиономию друга, который стоит и лыбиться тому факту, что уже успел выбесить меня. Я ничуть не удивлён видеть его с улыбкой на лице, после нашей вчерашней ссоры. Джерри не умеет таить обиду, хотя доля сомнения во мне зародилась, ведь это касалось его чувств к Мэдисон.

— Пацан, сколько раз мне просить тебя не орать так на всю улицу? — я специально сказал слово пацан, потому что Джерри это жутко раздражало.

— Я не пацан! — огрызнулся в ответ он.

— А я не наркоман! Но если бы и был им, Миссис Шнайдер не обязательно знать об этом!

— А меня она прикалывает. — продолжает он стоять и лыбиться, как кретин.

— В следующий раз сам будешь прикалываться и с ней, и с полицией. Поверь мне, вспомнишь всё, и меня, и свой протеин в пакетике, и наркомана. — говорил я достаточно жестко.

— Ладно, обломщик, — пробубнел под нос себе Джерри.

— Проходи уже! — сказал я, всё-таки не сдержав улыбки.

— Ты улыбнулся.

— Это оскал.

— Ну согласись, это же смешно?

— Соглашусь, но один раз пошутишь не в то время и влетит тебе от меня, как, — я задумался на секунду, — как младшему брату.

— Уо, уо, уо, у нас всего лишь год разница, так что теоретически я не на столько младше тебя.

— А я и не имел ввиду возраст. Что будешь пить? — мы общались сейчас так, как будто вчера ничего не произошло и меня это радовало. Я рад, что наша дружба не дала трещину.

— Есть холодное пиво? Я сдохну, если не выпью чего-то.

— Похмелиться хочешь или снова нажрешься?

— Куда там! — скривился друг. — Я не буду пить ближайший месяц!

Пока я доставал из холодильника нам по бутылочке, Джерри поднялся на второй этаж. Оттуда открывался прекрасный вид на пролив Джорджии. Сегодня Ричмонд порадовал безоблачным, но холодным днём и поэтому утреннее небо приобрело все оттенки голубого, растворяясь в воде.

— Красиво, не правда ли? — сказал я другу, поставив наши бутылки на письменном столе.

— Что такое любовь? — смотря далеко в окно, спросил Джерр.

— Я даже не знаю как тебе в двух словах объяснить. Знаешь, главный признак — это твоя крыша. Она едет по полной, когда не можешь быть с той, из-за которой и едет эта самая крыша. И вот тут круг замкнулся.

— Философ ты, Николас.

— Колей, теперь зови меня Колей.

— С чего вдруг?

— Просто. Скажи, ты хоть помнишь, как добрался вчера домой?

— На такси.

— Хорошо.

— Я хотел извинится, бро. Я наговорил вчера лишнего. Это всё пиво с виски и моя крыша, которая едет из-за, сам знаешь из-за кого.

— Всё нормально. Проехали. — мы стукнулись горлышками наших бутылок и сделали по глотку пива.

— Ник, я не знаю, действительно ли я что-то к…к…

— К Мэдис. — назвал я наконец её имя, видя как ему нелегко даже поимени её называть.

— Да, к ней. Не знаю, что испытываю, но понимаю, что я схожу с ума из-за этого нового чувства.

— А как же Веро́ника? Ты же любил её. Разве ты забыл те чувства.

— Не произноси имя этой потаскухи. Тем более мне было тогда семнадцать и я думаю, что там было больше гормонов, чем чувств, — я хмыкнул.

— Ты понимаешь, мне стало не по себе, когда она заплакала по телефону из-за тебя. Я знаю её три года, но впервые она взбаламутила во мне всё.

Он замолчал, мы оба молчали. Стало так тихо, что было слышно как взрываются пузырьки пива в бутылках.

— Джерр, жизнь такая сложная штука. Её нужно облегчить как только возможно. Если любишь кого-то, люби; не любишь, не люби. Как понять любишь или нет, думаю только ты сам сможешь это сделать. Сердце подскажет. Главное — не упустить свою любовь. Потому что, если упустишь, вот тогда тебе будет совсем тошно. Никакой алкоголь, работа, хобби, бег не помогут. Я точно знаю о чём говорю.

— Знаю, что знаешь.

— Я думаю, Джерри, что это не мимолётное увлечение. Ты знаком с Мэдисон давно. Твоё чувство сильное и настоящее и оно побуждает тебя к действию. Ты перестал спать со всеми подряд, ты потерял покой, ты стал другим и это с тобой сделала она.

— Меня это и пугает. Я планировал оставаться холостяком до гроба, колесить по Северной и Южной Америке на мотыке и на нём же и умереть в обнимку с какой-нибудь Мэрседес из Бразилии, которую я знаю всего один день.

— Тут нечего боятся, ты справишься. И что плохого умереть в обнимку не с Мэрседес, а с Мэдис, своей женой на том же мотоцикле, в той же Бразилии?

— Эй, а вот этого не надо, свадьба, жена, дети и весь этот кошмар уж точно меня обойдет стороной.

— Ха, заценил, смешная шутка, Джерри, — "самообман — удел страха" добавил я про себя.

— Я не шучу Николас, я уверен, что никогда не женюсь и уж тем более не рожу детей. Но ты забываешь об одном, она любит тебя и даже если бы я хотел жениться, вряд ли бы удалось её уговорить.

— Послушай, она скоро меня забудет, а ты выступишь в роли утешителя. Она же не захочет вечно любить безответно. Тем более ты просто не пытался её заполучить. Приложи все усилия, побольше уверенности, комплементов и внимания. Скоро все наладиться, вот увидишь.

— Ладно, хатит обо мне, устал я от этого всего. Ты лучше скажи мне, что это?

— Блокнот.

— Твои стихи?

— Да.

— Для миссис Шнайдер. — уграя бровями улыбается он.

— Для неё самой. — подыгрываю я.

— "Ваши морщинки

ваши сединки

моя наркомания

я в вашем внимании" — находу срифмовал Джерри и я не смог сдержать смеха.

— Не пиши только стихи Мэдис, ладно.

— Да у меня талант. На ходу сочинить, я второй Эминем.

— Ну да. — смеялся я.

— Не против, я полистаю?

— Поздно спрашивать.

Он стал перелистывать страницы моего блокнота. Писал я давно, сколько себя помню. Джерри об этом не знал, а я и не рассказывал ему просто потому, что не видел смысла об этом говорить. В блокноте были стихи, какие-то цитаты и главное сны. Я записывал сны с тем, чтобы не упустить какой-то детали, которая могла бы дать ответ на мой самый важный вопрос:

"Почему я люблю Мятную? Как её найти?".

— "Не по-силам забыть твоего силуэта

Он вот тут вот,

В груди!

Навечно!

Будь со мной рядом,

Хотя бы во снах-

Они бесконечны…" — Джерри прочёл с выражением, явно переигрывая с эмоциями. Я улыбнулся этой картине.

— Твои строчки?

— Да. — равнодушно ответил я.

— Ну ты даёшь. Красиво конечно, но не думаешь, что пора принять какие-то таблетки?

— Посмотрим, как ты запоешь. — пророческим взглядом указал я горлышком бутылки на Джерри. — Лёд тронулся, Джерри, тронулся и твои чувства к Мэдис, — я сделал паузу, пытаясь подобрать слова, — в общем, однажды и ты станешь романтиком.

— Я и романтика. Да никогда! — самоуверенно отмахнулся Джерри.

— Посмотрим! — я продолжал убедительно говорить своё посмотрим, явно выводя Джерри.

— Замолчи Николас, накаркаешь ещё! — я не выдержал и засмеялся, заметив неподдельное волнение Джерри.

— Не волнуйся, никто ещё из-за романтики не умер.

— Значит я буду первый.

На этом мы закончили все разговоры о любви и всю оставшуюся часть дня провели за работой.

Мятная веточка 11

POV автор

— Санни А́ртура Джонс! До сих пор не укладывается в моей голове, как?! Ну как ты могла переехать в Ричмонд и не сказать об этом своей лучшей подруге?!

Красивая загорелая девушка, с длинными волосами, цвета клинового сиропа, нервно натягивала на себя домашние шорты и недовольно поглядывала на свою подругу.

— Джесс, ну прости пожалуйста! Я же недалеко уехала. К тому же ты была в медовом месяце. Зачем мне было тебя отвлекать своими незначительными передвижениями через границу?

— Незначительными?! Да когда я умоляла тебя поехать со мной в такую "незначительную" в кавычках поездку, ты что, а?! Сказала, что такие дали не для тебя! — девушка почти кричала из-за горящего чувства обиды.

Джесс и вправду сильно огорчилась, когда она, приехав на день раньше и решив сделать неожиданный сюрприз подруге, просто не застала её дома. Как же она была удивлена и раздосадована, узнав о том, что Санни уже больше месяца живёт пусть и в ближнем, но как никак зарубежье! Долго не думая, в порыве эмоционального коктейля, состоящего по большей части из обиды и негодования, Джесс решила сделать Санни другой сюрприз. Спустя каких-нибудь три часа, она уже стояла на пороге подруги, встретив её не заокеанскими подарками, а чемоданами претензий и вопросов.

— Сама же знаешь, что тогда я не могла поехать. Да и сейчас, спустя месяц, я всё ещё дёргаюсь из-за звонков от мамы. Джесс, ну? Ну не сердись пожалуйста. Ты здесь, я здесь. Ты должна простить меня, к тому же я не скрывала, а просто не сказала. Простишь?

— Попробуешь так будущему мужу сказать, посмотрим как он отреагирует на твоё "я не скрывала, а просто не сказала". — кривляясь проговорила девушка.

— Хорошо, что ты не мой муж. — с виноватым выражением лица, попыталась пошутить Санни.

— Я хуже, Санни! Я недовольная и обиженная подруга, а недовольная и обиженная подруга — страшнее ревнивого мужа.

— Не скажи, Джесс. Просто ты не знаешь, что это такое. — отмахнулась Санни.

— Мой Гер ещё как ревнует! Один раз, мы чуть было не поссорились из-за того, что я согласилась на танец с бывшим одноклассником. Он конечно ещё в школе был очень симпатичным и года́ ему пошли только на пользу, но это не меняет сути дела. — деловито произнесла Джесс.

— Я об этом и говорю, — в подтверждение своим словам Санни развела по сторонам руки и добавила, — если бы твой Гер был ревнивым, ты бы побоялась лишний раз посмотреть в сторону одноклассника, не говоря уже о танцах. Джесс, ты бы даже побоялась мне сейчас говорить о своих наблюдениях его мужской красоты и о том, как ему года пошли на пользу! Поверь мне, я знаю такие кадры, которые за километры чуют взгляды своих жен и слышат даже то, о чём они не говорили с подругами на девичнике. Они даже убедят бедняжку жену признаться в том, чего не было и долго извиняться за несуществующий повод для ревности. — Санни спокойно закончила свой убедительный монолог и уставилась на подругу.

— Где ты понабралась этих страшилок? — Джесс метнула на подругу сердитый взгляд, но ничего более возразить так и не смогла, ведь её муж действительно был очень уравновешенным мужчиной, да и были они знакомы с ним ещё со школьной скамьи, поэтому все сцены ревности успели перерасти, а чувство любви развить до того уровня, когда не требуется намеренно давать или выдумывать поводы для ревности, лишь бы проверить крепость отношений.

— Джесс, ну хватит дуться, пожалуйста! — аккуратно сложив свои руки на груди и скрестив между собой красивые длинные музыкальные пальцы, Санни стала умоляющим взглядом искать глаза подруги.

— Может я всё-таки смогу загладить свою вину и, возможно, однажды, ты простишь меня со всем великодушием. Ведь у тебя большое великодушное сердце, Джесс, а? Простишь? Простишь? Ну простиииии! — протянула девушка.

Санни видела, что подруга уже готова сдаться под натиском её извинений и максимально страдальческого вида. К тому же она знала, что Джесс просто физически не сможет долго держать в себе негативные эмоции и как только даст им волю, сразу отойдёт, навсегда забыв о проблеме.

— Джесс, ну покричи на меня, выпусти пар и прости уже наконец.

— Покричи. — фыркнула Джесс. — Ты свои глаза вообще в зеркале видела? — серьёзно спросила Джесс.

— А что с ними не так? — не понимая, спросила Санни.

— У тебя глаза, как у спаниеля. Я не кричать хочу, а плакать. Жалкий вид. — скривилась Джесс.

К этому моменту Джесс уже окончательно оттаяла от своего негодования и поэтому, не выдержав так долго носить образ обиженной, сказала:

— Ладно, иди сюда, обниму тебя наконец!

Джесс сидела на кровати со вздёрнутым носиком, и, раскрыв руки, гордо ждала объятий от Санни, за которой очень сильно соскучилась и на которую больше не хотела обижаться.

— Обожаю тебя, Джесс, — улыбаясь, сказала Санни и кинулась щекотать подругу.

— Люблю тебя за твоё великодушное сердце.

— Отпусти! Ха-ха-ха! Отпусти! Я сейчас великодушно тебе врежу пяткой. Хвааатииит! — сквозь слёзы смеха, кричала девушка.

— Всё, всё, перестала! — Санни отпрянула от подруги на безопасное расстояние.

— Ну погоди! — Джесс встала с кровати и направилась с грозным видом к Санни, поправляя по дороге съехавшую майку и задравшиеся выше некуда короткие шорты.

— Джесс, Джесс, стой… — Санни пыталась успокоить подругу, пятясь назад с вытянутыми перед собой руками и сдерживаясь от смеха.

Девушка знала, что лучше не смеяться над грозной Джесс, но удержаться от подобного рефлекса — весьма трудная задача, особенно когда перед тобой стоит подруга с взлохмаченными волосами, в домашней мини-пижаме, которая к тому же перекрутилась и теперь слегка оголяет одну грудь.

— Что значит "стой"? Не знаю такого слова.

— А знаешь, что значит "поправь майку"? — Санни убежала в кухню и наконец дала волю рвущемуся наружу смеху.

— Вот блин! — смеясь, сказала Джесс. — Я всё слышу! Смейся, смейся!

— А у меня есть твои любимые шоколадные кексы и ещё кучу вкусняшек! — Санни негромко крикнула, так, чтобы подруга могла услышать и принялась максимально вкусно шуршать пакетами.

Она надеялась задобрить Джесс и знала, что, скорее всего, та долго не заставит себя ждать, поэтому и не удивилась, когда над ухом послышалось громкое и радостное:

— Правда?!

— Угу, а ещё пастила, молоко, вафли, батончики, кукурузные палочки и жевательные мармеладки со вкусом колы.

Санни высыпала гору пакетиков на кухонный стол и довольная своей победой уставилась на подругу.

— Ну подруга, я прощаю все твои грехи, совершённые против меня! Ты не представляешь, как я мечтала об этом! — жадно разглядывая яркие обертки пакетиков, Джесс не удержалась и открыла первый попавшийся.

— Неужели? Разве в Бангкоке нет сладкого?

— В том-то и дело, что его просто море, но можешь себе представить, я проспорила Геру.

— И? Хочешь сказать, спор касался сладкого? — спросила Санни, наблюдая, как Джесс уже доедает только что открытый пакетик пастилы.

— Угу.

— Да ну, Джесс, серьёзно что-ли?!

— Представь себе — это правда! Мне пришлось до конца медового месяца отказаться от сладкого. И хотя Гер сам меня уже уговаривал попробовать тайские сладости, я не сдалась. Не сдалась! — с гордым видом и набитыми щеками произнесла Джесс.

— Серьезно?! И ты не ела?! Весь месяц продержалась?! — находясь в настоящем информативном шоке, спросила Санни.

— Да, я думала сойду с ума! У меня сахарная ломка была.

— Это сложно! Правда, нереально сложно поверить, что ты смогла!

— Не веришь, смотри! — Джесс подняла свою майку, и, оголив живот, показала то, чего раньше не было видно.

— Ааа, Джесс, я почти чувствую твой пресс! — Санни пищала от восторга и не переставала трогать похудевшую область живота подруги.

— Да, а ещё я пообещала себе, что пойду в тренажерный зал. Вот Гер обрадуется. — не переставая пихать в себя пастилу, говорила Джесс и Санни верила каждому слову, ведь если Джесс поставила цель, значит она её добъется.

— Мне не терпится узнать, в чём была суть вашего спора. Ведь ставка была так высока!

Джесс посмотрела из подо лба и стыдливо сказала:

— Вообще-то, мы поспорили, кто быстрее научиться кушать китайскими палочками.

— Что?! Не может быть?! И всё?! Джесс, может ты мне не озвучила основную часть спора?! А где же спрыгнуть с крыши и не разбиться или украсть скрипку Страдивари?!

— Нууу, на самом деле, я оказалась абсолютной бездарностью и палочки так и не научилась держать, так что прыжок с крыши сейчас выглядит куда реальнее. — Санни улыбнулась самокритичным словам Джесс, которые не часто можно услышать от неё.

— Уверена, не всё так плохо. Хотя плохо, Джесс. Проспорить тайские сладости на китайские палочки. Ну ты даёшь! — смеялась Санни.

— Ладно с ними с палочками. Ты мне лучше расскажи про ошибку в больнице. Я как узнала об этом, думала, что лопну от злости! Как таким безответственным тупицам доверяют такую работу?!

— Мои что-ли рассказали? — вовсе не удивилась Санни тому, что Джесс уже знала подробности из её жизни.

— Тётя Мегги. Пока я стояла в ступоре из-за новости о твоём переезде, — укоризненно подчеркнула Джесс, — она рассказала мне и за ошибку, и за твою работу. Так что я хочу услышать всё по порядку и во всех подробностях. В особенности хочу знать про парня, который устроил тебя в этот бар, красивый ли он, что вас связывает, в общем всё.

— И долго ты пробыла у меня дома?

— Минут пятнадцать. Я бы побыла дольше, но уж очень хотелось увидеть твою виноватую физиономию. Так что давай, Санни, я изнемогаю от ожидания. — суетливо проговорила Джесс, всем своим видом показывая нетерпение.

— Ладно, ладно, Джесс, — засмеялась Санни, наблюдая информативную ломку у подруги, — обещаю рассказать всё и в красках, но дело в том, что через сорок минут нам нужно выходить и времени на разговоры просто нет.

— Куда выходить?

— На мою работу. Сегодня в нашем баре ежегодная вечеринка коктейлей. Лучшие бармены со всего Ванкувера приезжают. Мне говорили, что каждый год готовятся целые красочные шоу, а в конце вечеринки посетители выбирают победителя, которому вручается приз в размере пяти тысяч долларов.

— Ого, круто! Я люблю такие пати. Но есть одна проблема, я никак не успею через сорок минут выйти. Я должна душ принять, голову помыть, ты что?! Нет, сорок минут, не вариант. Просто посмотри на меня и сама поймёшь! — протестуя, сказала Джесс.

— Тогда я напишу тебе адрес и как соберёшься, приедешь на такси, здесь недалеко. Мне просто никак нельзя опоздать, даже на минуту, Джесс.

— Ладно, — простонала Джесс.

— Давай, ты беги в душ, а я одеваться.

— Ты уже приготовила себе одежду?

— Ещё нет, а что?

— Иди открой мой чемодан и достань из него бирюзовый пакет. Я привезла тебе платье. Думаю тебе понравится.

— Правда, что ли? Джесс, зачем потратилась на меня, не нужно было!

— О чем речь? Ещё как нужно! И я уверена, что оно идеально сядет по твоей фигурке.

Санни быстро зашла в маленькую светлую комнатку, в которой располагался аккуратно покрашенный кисточкой шкаф белого цвета, тумбочка и двухспальная кровать, занимавшая почти всю площадь. Сама же квартира не сильно отличалась наличием квадратных метров. Кухня, ванная и коридор были такими же миниатюрными, как и спальня, но её шарм и её старый, местами обветшавший ремонт 50-х годов в стиле Прованс, мог оценить лишь настоящий мечтатель. Запах устоявшейся старой мебели и её сухой скрип, трещинки на белых стенах и глянцевом кафеле в туалете, кукурузного цвета полы, с потёртостями, под которыми виднелись деревянные доски, пожелтевшая часть кухонного потолка, где располагается старинная газовая плита — все эти детали представляли из себя не ту старину, которую стоит обновить и которую хочется забыть, а ту, которую невозможно повторить современным дизайнерам. Можно лишь сымитировать год и стиль, но передать его романтику ароматов, его настоящность, его натуральность, его жизнь не под силу ни одному искусному мастеру своего дела. Это не представляется возможным так же, как заменить настоящие цветы, бумажными, даже, если придать бумажным цветам аромат. Да, чтобы "исполнить" такой заказ, потребуется пол века жизни разных людей, с пронесённой сквозь года историей того же шкафа, который был открыт не одну тысячу раз и того же деревянного пола, по которому прошли не одну сотню километров её обитатели. Обитатели, которые любили, обитатели, которые страдали, обитатели, которые хотели жить и боролись за своё счастье. И сейчас эта квартира обрела своего нового мечтателя и ценителя её неповторимой атмосферы. Санни идеально сочеталась с её размерами, идеально она сочеталась и с её романтично-меланхоличной обстановкой. Особенно сейчас, стоя у зеркала в новом платье бежевого цвета, которое оттеняло её карие глаза и подчеркивало тонкую талию, своими вертикальными строчками. Вдоль этих строчек рассыпался узор из маленьких белых маргариток. Нежному образу не хватало лишь французского бирета, лодочек на невысоком каблуке и утреннего парижского солнца, ласкающего старые французские крыши и мощёные улицы, наполненные запахом кофе и шоколадных булочек. Но Санни находилась далеко не в Париже. На вечерних улицах Ричмонда сейчас шёл холодный осенний дождь, которому больше подходили бы тяжёлые кожаные непромокаемые сапоги, теплая куртка и вязанная шапка. И этот образ устроил бы её не меньше. Простояв ещё немного у зеркала и рассмотрев себя с разных ракурсов, она вышла к подруге.

— Я так и знала! Ты просто великолепно смотришься в нём! Не хватает только каблуков. У тебя есть что-то?

— Нет. Я хочу пойти в этих. К тому же на работе я переобуюсь в балетки. А каблуки мне не нужны.

— Это ещё почему?

— Потому что мне весь вечер петь для пьяных посетителей и ставить им музыку на заказ. Зачем лишний раз привлекать внимание.

— Ладно. Но тебе стоит хоть иногда обувать каблуки. — со вздохом проговорила Джесс.

— Зачем?

— Хотя бы для того, чтобы привлечь внимание не только пьяных, но и потенциальных женихов.

— Пф. — фыркнула Санни и скрылась за дверью комнаты.

— Не надо на меня пыхтеть! — в ответ крикнула Джесс и вошла в комнату вслед за Санни.

Санни остановилась у зеркала и принялась наносить тушь.

— Санни! Послушай! — осторожно начала Джесс. — Я действительно считаю, что тебе стоит подумать о себе, о каблуках, о мужчинах. Как бы я не была зла на тебя из-за того, что ты уехала, не сказав мне, но я бы предпочла не знать вообще о твоём переезде, лишь бы ты начала жить.

— А я по твоему не живу?!

— Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. Тебе пора вылезти со своего мешковатого комбинезона, носить платья и шпильки, ходить по ресторанам и общаться с мужчинами.

— Да?! Только ты забываешь, что у меня больна мама и денег на рестораны не найдётся.

— Сейчас ты живёшь одна, мамы рядом нет, работу имеешь. Как видишь, ты сама себе помеха.

— Мне нужны деньги на лечение, поэтому твои рестораны отменяются. А каблуки мне носить некуда. Да и для кого?

— Да хотя бы для себя самой! Санни, каблуки делают чудеса. В них тебе и деньги не нужны, за тебя заплатят.

— Я не потаскуха, чтобы за меня платили.

— Не неси чепуху! По твоему я потаскуха?! — почти кричала Джесс.

— За тебя платил Гер, это другое. И не кричи на меня!

— За тебя будет платить твой будущий муж! — не переставала громко говорить Джесс.

Санни вздохнула.

— Санни, ну посмотри на себя. Ты же как Риз Уизерспун.

— Джесс, — Санни попыталась перебить подругу.

— Нет, Санни, не надо говорить мне" Джесс"! Тебе тридцать один год. Ты не жила толком в принципе. Вся твоя жизнь — это больница, долги и общение с медсёстрами и несчастная любовь. Ты похоронила в себе счастье вместе…

— Нет, не надо об этом. — жестом руки Санни дала понять, что она не хочет слышать продолжение фразы.

Между девушками повисла тишина.

— Санни, прости, — тихо проговорила Джесс.

— Угу. — промычала Санни.

— Пойми, я просто волнуюсь за тебя и мне больно смотреть на то, как ты убиваешь свою молодость, — Джесс снова начала повышать голос. — Самое страшное, Санни, что ещё чуть-чуть и тебе стукнет сорок лет, а с ними придёт депрессия. Но это ещё не всё. Депрессия приведет с собой стервозную подругу, которую зовут "неуверенность". Она будет ка́пать тебе на мозги, говоря, что жизнь кончена, ты некрасивая, ты потолстела, на тебя никто не посмотрит, поэтому пора бежать в магазин за балахонистой юбкой до пят и думать о пенсии.

— Не преувеличивай, Джесс!

— Поверь мне, я видела таких женщин. И это просто жалкое зрелище. Пока ты ещё держишься, но…

— Никаких "но", Джесс, я "не пока" держусь, а я держусь.

— Но… — хотела возразить подруга.

— Но, — перебила её Санни, — я согласна с тобой и возможно мне стоит попробовать следить за собой. Но проблема в том, что у меня даже нет обуви на каблуках.

— Ты опять говоришь ерунду, Санни, я решительно отказываюсь… — Джесс замолчала и уставилась на подругу, — подожди, мне не послышалось, ты сказала, что согласна?

— Да, — улыбаясь ответила Санни.

— Я сейчас вернусь, — медленно развернувшись на пятках, Джесс вышла из комнаты.

— Джесс! — крикнула Санни, — всё в порядке?

— Ааа! — послышалось в коридоре.

— Джесс, что случилось? — испуганно закричала Санни и выбежала из комнаты.

— Санни, это невероятно, это просто чудо какое-то! Моя подруга ожила! Она превратится обратно в девушку и оставит наконец образ загнанной лошади!

— Дура ты! Я так испугалась!

— Из лошади в девушку, из лошади в девушку! — смеялась Джесс и судорожно рылась в своём чемодане.

— Сама ты лошадь!

— Я же любя, — отозвалась радостная Джесс.

— И где они?!

— Кто?

— А вот нашла! Иди сюда, обувай!

— Что это значит?

— Обувай, значит, обувай! Что не понятного?

— Джесс, это же твои сапоги.

— Уже нет. Я дарю их тебе и посвящаю тебя в рыцари доблесной женщины, — опустив на плечо Санни графитового цвета полусапожки, Джесс сделала по настоящему торжественный вид.

— Что ещё за доблестная женщина? — смеясь, сказала Санни.

— Обувай давай!

— Нет, Джесс, я не могу. Это же твои любимые, — Санни отставила обувь в сторону.

— Обувай! — запротестовала Джесс. -

Я купила себе новые. К тому же эти сапоги у меня единственные с удобным каблуком, которые ты бы смогла носить.

Санни взяла из рук подруги сапожки и принялась их обувать. Сапожки были сделаны из замши. Они имели строго-выдержанную форму, с боковой змейкой, серебристого цвета, круглым носком и высокой танкеткой. Эти сапожки очень нравились Санни. Но как только она прошлась по комнате, почувствовала себя выше и женственней, она поняла, что не хочет больше отказывать себе в таком удовольствии как каблуки.

— Джесс, спасибо большое, — Санни подошла и крепко обняла подругу, — ты лучшая!

— Ты красавица, — сдерживаясь от слёз, прошептала Джесс.

— Прости меня, Джесс, — стоя на каблуках, в платье и обнимая подругу, Санни не сдержала слёз и расплакалась.

— Эй, ты чего?

— Я такая негативная сейчас. Как ты только терпешь меня? Я не знаю, за что мне такая подруга?!

Джесс обнимала Санни и пыталась проглотить образовавшийся ком в горле.

— Тш, — шептала Джесс, — всё будет хорошо.

— Я так устала, Джесс. Так устала, — плача в плечо подруги, говорила Санни.

— Я знаю, я знаю.

— Я так устала боятся. У меня никого нет, кроме неё.

— Твоя мама вылечиться, вот увидишь, Санни. И у тебя есть я и Гер. Ты наша семья. — уже плача вместе с подругой, говорила Джесс.

— Чтобы я делала без вас? Спасибо тебе, Джесс, спасибо, что так носишься со мной, терпишь меня!

— Мне не приходиться терпеть, Санни. Ты же мой близкий человек. Не представляю, какого тебе, дорогая. Ты столько пережила. Я могу лишь страдать вместе с тобой, переживать. Но мне больно смотреть, как ты вянешь на глазах. Пожалуйста, будь сильной, ты же всегда была сильной. Если бы не ты, не стояла бы я́ здесь. Вспомни, как вытянула меня из моего де**ма. А сейчас у тебя есть мы с Герой, мы поддержим всегда! Помни об этом и никогда не борись одна. Дай нам понести частичку проблем. Не мешай мне быть настоящей подругой, пожалуйста! — на этих словах, Санни ещё больше стала плакать.

Она плакала и плакала. Она пыталась выплакать всю грусть, всё что так тяготило её сердце. Она вспоминала то время, когда мама была здоровой м сильной, она вспоминала папу, своё детство, свои мечты, она вспоминала и оплакивала всё, что осталось в прошлом и чего невозможно вернуть.

— Дорогая, всё будет хорошо, — хлопая по спине, говорила Джесс.

— Спасибо, спасибо… — успокаиваясь, причитала Санни.

— Вот и хорошо.

— Я пойду умоюсь, — отпустив подругу из объятий, Санни пошла в ванную.

Когда Санни вернулась, Джесс сидела в подавленном состоянии, но завидев подругу, сразу натянула улыбку.

— Ты как? — спросила Джесс.

— Ничего, спасибо, — присев на кровать рядом с подругой, ответила Санни, — у меня всё лицо красное, выгляжу как алкашка.

— Сиди здесь, я сейчас.

Джесс вышла из комнаты и уже через минуту пришла с черным блестящим чемоданчиком в руках.

— Будем приводить тебя в порядок.

— Я не люблю косметику.

— А её и не надо любить. Косметика должна любить тебя.

— В смысле?

— В смысле не делать слои макияжа, а незаметно подчёркивать свои достоинства.

— Значит косметика меня любит.

— Посиди, немного. Джесс знает, что делает. Кто из нас профессионал, а?

— Ты.

— Вот! Так что терпения, малышка!

Санни перестала упрямится, а Джесс стала творить над её лицом чудеса. Девушка шептала себе неразборчивые слова, активно размахивала руками с кисточками, из-за чего облако пудры и блёсток вокруг них становилось всё больше.

— Что ты там делаешь? Я вся сверкаю уже и моё платье тоже.

— Потерпи.

— Потерплю. Но не забывай, я не люблю яркий макияж.

— Ес, сэр!

Заканчивая работу с лицом, она перебралась к волосам.

— А прическа, чем тебе не подходит? — надула пухлые губки Санни.

— Подходит, но стоит открыть твое лицо. Я отлично подчеркнула твои глаза и скулы.

Спустя ещё десять минут, Джесс стала улыбаться, довольная результатом.

— Вот теперь, ты вернулась. Санни во всей красе!

Подойдя к зеркалу, женский силуэт замер. Перед ним стояла Санни, которая в девятнадцать лет "умерла" в проблемах. Солёные бусинки вновь навернулись на её глаза. Девушка была просто неотразима.

Платье смотрелось на Санни очень аккуратно и женственно, подчёркивая точёные изгибы талии и прогиб ровной осанки, сапоги на танкетке делали её выше, а проходку более изящной. Ей нравилась каждая деталь её образа. Она увидела в себе настоящую женщину, совершенно другую Санни. Она и забыла какого это чувствовать в себе желанную женщину и нравится самой себе. Санни рассматривала каждую мелочь макияжа, которого будто и не было. Лицо светилось из-за хайлайтера, придавая свежости и ухоженности, а глаза цвета ореха, они…они засияли жизнью. И пусть это такая мелочь со стороны подруги, но на миг она окунулась в то время, когда ничто не омрачало её жизнь.

— Джесс, спасибо! Ты не представляешь, что сделала… — Санни медленно повернулась, боясь разрушить этот момент своего возвращения.

— Ерунда, но ты и вправду прекрасна. Я бы влюбилась, будь я мужчиной.

Санни задумалась над словами подруги. А ведь она давно забыла о том, что такое слышать комплименты, думать о мужчинах, планировать свидание или просто флиртовать. Она осознала, что не была на свидании с двадцати лет и это её "последнее" свидание вовсе не увенчалось успехом, а закончилось неловким поцелуем и глупыми разговорами ни о чем, в которых то и дело возникали пустые вопросы и паузы, заполняемые вздохами типа "пфы-пфы-пфыыы". Вспоминая то свидание, Санни почему-то вспомнила насильный поцелуй с Николасом. Но правда в том, что этот поцелуй ей понравился и только из-за правил приличия она была вынуждена его прервать. Это уже не первый раз, когда она вспоминает тот вечер и не первый раз, когда она думает о Николасе больше дозволенного. Она даже стала ловить себя на мысли, что ей хотелось бы повторить их поцелуй, но старалась отогнать эти мысли, ведь вряд ли этот "странный" Николас станет рассматривать её, как женщину. Она совершенно скромна и неинтересна по сравнению с ним. К тому же он любит другую. Но всё-таки… Ей захотелось, чтобы именно Николас увидел сегодня её не в штанах и кедах, а в образе обаятельной и привлекательной Санни, которая свободна от бремени проблем. А что если она по собственной вине лишает себя возможности встретить настоящую любовь? Да, она любила, но Его не вернуть, а ей нужно как-то жить. "Джесс права", — подумала Санни. Она и оглянуться не успеет, как ей стукнет сорок. Она прожила в панцире проблем все лучшие годы и ей захотелось что-то изменить. Может даже вновь влюбиться…

Эти размышления помогли ей осознать, что пусть она сейчас слаба, пусть проблемы её душат, забирая все эмоциональные силы, но она должна ради себя и ради мамы начать думать и о своём будущем. Она видела, что маму гнетёт больше состояние дочери, чем её собственное. Но так должно было быть. Санни должна сама хотеть жить. Она должна сама "захотеть" думать и о своём будущем. И это момент настал.

— Всё! Решено! — воскликнула она, от чего Джесс вздрогнула.

— Что решено?

— С завтрашнего дня никакой грусти. Только вперёд. Я должна быть сильной для тебя и мамы. Она не сможет вылечиться, постоянно переживая ещё и за меня. А тебе не нужна вечно ноющая подруга. Все получится, надо действовать и бороться за своё будущее!

Джесс задумалась.

— Нужна мне такая подруга, как ты, пусть даже и ноющая. Но я очень рада твоему настрою. У меня есть для тебя подарок. Думаю, что не хочу больше ждать особого случая, типа твоей "неизвестно-когда-будет" свадьбы. Он наступил сегодня, в данный момент, — говоря это, Джесс открыла свой черный косметический чемоданчик.

Санни же сидела и не могла понять, какой подарок. Но не стала задавать вопросов, а молча следила за Джесс, терпеливо ожидая объяснения.

— Помнишь, ты потеряла в детстве браслет и серёжки, когда мы отдыхали на пляже. Ты очень плакала тогда, говорила, что это был подарок.

— Помню, — с дрожью в голосе стала говорить Санни.

— Так, вот, я решила заказать такой же набор у ювелира, из серебра. Он же был у тебя серебряным, так? — девушка протянула маленький картонный пакетик.

— Железным.

— Ещё лучше, не будет ржаветь.

— Как это? Не может быть? Где ты…? Как ты…? — открыв упаковку Санни стала рассматривать украшения, находясь в шоке и тронутая до глубины души.

Джесс переживала вместе с подругой. Для неё это тоже был волнительный момент. Она помнила, каким горем стало для пятнадцатилетней Санни эта утрата, тогда на пляже. Она так плакала, будто умер кто-то родной.

— Ты хочешь, чтобы мой поток слёз сегодня не прекращался, — еле сдерживаясь, прошептала она.

— Не вздумай мне портить макияж. Примерь скорее! Хочу посмотреть на тебя.

Девушка, трясущимися руками, вставила в уши гвоздики в виде полумесяцев, усыпанных зелёными камнями. Она стала медленно вкручивать их, боясь повредить. Последний раз провернув винтик и закрепив подарок на втором ухе, она перешла к браслету. Он был таким же как и тот железный, собранный из маленьких лун и сверкающий от камней.

— Застегни, пожалуйста… — попросила Санни шёпотом. У неё всё никак не получалось справиться с его застежкой.

Через секунду на тонкой ручке повисло изумрудного цвета украшение.

— Ты просто неотразима!

Санни обняла подругу, прижимаясь всем телом и не отпуская, повторяла "спасибо".

— Ты так и не рассказывала, почему эти украшения были так дороги тебе.

— Эти железячки подарил мне Он. Николас купил мне их на последние деньги. Я знала это. Он подарил мне незадолго до того, как…

— как умер…, — прошептала Джесс. — Я догадывалась, но не хотела задавать тебе лишних вопросов.

Санни благодарно кивнула.

— Ты не представляешь, какое чудо сделала для меня. Я просто не знаю как тебя отблагодарить, — с выражением безмерной благодарности на лице, говорила Санни, пытаясь не отпустить, рвущиеся наружу слёзы.

— Ты уже отблагодарила своей радостью и возвращением ко мне, Санни. Просто живи и радуйся жизни, а остальное мы переживём вместе. Помни об этом, пожалуйста!

Мятная веточка 12

POV Николас

Я ехал в больницу. Моё настроение было угнетённо-подавленным. Меня раздражало вокруг абсолютно всё: эта идеальная солнечная погода, слишком тёплая для ноября месяца, эти идеально-асфальтированные улицы, на которых даже трещины смотрелись идеально и вдоль которых росли идеальные деревья с идеальными газонами, эти идеальные дома и примерные семьи, живущие в них, на которые смотришь и неизбежно чувствуешь приступ тошноты, понимая, что у них всё, как офигеть, идеально! Я смотрел на картину, открывающуюся за лобовым стеклом моего автомобиля и понимал, что все это действительно выглядело идеально мерзко, ведь где-то рядом, на соседнем континенте находятся люди, которые живут непостижимо-далеко от идеальности и мечтают иметь хотя бы что-то одно из перечисленного списка, в котором я забыл упомянуть и идеальную собаку. Знаете, такую большую пушистую собаку, с идеальной блестящей вычесанной шерстью, которая радостно прыгает на своего хозяина, одетого в идеальный костюм от какого-то идеально-дорогого бренда и на нём чудесным образом, не остаётся даже шерстинки или пятнышка, ведь собака-то у него идеально чистая и идеально чистокровная, шерсть которой не выпадает! И знаете, что хуже всего? А хуже всего то, что эта собака живёт лучше, чем те миллионы по-настоящему несчастных детей с соседнего континента, которым даже и не снилось собачье счастье… Собачье! Ну, а если уж и подытожить всю эту идеальную тошнотворную муть, то, в итоге, глава идеального семейства садится в свою тачку и едет на идеальную работу, а после трудового дня, идеальный член общества, возвращается в идеальный дом, но нет, ВЫ ТОЛЬКО ПОДУМАЙТЕ, он возвращается не в идеальном расположении духа! А напротив, в подавленном состоянии. И всё почему? Да потому, что его отпуск перенесли на неделю позже, а все авиабилеты на его любимый для отдыха райский остров были распроданы и теперь ему нужно заново спланировать семейный уикенд, а это никак не входило в его идеальный график, что и лишило его на весь вечер, а может быть даже на всю, блин, неделю идеального настроения! Ничего не скажешь, идеально сформированные, сильные личности, совершенного идеального общества!

Я ехал и ощущал, как меня окутала невидимая, удушающая серость. Я испытал отдалённость от идеального мира вокруг себя. Казалось, что у всех всё идеально в жизни, в любви, у всех, кроме меня. Но я ни в коем случае не испытывал зависть. Нет! Просто мне было, как-то не по себе находится там, где для меня явно не было места. Хотя, наверное, я просто зажрался, как и тот идеальный семьянин, у которого случилась большая беда с отпуском и теперь, ему бедному несчастному нужно выбирать новый маршрут полёта. Я действительно имею всё и даже больше, если не считать любви, вернее её реального присутствия в моей жизни. Поэтому теперь меня стало тошнить и от самого себя.

Я почувствовал сильную тоску и желание оказаться прямо сейчас на кухне у тёти Джо, которая не была мне родной по крови, но уж точно любимой по духу. Я уверен, она бы меня поняла, как никто другой и дала бы дельный совет.

У тёти Джо был ничем неприметный, обычный такой себе загородный домик, чисто белого цвета, с большым участком земли. На этом участке размером в пол акра тётя Джо выращивала в основном кукурузу и собственно этим и зарабатывала себе на жизнь. Джо была удивительной женщиной. Она обладала такой силой воли, которой мог бы позавидовать любой мужчина. В моей памяти она сохранилась мужеподобной, высокой, не очень ворчливой особой, лишённой всякого намёка на женственность, грубоватой, не выпускающей из рук кружку с портвейном, ненавидящей лицемерие, ложь, платья, юбки, рюшики и гадких кошек, как она часто говорила, а так же ненавидящей идеальное общество и будучи американкой, не терпящей саму суть американской мечты, но всё же очень доброй и любящей к тем, кто входил в её круг доверия. Если бы она сейчас ехала рядом со мной, она бы обязательно позабавила меня, сказав своё любимое — "Николас, неси поскорее тазик, да поглубже! Меня вот-вот стошнит! Прямо здесь! На их радостные лица! — при этом она засунула бы два пальца в рот и сделала бы такую гримасу, будто её действительно сейчас вырвет, а затем добавила бы: "Не, ну ты только посмотри, на их счастливые морды! Они же треснут по швам и всё дерьмо от их отвратительных улыбок окажется на нас!". Сейчас я бы не издал свой обычный смешок на эту её грубую реплику, но уж точно был бы с ней солидарен в сказанном.

В словах тёти Джо я наблюдал лишь характер и наличие чувства юмора, который в основном у неё базировался на жёстком сарказме. Однако со временем я понял, что всё это было лишь еёогрубевшей маской, за которой она прятала свою боль. Боль, когда-то милой женщины, которую она давным-давно в себе похоронила и которая наверняка мечтала иметь вот такую вот идеальную до тошноты жизнь. Но увы. К своему сожалению, я так и не узнал, в чем заключалась трагедия жизни тёти, но она точно была связана с тем молодым человеком по имени Карл, которого я однажды увидел на фотографии в её комнате. Я никогда не видел у неё того счастливого влюбленного взгляда, которым она смотрела на Карла с чёрно-белого снимка. Я в принципе не видел, чтобы она улыбалась той улыбкой, которой светилось не просто её лицо, а само сердце. Да, каждый знает боль своего сердца…

Если бы не моя вынужденная поездка, я бы поехал прямиком, прямо сейчас, на кладбище проведать мою любимую тётушку. Я улыбнулся своим мыслям, так как если бы она сейчас услышала, что я назвал её про себя тётушкой, то уж точно получил бы в ту же секунду граблями по голове или чем-то тяжёлым, что нашлось бы у неё под рукой. От этого моё сердце пропустило удар тоски по ней. Вот уже больше четырех лет тётя Джо находится не с нами, а мирно спит смертным сном и мне её действительно не хватает. Но мне нужно постараться откинуть все мысли и воспоминания и сосредоточиться на том, что волнует пока ещё живого человека. Доктор Роджерс, спасибо ему, смог выкроить время и сказал, что примет меня сегодня к одиннадцати. Он знал, что я просто так к нему не обращусь и мне действительно очень не хотелось ехать. Но я понимал, я должен выяснить, что со мной происходит.

Сколько себя помню, больницы вызывали во мне такое же чувство отвращения и тошноты, как и счастливые лица у тёти Джо. В особенности запах йода, который, казалось, пропитал своими едкими парами даже улицу центрального госпиталя Ричмонда. Вся эта больничная атмосфера всегда навевала у меня мысли о неизбежной смерти и вопросы о смысле жизни. От этого моё настроение становилось только хуже.

Конечно, если бы я вчера пил, я бы смог найти оправдание своему состоянию. Но нет. На вчерашнюю вечеринку в "ФБФ" съехались лучшие бармены Ванкувера и устроили действительно стоящее шоу. Однако я оказался равнодушным к огромному разнообразию алкогольных напитков. Я не пил с того самого момента, когда насильно поцеловал Санни. Мне трудно вспомнить сколько прошло времени с тех пор, но как бы я не пытался, я так и не смог забыть её губы. Я стал замечать, что Санни заняла в моих мыслях особое место. Я не хотел предавать Мятную, но не мог противиться самому себе. Я всё чаще стал задаваться вопросами, почему я встретил Санни и почему она вызывает во мне столько противоречивых чувств? Почему я решил ей помочь в тот день? Почему я видел её во сне? Почему она так похожа мне на Мятную? И почему всё, что я списывал на случайное совпадение с ней, сейчас кажется неслучайным?

Я завернул на нужную мне улицу, и вот, осталось каких-нибудь две минуты, как я окажусь в ненавистном мне месте. Я остановился напротив дверей белого цвета, поверх которых расположилась табличка с надписью "Невропатолог. Доктор Роджерс Веллингтон". Постучав, я надавил на хромированную ручку и оказался на пороге просторного и светлого кабинета.

— Здравствуйте, Доктор Роджерс! — поприветствовал я своего лечащего врача, который стоял ко мне спиной и копался в каких-то бумагах.

— А, Николас, проходи!

Доктор указал рукой на большое кресло возле его стола.

— По правде говоря, я не очень рад твоему приходу. Я надеялся, что ты не придёшь. Но раз ты здесь, значит нам есть что обсудить.

Я сидел в мягком удобном кресле и наблюдал за судорожными действиями своего врача. Он ничуть не изменился. Всё те же очки в золотой оправе с толстым стеклом, плотная фигура, я бы даже сказал толстая, удлиненные седые волосы, болтающиеся у основания короткой шеи и естественно белый халат со стетоскопом. Доктор Роджерс был человеком импульсивным и нервным, но отличным специалистом своего дела. По крайней мере, я так считал.

— Ты похудел, — между прочим сказал доктор, присаживаясь в своё место.

— Немного.

— Рассказывай, что тебя беспокоит.

Я стал по порядку перечислять все детали моего самочувствия и приступов, не забыв упомянуть галлюцинации. Он меня не перебивал, лишь иногда задавал уточняющие вопросы. Внимательно меня выслушав, доктор Роджерс принялся что-то писать в бланке розового цвета.

— Значит так, Николас, прежде, чем мне делать какие-либо выводы, ты должен пойти сдать анализы и сделать МРТ мозга и позвоночника. Я думаю, что волноваться не стоит. Твоё состояние может быть обусловленно твоей подростковой травмой, которая иногда проявляется в виде таких вот симптомов, но всё-таки лучше перестраховаться и пройти повторное обследование.

— Да, конечно, — односложно ответил я.

— Возьми, — он протянул мне тот самый розовый бланк.

— Первым делом завтра с утра идёшь и на голодный желудок сдаёшь кровь и МРТ.

— Хорошо!

— Как только результаты будут у меня, я сразу тебе позвоню. Постарайся меньше работать, больше ходить гулять на свежем воздухе, ложись спать в одно и тоже время и исключи все молочные продукты и орехи. Запомнил?

Я просто кивнул головой в знак согласия.

— Николас, постарайся прислушаться к этим советам. Так мы сможем исключить некоторые факторы, влияющие на твои приступы. Я прошу тебя отнестись серьезно к тому, что я тебе сказал.

— Конечно, Доктор Роджерс. Я все сделаю.

Немного поговорив с доктором о его семье и о моей жизни, я вышел из больницы и наконец смог вдохнуть полной грудью. Часы показывали двенадцать. Я был голоден. Домой ехать мне не хотелось, поэтому я решил пообедать в ближайшем кафе.

Спустя десять минут поисков, я уже сидел в скромном непримечательном местечке под названием "У Бари" и листал пожелтевшие страницы истрепанного меню. Интересно, сколько человек до меня полапало эти страницы, сделало свой скромный, я бы даже сказал банальный выбор, о чём они думали в тот момент, в чём признавались друг другу, сидя на пошарпанных стульях, жуя свой омлет или просто потягивая кофе? Как ни странно, но мысли об этом помогли мне наконец определиться со своим заказом. Мой выбор пал на всё тот же банальный омлет с беконом, классический овощной салат и конечно же чашку американо. Пока я ждал свою еду, за окном этого захудалого кафе шла размеренная жизнь людей. Моё внимание привлекла молодая семейная пара. Парень с девушкой шли на приличном расстоянии друг от друга и из-за чего-то ругались. Они были так поглощены ссорой, что не обращали внимание на кричащего в коляске младенца. Кто у них был, подумалось мне, мальчик или девочка? Хотя какая разница? Если я когда-нибудь стану отцом, нет, если бы я когда-нибудь стал отцом, естественно в другой жизни, мне было бы абсолютно всё равно, кто у меня родиться. С тех пор, как я встретил Санни, я всё так же продолжал переживать из-за своих снов и того, что я могу потерять Мятную, но я не раз задумывался над таким устройством, как семья. Возможно, это была какая-то подсознательная штука, вроде заглушенного крика души или скрытых желаний, или просто издевательство моего нездорового мозга, но по непонятным мне причинам я всё чаще стал думать про отцовство. Я думал, каково это родить подобного себе человека. Каково́ это воспитать его и не свихнуться из-за постоянного беспокойства и чувства тревоги за жизнь своего малыша. Мне страшно смотреть, как чужие дети бегают по дороге на трясущихся неустойчивых ногах. Один неверный шаг и голова ребенка может оказаться в дорожном бордюре. Каждый раз, когда я вижу детей, я чётко представляю себе картину их случайного падения и от этих мыслей у меня кровь стынет в жилах. Так что для себя я чётко решил, что на улицу мой "неизвестнокогдапоявитсявдругоммире" ребёнок будет выходить только в защитном шлеме для игры в регби, если конечно в том мире будет существовать регби.

Неспеша, я доел свой обед. На удивление, он оказался не таким уж и плохим, я бы даже сказал вкусным. Сейчас медленно потягивая своё американо без сахара, я думал над тем, как провести сегодняшний день. Джерри попросил меня сделать на два дня перерыв. Он был явно чем-то озабочен, но сказал, что вопрос мелочный. Я не стал его допрашивать, если честно, мне было даже неинтересно. С Мэдис мы так и не встречались после её признания. Я пытался дозвониться к ней и обговорить всё, но она была вне доступа и на мои сообщения так же не отвечала. Тогда я не на шутку стал волноваться. Однако Джерри меня успокоил, сказав, что она уехала загород и не хочет ни с кем говорить. Будучи свободным от всего и всех, я вспомнил рекомендации Доктора Роджерса и решил, что посвящу сегодняшний день прогулке по Ричмонду.

Оставив машину у дома, я оделся потеплее и вышел на улицу. Наручные часы показывали только начало третьего. Времени было полно, а небо оставалось таким же ясным и светлым. Я оставил позади себя свой дом и медленно, не торопясь отправился на прогулку. Я не знал, куда иду. Мне просто хотелось идти вперёд, любоваться осенней красотой города и рассматривать лица незнакомых мне людей.

Я шёл по парку, глазел на молодые влюбленные парочки и думал, счастливы ли они по-настоящему? Счастливы ли они так же, как я, когда вижу Мятную? Думал я и том, как происходит так, что люди, которые раньше не могли друг без друга дышать, как вот эти воркующие голубки на скамейке, в итоге готовы были пойти на предательство или даже убийство. Я думал и о том, что сказала бы Мятная об этом и выглядели бы мы с ней также, как они, отделенными от всех нашей любовью. Мне так хотелось бы идти с ней рядом, рука об руку, слышать её голос, рассуждения и смех. Хотя я даже во сне не видел её лица, но я всегда знал, что если однажды встречу её, то моё сердце меня не подведёт. Оно застучит по особенному и даст мне понять "Вот она! Иди к ней!". Я знал это на подсознательном уровне. Но ещё ни разу за все прожитые годы, со мной ничего подобного не случалось.

Завернув на тихую улицу, я заприметил маленькую будку с экспресс кофем. Мои руки замёрзли, поднялся холодный ветер и мне захотелось согреться. Я заказал себе двойное американо без сахара и, сделав первый горячий глоток, почувствовал приятное тепло в груди и кисловатую, но приятную горечь.

Пройдя еще с десяток улиц и переулков, встретив по дороге с сотню разных людей, я и не заметил, как на город опустились сумерки. Часы показывали восемь. У меня в животе урчало от голода, мои пальцы на ногах замёрзли и я постарался их размять, чтобы усилить кровообращение. Я зашёл в кафе "Хот-Панкейк" и заказал себе мясные оладьи со сливками и снова классический салат. Сколько себя помню, я никогда не любил сложные салаты, предпочитал обычные резанные помидоры, огурцы и зелень, приправленные специями и маслом. Я не любил усложнять еду мудрёными рецептами. Мама всегда готовила просто и я привык к простой еде, без всяких гастрономических извращений. Съев всё до последней капли сливок, я оплатил заказ и покинул стены этого тёплого кафе. Моё лицо горело. Оно обветрилось от внезапно пришедшего с океана ледяного ветра и теперь неприятно пощипывало. Я почувствовал, что зима окончательно заняла свои лидирующие позиции на ближайшие месяцы. Ещё днём солнце ликовало и обжигало своим теплом всех горожан, вводя нас наивных людей в явное заблуждение, но уже к вечеру в воздухе стал витать запах мороза, возможно кого-то вгоняя в депрессию. Меня это мало заботило. В последнее время мне было либо всё равно, какая погода на улице, либо я ненавидел её даже самое идеальное проявление. Исключением были лишь пасмурные дни сентября. В них я ощущал что-то особенное. Не знаю, что именно, но мне всегда было как-то спокойно.

Обойдя старый район города, я завернул на дорожку, где находился кафе-бар "ФБФ". Странная штука прогулки. Те места, которые, как тебе кажется, ты знаешь, как свои пять пальцев, выглядят абсолютно по-другому, если ты посещаешь их не на машине. Я медленно шагал вдоль "ФБФ" и уже почти оставил его позади, как услышал пронзительный женский крик о помощи. Я похолодел от ужаса. Этот голос… Я знал, кому он принадлежит. Я незамедлительно бросился в ту сторону, откуда доносились крики. Оббежав бар, я заметил в мрачном переулке мужчину, а под ним тело девушки. Она мычала. Видимо он закрыл ей рот рукой.

— Заткнись или я пришью тебя в эту же секунду! — грубо прошипел он.

Этот урод не заметил моего присутствия. Я понимал, что у него может быть при себе нож или пистолет. Я же был безоружен. Ничего лучше не придумав, я быстро метнулся в их сторону и как только он повернулся, услышав шорох, я мгновенно нанёс ему удар. Он упал рядом.

— Беги и вызови полицию! — я крикнул Санни и нанёс очередной удар этой мрази.

Он не был слабым. Два раза я вложил в удар достаточно силы, чтобы вырубить его, но он продолжал находиться в сознании, всего лишь слегка пошатывался, поднимаясь на ноги.

— Робин Гуд, маловато силенок. Моя бабушка лучше дерётся, — сплевывая кровь, заявил он.

— Не зли меня! Не советую!

— Рассмешил! Аплодисменты! — хлопнув пару раз в лодоши, он выглянул из-за моего плеча и сказал то, чего я не смог больше стерпеть.

— Тебе повезло, красотка. Если бы ты не кричала, мы бы провели с тобой неплохо время, а потом бы я тебя где-нибудь… Ну, не буду портить интригу. Я найду тебя и тогда…

Я сорвался. Я увидел Санни, которая лежала бессознания и я увидел наглую рожу этой мрази. Он чуть не изнасиловал её! Доля секунды и вот я уже бью его удар за ударов. Я никогда не бил живого человека. Но сейчас меня охватила такая ярость, что мне хотелось выбить из него всю его поганую жизнь. Я оглох, не слышал ничего кроме собственного дыхания и сердцебиения.

удар…НЕ…удар…СМЕЙ…удар…ТРОГАТЬ…удар…ЕЁ!

Его протяжный стон и кряхтение с глухим хрипом в груди были еле слышны. Прижимая его всем своим телом, я старался не дать ему даже пошевелиться. Когда же он и вовсе перестал сопротивляться, вернее, когда я ему помог перестать сопротивляться, в очередной раз нанеся удар в челюсть, он просто громко засмеялся, как сумасшедший. Его взгляд был стеклянными и сам он явно находился под чем-то.

— Николас, всё хорошо, со мной всё в порядке. Полиция уже едет, — еле живой голос донёсся до меня со стороны Санни.

— Николас, мне…мне…

Санни пыталась ещё что-то произнести, но замолчала на середине фразы, а я смотрел на неё и был уверен, что ранее я уже слышал и видел что-то подобное. Чувство схожее с дежавю, усиленное в сотни раз, откинуло меня далеко от реальности. Я смотрел на человека, лежащего подо мной, которому всей душой желал смерти, я смотрел на Санни, которая лежала в бессознательном состоянии, возможно с травмой головы, я пытался анализировать своё нескончаемое чувство дежавю, ища ему логичное объяснение.

В потоке бредовых мыслей, я почувствовал сильную панику и страх и вспомнил те сны, когда моя Мятная лежала такая же беззащитная. Я вспомнил те ужасные чувства. Во снах мне было не понять, что угрожает моей Мятной и кого я так ненавижу, но я ощущал холод и мороз по коже даже после пробуждения. И вот теперь, сейчас, страх и паника появились во мне вместе с ненавистью и сильным гневом, явно умноженные в разы. Ещё никогда в реальной жизни мне не было так страшно и ещё ни разу в жизни я никого так сильно ненавидел.

— Защитник! Посмотрите, пожалуйста, вот настоящий защитник! — слова этого недочеловека мне были до боли знакомы.

— Что это всё…? — мне было трудно договорить свой вопрос. Холодная испарина проступила у меня на лбу и моё понимание подверглось явному испытанию.

Он же продолжал захлёбываться гадким смехом и плеваться кровью, а я не переставал смотреть на него, продолжая перебирать файлы памяти беспорядочно разбросанные по моему сознанию. От резкой головной боли, перед моими глазами всё поплыло и стало нечётким. Однако чувство страха заглушало во мне резкую стреляющую боль и помогало её игнорировать.

— Браво, медаль лучшему защитнику! — вновь прокричал он, заходясь новой волной неистового хохота и я…

…я узнал этот хохот…

Я увидел перед собой другого человека!

Я узнал этого человека!

— Отец? — прошептал я. — Не может быть!

Как ошпаренный, я отскочил от него. Я был полностью растерян. Меня сковал ужас вместе с панической атакой, которая росла в груди так стремительно, что я даже не успел опомниться, как мои лёгкие сжались внутри, подобно пустым пластиковым бочонкам, не давая мне свободно дышать. Я упал на колени и с жадностью стал ловить ртом воздух.

Может я умер?!

А может я прямо сейчас умираю?!

Через боль в груди и недостаток кислорода, я сел на землю, потрогал шею, нащупал свой пульс, свои руки, свои бока, свой живот. Вроде бы всё было цело. В таком случае я не мог понять, что здесь происходит?!

Он же мёртв! Он мёртв!

Я стал всматриваться в силуэт кряхтящего человека, который продолжал лежать на спине в десяти метрах от меня и тихо посмеиваться. Я подполз к нему и заглянул в его окровавленное лицо.

— Отец? Это ты? Неужели это и вправду ты?

Проморгавшись, я вновь посмотрел на него и в этот момент он открыл свои стеклянные глаза. Он впечатался в меня взглядом полного безумия и вновь засмеялся. Он смеялся громко, смеялся, как психопат, а затем, сквозь спазмы неестественного смеха, обратился ко мне:

— Всё так же защищаешь её? Да, Николас?

Он указал трясущейся рукой на Санни и добавил:

— Только вот ты не учёл одного, ты не всегда будешь с ней рядом, сынок. А я вот всегда!

— Слышишь, Николас! Всегда буду!

Я смотрел на Санни. Смотрел на него. Вновь на Санни. И вновь на него. Я пытался понять причем здесь Санни и причём здесь отец.

— Всегда-а-а! Николас, всегда! — не унимаясь, повторял он.

И в один момент, в одно мгновение моя голова отяжелела от того, что я вспомнил… Передо мной пронеслось огромное множество кадров из прошлого. В них присутствовала Санни. Санни, отец и я. Я вспомнил тот день, вспомнил, что… О, Боже! Нет, Мятная, Санни, отец! Нет! Всё эти годы я жил с чувством страха и отчаяния, и вот теперь я понял почему. Я наконец понял! А он? Он просто продолжал хохотать, приговаривая своё "всегда".

— Не-е-ет! — прорычал я. — Нет, ты не заберёшь её опять у меня! Ты слышишь?! Никогда!

Я накинулся на отца и принялся бить его с новой силой. Я ослеп и оглох от своего гнева. Я был поглощён яростью. Я не видел никого и вокруг ничего не слышал. Передо мной лежал лишь отец и желание защитить от него Санни. Я должен был защитить тогда! Я должен был! Должен!

— Руки на землю! Это полиция! — яркие огни красного и синего цветов осветили переулок своим противным миганием.

— Майкл, да оттощи ты его наконец!

Я услышал голоса, где-то вдалеке. Но был поглощён единственной целью, защитить.

— Ведите его в машину!

Что-то холодное коснулось моей кожи, а руки были чем-то туго затянуты.

— Санни! Пожалуйста, пустите меня к ней, пожалуйста, спасите её! Прошу, пожалуйста!

Я умолял, пытался вырваться из цепкой хватки чьих-то рук, но всё было бесполезно. Когда же я и вовсе отчаялся, в тщетных попытках освободиться, я услышал, как отец вновь мне крикнул свое "Всегда, Николас!" и засмеялся своим фирменным безумным хохотом. Его несли на носилках в машину скорой помощи. Я не видел его лица, но отчётливо слышал его обещание. Видя, что и Санни увозят в ту же больницу, я испугался. Я понял, что я опять потерял её! Я опять проиграл ему, нарушил своё обещание и не смог защитить. Я не мог смириться с этой мыслью. С неистовой яростью и желанием оправдаться перед ней и спасти её от него в этот раз, я дернулся всем своим телом и почувствовал, что руки, которые ранее меня крепко держали, оказались слабыми и податливыми макаронинами, которые больше не имели такого удовольствия меня удерживать. Доли секунды и вот я уже стою у носилок, вглядываюсь в лицо отца, но на его месте лежит не отец, а явно молодой парень, не старше двадцати пяти лет.

— Что?! А где отец?! Вы, вы упустили его?! — я вплотную подошёл к человеку в белом халате и, если бы не мои стянутые вплотную сзади руки, я бы уже, что-нибудь ему сделал.

— Он тебе заплатил?! — с отчаянной улыбкой, спрашиваю я.

— Успокойтесь, сер!

— Продажная ты шкура! Все вы продажные шкуры! — вглядываясь в его испуганные глаза, говорю я и с силой бью человека в белом халате своей головой.

Мне не было больно, но я почувствовал, как из моего носа потекла тёплая жидкость, стекая крупными каплями мне на куртку. И вот, в очередной раз я намереваюсь ударить человека в белом халате ногой, как сильный разряд тока пронизывает моё тело, отключая меня от реальности, погружая меня бездейственную темноту…

Мятная веточка 13

POV Николас

Я очнулся на грязном холодном бетонном полу. В спертом воздухе стоял резкий запах чьих-то носков, мочи и немытого тела. Меня тошнило, голова раскалывалась, руки и куртка были в засохшей крови, только вот я не мог вспомнить в чьей именно, во рту ощущалась пустыня Сахара и в данный момент моей единственной целью было выпить воды. Оглядевшись по сторонам, я не сразу смог определить, где я нахожусь и почему я не дома.

— Очнулся уже?

Я поднял глаза и увидел мужчину в форме полицейского.

— Где я?

Мой голос был сиплым.

— В участке, где же ещё? — с ухмылкой сказал он.

— В участке? Почему я здесь? — потирая лицо, промямлил я, вспоминая вчерашний вечер.

Неужели мне всё это не приснилось? Обрывки памяти стали всплывать в моей голове яркими вспышками. Крик о помощи, Санни, сумасшедший наркоман и…отец. Не может быть, я всё вспомнил… Я встретил отца, я его вспомнил. Я вспомнил своё детство и я нашёл Мятную…

— Нет-нет-нет… — шипя своими явно надорванными связками, причитал я.

— Да-да-да! Закроют тебя, наркоман паршивый! Как же мне надоело вас видеть! Собрать бы вас всех и расстре…

Я не слушал слова смотрящего, я слушал своё прошлое. Как оказалось, я знал совсем другое прошлое, но…но почему? Мама почему?!

— Вам не хорошо, молодой человек?

Почему мама? Почему?

— Водички дать? Вы совсем бледный стали.

Я почувствовал, как чья-то рука заботливо легла мне на плечо, немного его сжав.

— Вам явно нужно прилечь. Ну, давайте, ложитесь! Вот так! Сейчас вам достану воды.

Я послушно делал то, что мне говорили. Мне было абсолютно всё равно на происходящее, ведь я был далеко. Далеко-далеко в прошлом.

Вот мне семнадцать. Мы сидим с Санни у меня в комнате. Я впервые осмелился её пригласить к себе, ведь я знаю, что сегодня он не появится дома. Его точно не будет несколько дней. Я уже выучил его все повадки и готов со стопроцентной уверенностью рисковать ею. Но что это? Я слышу, как к дому подъезжает машина, а спустя пять самых страшных минут в моей жизни, я уже вижу лишь его наглый пьяный взгляд и её безсознательное тело…

А вот мне восемь лет. Я иду со школы, весь грязный и мокрый от дождя. У меня на руках ссадины, под глазом болит синяк и мне страшно. Я боюсь того, что отец будет меня ругать за синяки и он точно за них меня накажет. И вот, он наказывает. Он бьёт сильно, а я громко, стараясь не плакать, считаю, потому что, если не буду громко считать, он добавит ещё пять ударов ремнём с железной бляхой.

А вот я пытаюсь защитить от него свою маму. Он избивает её. Тем же ремнем, но…

Мама. Боже мой, что же он делал с тобой?! Что же он сделал с нами?

— Вы разве не видите, что ему плохо?! — где-то вдалеке звучит всё тот же голос.

— Может ему ещё дозу дать?! Ему тогда явно полегчает!

— Вы очевидно, сер, слепой, так как этот молодой человек уж точно не наркоман и вряд ли им был когда-то!

— Закройся, уличное быдло! Место своё знай или я тебя быстро успокою, отродье!

— Пф, шорпей недоношенный! Ну, ничего, мы ещё на него накатаем жалобу. Ничего.

— Эй, смотри на меня, — вновь этот спокойный голос прозвучал где-то рядом со мной и в то же мгновение я вздрогнул от противных холодных капель воды, которые брызгами упали на моё лицо.

— Вот так, — тихо приговаривал низкий с хрипотцой голос и я наконец сфокусировал взгляд на лице его обладателя.

— Воды от этого упыря не дождешься, но у меня есть вода, предназначенная для цветочков моей Эльзы, — он сказал с такой заботой в голосе о цветах для Эльзы, что мне невольно захотелось узнать, кто же она.

Он поднёс к моим губам стеклянное горлышко своей бутылки и я даже не стал сопротивляться, когда он немного приподнял мою голову и надавил мне рукой на затылок, давая понять, что я должен выпить особенно дорогую воду, предназначенную изначально для цветов Эльзы. И только я почувствовал, как чистая вода разлилась у меня во рту, освежая моё сухое нёбо и язык, как я сам выхватил из его рук бутылку и с жадностью стал поглощать огромными глотками, такую необходимую для меня живительную жидкость, проливая её на себя. Я практически осушил всю бутылку, вытер рукавом куртки лицо и уставился на немолодого мужчину лет пятидесяти, рассматривая черты его внешности. Вода немного привела меня в чувства и теперь я мог сконцентрироваться на этом едко-вонючем месте, где практическую помощь мне оказал далеко не примерный на первый взгляд житель нашего города. Его чёрные, местами седые волосы свисали, как грязные масляные сосульки, выглядывая из под явно давно не стиранной шапки бордового цвета. Кожа его лица была морщинистой, смуглой и в жёлто-коричневых пятнах. По-видимому, это были пятна механического появления из-за отсутствия регулярного душа, гигиены и скорее всего из-за частого нахождения на солнце. У моей тёти Джо были похожие пятна, ведь большую часть своей жизни она проводила на открытом солнце в поле кукурузы и копаясь на овощных грядках. Но она тщательно следила за своей кожей, делала регулярные процедуры, всякие примочки, чистила лицо чем-то белым, схожим с зубной пастой, в общем делала всё, что свойственно делать каждой женщине, и именно это и выдавало её истинную женскую сущность, которую она так отчаянно пыталась в себе подавить. Хотя даже эти утомительные манипуляции не помогали ей полностью избавиться от, — как она сама говорила — "этих проклятых пятен".

Мужчина сел немного поодаль от меня на широкой лавке, а я продолжал пялиться на его профиль, полностью отстранившись от своих мыслей. Даже на расстоянии почти трёх метров я увидел, что из узкого длинного носа этого человека торчали густые пучки волос, в центре острого подбородка виднелась, а если быть более точным, кидалась в глаза большая в цвет лица родинка, по верх которой росло два длинных черных волоска. Но первое, что привлекало в его образе, так это неуклюже-огромные очки в толстой зелёной оправе, из-под которых на вас обязательно посмотрели бы добрые грустные глаза. На первый взгляд он явно походил на бездомного, но всё-таки что-то в нём было особенным, что-то, что выделяло его из всех слоев общества. Сейчас он казался мне, каким-то инопланетянином-добродетелем, которому "всё равно" на все устои нашего мира, ведь он не отсюда и жить будет здесь лишь, как временный обитатель-исследователь, мыслитель, собирающий странную для него информацию об устоях нашего непонятного, прогнившего и очень несчастного общества.

— Спасибо! — наконец поблагодарил его я.

— За что?

— За воду и за помощь.

— Это мой долг! — невозмутимо ответил он.

— Помогать чужим людям?

— Именно.

— И почему же вы решили, что это ваш долг? Разве в мире не каждый сам за себя? Разве мир не навязывает нам точку зрения потворствовать самому себе и своему эго? — сказал я более чем раздражительно.

— Хм, — улыбнулся человек, которого явно позабавили мои слова.

— Вовсе нет, молодой человек. Это всеобщее заблуждение.

Он демонстративно потёр подбородок и продолжил:

— Знаете, жизнь можно сравнить с большим пустым сундуком. Чем больше положишь в него добрых поступков, тем больше счастья у тебя будет.

Он замолчал, а я вновь стал погружаться в своё прошлое.

Вот мне двенадцать. Мои одноклассники вновь побили меня, отобрали деньги и выкинули мои единственные кроссовки в мусорный бак. И вот я с трудом забираюсь в этот контейнер и поднимаю их с грязного дна помойки. Кроссовки оказались полностью испачканы и пропитаны вонючей мусорной жидкостью с живыми опарышами. Я стряхиваю с них грязь и пытаюсь подавить в себе чувство тошноты, злости и обиды, но превыше всех этих чувств я пытаюсь подавить чувство страха. Я не плачу, я давно перестал плакать, но я дрожу от страха. Мне страшно возвращаться домой и показаться в таком виде перед отцом. Он точно дома, мне не избежать встречи с ним. И хотя где-то глубоко внутри у меня теплилась надежда не встретить его сегодня, все мои надежды в миг рухнули, когда он лично открыл мне двери, стоило мне ступить на первую ступеньку нашего нищего, с гнилыми деревянными досками скрипучего крыльца. Завидев меня в самом лучшем состоянии для наказания ремнём с железной бляхой, я сразу ощутил как в районе моего желудка завязался тугой узел страха с чувством тошноты. Но к своему удивлению он лишь окинул меня полным злости и недовольства взглядом и сказал, что ждёт меня через пять минут на нашем заднем дворе. Тогда я впервые пожалел о том, что отец не избил меня ремнём с железной бляхой…

— Из своего сундука, в своё время, я забрал слишком много добрых дел, — выдернул меня из воспоминаний мягкий голос человека в очках с зелёной оправой, — и дошёл до того, что он не просто опустел, а я задолжал. Я слишком задолжал самой жизни. И теперь мне до самой смерти не откупиться. Но я хотя бы пытаюсь это делать.

Я смотрел на этого человека усталым взглядом и не думал о его сундуке жизни. Мой мозг занимали мысли, что тренировки на брусьях, выглядели не так солнечно, как описывала мне мама. Когда я оказался на заднем дворе нашего дома, я в сотый раз пожалел, что отец отменил наказание ремнём с бляхой. Он изматывал меня до потери… до потери сознания… О, Господи, как он мог?! Я действительно не раз терял сознание от усталости, когда он заставлял меня отжиматься по двести раз под страхом того, что он побъёт маму. Он говорил, что её сын оказался хлюпеньким тюфяком. Он называл меня ублюдком, аргументировав это тем, что его бы сына никогда не побили. Он всячески унижал меня и доказывал мне, что моя мама неблагодарная шлюха, которая ещё ответит за позор нанесенный ему. Хотя он и сам видел, что всё это было не так…

— А я и так счастлив! — заговорил он слишком громко.

— Что? — спросил я этого странного мужчину, который сидел и отвечал явно не мне.

— "Большее счастье давать, чем получать" и Мессия был прав, говоря это.

А вот теперь он заговорил очень тихо, почти шёпотом и обратил свой в миг обезумевший взгляд в мою сторону.

— Добрые дела делают меня счастливым, хоть и не могут вернуть её, — на этих словах я почти уверен, что увидел, как у него потекли слёзы, а я окончательно убедился, что он явно ненормальный тип, сумасшедший, но добрый человек.

— Почему вы здесь? — решил я, что будет правильным поинтересоваться его жизнью и возможно выдернуть его из состояния безумия.

Он уставился на меня, демонстрируя своё нездоровое выражение лица, но немного помолчав, он закрыл глаза, открыл их и вновь заговорил, как прежде, спокойно и уравновешенно.

— Просил монеты для бездомного друга у отеля. Доллар — это ведь такая мелочь, для всех тех богатеев, живущих в его стенах. Но меня погнали, вернее пытались, а затем вызвали копов. Они сказали, что я дебоширю и пугаю их постояльцев, но это было не так. Такие как я или те же бездомные ребята, не так опасны, чем люди, притворяющийся прилежными членами общества, а дома избивающие своих жен и воспитывающие детей современными дегенератами. Они выращивают в своих детях худшие свои качества. Их дети разбираются в компьютерных играх, гаджетах, наркоте, деньгах и биткоинах, но они не научены азам настоящего человека. Человека, который в первую очередь должен научиться любить жизнь и людей, а уже потом материальное. Если бы так было, не было бы войн, голода и невинных смертей и моя Эльза была бы сейчас рядом со мной.

Я ничего не ответил, лишь сочувственно вздохнул, удивляясь здоровым мыслям этого явно нездорового человека.

— Ты! Поднимайся! Следователь ждёт!

Я безразлично оторвал взгляд от бетонного пола и, посмотрев перед собой, понял, что это "вежливое" обращение относилось ко мне.

— Пошевеливайся!

На ватных ногах, с туго затянутыми наручниками, я вышел из камеры. На прощание мне удалось узнать имя моего сокамерника. Его звали Себастьян. Со всей искренностью и настоящность в глазах он пожелал мне счастья, но сказал одну фразу, которая сбила меня с толку и вызвала лишь один вопрос "Как он узнал о нём?".

Каждый мой шаг я ощущал на спине грубый толчок от дубинки своего любезного смотрителя, а в голове продолжала звучать фраза Себастьяна, которая не прекращала вызывать холод на моей спине: "Николас, ты должен простить отца. Поверь, он очень сожалеет".

Я не знаю, откуда он узнал моё имя, ведь я ему не говорил, как меня зовут. Я не знаю откуда он узнал о моём отце и уж тем более о моей обиде? Хотя, нет, в этом Себастьян уж очень ошибся. Я не обижаюсь на своего отца. Я его ненавижу! Я никогда не смогу его перестать ненавидеть.

— Снимите с него наручники, сержант!

Я оказался в большом просторном офисе. Он был заполнен столами и людьми в полицейской форме, лица которых излучали лишь надменность и власть над такими, как я. Ничего лучшего, чем очередное отвращение я не мог испытать в данный момент. На подсознательном уровне я ненавидел полицейских всю свою сознательную жизнь, хотя и пытался проявлять уважение к закону и властям. Но теперь, зная всю правду и вспомнив свое прошлое, я возненавидел этих представителей власти ещё больше. В своё время они оказались бесполезными инструментами для тех, кто так отчаянно в них нуждался. Они ничего не предприняли, чтобы защитить меня с мамой. Абсолютно ничего. А ведь могли! И теперь, естественно, они будут втирать мне какую-то чепуху о том, что я нарушил какой-то чепуховый закон и являюсь опасным членом для общества. И только мне об этом подумалось, как "вежливый" надсмотрщик, вот прям с языка снял мои слова:

— Но он же опасен, сер!

Я не сдержал горькой улыбки.

— Я должен повторять?!

Спустя секунд десять, я уже потирал свободные от ручных "кандалов" кисти рук и безучастно смотрел в стену.

— Вы свободы, сержант!

— Да, сер!

Отдав честь, мой надсмотрщик удалился.

— Садитесь! — сказал мне лейтенант полиции и окинул меня оценивающим взглядом.

— Выспались, Николас? — насмешливо прозвучал вопрос.

— Более чем, — сдерживая раздражение, ответил я.

Полицейский ещё раз пробежался взглядом по моей видимо пошарпанной физиономии, так как у меня болела скула и переносица, и вновь уставившись в бумаги, заговорил со мной достаточно резким тоном:

— Вы были арестованы по подозрению в попытке изнасилования, нанесения тяжёлых телесных повреждений, сопротивлении при аресте и …

Если бы не один существенный фактор, я бы может и удивился, но не теперь. Услышав весь этот бред, я был не в силах сдержать эмоции и просто засмеялся. Меня переполняли чувства неуважения и презрения к тем, кто должен защищать граждан, а не обвинять их в том, чего они не делали. Моё самоироничное воображение привело меня к "справедливой" ситуации, где я сижу на электрическом стуле, а против меня даёт решающее показание "примерный" семьянин и член общества, которого так в своё время уважали эти справедливые представители власти и которые даже не захотели защитить нас с мамой от его издевательств, от издательств отца. Да, я бы не удивился, если бы когда-то со мной произошло что-то подобное.

— Я что-то смешное рассказываю?

— Нет, что вы, — улыбаясь, произнёс я, — просто вспомнился хороший момент из детства, сами понимаете, бывает.

— Нет, не понимаю и на вашем месте я бы так не смеялся.

— На вашем месте, сер, я бы помогал людям, которых вы, давая присягу, обещали защищать. Я спас девушку от изнасилования и теперь слышу о том, что я был подозреваем в изнасиловании и в ещё куче административных нарушений! Уверен, что сейчас два психопата спокойно разгуливают по улице, а я сижу здесь и слышу эту чепуху. Как же мне не смеяться с этого?! Вам бы не было смешно, лейтенант?!

Он посмотрел на меня холодным взглядом копа и невозмутимо спросил:

— Почему вы говорите два психопата?

— Потому что их было двое.

Он нахмурился, внимательно пробежался взглядом по документу, с которого зачитывал мои обвинения и задумчиво перевел взор на монитор компьютера. Всё утро меня не покидала тревога, что отец ходит где-то на свободе, а я нахожусь в этом клоповнике и никак не могу стать защитой для Санни и вот теперь моя тревога усилилась вдвойне, ведь он явно не понимал, о каком втором психопате я ему говорю.

— Вы узнаёте этого человека?

Полицейский поставил передо мной копию удостоверения личности молодого парня, которого я сразу узнал.

— Да.

— Теперь посмотрите сюда.

Он повернул в мою сторону монитор и я стал внимательно смотреть видеозапись вчерашнего вечера. Досмотрев до конца, я не мог понять одного. А где отец?! Я же видел его так чётко, собственными глазами!

— Вы видите здесь второго человека?

— Нет, — ответил я.

— А где он?

— Его здесь нет, — сказал я и вместо того, чтобы расстроится из-за своей явно прогрессирующей болезни, я обрадовался. Я с облегчением выдохнул, улыбнулся и почувствовал настоящее спокойствие, зная, что отца рядом с Санни не было и нет.

— Я…я…мне просто это видимо приснилось, лейтенант.

Он как-то недоверчиво посмотрел на меня.

— Что, сильно головой приложились к медработнику?

Я промолчал, но был рад, что полицейский не заострил на этом моменте своё внимание.

— Ваше счастье, что в этом переулке была установлена камера видеонаблюдения, запись которой доказывает, что вы невиновны.

— Да уж, я самый счастливый.

— Но это не доказывает вашу невиновность в сопротивлении при аресте и применении силы к работникам скорой помощи. За это вы будете нести ответственность, а пока, заполните эту форму и вы можете быть свободны.

— Как там девушка? — наконец я смог задать вопрос, который беспокоил меня всё утро. Я всё боялся услышать в ответ что-то вроде, похищена или в тяжёлом состояние, но узнав, что отец лишь привиделся мне, я почувствовал облегчение и уверенность в её безопасности.

— В больнице с травмами, ещё не пришла в себя, но это допустимо в её случае.

С травмами?! Допустимо?! Не пришла в себя?!

— Подонок! — сквозь стиснутые зубы сказал я и сжал кулаки так, что мои костяшки побелели.

— А с этим что?

— Тоже в больнице. Вы его хорошенько таки отделали. Не лицо, а сплошное месиво.

— Сколько ему грозит?

— Пока неизвестно, но учитывая то, что он рецидивист, срок будет приличным.

— Он угрожал ей, говорил, что найдёт и…

Не желая больше оставаться здесь и минуты, я дал все необходимые показания и незамедлительно покинул полицейский участок. Первым делом я осмотрелся и, найдя взглядом такси, я ринулся в его сторону. Водитель оказался свободен, поэтому уже через пятнадцать минут я подъезжал к госпиталю. Я кинул двадцать долларов таксисту и, не дожидаясь сдачи, быстро вылетел из машины, направляясь к стойке администрации.

— Добрый день! Подскажите пожалуйста, как мне найти девушку? Её доставили вчера с травмой головы.

— Как её имя и кто вы ей будете?

— Имя Санни А́ртура Джонс и она…, — я замешкался, — она моя девушка.

Непривычно и в тоже время так по родному зазвучали для меня эти слова. Ответив ещё на несколько уточняющих вопросов и назвав свои данные, я шёл по корпусу "А" в поисках палаты 108.

— Николас? — я оглянулся.

— Доктор Роджерс!

— Ты что здесь потерял?

— Я иду проведать одну девушку.

— Да?! Твоя возлюбленная?

— На неё напали вчера, а я, можно сказать, помог, — избежал я прямого ответа.

— Вижу, — окинув меня оценивающим взглядом, сказал доктор.

— Ты хотя бы штаны сменил бы.

Я посмотрел вниз и увидел засохшие капли крови на грязных штанах. Куртку, к счастью, я снял ещё в участке, вывернул её наизнанку и держал теперь всё время в руках.

— Мои любимые, — отмахнулся я, не желая вдаваться в подробности вчерашних происшествий и сегодняшнего "доброго" утра.

— Понимаю, сам такой. Ни на что не променяю свои очки. Они со мной с 75 года, тогда я впервые…

"О нет!" — подумалось мне, сейчас он в сотый раз начнёт свой "интереснейший" захватывающий дух рассказ про то, как в этих очках он впервые удалил рак яичек у подопытной крысы на первом курсе университета, как впервые он увидел сквозь них мёртвого человека, трупа и единственный не упал в обморок, когда его остывший синего цвета живот был вскрыт и вывернут для промывки органов.

— Доктор Роджерс, простите, но я действительно не имею времени, где здесь 108-ая палата.

— 108-ая? Так там лежит моя пациентка Санни. Я только что от неё. У неё сотрясение мозга и сильное эмоциональное потрясение. Но я бы не советовал тебе идти к ней сейчас. Вернее я не могу позволить ей сейчас волноваться.

— Она уже пришла в себя? — я двинулся всем телом в сторону палат, желая поскорее увидеть мою Санни. Боже мой! Мою Санни…

— Она только уснула и ей нужен покой. Послезавтра придёшь и поговоришь с ней, а пока ты лучше сходи домой, приведи себя в порядок. По правде говоря, вид у тебя совсем не очень.

— Но мне хотя бы убедиться, что с ней всё в порядке.

— Ты мне не веришь?

— Конечно верю, но так спокойнее спать.

— Ты можешь спать спокойно, Николас, твоя возлюбленная будет в полной безопасности, я тебе обещаю. Я действительно не могу сейчас допустить тебя к ней, так как она всё ещё слаба и даже эмоции от общения с тобой могут навредить её состоянию.

— Понимаю. Разрешите мне хотя бы посмотреть на неё, хотя бы через окошко, — отчаянно попросил я.

— Пойдём, — сказал доктор и тепло улыбнулся моему нетерпению.

Мы подошли к палате под номером "108". Я невольно затаил дыхание, сердце застучало быстрее, во рту пересохло, а руки вспотели и задрожали, когда за окном с полуоткрытыми жалюзями, я увидел, спящую Санни. Она была такой хрупкой, лежала такая нежная и беззащитная, что мне захотелось оттолкнуть доктора в сторону и вломиться к ней в палату, закрыть её тело своим, защитить от всего зла, горя и боли этого мира. Я чувствовал, что её сон явно не был мирным и спокойным. Я чувствовал её тревогу.

— Ну что, убедился?

— Что? — не отрывая взгляда, отстранённо спросил я.

— Говорю, убедился?

"Да, я убедился! Я убедился, что не хочу и не могу её оставить здесь." — сказал я про себя, а ему в ответ просто кивнул головой.

— Ты сдал уже кровь?

— Нет.

— Завтракал?

— Нет, —ответил я раздражительно, так как этими своими вопросами доктор вынуждал меня отвлечься от главного объекта, который мучал, сводил меня с ума, все семнадцать лет превращал меня поутру в ненормального влюбленного психопата и заставлял моё сердце биться быстрее даже в сонных воспоминаниях. Санни, я не мог ни на секунду оторвать взгляд от её неровного дыхания и тревожного выражения лица. Мне так хотелось её обнять.

— Давай, Николас, иди сдай анализы, приведи себя в порядок, а я позабочусь о её скорейшем выздоровлении. Тебя провести в лабораторию?

Доктор начал аккуратно, но настойчиво уводить меня в сторону и хотя я хотел бы сопротивляться этому, я не стал. Думая о Санни и о нас с ней, о нашем расставании и стольких упущенных днях, я почувствовал неуверенность. Мне стало страшно, что я могу повести себя как-то неадекватно, неправильно, боялся всё испортить спустя столько лет расставания, поэтому послушно, противясь самому себе, я ушёл.

— Я сам найду кабинеты, доктор. Спасибо! — сказал я и поплёлся неизвестно в какую часть госпиталя.

Когда я проходил длинные белые коридоры, мне казалось, что госпиталь с его кабинетами, докторами, больничными каталками, лекарствами, болезнями, смертя́ми и наконец с изнеможденными недугами людьми, для которых он и был построен, стали совершенно новыми объектами для моего зрения и моего восприятия. Впервые, жизнь, окружающая меня все эти годы, показалась мне такой чужой, такой другой и не моей, не моей жизнью. Я плохо стал узнавать и понимать её. Всё для меня здесь было и́менно чужое. Всё! Даже я сам.

Я не помню, как я сдал анализы, вернее не помню, сдал ли я их вообще, но когда я вышел на улицу и посмотрел на огромное пустое серое небо, я ощутил себя таким же пустым и серым. Я не знал, что мне делать со всем тем, что я вспомнил. Я даже не задумывался до этого момента, как Санни воспримет мое появление, ведь все эти годы я был для неё мёртв, а теперь… Теперь я оказался мёрт и для самого себя. Я чувствовал себя отчуждённым, далёким от той реальности, в которой я жил все эти годы. С горечью во рту я осознал, что я жил выдуманным прошлым и теперь неизвестность, стоящая тёмной стеной перед моими глазами, окончательно сбивала с толку, а приступ панической атаки стал вгонять меня в нелогичный ступор, из которого я не видел входа, поэтому я сорвался. Я сорвался с места и побежал. Я бежал и не хотел останавливаться. Я не мог больше стерпеть правду, свалившуюся на меня неподъемным грузом. Мне захотелось сорвать с себя свитер и майку. И я это сделал. Меня душила сейчас даже собственная кожа. Не понимая, что я творю, я выкинул вещи в мусорный бак и сломя голову понёсся по улице в одних лишь штанах, не ощущая ничего, кроме жара, гнева и растерянности. Кажется, что в тот момент я окончательно сошёл с ума…

Мятная веточка 14

POV Автор

США, Сиэтл 1995 год, 22 года назад

— Тебе помочь? — маленькая девочка в хлопковом весеннем платье белого цвета подбежала к мальчику, который только что упал с велосипеда у её дома. Он отдернул от неё свою раненную руку и недовольно буркнул:

— Не трогай меня! Я сам справлюсь!

Мальчик стряхнул свои грязные подёртые коленки, в которых застрял мелкий гравий, посмотрел на разбитые в кровь пыльные локти, схватил свой старенький велосипед и быстро поехал прочь, сгорая от смущения. Наверняка она уже успела над ним посмеяться. Он был в этом просто уверен. Мальчик привык к тому, что над ним все издеваются и подшучивают в школе. Он и представить себе не мог, что девочка с со светлыми волосами и большими глазами не станет этого делать. Он ехал и ненавидел её за то, что она никогда не захочет с ним дружить. А ведь ему хотелось бы иметь друга и неважно какого друга, главное настоящего. Даже, если бы другом оказалась вот такая вот девчонка.

Однако больше всего этот двенадцатилетний мальчик ненавидел самого себя, и свой старый велосипед, вернее, того, кто ему подарил ржавую скрипучую двухколёсную развалюху, с дурацкой неисправной цепью, которая то и дело слетала и теперь стала причиной его позорного падения. Сейчас он ехал к маме на работу, как обычно, и нервно стирал с лица капли дождя. Они внезапно сорвались с отяжелевших темных облаков, нависших над Сиэтлом и теперь больно били по его лицу.

Хотя вряд-ли дождь умеет скапливаться в уголках глаз, а затем сбегать по щекам, оставляя за собой солёные следы…

***

Сидя на одиноком песчаном берегу, в одних лишь мокрых от дождя штанах и грязных промокших на ногах кедах, Николас вспомнил тот день, когда он упал с велосипеда возле дома Санни и впервые услышал её голос. Он постепенно вспоминал свою жизнь до "аварии", о которой солгала его мать и не мог перестать на неё злиться из-за скрытой правды. Он имел право знать эту правду! Каждый имеет право знать правду, пусть и такую горькую! Если бы не нападение на Санни в тот вечер и если бы не его случайная прогулка, возможно, что он бы так и остался жить, терзаясь обрывками воспоминаний, всякий раз считая, что он медленно сходит с ума. Сейчас его память возвращалась очень стремительно, взрываясь в голове жуткими кадрами его тяжёлого детства. Он вспоминал ужасы прошлого, страшные моменты побоев, крики и слёзы матери, его безуспешные попытки её защитить от насилия самого близкого и важного человека для каждого мальчика — папы. Он вспомнил страх и боль, которые ему доставлял родной отец! Отец… Как же ему хотелось все эти годы вспомнить отца! Мама всегда рассказывала сыну о чудесных качествах, о подвигах и благородстве своего любящего мужа и заботливого главы их "счастливого" семейства. Всё это время он надеялся быть хотя бы на половину похожим на него. А теперь? Теперь эти желания выглядели не просто глупо, а нестерпимо мерзко и отвратительно. Одно дело всю жизнь пытаться спрятать подальше в памяти пережитый ужас, другое дело о нём забыть и верить сладкой лжи, которая обязательно станет ещё более горькой, чем страшная, но правда! Николас вымученно улыбнулся своим мыслям, отчаянно пытаясь принять правду своего прошлого.

На небе показалась верная спутница нашей планеты Луна. Густые темные тучи расступились из-за порывистого ветра и, подобно бархатному театральному занавесу, представили всем жителям Ричмонда этот по-особому яркий лунный облик, давая возможность каждому насладиться её ночным платьем с бриллиантовым свечением. Николас осмотрелся по-сторонам и заметил, как что-то сверкнуло справо от него. Небольшая лужица собралась в иссушенном стволе дерева, которое лежало рядом с ним на влажном холодном песке, и отражала в своих водах небесное воинство звёзд. Поднявшись на ноги, Николас подошёл к гладко отшлифованному временем, водой и ветром бревну, заглянул в кривое отражение лужи, растревоженное редкими каплями дождя и стал пристально себя рассматривать в нём. Он трогал своё лицо будто впервые, будто впервые за все эти годы

"слепоты" он увидел свое отражение, как внезапно получивший прозрение человек и теперь ощущал себя по-настоящему чужим и несчастным. Он трогал заострённые черты своего лица, рассматривал упрямый подбородок, с выраженной ямочкой посредине, смотрел в маленькие тёмные глаза, обрамлённые темнорусыми ресницами, грустно улыбнулся широкой улыбкой с крупными ровными зубами от природы, прошёлся ладонью по грубой плотной щетине и замер в оцепенении. Он не ошибся. Николас выглядел в точности как его отец. Он унаследовал от него все его черты, вплоть до ямочки на подбородке и морщин появляющихся в уголках рта, когда он улыбался. Всё эти годы, смотря в зеркало, он видел того, кого сейчас предпочел бы забыть навсегда. Он был полной копией своего ненавистного отца и от этой правды теперь ему никуда не деться…

***

— Твои локти уже зажили?

Санни спрыгнула с качели и подбежала к Николасу, который часто проезжал мимо её дома. Ей очень хотелось с ним подружиться хотя бы потому, что на её улице никого из ровесников не было, а в школе поиграть времени просто не хватало. Она любила игру салочки и надеялась, что если он живёт где-то неподалеку, то сможет приходить к ней по выходным в гости и вместе играть во дворе. Но Николас шёл своей дорогой и не замечал её.

— Скажи, как тебя зовут?

"Опять эта девчонка достаёт меня.", — подумалось ему.

Велосипед Николаса окончательно сломался и теперь ему приходилось каждую неделю преодолевать по пять километров пешком, чтобы забрать и отнести домой просроченные продукты, списанные маркетом, где и работала его мама. Часто в две смены она распаковывала, расскладывала и расфасовывала товары со склада на стеллажах магазина, и несколько раз в неделю по ночам подрабатывала уборщицей. Те продукты питания, которые магазин не успевал вовремя распродать, она забирала домой. Начальник её отдела ценил в ней надёжного, добросовестного работника и знал её нелегкую семейную ситуацию, поэтому большую часть лучших товаров отдавал именно ей. Для них с сыном это было настоящим спасением. Она получала скромное жалование, но даже его она могла бы экономно распределять, да так, чтобы не нуждаться в самом необходимом, если бы не одно "но". Все её честно заработанные средства забирал любящий муж и отец. Он пил. Деньги проматывал в первую же неделю после их получки, а затем влазил в новые долги, продолжая пить и превращать в сущий кошмар жизнь своих домашних. Однако, когда деньги в доме заканчивались, а одолжить было уже не у кого, вот тогда спокойствие и вовсе покидало их дом. Он избивал свою жену по поводу и без, устраивал порку своему сыну, когда тот кидался защищать маму, а затем читал на повышенных тонах часовые деспотичные нотации. Он заставлял раскаяться жену и сына в их содеянном зле, говоря, что они разрушили ему жизнь и сами во всем виноваты, что если бы ни она и если бы не её ублюдок, которого она нагуляла как последняя шлюха, он бы жил сейчас по-другому. Со слезами на глазах они просили у него прощения, желая поскорее освободится от этого ужаса, но знали, что в скором времени всё это повториться опять. На него не было должной управы. В полиции уважали его прошлые военные заслуги во время афганской войны. Соседи говорили лишь о криках доносившихся с их дома, а его жена Ольга просто из страха очередных побоев не давала никаких показаний. Сколько же боли она натерпелась от него за последние два года. Она бы хотела от него уйти, но куда, к кому? Тринадцать лет назад она покинула Россию, свою родину, влюбившись в американского офицера ВВС США. Он был красив, статен, к тому же старше её на девять лет. Для неё он казался надёжным человеком. Ей хотелось довериться ему полностью, положиться на него как на того, кто вызывал в ней именно это чувство. Её родители погибли в автокатастрофе, когда ей было всего семнадцать. Никого близкого рядом с ней не оказалось, бабушки жили в сёлах, да и сельским людям было нелегко свести концы с концами. Что уж и говорить о девушке, которая выросла в городе и ничего не понимала в земледелии. Она устроилась официанткой в одном из ресторанов Москвы и именно там она и встретила своё "счастье". Знала бы она тогда, во что превратится её жизнь теперь.

Это был четвертый поход Николаса за этот месяц в маркет, но с каждым разом его сумки казались тяжёлее предыдущих. Руки и спина у него не переставали болеть даже на второй день отдыха, а ладошки нестерпимо гореть из-за свежих мозолей.

— Чего тебе надо? — мальчик остановился и, повернувшись, грубо спросил эту надоедливую девчонку.

— Ничего. Я просто хотела с тобой поиграть, — грустно ответила Санни.

"Поиграть? Да она просто смеётесь надо мной!".

— Я тебе не собака, чтобы играть с тобой. Отвяжись от меня наконец.

— Я…я… — Санни пыталась сказать что-нибудь в ответ, но предательские слёзы показались на её больших красивых глазах, выдавая чувство обиды.

Николас заметил это и не мог понять, почему она расплакалась и убежала. Если она хотела подразнить его, то вряд-ли бы обиделась на его грубость. А вдруг она и вправду хотела с ним поиграть? Ему стало очень стыдно за то, что он обидел её, но он же просто хотел, чтобы над ним не подшучивали, как это всегда было. Николас привык к тому, что у него нет друзей, а если ему предлагают поиграть, то обязательно будет весело всем, кроме него.

Будучи худым, слабым мальчиком из явно неблагополучной семьи, Николасу было не под силу противостоять издевательствам откормленных, разбалованных, невоспитанных и жестоких сверстников, поэтому он просто смирился с одиночеством.

Стрелки часов показывали шесть вечера. Неся в руках долгих полтора часа полные неподъемные сумки с едой, Николас заметил вдалеке красную крышу дома той самой приставучей девочки с красивыми волосами. Он перешёл на другую сторону улицы и поставил сумки на тротуар для того, чтобы передохнуть. Он думал набраться сил и как можно быстрее пройти мимо её дома. Николас не хотел, чтобы она заметила его, так как ему все ещё было очень стыдно. Однако, когда её двор стал виден издалека, он обрадовался и облегчённо выдохнул. Во дворе никого не было, а значит, его никто и не заметит. И вот он уже почти миновал дом Санни, как вдруг он услышал доносящееся пение из выходящих на улицу окон её гостиной. Он замедлил шаг и стал прислушиваться.

Это точно пела она. Санни пела колыбельную "Ромашки", которую Николас знал наизусть. Ольга с первых дней рождения своего сына напевала ему тихим голосом перед сном эту добрую, нежную и такую любимую им колыбельную и даже теперь, когда Николас стал уже совсем взрослым для подобных нежностей, Ольга не могла отказать себе в удовольствии, хоть иногда почувствовать себя вновь счастливой беззаботной мамой своего маленького Николаса, которому ничего не угрожает, вернее, которому когда-то ничего не угрожало.

***

"Ромашки" *

Ты закрой глаза, закрой

В поле, где ромашки спят

Их листочки сберегут

Мирным сон твой сохранят.

Будешь крепко спать, сынок

Мама рядом, отдыхай

Ведь ромашки страх и боль

Унесли в цветочный рай.

А ромашки окружат

Твоё сердце и мечты

Чтобы сладко ты поспал

И наутро бодрым был.

(14.08.19)

— И наутро бодрым был, — шёпотом Николас закончил петь последнюю строчку вместе с Санни.

Ему очень понравилось как она пела и ему очень захотелось послушать эту колыбельную ещё раз. Но музыка из её дома перестала доносится до его слуха и Николас поспешил поскорее убраться с этой улицы, боясь быть замеченным.

***

Небо стало приобретать глубокие оттенки синего. Казалось, что эта бесконечная ночь отчаянно борется с приближающимся рассветом и не намерена уступать ему место. Луна светила тускло, звёзды почти растворились в небесной синеве, огней города вовсе не было видно и в какой-то момент действительно могло показаться, что рассвет никогда не наступит. Николас просидел здесь всю ночь. Его тело давно стало ледяным и замёрзшим, руки посинели от пронизывающего холодного морского ветра, а в горле ощущалось неприятное жжение. На нём были одеты лишь мокрые от дождя штаны, на ногах красовались всё те же грязные кеды. Он окинул усталым взглядом берег, который выглядел по-настоящему мрачно и одиноко. Его внимание привлек где-то высоко в бездонном небе истошный крик чайки, схожий с настоящем плачем живого существа. Ему хотелось закричать так же отчаянно и громко и освободиться от теней прошлого, которые стали более чем реальны и с которыми ему неизбежно придётся жить. Николас поднялся на ноги. Не стряхивая с себя влажный песок, он медленно побрёл в сторону дома. Шагая с понурой головой, он не чувствовал боли от переохлаждения и разыгравшейся лихорадки, он не замечал никакой физической боли, он ощущал только удушающую тяжесть где-то глубоко в груди и это была явно не простуда.

***

— Вы недавно переехали? — рисуя незамысловатые узоры палкой на влажной земле, спросил Николас. — Я тебя раньше здесь не видел.

— Нет, я всегда здесь жила.

— Странно. Я тоже здесь всегда жил, — сказал Николас, усаживаясь рядом с Санни на ступеньках её дома.

Он думал о том, почему эта девчонка не стесняется дружить с ним, ведь, если она всегда здесь жила, значит она должна была знать, что с таким как он не дружат.

Прошёл целый месяц с тех пор, как им удалось помириться. Николас всё-таки набрался смелости и проезжая в один из дней мимо её дома, остановился и как бы невзначай бросил через плечо, что ему жаль и что он не хотел её обидеть. И когда он уже было собрался ехать дальше, ему в спину прилетел ответ:

— Так ты станешь со мной дружить?

Замерев, он так и не решался повернуться к ней. "Дружить? С ней? Она хочет со мной дружить?" — спрашивал он самого себя, не веря услышанному. Не может быть, чтобы она хотела этого искренне. Но в тот момент, когда она подбежала к нему и угостила вкусным кусочком мятного пирога, посмотрев на него честным взглядом с милой улыбкой, всё его сомнения были развеяны. Сейчас же он окончательно был уверен, что эта девочка дружит с ним по-настоящему, а он боялся только одного, потерять такого друга.

— Хочешь помочь мне нарвать мяты? Мама дала мне задание принести целую корзинку мятных веточек.

— А как это делать?

— Я тебя научу!

Николас присел рядом с Санни на подстилку и стал смотреть как правильно нужно срывать мяту.

— Вот так, почти под корень ставишь ножницы и срезаешь. Это не сложно. Я всегда маме помогаю собирать мяту. Она готовит из неё много всего вкусного, но моё любимое это мятный пирог и чай.

Николас ничего не ответил, а просто кивнул головой и принялся старательно выполнять это задание.

Ему хотелось сделать всё идеально, правильно, чтобы она оценила его работу и чтобы её мама была довольна ими. В особенности было бы здорово в итоге получить ещё одни кусочек мятного пирога. Он ему очень понравился. Мама ему никогда не готовила пирогов. Однажды он попросил её испечь что-нибудь, как в телевизоре, но она сказала, что очень устала и к тому же не любит печь, но если он хочет чего-то сладкого, то может пойти поесть хлопьев с молоком. Однако согласитесь, никакие хлопья с молоком не сравняться с маминым пирогом.

— А куда ты постоянно ездишь? — спросила Санни и отложила ножницы в сторону, так как её руки немного устали, а на пальцах появились покрасневшие надавленные участки.

Николас же сидел напротив, заканчивал срезать последние веточки крупной заросшей части полянки и пытался придумать ответ. Сказать правду он стеснялся. Его часто дразнили одноклассники, обзывая попрошайкой и даже однажды подсунули ему контейнер с объедками из помойки, приказав передать его бездомной мамочке. Когда дело касалось его мамы он не мог стерпеть унижения и накидывался с кулаками на явно превосходящих в силе одноклассников и всякий раз терпел побои, ведь каким бы злым и отчаявшимся ребёнком он не был, побороть толпу жестоких двенадцатилетних подростков он не мог.

— Я езжу к маме на работу, — ответил он коротко, надеясь, что она больше не станет его ни о чем допрашивать, — вернее уже пешком хожу.

— А можно мне с тобой пойти? — восторженно спросила Санни.

— Нет! — слишком резко прозвучал его отказ и это не могло не задеть Санни, но она постаралась не подать виду, хотя и было нелегко.

— Я думаю, что этого хватит, — грустно сказала Санни и подняла корзинку с мятой.

— Санни, прости, я не хотел тебя обидеть. Просто, — Николас запнулся. Он понимал, что рано или поздно Санни сама узнает про него всю правду и если она не захочет с ним больше дружить, то зачем ему эта дружба сейчас.

— Ты можешь со мной пойти.

Санни ничего не ответила, а подбежала и от радости поцеловала его в щёчку. Это было невесомо, быстро и неожиданно, но щека Николаса ещё долго горела после невинного поцелуя.

***

На улице было холодно. Резко сорвавшийся октябрьский ветер пронизывал тонкую спортивную куртку Николаса, заставляя дрожать тело мальчика. Он слишком легко оделся для такой непогоды, но времени вернуться назад и одеться потеплее у него не было. Поэтому он прибавил шаг, и повыше натянул воротник куртки, пряча свой холодный покрасневший нос. В очередной раз он проходил мимо дома Санни, направляясь за продуктами к маме. За это время ладошки мальчика приобрели твёрдые бесчувственные мозоли, так что теперь, неся тяжёлые сумки он меньше ощущал жжение и боль.

— Николас, подожди!

Он остановился и, повернувшись, увидел как к нему со всех ног летит Санни. Она была похожа на нашкодившего сбежавшего котёнка.

— Я с тобой пойду! — запыхавшись, сказала она.

— Куда?!

— На работу к твоей маме. Ты же помнишь?

— Нет, Санни. Давай в другой раз, — испуганно ответил мальчик.

— Пожалуйста! Ты же обещал! — обиженно возмутилась Санни и чуть было не топнула ногой, как маленькая девочка, поэтому Николасу ничего не оставалось, как согласиться.

Всю дорогу дети шли и смеялись, задирали друг друга, играли в салочки, чтобы согреться и оба даже не заметили, как пролетели сорок минут ходьбы. Впервые Николас шёл за продуктами не с чувством неизбежной усталости и одиночества. Рядом с Санни он почувствовал себя по-настоящему счастливым ребёнком и нужным другом. Да и Санни всю дорогу не умолкала, радуясь, что впервые ей удалось уйти гулять так далеко.

— А тебя до скольки отпустили родители?

— Эээм, — осеклась Санни, — вообще-то я им не сказала. Они ушли и предупредили, что вернутся нескоро, так что…

— То есть, ты сбежала?! — удивлённо спросил Николас. — Поэтому ты так выглядела?

— Как?

— Как нашкодивший кот.

— Сам ты нашкодивший кот. И вообще, я уже выросла и могу ходить где хочу.

— И сколько же тебе лет? — сдерживая смех, спросил Николас.

— Одиннадцать, — с гордо поднятым носиком ответила Санни.

— Вот именно, одиннадцать. А не сто одиннадцать. Ты не можешь ходить где хочешь.

— Могу! — топнув ногой возмутилась девочка.

— Нет, не можешь, — дразня, отвечал Николас и, отойдя на безопасное расстояние от неё, засмеялся ещё сильнее, видя тщетные попытки Санни выглядеть взрослой и грозной.

— Ты такая грозная, что даже плюшевый мишка не станет прятаться.

— Ну, всё, ты мне надоел, — крикнула Санни и побежала за Николасом, в надежде ему отмстить.

Она догнала его и принялась щекотать, но спустя каких-то несколько несчастных попыток Санни уже сама пыталась увернуться от щекотки.

— Хвати-и-ит! — взмолилась запыхавшаяся Санни.

— Мир? — в знак перемирия протянул ей мизинец Николас.

Санни из подо лба посмотрела на Николаса и, схватившись, сказала:

— Мир!

Дети спокойно добрались до магазина. Николас попросил Санни подождать у входа и спустя пять минут вышел неся полные сумки продуктов.

— Ого! — удивилась Санни. — Это ты еду здесь постоянно покупаешь?

— Ну да, — пожав плечами, ответил Николас и не захотел говорить ей правду о том, что еду он не покупает, что его семья не такая, как у всех, что такой как ей не стоит дружить с таким как он вовсе. Он больше не хотел ей признаваться. С каждым днём Николас привыкал к тому, что в его жизни есть друг и теперь он окончательно осознал, что не хочет, нет, что он боится снова остаться один.

— Я тебе помогу. Дай мне пожалуйста сумку поменьше.

— Нет, Санни, они очень тяжёлые.

— Ну и что?! Я сама хочу тебе помочь и ты не можешь мне запретить!

Видя, что с ней спорить бесполезно, он дал ей одну ручку от сумки, а в своей руке оставил вторую…

— Довольна?

— Да! — с победной улыбкой на лице, ответила Санни.

Спустя час они подходили к дому Санни и вдалеке увидели толпу людей, собравшуюся около дороги. Среди них Санни заметила напуганные лица своих родителей и не на шутку испугалась.

— Неужели они вернулись раньше? — шёпотом спросила девочка. Её руки стали дрожать, а в животе неприятно свело, когда она поняла, что мама ее заметила и грозным видом дала понять, что ей не избежать серьезного наказания.

Николас тоже ощутил прилив страха. Среди толпы соседей он увидел своего одноклассника и его родителей. Он что-то говорил недовольным взрослым и с ухмылкой показывал на него пальцем.

— Мне страшно, Николас. Мама зла как никогда. Чувствую, что нам влетит.

— Что-нибудь придумаем, не волнуйся, — сказал мальчик, а сам понимал, что ничего они не смогут придумать и возможно это последний раз, когда он приходил к ней в гости.

— Я жду объяснений, юная леди! Как ты могла с нами так поступить?! Куда ты ходила с этим?! — небрежно указав пальцем на Николаса, требовала ответа мама. Её слёзы сменились гневом и злостью. Даже отец не пытался вмешаться в этот допрос, а нервно стоял в стороне и слушал всякую недобрую информацию о Николасе и его семье.

— Я помогала Николасу донести сумки. Мне просто хотелось погулять, — чуть не плача проговорила Санни.

— Ты с ума что-ли сошла, Санни?! Ты никуда больше не пойдешь гулять и я запрещаю тебе общаться с ним!

— Нет! Вы не можете со мной так поступить. Он мой лучший друг, мама! — заплакав, кричала девочка.

— Я сказала и это не обсуждается! Марш домой! Мы только начали наш разговор!

Плача, Санни посмотрела на Николаса и убежала домой, не желая даже думать о том, что она не сможет больше дружить с ним.

— Лиза, вы всё правильно говорите, такие как он плохое общество для вашей дочери! — будто не замечая Николаса говорила мать его одноклассника. — Его семья далека от нормальной и мальчик из такой семьи не сможет вырасти достойным членом общества. Поэтому, держите его подальше от вашей дочери. А вот мой Генри может чаще приезжать к Санни в гости. Всё-таки они давно знакомы.

— Да, это было бы прекрасно. У бедной девочки совсем нет друзей, так что мы всегда будем рады вас видеть.

Две недели прошло с тех пор, как наказали Санни. Николас очень переживал за неё. Он чувствовал свою вину перед ней. Ведь если бы он настоял и не взял её с собой, то сейчас они бы всё так же играли вместе. А теперь? Теперь она даже не выходила из дома, а ему было запрещено к ней подходить. И вот в один из дней, как обычно направляясь к маме, Николас заметил на крыльце дома Санни и она была не одна. Генри, его одноклассник, находился рядом с ней и увлечённо играл в тетрис, а она грустно рисовала карандашами в альбоме. Было видно, что ей явно с ним скучно и неинтересно, а он в свою очередь и не желал играть с девчонкой младше него, да ещё и с такой недотрогой. Николас шёл очень медленно и ждал, когда же она посмотрит на него, но она не смотрела. Однако Генри увидел Николаса и сделал вид, что ему очень интересно, что же такого нарисовала Санни. Он взял её рисунок в руки и с самой милой улыбкой на которую он был только способен, стал хвалить её работу и даже пригласил её поиграть в салочки. Девочка охотно согласилась и, вскочив на ноги, заметно повеселела. В тот момент юное сердечко Николаса пропустило сильный удар обиды. Он понял, что Санни больше не его друг, что она не страдает так же как он, что они никогда не станут играть вместе…

Мятная веточка 15

POV автор

Шли дни. На улице стоял холодный месяц ноябрь, окончательно скидывая с себя бурые остатки листвы самых стойких представителей флоры, а в морозном воздухе уже давно пахло зимними ягодами. Тепло одетый, с туго затянутым на шее шарфом, Николас медленно шёл к маме. Его мышцы болели, кости неприятно ныли, на щеке виднелся позавчерашний синяк, оставленный отцом, а в ногах не было никакой силы. Ежедневные изнурительные тренировки с отцом приносили ему нестерпимую жгучую крепатуру в теле и сильную усталость. Ему как никогда было тяжело просто идти, с пустыми руками и он даже не представлял, как ему донести сегодня тяжеленные сумки с продуктами.

Однако когда он выходил из магазина, таща три полные торбы продуктов, его ждала неожиданная встреча. Санни с милой улыбкой и уверенными шагами просто подошла к нему и молча взяла одну ручку его неподъемного пакета.

— Что ты здесь делаешь? — в недоумении спросил Николас.

— Тебе помогаю. Пошли, нет времени, — приказным тоном проговорила Санни.

— Нет! Тебе нельзя со мной дружить! — вырывая ручку из её руки решительно запротестовал Николас.

— Нет, можно! — потянув пакет к себе обратно, не уступала Санни.

— Санни, тебе нельзя дружить с таким… — он запнулся.

— С каким? — твёрдо спросила девочка.

— С таким как я, — с отчаянием в голосе сказал Николас. — Генри тебе друг, а не я.

— Генри мне не друг. Он противный и злой обманщик. Я не хочу с ним играть и дружить.

— Санни, тебя накажут. Я не хочу, чтобы тебя наказывали из-за меня. Твоя мама сама сказала, что не хочет меня видеть.

— Мне всё равно, что сказала мама, я знаю тебя, ты хороший и добрый и с кем дружить могу уже сама решать.

Николас молчал, он впервые услышал столько добрых слов не от своей мамы. Его сердечко было тронуто и он наконец поверил, что Санни его первый и самый настоящий друг. Поэтому он и решил, что не будет её подставлять. Он не хочет, чтобы она страдала из-за него.

— Давай тайно дружить. Я буду к тебе приходить в гости, когда родителей не будет.

— Ко мне нельзя! — слишком резко отрезал мальчик. — Давай мы просто поклянемся, что будем тайными друзьями и станем вместе играть, если твои родители будут не против. А пока, мы можем… — Николас запнулся, пытаясь придумать, что же они могут.

— Мы можем друг другу оставлять письма, — с горящими от восторга глазами, опередила его Санни. — Я видела такое в одном фильме. Я буду писать тебе про себя, а ты будешь писать мне про себя. Можем даже всякие загадки и задания давать. Но об этом никто не должен будет узнать.

— Ух-х-ты-ы! Мне нравится, — поддержал её Николас.

Санни же так понравилась эта идея, ей так захотелось иметь свою тайну, что она даже обрадовалась запрету дружить с Николасом, ведь теперь у них будет их общий секрет.

— Только об этом никому, — серьезно сказал мальчик.

— Никому, — голосом заговорщика ответила девочка.

— Клянись!

— Клянусь! Теперь ты поклянись, Николас, — укоризненно потребовала Санни.

— И я клянусь!

С тех пор дети были тайно неразлучны. Они писали друг другу письма на переменах в школе, а после уроков Николас спешил к дому Санни и оставлял своё письмо в железном ржавом ящике, который они прятали под корнями древнего рослого дуба. Он был расположен на правом краю переднего двора дома девочки и своими раскидистыми, мощными ветвями скрывал Николаса все те разы, когда он чуть было не попался и не оказался замеченным родителями Санни. Кто посадил этот дуб и сколько точно ему было лет, никто из взрослого поколения этого района не знал, однако с этим дубом была прочно связана одна легенда. Ходили слухи, что в 1857 году дуб был посажен молодым нищим художником по имени Чарльз. Он был страстно влюблён в скрипачку Джуди Стоун, которая уже в двадцать лет имела огромный успех в творческом мире и её будущее никак не должно было быть связано с таким, как он. Она играла для высшего общества и сама являлась одной из них. Однако "любовь не считает деньги", и Джуди было все равно, что скажут её родные и как это отразиться на её репутации в высших кругах того времени. Но как бы она не пыталась доказать им свою любовь и объяснить её родным, они не смогли понять девушку и вынудили угрозой расправы над Чарльзом согласиться выйти замуж за нелюбимого, но уважаемого и богатого человека. Горю несостоявшемуся художнику не было предела. Он понимал, что она и только она держала его в мире живых, вдохновляя на новые работы. Он посадил этот дуб в знак своей крепкой и нерушимой любви к Джуди, вырезал ножом на стволе дату 1857 и их имена, а после этого бесследно исчез. Однако, как бы это не было странно, но и Джуди тоже пропала в день свадебной церемонии. Ни её, ни Чарльза никто больше так и не видел. А дуб? Дуб оставался нерушимым и стойким вот уже два столетия, и достойно хранил эту тайну, сберегая где-то под толщей своих многолетних слоев историю любви Джуди и Чарльза. И вот теперь, уже несколько месяцев в его корнях, которые выглядывали из под земли, как щупальца подземного чудища, была сокрыта ещё одна тайна, пусть и маленькая, но такая важная для Николаса и Санни. Как это не редко случается, но не всем тайнам удается быть нераскрытыми. С наступлением весны, пришла и весенняя тщательная уборка двора. К родительскому удивлению и страху Санни их тайные письма были обнаружены. Не сказать, что её мама была в восторге, однако прочитав несколько их переписок, она поняла, что её дочь действительно искренне дорожит дружбой с этим мальчиком. Да и как оказалось, Генри был явно не тот, с кем она хотела бы видеть рядом свою дочь. Поэтому, сделав дочери выговор за то, что та ослушалась родительского запрета, она сказала, что не будет запрещать им дружить, если только сама убедиться в том, что их дружба никак ей не навредит. Поэтому Лиза, мама Санни, решила для начала познакомиться с мамой Николаса. Узнав у дочери, где работает его мать, она на следующий же день отправилась в маркет для знакомства. Она надеялась увидеть там какую-то низкую, чуть ли не падшую женщину, неблагополучную алкоголичку, наслушавшись всякого недоброго от родителей Генри, но встретившись с ней лицом к лицу, Лиза поняла как сильно она ошибалась. Конечно, мама Николаса не выглядела идеально-ухоженно или успешно. Но это была красивая светловолосая женщина лет тридцати пяти, скромно одетая, с усталым взглядом и вымученной, но искренней улыбкой. В её глазах читалось много горя, однако было видно, что она не заливает его алкоголем, а справляется так, как может, безвылазно работая в этом маркете. Женщины дружелюбно пообщались и мать Санни с радостью пригласила свою новую знакомую в гости на чашечку чая и мятный пирог.

***

31 мая 1999 года

С той поры, с поры начала их дружбы и их общих секретов прошло 5 лет. На улицах города Сиэтла весна радовала его жителей своими запахами, теплом и нескончаемым пением птиц. Сейчас лучи майского солнца спускались к закату, настойчиво стучась в окно скромно-обставланной спальни Николаса. Он впервые пригласил Санни в свой дом и от этого его руки заметно тряслись. Однако это была не единственная причина его волнения. Спустя столько лет их дружбы, его самых лучших лет жизни, Николас безоговорочно понимал, что Санни, его милая добрая девочка, которая была ему верным другом и опорой все страшные моменты его детства, должна быть его и только его. Он и раньше жил с этим странным чувством, от которого быстрее билось сердце, а вместо приятных слов о её новом платье или выступающем первом бюстгальтере, порой слетали глупые шуточки и подколы. Но вот уже целый год, став семнадцатилетним молодым человеком, отлично сложенным и по-настоящему красивым, Николас оберегал Санни от навязчивых поклонников в старшей школе и не позволял никому приближаться к его подруге, которая даже ничего об этом не подозревала. Благодаря тренировкам с ненавистным отцом, Николаса больше никто не задирал в школе. Он перестал быть объектом насмешек и издевательств и это единственное, если так можно считать, что отец мог сделать доброго для своего сына.

И вот теперь, в стенах его комнаты зарождалось самое настоящее чудо. Чудо искреннего, светлого, доброго. Их юная, но такая сильная любовь переполняла, как оказалось, чувства обоих, не давая задуматься о нависшей опасности. Солнечные зайчики будто бы знали, что сегодня жизнь, сидящих в комнате изменится навсегда и старались предупредить о бедствии, обжигая беспощадно их кожу. Но тщетно…

Им не хотелось роскоши или дорогих вещей. Эти двое уже обрели истинную ценность, поняв, что они́ "стали счастьем друг для друга". Особенно Она — частичка света в его короткой, но уже такой сложной жизни.

Санни скорее носила имя "Отдушина" с фамилией "ОтВсехПроблем" и могла одним своим присутствием утешить и поддержать Николаса. До сих пор она так и не узнала истинной причины синяков и ссадин на его теле. Санни все ещё думала, что это в школе одноклассники бьют Николаса. А ведь как было бы "здорово" для него, не побоясь этого слова, иметь лишь эти проблемы. Куда лучше самому спасаться от насилия в школе, быть хлюпеньким мальчиком-батаном, неудачником со скамьи запасных, чем жить дома в постоянном страхе и кошмаре.

Несмотря на вчерашние побои, Санни, вновь смогла забрать его каплю боли себе. Её нежный тембр голоса буквально лечил измученное сердце Николаса.

Сейчас, сама того не подозревая, она перенесла любимого друга в мир, нет не мечты. Скорее это был мир фантастики, в котором он больше не защищал маму от побоев отца и не испытывал чувства ненависти к самому близкому человеку.

— Спой ещё. Пожалуйста… — попросил он Санни, тихим голосом.

— Хорошо, но помни, что я сгораю от нетерпения. Ты обещал мне открыть тайну и я жду.

— Я помню, — нежно проведя рукой по её волосам, сказал Николас.

Он сделал это как-то по-новому, не так как всегда, небрежно шутя и подразнивая, и Санни заметила это. Хотя скорее всего в этом мимолетном мгновении новым был взгляд Николаса. Это был взгляд уже взрослого и влюбленного человека.

Однако не желая саму себя обманывать и расстраивать, Санни, как обычно, положила свою голову на его плечо и через несколько минут раздумий, девичий голос вновь заполнил его комнату. Она пела так нежно, возносила их мысли далеко-далеко к Луне, которая сохранит их слова обещаний, их детские тайны и его надежду на лучшее будущее. Вся душа девочки была наполнена волнением за него. Внешнее состояние Николаса кричало, что ему тяжело, хоть он и старался не показывать этого. Санни не знала, что же его так тревожит сегодня, как успокоить, чем помочь своему другу. Она знала, что он не любит, когда его жалеют, поэтому просто пела раз за разом эту трогательную русскую песню, придавая ей особенности из-за американского акцента и вложенной души в каждое слово.

А он слушал, слушал и слушал…

"Где-то огни,

Или это костры,

Или печаль моя.

Ночью луна,

Но не может она

Наши забыть слова.

Тихо несет вода

Наши с тобой года.

Тихо несет меня

Только не от тебя.

"Руки веди

И меня сохрани"-

Это твои слова

Капли дождя

Умывают меня.

Просто мне кажется

Тихо несет вода

Только не от тебя…"

(Макс Фадеев 1997 г.)

Так они просидели до глубокого вечера, пока спутник земли не стал светить в небесной глади, гостеприимно проводив солнце к закату.

— Ты такая красивая, — Николас пристально посмотрел Санни в глаза и заправил ей выбившуюся прядку волос за ухо. Он наклонился к ней слишком близко, обжигая своим горячим дыханием щёчку Санни и сдержался от того, чтобы прямо сейчас не поцеловать её. Девушка вмиг засмущалась и заёрзала на месте от неловкости ситуации. Её друг сегодня был определённо другим, и его действия, и его слова, и его взгляд. Что все это значит? А эти синяки. Откуда они? Санни смотрела на него и пыталась найти хоть один ответ или предположение. Из мыслей её выдернул низкий голос Николаса.

— Какой цвет выберешь? — еле слышно спросил он, сдерживая волнительную дрожь в руках. Он на секунду отлучился от Санни и теперь держал на коленях раскрытую коробочку с яркими пузырьками, наполненных гуашью.

— Жёлтый, — не раздумывая, ответила она.

— Ну, конечно. Цвет солнца — самый добрый цвет, ведь так?

Она кивнула ему в ответ и стала с интересом следить за его движениями. Парень вытащил из картонной коробочки три пузырька с гуашью, намочил толстую кисточку водой и по очереди стал смешивать в пластиковой миске белый и синий цвета. При таком неспешном действии его руки задрожали ещё сильнее и она заметила это. Да, она заметила это и ощутила, как его дрожь эхом отразилась в её теле. Она стала волноваться вместе с ним, хотя не понимала причины его волнения.

— Что ты делаешь? — всё-таки не сдержавшись, спросила она.

— Это действие, Санни, называют "смешивать цвета", — ответил он, явно желая её подразнить.

— Я же серьезно, дурак! Месяц! Я целый месяц ждала! Не издевайся же так! — толкнув его в плечо, девушка отвернулась и обиженно надула губки.

— Ну, прости, Санни, — улыбаясь сказал он, — я просто хочу получить голубой цвет.

— Я и так это поняла, умник! — недовольно проговорила девушка. — Вопрос для чего?!

Больше тридцати дней он мучал её, говорил про какую-то тайну, но никак не признавался ей, всё ждал именно этого дня. И вот, наконец, наступило долгожданное тридцать первое мая, а он продолжает медлить, отбрасывать дурацкие шуточки, вести себя странно и не делиться с ней своими тревогами.

— Чтобы ты наконец узнала, Санни, что я… — на мгновение он замолчал, а она, широко раскрыв и без того выразительные глаза, затихла в ожидании последующих слов.

— Санни, я… — повторял он, никак не осмеливаясь договорить фразу до конца.

Сидя рядом с ней, со своей доброй, милой Санни, этот семнадцатилетний парень впервые так сильно нервничал, находясь под её пристальным взглядом и только поэтому пытался отодвинуть этот особый момент своими ненужными шутками и очень медленными действиями. Хотя, скорее всего, это вчерашний день, его боль, страх и отчаяние давали о себе знать и отнимали его уверенность в том, что он достоин её…

— Дай мне пожалуйста свою руку, — нарушил душную тишину его охрипший от напряжения голос.

Девушка молча послушалась. Он аккуратно повернул её нежную, будто фарфоровую ладошку к верху и незаметным движением нарисовал маленькое сердечко жёлтого цвета.

— Щекотно, — засмеялась она, но тут же замолчала, увидев недвусмысленный рисунок гуашью и его серьезный взгляд.

Она смотрела и не могла поверить. Тысяча вопросов, подобно стае небесных птиц взлетели и создали в её голове неуловимое облако. Неужели это и есть тот секрет, который он должен был ей рассказать?! Неужели это признание в любви?! Она смотрела в его глаза, однако, нахлынувшего смущения, опустила их.

— Что это? — спросила Санни, боясь ошибиться в своих выводах.

— Мой секрет, — серьёзным тоном, проговорил он. — Теперь ты знаешь, что я влюблён в тебя, — сказал Николас и принялся закрашивать её ладошку жёлтой краской.

Санни молчала. Она не могла в это поверить. Неужели он и вправду только что признался ей в любви?! Он не шутит и теперь она тоже может расскрыть ему свой секрет, который так давно скрывала?! А вдруг он всё же решил пошутить? А вдруг она признается, а он говорил всё невсерьёз?

В этом затянувшемся молчании и нескончаемом потоке безответственных вопросов, она даже не заметила, как он закончил наносить кисточкой солнечную краску на её ладонь, быстро обмакнул свою руку в тарелке с гуашью голубогоцвета и на обратной стороне фотографии, где были изображены они все в снегу, раскрасневшиеся от мороза и игры в снежки, аккуратно оставил свой большой отпечаток.

— Твоя очередь, — сказал он и стал наблюдать за тем, как она осторожно размещает поверх его отпечатка свою красивую ручку.

— А что это будет? — в совершенной растерянности, спросила она.

— Это будет означать то, что теперь наши руки всегда будут вместе, если ты этого захочешь, — сказал Николас, с опаской ожидая её ответа.

— Всегда? — недоверчиво спросила она, с надеждой в голосе и собравшимися слезинками в уголках глаз.

Он посмотрел на неё, на их отпечаток рук и с утверждением пообещал:

— Всегда!

Неожиданно, сильное беспокойство забралось в сознание девочки, закрывая собой надежду на счастливое будущее. Предчувствие, что она может его потерять навсегда поселилось, где-то глубоко внутри, терзая её девичью интуицию.

— Ты мне стал самым близким и лучшим другом. Ты же никогда не исчезнешь из моей жизни, Николас? — сказано это было так эмоционально, что предчувствие расставания внезапно прокралось и в его сердце.

— Нет, Санни. Я никогда не исчезну. — сказал он, обняв и впервые поцеловав её в макушку. — Даже если я умру, то не смогу тебя забыть.

Он аккуратно взял Санни за подбородок и всматриваясь в её глаза, оставил, лёгкий, почти невесомый поцелуй на губах.

— Мы всегда будем вместе. Обещаю. — он хотел наклониться к ней и поцеловать, но она закрыла лицо.

— Что такое, Санни?

— Я хочу узнать правду. Пожалуйста. — взмолилась она и сдерживая слёзы, ждала его ответа.

— Что именно ты хочешь знать? — чувствуя злость, спросил он.

— Откуда? Откуда эти все синяки? Это в школе тебя так бьют, так? Хочешь я разберусь со всем этим? — от услышанного Николас начал смеяться.

— Нет, Санни, меня никто не бьёт в школе. Я же сильный у тебя.

— Тогда я не понимаю, кто такое делает с тобой. Пожалуйста, скажи мне правду, я заслуживаю её знать. Я хочу помочь.

— Ты не сможешь ничего сделать, — с раздражением ответил он.

Санни отвернулась, обижаясь, что за пять лет у неё не удалось узнать, кто источник побоев. Почувствовав объятия со спины, она напряглась, так как была не настроена ни на что, кроме обиды и того как бы не разреветься. Раньше, стоило ему так по-дружески заботливо обернуть собой девичье тело, как оно сразу мякло и слабло. Однако сейчас Николас ощутил обратное.

Маленькая дорожка слезы скатилась по её лицу. Они оба молчали.

Долго смотрели в окно. В его голове вертелись разные слова объяснения. Он понимал, что нечестно по отношению к ней скрывать поведение отца. Но он понимал, что если он расскажет, то секрет о проблемах семьи будет раскрыт и ему здорово попадёт. Отец строго пригрозил ему не жаловаться и никому ничего не рассказывать. Ему было плевать на свою репутацию, но он не хотел оказаться за решеткой. Поэтому этот человек-сер-отец угрожал Николасу расправой над матерью. Но не может же он вечно скрывать от неё правду.

— Что будет, то будет… — прошептал он.

— Санни! Послушай меня. Я очень прошу тебя никому не рассказывать о том, что услышишь. Никому, особенно родителям. — повернувшись к нему она широко распахнула красные от слёз глаза и приготовилась услышать то, что он так долго скрывал.

— Отец, это он нас…

Не успев ничего ответить, они услышали внизу хлопок дверей.

— Это твоя мама? — спросила девочка. Николас быстро выглянул в окно и заметил серую Хонду.

— Нет, нет, нет! Не может быть! Неужели он вернулся сегодня. Он же уехал, как обычно! Зачем он приехал сейчас?! Добить нас? Ему мало что ли? — он стал причитать, теребить по привычке волосы двумя руками. Его стало тошнить, руки вспотели. Николас сейчас волновался как никогда сильно не за себя, а за неё.

— Идиот! Знал же, что не стоило тебя приводить сюда! — судорожно собирая вещи Санни, злился он и на себя, и на неё.

— Собирайся, скорее. Он не должен тебя увидеть. Если он пьян, то кто знает, что он может сделать.

Но Санни его не слушала. Она пыталась осознать услышанное? Да, его отец пил, да, не работал, да, был не лучшим семьянином в округе, но все эти годы избивать жену и сына! Как может такое делать отец и муж? Ей всегда было невыносимо жаль и больно за любимого друга, наблюдая синяки на теле. Теперь в ее голове сложилось недопонимание касательно сильного телосложения своего Николаса и несуществующих побоев в школе.

Ненависть, гнев и обида нахлынули волной на хрупкую девушку и она выбежала из комнаты Николаса, мчась вниз по лестнице на встречу этому чудовищу.

В зале, облакотившись о спинку дивана, еле удерживаясь на ногах, стоял он, этот мерзавец и потягивал наверное с десятый стакан дешёвого виски за последние несколько часов. Запах алкоголя и сигарет висел в воздухе. От такого зрелища Санни стало не по себе. Однако отступать девушка и не думала.

— Ооо, кого я вижу. Неуж-то мой дорогой сынишка, а? А ну-ка, познакомь меня со своей девушкой. Хотя, может эта красотка пришла ко мне? — растягивая слова, проговорил мужчина.

— Вы! Я все расскажу про вас! Такие люди как вы должны сидеть в тюрьме за издевательства над семьёй, — подойдя совсем близко, почти кричала Санни.

— Что??? — взревел пьяным голосом тот.

Спустя несколько секунд Санни впервые в жизни ощутила сильный удар по лицу. Это произошло так неожиданно, что она не удержалась на ногах и упала. Не чувствуя боли из-за шока Санни пыталась как можно скорее отползти назад от наступающего на неё пьяного ужаса. Оказавшись загнанной в угол, девушка вжалась впол лицом и мгновение спустя почувствовала как её спину пронзила резкая жгучая боль. Удары беспощадно следовали один за другим. Но она не кричала. Её душили слёзы, дыхание перехватило из-за истерики, страха и ужаса.

— Николас! — приложив все силы, криком раненного зверька, прокричала Санни. — Помоги мне!

Но Николас стоял в оцепенении страха.

Когда-то давно с ним уже случалось подобное. Однажды он просто стоял и смотрел, как его отец избивает мать, но ничего предпринять он физически так и не смог. Он так и не смог ей тогда помочь!

— Смотри, Николас! Это всё из-за тебя! Твоя девушка страдает сейчас из-за тебя. — кричал мужчина. — Ты, никому не нужный ублюдок, даже защитить её не способен!

— Николас, не слушай его, ты сильный, Николас! Спаси меня!

— Заткнись, мразь!

Сквозь стоны, боль и слёзы, Санни пыталась докричаться до Николаса, но ощутив очередной удар, схожий с ударом тока и пронизывающий всю её спину, она потеряла сознание. Девичье тело обмякло и это заставило пьяного мужчину на время остановиться.

— Видишь, что ты наделал, Николас! Ты убил её!

УБИЛ…

— Ты убил её, мерзкий сын потаскухи!

Николас с ужасом смотрел то на бездыханное тело Санни, то на ухмыляющегося отца и, будто очнувшись ото сна, он затрясся то ли от гнева, то ли от страха, что потерял её.

— Ну, что молчишь, сын? А? — сдерживая себя от смеха, говорил его отец. — Я убью её, тебя, а затем и твою мать, Николас. Ведь ты жалкое подобие меня. Ты…

— Нет! — взревел парень. — Не-е-ет! — Николас отчаянно закричал и, в секунду подлетев к отцу, с силой его ударил.

— Браво! Смотрите вот настоящий защитник! — аплодируя с разбитым носом и испачканым кровью лицом, отец Николаса с насмешкой над сыном выплёвывал эти слова из себя и тыкал своим грязным пальцем в сторону бессознательной Санни.

— Я убью тебя! Ты слышишь, убью! — вновь сорвавшись с места, Николас повалил отца на пол в нескольких метрах от Санни и стал один за другим ударом беспощадно и отчаянно бить этого человека по лицу.

За считанные секунды у Николаса пролетела перед глазами вся жизнь и боль связанная с ненавистным отцом. Он как никогда желал ему смерти! Он даже желал сейчас смерти самому себе за то, что в них текла одна кровь. Но его отец лишь громко смеялся, как сумасшедший…не убиваемый, сумасшедший живой кошмар Николаса.

— Николас! Господи! Перестань! Хватит! — только что пришедшая с работы мама подбежала к сыну и стала оттягивать его от отца.

— Ты убьёшь его! Прекрати!

Когда отец всё же перестал смеяться и казалось потярал сознание, Николас оттолкнул маму в сторону и подбежал к Санни. Он перевернул её на спину, стал считать пульс.

— Мама, вызови скорую и полицию! Немедленно! — кричал он испуганной матери.

Мама выбежала в коридор к телефону и уже набирала службу спасения.

— Санни! Боже, прости меня, Санни! — дрожащими руками, Николас потянулся к спутанным волосам девушки, заправил их за ухо и, уведев её синеющую щечку, не сдержал слёз. — Прости меня, прости, прости пожалуйста! — в паническом страхе навредить ей ещё больше он отодвинулся от неё, как ошпаренный и стал смотреть на свои окровавленные руки.

— Что же я наделал?

Пронзительный крик матери, заставил Николаса резко повернуться. Но ничего не успев предпринять, парень обессиленно упал рядом с Санни, провалившись в пустоту…

***

Сидя над телом Николаса, Санни оплакивала горе свалившееся на них, не замечая прибывшей полиции и его матери. Она не подпускала к нему никого, обнимала так сильно, как никогда, и не переставала ему шептать "Только не оставляй меня, пожалуйста!".

Звуки скорой помощи были слышны во дворе дома. Оставались считанные секунды прощания.

— Только живи, ты обещал, слышишь?! Ты обещал быть со мной всегда! Николас, всегда! — с охрипшим от слёз голосом она почти кричала ему эти слова и он слышал…

Он слышал голос своей Санни. Где-то далеко-далеко в небе, а может и в другой вселенной он вновь пообещал ей быть с ней всегда и сберёг её глаза, её волосы, её смех.

— Нет, не забирайте его у меня, прошу! Ему будет хорошо со мной! Я люблю его! — находясь в невменяемом состоянии, Санни кричала на врачей и не подпускала их к ним.

— Успокойтесь! С ним всё будет хорошо! — оттягивая девушку в сторону, крупного телосложения медбрат насильно усадил Санни на диван и вколол ей успокоительное. Она больше не кричала, но её глаза ещё долго оставались мокрыми от слёз.

Врачи положили на носилки Николаса, рядом с ним лежала заснувшая от лекарства Санни и после этого для этих двоих наступило самое страшное — начало неизвестности, поглотившее их на долгие, мучительные годы…

Мятная веточка 16

POV автор, наше время

Николас добрался домой с рассветом. Его тело ломило, лоб покрылся испариной, а глазные яблоки были красного цвета то ли от простуды, то ли от напряжённой воспоминаниями ночи. У него явно был жар. Приняв душ, он достал из аптечки жаропонижающее средство, развел его с горячей водой и, выпив, вышел на улицу. Не дожидаясь, пока прогреется машина, он выехал со двора с единственной целью, как можно скорее увидеть Санни и рассказать ей всю правду. Подъезжая к больнице, он стал волноваться, как бы не напугать её, не шокировать и в какой-то момент задумался, а правильно ли вообще будет вот так вот сразу ей признаться, открыться?! Ведь все эти годы она думала, что он мёртв!

Говорят, что настоящий мужчина ничего не боится, но это заблуждение тех, кто никогда не любил. А если ты не любил, значит ты не знал истинного страха вовсе. Именно такой страх и мешал сейчас Николасу. Он боялся вновь причинить ей боль. Она столько из-за него страдала и стоит ли ей опять страдать от правды?…

Войдя в холл больницы, Николас назвал имя своего доктора и пока сомнения окончательно не взяли над ним верх, поспешил к палате, где всё ещё лежала Санни.

Проходя по нескончаемому больничному коридору, Николас обернулся на голос, прозвучавший где-то далеко за его спиной. В конце коридора стоял его лечащий врач Доктор Роджерс.

— Николас! — второй раз доктор окликнул его, давая понять, что это не просто приветствие. Вид у Доктора Роджерса был встревоженным и задумчивым и он зашагал к Николасу даже как-то неуверенно и печально.

— Здравствуйте, доктор! — подойдя на расстояние рукопожатия, Николас поспешил начать и как можно скорее закончить разговор.

— Я очень спешу. Что-то срочное?

— Да. Думаю, тебе стоит задержатся. Нам есть, что обсудить…

***

Он не помнил, сколько минут, а может даже часов просидел в кабинете Доктора Роджерса. Время для него остановилось и теперь тихо посмеивалось в стороне. Именно в той стороне, где лежали результаты исследований и анализов пациентов, именно в том самом ящике, который хранил в себе суды и приговоры, оборванные жизни молодых ещё людей и ни в чем неповинных детей, именно в той папке под именем "Николас Грейн".

"Неужели это всё?!" — мысль, от корой холодеет в руках, пронеслась у него в голове.

"Неужели это и есть конец?!".

На мгновение ему показалось, что он уже умер. Улицы для него стали пусты и одиноки, больше не было людского окружения с его порой самой уродливой природой, не было вкусной еды и звуков, не было этих водителей, которые сейчас гневно сигналили ему, объезжая его машину на перекрестке и обливая самым низким потоком слов, больше не было ничего! Его жизнь замерла, растворилась между началом и концом, между смыслом и его отсутствием. И если бы всё это осталось там в забытии, там, куда его отправил с утра Доктор Роджерс, произнеся всего три слова, он бы смирился с потерей даже самого прекрасного, того, что он так любил в этом мире, он бы постарался смириться со смертью, но не теперь! Не сейчас, когда он наконец нашёл Её! Движимый отчаянием и злостью, Николас надавил на педаль газа и, чуть не столкнувшись с рядом ехавшим пикапом, рванул, что есть мочи.

Ему нужна была тётя Джо. Если бы только она была жива, он бы прямиком поехал к ней за советом. Ему так нужен был её совет, а ещё и хорошая эмоциональная взбучка. Ему хотелось услышать что-то в её духе, что-то, что заставило бы подобрать "ребяческую злость и обиду на эту несправедливую жизнь", подобрать сопли и начать мыслить здраво. Ему бы хотелось услышать её женский бас с хрипотцой и здравые слова, в которых нет и капли жалости, а есть побуждение действовать. Никого рядом с ним, подобного ей, не было и никогда больше не будет, никто бы не смог поддержать его на пороге смерти без слёз так, как она. Сам того не осознавая, он заехал в район кладбища. На улице стояла мирная, безветренная погода, в воздухе было так тихо, что казалось стрелки его наручных часов работают слишком громко для этой в прямом смысле мертвой тишины. Он оставил машину на парковке и побрел по памяти к могиле тёти Джо. Проходя мимо памятников, рассматривая даты рождения и смерти людей, Николас ощутил как по коже пробежался морозный холодок дыхания смерти. Будто кто-то совсем невесомо, ледяной кистью прочертил линию безысходности вдоль его вен, в которых пока ещё бежала его горячая кровь. Николас рассматривал могилы давно и недавно почивших и чувствовал невыносимую печаль в своём сердце. Как же он не хотел умирать! Он смотрел на могилы людей и ощущал себя почти своим среди них. Это было по-настоящему жуткое чувство. Подходя к могиле тёти Джо, он больше не мог сдержать в себе слёз. Он помнил день её похорон, её бело-желтое лицо и теперь представил себя рядом с ней, в полуметре, зарытый под толщей земли, не глубоко, но непостижимо далеко для живого человека.

Николас аккуратно опустился на колени. Земля на могиле была влажная и холодная. Он поставил руки по бокам, поздоровался с тетей Джо и зарыдал. Его тело содрагалось из-за беззвучных рыданий и он не мог их остановить.

— Как мне жить дальше, Джо?! Что мне делать?! Мне так сейчас нужен твой совет!

Ему казалось, что он вновь, опять похоронил свою тётю, только вместе с ней, сегодня похоронил и себя.

— Джо, скажи мне, что я идиот! Скажи, мне хоть что-то!

Николас задавал ей вопросы, но ответом ему служила лишь гробовая тишина этого несчастного места.

Сумерки опустились на улицы города. Идя обратно к машине, Николас почувствовал сильное недомогание, его голова шла кругом, сердце выбивало грудную клетку серией беспорядочных ударов и последнее, что он смог сделать правильного — это позвонить Джерри.

***

— Николас, ты идиот?! Тебе 34 года, но мозгов до сих пор не прибавилось. Да! Заболел! Да! Умрёшь! И что?! Теперь станешь рвать и метать, какая это несправедливость?! Возьми себя в руки и действуй! Не позорь тётку! Включи мозги и сделай что-то дельное, что-то важное! Делай хоть что-то, пока жив ещё!

— Джо?! Это ты?! — ища свою тётю Джо в молочном тумане, покрытым мраком, Николас пытался понять, откуда она говорит и куда ему идти.

— Николас, ты идиот! Просто полный кретин! — пощёчины звонко отразились эхом в ночном воздухе кладбища.

— Звони в скорую, Мэдисон, живо! Он еле дышит.

— Джерри, он белого цвета, что же нам делать!

— Прекрати рыдать, Мэдисон, и просто набери этот чёртов номер!

Дрожащими руками Мэдисон набирала номер и даже боялась посмотреть в сторону, белого как снег, Николаса.

Николас же услышал голоса друзей и стал понемногу приходить в себя.

— Алло 911? Я нахожусь…

— Джерри, не нужно скорой! Просто отвезите меня домой. Со мной всё в порядке… — ответил Николас и вновь отключился.

***

— Что ты делал на кладбище и какого это с тобой произошло там?!

Николас лежал на диване в гостиной, а Джерри сидел напротив него в кресле и обеспокоенно ждал ответа. Сотрудники скорой помощи только что покинули его дом, вколов Николасу жаропонижающее средство и, накормив его дюжиной каких-то таблеток, дали одну простую рекомендацию — ехать в больницу. Его клонило в сон, он сильно потел, но единственное чего он желал, это поскорее выпроводить Мэдисон и остаться с Джерри наедине. Он хотел как можно скорее рассказать ему правду.

— Джерри! — Николас обратился к другу и, ища взглядом Мэдисон, которая ушла на кухню, выполняя рекомендации медиков, заговорил почти шёпотом. — Нам нужно серьезно поговорить, но без Мэд. Проведи её, пожалуйста, ничего не объясняй и возвращайся сюда!

— Ладно! — недовольно сказал Джерри и побрёл, на кухню к Мэдисон.

— Крошка, я побуду с Николасом, а ты давай-ка поезжай домой. Тебе нужно отдыхать, — оставив серию нежных поцелуев, с заботой посмотрел в её глаза Джерри.

— Я не хочу ехать одна. К тому же я не устала и могу быть более полезна двух необразованных аболтусов! — Мэдисон нервно зашагала по кухне и ткнула пальцем в сторону гостиной. — Один доводит себя до потери пульса, другой вообще ничего не смыслит в медицине! Так что я никуда не уеду! — став в позу "руки в боки", Мэдисон всем своим видом показала свою непреклонность.

— Детка, я серьезно. Поверь, ему правда нужно сейчас отдыхать, я за ним пресмотрю. Если что, ну мало ли, я позвоню тебе и ты приедешь.

Николас слышал их разговор и ему стало понятно, куда именно уезжал Джерри и почему Мэдисон не брала трубку. Николас был рад за этих двоих и теперь не мог сдержать радостную улыбку.

— Отдыхай, а я как закончу, сразу к тебе.

Джерри обнял Мэдисон и отстранившись от неё, взял её лицо обеими руками, заглянул в глаза и оставил наполненный страстью поцелуй.

— Не хочу тебя отпускать, — прошептала Мэдисон.

— И я тебя, детка, — провел он рукой линию вдоль её талии. — Но не думаю, что я задержусь на долго.

— Нет уж, будь сколько нужно, Джерри. Я потерплю, хоть и очень соскучилась. Я оставлю тебе ключи, а сама на такси поеду. Вызовишь?

Выйдя из кухни, Джерри и Мэдисон подошли к Николасу. Думая, что он спит, Мэдисон потрогала его лоб и поправила на голове холодный компресс.

— Температура вроде спала. Пускай спит, — шёпотом произнесла Мэд. — Если что, вот список. Здесь всё, что ему нужно будет выпить, если температура опять станет подниматься. Но я бы лучше позвонила его маме. Она будет за ним присматривать, как следует.

— Да, ты права, так и сделаем.

— Не надо звонить маме и никого звать. Это просто переохлаждение, я живой, — заговорил сиплым голосом Николас, не открывая глаз. — Вы лучше скажите мне, когда у вас свадьба, ребята?

Мэдисон и Джерри смущённо переглянулись, но ничего не ответили.

— Я рад за вас. Видишь Джерри, любить не так страшно, — приоткрыв глаза, с улыбкой сказал Николас.

— Вижу болезнь не повредила твоему языку, а жаль! — пнув ногой диван Николаса, огрызнулся Джерри.

— Выздоравливай! — смущённо попрощалась Мэдисон и направилась в сторону выхода.

— Спасибо, Мэд! За всё, спасибо! — сказал Николас и устало прикрыл глаза.

Услышав хлопок входных дверей, Николас ощутил резкое присутствие одиночества и ещё больше осознал как любит этих двоих. Они так давно знали друг друга и умирать в окружении таких друзей справедливый и ценный подарок его несправедливой жизни…

***

— В смысле, рак? Ты же сейчас шутишь, да? И это твоя очередная дебильная шутка, Николас?! — Джерри ошарашенно смотрел на друга и не мог поверить услышанному.

— Нет, Джерри! Это не шутка, — лёжа с закрытыми глазами, Николас чувствовал на себе пытливый взгляд друга.

— Я не понимаю, как?! Почему?! Что говорит доктор?

— Джерри, ответ один: у меня рак, опухоль неоперабельная. Времени плюс-минус несколько месяцев. — на мгновение Николас запнулся, его голос дрогнул. — Почему? Сам не знаю, но травма даром не прошла, так говорит Доктор Роджерс.

Джерри сидел и не мог прийти в себя от услышанного. Он машинально стал потирать лицо, как это было, когда он сильно переживал и, вскочив в секунду, быстро направился в кухню, не проронив и слова.

Он открыл холодильник и замер в оцепенении, в ступоре, от осознания того, что он только что услышал. Он не мог поверить и принять эту правду. Его начало трясти, в горле образовался комок непрошеных слёз. Сжав челюсти до боли и скрежета зубов, он пытался совладать с эмоциями и не дать волю чувствам. Но они сами просились наружу. Глубоко подышав, он взял виски и прямо с горла сделал четыре больших глотка. А через минуту ещё столько же, но так и не опьянел. Полностью трезвым он вышел к Николасу и задержал взгляд на бледном друге. Лицо Джерри исказилось гримасой злости. Он злился, отрицал и не мог принять, что Николас должен умереть.

— Как ты? — Джерри опустился на кресло и задал вопрос, который первым пришёл в его голову, просто потому, что он даже не знал, что говорить в таких случаях и стоит ли говорить вообще…

— Нет такого слова, не придумали. Мне кажется, что меня уже нет в живых.

— Ох, чувак! — закрыв лицо, простонал Джерри. — Может всё-таки есть возможность излечить, я не знаю, может к другому врачу обратишься? — спросил он и вновь проглатил предательское виски, от которого ему не удавалось опьянеть.

— Джерри, мне поможет только чудо от Бога. Четвертая стадия как-то пока не лечиться.

Джерри тихо выругался и не находил, не мог найти слов утешения, потому что их и не было…

— Ты чего улыбаешься? — в недоумении спросил Джерри, смотря на радостное улыбающееся лицо Николаса.

— Я нашел её.

— Кого?

Николас с минуту молчал и ответил.

— Мятную.

— В смысле? Бредешь?! Где?

— Здесь, в Ричмонде. Я вспомнил свою жизнь, Джерри. Я спас Санни и вспомнил отца.

— Я не понимаю. Как это? Как вспомнил? — скептически отнёсся к услышанному Джерри.

— Санни — моя Мятная. Это она мне снилась всё время.

— Ну да-а-а! И как это всё, я имею ввиду, как ты, вы были вместе. Я что-то ничего не понимаю, она же из Сиэтла, а ты отсюда? — Джерри неразборчиво стал задавать вопросы и активно жестикулировать.

— Не мучайся так, всё просто…

И Николас рассказал всю историю, начиная от нападения на Санни в переулке, заканчивая своим отцом.

— Вот это да-а-а! Она думала всё это время, что ты мёртв?!

Николас устало кивнул. У него вновь поднималась температура, а тело и голова горели огнём из-за новой волны жа́ра.

— Ну и, как она восприняла новость о тебе и обо всем?

— Никак.

— В смысле? Разлюбила?

— В смысле я ей не сказал ещё.

— И когда собираешься?

Николас задумался и спустя минуту ответил.

— Никогда.

— Я чё-то не понял! В каком смысле никогда?!

— В прямом. Я ничего ей не скажу! Для неё я итак мёртв и для себя почти тоже.

— Ты должен сказать ей правду, Николас! Не лишай себя этого! — разнервничался Джерри.

— Джерри, мне осталось жить грёбаных месяц-два! Я скоро умру!

— Ты не должен лишать себя счастья! И вообще, вдруг ты вылечишься?!

— Джерри, спустя семнадцать лет я прихожу и говорю: "Привет! Это я, тот Николас и я не умер, я живой, но скоро умру!" Ты так себе это видишь?! Я не проклятый эгоист, Джерри, чтобы так с ней поступить! Я не могу по-другому! Я решил, что она не узнает и точка!

— Но ведь ты столько доставал меня этими снами, ты всё время жил один. Николас, не лишай себя этой возможности! Это не эгоизм!

— Джерри, если бы ты только знал, чего мне это стоит, ты бы понял, что я непреклонен. Я хочу её, я с ума схожу, как хочу её обнять и жить долго и счастливо! Но это не про нас! Я буду с ней рядом, но как чужой Николас из Ричмонда, а не из Сиэтла.

В гостиной повисло молчание.

— Я даже не знаю, что мне тебе сказать.

— А ничего и не надо…

***

Джерри ушел от Николаса к часу ночи. Он оставил его в заботливых руках его матери и был холоден с ней, зная теперь всю правду их семьи. Он не мог понять, как она могла скрыть столько правды от сына. Она же знала, как он мучался все эти годы и мучал вместе с собой и его. Но больше всего Джерри злился на решение Николаса, ничего не рассказывать Санни.

— Герой хренов! — выругался он проезжая ночные улицы города. — Лучше быть эгоистом!

Джерри не мог совладать с правдой и из-за этого его штормило от негативных эмоций. По его лицу непроизвольно стекали слёзы и он стирал их с такой силой, что на коже его лица оставались широкие красные следы. Если Бог есть, то почему он допустил все это в жизни его лучшего друга? Почему он забирает хороших людей? Эти вопросы не покидали Джерри с того самого момента, как он окончательно осознал, что́ именно сегодня произошло с жизнью его друга.

— Нет! Нет! Нет! — Джерри неистово прорычал эти слова и стал бить по рулю автомобиля с яростью, попадая на клаксон.

Эти беспорядочные сигналы услышала Мэдисон и вышла на крыльцо дома. Когда она увидела, что это Джерри, она выбежала к нему.

— Эй-эй, тихо, Джерри, тихо!

Мэдисон открыла дверь автомобиля и испугалась, заметив слёзы на лице Джерри.

— Что случилось?! — Мэдис схватила его за плечо и легко затрясла, требуя ответа.

— Джерри, что случилось?!

Мужчина отстранил Мэдис от себя, вышел из машины, взял её за руку и повел в дом, произнеся лишь одно слово:

— Николас…

***

Николас смотрел, как его мама суетилась в уборке по дому. Ему было всё так же плохо, тело горело, кости ломило, а сильный кашель только набирал свои обороты, но оставаться в постели он вовсе был не намерен. С того самого момента, как он стал жить с мыслью о своей скорой и неизбежной смерти, он смотрел на вещи абсолютно по-новому. Раньше он бы спокойно дал себе возможность поболеть с недельку-другую, не жалея своего времени на чтение книг или изучению новых технологий и открытий, связанных с яхтингом, раньше он даже не задумывался над тем, какими бессмысленными могут быть дела и как глупо мы можем тратить свою жизнь на совершенно пустое, как например его мама сейчас, которая всё никак не могла определиться, куда именно ей поставить вазу для цветов, на комод или всё же на журнальный столик. Не задумываясь над скоротечностью жизни и её часто крутых поворотах, мы живём мелочами и пустым, пафосом, понтами и поиском признания в нестабильном беспринципном обществе, выпячивая тленное богатство, превознося посредственность и эгоизм, но когда тебе остаётся жить считанные дни жалких нескольких недель, тебе абсолютно наплевать на всё это так же, как и на то, куда же всё-таки определить эту цветочную вазу! Вот и Николас посчитал, что главным для него сейчас это не температура и не сильное желание заснуть на сутки, а встретиться с Санни и провести с ней всё оставшееся время, пусть она даже и не узнает его правды. Шатаясь, он встал с кровати, быстро привёл себя в более-менее живой вид и оставив протестующую маму дома, поехал в больницу. В больнице он узнал, что Санни сегодня выписали и отправили домой. Заехав в цветочную лавку, он купил букет крупных тепличных ромашек, фрукты и маленький бисквитный тортик и поехал к ней домой.

Спустя двадцать минут он уже стоял возле её порога и повторно нажимал на звонок. То ли у него опять поднималась температура, то ли это влияла первая настоящая встреча с его Мятной девочкой спустя долгих 17 лет, но он почувствовал как его сердце забилось быстрее и уверенности скрыть от неё правду поубавилось. А когда она открыла дверь, сонная, в измятой пижаме и взъерошенными волосами, такая домашняя и знакомая, его разум совсем отключился и он не думал ни чём, кроме её губ.

— Николас? — в приятном недоумении заговорила Санни.

— Привет, Санни! — сказал он и не раздумывая притянул её к себе…

Мятная веточка 17

POV Николас

Я сидел в баре с Джерри, пил горячий чай и, не отрывая взгляда, смотрел на Санни. Это был её первый рабочий день после нападения. Она пела какую-то лёгкую песню в стиле джаз, посетителей становилось всё больше, а улыбка на моём лице всё шире.

— Чё улыбаешься? — вскинув бровь, грустно бросил Джерри.

Он был мрачнее ночи. Я видел его печаль и плохо скрываемую скорбь, я видел, как ему было тяжело, но не пытался его утешить словом. Что толку? С тех пор, как он относительно смирился с моей правдой, я и минуты не мог побыть наедине с собой и я искренне был ему благодарен.

— Ты знаешь, Джерри, я был бы готов болеть всю жизнь, если бы мне сказали, что Санни будет у меня сиделкой.

— Хм, — отрешённо улыбнулся друг.

Перед моими глазами всё ещё стоял тот момент, когда я завалился к Санни домой со своими объятиями. Я хотел проведать её, убедиться, что с ней всё в порядке и просто побыть рядом, но я даже не мечтал о том, что она примется за моё лечение.

— Николас, да ты весь горишь! Ты в курсе? Или это твоё нормальное состояние?! — проигнорировав мои объятия, она отстранилась, взяла меня за руку и в прямом смысле втащила в дом.

— Мы канадцы отличаемся от вас. Согласись, Санни, у нас холоднее, значит и в тепле нуждаемся больше вашего. Так что да, со мной всё в порядке.

— Ну конечно! Расскажешь это Фарруху, он у нас мастер по бредням.

— Так ему и передам, — не сдержав смеха, ответил я.

Санни с угрозой покосилась и со свойственной ей заботой, ещё раз потрогала мой лоб (от чего я непроизвольно сглотнул, она была слишком близко), пристально взглянула в моё лицо и с недовольством усадила меня в своей комнате.

— Очень глупо разгуливать в таком состоянии! У меня знакомая так умерла, Николас! Вот так вот на ногах болела и скончалась от воспаления лёгких.

— Есть вещи пострашнее смерти! — крикнул я.

Она чем-то шуршала на кухне, стучала посудой и, спустя несколько минут, зашла в комнату с самым серьезным видом. У меня непроизвольно натянулась улыбка. Я помнил это её выражение лица. Она злилась, прям как маленькая Санни и была полна уверенности, прям как тогда, когда выхватывала у меня сумки и настаивала на том, что ослушается маму и продолжит со мной дружить.

— Нет ничего страшнее смерти, Николас! Ненавижу черный юмор и шутки со смертью. Не шути так больше.

— А я и не шутил.

— Смерть…

— Смерть, — перебил я её, — страшнее смерти — никогда не узнать, что такое любовь.

— Нет, Николас, страшнее смерти — это когда у тебя смерть забирает любимых.

— Ты права, — серьезно сказал я и замер, когда она полезла мне за воротник и расположила под мышкой холодный градусник, дотронувшись рукой до груди. Из-за её касания, моё тело непроизвольно напряглось.

— Я бы мог и сам это сделать, — с улыбкой сказал я, когда увидел, что она смутилась и резко отпрянула от меня.

— Прости, это привычка.

— Привычка ставить градусники мужчинам?

— Привычка ставить градусник маме, — серьезно сказала Санни. — Она сильно больна.

— Лиз больна? Чем?

— Откуда ты знаешь, как зовут мою маму?

"Вот ты кретин!" — мысленно выругал я себя.

— Ты сама мне сказала.

— Нет, не говорила, — подозрительно бросила на меня взгляд Санни.

— Ты забыла. Это было, эм, когда мы только познакомились. Да, точно! Именно тогда!

— Да?! — подозрительно долго оценивала Санни моё лицо. Я же пытался остаться невозмутимым.

— А я уже думала, что ты следишь за мной.

— Это в прошлом, детка! — подмигнув ей, сказал я и выдохнул с облегчением.

— Детка? — хмыкнула Санни. — Это так пошло звучит. Особенно от тебя.

— Особенно от меня? — смеясь, спросил я.

— Ага, ты никак не вяжешься с этим словом.

— Это почему же?

— Ну, это манера больше походит твоему другу, брутальному мачо Джерри.

— Кому-кому? Брутальному мачо? — я уже ржал, как дикий, но увидев, что Санни покраснела, вмиг взял себя в руки.

— Прости, Санни, просто, я не знаю, это так мило звучало от тебя. Ну, а если серьезно? Какие мне подходят слова?

— Я не знаю, — отмахнулась Санни. — И зачем я это только сказала?

Она насупилась и впилась взглядом в инструкцию каких-то таблеток. Я же не мог перестать любоваться ею. Казалось, что мы и не расставались вовсе. Время меняет людей и порой не в лучшую сторону. Но мы. Мы остались с ней теми же и от этого мне было ещё больнее. Я знаю, что рак — это больно. Я успел прочесть не одну статью об этом и мне самому предстоит испытать всю шкалу его "приятных" ощущений, но признать расставание с ней — больнее, чем самая невыносимая физическая боль.

— Чем больна твоя мама?

— Дай градусник, — сказала Санни и не поднимая на меня взгляда, ответила:

— Почечная недостаточность, четвертая стадия. Чёрт, Николас! У тебя температура зашкаливает. Немедленно раздевайся и в душ, — засуетилась она.

— Это лечиться? — проигнорировал я её указания.

— Не совсем. Нужна пересадка почек, а до пересадки нужно лечение и стоит оно непосильно дорого.

— А отец как?

Она задержала на мне хмурый взгляд и ответила:

— Он умер.

— Как это? Почему? И вы одни, сами теперь?

— Ну да, — вздохнув, ответила Санни. — Жизнь несправедлива и забирает лучших.

— Да, он у тебя был отличным человеком.

— Это так, но тебе-то откуда знать?

— Я просто предположил. Он же воспитал такую прекрасную дочь.

— Ты прав, — шморгнув носом, сказала Санни.

Я ничего не стал говорить, а просто притянул её к себе. Она обхватила меня руками и, немного успокоившись, отстранилась.

— Прости. Тебе нужно сбить температуру, срочно, — вытирая слёзы сказала Санни. — Выпей. Это жаропонижающее и пойди прими холодный душ. У тебя действительно опасная температура, Николас.

Я молча выпил и направился в душ. Меня сильно трясло, моё тело реально страдало, но понял я это только тогда, когда остался один. Я понял, что Санни — мой опиум.

В тот день я не стал больше злоупотреблять её гостеприимством и решил поехать домой, но вот сейчас… Пока мой мозг окончательно не пожрал рак и не забрал мою способность что-то осознанно делать, я решил, что проведу это время с Санни. Я не отпущу её ни на минуту, я стану, если понадобится и её тенью, и её воздухом, я сделаю всё, чтобы не сорваться и не поступить как эгоист.

— И что, так и будешь сидеть и пялиться? — устало спросил Джерри.

— Если ничего другого не смогу сделать, то да.

— Так делай. Чего стоишь, пригласи её куда-то.

— Я убедил её, что у меня есть девушка и куда-то пригласить — это уж слишком.

— Николас, я же тебе не предложил затащить её в постель, я предложил пригласить её куда-то. Не хочешь говорить правду, не говори, но никто не запрещал ещё друзьям в 21 веке провести вместе время. Представь себе, что она — Мэдисон! И расслабься вообще!

— Джерри, "расслабься" — это слово не совместимо со мной, когда она рядом. Я еле нахожу силы, чтобы держать себя в руках.

Я замер на мгновение, когда она увидела меня и подмигнула в знак приветствия.

— Но я приглашу её. Сегодня.

— Молодец, — похлопал меня по плечу друг.

— Как твоя мама?

— Мама хорошо, бегает довольная, няньчит соседских детишек. Вся в заботах.

— Что?! Она должна няньчить тебя!

— А с чего вдруг?

— Ты серьёзно? У тебя мамка испортилась, или ты ей не сказал?

— Не испортилась.

— Значит, не сказал.

— Значит, не сказал.

— И когда скажешь?

— Позже. Не время ещё.

Друг неодобрительно покачал головой и сделал очередной глоток портвейна.

— Мэдисон стало плохо, когда она узнала.

— Что?! Джерри! Я же просил тебя, никому не говорить!

— Это случайно вышло.

— Да неужели?

— Николас, да, случайно! Но я не жалею, она твой друг, как и я.

— Но я не хочу, чтобы все обращались со мной, как с уже почившим! Джерри, на тебе нет лица с тех пор, как ты узнал. Ты стал другим и я понимаю тебя, но я не хочу больше думать о страданиях, проблемах и горе. Я хочу провести это время с теми, кого люблю и чтобы они были со мной такими, какими я знал их всё время. А правду они узнают тогда, когда мне останется совсем мало.

— И она? — Джерри угрюмо указал в сторону Санни.

— Нет. Она никогда не должна обо мне узнать. Пообещай мне, что защитишь её от правды.

Ответ я так и не услышал. Санни закончив петь песню, включила фонограмму и вмиг убежала со сцены. Я встал и последовал за ней.

— Да, тётя Мэгги! Что? Не может быть! Я буду первым же рейсом.

Я слышал тревогу в голосе Санни, но не мог понять сути.

— Всё в порядке?

— Нет. Мне срочно нужно бежать.

Она вся дрожала, как напуганный зверёк.

— Объясни куда.

— В Сиэтл.

— Пешком?

— Мне не до шуток, Коля! — впервые она назвала меня не в шутку "Колей" и от этого моё сердце сжалось от тоски по прошлому.

— Я отвезу тебя. Жду в машине, — коротко ответил я.

Мы ехали в тишине. Санни сильно переживала и всё время поглядывала на телефон. Ей понадобились считанные минуты, чтобы собрать дома необходимые вещи и пулей приземлиться в салоне моей Хонды.

— Всё будет хорошо, не переживай!

— Угу, — поджав губки, промычала Санни.

— Дальше не нужно, я знаю дорогу. Можешь меня здесь оставить, я добегу, — Санни потянулась рукой к дверной лапке. Я проигнорировал и проверил блокировку дверей.

— Санни, я же сказал, что отвезу.

— Ты что в Сиэтл поедешь?

— А что такого? Сколько тут ехать? И потом, я друзей не бросаю, так что расслабься и отдохни. Можешь поспать, как пройдем таможню.

— Спасибо, — прошептала Санни и стала прожигать взглядом мой профиль.

— Ты во мне дырку сделаешь, — хмыкнул я.

— Прости, просто, ты, я не знаю, ты столько добра мне сделал. Я тебе так благодарна, Николас.

— Радуйся жизни, Санни. Это будет твоей лучшей благодарностью, — серьезно сказал я и на этом мы больше не разговаривали.

Всю дорогу Санни спала. Её сон был тревожным. Она то и дело хмурилась и на меня это действовало ужасно. Я злился. Санни тот человек, который должен жить среди солнца и цветов и не знать печали этого мира. Мне страшно представить сколько трудностей она пережила, а самое ужасное, что меня в то время не было рядом с ней. Я видел по её глазам, что света и радости в её жизни мало, а мне так хотелось избавить её от проблем и сделать хоть что-то, чтобы этого недостатка больше не было. Если бы мне только это удалось…

Подъезжая к району, в котором я вырос, я почувствовал тревогу. У меня вспотели руки от волнения. Я смотрел на старую асфальтированную, сотни раз "штопанную" дорогу, на старые деревья и новые дома, я смотрел на всю эту местность и почувствовал, что вернулся в детство. Всё осталось почти неизменным! Сколько же километров мы намотали здесь с Санни! Мы облазили каждый красивый уголок нашего района и находили то, что, как мы считали, было открыто исключительно для нас. Мы были здесь счастливы. Я был здесь счастлив с ней…

Я аккуратно завернул на нужную мне улицу и у меня забилось быстрее сердце. Мы подъезжали. Вот уже и крыша её дома видна, а вот и макушка нашего с ней дуба. Боже мой, 17 лет! На улице была ночь. Крыльцо её дома освещал дверной фонарь, лёгкие порывы ветра медленно, скрипя пружинами раскачивали старую качелю-диван. Это же та самая качеля, на которой мы постоянно сидели с Санни! Неужели здесь время остановилось?! Хотя, всё-таки, что-то здесь было утрачено и я пока не мог понять что именно. Припарковав машину у дороги, я отстегнул свой ремень безопасности и тут же освободил от него Санни.

— Просыпайся! Санни, мы приехали.

Я дотронулся до её волос и медленно стал будить её поглаживаниями. Я задержал взгляд на её татуировке из вен и замер. Сколько же раз я пытался во сне коснуться её, но не мог! И сейчас не могу…

— Санни! — шёпотом позвал я её и она стала просыпаться.

— Что?! Что случилось?!

Санни ровно села и напугано уставилась на меня.

— Всё в порядке. Мы приехали. Выходи!

— Как? Не может быть! Уже?! Я проспала всю дорогу?!

— Да, и к тому же громко храпела. Даже голова разболелась от такого шума, — я наигранно взялся за виски.

— Что?! Не-е-ет! Я не храплю! Мне это несвойственно! — возмутилась она.

— Принцессам не свойственно? Может ты ещё и в туалет не ходишь? — я толкнул её в бок, за что получил ответный толчок. Мне нравилось её сейчас дразнить хотя бы потому, что она отвлекалась от тяжёлых мыслей.

— Я не принцесса! Это раз! И я не храплю! Это два!

— Храпишь. Но не волнуйся, я сохраню твой секрет. И это три, — я потрепал её щёчки и быстрыми шагами направился к крыльцу её дома.

— Ты ведёшь себя, как подросток.

— А это плохо?

— Нет, это странно.

— Да ладно тебе бухтеть. Успеем ещё быть серьёзными.

— Ты говоришь прям как…

Санни замолчала. Она зажмурила глаза и замедлила шаг.

— Как кто, Санни? — спросил я и постучал в дверь.

Санни так и не ответила и вся эта обида на мои заявления, что она храпит улетучилась, а на смену нашему минутному детскому дурачеству пришла суровая реальность.

— Санни, дорогая, как я рада, что ты приехала.

Дверь открыла тётя Мэгги. Она так постарела. Помню, она всегда выглядела очень эффектно и ярко, но время никого не щадит.

— Тётя Мэгги, как мама?

— Не знаю, девочка моя, но ей совсем плохо, я боюсь за неё. А это кто с тобой? Боже мой?! Он же копия… — в испунанном состоянии, тётя Мэгги схватилась за сердце.

— Да, тётя, — Санни бережно взяла её за руку. — Познакомься, это Николас.

— Серьезно что-ли?! Прямо привет из, — она в сомнительных жестах стала указывать то на землю, то на на небо.

— Идём, тётя Мэгги, проведи меня к маме.

— Она спит сейчас. Весь день мучалась. Я звонила её врачу, он приезжал, сказал, что нужноменять лечение иначе она не доживёт до пересадки.

Я взял руку Санни и крепко сжал. Я чувствовал, что она держится из последних сил.

— А что за лечение? — спросил я.

— Курс поддерживающей терапии. Очень дорогой. Пять тысяч долларов и каждые три месяца нужно его повторять.

Санни шморгнула носом, а тётя Мэгги уже вовсю вытерла свои слёзы.

Я понимал, что слова здесь лишние и как-то утешить не получится даже самой красноречивой болтовней. Меня бы это точно не утешило, поэтому я стал думать…

Мятная веточка 18

POV Николас

Когда стоит думать о завещании? При последнем вздохе? Где-то в начале жизни или в середине надвигающейся смерти? Я оставил Санни с тётей Мэгги, так как сейчас явно был лишним и, выйдя прогуляться по ночной улице моего детства, много думал об этом. Хотя разум и логика мне говорили о благоразумии, но эгоизм твердил обратное. Печально планировать жизнь своих вещей, в случае твоей смерти. Какая вообще тебе разница, что с ними будет?! Ты не можешь их забрать с собой в небытие. Смерть лишает нас всякого смысла. Мы тратим большую часть своей жизни со всей страстью отдаваясь накопительству. А что толку? Какой толк жить, зная, что в любой момент ты можешь умереть?! Разве смысл жизни в том, чтобы приобрести большой дом, машину и возможность каждый день носить дорогой костюм? Разве стоят эти вещи, утерянных дней в погоне за толстым кошельком? Будь мне 18 лет, я бы с уверенностью сказал "ДА". Но теперь, я был в замешательстве ответить утвердительно и однозначно. Однако одно я знал точно, спланировать жизнь своим вещам после моей смерти — это то, что принесёт мне сейчас успокоение. Я понял, что уйду не зря. Я осознал, что мои последние дни не будут праздными. У меня появилась цель и я впервые, живя с мыслью о раке, могу смело сказать, что почувствовал облегчение и своего рода счастье. А всё потому, что я люблю. Потому что я могу отдать Санни всю свою любовь, без слов…

Спустя полчаса моих блужданий, я вернулся обратно в дом Санни и застал её на качели. Она была мрачной, с опущенными плечами и выглядела совершенно беззащитной.

— Как ты? — первое, что решил я спросить.

— Никак, — еле слышно, ответила Санни.

— Мне очень жаль, но не отчаивайся, я уверен, всё образумится. Вот увидишь.

Я попытался вложить энтузиазм в свои слова, но…

— Николас, я реалист, хоть и люблю летать в облаках. Мне поможет чудо, а чудес не бывает.

— Санни, чудеса бывают! Я, взрослый дядька, в них верю. Но они выглядят немного проще. Звёздная пыль не посыпиться с неба и не озолотит тебя.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну, например, представь, что доктор твоей мамы ещё не всё обдумал и, возможно, найдёт завтра альтернативу её лечению или …

— Или оплатит этот курс за меня! Не убедил, — грустно фыркнула Санни.

— Знаешь, в моей жизни случались такие чудеса, что я приходил в шок. Я не понимал, как такое чудо могло появится в моей жизни?

Я смотрел на Санни и ни капли не сомневался в своих словах, ведь она и была моим чудом, моим чудесным спасением в детстве.

— Расскажи, Николас! Расскажи! — отчаянно вцепившись в мой рукав потребовала Санни, не смотря на меня. — Мне так хочется поверить в чудо. Мне так хочется стать опять беззаботной девчонкой и опять поверить в чудеса!

— Хорошо!

— Николас, мне не десять и даже не шестнадцать. В шестнадцать лет, мои чудеса закончились и я в них больше не верю, — с какой-то обидой прозвучали её слова.

— И в моё чудо не поверишь? — не унимался я.

Она встала с качели, прошла немного вперёд и остановилась у края каменной дорожки. Её привычка обнимать себя руками никуда не делась. Мне всегда казалось, что она выглядит по-особому красиво в такие моменты.

— Какое чудо произошло с тобой?

— Я расскажу тебе, но позже, а пока, Санни, пошли в дом. — я положил руку на её плечо и немного сжал его.

Приятное тепло разлилось по моему телу от одного прикосновения к ней. Мне так было мало её, мне так было тяжело быть рядом с ней, на расстоянии…из-за моей безысходности.

— На улице холодно, ты очень устала, нужно отдыхать. Не хватало, чтобы ты ещё заболела.

— Спасибо за заботу, Николас.

— Давай я тебя проведу, а сам уже поеду, здесь есть неподалёку неплохой Гестхауз.

— Хорошо, согласилась Санни.

И мы медленно пошли в сторону дома.

— Во сколько завтра поедем к доктору?

Санни остановилась и резко посмотрела на меня удивлённым взглядом. Она о чем-то думала, при этом сильно хмурясь и наконец заговорила:

— Я думала, тебе нужно обратно в Ричмонд.

— Мне не нужно. Может ты хочешь, чтобы я уехал обратно? — вскинув бровь, спросил я.

— Нет-нет, ты что? Просто, ты так много делаешь и уже сделал. Такое ощущение, что мы знакомы всю жизнь. Но когда я понимаю, что это не так, я, э-м, не знаю, мне становится неловко. Более того, у тебя есть девушка. Я очень тебе благодарна, понимаешь, но не знаю, мне неловко от того, что ты так помогаешь.

— Санни, ну, во-первых, мы знакомы достаточно, чтобы я мог назвать тебя хорошим человеком и даже другом. К тому же, ты сама мне сделала много добра. Так что, раз уж на то пошло, мы квиты. И потом, я так воспитан, что нужно помогать, если есть возможность. Вот я и помогаю. Не заставляй меня перечить моей маме. Если она узнает, что я не помог девушке в то время, когда мог помочь, то она просто! — я испуганно закатил глаза к небу. — Ну, я даже боюсь подумать, какой выговор она мне устроит! Или ты хочешь, чтобы меня высекли в 34?

Санни засмеялась.

— Ну так что? Убираешь все неловкости и принимаешь мои помощь без проблем?

— Хорошо, спасибо тебе большое. — Санни с теплотой ответила и посмотрела на пыльные носки своих туфлей.

— Кстати, моя девушка не против, тем более у нас странные отношения, свободные. Так что и об этом не волнуйся. — я подмигнул ей и повёл её в дом.

— Во сколько мне завтра быть?

— В восемь утра.

— Ок. Тогда спокойной ночи, — сказал я, не желая с ней расставаться даже сейчас.

— Спокойной ночи, Николас! Ещё раз спасибо за всё!

— Всегда пожалуйста! — отсалютовал я и быстро пошёл в машину.

"Как бы завтра не опоздать?". С этими мыслями я завалился, спустя почти час поисков и слишком затяжной регистрации, на долгожданную мягкую кровать самого простецкого, но главное для меня теплого и чистого гестхауза и, засыпая, не переставал думать о том, как сильно я люблю Санни и как сильно я не хочу умирать…

***

— Доброе утро! — весело поприветствовал я Санни.

— Доброе!

— Что?! Не выспалась?

— Да! — зевая ответила она и расслаблено завалилась на сиденье моей Легенды.

— Я захватил нам кофе и домашние круасаны. Держи! Тебе лате с молоком без сахара с корицей.

— Ммм, спасибо большое, ты меня спас, Николас! И откуда ты только узнал, что я пью именно такой кофе?

— Хм, все девочки любят такой кофе.

— Не все.

— Ты права, ещё мальчики, которые как девочки.

— Ты что, гомофоб? — со смешком прозвучал её вопрос.

— Я не гомофоб. Я не поддерживаю позицию этих людей, однозначно не поддерживаю, но не осуждаю. Бог им судья. В принципе, как и мне, как и каждому из нас.

— Ого! Да ты прям философ.

— Это не так, ты, мне лучше скажи, как тебе круасан? Хозяйка гестхауза, как мне показалось, отлично печет, по-крайней мере пахло очень вкусно.

— И есть тоже вкусно, — с набитым ртом проговорила Санни. — Всё супер.

— Я рад. — улыбаясь её милой мордочке с полными щечками, ответил я и сделал глоток кофе, остановившись на перекрестке.

Мне нравилась сегодняшняя погода и этот день. Солнце светило ярко, воздух был морозный, Санни сидела рядом со мной, раскрасневшаясь от горячего лате и я мог быть с ней, слышать её, говорить, имея при этом серьезное основание.

— Как мама?

— Не очень, — ответила Санни и в миг стала мрачной.

— Мне жаль.

Она кивнула в знак моего сочувствия и прекратила есть круасан. Она грустно уставилась в окно и спокойная атмосфера исчезла, погрузив нас обоих в тяжёлые мысли.

Я сидел уже пятнадцать минут под кабинетом лечащего врача её матери Лиз, как мне поступил звонок на мобильный.

— Слушаю!

— Николас, здравствуй, дорогой!

— Как поживаете, доктор Роджерс?

— Спасибо, хорошо!

Я чувствовал, что доктор говорит со мной опасливо, подбирая слова и я знал причину, но сейчас меня это мало волновало и я бодрым голосом продолжал вести беседу.

— Вы по делу, доктор?

— И да, и нет. Меня интересует твоё самочувствие.

— Я чувствую себя прекрасно, — улыбаясь, сказал я.

— Я рад это слышать. Но больше рад твоему настроению. Я хотел бы лично убедиться, что оно действительно бодрое. С таким настроем легче выздоравливать и проходить химию.

— Доктор, моё настроение действительно бодрое, хорошее, я полон жизни. Правда насчёт выздоровления, вы перегнули палку. — насмешливо сказал я.

— Как бы там ни было, Николас, бороться за свою жизнь это правильно и это лучший выбор. К тому же, доказано, что положительные эмоции, лечение и соблюдение всех рекомендаций может сыграть в твою пользу и даже излечить полностью.

Он замолчал на несколько секунд, видимо пытаясь поверить в свои слова.

— Так как у тебя хорошее настроение, самое время ехать ко мне и начинать курс химиотерапии, — твёрдо заключил доктор Роджерс.

— Отличный ход испортить мне настроение, доктор, — хмыкнул я.

— Без этого никак, друг мой. Никак, — вздыхая пропыхтел он мне в трубку.

— Ладно, я подумаю, как спланировать своё время и свяжусь с вами.

— Николас, не затягивай! В идеале, я жду тебя завтра, в крайнем случае на днях.

— Я понял. — ответил я сдержанно и попрощавшись, нажал кнопку отбоя.

Как бы я не был счастлив сегодня, но этот разговор всё-таки испортил мне настроение и я понимал, что неизбежно должен буду посвятить время этим мучениям, а мне так не хотелось. Я не хотел и минуты провести без Санни…

Вскоре Санни вышла из кабинета. Она была мрачнее ночи и поэтому в машине мы ехали молча, слова здесь были однозначно лишними. Я не давил на неё с расспросами, более того, я знал, что скоро её грусть смениться радостью, но всё же смотреть на её страдания, мне было невыносимо тяжело.

— Мне нужно отлучиться, у меня кое-какие дела есть в городе, а потом я приглашаю тебя пообедать в неплохом итальянском ресторанчике. Я порылся в инете и вроде бы отзывы и меню там неплохое. Что скажешь?

— Не знаю даже. — теребя край своей кофты, вздыхая ответила она.

— В таком случае, я знаю. Я заеду за тобой в три. Кушать нужно вне зависимости от трудностей.

— Хорошо, — не сопротивляясь ответила Санни и покинула салон автомобиля.

Я проводил её взглядом до двери и только сейчас понял, что же изменилось в любимом месте моего детства. Оно потеряло радость и беззаботность. От него так и веяло печалью и тоской. Его давно никто не ремонтировал, не красил деревянный парапет и крыльцо, ставни и фасад и подавно не шкурили, а крышу не обновляли в тех местах, где требовался капитальный ремонт, а не просто примитивные "латки" из металлической пластины. Возвращаясь обратно в больницу, у меня уже созрел план и поэтому сразу после важного и ответственного разговора с доктором, я поехал прямиком в строительный маркет. Купив всё необходимое и загрузив в багажник, я мчался по дороге к Санни домой. Припарковав машину около её дома, я постучался в дверь и ждал, когда меня впустят.

— Я готова.

Мне открыла дверь всё такая же мрачная Санни и нерешительно двинулась со мной в сторону машины.

Подъезжая к ресторану, как и планировалось, ей поступил на телефон звонок.

— Да, здравствуйте, доктор!

…

— Да!

…

— Да!

…

— Не совсем.

…

— А как же?…

…

— Хорошо! Да, спасибо! Я поняла!

…

— До свидания!

Она положила трубку и замерла не дыша. Её взгляд был устремлён на дорогу.

— Всё в порядке? — сдерживая улыбку, спросил я.

— Нет, Николас, не в порядке!

Я нахмурился. Такого ответа я не ожидал.

— Это просто какое-то чудо! — завизжала от восторга Санни.

— Николас, ты представляешь, что сейчас произошло?!

— Нет, расскажи! — с облегчением ответил я.

— Доктор сказал, что мама попала в какую-то там категорию, своего рода внутренняя лотерея больницы и, в общем, получит лечение бесплатно! Ты можешь себе представить?! Сегодня её нужно отвезти в больницу. — она схватила мою руку и всё это время радостно её трепала.

— А ты не верила!

— О, небо! Я просто не верю, как такое возможно?!

— Я говорил тебе, чудеса случаются.

— Это и вправду чудо какое-то, Николас!

Я с радостью наблюдал за восторгом и счастьем Санни и хотел, чтобы с моим здоровьем случилось подобное и невероятное чудо…

Мы пообедали слишком быстро, Санни не терпелось вернуться домой и лично рассказать радостную новость маме и тёте.

Поэтому ближе к четырём Санни уже влетела, держа меня за руку в дом и с криком "Мама! Тётя!", принялась судорожно бегать и собирать вещи.

— Санни! Что случилось?! Милая, успокойся! — прибежала напуганная тётя.

— Чудо!

— Что? Санни! Да успокойся! Ты меня пугаешь!

Но Санни с улыбкой до ушей носилась по дому.

— Николас, что произошло-то?! Объясни ты хоть!

— Чудо! — ответил я так же и улыбнулся.

— Вы отравились чем-то или что? Какое чудо?!

— Тётя, тётя! — подбежав к тёте Мэгги, Санни принялась её кружить и смеяться.

— Санни! — не выдержав, тётя Мэгги с криком отшатнулась. А я прыснул от смеха, любуясь такому счастливому сумасшествию моей Санни.

— Тётя Мэгги? Ты можешь? Нет, не так! Ты веришь в чудеса?

— Я верю в скорую помощь, Санни, и я пошла туда звонить!

— Тётя, маму вылечат! Доктор сказал, что она получит абсолютно бесплатный курс!

— Как?! — скептически посмотрела тётя.

— Вот так. Я не знаю, — воодушевленно говорила Санни со слезами счастья на глазах. — Доктор сказал о каком-то внутреннем розыгрыше или своего рода лотерее и, в общем, он сказал, что мама попала в котегорию победителей.

— Лотерея, розыгрыш? Там что и доктору скорая помощь требуется? — не веря, говорила Мэгги.

— Нет, тётя, это правда. Это просто закрытая тема среди докторов и наш доктор вписал маму и, в общем, итог ты знаешь. Так что медлить нельзя, нужно сегодня же положить маму в больницу.

— Хорошо, — видно, что всё ещё не веря своим ушам, тётя Мэгги поплелась собирать вещи.

Когда все вещи были готовы, а мама Санни была собрана, она вышла и я впервые увидел её после стольких лет.

— Мама, это Николас! — подводя ко мне бледную, исхудавшую и постаревшую Лиз, радостно представила меня Санни.

— Я вижу. — сказав это, она будто поприветствовала меня из прошлого или того хуже из могилы.

— Он мне во всём помогал в Ричмонде и здесь. Так что мы должны быть ему благодарны.

— Я благодарна тебе, Николас. — не отрывая своего удивлённого взгляда, ответила Лиз.

— Не стоит благодарности!

Мы ехали в машине и я слышал, как тётя Мэгги и Лиз говорили шёпотом между собой и предметом их разговора был я.

— Он так на него похож! Просто, как две капли…

— …воды! — вместе закончили фразу женщины.

— Разве бывают такие совпадения?

— Видимо, бывают.

— А вдруг он и Санни?…

Я посмотрел на них в зеркало заднего вида и они замолчали.

— У тебя такая хорошая машина, Николас! — решив, что я ничего не слышал, начала тётя Мэгги. — Удобная, красивая, наверное, девушки от неё в восторге.

— Тётя! — возмутилась Санни. — Николас порядочный человек и у него есть девушка, одна.

Я тихо засмеялся. Ведь по сути, кроме Мэдисон, Санни и подруг моей мамы в машине никто не ездил, да и машина у меня не для того чтобы приводить кого-то в восторг.

В больнице было многолюдно. Я помог выгрузить все вещи и дождавшись распоряжения доктора, отнёс их в палату Лиз.

— Спасибо, Николас! — тепло поблагодарили меня три счастливые женщины и я вышел в коридор.

Только я расположился в неудобном скрипучем кресле, как ко мне вышла Санни. Она стесняясь опустила глаза и робко подошла ко мне.

— Я надеюсь ты не устал от моей семьи?

— Вовсе нет. У тебя замечательная мама и тётя Мэгги.

— Спасибо!

— Я подожду тебя здесь, а потом отвезу домой.

— Я сегодня останусь с мамой и тётя тоже.

— Оу! Да, конечно, ей нужна ваша поддержка! — сказал я, лицемеря, как настоящий эгоист и расстроился, что Санни не поедет со мной.

— Я забыл у тебя дома свою куртку.

— Я дам тебе, ключи, кстати, можешь у меня заночевать. Э-м, если это конечно уместно и тебя не обидит моё предложение.

— Спасибо! — оживился я. — К тому же я не продлил свой номер в гестхаузе, так что, я с удовольствием остановился бы у тебя на эту ночь. Уж очень мне понравился твой дом.

— Жалкая развалюха. Вот раньше, если бы ты видел его, он мне казался самым красивым. А сейчас…

— Можно я предложу свою помощь?

— Что?! Нет-нет! Это просто эксплуатация тебя.

— Вовсе нет! Я же не предложил тебе новый построить, тем более мне будет, чем себя занять.

— Выражение "Будь моим гостем", не подходит?

— Нет!

Так и не получив разрешения помочь по дому из-за скромности Санни, я покинул больницу и спустя каких-то пол часа планировал свою работу и оценивал масштаб запущенности дома, в котором жила моя любимая. Но почувствовав приближение приступа головной боли, я вышел на улицу и неосознанно пошёл в сторону моего детского кошмара. Наверное, именно сейчас, находясь в одиночестве, я понял, что готов войти в этот дом…

Мятная веточка 19

POV автор

Николас стоял и со злостью смотрел в окна родного дома. "Родной." — , с насмешкой произнёс он вслух — не то слово, с которым он ассоциировал это место. Скорее "дом ужаса и слёз", "дом страха и боли" — вот подходящие слова, которые передавали сейчас истину его воспоминаний.

Как же он ненавидел это место! Первое и единственное желание — это разрушить, да так, чтобы и щепки не осталось и память исчезла. Только вот, что с того? Это ему никак не поможет избежать самого главного — смерти.

Николас медленно поднялся по местами прогнившим ступенькам, услышал, как неизменно скрепит та самая пятая, которая, как сторожевой пёс, преданно предупреждала его о приходе отца. Даже теперь, по прошествии стольких лет, он ощутил страх, тот самый, от которого замирало дыхание в предчувствии боли.

В доме никто не жил. Окна местами были разбиты, а дверь и вовсе оказалась незапертой. Он с лёгкостью толкнул её вперёд и осторожно вошёл. В прихожей витал запах сырости, повсюду была пыль и грязь, мусор, состоящий из пустых бутылок от дешёвого вина и пива, буквально валялся, куда не глянь. "Бездомные?" — мелькнуло предположение в голове Николаса и он прошёл в гостиную.

Вот здесь всё и произошло…

Дрожащими руками он отодвинул пыльные шторы, открыл окно, и с накотившим ощущением прошлого, сполз по стене и замер. Он сидел на полу неподвижно и в ужасе вспоминал тот роковой день. Даже сейчас в его голове звучали крики Санни о помощи.

— Как я мог? — отчаянно прошептал Николас.

— Это я во всём виноват…Это из-за меня она пострадала!

На его глазах показались слёзы. Он будто вновь увидел, как его отец избивает Санни, а он просто стоит. Стоит и ничего не делает…

— Слабак! Защити же её! — в ярости прорычал Николас и с силой стукнул кулаком по деревянному полу, содрав кожу до крови.

Чувство вины одолело им и он, простонав духом, обессиленно уронил голову на колени…

***

Утро следующего дня встретило Николаса на удивление спокойно. Он был полон сил, поэтому бороться с аппатичным настроением, как всегда решил с помощью работы. Съездив в ближайшую кафешеку, он позавтракал там яичницей и тостами с беконом, скромно запил это дело чашечкой американо без сахара и уже к девяти шкурил входные двери когда-то прекрасного жилища его любимой.

Спустя час, к дому подъехало такси и из него вышла уставшая и явно не выспавшаяся Санни. Спотыкаясь и зевая на ходу, она поднялась на крыльцо, поздоровалась с Николасом и не поднимая отяжелевших век, после бессонной ночи в больнице, она зашла во внутрь, но резко остановилась и, вернувшись назад, замерла.

— Ты что делаешь? — удивлённо спросила она.

— Пеку пирожки, а ты? — самым серьезным тоном ответил Николас и продолжил шкурить.

— Ни-и-и-колас! — смущённо протянула Санни.

Ей было необычно и приятно видеть столько доброты от ещё недавно незнакомого для неё мужчины. Она даже не заметила, как стала любоваться Николасом, его широкой спиной, взъерошенной прической и сильными руками. Рукава его гольфа были небрежно закатаны до локтя и она засмотрелась на его кисти, с белеющими костяшками, и на длинные пальцы…Он ловко управлял примитивным инструментом для шлифовки дерева, с лёгкостью счищал старую облезлую краску и делал это с таким сосредоточенным видом, по привычке сжимая в тонкую полоску губы, что Санни не сдержала восхищённой улыбки. В движениях Николаса ей показалось слишком много знакомого, слишком похожего с Ним, таким родным и печальным…Её вдумчивый взгляд перехватил Николас и, когда она поняла, что откровенно пялиться на него, в миг покраснела и опустила глаза в пол.

— Красивый? — с хищной улыбкой спросил Николас.

— Что прости? — поперхнулась Санни, ведь именно о его внешней красоте она только сейчас и думала, красоте, которая цепляла её старые раны.

— Говорю, красивый цвет я выбрал? Для дверей? — любуясь её смущением, соблазнительно растягивая слова, повторил Николас.

— А-м, да, конечно, — быстро кивая головой, засуетилась Санни.

— Я тоже так думаю, — подмигнул ей Николас и продолжил работать.

"Какая же она милая!" — подумал он про себя, борясь с сильным желанием её поцеловать.

— Я п-пойду, посплю немного, ладно? — заикаясь сказала Санни и быстро зашла в дом.

"Ты налажала, Санни! Теперь он подумает о тебе неизвестно что! У него же девушка есть!" — причитая, она буквально завалилась в свою комнату и со сбившимся дыханием и колотящимся сердцем расстроенная улеглась на кровать.

***

— Я принесла тебе чаю. — чувствуя неловкость от сегодняшнего утра, Санни смущённо протянула чашку Николасу.

— М-м-м, мята. Спасибо! Моя любимая. — Николас произнёс "моя любимая", адресуя это обращение явно не к мяте. Он нежно посмотрел на Санни и стал греть руки о горячую керамику.

Между ними повисла пауза. Николас с нежностью рассматривал Санни, проигрывая рассудку, не делать этого, а она всячески даже как-то по-детски избегала с ним встретиться взглядом.

— Ой! — резко спахватилась Санни. — Ты, наверное, голоден? Я могу приготовить тебе чего-нибудь поесть, а потом присоединюсь к тебе в помощники?

— Не откажусь от мятного пирога. — наслаждаясь её поведением, произнёс Николас.

— Мятного пирога?

— Да! Ты его умеешь готовить?

— Да-а-а… — осторожно ответила Санни.

Эта просьба прозвучала для неё как из прошлого и её это стало сильно беспокоить и волновать.

— Здорово! — мягко произнёс Николас.

— Здорово… — тихо повторила Санни.

Он уже собрался наносить белую краску на отшлифованные двери, когда Санни вышла на улицу и принялась срывать мяту с доживающей последние деньки мятной полянки. Николас нераздумывая бросил пропитанный краской валик обратно в корыто (брызги от краски орошили неряшливыми каплями деревянные полы и ступеньки крыльца и так же нахально и обильно окрасили джинсы Николаса) он не обратил на это внимание и спешно направился к ней.

— Можно я помогу?

Николас осторожно присел рядом с Санни.

— Э-м, да… — удивлённо ответила она.

Николас сначала медленно, даже как бы опасаясь, неуверенно срывал первые мятные веточки, но спустя минуту воспоминаний, ловко принялся пополнять корзинку Санни этой удивительной травой. Воздух моментально пропитался её сладким ароматом. Он глубоко вдохнул и с наслаждением констатировал:

— Всегда любил это занятие.

— Я тоже, — ответила Санни, недоуменно косясь на Николаса. — А ты где собирал мяту?!

— У меня дома растёт. — непринужденно ответил Николас.

— А-а-а, — протянула Санни.

В умиротворённой тишине они продолжали наполнять корзинку мятными веточками и всё бы ничего, если они не потянулись сорвать один и тот же стебелёк. Это лёгкое касание повлияло одинаково на обоих. Санни покрылась мурашками и не смела поднять голову, боясь опять выглядеть глупо, а Николас…он понимал, что чем больше он находится рядом с ней, тем меньше у него остаётся решимости ничего ей не рассказывать.

Быстро поднявшись на ноги, Николас не говоря ни слова, оставил ничего непонимающую Санни одну. Злой, он принялся красить двери, ляпая краской то тут, тот там.

Как же ему было плохо в данный момент! Что бы он не планировал, как бы он не пытался выглядеть сильным, он понимал, что невозможно остаться жизнерадостным на пороге смерти и не поступать при этом как эгоист. Его тянуло к Санни с силой голодного человека. Она была его жизнью, его утерянным счастьем. Рак отобрал у него возможность быть счастливым, как и отец, как и теперь он сам…

— Проклятье! — стараясь контролировать растущий гнев, произнёс Николас. — Возьми себя в руки!

— Всё хорошо? — растерянно спросила Санни.

Она тихо подошла к Николасу и случайно услышала его слова.

— Да-да! Всё хорошо! Так, небольшие проблемы. — не смотря на Санни, произнёс Николас.

— Ничего серьезного? Может я могу чем-то помочь? — дотронувшись до плеча Николаса, заботливо спросила Санни.

Николас напрягся от её касания. Он повернулся к Санни лицом, краска с валика стекала редкими каплями на деревянный парапет крыльца. Он сделал шаг, потянулся рукой к лицу Санни и вместо того, чтобы натворить глупостей, открыл за её спиной дверь и с заботой сказал:

— Со мной всё в порядке, ничего серьезного, Санни. Беги в дом! Холодно! Простынешь! — он с заботой взял её холодную руку и подтолкнул в дом.

Санни молча вошла в дом и сбитая с толку от резкой перемены настроения Николаса принялась за приготовление мятного пирога…

***

— М-м-м, как пахнет.

— О мамочки! — испугалась Санни и резко повернулась.

Николас улыбнулся. Он уже с минуту наблюдал за сосредоточенной Санни. Она стояла к нему спиной, одетая в растянутые спортивные штаны серого цвета и длинном вязанном пуловере, поверх которого красовался старенький, местами проженный фартук.

— И давно ты здесь? — наигранно злясь, спросила она.

— Тебе идёт фартук, — проигнорировав, подметил Николас.

— Это комплимент что-ли такой?

— Можно и так сказать, — пожав плечами, Николас продолжил наблюдать за Санни.

— А тебе идёт…э-м, валик, — с невозмутимым лицом ответила Санни.

— У нас что, сегодня день глупых комплиментов?

— Ну, ты первый начал.

— Согласен. — расстроенно ответил Николас, положив руку на сердце.

— Никогда не поздно исправиться, — вздёрнув нос, прошла мимо него Санни.

Николас немного подумав, ответил:

— У тебя красивые глаза. Банально, но это правда.

Санни посмотрела на Николас и увидела, что он далеко не шутит.

— Спасибо! — смутилась она и быстро наклонилась за пирогом.

Санни достала его из духовки и, боясь обжечься, быстро поставила его на деревянную дощечку.

— Ау! — случайно дотронувшись до края железной формочки, простонала Санни.

— Аккуратно! — обеспокоенно сказал Николас и в прямом смысле слова в секунду подлетел к Санни, отодвигая её от раскаленного предмета, над которым соблазнительным облаком поднимался сладкий пар мятного пирога. — Дай я!

Он взял полотенце с рук Санни. Ловким движением, он перевернул пирог на большую белую тарелку и радуясь, что не вывернул его на пол, потянулся за ножом.

— Можно уже резать?

— Нет! — легонько стукнув Николаса по руке, запротестовала Санни.

— Понял-понял! — в примирительном жесте Николас поднял руки вверх.

— Он ещё не готов. К тому же, я не могу в своем доме позволить тебе есть пирог без нормального обеда, так что сложи руки в карманы и не доставай их, пока я не разрешу, — жестикулируя ножом, безапелляционно ответила Санни.

— Всё-всё, слушаюсь!

С улыбкой победителя, Санни отнесла пирог в прохладное место у окна и принялась сервировать обеденный стол.

— Ну вот! Теперь можешь мыть руки и садиться кушать, — довольная своей работой, Санни принялась покрывать шоколадной глазурью остывший пирог.

К тому моменту, как вернулся Николас, она уже украсила пирог мятными листочками и поставила его в морозильную камеру.

— Это просто нечто! Санни, это же настоящий пир!

Николас глазами голодного человека пожирал аппетитный обед, состоящий из картофельного пюре, салата и запечённых куриных ножек и долго не дожидаясь приглашения сел за стол, взял в руки вилку и, наколов на неё хрустящую куриную шкурку проглотил её так же быстро как и весь обед, заботливо приготовленный Санни. Чувствуя какую-то неловкость от такого домашнего единения с Николасом, Санни никак не могла сосредоточиться на своей тарелке и то и дело поглядывала на активно уплетающего обед Николаса.

"Разве бывает так много совпадений. Это просто чудо какое-то. " — подумала Санни.

Она смотрела на Николаса и приходила в состояние умиления и восторга, в состояние обожания и грусти, которые были обильно приправлены болью утраты, ведь только один человек мог так нелепо и умело разделывать мясо не ножом и вилкой, а ложкой и вилкой, причём ложка была основным инструментом в его борьбе. Николас ел в точности как Он.

— Что, Санни? Почему не ешь? — довольно жуя, спросил Николас.

— Ты смешной.

— Я? — указав на себя ложкой, удивился Николас.

— У тебя курица выпала из ложки, — с наигранно-серьезным лицом указала под стол Санни.

— Вот же!

— Я же говорю, что ты смешной, — уже не сдерживая себя, хохотала она.

— Санни, что за дела? — ища под столом упавший кусок курицы, пробурчал Николас. — Курей нужно дожаривать. Ненормально, когда они сбегают от меня! — наконец отыскав курицу, Николас вылез из под стола и улыбнулся.

— Не нужно жестикулировать курями и они не будут сбегать, — успокоившись, тихо посмеивалась Санни.

— Запомню. — ткнув курицей в Санни, сказал Николас.

— Я надеюсь, ты не будешь её есть? Дай ей достойно покинуть этот мир.

— Не сегодня, милая Санни, не сегодня…

***

Николас сидел на приёме у своего лечащего врача и вспоминал прошедший "уикенд" с Санни. В его морозильной камере до сих пор хранился мятный пирог, который она приготовила и щедро отдала ему. Эти несколько дней показались Николасу считанными часами. В моменты духовного единения с Санни он не ощущал себя умирающим человеком, порой ему казалось, что семнадцати лет расставания с ней как и не было и сейчас им вновь пятнадцать, они почти беззаботны и полны надежд и мечтаний. Именно из-за сильных чувств, любви и надежды, из-за сильного желания вылечиться и всё-таки вырвать свою жизнь и счастье из лап злой несправедливости, он, не медля, завершил покраску фасада Санниного дома, помог ей в мелком ремонте и вернулся в Сиэтл полный решимости выздороветь…

Мятная веточка 20

POV автор

Вот уже несколько минут разрезая тишину кабинета шарканьем ручки по медицинскому бланку, доктор Роджерс наконец по привычке поставил жирную точку и, подняв тяжёлый взгляд, принялся пояснять Николасу длинный список медикаментов, которые ему предстоит купить и в прямом смысле слова ежедневно "есть" вместо полноценного обеда.

— Если будут вопросы, я всегда на связи, Николас. Постарайся принимать таблетки согласно графику. Через неделю начинаем курс химиотерапии.

— Доктор Роджерс, это всё понятно. Вы мне скажите, у меня есть шанс, хотя бы малюсенький, мизерная надежда на выздоровление?

Доктор глубоко вздохнул. Он хотел было что-то сказать, но замолчал. В кабинете вновь повисла мёртвая тишина.

— Кх-кх, — доктор прочистил сдавленные от волнения связки и наконец заговорил. — Николас, я к тебе очень привязался. Ты для меня не просто пациент. Я знаю тебя почти двадцать лет и сообщать тебе новость о твоей болезни для меня оказалось самым сложным из всей моей медицинской практики.

— Доктор Роджерс, я тоже к вам привязался, я даже уверен, что вам сложнее, чем мне, поэтому не жалейте меня, а просто ответьте "да" или "нет".

Доктор опустил голову, приподнял свои любимые очки в золотой оправе, устало протер глаза и еле слышно ответил:

— Нет, — но Николаса уже не было в кабинете, ему и так стало всё понятно…

***

— Я хочу пригласить тебя на прогулку. Что скажешь?

— Николас, я даже не знаю, я…

— Через час, возле бара "ФБФ". До встречи, Санни!

— До встречи, Николас!

Санни сидела дома и, смотря на тёмный экран мобильного телефона, не могла перестать улыбаться. Да, улыбка не сходила с её лица от чувства счастья и нахлынувшего тепла. Она не хотела себе признаваться, что звонок Николаса это то, чего она так сильно желала и ждала с того самого момента, как вернулась в Ричмонд. Нет, она и не мечтала, и даже не думала о том, что он позвонил ей сейчас не как другу. Однако со времени их знакомства, Санни привязалась к компании в лице этого доброго Николаса, который так похож на Него…но она готова была довольствоваться лишь дружбой с ним, стараясь не помышлять о чём-то большем…

Спустя час они шли на встречу друг другу и, как два ничего не подозревающих влюбленных идиота, светились своими радостными лицами, разбавляя угрюмость серой массы. День был сегодня далеко не солнечный, но погода стояла безветренная и спокойная. Николас находился в предвкушении своих планов. Эта прогулка будет незабываема. Он желал этого и он сделает её таковой. Да, она должна остаться ярким воспоминанием в последние дни его жизни.

— Ну, и куда мы идём?

Санни остановилась напротив улыбающегося Николаса и сама не могла сдержать улыбку.

— Увидишь, солнечная! — взяв Санни за руку, Николас повёл её через дорогу к машине.

— Ну так всё-таки, куда мы?

— Ну ты нетерпеливая, пристегнись, пожалуйста. — задержав взгляд на глазах Санни, радостно сказал Николас и поспешил сесть на своё место.

Николас выехал на трассу и направился в сторону дома. Он еле сдерживал эмоции счастья. Он был счастлив сейчас, почти счастлив, настолько, насколько это было возможно. Он откинул в сторону все угнетающие его мысли и думал только о ней и о своём сюрпризе.

— Плавать умеешь? — смотря на дорогу спросил он.

— Ты меня плавать позвал? — взглянув на профиль Николаса, удивилась Санни.

Она смотрела, как он ведёт машину, как одной рукой он держится за подбородок, а другой легко управляет автомобилем и при этом о чем-то сосредоточено думает. Николас заметил, что Санни вновь разглядывает его и улыбнулся. Он бросил на неё наполненный теплом взгляд и спросил:

— Что ты как Фаррух, вопросом на вопрос мне отвечаешь? Может вы родственники с ним?

Санни засмеялась.

— Кто знает, всё мы братья. Хотя быть может… — не договорив до конца свою мысль, Санни возмутилась. — А ну хватит мне зубы заговаривать!

— Не хочешь отвечать, тогда терпи пока не приедем, — пожав плечами, Николас продолжил дразнить Санни.

— А долго ехать?

— Два часа.

— Ого! Я не могу так долго ждать.

— Бедный твой жених. — вздыхая, покачал головой Николас.

— Это ещё почему?!

— Потому что нетерпеливая ты. К свадьбе не успеете подготовиться, так в джинсах и поженитесь.

— А что, это романтично. — задумалась Санни. — Кому вообще нужны все эти церемонии? Лучше деньги на путешествие потратить или на что-то более полезное.

— Но ведь свадьба это раз в жизни. В идеале.

— Ну, у моей тёти это поквартальное событие.

— А у тебя? — серьезно посмотрев на Санни, спросил Николас.

— Раз в жизни…даже если жизнь заберёт того, кого люблю. — так же серьезно ответила Санни.

— Ты хочешь сказать, что если бы твой жених умер, ты бы больше не смогла полюбить?

— Нет, я хочу сказать, что это было бы очень сложно. До сих пор я так и не смогла… Пока никак.

На этом они замолчали. Санни думала о Нём, не подозревая, что Он сидит рядом пока ещё живой и так же как и она не перестаёт думать о ней…

— Приехали!

— Как?! Уже?! Ты же сказал два часа!

— Я пошутил, солнечная. — легко щёлкнув её по носу, Николас вышел из машины.

— Не делай так больше, — потирая кончик носа, возмущалась Санни. — И чего это ты меня так называешь?

— Как? — спросил Николас, вытаскивая из машины сумки с едой, одеяло и необходимые вещи, собранные заранее.

— Солнечная.

— А какая? Несолнечная что-ли? Будь по твоему. Возьми это и это, несолнечная. — Николас вручил недоуменной Санни две сумки, закрыл машину и, подталкивая её в сторону причала, слушал её милые бурчания.

— Санни, я назову тебя "девушка-баркас", если не прекратишь бурчать.

— Не смей! И я никогда не бурчу!

— Бурчишь!

— Нет!

— Да!

— Ты как маленький!

— И ты как маленькая и ты бурчишь.

Санни замолчала, но спустя мгновение начала смеяться.

— Ты чего? — Николас умилённо взглянул на Санни.

— Девушка-баркас. Это же надо такое придумать.

— Не бери в голову. Это шутка и ты самая светлая из всех, кого я когда-либо встречал.

— Может быть была… Но сейчас я действительно много бурчу, — загрустив, ответила Санни.

— Есть. Ты такая и есть. Поверь мне.

Они остановились возле красивой однокаютовой яхты и посмотрели друг на друга.

— Солнечная! — Николас с нежностью осмотрел с ног до головы Санни и ловко, взяв сумки в одну руку, забрался на палубу яхты.

— Это и есть твоё "плавать умеешь"?

— Ага! — довольно подтвердил Николас.

— Я, я никогда не плавала на яхте. — в изумлении проговорила Санни.

— Твой первый раз. Что ж, я рад, что мой сюрприз удался. — играя бровями, сказал Николас.

Санни стояла в радостном шоке. Она, как маленький ребенок, разглядывала яхту, глазами полными восторга бегала от одной детали к другой.

— Николас, это была моя мечта! Я всю жизнь мечтала пройтись на яхте. Боже, это же…мне просто не верится!

— Ну так поднимайся скорее! Ставь сумки, я их сейчас заберу.

— Ваууу! Она такая красивая. Она твоя? — медленно ступая по лестнице и крепко держась за перила, воодушевленно спросила Санни.

— Нет, моя ещё не закончена. Эту мы с Джерри недавно отреставрировали и через неделю за ней приедет покупатель.

— Надо же! У тебя шикарная работа, — восхищалась Санни.

— Скажи об этом Джерри, когда он уставший, — засмеялся Николас. — Но ты права, я действительно люблю свою работу.

Николас поднял оставшиеся на причале сумки и сел рядом с Санни на перила. Они оба стали смотреть на бьющуюся о белоснежные бока яхты синюю воду.

— Мы такие маленькие по сравнению с океаном, с сильными потоками вод. Иногда мне страшно вот так смотреть в глубину, не видя дна. Кажется, что один шаг и всё, тебя не найти.

— Со мной тебе нечего бояться. Бояться стоит несправедливости, жадности, обмана. Это то, что разрушает, поглащает, топит и убивает, это — страшнее самой глубокой и тёмной пучины вод. — указав на воду, сказал Николас. — Так что ничего сегодня не бойся.

Николас не заметил, как взял руку Санни и с каждым словом сжимал её всё сильнее.

— Хорошо! — смотря на их руки ответила Санни.

Яхта слегка покачивалась словно младенец в заботливых руках морской колыбели. Тёмные, как густой сливовый кисель, волны нежно похлопывали о её напалированный корпус и будто нашёптывали известную и понятную только им колыбельную. Было тихо и так спокойно.

— Мы будем плыть у берега.

Николас отпустил руку Санни, встал, и, будто ничего не произошло, принялся отвязывать яхту от причала.

— Погода сегодня будет спокойной, сможем встретить закат, а после заката тебя ждёт ещё один маленький сюрприз от меня.

— Скажи, а ты всем девушкам делаешь такие сюрпризы?

— Нет! Только друзьям.

— А своей любимой?

— А своей любимой, поверь, для любимой я делаю то, что уж точно не делаю друзьям.

Санни подошла к краю яхты и чувствуя неловкость и некий стыд, стала ругать себя за то, что в очередной раз разрешила подобным мыслям поселиться у себя в голове. Теперь она окончательно ощущала себя никчёмно и даже униженно. Она не нравится Николасу, как женщина… От этой мысли ей стало невыносимо больно. "Боже," — отчитывала она себя, — "у него же есть девушка!". Пусть и мимолётно, всего лишь на мгновение, но она позволила себе помечтать быть на её месте. "Глупая…", — причитала она, — " только хуже себе делаешь!"

— Ты чего загрустила? — подойдя сзади Николас аккуратно положил руку на плечо Санни, от чего она вздрогнула.

— Ты чего нос повесила, сегодня же такой день! Поверь, ты его надолго запомнишь!

— Николас, я… — Санни хотела рассказать ему причину своей грусти. Она поняла, что окончательно влюбилась в него и не может больше этого отрицать.

— Что, Санни, что?

— Я, наверное…я, просто проголодалась, вот нос и повесила, — вздыхая, ответила Санни.

— Так мы это быстро исправим. Иди сюда, садись, я сейчас всё устрою. Мы немного отплывём от берега и перекусим с прекрасным видом на залив.

— В таком случае, я спасена. — изо всех сил улыбаясь, Санни крепко обняла себя руками.

Николас завел мотор, умело вывел эту роскошную посудину за пределы причала и направил её по открытым водам вдоль береговой линии.

— И как так случилось, что ты до сих пор не плавала на яхте? Ты же из Сиэтла!

— Ну, наверное, по той же причине, что и коренные парижане, которые ни разу не были на верхушке Эйфелевой башни или папуасы, которые не видели кокос. Так просто случилось.

— Папуасы, которые не видели кокос? Разве такое бывает?

— Тебе ли не знать?! Конечно есть папуасы, которые не видели кокос и в этом нет ничего странного. Просто у кого-то действительно он не растёт, а другой его просто не замечает, потому что привык к своему ананасу. Я привыкла к своему ананасу, но мечтаю, чтобы где-то рядом со мной вырос кокос.

— Закрутила прям чётко, Санни, но логика есть. Я твою мысль понял. Будем для тебя сегодня взращивать кокос.

Санни засмеялась и поудобнее уселась на скамье, устеленной большими мягкими подушками.

— А я сколько себя помню, всегда испытывал слабость к морю. Моя мечта была — пройти вдоль Северной и Южной Америки, обойти острова Карибского бассейна и вернуться в Ричмонд совершенно новым человеком, Де-Колумбом.

— Де-Колумбом? — удивилась Санни.

— Ну, с испанского языка "де" означает "от кого или чего", например фамилия Санни деСантос или…

— Я знаю, что это значит с испанского. В школе был любимый предмет, — с теплотой о школьном воспоминании отозвалась Санни. — Так значит ты хочешь быть путешественником "от Колумба"?

— Скажем так.

— Это так круто, путешествовать. Я никогда не путешествовала дальше Канады, — Санни с грустью вспомнила свою мечту отучиться в стране её отца, но как это нередко бывает, когда в один миг всё идёт под откос.

Николас легко и умело управлял яхтой. Деревянный, массивный штурвал выглядел красивым мощным инструментом в его крепких руках, а ровная осанка придавала действительно какую-то ассоциацию с опытным покорителем морей и океанов.

— Хочешь попробовать вести?

— Я, нет, ты что! Я боюсь нас утопить.

— Иди сюда! Поверь, это легче, чем вести автомобиль.

— Но я…

— Никаких "но", иди сюда.

Санни опасливо встала и, медленно шагая по начищенной идеальной деревянной палубе, с восторгом думала о том, как это здорово управлять чем-то подобным, большим и таким сложным.

— Смелее!

Николас притянул Санни к себе, поставил её перед собой и, не страшась, передал ей управление яхты.

— Бери штурвал двумя руками. Держи крепко и не делай резких движений. Чувствуешь тягу?

— Что чувствую?

— Ну, мощь в руках, ощущения сопротивления?

— Да, кажется. Ощущение, что, если я отпущу руль, мы перевернёмся.

— Этого точно не нужно бояться, но управлять нужно мягко, аккуратно. Вот так…

Николас положил свои руки поверх рук Санни и направил штурвал легко влево и затем более резко вправо.

— Ой, как занесло! — крепко схватившись за штурвал, испуганно ответила Санни.

— Теперь ты знаешь, как реагирует эта посудина на подобное обращение. Яхта — она как девушка, с ней нужно бережно и нежно.

— Так, когда ты отправляешься в это путешествие?

— Не знаю. В другой жизни.

— Почему? У тебя же есть почти всё для этого: ты здоровый, крепкий, сам — яхто-строитель…

— Кто? — улыбаясь спросил Николас.

— Ты даже свою яхту имеешь, так что же тебе мешает?!

Николас сдержанно посмотрел на море, вдаль к бескрайнему горизонту и ответил:

— Скоро я отправлюсь в другое путешествие.

— Правда?! Какое?

— Очень дальнее.

— В таком случае, мой тебе совет, делай побольше фотографий и видео. Даже самые смазанные и дурацкие кадры становятся родными и любимыми, потому что они…

— …настоящие, — договорив за Санни фразу, Николас посмотрел на неё и тут же достал телефон.

— Улыбочка.

— Ой, я ненавижу фотографироваться.

— Даже смазанные кадры, Санни. — упрекая, с улыбкой сказал Николас.

— Селфи. — притянув Санни к себе, Николас сделал с десяток смешных фотографий, кривляясь, корча самые разные и уродливые рожи.

— Ну, теперь у нас есть наши любимые фотографии, я пришлю тебе их по почте. — пряча телефон в карман, Николас вновь принял управление яхты на себя и подмигнул Санни, которая наконец перестала грустить.

— Что насчёт тебя? Когда ты отправишься в путешествие?

— Ну, я даже не знаю, для меня Ричмонд — это край света.

— Эй, это же так скучно. Тебе нужно открывать более экзотичные горизонты. Мама получила отличный уход, теперь стоит подумать и о себе.

— Не-е-е, я думаю приземлённо. Для меня путешествие на Карибы, сравнимо с путешествием на Луну. Я боюсь, что мой кокон слишком плотный и мне не пробиться и никогда уже не улететь.

— Нужно это исправить… — задумчиво произнес Николас и замолчал.

Спустя десять минут плавания в безмятежной тишине, Николас поставил на якорь яхту, накрыл вместе с Санни на стол и, жуя сендвич с индейкой и вишнёвым соусом, радовался удовольствию застывшему на лице Санни.

— М-м-м, Николас, я впервые ем подобное. У меня, у меня, даже не хватает слов. Это так вкусно!

— Ты испачкалась. — указав на каплю соуса повисшей на левой щеке Санни, Николас сдержался от того, чтобы не стереть её самому.

— Ой! — быстро смахнув и облизав палец, Санни продолжила с жадностью и здоровым аппетитом поедать сендвич.

— Ты обязан мне поведать рецепт.

— Прямо таки поведать?

— Угу.

— Как самое сокровенное и сказочное? — загадочно улыбаясь, спросил Николас.

— Угу.

— Ну, так слушай. Этот соус — моё коронное блюдо, хотя я далеко не славлюсь кулинарными способностями, но вот им, — указав на остаток своего бутерброда, сказал довольный Николас, — я горжусь. Так что, прошу, продолжайте петь ваши дифирамбы и, быть может, я поведаю вам секрет вишнёвой фантазии.

— Вишнёвой фантазии? Звучит как название бадеги, — Николас поддержал смех Санни, — но дифирамбы заслужил и ты, и твой бутерброд. Вам обоим мои искренние и сердечные благодарности. Индейка умерла не зря! Я хочу ещё, пожалуй.

— У меня их много, ешь сколько влезет.

Невнятно мыча, Санни поблагодарила и нераздумывая откусила кусочек от новенького сэндвича.

— Я давно не ела с таким наслаждением. Этот соус достоин получить Оскар в кулинарии. Ты сделал мой день. Яхта, сэндвич, хорошая компания — просто слов нет.

— Не стоит благодарности. Я рад, что тебе понравилось, — искренне и скромно ответил Николас.

— Спасибо тебе большое, правда, за всё. Этот день я запомню навсегда.

Николас тепло улыбнулся Санни и достал для них две банки газировки из холодильника.

— Закаты — это нечто потресающее и удивительное в природе, — смотря вдаль горизонта Николас чувствовал прилив тепла и счастья, а ещё и лучик несуществующей надежды.

— Но, надеюсь, что тучи рассеются и ты поймёшь, что закаты на яхте — это самое прекрасное и неповторимое, лучшее в категории "Чудеса природы" и то, что тебе доводилось когда-либо видеть.

— Ты так думаешь?

— Я в этом уверен и скоро ты в этом сама убедишься.

Подул холодный ветер и Санни поёжилась, сутулясь и потирая ледяные руки.

— Тебе холодно? Плед. Я же захватил его с собой!

— Не волнуйся, всё в порядке.

— Вот, держи. Укутайся и тогда я тебе поверю.

Николас в миг метнулся и принёс из сумки тёплый из натуральной овечьей шерсти плед зелёного цвета.

— Кстати, отдай мне твою холодную газировку, я чай в термосе взял.

— Чай и плед на яхте…Мне уже кажется, что это будет незабываемый закат.

— Именно. Всё продумано. Главное чтобы тучи открыли солнце и тогда… — довольный собой, протянул Николас, — в общем, сама всё увидишь.

— А как мы вернёмся?

— В смысле?

— В темноте? Не опасно ли?

— Вовсе нет, тебе не о чем волноваться.

Санни благодарно кивнула и сделала первый глоток чая.

— Слишком много мяты, — вдумчиво поговорила Санни.

— В смысле?

— Мятный чай, мятный пирог, мятная поляна…

— …мятный шампунь.

— Да, мятный шампунь. — согласившись с Николасом, сказала Санни. — Стоп, откуда ты узнал про мятный шампунь.

— Э-э, — замешкался Николас, но тут же придумал ответ. — Оттуда, что я мою голову мятным шампунем.

— А-а-а, я тоже мою. Сколько себя помню.

— Мятная девочка.

— Кто? — прыснув от смеха, спросила Санни.

— Ты — Мятная девочка.

Николас посмотрел на Санни и придвинулся к ней максимально близко, настолько, что запах её волос отдавал мятой и он отчётливо ощущал его. Он взял локон её волос и аккуратно заправил за ухо.

— Смотри, тучи расходятся. — охрипшим от волнения голосом проговорил Николас и, встав, подошёл к краю яхты.

Как бы он не старался, но чем дольше он находился с ней рядом, тем чаще он совершал одну и туже ошибку — он давал повод, он проявлял к ней неуместное внимание, он не мог сопротивляться невидимой, но самой мощной силе в природе, он не мог противиться своей любви.

— Шоу начинается. Сейчас все небо загорится огнём.

Николас включил на приёмнике радио, настроив любимую волну. Играла русская песня.

— Ничего себе, русская музыка. Ты слушаешь их музыку?

— Кого "их"?

— Русских. Музыку русских.

— Звучит так, будто ты говоришь про инопланетян. — Николас засмеялся.

— На самом деле я тоже люблю иногда послушать русские песни. Одну я даже знаю наизусть. Не смейся, я просто не правильно выразилась. — толкнув Николаса в плечо, сказала Санни.

Николас вновь сел рядом с ней и, не смотря на Санни, серьезно сказал:

— Спой. Пожалуйста.

— Сейчас?

— Да, пожалуйста, спой эту русскую песню.

— Э-м, ну, ладно.

И Санни запела.

— Где-то огни,

Или это костры,

Или печаль моя.

Ночью луна,

Но не может она

Наши забыть слова.

Тихо несет вода

Наши с тобой года.

Тихо несет меня

Только не от тебя.

"Руки веди

И меня сохрани"-

Это твои слова.

Капли дождя

Умывают…"

(Макс Фадеев)

Пять минут спустя створы небес раскрылись и облака причудливой формы окрасились всеми оттенками красного, настойчиво переходя в бурые цвета малинового. Казалось, что небо пылает, а источник огня лишь набирает свою силу и яркость красок, но вот сердце Николаса пылало далеко не из-за красот природы, он погрузился в воспоминания и мысли о том, что было бы, если бы не его травма, если бы не тот злосчастный день…

— Это и правда потресающе! — с придыханием сказала Санни, закончив свою песню. — Я бы назвала закаты в Ричмонде чешуёй дракона.

— Да, ты и правда поешь потресающе. Спасибо большое, что спела, — тяжело вздохнув, сказал Николас.

Санни смущённо улыбнулась.

— Почему чешуя дракона? — пытаясь отвлечься, незаинтересованно бросил Николас и посмотрел на профиль задумчивой Санни.

Он смотрел на её профиль, на мимику её лица, которое сейчас почему-то стало хмурым или даже грустным, на её губы, которые от холодного ветра приобрели цвет размороженной смородины и немного потрескались, а она все не переставала их кусать, содрав нежную кожу до крови, он смотрел на её волосы, чувствуя, что нет сил больше сдерживать себя, что он отчаянно хочет коснутся их…

— Потому что этот закат, он невероятный, как…как дракон, непобедимый, красивый и яркий. Он сказочный и я никогда его не забуду, никогда…

Санни говорила так, будто понимала, что это их последняя встреча, а Николас терял контроль, поддаваясь своему желанию сорваться и плюнуть на все обещания себе, поэтому когда подул ветер, открыв вид на её шею, вернее открыв ту часть, которая не переставала ему сниться, безжалостно, нагло искушая его, демонстрируя натуральную татуировку из её вен, он отпустил тормоза совести и резко притянул её к себе, сказав:

— Я тоже, никогда не забуду.

Он впился губами в её сжатые губы и целовал отчаянно, избавляя себя от боли. Да, он принял решение. Это их последняя встреча, он целует её в последний раз, говорит с ней в последний раз, ощущает её тепло в последний раз, чувствует запах её мятных волос в последний раз и навсегда отпускает. Он прижимал напряжённое тело Санни к себе и приходил в отчаяние. Этот день подошёл к концу, как и его жизнь, как и их история.

— Боже, как же больно! — прошептал Николас в губы Санни и отпустил её.

— Николас, я…

— Санни, прости! — Николас упрямо встал к ней спиной, чтобы не видеть ее лица и из последних сил сказал:

— Я просто давно не видел свою девушку, я эгоист и непозволительно сорвался. Надеюсь, ты простишь меня и мы забудем это маленькое недоразумение.

— Да, конечно. Уже. Забыли. — с паузами и болью застывшей на её лице, произнесла Санни…

Мятная веточка 21

POV автор

Год спустя.

— Мам, ты не видела мой паспорт? — запыхавшись, Санни вывернула все документы из ящика и судорожно стала раскидывать всю эту юридическую макулатуру в стороны, теряя последние капли терпения.

— Ма-а-м! — хныча, как ребёнок, Санни отшвырнула лист бумаги и побежала вниз сломя голову, при этом чуть не сбив с ног нервную тётю Мэгги.

— Боже, Санни, тебя в детстве мало пороли! Никакого уважения к старшим!

— Прости, тётя! Я спешу.

Санни виновато поцеловала тётю в щёку и понеслась по коридору в надежде отыскать свой паспорт в последнем ящике, в котором по логике вещей может находиться её злосчастный паспорт.

— Санни, кто должен знать, где твои документы? Ты треть жизни прожила, а элементарно не можешь следить за такими вещами.

— Мам, без нотаций, умоляю! Я и так вся уже извелась! У меня автобус через два часа, а мне ещё столько всего собрать!

Не церемонясь, Санни просто вывернула на пол прихожей всё содержимое ящика и с той же горячностью стала разбрасывать по углам скрепки, черновики, расчёски, резинки, телефонную книгу, старый календарь, уплаченные счета, какие-то письма, старые ненужные документы из больницы, так и не находя главный объект поисков. Добравшись к основанию всей этой кучи "ненужных-нужных вещей" она обречённо вздохнула и, закрыв лицо руками, зло прорычала. Открыв глаза, она ещё раз, не спеша, стала пересматривать письма со счетами и удивлённо схватила белый конверт, на котором было написано "Привет, Солнечная!"

— Что?!

Санни стала осматривать конверт и уставилась на дату отправки.

— 19 апреля?! Это же почти, раз, два, восемь месяцев назад прошло?! Мама, а почему ты мне не сказала, что мне пришло письмо?

— Как не сказала, я же тебе даже в руки передала и сказала, что ты сто процентов поступила.

— Да я не про университет! Я про это!

Лиз подошла и, вытерев мокрые руки о кухонное полотенце, взяла конверт.

— Я не знала про это письмо. Может Мэгги?

— Ладно, неважно, — нетерпеливо бросила Санни и быстро вышла на улицу, чтобы в одиночестве открыть конверт и прочесть, послание того, кого она так упорно пыталась забыть и кому пыталась простить их слабости.

Открыв конверт, Санни осторожно достала фотографии и не смогла сдержать улыбку.

— О Боже! Он всё-таки прислал их.

Она с трепетом рассматривала снимки сделанные в день, когда они виделись в последний раз, но кроме лёгкой грусти и приятных воспоминаний она не чувствовала больше обиды на его эгоистичную слабость и её беспочвенную надежду. И всё-таки они стали добрыми друзьями. Может зря она решила вычеркнуть его из своей жизни и забыть? Да, он любит другую, но это не мешало бы им остаться друзьями. Теперь она стала жалеть, что не навестила его в прошлый раз, когда сдавала последний экзамен в университете. Ей очень захотелось поделиться с ним радостной новостью и разделить свой успех, ведь она всё-таки исполнила свою мечту, она поступила в университет и теперь получит образование на Родине своего отца, она наконец станет жить своей жизнью, начнёт жить полноценно. С тех самых пор, как её мама благополучно перенесла пересадку почек и получила от давнего родственника наследство в размере суммы сполна покрывающей образование дочери в престижном учреждении, Лиз словно родилась заново и её пыл к жизни было не укротить. Даже активная тётя Мэгги была не в силах поспеть за планами сестры и пасовала, всякий раз находя отговорку не пойти по бутикам "в поисках чего-нибудь этакого для самого лучшего вечера в их жизни". К слову, так происходило каждую неделю и раз в неделю их совместный поход в ресторан или паб должен был стать лучше прежнего и поэтому требовал поиск "того самого платья или тех самых босоножек". Поначалу Санни не могла сдерживать слёз радости и каждый раз убегала в туалет, плача навзрыд, когда её некогда умирающая мама выходила нарядная и здоровая, ведь вместо впадших глаз, истощенного тела с синяками на руках от уколов, теперь её украшал живой румянцем и ювелирные изделия, да и взгляд горел жизнью, а не чувством вины перед дочерью. Со временем она привыкла и уже не боялась однажды проснуться от такого сладкого наполненного счастьем сна. Однако, когда мама сообщила, что полюбила человека и впервые после смерти отца вновь чувствует себя влюблённой дурочкой, Санни поняла, что готова её отпустить и подумать о себе.

Просмотрев все фотографии, она увидела на обороте последней короткое послание:

"Привет, Солнечная:)

Что ж, я, как и обещал, прислал тебе самые смазанные кадры. Мне нравиться снимок, где у тебя лицо выглядит, как у поросёнка с большим петачком. Подожди, подожди! Ха-ха! Сейчас насмеюсь и продолжу!;)

Ну всё, всё, приступ дебильного смеха прошёл, теперь можно сказать "Прости!". Наверное, ты читаешь и желаешь меня придушить или думаешь, "Что ж он за идиот?!" И я скажу, правильно думаешь, Санни. Но если серьезно, то мне жаль, что я не могу услышать твои бурчания и возмущения. Ты была мне хорошим другом, солнечная! Будь счастлива и никогда не меняйся! Ах, да, чуть не забыл, пожалуйста, живи полной жизнью, она так быстро проходит…"

Николас;)

P.S. я уехал в дальнее плавание и наверное, уже не вернусь, так что "Адьос Амиго!"

— Ох, Николас, спасибо тебе! Спасибо! — она смахнула маленькую слезинку и, собираясь в Канаду, желала поскорее отыскать возможность связаться с Николасом и рассказать ему о своих успехах.

***

— Здравствуйте, Фаррух!

— Кого это к нам занесло?! Неуж-то вечно-опаздывающую Санни?! — жестом и искренней улыбкой Фаррух пригласил её пройти в кабинет.

— А вы всё тот же "милый" директор Фаррух, — не без доли сарказма ответила Санни.

— Присаживайся, дорогуша, но у меня мало времени, — как обычно жуя свои орехи, произнес вообще не изменившийся индиец.

— Спасибо, я не займу у вас много времени. Вы же знакомы с Николасом, ну, который помог мне устроиться на работу у вас?

— Ну, — неуверенно произнес индиец, перестав жевать свои орехи.

— Я давно с ним не виделась, вот приехала и хотела бы как-то связаться с ним. Вы, случайно, не знаете "как"?

— Санни, ты разве не знала? — печально произнес Фаррух.

— Не знала "что́"?

— Николас, он…

***

Она бежала уже который квартал, не чувствуя боли в боку, не обращая внимания, что ей нечем дышать. Её волосы спутались, а короткие пряди противно прилипли к мокрому от пота лбу, глаза застилали слёзы, но она не прекращала бежать. Где же этот переулок?

— Такси! — Санни, чуть не попав под колёса испуганному таксисту, залетала в салон автомобиля и, умоляя ехать быстрее, назвала адрес матери Николаса.

Как такое могло произойти? Может это всё-таки дебильная шутка или розыгрыш? Канадский розыгрыш! Может Николас захотел ей таким образом отомстить, разыграть за то, что она его избегала и ничего не писала? Если так, она даже не обидеться, она и грубого слова не скажет, просто обнимет и молвит: "Спасибо, что живой! Спасибо, что разыграл!"

Казалось, что время тянулось, как патока, противная приторная патока, а водитель, как глупый орех, увяз в этой патоке и не вез её быстрее к месту, где она узнает (надеяться, что узнает) счастливый ответ. Её тошнило, грудь сдавило от недавнего бега, а сердце неестественно быстро билось, выпрыгивая из горла.

— Можно быстрее, пожалуйста! — нервно произнесла Санни и открыла окно, которое также медленно опускалось, неприятно поскрипывая.

— Господи, да что ж за день, что за машина, что за бестолковый водитель?! — причитала Санни, к своему счастью не услышанная таксистом.

— Пять минут, мадам, и мы будем на месте! — хлоднокровно бросил мужчина, продолжая неспеша ехать согласно ограничениям скорости.

Вот она наконец возле дома, вот она уже у порога, за дверью слышны тихие аккуратные шаги, на мужские не похожи, вот один поворот ключа, второй, скрип, щёлк, стон железных петлей и робкое:

— Здравствуйте, вы к кому?

"Она? Не может быть? Как?!"

Санни, не веря своим глазам, опасливо молчала, но, прервав затянувшуюся паузу, неуверенно бросила шёпотом:

— Ольга?! Это вы?! Вы меня помните?!

Женщина всмотрелась в раскрасневшееся от жары лицо Санни и испугавшись, прикрыла рот.

— Я — Санни! Помните? Санни, — с трудом улыбнувшись, проговорила она.

— Санни?! Боже, неужели это ты?!

— Да, но как вы здесь оказались, я искала… — и тут мимолётная радость от встречи с мамой его первой любви сменилась, нет не сменилась, обрушилась в пропасть, накрылась волной осознания и горькой правды. Миллион ранее чужих друг другу пазлов в мгновение стали единым целым и представили ей не картину Айвазовского, а тот самый чёрный квадрат. Холодный, простой, незамысловатый квадрат, где есть черный цвет и никаких сложных линий, где нет ничего, что было бы не подвластно уму, ничего, что не смог бы воссоздать даже школьник младших классов. Неужели всё это время она была обманута и верила не глазам, не сердцу, а лживым словам? Неужели она так жестоко была лишена самого близкого и любимого ей человека?

— Не-е-ет, не может быть!

— Санни, я всё объясню, — протягивая руки к Санни, умоляюще сказала Ольга.

— Николас всё это время, он был жи-жи… — заикаясь, Санни начала испуганно отходить назад.

Когда она увидела очевидный ответ в глазах этой обманщицы, их разлучницы, Санни замерла и, спустя мгновение, закричала:

— Не-е-ет! — хватаясь руками за воздух, в котором не было опоры, она обессиленно рухнула на землю. — Не-е-ет!

— Санни! Санни, дорогая!

— Не трогайте меня. Где Николас? Где он?! — взревела женщина и, закрыв лицо, разрыдалась.

Ольга больше не могла сдерживать себя и, обняв Санни, заплакала, отчаянно, вместе с ней, в голос, моля её простить.

— Где он? Где похоронен? — она схватила за плечи плачущую Ольгу, затрясла её что есть силы.

— На кладбище "Оушен Вью".

Санни подняла руку в воздух, желая влепить ей пощёчину и не одну, а столько пощёчин, чтобы рука устала и она почувствовала хотя бы мизерную часть боли, с которой Санни жила и будет жить всю оставшуюся жизнь. Но что-то заставило её опустить руку и отпустить Ольгу. Единственное слово в голове было "Беги!". Она вскочила на ноги и побежала.

— К нему! К нему! — причитала она.

Только вот где он, куда бежать, где находится кладбище, она не знала, но Санни была уверена в своём направлении, будто что-то или кто-то вёл её, указывал путь. Сердце! Как же ныло сердце! Оно было где-то рядом с ним, где-то там под толщей земли. Они вместе были мертвы, только она умерла там, возле его дома, в руках Ольги, а он…Боже, если бы она только могла разделить с ним свою жизнь, если бы она только знала!

Сколько она бежала минут, а может даже часов? Санни не замечала ни времени, ни пространства вокруг, лица и звуки, пропали, она оглохла, ослепла для жизни, перед её взором стоял лишь его образ с улыбкой и нежностью во взгляде. Неужели он всё это время был жив, он был рядом, он узнал её, но не сказал?! Почему не сказал?! Почему?! Она бежала и повторяла понятную лишь одной ей молитву, в которой ничего не заканчивалось "точкой". Кому она молилась? Богу? А может своему сердцу, которое, казалось живёт уже не для неё? Ей стало нестерпимо больно в груди и сильно затошнило. Она рухнула на колени у обочины трассы и вырвала остатки завтрака. Рвотные спазмы не давали ей встать ещё минут пять, но когда этот тошнотворный кошмар закончился, она поднялась на трясущиеся ноги, протёрла пыльной рукой рот, сплюнула горькую слюну и вновь побежала. Спустя каких-нибудь десять минут она вновь осела на землю, не имея сил даже идти, и принялась махать руками, надеясь, что кто-нибудь из водителей остановиться и отвезёт её к Николасу.

— К нему! К нему! — не прекращала повторять она.

Наконец рядом с ней затормозил огромный трак, она кое-как, не без труда, обессиленная забралась в кабину к водителю и умоляюще попросила его отвезти её к нему и именно к нему на кладбище. Водителем трака оказался пожилой мужчина, с пышными рыжими усами и гладко выбритой головой. Он ничего не сказал, лишь сочувственно кивнул головой, протянул ей салфетки с водой и незамедлительно тронулся с места.

***

Что происходит, когда человек умирает? Можно ли его вновь разбудить от смертного сна? Если да, то в силах ли это сделать любовь? И сколько должно быть той самой любви, чтобы воскресить человека? Ну, хотя бы теоретически? Джерри остановился позади Санни с гримасой боли, исказившей его лицо. Он не спешил подойти к ней и заговорить. Он слушал, испытывая страх в своем бессилии.

— Почему на кладбище так холодно и сыро? Почему? Николас, почему ушел и не сказал? Здесь так холодно, мне так холодно, а тебе холодно, Николас? Я хочу тебя согреть! Потерпи и я согрею.

На этих словах гром и молния осветили летнее сумрачное небо и в очередной раз дали понять, что дождь ещё не скоро кончится. Женщина же продолжала лежать на мокрой могиле Николаса. Её слезы давно смешались с облачными потоками вод, сорвавшихся стремительно и даже нагло с некогда ясного неба, волосы были спутанны, жёлтый комбинезон и лицо испачкано грязью, а под ногтями застрясла трава. Она устало рыла пальцами землю, проговаривая обещания обязательно согреть Николаса, её Николаса.

— Санни! — аккуратно присев рядом на корточки, Джерри опасливо дотронулся до её плеча. — Санни!

Она уставилась на него неморгающим, отстранённым взглядом, бормоча себе что-то под нос.

— Санни, дорогая, мне так жаль! Встань, пожалуйста, ты заболеешь.

Она отрицательно замотала головой и вновь скривилась от нестерпимой боли.

— Пойдем домой, Санни! Тебе нужно домой, дождь на улице, пойдём!

Джерри говорил совсем тихо, боясь её спугнуть, но она лишь сильнее замотала головой и обессиленно упав лбом о землю, принялась бить своими нежными кулачками могилу. Она била, била и била, не слыша своего истошного крика и мольбы вернуться, не бросать её. Она вновь впала в истерику и, когда её удары переместились на её собственную голову, Джерри не без труда схватил её руки, дал отрезвляющую пощёчину и резко притянул в объятия.

— Как же ты узнала, Санни?! Мне так жаль!

Джерри прижимал её к себе всё сильнее, пока наконец она не перестала шевелиться. Её всхлипы становились тише, а звуки дыхания и вовсе пропадали. В какой-то момент она затихла и Джерри ослабил хватку. Он отодвинул её от себя и всмотрелся в распухшее и раскрасневшееся лицо.

— Мне так жаль, Санни! Так жаль!

— Почему он мне не сказал, Джер? Почему?! Мы же всегда с ним были честны!

— Он не хотел тебе причинить боль. Он любил тебя, Санни.

— Он запретил мне его любить! Он украл у меня любовь, все украли мою любовь, скрыли, солгали, предатели, обманщики. И ты обманщик и предатель, Джерри! Ты знал и не сказал мне!!! — она обиженно ткнула пальцем в его грудь, а затем на могилу Николаса. — Он знал и не сказал!

— Я хотел тебе сказать, но обещал ему тебя защитить от правды. Он не хотел "этого", — обведя её силуэт (измученный, грязный и безутешный), сказал Джерри, — он не хотел твоих страданий. Он любил всё это время только тебя, он вынес мне весь мозг, герой хренов, он искал тебя все эти годы и нашёл, но…, — здесь Джерри запнулся, — нашёл слишком поздно. Ему оставалось тогда так мало, Санни.

Санни застонала и плача упала в руки Джерри, ища у него хоть каплю утешения.

— Расскажи мне. Расскажи мне всё, Джерри. Я его спрашиваю, но нет ответа, а я не смогу, просто не смогу без него…

— Давай мы пойдем домой и я тебе всё расскажу.

— Нет, прошу, пожалуйста, я не могу его здесь оставить. Не сейчас. Позже, но не сейчас…

— Санни он всегда был, есть и будет с тобой. Пока ты дышишь, ты дышишь для вас двоих, проживи эту жизнь за двоих, пожалуйста, — голос Джерри оборвался. Он протер мокрое от дождя лицо и, собравшись с духом, продолжил:

— Он многое сделал, чтобы ты была счастлива, только в одном не смог, но ты сильная и ты сможешь это вынести, слышишь, ты сможешь.

— Мне так больно, Джерри, — не веря ни единому слову, что она сможет, что она сильная, говорила Санни, сжимая свою мокрую майку у груди.

— Знаю, но и ты должна знать, что ему было очень больно тебя защищать от правды. Он так любил тебя, Санни, так любил…

Они молчали, им хотелось сказать так много, и в то же время слова были такими пустыми и ненужными.

— Как он умер? — всхлипывая, спросила Санни.

— Тяжело. — коротко ответил Джерри и взял Санни за руку.

— Боже… — простонала она.

— Никого не узнавал, но он мучался не долго. До последнего, пока он мог ещё говорить, он повторял, что умирает самым счастливым человеком, ведь он любил тебя, вовремя нашёл тебя и позаботился о твоей жизни.

— Что это значит, позаботился о моей жизни? Оставил меня одну?! Бросил меня во всей этой лжи?! Разбил мне сердце, скрывая правду?!

— Санни, он сделал всё, чтобы ты смогла жить без него. Он не в силах был побороть смерть, но он смог дать тебе свободу от проблем, он подарил тебе новую жизнь. Теперь докажи ему свою любовь. Будь счастлива за вас двоих…

— Как это он дал мне свободу от проблем?

Джерри ничего не стал отвечать, лишь выжидающе смотрел на неё, пока она шокировано принялась перечислять всё, что случилось с её семьёй за это время.

— Я не знаю всех его действий, но я уверен, ты сама сможешь обо всём догадаться. — Санни не веря услышанному, прикрыла рот рукой и судорожно замотала головой.

Дождь постепенно стал стихать. Санни и Джерри сильно продрогли. Мокрые и грязные они наконец поднялись и на отёкших ногах поплелись к машине.

— Он писал тебе письма, их было много.

— Где они? Дай мне их. — трясся Джерри как мешок с конфетами, умоляюще попросила Санни.

— Не могу. — грустно вздохнул он.

— В смысле не могу?!

— Он попросил их положить ему в…

— …гроб? — обиженно закончила она.

— Да.

— Он забрал с собой всё. Зачем мне нужно было сейчас знать эту правду? — зло бросила Санни.

— Что бы ты знала, что он говорил с тобой на бумаге, когда был на грани, таков он у тебя романтик.

— Это не романтика Джерри, это — боль. — сказала Санни и слезы вновь скатились с её глаз. — Мне так больно!

— Я знаю, но это пройдет, просто научись жить без него. Сделай себя счастливой и ты докажешь ему, что он умер не напрасно. Ты сделаешь его поступки оправданными!

— Я боюсь…боюсь не справится, Джерри…

Мятный эпилог

"Санни, любовь моя!

Жизнь, она такая жестокая штука, с генератором случайных, нет не чисел, генератором случайных счастливых судеб. Она нас с тобой и благословила, и беспощадно обокрала! Я возненавидел её в тот злосчастный день так сильно, что я пожелал бы и вовсе не рождаться! Но любимая, моя единственная, добрая, нежная моя девочка, умирая, я осознаю лишь одно и благодарен этой жизни и её случайному выбору лишь за то, что ты осветила мою жизнь и сделала мою смерть небессмысленной!!! Ты была моим солнцем в детстве и ты осветила мои последние дни!!! Я пишу тебе сейчас потому, что нет больше сил терпеть, кажется, что я не справлюсь с этим грузом и сорвусь! Я хорошо понимаю умом, что поступил правильно, но вот сердце…оно всегда твердило мне поступить, как эгоист. Я победил, Санни! Я победил своё эго и от этого счастлив! Я хочу говорить тебе слова любви каждую оставшуюся секунду моей жизни… Ох, Санни, любовь моя, как же я этого хочу! Как же мне было не просто находится рядом с тобой и как же мне сейчас тяжело не сорваться и не поехать к тебе! Мне необходимо тебе все рассказать и я расскажу тебе, когда-нибудь, однажды, лицом к лицу…а пока, я напишу тебе все это, хотя бы так, хотя бы не в пустоту, а на бумаге поговорю с тобой. От этого мне сейчас не так больно…

Санни, любовь моя, ты — моё чудо! Ты была моим чудом в детстве и стала моим чудом на пороге смерти! Я умираю спокойно, не без груза печали и сожаления, но спокойно! Если бы не ты, если бы я не встретил и не вспомнил тебя, я бы жил последние дни как уже "мёртвый" внутри, но ты оживила меня. Хоть и недолго, но я был счастлив, Санни! Я был счастлив тогда, когда вскакивал из-за рвоты посреди ночи после химиотерапии, я был счастлив, находясь в молчании рядом с тобой, зная, что однозначно умираю, что мне остаётся совсем немного и я счастлив сейчас, понимая, что последние дни моей жизни я посвятил тебе, свет мой! Я дал тебе свою любовь! Ты увидела на деле моё самое сильное чувство и от этого я безмерно счастлив! Ты сделала меня по-настоящему счастливым и подарила мне самое невероятное — свою любовь. Я буду молить Бога о твоём счастье, потому что ты та, которая достойна быть его обладателем. Я люблю тебя, Санни! Любимая, желанная, родная, близкая, подруга моя, Мятная моя, настоящая, живая, моя самая дорогая и бесценная, как же я сильно тебя люблю…

Твой всё ещё живой Николас"

Оглавление

Мятный сон

  Мятный пролог

  Мятная веточка 1

  Мятная веточка 2

  Мятная веточка 3

  Мятная веточка 4

  Мятная веточка 5

  Мятная веточка 6

  Мятная веточка 7

  Мятная веточка 8

  Мятная веточка 9

  Мятная веточка 10

  Мятная веточка 11

  Мятная веточка 12

  Мятная веточка 13

  Мятная веточка 14

  Мятная веточка 15

  Мятная веточка 16

  Мятная веточка 17

  Мятная веточка 18

  Мятная веточка 19

  Мятная веточка 20

  Мятная веточка 21

  Мятный эпилог