Однажды, в северном Неаполе… [Полина д'Эсперанс] (fb2) читать онлайн

Посвящается М.П., кто дал поверить в ценность и безмерность чувств, силу момента, а также в то, что казалось невозможным и даже безумным. И кто научил наслаждаться жизнью во всех её проявлениях, беречь свой личностный огонь, который даришь людям и с которым умеешь их вести. И с кем продолжаешь созерцать вещи по ту сторону зеркала и в ретроспективе.

Предисловие

Женщины редко когда могут сказать чётко, чего они хотят. Если сегодня они сказали одно, а завтра другое – а ведь разница может быть и не в день, а и вовсе в какие-то пять минут! – лучше не верить ничему, а просто подождать и дать буре эмоций утихнуть… Конечно, только если вы сильны и сами честны с собой. И хотите помочь этой женщине не запутаться в собственных мыслях. Прежде чем не сойдете с ума сами и не сбежите.

Но поверьте, чем бы любая история ни увенчалась. И солгала бы женщина себе или вам. Сердцем она всё помнит. И, возможно, сублимирует и кристаллизует в творчестве для всех или в личном дневнике, больше никогда вас не видя… Даже если человек её мечты остался лишь её воспоминанием или больной, навязчивой фантазией на будущее, которая никогда не станет явью, самая гордая и сильная на свете женщина откажется от всего и с радостью признает себя поверженной – если только с годами за одной мечтой не придет ещё одна, кажущаяся ещё желанней и недоступней. Если только рано или поздно кто-то сам не захочет стать её реальностью, которую она готова будет принять, покидая мир грёз… Однако осадок, скорее всего, останется – и даже годы брака спустя возможны случаи, когда мы предаемся тем самым давним мимолётным иллюзиям, самым искренним и сильным…

Часть 1. Романтический герой

Две недели спустя, когда я впервые испытала самые неохватные и в то же время странные, недосказанные ощущения, начало моих заметок звучало так: «Порой, кажется, рокот этой эмоциональной волны позволил бы мне всё записать, как песню, на диктофон… но поверьте мне, интимные искорки счастья – о них не говорят на публике, о них не кричат, словно рассказывают анекдоты. Это именно минуты, часы счастья. Которое подобным быть может только при уникальных обстоятельствах. В уникальных местах. С уникальным человеком – и воспоминаниями о нём…»

Это только начало рассказа, которое мне пришлось отложить, из-за того что душою всё больше и больше тонула в сожалениях об упущенном счастье, которое ценила меньше; разрывалась в сомнениях перед серьёзным выбором – кого мне видеть рядом с собой: того, кто меня любил, того, кого любила я, или вовсе искать невзаимной любви, но гарантированного взаимного уважения и вечной внутренней свободы; не раз теряла самообладание и чуть не сделала себе хуже, забыв в другой стране, накануне вылета, про всякую организованность и прочие разумные и более значимые вещи…

Первые пару месяцев, уже на дистанции, всплески ещё давали о себе знать. Но жизнь продолжалась, и рано или поздно с этим следовало бы покончить и не то что эмоционально отпустить – стереть из памяти.

Что, полагаю, мало кому удаётся; даже если мы будем убедительно лгать кому-то, что всё забыто и этого не вернуть, стоило бы им однажды, через много лет, снова соприкоснуться хоть с чем-то из тех событий – я не буду лгать: внутри что-то да содрогнётся.... Мы не прикажем своему подсознанию утихнуть и жить «по общечеловеческим правилам». И что это вообще такое: общечеловеческое? Это не догма, которой мы слепо повинуемся, чтобы кому-то угодить, а за спиной плеваться. А та самая душа, которую мы раскрываем на своё усмотрение и которая помогает нам быть кем-то больше, чем дикими тварями, живущими одной физиологией…

Так вот, к чему я это всё? К одной истории. Истории девушки, которая стала видеть больше оттенков, больше интенсивно и больше путей развития, чем «это чёрное, а это белое, поэтому я сразу выберу что-то одно, с закрытыми глазами».

***

– Мне проводить тебя в аэропорт? – спрашивал накануне вылета Герман.

– Нет, я поеду на «Аэроэкспрессе».

– Хорошо, но прежде чем я попрощаюсь и поеду домой, я подарю тебе вот это, – и он достал серебряную цепочку с цветком из тёмных лепестков. – Чтобы ты всегда носила его и помнила обо мне. И не грустила, что мы так долго не сможем видеться.

Я была более чем растрогана даже не столько самим подарком, сколько поступком человека, который искренне не представлял жизни без меня.

– Но она тебе дорого обошлась?

– Нет, это не то чтобы предмет роскоши, но она красиво смотрится на тебе.

Он долго любовался на меня в зеркале, положив подбородок мне на макушку и обнимая меня сзади. Да, я не испытывала подобного состояния – смеси отчаяния и меланхолии, – как он; пока мы были рядом и никуда друг от друга не отдалялись, у меня сохранялась иллюзия, что всё будет по-прежнему хорошо и при этом пойдёт чётко по плану: мы встретимся, успев друг по другу соскучиться, ярко отметим моё долгожданное возвращение и однажды, став ещё взрослее и увереннее в себе, как в личностях, поженимся, окончательно проверив друг друга на чувства временем и дистанцией; а что же я действительно буду ощущать во время нашего расставания, я не могла спроецировать на настоящее… Говорят, загадывать плохо, но и совсем терять нить времён и старые живые воспоминания было бы бессердечно.

Мысли тем не менее были заняты другим: громким и неизвестным вызовом. Вот-вот должна была очутиться в Бельгии и получить свежий взгляд на то образование, которое я получала в России; пусть это и будут какие-то три месяца, а не год и не целый бакалавриат, но даже за такой промежуток можно было полностью переосмыслить свою жизнь, едва ты погружаешься в новые реалии и открываешь для себя новые места и знакомства. Ожидая поначалу каких-то невероятных сложностей: ведь придётся совмещать две программы – местную и российскую, из которых последняя оказалась даже насыщенней, – со временем я и вовсе успокоилась, потому что это только вершина айсберга, которую можно увидеть в образовании за рубежом. «Посещайте места, пробуйте нашу кухню, путешествуйте, общайтесь, совершенствуйте язык… просто расширяйте свой страноведческий кругозор!» – говорили нам преподаватели в начале семестра. Также думаю, что для них не было секретом, насколько менее культурно – назовём это «межкультурно», по-европейски – местная молодёжь проводила тут вечернее и ночное время. А некоторым, особенно за такое продолжительное время, удавалось найти свою духовную половинку и пережить с ней самые необычные дни на новом месте… И именно этот случай, упомянутый последним, очень резко повернул всё, что мне было предначертано. Жизнь не просто так течёт, а время не просто так проходит, дав песчинкам из верхней половинки пересыпаться в нижнюю; не всегда говорят «на старт!», чтобы ты лишь пришёл к финишу. Настоящая жизнь – это препятствия и открытия, это актёры и декорации, это отказ от старых стереотипов в пользу безграничности форм одного и того же…

***

Не одна вечеринка в Брюсселе, не одна поездка по городам Фландрии и Валлонии, миллион найденных мною же дисциплин, которые не были предусмотрены программой и даже не велись на моём факультете…

– Ciao, mi chiamo Elina, il mio hobby è scrivere le poesie in russo e francese e sono qui, perché ho studiato un po’ l’italiano, ma senza pratica l’ho quasi dimenticato tutto. ¹

В первый раз я пришла в группу с начальным итальянским, где, однако, быстро заскучала. Изучив расписание снова, нашлы пары для среднего уровня – где осознала, что мне просто не хватало лексикона для выражения большей части моих мыслей, а ориентирование на французский только создавало миллион ошибок и неудобных переспрашиваний у преподавателя. «Может, мне и не стоит ходить сюда? – переживая, рефлексировала я. – Только группе буду мешать…» «Ничего подобного, приходи!» – подбадривала моя новая знакомая из Германии, с которой я и познакомилась на занятиях итальянским, а позже встретилась с ней и на некоторых других предметах. Я тогда ехала в ночном поезде из Брюгге и успела порядочно заняться самоедством, что и подтолкнуло меня на подобного рода сообщения (сохраняя старую привычку социофоба, даже после серьёзных изменений своих взглядов на жизнь, я предпочитала о самом важном писать, а не говорить). Но потом сама же себе сказала: «Ничего простого в жизни не бывает; если я не начну брать штурмом крепости, они никогда не сдадутся сами». Я зашла в профиль к этой подруге и случайно вышла на мероприятие, которое пришлось бы как нельзя кстати. Там был разговорный клуб в одном из баров, где предлагались самые простые правила: приходите и общайтесь, ассортимент алкоголя способствует прогрессу в изучении любого языка, ждём вас каждый четверг, добираться можно чем угодно – от трамваев и машин до ракет и ковров-самолётов.

Отлично. Я знала, что вся Бельгия гуляет по четвергам (как мне рассказывали, раньше студентам было сложнее возвращаться к себе домой в сразу же после большого пятничного веселья, они предпочли это делать в четверг, чтобы провести дома полноценные выходные). От разговорного же бара-клуба я не ожидала чего-то большего, чем от того, что проходило у нас в Москве. Там будет, наверное, примитивное склеивание фраз на языке, который только начал изучать, и поддакивание с другой стороны: «Молодец, да, я понял, что ты хочешь сказать». Отчасти и это случилось…

– Hello, is it a conversation exchange club ？

– It is, come and take a seat, – ответил мне молодой человек на втором этаже, куда меня направили. – What languages do you speak and you’d like to practise?

– I speak French and Russian and I’d like to practice Italian… and maybe German.

– So, we have tables with Spanish, English, French… and soon as there will be more people you’ll see. ²

Было только семь сорок вечера, а я, стараясь быть пунктуальной, сильно торопилась на первую для себя подобную встречу, даже не подумав, что немало людей приедет позже, в самую гущу событий. Даже закончившийся мобильный Интернет-трафик не задержал меня сильно: прохожие и названия улиц помогли соориентироваться и без всяких карт. На первый взгляд покажется, что без связи современному человеку жить просто невозможно, но я и потом не раз поняла, что это лишь привычка, от которой тоже просто на время избавиться. Тем более, люди из разных стран, с разным опытом жизни и с разным темпераментом представляли более заметный интерес.

Передо мной сели два итальянца, которых грамотно распределили ко мне. Пусть я и не была носителем французского, но чувствовала себя в нём достаточно уверенно, чтобы не «изучать», а помочь другим в его изучении, в обмен на более необходимую помощь с другими языками. Разговор в итоге не особо удался, учитывая, что у обоих уровень изучаемого языка был неважный. Обоим парням было лет двадцать шесть, может, меньше, может, больше. По их словам, они здесь по работе только неделю и учат язык прямо на месте, чем немного повергли меня в шок. Казалось бы, принято сначала сдавать международный экзамен, потому подавать на работу, но я тогда ещё не знала местных порядков, особенно в сфере политики и всем, что с ней связано. Несмотря на не особо сложившийся диалог – вернее, даже полилог, ведь нас было трое – ребята готовы были со мной связаться, чтобы продолжить практиковать язык дальше (случится в итоге это или нет, уже не важно, но, как ни странно, в мире глобализации люди легко собирают контакты и легко же их забрасывают). Вскоре они решили «расширять свои контакты дальше» (и удивлять всех своими разными диалектами) и, попрощавшись, перешли к другому столу.

Не успела я опомниться от этой странной беседы, как ко мне практически сразу подсел человек, оказавшийся их полной противоположностью…

«Мужчина, здесь немного с другой целью знакомятся», – чуть не проронила я, успев напрячься от такого решительного приближения ко мне. Но, в прочем, это сказала бы не я, а какая-нибудь другая, педантичная и принципиальная женщина, но только не я. Передо мной сидел даже более чем не стесняющийся своего прорывного обаяния мужчина, тоже итальянец, одетый в красную рубашку (дорисуйте портрет: «нараспашку»), с бокалом тёмного пива. Пусть и немного грубоватый в поведении и во внешности, он мне импонировал. Я даже не помню его первых реплик, как и, наверное, он, потому что долгое время мы больше изучали друг друга внешне, успевая между делом бросить что-то друг друг в виде немного значащих слов.

Это был брюнет с глубоким взглядом испепеляющих чёрных глаз, с выразительными дугами бровей, с чувственными губами, способными смаковать абстрактные эссенции, не всем доступные, а также целовать руки и не только руки сотен женщин, как сказала бы я; средней комплекции, с широкими плечами и крепкими руками, в том числе ладонями, роста выше среднего; одежда на нём была скорее простая, однако само впечатление о себе как о личности он производил обратное. По одёжке встречают…

Я послушала самую выразительную на свете итальянскую интонацию, которая по большей части шла его родному языку, нежели французскому, на котором он, однако, говорил прекрасно! Я поняла, что почти все итальянцы приехали сюда в одно и то же время… но мне не верилось, что можно было за неделю так уверенно себя чувствовать на новой языке и равным образом реагировать на реплики со стороны. Я предположила, что он, как и я, занимается компаративистикой романских языков: по наитию он подбирал слова на французском, в которых он не уверен, с опорой на итальянский.

– Ed io vorrei provare di…

– Condizionale! Brava,³ – оценил он, после того как сам блеснул использованием других наклонений. Любовь к языкам в целом нас тут же вывела на другой уровень общения.

– Знаешь, я жил в Испании два года – и я сразу стал общаться на их языке и прекрасно себя чувствовал. И ещё я знаю португальский. Это на самом деле очень просто. Вот французский, из всех романских, для меня пока что – новый вызов, но потому у меня не пропадает желание постичь его…

– Всё, что ты говоришь про практику разных языков, мне самой стало понятно, как только я приехала в Европу… (Мы договорились сразу перейти на «ты», хотя к мужчине, которому на вид можно было дать тридцать с небольшим, я могла так обращаться, лишь слегка для начала пересилив себя.)

– Да, правда? Ты не француженка?

– Русская. Но этот язык мне всегда давался с лёгкостью, мать через французскую литературу передала мне любовь к французскому…

– Литература… Я пишу, кстати. Стихи и разные размышления.

– Вот это да! – тут я отпрянула и с интересом всмотрелась в этого красавца, подложив руку под подбородок. – Я рада видеть единомышленников. Тут сразу есть о чём поговорить.

И меня унесло в собственные свежие впечатления. От всего. От жизни, приключений, знакомств, первых путешествий, сплошных возможностей, за которые только бы и решительно ухватиться… словно к этому человеку стоило прийти на исповедь. Молодая и мечтательная, когда-то в детстве жившая в закрытом мирке, а потом открывшая для себя большую разноцветную и многогранную жизнь, я заканчивала уже этой фразой :

– И знаешь, когда с тобой случаются неожиданные вещи, ты берёшь, предаёшься страстям, выключаешь голову… Я не слишком далеко ушла? – осеклась тут же я.

– Почему же? – с удивлением отозвался он, тоже словно выходя из своей прострации.

– Мы же знакомы как пять минут.

Он рассмеялся от души и тронул меня за плечо, словно этим жестом пытался показать, что доверять ему можно. – Да ничего страшного. Всё так и есть, всё с нами бывает. И мы должны этому отдаваться, это природа, наша естественная природа. Я люблю искренность в людях.

– А, ну хорошо, – успокоилась я и продолжила тему.

Наш разговор ушёл в творческое русло. Мой собеседник сам принялся быстро, пафосно, выразительно, волнительно говорить – нет, он словно пел на сцене – на итальянском, с умеренным, но заметным использованием жестов. Потом высказалась снова я, и на какой-то момент он вдруг перестал участвовать в этой дискусии, отвлёкшись на телефон, чтобы либо ответить на сообщения, либо что-то найти. Меня это немного возмутило: я, видите ли, во вкус вошла, интерес в подобного рода дискуссии только возрастал, а он просто принял общение за данность, сидя передо мной с видом «я тут шёл пообщаться, как собеседник ты сойдёшь, да, я тебя параллельно слушаю». Я подсознательно отзеркалила его поведение и сама беззаботно развалилась на стуле, слегка обнажив свой верх: я была в растёгнутой толстовке (и всё равно не сомневалась в своей привлекательности), под которой виднелась красная майка с вырезом, на что мой итальянец сразу обратил внимание:

– У нас даже рубашка и майка одинакового цвета, – и, казалось, готов был «проверить» на ощупь, что развеселило в этот раз меня. Я осталась довольной своими лёгкими проказами, которые он с радостью принял, осознавая всё больше поднимающуюся общую волну, которая бы вовсе могла нас, авантюристов по своей натуре, захлестнуть и унести во что-то небывалое.

– Сколько лет? – с ненапускным интересом решила выяснить я.

– А сколько дала бы?

(Честно, как я сказала выше, он выглядел более чем зрелым. Но по манере общения, общей лёгкости, я занизила планку.)

– Ну… не вгоняй меня в краску, я не умею угадывать возраст… двадцать пять, двадцать шесть?

– Двадцать восемь. Почти угадала.

– Так вот не скажешь. Всё равно вижу в тебе бодрый молодой дух, – просквозила я его взглядом обожания, про себя склоняясь к мысли, что на деле он выглядел мужчиной в самом расцвете лет… два в одном флаконе, парадокс – как это притягательно… – Мне вот двадцать.

– Вот это да, и такая уже интересная!

Я скромно улыбнулась, но искорки, выпущенные из зеркал души, нельзя было скрыть: он мог догадаться, что был мне симпатичен, да и я сама стою немалого… но только никому не посоветую легко надеяться на «логичное завершение событий». Продолжение – почему бы и нет, более чем интересно. You never know… ⁴

– А как у тебя с твоей музой, с твоей девушкой? – вскользь и будто невзначай (хотя так оно и было, у меня, несвободной девушки, не было никаких видов на едва знакомого мужчину).

– Знаешь, так всё это тяжело… – Локти его упёрлись в стол, а сам он волнительно рефлексировал вслух, сидя передо мной. – Сейчас на дистанции, уже давно, у неё ещё было одно психологическое расстройство, я постоянно поддерживал её… – Его так и передёргивало. – Не хочу это всё вспоминать. Тяжёлые отношения были. Не воспринимаю это уже так, как раньше мог.

– Мне очень жаль…

– Да всё бывает. И вот я здесь теперь… Знаешь, мне пора уходить.

– Слушай, было невероятно приятно с тобой поговорить. Давай добавимся друг к другу… Единственное, там одному парню приходилось кириллицу в настройках добавить. Всё никак не могу пока ничего поменять, Фейсбук ограничивает эту возможность жёсткими сроками… Давай я тебя сама добавлю.

– Найди меня у Антонио, который приходил сюда до меня; я у него в друзьях. Он сейчас там, – жестом показал он на дальний шумный столик.

– О, вы уже успели познакомиться… Здорово. Как тебя зовут? Чтобы нашла.

– Франко.

– Ага… А фамилия?

– Кьяравелло… Нет, не Каравелла, а Кья-ра-вел-ло…

На слух я написала неправильно, и он, глядя в мои заметки на телефоне, поправил. После чего громко и от души расцеловал в обе щеки, не переставая тем самым смущать меня; но теперь мы оба не думали лишний раз о том, что всё, что мы знаем друг о друге – это наша волна, о которой неизвестно практически ничего, но которой может мощно ударить, что было вдвойне страшнее… Но, пожалуй, это было самым главным, чтобы ощутить, что мы знали друг друга давно. Мы говорили на языке намёков, и в то же время у каждого слова есть далеко не один смысл… И вот, до сих пор я могу открыть заметки и найти ту самую, где ровно в 20:44 я на будущее, когда у меня появится сеть, добавила себе этого человека.

Немного позже я сидела в окружении продвинутых поклонников немецкого – это были румыны, взявшие пива и засыпавшие, по-видимому, гениальными вопросами мою подругу-немку, которая и пригласила меня в этот клуб и теперь сидела в их радостной компании, стеснительно улыбаясь и давая мне знать, что вечер проходит чудесно.

То и дело я, скучая (практика проходила весьма тухло), оборачивалась на столик позади меня, где сидела более возрастная аудитория, самая многочисленная и увлечённо что-то обсуждавшая на английском с разными акцентами. Деликатно попрощавшись с германофилами, я подошла к столику и, к своей радости, что люди воспринимали меня без всякой строгости и предрассудков пожилых людей, села к ним, с трудом найдя свободное место между пожилым канадцем и полячкой. Первый, как оказалось, в молодости играл в собственной музыкальной группе и даже год учился в России…

– Ничего, правда, не помню… скажи, как будет «я, ты, он, она»?.. Даже этого не помню! Ужас какой. Но в МГУ было здорово. Интересный опыт, мда… А вот попробуй с ней, – показал канадец на полячку, – сказать какую-нибудь фразу на русском, а она на польском. Кто-то говорил, эти языки похожи, а мне что-то не верится…

В итоге он оказался прав, и, после ещё нескольких минут общения он тоже захотел обменяться со мной контактами и признался, что я оказалась интересным собеседником – как, в принципе, сказал бы любой вежливый человек, особенно если судьба позволила с кем-то пообщаться. Но я посчитала, что это было сказано искренне. Что и говорить: вечер и вправду удался, я была в приподнятом настроении и лишний раз осознала, как же душевно и полезно можно провести время и в обычном общении с людьми из разных точек мира и при этом не планировать намеренно какой-то дорогой досуг (даже заказывать ничего не пришлось)… Я знала, что много где в Москве за таких чудесных носителей пришлось бы отдать дорого, чтобы те поделились своей полезной фонетикой и лексикой; здесь же все были равны и все одинаково хотели новых впечатлений, пока поле было не вспахано…

Возвращаясь домой, я не один раз нервно спрашивала у сидящих со мной в 81 трамвае, не это ли остановка Ля Шасс, чтобы не выходить по ошибке на какой-то другой и не дрожать от холода следующие минут двадцать, в ожидании нового транспорта. Остановки тут не объявляли и не высвечивали на табло; трамвай тихо ехал дальше, а мне оставалось только пристально всматриваться в тёмные улицы с тусклыми фонарями. К счастью, вышла я на своей, и, выходя прямо перед магазином мебели, мне тут же бросилась на глаза стоявшая на витрине, без света, большая, безумно красивая, манящая кровать… «Как же поздно!» – подумала я, глядя на часы и побежав в сторону дома, где перешла дорогу, обогнула ряд магазинов всех возможных предназначений, пока не добралась до заветной кровати, своей… Однако мне не спалось. Эмоции переполняли меня, и, уже под тёплым одеялом, в прохладную брюссельскую мартовскую ночь, я наконец добавила всех интересующих меня людей. А те наутро вспоминали, с кем же они успели за пару кружек пива познакомиться и на какие интересные темы выходили.

***

Я даже не считаю, в который раз в моей голове рисуется следующая сцена: я иду по твоей улице, подхожу к дому, нахожу нужный почтовый ящик, куда хочу бросить письмо в конверте. Анонимное, чтобы ты не был повергнут в ужас, от кого оно, не порвал его и не выбросил в урну или не развеял по ветру через окно, на перекрёсток времени ⁵… А в этом конверте лежала бы также шоколадка «Красного Октября» или другой нашей известной фирмы, как скромный и в то же время необычный для тебя сувенир, который стал бы первой вещью, которую я привезу в маленькой сумке – весь мой багаж, – купив билет на самый доступный мне рейс совсем спонтанно, чтобы так же спонтанно признаться тебе во всём…

Бросать ли этот конверт в ящик и уйти, выдохнув и даже не обернувшись ни разу назад? И так и не узнав, найдёт ли его нужный адресат? Будь что будет! Может, ты уже уехал в другую страну, оставив ключи кому-то другому, а нынешний жилец с недоумением держал бы этот конверт у себя, даже не развернув, либо же развернув, изучив и подумав: «Боже, неужели Девушка так может влюбиться, чтобы пойти на это?»

***

Однажды, помню, будучи под впечатлением от одного музея современного искусства, я подошла к кассиру (сменившего, по-видимому, предыдущего, за время моего долгого посещения всех залов) и спросила, можно ли будет оставить свой отзыв. Он, подняв голову, уставился на меня, глаза в глаза:

– Вы о чём?

– Эм… книга отзывов, в которой пишут, – пробормотала я… и добавила, – мне безумно понравился ваш музей.

– Правда? – широко улыбнулся он. – Давайте я вам лучше оставлю электронную почту музея.

…Неделю спустя я ехала в тот же музей, практически впритык до закрытия – ровно так же, как и в то воскресенье, когда у нас оставалось ещё пятнадцать минут на беседы, но я была слишком скромной, чтобы навязываться. Музей находился достаточно далеко от моего дома, и дорога заняла у меня час, из которых минут десять я шла под дождём, грациозно, в красивом пальто.

– Здравствуйте, вы не знаете, кто работал здесь, на кассе, в прошлое воскресенье?

Выходец из африканской страны с интересом изучал меня:

– Что же вас заставило сюда приехать?

– Понимаете, я хотела пообщаться в тот раз с одним молодым человеком и постеснялась, боялась отвлечь от работы… думала, застану его здесь…

– Ко мне бы приезжали такие девушки!..

– И он оставил только почту музея, но я ещё ничего не написала…

– Мне нравится, как вы действуете. Честно, – улыбался он и, желая мне помочь, стал перебирать всевозможные варианты:

– У нас в это время работают студенты, раз в две недели. Вас интересует сенегалец? Или австриец, высокий блондин…

– Он австриец?! – воскликнула я и тут же мысленно ушла на несколько лет назад. Опомнившись через какое-то время, я проговорила, прерывая себя истеричным смехом:

– Я так и подумала… Вот это повороты судьбы… Я как-то посвящала одному безумно похожему на него австрийцу целый сборник стихов.

– Я сразу понял, что он вам понравился.

– Непростая история. Очень. Как же всё-таки циклична история! – продолжала безумно восклицать я куда-то в пустоту и с трудом держалась ровно на ногах, до сих пор не веря в подобные совпадения. И, смеясь и растерянно размахивая руками, добавила, уже обращаясь к кассиру:

– Но вот такой я была…

– Хотите, я дам вам его контакт?

– Да… Наверное, пригодится. – Мне хотелось непременно увидеть его лично, но зная, что терпеливо подождать ещё неделю я не смогу, тем же вечером написала что-то эмоциональное на выданный мне адрес, упомянув, что мне было неудобно просить личную информацию без его разрешения и что я не настаиваю на встрече, но просто хотела признаться, что его личность меня заинтриговала, я до сих пор жалею, что не сделала это вовремя – не захотела узнать друг друга получше прямо на месте, – и я была той несчастной посетительницей, которой понравился их музей. Исход оказался благополучным, избавившим меня от лишних переживаний на будущее: мне ничего не ответили. И я решила больше туда не ехать. Про отзыв и забыла…

***

На следующий день, то есть, 15 марта, на моё сообщение:

– Ciao, è Elina della Russia che scrive le poesie, ⁶–

Я получила следующий ответ:

– Scrivi anche tu?! Le cose si fanno più interessanti…⁷

И ему пришлось тоже вспомнить всё возможное, что случилось с ним в тот день. Я между тем решила получше изучить человека и, прокручивая в голове наши экзистенциональные диалоги, вышла с Фейсбука на его профиль в Инстаграме.

«Утопия находится на линии горизонта. Я делаю два шага вперед, она отдаляется на два шага, а горизонт убегает на десять шагов в даль. Так для чего же нам нужна утопия? Для того, чтобы продолжать идти.» (Эдуардо Галеано)

«Не побывавший в Севилье не увидел чудес».

И много других цитат, личных высказываний, долгих рассуждений и стихов.

– Красивые у тебя фотографии, – вскоре отозвался он и на мой профиль, видя, что я оценила некоторые его записи.

– Спасибо… Почитай мои стихи, я их отправлю тебе сразу сборником в электронном виде! – И я немедленно нашла у себя на телефоне свежий файл, с книгой, готовившейся к публикации. – Там по-французски есть немного, ты это точно поймёшь. Остальное, увы, на русском.

– Ох, как бы я уже хотел понимать русский! – смеялся он.

– Это будет уже задачей посложнее.

– Да я знаю. И оставлю её на потом, а сейчас для меня важней французский.

– С радостью перейду сейчас на него.

– Вот тебе ссылка на все мои стихи…

– Мне бы научиться ещё и на итальянском писать… И постигать итальянскую мелодику.

– Я научу тебя входить в итальянскую мелодику… – Эта фраза прозвучала многообещающе, и я решила вовремя включить здравый смысл и оторваться от спешных восхищений человеком за экраном. Чьи намерения мне пока были совсем неясны, хотя беседа наша шла очень безобидно. – Твои стихи я почитаю в автобусе, сейчас сажусь на него и еду на работу!.. В Инстаграме, как ты уже могла заметить, я временами публикую стихи на испанском.

– Знаешь, ты вот у себя писал в досье, что ты космополит. И это здорово. Я тоже описала бы себя таким словом: никогда не хотелось оставаться на одном месте, вовсе было мечтой переезжать из города в город.

– Знаешь, общение вчера сразу показало, что встречи бывают неслучайны… Ты интересный человек, и я рад, если видишь подобное и во мне.

– Да… И у тебя такие посты невероятные… каждый со смыслом.

– Я люблю думающих людей. И мы с тобой, по всей видимости, в одной лодке.

– Это из итальянского такое выражение?

– Да.

– Так забавно. Но я догадалась, о чём ты. Спасибо, что делишься своими идиомами… Французы бы сказали не dans le même bateau, а à la même longueur d’onde, «на одной волне».

– Я считаю, поэтому нам и надо будет видеться больше, чтобы совершенствоваться в знаниях языков.

– Что такое mi sa? – переспросила я начало фразы.

– Je pense, – перевёл он на французский.

– Я только за, – с внезапным приливом сил и обретением бодрости духа ответила я, даже не подозревая о том, что он мог вкладывать в эти «встречи».

– Мы же можем увидеться в ближайшие дни?

– Полагаю, да. В субботу меня зовут на День святого Патрика, зовёт знакомая итальянка, у которой парень – русский. Да, такие милые совпадения. Но тут я сама не знаю, когда точно что будет, поэтому сообщу позже.

– Хорошо, тогда жду новостей, – и далее скромный, приветливый смайл.

Некоторое время спустя он написал позже:

– Я тут наконец нашёл себе дом. Скоро буду жить в Сен-Жилле (тогда я не совсем обратила внимание на это «буду» и почему-то приняла «скоро» за «сейчас»). А ты, кстати, где живёшь?

– В Эттербеке.

– Это же совсем рядом, – снова с радостью отметил он.

Меня все больше и больше смущали и одновременно взаимно радовали такие ремарки мужчины, который хотел с самого начала общения показать себя как можно с лучшей стороны и вместе с тем извлечь как можно больше плюсов из общения с красивой, образованной девушкой, как он мне говорил… И всё же эта девушка была и немного неопытна в плане общения с такими, как мне казалось, проницательными стратегами… Не хочу об этом думать, я просто готовлю сейчас свои любимые грибы, смешанные с курицей, и понимаю, что только вживую можно будет развязать язык, в котором я ещё робка…

***

С Лаурой я познакомилась в Динане, во время экскурсии по местной Цитадели – даже во время подъёма на фуникулёре к ней. Динан – небольшой город во франкоязычной части Бельгии, Валлонии, сочетавшим в себе горы с водой, прямо как мой любимый Сочи! Только стоял он на реке, а не на морском побережье. В то же время эта река сыграла серьёзную экономическую роль в развитии всех близстоящих к ней городов, и на самой экскурсии, если не брать частные знания конкретно об этом городе и о Бельгии, я успела удивить гида хорошей памятью нашей хорошей российской школьной программы, в которой неплохо излагалась история Франции. В моей группе было только трое человек: я, Лаура и её парень, Виктор, который предпочитал, чтобы его называли Витторе. Он давно работал в Италии, если не учился и не родился там, но при этом, живя вдали от русскй среды, демонстрировал самую настоящую живую русскую речь (думаю, можно догадаться, что послужило неопровержимым подтверждением тому). Объяснял он это русскими друзьями; со своей же подругой, Лаурой, он общался на итальянском, я же с ней – на французском. И еще мы провели весь день вместе, в трёх музеях, в ресторане и на машине, возвращаясь втроём в Брюссель.

Один вопрос: как это так получилось?

Один ответ: неожиданное совпадение обстоятельств. Поначалу, скажу вам честно, мне понравился Витторе, но приняла я его за нидерландца или шведа: он был спокойным и серьёзным, даже немного холодным (светлые волосы завершали этот портретный набросок); он выглядел совсем остепенившимся, а его спутница казалась немногим старше меня, вела себя игриво и более чем естественно, что, признаюсь даже я, не убавляло ей шарма. Тогда мы старались не замечать особо друг друга, но первый обмен репликами всё-таки случился, после вопроса гида:

– Какие языки у нас тут присутствуют?

– Французский, – крикнули мы с Лаурой.

– Русский, – внезапно добавил Витторе.

– Как, тоже русский? – отреагировала я уже по-русски.

– Да. Но живу я в Италии.

– Повезло вам.

Не буду вдаваться в подробности всей нашей весёлой (валлонские гиды, как и представители прочих профессий, умеют быть душевными) и насыщенной экскурсии, но даже по её окончании, я, какое-то время застенчиво держась в сторонке и размышляя, всё же осмелилась подойти к этой паре и предложила помочь сделать им совместное фото. Больше всего я боялась недовольной реакции итальянки, у которой я как-то на минуту увела её «фотографа», для своих снимков. Но, как ни странно, её глаза приветливо сияли при виде меня, а стоило мне сказать несколько фраз на итальянском, она пришла в восторг и, пока мы спускались с холма, где стояла Цитадель, стала со мной активно обсуждать образование и род деятельности друг друга. После чего последовал плавный переход:

– Пойдём с нами на экскурсию в пещеру, смотреть на сталактиты и сталагмиты.

– Да что вы, я вас и так давно стесняю…

– Не-е-ет, даже не думай! Наоборот, будет веселее.

– А вас не смущает, что мы немного необычно познакомились?

– Я как раз только так и завела многих друзей, в том числе разных городов и стран, но это нисколько не мешает нашему общению! Мне только в удовольствие. И мне сейчас важно попрактиковать французский с тобой. Всё в порядке, не думай!

– Я в шоке, но мне приятно, – откликнулась я. – Вы рушите мои стереотипы. Думала, у взрослых людей всегда продуманы все планы, у них другой уровень общения, свои интересы…

И я, скорее всего, была старее духом, чем эта девушка, которой, как выяснилось, было уже двадцать девять, а её вечно свежий и динамичный взгляд на всё – от дополнительного образования и серьёзную работу мечты до путешествий, друзей и досуга – помог мне обрести близкую подругу, хорошо помнящую себя в моём возрасте и отвечающую на все мои вопросы уже с высоты своего жизненного опыта.

***

– Лаура, мой сосед-итальянец идёт на День Святого Патрика в тот же бар, что и ты!

– Правда? А что за бар?

– Я видела у тебя в ближайших событиях в профиле.

– А-а… Планы могут поменяться, но пока что я не отклоняю эту идею. Возможно, меня друг пригласит на вечеринку у себя дома.

– Я хочу пойти с тобой в бар. Ни разу не видела даже, как проходит праздник.

– Я в любом случае рада буду видеть тебя! Может, мы посетим оба места.

Некоторое время спустя я вернулась к беседе:

– Мой сосед сказал, что не может, так как едет на день рождения к родителям. Зато я познакомилась с ещё одним итальянцем, мы пойдём туда вместе… Но хотелось бы договориться о времени.

– Так, для начала я советую два бара: «Гран-Сентраль» и «Орейлис». Посмотри уже сама на сайтах, какой тебе понравится больше. Туда и пойдём.

Ещё некоторое время спустя:

– Лаура, мы ждём распоряжений о времени…

– Я сейчас готовлю. Нашла интересный рецепт…

– Другу на вечеринку?

– Нет, хотя бы себе, – ответила она со смехом. – Редко готовлю, но сейчас даже увлеклась…

– Но когда мы можем увидеться? В семь, как указано на сайте?

– Позже… Сообщу по ходу пьесы.

– Хорошо, оставь только свой номер для отправки SMS, у меня может пропасть сесть.

Думаю, не стоит напоминать, что я добиралась до “Майкл Коллинз”, пользуясь собственным ориентиром и помощью прохожих. Карту на новый месяц я так и не получила (бельгийская почта имела даже большее право называться «Почтой России» с конкретным шуточным оттенком), пребывая в ожидании (пока что) дней пять. О чём стоило предупредить и героя моих дальнейших похождений – Франко.

Предыдущим вечером – наша утренняя беседа растянулась – я успела растаять от его похвал в мой адрес, продиктованных в аудиосообщении:

– Ты потрясающий кулинар. Я бы попробовал твоих грибов… Очень хочу научить тебя готовить нашу кухню: спагетти с… (и далее пошёл список).

– Мне нравится твой голос и твоя манера говорить!

– Мне тоже…

Это общепринятая вежливость, или я на полпути к чему-то плохому? Мне сложно было ответить себе честно, но я старалась сохранять спокойствие и даже написала своему жениху, как со мной пытаются выйти на общий диалог, но я держусь.

– Конечно, я верю в тебя, – отвечал он.

– Я сейчас пойду на вечеринку и не одну, поэтому пропаду.

– Хорошо, только обязательно напиши мне, когда вернёшься, я постоянно волнуюсь за тебя.

– Герман, в Брюсселе не так страшно возвращаться домой поздно ночью!

А тем временем долго искала лучший наряд для светского выхода, чтобы не ударить в грязь лицом ни перед кем: будь то знакомые Лауры, посетители бара или мой «коллега по франко-итальянскому тандему». В первую очередь важно было достойно предстать перед его глазами: они точно не упустят ни одного нюанса, завершающим образ даже самой хорошенькой девушки. Я решила не скромничать и, выдвинув до конца все полки, достала яркое красное платье, похожее на длинную облегающую кофту, под которое я пододела колготки, и, уже стоя наготове в бежевых сапогах на каблуке, купленных в Генте, сфотографировала себя в зеркало и отправила в Инстаграм, с подписью: «К Дню Святого Патрика готовы!»

Мы списались с Франко:

– Я тут успел отдохнуть… Но готов выехать хоть сейчас. Вы ведь встречаетесь в семь? – осведомился он, намекая на Лауру.

– Нет, она сможет только в десять… Тогда я сначала встречусь с тобой.

– Отлично, через полчаса я буду у тебя.

– У меня или в баре? – со смешком отреагировала я.

– Ну, мы можем что-то выпить у тебя, а потом пойдём в бар. А что ближе?

Я не растерялась с ответом на эту реплику:

– Так, бар находится севернее от меня, мне туда ехать 13 минут на автобусе и 21 идти пешком. Конечно, тебе из Сен-Жилля ближе до меня… Но если мы выпьем у меня, в бар уже не захочется идти! А я хочу новой атмосферы, надоело дома сидеть… Я целый день убирала квартиру.

– Хорошо, тогда лучше в баре! Буду на месте через полчаса, уже выхожу.

– Я пока собираюсь… У бара найдёшь меня по красному платью и бочкам (чуть не перепутала я с французским словом botte, сапог).

– Сапогам! Stivali! – помог он мне. – Да, я видел у тебя в профиле. (Быстро.)

– Ах да, спасибо… Я могу опоздать! – спохватилась я уже через пятнадцать минут.

– Не страшно, мне ещё осталось пятнадцать минут ехать, – с улыбкой отозвался он.

Даже при всей его любезности я предугадывала в ближайшей перспективе как минимум поток сдержанного удивления, как это я, живя к месту встречи ближе, умудрилась опоздать, «будучи давно готовой к выходу». Лучше и не знать, как проходят женские сборы – в последнюю секунду я просто сложила в сумку воду с конфетами и выбежала из квартиры, стуча каблуками по лестнице и потом по мостовой и размахивая полами незастёгнутой шубы.

По иронии судьбы автобус уехал чуть ли не минуту назад. Ждать тринадцать минут было выше моих сил, поэтому я по старой, но недоброй привычке импульсивно решила пройти всё расстояние пешком! Без интернета и навигатора… Пришлось бежать по наитию на каблуках вниз по улице, вскоре разветвившейся на два рукава. «Боже мой, и что же из этого шоссе Одергем?» – думала я, мешкая между дорогой налево и направо и ругая себя, что так невовремя начинаю изучать свой же район; оставалось то и дело спрашивать у всех, кто проходил мимо. Те неуверенным жестом показывали вперёд, и я бежала дальше, отсчитывая назад каждую минуту на часах… и умудрялась останвиться на эту же самую минуту, чтобы сфотографировать какое-нибудь дерево, волшебно возвышающееся над домами на противоположной стороне и разрывающее ветками темнеющее небо. Улицы, пересекающие мою, словно кулисы театра, прикрывали собой целое действо – неизвестное, немного пугающее этой самой неизвестностью и возможной длительностью в целую ночь…

Не раз я сворачивала не туда и бежала тёмными переулками, фотографируя полумесяц над крышами и гордые, зловещие дома. Далее следовал парк, через который многие по привычке шли к Европейскому кварталу со всеми международными институтами и музеями, посвящёнными парламентаризму и истории Европы (я приобрела эту привычку позже, а пока я ходила интуитивно, впадая в состояние детскоговосторга от каждого открытого для себя уголка).

«Обойдите парк Леопольда с той стороны, и вы попадёте на улицу Белльяр. Мы, кстати, туда же идем», – ответила мне пара милых пожилых людей. Значит, известное место…

И через минуту, после тёмно-зелёных зарослей, одиноких готических фонарей, которые я тоже не обделила вниманием и сфотографировала, на повороте, где стоял светофор, моим глазам предстал величественный ресторан, в иллюминации из лампочек, рассеянных по «паутине» на стенах. Казалось, сюда едут на кинофестиваль на элитных машинах.

Не забывая о тактичности даже в минуты очевидного опоздания, я отправила SMS прямо напротив у пешеходного перехода. И через двадцать секунд увидела стоящего перед входом в ресторан Франко, проверившего телефон, а потом тут же оторвавшего от него глаза и нашедшего меня раньше, чем я его. В темноте и без очков (которые я сняла, чтобы скрыть свою детскую ученическую сконфуженность, которая была мне совсем ни к чему, особенно сейчас) я приняла его за призрака, выплывшего из толпы других людей. Эти роковые глаза и уверенный, мужественный силуэт я не забуду никогда. Он был одет в элегантный черный костюмчик, в миловидную куртку, легко заменявшую пиджак и, вкупе с его чудесной свежей стрижкой, придававшую ему солидный вид. За почти пару суток я успела забыть, какой атмосферой от него веяло в баре, когда мы так ярко познакомились. И теперь так застенчиво познакомились во второй раз.

Наши взгляды остановились друг на друге – он, загадочно улыбаясь, подал руку, и я прошла перед ним через дверь, над которой нависала странная дисгармоничная конструкция из досок. Внушительная барная стойка справа, с несколькими рядами стоящих друг на друге или свисающих с потолка разных бокалов… Скромная сцена для мини-оркестра в углу оставалась пока пустой. Между тем мы не нашли мест на первом этаже и решили подняться на второй, где мой взгляд упал на столик возле гигантского окна: что-то наподобие лоджии за ним стояло препятствием, чтобы полюбоваться чудесной панорамой из современных высотных зданий…

Конечно, я слегка огорчилась, что в единственный день в году, в Европе, где традиции разных стран распространяются легче, я так и не смогу насладиться малоизвестным мне и долгожданным праздником! Перспектива просто выпить меня не особо радовала – но помогли не забыть, что нашей миссией была практика двух по-своему чувственных романских языков; и менталитеты этих народов, скажем, были противоположными…

К волшебной панораме мы почему-то сели спиной, словно это было не самое главное; может, не хотелось совсем закрываться от внешнего мира, уникальной атмосферы бара, а на звёзды мы бы ещё успели посмотреть…

– Извини, я шла пешком, – начала я по-французски, волнительно тараторя, – поэтому пришла так поздно…

– Ничего.

– Тут еще кадры кое-какие сделала по пути… Смотри. Вот деревья, небо, фонарь… Освещение такое… Я сфокусировалась на этом кусочке картинки.

– Знаешь, – подхватил мою тему Франко, – я тоже люблю делать фотографии. Ты же видела мой аккаунт?

– Да-да, – отреагировала я. – Но у тебя там целые города и достопримечательности, а у меня всё самое обычное, повседневное, пейзажное… Там совсем другое содержание.

– Верно, но и каждый город несёт в себе свою атмосферу и воспоминания. Я буквально недавно был в Амстердаме, по работе.

– О, Амстердам! Я пока что только мечтаю туда попасть.

– Он замечательный. И вот там…

Он ушёл в повествование, а я, слушая его и вспоминая два немного неоднозначных кадра ночного города, с освещением цвета «Крика» Мунка, цвета чумы Камю, успела параллельно поймать себя на другой мысли: «Боже, какой он молодец, путешествует не ради отдыха, а едет по командировкам», – и постепенно так соединила друг с другом два витка, завершивших его двусмысленный портрет.

Моя красная сумка лежала прямо на столе, перед моими глазами, чтобы её никто не украл, если мы успеем полностью уйти в разговор и отвлечься. В то же время я не стала её ставить в более надежное место – между мной и Франко, словно не хотела, чтобы нас что-то разделяло… Зато мы лучше услышим речь друг друга, особенно с включённой музыкой.

– Давай так: я буду говорить по-французски, а ты слушаешь меня и ухватываешь новые слова, а я слушаю тебя… и ловлю заодно твою интонацию; пока что на итальянском я много не расскажу, а хотелось бы.

– Так и сделаем, – одобрил он. – Allora!..⁸

Наши речи, грамотно поставленные, полноценные, многогранные, со своими живыми оттенками, били разными ключами индивидуализма – и в то же время, как нам казалось, мы звучали в унисон, понимая друг друга, пусть и на разных языках и будучи разного пола и возраста. Удивительно, как такое только удаётся… В теории, может, и нет, но на практике возможно и больше.

– Cosa vorresti prendere? ⁹

Я долго изучала меню и остановилась на чём-то, мне знакомом: это было шампанское «Кава». Он поддержал мой выбор и захотел заказать то же самое. Однако время шло, а никто к нам так и не подошёл… Наконец Франко, прервавший беседу, вновь осмотрелся по сторонам:

– Где же официантка? Я подойду, наверное, к стойке.

– Как, еще раз, ты назвал её?

– Cameriere.¹⁰

Наконец-то мы сделали заказ и вернулись к самому главному для нас разговору: что же нас внезапно объединило в этом месте и что же каждый из нас делает по жизни, какой он делает свою жизнь. Моя деятельность, несмотря на какие-то личные достижения и увлечения, казалась ещё слишком прозаичной и не имевшей большой ценности, ведь я всего лишь студентка. А этот человек, пусть и прошедший не так давно через вторую магистратуру, представлял совсем другой этап жизни: он приехал в Брюссель, как он уже повторился, неделю назад, работать с политически заинтересованной молодёжью разных стран Европы; перечислил все направления и задачи своих проектов, отчего в моих глазах ценность его, как человека, состоявшегося в жизни, только росла…

– Я раньше учился на юриста. Поработал юристом полгода – и мне хватило этого срока, чтобы понять, что это абсолютно не моё!.. И вот я поехал в Испанию, где прожил два года – и там как раз и выучил испанский, и получал там магистратуру по международным отношениям. И это мне нравилось гораздо больше, я изначально представлял свою жизнь, связанную с ними…

Он так презентабельно и практически без пауз обо всем рассказывал, что я не сдержалась и сделала комплимент:

– И это же здорово, что ты… – умолкла вдруг я, от немного неестественного обращения на «ты», задержав на себе завораживающий средиземноморский взгляд мужчины, который был гораздо старше меня морально (тут уже сомнения развеялись), пусть и пытался выглядеть лёгким на подъём. – Что ты в свои двадцать восемь столького добился! Я просто даже не знаю, что тут ответить… Помню, кстати, мне рассказывали, что на юге Италии вообще нет работы, как минимум для молодых людей, и там живут с родителями до тридцати. Поэтому стараются переезжать на север Европы.

– Ну вот, как видишь, я сам с юга и по этой самой причине здесь, – рассмеялся он и положил локти на стол, закинув голову и посылая мне уже менее напряжённые, приветливые искорки, на которые я в этот раз с радостью ответила. Я была счастлива, что общалась с таким серьёзным и самим по себе необычным, интересным человеком. И всё же… я подозревала, что иду не по тому пути, отчего мне становилось неловко.

– Слушай, а не знаешь, как в Неаполе? – отвлеклась от своих дум я.

– Ну, само собой, Неаполь! Это красивейший город, я покажу его тебе!

– О боже мой, спасибо. Нет, меня родители не отпускают туда на волонтёрство, говоря, что там очень опасно, особенно ночью…

– Ну, это они преувеличивают, там только один район относительно небезопасный, а так-то можно гулять и, действительно, лучше не ночью. Небезопасные районы – они везде есть.

– И вот знаешь, я пока думаю ещё… единственное, что останавливает: там жильё нужно самим искать, его организаторы не предоставляют… сейчас бы вспомнить, как это мероприятие называется и когда именно оно проходит…

Я открыла телефон и стала искать локальные сети вай-фай без пароля. Ссылку тут же нашла в чате Вконтакте, где я поделилась этим мероприятием с одной своей знакомой, изучающей итальянский, надеясь также, что и сама наконец распишу себе лето этого года и проведу его продуктивно. Франко стал изучать сайт вместе со мной и тут же всплеснул руками:

– Универсиада 3-14 июля, я же её курирую!

– Вот это да!

– Если ты хочешь попасть на неё, я могу дать тебе ключи от моего дома в Неаполе – и никаких проблем! Это большой дом, со всеми удобствами, ты там будешь чувствовать себя в полной надёжности и комфорте…

– Ничего себе, я так рада, что нашла тебя и ты решил все мои вопросы! – отреагировала я в восхищении, но и тут же осеклась. С одной стороны, казалось, я готова была сказать «да» немедленно и подписать любые соглашения, словно видела в этом человеке целую находку, которой мне не хватало всю мою жизнь. Не говорю уже про то, как мы нашли друг в друге творческих единомышленников.

Но в этот же момент мысль, поставившая в один ряд моего жениха, ждавшего меня в Москве, и сидевшего напротив мужчину, пронзила мне сознание. Перспектива стать содержанкой организатора мероприятия, принимавшей всевозможные предложения несколько минут общения спустя, успела меня морально подкосить; что и говорить о том, отпустит ли туда «с благословением» парень, который души во мне не чает и будет каждую минуту думать, как я окажусь один на один с этим обольстительным, ласковым и дружелюбным на вид дьяволом, но он мне даже импонировал, хоть убей…

– Господи, да когда ты вообще успел всего добиться! – сорвалось вместо всех этих мыслей у меня, стоило мне тут же представить, что он сам накопил себе на целый дом в столь известном городе.

– Ну, так уж сложилось, – развел он руками со смехом, даже если не совсем понял, о чем именно я.

А ведь мог… если представить, что перед тобой сидит далеко не тот человек, которым он является. Его необычайная зрелость в поступках, во взгляде, заставляющем сердце сжаться и тут же согреться от одной сладкой мысли… почему так, я не могла себе объяснить. На мгновенье захотелось ощутить себя кем-то большим для него – и эту неловкую мысль я решила тут же задушить в себе и продолжала застенчиво улыбаться и доверчиво смотреть ему в глаза, временами отворачиваясь, чтобы отпить от своего бокала и бросить взгляд на стол и на телефон, на который не приходило никаких уведомлений. Но будем честными со своими импульсивными, подсознательными додумками: какого труда стоили мне поиски комнаты в Брюсселе, а дополнительных трат к неоплачиваемому труду в ещ1 одном городе и подавно не хотелось. Практиковать итальянский и пробовать себя в международных мероприятиях однозначно хотелось! Франко, неужели в жизни именно так часто и складывается? Я не верю…

С трудом скрывая своё всё нарастающее и нарастающее стеснение, словно бедная девочка, по лицу которой можно было запросто прочесть многое, я стала благодарить его за столь невероятную готовность помочь и, порывшись в сумке, достала польские конфеты с вишней и ликёром, тем самым сместив акцент на другие вещи. Франко, с интересом развернувший и попробовавший одну, сказал:

– Какие вкусные конфеты! Что это?

– Это польские, с вишней и ликёром… да, не подумала я, что закуска к алкоголю должна была быть сама без алкоголя! – на что я сама без стеснений рассмеялась (люблю осознавать, что естественно попадаю в такие ситуации).

– Отличные, напротив, – успокоил он меня и, будто сам не заметил, положил свою руку мне на ногу, видневшуюся из-под красного платья. Я вся горела от стыда, но при этом даже не хотела сопротивляться, в надежде, что рано или поздно мы перейдём к той самой деликатной теме, касавшейся моего текущего «семейного статуса»; начинать однако, прямо с этого пока не стоило, как и переживать, ведь мы всё ещё достаточно мило общаемся.

Вскоре Франко встал и вышел на минутку, а я тем временем, пользуясь возможностью подключиться к местной сети и не тратить последние средства на SMS, наконец-то написала Лауре по мессенджеру Фейсбука:

– Я сейчас в «Гран-Сентраль».

– Там красиво?

– Да, в целом более-менее… Но ничего интересного не проходит, концертов и праздничной атмосферы тут не обещают.

– Понимаю… А я только собираюсь, возможно, буду через сорок минут. Ты там со своим итальянским другом?

– Да, но мы постепенно закругляемся, и я присоединюсь к вам на вечеринку. Мы тогда пойдём в «Орейлис», наверное. И там и встретимся.

– Да, давай. А вечеринка всё же будет не раньше десяти вечера, друг сообщил.

Было уже ближе к девяти, при том, что изначально мы списывались чуть ли не в полдень, в надежде увидеться в шесть. Но как я могла ей не простить эту присущую многим женщинам черту – долго собираться? Как и, собственно, себе. К тому же я всегда была признательна тем, кто добровольно составлял мне компанию и не позволял проводить досуг одной.

Тут появился Франко, и я сразу же объяснила, что отписываюсь той самой подруге, которая и пыталась организовать праздничные выходы, но почему-то пока не всё складывалось:

– Знаешь, она мне советовала вот этот бар ещё давно… – и показала ему страницу.

– Я провожу тебя туда, – тут же отозвался он.

– Спасибо тебе… Я ведь могу оплатить своё шампанское?

– Я уже подошёл и все оплатил.

– О, так мило… – улыбаясь, пробормотала я, а сама уже в лёгком ужасе представляла, чем я могу ему потом оказаться обязанной… Понимая, что это стоит обговорить как можно раньше, я тут же заготовила в голове какие-то мысли, пока мы ещё только выходили из ресторана (где на выходе я снова успела оглядеть интерьер со всех сторон и понять, что слабенький концерт заиграл лишь несколько минут назад). На улице, пока мы ждали зелёный свет, едва я успела открыть рот, чтобы что-то произнести, Франко резко повернулся ко мне и тайфуном подхватил мои губы, энергично переворачивая всё внутри меня по цетрифуге, что я даже не успела прийти в себя, ни до поцелуя, ни после него, когда мы незаметным рывком перешли дорогу и пересекли пустую площадь с деревьями, пробивающимися практически через плиты мостовой.

Мы направились навстречу неизвестности (я даже понятия не имела, куда он меня вёл, но, полностью доверяя ему, я покорно следовала за ним, трепетно держа свою руку в его руке). Гуляя в растерянном состоянии – когда даже не знаешь, какими словами оценить недавно произошедшее – и в то же время ощущая сладкое послевкусие на губах, я произнесла:

– Знаешь, что мне нравится в зрелых мужчинах? Вы интересные, оригинальные, самодостаточные, вами восхищаешься и учишься у вас, до вас растёшь… А вот мой парень одного со мной возраста, он абсолютно неуверен в себе и не особо интересен… хотя мне сейчас так неудобно это признавать, всё-таки мы вместе уже столько времени… – Я это выдала в надежде, что пытавшийся покорить меня мужчина захочет показать себя ещё больше, поймёт свое превосходство над тем человеком, с кем я встречаюсь – но и одновременно поймёт, что я не одинока и что со мной не так всё лёгко пройдёт, как ему могло показаться. Тем более, не исключаю, я что-то подобное говорила уже в “Майкл Коллинз”.

Франко, похоже, пропустил через себя моё откровение и задумался, его лицо стало холоднее, хотя за этой каменной видимостью явно пряталась внутренняя тревога.

– Поверь, если я что-то делаю, я делаю это с абсолютной искренностью, – произнёс он совсем уже другим голосом, без всяких напускных покровительств и демонстрации статусности. Следующие реплики я не смогла бы передать в абсолютной точности, как это сказал сам Франко, но я помню, насколько патетично звучала эта небольшая монологовая тирада. В этот момент он стоял словно актёр под лучом прожектора (или под светом луны, постепенно растущей в своём сферообразном объёме) и делился со мной самым сокровенным, пытаясь стать мне ближе. Это действительно вызвало во мне чувственный отклик, хотя я и боялась теперь ранить его душу чуть ли не меньше, чем изменить своей морали. Почему и отреагировала на эти слова с тем же смятением, что и на его недавний громогласный первый поцелуй, вырвавшийся, как стрела из лука Амура.

– И всё же… – отвечала потерянно я, – я такая молодая (тогда словно забыла, как мне нравились мужчины и вовсе на пару десятков лет старше…). Я добилась в своей жизни малого, и я пока никто. И тут ты передо мной, уже состоявшийся… тебе не казалось, что тебе нужна женщина под стать тебе? – почти ослабевшим голосом произнесла я, хотя подсознательно мне было больно осознавать обратное: наверное, Франко действительно был не против серьёзных отношений с соответствующей ему успешной зрелой дамой, с которой бы он обсуждал деловые встречи и прочие взрослые реалии, и не стал бы носиться вокруг глупенькой и наивной студентки, даря ей маленькие радости жизни, которые ему, может, и не были так важны.

– Для меня не существует категорий возраста, статуса и подобного. Если люди находят друг друга и между ними что-то завязывается, разве они будут останаливаться, оборачиваясь на какие-то там рамки и стереотипы? Ты интересная девушка, умная, вместе с этим красивая. А уж сколько я встречал красивых глупых кукол! – воскликнул он, почти остановившись посреди пустынной улицы. – Безумно красивых! Но мне хватало одной ночи – и больше мне не хотелось их видеть! Там нечего делать и нечего обсуждать.

Мне было, само собой, лестно слышать подобные замечания, тем более, когда я и раньше знала, какую ценность из себя представляю. Как минимум меня учила этому семья, воспитывая в должном духе; мне это говорили другие люди, будучи мне просто отдалёнными знакомыми или кем-то чуть ближе; но я это знала, хотя в минуты эмоционального забвения начинаешь сомневаться в своих достоинствах и во всех неудачах обвинять именно себя. Однако стоило не забывать, что для каждой возрастной категории пройден свой рубеж, появляются новые ценности, а былые достижения считаются уже чем-то смешным, не более, чем мелким воспоминанием, о котором можно вскользь бросить в разговоре, сопоставляя их с новой, серьёзной планкой.

Франко, словно читавший мои мысли, продолжил:

– Поверь, я сам так долго искал нужное мне: всё ходил, пробовал, верил – и вот мне сейчас двадцать восемь, и я буквально недавно понял, что раньше искал абсолютно не там, заблуждался и допускал ошибки; и вот, – сделал многозначительную паузу он, – только сейчас понял, что мне нужно, и стал к этому идти.

Меня слегка приободрили эти слова, особенно когда мне самой было только двадцать и у меня действительно всё было впереди, я не знала и малой доли всех возможных альтернатив. Жизнь, она с каждым днём приоткрывает свои завесы… А он уже что-то об этом знал. Ох уж эти восемь лет разницы, так немного и так немало в одно и то же время!..

Мне казалось, перед нами была какая-то пропасть, пока мы выясняли, почему нам вдруг стало неловко; словно стояли на краю скалы и выбирали, прыгать вместе или кому-то одному. Может, всему виной пение ночной атмосферы, постепенно опьяняющего, тем более, после бара… Мы шли дальше, по узкой дороге, соприкасавшейся с железнодорожной зоной; по другую сторону от нас, над страшными разбитыми стенами, изрисованными граффити, которых ночью почти не было видно, возвышались дома, едва державшиеся на краю этого уровня, словно дома людей, сбежавших от реальности на скалы, на которых росли редкие деревья…

Не раз мне хотелось спросить, туда ли Франко меня ведёт, причём повторяла и не раз название нужного мне бара, а он с невозмутимым видом утверждал: «Да, я знаю, куда я иду!» Проверить самой по навигатору я, повторюсь, не могла, поэтому полностью доверяла своему Сусанину.

Внезапно мы свернули за угол и оказались на улице Байи, где на краеугольном островке торжественно стоял нарядный ирландский паб “Майкл Коллинз”… Что?! Мы же шли в абсолютно другое место! Однако Франко даже не подал виду, что что-то идёт неправильно: наверное, так хотел сделать мне приятное и вспомнить былое. Место, где мы впервые случайно встретились. Когда он, после тех двух итальянцев, подошёл к моему столику. Когда наши взгляды, ищущие понимания среди тысячи ненужных людей, встретились – а встретились они снова, за тем же самым столиком. Но уже не в ожидании франко-итальянского тандема, а в ожидании беспрерывных нежных ощущений друг друга через губы и руки в руках другого. К счастью, здесь официантка стояла у столика напротив, перед тремя мужчинами, смотрящими футбол, и тут же повернулась к нам, чтобы принести меню. Франко заметил:

– Смотри, а тут твоё шампанское стоит только четыре евро…

– Забудь, какая уже разница, – ответила я, оплатив в этот раз своей картой.

– Знаешь, я бы сейчас чего-то поел… – задумчиво произнес Франко, полистал меню снова, но, по-видимому, так ничего, интересующего его, и не нашёл.

– А у них тут разве есть еда? Или только алкоголь? Ты смотри, я только за то, чтобы ты поел, я уже ела заранее дома.

– Ах ты, молодец какая! – рассмеялся он. – Нет, я ем обычно позже, да и как тут предусматривать такое, когда идёшь на свидание…

Позже он объяснял:

– Когда я жил в Испании, а там, как известно, тоже есть сиеста; у нас она заканчивалась в три, а в Испании – ещё позже; есть хотелось уже ближе к десяти вечера, я и здесь сохранил эту привычку. (И я сама заметила это у своих соседей, которые идут на кухню только в это время!) Поэтому мне даже не пришло в голову есть раньше сегодня.

Польские конфеты с ликёром ему очень понравились, я уже достала истинную любовь бельгийцев – имбирное печенье «Лотус» в красно-белой коробочке, но от него он деликатно отказался. Мне же захотелось попробовать его тёмного пива, однако и в этот раз хватило одного глотка, чтобы понять, что с пивом вряд ли когда-нибудь подружусь, и исключением здесь стало бы сладкое вишнёвое пиво «Крик», которое едва можно было назвать пивом. Добавившийся градус после прикосновения к пене от пива ударил в голову и унёс меня в другое пространство, словно морская пена; я с трудом оторвалась от большого покруглого бокала и пододвинула его назад к Франко.

Мы пребывали ещё какое-то время в непонятной зачарованности, пока я не опомнилась и не предложила сделать совместное фото на память. Это будет начало нашей истории… Я сделала несколько снимков, но в итоге осталась довольна только тем, как на них выглядел Франко… Ему я и поручила новую фотосессию, чтобы хорошо выглядели оба (у него длиннее руки, шутила я). В этом процессе Франко проявил гораздо больше смекалки, о которой бы я даже не подумала: в каких тёплых позах он прижимался головой ко мне, нежно касался носом носа, целовался… А когда мы смотрели фотографии, которые у него получились, он остановился на самой смелой:

– Вот эту никуда не публикуй, оставим себе, – там было видно, как он, почти лежа на столе, тянулся к моим губам языком, но так и не достиг своей цели, оставив композицию застывшего или медленного кадра.

В очередной раз мы предались наслаждениям друг от друга, без всякой имитации, когда можно было забыть о времени, людях вокруг и каких-либо заботах; пока я наконец сама не вырвалась из пучины страстей и не ушла с головой в телефон, где как минут двадцать точно меня ждали SMS от Лауры:

«Элина, вы сейчас где?»

«“Майкл Коллинз”. Хотела в “Орейлис”, но Франко меня привёл сюда».

«Я уже оделась и с радостью пошла бы прямо сейчас в “Майкл Коллинз”, он недалеко от меня».

«Да нет, не надо!»

«Ты мне скажи: может, я вас лучше оставлю с твоим другом наедине?.. Элина, я же тут всё прекрасно пойму!» – было видно, как её настроение переменилось, из обеспокоенного в сторону игривого.

«А-а-а, нет! – попыталась переубедить её я. – Очень хочу сменить обстановку!»

«Так давай пойдём сразу на вечеринку. Можешь позвать и Франко, если он захочет».

«Да, мы пойдём… Лаура, прости, пожалуйста, что постоянно срываю тебе планы, – наконец-то выпалила я, сгорая от стыда, что история развивалась совсем не по плану. – Забываю о всякой тактичности».

«Да ладно, о чём ты».

«Ну, понимаешь, туда-сюда гоняем, не ясно, что будет через десять минут…»

– Так, ты готов пойти со мной на вечеринку, куда зовёт меня моя знакомая? – тут же обратилась я к Франко, будучи не очень уверенной, что он сам захочет идти куда попало, тем более, в такое время. Но и бросать резко «до свидания», в благодарность за тёплое обхождение, и оставлять его одного, без всякой надежды, не хотелось. Как минимум это выглядело бы ещё менее вежливо, чем приглашение в непонятное место. И всё-таки я успела себе пару раз сказать, что мне эта ситуация казалась всё более и более опасной, а обещать Франко что-либо так запросто я была не готова.

– Почему нет? Только скажи, где она проходит.

«А где это, Лаура?»

«Площадь Амбиорикс. Я вас встречу на остановке автобуса 60. Но мне нужно будет минут сорок самой, чтобы туда добраться».

– Я знаю, где Амбиорикс! – тут же отреагировал Франко, вновь удивляя меня своим знанием города, и открыл все возможные маршрутры на навигаторе. – Так, отсюда надо будет сменить два автобуса… Но можем и пройтись пешком, это будет меньше чем на час.

Я снова была признательна всем, кто помог бы мне соориентироваться в городе, когда я сама в этом была беспомощна… удивительное, правда, дело, что бар, в который я собиралась попасть после "Гран-Сентраль”, находился вовсе по другую сторону от него, то есть Франко повёл меня в противоположном направлении!.. Словно вообще не слушал, что мне нужно. Но стоило видеть его радость, когда он нашёл место, где мы познакомились, и наш столик, который специально оставался никем не занятым и поджидал нас. Запечатлел наконец-то всё на камеру… Не хотелось верить, что это было непредвиденное начало новых отношений, но, по крайней мере, я пыталась себя убедить, что это временные обстоятельства, последовавшие за лингвистическим тандемом, который случайно развился во что-то лишнее… откуда мне знать, может, каждая новая знакомая слышала от него комплименты, а я уже ждала предложения руки и сердца.

Поэтому мне хотелось рано или поздно отвязаться от этого слегка назойливого гостя, чьи ожидания мне были непонятны. Но я видела, как он держал мои руки и прижимал их к щеке, то закрывая мечтательно глаза, то бросая на меня глубокий, чувственно-чёрный взгляд…

Бежать! Вперёд и не оборачиваясь! Уже не вспомню, как мы оказались на площади Порта де Намюр, подобной нашему Киевскому вокзалу с ТЦ «Европейский»… или Новому Арбату… или тому и другому… Когда, проходя по широкой дороге из плиток, по одну из сторон от шумной трассы, он вдруг подхватил меня на руки и стал кружить среди огней, как в мюзикле; я была в безграничном помешательстве и пожалела, что вокруг нас нет кинооператоров; Франко демонстрировал какие-то необычные танцевальные движения, напевал что-то, чувствовал себя рыбой в воде, виртуозно заплывавшей за столб и тут же вылетавшей из-за него, с призывом: «Dammi un bacio !.. Nooo, dai !» ¹¹ – и тут же с легко обижаясь, когда я, не привыкшая к поцелуям с частотой каждые две-пять минут, не сразу соглашалась проявить инициативу в этом деле. Я в недоумении качала головой и устремлялась вперёд, дразня его. В то же время мы оба забывали всякую серьёзность, и я, смеясь от радости, гревшей моё неопытное доверчивое сердце, с восхищением говорила: «Боже, откуда ты этому научился? Столько артистичности… Ты неповторимый!»

Когда люди умеют давать себе волю в чём угодно и быть тем, кем они на самом деле являются, я их уважаю уже за одну только эту черту. После опыта семьи, где меня воспитывали в духе покорности, формальности, умения держаться и соблюдать имидж, создавать какое-то безукоризненное впечатление о себе – подобное непринуждённое проявление себя, в которым был весь Франко, манило, притягивало магнитом, как противоположный полюс. Как южная натура – северную. Я так долго жила с той сухой моделью в себе, с каменным лицом, с внутренней зажатостью, со спрятанным в ящик на замке слабым духом и клишированными фразочками, которые бы подошли везде и не были бы никем осуждены. В то время как хотелось чего-то революционного, деформированного, не знающего баланса и границ… Я могла, по крайней мере, раньше, приказать своим эмоциям утихнуть и замереть, но не в присутствии людей, которые даже не знают о «правилах», которые заставляют нас быть кем-то другим – для других.

Когда я созерцала это счастливое лицо, ощущала смелые движения вокруг себя, пока мы оба стояли на ногах, и под собой, когда моё тело резко отрывали от земли… словно вышедшая из-под контроля карусель, от которой закружится голова у кого угодно и которая сама упадёт, слетев с центрального стержня… Тогда я думала: такого не бывает, мне это просто снится… Главное, не проснуться.

Сделав ещё несколько шагов пешком, Франко остановился и с возгласом обнаружил оставленный кем-то самокат:

– Trotinette¹²! – после чего добавил знаком: «Запрыгивай!».

– Это правда? Ты не шутить?! – пришла наконец в себя я.

– Да что ты? Это специальный самокат, у меня есть приложение, – он достал телефон и стал по геолокации искать найденный им транспорт, однако, как выдало ему либо приложение, либо сам экран самоката, не хватало зарядки.

– Э-эх… что ж, найдём другой, – не унывая, отреагировал он и повёл меня за руку дальше.

– Там дальше за углом есть автобусы.

– Но до них ещё дойти надо. А у тебя каблуки, ты устала наверняка.

– Да ладно тебе, с тобой – куда угодно. Не нужны нам эти самокаты, когда есть транспортная карта.

Мы шли по очередной долгой дороге, целой платформе для катания на скейтах, на которую падал свет оранжевых неонов близстоящего здания… И вскоре повернули направо. Так мы действительно нашли нужный нам автобус: они курсировали очень редко, но приближение хотя бы одного, с приветственными огоньками, вселяло надежду, что ещё не утро, но и уже не вечер… Франко очень ловко, не прикладывая билета, прокатывал чуть ли не по одной-две остановки, за которые мы успевали обсудить не так и много. Помню такой обмен реплик:

– Слушай, а кто ты по знаку зодиака?

– Козерог.

– Есть что-то в тебе хаотичное, думала, ты воздушный знак… Я Близнецы. Но мы всё равно в чём-то похожи.

И тут же мы выходили и шли в сторону какого-то другого автобуса.

– Не хочу лишний раз платить за автобус, когда никто не проверяет и можно и так проехаться, – говорил он чуть ли не в самом автобусе, едва успевая выйти со мной через открывшиеся двери.

Мне же было нечего бояться, я заказала карту на год и предпочитала избегать проблем с законом, а его смелые, дерзкие шаги даже добавляли его образу какого-то огня… Непредсказуемый, решительный, со смаком время от времени курящий сигарету и, выпуская дым, тут же бросающийся меня целовать, отдавая сильным «ароматом» табака, от которого мне на мгновенье становилось противно и хотелось вскрикнуть: «Можно всё-таки без этого? Я же не курю и не переношу табак», – а потом я сама начинала воспринимать это всё иначе: «Это же так романтично и по-авантюристски, эх…».

Это была самая длинная в моей жизни ночь… Он оторвался от сигареты и нашёл новую тему для обсуждений:

– Знаешь ли ты, в чем разница между sfizio¹³ и vizio¹⁴?

Я покачала головой, впервые услышав оба эти слова.

– Так вот, одно – вредная привычка, временная и несерьёзная. Захотелось. А другое, оно масштабнее, и это не повернуть вспять, не вычеркнуть. Это грех.

Мы отправились дальше, снова куда-то поворачивая (прошли мимо какой-то остановки, но даже не стали ждать там транспорта). Куда бы ни повёл меня Франко, туда я и шла. И с понимающим видом (но с осознанием, что некоторые высказывания мне лучше пересмотреть отдельно, со словарём) вслушивалась в каждое его новое рассуждение…

Как вам это? «Для некоторых Амстердам – город грехов, а на деле же – город свободы, только в свободе большинство как раз и видит одни грехи». Или же вторая часть высказывания Ницше: «Лучше быть безумцем на свой собственный страх, чем мудрым на основании чужих мнений».

Пока Франко обсуждал безумие, я, почувствовав себя чуть лучше после алкоголя и бесконечной беготни, которая помогла проветрить сознание, наконец заговорила:

– Я забыла, а что такое pazzo?

– Ну… folle… ¹⁵

– А, всё-всё-всё, вспомнила! – внезапно осенило меня, и я продолжила поговорку: «Marzo pazzarello, guarda il sole et prendi l’ombrello». ¹⁶

Теперь от моей фразы упал Франко:

– Откуда ты знаешь эту поговорку!

– Мы в лицее как-то читали текст про погоду и времена года… помню лет с пятнадцати.

– Сколько же в твоей голове умещается! Невероятная девушка, – и он снова казался бодрым, забывшим всякую, порой удручающую, философию, и продолжал вести себя как влюблённый безумец, так и не отойдя от своих же любимых принципов (или их отсутствия)… Конечно, не вспомнишь всё, что мы обсуждали, тем более, мне пока сложно было воспринимать новый иностранный язык, на котором со мной общался носитель, смешивавший в своей речи всё, от сложного синтаксиса до разговорных словечек.

– Франко, а ты понимаешь, что я говорю на французском?

– Процентов семьдесят точно понимаю, – отвечал он задумчиво, глядя куда-то вдаль, словно выбирал новый маршрут, – об остальном догадываюсь, – и его взгляд, развернутый на меня, тут же сменился на радостный.

Мы, может, один раз и вначале сказали друг другу, что специально будем говорить помедленнее и попроще, из уважения друг к другу. Но сейчас мы уважали друг друга тем, что не притворялись и не подстраивались, а успевали узнать друг друга, с нашим естественным внутренним миром. Сложно описать Франко одним словом. Высокий сексуальный брюнет среднего телосложения с глазами поэта-путешественника, в которых была видна и насмешка, и сострадание; человек, который испытал в своей жизни, вполне вероятно, немало, и в то же время мечтал о тепле и спокойствии… Уходил в бесконечные соблазны, а ждал единственной любви… Может, пускался в азарт, но и искал свой комфортный уголок для сна, приятных занятий кулинарией и чтения книг, а также стабильную любимую (и никакую другую) работу. Он был серьёзным карьеристом и одновременно вёл себя легко и по-компанейски.

Страшно представить, какую часть города мы успели пройти за эти часы, но, каждый раз сворачивая в каком-то новом направлении, удивительным образом проходили одну и ту же площадь Журдан, из-под мостовой которой бились маленькие буйные фонтаны с красной подсветкой… вокруг стоят вечно оживленные рестораны с названиями, что-то предвещавшими: “Петух и курица”, “Итальянская кухня”, “Бессонная ночь”…

«Мы у “Mесье Антуан”», – писала я Лауре. Это была стоявшая посреди площади гигантская лавка, вокруг которой толпилось много желающих поесть картошки фри.

Та ответила: «Хорошо, купите чего-нибудь в гости из напитков. Сюда приходят только со своим алкоголем».

Мы нашли ближайший магазинчик, работавший как минимум после десяти вечера, если только не круглосуточно. Франко доверил выбор пива мне – я тут же отобрала бутылки со вкусом ананаса, в надежде, что всё-таки приобщусь к пиву и не буду сидеть на вечеринке словно чужая. К счастью, леопардовая сумка, которую я часто использовала для покупок, оказалась не просто случайно предусмотренной, и мы сложили туда все наши пять бутылок. Франко добавил к ним ещё каких-то копчёностей, для себя, и быстро всё оплатил; как он признался, уже давно безумно хотел есть, и мне было его жалко, ведь отчасти по моей вине он лишился возможности спокойно и полноценно поужинать у себя дома или в каком-то заведении, а вместо этого шёл в не очень понятном направлении за развлечением, которое могло бы и разочаровать. На что он отвечал, что ему не привыкать, хотя лично я не очень была довольна, что он привык питаться на ходу и не самой здоровой пищей, поэтому «политику совершенствования многих аспектов его жизни» я мысленно сразу же взяла себе на заметку.

Пока мы пересекали уже тихие тесные улочки, где освещения было заметно меньше, но какие-то витрины, возможно, ещё работали, Франко постепенно стал всё больше и больше рассказывать о своей жизни и привычках:

– Когда я ехал сюда, я взял с собой двадцать упаковок наших спагетти. Это основа всего рациона. Рецептов со спагетти масса. Ты же любишь морепродукты? Fruits de mer… Как?! Не может такого быть… Может, у вас непривычно и дорого – а у нас это хоть вылавливай у берега, стоит сколько-то центов! Я посмотрел, сколько стоит порция из устриц здесь – и я был в шоке. Здесь деньги хотят сделать на чём угодно, в то время как у нас просто умеют брать от природы всё, когда оно в свободном доступе. Я научу тебя всем рецептам.

И уже от этой фразы я уходила в грёзы о фантастическом будущем: вот мы сидим за столом, лежим в джакузи и, страшно, но интересно представить, в постели – и я пробую все эти деликатесы, которые моё южное очарование решило мне приготовить как приятный сюрприз.

Чем дольше мы шли, тем меньше я задавалась вопросами, как и что началось, почему я сейчас с ним, куда мы вообще идём… Казалось, я знала этого человека давно, поэтому всецело доверяла ему свою судьбу и, пусть не делая поспешных окончательных выводов, что нас ждёт хотя бы завтра, мне хотелось верить, что этой ночи не будет конца.

– Это офис, в котором я работаю. – Я подняла голову на высоченное здание, словно прорывающее собой чёрное небо, которое слегка заволокло угрюмыми серыми облаками. Я помню, он точно так же показывал на Европейский квартал, который было совсем не узнать из-за сплошной тьмы… Нескончаемые массивные каменные стены, которые устремлялись над ними или же простирались под нами, когда мы переходили мост… Казалось, я потеряла связь со временем и пространством, и это было всё миражом.

Смеясь над очередной шуткой, наконец-то мы подошли к роскошным апартаментам, и стоявшая у фонарного столба девушка, с головой под капюшоном куртки, тут же отреагировала на мою скромную SMS и пошла в нашу сторону. В ту минуту Франко импульсивно счёл нужным снова меня поцеловать, будто только так он заряжался новой энергией; он потянул меня к себе и одновременно немного согнулся сам (из-за разницы в росте), словно я была хрустальной статуэткой для него, которую он боялся разбить или же отдать на прагматичную оценку антиквару.

– Ciao! – раздался вечно жизнерадостный голос Лауры.

– Ciao! – откликнулся Франко, и после чего между ними завязалась быстрая дискуссия на итальянском, который оказался более сложным и живым, чем я даже подозревала (неправильно же я учила итальянский!).

Лаура, улыбаясь, обратилась теперь ко мне:

– Элина, ты же обычно носишь очки?

– О, ну… не всегда, – чуть не вспыхнула я, не желая казаться в очках менее привлекательной в глазах своего замечательного мужчину (думаю, Лаура это и без лишних объяснений поняла… что и делать, но порой я предпочитала плохо видеть объекты вокруг меня и ходить на не всегда удобных каблуках, лишь бы не выглядеть совсем скромной девочкой, когда, напротив, мне хотелось привнести в свой облик сексуальности). Более того, даже Лауру, пусть она была уже в отношениях и считалась моей хорошей подругой, я начала видеть своей соперницей. Правда, очень быстро эта навязчивая идея улетучилась.

Мы подошли к шикарному зданию, где через стеклянные стены был виден освещённый отполированный холл, и я, пропустив своих увлечённо болтающих товарищей вперёд, остановилась на две секунды, чтобы быстро сфотографировать это здание на память (когда я еще побываю в таких местах!). Мы зашли в лифт, где итальянцы не переставали обмениваться даже парочкой фраз. То и дело они оборачивали улыбающийся взгляд на меня, и я продолжала ещё больше смущаться, особенно в присутствии мужчины, от которого я постепенно теряла голову, как и он, надеюсь, от меня – иначе бы он не пошёл со мной на это мероприятие. И всё же бывают в жизни такие моменты, когда я оказываюсь вне общей дискуссии и стараюсь вести себя предельно скромно: это мой природный зажим. Но Франко явно это было незнакомо! Едва мы оказались в квартире и, по-европейской привычке, не снимая обувь (при этом тут должны чаще мыть пол), направились сразу же в гостиную, минуя всякие кухни и ванные, мой красавец тут же стал говорить на всех известных ему романских языках, включая испанский и португальский, поскольку среди присутствующих были эти национальности. Я как раз, владея только французским и от силы итальянским, первое время играла в молчанку незваной гостьи; даже после того как Лаура нас быстро представила всем, кто там сидел, я максимум позволила себе улыбнуться и пожать всем руки или же расцеловаться в обе щеки, как это принято в их южной культуре. Но Франко исправил ситуацию. Мы вдвоём восседали в противоположном конце стола, направленного к балкону. Справа от нас был впечатляющего вида камин и примерно такая же телевизионная плаза, но уже за спиной у нас. Слева были диваны, на которые я тихо села, чтобы прямо на них же незаметно снять свои гигантские сапоги. На самом деле, у меня безумно болели ноги, после километров пути, который мы проделали по городу, поэтому я даже не стыдилась, что ходила перед всеми в тонких колготках – впервую очередь я наконец почувствовала облегчение и даже догадывалась, что многие изучали мои ножки, спрятанные по колено под облегающим красным платьем. Новая непринуждённаякомпания, алкоголь на столе и, конечно же, мой новый кавалер всё больше и больше раскрепощали меня, девушку, не особо умевшую вести себя среди действительно взрослых и состоявшихся людей. Франко, общавшийся со всеми так, словно знал их много лет и много лет не видел их, успев сильно соскучиться, параллельно не сводил с меня довольных глаз, в которых горело пламя особого, постепенно растущего нового желания. Когда же мы сидели за столом и участвовали в самых активных дискуссиях, он быстро, но достаточно заметно для всех проводил рукой мне по ногам, поднимаясь немного выше, от чего меня бросало в дрожь, но уже не вгоняло в стыдливую краску. Даже такая скромная русская царевна Несмеяна, как я, мысленно радовалась каждому знаку внимания, который ей уделяла, по сути, её противоположность: потрясающий южный романсьеро. Когда я смотрела на него в его сиренево-серой атласной рубашке, добавляющей ему мужской сексуальности и статуса покровителя, я все больше и больше стала думать о том, что это тот самый человек, которого я так долго не могла встретить. Он умел держаться на людях, находиться в любой ситуации, сам по себе был интересным и самодостаточным… и была в нём некая харизма, которую мало кого встретишь.

Он сидел и общался с какой-то блондинкой на несколько лет старше меня и, возможно, даже его возраста – скромной серьёзной полноватой дамой, которая кивала в ответ на каждую его реплику.

– Она очень хорошо говорит по-итальянски, – тут перевёл он тему на меня и снова сделал меня своеобразным центром всех местных обсуждений. – А уж что и говорить про её французский… Поистине это самый сексуальный язык, и ему она меня учит.

Чтобы немного перевести тему в другое русло, я тут же немного рассказала о себе и о своем роде деятельности на итальянском, что пишу и что я студентка переводческого, потому и изучаю нностранные языки и т.д. Верю, что у этой дамы уже точно не оставалось вопросов насчёт меня и моего статуса рядом с этим красивым мужчиной, о котором она, не исключаю, сама бы помечтала.

Но, разумеется, Франко мой и только мой. Забывая, где я и что было с моей жизнью совсем недавно, я жила самым ярким и длинным моментом. Я обменивалась с человеком, избравшим меня, взглядами искреннего счастья и некой благодарности за то, что он согласился прийти сюда, без всяких планов и подготовок… но на то случайностей в жизни не бывает. Возможно, все на нас смотрели, как на что-то большое, чем на недавно познакомившихся.

Что и говорить, в окружении итальянского мужчины ты не только ощущаешь себя любимой женщиной, но и смотришь на вещи совсем иначе. Относишься к жизни проще и оптимистичнее. Ценишь её, наслаждаешься всеми её проявлениями: хорошими едой, друзьями, сексом, работой, путешествиями – все в точности так, как некогда объяснял мне Гуидо, мой сосед по квартире. Не стала бы тут философствовать о нашем российском менталитете, который читателям был бы и так очевиден.

Тем не менее, один португалец лет двадцати пяти охотно вышел со мной на контакт (выбрав языком общения английский: ни французский, ни итальянский, что показалось мне немного странным), предпочитая обсудить как раз Россию и известные в Европе стереотипы о нас:

– Почему ты не пьёшь ничего? Может, стоило принести водку?

– Я не переношу водку.

– Вот это да, какая же ты тогда русская? – рассмеялся он, как и все остальные европейцы, которые бы перешли на эту слишком предсказуемую и уже давно несмешную шутку.

– Да, попадалась мне как-то русская в Неаполе, – вспоминал Франко, присоединившись к нашей беседе, – мы сидели в баре, и, помнится, она тоже говорила, что не все русские любят водку, при этом то, что она заказала, хлестала с необычайной скоростью… Разумеется, это не про тебя, – с нежностью обратился он ко мне.

– А ты ведь учишься? Или работаешь? – продолжал португалец расспрашивать меня.

– Учусь.

– Я тоже был на Erasmus’e, в Финляндии; помню, как после катания на велосипеде мышцы рук и ног отвердевали, и я пошевелиться не мог. А когда и много снега впридачу выпадало, дверь из дома не открывалась… Это такой кошмар был! Для меня местные минус десять смерти были близки. Ну, представьте, – обратился он к нам с Франко, кивающим ему на каждую экспрессивную реплику, – я живу в Португалии, а тут тебе Финляндия!

– Да, представляю, – реагирую я. – Но мне самой тут холодно, как видите, хожу в шубе. Очень ветрено.

– А что у вас думают по поводу Путина?

– Всё индивидуально. Вообще я не очень люблю обсуждать политику, – и на этом разговор был прекращен, даже при том, что все вокруг меня работали в политике и были напорядок пьяны.

Я всё же отхлебнула у Франко его пива со вкусом грейпфрута, которое он успел похвалить, но после очередного разочарования решила поискать что-то альтернативное; потому я встала, всем сказала, что не прощаюсь, и пошла на кухню. Там же меня поджидала Лаура. Я с удивлением обнаружила, что ее каре строптивой певицы или актрисы «нулевых» успело превратиться в чёрную косу. Моя подруга открыла секрет, что это парик (по-видимому, ей хотелось новизны образа и экспериментов). Тем не менее, в целом к её внешности нельзя было придраться: она следила за лицом и фигурой и, даже будучи на девять лет старше меня, выглядела бесподобно.

Она также не преминула сделать ремарку:

– Знаешь, твой – Марко?.. Франко… он классный парень. Но, поверь мне, это не твой идеал. Есть мужчины получше. Хотя я тоже вижу, как он хорош, по крайней мере, в общении с ребятами, – тут же утешила она меня. – Но когда я пообщалась с ним лично…

– Лаура, тут такая немного неудобная ситуация… – недослушала её я. – Понимаешь, у меня есть парень в Москве. А тут Франко…

– Элина, запомни: всё, что с тобой было и будет во время Erasmus’а, должно остаться на Erasmus’е. А так-то – получай от жизни все, что только можно, ты молода, и у тебя всё впереди!

– Господи, дорогая, ты меня немного успокоила, – отреагировала я, сразу посмотрев на ситуацию с обратной стороны медали, когда можно было сбросить с себя груз ответственности и задушить угрызения совести.

Я решила сменить тему и спросила, где тут ванная комната, и мне показали вперёд на чуть ли не целый лабиринт, прежде чем я добралась до нужной двери и умыла лицо, пытаясь немного прийти в себя после всего уже случившегося веселья. Так я на минуту отдалилась от светского шума, чтобы погрузиться в свои думы. К чему приведёт эта тусовка? Когда она закончится и что будет после неё? Хотя стоило ли об этом думать, когда всё только начиналось, а я бы только солгала себе, что ждала её скорого окончания.

Я вернулась на кухню и спросила, есть ли у них какое-то вино или шампанское. Лаура показала на уже пустые бутылки, потом всё же нашла какое-то вино в дверце холодильника, но не была уверена, как долго оно там стояло в открытом виде. Вместо этого она предложила мне «Мартини», который я тут же одобрила. На минуту я вспомнила:

– Погоди, почему твой Витторе не здесь? – Мне казалось, что люди в отношениях должны проводить досуг вместе как можно чаще. Тем более, никто не гарантировал, чем могут окончиться такие безбашенные вечеринки.

– Ой, да Витторе… Он совсем молодой и ещё неуверенный в себе, с ним неинтересно. Сейчас ему просто необязательно здесь быть.

Я не ожидала услышать чего-либо подобного – потому что мой молодой человек был тоже в стадии развития собственной уверенности и личностного багажа… Да, я примерно понимала, о чём она говорит; ей нужно было более сильное плечо более зрелого мужчины. И тогда же не раз у меня успела проскочить ревность Франко к Лауре, ведь они практически одного возраста и, вполне возможно, могли оценить друг друга по достоинству и понравиться друг другу… Но это были лишь мои собственные страхи и стереотипы…

Франко искал меня и, появившись в дверях кухни и увидев меня за поеданием багета без всего, рассмеялся при виде такого голода, поцеловал и уже в свою очередь спросил у Лауры, осталось ли у них что-то из еды. Повезло ему тут ещё меньше, чем мне, и нам оставалось принять, что основное пиршество проходило здесь задолго до нашего прихода… И оставалось только устроить его завтра, о чём я имела смутное понятие. Вернее, даже не думала, как это произойдёт.

Мы вернулись к столу. Все уже начали пить что-то непонятное, вызвавшее у меня любопытство, и я спросила, что же за благородный напиток был разлит в бутылку, принесённую явно из богатых закромов. Это оказалась текила. На реплику: «Она очень сильная, лучше не пей» – я все же рискнула, и мои губы коснулись бордюров крохотной рюмки… почувствовала легкое отвращение… и в то же время какой-то магический сильный удар, который заставил меня тут же поставить эту рюмку на стол и деликатно предложить её кому-то ещё.

Решив больше не пробовать ничего незнакомого, мы наконец сели за свои места и продолжали дискутировать, пока у кого-то на это были силы. Шуткам точно не было конца, и мой итальянец не мог пропустить участие в подобном. К тому времени включили весёлую латиноамериканскую музыку – Франко подхватил меня в динамичном танце, пусть и говорил, что не умел танцевать профессионально, однако двигался он очень уверенно и ритмично; уверенно вёл, давая ощущать, что всё в его руках; то и дело кружил меня вокруг своей оси, давая тем самым разогреться моему скромному темпераменту; поворачивал резко меня лицом к зеркалу и спиной к себе и, пока никто не видел, галантно нагнулся и смело провел вверх руками по той части ног, которая была спрятана под платьем. Я всё легче и легче теряла самообладание и не обращала уже внимания на такие детали. Внезапно он совсем разошёлся и на руках резко пронёс меня чуть ли не над столом и головами всех окружающих. Я вскрикивала от восторга, хватаясь за его плечи. Это была сказка… Настоящая Вальпургиева ночь.

Наконец пирующие стали постепенно закругляться и покидать помещение. Все осознавали, что этого им было недостаточно, и потому предвкушали выезд на дискотеку в ночном клубе! Я видела в глазах Лауры нескончаемый молодой энтузиазм отдыхать после рабочей недели… Однако вместе с тем мне виделась в этом своеобразная неустроенность в жизни, когда постоянно чего-то хочется, пока еще не обрел Того Самого, что позволило бы тебе обрести вечный внутренний покой. Я бы в такой ситуации сказала, что мне очень хорошо было с Франко и никаких клубов уже не нужно, тем более, все необычные ощущения уже были обеспечены…

Я быстро надела сапоги и, чтобы не задерживать никого, быстро устремилась на балкон, откуда стала разглядывать мир под собой. Я записала на видео всю панораму: лабиринты дорог с шелестящими машинами, фонарные столбы, стеклянные дверцы балкона за собой… Из боязни, что это не особо понравится хозяину, я не стала сильно мешкать за таким несерьёзным делом и через несколько секунд развернулась к уходившим. Франко стоял ещё в гостиной и ждал меня. Мне показалось, что его взгляд успел слегка потухнуть, он перестал громко разговаривать и смеяться… может, устал, выпил много; однако прошедший мимо него человек, учившийся в Финляндии, вернул ему бодрое присутствие духа, и они, вспомнив о чём-то практически одновременно, решили на прощание обменяться контактами.

– К тебе или ко мне потом поедем? – услышала я его чарующий полупьяный и полусонный голос и подняла голову: он стоял рядом со мной, запретный и неповторимо желанный. И мне вновь стало неудобно, едва я стала снова искать этой фразе подтекст, предсказуемый и неочевидный одновременно.

Я поняла, что он намекал на поздний час. И на отсутствие транспорта… Тем самым словно предлагая руку джентельмена… Мысли несколько секунд роились в моей голове, прежде чем я ответила… но знаю за собой минуты вспыльчивости, которые нередки, когда я как раз отвечаю даже слишком резко и прямолинейно, чтобы потом надолго пожалеть. Я сама была пьяна, химически и эмоционально – но только в таком состоянии я бы не солгала и дала бы любым своим потаённым желаниям выйти на поверхность. Я трезво осознавала, что соседям моим лучше вообще не знать, что я привела кого-то и, тем более, предавалась инфернальным нежностям ¹⁷. Франко наверняка жил один. Жил бы он с кем-то ещё, я бы испытывала гораздо меньше угрызений совести: ведь эти люди не знали меня и не смогли бы меня ни в чём упрекнуть, а я бы пришла и ушла, даже не глядя о них.

– К тебе… – сладко отозвалась я, и огонёк моих глаз отозвался в его радостном взоре.

Мы вышли из квартиры-люкс, попрощавшись с молчаливым, но благожелательным хозяином, по очереди заполняли узкий лифт, вышли на улицу и поняли, что успело похолодать, однако большинство желающих продолжить гулять спасало недавно выпитое ими в больших количествах «топливо». Мужчины о чём-то громко спорили, а я только успела бросить повторный взгляд на стеклянный освещённый коридор с растениями, стелющимися вдоль стен. Продолжая не выпускать руку Франко, я последовала за ним в джип, где по обе стороны, лицом друг к другу, разместились шесть человек, как в свадебном лимузине. Я сидела в центре, прижавшись к Франко (при необходимости, будь места меньше, готова была и сесть к нему на колени), рядом со мной устроился кто-то ещё; Лаура сидела в ряду напротив, между двумя мужчинами, и в её улыбке я могла прочесть: «Не бойся, всё же прекрасно, да?». Все, будучи навеселе, о чём-то лихорадочно болтали, а я, глядя в окно на удаляющийся от нас дом, даже понятия не имела, куда нас везут. То и дело наши с Франко лица оборачивались друг к другу, и в одном его выражении лица передавалось многое. Это многое уже перестало пугать, словно я сама мысленно хотела того же. Как ни странно, всякие переживания, сопровождавшие меня в начале встречи, испарились, и сейчас я заряжалась только положительной энергией и верой в столь же потрясающие ближайшие секунды, минуты, часы, которые не должны были закончиться последней песчинкой, которая слетит в нижний купол песочных часов…

Машина сделала последний резкий поворот и наконец остановилась. Шофёр вышел и почетно открыл нам дверь. Выбравшись снова наружу, в эту прохладную тьму, я узнала одну готическую церковь (пусть их в Бельгии и в Западной Европе в целом немало), благородно возвышавшуюся на холме прямо перед моими глазами, посреди далеко не религиозных заведений: таких, как бары, ночные клубы, магазины с алкоголем, работавшие круглосуточно. Когда-то я подобное уже видела… Все с шумом вышли и направились в сторону длинной очереди… в заведение, где я была на студенческой вечеринке! Понятное дело, «ночной клуб», который таким можно было назвать с большой натяжкой, с его бедным ассортиментом того же великого бельгийского пива, как и всем остальным внутри, работал уже в самом разгаре, ведь было далеко не десять и не одиннадцать вечера.

Я тронула Франко за локоть:

– Я была там. На Дне всех влюблённых… Если честно: так себе.

Франко в нерешительности смотрел на продвигающихся туда людей и на нашу маленькую толпу, направившуюся в конец очереди, и тихо сказал мне:

– Я не очень горю желанием идти туда за десять евро на непонятно что… предположим, это дискотека, но…

– Нет, конечно, не стоит! Там ничего интересного…

К тому же, у меня болела голова после всех наших веселий и меня уже клонило в сон, а идти в четвёртое место и потерять там сознание я бы не хотела.

– Ну, тогда решено… Ребята! – подошёл он уже ко всем остальным. – Просим нас извинить, но время подсказывает нам, что пора возвращаться по домам. Мы очень благодарны, что подвезли и устроили такой классный квартирник, но его было более чем достаточно!

По-видимому, им было всё равно, сколько человек останется в нашем строю – главное, чтобы на утро в том же месте остались все, – но они должны были ожидать, что единственная здесь пара со временем предпочла бы уединение бестолковому коллективному баловству; поэтому мужчины успели на прощание обняться и похлопать друг друга по плечу, а я расцеловалась в обе щеки с Лаурой, поблагодарила её за необычную атмосферу и недавно открытые для себя ощущения на подобных мероприятиях; не комментируя наши с Франко планы, я просто пошла с ним под руку вверх по дороге…

Было два-три ночи. Практически все заведения, не считая пары скромных ночных клубов, не работали: из окон свет не шёл. Едва мы отошли на несколько шагов от бара, куда направилась наша компашка, я собралась с духом и задала Франко прямой вопрос:

– У тебя дома лежат средства защиты?

Вопрос поверг его в лёгкий шок, по крайней мере, он вряд ли ожидал такого скорого развития событий. Хотя как ещё мы могли провести время у него дома, ночью и, скорее всего, на единственной кровати? Поэтому связанные с этим вопросы напрашивались сразу же. Как минимум, я хотела гарантии, что не будет неприятных последствий. Он, колеблясь, ответил:

– Нет.

– Так надо же купить, – внезапно для себя откликнулась я. Напористо и с мнимой уверенностью, что мне виднее, как и что будет развиваться.

Каменные стены с тёмно-зелёным плющом, и всё на фоне чёрного неба… Прохладный воздух и бесконечная дорога, проваливающаяся под ногами…

– Вот походим и посмотрим, какие магазины ещё работают, – продолжала я, обнаружив у себя внезапную инициативу, и сама удивлялась собственным словам. Но, пока мы ходили, в большинстве случаев нас ждало разочарование, потому что подобного в окрестностях может не оказаться вообще… Стоило всё же зайти в ночной клуб, который находился практически по соседству с тем, где нас высадили на машине: вдруг там предложили бы, как минимум там есть люди, которые не сидят сейчас дома. Я вспомнила угловой магазин, где я покупала себе маленькую бутылку вина 14 февраля… но его мы тоже давно миновали.

Мысли подобного рода, в такое время, на улице и с ещё малознакомым человеком, не просто захватили мой мозг – они изгнали оттуда всякую возможность рационально мыслить.

Мы шли куда-то – вернее, Франко вёл меня, не менее растерянный, чем я (и куда девалась вся его бравурность?). И всё. Это был очень сомнительный энтузиазм. Но в то же время никто из нас не останавливался и не отрекался от этого пути. Мы шли и искали, в надежде, что хоть один магазин ещё работал. Как-то я увидела один гигантский “Карфур”, в котором чуть ли не на всю мощность горели лампы, я тут же ринулась вперед. И с сожалением поняла, что там ни персонала, ни клиентов, только полки с товарами под лампами. Если уж в Брюсселе что-то и работает до одиннадцати вечера, так это мини-маркеты в метро. Даже по воскресеньям люди из многих профессий, связанных с коммерцией и обслуживанием, стараются не работать – и только в исключительных магазинах тех же крупных сетей, по отдельным адресам, можно было что-то купить, но по завышенной цене.

Не знаю, что думал Франко, когда видел мое лёгкое сокрушение перед освещённой витриной закрытого магазина, словно перед оазисом в пустыне. Он был тих и деликатен и при мне не терял присутствия духа от того, что нужный нам магазин не встречается по пути; как минимум, не было и следа пошлости и жажды легко заполучить тело девушки, которое он увидит в первый же вечер «своих стараний и кривляний» альфа-самца, которые бы привели к желаемому результату. Может, так оно и было, но кто уже ответит на этот вопрос…

Мы переходили шоссе, по которому в ночное время машины проезжали в разы реже, тем более, на красный свет. Я на секунду встала посреди дороги и сделала быстрый (и, к сожалению, смазанный) кадр бесконечных огней той ночи. Всей той магии, которая происходила со мной здесь и сейчас, которую я не хотела отпускать. Есть моменты, когда хочется сказать: «Я не хочу, чтобы это когда-то закончилось, я не хочу смены действий». И которую, к сожалению, я повторно и полноценно смогла прочувствовать только пару суток, а то и месяцы спустя, причём болзненно неоднократно… А в конкретно те минуты мне, возможно, хотелось чего-то земного, включая элементарное желание спрятаться от холода и дать ногам отдых от часовой ходьбы на каблуках.

Я смотрела на офисные высотные здания района Ботани́к. В котором я мечтала чуть ли не жить, стоило мне случайно заехать в местный культурный центр за билетами на музыкальный фестиваль, а потом вовсе прогуляться от него в сторону театра через несколько остановок. И тогда я огибала решётки ботанического сада с потрясающим кругловатым домиком с куполом, в стиле рококо – такой своеобразный изящный Цвингер! Только с античными статуями, – который переливался разными цветами иллюминации, играющими в капельках фонтана, окружённого целым зелёным раем… Сады Семирамиды теперь перенеслись не на Холм Искусств, в историческом и парламентском центре, а именно сюда, на таком неоднозначном, культурно-деловом и убого-мигрантском севере. А от небоскрёбов веяло своим холодным ночным величием. Стоило Франко сказать, что он работал в подобном офисе, я задирала голову и не могла оторваться от этой монументальности, завоевывающей себе пространство не только на уровне облаков, но и по площади на земле. И давящей на любого, смотрящего на неё снизу.

Внезапно мы подошли к тому самому магазину, который так долго искали. Я рванула туда, в первую очередь, чтобы купить воды. Предвкушая, что в Европе мало кто пьёт действительно чистую воду, а не «чистую и абсолютно безопасную из-под крана», я решила обеспечить себя ею заранее, хотя бы на ближайшее утро.

– Вот, – подошла я к нему, довольная, с литровой бутылкой.

– Я тоже тогда возьму, – решил он и, взяв ещё одну бутылку, заплатил за всё это вместе с красно-фиолетовой коробочкой…

Наконец мы пришли к нужному дому. Как я уже упомянула, не раз мы шли в гору, словно по холму на побережьях Средиземноморья, где рассыпаны домики южных народов, с каждым ярусом возвышающиеся друг на другом. Примерно у одного из таких теснорасположенных по отношению друг к другу домов мы и остановились. Франко достал ключ и вставил его в замочную скважину, но, к нашему удивлению, ключ сломался и застрял прямо в отверстии; представляю, как бы потом эту дверь открывали остальные жильцы…

Франко, но сохранивший спокойствие даже в такой неудобной ситуации, попросил меня немного подождать, а сам тем временем зашёл с другой стороны дома и через пару минут открыл дверь с чёрного хода, оставив меня всматриваться в таинственный мир, прячущийся за этой синей дверью, но при этом видеть своим препятствием часть ключа, забившего мне весь обзор…

Франко снова появился на улице и взял меня за руку – и мы пошли по бесконечной лестнице, деревянной и с трудом выдерживающей под собой людей… мы шли, шли и шли, я с каждым разом думала: когда же наконец-то будет твой этаж?.. И вот мы дошли до самого конца, он открыл дверь – и перед нами открылось несколько комнат. Я боялась разбудить потенциальных соседей, но мне объяснили, что все эти комнаты – его, только они были для разного предназначения: душ, туалет… боялась спросить, где здесь кухня и какова она из себя. Когда я вошла в его спальню и «гостиную» в одном лице, я долго пыталась понять, как можно жить в таких стеснённых условиях. Посмотрела на полуоткрытый шкаф со всей деловой одеждой и лишний раз для себя усвоила, что ради хорошей работы даже такие талантливые и презентабильные с виду люди, как Франко, могут жить в такой каморке под крышей.

– Всё это будет перенесено в другую квартиру, я пока собираю вещи… Это временное жильё. Буквально в понедельник переезжаю. (Было уже утро воскресенья.)

– Да, я вижу… Твои костюмы для работы…

– Здесь, с этой работой, я сплю о́чень мало. После Италии и Испании приходится перестраиваться.

Как и дверь, все стены были синего цвета. Потолок шёл резкими скатами крыши и начался чуть ли не от уровня койки, стоявшей в углу у стенки. На столе возле шкафа царил небольшой бардак, на который я, впрочем, и не обращала внимания. Но всякие мысли о романтическом обеде или ужине с шампанским и джакузи у меня тут же рассыпались, как пирамида из игральных карт, как сказки из головы Франко с его собственными мерками счастья и «рая в шалаше». Возможно, во мне тогда заговорил столичный житель, но я сдерживалась от лишних высказываний, чтобы никого не обидеть, пока в глаза мне не бросилась крохотная раковина, в которой максимум можно было сполоснуть руки, не говоря уже о какой-то посуде… и там не было мыла! Это был уже верх моего негодования.

– И это та раковина, которой ты каждый день пользуешься?! – с едва скрываемом потрясением выдавила из себя я.

– Да.

– А как же мыло?

– У меня есть антибактериальное средство, оно гораздо эффективнее мыла и убивает микробы на сто процентов, – тут же ответил он в свою поддержку, чувствуя, что почва под ним обрушивается.

– Да, лей его сейчас же, – согласилась я, – после улицы, денег… и, как-никак, перед всем, что мы будем сейчас делать… Ты же понимаешь, я слишком гигиенична и беспокоюсь за своё здоровье…

– Да-да-да, конечно.

– Где тут уборная?

– Дверь напротив.

Отдаляясь на мгновенье от него, я, пребывая в лёгком волнении, уже успела сто раз задаваться вопросами: как я здесь оказалась и что меня ждёт? Зачем я на это пошла? Казалось, я наконец протрезвела и начала смотреть на мир более реалистично. Уже выйдя к Франко, с потухшим взглядом, в полной застенчивости, я неохотно первой легла на кровать – и, едва ощутив чужого мужчину над собой, стала осознавать всю неприемлимость своих поступков по отношению к своему парню, но было уже слишком поздно…

Пока моя голова была тяжела от таких мыслей, а сердце плакало и сжималось в отвращении, я не стала демонстрировать активность, и роль решительного охотника, разделывающего свою добычу, перешла к нему. Я ощущала в своём сознании борьбу двух противоположных настроений: как мне был противен этот мужчина и как красиво и впечатляюще тем не менее он всё делал. Всё, от бёдер до каждого пальца ног, было прочувствовано его губами, что тронуло меня больше всего, потому что подобное проявление ласк было мне неведомо. Не скажешь наверняка, было ли это выражением чувств или одной из техник, применённых ради достижения определённого эффекта. Но на тот момент мне было больно, больно и душой, и телом, когда моим телом управляли, меняя положение, а я старалась абстрагироваться от всего – от шума снаружи и физического взаимодействия внутри. Когда же я сама решила взять инициативу и зарядила импульсом собственное тело, одна мысль пыталась оправдать содеянное: «В конце концов, полтора месяца спустя мне выпала такая возможность; мы нашли друг друга и так удобно для обоих договорились»… Добившись взаимного эффекта, я свалилась почти бездыханной и не знала, чего мне хотелось: спрятаться в тепло и заснуть (особенно когда было уже очень поздно) или же уехать как можно раньше и хоть сейчас, лишь бы оказаться в тепле и комфорте у се́бя дома.

Меня обвили сзади руками и так и согревали всю ночь, потому что одеяло было тончайшим и его не хватило бы, тем более, на двоих, а я, отвернувшись, не хотела показывать своей измождённости, в первую очередь – моральной… Я не знала, как общаться с этим человеком. Думаю, он сам чувствовал, что между нами пусть когда-то и возникла искра, но оказалась она мнимой… Очень скоро я, не выдержав, выговорила:

– Дай мне свой телефон с маршрутами автобусов – я уеду.

– Какие автобусы, сейчас ночь. Завтра уедешь.

– До какого часа я у тебя буду?

– После обеда уедешь.

– У меня есть дела для вуза, – сказала я первое, что пришло в голову.

– Успеешь их сделать. Это так срочно?

– Да… Франко, извини.

Не знаю, откуда у него были силы отвечать, тем более, так, а не вышвырнуть меня из дома со справедливой репликой: «Ну и иди, что тогда заявилась и голову мне морочишь!». Для нас обоих это был очень неожиданный поворот событий, но, хотелось бы верить, что «утро вечера мудренее», и всё само встанет на свои места.

Как ни странно, спала я превосходно. Это был редкий случай, когда я легко засыпала рядом с кем-то и, тем более, в крепких объятиях, словно детёныш в руках матери.

Проснулась я в районе восьми утра, при этом ни капельки не ощущая себя разбитой от недосыпа и вчерашних событий. А скорее пустой и не понимающей, что сейчас происходит. Сон – это достаточно сильный барьер между прошлым и настоящим, даже если бы я заснула днём на полчаса. Словно всю карту памяти стёрли… Тем более, когда наконец была абсолютно трезвой – и с трезвой головой осматривала новое помещение.

Франко проснулся вместе со мной и, пытаясь понять, что же случилось ещё несколько часов назад, с удивлением смотрел, как я начинаю вести себя у него дома, словно у себя. Я решительно встала и пошла искать свою одежду на полу и на тумбочках. Пока что нашла злосчастное красное платье, валявшиеся сапоги и даже нижнее бельё, но не могла найти колготки. Едва я надела платье, словно вот-вот выходила на улицу, и стала искать дальше под кроватью, Франко опрокинул меня обратно на кровать и, быстро вооружившись коробочкой, попытался настроить нас обоих.

– Нет! – запротестовала я, и всё моё тело сжалось, став бронзовой статуей.

Проведя по мне, он с сожалением понял, что я действительно была не готова, однако не стал что-то с этим намеренно делать. На него было одновременно жалко и боязно смотреть: я не хотела его обидеть, но и не хотела оказаться жертвой насилия, уже не по своему безответственному желанию.

– Где мои колготки?

– Колготки?

Я не знала, как перевести collant на какой-то из других языков, и показала на свои ноги. Мы долго искали вместе и под конец нашли и их. Я подошла к тумбочке и отпила воды из своей бутылки.

– Скажи мне, какие автобусы сейчас едут до моего дома.

Он достал свой телефон, я вбила адрес. После чего достала свой и захотела сфотографировать все маршруты от этого хостела, номера транспорта и точные места пересадок.

– Я провожу тебя, – откликнулся он. – Этим маршрутом будет быстрее.

– Хорошо… – безучастливо и сухо проронила я.

Он оделся в мгновение ока, и, без лишних слов, мы вышли из этой «квартирки» и спустились совсем по другой лестнице, более презентабельной и, по видимости, центральной – в чём я точно убедилась, когда мы прошли через местное кафе, где ещё не начали сервировать столы под завтрак, и вышли через синюю дверь.

– За пятнадцать-двадцать евро за ночь здесь вполне можно жить.

Я, понятия не имея о средней стоимости хостела и условиях в них, но припоминая, что обычно в номере живут несколько человек и они же делят кухню, не стала возражать, что цены были более чем демократичные. Меньше всего мне хотелось устраивать «романтический завтрак» или, тем более, «обед», в такой лачуге. Даже если я не проговаривала про себя все эти домыслы, подсознательно они объяснялись именно этим.

– И как долго ты ещё здесь будешь?

– Мне должны выдать квартиру в Сен-Жилле, но это не раньше понедельника. Я пока только складываю чемоданы… Я так не хотел тебя сюда приводить, в Сен-Жилле есть все: джакузи…

– Да-да-да, теперь поняла, что ты мне так красиво расписывал… Но рядом с тобой Ботаник, а я просто обожаю этот район. Я ходила сюда покупать билеты на фестиваль.

– А я ходил в местный сад, стоит евро.

– Хорошо, может, зайду ещё. Там очень красиво… Ты извини меня.

– Да я уже понял и принял.

Мы огибали каменную ограду, над которой нависали ветки экзотических суккулентов. Автобусная остановка находилась здесь же, я посмотрела на экран его телефона и, к своему удивлению, не нашла таких номеров на табло.

– Ты читала мои стихи?

– Нет ещё, – честно призналась я. Его портал был достаточно большим, похожим на наш Стихи.ру. Я помню, как я просто посмотрела на внешний вид самой страницы и закрыла. Может, он так же читал мой сборник.

– Франко, ты не туда меня привёл: это метро, там шестая линия показана…

– Мне казалось, всё правильно.

К нашей остановке что-то подъехало, но я решительно перешла дорогу в сторону буквы М. Не помню, как мы распрощались и обернулась ли вовсе я. Я тогда даже не могла сказать себе, была ли эта последняя встреча. Магазин, к сожалению, не работал. Воскресенье. Грязный, пыльный район, разрисованные стены бывшей церкви… В метро на полу спали бездомные мигранты, и, думая о том, стоит ли мне подниматься на лифте и шагать через них, я выбрала обход с другой стороны и подъём по лестнице. Не очень люблю, как устроено местное метро… всё-таки московское не только привычнее, но и логичнее, и заблудиться там невозможно.

Я должна была ехать с севера в центр, а потом на автобусе какое-то расстояние в сторону юга. Заняло бы это у меня всё около часа. Я молча, в рефлексии, сидела в вагоне в метро, не видя в воскресное утро людей и даже не слыша шелеста при соприкосновении вагона с проводами и рельсами. Едва я вышла на улицу, в районе Порта де Намюр и известной центральной станции Трон, оглянулась на все возможные закрытые по воскресеньям заведения: кафе, магазины… на табло, по которому приходило автобусов пять и каждый надо было ждать как минимум пятнадцать минут… И мне захотелось плакать. Было девять с лишним утра. Душа в смятении, потерянности. Использованное тело. Затащенное на какой-то чердак без всякого комфорта. А мне так хотелось просто вернуться домой и приготовить себе сытный завтрак, ради которого я пропущу остальные трапезы за день. И лечь в теплую кроватку, чтобы спать там, сколько угодно. И забыть всё как страшное недоразумение.

Я была злой и не находящей себе места. Хотелось кричать и жаловаться. Меня то и дело порывало позвонить или написать своему парню – а то и наговорить целую злобную тираду на диктофон, чтобы успокоиться. Я такая, увы… негативные эмоции не должны копиться, как и все остальные… Окружающие бы не поняли, поэтому я не стала делать глупостей. А вскоре доехала на нужном автобусе. И стоило мне перейти порог дома и кухни, я подключилась к сети и увидела страшные сообщения, отправленные после полуночи и оставшиеся неотвеченными, так как дома я не ночевала…

Пока я думала, что делать со всем этим, мне успел написать и Франко: «Ты добралась?» «Да», – лаконично ответила я, словно после этого «да» решила не писать: «И надеюсь больше никогда тебя не видеть и не знать, словно этого дня вовсе не было». Надо было перевести дух, умыться и поесть. Наконец-то. Не исключаю, что мой сосед был предельно удивлён при виде меня, так и не переодевшей своё праздничное платье, но при этом он сохранил регистр вежливого ежедневного умеренного любопытства:

– Доброе утро, как прошёл твой вечер?

– Отлично.

– Ты ночевала дома?

– Нет… Мне нужно сейчас позвонить, извини.

– Хорошо, я сейчас пойду за продуктами на завтрак, – и он вышел.

Я предугадывала, что мой жених не спал почти всю ночь и словно чувствовал за тысячи километров, как я разбиваю наши отношения, словно дешёвую чашку. Максимум, что я в силах была ему с чистой совестью отправить – красивую панораму с балкона, где проходила романоязычная тусовка. Так я избегала прямых разговоров и ответов на вопросы. Мне тут же ответили: «Расскажи поподробнее о той ночке». Затем последовал звонок, который я не могла сбросить.

Милости прошу – познакомьтесь с артистичной равнодушной бестией:

– Встретилась я с этим человеком, который рассказывал мне много всякой ереси, и я это всё слушала, потому что некуда было деваться… Да, мы весело провели время, я думала, этот человек какой-то уникальный и решила его испытать на прочность самой… Ну, и потом поняла, что потеряла интерес и ушла по-английски, – вывела я внезапно для себя новую формулу.

– Что конкретно произошло? Ты можешь это сказать без всяких отклонений от темы и намёков?

Мне пришлось выдавить это из себя. Двух слов хватило, чтобы он всё понял.

– Я так и знал, что это случится!.. Мне надо что-то принять от головы… Ты точно не хочешь признать своей вины передо мной? Ты мне изменила! Ты это сама осознаёшь?

– Нет! – с усмешкой откликнулась я. – И вообще не понимаю, что ты переживаешь. Измена не равно любовь. Я же не любить его поехала.

– Это не аргумент.

– Герман, так просто получилось. Обстоятельства. Забудь.

– Я не могу это та́к видеть, но попробую переосознать ещё всю эту историю… Только ради бога: не говори никому. Это будет крах моей репутации.

– А кому это нужно?

Какое-то время спустя мы отпустили друг друга и не возвращались к этому разговору. Пребывая еще пару-тройку часов в странной рефлексии, я наконец написала своему вчерашнему герою следующее:

«Я потеряла к тебе интерес сразу же, как только решилась провести с тобой эту ночь. Я намеренно это сделала, чтобы сразу уйти. И не влюбиться. И ты не вызвал у меня никаких эмоций. Да, ты меня впечатлил как личность. Но сейчас я всё это забыла. Я только поняла, что у нас ничего не может быть: мы разные по темпераменту (я – северного нрава, ты – южного), я не могу заниматься любовью со всеми, кто мне понравился, к тому же, у меня уже есть отношения, над которыми я даже не работаю… Извини. Но лучше тебе подарить эти эмоции какой-нибудь другой женщине. А от меня ты не получишь ничего ответного». И добавила: «Иначе я буду чувствовать себя подавленно» (почему – хотелось бы до сих пор задать себе вопрос, вернувшись в прошлое).

Эти сообщения прочитали практически сразу, но не ответили на него.

«И слава богу, так все легко решаемо», – подумала я.

Как ни странно, после я написала ему же: «И всё же, это был потрясающий опыт… Я бы хотела с тобой общаться и дальше, но только оставаясь друзьями. И не больше. Люди редко подходят друг другу идеально».

Меня метало из стороны в сторону, пока я приходила к той или иной мысли. То этот человек был уникальным в своем роде, и я жалела, что это произошло всего лишь однажды и только с ним. То я пыталась вспомнить все его недостатки, которыми посчитала таковыми: «слишком много болтал, что его не остановить, слишком много целовал, слишком страстно все делал, оказался в какие-то моменты неуверенным, после напущенного фарса, мне ничего не понравилось, да еще и внешне на любителя и т.д. Но боже: где же тогда была моя голова и мои глаза, когда я сама этого возжелала?»

Вечером теперь уже я позвонила Герману. На моё лицо было жалко смотреть, а реплики то и дело прерывались плачем. Начались они с одного:

– Герман, умоляю: извини!

– Извиняю, – смотрел он на меня, загадочно улыбаясь. – Я ждал этой реплики. Не могла же ты совсем не ощутить вины.

– Я хочу забыть это… бррр… Как оно вообще случилось…

– Крошка, это жизнь. Один раз ты допустила эту ошибку.

– Ты точно не бросишь меня? – в слезах подняла я голову на него. В моей голове вихрем неслась одна мысль: я чуть не разрушила наш брак. Нашу святую любовь. Нежность и полное доверие.

– Конечно. Я дождусь тебя, а ты меня. Мы увидимся, не будем даже вспоминать ничего – и я тебе устрою всё так, что ты и вовсе всё забудешь…

– Герман, ты солнце! – сразу же откликнулась я. Как же всё было легко…

– Ведь я люблю тебя, что же я ещё могу здесь поделать. Я не найду такую, как ты.

Я помнила, как он готов был поменять специальность, чтобы путешествовать вместе со мной, а то и работать за границей, если бы я – кто знает – устроилась в международной организации… Вот такие бывают любящие молодые люди, готовые на всё.

Но что и говорить: рубец от раны не прошёл, пожарище не заросло травой, дым от табака не выветрился. Мы не раз возвращались к дискуссиям подобного рода. И с каждым разом они наносили всё больший и больший удар по нашей вере в какое-либо спасение «любви», «брака» или обзовите это каким-то другим словом из этой темы. И мы даже не видели друг друга. А кое-кого я могла видеть. Или не могла – но он являлся ко мне в думы сам…

Часть 2. Романтический дуализм

Женщины, наделённые интуицией, никогда не совершат какой-либо поступок случайно. Если они это сделали, то по конкретной причине, пусть и глубоко подсознательной. Нам всем свойственно временами чего-то желать, но далеко не всегда мы в этом признаёмся, особенно когда есть внешние ограничители: общественные убеждения, уже имеющиеся отношения, стереотипы о коварности иностранцев и умении их завести в такие сети, что ты будешь ждать продолжения на дистанции. Ты будешь вновь и вновь вспоминать, как у вас обоих в груди взрывалась бомба, но и у бомбы есть срок действия, она не повторит больше такого же эффекта… Мне кажется, поэтому люди и считают порой, что дешевле купить новое, чем починить старое. Поэтому ты и слышишь ответную реплику: «Уходя, закрой дверь».

***

Понедельник. Как ни странно, даже после раннего пробуждения я была в самом обычном психологическом раздрае, чтобы опоздать к десяти утра на пару по французскому, хотя на дорогу у меня ушло бы максимум пятнадцать минут. Уже на другой паре, около часа дня, я почувствовала резкое эмоциональное волнение, которое отвлекало меня от всего, что обсуждалось в аудитории, даже если я сидела в первом ряду. Выходя на перемену, я понеслась к библиотеке, за компьютер, за которым часто занималась, делая переводы или что-то читая, потому что свой специально не стала брать (за границей надо изучать мир вокруг себя, а не сидеть за компьютером, как считала я). Напечатала достаточно объёмное стихотворение на французском, по крайней мере, так, как я это чувствовала и слышала в своей голове. Открыла свой профиль в Фейсбуке и посмотрела, что пишет Франко. Как всегда, он писал отзывы как реакцию на разные реформы, новые задачи отдельных государств, экологические проблемы, которые его особенно волновали… разные песни, которые брали его за душу… и старые фотографии из вуза, от одной из них, как новой главной фотографии профиля, я не могла оторвать глаз… И отправила ему в сообщении свое стихотворение, извиняясь, что не дописала его и, скорее всего,не допишу – ведь вдохновение не включишь по щелчку пальцев; но зато это должны были быть самые живые слова; а сейчас бегу на пары и прощаюсь. Специально перевела на русский (на французском стихотворение звучит более складно), вот начало:

Умеешь покорять сердца…

Ты! яркий и манящий !

Лед унесётся в небеса,

Став паром. Настоящее

Не будет знать с тобой границ,

Ему б сразиться с разумом

И чтоб триумфа сто страниц,

Эмоциями связаны,

Мы ощутили на века!

И память только воскресит

Всех оглушивших славу…

В тот же день, уже перед отходом ко сну импульс снова пробил меня – и я написала совсем в другом тоне, нежели в предыдущий день:

«Я хотела попросить прощения за вчерашнее утро. И день. Честно, не хотела тебя обидеть. С моей стороны было более чем глупо и нелогично так прекратить общение… Я могла догадаться, чего ты от меня хотел… Но, одним словом: люди начинают с изучением друг друга как личностей. Я сразу же упала в объятия твоих соблазнений (ты способен на это, очень сложно было воспротивиться!.. и в то же время я словно играла в фильме… признаюсь, ты тот самый человек, кто впервые продемонстрировал мне свою харизму и креативность… а также помог мне окунуться во вторую реальность).

Не хочу, чтобы ты подумал, что я тебя не уважаю, бегая то туда, то сюда. И ты уникален, как минимум, в некоторых смыслах. Снова спасибо за вечер (в который произошло всё, что только возможно).

Почему же я испугалась, что мы занимаемся любовью: я чувствовала, как изменяю своему парню… хотя ему все равно, что я делаю, не считая секса. Потом, я боялась, что ты не захочешь проводить со мной время, когда добился самого главного. И для тебя важно было не только общение, но и результат соблазна… Не спрашивай, где тут логика. Но раз я сама попросила тебя, чтобы мы занялись, значит, попросила».

Через час, уже совсем ночью, мне ответили:

«Напишу тебе, как только доеду до дома… Извини, что отвечаю только сейчас: был очень тяжёлый день».

«А я уже начала переживать… Сейчас хотела лечь спать, но отвечу. Знаешь, тяжело мне с ним целыми часами обсуждать эту историю, и то он меня прощает, то обвиняет. Как минимум, пока я дома, он мне звонит. И нужно ли мне такое общение?.. Мы заблокировали наши номера, чтобы не доставать друг друга… Сама сильно устала. Спокойной ночи, целую».

На следующее утро я, не увидев пока ответа, решила слегка намекнуть на него. Мне ответили уже днем:

«Вчера меня просто вырубило, а отвечать абы как, не продумав мысль, я не стал. Но когда я прочитал все, что ты мне написала, стал верить, что передо мной чувствительная и глубокая личность, а это я ценю… Стихи я тоже твои прочитал, и, пусть не всё в них понял, они мне понравились. На какой-то момент я подумал, что мне хотелось бы увидеть тебя снова и разделить с тобой ещё несколько чудесных моментов… Потому что ты интересный человек, и я рад, что ты во мне нашла подобное».

«А я тут еду на выставку, потом в вуз… Когда именно мы увидимся? Только не на этих выходных: уезжаю во Францию».

Я в этот раз снова солгала себе. Потеряв связь с реальностью, то и дело болезненно ожидая хоть какую-то обратную связь на все свои сообщения, я не попала ни на выставку, ни в вуз. Я попросту всюду опаздывала или же по ошибке ехала в противоположном направлении. Стала нерегулярно ходить на пары, пропуская их случайно, то из-за неорганизованности, то из-за небольшого желания, изначально такого либо же успевшего со временем ослабеть… Единственный предмет, на который я ходила более чем осознанно, стараясь впитать в себя каждую произнесённую реплику лектора – основы истории искусств, которые я открыла для себя буквально на днях, в центральном корпусе вуза. Эти пары проходили каждую среду с восьми утра, и я заворожённо записывала анализы картины и прочую теорию на диктофон, отмечая у себя в тетради каждое произведение и опорные моменты; тогда я думала, что это послужит полезным переводческим глоссарием на французском, но подсознательно я мечтала о большем… Как мне однажды сказали индийские кинематографисты, которых я сопровождала во время экскурсии: «Всегда слушай своё сердце, но не разбивай его своим родителям». Я буду иметь в виду, какую профессию видели перспективной на рынке мои родители; но, как ни странну, даже в Брюсселе, в одной из лучших переводческих школ в мире, я нашла для себя гораздо больше предметов, которые меня интересовали, и они отнюдь не были связаны с переводом и лингвистикой.

Вместо выставки и единственной пары во вторник я случайно заехала в парк в северной части города, где моя мятежная душа попросила одного: воссоединения с природой. Романтические герои Лермонтова или Гёте, жившие в двух мирах и мысленно готовившиеся к гибели, говорили во мне; я смотрела на безмолвные выразительные скульптуры парка, садилась на камни возле ручья и смотрела, как ветер развевает ветки нежного дерева с белыми лепестками…

***

Франко ответил на мои стихи:

– И все же есть в тебе что-то, такая глубина… Ты мне интересна как человек. Хоть я и не всё понял в твоих стихах, но они мне очень понравились. И в связи с этим я подумал: может, увидимся снова? Сегодня или завтра вечером, когда сможешь.

Я тут же бросилась к телефону и согласилась на сегодня, в ближайший час! Далее мы писали с небольшими перерывами, каждый – занимаясь параллельно чем-то своим.

– Я сейчас на площади Журдан, тут есть хорошие заведения. Может, выпьем вина.

– Нет, что ты! Не плати ничего, у меня все есть, и вино тоже. Приезжай ко мне! Это недалеко.

– Отлично, я только поем тут немного и приеду.

– Я сама приготовлю… Снова готовила грибы, но на то они и любимые, что от них уже ничего не осталось, поэтому сейчас приготовлю быстро курицу.

– Хорошо, уже взял картошку фри, но буду рад и курице.

– Улица Генерала Фиве 47.

– Хорошо, буду через десять минут.

Я побежала одеваться во что-то стильное, что привлекло бы мужское внимание. Выбрала чёрную кофту с высоким горлом и серые джинсы с необычным отливом. Достала из морозилки курицу и стала её в ускоренном темпе размораживать, зачем-то рубить лук (посчитала, что раз грибы с ним вкуснее, то почему бы и не пожарить так курицу), греть масло, выкладывать на сковородку аккуратно нарезанные куски… Из вина в моих закромах стояло два розовых французских вина и одно красное грузинское, которое я некогда хотела подарить знакомому французу… С ним мы как-то после пар стали обсуждать Москву, по которой он сильно ностальгировал, и случайно вышли на тему его отношений:

– Я помню, ты говорил, что смотрел «Пришельцев» дома с девушкой в Москве. Ты даже во время стажировки нашёл девушку?

– Да, так и есть. Это были потрясающие отношения, которые такими сейчас сложно назвать… Понимаешь, когда я год жил в Москве, это было совсем другое дело. Сейчас мы год переписываемся, но я скажу сразу: всё умерло…

– Зато это был уникальный опыт в твоей жизни. Мне казалось, отношения с иностранцами особенные. Ты их всегда будешь выделять среди других.

– Соглашусь. Но факт остаётся фактом… Хотя мы всё ещё вместе.

От вина, которое я нашла в единственном работающем в Брюсселе русском магазине, находившемся неподалёку от моего дома, он почему-то отказался. И вот теперь оно пригодилось как нельзя кстати… Как ни странно, мы обсуждали тему отношений на дистанции ровно за день до встречи с Франко.

В Бельгии действует еще такой парадоксальный принцип, как расклеивание своих фамилий на ящиках для почты и напротив кнопок домофона. С одной стороны, европейцы переживают за свою безопасность, поэтому не повезёт тем, кто случайно оставил ключи в прохожей, а потом будет ломаться в автоматически закрывающиеся двери. С другой – кто же будет сообщать человеку с улицы, кто живет в такой-то квартире? Последнее у нас подразумевает более чем неприятные вещи, но здесь, по-видимому, считают иначе: таблички упрощают задачу почтальону (хотя куда ещё проще: в доме всего лишь несколько квартир, он не многоэтажный).

Так и в этот раз я упростила задачу своему только что прибывшему гостю, сообщив фамилию возле кнопки домофона. Я открыла дверь, едва он поднимался по узкой винтовой лестнице на какой-то один этаж вверх. Мне не терпелось его увидеть – и наконец он стоял на пороге, я тогда не узнала его. Это был уже не тот смелый и загадочный ночной мачо, а скромный парень, со свежей, более короткой стрижкой, в обычной куртке и свитере, в которых он, как и я, спасался от местного холода. Я обняла его ещё на пороге – и не могла оторваться. Это была минута восстановления той энергии, которая во мне не находила выхода – и которой мне не хватало в лице Франко, поделившимся наконец своим кусочком души и приехавшим сюда.

Вернув себе одеяние застенчивой глупости, я волнительно повела его на кухню и, вместо того чтобы спросить о его делах, я отвернулась к плите, боясь лишний раз посмотреть ему прямо в лицо. Он подошёл сзади и обнял, отчего скопившиеся за два дня чувства только сильнее накалили меня изнутри – я развернулась и, выключив лёгким жестом плиту, впилась в его губы. Я не представляла, кого ещё я ждала так сильно, чтобы отказаться от любых своих принципов, планов и ограничений, лишь бы быть рядом с этим человеком. Я не видела ничего роднее, приятнее, чем эти крепкие руки, туловище в нескольких слоях одежды, тёплое дыхание… Неужто возможно за какое-то прикосновение много что переосмыслить и забыть все предыдущие мысли? Наконец я пришла в себя и, видя, что он наконец воочию стал изучать мой процесс готовки, сказала, что прожарю для него получше, а пока пусть выберет на свое усмотрение вино.

– Тут есть французское, грузинское…

– Говорят, грузинское – очень хорошее, – пробормотал он, крутя в руках бутылку и пытаясь изучить этикетку.

– Да ладно. Мы как раз ценим французское и итальянское, а грузинское – не такого сильного качества.

– Ничего тут не могу сказать.

– Ну, давай тогда его.

Он помог мне открыть бутылку штопором. Я выложила все свои аккуратные кусочки курицы на тарелку и поставила перед ним на стол. Он попросил вторую вилку и пододвинул к центру:

– Ты же тоже будешь есть?

– Нет, я уже ела.

– А я думал, нам на двоих… (Хотя в тарелке было немного.) Спасибо тебе.

Я не помню, что мы обсуждали. Вообще не помню. Это был настолько странный и необычный, практически немой, вечер, как и вечер двое суток назад, пусть тогда мы только и говорили о чём-то; но в таких ситуациях слова мало значат. Мы просто смотрели друг на друга и временами слегка отводили глаза в сторону, словно чего-то стеснялись. Как будто было что сказать, и в то же время мы не считали это нужным для себя. Я не помню, как мы пили друг за друга. Помню его руку, сцеплённую в замок с моей на столе. Через руки, безмолвно, тоже передаётся весь смысл, который мы вкладываем в наше нахождение друг напротив друга.

Тут волна во мне вконец разбушевалась – и я села к нему на колени. Мы целовались беспрерывно, получая друг друга столько, сколько хотели, не создавая между нами никаких дистанций. Несложно догадаться, какое желание затем последовало, когда я тихо оторвала свои губы и смутным взром посмотрела в сторону пустого коридора и тихих соседних комнат. Мы были одни в квартире. Даже если было больше восьми вечера, стоило поймать любой выдавшийся момент.

– Ты же хочешь?.. – прошептала я, дотрагиваясь до его благородных плеч своими тонкими руками, а нижней частью тела ощущая невероятный жар от тесного соприкосновения.

Мне казалось, ничто нам не мешало избавиться от оков прямо на этом стуле, с дверью нараспашку и посреди кухни, озаренной светом. Он, казалось, хотел повременить, но, известно всем, такие настроения заразны. Он обвил руками мои бедра, от чего я взбудоражилась и встала с его колен на пол.

Повела к себе в комнату, закрыв за собой дверь. На столе все оставалось так, как оставалось (о чём я на тот момент даже и не думала). Мы сразу потушили свет и, избавив себя от всего лишнего, постепенно переходили к пламенному процессу, пока кровать не успела ощутить на себе всю тяжесть от двух взгромоздившихся на неё тел. «Знаешь, я помню, почему тебе не понравилось в тот раз. Так вот, прошу тебя: больше не думай. Выкинь лишние мысли из головы». «Да…», – с трудом дыша, отвечала я, не отрываясь от него. Прелюдии снова были на нём, но в этот раз я полностью им внимала, открывая для себя всё большую и большую площадь для собственной чувственности. Я слушалась и, отвечая на ласки, успела не раз поменяться с ним в главной роли; мы оба уходили в нирвану, пока посреди самого пика наслаждений не раздался звук от поворота ключей в замочной скважине: пришёл кто-то из моих соседей. Я вздрогнула и застыла в неподвижной позе. Он удивился, на что я ему едва слышно прошептала, что мы не должны создавать шум. Через коридор раздались шаги, направляющиеся в отдалённую от нас комнату. Мой мужчина, по-видимому, не хотел особо подстраиваться под какие-то «препятствия» и, возвышаясь теперь надо мной и не стесняясь собственных стонов, вызывавших во мне ответное возбуждение, и скрипа кровати под нами, интенсивно завершил процесс. Я лежала, счастливая, обхватив руками его спину, с закрытыми глазами, боясь потерять невероятную энергетическую связь и касаясь губами его уха: «Тихо, тихо, пожалуйста, любимый»; голова его покоилась у меня на груди, в которой играла целая оркестровая перкуссия. Он, не видя в моих предостережениях никого смысла, шумно встал и сдвинул кровать обратно к стене. Истинный красавец и самец, я голова была любоваться им с любого ракурса, даже лёжа на кровати. Однако мне тоже пришлось одеться.

– Красивые цветы, – сказал он, глядя на увядший за неделю букет, который у меня стоял в небольшой кастрюле (вазы не было) на столе. – Я люблю хризантемы.

– Они уже потеряли былую красоту, – бросила я, не желая пояснять, что эти цветы мне по почте прислал Герман, в тот день, когда я уезжала в Динан и познакомилась с Лаурой. Ровно за неделю до злосчастной ночи… Потом вовсе перевела тему в другое русло, ещё более негативное. – Во Франции хризантемы – цветы траура.

Он вышел из комнаты и впервые обратил внимание на входную дверь, оценив и её внешний вид: она была обклеена плакатом с цветами. Позже прошёл на кухне, словно хозяин, и поприветствовал моего соседа-итальянца, чуть не потревожившего нас во время получения удовольствия. Гуидо был в гораздо большем смущении, чем мой гость, который в приподнятом настроении поговорил об их общей родине, а потом поцеловал меня и ушёл. Я, продолжая смущаться, так как в моей голове были ещё свежи наши проказы, прошла на кухню и стала мыть посуду после нас. Бутылку мы, оказывается, осушили целиком.

– Тебе нравится Франко? – спросил меня Гуидо.

– Да, он необычный… – пробормотала я, закончила мыть посуду и вынесла старые цветы на улицу.

***

– Я тут заметила, что ты подписался на его профиль. Зачем? – стала я допрашивать Германа.

– У него местами присутствует интересный контент и фотографии из путешествий, я хотел бы приобщиться… Хотя большая часть весьма сомнительного содержания, он пустышка и не такой красивый, как я… Я не понимаю, чем он вообще тебя привлёк.

– Я не хочу описывать что-либо подробно, это касается только меня; но мне с ним было хорошо. Это был лучший вечер в моей жизни.

– Он вешал тебе лапшу на уши, Эля. Ради одного, после чего логично исчез из твоей жизни. Я буду следить за географией его передвижений. Когда он пересечёт границы России, ему придется встретиться со мной.

– Ты уже хотел встретиться с одним, кого я вспоминала при тебе…

– Эту свинью можно даже не вспоминать; и вообще, не в моих интересах угодить в тюрьму из-за того, что я справедливо покалечу весь скот, который будет отвратительно обращаться с тобой, а потом занимать твои мысли.

– Я всё же попрошу его не трогать… Он говорил, что больше хотел увидеть Питер. Зачем тебе ещё и туда ехать?.. С другой стороны, мне льстит, что за меня так борются… Но вообще: не надо, оно того не стоит.

– Меня раздражает, что ты до сих пор на его стороне. Я тогда не понимаю, почему мы постоянно врём друг другу, что хотим брака и детей. Кто всё это начинал, вспомни-ка!

– Герман, извини… Но мне постоянно он видится уже, я хожу по улицам и так и хочу найти кого-то нового, но не могу…

– Дорогая, я всё-таки дождусь тебя, даже если ты добьёшь меня ещё раньше своим выносом мозга… Всё-таки нет у тебя совести, но я точно не из таких людей, как он. Как вообще можно соблазнить девушку, зная, что она занята?

– Не спрашивай. Я говорила ему, да и в профиле у меня стоял статус…

– Не знаю, как и что ты ему говорила. Но я уже услышал, что нам не хватало романтики в отношениях, я, к сожалению, был слишком неопытен и не учёл это. Прошу, дай мне исправиться! Ты приедешь – и я буду совсем другим. Я когда-то был слабаком и не смог тебя удержать – но сейчас я не тот, кого ты встретила. Ты меня давно не видела и почему-то не особо горишь желанием со мной общаться, а я уже исправляюсь. У меня новые хобби, я читаю больше… Пробую свои трюки на знакомых девушках, которые, как оказалось, давно влюблены в меня, но знают, что я занят. И знаешь: работает.

***

Стоит ли напоминать, сколько в целом резких шагов вперёд и назад я успела сделать ещё в первый и практический последний день нашего полноценного знакомства, сбив с толку нас обоих? Или твою удивительную логику в переписке, сопровождаемую молчаливым наблюдением за событиями в моей жизни… Франко, я знаю, что ты меня не любишь и боишься дать обжечься – но не забывай, что своим молчанием вызываешь лишь больше тревоги и готовишь поле для медленного сгорания всех зелёных лёгких жизни, о чём сам часто любишь писать статьи в Интернете, будучи трепетным экологом…

Но кто сказал, что любовь должна требовать чего-то взамен и вообще знать слово «требовать»? Кто назовёт привычку и удобство с симпатией любовью? Кто разучится различать однодневную страсть с годами терпения человека во всех его проявлениях? Наверное, мне суждено было попасть в эту ловушку сознания.

«Любить вопреки – это когда бывают ночи, в которые ты не лжёшь ни себе, ни другим (даже если иногда себе позволяешь, но всё же, головой и сердцем, различаешь серое и розовое) и которые предпочитаешь провести наедине со своими мыслями о музе в их выражении в любом виде под Морриконе и Мориа. И плевать на всё остальное», – однажды написала я у себя. И не важно, что подумают обо мне люди, прочитав подобное.

Любить ли? Быть наркотически зависимым, то и дело добавляя в сознание едкого вещества, заставляющего тебя фантазировать и впадать в райскую кому. Потому и райскую, что на земле ты больше не жилец… Ты не от мира сего, но тебе и так хорошо.

Я знаю, что мы, писатели, музыканты, художники, режиссёры – самые безумные создания на свете. Мы готовы терпеть любые лишения, но никогда не сможем наступить себе на горло и отказаться от своего истинного самовыражения…

***

«Я знаю, тебе нужно вдохновение, переживания… Ты особый в этом плане человек. До тебя действительно нужно дорасти…» «Кто тебе эта девушка? Как ты с ней себя чувствуешь?» «Если с ней я ощущаю сто процентов комфорта, то с тобой – восемьдесят комфорта и двадцать развития. Я хотел бы всё-таки, чтобы она тоже занималась собой…». «Будь с ней, – сказала я, вспоминая, что та, по его рассказам, чуть не покончила с собой из-за него. – Не теряй своего счастья из-за меня. Я не могу такого допустить». «Но я всё-таки дождусь тебя. Только учти. Ты и так доставила мне слишком много боли, чтобы я до сих пор оставался настолько безумным, чтобы ждать тебя. Если совершишь один известный поступок снова – я исчезну из твоей жизни». На такие манипуляции сложно было реагировать обоим. Это был очень тяжёлый период… «Будь с ней, – повторила я. – Потому что я ничего не знаю. Это неподконтрольно».

Я возвращалась из последней своей поездки и, сквозь несдерживаемые слёзы, написала Герману, что я отпускаю его за четыре дня до моего возвращения и он имеет полное право встречаться с той, кто оказалась его родственной душой. Один пассажир автобуса дал мне пачку носовых платков и я, будучи в почти невменяемом состоянии, поблагодарила его только через несколько минут, когда взяла одну салфетку и высморкалась, а оставшуюся пачку вернула. Когда мы наконец встретились в Москве, через день после моего возвращения, я долго удивлялась, насколько дистанция портит общение и в насколько искажённом виде можно воспринимать людей. К сожалению или к счастью, в ту же реку вернуться представлялось невозможным, поэтому мы остались условными друзьями, достаточно быстро прекратившими всякое общение, за вечным неимением тем для обсуждения и хобби, которые бы нас объединяли… Как легко я альтернативным образом сама, добровольно, дала человеку исчезнуть из своей жизни.

Как странно, много месяцев спустя, зная, что и у меня, и у него всё хорошо, я случайно нашла в его профиле пост с известной цитатой, вызвавшей у меня свою аллюзию: «Бойся мартовских ид». ¹⁸ Почти день в день. Безумный март… Посетил Италию недавно; как говорил ещё весной, любить её стоит только за историю и архитектуру.

***

28 апреля, за три дня до возвращения в Москву. я решилась и наконец дозвонилась до итальянского номера, по которому мне ответили:

– Bonsoir.

– Bonsoir. ¹⁹

Когда я услышала вновь этот голос, я содрогнулась. Он продолжал, слегка забеспокоившись, что слышит тишину:

– Ha sbagliato ?

– No, è Elina.

– Chi ?

– Della Russia.²⁰

После чего звонок был сброшен. Ошиблась номером… да, возможно. Меня одолевало негодование, что этот жестокий человек, скорее всего, давно стёр из контактов мой номер, чтобы никогда больше не знать, не видеть и не слышать. Может, в Ватсапп ему тоже писал какой-то анонимный маньяк, которому он счёл нужным не отвечать. Последнее, что он мне писал на все мои признания: «Я долгое время был занят, извини, что не отвечал. Работы много, ещё и проблемы в семье, решаю на дистанции… Но твои сообщения меня пугают. Я даже не знаю, что на них ответить. Развлекись там во Франции». И всё. Поэтому эти три секунды по телефону казались первой обратной связью, которую я когда-либо получила от него. Однако оставалось только три дня, и надо было срочно менять положение.

В меня вселилась безудержная злоба, когда я поняла, что и сообщение не отсылается, ни через один мессенджер… Я стала строчить себе в заметки целый пассаж, чтобы отправить его потом коллеге Франко – Антонио, который, правда, сам ни разу не выходил со мной на связь… не думаю, чтобы он был посвящённым хоть как-то в это дело, но любой бы посоветовал не подходить к клетке с бешеным медведем – настолько эмоционально и прямолинейно я писала всё, что я думаю об одном отвратительном человеке.

Не успела я нажать кнопку «Отправить», как внезапно – и это противоречило всем моим ожиданиям! – Франко откликнулся:

«Извини, сейчас не могу общаться. Работаю на международном мероприятии».

Я чуть ли не лишилась дара речи, однако это отнюдь не убило во мне желание писать, напротив, подстегнуло решить все вопросы в ту же самую секунду! Боясь потерять его «из виду», я тут же ответила:

«Я так рада даже тому, что ты просто наконец мне ответил. Я уезжаю послезавтра, мне так хочется с тобой увидеться – ведь это было так давно!»

Потом, подумав, добавила:

«Готова приехать хоть к тебе на работу, после мероприятия, хоть домой».

«Хочешь заняться со мной сексом?»

Такого развития событий я и ожидала, и не ожидала одновременно. Слегка опешив, и от лёгкого возмущения, и от радости при одной мысли от реализации моей любви, я написала:

«Конечно!»

«Я освобожусь после одиннадцати (а на часах было девять). Американская улица 150».

Я тут же стала вбивать этот адрес в Гугл.Картах (и сохранила его, отметив в Избранное сердечком, как самую ценную точку на земле) и поняла, что ехать мне по зелёной ветке трамвая. В ту же сторону, где находится наш замечательный бар… Как всё символично.

Я спешно стала одеваться, примерив и тут же сняв несколько недавно купленных платьев, которые, на мой взгляд, не очень подходили к предстоящему вечеру, стоило мне одним взглядом оценить свой внешний вид в зеркале. Я в недовольной истоме стягивала «неправильного цвета» колготки и надевала брюки, потом тут же снимала их и надевала что-то другое, оставаясь по-прежнему всем недовольной. В голове крутились мысли, как я подхожу к его дому. Он встречает меня на улице в ночи. Вводит в комнату, где мы тет-а-тет – и никто, кроме нас. Я даже не пытаюсь делать или говорить что-то лишнее и тут же сдаюсь – и вот с меня снимают «то самое» волшебное платье, поднимают на руки и… Джакузи с вином или без этого всего – не важно. Может, обойдутся со мной сухо и уделят мне пару часов, а стоит нам на утро выйти за порог и разойтись по делам, как тут же, поверьте, всё забудут!.. А важно ли это? Мы увидимся. Хоть в последний раз, каким бы он ни был – но он должен состояться, иначе я не расставлю точки над i и не поставлю морально точку в конце нашего романа, который, может, едва и начался. Я не собиралась мстить за себя – я не могла отказать своей душе. И телу, хотя это второстепенное. Дело не в том, что я «не смогла потерпеть». Женщина думает сердцем – и я просто хотела одарить своего драгоценного человека водопадом из поцелуев, от которых бы у него растаяла его ледовая пещера вокруг него. И он бы сказал: «Прости, я был не прав. Я даже не ожидал». А я, в слезах радости и с облегчением внутри, в бесконечной неге, лежала бы и ощущала, что не хочу никуда уходить. А уж тем более – уезжать. Я хочу остаться в Брюсселе.

Я уже надевала шубу и беспорядочно бегала по коридору в поиске подходящих туфель. Смотрела в карты на телефоне и считала каждую минуту, которая мне оставалась до того, чтобы добежать к остановке ровно тогда, когда с приветственным звонком и грохотом подъедет желанный трамвай, который увезёт меня в заветное место…

Гуидо со Стефани, вышедшие из своей комнаты, с удивлением посмотрели на меня, но поняли одно: я поехала навстречу самым искренним приключениям.

Я неслась во всю прыть, насколько мне позволяли каблуки, по улочкам своего района. При этом до трамвая оставалось ещё несколько минут. Когда я уже сидела внутри, не прекращала с замиранием сердца следить за каждым новым сообщением, в голове прокручивала все возможные сюжеты, которые могут развиваться через буквально несколько минут…

– Я ещё в центре. А ты уже едешь?

– Ничего страшного, я подожду. Я почти подъехала, – отвечала я, чуть не пропустив нужную остановку.

– У меня проблемы, я потерял ключи и останусь у одного из друзей в центре. Садись в обратный трамвай, пока они курсируют.

– Ты меня просто не хочешь видеть.

– Нет, не так. Просто не могу. Извини меня.

– Скажи мне честно, хоть сейчас: у тебя есть другие любовницы?

– Не в этом дело, поверь мне.

– Может, ты на самом деле ничего во мне не видишь? Ни женщину, ни личность?.. Я еще подумала, что я надоела тебе и ты решил заброкировать меня… Спокойной ночи. Не забывай меня. Я уже вышла из отношений, сейчас одна. Мне не хватало чувств и зрелости с его стороны. Потому что я нашла тебя и ничего с этим не могу поделать… И уже счастлива, что ты мне как минимум ответил. Я чувствовала себя отвратительно… Люблю тебя.

Все эти сообщения шли друг за другом, их могли только прочитать и понять, что, чтобы психологически помочь мне, нужно было достаточно смелости и чутья, как именно мне можно было помочь.

В итоге всё решалось тишиной и моими внутренними перевёртышами без причины. То я была в подавленности и отчаянии, то в невероятном возбуждении от фантазий, то в негодовании, то в ликовании, что про меня вспоминали, то в тихой радости при воспоминаниях и написании стихов и музыки…

На следующий день, предпоследний день моего пребывания, мне захотелось пойти на обзорную экскурсию по Европарламенту – в то крыло, в котором проходили заседания и которое было открыто для посетителей, проходивших с аудиогидом. «Вот где доводилось быть Франко», – думала я б одном…

Мне наконец ответили:

– Ключи я не нашёл и сегодня уезжаю из Брюсселя на мероприятие, которое начнется завтра с утра. И, честно говоря, сейчас у меня сложный период, и мне не до любви. Прошу меня извинить, надеюсь, поймёшь… Не хочу, чтобы ты строила насчёт меня иллюзий и чтобы я позволял себе с тобой поиграться. Ты интересная, достойная девушка, это не для тебя.

Что и добавить к этому! Когда прошло полтора месяца. Я была окутана дымкой разных лишних мыслей, переживаний, ссорилась всё свободное время со своим уже бывшим. И ради этого стоило выслушать признание только тогда, когда я уезжала!.. Мне хотелось выругаться и одновременно выхватить последнюю возможность на то, чтобы увидеться. Хоть на вокзале… Одним эмоциональным рывком выразить в объятиях и поцелуе всё, что накопилось. О чем он не мог подозревать. И чего так сильно боялся, поэтому и старался мне не показываться на глаза…

Я помню вечер, пусть снаружи и было светло и почти по-летнему согрето, а внутри меня клубилась сплошная тьма с метелью… когда я бродила по Брюссельскому парку и чуть спонтанно не зашла на спектакль, который и приметила на афише, когда ехала с Ботаник, тем утром, в полном смятении… Кассы были, увы, закрыты. Это был понедельник. «Ничего, – сказала себе я. – Но я так буду скучать по тебе, Брюссель… Не то что ты стал моим полноценным домом – что мне заменит гигантскую Москву с многообразием мест, куда можно сходить? – но пока я здесь была, столько всего произошло за эти три месяца…

Я пела озеру в парке о своей беспомощности и опустошённости, потери цели, импульса, дыхания… Вокруг меня почти неслышно и незаметно проходили люди-призраки, а я, словно путник, который забрёл в Сонную лощину, смотрела на застывшую природу вокруг себя и не готова была поверить, что мир остановился, спектакль закончился, а я, единственное живое – и главное, чувствительное! – создание, брожу по необъятной и шаткой сцене и не могу убить свою стихию, выключить в себе внутренний гул.

Я помню, мой загадочный человек по-английски «уезжал из Бельгии», снова намеренно не ответив мне своевременно; а я была готова поехать куда угодно, из любой точки города, и подождать… Спускалась по лестнице в сторону Гранд-Плас, вокруг меня – знакомые Музей изобразительных искусств, Музей инструментов, Мост искусств, памятник Леопольду II, Королевская библиотека, в которую решила всё-таки не записываться и пойти в центральную университетскую, ничем не хуже…

«Arts-Loi, Kunst-Wet»,²¹ – на обоих языках подряд передавали остановку в метро. Я больше не посещу многие местные мероприятия: музыкальные, театральные, выставочные, – расклеенные повсюду на афишах. Как ни странно, здесь на каждом углу можно увидеть практически одну и ту же комбинацию, в то время как в Москве либо не найдёшь нужное тебе (если не искать в Интернете), либо не выберешь что-то одно на ближайшее время.

И вот точно так же я, не проводя никаких отборов, не разыская взглядом на улице в толпе что-то подходящее, случайно встретилась со своим человеком. Единомышленником. Который просто подошёл ко мне в баре на языковом тандеме и сделал мой вечер лучшим. И нашёл с первых минут настолько общий язык, что можно было подумать, что мы знакомы как минимум месяц, чтобы пойти на какое-то доверительное сближение…

Я в целом прочувствовала, насколько маленькая и дружная Европа не только на политическом и экономическом, но и на общекультурном и общесоциальном уровне помогает каждый раз продвинуть тебя на шаг вперёд и в учёбе, и в работе, и в путешествиях, и в дружбе, и в отношениях…

Когда я вернулась домой, на свою улицу генерала Фиве, было чуть ли не около одиннадцати вечера. Ребята радостно что-то обсуждали, пока готовили на кухне, кто-то собирался ложиться спать… Я проникла на кухню, как главный актёр, взошедший на сцену и внезапно прервавший массовое беззаботное торжество своими философскими переживаниями. В этот раз я просто вслух воскликнула, как я буду по всем скучать, что действительно было правдой. Мне не хотелось возвращаться в Москву, к покою и рутине. Они, разумеется, не могли на это отреагировать равнодушно и махнуть рукой: «Да ладно тебе, отдохнёшь от нас наконец, как и мы от тебя»; даже если это и было так, я помню, что за эти непростые месяцы я успела изменить свои привычки, повзрослеть, научиться ответственности и получить навыки согласованных действий. И всё же, ребята: с вами было весело и интересно. Вы тоже по-своему потрясающие люди и хорошие наставники.

Мне так не хотелось напоминать кому-то о Франко, сложной истории с ним и, тем более, о том, что произошло с ним в этой квартире. Как и объяснять уже из Москвы, почему я собирала багаж за три часа до самолёта, а несколько десятков килограммов неуместившихся вещей, купленных здесь, мне помогли отправить автобусом позже…

***

Однажды вечером, когда мероприятие Х – действие происходит теперь в Москве – давно закончилось, а вокруг ключевой фигуры то и дело собирались гости, коллеги, журналисты… я, скромно разыскивая глазами тех, кто не занят и с кем можно было бы обменяться парой реплик, сама же в итоге отказывалась от этой бессмысленной идеи и стала терпеливо ждать, когда освободится Он. Глаза мои уже не раз останавливались на Нём, словно лучи прожектора – на выбранной им скульптуре, стоявшей в затенённом саду возле летней усадьбы. И Он это чувствовал, не ошибусь и не обману себя. Его проницательный взгляд то и дело ловил на себе смущённый восторг в глазах молодой гостьи; издалека было видно, как Его губы постоянно артикулировали, воспроизводя речь, возможно, мало интересующую Его самого: была она давно известного Ему содержания, которое Он, дабы не быть предсказуемым для самого же себя, всё в новых и новых вариациях выдавал людям, окружавшим Его, прямо как любопытные и непослушные дети – ослепительное праздничное угощение на столе…

Наконец Он остался один, и я рискнула и подошла к Нему. Будь что будет, я скажу – а там посмотрим.

– Вы точно не писали диссертацию по этому человеку и его творчеству? – спросила я у Него (да будет этот Он таким же загадочным и так и не открывшимся никому человеком – а ведь так оно и есть, – как герой Леонида Андреева). – В зале все восхищались вашей работой…

Он, отнимая бокал красного вина от губ, улыбнулся, будущи польщён такими предположениями в свой адрес:

– Нет, я писал диссертацию только по своей сфере – в которой и работаю все эти годы, – но я искренне люблю литературу и занимаюсь ею самостоятельно. Регулярно, само собой. Уж столько времени посвятил тому, чтобы люди поняли, какое послание в будущее, на несколько веков вперёд, хотел сделать этот писатель… Как и философию. Часто мои домашние вечера – это чтение Гегеля или Ницше…

– Честно, я в восторге. От того, что вы делаете. Я сама пишу…

– Правда? – выразил Он неподдельное удивление, начиная понимать, что е нему подошла отнюдь не самая обычная поклонница.

– Да… Стихи на русском и на французском.

– Я знаю французский. Желаешь поговорить на нём?

– Это было бы очень мило с вашей стороны. По крайней мере, так будет проще, итальянский только в стадии изучения.

Мы так и общались долгое время, на французском, о серьёзном и абстрактном. Я была не один раз вместе с Ним на разных культурных встречах, в послерабочее время, знакомилась с коллегами – Он представлял меня, как свою единомышленницу, готовую помочь Его проекту. То и дело смущалась, когда такие же не менее состоявшиеся и серьёзные люди, с какими-то своими додумками, оценивающе смотрели на меня и продолжали дискутировать с Моим духовным покровителем о том, какие новые креативные проекты стояли у них на повестке дня и сколько времени ушло бы на съёмки и сотрудничество с теми или иными фондами.

Я помню, как, ещё после первого вечера, выходя с Ним из здания, вместе с Его дочерьми – стоило догадаться, что это Его дочери, так сильно они Его обнимали (я старалась держаться в стороне и не смотреть, чтобы меньше ощущать обжигающее чувство ревности), – чуть не попала под дождь. Он же шёл уверенно, не боясь ничего, а девочки, подхватив Его за руки с обеих сторон, бежали рядом, и все вместе что-то весело обсуждали, из своего семейного. Стояла почти полночь, из ещё работавших ресторанов доносился звон бокалов и шум от тарелок с приборами, но на веранду, всю в плюще и в огоньках, никто уже не осмеливался выходить. Меня то и дело заполняло какое-то странное восторженное чувство, с которым я оборачивалась назад и смотрела на Него. Наконец Он усадил их в машину, которую только что вызвал – и, обернувшись ко мне, спросил:

– Ты с нами?

– Нет, спасибо… – тут же отмахнулась я, а у самой в глазах блестела безумная радость. – Метро тут рядом… Знаете, если я и встречу в своей жизни мужчину, то он будет, как вы. Вы потрясающий.

– Ну, что ты, – рассмеялся он и поцеловал меня в щёки, стоя под дождём. Я резко завершила наше прощание и, глупо улыбаясь, побежала к метро…

В моей голове отдавалась эхом его реплика: «Напиши мне завтра на почту».

***

Далеко не всегда нам удавалось обменяться личными репликами: нас постоянно окружали другие люди, поэтому мы делали вид, что общаемся только с ними, а друг с другом – ничуть не больше, словно и не знаем друг друга. Но я помню, как вместе с ним ехала с его места работы, на второй день. Я не ожидала такого сильного приглашения, но для меня это было одним счастливым сигналом: Он не был абсолютно равнодушен ко мне. Ехали мы не одни, поэтому всю дорогу я молчала и слушала общающихся рядом со мной людей, знающих своё место; сидевшая слева от меня дама бросила такую реплику своему коллеге: «Тут нет кондиционера, а раньше он и не был нужен – потому что нас здесь сидело меньше…». Может, всё-таки, потому что погода июльская?..

Посадивший меня с ними никак не реагировал: он совсем не знал русского. Я любила иностранцев. Я понимала, что, уехав из Европы, я потеряла это необъяснимое взаимопонимание, лёгкость, уважение нас, женственных русских девушек, которые так отличаются от местных, более независимых и строгих… Я скучала по ним. Даже по обычным работникам разных заведений, где я за две минуты решала все нужные мне вопросы, а потом мы с улыбкой прощались и оставались довольными этим контактом.

Вопрос одной, ставшей теперь особенной для меня национальности, обострился вдвойне. Я ищу и открытые, и закрытые редкие сообщества итальянцев в Москве – на самом деле, существовавшие только виртуально, на деле же все жили разрозненно, не как в Брюсселе, «диаспорами» (порой, мне казалось, они так как минимум досуг проводили, а то и работали). И найди их… Отправляю в группу запрос участника, без результатов. В Москве также встретила старых знакомых, собиравших массовые франкофонные вечера, и годы спустя вновь присоединилась к ним, чтобы посмотреть на то же самое уже совсем свежим взглядом. То и дело ищущим своего счастья. Или, как минимум, интересных бесед, которые могут длиться часами…

Теперь же в этом не было необходимости. Казалось, счастье пришло в руки само… Я могла с Ним общаться на обоих языках – и на итальянском, и на французском, где второй был для нас языком конфиденциальности, в особенности же от чужих ушей. Я была уже не такой уязвимой…

Однажды я добилась своего. Позвал Он меня под предлогом почитать мои стихи, которые я подарила Ему и подписала своими пожеланиями; как Он говорил не раз, эти пожелания тронули его до глубины души.

Я ждала каждый день, когда Он найдёт время и отправит мне хоть несколько реплик. Боясь оторвать Его от работы и показать себя слишком навязчивой – что было мне, мягко скажем, свойственно, когда я действительно не контролировала свои чувства рамками разума, – я в полузабвении ждала… И однажды это случилось. Я боялась его суровой философии, к которой Он заранее подготовил меня, чтобы я не была разочарована. Суровой правды жизни, по крайней мере, к той, которой Он привык.

***

На самом деле, не только в современном мире женщины решили показать себя сильными существами. Мы же помним литературных героинь нескольких предыдущих веков, не падших духом при любом, даже самом масштабном, несчастье?

Другое дело – каких Реттов Батлеров им уготовит судьба…

«Писательство – единственная моя постоянная черта. Я постоянен в своём непостоянстве», – в этой фразе весь Франко. Я хотела бы сказать то же самое о себе. Но кто говорил, что слишком похожим людям суждено быть вместе?

Мы похожи, и я тебя понимаю. Но прости: я хочу найти твою противоположность и стать похожей на него. С полной гарантией, что мы будем вместе всегда, а не изредка, в особые моменты твоего непостоянства. Потому что непостоянство – тоже моя болезнь.

***

И знаешь – я хочу, чтобы мне передали эстафету и я тоже выступила на холме Искусств со своими стихами, на французском и итальянском, посвящёнными тебе. Чтобы весь город узнал, почему он не отпустит меня никогда. Ты сделал мне последние полтора месяца токсичными, но теперь, когда я немного отошла, много времени спустя после реальной встречи, и сделала тебя своей музой, своим воображаемым героем, я снова болею – но немного другой болезнью. Если раньше мне было плохо, я писала тебе из электрички в Версаль, что не могу физически жить без твоего присутствия; сейчас же кажется, что ты словно не существовал никогда, и я тебя лишь выдумала, а источник твоего образа так и не был найден, потому я и страдаю… Этобыли томительные попытки развеселить себя каждый вечер с новыми знакомыми, в которых я не видела и частички тебя; я помню, как я встретила в том же разговорном клубе итальянца, который – бывают же такие совпадения – встречался с русской по имени Элина, она училась и жила в его городе, но со временем их пару разбили разногласия, и они разъехались по разным странам, на новое место работы; человек, несмотря на всё своё дружелюбие, интеллект и особый интерес ко мне, оказался, пожалуй, полной противоположностью Франко. Такого я больше не встречу. Единственное, что точно помогло мне не потерять рассудок: пара поездок в Нидерланды и в Германию, те самые две страны, о которых я грезила с детства; а также экзамены по любимым предметам, к которым я начала готовиться слишком поздно, сидя круглосуточно в библиотеках за компьютером днём и дома за книгами и конспектами ночью. Когда я всё наконец успешно сдала, я поняла, что взяла от этой поездки максимум, причём никаких обязанностей мне не выдвигали, я просто сделала это в своё же удовольствие и в надежде, что это повлияет на моё же призвание: так я стала как минимум к нему профессионально ближе…

Затем подхожу к Американской улице 150 (спасибо, что как-то спонтанно дал адрес, пусть и сорвал тут же эту встречу, когда я в полночь рвалась на последних трамваях) и… не кладу в ящик конверт с тёплым письмом от руки… как же все-таки хорошо, что там подписывают фамилии, а не присваивают квартирам номера… А именно позвоню, представившись почтальоном, местным, бельгийским: “Un colis pour Monsieur Franco Chiaravello” ²². Ты всё равно не помнишь моего голоса… к моему же счастью… иначе бы не открыл мне дверь, а запереть прямо перед носом и не успел бы – я представляю, что ты обалдевал бы так же долго от моего вида, как и я от твоего. И прошла бы вперёд, вместе с «посылкой» и бутылкой вина…

***

Приглашая на очередную дискуссию, мужчина, чьё имя так и останется читателю неизвестным, повёл меня на балкон, куда перенёс нашу бутылку шампанского.

– Я тоже, как ты знаешь, пишу, н у меня это в основном для выступлений, для фестивалей, моих лекториев – по всему, что меня интересует и чем я готов поделиться с умными, способными рассуждать людьми… Однажды ты поймёшь, что твоя самодостаточность, твой ум и остальные твои данные – этим больше никто не сможет грубо пользоваться и злоупотреблять каждый день в твоей жизни. Я слишком люблю свою свободу; даже если я скажу всем, что занят работой – а они могут думать, что я действительно работаю или встречаюсь с какой-то новой девицей, или и то, и другое – я тем временем просто сижу дома и читаю. Потому что книги всегда были мне большими друзьями, чем люди… Однажды ты поймёшь, что одиночество в твоём случае – подарок судьбы, – говорил Он, наливая мне новый бокал шампанского, пока мы сидели на балконе и смотрели на шумно проезжавший поздно вечером трамвай… – Я не люблю кому-то объяснять, почему я так захотел и выбрал себе что-то альтернативное, нежели, например, семья. Я не могу сказать себе хоть в чём-то «нет», когда знаю, что хотел бы обратного. Я не отказываю себе ни в чём, я перепробовал всё в своей жизни – и вот ты видишь меня таким, какой я сейчас, после всех этих экспериментов, – при этом выглядел Он прекрасно, и я продолжала Им слепо восхищаться.

Я скромно молчала, внимая его монологам, изредка вставляла какие-то ремарки и что-то переспрашивала и потихоньку пила шампанское.

– Знаешь, почему я сейчас с тобой?

Он пригласил меня сесть к нему на колени; я, обмирая, аккуратно устроилась, обнимая его за плечи и ощущая себя маленькой, хрупкой наследницей короля. У меня в голове крутился один ответ на Его вопрос, но я предпочла выразиться так:

– Я могу ошибиться, смотря на вещи сугубо в своей плоскости. Чужая душа – потёмки…

Он выпустил струю дыма:

– Я с тобой из-за твоего энтузиазма. – Значит, правильно угадала. – Ты слышишь? Из-за твоего энтузиазма, стремления… Не у всех это вижу.

У меня пересохло горло, но воды рядом не было, и я всё-таки взяла слово:

– Вы бы хотели чего-то конкретного от меня?

– Только общения… Если ты имела в виду что-то большее, я был бы не против, но это не самое главное в тебе.

Моя голова была обращена к окну, словно в ночном небе была поддержка; наш балкон возвышался с седьмого этажа; мои губы полуслышно проронили:

– А если я сама готова…

Мне хотелось обнажить перед Ним свою душу и уже вслух, лицом к лицу, произнести всё то, что я не стала бы писать в двух словах сухим текстом; но Он остановил меня жестом.

– Не надо, в таких случаях я сразу скажу любой женщине: забудь это слово. Любви не бывает, только в поэзии (с чем я сразу вынуждена была согласиться, к сожалению). Этот термин был выдуман кем-то для объяснения определённых зависимостей; а когда я был зависимым хоть от чего-либо?.. Если кому-то не нравится моя философия, я сразу скажу «до свидания», мне не нужно лишних проблем, как и им – лишних разочарований… Но ты, по-видимому, как раз понимаешь, о чём я. И не забывай: одиночество – лучшее, что у нас есть. Это твой подарок свыше.

– А другие женщины мне говорили об обратном, иначе без любви многое теряешь в жизни…

– Скорее, это они многое теряют в жизни, – рассмеялся Он.

***

Одиночество – и как же вы похожи? Я не верю. Вы разные возрастом, у вас разный опыт, но у вас похожие интересы – и вы видите мир так одинаково. Вы умеете быть общественными людьми – а потом сетуеете на поверхностность такого образа жизни. Тысячи сомнительных знакомств и сомнительных познаний… Самоцельность. Непрекращающееся изучение мира. Своя стихия. Безрассудства по жизни и серьёзность в карьере. Неуязвимость. Женщины на одну ночь. И вечная внутренняя боль, заставившая вас надеть броню и нарисовать на вашей маске улыбку, чтобы люди шли к вам навстречу и натыкались на эту самую броню, которую никогда не пробить… Вы мой яд. Но теперь я поняла, что такое мужчины и как они видят своих женщин.

Если однажды мужчина согласится потерять свою свободу, то эта женщина, наверное, должна быть и вправду с Венеры. Или же самой обыкновенной, поэтому он никогда никому не захочет объяснять, списком и по пунктам, что же он в ней нашёл, что захотел быть с ней, одной и навсегда…

И мне Он сказал всё четко. «Я не хочу никому лгать и ни от кого прятаться. Мне проще уйти, чем постоянно знать, что я под чьим-то пристальным вниманием. Я не хочу испытывать угрызений совести. Мне проще сказать всё сразу, а не потом, успев отстрадать. Я лучше отдам женщине деньги, а сам буду свободен». Вот что отличает сильных мужчин от тех, кто пока что на пути к этой силе. Вот что значит – молчание, доставившее мне столько боли, как и кое-кому… Кто не дошёл до этой стадии, лет через десять-двадцать будет делать то же самое… Боже, Раскольников и Свидригайлов.

***

Я лежала на диване. Мир вокруг не существовал для меня, как и время. Он, сидя над моей головой, перебирал мои волосы и, склонившись, поцеловал в зеркальной позиции: глаза к подбородку, подбородок к глазам, где соприкасались только губы. «Спасибо тебе за доверие», – услышала я смягчившийся голос. В нём он выдал свою слабость, после перформанса, не знавшего пощады и якобы не верившего в существование тонкой душевной организации. Мне казалось, он сам был теперь в эту организацию отчасти обращён. Благодаря мне… Я не раскрывала глаз, как раз Ему мне хотелось сказать спасибо. Если и смотрела, то только на Него. Я никогда не задавала себе по жизни вопросов, сколько лет моему текущему возлюбленному, а сколько мне. Это не работало. Признаюсь, зачастую меня тянуло к людям старше. Даже безумно старше. Они всегда были проводниками по жизненному пути, по лабиринтам разных чувств и эротических ощущений, по царству Аида, по тлетворным сторонам личности. Изнутри я слышала одно: не думай и наслаждайся моментом.

Я помню его – уже просто его – полузадумчиво-полувосхищённое настроение с утра, которое пытались испортить его дочери, словно с недовольством ожидавшие такого развития событий. Их отец мог себе такое позволить, потому что это он, его природа. «Не суди книгу по обложке» – идеальное подтверждение тому. Не все хотят быть теми, кем они остаются с самими собой наедине, потому что не готовы подставить своё благородное лицо толпе для плевка – если мыслить в одном направлении. А в остальном…

Один вечер можно забыть. Он на то и был уникальным. Последующие дни, как и предыдущие, до этого вечера, казались мне невыносимыми; одни – от предчувствия желанного, другие – от горечи, что я это никогда не получу. Я чувствовала себя Русалочкой, ходившей по суше, как по лезвиям ножа, когда мои мысли были с ним, а он тут же пресекал подобное, даже если признавался, что иногда и сам думал обо мне… Мне страшно было представить, что говорили ему женщины, которые слушали его философские дискуссии. А может, и не слушали: он не считал нужным им что-либо рассказывать. А лишь приступал к самому главному, без всяких предисловий. Увы, мы, женщины, склонны к тому, чтобы тут же поверить в любовь и представить несколько последующих лет счастья с ним, с детьми от него, где-то на корсиканском берегу, где ветер и волны уносят с нас всё, предоставляя лишь нас самим себе и нашим эмоциям… Мужчины, может, одобрят последнее. На время. Если найдут женщину привлекательной и даже захотят её известно как отблагодарить. Всё…

Да, я помню, что он не видел во мне один лишь объект, поэтому и искал хорошего собеседника для себя. Тем более, того, кто окажется его единомышленником, с кем ему можно спокойно быть самим собой. Я знала его совсем немного – но вот он стоял передо мной открытой книгой и предупреждал, что боится ранить меня изнутри.

Я никогда не забуду этого ужасного и восхитительного в одном флаконе человека, пусть даже совсем недавно чуть не оказалась одной из многих, допустивших ту же самую ошибку (или попросту ищущих в этом свою выгоду, чего я, кстати, никогда не пойму: потому что я выше подобного). Я благодарна ему за то, что он сказал мне правду, даже если эта правда не помешала мне решиться… Не думая о том, насколько эта встреча окажется последней (как ни странно, то было мои́м решением), я сделала ему подарок, зная его ещё молодые и неизменные пристрастия. Я знаю его культурные интересы и всегда советую что-то в Москве или обмениваюсь с ним впечатлениями. Но он сказал мне правду… Месяц, если не больше, на расстоянии, пока он был в отпуске, помог отойти от всех грёз. И внезапно вспомнить о Франко…

– А вы знаете, почему я учу итальянский? – смеясь, полупьянной говорила я, гуляя с ним в ночи. – Потому что однажды встретила я в Брюсселе итальянца и влюбилась… Ничего у нас не получилось, но оттуда растут все корни. Мне нравятся итальянцы, хоть убейся. И я хочу научиться жить, как они… И, может, туда и поеду отдыхать, пока вас не будет в Москве.

– В Брюссель? – переспрашивал он. – Мне всегда казалось, там опасно, особенно ночью. Чем мне, к слову, и нравится Москва: тут можно ощущать себя в безопасности.

– Отчасти вы правы, но вы видели наверняка только центр Москвы. А Брюссель воистину опасен, но кое-чем другим…

***

Роман в стадии написания, тщательно отбираются вещи для максимально лёгкого багажа. Это поездка, которая не призывает к продолжительной остановке и полной готовности заниматься бытом по дому. Это не отель и беспечность по расписанию на каждый день. Это не гигантский чемодан, подготовленный для кучи сувениров и одежды с шоколадом, купленными по Tax Free. Эта поездка – эмоциональная отдушина и поиск глазами мест, которые были ключевыми в тот день…

Я сидела за компьютером в Музее Яндекса и печатала своё повествование, пока на мой телефон не пришло уведомление. Я увидела сообщение от Тебя:

«Когда ты будешь здесь? Целую».

Это было против всех моих ожиданий. Минут десять я сидела, ошеломлённая, и не могла опомниться и понять: неужели человек «услышал меня на том проводе», эмпатией прочувствовал, что я сейчас пишу про него?

Я указала даты и, пребывая в состоянии ментального отключения, открыла на телефоне SoundHound: композиция, игравшая в помещении и идеально подходящая под моё состояние. Я поделилась ею с ним. И написала, что до сих пор люблю, даже если знаю любовь только в искажённом проявлении.

«Я знаю, и поэтому напоминаю, чтобы мы наконец всё прояснили: к сожалению не могу дать тебе любви. Могу дать только одного».

«Я и готова. Только я останусь у тебя на три дня! Или на три ночи подряд», – добавила я, понимая, что в будни у каждого могут быть свои планы. И представляя, как буду руками ласкать его чёрные волосы и тянуться за горячими, щекотливыми поцелуями от соприкосновения с бородой… «Я купила тебе подарок. Зная тебя, выбрала осознанно. Ни в коем случае не отменяй встречу в последний момент!»

***

Вы бы тоже, наверное, сказали: «А стоит ли оно такого решительного шага?» – узнав, что я вновь еду в Брюссель, в надежде получить ответ на свой вопрос и найти ключ к своему сундуку с кладом. Знаете, если бы этого человека не было на свете и я его вовсе выдумала, чтобы было от кого вдохновляться, дела бы обстояли гораздо проще. Творец Пигмалиона не страдал бы, Аполлон не бегал бы за Дафной, и каждый бы просто получал удовольствие от того, что умеет красиво писать на такие популярные среди женщин темы. Я знаю, что ни одна женщина не позволила бы себя так «уважать». И ни один мужчина не поддерживал меня в моих поисках истины, зная наперёд с прагматической точки зрения, что к чему и как оно должно случиться завтра.

Я никогда не могла приказать своим чувствам умолкнуть. Я плохо слышала тех, кто жертвовал для меня своим комфортом ради моего. Это люди, с которыми я максимум, что могла познать, так это истинную дружбу и беспокойное состояние, когда знаешь, что не можешь отплатить ровно тем же. Франко, это, к сожалению, ты и я.

Мы не приказываем сердцу. Мы забываем всё остальное, когда слышим только его, требующего одного: опустошить себя и отдать все накопившиеся кристаллизованные чувства тому самому недостижимому и непостижимому объекту наших душевных мук.

Я не нашла себя в Брюсселе за три месяца, проведенные в нём без действительно глобальных целей – я, может, уехала туда не только во имя учёбы, но и ради лёгкого эскапизма серых будней дома, в Москве. Я не любила Брюссель как город, с его неторопливым ритмом, вечно закрывающимися в выходные дни заведениями, отсутствием всякой активности и оригинальности, не считая европейских политических забот и бесконечных знакомств, где все национальности равны и забывают о том, что они себя раньше идентифицировали с какой-то страной… Больше скажу: новые жители Брюсселя из разных стран – словно разные знаки зодиака со своим менталитетом, с которыми вам повезёт либо найти общий язык, либо нет, если вдруг вы чувственно осознали в этом необходимость. Когда я вернулась в Брюссель четыре месяца спустя, я никогда не ощущала большего родства, чем с друзьями, которых встретила здесь, и не чувствовала радостной боли в душе, когда узнавала те самые места…

Когда я возвращалась из аэропорта поздно вечером разными автобусами, с восьмикилограммовой сумкой на плече, но ставшим лёгким сердцем, от ожидания, что случится чудо – я помню, как я, с каждым увиденным вновь знакомым местом, которое мы посетили в ту волшебную ночь, ощущала прилив сил и говорила себе: «Брюссель, я так скучала…». От страшных диких пригородов, отделённых лесной полосой, до цивильных, но пустых городских окраин (люди боялись за свою жизнь, возможно, но нам ли, москвичам, не возвращаться домой очень поздно). Автобус двигался по очень неровной дороге, но мои глаза были вовсю обращены на каждое проезжаемое дерево и дом. Вот он, мой второй родной город! Где меня все ждут. И главная, ждёт большая, пусть и безответная, любовь, которая зовёт и которой я не дам умолкнуть!

Круглая площадь Амбиорикс, где точечный свет от фонарей освещал тёмные деревья и элитные дома, широкая автострада, ведущая к Ботаник с его деловыми небоскрёбами, холм Искусств, где мой любимый герой выступал со своими стихами и где хотела бы выступить и я…

Сломанный, практически лежавший светофор, местная субкультурная молодёжь, тускло-красные огни, большие дороги центра… Всё дальше и дальше, с уже не таким тяжёлым по ощущениям багажом. На холме Искусств играл рок-концерт, оглушительно и динамично прорываясь сквозь ночной сон жителей самого центра столицы, оставшихся дома (я удачно приехала ровно в даты музыкального и цветочного фестиваля, проходивших на Гранд-Плас).

***

Я проснулась в Брюсселе, в самом центре, 16 августа, ровно пять месяцев спустя с момента той первой встречи и всех эмоций, что мы испытали, за один вечер. Я хочу теперь осознанно попросить прощения, за всё, что сказала ровно пять месяцев назад. Хотя в этом ли было дело?.. Стал бы ты себе лгать и наступать себе на горло, отказавшись от меня как от спутницы жизни?..

Четыре дня я жила у самого доброго и альруистичного на свете человека – своего славянского брата, его мать из Сербии; он объехал пол-Европы и пол-США и дал мне миллион советов на будущее, познакомил с интересными британцами, с которыми я обсудила искусство и русскую культуру, спас мой телефон после ливня и сделал для меня копию ключей от квартиры, чтобы я всегда смогла вернуться в удобное мне время. Два дня я жила у Лауры, с которой мы полдня гуляли по городу и посетили все места, которые я не успела посетить в предыдущие три месяца, а вечером она, предоставляя мне абсолютный комфорт у себя дома, отдавала компьютер, на котором я печатала часть этого романа, искала все маршруты по городу и поддерживала связь с нужными мне людьми.

Я радовалась каждой возможности увидеть всё больше и больше мест, через которые мы проходили. Стоило мне однажды остановиться на остановке Трон и осмотреться вокруг себя, как в моей голове тут же всплыла картинка 17 марта, когда я уезжала от Франко: кафе «Поль», которое было закрыто в воскресное утро и в котором мы сидели с Лаурой в последний день моего пребывания, шумный Порт де Намюр, разделённый двумя полосами движения, станция метро линий 2 и 6, где я делала пересадку ради автобуса 34 в сторону дома…

В жизни происходит столько вещей, которые только доказывают цикличность истории. Как оказалось, кафе “Гран-Сентраль” я посещала трижды: с Франко и с еще двумя знакомыми мужчинами, но уже месяцами позже. Вернее, во втором и третьем случае мы только проходили мимо “Гран-Сентраль” и заходили во второе кафе, расположенное по соседству, с более интересным, как всем казалось, интерьером… Как ни странно, только при втором визите в Брюссель я сразу же вспомнила все эти детали. Я узнала перекрёсток, светофор, офисные здания напротив наших окон на втором этаже, сами столики и стойки… Думаю, Франко даже и не подозревает, что одна встреча с застенчивой девушкой, которой легко было вскружить голову и заставить поверить в любые выдумки, может обернуться написанием романа и миссией по возвращению в Брюссель.

Я снова проходила по площади Журдан, которую мы с Франко пересекали не раз, в поисках то бара, то пива для вечеринки, то просто для романтических прогулок. Как оказалось, маленькие фонтаны, бившие некогда посреди асфальта, как в Музеоне, отключили, скромная лавчонка “Месье Антуан” стала солидным заведением, перед которым выстраивались очереди желающих картошки фри… И совсем рядом с этой площадью живёт один из моих хороших знакомых.

***

Жизнь – это когда моя странность встречается с твоей… И ты это сам видел.

Ты – поистине странность, раз ты сам назначил встречу и накануне неё решил исчезнуть. Ты читаешь всё, что я пишу, будь то разного рода рассуждения, будь то романтические фантазии, будь то стихи. Но моё сознание было разорвано, как пояс астероидов между Марсом и Юпитером. Мне хотелось выйти из дома и направиться к твоей двери, пройдя несколько остановок по пути трамвая 81, чтобы либо написать на ящике какую-то гадость на итальянском, либо бросить в него вместе с трогательным письмом подарочную электронную зажигалку как сувенир из Москвы. Поджечь твой дом (уже не думая о других жителях) или даже много лет спустя и в браке приехать к тебе в любую страну и родить детей, похожих на тебя.

Я всегда задавалась этим вопросом: «Как ты могла такое допустить и, сама прекрасно все осознавая, продолжала унижаться?» Я не раз слышала от своих знакомых, что моя любовь достойна своей необычной реализации, тем более, если однажды ее услышат и ответят на нее хоть каплей понимания… Но и не раз, видя меня в разбитом состоянии и слыша мои восклицания, они же говорили: «Это подлый человек, забудь и живи в свое удовольствие. Люби себя… Нет, всё равно не любишь, раз гонишься за никому не нужным». И мне хотелось только согласиться.

Мир бы существовал намного гармоничнее, не будь в нём таких опасных для окружающего мира персонажей, способных разбивать сердца самым наглым образом. В мире было бы меньше бразильских сериалов и больше стабильности и уверенности в завтрашнем дне, постоянства, предсказуемости, рутины – но тогда это ваша задача, дорогие мои, привнести в свою жизнь эмоций самым здоровым способом.

Наверное, стоило бы пожалеть, что однажды я сама отказалась от такой альтернативы. Когда можно было дать второй шанс своему бывшему и позволить ему «стать другим человеком и вести себя в наших отношениях совсем иначе». Придумывать образы, сцены, оригинальные трюки, которые якобы помогли бы затмить всех остальных и, в частности, человека, ради которого я пишу эту книгу…

Sei fissata per lui.²³ Увы, от этого не убежать.

Я долго не понимала, почему я писала до сих пор тому, кто причинял мне страдания. И этого же не понимал один бельгиец, который написал мне в первый день, когда я снова благополучно жила в Москве, чтобы с ним же увидеться в первый день, когда я во второй раз приехала в Брюссель. Едва мы встретились, мы поняли Что-то. Едва я уезжала, мы поняли Многое… Вот зачем я на самом деле ехала в Брюссель.

Я весь вечер переписывалась с человеком, нашедшим меня через разговорный клуб и уже давно интересовавшимся мной как личностью. Первое, что он спросил у меня: «Ты зарабатываешь как писатель и композитор?» «Нет, это моё хобби», – и я рассказала ему свою историю в двух словах, после чего мы меняли темы, и однажды я ему отправила свои произведения. Он оценил эротизм, идущий красной нитью в моих французских стихах, а я – его кругозор, дипломатичность… и тоже своеобразную неординарность. Однажды мы поняли, что нам стоило выговориться, каждому – о своих утерянных чувствах. Само собой, у нас был абсолютно разный опыт и разные воспоминания о времени, провёденном со своим возлюбленным или возлюбленной. И до меня с трезвой мужской позиции пытались донести идею, как надо уметь фильтровать плохих людей, доводящих до такого саморазрушения. На это я могу сказать одно: легко говорить тем, кто это давно пережил и нашёл выход из подобной ситуации, давно забыв, какие страдания при этом он испытал; но нелегко мне, двадцатиоднолетней, найти себе как работу, так и спутника всей моей жизни, в один щелчок пальцами, без поисков и приложенных усилий. Только в сказке все падает с небес, все проблемы бывших детей решаются кем-то старше и опытнее, а все вопросы жизни тут же обретают очевидный ответ. Тогда бы и жить становилось слишком скучно!

«Оставь этого парня, – говорил мне мужчина, когда я, слушая в двадцатый раз саундтрек «Сицилийского клана», сокрушалась из-за человека, по кому удивительным образом до сих пор болело сердце… или разум, – у него сейчас другой период и другие цели, ему нужна карьера… С тобой непросто общаться, пока ты в таком состоянии; я вижу насквозь, что ты для себя видишь отношениями. Но я хотел бы с тобой увидеться. Меня пленит твой ницшеанский дух. А твои стихи только укрепляют моё желание встретиться».

***

Наше умение обольщать всех вокруг себя и делать кого-то рабом своей более сильной энергии (читайте «давления») – это не смысл жизни и не секрет успеха. Не возражаю, что это качество полезно для лидеров на работе или бизнесменов, выдерживающих любую конкуренцию. Но никак не в чувствах, когда вы, прежде всего, должны помнить, что другой человек – такой же, как и вы: если вы хотите воздуха, тепла, сытости, любви и самореализации, то абсолютно то же самое хотят и другие люди, только в других количествах, но это не значит, что они вовсе его не хотят. Конечно, мы сами должны бороться за свою честь и уметь дать отпор тому, кто отнимает её у нас. Сказала бы я, что я теряю честь с этим человеком? Да, в минуты и часы отчаяния мне хочется предаться эмоциям, которые незаметно подкрадываются и накрывают с головы до ног. Но, может, я ценю эти моменты, ведь никто другой прежде не давал мне возможности испытать именно такие ощущения, а то и вовсе вдохновлять своим примером… Кому бы ещё я посвятила что-то подобное?

О демон, созданный моим же уязвимейшим сознаньем…

Я пожалела и не раз, что навестил жестоко ты меня

И так оставил, в странном, диком, мёртвом ожиданьи,

Что б я достала тебя с неба, со дна моря, из огня

И пулю в лоб я б наконец тебе пустила,

Чтоб дым горел, покуда чувствую твой дух,

Неугасающий в моей душе… увы, необратимо

Амур раскрыл свой роковой, контрастный лук…

Булгаков или Гёте научили правилам игры,

Где никогда не будет равных – и живых.

Где справедливость на нас плюнет с высоты,

Где страсть лишает глаз, с заката до зари…

Хочу забыть, но память – страшный мститель,

Хочу любить, но мне ответит тьма…

Хотела б покорять других, чтоб отплатить сполна

За все грехи с тобой, нетленный искуситель.

Самый, казалось бы, обычный средневековый или романтический сюжет. Которым можно было бы максимум восхищаться, знакомясь с этим издалека – благодаря красивому роковому полотну или бульварному роману.

Но разве вы станете отрицать, что это вечно? Как часто вы видели девушку, продолжавшую верить в куртуазную литературу и создававшую свою собственную, во имя недоступной музы; и одновременно эту же девушку, познавшую все рациональные стороны обычных отношений? Это не человек, который все никак не может спуститься с небес на землю и до которого не могут достучаться, что он вредит сам себе. Особенно в тех случаях, когда речь не идет о долголетнем браке, где жена терпит все выходки мужа, продолжая его по-прежнему самоотверженно любить, а о какой-то мимолетной незавершённой страсти, за которой последовали и другие, но более приземленные, не давшие забыть именно Эту.

Я никогда не захочу тебя видеть, потому что, к сожалению, ты это ты – поистине очаровательное исчадие ада, которое напоминает о своей сущности именно в реальных ситуациях, при любой моей попытке действительно увидеть тебя и соприкоснуться с твоей телесностью. Я верю, что в моих вечных неземных размышлениях ты всегда будешь в центре вселенной, в то время как в реальном мире я сама буду считать тебя подонком, как и любой, слышавший мою историю о тебе.

Я проснулась от стука в свою новую комнату. Лаура, давшая мне пожить у себя, с волнением спрашивала, что случилось. И в ответ на мой несвязный бред, повторивший те же самые реплики, которые я ей написала, но на итальянском, она сказала: «Забудь, он просто негодяй». И накрыла одеялом, потому что я спала на полужёстком диване прямо в одежде, даже ничего не постелив. Мне хотелось расцеловать её в знак признательности, за понимание и заботу. Однако спать не хотелось. Я была более чем согласна, что этому человеку не стоило вовсе появляться в моей жизни. Но я сама, по сути, была виновата, что захотела невозможного…

Но кто говорил, что за свою любовь не стоит бороться, а гораздо удобнее брать что-то материальное и практичное?

Моё настроение скакало миллион раз в противоположных настроениях: то я в томительной радости ждала самых лучших моментов, проведённых вместе; то я с легкой иронией критиковала сущность всех неравных и нечестных отношений, будто не была участником; то мне хотелось напиваться и предаваться разврату с кем угодно, кого бы я только ни встретила, лишь бы забыть, что такое сильные чувства, создающие эффект зависимости; то я мысленно оскорбляла человека всеми известными мне словами на родном языке, даже если бы он не понял их, и искренне не желала ему идти на мою пистолетную мишень; то я вновь осознавала, что только с ним мне удается все это прочувствовать и, в конце концов, он мог быть занят чем-то более серьезным, за что бы на следующий день извинился.

С какой бы радостью я подожгла твой дом зажигалкой, которую хотела подарить тебе… Жаль, она электронная, тогда бы, увы, мой план, достойный реализации, не удался. Меня метало из стороны в сторону, пока я вновь и вновь осознавала всю безнадёжность в своем наивном стремлении увидеть тебя. Я была в полной готовности пойти на любой самый отчаянный, опасный шаг, лишь бы высвободить всю негативную энергию. Мне хотелось отомстить так, чтобы ты раз и навсегда осознал, что я – ИСКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА В ТВОЕЙ ЖИЗНИ. Как и ты.

Я понимаю, как я ненавижу его, каждый раз, когда всплываю на поверхность своего моря безответных чувств, вдыхаю полной грудью и с ужасом оборачиваюсь на реальное положение дел. И в то же время хочу от него детей, чтобы осталась хотя бы копия того, кем я безумно восхищаюсь, так, что не вижу с собой никого другого, скольких бы людей мне ни довелось увидеть…

Мне всегда хотелось, чтобы он был лишь призраком, фантазмом в моей голове, а не реальным человеком. Я ненавижу его за то, что он существует и заставляет причинять мне боль, подавая знак, что может, но не хочет. Или хочет, но не может. Кот Шрёдингера…

Однажды я, обещав Лауре быть дома после музеев в полседьмого и открыть ей дверь единственным ключом, в шесть с четвертью, выходя на нашей остановке, пересела в трамвай 81 и направилась в сторону Американской улицы. Я даже не помнила, ближе к какой остановке она находилась, но мне непременно хотелось хотя бы увидеть этот дом. И проверить, указана ли там фамилия Франко на почтовом ящике. Я проехала “Майкл Коллинз”… Выйдя интуитивно через пару остановок, я спросила у людей, где может находиться Американская улица. Через два поворота я вышла на неё – и оказалась у второго дома. На часах, наверное, было уже полседьмого, и я, рискнув погнаться за двумя зайцами, в безумстве побежала по улице. Четвёртый, шестой… шестьдесят восьмой… Наконец я добежала до сто пятидесятого. Запыхавшись, стала искать глазами нужную почтовую ячейку. Просмотрела все двенадцать. Его фамилии нигде не было… Домой я добежала за пять минут, к счастью, под гору, тоже на своих ногах, так и не найдя остановку в обратном направлении и отказавшись ждать транспорт. Адреналина мне хватило до остатка дня. В последний вечер, чтобы в третий раз не оказаться в ловушке грусти, я уехала к тому самому человеку, с которым мы нашли общие темы для обсуждения и который хотел меня увидеть. И не пожалела…

***

Предыдущим вечером Лаура сообщила, что прямо сейчас ждёт к нам в гости своего нынешнего молодого человека, с которым поначалу всё шло непросто, но теперь она была счастлива, что всё наладилось. Я не стала им мешать и сразу же ушла в свою комнату, где рано или поздно, после очередных импульсивных набросков в дневнике, свалилась спать… Я увидела её избранника только утром, когда оба выходили на работу.

– Доброе утро. Как ты? – поздоровался на английском высокий плотный мужчина в тёмных очках.

– Хорошо. Элина, – и я протянула руку для приветствия.

– Мы виделись.

– Это было на вечеринке, – тут же откликнулась Лаура, видя мое недоумение. Я задумалась на пару секунд. И тут до меня дошло…

– Совпадения!

Я не могла поверить, что такие совпадения случаются в жизни. Мы пожелали друг другу удачного рабочего дня, и я позже написала Лауре, в позитивно-сатиричном тоне: «Когда после одной и той же вечеринки на Амбиорикс ты с большей вероятностью построила отношения, чем я».

Это был тот самый португалец, с которым мы обсуждали Финляндию и Россию.

***

Романа нет. Исчерпан. Он сгорел, остался белым пятном на карте, маленькой опухолью мозга, лечение которой передано лучшим хирургам как новый вызов медицины. Каждый в своей жизни успел познать чёрные и белые полосы, хороших и плохих людей, при этом в те моменты так и не смог дать всем этим событиям и людям объективную оценку. Которая бы нас не покачнула. Но и не дала бы сейчас принять от одного человека в два ночи видеозвонок и с упоением слушать его, пока он сам не захочет спать и ты не пожелаешь ему спокойной ночи, чтобы потом продолжить работу до утра…

«Мне нравится твоя артистичность, твой неописуемый эротизм, женственность, твоя бушующая стихия, твой пытливый ум, твоя глубина, – говорил он, поднимая зрачки немного в сторону, пока вспоминал, что ему ещё нравится во мне. Мы звонили друг другу не первый день, и каждый раз ему всё больше и больше не хватало меня. – И твои скачки настроения, твоё непостоянство: это и заводит, и держит в тонусе… Я всю жизнь мечтал встретить такую девушку, в которой есть всё: и чувственное, и интеллектуальное, и эстетическое, и открытость всему новому. Во всех смыслах. С тобой можно всё. Мне нравится в тебе абсолютно всё… – Он долго задерживал на мне взгляд, и я считала в нём, пусть и при плохом качестве видео, те слова, которые он не говорил. Он улыбался, и эта улыбка тоже говорила за него. – Я рад видеть тебя счастливой. Я каждую минуту думаю о тебе, даже когда я не могу написать… Если мы встретимся в сентябре и поймём, что мы и вправду созданы друг для друга, мы будем летать друг к другу и в октябре, и в ноябре, и в декабре… В эти месяцы есть дни, когда некоторые города особенно красивы. И мы их увидим вместе… И конечно, будет проще, если ты сначала приедешь в Брюссель – мы поедем вместе из Брюсселя».

Не спрашивайте, какую опасность может таить в себе Брюссель, если я туда поеду в третий раз… Если и поеду, то только на свадьбу. На свадьбу в «Майкл Коллинз».

Примечания

1

Здравствуйте, меня зовут Элина, я люблю писать стихи на русском и французском и сейчас я здесь, потому что итальянский я изучала, но без практики забыла почти всё.

(обратно)

2

– Здравствуйте, разговорный клуб?

– Да, проходите и садитесь… На каких языках вы говорите и на каких хотели бы поговорить?

– Я говорю на французском и русском и хотела бы попрактиковать итальянский… и, возможно, немецкий.

– Так, у нас есть столы с испанским, английским, французским… скоро сюда подойдёт больше людей, потом разберётесь лучше. (англ.)

(обратно)

3

– А мне хотелось бы попробовать…

– Условное наклонение! Молодец. (итал.)

(обратно)

4

Никогда не знаешь… (англ.)

(обратно)

5

Аллюзия на собственное стихотворение (из сборника «Молодые голоса»):

Но поздно. Испытание,

На перекрёстке времени

Прошедшего – метание,

Грядущего – затмение. (Примечание автора)

(обратно)

6

– Привет, это Элина из России, которая пишет стихи. (итал.)

(обратно)

7

– И ты пишешь?! Ситуация становится интересной… (итал.)

(обратно)

8

Итак!..

(обратно)

9

Чтобы ты хотела выпить? (итал.)

(обратно)

10

Официантка

(обратно)

11

Поцелуй меня!.. Ну же! (итал.)

(обратно)

12

Самокат! (франц.)

(обратно)

13

Причуда, прихоть (итал.)

(обратно)

14

Порок (итал.)

(обратно)

15

Безумный (итал.)

(обратно)

16

Март немного сумасшедший, посмотри на солнце и возьми зонтик. (итал.)

(обратно)

17

Заимствование из перевода стихотворения « Le moment de volupté », сборник «Молодые голоса». (Примечание автора)

(обратно)

18

15 марта 44 г. до н. э., день убийства Юлия Цезаря. (Примечание автора)

(обратно)

19

Добрый вечер. (франц.)

(обратно)

20

– Ошиблись номером?

– Нет, это Элина…

– Кто?

– Из России. (итал.)

(обратно)

21

Искуство-Закон (франц., нидер.)

(обратно)

22

Посылка для господина Франко Кьяравелло (франц.)

(обратно)

23

Ты зациклилась на нём. (итал.)

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***