Неизвестная солдатская война [Валерий Фёдорович Мясников] (fb2) читать постранично

Воскрешение правды

Две толстые тетради с остатками черного дерматинового переплёта и пожелтевшими, рассыпающимися по углам листами. Когда они впервые попали в мои руки, я долго привыкал к мысли, что на этих полуистлевших страницах химическим карандашом писал солдат именно в те дни – 1943–1945 годов.

Аккуратно переворачиваю листы, а с их краёв, словно мишура, сыплются кусочки бумаги с фиолетовыми буквами и даже целыми словами, из которых сложились два трудно постижимых года между жизнью и смертью.

Да, это – дневник рядового той войны.

Казалось бы, какие причины для особых волнений? Солдатские письма военного времени можно увидеть под витринным стеклом многих краеведческих и школьных музеев. А уж боевых эпизодов, подробностей фронтового быта достает и в художественной, и в мемуарной литературе. Сейчас мы, люди послевоенных поколений, считаем, что о той войне знаем почти всё.

По крайней мере, гораздо больше, чем о девятилетней войне в Афганистане. А когда мы будем знать всё об афганской войне? Сколько ещё лет правде пробиваться к нам сквозь прочные стенки сейфов, запреты цензоров и ревнительных хранителей "принципов", сквозь официальные мнения и трусость чиновников?

Если об этом судить по дневникам разведчика Григория Лобаса, то – ни одно десятилетие. Потому что и сегодня ни в каком музее не увидишь столь обнажающего фронтовую действительность документа 1941–1945 годов. Потому что и сегодня ещё никто из авторов мемуаров (а среди них, как правило, нет рядовых) не решился сказать то, что было записано рукой Григория Лобаса полвека назад. Потому что окопная правда, так трудно, по толике доходящая до нас вместе с книгами Сергея Смирнова, Ивана Акулова, Вячеслава Кондратьева, Василия Гроссмана – это ещё не вся правда.

Не знаю, удастся ли где-нибудь опубликовать дневник и воспоминания Григория Тимофеевича Лобаса без купюр. Уж слишком в необычном, точнее сказать, непривычном для нас свете предстаёт Великая Отечественная война с его слов. Принять такую войну сразу трудно. Трудно не только тем, кто, пройдя через неё, зная её и такой, тем не менее в печати и на трибуне никогда не выходил за рамки «массового героизма», «беззаветной преданности» и «стойкости».

Трудно принять войну Григория Лобаса и нам, родившимся после неё и знавшим о ней только то, что освящало её, только то, что порождало трепетное отношение к «отцам»-командирам всех рангов, только то, что возводило эту войну в некое чистилище особой «советской» нравственности и особого строя, единственного в своём роде, способного вынести такие испытания.

Возможным первым издателям и первым читателям вначале покажется, что солдатский дневник разрушает святые для нас понятия. Действительно, война, воспроизведённая на обыденном уровне – страшная вещь. Цинизм и обнажённость страстей, нескрываемая боль и доступность сиюминутужелаемого, густо замешанные грязь и кровь – всё это, в солдатском сознании гипертрофированное и в то же время прощаемое обреченностью завтрашнего дня, конечно, ничего не добавит к известным моральным ценностям.

Но при этом солдатская правда поможет нашему современнику в трёх значительных обретениях.

Первое. Начертав на своем знамени демократизации слово «правда», как одно из важнейших ее завоеваний, нельзя идти к правде через фарисейство. Оно не может быть оправдано никакими высокими целями. Наш современник знает об одном из самых трагических периодов истории своей страны во многом из учебников и воспоминаний маршалов, генералов, командиров различных степеней, если не всегда конъюктурно написанных, то практически всегда конъюктурно отредактированных. И сегодня уже нельзя лишать права знать о войне из уст простого солдата.

Правда, неотобранная и неклишированная, не приспособленная к официальным установкам и оценкам авторитетов, а именно ОБЪЁМНАЯ правда возвращает современнику утерянное ДОВЕРИЕ.

Второе. Мне кажется совершенно несостоятельным распространённое мнение, будто невозможно прийти к пониманию высоких целей и моральных ценностей через материал, воспроизведённый на уровне обыденного сознания. Вспомним об исторической онтологии – учении об ускорении мысли в основах бытия.

Убеждён, что страшные и безобразные натуралистические картины в восприятии рядового солдата, не имевшего понятия об онтологии, но тем не менее стоящего к истине зачастую ближе, чем иные всё объясняющие философы, помогут современнику сделать свой непредвзятый нравственный выбор. И выбор этот будет не в пользу войны, не в пользу насилия, не в пользу бездушия и бездуховности.

И, наконец, третье. В дневнике немало таких мест, которые истинному патриоту и просто совестливому человеку невозможно будет прочесть вслух. Но сколь бы неоднозначными показались суждения и поступки автора дневника, проницательный читатель, в конечном счете, увидит главное. Нравственная позиция простого русского солдата, его отношение к Отечеству являют собой тот глубинный,