Предвестники смерти [Оксана Алексеевна Одоевская] (fb2) читать постранично

Оксана Одоевская Предвестники смерти

Переменчивый осенний ветер шумно дул мне прямо в ухо, и это была музыка! – по сравнению с ворчливым голосом начальника в другом… Стоя немного поодаль от десятилетней дочки, счастливо позирующей на фоне Невы и гранитного спуска к воде, но сжимая побелевшими пальцами мобильник, я ощущал, насколько разные эти два мира: добравшиеся до меня даже в воскресенье рутинные будни – и прогулка с семьей, корчующий забавные рожи ангелок с подобранными в короткие хвостики пшеничными волосами и Лида, припавшая лицом к старенькому фотоаппарату, который мы совершенно случайно нашли в кладовке под самым потолком. Прибывающий с воды ветер вплетал в светлые локоны моих дочки и жены аромат приближающегося дождя да шепот волн, облизывающих серо-розовый камень. Солнце подмигивало, изредка выглядывая из-за сбегающихся свинцовых туч. А я стоял как за незримой стеной, прогибаясь под сухой жесткий голос все больше и больше…

– Хорошо, Виктор Борисович, – сдался я, обреченно вздохнув, – сегодня же разберусь с этой проблемой…

…хотя планировал взяться за дело в понедельник, вернувшись на рабочее место с новыми силами. Прощай, остаток выходного дня…

Жена и дочь поднялись на несколько ступеней – ребенка накрыла тень гордого сфинкса, обратившего слепые глаза на далекий мост. Человеческое лицо было местами повреждено, зато львиные лапы и туловище были в идеальном состоянии, разве что меткая чайка постаралась отчасти испортить презентабельный вид каменного чудища.

– Да, Виктор Борисович, конечно же… – машинально повторял я, уже и не вслушиваясь в его указания: за годы «верной службы» успел выучить их наизусть. Теперь только и остается лаять, как собака по первой же команде «Голос!»… – Естественно, как закончу, так сразу передам папку Елизаровой…

– Софа, – окликнула Лида дочь, и Софья застыла возле сфинкса, – покажи сердечко!

Пальцы дочери только начали складываться в кривоватое сердце на уровне плеча; Лида, улыбаясь, придвинула к глазу фотоаппарат… В груди у меня разбилась лучистая стеклянная звезда, и осколки ее, тонкие, острые, впились в нежную плоть! Не уронив – отбросив телефон с неумолкающим начальником, я рванул к проклятому сфинксу и выхватил из-под него дочь; фотокамера щелкнул впустую.

– Эй, ты чего это? – неловко рассмеялась Лида, опустив фотоаппарат.

– Папа, ты меня напугал!..

– Прости, солнышко, – вымолвил я в ее волосы, целуя, и опустил Софу на землю. – Возле сфинксов нельзя фотографироваться.

– Опять двадцать пять! – всплеснула руками Лида, но уважительно на этом умолкла.

– Почему нельзя?.. – спросила дочь.

Я подобрал мобильный. На экране появилась трещина, однако, к счастью, телефон по-прежнему работал, разве что вызов, разумеется, завершился по желанию собеседника. Проявил неуважение к этому придирчивому гаду… Как бы чего не вышло… Но оно того, без сомнений, стоило…

– А давай, – предложила Лида, спрятав фотокамеру в сумку, – вы посидите вот там, на скамейке, пока я сбегаю в кондитерскую, куплю эклеров. Папа расскажет тебе про сфинксов! Только не пугай ее, – вполголоса добавила она, следом чмокнула в макушку Софу.

Ее идея пришлась по душе всем, особенно упоминанием эклеров, так что Лида пошла налево, вдоль набережной, а я с Софой пересек по «зебре» проезжую часть и вошел в еще не лишившийся зелени скверик. Он был безлюден, но отсутствие бесед прохожих с лихвой возмещали тревожно шумящие кроны, далекие, пышные, темные – злые?.. Большой фонтан вдали работал, так что я подвел дочку к первой же скамейке, чтобы Софа даже не думала подходить к ледяной воде, питающей шальными брызгами терракотовый песок. Мое личное сокровище подлезло мне под руку, словно Софе опять было лет пять, и вместе, обнявшись, мы поудобнее устроились на холодной скамье.

– Когда я был совсем еще маленьким, у нас была собака…

– Рыжая? – в нетерпении перебила Софья.

– Нет, рыжая появилась позже – когда мне исполнилось лет пять, быть может. А в три года была черно-белая колли. Я не помню его самого, знаю только по сохранившимся снимкам да по рассказам твоей бабушки. И все, что ты услышишь далее, я узнал тоже от нее.

Софа поджала ноги, будто мы отдыхали не в парке, а дома на диване; облокотилась на мои колени, готовая внимать.

– В то время мои родители еще не знали, что фотографироваться со сфинксами – очень дурная примета. Так что взяв точно такой же пленочный фотоаппарат, какой мы нашли (возможно даже, это он и есть), мы – я, Одрин, твои бабушка и дедушка – отправились фотографироваться. Везде, без разбору! У каких-то оградок, на качелях, тоже у спуска к воде – и у сфинкса. На всех снимках у такой статуи я стоял рядом с Одрином. Пса никто не звал в кадр, он сам держался подле меня, словно сторожевая собака, получившая приказ во что бы то ни стало охранять цель. И день прошел отлично, уйма приятных воспоминаний!.. Но вскоре взрослому, не старому, псу стало плохо. Непонятно было, чем он заболел, что случилось: