Двуликое (СИ) [Ксения Вячеславовна Рыжикова] (fb2) читать постранично

  Чёртовы офисы. Унылые инкубаторы стерильных мозгов, убеждений и жизней. Всегда ненавидел эти "строгие минималистичные интерьеры", якобы создающие "рабочую обстановку". Наверное, даже больше, чем пустые глаза планктона, обитающего в этих стенах изо дня в день.

  Каждый волен сам выбирать себе "день сурка". А мне хватило и нескольких часов в этом филиале ада.

  Когда я наконец выполз из душного фойе, на улице сгустилась приличная темень. Не ночь, но почти. Глубоко вдохнув прохладный воздух и быстро оглядевшись, я вставил в одно ухо наушник-вкладыш и направился к автобусной обстановке.

  Странно пустые улицы. Казалось бы, весна, погода шепчет, конец рабочего дня! Народу полагается табунами бродить по местам вечернего отдыха, но...

  На остановке аншлага тоже не наблюдалось. Возле самой дороги зябко подрагивала на ветру парочка подростков-неформалов, чуть подальше ссутулился какой-то потрёпанный мужик - вот и вся публика. Ни снующих по ларькам мутных личностей, ни таксистов, вечно занимающих автобусный "карман"... Даже курьеры, свято уверенные, что тротуар под аккуратно огороженными деревцами - их личная парковка, куда-то пропали. Удивительно.

  А впрочем, так даже лучше. Меньше народу - меньше шума. Я оперся спиной на стенку крытого автобусного павильончика и приготовился ждать транспорт.

  Когда-то я любил тёмное время суток. Лет до шестнадцати, как и большинство детей, я был убеждённым жаворонком, а вот ближе к диплому дислоцировался в лагерь сов, где до сих пор и пребываю. Ни работа, ни семья, ни отношения сей факт изменить так и не смогли. В мире, построенном жаворонками, сове найти своё место иногда весьма непросто, но ни один жаворонок не способен ощутить свободу, которую испытываешь, прогуливаясь по самым тёмным улицам на грани поздней ночи и едва-едва начинающегося утра.

  От размышлений меня отвлекло робкое похлопывание по рукаву. Я обернулся и обнаружил рядом девчушку лет, может, девяти на вид. Худенькую, с короткими каштановыми волосами и большими тёмными глазами. Серо-зелёная тонкая ветровка с растянутыми карманами, синий джинсовый комбинезон, немножко смущённый вид - ровным счётом ничего необычного. Кроме факта, что ребёнок гуляет в тёмное время суток один.

  - Дяденька, помогите, пожалуйста, - тихонько попросила девчушка.

  Я вытащил наушник из уха.

  - Заблудилась?

  - Там папа в подвал упал, я боюсь одна спускаться. Помогите ему подняться, пожалуйста, дяденька.

  В детской мимике я смыслю не особо, но тогда готов был спорить, что ни логичного вроде бы страха, ни даже простого испуга в чёрных детских глазах не заметил. Только лёгкое смущение и, может, ещё растерянность...

  По-хорошему, надо было бы позвать ещё кого на помощь. Вдруг её отец - шкаф два на два, что тогда? На себе из подвала корячить?

  Хотя, наверное, вряд ли кто-то согласился бы пойти неизвестно куда неизвестно с кем, да ещё по темноте. Я бы себя так точно подальше отправил.

  Но не отправлять же, в самом деле, ребёнка.

  Я вздохнул.

  - Ну веди, чё делать.

  Подвал находился буквально за пару дворов от остановки. Ни оживлёнными дорогами, ни прохожими, ни даже уличной шпаной в радиусе пятидесяти метров там не пахло. Будто на пустырь попал - даром что жилой двор. В некоторых окнах свет ещё горел, но большинство пялилось на улицу безликой сонной чернотой. Кажется, единственные, кто хоть как-то бдел - это фонари вдоль дорожек, так и то половина филонит.

  Сегодня вообще весь город как снотворного наглотался.

  Подойдя к одному из подъездов, девчушка указала на открытую дверь - соседку подъездной. Пыльные бетонные ступеньки уходили куда-то в недра подвала, почти сразу теряясь в темноте. Я опасливо глянул вниз и заметил груду, кажется, одежды - или каких-то тряпок, - у подножия лестницы. Рассмотреть бесформенную кучу толком не получалось: ближайший фонарь находился метрах в тридцати дальше по улице, света катастрофически не хватало.

  И телефон, естественно, почти разряжен. Закон вселенского свинства. Любит он меня.

  - Эй! - неуверенно позвал я. В ответ послышалось неразборчивое бормотание. - Живой? Лежи, сейчас спущусь!