Белая молния [Сергей Васильевич Андрианов] (fb2) читать постранично, страница - 27

чудо-самолета. Никто!»

Зарубин вышел бы тогда из-за стола: «Вот это я одобряю. Одобряю, мой боевой летчик-истребитель!» Эта встреча виделась ему светлой, окрыленной, как сам полет. И Зарубин ждал Стороженкова. Ох, как ждал! Ведь сам он поступил бы только так, а не иначе, случись с ним подобная история.

Стороженков пришел к Зарубину через два дня. Ни слова не говоря, подал рапорт, совсем не веря тому, что с самим происходило, и еще на что-то надеясь…

И вот Стороженков ведет транспортный двухмоторный самолет. В авиации его называют воздушным кораблем. Спокойно сидит за штурвалом, по-хозяйски следит за приборами, время от времени поглядывая за борт. Зарубин восхищается: летает Стороженков! Летает! И к нему приходили мысли, которые оправдывали и его, и Стороженкова. Не всем же поспеть за стремительным двадцатым веком. Не у каждого психика успевает перестроиться, прийти в соответствие с бурно развивающейся научно-технической революцией. У кого-то могут быть и срывы, будь он кем угодно. Но в жизни всегда можно найти человеку место по душе.

Дождь и серая рвань туч остались позади. К земле все чаще и чаще пробивались солнечные лучи. Они выхватывали из дневной сумеречности то речку, то лес, то населенный пункт со сходящимися в нем дорогами. Скоро небо совсем очистилось, горизонт открылся, и вдали показался Косой бор. Белые домики, летное поле с серой посадочной полосой, полустанок и «сержантская тропа». Вдали возвышался и косо, под острым углом, уходил за горизонт сосновый лес. Стороженков энергично снизился и уверенно зашел на посадочный курс.

В полку был летный день. Самолеты резали свистящими крыльями воздух, и в окнах служебных зданий то и дело рождалась и угасала лихорадочная звень, гудела и успокаивалась земля. У людей был суровый и в то же время возвышенный вид. Новейший самолет полностью покорился им, стал их боевым оружием. Всюду, где Зарубин был, он отмечал удивительную гармонию неба, людей и самолетов. И это настраивало его на добрые мысли. Да, кипит жизнь… Все, как при нем.

Однако время торопило его. Козодой оказался прав — портилась погода. Вот уже заплыл горизонт, стушевалась, пропала за летным полем гора с Косым бором. Предупредив командира полка, чтобы он занимался своим делом, Зарубин направился к самолету.

Знакомая тропка плавно огибала капонир. Здесь когда-то стоял его самолет. Когда Зарубин улетал, тут часто маячила фигура техника Кудиярова. Отсюда он смотрел за взлетающим и идущим на посадку своим самолетом, чтобы вовремя встретить его. Кудияров низкого роста, круглый, как шар, и розовощекий, будто только что из бани. Ни мороз его не брал, ни жара. Подвижный и всегда улыбающийся. Зарубин не мог даже представить его себе задумчивым или грустным.

Сейчас он вспомнил своего техника потому, что на его месте давно стоит кто-то другой и неотрывно смотрит на летающие самолеты.

Подойдя ближе, Зарубин узнал в том человеке капитана Стороженкова. Его неподвижная фигура, тоскливый до жгучей полынной горечи взгляд перевернули Зарубину душу. Стороженков напоминал большую птицу, у которой перебиты крылья, и она со смертной тоской смотрела, как улетала родная ей стая. Неужели она не испытает мучительной радости неизведанного полета?..

У Зарубина что-то дрогнуло в груди. Вспышкой молнии осветилось прошлое. Думал о Стороженкове и о себе.

Видно, есть в человеческой душе такие струны, к которым не каждому дано прикоснуться. Это может сделать только сам человек. Надо только помочь ему их найти. Но как бы поступил Зарубин теперь, повторись со Стороженковым прошлое? Что сделал бы он, чтобы не видеть этого разрывающего душу пилотского взгляда?

Издали, со стороны бора, донеслись раскаты грома. С сухим треском надломилось небо. Резко ударило ветром, и тут же все как-то сразу оборвалось и замерло в неистовом ожидании грозы.