Когда поют киты [Андрей Кириков] (fb2) читать онлайн

Глава

I

Осень на берегу Северного Ледовитого океана никогда не была мягкой. Холодный ветер пробирает до костей, разрывая ворот твоей, казалось бы, тёплой одежды. Особенно холодно на берегу, у воды. Но ей все равно, ей нужно донести обед. Папа ждёт. С тех пор, как мамы не стало, она взяла его под свой контроль, не даёт ему грустить и скучать. Уж тем более голодать. Она бежала со всех ног. Ветер не только резал ее детское доброе лицо, но и поднимал огромные волны, которые были готовы накрыть целый город. Соленые брызги замерзали ещё в полёте, а потом ударяли ее. Она этого не замечала, с детства привыкла к такому, это даже чем-то ее веселило. Серые пейзажи, которые навевали бы тоску на других, для неё казались невероятными. За ними пряталось что-то, чего никто не может объяснить. Они влекли, от них нельзя было оторваться. На пороге маяка она остановилась и обернулась. Ещё раз окинув взглядом берег, она снова улыбнулась:

–Мое…-тихо прошептала она,– и больше ничьё.

Она скрылась за дверью вместе с корзинкой. Быстро взлетев по винтовой лестнице, будто соревнуясь с тем самым ветром, она встала за его спиной, тихо поставила корзинку на стол и подошла ближе. Суровый взгляд ее отца разрезал горизонт. Он как будто ждал, что сейчас, вот-вот кто-то появится. Кто-то, кого он давно ждёт. Кто-то, о ком он думает каждый день. Кто-то… но никто не появлялся.

–Моби Дик атакует «Пекод»,– она запрыгнула на его спину сзади,– сдавайтесь, вам не уйти отсюда живыми!

–О нет! Команда, свистать всех наверх! Готовьте гарпуны! Уж за него получим много!– улыбаясь, отец боролся с дочкой.

Это был совсем другой человек. Его глаза наполнились любовью и счастьем. Счастливый. Да, именно счастливый, иначе никак. Не осталось и следа от северной сдержанности мужчины. Здесь уже был капитан Ахав, который пытался бороться с белым китом.

–Мы просто так не сдадимся, Моби Дик, -он продолжал игру.

–Я сильнее!

Они смеялись, не замечая мира вокруг. Хрупкая маленькая девочка и суровый викинг. Они остались вдвоём очень давно, с тех пор он видел в ней смысл всей своей жизни, а она этот смысл давала.

–Твой обед. Сегодня я старалась, -она нервничала, ведь вчера отцу было плохо, и она была уверена, что из-за обеда.

–Как и всегда, -он снова улыбнулся, чем успокоил девочку.

–Сегодня сильный шторм. Тебе не страшно? Волны поднимаются очень высоко, а если они смоют маяк?

–Маяк они точно не смоют, -отец посмеялся, -он очень стойкий. Да и шторм не самый сильный, бывало хуже. Не беспокойся.

Тишина захватила комнату на мгновение. Он снова устремил взгляд в ожидании «кого-то». Девочка повторила. Они молчали и смотрели, но «кто-то» не появлялся. То ли не хотел, то ли просто не мог. Издалека океан казался спокойным, но если присмотреться, то он был в бешенстве. Как и викинг. Внутри него все рвалось, но он не показывал. Терпение-вот чему он научился за столько лет. Терпение.

–Зачем ты здесь всегда, если корабли уже давно не ходят тут?-наконец нарушив молчание, спросила девочка.

–Никто не знает, что будет завтра. Вдруг, кому-то однажды понадобится свет, который спасёт жизнь или несколько жизней, или много жизней. Я дам этот свет, тот самый спасительный свет, -он все также смотрел вдаль,– пока я могу дать этот луч, я кому-то нужен. Не беспокойся, сегодня я вернусь домой вовремя, -он улыбнулся и обнял девочку.

–Я буду ждать. Сегодня ночью ветер пел очень красивую песню. Я хотела тебе ее пропеть, но пока бежала, забыла. По дороге он изменил мотив: стал каким-то грубым и злобным. А вот ночью было очень красиво и нежно. Это самая лучшая мелодия на земле.

–Знаешь, есть нечто более завораживающее.

–Что-то лучше ветра? Я никогда в это не поверю. Ты меня опять обманываешь, как тогда с дельфинами. А ведь я ждала, что они придут за моим зубом.

Отец не смог сдержать смеха:

–В этот раз я не обманываю. Ты когда-нибудь слышала, как поют киты?

–Киты? Нет. А они умеют петь?

–Конечно. Говорят, что человек может услышать их песню только один раз в жизни. Это что-то несравненное, ничего подобного не существует. Но и не каждый человек способен это услышать. Нужно быть честным, никогда не совершать зла, всегда нести свет в сердца людей. Они появляются неожиданно, никогда не знаешь, в какое время года или в какой час суток они приплывут. Если на горизонте увидишь китов, прислушайся, быть может, это тот самый, единственный, момент в твоей жизни. Больше такого не будет.

–А если я никогда не делала зла, я сейчас их услышу?– она подбежала и прилипла к стеклу, в ожидании гостей.

–Нет, нужно подождать. Ещё несколько лет, сейчас рано.

Он смотрел на неё и не мог сдержать ни улыбку, ни смех. Да и не нужно было. Только с ней он мог быть таким. Таким, каким ещё несколько лет назад, он был со всеми.

–Принеси воды, -он попросил, изменившись в лице.

Девочка оторвалась от стекла и пошла к графину. Она шла недолго, но этого хватило для того, чтобы ветер резко ворвался в комнату сквозь настежь открытое окно. Когда она повернулась, отец уже стоял наполовину за окном. Она успела лишь крикнуть: «Отец!»– и…

И открыла глаза. Этот сон мучил ее уже долгих 20 лет. С тех самых пор, как она стала смотрительницей маяка. Фрида. От той маленькой хрупкой улыбающейся девочки осталось только имя-Фрида. Ей было за 40. Она была одна. С людьми не общалась, даже продукты брала за своей дверью, ей их просто приносили из соседней рыбацкой деревушки. Единственная в своём роде. Все маяки закрывали за ненадобностью, а ее все ещё работал. И ей было хорошо: ее одиночество, она и океан. Каждый день она вставала у окна и разрезала своим суровым взглядом горизонт. Она ждала кого-то, а точнее китов. Единственное, что у неё осталось в этой жизни-мечта. Мечта услышать, как поют киты.

Глава

II

Громкий звук будильника сильно давил на его больную голову. Мигрень? Нет. Удар? Нет. Похмелье. После очередной вечеринки он лежал в своей квартире в обнимку с бутылкой, одной из тех, что окружали его кровать. И его комнату, и вообще жили в этой квартире намного больше, чем он сам. Будильник в очередной раз попытался поднять его на работу, ведь на вечеринки нужны деньги. Но только не ему. Его папа платил за все: квартиру, машина, ночные клубы. Работа тоже появилась благодаря отцу. В свои двадцать четыре года Свен Пирсон не добился бы ничего, если бы не огромные капиталы отца, у которого он был единственным. Да он и не хотел ничего добиваться, все само шло к нему в руки, зачастую отец давал сыну то, чего он не просил. Просто так. Потому что единственный. Мать Свен никогда не видел: отец говорил, что она их бросила; дядя, с которым парень был более откровенен, чем с отцом, говорил, что она бежала от домашнего тирана; сам Свен решил, что для него она мертва; но всем говорил, что однажды на журналистском расследовании ее убил маньяк. Это помогало ему везде: в школе, в университете, на работе, в клубах. Его жалели, прощали ошибки, были снисходительны. Он был хитрым и расчетливым молодым человеком, если ему кто-то не нравился, просто ликвидировал. С помощью отца. Будильник предпринял третью попытку поднять Свена, на этот раз успешную. Страдая от жуткой головной боли, он направился в ванну, чтобы хоть немного привести себя в порядок.

–Надо бы убраться. Хотя пока пройти можно.

Горы пустых бутылок, пачек из-под сигарет, грязных стаканов. Некогда уютная квартира Пирсонов теперь больше походила на логово алкоголика. Хотя так и было.

–Свен Стефан Пирсон. Любитель ночной жизни Алесунда, прожигатель жизни, злостный курильщик и любитель покрепче. Да уж парень, нужно меняться,– сказал он, глядя на себя в зеркало.

Окунувшись головой в холодную воду, он сразу взбодрился.

–Свен Стефан Пирсон. Журналист одного из лучших изданий Норвегии. Молодой и энергичный парень, потерявший свою мать, некогда тоже журналистку, в раннем возрасте. Несчастный и обиженный. Так-то лучше, таким ты мне нравишься больше.

Ежедневное превращение в журналиста давалось ему с трудом. Он не хотел выполнять задания, которые ему давали. Чаще всего это были опросы и составление гороскопов. Больше его ни к чему не подпускали. Доверить что-то серьезное ему не могли, репутации не позволяла. Расследованиями занимались более опытные журналисты, чему он завидовал. Но тут отец уже ничего не мог поделать. Он оплатил обучение, устроил его в издание, продвигать сына по карьерной лестнице он не собирался. Его отец делал состояние с нуля, чего хотел и от Свена. Он долго стоял перед зеркалом, представляя, как он берет интервью где-то за океаном, но телефонный звонок вернул его к жизни.

–Свен, я понимаю, что ты мечтаешь однажды стать известным журналистом, но для этого надо хоть раз в жизни прийти на работу во время,-очень бегло проговорил женский голос,– если Шеф увидит, что тебя опять нет…

–Крис, я уже почти подъехал и…

–Две недели. Ровно две недели назад ты клялся, что больше никогда не опоздаешь. Всем сложно выходить на работу после выходных, но, представь себе, все входят!

–Крис, я уже близко…

–Я не могу придумывать каждый раз новую причину твоего опоздания, Свен, если тебе все равно на себя, подумай хоть обо мне, -не останавливаясь, говорила девушка.

–Крис, я сзади, смотри!

Он быстро надел своё пальто, которое подчёркивало его классическую внешность. Именно классическую. Такой молодой человек вполне мог жить во времена Виктории. Он носил исключительно чёрные и белые вещи, не принимая ничего другого. Выходя на улицу, улыбался, так он пытался обмануть всех вокруг, что рад новому дню, что он проснулся, что вдыхает этот холодный осенний воздух с частицами соли, принесённых с океана. На самом деле ему было глубоко плевать. Он ждал вечер, когда начиналась его жизнь, а не жизнь простых людей. Однако эта улыбка привлекала молодых девушек, которых он никогда не пропускал своими глазами. Он любил играть с ними, а потом выбрасывать, как ненужную игрушку. Его могли бы назвать сволочью, уродом. Такое он обычно слышал перед входной дверью. Чаще всего утром. Но ему было глубоко плевать, он ждал вечер, когда начиналась его жизнь, а не жизнь простых людей. Свен садился в машину и специально перекрывал дорогу, пока искал что-то абсолютно ненужное в машине. Ему нравилось приводить людей в бешенство, а потом жаловаться всем на то, что произошёл конфликт не по его вине. Люди либо любили его, либо ненавидели. Чаще всего его характеризовали лишь двумя словами: «Свен Пирсон». Но ему было глубоко плевать, он ждал вечер, когда начиналась его жизнь, а не жизнь простых людей. Добравшись до своего офиса, он не торопился к рабочему месту. Он уже опоздал на час, поэтому хуже быть уже не могло. В холле он встретил новую секретаршу Шефа, не пропустил возможности поговорить с ней и показать свою улыбку. Девушка оценила Свена, а вот его подруга Криста поступка парня не оценила.

–Свен Стефан Пирсон, -ее злой голос не предвещал ничего хорошего.

–Прости, мне нужно бежать, немного опаздываю на работу, -быстро закончил разговор Свен,– Криста! Ты не поверишь, я был уже почти…

–Заткнись, Пирсон. Последний раз я тебя прикрывала, -они, молча, смотрели в глаза друг другу.-Сегодня у твоей племянницы день рождения.

–Но у меня нет…

–Я знаю! А что мне оставалось? Сказать, что ты опять пропил половину капитала своего отца и умираешь от похмелья?

–Ты мне так нравишься, когда злишься, -усмехнулся парень.

–В следующий раз выкручивайся сам.

–Следующего раза не будет.

Они поднимались на лифте вместе, обсуждая минувший уик-энд. Кто-то ходил на концерт, кто-то пытался вспомнить уик-энд. Криста всегда переживала за своего друга. Он был ей как брат. Непослушный, избалованный младший брат, за которым постоянно надо было следить, чтобы он не наделал глупостей, а если уже опоздала, то вытаскивать из этих глупостей. Она была его полной противоположностью: никогда не пила, по клубам не ходила, у неё был муж и ребёнок. И ей тоже было двадцать четыре. Сначала они вместе учились. Свен хотел, чтобы она была его девушкой, но Кристу он не привлекал. Ей нравились совсем другие. Потом они попали в одно издание, с тех пор он знал, что на неё можно положиться в любой ситуации, чего девушка не могла сказать о нем.

–Пирсон! Ко мне в кабинет! Живо!

Они только вышли из лифта, как Шеф вызвал Свена к себе.

–День рождения племянницы, -шепнула Криста.

–Я помню, все будет хорошо.

Свен уверенно зашёл в кабинет, понимая, что из-за отца он может ничего не бояться. Однако у Шефа было совсем другое мнение:

–Сегодня ваш отец связался со мной, чтобы узнать, как проходит ваша работа. Он сказал, что не может связаться с вами на протяжении двух недель.

–Видимо, телефон сломался, -Свен не боялся язвить.

–Он сейчас в отъезде, и попросил меня проследить за вами. Я не стал скрывать информацию о вашей работе, Пирсон. Я рассказал ему, что вы постоянно опаздываете, задерживаете материал, а иногда вообще отказываетесь выполнять задания.

–Но все мои опоздания…

–То, что ваша подруга, госпоже Хенри, вас покрывает, это очень хорошо, но то, что она абсолютно не умеет врать, это очень плохо. Пирсон, я знаю, что у вас нет никакой племянницы. Поэтому ваш отец пошёл мне на встречу.

–Да что вы? Он выкупает издательство?

–Лучше. Мы с ним заключили сделку, -наклонившись к Свену, сказал Шеф.

–Интересно, -наклонился Свен.

–Если вы не выполните мое следующее задание в течение двух месяцев или откажитесь, или попросите Хенри выполнить его, я вас уволю. Но этого вы не боитесь, я знаю. Ваш отец лишит вас всего, наследство перейдёт на наш счёт. За что я вас очень сильно отблагодарю, Пирсон.

Свен больше не улыбался. Он знал, что отец хочет, чтобы он делал карьеру сам, и понимал, что такая сделка вполне реальна.

–Что такое? Что-то случилось? Может воды, -теперь издевался Шеф. Игра перешла под его контроль.

–Какое задание?

–Я ждал этого.

Шеф порылся в своём столе и достал оттуда конверт.

–У нас остался один рабочий маяк, все остальные закрыли, потому что на них никто не работает, да и они не нужны. На том одном рабочем, живет женщина-смотрительница. Тебе нужно взять у неё интервью. Имей в виду, это не так просто как кажется. Я не вижу улыбки на твоём лице, Пирсон. Ты же так хотел серьёзную работу, лови!

Свен долго сидел, смотря на запечатанный белый конверт. Он был зол. Он ненавидел отца за то, что он так с ним поступил, ненавидел этого человека, стоящего перед ним и широко улыбающегося, он заведомо ненавидел эту смотрительницу, ведь именно от неё зависело все. Парень встал, чтобы выйти, но Шеф остановил его:

–Забирать тебя будут каждый день от твоего дома, водитель напрямую связан со мной, если ты хоть раз не поедешь, ты проиграл, Пирсон. В течение двух месяцев я жду полную биографию этой женщины, статья будет на развороте. Уж постарайся. Начинаешь завтра, -язвил Шеф.

Свен вышел очень злой. Его встречала Криста, которая заподозрила что-то неладное. Увидев лицо друга, она просто пропустила его к столу. Свен не знал, что делать теперь. Женщина-нелюдимка, никого не пускает. Как ему брать интервью? Что вообще спрашивать? Многое крутилось в его голове, он просто хотел выбежать на улицу и кричать. Безысходность. Это все, что он чувствовал. Свен понял, что сегодня последний день. Его последний свободный день, завтра начинается его работа. Настоящая работа, которую он так ждал, но теперь она уже не казалось такой желанной. «Последний день»… Эта мысль доминировала над всеми. Он не придумал ничего лучше, как просто уйти с работы и насладиться этим последним днём. Прожить его так, как проживал выходные и вечера.

–Пойдёшь со мной?-все ещё зло он спросил Кристу.

Она смотрела на него неуверенно. Ее ждут дома. Ее ждёт работа. Она просто не может.

–Идём…

Каждый раз в голове Свена менялись доминирующая мысль. Теперь он никак не мог избавиться от мысли, что сейчас он может потерять все. Ему было и плохо, и все равно. Он и злился, и был спокоен, и хотел плакать, и хотел ломать все вокруг. Они выходили из здания молча. Криста боялась его спрашивать, Свен ждал, когда они напьются.

–Сегодня последний день, -наконец сказал Пирсон.

–Что? Я не понимаю, -забеспокоилась Криста.

–Сегодня последний день, когда я тот Свен Пирсон, которого все знали.

Глава

III

Новый Свен Пирсон мало отличался от старого. Проводы его последнего свободного дня так затянулись, что он не мог проснуться. Ни первый, ни второй, ни третий будильники не помогали. Но помощь пришла с неожиданной стороны: Криста.

–Если ты не встанешь сейчас, то можешь прощаться с деньгами своего отца.

Услышав ее голос, Свен подумал, что он все ещё спит.

–Наконец-то мы живём вместе.

–Конечно. Только в твоих снах.

Теперь он понял, что это не сон. Ее голос ударил как ток, и парень подлетел с кровати. Он до сих пор не мог поверить, что у него в квартире была она. В его голове путались мысли: что вчера было, что он сделал, а было ли вообще что-то? Он и боялся, и радовался, но в целом был растерян. Криста просто стояла и смеялась.

–Не бойся. Я с тобой ничего не сделала, все в твоей квартире на месте.

Свен огляделся и не мог поверить, что он точно был дома.

–Неправда! Где весь мусор.

–Точно, единственное, что я забрала, гора твоих бутылок. Извини, я очень хотела их взять. Не смогла удержаться.

Испуг не сходил с его лица. Все казалось каким-то новым и чужим. Страшно было вообще идти по комнате, теперь не было тех препятствий, которые он легко обходил, и к которым он так привык.

–Сколько время?

–У тебя десять минут. Завтрак на столе. Сумка собрана внизу. Одежда тоже готова.

–Я точно жив? Может вчера траванулся виски?

–Нет, -едва сдерживая смех, сказала Криста,– просто я не могла тебя отпустить домой в том состоянии. А когда пришла, поняла, что немного порядка здесь не помешает. Расслабься, я жена и мать, я привыкла каждый день собирать, убирать и готовить кого-то, что-то к чему-то и для чего-то. Наслаждайся чистотой.

–Если ты ждёшь «спасибо», то зря. Я спокойно жил в хаосе. Сейчас наоборот стало неуютно. Ладно, сейчас не до этого.

Он скрылся в ванной, а оттуда уже появился молодой журналист. Точнее, все тот же «второй» Свен. Внизу на столе его ждал тёплый завтрак, горячий кофе и собранная для интервью сумка. Он впервые был готов вовремя. Машина ещё даже не успела подъехать за ним, но он и не собирался ждать до последнего. Быстро накинул пальто и вышел на улицу ждать там. Криста вышла немного позже. Отдала ему ключи и блокнот, который он забыл в комнате, точнее она забыла убрать в сумку.

–Удачи, мистер Пирсон. Сегодня ваше первое серьёзное интервью. Все будет хорошо, если ты наконец найдёшь в себе желание что-то делать. Помни:ты-журналист, ты должен показать людям правду и рассказать все самое интересное. Я уверена, ей есть что рассказать.

Криста улыбнулась. Она почему-то видела в нем то, чего не видел никто, доброту и честность. Ни смотря на все его тусовки и ошибки, она верила в него. Верила в то, что в нем живет человек. Просто Свен его очень хорошо прячет, чтобы не покалечили. Боится пораниться. Она его понимала.

Водитель приехал вовремя. Свен садился в машину, а Криста все ещё его провожала.

–Спасибо, -неожиданно он шепнул, -без тебя бы я уже сегодня проиграл…

Она хотела просто закрыть дверь, но случайно вырвалось:

–Ты бы проиграл уже очень давно.

Она смотрела, как машина исчезает вдалеке. Улыбка быстро покинула ее лицо. Она развернулась и пошла куда-то. Куда-то-ее любимое направление. Именно там она проводила большую часть своей жизни. Она проходила мимо витрин магазинов, мимо кафе, мимо людей. Она всматривалась во все, при этом не замечая ничего. У неё в голове были мысли по поводу завтрашнего номера, который она так и не подготовила. Менялись обложки, заголовки, статьи. Менялись до тех пор, пока она не пришла к маленькой художественной мастерской. Она часто гуляла по городу, но увидела ее впервые. За большими стёклами она заметила пожилого мужчину рисующего тюльпаны. Вся комната была увешана картинами. На одних были цветы, на других пейзажи. Людей не было. Вообще. Только природа и ничего больше.

–Девушка, вам что-то подсказать?

Она стояла неподвижно, всматриваясь в тюльпаны.

–Я…-начала она,– мне просто стало интересно. Я впервые обратила внимание, что здесь мастерская, хотя гуляю достаточно часто.

–Она маленькая. Многие люди ее не замечают. Это мой маленький уголок, мой маленький мирок, где я могу создавать свою вселенную, а потом уничтожать ее и наслаждаться взрывом. А ещё я могу перенести этот взрыв на холст, тогда я поделюсь частью своего мира со всеми.

Старик был очень энергичен и улыбчив, но Криста не могла ответить тем же. Она была серьёзна, даже немного угрюма. Она пыталась разглядеть в «тюльпанах» какую-то загадку.

–Я раньше рисовала. Это было очень давно.

–Бросили?

–Чёрная полоса в жизни кончилась.

–А вы думаете, что творить можно только тогда, когда что-то происходит?

–Когда происходит что-то плохое… У вас нет на картинах людей, вы их не любите?

–Я бы так не сказал, -художник отложил кисти и повернулся к девушке, -я считаю, что природа намного честнее. Когда ты рисуешь человека, ты думаешь, что он несёт в себе определённую эмоцию, и переносишь ее на полотно. Но он может нести нечто иное. Я не люблю обманывать. Я хочу, чтобы мое искусство было честным: без масок, без ложных эмоций, без людей.

–Разве искусство не призвано скрывать что-то?

–Для каждого есть своё понятие искусства. Видимо, вы в своём ищите убежище.

–Сколько стоят эти «тюльпаны»?

–Они ещё не готовы.

–Я вижу это, но хочу купить их именно сейчас. Сколько?

Старик не знал, что ответить. Он встал со своего табурета, поднял картину с мольберта, протянул ее девушке и сказал:

–Вы сами назовёте ее цену, но только когда закончите ее. Приходите, когда «тюльпаны» будут готовы.

Криста не ожидала такого подарка:

–То есть я должна заплатить, когда допишу эту картину?-удивленно спросила она.

–Конечно, нет, -посмеялся старик,– Это мой подарок. Берите, но обещайте, что придёте с ней, когда завершите.

–Обещаю, -после недолгой паузы фыркнула Криста.

Она вышла из мастерской ещё более угрюмой, чем до того, как вошла. О том, что эта девушка улыбалась, напоминали только морщины возле рта, которые с каждым днём завоевывали все больше и больше территорий на ее лице. Теперь это была настоящая Криста Хенри. Такой ее знают лишь подушки в доме, может, ещё стены. Весёлая отзывчивая и абсолютно беззаботная девушка. Нет! Если бы это было написано на доске, то можно ее сжечь. Никогда она не была такой, никогда такой и не станет. Ей всегда все давалось с трудом. Жизнь Кристы один большой труд. Необыкновенная девочка с необыкновенным миром в голове. Она создавала что-то новое всегда, она знала что-то большее, она хотела творить. Такого ребёнка вряд ли ещё найдёшь. Родители обычно у таких детей связаны с искусством, они дают своему ребёнку все лучшее, бьются за его внутренний мир, чего бы им это ни стоило. За ее мир точно нужно сражаться. Но Криста выросла в детдоме. Ее не очень любили дети, потому что она их не любила. Всегда считала их глупыми, ведь так и было. Она росла быстрее всех, понимала быстрее всех, но это не было ее преимуществом. Ее способности к рисованию заставляли многих восхищаться и завидовать. Она мечтала стать художнице или быть хоть немного близкой к искусству. Криста всегда хотела выделяться своими знаниями и уверенностью, но быстро поняла, что этого никто не хочет видеть. Так же быстро она осознала, что ее рисунки тоже никому не нужны. Ее искусство оставалось только с ней. А, нет. Ещё с ней оставались стандартные фразы взрослых: «Молодец», «У тебя талант», «Очень красиво». Ее мир погибал. Рисовать она больше не хотела, о чём-то высоком не мечтала. Тогда она стала просто Крис. Обыкновенная девочка с обыкновенным миром внутри и обыкновениями мечтами. Таких в каждом уголке мира по несколько на квадратный сантиметр. Она быстро нашла друзей, дни стали идти быстрее, она пошла учиться на журналиста, потом познакомилась со своим будущим мужем, родила ребёнка, стала работать в крупном издательстве. Обычная девушка с обычными мечтами, которые сбылись. Казалось бы, сбылись. Но где-то глубоко внутри Криста старалась вернуться к той девочке, которая могла создать в голове новую вселенную, а потом уничтожить ее и смотреть на этот взрыв с восхищением. Ей не хватало Кристы. Вообще ее так называл только Шеф. Для остальных она была просто, Крис. Возможно, это только закапывало ее внутреннюю Кристу, а, возможно, наоборот, не давало ей уйти очень далеко. Во всяком случае она чувствовала, что очень скоро должно произойти что-то, что перевернёт ее жизнь, что-то, что поможет ей снова вернуться......

Глава

IV

Водитель ехал чертовски медленно. Даже предательски медленно. Свен на мгновение успокаивался, но потом снова его охватывало какое-то странное беспокойство. Он впервые должен был брать интервью. Это его мечта, но немного в иной подаче. Его манили светские рауты и знаменитости с их золотыми унитазами в роскошных пентхаусах. Ему хотелось быть в той среде, к которой он уже так давно привык. Сейчас он ехал к женщине, которая ни с кем не говорила очень давно, может, она его вообще не пустит или не захочет делиться ничем. А что, если она буйная психопатка, набросится на него с ножом, а потом просто выкинет тело в океан. А что, если она умерла, родственников нет, и никто даже не подозревает, что она просто лежит в своей комнате, в маяке. А что, если… Водитель ехал предательски медленно. Свен долго думал, чем себя занять, чтобы так сильно не нервничать. Он переключал радио, чтобы отвлечься, но водитель достаточно доходчиво объяснил, что не стоит щёлкать так часто. Когда парень решил покурить и открыл окно, он поймал озлобленный взгляд, который достаточно доходчиво говорил, что этого делать тоже не стоит. Он просто сидел. Но спокойно сидеть не мог. Пейзаж был ещё более удручающий: старая рыбацкая деревушка на горизонте, серое осеннее небо и деревья. Очень много деревьев. Именно они и помогли Свену отвлечься. Он стал разглядывать деревья, которые стояли вдоль дороги. «Это похоже на девушку. Такие обычно ходят в коротких юбках и привлекают очень много внимания». Наконец он придумал для себя игру, которая его успокоила. В этот день Свен увидел очень много различных экземпляров: от наездников на волках до античной Дафны. Но больше всего ему заполнилось абсолютно некрасивое, кривое деревце-карлик. Он точно не смог понять, что это было за дерево, но одно он увидел однозначно: оно сильно выделяется. Среди таких массивных гигантов ему было очень неуютно. Оно было, будто бы, не на своём месте. Очевидно, что оно тут стояло для того, чтобы казаться лучше, чем есть. Эта попытка попасть в мир гигантов не то чтобы провалилась, но точно выглядела смешно. Его просто давила эта тяжесть со стороны других деревьев. Но больше всего молодого человека привлекла маленькая деталь: только на этом дереве ещё был последний листок. Оно ещё сохраняло на себе жизнь. Эти отголоски лета и весны заставили Свена улыбнуться впервые со вчерашнего дня. Он ещё раз посмотрел на дерево и снова убедился, что только оно на фоне всего этого серого метрового пейзажа до сих пор осталось живым. В голове уже созрела очередная игра: журналист решил, что если до конца поездки он насчитает сотню деревьев, все будет успешно и без особых трудностей. Начинал он тут же, как пришла эта мысль.

Он считал и считал, долго, очень долго, пока машина вдруг не начал тормозить.

Девяносто один, девяносто два… Черт!-бормотал Свен, -здравствуйте неудачи.

–Что?-водитель был немного озадачен.

–Ничего. Куда дальше?

Водитель махнул рукой в сторону маяка, возле которого играли дети. Они что-то кричали вверх, но разобрать было сложно. Слишком далеко.

–Мне сказали забрать вас ровно в семь.

–Хорошо, я буду иметь в виду.

Свен не показывал насколько ему страшно, скрывать эмоции он умел на профессиональном уровне. С такими умениями его бы легко взяли в театр, но ему и на своём месте было хорошо. Он пошёл по достаточно узкой дорожке, выложенной красным известняком. Он раньше никогда не видел такого. Она была очень красиво и привлекла не меньше внимания, чем океан или маяк. Сегодня воды были спокойны, лишь изредка средние волны бились о берег. Такому спокойствию парень очень завидовал. Он последний раз обернулся в сторону деревушки, как будто хотел попросить у ее жителей спасения, и уверено двинулся к толпе кричащих детей. С каждым шагом крик толпы был все громче и громче. Это начинало давить на голову Свена. Дети кричали что-то все ещё неразборчивое. Но вот что они делали, парень увидел достаточно чётко. Они брали лежащие на площадке маяка камни и бросали в окно. Это казалось странным. «Для чего им это?»-подумал Свен. Но его это больше не интересовало, а раздражало.

–Тихо!

Дети испугались, услышав сзади мужской голос, ещё и приказывающий. Они все резко обернулись и побросали камни в стороны.

–Что вы делаете?-продолжил журналист, он был даже немного зол на толпу мальчишек.

–Мы разбираемся с ней, -сказал самый взрослый, по виду, мальчик и показал пальцем на окно, -она ведьма.

Толпа сразу подхватила:

–Океанская ведьма! Океанская ведьма!

Один из них снова схватил камень и кинул в окно. В этот раз попал. Визг стекла на какое-то время успокоил бунтующую толпу. А после они с ещё большим запалом стали хватать камни.

–Стоп! Положили! Почему «океанская ведьма?»

–Она ни с кем не общается, никогда не выходит. А когда сильные штормы, из маяка идёт дым, это она колдует. Все знают, что наш маяк электрический полностью, нечего там топить.

Свен не мог возражать, но ему нужно было попасть наверх и прогнать детей.

–Я думал, что никто не узнает об этом, -он стал очень серьёзным.-Что ж. Я тот, кто послан, чтобы убить ее. Она сделала слишком много зла деревне.

–Ты?-удивились дети.

–Конечно! Не верите?-Свен снял пальто и показал одну из своих рук.– Видите, этот дракон даёт большую силу, намного большую, чем у неё.

–Он живой?

–А как иначе? Ты думаешь, стал бы я мертвого носить на руке. Смотри он шевелится.

Дети испугались и отошли от парня.

–Его лучше не злить. Я должен все сделать один и без свидетелей, так что, вы лучше идите домой и не беспокойтесь, я все сделаю за вас. Но спасибо за помощь, вы ее сильно запугали.

–Да, один раз мы слышали, как она плачет. Это была победа!

–Да! Бегите, я не могу больше держать дракона,– Свен резко схватился за руку и начал притворяться, что его вот-вот разорвёт.

Дети убежали достаточно быстро, оставив парню очень многое. В первую очередь он понял, что женщина наверху глубоко несчастна, а дети, самые жёсткие существа на земле, делают ее боль нестерпимой. Он посмотрел на разбитое окно, сделал глубокий вдох и подошёл к двери:

–Поздравляю Свен Пирсон, это будет самый удачный день в твоей жизни. А ведь не хватило всего восьми.

Дверь была не заперта, поэтому в следующий миг журналист уже поднимался наверх. С каждой ступенькой ощущая всю тяжесть жизни этой женщины, женщины, которая не была готова открываться так легко, как дверь в ее жилище.

Глава

V

За дверью его ждала винтовая лестница. Пара стёкол и инструменты стояли возле лестницы, как будто ждали, что скоро им придётся работать. Видимо, окна били часто, потому что с другой стороны была ещё пара, чуть в тени ещё, рядом ещё… Металлические ступеньки сильно проржавели, а в некоторых местах вообще отсутствовали. Свен долго не решался сделать первый шаг. Что это было: страх работы или страх перед этой лестницей? Он ответить не мог. Все ещё была возможность вернуться и расстаться с капиталами отца, но точно остаться в живых. Он поднял голову, оценил состояние верхних ступеней и все же сделал этот самый сложный первый шаг. Поднимаясь наверх, он заметил то самое разбитое окно. Ущерб был нанесён не самый значительный, но если бы он был хозяином, подумал Свен, ему явно было бы неприятно. Ему оставалось совсем немного, и ровно за несколько шагов до конца, его нога провалилась. Он успел схватиться за перила, пока ступень летела вниз и с грохотом упала на бетонный пол. Парень долго стоял, сжав не самые прочные перила очень крепко. Он смотрел вниз и представлял, как он лежит там вместе с этой ступенькой. «Черт! Да она теперь мне будет рассказывать все в деталях, пока не сдохнет,»-это первое, что он сказал, когда прошёл его небольшой шок. Он ещё раз обернулся назад, уже стоя в комнате смотрительницы, чтобы понять, каких усилий стоил ему этот, казалось бы, никчёмный путь. Свен просто стоял и смотрел. Долго. Очень долго. Возможно, он кого-то ждал. Кого-то, кто никак не появлялся… Хотя нет. Это было точно не для него. Он смотрел, чтобы ещё раз похвалить себя, ведь он рисковал жизнью ради этого интервью. Самодовольная улыбка скользнула по его лицу, только после этого он развернулся и пошёл. Его нервозность и страхи прошли. Спасибо той лестнице. Свен зашёл в комнату как к себе домой. Она была не очень большой, но из-за округлой формы и полного отсутствие углов, создавалось впечатление, что она очень просторная. А вот мебели было действительно немного: небольшая кровать в углу, с виду очень неудобная; рядом с ней массивная тумба, исцарапанная от частных передвижений; в центре был прожектор, который, видимо, давно не работал, поэтому был весь в пыли и паутине; но больше всего внимания привлекал огромный деревянный стол с одним стулом: гостей здесь явно не ждали. Стол был очень длинным, как будто для фуршета или большого приёма. На нем стояла одна белая тарелка, сильно выбивающаяся из общей картины старости и запущенности. Яблоки и груши были разбросаны по всей поверхности этого деревянного гиганта. Он не был особо старым, но и новым его не назовёшь, что-то пограничное: одной ногой в могиле, но все ещё борется за жизнь. По всей площади комнаты были окна, они заставляли журналиста чувствовать себя особенно некомфортно. Он представлял, что за ним сейчас наблюдают, а он только что вышел из душа, и прикрыться нечем. Все видно. Спрятаться негде. Свен подумал, что никогда бы не смог так жить. Но в один момент все для него стало обычным. Он кинул сумку на единственный стул в этой комнате и присел, чтобы ещё раз осмотреться. В комнате было пусто, по крайней мере, Свену так казалось. Он достал из сумки сигарету и закурил. Сидеть было очень скучно, парень встал и прошёл за прожектор, чтобы посмотреть, что было по ту сторону горизонта. Все так же скучно и серо. Осень. Океан спокоен, кораблей нет. Хуже ничего не придумать. Он стоял и вглядывался в горизонт… пока не испугался в очередной раз. Брошенная от страха сигарета прожгла ему штаны.

–Твою же…-он успел затормозить на полуслове.

С боку, на небольшом отдалении от себя, он увидел женскую фигуру, которая его сильно напугала. Женщина тоже смотрела вдаль, не обращая внимания на парня, который уже мило улыбался.

–Здравствуйте, меня зовут Свен Пирсон. Я-журналист. Мне поручено редакцией взять у вас интервью, так как вы являетесь последней представительницей профессии смотрителей маяков. Как вам, возможно, уже известно, это единственный действующий маяк, остальные закрыты.

Она не придавала никакого значения ни его словам, ни ему самому. Она просто смотрела. Ее голубые глаза были очень чистыми и невероятно красиво отражали все многообразие красок океана: бирюза, синий, лазурь. В неё можно было влюбится уже только из-за глаз. Внешне она была холодна и спокойна. Свен не мог понять, что с ней. На полу догорала сигарета, парень быстро поднял ее.

–Извините. Я, наверное, мог показаться вам бестактным и наглым. Это не так, я очень добрый. Правда,– он собрал пепел вместе с окурком и выбросил его в открытую форточку.

Фигура все так же стояла у окон, врезаясь своим взглядом в линию горизонта. Она действительно кого-то ждала. Ничто не заставляло ее хоть как-то отреагировать на молодого парня. Это заставляло его чувствовать дискомфорт ещё больше, чем когда он только вошёл в эту открытую для всего комнату. Он вернулся на своё место, где увидел женщину, и попытался ещё раз начать разговор:

–Я-Свен Пирсон. До конца месяца мне нужно подготовить интервью с вами. Это очень важное поручение от редакции. Я надеюсь на вашу помощь.

Собранные в небрежный хвост светлые волосы развивал ветер. Узоры на платке, покрывавшем узкие плечи, выцвели и уже не вызывали восторга как лет пять назад. Чёрная кофта подчёркивала стройную фигуру женщины, даже ее в какой-то мере излишнюю сухость. Длинная клетчатая чёрная юбка и теплые сапоги довершали образ старухи, хотя ее лицо говорило об обратном: оно все ещё было молодым. Немного морщин нисколько не старили ее, наоборот, придавали какой-то зрелости, но точно не старили. И глаза. Они точно не давали ей стареть. В них застыла какая-то радость замешанная в крепком отваре с грустью и надеждой, что сейчас, через мгновение, из-за горизонта выплывет тот самый, кого она ждёт.

–Прошу прощения, это действительно серьезное задание. О вас хотят написать в очень крупном издании. Об этом мечтают многие люди, которые по утрам обступают нашу редакцию и заставляют меня опаздывать на работу. Ведь такой шанс бывает один раз. Я думаю, не стоит его упускать.

Свен пытался снова, но разговор больше походил на его монолог. Злость и растерянность-это было в нем сейчас. Страшная смесь. Он сдерживал себя, чтобы не начать ругаться с женщиной. Это было бы смешно. Какой-то молодой парень, бросает слова в абсолютно спокойную женщину. Ее ничто не могло пробить. Наверное… Но Свен не мог успокоиться, ему нужно было с ней говорить, хочет она того или нет.

–Послушайте, мисс, я нахожусь здесь уже в течение десяти минут и пытаюсь с вами заговорить, хотя до сих пор не знаю вашего имени. Хотите вы того или нет, но мне нужно взять у вас интервью. Я понимаю, что это безумно интересно, смотреть как серое небо стоит на месте, а волны гуляют, но вам не кажется, что это немного не прилично вести себя так. Я не сделал вам ничего плохого, чтобы вы меня игнорировали. Если вы до сих пор злитесь за эту сигарету и мою наглость, то я снова прошу прощения,– ей было все равно.– Ответьте что-нибудь!

Ее руки держали платок за два края, как будто боялись, что последнее яркое пятно может сбежать. Она была больше похожа на ледяную скульптуру, которую мастер со всей любовью и нежностью вытачивал день и ночь. Изящная и холодная. Эти два определения подходили ей. Не типичная смотрительница маяка. Она была больше похожа на учительницу: строгую, но справедливую. Или на жену рыбака, которая ждёт мужа каждый день за столом, ломящимся от еды, сидит с детьми, аккуратно причесанными на правый бок и одетыми в чистую, выстиранную только сегодня утром одежду. Свен видел просто игнорирующую его фигуру. Ничего больше. Ничего. Его голова была занята мыслями о возможной потери всего.

–Хорошо, -он не выдержал снова, -я сяду там и буду ждать, пока вы не заговорите со мной. Время у меня ещё есть.

Он снова сел на стул и стал всматриваться в ее спину. Но долго журналист так не выдержал. Парень снова встал, прошёлся по комнате, подошёл к лестнице, взглянул вниз, посмотрел в окна, сдул пыль с прожектора, порылся в сумке, нашёл там блокнот и решил сделать первые заметки.

Так прошли первые два часа его работы. Никак. Он хотел что-то написать и поэтому намеревался присесть. Но стул сломался прямо под ним. Парень сел уже на пол, что ужасно разозлило его. Но сильнее всего его разозлила реакция «снежной королевы», как он уже называл ее в голове. Она ухмыльнулась. Спустя два часа Свен наконец получил первую реакцию, которая привела его в бешенство.

–Смешно?! Тогда ловите ещё одни прикол. Океанская ведьма!

Он собрал остатки от стула и бросил в ближайшее к нему окно. Визг и свист. Волны что-то поймали и забрали с собой. Она наблюдала за всем в другое стекло, и улыбка быстро сменилась уже знакомым ледяным выражением лица.

–Ну что, сейчас весело? Сказать нечего? А почему? Давайте посмеёмся, -его ненатуральный смех мог свести с ума.-Ну же, давайте вместе.

Она уже не смотрела вдаль, ее взгляд был устремлён в пол. Ветер, зашедший через новую дверь, попытался сорвать ее платок, но она удержала. Свен ещё стоял и дышал как бык на корриде. Листы из его сумки полетели в разные стороны и заполнили недавно пустующую комнату. Наконец он понял, что сделал. Он успокоился и повернулся к разбитому окну. Он был одним из той толпы, а сейчас пришёл в себя. Ему стало не по себе даже, наверное, впервые в жизни стыдно.

–Черт… Я не хотел, правда, я все исправлю.

Он вспомнил, что внизу были стекла. Но разве мажор, прожигающий свою жизнь, когда-нибудь вставлял стекла? Нет. Конечно, нет. Он спустился, все ещё опасаясь за свою жизнь, и взял те самые прозрачные панели и инструменты. «И что с ними делать?»-первое что сказал Свен, как только поднял их наверх. Он обернулся, чтобы посмотреть, не поменялось ли что-нибудь в женщине. Но она все так же стояла, опустив глаза в пол и сильно сжав платок. Парень закрыл глаза и сделал глубокий вдох:

–Я никогда этого не делал, но видел, как отцовская прислуга этим занимается, я постараюсь не выронить их. Все будет хорошо.

Следующие три часа Свен провёл за заменой стёкол. Кричал, ругался, резал руки, потел, но все же сделал. Это было неожиданно для него самого. Никогда в жизни он не занимался чем-то сложнее поднятия стакана. Онсильно устал и хотел присесть, но перед ним была только ножка и спинка того самого, что полетело в окно.

–Вот, готово, -он говорил спокойно без улыбок и язвительности.– Я не прошу большого интервью сейчас, мне абсолютно понятно, что я показал себя с плохой стороны, но может ответите хотя бы на несколько вопросов? У меня осталось только два часа.

Молчание. Ответа не последовало. Она осталась стоять в той же стойке: глаза в пол, руки в платке. Ему было нечего делать, но он нашёл, чем заняться. Разбитое мальчишками окно. Его менять было проще, оно меньше. Специально для такого была отдельная панель, окна явно меняли часто. На это ушло ещё полтора часа. Когда Свен поднялся в очередной раз наверх, женщина неизменно стояла на своём месте. «Я все понимаю»,-прошептал парень. Он стал собирать свои листы по всей комнате. За ним уже должны были подъехать, ничего не оставалось, кроме как уйти. Уйти ни с чем. Как и пришёл. Разве что, научился заменять стекла, если интервью так и не сложится, то этот навык ему точно понадобится.

–Я ещё раз прошу прощения. Я это говорю редко, поверьте, но сегодня мне действительно стыдно. Я не ожидал такого от себя. Это ваш дом, а я вот так ворвался и ещё громлю тут все… Извините.

Он направился к лестнице, и по пути вниз снова провалилась ступенька.

–Фрида!

Свен услышал молодой женский голос и шаги, которые приближались к лестнице. В конце концов подошла она. Ее глаза были почти в слезах, а лицо все также без эмоций.

–Меня зовут Фрида. Я… Вы… Вы же приедете и завтра, не правда ли?

–Да, это мое задание, я обязан уезжать из дома сюда, даже если вы меня больше не пустите.

Она была растеряна или неуверенна в том, что хотела сказать, от этого закусывала губы:

–Пущу. Я буду ждать вас завтра. Но только попрошу: свою наглость оставляйте там, на улице. А лучше утопите ее сейчас на выходе, как мое окно.

Он отвёл глаза, чтобы не видит ее. Ничего, не сказав, Свен спускался. Теперь он выходил не с пустыми руками. Когда парень шёл по дороге от маяка, он достал свой блокнот и написал большими буквами на первой странице: «Фрида».

–Что ж, теперь начинается новая история. Видимо, очень интересная.

Переосмыслить своё поведение Свен не хотел, просто решил прятать это за новой маской, доброты к этой одинокой женщине. Хотя у него уже была тактика, тут нужна была особенная. И все таки где-то глубоко внутри его немного терзало ощущение того, что он сделал что-то не то. Тогда. Со стулом. Но это было слишком глубоко. А может, его настоящая суть просто оттолкнулась от дна и шла наверх....

Глава

VI

Яркое, не по-осеннему жаркое солнце разбудило Свена немного раньше, чем нужно. Но это не разозлило парня, даже наоборот, он встал с улыбкой на лице. Такого не было уже очень давно: он улыбался, не посмотрев на себя в зеркале. Свен спустился вниз, чтобы сделать себе кофе, и вышел на балкон. Он смотрел на дома в округе, на машины, стоявшие на дороге, на летящих куда-то птиц. Это все вызывало умиление. Странное чувство лёгкости одолело молодого человека этим утром. Было ощущение, что сегодня будет очень хороший день. Когда он уже собирался идти в ванну, ему в глаза бросилась интересная пара: парень, с виду его ровесник, и маленький ребёнок. Почему-то они привлекли к себе его внимание. Свен долго смотрел на них, как они проходят мимо его дома, как мальчик убегает от своего отца, а тот его догоняет, как ребёнок радуется тому, что папа догнал его. Для них все было светлым и добрым. Они были по-настоящему счастливы. Медленно пара скрывалась за домами, но громкий детский смех ещё долго звучал в голове Свена. Он задумался и стал серьёзным. В его памяти всплывали какие-то картинки: прогулки где-то вокруг дома раз в месяц, няни вокруг и игрушки, заменяющие всех. Парень взял телефон и попытался дозвониться отцу. На другом конце провода было не до разговоров. Точнее не до разговоров с кем-то другим, кроме партнеров. Писк кофемашины вернул Свена в реальный мир. Сейчас, сидя с чашкой кофе, собранной сумкой и одетый в совсем новый костюм, он ощущал, насколько пуста была его огромная квартира. За его большим стеклянным столом, который больше подходит для фуршета или приема большого количества гостей, был всего один стул. Гостей здесь явно не ждали. От этого становилось ещё хуже. Ему было двадцать четыре, но за все это время он ещё ни разу по-настоящему не был счастлив. Почему-то он понял это именно сейчас. Слегка угнетающие мысли. Он молча собрался и вышел на улицу, чтобы снова поехать на работу. К Фриде. По дороге он снова решил посчитать деревья и снова остановился на одном маленьком деревце, которое потеряло ту самую свою индивидуальность среди всего этого бездушного леса. Последний лист сорвало ветром. Сейчас этот малыш ничем не выделялся из этой серой массы. Как все. Уподобился. А зря. На этот раз не хватило четырех. Но это уже не особо заботило Свена Пирсона. Именно Свена Пирсона-журналиста, который впервые в жизни будет работать, а не перекладывать бумажки из одной стопки в другую. Солнце пронизывало бирюзовые волны, делая их ещё ярче. Сегодня океан был спокоен и даже счастлив. Парень остановился, чтобы оценить весь масштаб этого пейзажа и закурить пару сигарет перед тем, как он исчезнет на девять часов в башне, которая возвышалась над водой. Свен осмотрел одну часть берега, не нашёл в ней ничего интересного: просто песок, а чуть выше зеленые луга. Пустая природа. А вот другая часть была куда более интересной: рыбацкая деревушка проснулась поздно, поэтому все суетились. Пара старых рыбаков, не знающих о современной технике, выносила лодки для охоты. Они несли ее медленно, несколько раз уронили, обматерили друг друга, но все же донесли. Картина была комичной и не могла не вызывать улыбку. Или могла. Дети бегали по берегу и запускали воздушного змея. Змей вычерчивал в воздухе странные фигуры, стараясь убежать от своих хозяев, а потом запутался в дереве. Девушка шла с корзинкой босиком по песку. Осень, но она все равно шла босиком. Солнце грело, но не настолько. Она приближалась к пирсу. Все ближе и ближе, пока наконец не поднялась на траву и не надела свои сапоги. Свен нахмурился: Фрида вряд ли общалась с кем-то, кроме своих пустых стёкол. Тогда куда шла эта девушка с корзинкой?

–Простите, -остановил он девушку,– а куда вы идёте?

–Я несу еду для смотрительницы маяка, -девушка нисколько не смутилась.

–Вы с ней знакомы?

–Нет. Я просто оставляю корзину на крыльце, а она уже забирает ее себе. Никто к ней не заходит уже очень давно. Говорят, она сумасшедшая. Последний, кто к ней ходил, сидел у неё до ночи, но она так и не сказала ни слова. Наверное, это после того случая, когда…-девушка резко замолчала, осознав, что говорит лишнее.– Мне пора.

–Постойте! О каком случае вы говорите?

–Я ничего не знаю.

–Стойте!-Свен схватил девушку за руку и не давал ей уйти.-Что произошло?

–Пустите, вы делаете мне больно! Я сейчас буду кричать.

–Не надо. Я иду к смотрительнице, я-журналист и пишу о ней статью. Мне интересна ее жизнь. Что за случай?

Девушка отвела взгляд, немного подумала и сказала:

–Вы точно журналист?

Парень достал своё удостоверение и показал его.

–Я не уверена стоит ли вам рассказывать…

–Стоит. Все, что касается этой женщины, может быть материалом для статьи.

Девушка сделала глубокий вдох и начала:

–Около пятнадцати или десяти лет назад, я точно не знаю, это все рассказы, она была ещё вполне нормальной: приходила в деревню, играла с детьми, общалась со всеми. Но в один день, когда был страшный шторм, корабль утонул недалёко отсюда. Никто об этом не узнал, ни в одной газете или новостном выпуске это не освещали. Говорили, что это из-за того, что маяк не подал свет, и корабль потерялся, навигация дала сбой. В деревне, конечно, в это не верили. Или не показывали виду, что верят. А вот она приняла все достаточно серьезно. Винила себя. Говорила, что у неё была возможно дать какой-то свет, а теперь она никому не нужна. Тогда ещё объявили о массовом закрытии маяков. В общем, странная история. Но после этого она не выходит из башни, мы приносим ей еду, чтобы она не умерла. Все таки она была частью нашей большой семьи, хоть я и не была с ней знакома и никогда не видела. Но моя мама всегда говорила, что она очень светлый и добрый человек. Сидеть в маяке ей сложно. Так говорит мама.

Девушка закончила и наконец смогла забрать свою руку из рук журналиста.

Свен стоял задумавшись. Он не совсем понимал причастность Фриды к кораблекрушению, да и вообще вся эта история казалась ему странной. Он посмотрел на девушку, которая хотела просто отдать корзину и уйти.

–Я могу отнести корзину ей. Все равно мне туда, -он показал рукой на верхушку башни.

–Если вам не сложно…

–Нисколько.

Он снова закурил. В чем она виновата? Все ли рассказала эта девушка? Может что-то упустила или забыла? Свен и так догадывался, что от хорошей жизни ты не закроешься в маяке и не будешь молчать в течение девяти часов. Но в кораблекрушении ли дело? В этом пазле явно не хватало деталей. Парень намеревался добыть их у самой Фриды. Шаг за шагом. Постепенно. Медленно открывая себе новый мир. Мир женщины, которая всегда молчит и ждёт чего-то из-за горизонта.

***

Она стояла около окна. Опять. Но в этот раз обернулась, как только почувствовала, что он уже поднялся. Они оба смотрели друг на друга и не могли начать разговор. События вчерашнего дня на долго засели в них.

–Доброе утро, -наконец начал Свен.-Вам просили передать.

Он протянул корзину с продуктами Фриде.

–Поставьте на стол.

Когда Свен подошёл к столу, он заметил целый и невредимый стул. Это было странно. Либо она спустилась на дно, подняла те части и собрала стул снова, либо она все таки где-то хранила места для гостей.

–Я не помню вашего имени.

–Свен Пирсон. Я-журналист…

–Это прекрасно помню. Присаживайтесь. Вам нужно как-то все писать. Наверное. Или вы используете диктофон?

–Нет. Я стараюсь писать. С диктофона все равно потом переписывать, это лишняя трата времени.

–Да, согласна.

Она была явно растеряна, не знала, куда спрятать свой взгляд, за что его зацепить, все в комнате была не тем, что она искала. Тогда женщина не придумала ничего лучше, как просто отвернуться к окну. Опять. Свен все это время смотрел на неё. Он не совсем понимал, как ему себя вести: быть смирным и просто слушать или все же стать хозяином положения как вечера, но мягче?

–А вы не присядете?-спросил журналист.

–Если можно, я буду говорить стоя.

–Как вам удобно.

В комнате повисла тишина. Они оба не знали, как начать. Он от того, что был неопытным журналистом, она от того, что не особо и хотела начинать. В ее жизнь впервые за долгое время кто-то пытался войти. Она вообще решилась дать это интервью только из-за того, что ей стало жалко этого парня: он же мог остаться без работы. Свен не мог долго молчать, поэтому решил начать:

–Назовите своё полное имя.

–Фрида.

–Эм… Полностью. Не только имя.

–Я не помню. Очень давно я называю себя Фрида. Это мое настоящее имя, вы не подумайте. Фамилию давно не употребляла, а второе имя… не помню, -женщина не была похожа на хитрую интриганку, которая просто не хотела назвать полного имени, видимо, действительно не помнила.

–Что ж…

–А конкретно вам нужно?-перебила Фрида.

–Мне? Мне нужно… Я должен… Мне нужно все о вашей жизни. Начиная с самого детства.

–Все?– она была не на шутку удивлена.-Но зачем?

–Задание, -отрезал Свен.

–Задание… То есть, нужно начинать с самого детства?

–Это было бы замечательно.

Женщина укуталась в свой платок сильнее, подняла свою голову выше и нацелила взгляд на горизонт. Ее обычная поза для молчания… Но не в этот раз.

«Я…-она долго не решалась начать свой рассказ, набирая воздух и выпуская его из своих лёгких.-Сейчас мне сорок пять. Сколько я себя помню, вся моя жизнь крутилась вокруг этого маяка. Здесь работал ещё мой отец. Я каждый день сюда прибегала… Я родилась далеко отсюда. Моя мама была летчицей, а отец инженером. Странная пара: земля и воздух, мечтательница и реалист. Их в шутку называли викинг и валькирия. Они очень любили друг друга. Так странно, почему-то именно сейчас я понимаю, что их пара действительно была не создана для счастья. Частые полеты мамы очень сильно раздражали отца. Он ревновал, устраивал жуткие скандалы. Мама терпела. Она была очень терпелива. Однажды, когда она в очередной раз улетела, папа просто собрал наши вещи, и мы уехали сюда, в эту деревню. Жители быстро полюбили нас, ведь он отремонтировал им маяк, построил лодки, некоторым даже помог с домами. Это было странное время. Моя жизнь в принципе странная. Но в то же время особенная…

Здесь не было школ. Простая деревушка. Мужчина должен уходить в море, добывать еду и то, что можно продать, работать по дереву, много чего должен. Женщина должна подшивать ему сети, готовить, воспитывать детей и ждать. Ждать-ее главная обязанность. Только я этого не хотела-быть псом на привязи, который охраняет дом и ждёт хозяина. Я бы не смогла строить тут ничего. О каком будущем идёт речь, если максимально дозволенное женщине дело-подшивать эти дурацки сети? Все изменилось, когда приехала она. Смелая и очень яркая девушка. Она была достаточно молодая. Поселилась в доме на окраине, ближе всех к океану. У неё было много вещей, которые она привезла с собой. Она очень долго разгружалась, это я помню. Ей помогали еще наши мальчишки. Она улыбалась так широко и так искренне. Рыбаки мечтали с ней познакомиться. Хотя… Они думали только как переспать с ней. А женщины завидовали ей. Но больше всего к ней тянулись дети. От этого становилось только хуже: кому понравится, что твой ребёнок бежит к какой-то бабе, которая ещё и лучше тебя внешне. Когда отец ушёл на маяк, мне было скучно. Все девочки учились шить и готовить. А меня это раздражало. Я просто гуляла. Смотрела на волны, на песок, на небо. И однажды она пришла тоже.

–Хорошая погода, как думаешь?

Она улыбалась. Как всегда. Я никогда не видела таких красивых вещей, как на ней. Такая худая, такая изящная. Это красное платье, светлые волосы, эти сапоги. Она была идеальна, как с картинки. И этот синий шарф. Ей шло все.

–Ты часто так сидишь?

–Да. Все занимаются скучными делами, а мне это не нравится.

–А ты занимаешься не скучным делом?

–Я слушаю, как мне поёт песню ветер и океан. Вы когда-нибудь слышали такой дуэт?

Она засмеялась и установила на берегу свои приборы. Я только потом поняла, что она художница, а тогда мне это все казалось чем-то из мира сказок и волшебства.

–Я-Вива. А как тебя зовут?

–Фрида.

–Рада знакомству. Ты когда-нибудь рисовала?

–Нет. Здесь нет ничего, чем можно рисовать. И на чем можно рисовать.

–Так теперь это не проблема. Иди сюда.

Она дала мне кисти и краски. Вива учила меня рисовать. Это было действительно то, что мне нравилось. Каждый день я бегала на берег, чтобы вместе с ней рисовать природу. Каждый день получалось что-то новое.

–Видишь, здесь никогда не получится одинаковых картин. Здесь все подвижное и живое, но не каждый это видит. У тебя определенно талант.

–Ты всегда улыбаешься, в тебе живет огонь?-какой же глупой я была, сравнивать улыбку с огнём.

–Конечно, мой огонь никогда не потушить, -а она все смеялась.

Когда я показывала картины отцу, он удивлялся или делал вид, что удивлялся, моим работам. По крайней мере, ему нравились мои картины, этого он скрывать не мог. Он знал, что я не хочу быть такой же деревенской, как все, поэтому относился к моему увлечению хорошо. А вот остальные жители были против . Им не нравилась Вива. Своим приездом она многое изменила, сама того не зная. Она просто продолжала рисовать на берегу, а в деревне уже ходили разные слухи о ней. Одни говорили, что она уводит мужей, другие, что ведьма. Это было самое распространённое-ведьма. Никто не верил в то, что такие люди есть от природы. Глушь. Когда мы с ней опять увиделись на берегу… Я ещё не знала… А вот она предполагала…

–Сегодня очень буйный океан. Такого ещё не было.

–Да. Сильный шторм.

–Жизнь… Ты никогда не думала, какой будет погода в твой последний день?

Она говорила вполне серьезно. Мне было десять, но она часто со мной говорила, как со взрослой. Я себя так ставила.

–Я бы хотела, чтобы была гроза, чтобы все знали, что я ушла…

–Интересно… А я уверена, что в мой последний день будет именно такая погода, как сейчас.

Вива долго молчала, это не было на неё похоже. Я чувствовала, что она что-то скрывает, но когда захотела сказать, она прервала:

–Запомни, Фрида, никому и никогда не дай сломать свой внутренний мир. Он прекрасен, ты должна за него бороться. Если кто-то попытается войти туда обутым, не бойся его выпроводить. Если кто-то плюнет туда, потуши об его затылок сигарету, да так, чтобы на черепе осталась надпись: «За собой убирайте». Ты должна бороться за себя, чтобы не остаться здесь. Ты живая. Ты должна нести жизнь.

Она долго смотрела мне в глаза, после чего встала и повязала на меня свой синий шарф. Собрала свои вещи и пошла домой. Я бежала за ней, когда пришла в себя. Кричала ей, но она так и не обернулась. Мне было очень обидно. Я стояла, смотрела, как она удаляется и скрывается за своей дверью, и плакала. Я не понимала, что я сделала не так, почему единсвенный человек, который вытащил меня из этого ада сейчас бросил меня, оставив странное наставление. Неужели она уезжала? Это была самая страшная мысль… это была мысль… но на деле было страшнее. Ночью я услышала крики мужчин и детей. Посмотрела в окно, ничего не понятно. Все бегают, кричат, но что происходит? Я разбудила отца, чтобы он посмотрел. Но ничего не видно. Мы быстро оделись и выбежали на улицу. Паника. Всеобщая паника. Они все бегали. А потом этот самый жуткий вопль… я никогда этого не забуду… Это была Вива… дикая боль… Я побежала к ее дому, но остановилась на полпути. Он горел… и она тоже… я как будто все это чувствовала на себе… они стояли вокруг дома и смотрели… завистливые твари сожгли ее. Испугались, что уведут мужей. Домашние псины взбунтовались. Показали, что они псы, и у них есть зубы. Но знаешь что? Они убили ее, убили единственную живую душу в этой проклятой деревне, но так и остались псами на привязи. Никто из них не стал свободным… Я пришла на пепелище утром, не знаю зачем. Просто пришла. Потом на берег, думала, что она сейчас придёт и мы будем рисовать… вдвоём. Она посмеется. Я улыбнусь. Ее синий шарф будет развиваться на ветру, а океан споёт нам.... Не пришла.... А жаль…»

С глаз Фриды покатились слезы. Ее лицо было все так же не подвижно, а слезы текли. Свен заметил на ее руки синюю полосу, которую женщина сжимала все сильнее и сильнее. Ей было больно. А ему страшно. Время уже вышло. Ему нужно было идти.

–Я должен идти. Я могу вас оставить после такого рассказа одну?

–Ты думаешь, что я что-то сделаю или не переживу очередную ночь?-ухмыльнулась Фрида.-Ты ещё слишком мал, чтобы понять, насколько сильным может быть человек. Особенно, если для него никогда не оставляют свет включённым.

–Что?

–Нет. Ничего. Завтра ты снова приедешь?

–Да, это моя работа.

–Хорошо. Счастливого пути.

Свен собрал свои записи и быстро вышел на улицу. Ему не хватало воздуха. Запах гари появился из неоткуда. Он подошёл к дороге, но водитель ещё не прибыл. Свен закурил и решил пройтись по деревне. Обычные слегка покошённые дома. Ничего не обычного. Лодки возле дверей, гарпуны, сети, удочки. Типичная рыбацкая деревня. Почти типичная. В самом конце деревни, возле океана, он заметил чёрное пятно, которое ему захотелось рассмотреть. Он подошёл ближе и увидел свежевыжженную траву. Пепелище. Очень четкие контуры, повторявшие очертания дома. А в самом центре табличка: «Мой огонь никогда не потушить»… Он услышал крик этой девушки, увидел окружающую дом толпу женщин, бегущих по деревне детей, а в далеко плачущую девочку, которая сидела на коленях и не могла встать… он все это чувствовал… Ему было плохо… Пока сигнал машины не выдернул его из этого ада…

–Нам срочно нужно увидеться. Я не видел людей уже слишком давно.

Глава

VII

Криста сидела перед камином, полностью испачканная в красках. Она доделывала «тюльпаны». Это было не так просто, как казалось на первый взгляд. Ее создатель вложил туда нечто большее, чем просто цвет и идею. Девушка не могла найти то, что поможет ей. Белая рубашка уже повидала и пробу красного, и синего, и чёрного. Криста села напротив картины. Ровно половина. Только половина полотна была готова, и эта половина старого художника. Она боялась что-то делать на холсте, все оставалось на руках, одежде, мольберте… Возможно, она уже безвозвратно потеряла тот мир и не могла вложить в картину ничего, кроме красок. Но ей этого не хотелось. Пустых полотен много, а живых… Она отложила кисти и легла на диван. Рисование очень сильно опустошало ее, как и любое другое творчество. Девушка не могла подняться, просто смотрела в потолок и улыбалась.

«Значит, не все потеряно», -прошептала она. За окном пошёл сильный дождь. Весь день было солнечно, а сейчас что-то пошло не так. Дождь был настолько сильным, что казалось, он смоет все в округе. Звонок в дверь заставил Кристу найти в себе силы и подняться с дивана. За порогом стоял абсолютно вымокший Свен, державший обеими руками сумку, как будто ее пытались украсть. Они просто стояли и смотрели друг на друга, пока дождь уже проникал в дом и все сильнее под одежду парня.

–Может, ты меня впустишь?

–Ах, да, конечно, проходи. Подожди, стой здесь, я сейчас принесу тебе что-нибудь переодеться.

Криста скрылась на втором этаже, а Свен осматривал дом. Точнее то, что мог осмотреть. Последний раз он был тут, когда у сына Кристы был день рождения. С тех пор ничего не изменилось, хотя прошло всего два месяца. Единственное, что он заметил точно-фотографии. Раньше над камином висело множество фотографий счастливый, по его мнению, семьи. Сейчас осталась одна: Криста и Марк, ее единственный настоящий мужчина. Мальчик. Девушка спустилась со стенкой для Свена и заставила его переодеваться прямо на пороге.

–Эм. Не хотите ли отвернуться, господа Хенри?

–Ты думаешь, когда я привела тебя пьяного домой, я ничего не посмотрела?

Свен посмотрел на Кристу, не до конца понимая: шутит она или нет.

–Расслабься, я пойду налью нам чай. Я ничего не видела.

–Ты не заметила, что последнее время ты резко посмелела? Твои шутки бьют ниже пояса.

–Нет, я такая, какой и была.

–Куда это?

Парень нёс свою промокшую одежду на кухню.

–Стой там! Я заберу. Нужно было вообще ее оставить на пороге.

–Извините. А что с твоей одеждой?

Свен наконец увидел пострадавшую от недостатка вдохновения рубашку.

–Марк, -смутилась девушка, -он последнее время полюбил рисование. Сильно полюбил. Я отнесу сушиться.

Криста снова скрылась на втором этаже на теперь появилась куда быстрее, видимо, боялась, что Свен что-то найдёт. Они сели за стол в небольшой кухне. Парень все время оглядывался, смотрел по сторонам, ему явно чего-то недоставало.

–Слушай, а где все фотографии? Я помню раньше они были везде, даже там, где нормальный человек их не повесит. Над плитой была моя любимая.

–Я просто… Я хочу повесить новые, а эти пока сняла…-Криста немного нервничала, и это не могло остаться незамеченным.

–Новые?

–Да… Ты говорил, что у тебя проблемы? Совсем сложно без общества?

Свен сделал вид, что не заметил.

–Да. Эти два дня просто ужасны. Я уже думал, что все потеряю и проиграю. Она не хотела разговаривать. Просто молчала. Ещё эта толпа детей. Она никого не пускает к себе. Ее называют океанской ведьмой и бросают камни в окна.

–Подожди, то есть ты два дня просто играешь в молчанку?

–Конечно, нет. Она все таки заговорила со мной.

–Я боюсь узнать, что ты сделал.

–Разбил окно…-и он неловко улыбнулся.

Криста смотрела на парня очень серьезно. Спустя минуту она наконец сказала:

–Ты идиот? Эта женщина страдает от одиночества и от издевательств детей, а ты употребляешься ребёнку!

–Но это было…

–Ты знаешь, какого это, когда тебя ненавидят за то, что ты просто не хочешь быть такой, как все? Ты знаешь, как сложно скрывать себя в этой серой толпе, чтобы тебя просто больше не били? А знаешь, как больно, когда тебе есть что сказать, но тебя просто не хотят слышать?!

Марк заплакал на втором этаже и заставил Кристу добивать Свена ни фразами, а взглядом. Они оба молчали. Парню было не по себе. Такой он видел свою подругу впервые. Перед тем как уйти, Криста сказала лишь одно:

–Ты идиот, Свен. Это факт.

Она ушла и оставила его одного. Тогда, когда он вышел от Фриды, он просто подумал, что пора найти ту маску, ему было немного стыдно, не так, как сейчас. Свен не мог понять, почему это так задело Кристу. Парень сидел в оцепенении и думал, как ему извиниться. Он не придумал ничего лучше, как просто уехать домой. Свен вышел в зал и хотел подняться на верх за одеждой, но его остановил мольберт. Возле камина стаяли «тюльпаны». Он подошёл ближе, чтобы рассмотреть их детально. Разбросанные кисти и готовая только половина. Живая половина. Свен разглядывал аккуратные мазки. В его голове сразу всплыла история Вивы, которая вернула его на берег. Солёный воздух развивает синий шарф, молодая улыбающаяся девушка рисует… пепелище. Криста спустилась с его уже сухой одеждой, она тихо встала за спиной Свена.

–Эта женщина рассказала мне историю из детства об одной художнице. Она рисовала то, что было живым. Могла переносить душу в картину. Она говорила, что нужно бороться за свой мир, он очень хрупкий и… нужно выгонять всех, кто приходит в грязной обуви. Это сложно, но это необходимо. Это картина Марка?

Криста растерялась:

–Да. У него талант.

–Я вижу.

Свен поставил картину на место и развернулся, чтобы забрать одежду.

Когда он переоделся и уже был готов уходить, ему ещё раз бросилась в глаза эта картина.

–Нужно бороться за его мир. Таких мало. Даже если от тебя ушёл муж.

Криста не ожидала, что Свен скажет это. Она осталась одна. Абсолютно.Она присела напротив камина с картиной в руках. Что-то поменялось. В ней самой, внутри. Девушка снова достала краски, попробовала цвет на доске и решилась сделать первые мазки на полотне.

–Я буду бороться.

Глава

VIII

«Мне было шестнадцать лет. Отец все чаще пропадал на маяке. Я приносила ему еду, он редко приходил на ночь. Мне пришлось стать хозяйкой в доме. Раньше, чем предполагалось, вопреки тому, что я этого не хотела. Все остальные ещё гуляли и веселились, оставалось не так долго до замужества и «рабства». Я всегда смотрела на них сквозь окна. Как будто была в клетке или даже в тюрьме. Летом они бегали в лес за травами и просто гулять. Осенью все бродили по берегу и говорили о любви. Почему-то именно осенью. Зимой чаще всего ходили друг к другу домой, не очень хотелось шататься по снегам. Тут со снегом никогда проблем не было. Весна заставляла всех проснуться от этих походов и снова бегать по берегу. Я видела их лица сквозь стекла, слышала их разговоры. Мне хотелось так же. Но не могла… Однажды, когда я ждала отца на обед, а он обещал прийти, такое не часто было, в дверь постучали. Я очень удивилась, кроме папы никто не приходил: друзей у меня не было, а кто-то из взрослых шёл напрямую к папе, если что-то требовалось. Я никогда не забуду его лицо… Парень… Красивый и очень смущенный. Он смотрел на меня и краснел, а я просто не могла понять: зачем он тут. Вокруг было тихо, все ушли обедать, того шума, по которому я так страдала, сидя у окна, не было. Был он и я. Он хотел что-то сказать, но не успел: папа подбежал.

–Вижу, вы уже познакомились,-он снова улыбался, я давно его таким не видела, ведь работа на маяке и помощь другим сильно изматывала его, он становился более угрюмым и серьезным.– Ну что же, проходи, Томас.

Томас… Я никогда не забуду его испуганный взгляд, когда отец провожал его в дом. Оказалось, что Томаса отправил его отец, учиться техническим дисциплинам у моего отца. Томас тоже мечтал стать инженером, а переехать в город возможности пока не было. Их семья была очень богатой, огромный дом, красивая одежда. Им повезло, что в деревни были мы. Смешно, конечно. Повезло… Может чаю?»

Свен не сразу понял вопрос женщины. Он поднял глаза от блокнота и долго смотрел на неё, взглядом переспрашивая.

–Я говорю, может чаю?

–Да. Я не откажусь.

Свен был поражён. За три дня эта женщина изменилась, немного, но все же. Он не совсем мог узнать ту ледяную статую, которая встретила его. Хотя местами она и проглядывалась. Что-то заставляло Фриду резко менять темы. В этот день она рассказала про свои занятия в шестнадцать лет, про то, как он любил сидеть на пирсе и рисовать, про небо зимой, осенью, весной и летом.... Но она не возвращалась к своему рассказу о Томасе.

–Когда я наконец пришла домой после двух часов на морзе, я долго сидела у камина и не могла…

–А что было дальше?-прервал ее Свен.

–Я отогрелась и…

–Нет, с Томасом.

Фрида опустила глаза, как тогда, когда Свен выкинул стул в окно. Ее снова ранили, но сейчас сильнее, это было видно.

–С Томасом…

«Он стал ходить к нам каждый день, отец стал чаще появляться дома. На маяке была работа, но все же скучно, а здесь живой человек, который хочет учиться, который хочет получать что-то от отца. Папа называл Томаса кораблём, которому нужен луч. Он всегда говорил, что пока он может дать кому-то луч, он здесь нужен. Но забывал про меня. Его так поглощала работа и Томас, что на меня времени оставалось мало, я была предоставлена самой себе. Я так думала. Но что я могла делать? Начать курить и пить? Зачем? Это глупо, я не враг самой себе. Начать дружить с кем-то, бегать по берегу и говорить о любви? Да. Но я хотела говорить о любви только с одним, который не бегал по берегу, он сам приходил ко мне домой. Странно да? Я влюбилась в первого мальчика, с которым познакомилась. Ведь до этого у меня вообще не было друзей. Сейчас я понимаю, что так обычно и происходит: ты начинаешь общаться только с перспективой на любовь. Или только я такая. Я редко открываюсь… открывалась. Но ему доверилась. А он мне… Когда отец заканчивал свои рассказы о механике, мы уходили на пирс. У нас было одно развлечение, точнее сначала только он этим занимался: мы ловили волны руками. Один ловил, другой был судьей, кто поймает больше трёх-победитель. Я всегда проигрывала, но это было неважно. Я была с ним, а он со мной.

–Почему ты тоже решила ловить их?

–Потому что я-сумасшедшая.

Он только улыбался. Наверное, думал точно так же.

–Ты…ты раньше видела, как океан засыпает ночью? Он совсем другой, он похож на людей. После тяжелого, утомительного дня, после того, как миллионы сотен тысяч глаз смотрели на него, он может наконец-то побыть с собой наедине. Ночью он становится совсем другим. Никогда не видела?

–Нет. Ночью я сплю, у меня день такой же, как у него: люди проходят мимо окна и смотрят в меня.

–Ты хотела сказать «на тебя»?

Томас просто посмеялся. Действительно, как можно смотреть в человека? А меня это обидело, потому что смотрели именно в меня!

–Нет! Я сказала то, что хотела сказать.

–Но ведь в людей смотреть не могут.

–В людей нет, а в животных за стеклом, могут. Посмотри на них, -недалеко бегали все те же люди, которые каждый день играли и смеялись у моего окна, -что ты видишь? Радостные лица? Счастье и любовь? А я вижу в них то, что я теряю каждый день, когда жду отца и занимаюсь домом! В свои шестнадцать я стала старше тех тётушек, которые говорят обо всем на свете и пускают сплетни. Я хочу жить. А я проживаю.

Томас явно не ожидал такой бурной реакции. Он не мог отвести удивленного и немного испуганного взгляда. Я тоже смотрела на него, я была зла, сильно зла. Та обида, которая долго копилась во мне, наконец вышла, но не на того… В какой-то момент я поняла, что я не права и попыталась уйти, но он поймал меня за руку.

–Я приду сегодня за тобой. Только оставь окно открытым. Я покажу тебе океан. Его настоящее лицо.

Тогда мне не хотелось уходить. Он держал меня не только за руку, но и за что-то в глубине. Даже не помню, как вернулась домой. Помню, что все продолжилось так же, как и всегда: готовка, уборка, шитьё… время подводило, это тоже помню. Отец в тот день не должен был вернуться домой, снова на маяке, от этого становилось только хуже. Оставалось только сидеть у окна и смотреть, как те, кого я ненавидела больше всего в этом мире, снова веселились у моего окна....

Она замолчала. Что-то опять остановило ее. Томас был очень важным персонажем в ее истории. И в ее жизни. Он точно сделал ей больно, но как? Свен боялся продолжить, но ему было очень интересно.

–Он не пришёл?-спросил Свен немного неловко.

Ее лицо показывало тихую злобу. Хотя Свен слышал этот душераздирающий крик, Фрида была, как всегда, спокойна.

–Пришёл, -наконец она собралась с мыслями, -и я была рада… Он тоже… Луна была очень большая, никогда такой не видела, это даже немного пугало. Но не его. Он казался таким бесстрашным. Я почему-то верила ему. Верила, что он всегда поможет и не бросит, верила, что с ним я в безопасности.

–Смотри, здесь он особенно красивый. Как будто с другой планеты. Я даже не всегда узнаю его, это очень странно.

Мне было все равно, я смотрела только на Томаса. Его лицо в лунном свете казалось ещё более красивым, чем я его видела обычно. Он улыбался, а я ему в ответ. Здесь, на берегу, ночью, он был совершенно другим, ничего не держало его, он был каким-то более свободным.

–Ты смотришь на меня уже около часа и не отводишь взгляд, что-то не так?

–Нет, все в порядке. Я просто… ты очень похож на океан…

–Правда? Чем?

–Вы оба сильно меняетесь ночью. Только океан успокаивается, а ты наоборот становишься более открытым и раскованным.

Улыбка опять проскользнула по нему, и он повернулся ко мне:

–Как и ты. Днём ты прячешься за стеклом, а ночью переходишь его. Мы все становимся свободнее. Ночь-время, когда все то, что так долго мы стараемся прятать в течение дня, выходит наружу. Это единственный момент, когда пора показать запрятанное.

–А зачем ты прячешь такого открытого человека внутри? Разве это плохо? У тебя было бы больше друзей и людей вокруг в общем.

–Ты думаешь, мне это нужно? Нет. Я об этом даже не думаю. Просто так интереснее: меньше людей, больше свободы.

–Это странная мысль. Тебе не могут ограничить свободу, если ты этого не позволишь.

–Ты, наверное, единственная, кто так думает. Если сильно захотеть, ограничить можно даже безграничное пространство.

Стало тихо. Волны осторожно наступали на берег. Темное небо безжалостно сбрасывало звезды. Все было спокойным. И мы тоже. Он попытался взять мою руку, а я не стала сопротивляться. Так мы сидели очень долго, пока Томас не встал.

–Пора домой, скоро будет рассвет.

–Уже? Я не заметила.

Он снова улыбнулся и повёл меня к дому. Во всех домах было ещё темно, нас никто не видел. Это была абсолютная свобода.

–Ты каждую ночь ходишь на берег?

–Почти. Иногда бывает тяжело выйти незаметно.

–Если ты снова пойдёшь, предупреди меня, -я почему-то смущалась, хотя не предлагала ничего, кроме просто встречи.

–Хорошо. Но не сегодня, мне нужен будет поспать. И тебе тоже. Лучше ложиться сейчас.

Он развернулся и пошёл. Просто так. Развернулся. Видимо, начало нового дня его опять связывало. Это была первая ночь, когда я не чувствовала себя одинокой. И последняя. Он долго не общался со мной, и мне стало страшно, вдруг что-то произошло. Отец все больше времени проводил на маяке, тишина в дома сводила меня с ума, и все, тогда я решила для себя все. Я пришла к нему. Мне нужно было понять, почему, что произошло. Наверное, это самое глупое решение в моей жизни. Что для тебя красота?»

–Для меня?

–А, извини, забыла, что ты здесь, решила по привычке у стульев спросить… Конечно, для тебя.

Свен был удивлён и озадачен этим вопросом.

–Ты красивый молодой парень, но в моем понимании красоты. А что для тебя красота?

Она не сводила с него глаз и ждала ответа. Парень чувствовал, когда она сверлит внутри него огромную дыру, но ничего не мог с этим сделать. Тишина давила на него.

–Для меня…– в мыслях была суматоха: картины Ван Гога, скульптуры Родена, пейзажи за окном маяка, молодые девушки,– наверное…-ещё уйма всего, но он остановился на том, что видел когда-то утром, -дети… нет, улыбка… Да, точно. Любая улыбка для меня красива. Неважно сколько тебе лет, какой у тебя цвет глаз и форма лица, я люблю смотреть на улыбающихся людей.

Фрида продолжала смотреть в Свена. Они снова замолчали, пока наконец она не улыбнулась.

–Странно слышать это от тебя. Но очень приятно. Ты не такой, каким я себе нарисовала.

Свен не знал, что он стал объектом психологического анализа до сих пор.

–Но к чему был этот вопрос?

Улыбка исчезала так же быстро, как и появилась. В голове женщины быстро пробегали картины, сменяя светлое небо серым, мелькали деревья перед глазами, дома, машины…

«Я пришла, чтобы понять… Но дверь открыл не он. Она, кстати, тоже улыбалась, но была такая неестественная, такая пустая… Эта улыбка иногда снится мне в кошмарах. Его мать. С виду милая женщина, оказалась демоном, самым настоящим. Она пригласила меня в дом… Я даже не думала…

–Проходи, деточка, Томас не дома, он пошёл на пирс с друзьями.

Это была ложь, я поняла только сейчас, когда окунулась туда снова. Она лгала мне, улыбаясь.

–Но Томас не гуляет ни с кем из…

–Деточка, ну как же ты можешь знать все о моем сыне, у него очень много друзей, может, он просто не хотел тебе об этом говорить. Так бывает, когда не хочешь открываться человеку.

–Что?

Я смотрела на эту ядовитую улыбку, которая как будто была нитками пришита к ней, уже тогда она меня раздражала.

–Послушай. Давай присядем. Ты же понимаешь, что мой сын красивый мальчик? Можешь не отвечать, я вижу ответ в твоих глазах. Ты видишь наш дом, он достаточно богат и красиво обставлен. А ещё Томас любит игрушки. Ты же понимаешь?

Я была не такой уж взрослой, как я думала, я не понимала, чего хочет эта женщина.

–Не совсем…

–Мой сын любит играть, но он уже достояно взрослый, чтобы играть в игрушки, которые мы ему покупаем. Он нашёл себе другую. Бедную маленькую девочку, дочку смотрителя маяка. Такую невинную и беззащитную, абсолютно свежую игрушку. Но он уже наигрался.

–Вы хотите сказать…-Я уже сказала. Малышка, посмотри на себя. Ты же типичная мечта для местного рыбака, а моего сына ждёт грандиозное будущее, твой отец сам сказал это. Томас очень способный мальчик, его ждут великие дела, ему легко даются науки. А ты… Прости, но боюсь, ты не вписываешься в планы моего сына. Он очень скромный мальчик и никогда не скажет этого напрямую, даже хорошо, что ты сама пришла, я все рассказала тебе. Я уверена, что ты найдёшь здесь себе хорошего мужа, это общество тебя примет. Но для большего…

–Хватит!-Слезы сами текли, я не могла из контролировать, -я все поняла.

–Я знала, что ты умная девочка.

–Не думала, что ваш сын пойдёт за красотой, ведь мне он говорил о внутреннем наполнении.

–Боже мой, ты совсем ещё ребёнок, -боже эта улыбка, она так и не сходила в течение всего разговора, -ты ещё многого не знаешь и не понимаешь. Он из другого мира, воспитан иначе, он слушается нас и никогда бы не стал связывать себя чём-то серьезным с простушкой.

Я смотрела на неё и не могла понять: что такого я ей сделала, что она вбивает в меня свои слова, как гвозди? Мне было больно, я хотела просто уйти, но не могла…

–Хорошо, я, пожалуй пойду.-Я остановилась уже в дверях, -знаете, я выросла без мамы, меня воспитывал отец, и он всегда говорил мне, что там где очень светло, всегда есть темное пятно. У вас в доме очень много света, как думаете, где сконцентрирована вся тьма?

Наконец-то улыбка сошла с ее лица. Мне удалось выбить ее из седла.

–Что ты сказала?

Она была задета. Не так как я, но мне уже было приятно от того, что я ухожу не просто так. Я могла добить, но хотела наслаждаться.

–Да… Вы здесь не просто так живете. На любой картинке должны быть темные мазки, чтобы она не казалась слишком броской. Почти как грязь, с которой вы пытаетесь меня сравнять.

Она онемела. Я видела, что внутри извергалось нечто. Я ждала, когда она начнёт брызгать ядом по всей деревни… Я дождалась…

–Да как ты смеешь? Кем ты себя возомнила? Думаешь, можешь вот так легко бросать мне эти фразы, а я стерплю? Послушай сюда, мой сын никогда не будет с такой, как ты, с такой грязной, забитой поломойкой, которой светит только чистить рыбу с утра до ночи и выкидывать потроха своим свиньям во дворе. Ты никогда не сможешь выбраться из этого дерьма, ты будешь всю жизнь гнить здесь. Томас достоин красоты!

И он вышел, вышел из своей комнаты.

–Мама, что за крики?-он заметил меня и… кажется, даже был рад, а может показалось…-Фрида? Я так давно…

–Не подходи ко мне, -мне было так обидно от слов его матери, что я не хотела ничего, кроме как сбежать.

–Фрида, я хотел, -он быстро спустился к нам вниз и хотел взять меня за руку, но мне этого не хотелось.

–Не трогай! Оставайся здесь! Забудь, что ясуществую! Красота спасёт мир, не так ли?

–Мама, что ты ей сказала?

–Пусть катиться отсюда!

–Прощайте! Обещаю, вы больше никогда меня не увидите.

–Фрида, стой! Стой!

–Ты никуда не пойдёшь, Томас! Если ты выйдешь за порог за этой паршивкой, ты можешь больше не возвращаться!

–Фрида!

–Я вас ненавижу! Я вас всех ненавижу!

–Пошла вон, уродина!

–Фрида! Остановись! Фрида!

Это последнее, что я услышала от него. Тогда я действительно не понимала, что это все была ложь, и он сбегал ко мне, и ему не нужна была красота. Но тогда было не сейчас… Я бежала. Бежала и ничего не видела. Слезы не давали глазам этой возможности. Что-то мелькало мимо. Я бежала очень долго. Ускорялась и замедляла бег, переходила на шаг, падала, лежала у обочины, вставала на колени. Мелькало все: деревья сменяли чистое поле; синее небо стало серым, и молнии ярко красили его в красный; машины, машины, машины… много машин перед глазами; дома, люди, люди, дома, птицы, ветер, бешеный ветер сбивал с ног, уносил слезы обратно к порогу того дома, того проклятого дома, чтобы она ими умывалась, чтобы она чувствовала ту боль, которую она никогда не поймёт, чтобы она горела от моих слез, чтобы она утопала; этот мир для меня исчез, он больше не существовал, кромешная тьма, и ничего больше не было, только одно направление, только один шанс; дорога, очень долгая дорога туда, где можно найти что-то, чего не хватает; бешеный ритм, сердце разрывалось от боли и от бега; я потеряла ботинок, да черт с ним, бежала босиком, лишь бы убежать, как будто, если остановлюсь, то умру; бежала к воде; потом пирс и....»

Она сидела и плакала, воспоминания сильно ударили по ней.

–Я думаю, -Свен не смог долго молчать, -на сегодня хватит. Простите, что заставил это вспомнить.

–Я прыгнула… И, знаешь, только тогда я почувствовала свободу. От этой работы в доме, от одиночества, от всего… вода была ледяная, но мне было все равно… Какой-то водитель видел, как я бегу, остановился и вытащил меня… зачем-то. Вернул домой, отец даже не узнал. Никто не узнал. Тогда я чётко решила, что скоро уеду, оставалось немного…

Она отвернулась и снова ушла к окну.

–Прости, наверное, на сегодня, действительно, все…

Свен собрал бумаги, быстро подошёл к лестнице и бросил тихое:

–До завтра.

Она все ещё плакала. Очередная трагедия ее жизни, очередной ожег на ее душе. Но сейчас ее почти сожгли до конца. Хотя она знала, что есть такие существа, которые из пепла врываются в новую жизнь…

Глава

IX

«Тюльпаны» были почти закончены, оставались маленькие детали: немного не докрашено небо, слегка поработать над тенью, и все, шедевр. У неё ушло на это две недели. Целыми днями она сидела перед камином и думала о том, как ей продолжать рисовать. Картина была яркой, исключительно светлые тона, никаких темных оттенков. Криста как раз заканчивала. Ночь. Камин опять трещал и заменял общество. Ребёнок не дома. Муж больше не возвращается. Полная свобода. Она упала обессиленная на диван и глубоко вздохнула. «Все…»-единственное, что она смогла произнести. Все та же испачканная рубашка, те же кисти и краски. Кажется, что с последней встречи Кристы и Свена ничего не поменялось. Но так лишь кажется. Во-первых, девушка порвала с тем, кто не умеет любить. Ее муж остался ни с чем. Когда он в очередной раз собирался на какую-то сомнительную встречу, Криста молча собрала ему сумки. С тех пор он не был ни хозяином, ни жильцом этого дома. Она много думала: любила ли она его вообще когда-нибудь, почему вышла за него замуж. Но самое страшное заключалось в другом. От этого человека у неё был ребёнок, о котором она тоже задумалась… Любит ли она его, ведь в нем тоже была какая-то часть того человека, который не способен любить… Она старалась прогонять эти мысли прочь, но все равно, на всякий случай, оградила себя от всех. Ребёнок был у друга, хоть и с подачи матери, но он захотел там остаться. Она лежала и снова начала падать в свои мысли. Было только одно желание: сильно не удариться при падении. Криста пролетала мимо мыслей о муже, о сыне, о картине, пока наконец не упала в сон.

Она очутилась в каком-то сером коридоре, который он не сразу смогла узнать. Пустые комнаты с открытыми дверями, безлюдное место, тишина.

–Здесь кто-нибудь есть?-крикнула она куда-то вперёд.-Пожалуйста, выйдите ко мне. Мне страшно. Кто-нибудь!

Никто не выходил. Криста решила пойти вперёд, в надежде найти людей в этом неуютном месте. Она проходила комнаты, в которых были разбросаны детские вещи, висели рисунки и валялись игрушки. Тот самый «дом», в котором она провела большую часть своей жизни. То место, что она хотела бы никогда не вспоминать. Девушка шла все дальше по коридору, пока в одной из комнат не увидела мольберт. Ее мольберт. Ее картину. Криста зашла в комнату, чтобы подробнее рассмотреть то, что она увидела. Те самые тюльпаны. Разбросанные кисти, палитра, ее рубашка, только вместо камина-доска. Она подняла картину с подставки и хотела уйти с ней, но ее остановила тяжелая рука.

–Стой!

Тяжёлый голос ударил ее сзади, не давая возможности пошевелиться.

–Разве это твоя картина, Хенри?-женский голос был настолько груб, что даже не верилось, что за спиной женщина.-Поставь ее на место!

–Но это моя картина, -девушка боялась повернуться и говорила, стоя спиной к собеседнику.

–Ты не можешь создать ничего подобного, Криста. А врать очень не хорошо, особенно, для такой особы.

–Миссис Оберг…

Это была она. Женщина, которая превращала ее жизнь в ад. Она никогда не замечала в ребёнке таланта. Любая попытка проявить творческое начало всячески пресекалось. Потенциальным родителям она рассказывала выдуманные истории о слабоумии Кристы, из-за чего она так и не была взята, и жила до самого выпуска. Но девушка ее всегда жалела: несчастная женщина, которая отыгрывалось на ней. Криста даже не всегда чувствовала боль свою, чаще ее. Она видела в миссис Оберг что-то светлое, что-то доброе, что она никогда не показывала. «Железная дева»-ее так называли из-за пронизывающего, как иглы того орудия, взгляда. У неё не было детей, не было мужа, были только сироты. Несчастная…

–Поставь картину!

Никогда Криста не думала о том, чтобы дать отпор «железной деве», но это был ее сон.

–Это мое, -сказала девушка уверенно.-И вы это знаете. Вы всю жизнь уничтожали во мне то, что давала мне хоть какой-то смысл просыпаться по утрам. Я стараюсь порвать со своим прошлым, чтобы жить настоящим, видимо, вы последний пункт, который мне нужно вычеркнуть. Вы просто завидуете тому, что я умею, потому что сами бездарны, как и большинство людей, которые критикуют, но сами не могут ничего сделать. Вы самое несчастное создание на этой планете, только из жалости я никогда не отвечала вам, а лишь терпела все, молчала и принимала удары от вас. Вы никчёмны.-Криста развернулась и увидела перед собой себя.-Какого…

–Какая же ты глупая. Жизнь тебя ничему не научила. Нарисовала яркую картинку и думаешь, что твоя чёрная душонка стала светлее? Это смешно, Криста. Хватить прятаться от себя. Ты же не можешь быть светлой, ты всю жизнь делаешь людям больно, смирись с этим.

–Нет, замолчи…

–Сначала ты родилась и сделала больно тем свободным людям, которые хотели жить дальше припеваючи.

–Нет, -девушка уронила картину на пол, чтобы закрыть уши.

–Потом здесь. Ведь миссис Оберг хотела только добра, но ты не понимала ее. Зачем ты тогда не послушала ее и пошла на прогулку? Ведь ничего могло бы не произойти. Ты знала, что ее уволят. А сейчас старушка страдает от того, что не смогла тебя уберечь, она любила тебя больше всех.

–Я не хочу тебя слушать!

Клон поднял картину и взялся за кисти:

–А сейчас? Твой сын, он разве счастлив? Он не чувствует любви. А ты сама, ты любишь его? Ты ещё не разочаровалась в нем? В ребёнке, который тебе ничего не сделал. Ты ещё видишь в нем ребёнка или это уже отпрыск твоего мужа? Кто ты, Криста? Чего ты хочешь? От чего бежишь?

–Хватит! Заткнись!

Криста обернулась, и оказалась одна в комнате. В центре стояла ее картина-«тюльпаны». От настоящей ее отличало только одно: чёрный тюльпаны, чёрное небо и чёрное поле. Настоящая сущность девушки, по её собственному мнению. Она долго смотрела и пыталась найти что-то старое, светлое, но под слоями чёрной краски это было крайне сложно. Это было невозможно. Она начала неистово соскребать краску, снимая слой за слоем. Она плакала и кричала. Она искала свет где-то внутри. Ей нужно было найти. Она слышала, что кто-то зовёт ее. Где-то сзади ее звал мужской голос. Знакомый голос, который должен ее спасти.

–Криста! Криста! Проснись! Криста!

Она резко вскочила с дивана и схватила Свена за руку. Она смотрела в его испуганные глаза, не понимая, что сон кончился. Девушка бросилась на картину. Все было на месте: свет, яркость, краски. Она тяжело дышала и не могла ничего сказать. Только что пережитый кошмар не уходил из головы.

–Ты просто скребла что-то во сне. Мне стало страшно и я решил тебя разбудить. Извини. Я ещё хочу поговорить, а времени не так уж и много.

–Как ты вошёл? Я, вроде, закрывала дверь.

–Вроде. Она была открыта, -Свен посмотрел на тюльпаны, которые видел сделанными лишь наполовину.-Уже закончил?

–Что?

–Ты же говорила, это рисует Марк.

–Ах, да. Это его. Вроде, закончил, -девушка была ещё слегка сонная и не совсем понимала, что кошмар закончился.

–Такой неуверенной я тебя ещё не видел. Слишком много «вроде».

–А я тебя таким никогда не видела.

–Каким? Я же не изменился.

–Ошибаешься. Ты как будто повзрослел, ты уже не тот веселый тусовщик. Тебя сломали внутри.

–Сломали…-парень молча смотрел на картину, а потом поставил ее, не отрывая глаз,– Я пришёл поговорить. Ты же знаешь, у меня нет никого, кто может выслушать. Только ты.

Криста насторожилась. Свен ещё никогда не приходил к ней в таком состоянии. Пьяный-да, весёлый-да, серьезный-он таким не был. Она совсем проснулась и была готова выслушать его, ведь она переживала за него.

–Ты уже две недели работаешь над интервью. Как успехи?

Свен все ещё не мог закончить рассмотрение тюльпанов, что-то гипнотизирующее было в них. Вопрос Кристы вернул его в реальность, но не так резко, как он вернул девушка из сна.

–Я не понимаю, -Свен подошёл к камину и присел, чтобы внимательнее рассмотреть пламя.-За две недели я добыл очень много информации, но…

–Но что?

–Она рассказывает все и… Я не верю, что такие люди есть. Ее жизнь похожа на одну большую потерю. И они очень яркие, но я же не могу сделать из них статью. Задание не предусматривает рассказа о потерях этой женщины. А про работу она не говорит.

–Она одинока, я же говорила…

–Я помню. Я тоже не хочу говорить про ее работу. Знаешь, чем больше я узнаю о ее жизни, тем больше я понимаю, что мы похожи.

–Свен, не смеши меня. Мы оба знаем, кто ты такой…

–Мы оба не знаем, кто я такой. Наедине с самим собой в бетонной клетке я другой, и этот тип остаётся там. Когда кто-то переступает порог моего дома, он прячется. Он чем-то похож на меня сейчас. Иногда я думаю, почему так? Почему я живу такой жизнью? Почему я не могу просто быть настоящим?

–Свен, ты…

–Когда я появляюсь в компании, все думают: «Воу, да это же тот самый крутой парень. Он такой яркий и весёлый.» Нет. Никто не видит меня настоящего. Даже ты. Хотя я тебе доверяю все. Я, как и Фрида, провожу большую часть своей жизни у окна. Разница только в том, что у неё безжизненный океан перед глазами, а у меня улица. Но даже в пустом океане она находит что-то новое каждый день. Она живет так… свободно. Мне иногда не хватает мамы, я ее не помню, конечно, но я уверен, что она бы никогда не допустила такого. Я бы никогда не думал о своём месте, потому что я был бы на правильном пути. Этим мы тоже похожи, ее мама улетела, моя-не знаю…

Криста смотрела на Свена немного испуганно, такого Пирсона она не знала. Разговоры с женщиной на маяке сильно изменили его, а, может, просто показали настоящую суть. Она не знала точного ответа, но всегда подозревала, что за его яркой наружностью прячется слабая натура, которую нужно оберегать.

–Свен, я…

–Знаешь, почему я так обхожусь с ними?

–С кем?

–Ты когда-то спросила: почему я обращаюсь с девушками, как с игрушками: поиграл и выбросил. Когда мне было около 18, мне сказали… сказала, я никогда не забуду ее, что я всегда буду один, потому что у меня характер такой и внешне тоже. Ну в общем, никто не будет со мной. Я посмеялся и пошёл домой. А дома мне стало очень обидно. На следующий день я стал другим, абсолютно, от романтичного и доброго Свена остался лишь… ничего. Я много крутил интрижек, даже с той, которая обидела. Я мстил… от обиды. Меня легко задеть.

Криста встала и пошла на кухню, пока Свен продолжал свой рассказ:

–Я закрылся от мира, как она на маяке. Я все больше понимаю, что меня ждёт что-то похожее. И, знаешь, даже не боюсь. Даже как-то привыкаю к той мысли, что все может быть именно так. Но я все таки люблю мир больше, чем одиночество. Для меня это страшно. Да, я уверен, что никогда не доведу себя до одиночества…

Криста села рядом и протянула Свена сигарету. Он не знал, что его единственный друг курит. Но его состояние не позволяло ни удивиться, ни ужаснуться. Он молча взял предложенное и закурил. Они закурили.

–Знаешь, Свен. Я тоже боюсь многого. Может, больше тебя, а, может, меньше. Единственное, что я знаю точно, нужно не бояться мечтать, тогда все будет более или менее. Ну точно не сильно упадёшь. В следующий раз, когда поедешь, просто иди и мечтай о чём-то хорошем. Об отце, о том, что ты нашёл маму, не знаю, о чем угодно. Тебе станет легче. Поверь мне.

Свен смотрел в её глаза и видел в ней уверенность в словах. Он улыбнулся, посмотрел на огонь в последний раз и поднялся.

–Главное, никогда не скрывать того, что ты делаешь. Это же самый главный страх, что кто-то узнает о твоём любимом деле, не так ли?

Он ещё раз улыбнулся и пошёл к выходу. Девушка смотрела ему в след и улыбалась. Картина ему нравилась, это было понятно ещё две недели назад. Криста ещё раз подошла к мольберту, чтобы рассмотреть законченное полотно. «Кое-чего не хватает.» Она взяла кисть и чёрную краску. Один единственный тюльпан где-то в дальнем углу поля превратился в чёрное пятнышко. «Готово…»– она улыбнулась и легла на диван. Маленькое чёрное пятнышко, которое есть на каждом ярком полотне.

Глава

X

Началась третья неделя. Свен уже привык к своему распорядку дня: проснулся, поехал на интервью, вернулся, лёг спать. При этом дни не были похожи один на другой. Каждый давал ему что-то новое. Если точнее, Фрида давала ему каждый день что-то новое. Он все больше убеждался, что они в чём-то похожи. Ее трагичные истории легко сменялись какими-то неожиданными всплесками светлых эмоций, рассказом об облаках в один из дней, о первом снеге. Она оживала, а потом… Снова вспоминала что-то больное. Как будто ей нажимали на ещё не зажившую рану. Свен старался следовать совету Кристы, теперь, перед тем как подняться вверх по лестнице, он придумывал мечту. Это действительно помогало. Сегодня он тоже хотел что-то придумать, ему нужна была мечта.

–Сегодня… Так, о чем я мечтаю? Мне нужно о чём-то мечтать.

Он смотрел, как птицы плавно пролетают над водой, удаляясь куда-то очень далеко.

–Улететь куда-то? Нет, это не то.

Возле дороги бегали дети. Они играли и громко кричали, им было весело. Беззаботное детство.

–Ребенком я точно не хочу стать снова. Что же мне нужно.

На берегу сидел старик. Он был совсем один. Он сидел на разбитой лодке и смотрел вдаль. Никто не подходил к нему, да и было видно, что он никого не ждёт. Одиночество… то, чего Свен боится больше всего в своей жизни. В его голове всплыла красивая картина, которую он хотел бы видеть в жизни. Он идёт по улице, как всегда, курит. Весна. Вокруг все цветёт. Он улыбается, смотрит на небе и щурится от яркого солнца. Очень лёгкий воздух. Свен вдыхает полной грудью и идёт дальше. Он счастлив. Вдруг сзади на него запрыгивает красивая молодая девушка. Они оба смеются, это его любовь. Они долго не отпускают друг друга, а потом просто бегут дальше по улице. Вместе. Ужины в ресторане, прогулки по ночному городу, миллионы фотографий из разных уголков мира, тонна перебитой посуды, насчитанное количество сказанных слов любви и обиды. Много чувств, много событий, много с ней. Он открывает дверь домой, где его встречает его ребёнок, он тоже улыбается, как и Свен. Чтение на ночь, колыбельные и бессонные ночи, ушиб на детской площадке, школа, первая любовь, вечная опека и переживание. Он видит, как взрослеет его ребёнок, и как… стареет сам. Ребёнок создаёт свою семью, улетает из родного дома. Внуки. Они приезжают к любимому старику. Единственная любовь заболевает, в ее возрасте уже сложно переносить даже простые болезни. Боль… сильная боль… и вот он сидит на разбитой лодке у океана… один… совсем

–Да, это то, о чем я мечтаю. Никогда не хочу быть один. Я всегда хочу быть счастливым.

Старик, как будто услышал и повернулся. Он всматривался в Свена, потом улыбнулся и махнул ему рукой, как будто узнал в нем кого-то. Свен махнул в ответ, чтобы старик, как и он в своей мечте, не был одинок.

–Никогда.

Только после этого он поднялся наверх.

«Отец бы никогда не отпустил меня. Я же была у него одна, он всегда боялся меня потерять, боялся, что я буду как мать. Я сбежала. Жить там уже было невозможно. Все давило на меня… я очень плохо поступила. Потом я пожелала об этом, но это было позже. Написала записку, что больше так не могу, что если останусь ещё немного, то скорее всего покончу с собой… Много написала, много ненужного. Собрала свои вещи и пошла. Прошла мимо пепелища, попрощалась с единственной подругой. Чтобы уехать, нужно было поймать машину, иначе никак. Цивилизация была где-то далеко от нас. Села к какой-то девушке, и все… Мне было 22. Уже взрослая девочка, но такая глупая. В боковых стёклах видела, что Томас бежал. Понятия не имею, откуда он там взялся. Я слышала, что он уехал и построил грандиозную карьеру. Ну, видимо, не очень то и грандиозную. Жизнь полностью перевернулась. Новая жизнь. Новые потери… Да что это я все о плохом? Ни одного хорошего воспоминания не рассказала за это время. Сейчас. Так… было хорошее. Я попала в город. Впервые с 5 лет я была в городе. Но удивительно, что после стольких лет в дали от всего этого шума и суеты, блеска и роскоши мне не вскружило голову. Ничего не изменилось во мне, хотя я так надеялась. Меня высадили на центральной улице, и я пошла гулять. Помню, было яркое солнце, все цвело, люди улыбались и смеялись… а я просто шла. Куда-то шла. Конечно, мне нужно было позаботиться о ночлеге. Я прихватила немного денег с собой, но этого было чертовски мало. Возвращаться я не планировала, а работу так быстро не найдёшь. Тем более, что я умела? Чистить рыбу, убирать дом. Уборщиц и так много, чтобы ей стать нужно целый конкурс пройти. Я смотрела на богатые витрины, но они не привлекали моего внимания, слишком вычурно. Бутики, салоны красоты, дорогие отели, рестораны, -все это было слишком ярким и от этого рябило в глазах. В некоторых местах ещё были такие дамы, которые у одних вызывают восхищение, когда они заходят в гости или проходят мимо мужчин или маленьких девочек, мечтающих о жизни принцессы; а других, как меня, сбивает с ног от их натянутых улыбок и наигранного смеха. Травма. Сам понимаешь. Я долго шла, улица почему-то не заканчивалась, а потом… в самом конце я нашла уютный уголок. Людей там почти не было. Там цвела яблоня или груша, а может вообще вишня. Было очень красиво. А под деревом синяя лавочка. Сзади речка или ручеёк. Честно, не помню. Это очень красиво, такого я никогда я не видела в своей жизни. Лавочка была как раз кстати, потому что ноги отказывались идти. Птички. Я смеялась просто так, людей же не было, никто ничего не сказал бы. А напротив была какая-то невзрачная, на первый взгляд витрина. Она была не заставлена манекенами, там не было никаких кричащих вывесок. Самая обыкновенная витрина. Но лишь на первый взгляд. На самом деле, там прятался настоящий волшебный мир. Я долго смотрела туда, пока дверь, возле этой витрины, не открылась, и оттуда не вышел мужчина. Он, наверное, был ровесником моего отца. Опрятный, красивый, и в глазах было что-то другое. Последний раз я такой взгляд видела у сгоревший Вивы… он вышел и просто сел на ступеньки, а потом закурил. Почему-то мне он сразу показался добрым и светлым. Внушал доверие. И мне было очень интересно, что у него там внутри. Но подходить я все равно боялась. Он будто почувствовал и пошёл ко мне. Я испугалась дико, ведь он шёл точно ко мне. А если он маньяк? А если бандит? Людей же нет. Сел спокойно, смотрел на солнце, на дерево и молчал. Но это было не так долго.

–Хороший день, не правда ли?

–Ну здесь красиво, -было все ещё страшно, немного, совсем каплю.

–Такие дни нужно быстро переносить на полотно. Вы никогда не увлекались живописью?

–Я?-вопрос меня очень сильно удивил, потому что после смерти Вивы я не брала кисти в руки, а он мне напоминал именно ее.-Я когда-то пробовала рисовать.

–Рисовать?-он засмеялся, это ещё больше меня смутило.-Девушка, рисуют дети карандашами, а мы пишем картины.

Он протянул свою руку и все с той же доброй широкой улыбкой сказал:

–Бьорн.

–Фрида.

–Да у вас все для того, чтобы стать великой художницей. Вы слышали о Фриде Кало?

–Нет, никогда. Я не интересуюсь живописью давно. Я вообще сбежала из дома и…-я остановилась, потому что поняла, что рассказываю абсолютно незнакомому человеку всю свою жизнь; это была не я.

–И?-он тоже изменился в лице, улыбки уже не было, стал серьезнее, но было видно, что он не желает зла, что он такая же творческая личность, как я…-Если вам негде остановиться пока, вы можете переночевать у меня, а завтра поищите себе новое место. Тем более я правильно увидел в вас тот росточек, который присущ только одному типу людей.

–Если честно, то я все ещё боюсь вас, не поймите неправильно…

–Я все понимаю, но поверьте, я не сделаю ничего плохого, я обычный художник, мой интерес сугубо профессиональный. Знаете, однажды у меня была ученица, очень талантливая девушка, потом, правда, влюбилась, бросила это все… А мне было пусто. И вот сейчас я увидел в вас тот же огонь, что был тогда в ней.

–У меня нет другой возможности, если вас не затруднит, то я остановлюсь у вас, -смущению не было предела, но это был самый оптимальный вариант.

–Можно на «ты», я понимаю, что я уже не молод, но все таки.

–Хорошо, я не против .

–Пойдём, я покажу твою комнату.

Этот день действительно был хорошим, даже нет, это был лучшим за всю мою жизнь. Впервые за долгое время я улыбалась, ещё и родственная душа была рядом, он меня вёл в мир, в новый мир, который будет жить во мне ещё очень долго. В его мастерской было очень много самых разных картин: портреты, пейзажи, натюрморты. Мебели было не много: один шкаф забитый красками, палитрами и кистями до верху, мольберт и тумбочка. Картины занимали подбавляющие большинство пространства в комнате. Красивые маки, молодые лица, застывшие в игре дети, фрукты в вазе… много всего. Но почему-то особое место на стене занимало абсолютно белое полотно. Там не было ничего. Просто пусто. Но оно висело на самом видном месте, вместе с готовыми работами.

–Это картина?

–Что ты, конечно, нет. Я не знаю, что нарисовать, но чувствую, что это будет что-то грандиозное. Туда я вложу всю свою душу и умение. Но пока не было вдохновение. Пойдём дальше, комнаты там. Раньше это был магазин, но я поставил перегородки, и теперь живу здесь. Вот, твои скромные апартаменты.

Комната была маленькая, но уютная. Все, что нужно для жизни: кровать, шкаф, стол со стулом и окно. Я была счастлива, что теперь не нужно беспокоиться о ночлеге, оставалась только одна проблема: на сколько я здесь.

–Я постараюсь найти работу как можно скорее, чтобы не стеснять вас…

–Что ты, что ты. Все в порядке. Оставайся, сколько хочешь. Все мои родственники далеко отсюда, я одинок. Так что, твоя компания мне только в радость. Если что-то нужно, я в мастерской.

–Спасибо.

Он просто улыбнулся и пошёл что-то творить. Я присела на кровать и вдохнула запах этих стен. Они были насквозь пропитаны краской, но мне это так нравилось. Я как будто всю жизнь мечтала об этом, хотя все мои отношения с искусством ограничивались написанием картин на берегу в далеком детстве. А может, это было первое знакомство? Ведь тогда, когда я выходила на берег и брала кисть мной овладевало необъяснимое чувство, я представляла себя богом, который создаёт мир. А сейчас это снова так близко. Я даже немного боялась это потерять. Хотелось схватиться за это все и долго держать. Солнце полностью освещало комнату… день был таким светлым…»

Она утонула в воспоминаниях о том дне, а Свену было страшно возвращать ее обратно в реальность. Она улыбалась и была счастлива. За три недели это было всего несколько раз. Но не так. Видимо, ее жизнь действительно сильно изменилась тогда, в 22. Фрида повернулась к кровати и полезла искать что-то под ней. Она долго копалась там, пока не достала три рамы разных размеров. Женщина положила из на стол и сдула с них толстый слой пыли.

–Я очень давно их не доставала. Вот, кстати, и он.

На первой картине был художник в своей мастерской. Тёплые оттенки создавали очень уютную атмосферу на картине. Художник стоял за работой, и было видно, что ему это нравится. Он писал какой-то пейзаж, а вся комната была увешана картинами. Но больше всего занимало белое полотно. Легко узнавалась мастерская из рассказа Фриды. Бьорн был действительно светлым и добрым человеком, даже не зная его, а просто увидев на полотне, создавалось впечатление, что свет из этого человека не сможет выбить ни одна трагедия.

–Это было почти сразу, как я поселилась у него. Он рассказывал мне про живопись, про какие-то там правила и так далее. Но мне было все равно, я рисовала так, как чувствовала. Тайком его нарисовала. Он писал очередной пейзаж, а я только проснулась, и мне показалось, что это тот момент, который надо запечатлеть. Он потом хотел ее повесить на самое видное место. С собой забрала зачем-то.

Фрида отложила картину в сторону и стала рассматривать следующую. На ней была та самая лавочка из ее воспоминаний и, действительно, красивое дерево: то ли груша, то ли вишня.

–Это место навсегда останется со мной. Такого красивого место я больше не встречала. Там можно просто сидеть размышлять о чём-то выше нас. Или прятаться в тени от зноя, слушая птиц и наблюдая, как вода быстро бежит со склонов города, а потом скрывается где-то в зелёных лесах. А можно выйти с мольбертом и красками, зарисовать редко проходящих людей, а потом вспоминать об этом никогда не повторяющемся дне. Вернутся бы туда, хоть на секунду…

Фрида взяла картину и поставила ее на тумбочку. Она долго не хотела отходить от неё, как будто застряла в том самом месте. Свен тоже смотрел на красивый пейзаж, пытаясь перенестись в те места, где Фрида чувствовала себе счастливой. Он тоже хотел счастья. Наконец женщина подошла к столу снова, чтобы рассмотреть последнее полотно. Она все ещё улыбалась. В какой-то момент Свену показалось, что ей снова 22, она молодая и счастливая, готова снова творить и жить. Но это продолжалось до того момента, как она посмотрела на картину. На ней был нарисован ребёнок. Маленький мальчик с большими голубыми глазами, взъерошенными светлыми волосами и по-детски искренней улыбкой. Он был в кровати, обнимал одеяло, видимо, только что проснулся. Художница застала его в тот момент, когда дети уже вернулись из мира снов и рады встречать новый день, особенно рады, если к ним приходит кто-то близкий.

–Какой милый ребёнок. Он тоже был в мастерской когда-то?-Свен улыбался, смотря на эту картину, ведь это был маленький не испорченный злобным миром ребёнок.

Фрида молчала и просто подняла картину со стола. Ее лицо опять стало серьёзным, как это было обычно. Она положила портрет обратно и вернулась к окну. Хорошее, как она говорила, воспоминание вернулось в русло трагедии.

–Наверное, это было неуместно, -Свен понял, что ребёнок многое значил для Фриды.

–Нет-нет. Все в порядке. Какое-то время он был в мастерской.... потом был со мной… это мой сын. Я не помню имени. Просто… может, я плохая мать, но ещё многое забыла после удара. Дети попали камнем в окно, а он мне в голову. Я…

–Вы можете не говорить…

–Нет, я расскажу, ты же просил говорить все. И это тоже важная часть моей жизни…

«Мне было неудобно от того, что Бьорн поселил меня у себя, кормил и вообще обходился со мной, как с дочкой. Я чувствовала, что должна ему. Единственное, что мне предлагали везде-ничего. Никому не нужна была девушка без образования, без опыта да и без навыков тоже. Из-за этого я начала рисовать больше. Картины были абстрактными, там были причудливые фигурки людей, много глаз или ещё что-то непонятное. Это выражало все, что я тогда чувствовала. Это занимало не так много сил, наоборот, я их набиралась в процессе. Однажды Бьорну так понравилась картина, что он решил украсить пустую витрину ей. Не знаю, зачем, ведь в ней не было ничего особенного. Что-то там связанное с ночью и тенями. Я так представляла мир, который не хотел мне помогать. Но однажды произошло то, чего я никогда не ожидала. В мастерскую пришёл посетитель. За все время моего проживания там это был первый случай. Ты не представляешь, как был рад Бьорн, что к нему пришли, хотя он и не хотел никогда работать на людей, ему было приятно.

–Скажите, а вы продаёте картины?

–Только некоторые экземпляры. Покажите, что вас заинтересовала, может, мы сможем решить вопрос покупки.

–Мне нужна вот эта картина, -и он показал на витрину, на мое полотно.

–Отличный выбор, но я не могу ее продать, нужно спросить у ее автора. Подождите секунду.

Он привёл меня к покупателю, а я… была полностью растеряна, ведь я не была готова к тому, что кто-то захочет купить это.

–Сколько?

–Я… Я не знаю. Пусть будет 100 евро.

–И все?-эти люди обладали огромными капиталами, конечно, их удивляла такая цена, но для меня это было много.

–Хорошо, 500. Это все.

–Прекрасно. Вот ваши деньги.

Мы с Бьорном вышли на крыльцо и наблюдали, как человек с моей картиной удаляется в город, а потом скрывается где-то в толпе.

–Продешевила. Эта картина стоит гораздо больше.

–Я не была к такому готова. Вот, это тебе, -и я отдала ему деньги.

–Нет, это твои. Я счастлив, что ты показала свой талант, и его оценили. Даже если ты хочешь расплатиться со мной за то, что я просто человек, не стоит. Ты мне напоминаешь о том времени, когда здесь было много людей, а я не успевал выставлять полотна на витрину. Оставь, может, это твои первые вложения в невероятную карьеру.

И он ушёл. Но это была не зависть, это было то состояние, которое переживаю я, когда вспоминаю что-то. Хотела спросить о прошлом, но боялась. Хотя было интересно. Но у него была невероятная способность читать мысли. Он сидел за очередной работой, а я проходила в свою комнату.

–Если тебе интересно, я расскажу. У меня есть дочка. Она не похожа на тебя, нет, но у неё тоже был талант. Она могла передавать через призму красок все, что чувствуют люди. Ее ожидало блестящее будущее, тем более, ее пригласили в Академию изящных искусств… она рисовала балы и толпы. Очень любила людей. Но потом решила, что это не ее. Захотела быть юристом. Меня это вывело из себя. Весь ее талант, все ее будущее она загоняла в могилу и засыпала толстым слоем обыденности, она отказывалась от ярких моментов в пользу чего-то простого. Ведь люди приходили сюда не из-за меня, а из-за неё. Ее полотна разбирали моментально, они были в доме у каждого человека в этом городе… я выгнал ее, а она ушла и больше не вернулась. Я думал только о себе, но понял это только сейчас. Главное, чтобы она была счастлива, а это счастье она нашла в законах. Ну и пусть… надо было думать так… Но сейчас уже поздно что-то менять. Очень жаль.

Мне было так жалко его. Я же тоже думала только о себе, когда уезжала от отца. Но возвращаться не хотела. А может хотела. Не знаю. Этот рассказ сильно заставил задуматься. Я ложилась спать и много размышляла о том, стоит ли мне возвращаться или это будет снова пытка для меня. Во всяком случае срываться на следующий день я не планировала. Я хотела пойти в город, чтобы набраться новых образов для картин. И вот этим утром… На площади было много людей, был какой-то праздник. Ярко и красиво. Карнавал. Такое буйство красок, что глаза разбегались, но это именно то, что мне нужно было. Мимо людей в масках, мимо людей в пышных нарядах пройти было невозможно. Но это давало столько энергии и эмоций, что было невероятные ощущения. В этой толпе все друг друга толкали и я столкнулась… с продавцом тюльпанов. Конечно, корзина упала. Я начала собирать цветы с ним вместе. Скромный парень. Красивый. Бывает же. Снова ударило, последний раз такое было, когда Томас вошёл в дом. Мы смотрели друг на друга, не замечая толпы и суеты. Мне нужно было идти, потому что боялась потерять то, что сегодня получила.

–Постойте, девушка. Возьмите их себе. Они не поломались, но я их уже не продам.

Он протянул мне корзину тюльпанов и все также продолжал смотреть на меня.

–Спасибо, -это было… красиво.

–А хотите, я вас провожу, только скажите куда.

Я стояла и не могла сдвинуться с места. В один момент мне не захотелось уходить от него, я нашла новое вдохновение, не зависящее от всего вокруг. Вдохновение в человеке.

–А я уже никуда не тороплюсь. Меня зовут Фрида. Это значит «мир», -зачем-то я это сказала, наверное, надоели все простые знакомства, их и так было много.

–А меня Мартин. Это значит «воинственный», -надо было придать этому значение, но тогда я была ослеплена.-Может быть тогда мы просто погуляем по городу?

–Почему бы и нет. Но я его совсем не знаю, я здесь не так давно.

–Это же прекрасно, я смогу удивить вас.

Я была так счастлива, этот город дарил мне все новых и новых хороших людей. Мартин был очень красивый. Но каким точно я не помню. Он показывал мне город, мы гуляли до ночи, ещё эта корзинка с тюльпанами. Казалось, счастливее меня нет. Но тогда я совершила очень глупую ошибку. Любовь так сильно меня затянула, что я осталась с ним на ночь. Может я и не любила его, но доверилась, как когда-то Томасу. Я вернулась на следующий день, Бьорн был очень испуган, но не злился, я ещё эту корзину притащила.

–Да у тебя появился поклонник!

–Красивые правда?

–Очень. Ты знаешь легенду о происхождении этих цветов?

–Нет, а такая есть?

–Конечно. Существует очень грустное предание о появлении этого чудесного цветка. Оно повествует о безмерной, страстной любви персидского царя к одной прекрасной женщине. Он собирался заключить с ней брак, но его обманули, сказав, что любимая погибла. Тогда царь, помешавшись от горя, прыгнул вниз с высокой скалы, и из капель его алой крови появились на свет удивительные цветы. Поэтому они означают безумную, пылкую любовь. Видишь, через потерю мы обретаем что-то новое, что-то прекрасное.

–Я надеюсь, что больше их в моей жизни не будет.

–Ты не против, если они постоят здесь? Мне кажется, я нашёл, чем заполнить это белое плотно.

Тюльпаны стали для него чем-то большим, чем просто цветы. А я стала рисовать Мартина. При нашей первой встрече он был таким растерянным, и это очень хорошо отразилось на картине. На его портрет ушло не так много времени, но он был красивым, как и сам парень. Он заходил ещё дня два с некоторыми перерывами. Я подарила ему портрет. Вроде, даже понравилось. Но он был уже другим. Скромность и растерянность перешли в наглость и развязность. Дурацкие истории о каких-то друзьях и девушках. Цветы он больше не продавал, а просто ходил по городу и что-то раздавал молодым парням. Я даже не хочу думать, что это было. В какой-то момент он исчез, как и когда-то Томас. Но я даже не удивилась. Хотя было обидно, все ещё наивная девочка. Пошла снова гулять, бродила по улицам, смотрела на людей, а на площади… там… этот «скромный» парень продавал тюльпаны. А кто-то попался опять. Почему-то опять плакала. Ведь даже не сильно держалась за него, но почему-то больно было. Снова предали. Прибежала домой. Бьорн пытался меня успокоить и смог в итоге. Мы сидели и говорили о чём-то другом, а потом я посмотрела на полотно.

–Это тюльпаны?

–Да, я решил нарисовать поле. Каждый цветок показывает какую-то потерю, которую мы переживаем, но вместе это поле нечто невероятно красивое. Наши потери ведут нас к большому подарку.

–И много их будет?

–Я думаю, да. Это же только начало, уголок. Самая моя большая работа

Я смотрела на них, и резко стало плохо. Всю ночь не могла уснуть, пока не поняла… прошло две недели после нашей встречи с Мартином. Он меня бросил. Я снова была одна. Точнее, теперь я была не одна, но одинока. Мне ничего не оставалось, кроме как уехать. Домой. Я плакала, потому что возвращаться туда не хотела, но и остаться здесь тоже было не лучшей идеей. А может было бы и лучше. Собрала вещи и… Меня встретили осуждающие взгляды. Я ждала этого, как ещё можно смотреть на ту, кто бросил отца. Но все оказалось хуже. Дом был закрыт, но это обыкновенное явление. Я вошла… а там… будто никто давно не живет и....

–Явилась? Красавица городская! Отдохнуть просто от города или наконец-то отца вспомнила?

–Я его не забывала. Я его люблю. Просто не было возможности приехать. А где он?

–Вот оно как! Не было возможности. А у отца твоего не было возможности жить без тебя!

–Что? Что вы несёте?

–Это ты что несёшь? Сколько тебя не было? Месяц? Два? Отец ждал у дороги, думал ты приедешь обратно, на маяк ходить перестал. Работать вообще не мог.

–Где он?

–Ночами у берега кричал, звал тебя. А ты…

Я не могла ее слушать, какая-то соседка, она меня начинала выводить из себя. Я сильно схватила ее:

–Где он, я тебя спрашиваю? Хватит меня поливать грязью! Я уехала потому, что такие твари как ты мне жить не давали! Я бы здесь загнулась. Сейчас я беременна и не знаю, что мне делать, потому что вернулась в этот ад, где вы все трещать за спиной будете, ведь вас всех не заткнешь. Ты думаешь, ты сможешь меня сейчас унизить? Никогда. Мне уже абсолютно все равно, потому, видимо, и приехала. Где мой отец?

Она сильно испугалась. Сняла руки с ее плеч и села за стол. Она смотрела в окно и молчала, а потом…

–Умер он… две недели прождал, а потом совсем плохой стал. Успокаивали все, но никого не слушал. В город за тобой отправляли, но не нашли. Боялись за него, ничего плохого то не сделал, только хорошее. И ведь все людям, ничего себе. С маяка спрыгнул.... когда хоронили, даже мужики плакали. Хороший же был. Тебя все ждал. Последнее, что сказал, точнее, что слышали, что не злится ни на кого… любит всех… а тебя вообще… Ты извини, я ж не знала, что у тебя так все. Он за деревней. Все как надо сделали. Там маяк стоит, чтобы все помнили, кто был человек. Ты если что, обращайся, помогу. Я ж не изверг какой, тем более мать все таки будущая.

Я тогда… полетела за деревню, бросилась на землю и лежала. Эта соседка со мной была. Говорила, чтобы плакала, так легче будет, опекала меня. Я отца убила. Только о себе думала… Темно уже. Я про сына завтра расскажу, если ты не против.»

–Да-да, конечно, -Свен переживал за Фриду, столько трагедии в одном человеке.-Тогда до завтра.

–Ульф… мы его назвали Ульф, потому что был на волчонка похож… точно… Ульф. Какая ирония… дурацкая.

Фрида не отводила взгляда от горизонта, а Свен тихо пытался уйти, чтобы не потревожить женщину. На улице он много курил после всего услышанного. Они были сильно похожи, но парень очень не хотел стать таким же, как она. Но его никто не спрашивал…

Глава

XI

Криста должна была отдать картину старику. Она же обещала. Доделанные «тюльпаны» выглядели притягательно. Целое поле красных тюльпанов, чистое синее небо, редко покрытое облаками. И только в дальнем углу один маленький чёрный тюльпан, в котором был весь смысл творения. Криста боялась, что скажет ей старый художник, ведь картина была его наполовину. Не испортила ли она его задумки? Все так, как он это видел? Хотя, как она могла передать то же, что и он? Это невозможно, они совсем разные. Она прошла мимо отцветающего дерева и непонятного цвета лавочки. Видно, что ее давно не красили, но вблизи она казалась синей. Поднялась по крыльцу и открыла дверь, где увидела того самого художника, который подарил ей картину. Он сидел и что-то рисовал, что-то похожее на осенний пейзаж, который был за его окном.

–Моя старая знакомая, проходи. Дописала картину?

Криста не могла сдержать улыбки. Он заставлял всем своим видом и разговорами радоваться жизни.

–Да. Вот она.

Художник взял картину и долго вглядывался в неё. После чего отдал ее автору и присел, всматриваясь в девушку.

–Ты сильно изменилась с нашей последней встречи. И картина об этом же говорит.

–Что?

–Когда ты впервые взяла ее, ты же не думала рисовать ее в таких тонах, у тебя была совсем другая задумка. Из уважения к моей половине ты начала так же, но потом же было много других слоёв.

–Я… я много пробовала.

–Ничего. Я ждал, что ты либо поменяешься внутри, либо будешь писать совсем другое.

–И как же я поменялась?

–Разобралась в себе. Кольца больше нет на руке, значит, наконец-то избавилась от своего мужа. Он же не любил тебя, и это сильно затягивала на дно. Дала отдохнуть себе от ребёнка и работы. Сколько у тебя уже отпуск? Неделидве?

–Да, -Криста засмеялась, потому что впервые встречала такого человека, раньше и она была такой.

–Приняла себе наконец. Чёрный тюльпанчик. Знаешь, в каждом из нас есть это чёрное пятнышко, но оно необходимо. Мы все люди, мы все ошибаемся. Если копаться в этом красивом поле в поисках того самого чёрного, чтобы вырвать его, ты просто перероешь поле, останется вскопанная земля и корни. А тюльпаны нет. Ты знаешь легенду о том, как появились тюльпаны?

–Да, я ее слышала много раз.

–Значит, ты должна понимать, что через потери, мы идём к совершенству. Не бойся терять, просто отпускай этот груз. Тогда и кошмары перестанут сниться

–Вы никогда не хотели работать журналистом?-это была та девушка, которая когда-то скрывалась внутри, но сейчас уже не могла.

–Нет. Я всегда мечтал быть художником, чтобы дарить свой мир другим. Как и ты девочка.

–Жаль, но за свой мир я не смогла бороться.

–Зря ты так говоришь, ты ещё не проиграла. Мой тебе совет: беги отсюда как можно быстрее. Бросай работу, бросай дом. Забирай ребёнка и уезжай. Твори и не бойся. Не бойся ничего. Твоего мира хватит на много картин. Только обещай мне ещё одну вещь: никогда не ройся в своём прошлом. Сегодня-вот что тебя должно интересовать. У тебя есть куда уехать?

–Да. Я так и сделаю. Это то, чего мне так давно не хватает.

–Ты хорошая, напоминаешь мне одну девушку. Надеюсь, у тебя все намного лучше сложится. Твой сын тоже может рисовать, я уверен, помоги ему открыть свой собственный мир.

–Спасибо. Я все так и сделаю. Спасибо!-кричала она, уже закрывая дверь.

Криста вышла на улицу и вдохнула уже немного морозный воздух, который заставил ее улыбаться шире. Она все решила для себя. Бежать отсюда без оглядки. Забрать сына и бежать. Она вспомнила, отойдя подальше, что забыла имя того, кто помог ей выбраться из своей клетки. Легко забежала по крыльцу и открыла дверь:

–А как вас зовут?

Старик не оторвался от работы, а просто улыбнулся и сказал:

–Бьорн. Можешь не запоминать. Помог тебе не я, а ты сама.

Они оба засмеялись и разошлись в свои мира, которые больше никогда не пересекутся…

Дома Криста лихорадочно собирала чемоданы: много выкидывала, много собирала. Сын тоже помогал ей, мысль о скором переезде приводила его в восторг, как и его мать. Свен пришёл после очередного дня работы и застал в доме сборы.

–Что здесь происходит?

–О, Свен, я так рада, что ты зашёл. Мы уезжаем.

–Что?-он не скрывал своего удивления, даже шока.-Но почему? Что-то случилось?

–Да. Случилось, -Криста села на диван и все ещё радовалась тому, что решилась на это.-Я наконец-то разобралась в себе. Знаешь, последние годы меня все это сильно напрягало: муж, работа, постоянные мысли о моем прошлом. Мне нужна была свобода, которую я потеряла когда-то. Моей клеткой стала моя же жизнь. Я никак не могла выбраться, но сейчас все разрешилось.

–И что же такого произошло?

–Помнишь картину?

–Тюльпаны? Конечно, они же такие яркие.

–Я ее нашла в одной мастерской и не смогла не забрать ее. Я вложила туда всю душу. А этот старичок-художник, который дал мне ее, помог мне во всем разобраться.-Криста была счастлива, эти воспоминания поддерживали ее радость.-Свен, ты понимаешь, я избавилась от всего этого. Теперь я могу делать то, что мне действительно нравится. Я сегодня уволилась из редакции. Это было что-то. Босс почти плакал, но мне было все равно. Мы уезжаем в другой город, там живет моя знакомая, она-организатор выставок для молодых художников. Она давно звала меня принять участие, а я все отказывалась, но теперь…

–Криста. Ты действительно все решила для себя?-парень все ещё надеялся, что это поспешное решение, и она передумает.

–Да. Это мой шанс начать жить.

Надежда покинута Свена. Он смотрел на Кристу и понимал, что единственный его близкий человек покидает его. Какая-то пустота поселилась в нем.

–Мама, а эту фотографию брать или тоже выкинуть?

–Неси сюда.

Марк принёс фотографию матери и убежал дальше собираться. Эта была совместная фотография Свена, Кристы и Марка с какого-то праздника.

–Конечно, брать, -прошептала девушка.-Свен, я знаю, что тебе это может не нравится, потому что мы очень близки. Но пойми меня, для меня это тюрьма. Ты не замечал раньше, что я ужасно живу из-за своих вечных тусовок и пьянок, из которых я тебя постоянно вытаскивала. Сейчас ты сильно изменился. Фрида тебя изменила, и я рада этому. Теперь ты видишь не только себя, но и людей вокруг. Произошло бы это немного раньше, кто знает, что бы сейчас было. Я тебя никогда не забуду, а ты можешь приезжать к нам. Ты же знаешь, что Марк тебя обожает.-Криста улыбнулась и пошла собирать вещи дальше.

Свен стоял в комнате один, пока наверху шумели переселенцы. Он понимал, что это трагедия для него. Очередная, о которых он не любит говорить и предпочитает забывать. Даже Фриде он этого не расскажет, ей это не нужно. Как и остальным.

–Вам помочь?

–Если хочешь, то поднимайся, поможешь упаковать все это.

Наверху все было аккуратно сложено в две кучи: упакованные для транспортировки вещи и гора мусора. В «мусоре» можно было найти фотографии с мужем Кристы, его подарки, оставшиеся вещи, а ещё ноутбук. Видимо, работа отправилась туда навсегда.

–А этот альбом?

–Давай посмотрим, что там. Я уже не помню, их так много.

В альбоме были фотографии Кристы и Свена. Только их. Начиная с университета, заканчивая фото с работы. Девушка листала альбом и вспоминала все то время. Для неё это было в радость. Но не для Свена. Вспоминая все это, он вспоминал, как был влюблён в Кристу, которая этого сначала не замечала, потом отказала, потому что он не серьёзный. У него был такой же альбом, с этими фотографиями, но последний раз он открывал его очень давно. Потом он ушёл в мир пустых бутылок.

–Смотри, это последняя. В тот день ты сказал, что я больше не увижу прежнего Свена Пирсона. Наверное, впервые не обманул, -и она засмеялась.-Мы столько прошли вместе. Помнишь, как ты в университете говорил всем парням, что мы встречаемся, потому что не хотел, чтобы они подходили ко мне.

–Да. Я так надеялся, что это увеличит мои шансы, но как-то не вышло....

–Да нет, вышло. Но немного поздно…

Криста отложила альбом к вещам, которые она собиралась взять с собой и попыталась быстро встать, чтобы вытереть слезы, которые неожиданно потекли из ее глаз. Свен взял ее и за руку и попытался остановить:

–Может, ещё не поздно?

Она не смотрела на него, слезы текли, но она смогла сказать:

–Если тебе не сложно, ты можешь перенести вещи в машину?

Вещей было не так много, как казалось изначально, большинство из них пошло в мусор, который Криста и ее сын с огромным удовольствием выбрасывали.

–Спасибо, Свен. Спасибо за все, ты даже не представляешь, сколько ты сделал это за все это время. Надеюсь, мы не прощаемся надолго.

–Я тоже.

Они смотрели друг другу в глаза и улыбались. Он, видимо, был все ещё в неё влюблён, как когда-то давно, но так и не сказал ей об этом сейчас, когда он стал другим человеком. Может это бы заставило ее остаться. Она обняла его на прощание, а он с трудом сдерживал свои эмоции. Может она останется? Но машина завелась и начала удаляться. Свен стоял один на дороге и продолжал махать рукой уезжающим Кристе и Марку. Теперь пустота была не только внутри, но и вокруг. Абсолютная тишина, которой он так боялся, начала его окружать. Одиночество, которого он так избегал, начало его бить. Очень больно и очень точно…

Глава

XII

Осень на берегу Северного Ледовитого океана никогда не была мягкой. Холодный ветер пробирает до костей, разрывая ворот твоей, казалось бы, тёплой одежды. Особенно холодно на берегу, у воды. Но ей все равно, ей нужно донести обед. Папа ждёт. С тех пор, как мамы не стало, она взяла его под свой контроль, не даёт ему грустить и скучать. Уж тем более голодать. Она бежала со всех ног. Ветер не только резал ее детское доброе лицо, но и поднимал огромные волны, которые были готовы накрыть целый город. Соленые брызги замерзали ещё в полёте, а потом ударяли ее. Она этого не замечала, с детства привыкла к такому, это даже чем-то ее веселило. Серые пейзажи, которые навевали бы тоску на других, для неё казались невероятными. За ними пряталось что-то, чего никто не может объяснить. Они влекли, от них нельзя было оторваться. На пороге маяка она остановилась и обернулась. Ещё раз окинув взглядом берег, она снова улыбнулась:

–Мое…-тихо прошептала она,– и больше ничьё.

Она скрылась за дверью вместе с корзинкой. Быстро взлетев по винтовой лестнице, будто соревнуясь с тем самым ветром, она встала за его спиной, тихо поставила корзинку на стол и подошла ближе. Суровый взгляд ее отца разрезал горизонт. Он как будто ждал, что сейчас, вот-вот кто-то появится. Кто-то, кого он давно ждёт. Кто-то, о ком он думает каждый день. Кто-то… но никто не появлялся. За спиной стояла уже не маленькая девочка, а повзрослевшая Фрида. Этот кошмар мучил ее очень давно, но сейчас она уже была не наблюдателем, а полноправным участником. Она знала, что отец спрыгнет, но ей этого не хотелось.

–Папа…

Он обернулся и не мог поверить своим глазам. Сбежавшая дочь стояла перед ним. Та девочка, которая оставила его одного.

–Фрида… Ты так повзрослела. Я не помню тебя такой. Такая красивая девушка, наверное, ты сводишь с ума всех молодых людей…

–Я…-она улыбалась, ведь видела своего отца снова, -я так давно тебя не видела. Ты постарел сильно.

Слезы текли по ее щекам. По его тоже. Они не видели друг друга так давно. Только во сне.

–Как ты сейчас живешь? Что нового? Расскажи мне все, мне же интересно.

–Я живу здесь, в маяке. Произошло очень много всего. Ты даже представить себе не можешь. Мне так тяжело.

–Мне тоже было тяжело. Тогда…Ты меня бросила, а я сошёл с ума. Это было предательство. Я не ожидал…

–Ты не знаешь, что я пережила тогда, ты не видел всей моей боли. Ты же был здесь всегда, на этом маяке.

–Я был всегда рядом, но ты не открывалась мне. Ты сама этого не видела. Фрида, зачем ты это сделала?

–Я не хотела…-это было больно, отец бил очень точно.-Я не хотела! Это не то что мне было нужно!

Истерика… она не сдерживала своих слез, она в них тонула. Это было больно, очень больно.

–Не плачь. Я не держу на тебя зла. Помни, что я тебя люблю, больше всех. Ты всегда будешь со мной. Я услышу, как поют киты, и ты тоже. Уже очень скоро…

Он подошёл к окну, посмотрел на дочь и сделал этот шаг… Снова.

–Нет!-она снова не остановила его.

Но на этом сон не кончился. Наверх забегали люди: Вива, которая сгорела заживо в том доме, с разбегу прыгнула в то же окно; Томас прыгнул за ними, но перед этим посмотрел на неё, как когда она сбегала; Бьорн улыбнулся и бросился вниз. Она подошла к окну и…

–Фрида! Фрида! Фрида!

И очнулась в своей кровати… Свен разбудил ее, точнее спас.

–Вам снился кошмар. Вы кричали и убегали, я решил…

–Правильно. Спасибо. Ты давно пришёл?

–Да нет, где-то 10 минут назад.

–Хорошо.

Она поправила свой платок, который всегда покрывал ее плечи. Даже спала она в нем. Поправила волосы и встала с кровати.

–Ты не против, если я немного приду в себя?

–Конечно, нет, -Свен был в похожем настроении, ведь теперь понимал, что значит быть одиноким.

Фрида налила себе чай и долго смотрела в окно возле плиты. Свен смотрел в свой блокнот, а потом поднял глаза и увидел картину на стене. Это был портрет того мальчика.

–Вы его повесили все таки?

–Да, он мне очень дорог.

«Я нарисовала его, когда ему было 8. Роды принимала соседка, которая помогала мне во всем. Пресекала все слухи, не давала в обиду. Все было достаточно хорошо. Мы жили спокойно. Я начала работать на маяке, отец учил меня основам, давно ещё. Ульф рос быстро… Мой волчонок…был таким активным. Мы много времени проводили на берегу или здесь. Не отпускала его ни на секунду. Единственный близкий мне человек. Потом, когда ему было 5 лет, он начал ходит с друзьями в лес, приносил много всего: грибы, ягоды, шишки. Мы много изучали их, рассматривали. Это было мое маленькое лохматое счастье. Я не могла без него. Помню, как мы спорили об облаках. Я видела зверей, а он какие-то причудливые картинки с людьми и цветами. Он очень любил рисовать… у него даже получалось хорошо. Мальчишка… Бил окна у соседей, я извинялась, ругала, а потом прощала. Он был очень хорошим. Хватало просто: «Мама». Однажды, когда я ругалась, он спросил:

–Ты меня ругаешь, но ты же все равно меня любишь?

Это не могло не растопить меня. Его добрые глаза.»

Фрида подошла к портрету и посмотрела на малыша.

«Мой волчонок. Дикий, но мой…»

Она никак не могла успокоиться, а Свен продолжить. Сейчас он понимал ее, как никогда. В голове была только одна мысль: Криста вернётся. Он делал, как она и советовала: мечтал. Мечтал об их совместной жизни, работе, прогулках. Даже представил себе собаку, которую они заведут вдвоём. Просто мечтал. Фрида в это время перешла на своё излюбленное место напротив стола.

«А потом…Ему было 8 лет. Он пошёл в лес…Снова…Я его не смогла остановить, он очень хотел. Но почему-то чувствовала, что не надо. Сказала, что только если мы пойдём вместе, но были дела ещё. Тогда обещала догнать его. А он ушёл. Какая же я дура. Я сама его толкнула…Я в окно видела, как он идёт дальше, к лесу. А потом там скрывается. Я провозилась дома где-то полчаса, не так долго, вроде, но этого было достаточно… Я шла спокойно к лесу, а потом…Этот крик…Он крикнул только одно… «Мама»…Я никогда не забуду этот последний крик…Я рванула, обрывала ветки, падала и бежала к нему…Было поздно… «Мама»…Волки гуляли тогда… И мой волчонок тоже гулял. Когда я это увидела…Я даже не плакала, я просто упала рядом с ним и повторяла долго: «Мама»…Я взяла…Принесла его сюда, в деревушку. Соседки кричали, кто-то падал в обморок, а я… несла…Закрылась дома и уложила его спать. На следующее утро та самая помощница увела меня из дома, пока все несли Ульфа в могилу… к отцу близко…вот тогда прорвало. Я плакала так долго. Это была нестерпимая боль. А потом. Ушла. Навсегда. От людей. Я живу здесь уже 15 лет, но мало кто знает, что так долго. Я не открываю им, они бросают в меня камни и называют «океанской ведьмой», но мне все равно. Я живу одной единственной мечтой, это все, что у меня осталось…»

Свен долго не слушал, пока не обратил внимание на слово «мечта». Это вернуло его к разговору. Он пропустил весь рассказ про сына, и это было очень некрасиво с его стороны, но он пытался бороться со своей трагедией. Это было для него важнее.

–Мечта? И какая же?

–Мой отец говорил, что один раз за всю жизнь человек может услышать невероятную песню, которую поют киты. Но для этого надо быть готовым и честным. Скоро я услышу ее…

–Что? Какая песня?-Свен почему-то стал злиться, глупое, на его взгляд, высказывание о песни китов стало спусковым механизмом для его истерики, которую он готовил со вчера.

–Очень красивая…

–Песня китов?! Вы серьезно? Вы мечтаете услышать, как поют киты? А вы не мечтаете выйти наконец к людям, пожить нормальной жизнью, а не быть вот такой затворницей, якобы обиженной жизнью? А вам не кажется, что у некоторых людей трагедий побольше, но они живут и не сдаются, уж тем более не закрываются от людей? А может проблема только одна, где-то у вас в голове?

–Страшно?

Свен немного остыл, ведь он не ожидал вопроса.

–Страшно что?

–Быть одиноким? Ведь я же вижу. Ты боишься остаться один, а сейчас так и произошло. Я вижу тебя насквозь. Твоя жизнь не лучше моей, потерь там тоже хватит. Но ты не хочешь принять наше сходство. Поверь мне, Свен, в итоге ты будешь таким же одиноким, как и я. Ты останешься в полном одиночестве и будешь отсчитывать дни, когда наконец это все кончится. Ты будешь страдать, ведь каждый день будешь похож на другой. Однажды ты оглянешься назад, а там только могилы, ничего больше. А что ты смог оставить после себя? Ничего? Вот именно как и я. Все, чего я касалась, разрушалось. Я никогда по-настоящему не была счастлива, а если и была, то очень недолго. Знакомо? Ах, да, ты же не такой. Ты же очень яркий и не одинокий. Запомни, все мы одинокие лодки в этом океане, просто кто-то находит попутчиков, а кто-то так никогда и не научится обращаться с вёслами. Мы относимся к неучам. Веслом мы можем только глушить себя.

Свен не хотел верить ее словам и всячески старался не слушать. Он хотел быть уверенным, Криста приедет, и он не будет как эта женщина.

–Нет, я не закончу так же.

–Она не вернётся. Ты уже обречён, так прими достойно!

–Нет, хватит.

–В тебе уже пусто, это не заполнить. Просто прими это, Свен.

–Замолчите, хватит!

–Тебе уже не сбежать из этого круга, все будет заканчиваться именно так…

–Заткнись!

Они смотрели друг на друга, и в их глазах была животная ненависть друг к другу. Ещё бы секунда, и они бы сцепились, но Свен был больше напуган, чем зол.

–Я буду другим!

Он схватил свои вещи и выбежал из башни. Он долго бежал по пирсу, потом по берегу, потом по дроге, все дальше и дальше убегая от маяка и от слов Фриды. Он бормотал себе: «Нет, нет, нет». Он был уверен, что все будет иначе. С самого первого дня Свен видел, что она похожа на него. С самого первого воспоминания он видел перед глазами те же картины. Его лучшая подруга была художницей, и она сгорела, но ее не сожгли, это было случайно. Ему не раз говорили, что он не красивый, и он научился делать больно своей красотой. Все было в его жизни: много боли, много трагедий. Он никогда этого не показывал, чтобы не отпугивать людей, ведь одиночество-его самый злой враг. Он остановился где-то на дороге, присел на траву, набрал полную грудь воздуха и стал громко кричать. Его жизнь шла к тому же. Парень все потерял. Теперь ему было больно. Но он не переживал что-то заново, он получал что-то новое. Новую боль, от новых трагедий и потерь. Свен лежал и кричал, пока не понял, что это все бесполезно. Тогда она просто остался лежать, надеясь, что кто-то заберёт его подальше отсюда. Но никто даже не остановился. Даже в таком положении он остался один. Снова…

Глава

XIII

–Что, Пирсон, сдался?-босс чувствовал себя победителем, когда Свен вошёл в его кабинет без рукописи.

–Да. А что, думал иначе?-парень открыл свой портфель и достал оттуда лист.-Вот, возьми.

Босс взял потянутый лист, на котором Свен подробно излагал причины своего ухода. Никого не обидел, никого не упомянул. Писал исключительно о себе и очень чётко описал свой непрофессионализм. Босс был просто счастлив, чего нельзя было сказать о Пирсоне. Если бы сейчас в кабинете неожиданно появились огромные окна, за которыми бился океан, а на его плечах был платок, он бы не сильно отличался от своей старой знакомой.

–Ну что ж, Пирсон, я думал ты опять откупишься, даже если проиграешь. Но ты превзошёл себя! Молодец! Статьи нет, теперь и работника нет. Это ли не счастье? Честно, твоя статья и не особо то нужна. У нас есть чем заполнить номер. Ну а теперь я могу сказать тебе то, что так давно мечтал сказать. Проваливай!

Свен ухмыльнулся и повернулся к двери. Он почти уже пошёл, но что-то остановило его. Он снова открыл свой портфель и достал оттуда огромную стопку исписанной бумаги. Такого количества материала хватило бы на несколько номеров, но это была одна единственная история.

–Точно. Я же совсем забыл. У меня тут случайно статья получилась. Ну это так, тебе для общего ознакомления. Она же не очень то и нужна.

Он бросил статью на стол и пошёл на выход.

–Честно, я тебя всегда ненавидел, а сейчас мне тебя жалко. Надеешься быть главным все время, но скоро это кончится. Не бойся, тебе найдут местечко.

Свен вышел из кабинета и с довольным лицом двигался в направление выхода. Ещё одна глава в его жизни закончилась. Но в блокноте было ещё несколько пунктов, которые нужно было выполнить до конца дня, а времени, как ему казалось, оставалось катастрофически мало.

–Приемная мистера Пирсона, я вас слушаю, -звонкий женский голос ответил раньше, чем Свен успел подобрать слова.

–Добрый день, мистер Пирсон на месте?

–Да, вы по какому вопросу? Вы записаны?

–Эм…нет. Я просто хотел…

–Простите, но мистер Пирсон очень занятой человек, он не отвечает, если вы не записаны, у него и так мало времени.

–Я знаю, у меня тоже мало времени. А занят он всю жизнь. Скажите, что это Свен, и это очень срочно.

–Прошу прощения, но я не уверена, что он согласится на разговор.

–Я его сын, если он не согласится…

В диалоге была пауза. Оба не знали, что ответить, однако девушка нашла слова:

–Соединяю.

Гудки пугали Свена, с каждой секундой все больше и больше, как будто к нему подкрадывался маньяк сзади, но он ничего не мог с этим сделать. Разговор с человеком, который так давно не общался с сыном, был одним и главных пунктов в блокноте. Свену надо было это все решить, чтобы…

–Свен, какого черта?

–Пап, мне нужно поговорить.

–Ты прекрасно знаешь, что у меня много дел и встреч. У тебя опять закончились деньги? Ты прекрасно знаешь все наши счета, позвони в банк и возьми сколько…

–Нет, совсем другое.

–Что тогда? Опять этот толстяк в своём кресле осмелел? Скажи, что я выкуплю всю его редакцию, и он вылетит оттуда сразу же.

–Послушай…

–Нет, Свен, это ты послушай, я работаю 25 часов в сутки, мне некогда решать твои проблемы. Ты уже взрослый самостоятельный мальчик, будь добр, реши все сам.

–Именно этим я сейчас и занимаюсь. Пока ты снова не пропадёшь со всех радаров, мне нужно было тебе сказать кое-что.

–А, я понял, ты просто пьяный опять. Проспись и успокойся.

–Я трезвый. Я продал квартиру и уже уволился с работы. Я уезжаю, думал, тебе это будет хоть немного интересно. Я знаю, что тебе нет дела, но все таки надеялся, что несколько минут ты можешь посвятить сыну. Особенно если учесть, что за всю мою жизнь ты как раз и провёл со мной несколько минут.

На другом конце провода замолчали. То ли испугались, то ли наконец-то заинтересовались.

–Свен, ты в порядке? Как ты мог продать квартиру? Где ты собрался жить?

–Теперь да. В абсолютном полном порядке. Я понял кое-что. Нет, мне помогли понять. Я хочу побыть один. Может однажды я вернусь, потому что мне надоест это, но сейчас это просто необходимо. Знаю одно место. Уже разорвал со всем своим прошлым, поэтому начну все с чистого листа… может быть. Вот подумал, что тебе сейчас станет интересно. Ведь тебе было все равно так долго.

–Сынок, может ты дождёшься, когда я приеду, и мы все обсудим? Мне кажется, ты сильно торопишься. Мы можем поехать куда-нибудь отдохнуть вместе. Или ты один, если тебе это сейчас необходимо. Подожди. Ты на эмоциях....

–Честно, я устал ждать, когда ты приедешь. Каждый раз ты говоришь, что скоро приедешь, но… Поверь мне, я спокоен. Все обдумал, все взвесил и решил. Может, я зря тебе позвонил, потому что теперь ты будешь меня искать, а я этого не хочу. Просто хотел тебе сказать, что даже не смотря на то, что ты в принципе бросил меня, оставил жить эту жизнь в одиночестве, я все равно тебя люблю, ты же мой отец. Хотел твой голос послушать…он немного постарел. Ладно, я сделал, что хотел. Только прошу, не ищи меня, я сам вернусь однажды. Прощай, Папа. Хочу, чтобы ты знал, что я всегда буду тебя любить. Ты навсегда мой отец.

–Свен, постой!

Связь оборвалась. Парень сидел на своём чемодане в пустой квартире. Он уже ее продал. Большинство вещей просто выкинул, а оставшиеся поместились в небольшой чемодан. Почему-то лицо было мокрым. «Просто душно»,– подумал он. В очередной раз осмотрел идеально чистую квартиру и встал со своего места. Ему предстояла долгая дорога. Точнее их было две: дорога к себе и дорога к маяку. Свен вышел на улицу и снова закурил. Последняя. Он обещал самому себе. Залез в сумку и достал блокнот с ручкой. Там не хватало только одной галочки: «Поговорить с отцом». Там стоял знак вопроса. До последнего парень не знал: нужно ли это. Но сейчас он точно понимал, это было необходимо. Он поставил последнюю галочку и убрал свой блокнот. Сигарета сломалась на половине. Свен вдохнул городской воздух в последний раз и стал ловить машину. Тоже в последний раз. Когда он приехал на место, не увидел никаких изменений, хотя его не было здесь всего несколько дней. Океан был неспокойный. Огромные волны накрывали пирс и почти доставали до окон маяка. Бешеный ветер сбивал с ног, но Свен все равно шёл. Мокрый, замёрзший, злой. Дверь как всегда была открыта, но никого не ждали внутри. Единственное, что смутило парня-пустота. Когда он приходил сюда раньше, он чувствовал, что здесь тепло, хотя это и был замок «снежной королевы». Свен нагло зашёл со своими вещами, не думаю о том, примет его хозяйка или нет. Он просто хотел здесь остаться. Но наверху никого не было. Абсолютно никого. На стене висели все три картины, которые были так дороги Фриде. Но ее самой нигде не было. Неужели она решила выйти? Наконец-то пожить с людьми. Свен был бы только рад. Он налил себе чаю, встал возле окна и смотрел за горизонт, ожидая, что оттуда кто-то появится. Резко ветер открыл форточку и поднял бумаги, которые лежали на тумбочке. Если бы не ветер… Парень стал собирать бумаги и обратил внимание на одну из них. Она была именно для него, ведь она начиналась: «Я знала, что ты приедешь снова». Свен присел и принялся читать. Ведь это было ее послание ему, а значит, ничего хорошего ожидать не оставалось.

«Я знала, что ты приедешь снова. И знала, что тебя уже не увижу. Мое самое яркое воспоминание, когда один молодой парень разбил мое окно стулом. Такого ещё никто себе не позволял. Я с первого взгляда увидела в тебе своё отражение. Сложно это объяснить, но в тебе есть что-то мое. После нашего последнего разговора я долго сидела и думала, что теперь. Интервью закончилось, ты обижен. Я снова осталась одна. Как и ты…Сначала хотела дождаться, чтобы было не так грустно, но потом поняла, что нет. Я видела из окна, как ты бежал и падал, а потом кричал. Это сложно принять, поверь мне, я тоже это знаю. Прошла. Но знаешь, за эти годы я поняла одно: в одиночестве есть своя прелесть. В каждом одиночестве есть своя прелесть, просто ее нужно разглядеть. Мы все одиноки в этом мире, каждый по-своему, но не все это признаем. А если все таки нам открывают глаза, то бежим подальше, лишь бы не верить в это. Мы странные существа. Мне хотелось тебя научить и подготовить к тому, что ты будешь таким же, как и я. Не подумай, я ничего не придумала, это все были мои настоящие потери, это все было. Жалко, что я ни разу не выслушала твои. Ведь ты сам избит сильно. Оставайся здесь, я больше не хозяйка. Сейчас я смотрю на закат в последний раз. Лодка уже готова и ждёт. Куда я поплыву? Не знаю. Куда понесёт волна. Конечно, это мое последнее плавание, оно же и первое. Но сегодня ночью, я услышала, как поют киты. Это знак. Мне пора дальше туда, где меня ждут. Знаешь, это была невероятная песня, надеюсь, что я ее услышу во время плавания. Помни, Свен, во всех потерях есть смысл, это все ведёт нас к совершенству. В любом одиночестве есть своя прелесть. Найди ее. Ты можешь. Улыбнись сейчас, ты это редко делал, но твоя улыбка очень красивая.

Прощай.

Фрида.»

Он опустил листок и долго не мог поверить, что она больше не войдёт сюда. Он посмотрел в окно. Был просто буйный океан, никого. Она уплыла, но исполнила мечту, которой жила. Это было ее счастье. К записке прилагался ключ, который разделял два мира. Сейчас он должен был закрыться от одного. Свен спустился вниз и вышел на крыльцо. Он осмотрел весь окружающий его мир. Вдохнул полной грудью и улыбнулся, как когда-то на этом же крыльце улыбалась маленькая девочка. Он медленно закрыл дверь и провернул ключ. За дверью послышался скрип ступенек, а затем наступила полная тишина. В его одиночестве была своя собственная прелесть. Как и в одиночестве каждого. Ему оставалось ждать, когда он услышит, как поют киты…

Для оформления книги использовано изображение с сайта https://desygner.com/design/?id=yQev8MHoyoZ&pvt={BDCAE9CD-CC0C-EFE1-2B25-A41BD31B7378}