Вот бывает. Сборник рассказов [Елизавета Игнатьева] (fb2) читать онлайн

Мадам Шольц

Вот уже второй час подряд Эмма лежала на диване и листала ленту в Инстаграме. Резко отложив в сторону телефон, она сердито оглянулась по сторонам. Нет, ничего не изменилось в ее съемной квартире в невнятного цвета хрущевке на пятом этаже. Потёртые обои с крупными цветами местами отходили от стен, люстра с висюльками "под хрусталь" явно претендовала на место в бальной зале и никак не хотела сочетаться с вычурной стенкой, заставленной безвкусными вазами и дешёвыми бокалами. Загадочная душа, однако, у людей, сдающих квартиры. Почему они так любят красные шторы, ковровые дорожки и часы на стенах, форма которых не приснилась бы в кошмарах даже Сальвадору Дали?

Эмма снова нырнула в манящий мир Инстаграма. Она нервно покусывала свой свежий маникюр: как бы ей хотелось жить также! Вставать с слегка потрепавшейся за ночь укладкой и смешной пижаме идти готовить на своей светлой и просторной кухне витаминный смузи (киви, шпинат, сок апельсина и петрушки взбить в блендере, разлить по стаканам, украсить листиком базилика, выложить в сторис). После завтрака небрежно натянуть на себя свитер модного в этом сезоне пыльно-голубого цвета, на бегу купить стаканчик кофе и отправиться на работу, обязательно что-нибудь связанное с цветами или фотографией. Зарядиться позитивом от самой лучшей в мире команды, подурачиться с ними на камеру и перекусить тостом с авокадо, поданным на большой черной тарелке где-нибудь на террасе, читая Камю в оригинале.

Глянцевый мир, в который так отчаянно стремилась Эмма, внезапно исчез. Закончившиеся на тарифе гигабайты заставили её, наконец, встать. Пора на работу. После ледяного душа вперемежку с кипятком (почему на съёмных квартирах всегда перепутаны краны с холодной и горячей водой? Кажется, британским учёным пора серьезно заняться этим вопросом) она зашла на кухню.

Жалобно скрипнула покосившаяся дверца кухонного шкафчика, когда Эмма доставала из него эмалированную кастрюльку в розовых цветочках. Почему она никогда не могла наесться ломтиком грейпфрута?

Она вымыла свою любимую, специально купленную для фотографий тарелку и, фигурно выложив 2 сырника, припорошила их сахарной пудрой и капнула, для контраста, яркого варенья, которое уже второй год хранилось в холодильнике исключительно для этих целей. Ломтик нелюбимого грейпфрута отлично дополнил композицию.

Десять минут поиска подходящего фона и два фильтра и Эмма, наконец-то, смогла пожелать своим 347-ми подписчикам доброго утра, оставив за кадром гору оставленной с вечера грязной посуды и голодного кота.

В шкафу прихожей висело купленное прошлой весной на какой-то грандиозной распродаже голубое пальто, которое за лето покрылось тонким слоем пыли и, как бы невзначай, приобрело нужный модный оттенок. Эмма посмотрелась в зеркало: для тридцати с небольшим лет выглядела она очень неплохо, но, увы, показать это миру она не могла. В кадр настойчиво лез старый диван и пыльная, ещё советская, этажерка.

Селфи получилось сделать по дороге на работу. Она смотрела в камеру через круглые черные очки, заказанные на АлиЭкспрессе, старательно улыбалась накрашенными темной матовой помадой губами и держала в руках бумажный стаканчик с невкусным кофе, на который уходила половина ее зарплаты. "Спешу на любимую работу. Всем хорошего и продуктивного дня, котятки".

На любимой работе, в крошечной конторе, торговавшей запчастями к стиральным машинам оптом и в розницу, она несколько часов шуршала накладными, бесконечно перезагружала 1С и проверяла почтовый ящик.

Рабочий день тянулся неправдоподобно долго, как хороший сыр на горячей пицце.

Эмма могла бы, как и ее безудержно веселые коллеги, увлеченно играть в Ферму, с напряжённым лицом читать новости на Рамблере или распечатывать на рабочем принтере выкройки для вязания крючком, но она любовалась воздушными шарами в Каппадокии, ела гаспачо в Мадриде и умирала от безумной жары где-то на пляже в Дубае. Она смотрела на десятки чужих очаровательных пупсов, которым сегодня то год, то три месяца, то пять зубов, изучала рецепты маффинов с клюквой за пять минут, читала блоггеров, рассуждающих о внутриличностной гармонии, моющих средствах, семейной жизни, призвании и одноразовых подгузниках, и, конечно же, получила ответы на свои самые животрепещущие вопросы: как дёшево купить билеты в Кейптаун, где вкусно и бюджетно поесть в Ницце и что выбрать, если вы сомневаетесь между Сейшелами и Мальдивами.

Эмма, впрочем, ни в чем и не сомневалась. Сегодня вечером она точно будет ужинать со своим мужем на кухне.

Муж Эммы, с редким для этих широт именем Карл Шольц, доставшимся ему от родителей – поволжских немцев, был далек от подкаченных инстаграмных идеалов Эммы, разбирающихся в тонкостях постпозитивизма и цитирующих Гете. Он был старше ее на 8 лет, полноват, невысокого роста и уже успел изрядно полысеть. Работал Карл ветеринаром, выезжал на срочные вызовы и часто работал в ночь и по выходным, чтобы раз в три года возить жену в Сочи. Он не читал труды ни одного из своих выдающихся соотечественников и был абсолютно равнодушен к поэзии. Пять лет назад Эмма вышла за него замуж без особой любви, скорее от досады и разочарования в жизни (да и вдвоем проще снимать квартиру) и сейчас ее раздражало в нем буквально все, они практически не разговаривали и часто ссорились по вечерам, но каждую неделю Эмма выкладывала в сеть совместное селфи, где обнимала его и ставила хештег #любимыймуж.

Ужинали в тишине. Эмма сидела уткнувшись в телефон, а когда Карл попытался было рассказать про красноухую черепашку, которую принес на днях на прием ее маленький хозяин и даже сделал неуклюжую попытку пошутить, она лишь зло взглянула на него – в том мире, где она была достойна жить, не было ни больных черепашек, ни разварившихся макарон, ни скулящих за стенкой собак, ни назойливых сериалов по НТВ, которые почему-то так любил смотреть по вечерам Карл.

После ужина она взяла с полки и книгу, с дивана – вязаный плед, с плиты – чашку какао. На подоконнике было тесно, Эмма очень плохо читала по-английски, а Барсик никак не вмещался в кадр и отчаянно сопротивлялся. Но фото получилось уютное и по-осеннему атмосферное. "Тихий вечер дома. Любимая книга. Жаль фото не может передать этого сладкого шоколадного аромата с ноткой корицы".

Действительно, жаль. Ведь нотку корицы так терпко разбавлял запах немытого Барсикового лотка в углу.

Окно во двор

Не всем так в жизни везёт – жить в доме, во дворе которого постоянно происходят увлекательные, запутанные и загадочные преступления.

Хотя мужчина с огромной черной сумкой, едва разместившийся на маленьком сиденье карусели ранним воскресным утром, тоже, определенно, овеян ореолом какой-то необъяснимой тайны. Зато, с другой стороны, раскрыта тайна столь быстрой поломки хрупкого деревянного детского сидения.

Секрет припаркованной второй год у дома красной машины не даёт покоя старожилам и будоражит их умы во время дневного моциона, а содержимое большого черного фургона, с завидной регулярностью появляющегося в последнее время – во время вечернего.

Тяжёлые думы явно одолевают школьника, понуро бредущего выгуливать свою жизнерадостную собаку. Может, он только вчера узнал, что, для того чтобы стать программистом, нужна математика, а как раз с ней-то у него плохо?

Две бабушки, поддерживая друг друга за локоток, «Гололёд-то страшный!», – торопятся куда-то с букетом, тщательно завернутым в серую газетку. Наверное, у тёти Вали из третьего подъезда сегодня юбилей?

На качели – девушка в наушниках и, судя по ее задумчивой позе, сомнениям, теснящимся в ее голове, позавидовал бы сам Декарт. Что есть познание? И в чем смысл жизни? И челка какого цвета мне больше пойдет – красного или синего? Не зря всё-таки на деревянной опоре черным маркером четко обозначено: "качель философов". Простачкам тут не место.

Дама, гуляющая босиком по слегка припорошнной снегом редкой траве на газоне, тоже очевидно постигала тайны то ли здорового образа жизни, то ли индийских мудрецов, то ли связи с космосом. Впрочем, судя по оригинальным телодвижениям, может, уже и постигла. Может, нашептала чахлая березка, с которой они обнимались пять минут назад?

А ближе к вечеру во дворе открывается волшебный телепорт. И вот уже ты, не потратив ни копейки на билеты, находишься среди ярких женщин в колоритных национальных костюмах и их шумных детишек, бойко болтающих на непонятном тебе языке в маленьком и уютном, но, увы, не солнечном, ташкентском дворике.

И женщина из окна в доме напротив точно знает, что если наблюдать за жизнью двора с утра и до позднего вечера, то обязательно произойдет что-то необъяснимо удивительное и достойное сюжета фильма Хичкока. И, наконец, раскроется то самое идеально спланированное страшное преступление: кому и зачем понадобилась лавочка с детской площадки в прошлую пятницу?

Я уеду жить в Питер

Если, проснувшись в одно прекрасное утро, вы вдруг решите, что работа в пыльном офисе вам опостылела настолько, что чихать вы от нее хотели, значит, вам определенно пора раскрыть свой скрытый творческий потенциал. И, если в школе на уроках ИЗО вам всегда неплохо удавались цветы гуашью, – идите в художники.

Однако, вступив на извилистый и тернистый путь творца, будьте готовы: творческим людям живётся непросто. Музу ищи, вдохновения жди, а найдешь и дождёшься – так ещё и муки творчества потом испытывай. Говорить только о высоком, глаза закатывать томно, вздыхать загадочно, улыбаться снисходительно в случае если кто-нибудь в вашем присутствии перепутал невзначай импрессионизм с экспрессионизмом. Отработать особое выражение лица (заинтересованности и отстраненности в равных пропорциях с щепоткой превосходства и капелькой одобрения), с которым следует рассматривать чужие работы и, почесывая небритый подбородок, время от времени вставлять: "Неплохо, неплохо. Но не хватает воздуха, экспрессии что ли, и серый я бы здесь взял на пару тонов светлее".

Употреблять выражение "мы, художники" всякий раз, когда разговор о возможных тенденциях развития современного искусства, и обязательно купить шляпу, галстук цвета жженой умбры и ботинки в тон.

Если вдруг на масляную краску у вас аллергия, то можно написать поэму. Прочитать. Перечитать. Убедиться в её гениальности. Пытаться убедить в её гениальности окружающих. Столкнуться со стеной непонимания. Разочароваться в грубой низменной натуре своих читателей. Издать и попытаться перевести на все существующие языки, включая эльфийский. Ещё раз разочароваться, что даже эльфы не могут оценить всей глубины мысли и новаторства в её изложении и, находясь в глубоком творческом кризисе, купить билеты в Петербург.

Стремиться переехать в Петербург хотя бы несколько раз в год обязан каждый творческий человек, даже если он там уже живёт. Если вы туда не стремитесь, значит, искусство для вас – пустой звук и творческой натурой вы именоваться не имеете никакого морального права.

В Петербурге уже на вокзале пахнет культурой и шавермой. Серая угрюмая толпа подхватывает вас и выносит из здания вокзала, пока вы тщетно пытаетесь разглядеть в ней этюдники, мольберты или хотя бы береты с пимпочкой. Бурчите под нос "понаехали тут" и выходите на станции метро "Невский проспект".

Воздух здесь пропитан искусством, там по тротуарам ходил Пушкин, тут каждый дворник цитирует Достоевского, а грузчики обращаются друг к другу не иначе как "Степан Ильич, голубчик, не могли бы Вы передать мне этот ящик с помидорами? Премного благодарен" и в свободное время обсуждают творчество Кандинского. На стройке же, ежели по неловкости своей природной, прораб уронит себе на ногу кирпич, то поет арию, как правило, что-нибудь из "Севильского цирюльника" на чистейшем итальянском.

Признание, конечно, придет не сразу, тут даже и сомневаться не приходится, что в первый же день галерея Эрарта не предложит организовать персональную выставку, заказчики не выстроятся в очередь за портретом, а издатели не оборувут вам телефон. Вон хоть Ван Гога возьмите, сколько ждал, пока придет успех? Нет, в первый день успех определено прийти не может, даже не пытайтесь рассказывать эти сказки.

Но и на второй, и на третий… Вот это уже слишком. Современное общество, увы, не способно оценить новых гениев. И оно ещё об этом пожалеет.

А в ожидании не остаётся ничего другого, как зарабатывать на хлеб насущный, слушая и абсолютно не понимая разговора своих коллег. Остаётся лишь надеяться, что они просто бурно обсуждают творчество Хамза Хакимзаде Ниязи и не могут упустить случая процитировать его стихи в оригинале.

Сценарий

Вот бывает, хочется заглянуть в сценарий к следующей серии своей жизни. Урвать хоть пару спойлеров, прочитать краткое содержание или просто нетерпеливо заглянуть в конец – чем же там все закончится?

Ты, как человек ответственный, хочешь составить график репетиций, отработать эмоции, войти в образ, выучить в конце концов слова, а сценарист лишь скупо выдает в день по несколько эпизодов и молчит как партизан, о том, что будет завтра.

А может, он и сам не знает. Сидит ночью на кухне, выдумывает всякую ерунду и записывает на коленке первое, что в голову придет, с помарками на полях. А ты импровизируй потом в предложенных им обстоятельствах.

А бывает, когда твоя игра становится уж чересчур скучной и пресной, а реакция – предсказуемой, он подначивает соседа-саксофониста посидеть около стены и подождать, пока уснет твой ребенок, чтобы начать домашние репетиции своего джазового оркестра.

Или отправляет тебя на книжную охоту. Клев в этом деле, конечно же, самый лучший в букинисте. Никогда не знаешь, что поймаешь: приключения комиссара Мегрэ на французском, сагу о вампирах или справочник по истории архитектуры.

На полке, будто специально кем-то разложенные в рядок, лежат, заманивая аппетитными корочками и запахом бумажных страниц, пухлые книжки. Берёшь, не глядя особо, что приглянулось по обложке и названию, а открываешь только дома.

Книжек пять и все, как на подбор, о войне, жизни в послевоенные годы, великой депрессии и о 90-х в России.

Может, предупреждает о начале нового сезона?

И будь у тебя хоть твердая пятерка по сопромату, начертательной геометрии и высшей математике – все твои планы рухнут, подорвавшись ещё где-то в районе фундамента. Вместе со стабильным эмоциональным состоянием и психическим здоровьем. Потому что вот именно такой поворот сюжета показался ему интереснее, динамичнее и зрителя зацепит.

И вот стоишь ты посреди руин дома со светлым стенами, на который не дали ипотеку, вокруг летают обугленные кусочки бумаги, на которой были расписаны ближайшие проекты, где-то там, очень вдалеке, шумит мифическое несбывшееся море, а по лицу медленно стекают кремовые розы одинокого деньрожденского пирога. А ты стоишь и улыбаешься. Ведь тортик в лицо – это всегда весело.

Счастье

Вот бывает, ложишься вечером спать и думаешь, как хорошо, что этот день подошел к концу. Вот завтра утром встану и как начну быть счастливой!

А утром просыпаешься, за окном солнышко светит, птички о чем-то там своем птичьем чирикают, а ты лежишь на кровати, смотришь в окно и думаешь отчего-то не о том, как прекрасен этот мир, а о том, какие у тебя окна грязные. Медленно переводишь взгляд на книжную полку, по которой опять как будто уже ни одну неделю не проходилась рука человека и вдруг резко понимаешь: с какой бы ты ноги ни встала сегодня, все равно обе будут левые.

Бредешь на кухню, взбираешься с ногами на стул и тоскливо поглядываешь на немытые с вечера чашки в раковине. Две засохшие печеньки на столе тоже давят на совесть. До счастья ли тут? Идешь искать утешения у холодильника, но находишь там только полпакета прокисшего молока, огурец и несколько банок прошлогоднего варенья. А прямо посередине пустой полки гордо стоят три бокала с розовой инопланетной субстанцией. Очередной кулинарный эксперимент, на который ушли все имеющиеся в доме продукты, уже неделю притягивал голодные взгляды, но после первой ложки почему-то и кушать больше никому не хочется. Определенно надо будет запатентовать рецепт.

Вот бывают всё-таки такие дни, когда не задалось абсолютно все. Выйдя на улицу, решаешь утопить плохое настроение на дне кофейного стаканчика. И после первого глотка даже кажется, что получилось: ну и пусть хозяюшка из тебя никудышная, зато пальто вон какое элегантное, и шарфик так замечательно подобран… Как тут же предательский кофе добавляет оттенков на этом самом и без того пёстром шарфике.

Быть счастливым сегодня модно. Можно академию счастья закончить, а можно и скромно пройти тренинг у белозубо-счастливого коуча. Обещают научить вдыхать кислород, выдыхать позитив, радоваться укусу крокодила и видеть только хорошее даже в финальном сезоне Игры престолов.

Только один вопрос. Как у них это получается? Неужели существуют люди, у которых никогда не копится грязная посуда, не рвутся колготки в самый неподходящий момент, не льется кофе мимо рта, в холодильнике мыши не совершают суицид, а в кошельке всегда достаточно денег на билет на Мальдивы и новое платье?

Серьезно было подумываешь приобрести абонемент в такую академию, но баланс на карте виновато напоминает, что может выделить на твое счастье лишь сумму, равную стоимости шоколадки. Ну а что, может в этом и есть маленькое счастье, тем более как раз и полстаканчика кофе ещё осталось.

Вдохновение

В полумраке накуренного бара за самым дальним столиком сидела пожилая дама. Хотя про таких принято говорить пожилая исключительно из вежливости. Дама же была откровенно старой. Ее элегантный костюм вступал в приятный контраст с яркими туфлями, а на пальце поблескивало дорогим камнем потемневшее от времени кольцо.

Перед ней в серебряном ведерке стояла едва початая бутылка ледяного шампанского. Выпив один бокал, она повернулась к сидящему за соседним столиком молодому человеку:

"Недурно поет", – заметила дама, указав на девушку в ярко-рубиновом платье, которая с небольшой сцены что-то пела, усердно подражая Элле Фитцджеральд.

Даму потянуло на разговор.

"Знаете, цвет ее платья напомнил мне Вагнера. Он, бывало, когда сочинял – раскладывал по всему дому яркие кусочки шелка, трогал их и снова садился за работу. И почему-то считал, что красный мой любимый цвет…".

Молодой человек с удивлением взглянул на даму. Неужели настолько?

Дама отпила глоток и неспешно продолжила.

"А Шиллер, например, думал, что я быстрее к нему приду, если он разложит по ящикам стола яблоки. Чудак!", – дама тихонько засмеялась. – "Я ведь терпеть не могу запах гниющих яблок. Но, говорят, он и вправду успокаивает".

"Англичанки вот гораздо более практичные. Взять, скажем, ту же Шарлотту Бронте. Приятная женщина, я любила к ней заходить. Каждый раз, ожидая меня в гости, она времени даром не теряла, шла на кухню картошку чистить. Или вот Агата Кристи, вообще сочиняла за мытьём посуды! Я ей, собственно, и не особо-то нужна была, от такого занятия не просто убивать захочется, но делать это с особым удовольствием. А посмотрите на современных девиц!".

Молодой человек боязливо оглянулся кругом. Все было как всегда: в полупустом баре несколько девушек веселились в сторис и выкладывали свои коктейли в Инстаграм.

"Считают, что домашняя работа приземляет. Ерунда! – решительно заявила она. – Было бы желание. А то сейчас принято меня ждать, одевшись в летящее белое платье, распустив по плечам кудри и где-нибудь в лавандовом поле. Путешествуй! Пиши! Рисуй! Твори! Каждая вторая вдохновит тебя написать свою книгу, поймать закат, улыбаться новому дню, нарисовать картину и испечь самый вдохновенный торт! Оффлайн или онлайн, возможны групповые занятия. Скоро я так совсем без работы останусь", – ядовито добавила она.

"Чем старше я становилась, тем больше у меня было работы. Раньше заглянешь, бывало, к Демосфену и заключишь с ним пари: пару месяцев дома сидит, пишет, работает, а для верности пусть волосы с половины головы сбреет, чтобы на улицу неповадно было бегать. Или Достоевского возьмите, работал, как проклятый, долгов много, платят построчно, ждать меня было некогда, у Чехова семья, кушать хочется всем. Да и не они одни такие были, конечно. Результат, я надеюсь, вы видели…", – дама достала из кожаной сумки портсигар и мечтательно затянулась.

"Уехала я однажды нервы подлечить, на воды, сами понимаете, имею дело с народом творческим, а Гюго за роман свой сел, "93-й год". И так он меня ждал, так просил вернуться, а я терпела, думала, сам справится. Но когда он разделся догола и заперся в комнате только лишь с бумагой, чернилами и пером, я поняла: пора возвращаться. Хотя до этого ему вполне хватало бронзовой собачки на столе".

Дама замолчала и стала наблюдать, как убирают со столов посуду уставшие официанты.

"Какое интересное кольцо", – молодому человеку не терпелось продолжить беседу.

"Подарок", – небрежно бросила дама. "Гайдн всегда говорил, что оно ему напоминает меня…".

Дама вдруг заторопилась. "Мне пора, – кивнула она своему собеседнику и добавила: многие до сих пор считают, что им лучше работается ночью…".

Успешные люди

Вот бывают в жизни безвыходные ситуации. Например, когда в пять лет ты спасаешься бегством от злой соседской собаки через окно в бане. И происходит ровно тот же конфуз, что с Винни Пухом в кроличьей норе (и не потому, разумеется, что кто-то слишком много ел, а потому, что кто-то окна слишком маленькие делает).

Или когда ты едешь три часа в машине, а водитель решает по дороге послушать вебинар. Вот так, сам того не желая, и приезжаешь уже совсем новым человеком: эффективным, заряженным на успех, готовым открыть свой бизнес, энергетические чакры и YouTube канал.

Эффективный мужчина в эффектном синем костюме с металлическим блеском красноречиво пытается донести до своих слушателей первое правило успешного человека: вставать нужно в пять утра, с первыми лучами солнца.

Думаешь завистливо, где это вообще жить надо, чтобы солнце в пять утра вставало. Однозначно не в наших широтах, уж ты-то это точно знаешь.

По неизвестным науке причинам именно это правило успешного человека особенно любят пятимесячные дети. Они и без всяких вебинаров знают: неэффективные родители – горе в семье и в шесть утра радостным визгом объявляют о начале нового дня. С трудом оторвав приклеившуюся за ночь к подушке голову, понимаешь: сегодня ты эффективен и бодр как никогда. Правда, пока что эффективно прогрессирует только желание убивать, а бодрый крик первых петухов – желание сделать из них суп.

Эффективным людям не нужно ведро кофе, ты же без утренней чашки напоминаешь в зеркале бледного уральского зомби-бегемота. Вместо пробежки между сосен в соседнем лесопарке – бег с препятствиями в виде разбросанных пластмассовых слоников и кубиков Легодо кухни и обратно, в попытках развлечь между делом самого эффективного в мире ребенка.

Эффективные люди инвестируют капиталы в интернет-проекты, не забывают забирать свой кэшбек и хранят накопленные миллионы в швейцарском онлайн-банке. Тратить надо по-умному! Ты же пока успешно инвестируешь в подаренную друзьями на новый год свинью-копилку. Ведь накопления – это залог уверенности в завтрашнем дне, что ни говорите.

Эффективные люди после трудового дня умудряются приготовить на ужин стейк из единорога с пюре из мандрагоры, приправленным пыльцой с крылышек эльфа, потому что обязательно нужно пробовать что-то новое каждый день, и в восемь часов ложатся спать на льняную простынь в хорошо проветренном помещении.

Для тебя же в восемь часов вечера жизнь только начинается. Когда все особо эффективные в твоей семье наконец-то закрывают глазки, откуда-то появляются силы и желание жить. Хочется сесть в тишине с тарелкой мороженого, посыпать его сверху растворимым кофе (ты тоже за разнообразие между прочим. Вчера, например, сверху было малиновое варенье) и просто спокойно поговорить, не притопывая ногой и не напевая под нос "на зелёной солнечной опушке". Хочется шуршать книжкой, строить планы, написать поэму и запустить космический корабль, а потом выйти холодной августовской ночью на улицу, мёрзнуть и полночи смотреть на звёзды. Одна обязательно упадет, главное – успеть загадать желание: эх, стать бы немного эффективнее!

И вот интересно, как эффективные люди добиваются успеха, если во время звездопада они всегда спят?

Перемены

Неожиданно для себя Нина вошла в тот возраст, когда душе хочется перемен. Возможно, перемен требовало, Нинино сердце (а может, и съевший накануне несвежий бутерброд желудок), но ныло определенно где-то слева.

Не найдя в округе ни одного ясеня, ни даже дуба, с которым можно было бы посоветоваться (повырубали все в рамках программы "зелёный город"), Нина решила обратиться по старинке к Гуглу. Он настойчиво предлагал изменить голос, цвет глаз и пароль в ВК, но на такие радикальные меры она была не готова. Ей бы жизнь изменить для начала.

Неизвестный автор порекомендовал Нине начать с себя и маленьких изменений вокруг. Например, ходить на работу новой дорогой, сменить шампунь, спать на подушке из гречневой шелухи и заменить кофе на полезный цикорий.

На работу Нина обычно ходила пешком, изредка, если опаздывала слишком сильно, позволяла себе прокатиться две остановки на трамвае, но сегодня она, несмотря на летящий в лицо дождь, шла новым путем.

Единственная дорога, по которой она не ходила раньше, лежала через дворы, где Нина, резво прыгая через лужи, наткнулась на стаю бродячих собак и, спасаясь бегством, сразу прибавила бодрости к утреннему настроению. Выбежав на привычную дорогу, она, по совету автора, поблагодарила жизнь за чудесное спасение, испачканные по колено в грязи джинсы и неминуемое опоздание на работу.

В обед она успела сбегать в ближайший магазин и купить на оставшиеся от аванса деньги пальто цвета свежей травы, а по дороге домой зашла в парикмахерскую, заманчиво обещавшую "изменить вас за двадцать минут". Она всегда хотела иметь небрежно-лохматое каре медного цвета. Через час Нина вышла с прической, подозрительно напоминающей Шурочку из служебного романа, и цветом волос, приближающемся к апельсину.

Первые пятнадцать минут сын отказывался признавать маму. С мужем проще – обошлись валидолом.

Перед сном Нина изучала умную книжку по психологии, но душа была не на месте. Изменений было явно недостаточно. Всю субботу и половину воскресенья нинин муж понуро отдирал обои и красил стены в белый цвет. Нина же носилась по магазинам в поисках чего-то такого уютного в стиле хюгге.

Новый автор советовал начинать день с чашки крепкого кофе (цикорий отправился на дно ящика с продуктами на черный день), спать на подушке из бамбука с вишневыми косточками (гречневая шелуха обрела покой в чулане) и обрести внутреннею гармонию путем медитации (сидя в позе лотоса, Нина упорно пыталась выгнать из головы нахамившего в аптеке фармацевта, но безуспешно).

Наконец книжный шкаф был переставлен, диван подвинут ближе к солнцу, на стене висела гирлянда "we are happy" и семейное фото. Муж, не мигая, устало смотрел на огонь свечей, расставленных по всему подоконнику, но удовлетворения не было. Что-то было не так.

По совету третьей книги Нина занялась саморазвитием. Она купила онлайн мастер-классы по раскрытию женской энергии, самопознанию, рисункам акварелью и полезным вегетарианским десертам. Сын с мужем перешли на пельмени на ужин и яичницу на завтрак, хюгге медленно покрывалось пылью. От нового шампуня начали выпадать волосы, от недосыпа на непривычной подушке под глазами появились синеватые круги, но ничего вокруг отчего-то и не думало меняться. То ли жизнь была слишком упрямая, то ли Нина меняла её как-то не так.

Шурша грязной опавшей листвой под ногами, она смотрела на облупленные дома, серое небо, мрачные лица, слушала в наушниках депрессивную музыку и думала, что, наверное, где-то далеко, по вымытой с мылом улице, на которой растет виноград, ходят люди и не хотят менять свою жизнь. Ездят по горам в красном кабриолете, бегают босиком по пляжу и получают зарплату в евро.

Холодало. Резкий ветер насквозь продувал ее тонкое зелёное пальто. Большими мокрыми хлопьями повалил первый сентябрьский снег.

Дома было тепло и вкусно пахло горячим ужином. На столе стоял букет из последних, слегка подмороженных, осенних цветов. На плите жарилось мясо, а сын, рискуя пальцами, нарезал салат. Нина взяла в руки так предупредительно и так кстати налитый мужем бокал вина и села в кресло. За окном выл жуткий ветер. Может, он несёт ей перемены. А может, уже и не надо.

Охота

Никанор Петрович стоял у окна. Уже третий день, не прекращаясь, то лил, то моросил, то капал унылый промозглый дождь. И уже третий день Никанор Петрович не мог думать ни о чем другом. Домашние дела не клеились, да и как можно было чем-то заниматься, когда там – они, такие маленькие, такие беззащитные и такие одинокие. Он нервно зашагал по комнате. "Всё, так продолжаться больше не может", – пробурчал он и, надев свой брезентовый плащ, загадочно улыбнулся домашним: "Я скоро вернусь", сел на велосипед и скрылся за поворотом. Шел десятый час вечера.

Он мчался по мокрому асфальту, обгоняя назойливо жужжащие мотороллеры и пропуская длинные фуры. У его велосипеда отвалилась педаль, но даже это не могло его остановить. Отступление невозможно – пускай даже дальнейший полет будет на одном крыле. Показавшаяся на горизонте цель придавала сил.

И, несмотря на то, что останавливаться приходилось через каждые тридцать метров, вскоре он был уже в лесу.

Заботливо спрятав в надёжное место – между двух самых ближних к дороге ёлочек – свой велосипед, Никанор Петрович налегке отправился вглубь.

В душе его начинала разгораться гражданская война. Пойти в осиновый подлесок крошить красных или в лесок вдоль высоковольтной линии резать белых? Он медленно продирался сквозь густую чащу сумеречного леса, в его правой руке кровожадно поблескивал острый нож. Он резко нагнулся: попались, голубчики. Один, второй, третий… Никанор Петрович не щадил никого. Только самых крошечных, едва заметных в пожелтевших иголках малышей он нежно прятал. За ними он придет в следующий раз. Его зелёный плащ мелькал среди еловых веток – в этом деле главное слиться со средой, а то ведь и спугнуть недолго. Сдаваться без боя грибы тоже, однако, не собирались: ядовитые партизаны ловко маскировались под белых, сами же они всеми силами пытались притвориться незаметными кочками, красные залегали в траншеи в высокой траве. Но Никанор Петрович, тертый калач, знал наперечет все их уловки – провести его было не так-то просто. Его корзина быстро наполнялась. Не повезло сегодня и рыжим, всегда державшим военный нейтралитет.

Стемнело. Вымокший насквозь Никанор Петрович уже буквально на ощупь петлял по знакомым тропинкам в поисках своего велосипеда.

Через полчаса он был дома, где уютно кипел чайник и шкворчала на сковородке полуночная яичница. Едва расплывшееся в широкой улыбке лицо Никанора Петровича показалось в дверном проёме, как всем сразу стало ясно: победа сегодня за ним. Ну а планы мирно покушать, запить чаем с конфеткой и завалиться спать откладываются на неопределенный срок. Стройнее будете.

Дождь не прекращался всю ночь. У Никанора Петровича радостно блестели глаза и нервно постукивала правая нога. Сезон охоты был в самом разгаре.

Вот бывает

Вот бывает, хочется сделать маникюр неопределенного цвета отливающего серебром как скафандр космонавта, надеть шерстяную черную водолазку и засесть на полдня в маленьком кафе за столиком у окна, с деловым видом достать ноутбук и громко клацать по клавишам длинными ногтями, изредка задумчиво поглядывая на бегущих куда-то по улице людей и отхлебывая из большой кружки уже остывший кофе. Исключительно бразильский, между прочим, с ароматом арахиса и вкусом карамели.

Сроки горят – через два дня сдавать, а ты никак не можешь дописать последнюю главу!

Уехать бы сейчас в домик на озере, в глуши Прованса. Чтобы теплый ветерок покачивал на окнах кружевные занавески, а ты бы размашисто писала на белых листах и вдохновенно комкала их и бросала в корзину для бумаг.

Потом, конечно, напечатать на свои деньги книгу и выставить ее в интернет-магазине. Стремительно ворваться на писательский Олимп и с трудом втиснуться там между Чеховым и Тургеневым, вещать оттуда о сложностях и превратностях писательской судьбы. Стать коучем и, слегка поддталкивая Антон Палыча локтем, бесконечно проводить писательские марафоны, челленджи, семинары и прямые эфиры.

Для развлечения читать "Улисса", (в оригинале, конечно же), а потом сидеть в три часа ночи на кухне и обсуждать типы психических расстройств на примерах властителей умов девятнадцатого века, незаметно экстраполировать их (расстройства, конечно же) на Блока и в пять утра уже читать по памяти "Незнакомку".

А потом хочется выучить итальянский, чтобы сотрясать руками горячий воздух где-нибудь на Сицилии, щёлкать пальцами, когда не можешь вспомнить нужное слово и красиво тянуть гласные: парлааааре. Обязательно носить шляпу с широкими полями: капеелло! и длинное платье в цветочек: вестииито!

Открыть маленький домашний ресторанчик, для своих, в пять утра идти на рыбный рынок и покупать самую свежую форель у Серджио, ставить тесто на пиццу, собирать в саду оливки и сердиться, что Федерика опять забыла купить артишоки. Мамма миа, да сколько можно!

Муж и трое детишек, тут же, конечно, суетятся, помогают, бегают между столами, стягивают так старательно натянутые без единого залома клетчатые скатерти и случайно разливают по полу запотевший графин холодной анаранчаты. Кричишь через весь зал мужу, копающемуся во дворе в моторе вашего старенького Фиата: " да забери их уже, купите джелато и пусть купаются в море до обеда", и вытираешь вспотевший лоб: до открытия полчаса, как бы все успеть, о, Мадонна!

Или, например, бросить все, собрать в рюкзак зубную щётку, зарядку, фонарик и последние пять тысяч рублей, сесть в машину к узбекам-нелегалам и от центрального рынка умчаться в ночь к границе Казахстана. Добраться до гор на орлах и ишаках, по дороге познать себя, истину, курс рубля к тенге, двадцать рецептов блюд из баранины и конины, азиатское гостеприимство и потрясающие горные виды. И выпить залпом пол-литра кумыса.

А затем неожиданно наступает вечер и ты, переделав наконец-то кучу дел, ложишься на диван в долгожданной опустившейся на квартиру тишине, и… а вы не знаете, с какого расстояния свет фар долетает до потолка на пятом этаже и где сейчас селёдка по акции?

Пора

Вот бывает на календаре вроде весна. А на улице будто осень. И на душе почему-то тоже. То ли снег в конце мая так на нее влияет, то ли ветер пронизывающий ее леденит. Бредешь ты в растоптанных кедах по унылым лужам, в лицо летит то ли снег, то ли дождь, хотя, собственно, твоему наспех накрашенному одной рукой глазу уже все равно. В такую погоду, да в парке, кто тебя увидит? Но, на удивление, в конце аллеи показалась чья-то фигура.

То ли ее элегантное зелёное драповое пальто и подобранная в тон шляпка с перышком вступали в резкий контраст с твоим "главное чтобы удобно было" пуховиком, то ли это несочетаемое сочетание каблуков и палочки, но что-то определенно заставило тебя ускорить шаг. Женщина шла так медленно, что догнать ее не составило никакого труда. И взглянув в ее слегка подкрашенное морщинистое лицо, понимаешь: старость может быть такой. Элегантной.

А ещё старость может быть музыкальной. Это когда вы с дедушкой вместе со слуховым аппаратом покупаете абонемент в филармонию и не пропускаете ни одного концерта. И наперечет знаете всех лучших пианистов современности (а если они не едут к вам в город, то готовы и в Москву с подружкой на концерт сгонять, в 84 года-то). А когда к вам придут гости, то нужно обязательно достать тонкие фарфоровые чашки и за столом шутливо спорить с дедушкой, кого из вас первым сдать в дом престарелых. И закончить компьютерные курсы, ведь как иначе с внуками по Скайпу общаться?

А бывает старость любознательная, это когда ты начинаешь учить английский с нуля, в то время как твоему правнуку уже исполнился год, ну а вы с дочкой (тоже уже пенсионеркой) собрались в Таиланд поехать. Шоу там, говорят, уж больно занимательные.

Можно английский в этом возрасте не только учить, но и преподавать, успевая при этом по утрам гору вкуснейших блинчиков нажарить (вдруг кто из учеников голодный на занятие придет), а по выходным собираться с подружками в кафе лечить болячки разговорами и бокалом красного вина.

Пока ты думаешь, что и у тебя старость уже не за горами (вон на днях как спина отнималась, а у мужа и вовсе был обнаружен седой волос), как от подруги приходит сообщение. Решила обсудить способ своего захоронения. Неожиданно, однако. Видать, тоже под мокрый снег попала. Но, наверное, она права. И об этом задуматься пора. И достать уже из шкафа красивые туфли.

Сосед

На крыльце стоял мужчина лет тридцати и неспешно докуривал сигарету. В его очках отражались последние лучи холодного декабрьского солнца. Вечер был морозным, но безмятежным и он уже было собрался засунуть свой окурок в привязанную к перилам пластиковую бутылку, как во двор заехала синяя газель и остановилась прямо около подъезда. Почуяв неладное и не желая портить себе прекрасный вечер, мужчина поднялся и плотно закрыл за собой дверь квартиры.

В подъезде тем временем, судя по грохоту и изысканным выражениям, поднимали что- то очень тяжёлое. Так, к великому ужасу всех соседей, в доме завелось оно. Пианино.

Первый концерт не заставил себя ждать. В тот же вечер он начался, как и положено, в 19 часов с легким опозданием. Для разминки были гаммы. Серьезная заявочка, дилетанты с гамм не начинают, однако. Затем в ход пошла тяжелая артиллерия в виде Баха. Пианист будто старался доказать себе, что семь лет музыкальной школы 10 лет назад не прошли даром и оставили не только след на психике родителей, но и кое-какие навыки (и пару ночных кошмаров: "сольфеджо", "тех зачет" и "спину держи прямо"). Эмоциональной кульминацией концерта стало проникновенное исполнение мелодии из "Штирлица", пальцы безбожно заплетались и мазали мимо клавиш, но вдохновению и чувственному исполнению позавидовал бы сам Денис Мацуев.

Мужчина вышел на крыльцо и снова закурил. Он уже давно привык к семейной паре с итальянскими разборками, битой об стены посудой и бесконечными чемоданами за стеной, к вечной весне и вечеринкам после 11 этажом выше, и, не нашедшему себе места в ночи, призраку соседа с перфоратором. И, конечно же, к так нежно всеми любимым соседям с маленьким капризным ребенком в квартире напротив.

Гостеприимству и разносторонним интересам своих соседей со второго этажа он тоже удивляться перестал и даже мог поздороваться и спросить "как дела" на трёх языках (вот она, польза вредной привычки). Не удивляли его больше ни долгие ночные разговоры на французском под его окном, ни то, что шампанское они предпочитают почему-то пить на лавочке во дворе, ни три священника, как-то вечером уверенным шагом направляющиеся к его подъезду. Уж он-то точно знал, к кому они идут.

А Штирлиц все смотрел и смотрел на свою жену. Исполнителя же, судя по всему, толкали под локоть люди из аппарата Мюллера и мешали наслаждаться драматичностью момента. Споткнувшись об очередной сложный пассаж, концерт прекратился.

Мужчина пошел спать. Он крепко спал и не знал, что впереди его ждет приезд ещё одного пианиста, репетиции музыкальной группы с тремя электрогитарами, вокалистом и усилителями, не знал он пока и о вечеринках под словакскую этномузыку и шведские средневековые баллады. Но это все ещё было впереди. А пока он крепко спал.

Новая жизнь

Вот бывает спросишь у мамы: а какой у тебя самый любимый день в году? Она подумает с полминуты и загадочно ответит: а у меня их два…

Ты улыбнёшься про себя, ну конечно, это мой день рождения и день рождения брата. Что может быть важнее рождения своих детей? И пока на глаза от умиления накатываются слезы, мама вдруг заканчивает начатую фразу: "и это 25 мая и 25 декабря".

От неожиданности слезы мгновенно высыхают, а горло начинает пощипывать закрадывающаяся обида. Отправляешься на кухню, заедать несправедливость этого мира шоколадкой, но уже на втором кусочке понимаешь: а ведь что-то в этом есть. И если 25 декабря от магии мандаринов, ёлки, гирлянды и наступающего чуда появляется ощущение того, что жизнь изменится по щелчку пальцев дела Мороза, то концу мая понимаешь: чуда не случилось и как всегда все придется делать самому. Но вот как раз в конце весны эта мысль не приводит тебя в отчаяние, ведь кажется, что впереди новая жизнь, в которой будет жить новый правильный ты.

Кажется, что в сутках станет больше 25 часов, заработают солнечные батарейки и ты будешь успевать совершенно все: ходить на пробежку, умываться росой, готовить на завтрак домашний йогурт и печь сочники из цельнозерновой муки, прочитать "Унесённые ветром" на английском и изучить все виды субхонтибо в испанском, вечером обязательно кататься на велосипеде и бадминтон, а в свой законный отпуск совершить кругосветку, покорить Эверест, прыгнуть с парашютом и сфоткаться с пингвинами на полюсе. И, конечно, поход. Чтобы с костром, картошкой, палаткой, комарами, разговорами до утра и страхом, что вот та хрустнувшая веточка – это медведь, не иначе. И успеть за земляникой, полдня под жарким солнцем в три погибели, зато потом в тенечке, да с холодным молочком. И уйти с папой далеко-далеко в лес за грибами, набрать целую корзинку красавцев-белых и стонать на обратном пути: зачем же вы так далеко ушли. Встретиться со всеми занятыми друзьями, привести себя в форму греческого бога, собрать букет полевых цветов, построить баню, объесться клубникой и сделать ту самую масочку для волос, на которую у тебя никак не хватало времени. И не забыть протереть лицо огуречной шкуркой и кубиком льда из отвара ромашки. И два стакана воды по утрам, и холодный душ.

В новую жизнь, как известно, спустыми руками не ходят и у тебя на низком старте уже стоят три килограмма полезной муки, пакетик закваски, семена чиа, новенькие кроссовки и твердая уверенность, что уж этим-то летом все точно получится. Ведь почему раньше ничего успеть не получалось? Правильно. Потому что у тебя йогуртницы не было. И велосипеда.

Научный подход

"Только занимаясь делом поистине приносящим тебе удовольствие, ты можешь полностью раскрыть свой внутренний потенциал".

(Омар Хайям)

Слова "научно-исследовательская деятельность" были для Марго не пустым звуком. Вот уже несколько лет подряд она с дотошной методичностью и искренней увлеченностью изучала, анализировала, наблюдала и, с особой тщательностью, сравнивала. Надо сказать, Марго вообще очень любила сравнивать. Зефир с маршмэллоу, например, айфон с андроидом и свою жизнь с жизнью окружающих.

Годы кропотливой ежедневной работы (а работала Марго совершенно не щадя себя и свое здоровье, и перед сном лёжа в кровати, и утром, только открыв глаза, и за чашкой кофе, и в туалете и даже отвлекалась на работу во время разговора с подругой) определенно дали достойную базу полезной информации, с помощью которой можно было бы написать и блестяще защитить не одну докторскую диссертацию.

В основной части Марго могла бы подробнейшим образом изложить накопленные знания, например, о том, что Алина каждый день пьет фильтр-кофе с молоком и ходит три года к одному и тому же парикмахеру осветлять кончики, что Сидоровы наконец-то переехали в новую квартиру и купили длинный стол, она знала, кто сегодня был в театре, гулял в сквере, а кто на ужин пожарил котлеты. Она знала, что незнакомый ей мальчик Юра празднует сегодня свой третий день рождения (кстати, ему подарили динозавра в полный рост), а его мама очень рекомендует пользоваться порошком с космической пыльцой, потому что он лучше отстирывает пятна от самодельного торта. Она знала, кого порадовал любимый, какое утро нужно считать добрым и в каком баре подают самые стильные коктейли. Марго досконально изучила пенные шапочки на кружках с капучино, городской ассортимент пирожных, начальные титры фильмов, заставки на ноутбуках, обложки книг и ботинки одноклассницы, которыми она каждый день шуршала по осенней листве. Она наконец-то узнала, как выглядят солнце, снег, дождь, осенние листья, роллы, бокалы и посадочные талоны на самолет.

Во второй главе она бы тщательно изучала и систематизировала чужое мнение по самым разным вопросам и могла с уверенностью сказать, что Чарльз Буковски, например, считал, что мы никогда не будем моложе и энергичнее, чем сейчас, Ошо советовал жить моментом, дедушка Ленин – проверять подлинность цитат в интернете, а блогер Лена настоятельно рекомендовала купить детям развивающий коврик, варить куриные ножки не более двадцати минут и восхищаться своим мужчиной не менее пяти раз в день.

В главе психологических открытий Марго могла бы подробно составить график перепадов настроения в зависимости от количества просмотров и лайков и дать несколько ободряющих советов в ответ на эту поистине жуткую ситуацию. Она могла бы рассказать, как же тяжело делиться с подписчиками самым личным и как важно знать, сколько человек, как и ты, предпочитает ромашки орхидеям.

Переходя к сравнительно-сопоставительной части, она, правда, непременно расстраивалась – ведь из зеркала на нее смотрела не красотка с большими блестящими глазами, плюшевыми ушками и звёздной пыльцой вокруг, а бледное уставшее лицо с темными кругами под глазами, хотя даже и на Хеллоуин она вроде не собиралась. Может, зеркало какое-то неправильное?

Детей у нее было меньше положенной нормы, путешествовала она два раза в год до дачи и обратно, а своих чувств и желаний она стеснялась, хотя и знала, что другой жизни для них не будет.

И, наверное, благодаря делу, которому Марго посвящала половину своей жизни, можно было бы написать не одну солидную монографию, убери Академия наук из своих требований полезность.

Тишина

Вот бывает, зима наступает ночью. Пропускаешь во сне все волшебство с мягко падающими снежинками и лёгким похрустыванием свежего и такого ослепительно белого снега, а первым звуком так неожиданно наступившей зимы становится тяжёлое "хо-хо-хо" дворника и шоркание его лопаты об ещё не до конца спрятавшийся асфальт. Лежишь себе в предрассветных потёмках, и, слушая это равномерное "шорк-шорк", понимаешь: к гадалке не ходи, зима пришла.

А ещё утро звенит трамваем. Если досматриваешь последний сон под отдаленный стук колес – можно будильник не ждать. Все равно скоро придется вылезти из теплой кроватки и выйти на улицу, помогать дворнику месить превратившийся в мокрую кашу снег.

Ностальгия звучит во дворе "Подмосковными вечерами" под дребезжащее караоке из раздолбанной "семёрки" и уже по первым звукам голоса, не попадающего в ноты, понимаешь: далее в программе обязательно проплывет сиреневый туман, посыплются миллионы алых роз и завершится все воспоминанием о там том, как молоды мы были. И вот ты уже сам стоишь на балконе и вспоминаешь, как когда- то давно, за столом на бабушкином юбилее. компания весёлых коллег исполняла такую же концертную программу и желание помочь непрошенному Градскому принять ледяной душ постепенно сходит на нет.

Уют звучит дождем по железной крыше, одиночество – круглосуточно работающим телевизором в квартире старушки-соседки, а внезапно напавший поздно вечером голод предательски разносится по всей кухне стуком ложки о тефлоновую сковородку. И чем тише ты стараешься подцепить оттуда кусочек мяса, тем громче всем слышно, как ты бессовестно игнорируешь существование специальной деревянной лопатки, о которой читала всем нотации несколько часов назад. Вздыхаешь. Ну а что, ругаться тебе по статусу положено.

А тишина всегда звучит по-разному. Скрипом половицы, радостным лаем собаки со второго этажа, которую выгуливают исключительно в полночь, конвульсиями стиральной машинки в ванной, конфетой в отвратительно шуршащем фантике и внезапно выпавшими из рук ключами в прихожей. И ты никогда не подумаешь, как оглушающее звонко хрустит яблоко и как громко переворачиваются в книге страницы, пока наконец-то не укачаешь неугомонного ребенка на дневной сон.

Новогоднее оливье

Новый год приходит ко всем. К кому-то он медленно подкрадывается, поскрипывая свежим морозным снежком, к кому-то бежит, весело шлепая по декабрьским лужам, а к кому-то и вовсе летит, поскользнувшись на ледяном, уже неделю не чищенном тротуаре.

Он идёт мимо закрытых "на обслуживание" дешевых столовых, неприметных маленьких кафе и шикарных ресторанов, откуда доносится одинаково громкая музыка и веселые возбужденные голоса, уже который год усердно пытающиеся сплотить свой корпоративный дух. Эффектные дамы, одетые в угоду металлической крысе в серебристые платья, слегка пошатываясь на высоких шпильках, вышли на перекур – когда кудри не лежат как надо, это проблема, требующая обсуждения исключительно в спокойной обстановке и с компетентными собеседниками.

В людных супермаркетах он толкается вместе со всеми около полок с зелёным горошком и оливками, заглядывает через плечо в длинные списки необходимых ингредиентов для салата "праздничное грибное лукошко", ободряюще похлопывает по плечу растерянного мужчину у полки с макаронами, напряжённо пытающегося понять разницу между пенне и фарфелли и краем уха слушает, как кассирша в нарядном красном колпачке делится с кем-то тремя рецептами горчичного маринада для курочки в пакете, несмотря на скопившуюся очередь в шесть сердитых человек.

Он вглядывается в отблески уличных гирлянд на напряженных лицах торопящихся людей под нескончаемый "Джингл беллс" вокруг: так, не забыть купить коллегам вафельные полотенца с мышками, пару коробок шоколадных конфет на случай внезапно нагрянувших гостей, гель для душа подруге и железную дорогу сыну. Колбаса, болгарский перец, майонез. Пропылесосить, нарезать, помыть, нарядить, накрыть. Поставить празднично-уютную аватарку с бутафорскими подарками и ёлкой. Включить подборку Фрэнка Синатры, "Один дома" и "Иронию судьбы" (для большего эффекта рекомендуется одновременно). Зажечь свечи. Почистить мандарины. Подготовить бумажку, ручку, спичку и бокал шампанского. Ждать чуда.

Он кисло улыбается трем на удивление жизнерадостным мужчинам, на всю улицу поздравляющих прохожих "с наступающим", загадочно позвякивая при этом чем-то в черном пакете. Спасибо, и вас, и вас.

Где-то вдалеке громыхали фейерверки – репетировать начали за неделю, вероятно, чтобы в самый ответственный момент не перепутать, за какую верёвочку дергать. Он заторопился домой. Все равно в предпраздничной суете замечать его никто не хотел. Может, просто потому, что у них все ещё не заправлен крабовый салат и не выглажен свитер с оленями?

"Завтра в два у главного входа на речной вокзал"

Люсиль ещё раз прочитала сообщение на Фейсбуке, на всякий случай перевела через Гугл-переводчик и побледнела. Так близко к своей мечте она ещё не подбиралась никогда.

"Я буду в красных кроссовках", – продолжал он.

Вот он, парижский шик. Элегантность и эпатаж!

"И да, меня будет сложно не заметить".

Ещё бы, настоящий француз, в нашем-то провинциальном городке. На шее платочек, в руках багет, недельная небритость, тонкий аромат дорогих духов… Мимо такого точно не пройдешь. И имя какое красивое: Габриэль! Почти Эммануэль, смущённо хихикнула она, написала "до завтра" и, подумав, озорно приписала: "бизу". Не зря же она уже полгода ходила заниматься французским к репетитору.

Ещё со школы она мечтала познакомиться с настоящим французом, Жаном там, или Полем, а еще лучше сразу с Жан-Полем. Она знала, одного лишь взгляда будет достаточно, чтобы Жан-Поль понял: надо жениться. А дальше… дальше как в кино. Мюзикле. Жан-Поль приглашает ее в ресторан, галантно распахивает перед ней дверь, заказывает фрикасе, шампанское и весь вечер смешно шутит. Все счастливы, танцуют, а на фоне музея Помпиду разливается аккордеон и мягко картавит Джо Дассен.

Люсиль купила себе шарфик в крупный горошек и два раза в неделю зубрила спряжения неправильных глаголов, диалоги "как купить килограмм помидоров в супермаркете" и раскатисто рычала перед зеркалом.

В назначенный час она, стуча каблучками, подлетела к зданию вокзала. Попыталась уловить в воздухе тонкий шлейф Диора и найти своего визави по запаху (как было бы романтично), но пахло только бензином, кошками и пивом.

Он сидел на бордюре, в коротких шортах и белой футболке. Выдавали его лишь кроссовки, яркие, как туфли Папы римского.

"Бонжур", – краснея, пролепетала Люсиль и чуть было не заказала себе следом чашку кофе, как в последнем выученном диалоге, но вовремя опомнилась и поинтересовалась, кокетливо сдвинув на правый глаз свой беретик: "Ça va?"

Габриэль встал. Не заметить его было бы действительно сложно: Люсиль вместе с беретиком едва ли доходила ему до пояса. Он небрежно ответил ей "бонжуром" и зашагал в сторону местных достопримечательностей.

Она бежала рядом вприпрыжку и, нещадно путая вспомогательные глаголы в прошедшем времени, пыталась вежливо поддержать разговор. Откуда он? Чем занимается? Что бы ему было интересно посмотреть?

Разговор не клеился. То ли Габриэль не воспринимал звук на частотах меньше метра восьмидесяти, то ли Люсиль ещё не успела пройти тех слов, обрывки которых до нее долетали.

Пробежав несколько кварталов, Люсиль совсем отчаялась. В голове перестал играть Джо Дассен и лишь навязчиво крутилось "Два багета, сильвупле. Мерси! Доброго дня".

Она незаметно отстала и свернула на ближайшую улицу. Очень хотелось пить.

Вечером на Фейсбуке ей пришло сообщение: "Я иду слишком быстро и всегда путешествую один. Наши пути расходятся. Не ищи меня".

Что это было? Сам нашел, сам позвал… Странные они, эти мушкетёры. Ещё и лягушек едят. И плесень. Запишусь лучше на испанский.

***

В "СтоЛовой" рядом с офисом сонная повариха, шмякнув серую котлету в расплывшуюся лужицу бледного пюре, сурово спросила: "Подливу надо?"

Люсиль вздохнула, едва слышно прошептала себе под нос "нон, грасиас", взяла стакан мутного компота, в котором одиноко плавала сморщенная курага и села за столик у окна.

"Люська, не занято?", – раздался над ухом хриплый голос Ивана, менеджера по закупкам из соседнего отдела.

"Сам ты Люська", – сердито подумала она и кивнула: садись, мол.

Он громко причмокивал: щи были горячими и пахли капустой.

– Булочку будешь? Я две взял, могу поделиться.

– С маком?

– С маком.

– Давай, – улыбнулась она и подумала, что на курсы испанского она, пожалуй, завтра не пойдет.

О пользе английских романов

Вот бывает наступает в жизни такой момент, когда ты вдруг начинаешь чувствовать себя старым серым осликом Иа. И вроде бы и в зеркале пока ещё не такое уж и душераздирающее зрелище, и кругом ещё не совсем кошмар, но сомнения в том, что утро пятницы может быть добрым, посещают отчего-то все чаще.

И если для поднятия духа уже не помогают ни сильная цитата про искушение сдаться, которое будет особенно сильно перед победой, ни просмотр документального фильма про Гондурас, ни даже горшочек, в котором когда-то держали мед и прелестная зелёная тряпочка, то вам настоятельно рекомендуется почитать классический английский роман.

Только представьте себе, какую гамму сложных чувств должен пережить человек, когда ему вместо любимых жареных потрошков с овощами на ужин подают пудинг? А если во время запланированного послеобеденного променада по аллее вокруг вашего родового поместья вдруг пойдет дождь?

Нет, определено, для пикников нужно купить премилых осликов (извини, Иа. Все-таки тебе не везёт не только по пятницам), повязать на корзиночку розовую ленту и в тон купить муслина на платье. Или всё-таки взять в цветочек?

Давеча общаясь с мистером Х, кажется, она позволила себе высказать несколько вольностей. Уж не обнадежит ли это его? Ведь на самом деле она влюблена в мистера У, но от так холодно держится с ней, что нет никаких оснований полагать, что он чувствует то же самое…

А что если Y влюблен в мисс W? Вчера до начала танцев они так оживлённо беседовали, и он, казалось, весьма искренне переживал, не намочила ли она туфелек, пока по утренней росе шла забирать свою почту.

Кажется, пора приказать растопить камин, несмотря на апрель, в комнатах достаточно зябко, а papa пригласил вечером миссис S, чтобы она составила ему компанию для игры в твист, пока молодые люди соберутся в гостиной вокруг фортепиано – надеюсь, Джейн порадует собравшихся своей бесподобной игрой и нежным голосом.

А какие переживания приходится испытывать, когда он, бесконечно благородный и умный владелец огромного соседского аббатства, пытается объясниться в своих глубоких чувствах и светлых намерениях, но, не в силах подобрать нужных слов, резко вынужден сорваться в Лондон по очень важным делам? Конечно, потом он будет несколько часов подряд гнать свою лошадь обратно (опять же под дождем и с огромным риском подхватить инфлюэенцу), чтобы, набравшись решимости, произнести перед своей неотразимой избранницей (которая, судя по лёгкому румянцу, смущённо заливающему ее щеки, давно уже обо всем догадалась) заветные слова?

И вдруг ты понимаешь, что все эти проблемы с поисками работы, ипотекой на однушку на 15 лет и бесконечными пережареными котлетами совсем какие-то мелкие и дурно пахнут моветоном. Даже неловко как-то, право слово.

Устаревшая модель

Когда-нибудь этот момент обязательно наступит. И ты вдруг почувствуешь себя морально устаревшим. Как советский пылесос. Тот самый, что раскладывался на две пыльные половины и жужжал как ракета "Союз" на взлете к далёким звёздам. Момент, когда ты решишь, что глагол "чилить" имеет прямую связь с Чили, спросишь "на какую кнопку тут нажимать надо" и впервые скажешь "а вот раньше" и с ностальгией пустишься вспоминать былые времена, когда интернет был по пластиковым карточкам с арбузом и пел на дельфиньем языке прежде чем выпустить тебя в сеть на целый час, когда чтобы поболтать с подружкой, приходилось часами сидеть на одном месте, привязанной к телефону кудрявым проводом и когда фотоаппарат, видеокамера, будильник, калькулятор, плеер и календарь были шестью разными вещами. Очнешься через полчаса, когда по сонному и клюющему носом в монитор сыну станет откровенно видно, как ему интересно слушать твои рассказы про единственный магазин, работающий до 11 вечера на весь район. Дашь напоследок ему пару дельных советов о том, как раньше в туалете можно было поумнеть за счет неплохо подобранной там библиотеки, и заботливо укроешь пледом. Эх, молодежь.

А может, это будет момент, когда ты посмотришь на перерытую улицу и не порадуешься грядущим переменам и скорому появлению здесь новой современной широкой автомагистрали и лишь с грустью вспомнишь, какой эта улица была тихой и зелёной, когда ты ходил по ней в музыкальную школу, злорадно представляя размер мелких щепочек, на которые ты разберёшь это злосчастное пианино после ее окончания. Учишься ворчать. Пройти негде, перекопали они тут все, видите ли. У себя перед домом идите перекопайте.

Вырабатываешь осуждающий взгляд на голые лодыжки, короткие юбки и каблуки, непропорционально высокие ямам на дорогах. Надеваешь шапку потеплее. Всерьез переживаешь как бы не забыть вовремя подать показания счётчиков и знаешь сорок секретов ароматного борща.

А может, это ощущение приходит в тот день, когда ты в первый раз маринуешь огурцы "на глаз", а у них через три дня не взрывается крышка. Или когда в первый раз делишься с подругой удачным рецептом яблочного пирога. А может, и когда на кухонных посиделках с друзьями вы пьете только чай, а пельмени с майонезом и Доширак уже не вызывают у вас гастрономический экстаз.

Становишься сентиментальнее. Плачешь в подушку о вырубленной под окном берёзе, ведь ты всю свою сознательную жизнь просыпался под шелест ее листьев и стук веток в стекло. Потянет пересматривать старые фотоальбомы. В первый раз мелькнёт мысль, что, может, не стоит выбрасывать эту чудную коробочку, она обязательно ещё пригодится. И вот эта тряпочка тоже. И пакетик.

А может, этот момент наступит, когда, наклонившись за упавшей ложкой, ты начинаешь чувствовать каждый позвонок. Но тут уже и невольно подумаешь: а может, и устарел ты не только морально.

Хорошо в деревне летом

Вот бывает, что после 35-ой вымытой за день тарелки и третьей кастрюли борща за неделю на тебя нападает синдром мамы дяди Федора. Когда так и хочется стукнуть поварешкой и топнуть ножкой: в шкафу платья вечерние вон моль доедает, а ты до сих пор на курорте не была. И это у нее ещё Инстаграма не было. Но пока твой дядя Федор не дорос до той степени независимости, чтобы в электричке самостоятельно ездить, приходится брать его в охапку, выгонять из шкафа наглую жирную моль, складывать остатки вечерних платьев в рюкзак и без вариантов уезжать на лето в Простоквашино.

Утро вПростоквашино начинается с измерения уровня осадков за бортом и извечным вопросом: надеть сегодня резиновые сапоги или не утонешь в калошах? Если же повезет и мокро будет только снизу, то на улицу даже можно будет выйти в одной лишь лёгкой зимней курточке поверх шерстяного свитера. За завтраком – священный ритуал: кто-нибудь, грея руки об тарелку с горячей кашей, робко стуча зубами, попросит: "а давайте посмотрим погоду…" и бесконечно быстрый интернет пять минут грузит заветную страничку. Гисметео пытается подбодрить, как может. Ребят, потерпите ещё пару дней, а потом будет вам целых два солнечных дня и плюс 25! Не может быть! Ведь ещё вчера в прогнозе стояли беспросветные тучки с вариацией капелек от двух до шести. В кухне повисла немая пауза. Осознание счастья пришло не сразу.

На семейном совете было решено обвести лето в календаре в красный кружочек (чтобы, не дай Бог, не пропустить), объявить всеобщий выходной и устроить праздник. Надев платье и подобрав в тон ему элегантные калоши в цветочек, крутишь педали в сторону местной Пятерочки. Шоппинг за продуктами – это выход в свет, как-никак, а вы говорите, зачем тебе здесь столько вечерних нарядов. Шах и мат, мама дяди Федора.

После ужина, накинув на плечи только плед (обещанные теплые деньки уже греют душу), выходишь на веранду. Закрываешь глаза – и вот в руке у тебя бокал рубинового Каберне Совиньон 1992 года, на тарелке из тонкого полупрозрачного фарфора – сырная нарезка: ароматный Рокфор, резковатый Дор Блю, нежный Бри и редечный Камамбер, где-то неподалеку слышится глухой плеск волн и мимо тебя, под палящим солнцем, проплывает гондола с душевной песней статного гондольера… Через два дня плюс 25! Не забыть бы вытащить забытые сандали и найти купальник…

И до того размечтаешься, что уже даже забываешь, что в бокале у тебя красное сухое, которое нынче по акции было, на тарелке – неровные кубики резинового "российского", тоже с распродажи, где-то неподалеку свои шоколадные волны катит и разбивает о глиняные берега переполненная дождями речка, а по глубоким лужам перед домом на своём новеньком мотороллере проплывает отнюдь не горячий венецианец, а сосед, возвращаясь домой после праздника в деревенском баре. Однако, не менее горячий, что уж тут говорить, а по возвращении домой его ждут не менее итальянские разборки.

За ужином обсуждаете, кто как сегодня здорово отдохнул в огороде, на стройке или у плиты а напоследок решаете еще раз полюбоваться нарисованным в прогнозе солнышком: с такой- то погодой у нас действительно как в Италии скоро будет, как вдруг, прогрузившись, коварное Гисметео вам подло заявляет: "мы тут подумали… пожалуй, хватит вам нынче и одного солнечного дня. Недели через три. А то обгорите ещё или, не дай Бог, солнечный удар словите, с непривычки-то".

Где-то в глубине дома на полуслове оборвал свою песню Челентано. Комары, тучей роившиеся над мокрой травой, издали дружный протяжный писк.

Едва было проглянувшие на небе звёзды заволокло серыми тучами. Накрапывал мелкий холодный дождь.

Шел 76-ой день знойного уральского лета.

Вишневый сад

Нынче в театре давали Чехова.

Он сидел за стойкой театрального буфета, подперев рукой голову. Слегка за сорок, слегка помятое лицо и водолазка, слегка затуманенный взгляд, слегка постукивающая об пол нервная нога.

Несыгранные роли призраками толпились за его спиной – в этом сезоне на сцене он снова будет изображать лишь вечно нестареющего мальчишку, натягивать короткие шортики на намечающийся живот и порхать на верёвках, сверкая под яркими лампами предательскими залысинами.

Он драматично взмахнул рукой и подозвал к себе молодого человека с бабочкой.

– Голубчик, плесни-ка мне ещё, – его голос гулким эхом прокатился под потолком.

Булькнуло.

– Послушай, – начал было он, но официант спешил обратно к заветренным бутербродам с копчёной колбасой.

Он вгляделся в темноту пустого фойе.

Уборщица, совсем ещё молодая девчонка, убирала со столов стаканы, перепачканные молочной пеной, фантики и кофейные чашки.

"Никогда не видел раньше. Наверное, новенькая", – подумал он.

Составив домиком всю грязную посуду на большой поднос, она со звоном поставила его на барную стойку.

– Марат, забирай, – крикнула она вглубь буфета и с деловым видом достала из глубокого кармана резиновые перчатки.

Он оглянулся. Из-за колонны кокетливо выглядывала костлявая швабра, неподалеку от нее притаилось пузатое ведро.

Он выдержал глубокую, мхатовскую паузу.

– Эй, ты! – резко бросил он ей вдогонку.

Она обернулась.

– Ты меня не узнаешь? – он сел в пол-оборота. На фотографиях в таком ракурсе он получался лучше всего.

–Нет, – равнодушно призналась она.

– Я здесь служу, – как бы невзначай обронил он и взял в руки недопитый стакан.

Она пожала плечами и пошла дальше. Домыть бы скорее и домой, а после антракта, как назло, под столиками всегда много крошек.

– Эй, послушай, выпей со мной, – сказал он и перешёл на трагический шепот. – Я потерял сегодня друга.

Тряпка повисла в воздухе.

– Мы были неразлучны целых пять лет, – продолжил он. – Путешествовали…

Объехали вдвоем полмира!

Он всхлипнул.

Девушка тихонько подошла к нему и участливо присела рядом.

– Знаешь, мы понимали друг друга с полуслова. Все свободное от работы я проводил с ним, если мне не спалось, то могли бродить по ночным улицам и слушать музыку до рассвета.

Его голос дрожал.

– Обычно он провожал меня в театр и встречал после спектакля. Так было и в этот вечер. Ничего не предвещало…

Скупая слеза скатилась по гладко выбритой щеке.

Из её глаз слезы катились уже градом.

– В этот злополучный вечер… по дороге домой… Он… Вдруг… Он был так молод! Ну почему именно он! – вскрикнул он и зарыдал, уронив голову на барную стойку.

– Миш, может, хватит? – раздался голос из глубины буфета. – Послезавтра уже можно будет из автосервиса забрать твою машину".

–Тьфу ты! – девушка спрыгнула со стула и сердито зашуршала мусорным пакетом.

Он взглянул на часы. Второй акт подходил к концу. Сейчас будет его выход.

Рубить за сценой вишнёвые веточки нужно так, чтоб зритель плакал.

Ведь нынче в театре давали Чехова.

Смысл жизни

Двадцатое число, обведенное в настенном календаре Аллы Аркадьевны Луганской жирным красным фломастером, неумолимо приближалось.

Ещё с вечера она выгладила через мокрую марлю свою белую блузку в мелкий горошек, достала из шкафа строгую шерстяную юбку, которая была приготовлена для торжественных выходов в свет на свадьбы и юбилеи, а также на свои собственные похороны и, порывшись в пыльной косметичке, нашла на дне тюбик стёртой наполовину розовой помады.

Она долго не могла уснуть и ворочалась с боку на бок на продавленном скрипучем диване. Едва беспокойно уснув под утро, Алла Аркадьевна вскочила при первых же дребезжащих звуках советского будильника. Пора.

Волнуясь, как юный рыцарь перед первым боем, она спустилась на первый этаж и крошечным серебряным ключиком открыла железный ящик.

Поднимаясь обратно на свой этаж, она не шла – летела, бережно прижимая к мелким горошкам ворох смятых бумажек, а ее жизнь, впервые за многие годы, неожиданно приобрела смысл. Смысл, которого она не находила раньше ни на парах философии в институте, ни в работе в отделе по закупке канцтоваров, в котором она проработала всю жизнь, ни в ежедневной готовке борща. Будто книга, которую не мог найти ни в одном книжном магазине города, внезапно нашлась в Пятерочке. Между полок с мылом и детским пюре.

Когда-то Алла Аркадьевна уволилась с работы, чтобы полностью посвятить себя этим маленьким мятым бумажкам и иметь возможность совершать поквартирный обход, громким и настойчивым стуком ключей о железные двери напоминая особо забывчивым о приближении двадцатого числа, в утренние часы, днём и в воскресенье.

Она научилась узнавать жителей своего подъезда со спины, в темноте и с расстояния в 300 метров, чтобы звонко напоминать им, а заодно и всему двору, чтобы не забыли "опустить водичку", но в принципе, если что, две недели в запасе у них, конечно, ещё есть.

Особо неблагонадежные, которые опускали бумажки в ящик 18-го вечером, обстреливались дротиками, телефонными звонками и смсками, а их недостойное поведение выносилось на обсуждение совета старейшин, совершавшего по двору своей ежедневный променад.

Дрожащими от волнения руками она бережно разворачивала каждую бумажку и переносила, сверяясь по несколько раз, сакральные цифры на большой лист.

Успела.

***

Она постучала.

Дверь открыл невысокий седеющий мужчина с военной выправкой и в шортах, подвязанных по бокам смешными бантиками.

– "Чего же вы так рано, Алла Аркадьевна?", – зевнул он и с неподобающим ситуации безразличием взял бумагу из ее рук.

Она возвращалась обратно домой и на душе у нее наконец-то было спокойно. Сегодняшний день она может позволить себе отдохнуть, чтобы завтра с новыми силами начать напоминать легкомысленным соседям о необходимости передать показания горячей и холодной воды до двадцатого числа.

Машина времени

Вот бывает, хочется заглянуть в прошлое, хотя бы одним глазком. Потанцевать на балу, прокатиться в экипаже, послушать клавикорды и вызвать на дуэль какого-нибудь забияку.

Не найдя по соседству ни Дока, ни Марти, уже смиряешься с тем, что случиться этому не суждено никогда, как вдруг помощь приходит с самой неожиданной стороны. Коммунальные службы, будто подслушав твое желание, решают осуществить самые смелые мечты. И отключают электричество. Вечером. Ну а что, люди ведь без него раньше как-то жили?

Дом резко погружается в романтичный полумрак, откуда- то из дальних уголков комода появляются огрызки свечей, вся семья радостно собирается вокруг стола и кипятит чай в кастрюльке. Настал звездный час и для керосиновой лампы, которую брат, с нескрываемым торжеством в глазах, вытащил из каких-то своих тайников. Он явно знал заранее, к чему готовиться. А пока все, спотыкаясь в темноте об стулья и друг друга, накрывали на стол, вдруг заиграла музыка. Нет, определенно, человека, который запасся ещё и заводным патефоном с пластинками, о чем-то предупредили заранее. Кажется, пора перестать смеяться над его идеей построить в огороде бункер и вырыть подземный ход.

Ужинать при свечах – это здорово. Не видно, правда, толком, что у тебя в тарелке лежит и куда вилку втыкать, но здорово. После ужина, как и полагается в приличном обществе, – танцы. А чем ещё заняться, если кино ещё не изобрели, а зарядка на телефоне растаяла так же быстро, как и последний огарок свечи? Через полчаса, очевидно, для создания идеальных условий квеста с полным погружением, в доме отключают и воду. Сидя над тазиком с грязной посудой при тусклом свете керосинки, невольно начинаешь думать, что шутка немного затянулась и Золушка хотела только на бал, но никак не обратно.

Посадив десять розовых кустов, буквально на ощупь идёшь в комнату, держа в руке крошечную свечку с чьего-то деньрожденского торта. Заливаешь парафином пол, покрывало и свои джинсы и, лёжа в кровати, представляешь себе Наташу Ростову, в закапаном воском воздушном белом бальном платье. Неужели не капало? Толстой явно чего-то не договаривал. Мысленно пересчитываешь вместо баранов свечи на торжественном канделябре для освещения парадной залы, сбиваешься после трехсот, и, помолившись за упокой души Томаса Эдисона, засыпаешь. Всё-таки великий был человек.

На следующий день к обеду, конечно, работало уже все. А жаль. Мы только было на охоту собрались. За мамонтами.

Сокровищница Али Бабы на Центральном рынке

Вот бывает, что на ум никак не приходит нужное слово. Ты уже и "пшеница", и "ячмень" и "овёс" перепробовал, а потом вдруг раз! Вспомнил! "Симсим!" и посреди прилавков с холодным молоком, свежей петрушкой и лупоглазой рыбой, как по волшебству, открывается дверь в сокровищницу Али Бабы.

На длинных столах достопочтенные антиквары уже разложили кучки серебра, меди, бумажных купюр, фарфоровые статуэтки, потемневшие от времени сережки размером с кулак и кукол с отбитыми носами.

Ты, с видом опытного коллекционера, собравшего, правда, за всю жизнь лишь коллекцию фантиков от конфет за спинкой дивана, листаешь увесистые странички альбомов с монетами, тычешь пальцем в случайный серебряный кружочек, пробуешь на зуб, смотришь на свет и поправляешь на носу очки: "отличная сохранность!"

Седовласая дама в шелковой блузке цвета полыни со скучающим видом предлагает купить медную пластинку причудливой формы: если вглядеться в переплетения ее нежно-зеленых изгибов на рассвете, встав лицом на восток, то можно увидеть очертания медведя. Если же вы звериного стиля не поклонник, то возьмите полуметровую купюру Колчака. Или, предав идеалы, хотя бы красненькую десятку с Лениным. Для коллекции.

В тусклом свете пыльных окон солидные мужчины блестят лупами, лысинами, циферблатами и глазами при виде редкой тетрадрахмы. Сколько уступите?

В углу, зажатый между вазоном с пышными дамами и гипсовым бюстом греческого красавца, сидит Эрнест Казимирович. На шее небрежно намотан черный шелковый платок, а на нем прямо по центру переливается рубином массивная брошь.

Родившийся по какой-то совершенно нелепой случайности в российской глубинке, в семье работника печатной фабрики, Эрнест Казимирович, однако, никогда не сомневался в аристократичности своего происхождения. Сомневающимся же, увы, предъявить было нечего – родословная была безнадежно утеряна то ли на пароходе Одесса-Стамбул, то ли на мансарде дома на рю Бобур, 87, Пари, вместе с диадемой прабабушки и фотокарточкой прадеда-генерала.

На его столике, застеленном вытертым зеленым бархатом, стоят миниатюрные бутылочки с пожелтевшими этикетками и мутной жидкостью внутри.

Он ловит твой заинтересованый взгляд сквозь позолоченное пенсне:

– Вино коллекционное. Пробники. Выдержка 100-150 лет…

– А пить его можно?

Вопрос необдуман и, судя по лицу Эрнеста Казимировича, которое исказилось таким испугом, будто ему сообщили, что его прабабка, Прасковья Ивановна Курочкина, никогда не пила вот этого самого Порто 1897, сидя на террасе кафе Монмартра, неуместен.

– Вы что! Такое вино не пьют! На него смотрят, им любуются, его коллекционируют! Даже слегка повредив пробку, вы выпустите его тонкий аромат!

Эрнест Казимирович слегка привстал, опираясь на трость с потёртым набалдашником, и приготовился к дерзкому побегу сложного букета смородины и чернослива с ноткой лаванды.

Безнадежно подмоченную репутацию человека, у которого на уме одни фунфырики, уже не спасти. Глупо улыбаясь, пятишься к выходу, заходишь в буфет, берёшь капустный пирожок с шлейфом прогорклого масла и чай с послевкусием моченого сена. Нет, ну где на Монмартре вы такое попробуете?

Балкон Пандоры

Вот бывает хочешь ты вернуться после тяжелого трудового дня домой, принять ванну, налить чашечку кофе и выйти на свой балкон, полюбоваться открывающимся с него видом на какую-нибудь красивую площадь или выкурить сигарету, вдыхая вместе с никотиновыми парами тяжелый воздух душного ночного города. Или уставить его яркими цветами, вот так вот, сплошь, чтобы глядя с улицы, он казался огромной пестрой клумбой. Или, в крайнем случае, найти своему балкону самое прозаическое применение и гирляндами развесить на нем мокрое белье.

И вот ты, с кружкой чая в руке, потому что кофе, разумеется, опять закончился, открываешь балконную дверь в предвкушении прекрасного вечера и… следующие полчаса удивляешься, как на таком маленьком пространстве помещается столько нужных, ну просто жизненно необходимых вещей.

Тут и старые жалюзи (через дырявые прутики которых мы, очевидно, будем летом прятаться от любопытных глаз на даче), и непонятные деревяшки, кусочки железа и стекла (вероятно, для строительства убежища в случае внезапного зомби-апокалипсиса), пакет с вещами, доставшимися от тети Клавы под кодовым названием «вдруг кому пригодится», ящики с хрупкими стебельками помидорной рассады, и мешок пустых стеклянных банок, и несколько пятилитровых бутылок с водой (нельзя забывать, мой друг, что воду всегда отключают вдруг), и несколько бутылок пустых, на случай если все-таки предупредят за несколько дней. В углу, скрючившись вдвое, стоит пыльный ковер, который все еще рассчитывает на возвращение былых славных времен и находит поддержку в лице отломанной дверки от советского серванта и холодильника Бирюса (да там только мотор сломался, делов-то починить). Есть опасения, правда, что скорее всего, все трое отойдут в приданое правнукам.

С трудом протискиваешься между грудой коробок, в которых бережно хранятся все бесценные педагогические наработки и распечатанные учебники за десять лет, спотыкаешься об лыжу, чья сестра была безнадежно утеряна много лет назад (но мы до сих пор не теряем надежды), подходишь к окну и устраиваешься поудобнее, облокотившись на колченогий, но "невероятно изящный" антикварный столик, найденный позавчера около мусорки.

Чай уже совсем остыл, сигарет нет, потому что, ты собственно, и не куришь. С великолепием вида, открывающегося на живописный сочно-оранжевый мусорный бак, сложно что-либо сравнивать.

Метрах в десяти, в доме напротив, мужчина тоже ищет себе место между велосипедом, снегокатом, сушилкой, отодвинул картину, корзину, картонку и в конце концов, взяв на руки собачонку, устроился в первом ряду. По асфальту, боязливо оглядываясь, бежала крыса, отъетые голуби важно вышагивали в поисках оставшихся крошек, а в машине посреди двора кому-то с громкостью рокота космодрома снилась трава у дома. Наверное, правда, не у нашего. У нашего-то ее уже неделю как под парковку закатали.

Чудо доктора Франкенштейна

Одной тихой звёздной ночью доктор Франкенштейн ставил в своей лаборатории удивительный эксперимент.

Он учел все свои предыдущие ошибки и наделил свое новое создание миловидным личиком, стрижкой каре и ноготочками цвета "осенний перламутр".

Доктор Франкенштейн вложил в милую головку знания абсолютно обо всем на свете – зря только Гегель когда-то часами в раздумьях прореживал свою и без того лысеющую челку – ему-то они были недоступны.

Отныне человечество могло смело выбрасывать на помойку все тридцать томов большой советской энциклопедии, справочник по ядерной физике и самого Гегеля заодно – ведь создание доктора Франкенштейна могло ответить на все вопросы, даже если его об этом не просили.

Особенно если не просили – встроенная функция сверхчутья безошибочно подсказывала, кто нуждается в совете, даже если этот кто-то перешёл на другую сторону улицы и закрыл комментарии.

Доктор посчитал, что наиболее благоприятной средой для обитания его творения будет интернет, и не прогадал.

Ведь именно там люди больше всего нуждаются в поддержке и помощи.

Создание удивительно быстро разрешало как проблемы добра и зла и квантовой гравитации, так и загадки опавшего бисквита, тонкости воспитания детей до года и владело разговорной латынью на приличном уровне.

Довольствовалось же само создание малым – бутербродом с маслом, полным отсутствием в свой жизни детей и книгой "Рукоделие из кошачьей шерсти: как сделать сувениры из вашей кошки".

Кстати в скором времени доктор планирует активировать функции: консультация "вас не понимает ваша половинка, что делать", привлечение денежных потоков и как вернуть ретроградный Меркурий в Козероге в одиннадцатый дом – он купил созданию двухдневный вебинар, записал на онлайн-тренинг и письменные практики. Хотя что греха таить, деньги только на ветер выбросил. Ведь создание и без того в психологии разбиралось ничуть не хуже, чем в мировой экономике и причинах политического кризиса на Ближнем востоке.

А если вы боитесь, что нефть может подешеветь, доллар обвалиться, а золото упасть в цене – вкладывайтесь в особо ценное мнение нового создания доктора Франкенштейна – оно не обесценится никогда. И, кажется, доктор уже начал продавать акции. Успевайте.

Человек эпохи

Вот бывает человек не всегда живет в эпохе. Бывает и эпоха живет в человеке.

Утро в доме графа Ковалевского всегда начиналось одинаково. Сонный и потрёпанный, он спускался к завтраку, наспех застегнув пуговицы своего потертого офицерского кителя.

Давали кашу.

– Авдотья Павловна, сестрица, давеча обещали на завтрак что-нибудь другое уже приготовить… – заикнулся было он, но осекся на полуслове, поймав злой взгляд невыспавшейся сестры.

"Как грубо", – вздохнул он про себя и положил на щербатую белую тарелку Кузнецовского фарфора кусок серой остывшей овсянки.

Кофе тоже пришлось наливать самому. Маленькой посеребренной ложечкой с фамильным гербом какой-то неизвестной французской семьи он задумчиво размешивал сахар, повернувшись к окну благородным профилем.

Молодой граф грустил.

Как же давно в гостиной не зажигали свечи, слух не ласкал звук прибоя "Амурских волн", ноги забыли фигуры вальса, а сабля ржавела в ножнах за ненадобностью.

– Эх, Алёшка, седлай моего вороного жеребца, поскачу по утренней росе до соседнего имения – сегодня у Голубкиных пикник, а вечером танцы…

Тихонько напевая себе под нос "Боже, Царя храни", граф вышел из-за стола.

– Иван Палыч, голубчик, чашку за собой помой. И через полчаса у тебя занятие в Zoomе, не опаздывай".

Граф недовольно прищурил глаза, надел фуражку и, лихо развернувшись на каблуках своих кирзовых сапог, вышел из комнаты.

-Стена непонимания, ваша бестактность и дурные манеры не позволяют нам более быть вместе. Прощайте!

А на другом конце города в шесть часов свое рабочее утро начинал простой советский человек. Форточка, зарядка, прохладный душ, стакан крепкого чая, бутерброд с маслом.

В прекрасном расположении духа он бодро выходит из дома, садится за руль блестящей черной Волги и, слегка фальшивя, подпевает по дороге Цою.

В стране – бардак, кругом – развал, молодежь не знает Высоцкого наизусть и забыла что такое порядочность и настоящая дружба, по дорогам ездят не машины, а консервные банки, слава китайскому автопрому, а приличного пирожка с мясом во всем городе днём с огнём не сыщешь, разве что в крошечной забегаловке на окраине, где вместо салфеток – нарезанная на квадратики серая бумага, берешь пирожок, а на ней жирное пятно остаётся. А пельмени! Какие там пельмени! Раньше, в Союзе, только такие во всех столовках давали. Здесь, во временном портале, кажется, даже тётеньки остались прежними – неулыбчивые, в белых шапочках на туго завитых химических кудрях.

Вечером он, по традиции, возвращается домой через небольшую пивную рядом с домом. Назвали-то как ее по-модному: паб. А пабе тихо. Никто, будто не желая замечать современных проблем, их не обсуждает, не думает, как помочь стране, не говорит с друзьями о наболевшем. Компания молодых людей в углу, заказав себе пиццу и по бокалу эля, сидит, уткнувшись в телефон – смотрят что-то глупое и смешное на Ютубе.

А у советского человека за родину болит душа и пусть онуже и не очень-то верит в светлое будущее, но он ещё за него поборется. И когда-нибудь покорит Эверест.

А вот Егор купил себе лук со стрелами и арбалет. Оно может, конечно, показаться со стороны, что он застрял в Средневековье в компании Робин Гуда, но Егор, напротив, считает себя человеком, свою эпоху опередившим. Ну а прав он, или нет, покажет только время.

Камера, мотор!

Вот бывает, хочется жить, чтоб как в кино.

Женька Синичкина как раз была из тех людей, которые самостоятельно и с голливудским размахом пишут сценарий к сериалу " Моя жизнь" и играют в нем главную роль не ради экономии бюджета.

Просыпалась в своем загородном доме, в белоснежной спальне дорожка из лепестков роз, которая вела в залитую солнечным светом мастерскую с панорамными окнами. В мастерской холсты, краски, кисти и бесконечно много свободного времени, в саду – цветы, в гараже – кабриолет, в гардеробе – платье в мелкий цветочек. Муж с бокалом шампанского, катает на лодке под дождем, читает стихи и улыбается как Райан Гослинг. А по ночам они танцуют танго на голливудских холмах.

Декорации менялись в каждой серии с волшебной скоростью калейдоскопа: музеи, бары, театры – любой подходящий фон, на котором можно развернуть красивый монолог о глубоком, сложном, волнующем. Собраться с друзьями в любимой кофейне, болтать обо всем на свете, обсуждать последнюю поездку в Рио, шоппинг в Милане и громко смеяться. А если монолог или сцена требовали на заднем фоне Биг Бена, то летели в Лондон – никаких картонных павильонов на Мосфильме.

Реквизит для съёмок Женька всегда подбирала тщательно, с любовью, и так, чтобы он хорошо смотрелся в кадре, будь то кожаный ежедневник, стаканчик Starbucks, велосипед с тонкой рамой, модная книга по саморазвитию или смешная шляпка с полосатой лентой.

Больше всего внимания в Женькиной жизни уделялось кастингу. Главные роли отдавались беззаботным, лёгким, позитивным и перспективным. С неудачниками, нытиками и просто обремененными чем-то потяжелее маленького розового рюкзачка от Renée Kler, по совету модного психолога в модной книжке, контракты разрывались безжалостно, без права участия в следующих сезонах.

Женька учила своих зрителей выходить из зоны комфорта маленькой солнечной квартирки с видом на море, бороться с прокрастинацией, имея 24 часа свободного времени в сутках, восхищаться прекрасным, стоя перед оригиналом картины Моне и радоваться таким мелочам, как кусочек торта Захер в уютной венской кондитерской.

Но зрители ее, в большинстве своем, жили в малобюджетных камерных артхаусах, где из декораций только диван в мелкую клеточку, старенький ноутбук и сколотая кружка с темным налетом от дешёвых цейлонских пакетиков. Собирались они с друзьями на кухне в шесть квадратных метров и увлеченно обсуждали, в каком магазине сейчас акции на сосиски, на сколько поднялись цены на коммунальные платежи и проблемы. И работу. И проблемы. И весело смеялись. Над проблемами.

Мужья улыбались только когда хотели пельменей, а глядя на разбросанные по полу лепестки роз, первая мысль в голове ее зрителей была: а убирать-то их кто будет?

Оглавление

Мадам Шольц

Окно во двор

Я уеду жить в Питер

Сценарий

Счастье

Вдохновение

Успешные люди

Перемены

Охота

Вот бывает

Пора

Сосед

Новая жизнь

Научный подход

Тишина

Новогоднее оливье

"Завтра в два у главного входа на речной вокзал"

О пользе английских романов

Устаревшая модель

Хорошо в деревне летом

Вишневый сад

Смысл жизни

Машина времени

Сокровищница Али Бабы на Центральном рынке

Балкон Пандоры

Чудо доктора Франкенштейна

Человек эпохи

Камера, мотор!