Любовь эльфийки [Сергей Михайлович Нечипоренко] (fb2) читать онлайн

Сергей Нечипоренко Любовь эльфийки

Глава 1. О том, как ожившие карандаши пошли войной на художника

Иннокентий лежал на диване, держал в одной руке угольный карандаш, а в другой послание, написанное красивым наклонным почерком на тетрадном листке в клетку. В нем сообщалось, что назревает нешуточная война.

«Ультиматум! – Возвещал заголовок. – Дорогой, художник! Мы понимаем и искренне сочувствуем тому, что ваш творческий кризис вошёл в затяжную стадию. Но страдаете не только вы. Вчера сломался "2В", позавчера пришли в негодность "4В" и "3Н". Это форменный вандализм! Коли пойдёт так и далее, нас не останется вовсе. Посему, смеем предупредить, если в ближайшее время вы не одумайтесь, не умерите свой пыл и не отправитесь в парк на этюды, нам придётся начать войну. С искренним уважением, набор карандашей «CRETACOLOR».

– Бред! – гневно воскликнул Иннокентий. Раздался хруст, и на пол упал поломанный карандаш.

В ту же секунду в полукруге окна мансарды задребезжало стекло. Потолок, пол, стены – завибрировали, а с улицы послышался тяжелый гул. Иннокентий вскочил с дивана и бросился к окну.

– Что, черт возьми, происходит? – обескураженно выругался он.

Небо потемнело. Вместо него, в голубой карандашной расцветке, появилось огромное полотно. Берёзки во дворе внизу, скамейки, дорожка, ведущая к подъезду дома, – все изменилось, стало похожим на цветные рисунки, сделанные карандашом. Иннокентий завертел головой и, к собственному удивлению, увидел, что и он сам превратился в часть одной огромной картины. Он хлопнул себя по нарисованной руке, и угольная пыль лёгким облачком опустилась на пол.

Тем временем гул за окном стал нестерпимым, точно на крышу дома садился вертолёт. Иннокентий с опаской и страхом увидел откуда исходил этот ужасный рёв; огромный, остро заточенный черный карандаш завис над домом. На его борту золотыми буквами светилась надпись «CRETACOLOR». Карандаш покачался немного в воздухе и начал крениться вниз остриём, плавно снижаться и, в конце концов, наклонно упёрся в плотную картонную поверхность вместо привычной земли. Послышалось шуршание наконечника о бумагу, и перед домом, на грубо начирканном асфальте, нарисовался прямоугольный упитанный ластик, размером со взрослого человека. Затем чёрный «CRETACOLOR», закончив рисовать, легонечко ткнул этот в бок, как бы проверяя на прочность; кивнул утвердительно сам себе, и после взял и толкнул ещё раз. Ластик качнулся, рухнул, и рассыпался на десятки маленьких стирательных резинок. Они, похожие на бойких крыс, кинулись бросились к дому, оставляя за собой белые хвосты стертого асфальта.

Иннокентий с ужасом заметался по комнате, подобно мухе, запертой в банке. Времени на подумать катастрофически не хватало. Кинулся к двери, повернул два раза ключ. Бесполезно. В неё уже барабанила добрая сотня стиралок, вгрызаясь и превращая её в ничто. Художник вскачил на диван. Они за ним. Иннокентий на стол. Но его ножки подломились, и последнее, что оставалось – лампа.

Ухватившись за провод, он повис, раскачиваясь, точно цирковой акробат. Мерзкие стиральные резинки пискляво кружили внизу. Их становилось все больше и больше, они толпились, залезали друг на дружку, в итоге, из них образовался сначала холмик, потом небольшая горка, а далее горка стала расти. Иннокентий поджал колени, подтянулся, но ладони заскользили вниз. Из последних сил он сделал попытку

подтянуться еще, как правая нога выпрямилась сама собой и по колено угодила в самую гущу голодных ластиков.

С досады и злобы он закричал, выдернул ногу обратно, но было поздно. Нога исчезла.

Иннокентий испытал настоящий шок: его передернуло, будто пробило током. Глаза распахнулись, и он обнаружил себя лежащим на своём диванчике. Огляделся.

«Ноги на месте. Уф! Слава Богу! Целёхонькие. Приснится ж такое, – подумал он, – нет, все, надо вылезать. Пойду на этюды. Может раскачаюсь».

На полу валялся угольный карандаш, а мансарду заливал жёлтый солнечный свет.

С мольбертом под мышкой Иннокентий вышел из пятиэтажки и, перейдя на солнечную сторону улицы, направился к автобусной остановке. Летнее солнце приятно грело спину. Он шёл и одновременно думал:

«Куда поехать? В Павловский парк или в Екатерининский. В один подальше, в другой поближе. Ну, в том-то, конечно, красивее, там природы больше, а в том тоже не плохо, но людей больше шляется. Да, и там тоже люди есть, но не так чтобы очень. Хотя какая разница?».

Так, он шёл-шёл, размышлял и вдруг смотрит – его остановка, а к ней уже, притормаживая, спешит маршрутка. Иннокентий спохватился, мысленно закричал во все горло, чтобы его подождали, ускорил шаг, сорвался с места и побежал, сломя голову.

Судьба предначертала Павловск. С меланхоличным лицом Иннокентий прошёл в массивные ворота парка. Прошествовал еловую аллею, на перекрёстке свернул налево и зашагал куда глаза глядят. Не будем описывать, какие красоты открылись Иннокентию, ибо это и так понятно любому, кто хоть раз бывал в Павловском парке. А тем, кто не был там, вообще рассказывать бессмысленно, потому что никакие слова не заменят всю полноту и буйство великолепия сего прекрасного места.

Иннокентий уже долго брёл по живописной дорожке парка. Высокие сосны, опьяняющий воздух, щебет птиц – всё вынуждало присесть и отдохнуть. Наконец, неспешно обогнув Круглый зал, он вышел к прудам и в одночасье забыл, зачем приехал сюда. Прямо на узкой тропинке, окаймляющей травянистый берег, стояла самая настоящая эльфийка. Иннокентий не сразу её заметил, настолько естественно и гармонично она смотрелась внутри пейзажа. Но только увидел, так тут же и обомлел; её длинные волосы цвета меди, точно спокойные речные волны, переливались в золотистых лучах солнца, а в красивых больших глазах отражалась синева небес. Эльфийка не двигалась. Она просто стояла, будто застыв, в прекрасной задумчивости над водой.

Глава 2. Рыжеволосая эльфийка, играющая на скрипке

Лея, самая обычная девушка-красавица, избалованная хорошей жизнью и вниманием поклонников, однажды согласилась на одну авантюру. По пути с очередного скучного свидания её посетила шальная мысль:

«А не плохо было бы сейчас прикупить вина, да угоститься им под запеченную курочку».

Идея взбодрила. Лея направилась в магазин, размышляя о том, какого вина ей бы сейчас хотелось. И ещё решила, что сама готовить не будет, – а сделает проще – купит цепленка-гриль.

Но подходя к «Пятёрочке», она спохватилась: эх, время-то уже перевалило за десять вечера! Увы, похоже, ничего не получится! С лёгкой досадой посмотрела вокруг. Вечер не задался. Обогнула магазин, вошла во дворы, чтобы срезать путь до дома и тут, проходя под кирпичной аркой, наткнулась на Лешку – старинного друга детства ещё с горшечного периода.

Оказалось, шёл он домой с какого-то дня рождения, и от него пахло праздником. Набившись в провожатые, Лёшка изменил свой маршрут, и дальше двинулся с Леей. Сначала разговаривал он, но затем, когда запас его слов иссяк, все больше молчал и только изредка кивал головой. Лея же ему вещала о том, что последнее время живёт как образцовая леди: ходит к стоматологу, стильно одевается, не ввязываться в сомнительные авантюры и вообще, ведёт скучную жизнь из разряда «с работы-домой». Неожиданно из уст её друга прозвучало необычное предложение: «А давай конус с*издим?»

Лея посмотрела через дорогу. На противоположной стороне, в кустах, валялся забытый конус дорожных работ.

– Он тебе нужен? – спросила Лия.

– Нужен! – ответил Лёшка, – ты мне друг или поросячий хвостик?

Оглядевшись, они и направились к цели. Но уже на полпути становилось понятно, что это не конус. Подойдя ближе, Лия увидела, что это всего лишь оранжевый пакет. Она разочарованно попинала его носком лакированный туфельки. В пакете что-то брякнуло.

– Ух, ты! – воскликнул Лёшка.

Нет, это оказалось не вино, но зато целая бутылка коньяка. Запечатанная и даже с чеком.

– Желания сбываются? – задумчиво произнесла Лея.

– А то! – поддержал её друг.

До дома оставалось пройти пару кварталов. Лёшка снова болтал без умолку и кривлялся, а под конец пути сказал:

– Вот ты говоришь «работа-дом». А хочешь, завтра поучаствовать в фотосессии? – Лея недоверчиво взглянула на провожатого. – Да нет, ничего такого! Помнишь Костю – в параллельном с нами учился? Он ещё на реконструкции потом подсел там всякие – рыцари-шмыцари. Помнишь?

– Ну.

– Так он до сих пор ещё, представляешь. Мужику почти тридцатник, но не суть. Они с женой костюмы сейчас шьют для таких же, как они, для любительских театров там, продают, короче. Профессионально. И это, – у них модель одна заболела, в общем, если хочешь, можно развлечься. Не бесплатно.

– Ты откуда знаешь? Тоже в рыцари записался?

– Я? Нееет! Встретились тут случайно, посидели, вспомнили за жизнь. Ну, а что?

– Что? – Лея остановилась перед подъездом своего дома и, вздохнув, тепло посмотрела на друга детства. – В модели меня записал, значит?

– А чего, ты вполне даже очень, – Лёшка попытался чего-то сказать еще, может и комплимент даже, но кроме невнятного мычания из него ничего не вышло.

– Тощая дылда я, хочешь сказать?

– Нееет, ну ты чего? Это, я же, ну ладно. Короче, кофем угостишь? – Вдруг вполне чётко ляпнул Лёшка, при этом икнув.

– Ну, ты Лёха – обормоха! Пойдем, но только если с коньяком!

– Идёт! – оживился друг, – по пятьдесят.

Следующим утром, после полуторачасового грима, Лея сидела перед зеркалом в гримерке и с искренним удивлением изучала себя. Из зазеркалья на неё глядела лесная фея. «Круто!» – мысленно она оценила образ. Приоткрылась дверь. В проеме появилась борода. За ней Лея угадала Лёху, одетого в латы из кожи и с круглым рогатым шлемом на голове.

– Круто! – почему-то шёпотом произнес викинг. – Ну, чего, едем?

Фотосессия проходила в Павловском парке. До места ехали минут сорок. В микроавтобусе кроме Леи и Лёхи были еще: вампир, злая ведьма, два гнома и, кажется, Гендальф.

Приехали. Оставили транспорт перед воротами парка и, как сказал Костя, отправились искать волшебные озёра. Шли величественно, как представилось Леи, не торопясь. Люди, гуляющие по аллеям, оглядывались на них, дети тыкали пальцами, весело смеялись. По началу Лея ощущала себя неловко, но постепенно и неожиданно, её вниманием вдруг завладели деревья, небо, солнце сквозь ветви, да душистый воздух, пропитанный травами и цветами. «Боже, – думала она, – как же прекрасно. Почему никогда я не была здесь раньше?»

Пришли на озёра. Расположились на небольшой полянке Лее вручили скрипку для образа и сказали пока отдыхать. Костя занимался с гномами, Леха о чем-то смеялся с вампиром и ведьмой, а Лея в создавшейся паузе решила пройтись. Приподняв подол длинного платья цвета морской волны, она, осторожно ступая, подошла к воде. Зеркальная гладь завораживала. Солнце приятно грело. Лёгкий ветерок перебирал её волосы, нежно щекотал кожу. Она стояла на берегу – смущенная, очарованная и красивая. Ей показалось, что на неё кто-то смотрит – пристально и настойчиво.

Лея оглянулась. На поляне, за кустами спиреи, ходили ребята, с которыми она приехала. Посмотрела по сторонам – вроде ничего особенного. И тут, она увидела его – человека, который следил за ней. Выглядел он немного странно. Смотря на Лею, мужчина забавно суетился рядом с расставленным мольбертом, как будто искал потерянную вещь.

Выглядел он лет на сорок, может быть сорок два. Внешностью напомнил Роберта Дауни-младшего . Такой же черноволосый непоседа с глазами гения. Лея улыбнулась собственным мыслям и плавно пошла к художнику.

Приблизилась. Поздоровалась. Обошла мольберт и взглянула на чистый лист.

– А где же картина?

– И-и-звините! Здравствуйте! – пролепетал художник, – Я, я только что пришёл и не успел… Я…

– Жаль. – Лея вкрадчиво улыбнулась и хитро прищурилась.

– Вы эльфийка? – спросил Дауни-младший. На его лице появилась нечто отдалённо напоминающее улыбку. – Вы играетете на скрипке? – Лея собралась с ответом, но не успела, – на самом деле я здесь хотел, – собирался рисовать этюды, не картины, – затараторил художник, – знаете, это такие наброски, сюжеты, чтобы расписаться. Понимаете? У меня небольшой кризис и я подумал, что может быть хватит, уже пора, надо. Но тут вы, – он кашлянул в кулак, Лея кивнула, – Вы там стояли среди деревьев. Это солнце, озеро, вы, вы, вы так прекрасны! – выпалил он последние слова и замер.

– Спасибо, – кивнула Лея, – приятно конечно, но это комплимент эльфийке. И на скрипке я не играю. Это для образа. А завтра ничего уже не будет. Только если на фото.

– Нет-нет, это вам, вам! Я художник, мы художники, мы видим немного глубже, по-другому. Ваш образ. Он безупречен. И кто его делает столь прекрасным? Это же вы! Вы!

Лея вновь улыбнулась. Ей показались искренними его слова.

– И что же мне с этим делать?

– Ничего. Может быть только, если бы вы согласились, чтобы я как-нибудь написал ваш портрет?

Эльфийка обвела взглядом Роберта, сделала задумчивый вид, и пожав плечами, улыбнулась.

– Я подумаю.

– Лея! – услышала она своё имя. Это был голос Кости.

– Это вас? Вас зовут Лея?

– Да. Гномы, вампир и ведьма меня потеряли. Мне пора.

– Если вы придёте, я буду безумно счастлив! – с чувством сказал художник и протянул визитку.

– А я, – спросила Лея, – буду счастлива? Приняла карточку, повернулась и неспешно пошла на поляну.

«Иннокентий Петров» – прочитала имя.

Глава 3. Две фигуры, разговаривающие между собой

Прошёл ровно год. Этюды так и не начались, зато в мансарде художника прибавилось новых картин. Кризис растаял, исчез, точно в оттепель снег. Иннокентий лежал в постели и наблюдал, как только что проснувшийся, маленький солнечный зайчик из еле заметного белого пятнышка медленно превращается в яркий солнечный блик. Сначала он увеличивался в размере, рос. А затем начал плавно, точно с опаской, сползать с лакированной рамы картины в лес – в густую листву ив. Ещё чуть-чуть, и коснётся лапкой кончика длинного ушка прекрасной эльфийки, стоящей на берегу небольшого озера со скрипкой в руке.

Иннокентий взглянул на Лею. Она лежала рядом и, овернувшись к нему спиной, поджав колени, спала. Медные пряди волос вьющимся пламенем рассыпались по одеялу и простыне – красота, граничащая с фантастикой. Он окинул взглядом комнату: картины, картины – и везде она – серьёзная, строгая, улыбчивая, смешная. Лея смеётся.

Иннокентий вспомнил их первую встречу. Здесь. Она смеялась так естественно, заразительно и легко, будто ребёнок, радующийся новой игрушке. А он смущался, рассказывал что-то о композиции, ракурсе, свете; серьёзничал, болтал, словно боясь тишины, предлагал ей чаю, в общем, – изображал. Иннокентий нахмурился.

Сумрачной грустной тенью снова сдавило грудь. В памяти всплыл вчерашний разговор на кухне. Сидели. Молча смотрели в планшете фильм. Вечер клонился к ночи.

– Почему мы вместе? – тихо, немного растягивая слова, спросила Лея.

– Что?

– Я спрашиваю, почему мы вместе, точнее, зачем?

«Ну, вот опять!» – Застучало в висках.

– Наверное, потому что нам хорошо?

– Да. Хотя бы кому-то должно быть хорошо. – Лея смотрела на экран планшета остекленевшим взглядом. Казалось, что она пропала, ушла глубоко в себя, в свои самые потаенные мысли. – Наверное, нам надо расстаться, – выдержав паузу, проговорила Лея.

– Ты хочешь уйти? – сдавленно произнес Иннокентий. Он смотрел на неё и боялся. Боялся и ждал.

– Не знаю.

Солнечный зайчик давно превратился в огромного жирного зайца, на половину накрывшего фею у озера. Лея спала, а Иннокентий просто лежал и думал:

«Когда же все началось? С чего? В первую ночь? Тогда она отвернулась, сжалась в комок и застыла, точно чужая. Что же такое? Куда все исчезло разом, – нежность, улыбки, Лея. Плакала тихо, горестно, как плачут души, съедаемые одиночеством.

Утром ушла. Вернулась вечером. Как будто и не было ничего. Улыбнулась. Поцеловала. Вошла»

– Ты меня любишь? – спросил он её однажды. Осень тогда покрывала коврами парк. Летели кленовые листья.

– Не знаю.

– А ты меня?

– Конечно.

– И что же мне с этим делать?

Её любимый вопрос. Звучит, как загадка с двумя неизвестными фигурами и эт� неизвестные – мы – отринув воспоминания, Иннокентий вновь посмотрел на Лею. Она не двигалась. Лежала все в той же позе.

«Кто ты? – услышал её голос в своей голове, – Петров, зачем я тебе нужна?».

Вздохнула, потянулась и медленно повернулась на спину. Зачмокала губами, точно хотела пить. Затем приоткрыл глаза, и взглянула на Иннокентия. На ее лице появилась улыбка.

– Доброе утро! – сонно сказала фея, – сколько время?

Не дожидаясь ответа, она подвинулась, положила голову ему на грудь, её руки обвили его тело, а коленка легла на живот.

– Не знаю, – прошептал Иннокентий, – Суббота.

Как будто и не было того разговора, не было ничего, – выяснений, грусти. Вот так и лежал бы. До самой, до самой, до самой….

***

– Дурак! Кеша, Господи, ты настоящий идиот! – Катька сидела на стуле, закинув ногу на ногу. При этом она умудрялась одновременно кормить племянника Иннокентия – Сёму, который сидел у неё на коленях; успевала пить чай и тут же вникать в проблемы брата. Причём Иннокентий и не думал с ней говорить на личные темы. Просто у неё был талант – расковыривать то, что назрело.

Он молча смотрел на сестру и слушал. Она была младше его на четыре года, – трое детей, муж и полный комплект бытовых удобств. Как говорится – жизнь удалась. И теперь, когда все что нужно, она уже разузнала, наступала её очередь. А ведь Иннокентий просто пришёл поздравить ее ребенка. Принес подарок. Племяннику исполнилось три…

– Вот, ты скажи что нужно женщине? – продолжала она свою речь. Молчишь? – Женщине нужна семья! Любимый муж рядом, вот чего. А ты голову морочишь: «любит – не любит». Если не уходит, значит любит. Понял? Только знаешь чего, сколько ей лет, под тридцатник, больше? Семья ей нужна, Кеша, а не это – не рыба-не мясо. Смотри, допляшешься. Развернётся в один прекрасный момент и уйдёт. К другому. – Иннокентий напрягся. – А ты сам-то любишь её, или так, туда-сюда, поиграться? Может ты её это, для постели держишь?

– Катя, ты за языком то следи, – вставил свои три копейки Иннокентий. Да, он понимал, что права Катька, конечно, права. Но сам почему-то всегда избегал поднимать вопросы с такой стороны. Никогда он не был женат, увлекался – было, но чтоб так разрывало грудь – впервые.

– А ты за головой следи! Ага? Девка хорошая, красивая, честная. Что смотришь? Думаешь, чего она ревёт, да разговоры разговаривает? Это потому что мысли у неё правильные. Жить с мужиком вне брака – это знаешь, как раньше считалось! Грех. Откуда знаю? Догадайся с трех раз. – Иннокентий сидел, как будто его подушкой по голове огрели. С прилипчиком так.

– Она мне никогда не говорила, что замуж и все такое, – оправдывался Иннокентий.

– И не скажет. Кеша, она у тебя живёт? Да. Ты её принял, позвал, пригласил, не знаю чего там… Да. Так, дальше чего? Кто она тебе? Логику чувствуешь? Тебе-е… Не ей. – Иннокентий молчал. – Нет, честное слово, я бы давно от такого дурака ушла. А она ещё терпит. Любит такого идиота и терпит.

***

Он бежал. Договорились поужинать в ресторане. По голосу понял, что Лея согласна и рада. После работы. Время есть. За час успею! – он перепрыгивал через ступеньки в метро, петлял в потоке людей, забегал в закрывающиеся двери поезда и думал; думал про все – о себе, о Лее, о Катьке – о её простой мудростью не по годам, о жизни.

До конца рабочего дня оставалось двадцать минут. Иннокентий стоял в толпе и ждал. Светофор заклинило, как на зло. Автомобилей не много, но они неслись так, поджигаемые внезапной свободой, будто ракеты в космос. Нервно сжимая в кармане коробочку, он погруженный в себя гадал: Что она скажет? Подумаю! Улыбнётся или посмотрит – так, свысока. Хорошее колечко, красивое. Что я скажу? С чего начать? Иннокентий ушёл в свои мысли, время катастрофически утекало, а люди стояли, теснились, пожимали сзади. Вдруг позабыв обо всем вокруг, как в забытье, Иннокентий сорвался с места и бросился на ту сторону улицы в образовавшийся просвет.

Удар случился внезапно. Сначала вспышка, и все потемнело сразу. Затем тишина. А дальше, открыв глаза, он увидел Лею. Она сидела с прямой спиной, бледная и серьезная. Иннокентий обвел глазами комнату – белые стены, белый потолок, жёлтая лампа свисает сверху, как у него дома, в мансарде на пятом этаже хрущевки. Странный запах. Лекарствами. Лея молчала.

– Где я? Что случилось? – он попробовал приподняться, пошевелить рукой, чтоб каснуться её ладони. Не получилось. Больно. Бинты, какие-то провода. – Лея. Привет.

– Привет. – она едва улыбнулась, даже как-то натужно. – Как ты? Добегался? – в её глазах сверкнула печаль. – Петров, ты дурак! Ты знаешь?

– Прости.

Она сидела с ним долго, пока не выгнали. Затем пришла на следующий день. Потом приходила снова и снова, сидела и смотрела на него, когда он спал, когда просыпался – смеялась, рассказывала о лете, о том о сем, новости – и Иннокентию становилось легче. Бинты постепенно сняли, перевели из тяжёлой в общую. Прошёл почти месяц, как он валялся в больнице. Врач приходил, щупал пульс, заглядывал в глаза и говорил: «Ещё повезло. Чудом выжил. А могло быть и хуже… В рубашке родился»

Да, уж, в рубашке, – думал везунчик. Лежал и с грустью смотрел на ноги. Одна осталась. «Другую пришлось отнять – сказал доктор, – Хорошо, хоть, не выше колена. Главное жив».

Ленивой чередой текли больничные дни. Время шло к выписке и накануне вновь пришла Лея – принесла фрукты, рассказала новости. Иннокентий ее обрадовал, что скоро домой, она смеялась, гладила его по руке и вдруг, подумав о чем-то, стала серьезной, точь-в-точь как туча закрыла солнце.

– Петров, я уезжаю!

Иннокентий смотрел ей в глаза и пытался найти ответ на свой беззвучный вопрос. Лея молчала. Спокойное, расслабленное лицо не выражало никаких эмоций.

«Ты хочешь уйти?» – рвался вопрос наружу.

– Куда? – спросил он тихо, выдержав паузу.

– К отцу! Помнишь, я рассказывала, у меня, у папы бизнес в Норвегии. Он уже, как год периодически меня зовет к себе работать. А я все сопротивляюсь. Знаешь, упрямство.

На ее лице появилась мягкая улыбка. Иннокентий помнил о ее отце. Он занимался какими-то природными материалами. Крутой мужик – как тогда он подумал, услышав впервые о нем от Леи.

– На долго?

– Не знаю. Как пойдет. Может год, может меньше. – Иннокентий молчал. Его лицо подернулось мрачной грустью. – Может денег заработаю для нас, – добавила Лея и коснулась ладонью бедра Иннокентия.

– Для нас? – пытался съязвить Петров. Лея молчала. – Когда уезжаешь?

– Самолет сегодня ночью.

– Сегодня? – Иннокентий попытался сесть на кровати. Внутри его кипели эмоции. Но Лея его остановила, коснулась ладонью груди, наклонилась и поцеловала в щеку.

– Все будет хорошо! Мне пора! Ты выздоравливай.

Она встала, сдержанно улыбнулась и, оглянувшись в дверях, вышла из палаты, оставив Петрова без ответов на пугающие его самого вопросы.

Глава 4. Кладбище бумажных самолетиков

Иннокентий лежал на диване. Глядя в окно и поигрывая желваками на скулах, он пальцами левой руки нервно крутил угольный карандаш. В правой держал самолётик. На остром крыле красивым наклонным почерком написано имя: Лея. С тех пор, как она уехала, Иннокентий почти не выходил из дома. Работал в мастерской мало: какие-то заказы от старых клиентов, случались продажи его работ на выставках, но это не много, так – поддержать штаны. И то хорошо. А однажды раздался звонок в дверь. На пороге стояли двое парней – представились Алексей и Костя. Как оказалось, Лея дала им адрес. Узнав, что у него есть её портреты, дюже заинтересовались тем самым – у озера, где Лея со скрипкой в образе феи. Иннокентий их пригласил внутрь, посидели, поговорили. Конечно, портрет отдавать он не стал, да Костя (похоже ему интересней было) особо и не настаивал. Он предложил Иннокентию поработать с ним – отрисовывать вещи, костюмы для его персонажей придумывать. Обещал платить.

«Забавный парень – подумал тогда Иннокентий о нем. А этот, – глядя на Алексея, – вполне мог за ней бы ухлестывать. Хлыщ».

Дни снова тянулись один за другим, сливаясь в одну, постоянно звучащую ноту. Иннокентий сидел дома, смотрел в окно и, казалось ему, что и не окно это вовсе, а просто картина с постоянно меняющимся унылым сюжетом.

Иннокентий поднял руку и самолётик с именем прекрасной эльфийки плавно спикировал в дальний угол комнаты. Рядом запищал телефон. Открыв, он просмотрел сообщение в Whats App.

Лея: «Привет. Как дела? Мы в Брюггене)»

«Хорошо, поздравляю!» – подумал он.

После отъезда Лея писала часто. Сначала. Почти каждый день. А дальше все реже, два, может три раза в неделю.

«Ну, это понятно, – думал Иннокентий, – там поинтересней: работа, заботы, новые друзья. Конечно, новые друзья!»

Фотографии с папой, фотки с работы, вид из окна, вид из автобуса по пути в Прекестулен. Лица – улыбающиеся молодые лица. Лея смеётся, Лея с подругой, Лея в походе – горы, костёр, красивые парни…

Однажды, после очередной переписки с Леей (это был первый контакт за последнюю неделю), Иннокентий открыл бутылку вина и устроил себе разгрузку. Напился, но не придумав ничего внятного, чтобы развлечься, просто уснул. Очнулся ранним утром. На телефон пришло сообщение от нее – фотография, сделанная на рассвете со старого маяка. Солнце немного касалось воды, небо в розовых облаках, море. Иннокентий ничего не ответил на сообщение, закрыл глаза и утоп в похмельной дремоте. Он видел Лею в лучах молодого рассвета, как она сидит на берегу с мужчиной. Он молод, силен, он обнимает её за плечи и ей хорошо.

«А ведь ей хорошо! – думал он, выныривая из хмельного дурмана, – ей хорошо, – повторял, ныряя вновь».

Вечером он написал:

«Привет, Лея! Здорово! Фотка чудесная. Однако, я тут подумал, я тебя понимаю. И не виню. Честно. Нам нужно расстаться. Да. Я так решил. Считай, что тебя я бросаю. Тебе же лучше будет, не надо с калекой… Короче, ты не пиши мне больше, хорошо? И я не буду».

Лея не ответила. И больше не писала.

«Ну, вот и все, – думал он, – все; все честно, все теперь правильно. Всё!»

Прошла зима и солнце снова залило мансарду на пятом этаже в хрущевке. Солнечный зайчик завис над плечом эльфийки со скрипкой в руке. Иннокентий сидел, смотрел на портрет и, завалившись на спинку дивана, складывал очередной самолёт из тетрадной страницы. Обросший, не бритый третьи сутки, пытался себя поднять – надо идти в магазин, еда на исходе. Но вновь накатила тоска. Он сел, а встать не смог. Сидел, уставившись на портрет, складывал самолётики с именем феи и отправлял в полет. Фьюить! – целое кладбище их уже там, в дальнем углу комнаты; кладбище воспоминаний.

Раздался звонок в дверь. Иннокентий вздрогнул. Потянулся, взял костыли и пошел открывать.

«Костя, наверное. Хотел прийти сегодня. Чего так рано?» – подумалось в первую очередь.

Загремел ключами. Открыл и прямо перед собой увидел Лею. Она стояла, смотрела на него с серьёзным выражением лица и молчала – прямая, красивая, строгая. Иннокентий остолбенел, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Лея развернулась и влепила ему со всего маху пощёчину. Петров не удержался, потерял равновесие и с шумом рухнул на пол в прихожей.

В голове звенело. Он подтянулся на руках, оперся спиной о стену и посмотрел на подругу.

Лея подошла, села рядом, обняла его и сказала: «Петров, ты знаешь, что ты идиот! Я не сбежала от тебя. Завтра мы идем в клинику, будем примерять тебе протез. Я поехала, чтобы заработать денег для тебя. Ты снова сможешь ходить нормально, понимаешь? Ты это понимаешь?» В этот момент у Иннокентия в горле образовался ком, он не мог сказать ни слова… Он прижал ее к себе покрепче и заплакал.