1
К своим тридцати трём годам Зоя имела почти всё, о чём мечтала ещё школьницей: шикарная пятикомнатная квартира в центре города, домработница, красивое и дорогое авто, тряпки от мировых кутюрье, лучшая косметика, отпуска проводила за границей, а некогда вожделенный Париж сегодня знала, как и любимый Питер. При желании могла бы без проблем сняться в кино (были такие предложения), выпустить сольный альбом (в отличие от многих безголосых "звёзд" у Зои был довольно приличный сопрано и романсы в её исполнении в узком кругу пользовались неизменным успехом). И ещё много чего могла себе позволить бизнес-леди Зоя Белугина, владелица "газет, заводов, пароходов",а так же продюсер, друг банкиров, депутатов и солидных бизнесменов.
Казалось бы, при её возможностях, плюс приятельских и дружеских отношениях со многими известными людьми, для Зои нет, и не может быть ничего невозможного. Но, к сожалению, была такая недоступная вершина: Зоя до сих пор не могла найти хорошего мужа.
Ха, скажите вы, уж этого-то добра хоть лопатой греби, с её-то богатством. Ошибаетесь: хороший муж,– в лучшем смысле этого значения,– и в прежние времена был дефицитным, а по нынешним временам вообще редок, как уссурийский тигр из Красной книги. Привыкшая ко всему натуральному, добротному, Зоя и спутника жизни желала иметь настоящего, идеального, того самого пресловутого "прынца".
В обозримом пространстве бизнеса и гламура принцев не наблюдалось: либо голубые, либо нечто среднее между мужиком и бабой, ни рыба ни мясо. Эти-то давно толклись в очереди, желая прилепиться к телу и деньгам Зои. Глупцы: не видят немеркнущего баннера "Вам, господа, ничего не светит!" Хлипкий нынче мужик, утративший мужской стержень, а с ним и гордость. Одна видимость. Иной пыжится, корчит из себя настоящего, а скажешь ему "гуляй, Вася", ровно малое дитя становится: канючить начинает, будто конфетку выпрашивает. О какой-то там любви лопочет, клятвы, как пепел от сигареты просыпает, а сальные глазёнки по телу шарят, раздевают. В упор видно, что одного хочется – "клубнички". Противно до тошноты…Мужчинки, одним словом.
Люська, подруга детства, а ныне вторая рука Зои в сфере бизнеса и личный психоаналитик, всей своей жизнью наглядно демонстрировала качество брака с этими "клубникоедами": три развода, три ребёнка-безотцовщина.
–Ошибочка вышла,– сокрушалась Люська, однако, скоренько переболев очередной развод, вновь забрасывала сеть в надежде, что на этот раз выловит "то, что надо".
Зоя предпочитала учиться на чужих ошибках. Поэтому и не позволяла себе такую дурость, как "сходить замуж". Приходилось многократно слышать и читать, что у женщины в её возрасте наступает гормональный подъём, что природа властно требует своего, Зоя по-всему не вписывалась в общий стандарт: её гормоны дрыхли без задних ног и команда "Подъём!" ещё не прозвучала. Люська считала это ненормальным и настоятельно рекомендовала показаться врачу, на что Зоя веско заявляла: я здорова как бык, а гормоны спят, потому что я не зацикливаюсь на этой теме. Поэтому элементарной дуростью считала и одноразовую любовь, а попросту секс для разрядки. Работа и фитнес-клуб прекрасно снимали напряжение, так что дополнительной разрядки не требовалось. Такие мимолётные связи Зоя сравнивала с употреблением рыбьего жира, вместо самой рыбы, "восстановленные "соки вместо натурального только что выжатого, молочного напитка вместо молока из-под коровы. Мало кто верил в это, но Зоя всё ещё была девственницей. Это был драгоценный подарок для "прынца", для Единственного.
–С такой установкой ты никогда не выйдешь замуж,– неоднократно пыталась повлиять на подругу Люська.– Прокиснешь.
–Никогда не говори "никогда",– отмахивалась Зоя.– Моя невинность, как вино: чем дольше хранится, тем дороже.
– Ага, придёт время и "винцо" станет антикварным и ни у кого рука не поднимется его испить. И не только рука…
–Тьфу, на тебя! Пошлячка! Сделай фокус: скройся с глаз. Или я урежу тебе зарплату, негодяйка.
– Воля ваша, госпожа. Не извольте Ваша Светлость гневаться на глупую служанку,– по киношному покаянно заламывала руки Люська, в тысячу первый раз убедившись, что "эта несносная Зойка" непробиваема.
Каждые выходные, игнорируя десятки приглашений на банкеты, презентации, гламурные тусовки, Зоя ездила в Доброхотово, на малую родину. Маму проведать, тётю с племянниками, подышать лесным воздухом, побродить по памятным детским местам. Приближаясь к границе деревни, начисто отключала мозги от дум о бизнесе и просто наслаждалась, по-детски была счастлива. Даже общение с племянниками нисколько не напрягало, не рождало вроде бы должных мыслей: и у меня уже могли быть такие дети, свои кровинушки. Нет, Зоя чувствовала себя безмятежной девчонкой, которой о детях ещё рано думать. А прозрачные намёки родственников,– особенно мамины,– воспринимала как шутки.
– Мам, не гони лошадей. Будут и у тебя внуки, целая футбольная команда, не возрадуешься.
– Боюсь, не дождусь…Всё прынца ждёшь, а они все вымерли, как динозавры…
– А ну живо прекратить провокации! Собирайся, съездим на речку, рыбки половим. Чур, тебе червячков копать.
К рыбалке Зою приучил папа ещё в раннем детстве. Тогда они ездили на стареньком велосипеде. Зоя уже тогда мечтала: вот вырасту, заработаю много денег, куплю машину и будем с папой ездить на рыбалку каждый день, и удочки куплю фирменные. Не дождался папуля машины и фирменных удочек: слишком впечатлительный был, по духу беспартийный коммунист, когда в стране начался бардак и сама страна развалилась, не выдержало сердце хлынувшего беспредела. Всю жизнь проработал в колхозе зоотехником, над каждой бурёнкой дрожал, и вдруг приказ: весь скот под нож, ферма аннулируется, ибо нерентабельна…Так в слезах и умер.
Спустя годы, Зоя посчитала, что лучшим памятником папе будет возрождение фермы. Специально летала в Голландию и Бельгию за проектом комплекса и бурёнками. Теперь вот тётя с семьёй фермерствуют, поставляют в рестораны и кафе племянницы экологически чистые молочко, сметанку, говядину. Душенька папина должна радоваться.
А на рыбалку теперь Зоя ездила с мамой, и эти часы были лучшими в их нынешней жизни.
В город возвращалась в понедельник: в четыре утра из деревни выезжала всё та же безмятежная чуточку наивная девчонка, а через два часа в Питер въезжала солидная и решительная дама, обременённая мыслями о бизнесе и мечтами о "прынце"…
2
Вопреки прогнозам ближе к утру зарядил нудный моросящий дождик. Провожая Зою, мама в сотый раз напомнила:
– Доча, дорога мокрая. Ты уж не гони-то сильно, не к поезду опаздываешь.
– Мам, успокойся. Я старушка опытная и мудрая.
– И на старуху бывает проруха…
– Всё, вы наказаны. В следующие выходные остаётесь без вкусненького.
– Бог с ним вкусненьким. Только приезжай…Может, не одна приедешь…
– Опять? Переверни пластинку.
– А у меня и на другой стороне та же песня.
– Старая песня о главном. Выбрось: уже оскомина от неё. Слушай, ма, а хочешь съездить в Индию? Я планирую на этой неделе Люську в командировку послать. Есть одна бизнес-задумка. Своими глазами увидишь твоих любимых звёзд Боливуда.
– Не, доча, уволь. Говорят, чтобы туда съездить, нужно больше ста уколов сделать. Не хочу. Мне и канала "Индия" во как хватает.
–Тады ой. Ладно, поехала я. Звони.
– Ремень-то пристегни, кулёма!
Комар очумело носился вокруг головы, слепо торкался в лицо, противно звенел.
–Отстань, зараза!– тщетно отмахивалась Зоя.
Наконец, приоткрыла окно, в надежде, что сырой сквозняк прогонит нахала. Гадёныш спрятался за правым ухом и, похоже, планировал посадку на "кормовую базу". Зоя затрясла головой. Комар возмущённо, почти как шмель зажужжал, запутавшись в волосах. Зоя рукой попыталась нащупать его и тут, по закону подлости, на дорогу выбежал зверь, не то лисица, не то собака. Зоя ударила по тормозам. Машину резко развернуло и юзом повлекло к обочине. Отпустив тормоз, Зоя газанула, но мотор паскуда заглох. Инерция полностью завладела машиной…
– Накаркала, мамуля…
Зоя шевельнулась, острая боль в плече саданула так, что рикошетом ударила в затылок, на мгновение почудилось, что череп лопнул и в трещины, почему-то хлестнуло ледяным сквозняком. А потом свет замигал, рассыпался на радужные хлопья, и погас.
В ушной раковине злорадно звенел комар…
3
Открыв глаза, Зоя увидела зеркало трюмо, а в нём себя, лежащую в кровати на перине. Голова перевязана, на лбу и на лице нашлёпки пластыря. На Зое была светлая клетчатая мужская рубашка.
В окно, наполовину задёрнутое занавеской, ломился свет, явно не утренний. И там за окном кто-то колол дрова. Этот уже подзабытый звук собственно и разбудил Зою.
"Так, значит, я отделалась лёгким испугом. Машина, скорее всего, помялась. Меня кто-то нашёл и почему-то притащил домой, а не в больницу, как следовало бы. Почему на мне мужская рубашка?"
Откинув одеяло, Зоя спустила ноги. На полу стояли мужские шлёпанцы, раза в два превышающие размер ноги Зои. Сунув ноги в шлёпанцы, невольно улыбнулась, вспомнив, как, будучи ещё детсадницей, "приносила" папе тапочки: сунет свои крохотные ножки и как на лыжах движется к папе:
– Папулечка, я тебе их грею.
Постояв с минуту, Зоя прислушалась к своему телу. Вроде всё окей, нигде не болит, разве что в голове чуть шумит, да залепленные ранки слегка саднят.
"Нормалёк, жить буду".
Подойдя к окну, отдёрнула занавеску и невольно вздрогнула: между горой чурок и горой полениц колол дрова…Карл Маркс. Мужчина неопределённого возраста в серых джинсах и коричневой майке своей волосатостью и пышной бородой действительно походил на классический портрет основоположника марксизма.
"Лесник, наверно, живет, видимо один. В комнате, по крайней мере, женщиной не пахнет. Если меня не считать".
С лёгким вздохом отворилась дверь и на пороге замерла девчонка лет тринадцати, на ней был пёстренький сатиновый топик и джинсовые шортики, ноги босые. Девчонка хмуро в упор рассматривала Зою.
– Здравствуй.
– Не застуй,– вместо приветствия неласково сказала девчонка.– Как голова? Не болит?
– Спасибо, нет.
– Боря сказал, если ты в порядке, можешь убираться. Твоя тачка на ходу. Если думаешь, что тебя будут завтраками кормить, то обломится. У себя в городе в ресторане похаваешь.
– Интересное кино. А почему ты грубишь? Разве я чем-то тебя обидела?
– А я и без обид вас таких ненавижу.
– Каких таких?
– Сама знаешь. Видела я твои шмотки, да и тачка…Скажешь, на честно заработанные купила? Ха, не смеши кур. Знаем, как,– девчонка презрительно хмыкнула,– заработала.
– С тобой всё ясно. Могу я поговорить с Борисом?
– С тобой тоже всё ясно. Борис не станет с тобой говорить. Он с такими вообще не разговаривает. И я не собираюсь. Шмотки твои в тачке, тачка за калиткой. Гуд бай.
Девчонка развернулась, ещё раз окинув Зою презрительным взглядом, и вышла, но через секунду вновь возникла:
– Не советую резину тянуть. Если через пятнадцать минут не свалишь, я собаку на тебя натравлю.
– Зашибись. Кина не надо. Что за люди такие: сначала помогают, затем пинками выпроваживают. Что это? Извечная российская зависть и неприятие богатых?
Зоя вновь посмотрела в окно и неожиданно для себя залюбовалась тем, как мужчина ловко разделывался с чурками. В его движениях были покой и уверенность, а ещё весь его облик говорил, что в нём есть то самое, что необъяснимо как чувствуешь и признаёшь: настоящий мужчина. Чем дольше смотрела Зоя, тем больше находила в мужчине напоминаний о папке. Он вот так же лихо и красиво колол дрова, и в нём так же чувствовался мужской стержень. Вспомнилось, как приносила папке попить квас, стояла рядом, чувствуя его мускулистое разгорячённое тело, вдыхала запах пота.
– Па, ты вкуснее пахнешь, чем мамкины духи.
И вдруг Зоя поймала себя на мысли, что может быть все её неудачи в поиске избранника скрыты в этом: она искала похожего на папку, с похожим духом. Наверняка поэтому наодеколоненные мужчины вызывали отвращение.
Нестерпимо захотелось оказаться рядом с "Карлом Марксом" и Зоя уже сделала решительный шаг к выходу, но дверь распахнулась и порог переступила маленькая худенькая женщина пенсионного возраста, она держала цветастый поднос, на котором стояли глубокая миска с борщом, стакан с молоком и стопка порезанного хлеба.
– Доброго здоровьица. Как самочувствие?
– Здравствуйте. Спасибо, хорошо.
– Я вот тут вам покушать принесла. После такой встряски, поди, проголодались,– женщина поставила поднос на табурет, а уже его подвинула ближе к кровати.– Садитесь прямо на кровать. Как же вас угораздило?
– Простите…
– Можете звать просто тёть Леной.
– Ну а я просто Зоя. Зверюга какая-то выскочила на дорогу, я поздно заметила.
– Боря так и подумал. Слава богу, удачно всё обошлось. Ваше счастье, что Боря как раз возвращался из Кириловки. Вы уж не серчайте, что ему пришлось вас раздеть. Боря хотел проверить, нет ли переломов. Плечико, правда, пришлось вставлять. Не болит?
– Нет. А Боря это…
– Брат мой меньшой.
– Он медик?
– Как вам сказать. В армии медбратом был. Шибко дотошный, если что заинтересовало, изучит досконально. Самоучка, одним словом. Но если что изучил, делает получше иного дипломированного. Что ж вы, кушайте, кушайте, простынет ведь.
Едва Зоя взяла ложку и хлеб, как тётя Лена заторопилась:
– Ну не буду вам мешать. Приятного аппетита.
– Спасибо. Да вы не мешаете. Извините, я что-то не поняла. Перед вами заходила девочка…такого наговорила…
– И что же она сказала?
– Чтобы я поскорее убиралась. И что Борис не станет со мной разговаривать…
Лицо тёти Лены стало болезненно-печальным, она глубоко вздохнула, затем присела на краешек кровати, заговорила почти шёпотом:
– Это Юлька, моя меньшая. Всё верно сказала… Боря так и велел: если оклемалась, пусть…убирается. Это уж я самовольно и вещи ваши простирнула, и вот покушать… И говорить с вами действительно не станет…
Зоя замерла, закусив ложку:
– Не понимаю. Зачем же сюда меня вёз, а не в больницу?
– Он на велосипеде был, до района сорок пять километров. Время ранее, попуток нет. Вот и привёз к себе. Когда с вами управился, взял у Саши Борковского трактор и притащил вашу машину…
– С этим ясно. А почему разговаривать не станет?
Тётя Лена вздохнула, опустив голову, нервно затеребила складку платья.
– Не любит он женщин, особенно молодых. Только с нами пенсионерами, да со старушками словом перекинется. А так зубы сцепит и волком глядит…
– Почему?
– Ох, и не знаю, говорить, аль нет…
– Раз начали, продолжайте.
Зыркнула на окно, вновь глубоко вздохнула:
– Обидели его жёны, сильно обидели. Через них невзлюбил и остальных. Он ведь раньше тоже в городе жил, на заводе токарем работал…
4 Первая жена
Школу Борис закончил хорошистом. Мог бы и на одни пятёрки,– память почти феноменальная, предметы давались легко,– если бы не его несносный характер правдолюбца. Это у него от деда, ярого коммуниста, настоящего, ещё дореволюционного, прошедшего ГУЛАГ, штрафбат, войну закончил в Японии комбатом-танкистом. До последнего дыхания боролся за Правду, получая и награды и тумаки. Вот и Боря такой был, его в школе так и дразнили ГазетаПравда. С пятого по десятый класс выпускал школьную стенгазету, в которой, разумеется, правдиво отражал жизнь школы. Через эту правду многие не любили Бориса, включая педсовет, ибо и их не щадил ГазетаПравда. Мстили по-мелкому: занижали оценки.
После выпускного все рванули в город поступать в техникумы, институты, а Борис остался в деревне. В принципе он мог свободно поступить в любой институт, но не сделал этого. Объяснил так:
– Я ещё не определился, что хочу. Поступать на авось, как это делают большинство, не собираюсь. Схожу пока в армию.
Попал в Афган, хоть мама с бабушкой неустанно молились, чтоб Господь не допустил этого. Возможно, Бог был глух к мольбам бедных женщин, потому что они не считали себя по-настоящему верующими.
В первом же бою зелёным необстрелянным мальчишкам туго пришлось, было много потерь, на глазах Бориса шальной пулей убило санитара, и он самовольно заменил его: вытаскивал из-под огня раненых товарищей, делал перевязки. За самовольное оставление боевой точки солдата, конечно, пожурили и тут же приказом перевели в медроту. Закончил Борис службу с тремя лёгкими ранениями и двумя медалями. Дед гордился внуком, разговаривал на равных, как с братом своим фронтовиком.
Отдохнув недельку, Борис активно влился в жизнь: вступил в общество афганцев, поступил на заочное на журфак, а работать пошёл, всем на удивление, на завод, сначала учеником токаря, но вскоре досрочно был аттестован и получил довольно высокий для ученика разряд. Там же на заводе познакомился с первой женой. Ольга тоже деревенская, тоже училась на заочном, правда, в Технологическом, а на заводе работала в формовочном цехе. Скороспелая у них любовь вышла: не успели познакомиться, как дело до загса дошло. Завод выделил им комнату с перспективой улучшения: пойдут детишки, там и квартиру получите. Поначалу-то молодые жили, душа в душу, в положенное время народилась девочка, Сонечка. Борис в ней души не чаял.
Время тогда было трудное, если помните: конец восьмидесятых начало девяностых. Ломалась не только огромная страна, ломались характеры людей: всё активнее оккупировал умы западный образ жизни с его пресловутым рынком-базаром, сдирая, как кожу впитанное с молоком матери советское. Шло великое испытание на человечность, на наличие совести. В обществе афганцев начался разброд: кто-то сильно запил, кто-то тихо улизнул в зарождавшиеся криминальные группировки. Мало того, что государство унижало афганцев, так и в обществе было негативное к ним отношение, насаждаемое "новой" прессой. Тогда-то Борис и понял: "новым" журналистом он никогда не станет, а честным, правдивым просто не дадут. И забрал документы из института. Ольга впервые заикнулась, что ненормально будет, если жена с высшим образованием, а муж простой токарь. Ссориться Борис не хотел, да и некогда было: всё свободное время проводил в метаниях по инстанциям – кому бесплатный протез выбить, кому коляску, кому дефицитные лекарства. Сонечку с собой таскал: её присутствие придавало сил, укрепляло опору в поединке с бюрократами. Совершенно случайно Ольга узнала, что им уже давали квартиру, но Борис отказался в пользу товарища: они вшестером ютились на 9 метрах. Этот "дурацкий" поступок Бориса явился последней каплей терпения Ольги: потребовала развода. Борис давно уже понял, что ошибся в выборе супруги: Ольга была из той породы женщин, которые готовы все 24 часа держать мужа при себе, как говорится, пришпиленным к юбке. Его мысли и чаянья должны всецело принадлежать семье, никаких друзей-товарищей, никаких благих порывов на стороне. Ты мужчина, значит, в первую, в третью, в десятую очередь должен думать и стремиться, как благоустроить дом, сделать его полной чашей. Даже если надо поступиться принципами, словчить, обхитрить, а не демонстрировать своё благородство и совестливость.
В общем, расстались мирно. Борис перебрался к приятелю-афганцу, инвалиду по всем статьям, у которого недавно умерла бабушка, завещавшая ему однокомнатную квартиру. Ольга не препятствовала общению отца с дочерью, и Бориса это устраивало. Сонечка и теперь больше времени проводила с папой, так что развод по ней особо не ударил. Ну а Ольга, не обременённая ребенком, ускоренным темпом "устраивала жизнь". И надо сказать успешно: и двух месяцев не прошло после развода, как она скоренько расписалась с каким-то немчиком и спешно укатили в Германию. И подло, тайком увезли с собой Сонечку. Много дурного мог ожидать Борис от Ольги, но такого удара под дых…не ожидал, и не смог простить.
4 Вторая жена
Такие удары только закаляют настоящих мужчин. Не упал, не сломался, хоть и появилась в душе трещинка, тем не менее, стал твёрже, крепче.
Тут его и приметила Ирина, ушлая бабёнка, артистка в своём роде. Если для достижения своей цели ей нужен мужчина, то на данный момент она станет именно такой, какой он хочет её видеть. Ирина прошла хорошую школу первых челночниц, усвоила предмет "бизнес" на круглую пятёрку. В новой стране тогда в моду входили кооперативы, вот и Ирина задумала завязать с челночным бизнесом, организовать кооператив. Для осуществления её планов нужен был помощник, правая рука, именно такой как Борис: твёрдый, мужественный, пробивной. В считанные дни охмурила-очаровала-околдовала мужика, мастерски исполняя роль "той самой женщины, единственной". И Борис вновь полюбил, искренне и крепко. По-другому он просто не умел.
Суть бизнеса Ирины была такова: закупаешь в деревнях у населения по дешёвке продукты, привозишь в город и здесь уже распродаёшь с тройной наценкой. То, что в Советском Союзе считалось спекуляцией и каралось законом, в "демократическом " государстве с базарной экономикой стало нормой, инструментом бизнеса. Ирина владела этим инструментом безупречно. Борис озарённый, как ему казалось, взаимной любовью, смирился с этой нормой, хоть душа и роптала. Ирина, интуитивно почувствовав эту слабинку, решила ещё прочнее подтянуть оковы, применив банальный бабий приём "привязать ребёнком". И вновь родилась девочка, назвали Дашенькой. Вся та невостребованная любовь к первой дочке теперь щедро изливалась на Дашеньку: Борис был более чем счастлив.
Этот дивный ангелочек, как чистое ясное увеличительное стёклышко показал родителям то, что скрывалось в тени, пряталось на задворках, чего не видела слепая любовь.
Ирина увидела, что любовь к дочке ослабляет Бориса, делает осторожным. Если раньше он смело бросался в атаку, то теперь долго обдумывал стратегию и тактику, размышлял, нужно ли это, не опасно ли, не покоробит ли его нравственные принципы. Для бизнеса это не всегда удачно, чаще во вред, ибо время – деньги. ТАКОЙ Борис Ирине плохой помощник. Осознав это, она стала искать замену.
Борис же увидел истинное нутро супруги: что дочь ей нужна как собаке пятая нога, что он сам ей нужен постольку поскольку, что в погоне за ещё большими деньгами, Ирина разбавляет мёд, молоко, сметану. И ещё много чего мелкого и паскудного.
Забрав дочь, Борис ушёл на съёмное жильё, махнув рукой на работу. В тот день Ирина была вне себя от злости: сорвалась выгодная сделка. Чёрт их поймёт, этих мужиков! Упрутся как бараны в новые ворота: говорить буду только с Борисом, баб в таких вопросах серьёзно не воспринимаю. Попробовала, было, Ирина применить последний аргумент: своё тело. И облом: этот говнюк ей эдак по-барски заявляет: "Зачем мне перезревшая редиска, у меня вон десяток молоденьких, свеженьких".
Ирина решила проучить строптивого муженька, излить злость на него. Нанятые мордовороты отделали Бориса по первому сорту, Дашеньку вернули матери.
Две недели в больнице провалялся Борис между жизнью и смертью. Образ Дашеньки, всё время стоящий перед глазами, помог осилить смерть. За всё время Ирина ни разу не навестила. Выписался – и будто рванула рядом противотанковая мина, контузив: Дашенька, его солнышко, принцесска умерла.
Детский врач объяснила так:
– У вашей девочки была незначительная патология, при благоприятных условиях она могла рассосаться, уйти на нет. Как я понял, этими благоприятными условиями была ваша любовь к дочке. Лишившись вас, девочка осталась без защиты, мать, как мне стало известно, её не любила…Вот такой печальный итог…Мне искренне жаль…Соболезную…
А Ирины и след простыл: сразу после похорон дочки, спешно свернула бизнес и подалась за рубеж. Знала ведь лахудра, что Борис не простит ей смерти Дашеньки, прирежет как паршивую овцу, вот и сбёгла. И напоследок совершила очередную мелкую пакость: уничтожила все документы Бориса. Разбитый, придавленный, контуженный от боли и обиды стал Борис бесправным бомжем.
4 Третья жена
Есть такой тип женщин, которым очевидно при рождении закладывается программа: будь ведомой, никакой самодеятельности. Девочками они живут ведомые мамами, бабушками, учительницами. Если и далее остаются при маме, то, как правило, жизнь их складывается неудачно: либо мамы-одиночки, либо вечные разведёнки. Иные так до старости и остаются при маме, не решаясь на самостоятельный шаг. Некоторым судьба улыбнётся и пошлёт мужчину-ведомого и тогда, наконец, доча меняет оковы маминого влияния на оковы мужниного. Собственно в их мироощущении ничего не меняется: неизменно остаётся "внимать и исполнять". Серенькая жизнь жены-служанки их вполне устраивает, у них и в мыслях нет, что-то изменить, шагнуть за рамки. Они твёрдо верят, что такова их судьба, следовательно, и рыпаться не стоит.
Те же, кто в юности решается сделать самостоятельный шаг, удалившись из зоны маминого влияния, попадают в сложное положение. Привыкшие быть ведомыми, попав в Большую жизнь, они теряются, паникуют, лихорадочно ищут ведомого и, в большинстве случаев, этим ведомым оказывается низкий человек. Итог-падение на дно. Редко кому повезёт встретить спасителя, который выдернет, что называется, из грязи в князи. Это чащё происходит в кино и романтических дамских романах, нежели в жизни.
Елена была из такого типа женщин.
Окончив школу, Леночка собиралась поступить, как рекомендовали мама с бабушкой, в райцентре на бухгалтерские курсы: мол, в сельсовете все бухгалтеры предпенсионного возраста, закончишь курсы и придёшь их сменить. Жильё своё, работа будет рядом – это ж замечательно.
Поехала Леночка в райцентр сдавать документы, на автостанции столкнулась с бывшей одноклассницей. Вера Газова не пошла в девятый класс, а ринулась покорять большой город. И вот теперь перед Леночкой стояла шикарная дамочка, в суперском прикиде. Мало того у Веры ещё и своя машина была: вишнёвый "оппель". Вера поделилась опытом, как смогла подцепить денежного папика, он в ней души не чает, задаривает дорогими подарками, квартиру подарил, вот машину, каждое лето на престижные курорты возит.
– Ленка, не будь дурой! Нахрен тебе сдались эти дебиты, кредиты. Езжай в город, там такие перспективы. Я сейчас еду своих проведать, вот тебе номер моего телефона, через пару дней позвони. Я подумаю, чем тебе помочь.
Мамы с бабушкой не было рядом и Леночка, невольно, отдалась влиянию Веры, а её напористое "езжай в город" звучало как приказ. И Леночка подчинилась ему.
Прощаясь, Вера дала адрес одной своей знакомой, у которой временно поживёт Леночка.
Роза Абрамовна сорокалетняя полноватая женщина приняла протеже Веры весьма радушно. Узнав, что Леночка ещё не определилась с выбором пути, Роза Абрамовна веско заявила:
– Поработаешь пока у меня, а там видно будет. Подцепить папика, это, конечно, хорошо, только стоящие все давно расхватаны. Остались одни извращенцы. А с такими лучше не связываться, уж поверь мне.
У Розы Абрамовны было своё дело – небольшая фирмочка по ремонту квартир. И стала Леночка красить, клеить обои, в зарплате хозяйка не обижала. До Веры было не дозвониться: абонент всё время находился вне зоны приёма. Леночка особо-то и не переживала: нынешняя жизнь ей нравилась, ведущая-Роза Абрамовна – есть, чего ещё желать. Даже парней, которые пытались познакомиться с Леночкой, Роза Абрамовна раз и навсегда отваживала. Леночка трезво рассудила: значит, эти парни были плохие, хоть и кажутся приличными, ведущей виднее.
Через два месяца Леночка узнает неприятную правду о том, почему Роза Абрамовна так заботилась о ней. Хозяйка никогда не была замужем, ибо лесбиянка. К моменту появления Леночки, у Розы Абрамовны завершалась давняя связь с одной молодой женщиной. Обе понимали, что отношения зашли в тупик, надо поставить точку и интеллигентно разбежаться, но почему-то тянули с этой самой точкой. Когда появилась Леночка, Роза Абрамовна сразу просекла, что из этой девочки выйдет прекрасная замена. Только нужно неспеша, исподволь подготовить, приручить настолько, что станет, как собачка выполнять команды.
Однако вмешался Господин Случай и похерил мечты Розы Абрамовны.
Однажды Леночка доклеивала обои в квартире одной старушки. А к ней как раз пришёл в гости внук, студент института культуры. Игорь был хорош собой, о таких обычно говорят "смазливый". Леночке он понравился с первого взгляда, а когда стал напористо обхаживать, рисовать убедительную картину их совместной жизни, она поверила каждой буковке. И что с этим ведущим ей суждено прожить всю оставшуюся жизнь. "Внимать и исполнять". И Леночка, не задумываясь, отдалась душой и телом.
Через пару дней Игорь стал избегать встреч. Леночка не могла понять причину и со слезами пришла к бабушке Игоря. А та огорошила её ещё больше:
– Ох, и дурёха ж ты. Где глаза-то были? Нешто не видно, что это бездумный бабник? Бзик у него поганый, девственниц коллекционирует. Зарок дал: на тысячной женится. Намедни хвастался, что седьмой десяток разменял, так что девка тебе ничего не светит. Он своё получил и ты боле ему неинтересна…
У Розы Абрамовны был свой бзик: она тоже предпочитала молоденьких девственниц, не ведавших мужской любви. Порченная Леночка больше её не привлекала. Выселить не выселила, но отношение резко изменилось: из привилегированной Леночка стала обычной работницей, обычной съёмщицей комнаты – ежемесячная квартплата, стол раздельный.
А Вера по-прежнему находилась в "зоне не приёма".
А потом, как в "мыльной драме" ошеломительное открытие: беременна.
Пожалуй, впервые за восемнадцать лет, Леночка самостоятельно обдумала создавшееся положение и приняла решение: буду рожать.
Роза Абрамовна брезгливо поморщилась, процедила сквозь зубы:
– Ладно, пока живи, но как надумаешь рожать, будь любезна, оставь этот дом.
Мама с бабушкой на письма не отвечали. Обидевшись на самовольство Леночки, они выдерживали характер, ждали, что вот-вот вернётся блудная дочь, покается и поступит так, как они велят.
Возвращаться Леночка и не думала. Похоже, программа, заложенная в ней, давала сбои: новая Леночка научилась размышлять. Она осознала и спокойно приняла факт, что Вера, скорее всего и не собиралась помогать ей, а тогда в райцентре просто рисовалась перед бывшей одноклассницей.
Осознавала грядущие трудности, после рождения ребёнка. Подружиться она ни с кем не смогла, поэтому помощи ждать будет не от кого. А теперь, когда беременность не секрет, её ещё больше сторонятся, считая набитой дурой. Потому что в наше время только идиотки и дебилки "залетают", умные предохраняются.
Наконец, что по-всему она повторит участь мамы: останется навсегда матерью-одиночкой, так же никто не возьмёт замуж, помается и вернётся Ленка непутёвая в родные стены…
Первые четыре месяца Лена чувствовала себя на удивление отлично, будто и не беременна вовсе, и лишь заметно округлившийся животик говорил об обратном. Но едва пошёл пятый месяц, как все запоздавшие симптомы проявились столь сильно, что Лена оказалась в больнице. Прямо в робе на "скорой" увезли. Когда пришла в себя, врач сначала пропесочил её, за то, что до сих пор не стоит на учёте, а уж потом сообщил сногсшибательную новость: у вас будет тройня. И что вторая половина срока будет тяжёлой, а потому, милая, ложись-ка на сохранение.
В этот же день Роза Абрамовна собрала вещи Лены и временно перенесла в офис, а комнату сдала новой жиличке.
За неделю до положенного срока Лена благополучно родила трёх чудных девчушек.
А за день до выписки ей передали два конверта. В одном было письмо…от Веры. Она дико извинялась, что по её вине они так и не встретились, что у папика возникли серьёзные проблемы, вынуждающие покинуть эту страну. Они уезжают на ПМЖ, скорее всего в Канаду. Вера всё время помнила о своём обещании, и раз ничего не получилось, то она, компенсируя, делает скромный подарок. Во втором конверте были документы на 20-ти метровую комнату в коммуналке на имя Лены.
И стала Лена жить поживать, дочек растить. Обидевшись на маму с бабушкой за их молчание, она так и не решилась им сообщить ни о беременности, ни о рождении внучек.
Чудовищно тяжело было первые месяцы, Лена с ужасом ждала дня, когда силы её иссякнут, и она просто однажды не встанет с постели. Но к счастью соседка по коммуналке, Раиса Матвеевна, в прошлом учительница младших классов, прониклась жалостью и сочувствием к молоденькой мамочке, помогала, сколь могла. От Раисы Матвеевны исходила знакомая энергия ведущего, идентичная бабушкиной. Намного слабее, но всё же ведущая. И Лена воспряла духом. По рекомендации Раисы Матвеевны Лену взяли на работу в ЖЭК дворником.
И вот однажды рано утром, подметая свою территорию, Лена увидела спящего бомжа на скамейке. Невольно поддавшись внутреннему порыву, подошла, зачем-то всмотрелась в его лицо. Сквозь неопрятность, неухоженность каким-то незнакомым чувством Лена "увидела": и что бомж на самом деле моложе, чем выглядит, и что на дно жизни его привела не собственная глупость, а чья-то жестокая подлая несправедливость, и что этот мужчина ещё способен выпрямиться, вновь подняться наверх, нужно только помочь ему подняться, подать руку, и что он может стать тем самым ведущим, который сейчас так необходим Лене.
И Лена подала руку. И не только руку, а и плечо подставила. Лично объездила бывших друзей –афганцев Бориса,– а это был наш Борис, как вы поняли,– общими усилиями восстановили документы. Лена прописала к себе, Борис устроился в частную фирму токарем с довольно приличной по тем временам зарплатой. А спустя три месяца они с Леной расписались, Борис удочерил девочек.
Тринадцать лет прошли как в сказке, в любви и согласии. И Борис и Лена благодарили судьбу, что она сжалилась над ними и, наконец, свела вместе. И оказалось, что они и есть те самые настоящие половинки одного целого. И хоть богатств не нажили, зато купались в море нежности, пропитанные всеобщей любовью. Когда девочкам исполнилось три года, супруги решились ещё на одного ребёнка. По иронии судьбы родилась опять девочка, назвали Настенькой. Борис любил и обожал одинаково всех четырёх дочек.
И вот пошёл четырнадцатый год их совместной жизни. Тройняшки вступили в трудный подростковый период. Четыре девочки подростка в семье, это только в "Папиных дочках" всё легко и смешно, в жизни всё намного сложней. Насаждаемый телевидением и глянцевыми журналами образ жизни, исключающий мораль, совесть, подростки воспринимали как инструкцию: будь классным и крутым! Семейная мораль "жить скромно, но чисто и по совести" уступала одну позицию за другой. Девочки требовали дорогих шмоток, настоящих, а не секонхенд, первоклассную косметику, компьютер с Интернетом, мобильники, цифровые видеокамеры. И ещё много чего. Всё чаще нагло заявляли матери в лицо: а зачем вообще нам нужен такой отец, который не может заработать даже на компьютер? У нас телик и холодильник совковые, позор!
По закону подлости в эти трудные для Бориса времена вдруг объявилась Вера. Сначала пришло письмо, в котором сообщался Интернет адрес и сайт, где можно общаться онлайн. Девочки в компьютерном клубе пообщались с тётей Верой, поплакались в жилетку, как им скверно живётся. Вера пообещала помочь.
И помогла. В своей Канаде нашла богатенького стареющего в одиночестве господина, выступила в роли свахи, описав достоинства Лены и дальнейшую счастливую жизнь. Господин уже слышал, что из русских женщин получаются очень и очень хорошие жёны.
Через неделю всё завертелось с бешеной скоростью. Вера приехала в Россию с женихом, к ним подключились дочки и буквально смяли волю Лены. Их коллективный напор оказался сильнее любви к Борису. И Лена поддалась, отдалась в руки этой "оголтелой банды".
Понятное дело, что в один прекрасный день все скопом отбыли в благословенную Канаду, оставив в коммуналке Бориса, оглушённого таким предательством.
Он долго не мог оправиться от такого удара. Забросил работу, стал жутко пить, в итоге потерял комнату и вновь стал бомжем.
Сестра Елена через третьи руки узнала о судьбе братишки, поехала в Питер, после долгих поисков, наконец, отыскала братца в жутком месте – в бомжатнике на свалке. Привезла домой, с мужем и детьми потихоньку-полегоньку возвратили к нормальной жизни. Только теперь Борис стал молчуном, оброс как бирюк, на дух не выносит женщин, живет, будто рак отшельник, закупорившись в раковине.
5
– Вот такая нехорошая история,– закончила Елена рассказ, вздохнув, смахнула набежавшую слезинку.
– Да-а… – сочувствующе протянула Зоя, солидарно вздохнула, удивлённо взирая на пустую миску: когда это она успела умять, если слушала, развесив уши?
– Теперь и с Юлькой не знаем, что делать,– продолжила плакаться Елена, уже как близкой подруге.– Влюбилась, говорит, в Бориса без ума. Соплюха, а туда же…Я говорит, излечу его душевные раны и получу самого лучшего мужа. Лекарша выискалась…Ну, скажите, нормально это? Другие вон в артистов влюбляются, в певцов, в ровесников, в конце концов, а эта дурында в родного дядю…
–Бывает…А он как?
– Как…Либо в упор не видит, либо рычит что зверь, когда эта нахалка переходит границу…Может их обоих полечить, у вас ведь в городе есть эти…как их…всё по телику показывают…Вспомнила: экстрасенсы.
– Да они в основном шарлатаны. Нужен хороший психолог.
– Ой, думала я уже про психолога,– махнув рукой, Елена поднялась.– Они берутся, если есть желание пациента. А эти охламоны упёрлись как бараны: мы здоровы, отвалите. Ладно, побегу я: у меня в духовке шарлотка, да и посмотрю вашу одёжку, просохла, поди, уже…
Елена ушла, забрав посуду, пообещав вскорости принести свежего чайку и шарлотку отведать.
Зоя подошла к окну, отодвинула занавеску. Борис, словно заведённый, механически выполнял одну и ту же операцию: брал чурку, ставил на попа, взмах топором, поленья в стороны. И всё же в этой монотонной картине, было нечто неуловимое, что притягивало глаз, заставляло смотреть и смотреть. Так бывает иногда с полотнами великих мастеров: вроде ничего особенного, примитивный пейзажик, а станешь в нужную точку – и открывается всё потаённое, пейзаж оживает, дышит, и ты вдыхаешь запахи травы, слышишь шелест листвы деревьев, очарованно следишь за передвижением букашки по травинке…
Вот и Зоя сейчас оказалась в такой точке, откуда картина не казалась плоской и банальной, а напротив, объёмной, выпуклой, обнажая всю дотоле скрытую красоту. Она, красота, была и в движениях Бориса, и в его блестевшем от пота теле, и даже хмурое лицо теперь казалось философски задумчивым.
В какой-то момент Зое показалось, что стекла мешают полнее насладиться, как досадное пятнышко на очках. И Зоя убрала это пятнышко – распахнула окно настежь. А следующий шаг был уж точно не сегодняшней Зои, а той, из бесшабашных школьных лет: она просто вылезла в окно.
– Здравствуйте, Борис. Я хотела поблагодарить вас…– к своему удивлению Зоя обнаружила, что испытывает давно забытую робость. В последний раз это с ней случилось на выпускном, когда пригласила на "белый танец" учителя истории, к которому испытывала лёгкую симпатию. И голос её тогда, так же дрожал.
Борис продолжал колоть, проигнорировав и появление Зои, и её взволнованный голос. Будто и не было её вовсе здесь.
–Тётка ты что, тупая совсем? Русского языка не понимаешь?– рядом с Зоей возникла Юлька, в руке кисть черноплодки, взгляд, будто крапива обжигает.– Повторяю для заторможенных: проваливай в свой город.
– Юля, во-первых, не хами, во-вторых, не суйся, когда взрослые разговаривают.
– Ха, ты что, училка по этике? Будет всякая старуха мне указывать…
– Слушайте, вы! – Борис грохнул обухом топора по чурке.– А ну пошли нахрен отсюда! Обе!
– Борь, я то чего?– пискнула Юлька.– Это всё она…
– Обе! я сказал! Живо!
Борис зыркнул исподлобья на Зою, она невольно дёрнулась, точно получила увесистую пощёчину. Очарование пропало, краски померкли, и предстала плоская банальная картина, в центре которой некрасиво гневный мужчина.
– Хорошо, Борь, как хочешь, я уйду,– забросив в рот горсть ягод, Юлька, уходя, презрительно усмехнувшись, глянула на Зою так, будто окатила из ведра студёной колодезной водой.
Зоя осталась стоять, где стояла. Борис, расколов очередную чурку, прорычал:
– А тебе что особый путевой лист нужен?
– Во-первых, не тыкайте, мы не настолько близки…
– Слушай, ты, в пятых, в шестых! Или ты сейчас повернёшься и…
– И что? Ударите?
– Я тебя свяжу узлом и зашвырну в твою тачку!
– Оригинальный способ общения с женщиной.
Борис с силой вогнал топор в кругляк, на котором колол, выпрямился:
– Где ты видела женщину? Твари вы все! Бабы поганые!
– Орать ни к чему, у меня слух нормальный. Ладно, будем на "ты". Значит все твари? И мать, что тебя родила? И сестра, что тебя вытащила из помойки, отмыла? А ты значит весь такой нормальненький, благородненький прынц. Мужик, одним словом, да? А мне вот не кажется. Я вижу хама и нытика. Няньку, что нянчит свои обиды. Ты не мужик, ты тряпка.
Борис рванул топор, сдавленно выдохнул:
– Уйди, шалава, от греха подальше!
– Насколько подальше?– Зоя отступила на три шага.– Столько хватит?
– Заткнись!– Борис саданул топором по кругляку и тот развалился на три половинки.
– Попыхти, попыхти, крепче спать будешь,– усмехнулась Зоя, удивившись, с чего это вдруг вспомнилисьлюбимые папкины слова – она в детстве никогда не плакала, лишь насупившись, пыхтела как закипавший чайник, а папа этими словами её как бы успокаивал.
– Сука!– пнув чурки, Борис быстро пошёл со двора, в сторону мостика через речку.
А Зоя внезапно почувствовала дикую усталость, будто Борис своим пинком опрокинул сосуд, питающий её силы, и вот приток прекратился. Ноги подломились, и Зоя ничком опустилась на траву.
Подлетела, тяжело дыша и обдавая запахом ванили, Елена:
– Что? Неужели ударил?
– Нет, нет, успокойтесь. Всё нормально.
– Какое нормально! Вы побледнели и вся дрожите…Ударил?
– Пальцем не тронул. Так покричал немного. Да, странно, что-то я вся…трясусь,– Зоя засмеялась, смех вышел нервный.– Надо же…с роду так не пугалась…
Елена, наконец, облегчённо выдохнула, поправляя сбившиеся волосы, заговорила, будто с родной сестрёнкой:
– Ты с земли-то вставай, холодная, придатки застудишь. Пошли чайком побалуемся, шарлотка на славу удалась. Пошли, пошли, а то Юлька из вредности всю слопает. И одёжка твоя просохла, только прогладить.
6
–Ты ещё здесь? – глянула Юлька с ненавистью на вошедшую Зою.
– Юля, прекрати!– шикнула Елена.– А то живо вон крапивой отхлестаю. Распоясалась, совсем совесть потеряла.
– Не боись, ничего я не потеряла,– Юля взяла с противня самый большой кусок шарлотки, положила на тарелку.– Это для Бори,– проходя мимо Зои, фыркнула:– Ходят тут всякие мымры, только аппетит портят.
– Тебе испортишь, как же,– усмехнулась Елена.– Садись, Зоя, не обращай внимания на эту нахалку. Она только тявкает, как щенок.
Уже от двери Юлька прошипела:
– Я бы с удовольствием эту мымру искусала.
– Юлька! Не нарывайся! Закрой дверь с другой стороны. Иди вон лучше с дядькой погрызись.
– Не дождётесь. Мы будем любиться и миловаться. А вам НЕприятного НЕаппетита. Чао, банбино.
– Ну, вот что с этой ненормальной делать? Пороть?
– Не поможет.
– Да я и сама знаю, что не поможет. Всё тешу себя, что перебесится, трудный возраст и всё такое…
– А муж как относится к этому?
– Вдова я, Зоя. Уже шестой год…Юлька-то наш поскрёбыш.
– Извини, Лена…
– Ничего, отболело уже. Я вот что подумала…сегодня понедельник…
– Что?! Ааа, чёрт, чёрт! Совсем из головы вылетело. Люська с меня шкуру сдерёт!
– Начальница?
– Я, я начальница! а она моя правая рука. Представляешь: правая рука не знает куда голова провалилась…А у меня ж вагон назначенных встреч, презентаций…Бедная Люська, вертится там как белка в колесе…Она мне этого не простит!
– Неси телефон. Я поговорю с ней, объясню, что и как. Ты ж не на пляже бока отлёживаешь, несчастный случай, всякое бывает…
Зоя принесла буквально раскалившийся от не принятых звонков телефон, Елена зачем-то тщательно вытерла руки, прежде чем взяла мобильник. И тут же очередной, наверно двухсотый звонок от Люськи.
Вот кому надо бы работать психологом! Елена, спокойно и ровно, в два счёта успокоила взбешённую Людмилу Владимировну, так описала несчастный случай и страдания бедной Зои Олеговны, что Люська прослезилась и готова была сейчас же ехать к любимой подруге в сиделки. Елена убедила её не приезжать, так как уход за пострадавшей самый что ни наесть лучший, уже к утру будет как огурчик и вовремя явится на работу. Потом позвонили ещё два самых настырных клиента, и Елена блестяще их угомонила, перенеся встречи на завтра.
– Потрясающе! Лен, ты прирождённый секретарь-референт.
– Так я и работала секретаршей при директоре совхоза. А когда совхоз развалили, меня сократили. Теперь в школе секретарю. Ну ладно, бог с ней с работой. Давай я тебе перевязку сделаю, потом баньку стопим, попаришься с травками, и уже к утру все твои поцарапки отвалятся. Будешь лучше, чем была. Ой, а ты больше никого не забыла?
– В смысле?
– Ну, не знаю, может еще, кто беспокоится…Воздыхатель, к примеру.
– А почему не муж?
– Нет, подруженька, нет у тебя мужа. Замужних я с первого взгляда признаю, они какие-то…Не знаю я как это объяснить, просто чую и всё. От тебя дух особенный, чистый идёт, как от юной девицы. Моя бабка, помнится, называла его "дух непорочной девы". Утверждала, что за версту чует, "испорченная девка аль нет". Злые языки её ведьмой дразнили, за прямоту.
–Дух непорочной девы,– усмехнулась с горчинкой Зоя.– Да от меня наверно разит кислятиной старой девы.
– Тьфу, на тебя,– замахала руками Елена.– Что ты такое говоришь! Ты ещё ого-го, богатая, красивая. Ещё и деток успеешь нарожать. Слушай, Зоя, может я сейчас, как говорит Юлька, хрень сморозю,…но я вот подумала,…даже не знаю, как сказать…
– Прямо.
– Прямо? Ладно, прямо. А что если тебе попробовать разморозить Бориса. Или ты хочешь из своих, бизнесменов?
– Нет, только не бизнесмена. Нормального настоящего мужика.
– Настоящего…Таких, говорят, раз-два и обчёлся. Вот мне кажется, что Борис подойдёт тебе. Ты не подумай, что я так говорю, потому что сестра. Я чисто по-человечески. Это он сейчас озлоблённый, а вообще-то мягкий, что важно, верный, детишек любит. Опять же рукастый. Я думаю, у тебя получится, ты девка деловитая, за словом в карман не полезешь.
– Деловитая. Это я в бизнесе деловитая. А в житейских делах, рохля, глупее Юльки уж точно.
– Ты всё-таки подумай. Если даже Юлька своим мушиным бабьим чутьём чует в Борисе хорошего мужа, это что-то значит. Верно?
Они ещё немного поговорили "про жизнь", затем пошли готовить баню.
Борис собрался и укатил на велосипеде. Он подрабатывал в окрестных деревнях: кому дрова напилить, наколоть, кому крышу перекрыть. Третий день трудится в Ярловке: забор варит из обрезков труб.
Юлька залезла на крышу сарая загорать.
Слишком уж быстро закончился день. После бани, а вернее, после того как Елена напарила Зою с травками, она так разомлела, что, уже одеваясь, клевала носом.
– О, подруженька, замодела совсем. Пошли в постельку, отоспишься за год вперёд. Будешь, как говорит молодёжь, ещё круче и, даст Бог, сможешь Бориску вернуть к жизни. И будет тебе счастье долгое и сладкое…
7
Впервые за последние пять лет Зоя не поехала в деревню. Позвонила маме, извинилась, сославшись на занятость. Мама не огорчилась, напротив, в её голосе звучала плохо скрываемая радость: даже при большей занятости, дочка вырывалась, тут нечто другое, наверняка появился молодой человек…
А Зоя просто хандрила. Нечто непонятное, необъяснимое с ней стало происходить ещё во вторник, когда вернулась из Яблониц. Поначалу раздражало и бесило, что непонятное, что не подаётся объяснению. Вроде хочется чего-то, а чего не понять. Депресняк, одним словом.
Люська, сославшись, что сейчас она нужнее здесь, отказалась от командировки в Индию, сама нашла себе замену, проинструктировав, отправила сотрудницу одного из филиалов.
– Так, мать, я свободна и могу заняться тобой. Ты мне категорически не нравишься.
– Я сама себе не нравлюсь,– вяло обронила Зоя, рассеянно смотря в окно офиса.– Так бы и убила себя такую…
– Что сдерживает? Помочь? У меня есть один знакомый киллер, берёт не дорого.
– Люсь, как думаешь, если этой вазой огреть по твоей саркастической башке, ваза не расколется?
Люська глянула поверх очков на вазу:
– Нет, не расколется, она малахитовая. А вот моя несчастная головушка точно потрескается. Останутся мои детки сиротиночками, и придётся тебе их ростить, ставить на ноги. Но если учитывать, что как мать ты…никудышная, попадут мои детки в детдом. Бедные сиротинушки…
– Всё, завязываем трёп! – Зоя решительно встала.– Я домой, меня нет ни для кого. Умерла, в коме, ври что хочешь.
– Ладушки. Прими таблетку, выспись, как следует. К врачу записать?
– Себя запиши,– не зло огрызнулась Зоя.– Кстати, для тебя, меня тоже нет, до утра.
– Как скажете, госпожа.
Дома первым делом Зоя отправила домработницу в отгул. Оплаченный.
– Галя, только ты ни о чём таком не думай. Просто у меня депрессия и хочется побыть одной. Плата как за полный день.
– Может врача позвать?– сочувствующе глянула Галина.– У меня есть знакомая докторша, душевная женщина…
– Не нужно. К утру пройдёт.
Оставшись одна, Зоя не успокоилась, а напротив ещё больше почувствовала гнёт. Заметалась по квартире, как зверюга по клетке, ища место, где бы пришёл покой. Но такого места не нашлось. Поддавшись опять-таки непонятному желанию, Зоя принялась переставлять местами мебель. Но и это не помогло. И тогда Зоя решила воспользоваться банальным способом: напиться.
Коньяк был качественный, дорогой, но почему-то эффект от него был как от компота: только тяжесть в желудке и ничего более. Да, и на душе стало ещё поганее.
И Зоя заплакала. Как тогда, в день смерти папы…
– О, да тут бордель! Пьянчужка, посмотри на себя в зеркало. Кошмарный ужас!
Вопреки приказу "госпожи", вечером Люська заехала к Зое. Тщетно битый час насиловала кнопку звонка: Зоя не открывала. Что она дома и что ей весьма скверно, Люська чувствовала всеми фибрами души, поэтому и не уходила. Наконец, матюкнувшись, приняла кардинальное решение: вернулась в офис и в столе Зои взяла запасной ключ.
"Госпожа" полусидя, возлежала в кресле перед зажжённым камином, зарёванная вдрызг, на журнальном столике наполовину опустошённая бутылка и блюдце с нетронутыми кружочками лимона.
– Зой, а может, я влюбилась?
– Вряд ли,– усмехнулась Зоя, включая электрочайник. – Скорее всего, сошла с ума.
– Но любовь своего рода тоже сумасшествие.
– Да. Только там другие симптомы. При любовном помешательстве хочется петь, а тебе сейчас хочется выть и рычать.
– Вот именно. Хочется рычать, рвать и метать!
– Санитаров вызывать?
– Люська, чёрт тебя подери! Прекрати надо мной издеваться! Вызовешь – вместе с ними по лестнице спущу. А не осилю, вон кипятком ошпарю.
– Круто. И кто он?
– Что?
– Ну, тот, в кого ты влюбилась.
– А я влюбилась?
– Предположим, теоретически. Ну и кто он? Я знаю его?
– Так…один урод недоделанный…
– Совсем круто. Прямо супер!
– Ага. Продай эксклюзив журнальчику. "Зоя Белугина впервые влюбилась и в урода!" Обогатишься, меня, дуру бросишь, своё дело откроешь…
– Всё!– Люська хлопнула по столу.– Убирай сопли. Поскулила и хватит. Вот на, хлебни кофейку и рассказывай, что и как. Либо бум культивировать, либо выпалывать…
–Да-а,– протянула, покачивая головой Люська, когда Зоя закончила свой сумбурный, с третьего на пятое, перескакивая, рассказ.– История – чисто мыло хозяйственное. Одних пузырей сколько. Ну, и что ты хочешь? Заполучить этого грубияна?
– Он не грубиян. Это в нём обиды грубят…
– Ага, а ты, значит, хочешь повыдергать эти обиды и засадить ростками любви. И будет у вас сад прекрасный, будут соловьи заливаться и розы цвести.
– А почему нет?
– Ещё не поняла. Можно конечно и зайца научить курить. Проект аховый, но нам ли пасовать. Собирайся.
– Куда?
– Поедем в эту твою Яблоницу. Посмотрю фронт работ, оценю крепость "Борис" и методы штурма. Я не ты, со мной не повыкаблучиваешься: живо каблуки посшибаю…Давай, давай ,живее, пьянь влюблённая. Ну, мать ты и учудила!
8
Поездка не удалась: увидев вновь Зою, да ещё и с другой "мымрой", Юлька впала в бешенство, закатила великую истерику и порывалась "этим мымрам пятак начистить". Борису с трудом удалось её угомонить, увести в дом. Спустя пару минут он вылетел разъярённым зверем, буквально зашвырнул Зою с Люськой в машину, прорычал:
– Убирайтесь!
Бедная Елена в слезах заламывала руки, умоляла:
– Зоинька, уезжайте, от греха подальше! Сегодня они как с цепи сорвались. В другой раз приедешь…я всегда тебе рада…
В дороге Зоя впала в апатию. Она, наконец, чётко и ясно увидела то, что пряталось в дымке с понедельника: её влекло, тянуло к Борису, словно малоё дитё толкало любопытство – дотянуться, потрогать, исследовать. Так же в детстве она тянулась к папе – хотелось каждую минуту быть рядом, слышать голос, видеть улыбку, купаться в его тёплом нежном взгляде, вдыхать его запах. В то же самое время маленькая Зоя ежесекундно проверяла составленный мамой и твёрдо заученный список "Нельзя": нельзя без стука входить в "папимамину" комнату, нельзя шуметь, когда папа спит, нельзя подсматривать, когда он моется в бане, нельзя целовать его в губы, а только в щёчки, нельзя это, нельзя то,…Завершали список табу: нельзя совать пальцы в розетку – ударит током, нельзя дразнить Полкана – укусит, нельзя подходить сзади к лошади Марусе – лягнёт… Девочка хорошо понимала, что нарушение любого из этих правил причинит боль папе – погаснет улыбка, изменится тон голоса, взгляд станет прохладным. Она очень-очень не хотела этого, поэтому снова и снова проверяла список: не забыть, не нарушить бы…
Вот и сейчас, едва Яблоницы скрылись из виду, Зоя увидела тот список "Нельзя", точно вырубленный на каменной плите. Буквы частично стёрлись от времени, но главное чётко проступало: " Нельзя приближаться…ударит,…укусит,…лягнёт…"
Люська же напротив была крайне возбуждена:
– Какой темперамент! Он как сгрёб меня, так вся птичкой затрепетала…И страшно и…приятно. Мда… Зой, может у меня скрытые мазохистские склонности? Как думаешь? Алё, госпожа Зоя, ау? Президент на проводе, не наш, Обама спрашивает, что вы думаете…
– Смотри на дорогу. И прекрати этот дурацкий трёп.
– Зой, ты чего совсем скисла? Расхотелось этот брильянт? А я бы поборолась…Ух, до сих пор мурашки бегают. Какой темперамент…Зой, давай чётко и ясно: хочешь?
–Ты ж видела…
– Дубль два: ты хочешь его заполучить? Если не хочешь, тогда я свои ресурсы подключу. И не таких дрессировали. Ну?
– Не нукай, не запрягла.
– Хочешь?
– Да, да, хочу!
– Получишь. Или можешь гнать меня в шею за профнепригодность. Итак, подобьём бабки: разведка показала, что обычные женские штучки не сработают. Крепость бронированная, но как сказал один герой, нет таких крепостей, которых нельзя взять. И мы возьмём её!
– Как?
– План "Д", или операция "Троянская лошадь".
– Переведи на русский, будь так любезна.
– По-русски это будет…-Люська помолчала, покусывая губу.– Короче, мать, ты меня не торопи. Я должна всё до мелочей обмозговать, чтобы наверняка. Подремли пока. Эх, Зойка и погуляем же на твоей свадьбе!
– Не говори "гоп"…
– Всё обидеть норовишь? У, неблагодарная! Если Люська Бугаева берётся за дело, она делает его на "отлично" без всяких "гопов". Может, мне другого шефа поискать, который по заслугам оценит мои таланты? Не порекомендуете, Зоя Олеговна, по старой дружбе?
– Порекомендую, в дворничихи или посудомойки.
– Вот так всегда: стараешься, рвёшь жилы, а в ответ одна чёрная неблагодарность.
– Совести у вас нет, Людмила Владимировна: вам ли жаловаться?
Они ещё с четверть часа подурачились "беседуя", затем Зоя задремала, а Люська, сосредоточенно глядя на дорогу, принялась тщательно составлять план операции "Троянская лошадь".
9
Борис был вне себя: с толстой суковатой палкой он подступил к Зое:
– Это ты?! Ты устроила?!
Зоя лежала на лапнике, Танечка с ужасом прижималась к ней, не спуская глаз с Бориса. Краешком сознания Зоя подумала: интересно у Танюшки настоящий ужас, или мастерски изображает согласно инструкциям и наставлениям Люськи?
– Вставай!
Казалось, ещё немного и Борис начнёт яростно крушить всё, что попадёт под руки.
Зоя приподнялась:
– Во-первых, не ори, не пугай ребёнка, во-вторых, не будь идиотом и не думай, что другие дурнее тебя. Это тоже я себе устроила?– показала забинтованную до локтя левую руку, изорванное платье.– И это я устроила?– показала на синяки и царапины на ручках Танечки, на россыпь пластыревых наклеек на её грязном личике.
– Нас били… – всхлипнула Танечка, уткнувшись в плечо Зои.
Борис матюгнулся, рывком швырнул палку в кустарник, а затем сам ломанулся в него, как разъярённый зверь.
Танечка приподняла голову, проводив его взглядом, затем горячо зашептала на ухо Зое:
– Думаешь, поверил?
Зоя ответила так же шёпотом:
– Поверил, он же не совсем дурак. Испугалась?
– Крошечку.
– А ты просто суперская артистка. Пуговка тебе и в подмётки не годится.
– Неправда. Она вон в телевизоре, а я…
– И ты будешь. Даю тебе честное слово, как только это "кино" закончится, я организую съёмки сериала с твоим участием. Будешь и ты у нас крутая суперзвезда, как Анжелин Джоули. Кушать хочешь? Тогда встаём и начинаем робинзонью жизнь.
Танечка глубоко вздохнула:
– Не верится, что он в тебя влюбится.
–Ты помнишь, что мама сказала? "Максимум полдня побесится и станет нормальным человеком и тогда всё пойдёт по маслу".
Танечка неожиданно разулыбалась, озорно прищурившись, спросила:
– А если по маргарину?
–Тоже неплохо. Мама Люся обещала нам хэппи энд, значит будет хэппи энд. Какая у нас сверхзадача?
– Играть правдиво.
– Бум?
– Бум. Я так хочу посмотреть на тебя в свадебном платье, прямо аж ладошки чешутся. И ещё как вы будете целоваться…
План "Д", озвученный Люськой, изначально Зое не понравился. Прежде всего, размахом и явным киношным подражанием, кроме того, Люська главным действующим лицом "операции" решила сделать дочку Танечку, крестницу Зои:
– Это и будет наша ударная троянская лошадка. И даже не сомневайся: в конце как водится танцы, обжиманцы, страстный поцелуй.
– Но Танюшка…
– Я провела с ней беседу. Она в восторге. Ты ж знаешь, как она тебя любит, а помочь маме Зое,…да она в лепёшку расшибётся.
– Вот этого и опасаюсь. Что в лепёшку…
– Отставить панику! Всё будет как в лучших сказках Голливуда. Это вам Людмила Владимировна Бугаева говорит, не хухры-мухры. Ну что, ставишь резолюцию?
– Не знаю…
– Зойка, прекрати этот детский лепет! У меня уже всё задействовано: ребята наготове, вертолёт оплачен. На старт?
– Чёрт с тобой, зануда, на старт.
Начало "операции" прошло без сучка и задоринки: вечером нанятые Люськой парни остановили возвращавшегося с работы Бориса, профессионально вырубили, затем на машине доставили к вертолёту. Меньше чем через десять минут бесчувственного Бориса выгрузили на остров, где уже были Зоя и Танечка. Люська в последний раз тщательно осмотрела "девчонок", ещё раз проинструктировала на счёт "легенды": на Зою наехали бандиты-рэкетиры, взяли в заложники Танечку, чтобы Зоя посговорчивее была, службе безопасности удалось освободить девочку, в ответ бандиты пригрозили Зое, что в ближайшее время грохнут её, добавив, что улизнуть за бугор не удастся, так как вокзалы и аэропорт под их контролем. Поэтому и было принято это решение: отсидеться в глуши, пока банду не ликвидируют. Каким-то образом бандитам стало известно про Яблоницы и про Бориса, они наверняка решили, что он Зоин любовник. Разумеется, во избежание захвата Бориса в качестве заложника, решили и его спрятать.
– Ну, всё девчонки, слова вызубрили назубок. Умнички. Теперь примените ваш талант. Танюша, твоя главная сверхзадача: помогать дяди Боре, влюбиться в маму Зою. Ты только ничего не бойся. Дядя Боря будет кричать, материться, даже рычать, но всё это видимость. Помнишь, у бабушки был старенький холодильник, рычал как зверь. Ты же не боялась его. Спокойно открывала дверцу и брала мороженое или йогурт. Вот и дядя Боря будет рычать,…
– …а внутри у него мороженое и йогурт,– прыснула Танечка, прикрыв рот.
– Да, только эти сладости для мамы Зои. А ты лучше про другое думай: рычит он как тигр, не потому что злой, а потому что у него заноза, ему больно. Вот ты и поможешь ему вынуть занозу и увидишь, что это не тигр вовсе, а кот Матроскин. Ладушки? Зоя, умоляю тебя: действуй строго по плану, не суетись и не выпячивай своё "я". Телефон знаешь где. По пустякам не дёргайся звонить. Если Борис раньше времени просечёт, что всё это шоу…Тьфу, тьфу, постучим по этой берёзке. Всё, я ухожу за горизонт. Удачи вам, робинзоны. Да, Борис, думаю, ещё пару часов проспит. Если скучно станет, можете разбудить.
– Нет уж, нет уж, пусть поспит. А мы пока с Танюшей вживёмся в роль…
– Ладушки. Занавес! Ваш выход, а я в зрительный зал…
10
Зоя с Танечкой деловито принялись готовить ужин, благо всё было под рукой: ворох хвороста для костра, продукты в сумке-холодильнике, канистры с питьевой водой. Бытовые вопросы Люська обдумала весьма тщательно, учла все мелочи, включая зубочистки и туалетную бумагу, набор иголок и булавок, мотки различных ниток; аптечка пухла от предметов и препаратов первой необходимости. По прибытии на остров Зоя хотела первым делом поставить палатку и всё разложить по полочкам, но Люська сказала решительное "нет":
– Палатку вам поможет поставить Борис. Это будет первый шажок на пути сближения. Надеюсь. Зоя, повторяю в две тысячи пятый раз: забудь, что ты где-то шеф, что бизнес-вумен и всё такое, стань просто женщиной, чуточку бабой.
"Ага, – усмехнулась про себя Зоя,– без ванны, без душа и не захочешь, забудешь что женщина, невольно станешь вонючей бабой".
– Дай ему почувствовать себя мужчиной,– продолжала Люська наставлять.– Нужным мужчиной. Как только это произойдёт, считай он твой. Можно приручать и дрессировать.
– Его уже пытались дрессировать…
–Так то были дуры, а ты у нас вумная. Ты ж не станешь, пардон, гадить себе в карман.
Пока Люська была рядом, Зоя верила на все девяносто девять процентов в успех операции, но как только стих шум вертолёта, вера пошатнулась, и процент успеха резко понёсся вниз, тормознув на первой пятёрке. Мысленно Зоя уже трижды обругала себя, что согласилась на эту дурацкую авантюру. У Бориса не просто заноза, он оброс иглами обиды, как дикобраз и при малейшей опасности метал ядовитые шипы без разбору. Чтобы вынуть занозу, "дикобраза" надо лишить колючек, попросту ощипать как куру. И что в итоге получим? Люська верит, что человека. Сейчас, оставшись одна, без Люськи, Зоя сомневалась в этом. Не человек получится, а ещё более обозлённое бедное животное.
– Ну, всё, Танюш, готово,– Зоя по привычке придирчиво оглядела накрытый "стол".– Кто пойдёт звать?
– Конечно я,– Танечка выпрямилась и, подражая маме Люсе, придала лицу характерное выражение, а голосу – тон: – Ты только ещё больше его разозлишь.
– Кто б спорил,– усмехнулась Зоя.– Тогда смелее в клетку льва.
–Ты забыла? Это не лев, а кот Матроскин.
– Ой, спасибо, что напомнила, память ни к чёрту. И что б я без тебя делала.
Танечка дурашливо запыхтела, ручки в бока, бровки нахмурила:
– Ну, ты мама Зоя и зануда!
– Ох, я и зануда. Вы б с этим…котом взялись за моё воспитание.
– И возьмёмся. Только потом не плачь.
– Постараюсь. Ладно, зови кота, остынет ведь.
В отличие от голливудских, в нашей истории остров не был экзотическим, и расположен не в море-океане, и даже не на реке, а на самом настоящем болоте. В одном лишь была схожесть с киношными – остров необитаемый. Планируя операцию, Люська пообщалась с местными старожилами, от них и узнала, что так называемые Фомкины болота практически непроходимы, в войну правда были ещё деды, которые ведали о редких бродах на острова, но нынче никто не знает. Облетев на вертолёте окрестности, Люська выбрала именно этот островок: из всех он был самый сухой и самый большой – в диаметре километра два. Непролазные топи вокруг острова тоже играли свою роль в операции: Борис не сбежит раньше времени и волей неволей будет вынужден общаться с другими островитянами, тем самым, двигая операцию к намеченному финалу – "танцы-шманцы, страстный поцелуй".
Танечка без опаски шагнула в заросли. За то время пока дяБоря спал, Танечка с мамой Зоей обошли остров, отметили, что умеренно заросший, заплутать невозможно, приметили грибные и ягодные участки, единственно, что не понравилось – много комаров. Но мама Люся предусмотрительно снабдила антикомаринной мазью, так что комары не стали проблемой.
– ДяБоря, ау! Где вы?
Он сидел на полусгнившей поваленной берёзе у самого начала болота, обмахивался веткой. Брючины закатаны выше колен, ноги в чёрной болотной грязи. Рядом лежали ботинки и шест наполовину мокрый.
– Идёмте кушать.
Глянул искоса, через плечо, но ничего не сказал. Танечка отметила, что лицо его уже не злое, а очень усталое.
– Идёмте, а? Остынет.
– Тебя как зовут?– вдруг спросил спокойным нормальным голосом.
– Таня.
– А лет сколько?
– Скоро девять будет.
– Девять…– голос у дяБори дрогнул, по лицу пробежала тень, на секундочку Танечке показалось, что он сейчас заплачет. В следующую секунду она вспомнила рассказ мамы о дочках дяБори, которых он очень любил, "а стервы-жёны разлучили его с ними", и тотчас испытала незнакомое чувство: будто перед ней маленький мальчик несправедливо обиженный, если его не пожалеть, то он горько расплачется.
Неожиданно для самой себя Танечка присела рядом, сочувствующе вздохнула, сложив руки на коленях.
– Если вам хочется поплакать, можете у меня на плече поплакать,– сказала Танечка, почему-то дрогнувшим голосом, и тут же себя обругала: " Не это я хотела сказать, не это! Вот дурочка!"
ДяБоря кашлянул, будто поперхнулся, глухо обронил:
– Если бы плаканье помогало, я бы давно стал плаксой…
– А тогда…тогда можете дружить со мной, как…с дочкой. Если захочете, можете любить…
ДяБоря выпрямился, перестал обмахиваться веткой, впервые прямо посмотрел в лицо Танечки, опять кашлянул, затем глухо выдавил:
– Спасибо, Таня.
– Друзья?– Танечка протянула руку.
– Друзья,– дяБоря вытер ладонь о куртку, осторожно пожал руку Танечки, не спешил отпускать.
– И вы больше не будете пугать ребёнка?
– Не буду. Только взрослых тётей.
– Взрослые тёти не все плохие,– сказала Танечка, с удивлением прислушиваясь, как тепло от руки дяБори перетекает в её руку, заполняет всё тело, изгоняя страхи и всё-всё плохое, освободившиеся места тотчас заполнялись спокойствием и уверенностью.
– Все невесты хороши, откуда же берутся плохие жёны?– усмехнулся с горечью дяБоря.
– А сколько у вас было жён?
– Три.
– Всего три, а вы говорите так, как будто все-все-все невесты на земле стали вашими жёнами.
ДяБоря засмеялся, может быть впервые за много лет, искренне и раскованно:
– А ведь логично…Ну, подруга, ты как затрещину влепила.
– Да? – Танечка тоже рассмеялась.– Я не заметила. Может, это комар укусил?
– Тогда это был комарище.
– Танюша, ау, где вы?– сквозь заросли выпорхнул голос Зои.
ДяБоря оборвал смех, вновь стал суровым и холодным, наконец, отпустил руку Танечки.
– Иди, кушай.
– А вы?
– Я не хочу.
– Хорошо,– вскочила Танечка, – вы пока посидите, поразмышляйте, я принесу вам сюда. Здесь будете?
– Здесь буду.
Уже скрываясь в зарослях, Танечка обернулась:
– ДяБорь, хотите умную мысль скажу?
– Ну, скажи.
– Из-за трёх блох не стоит одеяло выбрасывать. Наверно пословица, я по радио услышала.
– Это ты к чему?
– Подумайте.
11
– Поплыл!– вылетела прямо на Зою Танечка.
– Как поплыл?! Куда? Там же болото!– всполошилась Зоя.
– Тьфу, мама Зоя, ты какая-то тормозная стала! Поплыл – в смысле таять стал.
– Фу-у,– выдохнула Зоя образовавшийся в горле ком.– Напугала, негодница. Я ведь действительно решила, что этот кот поплыл…
– ДяБоря не кот!– резко перебила Танечка, нахмурившись.– Он мой друг!
– Уже?! Мда, скорость…Ты не просто талантливая актриса, ты супергениальная актриса.
– А я и не играла. Всё по-настоящему. ДяБоря увидел меня и вспомнил своих дочек. Ему хотелось плакать, я пожалела…
– Может и мне пойти пожалеть…
– Прогонит, – сказала Танечка, о чём-то задумавшись.– Ты взрослая тётка, а он только с ребёнками разговаривает…
– Так значит, – усмехнулась Зоя.– Похоже, шансов у меня никаких – молодёжь верховодит. Есть-то, придёт?
– Нет, я сама ему отнесу,– ответила Танечка всё ещё задумчивая, но в следующую секунду встрепенулась: – Придумала!
– Как меня, конкурентку, выжить с острова?
– Нет! Нужно, чтобы не ты, а дяБоря тебя пожалел!
– Гениальный план! Доча вся в маму. И как это сделать?
– Давай, как будто я с тобой поссорилась и уйду к дяБоре. И понарошку буду долго сердиться на тебя. А ты здесь переживай, плачь. Потом, когда будет уже темно, я перестану на тебя сердиться и захочу помириться, попрошу дяБорю меня проводить. Мы придём, а ты здесь вся зарёванная, несчастная. У дяБори дрогнет сердце, он начнёт тебя жалеть и влюбится. Здорово я придумала?
– Нет слов. Мамка отдыхает…
– Не смеёшься?
– Обижаете Татьяна Юрьевна! Да как я могу смеяться над вашей гениальностью. Я просто сражена вашим великолепием! Я ведь просто "взрослая тётка"…
– Смеёшься, смеёшься. Ладно, сегодня я добрая, не обижусь. Что стоишь? Собирай обед.
– Слушаюсь и повинуюсь.
– Ты только с дяБорей так не придуривайся.
– Как скажете, Татьяна Юрьевна. Да я теперь каждое ваше слово как завет буду принимать!
Танечка вздохнула, а на лице её буквально читалось: ох уж эти взрослые, столько мороки с ними.
12
Танечка не только придумала "гениальный" план, но и вложила первую весьма болезненную лепту в его осуществление. Пока Зоя собирала обед для Бориса, девочка решительно подошла к зарослям крапивы, помедлив и глубоко вздохнув, закрыв глаза и закусив губу, сунула оголённую руку в крапивную гущу. Как ни крепилась, но вскрик выпорхнул сквозь стиснутые зубы, брызнули слёзы.
Зоя услышала вскрик и моментально оказалась рядом:
– Что? Таня, что? Укусили?
Танечка показала покрасневшую руку.
– Как же ты…– начала Зоя и осеклась, внимательнее глянув в лицо девочки, растерянно выдохнула: – Зачем?
– Я не смогу понарошку плакать,– глотнула слёзы Танечка. – Нужно чтобы дяБоря поверил…
– Много чести для него. Пошли, мазькой смажем…
– Нет!– отпрянула Танечка.– Тогда не сработает…
– Ага! Может мне руку сломать и ногу подвернуть, тогда точно сработает…Всё, Таня закрываем эту лавочку! Я сейчас позвоню маме…
– Она скажет: "Не пори чушь, мать!" и отключит телефон.
– Ох уж эти мне Бугаевы!
– Да мы такие,– улыбнулась сквозь слёзы Танечка.– Всё будет океюшки. МамЗоя, ты не отвлекайся, думай про свадьбу.
– А чего мне думать? У меня такие классные организаторы: всё спланируют, всё продумают. Разжуют и в рот покладут, знай, глотай. Только улита едет, когда-то будет…
– МамЗоя, ты прямо как ребёнок! Пойду я, а то мы по правде поругаемся…
ДяБори на месте не оказалось.
– ДяБоря, где вы? Я принесла обед.
– Иди сюда,– прозвучало тотчас справа из лесной гущи.
Он стоял на коленях и что-то мастерил. Подойдя ближе, Танечка увидела миниатюрный колодец: рядом с молодой сосенкой бил ключ, дяБоря расчистил его и обложил полешками, присыпал землёй, вода уже наполовину заполнила "сруб".
– Ух, ты, как здорово!– Танечка забыла и про саднящую боль в руке и про слёзы.– Будем пить чистенькую водичку! А то мне из бутылок не нравится.
– Мне тоже,– начал дяБоря и осёкся, внимательней всмотревшись в лицо Танечки.– Ты плакала? Что случилось? Ушиблась?
– Нет,– Танечка присела на корточки, глядя во все глаза, как вода в колодце светлела, а рыжая взвесь кругами оседала на дно.
И тут дяБоря увидел красную руку девочки, россыпь волдырей, выдохнув нечленораздельное, похоже, ругательство, быстро вскочил, метнулся влево в заросли, через пару секунд вернулся, держа в руке пучок каких-то листьев и лоскут бересты.
– Давай,– вновь опустился рядом на колени.
– Что?– Танечка не отрывала глаз от колодца: вода вот-вот должна была перелиться через край, и ей очень хотелось увидеть этот момент.
– Руку. Ясно: крапивой обожгла. Больно? Поэтому и плакала? Сейчас полечим ручку.
Танечка опомниться не успела, как дяБоря обложил руку прохладными листочками, закрепив их берестяными верёвочками. Боль лишь на секундочку напомнила о себе и затихла, по руке разлилось приятное тепло, и ещё было чуточку щекотно.
Вода, наконец, перелилась через край и весело зажурчала, вернувшись в родное русло.
– Водопадик получился! – обрадовалась Танечка, но, глянув на "забинтованную" руку, вспомнила о своей роли.
–Что, жжёт?– дёрнулся дяБоря, увидев, как изменилось лицо девочки.
Танечка помотала головой, разбрызгивая запланированные слёзы.
ДяБоря заглянул ей в лицо:
– Да, подруга, а ведь ты врёшь и не краснеешь. Не из-за руки плачешь. Давай, рассказывай. Или мы не друзья?
Танечка всхлипнула:
– Друзья…Я не хотела вра…говорить неправду. Просто она…такая…Мы поссорились, и я больше к ней не пойду! С вами буду…
ДяБоря кашлянул, точно поперхнулся:
– Со мной тебе будет нехорошо. У неё палатка, а у меня небо над головой…Вот сейчас успокоишься и пойдёшь мириться…
– Не буду я с ней мириться!– вскочила Танечка. – Пусть сначала помучается, поплачет и сама придёт мириться! Я не пойду, хоть в землю закапывайте! У неё есть топор, сделаем шалаш, и у нас ещё лучше будет…
– Значит, объявляем ей войну?– неопределённо усмехнулся дяБоря.
– Да, войну! Пусть помучается! Будет знать, как детей обижать. Вы только ей помогите палатку поставить.
– А может, пусть сама помучается?
– Нет, мы же не изверги. Пусть знает, что мы не такие… – Танечка для убедительности ещё пару раз всхлипнула, размазывая слёзы по щекам.
ДяБоря вытер руку о брючину, затем достал из внутреннего кармана куртки удивительно белоснежный конвертик носового платка, протянул Танечке:
– Возьми. Вымой лицо и перестань плакать.
– Спасибо. Пойдёте к ней?
– Придётся, раз советуешь. Вот перекушу и схожу.
– Остыло всё уже…
– Ну и шут с ним. Не в ресторане. На воздухе и холодное в охотку пойдёт.
ГЛАВА 13
Оставшись одна, Зоя вдруг почувствовала странное доселе незнакомое чувство: не то растерянность, не то опустошение. А возможно, это отупляющая апатия. Ничего не хотелось делать, да и вообще двигаться. Впрочем, нет: хотелось упасть в родную холодную постель, зарыться в пуховую подушку и провалиться в бездонную пропасть сна. И, разумеется, проснуться, не ведая об этом дурдоме. Зря всё, зря, ничего не выйдет, только время потеряю. Жалко Танюшку: она так верит…
Подкормив костёр, Зоя присела рядом, подтянув колени и уронив на них голову. Смотрела на огонь и снова и снова проклинала ту минуту, когда поддалась заверениям Люськи и дала согласие на эту авантюру. Разрасталось пламя костра, и разрасталась жалость в груди Зои. К себе. Ну почему, почему у других всё как у людей, а у неё всё наперекосяк? В кои веки сердце по-настоящему потянулось к мужчине, а он оказался…кот. И вовсе не Матроскин, а дикий лесной кот. Такие, говорят, не поддаются дрессировке. Так чего же я тут делаю, как дура?
С детства Зоя умела вовремя поставить запруду слезам, но сейчас, почему-то махнула рукой, и слёзы, точно получив разрешение, хлынули обильно.
"Полный капец! Вот я уже и превратилась в слезливую бабу…всё по плану Люськи. Только всё это коту под хвост…О, лёгок на помине…"
Борис, игнорируя Зою, точно она была всего лишь пенёк, прошёл к месту, где лежали вещи, взял топорик и стал делать колышки. Затем также молча и деловито, развернул палатку, на минутку огляделся, как лучше поставить и приступил к установке.
Чуть повернув голову, Зоя наблюдала за Борисом. Жалость к себе и вспыхнувшая было злость при появлении Бориса, улетучились, медленно, нехотя возвращалась привычная уверенность. А с нею пришло и то удивительное ощущение, как тогда, во время наблюдения за колкой дров. Ну, вот ничего особенного нет в занятии Бориса, почему же хочется смотреть и смотреть, совершенно не думая о зацементировавшейся в нём ненависти к женщинам. Ещё пару дней назад Зоя твёрдо не верила в народную поговорку, что от ненависти до любви один шаг. Уж если ненависть не показушная, то хоть двадцать шагов сделай, любовь не родится. Вот от любви до ненависти, пожалуй, можно и с полшага перейти. Теперь же, наблюдая за Борисом и прислушиваясь к своим ощущения, Зоя вновь, слабенько, правда, начинала верить, что переход от ненависти к любви возможен. Пусть не с одного шага, с десятого, с двадцать пятого, но возможен. Люська в это верила, как христиане верят в Христа. Помнится, Зоя как-то спросила: а если этот ненавистник не захочет сделать шаг? Люська с полной убеждённостью заявила:
– Да пусть он хоть сто раз не хочет – любовь заставит, ибо не хотеть можно только с холодной головой. Когда есть любовь-голова горячая, и шагаешь чаще всего спонтанно. Шагнёт как миленький.
Шагнёт… А остался ли в душе Бориса хоть один здоровый участок, где можно взрастить саженец любви? Или там пустыня и только ветер гуляет, гоняя барханы из песка обид?
Борис закончил установку палатки, последний раз проверил крепления. Зоя не спешила убирать следы слёз с лица и менять позу несчастной девы. План Люськи – "совместная установка палатки сблизит"– дал сбой, сейчас по идее должен включиться план Танечки: дяБоря увидит бедную несчастную заплаканную мамЗою и начнёт жалеть…
Борис с топориком приостановился рядом.
– У тебя что, мозгов совсем нет? Собственную злость на ребёнке срываешь.
– Не поняла?– неожиданно для самой себя растерялась Зоя.
– Оно и понятно,– едко усмехнулся Борис.– Умишка то кот наплакал, где уж понять.
– Слушай!– вскочила Зоя.
– Нет желания слушать твой трёп. Ты вот ревела, ну и ной дальше, может, поумнеешь.
–Ты…ты…
– Всё, разговор окончен. Бухти дальше.
– Скотина! Кретин! Чтоб тебя комары зажрали!
Борис давно уже скрылся, а Зоя всё не могла остановиться: перечислила все обидные слова, пнула кучу хвороста, затем палатку и, наконец, обессиленная опустилась у входа.
– Зачем? Зачем мне всё это? Ненавижу! Всё! Поиграли в дурдом и хватит!
Вскочив, кинулась к месту, где был спрятан мобильник. Но его там не оказалось. Танины следы красноречиво говорили, кто забрал телефон. Девчушка, видимо предугадала срыв мамЗои и решила не давать ей шанса не вовремя выйти из игры. Таня, как и мама, верила в успешный исход операции "Троянская лошадь".
ГЛАВА 14
ДяБоря вернулся хмурый, и Танечка поняла, что её план не сработал. Значит, мамЗоя сделала всё не так, как надо. Наверно, сидела и улыбалась, думая про свадьбу, а нужно было плакать и быть несчастной. ДяБоря увидел её улыбку и, конечно же, разозлился, наверно решил, что мамЗоя как дурочка. А такую не захочется жалеть, и в таких не влюбляются.
Танечка глубоко вздохнула: придётся придумывать другой план. Жаль, она так верила, что тот план сработает, и всё будет океюшки…
Ох, ну почему эти взрослые иногда бывают такие бестолковые?!
На некоторое время они словно забыли о существовании друг друга: Борис готовил жерди, Танечка тщательно перетряхивала память, в надежде, что что-нибудь натолкнёт её на новый план.
Наконец, Танечка прекратила пустые терзания и глянула на дяБорю и тотчас встрепенулась, поражённая увиденным: в десяти шагах от "колодца" ходко шло строительство хижины. Стены росли на глазах: дяБоря точно корзину плёл, пропуская между стволов жерди. Лицо у него уже не было хмурым, а сосредоточенно-увлечённым, будто он занимался любимым хобби. Танечке, почему-то захотелось принять в этом участие – она тотчас присоединилась. Принимая от неё очередную жердь, дяБоря внимательно посмотрел, тепло улыбнулся:
– Подсобник всегда кстати. Только осторожно, не поцарапайся.
Работа пошла быстрее и вскоре стены поднялись на два метра. Хижина теперь представляла собой почти правильный ромб, у неё было оконце и дверной проём. А ещё через полтора часа была готова и крыша: поверх жердей аккуратно уложены лапник и ветки.
– А что, Танюш, не хило получилось. Ай да мы! Сейчас нарежем лапника для постелек, и будут царские палаты.
– У неё…есть наши спальники,– невольно вырвалось у Танечки.
ДяБоря неопределённо усмехнулся:
– У неё много чего есть…да не про нашу честь.
– А давайте пойдём…и скажем: всё пополам…– проговорив, Танечка невольно затаила дыхание: рассердится или нет?
ДяБоря не рассердился, он лишь странно хмыкнув, обронил:
– Будем посмотреть.
Внезапно налетел сырой ветер, стал проверять прочность хижины. Небо ходко затягивалось чёрной тучей.
– Не стой на ветру – простудишься!– крикнул дяБоря и быстро стал собирать сушняк, вносить в хижину.
Танечка сначала юркнула внутрь хижины, нотам гулял сквозняк, выбежав, она присоединилась к дяБори.
Дождь, точнее самый настоящий ливень, хлынул так же внезапно, как и порыв ветра. ДяБоря уже соорудил костёр в центре хижины. Поначалу дым метался внутри, не найдя выхода, но дяБоря чуть прикрыл окно пучком травы и дым устремился в дверной проём. Вскоре внутри было тепло и даже уютно, потрескивали дрова, завораживающе шумел дождь, пахло сладковатым дымком.
"Хорошо, – подумала Танечка,– как в кино…"– и тут же осеклась: а как там мамЗоя? Одна в палатке…ей наверно страшно…
Танечка глянула на дяБорю: он беспокойно смотрел на дверной проём, на дождевую завесу, морщился, вздыхал. Может тоже про мамЗою думает?
– Вы…про неё думаете?– не удержавшись, осторожно спросила.
– Что? – дёрнулся дяБоря, глянул так, словно только что проснулся.– Аа, нет… Крышу Осиповым не доделал, наверно ругают меня последними словами…Тебе не холодно?
– Не холодно.
Танечка огорчилась, но постаралась не показывать этого своим видом.
"Про какую-то крышу думает,…значит, мамЗоя его нисколечко не зацепила. Такой прекрасный план был… И он сработал бы, если бы мамЗоя не испортила… Говорила же ей: будь заплаканной, несчастной… Наверно держалась как у себя в офисе, разговаривала, как с рабочими… Конечно, я бы тоже в такую не влюбилась… Нужен новый план. Думай, Таня, думай…думай, думай…"
Задумавшись, Танечка не заметила, как подкрался сон, сгрёб в охапку и швырнул в тёплую бездну…
ГЛАВА 15
Зоя упрямо нарезала круги вокруг стоянки, в надежде по каким-нибудь меткам обнаружить новый тайник телефона. Вспомнив про танин ожог руки, сунулась в заросли крапивы. На грубое обращение с собой растения жгуче отвечали. Отпустив на волю слёзы, Зоя не сдерживала и слова: материла себя дуру, что согласилась участвовать в этой дурацкой лошадиной затее, доставалось и Люське и Борису, и всему мужскому племени. Краешком сознания, Зоя понимала, что у неё самая элементарная бабья истерика, но остановиться, взять себя в руки уже не было сил. Из-за истерики поначалу и ожоги крапивы игнорировала, однако вскоре они о себе заявили так, что и телефон и всё остальное ушло на второй, третий план. Мало того, что руки стали красными, покрылись волдырями, они ещё и запылали, точно ошпаренные кипятком. Жар постепенно растекался по всему телу, но в основном стремился в голову. Вскоре Зое казалось, что её голова пустой сосуд, в который налили крутой кипяток, он плещется, ударяясь о череп и обжигая область висков и темечко. Глаза стали сухими, под веки точно песок попал, а изнутри, будто кипяток норовил продавить глазные яблоки и вырваться наружу.
Поняв, что у неё подскочила температура, Зоя поспешила к палатке. Слишком быстро поспешила, забыв о внимании: в какой-то момент зацепилась за выступавший из почвы корень, и грохнулась так, словно её силой пихнули в спину. Головой и правым коленом пребольно ударилась о ствол дерева. Удар в голову выбил остатки истерики, а вот колено… сперва показалось, что под коленную чашечку грубо швырнули жидкий бетон, шекочуще-колючими языками "бетон" потёк вниз, обволакивая кость; достигнув ступни, "бетон" застыл, образовав пудовый башмак.
Колено не гнулось, отяжелевшая нога тянула и тянула к земле, а порой выстреливала такой болью, что тело отрекалось от разума. Голова превратилась в распаренный и разбухший бочонок, и в нём варёными мальками плавали неясные мысли.
Тщетно пыталась Зоя подняться, цепляясь за ствол: руки стали чужими, они отказывались исполнять её желания.
Осознав, что встать у неё не получится, Зоя поползла. И тут руки и онемевшая нога предательски отрешались от её тела, лишь здоровая нога и плечи преданно служили, выкладывались за троих, продвигая жаркое тело вперёд.
А потом хлынул дождь. Он не принёс облегчения, напротив, он словно явился, чтобы ещё больше помучить Зою: передвигаться стало многосложнее, жар увеличился, голова-бочонок наполнился влагой и влёк к земле, сознание то выключалось, то включалось, точно некто баловался, как с выключателем настольной лампы.
В какой-то момент и помощники сдались. Они ещё по инерции продолжали вяло отзываться на веление разума, но толку от них было с гулькин нос.
И Зоя с ужасом поняла, что это всё. Сейчас отключится сознание, и она сдохнет здесь под проливным дождём как старая дряхлая собака.
И вырвался крик-вопль, израсходовав остатки сил:
– Господи! За что?!?
ГЛАВА 16
…Зоя пробивалась сквозь плотный обжигающий туман, который скорее походил на пар в русской бане. Правда, его было излишне много. Влажный и колкий как стекловата, он рвался с забавным чмоканьем и отваливался пластами, пропуская Зою. Видимость нулевая. Дышать было трудно, но терпимо, во рту пересохло так, что язык казался задубевшим куском крупной наждачки.
Далеко впереди слышался папин голос, он долетал эхом, угасая на излёте:
– Зоюшка, малышка, где ты? Сколько можно ждать?
«Иду, папочка, я иду!» – крик суматошно бился в горле как в жаркой трубе: горячие губы словно спеклись и не выпускали его наружу.
Внезапно она с удивлением почувствовала, что совершенно голая.
«Почему я голая? Я что из парилки не могу выйти?»
А в следующее мгновение она, будто действительно из парилки вывалилась в холодный предбанник. Здесь так же не видать ни зги. Мокрое тело охватило ознобом и стало трясти как в лихорадке.
«Папочка, где ты?!»
Но голос пропал. Ватная тишина давила на перепонки, отдаваясь острой болью в виски.
А потом где-то рядом заплакал ребёнок, и хоть слышимость была слабая, ясно, что это не младенец.
«Откуда здесь ребёнок? Чей? И где я, чёрт возьми?»
Зоя рванулась вперёд и мрак с треском, будто тряпичная занавеска разорвалась, выпустив на волю.
Плакала Танечка, совсем рядом по левую руку. Значит, всё, что было до этого-сон? Странный, однако, сон, почему папка меня звал? Как там бабушка говорила? Если во сне умерший зовёт, значит,…он почувствовал, что его забыли. Кажется, так. Но я никогда не забывала о папке. Разве что…этот кот вломился в моё сердце и потеснил папку на задник, а он решил, что его я забыла. Нет, папочка, нет! Я всегда тебя буду помнить. Ладно, об этом я потом подумаю, а что сейчас…
Свинцовые веки не желали подчиняться, впрочем, как и руки. Похоже, часть сна всё же действительность: и жар тела, и сухость во рту и мрак. А ещё здесь как и во сне она была голая, более того как младенец завёрнута тесно в пелёнки и упакована в спальный мешок. Зачем? Почему? Что было до этого? Дождь, я искала мобильник, потом, кажется, упала… И всё, дальше горячий мрак.
–Таня,– казалось, позвала громко, но услышала лишь приглушённый стон.
Плач прервался, он перешёл в частые всхлипывания. По створке спёкшихся губ ударили капли, живительные капли, они размочили губы, уменьшили их жар. С минуту Зоя глотала жадно падающие капли, чувствуя, как они благотворно действуют на всё тело: притухает внутренняя горячка, кожа перестала зудеть, полегчали веки. И наконец, со второй попытки удалось открыть глаза, но слёзная пелена мешала что-либо увидеть. Проморгалась – слёзная пелена щекотно стекла на виски, вернув глазам их дар – видеть.
Таня сидела рядом у изголовья на свёрнутом в рулон спальнике. Личико её слегка осунулось, налёт бледности изборождён ручейками слёз, они растекались по всему лицу, как вешние ручейки.
– Таня, ты плачешь?
– Я не плачу, я реву,– захлюпала носом Танечка.
– Что случилось?– Зоя сделала попытку высвободить руку, но запеленали её добротно: все попытки оказались напрасны.
– МамЗоя ты лежи, не дёргайся. ДяБоря сказал тебе рано ещё вылезать.
«Видимо я что-то сломала, когда упала. Да, кажется, коленом ударилась…Чёрт, как чувствовала, что эта затея обернётся неприятностями. Ну, Люська, зараза, я тебе устрою «троянскую лошадь»…»
– МамЗоя тебе ещё водички накапать?
Зоя скосила глаза в направление, куда глянула Танечка: над головой, прикреплённая к стенке палатки висела пластиковая бутылка с водой, от пробки вниз тянулась странная конструкция из палочек с желобками, она обрывалась как раз на уровне губ Зои.
«Так ты ещё и изобретатель…лесной кот»,– невольно усмехнулась про себя Зоя.
– А ты чего ревёшь?
Танечка на время укротившая слёзные потоки, вновь отпустила их на волю.
– Вот почему,– вскинула руки так, чтобы Зоя хорошо рассмотрела, не поворачивая головы.
О, Боже! Зою тряхнуло как от удара током: кисти рук Танечки были зажаты лубками и аккуратно забинтованы.
– Нас…затоптали слоны?
– Какие слоны?– не приняла шутку Танечка, затрясла головой, разбрызгивая слёзы.– МамЗоя ты же не головой стукнулась, у тебя просто крупаслёзное воспаление…
– Какое? Может, скрупулёзное?
– Ну, так я и говорю, крупаслёзное. Не цепляйся к словам. Ты даже больная всё равно зануда…
– Ну, хорошо, хорошо, успокойся. Больно ручкам?
– Уже нет, только тепло и щекотно.
– Тогда почему плачешь?
– Реву я, реву,– настойчиво поправила Танечка.– Потому что мне стыдно…ой как стыдно, я думала вспыхну и сгорю как…как…– рыдания усилились и слова просто захлебнулись от потока слёз.
Спустя минуту Танечке всё же удалось взять себя в руки, сквозь поредевший поток слёз, мокрые слова вырывались из плена и тяжко падали на спальник Зои:
– Я…я захотела в туалет, но руки…руки… А он снял с меня трусики и держал как маленькую…Он всё ВИДЕЛ И СЛЫШАЛ, мамЗоя…Мне так стыдно…я не могу на него смотреть, мне хочется в землю зарыться…глубоко, глубоко…Как мы теперь будем дружить? Как, мамЗоя?
– Да, Танюш, плачевная наша доля. Мне тоже надо реветь белугой и зарыться поглубже: твой друг дважды меня раздевал до гола и тоже, между прочим, всё видел…
– Ну, как ты не понимаешь мамЗоя,– дёрнулась Танечка, вновь захлюпав носом.– Не понимаешь ты меня…Ты взрослая, и он взрослый,…а я…я ребёнок, мне стыднее…
– Наверно ты права, я давно забыла, как быть девочкой. Ну, всё, всё, хватит слёзы лить, расскажи, что я проспала.
Когда дяБоря ушёл, и Танечка осталась одна, когда усилился дождь, она вдруг поняла, что ощущение романтики, «как в кино», улетучилось, а на смену пришёл страх. Танечке ужасно страшно стало одной в хижине, и она сломя голову кинулась в дождь. Видимость была плохая, но она надеялась, что по памяти быстро достигнет цели. Где-то на полпути неожиданно споткнулась и неудачно упала. Только пытаясь подняться, поняла, что с руками что-то не так. А следом за осознанием резанула боль.
А тем временем дяБоря наткнулся на Зою, которая уже потеряла сознание. Принёс в палатку. Снял с неё всю мокрую одежду и завернул Зою в одеяло. Затем зажёг спиртовую горелку и поставил греть воду. Когда вышел на улицу, чтобы найти нужную траву, то либо услышал крик Танечки, либо почувствовал, что с ней случилась беда. В общем, вскоре Танечка лежала рядом с мамЗоей так же закутанная в одеяло. А дяБоря носился как заведённый. Пока Танечка, кусая губы чтобы не кричать от дёргающей боли, одновременно боролась с подступавшей сонливостью, дяБоря притащил какие-то листочки и корешки, всё тщательно обмыл и бросил в котелок с кипящей водой. Пока варился «суп» дяБоря сделал лубки и зафиксировал кисти Танечки, а перед этим сделал болючий укол – шприц и ампулу нашёл в аптечке. Заглянув в лицо дяБори, Танечка увидела, что он очень переживает случившееся, и не просто переживает, а ему тоже больно. И Танечка как могла, сдерживалась от стонов, даже пыталась шутить: ерунда всё это, просто ушибы, мало ли у неё было ушибов, всё заживает как на кошке. ДяБоря соглашался, через силу улыбаясь. Потом боль отступила, но не исчезла совсем: она просто стала маленькой и саднящей, как от заусенца. Танечка ещё некоторое время сопротивлялась натиску сонливости, но силы оказались неравные. Уже засыпая, рывками, она увидела, как дяБоря обнажил мамЗою и стал всё её тело обмазывать зелёной кашей и обматывать бинтами как мумию.
Когда Танечка проснулась, дождя уже не было. За палаткой светло, но это ещё был не день, а ранее утро. Танечка чувствовала себя неплохо, если не считать щекочущего зуда в кистях рук. Вот тут ей и захотелось в туалет. Выйти вышла, а дальше хоть плачь. И она заплакала тихо правда, но дяБоря услышал. Он быстро подошёл и сразу всё понял. И сделал всё так, будто Танечка совсем маленькая девочка…Потом Танечка сгорая от стыда вернулась в палатку, закуталась в одеяло и плакала беззвучно. Она не хотела, чтобы её плач опять услышал дяБоря. Он и не услышал, потому что был поглощён мамЗоей: делал укол, щупал лоб, смачивал губы травяным настоем. А потом сказал Танечке, чтобы она следила за мамЗоей, смачивала губы жидкостью из бутылки, которую дяБоря подвесил у неё над головой: нужно было только одну щепочку слегка тронуть и капельки из бутылки начинали бежать по желобку. И ещё сказал, что если мамЗоя проснётся, то препятствовать её желанию выбраться из спальника. Тогда он и обмолвился, что у мамЗои крупаслёзное воспаление и её надо срочно в больницу. Спросил про телефон. Когда Танечка перепрятывала мобильник, думала, что потом легко найдёт, но сейчас почему-то, как ни старалась, не могла вспомнить, куда положила. ДяБоря вздохнул, ободряюще улыбнулся:
– Ничего, подруга, не кукся. Одолеем и эту незадачу.
Взял топор и куда-то ушёл.
– Давно?
– Не знаю,– всхлипнула Танечка.– У меня голова совсем не варит. Может час назад, может три…
– Хорошо, Танюш. Ложись, поспи, устала наверно.
– Как лошадь,– вздохнула Танечка, утирая мокрые щёки о плечики.
«Ага, троянская…Ну, Люська! Хотя, что Люська, сама не лучше. Могла ведь решительно сказать «нет» и ничего бы этого не было. А теперь ребёнок страдает из-за моей слабости и глупости».
Танечка тем временем ногой расправила спальник, легла поверх, поджав ноги. И тотчас заснула.
«Да, видно бедняжка действительно вымоталась до предела. Такой стресс для её сердечка. Смогу ли девочка моя хорошая расплатиться с тобой…Непонятно, однако, с этим крупаслёзным воспалением. С чего это? И в горах в снегу замерзала, и во время рыбалки не в такие ливни попадала – и хоть бы хны. А тут дождичек пустяшный…и свалилась как дохлик. Странно…»
ГЛАВА 17
У входа послышались тяжёлые шаги. Зоя затаила дыхание, голову повернула так, чтобы казалось, что спит и не бросалось бы в глаза, что подсматривает.
Вошёл осторожно Борис, держа в руках кулёк из лопуха доверху наполненный ежевикой. Зоя чудом удержалась, чтобы не ахнуть, распахнув глаза: это был ДРУГОЙ Борис. Такого она ещё не видела. От прежнего осталась только внешность, а взгляд, выражение лица, энергетика, буквально сквозившая от него, принадлежали другому Борису. Видимо за те часы, что он исполнял роль доктора, он и сам не заметил, как слетела маска, осыпалось всё показное, наносное, ненастоящее. И теперь пред Зоей предстал таким, какой есть на самом деле.
Борис почти бесшумно приблизился к Зое, наклонившись, положил рядом с её головой кулёк, затем взял одеяло и заботливо укрыл Танечку. Бережно, стараясь не разбудить, пощупал у неё лоб.
А потом… просто присел рядом с Зоей на складной стульчик и севшим голосом вымолвил:
– Выдохни, а то взорвёшься.
– Фу,– выдохнула Зоя, открыв глаза и, неожиданно для себя, просто как родного человека спросила:– Как узнал, что не сплю?
– Не дышала.
Наклонился, взял кулёк с ягодой. А Зою будто пронзили вдоль и поперёк жаркие и холодные струи: на неё пахнул знакомый запах пота и свежесрубленного дерева, и ещё чего-то до боли знакомого. Впрочем, всё вместе это был ДУХ. Тот самый, о котором когда-то маленькая Зоя говорила: » Па, ты вкуснее пахнешь, чем мамкины духи». Да, это был ПАПКИН дух! И эти глаза, теперь без маски, светло-карие, мягкие тоже были папкины. И взгляд, сочувствующий и…любящий. Правда, сейчас они были чуточку смущёнными, как у юноши, что впервые оказался наедине с женщиной. Но и папка иногда так смотрел на маму.
Борис взял двумя пальцами как пинцетом ягодку и поднёс к губам Зои:
– Открой рот.
И вновь она едва не задохнулась от нахлынувших воспоминаний: как часто папка вот так же приходил из леса с лопуховым кульком склонялся над только что пробудившейся Зоей и говорил:
– Открой ротик, лес прислал тебе вкусняшку.
Зоя приняла ягоду, и слегка прижав её нёбом, замерев, прислушивалась как подзабытое блаженство, ещё то, из детства негой растекалось по всему телу.
– Что со мной?– спросила после пятой ягоды и тут же поняла, что хотела спросить о чём-то другом. – Крупаслёзное воспаление?
Борис улыбнулся, ласково глянул на Танечку.
«Боже! какая у тебя обаятельная завораживающая улыбка…»
– Лишь подозрение. Сама понимаешь в таких условиях поставить точный диагноз… Дышать не больно?
– Не больно.
– Может, ложное.
– Странно, я никогда не простужалась. И не в таких переделках бывала.
– Расслабилась,– просто сказал Борис, поднося очередную ягоду к губам Зои.
«А ведь верно говорит. Прежде-то я хоть с мамой, хоть с друзьями лишь внешне была беззаботной Зойкой, а внутренне-то оставалась прежней Зоей Игоревной, снимала лишь униформу бизнес-вумен, но оставалась в бронежилете, поэтому пули недугов и не достигали цели. А тут на болотном острове я осталась один на один с природой и ударилась в истерику как настоящая баба. И лопнул мой бронежилет, свалился как сопревшая тряпка, недуг и расстрелял в упор…»
– А у Танюшки что?– нарушила Зоя затянувшуюся паузу.
– Вывих был. Я поправил. Есть опасения, что могут быть трещины. Рентген нужен.
– Бедняжка,– Зоя по инерции приоткрыла губы в ожидании очередной ягоды, но Борис положил кулёк на подушку, усмехнувшись: – Не будь проглоткой. Это Танечке.
– Поняла,– с притворным сожалением вздохнула Зоя, прямо глядя в лицо Бориса.
Он, посопев в кулак, опустил глаза, быстро поднялся:
– Ладно, поваляйтесь ещё часок. Потом поплывём.
– Куда?
– На большую землю. Вам врач нужен.
– Боря,– окликнула едва слышно Зоя, когда он направился к выходу.
Борис вздрогнул, напрягся, не поворачиваясь, тихо обронил:
– Да?
– Спасибо тебе за всё. Я в долгу…– Зоя намеренно сделала паузу и с чувством закончила:– …у тебя.
– Свои люди сочтёмся…– глухо произнёс Борис, перед этим кашлянул, точно поперхнувшись.
– Свои?– с улыбкой переспросила.
Медленно повернув голову, глянул поверх плеча. Зоя видела только его глаза. И они сказали больше, чем хотел их хозяин. Возможно, Борис и сам понял: любые слова сейчас будут лишние, бледным подобием того, что уже высказали глаза.
Диалог глаз длился с минуту, но хозяевам глаз казалось, что время остановилось, и вечность ласковым котёнком тёрлась у ног. Подчиняясь неведомому притяжению, глаза приблизились и «говорили, говорили, говорили». Наконец, с нескрываемым сожалением отпрянули.
«Иди» – сказали глаза Зои.
«До новой встречи» – заблестели глаза Бориса.
Едва стихли шаги Бориса, как нутро палатки огласил ликующий визг:
– Получилось! Урряя! – Танечка, взбрыкнув ногами, отбросила одеяло, неуклюже быстро села.– МамЗоя получилось! Я же говорила! Говорила!
– Что получилось? Что говорила?– Зоя спрашивала машинально, мысленно она была в другом месте и в другой обстановке.
– Он влюбился в тебя мамЗоя! Я же говорила: нужно чтобы он тебя пожалел! Получилось! Как я рада! «Свадьба, свадьба, пела и плясала…»
– «Ямщик не гони лошадей»– в тон Танечки пропела Зоя.
– Ямщик, не слушай! Гони! Ноо!– Танечка порывисто, забыв про свои руки в лубках, припала к плечу Зои, дурашливо боднула, затем сунулась в кулёк: – Ежевичка! МамЗоя, знаешь, я тоже выйду замуж за того, кто будет приносить мне ежевичку в кулёчке и кормить с рук.
Зоя ничего не сказала: она загадочно улыбалась. Да Танечка и не ждала каких-то слов, ибо сосредоточенно как щенок торкалась в кулёк, ловила язычком очередную ягодку и отправляла в рот.
«Я наверно сейчас выгляжу как деревенская дурочка, счастливая от того что ей подарили цветастый платочек. Господи, какое же это блаженство просто любить!»– неожиданно для себя подумала Зоя и хмыкнула, дёрнувшись всем телом.
– Что?– на секунду замерла Танечка, решив, что это реакция мамЗои на её слова.– Думаешь, я только из-за ежевички влюблюсь?
– Нет. Просто вспомнила: всё началось с комарика. Обычный комарик… и такой Подарок отвалил. А я зверюга хотела его убить.
– МамЗоя, ты зверюга,– смеясь, Танечка, фыркнула в кулёк.
А спустя полтора часа Борис бережно нёс Зою всё ещё упакованную в спальник. За ним след в след шла Танечка, покачивая руками и шевеля губами: она старательно пыталась восстановить полный текст песни «Свадьба». А попутно, глядя в спину дяБори, с удивлением отмечала, что от желания поскорее увидеть мамЗою в свадебном платье и как они с дяБорей целуются, чешутся не только ладошки, но и пятки.
У берега на воде был настоящий плот с рулевым веслом и небольшой будочкой по центру, сверху роскошная шапка-крыша из лапника. Все их вещи были уже здесь. Спальники и одеяла устилали пол будочки. На них и опустил Зою Борис.
– Может мне уже пора покинуть куколку?– спросила Зоя, тем самым задержав Бориса рядом, чтобы ещё и ещё окунуться в тёплые озёра его глаз.
– Нет, не пора. Ты ещё не готова стать бабочкой.
– Сопрею ведь.
– Не успеешь,– усмехнулся Борис, и Зоя была на все сто уверена, что не будь рядом Танечки, он наверняка бы рискнул на поцелуй.
«Ничего,– сладко вздохнула про себя Зоя.– У нас всё ещё впереди…милый мой лесной кот…».
– Ну, девчонки,– Борис резко встал, прошёл к «рулю»,– отчаливаем. Прощай остров, и спасибо тебе за гостеприимство.
ЭПИЛОГ
Через две недели Борис и Зоя обвенчались в деревенской церкви. Городской бомонд, знавший бизнес-леди Зою Игоревну, был не просто шокирован, а потрясён до глубины души. Эта Белугина мало того что выбрала в мужья деревенского мужика, вчерашнего чумазого токаришку, так она ещё и свадебное торжество перенесла в деревню. А все так были настроены оттянуться в шикарном ресторане.
Свадебные столы были выставлены во дворе дома Елены. Надо сказать, что подруга невесты организовала сервировку по высшему классу. Деревенские как увидели обилие царственных блюд, надолго онемели и лишь молча, работали челюстями так, что за ушами треск стоял.
Пожалуй счастливее и радостнее невесты в эти часы были её лучшая подруга Люська (наконец-то, её босс за ум взялась), мама невесты( боже, неужели я дождусь внуков!), разумеется, Танечка, мечта которой терзавшая несколько дней, наконец воплотилась въяве – она увидела мамЗою в свадебном платье и как они с дяБорей целуются. Уф, как же у неё перед этим чесались ладошки и пятки! А мамЗоя действительно, как и в мечтах была чисто королева. Как в кино.
С их радостью могла бы поспорить и радость Елены. Она так желала счастья для любимого брата и вот оно случилось. Елена была уверена на все тысячу процентов что Зоя- это Та Самая Женщина предназначенная Бореньке свыше. Может судьба и устроила ему тройную проверку, чтобы потом как выдержавшему испытание преподнести бесценный подарок. Зоюшка смеётся: это комарик ей сделал подарок. А может тот комарик и есть судьба, просто временно приняла такой облик. Родные мои, совет да любовь вам на долгие года! Горько!
В этом море радости и счастья никто не заметил отсутствие человека. Того, кому в эти часы было горше горького. В сарае на сеновале рыдала в три ручья, задыхаясь от слёз и сенной пыли, Юлька. Всем своим существом ненавидя эту городскую мымру, что украла у неё Боречку. И Боречку, за то, что он отверг её любовь и выбрал эту старуху. У неё в городе наверно мужиков было вагон, а она, Юлька юная, свежая, ещё не целованная.
«Зачем? Зачем, Боречка?»– безутешно билась головой о слежавшееся сено Юлька и желала умереть, провалиться глубоко в землю, только бы не видеть счастливую морду этой мымры…
2011г. Питер
Последние комментарии
1 день 16 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 13 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 2 часов назад