Не школьный роман [Екатерина Борисовна Калашникова] (fb2) читать онлайн

- Не школьный роман 900 Кб, 35с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Екатерина Борисовна Калашникова

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Посвящается мои школьным подружкам


«Ззз-з-з-з…» – телефон назойливо вибрировал и в конце концов выдернул-таки меня из теплых лап крепкого сна… «Блин, опять Манька…» – досадливо покосилась я на экран. Отчаявшись дозвониться, подруга написала длинную несуразную эсэмэску, которую мне трудно было разобрать со сна без привычных линз.

«Привет, Катюш, извини, что беспокою тебя в праздники. У нас опять сломался водопровод. Если можешь, пришли, пожалуйста, 80 рублей, а то я не могу вызвать мастера, а запас воды кончился. Извини, что побеспокоила».

За окном приветливо светило радостное испанское солнце. Досада от раннего пробуждения постепенно сменялась привычной жалостью…

В маленьком сельском поселении N-ской области проснулись неумытые Манькины дети, побежали по морозу во двор до ветру…

Старший сын Митька сейчас в армии, несказанно счастлив, ну еще бы: выдали хорошие сапоги, да и вообще одежку неплохую, теплый бушлат. Кормят от пуза, и поспать утром можно аж до 7 часов – не жизнь, а малина. Сестрам без него несладко, скучно, тяжело по хозяйству, да и жестоки деревенские дети к городским новичкам.

Я вдруг вспомнила, как появилась в нашем классе в середине года сама Манька – маленькая, бледная от испуга…

– Ха! Новенькая! – плотоядно облизнулся Здор, хамоватый детина-переросток, которого, похоже, боялись в школе даже учителя.

– Вот, познакомьтесь, это Мария – дочь нашей преподавательницы математики, – вынес ей приговор наш классный. Что может быть хуже в школьной судьбе, чем участь дочери училки?

Худенькая запуганная большеглазая девочка была полной противоположностью Натальи Михайловны, статной властной математички, недавно оформившей развод с вечно пьяным, бесхребетным Манькиным отцом – сварщиком.

В учебе новенькая не блистала, инстинктивно закрывала голову руками, когда кто-то из учителей начинал слишком уж живо жестикулировать в процессе урока, стоя рядом с ней.

На переменах новоиспеченная одноклассница робко подходила к нашей веселой компании, нервно теребя концы школьного фартучка, и тихо стояла рядом, молча улыбаясь фривольным шуткам, которые в юности казались нам невероятно остроумными.

Накануне Нового года, когда к безобидной тихоне привыкли даже самые приставучие мальчишки, и период подколов благополучно миновал, школу облетела сногсшибательная новость: скромница из 9-го «В» убежала из дома и живет в общежитии пэтэушников с «мужиком».

Учителя картинно закатывали глаза и разводили руками, ученики восхищенно свистели и возбужденно перешептывались. Манькин побег обрастал невероятными подробностями. Фигурировали там и бородатые дагестанцы, получившие заказ воровать невест из Урюпинска, и загадочный маньяк, которому приглянулась молоденькая жертва. Снежный ком сплетен грозил остановить учебный процесс.

Математичка попыталась штурмовать полуразрушенное здание, призвав на помощь своего нового мужа и районного участкового, но потерпела неудачу.

Разбитные пэтэушники, похожие разом и на дагестанцев, и на маньяков, лихо перепрятывали «невесту» из комнаты в комнату, не оставляя незваным спасителям никаких шансов.

Вскоре начались долгие зимние каникулы. Урюпинск замело снегом. Как-то вечером в дверь ко мне постучалась закутанная в платок заплаканная Наталья Михайловна.

– Катя, помоги мне, – не свойственным ей молящим голосом обратилась ко мне математичка с порога, – вы с Машей, говорят, подруги, пожалуйста, поговори с ней, попроси вернуться домой.

Насчет подруги преподавательница сильно загнула, но я согласилась пойти с ней в общагу, больше из любопытства. Кроме того, меня прельстила роль «миротворицы».

В студенческое общежитие я прошла довольно свободно и спокойно постучала в комнату 29, дверь которой, в отличие от соседних, разбитых и грязных, была аккуратно выкрашена белой краской.


– Не заперто, входите! – услышала я веселый мужской голос.

Быстро справившись с некоторым волнением в душе, я распахнула дверь и вошла в прибранную крохотную комнатку.

Манька была здесь, непривычно улыбающаяся и румяная. Моя миссия показалась мне невероятно простой.

– Приветик, – мягко начала я разговор, скаля зубы, как «мошенница на доверии».

– Здорово! – дружелюбно отозвался симпатичный парень с ямочкой на подбородке, сидящий на диване.

– Катюш, чайку? – радушно предложила моя новая подружка. – Я так тебе рада!

В этот момент я почувствовала себя довольно гнусно. За моей спиной маячила тень Натальи Михайловны, которая ждала меня на морозе. Передо мной сидела ее сияющая блудная дочка с весьма приятным молодым человеком, и вопрос о возвращении домой казался мне сейчас совсем неуместным.

Мы мило поболтали о том о сем, попили чаю, и вскоре я засобиралась восвояси. Напоследок я все-таки решилась дипломатично спросить Маньку о маме. Ее реакция меня ошеломила. Спокойное и благостное лицо подружки перекосила гримаса, она вдруг зарыдала в голос. Бойфренд метнулся к ее бьющемуся в рыданиях телу и крепко прижал к себе, знаком показывая мне, что пора выметаться. И только вслед мне неразборчиво крикнул:

– А ему передай, что еще раз сюда сунется – убью на хер!

Я рванула по лестнице сломя голову, ничего не понимая, и попала прямо в руки математичке.

– Ну что там? – заглядывая мне в лицо, спросила безутешная мать.

– Э-э-э, – невнятно промычала я, – похоже, что она к вам не вернется.

* * * * *

Незаметно вслед за холодной зимой пришла холодная весна. История Маньки в школьной жизни отошла на второй план, так как начались привычные дворовые войны, бессмысленные и беспощадные. Шли 90-е годы кровавого XX века. Еще не было компьютеров и мобильных телефонов, да что там компьютеры, не открылись даже первые видеосалоны. Толпы озлобленных подростков бесцельно скитались по улицам в поисках приключений. Родители их, сломленные крушением СССР, старались выжить на руинах разбитых заводов и фабрик или просто тупо спивались, не выдержав испытаний «новой жизнью»…

Город был разделен на зоны, которые контролировали молодежные преступные группировки. С наступлением темноты улицы вымирали. Редкие прохожие торопились попасть домой до встречи с «османятами», сторонниками криминального авторитета Османа, который жил на окраине города, и «Куневой» – бандой из центра.

Подростки приобщались к блатной культуре отсидевших родителей, очаровываясь романтическими песнями из зоны и обычаями уголовников.

Частенько из дворов доносились звуки гитары с жалостливыми напевами типа:

«Голуби летят над нашей зоной,

голубям нигде преграды нет,

как бы мне хотелось с голубями,

мама, на родную землю улететь…»

Однако зачастую обычаи требовали испытания кровью. В дворовых сражениях стенка на стенку в ход шла железная арматура. Против этой силы никто не мог устоять в одиночку.

Шел март, приближались выпускные экзамены. Учителя лихорадочно пытались впихнуть школьную программу в одурманенные гормонами мозги своих незадачливых учеников. Но у подростков на первом месте были другие интересы. Они соревновались, кто круче и блатнее.

Я полюбила вечерами сидеть у Маньки в общаге, и нередко оставалась у нее ночевать, когда Гришка, тот самый «мужик» с ямочкой, работал в ночную смену. Новая подружка оказалась интересной собеседницей, и время с ней пролетало незаметно. Я помогала ей готовить на огромной общей кухне нехитрые обеды. Кроме того, приносила ей из школы задания, и мы частенько проводили время за уроками.

В тот день Гришка возвращался домой пораньше, хотел, наверное, успеть на поздний ужин и поболтать с нами, пока мы еще не уснули. А в банде Османа проходила инициация новых членов. Обряд посвящения заключался в том, чтобы выбрать прохожего и нанести ему удар железной арматурой.

Гришка не боялся тринадцатилетних сопляков, он отслужил в десанте и владел всеми приемами рукопашного боя. Поэтому когда хилый шестиклассник на темной улице пропищал ему сакраментальное: «Дядя, дай закурить!», он только благодушно улыбнулся, готовясь ответить отказом. И даже когда из темноты показались фигуры других молокососов, уже с железными прутьями в руках, он не напрягся. Жизнь не готовила его к схватке с детьми.

Опытным глазом Гришка выцепил в толпе заметный силуэт Османа и на ощупь ударил его, как учили в армии. Осман взвизгнул от неожиданности и дико закричал: «Бейте его, суки! Убейте его! Иначе я вас всех замочу!!!» Зверь в образе человека страшно кричал и беспорядочно в темноте наносил удары по малолеткам. Градус всеобщего ужаса нарастал. Малолетние убийцы, испугавшись угроз пахана, хаотично били по Гришке. Наконец кто-то из жителей микрорайона вызвал милицию. Машина осветила фарами место побоища.

Османа еще долго не могли оттащить от мертвого Гришки, он все долбил и долбил его метровым железным прутом по тому месту, где была голова, обдавая кровью своих подельников…

* * * * *

Наилю Османову, главарю банды «османят», дали 15 лет строгого режима. На суде многочисленные родственники громогласным хором на все лады расхваливали его судье, говоря, какой он хороший муж, отец, внук и брат… Сидя в клетке, Осман победно улыбался. Его жестокое восточное лицо с широкими скулами не выражало ни капли раскаяния.

Со стороны жертвы на скамеечке в зале суда сиротливо сидели какая-то малоизвестная тетушка, Гришкин начальник цеха да пара друзей. Маньку страшно рвало все три дня, которые длился суд. Маленький Митька у нее в животе не давал покоя.

Остальным убийцам на момент преступления не исполнилось 14 лет, поэтому все думали, что они не несут уголовную ответственность и отделаются в лучшем случае постановкой на учет в милиции. Их судили в другой день, чтобы не сталкивать с главарем. Я поймала себя на мысли, что жалкие хлюпающие малолетки с бритыми головами вызывают только сочувствие.

До момента, пока не начал выступать Гришкин адвокат. Он был молодой и так же, как Гришка, отслужил в десанте. Во время выслушивания ходатайств, которые подали адвокаты подследственных, его стиснутые губы выдавали сдержанную ярость. Когда судья предоставил начинающему юристу слово, то он с помощью медэксперта доказал, что даже если бы Осман не бил несчастного по голове, то Гришка все равно умер бы от болевого шока, вызванного 11 ударами железными прутьями, которые нанесли ему малолетние преступники. Во время чтения приговора в зале воцарилась полная тишина. «Детишки» отправились в колонию для несовершеннолетних на 10 лет. Звуки истерических рыданий их родителей звучат у меня в ушах до сих пор.

Однако больше всего меня волновала судьба Маньки. По идее, она должна была вернуться к матери, но этого не произошло, и вот почему.

Пока шло следствие по этому громкому делу, милиция невольно отвлеклась от участников другой молодежной банды – соперников «османят». Конкуренты, пользуясь тем, что банда противников была обезглавлена, стали занимать территорию рабочего поселка, и постепенно все владения Османа перешли к «Куневе». Концепция этой группировки немного отличалась от жестокого правления Наиля. Главарь «Куневы» по кличке Зеленый был категорически против «мокрух» и прочей неполезной жестокости. Он занимался мелким рэкетом и разнообразным мутным шахером-махером. Авторитет руководителя банды держался на другой его суперспособности.

Кличка Зеленый была понятным братве эквивалентом имени Гена. Гена в юности получил уникальный опыт неслышно пробираться в дома со спящими людьми.

При этом он, конечно же, не упускал случая что-то своровать, но его манией было просто пробираться в дом ночью и смотреть на спящих. Ужас, который чувствовали неверные братки, когда Зеленый оставлял метку зеленкой на одежде или лице спящего, не поддается описанию.

Таким образом, ему удавалось держать своих подчиненных в узде. После задержания Османа Зеленый решил помочь семье Гришки «по понятиям». Как-то ему удалось оставить Маньку в общежитии, и братаны подкидывали ей денег, отобранных у богатых. Зеленый любил играть в Робин Гуда, и у него была даже целая философия на этот случай. После рождения Митьки он повадился сам проверять, как живет Манька и не нуждается ли она еще в чем-либо.

Я поначалу с энтузиазмом взялась помогать Маньке с новорожденным сыном, но потом, честно говоря, меня затянули хлопоты поступления, а вечно орущий, писающийся Митька, как и затурканная Манька, постоянно занятая стиркой пеленок и кипячением бутылочек, не способствовали хорошей подготовке.

Кроме этого, мне не нравились братки, которые крутились вокруг «святого семейства». Я раздражалась и не понимала, почему подруга не обратится за помощью к своей маме.

Потом меня завертела своя жизнь, и на какое-то время Манька выпала из поля моего зрения. Я уехала в столицу и узнавала о жизни родного города по невнятным слухам от знакомых.

Однако помню, что довольно сильно удивилась, когда еще не прошло и года после смерти Гриши, а Манька уже родила от Зеленого Тоньку.

Ну не мне ее судить, так как одной малолетней мамашке в те времена было не выжить, это достоверный факт.

Вскоре Зеленого, несмотря на все его робингудские замашки и нечеловеческие способности, все-таки посадили. Слышала я, что один из тех, кого Гена грабил ночью, внезапно проснулся и увидел вора, а так как был он не робкого десятка, уйти у Зеленого шансов не было. Успел он только повиснуть на балконе третьего этажа. Обозленный ограбленный рубанул ножом по вцепившимся в дерево скрюченным пальцам вора. Зеленому повезло, он упал в сугроб, а вот пальцы с тех пор не гнулись… В спасительном сугробе этом его и скрутили подоспевшие милиционеры.

А еще говорили, что за Манькой стал ухаживать следователь, который вел дело ее «крокодила».

И вот в какой-то момент детей у Маньки стало трое, и она сменила свою красивую благозвучную фамилию на смешную фамилию следователя – Ковшик.

* * * * *

Шли годы, новости о Манькиной нелегкой жизни доходили до меня через вторые или даже третьи уста. Ковшик неплохо зарабатывал и двигался по служебной лестнице, но оказался самодуром и часто распускал руки. Не раз видели знакомые Маньку то с фингалом под глазом, то с разбитой губой.

Тоньке было лет 12, когда из мест заключения вернулся Зеленый. Как оказалось, все эти годы Манька посылала ему в зону «грев»: чай и сигареты. Удивлению Ковшика не было предела. С трудом могу представить себе его реакцию на поведение любимой супруги.

После возвращения Зеленого у Ковшика с ним началась настоящая война. Майор бил Зеленого при каждом появлении, тот шел в отделение и снимал побои. Вскоре у милиционера начались серьезные проблемы на работе, в результате чего Манька попала в больницу со сломанными челюстью, ребрами и разорванной селезенкой. Зеленый забрал всех детей к своим родственникам. Ковшик провел военную операцию, пытаясь забрать у уголовника свою дочь Лизу, но потерпел неудачу. У Гены тоже нашлись какие-то рычаги влияния, так как криминал с правоохранительными органами тогда сросся где-то на высоком уровне в одно целое.

На этом фоне битва следака с уголовником приобрела непредсказуемый характер. В итоге Ковшика уволили из органов, и он пьяный утонул в ванне, а Зеленый, как оказалось, подхватил на зоне туберкулез в активной форме и заразил часть Манькиных детей. На фоне всех передряг у него развилось легочное кровотечение, и вскоре он отбыл вслед за своим соперником на кладбище Урюпинска.

Манька долго и упорно лечила детей от туберкулеза, а потом врачи предложили ей уехать в деревню, где, по слухам, были чистый воздух и свежее молоко.

Манька решительно продала городскую квартиру Ковшика и купила дом далеко за городом. Там дети пошли в школу, а Маньку взяли на работу на элеватор, жизнь стала как будто налаживаться… Но все-таки раз в три месяца нужно было ездить с детьми на осмотр в туберкулезный диспансер, в город.

Каждый раз для Маньки это был «выход в свет»: она снимала свои резиновые сапоги, красилась, делала укладку, наряжала детей.

И вот же надо было такому случиться, что в тубдиспансере на приеме работал неженатый доктор. Причем ему было уже лет 50, но он все равно был холост. Этот факт должен был бы насторожить кого угодно, но только не мою бедную подругу. Доктор начал ухаживать за Манькой всерьез. Подвозил на своей машине за 80 километров, говорил ласковые слова. Манька млела. Небо снова стало для нее голубым, а трава – зеленой. Откуда-то взялась невероятная энергия. Целыми днями после работы она намывала полы в доме, пекла пироги и буквально летала от счастья. Ну и опять залетела, как уж водится.

– Господи, Маня, ну у тебя и так трое, куда тебе еще? – недоумевали подруги.

– Ой, не говорите, но Миша обрадуется, я уверена: мужчина в годах, детский доктор. С чужими малышами возится, неужели от своих не растает?

Миша известию обрадовался, но не обрадовалась этому суровая Мишина мама. Устроила скандал, да с сердечным приступом и причитаниями, что, дескать, какая-то многодетная аферистка Мишеньку ее великовозрастного хочет окрутить и женить на себе.

Манька такого развития событий не предполагала. Не предполагала она и того, что Миша окажется невероятно плодовит, и родит она от него двойню, не предполагала, что роды близнецов часто проходят тяжело, и бывает, что у одного, а то и у обоих малышей, родившихся в паре, диагностируют ДЦП. Не предполагала, что Мишенька любит детей только на расстоянии…

* * * * *

После известия о рождении Манькиных близняшек интернет-совет бывших одноклассниц собрала Верка. Закадычная подружка всегда отличалась умением выстраивать стратегию борьбы с любыми жизненными трудностями, может быть, еще и потому, что носила красивую грузинскую фамилию, всегда вспоминаемую подругами в сложных обстоятельствах.

Смогулия наша на общем совете постановила признать новорожденных общими побочными детьми и выделять Маньке раз в месяц кто сколько может, но не менее 500 рублей.

В начале двухтысячных Верка поразила нас тем, что, будучи абсолютной грузинкой, умудрилась не только уехать в Израиль на ПМЖ, но еще и отслужить там в армии. Фото высокой голубоглазой шатенки с автоматом в руках облетело всех одноклассников. Позже подружка смогла подтвердить на иврите свой диплом врача и даже стала местной звездой психиатрии в Ашкелоне. Обратной стороной успеха была потеря Веркой русского языка. Когда мы увиделись с ней 15 лет спустя, бывшая одноклассница с трудом подбирала слова в разговоре. Я даже сначала подумала, что она прикалывается.

И только когда Веркин старший сын Ариель, фотографируя нас, сказал: «Давайте я буду взять с вами фото», я поняла, что это не шутка. Младшие Веркины дети стали настоящими израильтянами и уже не говорили по-русски…

Итак, шекели, фунты и доллары, поступающие со всего мира от бывших одноклассников и одноклассниц, ежемесячно конвертировались на моей кухне в мятые рубли и отправлялись в деревню к Маньке, превращаясь там в лекарства для детей, новый холодильник или очки для Лизы.

Но иногда бывали и незапланированные траты, такие как, например, сегодняшняя на мастера, который должен был наконец исправить колонку для воды…

* * * * *

Отправив Мане очередную «десятину», я бессовестно залюбовалась открывшимся из окна видом на весеннюю Памплону.

Я так мечтала об этом небольшом мартовском отдыхе за границей, без звонков, сообщений и прочих отвлекающих моментов!

Неожиданно раздался звонок, но, к моему величайшему изумлению, это трезвонил не мой многострадальный мобильник. Сигнал звучал с аппарата отельного телефона. Дама с ресепшен вежливо спросила на идеальном английском, не жду ли я гостей.

Естественно, никаких гостей я не ждала, особенно в городке, где остановилась первый раз в жизни, и уже хотела раздраженно положить трубку, но среди потока вежливых слов мое внимание привлекла знакомая фамилия. Вслушавшись в иностранную речь, я обреченно подтвердила, что да, конечно же, жду миссис Иваницки.

Миссис Иваницки, а на самом деле Анька Тивилева, или просто Тиви, бесцеремонно влетела в номер. И начала, как в старые добрые времена, лазить у меня по шкафам, не затыкаясь ни на минуту.

Выяснилось, как обычно, что нормального кофе у меня нет, отель – говно, и что вчера она получила благодаря мне такую моральную травму, что решила немедленно сесть в самолет и, прилетев за тридевять земель, высказать все, что у нее накипело, мне лично.

Анька с юности практически жила в самолетах, поэтому чувствовала себя абсолютно нормально после пяти часов в воздухе, и это никак не сказывалось на ее самочувствии. «Может быть, оттого, что она всегда летает бизнес-классом?» – задумалась я на минуту.

И еще вспомнила совет никогда не отмечать в «Фейсбуке» на фото место, где отдыхаешь, а то типа враги могут как-то навредить, используя эту информацию. «С такими друзьями никаких врагов не надо», – промелькнуло у меня в голове.

В принципе, я подозревала что-то подобное, когда вчера вечером она не вышла на связь и не вынесла мне мозг по скайпу, как я боялась. Хотя имела на это полное право. Но то, что она прискачет в Испанию, было совершенно неожиданно. Хотя, казалось бы, за столько лет я должна была бы уже привыкнуть к ее сюрпризам.

Однажды мы с ней договорились встретиться в Москве в торговом центре, так как дело было зимой. Теплые ТЦ с парковками, аквариумами и огромными зимними садами в России тогда были еще большой редкостью.

Мы всласть потаскались по модным бутикам, поели в кафе, наболтались, и подруга предложила отвести меня домой. Спустившись на парковку, мы стали с любопытством разглядывать марки машин. Внезапно я увидела красный навороченный Porsche Cayenne – редкость в наших местах – и начала хохотать как ненормальная.

– Смотри, – сказала я, толкая подругу в плечо и захлебываясь от смеха, – кто-то на «Порше» приехал закупаться. Ну правильно, сегодня же гречка по акции, можно целый багажник загрузить, – радовалась я своей шутке. – Ха-ха, вот дебилы!

– Да, действительно, дебилы, – поддержала меня подруга, скривив губы, и нажала на брелок. «Порше» призывно замигал своими фарами ей навстречу. – Садись!

– Вот, например, эти дебилы с подругами приехали встретиться, – кисло продолжила она спустя несколько секунд неловкого молчания. Мои щеки заливал яркий румянец стыда.

Нет, положительно, нигде не скрыться от школьных друзей.

– Кого ты мне подсунула! – меж тем неблагодарно возмущалась подруга. Я уже знала результат ее вчерашней встречи. Арсен написал мне похожее СМС.

* * * * *

Когда в детстве я гадала подружкам по руке, прочитав старинную тяжелую книжку, найденную в развалинах старых домов Урюпинска, Анькин бугорок материального благополучия возвышался чуть ли не до центра ладони. А хиромантия все-таки великая вещь! Если же на ладони вместо выпуклости провал, то все – остается только смириться. :) Против природы не попрешь!

Но, надо отдать должное, подружка никогда не задавалась. Всегда угощала нас невиданными в Урюпинске бананами и недоступными простым смертным жвачками с забавными картинками, до сих пор вызывающими у меня ассоциации со счастливым голоногим детством.

Но, как известно, что-то в этой жизни дается за счет чего-то – с мужиками Аньке фатально не везло.

– Четыре мужика! Обалдеть, четыре! Да еще вендетту за нее устраивают, – не скрываясь, завидовала она бедной Маньке.

Тиви была отличницей, любимицей родителей, закончила художественную школу, получила красный диплом… Она всегда выглядела очень эффектно, макияж, ноготочки. Умница, красавица, со вкусом одета. Но одноклассники с ужасом шарахались от нашей красотки, боясь попасть ей на язычок.

В институте за подругой наконец начал ухаживать сокурсник Петька. Аньку стало не узнать. Куда пропала всегдашняя язвительность? Ее сменили лихорадочный блеск в глазах и подготовка к свадебным хлопотам. Вот уже назначен торжественный день! Анькины родители заказали зал в шикарном ресторане. Платье со стразами Сваровски пошили у Зайцева.

Однако напрасно разряженные гости ждали в летний день начала торжественной церемонии. Жених так и не появился. Он сбежал в Москву еще ночью, подкинув невесте записку в почтовый ящик.

Что было в записке, знала только Верка Смогулия. Тогда-то она, видимо, и утвердилась в своем желании стать психиатром. Бедную невесту отпаивали валерьянкой. Подружки и родственники дежурили у нее дома, сменяя друг друга, боясь, как бы чего не вышло.

Жениха объявили в розыск. Нашли Петьку только через 15 лет, оказалось, что он работает в Москве пожарным.

– Не могу ее забыть, – рыдал пьяный Петька при нашей с ним встрече, – люблю до сих пор, но как вспомню ее папашу, аж в жилах кровь стынет. Как представил, что всю жизнь на посылках у него буду, так и сбежал.

Заподозрить работника подразделения пожарной охраны в трусости было невозможно, поэтому я могла представить, какой кровью далось ему это нелегкое решение.

Отец подружки работал главным врачом военного госпиталя, посему имел строгий характер и устрашающий вид… Видели мы его мало, так как он все время проводил на работе. Не менее суровая Анина мама работала районным стоматологом, но нередко брала дополнительных частных клиентов, так что любимая дочка часто оставалась одна.

Ну не в прямом смысле, конечно. Как только за занятыми родителями-докторами закрывалась дверь, Анька трубила сбор. Много часов мы в детстве провели в роскошной библиотеке Тивиных родителей, просматривая пугающие картинки из анатомических атласов и толстенных учебников по разным медицинским предметам.

Однако ближе к 30 Анька наконец-то вышла замуж. В ее жизни случилось все то, о чем она мечтала в юности: кружевное обалденное белое платье, туфли из Парижа, жених – гендиректор какой-то нефтяной компании. Попал он как-то к Анькиной маме лечить зубы, ну и потом завертелось как-то все… И вот он, тот самый важнейшей для каждой девушки день!

Свадьба была на высшем уровне, человек, наверное, на 200, молодая сияла, жених был безупречен.

Но нашлись у этой идиллии и подводные камни. У избранника были ненавидящая новую папину жену дочь-подросток с редким именем Зина, напоминающим детские стихи Агнии Барто, и ежемесячные тяжелые запои.

Анька засучила рукава и стала доводить свою семейную жизнь до совершенства. Были задействованы лучшие врачи-наркологи для мужа Вовки и лучшие репетиторы для Зины. Десять лет продолжалась неравная схватка. В светлые периоды семья Иваницких путешествовала по миру, и Тиви выкладывала в «Одноклассниках» милые фоточки дачных пикников, в темные периоды Анька постила мудрые высказывания Будды и Ошо.

Наконец мучительница-Зина выросла и уехала учиться в Европу, а с Вовкой случилась банальная для всех толстосумов история.

Вы, наверное, знаете, что существуют специальные базы «папиков», где за энную сумму можно подыскать себе спутника жизни на любой вкус. Причем каждый может здесь найти себе прайс по карману. За олигархов просят шестизначные суммы, за информацию про суженых попроще, таких как Вовка, – подешевле.

Детективы прочесывают рыбные места, как золото, просеивая базы клиентов горнолыжных отелей в Куршевеле и ВИПов навороченных спортклубов. Где бы ни находился более или менее обеспеченный человек, в бане ли, в медцентре или в ресторане, профессионалы не дремлют. Они отслеживают его любимые блюда, предпочтения в выборе одежды, любые услышанные слова и используют их как наживку. Под прицелом, кстати, не только мужчины, но и перспективные бизнесвумен.

Для Вовки стало сюрпризом, что юная спортсменка в фитнес-центре угадала не только его имя и песню, которую он слушал во время тренировки в наушниках, но и любимое блюдо в кафе спортцентра. Это было интересно и неожиданно, а вкупе с задорно стоящими сиськами и накачанной попкой новой знакомой заставило сорокалетнего мужчину задуматься о приятных переменах в жизни и сделать выбор в пользу свеженькой пассии.

Тиви, занятая бытовыми хлопотами, не сразу заметила явные следы вторжения незнакомки. Однако еженедельные отчеты подруги о семейной жизни заставили собраться школьный интернет-совет. Что-то было неладно в Тивином королевстве… Пропали пикники и поездки, участились ссоры и упреки…

Верка посоветовала резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита, и Анька вызвала благоверного на серьезный разговор. Предположения подруг подтвердились, и изменник был с позором изгнан к любовнице.

Подружки слетелись в Москву. Верка привезла новые израильские психотропные. Перед нами встала нелегкая задача найти Тиви нового мужика. Желательно не хуже старого или хотя бы без геморроя и запоев.

Я вздохнула и выложила карты на стол. Был у меня один знакомый, припасенный на черный день, на случай, если мой благоверный вдруг решит, что мои супы недостаточно вкусные, а секс недостаточно живенький.

Веселый и романтичный товарищ с незапамятных времен хранился у меня во френдзоне. Мужчина мечты был интеллигентным и неженатым, хорошо зарабатывал и имел замечательное чувство юмора. Половину жизни он учился, потом работал, и потом опять работал. Из минусов я могла отметить у него только трудоголизм.

Сын преподавательницы Гнесинки по классу фортепиано и малоизвестного солиста провинциального театра оперетты, имевшего кавказские корни, был неисправимым романтиком.

– Понимаешь, – говорил мне Арсен, – я хочу идти, и чтобы как в романе: «Любовь выскочила передо мной, как из-под земли выскакивает убийца…»

– Да как она выскочит-то? Ты же ногами практически не ходишь – из машины в поезд, из поезда в самолет и обратно, – в сомнениях возражала я, намекая на его вечные командировки.

Лекции в Сорбонне, консультации в Бресте, конференции в Лондоне – Арсен был очень востребованным специалистом в микроэлектронике, и что удивительно для людей науки, весьма неплохо зарабатывал.

И вот в один чудесный день я решилась показать моим прекрасным друзьям фотки друг друга. Тиви и Арсен вроде бы взаимно заинтересовались, но первое свидание получилось назначить только вчера. У Арсена был один час между поездами, и он не нашел ничего лучше, чем встретиться с нашей неземной Анькой в вокзальном буфете.

Я представила, как наяву, эту картину маслом: подруга пришла на встречу «вся такая воздушная, к поцелуям зовущая», со стильной прической, в легкой шубке из последней миланской коллекции, а он – замученный и небритый, в мятом свитере, уставший после очередной поездки…

Свидание прошло скомканно, кавалер предложил даме кофе в пластиковом стаканчике. Этот пластиковый стаканчик и стал последней каплей. Тиви вспомнила свою прошлогоднюю поездку в Милан за великолепной шубкой и в Париж за модными сапожками, и нервы ее не выдержали.

– Дожилааа! В вокзальном кафе, как проститутка, знакомлюсь! – расплакалась она и убежала, покинув недоумевающего спутника.

«Не мой случай, – скупо написал во вчерашней СМС Арсен. – Видимо, не судьба».

«Вот ведь паразит, – подумала я, вспоминая, как мы катались на его яхте по Средиземному морю и как он выступал на форуме в Швейцарии в пиджаке от Brioni. – Девушка специально для тебя ходила в салон, сделала маникюр, педикюр, потратила кучу денег, а ты даже побриться не удосужился, бодипозитивный мой!»

В конце концов, это просто невежливо.

«Но ведь жена будет меня видеть именно таким, без прикрас – так зачем эти лживые улучшения?» – продолжил приятель не слышный Тиви диалог по WhatsApp.

«Значит, по-твоему, она должна была явиться к тебе в трениках и с бигуди на немытой башке?» – яростно заступилась я за подругу.

В общем, в этом противостоянии мужской и женской логики я оказалась крайней.

* * * * *

Понимая, что от Аньки в ближайшее время отвязаться не удастся, я смиренно начала одеваться. Нас ждала прогулка по старинной столице Наварры.

Весь день мы бессовестно гуляли по изящным улочкам наполненного солнцем испанского города и перемывали косточки знакомым из Урюпинска. Особенно досталось в этот раз Ольке. Олька вышла замуж, едва ей исполнилось 17 лет. Это был вполне нормальный для девушек провинциальных городов 90-х годов прошлого века возраст вступления в брак. В 19 лет девушки здесь обычно уже считались «перестарками».

– Жалко мне тебя, Катька, – сочувственно причитала Олька, стирая в большом тазу пеленки крохотной дочки, – почти все уже замужем, а ты даже ни с кем и не встречаешься еще.

Мне только что исполнилось 18, и Олькины слова заставили меня глубоко задуматься.

Подруга, безусловно, желала добра. Тем более что своим статусом замужней дамы она была частично обязана мне.

В наше время «Тиндера» еще не было, и нам приходилось как-то выкручиваться. За год до моего появления на кухне у Ольки мы с Веркой и Анькой дали объявление в местную газету: «Три семнадцатилетние девушки – блондинка, брюнетка и шатенка – хотели бы познакомиться с молодыми ребятами до 20 лет для дружеских встреч».

Обворожительной блондинкой была, разумеется, хрупкая Тиви с бездонными синими глазами, шатенкой – стройная рослая Верка с неизменной длинной косой за спиной, а кучерявой закомплексованной брюнеткой в этом трио была я.

И понеслось! Почтальоны не успевали носить письма в забронированный нами почтовый ящик. Это был реальный большой синий замызганный ящик, а не место в Интернете, которое ассоциируется с этим понятием у нынешней молодежи.

Куча посланий с фотками, стихами, рисунками ждала нас на почте каждый день в течение недели после выхода объявления. Нам писали из армии целыми взводами и из заключения целыми отрядами, писали с заводов и пароходов, из училищ и институтов, из областных поселений и военных городков.

Но мы только жестоко хохотали, читая вслух малограмотные послания, и стебались над фотками.

* * * * *

Как-то в разгар веселья ко мне домой пришла Олька. Милая, домашняя, застенчивая подруга со склонностью к полноте и добрым круглым лицом застала нас за очередным разбором каракуль от потенциальных женихов. Олька была всегда очень правильная, и отчитала нас за то, что мы сволочи, отметив, что люди искренне пишут в надежде на взаимность, а мы смеемся над их чувствами.

Вдруг ее взгляд остановился на последней фотографии, с которой смотрел скромный худой усатый паренек. Она с чувством вырвала его письмо из моих рук и сунула себе в карман, чем спасла от наших беспощадных насмешек.

Далее началась вторая серия приколов: мы стали ходить на свидания. Если парни нам нравились, то мы подходили и знакомились, если нет, то просто проходили мимо места встречи.

Рандеву традиционно происходили на лавочке около памятника Ленину. Ленин указывал своей дланью на металлургический завод, как будто приглашая поработать. Это было самое романтичное место в городе.

Третья часть «марлезонского балета» была не такая веселая, как первые две. Потом мы изо всех сил пытались отделаться от приставучих кавалеров. И это было нелегко…

Зато мы получили бесценный опыт встреч и расставаний, который у наших детей сейчас заменяется простой опцией «бросить по СМС».

На память приходит самая сильная сцена – моя сто пятая попытка расстаться с одноклеточным Толиком. Толик был невероятным красавчиком, но, к сожалению, таким же невероятным тупицей. Отделаться от него было положительно невозможно, никаких намеков, ни толстых, ни тонких, он не понимал.

Девчонки посоветовали действовать хитростью. В один прекрасный вечер, когда компания собралась, как обычно, у меня дома в большой комнате, я отошла на кухню заварить чай. В это время Анька как самая разбитная шутя запрыгнула Толику на колени. Тут появилась я с чайником в руке и устроила как бы истерику.

Наверное, актриса из меня была никакая, так как, к величайшему изумлению, туповатый Толик в момент разгадал нашу многоходовочку и неожиданно ударил меня прямо в ухо:

– Вы что, б.., цирк тут устроили? А если хочешь бросить меня, так сразу и скажи!

После этих слов он зло сплюнул и удалился восвояси. С тех пор я избегаю манипулировать людьми, да и другим не советую, так как это зачастую чревато проблемами со здоровьем.


Зато история Ольки с Ванькой, тем самым тихим усачом, письмо которого случайно попало к Ольке, до поры до времени была светлой и радостной. Они мило переписывались, потом стали встречаться, вскоре сыграли скромную свадьбу и прожили много лет в любви и согласии, как нам долгое время казалось.

Но, как известно, в каждой избушке – свои погремушки, и весть, что Олька уходит от добродушного положительного Ваньки, застала всех нас врасплох.

– Как она могла уйти от Ваньки!!! Этого святого человека! – больше всех возмущалась Анька.

Это и впрямь было необъяснимо. Иван был на редкость положительным мужем и замечательным семьянином.

И вот сейчас Олька приглашала нас всех на свой день рождения, а на самом деле – на смотрины нового спутника жизни.

На все вопросы об избраннике легкомысленная подружка отвечала таинственным молчанием. Обмолвилась только, что по специальности ее бойфренд сантехник, и живут они теперь в частном доме.

– Совсем с дуба рухнула на старости лет, – отозвалась о подруге мадам Иваницкая. – Ладно, поедем в Урюпинск и посмотрим собственными глазами на это чудо. Кстати, а что дарят сантехникам, когда идут с ними знакомиться?

Мне представилась картина: мужик в ватнике и треухе сидит на пеньке с пол-литрой в руках.

– Давай еды отсюда привезем, хамона там всякого и винишка хорошего, – ответила я, на том и порешили.

Спустя пару недель после замечательного отдыха в гостеприимной Испании мы стояли на трамвайной остановке в Урюпинске втроем: Манька, вырвавшаяся из своей деревни, и две «москвички» – Анька и я, а Верка, «пятый элемент» нашей дружной компании, к сожалению, приехать не смогла.

Наконец перед нами появилась долгожданная Олька. Выглядела она сногсшибательно, потеряла килограмм 20 и перекрасилась в брюнетку.

– Ты смотри, что любовь с человеком делает! – прошептала удивленная Тиви.

Мы расцеловались, как родные.

– Ну что, отряд, идемте, посмотрите на наш домик, – задорно произнесла именинница.

Мы переглянулись, так как, в отличие от Маньки, давно не были в частных домах.

– Сортир, небось, на улице, – неслышно вздохнула Анька.

Когда Олька подвела нас к частному дому, мы остановились как громом пораженные. Этот двухэтажный коттедж был скорее похож на жилище СиСи Кепвелла из популярного в 90-е сериала «Санта-Барбара».

Холеный накачанный брюнет лет на десять моложе Ольки радушно встретил нас у бассейна.

– Это Антоша, – радостно представила нам его Олька.

На Иваницкую было больно смотреть.

Антоша сразу же забраковал наш хамон.

– Нет, нет, девчонки, только ЗОЖ, только овощи, фрукты и витамины! И никакого алкоголя и сигарет, – он строго покосился на Аньку.

– Антон, а вы ведь сантехник? Правильно? – насмешливо спросила его язвительная подруга, единственная курящая среди нас.

– Да, – гордо ответил этот мэн из «Плейбоя», – занимаюсь установкой сантехнического оборудования от фирмы «Умный дом».

Огромные комнаты и коридоры поражали воображение.

– У нас есть и спортзальчик для Аси, моей дочки, – важно похвасталась Олька. – Антон очень любит ее.

– Унитазы с подогревом, – увлеченно продолжал Олькин хахаль.

Он провел нам экскурсию по дому, продемонстрировал невиданную систему отопления и энергосбережения. Напугал Маньку, хлопнув у нее над ухом в ладоши и тем самым включив свет в гостиной, и напоследок запустил духовку, используя голосовой ввод.

Потрясенные этими чудесами, мы молча пили у мраморной барной стойки собственноручно приготовленный Антоном фруктовый смузи.

«Бедный Ванька!» – пронеслось у меня в голове…

В какой-то момент к нам вышла Ася, Олькина дочка. Была она неожиданно неприветлива, буркнув что-то себе под нос, быстро взяла в холодильнике тарелку с фруктами и, набычившись, пошла в комнату, откуда доносился звук телевизора. Антон смотрел какой-то голливудский боевичок.

– Переходный возраст, – извиняющимся голосом выдохнула Олька.

– Ой, и не говори, у Зинки то же самое было, – Анька начала делиться рассказами про свою невыносимую падчерицу.

Слушая исповедь Иваницкой, мы совсем не обращали внимания на выражение лица Маньки.

– Оля, – вдруг спросила она, – а где Антон?

– По-моему, с Асей кино смотрит, – беспечно ответила Олька. – Улягутся вечно на диван и грызут морковку свою, пока я по дому хлопочу.

– Пойдем, проверим, – решительно ответила бывшая жена следователя Ковшика.

– Ты чего? – Олька удивленно воззрилась на Маньку, сбитая с толку ее уверенным тоном.

– Пойдем, посмотрим на них, – настойчиво продолжала многодетная мать.

Мы как под гипнозом гуртом двинулись за ней в сторону гостиной.

Дверь была полуоткрыта, Антон и Ася действительно вместе лежали на диване. Казалось бы, в этой сцене не было ничего странного. Хотя, пожалуй, немного резанула глаз необычная близость между отчимом и падчерицей.

– Вы чего, девчонки? Уже заскучали? – недовольно повернулся к нам Антон.

– Да, заскучали, – неожиданно грубо ответила емуМанька.

– Ну ладно, веселитесь, а я отъеду по делам, – он быстро вскочил и засобирался выходить, даже не переодевшись. Видимо, прочитал в глазах Маньки что-то опасное для себя.

Повисла неловкая пауза. Антон резво обулся и в мгновение ока ретировался из дома.

– Ася, – твердо спросила Манька, – скажи нам, как к тебе Антон относится, не обижает?

Ася хмуро молчала.

– Мань, ты что, сбрендила? – растерянно спросила Олька. – Ты что, думаешь, что Тоша…

– Помолчи, пожалуйста, – Манька продолжала свой импровизированный допрос. – Тоша… делал что-то необычное… – она с трудом подбирала слова, – гладил тебя здесь? – дрожащей рукой подруга указала на область паха.

– Манька, перестань, что ты делаешь?!.. – Олька почти кричала.

Ася вдруг заплакала.

– Послушай, Олька, твой Антон педофил, я это точно знаю, – Маньку жутко трясло, – я это чувствую…

Сбиваясь, она рассказала нам причину, по которой убежала из дома много лет назад. Сказать, что мы были в шоке, это ничего не сказать. Я вспомнила ее отчима, приличного на вид дядьку в летах. Представить, что он мог вытворять с ней что-то противоестественное, было невозможно. Ася плакала у Маньки на плече и бормотала, что мама все равно ей не поверила бы. Антон говорил, что это массаж, полезно для здоровья…

После подробных расспросов удалось выяснить, что до самого страшного, тьфу-тьфу, не дошло. Но психика девочки оказалась сильно надломлена.

Олька как будто помешалась. Она в прострации сидела на огромном диване, не в силах поверить услышанному. Анька была настроена по-боевому и грозилась оторвать Тоше яйца. Мы ждали его до позднего вечера, но негодяй так и не появился. Не пришел он и на следующий день. Мы звонили по всем доступным телефонам. Но его друзья ничего сказать не могли или не хотели. Олька объявила его в розыск. Уже вечером пришла новость, что наш сексуально озабоченный поборник ЗОЖ уехал куда-то в Воронеж.

Маньке пришлось вернуться к детям, а мы с Аней все еще оставались в шикарном доме, хранящем, как оказалось, шокирующую тайну.

Я подумывала уже вызвать Оле психолога, она то впадала в истерику, то без сил ложилась прямо на пол. Ася беззвучно плакала, поджав под себя ноги.

Анька как могла пыталась взбодрить поникших девчонок:

– Слушайте, вам ведь надо искать, где жить, вы не можете здесь оставаться, это просто опасно. Он в итоге вернется в свой дом.

– Это мой дом… Тоша подарил, – тихонько ответила несчастная Олька. – Я за него только кредит выплачивать должна, – всхлипнула она.

– Подарил? Кредит? Что ты несешь? – Ужасная догадка поразила меня: – Сколько ты должна, Оля?

– 20 миллионов, – прошелестело в ответ.

Я подумала, что ослышалась:

– 20 миллионов? Это что?

– Это кредит, там проценты набежали, – ответила Оля.

– Что за х..я? – воскликнула Анька с чувством. – Это что за подарок? Принеси кредитный договор! – скомандовала она. – 25%? Какая у тебя зарплата? 17 тысяч? Охренеть! Тебе кто такой кредит дал? Тошин друг похлопотал в банке? Да этот дом столько не стоит, даже со всеми теплыми унитазами! Ему красная цена 5 лимонов…

– И еще машинааа, – запричитала наша незадачливая одноклассница.

– Какая еще машина? – удивилась Анька. – На которой Тоша уехал? Да как же ты, мать, расплачиваться собиралась за всю эту благодать? Думала, что Бог поможет? Серьезно?

– Слушай, Катька, – задумчиво обратилась ко мне Иваницкая, – надо какого-то адвоката нанять и признать ее невменяемой, может, получится, как думаешь?

«Дружба – дорогое удовольствие…» – подумала я в свою очередь.


Этот роман – не сладкая сказка, поэтому, несмотря на то, что дом удалось продать за сумму большую, чем рассчитывала Анька, и на привлечение лучших адвокатов, Олька осталась должна банку кругленькую сумму, которую будет выплачивать, видимо, до скончания века.

Я не буду рассказывать легенду, что Ваня простил свою блудную жену. Бывшие супруги живут опять вместе просто потому, что он – порядочный человек, а Ольке некуда идти и не на что жить, и еще потому, что он очень любит свою дочку Асю.

Постаревший, выпивающий, сломленный… От прежнего Ваньки остались только большие темные глаза, полные страдания… только их я и запомнила в тот последний день лета 2019 года.

* * * * *

Вся наша жизнь наполнена СМС и звонками, именно они чаще, чем личные встречи, неожиданно круто меняют обычный ход вещей.

Очередной поворотной точкой в этой истории был Олькин звонок, раздавшийся в конце сентября.

– Ася попала в больницу, – сбивчиво слышался в трубке знакомый голос подружки, – вроде сначала говорили, что ангина, но потом сделали анализ крови, и он не очень хороший, я звонила Вере, но она не отвечает…

– Да, она отдыхает во Франции, отключила телефон, – особо не тревожась, ответила я, подумаешь, ангина…

Я слишком хорошо знала, что происходит, когда наш доморощенный психиатр не отключает телефон. Была свидетелем того, как Верке досаждают пациенты. Пару лет назад Смогулия была на конгрессе в Москве и не могла отключать мобильник, так формально считалось, что она находится на работе и, соответственно, должна быть все время на связи.

После мероприятия мы расслаблялись в баре. Вдруг назойливо затренькал телефон. Пожилая женщина громко и настойчиво лопотала на иврите. Верка перевела мне, что та беспокоится за сына, он ушел в армию и не отвечает на сообщения, и никто из командования воинской части не хочет с ней разговаривать.

– Свинство какое, – возмутилась тогда я. – Действительно испереживаешься вся, тем более в Израиле, где такая неспокойная обстановка, любая мать с ума сойдет, не имея весточки от сына.

– Да, – задумчиво ответила мне подруга, о чем-то размышляя, – вот только сына-то у нее никакого нет… и никогда не было.

Дрожь пробрала меня изнутри.

Второй звонок настиг нас уже утром, когда мы с Анькой провожали подружку в аэропорт. Звонил Веркин пациент из семьи потомственных шизофреников. Два поколения больных жили в одном доме. Отец, который был посохраннее, робко поинтересовался у доктора, нормально ли то, что сын, когда жарил яичницу, ножом распорол себе руку и начал капать кровью прямо на сковородку. Верка обеспокоенно ответила, что это совсем не нормально, и нужно обратиться к ее коллеге.

Анька тогда еще неловко пошутила, что нормально было бы, если он капал в стейк, а не в яичницу…

А еще звонила молодая женщина и жаловалась на то, что к ней приходит сестра и разбивает молотком телевизор, и так уже пятый раз.

– Опять глюки? – на этот раз сумничала я.

– А вот это правда, – неожиданно отозвалась подруга. – Здоровая сестра пакостит больной.

– Может, ее надо тоже лечить? – с надеждой спросила я.

– Подлость, к сожалению, не лечится, – отозвалась бывшая одноклассница. – Жалко, что никак не получается застать эту тварюгу с поличным да сдать полиции…


Один звонок сделала сама Верка. Ситуация была презабавная: ее пациентка все время кляузничала на соседей. Соседи подали иск в суд, и женщину признали не отвечающей за свои поступки. После этого дочка психической наняла беспринципного адвоката, который в суде смог доказать, что ответчица может отдавать отчет в своих действиях.

Честь профессора Смогулии, которая лечила социопатку много лет, была посрамлена.

Сейчас же ситуация зеркально поменялась. Веркина клиентка разбила стекла в соседской машине и теперь, раз ее призвали адекватной, должна выплатить ущерб. С чем родственница правонарушительницы была категорически не согласна.

Дочка наняла для мамы прежнего адвоката, и он за кругленькую сумму теперь доказывал давешнему судье, что женщина невменяема и не может отвечать за свои действия.

Верка официально сообщила судье, что указанная женщина теперь не стоит на учете, как требующая лечения, и может нести ответственность за все свои деяния, как здоровая.

– Хотела бы я посмотреть на эту дочку в момент вынесения вердикта, – мстительно усмехнулась подруга.

Теперь вы понимаете, что на отдыхе расстаться с телефоном ей было просто необходимо, чтобы самой не пополнить базу своей клиники в качестве пациентки.

Я спросила у Ольки, до каких именно цифр понизились лейкоциты у Аси. Знания, полученные в медицинском училище, позволяли оценить состояние девчушки. Ответ заставил меня похолодеть.

Я попыталась как можно спокойнее сказать подружке, чтобы она не волновалась, и что, скорее всего, дочку переведут в онкологию. А им с Ванькой порекомендовала не медлить и сдать кровь на совместимость костного мозга.

После звонка я погуглила инфу о выживаемости детей с острым миелобластным лейкозом, и результат заставил меня впасть в глубокое отчаяние. В России – 15%. Оставалась надежда на Израиль, там обещали 60%. В любом случае, медлить было нельзя.

Я отправилась к Аньке, чтобы уговорить ее сдать кровь на совместимость вместе со мной, и через пару дней мы обе уже сидели в приемном покое какой-то больницы в шапочках и бахилах.

Вера еще не успела вернуться с отдыха, а результат был уже готов. К моему невероятному удивлению, Анька оказалась идеальным донором костного мозга для Аси. Для подружки эта новость также стала сюрпризом.


Асе становилось все хуже, и тянуть с пересадкой было нельзя. Аньке предстояло пройти неприятную процедуру.

– Блин, пипец как страшно, – лоб подружки был покрыт испариной.

– Верю, – ответствовала я, крепко держа ее за руку.

– Прикинь, я же никогда в больнице не лежала, кроме того случая в лагере с ветрянкой, помнишь? – спросила Анька.

Я помнила этот случай в лагере слишком хорошо.

– Зато представь, какой хороший костный мозг будет у Аси, радуйся! Человеку жизнь спасаешь! И кстати, на том свете зачтется, – несла я полную ахинею.

– Ага, есть шанс проверить это прямо сейчас, – острила она через силу. – Нет, ну почему именно я? Даже у родителей параметры не подошли, – продолжала она ныть, пока пожилая полная медсестра не покатила хрупкую фигуру на каталке в процедурную.


– Ну как, – спросила я героиню через шесть часов после процедуры, – жива?

– Жива, но знаешь, как будто вся жизнь перед глазами промелькнула. Вот так все бегаешь, копошишься, а потом РАЗ – и лейкоз какой-нибудь или другая хрень… Все, заканчиваю ерундой заниматься, – так она называла свою работу в каком-то дизайнерском бюро. – Начну делать то, что хотела всю жизнь – открою питомник и буду разводить маламутов.

Прошло полгода, Асе стало лучше, и ежедневная рутина, захлестнувшая меня с головой, не давала времени общаться с закадычными подружками так часто, как этого хотелось бы.

И вот теперь я смотрю на экран компьютера и ничего не могу понять. Из текста послания вроде бы следовало, что Верка приглашала меня на Анькину свадьбу. Как такое может быть? Неужели я все пропустила? Неужели такую важную новость Анька смогла от меня утаить?

Я позвонила в Израиль по скайпу.

– Я так и думала, что ты сейчас звякнешь, – довольно улыбнулась Верка. – Анька-то вам еще ничего не говорила, а у меня инсайд прямо от Борьки.

– Какого еще Борьки? – удивленно таращилась я в экран.

– Какого-какого, брата моего, – досадливо ответила она.

– Что? Брата?

Перед моими глазами промелькнул образ шестилетнего шкета, который постоянно подсматривал за нами и доносил Веркиным родителям про все наши приключения. Помню, что за ним надо было постоянно приглядывать, и это сильно ограничивало Верку в свободе передвижения. Поэтому волей-неволей приходилось собираться у нее и шифроваться от несносного мальчишки.

– Он же, это… малыш еще, – неосторожно прошептала я себе под нос.

Но Верка услышала и обиделась.

– Ну какой он тебе, малыш, Кать, ты в каком году живешь? Ему летом 40 исполнилось. Вообще, что ли, Анькин ФБ не смотришь?

И она скинула мне ссылку. На автомате я перешла по ней и увидела Аньку в объятиях здоровенного лысого мужика. От такого зрелища у меня отвисла челюсть. Этот бугай с уже начинающим оформляться животиком – Борька? Хилый кудрявый шпингалет из нашего детства?..

Верка наслаждалась эффектом.

– Да, он, как я вижу, вырос… – отмерла наконец-то я.

– Ага, и дождался-таки своего часа, – просияла одноклассница. – Он же в Аньку с шести лет влюблен.

– А как же они встретились? – все еще не могла я прийти в себя.

– Как, как, он маламута приехал покупать, – загадочно улыбнулась она. – В питомник от Тиви, забыла, что ли?

Да, Иваницкая открыла-таки свой питомник маламутов, а также собачий приют и еще много чего и наслаждалась любимым делом.

И вот так все мы благодаря Тиви и Веркиному брату Борьке, воспылавшим друг к другу неземной любовью, снова очутились все вместе в Урюпинске на классической провинциальной свадьбе с грузинским оттенком. Тамада вела нехитрые конкурсы, родственники молодых с обеих сторон, которых мы никогда не видели, да и вряд ли увидим в дальнейшем, с энтузиазмом скакали в мешках и лопали шарики.

Когда торжественное действо отшумело, нас с Веркой положили спать вместе в гостиной на огромной даче ее родителей.

– Вер, а Вер, – решилась я задать вопрос, который давно мучил меня. – А как так все-таки получилось, что Анькин костный мозг идеально подошел Асе?

– Ну, бывает такое, – не сразу отозвалась подруга. – А если вспомнить, что Анькин отец был главврачом госпиталя, где Олькина мама работала санитаркой, то все чудеса вполне объясняются.

– То есть получается, что Анька и Олька – родные сестры?

– Сиблинги, – непонятно ответила подружка.

– Кто? Прости, я не расслышала.

– Дети, у которых общим является только один родитель, – пояснила она мне.

– Аааа-а-а… – задумчиво протянула я, запоминая новое слово, – понятно.

– Спи, – недовольно пробормотала она, – не будем ворошить семейные тайны.

Тут я вдруг осознала, что Анька теперь является членом большого грузинского семейного клана. А значит, Верка, Олька, Анька и Ася – кровными родственницами… О боже! А обсуждение родственников, как известно, является табу для друзей. Я посчитала лучше не развивать эту тему и крепко уснула.

Наутро мы встали поздно, долго потягивались, неспешно одевались, бестолково слонялись по огромной даче, болтали о том о сем. В итоге в середине дня сползлись все впятером за старый круглый стол и сели доедать вчерашние салаты и прочие вкусности. Вспоминали минувшие дни, похохатывая над общими знакомыми.

Верка принесла альбом со старыми фотками и по ходу рассказала, что наша общая детская фотография висит у нее над кроватью со дня приезда в Израиль.

– Вера, – спросила вдруг Олька, – а ты ведь говорила, что у вас были ограничения по багажу, и вы взяли все только самое необходимое…

– Ну да, правильно!

– Значит, эта фотка с нами… – Олька сглотнула, – была в числе самого необходимого?

– Ну конечно же! – улыбнулась подруга.

У меня в глазах защипало…

К счастью, Анька опять стала вспоминать, что мы на той фотке все в болячках от ветрянки, которую подцепили вместе в лагере, и «бритые как ежики».

И я мысленно вернулась в то приснопамятное лето, когда мы смогли уговорить родителей взять нам путевки в одну смену.

Эта смена была воистину эпичной. Во-первых, автобус привез нас в абсолютно раздолбанный лагерь, с бараками вместо корпусов и драными матрасами. Во-вторых, через пару дней после приезда, когда мы уже поспали на этих матрасах, я внезапно обнаружила на голове проворных легконогих кровососущих тварей.

– Блин, кто это?! – с ужасом заорала я во время тихого часа.

Мои подруги, абсолютно не ожидавшие от меня, мирно читавшей толстую книгу, таких диких криков, перепуганно уставились на книжный лист. Я провела рукой по своим курчавым волосам, и оттуда на форзац фолианта вывалилось еще одно толстое блестящее насекомое.

Я в шоке, не помня себя, заорала опять.

– Катюша, не бойся! – ласково проговорила Олька, – это просто вошки.

– КАКИЕ ЕЩЕ ВОООШКИ? – испугалась я до жути.

– Педикулез, – авторитетно заявила серьезная Верка. – Надо в медпункт идти.

Мы всей командой двинули в медпункт.

Там меня долго обрабатывали дегтярным мылом и чемеричной водой. К счастью, никто из моих соседей по отряду не успел посмеяться над «вшивой Катькой», потому что медперсонал лагеря устроил проверку, и вошек нашли у каждого второго. Наш отряд закрыли на карантин.

Два следующих дня прошли весело: нас вычесывали частыми гребешками и кипятили все личные вещи.

В конце первой недели пребывания я потихоньку спросила у многоопытной Верки, может ли на педикулез или там дегтярное мыло быть аллергия, и показала свои расчесанные волдыри.

Подруга авторитетно пояснила, что аллергия, конечно же, может быть, но мои волдыри, как ей кажется, имеют другую природу. Тем временем с таким же блямбами к ней стали подходить наши остальные товарищи по несчастью. К вечеру мы все со страшной силой чесались, и у многих поднялась температура. Это была ветрянка.

Таким образом, весь корпус отряда превратился в лазарет. Нас уложили в кровати и не выпускали гулять. Настало время офигительных историй про «черную руку», «зеленые пальцы» и «удушающую простыню» – время моего триумфа. Послушать страшные истории в моем исполнении приходили даже вожатые. Анька развлекала нас песнями про шута, дельфиненка и погибшего мальчика.

Помните эти до боли знакомые строчки:

«Звени, бубенчик мой, звени,

Гитара, пой шута напевы.

Я расскажу вам быль одну,

Как шут влюблен был в королеву…»

Или эти:

«В океане средь лазурных волн,

Где дельфины нежатся с пеленок,

Как-то раз попал под рыбацкий борт

Маленький красивый дельфиненок».

Причем Анькины родители, которые примчались из города в первый же день, когда стало известно о ЧП, пытались забрать ее домой, но она стояла насмерть и не хотела уезжать в комфорт родного дома.

В итоге они каждый день возили нам фрукты и вкусняшки, что сильно скрасило пребывание бедолаг в четырех стенах в разгар чудесной летней погоды.

В общем, это были замечательные каникулы. В конце смены, когда нас наконец-то стали выпускать в лагерь, мы пришли на последнюю дискотеку. Но там нас ждал сюрприз.

Деревенские ребята, напуганные карантином, принесли огнетушители и стали распылять их прямо на наши нарядные одежки.

Началась паника, свет в зале погас, все принялись кричать, и вот на фоне этого бардака прибежала директор лагеря с криками: «Прекратить безобразие!» На голове у нее была полиэтиленовая шапочка с керосиновым компрессом.

Королевская ночь удалась на славу! Все парадные вещи не подлежали восстановлению…

В разгар воспоминаний у меня зазвонил мобильник, я вышла на улицу, чтобы не мешать хохочущим сорокалетним девчонкам, разгоряченным воспоминаниями.

– Екатерина Борисовна, – произнес серьезный голос редактора какого-то образовательного журнала, – мы хотели бы заказать вам статью о хоумскулерах.

– О хоумскулерах? – машинально переспросила я, глядя в окно на своих перебивающих друг друга школьных подружек.

– Да, о хоумскулерах, – терпеливо повторил скучный голос. – Это дети, которые обучаются дома. Вы же знаете, что сейчас большое распространение приобретает такой способ обучения. Родители видят в нем массу преимуществ. Во-первых, экономится время, дети заняты делом вместо пустой болтовни с одноклассниками. Во-вторых, снижается вероятность заражения болезнями. Минимизируется негативное влияние неподходящих друзей, вы же знаете, какой в обычной школе контингент! Дети могут набраться у абы кого матерных слов или дрянных привычек.

В этот момент Анька повернулась ко мне и стала призывно махать недопитой бутылкой коньяка, красноречивыми жестами давая понять, что пора заканчивать разговор. Верка закурила.


Я вспомнила вдруг, как недавно в гостях у московской знакомой случайно взглянула на экран компьютера, за которым занималась ее дочка Иришка – хоумскулер.

Меня привлек контраст между хмурым осенним днем за окном и изумрудной солнечной полянкой на мониторе. По цветущему лугу вместе брели три смешные фигурки: рыженькая белочка, огромный зубастый волк и гротескная сисястая блондинка.

– Что делаете? – с интересом спросила я у малышки.

– У нас перемена сейчас, и мы играем, – вежливо ответила воспитанная девочка. – Цель – победить злодея, он здесь, – она мышкой указала на зловещий замок вдали.

– Что-то вы в другую сторону идете, – нетактично заметила я.

– Беседуем, – Иришка открыла мне чат.

Вдали показалось медленно бредущее лохматое чудовище, внезапно оно остановилось и неожиданно заиграло на появившейся в когтистой лапе скрипке. Из динамика полилась чудесная мелодия.

На экране появились хохочущие смайлики.

Мальчик из Японии (грудастая девица) написал, что он скрипач, и сейчас продемонстрирует, что сыграло чудовище на самом деле, если следить за фактическими движениями лап.

В чат пришел аудиофайл с ужасной какофонией.

Чудовище (девочка из Германии) обиделось и написало, что в реале играет только на блокфлейте. В чат немедленно пришел аудиофайл с композицией на блокфлейте. Присутствующие неистово зааплодировали… Белочка (Иришка) немедленно достала блокфлейту и повторила недавнюю мелодию. Чудовище заулыбалось и двинулось навстречу друзьям.

Внезапно небо потемнело, и уже четыре товарища на экране засуетились, строя из веток подобие беседки.

Волк (мальчик из Оклахомы) достал из большого розового рюкзака сэндвичи и начал всех угощать, приговаривая, что они сделаны по рецепту его мамы.

В чате завязался разговор про еду… Иришка помчалась на кухню и быстренько накидала на куски нарезанного батона ломтики сыра с салатом и огурцом. Спустя несколько минут картинка на экране и реальность перед компьютером синхронизировались. За окном лил дождь, и четверо друзей за тысячи километров друг от друга, задушевно болтая в чате, жевали бутерброды…


– Я… знаю, кто такие хоумскулеры, – тихо сказала я в трубку, задумчиво взирая на своих беспечных подруг из «далекого темного прошлого»… – И я напишу статью.

Так появилась эта история…

P. S. В этой истории я изменила почти все имена, кроме Аси.

Ася умерла 30 декабря 2019 года, но мне хотелось бы, чтобы на страницах этого рассказа она осталась с нами.

В оформлении обложки использована иллюстрация автора, Калашниковой Екатерины Борисовны