Танкист [Глеб Сергеевич Цепляев] (fb2) читать онлайн

Глеб Цепляев Танкист

Цепляев Глеб Сергеевич родился 11 апреля 2005 года в г. Тула. На момент написания книги, автору исполнилось 15 лет. Глеб мечтает стать профессиональным писателем. Это не только его дебют в карьере писателя, но и первый шаг к осуществлению мечты. Не так много молодых людей в нашу современность читает книги и еще меньше мечтает стать писателем. Пожелаем автору, успехов на этом пути. © Цепляев Г., 2021

От автора

Эта книга является просто взглядом на войну человека, который даже не жил в XX веке, не то что видел или слышал о боях и о миллионах жертв той войны. Это лишь проявление генетической памяти, проявление того чувства, когда при прочтении книг или просмотре фильмов о войне замирает сердце и наворачиваются слезы. И конечно же, эта книга полностью фантастическая, и не стоит воспринимать ее как историческое произведение. Насколько же сильна эта боль, этот страх, что он остался в крови, в умах людей спустя только лет? Эта книга – просто художественное произведение, это просто то, что чувствовал человек на войне. Это повесть о том, что с человеком делает эта война, о том, когда где-то глубоко в нем просыпается нечто страшное, первобытное, подавленное так давно и так глубоко внутри нечто страшное, давно забытое. Это повесть о потере человечности и самой сущности человека на войне, о самой войне в целом. О безумии и боли, об отваге и смерти о, о пепле и огне. Не хватит и сотни книг, чтобы описать все и рассказать, и не хватит человеческого мышления и воображения, чтобы описать даже 10% ужаса той войны. Но эта книга – лишь взгляд моего поколения на войну, поколения, которое живет книжным героизмом.

Глава 1

Пустая и глухая деревня всем своим видом показывает, что русские сражаются до последнего патрона, до последней капли крови и топлива. Пока поршни не перестанут двигаться, пока сердце не перестанет биться. Русские не отступят. Бегут в бой, имея лишь винтовку и россыпь патронов, зажатых в ладони. И их сапоги продавливают измученную взрывами землю, когда рядом разрываются снаряды и летят пули.

– Товарищ капитан, идут!

Мехвод тяжело дышал, его сердце быстро билось. Я чувствовал это.

Я открыл глаза. Перед лицом старый сколотый в самом углу триплекс танка, а под ногой тугая гашетка выстрела.

– Где?

– С севера!

Я охватил ручку поворота башни, и многотонное орудие, скрипя, начало движение.

– Сколько их примерно?

– Около десяти. Три точно тяжёлые.

Я приложился к триплексу.

– Вижу их! Двигается после моей команды!

– Так точно, товарищ капитан!

Танки двигались быстро и точно в нашу сторону. Сердце забилось сильнее, удары отбивались бешеной дробью в висках, будто в первый раз, дышалось тяжело, а голова кружилась, я чувствовал прикосновение своего лица и рук к холодной стали, я чувствовал, как моя кровь греет ее. Я чувствовал вибрации двигателя, точные удары поршня, я чувствовал, как земля дребезжит под многотонными машинами, я чувствовал все. Медленно опускалось орудие.

Линии на триплексе ровно сходились в одной точке. Танк противника. Гашетка. Выстрел. Танк исчез во взрыве и дыме.

– Заряжай! – крикнул я, и тут же из пушки со звоном выпала гильза.

Я немного опустил пушку и хотел повернуть башню.

– Ну, двигайся.

Отказ механизма поворота башни.

– Давай, мехвод, быстро к амбару!

Танк загудел, неохотно крутя катки и переваливая свои траки через пригорок. Засвистели пули. Пехота двинулась в атаку. С бессмертным «ура!» бежали солдаты, не боясь, ни смерти, ни ранений, и гул от сотни голосов накрыл эту землю. Снаряды полетели в нашу сторону.

– Заряжай!

Я нашел новую цель, и в голове были лишь одни слова.

Сначала я лишу тебя зрения. Оглушающий выстрел.

– Триплекс врага уничтожен, товарищ капитан.

Затем твоих ног. Выстрел.

– Гусеница врага уничтожена.

А потом ударю в самое сердце. Выстрел.

– Танк противника уничтожен, товарищ капитан.

С лица огромными каплями падает пот.

Я достал флягу и сделал глоток. Он ободрал горло, медленно спускаясь дальше. Опустив голову, с закрытыми глазами, с неистовой радостью осознавая, что я все еще жив, дышал, глубоко, ощущая легкое дрожание рук, и чувствовал, как мои легкие снова наполняются воздухом.

Что такое поле боя? Поле боя – это когда с непреодолимой животной яростью бежишь в бой. Когда пуля проходит в сантиметре от тебя, когда прыгаешь в окоп и видишь и слышишь противника. Когда задыхаешься от дыма и пыли. Это поле боя. Винтовка так тяжела, но, делая выстрел, я видел, как солдат падает камнем на землю, и только это давало мне сил тянуть затвор на себя. Звон в ушах. Гильза.

Глава 2

Я вылез из танка, медленно сползая по его броне. Руки все еще дрожали.

– Товарищ капитан, вас в штаб.

Я побрел в штаб. Это была обычная деревенская школа со старыми, черными, как сталь, бревнами, покрытыми мхом и плесенью. Я открыл дверь. В одном из кабинетов за столом сидел полковник.

– Разрешите войти, товарищ полковник.

– Войди.

– Прохоров, сядь, пожалуйста.

Я медленно опустился на старый стул.

– У меня для тебя новость.

Ты, Прохоров, теперь управляешь отрядом

бывших курсантов. Ускоренные курсы. В бою не были. Тебе их учить.

– Товарищ полковник, вы уверены

В том, что я смогу управлять отрядом неопытных курсантов?

– Не я, а командование считает, что можешь.

– Я могу оставить тот же состав своего танка?

– Да. Иди, Прохоров, завтра принимай взвод.

– Так точно. Я развернулся и пошел по штабу, стуча каблуками сапог и стискивая зубы.

Глава 3

Будильник прорвал тишину ночи. Нехотя поднимаясь с кровати, я оделся и, захватив с собой планшетку, вышел на улицу. Солнце медленно поднималось где-то далеко на горизонте. У штаба стояла машина, наспех покрашенная в зеленый цвет. Уперевшись в неё, стоял солдат и курил трубку.

– Товарищ капитан.

Он сорвался с места и отдал мне честь, не доставая старую потертую трубку изо рта, из которой тянулся тонкий дымок.

Из казармы вышел мехвод, протирая заспанные глаза и медленно шагая в сторону автомобиля. Вскоре подошли и остальные, держа в руках немного личных вещей. Солдату нужно немного: еда, одежда, надежда и воспоминания. Глубокая бесконечная вера в жизнь, в будущее, в то, что тебя ждут и тоже верят.

– Залезайте, поехали.

Машина медленно ехала, подпрыгивая на кочках и ныряя в ямы, солнце начало греть своими лучами. Глаза медленно закрывались из-за духоты, которая нарастала в салоне. Леса, поля, просторные луга, роса, ветер – все растворялось в прекрасном рассвете. Машина начала притормаживать.

Открыв дверь, я увидел просторное поле, наполненное весной, и почувствовал лёгкий ветер с все еще зимним холодом, сладкий запах свежей травы и листьев.Под ногами продавливалась сырая, только остывшая от боев земля. Мы подошли к старому деревянному коровнику, в котором под огромными кусками брезента стояли четыре совершенно новых танка, гордо направившие свои орудия вверх. В углу коровника стояли чёрные канистры с горючим и банка с белой краской, перед каждым танком стояли зеленые потертые деревянные ящики.

– Здравствуйте, Александр, наслышан о ваших заслугах. Я капитан Васнецов, командующий пехоты. Я обернулся и увидел мужчину с тонкими усами, в фуражке со звездой, протягивающего мне руку.

– Приятно познакомиться.

Я пожал его руку, изрезанную шрамами.

– Что в ящиках? Они слишком малы для снарядов, а для запчастей такие не используют.

– Там оружие. Автоматы Судаева, револьвер и 2 гранаты. К каждому танку прилагается такой боекомплект.

– Да? А нам не выдавали. А зачем краска?

– Танк есть продолжение танкиста, мы посчитали, что любая, даже простая, надпись ставится отражением танкиста. И так проще опознать танк в бою. А подобьют – тоже понятно, кого.

– Курсанты прибудут через час.

– Спасибо, капитан.

Танки были великолепны. Я поставил ногу на трак и подтянулся, встав на тяжёлую броню. Открыв люк, я прикоснулся к ручке поворота башни. Лёгкое и чёткое, как часы, вращение было музыкой для моих ушей, точный чистый триплекс был усладой для моих глаз. Идеальный танк. Я опустил голову и закрыл глаза.

Что такое жизнь? Стоит ли это спрашивать у человека, который живёт войной. Для меня нет жизни другой, кроме этой, лишь выстрелы и взрывы. Как будто меня и рожали под них, как будто это было предначертано мне – идти в бой и видеть, как погибают мои товарищи. Это жизнь в Войне.

Глава 4

– Построиться!

Передо мной стояли курсанты. Совсем дети, они гордо поднимали головы вверх, смотря в лицо страху и неизвестности. Мне требовалось четверо курсантов, готовых быть наводчиками. Я отбирал их исходя из небольшого испытания.

– Все просто, товарищи бойцы. На другом конце поля стоит бутылка. Задача – попасть. Никаких оптических прицелов. Одна попытка, один выстрел.

Я взял винтовку и вставил патрон. Закрыл один глаз, находя по целику бутылку, и, закрыв ее мушкой, резко выдохнул и нажал на крючок, сводя мушку и целик. Пуля сбила горлышко.

Взяв бинокль, я начал наблюдать. Пули летели близко, но не попадали в цель.

Подошла очередь стрелять какого-то хлипкого паренька. Затвор. Прицел. Близко, ближе всех.

– Как тебя зовут, курсант?

– Евгений, товарищ капитан.

– Женя, твой выстрел был лучшим, будешь наводчиком.

Постепенно определились еще три кандидатуры.

Глава 5

Я пошел в штаб, сбивая капли дождя с травы, медленно прокручивая в голове мысль

о том, что я в ответе за этих ребят. На столе лежала карта, где серым карандашом были отмечены тонкие линии фронта и то, как они медленно отдалялись от столицы. Они были выведены точной, но дрожащей рукой.

Я закрыл глаза. Наверное, от тяжелых мыслей голова клонилась к столу. Сколько тысяч жизней унесла эта война и сколько унесёт. Потеряна эпоха. Потеряно поколение. Потеряны люди в этой войне. Больно понимать, что каждый миг кто-то может погибнуть. Страшно, когда сидишь в холодном окопе и звучит приказ в атаку. Бедный народ, бедные люди. Нам не хотелось убивать и умирать, но война решила за нас.

– Вставай, русская свинья.

Я медленно поднялся. Обернувшись, увидал немецкого танкиста с пистолетом в руках.

–В плен я не сдамся.

– Какой плен, капитан, вы о чем? Немец пропал.

– Да ничего, ни о чем.

– Я, это, зачем пришёл-то, общий сбор, – проговорил боец.

Я побрел к коровнику уже вечером, и солнце медленно опускалось в нежные объятия земли. У танков собрались все, кто был у нас на базе. На танке стоял капитан из пехотинцев. Рядом с танком стояла лампа, неохотно разбивавшая тьму.

– Все здесь?

– Да, товарищ капитан.

– Мы отступаем, враг опять пытается прорваться к Москве. Сейчас нам нужны все силы, особенно танки. Завтра рано утром вы объединитесь с остатками пехотной дивизии и будете обороняться, пока не подойдут другие части.

– Позвольте, товарищ капитан, они только прибыли, они только узнали, что такое танк. Самоубийство – посылать их на это задание.

—Они солдаты,

Товарищ танкист, они справятся. Это приказ! Человек спустился с танка и ушел к машине, ждавшей его рядом с ангаром. Я пошел вместе со всеми к своим блиндажам. Лежал, не мог закрыть глаз. С ужасом представлял, как это может закончиться.

Глава 6

Следующее утро началось с дребезжания гусениц и рычания моторов. Ни печали, ни усталости в моей душе. А что? Непонимание, зачем эти жертвы, зачем эта война. Многие могут сказать, что техника и только техника выигрывает войну, но только крепость нашего духа не дает врагу прорваться. Нас не сломить, как не сломить сталь наших машин.

Танки начали поворот к небольшому полю, заключённому в зеленые клещи леса. Я вылез из танка, ко мне подошёл худой и высокий парень моего возраста с огромным шрамом на лице, рассекающим его правую щеку, и до блеска начищенной ее гордым носителем медалью за отвагу на груди.

– Капитан Прохоров?

– Так точно.

– Наслышан о ваших заслугах. Я лейтенант Горьков, командующий ротой, с которой вас объединили.

Мы пошли по полю с окопами.

– Эти окопы – последняя линия обороны. Если не справимся, то…

– А немцы точно здесь пойдут?

– Это самое слабое место. Идти им некуда больше. Это больше похоже на отчаянную попытку забросить небольшой отряд к столице. Но техника у них есть, и пехота тоже. Мы спустились в землянку, где горела самодельная лампа, сделанная из гильзы. В углу за столом сидел солдат у телефона.

Лейтенант снял с плеча планшетку и достал карту. Ткнув пальцем, сказал:

– Мы здесь. Враг засел в этой деревне. Сзади нас прикроет артиллерия.

– Сколько орудий?

– Три.

– Атаку начнем с кромки леса. Вы сразу за нами. Врываемся в деревню и закрепляемся. Противник нас не ждет, уверен, что мы будем только обороняться.

– Так точно.

– Атаковать будем быстро. Нужно еще несколько людей с противотанковыми ружьями. Их главной задачей будет уничтожать триплексы противника и лишать их глаз.

– Сколько танков у противника?

– Неизвестно.

– У нас преимущество, мы на небольшом бугре стоим.

– Удачи, товарищ Прохоров.

– И вам, лейтенант.

Я вышел из земляники и залез в танк.

– Едем к тому лесу. Там среди молодых деревьев спрячемся.

Танк тронулся, прижимая ветки своими тяжёлыми гусеницами. Ждать пришлось до вечера. Мы сидели как на иголках и прислушивались к каждому шороху. К нам в танк постучался парнишка лет тринадцати и сказал, что замечено движение танков противника. Он так быстро бежал с этим поручением, что захлебывался, глотая воздух и пытаясь донести мысли.

Я построил свой отряд перед танками.

– Это последняя попытка врага захватить столицу. Он обессилен. Мы должны задержать его даже ценой собственной жизни. Мы сталью закроем наших детей, жен, матерей, которые так ждут нас. Мы сталью закроем наших братьев, которые побегут в бой за нами. Без страха, товарищи танкисты

Я медленно спустился в кабину и приклонил голову, держа руку на ручке поворота башни. Как же давно я не чувствовал вкуса пороха.

– Вперед, мехвод.

Танки тронулись, раздвигая и ломая ветки. Я чувствовал, как бьется мое сердце и как стучат поршни. Выстрел.

С каждой выпавшей гильзой по лицу растягивалась безумная улыбка. Это было поле битвы, где столкнулись доблесть и абсолютное безумие, в глазах моих пылал, был огонь. Это был огонь сожженных танков. Меня просто распирало и рвало на части то чувство адреналина, которое присуще лишь зверю, догоняющему свою добычу. Я был зверем с огнём в глазах. Пороховые газы туманили сознание, убивали кислород в крови, как война убивает даже намёк на светлый ум. Война. Война выжигает изнутри все светлое, оставляя лишь боль и страдания в душе. И нет героев в этой войне, ведь каждый человек в ней герой.

Глава 7

Танки сдавали назад. Солдаты укрепляли позиции. По лицу катились капли пота.

Танки ехали, а по броне, как по барабану, бил холодный дождь. Я оперся на стенку, тяжело дыша и чувствуя удары сердца. Перемешивая грязь под своими траками, танк въехал в деревню. Остановились посередине деревни.

– Что случилось?

– Товарищ капитан, вы должны это увидеть.

Высунув голову из танка, я увидел четырех парней, висящих на столбах с деревянными табличками, небрежно выломанными и с криво написанной надписью «партизан». Мальчишки! Мальчишки! Совсем мальчишки, 15–17 лет, качались в тугих петлях, так крепко затянутых на их шеях. Их повесили из-за того, что они не выдали тайн. Боже, за что ты покинул эту землю, за что так наказал этот народ. Это просто дети, они ничего не видели, не узнали. За что? Я подошёл к этим ребятам, слезы терялись в холодном дожде и падали на зелёную грубую ткань, пропитывая ее и оставляя тёмные пятна. Мы бережно сняли их из петель, и в кармане у одного из них нашли тонкий кусочек бумаги, где были написаны эти слова.

То поле, где мы, страх смешав с безумием,

Смешали пепел и огонь,

Бежали в бой, бежали в бой,

крича заветное «ура»

Как горько было понимать, что эти мальчишки никогда больше не почувствуют радости, любви, печали. Не почувствуют холодную летнюю

росу, теплый дождь. Просто темнота. Забвение. Я не мог понять, почему мне было так больно именно в этот момент, в эти страшные секунды. Я видел смерть, сотни смертей, но почему именно эта смерть принесла столько боли. Быть может, я видел себя в одном из этих мальчишек. Такого свободного, такого весёлого, но так изменившегося из-за этой войны. Сейчас меня наполняет только война, сердце мое бьется, пока летят снаряды. Но, может быть, во мне еще осталась хоть капля человечности, хоть часть того кто был до войны?

Глава 8

Танки ехали медленно, стучали двигателями и, проезжая по дорогам, оставляли рваный след на дороге, как война оставляет рваный след на жизни.

Я медленно брел по мокрой траве, капли дождя осыпали меня холодным градом. Я шел, опустив голову, погруженный в свои мысли. Нужно продолжать тренировать этих бывших курсантов. В штабе никого не было. А на стене висела все также карта с тонкими точными линиями, сделанными черным карандашом. Я придвинул стул к столу и положил голову на стол. Какова была моя жизнь до войны? Я родился в 1918 году где-то в Москве. Мать я свою никогда не знал. Отец мой работал на заводе, воспитывала меня бабушка. Жили мы все в одной комнате. Отец уходил рано и приходил поздно, принося с собой буханку хлеба. У него на цепочке висел ножик, которым он поровну отрезал хлеб. Бабушка всегда отдавала мне немного от своего куска. Мой отец был честным человеком, он всегда стремился помочь. Иногда он приходил без своей половины хлеба, отдавая ее другим голодным. Я всегда в этот момент хотел ему отдать свой кусок, но он всегда отказывался. Я учился в школе на “3” и “2”, мало что знал, не любил ходить на уроки, но, не без помощи бабушки, я смог закончить ее. Бабушка очень любила рассказывать сказки. Она говорила как-то загадочно, пословицами и поговорками, на каждую мою выходку находила какое-то точное высказывание. Она спала на старом сундуке, а мы с отцом на старой скрипучей кровати. В 19 лет я ушел в армию. Придя обратно после службы, я обнаружил пустой дом. Было очень печально и грустно, но что поделать, я продолжил жить дальше, а через несколько месяцев я познакомился с войной. 22 июня я, как и все, зачарованно в ужасе стоял у громкоговорителя и услышал одну такую старшую фразу, изменившую мою жизнь: “началась война”.

Глава 9

Завтра снова в бой. Единственное, чего мне хотелось,– это послушать тишину в ближайшем лесу. До него с полкилометра. Я пошел, медленно переставляя ноги и задумчиво смотря вниз. Трава была чуть нижи колена и оставляла мокрые полосы от еще не высохшей росы. Найдя сухой бугорок у березы, я присел и стал дышать тишиной.

– кажется, мы не договорили, русский капитан.

–Кто ты такой?

–Меня зовут майор Фридрих

–Это шутка?

Человек поднял маузер и направил на меня.

–Никаких шуток.

Он выстрелил. Я резко очнулся, подпрыгнув от неожиданности. Уже было часа 3 дня.

Глава 10

– А, капитан Прохоров, а мы вас искали. С вами все хорошо?

– Так точно.

– Проходите, мы обсуждали, как будим перегонять танки. Может, у вас есть предложения.

– Да. Одно, кажется, есть.

– Выскажите же его.

– Красиво со знаменем над башней.

– Мы решили так же.

Ревели моторы, танки, блестящие своей броней, ехали на полном ходу по бескрайнему полю. Я был ведущим танком. Над башней моей машины гордо реяло знамя нашей части. Лишь танки и природа. Я ведущий этого парада.

Сердце замирало. Это был парад среди бескрайнего поля, где мы победители. Когда мы проезжали освобожденную деревню, люди встречали нас, как победителей, но война была не окончена, и мы знали, что уже через несколько часов будет бой.

Глава 11

– Надо прорываться, мы засиделись здесь.

– Куда будем двигаться?

– К деревне. Там два подхода.

– Надо бы на разведку сходить.

– Разведка боем?

– Предлагаю, товарищ капитан, взять два танка и человек пятнадцать бойцов.

– Как поедете?

– На броне.

– Выезжаем.

– Так точно.

На нашей броне было восемь человек. В руках у них были винтовки и ППШ. Мы заезжали в деревню. Сердце бешено колотилось. Центр деревни. Ни души и гробовая тишина.

– Что-то здесь не так.

В небе послышался гул мощных моторов. Десятков моторов. Самолёты отражались в моих светлых глазах, спускаясь ниже для бомбардировки.

– Ложись!!!

Я был очарован. Многотонные крылатые машины легко плыли по воздуху. Послышался свист бомб. Они начали взрываться линией метрах в пятидесяти от нас. Ужас накатил на меня, мои люди лежали на земле, закрывая головы руками, так сильно прижимаясь грудью к земле. Дышать становилось сложнее. Я закрыл глаза. И продолжил стоять, осыпанный пылью и грязью. Взрывы все приближались. Начался кромешный ад. Всё в пыли, осколках и взрывах. Лишь пыль рассеялась, послышались выстрелы и немецкая речь. Грохот машин. Сражаться до последнего. И умереть. Вот мой выбор. Из кобуры я достал пистолет и почти наугад начал стрелять, пистолет отталкивает мою вытянутую руку, гильзы падают одна за другой. В ушах звенело. Но что-то подсказывает мне, куда идти и куда стрелять. Мне хотелось добраться до танка. Немцы наступали. Столь малому отряду не удалось бы сдержать такой напор врага. Мы героически отстреливались. Страх, животный страх налетел на меня, вслед за ним чистое, первобытное, первородное безумие. Нет чести в этой войне, лишь страх с огнём и безумием. Ярость окатила меня, я вышел из укрытия, вытягивая пистолет на всю длину руки. В голове всплыли безумные слова из безумного лозунга «убей немца» «увидишь его – убей». Ничто не останавливало меня, ни инстинкты, ни нормы общества. Безумная улыбка расползалась по лицу, превращая его в оскал, оголяя желтые зубы: «Убей немца, убей немца». Я пал на колени, приставил пистолет к виску и нажимал на курок, смотря на солнце сквозь пыль и дым. С солнца все началось, все им и закончится. Осечка. Осечка. Удар прикладом. Тишина. Какова цена Победы?

Осиротевшие дети, овдовевшие жены, пустые дома. Ад и тьма, обрушившаяся на всю Европу на весь мир. Боже! За что ты наказал этих людей, эту страну? Весь этот мир.

Глава 12

Я был привязан к жёсткому деревянному стулу, на глазах моих была повязка из плотной ткани. Голова моя была опущена. Я нашел в себе силы повернуть ее вбок.

Резкий рывок сдернул повязку с моего лица.

– Ваше имя и номер части?

Я молчал, стиснув зубы, смотря в пол.

– Имя и номер части, – повторил голос

С явным акцентом.

Я все еще молчал. Вдруг удар в живот, такой сильный и холодный, ни капли эмоций. Я задышал тяжелее и не выдавал боли. И еще сильнее прижал зубы к зубам.

– Вы понимаете, что молчание будет стоить вам жизни? Скажите, где сейчас находятся позиции русских, и мы гарантируем вам жизнь и почетный плен.

– Зачем мне жизнь предателя и ваш почетный плен?

– Вы можете послужить великой цели. Восхождению великого рейха.

Я засмеялся во весь голос, показывая, насколько для меня глупа даже эта мысль. Стул вместе со мной повалили на бок. На меня посыпался град ударов в живот, по лицу, ногам, в шею. Боль была ужасна, дышать стало еще тяжелее. Стул подняли обратно.

– Ну и где твоя страна, когда она тебе так нужна?

– Не страна меня защищает, а люди.

– Ну и где они?

Я улыбался, глядя в его пустые глаза и тёмное худое лицо, полное ненависти и отвращения.

– Может быть, это развяжет вам язык. Он развязать мне руку и приказал дер

жать меня солдатам. Прижав мою руку к старому столу, достал нож и ударил по безымянному пальцу. Боль была невыносимая. Двух фаланг как не бывало.

– Вы будете молчать?

– Лучше смерть, чем жизнь в одном мире с такой скотиной.

– Это ваш выбор. Вас повесят.

И Меня потащили в другую комнату, где стянули рубашку, а на шею надели деревянную табличку «Танкист». Я не мог идти, меня тащили через всю деревню. Деревенские смотрели на меня полными сожаления и сострадания глазами. Дети отворачивались, женщины плакали, а старики опускали головы. В Конце дороги стояла виселица, тугая петля и старая разваливающаяся табуретка. Я направлял свой взгляд на солнце, оно обжигает мои зрачки, целует мои окровавленные, разбитые щеки и губы. Я был так счастлив, что в последние моменты жизни увижу нечто прекрасное среди стольких лет мрака. Я был счастлив, что не выдал, где находятся мои товарищи, и приму смерть пусть в петле, но с честью. Меня поставили на табурет и надели петлю на шею. Я смотрел на своих убийц и улыбался, видя, что они бесчестны, что они боятся меня, видя, что мы можем на полях сражений. Они смотрели на меня, как на зверя, загнанного в угол. Ко мне с опаской подошёл фотограф. Вспышка. Я был готов принять смерть. Господи, отправь меня в рай, в аду я уже побывал. Я улыбнулся и опустил голову, закрыл глаза. Табурет качнулся. Свист пули, разрывающей верёвку – и я падаю на пыльную дорогу. Крик «Ура!» и рев боевых машин. Я лежал лицом на пыльной дороге со связанными руками и смотрел сквозь свои тёмные волосы, закрывавшие мне глаза, как солдаты

с красными звёздами бегут с винтовками ко мне. Я был счастлив, по моим щекам скатились слезы. Я поднялся на колени. Стоя на коленях, я видел солнце за танками. Мне развязали руки, разрезая толстую веревку. Я скинул тяжёлую табличку с шеи, а по телу моему била верёвка петли. Я бежал к танкам, видя, как немцы отступают. Я смеялся, падая на колени, плача от радости. Моя голова кружилась, тело заполняла боль физическая. Мои глаза закрылись. Мы не просили по себе ни песен, ни стихов, ни книг. Лишь чтобы помнили, чего стоит война. Всегда меня удивляли медали «за отвагу», «за храбрость». Я всегда считал, что каждый, кто идёт в бой, уже храбрый и отважный человек.

Самый сильный человек – это тот, кто без страха поднимается из окопа, с приказом в атаку бежит сквозь дождь пуль и взрывов. Нет не отважных людей в этой войне. Все в ней герои.

– Мы обязательно еще с вами встретимся, русский капитан.

– Кто ты?

– Кажется, я называл свое имя.

Глава 13

Очнулся я в госпитале. Рядом со мной сидела медсестра и набирала в шприц лекарство, ловко переворачивая ампулу. Я попытался подняться.

– Нет, что вы, лежите! – воскликнула она и нежно подтолкнула меня обратно

к изголовью койки.

– Где я?

– В Москве.

– Далеко ж меня занесло.

– Как ваше имя?

– Меня зовут Александр.

– В таком случае меня зовут Екатерина. Откуда вы?

– Вас действительно это интересует?

– Да!

– Я из Тулы.

– А я из Москвы.

Я опять попытался подняться.

– Вам сейчас нельзя вставать.

Я вздохнул и закатил глаза к потолку. Она взяла мою руку. Ее теплая и мягкая ладонь держала меня за запястье. Она медленно и аккуратно ввела иглу и нажала на поршень шприца, вводя лекарство. Она встала и пошла к другому больному, лежащему напротив меня.

Ее прекрасные тёмные волосы были аккуратно заплетены в косички, и сквозь серьёзное лицо, испытанное столькими страданиями, столькими потерями, проглядывалась добрая и тёплая улыбка. Мое пустое сердце наполнилось любовью. Я видел такое, что ей и не снилось. Я влюбился. Возможно, впервые в своей жизни. Она была той, что я искал всю жизнь. Тут подошел врач в длинном халате и круглых толстых очках.

– Как вы себя чувствуете, товарищ танкист?

– Прекрасно. Когда я смогу вернуться к своим?

– Не торопитесь. Выздоровеете – вернётесь.

– Я вас понял.

Я опустил голову на подушку.

– Вы почитайте, товарищ капитан. Доктор протянул мне какой-то очередной сборник сочинений революционеров. Никогда не интересовался политической литературой, но заняться нечем было. Страница за страницей, час за часом пролетел день. Быстро стемнело. Ко мне подсела Катя.

– Как вы оказались на фронте?

– Я еще до войны был военным и одним из первых принял в бой.

– Можно на ты?

– Конечно!

– Каким был ваш первый бой?

– Помню, тогда мне выдали винтовку, россыпь патронов и гранату.

Нас посадили на броню танка, и мы на броне десантом подошли к окопам. Сердце сильно билось и вырывалось из груди. И началось! Артобстрел! Я сидел в окопе, прижимая к себе винтовку. Я был засыпан землей и грязью, а рядом со мной лежали мои мертвые товарищи. Повсюду раненые, свист пуль, взрывы. Прозвучал выстрел и приказ в атаку. Я не смог вылезти из окопа, только высунул винтовку, потянул затвор, и выпала горячая гильза. Рядом со мной взорвалась мина. По щеке прокатилась кровь. Глаза закрывались, в ушах звенело, и, упав на колени, опираясь рукой о землю, прижимая к себе винтовку, я дрожал, как зверенок. На ладонях, которыми я прикрывал лицо, осталась небольшая лужица крови, смешавшаяся с грязью. Кровь и грязь. Так будет всегда на этой войне.

И

Меня дёрнул капитан и, сказал, что нужно идти. Он поднялся из окопа тут же получил пулю в лоб.

И

– Вам было страшно?

И

– Каждый день и каждый час. Я не хочу больше воевать, но я не могу оставить своих друзей. Когда меня опять отправят на фронт?

И

– Не раньше чем через неделю.

И

– А вы как попали сюда?

И

– Я? Просто. Медицинский институт. Нас всем курсом призвали. Я фронта не видела, только раненых и умерших.

И

Я посмотрел за окно, в котором, как бусины, блестели звезды. Каждая как маленький фонарик, плывущий по огромному небу.

И

Мне до сих пор снятся эти бои, эти дни эти минуты. Окопы, пули и земля, не остывшая от боев и горячей крови. Насколько ужасно было сидеть в холодном мокром окопе, прижимаясь спиной к стенке, и слушать выстрелы снайперов и то, как пуля входит в землю, останавливаясь там. Я не так много сидел в окопах, но каждый раз, каждую ночь я сижу там снова и снова.

– Вам очень повезло, если вы не были в боях.

Неделя пролетела слишком быстро, чтобы хоть как-то почувствовать себя психологически лучше. Катя долго рассказывала о своей жизни. Эти ужасные дни войны сближали нас. Но вот я в той же гимнастерке стою у выхода из палаты. Дверь открылась, ко мне подошла Катя.

– Я желаю вам победы, товарищ капитан.

Она опустила голову. По ее щекам катились слезы.

– Я тебя обязательно найду. Я тебя не забуду.

– Прошу тебя, останься живым.

Я опустил голову и вышел из палаты.

Глава 14

Улицы Москвы. Эшелон. Пыльная дорога.

Я вышел из машины и оказался в небольшой деревне, где стояли танки под маскирующими сетками. Ровные ряды пехоты шли по пыльной дороге. От полевых кухонь тянулись тонкие струйки дыма.

– Рад вас снова видеть, товарищ капитан.

– И я тебя, мехвод.

Он, потягивая дым из трубки, сидел на танке, разглядывая уходящее солнце, медленно скрывающееся за лесом.

Медленно спускающаяся ночь оставляла нас одних в этом огромном мире. Звезды закрывали небо бархатным ковром, разжигая надежду, что и в честь меня когда-нибудь зажжется новая звезда и что небо никогда не останется пустым

Глава 15

Наша задача была двигаться как можно быстрее, оттесняя противника все ближе Европе, как можно быстрее закончить эту войну. Всю жизнь я мечтал спасать людей, а не убивать. Мне страшно осознавать, сколько жизней было прервано по моей вине. Как мало лет человечество прожило без войн. Сколько мыслей, сколько идей было утеряно в этих войнах. Сколько людей растворилось в ее безжалостном огне. Боже, я так устал от этих дней, от этих выстрелов и километров нашей Родины которые давались так тяжело.

Глава 16

– Товарищ Прохоров, есть разговор.

– Так точно.

– Немцы будут наступать сегодня вечером, так считает наша разведка. Вы будете командовать артиллеристским расчётом.

– Я не артиллерист, товарищ полковник.

– Капитана этого расчёта сегодня утром убило шальным осколком. Вы единственный, кто может ими командовать. Только у вас есть знания по наводке.

– Сколько техники противника.

– Около сотни.

– Это самоубийство, товарищ полковник. Это выше наших сил, нас просто раздавят. Это просто невозможно.

– Запомни, Прохоров, не их тебе надо бояться, а своих, что в спину начнут палить! Ни шагу назад. В курсе?

– Так точно, товарищ капитан.

– Не я отдаю приказы, а те, кто выше стоит. Не подведи, Прохоров.

– Так точно.

Мои сапоги медленно погружались в мокрую землю, перемолотую в грязь. С мелкими лужами в отпечатках подошв. Воздух был холодный, солнце скрыто за облаками. Впереди стояли орудия. Рядом с ними солдаты таскали ящики. Орудия, ящики, маскировочная сеть – все было покрашено так надоевшей мне зелёной краской. Неужели сегодня через несколько часов моя жизнь закончится? Страшно осознавать такое. Почему я не боялся этого раньше? Что может ждать меня там, после смерти? Что ждёт человека, который убивал людей? Я все ближе подходил к орудиям.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Времени нет собрать всех.

– Так точно.

Он куда-то убежал. Я достал из кармана маленькую черно-белую фотографию, она была чуть надорвана. Эту фотографию подарила мне Катя перед моим отъездом. Я закрыл глаза.

– Мы скоро встретимся, русский капитан.

– Как же я надеюсь на это, майор.

– Вы меня не боитесь.

– Зачем мне бояться того, кого не существует.

– В таком случае бойтесь себя.

Глава 17

На горизонте чёрным облаком шли танки. Как буря надвигались они. Я стоял, гордо подняв голову, сердце бешено колотилось, отбивая первобытные первородные ритмы. По лицу расползалась безумная улыбка. Ярость туманила мою голову. Я пришёл из пепла и огня, чтобы забрать их с собой. Искры смешались с огнём и дымом. Крики доносились отовсюду. Древнее «Ура!» висело над полем боя. Нет мне больше мира. Есть только война. Порох. Дым. Пепел. Падение гильз. И танки в окошке наводки. Сбитое дыхание. Выстрелы. Выстрелы. И танки в огне. Пройдет время, и эта война затухнет. Но я точно знаю: когда-нибудь опять смешаются огонь и ярость, и из пепла и искр родятся новые дети войны. И в их венах будет течь наша кровь.

Глава 18

Главный танк. Белый, как луна. Заговоренный. И я прекрасно знал, кто есть глаза этого танка. Тот, кто был у меня в голове все это время. Не я нажал на рукоять, а тысячи людей, чей ценой добывались эти дни. Тысячи детей, оставшихся сиротами, и не порох посылал снаряд, а их мольбы и плач. Здесь я палач, и я не устану точить свой топор. Нет мне прощения на этой земле, нет мне любви и счастья, лишь кошмары, медленно убивающие меня изнутри. Я не должен жить, но мне рано умирать. И умрём мы только тогда, когда на эту землю упадёт последняя слеза, когда истлеют фотографии, а металл превратится в пыль. Нет для меня больше страха, только ярость и безумие. Выстрел. Гильза.

Глава 19

Мы сидели на холодной земле, снимая с мокрых голов каски. Изо рта шел пар, все было в дыму и тумане, уши были заложены, а в голове звенело. Тяжёлое дыхание разбивало гробовую тишину после боя. Впереди виднелись догорающие танки противника, сердце бешено колотилось, а руки дрожали.

– Товарищ капитан.

Артиллерист, сидящий рядом, протягивал мне аккуратно скрученную папиросу, которую он достал из помятого портсигара. На его гимнастерке виднелись засохшие комки грязи и блестящие пуговицы. Его волосы были мокрые от пота и больше напоминали сосульки. взял сигарету и сделал первый глоток отравленного дыма. Тонкая струйка медленно поднималась высоко вверх и исчезала где-то в воздухе. Едкий дым спускался по моему горлу до лёгких и растекался по моей крови. Голова закружилась сильнее. Мысли были чисты, взгляд направлен в никуда, а рот будто склеен. Я был вымотан, как и все. Держа в руках сигарету, а в другой сжимая фотографию, я и видел свой безымянный палец. Вернее то, что от него осталось, это было как напоминание о том, кто наши враги. Пошатываясь, я пошел к штабу. Туман медленно рассеивался, оголяя все больше земли с подбитыми танками. Сколько же мы их пожгли?

Глава 20

В штабе, сидя на стуле, я бессмысленно качался. Пол подо мной скрипел. В руках было зажато письмо, которое могло меня и не дождаться: «Как же сложно было найти твою часть, и даже сейчас я не знаю, дошло ли мое письмо до тебя, кажется, почтальон сойдёт с ума, пока доставит его. Я хочу тебе написать то, что, возможно, не смогла бы сказать тебе лично. Всего несколько часов с тобой дали мне столько тепла, сколько я не получила за всю жизнь. Я лишь хочу, чтобы ты знал, что я не могу без тебя. И я желаю тебе победы и жизни. Вернись героем, выживи. Найди меня. Прощай, если это последнее, что ты прочтёшь. И прости за все то, что было не сказано. Катя.»

Я не могу умереть, если есть кто-то, кто меня ждёт и надеется. По моим щекам скатились слезы. Я никогда не слышал, не читал, не чувствовал такой искренности. Боже, я не хочу умирать. Мои руки дрожали, сжимая это письмо. Я не хочу умирать.

Глава 21

Прошло еще несколько месяцев после последнего боя. Жизнь стала спокойней. Мы перегоняли танки уже не первый день и с каждым километром становились ближе к Европе. Враг не хотел сдаваться, он еще сильнее вгрызался в нашу плоть. Слишком долго была война, слишком долго. Но вот теперь мы едем в дом к врагу, оставляя после себя разруху и огонь. Война выжигает все: и плоть, и мысли, и дома – и не оставляет ничего, кроме боли. Мы были слишком избиты этой войной, смертями и кровью, чтобы оставить все как есть. Наши мысли уже были отравлены этой войной, мы не могли уже жить в обществе мирной и спокойной жизнью, мы уже не люди. Война бывает первая и больше не кончается. Я прижимался спиной к стенке и, закрыв глаза, слышал, как гусеницы перемалывают и пережевывают землю. Мы двигались колонной под покровом ночи. Яркая луна светила нам, а холодный ветер марта остужал нашу кровь. Наш танк был ведущим, двигались мы медленно. Мы проходили какой-то

очередной город, дома были пусты и разрушены, только тишина и безмолвие в танце с ветром остались там. Эти дома еще помнят первые разрывы бомб и первые взрывы, навсегда увековеченные в трещинах их стен. Война угасает, но даже тлеющий уголёк мог сжечь все. Мы перешли границу, и лишь одна дорога ждала нас. Нас ждала победа. Но жизнь наша не станет прежней.

Глава 22

Мы прибыли на место нашего базирования. Мокрый весенний снег скрипел под ногами, а пар изо рта превращался в загадочные узоры в воздухе. Точные удары по клавишам пишущей машинки, как барабан, отбивали ритмы, как боевые барабаны, так давно не слышимые со времён Наполеона.

– Капитан Прохоров прибыл в ваше распоряжение.

– Рад вас видеть, капитан, присядьте. Сразу к делу. Поступил приказ наступать, завтра. Вы поведете в бой все танки, которые у нас сейчас есть.

– Я просто капитан. Я не смогу командовать такой массой техники.

– Лучше вас танкиста за сто километров не сыщешь.

– Так точно. Среди ваших бронебойщиков есть наподобие снайперов?

– Есть. Отец и сын. Отец старый, а сынишке лет пятнадцать. Ружьё тяжёлое, отец его на плечо сыну кладёт.

– Я хочу их видеть.

– Хорошо.

Мы встали из-за стола и пошли по тропинке. Луна оставляла свои яркие блики на снегу. Они сидели и смотрели на звезды. Мы подошли ближе. Мальчишка тут же вскочил и отдал мне честь. Отец его продолжал сидеть. Я видел в его глазах отражение звезд. Он продолжал зачарованно смотреть в безграничную пустоту этих холодных точек на небе. Капитан и мальчишка пошли отдыхать, а мы со стариком остались разговаривать. Я засунул свои руки в карманы и поднял голову, направив взгляд туда, куда смотрел отец. И я пытался найти что-то прекрасное и безграничное в этих белых точках, но видел лишь точки.

– Завтра здесь будет много огня? – спросил он у меня.

– Да.

– Сталь, изрыгающая дым и огонь, опять придет?!

– Вы должны нам помочь.

– Опять смерть, убийства, взрывы и выстрелы.

– Послушайте меня.

– И опять кто-то останется один в этом и так пустом мире.

– Послушайте меня!!!

Я дёрнул его за плечо. Он повернул на меня свое худое лицо с морщинами и шрамами. По его щекам струились слезы. Глаза, эти глаза. Я запомнил их на всю жизнь, эти глаза полные ужаса, бесконечной человеческой боли и осознания ужаса своей ситуации смирения с неизбежным. Он не рыдал, это были просто слезы, все эмоции были давно подавлены в нем, так давно, что осталось лишь принятие, боль и смирение.

– Товарищ капитан, я не хуже вас знаю, как стрелять. И я даю слово, что буду помогать вам всем, чем смогу.

– Когда же кончатся войны? – случайно вылетело из моих уст.

– Когда мальчишки драться перестанут, – тихо ответил он мне.

шел по пустому полю. Я будто увидел то, чего не видал столько лет, будто закрывал глаза. Неужели есть что-то страшнее того, через что прошел я. Неужели я почувствовал и испытал лишь слабую еле видную тень от того, что испытал это мужчина. Я не мог себе представить, что он чувствует каждый раз, стреляя, видя глаза сына. Неужели это не заставляло его руки дрожать?

Рука сжималась в кулак. Я вернулся в штаб, где вовсю кипела работа. Удары по клавишам печатной машинки и писк морзянки, офицеры у стола за картой чертят линии. Слышатся переговоры.

– Товарищ Прохоров. Нужно прикрыть пехоту от пулеметных точек и артиллерии.

– Мы можем выехать перед окопами и первыми пойти в атаку, а пехота за нами. Я вышел из штаба и пошел к танкам, накрытым брезентом. Уже начинало светать, и на землю сквозь туман и холод пробивалась заря. Экипажи танков стояли и ждали моего слова.

– Сегодня, в эту минуту мы стоим на пороге Германии. Там, на западе Берлин, самое сердце врага. Мы будем биться до последнего, пока последняя гильза не упадёт на землю. Отомстим же за наших товарищей. Сегодня мы здесь, чтобы победить. Солдаты крикнули «Ура!» и разбежались по танкам, загремели двигатели, а из труб повалил черный дым. Сегодня я здесь, чтобы отомстить за всех тех, кто погиб в окопах, самолётах, танках. Я не человек.… Все что угодно, но не человек.

Глава 23

Голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Глаза мои закрыты. Теперь в них отражалась, не синева небес, а тьма стали и огонь, бесконечное пламя полное жизней, законченных здесь. Первые удары артиллерии по нашим позициям. Я взялся за ручку наводки и, опустив дуло, в триплексе увидел танки врага, двигающиеся на нас. Мехвод прибавил газа, и мы вырвались из дыма и пыли. Мы были как ангелы, несущие спасение. «Тигр» двигался на нас с бешеной скоростью, искусно уходя от взрывов. Я взялся за ручку наводки и медленно слушал щелчки. Дышал прерывисто, глаза мои были закрыты, мое сердце билось невообразимо быстро. Открыв глаза, я увидел всеобщее солнце. Я глубоко вздохнул и нажал на гашетку. Выстрел попал под башню «Тигра», взрывоторвал её. Он тоже успел выстрелить. Гусеница сбита. Танк замер. Я скомандовал:

– Экипаж, из танка!!!

Мы заползли в ближайшую воронку и наблюдали, как артиллерия врага добивает наш танк. Он пал как герой, оставшись стоять на этом бескрайнем поле, гордо подняв орудие. Подошла пехота, и мы отошли ближе к своим. В небе послышался гул. Два юнкерса спускались в нашу сторону. Их атаку прервала пулеметная очередь. В небе над нами кружили истребители. Этот бой был похож на танец кобр. Два самолёта набросились на наш «Як». Как же невероятно он уходил от выстрелов. Это был настоящий ас, его пули, как ножи, рвали плоть противника.

Я видел, как пилот бесстрашно управлял истребителем, я видел, как его винт врезается в обшивку, как под его сталью растворяется свастика. Затем его самолет растворился в голубом оттенке неба.

Пулеметный огонь накрыл наши позиции. Пули входили в землю в метре от нас. Мы прижались так близко к земле, как смогли. Мы лежали в нескольких метрах друг от друга. Пули не прекращали лететь в нашу сторону.

– Товарищ капитан!!!

Я развернулся в сторону голоса. Солдат протягивает мне винтовку. Я медленно протянул руку и взял ее. Отодвинул затвор и вставил патрон. Пулемет заклинило, и пули прекратили лететь в нашу сторону. Я поднялся из воронки. Свел целик и мушку на голове пулеметчика метрах в ста от меня. Я глубоко выдохнул, выдавливая весь воздух из легких, и нажал на крючок. Приклад ударил по плечу, а перед лицом появилась вспышка. Пехота двинулась вперед, а мы отползли к штабу.

Глава 24

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем мы двинулись дальше. Путь наш лежал через освобожденные города

и села. Все та же картина встречала нас. Разруха и фиаско немецкой армии. Мы видели целые роты солдат, держащих руки за головой и идущих строем. Они думали, что их ждёт благородный плен и возвращение домой. Нет, пусть сначала восстановят разрушенное. Мы проезжали безумно страшные места. Мне рассказывали, что в них держали пленных в нечеловеческих условиях и сжигали, как мусор, бесчеловечно и беспощадно.

Однажды, прорываясь к очередному городу, мы вступили в очередной бой, где абсолютно обессиленный противник яростно и отчаянно боролся за крупицы утекающего сквозь пальцы времени. Выйдя из танка на пустое поле, усеянное трупами, я услышал еле уловимый стон. Я обернулся и увидел

немецкого      танкиста,      прислонившегося к траку танка.

– Русский. Да ты подойди.

Я хотел помочь ему. Он тяжело дышал и был серьезно ранен.

– Не стоит, русский. Я готов принять смерть. Я не хотел вступать в эту борьбу. И я раскаиваюсь в том, что убивал твоих братьев. Я раскаиваюсь в том, что яростно ненавидел вас. Он протянул мне руку, и я пожал ее.

Он захлебнулся собственной кровью.

Я испытывал нечеловеческую неприязнь к врагу, но мне было искренне жаль этого танкиста. Он раскаялся, он не боялся смерти, но он хотел жить. Мне больно. Я шёл сквозь дым и огонь к танкам. Почему по моим щекам катятся слезы? Он убивал солдат, он убивал моих соотечественников. Но он раскаялся в последние секунды своей жизни, он раскаялся.

Лишь одно меня поражало: откуда в людях такая жестокость? Откуда? Откуда такое желание отнять жизнь? За что? Ресурсы? Деньги? А не дороже ли человеческая жизнь, или она лишь игрушка в руках кукловодов? За что желание причинить боль? Не суждено мне это понять. Я всегда мечтал помогать людям, а случилось так, что я их убивал. Говорят, что время лечит раны, но нет, от времени только больнее. Время лишь… стирает оттенки боли из памяти, но прошло столько лет, и я помню эти страшные дни.

Глава 25

Утром к нам пришли с красным знаменем и криками «Победа!». Это было 9 мая 1945 года.

Уже позже мы поехали в Берлин, чтобы увидеть своими глазами то, с чем мы воевали. Мы видели пленных, тонны техники, нищих людей, печальных и несчастливых.

Мы были счастливы, я же думал о судьбе немцев. Я знал, что их зверства не забудут и будет суд, долгий и мучительный, где самопровозглашенные судьи будут судить и без того несчастных людей, на глазах которых рассыпались их империя, их эпоха, их рейх, который должен был стоять тысячу лет. Они уже получили свое наказание, они видели закат своей истории.

Мы ехали по абсолютно пустому разрушенному Берлину. Мы остановились недалеко от огромного здания, стоящего в огне. Его огромные своды и колонны гордо и нерушимо держали на себе тяжёлый груз. Мы шли мимо разбитой мебели, гильз, камней. Пройдя чуть дальше, я наткнулся

на разбитое зеркало. Его тёмная почерневшая оправа есть отражение самого времени и его скоротечный ход, но страшнее всего было то, что было в этой оправе. Мои тёмные глаза, худое лицо, шрамы и ссадины, боль и только боль была в моих глазах. Мои руки задрожали. Дыхание стало тяжелее, а сердце бешено колотилось внутри. Четыре года я видел войну, четыре года я чувствовал страх, и вот теперь наступил покой, но какой ценой? Какой? Я из простого паренька превратился в убийцу. Я не хочу в это верить. Ко мне пришло ужасное осознание того, что я наделал. Я потерял человечность, я потерял самого себя. Я не хочу в это верить. Какой ценой я подарил своим потомкам жизнь и мир? Может, для других я герой, но для себя я самый подлый трус, я должен был умереть там, в окопе под Москвой, когда моих братьев просто раздавило пулеметным огнем.

Как тяжело теперь мне вспоминать эти дни войны. Как мне теперь жить с безумными кошмарами и страхом опять услышать взрывы. Я убивал людей, и нет мне прощения. Я подошёл к огромному зданию и поднялся по его холодным ступеням. Тяжёлые капли дождя били по моему лицу, теплый ветер мягко обнимал меня, мои мысли и слезы растворились в розовом небе мая. Я пал на колени на холодные плиты самого сердца этой войны. И поднял свое уставшее худое лицо к небесам и открыл глаза. Надо мной гордо реяло кроваво-красное знамя. От самой Москвы и до Берлина я шёл четыре года. По моим щекам стекали слезы. Я устал от вечных кошмаров и страхов. Я устал от этой жизни с вечным и тяжёлым грузом. Я получил свое наказание. Если когда-нибудь бомбы опять упадут на наши столицы, мы воскреснем из книг и фильмов о героях. И опять трус, выживший в первом бою, доведет эту войну до победного конца.

Эпилог

– Доброго утра, Серег! Все сидишь?

– Привет, сижу!

– Скажи мне, Серег, зачем ты его отпустил в Афганистан? При твоем положение в партаппарате, этого можно было избежать.

– Можно! Но понимаешь, у Андрея в голове какая-то каша была. С самого детства фильмы про войну, портреты пионеров-героев в школе, «Зарница», потом ДОСААФ. Он и в военное училище пошел из-за этого. Ему все подвиги снились. Танки любил до безумия. Я ему постоянно модели привозил, даже из загранкомандировок. В школе так и дразнили

– Андрюха-Танкист. Он так и расписывался потом «Танкист».

– И все же ты помог ему улететь туда. Почему?

– Володя, мне казалось, что ему нужно было немного хлебнуть реальности. Проснуться от книжного героизма. Повзрослеть, что ли.

– И ты его отправил на войну?

– Да. Часть недалеко от Кабула. Он танкист. Танкистам там работы немного. Пол года, и я его верну домой. А тут фугас. Там в БМП почти все погибли. Андрею повезло. Повезло, что жив, повезло, что рядом с Кабулом, повезло, что борт в Москву улетал, повезло, что друг у меня начальник военного госпиталя. Он ведь не обязан был ехать в первой машине. Переживал за ребят. Писал в письмах, что он офицер, старший товарищ, должен их сберечь. Старший?! Ему только по паспорту было 25, а так пятнадцатилетний пацан.

– Как он? Третий день уже в коме.

– Ничего. Врачи говорят, ему уже лучше.

.

– А как Дашка твоя?

– Плачет, говорить со мной не хочет.

– А как ты думаешь, что ему снится?

– Все те же танки и все те же солдаты, о которых он так много читал. Может, проснется когда-нибудь от этих снов.

– Да, конечно, когда-нибудь мы все проснемся

Послесловие от автора

Может, книга вышла не самой большой, может, в ней раскрываются не самые сложные и высокие мысли, но эта книга для меня нечто большее, чем просто повесть.

Эта книга для меня нечто столь маленькое, но прекрасное, то что стоит на пороге чего-то совершенно нового и, может, великого, чего-то такого же простого, но прекрасного, как и эта книга. Я не говорю, что моя книга – лучшее произведение всех времен, я просто хочу сказать, что я сделал все что мог, чтобы сделать эту книгу лучше. Все с чего-то начинают, и, может, эта книга не самый плохой дебют. В этих последних словах своей небольшой истории я хочу выразить благодарность всем причастным созданию данной книги. Но особая благодарность тебе, мой читатель, спасибо тебе за то, что, может, именно ты за простыми словами и простым сюжетом заметишь нечто большее, чем просто повесть о войне и может, именно ты поймешь и почувствуешь все то, что чувствовал я, когда писал эту книгу. Огромное человеческое спасибо. За то что ты мой любимый читатель любишь и читаешь книги. сейчас я с тобой прощаюсь, мой читатель, и надеюсь, что ты когда-нибудь снова прочтешь эту книгу и эти не пустые слова, которые так дороги мне.

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 10

Глава 11

Глава 13

Глава 15

Глава 16

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 22

Глава 23

Глава 25

Эпилог

Послесловие от автора