Где Аня? или Рефлексия в вакууме [Мира Айсанова] (fb2) читать постранично

Он знает, что имеет дом, но едва ли знает где.

По его словам, это так далеко,

что он совершенно забыл туда дорогу.

(Генри Воэн «Человек»).

I

Поминутно останавливалась, будто ждала кого-то, будто хотела, чтобы кто-то остановил навсегда, кто-то попросил вернуться, но никого не было; и улица была пустой и безлюдной. Разве так бывает, что всё рушится в один день, и нет даже места, куда можно уйти, куда можно сбежать от всех этих глупых и надоевших проблем? Нужно было успокоиться, нужно было отдышаться, нужно было застыть на несколько секунд, а затем продолжить своё бегство…

Ничего не помогало, а грязная, серая зима ещё больше угнетала. Конструктивных мыслей в голове не было; а если они и рождались, то тут же погибали, как виртуальные частицы в вакууме.

Этот день был поистине тяжёлым. Редко, когда бывает так плохо. Хотя не день. День можно пережить, если знать что завтра…завтра обязательно будет лучше. Плохо было давно с октября, когда умерла мать от сердечного приступа. Всё как-то омертвело резко, неожиданно. Отец тогда даже на похороны не пришёл, по-наглому проигнорировал. Хотелось его убить, уничтожить, испепелить. Прожить в браке 17 лет, уйти к какой-то тётке и не прийти на похороны. Возможно? Да. Она долго тогда плакала. Не из-за смерти; смерть приходит ко всем. Может, так оно и лучше? Здесь всё равно довольно скучно. Она плакала от бессилия, от невозможности что-то изменить, от того, что людям, которым мы отдаём часть своей жизни, просто плевать на нас. С того дня она зареклась больше никогда не разговаривать с отцом, хотя он звонил не раз: просил прощения, говорил, что Наташка его не пустила. Слабак! Даже против воли своей пассии не мог пойти. Разве это мужик? Так…жалкое подобие. Хотя, может, была права её тётка, мать сестры, намекавшая на то, что на отца её сделали приворот. Только как-то не верится ни в какие привороты. Нельзя поработить человека, если, конечно, он сам этого не захочет.

Холодный день, а ещё грязный: снег под ногами странного серого цвета; неприятно как-то, и ветер продувает насквозь. Всё-таки идти было некуда, а значит, нужно было идти домой, в квартиру, где, кроме немых рыбок, никого нет. Впрочем, можно было остаться на улице, сесть на тротуар и сидеть, пока какой-нибудь прохожий не спросит, что с тобой, приняв тебя за пьяную или больную. Нет, лучше идти домой. Не хватало ещё назойливых людей.

Дверь в подъезд как всегда была открыта настежь. Интересно, зачем устанавливать кодовую дверь и не закрывать её? Подъезд тоже грязный, как снег на улице; на стенах опять что-то написали, хотя с утра всё было чисто. А, может, просто она так спешила, что ничего не заметила? В любом случае с трудом верилось, что через три дня будет Новый год; вернее, не верилось совсем. То ли оттого, что настроение оставляло желать лучшего, то ли оттого, что ничего нового не происходило. Правда, весь город облепили надписями: «Счастливого Нового года!», «Новогодняя распродажа», «Новогодние скидки»…дурацкая реклама. И ещё в центре много народа, все что-то покупают…люди.

Ключи в сумке потерялись в сотый раз, опять искала долго. С четвёртого этажа спускался странный сосед, не хотелось с ним пересекаться, но ключи…ключи виноваты.

– С наступающим Вас, Марья, с наступающим! – «голливудская» улыбка бомжа.

– Я не Маша, я Марина…как Цветаева, – зачем-то добавила, сама не знала, зачем. Просто надоел страшно, может, так запомнит.

– Да. С наступающим. Счастья Вам, здоровьица, любви, конечно.

– Только её не хватало…

– Что Вы сказали? Старый. Не слышу, – опять улыбнулся. Просто жуть.

– Ничего я не сказала. Вам тоже счастья, здоровья, живите до ста лет, – наконец-то ключи. Стала открывать дверь.

– И это…– не отставал сосед. – На водочку не дашь? А то пенсия нескоро.

Всё понятно, все эти пожелания для водочки, лучше бы сразу попросил и отстал. Сунула ему полтинник.

– Золотце, Маша, дай тебя поцелую!

– Спасибо, не надо, – отшатнулась от него, ввалилась в свою квартиру, захлопнула дверь.

– Я отдам. Обязательно отдам! С пенсией.

«Ну, конечно, конечно», – подумала Марина, снимая грязные сапоги.

Здесь никого нет, здесь она одна. Только рыбки мертвяцки-пустыми глазами таращились на неё из аквариума. Непонятно, зачем смотрели. Может, хотели есть? Высыпала им корм и ушла в свою комнату, а там разрыдалась. Плакала сильно, но почти беззвучно в подушку. Было не больно, только пусто, дико пусто.

***

Семён Андреевич, такой радостный и довольный, шёл по грязным улочкам провинциального городка и вдыхал морозный воздух, пропитанный выхлопными газами.

Странно безлюдно было в этот декабрьский полдень. Однако это нисколько не удивляло радостного и довольного Семёна Андреевича. Часа два назад он наконец-то помирился со своей любовницей Инной, которая настаивала на том, чтобы этот Новый год он провёл вместе с ней. Но ведь Семён Андреевич не мог позволить себе такую роскошь. Всё-таки жена и двое детей