Дом [Игорь Маркович Росоховатский] (fb2) читать постранично, страница - 2

старик. — А может быть, я его раньше не замечал? Шуточки стариковской памяти? Этого еще не хватает к „букету“ моих болячек. Но почему этот домик кажется таким знакомым?»

Он обходит вокруг постройки несколько раз. Домик почти плоский, менее метра в ширину. И все же имеется дверь на петлях.

«Где же я мог видеть такой домик раньше?»

И вдруг вспоминает.

Точно такие домишки — покосившиеся, с одним окошком и с обязательной трубой — он и его сверстники рисовали в детстве.

«Уж его-то наверняка строил такой же старик, как я», — думает он, насмехаясь над властностью своей памяти. Но почему-то тревога закрадывается в его неспешные мысли.

Он подымает голову и видит, что из трубы домика в небо вьется дымок. Пахнет свежеиспеченным хлебом.

«Чудится», — думает он, но не может удержаться, чтобы не заглянуть в окошко. Улавливает за темным стеклом какое-то движение и плечом толкает дверь. Она открывается со скрипом…

Теперь запах свежеиспеченного хлеба совершенно явствен. Веет теплом и еще чем-то очень знакомым.

Он переступает через порог, и дощатая дверь закрывается за ним, проскрипев на ржавых петлях.

Слышится голос, который он бы не спутал ни с каким другим:

— Это ты, Даня? Наконец-то! Целые дни в мяч гоняешь. Ну, чего остановился у порога, как в гостях? Ох, что мне с тобой делать, сорванец?

У него мелко задрожали колени. Он заметил в углу какую-то скамейку и осторожно опустился на нее, боясь, что она рухнет под его тяжестью.

Голос умолкает…

Теперь он различает уже не только запах хлеба, но и запах дерева, из которого сделаны стены, и запах прели — потому что пол в коридоре прохудился, а отец, несмотря на напоминания матери, никак не соберется починить его.

Старик прислушивается к себе, с удивлением отмечая, как зарождается новое чувство — ожидание праздника, чуда, словно в детстве, когда он встречал утро каждого дня с надеждой: сегодня произойдет что-то радостное, не похожее на другие дни. Стены, пол, потолок дома словно бы излучают уют и спокойствие. Он всматривается в полумглу и различает светлый прямоугольник там, где должна висеть картина, и темный прямоугольник книжной полки. Он мог бы назвать на память заглавия, отпечатанные на корешках книг. Сейчас он проверит себя, встанет и возьмет третью от края полки книгу. Это должен быть «Робинзон Крузо»…

— Долго же ты гонял где-то, Даня. Умаялся? Ноги, поди, не держат. Ладно уж, отдохни сначала, а потом ступай к столу. Да руки не забудь помыть…

«Отдохни, отдохни сначала», — как эхо, отзываются стены и потолок. И пол скрипит: «Отдохни»…

Он вытягивает ноги и прислоняется к теплой стене. Скамейка уже не кажется ему маленькой и хлипкой. Можно даже улечься на ней, что он и делает. Приятная истома разливается по всему телу. Прекращаются нытье в пояснице и колотье в боку. Запахи дерева и свежеиспеченного хлеба сливаются в один — позабытый, родной. И не надо даже проверять себя и протягивать руку за «Робинзоном Крузо». Он и так знает, что вернулся домой. Это чувство долгожданного уюта не может подвести его, обмануть. И старый архитектор, создавший столько сложных и дорогостоящих проектов, впервые понял, каким должен быть идеальный дом, черты которого он всю жизнь искал, соединяя различные варианты зданий в своем воображении. А искать надо было в памяти…

…— Дедушка, где же ты? — плачет мальчик. — Дедушка…