Два [Рина Оре] (fb2) читать онлайн

История первая

Шуба

До

Говорят, человек раб своих вещей. Какая глупость! – человек раб тех вещей, каких у него нет, – Галина Григорьевна это отлично знала, и называлось подобное рабство сладким словом «мечта».

Галина Григорьевна мечтала о шубе – длинной, из ценного меха, сшитой не из кусочков, клочков или полосок, а из цельных спинок. Мечтала она о ней с юности, с тех пор как в семьдесят восьмом году, прорвав железный занавес, в СССР приехала поп-группа «Boney М». Пятнадцатилетняя Галина, прильнув к экрану черно-белого, лампового телевизора «Горизонт» старалась не пропустить ни одного скупого репортажа об их концертах в Москве. Мельком показали мулаток в пушистых шубах – и тогда впервые Галина увидела, какими могут быть шубы – не тумбами из каракуля или цигейки и не убожеством из искусственного нечто чего-то, какое билось током и от какого электризовались волосы. Затем в начале восьмидесятых она купила с рук (аж за рубль!!) карманный календарь «Союзпушнина» с логотипом «НОРКА» – и мечта оформилась окончательно: ее шуба должна быть именно из норки.

Да вот стоила норковая шуба как машина, но это полбеды – не достать просто так ни машины, ни шубы в СССР, тем более норковой шубы. Даже советские артистки и те щеголяли «в телевизорах» в лучшем случае в шубках из лисы или песца («соболя» шли на экспорт), рядовые труженицы радовались меховому воротнику на шерстяном пальто. В общем, Галина Григорьевна как-то смирились с тем, что ее мечта недостижима: жила как все, вышла замуж как все, родила как все… Но, видимо, само провидение вело ее за мечтой: Галина Григорьевна стала учителем географии в школе, в Мегионе – в сибирском городке, где зима длится с октября по апрель, где без шубы – никак и никуда.

Распался СССР, когда в шифоньере Галины Григорьевны водились три шубы. Первая: парадная, длинная, темная, – это из нутрии – вполне себе красивая и немного похожая на норку, правда, колючая из-за жесткого остевого ворса. Вторая шуба: практически тулуп из мутона, – эту шубу Галина Григорьевна выгуливала редко, только в самые жуткие холода (минус сорок и ниже). Третья: полушубок из пестрого искусственного меха, приобретенный в восьмидесятых, – самый нелюбимый зимний покров, уж потерявший лоск, свалявшийся комками на боках под рукавами.

Многим после распада СССР пришлось в России туго: где-то ходили на забастовки, где-то даже голодали, повсеместно закрывались заводы, не выплачивались зарплаты. Нефтяной Мегион жил более-менее тихо. Конечно, зарплата школьного учителя стала смешной – если бы не муж… Впрочем, Виталик звезд с неба не хватал: обычный водитель автобуса на пригородном маршруте в Нижневартовск, даже не таксист. Тем не менее Виталий Иванович «крутился», работал по выходным и приносил в семью хоть какие-то деньги.

Всё бы ничего, да год от года наводнялись улицы Мегиона норковыми мехами: времена изменились – теперь, имелись бы деньги, и любая шуба твоя. Денег у Галины Григорьевны не было, но их вроде как не было и у учительницы биологии, Татьяны Ивановны, однако муж «биологички» поднапрягся и купил жене норковую шубу (путь и из кусочков!). Затем Карине, молоденькой учительнице рисования с грошовой заплатой, жених подарил норковой манто длиной до пят – именно о такой шубе мечтала Галина Григорьевна. А когда уборщица, тетя Паша, пришла в норковом полушубке и, сверкая золотыми зубами, сообщила, что это подарок сына, нефтяника-вахтовика, Галина Григорьевна не выдержала – стала уж не просить, но требовать шубу у своего мужа.

Он, мерзавец, клятвенно да раз десять, не меньше, пообещал ей, а далее как-то пришел нетрезвым с работы, в воскресенье, и вывалил перед Галиной Григорьевной полушубок из искусственного, бело-черного леопарда! Он думал, что это смешно!

Галина Григорьевна плохо помнила, что она тогда в истерике кричала. Очнулась, когда муж ушел, хлопнув дверью. В дверях зала ревела их восьмилетняя Машка…

В начале девяносто пятого года приключился развод. И нет, не шуба перечеркнула десять лет семейной жизни, – это он, Виталий Иванович, надругался над душой жены! Кто не понимает смертельной обиды Галины Григорьевы – тот просто никогда ни о чем не мечтал по-настоящему страстно! Мечта о норковой шубе появилась у нее задолго до Виталия Ивановича, прошла с ней убогую юность, полуголодное студенчество и тяжелую молодость на диком севере, просмотрела вместе с ней кучу художественных фильмов, прочитала уйму журналов типа «Работница», побывала в стольких очередях, ателье и магазинах! Когда бывало плохо, когда отчитывали на работе или доставали непослушные ученики, Галина Григорьевна, находясь в одиночестве, доставала из сумки пластиковый календарик «Союзпушнина» – и любовалась на свою мечту, представляла себя в ней. Ну кто такой есть человек без цели?! Зачем он живет? Зачем просыпается? Зачем дышит? Мечта придает существованию смысл, направляет, заставляет прыгать выше головы, – и в итоге: ты горд за себя. Виталий Иванович этого не понял за целых десять лет! Нет, он никогда ее не любил, лишь использовал!

Лет в двадцать Галина Григорьевна производила впечатление: темноволосая, яркая, с выразительными карими глазами; нос – безупречно прямой, губы – полные, чувственные, улыбка – очаровательная. И к тридцати двум годам она была очень даже хороша: лицо по-прежнему привлекательно, правда, большие очки несколько ее портили, добавляя возраста, а еще она располнела, как-то обабилась: особенно расстраивал выпуклый живот. Но всё это – смотря с кем сравнивать. Если с девчонкой-выпускницей, то хоть плачь, если с ровесницами – гордо поднимай голову. Вот соседка этажом выше, Ирина, бухгалтерша, – она толстая, как сарделька. Зато, едва купила себе новую шубу, конечно, норковую, так сразу замуж вышла! Да за бизнесмена из соседнего Нижневартовска! Стояла Ирка на автобусной остановке зимой, мерзла, – и тут, как в мексиканском сериале, остановилась рядом иномарка, и водитель предложил ее, Ирку, подвезти до дома. Потом завертелось в них, ох! Вся пятиэтажка обсуждала подробности…

Галина Григорьевна, теперь свободная дама, раз зазвала в гости, на чай, Ирину и поинтересовалась: как та шубу приобрела и где можно подешевле-то купить? Оказалось, что Ирина летом отдыхала на Кипре – и там их возили на экскурсию по меховой фабрике. За тысячу долларов можно было взять такую норковую шубу, какая здесь, на севере, стоила три штуки баксов, не меньше. Так план и созрел: тысяча зеленых, Кипр, норковое манто, как у Карины, а там, разумеется, богатый муж не за горами, – кусай локти, Виталик-негодяй.

Наскребла неимоверными усилиями Галина Григорьевна тысячу долларов: половину вытянула у бывшего мужа на нужды их дочери, немного взяла из родительских взносов на ремонт класса, остальное добавила продажа нутриевой шубы Верке.

Верка – это Вероника Сергеевна, лучшая подруга Галины Григорьевны. Дружили они с института, вместе с еще тремя студентками когда-то делили комнату в общежитии. Верка, по характеру мягкая, спокойная, лиричная, преподавала русский язык и литературу в той же школе, что и Галина Григорьевна. Добренькую Веронику Сергеевну ученики любили, строгую Галину Григорьевну – уважали. Верка никогда не разделяла мечты Галины Григорьевы о шубе, Верка лучше тысячи книг накупит, Верка – дура, если говорить прямо. Ей ее муженек и изменял когда-то, и полгода без зарплаты на ее шее сидел, – она же всё его прощала, всё терпела – мол, дети у нас, а дети – главное. Спроси Верку, какая у нее есть мечта, – та скажет: лишь бы были дети здоровы. Что ж, каждому своя мечта…

Третьей подругой в их компании с недавних времен стала Нина Геннадьевна, учитель немецкого языка. Эта-то особа, вообще, замужем никогда не была, оттого она охотно ходила на посиделки за рюмочкой, желательно на халяву: видать, бедствовала Нина Геннадьевна больше подруг, да не сознавалась в этом. Веселая и неунывающая «немка» нравилась Галине Григорьевне. Еще Нинка разделяла мечту Галины Григорьевны о норковой шубе.

Близился конец учебного года, и Галина Григорьевна пришла в турагентство, дабы купить путевку на заветный остров Кипр. Ирина говорила, что недельный отдых в трехзвездочном отеле Лимассола, а также перелет, обошелся ей в миллион рублей, но в турагентстве запросили три миллиона! Говорили о гиперинфляции, о том, что это еще очень дешево, что путевки «горячие-пригорячие» – и через неделю их не будет…

Галина Григорьевна шла домой, словно в холодном тумане. Майское солнце в тот день впервые засветило по-летнему знойно, прохожие, сняв куртки, разгуливали в рубашках, радостно подставляя лица лучам, смеялись… Донесся разговор двух женщин: они обсуждали отдых на Кипре, – и Галина Григорьевна разрыдалась прямо на улице.

– Что с вами, чем помочь? – спрашивали ее те две женщины.

– Не обращайте внимания, – сквозь слезы пыталась улыбаться Галина Григорьевна. – Всё со мной в порядке… Это просто Кипр. Я так туда хотела слетать. Извините меня, не хотела вас отвлекать… всё у меня в порядке…

Женщины переглянулись.

– А я как раз пытаюсь продать путевку на Кипр, – сказала одна из женщин, красивая молодая блондинка в мини-юбке. – Мне она бесплатно на работе досталась, только перелет я оплатила сама. Но не получается лететь: мужу загранпаспорт не дали… Подругу уговариваю купить, она – ни в какую!

– Дорого всё на этом Кипре, – ответила «подруга», совершенно не похожая на приятельницу: неухоженная, в джинсах. – Разоришься на экскурсиях.

– Да где ж это дорого?! Двухнедельное проживание в отеле четыре звезды с обедом или ужином на выбор, плюс завтрак! Море – рядышком, шведский стол, путевка – на двоих!

– В Лимассоле? – спросила воодушевленная Галина Григорьевна.

– В Пафосе – этот город лучше для отдыха, чем Лимассол! Там и море чище, и на пляже народу меньше… Отдам путевку с билетами всего за лимон! Всё можно переоформить, был бы загранпаспорт.

– А экскурсия на меховую фабрику, сколько стоит? – сомневалась ошалевшая Галина Григорьевна.

– Такая экскурсия бесплатно, – засмеялась блондинка. – Заберут от отеля и назад привезут, шубу доставят к вылету, – всё бесплатно.

– Но я не знаю… У меня загранпаспорт есть, а у подруг нет…

– Может, у вас есть несовершеннолетний ребенок? На ребенка загран можно оформить за две недели! Я помогу, если надо!

Казалось, счастье само шло в руки Галины Григорьевны. Что это? Невозможная удача или сам Бог наконец решил порадовать скромную учительницу географии? Однако вот так просто взять и отдать на улице миллион Галина Григорьевна не могла: надо всё обмозговать. Она взяла номер телефона блондинки, а когда уходила от нее, то думала, что не позвонит ей: нет, сказок не бывает, тут какой-то подвох, обман…

Ночью Галина Григорьевна не могла заснуть… На одной чаше весов – мечта, на другой – миллион. Правда… такое в стране творится! Сегодня – миллион, завтра – блузки за этот миллион не купишь! Ради мечты люди куда как большим рискуют, чем пачка резаной бумаги! Словом, утром она позвонила блондинке.

До самого последнего момента Галина Григорьевна боялась, что ее кинут – боялась этого и в аэропорту Нижневартовска, и при пересадке в Москве, и в отеле на Кипре. Даже когда ее привезли на меховую фабрику переживала! Зря – ее мечта сбылась! Она долго-предолго выбирала норковое манто, искала скрытые швы или потертости; ей показывали одну шубу краше другой, она успешно торговалась, не зная ни греческого, ни английского… Увидала Галина Григорьевна и черную норку за невероятную цену, и белую норку (еще невероятнее цена); всё-то она примерила, покривила нос – и приобрела за тысячу долларов шикарное манто до пят, с капюшоном и широкими рукавами, приятного коричневого цвета. Ей предлагали привезти покупку в аэропорт – она категорически не согласилась и единственная забрала с собой в отель покупку с фабрики.

Ну а дальше длился утомительный отдых. Денег на экскурсии не было, поэтому Галина Николаевна и ее дочь провели все две недели в отеле, посещая лишь пляж. Вредная Машка то просила мороженого, то в аквапарк ей надо! Ух, ладно, протянули кое-как: не голодали, не болели, в неприятности не попали; отель и впрямь поразил роскошью.

Но особенно приятным стало то, что от Нижневартовска в Мегион их вез на автобусе Виталий Иванович. Услышав о шубе, он хмыкнул и спросил у Машки, что интересного она видела на Кипре, может в тамошнем замке побывала или в античном городе? Бесхитростная Машка честно ответила, что никуда они не выбирались из отеля, кроме скучной меховой фабрики. На это Виталий Иванович вновь хмыкнул, и Галина Григорьевна убедилась: развестись с ним было решением верным – слишком уж они разные – он бы радовался куче бестолковых фотографий. Не подумайте, что Галина Григорьевна какого-то осуждала за непрактичность: она умела принимать людей такими, какие они есть, и одного хотела взамен – чтобы и ее принимали такой, какая она есть – вместе с ее, разумеется, вожделенной мечтой о шубе.

Пока тянулись лето и дождливая осень, Галина Григорьевна дефилировала в манто по квартире. Любуясь собой, она хорошела день ото дня: заметно похудела, покрасила волосы в модный «баклажан», перестала носить на улице очки. Верка сделала ей новую стрижку, даже бессрочно одолжила свои электробигуди. К шикарному манто требовались достойные сапоги, норковая шапка, новая сумка, – и снова повезло: нашлись покупатели на мутоновую шубу, на леопардовый полушубок…

Когда лег снег, когда Галина Григорьевна впервые надела манто на улицу и пошла субботним днем одна прогуляться по городу, то женщины завистливо зыркали, а многие мужчины пытались с ней познакомиться. Но они уже были не ее уровня – она знала, что возле нее должна остановиться иномарка и принц в ней увезет свою принцессу, Галину Григорьевну, в тот мир, где слова «голодная нужда» не знают, где не зашивают капроновых колготок, где никогда не считают мелочь на сдачу…

Гуляла Галина Григорьевна до сумерек. И вот оно: возле нее со скрипом тормознула праворульная «Тойота». Близоруко щурясь, Галина Григорьевна разглядела, что водителю было от силы лет двадцать пять, зато он был весьма хорош собой.

– Подвезу, хоть на край света, – широко улыбаясь, сказал «принц». – Прыгай вовнутрь, не мерзни!

Подобное внимание не могло не польстить тридцатитрехлетней женщине, однако она робела. А затем решилась – была не была! – не рискни она с путевкой на Кипр, не сбылась бы ее заветная мечта. Риск – дело благородное, удача любит смелых… Но села Галина Григорьевна на заднее сиденье машины. Следом за ней влез еще какой-то парень, подмял ее собой и закрыл ей шарфом рот. Через минут пять Галину Григорьевну выбросили из машины на краю Мегиона, у гаражей, – без сумки, без норковой шапки и без шубы…

После

– Вам лучше? – участливо спрашивал Галину Григорьевну следователь в отделении милиции, забирая из ее дрожащих рук стакан воды.

– Нет! – вскричала она. – Моя шуба!!

– Шуба наверняка уж едет в Тюмень. Вам еще крупно повезло: могли…

– Повезло?!!

Строгую, уравновешенную Галину Григорьевну сейчас не узнали бы ни коллеги, ни ее ученики: это была горячая латиноамериканка из мексиканских сериалов.

– Да пусть бы насиловали! Плевать! Лишь бы шубу оставили! – вопила она на всё отделение. – Пусть бы убили! Плевать! Может, так бы вы хоть пошевелились бы! Найдите мою шубу, слышите?! Это не шуба – это мечта! Мечта! – резко зарыдала она, – мечта… мме… ч-та…

– Мы постараемся их поймать, – тяжело вздохнул следователь. – Если бы вы хоть какие-то особые приметы дали…

– Я же дала!

– Не шубы приметы… Шубу могут и перешить… Особые приметы грабителей. Были у них, к примеру, наколки? Шрамы? Фоторобот поможете составить? На машине были ли царапины? Разбитая фара? Задний номер машины? И в нем ничего не запомнили?

Галина Григорьевна мотала головой.

– Я без очков была… – выдавила она. – Сумерки…

– Ну что же вы, гражданочка?.. Хорошо… «Тойота» с правым рулем – тоже примета, хотя наверняка угнали. И еще… не факт, но… Бывает, что банды действуют по наводке. Может ли кто-то из ваших знакомых вызывать такое подозрение?

– Нет! – твердо ответила она.

– Хорошо, завтра же смените замки, пока закрывайтесь на цепочку и если что – голосите «пожар».

Ночью, у себя в квартире, Галина Григорьевна не могла заснуть: то чудилось, что замок открывают, то цепочку снимают. О, она не испугалась бы, даже обрадовалась бы! Хватило бы у нее решимости убить? – не сомневайтесь!

Еще бессонной ночью она поняла, что подозрение вызывает Верка – а кто иной, как не лучшая подруга? Верка все-всё знала! Перед прогулкой они как раз созванивались, найти же на улицах маленького Мегиона человека – проще простого. Далее: у Веркиного мужа как раз имелся подозрительный племянник, у подозрительного племянника должны быть подозрительные дружки. И потом: взяла Верка, да и шубу из нутрии купила! На какие шиши? Темное дело получается – надо бы разобраться.

Дождавшись утра воскресенья, Галина Григорьевна позвонила следователю и высказала свои сомнения в отношении подруги. Нет, она ни в коем случае ее не обвиняла – просто… ну пусть милиция проверит, это же их работа.

Эх, Верка, дура, этого так и не поняла. Позвонила Галине Григорьевне, кричала, что знать ее больше не хочет! «Не хочет – так не хочет, – решила Галина Григорьевна. – Выходит, никогда не было с ее стороны настоящей дружбы. Верный друг меня понял бы, истинный друг меня не осуждал бы!»

Воскресным вечером пришла забрать электробигуди Нинка, пришла с бутылочкой коньяка. Подруги сели на кухне. Вскоре Галина Григорьевна ревела.

– Галя, ты не в себе, я понимаю, – утешала ее Нинка. – И понимаю твое горе: один раз долгожданную шубу надеть и тут же ее потерять! Но с ума-то не сходи. Это всего лишь вещь! Сейчас не остановишься – больше потеряешь! Так поступим: я бигуди Вероничке отдам и скажу, что ты извиняешься.

– Но я не…

– Извиняешься! И тебе так стыдно, что первой попросить прошения тоже стыдно…

– Да с чего мне должно быть стыдно? – перебила ее Галина Григорьевна. – Что такого-то? Ответила на вопросы милиции – и гуляй, раз невиноватая! Вот откуда, скажи на милость, у нее появились доллары на мою шубу из нутрии? А до этого она столько лет болтала, что шуба ей, вообще, не нужна!

– Ой, ну Галя! Всем на севере шуба нужна, – ответила Нинка. – А деньги – так муж Веронички, когда, наконец-то, зарплату сразу за полгода получил, они доллары купили. А еще – пожалела тебя Вероничка, добрая душа, купила нутриевую шубу, раз тебе на норковую не хватало. Ты же ей – такой нож в спину. Сразу на нее подумала! Сразу в органы донесла! Они же позвонят в школу, слухи пойдут… А я меж вами, как меж двух огней, завтра буду, какую сторону не прими – мне же боком выйдет. Помиритесь, девочки, очень вас прошу…

В таком ключе и прошел вечер. Засыпая, Галина Григорьевна осознала хмельной головой, что злодейка это не Верка – это Нинка! Откуда у Нинки деньги на коньяк? Как-то подозрительно появились у нее финансы сразу после того, как у Галины Григорьевны украли дорогущую шубу. А утром, протрезвев, Галина Григорьевна, ясно уразумела чудовищную истину: Верка и Нинка, – это банда! Давно сговорились, мерзавки! Всё продумали! Верка выведала маршрут Галины Григорьевны, Нинка нашла исполнителей. Если бы не коньяк, никогда Галина Григорьевна не догадалась бы!

Конечно, перед работой она зашла в милицию, милиция тем же днем допросила Нину Геннадьевну, причем в кабинете директора школы, после чего ни Верка, ни Нинка не разговаривали с Галиной Григорьевной.

И ведь это несправедливость. Галина Григорьевна не со зла – она всего-то хотела вернуть свою шубу. Если бы хоть кого-то иного могла подозревать Галина Григорьевна! Разве она виновата, что Верка и Нинка были единственными подозреваемыми?!

Через неделю Галину Григорьевну осенило: еще была одна особа – блондинка, продавшая ей путевку на Кипр. Блондинка знала, что Галина Григорьевна летала за шубой, помогала ей всё оформить и знала ее домашний адрес, муж блондинки, скорее всего, – отсидевший, раз не получил загранпаспорта, да и сама блондинка в мини-юбке наверняка проститутка! Такая с бандюганами точно якшается!

Следователь нехотя взял новое заявление Галины Григорьевны, но… «Проститутка» оказалась уважаемым юристом, и она так наехала на следователя, что больше тот не принимал Галину Григорьевну: важные дела, видите ли, у него! Блондинка ей, кстати говоря, тоже позвонила: гневно заявила, что у нее, у Галины Григорьевны, нет совести. Да что там совести! – у нее шубы нет!

Приходилось ходить в стареньком, пестром полушубке из искусственного меха. Подруги с ней не общались, прочие коллеги сторонились ее, ученики шушукались, Машка и та полюбила закрываться где-нибудь: в спальне, в ванной, в шкафу… Одна Карина осталась приветлива с Галиной Григорьевной – и, как ни странно, это было хуже всего. Была такая средневековая пытка каплей воды – человека приковывали к стулу, чтобы он не мог шевельнуть головой, вешали над ним дырявый кувшин, и всё. Раз в минуту падала капля, где-то через сутки узник сходил с ума… Каждый раз, как Галина Григорьевна видела манто Карины, на ее темя будто падала капля. Кап, кап, кап… Кап!

Финальный «кап» случился в конце ноября, в середине последнего, вечернего урока. Галина Григорьевна зашла в кабинет к Карине, прошла в подсобку, где хранились ватманы и какое-то художественное барахло для оформительских работ, – пусто, Карины нет, а вот ее манто беспечно висит в углу – любой может зайти и взять его! – шубы надо хранить в шкафу учительской, на втором этаже… Подумав с минуту, Галина Григорьевна понесла норковое манто туда – в учительскую. Никто по пути ей не встретился, ни одна живая душа не слонялась по коридорам. Совсем рядом с учительской располагался кабинет географии. Еще более разумное решение: припрятать там манто… там имелся замечательный тайник, о каком никто не знал.

Как же плакала Карина! Как же кляла себя за беспечность! Из всех собравшихся лицемерок одна Галина Григорьевна могла ее понять. Мучила ли совесть Галину Григорьевну? – а как же?! Ой как кусала! Но чем дальше всё заходило, тем сложнее становилось признаться или подбросить шубу. Через неделю Карина уж смирилась с потерей – и верно: Карина молодая, красивая, с богатым женихом. У Карины впереди много манто, у Галины Григорьевны, может, был один-единственный шанс вернуть заветную мечту… Десятого декабря Галина Григорьевна сумела вынести шубу из школы.

Все отметили, что Галина Григорьевна похорошела и повеселела. Директор школы и завуч облегченно выдохнули. На зимних каникулах Виталий Иванович забрал десятилетнюю Машку к себе, обещал покатать ее по тайге на снегоходе.

– Рад, что тебе как бы полегче, Галь, – сказал Виталий Иванович бывшей жене. – Молодец, как бы… А то я за Машку как бы боялся, и она тебя как бы боялась… И, Галь, мы тут с друзьями как бы бизнесменами стали: пару маршруток как бы купили… Короче, куплю я тебе однажды норковую шубу, раз, дурак, пообещал…

Что ж, чудненько! Вот только его «как бы» обещаниям Галина Григорьевна больше не верила. Едва за бывшим мужем и дочерью закрылась дверь, она достала «мечту» и следующие три дня почти не выходила из дома, манто тоже почти не снимала: кушала в нем, смотрела телевизор, танцевала в нем… К четвертому дню ей захотелось прогуляться в манто по улице, но вдруг она встретит Карину? И Галина Григорьевна решила как-нибудь изменить шубу. Перекрашивать в домашних условиях она ее не решилась, отнести в ателье побоялась – там, разумеется, возникнут вопросы: зачем требуется перешивать отличную вещь? – и следователю, хорошо знакомому с Галиной Григорьевной, звякнут…

Раз ателье – не вариант, можно перешить шубу самой: убрать капюшон (жалко, а что делать?) и поменять подкладку. Осуществив свой план, Галина Григорьевна вышла в обновленном манто на прогулку. Променад, однако, радости не принес: от мужчин она шарахалась, все женщины смотрели на нее, как на воровку. Страх мог уйти из головы Галины Григорьевны одним способом: нужно было прийти в новом манто в школу, всем его предъявить и получить на него законные права. Она отважилась на это в середине января. Зашла днем в учительскую и, пока коллеги охали, сказала им, что Виталий Иванович ныне бизнесмен, и он нежданно-негаданно одарил «любовь всей своей жизни» мехами, цветами и кольцом с бриллиантом – встал на колени и попросил выйти за него вновь, но Галина Григорьевна спешить не спешила и кольца не взяла.

Она еще не успела снять шубу, когда в учительскую зашла Карина – и обомлела настолько, что выронила школьный журнал из рук.

– Неужели ты думала, что я не узнаю своей шубы? – пораженно спросила Карина.

– Но это мое манто! – артистично изобразила изумление и Галина Григорьевна (эта сцену она отлично отрепетировала перед зеркалом). – Кариночка, мне это манто бывший муж вчера подарил!

– Я в прошлом году порвала левый рукав, – холодно ответила Карина. – Зашивали в ателье, остался шов и квитанция. На правом рукаве шва нет! Так что, по-хорошему отдашь шубу или я в милицию звоню?!

В тишине противно гудели лампы дневного освещения – всё громче, громче и громче. «Почему так громко?» Прислушиваясь, Галина Григорьевна сняла шубу и гордо швырнула ее Карине.

– Ты что думаешь, что я миллионерша, что ли? – со слезами в голосе говорила Карина. – Я на сапоги со своей зарплатой по полгода коплю! Эту шубу собиралась лет пятнадцать носить, не меньше! Мы в долги ради нее залезли, свадьбу отложили! И как ты?.. Все сразу на тебя подумали, а я одна не верила! Как ты?.. – расплакалась девушка и убежала из учительской с шубой в руках.

Все молчали. Нина Геннадьевна виновато прятала глаза – ей почему-то было мучительно стыдно, хотя она ничего постыдного не сделала. Галина Григорьевна взяла свою сумку и вышла.

До дома она брела, словно в удушающем дыму бани. Задувал промозглый ветер, прохожие, опуская носы в шарфы, с удивлением смотрели вслед женщине, шедшей без шубы по белой, январской улице. Они опасались ее окликать или трогать: люди стали такими равнодушными к чужому горю. «И к лучшему, – решила Галина Григорьевна, – нечего лезть в душу, раз не силах этой души понять…»

В своей квартире она нервно походила по залу, прижимая руки к горящей голове, глотнула таблеток от давления – не помогло: лампы дневного освещения продолжали противно звенеть в ушах. Затем, не выдержав тишины, включила телевизор. В московской хронике криминальных происшествий рассказали о том, что молодой парень, спасая свою упавшую на рельсы с железнодорожной платформы овчарку, сам не успел выбраться и угодил под электричку. Насмерть. Собаку спас… Стоило ли это того? «Дурень, – заключила Галина Григорьевна, выключая телевизор, – молодой дурень, мозгов не набрался… Какая-то собака!»

Голова неимоверно болела, тело окатывал то жар, то холод, руки тряслись… «Ну где же справедливость?!» – вопрошала Галина Григорьевна. За что всё это ей? Почему у одних виллы, лимузины, великая любовь и красивая жизнь, как в сериалах, а ей ничего не дали? Одна, без подруг, без мужа, без шубы! Неужели она о многом мечтала? Неужели норковая шуба – это много? О, она не удивится, если те два подонка на «Тойоте» как раз сейчас парятся в сауне, пропивая ее мечту, хохоча над ее слезами! А от милиции никакого толка – ни разу не почешутся, чтобы хоть кого-то найти…

Ее мысли оборвал тихий, вороватый звук – кто-то осторожно открывал ключом дверь. «Вот оно! – возликовала Галина Григорьевна. – Хорошо, что я не поменяла замки! Знают, мерзавцы, что никого сейчас нет дома! Следили – увидали на мне новую шубу и пришли за ней! Но как бы не так! Я вас давно ждала!!»

Выхватив из ящика стенки молоток, она метнулась в темную прихожую к входной двери – и с размаху врезала мерзавцу острой стороной молотка, где находился гвоздодер. «Мерзавец» оказался карликом – молоток пробил ему не грудь, а лоб. Что-то икнув, карлик свалился к ногам Галины Григорьевны. «Машка! – промелькнула у нее последняя разумная мысль. – Про Машку-то я совсем забыла!» Дальше – пустота…

А у вас есть мечта?

История вторая

Часы

До

«Всем нам нравится быть хорошими, – размышлял Александр. – Всем без исключения. Просто в понятие "хороший" можно многое вложить. Как-то я смотрел ролик про жуткого серийного убийцу, законченного подонка, который изнасиловал и убил шестилетнюю девочку. Он много кого убил и изнасиловал, да, когда его поймали, не сознавался в насилии над ребенком, только в убийстве ребенка, несмотря на то, что остались его "биологические следы". Когда же гад, под нажимом неопровержимых фактов, сознался во всем, то дал такое объяснение своему отпирательству: "Я не хотел, чтобы обо мне думали плохо". Есть такие, которые гордятся тем, что они нелюди, но психически здоровый человек никогда не захочет прославиться как полная гнида, будет оправдываться, изворачиваться, косить под сумасшедшего».

В «дурку» не раз попадала ныне покойная бабушка Александра, оттого в сумасшедших он разбирался. Подлинное безумие, по его мнению, было делом тихим, всё остальное – притворство или болезнь: бешенство там, мозговые паразиты… Например, бабуля казалась ему самой обычной старушкой, и вдруг она однажды достала из духовки сырое мясо – кушала его сама и говорила есть мясо ему, восьмилетнему. Да, печальная история, еще печальнее то, что бабушку стабильно выписывали – и она опять казалась нормальной, затем… и вспоминать неохота все ее чудачества. Говорят, безумие передается по наследству, а что если нет? Если все безумны? Психиатр как-то сказал Александру: «Сумасшедших – всего процентов пять людей, остальные – не диагностированные». Пошутил или нет? Страшно жить здравомыслящему человеку среди безумцев, проще тоже стать безумцем – то есть нормальным для них. «Норма» – это ориентир, то, чем проверяют правильность, дословно – «наугольник»; слово «норма» пошло от «гномон» – стержень солнечных часов.

У людей всё символично; копаться в происхождении слов или понятий – очень интересно. Вот взять те же солнечные часы. Гномон – указатель, неподвижный шест, а время нам показывает его тень. Свет и тень формируют понятие времени…

И часы, как устройство, – это тоже занимательно. Часами Александр интересовался с детских лет – с тех пор как задумал создать машину времени. Правда, тогда он не знал о времени ничего. Учитель физики в школе, Сергей Сергеевич, пытался ему объяснить.

– Мы могли бы, – говорил он, – создать машину времени, если бы умели измерять время по-настоящему. Но мы измеряем его условно. Время – непостоянная величина, как и ток. Время не подержать в руках, не взвесить, не промерить прибором. Откровенно говоря, мы вообще плохо понимаем, что такое время, но умеем его чувствовать внутренними биологическими часами.

– Часы – не прибор? – недоумевал двенадцатилетний Александр.

– Ты путаешь понятия времени и длительности. «Минута» – это с латыни «малый» – маленький отрезок времени. «Секунда» – «вторая» – второй отрезок. Длительность, благодаря часам, мы измерять умеем, но время еще не научились. Пространство вокруг нас наполнено токами, полями, сложными взаимодействиями. Вселенная – точно живой организм, постоянно изменяется, планеты то слегка приближаются, то слегка отдаляются, будто наш мир дышит. Солнцестояния и равноденствия год от года случаются в разное время, я уже не говорю о закатах и восходах солнца или фазах луны! В годах тоже разное число минут… Если люди хотя бы смогли найти точку опоры, как у Архимеда, то двигали бы Землю – и тогда мы бы подчинили нашу планету механическим часам – заставили бы ее вращаться так, как нам нужно, вслед за нашими часами, а не как она хочет. Думаю, без этого машины времени не создать…

Став старше, Александр увлекся философским понятием времени и, кажется, нащупал зыбкую нить истины. «Время» – априори изменчиво, ее мерила это «прошлое», «настоящее» и «будущее». Едва ты что-то приобретаешь, ты что-то теряешь. Грубо говоря: накачал мышцы – потерял жир, узнал новое – видоизменил былые суждения. И даже, если приобрел, ничего не потеряв, всё равно ты другой – ты потерял себя, прошлого. Новому тебе жить с лишним грузом непривычно. Абсолютно всё в мире можно представить как часы – «сейчас», «до» и «после», всё представить как вращающийся круг, взаимодействия людей и предметов – как шестеренки часов, мир – как механизм часов. И человек – это тоже часовой механизм, со своими шестеренками, пружинами, стрелками и, конечно, цифрами. Познать механизм мира – ему не под силу – с этим Александру пришлось смириться. Зато он мог познать самого себя как часовой механизм – и тогда, изменить время, а вместе со временем – пространство. Время неразрывно с пространством. Он, Александр, и есть машина времени, какой просто не умеет пока управлять: найти бы точку опоры, и он бы подчинил себе время и пространство, а не следовал их воле…

Точка опоры – самое сложное. Надо ее искать в дате рождении или в миге зачатия? Когда подлинно рождается человек? Знать бы… А когда умирает? Что, вообще, такое есть смерть? Пока не умрешь – не узнаешь… Есть ли душа? Загробная жизнь? Неужели все религии мира заблуждались, и нет жизни после смерти? Если душа продолжает жить без плоти, то это всё усложняет – найти начало и конец себя практически невозможно… Душа – это тоже часовой механизм… Может, такой же часовой механизм, как на бомбе?

Словом, множество вопросов без ответов. Александр завидовал людям, которые не задумывались всерьез о подобных вещах, а так, почесав языками о вечном, продолжали жить «нормальной жизнью». Были ли они при этом счастливы? – никто из его знакомых, совсем никто, кроме, пожалуй, Наташи.

Наташа… Ради нее он когда-то хотел стать «нормальным», теперь – наоборот – и снова ради нее. Наташа – это больше, чем любовь, Наташа – единственный не сумасшедший человек среди безумцев, Наташа – пружина в его часовом механизме.

Чтобы стать нормальным в мире безумцев, надо не выделяться. В наше время – проще простого не выделяться. Во-первых, каких только чудиков нет, – примкни к их группе и ты получишь «диагноз» от «нормальных», от тебя «нормальные» отстанут – твое заболевание не заразно, твое заболевание возрастное, твое заболевание изучено… Во-вторых, тебя никто не слушает – «нормальные» и так всё знают получше тебя, «нормальным» всегда есть, что сказать обо всем на свете, «нормальные» знают, как тебе требуется жить, – так, как живут они, разумеется. И если тебе не нравится их жизнь (не подходит тебе, не доставляет тебе это радости) то «нормальные» тебя никогда не поймут, как ни объясняй. Легче прикинуться несчастливым – это «нормальные» понимают.

Наташу доставали тем, что она к тридцати пяти годам не вышла замуж, не родила и даже не помышляла о детях. Она никак не могла объяснить «нормальным», что счастлива и так.

«Ладно, мамочки, – говорила Наташа, – гормоны влияют им на мозг. Но почему меня детьми пытаются уязвить мужчины, не пойму никогда. Да мужики, если их запереть на неделю в квартире с ребенком, взвоют! Но вы, мужчины, почему-то искренне верите, что женщинам нравится менять пеленки, убаюкивать ночами, бегать в детсад!»

Александр тоже не любил маленьких детей, но вот от Наташи хотел детей, – наверно, пробивался какой-то древнейший инстинкт. Наташа умерла год назад – зима, авария, несчастный случай… Она предчувствовала это: говорила, что время стремительно понеслось вперед. Наташа где-то вычитала, что в детстве время тянется медленно, зато последний год в старости пройдет как день…

Размышляя, Александр осознал, что не был бы счастлив с Наташей – их биологические часы бились с разной частотой. Сперва требовалось синхронизировать его и ее часы. И тогда он вновь задумался о машине времени.

После

– Александр у нас пациент занятный, – говорил врач практиканту. – Умен, но полный псих, – такое сплошь и рядом бывает. Любит поговорить о времени, часах. Двинулся на почве черной магии, алхимии и любви – когда жена захотела от него уйти. Убил жену, лазил в труп руками, вроде даже ел ее сердце, – объяснял, что искал часовую пружину для машины времени. Еще он плетет о том, что пришел из будущего, где жена была не его женой, что он неверно синхронизировал их часы и всякое подобное. Это ничего – пусть себе тихо в уголке синхронизирует. Но как только заведет тему, что время делается светом и тенью, – пора его колоть – кризис.

– А если не уколоть? – усмехнулся практикант.

– А если не уколоть, то он может поискать и у тебя часовую пружину!

Практикант внимательнее посмотрел на лысоватого мужчину с интеллигентным лицом, который сидел на постели в одиночной камере изолятора. Тот поднял свои серые глаза вверх – совершенно ясные, вдумчивые глаза.

– Не похож он на психа, – заметил практикант.

– А психи часто не похожи на психов, до поры до времени. Сумасшедших – всего процентов пять людей, остальные – не диагностированные! Кому-то спать не дает миллион долларов, кому-то миллион роз…

Сейчас

Они считают меня безумцем. «Умен, но полный псих!» Говорят так, будто я их не слышу! Я не в обиде. Откровенно говоря, я могу прямо сейчас вновь попасть в прошлое. Но я уже столько раз это делал – а Наташа всё равно умирает. Что не так с пружиной ее часов? Она умирает при аварии, от инсульта, поскользнувшись в ванной…

Они пичкают меня чем-то, от чего я вижу людей как часовые механизмы, – это скверно – надо видеть людей как солнечные часы. Свет и тень формируют время; свет и тень – подлинные мерила времени; и если свет человека измерить «на глазок» сложно, то тень – по силам, если захотеть.

Понимаю, вы уже считаете меня сумасшедшим. Думаете, что я хочу казаться вам хорошим, оттого оправдываю свои поступки выдуманной реальностью, приправляя ложь бредом про машину времени? Думаете, конечно, думаете… А речи про свет и тьму вас убеждают еще сильнее. Я не объясню несведущим, как верно измерять тень в человеке, но поведаю о сути тени.

У каждого из нас есть темный мир – то, что мы делаем, но, чтобы об этих делах узнали, не хотим. В темном мире живут наши метафорические демоны. Разрастаться тень может невинно – например, с мечты. Сопротивляться мечте – едва ли кому-то под силу. Мечта – это свет, всегда дающий тень. Чем выше, недостижимее, мечта – тем тень меньше, как от солнца, чем ниже спускается мечта – тем длиннее тени – тем ближе ваш конец. Однако у человека может быть несколько солнц – мечтайте о многом, хотя мечтать с возрастом бывает не просто. Наташа не могла мечтать – она уже была счастлива. Парадоксально, но счастье тоже нас убивает.

Нормой проверяют правильность; слово «норма» пошло от «гномон» – стержень солнечных часов, и не зря. Древние ученые вовсе глупцами не были: они знали о том, что люди, – это тоже солнечные часы…

Ко мне иногда приходит медсестра с ангельскими крылышками за спиной. Кто она такая, я пока до конца не понял, – и только из-за нее я еще в этом пространстве и этом времени. Я притворяюсь «нормальным», то есть безумцем на моем языке, веду себя точно так же, как вела себя моя бабушка, – веду себя тихо, хотя не хочу. Бывали, конечно, срывы – я поначалу пытался объяснить врачам о тени, свете и солнечных часах, а когда осознал, что они смеются надо мной, не выдержал. Страшно жить здравомыслящему человеку среди безумцев, проще тоже стать безумцем, – я этому сопротивляюсь из последних сил, ведь знаю, что меня скоро выпишут – и не таких выписывали. А когда меня перестанут пичкать лекарствами, когда прояснится мой разум, когда я увижу весь мир как солнечные часы, тогда я разгадаю, что не так с пружиной часов Наташи…

Медсестра с ангельскими крыльями за спиной говорит мне, что время движется за Вселенной по спирали к черной дыре. Едва ты что-то приобретаешь, ты что-то теряешь… А надо двигаться от черной дыры: что-то терять, чтобы пробрести. После этого она подает мне таблетки.

Оглавление

История первая

  До

  После

История вторая

  До

  После

  Сейчас