Дни детства [Диана Муталибова] (fb2) читать постранично

Диана Муталибова Дни детства

Он не отпускает. Какой бы взрослой себя не чувствовала, груз детства всегда со мной. С красными от стыда щеками вспоминаю невинные ошибки, стыдно и от понимания, неправоты в споре с родителями.

Стоя здесь, на пороге родительского дома, вспоминаю беспечные дни, в которых переживания от простого было больше, чем теперь от значительного. Ведь тогда все было в первый раз. Первая ошибка и понимание, что и в тебе имеются есть плохие качества. И опять жуткий стыд за такое лицемерие. Это зарождало в сердце такой трепет, который не ощутить теперь. Остается только завидовать детям.

Двуличие. Это качество в себе открыла в 11 лет, когда в класс перевели нового ученика. Нам, детям столичным и из семей с достатком, было странно видеть такого оборванца. Неухоженный, чумазый и бедно одетый. Еще и грубил. В 32 года понимаю, что это защитная реакция, но тогда он казался не только бедным, но и глупым.

«Такой грязный, еще и нос воротит!», – вот что наивная детская голова думала.

Да, мы не были Буддами, никто не говорил, как вести себя в таком случае. Я не любила в нем все: манеру общения, поведение и больше всего его внешний вид. Мне, которая отказывалась донашивать одежду за старшей сестрой, было трудно понять его.

Оборванца посадили за одну парту со мной. Когда во время перемены одноклассницы плохо говорили о нем, вспомнив уроки морали родителей, предпочитала закрывать им рты, ругая за лицемерие. Может даже я не любила его больше всех в классе, но мне нравилось чувствовать моральное превосходство, отчитывая сверстниц за сплетни. Я помогала оборванцу с домашней работой, с учебниками, с канцелярскими принадлежностями.

«Такая молодец, что помогаешь ему. Кажется, у него и оценки стали лучше, благодаря тебе», – говорили учителя на радость моей гордыне.

Даже мама после очередного родительского собрания меня похвалила.

«Милая, ты у меня большая молодец. Он сирота, его воспитывает бабушка. Родителей у него нет, будь с ним помягче, помогай ему. Он притворяется таким плохим, уверена, что он хороший мальчик», – наказала мне мать.

Остальные ребята, в отличие от меня, не любили его открыто, я же проявляла милосердие, прикрывая нелюбовь. Длился этот театр одного актера недолго. Оборванец не продержался в нашей школе и года.

В апреле он попал в очередную заварушку с учениками постарше. Все бы ничего, но я стала свидетелем драки. Помню, что ребята до него докопались, но учителям почему-то сказала, что оборванец первый начал задирать их. Никогда не забуду его взгляд после моей лжи. В тот момент он будто-то бы убедился в том, о чем давно предполагал.

Он даже не спросил зачем я солгала, просто поник головой и пошел в кабинет директора. Учителям, в отличие от меня, было не до этих детских игр. Натерпевшись за год, они быстренько приняли решение исключить его за плохое поведение и неуспеваемость.

В последний день пребывания в школе, классный руководитель завел его к нам. Он отказался пожать мне руку перед уходом.

«И это за ту доброту, которую проявляла?», – вот о чем думала в тот момент. Тогда я понятия не имела, что такое доброта и за свою ложь мне ни капли не было стыдно.

Только спустя время, я поняла, что он чувствовал моё лицемерие, предполагал, что мое доброжелательное отношение к нему для удовлетворения собственных моральных потребностей, а апрельские события доказали это.

В другой раз, скверну в растущем организме, я почувствовала в 14 лет, во время летних каникул у бабушки. Уже говорила, что отказывалась донашивать одежду за сестрой. Родственников у нас было немного, а выбрасывать одежду сестры маме не хотелось, поэтому отправляли бабушке в деревню для соседской девочки, моей летней подруги.

Тощая, смуглая, с болезненным видом, она походила на обезьянку. Я не видела, у нее длинных волос, всегда коротко пострижены. Она обожала меня, встречала с улыбкой, в одежде сестры.

В первые годы донашивания мне было все равно, что она в одежде старшей сестры. Но с каждым годом колола ревность. Сестра одевалась дорого, со вкусом и было обидно видеть ее красивые вещи на этой обезьянке, ведь много людей достойных этой красоты.

В то лето, моя подруга надела на деревенский праздник нарядное платье сестры. Розового цвета, с пышными рукавами и красивым рисунком. Я же предпочла одеться скромнее, чтобы соответствовать празднику. В тот вечер внимание было приковано к ней. Даже бабушка одарила ее комплиментами. Я могла быть в центре внимания в этом платье, а не обезьянка. Она почувствовала себя тогда настолько значимой, что казалась заносчивой.

Меня охватило жуткое желание рассказать всем, что это не ее платье и носит она его, потому что я отказалась. Позвонив после праздника маме, рассказала про эту ужасную несправедливость.

«Милая, ты не должна рассказывать, что она донашивает за твоей сестрой. Ты огорчишь ее. Пусть радуется, она не виновата в твоих капризах», – сказала в тот вечер мама.

После разговора с мамой, почувствовала себя хорошим