Аристофан Женщины в народном собрании
Действующие лица
Праксагора афинянка Три женщины Хор женщин Блепир муж Праксагоры Сосед Xремет сосед Блепира Несдатчик Женщина-глашатай Юноша Молодая Первая старуха Вторая старуха Третья старуха Служанка ПраксагорыБез речей: Слуги Хремета Флейтистка
Пролог
На орхестре два дома – улица Афин. Из одного выходит Праксагора. На ней длинный мужской плащ и башмаки; в руке фонарик.Праксагора (обращаясь к фонарику, торжественно)
О глаз блестящий[1] глиняной светиленки,
На видном месте хорошо повешенной,
Твое рожденье и судьбу прославлю я.
В круговращенье колеса гончарного
Возникнув, споришь ты с сияньем солнечным.
Свой свет привычный на меня излей сейчас!
Тебе лишь наши тайны доверяем мы.
Как соглядатай верный, ты присутствуешь
На играх Афродиты в тесных спаленках.
Свидетеля сплетенных в сладострастье тел
Никто твой светоч за двери не выставит.
Меж бедер уголочки заповедные,
Пушок волос сжигая, озаряешь ты.
Воровочкам помощник ты, крадущимся
В кладовки, полные вина и сладостей.
Все знаешь ты, молчишь и не бахвалишься.
Узнай же и теперь, какую штуку мы
На празднике с подругами придумали.
Но не пришли подружки, как им велено,
Хоть день к рассвету близок и собрание
Начнется скоро. Надо нам места себе
Тайком добыть. Не те, что приготовил нам
Злосчастный Фиромах,[2] – его вы помните!
Что ж приключилось? Иль густых бород себе
Они еще не сшили, как приказано,
Иль неприметно у мужей плащи стащить
Так трудно им? Но вот идут с фонариком
Сюда. Все ближе. Отойду я в сторону,
Чтоб невзначай с мужчиною не встретиться.
Первая женщина
Пора уже! Сейчас, пока бежали мы,
Прокуковал глашатай во второй разок.
А я, вас поджидая, за ночь целую
Глаз не сомкнула. Погоди-ка, дай сейчас
Соседку разбужу я! Тихо стукнусь в дверь,
Чтоб не почуял муженек.
Вторая женщина
Услышала,
Как в дверь скребешься. Туфли надевала я
И не спала нимало. Дорогой супруг –
Моряк он, родом саламинец, милые, –
Всю ночь в постели греб со мной без устали.
Сейчас лишь плащ смогла я у него стянуть.
Вот вижу я, Сострата с Филенетою[3]
Спешат сюда, и Клинарета к нам идет.
Поторопитесь. Глика угрожала нам:
Кто позже всех объявится, поплатится
Вина бочонком и бобовой кашею.
Жену Смикифиона,[4] Мелистиху, ты
Не видишь? В башмаках явилась мужниных.
Ее одну как будто не трепал супруг.
А Гевсистрату видите, старьевщицу?
Помахивая фонарем, бежит она.
Жена Филодарета с Хэретадовой[5]
Идут сюда. И с ними женщин множество.
Все собралось, что путного есть в городе.
Едва-едва я ускользнула, милые,
Всю ночь ужасно кашлял и плевался муж:
Он перед сном селедочек налопался.
Праксагора
Садитесь же! Я вижу, объявились все,
Сперва вопрос задам вам: точно ль сделано,
Что мы на празднике решили, в Скирии?
Я сделала. Под мышкой шерстка выросла
Густая-прегустая – так решили ведь.
И дальше. Чуть на рынок уходил супруг,
Я маслом натиралась и на солнышке
Весь день валялась. Загорела дочерна.
А я так первым делом бритву бросила
Подальше, чтоб шершавой и кудлатой стать,
Не походить ни чуточки на женщину.
А запаслись вы бородами? Велено
Явиться на собранье с бородищами.
Клянусь Гекатой, борода отличная!
А у меня почище Эпикратовой![6]
А ваш ответ?
Кивают. Раздобыли все.
И остальное, вижу я, исполнено:
Лаконские ботинки, палки толстые,
Плащи мужские – все, как было сказано.
Дубинку притащила я огромную.
Как Ламий[7] мой заснул, ее стащила я.
Да, от такой дубинки всласть попрыгаешь.
Сумеет, Зевс свидетель, эта палица,
Закутавшись в кожух всевидца Аргуса,[8]
Народ-Ио пасти верней, чем многие.
Ну, ладно! О дальнейшем позаботимся.
Уже высоко звезды светят на небе.
Собранье, на которое отправиться
Решили мы, начнется, чуть забрезжит день.
Свидетель Зевс, должны мы захватить места
У камня, перед самыми пританами.
А я немного шерсти принесла сюда,
Чтоб расчесать, пока идет собрание.
Чудачка, на собранье?
Видят боги, да!
Ведь даже за работою услышу я
Проклятья. Ну, а дома – дети голые.
Час от часу не легче! Шерсть! Да тело скрыть
Должна ты от соседей на собрании!
Прилично ль будет, если пред собравшимся
Народом станем через загородку лезть?
Подол подымем? Что тогда откроется?
Нет, спозаранку сядем и под складками
Плащей, что надо, спрячем. Книзу бороды
Привязанные свесим. Кто ни взглянет, все
Доподлинными нас сочтут мужчинами.
Ведь щеголяет в бородище Пронома
Агиррий.[9] Прежде был он просто женщиной,
А в городе смотри какою шишкой стал!
И потому с зарею восходящей дня
Дерзнем мы на великое дерзание,
Страны кормилом завладеть отважимся,
Но лишь затем, чтоб пользу принести стране.
А так нам ни на веслах, ни под парусом!
Но как стыдливость вековая женская
Заговорит в собранье?
Превосходно, друг!
Ведь сказано, что те из молодых людей
Всего речистей, кто всех чаще замужем.
А быть под мужем нам сама судьба велит.
Не знаю. Но меня страшит неопытность.
Так для того нарочно собрались мы здесь,
Чтоб наши речи разучить заранее.
Пожалуйста, надень скорее бороду,
И ты и все, кто говорить готовится.
Чудачка, надо ль женщин болтовне учить?
Так нацепи же бороду, мужчиной стань!
А я сниму венок и наряжусь, как вы,
Чтоб также слово взять, когда захочется.
Вторая женщина
Ой, Праксагора милая, взгляни, дружок,
Ну разве не забавно получается?
Забавно что?
Да словно бы не бороды
У нас, а жареные каракатицы.
Подать кота для жертвоприношения!
Вперед пройдите! Арифрад,[10] довольно врать.
Садись, вошедший! Кто желает слово взять?
Мне слово!
Так надень венок, и в добрый час!
Ну вот.
Начни же!
Говорить не выпивши?
Что? Пить?
Ну да! К чему ж на голове венок?
Прочь убирайся! Натворила б мерзостей
Нам на собранье.
Разве ж там вина не пьют?
Поди ты прочь!
Клянусь я Артемидою,
Пьют чистое. Такие там решения
Услышать можно, что невольно кажется,
Что сочиняют их мертвецки пьяные.
А возлияний сколько! Видит Зевс, к чему б
Молились так, когда б вином не пахло там?
Да и ругаются всегда, как пьяные,
А слишком буйных в шею гонят лучники.
Ступай и сядь! Пустышка ты никчемная!
Ах Зевс, была б я лучше безбородою!
Сожжет утробу жажда и кишки спалит.
Кто говорить еще желает?
Я хочу!
Так встань и увенчайся. Дело ладится
Отлично. Как мужчина говори, дружок,
С достоинством, на посох опершись рукой!
Хотел бы, чтоб другие, кто мудрей меня,
Сказали правду, я ж сидел в спокойствии.
Но если мне уж говорить приходится,
Клеймлю позором тех, кто кувшины с водой
В харчевнях держит. Призываю двух богинь…[11]
Как, двух богинь? Несчастная, с ума сошла.
А что? И слова не было о выпивке.
Мужчиной нарядившись, ты богинь зовешь?
Но, впрочем, остальное ловко сказано.
Мне Феб свидетель![12]
Помолчи! Ох, горе мне!
Нет, нет, клянусь, я не явлюсь в собрание,
Покуда всё не установим в точности.
Венок отдай мне. Снова говорить начну.
Сейчас я превосходно все обдумала:
Мне мнится, о собравшиеся женщины!..
Что? Женщинами снова ты зовешь мужчин?
Вина здесь Эпигона.[13] На него взглянув,
Подумала, что обращаюсь к женщинам.
Ступай, ступай! На место поскорее сядь!
Вам всем на пользу речь произнесу сама.
Надев венок, молюсь я горячо богам,
Чтоб ниспослали нам удачу в замыслах.
Заботы одинаковы о городе
У всех у нас. С печалью, с огорчением
Слежу я за разрухой государственной
И вижу: негодяи правят городом.
А кто поступит раза два порядочно,
Тот двадцать раз окажется мошенником.
Зовут другого, тот – подлее во сто крат.
Народом недовольным управлять – беда.
Вы тех страшитесь, кто вам хочет доброго,
Смиренно отдаетесь злым врагам своим.
Народное собранье сытным промыслом
Доныне не бывало. И Агиррия
Считали мы за плута. Ныне ж кормимся
В собранье. Кто гроши урвал, доволен всем;
Кто не добыл, кричит: пускай повесят тех,
Кто обратил собрание в поденщину.
Клянусь Кипридой, говоришь ты правильно!
Кипридою клянешься, злополучная!
Вдруг то же брякнешь на собранье, – что тогда?
Не брякну там.
Так отвыкай заранее!
Когда союзный обсуждали договор,
Кричали: сдохнем, коль не заключим союз!
А заключили – все ворчат, и краснобай,
Нас убеждавший, тот удрал немедленно.
Идти ли в море? Голодранцу по сердцу,
А богачу и пахарю – не по сердцу.
Вы на коринфян злитесь? И они на вас.
Сейчас они надежны. Будьте ж вы верны.
Спасенье мы увидели, но бедствия
Сулит нам Фрасибул,[16] хоть не зовут его.
Как он умен!
Теперь сказала верно ты.
Но вы одни во всем повинны, граждане!
Кошель народный отдали чиновникам,
И каждый о своей лишь помнит прибыли,
А город ковыляет, как Эсим-хромец.[17]
И все ж спасемся, лишь меня послушайтесь!
Я предлагаю женщинам вручить бразды
Правления. Ведь доверяем женщинам
И деньги, и хозяйство, и дома свои.
Отлично, превосходно! Продолжай, дружок!
А что умней они и деловитей нас,
Я докажу вам тотчас: парят женщины
Шерсть кипятком, как искони заведено,
Все как одна. Не рвется к новизне никто.
Да разве б не цвела земля афинская,
Когда бы так же рассуждали граждане
И постоянно не искали нового?
А жены носят платье, как в былые дни,
Обед готовят, сидя, как в былые дни,
И праздники справляют, как в былые дни,
Коврижки запекают, как в былые дни,
Мужей своих изводят, как в былые дни,
Любовников заводят, как в былые дни,
Сластишки закупают, как в былые дни,
Винишком запивают, как в былые дни,
Им передать должны мы все владычество,
Не споря, не расспрашивая попусту:
«Да что, да как же править будут?!» Полную
Им власть доверим! Об одном подумайте:
Жалеть, беречь кто будет наших воинов,
Как не они, родительницы, матери?
Кто, как не мать, о хлебе позаботится?
Кто деньги раздобудет, как не женщина?
И в должности дадут ли обмануть себя?
Они ведь сами мастера обманывать!
О прочем умолчу. Совет примите мой
И жизнью жить блаженнейшею будете.
Первая женщина
Отлично, Праксагора, хорошо, умно,
Искусно! Где же говорить училась ты?
У Пникса с мужем беженцами жили мы,[18]
Там вдоволь я наслушалась ораторов.
Не диво, что искусна ты и сметлива.
Тебя мы избираем в полководицы
Не медля, только сделай, как сказала нам.
Но если ринется Кефал[19] ругать тебя,
Ты как ему ответишь на собрании?
Скажу, что он взбесился.
Это знают все
И без тебя.
Что черной желчью болен он.
И это всем известно.
Что лепить горшки
Он слаб, зато мастак лепить решения.
А если станет спорить Неоклид-Бельмо?[20]
Скажу ему: собаке загляни под хвост!
А вдруг тебя разложат?
Что ж, найду ответ!
Толкаться и пихаться я научена.
Еще одно обсудим: если лучники
Тебя потащат. Что тут делать?
Руки в бок,
Вот так упрусь. На передок не взять меня.
А мы подымем гомон: отпусти, не тронь!
Все это превосходно мы обдумали.
Но вот чего не рассчитали: как же мы
Подымем руки при голосовании?
Ведь только ноги задирать учили нас.
Вопрос мудреный. Все же, голосуя, нам
Поднять придется руку обнаженную.
Ну так! Рубахи подтяните поясом
И подвяжите башмаки лаконские.
Ведь все видали, как мужья в собрание
Идут, как важно выступают из дому.
Когда ж со всем как следует управитесь,
Так нацепите бороды. Старательно,
Плотнехонько приладьте к подбородку их,
Плащи накиньте сверху вы, те самые,
Что у мужей стащили. В руки посохи
Возьмите и бредите! Пойте песенку
По-стариковски, словно ковыляете
Вы из деревни!
Ясно все, давайте ж мы
Пойдем вперед! Из сел другие женщины
Прибудут прямо к Пниксу.
Поспешим, а то,
Кто не поспел на Пникс забраться поутру,
Домой уходит, не добыв и гвоздика.
Парод
Предводительница хораПора в поход нам выступать, мужи, такою кличкой
Себя привыкнем называть и, чур, не ошибаться!
Опасность очень велика: ведь вдруг проговоримся
Про смелый замысел, в ночи рожденный и во мраке.
Мужчины, эй, к собранью поспешим, не мешкая!
Законник[21] давно грозил:
Кто с первым лучом зари
В пыли не придет на Пникс, –
Чесночная грусть во рту,
Горчичная злость в глазу, –
Тому ни гроша не даст.
Эй, Харитимид,[22] живей,
Смикиф и Дракет, скорей!
Спеши, нажимай, эй!
Должны начеку мы быть,
Чтоб верную взять струну,
Не выдать притворства.
Сперва свой жетон возьмем,[23]
Усядемся тесно в ряд,
Поближе одна к другой,
Чтоб в голосовании
Согласными быть во всем
С веселой толпой подруг…
Нет, нет, не подруг – друзей,
Так зваться мы будем.
Так затолкаем мы взашей щеголей из города.
Пока выдавали им,
Пришедшим в собрание,
По грошику на душу,
Сидели за печкою,
Болтали, надев венки.
Теперь с ними сладу нет.
В пору, когда был еще
Храбрец Миронид могуч,
Никто не посмел бы
Родимой стране служить
И денежки класть в карман.
Но всяк приходил на Пникс,
В котомке неся с собой
Баклажку, да хлеба кус,
Да лука головки две,
Да горстку оливок.
Теперь по три гроша им
Выкладывай, словно бы
Служили не городу,
А глину месили.
Эписодий первый
На крыльце своего дома появляется Блепир.Блепир
Что за напасть! Куда супруга сгинула?
Часы идут к рассвету, а ее все нет.
И вот лежу, давно в желудке колики,
Во тьме и башмаки никак не сыщутся,
И не видать накидки. Сколько ощупью
Ни шарил, все без пользы. В дверцу заднюю
Урча стучится друг запор. Придется взять
Исподнюю юбчонку у супружницы
И эти туфли нацепить персидские.
Но где бы, где усесться поспокойнее?
Да говорят, все кошки ночью серые.
Никто и не приметит, как присяду я.
Беда, беда мне! Старый на молоденькой
Женился! Бить меня за это следует!
Не за добром в полночный час ушла она
Из дому. Но сходить мне надо все-таки.
Сосед
Да это кто? Никак Блепир, соседушка?
Он самый, Зевс свидетель!
Расскажи, прошу,
Во что ты это вырядился желтое?
Кто вымарал тебя, уж не Кинесий ли?
Да нет же, выходя, напялил платьице
Жены моей, шафранное, домашнее.
А где ж твоя накидка?
Сам не знаю, где:
Как ни искал в постели, не нашел никак.
А у жены спросить не догадался ты?
Проклятой нету дома, на беду мою
Исчезла, точно в щелку улетучилась.
Боюсь, плутовку потянуло к новому.
Мне Посейдон свидетель, то же самое
Точь-в-точь со мной случилось. И моя жена
Пропала без следа и плащ взяла с собой.
Да это полбеды. Где башмаки мои?
И башмаков не удалось найти нигде.
Мне Дионис свидетель, то же самое
Со мною. Нет лаконских. Но приспичило,
И выбежал во двор я в женских туфельках,
Чтоб простыни не замарать. Ведь новая!
Что ж приключилось? Иль на угощение
Ее подружка зазвала?
Наверно, так!
Она ведь, право, неплохая женщина.
Да ты сходить решил канатом якорным!
Ну, мне пора отправиться в собрание.
Найти б накидку, у меня одна она!
И мне пора, но прежде надо высидеть
Еще одну, засела сирота в кишках.
Не та ли, что зажала Фрасибулу[24] рот?
Свидетель Зевс, приперло так, что мочи нет.
Беда, что делать? Если бы одно еще
Меня терзало это! Как наемся вновь,
Куда ж копить все это стану золото?
Уже и так калитку заколодило.
Чтоб ты пропал, проклятый господин дерьмо!
Кто позовет мне лекаря? И звать кого?
Кто по делам задов знаток испытанный?
Аминон,[25] что ли? Отпираться станет он!
Пусть Антисфена[26] мне доставят как-нибудь.
Большой он мастер по одним стенаниям
Определить, чем дышит зад страдающий.
О Илифия,[27] рожениц заступница,
Не дай мне лопнуть, не оставь заклиненным,
Чтоб я не стал посмешищем комедии!
Хремет
Что делаешь, приятель, положить присел?
Свидетель Зевс, ни чуточки, встаю уже.
А почему надел юбчонку женскую?
Впотьмах случайно подвернулась под руку.
Откуда ты, однако?
Из собрания.
Уж кончилось?
Достались три гроша тебе?
Достались? Нет!
Пришел я слишком поздно. Прямо совестно,
Свидетель Зевс, домой идти с пустой сумой.
А в чем же дело?
Множество несметное,
Как никогда, народу собралось на Пникс.
На них взглянув, мы скопом за сапожников
Их приняли. Невероятно бледные,
Как молоко, все лица на собрании.
Вот так ни с чем и я ушел и многие.
Приди сейчас я, ни гроша б не выручил?
Откуда же? Хотя бы к петухам вторым
Ты подоспел.
О, горе мне, злосчастному!
Друг Антилох, оплачь,[29] но не гроши мои,
Над жизнью плачь разбитой! Все погублено.
А почему ж народ такою кучею
И рано так собрался?
Да взбрело на ум
Пританам о спасении отечества
В собрании вопрос поставить. Тотчас же,
Всех прежде, выползает Неоклид-Бельмо.
Тут весь народ горланить стал неистово:
«Ужасно, что пускают разговаривать,
К тому же о спасении отечества,
Того, кто глаз своих не может вылечить».
Он завопил, всех оглядел и так сказал:
«А что ж мне делать?»
«Чесноку и маку взять,
Перетереть получше с чемерицею
И всякий вечер веки густо смазывать», –
Случись я с вами, так бы я сказал ему.
Затем взял слово Эвеон,[30] блестящий ум.
Он вышел голым, так нам показалось всем,
И сам сказал, что у него накидки нет,
И стал такою речью завлекать народ:
«Глядите все, ищу и я спасения
Драхм на сто или даже меньше. Все-таки
Я вам открою, как спасти отечество.
Пусть сукновалы выдадут всем гражданам
Плащи потолще перед равноденствием.
Тогда никто у нас не схватит насморка.
А у кого ни тюфяка, ни войлока,
Пускай, помывшись хорошенько, ляжет спать
У скорняка, а если тот захлопнет дверь
В лихую стужу, взыщем пеню шкурами».
Затем вскочил мальчишка прехорошенький,
Лицом как сливки бел, похож на Никия,[33]
И речь к народу начал, убеждая всех
Бразды правленья предоставить женщинам.
Тут завопили, заорали «Правильно!»
Сапожники с лицом, как молоко. В ответ
Крестьяне бурю подняли.
И правильно!
Но оказались в меньшинстве. Тот криком взял
И продолжал всех женщин прославлять. Тебя ж
Бранил ужасно.
Что сказал?
Сперва, что ты
Мерзавец.
Так, а кто же ты?
Не спрашивай!
Потом, что вор ты.
Я один?
Свидетель Зевс!
И клеветник.
Все я один?
Свидетель Зевс!
Все скопом негодяи.
Что уж спорить тут.
А женщины, сказал, созданья скромные,
Хозяйственные, тайн о Фесмофориях
Они не станут разглашать, а мы про все,
Что на Совете было, разболтаем вмиг.
Клянусь Гермесом, это правда чистая!
Еще сказал: друг другу в долг дают они
Плащи, посуду, серебро и золото,
Наедине и вовсе без свидетелей, –
И платят долг, зажилить не пытаются.
А мы таким обманом не гнушаемся.
И перед очевидцем отпираемся.
Хвалил он женщин за другое, многое:
Сутяг меж ними нету и доносчиков,
И смут не вносят в город. Всех похвал не счесть.
А как решили?
Женщинам всю власть отдать.
Одно лишь это, дескать, не испытано
В Афинах.
Что ж, на том и порешили?
И будут нынче всем они заведовать,
Что выполняли граждане?
Вот именно!
И в суд пойду не я уж, а жена теперь?
Детей не ты прокормишь, а жена теперь!
На жизнь поутру плакаться не мне теперь?
Отнюдь, все это нынче – дело женское.
А ты лежи в постели и в кулак свисти.
Опасно лишь одно моим ровесникам:
А вдруг, кормилом завладевши города,
Они принудят нас насильно…
Что еще?
Их прижимать.
А что, когда не в силах ты?
Без завтрака оставит.
Постарайся же,
Сумей, дружок, и прижимать и завтракать.
Ужасно! Через силу?
Все, что городу
Идет на пользу, долг мужчины выполнить.
К тому же есть старинное поверие:
Нам всякое решенье бестолковое
На счастье, на удачу повернет судьба.
Великая Паллада, боги милые,
Спасите нас и ныне! Будь здоров!
Прощай!
Хор
Правь шаг смелей!
Смотри, чтоб из мужчин никто за нами не погнался.
Кинь взор кругом!
Остерегайтесь, ждите бед! На свете зла немало.
За нами следом пусть никто пробраться не посмеет!
Ступай храбрее, пусть земля звенит под нашим шагом!
Навеки стыд падет на нас,
Когда отважный заговор разоблачат мужчины.
Сплотитесь в тесные ряды,
Глядите бдительно вокруг!
Туда – сюда, назад – вперед,
Чтобы нежданная беда не погубила дело.
Но поспешим! Недалеко до площади, откуда
Мы в путь пустились поутру, в собранье направляясь.
А вот и дом, где наш главарь живет и полководец,
Та, что придумала закон, сейчас народу данный.
Бояться нечего теперь и мешкать не пристало.
А бороды привешены,
Чтобы доносчик невзначай не подглядел за нами.
В сторонку отойдем и в тень,
К стене прижмемся, поглядим
Еще разок сюда, туда
И скинем наземь наш наряд, в который обрядились.
Поторопитесь, вижу я, дорогой из собранья
К нам полководица идет. Не медлите, скорее!
Давайте бороды со щек сорвем, на землю сбросим.
Прелестное лицо и так уродовали долго.
Эписодий второй
На орхестру выходит Праксагора.Праксагора
Благополучно, женщины любезные,
Мы выполнили все, что мы задумали.
Живей, пока мужчины не заметили,
Плащи снимайте, башмаки кидайте прочь,
Ремни распутав прочные лаконские.
Бросайте палки!
Ты ж все вещи взятые
В порядок приведи. А я обратно в дом
Прокрасться попытаюсь, чтоб не видел муж.
Сейчас на место и накидку мужнину
И все, что утащила, положу опять.
Что велела ты нам, мы свершили уже, научи же, что делать нам дальше.
Что полезно исполнить, скорей прикажи, мы докажем свое послушанье!
Среди племени женщин мудрее тебя никого еще не было, помни!
Оставайтесь, чтоб в должности трудной моей, на которую избрана вами,
Мне советом и делом могли вы помочь. Ведь и там, на собранье, на Пниксе,
Средь опасных смятений, под натиском вы всю отвагу свою доказали.
Блепир
Эй, ты откуда, Праксагора?
Старенький,
Тебе-то что?
Как мне-то что, смешной вопрос!
Боишься, есть любовник?
Да к тому ж еще
И не один, пожалуй!
Убедись, прошу!
Но как же?
Пахнут ли помадой волосы?
Нельзя как будто лечь с ненапомаженной!
Чудак, чтоб я… Да никогда!
А утречком
Зачем пешком ушла ты и взяла мой плащ?
Приятельнице время подошло рожать.
Она за мной послала.
Почему ж ушла,
Не отпросившись у меня?
Родильнице
Не помогать, голубчик?
Мне сказала бы.
Тут что-то есть!
Клянусь двумя богинями,
Я побежала, в чем была. Родильница
Меня молила поспешить что было сил.
А почему в свое не нарядилась ты?
Взяла мой плащ, а мне юбчонку кинула
И голым, как покойника, оставила, –
Елея и веночка не хватало лишь.
Прохладно было, я хрупка, я неженка,
Чтоб не замерзнуть, потеплей закуталась.
А ты лежал в тепле, в постели мягонькой,
Когда бежать пришлось мне.
Башмаки мои
Зачем стащила, палку унесла зачем?
Чтоб плащ не отнял среди ночи вор, пришлось
Переобуться, топотать ножищами
И палкою сердито по камням стучать.
Так знай, пшеницы горнца не видать тебе!
Ведь я же денег не добыл в собрании.
Не беспокойся, родился мальчишечка.
Как, у собранья родился?
У женщины.
Собранье было нынче?
Говорил же я
Тебе на сон грядущий.
Вспоминаю, да.
И знаешь, что решили?
Нет, не слышала.
Усядься мягче, устриц и омаров жуй:
Вам, женщинам, все государство отдано.
Зачем же, в стирку?
В управленье.
Править чем?
Делами всеми города заведовать.
Праксагора
Клянусь Кипридой, дни пришли счастливые
Для города.
Но почему же?
Сто причин.
Буяны перестанут здесь бесчинствовать,
Присяжные исчезнут, лжесвидетели,
Доносчиков не будет.
О, молю тебя,
Не делай так, оставь мне мой насущный хлеб!
Молчи, несчастный, не перебивай жену!
Забудут грабить, ближнему завидовать,
Не станет нищих, голых, голодающих,
Не будет распрей, описей имущества…
Когда не враки, дело превеликое.
Все докажу так ясно, что поверишь мне.
И этот не сумеет возразить ни в чем.
Агон
Хор ОдаНынче ясный и смелый ум
Ты напряги, красноречья
Сладостный дар призови,
Дело подруг защищая.
На общую радость и пользу
Должен твой голос звучать!
Государству
Блеск ты несешь и народу
Неисчислимые радости, в жизни удачу.
Время настало для дел.
В мудрой мысли город нуждается. Ждет он
Выдумки, смелой находки!
Все, что решила свершить,
Будет пускай небывалым,
Будет неслыханным пусть!
Не любят у нас, чтобы в новом
Старина сквозила.
Но не мешкай! Стремглав и напористо бей, нападай, развивай свои мысли!
Чем стремительней дело в театре идет, тем народ веселей и довольней.
Что добру я и пользе могу научить, в это верю. Что люди боятся
Обновленья, что в прошлом, в привычном старье искони они любят копаться,
Что они стародумы и трусы насквозь, – вот чего я сейчас опасаюсь.
За успех новизны ты не бойся! У нас величайшей считается честью
За новинкою гнаться, старье презирать, над минувшим отважно смеяться.
Попрошу не мешать, не перечить ни в чем, не кричать вперемежку, не спорить,
Постараться понять, что хочу я сказать, терпеливо, внимательно слушать.
Утверждаю: все сделаться общим должно и во всем пусть участвует каждый.
Пусть от общего каждый живет, а не так, чтоб на свете богач жил и нищий.
Чтоб один на широкой пахал полосе, а другому земли на могилу
Не нашлось; чтоб у этого – толпы рабов, а другой и слуги не имел бы.
Нет же, общую жизнь мы устроим для всех и для каждого общую участь!
Как же, общую участь для всех?
Не спеши, за дерьмо не хватайся, не глядя.
И дерьмо будет общим у всех?
Видит Зевс, ты меня перебил слишком рано!
И об этом как раз я хочу говорить. Мы общественной сделаем землю.
Всю для всех, все плоды, что растут на земле, все, чем собственник каждый владеет.
От имущества общего будем кормить вас, мужчин, мы, разумные жены,
Бережливо и мудро хозяйство вести, всенародно отчет отдавая.
Как же тот, у кого ни сажени земли, но зато серебро и червонцы
И сокровища скрытые?
Все передать он обязан на общее благо.
А когда не отдаст? Поклянется на лжи? Все добро ведь стяжал он неправдой.
Да ведь выгоды больше не будет ему никакой.
Почему же не будет?
Никого ни к чему не принудит нужда. Ведь у всех будет все в изобилье:
Хлеб, закуски, венки, виноград, и плащи, и гороховый суп, и лепешки.
Что за польза ему состоянье скрывать? Пораскинь-ка мозгами! Подумай!
Разве ж нынче не тот, кто богаче других, вороватее всех и преступней?
Так бывало, дружочек мой, прежде, пока по старинным мы жили законам.
А сейчас, когда жизнь будет общей для всех, что за прибыль в обманах и кривде?
Если встретишь девчонку веселую вдруг, позабавиться с нею захочешь, –
То при денежках можно девчонку добыть. Ну а так? Баловаться в постели
Дело общее тоже?
Конечно, ведь впредь обнимать будут женщин бесплатно.
Знай, и женщин мы сделаем общим добром, чтоб свободно с мужчинами спали
И детей, по желанью, рожали для них.
Что ж получится? Все устремятся
К расчудеснейшей, к той, что красивее всех, с ней одной захотят насладиться.
Но с красивою рядом уродки стоять и старухи курносые будут.
Кто обняться захочет с хорошенькой, тот пусть сперва поласкает дурнушку.
Как же нам, пожилым, поступать, если лечь с безобразною нужно сначала?
Изведемся вконец и до точки дойдем, не дорвавшись совсем до красивой.
Право, спорить не будут. Не бойся! Смелей! Никому не захочется спорить.
Да о чем же, скажи!
Чтоб с тобой ночевать! Из-за этого спора не выйдет.
Да, для вашей сестры в этом выгода есть. Позаботились вы превосходно,
Чтобы щель ни одна не осталась пустой. Только как же с мужчинами будет?
Станут женщины бегать от тех, кто дурен, за красивыми станут гоняться.
Точно так же, как будут красавцев ловить у ворот после пира дурнушки,
Так хорошеньких станут уроды стеречь, и приказано будет в законе,
Чтобы женщинам с теми, кто юн и силен, ночевать дозволялось не прежде,
Чем тщедушных они, мозгляков, стариков позабавят любовною лаской.
Вот тогда уже нос задерет Лисикрат[34] пред красавцами и молодыми!
Феб свидетель, народу на пользу пойдет наш закон. Посмеемся над теми,
Кто, надувшись, франтит, у кого на руках перстеньки золотые с печатью.
Подойдет в башмаках деревенских бедняк и на франта прикрикнет: «В сторонку!
Отойди, погоди! Я управлюсь сперва, а тебе корешочки оставлю».
Если этак вот будем мы жить сообща, как сумеет детей своих каждый
Различать, расскажи!
А зачем различать? Будут дети своими отцами
Всех считать, кто по возрасту годен в отцы, кто постарше годочков на двадцать.
Со спокойною совестью смогут тогда задушить старикашку любого
По неведенью чистому! Разве ж теперь, когда дети родителей знают,
Их не душат они? А не будут и знать, уж, конечно, задушат, и баста!
Колотить не позволит соседа сосед. Если прежде никто о собрате
Не заботился, лупят его или нет, то теперь, кто о драке услышит,
Побоится, не станут ли бить и его, и отважно вмешается в свару.
Не бессмысленно вовсе, что ты говоришь. Только вдруг Эпикур с Левколофом[35]
Подойдут и папашей меня назовут – каково это будет услышать?
Пострашнее еще приключиться беда, поужаснее может…
Какая?
Если примет тебя за отца Аристилл[36] и полезет с тобой целоваться.
Завопит он тогда и побитым уйдет!
Все равно провонял бы ты перцем!
Да на счастье он раньше на свет родился, чем закон обнародован новый,
И тебе не опасен его поцелуй.
Это было б чудовищно, право!
Кто же будет возделывать пашню?
Рабы. А твоею всегдашней заботой
Станет вот что: чуть длинная тень упадет, нарядившись, идти на попойку.
Позаботится кто ж об одеждах для нас? Ведь спросить и об этом полезно!
Для начала достаточно тех, что на вас, а потом мы вам новые выткем.
Об одном лишь спрошу: если пеню суду уплатить обвиняемый должен,
Где достанет он денег? Из общей казны? Это вовсе неправильно будет.
Да ведь исков судебных не станет совсем!
Этим словом себя ты погубишь.
Ну конечно, погубишь.
Послушай, дружок, для чего же нам будет судиться?
Да по многим причинам, свидетель мне Феб! Назову хоть одну для примера.
Отопрется, допустим, от долга должник?
А веритель откуда добудет
Столько денег для ссуды? Ведь общее все.
Очевидно, украл и припрятал.
Объясняешь отлично, Деметрой клянусь.
Но теперь об одном расскажи мне:
Если пьяный гуляка ударит меня, возвращаясь с попойки, то как же
За бесчестие сможет буян заплатить? Здесь в тупик ты, я думаю, станешь.
Из обеда, которым питается он, будет вычтено. Впроголодь сидя,
Про бесчинства забудет он скоро, поверь, за которые платится брюхом.
И совсем уже больше не будет воров?
Все ведь общее, где же здесь воры?
И не станут накидок сдирать по ночам?
Нет, конечно, коль дома ты дремлешь.
Если спишь на дворе, тоже разницы нет. Ведь у всякого средства найдутся.
Ну, а станут сдирать, и отдай подобру. Для чего тут ругаться и драться –
В кладовую отправившись общую, плащ ты новее и лучше достанешь.
Значит, больше не будут в костяшки играть?
А на что же играть тут в костяшки?
Ну а как ты устроишь хозяйство?
Для всех будет общим хозяйство. Весь город
Будет домом одним. Все прикажем снести, переборки и стены разрушим,
Чтобы к каждому каждый свободно ходил.
Где же будут обедать? Скажи мне!
Где судебный был двор и присутственный дом, там отныне столовые будут.
А подмостки на что пригодятся тебе?
Там кувшины расставим, и кружки,
И корчаги. Оттуда в обеденный час хоры мальчиков песнею славить
Будут тех, кто силен и отважен в бою, будут трусов стыдить и бесчестить,
Чтоб с позором ушли они прочь от стола.
Феб свидетель, придумано славно!
Где же жребии будут тянуть? Расскажи!
Жеребьевку устроим на рынке,
Где Гармодия памятник. Урну для всех там воздвигнем,[37] и очередь станет.
Получивший жетон побежит второпях в залу ту, что указана буквой.
И воскликнет глашатай: «В Богатую Сень поспешите, кто с буквою бета,
Те, кто с буквою тета, пускай полетят отобедать к Торговому Ряду,
А кто с буквою каппа, стремглав, со всех ног, побеги к Коробейным Лабазам».
Чтобы долю урвать?
Всех там кушанья ждут!
Ну, а те, кому сытная буква
Не достанется вовсе, им быть без еды, на посмешище всяким обжорам?
Нет, таких огорчений не будет у нас, –
Изобилье и счастье готовим мы всем,
Чтоб в веселом хмелю, нацепивши венок,
Возвращался бы с факелом каждый в руке.
Чтобы в уличках узких, толпясь и теснясь,
Догоняли бы женщины пьяных гуляк
И кричали: «Дружок, заворачивай к нам,
Расчудесная девочка ждет тебя здесь!»
«Нет, сюда заходи! –
Завопят с чердака. – Здесь другая живет,
Всех белее она и прелестнее всех!
Не забудь только прежде, чем с ней поиграть,
Полежать у меня!»
А красавца толпой старики-гниляки
Окружат и заявят: «Постой, не спеши,
Погоди-ка, дружочек, торопишься зря.
Все равно не добьешься ты цели своей.
Нам, курносым, уродам, трухлявым, хромцам,
По закону с девчонками первым лежать.
Подожди-ка ты лучше со смоквой в руке
Во дворе у дверей,
Одинокою страстью сгорая».
Ну что, вам это по сердцу?
И как еще!
Сейчас на рынок надо мне отправиться
И собранные там принять сокровища.
Глашатайку возьму я с зычным голосом.
По званью полководицы обязана
Сама все сделать, приготовить пиршество.
Ведь в первый раз мы нынче угощаем вас.
Сегодня угощенье?
Непременно, да.
Всем потаскушкам запрещаю промысел.
Но почему же?
Ясно и понятно мне:
Чтоб им самим досталась ярость юношей.
Не дело, чтоб рабыни, напомадившись,
Киприду у свободных похищать могли.
Пускай себе с рабами наслаждаются,
Свои овчинам открывая прелести!
Я за тобою буду по пятам ходить –
Пускай глазеют на меня и шепчут так:
«Вот полководицы супруг, почет ему!»
А я, чтобы на рынок отнести добро,
Перетряхну еще раз барахло свое.
Эписодий третий
Хремет выходит из дома, за ним слуги выносят домашнюю утварь.Хремет
За двери выглянь, сито непорочное,[38]
Из всех вещей моих ты станешь первым здесь
В муке, как кошеносица на празднике –
Немало мне мешков муки просеяла.
Где ж дева со скамейкой? Сковородка, эй!
Черна же ты, как зелье Лисикратово,
Которым он обычно красит волосы!
Сюда и ты подвинься, подметальщица!
Эй, выноси корчагу, водоносица!
И ты, мой друг кифара, стань скорей сюда!
В часы ночные звоном ты не раз меня
Будила и звала идти в собрание.
И ты, с корытом, подойди! Медовых сот
Пусть принесут! Поставят ветвь масличную!
Треножники придвиньте! Дать кувшин сюда,
А черепки и рухлядь трогать нечего!
Отдать свое имущество? Ведь буду я
Тогда глупцом и дураком помешанным,
Мне Посейдон свидетель, ни за что! Сперва
Сто раз отмерю, взвешу и обдумаю.
Свой горький пот и бережливость мудрую
Так безрассудно, так бесцельно выкинуть,
Не разглядев затеи всей внимательно?
Эй, эй, сосед! Со скарбом собрался куда?
Все вытащил! Переезжать готовишься?
Иль распродажа на носу?
Да вовсе нет!
Зачем же эта выставка? Надеешься,
Придет глашатай Гиерон оценивать?
Да нет же! Все отдать хочу я городу,
Снести на рынок, как в законе сказано.
Отдать решаешь?
Да!
Совсем с ума сошел,
Свидетель Зевс!
Но почему?
Пустой вопрос!
Законам не должны ль повиноваться мы?
Глупец! Каким законам?
Установленным!
Сказал же! Установленным! Чудак же ты!
Чудак?
Еще бы нет! Ты дуралей, осел
Среди ослов!
Дурак, что правил слушаюсь?
Да разве правил слушаются умники?
Ну да, конечно.
Тупость беспросветная!
Добро не сдашь ты разве?
Подожду сперва,
К чему склонится большинство и как решит.
Чего ж решать? Имущество заставят сдать
На общество.
Поверю, как увижу сам.
Народ шумит на площадях.
И пошумит.
Народ вопит: «Отдать добро!»
И завопит!
Отчаяньем убьешь меня!
Отчаешься!
Пускай тебя ударит Зевс!
Ударишься!
Да кто ж из умников свое добро отдаст?
Не отдавать, а брать – таков обычай наш!
Свидетель Зевс, ведь так и боги делают.
Ты погляди им на руки на статуях!
Мы о щедротах молим их и милостях,
Они ж суют нам руки вверх ладонями.
И ясно, не дарить, а брать им хочется.
Довольно слов, несчастный! Дело делать дай!
Связать поклажу следует. Веревка где?
И впрямь потащишь?
Видит Зевс! Треножники,
Гляди, уж упакованы.
Бессмыслица!
Не выжидать, что делать станут прочие!
А подождав и поглядев…
Ну, что еще?
Отсрочить, отложить, пересмотреть опять.
А для чего?
Случись землетрясение,[39]
Начнись пожар, по рынку пробеги хорек,
Придет конец всем сдачам, оглашенный ты!
Вот было б славно, если б для мешков моих
На складах места не хватило.
Приходи
Хоть в новолунье, хватит места!
Думаешь?
Я знаю их насквозь, законодателей.
Решать им – быстро. Отменить – еще быстрей!
Но все сдают ведь.
Вдруг не все сдадут, так что?
Сдадут, не бойся!
Вдруг не отдадут? Так что?
Полезу в драку.
Вдруг тебя побьют? Так что?
Отчалю с миром.
Вдруг да продадут? Так что?
Чтоб ты пропал!
А вдруг да пропаду? Так что?
И на здоровье!
Сильно подмывает сдать?
И даже очень! Вижу я, соседи все
Поклажу сносят.
Да, и Антисфен, гляди,
Сдавать собрался. Но сперва отлить решил
Никак не меньше, чем за тридцать дней вперед.
Уйди!
А Каллимах,[40] наставник хора, сдать
Добро намерен?
Каллия богаче он.
Чудак, всего лишится достояния!
Ужасно!
Что ужасно? Или думаешь,
Законы не такие всякий день у нас?
Указ о соли, помнишь, был недавно дан.
Еще бы!
А о медяках решение,
Которое мы приняли, забыл?
Ну нет!
Оно мне вышло боком. Виноград тогда
Я продал. Рот набил деньгами медными[41]
И за мукою на Торжок отправился.
Но только-только развязать мешок успел,
Как заорал глашатай: «Никому не брать
Чеканки медной. Серебро одно в ходу».
А разве под присягой не решили мы,[42]
Чтоб городу пятьсот талантов податей
Сороковиной сдали? Еврипида все
Тогда хвалили, словно бога славили.
А на поверку вышло это сказкою,
Сплошною чепухой и пустяком сплошным,
И Еврипида люди дегтем мазали.
Есть разница. Ведь прежде управляли мы,
Теперь у власти – женщины.
Вдвойне боюсь.
Перемарают так, что не отмоешься.
Болтаешь вздор! Эй, мальчик, подымай мешок!
Женщина-глашатай
О дети горожанок! Так вас звать теперь!
Спешите все, бегите к полководице,
Пускай она решает жеребьевкою,
Как за столами разместятся граждане.
Широкие столы уже расставлены,
Добром и снедью всякою уставлены,
Коврами, мехом скамьи все украшены.
Вино мешают. Девушки с помадою
Стоят кругом. На углях мясо жарится,
Зайчатину готовят, пироги пекут,
Плетут венки, орех каленый щелкают.
Красавицы в горшочках кашу стряпают,
И знаменитый Смой,[43] в наряде всадника,
Тарелки моет поварихам-женщинам.
Пришел Геронт[44] в сафьяне, в дорогом плаще,
Со щеголем болтает, шутит шуточки.
Где рваный плащ, где башмаки дырявые?
К столу спешите! Вносят угощение!
Вы раскрывать лишь поспевайте челюсти.
Бегу, бегу, не медля. Медлить нечего,
Когда народа таково решение.
Куда ж пойдешь? Ведь ты не сдал имущества?
На пир.
Прогонят, если ум есть в женщинах,
Пока всего не отдал им.
Отдам.
Когда?
Чему помехой мой скарбишко?
Как это?
Поздней, чем я, сдадут другие, многие.
На пир пойдешь ты все же?
Почему же нет?
Участвовать посильно в деле города –
Вот долг того, кто честен.
А не впустят вдруг?
Я прокрадусь тихонько.
Поколотят вдруг?
К суду поволоку их.
Посмеются вдруг?
Так перед дверью стану.
Для чего, скажи?
У подавальщиц с блюда буду рвать еду.
Так приходи попозже!
Парменон, Сикон!
Весь этот скарб себе взвалите на плечи.
Позволь, я подсоблю тебе.
Уйди, не тронь!
Боюсь, что ты обманешь полководицу
И выдашь скарб мой за свое имущество.
Несдатчик
Изобрести необходимо каверзу,
Чтоб рухлядь сохранить свою и все-таки
К общественной похлебке приспособиться.
Вот осенила мысль меня: пойду скорей,
Поем со всеми. Не о чем печалиться!
Эписодий четвертый
Улица в Афинах. Два дома – один против другого.Первая старуха (появляется в окне одного из домов)
Чего ж мужчины не идут? Пора пришла.
Помазавши себе лицо белилами
И нарядившись в юбочку шафранную,
Сижу напрасно, песенку мурлыкаю,
Воркую, чтобы изловить прохожего.
О Музы, снизойдите на уста мои,
Внушите песню сладко-ионийскую!
Гнилушка! Из окна нахально свесилась
И думаешь, пока я далеко, моим
Полакомиться виноградом? Песенкой
Завлечь дружка? Я песнь спою ответную,
Такая шутка хоть привычна зрителям,
Занятна все же и сродни комедии.
Со стариком якшайся! Забавляйся с ним!
А ты, флейтистка милая, свирель возьми
И песнь сыграй достойную обеих нас.
Если хочешь узнать блаженство,
Спи, дружочек, в моих объятьях.
Толку нет в молодых девчонках,
Сладость в нас, подружках зрелых.
Из девчонок кто захочет
Верной быть и неизменной
Другу сердца?
От одних к другим порхают.
Не брани красоток юных!
Томной негой наслажденья
Стан наш прелестный дышит.
Грудки – сладостный цветок.
Ты ж, старуха,
Гроб в известке, труп в румянах,
Смерть по тебе скучает.
Лопни, дрянная девка!
Ложе твое пусть рухнет,
Чуть обнимать захочешь!
Пусть змея в подушки ляжет,
Пусть змея тебя оближет,
Чуть целовать захочешь!
Ай-ай-ай! Истомилась я,
Милый не приходит.
Мать со двора ушла,
Куда – известно, только говорить нельзя.
Тебя заклинаю, бабуся,
Зови Орфагора,[45] если
Сама забавляться любишь.
Скорей на ионийский лад
Уймешь ты зуд греховный!
А может, приспособишь и лесбийский лад…
У меня забавки милой
Не отнимешь! Час любви
Не загубишь ты мой, не похитишь!
Пой, сколько хочешь! Изгибайся ласочкой!
Ко мне пойдут сначала, а потом к тебе.
К тебе придут на похороны, старая!
За новизной старухи не гоняются!
Мои года – тебе печаль?
А что ж еще?
Твои румяна, что ли? Притирания?
Зачем дразниться?
А зачем в окно глядишь?
Пою про Эпигона, друга верного.
Гнилая старость – вот твой друг единственный!
Сейчас дружка увидишь – он зайдет ко мне.
Да вот и он.
Проказа! Не тебя совсем
Здесь ищет он.
Меня.
Чахотка тощая!
Пускай он сам докажет. От окна уйду.
И я. Смотри, какая благородная!
Если б мог я уснуть с девчонкой юной,
Если б мне не лежать сперва с курносой,
Гнилой старухой! Отвращенье!
Невыносимо это для свободного!
Хоть ты плачь, а ложись! Мне Зевс свидетель!
Ты не с дурой сошелся[46] Хариксеной.
Справедливый велит закон,
По правилам живем демократическим.
Постерегу, что делать он теперь начнет.
Пошлите мне, о боги, ту красавицу,
К которой от попойки я ушел, томясь.
Старуху обманула я проклятую –
Она исчезла, веря, что и я уйду.
Но вот и тот, о ком я вечно помнила.
О приди, о приди!
Миленький мой, ко мне приди!
Со мною ночь без сна побудь
Для сладостных, счастливых игр.
Бесконечно влечет меня страсть
К смоляным твоим кудрям.
Безграничное желанье
Томным пламенем сжигает.
Снизойди, молю, Эрот,
Чтобы он в моей постели
Оказался тотчас!
О приди, о приди!
Друг прелестный, поспеши
Отворить мне двери!
А не откроешь, лягу здесь, наземь, в пыль.
Жизнь моя! Грудь твою жажду я
Гладить рукой горячей
И жать бедро.
Зачем, Киприда, к ней я страстью пылаю?
Снизойди, молю, Эрот,
Чтоб она в моей постели
Оказалась тотчас.
Где песнь найти и где слова, чтоб передать свирепость
Моей тоски? Сердечный друг! Я умоляю, сжалься!
Открой и будь нежнее!
Разорвала мне сердце ты.
Золотокрылая моя забота! Дочь Киприды!
Ты – пчелка песен! Ласка Харит! Радость! Улыбка счастья!
Открой и будь нежнее!
Разорвала мне сердце ты!
Первая старуха (выскакивает из двери своего дома)
Чего стучишься? Ищешь ты меня?
Ничуть!
Ты в дверь мою стучался?
Провалиться мне!
Так для чего ж сюда примчался с факелом?
Искал друзей из дома Онанистов.
Как?
Для старых кляч объездчиков сама ищи.
Клянусь Кипридой, хочешь ли, не хочешь ли…
В шестидесятилетних нам пока еще
Нет нужды. Мы на завтра отложили их.
Кому и двадцати нет, те в ходу сейчас.
При старой власти было так, голубчик мой!
Теперь не то – за нами нынче первый ход.
Как ходят в кости? В кости не игрок с тобой.
А не игрок – так без обеда будешь ты.
Не знаю, что болтаешь. В эту дверь стучусь!
Сперва в мою ты должен постучаться дверь.
Гнилого решета не надо даром мне.
Меня ты любишь, знаю. Удивляешься,
Что здесь я, перед дверью. Дай обнять тебя!
Юноша (вырывается)
Пусти! Страшусь я твоего любовника.
Кого же?
Живописца пресловутого.
Кого?
Сосуды красит погребальные
Для мертвых он. Уйди! Тебя заметят здесь.
Чего ты жаждешь, знаю.
Знаю – ты чего.
Первая старуха
Кипридою клянусь, меня избравшею,
Тебя не отпущу я!
Бредишь, старая!
Ты вздор несешь. В мою постель стащу тебя.
Зачем крюки для ведер покупали мы?
Не лучше ль вот такие вилы старые
Спустить в колодец и на них ведро тянуть?
Не издевайся, милый, и ко мне иди!
Юноша
Не смеешь заставлять! Ты пятисотую
Часть своего добра[47] внеси в казну сперва!
Заставлю! И, клянусь я Афродитою,
С такими молодыми спать приятно мне.
А мне лежать со старыми охоты нет!
Я ни за что не соглашусь!
Свидетель Зевс,
Тебя принудит это вот!
Юноша
Что «это вот»?
Закон.[48] Тебе велит он ночевать со мной.
А что стоит в законе? Прочитай!
Прочту!
«Постановили женщины, когда юнец
С молоденькой захочет переспать, сперва
Пускай прижмет старуху. А откажется
Прижать старуху и поспит с молоденькой,
В законном праве пожилые женщины,
Схватив за жгут, таскать юнца беспошлинно».
Беда! Боюсь проделок я Прокрустовых.[49]
Законов наших мы заставим слушаться!
А что когда земляк или приятель мой
Даст выкуп за меня?
Неправомочен он
Распоряжаться сверх медимна суммою.[50]
Спастись присягой можно?
Без виляния!
А заявить, что я купец?[51]
Наплачешься!
Так что ж мне делать?
Как велю, со мной идти.
Ведь это же насилье!
Диомедово![52]
Тогда полынь насыпь на ложе брачное,
Четыре связки лоз поставь, и траурной
Повязкой повяжись и погребальные
Кувшины вынь, водицу у дверей налей!
Тогда уж и могильный мне венок купи!
Конечно! Если только доживешь до свеч
И как щепотка пыли не рассыплешься.
Молодая (старухе)
Куда его ты тащишь?
Мой! С собой веду.
Бессмыслица! Тебе же не ровесник он.
Ну, как с такою старой ночевать юнцу?
Ты в матери годишься, не в любовницы.
Ведь если будете закону следовать,
Эдипами всю землю переполните.
Завидуешь ты мне, о тварь негодная!
И потому болтаешь! Отомщу тебе!
Юноша (молодой)
Спаситель Зевс, красотка, славен подвиг твой!
Цветочек! Ты у ведьмы отняла меня.
За эту милость нынешним же вечером
Могучим, жарким даром отплачу тебе.
Вторая старуха
Эй-эй-эй-эй! Закон нарушен, ты куда
Его волочишь? Ясно говорит закон,
Что спать сперва со мной он должен.
Горе мне!
Откуда же ты вынырнула, мерзкая,
Той гниды отвратительнее во сто крат?
Иди сюда!
Молю, не отпускай меня!
Ей утащить меня не дай.
Не я, не я,
Закон тебя волочит.
Юноша
Ты – чудовище!
Пузырь, пузырь ужасный, кровью налитый!
Сюда, малютка! Не болтай! Ко мне иди!
Сперва позволь мне забежать в отхожее
И храбрости набраться, а не то напасть
Меня с тобой настигнет неминучая
От страха.
Не робей. Устроим дома все.
Страшусь, ужасней разнесет, чем хочется.
Двух за себя поставлю поручителей
Надежнейших..
Не надо!
Третья старуха
Ты куда, куда
Уходишь с ней?
Не я иду, ведут меня!
Старушка, кто б ты ни была, будь счастлива
За то, что пожалела бедняка!
Не смей дразнить! Со мной иди.
Вторая старуха (тащит в свою сторону)
Иди со мной!
Тебя не отпущу я!
Не отдам и я!
Юноша
Меня вы разорвете, распроклятые!
Со мною спать он должен: так велит закон.
Ничуть, когда старуха есть уродливей.
Беда, меня вконец вы изувечите!
Скажите, как дожить мне до красавицы?
Твоя забота! А пока исполни долг.
Кого же мне отстукать, чтоб свободным стать?
Кого? Иди со мною!
Та отпустит пусть!
Сюда, ступай со мною!
Если пустит та!
Не отпущу, не думай!
Не отдам и я!
Юноша
Паромщицы ужасные вы обе!
Что?
Своих пловцов вы в клочья разрываете.
Молчи, иди со мною!
Нет, со мной ступай!
Закон Каннона[55] мне припоминается!
По очереди спать придется с каждою –
Ведь веслами двумя я не могу грести.
Отлично! Только луком подкрепись сперва!
Юноша
Беда мне, злополучному! К дверям уже
Приволокли меня.
Не уступлю тебя!
Я в дом ворвусь с тобою.
Юноша
Зевс свидетель мне,
Одна напасть не так страшна, как две беды!
Клянусь Гекатой, хочешь ли, не хочешь ли…
О, трижды жалкий! Я гнилушку старую
И ночь и день обязан прижимать к груди,
И только с ней покончу, должен взяться вновь
За эту Фрину,[56] с челюстью покойницы!
Ну, разве ж не страдалец я, не мученик?
Свидетель Зевс! Мужчина разнесчастнейший,
Сцепиться должен с этими зверюгами!
Но если суждено мне претерпеть конец
У этих шлюх, нарвавшись на подводный риф,
Пусть буду похоронен у протоков их!
Пусть эту над могилой водрузят моей
Живьем, но засмоленную! Литой свинец
Пускай привяжут к щиколоткам мерзостным,
Воздвигнут так, как кружку погребальную!
Эксод
Служанка (вбегает с факелом)Народ свободный счастлив, и блаженна я.
Счастливей всех живущих госпожа моя.
Вы, женщины, перед дверьми стоящие,
Соседи все и земляки любезные,
Со всеми вами также я, служаночка.
Душистым маслом смазала я голову.
Но, Зевс великий, слаще и душистее,
Чем это все, кувшин вина фасосского –
Хмель от него подолгу в голове шумит,
А розы отцветают, облетают вмиг.
Вино, о боги, что его прекраснее?
Наполните кувшины! Напролет всю ночь
Пируйте, славьте благовонный дух вина!
Скажите же мне, женщины, хозяин где?
Хозяин где, супруг моей владычицы?
Здесь, с нами подожди, и ты найдешь его.
И верно! Вот уж он идет на пиршество.
О господин блаженный, трижды счастлив ты!
Кто? Я?
Ну да! Ты из мужчин счастливейший.
Такого где же разыскать удачника?
Средь трех десятков тысяч граждан города
Один лишь ты до этих пор не завтракал.
По праву ты зовешь его счастливчиком.
Служанка (останавливая его)
Куда, куда помчался?
На обед спешу.
Клянусь Кипридой, позже всех отправился!
Тебя сыскать велела мне жена твоя
И привести с тобою этих женщин всех.
Еще вино не допито хиосское
И сласти не доедены. Не мешкайте!
Пускай идут и зрители, коль нам друзья,
И судьи, кто не смотрит волком в сторону.
Ступайте с нами! Все на стол мы выставим.
Об этом объяви широкогласно всем!
Смотри, чтоб не обидеть никого! Зови
И старика, и юношу, и мальчика,
Для каждого кормежка приготовлена.
Ведь всякого, наверно, дома ужин ждет.
И мне пора спешить на угощение:
Вооружен я не напрасно факелом.
Чего ж еще ты медлишь! Собирайся в путь
И их возьми. Пока спускаться будешь ты,[57]
Пропеть сумею песенку предпирную.
С коротким словом к судьям обращусь сперва.
Кто разумен, о разумном вспомнит пусть, судя меня.
Весел кто, мой смех веселый вспомнит пусть, судя меня.
Откровенно, с чистым сердцем, всем велю судить меня.
А черед, что нам достался,[58] пусть не ставит нам в вину.
Жеребьевка так решила. Твердо помня обо всем,
Беспристрастно, справедливо будьте судьями хоров.
И примера не берите с потаскушек. Ведь у них
В памяти живет сердечной лишь последний из друзей.
Эй-эй, пора!
О подруги дорогие, медлить нечего, вперед!
Всем приказ: спешить на ужин и плясать на критский лад!
Друг, и ты пляши!
Танцую.
Вы, пустые животы,
Дружно ноги поднимайте!
Скоро ждет нас
Устрично-камбально-крабья –
Кисло-сладко-остро-пряно –
Масло-яблоко-медово –
Сельдерейно-огуречно –
Голубино-глухарино-куропачья –
Зайце-поросятино-телячья
Запеканка.
Слышал, так хватай живее
Блюдо, чашку и тарелку!
И при этом не забудь
Захватить с собой закуску.
Все раскрыли жадно пасть.
Выше ноги! Иэ-иэ!
Попируем вволю! Эво!
Победа наша, эво!
Эва, эва, эва, эва!
Последние комментарии
9 часов 54 минут назад
14 часов 14 минут назад
16 часов 1 минута назад
17 часов 14 минут назад
18 часов 20 минут назад
19 часов 29 минут назад