Посвящение [Юрий Ростиславович Соколов] (fb2) читать онлайн

Сначала он писал рассказ, потом рассказ стал повестью, а повесть переросла в роман. Причина была в главной героине, Кате Осиповой, восьмилетней большеглазой девочке с длинными ресницами и волосами цвета несбывшихся надежд. Он сам её придумал, но придумал так хорошо, что писать о Кате коротко стало невозможно. Он даже набросал карандашом её портрет. Не удовольствовавшись результатом, стал рисовать заново, по-настоящему, и не успокоился, пока Катя не стала как живая.

Последнее было совершенно излишне, поскольку Кате предстояло умереть.

Добрая, веселая история о милой, в меру послушной, общительной девочке, – но с плохим концом. Катя смело шла по жизни и рождающимся одна за другой страницам, имела кучу друзей-подружек, была любимицей учителей и гордостью родителей – матери, воспитательницы детского сада, и отца, отделочника-универсала, страстного рыбака и охотника. А в финале она замерзала в зимней тайге, одна, раздетая и обмороженная, так и не найденная поисковыми группами.

«Оттого и вышел роман, – думал Сергей, – что мне слишком нравится описывать её жизнь и не хочется писать концовку. Любой эпизод обрастает бесчисленными подробностями. Они не лишние, и делают книгу даже интереснее, но… Но я всё больше привязываюсь к Кате. Ещё немного, и я совсем не отпущу её с отцом на охоту. Тогда о чём будет история? Нужно было продолжать писать детективы».

Как он попал в такую ситуацию, Сергей не понимал и сам. Впрочем, он и писателем стал точно так же – не успев оглянуться и понять. Просто, читая очередной томик какой-то криминальной серии, он вдруг страстно захотел сам написать что-нибудь. Может, дело было в коротких, рубленых фразах автора, бивших по читательскому восприятию Сергея как берёзовые поленья, и в полной предсказуемости сюжета; может – в природной импульсивности вкупе с уязвлённым самолюбием. Да ведь школьник лучше напишет! И я смогу! Он сел за компьютер, открыл Word и начал писать, ничего толком не продумав. Позже всё пришлось переделать, ещё раз переделать и бросить по причине полной безнадёжности. Сергей начал снова, стал выкладывать главы в Интернет. Подправить стиль и грамматику помогли юзеры «Самиздата», завалившие его раздел едкими комментариями. Он опять бросил и опять начал снова. На сей раз получилось, и Сергей с замиранием сердца отправил готовую рукопись по электронной почте. Хочу быть писателем!.. Пока работал над книгой, он как-то не думал об этом. Теперь желал издания так, словно от положительного решения редактора зависела его жизнь. Молился Богу, в которого не верил. Хочу!.. И рукопись взяли. С первого же раза. В первом же издательстве.

Позже взяли и вторую, и третью книги. Бестселлерами они не стали, но и средние тиражи обеспечили Сергею приличную читательскую аудиторию и широкую известность в не столь уж узких кругах. Денег платили достаточно для того, чтобы бросить основную работу, благо ни семьи, ни дорогостоящих увлечений Сергей не имел, и в повседневной жизни был неприхотлив. Четвертая книга, восьмая, пятнадцатая… Теперь он писал быстро и легко – с наслаждением.

Но однажды в Интернете ему попалась статья, автор которой сравнивал его творчество с работами другого детективщика, весьма нелестно отзываясь о них обоих. Сергей взбеленился. Нет, что касается собрата по перу, он с критиком был совершенно согласен, но сравнивать его самого – с тем? Да ещё обзывать производителем макулатуры? Схватив один из своих романов, он пошарил взглядом по полкам и вытащил засунутый в дальний угол экземпляр продукции коллеги, не сразу вспомнив, что это тот самый детектив, с которого столь внезапно началась его собственная писательская карьера. Читая и перечитывая страницы, через четыре часа, немного поостыв, Сергей был вынужден признать – как ни грустно, стиль и содержание романов действительно ничем существенным не отличаются.

Тогда он и начал экспериментировать с рассказами, выбрав в качестве жанра классическую прозу. Получалось так плохо, словно и не писал никогда ничего. Сергей смирился и вновь отправился на «Самиздат». Юзеры были немало удивлены.

«Ну ты даешь, Серёга! Сменил амплуа?»

«Удачи на новом поприще, Сергей!»

«С почином!»

«Надоело звание производителя макулатуры?»

Браться за масштабную вещь он не решался. Издательство требовало всё новых детективов. Ни о каких экспериментах с жанрами там не хотели и слышать. «Поймите же, что ваши читатели привыкли к тому, что вы писали до сих пор. Кто вам сказал, что растеряв старую аудиторию, вы соберёте новую? Нет-нет, будьте добры, дважды в год – минимум… Простите, Сергей, но вы не Конан Дойль. Перестанете публиковаться – через пару лет о вас никто и не вспомнит».

Вскоре у него скопилось множество начатых и не законченных рассказов. День Сергей привычно начинал с просмотра анонсов новостей на главной странице «Яндекса» – искал сюжеты из жизни. Катастрофы, теракты, митинги протеста… «В Нижегородской области обнаружено тело девочки, заблудившейся в лесу». Грабежи, убийства, изнасилования…

Образ Кати родился в голове сам собой. Бредовая идея – у него никогда не было детей. Он их не слишком и хотел. Как писать, да ещё про девочку? Но мгновенно придуманный сюжет уже захватил. Получится! Я сумею! Верю, потому что абсурдно!.. Вещь будет называться «Смерть Кати Осиповой». Пусть она будет небольшой. И, конечно, именно с таким прозаическим названием, без всяких выкрутасов. Названия вроде «Новый Чикатило» и «По следам чудовища» мы оставим для коммерции… Хотя почему оно прозаическое? Пусть читатель с первой страницы ожидает развязки, обозначенной столь недвусмысленно. Короткий злой плевок в лицо миру, в котором до сих пор убивают людей, в котором до сих пор теряются и гибнут дети…

Почти сразу Сергей обнаружил, что его героиня не хочет жить так, как он ей предписывает. Она охотно слушалась своих родителей и учителей, – но только не его. Сотни вордовских страниц с кривобокими эпизодами были стёрты, десятки документов выброшены целиком в виртуальную корзину операционной системы, прежде чем Сергей признал право Кати на самоопределение. И она отблагодарила автора – словно пригласила его в свою маленькую, но очень насыщенную жизнь, как приглашала к себе домой подружек-одноклассниц. Однако подружки вскоре уходили, а он мог оставаться с Катей всегда, быть с нею в любую минуту и сидеть возле её кровати, когда она засыпала. Только и дел, что записывать по готовому.

Это было необычное ощущение, и Сергей начал понимать, что герои всех остальных его книг по сравнению с Катей – не больше чем марионетки. Он так увлёкся, что не заметил, как абзацы стали превращаться в главы. По мере доработки они выкладывались на «Самиздате», а портрет большеглазой девочки с волосами цвета карандашного грифеля теперь стоял на столе рядом с компьютером в специально купленной рамке. Число успешно изданных детективов перевалило за два десятка, но это больше не имело значения.

Прошло полтора года, и теперь Сергей знал о Кате всё. Красавица, как мама, а характером в отца – уравновешенная, обстоятельная, упорная в любом деле, будь это вышивание крестиком или штурм твердынь арифметики, которая ей никак не давалась. И в то же время живая, смешливая и непосредственная, как любой ребёнок. Роман шёл к завершению, на «Самиздате» с нетерпением ждали окончания публикации. Финал был продуман до мельчайших деталей. Сергей медлил. Ему не хотелось дописывать короткую Катину жизнь. Кое-как он дошёл до эпизода, где Катя с отцом оказывались в тайге, в охотничьей избушке. Отец часто брал её с собой и раньше. Каково ребёнку всё время в городе?

Время осенних каникул. Первый снег, первые заморозки… Чистейший воздух, привычный маршрут. Но на сей раз они в последнюю минуту поменяли планы по совету случайного попутчика в пригородной электричке.

– Ты в Аношкино урочище загляни, – сказал он. – Вот где охота!

– Что-то я про хорошую охоту там не слыхал, – усомнился Катин отец.

– А туда городские не заглядывают, – рассмеялся попутчик. – Далеко очень. И волки пошаливают. Хотя там не только охота – и рыбалка хороша. И избушка есть. Правда, не знаю, как ты со своей крохой туда доберёшься. Нет, не пойдёт, наверно…

Катя открыла рот, но не решилась возражать чужому взрослому дядьке с окладистой бородой, только посмотрела на отца в поиске поддержки.

– Она у меня привычная, – успокоил собеседника тот. – С пяти лет со мной ходит. Ну, в пять-то мы, конечно, так далеко не ездили… А сейчас Катюшка моя ого какая самостоятельная! Расскажи ей дорогу – сама найдёт твоё урочище. А волки – что ж! Волков бояться – в лес не ходить.

Место, действительно, оказалось на редкость глухим. От станции до названной попутчиком деревни доехали на автобусе, делавшем всего два рейса в сутки. В сторону урочища, пока была дорога, их подбросил на тракторе нанятый отцом коренастый мрачноватый мужик. Избушку они нашли. Катя, хоть и не показывала виду, совсем измучилась. Но попробуй скажи отцу. Пожалеет ещё, и не возьмёт в следующий раз. Поэтому, даже не присев, она зажгла снятую с полки керосинку и принялась растоплять железную печку, стоявшую у входа. Печка, прогоревшая в нескольких местах, отчаянно дымила.

– Давай, давай, хозяйствуй, – подбодрил отец, вешая на стену ружье, патронташ, и раскатывая на нарах спальники. – Только смотри, не задуши нас.

– Как разгорится, я дверь приоткрою.

– Зачем – дверь? Вон, окно волоковое – видишь, задвижкой закрыто. Его и открой…

Дальше всё было просто. По крайней мере так представлялось Сергею, когда он задумал историю. Ночной пожар от вылетевшей из печки искры. Двое усталых путников спят крепко. Катя – та вообще без задних ног. Отец просыпается, когда половина избушки уже объята огнём. Горит потолок, горит дверь, горят запасы хвороста в сенях; горит растекающийся из расплавленной пластмассовой канистры керосин. Печка в избушке дырявая, а крыша хорошая, и всё под ней сухое как трут. Нельзя потушить огонь, нельзя выйти, только и остаётся, как выхватить из спального мешка надышавшуюся дымом, испуганную Катю, и вытолкнуть её в узенькое волоковое окошко – высотой в четверть и шириной в две. Горит, горит на спине рубашка, горят нары, спальники, пол под ногами; а Катя, стоя босиком на снегу, с ужасом слушает доносящиеся изнутри удары топора, которым отец пытается расширить слишком узкое для него окно; и всё рвутся один за другим патроны. Пылают стены, трещат стропила, рушится крыша, летят во все стороны головни! Вокруг избушки быстро тает снег, лицо жжёт нестерпимым жаром, а спину холодит зимним ветерком…

А после Катя ещё долго будет сидеть у догорающих брёвен, понадеявшись, что зарево пожара заметят лесники или жители той деревни, откуда их подвёз тракторист. Да и как ещё согреться без одежды в конце октября? Когда она решится уйти, огня у неё не будет: спичек нет, а головню далеко не унесёшь. Но она встанет и пойдёт, когда ей станет слишком холодно даже лежа на слое остывающего пепла. А искать Катю начнут нескоро – тогда, когда мать в городе забеспокоится, что нет звонков. И те, кому надлежит оперативно реагировать, будут убеждать женщину, что её муж и дочь просто зашли туда, где не действует сотовая связь, и раскачаются только на второй день; а раздолбай Матюхин, которому следовало бы скоординировать действия частей МЧС и добровольческих поисковых групп, ничего толком не скоординирует, хоть и должен. А Катина тётушка позвонит через полстраны Катиной маме только затем, чтобы закатить скандал и обвинить сестру во всех смертных грехах; и мама попадёт в больницу с нервным расстройством…

И Катя собьётся с дороги, напуганная одиноким волком – покалеченным волком с перебитой капканом передней лапой, отощавшим и слабым, но всё ещё очень опасным. И единственное оружие, которое будет у девочки, это выкопанная из-под снега суковатая палка, потому что найденный на месте сгоревшей избушки ствол отцова «тройника» окажется слишком тяжёл для неё. И когда обезумевший от голода волк наконец бросится на Катю, она будет драться с ним и врежет ему палкой по самому чувствительному месту – по носу, а когда зверь повторит попытку, ей снова повезёт, и она врежет ему ещё раз. И этот матёрый волчина, сейчас еле живой от недоедания, а когда-то – смелый и безжалостный охотник, отскочит в сторону и заскулит как беспомощный щенок, которого двинули сапогом, чтоб не мешался на дороге. Но совсем он не отстанет и пойдёт по Катиным следам, дожидаясь момента, когда девочка умрёт. А Катя будет идти по зимнему лесу трое суток без остановки, потому что останавливаться нельзя, потому что тогда замерзнешь, и потому, что сзади идет волк.

Будь нож, она сделала бы себе из бересты обувь. Из бересты много что можно сделать, но отцов нож она так и не нашла, сколько ни рылась на пепелище, обжигая руки, а когда наткнулась на обгоревшие кости, перестала искать. Из одежды – только трико и футболка. Днём пригревало солнышко и становилось чуть теплее, снег начинал подтаивать. Ночью он застывал, покрываясь коркой, которая ломалась под ногами и резала ступни не хуже бритвы, – но кровь из них уже не текла.

На третьи сутки, когда стемнеет, Катя совершенно обессилеет и, раскопав толстый слой палой хвои под огромным кедром, зароется в неё, но в насквозь промёрзшем теле уже не найдётся ни единой калории тепла, чтобы согреться. И удивительно, что ещё бьётся в этом теле сердце и что вдруг потекли из глаз слёзы… И последнее, что увидит Катя, будет силуэт крадущегося к ней волка.

Всё было продумано – всё, но повествование замёрзло гораздо раньше главной героини, и Сергей не находил в себе сил, чтобы его оживить. Несколько дней он мучился, пытаясь продолжить, – писал и стирал написанное, потом бросил. Попробовал взяться за очередной детектив, но вышло ещё хуже. Дни складывались в недели, работа стояла. К концу второго месяца полного бездействия Сергей понял – убить Катю он не сможет.

Катя не хотела умирать. Она хотела жить, и он, её творец и бог её мира, ничего не мог с этим сделать.

На третий месяц он сдался. Летит к чёрту весь первоначальный замысел? А кому нужен такой замысел?!..

Сергей сел за стол и включил компьютер. Открыл документ с рукописью и для начала удалил в названии слово «Смерть», заменив его на «Жизнь» с восклицательным знаком, хоть и понимал, что его придётся убрать в окончательной редакции. Потом перешёл к последнему эпизоду, в котором Катя с отцом готовились лечь спать. Охотничья избушка с дырявой печуркой, грубо сколоченные нары…

– Трико и майку мы оставим, – говорит отец, потрепав Катю по голове. – Не прогрелся хорошо сруб, остынет быстро, ночью может быть холодно. А носочки сними, иначе резинками надавит. Сейчас я ещё дровец подброшу…

Закрыв дверцу и разогнувшись, он нерешительно останавливается, недовольно кривя губы:

– Печка здесь аховая. Подождать надо бы, пока протопится. Но мы разве выдержим? Если не ляжем, уснем сидя. Так что ляжем. Бог милостив…

Сергей читал, надолго задумывался, правил, дописывал, пока не дошёл до места, где девочка, почти через десять часов после пожара, уходила прочь от догоревших головёшек. Дальше ничего не было. Дальше была только пустая страница вордовского документа – белая, как мелованная бумага, как снег, по которому шла босиком Катя.

Сергей вернулся по рукописи назад и убрал раздолбая Матюхина, поставив на его место инициативного и умного начальника. В спешном порядке исправил характер Катиной тётушки – она стала доброй, отзывчивой, и не закатила по телефону истерику Катиной маме. Она потратила последние деньги на самолёт, пересекла полстраны, поддержала сестру морально, и та не попала в больницу…

Нет, не то! Сергей оттолкнул от себя клавиатуру. Совсем не то! Уж проще сразу послать поисковые группы к сгоревшей избушке. Или сделать так, что одинокий охотник постучится в дверь тогда, когда только закурится дымок от вылетевшей из печки искры.

Не так надо, не в этом дело. Оно вот в чём: он не может убить Катю, но не может и убрать трое суток перехода по лесу от пепелища до добровольно вырытой могилы в кедровой хвое. Девочка их уже прошла – если не в романе, то в его мыслях, и эти дни и ночи никуда не денешь.

Сергей вздохнул, посмотрел на стоявший справа от монитора Катин портрет и начал писать. Будто и не было двух месяцев, когда он не мог выдавить из себя ни единого абзаца. Но теперь он перестал быть посторонним наблюдателем, перестал быть гостем в чужой жизни, которого пустили туда и снисходительно терпят постоянное подглядывание. Он стал действующим лицом особого рода – призраком автора, который не оставляет следов в своём собственном романе. Кате сейчас было не до него – впрочем, ему самому тоже. Теперь он пробуждался в объятой огнём избе, его выталкивали через узенькое окошко, а потом он рылся в пепле и головнях в поисках ножа. Он ел кусочки коры с молодых осинок и орехи из палых кедровых шишек; ногтями и зубами рвал обшивку сиденья брошенного на старой вырубке трелёвочника, пытаясь хоть как-то утеплить жалкую одежонку; брёл по снегу рядом с Катей, вместе с ней дрался с волком, терял последние силы и зарывался в мёрзлую хвою, чтобы умереть.

Какая разница, что телом он остался в своей квартире? Он забывал есть, он забывал спать. Несмотря на то, что на улице стояло жаркое лето, ноги замерзали в шерстяных носках и комнатных тапочках, а руки коченели так, что пальцы начинали бестолково тыкаться в клавиатуру, плодя бесконечные ошибки. Сергей шёл в ванну и подставлял руки под струю горячей воды – никакая разминка и гимнастика не помогали. Три дня повествования растянулись на пятнадцать дней работы, и под конец Сергей начал думать, что не выдержит похода по зимнему лесу первым.

Дважды за это время над Катей пролетал вертолёт, но оба раза она как на беду оказывалась в слишком густых зарослях и не успевала выбраться на открытое место. И с каждым сделанным шагом подходила всё ближе к старому кедру, под которым должна была закончиться её жизнь и последняя глава романа. И не виделось никаких выходов, и ничего не придумывалось…

А зачем придумывать что-то? Ничего мне не нужно придумывать! У меня есть моя послушная-непослушная Катя с волосами цвета горелого дерева, которая очень любит жизнь, – и этого достаточно. Может, она и заплакала бы перед смертью, да она и плакала не раз в эти дни; но она не останется лежать в тайге, зарывшись в заиндевелые иголки. Она встанет и пойдёт дальше.

Пусть потом смеются читатели на «Самиздате», пусть тычут его носом в тот факт, что ни один человек в таких условиях не выживет; пусть рукопись отвергнет его издательство и забракуют все остальные!

Катя с трудом открывает глаза, помогает себе непослушными руками, разрывая смерзшиеся от слез ресницы. Красавица, как мама, но характер у неё отцов. Поэтому она не умрёт здесь и не позволит искалеченному волку себя сожрать. Папа всегда говорил – зимой в лесу нельзя останавливаться, если нет огня, иначе замёрзнешь.

Она пошарила рядом с собой, отыскивая свою палку, и кое-как обхватила её не желающими сгибаться пальцами. Медленно поднялась, едва не упав, и упёрлась спиной в ствол кедра, под которым только что лежала. Подошедший совсем близко волк шарахнулся в сторону. Он прекрасно помнил, на что способна эта девочка. Лучше подождать ещё, пока жертва окончательно ослабеет.

Кедровый ствол был таким же мёрзлым, как всё вокруг. Сердце продолжало редкими толчками гнать по венам тяжёлую, густую кровь. Лёгкие расправлялись и сжимались с таким трудом, словно их наполнили мазутом.

Нельзя больше сворачивать, пытаясь убежать от волка. Надо просто идти в одном направлении, только в одном направлении – на юг. Так больше шансов наткнуться на какую-нибудь деревню или зимник, по которому возят в деревню сено… Так можно видеть прямо перед собой мох на деревьях и держать направление даже тогда, когда не останется сил думать, как уже не осталось сил бояться.

Катя тоненько всхлипнула, оттолкнулась от ствола, который помогал ей стоять, и побрела вперёд – восьмилетняя девочка с волосами цвета воронённой стали, у которой внутри замёрзло всё, кроме души. Сергей сжал и разжал руки, пытаясь восстановить кровообращение в бесчувственных ладонях, и пошёл следом. Сзади, поджимая перебитую лапу, двинулся волк.

И встало солнце, и настала ночь; и ещё раз встало солнце, и опять стемнело; и поздним вечером пятого дня Катя вышла по бездорожью на окраину маленькой деревушки. Далеко справа мелькали фонари очередной группы добровольцев, отправлявшихся в тайгу на её поиски, а где-то за тридевять земель, в райцентре, заменивший раздолбая Матюхина нормальный начальник ругался по телефону с другим начальником, требуя ещё людей и ещё вертолёты…

Катя видела цепочку идущих к лесу мужчин, попыталась крикнуть, но не смогла. Тогда она повернулась и пошла по мелким сугробам к крайней избе, неловко переступая насмерть обмороженными ногами.

Закончив роман, Сергей отсыпался целую неделю. Пробуждаясь от каменного сна, вставал, брёл на кухню, ел, опять ложился, а когда закончились продукты, прогулка до ближайшего магазина оказалась сравнима с выходом в открытый космос – так всё вокруг было непривычно. Чтобы не мучиться с готовкой, он набрал тушёнки, соков, овощных консервов и, вернувшись, выставил это на журнальный столик рядом с диваном, поставив туда же чайник и положив консервный нож. Снова ел, спал и смотрел на DVD какие-то тупые зарубежные боевики и комедии, казавшиеся ему сейчас шедеврами мирового киноискусства. При мысли о том, чтобы посмотреть или почитать нечто умное, где надо напрягать мозги, его сразу начинало тошнить. Но уже на второй день он выложил на «Самиздате» недостающие главы, сменив заодно название романа.

Несколько придя в себя, он зашёл на сайт почитать комментарии, которые сперва хотел было отключить, дабы не тратить нервы, и обнаружил, что над романом никто не смеётся. Некоторые читательницы, напротив, признавались, что плакали в финале, и спрашивали, не случалось ли в жизни Сергея чего-то подобного или, упаси Бог, не попадала ли в беду его собственная дочь? Если попадала, то, надеемся, сейчас с нею всё в порядке?.. Какой-то мужчина грубовато возражал дамам, утверждая, что для того, чтобы писать с таким знанием предмета, нужно иметь не одну дочь, а несколько, и все сразу в беду попасть не могли. Когда Сергей ответил, что никаких дочерей (как и сыновей) у него нет, ему не поверили.

На других литературных сайтах, где он завел себе странички, книгу тоже приняли тепло. Собственно, более чем. Готовность игнорировать нападки или защищаться от них сменилась приятным чувством, что все сделано правильно. Не потому, что довольны читатели и, наконец, он сам, – просто все сделано правильно, как надо. История о Кате должна быть именно такой.

Редактор, с которым они давно были на «ты», настойчиво интересовался, готов ли очередной роман. Сергей, последние месяцы кормивший издательство одними обещаниями, послал на рассмотрение «Жизнь Кати Осиповой», по-честному признавшись, что ничего другого у него нет и в ближайшее время не предвидится. Последовала предсказуемая реакция: «Серёжа! Ну что за фокусы? Под каким видом мы это подадим читателю, как ты думаешь? Ты у нас детективщик, и вдруг – такое!». Сергей написал, что он больше не детективщик – начиная с этого романа. В ответ пришёл отказ в публикации – первый в его практике – и сдержанное требование возвращения к исходному жанру «или хотя бы чему-то близкому». В качестве поблажки предлагалась параллельная переработка истории о Кате – «раз уж она тебе так дорога», – с введением новых действующих лиц и дополнительной сюжетной линии на правах главной.

Сергей крепко задумался. Задвинуть свою героиню на задний план? Отдать её на переработку?.. Встал от компьютера и подошёл к полке, где выстроились в ряд книги, кормившие его последние годы. Потрогал корешки авторских экземпляров. В конце концов, быть издаваемым писателем и просто писателем – не одно и то же…

В открытое окно задувал тёплый летний ветер, так не похожий на ледяной сквозняк, тянувший между деревьями тогда, когда он шёл по тайге вместе с Катей.

– Это точно, – сказал он вслух. – Совсем не одно и то же…

Вновь подойдя к столу, Сергей кликнул по кнопке «Ответить», и быстро написав: «Менять содержание не согласен», нажал «Отправить», даже не поставив подпись. Откинулся на спинку кресла и посмотрел на Катин портрет.

– Может, прорвёмся, – сказал он, закрывая вкладку и переходя на домашнюю страницу. – Не хлебом же единым, верно? Добрались же мы с тобой до деревни… как и до конца романа. Доберёмся и до его издания. Давай попробуем?

И невольно вздрогнул, увидев на виджете почты «Яндекса» уведомление о новом письме. Только что непрочитанных писем в почтовом ящике не было.

– Очередной коммент от благодарного читателя, – буркнул он и перешёл по ссылке.

Однако это было не уведомление о комментарии. Редактор издательства, в котором Сергей до сего дня и не мечтал печататься, предлагал обсудить возможность издания выложенной в Интернете книги. Не успев дочитать до конца, он нажал «Ответить» и торопливо настучал несколько строчек. Вновь взглянул на портрет.

– Что-то у нас с тобой на этот раз всё слишком быстро кончилось, – пробормотал он. – И начать-то не успели толком.

Сергей уже хотел было прикрепить к письму заветный вордовский файл, но остановился, открыл его, и ненадолго задумавшись, приписал в самом начале рукописи: «Посвящается моей героине Кате Осиповой, оказавшей мне неоценимую помощь в создании этой книги».

22.11.2012

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.