Пение снега [Владимир Алексеевич Коваленко] (fb2) читать онлайн

I

Много лет тому назад, когда снег был белее, а пение птиц слаще и приятнее, в далёкой русской глубинке проводил своё детство маленький мальчик Егорка. Пробежавшись босыми ногами по мокрому от тёплого грибного дождя полюшку, он вернулся домой к бабушке очень уставший, но довольный. Его вечно добрая улыбка наполняла сердца людей радостью, а его голубые глаза имели загадочную силу растапливать сердца, они будто хранили в себе вечный огонь.

Бабушке был необходим этот огонь, чтобы жить, чтобы дышать, ей была жизненно важна эта доброта, ведь она жила в мире лицемерия и злобы. Работая уже сорок лет на почте, её сердце с каждым днём становилось всё черствее, её мысли скуднее, а её прекрасно-чистое тело старее и морщинистее. Сорок лет бабушка смотрела в глаза этим лицемерам и сплетникам, сорок лет поддавалась под их влияние, сорок лет мучилась и она, и её совесть. Каждую ночь, возвращаясь с работы, она кидала одежду у входа, шла в огород, по пути кормя своих животных, заходила в сарай, доставала старый дедовский револьвер и играла в «русскую рулетку». За сорок лет она не выиграла ни разу. В очередной раз проиграв, она откидывала револьвер в угол, доставала заветный бутыль, запивала горе и вырубалась со слезами на глазах.

Но была у бабушки одна радость в жизни – её внук, её любимый Егорка, всегда поддерживающий и помогающий, но приезжавший только летом. Ему было 7 и, даже если бы он ничего не делал, всё равно бы подпитывал в ней жизненный очаг. Всё из-за силы его глаз, его небесно голубых глаз. Она всегда кормила его всем, что было. Она позволяла своему любимому внуку практически всё, но её волнению был предел. Улыбка бабули было лучшим, что Егорка видел в своей жизни. Бабушка ничего никогда не жалела для своего внучонка, своего солнышка.

К счастью, ужасные сорок лет работы на почте кончились. Вернувшись домой как всегда в депрессии, она торопилась найти Егорку, он ей был нужен, будто воздух. Она пробежала весь дом, каждую комнату, каждый шкафчик, каждый уголок, но не нашла его нигде. Никогда в жизни она так не бегала, как тогда. Покашляв кровью, она испугалась, что выплюнет случайно все органы в ту же секунду, но всё обошлось. На этот раз она пошла медленным шагом, прикрыв кровавый рот, на кухню. И тут её сердце возродилось из пепла – Егорка стоял и пил молоко, по усам текло, а в рот не попало.

– Здравствуй, бабушка – сказал мальчик, вытирая рукой свои уста. Бабушка молниеносно села на табурет, поставив локоть на стол и убрав ото рта ладонь.

– Егорка… Иди сюды…

– Да, бабуль?

– Какой ты красивый, Егорка, – на её лице показалась кровавая улыбка, она потянулся к лицу своего внука, прижалась ртом к его лбу, оставив на нём кроваво-алое пятно в виде её губ – настало время…

Кашель сразил её, она начала задыхаться, но несколько ударов в грудь успокоили незваного гостя.

– Что с тобой, бабуль?

– Н-н-ничего. Чего-то, внучек, чёрт поймал аль проклял кто… Ладно, не отвлекай меня… Настало время рассказать тебе про то самое, про «пение снега».

– Пение снега?

– Да… «Пение снега». Видишь ли, Егорка, когда человек становится выше, когда он познаёт многое и становится Богом, он слышит пение снега… Кха-кха… Ты не подумай, я не брешу… Но, чтобы стать Богом, тебе надо… отказаться от прошлого… Понимаешь?

– Я ничего не понимаю, бабуль. Ни слова, – Егор слушал весь этот бред умирающей бабки с выпученными глазами, казалось, что они скоро вывалятся из орбит и разобьются, словно яйца об пол. Слёзы текли из его прекрасных глаз. Огонь плакал, начиная медленно затухать.

– Нет-нет, ты обязан помнить это… Ты должен!.. Услышать пение… – старуху хватил удар.

II

Егор вырос, закончил школу, успешно покинул с третьего курса университет. Смерть бабушки отложила большой след на его жизни, но добра в нём меньше не стало, наоборот этот случай смотивировал его помогать всем окружающим, стать благодетелем. Причину смерти любимой бабули Егор видел в всеобъемлющей злобе, в дьяволе, захватившем мир, и он решил стать лучиком света в этом тёмною царстве, Иисусом. Хоть его улыбка и потеряла всю свою доброту, но наполнять сердца окружающих радостью не перестала. А его глаза, его замечательные, нежные голубые глаза стали тёмно-синими, они теряли свою силу и мягкость, становились острее, ведь огонь угасал с каждым днём. До конца не угас очаг и добро продолжало жить в нём, наполняя его жизнь смыслом.

Чёртов звон будильника пробудил его. Егор взглянул на часы – восемь вечера. Раздвинув шторы, посмотрел в окно – темно и снегопад. То, что нужно. Егор зашёл на кухню, взял из холодильника пакетик и быстрым шагом отправился к шкафу. Он одевался очень быстро, со скоростью тигра, что неудивительно: уже третью зиму подряд он просыпается так поздно и идёт к заветной скамейке выполнять наказ бабули. Его режим давно сломан, в синяки под глазами можно складывать картошку, а не его рёбрах играть музыку. Выйдя из квартиры, он вместо лифта выбрал лестницу, на которой встретил Федьку, бедного подростка-сироту, живущего в подъезде и которого Егор кормит, словно бездомного кота. Для Федьки Егор давно стал старшим братом, хоть тот и не пускает его жить к себе.

– Доброе утро, Егор, – Федька всегда так иронизировал, а Егор и не замечал: для него не было разницы уже очень давно.

– Привет, Федька. Всё хорошо?

– Да, спасибо.

– Вот держи. Я бутербродов сделал.

– О, спасибо, – Егор уже был на полпути к выходу из своего убежища – Удачи вам.

Егор больше ничего не слышал, его уши отказывались принимать какой-либо другой звук, кроме того самого. Он вышел на улицу. Эта свежесть, этот вид на детскую площадку, освещённую фонарями. Каждый раз он останавливался на несколько секунд осмотреть всё это. Но пора идти. Снег шуршал под ногами, а значит он почти у цели. Ещё немного и вот – скамейка. Стряхнув с неё снег, он рухнул на лавку и закинул свою большую голову назад. Егор начал смотреть на небо. Эти звёзды. Какая красота, сколько тайн хранит эта прелесть, сколько поколений застали эти огоньки? Ответа он не знает, да и не очень важно. Егору было плевать на всё, кроме того самого. Три зимы он сидел на этой скамье и, вооружившись слухом, ждал с животной нетерпимостью его – пение снега.

– Какая красота.

Голова Егора поднялась, его глаза застали странную картину. Рядом с ним на лавочке сидел бомж, который, дрожа от холода, так же смотрел на звёзды.

– Вы согласны, молодой человек? – он повернул свою голову на Егора, и наш герой увидел старческую улыбку, такую нежную и тёплую. Вдруг, в глазах Егора лицо бомжа превратилось в лицо его любимой бабушки, из-за чего наш герой вздрогнул.

– А? Да-да, красиво, – Егор внимательно вглядывался в лицо старика, прожигая его взглядом.

– У тебя красивые глаза, я вижу в них силу…

– Какую силу?

– Силу, способную на многое. Твои глаза – самые нежные на свете, ты знал?

– С-с-спасибо.

– Эх, вы, – старик отвернул свой взгляд, его глаза нацелились на звёзды – в этом мире так не хватает доброты. Всюду грязь, мерзость, похоть. Миру нужны такие люди, как ты.

Егор сидел в недоумении, выпучив глаза на бомжа. Старик достал из кармана своего ватника запачканное и потрёпанное годами фото. Неожиданно бомж начал рыдать, водопад слёз обрушился на белый снег под его ногами. Егору стало очень неловко, сердце начало биться сильнее, его рука потянулась во внутренний карман куртки. Пройдя через лабиринт всякого хлама, рука добралась до кошелька, откуда наш герой достал тысячу рублей.

– Старик, возьми.

– А? – бомж повернулся к Егору – Что? Нет, мне не надо.

– Бери-бери.

– Не возьму.

– Бери!

– Да что с тобой?

Егор не мог больше терпеть этого, он схватил руку старика и заключил в его ладонь спасительную для деда тысячу. Вскочив с лавки, он побежал, вытирая с правого глаза слезу, домой. По пути Егор встретил замёрзшую лужу. Понятно – он пошёл в своё убежище не по тому пути, придётся идти по Чудскому озеру. Первый шаг, второй, третий. Так-так, медленно, четвёртый. Фух. Пятый, шестой… Упал.

III

Весь день его голова была захвачена этим бездомным дедом, из-за чего он не мог уснуть. Егор сидел на диване и думал о своих глазах, об их силе, непонятной и загадочной. Что это за сила? Как она может изменить мир? Разного рода догадки приходили в его бедную голову, накручивая сильнее и сильнее. Бабушка, любимая бабуля, дарившая счастье и радость ему, вспомнилась. Егора навещали тёплые воспоминания того, как он проводил время с бабулей, как они играли в поле, как она его кормила, как отчитывала его со слезами на глазах за то, что он не ночевал дома. Вдруг, так тепло стало на душе, так приятно и хорошо, будто душа наполнилась заветным счастьем. Пока он не вспомнил ту кровавую улыбку, мертвецки холодную. Мурашки покрыли всё тело Егора, перевоплотившись в судорожную дрожь. Он поторопился к шкафу.

Звонок в дверь.

«Кто это? Никто не знает, где я живу, никто не знает меня. Мошенники? Наверняка. Черти, как же они меня задолбали, ублюдки!»

Он медленными шагами начал подходить к двери. Снова звонок. Ёб твою мать! Ещё пару шагов. Снова! Да чёрт побери! Последний шаг. Глазок стоил денег, которых не хватало, поэтому его не было. Дрожащая человеческая рука потянулась к дверной ручке, медленно её повернув, Егор приоткрыл дверь и выглянул в неизвестность лишь одним глазком.

– Алиса? – дрожь усилилась, он живо открыл дверь, впустив запах подъезда в убежище – Заходи.

Красивая низкого роста блондинка с короткими волосам, изящными ногами и маленькой грудью вошла в закрытый для большинства храм Егора. Это был первый человек, которого он впустил в своё убежище, потому что это был первый человек, которому он понадобился. Алиса, давняя школьная любовь Егора, умница и красавица, а для него – лучшая девочка в классе. Но гормоны всегда брали вверх над ней, захватывали в плен, из-за чего она была слаба на всяких гопников или, как Егор их называл, альфачей. Наш герой тратил много времени лишь на любовные послания к Алисе. Сколько сил и души он вкладывал в каждую букву, в каждое слово. Добро хотел ей отдать, всего себя, а жизнь была жестокой к нему. Вскоре он узнал, что насмехалась Алиса над ним и его любовью к ней, пока лежала голая в постели с очередным мачо, которому со слезами от смеха зачитывала послания Егоровы. Узнавал наш бедный герой об этом от самих любовников своей возлюбленной. Альфачи не могли сдержать смеха, рассказывая ему всю правду. С каким злобным взглядом они смотрели на него, сколько ненависти было в их голосе. Часто били Егора, но он не сдавался. Страдал, рыдал, но не сдавался, огонь в его глазах продолжал гореть, правда, поглощая всю эту ненависть потухал всё сильнее. Егору приходилось быть сосудом для чужой ненависти, которую он хранил в себе до конца. Но Алиса не знала об этом, ей всегда было плевать на него, на этого чухана с вечно сальными волосами. И вот – она стоит одновременно грустная и весёлая у него на пороге, в его убежище. Он не верил своим глазам, рот его не хотел закрываться, дрожь не желала покидать его. Вдруг, Алиса бросилась в объятия Егора, обхватит всю его шею.

– Привет, Егор.

– П-п-привет, Алиса. Что ты тут дела… Как ты меня нашла?

– Я всегда помнила о тебе, твои послания, которыми ты меня закидывал в школе, всегда помнила.

– Нет, не может быть.

– Это правда. Я любила тебя, всегда.

– Не-не-не…

– Да! Да! Да! – она отпустила Егора из своих объятий и, вытерев слёзы, посмотрела ему в глаза. Эти огненные глаза пробудили в ней стыд, она сконфузилась и, отыскав глазами диван, села на него. Движением руки она подозвала к себе Егора.

– Нет. Зачем ты пришла?

– Я… Я люблю тебя.

Что-то очень сильное ударило по Егору, по его душе. Такого поворота он не мог ожидать, огонь в его глазах загорелся с ещё большей силой, он будто восстал из мёртвых, каждая его клетка наполнилась счастьем. Он быстро подсел к ней, и они начали вспоминать школьные годы.

Сидели они так всю ночь до утра, разговаривали обо всём, это были самые счастливые часы жизни Егора, его глаза вновь стали светло-голубыми, вновь в них появилась нежность. Вся чужая ненависть, хранившаяся в нём вдруг испарилась, стала пылью. Но всё это время Алиса не могла смотреть ему в глаза, этот огонь сжигал её, душил, запрещая дышать.

– Я тогда ещё уронил…

Телефонный звонок перебил Егора.

– Секунду, – быстро достав телефон из сумки, Алиса пошла к шкафу, чтобы поговорить по телефону.

Егор заволновался, снова дрожь окутала его тело, ему стало хуже. Он чувствовал, как огонь в глазах стал ослабевать. Но она, наконец, вернулась.

– Кто звонил?

– Да, кстати об этом. Видишь ли… Эм… Как бы сказать-то?

– Говори, как есть, – он взял её руки, они были холодны.

– В общем… мой бывший заделал мне ребёнка и бросил меня, нянька сейчас привезла сына сюда, – молния ударила по Егору, уничтожив дрожь напрочь – Так вот, я хочу, чтобы ты стал его отцом.

В этот момент всё для Егора перевернулось. Алиса выстрелила этими словами ему в самое сердце. Огонь в его глазах угас навечно, а глаза потемнели. От былого синего оттенка не осталось ничего.

– Ну… Так что, Егор, пошли? – она нервно спросила.

– Какое счастье. Пошли, – в его голосе слышно было злобу, раздирающая его душу напрочь. Доброта вновь стала ненавистью, но уже не чужой, а своей собственной. Алиса услышала только радость в его голосе, будто ничего не изменилось для неё.

– Слава Богу, идём.

– Ты иди, мне надо… отойти.

– Куда?

– В особое место.

– А, понимаю. Ну, ладно, жду тебя у подъезда, – Алиса подошла к шкафу, оделась и, подпрыгивая, вышла из убежища.

Егор пошёл на кухню. Он больше ни о чём не мог думать. Пошатываясь, он подошёл к полному мусора столу и вытащил нож из давно засохшего белого хлеба. Направившись к шкафу, он спрятал своё полное крошек орудие мести в рукаве куртки.

IV

Как же прекрасна Русская зима, как живописна и красива. Этот мороз, щекочущий щёки, этот белый снег, хрустящий под ногами. Всё это успокаивает и завораживает, очищает и делает лучше каждого из нас. Снег – лучшее создание Божье. Но сколько тайн скрыто в снеге, сколько всего мы о нём не знаем, о его свойствах, метафизических, которые доступны лишь единицам. То же пение снега.

Егор вышел медленными шагами из подъезда. Нянька уже уехала, и Алиса держала на руках своё дитя, чистое и безгрешное создание, сына от какого-то мачо. Она своими нежными материнскими ладонями гладила его по лысой головке, покачивая это лёгкое, словно пух, тело. Он был так светел, так невинен и прекрасен. Егор подошёл ближе.

– На, возьми его поддержать. Это теперь твой сынуля, – Алиса дала младенца, своё дитя умершему внутри Егору – Правда ведь он такой сладенький?

– Очень, – нож появился из рукава и поднялся над ребёнком – дай-ка отрежу кусочек!

Удар.

Егор попал в живот младенца. Кровь брызнула во все стороны, будто произошёл кровавый взрыв. Капли летели на лица Егора и Алисы, а когда достигли цели, то отлипать уже не собирались, став частью их лиц. Алиса стояла, разинув рот и вытаращив глаза на своего умирающего сына, младенческий визг от боли и шок сковали её тело. Слёзы медленно покидали её глаза в надежде на соединение со снегом. Из правого глаза Егора потекла кровавая слеза, будто частичка добра в совокупности с накопившейся злобой покидали его.

Младенец покинул руки своего убийцы и упал на снег. Всё было кончено. Дитя Алисы, визжа от сильнейшей боли, начало глотать снег, который переливаясь с режущим слух криком умирающего ребёнка издавал совершенно новый звук. Уши Егора поймали его, и в этот момент убийца оцепенел. Начался нервный тик. Егор улыбнулся. Впервые со смерти бабули его улыбка сияла, но свет тот был не добра больше. Он услышал то самое. Да, вот оно – то, что он так долго искал, чего с такой животной нетерпимостью желал и всеми частичками своего тела лелеял в своём бедном и больном подсознании. То самое… пение снега.

– Кхм-кхм, Казимир, убери фонарик от лица. Фантазёр чертов, что за бред? Как ты это выдумал-то, ё-моё? Это никак с уликами не сходится.

– В смысле не сходится?

– В прямом. Пока ты чушь нёс, мы успели в шаурмичной Рождество справить и соседку допросить.

– Ага. И что она?

– Что-что, кошек резал твой «благодетель».

– Кошек резал?

– Кошек резал. И откуда ты, блин, Федьку взял? Не было никакого «бездомного котёнка» Федьки.

– Ай да плевать. Дело – дрянь. Что это за чёрт тогда?

– Дмитров Егор Олегович. Шизофреник. Помешался на этом «пении снега» и никуда из дома не выходил уже неделю. Так… Ага… Так-так…

– Что?

– Да Михалыч опять всё дело оплевал.

– Я говорил не давать этому старому пердуну бумаги.

– Да знаю я, чёрт возьми. В общем, дело плёвое: шиз в приступе ярости и возбуждения от вида такой… кхм-кхм… прелестной дамы убил и её и её ребёнка.

– Всё это, конечно, замечательно. Но тут могут спросить точную причину убийства.

– Ты в уши долбишься? Он – шиз! Ш-И-З! ШИЗ! ШИЗО…

– Да понял я. Ладно, давай отойдём.

Снег падал хлопьями, он так медленно опускался на нашу грешную землю, что казалось будто всё в этом мире остановилось и больше никогда не двинется. Эти белые снежинки такие чистые, такие красивые по сравнению со всем человеческим. Ляпота. Снег всегда меня завораживал своей беззаботностью и свободой, своей прелестью форм и какой-то скрытой силой.

Мы с Молоковым отошли за угол от места ужасного преступления. Эх, бедный малыш, а ведь ему и четырёх месяцев не было. Сигарет у меня так же не было, давно я их не покупал, да и не приходится, когда есть такие благодетеле товарищи. Молоков со свойственной ему брутальностью достал заветную пачку и подал мне смертельную трубку. «Значит всё не так уж плохо на сегодняшний день» – золотые слова не менее золотого человека. Молоков вытащил из внутреннего кармана свою старинную семейную реликвию – зажигалку в виде орла – и дал мне прикурить.

Этот дым. После тяжёлой умственной работы, сравнимой лишь с трудом заводского работяги, нет ничего лучше.

– Знаешь, Толя, я тут подумал…

– О чём опять?

– Об этом… о снеге. Мне вот интересно теперь, а какое оно – пение снега…