Тайны Энраилл [Ольга Савченя] (fb2) читать онлайн

Ольга Савченя Тайны Энраилл

Глава 1. Тактика Вольного

Кейел.

…и живут они слепо.

Вечный голод истощает их, но не видят они, оттого бессильны…

— Это светятся газы. Кажется.

— Ты даже не уверена, а продолжаешь нести ересь!

Точит он радость, освобождая место тоске. Тоска отравляет разум, и он, заболевший, толкает на вероломство…

— А у вас не ересь?! Ив, я училась другой профессии. Не моя это специфика, понимаешь? У нас для космоса… в смысле, для звездного неба! Для него целый раздел в науке отведен — астрономия. Это как если бы вашу гильдию объединить с гильдией инженеров и алхимиков. И еще, наверное, горняков каких и…

Снова отравляет чужую веру и селит сомнения. Она всегда будет чужой в Фадрагосе.

Я поправил сумку под головой, удобнее устраиваясь на лежанке из еловых веток. Плотный плащ, расстеленный поверх, не позволял иголкам колоться. Глубокий вдох пощекотал в носу терпким ароматом. От волос Ани тоже пахнет хвоей.

Нельзя думать о ней так часто. Она уже давно уводит меня с истинного пути и разжигает голод. Нужно помнить заветы.

Эмоции губительны усладой своей. И нет от них убежища и спасения. И лишившись защиты духов, с первым вздохом, обречен Вольный, как обречены безвольные…

— Зачем алхимикам изучать небо? Мы травы изучаем, Асфи. Роми, подкинь поленьев в костер. Сегодня холодная ночь.

— Просто лес сырой. Возьми мой плащ, укройся.

— Елрех, ты ведь не могла ей поверить. — Эльфийка теперь долго не успокоится, и Аня ей не уступит.

— А почему нет, недоверчивая Ив? Много ли исследователей крылья изучали? А Асфи говорит, что у них на звезды летали.

И бесстрашие будет даровано Вольному, сумевшему погубить проникшие в разум споры эмоций…

— На Луну!

Я крепко зажмурился. Оскверняет Луну и даже не понимает этого.

— Я не могу больше слушать твой вздор. — Однако Вольный сказал это спокойно. Лукавит?

— Заткни уши рогами! Тебе вообще хоть что-то, кроме своего хвоста, интересно?

Я подавил усмешку. Аня не восхищается шан’ниэрдами. Вообще с трудом признает другие расы всерьез, смотрит на них, как на животных — или с опаской, или с умилением. Что будет, когда она встретится с соггорами? Не стоит отвлекаться.

И обретет силу Вольный, не поддавшись тайным желаниям тела…

— Чем тебе не угодил мой хвост? Нормальные существа любят нас из-за него.

— И рога!

— И из-за рогов тоже.

— Не ругайтесь, всю живность в округе переполошите, — пробормотала милая фангра. — А если подкрадется хищник? Не заметим же.

— У тебя зрение хорошее, а у Ив уши длинные. В смысле, слух хороший.

И велика награда Вольному, прошедшему путь, не ослепнув и не позволив ростку жадности пустить корни, ибо с ней приходит вечный голод…

— Не переводи тему, Асфирель! Исследователи сделали множество открытий, и людей среди первооткрывателей на пальцах сосчитать. Как ваши люди подобрались к Луне? Как они ходили по ней, если она насквозь оледенелая? Они бы превратились в лед! И она бы не позволила топтаться по себе!

— Я знаю, в чем ее проблема. Елрех, извини, но не могу больше молчать. Ив, ты не забыла, что у них в мире только люди? Самые бесчестные и умные придумали, как враньем контролировать глупых. Разве ты не видишь? Посмотри на нее. Она сама на Луне не бывала, но верит и обожествляет тех, кто наврал ей.

— Обожествляю?!

И голод этот неутолим. Растет он с эмоциями и растит тоску по ним. И лишь одно спасение от него — время…

— Я одного не понимаю: как можно настолько оскорбительно к Луне относиться?! — возмутилась эльфийка.

Время Вольного бесценно…

— В ее мире нет духов. Кто накажет? Я вот уверен, что беспорядки у них именно из-за этого.

— Зато у нас они есть, — мягко воспротивилась фангра, — и иногда откровенный беспорядок оправдывается их именем. Не забывайте, как почтенная Сиелра воспользовалась этим.

Нужно было убить змею. Отправить Аню с милой фангрой к тайнику, а самому перехватить тварь по дороге в Обитель гильдий. Затащить в лес и приманить нечисть. Мивенталь помогли бы мне — укрыли следы, а хищники растащили бы кости.

— Ты просто привыкла к Асфирель, — гнула свое эльфийка, — вот и боишься обидеть ее.

— Упертая Ив, ты не видишь дальше собственных желаний. Асфи придерживается законов человечности, и иногда мне кажется, что в этом безумном своде есть что-то правильное.

Пылает Солнце, бросает отблески, отогревает эмоции. И побеждают они Вольного, уводят с истинного пути: плодят сомнения, отравляют разум и селят скверну в сердце…

— Человечность? — изумился шан’ниэрд. — Это очевидное возвышение расы над другими расами! И нас еще обвиняли в самолюбовании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Все, хватит. Я спать.

— Обидчивая Асфи, не обижайся.

— Не буду, но лучше пойду спать.

И слабеет Вольный. И руки перестают подчиняться ему. Сами обматывают ржавой цепью желаний тело и дух, а конец цепи отдают безвольным. Ладони обращаются в решето и не удерживают больше время. Осыпается оно с непослушных пальцев, отнимая взор Вольного, лишая здравомыслия. И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

— Кейел, ты спишь?

Я не открыл глаза, но чувствовал холод, исходящий от ее пальцев. Они застыли возле моей щеки. Если не отвечу, она уберет руку, осторожно уляжется за спиной и вскоре заснет.

— Нет.

Наверное, даже не услышала, как облегченно выдохнула. Соскучилась? Нет, не успела бы. Обиделась на насмешки дружков и теперь неосознанно ищет поддержку у меня.

— О чем думаешь? — склонившись, спросила.

Улыбнуться, чтобы пробудить в ней недоверие, или обойтись без улыбки, чтобы смутить? Обхватил тонкие пальцы ладонью. До чего ж холодные. Повернулся на спину и посмотрел на Аню. Сидя на коленях, она вглядывалась в мое лицо. Свет от костра освещал ее с одной стороны, окрашивая непривычную седину в рыжий цвет, плясал на лице, предъявляя взору полосы шрама на щеке и чернеющую метку вины. На другую сторону падал скудный лунный свет, просачивающийся на лесную поляну через сосновые кроны. Волосы под ним напоминали сталь, тени ложились мягче.

Я отыскал взглядом блеск темных глаз и со всей серьезностью ответил:

— О тебе.

Еле заметно втянув голову в плечи, Аня отвернулась. Это невинное смущение… Оно туманит разум и согревает тело изнутри, будто я выпил дынного вина.

— Обо мне? Наверное… — сглотнула и улыбнулась. Забрала руку из моей руки, поправила воротник куртки и предсказуемо перевела тему. — Знаешь, мы далеко легли от костра. Не замерзнем ночью?

— Я обниму тебя.

— Утром снова подъем с рассветом. Ты говорил, что тренировка будет сложная.

Невероятно сложная. Если не справишься, тебе придется пережить мою смерть. Но узнаешь ты об этом только завтра.

— Ложись, — похлопал по плащу рядом с собой.

— Если нам будет трудно заснуть, то я обратно к костру пойду. Там у Ив место…

Встревожился. Без сомнения, я встревожился. Мгновенно схватил Аню за запястье, она вздрогнула. Слишком резко повел себя? Нет, виновата жизнь во дворце — девочку там совсем запугали.

— Спи тут, — мягко сказать не получилось. Злость помешала.

Почему разозлился? Что заставило встревожиться? Она захотела уйти, чтобы мы могли выспаться. «Если нам будет трудно заснуть»… Трудно было не поддаться желаниям рядом с настойчивой Эт. Трудно было пробудить желания рядом с болтливой Айвин. И невозможно удерживать эмоции, чувства и желания рядом с Аней. А ведь когда-то она мне совсем не нравилась и ничем не цепляла, кроме своих невероятных взглядов на быт. Когда все изменилось?

Я перевернулся на бок и подвинулся, освобождая часть нагретого места. Пульс девчонки все еще быстро ударялся о мои пальцы. Сердце заражалось его ритмом, стало выбивать воздух из легких. Я нехотя разжал руку. Аня натянуто улыбнулась, снова поправив воротник куртки и этим выдавая собственную неловкость. Она когда-нибудь станет прежней? Раздражает нерешительностью. Улеглась рядом и осторожно обняла меня за талию. Сырость и прохлада, идущие от нее, быстро пробрались под одежду. Я накинул на нее угол тонкого покрывала и крепко прижал к себе. Уткнулся носом в мягкие волосы — она напряглась. Иногда послушная, иногда сумасбродная… И не поймешь, когда ждать удара. Не простить не получается. Отдалиться? Поздно отдаляться. Уже пытался и понял, что время тогда бежит быстрее, позволяя эмоциям побеждать. Любая радость обращается в печаль. Поздно отдаляться. Теперь нужно привыкнуть, тогда чувства ослабят хватку.

Она поерзала, устраиваясь удобнее и шумно выдохнула.

Нужно привыкнуть к ее прикосновениям. И к ласке, с какой тонкие пальцы гладят мою кожу, когда она убирает с щеки волосы. К осторожным объятиям и золотому блеску в темных глазах. А ее губы… К ним тоже нужно привыкнуть.

— Аня, поцелуй меня.

— А разве спать не пора? Опять ведь надолго растянется. Ты же не отстанешь.

Не отстану. Ты укоренила во мне жадность, тебе и расплачиваться.

— Аня, я так хочу.

…и ко вкусу мелиссы, которую она пьет каждый вечер. К соблазнительным изгибам мягкого тела. Я вдохнул терпкий запах хвои, теперь зная наверняка, что в нем есть аромат Ани. После жизни в Цветущем плато она испытывает слабость к нему и не любит цветы. Я тоже их возненавидел.

— Кейел, хватит поцелуев.

— Почему?

— Потому что ты…

Я потянулся за новым поцелуем. Всего лишь возбудился. Только Аня целуется так, что не остается места мыслям. На рассвете я снова пожалею, что не удержался. Но не сейчас. Сейчас хочу слышать ее тихие стоны и уговоры отложить все на завтра. Аню пугает близость посторонних. Я обязательно уступлю ей, но только после того, как уступит она.

* * *

Аня.

Кейел разбудил меня еще затемно. Всучил кружку с горячим травяным чаем, сыр, подсохшую лепешку и набросил на плечи потяжелевшее за ночь покрывало. На тонких ворсинках застыли крохотные капельки измороси. Я шмыгнула носом, ссутулилась, съежилась, стараясь унять дрожь. Зубы тихо стучали, пальцы окоченели. И это мы еще даже на север не отправились…

— А ты есть не будешь?

Кейел присел рядом со мной на лежанку и ответил, открывая сумку:

— Я уже позавтракал.

Он вообще спит?

Стояла ранняя тишина. В костре тлели едва заметные угольки. Ребята накрылись с головой и крепко спали. Кейел вытащил мешок, в котором держал все необходимое для ухода за оружием. Кажется, он называл его походным набором оружейника. Выудил из-за спины мои кинжалы, какое-то время рассматривал клинки, а затем принялся полировать их жесткой тряпочкой. Необычные ухаживания, но Ромиар для Елрех и этого не делает. Может, потому что у нее кинжал из кости редкой нечисти и не требует чистки и полировки? Наверное, в ином случае тоже начищал бы ее клинок до зеркального отражения. Одним словом, Вольные.

Горячий чай обжег губы и язык. Я отдернула кружку, поморщилась.

— Не спеши, время еще есть.

— Куда ты вчера ходил? — снова посмотрела на Кейела. — Искал место для тренировки?

Он дунул на лезвие и покрутил кинжал. Поймав внимательным взглядом пару отблесков, принялся за второй клинок. Кажется, отвечать не собирается. Что с этой тренировкой будет не так? Прошлые проходили довольно спокойно, и из лагеря мы никуда не уходили. Правда, сначала я думала, что Кейел издевается надо мной. Даже Ромиар не щадил меня, выгоняя на ночные пробежки, а тут… растяжки и какая-то лечебная физкультура, а не приемы. Потом Кейел убедил, что лучше начинать с азов: попросил ударить его кулаком, и перехватил мою руку. Больно перехватил. Плечо и спина ныли двое суток, руку поднять было невозможно. Пришлось спасаться мазями Елрех. Кейела винить не могла, потому что видела по его поведению — он совершенно не осуждал себя за жестокость. Наверное, в Фадрагосе никто не знает о жалости и поблажках. Когда он с улыбкой предложил ускоренно обучить меня обращаться с кинжалами, я без раздумий отказалась.

И вот вчера уже к полудню он выбрал поляну для стоянки, а затем, ничего не сказав, ушел. Вернулся в темноте, наспех поужинал и, предупредив о сложной тренировке и нашем раннем подъеме, отправился спать.

— Позавтракала?

Я двумя глотками допила чай и кивнула. Нехотя скинула покрывало, поежилась и потерла замерзший нос. Нацепила ножны и, обняв себя, стала топтаться на месте, дожидаясь, когда вооружится Кейел. Он быстро собрался, но уходить из лагеря не спешил. Зачем-то прихватил сумку с собой, хоть и говорил мне, что пойдем налегке. Приблизился к лежанке Роми и Елрех, присел на корточки возле Вольного и тронул его за плечо. Шан’ниэрд мгновенно проснулся и первым делом бросил взгляд на торчащий кончик дротика недалеко от лица, а только потом убедился, что он ему не нужен. Заморгал часто, зевнул и лениво потянулся.

Кейел улыбаясь, направился ко мне. Подтолкнув в поясницу, сказал:

— Нам сюда.

Рассвет прогонял серые краски. Лес медленно пробуждался. Птицы хлопали крыльями, но пока еще не пели. Муравейники походили на обычную насыпь земли, а на траве блестела роса. Под ногами хрустнула ветка. Я фыркнула, вытирая рукавом лицо. Кейел шел впереди, придерживая ветки, и, когда необходимо, подавал руку. По идее, паутина должна липнуть к нему, но она словно не касалась его, и все прелести доставались мне. У него заговор с Мивенталь?

Молчание угнетало, и я поинтересовалась:

— Какие у нас планы?

— Ты о них знаешь, — ответил, продолжая углубляться в чащу. Подлесок густел, мох смягчал шаги.

— Сколько мы уже в пути? Ты говорил, что на севере нет священных колец, а ближайшее к нему находится в теплом регионе. Вот только мы вообще не подходим к кольцам. Куда мы направляемся?

— За лиертахоном. Аня, — остановился и дождался, когда я приближусь. Улыбнулся ласково, но глаза выдали его нервозность, — что конкретно тебя беспокоит?

В последнее время ему труднее скрывать от меня чувства. В какой момент он изменился? И надо ли показывать, что я замечаю его взволнованность?

— Почему я никому не должна говорить о лиертахоне? Я помню, Кейел! — согнула руку в локте, когда он приоткрыл рот. — Помню, что должна научиться доверять тебе, но… — пожала плечами, — мне просто любопытно.

Серьезный взгляд, наконец-то, потеплел, аккуратное прикосновение пальцев к лицу немного расслабило. Я взяла его руку и, прикрыв глаза, прижалась щекой к теплой ладони.

— Тебе любопытно — охотно верю. А еще ты мне до сих пор не доверяешь, — усмехнулся.

— Доверяю, — заверила я.

Неправда. Пытаюсь доверять, но, наверное, когда-то он был прав. Собственная ложь питает недоверие. Обманщик не сможет всецело положиться на кого-то, потому что в дружелюбии окружающих будет видеть свое отражение. Элементарное проецирование. На каком предмете я изучала этот вопрос? Кажется, это было в другой жизни, в которой всеобщая любимица, Анька Сорокина, сталкивалась лишь с теорией.

Кейел погладил второй рукой меня по плечу и позвал:

— Пойдем. Не стоит задерживаться.

После смерти девочек Кейел относился ко мне ласковей. Так чего еще не хватает?

— Путь до реки неблизкий, — внезапно заговорил он, забираясь на крутой склон.

Оглянулся, словно проверяя не отстала ли я, и подал руку. Мох под ногами и впрямь был скользким, а вот хватка у Кейела крепкая, надежная. Он изменился, и главное — он не такой, как я.

— Горная, — кивнув вверх, на вершину склона, укрытую густыми зарослями папоротника, продолжил Кейел. — Течение бурное, вода ледяная и чистая — на дне камни видны.

— Зачем нам к ней? — нахмурилась. Искупаться могли бы и в озере, как оказалось, в Фадрагосе их тьма.

— После тренировки нужно будет остыть и, возможно, многое обсудить. В реке остынем, а обратного пути хватит для разговора.

Он сжал мою руку, а сердце екнуло. Я скривилась. Снова думаю плохо о Кейеле…

Мы остановились только через пару часов, но к реке так и не вышли. Ноги слегка гудели, а утренний холод и свежесть постепенно сменялись жарой. Я отхлебнула воды из бурдюка и осмотрелась. Пустырь небольшой, светлый, но земля какая-то серая, а местами черная, будто… обожженная? Я постучала носком, убеждаясь, что она, скорее, оплавленная. Растительность была, но странная. Что-то вроде одуванчика с ядовито- красными листьями росло кучно. На редких низкорослых кустах угрожающе торчали крупные колючки, а между ними, под ветерком, тряслись мелкие желтые листья. Я закрутилась на месте, внимательнее приглядываясь к пепельной почве. Густая трава росла по ровной линии, будто ее специально засеяли, а буквально через метр деревья и обычный лес.

— Я не спец, конечно, но разве лесной пожар бушует под линеечку?

Кейел подошел со спины, обнял за плечи и, поцеловав в волосы, спросил:

— Местность что-нибудь напоминает?

Что она должна напоминать? Определенно что-то связанное с нами. Я хмурилась, пытаясь вспомнить, где мы успели устроить пожар. Наследить много где успели, а вот с огнем побаловаться…

— Анья! — осенило меня. — В Заводи Ал’лирта полгорода в руинах, и эта половина, — я провела рукой по воздуху, очерчивая границу травы, — по ровной линии.

— Верно. Но тут постаралась не Анья, а пламенный дракон. Посмотри, — Кейел повернул меня влево, — он летел с востока. Сильный был, ему хватило одного захода, чтобы умертвить землю. На западе драконий лист растет чаще. Это сорняк. Только он и еще пара растений способны прорасти в такой почве. Нам на восток, — подтолкнул в спину и сразу же приобнял за талию. — Там ни растительности, ни духов — ничего.

Я насторожилась, но уточнять подробности и причины не стала.

Черная земля на участке, куда мы пришли, поблескивала на солнце, словно уголь, и даже похрустывала неприятно. Ветер давно намел светлого песка, но и тот не оседал тут надолго, скользил, как по льду.

Кейел остановился в паре метров от меня и сбросил сумку. Она мягко упала, не издав ни единого звона. Я смотрела на его спину и сжимала рукояти кинжалов. Для чего мы пришли на мертвую землю? Вольный обещал сложную тренировку, вот только ни словом не обмолвился, насколько она будет сложной.

Он постоял еще немного, оглядываясь, а затем вкрадчиво спросил:

— Аня, ты боишься меня?

Непроизвольно отступила на шаг. Сердце замедлилось, а ладони вспотели. Это какая-то проверка?

— Нет.

— Твой голос тебя выдал — боишься, — повернулся ко мне.

Обаятельная улыбка и ласковый взгляд заставили постыдиться. Сердце отмерло.

— Кейел, прости.

— Ничего, — кивнул, убирая волосы за уши, — тебе нужно привыкнуть. Отвернись и закрой глаза.

Я подавила вопрос: зачем? Выполнила просьбу. Может, это часть тренировки? Как во всяких фильмах, где наставник выстраивает доверие с учеником. Вот только сомневаюсь, что у нас с Кейелом из подобного что-то получится. Ведь дело не в нем…

— Нам всем приходится привыкать, — продолжил он. Хриплый голос услаждал слух, медленно приближаясь. — К запахам, к ощущениям или… к чувствам. — Горячее дыхание пощекотало за ухом. Кейел перешел на шепот: — Когда-то я остерегался привычек. В них не было нужды.

Ветерок потрепал выбившиеся из хвоста волосы. Я вдохнула глубоко, прислушиваясь к тишине. Растерялась.

— Кейел?

Почему он замолчал? Хотела открыть глаза, но голос зазвучал вновь — вкрадчиво, тягуче:

— Нужда появляется только при тесном контакте. Очень тесном, Аня. Когда ты делишь с кем-то самое ценное. Например, время, жизнь, сердце… вдох или… — он хмыкнул, и закончил ровно, безэмоционально, — тело.

— Тело?

Кислый запах ударил в нос, влажная тряпка накрыла лицо. Я прижалась спиной к груди Кейела, попыталась оттолкнуть его руки, но ослабла. Облака размылись, потерялись в голубом небе, а затем оно стремительно потемнело.

Солнце напекло в голову, правую щеку что-то царапало, словно наждачной бумагой. Я поерзала, пытаясь приподнять голову с шершавой земли, но толком не смогла пошевелиться. Плечи ныли, пальцы онемели, а в запястье что-то врезалось. Веревка? Меня легонько похлопали по лицу, и я поморщилась. Кое-как разлепила глаза. Что случилось?

— Просыпайся, Аня.

Кейел сидел рядом, подогнув одну ногу и вытянув вторую. Щурился и улыбался, глядя на меня.

— Очухалась — это хорошо.

Я попыталась сглотнуть, но кляп во рту помешал. Духи Фадрагоса, что происходит?!

— Ты сказала, что любишь меня. Хочу поверить в это.

Сложная тренировка. Это просто тренировка! Надо дышать глубже и успокоиться.

— Ты разобралась в том, что позволяют мне духи? — спросил Кейел, склонив голову к плечу. — Видела ведь у реки Истины.

Поднял с земли мой кинжал, и я зажмурилась, не представляя, на что способен Вольный. Он же не станет убивать меня после всего, через что мы прошли. Такой поступок будет нелогичным и чрезвычайно глупым.

— Аня, — ласково пропел, — сейчас мы многое о тебе узнаем.

Сердце заколотилось в висках, тошнота горьким комом поднялась к горлу. Только Елрех знает об истинных причинах того, почему я ищу сокровищницу. Она не могла предать меня. Кто угодно, но не Елрех!

— Открой глаза.

Воздуха не хватало.

— Аня, пожалуйста, посмотри на меня.

Если бы я могла, то скривилась бы. Взглянула на Кейела: удерживая пальцами кинжал с двух концов, он хмурился, будто прочел мои мысли и уже знал, чего я боюсь. Надеюсь, мои предположения ошибочны, и он ни о чем не догадывается.

Кивнул и, медленно прокручивая кинжал, продолжил говорить серьезнее:

— Ты боишься, и это хорошо. Ксанджи не любят страх, а Айссия приманивается умиротворением. Первые помогут тебе сжечь веревки, а вторые… Они прекрасно напитывают жизнью. Говорят, духи великой жизни способны исцелить смертельные раны, а архимаги с их помощью возвращали души в мертвые тела, — вздохнул глубоко, облизал губы. — К тебе приходят Ксанджи, а они предпочитают невероятно волевой характер и гнев. Сильный гнев. Они питаются им, поэтому приходили к тебе. Так не должно быть, Аня.

А как должно быть? Неважно. Главное, что Кейел не заговорил о сокровищнице.

Ветер подул, и я прикрыла глаза, пережидая, когда поднятый песок осядет. Кейел молчал, словно давал мне время на обдумывание. Он хочет, чтобы я, беспомощная, призвала духов на мертвой земле? Я прекрасно помнила состояние, когда в воздухе появлялись Ксанджи — ненависть и злоба. Что я чувствовала в дворцовом парке, когда Айссия напитала цветы силой? Кажется, была невероятно спокойной и углубилась в размышления настолько, что не замечала ничего вокруг. Мне необходимо прогнать страх и разозлиться, чтобы Ксанджи сожгли веревки. С учетом, что земля мертвая, наверное, разозлиться нужно гораздо сильнее, чем в прошлые разы. Однако я так и не поняла: почему Кейел вспомнил об Айссии? Для них нужно другое настроение.

Я снова открыла глаза, Кейел только этого и ждал. Усмехнулся и заговорил:

— Ты сказала, что любишь меня и доверяешь мне. Земля, — постучал по ней, — мертвая. Как бы сильно я не звал Мивенталь, они не услышат меня. Но в твоем теле Единство. Мы должны пробудить его, Аня. В другой ситуации я бы делал это постепенно, но ты права: у нас нет времени.

А такой разговор возвращал страх, настораживал.

— Итак, о моих способностях и твоем доверии. Разве я когда-нибудь… — широко улыбнулся, но улыбка быстро сползла с лица. Пожал плечами. — Не так часто я обманывал тебя.

Я промычала, попыталась дернуть похолодевшими руками, но не смогла. Кейел цокнул языком, а в глазах появилось осуждение.

— Не будем об этом. Обсудим то, что сейчас произойдет. У меня два варианта событий, — поднял с земли второй кинжал. Взвесил на ладонях оба, посмотрел на меня и спросил: — С какого начнем? Давай сначала поговорим о завязке.

Сощурившись, оценил два кинжала. Выбрав один из них, зажал его в зубах, а второй положил обратно на землю. Снял куртку, стянул рубашку, оставаясь полураздетым. Глядя вдаль, покрутил кинжал в руке.

— О завязке… Я верну тебе кинжал, но ты должна попросить меня об этом. «Кейел, пожалуйста, отдай мой кинжал» — скажи это, и я отдам. Обещаю, — лукаво улыбнулся. Посмотрел в сторону и продолжил: — Скоро я поднимусь и отойду недалеко, а затем сосчитаю до десяти. Если за десять секунд ты не избавишься от веревок, я распорю себе живот.

Чего?

Вдоль позвоночника прокатился озноб. Кейел ведь несерьезно? Он Вольный… Должен спасти Фадрагос и не будет так собой рисковать. Или… Он Вольный, Аня.

— Кстати, уже можешь начинать звать Ксанджей, — ухмыльнулся, но веселья на лице не наблюдалось. — Я нанесу себе смертельные раны, а потом твои действия или бездействия приведут к одной из трех развязок. Первая: ты подчинишь своей воле Ксанджей и избавишься от веревок, а сразу после подчинишь Айссию и исцелишь меня. Так ты спасешь не только меня, но и весь Фадрагос. Надеюсь, об этом ты не забыла. Вторая: ты спалишь веревки, но твой гнев будет настолько сильным, что Айссин не доверятся тебе, испугаются, и я умру. И третья…

Я замычала. Он с ума сошел?! Это не тренировка, а издевательство! О чем речь вообще? Стало невыносимо душно. Казалось, вот-вот — и я потеряю сознание. Кейел пересел на корточки и, упершись одной рукой в землю, склонился к моему лицу. Меня затрясло.

— Прости за все, Аня, — прошептал, обдавая дыханием щеку и глядя с тоской. — Можешь думать, что я в очередной раз обманываю тебя, и там будет лежать мой фантом, тогда даже не старайся. Ничего не делай, ясно? Это вопрос доверия. И еще… — замолчал, а в его глазах затаилось сожаление. — Мне не будет так больно, как было тебе в ту ночь. У Стрекозы. Надеюсь, это немного притупит чувство вины.

Совсем не то, что он хотел сказать! Совсем не то, что я хочу услышать! А как же сообщить о дурацкой шутке?! Я дернулась, пытаясь подняться, но опять завалилась. Порыв ветра остудил пылающие щеки; песок резанул по глазам, в носу засвербило, в горле запершило. Откашляться не вышло из-за кляпа. Слезы брызнули, застилая обзор. Я не слышала шагов, не заметила, что Кейел успел отойти.

— Десяти секунд не мало? — донесся хриплый голос. — Думаю, тебе хватит.

Часто моргая и щурясь, я разглядела его сапоги в нескольких метрах от меня. Подняла взгляд выше. Кейел смотрел себе под ноги, не позволяя мне увидеть лица. Взлохмаченные волосы трепетали на ветру, плечи опущены, солнечный свет выхватил шрам над ключицей — порез. На груди рубцы, оставленные нечистью, а живот чистый: под кожей, не тронутой загаром, рельеф мышц. В крепком кулаке сжат кинжал. Я не могла, но слышала, как скрипит рукоять. От напряжения рука Кейела дрожала.

Он не обманул? В самом деле убьет себя?

Я зажмурилась, и постаралась разозлиться, но отвлекало тело. Безумно холодно, а дышать сложно, будто меня ударили в живот. На сухом языке, казалось, ощущался вкус желчи. Слеза пощекотала переносицу, мгновенно остыла под ветром. Нужно разозлиться, как тогда на берегу реки по пути к Цветущему плато. Нужно разозлиться. Сколько секунд прошло? Я осмотрелась, насколько могла: Кейел все еще стоял неподвижно, Ксанджей не было. Может, вспомнить Сиелру? Ксанджи, пожалуйста, отзовитесь! Я ненавижу Фадрагос…

Глухой звук и едва слышный стон, оборвали все внутри. Я смотрела на Кейела, и ничего не понимала. Его колотило, он покраснел, но продолжал двумя руками тянуть кинжал от пупка вверх. Тонкая струйка крови скатилась по коже, огибая рельефы. Мгновение — и кровь потемнела, потекла шире.

Это не он. Кейел стоит где-нибудь рядом. Живой и здоровый. Это не он.

Отзовитесь же! Когда не нужно было, они приходили! Приходили ради моего гнева, использовали, чтобы полакомиться!

Кейел пошатнулся, но устоял. Подставил побелевшее лицо солнцу, продолжая удерживать кинжал. Дышал через нос, жадно, шумно. Это он, это он… Черт возьми… Покачнулся, оглядываясь мутным взором, приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, и упал.

Сквозь оглушительную тишину донесся тоненький звон. Он нарастал вместе с пульсацией в висках, вместе с биением в горле.

«Подчинишь своей воле Ксанджей и избавишься от веревок, а сразу после подчинишь Айссию и исцелишь меня». Подчинишь…

Дикий страх смешался с ненавистью. Я раз за разом звала Ксанджей, настаивая, требуя. Рыкнула, повернувшись на живот и сумев привстать на колени. Лоб упирался в твердую землю. Нос забился, слюна во рту горчила, пропитывая тряпку. Нужно дотянуться руками до второго кинжала. Я попыталась оттолкнуться головой, чтобы встать на колени, но не получилось. Только кожу ободрала и ударилась. Завыла и расплакалась. Кейел не мог умереть. Это не он… А если и он, то я раздобуду Сердце времени, и тогда… К черту! Ему нельзя умирать!

Злость на Ксанджей росла с каждой секундой. Я беспомощна. Поэтому они не приходят? Им сложно появиться на мертвой земле? Сложно или не хотят, потому что я слабая? Жестокие уроды! Замычала, в мыслях матерясь на родном языке. Ненавижу! Думают, жалкая? Недостаточно хороша для них? Если он умрет… если потом не найду Сердце времени, и он… Не спасу его сейчас, уничтожу Фадрагос! Не останется ничего живого в мире! Все будет мертвым, как этот чертов клочок земли! Я утоплю Древо жизни кровью. Пусть захлебнется ею, пусть подавится душами.

Перед глазами поднялась красная пелена, но я не ощутила облегчения. Не простила. Они опоздали. Наверняка опоздали.

Веревки должны сгореть.

Огонь лизал руки, но не обжигал. Согревал лицо, но не вредил волосам. Я уперлась непослушными руками в землю, и едва не повалилась. Кончики пальцев заныли, ладони пронзила острая боль. Кое-как я выплюнула кляп и села. Вытерла рукавом лицо и, шумно втягивая воздух через зубы, посмотрела на лужу крови под Кейелом.

— Айссия! — крик резанул горло. Я не просила — требовала.

Огненные духи шарахнулись в стороны, уступая место бирюзовым. Духи жизни послушно тянулись ко мне, проникали под кожу, разгоняя кровь, прогоняя слабость. Громко всхлипнув, я вскочила и бросилась к Кейелу. Что дальше? Я не отпускала Айссию, чувствуя связь в руках и в теле так, как если бы держала собаку на повадке. Нужно только приказать. Опустилась на колени возле Кейела, упираясь руками в землю, не замечая крови под собой. На вспоротый живот смотреть было невыносимо. Я боролась с собой, чтобы не заглянуть в мертвые глаза. Не перенесу и потеряю контроль над духами. Недопустимо. Айссия продолжали напитывать меня силой. Я подняла руки, мимолетно взглянула на чистые ладони и потянулась к ране. Надо вытащить кинжал, а затем… Что затем?.. Чистые? Снова посмотрела на ладони, потом на кровь под собой. Штаны не пропитались. Может, дух жизни защищает от…

— Хорошо, вопрос любви и доверия на этом хотелось бы закрыть. Главное, после тренировки не меняй отношения, — присел Кейел на корточки возле меня, хмуро оценивая собственный труп. — Он мне не нравится. Таким не нравится. Живой лучше. — Взмахнул рукой, рассеивая иллюзию. Повернулся ко мне и произнес, — Теперь давай ты остынешь, а потом я, так и быть, выслушаю все, что ты обо мне думаешь. Но для начала напомню — с Елрех вы так ничего и не добились, а тут, смотри, какой прогресс.

— Лучше не улыбайся, — сказала я и шмыгнула носом, подавив очередной всхлип.

Ненавижу…

— Земля мертвая, — тихо проговорила, глядя в бесстыжие глаза. — Какие духи ведут тебя, Вольный?

Он убрал волосы за уши, поджал губы, а затем, чуть приподняв плечи и покачав головой, ответил:

— Ты попросила не улыбаться.

Глава 2. Шестое чувство

Долина уводила нас к горам. Солнце зависло над снежными верхушками, освещало лес у подножья и совсем немного согревало землю. Порывистый ветер быстро развеял утренний туман и теперь гнул траву под нашими ногами. Я подняла воротник, поправила на плече лямку сумки и прислушалась: вдали клекотала одинокая птица.

— Пару раз Ксанджи приходили к тебе, — опередив меня на несколько шагов, сказал Роми. — Когда ты злилась. Елрех говорила, что научилась призывать их. Думал, ты совсем идиотка, раз угрожаешь подруге такими духами.

Собранные на затылке белые волосы растрепал ветер. Солнце за спиной шан’ниэрда слепило, вынуждало щуриться. Я насупилась и ответила:

— Я бы никогда не стала угрожать Елрех силой, которую не понимаю.

— Так и думал. Хотел лично поинтересоваться у тебя, но она настаивала.

Глянул на спину Елрех. Желваки заходили под пепельной кожей щек. Я потянулась к плечу Роми, но в последний момент отдернула руку и сжала пальцы в кулак. Прикосновение червей крайне неприятно. Не забыла…

— Ты сильнее меня, — осторожно произнесла, привлекая его внимание. — Она просто защищала слабейшего. Ты же знаешь ее: Елрех не станет обманывать по пустякам.

Тяжело вздохнув, кивнул и спросил:

— Теперь ты постоянно чувствуешь их?

— Вроде того.

Как объяснить ему, что чувствую, если сама толком не разобралась в этом ощущении? Будто к моей руке и впрямь привязали два поводка, за которые стоит только потянуть, как из ниоткуда появится помощь. Я засыпаю с этой связью и просыпаюсь с ней.

— Асфирель! — Ивеллин вцепилась в запястье, развернув меня к себе, и со всей серьезностью заявила: — Я готова поговорить.

Уши дернулись. Нервным движением она откинула челку с лица и, прикрыв глаза повернулась, к ветреной стороне.

— Ты больше не обижаешься? — полюбопытствовала я.

Посмотрела вперед. Там шли Кейел и Елрех — все утро они о чем-то говорили, и иногда беседа их осложнялась громкими спорами. Как я ни прислушивалась, слова улетали с очередным порывом. На мгновение Кейел обернулся и, поймав мой взгляд, ободряюще улыбнулся. Засранец! Не мог предупредить о том, что собирается сделать? Мало было тренировки, после которой хотелось собственноручно покалечить его, укрепив Единство, так он еще и вечером перед костром объявил всем о моем успехе и ушел спать. Услышав о Единстве, Ив замкнулась и снова замолчала. Ромиар, казалось, дышал мне в затылок даже тогда, когда я легла возле Кейела.

— Я не обижалась, — криво улыбнулась она.

— Расскажи, что ты чувствуешь, — не оставлял в покое Роми, пристраиваясь с другого боку.

Я завертела головой, разрываясь между ребятами. Пожала плечами и махнула на Вольного и фангру:

— Мы отстали.

Ив ухватила меня под руку и направилась вперед. Я решила начать с нее:

— Если не обижалась, тогда почему не разговаривала ни с кем?

Она нахмурилась, а синие глаза заметались от леса до горного хребта и обратно, будто пытались увидеть спасение. Пальцы крепче сжались на моей руке, мелодичный голос вопреки резал сталью:

— Единство отобрали, и как итог — конец войне. Это было спасением Фадрагоса, понимаешь? Мы утратили связь с духами, но не лишились их поддержки. А сейчас у тебя Единство. У той, кто даже духов не уважает!

— Я их уважаю, — заверила. Научусь уважать, когда перестанут капризничать.

— Вранье, — проницательно припечатал Ромиар, внимательно наблюдая за мной.

— Ну знаешь…

— Ты правильно сделала, что не рассказала нам сразу, — будто не услышав нас, продолжала Ив: — Я бы вынуждена была все рассказать своему верховному. О таком не умалчивают. И тебя бы казнили, — не меняя интонации, сообщила она. — Признали бы опасной для общественности.

— Я не просила этой силы! — прошипела. — И как же защита духов и ваша справедливость?

Вольный хмыкнул.

— Ты опасна, — настояла Ив. — Войну остановили в том числе за счет того, что отняли Единство, а сейчас оно вернулось.

— Да еще и попало в руки бездарности.

— Хвост подпалю, — пригрозила я, глянув на желтоглазого. — Ив, я бы рада была отказаться, но…

— Время не вернуть назад, — перебила она, — я понимаю. И знаю, что ты не виновата. Вот только ответь мне честно: это река Истины его вернула?

Ее пристальный взгляд и губы, превратившиеся в тонкую полоску, настораживали. Юлить не стоит. Тем более Вольный сам рассказал им о Единстве, а ему хотелось бы доверять. Хотя бы из большего.

— Да. Кейел столкнул меня в нее, а потом… В какой-то момент я разозлилась, и Ксанджи появились.

— А ты не звала их? — уточнил Роми.

Я с укором глянула на него.

— Даже имени их не знала. Они просто иссушили подо мной землю.

— Ты хотела ее сжечь, и Ксанджи выполнили твое пожелание, — сообщила Ив.

— Почему ты хотела сжечь землю? — желтые глаза блеснули нездоровым любопытством. — Кейел знает об этом?

Ив прислушалась к нам, явно пытаясь разобраться в связи вопросов. Я тоже поняла его не сразу.

— Это была глупость! — призналась. — Просто порыв гнева.

— Ты ненавидишь Фадрагос, — хмыкнул.

— В прошлом, Роми! Я не причиню вреда вашему миру.

— Все еще «вашему»? — прозвучало упреком от Ив.

Ненавижу Фадрагос. Причин для ненависти предостаточно, как и доказательств ее существованию. Например, во время тренировки Ксанджи отозвались только тогда, когда я угрожала Фадрагосу. Видимо, убедительно угрожала. Да о чем это я? Всецело верила, что уничтожу этот мир, если Кейел умрет, а затем я не смогу найти Сердце времени. Шантажировала великих духов самой искренней правдой. Но ребятам об этом лучше не знать.

Я выдавила из себя улыбку:

— Никак не привыкну, — и перевела тему: — Почему тебя так задевает, что Единство появилось из-за купания в реке Истины?

Ив повела плечами. На миг показалось, что она снова замкнулась, но вскоре заговорила:

— Вода совсем не навредила тебе, а значит, или в тебе что-то не так, или река избирательна. Помнишь о ритуале соггоров? А вдруг они не приносили собственных детей в жертву, а хотели пробудить в них Единство?

Ромиар фыркнул и подхватил:

— Достаточно было застукать их один раз, чтобы окрестить живодерами и выдумать ритуал.

— Информационная война, — протянула я.

— Кейел завлек тебя руной, — поежившись из-за ветра, продолжила Ив. — Говорил о проклятии. Выходит, он был прав: мы все прокляты. Все фадрагосцы прокляты, поэтому вода истины вредит нам!

— Или прокляты те существа, которые участвовали в войне Предков, — задумчиво произнес Ромиар. — Древние пьют воду у источника и живут вечно, а драконы боятся ее так же, как и мы. А соггоры просто не знали, что произошло с водой. Опускали младенцев, но вместо одаренных детей, вытаскивали их трупы.

— Жестокий тот, кто проклял Фадрагос и не предупредил соггоров, зная о ритуале, — дернула ушами Ив.

— Есть предположение, кто это сделал? — украдкой поинтересовалась я.

Ив замешкалась, пару раз быстро вдохнула и соврала — точно соврала:

— Нет.

— Энраилл, — оставался честным Ромиар.

— Он не мог! — воскликнула Ив. — Он… Не мог он.

Отвернулась и уже хотела ускориться, но я удержала ее.

— Ты исследовательница, а значит, многое знаешь о Единстве. — Наверное, Кейел поэтому и раскрыл все вчера. Именно перед Ив и старался. — Расскажи обо всем, что знаешь.

— И с чего начать? — растерялась она.

Я задумалась ненадолго. Полезным могло быть все: имена великих духов, их сила и мои возможности. Тодж с воплем помчался мимо нас, пугая и сбивая с мысли. Я смотрела на ящера и поражалась его поведению: гоняет стаю каких-то мелких полевых птиц, прыгает за ними, хлопая пастью, и потом вопит. Не такими должны быть грозные хищники…

— Давай начнем с теории, — произнесла я и скривилась. Надо выкладывать все, как есть, иначе проку не будет, но сначала хотелось бы утолить любопытство, которое лично меня не касается. Я посмотрела в спину Кейелу и проговорила: — Знаешь, вчера мы были на мертвой земле, и там появлялись духи. Только великие духи способны приходить туда?

— От земли зависит, — ответила Ив.

Роми скосил на меня глаз, а я вздернула бровь. Пусть гадает, в чем заключается мой интерес.

— От того, кто ее умертвил, — поправил он.

— Пламенный дракон.

— Тогда да, — кивнула Ив, — только великие духи.

Теперь бы узнать полный перечень великих духов — и можно гадать, кто покровитель Кейела.

— А если Анья?

Ребята переглянулись.

— После нее многие периоды никто не отзовется, — покачала Ив головой. — Совсем никто.

— Почему? — всерьез заинтересовалась я.

Ив пожала плечами, а затем как-то нехотя ответила:

— Если Единство берет начало с реки Истины, то можно предположить, что духи связаны с ее водой. Говорят, на севере духов трудно дозваться. Возможно, потому что воды реки Истины не протекают так далеко. А тут, — обвела взглядом окружение, — много озер и рек.

— Пламенный дракон иссушает землю, — нахмурилась я. — Глубоко иссушает.

— Анья разрушает глубже, — заключил Роми. — К тому же вытягивает всю жизнь поблизости. Духам просто не за что зацепиться, чтобы появиться там.

Меня внезапно осенила догадка, и я притормозила.

— Я смогу призвать духов даже на земле, омертвленной Аньей!

— Если вода истины впиталась в твое тело, то да, — кивнула Ив, разглядывая меня. — Возможно, она в твоей крови.

— Ты многого сама не знаешь, — прищурилась я.

— Информации о Единстве мало, — пожала она плечом.

— И все получено от мудрецов.

— Началось, — буркнул Роми.

Ив уперла руки в бока, набрала воздуха в грудь побольше, но выдохнула, промолчав.

— Опять отстаем, — улыбнулась я.

Хоть что-то стало яснее. Информацию можно было бы и дальше клещами вытягивать из Кейела, но получалось совершенно непродуктивно. Он будто взялся за мое обучение всецело: заставлял думать, гадать, предполагать, а физическая нагрузка прилагалась бонусом. Возникало ощущение, будто он снова ненавязчиво готовит меня к чему-то. Вот только к чему?

Кейел словно подслушал мои мысли, развернулся и стал ждать нас. Елрех приложила руку ко лбу, прикрывая глаза от солнца, и разглядывала горизонт.

— Наши пути расходятся, — сказал Кейел, когда мы поравнялись. — Я объяснил милой фангре, как отыскать пещеру. Там дождетесь меня.

Роми хлестнул по траве хвостом и спросил:

— А ты?

— Я вернусь на рассвете. Остальное вас не касается.

Отдал сумку с провизией Роми, оставляя себе лишь небольшой кулек. Свистнул Тоджу и принялся поправлять оружие.

— Идите, — махнул головой. — Чего ждете?

Волнение росло с каждой секундой. Я проводила взглядом ребят, так и не сдвинувшись с места.

— Аня, ты остаешься с ними, — шагнул ко мне Кейел.

Лохматый, с темными кругами под глазами, какой-то уставший.

— Тебе бы выспаться, — обняла его за талию, вглядываясь в теплые глаза. В них даже сейчас затаилось веселье.

— Ждать меня будешь? — легонько усмехнулся, приобняв в ответ.

Сердце споткнулось; вновь поднялась тоска. Я сглотнула и кивнула.

— Буду.

Он прижал мою голову к плечу. Холодная куртка коснулась лица, а я зажмурилась. Нельзя думать о нашем расставании. Сейчас он уходит не навсегда, всего лишь дорассвета.

— Не скажешь куда? — решила отвлечься любопытством.

— Не скажу, — выдохнул в макушку и потерся носом о волосы. — Будь осторожна и не отходи от друзей далеко.

Под ложечкой засосало. Поежившись, я крепче обняла Кейела.

— А может, возьмешь меня с собой? Нехорошо ведь получается, что я тебе доверяю, а ты мне нет.

Он шумно втянул воздух, будто наслаждался запахом местного шампуня, в который я добавляла хвойное масло, а затем произнес:

— Аня, то, что я о многом тебе не говорю, совсем не значит, что я тебе не доверяю.

— Аня, Ань, Анька, Анечка, Анюта, Анна… — подняла голову, снова заглядывая в его лицо. — У моего имени много вариаций.

— На рассвете я вернусь и выслушаю все, — прислонился лбом к моему лбу.

Порыв ветра качнул нас, поиграл волосами, но не разлучил. Нас никто не разлучит, кроме наших целей. Чувствуя дрожь в груди и подступающие к глазам слезы, я резко привстала на носочки и прильнула губами к его губам. Мои пальцы коснулись теплой шеи, ощутили мурашки на коже Вольного. Поцелуй затягивался, руки сжимались теснее, отнимая воздух. Я отвернулась, но так и не выпустила его из объятий.

Негромко сказала:

— Нельзя целоваться на ветру.

Он долго молчал, прижимаясь щекой к волосам и поглаживая по спине. Ребята остановились в метрах ста от нас и ждали, когда мы разойдемся.

— Прости меня.

— Все в порядке, — заверила я. Он старается для моего блага, оберегает меня. Я верю ему. Или хочу верить, а значит, успею научиться до того, как вернусь домой. Вот только предчувствие беды не отпускало.

— Иди к ним, — прижался губами к скуле, а затем отодвинулся и, подтолкнув в поясницу к ребятам, повторил: — Иди.

Я повернулась и, отступая, ухватила его за руку. Скользила по ней ладонью и никак не могла найти сил, чтобы отпустить. Напоследок, глядя ему в глаза, сжала теплые кончики пальцев и сказала:

— Я буду ждать на рассвете.

— Я вернусь.

Заставила себя развернуться к нему спиной и поспешила к ребятам. Невыносимо хотелось обернуться, увидеть его еще раз, но я не позволяла себе.

Сегодня мы расстаемся лишь до рассвета. Сегодня разлука не страшна.

Кейел.

Холодный ветер хлестнул по спине. Я пригнулся к мчащемуся Тоджу, осматривая местность. Скоро будет ущелье, затем низина и за ней начнется лес. Через несколько часов доберусь до тайника, дождусь ночи, заберу фрагменты карты, ключи от сокровищницы и сразу отправлюсь обратно.

От Васгора до региона Пылающего тумана священными кольцами прямой путь, и задерживаться тут нельзя. Если враги появятся возле пещеры, шан’ниэрд и фангра справятся. Хороший обзор не позволит подобраться к ним незамеченными, а вот их за каменными уступами видно будет плохо. Глубина пещеры защитит даже от драконов, а в самом скверном случае, духи воздуха Ромиара выведут всех по пещерным коридорам дальше к востоку. С Аней ничего не случится.

Утренний разговор с фангрой все еще раздражал. Аню нельзя баловать. Нельзя позволять ей расслабляться. Все свободное время она должна заниматься собой и Единством. Почему фангра не хочет этого понять? Щепетильная забота все усложнит. Пусть сначала научится защищать себя, а затем отдыхает. Она совершенно не приспособлена к жизни. Как можно бояться убить, если собираются убить тебя? Как можно наивно доверять всем подряд? Ее жестокость граничит с милосердием, а доброту можно купить всего лишь улыбкой. Достаточно улыбки — и она уже готова уступить. Но Аня может быть жестокой. Я знаю. Видел, сталкивался лично. Она бы перерезала мне горло в Древнем лесу и запечатала бы душу. Она запросто приняла версию, в которой отец любит собственную дочь больной любовью. Я скривился. В каком же сложном мире она жила? В неоднозначном, грязном и в то же время великодушном.

Крик орла вырвал из раздумий. Я тряхнул головой, потянул поводья. Тодж замедлился, принюхался и настороженно направился в ущелье Ехидных кристаллов. Я погладил его по холке. Ему не нравилось тут, а я наоборот любовался здешней красотой. Разноцветные кристаллы росли из стен ущелья, переливались на солнце, отбрасывали тени, и они играли многочисленными оттенками на твердой земле.

Приближаясь к первому кристаллу, Тодж низко зарычал.

— Ну что ты, — похлопал я его по шее, улыбаясь.

Красный кристалл вырос огромным, а вокруг торчали маленькие желтые. Цокот от когтей Тоджа приблизился к ним, долетел и отразился хохотками. Мальчик опрометчиво крикнул на них, и из ущелья эхом понеслись ехидные насмешки. Я тоже тихо засмеялся. Когда-нибудь до наивного ящера дойдет, что кристаллы звенят в ответ на звук, а их эхо напоминает хохотки, тоненькие и противные.

— Ладно, давай уже, беги, — сжав крепче поводья, разрешил я. Он мгновенно сорвался с места.

Мерцающие кристаллы облепили стены, стелились по земле, сужали проход, ловили нас в свои отражения и назойливо смеялись нам вслед. Цветное сияние густело, пестрило. Соггоры верят, что в них навеки заключены души предателей.

Во время войны Предков за долину Пылающего тумана ожесточенно воевали. Священные кольца тогда переносили мгновенно, обеспечивали фронты провизией и при необходимости безопасным отступлением. За каждое кольцо проливали реки крови.

В одной из битв командующей союза Справедливости стала невероятно красивая человечка, Танфала, поразившая всех своими могущественными ведьмовскими силами и прозорливым умом. Ее младшая сестра, Каргона, всегда находилась рядом с ней. Она обладала силами попроще, красотой скромнее, а уму не хватало находчивости, сообразительности. Зависть разъедала молодое нутро, множила обиду.

Ночью, перед сражением с союзом Возмездия, Каргона предала старшую сестру. Предала всех соратников. Подкупленная высокой должностью, рассказала шан’ниэрдам все, что знала, а знала она немало. Показала на карте лагери, скрытые и затаившиеся в засаде. План Танфалы был прост, но обещал победу. Ночью группа бесшумных эльфиоров должна была обойти врага с тыла, а на рассвете беспрепятственно пропустить его в ущелье. На другом конце поджидала бы армия Справедливости. Эльфиоры отрезали бы путь отступления: перебили бы караульных, разлили жгучее масло и подпалили его. Целители укрыли бы щитами армию, а драконы пролетели бы над ущельем, убивая врага.

На рассвете сошлись в ущелье Справедливость и Возмездие. И среди командующих шан’ниэрдов Танфала увидела Каргону и поняла, что битва проиграна, даже не начавшись. Головы эльфиоров были насажаны на пики. Шан'ниэрды несли их впереди, высоко поднимая над собой; с длинных ушей свисали трубочки поющего растения. Ветер играл ими, и они переливчато звучали, привлекая внимание. Разорванные знамена из спрятанных лагерей Справедливости украшали стены ущелья, а над ними продолжением скал возвышались мертвые драконы.

Разгневалась Танфала и прокляла всех предателей: обрекла их на вечное любование собой. Закрепила проклятие кровью из сердца младшей сестры и своей смертью. Растеклась ее сила по всему ущелью, и каждый умерший в той битве, кто хоть раз в жизни предавал из зависти, обращался в красивый кристалл. Теперь живут они вечно в ущелье, любуются собой, соревнуются великолепием, бездумно насмехаются над всеми, кто приходит сюда, а стоит их вынести за пределы ущелья, как начинают они плакать о разменянной жизни на мелочь. И вся красота обращается в слезы, а ветер возвращает невесомые души обратно в ущелье.

Жаль, что кристаллы в самом деле превращаются в соленую воду, если их вынести за пределы ущелья. В простонародье их зовут бабьими слезами. Ане бы они понравились. Возможно, когда-нибудь Елрех приведет ее сюда. Я не мог рисковать. Пусть лучше не знает о тайниках. Если девочку поймают, она не выдержит пыток. Кажется, с ними Аня вовсе не знакома.

Мы оставили ущелье позади. Тодж радостно завопил, распугивая птиц и понесся через низину к лесу. Руины древней деревни у опушки тонули в зарослях крапивы и лебеды. Я спрыгнул с Тоджа. Старый колодец давно иссох, покрылся трещинами и частично осыпался. На дне медленно и неминуемо рос слой земли. Я перегнулся, заглядывая внутрь. Отковырял кинжалом камень и вытащил ключ от тайника. Тяжелый и немного покрылся ржавчиной.

В дремучем бору опять пришлось спешиться. В здешние места немногие осмеливались заглядывать — опасный лес: различная нечисть издавна облюбовала его и часто устраивала потасовки между собой за каждый кусочек территории. Вот и сейчас Мивенталь шелестели подлеском, трещали сосновыми шишками, гудели полыми стеблями вой-травы, предупреждая об опасности. Прогоняют меня. Что их тревожит?

Еще метров двести вперед — и меч станет бесполезным. Деревья растут плотно — не позволят замахнуться. Тодж крался рядом, вытягивая шею и всматриваясь в заросли. Я легонько хлопнул его по боку и прошептал:

— Разведывай, малыш.

Он еле слышно проворковал и бесшумно исчез в кустах. Я вытащил из ножен кинжал и, стараясь не издавать шума, направился вглубь.

Лес темнел, ветер гонял сырой воздух. Сосны вытягивались выше, поваленные деревья встречались чаще. Подошвы сапог мягко касались густого мха, усыпанного колючками и листвой. Отовсюду доносился треск и шелест. Мельтешение листвы вызывало легкое головокружение. Густая паутина свисала лохмотьями на ветках. Кое-где растягивалась белым покрывалом от ствола до ствола, занимая весь проход. Ее нельзя смахнуть или спалить. Она будто живая: умеет тушить огонь и тянется к теплой, мягкой плоти. Стоит только прикоснуться, как густые ворсинки врастают в тело и превращаются внутри в крепкие крючки, которые смыкаются прямо под кожей. Увязнуть в ней — секундное дело. Она тащит жертву на себя, пеленает и приклеивается намертво. Срезать ее с угодившего в ловушку — значит, снять с него кожу.

За Тоджа беспокоиться не стоит, он ни при каких обстоятельствах сюда не приблизится. От тлетворных пауков разит гнилью. Я остановился, крепче сжимая кинжал и разглядывая одного из них. Он висел на сосновой ветке, зацепившись за нее длинными лапами-палками. Чахлый, серый, с медным оттенком на блошином брюхе. Когда нажрется, растолстеет. Я оценил размер кинжала — две ладони — брюхо паука побольше. Значит, совсем взрослый. Оглянулся вокруг: паутины много, молодняка не видно. Сколько особей в лесу? Неподалеку глубокий овраг. Уверен, гнездо там. Чистить лес от них все равно что против саранчи с сачком из травы выходить. Придет нечисть страшнее, и сама отвоюет этот участок леса, чтобы ничего не угрожало потомству.

Пауки проспят весь день, а ночью их придется обходить стороной. Лишний крюк. До поляны с тайником рукой подать. Я шагнул дальше, огибая паутину. Три дерева в ряд были обтянуты плотными нитями, с другой стороны та же картина. Над узким проходом низко висел паук. На корточках проберусь. Я опустил взгляд и подобрался. Волк прижался к земле и скалился в беззвучном рычании. Прижимая уши к голове, он прополз под пауком ближе ко мне. Клыки блестели, в зеленых глазах сверкала угроза.

— Мивенталь? — прошептал я, разглядывая одно из их обличий.

К тайнику нужно успеть сегодня. К нему можно подобраться только в полнолуние. Если не этой ночью, то придется ждать целый период. У меня нет столько времени. Почему лесные духи, зная об этом, гонят меня?

Рык раздался справа. Совсем близко. Я повернулся, прислушиваясь и отступая в тень. Это не Тодж и не Мивенталь.

Двухголовая кугида мелькнула бурым панцирем в кустах. Тяжело выползла, словно не умела нестись быстрее пустынного гепарда. Задрала тупорылый нос, приоткрыла черепашью пасть. Попробовала воздух длинным языком на вкус — Мивенталь потерлись мягким боком о мою ногу, мгновенно скрывая запах. Белые глаза твари высматривали безопасный путь. Увидев свободный от паутины участок, она поползла к нему, оставляя за собой черный мох, разъеденный ядом. На когтистых мощных лапах переливался желтым цветом знак подчинения, на конце толстого хвоста крепко сидело шипастое кольцо из драконьего железа.

Гнев на мгновение завладел рассудком, и я успел представить мертвые глаза Этирс. Если продажная шлюха до сих пор жива, от нее необходимо избавиться. Я сжал кулак, успокаивая себя. Нужно сконцентрироваться на враге.

Сколько их пришло к тайнику? Неважно. Никто не должен уйти.

Кугида исчезла из поля зрения, и я склонился к волку. Положил руку на мохнатую голову, поймал осуждающий взгляд и попросил:

— Не злись, Мивенталь. Тебе не идет, — услышав ворчание волка, улыбнулся. — Помоги мне: закрой их всех. Тварь тоже. И никого не выпускай, пока я не скажу.

Зверь заскулил, попятился, пригибаясь к земле. Вскоре остановился, вскинул голову к темнеющему небу. Душераздирающий вой пронзил лесную тишину. Его поддержал вопль Тоджа неподалеку, а затем и громкий треск. Земля заходила под ногами — я шагнул вперед. Корни вырвались вверх, рассыпая чернозем, образуя собой высокую стену. Прикрыв глаза рукой, я отступил и кивнул волку. Он растворился в зеленом мареве.

Сил Мивенталь хватит лишь на удержание стены. Вскоре запахи вернутся, и кугида учует меня. Нужно успеть рассмотреть врагов, оценить обстановку.

Духи не потревожили крепкий сон тлетворных пауков. Я прополз под одним из них. Спрятав кинжал в ножны, вскочил и бросился к тайнику. Поскользнулся на поваленном дереве, но удержался за ветку. Оттолкнулся сильнее, перепрыгнул паутину. Остановился, едва не влетев в паука. Отодвинулся от блестящего брюшка, поморщился от тошнотворного смрада, ударившего в нос. Обошел тварь и продолжил бег. Листва мелькала, ноги не чувствовали земли, в голове вспыхивали воспоминания о местности.

Если не прогнили ветки, ловушка из ямы и кольев будет к западу, на поляне с дичком. Могильный медведь давно очистил деревенский курган и обустроил берлогу к юго-западу близ тайника. Его спячка продлится до тех пор, пока рядом не появится новое кладбище. Или пока кто-нибудь не потревожит сон… Над самим тайником густые заросли луноцвета, его смертельные шипы вытягивают жизнь за секунды.

Враги, предупрежденные шумом, озирались, стоя на большой поляне с тайником, но не ждали, что я выскочу к ним открыто. Переглянулись удивленно и тихо засмеялись. Я отступил, пряча руки за спиной. Просто сжал их в кулаки, но противники насторожились. Время выиграно.

Пятеро васовергов, двое виксартов, эльф и человек. Виксарт с шипастыми браслетами и белым рисунком подчинения на голой груди управляет кугидой. Убью его — тварь одичает. Васоверг с тремя рогами, доросшими до поясницы, перехватил мой взгляд; рога лоснились сталью — выходит, окрепли. От опытного воина надо избавляться в первую очередь. Он ощерился и шагнул ко мне, из рукава крепкой куртки выпали плети. Остальные васоверги тоже стали обступать меня. Второй виксарт стоял дальше всех. Полоснув руку кинжалом, вытянул ее в сторону. За его спиной бесшумно крался Тодж. Мы долго учились работать в команде, разбирать врагов и выжидать нужного момента. Он терпеливо таился, я не задерживал на нем взора.

Губы виксарта дрогнули.

Резко раскинув пустые руки в стороны, я крикнул:

— Грызи!

Васоверги сначала отшатнулись от меня, а только потом обернулись. Тодж уже придавил лапой жертву к земле и отрывал ему голову. Мне хватило секунды замешательства, чтобы ринуться на старшего васоверга. Я с силой толкнул его в заросли луноцвета. Он упал. Не издав ни звука, поднялся. Все смотрели на него, зная, что старый воин больше не жилец. Мелкие голубые шипы вонзились в открытую кожу. Серые щеки чернели, превращаясь в труху, осыпались пеплом. Он поднял на меня светлые глаза и, оскалившись, произнес на своем языке:

— Ты последуешь за мной.

Я вмиг выхватил кинжал и подставил под плети левую руку. Васоверг потянул меня на себя, а я опрокинулся. Повиснув, резанул по крепкой плоти и уже разглядывал других врагов. Кинжал не осилил, но плети лопнули от веса. Земля встретила спину мягко. Я мгновенно перевернулся на живот, увернувшись от хлесткого удара другого васоверга. Взор выхватил эльфа, исчезающего в кустах. Тодж выбрал добычу и не отпустит ее. Никто не бросился на подмогу товарищу. Воздух загудел надо мной, и через секунду обрушился на опустевший участок невидимым молотом. Земля под ним дрогнула, просела; взметнулась пыль. Стоя на колене рядом, я фыркнул и потер нос. Человек без гильдейского знака, в старом шмотье и с длинными спутанными волосами управлял духами воздуха.

Ближайший васоверг ко мне сплюнул, накручивая плети на руку так, чтобы костяные концы выпирали между пальцев.

— Кто-то должен занять место Фаррда, — прогнусавил он.

Я вскинул брови, улыбнулся. Хочет получить мое разрешение? Добавляя в голос насмешку, прокаркал на васовергском:

— Займи. Или предлагаешь его мне?

— Я вырву твой язык и подотру им задницу!

Он кинулся на меня, замахнулся в лицо. Зажмурившись, я припал лбом к земле. Ощутил колебание воздуха после пролетевшего мимо кулака и вскочил, крепко сжимая кинжал. Васоверги недооценивают реакцию Вольных. Куртка треснула, плоть податливо разошлась. Я открыл глаза, убеждаясь, что попал верно: артерия под мышкой повреждена; кровь быстро расползалась по куртке и штанине. Ублюдок умрет в ближайшие минуты. В ушах стучало, сердце колотилось, адреналин бежал по крови, заставляя двигаться дальше. Локоть васоверга дернулся. Я не успел уклониться, но повернулся, подставив лоб и уберегая висок. Отлетев, выронил кинжал.

«Нельзя ронять оружие, Асфи».

Потряс головой. Сквозь звон донесся гул. Я откатился, спасаясь от воздушного удара. Медлительные духи, но сильные. Прафи или Фисши?

Поднялся на корточки. Черные точки мельтешили в глазах, во рту появился соленый привкус, а под носом защекотало теплом. Вытер рукавом кровь с лица, не сводя взгляда с приближающихся васовергов. Виксарт сидел на коленях с закрытыми глазами — зовет кугиду. Раненный васоверг осилил несколько шагов и повалился, тяжело дыша. Кровь под ним обильно растекалась, пропитывала мох.

Тодж завопил неподалеку. Значит, догнал эльфа и вскоре вернется. Враги тоже это поняли, но улыбнулись, навострив уши. Кугида громко топтала ветки, спеша сюда.

Алурей, помоги мне.

С новым вдохом втекла сила, наполнила легкие, остановила настоящее: мир пронзили нити событий, связанных со мной, раскололи на множество вариантов. Невидимый отсчет зазвучал в сознании. На обдумывание хода всего несколько секунд.

Я могу остаться на месте или подойти к виксарту. Еще нить ведет к человеку. Что случится с ним, когда я подойду? Испугается, оступится и упадет? Что мне это даст? Бессмысленные действие. Последние секунды…

Нашел.

Кровавые нити ведут меня к виксарту и связывают его с кугидой.

Я выбрал, Алурей. Забери мою тень, напитай ее запахами и раздели мое будущее. Отдай мне настоящее.

Фантом оттолкнулся, отделяясь от меня и забирая часть силы. Увернувшись от плети, кувыркнулся.

Пока враги были отвлечены видимой приманкой, я приблизился к ближайшему васовергу, понимая, что до человека бесшумно не доберусь. Стал ждать.

Моя тень, точная копия, двигалась так же быстро, как и я. Уклонившись от плетей, присела в двух метрах напротив виксарта. Тяжелый воздух обрушился на нее сверху, но вреда не причинил. На удивление никому не осталось времени. Кугида ворвалась на поляну, сметая все на своем пути и отравляя землю ядовитыми парами. Раскрыла крепкую пасть и даже захлопнуть не успела. Промчалась сквозь фантома и, не сумев остановиться, снесла собой виксарта.

Желтые знаки подчинения медленно таяли на неподвижных лапах, испачканных янтарной кровью.

— Это не он! — воскликнул человек.

Я схватил васоверга за рога и, приложив все силы, резко дернул. Раздался хруст в толстой шее, тело потяжелело и упало к моим ногам.

Спасибо, Алурей. Верни мою тень. Прости за призрачное будущее.

Фантом развеялся, невидимой силой вернулся ко мне.

— Человечий выродок! — выплюнул низкорослый васоверг.

Кугида потрясла головой и принюхалась. Угрожающе зарычала. Я кивнул на нее:

— Сколько ее морили голодом? — усмехнулся. Как приятно видеть в глазах васоверга страх. — Отсюда никто не уйдет.

— И ты тоже. Чему же радуешься, Вольный? — подал голос второй васоверг, пригибаясь к земле, готовясь к последнему сражению.

Я отступил на несколько шагов и, вложив пальцы в рот, громко свистнул. Лесная грязь попала на зубы и привкус крови перебился горечью смолы. Хвоя… Васоверг ошибается — я пообещал вернуться на рассвете. Уголки губ дрогнули, что-то добавило уверенности в том, что мы с Тоджем выберемся.

Меня ждут.

Кугида бросилась на человека, но он оттолкнул ее воздухом. Плети ударили тварь по спине, поцарапали панцирь. Она повернулась к васовергу, раскрывая пасть.

Тодж вырвался из кустов с перемазанной в эльфийской крови мордой, продолжая на бегу что-то заглатывать.

Вечно голодный. Мирной жизнью такого питомца не прокормишь. Что он будет делать, когда я умру?

Я вскочил на исцарапанное ветками седло, за секунды развязал поводья, сориентировался в ощущениях и безошибочно направил Тоджа на юго-запад. Как только кугида разберется тут, сразу же придет за мной. Вслед донесся хлест плети, затем топот.

Не сумев догнать нас, васоверг крикнул:

— Ты не убежишь от нее! Трус!

Это правда. Никому не убежать от стремительной кугиды, как никому не выжить в схватке с ней. Яд не оставляет шансов. Но есть те, кому нечего терять. Не может умереть тот, в ком нет жизни.

Крики и звуки борьбы за спиной вскоре стихли.

Мивенталь, опусти стены.

Лес пронзали гневные лучи солнца, ветер успокоился. Небольшая поляна встретила мертвой тишиной. Проход в берлогу могильного медведя зиял чернотой. Паутины тут, как и вокруг поляны, не было. Там отпугивает луноцвет, тут — нежить. Она опасна для всех, кто питается живой плотью. Ее может поднять и упокоить только тот, кому подчиняются духи мертвых. Остальным приходится мириться с опасным соседом или уходить подальше.

Я объехал берлогу. Спешился и вытащил меч.

— Стой тут, мальчик мой, — похлопал неспокойного Тоджа по шее.

Осторожно забрался на берлогу и неглубоко вонзил меч. И еще раз. Почву лучше на всякий случай подготовить. Хотя уверен, что под весом кугиды и ее яда, земля не выдержит.

Затянувшаяся тишина разволновала, но вскоре тревоги отступили — послышался треск веток. Я подошел к Тоджу, вдохнул глубоко и, запрыгнув в седло, стал ждать. Кугида, ослепленная злобой и жаждой, мчалась ко мне. Достигла берлоги и лапы ее немного увязли в почве, но она продолжала ползти. Земля обвалилась. Я разрешил Тоджу отбежать чуть дальше. Тварь вскарабкивалась, не замечая растущей кочки рядом с ней.

Пустые глазницы в черепе медведя, встающего из земли, сияли нефритом. Лапа придавила голову кугиды, практически накрывая ее собой. Прогнившая шкура сморщилась от яда, оголяя кости и бугристую, почерневшую плоть. Поднятый сильными духами смерти, медведь разлагался очень медленно. Кугида извернулась, не глядя кусая. Мгновенно разомкнула пасть, свесив омертвевший язык. Поспешила отползти от могильного медведя, вытягивающего жизнь. Зацепила лапой из его распоротого живота органы, потащила за собой. Не его органы…

На древнем кладбище давно все прогнило, значит, он успел убить многих в округе, чтобы наполнить нутро и продлить себе мнимую жизнь. Он встал на твердую землю, отряхнулся, словно был живым. Принюхался, скорее, по привычке, присмотрелся пустым взором к потерянному стухшему органу, наверное, печени, и потянулся лапой к нему, но поднял голову. В два прыжка догнал ослабшую кугиду, широко раскрыл пасть, оголяя желтые клыки и глотку, подсвеченную духами смерти. Перехватил ядовитую тварь за шею. Шерсть на морде сморщилась, начала тлеть, но напитываясь жизнью кугиды, снова разглаживалась, становилась похожей на здоровую.

Кугида перестала трепыхаться, и я посвистел. Медведь отвлекся от жертвы, уставился на меня. Зарычал многоголосьем — словно ветер подвывал в пещере. Нежить теперь надолго забудет о спячке, пока не убьет всех в округе, не напихает брюхо до отвала живой плотью. А мне нужно дождаться тут полуночи.

Я потянул за поводья в нужную сторону и сказал:

— Беги, малыш, спасай нас.

Тодж сорвался с места. Вслед донесся рев урагана. Я жался к шее мальчика; ветки царапали лицо, цеплялись за куртку, попадали за шиворот. На нужной поляне цвела дикая яблоня, разнося сладковатый аромат. Настил над глубокой ямой пожух, выделялся рыжим оттенком, но для нежити подойдет. Я направил Тоджа по самой кромке ловушки. Мы успели оббежать ее до того, как медведь появился на поляне. Он растерял все, что когда-то награбил, и теперь светился ярче. Если даже отобрать у него кости, духи смерти оставят его образ мелкими сетями цвета нефрита. И он будет тянуть жизнь и убивать, чтобы снова собрать себя по частям.

Он мчался ко мне, не замечая ничего вокруг. Настил повалился под ним. Кости застряли в кольях внизу ямы, шкура осталась висеть сверху. Призрачный рев вспугнул ночную птицу. Я посмотрел на дикие деревца. Если медведь не выберется через период и не найдет более подходящую добычу, то начнет тянуть жизнь даже из корней растений. Погубит красоту.

На поляну с тайником мы выехали в сумерках. Я спешился и потрепал Тоджа по холке. Он нетерпеливо топтался, поглядывая в сторону, куда убегал эльф.

— Иди, — отпустил я.

Проворковав, он боднулся в плечо и побежал к кустам.

Луноцвет поднимался чуть выше колена и мерцал на тонких, голых стеблях голубыми шипами. Прямо в центре смертельно опасных растений стоит пень, а под его корнями сундук. Когда-то давно луноцвет еще пробовали косить, или выкапывать, но он вырастал на облюбованном месте в течение суток, а храбрецы, даже защищаясь сильнейшими духами, с восходом луны умирали медленно и мучительно.

Я подошел к обезглавленному виксарту, но понял, что ничего интересного у него не найду. Лохмотья. Даже кошеля при себе не носил. Обогнул место, покрытое ядом кугиды, и трупы: почерневший виксарт и два таких же васоверга. Еще три мертвых васоверга лежали дальше. Вот к ним можно прикасаться. Я насторожился, стал высматривать черные следы кугиды. Возможно, она утащила человека куда-то дальше. Если он сбежал, то придется снова просить Мивенталь о помощи. Возможно, откажут. Столько сил потратили на меня. Нельзя наседать, не отдавая ничего взамен.

Гул раздался позади, словно вдали. Я обернулся, отступил. Увидев человека на ветке дерева, потянулся за кинжалом, чтобы метнуть его, но пальцы нащупали пустоту. Я прыгнул в сторону и заметил, как марево содрогнулось, повернув за мной. На короткие секунды тело будто стало легче. Земля смазалась перед глазами; я не чувствовал ее. В плече треснуло, голова мотнулась до хруста в шее, сквозь шум в ушах донесся скрип дерева. От удара потемнело в глазах, разболелось в груди. Вдохнуть не получилось. Я попробовал встать, но мир покачнулся. Затылок приложился обо что-то твердое. Невыносимо гулко зазвучал голос:

— Северный недоносок, я перережу тебе глотку. Не, не так. Я притащу им твою головешку и займу место Фаррда.

Что-то холодное коснулось шеи, мир продолжал кружиться, двоиться.

«…пока чисто теоретически может подскажешь: если я перережу тебе глотку, а затем волью в нее»…

Кровь обожгла шею. Я замахнулся кулаком над собой. Размытая тень отшатнулась.

Алурей, мне нужно…

В голове вновь зазвенело. Желание было, но мысль прервалась несформированной. Раздались ругательства. Не мои. Тень снова появилась надо мной, подняла руки высоко. Блеснул кинжал.

Радужное мерцание резануло по глазам. Я зажмурился, а затем скривился от оглушительного вопля. Все потемнело.

Ненадолго…

Кто-то толкался в плечо. Я открыл глаза, увидел морду Тоджа. Из его пасти дохнуло жаром и вонью. Я поморщился. С трудом поднял руку и положил ладонь на липкую шею. Посмотрел на окровавленные пальцы. С резкой болью сглотнул кровь, и понял, что дышу с трудом, с хрипом. Не будь я Вольным, наверное, уже отмучился бы.

«Ты хоть и не алхимик, но пока чисто теоретически может подскажешь: если я перережу тебе глотку, а затем волью в нее это зелье, ты выживешь или проглотить его не сумеешь?»

Не сумею, Аня. Не сумею.

С собой не взял ни одного зелья. Этирс обещала молчать о тайнике, когда мы встретились неподалеку, якобы совершенно случайно. Я хотел ей верить. Хотел согреваться чувством, что нужен кому-то еще, кроме духов и Фадрагоса. Теперь знаю, что обманывал себя. То чувство было еле теплым.

«Я буду ждать на рассвете».

Анюта…

Несколько долгих мгновений я собирался с силами, а затем попробовал перевернуться на живот. Не вышло. На второй попытке Тодж перестал кружить вокруг, поскуливая, как щенок, вцепился в куртку, потянул, помогая. Я посмотрел на поляну. Еще рано. Нужно дожить до восхода луны. Не в первой чувствовать смерть.

Я подтянул ноги, обнял себя, но холод рос изнутри. В лесу становилось жарко. Душно. Кровь продолжала обжигать, стекая по шее. Я придавил порез ладонью, но все же чуть ослабил нажим. Дышать тяжело.

Тени расползлись по поляне, вдали завыла нечисть, чуть ближе кто-то грызся, дрался, еще ближе тоненько выл. Наверняка проснулись тлетворные пауки, пожирают дневную добычу. Тодж всматривался в темноту и не отходил от меня. Я не чувствовал ног, руки перестали дрожать от холода и усталости, ладонь придавила шею, но я не двигался — силы нужно беречь. Вспоминая заветы духов, я боролся, удерживая веки полуоткрытыми. Мир виделся смазано: свет слишком ярко бил по глазам, тени чернели непроглядно.

И погибнет Фадрагос. Лишится Вольный всего, что успеет полюбить. Исчезнут…

Полюбить. На мгновение от воспоминания поцелуя губы будто согрелись, и это тепло чуть согрело и тело. Я полюбил поцелуи.

Лишится Вольный всего, что успеет…

Асфирель была очень красива в ночь праздника Сальир. Лучше эльфиек и соггорок, и не хуже шан’ниэрдок. Но сегодня утром Аня была роднее.

Свет полной луны постепенно заливал поляну. Луноцвет, попавший под первые лучи, стал раскрывать шипы. И вскоре хилые веточки, становились похожи на мерцающие ветки сирени. Их сияние ослепляло, глаза заслезились от боли. Я зажмурился, захрипел и вытянул руку к поляне. Ползти не смог, но догадливый Тодж приблизился. Несколько раз аккуратно прикусывал куртку, но она выскальзывала из зубов. Кусал сильнее — и она рвалась, и все равно выскальзывала. Жарко фыркнув, легонько боднул меня в голову. Я отвернулся и приподнял ее, насколько мог. Острые зубы вонзились в плечо — я стиснул челюсть, не позволяя себе стоном вспугнуть Тоджа. Пусть волочит как удобно.

В голове темнело, она падала к земле, но я находил в себе силы удерживать ее. Боль от плеча растекалась по телу и действовала ободряюще. Меня вновь заколотило. Цветки луноцвета, лишившись яда, приобрели сильный запах цитруса. На заре они опадут, а на их месте вырастут новые шипы.

Тодж бросил меня прямо возле пня, закружил вокруг. Я нащупал ключ на груди. Отдышавшись, стащил шнурок. Стал подниматься на локте и непременно свалился бы, но мальчик вцепился в куртку, помогая сесть. Удерживал, пока я возился с замочной скважиной прямо в темноте под пнем. Приподнял крышку и нащупал стекло. Вытаскивал зелье одно за другим, пока не нашел нужный флакон заживляющего масла. Зубами откупорил и, вылив густую оранжевую жидкость на шею, размазал ее по ране. Через долгие минуты разболелось горло и уши, еще немного — и засаднила кожа. Несмотря на боль, жадно вдохнул полной грудью. Голова снова закружилась.

Кроме флакона со слабым зельем бодрости, в тайнике ничего полезного больше не было. Оно подействовало почти сразу: кончики пальцев закололи, к ногам вернулась чувствительность. Через пару часов его действие закончится, а оно успеет выжать из меня все силы. В лучшем случае я усну, в худшем — умру от истощения.

На дне сундука нашлись три крохотных свитка из кожи и две плетенные ис’сиары. Я спрятал их за пазуху, остальное убрал обратно в тайник. Посидел немного, позволяя себе отдохнуть. Кто-то зарычал неподалеку. Пора уходить. Кровь приманивает нечисть.

Ухватившись за стремя, с трудом поднялся на ноги. Тодж присел, позволяя забраться на него, и без команд двинулся по дремучему лесу, прислушиваясь к окружению, обходя опасные места. Я держался за луку седла, стараясь не уснуть.

«Я буду ждать на рассвете».

Я вернусь.

Глава 3. Поток

Аня.

Пещера оказалась немаленькой, уходила вглубь, но туда мы не спускались. В одном из карманов неподалеку от входа нашлось озеро с теплым источником. Вода была мутной от мела, темной из-за низкого свода пещеры, но Охарс окрашивали ее в красивый изумрудный оттенок. Я помогла Елрех разделать зайцекрыла, собиралась к озеру, но заметила, как в коридор юркнул Ромиар, уводя с собой фангру. Ивеллин разложила у костра наработки по ведьмовскому знаку и разрушительным визитам Правителей. Не так давно я немного рассказала ребятам о языческих богах, провела параллель между их Правителями, и они неожиданно согласились, что сходство есть.

Я потопталась у наших вещей, рассматривая разложенные покрывала, карты, которые успела выучить наизусть, и зелья. В котелке варилось мясо, вода не спешила закипать. Огонь лизал почерневшее дно посудины.

Не придумав себе никакого занятия, я произнесла:

— Я наружу, поищу хвощ поблизости. Надо бы почистить котелок.

Ивеллин даже не кивнула и не взглянула на меня. Хмурилась, ворочая листки и быстро внося записи в дневник. Однако вскоре мне в спину донесся голосок:

— Ты не увидишь Вольного. Скоро опустится туман. В этом регионе ветер по вечерам успокаивается, и сгущается туман.

Кейел вернется на рассвете, но от ее слов почему-то все равно сердце сжалось. Я ждала его возвращения с первых секунд, как повернулась к нему спиной.

— А почему туман называют пылающим?

Она не отрывала глаз от записей. Махнула рукой, сжимая в ней афитакскую палочку.

— Сходи посмотри.

На улице и вправду было безветренно. Солнце клонилось к горизонту, на одиноком тополе пела птица. Я прошла по каменному уступу, облокотилась на один из валунов и посмотрела вдаль. Долина выглядела ломанной: с резкими углами скал и такими же углублениями иссохших рек, давно заросшими бурьяном. Орел кружил высоко в небе. Туман сползался в низинах. Я смотрела в сторону, откуда мы пришли. Куда свернул Кейел? Где появится на рассвете? Дурное предчувствие не отпускало, продолжало грызть изнутри, портило настроение.

— Найди себе занятие, — прошептала, отворачиваясь от алеющих лучей солнца.

Сжала кулаки и стала спускаться по камням, высматривая хвощ. Когда-то Елрех научила меня, что сок этого растения разъедает гарь и грязь. Песок царапает посуду, а тут получается очистка мягче. На Земле я бы никогда даже не узнала, как выглядит хвощ, а в Фадрагосе пришлось. Далеко отходить от входа в пещеру не стала, помня о драконах, вивернах, грифонах и прочих хищниках. Местные научились прятаться от них, подолгу просиживая без движений. Я пока еще опасалась, что испугаюсь и побегу.

В низине увидела на камне большую ящерку, присмотрелась к ее цвету: темно-зеленая, не яркая, а значит, наверняка не ядовитая. Задняя лапка была вытянута и лежала неестественно. Вывернута? Отдавлена? Кейел говорил, что мирных духов вроде Айссии надо баловать добрыми делами.

— Не бойся, я хочу помочь, — тихо проговорила.

Дожилась: говорю с собой и ящерицами. Такими темпами поверю, что Фадрагос плоский.

Лопухи цеплялись за штанины, кузнечики отпрыгивали в разные стороны, я медленно приближалась к ящерице, стараясь не спугнуть ее. Придавив траву, села на землю и внутренне потянула за поводок Айссии: по ощущению, будто выдохнуть и вспомнить все хорошее, доброе. Бирюзовые духи засветились вокруг; ящерица не двинулась с места. Духи, проникая под кожу, успокаивали, ласкали, но я все равно с дикой тоской смотрела на запад. Почему так трудно? Кейел часто оставлял нас и всегда возвращался, но такие предчувствия у меня впервые. Все ли с ним хорошо?

Ладонь окутало бирюзовое сияние, между пальцев перелетали искорки. Я потянула руку к ящерице; она дернулась, в короткие доли секунд оказалась на краю камня и застыла. Я тоже замерла, но сдаваться не собиралась. Всем сердцем хотела помочь и зверьку, и загладить вину перед Айссией — призвала ее, когда злилась. Заставила прийти. Кейел сказал, что они не обидчивы, но потом могут страдать и бояться. Любовь мирных духов надо завоевывать нежностью и лаской.

С кончиков пальцев к ящерице потянулась мерцающая нить. Ткнулась в камень, постелилась маревом по шершавой поверхности, окутала ящерку, скрыла лапку. От пальцев в разные стороны потянулись другие нити: скрывались в траве, углублялись к корням, заползали в норки. Я перестала четко видеть мир перед собой, восприятие было непривычным, словно сон. Вот хрущик перевернут на спину — ему можно помочь, а тут трава прогнулась под тяжестью упавшей ветки, полевые мыши прячутся от птиц, вереску не хватает влаги и немного тепла, чтобы посоперничать с лопухами. Появился новый поводок: от него повеяло речной свежестью, зябкостью; возле меня заблестели лазурно-синие духи, разошлись от пальцев нитями. И еще один: он согрел золотом, привел крупных духов — я подставила светлячку ладонь, и он занял всю ее. Долго растворялся, и с хлопаньем крыльев бабочек словно разогнал невзгоды над головой.

— Здравствуй, Сальир, — поприветствовала я, и золотое тепло лизнуло пальцы.

Сколько я плыла в подобии транса? Казалось, вечность. Духи, будто истосковавшись по Единству, набирались смелости, многоцветием вспыхивали в воздухе и осторожно слетались ко мне, мимолетно касались, словно пробовали на вкус. Может, узнают характер или ищут подходящие эмоции? Я не знала имени тех, кто проникал под кожу и находил себе место под сердцем, но чувствовала каждого. Кто-то сразу засыпал, предпочитая бодрствовать при других эмоциях, кто-то безмолвно обещал оберегать при первом же пожелании, а кто-то проявлял себя сразу: купался в Единстве, забирая часть моей силы, — теперь я почувствовала, как усиливаю воздействие духов, сама ослабевая, — и отдавал ее Фадрагосу.

Фадрагос был настолько огромным, что казался бескрайним. Жизнь кипела повсюду: рядом со мной, глубоко под землей, высоко в небе. На плоскогорье в паре километрах от пещеры раскинулось царство гарпий — несколько гнездовий объединились, чтобы противостоять горгульям. Они нападали по ночам, спускались с пика темной горы. У ее подножья росла роща, а в ней рысь помогала рысятам забраться в дупло. Везде, где сознание касалось земли, просыпались духи и в короткий срок оказывались возле меня. Они звали дальше к востоку и югу, но я свернула в другую сторону, куда меня тянуло вслед за Кейелом. Странное ущелье через пелену ослепляло многогранностью, и весь путь в нем преследовало неуютное чувство, будто кто-то следит за мной, высматривает недостатки и высмеивает их. Свобода продлилась недолго, скорбь овладела вместе с запахом плесени и затхлости. На участке из камней, омытых кровью была жизнь, но тихая, осторожная. Тонкий, едва уловимый след вел в мрачный лес. На опушке чернота нахлынула отовсюду, страх разогнал тепло. Беспокойство заметалось внутри, сердце испуганно забилось. Кто-то прогонял прочь, а кто-то звал на помощь. Я врезалась в белую сеть, она липла смертью к душе, не пропускала. Запах гнили вызвал тошноту.

На лиловом небе загорались первые звезды. Я с жадностью глотала воздух и оглядывалась. Закат пронзал туман лучами, окрашивая водную пыль в огненные цвета. Вокруг ничего не изменилось, только ящерка сбежала. В душе металось волнение, а ей безмолвно вторили чувства. Они не принадлежали мне, поэтому напугали. Однако с первым испугом все затихло, оставляя меня наедине с собой. Я поднялась, отряхивая штаны, стала отступать к пещере. Хватит прогулок на сегодня. Еще немного — и точно с ума сойду.

Поужинав и наплескавшись в озере, я отправилась спать. После знакомства с духами, казалось, будто тело напихали ватой: непослушное, одновременно легкое и неподъемное.

Проснулась я из-за связанных рук: правая совсем онемела. Кляп во рту мешал говорить, а темнота на глазах — кажется, повязка, — не позволяла ничего увидеть.

— Привет, Асфи.

Кейел сидел рядом и точил кинжал.

— Сегодня тебе предстоит сделать выбор.

Кто-то рядом замычал, всхлипнул, расплакался, и я вдруг поняла, что родители рядом. Плачет мама, а папа грозно сопит. Егорка, тоже связанный, ерзает у меня в изголовье, пытается отползти.

— Я пошутил: выбора не будет. Сказал же, что не люблю тебя, поэтому никуда не отпущу. Но я помню, насколько для тебя важна семья. Поступим следующим образом: я не трону их, но ты должна попросить меня об этом. «Кейел, пожалуйста, не трогай мою семью» — скажи это, и с их голов даже волосок не упадет. Обещаю. Считать до десяти не буду. Есть занятие поинтереснее: Женя — не твоя семья. Пока я буду его убивать, избавься от веревок и кляпа.

Я подскочила, растирая лицо, стараясь нащупать кляп и повязку на глазах. Угольки тлели в кострище, лунный свет тускло проникал в пещеру. Размеренно капала вода, подтачивая камень. Сердце колотилось, пот стекал по лбу, остывал на спине. Я потерла онемевшую руку, которую придавила ночью.

Все нормально. Просто кошмар, никак не связанный с реальностью. Да и с алтарем Возмездия сны были всего лишь совпадением.

Ребята крепко спали, и я тоже постаралась уснуть, но только ворочалась на твердом спальном месте. Несмотря на кошмар, мне хотелось обнять Кейела. Убедиться, что с ним все хорошо.

Рассвет ждала под полной луной, облокотившись на валун и глядя вдаль. Низина, где я вчера побаловала добрым делом Айссию, заросла кустарниками, но какими именно, ночью разобраться не получалось. Сверчок, забившись где-то в скалах, не прекращал песню ни на секунду. Звездное небо напоминало о Земле, но, как я не высматривала, ни одного схожего с нашим созвездия не отыскала. Стая летучих мышей пронеслась над головой, и я невольно поежилась, натянула плед на плечи повыше. Сколько еще до рассвета? Не усну…

Шумно выдохнула, разглядывая долину. Туман на время рассеивался, а сейчас снова сползался, но высокий силуэт, направляющийся к нам, я все же заметила. И Тоджа узнала безошибочно.

Один?.. Где Кейел? Где он, черт возьми?!

Долго присматривалась, но не видела движения за головой ящера. Плед беззвучно упал на камни. Я сбежала по уступу, бросилась навстречу Тоджу. Вскоре остановилась на пригорке, прижимая руки к груди и кусая губу. Кейел прислонялся к шее Тоджа и что-то нашептывал ему. Лениво, будто тяжело, спрыгнул с ящера и направился ко мне.

— Аня, — прошептал, обнимая так крепко, будто мы расставались на долгие годы, — думал умру, если не увижу тебя.

Приподнял над землей, дыханием пощекотал ключицу. Я обхватила его за шею, коснулась носом спутанных волос, жадно вдохнула непривычный аромат. Немного терпкий, сладкий, но сладость эта с неприятным душком. На лице после объятий остался влажный след. Кейел поставил меня обратно на землю, и я провела по щеке пальцами.

— Что это? — улыбаясь, отстранилась от него. Не дожидаясь ответа, пошарила ладонью по куртке: что-то присохло, шелушится, а надавить чуть сильнее — и пальцы смочены. Мизинец зацепился за дырку. Я отклонила голову в сторону, позволяя луне осветить грудь Кейела. Вдохнуть забыла. Липкий страх коснулся спины, пошевелил волоски на затылке.

— Упал, вымазался, — Кейел чмокнул меня в скулу. Взял мою руку, стиснул ее, убирая от куртки. Не обращая внимания на замешательство, повел за собой. — Тут озеро есть. Нашли его?

Выглядит так, будто его кто-то грыз, раздирал и рвал на нем куртку. Это уже даже не куртка — тряпка на выброс. И лицо, шея… Как я сразу не заметила кровь? Под глазами чернота, переносица разбита.

— Нашли, — глухо ответила, отворачиваясь.

Тодж следовал за нами. Он вел себя непривычно тихо, как-то пришибленно: голову к земле клонил низко, ступал осторожно, ни разу не проворковал.

— Я проголодался. С ужина что-нибудь осталось?

— Каша.

— Несерьезно.

Лунный свет выхватил кривую улыбку на разбитом лице. Блеск в глазах отталкивал холодным равнодушием, но горячая рука крепко сжимала мою руку. Так держат тогда, когда больше не за что держаться.

— На мясном бульоне, — добавила я.

— Принесешь к озеру?

— Принесу.

Пока Кейел расседлывал Тоджа, поглаживая его морду, я, прислонившись плечом к каменному входу и скрестив руки на груди, наблюдала за ними. Привычная тоска расползалась в душе, портила и без того плохое настроение.

Ящер из далекого прошлого и вольный наемник… Похожи на звезды? Подняла глаза к небу. Похожи. Я вижу их так же отчетливо, но понимаю, что они на самом деле далеко от меня. Снова посмотрела на Кейела: он прильнул лбом к морде Тоджа и что-то опять нашептывал ему. Еще больше они похожи на воспоминания. С лунным холодом.

Мы из разных миров, у нас разные цели, разная жизнь. И только одна дорога на двоих. Только одна. Второй не будет.

Я сглотнула горький ком и поспешила внутрь до того, как Кейел заметит выступившие слезы. Глаза Ромиара светились ярче угольков в костре. Он кивнул сначала мне, потом глянул поверх моего плеча и кивнул повторно. Спрятал дротик под плед и лег спать дальше.

Котелок стоял в углу пещеры, моя сумка лежала рядом. Я подхватила и то, и другое, крадучись направилась к озеру. За поворотом призвала Охарс и поспешила к Кейелу, уже не удивляясь, что он прошел мимо всех в абсолютной тишине.

Свод давил, заставлял склоняться, проход сужался, но за очередным поворотом стены разошлись. Донеслись всплески воды. На крохотном берегу валялась одежда Кейела. При свете Охарс я смогла убедиться, что куртку даже залатать не выйдет, как, впрочем, и рубашку. Штаны можно отстирать, а сапоги из кожи какой-то там нечисти переживут даже апокалипсис. Кейел стоял по пояс в воде и отдирал запекшуюся кровь на груди. Рваные раны от чьих-то зубов на плече некрасиво блестели.

Колени коснулись сырого камня, котелок едва слышно стукнулся донышком.

— Я принесла мыло и мази.

Кейел замер и, явно выдавливая улыбку из себя, повернул ко мне голову.

— Совсем забыл о них, — с шелестом воды, направился ко мне. — Я справлюсь, иди отдыхай.

Я расставила на полу флаконы. Вынув склянку с мылом, подала Кейелу. Смотрела, как он отмывает припекшуюся кровь. Его руки дрожали, а мышцы лица дергались, словно он старался не скривиться. Когда-то мы проходили через подобное. Кем бы Вольный себя не считал, но он обычный человек, который имеет право пожаловаться и выразить через эмоции боль. Я сняла штаны. Оставаясь в одной рубашке, спустилась в озеро. Теплая вода погладила бедра, быстро впиталась в рубашку. Кейел следил за мной, но не прогонял. Я приблизилась к нему, отобрала мыльную тряпочку. Стараясь не смотреть ему в глаза, тихо сказала:

— Я помогу.

Он вздохнул и больше не двигался. Кровоподтеки расползлись пятнами по всей спине, кровь сочилась из глубоких ранок.

— Так не пойдет, — прошептала я.

Мы перенесли флаконы, котелок и тряпочки на небольшой уступ над озером. Расселись на мелководье. Пока я смывала кровь и обрабатывала ранки, Кейел ел. Айссия отозвалась легко, но вот затягивать ранки оказалось непросто. Руки разболелись после двух разодранных. После нескольких появилась одышка, сердце застучало в висках. Вскоре разболелась спина так, будто я перенимала чужую боль. И, кажется, в прямом смысле отдавала свои силы Кейелу.

Он отставил изрядно опустевший котелок, повернулся ко мне, окинул хмурым взглядом и произнес, перехватывая руку:

— Хватит.

— Не могу смотреть на твое лицо, — призналась я.

— Не смотри, я не обижусь, — усмехнулся, но послушно опрокинул голову на уступ и закрыл глаза.

— На шее не проходит шрам, — провела пальцем по тонкой белой полоске, пролегшей чуть выше кадыка. — Айссия не сводит.

— Одним больше, одним меньше.

Мы снова замолчали. Я не знала, что ему говорить. Будь у нас другая жизнь, закатила бы скандал, заперла дома и требовала с него обещание не влезать в сомнительные дела. Но у нас нет другой жизни.

— И даже ни о чем не спросишь? — прошептал Кейел.

— А ты ответишь?

— Не знаю.

Когда захочет рассказать, расскажет сам, а так допытываться бесполезно. Бирюзовые нити истончались, а руки гудели, болели. Я не понимала, как действует Айссия, и все ли правильно исцелялось. Духи просто исполняли мое пожелание, вытягивая из меня бодрость. Зевнув и тряхнув руками, я хотела потащить Кейела на сушу, чтобы осмотреть его еще раз и нанести целебные мази, где ранки не затянулись до конца. Однако Вольный насторожил. Я погладила его по плечу, подушечки пальцев коснулись шрамов на щеке.

— Кейел, — негромко позвала я.

Он встрепенулся, мгновенно открыв глаза. Уснул?

— Полотенце в моей сумке, — поймала его растерянный взгляд. — Я постираю твои штаны и приду.

— Иди ко мне, Аня, — притянул к себе. Обхватив мою голову ладонями, поцеловал. Отстранился и, глядя в глаза, сказал: — Спасибо. Через пару дней доберемся до поселения, там сможем отдохнуть. И там же выберем тебе лиертахона, а потом сразу на север.

Снова поцеловал меня и, окинув пещеру сонным взглядом, попросил:

— Не задерживайся.

Глава 4. Вестница духов

Кейел.

— Не бойся, — фангра сжала мое плечо, — духи не убийцы.

Я скинул ее руку, снова посмотрел на Аню. Под ворохом пледов виднелась только голова: слипшиеся от пота волосы разметались на скомканном ворохе одежды, лицо стало бледным, отдавало синевой.

— Ты, как и другие, не имеешь понятия, на что они способны, — поднял глаза на Елрех.

Как и я. Я тоже не думал, что они подвергнут Аню такому риску.

Фангра свела белые брови, поджала губы. За последние периоды сеть возраста на ее коже заметно углубилась. Полукровка сильно привязалась к Ане и переживает, как за единственную родную и близкую в этом мире.

Как и я.

Она сглотнула и сказала:

— Я присмотрю за ней, а ты сходи проветрись. Нет твоей вины в том, что с ней случилось.

Кулаки сжались непроизвольно. Я склонился к фангре так, чтобы видеть ее глаза вблизи.

— Вины нет?! — полушепотом уточнил. — Ты настаивала, чтобы я рассказал ей обо всем. Я не послушал.

— Ты опасался, что она будет сдерживаться, — отступила на полшага.

Даже гордая фангра боится. Пугаю всех вокруг. Когда-то это казалось правильным, так почему сейчас раздражает? Будто я монстр, похуже всякой нечисти.

Полукровка все же вскинула голову и упрямо произнесла:

— Асфирель не добилась бы такого успеха, а ее жизни уже ничего не грозит.

Асфирель… Невинный рассвет. Фангра могла бы придумать более подходящее имя. Я скривился и, направившись на улицу, сказал:

— Если бы послушал тебя, ее жизни ничего бы не угрожало. В следующий раз настаивай на своем до последнего.

Упрекать себя мне еще не доводилось. Духи Фадрагоса!

Солнечный свет ослепил, свежий воздух заполнил легкие. Прищурившись, я разглядывал долину. Потер шею, вспоминая жалобу Ани, что Айссия не сводит шрам от кинжала. Слепец. У нее просто не осталось сил. В тот момент она отдавала мне последние крохи.

Молодая роща выросла на пустыре за сутки: тополи уже готовились раскрыть почки, птицы осторожно слетались отовсюду. Вереск цвел.

Я сбежал по камням, вспоминая, как трещали молодые деревья. Они поднимались из-под земли на глазах, и это ужасало, отгоняло всех от нашей стоянки. Я снова остановился. Ромиар набирал воду в котелок из ручья, которого вчера еще не было. Многочисленные ключи пробились из-под земли на закате, а сегодня вода журчала так естественно, будто всегда была тут. На этом месте за считанные дни родилась жизнь, появилось пристанище для многих. Я оглянулся на темный проход пещеры.

Аня едва не умерла.

* * *

Аня.

— Тоджа нужно отпустить, — Кейел извиняющееся улыбнулся.

Я покачала головой, вцепившись в седло покрепче.

— Не смогу идти сама.

— Я помогу.

Он протянул руку; взгляд стал донельзя настойчивым. Я запрокинула голову, рассматривая голубое небо, виднеющееся между листвы деревьев. За что же мне все это?

Тодж подо мной проворковал, потоптался, будто понимал, что скоро избавится от надоевшей ноши. Кейел не торопил: все так же протягивая руку, молча ждал. Я выдохнула, потерла лоб и, собравшись с силами, ухватилась за его руку. Позволив себя стащить с ящера, вцепилась в рубашку Кейела и с трудом устояла на ногах. Мгновенно выступил холодный пот, подогнулись колени, задрожали руки, но, что радовало, голова больше не кружилась.

— Осторожно, — Кейел обнял меня. — Мы никуда не спешим, привыкни.

— Я не понимаю: зачем такая сила, если она способна убить носителя?

Его ладони согревали поясницу, дыхание щекотало щеку.

— Ты просто не знаешь, как с ней справляться. Если бы знал, что накануне ты уже призывала Айссию, то не позволил бы исцелять себя. Духи забрали много сил.

Даже представлять не хотелось, сколько они выпили из меня. Казалось ведь, что я просто устала. Отстирала штаны и сразу отправилась к Кейелу. Планировала подремать, пока он отдыхает, но заснула беспробудно. Проспала четыре дня.

Кейел опять сидел возле меня, как после убежища Стрекозы. Сидел… Тогда, в трактире, мне казалось, что это даже романтично. Однако не зря сиделкам на Земле платят деньги. Вольный перетащил меня к пещерному озерцу и никого, кроме Елрех, туда не впускал. Я очнулась, когда он протирал мои ноги влажной тряпкой. Ни о чем спрашивать не хотелось, только скорее забыть обо всем. Даже новости о моем неожиданном успехе совсем не порадовали и стыда не поубавили.

— Кейел, я больше не хочу так, — прошептала, уткнувшись носом в его плечо. — Не хочу лишаться сил. Они возвращаются, но так медленно.

Со спины донеслись возгласы ребят, и я постаралась расслышать голос Елрех. Совсем скоро понадобится ее помощь. Женские проблемы нагрянули в дороге, а зелья все еще пить нельзя. Местные спасались подобием ваты — жутко неудобно, и тащить за собой Кейела к воде я не хочу.

— У соггоров бытуют легенды, — проговорил он. — В одной рассказывается, как несколько магов месяц укрывали город от пламени драконов, во второй — как архимаг день пел песню духам, а потом за считанные секунды расколол гору. Никто из них не умер после такого, а значит, силу можно выделять порционно, а не слепо отдавать всю. Ты научишься, Аня.

— Я не могу, — прижалась щекой к его плечу.

— Тебе просто страшно. Духи пользуются твоей неопытностью.

Кажется, ею пользуется весь Фадрагос.

— Мне нужно расседлать Тоджа. Сможешь постоять, или тебя посадить на землю?

— Я справлюсь.

Каждый шаг отдавался гулким сердцебиением. Кейел подвел меня к дереву, помог прислониться и вернулся к ящеру.

— Ты говорил, что мы уже почти пришли. Тоджу не помешало бы тоже отдохнуть.

Он расслабил подпругу, отступил и, привстав на носочки, свистнул.

— Подожди немного. Не хочу повторять для всех.

Ребята подошли к нам, когда Тодж скрылся в кустах. Кейел собрал амуницию и направился к старому дубу. Долго копался в его корнях, пока не раскопал мешочек, а затем забросал ветками седло. Встал на толстом корне и вытащил из грязного мешочка три гильдейских знака: меч лежал на треугольном щите.

— Лесная охрана? — удивилась Ив, прекратив вытаскивать веточки из волос. — Откуда у тебя их знаки?

— Какое сейчас это имеет значение? — вскинул бровь Кейел.

— Ты убил их, — скрестила руки на груди Елрех.

— Они хотели убить меня, — улыбнувшись, склонил голову к плечу.

Ромиар прислонился к стволу возле меня и спросил:

— Зачем нам знаки?

— Вольный, ты пока единственный радуешь.

Кейел бросил в мою сторону мимолетный взгляд, и улыбка его сползла.

— Милая фангра, я не зверь. Один из служителей пообещал, что приведет меня к тем, кто знает многое об Энраилл. Думаю, Фаррд продал информацию и ему тоже, а может, воровка. Неважно, — убрал прядь волос за ухо. — Он обещал, а потом я подслушал, куда они на самом деле вели меня.

Постучал носком сапога по дереву, покрытому мхом, и продолжил:

— Тут неподалеку поселение, — криво улыбнулся, исподлобья наблюдая за нами, — культ Энраилл. Они давно хотят меня поймать.

Ромиар хмыкнул, покачал головой. Елрех нахмурилась, интересуясь:

— Ты был у них?

— Я должен знать, кто за мной охотится, — Кейел пожал плечами. — Представился Торвардом, показал знак и сказал, что их друг умер, но перед смертью успел кратко рассказать мне обо всем. — Развел руками, заключая: — Это был успех.

— Лесная охрана сотрудничала с культом Энраилл? — Казалось, Ив потеряет сознание от новости о предательстве правоохранительных органов.

— Тодж слишком приметен, — Кейел посмотрел на Елрех: — и ты тоже. Извини, но тебе придется пожить в лесу.

Елрех кивнула.

— Мне привычно.

— Вы вдвоем пойдете со мной, поддержите легенду и… на всякий случай.

Ромиар повернул ко мне голову и спросил:

— А она?

— Тоже с нами, — ответил Кейел. — Ей обязательно нужно попасть в поселение. Только метку и седину придется спрятать.

— И как это сделать? — переминалась с ноги на ногу Ив, сжимая рукоять кинжала, которым почти не пользовалась.

Кейел улыбнулся мне, а потом посмотрел на Елрех.

— Превратим ее в вестницу духов.

От заинтересованных взглядов, направленных на меня, я поежилась. Тихо спросила:

— И что я должна делать?

* * *

Ветерок касался обнаженного тела. Я сидела на коленях и, упираясь руками в землю, смотрела в отражение озера. Черты лица едва угадывались — их скрывали бело-черные узоры, и только на губах протянулась вертикальная красная полоска. В волосах чувствовалась комьями хна, усиленная какими-то толченными грибами.

— И когда все это смоется?

Елрех перьями наносила узоры на спину, щекотала кожу.

— Пока вас не будет, я сделаю настойки. Уберем краски сразу же, как вернетесь. В крупных городах они все равно не помогут. О нас и без тебя все знают. Повернись. Рисунки должны быть повсюду. И не бойся, если тебе предложат отмокнуть в горячей воде. Кровь заканчивается?

Я с трудом пересела и попросила:

— Хоть мы и подруги, но давай не будем обсуждать такие вопросы.

— Опять ведешь себя как уважаемая эльфийка. Только они и скромничают по поводу и без него, а потом так же тихо страдают от надуманных проблем.

Никаких балахонов на меня надевать не стали, но сказали, что придется разуться. Кейел всего лишь за вечер из палки выстругал кинжалом подобие посоха. Вот в него я вцепилась с радостью и сразу налегла всем весом, проверяя прочность и разглядывая искусную резьбу узоров.

— Когда-то подсматривал за отцом, — сказал Кейел, стоя рядом. Ненадолго замолчал, закусив губу, а потом отвернулся и закончил: — До того, как услышал духов.

— Кейел, мне жаль, что…

— Ты должна рассказывать в поселении о том, что чувствуешь духов, — перебил он, — но молчать о Единстве. Это важно, Аня. Никто не должен разоблачить нас.

— Больше нигде нельзя раздобыть лиертахона?

— Нет. Только тут я видел, что их научились приручать. Никто в Обители не знает об этом. Исследовательнице будет полезно понаблюдать. Возможно, она еще не потеряла свое будущее и когда-нибудь сможет вернуться к нормальной жизни. Кстати, — поморщился, рассматривая мою голову, — красный цвет волос тебе не идет. И эти рисунки… Не обижайся, но сейчас ты страшная.

— Ты меня не любишь, — сделала я вывод. Неудивительно, что Вольных никто не жалует.

— Нет конечно. Я же только и толкую об этом. Почему ты мне не веришь? Будто я тебя часто обманывал, — проворчал он.

Вечером Кейел отправился на разведку. Я сидела у костра, стискивала кружку с заваренной мелиссой и, глядя на пламя, как заведенная, мысленно повторяла, что спалю к чертовой матери Фадрагос, если Кейел не вернется. Спокойно вздохнула только тогда, когда он подкрался со спины, подул в шею, а затем полушепотом сказал:

— Новости хорошие: нас встретят с распростертыми руками.

— Ты сказал им, что мы придем? — удивившись, повернулась к нему. Его глаза искрились весельем.

Он переступил бревно и, присев рядом, обнял меня. Прижав к себе, коснулся губами лба.

— Предупредил, что со мной будут те, кто не знает о культе. — Высматривая ребят, проговорил: — По дороге додумал нам легенду. Где остальные?

— Девушки пытаются найти доказательства твоего преступления, — без зазрения совести сдала я. — На всякий случай.

— А Ромиар?

Сверху, с нижней ветки раскидистого дерева, донесся недовольный голос:

— А Ромиар размышляет, какой ты глупец.

Я скривилась, разглядывая хвостатую заразу. Он хоть когда-нибудь и кем-нибудь бывает доволен? Расселся на дереве, как на лежаке; длинные пальцы двигаются беспрерывно, прокручивая дротик.

Высокомерно глянув на нас, пояснил:

— Сказал бы, что мы тоже знаем о культе, тогда они были бы разговорчивее. Теперь всем придется играть роли в твоем спектакле. — Почесал подбородок и проговорил: — Отпусти меня, я хочу найти Ив.

— Иди, — разрешил Кейел. — Приведи всех.

— Может быть, снимешь с него метку? — прошептала я, наслаждаясь теплыми объятиями. — Ты же все равно не убьешь Ив, как грозишься.

Кейел оторвал тяжелый взор от спины Ромиара и будто бы искренне спросил:

— Почему?

А может, в самом деле искренне?

— Мне казалось, мы подружились. И она…

— Твоя подруга, — закончил за меня Кейел, глядя в глаза. — Не моя.

— У тебя нет друзей, — тихо сказала я.

— И никогда не будет.

* * *

Елрех мучила меня с самого рассвета: заплетала множество тугих косичек, вплетала в них растения и украшала мелкими зубами. Остальные, рассевшись вокруг остывшего костра и попивая горячие чаи, опять обсуждали планы и договоренности.

— Значит, нам с Ив даже притворяться не придется. А если они видели твой портрет и догадаются об обмане, тогда что будем делать?

План Кейела походил на авантюру. Во-первых, до отдаленного поселения, о котором знают немногие в Фадрагосе, все еще не дошли новости. Во-вторых, Кейел сам рассказал обо всем верховному жрецу и по совместительству старосте, но не забыл перевернуть информацию с ног на голову.

— Они не видели моего портрета. Кто бы им принес? К тому же вчера меня отпустили, а не закрыли в клетке.

— Давай обсудим все еще раз, — поежилась Ив, кутаясь в плед. — Мы с Роми на самом деле никакие не изгои.

— Да, — кивнул прирожденный обманщик. — Мудрецы выдали вам знаки лесных гильдий, а публично выставили изгоями, чтобы вы отыскали Кейела.

— Тебя, — одновременно с ним закончила Ив.

Елрех потянула чуть сильнее, я цыкнула, наклоняя голову набок.

— Нет, — усмехнулся Вольный. — Забудь мое имя, эльфийка. Я Торвард. Если будет проще — Тор.

— И тебя приставили к нам сопровождающим.

— Не к вам, а к вестнице духов, — подмигнул мне Кейел. — Она помогает отыскать Вольного и бывшую любовницу правителя. Как только вы разыщите беглецов, то разделитесь, и тогда она должна следить за вами. Это ее миссия.

— Нас объявили изгоями, чтобы повысить доверие изгоев к нам, — пояснил Ромиар взволнованной Ивеллин. — Если будут задавать вопросы, тебе все равно нужно отвечать только одно: я дала клятву о неразглашении.

— Но он ведь все им рассказал, — тяжело вздохнула она.

— Я должен был подкупить их ценной информацией. Иначе наш визит был бы подозрительным.

— Думаешь, он стал менее подозрительным? — фыркнул Ромиар.

Я не встревала. Свою роль запомнила хорошо и не сомневалась, что справлюсь.

— Как долго вы там пробудете? — поинтересовалась Елрех и, хлопнув меня по плечу, сказала: — Готово.

— Как только приручим лиертахона, уйдем. Наверное, тебе придется подождать несколько рассветов.

Своего отражения я не искала. Ожидая, когда ребята соберутся, теребила клык лиертахона, мое неизменное украшение. Сейчас он показался важным: когда-то давно я помогла Елрех убить ящера с крыльями летучей мыши и хвостом, разрезающим стволы деревьев, как нож масло. Елрех отдала мне этот клык, разделяя добычу, признавая, что я причастна к победе.

Кейел поправил ремешок ножен, чуть потянул меч, а затем подошел ко мне и подал руку.

— Пора.

Через пару часов мы вышли на еле заметную колею и остановились перед массивными воротами. Из-за высокого частокола выглянул фангр и кивнул Кейелу. Вскоре донеслись голоса, послышался скрежет, стук и в конце — скрип. Двое крепких мужчин открыли дверь в воротах, безмолвно пропустили внутрь. Небольшая вооруженная мечами группа стояла сразу у входа. Широкоплечий мужчина, человек, выступил вперед и склонил голову. На тонких косичках в светлой длинной бороде засверкали серебром крохотные заколки.

— Гости у нас нечасто, — хрипло произнес он, с интересом поглядывая на Ив. — Давно не захаживал к нам, Торвард.

— Служба, — отмахнулся Кейел, пожимая ему руку.

— Вяз, — представился мужчина, по-прежнему не сводя взора с Ив.

Ее уши дернулись, а улыбка вышла нервной.

— Ивеллин, — она сложила руки за спиной. — Я не помню вашего поселения на карте.

— Такая мелочь, — протянул Вяз. — Оно не стоит изменений.

— И место тут неспокойное, — поддержал Кейел. — Сегодня на карту нанесли, а завтра путники застанут только пепелище.

Вяз кивнул.

— Васоверги часто драконов выгуливают. Вон гляньте, — указал ручищей на стену, — гарпунные пушки на каждой вышке.

А вышек было предостаточно… Я осмотрелась. Вдоль частокола помосты, на них снует народ. Все вооружены, крепкие, будто викингов из фильмов сюда перетащили. Даже эльфы тут выглядели, как эльфиоры: широкие плечи, утонченность только в ушах и осталась. Все посматривали на нас косо, с подозрением.

— Откуда столько пушек?

— Сами научились делать. Добраться до нас тяжело. Сами видели: лес непролазный, густой, высокий, но он же от небесных хищников прячет.

— А колея есть, — укорил Ромиар, продолжая крутить головой. Он даже не скрывал, что акцентирует внимание на оружии мужчин, на подъемах на стену и прочую угрозу или путь к бегству.

— Неподалеку почва хорошая, духи там землю любят. Мы огороды и разбили. Жить же ж надо как-то. На одном мясе долго не высидишь. А чего ж мы стоим у ворот? Я вас к старосте проведу, а потом к ребятам своим вернусь.

Бревенчатые дома в поселении росли ввысь, теснились так, что с одного окна к другому можно было рукой дотянуться. Но после каждого пятого дома оставался зазор, где под навесом стояли лавки с утварью: лохани, стиральные доски, комоды. По центру таких полян были колодцы. Вокруг, на простеньких сушилках, качалась выстиранная одежда. Женщины шустро сбивались в кучки, шептались, разглядывая нас. Шикали на любопытных девушек и гнали их в дом.

— Вы всех подряд за ворота пускаете без проверки? — назойливо интересовался Ромиар, вышагивая с гордо приподнятой головой, будто столичный ревизор.

— Далеко не всех, — протянул Вяз, сворачивая по узкой дороге. — Иногда такие приходят, что страшно к воротам подпускать: не то нечисть, не то полужилец больной. Да только ж с вами Торвард, а он у нас ни единожды бывал. Вести нам приносит из обителей. Пусть старосте говорит, зачем вас привел, а мое дело малое: за постовыми следить да за порядком.

Дом старосты по сравнению с другими казался хоромами. Широкое крыльцо, большие окна, а на втором этаже даже балкон имелся. Колодец был высоким, на столбах русалки, вырезанные из дерева. Беседку по центру двора увил виноград с темными гроздьями. У низкого забора два полуобнаженных эльфа, поигрывая мышцами и с улыбкой перекидываясь фразами на певучем языке, кололи дрова. Увидев нас, замолчали, переглянулись. Тот, что с топором, перебросил черную косу за спину и первым выступил вперед.

— Торвард, — кивнул он, вытирая свободную руку о закатанные штаны. Протянул ее Кейелу, — не прошло и нескольких периодов.

— Меня отправляли по службе в другие регионы. Я не забыл о вас.

Второй эльф смутил пристальным взглядом и едва заметной улыбкой. Он тоже пожал руку Кейелу, затем Ромиару и после поклонился нам с Ив, представляясь:

— Я Крисвет. — Указал на того, что с топором, — Это младший брат Далир.

— Полукровки? — нахмурилась Ив и сразу же смутилась. — Извините, просто имена не эльфийские. Меня зовут Ивеллин, а это Ромиар.

— Наша мама человечка, но мы не стыдимся.

— Мы любим ее, — поддержал Далир. — Не все люди злы и коварны.

— Вы необыкновенны, — уставился на меня Крисвет. — Как ваше имя?

— Духи отобрали мое имя, — сказала я, крепко сжимая посох. — Зовите меня Вестницей, этого достаточно.

— Вы вестница духов? — брови Далира поползли вверх.

— Отец дома. Проходите, — спохватился Крисвет.

А играть парни умеют: растерялись так натурально, что даже Ромиар покосился на Кейела. Видимо, как и я, засомневался, что в поселении о нас знают.

Прохлада окутала сразу же, как мы вошли в дом. Запах выпечки смешался с ароматами трав. Темноволосая женщина в скромном платье спустилась по лестнице, озадаченно осматривая нас.

— Разувайтесь, проходите в дом, — приглашал Далир, натягивая на себя рубаху. — Тут можно оставить оружие. Никто не тронет.

— Ма, накрывай стол! — звучно произнес Крисвет. — Я отца позову.

Я присела на лавку возле Ив, молча наблюдая, как она стягивает сапоги. Неподвижно ждала, когда прихожую освободят Вольные. Жена старосты приглашала всех в комнату.

— Вестница, — с почтением обратился Далир, вытирая полотенцем подбородок. — Почему не проходите внутрь?

Я поджала пальцы на босых ногах.

— Мне бы ноги помыть.

В этот раз шла по лесу так, будто была обута в мягчайшие тапочки: ни иголки, ни шишки, ни ветки — ничего ни разу не впилось в стопы.

Без лишних вопросов Далир притащил лохань и полведра воды. Вручил ковш, поставил лохань у моих ног и налил воды. Прежде чем он успел открыть рот, я потянула за тоненький, едва ощутимый, но крепкий поводок. Илиал вспыхнули прямо в воде, подогревая ее. Эльф поднял на меня зеленые глаза и полушепотом спросил:

— Вы такая же, как Вольные?

— Нет, — тихо ответила. — Но духи лучше знают, как поступать со мной. Моя жизнь принадлежит им, — в глазах потемнело, но я договорила: — По их воли я пришла сюда.

Сердце екнуло. Подавившись воздухом, я закашляла.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Да.

Далир долго не отводил взгляда, а затем поднялся, обронив короткое:

— Я принесу полотенце.

Кейел вернулся за мной, когда с лестницы донеслись голоса. Помог мне подняться и провел следом за остальными. В просторной комнате стоял длинный стол, застланный белоснежной скатертью. Хозяйка и утонченная эльфийка хлопотали, таская горшочки из темной кладовой, кувшины и миски с овощами. Оттуда же выходили ребята, вытирая руки чистыми полотенцами. Староста появился, когда все рассаживались по местам. Черные волосы немолодого эльфа блестели легким медным оттенком, медовые глаза согревали радушием, а сильный голос ласкал бархатом. Звали старосту Итенсилем.

— Как удачно мы сегодня припозднились с завтраком, — произнес он, накладывая вареных овощей к омлету. — Что привело вас к нам?

— Мы следовали за вестницей, — ответил Ромиар и, не удержав смешка, едва не поперхнулся молоком.

Итенсиль посмотрел на меня, ожидая ответа. Я выдерживала паузу, словно прислушивалась к духам.

Крисвет, усевшись справа, порывался ухаживать за мной. Кейел, с левой стороны, с каждым предложением эльфа, доложить мне чего-нибудь в тарелку, вздыхал все тяжелее, громче — несдержанней. Ромиар, наблюдая за ним, тщательно прятал улыбку за кружкой с молоком, но насмешка в волчьих глазах не смогла бы сбить с толку даже меня. Ивеллин сидела между ним и Далиром, то и дело поглядывая по сторонам, словно пыталась высмотреть в доме старосты намеки, что он верховный жрец опасного фанатичного культа. Замыкали застольный круг скромная жена старосты, Ирда, и их младшая дочь, Эда.

После долгой паузы, наполненной стуком вилок и ложек по глиняной посуде, я ответила:

— Духи ведут меня.

— Они не сказали, зачем привели вас к нам?

— Духи не говорят со мной, — приподняв подбородок, произнесла я, — они ведут меня.

Морщинка на секунду появилась на лбу Итенсиля, уши оставались неподвижными. Он отпил травяного чая и вкрадчиво проговорил:

— Простите, Вестница, я не хотел вас обидеть. Вольные, — бросил взгляд на Ромиара, — нечасто встречаются в жизни, но слухи полнятся их деяниями. А Вестницы столь редки, что узнать о них удается лишь из легенд.

— Мы появляемся тогда, когда духам нужно молвить.

— Вы совсем ничего не едите, — тихо проговорил Крисвет, склоняясь ко мне. — Может, хотите чего-нибудь сладкого: варенье, мед…

— Вестница не любит мед, — встрял Кейел, откинувшись на спинку стула. Дружелюбно улыбнулся и мягче пояснил: — Плохие воспоминания.

— Вас кто-то обижал в прошлом? — полюбопытствовал Далир, подливая Ив молока.

— Мое прошлое отняли.

— Совсем? — нахмурился Итенсиль.

Я открыла рот, но застыла: ни вдохнуть, ни выдохнуть не получалось. В ушах запульсировало, а мир застелило сапфировое марево. Ромиар, глянув на меня, перестал улыбаться и заметно напрягся. Упираясь в стол, я поднялась и тепло улыбнулась.

— Духи не правят Фадрагосом, Итенсиль. Фадрагос правит духами. Они ведут меня мягкими тропами, — замолчала, приподнимая подбородок выше, будто поставляла лицо солнцу. — Но так было не всегда. У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней — знания. Я несу ее в своем сердце, — прижала руку к груди. Слезы потекли по щекам, голос стал громче: — В нужное время я разобью сердце, чтобы освободить тайну и подарить знания достойному. Вестницы следуют за духами, но не служат им. Так было всегда. Мы рождаемся слабыми от чувств и ослепленными жадностью. Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам, а после рвет душу в клочья. Но она нужна нам. Она помогает прозреть, — сглотнула горький ком, с трудом удерживаясь на ногах. — Только зрячий способен увидеть тернистый путь, проложенный собственной смертью.

Ивеллин выглядела озадаченной, Ромиар побледнел, а Кейел, низко опустив голову, замер. Я рухнула на стул и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. Сердце колотилось, в груди сжималось. Меня трясло.

Я никак не могла остановить слезы, живьем оплакивая себя.

Завтрак был безнадежно испорчен. Кейел услужливо предложил мне прогуляться, подставляя руку. Птицы щебетали, ветер гнал облака по небу, шелестел травой. Жители провожали нас заинтересованными взглядами. Никто из нас не спешил начать разговор. Между нами росло безмолвное напряжение.

Мы остановились под яблоней. Кейел помог сесть на мягкую траву, походил немного из стороны в сторону, а затем опустился рядом и шумно выдохнул. Нервно убрал волосы за уши и, положив руки на колени, сцепил их в замок.

— Утром ты дословно повторила все фразы, которые должна была произносить. И ты ни разу не ошиблась, — он старался говорить мягко, но удавалось ему с трудом. Костяшки пальцев на его руках белели от силы, с которой он сжимал их. — Опустим тот факт, что с Ромиаром вы на самом деле ближе, чем показываете.

— Что? — растерялась я.

Кейел резко повернулся ко мне и со злостью в глазах продолжил:

— Вольные не должны рассказывать о заветах другим.

— О каких заветах? — смяла траву в кулаках.

Он склонился и заговорил тише, обдавая губы жарким дыханием:

— И тайна Аклен'Ил. Зачем ты произнесла ее при посторонних? А если кто-то…

— Кейел! — прошептала. — Пожалуйста… — голос дрогнул. Пережитый за завтраком испуг возвращался. — Это не я.

Злость в его глазах не исчезла, но притупилась.

— В каком смысле?

Я покачала головой, вспоминая, каким безвольным было сознание.

— Это была не я.

Глава 5. Кнут и пряник

Мягкий матрас, большая подушка, шерстяное одеяло, а постельное белье скрипит от чистоты. Я нежилась в полумраке и прохладе гостевой комнаты. Еще бы Кейела под бок, но его и Ромиара отправили спать на чердак. Ивеллин определили в соседнюю комнату. Темная занавеска на единственном окне почти не пропускала свет и не позволяла даже примерно понять, что на улице: утро или полдень. Мысли роились в голове, скакали с одной темы на другую.

Вчера по просьбе Кейела меня никто не трогал. Он был озадачен моими словами, расспрашивал о чувствах, ощущениях, но выводов из услышанного так и не озвучил. Только уверял, что с Единством я проживу гораздо дольше, чем все остальные. Намного дольше. Однако я не просто предчувствовала собственную смерть, а будто уже знала, как это — умереть. Откуда-то понимала, что куда бы ни свернула и как бы ни убегала, приду к концу своего пути. Совсем скоро приду.

Перевернувшись на спину, подложила руки под голову и закрыла глаза.

Наверное, влияние Единства вызывает стойкую уверенность, что речь, высказанная за завтраком, — не бред спятившей девицы, а самая настоящая правда. Не сойти с ума при всех обстоятельствах было бы странно.

Духи истощили организм, выпили жизненную энергию. Я так долго спала и то, что рассказывала Елрех… Возможно, летаргический сон? Какие у него последствия? Надо было поступать в медицинский. И полезнее, и совесть заведомо чище… Даже пусть в оценке посторонних.

— Показательность тоже неплохо, правда, Аня? — ехидно спросила и шепотом призналась: — Виновна.

Дурное предчувствие заставляло жалеть о прожитом, но одновременно приносило облегчение. Допустим, я вернусь домой — это даже не полшага. Сомневаюсь, что смогу вернуться к прошлой жизни. Может, к лучшему, если все оборвется тут.

В дверь постучали.

— Вестница, вы не спите? — тихо поинтересовались с той стороны. — Все уже позавтракали. Отец хотел бы с вами поговорить.

Натянув одеяло до подбородка, выкрикнула:

— Скоро буду.

— Не торопитесь. Если что-то понадобится, дайте знать.

Какие учтивые…

Я полежала еще пару минут, разглядывая зеленое платье, раскинутое на комоде. Хозяйка уверяла, что оно новое и самое нарядное, какое было у ее дочери. Вестницу встретили словно небесную.

В дверь поскреблись. Я нахмурилась, но решила подождать. После недолгой тишины поскреблись повторно, вынуждая подняться. Тяжелая задвижка скрежетнула, дверь скрипнула. Кейел с широкой улыбкой заглянул в щель.

— Впусти.

— А если кто-нибудь увидит? — шепотом возмутилась я.

Он вошел, закрыл за собой дверь и повернулся ко мне. Глянув на лицо, чуть скривился, но, покачав головой, обхватил меня за талию. Я отступала к кровати, с каждым вдохом собираясь остановить Вольного, но с каждым выдохом скользила руками по его груди выше. В итоге обняла за шею и прошептала:

— Доброе утро.

— Здравствуй, Аня, — усмехнулся. — Я скучал.

Спина коснулась матраса, длинная рубашка съехала с бедер. Я обхватила ногами талию Кейела. Он навис надо мной; от его тела исходил жар. Дыхание согрело губы, донесло запах ванили и выпечки.

— Они хотят забрать тебя, — продолжая улыбаться, тихо сказал и поцеловал в уголок губы.

— Куда забрать? — погладила большим пальцем шрамы на его щеке, вытягивая шею, подставляя ее для частых поцелуев.

— У меня забрать. Итенсиль решил, что Крисвету пора жениться. А тут вестница пришла, — уткнувшись в волосы у виска, беззвучно рассмеялся. — Сказочная вестница в женах у будущего верховного жреца. Как тебе?

Я поежилась от легкой щекотки и наигранно произнесла:

— Какое невежество! И что же ты, бесчестный Вольный, собираешься делать? Это же верховный жрец культа Энраилл и его сыновья. Такие соперники! Как ты будешь противостоять им?

— Для начала, — приподнялся на локтях и заглянул в глаза, — хочу убедиться, что моя вестница довольна мною.

— Ну не знаю… — прищурилась, потом на манер Ромиара фыркнула: — Ты плохо ухаживаешь за своей девушкой. Когда в последний раз ты дарил мне цветы?

— Цветы? — вскинув брови, уточнил Кейел.

Я поморщилась и исправила претензию:

— Хоть какие-то подношения, чтобы уважить моих духов. Еще когда мы не были вместе, ты добивался меня ошеломительными способами.

— В самом деле?

— Как ты мог забыть?! — округлила глаза.

— Опять обманываешь. Дурная привычка! Никогда не было ничего подобного. Всегда ты липла ко мне первая и открыто соблазняла.

— А праздник Сальир? Мне казалось, ты забыл, кому приносишь жертву.

Он хрипло рассмеялся, лаская слух.

— Так тебе дарить букеты из подстреленной дичи? Птиц какой окраски преподносить к твоим ногам, жестокая вестница?

Я накрыла рот ладонью, заглушая смех.

— Духи Фадрагоса, ты еще и хрюкаешь!

Кейел перестал смеяться первым и, приоткрыв рот, наблюдал за мной. Долго и внимательно наблюдал. Смущение охватило мгновенно, но веселье не оборвало. Я улыбалась, уставившись на плечо Кейела и подбивая пальцем гильдейский знак. Ноготок ударялся о металл, заполняя комнату еле слышным, глухим звоном. Надо что-то сказать, заполнить неловкое молчание.

— Аня, — опередил Кейел. Перехватил мою руку и крепко сжал ее. — Ань, посмотри на меня.

Он свел брови, теплым взором обводил рисунки на лице. Заглянул в глаза и серьезно проговорил:

— Мне очень хочется обмануть тебя.

Объяснений не требовалось. И Ромиар, и Кейел относились к чувствам с таким же фанатизмом, как и к своим духам.

Покачивая головой, еле слышно попросила:

— Не надо.

И без слов сложно гнать мысли о нашем расставании. Я засыпаю и просыпаюсь с ними. Нужно ли все усложнять, забивая память признаниями?

— А если буду уверен, что это правда?

Закусила губу и, с трудом двигаясь, кивнула.

— Тогда ладно. Но только если будешь уверен, что и вправду любишь.

Из-за улыбки болело сердце, но я боролась с собой. Кейел не улыбался. Посмотрел на наши руки и произнес:

— Не отказывай ему.

— Что?

— Скажи Итенсилю, что вернешься, когда завершишь миссию. Что попробуешь узнать его сына лучше. Возможно, соггоры снимут метку. Тут для тебя будет безопасно… — сглотнул и добавил: — если вдруг на севере не понравится.

Он прятал глаза, поднимаясь. Легко выпустил мою руку и молча ушел.

Эда накрыла стол и, пока я завтракала, нахваливала братьев. Кажется, семья жреца предоставила мне выбор между Крисветом и Далиром, лишь бы только прибрать к рукам избранную. Когда я допивала чай, эльфийка извинилась и оставила меня. Спустя несколько минут появился Крисвет.

— Ветница! — прозвучал громкий голос. — Выспались?

Как и все эльфы он был красив, а еще обаятелен, но я ничего не чувствовала, глядя на него. Улыбнулась ему и произнесла на манер заученных фраз:

— Духи торопили весь путь, но у вас я обрела покой. Силы быстро возвращаются.

Я не обманывала. До сих пор ходила медленно и придерживалась за стены, но жуткой усталости через каждые три шага не испытывала.

Поправляя широкий воротник белой рубашки, он подошел ближе и, опершись на стол, тише произнес.

— Надеюсь, ваш сон был крепким.

— Я выспалась, — улыбнулась шире. — Спасибо.

Его брови изогнулись в наигранной мольбе.

— Не поможете мне советом? — откинул черную косу за спину и склонился. — Хочу пригласить самую загадочную девушку на прогулку, но впервые боюсь отказа.

— Тогда придумайте самую необычную прогулку. Заинтересуйте девушку предложением.

Крисвет хмыкнул, почесывая подбородок, а потом с блеском в голубых глазах прямо заявил:

— Вы рискуете влюбиться.

Я хохотнула. Так меня даже на Земле не кадрили.

— Ваш отец хотел поговорить со мной?

— Намекаете на конкуренцию? Моя мама очень ревнивая, хоть с виду и не скажешь.

Мы рассмеялись вместе, а затем он подал мне руку.

— Если вы готовы, я отведу вас к нему.

Во дворе Кейел и Далир сколачивали какой-то ящик. Рядом с ними вертелась довольная Эда, разодевшаяся в нарядное лиловое платьице. Хмурый Ромиар сидел под раскидистой алычой и что-то выплетал то ли из травы, то ли из толстых ниток. У него под боком привычно разложила записи Ив и вносила на карту метки, иногда отмахиваясь от мух и жуков. Староста стоял у забора и общался с Вязом. «Викинг» будто отвечал невпопад и все глазел на Ив, но взаимного интереса не получал.

— Отец! — гаркнул над ухом Крисвет.

Кейел обернулся, и я поймала его колкий взгляд. Заметила, как он сжал кулаки, и едва не убрала руку с локтя эльфа, но удержалась и даже приветливо улыбнулась. Кейел тоже ответил приветливой улыбкой и кивком, а затем вернулся к Далиру и ящику.

Крисвет проводил меня в беседку, помог сесть на скамейку и сказал:

— Я буду во дворе. Если что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться.

Ступенька скрипнула, и Крисвет поспешил уступить отцу место. Итенсиль, пригнувшись, прошел под виноградом и поздоровался со мной. Прислонился поясницей к перилам и без отступлений к лишним разговорам произнес:

— Ваши сопровождающие рассказали мне о той проблеме, которую вы помогаете решить. Кейел… Не знаю о девушке, с которой он связался, но сам Вольный нечист на руку.

— Я знаю, кто вы, Итенсиль, — подняв голову, заявила. — Не волнуйтесь. Я умею хранить тайны.

Он сжал поручень беседки.

— Тогда вы знаете, что мы с вами преследуем схожие цели.

— Разве? — вскинулаброви.

Итенсиль не спешил отвечать. Сел рядом и, глубоко вдохнув, надолго замолчал. Хмурым взглядом вперился в сцепившихся на дощатом полу осу с пчелой. Пчела пыталась выкрутиться, но оса захватила крепко. Когда жертва перестала бороться, Итенсиль уперся руками в колени и тихо сказал:

— Они не понимают, что делают. Те, кто ищут сокровищницу, находят смерть и рискуют всем миром.

— Но разве Вольный не спасает мир?

— Если только его духи не хотят разрушения. Я не боюсь их. Духов. Не боюсь, — уточнил и, легонько хлопнув по ногам, продолжил: — Знаете, я, как и вы, всего лишился, а потом обрел веру. И моя вера тоже сильна.

— Я вижу, — нахмурилась я и постаралась придать взгляду отстраненность, — в прошлом вы оставили что-то трагичное.

Не нужно быть гадалкой, чтобы понять это. Итенсиль сам спешит поделиться со мной секретами. Надеется, что вестница поймет его?

Он пристально смотрел на меня, а затем, судорожно вздохнув, протянул:

— Оставил… — почесал тонкий нос мизинцем и более бойко заговорил: — Мы с братьями связались с искателями сокровищницы. Хотели найти ее, а потом… потом братья погибли. Одного забрала болезнь, второго убила мантикора, а я вот, — пожал плечами, — выжил. Столько невзгод пережил, а потом меня предали свои же. Я считал их друзьями. Друзьями! В таком-то деле… А одним прекрасным вечером они решили, что я что-то утаиваю и хочу их кинуть. Насадили меня на крюк — знаете, такой, каким ловят виверн, — а потом пытали над пропастью. Если бы не моя жена… — покачал головой. — Она храбрая женщина.

Посмотрел на окна дома, и его лицо тронула еле заметная улыбка, а тонкие морщинки на лбу разгладились.

— Ирда познакомилась с уважаемым эльфиором, — на мгновение поджал губы. — Думала, влюбилась. Подростки, молодость… Наивная дуреха, — посмотрел на дочь, что-то щебечущую Кейелу и подающую ему кружку. — Их отношения зашли далеко, были похожи на серьезные, и она разрешила ему все. Духи свидетели, Вестница! Она и не думала, что он… После всего того, что произошло между ею, им и его… сподвижниками.

— Он был не один? — я старалась вести себя сдержанно, но все же удивилась. — Как такое могло случиться?

Желая унять проснувшуюся злость, погладила скамейку там, где через листья винограда просочились солнечные лучи. Укололась, отдернула руку и стала рассматривать палец.

— Ему предложили информацию, — Итенсиль тяжело вздохнул.

— О сокровищнице, — догадалась я, отвлекшись на эльфа. Значит, его культ построен на ненависти и, возможно, на мести.

— О ней, — сжал колени. — Ради нее он готов был продать кого угодно.

А девушка вслух разрешила возлюбленному все…

— Ирда убила одного из них и сбежала. Она, несомненно, виновна. Но, видят добрые духи, в душе она скорбит о содеянном.

— Она нашла вас в лесу, — предположила я, ногтями зацепив тонкий кончик занозы.

— Пряталась, — подтвердил эльф, наблюдая за мной. Кажется, мое занятие, немного отвлекло его от переживаний. — Жила в шалаше. Повезло, что ее бабушка была способным алхимиком и многому научила Ирду. Те, кто ищут сокровищницу, несут зло. — Посмотрел мне в глаза и спросил: — Вы понимаете это, Вестница?

Я покачала головой и ответила:

— Понимаю, но думала, вы преследуете более глобальную идею.

— Вы про войну Предков?

— Да. Я слышала о культах. Верила, что, как бы вас не боялись и не любили, вы заботитесь о Фадрагосе.

Он заметно смутился. Поежившись, отвернулся и заговорил:

— Если я буду рассказывать своему народу наши истории, они не будут так гореть. Наши истории делают нас жалкими. Если я позволю себе напоминать народу о прошлом, я разрушу все, чего достиг. Мне нужно вселять в мужчин силу, а не слабость. Но я также верю, что Энраилл не зря спрятал наработки в сокровищнице. Что будет, если такие жестокие искатели завладеют невероятным могуществом? Эта идея тоже жива в нашем поселении, и прежде всего она движет нами. Но, поверьте, многие из нас тут, потому что по вине сокровищницы лишился прошлой жизни.

— Вы убиваете не всех искателей?

— Мы их перевоспитываем. В горах есть храм, но не просите, я вас туда не поведу. Вам не место там.

— Я не просила, — улыбнулась я, вытащив-таки занозу.

— Что будет с Вольным, когда его найдут?

— Нас интересует изгой — пожала плечами. — Девушка, опозорившая уважаемую гильдию и оскорбившую правителей и народ региона Цветущего плато. Вольный нам не нужен. Его защищают и оправдывают духи.

— Да, — протянул он и кивнул, — защита. Я нашел способ обходить ее. Тоже жестокий. Но разве искатели не заслуживают награды, которой одаривают всех на своем пути?

— В чем суть способа? — заинтересовалась я.

— Мы заставляем одного из тех, кого нельзя перевоспитать, убить второго такого же. Будьте милостивы, Вестница, отдайте мне Вольного, когда найдете его.

Я сглотнула, вспоминая способы Сиелры обходить наказание духов. Подло.

— Духи могут не привести меня к вам обратно. Не забывайте, кто я.

— Вестница… Как можно забыть? И как же трудно поверить… О вас есть только две детские сказки и одна легенда о камне. Он находится…

— В храме Солнца, — перебила я. — У гелдовов.

Ребята рассказали две легенды об этом храме. Первая мне нравилась больше…

На вершине горы, нетронутой снегом и льдом, стоял одинокий валун причудливой формы: с одной стороны будто выступали руки, ноги, туловище и даже голова с вполне различимым лицом. Сильный ветер круглые сутки переносил мимо него разных духов. Любопытные — задерживались, глупые — пытались помочь существу выбраться из ловушки. Они напитывали камень силой, бездумно растрачивая ее. Мудрые — слетались отовсюду, чтобы помочь собратьям разобраться в лукавстве природы. Ныряли в камень и выгоняли из него самых упрямых. Прямо в нем делились с ними мудростью.

Со временем затейливая часть камня впитала много силы, потяжелела и в одну из ночей откололась. Луна равнодушно взирала на то, как духи кружат вокруг осколка, суетятся, обвиняя себя в неразумности.

На рассвете доброе Солнце выслушало рассказ Луны и прониклось сочувствием. Разглядело оно ту гору и подарило немного тепла духам, согревая вместе с ними и камень. Почувствовало в нем силу, а в духах — горе, и тогда вовсе расщедрилось. Отыскало миролюбивую душу рассата, погибшего на рассвете, душу эльфа, тонко чувствовавшего природу, и самую большую душу фангры. Попросила у каждого немного души и поселила кусочки в камень. К полудню ожил он. Поднялся, отряхнулся и, ласково улыбнувшись духам, представился Гелдовом.

Вторая легенда, или история, совершенно мне не нравилась, зато имела доказательство, что она родилась не из сказок. Оставшийся камень, от которого откололся первый гелдов, стал для этой расы священным. Когда им нужен совет, они приходят к нему на рассвете и говорят с Солнцем. Так повелось с давних времен.

Однажды пришел к камню старейшина отдаленной деревни, пострадавшей от нападок васовергов и виксартов. Он пробыл там несколько рассветов, рассказывая о своей печали. Враги пленили его старшего сына и, опоив зельями, заставили сражаться на своей стороне. У парня не было шансов вернуться.

Прошла ночь после ухода старейшины, и на рассвете смотрители храма увидели руны на камне. Написано было о девушке, которая принесет весть печальную, но важную. О том, что она будет знать то, что знают только сильнейшие Фадрагоса и что недоступно остальным. Упоминалось также, что она будет хранить тайны так, как никто до нее.

Кто осквернил священный камень, смотрители не видели, поэтому стали следить за последним прихожанином — за старейшиной деревни. Месяц сменялся месяцем, но ничего не происходило. Однажды, в ничем непримечательный день, в поселении появилась девушка, молодая соггорша невероятной красоты. Она ступала мягко, босиком. Не попросила ни о чем, кроме воды, чтобы отмыть ноги от лесной грязи. В ее раскосых черных глазах отражалось небо, редкие отметины на теле говорили о трудном прошлом, а серебряные, словно стальные, волосы были заплетены в тонкие косички. Она была худой и на вид нездоровой. Никто не знал, что с ней случилось, как никто и не узнал ее имени. Долго ютилась она на окраине деревни, питаясь тем, что пожертвуют, одеваясь в то, что находила в мусоре. Пока не вернулись мародеры…

— Вестница пожертвовала собой, — рассказывал Итенсиль, хоть я и предупредила, что знаю легенду. Слушать ее повторно почему-то было очень неприятно. — И ведь никто не понимал причин. Искалеченная скитаниями девушка, над которой смеялись, которую жалели, просто поднялась на стену и попросила обмен. Спасла слабака, подарив себя Гар’хорту.

— Гар’хорту? — уточнила я.

Ребята обходились общими фактами и не называли имен. А вот тут… Звучит знакомо.

— Вы не слышали о нем? — удивился староста. — Я думал, все знают о нем. Васоверги восхваляют его, ставят в пример молодым воинам.

— Я услышала легенду не так давно и в спешке.

— Вы… — чуть улыбнулся, — странная. Простите, если обидел.

— Ничего страшного. Я привыкла, что меня такой воспринимают.

Итенсиль сжал мою руку.

— Может, вестницы и должны быть такими. Вам даны знания, каких лишены мы, — помолчал немного, а потом вернулся к прошлой теме: — Она подарила себя самому кровожадному васовергу за всю историю Фадрагоса, — покачал головой. — Тогда страдающее от набегов поселение уже благодарило сумасшедшую девушку, а васоверги и виксарты только смеялись над ее глупым поступком. Мы не знаем, что с ней случилось после, но со временем Гар’хорт сильно изменился. Он все чаще поступал нетипично для расы, но побед за ним стало больше.

— А слабак, сын старейшины, стал первым гелдовом, который задумался, как решить вопрос с насилием, чтобы не терпеть, склонив голову, — добавила то, что знала. — Объединил несколько деревень и назвал их городом. Позже, когда таких городов стало больше, он выделил свой, назвав обителью Зари. Они оба вошли в историю, но вестница…

…даже не вспыхнула, а просто была. Где-то там была. Пришла призраком и ушла так же. На камне написано, что вестницы очень редко будут приходить, но о них почти никто не узнает. Так и есть. Не бывает бывших Вольных, а вестниц будто вообще выдумали.

— Говорят, иногда ее видели рядом с Гар’хортом, но бледной тенью. Я верю, что ваша миссия не столь трагична. И раз мы так откровенны, то хотел бы сделать вам предложение.

— Крисвет.

Я посмотрела на веселого эльфа, шутливо бросающего алычой в сестру. Она с громким смехом пряталась, за спиной Кейела. Вольный тоже смеялся, прикрываясь руками и позволяя эльфийке прижиматься к себе.

— Я не могу настаивать, не могу уговаривать. Когда узнал, что вестница пришла к нам, то понадеялся на лучшее. Старый глупец.

Думает, что я сделаю Крисвета сильнее? Верховный жрец запретного культа Энраилл, который изменит историю… Знал бы, что говорит с шарлатанкой, наверняка убил бы.

— Меня привели к вам духи, но по другой причине, — подняла руку и отвернула широкий рукав с витиеватой желтой вышивкой.

Клык качался на шнурке. Итенсиль нахмурился.

— Откуда он у вас?

— Заслужила в схватке с лиертахоном, — замолчала.

Мысль забилась в голове, завертелась на языке, но никак не могла сформироваться. Я посмотрела на ладони и вспомнила ожоги после того, как бросила раскаленное полено в тварь. Тот лиертахон заставил вспомнить, что у меня есть руки. Путь покалечил ноги, ударил по рукам…

— Вестница, — Итенсиль прикоснулся к моему плечу.

— Этот клык как-то связан с вашим поселением, — улыбнулась, спрятав руки за спиной. — Духи обещали мне легкий путь от вас.

Он хмыкнул и, задумчиво глядя на калитку, протянул:

— Легкий путь… Я догадываюсь, почему духи привели вас к нам.

После обеда вцепившись в локоть Итенсиля, я шагала рядом с ним. Кейел, как преданный службе и ответственный человек, следовал за нами, отставая всего на пару метров.

— Знания об Энраилл распространяют немногие, — осторожно возобновила беседу, украдкой поглядывая на точенный профиль эльфа. — Вы боретесь со всеми?

— Со всеми, кого удается отыскать. К сожалению, есть те, к кому непросто подобраться. Или скорее, невозможно.

— Мудрецы.

— Вы очень прозорлива, Вестница, — улыбнулся Итенсиль. — Сюда.

Мы обошли деревню околицей, приблизились к пруду, заросшему осокой. Сапоги Итенсиля застучали по деревянному мосту, доски заскрипели, немного прогибаясь. Острый кусочек кремня лежал на моем пути, и я намеренно наступила на него. Пальцы коснулись нагретого под солнцем дерева, камень галькой лег под босую ногу.

Боли не было.

Некоторые духи обещали защищать, но только когда попрошу. Сейчас я ничего не просила. Неужели чушь про вестницу не плод больного воображения? Духи Фадрагоса, что происходит?

— Вестница, мы доверяем Торварду, — Итенсиль оглянулся на Кейела, продолжая подводить меня к большому зданию, — но ваши спутники не должны знать, что вы увидите тут.

— Как скажете, — согласилась я, с интересом разглядывая нескольких крепких мужчин, разделывающих туши под соломенным навесом.

Один из них оставил работу. Вытерев о фартук руки, с протяжным скрипом открыл перед нами тяжелую створку большой двери и жестом пригласил войти в темноту. Я переступила высокий порог, поморщилась от едкой вони аммиака и тошнотворного душка тухлятины. Солома пощекотала лодыжки. Темно, жарко, что-то шелестело и ворчало со всех сторон. Солнечный свет проникал через щели в стенах и небольшие отверстия под потолком. Видимо, для вентиляции. Могли бы не утруждаться, все равно ведь не помогает. От смрада резало глаза. Они, кстати, привыкали к темноте, и то, что я видела, мне не нравилось.

— Вам нечего бояться, — Итенсиль шагнул дальше, вынуждая следовать за ним. — Мы спеленали почти всех лиертахонов, но есть самка… Пойдемте, я покажу ее.

Лиертахонов я запомнила бойкими, подвижными и очень опасными.

Тут их ломали.

Мы шли по широкой дорожке, присыпанной соломой и окаймленной решетками. Канавки по сторонам были заполнены испражнениями тварей, которые стекали по покатой, хорошо утрамбованной земле. В некоторых загонах подпорченные туши животных лежали там же, в грязи, и лиертахоны, способные двигать только головой, чавкая жрали. Полупрозрачные капюшоны вокруг морды подрагивали при каждом утробном рычании. Тела были спрятаны под чем-то плотным, серым, прижаты к полу, а хвост скован цепями. Цепи крепились к толстым железным столбам.

— Мы не можем пользоваться законными благами, — продолжал говорить Итенсиль, — поэтому приходится всему учиться самим. Недалеко гора с раскаленным сердцем. Большие лиертахоны облюбовали то место. Мы нашли выступы прямо в воронке, над кипящем огнем, а на них гнезда. Сначала хотели спуститься, взять хотя бы часть кладки, но отправленным мужчинам очень быстро стало плохо, и они погибли, так и не поднявшись обратно. Пришлось ждать в засаде почти период, пока из яиц не показался молодняк. Взрослые особи появлялись редко, оставляли мясо и уходили. Когда лиертахоны подрастают и крепнут, начинают исследовать мир. Мы отлавливаем их и приручаем. Они прекрасные охотники, защитники и сторожи.

— Я не видела в поселении лиертахонов.

Хотелось поморщиться, но удавалось сдерживаться. Хищные твари опасны и злобны, но я знала, что значит лишиться свободы и права выбора.

— Они все у храма Перевоспитания. На первых порах искатели сокровищницы очень непокладистые, — мягко улыбнулся Итенсиль.

Чертов садист. И ведь всего-то минутами ранее казался нормальным эльфом…

— А вот самка, которую я хотел вам показать.

Я повернула голову и отшатнулась. Сердце заколотилось.

— Тише, — шепнул Кейел на ухо. Теплые ладони легли на плечи, слегка сжались. — Я с вами, Вестница.

— Она на цепи, — поспешил заверить Итенсиль, бросив недовольный взгляд на руки Вольного.

Забыла, что Кейел не оставил меня. Хлопнула его по пальцам и негромко сказала:

— Спасибо, Торвард. Я в порядке.

Чешуя лиертахона была белой, а под желтыми глазами тянулись синие полосы. Крылья и капюшон отливали сталью. Красивая особь, но оскал и злобный взгляд все портили. Тяжелый ошейник на шеи твари, оковы на хвосте, перезвон цепей и решетки между нами немного успокаивали.

— Вокруг нее ямы, — заметил Кейел.

Незнакомец — возможно, надзиратель, — почесал лысый затылок и ответил:

— Устали с ней бороться, но жалко убивать. Впервые видим такую окраску, а уж характер какой, — подошел ближе к решетке и кивнул на землю под самой стеной. — Умные звери, а эта умнее всех. Как спеленаем, сразу отказывается от еды, а освободим — только и знает, ямы рыть. Ишь, — показал кулак твари.

Раздув капюшон, она зашипела. Я не могла отвернуться, видела в ней что-то знакомое, ощущала отголоски теплых чувств глубоко в себе.

— Мы предполагаем, она хочет сбежать, — заложив большие пальцы за пояс штанов, пояснил Итенсиль. — Но ошейник не позволит. Непокорная самка. Пока в одиночестве, все время копает.

— И вы засыпаете ямы обратно? — поинтересовался Кейел.

Надзиратель развел руками:

— Глубоко роет и повсюду. Не оставлять же.

Головокружение усилило легкую тошноту, а в груди будто что-то заныло. Грязные стены сузились, сдавили. Захотелось чего-то непонятного, тянуло куда-то вглубь этой вонючей тюрьмы.

— Если вы решили подарить ее мне, то ничего не выйдет, — прохрипела я, неотрывно глядя на ощерившуюся тварь.

Итенсиль насторожился. Покачнулся с пятки на носок и подтвердил:

— Думали подарить.

Я замотала головой, сжимая кулаки и кусая губу. Холодный пот остудил спину.

— Все хорошо? — склонившись, спросил Кейел.

— Позвольте мне самой выбрать себе лиертахона, — отвернувшись от самки, вскинула подбородок. — А эту убейте.

Мужчины растерянно молчали. Надзиратель топтался на месте; в темных глазах появилось сожаление. Не дожидаясь разрешения, я обошла Итенсиля и направилась туда, куда меня тянуло.

— Вестница, я могу узнать, почему такое пожелание? — поинтересовался староста.

Пока никто не видел моего лица, я позволила себе скривиться от омерзения, хотя теперь руки пылали. Уничтожить бы все тут! Не оборачиваясь, громко ответила:

— Она не сбежать хочет, а повеситься!

Они никогда не покорят ее. Только не так.

Я прошла мимо нескольких загонов, ощущая душевное метание. Почувствовав облегчение, резко остановилась. Вспыхнувшие переживания вмиг улетучились. Дышать стало легче, но, к сожалению, свежего воздуха не прибавилось. Я услышала за спиной шаги и повернулась к нужной клетке.

— Совсем молодая самочка, — проговорил надзиратель. — Из последнего отлова. И пяти периодов у нас не пролежала.

Желто-зеленая голова оторвалась от пола, раздвоенный язык показался из приоткрытой пасти, в глазах песочного цвета отразилось любопытство. Лиертахон проворковал, но стоило только надзирателю зазвенеть ключами, как воркование перешло в шипение.

— Подарите мне ее, — попросила я. Поводок Айссии затрепетал, и мягкая улыбка сама растянулась на лице.

Надзиратель объяснил, как приручают опасных зверей. Я слушала, поглаживая холодные прутья решетки, и боролась с Ксанджами. Их поводок натянулся до раздражающего звона в ушах, дрожал от напряжения, выворачивая чувства наизнанку. Однако я понимала всю необходимость метода «кнута и пряника». Выбранная самочка, раздувая капюшон и демонстрируя в оскале острые зубы, шипела на нас.

— Потом вам придется встретить с ней два-три рассвета.

Итенсиль снова спешил успокоить:

— Не волнуйтесь, Вестница, к тому времени зелья перестанут дурманить ее. Она будет воспринимать вас другом. Скажите, когда будете готовы приступить.

— Прямо сейчас.

Зачем медлить? Быстрее приручим — скорее вернемся к Елрех.

Мужчины переглянулись, и Итенсиль, тяжело вздохнув, кивнул.

Кейел подошел ближе и, убрав волосы за уши, требовательно произнес:

— Я должен быть рядом с Вестницей.

— Торвурд, ты славный человек, — Итенсиль взял Кейела под локоть и повел на выход. — Тут есть гамак для сторожей и пристройка. Я покажу. Но вашим друзьям надо-что-то сказать, чтобы они не беспокоились.

Наши с лиертахоном мучения начались не сразу. Надзиратель вернулся не один и принес мне табурет. Щуплый мужичок зашептался с полупрозрачными духами.

— Скулят громко, — поставив ведро с мясом у двери, пояснил надзиратель. — Духи спрячут звуки внутри.

Одноглазый фангр, в одной руке сжимая мешок и воронку с длинной трубкой, подтянул штаны. В клетке стало совсем тесно, когда вошел еще один здоровяк и отдал надзирателю кольчужные варежки. Точно такие же были на его руках.

Я шаркнула соломой, убрав ноги под табурет и обернулась. Кейел стоял в проходе, скрестив руки на груди, и с беспокойством наблюдал за подготовкой. Заметив мой взгляд, ободряюще улыбнулся.

— Жалко зверюг, — шмыгнул носом фангр. Убедился, что я смотрю на него, покосился на верзил, подступающих к лиертахону, и добавил: — Мы столько не живем, сколько они. Приручаем, а потом дохнем. Сколько отговаривал Итенсиля, а он все заладил о подлых искателях…

Махнул рукой, а я нахмурилась. Сколько живут лиертахоны?

«Я не смогу баловать тебя так, как баловал Волтуар»…

Может, это не просто вынужденная мера, а подарок Вольного? Губы задрожали, а на глазах выступили слезы.

Иногда мечты не удается остановить, и тогда в них мы с Кейелом находим какой-нибудь чудесный способ остаться вместе и забыть обо всех обязательствах. На берегу озера, в глухом лесу, стоит наш дом, а мы сидим под навесом и наслаждаемся ливнем… Эти мечты рушились в тот момент, когда я видела Кейела стариком, но сама оставалась молодой. В Фадрагосе не знали духов, способных остановить время или продлить жизнь. Только мудрецы научились менять одни тела на другие.

Визг расколол размышления. Цепи зазвенели, удерживая подвижный хвост. Я закрыла уши руками, наблюдая за происходящим. Громилы, обступив лиертахона, насильно раскрывали ему пасть. Зверюга выгнула шею, стараясь выкрутиться, царапала морду о варежки и хрипела. Фангр отдал мешочек щуплому мужику, приблизился к ней и вставил трубку в глотку. Послышались неприятные звуки — самка пыталась отрыгнуть. Уголки ее глаз заблестели. Лиертахоны тоже плачут.

Челюсти заныли, и я постаралась разжать их и расслабиться.

Мужичок нашарил флакончик, быстро влил мутное зелье в воронку и отскочил. Фангр поспешно ушел, а верзилы, удерживая лиертахона, ждали, когда он проглотит все и задышит спокойнее. Когда они отпустили девчонку, ее голова просто рухнула на землю.

Кейел присел на корточки у моих ног и заглядывал в лицо. Я не сразу заметила, но как только посмотрела на него, он сразу спросил:

— Вам принести воды?

Кивнула и выдавила:

— Спасибо.

Мне нельзя было отходить от зверя, но я и не хотела. Руки тянулись погладить, успокоить. Айссия просила вернуть ему силу, и несколько неизвестных духов рвались защитить. Когда девчонка приоткрыла глаза, я набрала воздуха побольше и, сжимая подол платья, заговорила:

— Ты поправишься, и я заберу тебя отсюда, — зажмурилась, унимая дрожь в теле. — Соскучилась по лесу? Духи считают, что твои мышцы ослабли. Они хотят помочь, и я тоже…

Я говорила долго. Когда темы исчерпались, описывала все, что видела вокруг. Кейел это время простоял, вцепившись в решетку, и внимательно следил за тварью. Казалось, он готов был убить ее в любой момент, если заметит малейшую опасность.

Укротители, как тут называли надзирателей, вернулись и попросили подойти к лиертахону. Лысый Радг протянул ко мне кинжал.

— Немного отступите. После зелья у нее зверский аппетит.

— Зверский? — нервно хохотнула я.

Он полоснул по моей ладони; вокруг пореза запекло, задергало. Кровь быстро потекла вниз, собралась в капли. Я вытянула руку над мордой лиертахона. Девчонка низко зарычала, язык замелькал между зубов, зрачки за мгновение расширились, через секунду сузились и снова расширились.

— Отойдите, — посоветовал Радг.

Кровь испачкала морду. Тварь бросилась вперед, цепи зазвенели, крепления на столбах застонали. Слюна заблестела на зубах. Глухой удар не утихомирил голодную самку, и вскоре последовал еще один. На носу появились кровавые царапины. Она мотала головой, рычала, но неотрывно смотрела на меня. Радг бил наотмашь, потом его сменил второй укротитель.

Они проломят ей череп.

Я рухнула на табурет, с силой вцепилась в края и зашаталась вперед-назад.

Казалось, избиение длилось вечно. Присев рядом со мной, Кейел что-то шептал, но я не понимала его. Когда окровавленная девчонка заскулила, ее прекратили бить. Снова подозвали меня, нанесли очередной порез. И опять все повторилось. Ее били до тех пор, пока она не упала, закатив глаза.

Все расплывалось. Мир, голоса и даже запахи.

Ледяная вода немного отрезвила.

— Оклемается, — успокаивал Кейел по дороге к дому старосты.

— Это все обязательно?

Он опустил голову и едва слышно проговорил:

— Аня, пожалуйста, не заставляй меня жалеть.

До самого ужина я пробыла в летней пристройке, подобии бани, оттирая грязь. Вонь, казалось, въелась в кожу. Ночью в дверь комнаты поскреблись, и я без вопроса открыла. Кейел молча вошел и повел обратно к кровати. Уложил, лег рядом. Обнял и принялся ласково перебирать косички, так и не высохшие после купания.

Наутро в комнате я была одна.

Роми и Ив сделали вид, что поверили в какую-то ерунду про ритуал вестницы на окраине поселения. На завтрак я только выпила молока и сразу отправилась к лиертахону.

Опоенная с рассвета самка тяжело дышала; голова лежала на бурых пятнах. Однако как только мне порезали ладонь, девчонка зарычала. Радг ударил.

Потом еще раз.

Я боялась, что не перенесу очередной визит, но в этот раз все происходило иначе. После нескольких сильных ударов тварь отвернулась и заскулила. Радг бил по морде ногой до тех пор, пока зверь не прижал голову к земле.

— Покормите ее, — сказал он, снимая кожаные перчатки.

Я поежилась и поднялась с табурета, проговаривая:

— Мясо стоит со вчерашнего дня, а тут жарко.

— Свежее получит, когда признает вас.

Кейел, вцепившись в решетку пальцами, повис на ней и смотрел на меня.

— Торвард, со мной все хорошо, — произнесла, вытаскивая из ведра липкий кусок мяса. Кровь смешалась с каким-то зельем и приобрела зеленый оттенок. — Ты зря беспокоишься.

— Надеюсь, — глухо ответил и свесил голову.

Обнять бы его, успокоить, но при посторонних мы связаны лишь долгом. Вечером. Я поговорю с ним вечером.

Лиертахон давился, но жрал. Когда съел половину, Радг сказал отобрать мясо. За рычанием последовал удар. Намешанные зелья, в котором отмачивался кусок, не позволяли зверю потерять сознание, усиливали восприятие, затягивали раны и ускоряли обмен веществ.

Радг добрался до моей здоровой ладони, и как только самка тянулась на мою кровь, избивал ее. Малейшим отступлением она заслуживала награду.

Я кормила ее, но потом отбирала еду прямо из пасти. Рывок ко мне — удар. Тихое рычание — удар. Оскал — удар. Когда она беззвучно отвернулась, позволяя забрать кусок, Радг попросил погладить ее по носу и похвалить.

— Простите, Вестница, снова нужна ваша свежая кровь, — произнес укротитель, вытаскивая кинжал из ножен. — Если все пройдет гладко, будем выводить ее из дурмана.

Я кивнула, вытирая предплечьем вспотевший лоб.

— Хорошо.

Радг шагнул ко мне — раздалось рычание. Он замер, глядя на лиертахона. Самка смотрела на кинжал в его руке и рычала. Укротитель шагнул еще — звон цепей оглушил, рев испугал.

Укротитель спрятал кинжал и отступил — девчонка поворковала, будто бубнила, и снова положила голову на землю.

— Я принесу свежего мяса, — сказал Кейел, отпуская решетку.

Что это было?

— Она защищала меня.

— И будет постоянно защищать. Ваша кровь будет напоминать о боли, — проговорил Радг, стягивая перчатки. — Теперь ей нужна ласка и покой. Снимать цепи с нее будете постепенно, чтобы она привыкала. Я принесу вам еды и одеяло. Что-то еще нужно?

Я осмотрелась.

— Воды. Много воды.

Глава 6. В пламени

Кейел.

Гамак подо мною качался. Я сидел на нем, потирая лицо и стараясь прогнать сон. Поморщился, посмотрев на макушки деревьев, где прятались горластые птицы. Ну сколько можно верещать? От зевка заложило уши, но на мгновение пришла мнимая бодрость.

Сегодня второй рассвет. Аня может провести со зверем еще ночь, а вот с моим терпением нужно что-то делать прямо сейчас. К Тоджу бы…

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам…

Не вспоминай.

…а после рвет душу в клочья. Но она нужна нам.

Гони мысли прочь.

Она помогает прозреть.

Забудь ее слова!

Только зрячий способен увидеть тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Я зажмурился, сжимая веревки гамака.

Определенно злюсь. Но есть что-то еще. Что-то сильное. Хочется кричать и рвать все, что попадется под руки. Уничтожить все вокруг. И Аню. Всех. А потом забыть. Обо всем забыть.

Алурей, ты предупреждал. Предупреждал, что будет трудно, но я не знал, насколько чувства бывают опасными. Хочу снова коснуться тебя и забыть о них. Я опьянен, и мне нужно протрезветь. Видеть мир правильно, непредвзято. Хочу быть свободным.

Прислушался к себе, но не ощутил той давней связи. С первым глотком эмоций я потерял ее.

Алурей, я был Вольным. Был, когда ты прогнал меня. А сейчас, посмотри, в кого я превратился.

Безвольное ничтожество.

— Ты совсем не спишь?

Сердце сорвалось вниз, но я не вздрогнул. Ничтожество. Даже не заметил и не услышал, как ко мне подобрались. То, что он тоже Вольный, не оправдывает рассеянность.

Я поднял голову и сказал:

— Тебя не должно тут быть.

Беловолосый стоял, прислонившись к дереву и играя с дротиком. Нагло ухмыльнулся, раздражая.

— Ты не запрещал. Не волнуйся, меня никто не видел.

— Что у тебя?

Он растерял наглость. Отвернулся, глядя на землю. Его хвост повис без движения, что очень странно.

— Со своими чувствами к фангре разбирайся сам, — произнес я, оглянувшись на дверь сарая с надеждой, что она вот-вот откроется.

Второй рассвет.

Боковым зрением уловил движение Ромиара — ног коснулось что-то легкое. Я посмотрел сначала на Вольного, сталкиваясь со злобным волчьим взором, а затем опустил глаза. На коленях лежали два тонких плетения из… Приподнял одно двумя пальцами и изогнул бровь.

— Волокнистая верба и немного аниса, — произнес шан’ниэрд.

— Анис?

Он пожал плечами.

— Я не знаю, какие духи ведут тебя.

Вероятнее всего, мой смех будет неуместен, но как же трудно сдержаться.

— Мои духи не боятся аниса, в них нет зла. И зачем мне твои ис’сиары?

Я подцепил и вторую, хотел бросить их обратно Вольному, но услышал:

— Мои лежат в сумке, а эти для тебя и Асфи.

В груди и животе на миг полегчало, будто землю выдернули из-под ног, а для вдоха понадобились усилия. Я отшвырнул браслеты ему под ноги, и стало немного легче.

— Выбрось их.

Он не двинулся с места.

— Забери! Сейчас же, — тихо потребовал, и он выполнил приказ, поднимая с земли плетения.

— Они забудут о нас, ты этого хочешь? — выпрямляясь, произнес он. — Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать.

Наглец заходил от дерева до навеса, собирая сапогами пыль с протоптанной земли. Хотелось заткнуть его, но что-то останавливало. И я продолжал слушать.

— Мы отнимаем их время, пользуемся их добротой. — Он сжал кулаки, оскалился, хвостом хлестнул по столбу. Быстро приблизился ко мне и, глядя в глаза, спросил: — Как часто она благодарит тебя?! Ублюдка.

Вцепившись, в веревки гамака, сказал:

— Говори о себе.

— А чем мы отличаемся, Вольный? — отступил он, тихо посмеиваясь. Развел руками. — Духи! Чем мы отличаемся?! Я видел твою реакцию на слова Вестницы. Она знает о жадности и голоде, но ты не говорил ей. — Покачал головой. — Не говорил, потому что там, — указал в сторону поселения, — слушая ее, ты испугался и разозлился на меня. У Вольных один завет на всех.

— Видимо, один, — согласился я.

Почему злость отпускает? Откуда черпает силы усталость?

— Точно один, — нахмурившись и вновь заиграв дротиком, кивнул Ромиар. — Ты знал, что она вестница? Знал, и поэтому подарил ей Единство.

— Нет, — зажмурился, пережидая красные вспышки в глазах. — Нет.

— Не знал? — удивился Вольный.

Она не вестница.

«Пожалуйста, пожалуйста»…

Духи Фадрагоса, пожалейте ее, найдите другую жертву.

Ветер шумел травой и листвой, успокаивал, но птицы раздражали.

— И что ты чувствуешь сейчас? — тихо спросил Ромиар.

О сапоги что-то ударилось. Я открыл глаза и вновь увидел плетения.

— Ты приказал выбросить их — я выбросил. Можешь потоптаться.

Он шагнул назад, а затем быстро направился к поселению. Когда отошел метра на три, я громко спросил:

— Зачем тебе это?

Ромиар остановился, обернулся. Серые губы были сжаты, а возле носа залегли морщины. Он ненавидит нас и ничего не может с этим поделать. Тогда зачем это все? Что-то планирует?

— Если Елрех согласится, то ближайшее полнолуние мы проведем возле священного кольца. Наш с ней обряд состоится, потому что ты разрешишь.

Сумасшедший. Я запрокинул голову назад и из-за солнечного света, проникающего под листву, сощурился. Что фангра наговорила Вольному, раз желание стать ее мужем настолько сильное? Мы умрем, и поэтому обряд бессмыслен, но если ему так приспичило, то пусть потешится.

Улегшись на гамак, я положил руки под голову.

«Наша дорога извилиста: она калечит ноги, бьет по рукам, а после рвет душу в клочья» — слова, отобравшие покой и сон.

Ее душа была невинной. В регионе Ночной смерти я видел, как сильно она испугалась, приставив кинжал к моей шее. И у Стрекозы, убив воровку, Аня обомлела, а слушая крики приговоренных служанок, умирала вместе с ними.

Но она не умеет хранить тайны. Пожаловалась на меня Волтуару, рассказала обо мне Ромиару… Он ошибается: вестница не может быть такой.

Пусть бы он ошибался.

Я закрыл глаза.

Лиертахона мало, чтобы уберечь Аню от Фадрагоса. Слишком слабая, невнимательная и хрупкая. Всегда нуждается в поддержке и чьем-либо присутствии рядом. Елрех не хватит сил, чтобы защищать ее. Нужно просить соггоров, чтобы после моей смерти, они оставили ее поближе к себе и присматривали за ней. У меня осталось мало времени, а ей еще так многому нужно научиться.

— Торвард.

Я с трудом разлепил глаза и, морщась, осмотрелся. Крисвет, удерживая кружку, стоял рядом с гамаком.

— Эда приносила тебе завтрак, но разбудить не смогла. Крепко спишь.

— Вестница не вышла? — слова ободрали горло.

— Не вышла, — протянул кружку. — Не переживай. Лиертахон скорее умрет, чем обидит ее.

Я приподнялся и с жадностью приложился к холодной воде. Много времени спал — солнце полуденное.

— Отец попросил привести тебя, Торвард. Понимаю, что мы обещали не беспокоить, пока ты караулишь Вестницу, но это срочно.

— Что случилось? — насторожился, поднимаясь и отдавая кружку обратно. — Полей на руки. Хоть умоюсь.

— У нас гости, — помогая мне, делился новостями Крисвет. — Наткнулись на поселение совершенно случайно — это если им верить. Говорят, видели неподалеку группу васовергов и виксартов. Вроде бы с ними были ищейки, и они напали на чей-то след, но отчего-то медлят. Может, ждут подкрепления? Я вот очень надеюсь, что след был не ваш. Ты обещал нам, Торвард.

Откуда у них ищейки? Вмешались Энраилл? Духи Фадрагоса!

Отряхивая руки от воды, я обернулся на двери сарая. Аня, девочка моя, пора выходить. Почему ты так медлишь, милая?

— Надо отправить кого-нибудь сюда, чтобы ждали Вестницу.

— Да, — широко улыбнулся Крисвет, — отец сказал Вязу, чтобы за ней присмотрели. Скоро должны прийти.

— Тогда пойдем.

Нужно узнать подробности. Как далеко отряд? Сколько их? Есть ли монстры при них?

Через пару шагов я остановился и поморщился.

— В чем дело? — спросил Крисвет.

— Забыл кое-что.

Я быстро вернулся к гамаку, подобрал ис’сиары и, спрятав их за пазуху, поспешил к Крисвету.

— Когда они пришли?

— Полшага солнца назад. Отец не мог сразу отправить за тобой, а показывать твоих товарищей мы побоялись.

Сердце замедлилось, чувства обострились.

— Почему?

— Вестнице духи рассказали, кто мы, а шан’ниэрд и эльфийка ведь не знают. Не знают ведь? — искоса глядя на меня, спросил эльф.

— Не знают, — тихо ответил я.

— И о гостях им знать не нужно. Уладь все мирно, напомни, что эти регионы под твоей ответственностью, а если не получится, то избавимся от них тихо.

Я сжал рукоять кинжала, незаметно вдохнул поглубже и как можно спокойнее выдохнул.

— Кто эти гости?

— Из твоих, — тряхнул головой Крисвет. — Лесная охрана. Торвард, ты выглядишь нездоровым. Тебе бы отоспаться. Но сейчас соберись, потому что мы все зависим от тебя. Ты обещал нам.

Успокойся и думай трезво. Просто так охрана сюда бы не пришла. Допустим, их направили к поселению. Энраилл знали о поселении? Наверняка знали. Они всегда на шаг впереди искателей, потому что черпают информацию о них отовсюду. Не удивлюсь, если Итенсиль с их подачи организовал лагерь, но даже не догадывался об этом. Что будет дальше?

Я сжал кулаки, на секунду оглянулся. К нужному дому у поста, где обычно принимали незваных гостей, осталось не так много. Беспокойство мешало думать собранно. Я мотнул головой и поспешил за Крисветом.

Васоверги и виксарты прибыли сюда с ищейками, но не спешат нападать. Ищеек им выделили Энраилл. В этом сомнений нет. Что будет дальше?

Энраилл в одно время прислали в поселение лесную охрану и направили сюда людей Фаррда. Для чего?

У всего есть причина.

До крыльца оставалось десять шагов, сквозь грязное окно внутри просматривалось слабое движение. Понимание нахлынуло, ответ заставил сердце сжаться. Я застыл на месте.

— Ты идешь? — повернулся ко мне Крисвет. Нервно скинул косу с плеча и развел руками. — Что случилось?

Я посмотрел на дверь. Земля под подошвой скрипнула, но я сумел устоять. Страх парализовал мысли, сковал легкие, отбирая воздух. Холодный пот прошиб. Итенсиль уже знает, кто мы. Знает, кто я.

Если брошусь обратно к Ане, все равно не успею помочь. И даже если так, она не простит, что погиб Вольный и исследовательница. Опять будет винить меня. Или еще хуже — себя.

— Торвард! — нахмурившись, прикрикнул Крисвет.

Я поднял руку, предостерегая ненужные слова.

— Прикажи Вязу взвести гарпунные пушки, — произнес, быстро направляясь в дом. Проскакивая мимо обомлевшего Крисвета, бросил: — Виксарты ждут своих драконов.

Взбежал на крыльцо, толкнул дверь. Петли скрипнули, дохнуло пылью и мышами. Я остановился недалеко от порога, осматривая обстановку. На столе лежал амулет иллюзионистов, и мой полупрозрачный образ завис над ним. За мной захлопнулась дверь, двое детин встали за спиной, а два эльфа из лесной охраны вперили в меня взгляды. Итенсиль, вцепившись в стол, пошатывался. Поднял на меня глаза и, покачивая головой, еле слышно произнес:

— Кейел.

Я развел руками и широко улыбнулся.

— Ну здравствуй, Итенсиль. Рад нашему знакомству.

Он едва заметно кивнул, и я ушел в сторону, уклоняясь от удара по голове. Вытащил кинжал, перехватил детину за волосы и, потянув, приставил острие между ребер.

— Тебе придется выслушать меня! — быстро заговорил. На счету каждая секунда. — Энраилл жив, и он охотится за Вестницей! Он хочет убить ее!

— Милостивые духи, какую ересь несет, — пробормотал эльф, вытягивая нож.

— Правду говорят, ведьма она. Околдовала окаянная, — вторил дружок.

— Ну же, Итенсиль! — не отступал я. Другого выхода нет. — Сейчас ты схватишь нас, запрешь, а затем драконы уничтожат все тут! Энраилл поймал нас в ловушку, понимаешь? Он никого не пожалеет, лишь бы избавиться от Асфирель!

Итенсиль выпрямился и, упрямо поджав губы, пожал плечами. И снова кивнул.

С улицы донесся топот, второй детина бросился ко мне. Нож порвал одежду, вошел в плоть. Достиг сердца первого противника.

Я не торгуюсь с врагами.

* * *

Аня.

— Ну и чего ты шипишь? — я щелкнула Феррари по носу. — Тебе придется привыкать.

Еще раз подергала все ремешки седла, надетого на зверя, посмотрела не съехал ли потник. Как же волнуюсь! У меня даже щенка никогда не было.

— Чесслово, Феррари, ты у меня первая! Машина, конечно была… — скривилась, поглаживая лиертахона по горячей морде, — в гараже. Только права получила, и вот как-то не успела… Но мазда не феррари. Тем более такая как ты.

Она щекотно облизала руку шершавым язычком и, точно мурлыкнув, потерлась носом о ладонь. В ее песочном глазе я видела собственную восторженную улыбку. Оно того стоило!

Сначала было трудно. Я, как смогла, смыла кровь, поела и едва заставила себя прикоснуться к девчонке. Она тяжело дышала, хрипела и отрешенно смотрела перед собой. Ее обида, горе и тоска были разлиты в воздухе. Казалось, от них он кислил и горчил. Я чувствовала себя виноватой перед ней, но потом погладила ее и отпустила Айссию и других духов. Они насторожили лиертахона, прирост силы взбудоражил, и вскоре она пробовала духов лизнуть и цапнуть. Оживилась, словно ребенок, впервые увидевший снег. И я поняла: мы поладим.

В первую ночь я еще не спала возле нее, а лишь дремала, все равно опасаясь, что она припомнит зло и укусит. Наутро сняла с нее ткань, так похожую на вату и паутину одновременно. Она вскочила сразу же, подпрыгнула и закрутилась вокруг, едва не повредив скованный хвост. И я поняла второе: всегда мечтала о феррари.

Моя еда и мясо для зверя лежали в ящиках, заботливо завернутые в листья ледяного острокола. Мы ели вместе, и даже с набитым ртом я продолжала говорить с ней, угощала всем, к чему проявит интерес. Лизнув яблочного варенья, Феррари долго фыркала и, широко раскрыв пасть, вытягивала язык. После куска лепешки изображала тошноту и пару раз пыталась носом выбить ее из моих рук. А вот после котлет поделилась со мной сырым мясом. Я отказалась, и она обиделась, но после долгих разговоров, доела мясо и потерлась о мое плечо. И я поняла третье: лиертахоны удивительно умные существа. Уверена, что их необязательно ломать, чтобы приручить. Просто в Фадрагосе все привыкли брать силой, привыкли не жить, а бороться.

— Скоро познакомишься с Ив, — пообещала. — Она тебе понравится.

Последние три слова уже были ей знакомы — я старалась учить ее отличать хорошее от плохого, — и, услышав их, Феррари завертела головой. Зазвенев цепями, затрясла хвостом, приподняла голову, вытягиваяшею, и дважды не то тявкнула, не то взвизгнула, с трудом повторяя: «Ив! Ив!». Я рассмеялась, и сжала в ладони связку с ключами. Наверное, можно освобождать хвост. Главное, осторожно показать ей, что он может навредить мне. Все будет в порядке. Сознательно она не обидит. Я это чувствую, как и духи во мне.

— Сейчас я тебя отпущу. Соскучилась по свободе?

Феррари затаилась, позволяя мне без особых сложностей вставить ключ в замочную скважину. Тяжелый замок открылся, и я вытащила дужку из колец длинной цепи. Таких цепей было несколько. Оставив одну на всякий случай, осторожно погладила чешуйчатый хвост. Он был плоским на конце, словно узкое весло, ребристым и блестел по краям, как скальпель. Я, едва касаясь, провела по грани пальцами — не было ни боли, ни неприятных ощущений, но кровь выступила мгновенно. Порез был таким тонким, будто от бумаги. Феррари прижала голову к земле и испуганно смотрела на мою руку. Перевела взгляд на хвост и, прищурившись, зарычала.

— Не-ет, — протянула я, поглаживая плоскую часть. — Ты не виновата.

Села у ее головы, обхватила за шею и, выпуская Айссию, зашептала:

— Я не злюсь, а порез скоро заживет. Это как с твоими зубами, помнишь? Острые, могут ранить.

Она фыркнула и раскрыла пасть, поднимая голову и показывая клыки.

— Ты умница, — похвалила, почесав возле капюшона. — Давай освободим хвост.

Поднялась и подошла ко второму столбу. Замок заело, и ключ повернулся только с четвертой попытки. Я распутывала цепи, когда услышала мужские голоса. Нахмурилась. Никто не должен был входить, чтобы не помешать налаживанию контакта со зверем. Почему не дождались, когда выйду сама?

— Вестница, — широкоплечий укротитель остановился напротив вольера. — Итенсиль отправил нас за вами.

— Что-то случилось?

Я не спешила выходить. Крепко сжимая цепи, стояла возле Феррари. Она, тихо воркуя, пробовала шевелить освобожденным хвостом. Второй укротитель зазвенел ключами, открывая дверь.

— Он просил привести вас как можно скорее, — ответил первый.

Сердце ухнуло. Что-то произошло с ребятами, пока я отсиживалась тут?

— Конечно, — мгновенно согласилась.

Второй мужчина подал руку, помогая выйти и проговаривая:

— За лиертахона не беспокойтесь, пусть временно посидит в клетке.

Феррари послушно прижимала голову к полу и удерживала хвост так, словно он и сейчас был скован. Железо звякнуло, дверь за мной закрылась. В плече хрустнуло от рывка. Мир на секунду смазался, в плече заныло. Потная ладонь накрыла рот, крепкая рука больно сдавила ребра. Я дернулась, но мужик, прижимая к себе крепче, приподнял над полом. Растерявшись, замычала. Попыталась лягнуть, но только болтала ногами в воздухе и не могла оторвать его руку ото рта.

Феррари заметалась по клетке, полосуя хвостом решетку. Ее визг и рычание утонули в таком же визге переполошенных лиертахонов.

— Духов не позовет, — гаркнули над ухом, — вали эту дрянь!

Второй верзила вытащил из сумки зеленый болт и отошел в сторону. Покопавшись в куче соломы, отыскал арбалет. Я обмякла, тупо наблюдая, как он взводит оружие и наставляет на Феррари. Внутри все упало, затем задрожало. Натянулось до предела.

Они догадались, кто мы. Ребята в опасности.

Феррари рыкнула. Арбалет щелкнул, выпуская ядовитый болт.

Что-то во мне лопнуло. Разорвало поводок Ксанджей.

Огни вспыхнули в воздухе. Съели стрелу на подлете к Феррари. Укротитель за спиной заорал и оттолкнул меня. Я упала, разбивая ладони и колени.

Вонь горелой плоти смешалась со смрадом вольеров. Только один мужчина кричал. Катаясь по полу и ударяясь затылком о грязную землю, он удерживал над собой согнутые в локтях руки. Они напоминали обугленные ветки. В сторону укротителя, державшего арбалет, я не смотрела. Лиертахоны в вольерах подняли гвалт: выли, рычали, звенели цепями. Феррари распустила ядовито-зеленый капюшон и рычала в сторону выжившего укротителя.

Что я опять наделала?

Медленно поднялась, глядя на руки укротителя, стараясь разобрать его крики. Можно ли ему помочь? Зачем я так?

Страх овладел на несколько секунд. Я отступала, кусая губы, и не могла отвернуться от мужчины. Визг Феррари вырвал из оцепенения. Остатки боли в ребрах, напомнили, что на меня напали. Хотели убить? Где Кейел?

Дверь вольера открывала в каком-то тумане. Мысли метались, но жалость и сожаление быстро таяли. Не я чудовище.

Феррари выскочила и кинулась к укротителю.

— Нет! — успела я выкрикнуть, сжимая решетку. — Плохо! Плохо Феррари!

Прижав голову к земле, она боком поползла обратно в вольер.

— Иди за мной, — тише позвала, хлопнув по ноге.

Подумала, что в таком шуме, она наверняка не услышала, однако Феррари осторожно шагнула ко мне.

— Идем.

Я попятилась к выходу, а затем, убедившись, что лиертахон следует за мной, побежала.

Дневной свет ослепил, а после глотка свежего воздуха, я никак не могла надышаться. Страх подгонял действовать самостоятельно, но взволнованные духи тянули поводки, дергали за них.

Подол длинного платья путался в ногах, но стоило только подумать об этом, как Ксанджи спалили ткань до колен. Я добежала до пруда и остановилась.

С желанием отыскать ребят, прислушалась к себе. Ощутила, какой поводок дернулся сильнее. Отпустила его. Веки потяжелели, а уши заложило. Сила потянула вдаль, словно полет во сне. Вокруг темнота и…

Эмоции, эмоции, эмоции…

Кровь и смерть. Ромиар.

В груди разболелось, заныло.

Рядом дикий страх. Чужой страх, но важный. Ненависть заглушила боль. Ив.

Ярость. Не моя, но родная. Ярость губительная для всех, в том числе для хозяина. Сильная, но хладнокровие, ничуть не слабее, сдерживает ее. Кейел. Где? У ворот.

Уши отложило, глаза легко открылись. Феррари обеспокоенно вертелась вокруг. Я качнулась, упала на колени. Царапая землю, зарычала. Рык перерос в болезненный крик. С силой оттолкнулась и, не чувствуя земли под ногами, побежала к чужому страху и смерти.

Миновала пруд, несколько домов и свернула по тропинке от поселения к лесу. Ветки гладили плечи, ветер поднимал их и уводил в сторону передо мною. Феррари мелькала в листве.

Выскочив к лачуге и кучам поломанной мебели и доспехов, остановились в тени дерева. Какая-то свалка или мастерская. Мужчины подпирали стены, топтались у входа и хохотали. Тощий эльф, вцепившись в высокий подоконник, заглянул в крохотное окно и прикрикнул:

— Шустрее, Вяз! И по лицу не бей!

— Э, смотри, — кудрявый верзила потряс за плечо дружка и указал на меня.

Заметили. Замолчали.

Шестеро высоких, рослых не мужчин, а уродов.

Феррари терлась о ногу носом, ластилась, ворковала.

Крик Ив донесся изнутри, звук хлесткого удара не сильно опоздал.

— Они плохие, Феррари, — прошептала, глотая слезы и сжимая кулаки. — Очень плохие.

Медленно направилась к мужчинам. Эльф вытащил короткий меч, наставил острие на меня. Боковым зрением уловила желто-зеленое смазанное движение. Феррари, словно не чувствовала неудобств от седла, запрыгнула на толстый ствол, оттолкнулась, раскидывая щепки, и через миг упала по центру мужчин. Хвост рассек воздух, зацепил сразу троих. Я отвернулась, не желая видеть кровавую расправу.

Пока все отвлеклись на лиертахона, ворвалась в полумрак лачуги и едва не споткнулась о Ромиара.

Он лежал у порога. Под головой растеклась кровь, ею же было залито лицо.

— Не надо! — крикнула из угла Ив. — Не трогай меня!

Широкие плечи Вяза загораживали эльфийку.

Плач, хлесткие удары, разорванная рубашка на земляном полу.

— Чудовище, — в полный голос произнесла я. — Вы все чудовища. И я не лучше.

Он оглянулся. Нахмурился, удерживая Ив за шею.

Ладони потеплели, в груди разгорелось пламя. Ксанджи сорвались. Я закрыла глаза, теперь отдавая часть силы. Помогая духам.

Вяз коротко вскрикнул, захрипел. Когда открыла глаза, он полз ко мне, оставляя след сажи, осыпаясь пеплом. Протянул руку к ноге, но не успел коснуться.

Другой дух — один, сильный, темный, — пробудился. Легко затушил пламя Ксанджей, утихомирил ненависть, сковал сердце мертвым льдом. Просьба его была похожа на сделку: ему — черные души, а взамен — вечное служение. Опасный дух, но я разрешила забрать душу Вяза. Пусть не знает покоя.

Ив, обнимая себя, сползла по стене. Завязки ее штанов были порваны, но сами штаны не были спущены. Все не так страшно, как я предполагала.

А вот Роми…

Обернулась к нему, отступила и ощутила осторожный зов Айссии. Они боялись темного духа, но готовы были сплотиться с ним. Он желал отплатить.

Роми можно спасти? Сколько минут он мертв? Или не мертв?

Он же Вольный…

Ни о чем не думая, упала на колени перед ним и осмотрела лицо. Под рогом рассеченная рана. Ему разбили голову. Прикоснулась к холодному лбу и отпустила великих духов жизни. Чуть помедлила, но позволила темному духу смешаться с ними. Прислушалась к требованиям.

Ив ползала, что-то бормотала разбитыми губами, ощупывая землю. Мешала понять духов. Что она ищет? Я окинула взглядом тесное помещение, заставленное шкафом, примитивным станком, лавкой, ящиками. В углу у входа лежали мешки.

— Там! — громко сказала. — Твой кинжал возле мешков!

Айссия срастили кости, затянули рану и безмолвно подсказывали, что делать дальше, будто интуиция четко диктовала последовательность действий. Непослушными руками, с трудом расстегнула куртку Роми. Порвав рубашку, оголила грудь и приложила к ней руки. Сердце долго не было слышно, но слабое движение, меньше всего напоминающее удар, вселило надежду. Снова отвлеклась на Ив. Она доползла до кинжала, подняла его. Удерживая двумя руками, прижала к груди, уселась на землю и разрыдалась. Ей бы тоже помочь, успокоить.

Зеленое мерцание вокруг рук росло, темно-синие ростки в нем шевелились. Пронзили тело, устремившись в горячую тьму. Айссия проникли под серую кожу, подсветили вены, ребра, легкие, сердце. Вскружили мне голову, затащили в полудрему. По артериям устремились выше. Разделили со мной холод Роми. Бережно окутали его органы, стали медленно напитывать моей жизнью, отогревать. Ростки темной силы будто находились в другом мире, пространстве… где-то не тут. Они обожглись, что-то ухватив, сжались и понеслись обратно… вниз, вверх? Там нет такого понятия.

Всего несколько секунд — и Айссия выбросили меня из забвения, вот только Ромиар не дышал. Все еще не дышал, но я знала, что делать. Приподнялась на коленях и, сцепив руки в замок, ударила. Айссия ровно с моим ударом сдавили органы Роми, а, как только я отняла руки, отпустили.

Ничего не замечая, я била и била, пока не услышала громкий вдох. Мокрый кашель. Помогла Ромиару перевернуться на бок — его рвало. Опустила руки, глядя на растрепанную, но притихшую Ив.

Ей нужно одеться.

Площадка перед домом напоминала скотобойню. Феррари безмятежно гоняла первых слетевшихся ворон. Вытирая слезы и пот предплечьем, я судорожно выдохнула.

Просто не думай ни о чем. Действуй.

Через пару минут я вернулась в лачугу и протянула пыльную куртку Ив.

— Надевай.

Дрожа всем телом, она часто закивала. Ромиар застегивал ремешки на груди и проверял оружие. Посмотрел мне в глаза и раздраженно проговорил:

— Он позвал, и я повернулся. Видишь топор? — указал на лавку. Обух немного блестел в полумраке и отдавал краснотой. Испачкан кровью? — Спали его.

Вольные… Считают себя неуязвимыми, а потом злятся на всех вокруг за собственную оплошность. Будь Вяз жив, уверена, Ромиар убивал бы его медленно.

— Роми, не время. Надо уходить, — отказала, отступая к выходу.

Он скривился, прошептал что-то неразборчиво — топор с громким хлопком разлетелся щепками.

— Не надо! — Ив прикрылась руками.

Ромиар подскочил к ней, помог подняться и повел к выходу.

Женщины, завидев нас, разбегались, прятались по домам. Мужчины не осмеливались приближаться, а те, кто пытался действовать издали, падали от удушья. Духи Ромиара злились, как и он сам. Феррари, распугивая народ, послушно держалась возле меня и Ив.

До ворот оставалось не так много, когда я остановилась. Ярость Кейела доносилась слева. Небольшой дом с высоким крыльцом под соломенным навесом.

— Он в этом доме! — крикнула, дергая поводок Ксанджей.

Громкий треск заставил вжать голову в плечи и отступить. Дверь снесло с петель. Она съехала по крыльцу, а верхом на ней эльф. Внутри послышался рев. Кейел выскочил наружу и ушел в сторону. Следом выбежал верзила с кольчужными варежками. Секундный блеск. Кейел толкнул его на эльфа, и ловко спрятал кинжал в ножны.

Мужик придавил длинноухого. Замертво.

— Аня, — хрипло позвал Вольный, будто не верил, что видит меня.

Нас обступали со всех сторон, но ему, кажется, было плевать. Он прислонился спиной к стене и, закрыв глаза, с облегчением выдохнул.

Феррари шипела, расхаживая по кругу и не подпуская врагов. Ромиар хмурил страшное, испачканное кровью лицо и, видимо, пугал противников не меньше лиертахона. Ив устало осматривалась, стоя у нас за спиной.

Кейел быстро подошел. Обхватив мои щеки ладонями, поинтересовался:

— Ты в порядке?

Я хотела ответить, одновременно обдумывая, как буду отпугивать всех Ксанджами и выводить ребят. Но посмотрела в сторону ворот и спросила:

— Слышишь? Будто гудит…

Что может издавать такие звуки? Птицы закричали, вылетая из крон деревьев, стаями уносились прочь. Гул звучал сильнее. Земля задрожала, передавая дрожь ногам.

Итенсиль схватил Кейела за плечо, но, посмотрев на верхушки деревьев, как и все остальные, застыл.

Никогда не видела цунами вживую. Никогда не пыталась представить, как это — стоять перед всеразрушающей, неостановимой волной. А теперь, крепко сжимая руку Кейела, смотрела на высокую стену пламени, на широко раскрытую огненную пасть с жерлом внутри, на морду размером с избу, на узкие щелки огня, вместо глаз, — не могла отвернуться. Не могла пошевелиться.

Деревья исчезали в огне. Пепел разлетался, но сразу прибивался жаром к земле. Огромная тень совсем немного опережала дракона.

Гарпунные пушки? Метание зубочистками.

Кейел ощутимо стиснул руку. Озноб прошиб.

На прощание нет времени.

Горячий ветер ударил в лицо, раскаляя кожу. Я покачнулась, но Кейел прижал к себе, не позволяя упасть. Ворота и стена поселения исчезли в огне.

Духи взметнулись, и даже если бы я захотела, то не сумела бы удержать их. Они сплетались, отнимая воздух, вытягивая силы: созидание и разрушение, лед и огонь, жизнь и смерть. Я морщилась от боли, будто ломающей кости. Она отобрала голос, скопилась в ногах, одним ударом разбила стопы. Тень от столпа пламени накрыла с головой. Рыжий свет застелил глаза, носоглотку обожгло.

Секунда, две, три…

Пламя исчезло так же мгновенно, как обрушилось на нас. Тень дракона все еще скользила по серо-черной земле. Земле? Лаве.

Я подняла голову, рассматривая брюхо дракона. От скорости, с которой он летел, закружилась голова, затошнило. Легкий взмах крыльев поднял жар от земли, толкнул в сторону, и я отвернулась, вцепившись в рубашку Кейела. Он прижал меня к груди. Извергаемое пламя отдалялось — гул затихал.

Остатки кристального щита быстро плавились. Водой стекая в лаву, шипели и взрывались. Нетронутый кусок земли под ногами ощутимо нагревался.

Кейел склонился ко мне и спросил:

— Духи выведут нас отсюда?

— Да, — глухо ответила я, ни на секунду не усомнившись. Они прямо сейчас обещают сделать все, чтобы я выжила. Забота о Вестнице? Или о Единстве.

Опять на грани…

Феррари урчала, вдыхая горячие пары; ее глаза напитались золотом и неестественно светились. Ромиар придерживал за плечи перепуганную Ив. Чуть дальше на коленях стоял Итенсиль, а рядом с ним двое выживших мужчин. Они смотрели на огненную пустошь — все, что осталось от поселения. От родных и близких.

Роми подвел Ив к нам и, взглянув на меня, кивнул на остатки щита.

— Здорово, Асфи, — похвалил. Видимо, удар по голове сказывается. — Но твои духи не справляются с воздухом, а мои уже устали. Воздух раскален. Как только они уйдут — умрем.

Я молча отпустила Кейела и направилась к краю уцелевшего островка. Посмотрела под ноги. Сверху была серая корочка, но я знала, что под ней жидкий огонь. Занесла босую ногу над ней, почувствовала невыносимый жар — духи Ромиара здорово студили воздух вокруг. Боль, будто наступаю на стекла, пронзила стопы. Духи тянули силы, выстилая путь из прозрачных кристаллов. Они с шипением плавились, но боролись за каждый метр. Ребята без промедления последовали за мной. Один мужчина бросился за нами. Итенсиль не сдвинулся с места.

Ближе к лесу дорожку удерживать было проще. Усталость ощущалась слабо: кололи пальцы, дрожали руки, ноги, дышать трудно. Может, это обычная реакция на пережитое, и волноваться не о чем?

Глупо верить в подобное.

Выбравшись на зеленый участок, я прошла глубже в лес и остановилась. Вытерла пот с глаз. Роми провел мимо Ив, и до слуха донеслось бормотание: «В заметках все важное осталось. А они там, в комнате лежат, на кровати. Надо вернуться в дом старосты. Как мы отыщем ведьму без заметок? В заметках все было…».

Кейел прикоснулся к руке. Я встрепенулась и заглянула в обеспокоенное лицо. Жив. Провела кончиками пальцев по рассеченной губе и подбородку. Убрала непослушную прядь за ухо.

— Аня, я…

Феррари проворковала в стороне. Он дернулся. Повернулся в ее сторону, но натолкнувшись на любопытный взгляд подглядывающей девчонки, шумно выдохнул.

— Я отдала больше, чем могла. Гораздо больше, — тихо призналась, опуская голову и поправляя знак лесной охраны у него не груди. Пожала плечами и, шмыгнув носом, продолжила: — Откат будет скоро. Отдача… В общем… Кейел, я не знаю, что со мной будет, но чувствую, как духи к чему-то готовятся. Они, — сглотнула ком, — боятся.

Он перехватил мою руку. Молча мял ее. Я чувствовала его взгляд и волнение, но не могла посмотреть ему в глаза. Резко отступил, хватаясь за голову и запуская пальцы в волосы. Сорвался с места к ближайшему дереву, сжал кулак и ударил ребром по стволу. Прислонился лбом к предплечью и глубоко задышал.

«Все будет в порядке, Кейел» — эти слова не успокоят. Да и не будет в порядке. Я чувствую метание духов внутри себя, словно кто-то разворошил муравейник и бросил в него осиное гнездо. Духи мечутся, спорят, грызутся. Они ищут выход, но не находят.

Я потопталась немного на месте, но от Кейела ничего не дождалась. Отправилась догонять Роми с Ив. Феррари не отставала, хоть постоянно с любопытством озиралась.

В скором времени мы добрались до поляны, где оставляли вещи. Ничего не нашли. Глухой стук за спиной, привлек внимание. Елрех спрыгнула с ветки и, медленно поднимаясь, осматривала нас с ног до головы. Вытерев слезы со щек, без слов шагнула к Роми. Он обнял ее и будто с цепи сорвался: часто целовал лицо, макушку головы, кривился, судорожно вздыхая. Немного успокоившись, произнес:

— Даже после смерти, Елрех. Даже после смерти буду любить.

— Роми, — изумленно протянула она. Шмыгнув носом, улыбнулась и посмотрела в мою сторону. — Смешная Асфирель, ты заразила его странностью? Мне нравится, — улыбнулась шире, похлопав Ромиара по груди. — Я так рада, что вы живы.

Сколько выдержки требуется, чтобы рассмешить сейчас Ромиара и заставить нас с Ив улыбнуться? Сколько нужно сил, чтобы шутить в такой ситуации?

Кейел пнул заросли папоротника и зло спросил:

— Где наши вещи?

Я нахмурилась, вспоминая его ярость.

— Я перепрятала их, когда увидела лесную охрану, — ответила Елрех. — Увела Тоджа дальше, а потом дракон…

С шумом втянула воздух и, уткнувшись в грудь Ромиара, спрятала лицо. Ее плечи затряслись.

Все же сил немного не хватило.

Капельки пота пощекотали под носом, смочили солью губы, скатились по подбородку. Сколько можно? Тут уже не так жарко. Хотя… Очень жарко. Я вытерла губы тыльной стороной ладони, а затем пошатнулась. Духи резко замолкли, будто и не было связи никогда. Оглохла? Нет, что-то слышу, но… как же неразборчиво. Тошнота подкатила горько-кислым комом. Я согнулась пополам. Упираясь руками в мох, опустилась на колени. Капли крови упали на него. Перед глазами замерцали разноцветные вспышки. И снова выворачивающая наизнанку тошнота. Холод, пробирающий до костей. И опять жар. На языке будто размельченный анальгин. Соленый анальгин. Кровь упала на мох темными сгустками. Изо рта? И пена. Слезы застелили глаза. Боль сдавила виски, что-то застряло в горле, мешая дышать. Чей-то крик оглушил до звона. Мир затрясся, или меня затрясло?

Кейел? Он обнимал. И кричал тоже он.

Его лицо до рези в глазах побелело, засияло.

Лес покраснел. Вспыхнул жаром — пожелтел. Серость заслонила яркие цвета. Темнота медленно опускалась сверху.

Глава 7. Развилки судеб

Кейел.

Глухарь запел — до рассвета примерно час.

Ромиар расхаживал по поляне, прокручивая дротик то в одной руке, то в другой. Тусклый свет немного серебрил его волосы и кожу, глаза мерцали в темноте. Резкие движения выдавали нервозность.

Если бы он не был Вольным, то как скоро сошел бы с ума, полюбив полукровку фангру? Такой позор. Все же воспитание духов что-то изменило в этом беловолосом шан’ниэрде. Восприятие окружающего или отношение к нему?

Он резко остановился. Всматриваясь в заросли орешника, полоснул воздух хвостом и проговорил:

— Ее долго нет. Нельзя было отпускать ее одну.

— Сядь, — приказал я, качнув стопой из стороны в сторону. Мне хватает собственного волнения, чтобы терпеть еще и чужие истерики.

Он поморщился, но не смог долго сопротивляться метке. Растоптал крупный мухомор и опустился на пенек. Я поерзал на еле теплой земле и, поежившись, решил поговорить с Вольным. Иногда беседы отвлекают и успокаивают. Это я понял, когда Аня болтала без умолку, и время тогда летело незаметно. Наверное, стоит начать с вопроса, который может его заинтересовать:

— Почему ищейки не искали Елрех в лесу?

— Не знаю, — Ромиар дернулся, вновь косясь на орешник.

— Думаю, они взяли след Асфи у пещеры, там осталось немало ее силы. Возможно, пробирались в поселение, где вынюхали нас. Пришедшие за нами виксарты проверяли, что мы наверняка там. Не хотели напрасно дергать драконов. Планировали убить и меня, и Асфи одним заходом. А запаха Елрех не было, поэтому и в лесу ее не искали. И сейчас ищейки не отреагируют на нее, а нас раскусят еще на подходе. Не беспокойся, она вернется.

Ромиар упрямо молчал, размахивая хвостом. Крутанул дротик и, наконец-то, обратил на меня внимание.

— Драконов мало. Они служат только самым сильным. Ты не Фаррду перешел дорогу. Он жалкий торгаш информацией. — Сощурился и, склонив голову набок, спросил: — Кому?

Мудрецам, пособникам Фаррда, правителям региона Цветущего плато, почему-то бывшему наставнику и… например, тебе. После того, как Аня спасла тебя, твой воздух стал сильнее. И ты даже не скрываешь этого. Тебе нельзя знать о моих врагах, пока я сам точно не разобрался, кто они.

Допустим, с Убийцей определился — ведьма. Она угрожает всему миру, и я должен остановить ее. Но в таком случае кто мешается под ногами, преследуя отличную цель от моей?

Нужно ответить, но не прямо.

Я сорвал полевицу, легонько провел пальцами по тонкому стебельку, погладил лохматое соцветие и, раскручивая в руке травинку, произнес:

— Драконов не так много, согласен. Особенно старых и больших. Пламенный таких размеров вовсе один, и я его узнал. Джоранма. Это его имя. Он принадлежит племени Рухмар’тиар. Вожди Рухмар’тиара знакомят своего сильнейшего ребенка с Джоранмой, позволяют им подружиться. Обычно затея оканчивается успехом, именно поэтому Джоранма служит племени много периодов. Уже девять вождей сменилось при нем.

— Рухмар’тиар? — нахмурился беловолосый. Облокотился на колени и неуверенно произнес: — Они ведь воюют за Долину драконов с другими племенами. С чего вдруг вождю бросать войну и отвлекаться на тебя?

— Это я и хочу выяснить, — пожал плечами и убрал волосы за уши. — Мы с Кхангатором всегда ладили, а вот Фаррда он терпеть не мог.

— Наконец-то, — выдохнул Вольный.

— Ищейки крепко спят, — показалась из зарослей орешника фангра. — Их всего три. Двое васовергов на карауле, остальные громко храпят. Жестокие народы убеждены, что мы мертвы.

— А дракон? — поинтересовался Ромиар, обнимая Елрех со спины.

Зависть пробудилась, а вместе с ней вернулся с трудом прогнанный страх.

— Древнего ящера поблизости нет.

Джоранма берегут. Наверняка отправили обратно домой сразу после того, как он спалил поселение культа.

Я поднялся, потянулся рукой за спину, но вспомнил, что меч сгорел, как и лук Вольного. Повезло, что брали с собой не все вещи. Ис’сиары Аклен и Ил, фрагменты ключа и карты сокровищницы пришлось отдать исследовательнице. Не только это… Я доверил ей Аню. Надеюсь, она не подведет.

— Идем, — сказал, глядя на сизое небо. — Действуем так, как договаривались. Никто не должен остаться в живых, кроме вождя.

Лесная сырость пробиралась под рубашку, холодила кожу. Подошва мягко касалась земли. Ночной ветер шумел листвой, заглушая звуки, приносил легкий аромат костра и уносил наши запахи прочь от лагеря. Сквозь зелень не было видно ни Елрех, ни Ромиара.

Нас не заметят, все должно пройти гладко.

Лагерь был разбит на опушке леса. Два шатра, поставленные для вождя виксартов и предводителя васовергов, отливали в сумерках синевой. Лежанок почти не было — воины предпочитают спать на голой земле. Костер находился по центру. Языки огня едва трепыхались, васоверги тянули к нему руки и о чем-то в полуголос переговаривались. Кадка с потрохами стояла у клетки с ищейками — крупнее кошек, но немного мельче псов. Черные крысиные морды дергались во сне настораживая. Острые передние зубы блестели плохо сточенными концами. Та особь, что спала, прижавшись спиной к прутьям скоро умрет. Ни камень, ни сталь не способны тягаться с крепостью зубов и когтей. Зубы этой твари выросли слишком длинными, изогнутыми. Еще десяток периодов и они проткнут ей череп. Рыжие перепончатые лапы сгибались и разгибались, на них блестели широкие когти — они раскопают нору даже в скалах. Я остановился, заметив в притоптанной траве облезлый хвост. Переступил его и бесшумно оголил кинжал.

Сонное варево не успело настояться как следует, да и мало его было. Громкий звук потревожит и разбудит визгливых ищеек.

Все пройдет гладко. Главное, не сомневаться.

Ромиара видно не было, но присутствие его слабейших духов я ощутил. Васоверги заткнулись. Костер потух. На несколько минут центр лагеря замер в безветрии, а затем мертвые тела плавно легли на землю. Пора действовать.

Фангра выскользнула слева, Ромиар показался неподалеку. Я приблизился к ближайшему спящему васовергу и, крепко сжимая рукоять, склонился над ним.

Подло, гнусно, но даже высокомерный шан’ниэрд не хотел церемониться с врагами после встречи с драконом. Однажды ощутив близость смерти, перестаешь усложнять себе жизнь.

Над лагерем стояла такая же тишина, как и до нашего прихода. Солнце медленно озаряло горизонт. Избавляя лезвие от крови, я всадил кинжал в землю. Она захрустела, камни царапнули сталь. Потом отполирую.

Елрех заглянула в один из шатров, отошла и указала на него. Ромиар сразу отправился во второй. Я вскочил и поспешил к вождю. В шатре резко пахло можжевельником и эвкалиптом, Охарс играли под пологом, рассеивая темноту. Деревянная чаша с черным мумие стояла у раскинутых шкур. Глаза Кхангатора были закрыты, тощая грудь тяжело поднималась и со свистом опускалась. На животе тянулись черные полосы, но ран под ними заметно не было. Целительная гуща — она же стабильный доход племени Рухмар’тиар, — действовала медленно, но порой была эффективнее зелий.

Я стоял у входа и рассматривал лицо Кхангатора. Он изменился: исхудал, где-то поломал нижний клык и закрепил на него золотой наконечник с рубиновым навершием. Я помнил обритые виски и смоляные волосы, которые вождь собирал в пучок на затылке. Сейчас лысина блестела в свете Охарс, а кустистые брови белели над глазами.

— Я с-слышу тебя, — тихо заговорил он, — узнаю твой взор, но не узнаю в тебе Вольного. — Ухмыльнулся, поднимая веки и складывая длинные руки на груди. — Боиш-шься?

— Не тебя, — я сжал кинжал.

Сколько не просил, Аня так и не очнулась. Ее пришлось привязать к лиертахону. Выдержит ли? Пусть бы дотянула…

— Ранен, Кхангатор? — позлорадствовал я. — Кто же тебя так?

Он тихо рассмеялся, но замолк, когда в шатер вошел Ромиар. Долго разглядывал его, а затем продолжил говорить со мной:

— Твои духи были, Вольный? А мы с-стаю за нечис-сть приняли. Громадные волки, черные — вс-се как на подбор. Крас-савцы. А выходит, ты мс-стил. И за кого? Неужто ведьму сожгли?

Я приблизился к нему, опустился на корточки. Лезвие надавило на морщинистую шею, капли янтарной крови выступили. Нельзя убивать его. Нельзя. Он еще послужит.

— Жива она, — поморщился старик. — Уже отомс-стил бы.

Если Ивеллин успеет добраться к Древнему лесу, привезти туда Аню, то она должна выжить. Мивенталь обещали.

— Что я тебе сделал, Кхангатор? Почему ты продался?

— Продал-с-с-ся?! — он ощерился.

С кряхтением приподнялся на локтях, и кинжал пришлось убрать.

— Моя дочь была с-самой крас-с-сивой женщ-щиной в племени! С-самой с-сильной! Я вос-спитывал ее, учил, вложил с-столько с-сил, а ты убил ее. Убил ту, кого обещ-щал не обижать!

Холод обнял спину, дыхание сбилось. Я сглотнул и хрипло выдавил:

— Вайли мертва?

Кхангатор щурился, но вскоре удивился.

— Ты не знал.

— Не знал, — кивнул, глядя в золотые глаза.

Врут те, кто говорит, что Вольные равнодушны к воспоминаниям. С каждым узнанным чувством мы примеряем его к окружающим. К тем, кого знаем и когда-либо знали. У нас с Вайли было много общих воспоминаний, пусть и лишенных эмоций.

— Кто натравил тебя на меня? — спросил я, усаживаясь на колени.

Кхангатор покачал головой, уставился в полог и заговорил медленно, стараясь избегать расовой шепелявости:

— Она пропала без вес-сти. Ее мать и не думала искать. А как же? Вольная — позор. А вот ее старшая дочь позаботилас-сь. Айвин. Она обратилась к гильдии, — скривился, — С-ш-сшправедливос-ш… — замолк ненадолго, вдыхая через нос. — Они ничего не наш-шли, поэтому она пришла ко мне. Я любил Вайли. Люблю до с-сих пор и горжус-сь ею, ты знаеш-шь об этом. В-ф-с-се знают.

— Говори на викхаре.

Он недовольно посмотрел на Ромиара, и я тоже повернулся к нему. Вольный едва сдерживал улыбку.

— Он вождь, — напомнил я. — Прояви уважение.

— Виксарт звучит лучше, это приняли все в Фадрагосе, кроме них самих. Может, они в конце концов станут выдергивать себе клыки?

— Выйди, — приказал я.

Он хмыкнул, но, напоследок окинув злобным взглядом Кхангатора, оставил нас.

Спустя долгое молчание Кхангатор с удобством разлегся на шкурах и заговорил на викхаре:

— Наемник из Бесстрашных зверей видел тебя и Вайли в обители региона Цветущего плато. Вы говорили с ней, и ты злился. Этим же закатом она уехала из обители, а потом сразу пропала. Куда направлялась? Какой дорогой? Никто даже не знал, в какую сторону. Мне пришлось унижаться. — Поскреб желтым когтем лысину и продолжил: — Просил помощи у старшей сестры Вайли. Но даже с ней гильдия подтирателей задниц не давали нам ищеек.

— Если ты к ним так и обращался, я не удивлен.

Такое отношение к гильдии Справедливости когда-нибудь подведет виксартов и васовергов. Хотя их убеждение, что в защите и справедливости нуждаются только трусы и слабаки, не лишено смысла.

Кхангатор насмешливо покосился на меня.

— Хотели, чтобы я продал нескольких викхартов. Говорили о суде и возмездии. Представляешь, торговались со мной. Но ты знаешь: я не торгуюсь с врагами. А они мне точно не друзья.

— И что потом? — поторопил я, оглянувшись на щель.

Уже рассвет. Где сейчас Аня? Хорошо было бы догнать их. Вдруг кто-нибудь встретится им по пути. Лучше бы быть рядом.

— Заявился туда мудрец. Важный такой. Вошел будто в собственный шатер. Он и сказал, что будет мудро помочь нам. Цель у нас совпала — тебя найти. Ты им был не нужен, а вот изгнанницу, которую ты увел, хотят казнить. Говорят, ведьма она. И даже доказательства есть.

— Какие? — нахмурился я.

— Много доказательств. — Он цокнул языком. — Говорят, придумала она, что из другого мира сюда заявилась. И сила у нее необычная: ведьма убивает — сила растет. Потому что отвернулась она от духов. Ничего не напоминает?

— Политика васовергов.

— Их вера. Она так же духов не почитает, но в отличие от рогатых помыкает ими. И река Истины ей не навредила, потому что знала ведьма, когда прыгать в воду. Откуда знала, Вольный?

Он смотрел на меня так, будто поймал на горячем. Чему радуется? Вранье все. Она упала в реку, потому что я столкнул ее.

Не дождавшись ответа, продолжил:

— Служит она Повелителям. Ведьма под тобой ночами выгибается, Вольный! Она твой враг!

— Ересь.

Он растянул кривую улыбку:

— Сказали: во дворце она пряталась. Умная, какой и должна быть ведьма. На глазах у всех пряталась. Жертву из себя строила, подозрения отводила, новости выведывала. А в свободное время камень на утесах жгла. Знак ведьмовской на нем рисовала, а после жгла. Следы уничтожала. Копоть после нее осталась. Ищейки запах ее там почуяли. Знак этот связь с Повелителями удерживает, силу ведьма получает от них. Потом злится она, а в это время в Фадрагосе грань истончается, впускает Повелителей. Она им жертв приносит, а они ей блага даруют. Ты знал об этом? Твоя шлюха хуже продажных. Она убивает Фадрагос! Силы из него тянет!

«Ненавижу Фадрагос!» — просто эмоциональное высказывание. Аня не может быть ведьмой. Слишком много вранья в его словах, чтобы искать крупицы правды в них. Надо забыть эти сплетни.

— Так вам выдали ищеек? — перевел я тему.

— С благословения напыщенного мудреца. Подумал он, что Вайли знает, где ты изгоев прячешь.

— Который из мудрецов приходил?

— Я их имена слышать не хочу, не то, чтобы запоминать. Но скажу: человеком он был.

— Знаешь, почему человек? — подался я вперед, склоняясь над его лицом. — Потому что обманул он тебя, глупый старый виксарт, — отпрянул и спокойнее продолжил: — Рассата никогда не отправляют лгать. А амулеты на крылатом ты не видел, потому что брезгуете вы с ними сближаться. Ты бы узнал древние руны на чистом серебре. Драконий язык на перстнях, забытый всеми язык. Они защищают своего рассата от сумасшествия, потому что ежедневно врут всем. Но ведь верят ублюдки, что правильно все делают. Однако манипулировать кем-то отправляют только человека. А Вайли? Ее нашли?

— Нашли, — поморщился Кхангатор. В короткой тишине послышался скрежет клыков. — Закопанной в земле нашли. Дорога усопших на юге Хищного хребта. Она ею прошла, там свернула правее, добралась до обрыва, там ее и убили. И закопали. Закопали, представляешь?! Самую красивую виксарту гнить в землю отправили!

— Она полукровка, эльф.

— А кровь у нее моя! — приподнялся на локтях. Слюны брызнули во все стороны, скатились по подбородку. — И глаза мои! Мы раскопали ее, а там черви тело облепили. Джоранма не ест червивое мясо! Пришлось сжечь на костре. Как васоверга сожгли, а не Джоранма скормили! И я стал тебя искать. Айвин сказала, что ты ради шлюхи своей духов продашь! Продашь ведь. Ты и меня убьешь, потому что я не считаюсь с ней.

Я сжал кулаки, стараясь дышать спокойнее.

— Не убью, — с трудом проговорил, — но только потому, что ты хороший отец. И мстить…

— Что случилось с тобой?! — крикнул он, обдавая лицо гнилым запахом изо рта. — Пресмыкаешься перед бабой? Если она не воин, то должна ползать перед тобой! А она не воин, иначе не пряталась бы. И ты вместе с ней ничтожеством стал. Она всем врет, всех за нос водит! И тебя тоже. Ты думаешь, она перед тобой ноги раздвигает, потому что ты любовник завидный? Шан’ниэрду отдавалась, а теперь тебе, потому что у мужиков одни слабости, — рассмеялся. — И знает она о них. Пользуется.

Лезвие надавило ему на горло; его улыбка раздражала, а смех хотелось прервать. Руки тряслись, кинжал выскальзывал из вспотевшей ладони.

Он понятия не имеет, о чем говорит. Аня любит меня, потому что ей хорошо со мной.

Я выдохнул, убирая кинжал, глядя на янтарные капли крови, стекающие по серой шее. Зачерпнул мумие из чаши и быстро помазал порез.

— Верховного Бесстрашных зверей зовут Нартом, — произнес, вытирая руку о шкуру. — Я работал с ним, пока меня во дворец не взяли. Понимаешь, Кхангатор? Связь видишь? Знаю, что разберешься. Найди его и спроси: кто заплатил ему, чтобы подставить меня. Его люди убили Вайли, но им за это заплатили.

Он сжимал худые, но крепкие челюсти. Провожал ненавистным взглядом. Не обронил ни слова.

Я вышел под открытое небо и, разглядывая поляну, вдохнул полной грудью.

Ане плохо рядом со мной. Она могла бы уйти в любой момент, но остается возле меня. Боится положения изгоев в обществе… Покачал головой, закрывая глаза. Просто любит. Я много раз убеждался в этом.

Осмотрелся в поисках Елрех, но заметил только Ромиара. Он раздобыл в лагере лук и стрелы. Приблизился ко мне и спросил:

— Откуда ты знаешь вождя?

Я закусил губу, а затем, ничего не скрывая, ответил:

— Когда-то он учил меня. Зови Елрех, уходим отсюда.

Глава 8. На рассвете

Аня.

Во рту пересохло, голову будто сдавило в тисках, и на живот тоже что-то давило. Или в нем… Я пыталась приоткрыть глаза, но малейшее движение вызывало сильнейшую боль, вынуждало жмуриться и сжимать челюсть. От глубокого вдоха остро кольнуло в животе и ушах, от резкого выдоха запекло в груди и горле. Попытка оторвать затылок от твердой поверхности закончилась тошнотой и стоном, а стон ударил по ушам. Гул прошелся мерзкой дрожью по телу, оставил за собой липкий озноб. В глазах заплясало многоцветье.

— Асфирель.

Я скривилась. Холодный пот прошиб тело.

— Очнулась?

Виски зажало сильнее. От шума защекотало в горле, запершило, а там и снова обожгло.

— Как хорошо, что очнулась.

Молотом по лбу. Боль эхом отразилась в затылке, надавила на глаза.

— Я думала…

Заткнись! Кто бы ты ни был, но заткнись, пожалуйста!

Кажется, мычание подействовало. Тишина безмерно радовала, темнота убаюкивала. Меня все еще трясло.

Духи молчали, но они никуда не исчезли. Затаились, максимально расслабив поводки. Это правильно. Это хорошо. Если какофония боли продолжится, то я, пожалуй, убью себя.

Главное, не делать глубоких вдохов.

Замри, Асфирель. Замри. И лучше не думай. Совсем.

* * *

Хотелось пить и есть, а еще в туалет. Последнее беспокоило сильнее всего.

Я открыла глаза и… ничего не изменилось. Кругом темнота.

Долго лежала, присматриваясь к едва заметному блеску и очертанию. Зрение привыкло.

Опять пещера, но по ощущениям странная: абсолютно сухой камень, а вот воздух напитан какой-то знакомой сладкой влагой. Я облизала сухие губы, чуть скривилась от головной боли. На улице ухала сова, пищали летучие мыши. Надеюсь, что именно они, а не какая-нибудь тварь похуже. Где Кейел? Или Елрех. Хотя бы Ив, а на худой конец и Ромиар сгодится. Одна не поднимусь.

— Е… — хрип оцарапал горло, в груди запекло. Глубокий вдох вызвал боль в животе.

Чудно…

Я лежала, вспоминая прошлое пробуждение после истощения. Сейчас несравненно хуже. Осторожно ощупала живот и в который раз пожалела, что не пошла учиться в медицинский. В левом боку что-то распухло и давило изнутри. Печень с другой стороны, как и желчный пузырь — это я точно помнила. Еще знала, что желудок у меня напрочь пустой, потому что я безумно хотела есть. Почка может так распухнуть? Надавила пальцами повторно — твердое, плотное и болит в любом случае: хоть дави, хоть не дави. Селезенка… Точно. Умница, Аня, что-то из анатомии ты все же помнишь. Вот только почему она так распухла?

Хватанула ртом воздуха и прохрипела:

— Есть кто-нибудь?

Сбоку зашуршало. Морщась от боли, повернула голову.

— Асфирель, все хорошо, я тут.

— Ив? Ив, где Кейел? Где он?

* * *

Уснуть больше не смогла — распухший орган давил на остальные. Лежать получалось только на правом боку, так боль была меньше. Ходила осторожно, медленно. Поесть не удалось, но чуть теплый мясной бульон попила с удовольствием, правда, сразу же меня им и стошнило.

Я села под кустом малины на землю, прикладывая руку к животу. Поморщилась, с надеждой осматриваясь. Приглядывалась к зарослям вокруг. Ивеллин толком ничего не сказала, но из услышанного становилось ясно: в Древний лес мы неслись без остановок вслед за ланью Мивенталь. Нам повезло никого не встретить в двух священных кольцах. А Кейел забрал Роми и Елрех, и они куда-то ушли. Напоследок Кейел только сказал, чтобы мы ждали несколько рассветов, а затем спасались сами.

Я все понимала. Понимала, что прислушиваться к хрусту веток бесполезно, но ведь… светало.

Ив показалась из пещеры, тихо приблизилась и спросила:

— Как ты?

Я подняла голову, столкнулась с ее взглядом. Что затаилось в синих глазах? Стыд, страх, отвращение? Память услужливо подкинула недавний образ Ив: слабость, рыдания и бесполезность.

— Кто твои родители, Ив?

— Что? — растерялась она.

— Ничего, — опустила голову и убрала прилипшие к лицу волосы.

Ивеллин неоднократно жаловалась, что была бесполезной для гильдии, а ее рвение похоже на фанатизм. Эльфийские замашки, или за этим стоит нечто большее?

Она смотрела на меня, хмурясь и сжимая кулаки, а потом молча отступила. Обиделась?

— Ив, постой. Я лезу не в свое дело, извини.

Длинные уши дернулись; взгляд колол ненавистью.

— Моих родителей уважают. Они многого добились. — Она отступила еще на шаг, а затем отвернулась и направилась к пещере.

Гордый разворот плеч, уверенная походка, из косы даже сейчас ни единого волоска не торчало. Я ни разу не видела, чтобы она заигрывала хоть с кем-нибудь. Ромиар? Нет, там была просто забота о… друге? У нее нет друзей. Прямо как Вольная. И нянчилась она с Роми, потому что он был ей нужен для исследования.

— Надо было бросить тебя там! — громко произнесла я. Скривилась от боли, но не остепенилась: — Отдать Вязу и его дружкам! Наверное, тебе понравилось! Пусть бы они…

— Хватит! — Ив круто развернулась.

Она глубоко дышала и тряслась, обнимая себя, а затем требовательно спросила:

— Зачем?! — Бросилась в мою сторону, но споткнулась. Устояла на ногах, отпихнула ветку и выкрикнула: — Что ты хочешь знать обо мне?!

Ее злость не испугала и, на удивление, рассмешила. Загнанная в угол эльфийка похожа на маленькую взъерошенную птичку.

Я с трудом поднялась, доковыляла к ней и, остановившись напротив,произнесла:

— Мне ничего от тебя не нужно, Ив. Не смей жалеть себя, ясно? И стыдиться не смей. Я бы тоже растерялась. Любая из нас. — Отвернулась, сглотнула комок и тише добавила: — Все мы герои, пока опасность не коснется непосредственно нас.

Она молчала, глядя в землю, а мне больше нечего было сказать. Я верила Ромиару: Ив когда-нибудь спасет Фадрагос, поэтому-то и не должна быть размазней. Хватит и меня.

Противно.

Лес вокруг медленно обретал краски. Я смотрела в сторону малинника и не могла отвести жадного взгляда. В груди все еще жгло, а интуиция толкала вперед.

— Река Истины там?

— Да, — просипела Ив. Прочистила горло легким кашлем и сказала: — Мивенталь привели нас к Древним вчера в полдень. Ворон отпаивал тебя, а медведь показал пещеру. Тут, — поежилась, — неуютно.

Напротив, очень даже хорошо. Воздух приятный, а место спокойное, какое-то дружелюбное. Я молча направилась к малиннику, миновала его, позабыв о боли. Цепляясь за ветки и траву, спустилась по крутому склону. Остановилась на берегу реки, мерцающей сиреневым цветом. Над ней поднимался пар. Я втянула воздух носом; голова немного закружилась.

Понадобилось лишь несколько секунд, чтобы я разделась и, распугивая ранних животных, вошла в теплую воду. Облегчение — первое, что испытала, а затем усталость. Она медленно исчезала, растворялась.

Над головой пели птицы. Лисица юркнула в стороне, но вскоре высунула любопытный нос из зарослей папоротника. Мелкие зверьки, привыкая к необычной компании, осторожно сбегались обратно к берегу. Я наслаждалась.

Вода с виду казалось кисельной, но на ощупь — чистый шелк. Она не журчала, а шелестела, плескалась глухо, неохотно. Ласкала обнаженное тело, снимала боль, насыщала жизнью и бодрила. Я медленно опустилась в теплую воду с головой; она забила нос, заволокла глаза, а когда воздух в легких закончился, сама подтолкнула на поверхность. Словно живая, все понимающая.

Огромный лось пришел на водопой, показался у молодого дуба. Вытянул морду в мою сторону, фыркнул. Я узнала его, как и черного медведя, бесшумно ступающего рядом с ним. Белый ворон захлопал крыльями, опускаясь на нижнюю ветку раскидистого дерева. Я почтительно склонила голову, а затем, шелестя водой, выбралась на берег. Вода Истины медленно стекала по мерцающей коже, все еще согревала, несмотря на легкий ветерок, гулящий между листвой.

Возле пещеры я натолкнулась на забавное зрелище. Тодж бегал вокруг толстого ствола, а за ним носилась Феррари и щелкала пастью, стараясь ухватить ящера за хвост. После очередного круга Тодж резко изменил траекторию, остановился и завизжал. Феррари по инерции промчалась дальше, грохнулась на землю и пропахала мордой полметра слежавшейся листвы.

Я хохотнула, Тодж услышал. Глянул в мою сторону и моментально сорвался с места.

— Осторожно! — крикнула Ив сбоку.

Но Тодж даже перышком меня не пощекотал. Забежал за спину и ткнулся мордой в плечо. Феррари сидела на земле и, фыркая и чихая, отплевывалась. Вскочила и тоже понеслась ко мне. Через секунду уже терлась о бедро, лизала пальцы, подставляла нос под ладонь.

Я высмотрела перепуганную Ив в темноте входа и заверила:

— Все хорошо! Я уже в порядке. Полностью в порядке.

Судя по вытянутому выражению лица, она сомневалась. Вышла под утренний свет, развела руками, разглядывая меня с ног до головы, но потом, будто избегая беседы о реке, указала на Феррари.

— Она изводит Тоджа. Кейел запретил ему обижать ее. В ней столько энергии, а он… Ему нужно отдохнуть, Асфи.

Песочные глаза Феррари излучали веселье; она виляла хвостом и порыкивала от удовольствия, подставляя голову под руки. Тодж, спрятавшись за моей спиной, не двигался, даже не ворковал. Может, перепала минутка спокойствия, и бедняга задремал?

— Я займусь ею, а Тоджа бы расседлать.

Ив кивнула и бодрее заговорила:

— Мяса хватает, грибов и… лес полон всего, кроме воды. Мы ведь… Тебя вода Истины исцеляет, а нам возле нее нехорошо. Я боюсь даже ягоды местные есть.

Волнение растревожило остальные чувства. Поглаживая ящеров, я спросила:

— И какой у тебя запас?

— На три рассвета хватит, если звери будут сами добывать себе пропитание, — она опустила голову, погладила черную косу и добавила: — Я смогу поголодать еще два рассвета, но это все.

— Спасибо, — прошептала я, вглядываясь между деревьев.

Кейел, пожалуйста, возвращайся скорее.

* * *

Вроде бы мне удалось встряхнуть Ив, но так лишь казалось. Я видела, с какой дрожью она бралась за кинжал. Замечала, что она постоянно искала себе занятие, но не могла отвлечься. На ее шее все еще темнели и желтели пятна от рук и пальцев. Синяки пройдут, а память… Мысли о Сердце времени давались все труднее и труднее. Их вытеснили мечты о том, как мы с Кейелом останемся вместе. Я больше не пыталась прогнать их. Они — все, что у меня есть.

Река Истины сотворила со мной чудо, этим я и воспользовалась. Тоджу и вправду требовался отдых, а Феррари — дрессировка и воспитание. Раз уж так вышло, что моя первая поездка на этом чудовище, прошла мимо меня, я решила исправить такую ошибку. Вот только когда ухватилась за седло и занесла ногу, Феррари испуганно прижалась к земле. Тихо рыкнула.

— Почему она боится?

Ив лежала на поваленном дереве, подперев щеку рукой, и отстраненно наблюдала за нами.

— Кейел… — Она поморщилась, дернула ухом. — Ты еле дышала, а Феррари боялась навредить тебе.

— А Кейел? — Оговорка заинтересовала.

Ив ловко соскочила с дерева, поправила мятую куртку, все еще испачканную в чужой крови, и, направляясь к пещере, бросила:

— Ничего. Он привязывал тебя к седлу.

Как бы то ни было, но у Феррари отложилось понимание: если я сажусь в седло, значит, мне плохо. Не с первой попытки, но мне удалось ее переубедить в этом и успокоить. Тодж дремал в тени деревьев, а я уводила шумного лиертахона подальше. Возле реки Истины за Ив не стоило беспокоиться — хранители леса никого не подпустят к пещере.

Низко — это первое, что я поняла, сидя в седле. На Тодже было в разы выше, а тут наоборот — на мир смотрела снизу. Колени ложились в аккуратные углубления с меховой подкладкой, а вот стопам было немного непривычно, неудобно. Два выпирающих изогнутых стержня огибали лодыжку. Под них ноги приходилось просовывать. Еще был скрученный ремень, непонятного назначения. Сначала я решила, что Кейел привязывал меня им, поэтому он остался тут, но потом обнаружила, что концы крепко пришиты к самому седлу, а под лукой есть место, куда этот ремень можно прятать. В основании нашлись крохотные хомуты с защелками и крючками. Хомуты перемещались по всему ремню, защелками фиксировались на любом участке, а крючками соединялись между собой. Как это работает, я быстро разобралась, но вот назначения так и не поняла. За поводья тянула осторожно. Помнила, что даже мягкие афитакские удила и аккуратные кольца могут навредить пасти хищника.

Феррари часто оглядывалась, присматривая за мной, но вскоре ускорилась, сорвалась на легкий бег. Потом и вовсе помчалась. Мир смазался, ветер не позволял вдохнуть, я прижалась к луке. Листва мельтешила, ветки хлестали по плечам и голове, а Феррари и не думала останавливаться. За очередным кустарником показалось поваленное дерево. Просвет под ним пугал — Феррари неслась прямо к нему. Сердце загрохотало.

— Феррари, стой!

Я потянула поводья, но она уже не успевала затормозить. Щеку согрело тепло тела лиертахона. За секунду до ныряния под большой ствол крылья Феррари накрыли меня. Темнота продлилась миг. Мы выскочили с другой стороны и застыли.

Так и головы лишусь…

Феррари хотелось бегать еще, но я очень скоро устала от непривычной тряски. Да и как бы не исцелила вода Истины, иногда боль напоминала о себе слабыми отголосками. К тому же я все еще не доверяла такой силе. Вдруг не все последствия проявили себя.

На обратном пути я набрала грибов и лесных фруктов, в съедобности которых не сомневалась. Пусть запас прихваченной еды остается эльфийке, а мне можно и местным подкрепляться. Когда мы с Феррари вернулись, Тоджа на месте не оказалось. Я вылезла из седла и направилась к пещере. Неужели эльфийка куда-то уехала?

В пещере царил полумрак. Ив сидела на полу, притянув к себе ноги и положив щеку на колени. Перед ее ногами лежал кинжал. Я остановилась на входе, легонько стукнула кулаком по камню и выдавила из себя широкую улыбку.

— Много наработок по ведьме сгорело? Что собираешься делать дальше?

Она пошевелилась, глаза блеснули в темноте. Тихий голос отдавался эхом и грустью, но прозвучал все равно приятно:

— Ничего. Все сгорело.

— А у меня нет. — Я углубилась под своды. — И чистая бумага есть, и чернильница…

— Они не помогут.

— … и даже афитакская палочка.

— Нужна карта и еще…

— И карта есть. — Села возле сумки. — Расскажи мне о ведьме, Ив. Вы столько работали там, во дворце, а такое ощущение, что ничего не сделали.

— Потому что Аклен’Ил заперлись в кабинетах…

— Да, я помню, — вытаскивая стопку бумаг, перебила я. — А еще помню, как ты нагло расхаживала по их кабинету и учила работать.

Кажется, Ив смутилась. Голову от колен оторвала и посмотрела на меня внимательно.

— Неправда.

Тихое возмущение?

— Правда, правда, — настаивала, стараясь нащупать в сумке чернильницу. — Я же слышала, как ты там кричала. Даже слышала ругательства.

— Не может такого быть, — растерянно парировала она. — Ты говоришь чушь, Асфи.

Надула щеки — значит, скоро взорвется. Я усмехнулась и язвительно поинтересовалась:

— Опять будем спорить?

— Ты даже наших ругательств не знаешь!

— А это правда, — хохотнула я, оборачиваясь к ней. — Научишь?

Она улыбнулась.

— Так ты это специально?

— Никогда бы так не сделала! Хочу, чтобы ты научила меня ругаться, но сначала займемся ведьмой, — потрясла картой.

— Сейчас ты похожа на Кейела, — неожиданно произнесла Ив, поднимаясь. Отряхнула штаны и добавила: — Когда он не злится.

Сжав карту, я посмотрела на сумку Кейела. Он отдал нам ее. Почему? Не потому ли, что не был уверен в том, что вернется ко мне. Я знала: в ней спрятана карта получше, полнее, детальнее, но…

— Держи. — Протянула вещи Ив. — Найди местечко уютнее, а я скоро.

Если она и насторожилась, то виду не подала.

Птицы на улицы щебетали, Тодж успел вернуться с охоты, и, кажется, Феррари снова его доставала, а я продолжала стоять над сумкой Кейела. Карту точно брать нельзя. В общем-то, как и копаться в вещах Вольного. Нельзя.

Присела на корточки и открыла сумку. Не углубляясь нашла запасную рубашку, вытащила и быстро все закрыла. Сжала грубую ткань, рассматривая потертый воротник и пятна на плече. Наверное, пробовал отстирать кровь в горячей воде, а может, просто не успел ополоснуть вовремя. Кейела нельзя назвать неряшливым: в его сумке всегда царит определенный порядок, вещи лежат в строгой очередности, в зависимости от их важности; он внимателен к мелочам в выборе еды или ночлега; на оружии нет заметных царапин; Тодж всегда чист и сыт; — но постоянное скитание по лесу и нестабильный доход приносят неизбежные трудности. Если бы у Кейела была другая жизнь, каким бы он был?

Рубашку пришлось подпоясать, рукава закатать, а завязки на груди туго затянуть, но даже так она все равно съезжала с плеч. Не страшно.

Ив расположилась у поваленного дерева и уже что-то шустро записывала на чистых листах. Я подошла к ней и протянула свою рубашку.

— Переоденься.

Она подняла голову, продолжая хмуриться, а затем вскинула брови и, неуверенно взявшись за уголок вещи, произнесла:

— Спасибо.

Я присела возле карты и стала разглядывать пометки на ней.

— Что это за цифры?

Ив не стала уходить. Отвернувшись от меня, натягивала рубашку через голову.

— Порядок визитов Повелителей. Знаешь, Асфи, очень странно все выходит. Вспышки ведь в разных регионах, но всегда вблизи отдаленных поселений.

— И что? Ив, — я согнула руки в локтях, выставляя ладони вперед, — если что, вы мне с Роми почти ничего не рассказывали, поэтому я многого не понимаю.

Ив отшвырнула куртку и, закинув косу на плечо, вернулась. Устроилась рядом, подогнув ноги под себя. Повернула ко мне листок, на котором было несколько строк с перечислением регионов, пострадавших поселений и примерным количеством жертв, и твердо сказала:

— Если бы ведьма собирала силы, то, вероятнее всего, выбирала бы большие города.

Я прищурилась.

— Больше жертв — больше сил? Это логично.

— Именно. Сейчас, погоди.

Ив схватила стопку бумаг и долго рисовала на листке завитки символов, но вскоре выдохнула и, покачав головой, сообщила:

— Долго рисовать весь знак, но вот это, — ткнула палочкой на спираль, напоминающее торнадо, — знак поиска. Он натолкнул меня на мысль, что ведьма что-то ищет. Что-то очень важное, потому что он всегда ярче остальных символов.

— Постой, — поморщилась я, отбирая лист и разглядывая символы. Дешевая бумага зашелестела под пальцами. — Выходит, ведьмовской знак состоит из символов?

— Да, и их много. Иногда знаки были яркими, а иногда едва видимыми. В последних трудно разобраться, какие символы толще и четче.

— По ним можно предположить, что затеяла ведьма? Угадать мотив.

— Да, мотив, — закивала Ив. За короткие минуты исследовательница забыла обо всех невзгодах и провалилась в работу. — Северяне присылали нам отчеты по символам, но знаешь, я должна увидеть все сама, убедиться. Говорят, на севере знаки до сих пор остались яркими. И это натолкнуло нас на версию, что ведьма там, среди северян, — пристально посмотрела на меня. Помолчала, будто убеждалась, что я внимательно слушаю. — Но смотри на цифры.

Она поочередно ткнула на поселения с единицей, двойкой и тройкой. Я молча разглядывала карту, но поняла, что Ив ждет ответа, поэтому отметила:

— Все три на севере.

— Именно! Аклен’Ил могли ошибаться в предположениях.

Сказать прямо, что я едва ли понимаю, или?..

— Это были города, — нахмурилась я, склоняясь над картой. На карте города отмечались замками, а обители — замками со знаменами. — Первыми пострадали города на севере. Больше жертв — больше сил?

Наверное, глупое предположение.

— Да! — воскликнула Ив, вырывая из пальцев лист. — Я пыталась донести эту мысль Аклен’Ил, но они меня не слушали.

— Почему?

Ив подсунула рисунки с символами мне под нос и указала на круг.

— Замыкающий знак слишком слабо проявляется. В него влито меньше всего силы, и он граничит со знаками паразитизма и провокации. Это…

Я замотала головой.

— Ив, я не понимаю. Опять не понимаю. — Посмотрела на нее с сожалением и призналась: — Правда, я очень хочу помочь и разобраться, но столько символов и… Как они работают? Что значит: замыкающий? Что он замыкает?

Шумно выдохнула. Проще провести анализ экономической деятельности гильдии Пламени Аспида, чем понять основы волшебства из каких-то заметок. Да и надо ли пробовать, если потом я отберу у ребят все, чего они достигнут? Как же глупо…

Глупо? Жестоко и лицемерно.

Ив, закусив губу, почесала лоб.

— В знаке сорок семь символов, и каждый что-то делает.

— В школе была информатика, — вспомнила я, упираясь руками в мягкую траву и разглядывая предзакатное небо. — Мы немного в Паскале разбирались. Это такой язык программирования… В общем, думаю, что я понимаю, как работает сила ведьм, но… — взглянула на Ив и убедилась, что теперь она ни черта не понимает. — Просто продолжай.

Она быстро спохватилась, потянулась к карте, но, видимо, решила все же подбодрить меня — сказала:

— У ведьм опасная сила, сложная. Им самим трудно с ней справляться. Понять ее.

— Еще бы, — усмехнулась я.

Она мягко улыбнулась и затараторила:

— Давай я просто поделюсь с тобой идеями, а потом расскажу о цикличности фаз темных сил и потоках, связанных с измерениями, из которых символы черпают…

— Для начала просто идеи, — перебила я.

Неужели все эльфы такие максималисты? Выдохнула и в самом деле приготовилась слушать.

Я оставлю ребят в этом мире. Оставлю их наедине с проблемами, трудностями, страхами… одиночеством. Когда мы познакомились, каждый из них был одинок. Может, и я была одинока? Отогнала эту мысль. Я должна уйти, оставить их, отобрать у них все, чего они достигнут… Паршиво.

Но сейчас они живы в этом настоящем. Пусть оно не будет совсем мрачным.

Улыбка дрогнула, но я ее удержала. Голос Ив звучал мелодией, которую не хотелось перебивать:

— Видишь, даже ты догадалась, что если бы ведьма собирала силы, то она бы направляла Повелителей туда, где больше жизни, а тут беспорядок такой… Она либо неопытная, либо очень боится большого притока силы, либо что-то ищет. Что можно искать, направляя Повелителей в самые отдаленные регионы? А еще есть временные промежутки между нападениями. И они тоже беспорядочные. Сначала были редкими и действительно в крупных городах. Почему-то торговых, — постучала палочкой по карте, — а потом участились, но в селах. И эта частота, наталкивает на мысль, что ведьма торопится. И я никак не могу понять: почему? И знаешь, что еще… — осторожно посмотрела на меня, заправляя прядь волос за ухо.

Я узнала этот взгляд. Когда-то, при нашей первой встрече, Ив смотрела так же и предполагала, что Кейел плохой из-за своей расы.

— Ты не обижайся, Асфи, но с тобой связь все же есть, просто Аклен’Ил не смогли ее подтвердить. Тебе решили не говорить. Приказ Волтуара. Видимо, он не хотел беспокоить тебя зря.

А вот это любопытно. Я заглянула в карту, продолжая внимательно слушать:

— Твое появление в Фадрагосе совпадает с первым вызовом Повелителей. Пришли сразу двое. Сюда и сюда, — указала на северные города, — а ты появилась в Долине драконов. Она здесь, за Вечным лесом. В общем, наверное, и впрямь совпадение.

Или нет? Нужно найти ведьму. Вдруг она меня сюда призвала. Да, конечно, Асфи… Просто снова цепляюсь за призрачную надежду. Зачем? Дома меня ждут родные, а тут… Бывших Вольных не бывает, да и моя предреченная смерть никуда не исчезла.

— Ив, давай перекусим.

Она кивнула и стала собирать листы, попутно бормоча что-то себе под нос, а потом застыла и тихо произнесла:

— Кейел…

Сердце ухнуло, заколотилось, расшатывая тело; по ногам прокатился жар, а затем озноб. Я замерла, не успев подняться. Ив хмурилась, выглядела напряженной.

— Что? С ним ведь ничего не случилось? Ты же не соврала мне?

Не сейчас. Только бы не в нашей жизни.

— Нет, — успокоила Ив, слабо покачивая головой. Камень с души! — Я думала, он убьет меня, — потерла шею, покрытую синяками. — Даже Мивенталь испугались. Он кричал на них, они метались, а он продолжал кричать и… Асфи, он обнимал тебя, плакал и кричал на всех вокруг. Он же Вольный, — повела плечами. — К тебе никого не подпускал, потом ругал Алурея. Возможно, это его духи покровители, но я никогда не слышала о таких. Он обнимал тебя и требовал у Алурея прошлое. Мы просидели там до тех пор, пока он хоть немного не успокоился. Потом снова появились Мивенталь, они что-то сообщили ему, и он привязал тебя к Феррари. Знаешь, она тоже испугалась его, но меньше всех нас. А вот я… Никогда не любила рептилий, а тут Тодж. Я думала, Кейел убьет меня. Я всего лишь замешкалась.

Я обняла ее за плечи, притянула к себе, а она продолжила жаловаться:

— Если с тобой что-нибудь случится, он убьет меня. Он клялся, что убьет.

— Прости, — прошептала, поглаживая ее руки. — Я поговорю с ним. Он никогда тебя больше не тронет. Обещаю, Ив.

* * *

Солнце припекало, заливая ярким светом поляну. По центру лежали лопухи с земляникой и расположились мы. Ив пробовала местные ягодки — ничего страшного не произошло. Возможно, концентрация воды Истины не такая большая, чтобы нанести вред.

Я сидела на мягкой траве и прикрывала глаза от удовольствия. Тонкие пальцы Ив скользили по моим, все еще красным, волосам, распутывая тугие косички. Ее голос звучал тихо, но ветер шумел еще тише.

— Пламенные драконы опасны, но не самые страшные.

— Тогда какие самые страшные?

Трудно представить что-то кошмарнее после личной встречи с пламенным драконом.

— Ловцы душ. Во всех записях говорится, что они похожи на гигантские непроглядные тени. Их нельзя убить, а прогонять так и не научились. Написано, что они приходят из мира Повелителей. А вот когда и почему — неизвестно.

— Но это драконы?

Ив потянула волосы чуть сильнее, и я запрокинула голову.

— Исследователи отнесли их к драконам. Внешне похожи, да и пламя тоже извергают. Просто оно черное и действует иначе, будто не извергается, а наоборот затягивает жизнь в дракона. Ты вот щит поставила из хрустальной слезы. Это защитные духи Анх’олэй помогают тебе. Они сильные, не многим подчиняются. Есть и другие, и от драконов тоже спасают, но только не от Ловца душ. Он всем питается, если можно так сказать, даже духами. Говорят, стражи в сокровищнице такие же.

— В сокровищнице Энраилл? — оглянулась я.

— Не дергайся, Асфи, — Ив обхватила мою голову и поправила так, как ей удобно. — Да, в ней. Но многие уверены, что это просто слухи. Как можно узнать, кто охраняет сокровищницу, если ее никто не находил? Стражи есть — в это верю, но не думаю, что они бессмертны.

— А если правда, то этих стражей тоже нельзя ни убить, ни прогнать? — не успокоилась я.

— Согласно легендам, нельзя.

Бесполезно узнавать у Ив, как в таком случае их победить. Я крепко зажмурилась, сцепила руки в замок и пробормотала:

— Легенды… — недовольно протянула я. — Сначала твой дружок, Рурмис, лапшу мне на уши вешал, что о войне Предков толком ничего неизвестно. И это рассат, между прочим, расхваленный, как самый честный! А потом Волтуар мне ворох информации о войне выдает: и конфликт, и союзы, и даже оправдания некоторым.

— Не злись на Рурмиса, он хороший, Асфирель. И тем более не врал он тебе. — Она закончила расплетать волосы и снова стала что-то заплетать. — Очень много неправды находим. Приходиться перепроверять, убеждаться в достоверности. К тому же у каждой расы… Да что там говорить! В каждом регионе ты услышишь местные догадки и предположения, как на войне Предков на самом деле было.

— Кажется, соггоры верят, что в войне участвовали Повелители, — припомнила я.

— Я тоже верю. Многие исследователи верят. В последние сотни периодов войны была настоящая неразбериха. Если принимать в расчет все записи, которые нашлись, то получается полная несуразица. Кто, с кем и против кого сражался совсем непонятно. Хорошо, что в конфликтах разобрались, но все равно много темных пятен.

— Например?

Ив задумчиво промычала, хватая прядку с виска, а затем произнесла:

— Например, эльфы ненавидели людей до войны. Мы находили несколько записей на каменных плитах, в которых эльфы убивали людей. Но во время войны они вступают в один союз с ними. Зато соггоры много раз выражали беспокойство, что васоверги жестоко обращаются с людьми, а позже Гар’хорт становится терпимее к людям, и тогда соггоры запрещают людям пересекать границы почти всех регионов.

— Гар’хорт? — спохватилась я. — С ним была первая вестница.

— Была. Мы рассказывали тебе о ней.

— Я слышала его имя раньше. Определенно слышала, но не могу вспомнить где и когда.

Ив долго молчала, продолжая отделять тоненькие прядки. Цепляя ноготками кожу головы, вызывала приятные ощущения. Мурашки по коже.

— Он много чем прославился, — наконец-то произнесла она, — но я догадываюсь, что тебя впечатлило. Регион Ночной смерти. Его друг превратился в первого ночного охотника. Дневник этого человека помог понять, какая трагедия произошла в этом регионе, а еще узнать о Повелителе, Тавирде.

— Слепой старик, — вспомнила я дневник, который читал Волтуар. Такое откровение трудно забыть. — Погибший звал Гар’хорта братом.

— Они и были названными братьями. Даже какой-то ритуал крови прошли. Это был первый человек и васоверг, сумевшие признать друг друга равными. Но если расписать события по хронологии, то становится ясно, что дружба была крепкой только на словах.

Феррари и Тодж выскочили из кустарников, погрызлись немного на краю поляны и скрылись в других кустах. Мы не ограничивали зверей. Возможно, они даже нашли где-нибудь озеро, пригодное им для питья.

Ив дождалась, когда повизгивания и рычания удалятся, и пояснила:

— Друг Гар’хорта погиб, а на тот момент считалось, что пропал без вести. И васоверг его даже не искал. В то время к нему в руки попала вестница, а васоверги, они… — голос осип, — неприятные мужчины и азартные.

— Хватит о грустном, — улыбнулась я. — Расскажи мне о чем-нибудь…

— Спасибо, Асфи.

Благодарность прозвучала слишком неожиданно. Выбила воздух из груди, вызвала легкое смятение. Сглотнув, я кивнула.

— Я расскажу тебе эльфийскую тайну о балкорах. Эти твари на севере, и, кто знает, может быть, это знание спасет нам жизни.

В последнее время слишком много тайн ко мне слетается. Вестница — это всего лишь наша выдумка… Я поежилась, но отказываться от предложения не стала. Вот только все оказалось не так просто, и мне пришлось клясться духами, что никто не узнает эту тайну. Ив снова распутала мои волосы и опять начала плести, только теперь захватывая пряди со лба.

— Балкоры отвратительны, а единственное, что у них сильное — нюх. Слишком тонкое обоняние. И даже после обращения оно остается при них. Есть крохотные и очень слабые духи. Их даже не видно, но они невыносимо вонючие. Не отзываются только на земле, омертвленной Повелителями, поэтому призвать не проблема. Зовут Канкхалка. Эльфы раньше с помощью них и находили балкоров даже в чужом обличии. Остальным расам просто воняет, а у кротов аллергия — они будут чихать до тех пор, пока вонь не исчезнет.

Я усмехнулась.

— Кроты?

— Когда-то они жили под землей, в горах, а потом вышли на поверхность. Зачем отрезала волосы? — перевела она тему. — Коса получается только до плеч, и волосы из нее торчат. Теперь только эльфийскую косу и заплетать, но это так по-детски.

Я отстранилась и потрогала голову. Нахмурилась и сказала:

— Это обычный колосок.

— Это эльфийская коса, — настаивала Ив. — Колосок — это о растениях.

Я рассмеялась, но смех быстро прервался. Любое веселье и беззаботность не длились долго, а только напоминали, что время неумолимо ускользает.

Между деревьев светлел просвет, но там никто не появлялся.

* * *

— Снова ложишься с закатом?

Ив вошла в пещеру со стопками листов и направилась к сумкам. Я поерзала на твердой земле, удобнее устроила голову на седле Тоджа и ответила:

— Проснусь раньше.

Несмотря на желания, заснуть удалось не сразу. Ив тоже улеглась, но долго крутилась, шумно вздыхала. На улице стемнело, лес заполнился пугающими ночными звуками. Казалось, где-то в углу пещеры тоже что-то крохотное скреблось. Шорох вызывал неприятные чувства, зато отвлекал от тревожных мыслей. Еще два дня — и мы с Ив продолжим путь на север. Живы ли ребята?

— Они в гильдии Справедливости, — прозвучал голос Ив.

Я перевернулась на другой бок, но в кромешной темноте не увидела эльфийку. Могла только догадываться, где она и что делает. Почему-то казалось, что Ив тоже лежит на боку и смотрит в мою сторону.

— Кто?

Птица, а может, летучая мышь промчалась у самого входа. Ветер шумел листвой, в углу кто-то продолжал еле слышно скрести по камню.

— Мои родители, — ответила Ив.

А я уж подумала, что она заснула.

— Ты не рассказывала о них. Не хотела?

— Мы почти не общаемся. Поддерживаем деловые отношения. Поддерживали, — исправилась, — теперь этого не будет.

— Если я поинтересуюсь подробностями, ты снова на меня разозлишься? — на всякий случай уточнила, хотя прекрасно понимала: Ив не подняла бы эту тему, не будь у нее желания ее поднимать.

— Не разозлюсь, — ответила тихо, но продолжать не спешила. Помолчала недолго, что-то почесывая, потирая, а потом все же рассказала: — Родители добивались статуса почтенных. Меня хотели принять в гильдию Справедливости, а я была невнимательной и любопытной. Пока их волновал вопрос: виновен преступник, и пострадала ли жертва? Я интересовалась природой преступлений. Рурмис рассказами о работе помог окончательно понять, что это не мое, и я ушла к исследователям. Мой уход поставил под удар повышения сословия, но мама с папой справились. Они стали почтенными, а я осталась уважаемой. И потом все, чего я хотела, — это доказать им, что я тоже способна многого добиться. — Тяжело вздохнула и закончила: — Выяснилось, не могу. Я подвела их.

* * *

Четвертое утро.

Солнце еще не взошло.

Я сидела на поваленном дереве и куталась в плед. Рядом стояла кружка с мелиссой. Илиал перегрели отвар. Духи могли бы снова охладить его, но я не стала просить. Любовалась струйками пара; они поднимались невысоко и исчезали в легкой дымке лилового тумана. Ящеры мирно спали: Тодж дремал под деревом, воркуя и иногда фыркая; Феррари разлеглась у него в ногах и все чаще открывала глаза, подглядывала за мной. На салатовом листочке, одиноко выросшем на тонкой низкой веточке, собралась капелька. Впитывая отражение окружающего леса, она медленно скользила к краю. Достигла его, тяжело перевесилась, округлилась и…

Тодж встрепенулся. Я подпрыгнула на месте, в мыслях проклиная резкого динозавра. Нахмурилась, заметив, что он уставился в одну точку и не двигается. Его дыхание участилось, зрачки на миг расширились. Феррари заинтересованно подняла голову, взмахнула хвостом.

Тодж сорвался с места и исчез в кустах. Феррари приподнялась, глядя ему вслед. Я сглотнула, старалась утихомирить взметнувшуюся надежду. Скинула плед с плеч, сползла с дерева и осилила несколько шагов. Остановилась, закусив губу. Глубоко вдохнула, и через мгновение тоже бросилась вперед.

Одежда впитывала влагу, собранную с подлеска. Босые ноги скользили по холодному мху. Я ухватилась за ствол, царапая руку и замирая на месте. На глаза навернулись слезы.

Кейел с усталой улыбкой прислонялся лбом к морде Тоджа. Потрепал его, погладил перышки на носу. Я прижалась щекой к шершавому дереву, глубоко вдохнула. Прислушалась, но ни слова из бормотания Кейела не разобрала. По-прежнему удерживаясь за ствол, шагнула вперед. Лишь на секунду опустила глаза, чтобы посмотреть, куда поставить ногу, а когда подняла, столкнулась с внимательным взглядом.

Вольный молчал. Темные круги залегли под зелено-карими глазами, разбитый подбородок все еще покрывали болячки, а губы были бледными, сухими.

Что услышу первым? Наверное, опять отметит, что с рисунками на лице я страшная. Или напомнит, что…

— Не спишь? — хрипло спросил, отступая от Тоджа.

— Не сплю.

Сжимая кулаки, он запрокинул лицо к небу. Судорожно выдохнул и полушепотом заметил:

— Светает.

Я улыбнулась. Преодолела последние метры, разделяющие нас. Повисла на его шее, уткнулась в нее носом, запуталась пальцами в волосах, небрежно собранных на затылке. Я не плакала, но меня трясло. Крепкие объятия и частые поцелуи успокаивали. И шепот, как обещание:

— Я тут, Аня. Я больше не уйду. Не оставлю тебя…

Его ладони скользили по спине, мяли рубашку, иногда сжимались, сдавливая кожу. Обветренные губы царапали щеку, лоб. Он хотя бы ел в дороге?

— Кейел, ты… — воздуха не хватило.

…теплый, но так сильно дрожишь. Грубый, но одновременно нежный. Сильный, но при этом умудряешься бояться. Я никогда тебя не забуду.

Выдохнула:

— Я люблю тебя.

Он прижался щекой к моей щеке и прошептал:

— Я знаю.

Глава 9. Сказки для Вольного

Иногда самое прекрасное отыскивается среди самого ужасного. Теперь я знала это. Теперь я знала, как выглядит счастье Кейела. И оно мне безумно нравилось.

— Этот лук лучше тебе подходит. Чувствуешь? — спросил Кейел, щупая мою руку от локтя к плечу. — Напряжена, но не дрожит. Отпускай.

— А-а как? — поинтересовалась я, удерживая натянутую тетиву. Почему-то именно сейчас не хотелось ничего испортить, поэтому лучшим вариантом было — уточнить.

Кейел усмехнулся и, отступив, ответил:

— Просто расслабь пальцы. Расслабь, и все.

И я выполнила. Тетива скользнула по кончикам пальцев, секундой позже лук пошатнулся, но стрела полетела ровно, плавно. Вонзилась в дерево. Пусть не так далеко, но я попала! Широко улыбнулась, опуская лук, и резко, на носочке повернулась к Кейелу. Сердце екнуло. В груди что-то затрепетало от его взгляда, направленного на меня. Возможно, из-за веселого, но в то же время нежного блеска в теплых глазах. Из-за непривычно ласковой улыбки.

— Стрелу нужно забрать, — мягко напомнил. — Хотя бы попробовать.

Я тряхнула головой и, направившись за стрелой, призналась:

— Ты смущаешь меня.

— Это плохо? — вопрос прозвучал обеспокоенно.

Застыла. Ушам своим не верю! Неужели он всерьез разволновался? Обернуться не успела. Тепло окутало спину, сильные руки крепко обхватили, прижали к твердой груди, животу. Дыхание пощекотало скулу, Кейел спросил:

— Каким нужно быть, чтобы устраивать тебя?

Я тихо рассмеялась, запрокидывая голову. Затылком коснулась его плеча.

— Аня, не смейся, я серьезно.

— Кейел, не нужно под меня…

— Я смогу. Поверь мне, смогу. — Помолчал немного, пока я боролась с чувствами за свою улыбку. — Хотя бы попробую.

Ноги ослабли, легкие сковались в тиски. Он не шутил, не издевался. Ему и вправду важно — я вижу это по внимательному взгляду, чувствую по напряжению в руках и задержанному дыханию, — и от этого радость горчит сильнее.

Осторожно повернул к себе и, медленно склоняясь, тихо протянул:

— Анюта, — и еще тише попросил: — поцелуй меня.

Когда ребята вернулись, им понадобилось полдня на отдых и сон, а затем мы продолжили путь к северу. Заночевали еще разок во владениях Древних, а уже на следующий день, к обеду, дошли до Ядовитого дракона. В этот раз я смотрела на оплавленный камень иначе. С уважением, с замиранием сердца. Гладила пористые останки, задаваясь вопросом: как тело не расплавилось под огнем пламенного дракона? Становилось понятно: либо пламя обжигало его недолго, либо у каждого дракона есть какая-то врожденная защита от силы себе подобных.

Глазницы дракона были открыты, но не пусты. В них давно намело земли, разрослись мелкие цветы. Кейел каким-то чудом добрался до глазниц, сорвал один стебелек и, когда мы догнали его, подарил мне. По форме белые цветки напоминали капельки и назывались слезами шан’ниэрдов… С виду хрупкие, трепетные, утонченные, а на деле — крепкие и стойкие. Я проверила это после того, как услышала название. О легендах, почему цветы назвали именно так, даже не спрашивала. В итоге просто выбросила цветок и увидела широкую улыбку Кейела. Даже не улыбку. Кажется, он еле сдерживал ликующий смех. Его короткое безумие, возможно, рожденное ревностью, заметила не только я, но и Елрех. Однако акцентировать внимание на этой теме мы не стали, ограничившись переглядыванием. Тем более рядом были слабоизученные окаменелости дракона…

Между обломанных, стертых ветром и временем наростов, протягивающихся вдоль позвоночника, нашлось место гнезду. Яркие птицы громко щебетали, периодически вспархивая над домом. Хвост дракона порос мхом и даже крохотными елочками. На камне они, конечно, не вырастут крупными, но пару лет будут украшать собой это памятное место. Война Предков изменила Фадрагос, нескончаемой враждой расколола многие расы, а какие-то, напротив, сдружила и примирила.

Мы не позволяли себе долгие стоянки, а лагерь разбивали лишь на ночлег. По какой-то причине Кейел спешил попасть до полнолуния к священному кольцу, ближайшему к северу. Ромиар тоже нервничал, поторапливая его. Он даже не обижался на то, что Кейел разделил их с Ив, поставил под угрозу важную миссию. Наоборот, казалось, между парнями появилось какое-то взаимопонимание. Легкое, едва ощутимое, незаметное, если не знать обоих Вольных достаточно хорошо. Елрех тоже приглядывалась к ним с настороженностью и надеждой. Никому не хотелось необоснованной вражды внутри сложившегося коллектива.

Кейел удивлял не только прогрессом в отношениях с надменным Вольным, но и с Ив. Я не успела поговорить с ним о ней. Да о чем я? В первые минуты, а может, и часы, после встречи я попросту забыла обо всех. Держала его за руку, ходила за ним хвостиком, с удовольствием помогала во всем, о чем бы он ни попросил. Я ликовала, осознавая, что могу быть рядом. Просто быть рядом. А потом, когда собирались в дорогу, он извинился перед Ив. Увидел ее новые заметки и с какой-то дружеской беспечностью стал интересоваться успехами, подкидывал теории и идеи. Они даже успели поспорить, когда он заступался за теорию Аклен’Ил, но в этом споре они смеялись и смешили пререканиями остальных.

Наверное, впервые за долгое время жизнь налаживалась, время наполнялось счастьем. Но вместе с ним чаще приходилось бороться с желанием уйти подальше от веселья. Закрыться, зашиться ото всех.

Я всегда уважала папу за целеустремленность. Никогда не замечала раньше, что любила себя за это же качество. Сейчас почти ничего не изменилось: если мне что-то нужно, я готова поставить на кон все, но получить необходимое. Я найду Сердце времени и вернусь домой. В этом не сомневалась даже Елрех, в этом не сомневалась я. Почти ничего не изменилось, кроме мелочи, меняющей абсолютно все. Когда-то я любила себя за целеустремленность, а сейчас ненавижу за это.

Я не считала дни, вообще старалась не думать об этом. Период или три месяца, день или рассвет с закатом, час или шаг солнца — как ни назови и ни отсчитывай, ничего не изменится. Время все равно остается временем. С ним невозможно бороться.

Очередное место ночлега мы оставили еще в темноте. Успешно миновали священное кольцо и даже удачно ни с кем не столкнулись на втором, часто используемом. С полными силами двигались к другому священному кольцу через пестрый лес. Запах цветов щекотал горло, привлекал бабочек и гудящих шмелей, а еще напоминал, какой регион мы пересекаем. Солнце проникало сквозь гущу крон, согревало прелые листья и мох. Феррари опять гонялась за Тоджем и никакие угрозы на нее не действовали. Ей нужно было внимание, но все мое свободное время заняли обучения с Кейелом и Елрех, а перед сном я всерьез увлеклась наработками Ив. Конечно, даже если я найду ведьму, и вдруг окажется, что она в самом деле виновна в моем перемещении сюда, то это ничего не даст. Быть может, она даже знает, как мне вернутся домой, но этого уже недостаточно. Кошмары о смерти многих будут мучить, как и прежде. Совесть, которая все же, как оказалось, у меня есть, не позволит отбросить мысли о вине. Но ее поиски здорово отвлекали.

Кейел шел чуть впереди, но периодически оглядывался. Мои вещи снова были на его плечах, занимая руки, поэтому он часто останавливался и ждал, когда я догоню и уберу волосы с лица. Кажется, кому-то просто нравится носить сумки…

Я поравнялась с ним, прикоснулась к его пояснице. Погладила рубашку, ощущая под ней теплоту и движение сильных мышц. С хитринкой глянув в мою сторону, Кейел спросил:

— Соскучилась?

— Может быть, — широко улыбнулась. Он скривился собирался что-то сказать, но я продолжила: — Попробую вымотать Феррари. Она Тоджу жизни не дает. Был бы волком завыл бы уже.

Кейел резко застыл, будто что-то вспомнил, осознал, и посмотрел в сторону ящеров, петляющих между деревьев. Его взор из заинтересованного медленно превращался в обеспокоенный. Он задышал глубже, прислушиваясь к рыкам. Отступил, будто невольно попятился. Я насторожилась. Что не так? Повернулся ко мне с ошарашенным видом.

— Что? — испуганно поинтересовалась и сглотнула. Я чего-то не знаю?

— Бывает же такое… Как я сразу не заметил, — произнес полушепотом и опустил растерянный взгляд на носки сапог.

Такой пришибленный, будто Тоджу от Феррари грозит что-то смертельное. А что еще может так выбить Вольного из колеи? Из-за волнения ком снова подкатил к горлу. Я переступила с ноги на ногу и напомнила о себе:

— Кейел, что случилось?

Слабо покачал головой, а потом поднял на меня глаза и произнес:

— Мы столько лет с Тоджем рядом. Думаю, у нас даже проблемы стали одинаковыми. Просто девушки разные.

Я опешила. Брови поднялись, а слов как-то стало недостаточно. Только и смогла уточнить:

— Чего?

— Прохода не дают, — пробормотал, — зажимают между деревьев. Ты только глянь, как в кусты его гонит. Ненасытная.

— Духи Фадрагоса, Кейел! — сжала кулаки и пошла в наступление. Я ему все ребра пересчитаю!

Он тихо рассмеялся, отскакивая от меня. Быстро прикрылся сумкой.

— А с вами что? — Из кустов рядом, фыркая и отряхиваясь, вышла Елрех. — Прямо как эти, — кивнула на ящеров, останавливая меня. Помолчала немного, наблюдая за ними, и добавила: — Неугомонная самка. Тоджа жалко, загоняет ведь.

Кейел расхохотался, а я с укором посмотрела на подругу. Она сняла с белых волос листок с паутиной, потрясла головой, заметила в стороне Ив с Роми и направилась к ним.

— Ты все подстроил! — обвинила я Кейела.

— И не пытался, — с улыбкой ответил и, шагнув дальше, попросил: — Будь осторожна.

Он отдалялся, а во мне бурлило веселье, подталкивало отомстить за розыгрыш. Сделать хоть что-нибудь! Кейел шел так ровно, будто Мивенталь прокладывали перед ним тропинку, но все же иногда переступал ветки и… Впервые я засмотрелась на то, как парень виляет задом. Улыбнулась, быстро догнала Кейела и, не притормаживая, шлепнула его по ягодице, ощутимо сжала, и сразу ускорилась, оставляя обомлевшего Вольного позади. Надо запомнить эти круглые от удивления глаза, чтобы потом запросто разоблачать наигранные эмоции.

Долго оттягивать Феррари от Тоджа не пришлось. Она бежала ко мне сразу же, как замечала интерес с моей стороны. Вот и сейчас стоило только окликнуть, и девчонка ломанулась по зарослям папоротников. Подбежала и принялась облизывать руки, ощутимо боднула в плечо, потираясь головой. Я устояла и стойко переждала ее бурный порыв эмоций, а затем со знанием забралась в седло и направила лиертахона куда глаза глядят. Когда придет время, чтобы вернуться, Феррари сама привезет меня к ребятам. Елрех рассказывала, что у них развито уникальное чувство, позволяющее капюшоном улавливать след души. Возможно, на Земле ученые объяснили бы это какими-то электромагнитными волнами, или еще чем-то, но в Фадрагосе все гораздо проще: у души есть след и даже запах.

Феррари привычно набирала разгон. Сначала мы важно, будто бы девчонка красовалась перед лесными зверьками, прошествовали между огромными красными бутонами лилий, собирая на себя пыльцу, затем ускорились вдоль ручья, и вот минут пятнадцать спустя она бежала, лавируя между стволами.

Я пригнулась к горячей шее, высматривая в зелени путь. Поваленные деревья или камни уже не пугали. Феррари ловко оставляла их позади, при этом изворачиваясь так, что я ощущала, как от кожи или одежды твердая поверхность проходит в миллиметрах, но не задевает меня. В крайних случаях, она на секунды высоко задирала лапы, укрывая мою голову и спину крыльями.

Впереди показался просвет, и я потянула поводья. Еще несколько метров осталось позади, прежде чем Феррари остановилась на холме. Взору открылся цветочный ковер, залитый солнцем. Он тянулся до небольшой рощи, за которой высилась стена плато. Сердце на миг замерло. Я закусила губу, разглядывая далекий блеск водопада. Его рокот не доносился ко мне, но воспоминания о нем никуда не исчезли. Где-то там, за ним, каменная лестница ведет во внутренний дворик белоснежного дворца. А во дворце, наверняка закрывшись в кабинете, Волтуар перебирает отчеты.

Надеюсь, у него все хорошо.

— Идем, Феррари, — погладила сильную шею. Жар тела согрел пальцы.

Еще раз кинув взгляд в сторону обители Цветущего плато, я улыбнулась. Поерзала, усаживаясь в седле удобнее, и решила повторить забег. Пусть Феррари немного устанет.

— Возвращаемся к Ив.

Феррари подалась вперед, остановилась и подняла голову. Я зажмурилась, но слуху это не помогло. Громкое «Ив, Ив!» резануло по ушам. Не сказать, что Ив подружилась с лиертахоном, но зверь с легкостью ориентировался именно на ушастую.

Мы прыжком сорвались с места. Я клацнула зубами, пережидая это чувство, будто лифт резко тронулся с места. Привычно пригнулась к шее Феррари, позволяя ей самой выбирать скорость и направление. Деревья замелькали по сторонам, под нами хрустели ветки. После второго оврага, который Феррари запросто перепрыгнула, я вцепилась в луку и сжала челюсти. Ребят видно не было, но я услышала визг Тоджа и разобрала смех Кейела. Впереди снова показался просвет. Я улыбнулась, собираясь остановить лиертахона, но возникшее жужжание быстро оборвалось ударом по щеке. Жук, влетевший на такой скорости, показался крохотным острым камушком, от которого пришлось отвернуться.

Всего одна секунда…

— Аня, стой! Ремень!

Кейел?

Сердце ухнуло. И я даже не сразу поняла, как мы с Феррари под мой крик прыгаем с обрыва. Ветер ударил снизу, тело утратило вес. В животе все перевернулось, вынуждая заткнуться. Внизу темнела полоска ущелья. Наверное, от страха меня повело набок, но сорваться я не успела. Зелено-желтые крылья хлопнули, нас ощутимо подкинуло вверх, и если бы не стержни на седле, которые буквально придавили лодыжки, я бы не удержалась и вылетела в воздух.

Когда движение выровнялось, я не смогла пошевелиться. Не смогла обрадоваться. Даже вдохнуть нормально не могла. Комок тошноты застрял в горле, ладони скользили от пота по коже седла. Но я заметила: мы не летим, а парим.

Главное, не смотреть вниз. Главное, не смотреть вниз…

А дальше отвесная стена. Мы же, черт возьми, теряем высоту! Столкновение неизбежно.

Духи метались, но мгновенно затаились. Понятно, это мы уже проходили. Как только появляется опасность, с которой они не могут справиться, то разбегаются по углам. Мышцы ныли от напряжения, но… Стена близко. Феррари вытянула шею, запрокинула голову, с силой мотнула хвостом.

Соберись! Не удержишься, тебя уже ничего не поймает. Ничего не спасет!

Собственный крик оглушил.

Меня опрокинуло спиной к пропасти. От рывка разболелось в плечах, хрустнуло в шее.

Перед глазами небо и тонкие облака. А еще голова Феррари. Сама девчонка, пробив когтями камень, вцепилась в стену.

Я удержалась, и мы не падаем — прекрасные новости. Однако трудно шевелить головой, чтобы осмотреться, когда висишь над пропастью. Феррари дышит, и каждый ее вздох вызывает ощущение, будто я на американских горках. Вдох — это такой подъем, при котором стержни, давят в районе лодыжек, но это давление даже радует, а вот вспотевшие ладони скользят, и кажется, вот-вот отпустят седло. Выдох, напротив, приносит облегчение рукам, но ноги очень тянет вниз.

— Ф-фер-р-рари, — стуча зубами, с трудом выговорила я. — Д-давай наверх.

Она покрутила головой, прищурилась песочными глазами от яркого солнца и, наконец-то, сделала рывок. Я удержалась, а потом искренне порадовалась, что лиертахон так лихо пробивает камень. Они превосходные скалолазы! Знала бы раньше, никогда бы не забралась в седло!

Плечам больно от напряжения, колени одеревенели.

— Духи Фадрагоса, — тоненько взвыла я.

Как начинается молитва? Хоть какая-нибудь!

Меня опять швырнуло, проверяя мышцы на крепость. И снова! Каждый раз, когда Феррари переставляла лапы. Кажется, хвост тоже играет немаловажную роль, но я ни за какие коврижки не оглянусь! Завыла без всяких взываний, просто замычав.

Чем ближе виднелся край обрыва, тем сильнее ныли мышцы, потели ладони и вообще все тело тянуло назад, мотало под легким дуновением ветра. Я смотрела на редкие цветочки, выросшие на крохотных выступах и завидовала бабочкам, беззаботно порхающим над ними. Отвлекалась как могла. Почему-то вспомнила стишок про Танечку и мячик. Несколько раз вспомнила, словно заело. А может, и впрямь заело. В итоге позавидовала даже Тане. Тоже мне, горе какое — мячик в речку уронить!

Феррари помедлила, весело поворковала, озираясь. Отдыхает хвостатая зараза? Это она зря. Зайку бросила хозяйка…

Самым страшным моментом оказался последний — по всем параметрам пиковый. Феррари, может быть, и заползла бы плавно на горизонтальную поверхность, но не с седлом на спине. Мы застыли перед краем. Дико захотелось самой обрести крылья. Вот она твердая земля, ровная, не отвесная. Прямо рядом, чуть выше носа! Но все же в метре от меня. Перед глазами осточертевшее голубое небо с отвратительными крылатыми птицами, а еще ветер раздражает — щекочет волосами щеки. Феррари ощутимо напряглась, и это испугало так же, как внезапное падение. Меня подкинуло, мотнуло. Лиертахон карабкался быстрыми, короткими прыжками. Я крепко зажмурилась, заскулила, а когда открыла глаза обмякла.

Феррари трясла головой и немного телом, отряхиваясь от песка, но, судя по воркованию, радовалась разминке, а у меня не хватило сил даже на то, чтобы просто сползти с седла. Часто моргая и дрожа, я посмотрела на ту сторону обрыва.

Ромиар, скрестив руки на груди, стоял с гордо приподнятой головой; белая кисточка хвоста мельтешила за стройными ногами. Елрех с Ив, опираясь ладонями в землю, сидели на краю. Кейел стоял на коленях неподалеку и раз за разом заправлял и без того убранные волосы за уши. Видимо, все это время, что я висела над пропастью, троица стояла на четвереньках и наблюдала. Наконец Кейел прекратил бесполезные движения руками, тряхнул ими напоследок и медленно осел на землю. Спустя несколько секунд вовсе разлегся на спине и уставился в небо.

Все еще стуча зубами, я улыбнулась. Жаль, с такого расстояния не получается рассмотреть лица ребят.

Как только я пришла в себя, вспомнила о ремне с зажимами и поняла его функцию. Даже надела и затянула петлю на талии, но вернуться обратно тем же путем не рискнула. Спешилась и побрела вдоль обрыва, часто глядя на противоположную сторону. Хорошо, что поела плотно и при себе остался бурдюк с водой.

Ущелье, обрамленное густой зеленью лесов, тянулось к востоку. Солнце перевалило за зенит, припекало, но ветер ласкал кожу. Феррари не оставляла меня одну, гоняя птиц в зарослях поближе. Я улыбалась. Несмотря на пережитый кошмар, усталость в теле и невозможность поговорить с Елрех, обнять Кейела, в душе цвела радость.

Ущелье сужалось. Нас с Кейелом разделяло метров тридцать, а может, больше. Он, как и всегда, немного опережал ребят, а я старалась успевать за ним. Ноги гудели, вынуждая замедлиться. Думала, Кейел направится дальше, но он, глядя в мою сторону, тоже сбавил темп. Вот как?

Прошла еще несколько метров и, закусив губу, застыла на месте — через два шага остановился и Кейел. Я хохотнула, ощущая… что? Вдохнула глубоко и вытянула руку, будто могла прикоснуться к Кейелу. Он стоял боком ко мне, обернулся к ребятам и снова посмотрел на меня. Я ждала ответа, как никогда прежде. Вольный поставил одну сумку на землю, снова обернувшись, крикнул: «Роми, забери!», а затем потянулся рукой мне навстречу и направился дальше вдоль обрыва. Едва не рассмеявшись, ликуя, я последовала за ним. Словно в танце. Над пропастью?.. Это лучше полета. И ноги пробирает дрожь — и она другая, приятная. В груди слышен трепет сердца.

Долго мы так не прошли. Я устала держать руку на весу, но впереди уже виднелась полоска подвесного моста. Кейел остановился, дождался ребят. Я тоже с нетерпением ждала. Хотела оказаться рядом с ними. Прикрывала рукой глаза от солнца и гадала, о чем они говорят. Кейел оставил вещи и побежал к мосту. Сердце рухнуло. Гулко забилось в горле, в висках запульсировало.

Я сорвалась с места, бросилась к Вольному. Почему так страшно опоздать?

Феррари не отставала, воспринимая все за игру, но… Разве забавы вызывают слезы на глазах?

Кейел пересек мост раньше, чем я добралась до него, но не остановился. Не остановился и тогда, когда приблизился ко мне. Снес собой, но удержал в объятиях. Нужно было отдышаться, но прикосновение сухих губ к моим губам заставляли забыть о других желаниях. Кейел удерживал за талию, второй рукой гладил щеку, пальцами скользил по виску, цеплял волоски. Я тряслась, будто от холода. Судорожно глотая воздух, снова и снова тянулась за очередным поцелуем. Ладонью чувствовала удары его сердца, а второй ласкала сильную шею, большим пальцем затрагивала рубцы шрамов.

Кейел отстранился. Опьяненным взглядом нашел мои глаза, и выдохнул:

— Я хочу тебя. Прямо сейчас хочу.

* * *

Ручей мелодично журчал среди цветочного великолепия небольшой поляны. Листья трепетали под дуновением теплого ветерка, птица заливисто пела где-то неподалеку. Солнце грело обнаженную кожу, расслабляло, разнеживало. Лежа на одежде, наспех брошенной на мягкую траву, я пыталась устроить голову на согнутых руках удобнее. На спине было бы лучше, но Кейел лежал рядом, приподнявшись на локте, и кончиками пальцев скользил вдоль позвоночника то вниз, то вверх. От этой нежной ласки я не готова была так просто отказаться. И голос… Как же я люблю этот хриплый голос.

— Такая выносливость и неуязвимость вызывала зависть у других рас. Вот и зацепились хоть за что-то. Высмеивали недостаток речи из-за клыков и неприятную внешность, а чтобы зацепить гордость сильнее, стали звать викхартов виксартами.

— В викхаре совсем нет букв «с», «ш»… Никаких шипящих?

— Только то, что они без труда могут выговорить.

— И что? — не могла понять я. — Неужели весь мир поддержал дурацкую затею? Она же какая-то детская, совсем глупая.

— Лишь смелые, — усмехнулся Кейел, пальцами продлив линию ниже поясницы.

Я вдохнула глубже, потерлась щекой о предплечье. Остановить бы эти мгновения.

Кейел продолжил:

— Когда доходило до боя, только васоверги не боялись выступить против викхартов один на один. Но васовергам даже не столько за слова ответить важно, сколько просто подраться. Может, поэтому эти две расы сблизились еще до войны Предков. А потом викхарты мародерствовали с васовергами, и их шутливое прозвище прочно закрепилось в Фадрагосе.

— Ты скучал по нему? — спросила я, вспоминая недавний рассказ Кейела об отце Вайли. — Или по другим наставникам.

— Нет.

Подул мне на лоб заинтересовывая. Я приоткрыла глаза в тот момент, когда Кейел, нахмурившись, осторожно снимал с моих волос черного жучка. Заметив, что я наблюдаю, улыбнулся и пояснил:

— Я благодарен им, но скучаю не по всем. Кхангатор, как и любой другой виксарт, злопамятный и мстительный. От них лучше держаться подальше. — Замолк ненадолго, отводя мои волосы за ухо, убирая их с лица и шеи, а потом спросил: — Почему ты была с ним?

Я мгновенно напряглась, вспоминая Волтуара, но все же уточнила:

— С кем?

— Женя. С ним.

Растерялась. Почему Кейел интересуется им? Удивление быстро сменилось настороженностью и сожалением. Я не забыла, что у Жени зеленые глаза и родинка возле губы, но едва ли вспомню черты лица.

— Женя был хорошим. — Повела плечом, не сумев подобрать более толковый ответ. Он и вправду был хорошим. Пытаясь вспомнить что-нибудь еще, медленно протянула вслух: — Евгений Назаров.

Кейел с любопытством рассматривал мое лицо.

— Что это?

— Полное имя, — бодрее ответила, надеясь перевести, как выяснилось, непростую тему. — Женя — Евгений, а еще Александр — Саша. Непохоже на полное имя? У нас встречаются такие сокращения имен. Кейел тоже как-то сокращается? Например, Кей.

Он нахмурился, но буквально сразу улыбнулся. Заправил русую прядь за ухо и покачал головой.

— Нет, у моего имени нет сокращений. Кей… — Прищурившись, добавил: — Даже слова такого не знаю.

А он знает много языков… Неужели и впрямь не существует? Озаренная воспоминанием, я вскочила, уселась перед Кейелом на коленях и теперь посмотрела на его лицо сверху. Погладила подушечками пальцев шрамы на щеке, чувствуя неровность кожи, и поделилась знаниями:

— На одном из наших языков key — это ключ. — Хохотнула из-за глупости предположения, но все равно озвучила: — Может, ты мой ключ от Фадрагоса.

Кейел рассмеялся. Я склонилась к нему, и он замер, затаил дыхание. Приоткрыл рот, позволяя поцеловать себя. Мне нравилась медлительность поцелуя. Нравилась откровенность и неспешная атмосфера, сложившаяся между нами. Он провел ладонью по моим волосам, удержал за затылок, не позволяя отстраниться сразу. Потом, когда я снова села прямо, спросил:

— На Земле тоже ничего не знают о перемещении между мирами?

— Нет. Только фантазировать об этом любили.

Он вскинул брови. Да, тут предпочитают легенды о самом Фадрагосе и о других мирах даже не думают.

— Некоторые истории были интересными и… ценными. Например, «Маленький принц». Он путешествовал от планеты… от мира к миру и…

— Кто? — поморщившись, перебил Кейел.

Я мигом исправилась:

— Маленький правитель. — Заметив веселые искры в теплых глазах, улыбнулась. — И в его истории нет ничего смешного.

— И чем же он правил? — спросил Кейел и закусил губу.

— Крохотной планетой… миром, где он мог любоваться закатом бесконечно. Всего лишь переставляя стул.

Кейел расхохотался.

Точно! Почесала лоб, вспоминая, с чем ассоциируется в Фадрагосе закат.

— Не смейся, — с укором попросила. — Его мир был круглым и солнце…

— Я понял, — склонил голову к плечу, — правитель был маленьким, поэтому стал очень злым.

— Он был хорошим, а вот цветок у него вырос вечно недовольным. Но очень красивым.

Кейела явно подмывало пошутить и на эту тему. С улыбкой приподнял подбородок, но я показательно насупилась.

— И что было дальше? — полюбопытствовал.

Никогда еще не было так уютно, как сейчас. Почему я не смущаюсь нашей наготы? Почему готова болтать часами о всякой ерунде? И ерунда вдруг становится самой интересной темой для беседы. Важной, необходимой.

Кейел слушал историю маленького принца, стараясь не перебивать. Однако сначала часто смеялся, потом уточнял о незнакомых вещах: пилот, самолет, король, поезд…

— Он позволил змее укусить себя.

— Зачем? — Кейел едва ли не кривился. И ведь даже не заметил, как проникся историей. — Какая ценность в этой сказке?

Пожала плечами, честно признаваясь:

— В Фадрагосе, наверное, никакой.

Я сидела на коленях, упираясь руками в рубашку. Иногда сжимая ткань. Кейел нашел мою руку своей, переплел пальцы с моими. У меня не получалось оторвать взгляда от его глаз. Самые красивые глаза, которые я когда-либо видела.

— Есть у нас вымышленный герой, — тихо произнесла и сглотнула. — Кай. Мне кажется, тебе понравится его история. О том, как Снежная королева… правительница…

— Правительница? — Уголки губ дрогнули в легкой усмешке. — Кто доверил женщине правление регионами?

Я нахмурилась и заверила:

— В истории Земли было много мудрых правительниц. Конечно, в этой сказке она не…

Он сжал мою руку и перебил:

— Попробую угадать. — Забавно прищурился на один глаз, продолжая: — Все проблемы в этой истории от правительницы. Наверняка неумение трезво оценивать ситуацию и держать себя в руках привело к трагедии.

Я прыснула от смеха, прикрывая рот свободной рукой.

…

— И эмоции вернулись к нему так просто? — вопрос прозвучал недоверчиво.

Устроив голову на твердой груди, я слушала стук любимого сердца и выводила ноготками полосы по рельефному животу. Кейел лежал на спине и перебирал мои полуседые волосы, вызывая мурашки на коже.

— Разве просто? — удивилась. — Я рассказала тебе огромную историю.

Может, даже что-то напутала и забыла…

— Но история не его, а Герды. Что сделал Кай, чтобы вспомнить? Расплакался, — Кейел фыркнул. — Аня, у вас любят странных героев. Маленький правитель, который бросил регион, пусть даже крохотный, и умер ради цветка.

— Он умер, мечтая попасть домой! — полушепотом поправила я.

Невольно поежилась, заметив отдаленную схожесть ситуации со своей. А Кейел, не заметив моей растерянности, продолжил:

— Потом мальчик, которого спасает девочка… Больше не рассказывай мне ваши сказки. Наши интереснее.

— Ваши жестокие или наивные, — не осталась в долгу.

— Тогда придумай собственную, но такую, чтобы она имела ценность в нашем мире.

…

— Аня, — прошептал на ухо Кейел.

Я почти задремала под очередную легенду о Фадрагосе и от расслабляющего массажа. Ласковый поцелуй возле шеи вызвал ленивую улыбку.

— Что, Кейел?

Горячая ладонь скользнула между лопаток, принося наслаждение.

— Кай выбросил осколок?

Я нахмурилась. Какой Кай? Спустя пару секунд разобралась в вопросе и вяло ответила:

— Вместе со слезами. Он выпал из глаза, когда Кай расплакался.

— Выпал и выбросил не одно и то же. Кай выбросил осколок?

— Скорее всего, — сонно отмахнулась.

— Это неправильно. Он ошибся, как и я недавно.

Я приподняла голову. Легкое волнение прогнало дремоту.

— Думаю, их нужно беречь, — добавил Кейел. — Все осколки до единого.

По телу прошелся неприятный озноб. Память подкинула обрывок важного для меня момента.

«— Что делать с осколками, которые нельзя склеить?

— Выбросить.»

Кейел изменил ответ. Усложняет… Почему?

Глава 10. Вьюга

Кейел.

Ее тело давно окрепло, реакции улучшились, инстинкты не уступают эльфийским и фангровским. Если бы Аня родилась в Фадрагосе, в какой-нибудь семье охотников, то достигла бы превосходных успехов. О ней бы точно знали во многих регионах. При одном условии: только если бы сама захотела, чтобы о ней узнали. Она умеет вести себя тихо, когда ей это нужно. Допустим, милая фангра права: я влюбленный дурак, поэтому восхищаюсь Аней. Но где она сейчас? Где, духи Фадрагоса, моя девочка?

Желтые глаза выдали Ромиара в кроне низкорослого дерева. Наверняка показался мне специально, дал знать о себе. Прижимаясь спиной к стволу, я сжал короткую палку, импровизирующую кинжал. Бесшумно двинулся в сторону густых зарослей.

Лунный свет показывал неровности, ветки и корни. Размеренное уханье совы позволяло маскировать шаги по сложным участкам. Можно попросить помощи у Мивенталь, но это будет слишком легко, да и Аня опять разозлится.

Она и так найдет повод поругаться на несправедливость…

Стук. Откуда? Слева.

Ветки лозняка зацепились за волосы. Я тихо выпутался и выглянул на небольшую поляну.

Птицы? Нет, не они. Что-то двигалось под кустами, мелькало, будто шерстью. Волосы? И тихий стук повторяется раз за разом, словно стекло или железо.

Усмехнулся. А может, Ромиар прав: она не так уж сообразительна. Моя глупая девочка решила заползти в заросли и ждать меня там вечность?

Не пересекая черту ночных теней, я обошел поляну по кругу. Приблизился к кустам с другой стороны. Перехватил палку удобнее, пытаясь высмотреть, куда Аня забилась. Прищурился, вглядываясь в темноту. Услышал фырканье и отшатнулся. Енот?! Он полз ко мне, задирая морду, принюхивался. За ним, на примятой траве, блестел флакончик и лежала куртка Ани.

Сквозняк за спиной. Я выпрямился, но не успел обернуться.

— Вот так становятся трупами, Вольный, — ликующе прошептала Аня, прижимая свое деревянное «оружие» к моей шее.

Опоила енота зельем и отвлекла меня. Сыграла через приманку. Недурно.

Сейчас произнесет нужные слова, и я признаю поражение.

— У меня есть ценная информация! — Вскинул руки и выпустил палку. Когда-то я купился на эту же уловку от нее.

— Чего?

— Никогда не слышала, что у жертв могут быть тайны? — Надо заболтать ее.

— Даже не думай, Кейел. Я не поведусь на эту…

Ушел в сторону, выхватывая палку из ее рук, до того, как она упала на спину. Енот быстро убегал, и я усмехнулся, наблюдая за суматохой. Ромиар пыхтел, заламывая Аню и придавливая ногами к земле. Приставил «оружие» к животу.

— Ты мертва, — озвучил необходимые слова.

Я приблизился к ним, глядя сверху вниз на лицо бойкой девочки. Даже в гневе, с такими растрепанными волосами, колким блеском в темных глазах и крепко сжатыми губами, она прекрасна. Шипит не хуже аспида и извивается так же. А это что? Сжал кулаки, разглядывая темные капли на подбородке, и спросил:

— Ты поранил ее? — Скажи, что это не так, Вольный. Ты обещал, что даже не поцарапаешь.

— Она разбила мне нос!

Разбила нос шан’ниэрду? Вольному?

— Отпусти меня, рогатый! Я тебе еще и хвост оторву! Всю шерсть выщиплю!

Духи Фадрагоса, она в бешенстве? Отступил на полшага. Даже сейчас, даже такая… Не помню никого из девушек, кто вызывал бы такие чувства. Она будоражит и восхищает.

— Отпусти ее.

Ромиар отскочил, но Аня и не двинулась следом. Глубоко дышит, сжимает траву в кулачках — пытается успокоиться. Шмыгнула носом и произнесла:

— Это не честно, — голос обиженно дрогнул.

Улыбка против воли расползлась на моем лице. Я кивнул Ромиару, и он, вытирая нос, отправился к лагерю. Я снова посмотрел на Аню. Моя маленькая, честно, не честно… Откуда в жестоком мире такая наивная простота? Она точно не набралась этого в Фадрагосе. Присел рядом с ней на траву и не удержался — прикоснулся к ее лбу, отвел прядку. Кожа влажная от пота, но все равно нежная. Провел подушечкой пальца от переносицы к кончику носа. У нее красивый нос, немного вздернутый, но аккуратный. У нее соблазнительные губы, на ощупь мягкие.

— Ты не предупредил, что Роми выйдет на тренировку и выступит на твоей стороне. Это сговор!

— Не злись, Аня. Враги никогда не думают о чести. Выбрось такие мысли из головы.

— Я же почти победила, — с грустью протянула и перевернулась на бок.

И дуется мило. Обычно хитрые глаза становятся невероятно наивными и печальными. Теплые пальчики, тонкие, хрупкие дрогнули от прикосновения, но все же сжались на моей ладони. Во всем притягательная.

Завтра мы будем у священного кольца, и на небе полнолуние. Она ведь не откажет мне? Я закрыл глаза, пережидая бестолковое волнение. Ее руку должна украшать ис’сиара из самых дорогих металлов, а не из трав, собранных наспех. Но я не успею раздобыть лучше, чем есть, а осколки — фрагменты эмоций, воспоминаний, — их нужно беречь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Улыбнувшись, я признал:

— Ты победила.

* * *

— Я пойду с тобой.

Алурей, посмотри на нее. Ты видишь то же, что и я?

Аня заступила мне дорогу и, вздернув подбородок, скрестила руки на груди. Наспех надетая рубашка прилипла к плечам. Влажные после купания волосы лоснились на солнце, в карих глазах плескалось золото. Брови сдвинуты вместе, а губы мелко дрожат. Неужели она верит, что выглядит грозно? Скорее, очаровательно.

Я улыбнулся, но постарался придать серьезности голосу:

— Аня, я всего лишь разведаю обстановку. Я не разрешаю тебе идти со мной.

— Ты не понял? — Глаза раскрылись чуть шире. Она мотнула головой, быстро выдохнула. — Я не спрашиваю разрешения, а ставлю тебя перед фактом. — Вытянулась на носочках. Дыхание принесло запах мелиссы. — Мы с Роми просто подстрахуем тебя. Духи Фадрагоса, Кейел! Мне надоело бояться, что ты можешь уйти и…

Я порывисто обнял ее, прижал голову к груди. Она попыталась оттолкнуть, но не сумела. Продолжила ругаться, щекоча дыханием ямку между ключицами, но уже сдалась — обняла за талию, а голос утратил звонкие ноты. Я обхватил ее лицо и заставил посмотреть мне в глаза. Казалось, что она скоро заплачет. Раньше это согрело бы в груди, но сейчас огорчает.

— Я вернусь к тебе, Аня. И даже не на рассвете, а уже сегодня до полудня. Успокойся. Я вернусь.

Не верит. Или верит, но все равно боится. Что сделать, чтобы она перестала волноваться?

— Если бы твоя разведка в самом деле была безопасна, ты бы взял меня с собой. Но нет же! — Она отступила, продолжая делиться рассуждениями: — Ты оставляешь с нами Роми и запрещаешь идти мне! — Пожала плечами и развела руками. — Значит, риск есть.

Ты никогда не была глупой, всегда умела делать выводы, но как же сейчас ошибаешься.

— Аня, я…

Не дослушала. Развернулась и направилась к лагерю. Я ухватил за руку, но она выдернула ее из ладони.

— Не надо, Кейел! — Обернувшись, вытерла влажные глаза и покрасневший нос. — «Я больше не уйду! Не оставлю тебя!» — это твои слова. Ты обещал мне! — Обняв себя, качнулась с носки на пятку и тихо попросила: — Просто вернись ко мне. Просто вернись, пожалуйста.

Я смотрел на изящную спину и не мог сдвинуться с места. Когда успел пообещать Ане, что больше не оставлю ее? Скривился, вспомнив: на рассвете, когда вернулся от Кхангатора. Шумно выдохнул, сжимая рукоять кинжала. Аня просто не догадывается, к какому поселению мы подошли. Знала ли она о планах правителей Цветочного плато? О том, что если у них ничего не выйдет с послом, то они постараются обойтись встречей на границе с севером? И у старших правителей достаточно хлопот, чтобы дожидаться северян на окраине региона и готовиться к их приему. Волтуар наверняка давно живет тут, и я не хочу, чтобы Аня с ним виделась. Не хочу, чтобы даже слышала о нем.

Ударил ладонью по бутону цветка — он отломался и упал в траву. Постоял немного и направился к поселению.

— Кейел!

Сердце на секунды перестало биться.

Аня бежала, вытирая щеки. Я встретил ее объятиями. Она прильнула ко мне, запах хвои приятно окутал, вытеснил цветочный. Родная, почему плачешь из-за пустяков?

— Прости меня. — Слезы продолжали стекать по ее щекам, но она улыбалась. — Чесслово, не хотела ругаться! Просто, знаешь… У меня же Единство укрепилось? — Много надежды в глазах. О чем спросит? Облизала губы и продолжила: — Я ведь могу уже настойки и зелья пить? Могу?

— Да, Аня, — кивнул, вытирая большими пальцам слезы. — Думаю, уже можешь.

— Это все ерунда эта женская! — Повела плечами и отвела виноватый взгляд. — Буду пить настойки, и не будет таких сбоев в настроении. — Прислонилась лбом к моему плечу, и я запустил пальцы во влажные волосы. Она всегда излишне эмоциональна, неспокойна, поэтому сомневаюсь, что настойки помогут. — Я боюсь, что ты не вернешься, но не хочу ругаться из-за этого. Нелепо ведь.

Духи Фадрагоса. Анюта, наверное, я все же люблю тебя.

Высокий частокол огораживал поселение, окруженное лесом, но не являлся помехой. Я знал в нем каждый дом, каждый закуток. Столько раз хотел вернуться к соггорам, что порой засиживался тут, на границе с территорией изгоев, неделями.

Лаз в заборе все так же не был заколочен. Нечисть, обитающая в этом лесу, не настолько умна, да и мало ее, чтобы проверять ограждение без повода. Тут даже на ворота сторожить ходят по одному, и весь день спят в гамаке. В сараях шумел скот, во дворах гомонили дети, смеялись женщины. Мужчины до обеда будут работать в поле и мастерских. Я двигался в самый благоустроенный участок поселения. Первых эльфов в боевом облачении заметил на подходе к дому старосты. А куда еще поселят правителя? Стражей миновал, огибая дома и сады, отвлекая псов с помощью Мивенталь.

И мне повезло.

Волтуар и впрямь был тут, да еще не в доме, а на заднем дворе в беседке у пруда. С трех сторон заросли крыжовника и шиповника, а за ними яблоневый сад. Нас никто не увидит.

Правитель хмурился, перебирая бумаги, раскладывая их на столике, и потягивал вино из кубка. Цветущий жасмин, росший у колонны беседки, привлекал пчел и скрыл меня. Я присел на корточки, пробрался ближе. Ухватился за перекладину и приподнял голову, высунулся. Стражник стоял у входа спиной к нам. Надо отдать правителю должное — он даже не вздрогнул. Собрал бумаги в стопку, постучал ими по столу, выравнивая. Откинулся на спинку скамьи и произнес:

— Алроен, попроси хозяйку накрыть на стол пораньше и найди Ларвина. Он должен быть у ворот.

Стражник шагнул вперед, стал поворачиваться. Я нырнул за низкое ограждение и, прислонившись спиной к камню, уставился на крохотный пруд. Вода мелко бликовала под солнцем.

— Почтенный Волтуар, прислать кого-нибудь подменить меня?

— Незачем. Тут довольно спокойно. Что может произойти?

Я ждал, слушая, как отдаляются шаги. Ждал даже тогда, когда все затихло.

— С Асфирель все хорошо?

— Она в порядке, — нахмурившись, ответил я.

Наверняка я бы тоже первым делом поинтересовался ее состоянием. Узнал, как у нее дела. Или нет?

— Мне нужно ее увидеть.

— Нет.

Дерево скрипнуло. Я вновь скользнул к жасмину, поднялся, вжался в листву. Волтуар, стуча каблуками по каменной дорожке, обошел беседку, приблизился. Как и всегда в безупречном костюме правителя, с украшениями и растрепанной челкой. У шан’ниэрдов почти не видно пор на коже, всегда правильные черты лица, бледная кожа и яркие глаза.

Волтуар нравился Ане? Надеюсь, она видела в нем такое же животное, как и во многих других, кто отличается от людей.

Правитель подошел еще ближе, и я поморщился, рассматривая его. Он немного склонил голову, согнул руки в локтях и сцепил пальцы в замок.

— Вольный, — тихо проговорил, глядя в глаза, — я хочу встретиться с ней.

Хочешь? А я хочу прирезать тебя, пусть и многим обязан именно тебе.

Я усмехнулся, медленно произнес:

— Почтенный, нужно и хочешь не одно и то же. И вы точно разбираетесь в различиях слов.

Он отступил, тряхнул волосами.

— Как и в нашу последнюю встречу, ты слишком напряжен. Я не враг тебе, и тем более не собираюсь вредить Асфирель. Как она? Ей что-нибудь нужно? Возможно, деньги, одежда. Я думал вы уже на севере, но, как вижу, нет. Теплая одежда точно пригодится. Вероятно, не будет лишним и…

— Ты не увидишься с ней, — отрезал я, сжимая кулаки.

Я пришел не для того, чтобы выслушивать его пожелания и предложения. А что потом? Отчитаюсь перед ним и приведу к ней? Все еще держит меня за идиота. Именно из-за него я уже однажды отказался от нее. Хотел оставить во дворце, уехать и забыть ее. Он спровоцировал меня. И что получилось? Она разрушила жизнь себе, очень ответственной фангре и двум придуркам, увязавшимся следом.

Выступил вперед, вызвав секундную хмурость на его лице, и полушепотом потребовал:

— Сейчас ты заткнешься и выслушаешь меня. Потом ответишь на несколько вопросов. А после, если твой стражник еще погуляет, расскажу тебе о ней. Но к полудню я должен уйти.

Он молчал; змеиный зрачок не дергался. Говорят, они видят мир немного иначе, чем остальные, но как именно объяснить не могут, потому что привыкли обозначать увиденное так же, как и остальные.

— Хорошо, — кивнул Волтуар.

Мы так и стояли за жасмином, разговаривая полушепотом. Я знал, что влюбленный шан’ниэрд — заложник чувств. Он никогда не навредит возлюбленной, будет оберегать ее, рискуя собой. Странно, что Волтуар остался правителем после всего произошедшего, но его преданность региону вызывала уважение. И сейчас, в беседе об Асфирель, он уклонялся от ответов, которые могли бы навредить его народу. Говорить приходилось быстро, сумбурно, но и этого выходило более чем достаточно. У нас не было возможности получать достоверную информацию, только слухи от тех, кто попался на пути, а этого слишком мало.

— О том, что я убил Вайли, кто-то знает?

Секундное замешательство Волтуара напрягло.

— Не знает.

С правителями трудно. Они неосознанно утаивают эмоции даже тогда, когда это никому не нужно. Я скрестил руки на груди и уточнил, наблюдая за реакцией Волтуара:

— Это младшая сестра Айвин, Вольная.

Он помял пальцы. Кивнул.

— Я слышал о горе уважаемой целительницы, но не вдавался в подробности. — Посмотрел исподлобья и спросил: — Зачем ты убил Вольную?

— Я не убивал ее. Меня там даже не было.

— Уже не докажешь.

Да пошел ты! Совета от тебя точно не жду.

— Меня подставили мудрецы, — поморщился я.

Он усмехнулся, вздернул бровь. Его взгляд был красноречив — не верит мне. Прихвостень Энраилл! И даже не догадывается об этом.

— Присмотрись к ним повнимательней, почтенный.

— В тебе говорит север.

Север говорит, что шан’ниэрдам не место среди правителей. А вот юг диктует вырвать твой язык и скормить тебе же! Я посмотрел на пруд; солнечные блики на воде отвлекали.

— Мне нужно, чтобы ты защитил ее, когда придет время.

Волтуар удивился, но молча опустил глаза на мою руку, сжимающую рукоять кинжала. Если он и хотел задать вопросы, то, видимо, побоялся вспугнуть удачу.

— Можешь рассчитывать на мою поддержку, Вольный. Однако помни, какая ответственность на меня возложена. Я не пойду против своего региона.

Я сглотнул горечь. Опять приходиться просить об этом. А ведь так надеялся, что Аня вернется к Крисвету, сможет устроиться в поселении изгоев. Но что осталось от него?

— Этого и не нужно. Тебе понравится мое предложение. Никто и никогда не видел бывшего Вольного, — выдавил кривую улыбку. — Я ведь умру.

Когда-то я с нетерпением стремился закончить миссию и уйти к корням древа Жизни максимально свободным от чувств: без привязанностей, без эмоциональной зависимости. Без душевного голода. Аня отобрала мою свободу, и как сказано в завете, я сам позволяю медленно лишать себя воли. Сам отрекаюсь от миссии Вольного. Когда в последний раз я думал о спасении Фадрагоса ради самого Фадрагоса? Все чаще, двигаясь к цели, я думаю о благополучии Ани. И почему я должен радоваться смерти? Древо Жизни все равно подарит мне новую жизнь. Я забуду, что такое истинная свобода. Забуду, что был Вольным. Тогда какой во всем этом смысл? Зачем мы, Вольные, духам? Возможно, жертвы. Это огорчало, но было логичным.

Волтуар слушал жадно, хоть и пытался скрыть это. Сцепил руки за спиной, сжал челюсти и, наверное, дышал через раз. Я не сообщил ему, что мудрецам грозит опасность от Кхангатора. Вождь обязательно затеет войну и подключит к ней васовергов. Вскоре мудрецам будет не до нас, но оставалась другая проблема — Дриэн. Если Волтуар — правитель, — думал, что мы уже на севере, значит, алхимики предполагают так же. Старый «аспид» чрезвычайно расчетлив. Он не будет швыряться ресурсами при высоком риске. Нам организуют «теплый» прием по возвращению. Мы можем не справиться с поиском сокровищницы, если не устроить Дриэну проблемы.

— Ты правитель, тебя послушают. Обвини его в сговоре с нами. Весь Фадрагос верит, что она ведьма. Обыграй его, Волтуар, выставь пособником ведьмы. Пусть он ищет оправдания. Вполне вероятно, что, оправдывая себя, он оправдает и Аню.

— Он уже ответил и доказал, что ничего не знает о ней.

— Правда? — сощурился я. — Он солгал. Пламя Аспида — влиятельная гильдия, завязанная на репутации. Как верховный допустил такую ошибку и взял к себе ведьму? — с презрением поинтересовался. — Позволил действовать у себя перед носом, да еще и отправил поближе к правителю.

Волтуар пожевал губами, чуть качнулся, а затем кивнул.

— Второй раз я встретил Асфирель у мудрецов. Как мне доложили, ее приняли, потому что Дриэн просил об этом письменно. Думаю, прошение осталось у мудрецов. Мы можем давить на некомпетентность и поставить верховенство Дриэна под сомнения. Вот только ответь мне, Вольный: почему ты уверен, что он так заинтересован в поимке Асфирель? И та копоть, что нашлась на утесах, — не выдумка.

Ему нельзя знать о Единстве. Не сейчас. Если он поддержит нас и заставит выйти Дриэна из тени, то мудрецы постараются остепенить его. Им будет невыгодна эта суета. Я убрал волосы за уши и спросил:

— Ты любишь ее?

Волтуар улыбнулся и покачал головой.

— Тебе известен ответ.

— Тогда верь ей! Асфи не обманывает Фадрагос. Она не угроза нам. Помоги, Волтуар, а затем, оставь регион приемнику и позаботься об Асфирель. На севере ей не место, а тут отправиться некуда. Ее нужно спрятать.

— Ты хочешь, чтобы я забрал ее в свой будущий дом? — Тонкий зрачок дрогнул.

Хотелось зажмуриться, чтобы не замечать его скрытой радости, а еще оглохнуть, чтобы не слышать своего голоса. Но я справился, озвучивая план:

— Последнее желание правителя. Когда вы уходите из региона, вам позволяют забрать с собой что-то или исполняют ваше желание, наставление. Что бы это ни было, лишь бы не угрожало региону. Заставь Дриэна оправдываться, и сделай все, чтобы попутно он оправдал Аню. Я найду настоящую ведьму, и тогда на Асфи останется только вина за преступления, которые ты простишь. А потом забери ее к себе.

Солнце поднялось высоко, светило ярко. Птицы громко голосили, вынуждая постоянно выглядывать на дорожку, ведущую к дому. Волтуар тоже рисковал, общаясь со мной.

— Ты должен знать, что соггоры отказались ехать сюда, — расщедрился Волтуар. — Совсем скоро я отправлюсь на север. И у меня для нее письмо от мудрецов. Они отдали его в день моего отъезда.

Опять письмо? На что в этот раз давят: на совесть, на сострадание? Могут запугать Аню угрозами. Они написали ей до того, как помогли с ищейками Кхангатору, или после? Волтуар лишь слышал о проблемах Айвин, выходит, спрашивать бесполезно. Да и неважно. Послание наверняка не содержит ничего, что могло бы спасти Аню.

Я облизал пересохшие губы и все же поинтересовался:

— Его можно распечатать?

— Нет, — Волтуар тряхнул волосами. — На нем защита сильнейших духов.

Солнце начинало припекать. Пора возвращаться.

— Тогда отдай его. Я передам.

— Нет, — вскинул подбородок. — Я выяснил, кто учил тебя на севере. Мне известно, что ты можешь привести Асфирель во дворец. Соггоры предупредили, что организуют праздничный вечер в честь нашего приезда. Вольный, ты позволишь нам увидеться. Полшага солнца…

— Подотрись этим письмом! — Духи Фадрагоса, о чем он просит?!

— Обычная прогулка. Я и пальцем к ней не прикоснусь, если она не захочет.

Если она не захочет? Выродок! Я ухватил его за грудки, до скрипа стиснул скользкую ткань. Его спокойное дыхание, пропитанное виноградным вином, раздражало сильнее.

— Пока я жив, ты к ней не приблизишься! Только когда я умру, понял?

Духи Фадрагоса, я сверну ему шею!

— Не тебе решать, Вольный! — прошипел ублюдок, вцепившись в мои запястья и оскалив клыки. — Однажды ты уже решил за двоих и отобрал у нее все! Зачем ты взбаламутил ее? Зачем?! Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню — в нашу! — и не остановился! Ты знал, что она пьет зелье желания! Знал!

— И не знал, что она любит меня! А она любит меня, Волтуар. Меня, понимаешь?

Он изменился в лице, расслабил руки, выдохнул спокойно. А я решил закончить:

— Если бы знал, что она любит меня — не позволил бы ей уехать в твой регион. Я совершил ошибку, но не в тот момент, когда вошел в твою спальню. — Отпустил его, похлопал по плечам и повторил: — В твою.

Я уходил из поселения, но казалось, будто бежал. И бежал не только к Ане, но и от эмоций, разрывающих после разговора с Волтуаром. С самого начала Аня стремилась к благоустройству, но я отобрал все возможности. Еще тогда отобрал, когда заставлял предать Аспидов, показать их тайник. И уже тогда восхитился преданностью девчонки гильдии. Допустим, ею двигал страх стать изгоем, но честность подкупила, расположила. Она всегда играла на стороне Аспидов, одурачила меня, помогая Ив. И выступила против исследовательницы, пошла на сделку со мной, когда поняла, что зло не во мне, а именно я сражаюсь с ним, разыскиваю его. Пусть она никогда не забывала о собственной выгоде, но всегда стремилась воевать за светлое, за доброе. Ее волнует справедливость и честность. И как же это дико! Эта дикость бросалась в глаза с самого начала знакомства, и я играл на этом. Давил при любой возможности на вину и причастность в злодеяниях. Фаррд продал меня, слухи редко обходятся совсем без правды. Васоверг должен был умереть. Но даже тогда я выставил все так, чтобы привязать Аню к себе крепче. Просто давил, а должен был довериться с рекой Истины. Должен был. И Волтуар прав. Как же раздражала их близость! Хотелось убить его, а у нее отобрать счастье. Счастье с другим, не со мной — и это основная причина моей ненависти. Я видел реакцию Ани, когда прикасался к ней. Чувствовал. Прекрасно осознавал, что она не откажет, если не спрашивать. Не сможет. Оставалось только взять. Просто взять.

А ведь она потеряла все, оказалась выброшенной в неизвестный мир. Почти как мы, Вольные. Может, я завидовал тому, что в отличие от нас, у нее нет угнетающего прошлого, а есть вполне стабильное будущее. И я разрушил ее новую жизнь, отнял все, к чему она стремилась. Я отнял.

Дорога до лагеря немного остудила, помогла остепенить мысли. Жалкие мысли, слабые. Нельзя злиться на себя — это сбивает с пути. Нельзя сожалеть о сделанном — это мешает сосредоточиться на цели. Заветы… словно позабыл о них, а когда вспоминал, едва ли находил в них и толику смысла. Немного не дойдя до стоянки, прислонился к дереву, посмотрел на руки. Они тряслись. Хочется увидеть Аню, еще раз услышать о том, что она любит меня, — зависимый, безвольный, — но не хочется одновременно. Когда-нибудь Аня снова будет с Волтуаром, и это тоже правильно. Неправильно, что я с ней.

«Они забудут о нас, ты этого хочешь? Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать» — Только отбираем, Ромиар. Только отбираем.

«Мы отнимаем их время, пользуемся их добротой» — Паразиты.

На поляне давно остыл костер. Вокруг лежали наши вещи, стоял котелок со скудным обедом — сегодня нет времени на приготовление дичи. И вечером тоже не будет. Исследовательница кусала палочку для письма, опять разглядывая карту. Ромиар дремал, прислонившись к поваленному дереву.

Аня. Моя Анюта спала, свернувшись калачиком на пледе. Бессонные ночи, заполненные тренировками, изматывали ее, но она несдавалась. Не жаловалась, не просила передышки, ни разу не заикнулась хотя бы о дополнительном часе сна. Елрех перехватила меня на подходе к ней, взяла за локоть и тихо сказала:

— К ней прибились еще духи, но она не разобралась в них. Мы не знаем имен.

— Она снова использовала силу? — Беспокойство охватило разум. Я сжал рукоять кинжала, дожидаясь ответа.

— Безопасно, совсем немного.

В серых глазах я увидел свое отражение и едва не скривился. Отвернулся.

— Поговори с ней, милая фангра. Ты женщина, и Аня доверяет тебе.

Елрех удивилась, полюбопытствовала:

— О чем ты хочешь, чтобы я поговорила с ней?

— Она часто плачет. Вбила себе в голову, что умрет и, видимо, боится.

— Бессовестный Вольный, — нахмурилась Елрех, — а я предупреждала. Говорила, что ничем хорошим ваши отношения не закончатся. Думаешь, она не переживает о вашем расставании? Думаешь, твоя смерть волнует ее меньше, чем собственная? Сначала добиваешься ее, а потом на меня спихиваешь. Не стыдно?

Я положил ладонь на ее руку, сжал холодные пальцы и произнес:

— Извини, Елрех. Я несколько раз пытался поговорить с ней о ее будущем, но она замыкается. Не хочет слышать о том, что ей предстоит. А думать надо. И думать надо вместе с ней, чтобы она сама определилась, что ей нужно. Я не хочу решать за нее, пусть она тоже принимает участие. Пусть задумается, чего хочет потом, когда меня не будет рядом. Возможно, ей трудно говорить об этом со мной. Поговори с ней ты. Наверняка тебе она откроется, расскажет обо всем, что у нее в голове.

Фангра кивнула, опустила глаза. Тоже беспокоится о подруге. Почему Аня такая упрямая? Я посмотрел на бледное лицо, спокойное во сне, нежное — и больше не смог оторвать взгляда. Скоро придется будить ее. Нужно уходить. Ночью мы должны быть возле священного кольца, а утром сможем отдохнуть у Мита. Через пару дней от жарких лесов не останется даже воспоминания.

— Я поговорю, — раздался полушепот, — но дай впечатлительной человечке отдохнуть. После твоего ухода она с трудом находила себе занятия. Удели ей внимание сегодня, а завтра я обязательно с ней поговорю.

Мне удалось найти предлог, который позволил Ане поспать чуть дольше. Я любил ее будить и не любил одновременно. Спросонок девочка всегда была растерянной, особенно беззащитной и это… чувства похожие на возбуждение, но все-таки другие. Слушал ее немного сиплый голос, наблюдал, как она обнимает себя, — по ногам пробегала мелкая дрожь, в животе будто разом все переворачивалось, становилось как-то легко. И головокружительный взрыв эмоций происходил каждый раз, как Аня тянулась ко мне, обнимала, устроив голову на моем плече, и сопела в шею. Нравилось чувствовать под ладонями тепло ее тела, изгибы спины, талии, бедер. Стук сердца и глубокое дыхание сводили с ума. А еще ее смех… Он всегда вызывает улыбку или ликование.

К полуночи мы добрались к священному кольцу. Лагерь не разбивали. Я не видел в этом никакого смысла. Лес закончился и впереди начинались луга с низкими травами. Полнолуние прекрасно освещало путь, позволяло двигаться дальше. Утром мы сможем отдохнуть. Я не слышал, как Ромиар объяснялся с Елрех, но видел их издали.

— Что происходит? — поинтересовалась Аня, стоя рядом со мной и закрывая бурдюк.

— Они хотят пройти ритуал сердец? — спросила исследовательница за спиной.

— Да, — ответил я, усаживаясь на землю рядом с сумкой.

— Это что? Свадьба? Вот прямо сейчас? — взбудоражилась моя девочка. Опустилась на корточки, ухватилась за мое колено и не сводила взволнованного взгляда с пары.

Лунный свет очерчивал силуэты шан’ниэрда и фангры, углублял тени древних руин. Прохладный ветер гнул травы к земле, шелестел ими, играл нашими волосами и запахами полевых цветов. Елрех отступила от Ромиара, опуская голову и сжимая рукоять костяного кинжала. Отказала? Нет. Вложила руку в раскрытую ладонь Вольного и позволила увести себя в священное кольцо.

— Тебе ведь любопытно, — улыбнулся я. — Подойди к ним ближе, ты не помешаешь.

— Правда? — посмотрела на меня Аня. Широко открытые глаза блестели.

— Иди. — Смех рвался наружу, но я сдержался. — Ив, расскажи ей, что происходит.

Эльфийку упрашивать не было необходимости. Она оставила бумаги и, залепетав о ритуале, потащила Аню ближе к кольцу.

Итъялу нужно время, чтобы собрать силу и благословить единение сердец. Самое красивое произойдет в конце. Аня могла бы посидеть еще тут, но я хотел побыть один. Нет. Просто держать ее подальше от себя. Подтянул сумку ближе, нащупал среди вещей сверток с ис’сиарами. Шершавые, грубые… Удерживая два плетения, гладил их большим пальцем. Поднял голову. Силуэтов прибавилось — Ивеллин стояла боком ко мне, склонялась к Ане, компенсируя небольшую разницу в росте. Аня обнимала себя, перетаптываясь с ноги на ногу. Повела хрупкими плечами. Ветер подхватил ее волосы, и она тряхнула ими. Упали на лицо?

«Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню. Зачем ты взбаламутил ее?».

Ис'сиара оцарапала палец.

«Я ведь предупреждала, что ничем хорошим ваши отношения не закончатся».

Золотая, утонченная подошла бы куда лучше.

«Бессовестный Вольный».

Я многое отнял у нее.

* * *

Аня.

Наверное, это прекрасно! Наверное.

Ромиар широко улыбнулся, удерживая за руки непривычно растерянную Елрех. Их счастье окутал какой-то таинственный трепет. Возможно, все дело в полнолунии, в выбранной местности. Тишину заполнил порыв ветра, вдали раздалось пение ночной птицы, но быстро оборвалось. Будущие супруги опустились на колени друг перед другом, медленно сняли куртки. Ивеллин тихо шептала о происходящем, но я не могла вслушиваться.

Когда отмотаю время, Елрех и Ромиар могут даже не встретиться.

Спину тронуло тепло, крепкие объятия успокоили.

— Нравится? — прошептал Кейел, согревая дыханием ухо.

— Завораживает, — призналась я.

Он обнял крепче, поцеловал в шею и словно растворил в нежности все невзгоды. Просто наслаждаться теми моментами, которые есть сейчас. Разве нужно что-то еще? Согнула руки в локтях и нащупала его пальцы. Сжала их, запрокидывая голову, укладывая затылок на сильное плечо.

Роми снял рубашку, и серая кожа чуть замерцала под холодным светом, метка темнела рисунком на груди. Елрех осталась в рубашке, но высоко закатала рукава. Кинжал мелькнул в ее руках, губы зашевелились беззвучно. Полупрозрачные духи предков, Итьял, слетались к ребятам. Закружили вокруг них. Затанцевали, оставляя еле заметные следы в воздухе, формируя плавные узоры, превращая их в призрачное кольцо. В нем Елрех глубоко порезала запястье на левой руке, и Роми подставил ладони собирая синюю кровь фангры. Итъял проникли в порез, остановили кровь, растворили в воздухе руку Елрех.

— Это клятва, что она никогда не навредит Ромиару, иначе духи отберут ее спокойствие и силу, — тихо пояснил Кейел и потерся щекой о мои волосы.

— Это на самом деле так?

— С каждой ссорой клятва и связь утрачивает силу. Итъял благосклонны только к тем, кто ценит друг друга. Поэтому клятва есть, но она несерьезная.

— И какой тогда смысл? — нахмурилась я.

— Пока клятва сильна, — Кейел сдул прядь с моей щеки, — Итъял дарят здоровье и укрепляют чувства. Их подарка хватает на долгие годы, а затем, если пара действительно подходит друг другу, ритуал можно пройти снова.

Ис’сиара, испачканная в голубой крови, прилипла к руке Роми, плотно прилегала к мышцам. Красная кровь лилась с пореза в ладони Елрех. Вольный, перешептываясь с Итъял, подхватил второй браслет правой рукой, окунул в кровь и медленно, стараясь не уронить, прикладывал его к предплечью Елрех. Ребята посмотрели друг на друга, приблизились для поцелуя — легкого, невинного касания губ. Но почему-то казалось, что сейчас именно в нем больше смысла, больше любви и обещаний. Может, даже страсти. Они обнялись, укладывая головы друг другу на плечи, и духи ринулись к ним. Впитывались в одежду, кожу, размывали тела, оставляя лишь призраков.

— Ты мне скоро пальцы сломаешь, — усмехнулся Кейел.

Я судорожно выдохнула, расслабляя хватку и не сводя взгляда от танца, завертевшегося в кольце. Духи продолжали летать, метаться, укрывая витиеватым куполом влюбленных. В какой-то момент исчезли тени ребят, а они сами словно превратились в марево. Всего лишь трепет в воздухе, подсвеченный серебристым светом.

— У тебя так сердце колотится, будто это ты там, а не Елрех. Мне ревновать к Ромиару?

Я усмехнулась, покачала головой.

— Аня, я не встречал никого лучше тебя.

Мгновенно обернулась к нему. Звучит как признание. Совсем ненужное нам признание. В теплых глазах, казалось, застыла тревога. Или печаль? А может быть, и вправду все кажется?

Кейел улыбался, разглядывал мое лицо и выглядел просто… немного уставшим.

— У вас очень трогательные свадьбы, Кейел.

— Расскажешь, какие они у вас?

— Конечно!

— Позже, — усмехнулся. — У нас вся ночь впереди, остановимся только утром. А сейчас я хочу кое-что сделать. Тебе должно понравиться.

Погладил талию, чуть стиснул, а затем улыбнулся шире и направился к священному кольцу. Итъял уже спрятались, ребята появились и продолжали обниматься. Кейел подошел к ним, разрушая идиллию. Поздравил, а затем положил руку на грудь Роми. Черные узоры ожили, заструились на серой коже, потянулись к ладони Кейела. Рука чернела, впитывая их; Кейел кривился, словно от боли. Отшатнулся от Роми, сжимая кулак. Молча отступил и обернулся ко мне. В глазах застыл немой вопрос, и я поняла его: довольна ли я? Когда-то мне хотелось, чтобы он освободил Роми от контроля, прекратил шантажировать. Но разве подарок сейчас нужен мне, а не новоиспеченной семье?

Я улыбнулась широко, безмолвно отблагодарив Вольного за милосердный жест. Он тихо рассмеялся и быстро направился ко мне. Подхватил на руки, приподнимая над землей и тесно прижимая к себе. Закружил. Я обняла его за шею, наслаждаясь теплом и звучанием хриплого голоса. Когда он остановился, прислонилась лбом к его лбу и посмотрела в глаза. Почему все еще кажется, что за ширмой радости таится печаль?

Сквозь легкий смех он признался:

— Я полюбил запах хвои.

* * *

Всю ночь мы шли и говорили, о чем только можно. Держались с Вольным за руки, шутливо толкались, щекотали друг друга, дурачились. Ивеллин смеялась, наблюдая за нами, и обзывала детьми. Ромиар и Елрех двигались позади, и мы не мешали им. Феррари, следуя чуть в стороне, притихла и оставила Тоджа в покое. Ящер, судя по всему, чувствовал грядущую разлуку. Мы с Кейелом не отходили от него далеко, часто гладили, подключали к нашему баловству. К рассвету щеки болели от широкой улыбки, а глаза, несмотря на внутренний подъем, слипались.

Казалось, всего лишь ночь пути, а климат ощутимо изменился. Прохлада пробиралась под легкие вещи, ветер холодил кожу, прошибал колкостью. Травы темнели и желтели, утратив летнюю насыщенность. Растительность оскудела, но, глядя на редкие хвойные деревья, я улыбалась и наслаждалась свежими воспоминаниями.

— Духи согревают землю. Какие-то регионы они особенно любят, а другие остаются холодными, — объясняла Ив.

Но с недавних пор у нас выстраивалась и другая теория: духи привязаны к реке Истины, а у нее есть источник в Древнем лесу. Как сердце и вены в живом организме. Чем дальше источник — сердце, чем дальше подземные реки — вены с волшебной водой — от поверхности, тем суровее климат в регионе. Духам неоткуда в таких местах черпать силы, чтобы согревать почву или увлажнять ее. Без маленьких помощников Фадрагос, наверное, мало чем отличался бы от Земли.

На холме раскинулся сад из низкорослых фруктовых деревьев. Среди них скрывалось несколько домов и сараев. Ниже, в метрах двухстах от крохотного поселения, журчала полноводная река. Слабо мерцала в утреннем свете. У деревянного причала, заросшего осокой, на волнах качались пришвартованные лодки.

Мы брели по колее к первому дому. Кейел крепко сжимал мою руку, а во второй удерживал сумку. Остальные вещи еще на заре он водрузил на Тоджа. В поселении уже не спали. На огромной лужайке носились темноволосые, голубокожие дети, играя с огромными волками. Визг, рычание и слабое подобие лая заглушало ранних птиц. Интересный по форме камень, с накинутым гнездом на верхушку и блеклой тряпкой, стоял у низкой, немного покошенной калитки. Пошевелился, поднялся. Я споткнулась, испугавшись, но быстро взяла себя в руки. Ребенок гелдов казался несуразным: большим, но при этом… маленьким? Девочка с шершавой, красноватой кожей смотрела на нас с любопытством. Платье закрывало ее руки до запястья, опускалось чуть ниже колен. Жесткие волосы, похожие на мочалку, трепал ветер. Девочка мягко улыбнулась бурыми полными губами.

— Ханва, не забыла меня? — спросил Кейел, отпуская мою руку.

Ханва медленно покачала головой. Дети фангр важно приближались к нам, один из них бросился в дом.

— Вольный! — вздернул подбородок самый высокий, но едва ли достающий Кейелу до груди. — Уходишь к изгоям? Твоя миссия закончилась?

На пороге показалась немолодая фангра, и даже внимания не обратила на метку вины. Наверное, изгои тут частые гости, а может, и единственные. Суета поглотила встречу, смазала разговоры. Нас заволокли в теплый дом, пропитанный запахом трав, древесины и молочной каши. Предоставили комнаты, чистую одежду и обещали растопить баню.

— Баня? — изумилась я, предвкушая отдых. И только тогда поняла, как гудят ноги и как хочется спать.

За столом жадно уплетала кашу из местных злаков, напоминающую не то манку, не то горячий, сладкий творог, и при этом умудрялась клевать носом. Баню требовалось протопить, поэтому мы помылись в холодной реке и собирались лечь спать. К вечеру нам пообещали, что мы прогреем косточки в жаркой парилке. Спать без Кейела я не хотела, а он возился с Тоджем и общался со старостой хутора, Митом. Феррари, в отличие от пернатого динозавра, с радостью поныряла с нами в реке и отправилась обнюхивать территорию. К счастью, детей она полюбила так же быстро, как и они ее. Но на всякий случай, я обмотала ее хвост плотными тряпками, зажав острие между тонкими брусками.

Теперь стояла на пороге дома, прислонялась спиной к бревенчатой, нагретой под солнцем стене, стискивая деревянную кружку с травяным чаем, и смотрела на мужчин. В основном на своего — самого лучшего из тех, кого я когда-либо встречала.

— Асфирель, мне нужно поговорить с тобой, — выглянула на улицу Елрех.

Я улыбнулась ей. Должно быть, она тоже счастлива. Но почему сейчас не с Роми?

— С радостью.

Она прижималась к дверному косяку, стоя на пороге на одной ноге. Закусила губу и насторожила виноватым взглядом.

— Не тут, — наконец ответила. — Беседа требует уединения.

Что-то серьезное, неприятное?

— Это безотлагательно?

— Потерпит.

— Тогда давай после сна.

Сил не хватало даже на то, чтобы как следует разволноваться. Голова побаливала, а глаза резало. Елрех скрылась в доме, а я продолжала греть руки о кружку и ждать Кейела. Он отвел Тоджа в сарай, помыл руки в деревянной бочке и направился ко мне.

— Пойдем спать, Аня, — обнял осторожно и увел в дом.

В дальней комнате было чуть прохладнее, постель и вовсе оказалась холодной, но до приятного мягкой, чистой. Мы с Кейелом обнялись, накрылись одеялом с головой, и я, уткнувшись носом в горячую грудь, мгновенно уснула.

* * *

Солнце ярко светило, проникая в комнату. Ветер за окном продолжал бушевать, подсказывая, что дело вовсе не в погоде, а в местности. Я зевала, потирая глаза. В доме вкусно пахло тушеными овощами и мясным пирогом. Вставать совершенно не хотелось.

Кейел обнимал меня со спины, целовал в позвонки возле шеи, ласкал спокойным дыханием кожу и слух.

— Мне нужно поговорить с Митом, расплатиться с ним и выбрать для нас волков.

Нужно поговорить… Елрех хотела что-то обсудить.

— Скоро обед, — напомнила я, наслаждаясь ароматами. — На Земле важные дела обсуждают на сытый желудок.

— После обеда он захочет отдохнуть, — усмехнулся Кейел.

— Тогда мы с Елрех прогуляемся к реке.

— Местность спокойная, но все равно будьте осторожны. — Поцеловал в плечо. — И не задерживайтесь.

— Будешь волноваться?

— Буду.

Я улыбнулась, повернулась к нему и чмокнула в подбородок.

Елрех нашлась в тесной кухне. Светлое теплое платье на ней смотрелось комично, но уже не удивляло. Она помогала хозяйке с приправами и делилась рецептами масел. Мое предложение помощи женщины отмели и, всучив в руки кусок пирога, прогнали на улицу. Детворы во дворе не было, но возле соседского забора на лавке сидела женщина гелдов. Судя по цвету кожи, мама, а может, старшая сестра испугавшей меня девочки. На подоле серого платья стояла деревянная миска, заполненная сушенными грибами. Толстые пальцы медленно ломали крупные грибы. Кусочки сразу летели в ведро.

Я постояла немного, дожидаясь Елрех и удерживая в руке пирог, а затем направилась к незнакомке. В конце концов, если ей не понравится мое общество, наверное, она об этом сообщит. Как-нибудь покажет недовольство.

— Будете? — облокачиваясь на низкие штакетины забора, протянула пирог.

Она подняла на меня глаза, улыбнулась и покачала головой. Множество косичек были плотно стянуты в пучок на затылке.

— Шалга, — произнесла, словно катала камни на языке.

— А я Аня. Асфирель! — быстро исправилась улыбаясь.

Шалга глянула на калитку у нее за плечами, а потом на меня. В светлых глазах плескалось радушие.

— Можно к вам? — на всякий случай уточнила я.

Она кивнула.

Дважды приглашать совсем не нужно. Васоверги и виксарты пугали с первой встречи; крылатые, двуногие кошки восхищали; эльфы и эльфиоры после фильмов и картинок в интернете впечатляли, но особой диковинкой не выглядели; фангры встречались часто в любом городе; шан’ниэрды всегда настораживали; а люди… Обычные люди. Просто низких даже среди женщин не встречала. Зато гелдовы пробуждали любопытство: редкие жители городов, необычные и со своей неразговорчивостью казались таинственными.

Я на ходу, в спешке съела кусок пирога. Опустилась на лавку рядом с Шалгой и потянулась к грибам. От них исходил горько-сладкий аромат, а пальцы словно касались хрупкого теплого бархата. О чем говорить не придумала, а лепетать ерунду не хотелось, поэтому помогала молча и украдкой разглядывала «каменную» девушку. Морщинки на лице и руках напоминали трещинки, но все же кожа обладала эластичностью. От бедра исходило тепло, слабо окутывая мою ногу.

— Я… — Не местная? Не то, что стоит сообщать, — очень плохо знакома с вашей расой. Говорят, вы…

Вздохнула тяжело, глядя на приятную улыбку, от которой возле глаз и широкого носа появились глубокие морщинки-трещинки. Бровей почти не видно, и они высоко посажены, поэтому глаза совсем открыты, выразительны. И в них добрая насмешка, будто Шалга и без слов понимает, что меня интересует. Она разломала очередной гриб, бросила кусочки в ведро и поднесла кулак к моей груди. За спиной раздался веселый женский голос:

— Шалга говорит: ты не там ищешь ответы. Мудрость нельзя отыскать в других — только в себе.

Я обернулась. Темноволосая фангра улыбалась, облокотившись на забор.

— Не думала, что увижу двух Вольных вместе! Так они еще и с любимыми пришли. Один женат, другой привязан сердцем и без ритуала. Посмотри, Шалга, она должна быть счастлива, но грустит!

— Я не грущу, — смутилась под проницательным взглядом явно молодой девушки.

— Зачем тогда мудрость ищешь? Счастливым она не нужна!

Виноватая улыбка против воли появилась на лице, и незнакомка залепетала о погоде, реке, грибах… Будто понимала, что тему лучше перевести. Вскоре появилась Елрех и увела меня из шумной компании. Запах тины, рыбы и сырости витал возле реки. Вода журчала, плескалась под причалом, ветер шумел травами и ветками плакучих ив. Мы с Елрех нашли сухой возвышенный участок за густой зеленью, присели на землю, согретую слабым солнцем.

— Ты счастлива? — спросила я, разглядывая симпатичный профиль подруги.

Она вскинула брови, а затем довольно улыбнулась.

— Да, слепая Асфирель, я счастлива!

Я обняла ее, вдыхая запах трав, прижимаясь к крепкому плечу. Она тоже приобняла меня в ответ и заговорила:

— И не вздумай переживать о том, что должно произойти. Я забуду обо всем и не смогу горевать по тому, чего знать не буду.

Улыбка сползла с лица, радость притупилась. Я спросила:

— О чем ты хотела поговорить со мной?

— Вольный тревожится. — Елрех нахмурилась, скосив на меня глаза. — Так и заподозрит неладное. Просил о будущем с тобой поговорить. Его заботит, что ты плачешь всякий раз, как он поднимает эту тему. Я все знаю. Знаю, как тебе трудно. И если бы могла, то сама бы использовала разрушительный артефакт. — Сжала плечо, уперлась головой в мою голову. — Ты стала сильной, Асфирель, но дух еще недостаточно окреп. Твое волнение задевает других.

Я кивнула и отвела взгляд на носки сапог, виднеющихся под темно-серым подолом шерстяного платья.

— До твоей выдержки и оптимизма мне точно далеко.

— Расскажи, что именно тебя угнетает. Пожалуйся, поделись болью. Станет легче.

Взяв ее за руку, я хохотнула и попыталась убедить:

— Елрех, я в порядке.

— Нет, иначе Вольный не почувствовал бы. Раздели свои печали. Вместе мы справимся. Делись же, жадная человечка, — несильно толкнула в плечо.

Я рассмеялась, но мысли в голове крутились совсем безрадостные. И с чего начать? С того, что мне элементарно тоскливо? Это даже не тоска, а… Что же? Рядом со мной настоящее, но я будто уже живу воспоминаниями, которые раздирают на части.

— Мы отыщем сокровищницу, и я справлюсь, — тихо произнесла, но сама себе не поверила. Набрала воздуха побольше в грудь и, посмотрев на реку, стала вываливать абсолютно все: — Но знаешь, иногда я думаю, что у меня хватит сил отпустить родных и остаться тут, в Фадрагосе. Я постараюсь забыть дом, семью. Вернусь к моменту, когда мы с тобой… Не знаю. Когда я впервые пожаловалась Кеше? Думаю, это подходящий момент.

Сглотнула ком, замечая краем глаза, что Елрех качает головой.

— Все забудут тебя, Асфирель, а я избавлюсь от общества бездарной человечки, как только пойму, что ты смирилась с жизнью в Фадрагосе. И что если ты не сумеешь завоевать наши сердца снова? Ты будешь бороться совсем одна.

Первые слезы согрели щеки, но ветер сразу же остудил их. Буря чувств поднималась во мне, предрекая грозу.

— Я понимаю.

— И Вольный, Асфирель… — не остановилась Елрех. — Ты согласишься еще раз вести его на верную гибель? Попробуешь отговорить, и он посчитает тебя угрозой, убьет. Мы прошли через многое, и я успела хорошо узнать тебя. Ты боец, человечка из чужого мира! — Опять стиснула плечо. — Но воюя против нас… за нас и наше внимание, у тебя не будет шансов.

— И как быть, Елрех? Что мне делать?

— Возвращайся домой, милая. Живи в привычном и любимом мире. А сейчас говори все. Выговаривайся! Выплесни переживания, и пусть река унесет их прочь. Погляди, какое течение для тебя есть!

И я не отказалась. Сначала говорила медленно, прислушиваясь к себе, сглатывая противный ком и сдерживая слезы, а потом…

— Мне так хорошо с ним, что прямо дурно, Елрех! Я же вру ему! Каждый день смотрю в глаза и вру!

Обняла себя и, не усидев на месте, вскочила. Стала расхаживать по два шага туда и обратно. Река шумела, журчала, ветер студил внутренний жар и злость на себя. Елрех, прищурившись, подняла голову и следила за мной. На ее лице сострадание не выглядело жалостью, а именно поддержкой. И с каждым оброненным словом мне и впрямь становилось легче. Меня понимали, поддерживали и не осуждали. Я рассказывала сбивчиво о том, какие чувства одолевали и при каких обстоятельствах. Порой задыхалась…

— Рядом с ним трудно! Он стал личным открытием. Убийца, обманщик, фанатик — для нашего мира это все неправильно, ужасно! Но я… — Развела руками. — Мне все равно, кто он! Он всего лишь защищается от вашего общества!

— Ты оправдываешь его, — в голосе Елрех звучала забота.

— Конечно оправдываю! — не стала отрицать. — Никто из вас не знает его достаточно хорошо. Елрех, он прекрасный человек! Любознательный, проницательный, уступчивый…

— Только с тобой.

Поморщившись, я отмахнулась. Ерунда! Если бы к нему относились хорошо, он отвечал бы тем же.

— Я хочу остаться с ним. Готова бороться за каждую секунду его внимания!

Елрех опустила голову, пряча обеспокоенность.

— Не переживай, я не подведу тебя. Обещаю.

— Асфи, Аспиды моя семья, а он Вольный.

Мне словно пощечину отвесили. Сердце споткнулось.

— И это еще хуже, — передернулась я, на мгновение останавливаясь, но почти сразу снова зашагала вдоль обрыва. — Я не знаю, как быть. Зачем духи используют их? Посмотри на жизнь Кейела! Да разве это жизнь?! Что хорошего он видел? Кровь, предательства и… — Застыла на месте. — Я сама себе отвратительна. Он любит меня, но даже не понимает этого, а я сказать ему не могу. Мне стыдно, Елрех! Как представлю, что я снова там, а он тут, один… Я не могу представить. Да какое там! Не хочу представлять, как буду жить без него! С ним не так, как с другими. Все иначе.

Судорожно глотнула воздуха, запрокидывая голову и вглядываясь в ясное небо.

— Рано или поздно ты забудешь его, — тихо сказала Елрех, будто уговаривала.

И я согласилась с ней. Так будет легче.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы забыть. Но не верю, что смогу отказаться от таких воспоминаний.

— Ты сильная, — ласково протянула фангра, проявляя поддержку. — Сможешь.

— Только на это и надеюсь, — опустила голову. — Других вариантов просто нет! Как ни крути, мне не за что бороться!

— Успокойся, неспокойная человечка.

— Не могу. — Крепко зажмурилась. Наверное, где-то в глубине души я жду, когда все это закончится. Хотя бы попробовать забыть обо всем. — Когда он ласковый, заботливый, мне кажется, я с катушек слетаю.

Елрех, видимо, не особо поняла, что я имела в виду. Помолчала немного и посоветовала:

— Попробуй избегать болезненных разговоров с ним.

Я фыркнула и нервно улыбнулась. Как избегать, если они приносят ни с чем не сравнимое удовольствие?! Он признается, что я лучшая, и это напрочь вышибает мозги! А потом я прокручиваю признание раз за разом в голове, и постепенно оно начинает горчить. Отравлять. Неужели нужно совсем от всего отказаться, чтобы не тревожить Кейела и не вызывать подозрений?

Я взлохматила волосы и, глядя на Елрех, решила довести беседу до конца и поставить жирную точку — не поможет сейчас эта смешная терапия, значит, никогда больше не буду повторять изматывающую исповедь:

— Не так давно он спросил о Жене, и, знаешь, я растерялась. Женя был хорошим! Очень хорошим, — пожала плечом. — С ним было так просто, так легко, а с Кейелом… Даже с Волтуаром было проще! Я врала Волтуару, стыдилась, а это оказалось такой ерундой. Сейчас же я каждый день вру Кейелу, и это… Мне трудно! Страшно! И, — сердце заныло, но я договорила, надеясь, просто испытать облегчение, поверить своим же словам. Глупая вера в самообман: — знаешь, быстрее бы все это закончилось! Дойти до конца, а потом забыть его. Забыть, и никогда не вспоминать!

— Асфирель, — ласково улыбнулась Елрех, — ты…

Она вздрогнула, побледнела, глядя мне за спину. Меня оглушило, мир закружился. Только не это… Пожалуйста. Я обернулась и пошатнулась. Жар опалил лицо, кровь ударила в голову и сразу схлынула, оставляя ледяной холод. Кейел медленно занес ногу для очередного шага, но не спешил поставить на землю. Носком сапога обводил невидимый круг. Смотрел на него, его губы дрожали, отчего ухмылка искривлялась еще сильнее. Кивнул будто своим мыслям, тихо рассмеялся, а затем посмотрел на меня.

Казалось, сердце медленно разрывается на куски.

* * *

Кейел.

Эмоции губительны усладой своей. И нет от них убежища и спасения…

Вдохни! Духи Фадрагоса, вдохни!

«Женя был хорошим! Очень хорошим. С ним было так просто, так легко, а с Кейелом»…

Будто ударили в грудь. Выбили воздух.

«Я врала Волтуару»…

«Шан’ниэрду отдавалась, а теперь тебе, потому что у мужиков одни слабости»…

Пылает Солнце… отогревает эмоции… побеждают они… селят скверну в сердце…

Выдох захватил грудь в тиски. Сжал, а в ней будто камень застрял. Давит на оскверненное сердце.

«Каждый день вру Кейелу»…

«Я люблю тебя».

«Может, ты мой ключ от Фадрагоса».

Ключ к благополучию и богатствам.

«Твоя шлюха хуже продажных!»…

Правда.

Время Вольного бесценно…

«Бессовестный Вольный».

Вдохнул. Наконец-то.

Но боль не исчезла. Жжется.

Кивнул. Все так и не так одновременно. Сложно. Смешно. Когда я стал все усложнять? Когда позволил ей поселить скверну в разум. Она отравила эмоциями. Отравила.

Использовала.

«Дойти до конца, а потом»… забыть ее и никогда не вспоминать.

Тебе страшно, Ас-фи-рель? Страшно. Ты сама призналась. Только что во всем призналась. Поэтому такая бледная? Дрожишь. Молчишь…

Сжал кулаки, отвернулся. Хочется выбить из нее другие слова. Услышать, что все обман. Что она любит меня, но сейчас соврала. И тогда соврала… Снова? Когда?

И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

Я ухватился за голову. Кружится. Вот-вот взорвется. В глазах потемнело, давит на них.

Тошнит.

Алурей, подари мне осколок изо льда. Зачем ты отнял его? А был ли он?

«Выпал со слезами».

— Кейел, давай поговорим, — попросила тварь.

— Закрой рот!

Повернулся к ней, и она отшатнулась к обрыву. Оступилась. Я дернулся, стараясь ухватить за руку. Упадет! Страх окатил ознобом, ослабил ноги. Ветер ударил, отдалил от нее. Фангра удержала ее, притянула к себе и обняла.

Что происходит?

Боюсь за нее. Боюсь, что мразь ушибется. Как глубоко и крепко скверна пустила корни?

— Прямо сейчас отправляемся дальше, — озвучил планы, разглядывая лживую шлюху. Какая же она трусливая. Еще немного и разрыдается от страха. Жалкая, слабая… Как я этого не замечал? Приблизился, но оставил между нами больше метра. Не хватало еще убить ее. Столько времени и сил будет потрачено впустую. — Я же с самого начала предлагал тебе взаимовыгодные отношения. Я уважаю практичность и пошел бы на сделку.

— Ты столкнул ее в реку Истины! Ты первый начал, — вскинула подбородок фангра. Ну хоть у кого-то из этих двоих смелость и достоинство имеется.

— Бессовестная фангра, — с улыбкой протянул я. Она стушевалась, согревая в груди, пробуждая уверенность. — Ты права. — Посмотрел на Асфи, и по телу прошелся омерзительный озноб, задержался на затылке, приподнял волоски. Я судорожно выдохнул, пережидая… презрение. Дрянь, заразившая столькими чувствами, по-прежнему смотрела в землю, прятала бесстыжие глаза, вцепилась ногтями в кисть второй руки. Они окрасились кровью. — Ценишь справедливость, Асфирель? Справедливо было бы выпотрошить тебя. Скормить лиертахону. Подарить васовергам, которые убили целое поселение. Из-за тебя убили. Из-за твоего вранья и жадности. Ты не заслуживаешь Единства, но фангра права: это моя ошибка. И я приму ее во внимание и не буду мешать тебе бороться за свою жизнь. Жалкую жизнь. Найдешь сокровищницу, а потом не попадайся мне на пути.

— Кейел, пожалуйста, не надо. Я все объясню.

— Что объяснишь?! — крик оцарапал горло. Порыв ветра унес его прочь. Голова снова закружилась, перед глазами замелькали черные точки. — Ты врала мне? Да или нет?!

Она съежилась так, что ответ не потребовался. И что хочет объяснить? Опять будет оправдываться и вносить путаницу в мысли. Не позволю.

— Отвали.

— Кейел, прошу тебя. — Она подняла голову. Глаза блестят от слез, ворошат добрые чувства. У нее красивые глаза, бездонные… Лживые. — То, что ты услышал…

Я схватил ее за запястье, она скривилась. Больно? Почему хочется ослабить хватку? Когда ее боль стала моей?

— Найдешь сокровищницу и исчезнешь из моей жизни! Я хочу забыть о тебе! Забыть тебя!

Она всхлипнула и спросила:

— А как же осколки, которые нужно беречь?

Дыхание стало рваным, в висках усилилась пульсация. Воспоминания разжигали ненависть. Я отбросил ее руку, вытер ладонь о штаны. Мерзость. Елрех сразу же подошла к Асфирель. Невинный рассвет… Она ее так назвала, прикрывала, заступается, так пусть и возится с ней.

— Ты больше ни на шаг от меня не отойдешь, но постарайся не попадаться мне на глаза. Сделай так, чтобы я не слышал твоего голоса. Ты отняла слишком много времени. Придется расплатиться, Асфи. Придется расплатиться.

Я уходил той же тропой, что и пришел. Остановился за ивой, сжимая куртку на груди, сгибаясь. Ее рыдания путали мысли, сеяли хаос в эмоциях, раздор между чувствами и желаниями. Хотелось обнять, успокоить, но зубы скрипели, ненависть застилала мир перед глазами. Она никогда не любила меня. Врала. Глядя в глаза, врала.

«Думаешь, она перед тобой ноги раздвигает, потому что ты любовник завидный?».

«Она любит меня, Волтуар. Меня, понимаешь?».

«Айвин сказала, что ты ради своей шлюхи духов продашь».

Алурей, я никогда не предам тебя. Никто не помешает, не встанет у тебя на пути. Предначертанное исполнится. Только не бросай меня. Ты единственный, кому можно верить. Единственный, кому я нужен. И я не буду больше злиться, что ты не говоришь со мной. Прошу, только не отворачивайся. Не оставляй меня одного. Не оставляй.

Я недалеко ушел от реки. Свернул к кустарникам, прорвался через густые ветки к крохотному свободному участку. Боль в груди росла. Сдавливала, скручивала. Я упал на колени, хватая воздух ртом.

«Я люблю тебя, Кейел».

«Буду ждать на рассвете»…

Закрыл уши руками, но это не помогло. Ее голос звучал в голове, сводил с ума. Анюта… Холодная трава коснулась щеки, запах сырости забился в нос, напомнил о хвое. Я перевернулся на спину, с силой прижимая кулак к груди. Боль никак не пройдет. Посмотрел в небо, но густые ветки закрывали его. Будто решетка.

Я утратил свободу.

Слезы пощекотали кожу. Ничтожество.

Скверно.

* * *

Аня.

Я поборола рыдания, но они беззвучно рвались наружу, разрывали грудь и горло. Отбирали воздух.

— Я должна рассказать ему, — прошептала, обнимая Елрех. — Должна.

— Асфи, — протянула она, прижимая мою голову к плечу. — Возьми себя в руки. Он услышал не все. Иначе не взял бы нас с собой дальше. Запретил, обвинил, заподозрил…

Кровь с прокушенной губы смешалась со слезами, попала на язык. Его нужно вырезать.

— Я не хочу больше врать. Не хочу.

Елрех отстранилась, отнимая тепло. Погладила мои щеки и удержала в ладонях, заставляя посмотреть на нее. Она тоже плакала, но беззвучно. Я уничтожила ее жизнь. Заставила выбирать между собой и семьей, и она выбрала меня, надеясь на Сердце времени и мою неотступность. К тому же Роми…

«Я забуду обо всем и не смогу горевать по тому, чего знать не буду».

Вольные долго не живут. Если Кейел узнает правду и не позволит мне использовать Сердце времени, у Елрех в жизни не останется ничего, кроме трагедий. Трагедий по моей вине. Она выбрала меня. Вкус крови напомнил о мертвецах, следующих за мной вереницей.

Я не имею права выбрать Кейела…

— Я не подведу. Не сдамся.

Рыдания вырвались, и я не стала сопротивляться. Это последние слезы. Последние.

Глава 11. Откровения начинающего монстра

Я отступала, не сводя с Кейела внимательного взгляда. Он же продолжал наступать. В сумерках его ухмылка и кинжал в руке выглядели более пугающе, чем какая-либо нечисть в лесу. Уставшие ребята разбивали лагерь и не смотрели в нашу сторону. Нельзя было отходить от Елрех одной. Нельзя.

Холодный валун отрезал путь отступления. Кейел сокращал расстояние между нами. Сердце колотилось, горло свело спазмом. Пригрозить, что закричу? Он же не убьет меня. Я нужна ему. Пока еще нужна. Холодный ветер сильнее взлохматил его волосы, швырнул на лицо, прикрывая шрамы. Осталось два шага. Каких-то два шага.

Я вжалась спиной в камень, впилась пальцами в шершавую поверхность до боли в ногтях, но по-прежнему, вздернув подбородок, смотрела в глаза Кейелу. Носок его сапога коснулся моего, и я вздрогнула, затряслась сильнее. Губы тронуло теплое дыхание, хриплый голос проник через грохот сердца:

— Асфирель, чтобы быть монстром, не обязательно обладать устрашающей внешностью. Достаточно жить, как ты, сея разрушения и смерть. И хватит терять оружие, когти и клыки у тебя никогда не отрастут, а тебе сегодня сидеть на стороже.

Продолжая смотреть в глаза, протянул мне кинжал. Я сглотнула, взялась за рукоять, потянула, но Кейел отпустил не сразу. Стоял напротив и чего-то ждал. Я молчала.

Только когда он оставил меня и направился к лагерю, с облегчением выдохнула и выругалась. Посмотрела на кинжал. Я его не теряла, точно не теряла, зато помню, как столкнулась с Кейелом на подходе к месту стоянки, будто случайно. Он еще напомнил, чтобы не путалась у него под ногами. Подстроил? Скорее всего.

На ужин была ячневая каша с тушенкой. Теперь это блюдо станет нашим ежедневным ужином, а остатки от него — завтраком. На обед — сухари, вяленная оленина, сыр. С водой становилось хуже. Да и не только с ней. Охарс второй день не приходили на помощь, они не могли оказаться тут. Ребята быстрее уставали, выглядели подавленными, словно лишились невидимой поддержки. Кейел злился сильнее и сильнее. Я тоже ощущала, как духам во мне тревожно. В теле находилось какое-то количество воды истины, и она не уходила из организма. Я догадывалась, что если буду использовать силу, то быстро лишусь ее. Почему мы не додумались набрать воду в бутылку? Может, потому что остальные боятся ее и наоборот теряют спокойствие рядом с ней.

Я привыкала сидеть в тени Елрех и молчать. Не вступать в разговоры, не поправлять, а еще привыкала удерживать всю боль в себе. Ни слова больше о том, как мне плохо и по каким причинам. Как удалось выяснить на собственном опыте, такие беседы не приносят ничего хорошего. Язык — невероятно полезный орган, если использовать его как можно реже.

За короткое мгновение, за несколько эмоциональных предложений я потеряла все, что было дорого. Кроме Елрех. Но и ее жизнь заметно ухудшилась. Ромиар не мог обижаться на нее, но подорванное доверие иногда давало о себе знать. Ив сплотилась с Кейелом, хоть и пыталась не показывать этого совсем откровенно. Никто не ожидал, что я буду так бессовестно врать о своих чувствах к Кейелу всем вокруг после всего, через что мы прошли. Никто не ожидал, что Елрех будет умалчивать о моем очередном обмане. В нас разочаровались.

Однако что-то все же совсем чуточку радовало — Кейел услышал только последние мои слова. И набравшись каких-то слухов обо мне, принял высказывание за чистую монету. Я опять стала той же эгоистичной сволочью, которая водила всех за нос, выбирая себе местечко поприятнее. В первый же вечер у костра он даже построил теорию мести, и звучала она примерно так: я не могла справиться с Единством и боялась, что рано или поздно меня казнят за него, поэтому ловко всех обвела вокруг пальца и вынудила сотрудничать Кейела со мной. Я ведь даже предлагала ему помощь во дворце, воспользовавшись смертью девочек и надавив на крупицы жалости Вольного. А когда он отказался ради меня от щедрого предложения, я сбежала и, признавшись ему в любви, автоматически перевесила ответственность на него. Я мстила за реку Истины, используя его, а попутно двигалась к заветным желаниям. Слушая в тот вечер эти обвинения, мне сначала хотелось рассказать ему правду, но Елрех сжимала мою руку, а под конец всей этой «правды» я сдерживалась, чтобы не заткнуть Вольного, призвав Ксанджей.

На разговорах все не закончилось. Он цеплял меня при любой возможности: высмеивал, напоминал о погибших, осуждал. Но всякий раз просил прощения, что подарил могущество, с которым такое жалкое существо, как я, справиться не способно.

Бывало и хуже…

Например, когда потолок давил, пока я с раной в животе истекала кровью. Или в регионе Ночной смерти. Стоит ли вспоминать первую ночь с Волтуаром? А после смерти Тиналь и Фираэн меня вовсе будто вырубили: все видела, слышала, даже отчасти понимала, чего от меня хотят. Заторможенно, но понимала. Столько раз умирала, что в этот раз медленная душевная смерть казалась какой-то привычной.

Бывало и хуже.

* * *

Кейел.

Солнце не растрачивало чувства на проклятые земли и появлялось тут куда реже. Рассвет был поздним, а закат ранним. Холод пробирался под теплые вещи, а мех, впитывая сырость, тяжелел. Большие волки с густой шерстью наоборот наслаждались, отдаляясь от теплых регионов. Ане на лиертахоне мерзнуть не приходилось — Феррари источала жар. И чем холоднее становилось, тем сильнее нагревался ящер. Остальные заметно уставали от непривычных условий. К тому же духи уже ослабли, а некоторые исчезли. Костер приходилось разводить с помощью кремня, огнива и запаса сухих трав, а воду греть над огнем. О свежем мясе стоило надолго забыть. Волки выходили на охоту крошечной стаей, а Ромиар отправлялся с ними и помогал ранить животное. Лиертахон убегал, пока мы спали. Хищники могли бы снабжать нас дичью, но ее едва ли хватало им самим. И разделка тоже отнимает много времени. Единственное, что мы могли позволить себе, — свежая кровь оленей или овцебыков.

Аня кривилась, наблюдая, как мы передаем наполненную наспех кружку по кругу. Попробовав кровь, передернулась, с трудом справилась с тошнотой, но заставила себя сделать еще два глотка. Когда повезло застать поблизости жертву волков второй раз, девочка уже без отвращения поднесла кружку к губам.

— Только несколько глотков, больше навредит, — проходя мимо, напомнил я.

Она поежилась, провожая меня внимательным взглядом. Наверняка ее насторожил строгий тон. Злость на Аню долго занимала меня, но в какой-то момент я просто устал. Устал злиться и перебирать в голове воспоминания, связанные с нами. Устал задаваться вопросами и строить глупейшие теории. Хотел просто потребовать с нее и Елрех клятву, что они больше не будут врать мне, но единственная подходящая клятва убьет их, если они нарушат ее. И я не смог. Теперь злость иногда накатывала с новой силой, но быстро отпускала, оставляя сожаление. Лучше бы я задержался у Мита, а не спешил найти Аню. Лучше бы не слышал ее признания. Мне ее не хватало. Наверняка поэтому тянулся к ней всякий раз, как только допускал мысль, что она забыла о нас. Что никогда «нас» и не было — это раздражало. Мы существовали лишь в моей голове, и я бы многое отдал, чтобы вернуть это. Возродить слепую веру в «нас».

Сегодня была моя очередь сторожить короткий сон — мы наспех обустраивалилагерь в темноте и уходили с яркими звездами.

Треск костра, путаясь с ветром, тихо разносился в ночи. Волки позволяли своим наездникам прижиматься к горячим бокам, а вот лиертахон уполз на охоту. Аня морщилась и иногда дергалась. Мучают кошмары? Свет пламени плясал на красивом лице, играя тенями. Я сидел у огня и редко отводил от девочки взгляд, чтобы присмотреться к округе. Крутил в руке кинжал и снова думал о том, как стал таким идиотом.

Алурей — дух предначертанного. Я жил его желаниями, а когда они пропали, растерялся. Собственные желания, не диктуемые инстинктами, появились нескоро, а до того, я просто двигался вперед, преследуя цель своего покровителя. Алурей иногда дарил видения, подсказывая, куда идти дальше, а потом появилась Аня и разрушила связь.

Вдохнул глубже, поднимая голову к звездному небу. Поежился от холода.

Аня изменила многое… Впервые мы встретились возле Больших мостов. Я позабавился ее испугом и заметил интерес к себе, но не придал значения. От соггоров знал, что у правителей есть информация о сокровищнице, но привлечь внимание Волтуара тогда не удалось. Он выглядел озадаченным и спустил невежество с рук. Об Ане я напрочь забыл, а вот Алурей взбаламутился: много раз я просыпался в холодном поту, когда во сне пройдоха аспид кусал меня. Иногда он был огромным, как виверна, и клыками ломал мне кости. Подсказки Алурея можно было трактовать по-разному, и я терялся. Увидев на дереве фангру и странную человечку, я лишь посмеялся над ними, но Аня крикнула, что знает того, кто ищет Энраилл. Мог ли я проехать мимо? Повелся, как ребенок.

Опустил голову, снова вглядываясь в ее черты лица. С трудом улыбнулся, стараясь прогнать из воспоминаний жестокое признание.

Когда-то я был уверен, что она покажет мне самый большой тайник Аспидов, и я сумею найти в нем подсказку. Видения об аспиде и мое сближение с девчонками из гильдии, названной в честь змея, не могли быть совпадением. И все оказалось не так просто… После встречи с Аней и идеи подарить ей Единство Алурей пропал. Ни видений, ни снов, ни порывистых желаний. Тогда я уверился, что все понял правильно. Сомнения одолевали редко. Но верно ли я все трактовал?

Сжал кинжал крепче и закусил губу. Я должен найти Убийцу Фадрагоса, и мне известно, что он ищет сокровищницу Энраилл. Пока я буду двигаться к цели, под ногами будет мешаться тот, кто преследует собственные интересы. Аня… Может, я ошибся, и Алурей замолчал, отвернувшись от меня. Или все идет так, как ему нужно? В конце концов с Аней я найду сокровищницу гораздо быстрее, чем если бы действовал один, разыскивая клочки слухов…

Она помогает мне или путается под ногами?

Ивеллин предполагает, что ведьма ищет кого-то. Видимо, сокровищницу Энраилл. В любом случае я пока спокоен. Что бы не решил Алурей, кем бы я не стал для него, он поторопит, если буду опаздывать. Он не исчез и все еще слышит меня, я это чувствую, только почему-то не отвечает.

Ветер потрепал пламя костра. Аня вздрогнула и, скривившись, поежилась. Замерзла? Я бесшумно поднялся, в несколько шагов оказался возле вруньи. Плед съехал с ее плеч, оголяя шерстяную рубашку. Теплые куртки мы подкладывали под себя, чтобы не спать на студеной земле. Я спрятал кинжал в ножны и поправил плед. Застыл, разглядывая лицо. Внутренне сжался, разбираясь в собственных желаниях, и сглотнул. Не стал останавливаться. Рука дрожала, а сердцебиение замедлилось. Кончики пальцев коснулись прохладной кожи, и будто стало легче. Дотронулся всей ладонью до ее щеки, и Аня чуть потерлась о нее во сне. Несмотря на очнувшуюся обиду, я улыбнулся.

Совсем скоро тундра сменится долиной, покрытой нетающими льдами и обдумываемой неутихающими ветрами. Четырехчасовой сон сократится вдвое, остановки придется делать чаще. Аня должна выжить. Она нужна мне. Единство нельзя потерять.

* * *

Аня

Две недели в пути давались сложнее, чем месяцы скитаний в теплых регионах. Ледяная долина началась резким переходом, встретила толстым слоем льда, припорошенным снегом. Нетрудно было догадаться о происхождении этого места — ледяные драконы. Их лед нельзя расколоть, а растопит его только жаркое солнце, которому тут неоткуда взяться. Ветер бушевал: то подгонял нас, то сбивал с курса, поднимая пургу, то задерживал встречным направлением. Дорога была изматывающей, сложной. А может, сказывалась атмосфера в коллективе.

Кейел успокоился и игнорировал меня, словно я пустое место. И вроде бы надо выдохнуть спокойно и порадоваться, вот только хотелось, чтобы он вновь отобрал чертов кинжал, а потом отдал его с глазу на глаз. Бывало снилось, будто он гладит меня, шепчет, что скучает, и благодарит за обман. Спятила… Сидя у костра, я всегда старалась поймать его взгляд на себе и расстраивалась, не получая ни капельки внимания. Неужели Вольный и вправду быстро оставил все в прошлом? Наверное, я просто придумала, что он любит меня. Он ведь никогда не признавался прямо. Да и откуда ему знать наверняка, если он понимает не все чувства? Быть может, перепутал. Поговорить бы с ним, но что сказать? Даже не могу отрицать, что врала совсем не об отношении к нему. Как же это злит!

Ив вовсе забыла и про обман, и про обиды. Увлеченная поиском ведьмы, она торопилась на север. Ей натерпелось получить еще хоть одну маленькую подсказку. Елрех набирала редких трав впрок, надеясь высушить их в городе. Ромиар по ее просьбе продолжил мое обучение без Кейела. И сейчас, на очередной двухчасовой стоянке, мы скрылись за стеной льда, в глубине которой проглядывались застывшие тела воинов из далекого прошлого. Рассмотреть их никак не получалось — лишь смазанные, искаженные силуэты. Дракон настиг их во время боя и сковал в лед. Роми скрестил руки на груди и с недовольным выражением лица наблюдал, как я прокручиваю в руке кинжал.

— У тебя получается лучше, — то ли похвалил он, то ли не хватало его высказыванию крохотного уточнения вроде «наконец-то». Судя по интонации, второй вариант куда ближе к правде.

Мороз пробирался под рубашку, напоминая о снятой меховой куртке. В ней очень тепло, но тренироваться свободно не получается. Только если некоторые приемы рукопашного боя, однако и тут нашлись свои трудности. Кейел запретил бои, сообщив, что бросит на съедение волкам любого, кто покалечится в Ледяной долине. Однако я хваталась за любую возможность чему-то научиться, пусть даже банально крутить кинжал в руке.

Пальцы быстро остывали и едва слушались, а железо хоть и не липло, но неприятно кололось холодом. Снежные волки грызлись в стороне за пойманного зайца. Вот уж кто мне не нравился, так это волки — от них воняло, они любили выть и вообще оказались очень неприятными соседями. Феррари разделяла мое мнение, а в первый вечер даже порывалась подраться с мохнатыми. Выяснилось, что наша неприязнь была взаимной — волки рычали на всех, кроме наездников, привязанных к ним зельями, поэтому я тоже держалась от них подальше.

Роми скосил взгляд в сторону и хмыкнул. Я ухватила кинжал, останавливая оборот, и тоже повернула голову. Кейел приближался с котелком, доверху набитым снегом.

— У Вольного была пустая жизнь, а потом ее заполнила ты. — Хвостатый усмехнулся, поправляя теплый, глубокий капюшон. Все же рога здорово мешают носить головные уборы без дерганий. Так ему и надо. — У него ведь никого и ничего не было до тебя. Охотница… Но он был к ней равнодушен. А вот с тобой носился, как с сокровищем. Асфирель, ты гордишься, что отняла у Вольного целую жизнь? Не в первый раз, — хохотнул желтоглазый. — Одну единственную жизнь Вольного. Короткую, неполноценную, но такую…

Я вздрогнула от боли и цыкнула, перебивая высказывание, — передавила острие кинжала и заработала порез на ладони. Поморщившись, перехватила свободной рукой кинжал за рукоять. Спрятала в ножны, вздернула подбородок, рассматривая смазливое лицо, и со злостью произнесла:

— Роми, я лживая мразь! Вот даже отрицать этого не буду. Давай, на этом и закончим.

Отобрала жизнь? Вольные сами ее себе укорачивают! Как бабочки стремятся во имя веры на обжигающий свет. Фанатики чокнутые! И исходя из такой логики: а не обрек ли Кейел меня на мрачное будущее, зная, что рано или поздно умрет, а я останусь одна? Передернула плечами. Я тоже оставлю его одного сражаться против целого мира…

У Ромиара в глазах вспыхнул азарт. Распрощавшись со скукой, он блеснул зубами и заявил:

— Всегда это знал.

— Мог бы меня предупредить, — бросил Кейел, проходя мимо. — Я ведь до последнего сомневался.

Ветер хлестнул по щеке, швырнув колкий снег, и я отвернулась от Роми, наталкиваясь взглядом на спину Кейела. Заметил меня только тогда, когда появился повод зацепить и в очередной раз укорить? Скривилась, ощущая, как скопившаяся усталость выливается в раздражение. Рана щипала, дергала, кровь щекотала ладонь и капала на снег. Я вдохнула глубоко и поинтересовалась:

— Разве тебе было плохо, Вольный?! — голос прозвучал громко, требовательно — испугал, но сразу же придал уверенности.

Почему я боюсь Кейела? За последние недели мне представилось много времени на раздумья и ворошения прошлого. Сколько раз он обижал меня, врал мне, использовал? И главное — чем прикрывался? Не будет лишним напомнить и ему о его же словах!

Кейел остановился. Я ждала, что он повернется и ответит, но он молчал. Опять игнорирует? Опять уйдет, ничего не сказав?! Духи Фадрагоса, бесит! Уж лучше все разрушить до конца, чем ждать хоть какого-то просветления.

Я сорвалась — тряхнула порезанной рукой и произнесла:

— Ты наслаждался — я наслаждалась. Всем было хорошо. Мы же взрослые люди, черт возьми! — Развела руками и приподняла брови. — Мы мечтали о семье? Нет! Мечтали о будущем? И еще раз нет! Ты к смерти готовишься, и я не отстаю. Так какая разница: приятный это обман или настоящие чувства? На что ты сейчас обижаешься, Вольный? На то, что твои ожидания не оправдались? Я такая, какая я есть. Трусливая мразь! С самого начала врала и буду врать! Думаешь, это моя суть? Не-е-ет! Это твое же правило! Разве не узнал? Быть хитрее самого опытного из лжецов. Кейел, я хорошая ученица?

Отступила на пару шагов и выдавила из себя улыбку. Она дрожала, но думаю это можно было списать на холод. Пора бы, кстати, одеться.

— Ответь мне! — потребовала я.

Кейел резко обернулся и вперился злобным взором, но упрямо молчал. Сжал кулаки. Я чуть сморщила нос и договорила:

— Хочешь злиться, Вольный? Злись на себя. Это же ты сейчас все усложняешь! Я тут ни при чем. Всего лишь пытаюсь жить по вашим дурацким правилам!

Он сорвался с места, а я съежилась, ожидая удара, грубости. Пусть обидит, пусть отвернет от себя окончательно. Заставит ненавидеть! Обида заглушит вину, а память будет подкидывать страх от жестокости и насилия. Однако Кейел прошел мимо меня, поднял мою куртку с земли, потряс, избавляя от снега, а затем вернулся к нам. Хмурясь впихнул котелок Роми в руки, и избегая смотреть в глаза, накинул куртку мне на плечи. Взялся за запястье и стал разглядывать порез. Спокойный голос приласкал слух, напомнил о заботе:

— Оставь тренировки на время. В обители продолжим заниматься, а сейчас береги силы. — Сжал руку, согревая теплом, а я сглотнула ком, стараясь дышать ровнее. Не этого результата я ждала. Какого угодно, но не этого. — Пойдем. Перевяжем руку, а заодно расскажу тебе, что из себя представляет поиск сокровищницы с помощью Единства. Тебе нужно беречь силы.

Ромиар фыркнул нам вслед, но промолчал.

* * *

Ромиар устанавливал котелок над огнем, а мы с Кейелом сидели на ворохе пледов. От костра исходил жар, но ветер проникал в углубление ледяной стены и немного студил лицо. Я боялась вдохнуть лишний раз. Боялась, что Кейел выпустит мою руку, если сделаю резкое движение. Осторожное прикосновение его пальцев к моим заставляли сердце замирать. И лицо так близко… Но недостаточно, чтобы ощутить дыхание. Тихие слова лились музыкой для меня. Моей любимой музыкой. Пусть бы Кейел говорил вечно.

— Видела, как Елрех раскапывает снег, чтобы найти морозные грибы и зимние травы? Их нигде нет, кроме севера. Зато то, что на юге считают мусором, высоко ценят на севере. Там почти ничего нет. Есть крохотные вечнозеленые оазисы. Скоро мы дойдем до одного. Они немного упрощают жизнь, но на все население все равно не хватает зелий, мазей. Даже просто овощей, — на мгновение поднял голову — наши взгляды встретились только на секунду. Когда снова опустил глаза, я медленно набрала полную грудь воздуха, и так же медленно выдохнула.

Он перевязывал обычный порез на ладони, чтобы сберечь заживляющие зелья для более серьезных ран. К тому же несколькими зельями планировал рассчитаться за жилье, которое нам понадобиться. По его рассказам выходило, что у него много знакомых на севере, и кто-то даже считал его другом. Однако все они знали Кейела безэмоциональным парнем, которому нужны были только знания. Удивительно, что кто-то ценил парня в таком состоянии — ко всему равнодушным. А сейчас он другой. Как его встретят на севере?

— Готово. — Завязал крохотный бантик и отпустил мою руку. — Надо перекусить и снова отправляться в путь. — Обратился к Роми, сидящему с другой стороны костра: — Найди Ив и Елрех, пусть поспешат.

Подтянул свою сумку и стал копаться в ней. Я надела куртку и закуталась в нее, стараясь согреться. Внимательно следила за Кейелом, опасаясь пропустить мгновения, когда казалось, наша жизнь вернулась в недавнее прошлое, наполнилась заботой друг о друге. Он сел удобнее на коленях передо мной и, положив между нами сверток, развернул его. Пахнуло чем-то резким, и я скривилась, разглядывая содержимое: два плетеных браслета из кожи и три маленьких свитка.

— Запах неприятный от порошка. Он помогает сохранить вещи невредимыми. Смотри, — Кейел приподнял браслет. — Это ис’сиары Аклен и Ил.

Я потянулась пощупать темную кожу, но Кейел отвел руку, предостерегая:

— Не трогай. Пока не трогай. Я не знаю, как поведет Единство при контакте с ними.

— Ладно, — согласилась я, разглядывая скорее Кейела, чем вещи.

— Это ключи, — украдкой глянул на меня и произнес, сжимая все в груди, — Асфирель. Ключи от сокровищницы. Каждый тесно связан с одним из архимагов. Они содержат в себе силу своего хозяина, которая позволит открыть двери. Я хотел получить слепок души через кровь мудрецов, но это совсем другое. Время меняется, сила меняется, весь мир меняется. Тут, — сжал браслеты, посмотрев в глаза, — следы сохранились в первозданном виде.

— Откуда ты знаешь?

Кейел легонько улыбнулся.

— На севере не охраняют библиотеку, не защищают информацию. Все открыто. Сейчас звероловы выводят ищеек. Я рассказывал тебе о них.

— Помню.

— Раньше духи поиска подчинялись многим магам, но после сложного ритуала. Сейчас духи подчиняются редко и часто их неправильно понимают, ошибаются. Следопыты — одна из сложнейших профессий.

— Ты хочешь, чтобы я прошла ритуал? — нахмурилась. Почему ритуал сложный?

— Под наблюдением соггоров. Они позволят.

— И что будет после? Я буду видеть следы?

— В каком-то роде. — Уголки его губ дрогнули, а глаза наполнились виной, и это мне не понравилось. — Ты сможешь увидеть то, что видел носитель браслета. Ощутить то же, что и он. Не всю его жизнь, а только самые яркие фрагменты.

Я поежилась. Перспективы не радовали. Просто увидеть — это ерунда, но ощущать чьи-то чувства не особо хотелось. Тут хоть бы в своих разобраться.

— То есть я могу увидеть дверь в сокровищницу, — озвучила догадку.

— И не только, — насторожил Кейел.

Он убрал волосы за уши, покрасневшие от холода, и развернул один из свитков. Символы на тоненькой полоске старой бумаги мне были незнакомы. Кейел пояснил:

— Это забытый язык — язык драконов. Тут написано… — поморщился, — такая же ерунда, как тайна Аклен’Ил.

Я изогнула брови, бросая взгляд то на свиток, то на лицо Кейела.

— Это подсказка, которая приведет нас к третьему ключу, фрагменту карты и еще одной такой же подсказке.

— И что в ней написано?

— «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало».

— Место?

Он кивнул и сразу же пожал плечами.

— Я не знаю, где оно может быть. Солнце умирает только на западе. Возможно, у тебя возникнут нестандартные идеи, тогда скажи.

— Пока точно нет. А что на карте?

— Часть Фадрагоса, где нужно искать.

Он развернул второй свиток и показал приличный кусок территорий, включающий в себя: два региона, а еще горы, пустыня, озеро…

— И никаких указаний?

— Ничего, — шумно выдохнул Кейел. — Только подсказка. После ритуала, ты сможешь увидеть, кто ее писал, и ощутить, что он чувствовал. Это должно помочь. Быть может, он писал ее в том месте, о каком говорит в ней.

Он замолчал и стал прятать все обратно в сумку, а я просто наблюдала за ним, потирая пальцы перебинтованной руки. Маленькая радость от того, что мы снова говорим с ним без издевок, рвалась наружу, но я скрывала ее.

— Асфирель, — тихо обратился Кейел, и я изогнула брови, встречаясь с ним взглядом. Он смотрел пристально, без тени веселья. — Я могу потребовать с тебя многие клятвы, но давай остановимся на одной: поклянись, что приведешь меня к сокровищнице.

Сердце на миг екнуло. Я испугалась, что он потребует что-то более трудное и мне придется отказать, но повезло.

Кейел продолжил:

— На севере сложная жизнь, но мало ли, кто тебе там встретится. Возможно, ты получишь все, что ищешь именно там. Я не хочу рисковать. Мне нужно отыскать сокровищницу. Это нужно нам всем.

В его глазах я просто падкая на богатства девочка… Раньше я бы порадовалась, что этим можно воспользоваться, а сейчас это обижает. Прочистила горло легким кашлем и громко заявила:

— Кейел, клянусь духами Фадрагоса, что вместе с тобой найду сокровищницу Энраилл.

Перед лицом медленно появлялось марево. Духов вокруг едва ли хватало для облегчения жизни, а уж для клятвы, видимо, совсем смехотворное количество. Но, кажется, Кейелу хватило и этой малости.

Через два дня нескончаемого холода, сурового ветра и коротких остановок в заснеженной пустоши мы дошли до упоминаемого Кейелом оазиса. Чудо посреди белой долины скрывалось в кольце ледяной стены. Ветер не проникал внутрь, а над горячим озерцом поднимался пар. Зеленая трава обрамляла берега, лепестки с маленького цветущего дерева падали на водную гладь. Приют для утомленного холодом путника встречал нас тишиной и уютом.

Там мы смогли отдохнуть дольше и даже пересидели бурю. Выспались, вымылись, набрались сил, а после отправились в последний переход. Снежная буря застала в пути на второй день, и пришлось остановиться. Волки не могли продолжать путь даже без седока, по лицу хлестал колкий снег, а из-за ветра, сводящего морозом слизистую, не хватало воздуха. Ресницы и волосы, выбивающиеся из-под капюшона, покрывались льдом. Мы не нашли, где укрыться, и просто позволили снегу замести нас. Надежда была лишь на то, что стихия вскоре успокоится, а у нас будут силы, чтобы выбраться. Кейел все это время лежал у меня за спиной и даже обнимал, но в таких условиях я не могла наслаждаться чувствами. Их вытеснил страх и желание быстрее добраться до населенного пункта. Труднее всех приходилось Ив. Эльфийка мерзла даже в меховой одежде, а еще уставала ходить в ней. Казалось, бороться ей помогал только расовый фанатизм — стремление к цели любой ценой. Наверное, если бы у Вайли была цель, то Вольная выжила бы, а не умерла так быстро, но ей явно не повезло с духами. И эльфийка, и Вольная в одном флаконе — должно быть, что-то неостановимое.

Буря закончилась с рассветом, но особого облегчения ее окончание не принесло. Мы были измотанными, измученными, голодными, а оттого — злыми. Тушенка закончилась, и каша почему-то напоминала песок — безвкусная, отвратительная. Я отогревалась за счет Феррари, прижимаясь к ее горячему боку. Но этого было недостаточно. Хотелось оказаться в четырех стенах, в теплой кровати и наконец-то выспаться. Волки, не наши, а дикие, следовали за нами, словно мы напоминали им стадных животных. Кто-то ослабнет, отделится — и можно нападать. Наши волки были крупнее, сильнее, но тоже устали и не могли прогнать другую стаю. И вновь спасала Феррари, позволяя безопасно отойти по нужде и во время наших стоянок отгоняя хищников.

Вечером очередного дня Феррари и вовсе перепугала меня. Волки подошли слишком близко, а девчонка охотилась. Кейел, Елрех и Роми подобрались, оголяя оружие и готовясь давать отпор стае, но в какое-то мгновение из-за сугроба метнулась желто-зеленая молния. Феррари прыгнула на волка, перегрызла ему шею, и на нее напали остальные. В первую секунду визга и завываний я бросилась в самую гущу, но меня удержал стоявший рядом Роми, и я опомнилась. Феррари полосовала хвостом волков, раздувала яркий капюшон и, прижимаясь к земле, шипела. Быстрыми выпадами ей удалось убить еще троих прежде, чем стая понеслась прочь. Окровавленная местность — не самое худшее, на что довелось смотреть в тот вечер. Феррари выбрала себе волка крупнее, а двоих других оттащила наша стая. Оголодавшие, они с озверением поедали себе подобных.

Весь остальной путь я фактически валилась с ног. Есть не хотелось, голода в принципе не чувствовала, но тело трясло от слабости. Я спала, сидя на Феррари — просто перевязывала себя ремнем, обнимала ее за шею и спала. Серое небо сливалось с таким же блеклым пейзажем. Ни день, ни ночь не приносили радости или облегчения. Вопрос Ив: «Сколько еще идти?» — я произносила в мыслях каждый раз, как открывала глаза. Роми больше не крутил дротики и постоянно стремился спрятать руки. Елрех, обладающая потрясающим зрением, огорчала, глядя на горизонт с неизменно недовольным выражением лица. К слову, я вовсе не видела горизонта — сплошная серость впереди. Вид Кейела пробуждал стыд. Не потому, что он повзрослел за эти дни: появилась глубокая морщина на переносице, и еще две возле носа и рта. И не потому, что выглядел уставшим: с впалыми щеками, с темными кругами под глазами и бледной кожей. Дело в шрамах. У нас не было трав, чтобы он мог избавиться от волос, и щетина покрывала лишь одну сторону лица. Сначала — щетина, после нескольких дней — вполне себе бородка. И может, бородка шла бы ему, если бы шрамы не стали выделяться так жутко.

На очередном рассвете солнце немного озарило небо, добавило красок серости. Темная кромка леса вдали казалась миражом.

— Мы близко, — безмерно порадовал Кейел.

Всю дремоту как рукой сняло. Откуда-то взялись силы, открылось второе дыхание, и я, сидя на Феррари, тихо рассмеялась. Волки трусили по снегу, выбирая дорогу осторожно, но иногда все равно проваливались до брюха. Тогда шаг замедлялся, но мы не останавливались, и двигались дальше пешим ходом. Где-то снег был выше колена, и из таких провалов приходилось выползать, а где-то лед покрывал легкий слой насыпи из мерцающих снежинок. Одежда стала тяжелеть быстрее и больше с того момента, как вдали появилась тонкая светлая полоска городских стен. И если до этого путь казался тяжелейшим испытанием, то последний рубеж при всех его спокойных условиях ударил наотмашь. Силы улетучивались с каждым метром, оставленным позади. Хотелось подогнать волков или оставить их и просто броситься к городу. Нетерпеливость раздавливала сдержанность. У высоких каменных стен, покрытых снегом и блестящей корочкой льда, Ивеллин расплакалась. Ромиар приблизился к Елрех, будто его миссия заключалась в ее защите. Кейел вышел чуть вперед, двигаясь к воротам. Я сняла варежки и гладила взволнованную Феррари по холке. Девочка ворковала и все сильнее жалась к земле.

Небольшую дверь в громоздких воротах отворили сразу же, но внутрь нас согласились пропустить не скоро. Эльфиор и высокий человек кутались в меховые плащи и долго переговаривались с Кейелом. Потом эльфиор помчался в город, а нас впустили и даже пригласили в деревянную пристройку у самой стены. Вот только возникла заминка. Впустили не всех.

— Я не оставлю Феррари за стеной!

Сердце колотилось, ноги дрожали не то от усталости, не то от страха. Кейел вновь заговорил с человеком на неизвестном языке. Елрех, вздернув подбородок, хмурилась. Ив просто тряслась от холода, переминаясь с ноги на ногу возле своего волка.

— Она нам жизнь спасала, — поддержал Роми на общем языке. — Смотри сюда, глупый человек. Он ведь понимает меня? — уточнил у Кейела.

Кейел ответить не успел, ответил сам верзила с мечом и курчавой бородой:

— Ну и чего ты хочешь? Зверюга опасная, — гнусаво протянул он. — Внутрь таких не пускаем.

Роми снял варежку, швырнул мне в руки. Я прижала ее к груди, стараясь успокоиться. Я останусь за стеной, если они откажутся впускать Феррари внутрь. Роми прав: девчонка за короткое время стала не просто моим питомцем, а нашей подругой, соратницей. Как это оставить ее на холоде и голоде одной? Роми дарил надежду уверенными действиями. Он вытащил дротик и сел перед Феррари. Смотрел ей в глаза, нанося порез на ладонь. Девчонка попятилась, прижимаясь брюхом к снегу, но Роми перехватил ее за морду, вынуждая остановиться. Ее ноздри широко раздувались, зрачки дрожали, она фыркала, но не двигалась.

— Смотри внимательно, глупец, — произнес рогатый, скидывая капюшон.

Его белые волосы лоснились под утренним солнцем. Острие дротика блеснуло, отразилось в песчаном глазе Феррари. Я вдохнула и забыла выдохнуть. Роми улыбался, медленно царапая морду малышке. От глаза к ноздре. Царапина быстро краснела, а у Феррари лишь дергалась кожа.

— Роми, хватит, — не выдержала я, шагнув ближе к ним.

Он выпустил лиертахона, и она мгновенно прильнула ко мне, едва не сбив с ног. Я присела на корточки и обняла перепуганную девчонку. Ее горячая, шершавая кожа касалась щеки, жилка на шее билась под ладонью.

— Молодец, милая. Хорошая девочка, — прошептала я.

— Ты впустишь ее или нет? — спросил Кейел.

— Не могу.

— Безжалостный человек, ты же видел, что она безобидна! — повысила голос Елрех, а Феррари дрогнула в моих объятиях, будто понимала, что речь о ней.

— Вы или проходите без нее, или я закрываю дверь.

Мы хотели отправить Ив внутрь, хоть она и вяло сопротивлялась. Но и тут все оказалось не так просто.

— Я должен находиться рядом с ней! — взбунтовался Роми.

— Ну и иди, — развел руками Кейел. — Будто я тебя все еще контролирую.

— Я не могу оставить Елрех.

Елрех, сидящая возле меня и поглаживающая Феррари, поморщилась и высказалась:

— Влюбленный дурак! Будто рядом с Вольным и Асфирель мне может что-то угрожать. Ты только глянь, сколько вокруг меня защитников. Отродясь такого не было!

Роми отвернулся, предъявляя нам на показ спину. Меховая куртка сияла из-за льда и снежинок. Спустя несколько секунд он бросил сторожу:

— Закрывай двери.

Мы сидели прямо под воротами. Холодный снег под пятыми точками — не самое худшее, что с нами приключалось. Хотелось есть, пить, согреться. Хотя слабое солнце теперь казалось очень жарким, как раз — согревающим.

— Я не понимал, что должен был делать, — делился Роми, разлегшись словно на пляже и сумев устроить рогатую голову у Елрех на бедрах. Она перебирала его волосы и улыбалась, разглядывая красивое лицо шан’ниэрда. — Наблюдал издали.

— Ночевал у меня на чердаке, — шмыгнув носом, подхватила Ивеллин. Поежилась, рассмеялась и продолжила: — Забирался туда по винограднику и через окно. Пока я работала во дворе, он пробирался в кладовую и съедал то, что я готовила.

— А потом она стала приносить мне еду прямо на чердак. Оставляла миски сразу над лестницей.

Мы рассмеялись.

— Я думала, у меня завелся какой-то новый дух, оберегающий меня! Ведь стольких недругов отвадил!

Двери протяжно застонали — мы дружно замолчали, оборачиваясь на звук. Долго в проеме мельтешили фигуры, но никто не выходил к нам, а потом высокий порог переступил еще один беловолосый парень и тоже с желтыми глазами. Вот только с маленькими заостренными ушами, безрогий и бледный, будто крови в нем совсем нет. Он поскрипел снегом, а может, подошвой начищенных сапог, одернул воротник темного плаща и с широкой улыбкой шагнул к Кейелу.

— Друг мой, примчался сразу, как только услышал о тебе!

Кейел приподнялся, а затем вовсе встал. Он был немного выше незнакомого парня. Тот в свою очередь осмотрел Кейела с головы до ног и спросил:

— И какой ты сейчас, Вольный? Такое же эмоциональное бревно? Надеюсь, нет. Я бы не отказался встряхнуться. Тут так уныло, будто круглый год зима.

— Ну привет, Десиен, — ответил Кейел, разглядывая, видимо, давнего знакомого. — Я изменился.

— И прогремел на весь мир, — шире улыбнулся Десиен. Хлопнул Вольного по плечу, добавляя: — Рад тебя видеть. А это, — поводил пальцем по кругу, указывая на свое лицо, — мода дикарей, от которых ты вернулся?

— Балкор, — скривилась Ив, поежившись и сжимая куртку. Она выглядела так, словно очнулась ото сна, но сразу попала в кошмар.

Десиен тоже заметил ее. Наблюдая, как она медленно поднимается, отступил и еще раз окинул нас беглым взглядом, а затем обратился к Ив.

— Уф! Спокойнее, эльфийка. Мне не нужно быть тобой, чтобы знать, насколько сильно ты меня ненавидишь.

— Он не будет перенимать твой облик, — с беспокойством заверил Кейел. — Ничей облик.

Роми сел, позволяя Елрех подняться и отвести Ив в сторонку. Пока она о чем-то шептала ей, Десиен, с недовольством поглядывая на них, проговорил:

— Правители рады, что ты вернулся. Они хотят видеть тебя.

— Нас не пускают с лиертахоном.

Балкор покосился глазами на притихшую Феррари и усмехнулся.

— Да, друг мой, это проблема, — закусил губу, склоняя голову набок. Покачал ею и добавил: — Если она кого-то сожрет, нам придется что-то делать. Не только с ней, но и с вами.

— Она безобидна, — вступилась я, все еще сидя на коленях возле малышки.

— Куда спокойнее вашей эльфийки! Им бы зубками обменяться… Я могу определить обеих в темницы. Там крепкие стены, решетки и, если надо, найдем кандалы и намордники. Правда, кормят ужасно.

Он бы еще громче это произнес! Я обернулась к девушкам и убедилась, что Ив все прекрасно услышала. Кажется, не выходки от Феррари надо опасаться… А Десиен явно специально ее зацепил. Проверка, или просто у него характер вредный?

— Я пошутил! — Он вскинул руки, округлив глаза. Прищурившись, опустил взор на Роми и без тени улыбки сказал: — Если дашь мне шанс, я буду нервировать тебя чуть меньше, чем может достигать степень твоего страха.

— Какого страха? — нахмурился Роми, взметнув снежинки хвостом.

— Тот, который порождает твою ненависть ко всем, кто на тебя не похож. Беловолосые шан’ниэрды — самая слабая раса. Вот вы и беситесь. Все на севере об этом знают.

Кейел убрал волосы за уши, вздохнул шумно и, приобняв болтливого друга за плечи, отвернул его от нас. Вовремя… Серое лицо Роми быстро приобрело розовый оттенок, а сам он скривился, явно собираясь ответить. Итак, меньше чем за минуту балкор умудрился обидеть Ив и ударил Роми по больному. Нас с Елрех тоже ждут какие-то оскорбления, или мы этого не стоим?

— Мне нужно встретиться с правителями, — проговорил Кейел, — но с лиертахоном нас не пропускают.

— Друг мой, какие проблемы? Разве я не сказал, что помогу?! — голос Десиена звучал изумленно. — Это все твои злые друзья меня сбили с толку! Научи их смотреть на других существ проще. Поработаю твоим пропуском! Следуй за мной. — Хлопнул Кейела по спине, негромко добавляя: — Может, хоть теперь взбодрюсь, а то все с рук валится. Сплошное уныние, будто и впрямь круглый год зима вокруг.

Глава 12. Север

Вопреки всем моим опасениям, Феррари определили в крытое здание вместе с волками, сразу у городских ворот, и обещали не обижать. После чего нас самих Десиен повел сразу к правителям. Уставших, немытых и прилично голодных. Его не смущало ничего. Он вцепился в Кейела намертво, увел его чуть вперед, а к нам на всякий случай приставил сопровождающих — парочку здоровых детин. «Чтобы кому-нибудь из вас хвост или уши не оторвали» — с улыбкой пояснил балкор и отвернулся, переключаясь вниманием на Кейела.

Я представляла столицу севера несколько иначе, но была приятно удивлена. На улочке, переполненной народом, каменные дома уютно стояли рядком. По двум встречным колеям олени тянули груженные сани, вынуждая смещаться на обочину, заставленную ящиками, бочками и всякой утварью. Поздним утром разносился гомон, из дымоходов вился дым, а вдали кто-то стучал будто по наковальне. На нас никто бы не обращал внимания, если бы не впереди идущий балкор. Пешеходы уступали ему дорогу, приветливо улыбались, кивали и снимали шапки. Населения оказалось слишком много, и я не удивлялась, что Кейела все давно забыли. А ведь думала, что тут всего несколько длинных улиц и никакой цивилизации. Судя по пришибленному виду ребят, они тоже ждали чего-то попроще. Однако жизнь тут кипела, словно на долгожданной ярмарке.

Широкими дорогами — расчищенными, протоптанными и не очень, — мы добрались до просторной площади с большими зданиями. Стены сверкали из-за мороза, а цветной витраж на окнах привносил зимнему городу красок. Тощие статуи остроухих девиц высились вдоль дорог и в руках удерживали самый обычный подвесной фонарь. Вот только вместо свеч внутри было что-то другое — черный сгусток напоминал нефть, если бы она была твердой. Днем эта ерунда не горела, но в фонаре, как я ни заглядывала, ничего больше не увидела, а значит, поджигают точно ее.

— Ты знаешь что это? — поинтересовалась я у Елрех.

Она тоже пристально разглядывала фонарь. Видимо, привыкшая к помощи Охарс, Елрех вовсе не понимала, зачем нужна стеклянная коробка. Слегка нахмурилась и покачала головой.

— Нет, любопытная Асфирель, я не знаю что это. Но мы спросим у северян.

— Елрех, ты хоть понимаешь, что у них город более обустроенный, чем ваши города?

Она скривилась.

— Отличий немного, — вмешался Роми, хватая ее под руку.

— Конечно, немного, — согласилась я, рассматривая черепичные крыши, но не из афитакса. Материал был грубым, стыки плясали. Может, обычная глина? — Но возвести такой город посреди льдов, ветров и лютого холода — многого стоит.

Казалось, даже под снегом лежит камень, а не мерзлая земля. Мост, к которому мы двигались, точно был из камня.

— Их давно изгнали. — Ив обогнала меня, натянула капюшон ниже, хмуро озираясь по сторонам, будто нас окружали одни лишь балкоры. — Суровые условия проклятых земель вынуждают бороться с ненавистью. Кто будет ее взращивать добровольно, когда Солнце не любит эти земли и всех, кто тут живет?

— Думаешь, они трудятся только, чтобы победить ненависть в себе? — уточнила я. Как же все-таки иногда трудно абстрагироваться от того, во что верил всю жизнь.

— А зачем жить так долго в таких условиях? — Из-под меха посмотрела она на меня; в синих глазах засело раздражение и, кажется, обида. — У них черные души. Для Солнца они тяжелые.

Я прошла немного молча. Стоит ли продолжать этот разговор? Возможно, ей плохо не потому, что мы на севере, среди закоренелых врагов эльфов, а потому, что она пришла сюда изгнанницей. Винит ли она себя за это? Ведь никакой вины за ней нет, а значит, и черноты души тоже нет. Однако Ив на севере, рядом с изгоями, на проклятой земле, как она ее назвала. Быть может, Ив не может сама разобраться в себе? Наверное, на Земле часто из-за непростых вопросов разгорались войны, а тут, кажется, просто сходят с ума…

Улыбнулась ей и все же спросила:

— А может, живут, чтобы просто жить?

— Для чего? Какая польза от них? — пробубнила Ив, опустив голову.

— Ну, — я развела руками. Перешагнув черенок лопаты, покрутила головой. Разглядывая площадь, заметила подходящее и кивнула. — Смотри.

Дети в двадцати метрах от нас бегали по льду замерзшего озера, толкались и катали друг друга, держась за руки. Черноволосая девочка с двумя косичками и острыми ушками была выше мальчишек, фангра и… наверное, балкора — он едва ли по бледности уступал снегу.

— Соггорша, — тихо изумилась Елрех, тоже глянув в сторону детей.

Я присмотрелась к девочке. Худая даже в зимней шубке, высокая. Она чуть дернула головой, звонко засмеялась, сгибаясь и хватаясь за живот, — косички взлетели, а лицо на несколько секунд можно было рассмотреть лучше. Молочная кожа, розовый румянец, тонкие, но яркие губы и черные глаза. Совсем черные. Белка, как и у фангр, не было.

— Ты никогда не видела их даже у иллюзионистов? — фыркнула Ив.

Елрех пожала плечами и, быстро потеряв интерес к детям, призналась:

— Не приходилось. Травы, леса да болота. У меня была другая жизнь, всезнающая исследовательница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как раз о ней мы и говорили! О жизни! — Я обогнала ребят, рассматривая эльфов, споривших перед прилавком с корзинками. Кажется, они от соседства с балкорами не страдали. Повернулась к троице и, попятившись, продолжила мысль: — Не все северяне изгои, кто-то уже родился тут. Неужели вы верите, что абсолютно у всех преступления за спиной и повод для ненависти? Ты только глянь на детвору, Ив!

Роми даже не покосился в их сторону — хмыкнул и усмехнулся, рассматривая меня.

— Что?

Я натолкнулась на кого-то. Испугалась, вскинула руки и, приподнявшись на носочках, замерла. Извиниться не успела, как и обернуться.

— Они сами все увидят, — тихо сказал Кейел, удерживая за плечи. — Не уговаривай.

Сглотнула, пока Елрех слабо улыбалась — казалось, лишь одними глазами. В их глубокой серости, мы с Кейелом отражались очень четко. Мне оставалось только повернуть голову и чуть приподнять, чтобы поцеловать его. От этого понимания сердце забилось чаще, а может, от теплого дыхания, ласкающего мою щеку. Звуки вокруг на короткое время смазались, превратились в неразборчивый гул.

— Человечка… Я ее как-то не заметил. Что между вами? Твоя избранница? — ворвался в сознание голос Десиена. — Ей бы отогреться. Посмотри, какой у нее красный нос и глаза.

Кейел резко отпустил меня, немного толкая. Это же и помогло мне устоять на ногах и взять себя в руки.

— Подруга, — ответил Кейел, оборачиваясь к мосту. — У нас много общего, но ничего особенного. Нужно познакомить ее с правителями.

— Всех познакомим! Обязательно познакомим. Если твои друзья не будут отставать, то уже совсем скоро.

Мы не отставали. Миновали мост, ступили в парк, оказываясь посреди множества елей, лавочек и все тех же утонченных каменных девушек — видимо, соггорш. Широкая аллея привела нас ко дворцу. Не было никаких крепких стен, не было закрытых ворот. Огромное здание из серого камня просто стояло в парке с замерзшими озерцами и бурлящей речушкой неподалеку. Фасад здания выглядел строго: узкие окна с коваными решетками, широкое крыльцо с каменными ступенями и высокая двустворчатая дверь. Два фангра стояли на страже, одетые в теплую, но строгую одежду. Ну хоть какая-то защита все же имеется. Если соггоры совсем не боятся нападения, тогда почему так не хотят ехать из-за ведьмы на юг?

Нас встречали.

Глаза у соггоров невероятно впечатляющие. Я старалась не смотреть в них, но задача оказалась безумно трудной. Будто перед тобой черное зеркало, которое способно впитывать не только очертания окружающих, но и краски. Молодой мужчина в меховой накидке склонил голову, открывая дверь и приглашая войти в полумрак коридора, устланного темным ковром. В конце арка манила дневным светом. Когда подошва мягко коснулась светлого отполированного камня, а взгляд ухватил убранство светлого холла, я остановилась. Вдохнула носом прохладный воздух — немного резкий запах смешался с ароматом пряностей. Подняла голову, рассматривая полоску фрески с рисунком неба над тяжелыми люстрами. Они тянулись в ряд до широкой лестницы, над которой красовался барельеф — три грифона приподнимались на задних лапах, раскинув крылья и раззявив клювы. По углам и в углублениях собирались тени. За красной портьерой у ближайшего окна виднелась лестница. Наверное, вечерами с ее помощью зажигают то, что тут используют вместо свеч.

— Пойдем, Асфирель, — прошептала Елрех, приблизившись ко мне.

— Я не понимаю ни слова, о чем говорят северяне, — пожаловалась ей.

— Я тоже. Думаю, только Ивеллин и Кейел понимают их.

Мы петляли по бесконечным коридорам и длинным лестницам. Внутри было теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы хотелось снять куртки. Иногда в беседе Кейела и Десиена проскакивали целые фразы на общем языке, но, судя по всему, встретивший нас соггор понимал только местный язык. Он остановился возле скромной двери, открыл ее, пропуская нас внутрь. Десиен прокомментировал:

— Сможете отдохнуть тут и привести себя в порядок. Уверен, правители не заставят вас ждать долго.

В просторной комнате служанки раздвигали шторы и заканчивали уборку. Кейел отказался от щедрых предложений поесть и остаться жить во дворце, после чего нас предоставили самим себе. Ненадолго.

Я успела умыться, рассмотреть богатую комнату, оценить большой камин и погреться у огня. Ив расхаживала вдоль стен, напоминая какого-нибудь агента из фильмов, кого отправили шпионить прямо домой к врагу. Елрех расспрашивала Кейела о фонарях и других вещах, которые для нее стали открытием. Наверное, те, кто возвращается с севера, боятся даже упоминать о нем. Меня клонило в сон, и широкая кровать за спиной, на которой развалился Роми, притягивала магнитом. Однако дверь распахнулась, и Десиен с доброжелательной улыбкой перешагнул порог. Без плаща он выглядел еще более безобиднее: узкие плечи, худая талия и длинные ноги. В темном костюме он вовсе казался болезненно тощим.

— Правители ждут. — Шагнув в сторону, он освободил дверной проем.

Слуги, взяв наши вещи и куртки, безмолвно следовали за нами. Десиен гордо вышагивал впереди, но периодически оглядывался на нас. Теперь каблуки его сапог гулко стучали по камню. Очень скоро мы вошли в небольшой светлый зал с бежевым ковром и богатой мебелью. На небольшом возвышении стояли кресла, меньше всего напоминающие троны, а на них сидела девятка соггоров. Центральное кресло совсем немного отличалось — оно было выше, с позолотой на спинке и подлокотниках. И темноволосый соггор, сидящий в нем, носил на голове тонкий золотой обруч. Кейел стоял справа от меня; шумно вдохнул и опустив голову шагнул ближе к правителям.

Слушая беседы ребят, пока мы пересекали Ледяную долину, я уже многое успела узнать о соггорах, а конкретнее — о правителях. Их управление чем-то напоминало наше. Есть верховный правитель, за которым всегда остается последнее слово, как и вся ответственность ложится на его плечи и совесть. Остальные восемь правителей ищутпроблемы, недостатки, обсуждают их и предлагают пути решения. За каждым из них закреплены определенные сферы деятельности, но еженедельно они собираются, чтобы проверять точки их пересечения. Наверное, на этом яркие схожести и заканчивались, а вот отличия напоминали безумие — истинное самопожертвование.

У правителей не было имен.

Они от них отрекались, когда перенимали власть. Верховный правитель, верховный целитель, верховный наставник, верховный воин… Никаких имен.

У правителей не было собственного «я».

Они до конца жизни забывали про обычное местоимение, искренне полагая, что это позволяет меньше думать о себе, а еще рассуждать о своих поступках правильней. Без «я» судишь себя так же, как других, — они в это верили.

У правителей были жены, но им приходилось так же жертвовать именем и заниматься воспитанием всех детей, не только собственных. Лишь чистокровные соггоры могли стать правителями, только самые способные и увлеченные идеей о прекрасном будущем. Именно их отыскивали жены правителей и помогали им раскрыть потенциал. Остальные соггоры получали должность попроще, но чуть больше свободы в отношении себя. Впервые услышав эти подробности от Кейела, я задумалась: готова ли я пожертвовать всем ради других? Становилось понятно, почему Кейел всегда с пренебрежением относился к шан’ниэрдам, называющих себя правителями. Можно ли гореть желанием что-то развивать, если твои дети могут занять место обычного казначея, или жить в городе обычной жизнью? Как можно вкладывать все силы, если никто не вспомнит твоего имени, потому что его нет и никогда не будет? Это походило на сумасшествие.

Кейел остановился в паре метров от кресел и опустился на колено. Мы, как оговаривалось чуть ранее, неподвижно стояли у порога и ждали приглашения. Соггор, с выразительной горбинкой на носу, заговорил первым. Его голос звучал громко, но при этом совсем не звонко. Речь напоминала смесь танцев: быстрый ритм коротких слов резко сменялся плавностью и певучестью. Сложно было угадать, как прозвучит интонация в следующую секунду. К правителю подключился второй, потом третий… а Кейел продолжал стоять на коленях и молча смотрел в пол. Вскоре разговоры стихли, а Кейел оглянулся на меня. Колкие взоры правителей сошлись на мне. Верховный улыбнулся тонкими губами, оторвал руку от подлокотника и изящно поманил к себе. Широкий рукав светлого одеяния немного съехал, оголяя множество татуировок. Я помедлила, сомневаясь, что верно разобралась в жесте — слабом взмахе руки.

— Человечка, тебя приглашают подойти, — шепнул в затылок Десиен. И когда только успел подкрасться?

Я медленно подошла к Кейелу и опустилась рядом с ним на одно колено. На сапоге растаял снег, оставив мокрые пятна. На них я и смотрела, не смея заглянуть в лица соггоров. Сейчас их глаза пугали, будто они и вправду видят гораздо больше. Видят как-то иначе.

— Девушка из другого мира, ты знаешь только общий язык? — спросил верховный правитель.

— Общий и родной, — ответила я, по-прежнему не поднимая головы.

— Верховный правитель многое знает о тебе, — сказал он же. И может, в другой обстановке это звучало бы смешно, но не сейчас.

Соггоры возвышались над нами. За спиной я заметила стражу, да и опять оказалась в окружении, где единственным человеком, кроме меня, был только Кейел.

После затяжного, какого-то напряженного молчания, я решила ответить. Долго думала над тем, что стоит говорить, а о чем лучше умолчать, затем произнесла:

— Наверное, вы знаете много плохого и мало хорошего. В этом исключительно моя вина. Мне жаль.

Правители нагнетали, продлевая безмолвие. За спиной раздавались шорохи, напоминая о том, что мы с Кейелом не одни, но успокаивало это слабо.

— Ты недостойна Единства, — произнес верховный. Сердце замерло, а воздух вдруг показался пропитанным неприятной сладостью. Душно. Правитель ведь не озвучил мне приговор? Он тем временем продолжил: — Только люди, рожденные с ним, могут носить его в себе. Ты не можешь.

Вдоль позвоночника пронесся холодок, дрожь тронула пальцы рук, а на лбу выступил пот.

— Вольный ошибся, подарив тебе его. Но мы не вправе наказывать кого-либо за чужую ошибку. Тебе придется контролировать не только свои силы, но и желания. Единство — это могущество, а могущество — ответственность. Люди же часто безответственны. — Он замолчал ненадолго, будто позволял переварить услышанное. Легкий скрип нарушил тишину, а после снова раздался тягучий голос верховного: — Мы расскажем тебе о Единстве все, что знаем, научим обращаться к духам с помощью него без ущерба здоровью. И только потом проведем ритуал. Твоя помощь Вольному важна для нашего мира, но потом ты проживешь до первой ошибки. Собственной ошибки, — судя по интонации, завершил он.

Я не совершу ошибок. Можно было бы убедить его, но я молчала, не зная, что ответить на… угрозу? Предупреждение.

Под речь на северном языке я ждала, когда меня отпустят. Голос Кейела звучал рядом — с почтением, но бесстрашно, тихо, но отчетливо. Мокрое пятно на носке сапога постепенно светлело. Я медленно погружалась в состояние между сном и бодрствованием. Думать ни о чем не хотелось, а закрыть глаза не позволяла обстановка. Неожиданное вмешательство в беседу со стороны Ив заставило встрепенуться. Несколько непонятных слов с певучим акцентом оборвал верховный правитель:

— Говорите на общем языке. Вам будет проще.

— Благодарю вас, небесный, — звонко ответила Ив. — Кейел делал все, чтобы помочь, но, поверьте, его уход из дворца ничего не ухудшил. Я работала с Аклен’Ил над делом о ведьме. Мне многое известно об этой проблеме, но хочется узнать еще больше. Аклен’Ил хорошие специалисты, однако, работая только по вашим отчетам, они не могли видеть всего. Мы не могли. Нужно увидеть первые знаки, они могут содержать ошибки ведьмы. Сильные всплески силы, непостоянство появления знака — это указывает, что ведьма училась! И училась она тут, на севере, поэтому искать надо тоже…

— Поэтому вы отреклись от гильдии, семьи и клятв? — резко оборвал правитель, сидящий правее от верховного.

Несколько секунд молчания превратились в десятки. Из коридора доносились едва слышные шаги и смех, за окном солнце поднималось к зениту, очерчивая тени четче.

Почему Ив молчит? Когда она признавалась в причине своего ухода мне, она тоже сомневалась. Боится осуждения за свой эгоизм? Кажется, в Фадрагосе его порицают сильнее насилия.

— Ивеллин, подойдите, — пригласил верховный.

Раздались тихие шаги, а затем боковым зрением я уловила движение — эльфийка опустилась на колено слева от меня.

Новый голос разнесся в тишине:

— Верховный защитник, — представился соггор.

Я попыталась рассмотреть мужчину исподлобья, но волосы закрывали обзор. Заметила лишь, что он светловолосый, крепкого телосложения и неотрывно смотрит на свои сцепленные в замок руки, будто не хочет смущать жертву допроса пристальным взором, как невольно поступают его коллеги.

Он продолжил говорить — приглушенно, как-то бесстрастно:

— Мы получили вести о том, что вы бежали вместе с изгнанницами. Также на север дошли слухи о том, что Асфирель ведьма, чего быть не может. У нас есть свои причины отвергать эту версию, — добавил, словно предполагал, что такой вопрос возник у Ив. Немного помолчал, прежде чем признаться: — Мы ждали вас. Ваша помощь не будет лишней.

— Вы позволите мне узнать больше о ведьме? — с надеждой спросила Ив.

— Позволим. Мы предусмотрели, что вы изъявите это желание. Десиен руководит этим делом, поэтому он же и приставлен к вам следящим. Отныне все вопросы решайте через него.

Какое испытание для эльфийки… Но уверена, что с ее фанатизмом к работе, она выдержит даже балкора во главе.

Нас больше не задерживали, но подняться с колен позволили лишь после того, как комнату покинули правители. По холодным коридорам шли быстро и молча. Десиен дружелюбно улыбался и поглядывал то на меня, то на Ив. В светлом холле, когда слуги подали нам верхнюю одежду, он вытянулся по струнке и все же заговорил с Кейелом. Что странно, на общем языке, и все равно бросая на всех остальных хитрые взгляды.

— Вы могли бы остановиться у меня. Дом большой, почти пустой. Всем места хватило бы.

Кейел поправил воротник куртки, провел ладонью по рукаву и, посмотрев в глаза балкору, заявил:

— Я не могу тебе доверять.

Мы с Роми стояли рядом и, кажется, замерли одновременно. Я не сумела заставить себя затянуть последний ремешок на груди. Смотрела на Кейела и Десиена, даже не пытаясь предугадать, что услышу дальше. У городских ворот мне казалось, что Кейел балкору вполне себе доверяет. Ведь и Ив успокаивал, что тот не примет наш облик. Или дело совсем не в облике?

Десиен быстро облизал бледные губы. Вдохнув глубоко, моргнул несколько раз, опустив глаза и сцепив руки в замок на плоском животе, улыбнулся шире.

— Почему? — Наконец-то нахмурился, а улыбка исчезла. Мне уже почудилось, что он готов принять от Кейела радушно абсолютно все. — Я первый, после верховного защитника, к кому бегут за доверием.

— Ради защиты поселения ты пойдешь на все, — кивнул Вольный. — Население севера доверяет тебе.

— Именно, — скривился Десиен, чуть вытягиваясь на носочках, но все равно смотрел на Кейела снизу вверх.

— И я помню, на что ты шел раньше, — так же тихо произнес Кейел. — Поэтому я не могу тебе доверять.

На несколько секунд балкор зажмурился, затем потряс головой, взлохмачивая короткие волосы.

— Ты стал нехорошим человеком. — Встрепенулся, открыв глаза. Сцепил руки за спиной и, гордо вскинув подбородок, добавил: — Недобрым.

Ромиар усмехнулся и, поправляя волосы, зацепившиеся за рог, вспомнил:

— Ты сказал, что можешь раздражать меня не так сильно. Я тут подумал, мы можем подружиться.

— Чего? — прищурилась я, невольно заступившись за Кейела.

— Никакой дружбы! — шикнула Ив за спиной.

— Какие балкоры смешные. — Елрех, с интересом рассматривая Десиена, подошла чуть ближе к нему.

Балкор заметил Елрех и немного попятился от нее, но, глянув на Ив, ответил ей:

— Тебе-то как раз и нужно со мной дружить. Ты так одержима ведьмой, что, духи Фадрагоса, мне страшно!

Он остановился рядом с Кейелом, будто был уверен, что в случае чего, он его защитит. Впрочем, ради сохранения успеха миссии, Вольный пойдет на что угодно. Но прямо сейчас в зелено-карих глазах плескалось неподдельное любопытство, разбавленное скрываемым весельем. Кейел скрестил руки на груди и изогнул бровь.

— Как ты выживаешь рядом с ней? — Десиен не замедлил с продолжением, выговариваясь давнему другу: — Все эльфы по капельке эволюционировали, а она нет. Такая же, как и предки — только бы загнать кого-нибудь в угол. Отобрать все, лишить надежды на будущее, — пожал плечами, — убить.

— Остановить зло! Я пытаюсь остановить зло! — прошипела Ив, почему-то взяв меня за руку.

Я, конечно, приятно удивилась, но такой порыв все-таки сбил с толку, и я пожала ее руку в ответ с небольшим промедлением.

— Уф! — Десиен поежился, теперь обращаясь к улыбающемуся Роми. — Говорят, чем злее, тем уши длиннее. Ты знал?

Рогатый расхохотался, за что Елрех несильно толкнула его в бок, но это не особо помогло.

Кейел.

Неверное убеждение растаяло — возвращение на север не отвлекло от Ани. Получалось совсем наоборот. Я боялся оставить ее надолго без присмотра, опасался, что соггоры проявят жестокость. Но все же они не пошли против воли духов и не стали мешать миссии. Все обошлось только предупреждением.

До первой ошибки… Как уберечь Аню от смерти, если она спотыкается на каждом шагу? И нужно ли? Обида не исчезла, не притупилась, и на этом фоне мои желания превратились в настоящее безумие. Я не перестал беспокоиться о ней. Хотел, чтобы она жила, и жила счастливо. При этом, когда она смеялась, злился.

— Неужели не было домов рядом? — спросила фангра, стоя у низкой калитки и с беспокойством посматривая на Аню.

Пришлось настойчиво повторить:

— Не было. Но если захочешь, в доме у Асфирель для тебя найдется место. — И, возобновляя шаг, поправил сумку на плече и бросил упомянутой: — Пойдем.

В обитель севера регулярно приходят изгои, а климат не позволяет ночевать под открытым небом. Впускать же в дом неизвестных никто не горит желанием, тем более гости могут оказаться ворами или убийцами. Поэтому тут давно практикуют продажу временного жилья. Изгои приходят, платят за крышу над головой сразу или со временем, а пока мороза отпускают, совместно с местными, строят постоянный дом.

Крохотные домики на окраине, у городской стены, стояли обособленно от постоянных жилищ. До них пришлось добираться не меньше часа, а затем еще с распорядителем искать свободные, рядом стоящие. Нам не повезло — один из предложенных домов, размером побольше, оказался в десяти минутах ходьбы. Договориться на другие условия не получилось.

Аня брела следом молча, хотя я заметил ее любопытство. Оно взбодрило девчонку в городе, а окончательно пробудило во время короткого разговора с Десом. Но спрашивать она ни о чем не спешила, чем радовала.

Я приостановился, дожидаясь ее. Снег скрипел под ее ногами, щеки снова раскраснелись, а в глазах от очередного зевка то и дело появлялись слезы.

— Давай сумку, — произнес необдуманно и непроизвольно протянул свободную руку.

Аня растерялась, помедлила с шагом, но быстро взяла себя в руки. Поправила лямку и догнала меня.

— Спасибо, но мне не трудно. Лучше расскажи, что с Десиеном. От него не стоит ждать проблем?

— Не знаю, — честно ответил, облегченно выдыхая. Пусть и проявила любопытство, но хорошо, что в итоге перевела тему от моей любезности. — Просто не говори с ним без меня. Он привык обо всех все знать, поэтому без задних мыслей будет вытягивать информацию из собеседников. Это его работа.

Мы шли по узкой колее, между одинаковыми домами и низким частоколом. Иногда на пути попадались жители, провожали внимательными взглядами, высматривая в нас преступников. Метка Ани в какой-то мере помогала, указывая, что она приняла чужую вину на себя. Быть может, слухи о неверной любовнице расползлись достаточно быстро, и даже на севере многие узнавали ее. Что плохого в заступничестве за жестоких детей? Северяне, приютившие в стенах обители многих оступившихся, точно не будут осуждать за это.

Дома постепенно мельчали. Из просторных, с высокой крышей, они становились приземленными и совсем крошечными. В этих имеется лишь одна комната с камином, крохотная прихожая и кухня, в которой едва помещается стол и стул. Наши с Аней дома стояли по соседству. Маленькие сараи были забиты дровами. Вот только протопит ли девчонка дом сама? Она ведь ничего толком не умеет.

Мы остановились напротив первого дома и не спешили расходиться. Она молчала, перетаптываясь с ноги на ногу, будто ждала разрешения уйти. Озиралась, задерживая взгляд на чем угодно, но не на мне. Злит. Шмыгнула красным носом и поежилась. Я выдохнул, выпуская пар изо рта, и тихо предупредил:

— Закину вещи и приду к тебе.

Она испуганно посмотрела на меня и, сглотнув, спросила:

— Зачем?

Духи Фадрагоса, что творится в твоей голове: боишься меня или надеешься на что-то?

— В доме будет холодно. Колодец на заднем дворе, наверняка под сугробом. Надо привести дом в порядок до вечера. Ужинать пойдем в город. Сама справишься? Успеешь до ухода?

Понимание в карих глазах проступало медленно. Придерживая капюшон, она обернулась на домик, а затем уверенно помахала головой.

— Не справлюсь.

Я не стал отвечать. Поправил тяжелую сумку, мечтая снять неудобные варежки, и направился к своему временному жилью.

— Кейел!

Обернулся на оклик. Аня уже зашла во двор, но все еще держалась за калитку.

— Что, Асфирель?

— Спасибо!

Аня, Асфирель… Какая разница? Ненавижу эти имена, потому что они твои.

В доме было так же холодно, как и на улице, но еще ощущалась сырость, впитанная деревом. Я переступил высокий порог, со скрипом закрыл за собой крепкую дверь, обитую тканью, и оказался в полумраке. Единственное оконце в тесной прихожей покрылось толстым слоем льда. Я скинул сумку, снял тяжелую куртку и сбил с сапог снег. Высмотрел низкий стульчик и, усевшись на него, стянул сапоги. Холодный пол мгновенно ухватился за ноги, вызывая дрожь во всем теле. В комнату вела еще одна дверь. Внутри был застелен грубый ковер; под ним звучно прогибались половицы. Свет тускло просачивался через два окна, освещая скупую обстановку. Над комодом в углу висела полка, в другом углу стоял стул. Узкая кровать находилась возле камина. Дверной проем уводил на более светлую кухню.

С раскладкой немногих вещей я справился достаточно быстро и сразу же отправился к Ане. Нашел ее в доме, сидящей на кровати и вперившейся взглядом себе в ноги. Наверняка она готова была уснуть даже в холоде и прямо вот так, сидя.

Злость на себя пробудилась ровно с жалостью к девочке. Нахмурившись и, рассматривая такую же обстановку, как и в своем домике, я все же предложил:

— Ложись отдыхать.

— Я помогу, — заупрямилась она, тряхнув головой. — Все в порядке.

У тебя всегда все в порядке, а потом валишься с ног.

Так и получилось. Мы принесли дрова, растопили камин, а затем я отправился за водой. Пока очистил колодец от снега и набрал воды, Аня заснула. Упираясь спиной в кровать, она сидела возле камина, держала полено в руке и тихо сопела. Огонь трещал и танцевал, освещая бледное, осунувшееся лицо. Я отнес ведро с водой на кухню, поставил на табурет, а затем вернулся к Ане. Прикасаясь к ней, сдерживался, чтобы не обнять, не прижать к себе теснее. Уложив на кровать, долго рассматривал черты лица. Убирал полуседые пряди со лба и щек, будто они в самом деле могли потревожить ее сон. Шерстяное одеяло было сырым и холодным, поэтому я накрыл им только ноги девочки. В куртке не должна замерзнуть.

Уселся там же, где мгновениями ранее сидела она, и, глядя на огонь, попытался разобраться в чувствах.

Смесь. И я не понимал ее. Что вызывает боль? Почему так трудно оставить все в прошлом? С Эт было все иначе. Она ярко появилась в моей жизни, а затем мы разошлись. Однажды я уходил от нее, пообещав, что если выживу, то вернусь к ней. Она казалась идеальной девушкой на роль жены. Все просто: я видел, каких женщин предпочитают мужчины, а на каких за глазами ругаются, сожалея, что связали с ними сердце. С Эт было тепло, и она из предпочтительных. Даже тогда, когда я догадался об обмане, рядом с Эт все равно было тепло. А после предательства Ани я чувствую себя отвратительно.

Стук в окно вырвал из размышлений. Кого могло притащить сюда? Елрех не успокоилась? Я подкинул поленьев и поднялся. В прихожей ощутил, насколько в комнате стало теплее за короткое время. Открыл тяжелую дверь и, увидев гостя, на мгновение растерялся. Но только на мгновение. Ожидаемо, что он вцепится в нас намертво. И я даже догадываюсь, что его интересует. Кто. Дес всегда был двуличным, приставучим и дотошным. Таким и остался.

— Скучно, — улыбнулся он. — Пришел к тебе, а тебя нет. Подумал, что ты тут, и не прогадал.

Я улыбнулся в ответ.

— Аня спит.

— Аня? — Он вскинул белые брови.

Я скривился и попросил:

— Не притворяйся.

— Аня спит — я понял. — Улыбка с его лица не исчезла. Он полез за пазуху и вытащил амулет. Протянул мне. — Чтобы не случилось пожара. Положи на край камина, закинь дров побольше и пойдем к тебе.

Не отцепится. Но есть вероятность, что я смогу убедиться в собственных предположениях насчет него. Вспоминая жестокость и ответственность Деса, я волновался. В отличие от боя с васовергами тут не оставалось места для азарта. Он должен встать на нашу сторону, иначе я привел всех на смерть.

Через минут пятнадцать мы расположились в моем доме. В камине огонь лизал почти целые поленья, источая приятный аромат. Я сидел на кровати, а Дес расселся на стуле. Он снял меховой плащ, и теперь, более чувствительный к холоду, зябко ежился в темном шерстяном костюме. Широко улыбаясь, потер руки и с наигранным наслаждением выдохнул. Собирался что-то сказать, но я опередил его:

— Что не так, Дес? Передо мной необязательно выставлять себя идиотом. Я прекрасно помню, каким ты бываешь, пока тебя никто не видит.

Улыбка исчезла, как и простодушие. Дес опрокинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и уставился на меня. В желтых глазах отражалось рыжее пламя.

— Я верил, что ты исчезнешь из моей жизни, — негромко проговорил он. — Просто уйдешь в погоне за своей целью, а потом умрешь и больше не вернешься. Это был идеальный план, — пожал плечами и отвел взгляд, добавляя еще тише: — а ты его разрушил. Почему ты до сих пор не умер? В чем твои проблемы, Кейел?

Я усмехнулся, узнавая старого друга. Разглядывая его, так же тихо, как и он, сказал:

— О твоих секретах никто не узнает. Я не выдам их.

— И я могу тебе верить? — Склонив голову к груди, он покосился на меня.

— Будто у тебя есть выбор.

— Да уж… — шумно выдыхая, протянул. — Выбора нет. Я же не могу избавиться от Вольного. Тебе еще Фадрагос спасать.

— Мы все еще друзья? — прямо поинтересовался я.

Дес скривился.

— Ты был идеальным другом, пока тебе было плевать на все, а теперь я даже не знаю. — Снова поежился, приподняв подбородок и рассматривая мое лицо. — Но ладно. Мы все еще друзья.

Беспечная улыбка, озарившая его лицо, не успокаивала. Я уперся ладонями в край кровати; шерсть слегка уколола кончики пальцев.

— Тогда, как другу, скажи, что происходит? В чем наши проблемы, Дес?

— Я не понимаю о чем ты, — быстро отозвался он, изображая растерянность.

Не верю.

— Не понимаю… — с насмешкой протянул я, чем напряг балкора — желваки на секунду отчетливо проявились на его щеках. — Аня научила игнорировать все эти… не понимаю, не знаю. Она в самом деле не понимает многого, но ты-то из Фадрагоса. Не пытайся обмануть меня, Дес.

— Ты определенно вырос плохим человеком, — шутливо отмахнулся он.

— Не смей переводить тему.

Дес округлил глаза, а затем шумно выдохнул, устраиваясь в кресле удобнее. Поерзал на твердой сидушке, поскрипев ножками. Сцепив руки в замок, поежился и, уставившись на огонь, заговорил:

— Я так гордился, что стал наставником Вольного. Тогда не понимал, чему могу научить тебя, но радовался, что мне выпала такая честь. Идиот. Пусть я и полукровка, но все равно не могу похвастаться силой, выносливостью. Я даже слабее эльфов. А тут в дверь постучали, а на пороге — Вольный. И к кому? К балкору, на пару лет старше самого Вольного. Я ведь в себя поверил. А сейчас смотрю на тебя, слушаю тебя и… — поморщился, кинув в мою сторону мимолетный взгляд. — И это худшее, что могло со мной произойти. Ты впитал все самое отрицательное от меня, а мог бы стать моим лучшим отражением, тогда бы я хвастался повсюду, указывая на ученика. На Вольного! — Фыркнул, расставив ноги и, глянув в окно, с укором перекривил: — Не смей переводить тему…

— Я задал вопрос, а ты не отвечаешь, — напомнил я, игнорируя осуждение.

— Потому что я не привык, что меня допрашивают, — посмотрел мне в глаза. — Это нервирует. Обычно допросом занимаюсь я.

— Ответь, и я прекращу.

— Что ты хочешь услышать?

— Я уже сказал, — с трудом скрывая смех, настаивал я.

Он хмыкнул и заметил:

— Хитрый. Твой вопрос слишком обширный. Уточняй, и я отвечу. Не думай, что переплюнул меня в умении вести беседу. Ты всегда все упрощал, когда я говорил, что и сложность может все упростить, а простота усложнить. Я совершенствуюсь, а ты дичаешь.

Он замолчал, по-прежнему не отрывая от моих глаз своих. Я облокотился на колени и, рассматривая лицо Деса, согласился — мне не вытянуть из него информацию его же методами, пустые разговоры затянутся, но результатов не принесут:

— Хорошо. Ты держишься отстраненно от Асфирель и Елрех. В чем причина?

— Не понимаю… — принялся он за старое, но сразу исправился: — То есть понимаю, но… Не смотри на меня так пристально.

— Что ты прячешь от фангры? — Не позволил ему водить себя за нос.

— У меня много секретов.

Опять широкая улыбка и ответ, который трудно назвать ответом, но я чувствую, что он на крючке.

— Зрение фангр позволяет видеть скрытое, но стражей ты не обходишь стороной, а Елрех не подпускаешь близко. Она полукровка… — Я подался чуть вперед, сильнее упираясь локтями в колени и внимательно наблюдая за балкором, спросил: — Что она может увидеть, Дес?

— Осторожнее, Кейел, — прищурился он. — Дружба бывает разной.

— Ты не можешь так просто избавиться от Вольного. — Моя очередь улыбаться. Он на крючке, а я угадал верно. — Не на севере, где меня не могут осудить даже правители.

— Ты плохой человек. — Дес перевел взгляд на огонь.

— Только потому, что не боюсь говорить тебе в лицо все, что думаю о тебе.

— И мне не нравятся твои мысли, они тоже плохие.

Я едва не рассмеялся и позволил себе заметить вслух:

— Они — твое отражение.

— Ну вот ты опять это делаешь!

Дес вскочил и быстро подошел к камину. Уселся на корточки и подкинул полено.

— Не уводи тему.

— Я защитник региона! — Повернул ко мне голову. В глазах застыла злоба, а движения стали резкими. — У меня много тайн, на мне много защиты. Фангры тоже не могут ее видеть.

— Но полукровка может.

— Не знаю, но проверять не хочу. И ее я не знаю. Кто она такая? Ты уверен, что она не ведьма?

— Елрех? — удивился я самому глупому предположению. — Она не ведьма.

— Откуда уверенность?

— Она не может быть ведьмой.

— Почему? — Дес снова вскочил, а через пару секунд уже развалился на стуле и скрестил руки на груди. — Твоя Аня, которая, между прочим, тебе не такая уж простая подружка, появляется в регионе Вечного леса, где Елрех хотели принести в жертву, но она вырвалась, выжила, да еще и девушку встретила из другого мира. Какой ритуал над ней проводили? Ее хотели убить, а она впервые использует свою силу. Например, сидя в клетке, чтобы сбежать, но ей понравилось. А кому не понравится такое могущество? Тогда-то и появляются первые знаки, по какой-нибудь ошибке в символах перемещается сюда человечка. Между прочим, так близко к ведьме… Совпадение?

— А почему нет? — нахмурился я, вспоминая рассказ о знакомстве фангры и человечки.

— Почему она носится с ней, как с сокровищем?

— Она фангра, — отмахнулся я, до сих пор не замечая ничего странного и продолжая обдумывать его предположения.

— Она полукровка! У нее мамаша беловолосая шан’ниэрдка! Всю жизнь девушка сторонилась всех, даже согильдийцев, хоть они к ней и тянулись, что указывает на ее врожденную ненависть к окружающим. А тут она подпустила к себе незнакомку и даже подружилась с ней.

Дес не сводил с меня пытливого взгляда. Я шумно выдохнул, а потом улегся на кровать. Закинув руки за голову и разглядывая низкий, бревенчатый потолок, поинтересовался:

— Допустим, она чувствует отвращение ко всем вокруг. Допустим, она ведьма. Зачем ей дружба с человечкой из чужого мира?

— Отвести от себя подозрения, подставить ту, за кого некому вступиться или… ритуал какой-нибудь провести, например. Откуда мне знать такие подробности? Это же не я с ведьмой дружбу вожу. Они обе жили во дворце. На камнях осталась копоть. И пусть человечку осудили беспочвенно, но в копоти мог прятаться ведьмовской знак. Ты не можешь этого отрицать, Кейел.

Не могу. Его слова звучали логично, правильно, последовательно. Аня тренировалась там, каждый день выжигая все дотла Ксанджами. Возможно, уничтожая затертые следы. В наших походах Елрех часто уходила в поисках трав, и никто бы не подозревал ее, ведь это… Елрех. Полукровка. Ромиар без зазрения совести обманывает, манипулирует, использует всех для достижения целей. И это не потому, что он Вольный. Его раса никогда не считалась добродетельной. Кто сказал, что в полукровке больше от фангра? Мы ровняем Елрех с ними только из-за внешности, только потому, что никто бы не позволил себе оскорбить беловолосых шан’ниэрдов, сравнив ее с ними. Приблизив уродство к ним. В обществе она всегда будет занимать нижнюю ступень. От рождения чуть выше изгоев… Мотив?

— У меня были отчеты Аклен’Ил, — продолжал Дес. — Было время, чтобы все изучить до мелочей. И сейчас, без обид, дружище, но меня волнует только один вопрос: твоя человечка невинная жертва или соучастница?

Дыхание перехватило, холодный пот прошиб спину. Я закрыл глаза, опасаясь выдать волнение. Голова закружилась. «Я вру Кейелу каждый день»… О любви ли? Допустим, мой враг ведьма. Мой враг будет искать сокровищницу Энраилл, а кто-то еще путаться под ногами. Кто надоумил Аню с самого начала искать сокровищницу? Они с Елрех всегда были вместе, а фангра слишком умна, чтобы подставляться. Что если она еще умнее, чем кажется? И если Аня все знает, но связана какой-нибудь клятвой? Ее отношение ко мне, реакция на меня… Тот обман не вписывается в картину.

— Кейел, ты хорошо знаешь человечку? — напомнил о себе Дес. — Она бросила ради тебя дворец и правителя, подставилась, отказываясь от награды любовницы и получая клеймо изгоя. Они с фангрой используют тебя? Зачем ты привел их на север?

Я сглотнул, стараясь избавиться от сухости во рту. Если расскажу о нашей ссоре правду, от них, вероятнее всего, быстро избавятся. Без лишних разбирательств и, сомневаюсь, что моя миссия защитит их от казни. Я приоткрыл глаза. Дес, вытянув ноги, сидел на стуле так, словно в удобнейшем кресле. Он согрелся и теперь выглядел спокойным, возвышенным. Этот балкор всегда был таким, даже будучи подростком. В любой обстановке, оставаясь без свидетелей, он расслаблялся и обретал величественный вид, который давался далеко не всем правителям.

— Я устал. Едва ли не заснул под твой бубнеж, Дес. Это не север скучный, а ты стал таким. Прямо постарел. И если Елрех, по глупейшему предположению, ведьма, то Аня точно невинная жертва.

Он молчал какое-то время, а затем тихо протянул, пробудив во мне раздражение к Ане, ее тайнам и непонятности.

— Асфирель — невинный рассвет. Очередное совпадение?

Глава 13. Различие восприятий. Эпизод первый

Аня.

Я проснулась из-за жары — маленький дом очень быстро нагрелся. За окном опустилась темнота, она же заполнила дом, но никто до сих пор не появился на пороге. Пустой желудок пока еще не давал о себе знать, но я очень надеялась, что на ужин без меня не ушли. Перекус во дворце даже не оставил воспоминаний о себе. Я поднялась и, кутаясь в куртку, направилась по нужде во двор. Туалет, такой же, как и на многих дачах нашего мира, находился в конце заднего двора. Пока направлялась к нему, заметила тусклый свет в окне соседнего дома, но не обязательно, что Кейел внутри. Или он не может оставить камин разожженным без присмотра? Когда он ушел от меня? Даже не помню, как заснула…

Не успела вернуться к дому, как из-за угла нарисовался силуэт. Сердце подпрыгнуло в груди прежде, чем лунный свет выхватил черты лица Кейела.

— Проснулась?

— Я думала, вы уже отправились в город, — призналась, обойдя его стороной. Перескочив высокий порог, поспешила в нагретую комнату.

Кейел не отставал.

— Решил не тревожить тебя.

— Ничего не вижу, — пожаловалась, застыв у двери. — Тут есть свечи? Охарс, как понимаю, звать бесполезно.

— Бесполезно. Свечи есть.

Он прошел мимо, обдавая свежестью и прохладой. С шуршанием возился в темноте над камином, а затем засиял первый огонек. Подобие зажигалок с трудом давались мне в освоении. Газа в них, понятное дело, не было, а искры не всегда брали лучину с первого раза. Вскоре в железном блюдце затанцевал огонек, затем во втором — его Кейел перенес на подоконник, распространяя свет. Я потянулась снять куртку, но Кейел остановил:

— Не спеши. Сейчас уже пойдем. — Он присел у камина и кочергой поворошил угли. — Ничего не тлеет — значит, можешь задвинуть заслонку, иначе все тепло быстро вытянется. Не вздумай закрывать ее раньше, чем потухнут даже маленькие угольки. Задохнешься.

— Я знаю, — нахмурилась, перетаптываясь у порога. — В нашем мире тоже были печи и камины. Такие же. А вот свечи… — я присмотрелась к черному сгустку на блюдце, — совсем другие.

Видимо, нормальные свечи, в моем понятии, тут не делают, а слово стало устойчиво ассоциироваться с этой черной штукой. Подкинуть фадрагосцам идею? Но что я могу вспомнить из изготовления свеч, кроме растопленного воска? Вот уж чем никогда не интересовалась…

— Дес пригласил нас на ужин сегодня, но я отказался, — неожиданно произнес Кейел. Ставит в известность так, будто это должно быть важно. — Поэтому на днях мы идем к нему на обед.

— Ладно, — пожала плечами.

Кейел поднялся и, повернувшись ко мне, внимательно осмотрел с ног до головы. Что опять с ним не так?

— Что? — спросила. А вдруг повезет, и он ответит.

— Ничего. Пойдем.

* * *

Несмотря на постоянный холод, мне нравилось на севере. За два дня мы с Елрех и Ив вызнали многое об устройстве огромнейшего города. Казалось, бескрайнего. Соггоры отошли от системы гильдий, направив все в общее русло, но при этом грамотно разделили занятия по расам. Например, северяне умудрились возвести теплицы у южной стены, где предоставили работу приличной части населения: и эльфам, и фанграм, и гелдовам, и людям, и даже балкорам. У них были свои деньги, но никто не отказывался от валюты извне и простейшего бартера. Как выяснилось, дороже всего на севере ценились семена. Их принимали государственные служащие — на местном языке, правительственные распорядители, — чьи конторки можно было найти через каждые двадцать-тридцать домов. Скотину разводили на крупной ферме, расположенной рядом с теплицами. В основном там трудились миролюбивые гелдовы и предприимчивые фангры. Добычу камня, известняка, глины и многого другого вели северо-западнее, в горах. Балкоры, вышедшие из-под гор, прекрасно ориентировались в темноте и чувствовали камень, минералы, подземные воды и пещеры. Олени, впряженные в груженные сани, ежедневно курсировали от гор к обители под охраной выдрессированных волков, грифонов и виксартов с васовергами, чудом выделившихся среди своих и затесавшихся с отличными взглядами на жизнь в многорасовом поселении. Северо-восточная часть города пряталась в густом хвойном лесу. Там же проживала большая часть эльфов и, редких среди изгоев, эльфиоров. Прекрасно чувствуя природу и умеючи получать максимальную выгоду при минимальных потерях, ушастая раса занималась добычей древесины. А в центр обители стремились те, кто любил торговлю и в целом финансовую сферу.

Лето на севере, как выяснилось, было, и мы на него попросту опоздали. Нежаркое, но достаточное, чтобы позволить земле немного отдохнуть от снега. Вот только никто не додумался делить сезоны так, как принято у нас, на Земле. Все сводилось к тому, что иногда Солнце на месяц-полтора жалело проклятую землю — когда у Солнца накапливалось для этой снисходительной жалости силы. А еще верили, что дальше, за Краем, есть монстр иллюзий. Иногда он притворялся Солнцем, которое долгое время не умирало, а иногда разливал изумрудный яд по небу и играл им, стараясь заворожить доверчивых зевак и увести за Край. Я не стремилась разговаривать с северянами о науке, как позволяла себе с ребятами. Уже убедилась, что невозможно всего одной беседой изменить восприятие разумного существа, если его взгляды и убеждения слишком отличаются и формировались с рождения. В каких-то моментах не помогает и десяток бесед. Тут надо быть прирожденным оратором и лидером, быть может, тогда это возымеет эффект. Да и не так уж это, наверное, и нужно, если они и без того считают свою жизнь прекрасной.

Уже на следующий день после нашего прибытия, мы разбежались по своим делам. Казалось бы, в одной команде, пришли вместе и с общей целью, а занятия нашлись совершенно разные. Елрех попросили уделить внимание старшему целителю в районе временного пристанища. Никто не мог знать наверняка, научит ли она его чему-нибудь новому, но надеялись на это. Роми и Ив пригласили в штаб городской защиты. А я с Кейелом отправилась изучать Единство к древнему соггору.

Приставленный ко мне наставник и впрямь выглядел древним. У постаревших соггоров не было морщин на лице, старая кожа просто напоминала шелуху белого лука или чеснока, причем отслаивающуюся. Словно линяющие змеи. Сухие, худые, с сильно заострившимися чертами лица — в общем, пугающие, но при этом с гордой осанкой и все с такими же черными глазами, издали привлекающими внимание. Сочетание белой кожи, седых волос и бездны вместо глаз заставляло ежиться и оглядываться на Кейела всякий раз, как я не понимала строгих требований наставника. Благо Вольный, по непонятной причине, с первого же вечера на севере не отходил от меня ни на шаг, оставляя в одиночестве и без пристального надзора лишь на ночь.

Начало первого занятия казалось скучным и каким-то пустым. Встретивший на пороге богатого каменного дома фангр, в строгой одежде и выглядевший безукоризненно, проводил нас в просторную, бедную комнату. Серые стены, непокрытый ничем дощатый пол, ровный, белый потолок, окна без штор. Мебель была побогаче, но количество поражало и подкидывало мысли о хозяине-скупердяе: удобное кресло у окна, шаткий табурет посреди комнаты и в полутора метрах от него роскошный диван с резьбой на подлокотниках и серебристой вышивкой на синей бархатной обивке. И все поставлено так, чтобы любой сидящий мог видеть остальных.

Наставник не представился, не поздоровался. Просто вошел в комнату, шурша серой рясой, указал мне на табурет, а сам сел на диван. И с ходу стал расспрашивать обо всем: имена — сразу два, да еще и про сокращения, фамилию и отчество не забыл; возраст; навыки; предпочтения в еде, одежде, парнях… Он узнавал подробности о семье, отношениях в ней и моем воспитании. За узким окном солнце двигалось к зениту, а соггор продолжал допрос, пока я не запнулась, услышав внезапное:

— Что вас связывает? — поинтересовался, неотрывно глядя на мое лицо. А может, нет. С такими глазами он мог смотреть куда угодно, а мне оставалось лишь гадать. Тем не менее когда он бросал косой взгляд на Кейела, не двигая при этом головой, я откуда-то понимала это.

— Простите, с кем?

Мог бы выражаться точнее, о ком спрашивает.

— С Вольным.

— Мы друзья, — поспешно ответил Кейел, поскрипев ножками кресла у окна.

— Ты можешь занять ее место, — равнодушно предложил наставник, костлявыми пальцами поправляя складки рясы.

Кейел, тяжело вздыхая, снова поерзал в кресле. Убрал прядь за ухо и исподлобья уставился на меня. Хочет, чтобы я повторила его утверждение? А может, хочет услышать мой ответ.

— Смотри на него, — приказал соггор.

От внезапности такого приказа я наоборот перевела взгляд с Кейела на наставника. Он чуть склонил голову к груди, отчего шелушащаяся кожа замерцала тонкими, едва заметными краями; короткие седые волосы на макушке поймали солнечные лучи. Бледные губы едва пошевелились — тихий, но строгий голос повторил требование:

— Смотри на него.

Нехотя я послушалась. Кейел, судя по замешательству на лице, тоже не понимал, чего от меня хотят.

— А ты на нее, — застыв, словно камень, добавил наставник.

Кейел скрестил руки на груди, расставляя шире ноги, сполз немного ниже в кресле и подчинился. Наши недовольные взгляды встретились, но прежде я изучила Вольного подробнее: поджатые губы, хмурость на изуродованном шрамами лице… Не мне одной не нравится происходящее.

— Ответь, Анна: что тебя связывает с ним?

Родное имя произвело оглушающий эффект. Сердце ухнуло, в груди затаился страх. Так бывает, когда в привычной тишине вдруг раздается громкий звук. Он мог быть ожидаемым, но все равно заставляет съежиться.

— Мы друзья, — негромко заверила.

— Я не разрешал отводить взгляд, и спросил не о вас, а о тебе. Что тебя связывает с Кейелом? Кто ты ему?

«Подруга» — застряло в горле царапая. Я смотрела на Кейела, на его приподнятую бровь и взгляд, выражающий любопытство, и не могла ответить однозначно. Воспоминания вспыхивали, словно отдельные фрагменты на кинопленке. Наши заигрывания, пререкательства, поцелуи, смех, ссоры… Обычное слово «подруга» сейчас перечеркивало многое, но… Я набрала воздуха побольше, чтобы выдавить необходимый ответ.

— Ты долго думаешь. Смотри на него! — соггор повысил голос. И в тишине такой тон звучал угрожающе.

— Да, я… мы…

— Почему медлишь?

— Подождите! — Выпрямила спину, вдыхая глубоко и стараясь успокоиться. — К чему эти вопросы? Какое дело они имеют к Единству? Да, я с Кейелом…

— На сегодня хватит. Кейел, приведи ее завтра в это же время.

Наставник поднялся, пока я хватала воздух ртом, сцепив руки в замок, и сдерживала рвущиеся вопросы.

Весь день прошел в размышлениях и устройстве быта. Я отыскала на кухне веник, тряпки, ведро. К тому времени, как закончила убирать, Кейел вернулся с продуктами. В тавернах можно было досыта наесться, но по карманам в нашей ситуации это било сильно. Неизвестно насколько мы задержимся на севере, все зависело от того, когда соггоры согласятся провести ритуал, и как быстро я совладаю с силой, которая появится после него.

Кейел остановился с сумкой на пороге комнаты. Удерживая ее в расслабленной руке, смотрел, как я ползаю возле двери кухни. Ледяная вода пропитала тряпку, колола и сводила пальцы рук.

— Почему не разулся? — Нахмурилась, усаживаясь на коленях и убирая предплечьем прядь со лба. — И двери закрой, холодом тянет.

— У меня тоже пыльно. — Наглец улыбнулся, опуская сумку на пол, и прикрыл дверь.

— Тебя научить убираться? — вскинула подбородок, с неприкрытым недовольством взирая на его ноги.

Впрочем, просто снег… А если он ходил в центр за продуктами? Или к фермам? Быть может, тут не везде камень под снегом.

Кейел заметил мой взгляд, щелкнул пальцами, привлекая внимание. Придерживая полы куртки, сел на корточки и с очаровательной улыбкой произнес:

— Асфи, у меня к тебе деловое предложение.

Изогнула бровь, намереваясь послать его при первой же просьбе прибрать еще и в его доме. Мне и этот отмывать надоело. Видимо, мои планы хорошо отразились на лице, потому что Кейел пошел обходным путем. И не прогадал…

— На первое время тебе хватит наколотых дров в сарае, а затем надо колоть. К тому же вода тут расходуется сильно, а метель часто заваливает снегом двери.

Я помолчала немного, стараясь не морщиться, а затем выдвинула условия:

— Я готовлю и убираю, а остальное на тебе.

— Идет.

Второе утро встретило далеким кукареканьем и уже привычной прохладой — за ночь дом не успевал остыть. Не знаю, как проектируют камины и печки у нас, но тут нагревалась каменная стенка, разделяющая кухню и комнату. Ночью,поднявшись попить, я едва не обожглась о нее. Со стороны кухни стена была полая, с небольшой железной дверцей. Отверстие было небольшим — примерно, метр в длину и полметра в высоту и ширину. Если к утру каменная поверхность снаружи остывала, то внутри оставался жар, позволяющий приготовить завтрак. Например, яичницу.

За Кейелом пришлось идти и еще долго ждать на крепком морозе, когда он откроет. Сонный, лохматый, растерянный, он стоял на пороге и слегка хмурился, разглядывая меня. Поджимал пальцы босых ног и обнимал себя руками, иногда поглаживая и собирая складки на рукавах просторной рубашки. Еще ни разу не приходилось видеть его таким безмятежным. Возможно, поэтому я застыла, виновато отводя взгляд, чтобы через мгновение вновь с жадностью рассматривать Вольного.

— Засиделись с Десом допоздна, а потом я выпил настойку сон-травы. Хотел отоспаться, — зачем-то оправдался он.

— Прости, — тихо сказала я.

— Ничего. Что-то случилось?

— Нет, просто… — Я отступила, вцепившись в пояс накинутой наспех куртки, и стала мять его. Снег смягчил шаги. — Ничего.

— Говори, — кажется, разволновался Кейел. Потер глаза.

— Завтрак остывает, — выдохнула, опуская голову.

Вместо яичницы могла приготовить что-то более сытное. Он же мужчина. Или вкуснее… Откуда смущение? Не глядя больше на Кейела, поспешила к дому. Во всем виноват соггор. Вчера из-за него я снова вернулась в то время, когда между мной и Кейелом все было замечательно. Из-за дурацких вопросов опять стала сравнивать жизнь на Земле с семьей и возможную жизнь в Фадрагосе с Кейелом. И если бы не факт того, что Вольные долго не живут, я бы рискнула остановить время на том моменте, когда встретила Елрех. Или чуть позже… До нашего с Кейелом первого поцелуя. Вот только бессмысленно.

Через несколько часов мы снова отправимся к наставнику. Оправданное волнение нарастало. Неужели и сегодня он будет допрашивать меня и использовать для усиления эффекта Кейела? А на обед мы всей дружной толпой идем к балкору. Кажется, меня ждет трудный день.

Вопреки моим опасениям, никакого допроса наставник не устраивал. И нас даже не потащили в серую, пустую комнату. Зато отвели в склеп…Точнее, я сомневалась, что это место захоронения, но с виду очень похоже. Небольшая каменная постройка, украшенная резьбой и аккуратной крышей с черепицей, располагалась на заднем дворе богатого дома, в саду с бледными, тощими деревцами. Видимо, они росли даже в вечной мерзлоте, а вместо листьев ветви усыпали длинные колючки и крупные черные ягоды. Какой-то местный вид терновника?

Каменную дверь со множеством рисунков и символов перед нами толкал высокий неприветливый эльфиор. Она зашуршала, загудела, открывая проход во тьму; дневной свет выхватывал лишь верхние ступени лестницы, ведущей вниз. Кейел в два осторожных шага задвинул меня за спину. В его молчаливом жесте я уловила беспокойство и заботу обо мне, но быстро отогнала эту мысль. Или правильней сказать, перестала романтизировать, вспомнив о Единстве. Наставник, одетый в черный меховой плащ, стоял неподвижно, ожидая, когда второй слуга, фангр, спустится первым. Кажется, он разжег настенные факелы — огонек едва замерцал в темноте, где-то очень далеко. Только после этого старый соггор, приподнимая плащ направился вниз. Мы последовали за ним.

Спускались в полумраке, разгоняемом светом факела, долго. С каждым метром воздух становился более спертым, кислым, раздражающим носоглотку. На стенах изморозь истончалась, и все чаще блестели капельки воды. Рисунки углублялись, а духи, до этого времени крепко спящие во мне, пробудились, разволновались, заражая беспокойством и меня тоже.

Внизу нас встретила квадратная комната с двенадцатью колоннами и низкими постаментами между ними. На постаментах чаши блестели медными боками, а в них горел огонь, заставляя тени танцевать и освещая алтарь.

Надеюсь, не жертвенный.

Каменные стены украшал барельеф, и рисунки можно было бы разглядывать вечно, но меня привлекли отполированные полукруглые выступы, на которых стояли сундучки. К одному из них и направлялся наставник, громко приказывая:

— Снимай куртку, разувайся и ложись на алтарь.

— Уже? — невольно вырвался шепот.

— Что с ней будет? — Кейел прошел к алтарю вперед меня, осматривая его так, будто искал ловушку.

— С ней все будет хорошо, — открывая сундук, ответил соггор.

И даже если бы я видела не его спину, а глаза, все равно бы не поверила. А как можно верить черноте?

Фангр безмолвно забрал мою куртку и дождался, когда я разуюсь. На удивление, ступни коснулись теплого камня, но воздух из-за сырости все равно казался холодным.

Алтарь. Если бы не спокойствие Кейела, стоящего рядом, я бы приближалась к этому жертвеннику менее смелее. Когда легла, долго мучилась с руками, упрямо не желая складывать их на груди, но именно это отчего-то казалось удобнее всего. Вытянула руки по швам и стала разглядывать высокий, с влажными разводами потолок. Странно, что в его глубоких узорах не поселилась черная плесень.

Соггор подошел ко мне, удерживая в руках толстую ветку. Обычная ветка, очищенная от коры, и на конце похожа на куриную лапку.

— Будь бережна с ней, — мягко попросил наставник, но я прямо кожей ощутила угрозу.

Поняла: вредить этой палке смертельно опасно…

Наставник повернулся к Кейелу и оглушил тихим указанием:

— А ты сходи попей чаю. Аргонв приготовил изумительный пирог.

Вольный обомлел. Через секундное замешательство усмехнулся, опуская голову.

— Нет, — покачал ею, — я не оставлю Асфирель одну.

— Ей ничего не угрожает.

— Тогда почему меня прогоняете?

— Она не откроется при тебе.

— Что это значит? — Кейел вперился в наставника пытливым взглядом.

Я приподнялась на локтях и затаила дыхание. Соггор улыбнулся.

— Кейел, оставь нас. Не уйдешь ты, я заставлю уйти вас обоих.

— Я спасаю Фадрагос, — с угрозой в голосе напомнил Вольный.

Черные глаза теперь смотрели на меня, а голос наставника напитался ехидцей:

— Необычный метод. Я более чем уверен, что мир можно спасти разными способами, и для этого не обязательно спасать девушку, рождающую в тебе сомнения по отношению к миссии. Не так ли?

Кейел шумно дышал и молчал, а я ждала его решения. Когда он взбегал по лестнице, меня разрывали противоречия. Это правильно, что Вольный прежде всего оберегает свой мир. Зато после его выбора затылок с легкостью коснулся твердой поверхности, а с души словно камень упал.

Все это правильно.

— Прижми ветку к груди, — со спокойствием произнес наставник. — Она несет в себе воспоминания древних. Закрой глаза.

Ладони сжали гладкую поверхность, веки опустились.

— Асфирель, ты можешь доверять мне.

Невольно фыркнула — надеюсь, соггор не услышал.

Он, встав у меня в изголовье, продолжил:

— Сердце времени — непростой артефакт. — Мое сердце ухнуло, мерзкая дрожь прокатилась от кончиков пальцев на ногах до затылка, липкий озноб охватил его, чуть потянул за волосы. Наставник коснулся холодными пальцами висков. — Тише, дитя, расслабься. Я стар, многое знаю и у меня огромная библиотека. Я догадался, но это твое дело. Ты утаиваешь о нем, значит, и я никому не расскажу. У нас с тобой много работы, и она сложная. Если нет доверия, любой труд растягивается.

— Вы ошибаетесь, я не… Как? — голос дрогнул. — Вчера на допросе?

— Допрос? Звучит неуместно. Тебе нравится говорить о доме, вспоминать о семье. Ты сильно привязана к ним, с твоим воспитанием это не удивительно. Ты любишь Кейела. Поэтому намеренно отдаляешь его? Или есть другие причины?

— А может, о вас? Не у всех соггоров отбирают имена. Оно у вас есть, наставник?

Круговые движения пальцев на висках начали приносить удовольствие.

— Я бывший правитель. В какой-то момент у меня иссякли идеи, а рвение ослабло. С возрастом появились желания остановить время, сохранить молодость, родных, друзей. Мое «я» возродилось, и я уступил место другому. Такое случается нередко, но в любом случае имена не возвращают. Еще поговорим обо мне, или лучше вернемся к беседе о тебе и Кейеле? — Его пальцы переместились к затылку и шее. — Если нужно пролить слезы, я готов утешить. Но только сегодня. Завтра мы приступим к обучению, и никакое стеснение и недомолвки не должны мешать.

Похоже на сеанс психотерапевта… Однако с таким массажем я согласна была говорить по душам вечно.

— Я ищу Сердце времени, и несмотря на это, вы готовы обучать меня?

— Что тебя удивляет? Изменится твоя судьба, а судьба остальных сложится так, как если бы тебя в их жизни никогда не было. — И с усмешкой спросил: — Извини за грубость, но что я потеряю?

Я тоже усмехнулась, а он продолжил:

— Я слишком стар, чтобы беспокоиться о последних годах своей жизни, но другим и вправду лучше не знать о твоих намерениях. Они могут отказаться рисковать. Как знать, насколько твое появление в Фадрагосе отразилось на их судьбах. Например, Вольному. Или его покровителю.

— Духу?

— Разве от духов можно что-то скрыть?

— Не знаю.

— И я не слышал, — хмыкнул наставник. Его голос и мягкая интонация постепенно обволакивали слух, рассеивали напряжение. — Я говорил про городского защитника.

— Десиена? Он опасен?

Можно было бы поделиться своими наблюдениями, рассказать о мнении Вольного, но такое доверие слишком поспешное. И стоит ли делиться тайнами Вольного с другими, если они никак не связаны со мной? Наверное, о них лучше никому не говорить.

— Как и многие другие, — ответил соггор. — У него много секретов.

— И вы о них знаете.

— Как и о твоих. И как и о твоих секретах, я не расскажу никому о его. Ты заблудилась в поисках дома, а он давно блуждает во власти, путая вседозволенность со свободой.

— Он жестокий? — Кейел дружит с маньяком?

«— У тебя нет друзей.

— И никогда не будет.»

— Как и многие другие, — произнес наставник, не позволяя мысли сформироваться из кусочка воспоминания. У Кейела нет друзей… — Но у него своя правда, и ты ее не поймешь. Он хочет только лучшего для своего народа, и ему не стоит знать, что ты ищешь. Держись от него подальше. К тому же ты можешь изменить свое решение, и тогда будет лучше для всех, если Единство будет жить, а не работать по твоему требованию. Могущество — это ответственность…

Довериться изначально было трудно: на первые вопросы я отвечала вопросами и осторожничала, но с каждым словом становилось проще. Кончики пальцев онемели от холода, а я стала шмыгать носом, но все еще лежала неподвижно на алтаре. Духи во мне быстро успокоились и будто бы собрались в груди, поближе к ветке, которую я прижимала к себе. Но к концу встречи, когда соггор массировал запястье, они наслаждались прикосновениями вместе со мной. Откуда-то я это знала. Ощущала их как-то иначе, словно изнутри.

Фангр принес куртку и сапоги сразу же, как только наставник позвал его. По лестнице я взбегала не уставшей, а бодрой. Может, обед у Десиена тоже приятно удивит? Но лучше бы, как посоветовал наставник, держаться от городского защитника подальше.

Десиен жил напротив штаба городской защиты. С виду дом был скромным и вписывался в ряд других домов, близко прилегающих друг к другу: двухэтажный, с аккуратной каменной кладкой, покатой крышей, маленьким балкончиком на втором этаже и узким крыльцом, выходящим прямо на шумную улицу. Кейел взбежал по лестнице первым, подергал за веревочку с синей метелкой на конце — за белой дверью раздался мелодичный перезвон. Мы с Елрех остановились на ступенях, оглядываясь на многочисленных прохожих. Она переминалась с ноги на ногу, постукивая низкими каблуками по шлифованному камню, — опять неудобно чувствует себя в теплом платье, — а я злилась, что ради какого-то обеда, на который никто из нас не горел желанием идти, пришлось потратить приличную сумму. Скорее всего, эти нарядные платья, теплые сапожки и меховые плащи мы наденем лишь один раз, именно в этот визит.

— Надо улыбаться, невежливая Асфи, — судя по натянутой улыбке и нервным мельтешением рук под плащом, Елрех сказала это больше для себя. Ей явно с каждым днем становилось неуютнее на севере, без духов и с чужими законами.

Дверь открыл эльф в невзрачном темном костюме, но рядом с ним нас встречал и сам хозяин. Сегодня Десиен выглядел иначе, но белая рубашка визуально не уменьшала его бледности. Он пригладил зачесанные назад волосы и радушно улыбнулся, выставляя зубы напоказ. Желтые глаза сияли от неподдельной радости.

— Ваши друзья уже пришли и успели заскучать.

Заскучать? Вот это звучало неправдоподобно. За Ив я беспокоилась. Ей ведь приходится еще и работать в компании балкора, а увидеться с ней толком не получалось. Я даже к Феррари за эти дни не заскочила, а надо бы посмотреть, в каких условиях ее разместили.

В уютной бежево-красной прихожей витали ароматы еды и окутывало тепло. Эльф помог нам снять верхнюю одежду, попутно сообщил о комнатах, которые могут нам понадобиться, а заодно пожелал приятного времяпровождения. Он был удивительно милым, несмотря на то, что прислуживает балкору.

Ив с Роми находились в гостиной: сидели на диванчиках, допивали чай и о чем-то тихо перешептывались. Когда мы вошли, Роми натянуто улыбнулся, а Ив, бросив колкий взгляд на Десиена, вздернула подбородок и отвернулась к окну. Вот на ней светлое платье с расшитым золотистыми нитками воротником и широким такого же цвета поясом смотрелось восхитительно. Я неловко одернула бордовый подол и украдкой глянула на Елрех. Не надо было брать синее платье… Не под ее цвет кожи. И ведь на Земле я умудрялась одеваться со вкусом, а иногда Светка тащила меня по магазинам, чтобы ориентироваться на мою реакцию. Когда в последний раз я оценивала шмотки по красоте? И эти платья мы брали только потому, что размер отыскался подходящий, они были теплыми, а еще самыми дешевыми… Впрочем, почему нам должно быть стыдно, если Десиену известно наше положение дел? И впрямь о глупостях думаю.

Нас пригласили в столовую, и в коридоре я немного отстала от громкоговорящего хозяина и его верного слушателя — Вольного. Елрех с пониманием втесалась между ними и замыкающей троицей. Как я понимала, путь ждал совсем короткий, поэтому без церемоний поравнялась с Роми и Ив, вклинилась между ними и в лоб спросила:

— Все в порядке?

— Нет. — Ив дернула ушами, сжимая в кулаке подол. Тряхнула головой, и пару локонов из сложной косы выпали на плечи. Синие глаза прожигали спину балкора. — Он издевается надо мной, цепляется к мелочам и провоцирует на ссоры. И ему совершенно неинтересна работа над ведьмой.

Я скривилась. Может, это Ив чересчур требовательна? Она и к Аклен’Ил предъявляла схожие претензии. Сказать ничего не успела, потому что Роми остановился у лестницы, ведущей вверх, ухватился за перила и на полшага отступил, пропуская нас с Ив вперед. Но выловил момент, склонился к моему плечу, обдавая тонким, приятным ароматом, и прошептал:

— Ив не врет. Во дворце она немного преувеличила, но с балкором явно что-то не так.

Я не могла задержаться возле него дольше, поэтому кратко бросила:

— Обсудим вечером.

Он кивнул и вперился внимательным взором в затылок Елрех — уголки его губ дрогнули, а глаза засияли восторгом.

Столовую теплых оттенков заливал солнечный свет, проникающий через большие окна. Зеленая мебель немного разбавляла желтизну. На столе, застланном белоснежной скатертью, стояли пустые тарелки, стаканы. Нас рассадили по каким-то неизвестным нам правилам: во главе стола, конечно же, оказался Десиен; напротив него, как почетного гостя, усадили заметно обеспокоенного Кейела; мне досталось место по левую руку от балкора; по правую — раздраженная Ив; рядом с ней расположили Елрех, а вот Роми оказался рядом со мной. Я бы поверила, что это чистая случайность, но слуги с извиняющейся улыбкой буквально указали нам на стулья. Однако вскоре миролюбивая беседа на отстраненные темы немного приструнила тревогу. Слуги подавали блюда постепенно, наполняли бокалы вином или соком стабильно, не позволяя донышку показаться. Десиен проявлял изумительную галантность ко всем, пожалуй, кроме Ив.

Не то, чтобы он к ней в открытую цеплялся, но едва заметно насмехался, чем весьма нервировал. Видимо, этикет на севере чем-то да отличался. Вот только мы все придерживались такого, какому научились во дворце региона Цветущего плато, а Кейел и вовсе пренебрегал всякими правилами приличия, предпочитая удобства, но надменная усмешка появлялась на бледном лице желтоглазого только при косых взглядах на Ив. И с каждым таким проявлением высокомерия Ив сжимала вилку и нож крепче, они все чаще скрипели по тарелкам громче.

— Асфирель, как твое изучение Единства? Наставник понравился? — обратился ко мне Десиен, приподнимая бокал с красным вином. — Мы с ним очень близко знакомы.

Последняя фраза прозвучала с нажимом, а в глазах балкора веселье на мгновение сменилось гневом. Или показалось? Я отложила вилку. Запив соком рагу, промокнула губы салфеткой и произнесла:

— Понравился. А к занятиям мы еще толком не приступили.

Все еще удерживая бокал, он склонил голову к плечу и полюбопытствовал:

— Прошло две встречи. Чем же вы занимались?

Тебя обсуждали… Я закусила язык, не позволяя высказыванию сорваться. Кейел опередил меня с ответом:

— Уверен, наставнику лучше знать, как настроить Единство правильно.

— Я тоже когда-то интересовался Единством, — быстро проговорил Десиен, отставляя бокал. Наконец-то он отвел цепкий взор, позволяя облегченно выдохнуть. Но ненадолго… — Читал, что нужно полностью довериться тому, кто помогает тебе наладить баланс. Никаких секретов, недомолвок… Наверное, лучше тебе работать с Асфирель под руководством наставника. — Указал вилкой на Кейела. — Так точно будет быстрее. — Я замерла, едва не подавившись воздухом, а он опять повернулся ко мне. — Или ты уже успела довериться старику?

— Забавные балкоры, — протянула Елрех, вмешиваясь в беседу. — Вам, городской защитник, так хочется выпроводить нас с севера побыстрее? Что плохого в том, чтобы невнимательную Асфи обучал знающий наставник, пусть и подольше?

Обожаю ее! Перехватив ее заботливый взгляд, я легонько улыбнулась.

— Елрех, в тебе явно больше от шан’ниэрдов, — не замедлил с ответом Десиен. — Кто наградил белыми волосами: мама или папа?

Воцарилась напряженная тишина, Ив стала жевать медленней, а Роми крутанул нож в руке — очень быстро, но я успела заметить. Елрех удерживала улыбку пару секунд, а затем, проигнорировав балкора, вернулась к еде, с усердием отрезая кусочек мяса.

— Видимо, я затронул что-то обидное. Прошу прощения.

Урод! И пусть выглядел он озадаченным и виновато опускал взгляд, якобы ляпнул ерунду не подумав, я ему не поверила. Прав был наставник насчет него — жестокий тип.

— Может, вы расскажете о ведьме? — поинтересовалась я. Сейчас еще окажется, что и Ив права. Тогда что этот тип забыл на должности городского защитника?

— А тебе это в самом деле интересно? Только не говорите, что все одержимы ее поимкой. Кейел, тебе вот Фадрагос спасать надо, миссию выполнять, а не за ведьмой охотиться.

— А вам не интересно? — настаивала я, сжимая вилку и нож крепче.

— Очень интересно. Настолько, что я готов нанять тебя.

От такого поворота я немного опешила.

— Что?

— Наставник успел заполучить твое доверие?

— К чему ты клонишь? — Кейел даже локтями на стол навалился, внимательно вглядываясь в черты лица друга. Или недруга… Поди разберись в отношении Вольных к окружающим.

Свет с окон падал на его шрамы, тень от прядей накрывала глаза, но не могла спрятать острый взор. Кейел как-то уж слишком сильно насторожился. Мы серьезно напали на след ведьмы?

Наставник?..

Я резко повернула голову к балкору, ожидая продолжения разговора. За столом никто не двигался, казалось даже, не дышал. Спустя долгие секунды непрерывного зрительного контакта с Вольным Десиен наконец отмер. Бегло оценив обстановку за столом, улыбнулся мне.

— Я не утверждаю, что он обладает ведьмовскими силами, — произнес, постукивая пальцами по столу, — но вероятность высока. Он долгое время занимал пост верховного наставника, а после изучения определенных… — Пожевал губами, рассматривая потолок, а затем с важностью откинулся на спинку стула и продолжил: — После изучения некоторого раздела в закрытой библиотеке на несколько месяцев впал в уныние. У него появились сожаления об утраченном, очнулся эгоизм.

— И он добровольно оставил пост, — пробормотала Ив, стискивая салфетку в кулаке и уставившись на кувшин с вином.

— Но у него осталось множество привилегий, — довольно подхватил Десиен, приподнимая бокал. — Но уличить его мне ни в чем не удалось, поэтому утверждать, что он приводит в Фадрагос Повелителей, нельзя.

— И где бы хитрый наставник проводил ритуал? — засомневалась Елрех, потеряв интерес к мясу.

— В склепе, — ответила я, тоже откладывая столовые приборы, но быстро исправилась: — У него прямо за домом глубокий подвал со всякими древними штуковинами.

— И ты хочешь, чтобы Асфирель раздобыла доказательства? — заинтересовался Роми.

— А ты смекалистый! — Десиен широко улыбнулся.

И только Кейел сверлил его пристальным взглядом, будто винил в чем-то. Почему не воодушевился с остальными? Он же сам говорил: вероятность высока, что ведьма и есть его враг. Или все не так просто, потому что согласно установкам духов, чем-то похожим на пророчество, он должен отыскать сокровищницу? Или нет… Как там звучало? Его враг будет искать сокровищницу Энраилл, именно поэтому Кейел надеется найти ее первым. А если найдет врага раньше, то потеряет к сокровищнице интерес. Смогу ли я без него найти ее? И наставник… Он знает, что я ищу, что мне нужен артефакт. Он помогает. Не потому ли, что ему самому нужно отыскать ее? Воспользовался мною и ритуалом. А почему нет? Наставник — ведьма? Ведьмак, колдун… Впрочем, без разницы.

Я посмотрела на Елрех; она украдкой наблюдала за Кейелом, поглаживая ноготком ободок тарелки. Наверное, ее мысли недалеко ушли от моих. Кейелу нельзя найти врага раньше, чем мы отыщем сокровищницу, или хотя бы нападем на ее след. Сначала я должна пройти ритуал, а потом будь что будет.

— И что мне нужно делать? Как вам помочь?

— Прежде всего можно на «ты», — мягко предложил балкор, и я кивнула, — а детали лучше обсудить за чаепитием.

От десерта дружно отказались, поспешив избавиться от слуг. Чай нам подали в дальнюю гостиную голубых тонов. Мы расселись на диванчиках, в нетерпении поглядывая на балкора, в полтона обсуждающего что-то со служанкой. Когда эльфийка кивнула и ушла, Десиен закрыл дверь и поспешил к роскошному креслу, стоящему чуть поодаль от диванов. Чашка с чаем помещалась на широких подлокотниках. Десиен с важностью расселся в нем, что при его габаритах выглядело несколько комично, и широко улыбнулся, обводя нас горящим взором. Хлопнул в ладоши, сцепил руки в замок, лишь на секунду задержал взгляд на Кейеле, а затем уставился на меня.

— Асфирель, ты веришь, что наставник может быть колдуном?

К чему такой странный вопрос? Я нахмурилась, вжимаясь в угол дивана сильнее и складывая руки на коленях.

— Да, — пожала плечами. — А почему нет? Он… — Нельзя говорить, что он знает о моих секретах. Мои подозрения строятся на том, о чем никому, кроме Елрех, знать нельзя. — Он такой же подозреваемый, как и многие другие.

Десиен кивнул, а Кейел, сидящий рядом со мной, шумно выдохнул и отвернулся к окну. Роми тихо хмыкнул, наблюдая за Вольным, что не ускользнуло ни от кого из присутствующих. Кейел облокотился на деревянный подлокотник и с вызовом спросил у Роми:

— Что?

— Ты подозрительно себя ведешь, — заметила Елрех, принюхиваясь к чаю. — И чай с ароматом… Не могу понять, что в нем.

— Я не отравил вас, — заверил балкор, с выраженным удовольствием наблюдая за нами. — У вас не растет это трава. Ее измельченный корень успокаивает, расслабляет и немного притупляет. Мне показалось, что спокойствие не будет лишним.

— Почему ты злишься? — Елрех вернулась к допросу Кейела.

Ив поспешно отставила чашку и закинула ногу на ногу. Балкор не замедлил хохотнуть, а затем серьезно произнес:

— Лучше вернемся к разговору важнее, а потом выясните отношения. Без меня. Асфирель, ты должна довериться наставнику. Пусть подготавливает тебя к ритуалу. Попробуй поговорить с ним о ведьме, но старайся не упоминать обо мне. Все, что ты услышишь от старика, может настроить тебя против меня.

Духи Фадрагоса, что тут происходит? Наставник говорил, чтобы я не подпускала к себе Десиена. Кому верить-то?

Никому… Тут можно верить только Елрех.

В общем задания как такового для меня не было — просто присматриваться к наставнику, к его окружению, к алтарю и священному залу, а затем обо всем странном докладывать городскому защитнику. Пары глотков чая хватило, чтобы даже Кейел расслабился и к концу беседы не сверлил злобным взглядом то меня, то балкора. Не забыть бы выяснить, что с ним происходило.

— Почему бы просто не допросить его? — поинтересовалась Ив, все еще удивленная сегодняшним открытием. — Мы можем взять его кровь и найти в знаке, как делали это с Асфирель.

— До чего же злобная эльфийка, — с укором произнес Десиен, постукивая пальцем по подлокотнику. — Ты можешь напрасно обидеть соггора! Его кровь, как и еще пятерых правителей, была найдена в первых знаках, тех, что появились у нас. А вот у вас ее уже не нашли. Или вы проявляете халатность к ситуации, или нас всех изящно водят за нос.

— Халатность? — Румянец вспыхнул на щеках Ив.

Эта тема для нее слишком болезненная. Вот именно Ивеллин и нельзя обвинить в небрежности и лентяйстве относительно этого дела. Я хотела заступиться, Елрех нахмурилась и открыла было рот, но балкор опередил нас:

— Ивеллин, прости меня, пожалуйста, — тихо попросил, изумляя нас. Однако быстро все испортил: — Ты просто ведешь себя, как стерва. Еще в город войти не успела, а вела себя так, будто я тебе что-то должен.

— Ну знаешь… — Она подобралась, сжала кулаки.

— Вот и сейчас. Я же попросил прощения, а ты обижаешься еще сильнее. Так ты меня простишь?

— Простить? — Ее уши покраснели.

Кажется, назревает скандал…

— Дес, ты перегибаешь, — осторожно заметил Роми.

Дес? Мне казалось, что Роми тоже недружелюбно настроен к балкору. Или рогатый ведет свою игру?

— Я всего лишь попробовал с ней помириться, — развел Десиен руками, с осуждением глядя на Ив.

— Ты меня оскорбил, жалкий… — Ив сжала губы и зажмурилась, глубоко вдыхая.

Надо что-то делать. Я посмотрела на Кейела; он развалился на диване и безразлично наблюдал за нами, будто происходящее мало его заботило. Елрех, выпрямив спину, смотрела на Десиена удивленно, будто не ожидала от него такого поведения. Или что она в нем рассмотрела? Роми хоть и вступился за Ив, явно больше лезть был не намерен — облокотился на колени и следил за развитием событий.

Я не нашла ничего лучше, как высказать свое впечатление:

— Ив, не обращай на городского защитника внимания, ты ему просто нравишься, но он понимает, что с твоим отношением к балкорам, ему ничего не светит. — Вжала голову в плечи, чуть скривилась, опасаясь смотреть на Десиена, но все же в полной тишине завершила: — Вот он и бесится.

В широко раскрытых глазах Ив прояснения не наблюдалось; она хлопала ресницами, напоминая наивную девочку. Елрех, наконец-то, перестала разглядывать балкора и кивнула, но прежде чем подтвердила мою теорию — а она точно собиралась это сделать, — Десиен расхохотался.

Вполне оправданная реакция скрывать за насмешкой чувства. Просто мне казалось, что так поступают подростки, опасающиеся получить отказ от девушки, которая им нравится. Может, я просто недостаточно хорошо знаю мужчин.

Десиен отсмеялся, отпил чая и заявил:

— У меня есть невеста, и она самая красивая эльфийка, которую я когда-либо видел.

— Ты не говорил, — заинтересовался Кейел.

Все же я плохо знаю мужчин. Пока Ив балансировала на грани, нервничала, ему было все равно, судя по виду, скучно, а как на горизонте замаячила чья-то невеста, он очнулся. Ему-то какое дело?

— Я думал, что тебя не цепляют любовные истории, — улыбнулся Десиен.

— И она тоже терпит издевательства? — не сдержалась Ив.

— О каких издевательствах ты говоришь? — вполне натурально опешил Десиен.

— Ты словно помешался на эльфах, забавный балкор.

— Это они ко мне тянутся, — отмахнулся он. — К тому же у каждого могут быть свои слабости. И я бы никогда не стал издеваться над кем-либо. Тем более над эльфами.

Он придуривается или всерьез считает свои высказывания безобидными? Путает вседозволенность со свободой… Возможно, это имел ввиду наставник.

Глава 14. Различие восприятий. Эпизод второй

Кейел.

Небо потяжелело, готовясь пролить замерзшие слезы. До сих пор фадрагосцы не пришли к единому мнению, почему на севере оно тоже плачет. Солнце холодно относится к проклятым землям. Почему же от него приходится уберегать землю?

Кто-то настаивал, что снег — не слезы неба, а самое что ни на есть часть проклятия. Что снегом мир отмечает проклятые земли. Кто-то утверждал, что снег и дождь одно и то же. Приверженцы этой идеи считали, что Солнце настолько ненавидит проклятые земли, что иногда небо заранее, на периоды вперед, укрывает территорию холодной защитой. Были и есть многие другие молодые мудрецы, чьи идеи вспыхивали, но быстро гасли, забывались, не отыскав твердую основу, чтобы устоять под опровержениями.

Для Вольных нет разницы, что любит Солнце, а что ненавидит. Для нормальных Вольных…

Я сжал кулаки, опираясь ими на подоконник. На стекле, в свободном от ледяных узоров участке, просматривалась колея, ведущая к нашим домам. Ветер бушевал, стараясь сорвать красную ленту, привязанную к калитке соседнего дома, — простейший способ, чтобы даже глухой мог понять есть на улице ветер или нет. В домах побогаче во дворах сооружают высокие перекладины, а на них вешают яркие грузы разной тяжести: от желтого к черному. Если когда-нибудь ветер поднимет черный груз, значит, жителям не помогут и крепкие стены. В сильнейшие метели только красный колышется. Но мое внимание привлекала совсем не лента.

— Что ты высматриваешь, Дес? — прошептал я.

Темная фигура куталась в меховой плащ, перетаптываясь напротив дома, в котором поселилась Аня. Балкоров часто сравнивали с крысами, и не только из-за остролицей внешности и превосходного обоняния. Когда я искал последнего наставника, то знал: мне нужен лицемер и лжец. Желательно самый опытный. Алурей направлял, подсказывал и привел меня на порог к богатому дому. Старшим в семье был благовоспитанный соггор, вдовец. Он был слишком занят работой, чтобы следить за взрослением сына, а тот и сам стремительно достигал успехов, лишь ему известными путями. Его мать, чистокровная балкорша, не пережила роды. Слишком слабая раса. Многие женщины не могут даже выносить ребенка от другой расы, но каждый раз, одержимые любовью, все равно рискуют. Алурей, странствующий в моем сердце, указал на Десиена. Тогда он только помогал городскому защитнику, готовясь занять его место; отец гордился сыном. Расстроился бы тот восторженный парень, кем был Дес, если бы я прямо заявил, что собираюсь стать лучше опытного лжеца? Хитрее. Я ведь в самом деле хотел, но, видимо, не смог.

Заметив, что Дес направился к моему дому, поспешил открыть ему. В тесной прихожей холод мгновенно проник под одежду, ледяной пол укусил морозом за ноги. Ветер ворвался в дверной проем, неприятно погладил лицо, потрепал рубаху. На улице опускались сумерки, начиналась метель.

— Ждал меня? — переступив порог и отряхиваясь от снега, жизнерадостно спросил Дес.

— Знал, что ты придешь.

— Но согласись, я все же непредсказуем.

— Ты мог предупредить меня. — Пусть знает, что я недоволен.

Он поежился и проскочил мимо меня в комнату, извиняющееся проговаривая:

— Буду откровенным, спонтанно все вышло. Но также буду честным: идея зрела давно.

Стравить Елрех и Аню с наставником? Не может быть, чтобы ты подозревал всех подряд, но уточнить лишним не будет:

— Ты ведь знаешь, что наставник не колдун.

Он бросил плащ на комод и завертелся посреди комнаты.

— А вот это ты зря, — протянул, показывая темную бутылку. — У меня есть бутылочка крепленного. Двойной перегонки. Где кружки?

— Это лишнее, — я поморщился, но указал на кухню. — Что с наставником? Ты его подозреваешь?

— Ладно, — пожал Дес плечами, — я и один могу.

Будет много пить, общество откажется от него… Неизменное правило для всех регионов и земель. Он исчез на кухне, и вскоре оттуда донесся звон стекла и громкий голос:

— Подозреваю его давно. Он изучал сокровищницу Энраилл, после чего увлекся войной Предков. Мы с ним в какой-то момент часто пересекались, общались тесно. Он очень умный, у него все еще большая часть оберегов и амулетов. Он часто помогает правителям. Ему не столько доверяют, как заменить пока никем не могут. — Дес вернулся в комнату и направился к креслу. — Не выросли еще достойные кандидаты, и он об этом знает. И его желание держаться от всего в стороне мне не нравится. А еще у него есть свои счета с нынешним верховным защитником.

— Какие? — спросил я, подкидывая дрова в камин. Месть — частая причина разрушений.

Дес налил себе выпивку, поставил бутылку на пол и с удобством расселся в кресле. Закинул ногу на ногу, пригубил напиток и, глядя на огонь, ответил:

— Дочь у него против его же воли вышла замуж за верховного защитника. Представляешь: ты отказываешься от всего, что тебе дорого, а спустя десятки лет что-то в твоей голове щелкает, и ты хочешь вернуть утраченное. Хочешь нормальную семью. Эгоизм в принципе здравая вещь, но ведь не все так считают. Идиоты, — пробормотал и втянул аромат крепленного вина. — Вот и его супруга отойти от дел не захотела. Это же какой эгоизм, какой стыд… И ей предложили место в помощницах верховных жен. Вернемся к нашим представлениям: вот у тебя остается только дочь — милая юная Сивалла. Но вскоре она заявляет, что хочет отказаться от всего, ради любви и общества. Он был против. О, как же он был против! — Округлил глаза и снова поежился. — Я думал, что стены замка не выдержат его гнева.

Я присел на край кровати, тихо договорив за Деса:

— Но Сивалла все равно ушла из дома.

Он кивнул, мгновенно продолжая:

— И вышла замуж за моего начальника. Боялся ли я за верховного защитника? Конечно! — воскликнул, втягивая голову в плечи. — Я даже несколько раз пробирался к бывшему правителю в священный зал, чтобы убедиться, что ничего противозаконного он там не вытворяет. А потом и в его дом тоже. Кстати, — глядя в пол, приподнял руку с кружкой, — он меня поймал с поличным, но это другая история. Не слишком приятная, поэтому только возможно, что когда-нибудь я тебе ее расскажу. Возможно. — Посмотрел на меня и тише произнес: — А за начальника до сих пор беспокоюсь. Кто еще будет платить мне столько, сколько платит он?

Я улыбнулся, облокотившись на колени, и сказал:

— Ты ошибся.

— В чем? — насторожился Дес.

— Ты хотел сказать: терпеть тебя столько, сколько терпит он.

Громкий смех наполнил комнату, а моя улыбка стала шире. Дес из тех существ, с кем я бы проводил много времени, будь у меня другая жизнь. Я понял это только тогда, когда вернулся на север. И, быть может, отчасти благодаря Ане.

— А у вас с Аней хорошее чувство юмора, — будто прочел мои мысли, заметил он.

В груди на миг похолодело — вспомнился сегодняшний обед и интерес Деса к девочке.

— Зачем ты втягиваешь ее в это? — холодно спросил я, сцепив руки в замок. — Допустим, ты прав: ведьма никак не касается меня и моей миссии. Тогда зачем тебе Аня?

— Я хочу спасти свой народ.

— Спасай, но не втягивай ее.

— Кейел, Кейел, — покачал он головой. — Все очень просто, Вольный, но ты ослеплен беспокойством о ней, вот и не видишь очевидного. Если она в самом деле допускает мысль, что наставник может быть ведьмой, то у нее не получится работать с ним. Тогда ты можешь снова доверять ей.

Я нехотя кивнул. Понял его задумку еще за обеденным столом, поэтому предпочитал не вмешиваться. Если Елрех ведьма, и Аня с ней заодно, то никакие сомнения насчет чистоты наставника у девочки не возникнут. Если же она ничего не знает о ведьме, то между ней и наставником точно не появится доверия.

— Женщины… — задумчиво протянул Дес, нарушая короткое молчание. — Они часто упускают мелочи, но при этом совсем не глупые. Ты знал, что за ними больший процент несправедливого суда? — вопросительно взглянул на меня, но ответа даже не ждал. Снова уставившись на огонь, вытянул ноги и продолжил: — Руки у них выпачканы в крови меньше, а вот вины на их плечах больше. Изощренные, сложные, жестокие… Коварные.

— Иногда милые.

— Тебе и правда такие встречались? — усмехнулся он. — От таких лучше беги. И никогда не смей мешать такой женщине, Кейел. Она даже к оружию не прикоснется. Там немного пофлиртует, тут глазками постреляет, а повсюду по паре слов невзначай уронит — и вот уже один идиот бежит убивать другого. И ради чего? А на суде в глазах такой женщины будут стоять слезы, и она будет отчаянно сожалеть, что ее неправильно поняли, и винить во всем мужчин. Никогда не мешай милым женщинам, — повторил, тяжело вздыхая. — Лучше пройди мимо. Хотя это тоже не гарантирует, что тебя ни в чем не обвинят, ты все-таки мимо прошел. Милые создания…

Я опустил голову, думая об Ане. Она бывает милой, но не боится брать в руки оружие. Сомневаюсь, что она потянула бы серьезные интриги.

На стенах под треск огня плясали тени, рыжие всполохи отражались в маленьком окне, заставляли мерцать ледяные узоры. В полной тишине мои слова прозвучали отчетливо:

— Если Аня пострадает в твоих играх, я убью тебя. — И будто дышать стало легче. Я точно сделаю это: убью любого, кто будет угрожать ей.

— Уф, — прозвучало равнодушно, что только усиливало молчаливое насмехательство.

Я поднял голову; Дес сделал пару ленивых глотков, а затем, покачивая в руке кружку, улыбнулся мне.

— Она рисковала тобой из-за реки Истины, бросала ради другого, а потом вернулась и… как я понял, опять бросила. Ты ведь ей пока наверняка и доверять не можешь. Вольный, — медленно протянул, — так любить, как ты, не каждый сумеет. Она хотя бы знает о твоих чувствах?

Я сглотнул, постарался унять легкую дрожь. Снова посмотрел на окно, не желая выдать взбушевавшихся эмоций. Я люблю ее. Я точно люблю ее.

Не думай о ней. Не сейчас.

Зажмурился, прогоняя мысли о ней, но Дес не позволял забыть.

— А если бы спасение мира зависело от смерти Ани, ты бы убил ее? — вопрос показался риторическим, поэтому я не стал отвечать. Дес поерзал в кресле и продолжил: — Или позволил бы миру погибнуть вместе с ней? Мне просто интересно.

Могу ли я представить, что она умрет? Могу, но боюсь.

— Я не знаю, Дес, — неожиданно для самого себя признался.

Наверное, мне просто снова нужен наставник. Нужен тот, кто объяснит, что происходит. Скажет, как будет правильно поступить.

— Не забывайся, Кейел, — так же тихо произнес Дес, — тебя выбрали духи для защиты Фадрагоса, а для защиты населения севера и поимки преступников есть я. И если Аня не виновна, то не пострадает.

Я промолчал. Поднялся и подошел к окну. На улице быстро стемнело, а в доме напротив тускло мерцал свет от камина. Видимо, мне уже не нужен мир без нее. К сожалению, я не нужен ей даже со всем нашим миром.

— Кто твоя невеста? — не оборачиваясь, спросил я. — Ты ведь говорил, что тебе не нужна женщина. Ругал их капризы, кривился от высокомерия или наоборот от притворной невинности. Как же так вышло, Дес?

— А, это. — В пойманном, полупрозрачном отражении он повел кружкой в воздухе — всего лишь легкий жест, будто отмахнулся. — Альила больна, и мне ее жаль.

— Умирает?

— Нет. Или да… Это очень трудный вопрос, Кейел. Вопрос жизни и смерти. Вы, Вольные, смотрите на это иначе, а мы хотим жить. Когда здоровы, конечно.

— Что с ней?

Я вернулся к кровати и, опустившись на прохладный пол, прислонился к ней спиной. Дес смотрел на меня сверху вниз.

— Она одержима — мечтает умереть. — Он поперхнулся, откашлялся и произнес: — Не смотри так на меня, я к этому отношения не имею. Она из региона Ласковой зари. Всю семью изгнали несколько лет назад. Она встряла, но выгнали их не по ее вине, а потому что родители пошли против решения осудить Альилу по требованию пострадавшего.

Он поставил кружку рядом с бутылкой, сцепил руки на животе в замок и уставился на огонь.

— История в целом вышла немного запутанной. Я отступлю и повторю, что Альила безумно красивая, — бросил на меня мимолетный взгляд. — Судя по рассказанному, именно внешность и послужила проблемой, но и без власти не обошлось. Короче, свататься к Альиле почтенный эльф пришел, да к тому же приближенный к небесным. А невеста моя в тот момент очаровала фангра. В общем, отвадили от нее всех ухажеров, но вот фангра, как выяснилось, она полюбила. До безумия полюбила. В прямом смысле, Кейел. Чтобы ты понимал лучше, уточню: прямо как ты Аню. Ну же, эмоциональное бревно, прояви хоть какие-то зачатки эмоций!

— Я понял, Дес, продолжай. — Я тряхнул головой, стараясь унять злость.

Он усмехнулся, но не стал больше раздражать.

— Просто дошло до Альилы окончательно, что она любит своего фангра, только когда к ритуалу связи сердец готовилась. Как поняла, так и сбежала. Согласись, некрасиво как-то получилось.

Помолчал немного, поболтав стопами из стороны в сторону, и заявил:

— И вот знаешь, глупец этот фангр. Ведь должен был понимать идиот, что Альилу надо было за ручку к жениху обратно привести, но нет. Мужчины… Есть у нас такая проблема, как падкость на все красивое. И ведь не хотим признаваться даже себе. — Немного нахмурившись, замолчал. — Без обид, но последнее высказывание не про тебя.

Я хмыкнул. Человечка никогда не будет столь же красивой, как эльфийки и шан’ниэрдки. Но Аня… В ней есть что-то еще, что позволяет любоваться ею. Она красива, пусть это и вижу только я.

Дес продолжал:

— Так вот когда Альилу нашли вместе с фангром, она с кулаками на несостоявшегося супруга набросилась. Первая замахнулась, а он оттолкнул. Немного неудачно, и силу не рассчитал. Это фангру не понравилось, и он тоже замахнулся. А вот с ним уже никто не церемонился. Обозленный эльф еще и приговаривал Альиле, что она виновата. Не думаю, что хоть у кого-то был шанс здоровым остаться, наблюдая, как любимому кости ломают и кровь спускают.

— А во время суда духи указали только на вину Альилы и погибшего фангра, — тихопроговорил я.

В памяти все еще свежи воспоминания, как Акеон ударил Аню, рассек ей щеку. Девочку хотели отравить, но она же осталась виноватой.

— Духи никогда не ошибаются, — произнес Дес. — Они замахнулись первыми.

— На севере нет духов, но суд мне кажется справедливей.

— Ты про историю с Аней? Сюда дошли вести, даже равнодушные пошумели какое-то время.

— Нет, — нахмурился я, удивляясь, что Дес часто угадывает мысли собеседников. Уже отвык от этого. — Я не про конкретный случай, а про всю систему. Сам ведь тоже иногда пользовался, чтобы уйти от наказаний.

— Да уж, у нас нет духов, зато есть соггоры. Ты когда-нибудь слышал, чтобы они подчинялись духам? Если и слышал, то сказки это, не верь. Они прислушивались к духам, но решения всегда принимали сами и ответственность ни на кого не перекидывали.

— Знаю. Так почему всю семью изгнали?

Дес потянулся за кружкой, бодро возвращаясь к теме:

— Эльф потребовал у семьи отказаться от Альилы, а их младшую дочь в жены захотел. Чего хмуришься? Врал он все, что влюбился в Альилу. Просто семья ее занималась кое-какими скользкими вопросами в гильдии Справедливости. Там, в местном участке. Не все преступники до суда доходят, это ведь не Обитель и не близлежащий регион. Приструнить родителей Альилы нужно было, чтобы помалкивали, и в регионе удержать, а тут уж как вышло. Семья вот сбежала, но младшую все равно не спасли. Ее выкрали прямо во время побега. Может, хотели потом шантажировать, а может, назад с ее помощью всех вернуть. Но похитители слишком туго веревки затянули на руках и ногах, забросили ее в кибитку и накрыли одеялом, чтобы обмоченный подол не видеть. А потом воняло им, — скривился, видимо, живо представляя запах, — они из кибитки и вышли. Только возле реки к девушке сунулись — это больше суток прошло, — а она посиневшая, с отечностью и, естественно, не дышит. Теперь родители Альилы над ней трясутся, не теряют надежды, что она поправится. Единственная дочь осталась, как никак. А она их и не слышит толком. Улыбается и все о фангре своем вспоминает: что ему нравится, а что нет. А когда ей говоришь, что он давно умер, она плачет и пытается убить себя.

— Зачем тебе этот брак?

У него безбедное будущее, множество забот с защитой региона. К чему дополнительные хлопоты?

— Есть такая страшная штука, Кейел, политикой называется, — усмехнулся Дес.

Я убрал волосы за уши и уточнил:

— И какие выгоды?

— Мне? Красавица жена, у которой из капризов только один, да и тот травами решаем. Зато никаких скандалов и измен. Кто на нее польстится, если она рядом воображаемого третьего видит? Что, тоже будешь осуждать мою жестокость? — Склонил голову к плечу. — Или назовешь извращенцем?

Я покачал головой.

— И правильно. Ее родители имена многих знают, и секреты их. А я люблю узнавать чужие секреты.

— Не притворяйся, — слабо улыбнулся, разглядывая задумчивые глаза друга. — Я никогда не считал, что ты во всем бессовестный ублюдок. Помогаешь им укрепиться на севере?

— Смекалистый. — Десу наверняка польстили мои слова, но он быстро продолжил тему: — Они трясутся над информацией, которая на севере никого не прокормит. Их знания о справедливости и долге чужды нам. Они бесполезны для нас. И конечно же, им страшно, что их отсюда рано или поздно попросят уйти. Многих просим, или сами уходят, когда понимают, что жить не на что. Не содержать же всех подряд. А эти… Не такие уж у них руки чистые, зарабатывать тут не могут. Попросту не умеют. Да и Альилу мне жалко. — Почесал нос, снова покачав стопами, и чуть вскинул подбородок. — Можешь считать меня уродом, но я бы убил ее, чтобы не мучилась. Видел бы ты, что с ней было, когда ей представили меня, как жениха… Я даже не знаю, кого пожалел тогда сильнее: ее, ее родителей или себя. Всякого навидался — ты же знаешь, с кем порой работаю, — но тут пробрало так, что потом ночь не спал.

Опустил голову, видимо, вспоминая встречу, или бессонную ночь.

— Если они не приживутся на севере, их убьют в теплых регионах. Кстати, полукровка балкор и эльфийка… Не считай меня извращенцем, в конце концов, я не оправдываю зелье желания и приравниваю его к дурманам, но все же… Как думаешь, кто у нас получится: эльф, такой же полукровка, как я, или длинноухий балкор? — Шумно вздохнул и полушепотом договорил: — Слышал, что нашу связь с соггорами может разорвать эльфийское прощение. В случае чего, хотя бы у моего ребенка свобода будет настоящей.

— Каким бы ты ни был, но ты романтик.

— Каким бы ни был? Опять унижаешь…

Аня.

— Дело в балансе между твоими чувствами и духов, — вкрадчиво повторил наставник, опираясь ладонью на алтарь. — Взаимоуважение у вас уже какое-никакое наладилось, но равновесие наступит, когда вы сможете прочувствовать друг друга. Сейчас духи ориентируются на собственное мнение, а ты на свое. Ты должна «услышать» их, чтобы позже они подсказывали тебе, сколько сил ты можешь отдать без серьезных для здоровья последствий.

Сидя на твердом камне, я болтала в воздухе босыми ногами.

Нет, сейчас я явно не глупила и прекрасно понимала, о чем толкует наставник. Вчера, в конце своеобразного урока, я ощущала духов иначе. Обычно я просто знала, когда они тревожатся, когда радуются, но в те мгновения чувствовала их. Сначала массажем наслаждалась только я, а потом они переняли мое состояние, расслабились, и наслаждение стало общим. Но сегодня, как бы я ни уговаривала их, духи закрылись. И догадки, возникшие после вопроса наставника: «Куда исчезло твое доверие?» — не нравились. Либо Десиен глупец, который решил, что разбирается в Единстве, либо он меня проверял. Подозревает? Думает, что я ведьма. И даже такая очевидность совсем не помогла мне снова проникнуться к наставнику. Или не мне, а духам. Они просто не хотели ему доверять — вот и все.

— Я не смогу помочь тебе, если ты сомневаешься в моей искренности. В чем дело, Анна?

Я вскинула голову, столкнулась с пристальным взглядом черных глаз и попросила:

— Не называйте меня так. Асфирель. Лучше так. — Такое внезапное желание даже себе объяснить не могла.

— Хорошо, Асфирель. Ты злишься на меня?

Я поежилась и отвернулась. Огонь танцевал в чаше, чадил; вода скапливалась на краю трещин в потолке и капала в мелкие лужи. Спертый воздух раздражал.

— Не на вас.

А может, и на вас…

Наставник тоже нелестно отзывался о Десиене, что могло настроить меня против балкора. У них скрытая вражда? И если в таком случае намерения городского защитника более ли менее ясны, то наставника не оправданы.

— Почему в войне Предков соггоры выступили против людей? — перевела тему.

— Ты узнала об этом только вчера?

Наставник провел ладонью по алтарю — шорох едва коснулся слуха.

— Что вы делаете? — удивилась я, наблюдая, как соггор становится спиной к алтарю.

— Хочу присесть рядом с тобой.

— Вам помочь?

Уже приготовилась спрыгнуть, но наставник тихо засмеялся.

— Не стоит, дитя. Я хоть и стар, но крепче человека.

Он и вправду, легонько оттолкнувшись ногами, медленно подтянулся и, поерзав, уселся рядом со мной.

— Война Предков породила множество историй, Асфирель. Но и до войны их хватало. Кейел не рассказывал тебе о ней?

— Совсем немного. — Поджимая пальцы на босых ногах, опустила голову. Доверие к наставнику и война Предков никак не связаны, но может, послужит удачным оправданием.

Как же надоело врать и жить в вечном недоверии к окружающим…

— Соггоры не любят распространять информацию на эту тему. С одной стороны, нам стыдно, но с другой… Никто толком не знал людей.

Я хмыкнула, вспоминая все то, о чем читал мне Волтуар.

— Да, а еще ваши предки не хотели развязывать войну с васовергами.

— Ох, узнаю россказни шан’ниэрдов.

— Это не правда?

— Правда. Но как бывает с каждой правдой, правда эта отчасти.

— Фильтрация информации, — протянула я.

— Фил… — Наставник поднял голову, разглядывая потолок и попробовал повторить еще раз: — Фил-тра-ция. Филтрация — что означает это слово?

Я улыбнулась. Даже если этот соггор колдун и обманщик, он все же приятное существо: спокойное, любознательное…

— Просеивание. Наверное, это ближе всего по значению.

Он задумался на короткое время, а затем кивнул.

— Просеивание информации. Если кто-то не разбирается в строительстве, зачем ему рассказывать о зависимости почвы и высоты дома? Проще не упоминать об этом вовсе.

— А если ему это нужно?

— Значит, он хочет разобраться в строительстве, а это совсем другое дело. Некоторым неинтересны причины, а важны лишь результаты. Но не будем отходить от темы, Асфирель. Ты обижена на моих предков за то, что они выступили против людей?

— Людей принимали за животных.

— Люди угодили ни к тем существам в руки.

— Но потом беловолосые шан’ниэрды хотели дать им свободу, — настаивала я, — прировнять к разумным существам, а соггоры не просто выступили против, а развязали войну, только бы оставить людей животными. Мне дали лишь эти крупицы, наставник, и я хочу получить остальные. Поможете?

И опять вернулось позабытое чувство, будто я не владею собой. В горле запершило; желания узнать правду побеждало. Духи во мне насторожились.

«Духи не правят Фадрагосом. Фадрагос правит духами. Они ведут меня мягкими тропами»…

В тишине снова капала вода, ветер тихо скулил в каменных стенах. Наставник молчал, с улыбкой рассматривая барельеф, спрятанный в полумраке.

— Доверие… Я верю тебе, Асфирель, поэтому расскажу, как было. Клятвы на севере не могут ограничить твои высказывания, твой язык, так сильно, как за пределами нашего региона, но думаю, ты достаточно умна, чтобы понять, почему эти крупицы не спешат разглашать среди тех, кто не разбирается в «строительстве», — он улыбнулся, делая многозначительную паузу, а потом, повернув ко мне голову, спросил: — Ты слышала, что эльфы до войны ненавидели людей?

— Да, мне вскользь говорили об этом.

— Ненависть балкоров и эльфов вспыхнула из-за вашей расы.

— Не понимаю, — растерялась я. А люди тут при чем?

— Соггоры никогда не тащили никого к себе силком. Мы не стремимся править, а всего лишь хотим жить в лучшем мире. В лучшем из возможных. И если бы не люди, возможно, наш мир давно достиг того же прогресса, о каком ты рассказывала Аклен’Ил. Не удивляйся, дитя, многие, кто допущен к правлению, наставничеству и развитию, могут ознакомиться с отчетами.

Моя жизнь ни для кого не секрет. А я ведь обо всех этапах своего взросления рассказывала…

Наставник будто не заметил, что я поморщилась, — продолжил:

— По тем крупицам истории, которые передавались от верховных правителей к другим верховным правителям, мы знаем, что люди вышли к васовергам из леса. Тогда Великий лес, или иначе Вечный, обходили стороной. Никто и не думал, что там, среди опасной нечисти, живут эльфы. Нечисть не покидала пределы этого леса, не трогала нас, а мы не трогали ее. А люди откуда-то взялись там. И если эльфы с рождения обладали Единством, что позволяло им защищаться от нечисти, ценили дары природы, чувствовали лес, то люди принялись бездумно уничтожать его. Они были чужды ему, как и он им.

— То есть люди в вашем мире появились из ниоткуда? — насторожилась я.

— Мы не знаем. Может, они жили где-то так же тихо, как жили в глубине леса эльфы, но, как и балкоры, были изгнаны из своего дома. Но гораздо позже, когда эльфы показались, фадрагосцы узнали от них, что в первый раз вашу расу заметили в Вечном лесу. Людей было много, но с нечистью они не справлялись. Гибли, боролись, уничтожая попутно дары природы, а затем подожгли лес, что, само собой, не понравилось эльфам. Тогда они прировняли вас к вредителям и прогнали. Избавившись от вас в своих владениях, эльфы толком не успели прийти в себя, как из-под земли появились балкоры. Эльфы больше не ждали от других рас ничего хорошего, не стали наблюдать со стороны, надеясь на проявление чуткости от неизвестных существ, а вооружились и напали на балкоров, загоняя их обратно в горы…

Но об этом стало известно гораздо позже. После того, как Фадрагос охватила война…

Когда посланец соггоров посетил васовергов с дипломатическим визитом, он расспросил о невиданной расе, но четырехрогие лишь пожимали плечами. Человеческий язык не понимал никто, люди умирали от самых простейших болезней, но зато никак не реагировали на какие-то серьезные для Фадрагоса заболевания или яды. Некоторый дурман и вовсе не действовал на их организм. Истинные правители Фадрагоса ухватились именно за эти отличия, чтобы воздействовать на васовергов и добиться свободы людей. Но воинственную расу не трогали никакие болячки, чтобы заботиться о поисках противоядий, — они отказывались отпустить добычу на волю ради пустяков. Осторожные и длительные просьбы соггоров не приносили никаких результатов, кроме того, что о людях узнали во всем Фадрагосе, и васоверги смогли успешно ими торговать.

Сначала людей покупали сами соггоры, чтобы научить принятым порядкам и освободить, осторожно присматривая за ними со стороны. Совсем немногих и без особой огласки. Другие покупали, оставляя в рабстве, или ради изучения, а позже — ради престижа. Содержать дома людей было показателем высокого статуса и богатства. Со временем, через пару поколений, люди окрепли и позабыли непонятный язык, а их поведение стало соответствовать всем нормам. И задумка соггоров медленно двигалась к успеху. Однако лишь до той поры, пока к власти васовергов не пришел кровожадный Гар’хорт, сын вождя далекого южного племени.

Васоверг, воспитанный в жестоких условиях, придерживался старых традиций и взглядов своего народа, во многом перенятых от викхартов, занимающих большую часть южных земель. Соггоры пытались направить васовергов по пути развития, помогали им освоить науки, учили торговле. Гар’хорт увидел в этом высокомерие, снисхождение и насмехательство. Ему не нравилось думать, что расы умнее, могут считать его глупцом. «Васоверг не может принимать чьей-то помощи, это васоверга должны молить о ней, или о пощаде» — так думал юный и свирепый Гар’хорт.

Однако с людьми у него складывались нетипичные отношения. Он интересовался ими, они его забавляли. Один из человеческих юнцов, развлекая Гар’хорта за ужином, посоветовал ему дать людям шанс на свободу. И Гар’хорт послушал его. Слабых мужчин он убил, а женщин оставил рожать васовергов. Сильным же людям, независимо от пола, предложил присоединиться к его воинам. А хитрый человеческий юнец — чье имя со временем было забыто, — в последствии стал лучшим другом Гар’хорта. Позже они даже прошли кровавый ритуал, породнивший их.

Долгие годы Гар’хорт бесчинствовал. Под его правлением и с подсказками названного брата племена васовергов объединялись в огромные войска. Они грабили, насиловали, отбирали все, стремительно богатея. И так было до тех пор, пока представительница самой почитаемой и возвышенной расы внезапно не подчинилась Гар’хорту. Она назвала себя вестницей; ее приход был предсказан высшими духами на священном камне самой мирной расы. Вестница пожертвовала собой ради мира в Фадрагосе. До самой смерти соггорша принадлежала васовергу. Гар’хорт же рядом с ней остепенился ровно до той степени, чтобы держать в узде свой народ. Его набеги также утратили прежнюю силу…

— Но в отличие от Гар’хорта, соггоры не забыли о его названном брате, пропавшем без вести. — Наставник потянулся рукой к моему лицу и двумя пальцами аккуратно отвел прядь с щеки, тихо уточняя: — О человеке.

— Я знаю о нем, — нахмурилась, поежившись. Полумрак и духота незаметно давили, и меня то ли начинало клонить в сон, то ли просто расслабляло. — Он превратился в пещерного монстра в регионе Ночной смерти.

— Тебе известно почему они с товарищами пришли в тот регион?

Я слегка поморщилась, вспоминая, что они делали, кроме убийства Тавирда и…

— Ждали, когда дракон полетит охотиться, — прошептала я. — Они хотели ограбить деревню. — Сильнее нахмурилась, поднимая глаза на наставника и спрашивая: — Старосту?

— Староста переправлял кое-что ценное исследователям правителей, изучающим опасные окрестности. Брат Гар’хорта хотел раздобыть зелье духа — так несведущие называли воду реки Истины.

И меня осенило — сон мгновенно развеялся:

— Им нужна была магия! — на эмоциях воскликнула, подавшись вперед, но вцепившись в край алтаря, тише заметила: — Вы сказали, что эльфы рождались с Единством, а у людей его не было.

— Асфирель, у всех рас, кроме людей, было Единство. У многих слабое, у соггоров сильное. У нашей расы было знание, которое мы хранили в строжайшей тайне.

— Ваша Обитель стояла у истока реки Истины.

— Лиловый рассвет, — мечтательно улыбнулся соггор. — В его святилище впускали только достойных.

— Полуразрушенный дворец неподалеку… — Вспомнила башни, увитые растительностью.

— Я завидую тебе, Асфирель, — с печалью в голосе признался наставник, — хотел бы я увидеть то же, что видела ты.

— Простите, наверное, мне не стоит…

— Успокойся, — он накрыл мою руку своей — от гладкой ладони исходила прохлада. — Соггоры знали: если окунуться в реку с головой хотя бы раз, глотнуть ее воды, вдохнуть хотя бы капли, то Единство усиливается. Взрослому потом приходилось работать над балансом между духами и собственным «я», как сейчас тебе, а с детьми проще.

— Они учатся этому, как языку, — кивнула я.

— Да, незаметно и легко все воспринимают. Соггоры окунали в реку годовалых малышей, — сжал руку, а затем убрал ее. — Эта сила помогала нашим предкам править миром. Дополнительное влияние на другие расы. С виксартами и васовергами всегда было трудно справиться, а когда у них еще и Единство было…

— Насколько я помню, васоверги не признают духов.

— Раньше было иначе, просто не все духи предпочитают, чтобы ими управляли. Поэтому силы васовергов были ограничены, а вот у людей…

Наставник тяжело вздохнул, задумался ненадолго, а затем чуть качнул головой, будто стряхнул оцепенение, и продолжил:

— Соггоры видели, что люди часто умирали из-за слабости. Мои предки хотели помочь, Асфирель. Первые человеческие маги родились и были воспитаны в Обители Лилового Рассвета.

— Человеческих детей окунули в реку, — поняла я.

— Окунули. Соггоры не надеялись, что успех будет, но он был колоссальным. Понимаешь, Асфирель, каждой расе присуща какая-то ярко выраженная черта, но у вас такой нет. Вы всегда непредсказуемы — сильно зависите от настроения. Когда Единство было с нами, мы восстанавливали силы с помощью еды, соков. Воды реки Истины питают все вокруг. Восстановление было медленным, и поэтому мы тратили магические силы с умом. Но у людей все было иначе. Вы восстанавливали силы быстрее, гораздо быстрее, а духи… В вас сочетались силы, которые не могли уживаться в других существах.

— Соггоры боялись людей, — перебила я. — Поэтому выступили против?

— Нет. Соггоры любили людей, да и сейчас… Вы притягиваете своей сложностью. Посмотри на Кейела, — кивнул в сторону пустого дверного проема. — Когда он уходил, был совсем другим. Я помню его: мальчик улыбался, смеялся, учился это делать, но глаза были безжизненными. И сейчас, когда он вернулся, мне трудно угадать какой он. Каким духам служит, в чем его слабости, а в чем сила. Куда проще охарактеризовать второго Вольного, пришедшего с вами. И тогда, много столетий назад, ваша многогранность поселила сомнение в соггоров. К тому же названный брат Гар’хорта стал прекрасным примером, отображающим вашу опасную сторону. Он обладал цепким умом. Хоть и рос в рабстве у малообразованной расы, но научился читать, писать и считать. Он же заметил, что самые сильные человеческие маги были выходцами Обители Лилового Рассвета, и рассказал об этом Гар’хорту.

— И они стали охотиться за зельем духа…

Я посмотрела на пол. На каменных плитах растянулись трещины, напоминающие густые ветки.

— Соггоры всегда были бдительными, и многое понимали, но у нас есть некоторый недостаток, не позволяющий нам вовремя остановить того, кто несет угрозу. Мы до последнего ждем и надеемся на лучшее. И когда соггоры узнали о желаниях брата Гар’хорта, взвесили все риски, рассудили, что людям рано давать свободу. Кто знал, что беловолосые шан’ниэрды так активно схватятся за идею, о которой правители хотели тихо забыть? Если бы другие расы узнали о их тайне, о том, что река Истины укрепляет Единство и дарует больше сил, то развязалась бы война.

— Она и без того развязалась, — глухо произнесла я.

— Развязалась, — в тон мне согласился он. — Соггоры не могли дать людям свободу. Друг Гар’хорта показал, что люди не только терпят, как гелдовы, не только живут полной жизнью, как фангры, если дать им волю, но и, обладая жадностью эльфов, могут атаковать, как васоверги. Асфирель, если вы получаете хоть немного превосходства над другими, то стремитесь подчинить. Вы, как беловолосые шан’ниэрды, не готовы принимать чужие предпочтения, не готовы мириться с ними. Почему-то видите в них угрозу и подавляете.

— Неправда, — слабо воспротивилась, покачивая ногами. — Сейчас люди в Фадрагосе…

Замолчала. Сейчас люди в Фадрагосе — низшая раса. Без Единства, мы еще и слабые, но при этом… «Посмотри на Кейела». При этом своей непредсказуемостью побеждаем и вызываем беспокойство в мировом порядке.

— Если сейчас рассказать об этом всем, вам все равно не поверят, — твердо произнесла я.

— Кто-то поверит, — равнодушно отозвался соггор, тоже покачивая ногами в темп мне. Все еще не теряет надежды стать моим наставником? Пытается вызвать симпатию, подражая. — Но тот, кто поверит, захочет отомстить Энраилл. Мир погибал, Асфирель. Расы истребляли друг друга, ненависть стала похожей на запутанный клубок крепких нитей. Те, кто хорошо знает историю предков, поймут, почему Энраилл отобрали Единство.

Он снова тяжело вздохнул, и я договорила вместо него:

— Но те, кто далек от высших гильдий, будут считать, что соггоры и Энраилл просто не позволили от рождения сильным расам стать еще сильнее. Да, васоверги и виксарты будут крайне расстроены.

— И не только они. Вольный, пришедший с вами, немногим похож на истинного беловолосого шан’ниэрда. Поверь, они начнут искать вариант, как победить проклятие и получить Единство с помощью реки Истины.

— А если сообщить, что самой сильной расой в итоге станут люди?

— Тогда сначала убьют вас, а потом начнут искать способ снять проклятие. И попутно уничтожат всех, кто все это время защищал Энраилл. И в этом даже есть какая-то ирония, ведь первыми пострадают те, кто хранит и распространяет искаженные знания о них. Мудрецы, Энраилл… Первыми пострадают они же сами.

Я насторожилась. Украдкой глянула на соггора.

— Ты же знаешь о мудрецах? — спросил он. В черных глазах почудился лукавый блеск.

Зачем спрашивает, если уже открыто сообщил о них?

— А Кейел, случаем, у вас не учился? — язвительно поинтересовалась, стараясь разгадать намерения старика.

— К сожалению, нет, — улыбнулся, отчего края шелушащейся кожи на подбородке блеснули, — но он учился у Десиена, а я много времени проводил рядом с этим хитрым балкором.

Я хмыкнула, но поддерживать разговор о троице, окутанной мраком и тайной, не стала. Запутаюсь еще больше кому можно доверять, а кому нельзя. Тут хоть бы в непростой истории Фадрагоса разобраться, раз уж внутри все горит и толкает к этому. Если я вестница, неужели меня ждет банальная смерть в конце пути? Зачем мне нужны все эти знания?

— Энраилл оклеветали соггоров, а они просто ушли, — проговорила я, склоняя голову к плечу. — Потеряли дом, силу, а к власти пришли мудрецы. Пусть и правят регионами правители, но сила все равно в информации. Получается Энраилл обманом отобрали у вас все, а вы смиренно простили и теперь выживаете на севере, вдали от дорогих сердцу духов. Неужели ни капли не обидно?

Вдруг кому-то из соггоров действительно обидно за такую историю и у него есть сила, позволяющая отомстить. Мотив… Силы недостаточно, нужны еще и знания. Значит, такой соггор хорошо знает историю и имеет доступ к любой информации. Соггор близок к власти…

Быть может, Десиен прав насчет наставника. Что если я вестница, которая ищет ведьму? Мой скепсис и взгляд со стороны позволяет непредвзято относиться к истории Фадрагоса. Может, и так. А когда найду ведьму, то что? Наверное, Единство позволит мне стать сильнее и победить ее. Победить ли, с учетом того, что я чувствую смерть впереди своего пути?..

Тем временем наставник ответил:

— Энраилл нашли способ завершить кровопролитие, Асфирель. Соггоры всю войну не позволяли чужакам подступиться к истоку реки Истины. Наши предки умирали, а дети рождались не так часто. Древние оберегали Обитель от драконов и других опасных существ, но разумные существа находили способ проникнуть туда. И никто бы не остановился, пока не убил бы последнего соггора. Когда Энраилл отобрали Единство, мои предки смогли оставить реку, сбежать и сохранить хоть что-то от своей расы. Виновник должен был быть объявлен, чтобы сплотить остальных общей победой. И в нашем случае, принять вину — стало спасением.

Жалость кольнуло сердце. Их изгнали не за жестокость, а за то, что они боролись с жестокостью. Объявили живодерами и лишили сил, которые позволяли быть выше других рас. И даже в этом случае соггоры восприняли все рассудительно, выбрали тот вариант, который угодил бы всем. Кроме них самих… Они пожертвовали собой, чтобы остановить войну. И от этого подозрение, что ведьма среди соггоров, только усиливается.

— Но прошло столько времени, может пора попросить прощение и вернуться, — не могла уняться во мне чужая сила.

— Нас ненавидят. А чтобы полюбили, нужно рассказать правду.

— Правду нельзя рассказать всему миру. — Холодок коснулся спины, заставил поежиться от страха. — И о моем Единстве тоже не должны узнать те, кто не разбирается в «строительстве»…

Наставник приобнял меня за плечи. Возможно, я должна была расслабиться в этих чутких объятиях, но лишь внутренне подобралась. Ведьмой двигает фанатизм, который присущ истинным правителям, или эгоизм, подобный тому, что проснулся в наставнике?

Нельзя делать поспешные выводы… Не спеши, Асфи.

— Дитя, — наставник обратился так, будто извинялся, — мудрецы окрестили тебя ведьмой. Даже если настоящую ведьму найдут, мудрецы объявят тебя сообщницей. Какие бы мечты ни лелеял Вольный о твоем благополучии, тебе лучше бежать из нашего мира.

«Лучше бежать» — эти слова застряли в мыслях. Они повторялись, словно пластинку заело, чем очень нервировали. Чувства бунтовались против побега, несмотря на то, что я и сама планировала вернуться домой. Почему я должна бежать, если в этой войне ничего плохого никому не делала? Злость росла с каждой безуспешной попыткой наставника добиться отклика духов. Она продолжала расти с каждой ступенькой, оставленной позади.

Мы вышли в сад. Птичий щебет оглушил. Солнце перевалило за зенит, свет отражался от неровной насыпи снега и до рези слепил глаза. Морозный воздух ударил в лицо свежестью, наполнил легкие. Голова слегка закружилась.

— Пообедаете у меня? — предложил наставник, поправив воротник мехового плаща, и подставил локоть.

Я ухватилась за него, все еще щурясь и привыкая к яркому свету.

— Думаю, Кейел устал ждать нас. Спросим у него? И мне очень жаль, что ничего не получилось. Не знаю, что изменилось, — бесстыже соврала, опустив голову.

— Не беспокойся, Асфирель. Ты сказала, что безоговорочно доверяешь фангре. Насколько я наслышан, она быстро всему учится. Пусть поможет тебе найти баланс с Единством, а потом мы сможем продолжить обучение и подготовку к ритуалу.

Кейел должен был ждать в гостиной, но мы не успели дойти до крыльца, как он уже сбегал по лестнице, запахивая полы темно-серой куртки. Смотрел под ноги, хмурился и сильно сжимал в руке варежки. Выражение лица такое, будто кто-то сильно испортил ему настроение.

— Я так понимаю, до завтра? — остановившись в полуметре от нас, спросил у наставника.

И чего так челюсти и губы сжимает? А в глазах холод похлеще того, что на улице…

— До завтра, — кивнул наставник, возможно, не замечая скрытую агрессию Вольного. И с улыбкой обратился ко мне: — Я сообщу уважаемому целителю, что нам потребуется ненадолго помощь твоей подруги. Жду вас обеих завтра.

— Подруги? — голос Кейела прозвучал тихо, растерянно, но выглядел парень все равно очень собранным. Напряженным.

Так он с Десиеном в сговоре? Значит, оба меня проверяли. Кейел верит, что я ведьма… Вот так новости.

— Асфирель внезапно стала относиться ко мне с подозрением, — почесывая подбородок, задумчиво произнес наставник. — Не знаешь, с чего бы это?

— Нет, — быстро ответил Кейел.

— Останетесь на обед?

— Нет, спасибо.

А если я хочу остаться? Мог бы и поинтересоваться.

Я старалась пристально не рассматривать Кейела и хотя бы иногда отводить от него взгляд на узкую колею. Однако его поведение одновременно злило и радовало, чем, конечно же, притягивало внимание. Я подмечала, как он постепенно расслабляется, как все чаще уголки его губ дергаются, но, наверное, он не позволял себе улыбнуться. Судя по блеску в теплых глазах, Вольный был готов даже расхохотаться. Если бы не опасался выдать себя…

Значит, точно проверка. И она выявила, что я не ведьма. А если бы наставник все же нашел способ заставить меня доверять ему, неужели Кейел поверил бы в чепуху, которую распространили мудрецы?

— Ты голодна? — спросил, тряхнув головой — непослушные волосы от этого все равно за уши не убрались.

Я сжала руку в кулак, не разрешая себе стащить варежку и проявить заботу. В конце концов, Кейел тоже может освободить руки.

— С чего вдруг спрашиваешь?

— Просто интересуюсь. — Он все же улыбнулся.

Раздражение вспыхнуло, как фитиль.

— Кейел, обычно я задаю вопросы, а ты отвечаешь, и то если захочешь. Конкретно — редко. Все чаще хмыкаешь и ускоряешься. А сегодня у тебя настроение…

— Аня, давай прогуляемся, пообедаем в городе.

Сердце споткнулось, во рту появилась легкая сухость. Опять Аня? И снова чувствую себя влюбленной девчонкой, а ведь давно не подросток. И игривость Кейела баламутит мысли, согревает в груди. Куда подевалась твоя гордость, Ань?

— Давай.

Из-за першения в горле получился полушепот, но Кейел расслышал, улыбнулся широко. Злость стремительно таяла, но как только казалось, что окончательно исчезала, снова взметалась.

— За озером есть таверна, где к горячим блюдам раньше подавали пышки с сырной начинкой. По-моему, они были вкусными.

— Ты не уверен? — изогнула бровь.

— Тогда мне было все равно, — усмехнулся Кейел.

Он привычно замолчал, ускоряясь, но сегодняшнее безмолвие было заполнено не разочарованием и тоской, а каким-то восторгом. Но ведь между нами ничего не изменилось: я все еще обманщица, а Кейел — жертва обмана.

Мы пересекали небольшую, людную улочку, когда услышали плач. Кейел выставил руку передо мной, останавливая. Народ неповоротливо, медленно расступался к расчищенным тротуарам.

Похороны… Горечь утраты и смерти трудно спутать с чем-то другим. Не было черной одежды, не было длинной колонны из сочувствующих друзей, не было венков в руках. Олень тащил длинные сани с телом, чье очертание виднелось под тонкой светлой тканью; фангр понуро вел оленя под уздцы. Следом, опираясь на палку, ковыляла старушка, человечка. Она и всхлипывала, пряча лицо под глубоким капюшоном и иногда срываясь на плач.

— Пусть Солнце заберет его душу, — донеслось за спиной.

— Да не отвернутся духи от него, — долетело от низкорослого мужчины справа.

Тихие голоса раздавались в толпе, нагнетая и без того неприятную обстановку.

— Пойдем, — шепнул Кейел, взяв меня за руку.

Стараясь не толкаться, мы жались к стенам и прилавкам. Миновали квартал и беспрепятственно перешли улицу.

— Побледнела так, будто смерти никогда не встречала.

Я пожала плечами, но, скорее всего, под толстой курткой этот жест остался незамеченным. Внезапное напоминание о вестнице пугало смертью, а тут еще и наглядный пример. Возможно, поэтому растерялась.

Кейел сжал руку крепче, помогая пройти скользкий участок на углу дома, и я только поняла, что он все еще не выпустил ее. Казалось, тепло его ладони проникает к моей даже через варежки. Чтобы заполнить неловкое молчание, я полюбопытствовала:

— Кладбище на территории города или за стеной?

— На севере нет кладбища, — охотно ответил Кейел. — Тела умерших моют, одевают по прихоти родных, а затем вывозят за стену.

— А там?

Он цокнул языком, бросив на меня мимолетный взгляд, будто сомневался отвечать или нет, но все же сказал:

— А там сваливают в кучу. Аня, ледяных драконов лучше держать сытыми. Их тут немного, едят они нечасто, и им все равно разумные существа в нарядной одежде или туши овцебыков. Постоянно полная кормушка не только драконов от агрессии сдерживает, но и при случае не позволит кому-либо навредить городу. Они будут ее защищать.

Звучит, конечно, логично, но…

— Это кошмарно.

— Что именно тебе не нравится? Осторожно. — Кейел дернул за руку, притягивая к себе и позволяя детворе промчаться мимо, не столкнувшись со мной.

Когда крики и смех затихли, оставляя на узкой, залитой солнечным светом улице только лай собачонки и щебет птиц, я отстранилась от него и пояснила:

— Мне не нравится, что кто-то скармливает родных, пусть и умерших, драконам. Это неправильно.

— А как правильно? — Кейел украдкой наблюдал за мной, возобновляя путь.

Я закусила губу, обдумывая, как ему, человеку, донести о человечности, но отвлеклась на другие мысли. Вот оно… «Вы, как беловолосые шан’ниэрды, не готовы принимать чужие предпочтения, не готовы мириться с ними. Почему-то видите в них угрозу и подавляете». Чем мне мешает традиция северян Фадрагоса?

Кейел, не дождавшись ответа, заговорил:

— Какая разница, кому достанется твоя оболочка: червям или драконам?

Я скривилась.

— Тогда лучше сжечь.

— Твой пепел тоже сослужит пользу, — подмигнул Вольный. — Должна же твоя эгоистичная натура хоть когда-нибудь принести ее.

— Еще немного таких бесед, и я откажусь от идеи пообедать с тобой, — улыбнулась я.

— Ты первая стала задавать глупые вопросы. — По-прежнему, не выпуская руки, он несильно толкнул меня плечом, и я хохотнула.

Нет, на Земле, конечно, тоже важно быть полезным. Просто… Не доходит до такого фанатизма.

Глава 15. Замок

Утренний свет постепенно отвоевывал территорию. На низком бревенчатом потолке уже можно было рассмотреть трещинки и стыки. Соседские петухи пока еще молчали.

Я улеглась на спине удобнее, подтянула тяжелое одеяло к подбородку и вытянула руку. Пальцем провела в воздухе линию, повторяя рельеф балки. Несколько дней после непростого разговора с Кейелом я была неприступна для сожалений и уверенная в правильности высказанных тогда слов. Несколько дней… Видимо, они прошли, и наступил плохой период.

Спрятала руку под одеяло, перевернулась на бок и посмотрела на дверь. Именно возле нее Кейел и испортил замечательный день. Все было так хорошо, а потом… потом радость как отрезало.

Пышки с сырной начинкой в уютной таверне, расположившейся за замерзшим озером, и впрямь были вкусными. Непринужденная атмосфера расслабляла. Мои глупые для Фадрагоса вопросы и рассуждения лились так, будто я дорвалась до запретного. Кейел же подшучивал надо мной и смеялся. Его смех подначивал спрашивать и говорить еще и еще… Лишь бы только он не прекращал смеяться. Только бы его теплые глаза сияли от радости.

И будто никаких ссор между нами не происходило, мы гуляли после сытного обеда. Гуляли дотемна, снова нагоняя аппетит. Играли в снежки с гурьбой детей, завлекали заинтересовавшихся взрослых. Я пыталась научить фадрагосцев лепить снеговиков, но снег не хотел лепиться. Снеговик получился маленьким, кособоким — плотная насыпь. Глаза из угольков выпадали, а когда я надавила сильнее, часть хрупкой головы отвалилась.

— Теперь понятно, почему ты такая пугливая, — шептал Кейел, склонившись у меня за спиной, пока я, шмыгая носом и сидя на корточках, пыталась приделать снеговику руки из веток. — В вашем мире детей учат создавать монстров, а потом их мучают кошмары. Помнишь, как тебя в лесу? Нет, Аня, убери эти палки! Ты будто решила приделать плачущей деве лапы тлетворных пауков. Пожалей, ребят.

— Это я еще не нашла чем морковку заменить!

Фонарщики, в основном подростки, разжигали по главным улицам фонари. На вечернем небе появлялись первые звезды. Мы неспешно двигались домой, делая крюк, чтобы заглянуть к ребятам. В их доме пахло жареным мясом и тушеными овощами. Елрех хлопотала на кухне — более просторной, чем в наших с Кейелом домиках, — Роми тренировался, бросая дротики в подвешенный на стену щит. Ив расстроилась, услышав о том, что у меня с наставником не вышло работать дальше, а может, просто хотела проявить дружеское сочувствие. В отличие от Роми — он усмехался, оглядываясь на Кейела, что наводило на неприятную мысль: либо рогатый тоже участвовал в сговоре, либо догадался о намерениях этих двоих еще в гостях у Десиена. В любом случае, как бы он ни любил Елрех, как бы ему ни была симпатична Феррари, нас с ним это все равно не сближало, не делало друзьями. Задерживаться мы с Кейелом не стали, решив, что поужинаем у меня.

Во время ужина я тайно ликовала. Обычно мы ели по отдельности и вообще старались не пересекаться, когда хлопотали по дому, но в тот поздний вечер все сложилось иначе. Густой суп на оленине казался вкуснее, как и почерствевшая за пару дней лепешка. Тесная, темная кухня внезапно обрела какое-то свое очарование и уют. Я сидела на единственном табурете, за маленьким столом, а Кейел ужинал, втиснувшись между умывальником и полками, прислоняясь к подоконнику. И даже тогда мы говорили о какой-то ерунде, которую я почти сразу же забывала.

Вздохнула тяжело, снова ерзая на кровати и подбираясь в воспоминаниях к финалу того вечера. Все же я поступила правильно, ведь даже сейчас в голову не приходит никакой другой вариант для обмана, который устроил бы всех. Сжала уголок подушки, закрывая глаза.

Помню, как испугалась, когда Кейел неожиданно остановился возле двери и, быстро обняв меня, склонился. Я съежилась и, попятившись, оступилась. Кейел замер, удерживая меня. Его ладони согревали поясницу, пальцы давили возле позвоночника, дыхание, ласкающее щеку, будоражило фантазию. Надежды на продолжение и поцелуй мгновенно росли до образов светлого будущего и безумной любви между нами.

— Аня, ты любишь меня? — Этот шепот до сих пор слышится мне в тишине.

Я боролась с надеждами, боролась с собой, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Да и вопрос… Что я могла ответить, чтобы не подставить себя и не подвести Елрех? А еще Тиналь, Фираэн…

— Аня, я ведь вижу, что любишь.

Я вдохнула глубже, подняла голову и, стараясь смотреть в глаза, убрала его руки от себя. Отступив, твердо произнесла:

— Ты ошибаешься.

Он ласково улыбался, словно понимал, что слышит обман, и молчал, и я хотела только одного: заполнить чертову тишину. Злость на себя смешалась с ненавистью к Фадрагосу, к тому, что случилось со мной в этом мире. И лживые слова складывались гладко, позволяя окончательно поставить точку в бессмысленных отношениях. Глядя на легкую насмешку, застывшую на самом красивом лице, стараясь не замечать восхищения в самых родных глазах, я сжала кулаки и повторила тверже, чтобы развеять его сомнения и наши надежды:

— Ты ошибаешься, как и я раньше. Во дворце я испугалась, что тебя убьют, и ошиблась в чувствах. Ты Вольный, наверное, поэтому тебе трудно понять, как другие тоже могут не разобраться в них. Я всего лишь хотела избежать еще одной смерти, вина за которую тоже легла бы на мою душу. Остальное ты додумал сам. Мы додумали.

— Опять врешь, Аня, — усмехнулся он.

Прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Его уверенность заметно блекла. В глазах пропало счастье, голос прозвучал грубее:

— Многое не укладывается в общую картину, понимаешь? Вы с Елрех что-то скрываете, но к тебе это никакого отношения не имеет, так ведь?

Я нахмурилась, не представляя, что он там себе надумал, но проговорила:

— Кейел, если бы та ситуация повторилась снова, я бы так же все бросила, опасаясь за твою жизнь. Но я пожалела, что последовала за тобой и дальше. Позже я поняла, что мы не подходим друг другу, что жизнь скитальца — не мое.

— И тебе было настолько плохо со мной, что ты плакала, а после жаловалась Елрех? — Натянутая усмешка, превратилась в кривую ухмылку.

— Мне было хорошо с тобой, честно, — заверила я. — Но я устала обманывать. Устала притворяться, что ты мне дорог больше, чем друг. Сегодня днем было хорошо, а сейчас опять плохо. Ты переходишь дружескую черту.

— И что именно тебе не нравится? Я не перехожу черту, — судорожно вздохнул, отворачиваясь. Сглотнул и продолжил: — Мы просто говорим по душам, выясняем то, что давно надо было выяснить.

Я развела руками, не зная, что ответить. Сердце сжималось в груди, дрожало, не то от страха неизбежной потери, не то от очередной порции ненависти к себе.

— А я жду, Кейел, — наконец-то, сообразила, что сказать. — Жду, когда ты повысишь голос, когда начнешь обзывать и унижать. Ты же легко срываешься и считаешь, что такое обращение с женщиной в порядке вещей. Это ведь в вашей природе.

Он бросил мимолетный ошарашенный взгляд на меня, но снова уставился на огонь в камине. Хмыкнул и, нервно убирая волосы за уши, уточнил:

— В вашей?

Я пожала плечами, крепко сцепив руки за спиной.

— Фадрагосцев. А знаешь, наверное, северян. — Понимала, что бью по больному, но не могла отступить. Не имела права. — Волтуар никогда не позволял себе подобного. А с Женькой мы жили в унисон. Он бы никогда не оскорбил меня и никакие тренировки не вынудили бы его поднять на меня руку. А может, дело в тебе. Дело в том, что ты Вольный, и этого не изменить.

Я не повышала голоса, старалась быть спокойной, но на всякий случай отступила. Предел терпения Вольного пока еще наверняка не знала. Он шумно втянул воздух через нос, мгновенно меняясь в настроении. Презрительно осмотрел меня с ног до головы и, приподняв брови, тихо произнес:

— Не знаю, как было с твоим женихом, но Волтуар… Если бы ни его расовая слабость, думаешь, он бы терпел человечку рядом? Ты хоть одну, кроме себя, возле него видела? Может, и не собственной рукой, но он убивает женщин ежедневно. Им ты восхищаешься?

Сильно задела…

— Он всего лишь… — запнулась, не желая оправдывать жестокость, но понимала, что этонеобходимость. Вздернула подбородок и с вызовом в интонациях проговорила: — Он правитель и работает с показателями. Вместо жертв он видит цифры. Ему приходится. И знаешь, в отличие от тебя, того, кто якобы несет Фадрагосу пользу и спасение мира, он этим уже занимается, а ты пока только оставляешь смерть и разруху!

Кейел морщился несколько секунд, а затем, схватив куртку с комода, выскочил в прихожую и хлопнул дверью.

Поутру он не пришел завтракать, а к наставнику мы с Елрех отправились вдвоем. Позже Кейел не появился у себя, но Роми успокаивал, что он всего-навсего проводит больше времени в компании друга. У Десиена же и живет. Моя уверенность в правильности слов не отступала, усыпляла совесть и стыд, пока вчера я не вернулась от наставника в натопленный дом. Колотые дрова были сложены сразу возле низкого крыльца и укрыты холщовыми тряпками, а на кухне стояло два полных ведра с водой. В окнах дома Кейела замерла непроглядная темнота.

Могла ли я признаться, что люблю его, не подставляясь? Пришлось бы выдумывать новые отговорки, новое вранье о нашем с Елрех эмоциональном разговоре на берегу реки.

Не имела права и поступила правильно.

Я нехотя поднялась и, потирая глаза, зевнула. К счастью, для переживаний осталось мало времени и сил.

Мы с Елрех проводили дни вдвоем, с утра до позднего вечера, прерываясь только на обед. Она быстро поняла, что нужно делать. Расслабляющие массажи закончились — их сменили пения, напоминающие о йоге. Духи ощущались все легче и ярче даже после того, как я выпускала из рук древнюю ветку и уходила из священного зала.

Когда Кейел пробуждал во мне силу Единства, он говорил, что можно делить тело с кем-то еще. Я не сразу разобралась, что речь о духах. Теперь же даже понимала, почему магию в Фадрагосе назвали именно так — Единство. Внутренние поводки, удерживающие духов, медленно обретали очертания характеров. Появлялись разные настроения, желания. Я не слышала их раньше, могла лишь ощущать, как какие-то поводки натягиваются, скручиваются, напрягаются… Теперь я понимала каждого духа без слов. Их напряжение отдавалось в груди не просто предосторожностью, но имело разную эмоциональную окраску: злость, страх, мольба отступить, обиду. Это немного нервировало и отвлекало в те моменты, когда чувства духов заглушали мои собственные, смешивались и превращались в какофонию. Но неприятие такого чужеродного вмешательства ознаменовало первый успех. Обучение пошло другим руслом: в эмоциональные моменты я остепеняла духов, прекращая тренировки и отбирая у них раздражитель.

— Духи должны наслаждаться вместе с тобой, а не тогда, когда тебе плохо, — объясняла Елрех. — Впусти их в душу, Асфи. Открой им свои тайны и желания. Поделись ими со всем, что есть у тебя, пусть они полюбят то же, что и ты, и они станут твоей тенью.

Наверное, детям в самом деле было бы проще освоить Единство. Я не могла спрятать от духов мысли, но и не боялась, что они расскажут о них кому-то еще, поэтому не понимала, как еще впустить их в себя. Мысленные разговоры ни к чему не приводили, медитации и повторения тренировок в доме тем более. Что нужно сделать?

Воспоминания о разговоре с Кейелом толкнули размышления к Волтуару и нашей первой ночи. Может, нужна сильная встряска, чтобы забыться? Надо поинтересоваться у наставника.

* * *

Кейел.

Снег мерцал под светом солнца, ледяные узоры на окне переливались гранями. Эльф поправлял шарф быстро перебегая улицу и стараясь раствориться в толпе. Со спины он выглядел взрослым, только слишком тощим, но ему было лишь одиннадцать лет. Совсем юный, но целеустремленный. Он рано научился читать и теперь работал городским посыльным и ежедневно подрабатывал на стороне, заскакивая к Десиену, чтобы рассказать, что любопытного успел подслушать, отдавая и принимая посылки. Иногда интересное звучало и на городских площадях. Любые сплетни, касающиеся политики, не ускользали от чуткого слуха парня. Сегодня, по моей просьбе, он, наконец-то, принес информацию о Елрех. Как выяснилось, бесполезную.

Милую фангру трудно подозревать. Горожане сначала отнеслись к ней с подозрением, как и ко всем нам, но очень быстро целитель, у которого она бывала первые дни, расхвалил ее. Эльф не нашел того, кто недолюбливал бы полукровку и заметил бы за ней что-нибудь странное. Как и мы, хоть и жили с ней бок о бок столько времени. Ведьма ли ты, Елрех?

Из коридора донесся стук каблуков. Дверь беззвучно открылась, мелькнув белой поверхностью в отражении стекла. Только Дес заходит в комнату, выделенную мне, без стука и разрешения. Он беззвучно закрыл дверь и тихо поделился:

— Ящерка небесных принесла письма из региона Цветущего плато. В последний раз знак ведьмы появился в регионе виксартов.

— В каком поселение?

Беспокойство за Кхангатора колыхнуло сердце. Я чуть повернул голову в тот момент, когда Дес приблизился и остановился возле меня. Вытягивая шею и с любопытством рассматривая улицу, он ответил:

— Рамбин.

О Кхангаторе не стоит волноваться. С этим племенем они как раз враждовали.

— Как давно?

Если Елрех в это время уже была на севере, значит, подозрения насчет нее снизятся. Не покидая города, заниматься колдовством затруднительно — нужно подходящее помещение… Я заправил волосы за уши, запоминая эту мысль. Городские ворота нельзя пересечь, незамеченным охраной.

— Четыре недели назад. — Дес постучал пальцами по подоконнику и развернулся. Направившись к креслу, стоящему у камина, продолжил: — Кто из Повелителей побывал у них в гостях неизвестно — все поселение погибло. Соответственно, свидетелей не осталось. Там же нашли двух мертвых драконов. Совсем молодых. Написано, что им не было и периода.

Удивительные вести. Откуда в Фадрагосе взяться молодым драконам, если плод в яйцах формируется лишь в одном небольшом регионе? Я тоже отошел от окна. Сел посреди комнаты на светлый толстый ковер, подогнув ногу в колене, и напомнил:

— За Долину драконов воюют.

Дес развалился в кресле и улыбнулся. Его глаза выражали абсолютное равнодушие к этой теме.

— Говорят, Кхангатор отступил. Причин не знают, но подозревают, что это связано со смертью его дочери. И, как выяснилось, он тайно поддерживал еще две стороны в войне, поэтому с его уходом в долине стало немного просторнее. — Дес развел указательный и большой палец. — Чуть больше чем на одного желающего, отхватить лакомый кусочек. Видимо, племени Рамбин повезло, и их драконы смогли появиться на свет, но потом удача неожиданно отвернулась. Ничего особенного, с каждым случается.

— И что насчет этого говорят мудрецы? Опять приплетают в эту историю меня или Аню?

В отличие от Волтуара, Дес ценил сплетни и слухи выше официальных новостей и наверняка уже заинтересовался историей Кхангатора и Вайли подробнее. Он махнул рукой. Раскачивая коленом из стороны в сторону, произнес:

— Нет, в этой истории ваши имена не мелькали и ведьму не вспомнили. — Скривился. — Ты же знаешь, мы верим мудрецам меньше, чем Аклен’Ил. Если бы могли каждому рассказать, кто они, то даже не передавали бы вести от них горожанам. Но ведь приходится считаться с мнением великих хранителей знаний. Кстати, — его нога замерла, а взгляд застыл на мне, — ты же не рассказал своим дружкам, кто такие мудрецы на самом деле?

Я с разочарованием усмехнулся. Иногда кажется, что исследовательница уже готова поверить, но я часто вижу, как она стремится оправдать то, к чему привыкла.

— Знает только Аня, — признался. Горечь расплылась в груди, оставила привкус на языке. — Я думал, что могу доверять ей.

— В таком деле никому нельзя доверять, — негромко сказал Дес, но осуждения в его голосе не звучало. — Когда-то я также оплошал с тобой. Ежедневно делился, кого подставил, а кого немного продвинул незаконно, а ты до сих пор жив, к тому же еще вернулся. — И быстро спросил: — Она не рассказала Елрех?

— Не знаю, — на выдохе протянул я.

Запустил пальцы в волосы и опрокинулся на спину — мягкий ворс встретил затылок. Я закрыл глаза, позволяя дневному свету проникать через веки оранжевыми пятнами. Надо было гнать всех прочь, кроме Ани, и никого не подпускать к нам, тогда проблем было бы меньше. Взглянул на Деса и спросил:

— Что дадут эти знания ведьме? Тем более полукровке никогда не поверят, расскажи она подобную ересь кому-то. Поднимут на смех.

Дес молчал, облокотившись на подлокотник и подперев кулаком подбородок. Уставившись на окно, он пробормотал, будто и не на вопрос отвечал, а так — рассуждал вслух:

— Думаю, каждая мелочь в мире имеет значение. Одно поражение дарит кому-то победу, одно событие толкает второе. Одни секреты важно отпустить, а другие сберечь. Но, возможно, ты прав. Иногда знания бывают бесполезны и только отвлекают от главного. — Тяжело вздохнув, опять замолчал.

Я отвернулся от него, снова мысленно допуская, что Дес не ошибся. Просто ищу Елрех оправдания, но не нахожу.

Она давно скитается по Фадрагосу, прикрываясь именем уважаемой и сильнейшей гильдии алхимиков. Отшельничество милая фангра объясняла происхождением. Скорее всего, она давно искала сокровищницу, а теперь через Аню использует меня. Я сам подарил ей такую возможность, сам отыскал ее, а через наивную девочку из чужого мира она все выведала обо мне. Аня всего лишь жертва в этом всем, как и Ромиар. Да, Вольный… Выходит, он и есть тот, кто мешается под ногами. Наверное, служит злым духам, но никогда этого не признает. А может, добрым, но все равно разум шан’ниэрда, даже Вольного, ослепленный любовью, как бы ни сопротивлялся, всегда найдет оправдание возлюбленной. И если за Елрех водятся какие-то странности, Ромиар не сообщит о них. И если она в самом деле ведьма, пока мы на севере, не проявит себя. У меня нет выбора, как только привести ее в сокровищницу. И даже если там она себя не выдаст, я смогу использовать чашу Аклен и Ил. Чаша покажет моего врага наверняка.

— У Ани успехи в освоении силы, — проговорил я, разглядывая фреску на потолке. Ромиар все же полезен, хоть и излишне догадлив.

— Я знаю. Слежу за ней. За всеми вами, — лениво произнес Дес. Уверен, он не поменял своей позы и не отвел глаз от окна.

— Если милая фангра — ведьма, мне нужно вывести ее за пределы города.

— Тебе, как и раньше, не хватает терпения. Не спеши, Кейел. Вдруг это не она, вдруг твой враг совсем не ведьма.

Не отрицаю. У меня есть только предположения, и это раздражает. Фангра нравится мне, и не хотелось бы, чтобы она оказалось той, кого придется убить. К тому же для Ани это будет сильным ударом.

Я приподнялся на локтях и попросил:

— Проверь записи охраны городских ворот.

— Что ты хочешь в них увидеть? — заинтересовался Дес.

— Нет ли постоянных совпадений по отлучкам кого-либо из города с появлением в Фадрагосе Повелителей. Если они есть, мы значительно сократим список подозреваемых.

— Или увеличим, — поморщился Дес.

— Ведьма умеет читать древний язык, у нее есть знания, доступные на севере лишь тем, кто приближен к правителям. Будь я на ее месте, то уходил бы дальше в лес. Куда-нибудь к горам, где часто приходится использовать амулеты, напитанные силой духов. Это бы сбивало со следа, если бы вдруг из теплых регионов вам прислали амулеты поиска или ищеек.

Он покачал головой, будто взвешивал мою идею, а затем кивнул и хлопнул по подлокотникам.

— Мы искали в городе, но не думали искать за его пределами. Вернее, думали, конечно, но где-то гораздо дальше. Буду с тобой откровенным, с самого начала подозрения пали на Энраилл. У них есть все, кроме силы ведьмы, но ее они могли найти среди больных солнечной болезнью. Сегодня беднягу уговорили применить силу, а утром он уже все забыл. Как тебе? Это идеальное оружие! — Щелкнул пальцами. — Но вот мотива мы так и не придумали. Пришлось обратиться за помощью к правителям ближайшего региона. Надеялись, что они подкинут нам каких-нибудь новостей, не предназначенных для широкой огласки, и в них найдется мотив. Даже тонко намекнули им на подозреваемых. Понадеялись, что вражда Аклен’Ил с мудрецами, тоже натолкнет их на верный путь.

— Они другие, Дес. Мыслят иначе.

— Знаю. И окончательно утвердился, когда они посовещались и послушно понеслись к мудрецам за советом, приняв наш намек за совет обратиться к ним. Ни шагу без их ведома и все по строгой указке духов. С каких пор они стали заменять трезвый разум? Прости, не хотел тебя обидеть.

Я поморщился. Алурей давно оставил меня одного, будто я стал ему не нужен. Он больше не владеет моим разумом. Я просто делаю то, что должен.

— Вы подозревали Энраилл. Что заставило вас изменить мнение?

— Ничего. — Дес пожал плечами. — У нас по-прежнему нет ни одного мотива. Там их превозносят, наши горожане уважают за стремление сохранить знания о прошлом. Как их обвинить, Кейел? Да и список подозреваемых… Ты же видел эти ящики с бумагами. Ведьма умрет от ожидания, пока мы их все разгребем!

Подозреваемых, если не искать мотив, в самом деле много: целые гильдии исследователей, множество независимых знахарей, южные племена, в чьих языках, часто используются схожие символы… Как сократить этот список, никто так и не придумал, а мудрецы, обвиняя невиновную, еще и усложняют поиски ведьмы. И наверняка Деса их поведение подталкивает на мысль, что Энраилл отводят от себя подозрения. Я вот теперь и их готов рассматривать, как ведьму.

Дес потер виски, а затем поднялся и произнес:

— Ты вчера здорово помог с трактовкой символа. Сходи в штаб и повтори успех. Прогуляешься, проветришься, чтобы я не переживал, что ты опять из-за своей человечки аппетит и интерес к жизни потеряешь. Мир спаси, потом делай что хочешь. — Согнул руку в локте, выставив указательный палец. — Только на север не возвращайся.

Я улыбнулся, укладывая руки под голову.

— А ты?

— А я займусь твоей идеей. Мы ведь и не задумывались, что кто-то мог предположить такую чушь, как обращение за помощью к мудрецам. Ищейки, поисковые амулеты… Это все слишком трудно для севера, слишком невероятно. К тому же мы не искали среди тех, кто стабильно выбирается в горы, а ведь среди них тоже мог кто-нибудь затесаться. Какой-нибудь изгой из почтенной семейки со своими обидами. Мы перерыли город вверх дном — и все. На этом успокоились.

Он быстрым шагом дошел до двери, уже открыл ее, но оглянулся и, нахмурившись, сообщил:

— А да, забыл сказать. Правители региона Цветущего плато все же рискнули и доверились нам. Делегация с Волтуаром во главе отправилась в путь несколько дней назад. Если погода будет благоприятной, они прибудут в течение недели-двух. — Снова приоткрыл дверь, но опять закрыл ее.

Казалось, воздух стал плотнее. Я слушал, боясь пропустить малейший звук.

— И еще. В личном письме верховному правителю он просил о подарке. Кейел, прости меня друг, но мы не можем отказать ему. К тому же присутствие Ани на празднике — это мелочь. Ты можешь просто напиться и проспать весь праздник в моем доме. А можешь пойти туда и не позволить им даже поговорить. Но, само собой, без рукоприкладства и оскорблений. Пусть полюбуется ею издали. У тебя есть время на раздумья, но не затягивай. Тебе тоже нужно официальное приглашение.

Аня.

Ещё два дня тренировок не принесли никаких результатов, кроме падения моей уверенности в себе. Возможно, я плохая ученица, но ведь старалась изо всех сил. Перед сном беседовала с духами вслух, напоминая чокнутую, на тренировке пропускала через себя эмоции каждого. Точно знала, что Ксанджи не любили монотонное вытягивание гласных — однообразное пение, зато были в восторге Айссия и ещё несколько духов. Почти всегда холодно на все реагировал дух с тяжёлым поводком, будто железным, но железо отдавало пугающим холодом, мало что имеющим общего со свежим морозом. Этого духа я назвала Смертью. Он напоминал о ней, о болезнях, о чем-то плохом, мрачном, но я помнила, как он помог спасти Роми.

Смерть наслаждался, когда мы с Елрех обсуждали мертвецов и Повелителей. Когда я рассказала о нем наставнику, он притащил меня в тайную библиотеку. На севере ее охраняли, вокруг возвели неприступные стены, и для горожан называлась она совсем не библиотекой. Это было самое дальнее южное крыло темниц, куда на время помещали опасных преступников. Были и другие библиотеки: открытые, закрытые, библиотека правителей, — но все знания в них не несли особой угрозы ни для истории Фадрагоса, ни для самого Фадрагоса. В тайной библиотеке, которую, как выяснилось, раньше часто посещали Кейел и Десиен, набираясь знаний о мире, мы провели два дня, но упоминания о духе, поселившемся во мне, не нашли. Наставник предположил, что это может быть один из тех духов, которые приходят к Вольным. О таких знают только Вольные, но ни под какими пытками не поделятся подробностями о них. Дополнил, что эта вероятность очень слабая, ведь я не Вольная, но отбрасывать ее не стал. Только порадовал, что все неподходящие мне духи так и останутся всего лишь духами на поводке — из-за сильной разницы предпочтений, мы никогда не поймем друг друга. Может, я и не Вольная, но Вестницу с ее предчувствиями не придумала.

Эмоции духов будто вытесняли мои собственные. Я приходила домой уставшая, ужинала, не ощущая вкуса еле теплой еды, а потом, как только голова касалась подушки, меня накрывала ночная темнота. Кейел раз в два дня появлялся в моем доме, пока я была на занятиях. Протапливал дом, приносил воды, оставлял на кухне сверток со свежим хлебом, молоком и едой — наверное, брал готовые блюда у Десиена. Пару раз в горячей, натопленной бане, находящейся за домом, горели свечи, привлекая внимания. Кейел не забывал обо мне, несмотря на все, что ему пришлось услышать от меня. По утрам, пока мои эмоции оставались яркими, я осознавала, как сильно скучаю по Вольному. Хотелось увидеть его, поговорить с ним. Крепко сжать его руку. Признаться. В последнем я нуждалась сильнее всего.

Ещё через тройку безуспешных попыток впустить в себя духов наставник позволил отдохнуть. С самого утра выходного дня я помчалась к Феррари. Я уже знала, что увижу у нее в загоне — однажды мне удалось вырваться к ней на полчаса. Но лишь однажды. Малышка грустила в тесном помещении, но вела себя спокойно и тихо. У нее было сухо, тепло, всегда стояла свежая вода и кормили ее сытно. Но Феррари просилась на волю — она тоненько скулила, потираясь носом о мои руки, осторожно бодала дверцу головой, иногда оборачиваясь ко мне. При всем желании, я не могла ее выгулять. Десиен запретил выпускать девчонку даже под моим контролем. Городской защитник не допускал ни малейшей угрозы горожанам, и это вызывало двойственные чувства: он бессердечный чурбан, но достойный уважения защитник.

День отдыха прошел незаметно. Я провела первую половину дня у Феррари, радуя девчонку, а вторую гуляла по городу, высматривая опасные места. Вот только таких тут не было, а выйти за город оказалось проблематично. Высокие стены и неуступчивая охрана, требующая официального разрешения на выход из города, просто не позволяли этого сделать. В итоге встряску для себя я так и не придумала, а наставник только пожимал плечами, не зная, чем помочь. Я оказалась права, когда сравнила нашу вторую встречу с сеансом психотерапевта. Проблема заключалась в том, что он не мог заглянуть в мои проблемы глубже, поэтому не предполагал, что я должна сделать. Елрех хмурилась и все твердила о моем «своде человечности». Она была уверена, что ключ именно в нем. Я падала духом и злилась все сильнее, доставляя истинное наслаждение Ксанджам, что, естественно, повышало уровень агрессии. Я была на пределе.

* * *

Алтарь подо мной нагрелся, шершавая поверхность чуть царапала кожу на руках, не больно, но ощутимо впивалась в плоть. Я сидела на нем, свесив ноги и упираясь кулаками, и шумно вздыхала. Поднимать голову не хотела, чтобы не видеть разочарования в серых глазах подруги. В груди бушевало пламя, разливалось по телу, раскаляя нервы. Казалось, они дрожали от напряжения, отдаваясь в каждой мышце. Остальные духи не разделяли ликования Ксанджей и насколько могли притихли. Они не понимали моей злости. Боялись ее.

— Ты дрожишь, впечатлительная Асфи. Тебе принести попить? — предложила Елрех, приближаясь ко мне.

Она остановилась совсем рядом — ее живот коснулся моих колен. Коготки тронули щеку — и я вздрогнула; теплая ладонь легла на кожу — и я выдохнула, сглатывая тугой комок. Слезы подступали вместе с ним, удерживать их оказалось труднее, чем злость, но я справлялась. Лучше злиться.

Я накрыла руку Елрех своей, сжала. Она лбом прислонилась к моему — горячее дыхание обдало травяным чаем.

Дружеское участие успокаивало и подбадривало, но вместе с легким расслаблением отступала и злость. Глаза застелила мутная пленка из слез. Лучше побыть одной.

— Принеси, — прошептала я.

— Ты сильная, Асфи. Ты справишься, — тихо ободрила Елрех прежде, чем отступить.

Вместе с ней отступило и нежное тепло. Огонь вновь вспыхнул, но теперь в нем появилось горькое сожаление. Смерть с насмешкой пошевелился. Значит, он друг разбитых неудачников? Мне такие друзья не нужны…

Воспоминания о моей жизни безудержно прорвались в мысли. Я зажмурилась, будто это могло выбить их из моей головы. Пара мелких духов развеселилась, Смерть поддержал их ленивым шевелением. И как относится ко всем духам с почтением? В последние дни, когда я говорила с духами вслух, то на многое жаловалась. К сожалению, они оказались не такими глупыми и безответными, как Кеша. Теперь пожинаю…

Я скривилась, съеживаясь до боли в груди и сдерживая рык, рвущийся наружу. Капли срывались с потолка и громко плюхались в лужицы. Они тоже раздражали. И спертый воздух, наполненный кислятиной. И черные тени, танцующие на стенах и за колоннами. Словно пляшут на моем горе. Я бездарность!

С тихим шорохом соскочила с алтаря. Босые ноги бесшумно коснулись прохладного камня. Я обняла себя, разглядывая древнюю ветку, лежащую на алтаре. Она не поможет. Мне не помогут ни разговоры с Елрех, ни информация на чужих языках, ни Единство, подаренное Кейелом. Кейел… Может, дело в нашей ссоре? Глупость. Очередное оправдание.

Все еще обнимая себя, я покачнулась вперед и назад. Скривилась, потому что хотелось выругаться. Закричать от безысходности. День за днем я билась о каменную стену, когда Елрех и наставник тяжело вздыхали и повторяли, что я должна впустить духов в себя. Как?

— Как это сделать, черт возьми! — прошептала, притопнув ногой. Пятку прошибло легкой болью. Я шмыгнула носом и поджала губы.

Закрутилась на месте, будто подсказка могла быть спрятана здесь.

— Давай же, Вестница, подскажи, что я не сделала. Может, убить себя надо? Прямо тут, на алтаре. Ты этого ждешь? Ты же мне предсказала эту участь!

Смерть поворочался сильнее. Я ухмыльнулась. Рассмеялась истерично, а затем, оглянувшись на темный угол, выдохнула:

— Хрен вам.

Я не жертва, вроде Вольных. Не дождутся. Ни Смерть, ни Вестница, ни Энраилл — никто.

Вот ты и сошла с ума, Асфи.

Внутри все тряслось, словно от испуга, но я не боялась. Сердце билось размеренно, спокойно, будто жило независимо от моих чувств. Но что-то переполняло, рвалось наружу. И я буквально бесилась, не понимая, чего хочу.

Я резко повернулась к другому углу, будто оттуда исходила угроза. Но он был пуст, и это прибавляло злости. Неровной интонацией спросила, обращаясь к Вестнице:

— Где же ты? Появляешься, когда приспичит и уходишь так же. А как же помощь? Помоги мне! Чего мне не хватает, чтобы Единство заработало?

Огонь в чашах не изменил темпа. Мне никто не ответил. Я снова рассмеялась, закрыв ладонью глаза и ссутулившись. Шея и грудь зудели от гнева, во рту пересохло. Меня тряхнуло от отвращения.

— Мозгов тебе не хватает, сумасшедшая, — снова проговорила. И вправду спятила. — Тебе пора в психушку.

Теплый дух, проявив сострадание, потянулся приободрить, но Айссия осадила его. И правильно. Жалость — не то, в чем я нуждаюсь.

Приподнялась на носочках, запрокидывая голову назад. Она немного кружилась. Эмоциональные занятия изматывали сильнее физических. Опустошали и будто оставляли отпечаток изношенности. Казалось, я внутренне старела быстрее, чем должно быть.

Легонько оттолкнулась, неосторожно шагая вперед, но пальцы ног нашли устойчивость. Равнодушно разглядывая помещение, я боролась с ненавистью и злобой. Хотела дойти до дальней стены, по почерневшему барельефу которой стекала вода. Хотела прижаться к ней и остудить внутреннее пламя, поедающее меня. Медленно, безвозвратно. Но застыла, глядя под ноги. Вода смочила кончики пальцев; по черной глади пробегала рябь от упавшей капли. Мое отражение искажалось. Презрение окатило с такой силой, что я отшатнулась, чувствуя легкую тошноту. Холодный пот прошиб, покрыл спину, сердце все же стиснулось. Я сжала кулаки, на мгновение зажмурившись, ожидая, когда мир станет шататься вокруг чуть меньше. Затем присела на корточки и опустила руку в лужу. Ладонь легла на отражение так, будто я душу себя, и стало немного легче… Так правильней. На глаза опять навернулись слезы, но место для жалости не осталось.

— Я знаю, на кого ты похожа, Аня. — Я чуть улыбнулась, вглядываясь в свои глаза. Ведро, заполненное червями, и брезгливый взгляд Роми застыли в памяти. — Бесхребетное животное. Думала, что все знаешь о жизни? Думала, умнее всех? И за что ты боролась? — Горечь переполняла нутро, заставляла морщится от собственного вида. — Оставишь Кейела, отберешь у него все и заставишь пройти трудный путь заново. И у тебя нет выбора.

Тихий смех показался чужим, незнакомым. В нем не было сумасшествия, скорее, сила, которой не хватало мне. Пальцы сдвинулись, потревожив застывшую воду. Я словно и впрямь хотела задушить свое отражение, но мир подернулся. По черной поверхности вновь покатились мелкие волны. Казалось, что между ними я вижу другую себя. Будто я вернулась в прошлое, в тот момент, как только оказалась в Фадрагосе. Но все же что-то было не так. Уверенный взор колол, хищная улыбка походила на снисходительную насмешку. Очередная рябь смыла образ, мир рухнул перед глазами, и мы поменялись местами с той, кого я видела мгновением ранее. Бездумный шепот сорвался с губ:

— Ты все уничтожила.

Меня повело в сторону, и я повалилась, успевая согнуть руку в локте. Внутреннего жара не было, как и Ксанджей. Осталось лишь несколько поводков тех духов, кто не подходил мне. Я попыталась подняться, но откуда-то взялась невероятная слабость. Я упала на спину, не в силах пошевелить губами. Звать на помощь не получится. Капля сорвалась с потолка, упала на подбородок, покатилась к шее. Вода из лужи пропитывала волосы и одежду. Веки потяжелели — закрылись.

* * *

Иногда кажется, что кто-то расставляет ловушки, и судьба ведет тебя прямиком в них. А бывает, ты сама поступаешь, как мышка, идущая за бесплатным кусочком сыра.

Например, я. Прямо сейчас.

Сердце замерло, затаилось в предвкушении крохотного счастья. Хрупкого, мимолетного, но опьяняющего. Ровное дыхание грозилось вот-вот сорваться. Уголки губ напрягались все сильнее, стремясь украсить лицо улыбкой, но я мысленно шикала на себя, позволяя сердцу отхватить очередную порцию ласки, определенно вызывающую зависимость.

Это Кейел. Безошибочно он. Я не могу перепутать его, не могу представить, что кто-то еще будет так же осторожно прикасаться кончиками пальцев к моему лицу, словно поглаживанием убирая с него под одной волосинке. Его дыхание еле ощутимо скользило по щеке. Рука дрогнула, остановилась, и жар от запястья обдал кожу. Догадался, что я очнулась?

Нехотя, стараясь продлить наигранный сон, я подняла веки. Кейел вовсе отдернул руку, а судя по его гулкому глотку и вине, затаившейся в глазах, он растерялся. Не желает быть застуканным? Его лицо все еще было слишком близко к моему. Очень скоро на нем появилось облегчение, а затем Кейел отодвинулся от меня, молча поднялся со стула, близко придвинутому к кровати, и поспешил выйти из комнаты. Створка темной двери скрипнула вслед.

Небольшую комнату наполнял житейский уют. В маленьком резном камине, потрескивая дровами, горел огонь. На красной драпировке стен золотистые узоры ловили его свет и отвечали блеском. На письменном столе у единственного окна были раскинуты книги и свитки. Длинные темно-коричневые шторы явно задергивали наспех. Уголок слетел с последней петли массивного витиеватого карниза, и на шторке сложилась косая складка. В открытом кусочке окна просматривалась ночь. На низком столике, расположенном у стены, стояли чайничек и белые чашечки с утонченными ручками — словно из золота. Может, и впрямь золото? На одном из полукруглых стульев, обитом светлой тканью, валялось скомканное покрывало. Я лежала на одноместной кровати; мягкий матрас пружинил, но пружин, наверное, в Фадрагосе еще пока быть не могло. Я бодро заглянула под одеяло, оценивая внешний вид, — рубашка длинная, но щеголять голыми ногами все равно не хотелось. Моя одежда аккуратной стопкой лежала на втором стуле, придвинутом к столику. Подняться, чтобы одеться, я не успела.

За дверью из темного дерева раздались быстрые шаги. Я натянула одеяло до подбородка и прислушалась, но звукоизоляция в стенах была потрясающей, или наоборот — слишком плохой. Гулкий стук каблуков мешал разобрать слова мужчин. Или они говорят на северном языке?

Дверь распахнулась — наставник стремительно влетел в комнату и пропустил мимо старичка, человека. Кейел последним вошел в комнату, напряженно гуляя взглядом по лицам собравшихся. Тихо прикрыл за собой дверь да так и остался стоять у порога, не отпуская ручку и изображая непривычную послушность, будто если ему поручат что-либо, он сорвется в сию секунду и побежит хоть на Край Фадрагоса.

Наверное, последнее зрелище настолько выбило меня из колеи, что я не сразу разобралась, что в голосе старичка звучит замешательство:

— Асфирель, вы ведь не оглохли, не правда ли? Слышите меня, дорогуша?

Я посмотрела на него. На большом комичном носу застыла темная капля — родинка. Он прикладывал к глазам увеличительное стекло, но все равно щурился, осматривая меня. Отложил стеклышко на каминную полку, закатал рукава белой рубашки и спрятал пряди длинных седых волос под черную косынку.

— Никак не слышит. — Потянувшись к поставленному на пол чемоданчику, нахмурился. Морщины проявились четче на старом лице. В ухоженных руках вскоре оказалась странная трубка со щеточкой. Он ею мне ухо проверять собрался?!

— Слышу! — Быстро кивнула я. — Только инструмент уберите.

Наставник, до этого застывший без движения, погладил рясу на груди и спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Выспалась. В смысле, потрясающе.

Без преувеличений, именно так себя и чувствовала.

Целитель мгновенно подсел ко мне на край кровати и стал ощупывать лоб, шею, спустил одеяло, трогая руки от плеча до локтя и приступая к допросу:

— Что-нибудь беспокоит? Тут не тянет?

— Нет.

— А тут? И вот тут не болит? А если так?

— Ау! — Я вырвала руку и потерла место щипка.

— И реакция не затупилась, — тем же любезным тоном произнес он, поднимая глаза на наставника. — Ваша дорогуша здорова, как я и говорил. Она просто спала. — Снова обратился ко мне. — Переутомилась, не правда ли?

— Правда, — согласилась я. Соглашусь с чем угодно, только бы отодвинулся скорее и не ощупывал больше.

— Останьтесь сегодня в моем доме, — не просил — мягко приказывал наставник. — Если Асфирель станет плохо, мы позовем вас.

— Как пожелаете.

Когда за целителем закрылась дверь, наставник спросил:

— Что произошло? — бросил взгляд на Кейела и сцепил руки перед собой. — Если необходимо, Кейел оставит нас.

Я замялась, замечая, как напряглась рука Вольного, сжимая дверную ручку. Как шире раскрылись крылья носа. Сглотнула, опустила голову и произнесла:

— Не нужно. Я… Кажется, в какой-то момент с ума сошла. Говорила со своим отражением, а потом сил не осталось.

— О чем вы говорили?

— О ненависти, о… — шумно выдохнула, не представляя, как можно рассказать, что безумно ненавидела себя в тот момент. Будто обострились чувства и вывернули мою суть наизнанку.

— Не продолжай, Асфирель. Ты открылась себе, позволила духам познакомиться с собой. К слову, что с ними?

И вот тут сердце екнуло. Куда пропали Ксанджи? Почему нет их поводка?

Я вскинула голову, посмотрела на Кейела. Больше всего беспокоило его состояние, если вдруг наша затея провалится. Он не отрывал от меня глаз и, казалось, даже не слушал нас.

— Ты больше не чувствуешь их? — угадал наставник. В его голосе пряталась насмешка, вселяя надежду.

— Это нормально? — заинтересовалась я. Значит, возможно, не исчезли.

Соггор улыбался. Ко мне мягко подступало спокойствие, расцветала радость.

— Поздравляю, Асфирель — ты единственный маг Фадрагоса. Как только соизволите, — теперь переводил взгляд с меня на Кейела, — проведем ритуал.

Наверное, Кейел действительно слушал вполуха. Он рассеянно нахмурился и равнодушно кивнул.

— Ты устал, — с заботой заметил наставник. — Тебе нужно отдохнуть. У меня много комнат.

— Я останусь тут.

Не дожидаясь ответа или разрешения, Кейел прошел мимо хозяина дома и опустился на стул. Дотянулся до чайничка и налил себе в чашку чай.

— Будешь? — предложил мне.

Я тихо прочистила горло, прикрывая губы кулаком, и кивнула.

— Давай.

Наставник постоял немного молча, наблюдая за нами. Я стыдливо опускала глаза. Это его дом, а Кейел будто забыл об этом. Будто обо всем забыл.

Я маг… Вспоминая это, я тоже стремительно забывала о приличиях. Что теперь изменится?

— Если что-то понадобится, прислуга будет за дверью, — произнес соггор, оставляя нас.

Кейел подал чашку, дождался, когда я осушу ее до конца.

— Еще? — предложил, забирая.

Я покачала головой. Он быстро приблизился к столу, поставил чашку на место и взял скомканное покрывало. Опустившись на стул и кое-как накрывшись, посмотрел на меня и спросил:

— Точно выспалась?

— Да. А что?

Сполз на стуле и запрокинул голову, опираясь затылком на стену. Закрыл глаза и тихо попросил:

— Расскажи сказку про Кая и Герду.

— А Единство? — растерялась я.

Нахмурился.

— Никуда не денется. Завтра поговорим о нем.

* * *

Поговорить о Единстве с Кейелом так и не удалось. Ив отбросила на время свои дела и примчалась ко мне с самого утра. Роми с любопытством помалкивал, прислонившись к стене и прижимая к себе уставшую на вид Елрех. Кейел, весьма помятый, медленно расхаживал по светлой гостиной, в которую нас пригласили после завтрака. Наставник и Ив перебивали друг друга, задавая вопросы. Но я тоже умела и любила их задавать, поэтому очень скоро, не выдавая собственных тайн, выяснила, что именно со мной произошло. Я открылась не только духам, но и себе.

Измотанная занятиями, измученная мыслями я стояла на грани того, какой хотела быть, казаться, и какой была на самом деле, но не могла в этом признаться даже себе. Мне не хватило сил, чтобы вытянуть образ, к которому всю жизнь подсознательно стремилась. Да, я понимала, что у меня много слабостей, еще больше ненависти и злобы. Не к окружающему миру и не к судьбе, кинувшей меня в лабиринт испытаний. Моя жизнь прежде всего была в моих руках. И даже когда в мыслях я признавала себя виновной, высмеивала недостатки, все равно втайне надеялась, что все совсем не так. Как духи могли принять меня, если я сама себя не принимала? Абсолютная честность с самим собой открывала путь к Единству. С такой честностью невозможно уйти от ответственности за совершенные поступки жалкими оправданиями.

Магия, волшебство… Как бы ни хотелось, по щелчку пальцев все равно чудеса не случаются. Так и тут: я давно нашла общий язык с благородными Айссией, милыми Охарс, вспыльчивыми Ксанджами и многими другими, но оставались те, с кем я еще не сталкивалась, либо обращалась к ним редко. Они тоже сплотились со мной, но я не представляла их возможности. Уже свои возможности. Я не могла чувствовать тех, с кем мы плыли на одной волне. Любое чувство, ощущение — это порог. Наткнувшись на него, я переступаю его, получая взамен отклик. Если порогов больше не осталось — не получаю в ответ ничего. Как оказалось, за эмоции в жизни приходится бороться. Ксанджи, как и остальные духи, не исчезли, но бесследно растворились во мне, приняв всю меня без остатка. Со всей болью, от которой я ежедневно абстрагировалась, со всеми желаниями, которые прятала глубоко внутри, со всеми крупицами сладких воспоминаний, которыми не хотела ни с кем делиться. Которые берегла, не позволяя лишний раз наслаждаться ими даже себе.

С ритуалом, ради которого мы пришли на север, откладывать не стали. Договорились, что проведем его в эту же ночь. Наставник просил подождать, Ив хмурилась, понимая, что ее время на поиски ведьмы среди северян стремительно тает, Кейел молчал, окидывая то меня, то наставника тяжелым взором, словно желал оставить выбор за нами, а я настаивала на спешке. Еще немного такого тягостного пребывания в Фадрагосе — и беседы с собственным отражением войдут в норму. Надеюсь, до драк с ударами головой не дойдёт.

После того, как расспросы закончились, я спустилась в священный зал. До полудня пробыла там, осваивая новые возможности. Сила жила во мне, и только призвав ее, я поняла собственное могущество.

Кейел спустился следом, безмолвной тенью, незваным спутником. С безразличным выражением лица прислонился спиной у входа. Я смотрела на него и ждала объяснений. Все разошлись: Елрех к целителю, Ив и Роми в штаб городской защиты, наставник к правителям. И только Кейел, отправленный наставником к Десиену, отказал в просьбе и не оставил меня. Капли срывались, падали, заполняя тишину подземного помещения. Слабый сквозняк трепал языки огня в чашах. Я стояла у ближайшей ко входу колонны и смотрела на Вольного. Видимо, в моем взгляде отчетливо застыло требование, потому что Кейел нахмурился, покачал головой, а потом сполз по стене, усаживаясь на каменный пол.

— Не прогоняй, — произнес, упираясь локтями в колени и обхватывая руками голову, — я не уйду.

Я отвернулась, стараясь не выдать волнения судорожным вздохом. Мы жертвы обстоятельств, жертвы моей глупости и его фанатичной веры, но именно сейчас я чувствовала себя палачом, лишившего жизни невиновного.

Призыв к Ксанджам немного отвлек. Не было больше поводков, не было отличий в эмоциях. Я звала их так естественно, будто управляла руками, пальцами, словно дышала. Мне никогда не приходилось задумываться, как много за доли секунды человек совершает координированных действий, доведенных до автоматизма. Необходимые для жизни, с точной синхронизацией множества органов. Мы не рассчитываем расстояние, которое необходимо дойти до стола, чтобы поднять стакан, — плавно, не подбросив его, не пролив ни капли. Сейчас было так же — я видела участок на полу, покрытый трещинами. Я хотела заполнить их огнем, не совершив ни единого движения. В груди мгновенно появилась горячая область, будто легкие залили пламенем, но оно не обжигало, не причиняло боли. Я точно знала, что эти новые ощущения пришли с Единством, но уже стали моими. В точке, куда смотрела, камень раскалился докрасна, но не разрушался, не плавился — я не позволяла. Пламя сместилось, заполняя трещинку ровно по краям. Освобожденная поверхность мгновенно остыла. По трещине поползло алое сияние. В груди все еще было жарко, но я понимала: силы, восстановленные в реке Истины, расходуются. Их хватит надолго, можно заполнить Ксанджами все трещины в обители севера, и, быть может, тогда мне понадобиться отдых. Я отвела взгляд, скорее, из-за непривычки, будто именно так даю команду Ксанджам, себе, остановиться. Однако достаточно было просто расхотеть. Так легко, будто поднять листок, а затем разжать пальцы.

Айссия расходовали силы быстрее, их было труднее использовать. Когда они действовали самостоятельно, используя меня, как источник, я не задумывалась над организмом. А сейчас, ощупывая невидимыми руками, собственное сердце, боялась. Хрупкий организм казался сложным. Я бы сравнила его с маленьким государством, но с невероятно отлаженной системой. В такой не каждый логист разберется. Все же нужно было поступать в медицинский…

Охарс — вот оно! То чудо, возникающее по щелчку пальцев. Но в силу легкого характера, в отличие от Ксанджей, тянули из меня практически столько же энергии. Я быстро загасила их. Прислушалась к себе, понимая, что надо останавливаться. На севере не удастся восстановить резерв так быстро, как в теплых регионах, если вообще удастся, и еще необходимо пройти ритуал, а после управляться с духами памяти. По характеру они подходят всем, мы будем едины, но наставник говорил, что в далеком прошлом этих духов всячески избегали. А тех магов, кто связывал себя с ними не любили, остерегались. Мне было все равно, лишь бы быстрее добраться до сокровищницы.

Я обернулась к Кейелу, внимательно наблюдающему за мной:

— Я трачу силы ни на что, — заметила, склоняя голову к плечу. — Не остановишь?

Он поднял на меня глаза, и я смутилась.

Не остановит… Духи Фадрагоса! Если бы мы могли отдавать всего себя, не совершая движений, без слов, без лишнего вздоха, то именно таким взглядом. Он точно любовался мной, но не наслаждался. Не осуждал, но чертовски устал от меня. Не ненавидел — любил. Однако в этой любви хорошего было ничтожно мало.

Наверное, Вольный до сих пор не понимает, что с ним. А если понимает — к чему стремится?

Не надейся, Аня, он не бросит миссию…

— Хочу на свежий воздух. — Мой голос дрогнул.

Кейел, упираясь ладонью в стену, безропотно поднялся и остановился у прохода. Прислонился плечом к стене и опустил голову, дожидаясь, когда я первая пройду к лестнице.

* * *

Несколько часов я провела на морозе, разглядывая мелких птиц, слетевшихся к просторной кормушке. Зерна тут берегли, поэтому птицы выклевывали мякоть фруктов и овощей, оставшейся на кожуре. Несколько существ прошли мимо и спустились в священный зал, чтобы подготовить его к ритуалу. Кейел не отходил от меня ни на шаг, будто забыл, что у него могут быть свои желания и жизнь. Он не злился, но все еще выглядел обеспокоенным и разбитым. Мне было боязно заговорить с ним. Не хотелось снова касаться болезненной для нас обоих темы.

Обедали поздно. Взбудораженный наставник пригласил в дом не только нас, но и еще каких-то соггоров, обсуждая с ними предстоящий ритуал на языке северян. Иногда он переводил мне обрывки, но фразы лично для меня не несли никакой ценности. К вечеру ближе, кроме Кейела, возле меня ютилась и Елрех. Она знала о духах памяти совсем мало. Если на севере в городских библиотеках жители могли узнать обо всех духах, которых помнил Фадрагос,то в регионах, подконтрольных мудрецам, знания приходилось заслуживать карьерой. Елрех получала в библиотеках лишь то, что могло пригодится уважаемой гильдии алхимиков, и литературу общего доступа.

— Откуда ты знаешь о духах памяти? — спросил Кейел, осторожно погладив листок горшочного дерева — редкого украшения северных домов.

Елрех перестала заплетать мои волосы, удерживая пряди в пальцах. Мне не было видно ее лица, но ее ноги, на которые я, сидя на полу, опиралась спиной, ощутимо напряглись.

— Много мест посетила, — спустя короткое молчание ответила, — добродушные селянки любят делиться богатыми знаниями.

Взгляд Вольного, украдкой брошенный на Елрех, ударил угрозой. Так хищники следят за врагом. Еще не рычат, не упреждают, но внутренне готовятся к схватке. Я хотела оглянуться на Елрех, но, видимо, она не поднимала головы и ничего не заметила, потому что попросила:

— Сиди же смирно, непоседливая Асфи. Вижу, Единство пошло на пользу тебе, а другим принесло лишь хлопот. Сколько в тебе энергии?

Духи подкинули не так уж и много своих сил, но они точно прибавились. Вместе с бодростью и желанием постоянно что-то делать.

Наставник забегал после заката. Сообщил, что к ритуалу все готово, но начинать его нужно после полуночи. Я погружусь в какой-то транс, в котором нельзя пробыть слишком долго, и только рассвет пробудит меня. Выглядел старый соггор ликующе, что наводило на не слишком приятные подозрения:

— Вы никогда не проводили таких ритуалов? — с улыбкой поинтересовалась, откладывая книгу с местными сказками на общем языке.

Моя улыбка сработала — скрыла настороженность. Кейел тяжело вздохнул и виновато отвернулся к окну, а вот наставник с предвкушением ответил:

— Даже похожих! Священные залы существуют для принятия серьезных клятв, проведения мероприятий, вроде отречения от собственного «я», и сохранения древних реликвий. — Он с нежностью погладил какую-то потрепанную книгу, совершенно не обращая на меня внимания. — Но мы тщательно изучали многие ритуалы.

— Теорию, — нахмурилась я.

— Для пустой практики жаль тратить реликвии, а амулеты, напитанные силой духов, слишком дорогие и не имеют достаточной мощи. — Наконец-то взглянул на мое побледневшее лицо и заверил: — Тебе не стоит тревожиться, Асфирель. Я отобрал лучших учеников в помощники.

Елрех закусила губу, явно сожалея, что не может возразить проведению ритуала, а Кейел все еще не смел смотреть в мою сторону. Он предупреждал об опасности. Возможно, опасность исходила не столько от ритуала, сколько от давности последних практик. Меня будут оперировать по инструкции, написанной много столетий назад… Впечатляет.

— Не волнуйся, дитя. — Наставник быстро вернул себе серьезность. — В книге написано, что рассвет разбудит душу. Что его тепло не позволит ей заблудиться в чужих воспоминаниях.

* * *

Вместе с Ив и Роми на ужин пришел Десиен. Веселый как никогда! Я обомлела, увидев его в доме наставника, которому он за глазами запросто перетирал косточки и с легкой руки записывал в подозреваемые. Кажется, впервые за день серьезно напрягся даже Кейел.

Балкор не успел переступить порог гостиной, как уже раскинул руки и с широченной улыбкой обратился ко мне:

— Счастье-то какое! Асфирель, мои поздравления мне! — В считанные секунды я оказалась в его объятиях — не крепких, но достаточных, чтобы не суметь отпрянуть. От худощавого, но, как оказалось, сильного тела все еще исходил морозный холод ночной улицы. Шепот донес запах карамели: — Поговорить нужно, человечка. Наедине. — И снова громко, от души хлопая по моим плечам, произнес: — Теперь всем могу хвалиться, что видел мага вживую!

— Не можешь, — хрипло напомнил то ли о себе, то ли просто напомнил Кейел.

— Ах, да… — протянул Десиен, теряя ко мне интерес и поворачиваясь к другу, сидящему на диванчике. — Забыл, что она прячется. Как же я не люблю секреты, они портят радость.

Кейел хмыкнул, но Роми, фыркнув и тоже приближаясь к диванчику, опередил высказыванием:

— Любишь.

Десиен, продолжая улыбаться, чуть поморщился.

— Какие же вы злые. Нехорошие.

Больше никаких поползновений с его стороны ко мне не было. Ни намека не проскочило. Он будто забыл обо мне и его желании поговорить наедине. Весь ужин я удивлялась, наблюдая за взаимными любезностями балкора и наставника. Даже закралось подозрение, что нас водят за нос и перед нами сидят сын и отец. Иногда к их веселым обсуждениям присоединялся и Кейел. Они смеялись, а потом, видимо, из вежливости обращались к нам. Понимать бы еще о чем они говорили, когда нас не замечали. Впрочем, за большим, богато накрытым столом я оказалась не одна такая, непонимающая. Ив дергала ушами, внимательно прислушиваясь к болтовне. Роми поначалу, судя по прищуру, тоже пытался, но затем оставил бесполезное занятие и тихо обсуждал что-то с Елрех. Никого незнакомого, кроме слуг, в столовой больше не присутствовало.

После ужина все отправились в гостиную, чтобы дождаться начала ритуала за чашкой чая. Мне понадобилось отойти по нужде. Туалетная комната находилась на каждом этаже и, к сожалению, тех удобств, какие были во дворце региона Цветущего плато не имела. Однако и на ту, что находилась в доме бывшего правителя жаловаться не приходилось. Для умывальника отвели отдельную комнату, в нее-то и вошел балкор, пока я вытирала руки о белоснежное полотенце и смотрела в круглое зеркало, окаймленное позолотой.

Вздрогнула и замерла, наблюдая, как Десиен прикрывает дверь, все еще выглядывая в щель. Убеждался, что за ним никто не следовал.

— Ну знаешь, — протянула я и уверенным шагом сорвалась с места к двери.

В Фадрагосе я многому научилась, и одно из усвоенного правила просто кричало: «Не оставайся наедине с теми, кому не доверяешь и от кого советовали держаться подальше!».

— Погоди, человечка! — Десиен перехватил меня за плечо.

Я дернулась, сжимая кулак, но в последний момент удержалась от удара.

— Не бей! — тихо попросил, прикрываясь второй рукой. — Я драться не умею!

— Чего?

Глупейшее откровение в тесном помещении ошеломило. Он ведь не об этом поговорить хотел. И как в Фадрагосе не уметь постоять за себя?

— Папа всегда хотел девочку. Он у меня очень мирных взглядов, — прозвучало весьма серьезно. В желтых глазах отражалось золото драпировки стен и сияние свечей.

— Духи Фадрагоса, да какая к черту разница?! — прошипела я, хватаясь за ручку. — Наедине мы с тобой говорить не будем!

Он прижался спиной к двери так, что не сдвинуть, осторожно положил ладонь на мое предплечье и, глядя в глаза, спросил:

— Почему?

Я нахмурилась. Руку отдернула и спрятала за спину.

— Выпусти меня.

Он молчал. Упрямо поджал губы и ждал ответа. Я застонала, запрокидывая голову, и сдалась:

— Ладно, — согнула руки в локтях, выставляя ладони вперед, и отступила. — Почему бы нам не пригласить Кейела? Вы же друзья. Какие у нас с тобой могут быть секреты от него?

— Потому что озвученное ему может не понравится, — сквозь зубы процедил он. Прищурился.

— Значит, и мне не понравится.

Снова шагнула к нему, собираясь, если понадобиться, столкнуть его с прохода.

— Подожди с ритуалом! — поспешно проговорил он, напрягаясь всем телом. Заметив, что я не собираюсь останавливаться, быстро продолжил: — Ты не понимаешь, на что соглашаешься, да? Ты можешь пострадать или сойти с ума! Дай нам немного времени, а потом делай с собой, что хочешь!

— Нам? — Взглянула я на него, так и не смея прикоснуться. — Кому это «нам»?

Десеин облегченно выдохнул, понимая, что я заинтересовалась и готова выслушать его.

— Скоро сюда прибудет Волтуар, — сказал, почесывая бровь. До меня не сразу дошел смысл короткого предложения. Но как только осознала, во рту пересохло; я вытерла вспотевшие ладони о замшевые брюки, постаралась дышать ровнее. — Наши существа уже отправились встречать его делегацию. Асфи, это важное событие для севера. Возможно, для всего Фадрагоса. Мы не хотим, чтобы что-то пошло не так.

Подвох не просто ощущался, а вопил о том, что не следует проявлять любопытства. Оно аукнется! Нужно просто уйти и забыть о разговоре. Но все же севшим голосом я спросила:

— А я тут при чем?

— В честь их прибытия устраивают праздник…

— Не продолжай! — осадила я.

Ухватилась за рукав его черной рубашки, но он отбросил руку, впился пальцами в мои плечи и тряхнул. Приглушенно потребовал:

— Выслушай же ты! — Оттолкнул.

Я остановилась, прислоняясь спиной к стене. Сердце колотилось, его удары отдавались в ушах, в горле. Я хорошо помнила наше с Волтуаром расставание. Кровь, капающая на пол, с его ладони. Он вонзил ногти, чтобы вытерпеть мой уход с достоинством. Ни разу не обернулся, не остановил, предоставляя мне выбор. И выбор был тяжелым. Этот шан’ниэрд не заслуживает такое наказание, как я, но судьба сыграла злую шутку. Если его раны затянулись, зачем бередить их? Зачем мне снова проходить через тот ужас, отвергая мужчину, которому желаю только счастья?!

— Он хочет увидеть тебя на празднике! И твое присутствие там не обсуждается! — Оказывается, даже невероятно бледные балкоры умеют краснеть. Он сжимал кулаки, но ко мне не приближался. Дышал тяжело, выговаривая: — Этот ритуал! Я знаю, на что будет похожа твоя жизнь! Во что она превратиться после него! Ты не вытянешь! Не все балкоры вытягивали, а ты всего лишь человек!

— О чем ты?

Кейел не стал бы рисковать мною. Я в этом уверена. Или нет… Аня, Десиен просто по неясным причинам запугивает тебя!

— Перенимая облик, — тише произнес, сводя брови на переносице и горько усмехаясь, — мы проходим через то же, через что будешь проходить ты. И это бывает больно, Асфирель. Бывает, что эту боль потом ничего не способно заглушить. — Покачал головой и вернулся к тому, с чего начинал непростую беседу: — Придумай что-нибудь и перенеси ритуал. Не разбивай Волтуару сердце. Он может… Нет, духи Фадрагоса! Он обвинит нас, если с тобой что-нибудь случится!

Я хмурилась, разрываясь между желаниями. Но в одном Десиен ошибался. Что бы ни случилось со мной, Волтуар всегда останется правителем.

— Ритуал пройдет сегодня ночью, — твердым голосом поставила в известность.

Десиен чуть оскалился, поднимая подбородок. Да, упрямая. Этого не отнимать. Но Кейел тоже ежедневно живет в ожиданиях, и его муки закончатся, когда я исчезну из его жизни. Когда все связанное со мной сотрется из памяти Вольного. И Волтура это так же касается.

Десиен развел руками, явно через силу улыбаясь, отчего черты лица заострялись.

— Соггоры терпеливые правители и надеются, что ты поступишь правильно. Они не запретят тебе, не потребуют от тебя перенести ритуал и потерпеть, а я не могу применить насилие. Пусть будет по-твоему: пройди ритуал, а потом, будь добра, не сойди с ума и дождись Волтуара. Не спеши уходить с севера. Волтуар должен остаться доволен.

— Ради поимки ведьмы? — поморщилась я. Она меня не особо интересовала, но все же вид нужно было сделать.

— И не только. У нас напряженные отношения, понимаешь? Нам нужно угодить правителям других регионов. И да, это точно поможет найти ведьму.

Я фыркнула, скрестив руки на груди. А если Волтуар попросит ночи со мной? Подложат ему против моей воли. И ни капли сомнений.

— Прости, — усмехнулась я, — мне кажется, это ваши проблемы. У меня есть моя жизнь и свои заботы.

Десиен сощурился, будто пытался рассмотреть в моих глазах что-то мелкое, едва заметное. По-птичьи склонил голову набок и, быстро перебирая пальцами в воздухе у виска, медленно произнес:

— Из твоих уст звучит как-то неправдоподобно. Ты так не считаешь, Асфирель? — Скрестив руки на груди поежился. Его поведение внезапно сменилось: если мгновениями ранее он просил, уговаривал, требовал — был похож на нуждающегося в союзе, то теперь превратился в хищника, почуявшего кровь. Тонкие крылья носа раздувались при глубоком медленном дыхании, а цепкий взор блуждал по мне, будто готов был схватиться за малейший жест. Голос звучал с холодом и легким першением: — Рвешься помочь Вольному мир спасти. Не родной… Я думал из благих побуждений, а оказалось жизнь у тебя своя и заботы свои. Эгоизм я люблю… Его проще понять. И мотивы эгоистов как на ладони. Но Кейелу все равно помогаешь… Любишь? Нет, отшила беднягу. Знаешь, что он мне сказал? Что ты всегда относилась к нему, как к псу на привязи. Что ты скрываешь, человечка? — С широкой улыбкой уставился мне в глаза. «Попалась!» — это читалось в них. — Будем считать, что с этого момента твой секрет зацепил меня.

— У меня нет секретов.

Холодок скользнул вдоль позвоночника. В груди все напряглось, будто сжато в тисках.

— Есть, — интонация играла весельем и угрозой даже на одном слове. — Теперь я точно знаю, что секрет есть. И Кейел о нем не знает…

В дверь постучали. Родной голос раздался приглушенно:

— Аня, ты тут?

Улыбка Десиена напиталась снисхождением, и он с понимающим взглядом кивнул на дверь, предлагая ответить.

— Я тут, Кейел! Уже выхожу! — И проходя мимо балкора, шепотом бросила: — У меня нет секретов, чокнутый балкор.

Он фыркнул, показывая всем видом, что не поверил. Встал за дверь так, чтобы она спрятала его от Кейела. Черт бы побрал эту довольную скотину!

Кейел стоял у порога, прокручивая в руке свою запасную ленту для волос. Я успела заметить, как он украдкой бросил взгляд мне за плечо.

— Извини, волнуюсь перед ритуалом, — соврала я, проскакивая мимо него в коридор.

Возможно, надо было рассказать ему обо всем, но я не успела обдумать всех деталей. Рисковать же не хотелось. В конце концов, даже если я позже признаюсь ему, то смогу всю вину скинуть на балкора. Откуда мне знать, что я бы не разрушила дружбу из-за пустяка, вот и испугалась поспешности. Сначала надо посоветоваться с Елрех.

Кейел.

И слабеет Вольный…

Я смотрелся в зеркало, не узнавая себя. Когда-то сильный, теперь…

И руки перестают подчинятся ему. Сами обматывают ржавой цепью желаний тело и дух, а конец цепи отдают безвольным…

Конец моей цепи в руках Ани.

Ладони обращаются в решето и не удерживают больше время…

Рядом с ней его не замечаю. Рядом с ней его всего-то не существует.

Осыпается оно с непослушных пальцев, отнимая взор Вольного, лишая здравомыслия. И обречен Вольный ослепнуть да уподобиться безвольным…

Отвернулся от зеркала и снова осмотрелся. На полу, застеленным тонким ковром, ничего не было. Пустая узкая скамья с мягким сиденьем у стены, на золотистых крючках чистое, чуть помятое полотенце. Свечи, освещая углы тесной умывальни, мерцают в подвесных фонарях. За дверью я проверил все несколько раз. На что рассчитывал? Даже если Дес был здесь, то следов не оставил.

Я сжал кулаки и зажмурился. Нельзя спешить. Несмотря на уставший разум, мысли необходимо распутать.

Допустим, мне не показалось. Дес повел себя странно, когда бросился с объятиями к Ане. Его отец библиотекарь в тайной библиотеке, и часто пропадает на работе сутками. Так было всегда. Няни избегали проявлять ласку к ребенку — по их словам: боялись, что он увидит в них мать. На самом же деле наверняка опасались, что ребенок неосознанно воспользуется врожденной силой. Балкоры — трудные дети, необычные. Деса с детства почти никто не трогал и со временем он привык к этому, а позже прикосновения стали и вовсе пугать его. Теперь он старается как можно меньше физически сближаться с существами, а такие тесные объятия позволяет себе в редких случаях. В исключительных. Неужели он думает, что я забыл об этом? Или за время моего отсутствия он переборол свой страх?

Допустим, мне не показалось, и он отлучился, последовав за Аней. Если это так, почему она промолчала, что была не одна? Почему Дес выходил на нее в обход меня?

Внутри шевельнулось беспокойство. О чем? Вызвано ревностью? Не ею. Дес опасен, и я это знаю. Что ему нужно от Ани? Быть может, перенять Единство. Сомневаюсь. Он должен понимать, что оно убьет его. Мы о многом узнавали вместе. Он помогал искать варианты, как зацепиться за сокровищницу. Мы вместе размышляли, с чего можно начать поиск, и часто размышления походили на фантазии. Дес знает, что, переняв сейчас облик Ани, умрет от воды Истины. Должен знать.

Во что ты играешь, Дес? Почему не предлагаешь присоединиться?

Я тряхнул головой, убрал волосы за уши. Вздохнув шумно, быстро вышел из умывальни. Гостиная встретила глухой пустотой и темнотой. Молодой слуга, едва удерживающий глаза открытыми, подсказал, что все отправились в священный зал.

Куртку я натягивал на себя, уже сбегая по ступенькам крыльца. Неспокойное сердце расшатывало тело; в ушах шумело. Морозный воздух ударил по лицу, пробрался колючками в нос. Под светом луны снег казался россыпью драгоценной пыльцы. У входа в священный зал стража несла караул, тут же ютился молодой фангр, готовый в любой непредвиденной ситуации сорваться за верховным целителем. За лучшим целителем на всем севере. Я умолял соггоров, чтобы они не позволили случиться ничему страшному во время этого ритуала.

Тяжелая дверь зашуршала песком, низко загудела массивными петлями. Дохнуло сыростью и терпким, сладковатым дымом. Вентиляция в зале была хорошей, но сегодня несколько отверстий намеренно заткнули. Благовония помогут Ане расслабиться и погрузиться в глубокий сон. Я застыл на верхних ступенях узкого прохода. Разглядывая отсветы огня внизу…

Пылает Солнце, бросает отблески, отогревает эмоции…

Благовония мне не помогут.

Коснулся стены — остывшие на морозе кончики пальцев ощутили лишь твердость.

«А может дело в тебе. Дело в том, что ты Вольный, и этого не изменить»…

«…я устала обманывать»…

Я устал быть Вольным, Аня. Я тоже устал.

Не хочу больше.

Сглотнул тугой ком, прочистил горло, стараясь избавиться от раздражающего страха за девочку. Заставил себя шагнуть дальше. Шорканье собственных шагов сопровождало мрачностью. Слишком много раз я держал Аню на руках умирающей. Когда-то, в дешевом трактире, выжимал из мокрых тряпок ее кровь. Был уверен, что хуже, чем ночь казни молодых служанок, ничего не будет. Но тогда едва ли ощущал и толику того, что пережил после ее первых опытов с Единством. Позже сердце долго болело, напоминая о встрече с драконом. И вчера… Я устал терять ее.

Устал.

Все дело в том, что я Вольный…

Аня.

Разговор с Десиеном здорово вывел из себя, отобрал уверенность в предстоящих событиях. Когда мы сидели в гостиной, дожидаясь глубокой ночи, балкор снова забыл обо мне. Шутил с Роми, подтрунивал над Ив, любезничал с наставником, бросал косые взгляды на Елрех и будто бы избегал Кейела. Я же просто нервничала, удерживая Елрех за руку.

Луна заглядывала в большие окна верхнего этажа, когда в комнату вошел молодой соггор и пригласил в священный зал. Я поймала на себе укоряющий взор Десиена — сердце вздрогнуло, но я гордо вздернула подборок и вышла из комнаты.

По пути озиралась, выглядывая в коридорах Кейела, но не находила. Его отсутствие пугало сильнее приближающейся неизвестности. Не уйдет ведь? Не оставит одну?

На твердом алтаре никак не удавалось улечься. Я долго разглядывала сундучки с реликвиями, расставленные у подножия жертвенника, но так и не связала этот хлам со святыней. Елрех стояла у входа, не смея приближаться, и лишь ободряюще улыбалась. Ив с Роми топтались рядом с ней, рассматривая в полумраке помещение. Балкор блуждал с факелом у стен, освещая изобилие изгибов барельефа. Звук разбивающихся капель сегодня заглушали многочисленные шорохи. Соггоры перешептывались, сновали из угла в угол, перешагивая символы, нанесенные толстым слоем порошка. Белые крупицы напоминали соль, но, встречая влагу, не расползались бесследно, не растворялись в мелких лужах — оседали на камне несмываемым рисунком. В нескольких чашах тлела незнакомая трава, но, судя по ощущениям, свойства у нее были, как у той дряни, которой опаивал нас балкор, желая утихомирить. Ее дымок расползался по залу, наполняя его неприятной сладостью.

Наставник поднес мне кубок.

— Выпей, Асфирель.

Села, взяла кубок и заглянула внутрь. Чернота в нем переливалась густым сиропом.

— Что это?

— Яд, — не лукавил старый соггор.

Я изогнула бровь, непроизвольно отстраняя питье ото рта.

— А это обязательно?

— Ты должна идти вдоль заката, Асфирель, но смерть не коснется тебя.

На секунду стиснула зубы, опустила глаза и тихо полюбопытствовала:

— В вашей книге не уточнили, по какой причине ритуал проводят ближе к рассвету?

Лицо наставника не хотелось видеть. Если бы заметила на нем дежурную вежливую улыбку, мне не помогла бы вся эта вонь, чтобы усмирить ненависть и злобу.

— Тебе не о чем беспокоиться.

Как заведенный… У него есть другие успокаивающие фразы?

Наставник положил руку на мое плечо, наверное, заметив, что я злюсь, и добавил:

— Вероятность, что ты не вернешься в наш мир, крохотная. Но даже в худшем исходе Солнце на рассвете доброе. Оно обязательно заберет твою душу. Если не хочешь пить яд, мы можем пустить кровь из твоих вен. Но тогда риск, что смерть коснется тебя, повысится.

Я зажмурилась, воздерживаясь от ехидства. Открыв глаза, покачала кубок, позволяя жиже испачкать серебряные стенки, а затем стала наблюдать, как она медленно сползает по ним. Повернула голову, выглядывая Десиена. А может, он и впрямь не зря отговаривал меня отложить ритуал?

Балкор, стоя у стены, следил за мной. Заметив, что я смотрю на него, приветливо улыбнулся и помахал рукой. Что он вообще тут забыл?

Выдохнула и, не позволяя себе одуматься, приложилась к кубку. Губы обожгло остротой. А может, это действие яда. Язык пощипывало не так сильно. Горечь быстро перебила кислинка.

В горле запершило. Рвотный рефлекс не замедлил проявиться, но воздуха вдруг не хватило, чтобы выплюнуть все выпитое. Соггор удержал, внезапно потяжелевший кубок, второй рукой сжал кончики моих пальцев. Его ладонь сковала холодом. Озноб расползался от руки. И от пяток, касающихся алтаря, ставшего вдруг ледяным. Елрех белым пятном бросилась ко мне, но ее остановили.

Каждый вдох отбирал все больше и больше сил, воздух плотнел, тяжелел. Оседал в легких, застревал в горле, давил на сердце. Темная дымка медленно заслоняла мир. Он качался убаюкивая. Огонь в чашах слился, закружился в танце. Но как бы быстро ни исчезало окружающее, как бы ни оглушало сердце натужными ударами, я не пропустила появление Кейела. Словно внутренне почувствовала, когда он спустился в зал. Протянула к нему руку, опрокидываясь на алтарь. Вольного не сумели удержать. Он оттолкнул наставника, перехватил меня. Согрел теплом и слегка развеял темноту.

Разговор доносился, словно через ракушку:

— Это не смертельная доза. Так было нужно.

— Меня не предупредили.

— Ты и без того беспокоился. Отпусти ее, она скоро уснет. Ты можешь помешать ритуалу.

Кейел.

Отпустить?

Все еще удерживая ее, я подставил щеку к ее губам. Закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.

Еле дышит…

— Кейел, дитя, — взволнованно просил безымянный, — оставь ее. Вот-вот время заиграет против нас.

Прости меня, Аня. Прости, что сбросил в реку и считал Единство даром.

— Прости за это проклятие, Аня, — прошептал. Губы тронули бархатную кожу щеки — им ответил холод мертвеца. Взор выцепил черную метку вины на побледневшем лице. Была бы она, если бы не я?.. Не удержался — обнял крепче, вдохнул запах хвои, выдыхая: — За все прости, родная.

Я попятился, опасаясь отвернуться от нее. Но незнакомый соггор схватил за плечо, указал под ноги.

— Не нарушь символы, — произнес на северном.

Пятерка соггоров обступила алтарь, заслонила хрупкую девушку. Только с виду хрупкую. Я не встречал сильнее. Не встречал таких, кто вынес бы все, что свалилось на ее плечи.

— Она выкарабкается, — прошептал Ромиар за спиной.

Сжал мое плечо, с участием заглядывая в глаза. Тень кончика его хвоста мельтешила — Вольный тоже волнуется за нее.

Я кивнул и поблагодарил:

— Спасибо.

Соггоры запели, призывая духов, спящих в древних реликвиях. У Ани хватит сил, чтобы пробудить их.

Я.

Пугающая тишина прервалась приятной песней. Хотя сложно назвать это песней. Но гул радовал. Трусливая дымка тьмы, пугаясь его, расступалась. Тянула ко мне длинные лапы, но ударялась о мощный звуковой барьер. Так ей и надо!

Внутри небольшого защищенного пространства нашлось много интересного. Ветка дерева, напоминающая несуразную куриную лапу, была знакомой. В другом сундуке пестрый платок горчил слезами и помнил траур. Бр-р! Я бы поежилась, но было нечем… Странное желание… Покружилась немного над платком и помчалась дальше рассматривать отведенные мне хоромы и подношения.

Фу-у! Шарахнулась от большого сундука, едва не угодив в раскрытую лапу тьмы. Взвилась повыше, надулась невидимым шаром, дразня охотницу за жизнью. Я бы показала ей язык, но его не было… А он когда-то был?..

Вернулась к сундуку. Фу-у! Несет смертью и жестокостью. Зачем притащили это мне? Только воздух испортили. И почему у меня нет носа? Так и хочется поморщиться…

А вот шкатулка… Маленькая, но вместила многое. Уютная какая! И пахнет вкусно! Чем это? Лесом? Лесом. А еще силой и свободой! Ух! От блаженства даже танцевать захотелось! Вот только… Ноги?.. Не-е… Это недоразумение!

Я нырнула в шкатулку, попробовала содержимое. Металл был легким, от кожи веяло добротой и заботой, вложенной в ее отделку. Лесные ароматы затянули в сказку, разбавились запахом яблока. Кислое!..

Кейел.

Монотонный гул длился больше часа. От благовоний разболелась голова. Кружилась.

— Тебе нужно на свежий воздух. — Дес подошел с другой стороны от Ромиара.

Я сжал кулаки, но именно сейчас, глядя на неподвижное, обмякшее тело девочки, не хотел ничего выяснять. Хоть бы обошлось…

— Заодно глянем, как скоро рассвет.

— Пойдем, — согласился я.

Рассвет вернет мне Аню. Рассвет — кажется, время наших встреч.

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

…Кислое!

Яблоко исчезло в ближайших кустах. Я высунул язык и вытер ладонью.

— Бе!

Посмотрел на руку — черная от земли. Следы коры тоже остались. Попробовал отплеваться от песка. Гадость! Все еще скрипит на зубах.

Вытер губы рукавом, во второй руке крепче сжал меч. Настоящий!

Вытягивая руку, поднял его повыше. Клинок сияет, рукоять обмотана так, что все ребята позавидуют! Прямо как у папы!

Папа… Обидно! Почему он запретил брать меч к ребятам?! «Когда вырастешь…» Но я уже вырос! Еще немного и буду как Акаэль! А он эльф высокий, хоть и младше меня. Всего-то локоть остался, и уже догоню! Но папа строгий. Хоть бы не заметил, что я меч взял. Да что в этом такого?! Поиграю немного и верну на место. Он все равно мой.

Кейел.

— Ты спал прошлой ночью? Выглядишь уставшим.

— Сегодня днем высплюсь, — отмахнулся я, выпуская пар изо рта.

Звезды все еще мерцали, но слабо. Глубокая синева на небе все быстрее уступала место лиловым оттенкам. За спиной, из входа в священный зал, доносился все тот же монотонный гул. Соггоры тренировались подменять друг друга, не сбиваясь с песни. Хоть бы вытянули молитву, защитили душу Ани.

— Замерз? — проявлял заботу Дес, сам от холода переступая с ноги на ногу.

— Немного, — соврал ему.

Сначала била мелкая дрожь, но с приближением рассвета стало трясти. И холод не виноват.

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

— Ты не заслужил прощения, подлый дракон! Ты спалил невинных, прислуживая плохому викс-С-Сарту!

Я выставил меч перед собой. Большой дракон… Нет! Гигантский! Или огромный?.. Какой больше? Я почесал вспотевший лоб, убрал челку. Точно!

Снова выставил меч перед собой. Нахмурился, сомкнул губы.

Пребольшущий, ну просто преогромнейший драконище раззявил клыкастую пасть. Оглушительно зарычал.

— Я не боюсь тебя, подлый ящер!

Я поднял меч. В горле дракона загорелся огонь, но я не испугался. Мощно ударил, срубив голову убийце! Одним ударом!

— Тебе больше некого бояться, — я повернулся к молодой драконице.

С белой чешуей и зелеными глазами. Таких в Фадрагосе не бывает. Но у меня обязательно будет такая! Я найду такую. И тогда папа и мама будут счастливыми! А когда они добрые, то просят Эйналу испечь сладкий пирог с вишней.

В животе заурчало.

Я посмотрел на небо. Солнце скоро умрет.

Когда я вырасту, обязательно спасу Солнце…

Кейел.

— Она не очнулась! — крикнул я, стараясь прорваться через соггоров к алтарю.

— Успокойся, Кейел, еще есть время.

— В задницу твое время, соггор! Разбуди ее!

Воздуха не хватало. Сердце опять ныло.

Безымянный соггор затеял:

— Сейчас солнце доброе, терпеливое…

Духи Фадрагоса!

Я застонал, хватаясь за голову. Не хватает сил, чтобы просто заткнуть его! Нет места мыслям, чтобы упорядочить их в голове. Нет желания объясняться! Внутри все разрывается в клочья!

— Пусти его к Асфи, соггор, — потребовал Ромиар.

— Ты видел где оно?! — Я схватил соггора за грудки, но меня быстро оттащили и оттолкнули. Я выплюнул: — Уже давно не рассвет!

Вцепился в плечо ближайшего соггора, сдерживаясь, чтобы вновь не броситься к алтарю.

— Кейел, мы провели все строго по древним записям, — оправдывался бывший правитель. В скверну его оправдания! — Там сказано, что рассвет пробудит ее теплом.

— А если на севере Солнце недостаточно теплое? — разбито предположила Елрех.

Мертвенный холод сжал душу. Сердце перестало остро болеть. Рухнуло. Засаднило. Разобьется?

Умру. И плевать…

Маленький рыцарь с храбрым сердцем.

Холодная!

Я отфыркался от озерной воды. Посмотрел на себя в отражение. Все говорят, что я похож на маму. Врут все! Глаза черные и у мамы, и у папы, как у всех соггоров. Волосы светлые, как у мамы, но остальное… Вырасту и буду, как папа. Тоже откажусь от имени и сделаю мир лучше. Солнце жалко… Почему его до сих пор никто не спас?!

Я быстро смыл слезы с глаз. Совсем немного выступили! Это не считается. Я мужчина, а мужчины не плачут.

Почему вода не смыла жалость?

Солнце очень жалко.

— Бавиль! Ба-а-ви-и-и-иль!

— Мама! Мама, я тут!

Я вскочил, побежал, но остановился.

Всемогущее Единство! Куда спрятать меч?! Прижал руку к груди, разглядывая поляну. Куда же его спрятать?..

Кейел.

— Открой глаза. Прошу тебя, открой глаза.

Ледяная. Еще дышит, но как же слабо!

К плечу прикоснулись.

— Кейел…

— Где целитель?! — крикнул я, прижимая Аню к себе крепче. Никому не отдам. Никому! — Анечка, Анюта, девочка моя, — прислонился щекой к ее щеке. Как же отогреть тебя? — открой глаза. Вернись ко мне. Умоляю. Не оставляй одного. Я ничтожество. Ничтожество…

Мы.

— Бавиль!

— Уже иду, мам!

Влез!

Я отошел, разглядывая узкую щель в афитакском древе. Корявая ветка, похожая на драконью лапу, скрыла блестящий клинок собой. Здорово!

Мама вышла к озеру. Я встрепенулся, шагнул к ней, но…

«Анечка, Анюта…»

Кто это? За спиной никого.

— Бавиль, иди ко мне, сынок. — Мама остановилась перед лужей.

— А сама? — Как же смешно! Она боится! А еще говорят, что взрослые самостоятельные! — Там же камней накидали. Как раз, чтобы прыгать!

«Мне не нужна твоя помощь. Я сам. Только живи, пожалуйста…»

Да что это?!

— Я тут упаду, Бавиль! Это не смешно.

— Мам, мама, ты это видишь?!

Я отскочил от маленького Солнца. Оно поднималось у меня за спиной.

— Что вижу?

— Солнце! Посмотри! Это восходит Солнце! — Я запрыгал, указывая пальцем ей на Солнце. — Рассвет, смотри!

— Бавиль, там ничего нет. — Она опять боится! Нахмурилась как!

Зато я не боюсь!

— Я обещал спасти Солнце!

Закусил губу, глядя в другу сторону. За мамой был закат. Снова повернулся — у меня за спиной рассвет…

«Аня…»

— Что, Кейел?

Я закрыл губы ладонью. Прижал и второй рукой, отступая от рассвета к маме.

— Бавиль, что ты видишь? С кем ты говоришь? Быстро беги ко мне!

Упал. Страшно! Как рассвет может быть над травой в лесу? Прямо передо мной!

Кейел…

«Вернись, прошу тебя…»

— Бавиль, быстрее иди ко мне!

Мама бросилась ко мне на помощь, пробегая в чистых сапожках по глубокой луже. Заплескалась вода…

Лесное озеро. Охота на линаря. Красная Осока…

«…

— А ты оружие выронила. Его нельзя ронять, Аня.

— Для тебя Асфи.

— Не хочу» …

Кейел…

— Кейел!

— Бавиль стой! — За плечо ухватились, но я выкрутилась. Юркнула, уходя от второй руки…

Аня.

Глаза привыкали к темноте. В горле першило. Сердце билось тихо, с ощутимым трудом. К щеке прилипли волосы. Не мои. Почему щека мокрая? От слез? Не моих.

Кейела колотило. Он крепко обнимал меня и качался из стороны в сторону, умоляя открыть глаза. Мои руки дрожали, тяжело висели от слабости. Мышцы в плечах напряглись — я сумела положить руки на талию Вольного.

Вздрогнул. Замер. Не дышал мгновение… И еще одно.

Чуть выдохнул.

Сорвался.

Со всхлипом глотнул воздуха и сквозь слезы продолжил просить прощения. Сбивчиво рассказал, что солнце давно взошло.

Если бы он только знал, что мой рассвет живет в нем…

— Я вернулась, Кейел. — Потерлась щекой о его щеку. Какой же он теплый… — Вернулась.

Глава 16. Без вины виновные

Гостиную в доме наставника заливал дневной свет. На ясном небе солнце медленно поднималось в зенит. Я стояла у окна, барабанила пальцами по подоконнику и рассматривала уютный двор. Вороны, поглядывая на ведро с рыбой, которое принесла кухарка, прыгали на очищенной лавочке. Их всегда чистят. Несмотря на холод, северяне любят проводить время на свежем воздухе.

— Кем был этот ребенок? — спросила я. И с ласковой улыбкой попробовала имя на вкус: — Ба-виль.

— Как ты и сказала: сыном правителя, — ответил наставник.

Я чувствовала какую-то отцовскую насмешку в его голосе. Даже не оборачиваясь, знала, что в черных глазах застыла гордость. Оказывается, чернота не всегда непроглядная…

— Об этом я догадалась и без вас, — мягко протянула.

Привстав на носочках, резко повернулась. Прислонившись поясницей к подоконнику, уперлась ладонями в края. Наставник сидел в кресле и потягивал чай. Щурился от удовольствия, улыбался.

— Получается, — едва слышно заговорил, — рукоять меча принадлежала сыну правителя. Мы не знали об этом, Асфирель. Реликвии… Эти вещи передавались нам от отцов множество столетий. Мы храним их. Храним память о них.

В горле запершило; уют надломился. Столетия назад… А кажется, будто только вчера.

— Это вещи со времен войны Предков? — спросила я, хоть знала наверняка, что это так. Наставник, склонив голову, смотрел в сторону и не отвечал, будто позволял мне самой прийти к нужному ответу. Сердце налилось горем, почти отчаянием. Но я сглотнула комок, крепко сжимая подоконник, и продолжила севшим голосом: — Бавилю удалось сбежать? Или рукоять меча и есть конец его жизни?

Непрерывную тишину заполняла только боль. Она шумела в моей душе, скреблась и выла, заставляя напрягаться.

— Асфирель, это пройдет. — Прозвучало очень тихо. Неуверенно.

Неубедительно.

Я кивнула, выдавливая из себя улыбку.

— Зато вернулась! Я ведь думала, что я и есть Бавиль. Все так… по-настоящему. — Слезы выступили на глазах, руки мелко задрожали. — У него были хорошие родители. И он о многом мечтал.

— Асфирель, ты не любишь его родителей. Не обманывайся чужими воспоминаниями. И мечты у тебя должны быть свои. Это все ритуал. — Отставил чашку на столик, не прекращая говорить: — Нужно было разбудить духов памяти и позволить им занять место в тебе, позволить вам стать едиными. Теперь будет немного по-другому. Легче.

— Насколько? — Мой голос дрогнул; я опустила глаза. — Его родители давно умерли, а я хочу оплакивать их прямо сейчас, как своих. Я ведь по своим тосковала, но толком не плакала. А тут чужие! Я их знать не знаю, а чувства…

Всхлипнула, с тоской вспоминая молодую соггоршу и ее нежный голос. Бавиль тоже умер, но его я воспринимала продолжением себя. Или себя его продолжением… За себя душа болела меньше.

— Иди к Кейелу, Асфирель. Он успокоит тебя. Сейчас как никогда ты нуждаешься в нем, а он в тебе. О духах памяти он тоже знает больше, чем знал о ритуале. Пусть расскажет. А когда чужие воспоминания отпустят тебя, приходи снова. Прости меня, дитя, но я не в состоянии разделить твой траур. Когда теряют родных, посторонние не способны помочь.

Я не стала задерживаться, не благодарила уходя. Наставник не провожал и тоже больше ничего не сказал.

Кейел ждал в соседней комнате. Дверь была приоткрыта, и я осторожно толкнула ее. В большой светлой комнате все сузилось до единственного темного силуэта. Вольный стоял у окна, разглядывая двор, как минутами ранее я. Плечи сутуло повисли, будто от тяжести. Одну руку он согнул в локте; пальцы медленно поглаживали крохотный участок легкой занавески.

Я замерла, боясь пошевелиться. Подойти бы тихонько, обнять крепко. Вдохнуть аромат тела, раствориться в его теплоте. Поцеловать в шею и порадоваться, наблюдая, как кожа Вольного покрывается мурашками.

Мотнула головой, прогоняя желание, сжала кулаки и шагнула вперед. Половица скрипнула, Кейел встрепенулся. Резко обернулся, нашел меня взволнованным взглядом, разомкнул губы, будто собирался что-то сказать, но позволил приблизиться к себе в полной тишине. Я встала рядом с ним, ощущая плечом тепло, исходящее от сильного тела. Посмотрела на тот же двор — кухарки уже не было, а ворон разогнала хищная птица покрупнее. Она сидела возле лавки и, прижимая лапой рыбешку, разрывала ее крючковатым клювом. Таким зрелищем трудно любоваться, но я не могла оторвать глаз.

Чувствуя осторожный взгляд на себе, полушепотом призналась:

— В Фадрагосе я поняла, что справедливость всегда идет бок о бок с жестокостью. Этот мир не существует ради вас, Кейел. Он заставляет вас жить ради него. И слабым не найти тут места.

Он чуть покачнулся и ответил так тихо, словно боялся вспугнуть мгновение:

— Мы и есть жизнь. А слабые… Сильным нужна пища. — Шумно вздохнул и громче добавил: — Аня, прошу тебя, стань сильнее.

Он первым отступил от окна, а затем развернулся и стремительно вышел из комнаты.

Ему стыдно за слезы. Ему горько находится рядом со мной и ощущать себя затворником дружбы. Я знаю, чувствую.

Положила руку на грудь и смяла ткань рубашки в кулаке. Болит не сердце — осколки надежд впились в душу. Болит искалеченная душа.

— Меня уже не спасти.

* * *

У ребят было очень тепло. На просторной кухне вкусно пахло мясом и кислым супом, немного напоминающим щи. Утолив голод, мы продолжали сидеть за столом и ковыряться в тарелках. Ив вцепилась в Кейела разговором о ведьме.

— Мы не можем уйти с севера, не отыскав ее! — сказала она, сложив руки на столе, как школьница.

Кейел с равнодушием на лице отпил молока из кружки и произнес:

— А если она не на севере?

Ив замялась. Нервно ухватила черную прядку и, надув губы, заправила ее за длинное ухо.

— Ты изучила местные знаки? — с тяжелым вздохом, поинтересовался Кейел, будто делал одолжение.

— Изучила. Конечно, изучила! — Синие глаза блеснули раздражением. — В первых знаках символов было больше, но я еще их не связала в одну систему. Который из знаков что запускал? Искать ведьма начала позже, а сначала задача была другой. Не знаю, что именно, но…

Я перестала слушать — все равно не разбираюсь. Осторожно, слабыми взмахами руки за боковым краем стола, привлекла внимание Елрех, сидящей напротив, дождалась, когда она посмотрит на меня, и кивнула на выход.

— Асфи, поможешь мне с морозными грибами? Их нужно растолочь.

Нас провожали внимательными взглядами, но не остановили.

Елрех оборудовала алхимический угол в дальней комнатушке. Тепло от большой печки доходило сюда слабо, но достаточно, чтобы не мерзнуть в шерстяных рубашках. Лавочка у стены была заставлена посудой: ступки, миски, корзинки и коробка с мешочками из разных материалов. Под лавочкой поместились флаконы с зельями, которые боятся прямых солнечных лучей. На столе у окна стояли склянки с более устойчивыми зельями и ингредиентами.

— Как многое ты помнишь из алхимии, неуклюжая ученица? — клыкасто улыбнулась Елрех, закатывая рукава темно-серой рубашки.

Я усмехнулась в ответ. Еще раз окинула беглым взглядом комнату. Подошла к столу и потянулась к ближайшей банке. Подушечки пальцев наткнулись на шероховатую пробку. Внутри, за толстым стеклом, покоилась желтая жидкость.

— Когда ты меня учила, я всегда сравнивала такие настои с мочой, — призналась я и сама поморщилась от такого сравнения.

Елрех хохотнула и постучала костяшкой указательного пальца по столу.

— Ты была бестолковой Асфирель! А какая Асфи сейчас?

Я присмотрелась к содержимому лучше.

— Осадка нет. — Покачала банку из стороны в сторону. Склонила голову к плечу, чтобы лучше увидеть тонкую пленку. — Не густое, но по стенкам стекает маслянисто. Даже слишком. Я бы сказала: липко. Цвет насыщенный. Мед?

Елрех с гордостью хмыкнула, глядя мне в глаза. Согласилась:

— В составе.

— И что еще? Не вода… Она бы испортила цвет.

— Вода есть, и ее много, — удивила Елрех.

Я нахмурилась. Подняла банку двумя руками и потрясла. Пузырьков практически нет. Масло? И потемнений тоже нет… А в Фадрагосе масла зачастую мутные, неотфильтрованные. И еще… Слишком чисто, прозрачно, хоть и с цветом.

— Масла нет, но консистенция именно такая. Голову даю на отсечение, что тут замешаны ваши местные пчелы!

— Верно, догадливая Асфи. — Она поправила белые волосы на плече, продолжая: — Северяне сумели обустроить помещение для виксарских пчел. Представляешь, разводят их. Мед у них, как свежая смола. Тягучий, липкий, такой сладкий, что клыки сводит, — весело оскалилась на миг, — и целительная сила велика. Кровотечение останавливает, — подняв руку, согнула палец, — раны стягивает самые глубокие, заразу вытягивает, если что-то загноилось, и просто полезен при простудах. Но на мелочь его не расходуют, только на серьезные раны. Склеивает хорошо, исцеляет так, что на следующий день пострадавшему любые нагрузки нипочем. Чувствует себя прямо как живучий виксарт. Отсюда и название пчел. — Руку опустила, плечи приподняла, разглядывая разведенный мед в банке. — Но наносить на рану надо осторожно. Мази из него только целителям продают. При неправильном использовании можно внутренности склеить. А теперь, — забрала банку из моих рук, но долго импустовать не позволила, — держи ступку и грибы. Помоги мне, раз уж из-за стола вытянула.

— Я поговорить с тобой хотела.

— Поняла. — Она кивнула. Указывая на табурет, спросила: — О чем?

— О ком, — поправила я. — О балкоре.

Она присела на угол стола и слушала внимательно. Хмурилась, фыркала, но не перебивала. Я говорила полушепотом, рассказывая ей все. В том числе о догадках, что Кейел и Десиен проверяли, не являюсь ли я ведьмой. Когда опасения были выложены, я замолчала, глядя на нечеловеческий профиль подруги. Так привыкла к нему, что теперь не замечала голубоватой кожи и трещин на ней. Белая прядь падала на щеку. Елрех в задумчивости прикусила губу и воинственно свела брови на переносице. Серые глубокие глаза впитали уютное окружение, но отражали пылкий гнев. Какой бы полукровку ни считали в Фадрагосе, я видела в ней красоту. Дикую, необычную, притягательную. И силу… Не только в фигуре, которая все равно обладала женственностью, пусть и лишенной изящности, а внутреннюю силу. Непоколебимую перед трудностями, неприступную перед горестями.

— Злишься? — поинтересовалась я, заметив, как напряжены ее руки, стискивающие край стола.

— А как же, — мгновенно ответила она. Повернула ко мне голову и возмутилась: — Ну какая из тебя ведьма, невинная Асфирель? Бессовестный Вольный будто и не слушал тебя, а ты столько о своей человечности твердила, что уже я основные правила запомнила! И непростой балкор оказался не таким уж забавным. Нам на наставника наговаривал, Вольному — если ты права, — на нас. И дурак доверчивый это ему с рук спустил. А я еще удивлялась, чего он так странно себя ведет на обеде у уважаемого городского защитника! И вот в чем дело…

— Зато теперь я точно вне подозрения. Но Десиен напугал обещанием. — Я перешла на шепот: — А вдруг в самом деле узнает…

Поежилась, опасаясь договаривать о Сердце времени. Елрех поняла и без лишних слов.

— Если наставник не расскажет, то не узнает. — Опустила голову и пробормотала: — Нехорошо, что зоркий соггор об этом догадался. И как же быстро!

Мы замолчали. Не знаю, о чем думала Елрех, а я вспоминала угрозу Десиена. Может, я и доказала о своей непричастности к ведьме, но у балкора появилась пища для новых интриг. Чего теперь ждать? Опять Кейела обработает, а мне потом снова с ним наедине выкручиваться…

— Слушай, сообразительная Асфи, — вскинула подбородок Елрех и чуть вытянула губы. Помолчала так, будто все еще взвешивала говорить мне или нет. — Они могли и меня подозревать.

Я удивилась от такого предположения. Скривилась, сжав пестик, и поделилась мнением:

— Глупость какая.

— Это почему же глупость? Очень может быть и такое. Если уж они тебя заподозрили, с твоими-то знаниями о Фадрагосе, то меня и подавно. — И беззлобно добавила: — Дураки.

Логика в словах Елрех определенно прослеживалась, но я морщилась, разглядывая ее с ног до головы. Она — и ведьма? Нет. Точно нет. Хотя вот отношение Кейела к ней в последнее время было странным.

Елрех оценила мое выражение лица и ответила извиняющейся улыбкой.

— Что? — напряглась я.

— Сентиментальная Асфи, ты так часто говорила о своих родителях. Помнишь, как о моих заговаривала, а я злилась на тебя?

— Помню.

О таком трудно забыть. Эта тема сильно цепляла Елрех, и я часто пользовалась ею, чтобы ужалить из мелкой мести или просто увести разговор от ненужного русла.

— Беловолосых шан’ниэрдов не так много, — протянула она.

— Я только Роми и видела.

— Это потому что они из дома предпочитают не выходить. Им трудно.

— Противно, — кивнула я, — понимаю.

Наверное, город для них кишит тараканами и червями.

— Мои родители довольно известны, — продолжила Елрех. — И городской защитник во время обеда неспроста вопрос о них задал. Намеренно оскорбил, безжалостный балкор. Не верю я ему, Асфи, что он о нас не узнавал. Мы как на север пришли, вспомни, у ворот он Кейелу сказал, что ждали его тут. Значит, слухи о нас опередили нас самих. Точно узнавал он о всех нас.

А вот это вполне вероятно.

— Или даже раньше, — произнесла я, начиная толочь темно-синий гриб. Он чуть хрустел; над ним поднималась серая дымка и пряный аромат, щекочущий в носу. Пестик глухо ударялся по дну деревянной ступки. — Наставник сказал, что тут обо мне все знают. Ну, из тех, кто допущен к делу о ведьме. Значит, они и о моем ближайшем окружении тоже давно пронюхали. У нас бы точно разузнали.

— Да, — тяжело вздохнула Елрех, разглядывая половицы, — у нас тоже. Я и не подумала… Тогда без сомнения, меня подозревают.

— И как это связано с твоими родителями?

Сильные руки снова сжались, черные коготки чуть вонзились в дерево. Елрех долго молчала, уставившись себе под ноги. Я не торопила, продолжая давить пестиком. В конце концов, что бы ни скрывалось в ее прошлом, мне не удастся увидеть в ней ведьму. Глупость это.

— Фангры с белыми волосами, — так тихо сказала она, что пришлось остановить работу. — Не знаю, есть ли еще такие, как я. В Обители гильдий таких не знают. Раньше были, и беловолосые шан’ниэрды до сих пор помнят их, как позор расы. Мужчины влюблялись в фангр, пленялись и не успевали сойти с ума до того, как на свет появлялась полукровка. Природу трудно осуждать, Асфирель, — грустно улыбнулась. — Пленникам природы чаще сочувствуют. А я… Мой отец любит свою избранницу. Он счастлив с ней и по сей день. — Сглотнула, стыдливо отворачиваясь. — Но это не моя мама.

Вжимая голову в плечи, шумно вдохнула, словно собиралась нырнуть надолго. Сердце пропустило удар. Кажется, мне не приходилось видеть Елрех настолько подавленной. Хотя… Однажды, в тот момент, когда она уничтожала гильдейские знаки.

— Если тебе трудно, мы можем не говорить о твоей семье. — Я отставила ступку на пол и поспешно накрыла рукой руку Елрех. Сжала, ощущая напряжение.

Елрех пустым взором окинула наши кисти и мотнула головой. Ее голос звучал непривычно: веселье напрочь исчезло, раскрывая душевную тоску.

— Я многого не помню из детства, но кое-что никак не получается забыть. Когда повзрослела достаточно, чтобы носиться по улицам и понимать взрослые беседы, слышала, как судачили соседки обо мне в нашей деревне. Отцу отдали меня, когда моя голова пухом еще не обросла. Только знаешь, Асфирель, не нужна я ему была. У него своя семья была, молодая жена вот-вот рожать собиралась. Двойняшек. Я семейную радость разрушила…

— Ты была маленькой, — поспешно заявила я очевидное.

Открыла рот, чтобы исправиться, добавить что-нибудь еще, но ссутулилась и промолчала. Мои слова не помогут старой ране. Ничьи — не помогут. Дети восприимчивы к слухам, и у них красочная фантазия. Бавиль выдумывал сражение, и оно оживало перед глазами, будоражило кровь, заставляло неметь пальцы от страха и вызывало дрожь от восторга.

Елрех продолжила говорить. Ее голос не охрип, но напитался едва заметной тяжестью, добавляя холода. Отрешенности.

— У него была маленькая изба. — Пожала плечами. — Мне не нашлось в ней места. Но повезло — на окраине жила его мама. Бабуля меня и воспитывала. Я любила ее, а она меня. Мудрой была. А какой строгой, — хохотнула, а глаза наполнились влагой. Заблестели. — О ней тоже сплетничали, что с злыми духами дружбу водит. То развратницей клеймили, то… ведьмой. Она была красивой фангрой, Асфирель. Муж умер молодым, а она больше ни на кого смотреть не могла. К ней сватались, а она отваживала от себя. Обидчивые мужики слухи и распускали, а влюбленные в них девки дальше разносили дурную молву. Разве ж могла ей полукровка в доме помешать и репутацию испортить?

Шальная улыбка на несколько секунд озарила лицо Елрех. Я старалась не дышать.

Улыбка сошла с лица, шея дрогнула от натужного глотка — Елрех продолжила:

— А потом моя мама решила отыскать дочь. Шан’ниэрдки… — Нахмурилась, обидчиво поджимая губы. — Ветреные особы. А тут еще и гордость за расу. Им лишь бы потешить себя, доказать собственное превосходство. Мама вдруг вспомнила обо мне. Захотела, чтобы все ее дети были образованными. Будто мне и без этого плохо жилось.

Она перевернула руку под моей рукой — ладонь к ладони. Пальцы сжались крепко. Уголки моих губ дрогнули, но улыбнуться не получилось. Сколько времени прошло с нашего знакомства? Я уже и забыла, как мы впервые обменялись с ней рукопожатием. Оно было таким же крепким, как сейчас. Но тогда оно пугало, а сейчас… Я люблю Елрех, как родную.

— Это было худшее время в моей жизни, — наконец, произнесла она. — Бабуля начала совсем сдавать, но мне желала счастья. Гнала к матери. Я и пошла. Мне было… — Насупилась, глянув на меня. Задумалась, а затем выдала по привычным мне меркам: — Мне было почти двенадцать лет, когда я застыла на пороге богатого дома. О маме-то я толком ничего не знала. Отец о ней говорить не любил. Он вообще не любит жену свою расстраивать. Поэтому к ним в гости я ходила редко, хоть и жили в одной деревне. Сестры, фангры, меня побаивались. Но это я сама виновата.

Заметно смутилась, но уже через миг недовольно объяснила, будто нехотя оправдывалась:

— Боялась я, что потом и они от меня откажутся. Зачем привыкать, если потом отпихивают подальше, как ненужную вещь? — В глаза глянула, но сразу потупилась. — Вот и сторонилась всех подряд, кроме бабули. Да и мама не шибко интересовала. — Тихо добавила: — Лучше бы поинтересовалась…

Захотелось обнять ее. Я все еще скучала по родителям. Они у меня славные, добрые, хоть папа и часто пытался строгим казаться. Не представляю, как о родных можно вспоминать с обидой. Но поведение и слова Елрех заставляли проникнуться ее переживаниями.

— Пришлось у нее узнать всю историю. Без прикрас. Она же мне ее и рассказала. Представляешь, молодостью прикрывалась… Как будто исправить это что-то могло.

— Молодые могут быть глупыми, Елрех, — полушепотом произнесла я.

Она улыбнулась грустно. Подняв голову, ласково посмотрела на меня.

— Ты тоже упрямая. И она замуж не хотела. Обижало ее, что сосватали, с ней не посоветовавшись, и супруга будущего не показали. А вдруг бы не понравился… Это беловолосый шан’ниэрд-то? Они до женитьбы из женщин только с мамой видеться стараются. Это чтобы жену наверняка полюбить. Иногда такой подход не срабатывает, но редко. А мама моя решила всем назло поступить. Свадьбу сорвать не могла, нужна она была, чтобы в обществе укрепиться. Однако был способ…

Вздохнула глубоко, поджимая губы. Чуть тряхнула головой, прежде чем продолжить:

— Отец в гильдии рыболовов не прижился и возвращался к бабуле в деревню. Мимоходом в город заглянул, где мама живет. А она в ту ночь из дома сбежала — и в трактир. Отца моего выбрала, потому что пил меньше других и выглядел опрятнее. А ему-то что, если высокородная девка сама липнет? Он и не думал, что она зелье зачатия выпила. Так мне жизнь и подарили… За углом дешевого трактира.

Я дернулась, чтобы вскочить и обнять ее, но удержалась. Выдохнула порывисто. Слезы, стекающие по щекам Елрех, отнимали здравомыслие. Пугали.

— Живота еще не было, но меня она в себе ощущала. Говорит, любила. Первенец… Я не хочу детей, Асфирель. Ребенок уродливой полукровки будет обречен повторить ее судьбу.

Все же вскочила. Обняла Елрех, прижимаясь щекой к густым белым волосам, вдыхая аромат полевых трав, ощущая тепло от тела.

— Мне жаль.

— Ну что ты, глупая Асфи. — Она погладила меня по спине. Не выпуская из объятий и уткнувшись в мое плечо, продолжила: — Я свыклась. Просто… — Всхлипнула — резанула по сердцу. — Она говорила, что любила меня, но беловолосые шан’ниэрды… С будущим мужем она познакомилась, полюбила и его тоже. А он ее. Я была лишней. Но уже была. Была в ней. От меня она не избавилась. Сказала, что смелости ей не хватило.

Я положила руку на ее затылок. Пальцы запутались в волосах. Елрех прижала голову к моему плечу теснее.

— Зато хватило позже. Когда родила. Ей поднесли младенца со светло-голубой кожей и глазами фангра. Она и разревелась. Не смогла на руки взять — противно. К себе поднести тоже не могла. В молоке вымачивали тряпку и давали мне — так кормили, пока везли к отцу. Благо за короткую беседу она запомнила, кто он и откуда. И он не обрадовался мне… Это я уже рассказывала.

Она тяжело выдохнула, будто самый трудный этап рассказа преодолела. Похлопала меня по спине, и я отстранилась, но ладони с плеч не убрала. Улыбнулась натянуто, глядя на бледную подругу. Подругу ли? Наверное, чуть больше.

— У матери в доме пока жила, — бодрее зазвучал ее голос, а слезы больше не стекали по лицу, — чувствовала себя… противной зверушкой. И смотрели на меня так же. Братья и сестра нос ворочали, будто воняю. Но я не обижалась. Привыкла, что и в деревне ко мне так же относились. Муж мамы терпел мое общество, но все равно избегал. Даже есть стал отдельно от нас. А потом и остальные… Мама со мной целый период за столом ела, а потом тоже… Она и в комнату ко мне заходила! Правда, ни к чему не прикасалась, говорила с натянутой улыбкой, а потом руки хорошо вымывала, — хохотнула.

А вот я не смогла веселье поддержать. Не смешно это совсем. Елрех поняла мое настроение, отвернулась, чуть опустив голову.

— Они почтенные, Асфи. Все беловолосые шан’ниэрды с рождения почтенные. Но им разрешено вести не так много дел. Эта семья изучала искусство. А я в нем совсем не разбираюсь. В их доме рта не открывала.

«Эта семья»… Даже о Пламени Аспида Елрех отзывалась более радушно.

Она продолжала:

— Так не говорят, а так говорят только низшие. А к этому платью пояс не нужен… Будто я высокородная. Как бабуля научила, так и живу. По сей день живу по ее наставлениям, и не жалею. Только об одном — зря к маме уехала. Отец бабуле помогал, но всему приходит конец. Я не успела проститься с ней, как следует. Говорят, у знахаря зелье целебное закончилось, а алхимики нечасто в нашу деревню заглядывают. Местность там на нечисть опасная, да и близко к Долине драконов. Бабуля б еще пожила, если бы не дешевое зелье… Она у меня сильной была.

— Сочувствую, — выдавила я из себя.

— Ничего, — показала клыки Елрех, беззаботно отмахиваясь.

Она тоже невероятно сильная…

— Ушла я от мамы, Асфи. Ушла. Знаешь, что увидела напоследок? — Подняла голову, сталкиваясь с моим взглядом, — ее глаза высохли от слез, обрели привычное озорство. — Облегчение. Мама не могла скрыть облегчения, хоть и плакала, прощаясь. Она любит меня, но видеть мое уродство не может. И мы ведь с ней ни разу не обнялись. С тобой вот обнимаемся, а с ней — нет. Чудачка ты, Асфи! — Она потянулась рукой к моему лицу, положила теплую ладонь на щеку, касаясь коготком мочки уха. Большим пальцем погладила кожу. — Если чудной Десиен знает о моей семье, то знает, что учили меня многому. Чтению, письму, многим языкам. Древним ритуалам и обычаям. У беловолосых шан’ниэрдов только лучшие наставники и домашние библиотеки богатые. Они любят собирать все старое, редкое, чтобы потом собой гордиться. — Хмыкнула. — Будто в Фадрагосе других ценностей нет.

* * *

Вьюга выла на улице, непроглядным полотном застилала сумерки.

Я отступила от окна и осмотрела тесную комнатушку. В углах прятались тени, у камина плясали отсветы огня. Иногда огонь трещал, выплевывая искры. Яркие, они стремительно взвивались, затем медленно оседали на жестяной лист, прибитый к полу, и гасли.

Подобно мыслям в моей голове…

Я не знала, чем помочь Елрех. Сердце времени отберет у нее всех, кто подпустил ее к себе, а главное — кого она подпустила к себе. Но как ни крути, она уже лишилась гильдии, а Роми все равно умрет. Ив спасет мир, и миссия Вольного будет окончена. А бывших Вольных, как правило, не бывает…

Неудивительно, что Елрех не особо спешит помогать Ив в поисках ведьмы, предпочитая просто наслаждаться жизнью. Любимого мужа Елрех потеряет в любом случае. Тогда лучше, чтобы вовсе его не помнила…

Грохот испугал. Сердце подпрыгнуло, я вздрогнула, прижимая руки к груди. Настойчивый стук продолжался. Стук ли? Или ломятся, или бьют по двери совсем не кулаком.

Стоило только открыть дверь в темную прихожую, как морозный воздух, оглаживая босые ноги, ледяной кошкой прошмыгнул внутрь. В дверь больше не стучали, а я на всякий случай выглянула в крохотное окно. Ветер хлестко ударил по мутному стеклу, и оно затряслось, застучало. Никого не рассмотрев, я все же потянулась к массивному железному засову. Обдавая пальцы холодом, он поддался не сразу. Скрежетнул. Петли протяжно заскрипели.

— Привет, — поздоровался Кейел, без приглашения протискиваясь в дом.

Я вжалась в стену, пританцовывая на стылом полу и провожая Вольного удивленным взглядом. В руках он нес огромный сверток. Одеяло? Захлопнула дверь и поспешила вслед за Кейелом в теплую комнату.

Опешила, стоя у порога.

Кейел бросил между кроватью и комодом одеяло — край отогнулся, открывая взору подушку.

— Ты что, ночевать у меня собрался? — невольно прорезались истеричные нотки.

Кейел молча снял куртку, кинул на комод. Отвязал от пояса холщовый мешочек и протянул мне.

— Что это?

— Подсказка и ключи.

На его лице застыла решительность. Я кивнула и осторожно забрала с раскрытой ладони вещи Энраилл. Потянув тонкий шнурок, повторила вопрос:

— Ты собрался ночевать у меня?

— Да, — ответил твердо. И тихо добавил — едва ли не прошипел: — Если тебя это смущает, можем переночевать у меня.

Я все же отвлеклась от узелка и снова посмотрела на Кейела.

— Третьего не дано?

— Не дано.

Он злился. На меня ли? Или в большей степени на себя? Несколько раз уговаривал оставить поиск сокровищницы, но я ненавязчиво вспоминала о клятве, которую слышали духи, и о простых обещаниях. Он пытался настаивать, но, видимо, Вольный в нем все же сдался перед возможностью выполнить миссию легче и быстрее.

Наклонившись и раскладывая на полу одеяло, поинтересовался:

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, все хорошо. — Раздражение в голосе утаить не удалось.

Слишком большое искушение спать с ним в одной комнате. Руку протяни и… Знаю ведь, что стоит мне только пальцем поманить, и Кейел не откажется, а я прекрасно понимаю, что хочу его. И даже не столько секс нужен, сколько прикосновения, поцелуи, признания, беседы ни о чем в атмосфере, наполненной… любовью? Нежностью и лаской. Кейел просто нужен мне. Целиком. Без остатка. Но даже мысли о малости его тепла сводят с ума.

— С Единством ты научилась работать, — хриплый голос погладил слух. Взволновал рассудок сильнее, но высказанное отвлекло. — С духами памяти все так же.

Я вышла из оцепенения. Юркнула за спиной Кейела к кровати, стараясь обогнуть его. Бросая ключи и подсказку на подушку, залезла с ногами на матрас, села по-турецки, сцепила руки в замок и хмуро уставилась на профиль своего мучителя. Он в мою сторону не смотрел. Оглянулся на камин и, ухватив одеяло за уголки, подтянул поближе к огню. Спросил:

— Если ночью нужно будет выйти, не споткнешься?

— Нет, все в порядке.

На полу спать — сумасшествие. Сквозняк вроде бы не гуляет, но все же дом быстро остывает, а одеяло далеко не ватное… Я бегло оценила размер кровати и зажмурилась, унимая расшалившееся сердце и пережидая легкий мимолетный жар в ногах и животе.

Аня, не выдумывай, идиотка, мы несколько месяцев спали на голой земле и даже на снегу…

Вольный заговорил, привлекая внимание. Как назло, выпрямился во весь рост, вскинул подбородок повыше, пряча в полутени хищные черты лица. Рывком потянул завязки рубахи и ослабил воротник. Склонил голову, позволяя прядям упасть на впалые щеки, заслонить глаза. Неторопливо стащил кожаный пояс с талии. И при этом ни на секунду не замолкал — произносил слова мягко, отчего, казалось, проявлял заботу:

— Начни с подсказки. Теперь духи памяти слабее тебя. — Развязал ленту, позволяя русым волосам рассыпаться по плечам. Пряди ловили свет пламени и окрашивались медью. — Они будут помогать, а не тащить тебя с собой.

— Я помню, — тихо фыркнув, пробубнила.

Он еще по дороге домой подробно о духах памяти разжевал, а сейчас повторял. Прямо как любящий отец… Я уже не боялась, что останусь блуждать в чьей-то памяти, медленно умирая в реальности. Знала, что могу бредить или ходить во сне, как лунатик, но обязательно проснусь, когда самое сильное воспоминание предмета закончится. Вещь сама меня отпустит. А Кейел, судя по всему, пришел присмотреть за мной. Хотел, как лучше…

На деле же я любовалась им и жутко бесилась. Одежда не могла спрятать от меня детали. Я помнила шрамы на жилистой спине, оставленные черными когтями. Их значимость для меня росла с каждым днем — наше общее воспоминание. На твердой груди Вольного скрываются другие шрамы: тонкие, длинные, — будто располосована. Живот без отметин: рельефный, гладкий, а от пупка еле заметная дорожка волос тянется вниз. Помню судорожное дыхание Вольного при поцелуях в шею, но уши у него чувствительней. Если целовать за ухом и прикусывать мочку, он улыбается и закрывает глаза из-за легкой щекотки, но его пальцы крепче сжимаются на затылке, а дыхание становится глубже. А еще он просто любит поцелуи…

— Аня, разве я сейчас перешел какую-то черту? — спокойный вопрос вырвал из дурманящих размышлений.

Я наткнулась на уставший взгляд. Стушевалась под ним и, опустив голову, тихо ответила:

— Нет.

— Я позволяю себе что-то лишнее?

Поджав губы, сглотнула слюну. Почему так обидно?

— Нет.

— Я не трогаю тебя, не пристаю к тебе и даже стараюсь не смотреть на тебя лишний раз… Откуда недовольство? Я тебя чем-то обидел? — Слишком вкрадчиво… Теперь чувствую себя в чем-то виноватой.

Я молчала, не зная, как оправдать собственную жестокость. Возможно, если бы после ритуала я не увидела его неприкрытых чувств, было бы проще. А тут… словно воздвигнутый барьер сломался. Я хотела одного — чтобы Кейел принадлежал мне. Дико хотела. Быть может, я бы уничтожила весь Фадрагос, только бы забрать этого мужчину себе.

Все еще стоя боком ко мне и чуть склонив голову, он продолжал растить это эгоистичное желание:

— Если обидел, скажи. Я попрошу прощения. Я не шучу, Аня. Возможно, я опять повел себя так, как привык, а для тебя и твоего мира такое поведение неприемлемо. Я не хочу тебя обижать. Честно, не хочу.

— Все в порядке, — сквозь зубы выдавила из себя.

— Тогда почему злишься? Я не знаю, как еще вести себя рядом с тобой, — развел руками. — Думал, что уже понимаю тебя, а сейчас вернулся к тому, с чего все начиналось. Я тебя не понимаю.

Прошел к комоду. Поднял куртку и бросил рядом с одеялом, видимо, чтобы ночью, если станет холоднее, укрыться ею. Улегся, залезая под тонкое покрывало.

Кажется, ответа не ждет… О чем задумался, вглядываясь в огонь? Глаза заискрились золотом, но взор не стал ярче — понурый, измученный.

Я сжала кулаки. Не ему одному тут тягостно. Не сумев разобраться в себе, не погасив мигом вспыхнувшую злость, спросила едко:

— Ты знаешь, что Волтуар направляется сюда? Сегодня мне передали платье! Подарок правителей. Ты знал, Кейел?

Молчит. Ощущение, будто даже и не слушает. Ему ведь не плевать, тогда почему?..

— Так ты не против, что меня опять сводят с ним? Мне казалось, что… тогда в таверне. Кейел, ты говорил, что не хочешь ни с кем делиться мною. А потом эльф из поселения изгоев, теперь же снова Волтуар…

— Хватит, Аня. Хватит!

Я вздрогнула. Сердце колотилось в груди, грохотало в ушах. Кровь жгла ненавистью вены, вынуждая сжимать кулаки до побеления, стискивать зубы до скрипа. Что со мной? Щеки опалило стыдом. И вправду, хватит… Веду себя, как сволочь последняя. Просто… Что? Что просто, Аня? Всего лишь хочется опять услышать, что он готов на все ради меня. Но ведь от этого ничего не изменится — я не готова пожертвовать всем ради него.

Кейел, опираясь ладонью в пол, приподнял голову и дельно напомнил пристыживая:

— Я не твой пес, а ты… Я отпустил тебя, и мое предложение в силе. Ты не пленница, можешь уйти, когда захочешь. Распоряжайся своей жизнью сама. И не вини меня, если что-то в ней не устроит. Я спать.

Хотелось попросить прощения за порывистое поведение — капризное, словно я несдержанный ребенок, — но это было бы еще более странным. Зажмурилась и, стараясь сгладить ситуацию, дружелюбно поинтересовалась:

— А на праздник ты пойдешь?

— Нет.

— А было бы неплохо. Я не знаю местных обычаев и знать, а никого больше не пригласили. Может, тебе правители…

— Аня, я хочу спать.

— Кейел, извини меня.

— Отстань.

Только спустя несколько минут удушливой тишины, я тоже забралась под одеяло. Вьюга за окном не успокаивалась, на душе было мерзко. Я не хотела обижать Кейела, но злость все же выплеснула на него. Ничего. Высплюсь, отойду от яда, все еще удерживающего тело в легкой слабости, избавлюсь от навязчивой тоски по чужим родителям — и смогу быть сдержанной. А сейчас просто все из рук валится и слишком много эмоций, вот меня и бросает из крайности в крайность. Справлюсь.

Легла на бок, стараясь не смотреть на Кейела. Вытащила из мешочка скрученную подсказку, собираясь прочесть ее воспоминания, но…

Плетенные браслеты — это ведь ис’сиары?

На Кейела все же взглянула. С тоской на сердце, с обидой на себя и на Фадрагос. Нахмурилась и сжала одну из ис’сиар, погладила шершавую кожу, ощутила подушечкой большого пальца неровное плетение. Резкий запах исходил от вещей Энраилл, напоминая о Земле. Кажется, если не путаю, у ацетона похожая вонь. Или нет? В мыслях хмыкнула — забыла родные запахи… Провела по браслету еще раз и пожелала узнать чужие секреты, заглянуть в воспоминания.

Не страшно, если начну с брачного браслета. Интересно, кому он принадлежит: Аклену или Ил? О чем он мне расскажет?

— Слышишь, ветер расшумелся?

Аклен нехотя отвел от меня взгляд и поднял голову, всматриваясь в густые неподвижные кроны. Прислушался. С утонченного лица не сходила легкая улыбка, но блеск в глазах становился все тревожнее и тревожнее.

Любимый, разве можем мы рискнуть всем миром? Нет такого права ни у тебя, ни у меня. А ис’сиары все же красивые. По моему вкусу.

— Отказываешь, выходит. — Он склонил голову к груди, и лунный свет посеребрил светлые волосы.

Я сжала ис’сиару крепче — мягкая кожа согрела пальцы и ладонь.

Хотелось бы не отказать…

— Мы не можем, — напомнила ему, отступая к озеру.

Молочный пар окутал ноги, пятки увязли в прибрежном иле. Вода тихонько заплескалась, охладила щиколотки, намочила подол белого платья.

— Осторожнее, Ил. — Аклен протянул руку, наблюдая за мной недовольно.

С укором покачал головой, а через несколько мгновений стал разуваться. Я осматривала лесное озеро, вглядывалась в непроглядную темноту, застывшую между деревьями. Потревоженная вода возмутилась громким всплеском, предупредила об Аклене. Он подошел ко мне, взялся за руку, которой я держалась за самое ценное признание. Самый бесценный дар, который я не могла принять.

Отпустить тоже не могла…

— Мой Вольный. — Улыбнулась, насколько силы позволяли. Второй рукой обняла его за шею. Он вдохнул, обнимая в ответ за талию и бережно прижимая к себе. — На ритуале связи мы поклянемся беречь друг друга, но наши миссии противоречат словам клятвы.

Он спрятал грустную усмешку в моих волосах.

— Ну какой я Вольный, Ил? Ослеп с тобой.

Не ослеп — прозрел. Умирать всегда страшно, когда умеешь наслаждаться эмоциями. Когда пьешь жизнь неспешно, смакуя каждый глоток. Когда боишься, что он станет последним. Страшно, но ведь все равно неизбежно…

— От нас зависит будущее наших детей. — Я погладила напряженную шею.

— У нас нет детей.

Упрямец.

— Они есть у моей сестры. Они есть у твоих…

— Я не уверен, — резко перебил. Немного отстранился. — Мог перепутать.

— Сердце не обманет, Аклен. Наши сердца не обманывают.

Погладила указательным пальцем удлиненное ухо, поправила волосы на плече. И Аклен оттаял, снова прижался ко мне. Стиснул двумя руками.

— Хотя бы надень иc’сиару, Ил.

— Надену, а ты пообещай, что не станешь больше отговаривать. Мы должны, слышишь? Не нагнетай, Аклен. И без того непросто. Давай будем счастливы, пока живы.

— Я бы поискал другой способ.

— Нет его.

— Почему? — Отодвинулся, вновь потревожив воду.

— Мне так сказали.

— Кто сказал, Ил?

Пытливый, упрямый…

— Тайна.

— Ил.

— Не моя тайна, и не для тебя. Не проси. Баланс мира был нарушен, и наша раса умрет без нашей жертвы. Их всех убьют, Аклен, — попыталась пристыдить.

Молчал, удерживая меня за плечи.

— Ветер расшумелся, — повторила я. — Надо искупаться и укладываться. Утром снова в путь.

Холодные пальцы тронули запястье, заставили поднять руку. Аклен бережно отобрал ис’сиару, а затем повязал на предплечье.

— Если слепота моя лишит меня рассудка, не позволь отступиться от миссии. Убей меня, Ил. Заверши то, что должен выполнить я.

Не переставая улыбаться и глядя ему в глаза, кивнула. Пусть внешне я выгляжу слабой, но мне хватит силы на двоих. Наши дети будут жить. Единство поможет мне. Оно ведет меня мягкими тропами, но так было не всегда. У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, мечты выжгли. Я топталась на углях, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней — знания. Я передала их достойному, но мы завершим путь вместе. Наша дорога извилиста: она калечит ноги…

Кейел.

Где-то далеко раздался тоскливый вой. Волки подошли близко к городской стене. Голодают. Скоро опять позарятся на пищу драконов. Но у кормушки они появляются редко — запах ледяных ящеров отпугивает. Метель затихла совсем недавно, комнату окутал ночной свет, и тьма затаилась по углам и в щелях. В камине тлели угли, жар от него постепенно ослабевал. Холод гулял по полу, оставлял все более ощутимые следы. Правый бок ныл от твердости пола. Отвернуться — страшно. Даже себе в таком признаться стыдно. Прерывистая дремота изматывала, но я отказался от крепкого сна. Надо было выпить двойную порцию зелья бодрости. Но тогда пришлось бы отдать больше денег, а их и так осталось немного.

Скрип со стороны Ани заставил снова приоткрыть глаза. Неспокойно спит девочка: ворочается, стонет, всхлипывает, но не плачет. Не так давно проверял — щеки сухие. Что она видит?

Поправил подушку, подложил под нее руку и закрыл глаза.

Проснется — расскажет. Надеюсь, к тому времени настроение выровняется, а то ведет себя вспыльчиво. Поджал губы, стараясь не вспоминать жгучие слова. Хочет, чтобы я стелился у нее в ногах? Потом, как надоем, снова пнет.

Скрип повторно коснулся слуха. Шорох последовал незамедлительно. Наверное, уже проснулась и захотела по нужде. Я посмотрел на нее и напрягся.

Аня села на кровати, заметно дрожа.

— Аня, — тихо позвал.

Не отозвалась, не пошевелилась. Я приподнялся на локте наблюдая. Неподвижная, безмолвная — будто неживая.

— Аня, — громче повторил.

Повернулась медленно.

— Все в порядке?

Не ответила. Отползла чуть к стене. Руку под подушку запустила, запрятанный кинжал оттуда вытащила. Двумя руками за рукоять ухватилась, тускло мерцающее в ночи лезвие направила вниз. В ногу метит.

— Аня! — вскрикнул и сам же испугался.

Идиот! Опасно резко из сна выводить! Вскочил быстрее, чем соображал. Холодные руки с занесенным кинжалом перехватить успел. Уловил шепот:

— Она калечит ноги… — И удивленный полушепот: — Кейел?

Встрепенулась. С оханьем ладони разжала. Я ударил по клинку тыльной стороной ладони. Успел! Перехватил в падении. Он отлетел в стену, звякнул, мягко упал в одеяло, исчезая в складках.

— Я что, тебя?.. — сипло поинтересовалась Аня. Темные глаза широко открыты, лицо даже в ночной синеве заметно побледнело. — Я не хотела! Я не…

— Не меня! Не меня! — поспешил успокоить.

Обнял порывисто, как можно крепче прижал к себе. Лучше бы меня…

Аня затаилась мышкой. Хоть бы вдохнуть не забыла. Перепугалась бедная, трясется вся. И меня напугала. Сердце все еще колотится, но улыбаюсь. Идиот! Хоть бы не рассмеяться. Хорошо, что успел. Хорошо, что себя пересилил и пришел. А если бы кровью истекла? Духи Фадрагоса…

— Я в порядке, — тихо произнесла она, погладив мою талию. Как же отпускать не хочется.

Я отстранился. Поймав ее лицо в ладони, посмотрел на него внимательно. И впрямь отошла, взор опять жгучий.

— Что увидела?

— Мало хорошего.

На мои руки свои положила, сжала крепко, едва ли не впилась ледяными пальцами. Разве холодно в доме? Умудрилась ведь замерзнуть. Взгляд отвела в сторону — задумчивый, хмурый.

— Я не подсказку изучала, Кейел. Ис’сиару глянула. Она Ил предназначалась и… не нравится мне то, что увидела. — Из рук выворачиваясь, потребовала: — Дай подсказку.

— Сейчас? — удивился я. Отдых нужен. — Нет, Аня, давай…

— Сейчас! — жестко отрезала.

На кровати подсказка не нашлась. Пока шарил рукой возле, Аня кинжал отыскала и второй из-под подушки вытащила. Попросила, мне протягивая:

— Убери на комод, пожалуйста. Не хватало еще убить тебя во сне. И рядом укладывайся.

Я нащупал на полу крошечный свиток, положил на матрас, забрал кинжалы и засмотрелся на лохматую правительницу. Как же раскомандовалась.

— Что, Кейел?

— Ничего, — выдохнул.

— Я не предлагаю… — смутилась она. Поежилась и одеяло на ноги натянула, будто не в длинной рубахе спала. — Боюсь просто.

— Я понял.

— С утра надо будет с Ив увидеться. До рассвета еще пойдем, чтобы перехватить ее до того, как она в штаб отправится. Если от нее правды не добьюсь, будем с друга твоего трясти. Эльфийское прощение, значит…

Аня.

Суматошные мысли с трудом удалось успокоить. Это ж надо, за кинжалы во сне хвататься. Дурдом!

Отвернувшись, улеглась калачиком, сжала подсказку между пальцев, желая теперь увидеть ее самое яркое воспоминание. С ис’сиарой я промучилась долго, прежде чем уснула. Помню, что глаза слипаться стали, когда свет от камина почти погас. Надеюсь, теперь получится уснуть быстрее. Жаль, что чужие воспоминания можно увидеть лишь во сне.

Аклен и Ил… Они открылись передо мною в новом свете. И он заиграл не слишком приятными оттенками. Совсем не притягательными. Значит, моя смерть настигнет меня? Или все же я успею сбежать из Фадрагоса раньше? Хотелось бы верить.

Кейел отходил на кухню попить. Вернувшись, приподнял одеяло и улегся за спиной аккуратно, словно боялся задеть меня. Спустя некоторое затишье придвинулся ближе и осмелел — рукой скользнул на мою талию, носом уткнулся в затылок. Я закрыла глаза, сдерживая улыбку. Что бы ни случилось с Аклен и Ил, я не пойду по их стопам. Не стану жертвой. Эгоистка? Может быть, но я буду бороться до последнего.

Э.

Зачем нужны они?

Я смотрел на подсказку и не понимал желаний человека. Лучше бы просто уничтожили все ключи и без подсказок обошлись. Зачем их оставлять? Кому они понадобятся? Не найдутся умнее нас. Не найдутся те, кто хотя бы одну отыщет. А если найдутся, правильнее будет убить их.

Ветерок зазвенел в пещере, залитой дневным светом. Я отвлекся от бумажки, поднял голову. Множество отражений в железных кристаллах не замедлили повторить мои движения. Вокруг застыл одинаковый кусок ясного неба, а полуденное Солнце, зависшее в стороне от моего плеча, ослепляло до рези в глазах.

Сквозь мельтешения темных пятен в глазах, я снова прочел фразу: «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало». Надо было не слушать шан’ниэрдку и выдумать что-то сложнее. Уши ощутимо дернулись, но я не позволил нервам взять верх над спокойствием — это недостойно. Убрав свою подсказку за пояс, присел на корточки и стал прятать ключ и подсказку недалекой девицы в маленький сундук. Осталось только закопать его.

Аня.

В этот раз я проснулась в той же позе, как и засыпала. Долго не двигалась, прислушиваясь к спокойному сопению за спиной. Осторожно, прилагая неимоверные усилия, чтобы не потревожить Кейела, повернулась лицом к нему — он даже с дыхания не сбился. Только рука с моей талии упала на матрас да так и осталась лежать возле живота. Я сложила руки под щекой и стала рассматривать спящего Вольного. Моего Вольного. Что если у каждой вестницы был свой такой вот Вольный? Кейелу подобная мысль точно не понравится, ведь тогда он, и вправду, как пес на привязи. Плохо это все. Очень плохо.

Но что определенно радовало, так это продвижения в поиске сокровищницы. Быстрее вернусь домой, быстрее начну жизнь заново. Наверное, с Женей лучше расстаться сразу. Шумно выдохнула и осторожно убрала волосы, упавшие на лицо Вольного.

Солнце за окном вовсю сияло, проникая в комнату. Метель закончилась, ветра слышно не было — замечательная погода. Руки стали затекать от длительного пребывания в одной позе, но я не шевелилась, позволяя Кейелу выспаться. Сколько он уже без крепкого сна? И как еще на ногах держался…

Пока любовалась Вольным, сравнивала ощущения реалистичных снов. Ритуал в расчет не брала — там уверенность не отпускала, что я и есть Бавиль, — а вот последние сны отличались. Эльф воспринимался проще. Это сейчас я понимала, что он надменная скотина, а в его воспоминаниях все было нормальным. Он был… хорошим, правильным и самым умным. А вот быть Ил мне больше не хотелось. Мало того, что вестница безумно страдала в душе, так еще и чувствовала себя как-то не так, будто не в своей тарелке. Может, она устала горевать за своих сородичей? Но вроде бы не это меня смущало. Ее боль была одновременно настоящей и искусственной, притянутой за уши. Ее чувства даже странно себе объяснить. Как если бы жутко ненавидела сладкое, но ела его и наслаждалась? Мазохизм? Нет, не он. Наслаждалась, но почему-то в глубине души сожалела? Но это при ее жертве тоже логично… Вот только все равно не оно. В Ил было спрятано что-то другое, какое-то двойное дно. Сегодня надо посмотреть воспоминания Аклена и сравнить, а если не разберусь, снова буду изучать Ил. Главное, не истощить магические силы. Переждать праздник, а затем рвануть в регионы, где смогу растрачивать силу, не задумываясь о последствиях. Благо теперь я ее чувствую.

Соседские курицы раскудахтались на призывное хозяйское «цыпа-цыпа», ресницы Кейела задрожали, а на спокойном лице появилась привычная хмурость. Он разлепил глаза, и я улыбнулась.

— Доброе утро, — тихо поприветствовала.

Он прочистил горло, хмурясь еще сильнее, а затем обеспокоенно просипел:

— Проспал? Прости.

— Ничего, я не стала будить. Пойдем сразу в штаб.

Как бы ни хотелось бездельничать, разлеживаясь в кровати и дальше, мы себе этого не позволили. Кейел сразу подскочил, потирая глаза, и размялся, потягиваясь от души. Я вылезла из-под теплого одеяла и, быстро одевшись, отправилась на кухню. Завтракали наспех, в полнейшем молчании и так же, не сговариваясь, оказались у двери. Только по дороге Кейел стал интересоваться подробностями прошедшей ночи.

Я поежилась от крепкого мороза, потерла быстро замерзающий кончик носа и начала с подсказки:

— Эльф старый был. Кожа натянута настолько, что, наверное, лопнула бы от малейшего укола иголкой.

— Выходит, подсказку Эриэль писал.

— Это сейчас Эриэль, а тогда не знаю. Имен в воспоминаниях не звучало, будто не все достойны их. Зато знаю, что придумал всю эту головоломку с подсказками человек.

— Нелтор.

Снег скрипел под каждым шагом, ослепительно сиял под солнцем. Я поправила капюшон, чтобы видеть из-под меха идущего рядом Вольного. Он смотрел под ноги, но глаза блестели от нетерпения узнать подробности.

— Эльф спрятал ключ и подсказку Линсиры в какой-то пещере. Я бы назвала ее зеркальной, а в его понимании он был окружен железными кристаллами.

— Железными? — переспросил Кейел, глянув на меня.

— Он считал их железными, но знаешь, я точно зеркала видела. Чистые, ни пылинки на них. И эти зеркала отражали один и тот же кусок пейзажа.

— В то время многое могло называться иначе. — И задумчиво добавил: — Вход в пещеру должен быть с запада.

— Надо узнать, что это за кристаллы.

— Я знаю. — Отмахнулся кривясь. — В Фадрагосе не так много мест, где они растут, но лишь одно из них считается оскверненным.

— Там, где умирает Солнце?

— Не знаю, умирает ли оно там. Это нам предстоит проверить. А проклятым его считают из-за чудовища, обитающего в тех местах. Ходит слух, что никто не выжил после встречи с ним.

Банально… Я многозначительно хмыкнула и недовольно протянула:

— Но кто-то же этот слух распустил — значит, выжил.

Кейел усмехнулся.

— Надеюсь, тебе не надо подсказывать, кто этот неизвестный. А с ис’сиарой Ил что произошло?

Я сглотнула и принялась рассказывать. Все, без исключения. Как бы мысль о Вольных ни могла оскорбить Кейела, лучше предупредить его обо всем.

* * *

В штабе я была впервые. Из фильмов привыкла ассоциировать такое название с офисами полиции или ФБР, а тут все оказалось совершенно другим. В просторном зале миниатюрного замка нас встретила доброжелательная соггорша, услышав, кто мы и к кому пришли, подозвала к нам стражу и ушла. Вскоре вернулась, а затем провела по сплетениям тесных коридоров и лестниц. Свет проникал внутрь через узкие окна, расположенные высоко, почти под потолком. Обстановка была строгой, в темных тонах; на весь первый этаж встретилась только одна скамья. Что происходило за закрытыми дверями многих кабинетов, которые мы миновали, оставалось только догадываться. На третьем этаже коридоры стали просторнее, окна — шире, атмосфера — уютнее.

Соггорша остановилась, постучалась в дверь и, не дожидаясь разрешения войти, отворила ее перед нами.

— Вас ждут, — учтиво произнесла и отступила.

На скорую встречу с городским защитником я не рассчитывала, но увидев его радушную улыбку, не растерялась. Зря он не пустил меня сразу к Ив, как мы с Кейелом и просили у соггорши. Чувства Ил за умирающих сородичей все еще горели в груди. Выжигали терпение и снисхождение к врагам дотла. Мое сердце болело, как если бы эльфам до сих пор грозило вымирание. Или эльфиорам? Не важно! Важно, что балкоры, судя по мыслям Ил, устроили настоящий геноцид, заставляя ее сердце болеть. И я все еще злилась, разделяя эту боль. Вот и выплесну на бледного доходягу!

Вольный помог мне снять куртку. Десиен с кресла не поднялся. Не снимая локти с подлокотников, развел руками и громко произнес:

— Такой ранний визит! Но я всегда вам рад!

Пока Кейел вежливо отвечал на приветствия, я прошлась по тесному кабинету, осмотрелась. Книжные шкафы стояли у обеих стен, но бумаг мало. На севере, как я поняла, сафитакской древесиной проблема, а может, с ее переработкой. Зато тут хватало свитков из кожи. Лежали они в определенном порядке — по несколько штук на небольшой отсек, а над ними приклеены еще клочки кожи с символами. Видимо, на северном языке. Тумбочка отыскалась неподалеку от двери, а на ней кувшин и стакан. По противоположной стороне простенькая вешалка для верхней одежды прибита на стене. По центру стол, обитый темно-серым сукном, а на нем, можно сказать, идеальная чистота: закрытая чернильница на углу, три заточенных пера лежат в рядок, четыре книги в стопке, выровненные по корешку, и свиток, над которым работал Десиен до нашего прихода. За креслом городского защитника единственное окно; темные шторы прикрыты, пропуская совсем немного света.

Десиен заметил мой интерес и объяснил:

— Стараюсь долго не сидеть под прямыми солнечными лучами, потом ожоги зудят. Слабые, конечно, но зачем страдать? Солнце не любит нас.

Я посмотрела на него, и явно злость мне скрыть не удалось. Он глянул на Кейела, присевшего на тумбочку и, переплетя пальцы, осторожно спросил:

— Я опять кого-то обидел?

Кейел поджал губы и покачал головой, оставляя нас Десиеном выяснять отношения между собой. Возможно, после разговора тет-а-тет в доме у наставника, я предвзято относилась к балкору, но утихомирить отвращение к нему не могла.

— Асфирель, как твоя магия? — Он повращал указательным пальцем у виска, намекая на рассудок. Глянул на стол, а после неспешно стал прятать вещи в выдвижной ящик стола, медленно проговаривая: — Должен тебя предупредить, что читать воспоминания городского защитника нельзя без разрешения правителей. Конечно, такого правила ни в каком уставе нет, но нет его лишь потому, что магов в принципе давно вычеркнули из жизни Фадрагоса.

Показалось, или прозвучал намек? Кейел скрестил руки на груди, не сводя внимательного взора с друга, будто тоже его в чем-то подозревал.

— С ума я пока не схожу, но всего за одну ночь удалось выяснить много любопытного. — Я приблизилась к столу, с досадой отмечая, что стульев нет. — Хотела узнать у Ив, что балкоры делали с эльфами во время войны Предков, но нас привели к вам. Так, может, вы мне ответите?

Пряча даже чернильницу, он помедлил. Затем со стуком задвинул ящик и, резко подняв голову, требовательно уставился на меня. Кажется, балкоров давний конфликт цепляет так же сильно, как и эльфов.

— Мы с эльфами? — вопрос прозвучал ошалело.

Быть может, он не знает достаточно хорошо о своих предках.

— Вы. — Сцепив руки за спиной, добавила: — Или с эльфиорами. Что такого ваши предки делали с целой расой, что теперь даже их отпрыскам требуется эльфийское прощение?

Десиен побледнел. Нет, наверное, все же показалось. Куда ему еще бледнеть-то? Покраснел пятнами, пальцем отводя от горла воротник черной рубашки. Заморгал чаще, словно пытался избавиться от неприкрытой злости в них. Второй рукой вцепился в подлокотник так крепко, будто боялся на меня наброситься. Погладил белые волосы, освобождая от них лоб. Бросив мимолетный взгляд на Кейела, выдавил из себя улыбку и обратился ко мне:

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Как многое ему можно рассказать?

Не успев принять решение, услышала за спиной тихий голос с успокаивающей хрипотцой:

— Аня видела воспоминания Ил…

— Эльфиорки, — понимающе кивнул Десиен. Немного расслабился, опуская напряженные плечи; на меня больше не смотрел.

— Она считала, что их раса на грани вымирания, и они с Акленом принесли себя в жертву, чтобы спасти собратьев.

Десиен поморщился, откинулся на спинку кресла и, застучав пальцем по подлокотнику, поделился:

— Только совсем недавно с тобой обсуждали эту парочку и тайну о драконах. Может, в голове у них проблемы были, а не с расой.

Я задышала глубже, стараясь не вспоминать переживания вестницы. Его слова будто меня оскорбляли. Надо учиться абстрагироваться.

— Тайна есть, — согласился Кейел, — ее нельзя отметать, но воспоминания тоже врать не могут.

— Не знаю, что с ними было, но балкоры не виноваты. Вероятнее всего, искаженное восприятие действительности. Ну знаешь, война, смерть вокруг, голод, разруха… — Закрутил кистями рук перед собой. — Это все угнетает.

— Мы лучше пойдем к Ив.

Десиен посмотрел на меня так резко, словно дернулся от пощечины.

— И что ты хочешь узнать у озлобленной эльфийки? Не спеши, — ухмыльнулся неприятно, — я угадаю. То, что тебе хочется услышать. А хочешь ты подтверждения гнусной теории, которая докажет, что балкоры всегда были мерзкими крысами. Все рады ткнуть нас в дерьмо прошлых столетий!

— Дес! — Кейел повысил голос.

— Простите, — балкор понурился, но при этом остался недовольным. — Я так понимаю, Асфирель еще не отошла от чужих воспоминаний. — Снова поднял голову; в желтых глазах застыла неподдельная тревога. — Будь осторожнее с ними, человечка.

Наверное, он сам с головой не дружит. Или все балкоры. Нет, не поверю. Когда мы оставались с ним наедине он был вполне себе вменяем, хоть и нестабилен в настроении, а сейчас скачки слишком серьезные. Не может же его так цеплять отношение к войне балкоров и эльфов. Может, Аня, может… Вспомни Ив с ее ненормальной ненавистью, они будто оголены для этой темы.

Я сглотнула и собиралась сдержанно настоять на походе к Ив, но Десиен заговорил раньше:

— Я слышал все то, что выдумали о нас мудрецы. Ну, — взмахнул рукой, растерянно заморгав, — ты знаешь, что они и есть Энраилл. Кейел ведь тебе обо всем рассказывает, у него-то нет секретов от тебя.

Вдохнула глубже. Духи Фадрагоса! Надеюсь, если это и была тонкая шпилька, то Кейел ее не заметил. Кейел… Неужели он настолько доверяет балкору, что совершенно ничего не скрывает от него?

Десиен тем временем продолжал:

— Они удовлетворяют фадрагосцев полуправдой, Асфирель. Как бы эльфам ни хотелось, не они были в том конфликте пострадавшими.

— То есть балкоры были жертвами? — скрывая дрожь в голосе, поинтересовалась я.

Оборачиваться к Кейелу страшно — он затих так, будто следил за нами обоими. И если это так, значит, в этой партии каждый сам за себя.

— Да. Мы не убивали эльфов.

— Мне говорили…

— Знаю, знаю, — поднял руку Десиен перебивая. — Что мы убивали, чтобы занять чье-то место в семье. Но это не так, Асфирель. Не совсем так. Эльфы убивали нас, мы — нет.

Я растерялась. Отступила на полшага и немного согнула ногу в колене — так стоять легче.

— Я сейчас все объясню. Ты изучала наших зверей?

— Немного.

— Слышала о тофрах?

Покачала головой — никаких тофров не помнила.

— Они и сейчас опаснейшие там, — указал пальцем в пол, — особенно когда голодный год. В темноте трудно без фангровского зрения, а звуки… Ты была глубоко под землей?

— Только в пещерах на уровне земли.

— Только в пещерах на…

— Мы люди, Дес, — негромко напомнил Кейел.

— Ах да, точно. — Десиен улыбнулся извиняющееся и пояснил, глядя мне в глаза: — Гул, Асфирель. Там сильный гул и треск. Его скорее не слышишь, а ощущаешь импульсами. Мы не пускаем эльфов под горы надолго — быстро с ума сходят. Раздражительные становятся, чуть что — на окружающих бросаются. А балкоры… — Покачал головой из стороны в сторону. — У чистокровных и со зрением, и со слухом беда врожденная, поэтому внутренние ощущения не нервируют. Они ими живут. Им легче, нет давления со всех сторон. И обоняние у них острое. Я порой завидую, что всего лишь полукровка. Так вот тофры… — Поморщился, поежился и отвернулся. — Лапы у них с подушками мягкими, а кожа маскируется под окружение, но это так, — фыркнул, криво усмехаясь, и рукой чуть потряс, — балкорам все равно. А вот то, что запаха у тофров нет — это очень нехорошо. Когда они близко к дичи приближаются, сигнал сородичам отправляют. — Тихо и отрывисто пропел, раскрывая ладонь в такт: — Тофр, тофр, тофр… Как мурлыканье, но тоже импульсами. — К груди кулак поднес. — Тут ощущаем.

— Вибрации, — предположила я.

Десиен улыбнулся виновато, пожал плечами.

— Похоже. Люди этого не слышат, а балкоры просто не успевают среагировать. Тофры и выгнали балкоров тогда на поверхность…

Он рассказывал неспешно, где-то повторял информацию, которую я уже получила от Волтуара и наставника. Но было существенное отличие — балкор явно страдал, погружаясь в давние воспоминания, будто сам видел все происходившее много столетий назад. Будто сам пережил кошмар и теперь делился наболевшем. Мельтешил руками: то стучал подушечками пальцев друг о друга, то гладил подлокотники, то теребил железные застежки рубашки. Часто сглатывал слюну; дыхание нередко сбивалось. А голос он старался удерживать ровным, но не всегда получалось.

Он рассказал, что незадолго до того, как люди появились в Вечном лесу, произошло сильное землетрясение. Большую часть туннелей, лазов и пещер, где жили балкоры завалило, затопило подземными водами. Настало трудное время для обитателей нижних уровней Фадрагоса — их всех, напуганных, обездоленных, будто согнали на одну крохотную арену. Изголодавшие хищники рассвирепели. Балкоры, единственная разумная раса, долго не решались выйти под солнечный свет. Первые смельчаки отыскались среди тех, кому уже нечего было терять. Они исследовали лес постепенно. Пробовали выходить ночами, но многие замерзали насмерть. Перенимая обличье животных, балкоры узнали об эльфах — двуногих, длинноухих и, кажется, миролюбивых. Совершив последний долгий и опасный переход туннелями, подобрались поближе к крупному поселению тех, у кого собирались просить помощи.

Десиен устало вздохнул.

— Насколько удалось узнать, тофры преследовали выживших, но боялись прямого солнечного света. Спасаясь от хищников, балкоры выходили на поверхность, а там… — погладил столешницу ладонью, а затем легонько хлопнул по ней. Кажется, Кейел невольно перенял многое от друга. — Эльфы стреляли из лука, загоняя несчастных обратно. Это потом балкоры узнали, что заставило эльфов вести себя так, а до этого агрессия пугала.

Устав стоять, я отошла к стене, поближе к Кейелу, и прислонилась к ней спиной. Кейел махнул на тумбочку, уступая место, но я покачала головой отказываясь.

— Балкоры застряли между двух огней, — прошептала и прикусила губу.

— Хорошо сказано. — Десиен кивнул, не отрывая задумчивого взгляда от пальцев. — Среди эльфов много любопытных. И любопытство у них такое же жадное, как и вся натура. Дети и молодые девушки особенно не способны контролировать свою природу. У тебя ведь есть младший брат, — произнес негромко. Неприятный холодок тронул мою спину. — И дети эти, служанки, которых казнили. — Поднял на меня желтые глаза. Тоской наполнены. — Если их жизни взвесить, чья была бы весомее?

Я опустила голову, вспотевшие ладони о штаны потерла незаметно. Или, судя по понимающему хмыканью Десиана, заметно.

— Вот и балкоры своих детей сильнее любили. Осудишь? — И после короткой паузы сам ответил, склоняя голову набок: — Не осудишь. Не убивали они любопытных эльфов, Асфирель. Балкоры вовсе не привыкли сражаться. По крайней мере, такими способами. Слабые мы для войны. — Поскреб ноготком сукно, будто грязь отдирал. — Но и тех, кто вблизи тофров рассмотреть пожелал, не останавливали. Эльфы ведь слышат хорошо — вот и шли на звук, а перед глазами рябь только видели. Вот облик тех, кто из-за любопытства умирал, балкоры и забирали. Сначала, чтобы просто язык узнать и поверхность Фадрагоса, а потом стали своих детей спасать. Подсаживали в чужие семьи.

Не удалось сдержаться — скривилась и опять голову опустила, чтобы не видеть Десиена. Кукушки…

— Уф, — равнодушно протянул. — Теперь осуждаешь. Думаешь, подло. Вот только подлость совершается с легкостью, а если с трудом — толкает нужда. Отдать ребенка… Не представляю, каково это — у меня своих нет, — но, думаю, родителям было нелегко. К тому же теперь, Асфирель, ты, как никто другой, знаешь, что чувства растут вместе с общими воспоминаниями. Перенимая облик, балкоры впитывают абсолютно все от отдающего. Их переживания, любовь и… ненависть. Все, что они помнят. Однако и своих любимых мы не забываем. — Пожал плечами, продолжая тему: — Мать заведомо знала, что ее ребенок, полюбит еще одну женщину. Сильно полюбит. Так, как любил свою мать маленький эльф. Она догадывалась: если эльфенок ненавидел балкоров, то ее ребенок впитает эту ненависть. Любить и ненавидеть… Беловолосые шан’ниэрды точно поняли бы их. — Убрал волосы назад. — Парень, позволяющий любимой выжить, отдавал ее другому. Рисковал, не зная наверняка, что после смены облика, она не будет любить кого-то сильнее, чем мгновением ранее его. Асфирель, балкорам было страшно идти на такой отчаянный шаг. И все могло бы закончиться иначе, если бы эльфы не встретили их агрессией, не объявили войну. — Уголки бледных губ дрогнули. — Если бы люди не появились чуть раньше.

Он молчал, будто давал время на обдумывание. Хочет, чтобы я извинилась за людей? Я в той войне не участвовала.

Но отчего-то все же стыдно…

— Так в чем ты винишь нас? — полушепотом спросил он. — В естественном желании спастись? Поэтому эльфы до сих пор ненавидят нас? На севере они прячут ненависть, Асфирель. Изгоям страшно — некуда возвращаться. Они стали мастерами вранья и лицемерия, как балкоры когда-то. — Указав рукой на окно, громче произнес: — Можно идти и вечно учиться у них. Но я не осуждаю, всего лишь ищу повсюду правду. У меня работа такая, Асфирель, а тебе это все для чего? Ты вот только что ее услышала. Правду. Наверняка чувствуешь себя скверно — обычное дело для нее.

Замолчал, сжимая кулаки. Вскинув подбородок гордо, отвернулся — проникающий солнечный свет очертил тонкий профиль, казалось, пропитал собой бескровную кожу. Сердце споткнулось не впервой за время беседы. Были ли вообще виновные в масштабной трагедии? Тепло тронуло руку. Я встрепенулась, наткнулась взглядом на полные поддержки глаза Кейела. Смелее ухватилась за его руку, погладила большим пальцем тыльную сторону ладони. Одними губами сказала:

— Спасибо.

Он улыбнулся. Кроткий голос Десиена снова разлился в тишине:

— Балкоры были вынуждены поклясться соггорам в вечном служении, в неукоснительном следовании за ними. Эльфийское прощение… Бытует легенда, что это один из ингредиентов, чтобы разорвать клятву. А правда ли — неизвестно. Да и как заслужить его, никто не понимает. Мы каждый день живем этой сказкой, Асфирель. Окружаем себя эльфами, помогаем им, хотим влюбить в себя. А вдруг… — Едва слышно засмеялся, скорее всего, над собой. Над этой верой в сказку. Сцепил руки в замок и внезапно заговорил строже, будто отчитывался: — На сегодняшний день балкоров двадцать три особи. Из них: семнадцать чистокровных; пять детей, еще не окрепших; три старика; всего четыре женщины, способных зачать. Инцест для нас — спасение. Чистокровные балкоры хоть и слабее, но рождаются чаще. Балкорше трудно выносить полукровку от соггоров, ей не хватает здоровья. За всю историю северного региона лишь одна соггорша зачала от балкора. — Выдохнул, стискивая руки крепче. Желваки ходили под кожей, взгляд наполнился решительностью. — Других полукровок не получалось. Эльфы… Никто не пробовал. Без их согласия балкоры никогда не прикоснутся к ним, а они не могут отбросить ненависть, вбиваемую в их голову мудрецами с рождения. Даже тут, на севере, их влияние достаточно сильное. Мы умираем из-за климата, из-за однообразия еды, нас убивает даже меланхолия. Простуда, падение на льду, одиночество… Мы в обществе, но мы всегда изолированы. Балкоров мало, Асфирель. Я могу познакомить тебя с каждым, и тогда скажи, глядя им в глаза, что они виноваты перед эльфами.

Глава 17. Обманутые

— И вы решили прийти ко мне, — лениво протянул Роми.

Поерзал, сидя на столе. Крутанул в пальцах дротик; сталь ловила цвет светлой рубашки, блестела при каждом обороте. Кончик хвоста, свисавший на уровне щиколотки, ритмично подрагивал, выдавая раздражение. Подумаешь, оторвали от поиска ведьмы и потащили домой… Не такое уж и увлекательное занятие — изучать отколотые глыбы камня с кровавым знаком.

Я отвернулась и направилась к кровати, окидывая беглым взглядом их с Елрех комнату — просторную, уютную, несмотря на грубо сколоченную мебель. Такой вредный рогатый изгой не заслуживает такой роскоши. Ни комнаты, ни жены… Кейел тяжело вздохнул, привлекая внимание. Присев на подоконник, беззвучно похлопал по нему и дунул на легкую косую занавеску, рюши которой повисли напротив его носа.

— Ты не удивился, — произнес, продолжая разглядывать полупрозрачную ткань.

— Удивился, — сквозь зубы выдавил Роми, уставившись в пол, — но прыгать от радости не тянет. Энраилл жив! — приглушенно процедил. И с досадой исправился: — Живы.

Его мрачное настроение скоро испортит уют комнаты, надо бы не допустить уныния. Еще немного — и снова буду вспоминать погибших родителей Бавиля, а еще Ил и Аклена. Хорошо, что пламенной любовью к Аклену не воспылала. Я опустилась на кровать — она тихо скрипнула, проглотив мой судорожный выдох.

— Сегодня посмотрю воспоминания Аклена и скажу наверняка, кем он был, — негромко озвучила ближайшие планы, расправляя складки покрывала вокруг себя равномерными поглаживаниями. — Если он тоже окажется балкором, значит, тайна Аклен’Ил может нести прямой смысл.

— Какой смысл, Аня? Все равно бред. — Кейел нахмурился, запрокидывая голову назад, затылком касаясь стекла, и процитировал: — «И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью»… Ил могла перенять облик дракона, узнать какую-то тайну, а потом рассказать о ней… или даже не рассказывать. Ведь какую-то тайну от Аклена она скрывала.

— Говорила, что тайна не для него, — припомнила я, почесывая нос. — Да и какая тайна может быть у огромных ящеров?

Роми усмехнулся, а затем произнес:

— Вот же весело, если он думал, что Ил — это его возлюбленная эльфиорка, а на деле парень просто был обманут балкоршей. Потратил столько времени впустую…

— Время Вольного бесценно, — с грустью согласился Кейел.

Сердце екнуло, ладони вспотели. Еще один обманутый вестницей Вольный?

— Парни, — с хлопком сцепила руки в замок и нагло соврала: — не могу разделить ваши страдания. Может, вернемся к главной проблеме?

Они устало переглянулись — выражения лиц у обоих были одинаково кислыми. Кейел убрал волосы за уши и спросил у Роми:

— Справишься?

— Впервые я хочу признать поражение, еще даже не попробовав. Позволишь?

— Нет. Вольный, тебе придется ее подготовить. С Елрех мы справимся.

Роми рассмеялся. Покашляв в кулак, фыркнул и, окинув нас надменным взором, произнес:

— С Елрех я тоже сам справлюсь, и без вас обойдусь, а Ив… — Изогнув брови, постучал пальцем по лбу. — Я — Вольный, и до сих не до конца осознал то, что вы мне рассказали. Не забывайте, что, вступая в гильдию исследователей, она учила историю Фадрагоса ровно по тем данным, которые предоставляют для обучения мудрецы! Ей многие периоды вколачивали эти знания в голову, и она в другие верить не хочет! И вы хотите, чтобы я за несколько рассветов переубедил ее?! Повторение заглавной буквы имен и переселение душ? — Хохотнул, потирая переносицу. — Если бы не северяне, ты бы тоже не дошел до этого бредового заключения!

— Ты нам веришь? — не понимала я его истерики.

— Верю, — кивнул он, с изумлением разглядывая меня. — Ты же не выдумала всю эту чушь с Аклен и Ил?

— Не выдумала.

— Поэтому верю. Единство есть — и Энраилл место в сегодняшнем дне найдется. Наверное… Но северяне…

Кейел ухватился за голову. Шумно выдохнул и обреченно озвучил:

— Для тебя и Ив они все еще недостоверный источник. До сих пор…

Резкий стук заставил вздрогнуть — Роми всадил дротик в столешницу и, сжимая его, раздраженно повторил:

— Я же сказал: верю вам.

— Тогда заставь поверить Ивеллин тоже! — Кейел оттолкнулся от подоконника, выпрямляясь и сжимая кулаки. — Без принятия факта, что мудрецы — это Энраилл, я отказываюсь дальше искать сокровищницу вместе с вами!

Уверенным шагом направился к двери. Я вскочила и поспешила следом, не желая ни на секунду оставаться со злым шан’ниэрдом наедине.

По дороге домой Кейел не обронил ни слова, да и я не спешила заводить беседу на улице. Прохожие с опаской поглядывали на нас, а кто-то даже кивал приветствуя. Кажется, в этом районе к соседям присматриваются долго. Когда Вольный без заминки свернул к моему дому, я не стала его останавливать, а втайне даже порадовалась. Он по-хозяйски открыл замок и, распахнув дверь, пропустил меня вперед.

— Заварю чаю.

— Завари, — не отказался он.

Пока я возилась с водой, размещая железный ковш в горячей нише, Кейел неподвижно стоял в дверях кухни. Прислонился к косяку спиной, скрестил руки на груди и безразлично наблюдал за мной. Размышлять мог, о чем угодно, я даже не пыталась угадать. С такой-то резкой прибавкой информации…

Когда я уже разливала горячий чай по кружкам, Кейел, в очередной раз шумно вздохнув, озвучил решение:

— Сразу после праздника уходим из региона.

— Я бы ушла раньше.

Он молчал, будто пропустил мои слова мимо ушей. Спустя несколько секунд отвернул голову в сторону комнаты и произнес:

— Твоя встреча с Волтуаром подарит северянам надежду на сотрудничество в дальнейшем. Если он останется довольным, то поспособствует…

— Или нет, — перебила, убирая кипяток подальше. Руки мелко затряслись. — Никто не подумал, что он может негативно принять то, что меня заставили с ним встретиться. Все, что через силу, — насилие. А любящий человек — извините, шан’ниэрд! — не захочет видеть во мне разменную монету. А если хочет… если может! …значит, любовь его — иллюзия.

— А ты сама хоть кого-нибудь любила, или можешь только ненавидеть?! — выкрикнул Кейел, прожигая гневным взором. Вдохнул глубоко, опустил голову, пряча глаза, и спокойнее добавил: — Я думал, ты благодушна по отношению к Волтуару.

Проглотила его эмоции коротким молчанием, а затем, пожав плечами, спокойно ответила:

— Благодушна. Но это не значит, что хочу снова встречаться с ним.

— Боишься? — спросил, легонько ударив мыском по широкому порогу.

— С чего вдруг?

Взглянул исподлобья — в глазах ни капли злости, но жадное любопытство прошибло. Пробралось к горлу, перехватило дыхание, разогнало все осуждения, обиды и мысли.

— Твои последние слова. — Хриплый полушепот, или страх заложил уши? — Предположил, что ты сравнила меня с ним, и он тебе приятнее. Допустил мысль, что любила его, но ошиблась из-за меня. Я мог разрушить ваше…

— Кейел, — выдохнула.

— …счастье. Ты сказала, что все могут ошибаться в чувствах — не только Вольные. Поговори с Волтуаром, если не боишься. — И резко перевел тему: — Мы уйдем после праздника. У нас две подсказки, два ключа и два фрагмента карты. Пока находимся тут, можно поломать голову над тайной Аклен и Ил.

— Хорошо.

— Я пойду.

Шаги и шорохи доносились из комнаты, потом перенеслись в прихожую, а я продолжала смотреть на две кружки, стоящие рядом. Пар поднимался над ними и таял в холоде.

День летел за днем, рождение Солнца чередовалось его смертью… Кейел ночевал у меня, проводил много времени рядом, но наши беседы становились все более натянутыми. Оказалось, проще вовсе не говорить с ним, чем каждый раз сдерживаться, чтобы не сорваться в ответ на злость. Я понимала, что происходило с Вольным: не так-то просто добровольно отдать любимого человека другому, даже зная наверняка, что он никогда не будет твоим. Я помнила и Эт, и Айвин… Даже сейчас четко могла представить себе молоденькую разносчицу из дешевой таверны в регионе Цветущего плато. Мое сердце хранило все раны, связанные с Кейелом.

Роми рассказал девчонкам об Энраилл, и, ожидаемо, Ив замкнулась, прямо как после информации о моем Единстве. Она даже несколько дней сидела дома, отказываясь заниматься делом о ведьме. Елрех же приняла новость спокойнее. В ее жизни предательство мудрецов было не первым и не самым сильным.

Аклен… Этот балкор, доплетая ис’сиару, не думал ни о чем и ни о ком, кроме Ил. Воспоминания его оказались бесполезны, но сомнения в себе позволили мне взглянуть на Кейела иначе — глубже. Если предположить, что все Вольные, боясь запутаться, сознательно привязывают эмоции к окружающим вещам и явлениям: к пьянящей выпивке, к боли от холодного ручья, бьющего по ногам, или к пульсирующей боли от пореза, — то Кейел с открытием нового чувства проходил испытания гораздо более сложные, чем я, когда добивалась единства с духами. У него существовала острая, какая-то ненормальная необходимость дать характеристику любому чувству, нарушающему равнодушие. Наблюдая за ним, я все чаще вспоминала первые месяцы нашего знакомства: его улыбки, шутки, раскованность и наглость, — и приходила к выводу: я убиваю Вольного. Будто сковываю чувствами, отбираю свободу.

* * *

Кейел.

Солнечный свет заслонял улицу, мешал рассмотреть тени, а в снегу мерещились алые цветы. Они отберут аромат хвои — ледяная вечность станет моей тюрьмой. Не станет, Солнце заберет меня раньше, заслонит не только улицу, но и выжжет боль.

Часто моргая, погладил отполированный подоконник.

Почему «Вечность»? Из всех слов, почему именно это собирал Кай?

Тихо скрипнули дверные петли. Я ненадолго зажмурился и потер глаза.

— Давно ждешь? — спросил Дес, вихрем врываясь в гостиную.

— Нет.

Приглаживая мокрые волосы, осмотрелся, будто искал что-то на мебели. Осененный какой-то догадкой, щелкнул пальцами.

— Он в спальне!

— Кто?

— Отчет с поста охраны.

— Есть имена?

— Ну конечно есть! Целых два подозреваемых! Но какие… — Улыбнулся широко, повел рукой сверху вниз перед собой и добавил: — Один точно хорошенький.

Удивившись я вскинул бровь.

— Ты?

— Я и моя невеста. Уже подозреваешь нас? Будешь вино? — предложил, направляясь к небольшому буфету. — Замечательное! Двойной перегонки.

— Не буду, спасибо.

— Ты должен знать: я осуждаю тебя за это. Двойной перегонки. Другого не держу! А уж стоимость…

— Утро, Дес.

— Когда буду непроходимо зависим и болен, продам к скверне весь свой особняк! И знаешь, что сделаю? Найму крепких ребят, и пусть притащат мне виксарта. Приму его облик и буду жить, не зная горя! Подумаешь, шепелявым.

Я покачал головой. Он вытащил темную бутылку и, наполняя бокал, вернулся к важному разговору:

— Дело обстоит так. Когда у Альилы обострения, я вывожу ее на прогулку в лес. Подальше от города. — Донышко бутылки стукнулось о деревянную полку, дверца, медленно закрываясь, тихо простонала. Дес осмотрелся, остановил изумленный взгляд на мне и, направившись к креслу, стоящему у столика, посоветовал: — Уф… Ты лучше присядь. Можешь даже прилечь на диван, я не против.

Расположившись в кресле, стал ждать моих действий. Я выдохнул, выбрасывая поспешные выводы из затуманенного разума. Дес слишком дорожит севером, боится, чтобы в нем не погибли остальные балкоры, поэтому не мог призвать сюда Повелителей. Но все же обдумать этот вариант стоит. Мягкий диванчик прогнулся подо мной. Дес отпил вина, поморщился и, улыбнувшись, сказал:

— Возвращаемся к теме! Альиле становится легче в лесу, будто там ее фангр снова возрождается. Может, она его забывает, а лес напоминает о нем. — Склонил голову набок, тише поясняя: — Они какое-то время успели пожить в лесу. И ты не подумай, что я весь такой заботливый, или хочу через больную эльфийку заполучить прощение для балкоров. Нет, все совсем по-другому. — Вдохнул глубоко и, осторожно поставив бокал на широкий подлокотник, продолжил серьезным тоном: — На самом деле я и пара продажных ребят организовали в лесу землянку, и я всякий раз тащу с собой Альилу предлога ради. А там начинаю колдовать. Рисую все эти символы, круги на камне, режу мелкое зверье… Последнее ради забавы. Ну или… О! Любопытная схема! Это у моей невесты силы ведьмовские, а у меня знания, чтобы…

— Что ты несешь? — Я улыбнулся, Дес тоже.

Он пожал плечами и ответил:

— Не знаю, как оправдаться. Ты такой напряженный, что я начинаю боятся, а вдруг в самом деле на меня подумаешь. У меня и оправдания-то действительно нет. Глупость только. Для тебя глупость, для других глупость, но не для меня. Альилу жаль, а приступы ее отпускают только в лесу. Она готова сидеть там часами и говорить с невидимым собеседником. Ее родителей пока не выпускают из города без весомых причин, а для невесты я постарался… — Выдохнул шумно. — Нас с ней отпускают на полдня-день. Как только обострения начинаются, сразу письменно прошу разрешения.

Не всем на севере можно шастать через городские ворота. Уйти без разрешения можно лишь однажды, получив несмываемую метку между пальцев на левой руке. Так перестраховываются от шпионажа. Я хмыкнул, скрестив руки на груди, а Дес смотрел на меня с насмешкой в глазах, будто чего-то ждал.

— Кто-то хочет подставить тебя? — спросил я.

— Вот оно, — довольно протянул, откидываясь на спинку кресла.

— Кто имеет доступ ко всем прошениям? — Я потер глаза. Как же режет.

— Наделенный властью. Не забывай, что просто доступа к прошениям недостаточно. Нужно разбираться в символах.

— Опять приходим к наставнику… — У него все еще огромная власть и влияние. Он все еще заведует многими делами. — Неужели трудно найти ему замену?

— Не знаю. — Дес хитро усмехнулся. — Он же сам ее ищет. Не волнуйся, твоя идея поможет мне. После праздника отправлюсь с отчетом к начальнику. Пусть выносит вопрос с другими правителями на обсуждение. Отстранят безымянного наставника от дел, тогда и посмотрим, как поведет себя дальше. Кстати, праздник. — Снова взял бокал, но пить не стал. — Ящерка прибежала вчера. Волтуар уже сегодня на закате будет в городе. Праздник завтра. Ты не передумал? Мог бы не отходить от своей человечки. Потерпел бы всего один-два их танца, а потом…

— Нет.

В горле запершило, в глазах потемнело. Им нужна эта встреча, мне нужна их встреча. Пусть уйдет к нему, пусть оборвет цепь. Тяжело дышать.

— Когда ты в последний раз нормально спал?

— Нет, — упрямо повторил я.

Сколько можно спрашивать?! Духи Фадрагоса, о чем он спросил? Убрать бы ее подальше от себя. Лучше бы искал сокровищницу сам. Лучше бы…

— Кейел, — с беспокойством протянул Дес, — друг мой, да ты болен.

Легкие разжало, сердце снова застучало — я выдохнул судорожно. Облокотился на колени, провел ладонью по лбу, стирая пот, и надавил пальцами на виски. Пол ходил ходуном, расплывался, напоминая перья Тоджа. Только ему нужен… Скучает ли, малыш? Он — да, она — нет.

— Извини, может, твоя невеста ведьма?

— Переводишь тему? Ладно, Вольный, твое дело. Не хочешь говорить, не говори. Во время прогулок я не отхожу от Альилы ни на шаг. Она привыкла ко мне. Давай попробуем прижать наставника. Дождись завершения праздника, дай мне время.

— Ее родители? — Главное, не думать об Ане. Удары сердца оглушают. Только мучают… Остановить бы.

— Интересный вариант. Они были связаны с гильдией Справедливости, а ее члены имеют доступ к древним знаниям. К тому же ее родители всегда знали, когда дочь уходила со мной. Заранее знали. Я проверю, обязательно проверю. Кейел, тебе бы показаться целителю и… Что ты в ней нашел?

По рукам прошлась мелкая дрожь, жилка снова напряглась, заколотилась в виске.

«Я буду ждать на рассвете».

— Свою жизнь.

* * *

Разнообразие запахов наполняло легкие. Какие-то ароматы трав горчили даже на языке, а какие-то кислили, но преобладала все же сладость. Я потер лицо, открыл глаза и облокотился на деревянную стойку. Свет лился из окна и подсвечивал пыль. Голос хозяина лавки снадобий и зелий противно заскрежетал:

— Зелья сна закончилось, я могу предложить вам успокаивающее.

— Оно не действует. — Потряс пальцем в ухе, но звон не прошел.

Продавец почесал рыжую бороду, разглядывая полки и признаваясь:

— Свежие травы отсырели. Сейчас пошли в расход трехлетней давности, вот и эффект слабый.

— Хоть что-то, — попросил я, выкладывая на прилавок еще несколько монет.

И у Елрех ничего не нашел. Надо было остаться у Деса и, как он предлагал, напиться в стельку. Вот только опьянев, могу не уснуть, а натворить бед.

— Мне нужно уснуть.

Громила подошел, оперся ладонями в край стойки. Поморщил большой нос, пожевал губы, а затем склонился и зашептал, обдавая кислой вонью:

— Не так давно изгой один с маковым молоком пришел.

Опий? Я нахмурился.

— А разрешение есть?

Продавец отодвинулся.

— Так я ж помочь пытаюсь, Вольный. Лица на тебе нет. Никак без духов труднее вам, чем остальным.

Я скривился. Когда в последний раз вспоминал Алурея?

— Давай, — согласился.

— Приготовлю сразу, ты небось и не умеешь.

Пока он гремел посудой, я опустил голову на руки и закрыл глаза. Еще бы заглушить звуки; они настырно лезли, напоминая о суете вокруг. Стук — наверное, захлопнулась дверца. Звякнула посудина, зашуршали мешки, полилась вода, зазвенело стекло, ударилась ложка о стенки деревянной миски… Протяжно заскрипела входная дверь, и раздались шаги.

— Здравствуй, Кавман.

Чувства стянулись к груди, переплелись в крепкий клубок — я напрягся.

— День добрый, наставник, — поприветствовал продавец.

Совпадение? Я повернулся к безымянному соггору и, разглядывая старое лицо, спросил тихо:

— Что вы тут делаете?

— Гуляю, — ответил он, поглаживая поцарапанную поверхность стойки. — Погода хорошая, народ готовится к гуляниям в честь прибытия чужого правителя. Увидел милых девушек. — Кивнул на дверь, спокойно наблюдая за приготовлением запретного снадобья. — Они у крыльца мнутся, о Вольном говорят, познакомиться с тобой хотят, а смелости ни у одной не хватает. Щебечут звонко, как мимо пройти? А ты вот, выходит, из-за той, кому не нужен, решил рискнуть свободой. Говорят, некоторым хватает одного приема, чтобы привязаться.

— А некоторых лечат этим снадобьем, — опровергнул преувеличенную опасность.

— Лишь на севере. И только тогда, когда других зелий нет. В любом случае и одни, и другие с трудом оправляются. Чаще умирают.

— Я учту.

— Дитя, если болен, сходи к целителю. Ты знаешь, правители на многое пойдут, чтобы сохранить Вольному жизнь. Ты должен выполнить возложенную на тебя миссию. Каждый Вольный должен.

Сказал бы он это Вайли… Но я кивнул, вслух соглашаясь:

— Я Вольный. Я сильнее других, поэтому справлюсь.

Продавец без опаски поставил передо мной флакон и сгреб монеты со стола. Продолжая вглядываться в черные глаза, я поинтересовался:

— Вы потакаете незаконной деятельности?

Соггор улыбнулся, поправляя воротник плаща, и ответил тихо:

— Я просто умею хранить чужие секреты.

* * *

Аня.

Душно, жарко и неудобно. Остановившись по центру надоевшей комнаты, я еще раз склонила голову и, глядя на руку, помяла серебристую ткань платья. Напоминает шелковый муслин.

— Ерничаешь, — тихо обвинила Елрех, усаживаясь на кровать. — Хорошее платье. Красивое.

— Оно неудобное! — Я покрутилась еще раз, подол с шелестом разлетелся от ног. — Я запутаюсь в нем! — Сжав челюсть, подтянула лиф. И серебристая вышивка царапает пальцы! — Почему нет лямок на плечах? А если свалится? Они хотят представление за мой счет устроить? И точно все дело в том, что я человек!

— Асфи…

— Почему он сегодня не пришел? — голос дрогнул — истеричные нотки исчезли. Сердце затаилось в ожидании ответа — приговора.

Но последовало мягкое предложение:

— Сходи сама к нему, дом ведь в двух шагах.

— И что скажу?

Елрех, упираясь в край кровати, пожала плечами.

— Попроси что-нибудь. Дров наколоть.

Дров? Я скривилась, отступила на шаг и, чувствуя новый прилив злости, скривилась.

— Он их на месяц вперед заготовил! Мы завтра-послезавтра уйдем, а кто-то придет и воспользуется его трудом! Он горбатился, а кто-то… Черт!

Я закрутилась на месте, стараясь ухватиться взглядом за мебель, за раскиданные вещи, за склянки с кремами и маслами, выставленные на подоконнике — хоть за что-нибудь, лишь бы отвлечься. Не получилось… Застыла как вкопанная, повернула голову к Елрех. Она смотрела с участием, давила из себя полуулыбку.

— Ему все равно, да? Он и вправду отпустит меня, если захочу уйти к Волтуару?

— Ты же сама говорила, что Вольный заботится о тебе так, как умеет. Хочет лучшего для тебя.

— А я хочу, чтобы он остановил меня! — в сердцах произнесла я. И не сдержалась от продолжения: — Хочу, чтобы сорвал с меня чертово неудобное платье, — указала пальцем на дверь, — вышвырнул его, а потом заперся со мной, чтобы на следующий день сбежать вместе из города! Я хочу, хочу, хочу… — Воздуха не хватило, и голова закружилась. Вдохнула — выдохнула и, наконец-то, определилась с желаниями. — Хочу быть нужной ему.

— Асфи, — настойчиво обратилась Елрех, сжимая колени. Кажется, ее терпение тоже вот-вот лопнет. Пора завязывать с истерикой, она все равно не поможет. Бери себя в руки, Аня! Елрех напомнила: — Он Вольный. Что бы ни родилось между вами, он выполнит миссию и… — замялась, потупилась. — Извини, человечка.

Вольные долго не живут… Куда же они исчезают после выполнения миссии? Не верю, что умирают. Отказываюсь верить.

— Помоги, пожалуйста, с волосами, — попросила я, желая перевести тему.

— Почему ты отказалась от услуг, которые предложил городской защитник? Он готов был оплатить расходы на твои приготовления.

— Ради них пришлось бы тащиться к нему, а он мне не нравится. Да и для кого стараться? Кейел отказался туда идти, а мне все это и даром не нужно.

* * *

Возок, выкрашенный в зеленые цвета, с толстыми стеклами в узких окнах, приехал за мной ближе к вечеру. Впряженные олени фыркали и нетерпеливо рыхлили раздвоенными копытами снег. Возница, фангр, с важным видом открыл дверцу и ждал, когда я заберусь в жаркий полумрак. Сапоги на платформе проваливались и разъезжались на припорошенной снегом дорожке. Бархатная сидушка цеплялась к подолу платья, тонкие белые перчатки впитывали пот, собранные в сложную прическу волосы щекотали шею, а наброшенная на голые плечи шаль кололась. Меня трясло.

Полозья заскользили, снег захрустел. Я прильнула к окну, вгляделась в ранние сумерки. Такой же фасад домика, как и у моего, медленно ускользал из обзора. Я внимательно всматривалась в темное оконце у входной двери и с болью в сердце надеялась…

…вот-вот в нем мелькнет светлое пятно, дверь отворится. Кейел выйдет и окликнет возницу. Возможно, будет нарядно одет, а может…

Отчаянно верила в сказку. До самых последних мгновений, до момента, когда соседний домик остался за гранью узкого окна…

Мир размылся и исчез в безликих сумерках. Я до последнего мечтала, а мечта не сбылась.

На площадях жгли высокие костры, раздавалась музыка, разносились аппетитные запахи, но я вжалась в спинку сиденья и теперь мечтала, чтобы грядущая ночь закончилась как можно скорее. В дворцовом парке возок не скользил — волочился в длинной веренице. Может, повезет — Волтуар в окружении северян забудется в важных знакомствах, в обсуждении мировых проблем и не вспомнит обо мне до окончания торжества, а я растворюсь среди гостей и спокойно вернусь домой под утро.

Сквозь узкие окна просочился свет множества фонарей, упал на колени, и ткань платья под ним замерцала. Возок остановился — мое сердце сжалось. Я стиснула кулаки, гордо вскинула подбородок и задышала равномернее. Я со всем справлюсь.

Черные шпили замка тянулись к чернильному небу, звезды, пойманные в отражение черепицы, покрытой льдом, мерцали на них. Темные стены под лунным светом, точно волшебные, сверкали снежной россыпью. Там, где огненный свет касался их, они обманчиво лоснились золотом. Ледяные скульптуры, наверняка возведенные в честь праздника, поднимали по обе стороны длинной дорожки разнообразные фонари. Искусные фигуры тянулись от широкой дороги к крыльцу, освещая путь гостям. Я поежилась от крепкого мороза, кутаясь плотнее в теплую шаль. Пользуясь тем, что никто не подгонял, а дорожка к дверям замка пустовала, я оттягивала время — разглядывала убранство.

Ледяная соггорша улыбалась, протягивая раскрытую ладонь к гостям, а на второй ладони удерживала чашу с незатухающим огнем. Будто предлагала взять тепло и свет. Параллельно ей стоял такой же соггор. Ветерок огладил обнаженные ноги под платьем, и я пошла дальше. Драконы обещали вот-вот извергнуть пламя — оно танцевало в огромной, опасно раскрытой пасти. Следующими, эльф и эльфийка прижимались к хрустальным деревьям, словно отдавали им силу, а они крепкими ветками спеленали цепи фонарей. Рассаты напомнили Данко. Кошачьи глаза выражали боль, крылья были раскрыты, а груди разорваны; на месте сердец стояли золотые блюдца, а в них танцевал огонь. Беловолосого шан’ниэрда выдавала гордая поза: вздернутый подбородок, немного опущенные веки — надменный взгляд, хвост обвил ногу, а на плечах пылающая ноша, не позволяющая спутникам заплутать… Они проводники к лучшему, вдохновители, образцы вечной борьбы и неотступного стремления к цели. Их темноволосые собратья, чуть пригнувшись, подняли руки над склоненной головой, позволяя большой хвостатой бабочке сесть на пальцы, и огоньки дрожали на ее крыльях, но не гасли. Тут были и люди, двумя руками вскинувшие над собой факел — не то хотят помочь, разгоняя больше мрака вокруг, не то грозят ударить… Гелдовы скромно присели, растопив снег и освещая ямки у самой земли. Эльфиоры и балкоры, стоящие рядом и вдвоем держащие один фонарь, удивили. Фангры улыбались залихватски и радушно передавали факел мне. Предплечье и кисти рук виксартов были сделаны не изо льда, а из того же черного вещества, что использовали на севере вместо свеч. Руки соединили железными браслетами, чтобы лед не растаял, и черная часть горела. И даже васовергам отыскалось место в тесных рядах. Огонь пылал у ног воина, а он раскинул плети и застыл в движении — вот-вот пнет чашу, и разольется необъятное пламя, поглотит все, до чего дотянется. Еще встречались и животные: грифоны, волки, клыкастые лошади…

Голоса за спиной подогнали. Я неспешно поднялась по ступеням, застланным голубым ковром с золотистым кантом. Из раскрытых настежь дверей доносилась чарующая мелодия: тягучие звуки флейты смешались с журчанием воды и еле слышными трещотками. В просторном холле гостей встречали соггорши и эльфийки в темно-зеленых платьях. Звонкий голос ушастой произнес незнакомую речь, и я растерялась.

— Я не понимаю северного языка…

Она вскинула брови и, оглянувшись, подозвала соггоршу в светло-зеленом платье. Та засеменила к нам, улыбнулась широко.

— Асфирель, мы ждаливас. О вашем приходе просили не объявлять во всеуслышание. — Кивнула в сторону широкой лестницы, уводящей на второй этаж — судя по всему, в зал. — Следуйте за мной.

Она отвела меня в большую комнату, где предложила оставить теплую шаль в одном из шкафов.

— Всегда сможете заглянуть сюда и забрать ее. Я проведу вас в хрустальный зал другим путем.

Я следовала за ней по теплым коридорам, освещенным множеством свечей. С каждым шагом усиливалось желание сбежать из замка пока не поздно, но я сжимала кулаки, стискивала зубы и, глядя в прямую спину соггорши, шла вперед.

* * *

Кейел.

Сильно разбавил? Не думаю. Продавец бы не посмел обманывать Вольного, а вот организм вполне мог противостоять. Ничего, зато отоспался за столько дней беспокойного сна.

Потолок прятала непроглядная тьма, лица касался холодный воздух, напоминал о позабытом камине. Тепло выветрилось, дом давно остыл.

Я зевнул и заложил руки под голову. Интересно, она уже там? Наверное, уже встретились. Об этом думать нельзя, злость разъедает изнутри, как вода Истины. Царапает сердце, дерет глотку, будто рвется бессмысленным криком наружу. Нельзя. Лучше о деле…

Стоит ли извиниться перед Елрех? Доказательств ее непричастности еще недостаточно. Рано открывать перед милой фангрой душу, можно присмотреться лучше.

Живот сдавило от голода. Аппетит проснулся — хорошо, давно его не было. Я откинул одеяло, и холод мгновенно пробрался к разнеженному сном и теплом телу, вынуждая поежиться. Босые ступни укусил стылый пол, поторопил одеться.

Натягивая сапоги, я старался разобраться со всем, что узнал за последние дни. Уставший разум мог упустить что-то, и если это так, то не мешало бы исправить ошибку.

О родителях невесты Деса я сказал необдуманно, сгоряча. Могли ли они быть замешаны в мировой угрозе? Дес говорил: город прочесывали — выходит, каждого изгоя наверняка проверяли. Допустим, обыскивали дом в спешке и забыли про подвал. Либо сарай, погреб… Но зачем им подставлять Деса? Допустим, не думали, что это выглядит подставой, не хотели. И бежали они из теплых регионов не только потому, что дочь жалели. Возможно, зная об их силе, кто-то хотел породниться с ними. Либо просто взять дочь якобы замуж, на самом деле — в заложницы. Шантаж, чтобы использовать колдовскую силу в собственных целях? Либо пытались уберечь себя от нее… Если Альила, выжившая дочь, не знает о силе родителей, то и не знает, из-за кого на самом деле погиб возлюбленный. Заботливые родители могли просто пользоваться случаем, когда Дес уводил ее дальше от дома.

С прикосновением к холодной дверной ручке в мыслях образовалась сумятица. Поужинать в городе, чтобы не видеть пустой дом Ани? До скрипа сжал дерево — там, ближе к замку, не сдержусь. В регионе Цветущего плато на каждом завтраке, обеде, ужине Волтуар не забывал подойти к Ане и прошептать что-то на ухо, а она всегда улыбалась. Что он говорил ей? Может, приглашал к себе… По телу прокатилась омерзительная дрожь, к горлу поднялся тошнотворный ком. Вдруг шан’ниэрд прямо сейчас обнимает ее? Что она говорит ему?

«Может, ты мой ключ от Фадрагоса»…

Опустив голову, я усмехнулся. Прикрыл веки и скривился — сердце не стучало, а надрывно скрежетало.

* * *

Аня.

И впрямь хрустальный…

Я разглядывала неровные стены из чистейшего хрусталя, криво отражающие обстановку. В каждой грани мелькали цвета пестрых нарядов гостей, золото свечей, кубков. Черный пол тоже вбирал в себя многоцветье и мерцал, будто ночное небо раскинулось под ногами. Гобелены и портьеры украшали зал, каменные скульптуры ничуть не хуже тех, что встречали в парке, удерживали различные сосуды с водой. Она журчала, стекая или падая в углубления пола. Рядом с миниатюрными фонтанами овальные столы ломились от закусок и выпивки. Музыканты тихо наигрывали мелодии с балконов, высившихся на уровне второго-третьего этажа. На сводчатом потолке зависла живописная фреска — драконы застыли на небе в полете: зеленые, красные, синие, черные, радужные… И такие бывают?

— Я уж думал, не дождусь тебя, — раздался за спиной голос, от которого едва не перекосило. — Потрясающе выглядишь, человечка! Я выбирал цвет платья под твою седину. Правитель точно будет в восторге.

Я повернулась к городскому защитнику. Поморщилась, бегло разглядывая его неизменный официальный наряд: черные брюки, заправленные в начищенные до блеска сапоги, белоснежная рубашка и смокинг. Серебристая вышивка на манжетах и лацкане — вот и все украшения. Насмешка в желтых глазах, белые волосы, приглаженные назад, и улыбка, которую меньше всего хотелось видеть.

— Не нравится наряд? — вздернул бровь остроухий засранец, вперившись в мое лицо требовательным взглядом.

— Ты, — беззастенчиво призналась. — Мне не нравишься ты.

— Ну, мне тебе нравится и не обязательно. — Белозубо улыбнувшись, он ухватил меня за локоть и повернул в другую сторону. — Не гостей рассматривай, дуреха. Ложа правителей выше.

Я вскинула голову и глянула на широкий балкон. Заметив среди соггоров, одетых в голубые костюмы, черный силуэт, невольно отступила на шаг. Пальцы балкора сильнее впились в локоть, будто он боялся, что я сбегу. Но мне всего лишь захотелось спрятаться за колонну. Точенный профиль Волтуара был напряжен: губы поджаты, скулы очерчены, а мрачный взор устремлен на эльфийку, стоящую рядом. Судя по всему, она переводила ему какие-то нюансы фраз, подкрепляя перевод плавным жестикулированием. Или фразы целиком…

— Вы прекрасно знаете общий язык, — произнесла я, повернув голову к самодовольной физиономии балкора. — Зачем этот спектакль?

— Может, ты и не заметила, но наши обычаи сильно отличаются от тех, что навязывают мудрецы. Мы не знаем, с какими намерениями и знаниями чужой правитель пришел к нам. Может, перед отправлением ему основательней мозги промыли. В каких-то моментах лучше полагаться на стороннюю помощь того, кто трактует наши желания в более привычной для него форме. И только потом можно открывать свою суть перед влиятельным существом. Волтуар это прекрасно понимает, поэтому давай дальше ты сама его расспросишь об этих нюансах.

Сама? Нет! Сердце подскочило к горлу. Я дернулась, стараясь вырвать руку из захвата. По шее пополз неприятный холодок — я не готова к встрече с недавним прошлым. Не готова! В ушах запульсировало.

— Не дергайся, — процедил сквозь зубы Дес, тем не менее вежливо улыбаясь снующим мимо нас гостям.

— Отпусти.

Он повернул ко мне голову и, не сменяя дурацкого выражения лица, проговорил:

— Ты собралась прятаться весь праздник, верно? Асфирель, нельзя быть такой жестокой по отношению к любящим мужчинам. Я бы пригласил тебя потанцевать, но ты же откажешь. Точно откажешь. И правитель может на меня обидеться. Поэтому давай что-нибудь придумаем.

— Чего ты хочешь? Это все из-за секрета, который ты вбил себе в голову?

Умолять его оставить меня в покое — явно бесполезное занятие.

— Не вбил. Ты точно что-то скрываешь, и я обещал тебе, что узнаю об этом.

Пока я оглядывалась на гостей, размышляя, как без криков избавиться от навязчивого преследования властного психопата, он все же придумал способ привлечь к нам внимание. Эльфийка несла поднос с выпивкой к столу. Он увидел ее в отражении толстой хрустальной колонны, а я заметила его интерес к ней слишком поздно. Всего миг. Неосторожный взмах локтем балкора — оглушительные грохот, звон и бряканье перебили гомон и музыку. Наконец-то оказавшись на свободе, я попятилась, наблюдая, как Дес деликатно ругает служанку и просит гостей успокоиться. Сердце колотилось в груди, а ноги подкашивались. Я посмотрела в сторону ложи правителей и безошибочно поняла — мне не спрятаться. Казалось, Волтуар не дышит, не слышит никого и не видит, кроме меня.

Кивнуть ему? Слишком фривольно…

Опустила голову, комкая в кулаках платье, а затем быстро отступила за колонну. Поблуждала чуть среди гостей, скрываясь в тени портьер, а когда выдалась возможность, снова посмотрела на ложу — Волтуара там не было.

Закусила губу, отгоняя мысли об убийстве балкора. Какую игру он затеял? Неужели так важно для союза регионов моя встреча с Волтуаром?

Белобрысого доходягу отыскала уже в другом конце зала, но подойти не осмелилась. Прислонилась плечом к каменной арке, крутила в руке бокал с водой и ждала, что городской защитник соизволит меня заметить, когда это надо мне, а не ему. Он стоял в окружении нескольких существ. Светловолосые эльф и эльфийка улыбались, общаясь с ним и с темноволосым соггором. С учетом того, как соггор иногда хлопал Десиена по плечу и сжимал, становилось понятно, что они близки. Наверное, это его отец. Но остановила меня не незнакомая троица, а молодая девушка — невероятно красивая эльфийка. Утонченная, хрупкая, будто кукла. Платиновые волосы струились по плечам; синие глаза, в цвет платью, затмевали чистоту хрусталя; полноватые губы алели на молочной коже. Пронзительный взгляд был направлен в пустоту рядом. Она улыбалась этой пустоте, шепталась с ней, иногда смеялась, а ее рука застыла в воздухе, будто покоилась на чьем-то предплечье. Словно живет в другом мире. Сладком мире грез, волнующем… терпком?

Откуда эта сладость в воздухе?

— Мы никогда с тобой не танцевали.

Встрепенулась от знакомого голоса, выдавила из себя улыбку и обернулась. Волтуар подкрался незаметно, остановился за спиной. Сколько уже дышит со мной одним воздухом? Судя по горящему взгляду змеиных глаз, не надышался.

Отставляя бокал на выступ арки, я тихо ответила:

— Я не умею.

— Тебе и не нужно. Всего лишь доверься.

Он согнул руку в локте, подставляя ладонь. Моя рука дрожала, перчатка неприятно липла к вспотевшей коже, но я вложила пальцы, позволила провести себя через толпу, обращенную вниманием к нам. Чужой правитель никому не давал покоя. А может, метка не моем лице? Сбежавшая любовница так опозорившая любящего правителя. Сколько захватывающих сплетен про нас сочинили?

Рука Волтуара невесомо легла на талию, но тяжестью отпечаталась в груди. Я смотрела на его плечо, не смея заговорить. Он повел. Не трудно… Почти медленный танец в два шага, но больше плавности и размаха в движении. После очередного разворота теплое дыхание пощекотало висок, а я свое затаила. Страшно. Может быть, разыграют политическую интригу, и по каким-то неизвестным мне законам подарят меня ему. Увезет и опять запрет в стенах белого дворца. Придет ли за мной Кейел снова? Кейел… Сюда вот не пришел. Отдал, как ненужную.

Сама виновата.

* * *

Кейел.

В темноте я споткнулся о ее штаны. Почему бросила их у порога? Невольно улыбнулся от шальной мысли: вдруг швырнула в порыве злости. Мечтатель… Сложил их и оставил на комоде. Растапливая камин, разглядывал бардак в комнате. Хотел к ней. Либо ее ко мне.

Подошел к окну и коснулся склянки с темным содержимым. Погладил стекло, открыл крышку и вдохнул аромат. Хвойный лес зашумел в голове, хмелем отозвался в груди — согрел, промчался еле уловимой слабостью по ногам. Я рывком отставил шампунь и попятился к кухне, едва успокаивая боль под сердцем.

В печи обнаружил тушеное мясо с овощами, но только одну порцию. Пока ел, раздумывал о наставнике.

Быстро появился сегодня в лавке. Следит за мной? Допустим. Если он колдун, то наверняка боится Вольных. У нас на севере руки развязаны, пусть и в меру. К тому же я близок с Десом, а он не отпускает врагов, пока не вытрясет из них все тайны.

Дес… Может ли он призывать Повелителей? Я обещал себе подумать об этом. Несмотря на его заботу о северянах, я вполне могу предположить, что за его фигурой скрывается враг. Он мог измениться за то время, пока меня не было на севере, но ведет он себя в самом деле подозрительно. Не идиот ведь — хитрейший из тех, кого я встречал. Тогда почему глупит?

Дес знал о тайне Аклен’Ил, знал о подсказках и понимал, для чего Аня проходила ритуал. Когда она спрашивала его о вине балкоров, а я сообщил причину, неужели не догадался о том, что Ил была балкоршей? Ведь ни о чем не уточнил, не поинтересовался. А должен был. Аклен и Ил, будучи балкорами, сумели пойти против соггоров. Как, если балкоры связаны клятвой? Она не позволила бы даже отдалиться. Выходит, клятва либо легла не на всю расу, либо эти двое получили эльфийское прощение.

Эриэль — действующий эльф в Энраилл. Не он ли простил эту пару, чтобы они помогали? Если Дес смекнул, почему не поделился мыслями? Допустим, не хочет лишний раз бередить рану, но ведь возможность… Добраться до Эриэля, прижать Энраилл и узнать об эльфийском прощении — разве не то, о чем мечтает каждый балкор?

Я опустил деревянную миску в тазик с водой и потянулся за тряпкой. Обычно посуду мыла Аня… Надо бы приготовить что-то ей. Вернется под утро уставшая, потом проголодается, а перед дорогой ей надо хорошо поесть.

А вдруг не вернется?

Миска выскользнула из рук, расплескала воду. Жилка забилась на виске, во рту пересохло. Я оперся о стол и закрыл глаза.

* * *

Аня.

За нами наблюдали, нам улыбались, будто приободряли влюбленного шан’ниэрда. Хорошо, что Кейел не пришел. Ему было бы тут трудно. Чувствовал бы себя лишним, ненужным. Хорошо, что не пришел.

Я давила из себя вежливую улыбку, пока Волтуар выводил меня из зала. В полумраке коридора видела неподвижные силуэты стражников; они пугали, тревожили. Нас не останавливали, не задерживали — значит, все тут против меня.

— Мне посоветовали одну комнату. Сказали, что в ней нас никто не побеспокоит.

— Кто посоветовал? — спросила, стараясь отвлечься от волнения собственным голосом.

Неутешительные мысли скакали хаотично. Зачем нам оставаться наедине? Он хочет просто поговорить, узнать о моих делах… Ничего страшного, я не под зельем, и метки любовницы на моем плече тоже нет.

— Балкор. Впервые увидел представителя этой расы. Он оказался весьма любезным и воспитанным.

Я стиснула кулак, вдыхая глубже. Будь проклят, Десиен! Чего же ты хочешь от меня?!

— Асфирель, мне трудно говорить с тобой, — признался Волтуар. — Я не хотел, чтобы между нами пролегла эта пропасть.

Мы свернули к двустворчатой двери, и вошли в полумрак комнаты. Дохнуло теплом, терпкий запах ударил в нос. В камине трещал огонь, а на плитке перед ним блестели амулеты, не позволяющие искрам вырваться — один такой Кейел откуда-то принес ко мне домой. Набросанные в кучу на полу шкуры не понравились, как и бутылка вина с двумя бокалами. Я отступила обратно к двери, но спиной наткнулась на Волтуара. Он не позволил опомниться — порывисто обнял, прижал к себе, целуя в голову, в скулу, в щеку. Гладил живот, грудь.

— Отпустите! — негромко потребовала вырываясь.

Он будто не услышал. Изголодался, обезумел. Не ощущая моего сопротивления, быстро провел рукой вниз, смял подол платья задирая.

— Волтуар! — крикнула, выкручиваясь и отталкивая его.

Обернувшись, прижала ладонь ко рту. Не ударился, не упал — не пострадал. Камень с души. Он прислонялся спиной к двери и тер лицо, словно старался прийти в себя, успокоиться. Меня колотило, зуб на зуб не попадал. От испуга ли?

Вдохнув шумно, произнесла заикаясь:

— Почтенный, я… я… Не знаю, зачем вы захотели встретиться, но мне лучше уйти!

— Нет, Асфирель, — он резко поднял голову и заверил: — я не наврежу тебе.

— Позвольте выйти, — настояла я.

Замотал головой, суетливо полез за пазуху.

— Подожди, у меня послание для тебя. От мудрецов.

Вытащил письмо и протянул — его руки тоже тряслись, но я постаралась подавить жалость и не думать каково ему. Желая отвлечься, быстрее разломала сургуч и вчиталась в расплывающиеся строки. Не сумев разобраться в словах с первого раза, отошла к камину и опустилась возле него на колени; мягкие шкуры смягчали твердость пола. Прежде чем приступить к чтению, бросила взгляд на Волтуара. Он ходил по комнате, заложив руки за спиной, и иногда тряс рогатой головой, отчего убранные назад короткие волосы, беспорядочно падали на лоб.

Успокоится, не тронет. Не должен…

Бумага зашелестела, когда я склонила ее к огню. Свет упал на желтоватую поверхность. Символы общего языка с трудом, но стали приобретать смысл.

«Пусть духи будут благосклонны к Вам, Асфирель!

С того момента, как Вы впервые покинули наш дом, нам была известна Ваша цель. Естественно, мы догадываемся и о причинах Вашего побега из региона Цветущего плато. Вольный неспроста сбросил Вас в реку Истины, и нам жаль, что мы не предусмотрели такой плачевный для нас всех исход. Не буду лукавить, в последнюю очередь мы хотим помочь Вам. Единство опасно для Фадрагоса, не осуждайте нас. Маленькая жертва или целый мир. Что бы Вы сами выбрали? Однако мы пойдем навстречу, Асфирель. Когда найдете Сердце времени, если найдете, обязательно воспользуйтесь им. Не смейте передумать.

Мы казним Вас, если встретим вновь. Возвращайтесь домой, туда, где Вас ценят и любят. И не забывайте, Сердце времени одному существу можно использовать лишь однажды.

С почтением, Нелтор»

Я прочла письмо дважды, а затем выбросила в камин. Волтуар будто только этого и ждал, сразу приблизился и присел возле меня. Потянулся к моему подбородку, блеснув коготками.

— Ты стала красивее, — произнес, разглядывая лицо.

А он ничуть не изменился…

Я перехватила его напряженную руку, сжала пальцы и собиралась извиниться, но он опередил, будто боялся услышать, что собираюсь уйти. Как выдержать рядом с ним хотя бы пару минут, если душа рвется к другому?

— Ты разбила вазу.

— Простите, почтенный, я не хотела.

— Я запретил убирать ее. Ты оставила мне два осколка на память. Если их соединить, то сколов совсем не видно.

Это не мы. Это я и Кейел…

— Каждый рассвет в твою комнату приносят свежие цветы и новые книги. Ты не разлюбила читать? — Он подсел ближе и потянулся к моему лицу второй рукой, и я не стала останавливать. Гладил скулу, надавливал на губы и без перерыва продолжал рассказывать, будто боялся, что я воспользуюсь и крохотной заминкой: — Цветы в твоем кабинете поливаю сам. Они выросли. И, Асфирель, я не привык просить прощения, но так получилось, что я сломал полку. Хотел сменить деревянные статуэтки золотыми, и полка не выдержала. Прости.

— Почтенный…

— Тише. — Накрыл губы пальцем, вдохнул коротко и произнес: — Дариэль скучает по тебе. Ты не забыла ее? Свою служанку.

— Она не моя, — прошептала виновато улыбаясь. — Мне лучше уйти.

Его руки дрогнули, а голос зазвучал громче:

— Я надеялся, ты расскажешь мне о своих рисунках. Каждый рассвет рассматриваю их и так не разгадал, что ты изобразила. Какое-то таинство?

— Это мой мир.

— Твой мир… — Опустил голову, но почти сразу опять стал блуждать по мне взглядом. — Расскажи о своем мире, Асфирель.

— Я не могу.

Меня залихорадило, хоть от камина и исходил жар. Воспоминания о дворце становились все более яркими. И та ночь, переполненная криками, возвращалась…

— Можешь.

— Вы говорили, что мои правила остались в моем мире. Я не хочу вспоминать о нем.

— Запомнила, — нахмурившись, протянул. — Обиделась?

— Нет, — поспешно заверила, но он не поверил.

— Прости меня, Асфирель, — судорожно вздохнул, натянуто улыбаясь.

А я поняла, что он на грани. Не убьет. Возможно, не изнасилует, но увезет. Голову даю на отсечение, что сделает все возможное, чтобы забрать меня сегодня же! Съежилась, прогоняя крики девочек из освеженной памяти. Увезет. Усадит в золотую клетку… Не хочу. Я лучше умру. Кеша… Жива ли глупая птица?

— Помнишь, мы с тобой… Я могу снова читать тебе каждый день, а если захочешь, научу многим языкам.

Тыльной стороной ладони погладил мою щеку. Я невольно отшатнулась и прошептала:

— Извините, почтенный, мне лучше уйти.

Не дожидаясь, когда снова заговорит, вскочила. Волтуар быстро поднялся следом, интересуясь:

— Опять к Вольному?

— При чем тут он? — Поежилась, потерла руками плечи. — Я просто…

— Хорошо подумай, прежде чем…

— Я не вру! — Сжала кулаки и со вскипевшей мигом злостью призналась: — Мы с ним не вместе!

— Вот как. — Волтуар шагнул ко мне смелее, потер мои плечи. Решил, что замерзла? — Однако мне угрожал. Говорил: пока жив, не позволит приблизиться к тебе.

Я хотела отступить, но замерла. Нахмурилась.

— Когда?

— Не так давно, — Волтуар отвечал без раздумий. Пропускал локоны волос, выбившихся из прически, между пальцев. — Меньше периода назад, как раз перед полнолунием. Помнишь? Я тогда надеялся, что ты пришла с ним.

— Да, помню, — соврала кивнув. Перед полнолунием? Это перед свадьбой Роми и Елрех? Тогда Кейел уходил к поселению с разведкой и за новостями и отказывался брать меня с собой. — Просто решила, что вы виделись уже на севере. Не думала, что тогда он угрожал.

— Ты не знаешь? — Волтуар положил руки на талию и притянул меня к себе. Выдохнул в висок. Я плотно сомкнула губы, позволяя ненужному теплу согревать. — Полагал, что он посоветовался с тобой.

— Нет.

— Асфирель, когда мы найдем настоящую ведьму, с тебя снимут подозрения. Потом возвращайся ко мне, и я заберу тебя подальше ото всех опасностей.

— Это Кейел придумал?

— Я долго злился, что не я.

— Мне пора, — попробовала убрать его руки, но он прижал к себе теснее.

Освободил лишь одну руку, да и той мгновенно подцепил подбородок коготком. Приподнял.

— Постой, — попросил и склонился ниже. Змеиные глаза приближались. — Я не знаю, почему не поцеловал тебя тогда. Всего один поцелуй, Асфирель.

Я облизала губы, вспоминая поцелуи Кейела. Когда в последний раз мы с ним целовались? Почему сегодня не пришел? Хотел, как лучше для меня. Дурак.

Дыхание Волтуара коснулось губ, но я отклонилась отворачиваясь. Воспользовавшись замешательством, юркнула из объятий на свободу. Вспоминая о трудном прощание во дворце Цветущего плато, не стала больше задерживаться. Лишь, быстро направляясь к двери, бросила:

— Не все северяне преступники. Многие родились уже тут, с клеймом изгоя. — Открыла дверь и, не смея поднять глаза от пола, опасаясь столкнуться с горем хорошего мужчины, произнесла: — Прощайте, Волтуар.

— Асфирель, подожди…

Выскочила в полумрак коридора и, не обращая внимания на оклики, поспешила к залу. Стража стояла, как и прежде, не двигаясь. Я боялась бежать, но услышав позади: «Асфирель, постой!» — все же бросилась вперед. Вдруг ему помогут, задержат меня. Сердце колотилось в горле, платье путалось в ногах, а сапоги скользили по блестящему камню. Не заметила, как за поворотом из ниши высунулся силуэт. За запястье больно ухватились и потянули в сторону. Я едва не упала, но устояв-таки размахнулась.

— Не бей! — полушепотом попросил знакомый голос.

— Балкор, черт тебя дери!

— Я помочь хочу!

— Себе помоги, идиот! — громко прошептала, но позволила ему затащить себя в потайной ход.

— Вы долго, — проговорил он в кромешной темноте.

За спиной зашуршал камень, загудел — кажется, задвинулась стена. И до меня наконец дошло, куда и с кем я попала.

— Давай вернемся, Десиен, — промямлила осторожно.

Свет резанул по глазам, факел зачадил.

— Вы как-то очень долго, человечка, — обернувшись повторил балкор. Его улыбка в тесном каменном коридоре с высоким потолком, под которым слоями висела паутина, пугала еще сильнее. — Я уже разволновался за Кейела. Бедняга не вынес бы, если бы ты…

— Лучше молчи, — посоветовала я.

— Могу обидеть?

— Нет, просто я могу ударить, а ты драться не умеешь.

Он хохотнул и шагнул вперед, попутно проговаривая:

— Заглянем в комнату с верхней одеждой, а потом, так уж и быть, помогу тебе выйти из замка незамеченной. Влюбленный шан’ниэрд все же правитель, а значит, побегает немного и возьмет себя в руки. На глазах общества будет спокоен. Но ты не беспокойся, я его, если что, подбодрю.

— Не стоит, — сильнее разволновалась я.

— Хочешь, чтобы он страдал?

— С твоей поддержкой он может пострадать серьезнее.

— Я помню, что ты меня не любишь, но могла бы воздержаться. Уши ведь у тебя короткие. И в конце концов, сейчас я помогаю тебе.

— И это страшно.

— Верю, но не бойся. Ты встретилась с правителем, подарила ему надежду, что эта встреча не последняя. Пусть борется за лучший мир. Ты изгнанница, мы изгои — пусть добьется для нас лучшего положения.

— Так вот в чем дело? — я поспешила за балкором, но поравняться мешал тесный проход. Наши шаги звучали приглушенно.

— А ты как думала? Неужели веришь, что я из доброты душевной его тобой подразнил? Значит, слушай: возницы сейчас все отосланы — им тоже бы праздник отметить. Я предлагаю два варианта: могу расположить тебя в гостевом флигеле, или…

— Я домой.

— На улице холодно, темно. Идти далеко.

— Я справлюсь.

— Так к Кейелу спешишь? Успеешь. Я же о тебе забочусь.

— О себе позаботься.

— Обязательно.

— Дес, — тихо позвала его так, как звал Кейел, и он обернулся. Взглянул внимательно, терпеливо дожидаясь продолжения, и я не заставила долго ждать: — Спасибо.

— За что, человечка? — непонимающе улыбнулся он, но я знала, что для него все это игра.

— Ты отвлекаешь от… — Обняла себя и кивнула за спину. — Пустым трепом отвлекаешь.

— А ты сводишь все мои усилия на нет. Зачем вспоминаешь? Пользуйся пока я добрый, отвлекайся. Дядюшка Дес завтра может оказаться на стороне злодеев. Вот совершишь преступление — и все…

Он не замолкал ни на секунду, провожая по тесным коридорам, покрытым толстым слоем пыли, пропитанным сыростью и затхлостью. Не замолкал и тогда, когда вышли в тени замка на мороз, явно гораздо дальше главных дверей.

— Беги к своему Вольному, Асфирель. Ведь к нему убегаешь.

— Не правда. — Я потопталась, затряслась от холода, проникающего под тонкое платье. А может, лучше остаться, чтобы не заболеть?

— Отрицай, не отрицай… Главное, когда будешь убегать от своей тени, помни, что в этот момент тебя уже ничего не спасет, — проговорил, отступая в непроглядную темноту арки.

Я отшатнулась в противоположную сторону. От своей тени? Не ее ли я выглядывала по углам священного зала, когда искала путь к Единству?

«Тебя уже ничего не спасет» — он будто знает. Понимает…

Луна возвышалась передо мной, и я невольно оглянулась на свою тень. Сердце упало в пятки. Когда буду убегать от нее… Надеюсь, до этого не дойдет.

* * *

Кейел.

Я выбросил кожуру в компостную яму, плотно накрыл ее крышкой и поспешил обратно в дом. Обогнул его вдоль бревенчатой стены. Снег скрипел под ногами, мороз кусал за лицо, руки быстро озябли, холод колол кончики пальцев. Я остановился у крыльца, постучал носком сапога о пенек, отряхивая снег. Поднял голову и окинул звездное небо взглядом, воображая на нем силуэт дракона.

«И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Превратившись в драконов, балкоры надолго лишились бы своих сил и не смогли бы обернуться обратно… сколько? Месяцы, годы… Десятилетиями бы они летали по Фадрагосу и, возможно, забыли бы свою настоящую суть. Может, Аклен и Ил превратились в молодых ящеров; они не так потянули бы силы, все же внутри них органы, а не стихия.

Покачал головой, вспоминая трагичную кончину известной пары. Выходит, Вольный и Вестница…

Мысли вновь коснулись Ани, перехватили дыхание, сдавили грудь. Уже скоро за полночь. Она не вернется. Возможно, утром?

— На рассвете, — с надеждой прошептал.

Сердце застучало в горле. Я сжал кулаки, задышал глубоко, стараясь подавить губящие эмоции, но не справился.

Ворвался в дом, захлопнул дверь. Прижался затылком к холодному дереву, стискивая челюсти, против воли затрясся всем телом. Замерз. Просто замерз.

Сполз по двери на стылый пол, обхватил голову руками, чтобы комната не расплывалась перед глазами так сильно. Не помогло. Закрыл глаза, стало хуже.

«Кейел»…

«Что, Аня?»

Не ответила. И почему пришла в библиотеку в это время? Другого дня не нашла? Только мешается под ногами, наивная девушка из чужого мира. Ей никогда не стать одной из нас.

Тряхнул волосами, заставил себя открыть глаза. Вернуться в реальность. Холодную, пугающую, бессмысленную.

А если не все потеряно? Вдруг вернется?

«Кейел» — она шепнула за спиной, и я мгновенно обернулся. Сквозняк?

Цепляясь рукой за дверь, поднялся. Отодвинул засов, выскочил на улицу и застыл. Пусто… Снег мерцал тускло под лунным светом. Повинуясь желаниям, я сделал несколько шагов к низкой калитке, но на миг остановился. Осудил себя — безвольный… Не сумев сопротивляться чувствам, отравляющим душу, добрел до выхода из двора. Впился пальцами в деревянную калитку, покрытую корочкой льда. Разглядывая колею ведущую к центру обители, до боли в ногтях сжал колючую перекладину. Пусто… Не вернется.

Сам виноват.

В доме потоптался по центру комнаты, задыхаясь от хвои. Разглядывал штаны Ани с чувством, словно что-то рвется внутри, обрывается и падает в пропасть. Утаскивает и меня за собой. Резко отвернулся в другую сторону, но стало хуже. Повернулся влево, вправо, еще правее, еще… Взгляд цеплялся за ее вещи: за расческу, брошенную на каминной полке, за расправленную кровать, за скомканную рубашку на комоде, за флаконы, выставленные на подоконнике, за сапоги, оставленные у входа… Голова закружилась. В чем она ушла? Что делать с вещами, если не вернется? Сжал пустоту в кулаках и попятился к выходу.

Это страх. Мне страшно.

Схватил куртку со стула, накинул на себя и выбежал на улицу. Вернулся и с безумной надеждой забрал и ее куртку.

* * *

Аня.

Сначала шла, избегая встречаться на улицах с прохожими, петляя закоулками, но вскоре поняла, что так окоченею и вообще никуда не попаду. Ни во временный домик, ни в сокровищницу, ни на Землю. Шаль остыла, платье… что оно было, что его не было. Тонкие сапоги тоже не согревали. Я ускорялась и ускорялась, но, кажется, просто замерзала, поэтому топталась на месте. Мысль о тени, следующей по пятам, засела в голове и не позволяла расслабиться ни на секунду. Если я вестница, то не сбегу от собственной смерти. А если умру в Фадрагосе, может, выживу на Земле?

Сворачивая на очередную улицу, на секунду зажмурилась. По мере отдаления от центра они пустели, и страх усиливался. Воспоминания то и дело всплывали перед глазами. Мы все умираем. Рано или поздно все умрем. Родители Бавиля, сам Бавиль, Аклен и Ил… Они хотели жить, они жили. И я хочу. И Вольные…

Последние хотят жить сильнее всех, но не понимают насколько их желание острее, чем у многих. Они просто не могут понять этого. Но я знала. От Аклена знала. Они только начинают вкушать жизнь, пробуждается их страсть к ней, как уже пора прощаться с чудесами. Любое их открытие чувства напоминало детство. Волшебство Нового года и дней Рождения, предвкушение открытия коробочки с подарком. Так и Вольные. Они идут в неизвестное с затаенным дыханием, словно открывают коробочку, гадая, как это будет в этот раз и на что будет похоже. Аклен боялся отказа Ил. Он точно знал, что она откажет, но все же не смог остановиться перед таинственной коробочкой, пусть и с чернотой внутри.

Кейел… Что чувствует он рядом со мной?

Я остановилась, колотясь от холода. Какая же жалкая вестница ему досталась.

— Духи ведут меня мягкими тропами, — прошептала, разглядывая сапоги, по щиколотку провалившиеся в снег. — Это правда, Вестница?

Согнулась и потянула шнурок.

— Тогда докажи.

Босую ногу встретил колкий снег, обжег ледяным холодом, но вскоре согрел теплом. Я освободила и вторую ногу — все повторилась. Оставив сапоги позади, побрела вперед, выдыхая одновременно облегченно и обреченно. Внезапно стало теплее, и тепло доходило от стоп до тела. Мышцы постепенно расслаблялись, проходила сводящая от напряжения боль в теле, зато появились силы на другие мысли.

Почему Кейел не пришел сегодня ко мне? И никто из ребят его не видел. Что у него стряслось?

Сердце споткнулось, замерло, и я застыла, раскрывая глаза шире. Сухое дыхание оцарапало горло, осушило рот. Дрожь возобновилась, но не от холода и не та, что пробирает тело. Другая… Невидимая для зрения, но ощутимая для чувств. Осененная сводящей с ума догадкой, я оглохла и ослепла, словно балкорша. Перед глазами застыла мутная пелена, в ушах зашумело, зазвенело тонко. И в этой контузии я услышала тихое: «тук». Пошатнулась. И еще раз слабое — «тук». Почти не бьется. Вот-вот остановится.

Он мог уйти… Решил отказаться от меня. После ритуала не захотел больше рисковать мною. Знал, что ребята не на его стороне, поэтому, никому ничего не сказав, ушел. Ушел, чтобы мне не к кому было возвращаться. И Десиен задерживал меня, отвлекал перед горьким открытием… Я опять потеряла его?

— Глупость это, Аня, — пробормотала, шагнув вперед. — Какая же эта глупость.

Шмыгая замерзшим носом, засмеялась. Мир покачнулся, потемнел, ноги не удержали, но я не упала. А вот сердце — да. Под носом кровь защекотала, меня затошнило. Согнулась, упираясь рукой в снег и ощущая отрезвляющий холод.

Оттолкнувшись, побежала, путаясь в подоле платья. Мчалась, не замечая ничего вокруг и мечтая только об одном: убедиться, что предположение — глупость. Легкие болели от колкого воздуха, мороз щипал за голые плечи. Волосы распутались, закрывали глаза, падали на лицо — ветер хлестал его.

Вдали показался знакомый силуэт. Он шел навстречу быстро, торопливо. Кейел ли? Хотелось крикнуть, позвать, но горло саднило. Остановиться бы, отдышаться, но не могу. Не получается. Темная фигура бросила что-то на дорогу — просто выпустила из руки, ускорилась и вскоре тоже побежала. Я скривилась от боли в груди. Он. Это он. Пожалуйста, пусть будет он!

Не остановилась и тогда, когда между нами оставались считанные метры. Влетела в крепкие объятия, сомкнула губы, стиснула челюсти, не позволяя слезам пролиться.

— Что случилось, Аня? Что с тобой случилось?

Кейел прижал меня к себе и закачал, будто убаюкивал. Гладил по голове, целовал в макушку и не прекращал шептать:

— Духи Фадрагоса, посмотри на себя. Где плащ? Почему возвращаешься пешком? Это кровь? Что случилось? Кровь…

Попробовал отстраниться, но я обхватила крепче, сцепила руки в замок у него за спиной, прижимаясь щекой к остывшей куртке. Толстая, мешает слышать сердце. Свое почти не бьется, так хоть его послушать.

— Аня, тебя обидели? Ты сбежала от кого-то?

Не от кого-то, а к кому-то…

— Аня, ну хоть что-нибудь скажи.

Я люблю тебя. Хочу всю жизнь быть рядом с тобой!

— Я в порядке, — выдавила тихо.

Он выдохнул шумно, погладил теплыми руками плечи.

— Замерзла. Возьми мою куртку.

— А ты?

— Тут недалеко. Там твою куртку бросил. Дойдем — снова оденусь. Пойдем. И снег к носу приложи. Ударили? Кто?

— Нет, просто давление. Не страшно.

И я послушалась, с трудом расцепила руки и позволила оторвать себя от него. Видела лицо, освещенное лунным светом, и не могла отвести взгляда, а он меня рассматривал, ощупывал, будто не верил, что я в порядке. Ну да, врунья ведь…

Согнулся зачерпнуть снега.

— Духи Фадрагоса, — прошептал. Всполошился, резко поднял меня на руки. — Сумасшедшая! Обувь где?!

Обхватила его за шею, прижалась щекой к холодному уху и улыбнулась, слушая ругательства, произносимые хриплым голосом. И заметил ведь в ночной темноте.

Попробовала заверить:

— Я в порядке.

Не поверил, стал ругать сильнее.

По пути подобрал куртку, накинул на мои плечи и снова захотел взять на руки, но я успокоила его. Или наоборот… Он не хочет видеть во мне вестницу. Его это раздражает.

А дом был протоплен… В камине пылал огонь, пахло чем-то вкусным, о чем я и сообщила, стягивая куртку:

— Вкусно пахнет.

Кейел заскочил со мной в комнату, но уже выбегал обратно на улицу. Резко остановился на пороге, обернулся, перевел растерянный взгляд с меня на кухню. Спросил взволнованно:

— Есть хочешь? Наверное, мясо уже протомилось. Сможешь сама… — Зажмурился, покачал головой и попросил: — Подожди немного. Лезь под одеяло. Я скоро.

— Кейел! — едва успела окликнуть, прежде чем он вышел бы на улицу. — Куда спешишь?

— Баню натоплю. Тебе согреться надо, — голос уверенный, а в глазах испуг застыл…

— Сейчас?

Он поморщился, и я поняла — уйдет.

— Не оставляй меня одну. — В три шага оказалась у порога, прислонилась грудью к косяку двери и добавила тише: — Пожалуйста.

Кейел долго мялся, но в итоге кивнул. Еще несколько раз уточнил, в порядке ли я, а потом направился на кухню. Промочил полотенце водой и, встав напротив, вытер кровь с лица. Стал заваривать чай.

— Виделась с ним? — спросил, пряча глаза за волосами.

— Виделась, — стоя на широком пороге, ответила я. — Узнала о предложении, которое ты ему сделал.

Не удержал мешочек с травами, уронил — сушенные соцветия и стебли рассыпались по полу. Глядя на них, неожиданно признался:

— Я не хочу знать, что ты ему ответила.

— Как пожелаешь. — Пожала плечами и скрестила руки на груди. — Уходим на рассвете?

— Нет. — Покачал головой, облегченно выдыхая и присаживаясь на корточки. Показалось или едва не упал? — Выспись перед дорогой.

Стал собирать травы, но в итоге покрутил соцветие бессмертника в руке и бросил на пол. Поднялся и сократил между нами расстояние. Навис надо мной, глядя виновато. Я всматривалась в его глаза и не могла ответить себе на волнующий вопрос: зачем мне жизнь без него, если она будет пустой?

— Аня, — прохрипел. Склонил голову к груди и попросил: — обмани меня.

— Что? — изумилась, обомлела на мгновение. Чуть оттолкнулась от дверного косяка, выпрямляясь.

Он облизал губы, взял мои руки в свои и, разглядывая пальцы, повторил тише:

— Обмани. Ненадолго. Сколько сможешь. Я… — Выдохнул медленно.

— Сколько?

— Сколько сможешь.

— А сколько бы ты хотел? — Глупый вопрос вдруг обрел первостепенную значимость.

Кейел горько рассмеялся кривясь, будто тоже сдерживал слезы. И соврал, наверняка соврал.

— Ночи достаточно. Я хочу быть обманутым тобой этой ночью.

Явно хотел добавить оправданий странной просьбе, но я не позволила. Обхватила ладонями его лицо, привстала на носочки и коснулась губами его губ. Он отвечал несмело, словно все еще боялся отказа. Обняв за шею, поцеловала в рыхлую от шрамов щеку и, не отрывая губ от обезображенной кожи, шепнула:

— Кейел, я люблю тебя. — И стало легче.

Его грудь заметно заходила. Наши губы снова сблизились, но не столкнулись сразу. Лишь коснулись мимолетно, позволили теплому дуновению осторожных вздохов скользнуть по сухой плоти. Желания требовали страсти, но внутренний голос шикал, просил потерпеть, не торопиться, растянуть наслаждение. Подарить его уставшему Вольному. Подарить ему себя в этой жизни, отдаться без остатка. У нас другой не будет…

Губы сомкнулись, языки осторожно встретились, веки потяжелели. Шершавая ладонь легла на мою талию, мозоли зацепились за шелковистую ткань. Второй рукой Кейел нащупал ленту на груди, потянул, развязывая шнуровку. Спуская лиф, целовал в щеку. Нагнулся ниже, и я подставила шею. Теплое дуновение — мурашки по коже. Он водил по ней кончиком носа, будто дышал мною. Прикладывался к быстро бьющейся жилке ртом и гладил языком, словно успокаивал ее. Я перебирала мягкие волосы на затылке, второй рукой гладила крепкое плечо, шею. С каждой секундой пьянела в руках Вольного. Платье скользнуло по бедрам, с шорохом упало в ноги. Кейел тронул грудь, накрыл ладонью — я шумно глотнула воздуха, закусила губу. Внезапно замерла оглушенная. Кейел опустился на колени, прильнул щекой к животу и застыл.

Секунда, две, три, четыре…

На тридцатой мое дыхание выровнялось, ошеломление отпустило.

…секунды или минуты? Сколько так стоим? Я гладила его по голове, понимая, что ни на каком языке не могу подобрать слов утешения. Дважды обманутый…

Очнулась от движения. Вздрогнула от поцелуя в живот, и еще одного… Стянула волосы Вольного, когда языком пощекотал пупок. Задышала чаще. Дрожь вернулась, пробила все тело, пробудила задремавшие желания. Касания губ проникали под кожу мелкими разрядами. Они сбегались к затылку, сбивали дыхание, заставляли ежиться. Сводили с ума.

Ладони, огрубевшие от оружия, чуть царапнули ягодицы. Опасаясь упасть, я вцепилась в дверной косяк над головой. Закрывая глаза и поддаваясь давлению сильных рук, выгнулась — рухнула в колыбель жара. И будто перышко спускалось по животу ниже, оставляя после себя мокрый след. Местами задерживалось, местами прижималось плотнее… Тронуло тонкую кожу у бедра — вырвало всхлип, ударило в голову, опрокинуло сердце…

Я обнажалась чувствами… Как долго? Время внезапно стало бесценным, необъятным, нужным.

Опираясь на плечи Кейела, я опустилась на колени рядом с ним. В который раз призналась ему в любви? Слова обесценились, появилась необходимость оголить душу. А он с тоской в глазах улыбался. Обманутый.

Запутавшись в платье, едва не упала. Вспомнила о празднике. Разве я виделась с Волтуаром? Будто размылась грань фантазий и реальности. Или они просто поменялись местами. Кейел за руку тянул меня в комнату, а я, глядя на серебристый ворох, прошептала:

— Мне не нравится это платье.

— Ладно. — Поцеловал в плечо, а затем прошел мимо. Подобрал платье, взглянул на камин, но нахмурился и направился к выходу.

Стукнул засов, и еще один… К ногам поластился сквозняк, и я обняла себя, покачнулась с пятки на носок. Кейел вернулся с пустыми руками, приблизившись овеял холодом.

— Куда выбросил? — с улыбкой спросила, обхватив его за шею.

— На дорогу. Ткань дорогая, тебе не нужно — пусть кто-нибудь подберет.

Я расхохоталась, будто одурманенная. Я оживаю рядом с ним.

Падала в темноту, но сразу тянулась к свету. В эти мгновения он замирал и, удерживая меня в объятиях, с трепетом смотрел на лицо. Пережидал — и снова бил нежностью по натянутым нервам. Медленные движения заставляли прислушиваться телом. Напрягаться. Во время нескольких секунд необходимого ему отдыха я стирала пот с его лба, убирала взмокшие пряди за уши, любовалась замутненными глазами. Губами старалась поймать неспокойное дыхание Вольного, и он путался, думал, что хочу поцеловать. Я уклонялась улыбаясь, а он усмехался, воспринимая происходящее за озорство.

Мы увязали в третьем мире, доступном каждому разумному существу. Позволили этому миру обрести оболочку, и обрели себя в нем. Ненастоящих в будущем, но живых в настоящем. Мир грез заманил счастьем, и мы упивались его сладостью, забывая, что для нас оно под запретом. Забывая обо всем вокруг.

* * *

За окном светало. Кейел, заложив руки под голову, лежал на кровати. Я сидела на нем и гладила кончиками пальцев шрамы на твердой груди. Один, второй…

— Будтохотели добраться до сердца, — предположила я.

— Хотели.

— А ты не отдал, — склонив голову к плечу, пошутила: — жадина.

Он улыбнулся и, всматриваясь в глаза, предложил:

— Тебе отдам. Заберешь? — И отвел взгляд. — Извини.

— Ночь еще не закончилась, — заметила я.

Он выгнул шею, стараясь извернуться, чтобы увидеть окно. Сумел и, снова расслабляясь, произнес с наигранной досадой:

— Почти рассвет.

Рассвет. Я уперлась ладонью в грудь Кейела и вспоминала, как многое связано у нас с восходом солнца. С пробуждением жизни, с теплом и светом…

Голоса прозвучали одновременно, хоть и немного вразнобой:

— Я люблю рассвет, — мой.

— Знаешь, люблю рассветы, — его.

И сердце в очередной раз споткнулось. А затем подпрыгнуло от стука. Я невольно выпрямилась, прикрыла грудь руками и заозиралась. Одеяло лежало на полу.

Стук в дверь повторился. Кейел приподнялся на локтях.

— Дай встану.

Я соскочила с него на пол, укуталась в одеяло и опасливо покосилась на окно. Никто не заглядывал. Кейел натянул штаны, подтолкнул меня к кровати, и я послушно забралась на нее. Он подошел к двери, но обернулся. Шагнул к комоду, подкинул мне штаны и рубашку.

— Оденься, — строго произнес и спросил: — Где кинжалы?

— В комоде, — испуганно ответила, суматошно соображая, кого мог прислать за мной Волтуар. Да и мог ли он?

Кейел разыскал оружие, принес его. Поставив колено на матрас и обхватив ладонями мое лицо, склонился ко мне. В теплых глазах застыла тревога, но голос звучал твердо:

— Замахнутся, схватят… Любое подозрение возникнет, что тебе вред хотят причинить, убивай, не мешкая. Ты поняла? Аня, ты поняла?

Я закивала, удерживая его руки в своих. Он поцеловал в губы крепко, будто в последний раз, и поспешил открыть раннему гостю. Быстро одевшись, я оголила кинжалы и приблизилась к внутренней двери. Прислушалась. Слов не разобрать, но голос знакомый. Не Волтуар и не наши ребята… Вдохнув глубоко, выглянула. Голоса ворвались вместе с холодом.

— …был при смерти, но вовремя в себя привели.

— Она всю ночь была со мной, — со злостью убеждал кого-то Кейел.

Голова закружилась, под ложечкой засосало. Опять в чем-то обвиняют?

Не чувствуя ног, добрела до входной двери. Оперлась на нее — она скрипнула, выдала присутствие. Кейел обернулся резко и приказал:

— Зайди в дом.

— Что случилось? — безжизненно спросила я, обращаясь к наставнику.

— Дитя. — Приподнимая полу плаща, он шагнул ближе.

Кейел заступил ему путь, немного заслонил плечом. Я привстала на носочках и поинтересовалась с обреченной насмешкой:

— В чем опять меня обвиняют?

— Пока не обвиняют, но подозревают в покушении на жизнь правителя региона Цветущего плато.

— Волтуар в порядке? — разволновалась я.

— Это не она, — встрял Кейел.

— Я знаю, Вольный, знаю.

Кейел взял наставника за грудки, вынуждая меня выскочить на улицу, прошипел ему в лицо:

— Если знаешь, тогда кто…

Внезапно отпустил соггора, отступил и растерянно обернулся ко мне.

— Дес касался тебя?

Я нахмурилась, не сразу сообразив, при чем тут городской защитник. Переминаясь с ноги на ногу и обнимая себя, пожала плечами.

— Иногда.

— Сколько раз, Аня?

Взгляд Вольного напитался злобой, кулаки сжимались. Он что думает, что я и его друг?.. Я затараторила:

— Не знаю. Пару раз! Недолго.

— Сколько в общей сложности?

— Сколько раз?

— По времени! — крикнул он.

Покачала головой. Будто я считала…

— Минута. Может быть…

Кейел потерял интерес ко мне и стал снова наступать на наставника. Снег скрипел под хищными шагами. Соггор смотрел на Вольного, гордо вскинув подбородок, сжимая бледные губы и впившись пальцами в полы плаща. Боится.

— Десу нужно дозволение, — тихо проговорил Вольный, будто проворковал. Остановившись плечом к плечу с наставником, полюбопытствовал: — Ты дал его ему?

— Всего однажды я пожалел мальчишку.

Кейел ухмыльнулся и опустил голову.

— Давно, выходит.

— Я оставил пост, чтобы он не смог больше пользоваться моей властью.

Вольный вскинул голову, нахмурился и спросил:

— Я должен похвалить тебя за это?

Соггор промолчал, проглотив язвительность, а я, наконец-то, начиная осознавать новую проблему, присела на корточки и медленно выпустила воздух из легких. Меня видели с Волтуаром последней, а потом никто не видел, как я ушла. Никто, кроме балкора, который… Сколько раз после разговора в доме у наставника Десиен успел принять мой облик и узнать все обо мне? Раскрытая книга для него. А как же разделить чувства с жертвой? Видимо, сострадание ему чуждо. И платье мне наверняка он сам выбирал, как ответственный за нашу компанию. Размеры как точно совпали… Себе такое же заготовил. Из замка вывел и в моем обличие к Волтуару вернулся. Чем-то отравил и опять скрылся потайным путем. А виновата я…

Прослушав часть напряженной беседы между мужчинами, подняла глаза на соггора и спросила:

— Вы оправдаете меня? Подтвердите, что он… — не договорила, не видя смысла.

Разведенные в стороны руки соггора и красноречивое молчание давали понять, что влиятельных заступников на севере я не найду. Да и какое влияние, если городской защитник мог многим подкинуть идею, что безымянный наставник возможный колдун. Кому поверят?

Соггор продолжил беседовать с Кейелом, и теперь я, схватившись за голову, прислушивалась внимательно:

— За вашими друзьями я тоже верных знакомых отправил. У вас мало времени, Вольный. Как только Десиен получит разрешение от всех правителей, за девушкой твоей придут.

— Ее вину надо будет доказать. Я переманю на свою сторону…

— Нельзя! — повысил голос соггор. — Не вина ее ему нужна, задержать тут хочет! Полнолуние скоро. — Отступая, добавил тише: — Не переживет она.

— Дес колдун? — Кейел всматривался в черноту глаз, будто мог что-то разобрать в ней.

— Я не могу рассказать.

— Поклялся, старик? На севере клятвы…

— Не могу рассказать! — с нажимом протянул наставник, выше потянувшись подбородком.

Вестник?.. Среди Вольных девушки встречаются, так почему нет? Нет. Наверное, чудится.

— Я убью его, — как-то неуверенно сказал Кейел.

Соггор схватил его за локоть и стал уговаривать суматошно:

— Дитя, не ошибись упрощая. Не пролей кровь невиновного, лучше займись своей задачей. Лиертахона к воротам приведут. Вещи собирайте и уходите, пока не поздно. До ворот вас проведу и там выпущу. А твою задачу я знаю. Отыщи сокровищницу, и возле нее наверняка врага своего дождись. Видел я, как ты из-за Асфирель убиваешься, — кивнул на меня, — пусть следует за тобой. Тут убьют ее, и тебя загубят. А миром рисковать нельзя… Выполни миссию, Вольный. Пройди путь достойно. И реликвии, — полез за пазуху, — некоторые отдам. Пусть Асфи взглянет на воспоминания. Многое поймете. — И отдавая маленький холщовый мешочек Кейелу, ко мне обратился: — Только будь осторожна, дитя. Страшная память в этих вещах, силы потянет много и покой потом понадобиться. Теперь идите вещи собирать. Идите же!

Глава 18. Смерть

Уходили будто в сновидении. Один вопрос в голове заслонял следующий, они сбивались в кучу, требовали ответов, но никто не спешил их озвучить. Вещей было немного, собирать оказалось фактически нечего. Наставник, провожая нас пустыми улочками, укрытыми предрассветным спокойствием, постоянно оглядывался, поторапливал, пробуждая здоровое недоверие к происходящему. Но мрачный вид Кейела отметал любой мой порыв остановиться и потребовать разъяснений. Несмотря на все разногласия, через которые мы с Кейелом прошли, я всецело доверяла ему.

У ворот волки переминались с лапы на лапу и нетерпеливо поскуливали, задирая носы в сторону стены. Возле них уже толпились озадаченные ребята и сутулый эльф, показавшийся смутно знакомым, но разглядев в нем высокого, тощего подростка, я отмела подозрения о нашем знакомстве. Быть может, видела его часто среди северян, или просто напоминает кого-то. Однако Кейел, проходя мимо парнишки, остановился, повернул к нему голову и стал молча рассматривать профиль. Эльф, уставившись себе в ноги, под пристальным колким взором шмыгнул носом и повел плечом.

— Он не простит, когда узнает, — слова Вольного прозвучали угрозой. — Дес не прощает предательства.

Эльф и вовсе сник — сгорбился, мазнул вороватым взглядом по наставнику, будто искал поддержки, но не дождавшись ее, шаркнул ногой по снегу, развернулся и побежал открывать ворота.

— Стража проспит недолго, — сказал наставник, указывая на ворота. — Поспешите.

— И как все это понимать? — поправляя заплечный мешок, спросил у нас Роми.

Злости на его лице заметно не было, как и сонливости — какая-то обыденная заинтересованность. Шан’ниэрды словно созданы усугублять любую атмосферу свежим видом. А вот Ив, напротив, выглядела болезненной. Она вцепилась в лямку сумки двумя руками — на варежках пролегли глубокие резкие складки; синие глаза будто остекленели и вперились бездумным взором в одну точку. Капюшон прятал чувствительные уши от холода, но я была уверена, что они окаменели. Слишком много стресса для впечатлительной эльфийки за короткий промежуток времени. Елрех хмурилась, но заметив настроение Вольного, под горячую руку не лезла, да и Роми за локоть ухватила, дернула и, добившись его внимания, предостерегающе покачала головой.

На помощь эльфу подоспел стражник, здоровенный человек, оглядываясь на сторожевую каморку, что-то сообщил наставнику прежде, чем подсобить отодвинуть тяжелый засов на толстых, но небольших воротах. Зашаркало мерзлое дерево, покрытое наростом изморози, заскрипели доски, протяжно простонали петли, сильнее всполошились волки. Мы не двинулись с места. Стоя в тесном кружочке, прятали глаза друг от друга все, кроме Роми. В напряженной тишине Кейел поправил сумку на плече и хрипло спросил, судя по всему обращаясь к наставнику:

— В лесу? Известно, кто ему помог?

Если вопрос и предназначался соггору, то последний сделал вид, что ничего не услышал. Он отвернулся в сторону узкой улочки, откуда донеслись нетерпеливое воркование и звон цепей. Кажется, любопытство и опасения Феррари — единственное, что удерживало девчонку от радостного визга. Ну хоть кому-то из нас чертовски хорошо.

— Он смотрел мне в глаза и признавался, — продолжал задумчиво говорить Кейел, словно беседовал сам с собой. — Он открыто признался, а я, идиот, не поверил, подумал: шутит.

Вольный, все так же глядя в никуда, отступил. Не произнося больше ни слова, повернулся и побрел прочь из города. Роми тоже не стал медлить — ухватил Ив под локоть и повел к воротам. Мы с Елрех неловко потоптались перед соггором, кивнули ему, безмолвно прощаясь, и поспешили за остальными. Феррари, наконец-то освобожденная от цепи и уже оседланная, промчалась, взрывая телом снег. Мелькнула в воротах и исчезла, будто забывая о нас.

— Вернется? — растерянно поинтересовалась я.

— Не знаю, Асфирель. — Елрех свела белые брови на переносице и добавила: — Наверное, да. Ехать ведь тебе на ком-то нужно.

За воротами открылась другая картина — Феррари ластилась к Кейелу, будто просилась на свободу, а он крепко удерживал поводья и осуждающе смотрел на взбалмошного лиертахона.

— Не распускай ее, — сказал мне, когда я приблизилась. — Сейчас не время для вольностей. — Вздрогнул, словно очнулся ото сна, когда закрылись ворота. Скривился, едва не оскалился и скомандовал громче: — Не останавливаемся до тех пор, пока не разрешу. Не отставайте.

Он отдал мне поводья — чуть ли не швырнул, и я только заметила, что Феррари трусливо прижала голову к снегу. Озверел Вольный… Зато его гнев не позволил раскиснуть мне, вселяя надежду, что Кейел знает, что делает. Мы привязали сумки к седлам, и волки помчались сразу, как только им разрешили. Феррари еще помялась, глядя в спину Кейелу. Пришлось погладить горячую кожу и прошептать:

— Все хорошо, малышка. Он не обидит ни тебя, ни меня.

Она поворковала немного, поблескивая песчаными глазами, и неуверенно двинулась вслед за ребятами. Вскоре от неуверенности не осталось и следа, а спустя несколько минут Феррари и вовсе вырвалась вперед. То и дело возвращаясь к волку Кейела, кружила вокруг парней, отвлекая меня резкими пируэтами от неприятных мыслей.

Мы отъехали достаточно далеко от города — стены, покрытые снегом, уже сливались с горизонтом, — но разобрали звук: в городе трубили в рог. Кейел потянул поводья, его волк зарычал недовольно, но остановился и повернулся боком к городу. Вскоре Вольный нахмурился, тихо выругался, поправляя капюшон, и направил зверя к лесу.

Безветренная погода облегчала путь, но солнце ослепляло, отражаясь от снега. В тени высоких деревьев стало легче глазам, но приходилось пригибаться к шее Феррари ниже, чтобы ветки не срывали капюшон. Каково было ребятам на больших волках, я старалась не думать. Казалось, весь день мы уходили в горы, но в итоге поднялись всего лишь на небольшую возвышенность, откуда открывался вид на Ледяную пустошь. Поднявшийся к закату ветерок с шелестом гонял тонкий слой снега, неприятно кусал за замерзший нос. Хотелось есть, клонило в сон, а ноги в седле затекли до ломоты в коленях, но я опять смотрела на ребят и понимала: им хуже, а значит, просить об остановке не имею права.

Кейел прекратил гнать волка только в сумерках, выбрав для стоянки небольшие скалы у опушки леса, за которыми скомандовал развести костер. Набрать сухого хвороста не представлялось возможным, но Елрех отыскала в припасах пару флаконов зелий — дорогих, но легковоспламеняемых. Ужинали скупо, волков не отпускали, но они, измотавшись за день, и сами никуда не спешили. А вот Феррари без устали порезвилась среди нас, а затем стала убегать недалеко. Возвращалась, принося с собой тушки с белым мехом, местами окровавленным. Кажется, она умудрилась поймать волкам даже песца. Когда приволокла мохнатого кабана, я присела возле нее и стала уговаривать успокоиться: волки обожрутся, а нам разделывать туши некогда. Кажется, на нее мои слова не подействовали, а вот на Кейела она среагировала безропотно. Он надавил на тушу кабана носком сапога, а затем чуть покачал ее. Взглянул строго на притихшего лиертахона, с шелестом раздувающего яркий капюшон, и приказал:

— Убери. — Отошел сразу.

Раздвоенный язык мелькнул в пасти Феррари, и через мгновение она юркнула к кабану и, вцепившись в разорванное горло, послушно потащила жертву по снегу. Когда я опустилась на покрывало рядом с Кейелом, он, окидывая взглядом мрачных ребят, негромко произнес:

— Она умная, но ей удобно, если ты будешь считать ее глупой. Пока не начнешь демонстрировать силу, она будет пользоваться твоей слабостью.

Я зачерпнула снег рукой — он посыпался с варежки и, поймав свет костра, тускло замерцал золотыми искрами.

— Ты будто говоришь не обо мне и Феррари, — полушепотом заметила.

Казалось, он прислушивался к тихой беседе ребят, вяло обсуждающих дальнейший путь, но меня все же услышал. Ответил:

— Так со всеми, Аня. — Кивнул на маленький котелок, в котором закипала вода, склонился ко мне и проговорил: — Допиваем, ложитесь спать. Я еще продержусь без сна. Но мне придется будить тебя, чтобы ты осматривала территорию Единством. Справишься?

— Справлюсь.

Помнила, как в долине Пылающего тумана уже проделывала подобное. Понимала, если нас преследуют, значит, нельзя подпускать к себе никого.

Вздрогнула, когда Кейел неожиданно сжал мою руку. Незаметно ото всех стянул варежку, переплел наши пальцы, поделившись теплом, и мягко добавил:

— Извини. Потерпи немного, сейчас мне это нужно.

Я сглотнула, опустив голову, и крепче стиснула пальцы. Хриплый голос прозвучал громче:

— Ромиар, у тебя были ко мне вопросы. У каждого из вас найдутся. Я готов ответить.

И вопросы полились. Сначала осторожные, будто запертое любопытство пробивало путь к свободе, а когда Кейел без утаивания подробно отвечал на все подряд — прорвался поток. Я услышала не только то, что сказал наставник, не только о вынужденном побеге, но еще и узнала много нового.

Когда-то давно Вольный завершил обучение у опытного следопыта, тут, на севере, а затем тут же его потянуло к богатому центру города. Он искал хитреца. Увидев интерес Деса к эльфам, не брезгующим лицемерием, он понял: Дес учится притворству, вранью, хитрости, а значит, сумеет научить и Вольного. Кейел тенью бродил за ним, присматривался, наблюдал, а тот постепенно привыкал к молчаливому безэмоциональному обществу. Сам по себе подросток-балкор был забавен и безопасен для окружающих, хоть те и сторонились его, как и любого другого представителя этой расы до их условного совершеннолетия. Согласно клятве предков, в пятнадцать лет балкор всецело принимает ответственность за свои поступки, а их сила будто закупоривается, и на ее использование требуется разрешение соггора, прямо или близко связанного с правлением. В ночь перед совершеннолетием Десиен попробовал принять облик Вольного, но дух Кейела не позволил, защищая высшие тайны. С тех пор балкор понял, что одержим чужими секретами, но с секретами «Эмоционального бревна» ему все равно пришлось смириться.

Уже в тот момент Десиен входил в состав команды городской защиты, помогая расследовать исчезновения и убийства. По рассказам Кейела я представляла себе типичных детективов с помощниками, вроде Шерлока Холмса и доктора Ватсона, но проще. И Десиен прекрасно справлялся с работой мальчика на побегушках, да к тому же хитрыми уловками раскручивал собеседников на ценные обрывки информации, после чего совмещал ее, выстраивая хронологию, и находил виновника даже в самом запутанном деле, чем весьма быстро и рано сделал себе карьеру.

В свободное время Десиен любил излить душу беспристрастному Вольному и, скорее всего, в благодарность за возможность хоть с кем-то поговорить, помогал ему с поиском информации о сокровищнице. Он же и отыскал в закрытой библиотеке, куда проникал благодаря отцу, легенды о кое-каких артефактах Энраилл, знания о которых бережно утаивали. Каким образом юный балкор пришел к сказкам об Аклен и Ил, осталось загадкой даже для Кейела. Однако очень скоро Десиен объяснял равнодушному другу о том, что есть вероятность связи пресловутой пары с таинственным архимагом. Он же поспешил рассказать о догадке соггорам-наставникам. Никто не высмеивал двух мальчуганов, но и принимать всерьез сказанное ими не стали. Только для успокоения совести перед духами Вольного и его миссией, Десиену и Кейелу предоставили полный доступ к библиотеке.

Позже Десиен добрался до предсмертных записей рассата, который помогал гильдии Очищения искать балкоров. Он изучал природную силу этой расы, но в итоге перед тем, как окончательно спятить от неблагородного занятия, описал ритуал переселения души из одного тела в другое. Кто-то считал эти записи ересью, больной фантазией сумасшедшего рассата, — не могут же духи быть сильнее Солнца, чтобы позволить душе чернеть вечно. Ей необходимо перерождаться, иначе она станет такой же черствой, как Луна. И Десиен тоже тогда отбросил эти записи, посчитав, что ценность в них лишь в том, что писал их свидетель войны Предков.

Вспомнил он о них в то время, когда работал с изгоем, старым эльфом, насолившем мудрецам и отметившимся убийством на севере. Дес узнал о внуке этого изгоя, которого довольно давно забрали мудрецы из-за болезни солнца. После закрытого ритуала внук, приняв знания старого мудреца, изменился до неузнаваемости вплоть до привычек. И балкора будто замкнуло…

— Пока я искал в книгах легенды об Энраилл, Дес изучал болезнь солнца, — поглаживая большим пальцем мою руку, рассказывал Кейел. — Мудрецы никогда не скрывали о ритуале передачи знаний, ссылаясь на великого духа, подарившего такую возможность гильдии мудрецов. Но Деса все равно зацепила передача знаний от одного существа к другому.

— Как у балкоров, — заметил Роми, сжимая кружку с отваром и обмахивая носок сапога кисточкой хвоста. Желтые глаза будто бы плавились то ли от гнева, то ли от костра, отражающегося в них.

— Как у балкоров, — подтвердил Кейел. — Вплоть до привычек.

Изучив все записи о болезни солнца, Дес выявил закономерность. С каждым рассветом болеющий просыпался, позабыв все, что помнил перед сном. Их память очищалась после сна, но одно оставалось неизменным — привычки и умения. Больным давали ложку в руки и, если у них никогда не было проблем с приемом пищи, то практически сразу они понимали, что держат в руках и что перед ними стоит тарелка с едой. Больная шан’ниэрдка забывала вкусы, имена, не помнила близких, каждый день восхищалась домашними животными, будто видела их в первый раз, но если ей нравилось накручивать локон на палец, то привычка просыпалась вместе с ней. Если человек не любил молоко, то кривился всякий раз, пробуя его. Балкоры тоже, фактически перемещая душу в чужое тело, перенимали и чужие привычки…

— Самое сложное для них, чтобы не выдать себя в чужом облике, — это умение отделить свои привычки от приобретенных.

— Отродье, — тихо прорычала Ив, стискивая кружку двумя руками крепче.

Кейел продолжил, глядя на костер и игнорируя злость Ив:

— Дес первым предположил, что мудрецы передают не знания в больное тело, исцеляя его от болезни, а душу. И тогда же он попросил соггоров-целителей поработать в направлении: болезнь солнца — болезнь души, а не тела; а соггоров-наставников — что мудрецы и архимаг Энраилл — одно лицо.

Вот тогда верховные правители всерьез заинтересовались юным балкором и приблизили его к себе, а нынешний безымянный соггор, тогда еще занимающий пост верховного наставника, позволил Десу изучить какую-то реликвию, якобы принадлежащую Энраилл.

— Прикасаясь к плоти, — Кейел, возможно, неосознанно приподнял наши руки, демонстрируя ребятам прикосновение, — балкоры могут принять чужой облик, а долго контактируя с вещами, они, как и Аня, могут видеть их воспоминания, а может, даже чуть больше. После изучения той реликвии Дес едва не погиб, но отчего-то сразу сообщил, что Аклен и Ил в самом деле связаны с великим архимагом. Как — объяснить не смог, но был уверен, что связаны.

— Чуть не погиб… Из-за чего? — спросила я нахмурившись. Наставник передал нам какие-то вещи и сказал, что они помогут. Если это те же реликвии, то хотелось бы знать хотя бы приблизительно, что меня ждет.

— Меланхолия, — протянул Кейел, убирая свободной рукой волосы за уши.

— Шутишь, Вольный? — округлила глаза Елрех, вытягивая голову. — Кто же умирает от такой ерунды?

— Балкоры умирают, милая фангра, — слабо улыбнулся Кейел, но печаль в глазах не исчезла. — Дес долго ничего не ел и потерял тягу к жизни. В свою очередь, я стал терять наставника в его лице. Он с каждым днем становился бесполезным для меня, а замену ему найти не удавалось.

— И что ты сделал? — Рогатый склонил голову набок; белый хвост замер.

— Сидел у его кровати и вслух читал все, что мы нашли о сокровищнице. В какой-то момент ему становилось лучше, он увлекался загадками и тайнами. В итоге оклемался и сразу же сказал, что историю Аклен и Ил нужно изучить подробнее. Во всех легендах мы нашли упоминание только об одной тайне — тайна, ради сохранения которой Ил убила Аклена, а затем покончила с собой. После этого я почувствовал, что мы на правильном пути и мне пора уходить, но задержался ненадолго, когда Дес попросил еще реликвию на изучение.

— Почему раньше балкорам не давали их? — с осуждением полюбопытствовала Ив, поерзав на пятой точке.

— Другие балкоры не имели такой тяги к знаниям, как Дес, а такая же слабость при них оставалась. Никто не рисковал ими и реликвиями.

— Это трудно, — вмешалась я поежившись. Сердце сжалось, затаилось и словно подбиралось к горлу. — Иногда снятся кошмары, после которых бросает в дрожь и которые хочется быстрее забыть. Эти воспоминания… Ив, они сильнее кошмаров. Живее, словно все наяву. — Опустила голову и стала рассматривать складки на штанах, лишь бы не возвращаться в пережитое не так давно. — Все увиденное становится частью тебя, и отделаться от беспокойства и тоски так просто не получается.

Наступила тишина, которую нарушала тихая грызня засыпающих волков, воркование Феррари, сидящей за моей спиной и согревающей не хуже печи, и треск костра. Кейел внезапно склонился ко мне, дотянулся губами до макушки головы, поцеловал, а затем проговорил:

— Последняя реликвия не несла для моей миссии никакой ценности, а вот Дес перестал говорить и стал бояться замкнутых пространств. С ним работали целители, но помогали слабо. А потом он услышал, что я ухожу и, видимо, страх потерять единственного друга притупил все остальные. Он обнимал меня и без утаиваний сожалел, что не может удержать рядом. С детства его окружали няньки, но он был одинок. Жаловался: поговорить не с кем, все сторонятся, а одиночество утомляет. Он часто находил в этом наше сходство. Тогда мне было все равно, но я понимал, что Дес никогда не навредит никому, если ему не прикажут соггоры, или проявленная жестокость не спасет север. А уже в теплых регионах я пустил слух о связи Аклен и Ил с архимагом, и довольно скоро гильдия разбойников оживилась, рыская на месте, где считается, что Ил сбросилась со скалы. В пещере под этой скалой и нашли их ис’сиары, карты и подсказку.

— А затем Стрекоза обчистила верховного разбойников, — вспомнила я.

И снова наступило затишье, во время которого Елрех прижималась щекой к задумчивому Роми, а я, закрыв глаза, погладила шершавую кожу рук Кейела. Ив долго не выдержала и ожидаемо взъелась:

— У этого балкора все задатки озлобленного колдуна! — Отставила кружку, потерла красные щеки, глядя на костер, а затем обвинила: — Ты виноват, что мы упустили его! Ты должен был убить его, а не бежать с севера!

— Мы можем ошибаться, — нахмурившись, произнес Кейел.

— Он подставил Асфи, — поддержав Ив, протянул Роми, — и наставник открыто сказал тебе, что балкор собирается убить ее в полнолуние. Тогда, когда равнодушие Луны имеет особую силу, а ее память особенно внимательна к деталям. В такие ночи проводят самые ответственные ритуалы. — С укором посмотрел на Кейела. — Куда подевалась твоя внимательность, Вольный?

Кейел сглотнул и непривычно ссутулился, будто прямо сейчас терял внутренние силы. Наверное, ему плохо от мысли, что он сам привел Десиена к запретным знаниям. А ведь Вольный утверждал, что у него нет друзей, но история с городским защитником заметно ударила по нему. Он считал Десиена другом, доверял ему.

Хотел доверять…

— А если не он мой враг, — как-то неуверенно оправдался Кейел зажмуриваясь.

— И пусть колдун разгуливает в таком случае? — Уши Ив дернулись, а сама она оскалилась. Подтянула к себе ноги, усаживаясь удобнее, и стала отчитывать: — Чем же ты был занят все это время, если упустил явную очевидность у себя под носом? У него имелось все под рукой, он мог принять облик какой-нибудь ведьмы и обучиться ее знаниям! Ты каждый день у балкора отсиживался и ничего о нем не выяснил! Чем была забита твоя голова?! И ты Вольный, ты должен прежде всего…

— Заткнись!

Ив испуганно вздрогнула от неожиданно громкого приказа, а я прочистила горло. Так и голоса можно лишиться за один крик. На мгновение во мне очнулось смущение, но я постаралась взять в руки и себя, и силу, рвущуюся огнем ненависти наружу. И тише напомнила:

— С самого начала мы навязались к Кейелу в спутники. Сейчас он скомандовал уходить — мы ушли. По доброй воле ушли. Ив, хочешь вернуться и убить балкора — вернись и убей сама, но Кейел лично тебе ничего не должен. В принципе, как и каждому в Фадрагосе. Мне кажется, это все вы ему нехило задолжали. И если бы не моя дурацкая просьба, — взглянула на Роми, приподнимая подбородок, — метка подчинения все еще была бы на твоей груди. Имейте совесть, ребята, и не наглейте. Есть предложения — предлагайте, а обвинения… — Заозиралась и указала в сторону. — Мне хватит сил, растопить вам снега, и обвиняйте тогда отражение в луже. Проверяла лично, это здорово вправляет мозги и отрезвляет.

Вскочила, стараясь не смотреть на Кейела и Елрех. Вслед донесся вопрос хриплым голосом:

— Куда ты?

— По нужде, — без заминки ответила и поманила к себе Феррари.

Этой ночью мы не перекинулись больше ни словом о севере и делах. Я засыпала, расположив голову на бедрах Кейела и наслаждаясь осторожными прикосновениями — он перебирал мои волосы, иногда гладил плечо, сжимал его. Несколько раз будил меня, и я в полудреме прикладывала руку к стылой земле, желая увидеть мир. Духи летели под землей, немного над ней, играли с легким ветром, показывая мне жизнь: корни деревьев; корешки трав, крепко спящих и терпеливо ожидающих хоть немного тепла; пушистых шиншилл, копошащихся в теплых норках; преследователей с ручными волками, передвигающихся в ночи неспешно, тихо и аккуратно. Последних я «увидела» во время четвертой проверки. Вздрогнула; дремота мгновенно исчезла. Я приподнялась, упираясь руками в помятое, не особо спасающее от холода покрывало и осмотрелась. На небе все еще мерцали звезды, костер горел приглушенно, слабо. Девушки спали, а Роми, обнимающий Елрех, приподнял голову и следил за мной и Кейелом. Я нахмурилась и кивнула ему приветствуя. Уселась удобнее и стала растирать щеки. Холод проникал под одежду, не позволял расслабиться. Может, снять сапоги? Неоднократно ведь проверяла, что так легче.

Не сняла. Наспех собирая вещи, попросту забыла обо всем. Уходили быстро и молча, направлялись в Ледяную пустошь. Я укрепила себя ремнями на Феррари, догнала Кейела и попросила присмотреть за нами — была уверена, что лиертахон не ослушается Вольного. Прижавшись щекой к горячей шее девчонки, позволила себе закрыть глаза и задремать. Часто просыпалась, забывая о ремнях и боясь свалиться, но заставляла себя заснуть снова. К обеду от прерывистого сна разболелась голова, и я не стала больше усердствовать. Зато в эту ветреную ночь Кейел выспался, пока я следила за обстановкой.

Преследователи отстали только на пятый день, когда мы успели изрядно вымотаться. Редкие остановки, беспокойный сон, скудная еда и постоянный холод отнимали силы. В моменты, когда шквалистый ветер швырял в лицо колкий снег и не позволял волкам двигаться дальше, а от стужи ломило кости, приходилось останавливаться. В сильную метель мы боялись потеряться в нескольких метрах друг от друга, поэтому садились посреди пустоши в тесный круг и, если можно так назвать, отдыхали. У ледяных стен мы наткнулись на обглоданный труп молодой эльфийки, и отказались от стоянки. Север не терпим к слабым. Однако в передвижении среди лютого мороза и жестоких испытаний отыскивалось нечто приятное. Теперь я чувствовала то, что с рождения ощущали ребята. Теперь понимала, почему, покидая теплые регионы, их одолевал страх и тоска. Слабые отголоски энергии чувствовались трепетом в груди, манили к себе. Объединившись с духами и усиленная Единством, я ощутила бодрость и тягу к теплым регионам гораздо раньше ребят.

Толстый лед, уходящий глубоко под землю, заканчивался ровной протяженной полосой. Завидев ее издали, мы ускорились, будто открылось второе дыхание. Твердая земля под ногами, припорошенная тонким слоем снега — обрадовала, как кусок хлеба после долгой голодовки. Впервые за все дни в пути солнце показалось теплее. Впервые за все дни Ив улыбнулась.

Не жалея сил, я еще раз проверила местность, убеждаясь: преследователи отстали. Кейел, стоявший рядом, вздохнул спокойно и подарил нам роскошь:

— Найди ближайшее озеро, и если возле него все спокойно, разобьем лагерь.

Я встала и глянула на небо. Заметила вслух:

— Еще даже не полдень.

— Значит, у нас будет день и ночь, чтобы отлежаться.

Небольшое озеро отыскалось в лесу, в трех часах ходьбы от Ледяной пустоши. Перепад температуры почувствовали еще на полпути к стоянке. В куртках было жарко, без них — холодно, солнце напекало в голову. Снег исчезал, а тонкая корочка льда, покрывшая землю за ночь, таяла. Влага насыщала воздух, и, в отличие от сухого морозного, его хотелось вдыхать вечно. Дышать запахом земли, прелых трав и неповторимой свежестью весны. На этом участке она, кажется, была вечной. Наверное, только в пасмурный день тут холоднее обычного.

К озеру вышли с воодушевленными лицами, но все еще оставались немногословными. Расседлали волков, и звери мгновенно бросились к воде. Феррари от них не отставала. Недалеко от озера нашли тесную поляну, где и стали обустраиваться. Роми отправился на охоту, Елрех скинула в кучку охапку трав, собранную по пути, и ушла искать полезные коренья. Я замешкалась, глядя на Кейела, рубящего мелким топориком сосновые лапы. Затем повернулась к сидящей без дела Ив — по привычке, она вытащила из сумки наработки по ведьме, стиснула листочки и неотрывно смотрела на них.

— Ив, помоги набрать хвороста, — попросила я.

Она равнодушно пожала плечами, спрятала бумаги в сумку и поднялась. Следовала за мной без энтузиазма, только иногда отходила подобрать ветки. Молча добрели с ней до журчащего родника, спрятанного за грудой камней. Ключик бил из-под земли с силой, переливчато отбрасывал блики, приманивал кристально чистой водой. Под моей ногой хрустнула ветка, тень упала на камни — птички испуганно вспорхнули и с щебетом исчезли в кронах.

— Бурдюки не взяли, — подала голосок Ив; он едва не слился с шелестом воды.

Я опустила набранные ветки на бугорок, поросший мхом, и направилась к воде. Остановилась возле Ив, посмотрела на точенный профиль, подсвеченный солнечными лучами, и, вдохнув глубоко, попросила:

— Ив, прости меня.

Она поджала очерченные губы, нахмурилась и покачала головой.

— Ты не обидела.

Отмахивается ушастая…

— Прости, — настояла я. Сжала кулаки и решила высказаться полностью: — Это был твой шанс проявить себя, а мы его отняли. Думаю, поступили несправедливо, не сообщив сразу, почему уходим, и не предоставив тебе выбора. Но я не уверена, что ты что-нибудь доказала бы северянам, если бы прямо там выступила против городского защитника. И все равно прости.

Она стиснула челюсти, а вскоре поморщилась, поднимая голову выше. Не выдержала — сгорбившись, спрятала лицо в ладонях и, как ребенок, расплакалась. Я боялась пошевелиться, боялась сказать хоть что-нибудь. Ее горе одновременно понималось с трудом и с легкостью.

Когда-то я даже не задумывалась, что для меня важно в жизни. В повседневности брала все, не отдавая отчета ценности этому всему: чашка кофе, тетрадь, телефон, пальто — деньги. Я измеряла лишь то, за что приходилось платить деньгами, забывая оценить улыбки окружающих и их признание. Хотя последнее, пожалуй, я тоже измеряла деньгами. Всегда помнила, сколько отец вложил в мое обучение, и трезво оценивала себя как специалиста. Как специалиста, как подругу, способную оплатить вечеринку, как сестру, наставляющая младшего брата на верный путь трудяги в жизни без лентяйства. Фадрагос перевернул мою жизнь и научил ценить даже куски халата, используемые вместо обуви. Не только… Привычный мир разрушался и все приоритеты в нем медленно менялись местами. Приобретая новую систему ценностей, я теряла старую, а вместе с ней теряла и себя. Переосмысление? Быть может. Не знаю… Но я понимала: с Ив происходило то же самое…

Я выдохнула, прищурилась и уклонилась от ослепительного лучика солнца, пронизывающего ветку высокой ели. Взявшись за плечо Ив, притянула ее к себе, и она, всхлипывая и дрожа, мгновенно обняла меня. Уткнувшись мокрым лицом в шею, затряслась и разревелась сильнее.

— Ив, ты нужна Фадрагосу, — произнесла, поглаживая ее по черным волосам, но она замотала головой. Я упрямо повторила: — Нужна. Нам точно нужна. И обществу. Ты очень многое знаешь и…

— Бесполезна, — хватая воздух ртом, протянула она.

Я улыбнулась и, обнимая смелее, стала тихо вспоминать все случаи, когда она помогала. Убедительно напомнила, что Роми зачем-то приставлен к ней духами…

— Неспроста ведь, Ив. Да и кто бы еще научил меня призывать вонючих духов… — едва не цокнула языком от разочарования, что не помню имени.

— Кханкалка, — пробормотала немного успокоившаяся эльфийка, но все еще прижимающая ко мне, будто никогда не видела ласки.

А может, просто давно… Как давно она посвятила всю себя этому миру, не прося взамен ничего? Только соггоры способны пожертвовать собой без надежды на отдачу, но Ив — не они. Она точно ждала хоть чего-нибудь, но Фадрагос жесток.

Я усмехнулась.

— Давай призовем их. Хотя бы буду знать, что у них за вонь такая.

— Не надо. — Ив напряглась, но, видимо, предложение восприняла как неудачную шутку.

А я все равно прошептала, желая разрядить обстановку:

— Кханкалка, придите.

От следующего вдоха резануло в носу, засвербило, глаза заслезились. Ив отпрянула, закрывая нос рукой и тихо бранясь. А когда-то эта скромница убеждала меня, что не умеет ругаться. Через несколько минут мы сбежали с поляны, на которой стало невыносимо находиться. Возникало ощущение, будто там разлили что-то совсем уж едкое, а запах преследовал еще долго. Зато Ив улыбалась, советуясь со мной:

— Можно будет передать весточку мудрецам, как думаешь? Пусть они и есть Энраилл, — запнулась и, дернув ушами, глянула на меня, — это надо еще раз проверить, на всякий случай. Так вот: пусть они и есть Энраилл, но ты же не будешь отрицать, что Фадрагос они все это время защищали.

— Защищали, — согласилась я.

— Тогда сообщим им все, что знаем о балкоре.

— Наверное, можно. — Кивнула, наклоняясь за очередной веткой. — Только сначала спросим у Кейела.

— Да, спросить стоит, — согласилась она, тоже чуть отдалившись за ветками. — Опасно действовать без знаний. Можем развязать войну, а на севере много тех, кто заслуживает жить тут, поближе к духам. Хорошо, что Волтуара спасли, и, надеюсь, он не станет винить всех северян разом.

Ее голос звучал без былой обиды и, казалось, с каждой фразой наполнялся привычным энтузиазмом. Я перескочила трещину в земле и, сблизившись с Ив, весело сказала:

— У меня есть интересное для тебя предложение!

Она быстро отступила в сторону и, с опаской поглядывая на меня, отказалась:

— Не нужно твоих предложений.

— Тебе понравится. — Я шире улыбнулась и, пока она опять не отказалась, продолжила: — Я сегодня на карауле, поэтому утром, пока все будут спать, соберу наши вещи, разбужу тебя, а потом призовем Кханкалку и убежим подальше.

Ив сначала осуждающе покачала головой, но очень быстро вскинула брови и шмыгнула носом.

— Роми пострадает сильнее всех, — заметила, негласно соглашаясь.

— Тогда призывать будешь ты. Тебя рогатый бес и пальцем не тронет.

Ив все еще иногда потирала покрасневшие глаза, но на ее бледных щеках, наконец-то, стал проступать здоровый румянец. И что меня особенно радовало — на подходе к лагерю мы смеялись.

* * *

Последние лучи закатного солнца подмигивали сквозь кустарники, морозец кусался за кожу лица и за руки, но после северных холодов не приносил никаких неприятных ощущений. Костер жарко пылал, трещал, поедая поленья, и высоко выплевывал искры. Изумительный аромат жареного мяса и вареных корнеплодов, найденных Елрех, витал над лагерем. Мы, сытые, разнеженные, лениво разлеглись вокруг костра и наслаждались дополнительным освещением от Охарс, мельтешащих вокруг, и полной безопасностью — Мивенталь отозвались на призыв Кейела. Он пообещал, что лесные духи будут охранять нас примерно до середины ночи, а затем их силы в этом регионе надолго ослабнут. Жизнь казалась сказкой.

— Ил спрыгнула с этой скалы и разбилась вот тут, — указывал мне на карту Кейел, удерживая ее в руках и сидя рядом со мной. — Там же нашли вход в пещеру, а в ней ключи и фрагменты.

Я вытянулась на расстеленных покрывале и куртке, не позволяющих сырости подобраться к телу. Упираясь в них локтями и положив подбородок на ногу Кейела, болтала босыми ногами в воздухе. Несмотря на его многочисленные запреты, я все же разулась и теперь чувствовала себя необычайно комфортно.

— Дай взглянуть, — в очередной раз попросил карту Роми.

Кейел передал ее Ив, сидящей рядом, и, склонившись ко мне, резко дунул в лицо. Я заморгала часто, надулась, а он ухмыльнулся. Не остановился на этом. Потянулся рукой к моему носу, видимо, желая ущипнуть, но я не растерялась — зубами перехватила за указательный палец. Укусила не больно, но, судя по тому, как быстро он отдернул руку, ощутимо. Усмехнулся весело.

Довольный… И мне радость едва удается скрыть.

Ребята наше дурачество заметили еще с того момента, как мы разбили лагерь. Они бросали на нас удивленные взгляды, но комментировать или расспрашивать не спешили. Во время первого заигрывания я и сама растерялась. Произошло оно в обед. Кейел, проходя мимо, сбил меня с ног, но сразу же обнял, не позволяя упасть, а затем чмокнул в щеку. Было страшно не возмущаться в ответ, но портить игривое настроение Вольного и возводить очередные барьеры не хотелось. Здравый смысл был растоптан порывистым желанием поцеловать Вольного в ответ — и будь, что будет…

— Нехорошее место, — негромко сказала Елрех, тоже склонившись к карте.

— Будто Свод Скверны лучше. — Ив нахмурилась, поежилась, дернула ушами. Посмотрела на Кейела и спросила в который раз: — Вы точно не ошиблись с подсказкой?

Я, чуть вытянув шею и запрокидывая голову, успела ответить первой:

— Там были зеркальные кристаллы, поэтому Эриэль и написал: солнце умирало в разных сторонах. Повсюду.

Кейел шутливо почесал меня под подбородком, а после за ухом — я улыбнулась и боднула его руку.

Елрех покачала головой и посетовала, хоть в голосе и не слышалось упрека:

— Беспечные люди. Надеюсь, вы понимаете в какое место хотите нас отправить.

— Слухи могут быть преувеличены, — возразил Роми, возвращая карту.

Когда она оказалась в руках у Кейела, я снова с любопытством взглянула на отметку, которую он совсем недавно нанес возле очередной пещеры: заглавную букву имени ушастого мудреца. Из-за чудовища фадрагосцы издавна обходили эту пещеру стороной.

Я хмыкнула и поинтересовалась тихо:

— И о монстре, живущем там, совсем-совсем ничего неизвестно?

Кейел пожал плечами.

— Разное, многое. Но, уверен, все — ересь.

— Как знать, — сказала Ив, сильнее кутаясь в куртку, — вдруг что-то из россказней окажется правдой. Например, что он слышен, как рокот Шиллиар.

— Гром? — уточнила я.

— Да. — Кейел кивнул.

Роми продолжил разговор с Ив:

— Его только слышали, но ведь не видели. Я согласен с Вольным, что мудрецы могли выдумать чудовище.

— Или создать, — не сдавалась Елрех. — Я бывала в тех местах и тоже слышалапугающий грохот — будто скалы сталкивались.

Кейел покачал головой, негромко удивляясь:

— Хоть где-то ты не бывала?

Она хохотнула и задорно заявила:

— Ты отвел меня к изгоям, теперь мне путь только за Край. Там еще не бывала!

— Рокот, — протянула я, уставившись на Ив — все-таки она исследовательница, — это может быть громким эхом? Там же скалы и горы повсюду.

Ребята переглянулись и тяжело вздохнули. Ив, наконец-то, полушепотом произнесла:

— Асфи, исследователи оттуда не возвращались.

* * *

Пробуждение у ребят было колоритным…

Мы с Ив сидели чуть в стороне, на поваленном дереве, и наблюдали за суматохой. Я улыбнулась шире и вытянула раскрытую ладонь.

— Дай пять, как я учила!

Она хлопнула по моей руке и сразу подавила очередной смешок — Роми бросил поиски источника вони и побежал к волкам. Кейел и Елрех не сдавались: быстро переворачивали куртки и безрезультатно рыскали в сумках. Иногда они озирались, видимо, высматривая нас, но мы были спрятаны за верхушками молодых елей.

Феррари отыскала нас довольно скоро и теперь ластилась к моим ногам. Пыталась жаловаться воркуя, но я шикнула один раз — и девчонка понятливо замолчала. Вообще, она же первая и вскочила после того, как Ив призвала вонючих духов. Отфыркиваясь, раздувая капюшон и скручивая в кольца хвост, лиертахон смылся подальше от поляны. Следом с каким-то обиженным рычанием подорвались волки; остановившись на ближайшем пригорке, еще долго рыли носом землю и будто бы пытались снять с него лапами невидимого клопа. Роми вовсе расплакался. И даже сейчас стоял рядом с мохнатыми, вытирая щеки и часто прикладывая ладони к глазам, будто только что дочистил ядреный лук.

— И как эльфы выявляли балкоров, если вокруг было так же суетливо? — полюбопытствовала я.

Ив деловито ответила:

— Видишь же, все разбегаются… умные, по крайней мере. А балкоры из-за чихания медленно передвигались.

Спустя несколько секунд раздался свист — Роми, заметив нас, указал в нашу сторону.

Елрех и Кейел, не сговариваясь, мгновенно оставили вещи, зажали носы и воинственной походкой направились по точной наводке.

— Пойду к Роми, — как-то скромно, будто отпрашиваясь, произнесла Ив.

Я насупилась, спрыгивая на землю, но сказать ничего не успела. Спеша убраться дальше от места засады, Ив договорила с извиняющейся, но явно не искренней улыбкой:

— Признаюсь, что духов призвала я. Но идея ведь твоя. Будем честными до последнего, Асфирель!

— Это не… — От возмущения дух перехватило. Пришлось проглотить «честно» и попробовать найти более подходящее слово: — Подруги так не…

— У тебя научилась! — Весело оборвала Ив. Заправила черные волосы за уши и вытянула раскрытую ладонь, будто просила «пять», и сразу ускорилась.

Я застонала, краем глаза замечая, что ребята уже близко. Выкручиваться придется в одиночку.

Кейел остановился в полушаге и, нависнув надо мной, схватил за плечо. Елрех зашла спереди и оскалилась, сжимая рукоять кинжала. Глядя на нее, я согнула в локтях руки, выставив их в примирительном жесте, и заверила:

— Спокойно! Я все объясню.

Кейел теплым дыханием пощекотал кожу за ухом.

— Конечно, милая моя девочка. Куда же ты денешься. Но сначала уберешь ту дохлятину, что вы с эльфийкой спрятали.

— Это не дохлятина, — прошептала я. Как невежливо он к духам-то обращается…

Он наклонил голову в другую сторону и, заглянув мне в глаза, елейным голосом уточнил:

— Не дохлятина?

— Не имею понятия, каким немытым васовергом там смердит, но ты уберешь это немедленно! — потребовала Елрех, указывая на поляну.

Надо было сбегать, пока была возможность.

Стараясь мило улыбаться, я покачала головой, но уже прекрасно понимала, что меня ждет. И никакой перевод стрелок не спасет…

Сама виновата.

Кейел многообещающе хмыкнул. Встав ровно за моей спиной, крепко вцепился руками в плечи и развернул к поляне лицом.

— Благодарим тебя, Аня, — торжественно произнес. — Пока ты собираешь сумки, мы умоемся и позавтракаем. И не задерживайся, я очень хочу услышать, каких темных духов вы призвали. — И подтолкнул вперед.

Набрав полную грудь воздуха, я попыталась развернуться и договориться:

— Предложение! Кейел, я могу…

Он не позволил, снова хватаясь крепко за плечи.

— Иди, — твердо повторил. И едва удерживая смех, добавил: — Зато после такого испытания обретешь бесстрашие и будешь сражаться до последнего.

Елрех добила:

— За каждый вздох!

Расхохоталась.

* * *

Кейел.

Я прислушался к лесным звукам: птицы пели мелодично, стучали по дереву, клекотали; неподалеку затявкала лисица. Волков слышно не было, но они волнения не вызывали. Обученные — знают, что их отпустили неспроста, и далеко не убегут, а если заметят угрозу, вернутся к своим седокам и предупредят.

Пошелестел ветер, легонько ускорил, растрепал волосы. Шорканье позади привлекло внимание — Вольный всегда намерено подходил ко мне громко. И правильно. Еще бы научить этому правилу Аню, ведь никогда не знаешь, кто будет подкрадываться со спины: союзник или враг. Но… пусть девочка играет, если захочет. Потерплю. Ей нужно учиться.

— Я не вижу опасности, — проговорил Ромиар.

— Близко к северу — тут всегда спокойнее, — отозвался я, возобновляя шаг.

Заметив прогалину, направился к ней. Обернулся и быстро различил среди зарослей движение — оттуда ветер доносил тихие девичьи голоса. Я невольно потер нос и улыбнулся, вспоминая глупую выходку Ани, от которой она сама же и пострадала. Так и не удалось вытянуть из них с эльфийкой имена зловонных духов…

— Вы снова вместе? — не отставая, поинтересовался шан’ниэрд.

— Тебе какая разница?

Он поправил сумку, тряхнул волосами и напомнил о горьком:

— Она обманывала тебя.

Захотелось просто уйти и забыть, но я хорошо успел узнать этого Вольного: приставучий, без толку избегать разговора с ним, проще ответить сразу.

— И обманывает до сих пор, — согласился я. — Не знаю, в чем именно, но обманывает.

— Не будешь допытываться? — воодушевился любопытный.

Я скривился, будто горечь из груди проникла на язык.

— Какой смысл? Рано или поздно опять прощу ей абсолютно все. — При воспоминании об Ане отвлекся, и вырвалось неожиданное признание: — Скоро конец моей миссии — я это чувствую.

На миг сбился с шага. Нахмурился — Алурей не перехватил слова, не запретил поделиться.

Я переступил выпирающие корни и, глянув на удивленного Вольного, произнес:

— Ты такой же. Тоже должен чувствовать.

Ответит ли хоть что-нибудь?..

Он уставился себе под ноги, молчал какое-то время, отнимая надежду услышать ответ, но потом кивнул и тихо выдохнул:

— Да.

Неопределенно…

Тоже чувствует волнение, будто уже отыскал дорогу к таинственной двери и вот-вот отворит ее? Куда она приведет? К чему? Нам была обещана свобода, но мы не заслужили награду. Сбились с праведного пути. Быть может, он боится не получить ее? Что тогда нас ждет? Или, как и я, боится смерти? С самого начала я желал скорее выполнить миссию и умереть, а теперь…

Стиснул ремень сумки крепче и подтянул выше. Сглотнул и добавил, возвращая разговор к причине моего страха:

— Когда я умру, мне будет все равно, что она утаивала. Древо освободит меня от воспоминаний. — Не сдержал судорожного вздоха и договорил: — Но пока я жив, хочу быть рядом с ней столько, сколько она позволит.

Роми усмехнулся с заметным облегчением — выходит, тоже с трудом размышляет о достижении цели.

— Почему ты родился безрогим и бесхвостым? — За беспечным тоном он спрятал беспокойство, но я все равно его чувствовал. На секунду изумив до оцепенения, хлопнул меня по плечу. — Тебе не достает лишь этого.

* * *

Аня.

Новый день обещал новые свершения. Одни я уже оставила позади, но они все еще напоминали о себе преследующей вонью. Казалось, она даже осела кислым привкусом на языке.

К вечеру мы снова добрались до лесного озера. На карауле сегодня был Роми, поэтому он лег еще на закате, чтобы поспать немного перед бессонной ночью. Полушепотом переговариваясь, мы с Елрех занимались готовкой. Сидя на коленях, я разделывала зайцекрыла, а она очищала корнеплоды, по вкусу напоминающие батат. Ив записывала все важное, что помнила о Своде Скверны и наиболее правдоподобные слухи о монстре. Мы должны были хотя бы попробовать предугадать, что нас там ждет.

Я бросила крошечное сердце в котелок, стоящий возле меня, и вздрогнула. Кейел, прижимая к груди поленья, склонился ко мне и полушепотом заявил:

— Мое вкуснее. И больше, и полезнее… я так думаю.

Улыбнулась, задирая голову. Посмотрела в его глаза и уточнила:

— И все оно мое, правда?

— А ты хочешь?

— Хочу.

Он будто растерялся, а я затаила дыхание. Главное, чтобы не стал снова расспрашивать об обмане. Но, в принципе, я уже придумала, что ему наговорю. Он должен поверить, что я просто испугалась недолгой жизни Вольного, а еще своего открытия о том, что я Вестница. И все сложилось, перекрутилось, выплеснулось в стресс… Да, вранье на вранье ни к чему хорошему не приводит, но плевать. Уже плевать, во что он будет верить, только бы был со мной, пока есть такая возможность и пока ему хорошо рядом.

Кейел сглотнул и, присев на корточки, перевел тему:

— Я открывал мешочек с реликвиями. Там три вещи: подвеска из какого-то минерала, локон волос и бусина. Если хочешь, мы можем отправиться к реке Истины, чтобы ты меньше рисковала.

— Все в порядке, — нахмурившись заверила. — Сейчас такой прилив сил, что скоро девать их будет некуда. Я готова погрузиться в чужие воспоминания уже сегодня.

Тонкая складка залегла между его бровями. Он молчал, с недоверием разглядывая меня. Я хотела заправить непослушные пряди за уши, чтобы сделать так, как ему всегда удобнее, но руки были в крови.

— Ладно, — Кейел кивнул. — С чего начнешь?

— Давай с подвески и начну.

Вскоре я завершила свою работу и передала тушку Елрех. Остальным она обещала заняться самостоятельно, а меня отпустила к озеру. Без странных способностей вестниц я, наверное, искупаться в настолько холодном озере никогда бы не решилась, но ногам вода казалась теплой. Телу было прохладнее, однако терпимо. Далеко от берега не отходила, плескалась, постоянно прислушиваясь и оглядываясь. Но вскоре успокоилась.

Кейел сидел возле моих вещей, на небольшой возвышенности, подпирал спиной дерево и следил за мной. Когда наши взгляды пересеклись, улыбнулся. В руках он держал мой кинжал и точильный камень. Я обняла себя, поежилась от прохлады, но в душе была согрета. Вспомнив, каким неприступным он был утром, усмехнулась. Та вонь еще долго преследовала, но Кейел не пожалел меня и не пошел на смягчение наказания.

Выбираясь на берег, я снова вспоминала того Вольного, которого когда-то давно встретила в регионе Больших мостов. Он был жестоким, в нем совсем не было сомнений. Боялся ли он? Да, у Стрекозы признавался, что ему страшно. Однако убил воровку, не мешкая. Он не видел в ней девушку, не делал скидку на то, что она слабее. Он избавлялся от угрозы и соперницы.

Под внимательным взглядом зелено-карих глаз, я прошла к оставленным вещам. Не спешила натягивать одежду на мокрое тело, позволяя коже обсохнуть. Остановилась и стала выжимать воду из волос.

— И тебе совсем не холодно? — тихо поинтересовался Кейел.

— Прохладно.

Я улыбнулась, поворачиваясь к нему. Его глубокое дыхание и блеск в глазах опьяняли.

— Кейел.

Резко вскинул голову.

— Что, Аня?

— Знаешь, что я думаю?

Покачал головой и сразу хрипло спросил:

— Что?

— У тебя трудный характер. Мне кажется, ты бы бил свою жену. Ну, может, и не бил, но оскорблял и унижал точно. Конечно же, воспитанную в Фадрагосе. — И полушепотом добавила: — Ты просто не знаком с понятием феминистка, их в расчет не берем.

Он нахмурился, опять покачал головой и, игнорируя незнакомое слово, ответил:

— Духи наказали бы меня за это.

— Если бы она не замахнулась первой. — Я откинула мокрые волосы за спину.

Кейел пожал плечами, отложил кинжал и поднялся. Возвышаясь надо мной, произнес совсем тихо:

— Значит, заслужила бы. Почему ты заговорила об этом?

Не ответив, я шагнула к нему ближе и с улыбкой продолжила мысль:

— Но ты бы никогда не ударил меня.

Склоняясь ко мне и глядя в глаза, спросил:

— Ты так думаешь?

— Да. А если бы и ударил, я бы сразу ушла, — прошептала ему в губы и, упершись рукой в грудь, остановила от поцелуя. — Хотя… не сразу. Сначала я бы от души ударила тебя, а потом ушла. Тебе не хватает мягкости.

Он глухо рассмеялся, чуть запрокидывая голову. Успокоившись, приобнял за талию и, притянув к себе, ухмыльнулся.

— И ты решила воспитать меня?

— Похоже?

— Очень. А еще похоже, ты заигрываешь со мной. Но ведь мы… друзья? Немного странные, но… друзья? — Замолчал, не отрывая горящего взора от моих глаз, будто ждал ответа. Но не дождавшись, полюбопытствовал: — Аня, где хоть малейшая логика в твоем отношении ко мне?

Шатко хожу. Скользко. Но как же не хочется останавливаться. Сейчас длинные и путанные оправдания будут лишними.

— Не забыл, что я из другого мира? И хочешь немного моего обмана? — Привстала на носочках и протянула: — Ке-ей-е-ел…

Его пальцы ощутимо сжались. Он прикрыл веки и приоткрыл рот. Вдохнул глубоко, но ничего не сказав, выдохнул. Получив молчаливое согласие, я продолжила:

— Кейел, я люблю тебя. — Провела ладонью по его груди к шее и, заметив поволоку на его глазах, с усмешкой добавила: — И хочу.

После сытного ужина я учила Кейела разным детским играм, вроде «Камень, ножницы, бумага», «Кулачки» и даже «В ладоши». Скучнейшие игры с ним превращались в увлекательную забаву. Он в считанные секунды понимал правила, а его ловкость не позволяла мне хотя бы раз победить. Позже он умудрялся поиздеваться надо мной, подбивая указательным пальцем нос, и часто смеялся, когда я пыталась ответить взаимностью. Я наслаждалась хриплым смехом и очаровательной улыбкой. Радовалась, что могу подарить ему немного счастья и беспечности.

Потом с ребятами еще раз обсудили дальнейшие планы. Уже к завтрашнему обеду мы должны будем прийти в поселение, где оставили Тоджа. Там хотели остановиться на пару дней, но не больше, и только в том случае, если все будет спокойно. Ящерка могла опередить нас и доставить вести о Волтуаре в регион Цветущего плато, а значит, в любом поселении возможна засада. К тому же придется остерегаться каждого путника, а они часто забредают в хутора. Потом мы потратим больше недели, пока доберемся до священного кольца в регионе Нестихающих ветров, откуда сможем перенестись к региону Рубиновой сладости, ближайшему к Своду Скверны. Дорога к пещере, как и весь горный массив, находилась на свободной земле, и ребята сомневались, что там хоть кто-то повстречается, кроме зверья. Елрех сказала, что даже аспиды, если вдруг нужно было попасть в те горы, делали крюк, рискуя пройти вдоль Края, чем повстречаться в ущельях с монстром.

Перед сном Кейел протянул мне подвеску — на темно-сером камешке был выбит какой-то символ.

— Мы можем отложить, — напомнил Кейел, усаживаясь на еловые лапы рядом со мной.

— Нет, — отказалась я, забирая камень. — Мне любопытно, что не так с Десиеном. Наставник сказал, что реликвии помогут многое понять.

Сжимая подвеску, довольно грубой работы, я улеглась рядом с Кейелом. Он предварительно отобрал мои кинжалы, попросил Роми приглядывать, чтобы я не пострадала от костра, а теперь обнял меня, позволяя уткнуться носом в грудь.

— Будь осторожна, — проговорил, обдавая дыханием лоб.

Обхватив ладонью затылок, потянул мою голову к себе и поцеловал в щеку. Уткнувшись носом в волосы, вдохнул глубоко. В итоге улегся и закрыл глаза. С широкой улыбкой я тоже вдохнула глубоко и последовала его примеру.

***

Тофр, тофр, тофр…

Своды каменного коридора снижались к развилке, тьма не позволяла ничего увидеть, но жуки, арценты, вспыхивали то тут, то там, а затем медленно затухали, немного освещая подземный мир. Вечный гул заглушал шорохи. Свежим воздухом тянуло дальше, из развилки, а еще цветками фиолетовой воды. Их сладость перебивала запах Шании и Вальтина. Не позволяя слабости победить рассудок, я сидела на корточках и вглядывалась в тонкие черты лиц малышей. Какими они вырастут?

Губы против воли скривились, а подбородок покрылся морщинами.

— А ты? Мама, а ты? — Шания глянула на ношу в своих руках, хотела обнять меня, но не могла расцепить руки. Обняла Вальтина крепче.

Сердце обливалось кровью.

Тофр, тофр, тофр…

— Я догоню, маленькая моя, догоню.

Ее ручки можно сжимать бесконечно, целовать и обнимать, но нельзя больше медлить. Попросить, чтобы улыбнулась? В последний раз увидеть улыбку. Нет, нельзя тратить время. Еще раз взглянуть на них, в последний раз — и хватит. Вальтин… Каким он вырастет? Будет ли похож на Рилтена? Или на меня?

Тофр, тофр, тофр…

— Беги, Шания. Найди взрослых, — прошептала я, с трудом разжимая руки. — Беги, доченька.

Она всегда была умницей. Она не бросит Вальтина.

— Мам, мама…

— Беги! — прервала ее всхлипывания, не справляясь со своими слезами. — Я догоню!

Нащупав на земле остро наточенную кирку, сжала ее и поднялась. С ней в руках умер Рилтен, и я была уверена, что хуже его смерти с нашей семьей ничего не может случится. За что земля прогневалась на нас? За какую провинность обрушила на нас свои своды?

— Я люблю вас, — одними губами сказала, наблюдая, как Шания уносит Вальтина.

Она послушно не всматривалась во тьму, не выискивала тварей. Только иногда оглядывалась на меня, а я не могла найти сил, чтобы запретить ей. Хотелось броситься следом…

Дети — совсем крошечная добыча для тофров, твари не польстятся ими, когда есть кто-то крупнее. Но на всякий случай я взялась за острие кирки. Резкая боль пронзила ладонь, но не могла сравниться с той, что заполняла грудь, давила на сердце, выкручивала легкие.

Тофр, тофр, тофр…

Улыбка разрывала душу на части, но я смотрела на Шанию, не смея проявить слабость. Сейчас они исчезнут за поворотом. Бедная моя доченька. За что ей это? Как она потом будет без меня? Без Рилтена…

Тофр, тофр, тофр…

Горячее дыхание обдало поясницу, нос пошевелил тонкую ткань рубахи. Слишком близко подошел, значит, стая уже подоспела. Вот и все. Остается только задержать подольше, дать возможность Шании унести Вальтина как можно дальше, позволить им сбежать.

Тофр, тофр…

Замолк.

Я попробовала уклониться, но зубы твари все равно впились в плечо. Хотелось закричать от боли, но, запретив себе, я сжала челюсть. Вскоре закусила губу, и рот наполнился собственной кровью. Шания не должна услышать криков. Под весом тофра я упала на колени, но извернулась и, не замечая боли, замахнулась киркой. Она вонзилась в плоть с чавканьем. Я ударила снова. Тварь низко взвизгнула и отскочила, но вторая выпрыгнула из темноты прежде, чем я поднялась в полный рост. С утробным рычанием набросилась, повалила снова. Под колено попал камень — раздался хруст, а затем по телу разнеслась невыносимая боль. В глазах вспыхнула краснота, но сразу исчезла. Кирка со звоном отлетела. Недалеко. Бедро зажали в тиски, зубы вонзились в кожу, челюсти потянули мясо. Я ухватилась за кирку и, обняв горячую тварь, ударила ей в шею.

Не уйду, не спасусь, уже нет. Но заберу с собой как можно больше особей.

Крик вырвал из ярости. Шания?

Раздался детский плач. Вальтин?

Я ощутила, как отрывается плоть от ноги, но боль исчезла. Силы взялись из ниоткуда. Я оттолкнула тофра, истекающего кровью. Вскочила на ноги, но сразу повалилась из-за хромоты и тяжести. По ногам растекался жар, пульсировал в колене, в бедре сильнее дергало — кровь била изнутри. Кажется, так же стекала по плечу, но меньше. Я доползла до стены и, цепляясь за трещины и неровности, поднялась. Шла как могла быстрее, пыталась бежать, но ноги не слушались.

Только бы ошиблась. Пусть бы я ошиблась.

Тофры двигались за мной следом, и это тоже пугало. Вдруг ошиблась, тогда приведу тварей к следам детей. Нет, не приведу. Насытятся мною. Им хватит.

Лишь бы Шания не увидела меня такой.

За очередным поворотом силы оставили окончательно. Тофры, молодые особи, дрались за добычу. Бледная вывернутая ручка сжимала испачканную в крови тряпку.

Лучше не смотреть. Запомнить их счастливыми.

Тофр, тофр, тофр…

Опускаясь на землю, я сжала подвеску, которую много лет назад подарил Рилтен. Потом он сделал такие же каждому из нас.

— Прости меня, я плохая жена. Плохая мать. Я не справилась. Не справилась. Прости меня. Прости.

Горячее дыхание тронуло плечо. Тофр принюхивался с опаской, будто ждал удара. Чего же он медлит? Я не удержалась — снова посмотрела в сторону молодняка; они больше не заслоняли разорванные тела.

Быстрее бы все закончилось.

Наконец, принюхавшись к ране на плече, тварь вонзила зубы, и кости заломило. Вместе с острой болью раздался хруст.

Теперь можно кричать. Уже можно.

* * *

Кейел.

Я боялся пошевелиться, чтобы позволить Ане быстрее уснуть, но самому спать не хотелось. Хотелось обнимать ее, целовать, гладить и рассказать, как сильно она нужна мне. Но в нашем случае признания не имели никакого смысла. Мы все равно обречены на расставание.

Засыпал, наслаждаясь запахом хвои, нежными объятиями, осторожным дыханием, щекочущим надключичную ямку. А проснулся от удара.

Тупая боль в груди перехватила дыхание. Я открыл глаза, вскочил и оценил обстановку.

Роми приподнимал Аню, но она отталкивала его, стараясь ударить локтем. Рычала, словно забыла разумную речь. В широко раскрытых глазах застыла решимость, но Аня будто не видела нас, а все еще была в дурном сне. Вывернувшись из захвата, ударила Вольного наотмашь. Он едва уклонился, а девчонка бросилась в лес. Елрех подорвалась следом. Я оттолкнулся, срываясь за ними.

В темноте ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но я не останавливался. Сердце оглушало, колотилось. Аня мчалась впереди; ее белая рубашка мельтешила в ночной синеве. Лиертахон не отставал от хозяйки, но и не путался под ногами.

Куда Аня спешит? Что с ней?

Фангра наконец-то догнала ее, сбила с ног. Я оббежал корни поваленного дерева и добрался до них. Елрех сидела перед обезумевшей и пыталась заглянуть в лицо. Аня, упав на колени, ползала по земле. Суматошно ковыряла мох, сдирала слежавшиеся листья и иголки, будто пыталась разорвать их, добраться до земли.

Топот и хруст за спиной затих. Я шагнул к Ане, но остановился, не зная, можно ли ее трогать. Мы все молчали, прислушиваясь к Ане и наблюдая за ней. Через полминуты запыхавшаяся исследовательница спросила:

— На каком языке она говорит?

Я покачал головой, не понимая ни слова из бормотания.

— Она плачет, — заметил Вольный.

Он вытер расцарапанную щеку, размазывая кровь. Все же Аня успела его зацепить. Сильно зацепить. Я снова опустил на нее взгляд. Сердце будто взяли в острые тиски. Девочка припала грудью к земле и завыла, зарыдала, напоминая ту безумную ночь во дворце Цветущего плато. Резко оттолкнулась руками, вскидывая их высоко над головой и опустила кулаки на землю. Елрех отскочила подальше.

— Будто пытается пробиться вниз, — протянул Роми, присаживаясь на корточки.

Звон в ушах смешался с бормотанием одной и той же фразы на незнакомом языке, с криками, от которого у самого, казалось, разболелось горло, и плачем, раздирающим что-то в груди на клочья. Я сглотнул комок, но сухость во рту помешала избавиться от него. Понимая риск, сжал кулаки и шагнул к Ане. Больше не смогу терпеть. Не замечая меня, она продолжала копать землю руками, загонять ее под ногти. Захлебывалась рыданиями и задыхалась.

Что же вы с Десом видели?

Я упал на колени перед ней. Помедлил, судорожно вздыхая, а потом задержал дыхание и потянул Аню на себя. Она не то зарычала, не то замычала. Дернулась, пытаясь вырваться. Я, ухватив ее за запястье и плечо, мгновенно сжал руки крепче. Вложив больше силы, она дернулась еще раз, до звучного хруста, но не смогла освободиться. Бросилась на меня всем телом. Сбила, повалила на спину. Я крепко обнял ее, зажмурился, с трудом удерживая ее, и заговорил:

— Аня, все хорошо. Слышишь, меня? Все хорошо, девочка моя.

Она била в грудь кулаком, вышибая воздух, мешая говорить, и не слышала меня. Я продолжал твердить одно и то же. Ведь успокоится рано или поздно.

Плечо пронзило острой болью.

— Вольный, отпусти ее! Она перегрызет тебе глотку! — всполошилась Елрех.

Попыталась оттянуть Аню от меня, но я не позволил — завалился с девочкой набок. Глаза застилали яркие вспышки и слезы. Из-за боли хотелось отбросить сумасшедшую, но я повторял:

— Уже все хорошо. Я с тобой. С тобой, Аня. Я с тобой.

Показалось, или она вздрогнула? Не показалось…

Обмякла за секунды, разок всхлипнула. Наконец разжала зубы, снова пробормотала фразу на непонятном языке и замолчала.

В лес вернулась ночная тишина. Казалось, вокруг нас никого не было.

Аня хотя бы дышит? Не слышу, не чувствую…

Озноб охватил спину, страх пробрался под кожу. Я позвал тихо:

— Аня.

Она не ответила. Не ответила и через долгие минуты.

Когда я поднялся, она осталась лежать на земле. Прижималась к ней щекой и беззвучно плакала.

В лагерь ее пришлось уносить на руках, и там она снова легла на землю и молчала. Никто больше не собирался спать, но и выдвигаться куда-либо мы не могли. Я сидел рядом с Аней и перебирал полуседые волосы.

Надо выбросить реликвии.

Тень накрыла нас, Елрех присела рядом и протянула кружку с отваром.

— Тебе тоже надо успокоиться, взволнованный Вольный. Бледный и трясешься весь. Что же ты за мужчина такой? — Кивнула на плечо. — И рану обработать необходимо. Посмотри, сколько крови.

— Потом, — отмахнулся я, но отвар свободной рукой принял.

— С городским защитником было так же? — Она с жалостью посмотрела на неподвижную девочку.

— Не знаю, — признался я. — Его отводили в священный зал, а потом приводили.

Ромиар подошел к нам и предложил дельно:

— В следующий раз ее лучше связать. Она не только нас убьет, но и себе шею свернет в ближайшем овраге.

Правильнее будет отказаться от следующего раза. Но я кивнул.

— Хоть бы сейчас в себя пришла, — недовольно отозвалась от костра эльфийка.

В груди шевельнулась вина. Этим походом я отнимаю у Ани все светлое. Убиваю ее.

— Если с человеком такое творится, — начал Ромиар. Отхлебнул отвара и, покачивая головой, договорил: — не представляю, как пережил балкор.

Глава 19. Свод Скверны

Аня.

— Не так! — поспешно предупредил Кейел, но все равно опоздал.

Влажный шлепок хвостом по лицу стал неожиданностью и оставил неприятный след слизи на губах и запах рыбы. Сама же она, тяжелая и здоровая, будто бы с бывалой ловкостью выскользнула из рук и плюхнулась в воду, окатив меня речной водой.

Кейел расхохотался.

Морщась, я вытерла лицо рукавом и искоса оценила расстояние между мной и Вольным. Без долгих колебаний, с громким плеском, сократила его и толкнула весельчака. Он попытался ухватиться за мою руку, но, не сумев, повалился в воду с головой. Желая подразнить, я противно захихикала и бросилась к берегу. Взволнованная нашими неосторожными движениями, вода пропитала штаны, отяжелила их и всячески препятствовала бегу.

Я не успела.

Уже потянулась к свисающему кусту, чтобы заползти на выступ, как услышала громкий вопрос за спиной:

— Куда собралась?

Рубаха натянулась, треснула, но не порвалась. Кейел, оттащив меня назад, перехватил за талию, приподнял и вместе со мной завалился на спину. Я только и успела, как глотнуть воздуха. Шум накрыл уши, зеленоватая вода застелила голубое небо. Хлынула в ноздри; пузырьки воздуха смешались с ней выталкивая. Когда Кейел отпустил меня, не знаю, но я вынырнула из воды почти сразу. С громким выдохом тряхнула мокрыми волосами и, стоя на коленях, осмотрелась — так вода достигала только груди.

— Не смешно! — с улыбкой сказала, глядя на довольного до безобразия Вольного.

Он стоял в двух метрах от меня и, тихо посмеиваясь, убирал налипшие волосы с лица.

— Духи свидетели, Аня, ты первая начала.

Напоследок еще раз отфыркавшись, приблизился ко мне и, приобняв, помог выбраться на берег. Щурясь от ослепительного солнца, приближающегося к горизонту, произнес:

— Улова хватит. Пойдем обратно.

Мы разбили лагерь в низине, за небольшой косой из валунов. В северной стороне мрачно высился оставленный нами лес. Красное солнце, касаясь жарким боком кромки бескрайней степи, раскинуло лучи, дотянулось ими до леса, окутывая его в рыжее марево. Ветер шелестел травами, раскачивал колосья, превращая луг в неспокойное рыже-зеленое море. Укрываясь в его покрове, птицы звонко перекликались, привлекая внимание радужного ящера. Тодж с воплями носился по лугу, гоняя бабочек и птиц. Феррари, досыта набив брюхо рыбой, нежилась на плоском валуне, нагретом солнцем за день. Елрех чистила рыбу, а Ив копалась в отброшенных костях, собираясь из них наделать иголки, чтобы мы могли хоть как-то заштопать одежду и сумки. Роми и Кейел перебирали все наше оружие: откладывали хорошее в одну сторону, во вторую — то, что требовало ремонта и шлифовки, и отбрасывали то, что от сырости пришло в совсем уж негодное состояние. Я делала то же, но с одеждой, обувью, мешочками и сумками.

Нас ждала последняя ночь в относительно спокойном регионе, а на заре мы подберемся к ближайшему городу. Как обладательница типичной для эльфиек внешности, в него отправится Ив. Роми долго не мог решиться, чтобы отпустить ее одну, но именно он и являлся яркой приметой исследовательницы — беловолосый шан’ниэрд, который не отходил от нее ни на шаг.

— Еще раз повтори, что нам нужно, — попросила Елрех, закидывая кусок рыбы в котелок.

Наблюдая за ней украдкой, я сглотнула слюну — мясо надоело, и наваристая уха казалась праздником.

Ив отвлеклась от обтачивания тонкой кости и без заминки стала перечислять:

— Соль, флаконы…

Я не дослушала. Разобравшись со своей работой, направилась к парням. Они устроились на холме в нескольких метрах от нас. Там трава мельчала, а на одном из кусков и вовсе песчаным пятном обозначилась проплешина — на ней-то и сидели Роми и Кейел. По мере продвижения голоса девушек терялись в шелесте трав, но все более отчетливо доносились мужские:

— Не эльфийке покупать тебе лук, — строго произнес Кейел, разглядывая кинжал Ив под светом Охарс.

— Он мне нужен, — настоял Роми, разламывая древко стрелы — оно едва не рассыпалось в труху. — Этот совсем никакой. А яды, так уж и быть, раздобуду в лесах.

— И кого предлагаешь отправить? — нахмурившись, Кейел вскинул голову и посмотрел в желтые глаза. — Беловолосую фангру, чтобы ее сразу же на воротах задержали?

Роми скривился от такого предложения и даже хвостом хлестнул по траве.

— Пусть Ив наймет носильщика и приведет его к нам. Подкупим и стребуем с него клятву молчания.

— А если его клятвы гильдии будут перечить нашим?

— Убьем, — пожал плечами Роми. — Но мы хотя бы попытаемся.

Кейел тяжело вздохнул и кивнул.

— Ладно.

— Э-э нет, — вмешалась я. И если Роми давно меня заметил, то Кейел резко оглянулся и недовольно поджал губы. Я понимала, что усложняю, но собиралась перечить до последнего. — Мы никого убивать не будем.

Остановившись за спиной своего Вольного, положила руки ему на плечи и медленно села. Роми не сводил с меня строгого взора, будто бы давал понять, что их решение неоспоримо. Кейел накрыл мою руку своей, потянул и, приблизив к губам, поцеловал пальцы. А затем ошеломил:

— Я схожу сам.

А может, повезет, и с клятвой все пройдет успешно?

Перебирая мои пальцы своими, Кейел продолжал обсуждать вопрос с Роми:

— К тому же лук я подберу тебе лучше, чем кто-либо другой. А задержать Вольного не посмеют.

— А давайте…

— Помолчи, — перебил меня Роми, лукаво ухмыляясь.

Ветер трепал его волосы и изрядно поношенную рубашку, но при всем бродяжническом виде шан’ниэрд все равно обладал непоколебимым высокомерием и выглядел так, будто просто одет по последней моде, специально вызывающей диссонанс.

— Тебе не о чем беспокоиться, — мягко сказал Кейел, чуть поворачиваясь ко мне.

Я обняла его за плечи, налегла грудью на спину, прижалась щекой к колючей щеке и попросила:

— Кейел, пожалуйста, тогда идите вдвоем. Мы найдем, где укрыться. Тогда и Ив не придется отправлять одну в город.

Мою идею они обдумывали недолго, и вскоре, на удивление, согласились. Ив могли задержать без опасения, что духи пойдут против, но с Вольными даже духи становились непредсказуемыми. Фадрагосцы могут отправить отряд, чтобы обыскать ближайшую местность, но не тронут парней. Главное, чтобы Кейел и Роми справились быстрее, чем администрация города прознает о них и блокирует нам доступ к священному кольцу, до которого идти весьма близко.

* * *

О солнце осталось лишь напоминание на небе, багровое, тонкое, зыбкое. Аромат рыбы, разбавленной овощами и приправленной душистыми травами, сводил с ума. Елрех все еще перемешивала густое варево и не спешила пригласить к ужину. Ромиар, подложив куртку под шею и затылок, лежал на покрывале. Закинул одну ногу на колено, призвал Охарс и читал записи Ив. Кисточка белого хвоста стучала по серым пальцам на ноге — наши сапоги просушивались в стороне. Ив, растянувшись на спине, разглядывала небо — первые звезды набирали силу, а остальные только-только начинали белеть.

Мы с Кейелом разместились по другую сторону костра. Он раздвинул ноги, позволяя мне сесть между ними. Я обнимала его и наслаждалась лаской; он нежно перебирал мои волосы, теперь уже полностью седые. Невольно вспомнилось воспоминание балкорши, и я прижалась к твердой груди сильнее. Кейел мгновенно, будто неосознанно, поцеловал в макушку, обхватил меня крепче.

В первые дни после чужого воспоминания о мучительной смерти было трудно. В первые мгновения, когда рассудок возвращался, — еще сложнее. Я растерялась между сном и явью. Даже не понимала, кто я: Асфирель или женщина, чье имя так и осталось для меня неизвестным. Не осознавала, где я: на поверхности или под землей; в настоящем или прошлом. Меня тянуло на юго-восток, к горам, к дальней части Фадрагоса — туда, где много столетий назад произошло несчастье. Возможно, в нынешнее время этот горный массив в Вечном лесу, не без причины, прозвали Смертью драконов. Но это было позже. Когда же я вскочила, то была уверена: нужно лишь пересечь несколько подземных коридоров и спасти семью. Я не хотела верить, что они погибли.

Затем последовало падение. Оно вышвырнуло меня в лес. На поверхность…

Я стиснула рубашку Кейела в кулаках — указательный палец на левой руке отозвался легкой болью. Благодаря Елрех царапины и ссадины быстро затянулись, но ноготь пришлось склеивать тем самым медом, который в достатке имелся только у виксартов. Повезло, что Елрех в спешке не забыла прихватить склянку с ним — размером чуть больше спичечного коробка, но и этого в чистом виде считалось невероятно много.

И если бы не Кейел, наверное, я бы перестала копать землю лишь тогда, когда свалилась бы без сил. Только вспомнив, как засыпала в его объятиях, я осознала, что уже ничего нельзя исправить. Мы опоздали. Весь мир опоздал…

Поздним утром, наблюдая за напряженными ребятами, я давила из себя улыбку, но все еще боялась сказать хоть слово. Боялась, что, как только заговорю, меня начнут расспрашивать. Ответить — стало непосильной задачей. В душе не осталось и толики пустоты, которую хотелось заполнить словами. Все вытеснила боль, и мне казалось, что молчание — единственная броня от нее. Нарушить его означало пробить брешь, позволить боли просочиться и снова отравить рассудок.

Заговорила только ближе к вечеру, когда кивать надоело. На осторожный вопрос Кейела, могу ли я обсудить произошедшее, покачала головой. Он словно сразу все понял, и перевел разговор в другое русло. Рассказывал мне о некоторых обычаях виксартов и васовергов и постоянно следил за реакцией на слова. Окончательно я пришла в себя в поселении, где брали волков.

В него нас не пустили. Десиен, а может, все же кто-то другой, добрался и до этого места…

— Пусть духи будут милостивы к вам! — поприветствовала улыбчивая фангра, встретив нас в метрах пятидесяти от поселения.

Я помнила эту девушку, и когда она, глянув на мою седую голову, сложила в молитвенном жесте руки на груди и покачала головой, улыбнулась ей. Она снова повернулась к Кейелу, как к главному среди нас, и пояснила:

— Гелдовы почувствовали, что грань мира истончилась. К нам зачастили разные девушки, юноши и старики. — Поправив складки простого платья, склонила голову к плечу и добавила тихо: — Они необычные и хитрые. Заманивают красотой, выгодой, просят то, в чем мы сами остро нуждаемся, но мы ни в чем не отказываем им и лишнего у них не берем.

— Думаете, Повелители? — выступил вперед хмурый Роми.

Черноволосая и голубокожая кротко кивнула. Опять на Кейела посмотрела и с настойчивой мягкостью затараторила, словно боялась, что ее перебьют:

— Мы принимаем у себя незнакомцев, а знакомых просим уйти. Ограничили общение даже между своими. Все ради общего блага. Опасаемся вызвать гнев у кого-либо, оговориться и накликать беду. Мало ли привлечем охотных до крови Повелителей.

— Вам повезло, что в поселении много гелдовов, — понимающе отозвался Кейел.

— Их мудрость всегда оберегала нас. — Фангра широко улыбнулась. — Я заберу волков и выпущу Тоджа. К его седлу привяжу котомку с квасом и пирогами. Вы простите, что не позволяем остаться на ночлег, не держите зла. — Снова прижала к груди руки, сцепленные в замок. Опять на меня глянула и сказала: — А тебе, милая человечка, косынку передам, там же положу. Носи ее на лице, чтобы метку прикрыть. Да к тому же она счастье приносит. Мой брат много раз в этом убеждался.

— Не стоит. — Я растерялась и ухватила Кейела за локоть. — Пусть у брата и остается.

— Ему без надобности. Умер он. Как ее дома забыл, так и умер.

Желание отказаться от такого подарка только усилилось, но опасаясь — будто и впрямь ощущала непривычное благоговение в этом месте, — я не осмелилась настаивать.

Из поселения уходили без оглядки. Молчали до тех пор, пока оно не осталось далеко за нашими спинами, а в полный голос заговорили только ближе к вечеру. Наши предположения сошлись на том, что Десиен намеренно истончил грань мира там, зная, что мы пройдем этой дорогой.

Громкое высказывание Роми вырвало из воспоминаний, заставило встрепенуться и прислушаться:

— Итак, судя по тому, что тут написано, нам придется встретиться с собственной скверной. Она обрушится на нас в той же мере, в какой мы обрушим ее на нее.

Я нахмурилась, оторвалась от плеча Кейела и спросила:

— Что, прости?

— Что тебе не нравится? — Ив приподнялась на локтях. — Асфирель, это те слухи, которым хотя бы немного можно верить.

— Слухи слухами, а трактовать это как? — Я поежилась и, вскинув брови, взглянула на Кейела. Может, он доступно объяснит мне, что значит, путанная фраза.

Он хмыкнул и ответил:

— Не знаю. Другие говорят чуть иначе. Якобы ненависть, злоба и ярость, спрятанные в нас, под Сводами Скверны обретут отражение и обрекут свой сосуд на заслуженные муки.

Взгляды ребят внезапно сошлись на мне. И смешалось в них такое эмоциональное разнообразие, что захотелось спрятаться: жалость, опасение, укор…

Елрех, явно усмотрев мое замешательство, быстро возобновила помешивание в котелке и дополнила слухи:

— А я слышала, что жестокой смерти можно избежать.

— Я тоже слышал, — как-то скептически проговорил над моим ухом Кейел. — Если смиренно принять ее.

Я тихо протянула:

— Мы не можем.

Роми фыркнул. Кейел усмехнулся и согласился:

— Конечно не можем. — И бодрее продолжил: — Послезавтра мы лично получим возможность развеять все слухи, или увидеть чудовище, пусть и созданное из нашей собственной скверны. Одно наверняка — мы уйдем оттуда живыми. И пусть духи не отвернутся от нас.

И словно молитва над лагерем разнеслись нестройные фразы ребят, повторяющие последние слова Кейела.

Нахмурившись сильнее, я сомкнула губы, но от мыслей не сумела сбежать…

Пусть духи помогут нам.

* * *

Кейел.

Издавна два торговых города региона Нестихающих ветров замкнули между собой священное кольцо. Размеров и успехов независимого города, Заводи Ал’литра, ни один из них не достиг, как и любой другой город, находящийся под контролем правителей. Вдобавок у этих городов имелись значительные недостатки и отсутствовали преимущества, которые мешали привлекать гильдии торговцев из других регионов — Нестихающие ветра примыкали к Краю мира, да и небеса нередко проливали на них слезы, даже отдающие вкусом и запахом крови. Они часто размывали почву, наполняли реки, болота и озера водой. Опасаясь паводков, немногие селились у берегов, предпочитая строить непересыхающие колодцы. В общем, регион, так любимый духами ветров, вобрал в себя все, что отпугивало и путников, и желающих обосноваться тут. Оставались только самые крепкие натуры.

Несмотря на то, что смелые жители строили поселения как можно дальше от Кровавой воды, неблагоприятное расположение играло весомую роль и не последнюю. Скудная на ресурсы земля — вторая преграда на пути к обогащению. Чтобы хоть как-то отстаивать свободу перед влиянием других регионов и всемогущих мудрецов, давно умершие местные правители воспользовались неисчерпаемым природным ресурсом — ветром.

Маршрут их священного кольца был ограничен пятью точками, и удачно в них попадали священные кольца региона Рубиновой сладости — одного из самого богатого, но опасного из-за высокой преступности, близостью леса темных духов, а также Свода Скверны, — и региона Поющих трав, где великий дух Сальир был особенно доброжелателен к почве. Правители Нестихающих ветров построили у себя бесчисленное количество ветряных мельниц и чуть меньшее количество водяных, а после наладили с этими регионами крепкие дружеские взаимоотношения. Благодаря союзу трех регионов амбары Поющих трав никогда не забивались до отказа, зерно не успевало испортиться, гильдиям земледельцев всегда находилась работа, а казна не истощалась. В то же время даже в самые страшные времена у любого крестьянина Рубиновой сладости в закутке стоял мешок муки.

— И зачем ты мне эторассказываешь? — поинтересовался я, глянув на Ромиара.

Он фыркнул, как всегда спесиво, но через мгновение гораздо проще пожал плечами и признался:

— Всегда интересовался этой сферой. Какой бы силой ни обладали наемники и разбойники, какие бы структурные схемы ни рисовали исследователи и мудрецы, торговцы все равно стоят во главе любого общества.

На горизонте высились черные стены города Тартаон, находящегося чуть севернее и немного ближе к священному кольцу, чем его конкурент. Я поправил полупустой заплечный мешок, еще раз сжал кинжал, убеждаясь, что не потерял его, и напомнил Вольному:

— Правители руководят регионами.

— Правители, руководя регионами, служат народу, — назидательно ответил он. — Отбери у них торговлю, и что останется от их законов и влияния?

Нет смысла спорить. В первую очередь большей частью фадрагосцев движет нужда, которую кому-то необходимо удовлетворять. Васоверги тоже торгуют… Точнее, пускают к себе торговцев других рас — в основном изгоев, не прижившихся даже на севере, — но у агрессивной расы в законе все равно преобладает сила. Редкие вожди задерживаются надолго на неустойчивой вершине иерархии. При упоминании васовергов, если тема разговора не касается войны или разбоя, не задумываешься о благоустройстве и какой-то сплоченности.

— Это обидно, — нахмурился я, глянув на гордый профиль шан’ниэрда. — При таком прозорливом уме быть всего лишь Вольным — неприкосновенным изгоем общества…

Ромиар хотел было ответить, но вскинул подбородок и ускорился. Выходит, в самом деле обидно. Кем бы он был, чем руководил в тени темноволосых собратьев, если бы духи не избрали его? С другой стороны, только рядом с Ивеллин он получал ту информацию, которую не получил бы, проживая среди искусства — частая сфера для ключевых виновников войны Предков.

Я оглянулся на ослепительное солнце. Укрыл глаза рукой от очередного порыва ветра, швырнувшего дорожную пыль в лицо, а затем поспешил за Вольным. В отличие от него, меня в торговом городе этого региона привлекало совсем не смекалка правителей, сумевших выплыть на простейшей схеме, которая все же им особого богатства не принесла. Нравилось мне тут совсем иное.

В регионе Рубиновой сладости была постоянная напасть — браконьеры. Правители богатейшего региона зарабатывали не только на продаже дорогой ягоды, но и на продаже официального права на ее сбор. Не всякая гильдия могла позволить себе это недешевое разрешение, что уж говорить о гильдиях, объявленных вне закона. Но рубиновая сладость всегда манила разнообразием уникальных свойств.

Несмотря на то, что выгодно сбыть ягоду было труднее, чем собрать, охотливых заработать находилось слишком много, и первым городом, куда они стекались, был Тартаон. Правители региона Нестихающих ветров, осознавая вклад в казну от незаконной деятельности намеренно не интересовались этим городом, оберегая себя от гнева духов прямым незнанием, и даже находили способы покрывать его «темных» жителей. Правители Рубиновой сладости тоже не спешили выдвигать претензии, понимая, что плюсов от союза больше, чем минусов. Градоправители и охрана Тартаона, получающие неплохой доход, издавна закрывали глаза на то, что каждый второй путник «потерял» гильдейский знак. Более того, на входах крупнейших рынков вывешивали желтые и красные полотна, якобы украшения, а для знающих нюансы — указатели: первый цвет обозначал рынок с чистым товаром, где браконьерам и разбойникам нечего ловить; второй — тот, куда мы направлялись. Там наверняка отыщется дешевый, но хороший лук какого-нибудь убитого бедняги. И даже если кто-то в последующем узнает вещь убитого, таким, как мы, все равно хуже уже не будет.

Ближе к городу разъезженная колея ширилась, почва твердела и имела глубокие борозды следов от колес. У массивных ворот никто не толпился, и ждать нам пришлось недолго. Вот только косые взгляды охранников пристальней задерживались на моей изувеченной щеке и на наглой ухмылке беловолосого шан’ниэрда, одетого без изысков. Молодой, видимо, не обремененный опытом фангр подоспел к нам. Рассмотрев ближе, затеребил ремешок ножен, опустил глаза и неразборчиво промямлил:

— Покажите ваши знаки. Для того, чтобы войти в город…

Подошедший грузный человек, положил ему руку на плечо. Вперившись в нас тяжелым взором из-под кустистых бровей, махнул головой.

— Проходите.

Ромиар фыркнул, взмахнул хвостом и, недовольно озираясь на шепчущихся охранников и зевак, поспешил вглубь города. Я последовал за ним. Услышал, как верзила сплюнул за моей спиной — безмолвно, наверняка опасаясь прогневать духов, дал понять, что нам тут не рады.

Смешавшись с толпой, насколько это было возможно, мы ускорились. Узнающие нас горожане расходились, образуя впереди клин пустого пространства. Замолкали или переходили на шепот, напоминая ледяную воду в котелке, поставленную на раскаленные угли. Надо бы убраться до того, как вода закипит и сварит нас заживо.

— Хорошо, что не отправили Ив, — бросил Ромиар, позволяя мне опередить его.

Я бывал в Тартаоне не единожды и прекрасно ориентировался в тесных переулках. Проходя мимо Вольного, к нужной улице, согласился:

— Думаю, ты прав.

Несомненно, Ивеллин было бы труднее узнать, а отговорка с потерянным гильдейским знаком не вызвала бы лишних подозрений. Вот только на рынках неприветливого города эльфийка с редкими зельями и невероятно ценными ингредиентами, добытыми на севере, неизбежно привлекла бы к себе ненужное внимание. Если она пострадает, что сделают духи с Вольным? Не хотелось бы потерять такого союзника, как он. И пусть нас мгновенно узнавали, но все же хорошо, что в Тартаон мы не отправили Ив.

На самом рынке тоже существенно ничего не изменилось. Разве что появились осторожные наблюдатели.

Ромиар приблизился ко мне совсем вплотную и с неизменной улыбкой спросил:

— Наемники или алхимики?

Я зацепился взглядом за прилавок, заваленный рыбой. На мгновение обернулся и заметил в толпе компанию мужиков. Они, как и многие, следили за нами, но проявляли интерес слабее. Намеренно, не иначе. Русоволосый эльф, скорее всего, полукровка, повернул голову, и я, получив ответ, ускорился.

— Думаю, наемники. Да еще и вне закона. У эльфа нет одного уха, выходит, к толковому лекарю обратиться не может.

Ромиар повел плечами, но о подробностях не спросил.

Зловоние пропитало бурлящий жизнью рынок. Горожане месили сапогами отходы, свернувшуюся кровь, упавшие с прилавков овощи, зелень. Мухи, согретые ранним солнцем и нашедшие убежище от ветра за стенами города, ползали на продуктах, надоедливо жужжали и мельтешили перед лицом. За прилавком с кроличьими и лисьими шкурами истошно заблеяла коза, помочилась на дощатый настил, копытами сбросила с него тонкий слой свежей соломы к гнилой, старой, покрывающей вязкую грязь. Продавец, не без труда удерживая козу на веревке, повысил голос, расхваливая товар и предлагая приобрести «послушную и ласковую» животину. Высокий широкоплечий фангр толкнул меня плечом, но сразу же, едва шевеля языком, извинился. Перегар мгновенно вышиб дух из моей груди, затмил рыночный смрад.

— И кому предлагаешь продать зелья? — Ромиар растерял напускное самообладание и ошалело озирался.

Я хлопнул его по спине и проговорил:

— Наверное, вы с Ивеллин в Пристанище разбойников не бывали.

Стараясь больше ни с кем не сталкиваться, я спешил пересечь часть рынка, принадлежащую фермерам и кожевникам. По пути лишь приобрел соль, которую нам едва не продали втридорога, но после всего одной угрозы отдали почти задаром.

— И почему они каждый раз проверяют судьбу? — поделился я с Ромиаром наболевшем. — Неужели в самом деле рассчитывают облапошить Вольных?

Он пожал плечами, показательно поигрывая дротиком.

Зелья, зимние растения и грибы мы продали цирюльнику. Рассудительный старый эльф, узнав нас, не стал торговаться, но сразу объявил минимальную цену. Впрочем, вырученная сумма более чем покрывала предстоящие расходы.

— Мы останемся без гроша, — осудил меня Вольный, привыкший к другой жизни.

— Не бойся. В лесу всегда найдется, чем поживиться.

Из благоустроенного торговыми лавками района мы вновь вышли к отрытым прилавкам. Без особо труда обновили одежду, утварь и оружие. Никто не хотел иметь дел с Вольными, и это играло нам на руку: торговцы стремились распрощаться с опасными клиентами поскорее.

Мы без задержки отправились обратно к воротам. Избегая нежелательных встреч, обходили центральную площадь благоустроенной улочкой для низших горожан, но со стабильным доходом. От дома кулинарной гильдии ветерок принес приятный сладкий аромат выпечки и топленого молока. Я бросил взгляд на узкое каменное крыльцо, заставленное горшочными цветами, и хотел было попросить Ромиара заглянуть, но он опередил:

— Порадуем девушек? — Кивнул в сторону открытой настежь двери.

Если молодая эльфийка, еще совсем подросток, и узнала нас, то проявила вежливость. Быстро запаковала теплые пряники, посыпанные ванилью, и поставила на прилавок бутыль с густым молоком.

У городских ворот мы столкнулись с ожидаемыми осложнениями — ворота закрыты, охранников на постах не было. Ромиар подергал цепи, обвивающие тяжелый засов.

— На замке! — возмутился он.

— Боятся тронуть нас лично. — Я окинул взглядом пустую площадь. — Видимо, ждут, когда мы нарушим порядок первыми, или за нами явятся изгнанницы.

В домах с остроконечными крышами ставни были нараспашку. Белые занавеси висели неподвижно, но затаившиеся наблюдатели чувствовались кожей. Острый высокий частокол отгонял мысли от попытки перелезть его. Какую награду обещали за поимку Ани и Елрех? Как скоро в городе отыщут аспидов или защитников, а после направят к нам? И что они будут делать с нами?

— Даже не с кого требовать отворить двери, — выдохнул Вольный, сжимая кулаки и взмахивая хвостом. Воздух вокруг ощутимо уплотнился, потяжелел.

Я осторожно опустил сумку на землю, вытащил кинжал. Когда-то безрассудная девочка использовала эту хитрость, но не знала всех деталей в той ситуации. А мне известны…

— Не проявляй агрессию, — предупредил Ромиара.

Вышел чуть вперед. Направил острие кинжала себе в грудь и громко произнес, обращаясь к тем, кто прятался в домах:

— Небо отвернется от вас! От гнева солнца ваш город ничего не убережет! Оно накажет вас за все деяния! Духи Фадрагоса оберегают меня! Великие духи суда на моей стороне! Вы оспариваете их решение?! Препятствуете моей миссии?! — замолчал на долгие секунды.

Когда в окне ближайшего дома заметил движение, медленно выдохнул.

Алурей, помоги мне.

Он милостиво отозвался. С новым вдохом сила напитала легкие, разнеслась по телу. Время остановилось, нити событий окутали небольшую площадь, позволяя выбрать необходимое. Но я заранее знал, что нужно.

Я выбрал, Алурей. Забери мою тень, надели ее голосом, подари ей немного жизненных сил и раздели мое будущее. Отдай мне настоящее.

Я остался неподвижным, безмолвным, приобрел невидимость, а моя тень вскинула голову и продолжила говорить то, что мог сказать я:

— В том, что кровь Вольного прольется на вашей земле, я обвиняю вас, ваших родителей и детей! Ваши гильдии! Весь ваш город! Пусть духи Фадрагоса примут мою клятву и рассудят вас!

Перед нашими лицами вспыхнул разноцветный символ. Духи быстро разоблачили обман, осудили мою тень, разрушили ее, но я был невиновен. Все еще невредимый, но раскрытый для зрения окружающих, занес кинжал для удара.

Никто не выкрикнул, чтобы я остановился. Тишина не прервалась. Однако из дома выбежала женщина. Приподнимая светлый подол платья и фартук, она бежала к воротам. В руках у нее бренчали ключи, подвешенные на толстом кольце. Мужик, плюнувший нам вслед, вышел на порог за перепуганной женщиной. Его злила своевольность, возможно, жены, но наблюдал он за ее действиями пусть и неодобрительно, но молча. Пока она возилась с замком, я отступал к воротам. Когда зазвенели цепи, спрятал кинжал. Приблизившись к миловидной, довольно молодой и уступчивой женщине, заметил:

— Ты благоразумна.

Она посмотрела на меня сердито, осуждающе, колко, почти так же, как когда-то смотрела Аня. Для сходства не хватало лишь затравленности, дикой свирепости и темно-карих глаз с золотым огнем в их глубине.

* * *

Аня.

Мы просидели в зарослях орешника не меньше четырех часов, прежде чем парни вернулись. На разбор вещей времени у нас не осталось. Судя по спешке, на толковое объяснение — тоже. Все, что я поняла по обрывкам фраз, — нужно убираться как можно скорее.

— Как только выходим из священного кольца — не останавливаемся, — хмуро приказал Роми, пока Кейел привязывал сумки к седлу Тоджа.

От орешника к священному кольцу едва ли не бежали, зато преодолели небольшой путь за считанные минуты. В кругу камней я обняла Кейела. Ощутив сладковатый аромат, напомнивший детство, принюхалась. Печенья? Вольный усмехнулся, наблюдая за мной; в его глазах плясали веселые искорки. Он склонился ко мне, приблизился губами к уху, и я, подготовившись услышать что-нибудь приятное, невольно улыбнулась. Дыхание согрело кожу, принесло хриплый шепот:

— Итъял, заключи нас в холодные объятия, возьми тепло наше, проведи по грани и отпусти в другом священном кольце. Исшафи, сыграй с нами…

* * *

Многообразие природных ландшафтов, увиденных с высоты, не восхищали как в первое время, но все равно занимали. От региона Рубиновой сладости я ждала чего угодно, но только не того, что увидела. Нанесенные на карту болота не имели ничего общего с моим представлением. Зелено-желтая гладь воды, покрытая ряской, мерцала под солнечными лучами. Причудливо изогнутые деревья росли прямо из воды, нависали над болотами, тесно жались кронами друг к другу. Тонкие листья оставляли пространство и позволяли взгляду упасть между ними, рассмотреть в их тени свисающую с веток бахрому, будто кто-то специально развесил на них сено. У стволов собрались островки водных цветов: огромных, пестрых, наверняка, благоухающих.

Когда духи ветра несли нас над возвышенностью, на других деревьях, высоких, стройных, я видела огромные древесные грибы. Они огибали ствол рыжими кольцами, внутри которых затерялась мерцающая вселенная. Судя по тому, что белые птички с алым хохолком, вили на них гнезда, грибы не были ядовитыми и к нечисти отношения не имели.

По мере продвижения болота уступали место широким равнинам, покрытым редколесьем, кустарниками, травами и яркими соцветиями. То и дело среди зеленого ковра россыпью блестели озера, пруды и нити речушек. Возле них часто просматривались ровные линии полей.

Деревня привлекла внимание особенно; я надеялась рассмотреть жителей, но не удалось… Дома стояли на высоких фундаментах, но при этом они были приземистыми, широкими. У некоторых крыши были сделаны словно из кусков коры. А ведь Ив рассказывала, что регион считается богатым. Быть может, богатство копилось в городах, которые мне теперь хотелось рассмотреть. И не только. Возникло желание обрести оболочку и вдохнуть полной грудью. Узнать, каким воздухом дышит местное население.

Вскоре горизонт расчертили остроконечные горы. Вершины прятались в куче облаков; ветер гнал эти ленивые воздушные хлопья, заставляя расступаться и позволяя рассмотреть разнообразие пиков. На земле густая, высокая трава мельчала и блекла; все чаще среди нее виднелись песчаные пятна. Чем дальше, тем сильнее они отвоевывали территорию.

Священное кольцо и вовсе располагалось в пустынной степи. Утоптанные и раскатанные дороги расходились в три стороны, но на запад не вело ни одной колеи.

Как только духи предков вернули физическую оболочку, сразу дохнуло жаром. Он поднимался знойным маревом от земли, раскалял воздух, сушил его. Я успела позабыть, какой отдохнувшей чувствуешь себя после перемещения таким способом. Бодро отступила от центра, но выйти за пределы круга не спешила. Опасалась неизвестной земли. Феррари, появившись в кольце, боязливо осмотрелась, подбежала ко мне и прижалась к ногам. Я усмехнулась, почесывая шершавую морду. Тоже мне, защитницу нашла.

Ребята мягко падали на ноги один за другим. Тодж вытянул голову, втянул горячего воздуха и, кажется, разомлел — закатил красные глаза, невразумительно ни то прорычав, ни то проворковав, распушился и затрясся всем телом. Кейел уже развязывал сумки, распределяя их удобнее для пешего хода. Роми осматривался, будто ждал погони. Елрех морщилась, разглядывая местность, а Ив кривилась.

Кейел потрепал Тоджа по холке и приказал:

— Уходим.

Во время долгого пути парни рассказали нам, как их встретили в Тартаоне. Кейел вытащил пряники и бутылку топленого молока, все еще сохранившего свежесть благодаря необычному перемещению. И хоть мы не были голодными, но наслаждались лакомством.

Горы нависали над нами и, казалось, что до них рукой подать, но прибыли мы к ним только к закату. Ущелье встретило нас ощеренными скалами, выпирающими из земли будто острые каменные клыки. Не смея заходить в огромное ущелье, мы остановились перед ним. Холодную ночь провели на холме. Я, прислушиваясь к малейшим звукам и выглядывая в ночной синеве любое движение, отдежурила положенные часы, а затем забралась под горячий бок Кейела и заснула в его крепких объятиях.

Проснулись еще со звездами на светлеющем небе, скудно позавтракали и отправились в путь. Нарастающая жара быстро, фактически незаметно вытеснила холод. Серую косынку, которую фангра подарила мне, я все же повязала на голову. Солнце нагревало темные куртки, но никто из нас не спешил раздеваться. Несмотря на ранний зной, безветренное утро радовало — каждый шаг поднимал легкую пыль, а значит, с ветром приходилось бы глотать песок или прятать от него глаза. Кое-где встречались торчащие из высохшей земли кости животных — белые, давно обглоданные другими животными и очищенные ветром. Слуха коснулось странное хрипение и стрекот. Я остановилась, вскинула голову. В безоблачном небе парил стервятник, и я, узнав пернатого, поморщилась. Но звуки издавал не падальщик — слишком высоко парит.

Кейел остановился рядом со мной и, глянув вверх, произнес:

— Священная птица — посланники Солнца.

Я нахмурилась, хмыкнула и уточнила:

— Как Кеша у алхимиков?

Он, поправляя сумку на плече, покачал головой.

— Эту никто не посмеет посадить в клетку. Ее бояться обидеть.

— Даже васоверги? — изогнула бровь, разглядывая парящую птицу, а затем скалы.

Только сейчас заметила, что грифов тут много. Они, растопырив крылья, словно черные и темно-серые плащи, сидели под лучами солнца и иногда издавали жуткие звуки.

Кейел, приобняв меня за плечи, повел дальше и ответил:

— Васоверги будут в числе первых, кто жестоко отомстит за эту птицу.

— А у нас не любят грифов… — «Гриф» прозвучал непривычно для слуха, и я не сразу поняла, что слова нет в общем языке Фадрагоса, поэтому решила исправиться: — Стервятников… В общем…

— Птица Солнца или посланник, — улыбнулся Кейел.

— Как ни назови, но этих птиц не любят. Они жрут падаль, и это… противно.

Он с насмешкой покачал головой и мягко произнес:

— Чтобы Солнце вдруг не потеряло чью-то душу, а душа не забылась существованием на поверхности Фадрагоса, плоть умершего необходимо уничтожить. У каждой расы свое поверье. Например, эльфы хотят, чтобы душа немного привыкла к земле и растениям, поэтому закапывают тело. В земле плоть растворяется бесследно, остаются только кости. Они всегда остаются. К тому же есть вероятность, что древо Жизни учтет слабую привязанность души к стихиям, и тогда эльф снова родится эльфом. Виксарты верят, что только пламя полезно для души. Оно очищает оставшуюся скверну, наделяет душу силой огня, и душа оставляет эту силу Древу Жизни. А как быть с теми, кто умер вдали от тех, кто мог бы помочь с отделением души от плоти?

— И птица Солнца помогает им, — поняла я веру фадрагосцев. — А на севере? Эти птицы любят тепло.

— Северные земли прокляты, но… — Он склонился ко мне и заговорил тише: — Мне кажется, там милосердие проявляют волки. Только не вздумай повторять мое предположение. Знай, что любые холодные и дождливые земли находятся в немилости Солнца, но у последних хотя бы есть защита и слепая любовь Шиллиар, — ответил Кейел и вздохнул тяжело. — Аня, тебе нужно все это выучить.

Я поджала губы и едва удержалась, чтобы не отвернуться от Кейела, однако спросила:

— Ты и вправду веришь, что у меня есть будущее после всего, что случилось?

— Мы избавимся от ведьмы, а затем…

— Энраилл убьют меня, Кейел.

— Волтуар… — Он замолчал, словно подавился воздухом, и только поэтому я не сбросила тяжелую руку с плеча, как собиралась сделать. Хмурость и печаль в глазах старили Кейела, напоминали о том, что ему тоже нелегко. — Мы что-нибудь придумаем.

Вольный сам перестал обнимать. Убирая руку, лишь сжал на мгновение плечо, а затем погладил спину. Глядя себе под ноги, ускорил шаг, будто убегал не столько от разговора, сколько от меня. Или от вины?..

— Опять поругались?

Я растерялась. И пары секунд не пробыла в одиночестве, как меня обступила любопытная троица.

— Нет.

Роми посмотрел на меня с подозрением.

— Отстань, рогатый, — пробормотала, — не поругались мы.

Ив подхватила меня под руку.

— Кейел разрешил рассказать о балкоре мудрецам, но мы подумали, что с ними можно поторговаться.

— Хитрая эльфийка, — отозвалась Елрех из-за плеча Роми. Она вышла чуть вперед и высоко подняла голову, — не присваивай заслуги. Это я придумала.

Я заинтересовалась:

— Что придумала?

— Слышите? — Ив резко остановилась. Уши ее несколько раз дернулись и застыли. Губы беззвучно произнесли: — Рокот.

— Кейел! — позвала я.

Вольный обернулся, заметил, что мы окружили взволнованную Ив и быстро направился к нам. Остановился напротив эльфийки; его голос прозвучал требовательно:

— Что ты слышишь?

Ив подняла синие глаза на него. Помолчала немного. Вдохнула глубоко, облизала губы и выдохнула:

— Скалы падают, сталкиваются и шипят. Беспрерывно шипят.

— Как далеко?

Она покачала головой.

— Скоро вы сами его услышите.

— Его? — Я шагнула к ней. — Монстра?

Ив повернула ко мне голову, но испуганным взглядом крепко приклеилась к нашему пути. Она сглотнула и кивнула.

Мы шли молча. Я прислушивалась, но никак не могла расслышать никакого грохота. Только падение камней от неосторожных движений птиц и хлопанье крыльев. Однажды под ногами промчалась обнаглевшая ящерка. В другое время позади играючи грызлись Тодж и Феррари. Напряжение росло лишь от вида ребят: Роми и Елрех мрачнели. Наконец, спустя, может быть, час-полтора, я услышала первый далекий грохот. И вправду возникло ощущение, будто гремели скалы или разнесся раскатистый гром, но как-то… утробно. Неприятный холодок пронесся вдоль позвоночника, пошевелил волоски на затылке.

Кейел снова поравнялся со мной, а в какой-то момент, когда грохот стал различимей, взял меня за руку.

— Он будто дышит так, — заметила Елрех, следуя за нами.

Только страху нагнала…

Я все еще не теряла надежды, что это не монстр. Вспоминала Землю, где периодический грохот можно было услышать в цехах. Пусть и не такой странный, но громкий и с равными интервалами. Конечно, в Фадрагосе заводов еще не строили, но мельницы в прошлом регионе я видела. Лопасти ловили ветер и, прокручиваясь, шумели отрывисто. Может быть…

Грохот раздался снова, ближе, и вместе с ним что-то дрогнуло в груди, оборвало мысль. Удалось расслышать все то, о чем говорила Ив: размеренное шипение перешло в скрежетание, и будто сами горы резко выдохнули, позволили чему-то столкнуться, взорваться… Эхо разносило отголоски взрыва, затихало, и снова оставалось только громкое шипение.

Каких же размеров должно быть нечто, чтобы издавать такой звук? Или мы просто слишком близко подошли к источнику?

Ребята упоминали еще одну деталь, которая перечеркивала все мои радужные предположения — отсюда никто не возвращался.

Я попробовала успокоить и себя, и остальных:

— Похоже водопад шумит.

Кейел сжал мою руку крепче и покачал головой.

— Никогда не позволяй себе расслабиться в таких местах.

С каждым нашим шагом рокот набирал силу, и вскоре мы замедлились. Услышать врага при нападении при всем желании не получилось бы. Мы озирались, вглядываясь в тени валунов, пещер, нередких расселин. Не забывали и про скалы, вдруг опустевшие от птиц. Тодж и Феррари тоже вели себя непривычно. Радужный ящер первое время ластился к Кейелу и порывался развернуть его обратно. Прикусывал куртку в районе плеча и тащил назад, пока Вольный не пригрозил ему. Феррари жалась к горячей земле и едва ли не ползала у нас под ногами. Звери боялись этого места.

Первые зеркальные кристаллы взбудоражили воспоминания.

— Это они? — громко уточнил Кейел, стараясь перекричать шипение. — Их ты видела?

Я закивала.

Одинокое многогранное зеркало росло из-под земли и размером едва ли достигало метра. В каждой грани отражался кусочек мира: рыжая, выпаленная солнцем и покрытая трещинами земля; кустарник без листьев, но с впечатляющими шипами; ясное небо и мы, немного уменьшенные.

Вскоре говорить стало почти невозможно. Шипение разносилось над ущельем, вынуждая повышать голос до хрипоты. А во время неясного грома, казалось, что трясется даже сердце, и слегка закладывало уши. Кристаллы попадались на пути все чаще и чаще, и пугала мысль, что совсем скоро мы упремся в тупик из них, или заблудимся в лабиринте зеркал. Но в центре ущелья они росли в меньшем количестве, чем вдоль его стен, и это обнадеживало.

Кейел рассказывал накануне, что благодаря виксартам, раутхут — эти самые кристаллы, — давно обзавелись названием. Тощая раса почитала их за твердость, превышающую алмазную. Их добывали с невероятным трудом, а обработка была еще сложнее. О них даже бытовала легенда о сильном человеческом воине, который хотел создать из раутхута неповторимое оружие и войти в историю. Он и вошел, но безымянным примером глупости. Человек потратил всю молодость и силу на изготовление самого твердого и острого меча во всем Фадрагосе, и в первом же ночном бою рассек им многих васовергов и виксартов, а затем поднялось солнце… Сияние меча ослепило хозяина — оружие обернулось против него. Тогда виксарты и решили, что кристалл обладает живой силой и мстительным характером. С тех пор устойчивый к разрушению материал используют только как некоторые инструменты или украшения.

Роми объяснил все гораздо проще: раутхут — слишком дорогой в добыче и бесполезный в быту.

К полудню поднялся ветер, но облегчения не принес, лишь поднимал песок и знойный воздух от земли. Мы любовались разнообразием отражений в многочисленных кристаллах и привыкли к несмолкающему рокоту скал. По-прежнему высматривали врага, вели себя осторожно, но страх отпустил даже Ив. Только теперь она постоянно морщилась и иногда закрывала уши ладонями. Выдержит ли, если шум будет расти и дальше?

Я брела устало и наблюдала за своей тенью. Вспоминала Десиена и размышляла о реликвиях. Зачем я смотрю чужие воспоминания, если не останусь тут? Глупая…

Сердце ухнуло.

Кейел резко выставил руку, преграждая путь и пугая. По центру ущелья высилась огромная скала из раутхута. Центральный кристалл выпирал ввысь особенно заметно — чтобы посмотреть на его вершину, приходилось задирать голову, — но повода для осторожности он не подавал. Ребята тоже хмурились, приглядывались, но, судя по взглядам, не понимали причины остановки. Опять загрохотали скалы, и я почистила пальцем ухо. Такими темпами скоро оглохнем. Выбираться отсюда надо как можно быстрее.

Только выдохнула облегченно и потянулась к бурдюку, как обратила внимание на Феррари и застыла. Припадая к земле, она выползла вперед. Уставилась на огромную зеркальную скалу и мелкие завалы у ее подножия, раскрыла капюшон и упреждающе затрясла им. Если она и шипела, то услышать ее мы не могли. От резкого разворота лиертахона, я вздрогнула. Феррари толкаясь промчалась у нас в ногах и спряталась за Тоджем.

Среди зеркал показалось что-то странное — отражения двигались. Плавно, с грацией кошки, часть скалы отделилась и выступила чуть в сторону. Несмотря на утонченность шага, зверь с зеркальной кожей казался тяжелым и нерасторопным. Наверное, телом он напоминал гигантского медведя, но оценить в полной мере мешало отражение ущелья на нем. А вот голова была тупорылой, безухой и с мелкими, глубоко посаженными черными глазами.

Я приросла к земле. Во рту пересохло, а сердце билось с трудом. Значит, слухи правдивы. Вспотевшей ладонью нащупала рукоять кинжала, вот только… Разве кинжал поможет? Всего лишь зубочистка для монстра.

Кейел опустил сумку на землю и направился к Тоджу.

Дыхание перехватило. Я неосознанно шагнула следом за Вольным, посмотрела на его руку, спрятанную в перчатке. Потянулась к ней. Хотела взяться за длинные пальцы, сжать их и увести Кейела отсюда. Сбежать с ним. Зажмурилась, стискивая кулак. Нужно верить в нас. Нужно верить.

К тому же вам некуда возвращаться, Аня.

На плечо легла тяжесть, и я обернулась. Хмурый Роми посмотрел мне в глаза, и его уверенность во взоре немного успокоила. Он склонился и едва ли не прокричал:

— Не подведи, глупая человечка.

Твердо кивнул и поспешил к Елрех.

Кейел освободил Тоджа от сумок и свертков покрывал, но седло на нем оставил. Оглянулся на меня, и я не смогла разобраться, что затаилось в теплых глазах. Захотелось рассмотреть ближе, налюбоваться вдоволь. Приободряющая улыбка с заметным трудом появилась на его лице; ветер потрепал темно-русые волосы. Вдруг не будет больше возможности признаться ему еще раз…

Я не выдержала и шагнула к Кейелу, но он мгновенно сорвался с места, не позволяя мне подойти. В груди вновь все оборвалось.

Почему не хочет попрощаться? А если…

Он поступает правильно, Аня. Не думай об этом.

— Не думай…

Я ухватилась за рукоять кинжала и снова посмотрела на огромную тварь. Зеркальная кожа поймала луч солнца и отразила его, ослепила. Пришлось прищуриться. Что если кожа так же крепка, как и кристаллы? И если умру сегодня, заберет ли мою душу Солнце? Примет ли древо Жизни душу чужого мира?

Окинула взглядом скалы и внезапный страх окатил с ног до головы; его сила оказалась в разы сильнее, чем страх, внушаемый видом монстра. Питается ли монстр мясом? Ведь стервятники не прилетят в это место за нами… Сердце заколотилось при воспоминании ночных охотников из региона Ночной смерти. Я не хочу стать призраком и не хочу превратиться в жадное чудовище.

Тряхнула головой, отгоняя дурацкие, но навязчивые мысли, и последовала за ребятами.

Ив осталась возле сумок и листала записи, словно искала в них подсказку о том, как убить чудовище. Роми, Кейел и Елрех разделились и обступали гигантского зеркального зверя с трех сторон. Он не спешил нападать, но присматривался, расхаживая по свободной площади широкого ущелья. Принюхался к стороне, откуда подступал Роми, натягивая тетиву. Повернув голову к Елрех, крепко сжимающей костяной кинжал, облизался. Наконец уставился на Кейела, удерживающего меч острием вниз и медленно наступающего. Зверь оскалился, демонстрируя черную десну и острые зубы; по зеркальным клыкам стекала слюна.

Феррари и Тодж метались по разным сторонам ущелья, у раутхутов, облепивших подножия отвесных стен. Они будто не могли выбрать: поддержать хозяев в бою или отказаться от безумного боя. Инстинкт гнал их прочь и заражал паникой меня. Я глянула на Ив, сидящую на коленях, и, поборов душевное смятение, последовала ее примеру. Далеко отходить не стала. Опустилась на землю и стянула перчатку. И как использовать силу Единства в этом бою? Поможет ли она?

Наверное, стоит понаблюдать за тварью, прежде чем что-то предпринимать.

Тварь прильнула к земле, словно примеривалась для прыжка, но прыгать не спешила. Все же чуть покатое тело явно не обладало той гибкостью, которое мерещилось в походке, а передние лапы вовсе напоминали руки и были заметно длиннее. Я пыталась вспомнить животное, походившее на этого зверя, но безуспешно. Возможно, что-то между гориллой и медведем, но размеры… И вновь пришлось бороться с волной страха. Сколько весит необычайный зверь? Слон, наверняка, без особой сложности пройдет под его брюхом.

— У страха глаза велики, — напомнила себе полушепотом, утонувшем в шуме.

Монстр набычился, угрожающе раскрыл пасть и, возможно, прорычал, но в этот же миг по земле прошла еле ощутимая дрожь, и отовсюду грянул гром. Прокатился эхом по ущелью, и стал медленно растворяться в камнях.

Елрех вела себя не менее странно, чем зверь: широко расставив ноги и раскинув руки, перекатывалась с ноги на ногу. Вскоре я поняла, что она пытается уловить темп движения монстра, подстроится под его скорость. Кейел не поднимал меча. Напротив, двигаясь боком относительно зверя, он отводил руку с мечом назад. Переступал с ноги на ногу неспешно и чуть склонял голову к груди. Роми, находившийся гораздо дальше, двигался так же, но иногда менял положение лука, будто примеривался к одному единственному выстрелу.

Зверь опять прильнул к земле, мягко потоптался задними лапами — и снова отказался от прыжка. Не испугав обманными движениями противников, выпрямился и лениво шагнул к Роми. При каждом его движении перекатывались выразительные мышцы, и зеркальная кожа пленила все новое и новое отражение. От каждого шага поднималась пыль, но ветер сразу развевал ее.

Тварь плавно сменила направление в сторону Елрех. Она будто присматривалась к предложенным блюдам, не зная, с какого начать трапезу.

Гром снова легонько тряхнул землю.

Я стерла рукавом пот со лба, потом отцепила от пояса бурдюк. Вода может разлиться во время боя, а она тут еще точно понадобится. Если выживем… Приложила ладонь к горячей земле, надеясь, что Единство подскажет, что делать. Помня многие легенды, боялась нападать первой, но сердце сжималось при виде, как тварь приближается к каждому из ребят поочередно. Мрачные мысли толкали поспешить и испепелить врага.

Роми поднял руку. Дождался, когда на него обратят внимание, и указал на свое отражение в монстре. Я задержала дыхание, присматриваясь. Мощное тело монстра вновь двинулось, поймало солнечный свет, и блик разбежался по множеству зеркал. Ослепил до рези в глазах. Я перевела взгляд на Кейела, отраженного в злобной морде зверя, и заметила, на что указывал Роми. Рябь. Отражения ребят покрывались рябью, будто превращались в лужу во время дождя.

Елрех нагнулась, подняла увесистый камень. Подкинула его на ладони, оценивая тяжесть, и бросила в тварь. Камень ударился о зеркальную поверхность, отскочил и упал. Тварь замерла.

Медленно повернула большую голову к Елрех и показала клыки в оскале. Низкое утробное рычание пересилило-таки неизвестное шипение. Роми не стал ждать, когда зверь набросится на Елрех, — пустил стрелу в рябь. Она исчезла в зеркале, будто в воду нырнула. Кейел свистнул. Отбросив меч, замахал руками. Роми отскочил, но стрела, вылетевшая у него за спиной, успела зацепить рукав куртки и оставить в нем дыру.

Ив упала на землю рядом со мной, вырвала меня из оцепенения.

— Это и есть отражение скверны! — крикнула она.

Я нахмурилась, отдернула руку от земли. Кажется, песок обжег ладонь.

Ив продолжила:

— Если они будут ударять по своему отражению, то убьют себя!

— И что делать? — Грохочущий гром сожрал мой крик. Ветер швырнул песок в лицо.

Но Ив поняла вопрос. Она пожала плечами и отвела взгляд; пухлые губы превратились в тонкую бледную полоску, а между черных бровей залегла глубокая морщина.

— Замечательно! — Я фыркнула, хватаясь за голову. Злость взметнулась, оттесняя страх и подогнав призвать Ксанджей. Внутреннее пламя ненависти взвилось, притупило жар вокруг, но мне удалось осадить его, приструнить.

В этот же миг тварь размахнулась длинной передней лапой, растопыривая ее словно руку. Она летела в Роми и Кейела, но они проворно отступили. Елрех, зажатая между монстром и стеной из острых кристаллов, отпрыгнула. Едва не напоролась на мелкие раутхуты, но, чуть повернувшись и припав на колено, избежала падения на них.

Роми воспользовался тем, что монстр отвлечен и, наконец-то, пустил стрелу. Она летела в глаз зверю, но тот попросту отвернулся. Стрела разломалась в щепки о крепкую кожу-броню.

Зверь повел головой из стороны в сторону, переступая с лапы на лапу, а затем поднял переднюю. Обрушил мощным ударом на землю. Пыль взметнулась плотным облаком. Поглотила зверя почти с головой, накрыла ребят, но вскоре они выбежали на просвет. Откашливаясь, немного приблизились к нам с Ив. Ящеры вовсе замерли у нас за спинами.

Рокот, будто по расписанию, разнесся над головой.

Зверь склонился к земле, исчезая в поднятой пыли. Насторожил и испугал. Что собирается делать?

Ветер немного развеял плотную взвесь песка. И в ней мелькнула тень скалы, и сразу после засияло солнце. Зверь все же прыгнул. Кейела отбросило волной плотного воздуха — сорвало с места за доли секунды до того, как монстр продавил лапой землю на этом участке. Она встряхнулась, просела под тяжестью, покрылась трещинами. И снова все проглотила пыль, вынуждая ребят отступать еще дальше.

Я глянула на Роми с опаской, вспоминая, как в прошлый раз он, обратившись к духу-покровителю, едва не умер. Сейчас он вытянул Кейела, но пока еще выглядел бодрым. Мазнув взглядом по Кейелу, я больше не смогла удерживать силу, жгущую нутро. По ощущениям пламя охватило меня целиком, встряхнуло. Сила прокатилась дрожью по телу и выплеснулась. Тварь вспыхнула в ослепляющих искрах. Они смешивались с пылью и песком, выжигали и их — все, чего касались. Плотно облепили зверя, взвились жадным пламенем, ослепительно вспыхнули. Вскоре, подхваченные легким ветром, взлетели к небу. Остатки скатились по зеркалам… полностью невредимым.

Зверь недовольно зарычал.

Я выдохнула; холодный пот прошиб спину, руки тряслись. Треть силы Единства была потрачена напрасно.

Под очередной раскат Кейел поднялся с земли, отыскал меч неподалеку, пригнулся, выставляя его в сторону. Наблюдая за тварью, он злобно оскалился. Роми снова пустил стрелу; она стремительно достигла цели и разломалась. Елрех бросила в тварь флакон яда. Он разбился о морду — фиолетовое облако взмыло вокруг нее, окутало. Зверь чихнул — раздул облако, рассеял. И не пострадал.

С пересохших губ сорвался шепот, пропитанный искренностью:

— Духи Фадрагоса, помогите нам.

Кейел, высматривая уязвимые места, подбирался к врагу ближе. Я прислушивалась к внутренним силам и не знала, чем помочь. Мысли метались от одного знания о Фадрагосе к другому, но ответы не находились. Феррари вернулась ко мне, боднулась в плечо, проворковала на самое ухо, лизнула шею, лицо. Уговаривала убраться отсюда. Я с раздражением отпихнула ее морду и снова сосредоточилась над тем, что происходило в двадцати метрах от меня.

Ребята и тварь кружили… Зверь вновь и вновь ударял по земле, поднимая пыль, но с меньшим энтузиазмом. Земля мелко дрожала, но от ударов этого зверя или чего-то более страшного, поджидающего впереди, я до сих пор не разобралась. Кажется, все смешалось в кучу.

От очередного удара я вскрикнула и поднялась на коленях. Кейел едва пригнулся, пропустив лапу над самой головой. Я выдохнула. Но расслабилась слишком рано. Зверь промазал по Кейелу, но лапа промчалась дальше. Роми, стараясь попасть в глаз, отпустил тетиву слишком поздно. Он отскочил и оступился. Упал.

И зверь заметил.

На полном размахе он изменил положение лапы, поднимая ее выше, а затем, вытянувшись коренастым телом, направил ее вниз, плашмя, прямо на Роми. Вольный не успевал подняться. Отражения на коже мешали точно оценивать маневры монстра и вносили много путаницы, поэтому ориентируясь по тени, опережающей удар, я оттолкнулась и бросилась к Вольному.

Огромная тень мчалась.

Елрех закричала. Я опоздала.

Кейел проскочил в последний миг и вытолкнул Роми. Страх перехватил мое горло. По вискам будто ударили, в тот же момент, когда лапа обрушилась на землю. Голова пошла кругом.

Из облака пыли показался Роми. Он откатился, стал отползать, вглядываясь в плотную взвесь. Где Кейел?..

Губы задрожали, в груди засаднило.

Лапа оторвалась, порывистым движением развеяла рыжую дымку. Пусто.

Я мгновенно обернулась и едва не повалилась на ватных ногах. Невредимый Кейел примеривался к задней лапе монстра. Я нахмурилась — что он делает? Он замахнулся мечом и рубанул по своему отражению, вновь заставляя сердце замереть. Ненадолго. Очередная копия растаяла в воздухе. Сам Кейел обнаружился перед мордой твари. Он все еще присматривался к зверю и сжимал меч, но только кривился сильнее. Злился.

Мое сердце колотилось в горле, заглушало гулким стуком даже рокот.

Елрех, вытащив из небольшого мешочка новый флакон, вытерла пот со лба. Откупорила крышку и гневно поджав губы, разбежалась и швырнула зелье в морду зверю. Он среагировал мгновенно. Перехватил флакон пастью на лету и потряс головой, окрашивая воздух вокруг себя бурым цветом. Кейел отскочил, прикрывая лицо. Бросая осуждающие взгляды на Елрех, очертил широкими шагами круг, будто занимал время, пока развеется отрава.

Какой бы яд ни проглотила тварь, результата не было…

Стоя неподалеку от брюха монстра и разглядывая рябь своего отражения, я вспоминала и искала в знаниях подсказку. Наша скверна отражается в монстре и позволяет навредить себе — этот слух точно пустили Энраилл. Они, тоже лишаясь Единства и своих масштабных сил, не могли создать что-то бессмертное, или хотя бы непобедимое. Лазейка должна быть! Прямо тут должна быть!

Очередной рев оглушил, но сразу утонул в гулком рокоте. Пыль забивала нос, царапала горло, мешала дышать и видеть. Ветер едва ли справлялся с ней, разгоняя совсем медленно. Тварь, прижавшись к земле, попятилась. Отступает?

Облегчение улетучилось сразу же, как только тварь остановилась, глядя на Елрех, и пригнулась ниже. Разгоняется…

— Беги! — крикнула я, но Елрех, стоящая вдали не могла разобрать даже короткого слова.

Зверь понесся, склоняя голову для тарана и набирая скорость.

К счастью, Елрех быстро сама поняла его намерения. Вот только вместо того, чтобы убегать к тому же Тоджу, который мог бы унести ее подальше, она полезла в гущу кристаллов. Карабкалась и перепрыгивала через них быстро, ловко, и вскоре забралась глубже, ближе к стене ущелья. Топот грузного монстра ощущался вибрацией земли под ногами. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Проследовала немногоза зверем, наблюдая за фигурой Елрех. Хотелось опередить тварь и оказаться рядом с фангрой. Я переступала с ноги на ногу, едва удерживая себя от глупого желания быть рядом с ней. Мы можем погибнуть обе.

Монстр достиг цели. Столкнулся с кристаллами. Раздался скрежет. Громкий скрип, проверяющий нервы на крепость. Будто ножом по стеклу… Тварь отшатнулась, оступилась, но все еще упрямо давила на кристаллы. Скрежет продолжал испытывать терпение. Заткнув уши, я кривилась. Пусть бы прямо сейчас раздался гром!

Наконец, тварь ослабила нажим. Родилась глупая надежда: вдруг монстр обернется и выяснится, что у него разбита морда. Когда он отступил и стал медленно разворачиваться, я затаилась. Он повернулся — пустые надежды не оправдались.

Абсолютно здоровый зверь, облизываясь и истекая слюной, обнюхал кристаллы. Затем попытался просунуть лапу между ними, но такой же твердой кожей цеплялся за их грани. Кажется, он собирался достать Елрех.

— И как тебя, черт возьми, победить?

Стрелять бесполезно. Удары проходят только по отражению.

Я облизала пересохшие губы, языком собирая с них песок.

— Уйди отсюда! — Ромиар подбежал ко мне и толкнул в плечо. — Иди к Ив! Если что, уезжайте!

В желтых глазах застыла злость, из разбитой губы сочилась кровь, серая кожа, белые растрепанные волосы и одежда покрылись пылью. Я послушно шагнула в сторону, но голос Кейела остановил. Он пробовал отвлечь тварь, пока Елрех выбиралась из западни с острыми гранями, в которую сама же угодила. Она показалась в нескольких отражениях, изрезанная, раненная, окровавленная.

Ромиар, позабыв обо мне, растерянно отступил и вскинул лук. Стрелы посыпались в тварь одна за другой. И она-таки развернулась, зарычала и бросилась к нам. Я судорожно выдохнула, задирая голову все выше и выше. Неотрывно глядя на огромную морду твари, вытирала вспотевшие ладони о штаны. Мысли из головы улетучились. Раскатистый гром оглушил и подстегнул к бегству. В последний момент мы с Роми разделились — ввели тварь в заблуждение. Но она быстро определилась с целью, повернувшись ко мне спиной и следуя за Роми.

Ноги ослабли и не удержали. Да, не дракон, но… Вблизи, казалось, что я смотрю на себя в огромное живое зеркало. Оно было гибким, и будто состояло из ртути. Всего лишь вытянуть руку — и я коснусь своего отражения, покрытого рябью. Может ли там крыться подсказка?

Тварь отступила на полшага, и я отпрянула от нее, мигом отказавшись от идеи. Большие когти взрыхлили сухую землю, но полшага вперед — и под весом монстра почва мгновенно была утрамбована. Несколько булыжников полностью погрузились в нее, а некоторые были раздавлены.

Лапа резко двинулась в мою сторону — тварь отступала. Я попятилась, но споткнулась. Упав, начала отползать. Отражение надвигалось слишком быстро. Раздавит. Твердая плоть мазнула по носку моего сапога — я улеглась на спину. Меня накрыла плотная тень, и я несколько раз крутанулась вбок. Тень немного посветлела — я прижалась животом к земле, и поняла, что, растерявшись, совершила ошибку. Брюхо твари нависало ровно надо мной. Ее шаг влево, шаг вправо — моя смерть.

Щеку обожгла земля, ужалили раскаленные камешки. От горячего пыльного воздуха засвербило в носу. Я не видела ребят, но понимала, что они молчат и бездействуют. Краем глаза наблюдала за отражением, нависающим надо мною: земля двигалась и, наконец, ее сменило небо. Вот только легче не стало… Волосы тронуло смрадное дыхание. Утробный рык едва коснулся слуха, но я ощущала его кожей. Зажмурившись, прижалась к земле теснее и призвала силу. Она послушно показала окружение.

Кейел выставлял руку вперед, будто успокаивал ребят, призывал их к тишине. Он ступал боком, следил за мной и чудовищем. Духи не показывали выражение его лица и мелкие детали, но я четко уловила, как он вскинул руку. Почувствовала: он собирается крикнуть, видимо, надеясь, что услышу. Я оттолкнулась от земли в то же мгновение, когда Ромиар выпустил стрелу, Елрех бросила камень, а Кейел призвал к бегству.

Меня подгонял страх. Казалось, тварь дышит в спину. Но уже вскоре, добежав до ближайшей скалы, я остановилась и обернулась. Вызволив меня, троица продолжила изнурительный бой. Кейел снова раздвоился и, пытаясь не навредить своему отражению, пробовал успеть нанести удар по ряби. Но меч раз за разом скользил по крепкой броне. Безрезультатно.

Ив… Разбросанные записи были прижаты камнями. Вот только исследовательница больше не читала их. Повернувшись к солнцу лицом, она сидела на коленях, подставляла раскрытые ладони свету и беспрерывно шевелила губами. Ив молилась.

Я вспомнила темного духа, спрятанного во мне. Сидя на горячей земле, тяжело дыша и кусая губы до крови, потянула его поводок.

— На каждое зло найдется еще большее…

Быть может, повезет, и мое зло поможет нам победить. Вот только дух, отдающий смертью, резко вырвал поводок из-под контроля и затих. Я попыталась еще раз, но он отказал.

Мне нечего предложить ему. Некого убить и принести в жертву.

— Урод! — выплюнула в пустоту перед собой, сжимая кулаки.

Елрех отвлекла от злости. Измученная зноем, боем и многочисленными порезами, она неосмотрительно подбежала к монстру слишком близко. Он резко обернулся, размахивая лапой. Уклоняясь, Елрех пришлось оттолкнуться острием кинжала от зеркальной кожи. Она попала в отражение… Запрокинув голову, Елрех выронила оружие, схватилась за плечо и упала под ноги зверю. Белые волосы закрыли ее лицо; кинжал, испачканный в синей крови, затерялся в песке.

Я опять поднялась и встала наизготовку. Сжала кулаки, удерживая себя на месте, словно у линии старта. Опасаясь в очередной раз помешать Вольным, не смела бросаться в бой опрометчиво. Чудовище заревело, ударило по земле в непосредственной близости от Елрех, заставляя вздрогнуть. Пот вновь прошиб тело, страх сильнее сжал в невидимые тиски. Облако пыли заслонило отползающую Елрех. Я судорожно выдохнула, расшатываясь и нетерпеливо ожидая малейшего знака от ребят.

Кейел вновь ударил мечом, отвлекая тварь. Чудовище отступило от Елрех и затравленно огляделось, будто поумнело. Вскоре заметив Ив, одинокую, сидящую в стороне, беспомощную и хрупкую, оно замерло. С интересом присмотрелось к легкой добыче и шагнуло. Один шаг, второй… и третий быстрее. Роми мигом убрал стрелу в колчан и стремглав бросился к Ив. В считанные секунды он обогнал монстра, и тот замедлился. Через пару шагов остановился вовсе. Проводив взором юркого беловолосого шан’ниэрда, обернулся.

Кейел, воткнув меч в землю, помогал подняться тяжело раненной Елрех.

В горле першило от сухости, и я понимала, что не смогу перекричать очередной рокот. Взглядом наткнулась на камень под ногами, потянулась к нему, бормоча под нос как заведенная:

— Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте. Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте. Духи Фадрагоса…

Тяжелый камень обжигал ладонь и едва помещался в ней. Разбежавшись, я занесла руку над головой и швырнула камень в тварь. Плечо отозвалось болью. Булыжник долетел и угодил в квадратную челюсть, но все равно не отвлек. Я замахала руками и стала высматривать, чем бросить еще. Но монстр не обращал на меня внимания, словно и вправду поумнел. Он оттолкнулся, и в считанные секунды сократил расстояние между собой и ребятами. Кейел в последний момент заметил воздетую лапу. С силой оттолкнул Елрех, попытался отскочить. Удар наотмашь зацепил его и подбросил в воздух, словно тряпичную куклу. Вольный пролетел с десяток метров и ударился спиной о зеркальные кристаллы, а затем с огромной высоты упал на землю. Лежа вниз лицом, он больше не шевелился.

Копия ведь? Исчезни! Давай же…

— Духи Фадрагоса, помогите нам, не отворачивайтесь, не бросайте…

Я пошатнулась, сипло втянула неимоверно тяжелый и какой-то приторный воздух. Тошнота поднялась к горлу, холод сковал легкие. Это должна быть копия. Точно она!

Ногти впечатались в ладони. Крик разодрал горло:

— Растай уже!

Сквозь пелену подступивших слез и головокружение я рассматривала часть ущелья. Взгляд цеплялся за раненную Елрех, за Ромиара, кажется, сломленного, опустившего лук, за монстра, за наших зверей, за Ив…

Кейела не было.

Я сорвалась с места. Не обращая внимания на окружение, добежала до него. Упала на колени перед ним. Его телом. Опасаясь трогать и разглядывать пристальней, дрожащими руками все же убрала влажные волосы с мокрого виска. Не нашла смелости посмотреть на лицо. Осторожно обхватила запястье, боялась сжать руку, поэтому едва нащупала пульс. Слабый? Нет. Бьется странно бойко. Стучит, стучит быстро.

— Куда спешишь? — прошептала. — Куда боишься опоздать?

За смертью не гонятся, Кейел.

— Глупый Вольный…

Слезы застелили глаза плотнее, пощекотали щеки. Я зажмурилась, скривилась. В груди разболелось, сдавило и скрутило. Я заставила себя втянуть горячий пыльный воздух носом и так же с трудом выпустила его. И еще раз. Истерика отпускала. Я открыла глаза. Куртка Кейела на спине была разорвана, и виднеющаяся рубашка быстро напитывалась кровью. Кристаллы оставили порезы, глубокие… страшные.

— Осколков точно не осталось.

И снова скривилась, удерживая рык — под Вольным набегали струйки крови, мешались с песком. Я подняла глаза, стараясь отвлечься и заглушить безумный гнев — он только мешает здравомыслию, — встретилась со своим отражением. Бледная, пыльная, чумазая, с седыми волосами и перекошенным лицом. Злобная старуха!

Сердце рвалось в клочья.

Взгляд привлекло движение пейзажа в кристаллах. Скалы и небо покрылись рябью…

Не сумев в безумном хороводе мыслей даже сформировать окончательно догадку, я зарычала дико. Закричала коротко. Нащупала кинжал. Гонимая местью, вскочила, приблизилась к кристаллу, но рябь исчезла — на ее месте появилось отражение молодой бесполезной старухи.

Не загораживай!

Не двигаясь с места и выискивая врага в отражении, склонилась, сгорбилась. Заметив рябь неба, метнула кинжал в нужный кристалл. И словно сотня зеркал разбилась за спиной. Вопль твари разнес сладость удовольствия по телу, немного утолил жажду мести.

Я обернулась. Кусок плоти обнажился на задней лапе твари. На буром куске мяса повисли осколки, тянулись сухожилия, бежали тонкие вены с темной кровью.

Я спущу ее. Не оставлю ни капли жизни.

Белое движение немного вырвало меня из свирепого безумия. Елрех, зажимая рану, сидела за крупным валуном. Она выглянула из укрытия, но стиснув клыки, сразу же спряталась обратно. А вот Роми, вскинув лук, стал медленно подступать к твари. Кажется, он не следил за мной, поэтому и не разобрался, откуда появилась брешь.

Я проводила взглядом рябь по другим кристаллам.

Тварь можно убить. Она не бессмертная.

Все мы смертные.

Кейел…

Сердце вздрогнуло. Засаднило, напоминая, что я человек.

— Айссия, прошу тебя помоги. Не отворачивайся от меня, — пробормотала, опуская голову.

Кейел умирал у моих ног.

Нельзя рисковать им, тварь нужно увести подальше от него.

Я отступала шаг за шагом. Вытерла мокрые щеки ладонью, поморщилась. С трудом заставила себя отвернуться от распластанного тела и сразу бросилась к монстру. Страх напомнил о себе, но я пробежала перед самой мордой чудовища. Наглея нагнулась еще за одним камнем.

Тварь последовала за мной; ее топот ощущался дрожью земли, дыхание — смрадом.

Я затормозила резко. Не оглядываясь, отступила в сторону — мир, отраженный в монстре, попал в большой кристалл, и он покрылся рябью. Я со злостью швырнула камень. Отскочила. Упала и проехалась на животе. Рукой зацепила крохотный кристалл, разодрала запястье. Сразу же приподнялась и осмотрелась.

Тварь не успела остановиться и со звоном влетела в острые грани. Теперь шатаясь отступала. По разорванной морде струилась кровь, заливала мелкие глаза, стекала в пасть. Упираясь руками и медленно поднимаясь, я хотела расхохотаться монстру «в лицо». И когда он, склонив голову к земле, уставился на меня, я улыбнулась. Сплюнула на землю, но песок все равно продолжил хрустеть на зубах.

— Иди к черту, тварь.

Кровь кипела в венах. Меня трясло, словно в лихорадке, в ушах стучало, но не от усталости — я упивалась страданием врага.

Уже приготовилась опять бежать, но раздался очередной звон. Тварь завопила.

Ромиар стоял по центру ущелья и высматривал новые кристаллы. Не теряя ни секунды, пустил стрелу. Она прошла под моим подбородком, заставив сердце екнуть. Но меткий выстрел обнажил грудь твари. Я прикрыла лицо предплечьем от разлетающихся во все стороны осколков. Стрела, прошедшая через две зеркальные поверхности, вонзилась в землю у моей ноги.

Хорошая новость — я найду свой кинжал…

Медленно отползая, нащупала еще один камень. Стрелы Ромиара уже кусали плоть твари, но не наносили существенного вреда. Ящеры, почуяв слабость и кровь противника, стали кружить вокруг него. Присматривались к острым граням испорченной брони и явно опасались пострадать от них. Я привстала на одно колено и окинула взглядом ближайшие кристаллы. Заметив рябь, кинула камень. Стекла осыпались, оголяя заднюю лапу монстра. Феррари с визгом отскочила, едва не попав под раздачу. Я посмотрела в сторону Кейела — сердце сжалось. Если промедлю, он умрет.

— А может, ты уже опоздала. Что будешь делать, неудачница? Разревешься и забьешься в уголок?

Тряхнула головой. Прошептала:

— Не говори с собой. Это болезнь.

Отгоняя плохие мысли, стала высматривать меч, но не могла отыскать его в поднятой пыли.

Феррари справилась без моего вмешательства. Сообразительная девчонка юркнула возле монстра и хлестнула хвостом по задней лапе. Кровь мгновенно заструилась по мясу; монстр присел, будто от подножки.

Раздался звон с другой стороны. Там Ив кралась к Елрех, сжимая сумку в руке. Она же, бросив камень, и разбила очередной кусок брони.

Феррари не теряла времени — ударила острым хвостом по второй лапе, а затем прыгнула. Обхватила голень крепко, обвила хвостом намертво и вгрызлась глубоко зубами. Тварь споткнулась, мягко повалилась наземь. Феррари ловко переползла, словно змея, совсем не пострадав.

Заметив очередную рябь, я сжала камень и замахнулась, но стрела Роми опередила — оголила глотку монстра. Тодж прыгнул на толстую шею. Цепляясь изогнутым когтем за плоть, не позволял извивающейся твари сбросить себя. Вскарабкался удобнее и вгрызся в глотку. Быстрыми движениями он рвал плоть, словно выкручивал, и сразу же мотал головой, отбрасывая куски. Один укус, второй, третий — кровь брызнула фонтаном. Окатила радужные перья. Тодж отпрыгнул. Все еще рыча на умирающего гиганта, следил за ним. Роми тоже продолжал целиться в него, ожидая, когда он умрет. И только наглая, жестокая Феррари, вонзая зубы, уже утоляла голод.

Я оттолкнулась от земли и, не чувствуя ног, устремилась к неподвижному Кейелу. Добежав, рухнула на колени. Вытащив из ножен второй кинжал, осторожно разрезала куртку Вольного. На миг отвернулась, пережидая охвативший страх, и позволила себе посмотреть в сторону Елрех. Ив раздела ее и обрабатывала глубокую рану. Она тянулась от плеча и углублялась на груди. Елрех, лежа на спине, сжимала кулаки и зубы.

Ив позаботиться о ней.

Набрав полную грудь воздуха, я снова посмотрела на проглядывающую в лохмотьях ткани спину Кейела. Всхлип вырвался. Слезы одолели вместе с горьким тошнотворным комом. Но лишь на секунду. Через секунду от приступа паники не осталось и следа. Я стиснула зубы и заставила себя оценить увиденное: глубокие борозды ран залила кровь, мешала разглядеть… Шумно выдохнула. Позвонки белели под разорванной кожей; кусочки мяса и жира повисли на ее краях.

— Я справлюсь. Я обязана.

Руки дрожали, меня колотило. Я не заметила, когда подошел Роми, лишь услышала над ухом громкий голос:

— Он Вольный! Мы крепкие!

Роми хлопнул меня по плечу и аккуратно обошел Кейела. Бросил сумку Елрех возле него, сел на колени и закрыл глаза. Вскоре воздухом прибил вокруг пыль. Это хорошо. Кейелу бы меньше грязи. А Роми нужно будет поблагодарить. Судя по всему, он узнал состояние Елрех и сразу пришел на подмогу мне.

Первым делом я попыталась воспользоваться силой Единства, но мысли метались, а руки слишком сильно тряслись. Хотелось выть. Сила не слушалась. Было страшно в таком состоянии навредить сильнее, поэтому я последовала совету Роми и стала помогать ему. Над Кейелом мы возились долго. Очищали спину от клочков ткани, ниточек, камешков. Потратили много воды, разорвали запасную рубаху на тряпки, но готовы были отдать последнее. К тому времени Ив справилась с Елрех и даже помогла ей доковылять к нам. Под руководством опытного алхимика, мы начали затягивать раны Вольного чудодейственным медом. Я боялась, что спустя часы работы, не почувствую на смоченном запястье бесценного дыхания. Дыхания, ради которого сама дышу. Но спина Кейела упрямо вздымалась. Слабо, рвано, часто, но он дышал.

— Дыши, родной, — просила я, не замечая, что просьба тонет в рокоте. — Не вздумай сдаваться.

Я говорила с ним, шутила, вспоминая его дурацкие выходки. Не позволяла себе думать, что он меня не слышит. Обещала победить в «кулаках». Обещала многое…

— Я буду обманывать тебя каждую секунду. Будто мне жалко! Чтобы ты знал: я безумно люблю обманывать тебя!

Пальцы машинально продолжали давить мокрую тряпицу, равномерно выжимая из нее капельки разбавленного меда. Они падали в рану и разбавляли желтизной кровь.

Позже сила Айссии охотно отозвалась по первому моему желанию. Приложив ладони к уцелевшим участкам спины Вольного, я закрыла глаза. Первая, к чему потянулась сила, оказалась моя рука, но я не позволила расходовать энергию на ее заживление. Направила силу к Кейелу и опять растерялась. Я не была медиком и многого не понимала. Каким должен быть здоровый организм? А если он перенес сильную нагрузку и удар? Но кусок мяса, толкающий горячую кровь, я знала. Сердце Кейела будто работало вхолостую, но не совсем… Кровь гоняло, но быстро, рывками. А ведь он в отключке… Так и должно быть? И то, что возле сердца находятся два одинаковых легких, я тоже знала. Одинаковых… Сломленные ребра нарушили это условие. Они проткнули легкое, кровь скопилась вокруг него и давила. Что нужно делать?

Я открыла глаза и оторвала руки, будто ошпарилась. Устыдилась и закусила губу.

Глядя на Роми, явно ожидающего от меня волшебства, выкрикнула:

— У него пробито легкое! Я не знаю, что делать!

Еще шаг, еще удар о что-то незнакомое — я скачусь в истерику. Начну молиться, как это делала Ив… Бесполезно.

Или нет?..

Духи Фадрагоса, пожалуйста, помогите нам.

Роми ничего не подсказал, а когда говорил с Елрех, я поняла по выражению их лиц: им страшно. Они хоронят Кейела…

Я оскалилась и повторно призвала силу Айссии.

Он Вольный, он крепкий… Он все еще жив.

Его кожа посинела.

— Тебе кажется, — успокоила себя.

Раскатистый гром в который раз огласил округу. Солнце переползло зенит, и тень скалы грозила вот-вот накрыть нас. Я положила ладони на холодную спину, покрытую бисеринками пота, и закрыла глаза. И снова зеленоватое марево Айссии устремилось к внутренним повреждениям. Обволокло легкое, раскрыло скопление крови и… замерло.

Чужая сила сковала меня, надавила со всех сторон, по-хозяйски осмотрела Кейела. Опасаясь вспугнуть неизвестно духа, я не сопротивлялась, позволяя ему управлять моей силой. Прислушалась внимательней, ощутила могущество неизвестной природы. Дух будто знал все таинства мира, но хранил их в секрете. Дух ли? От него веяло мощью.

Неизвестный безмолвно подсказал, — будто подкинул видение, но без картинки, а лишь знанием, — что это он удерживает Кейела в глубоком сне. Последовала еще одна подсказка: куда направить силу Айссии и что делать дальше. Он был повсюду и нигде, пришел внезапно со всех сторон и так же отступил, словно отхлынула вода. И даже очнувшийся было темный дух, приманенный близкой смертью, забился в ужасе, затем скрутился в поводке и сидел все время смирно. Грозный дух боялся покровителя Кейела, будто тот был его строгим родителем.

Не теряя времени после ухода покровителя Вольного, я выполняла его указания.

Голова кружилась — силы бежали стремительно, излечивая ссадины на спине Кейела, сращивая ткань. Мед помогал сберечь приличное количество силы, но, казалось, что ее все равно уходит слишком много. Когда я закончила, открыла глаза и кивком поманила Роми к себе. Рядом сидела Ив, в любой момент готовая помочь с зельями или водой.

Дождавшись Роми, я крикнула:

— Надо перевернуть на спину! Только аккуратно!

Когда увидела лицо Кейела, стало совсем дурно. Сломанный нос, рассеченная бровь, разбитые губы. Вокруг глаз посинело, едва не почернело. Ив тоже вздрогнула, но вскоре смочила тряпку и стала осторожно стирать пыль, грязь и запекшуюся кровь. Я срезала остатки куртки и рубашки, после чего откинула лохмотья. Осторожно отвела руку Кейела. Потянулась за остатками обеззараживающего зелья. Обработав кинжал и кожу на боку, между ребер, без заминки резанула ее. Чувствуя, как поддается плоть, углубила острие. Остановилась по наитию, вытащила кинжал и только тогда позволила дрожи завладеть руками. Отбросила за ненадобностью оружие и приложила ладони к холодной груди. Скупая похвала могущественного духа, объявившегося вновь, принесла облегчение и вселила надежду, что все обойдется. Главное, все сделать правильно.

Силой Айссии я мягко толкала кровь к сквозному порезу, избавлялась от нее. Ощущала, как дыхание Кейела успокаивается, становится глубже. Остальные силы тратила на заживление легкого, ссадин, внутренних ушибов и сращивание ребер. Когда на костях остались лишь трещинки, опять явился дух, тяжело надавил и увел силу к лицу Вольного. К его носоглотке — еще одной причине трудного дыхания.

В голове шумело. Я понимала, чувствовала: еще немного израсходую силы — переступлю черту. Пожертвовав жизненной энергией, могу подвести ребят. В этом регионе нельзя оставаться совсем без сил, их нужно будет еще как-то восстановить без особых потерь. Кейелу придется потерпеть болезненное выздоровление. Главное, что он будет жить.

Когда все закончилось, мы полностью находились в густой тени скалы. Я осмотрелась, прикидывая, как разбить лагерь прямо тут. Оглянулась на огромную тушу позади и скривилась. Подозвав Роми и вытирая пот с лица, дождалась, когда уставший Вольный подойдет, и громко произнесла:

— Зверь может быть съедобным!

По крайней мере, Тодж и Феррари насытились вдоволь и теперь облизывались, отдыхая на освещенной солнцем земле.

Вечерние сумерки укутали ущелье. Притихший ветер играл с песком, но высоко его не поднимал. В очередной раз подул прохладой, вынуждая поежиться и в который раз потереть слегка замерзшие плечи. В этот же миг подхватил искры и вместе с вкусным ароматом отнес дальше. Костер быстро поедал ветки колючего кустарника и раскалял гладкий камень, лежащий в центре. Третья порция мяса, нарезанного тонкими ломтиками, почти дожарилась. Ив наколола крайний на кинжал и перекинула на крышку котелка. За ее спиной Роми осторожно обнимал спящую Елрех, прижимаясь щекой к ее волосам. Елрех позволила себе совсем немного капель сонного зелья, чтобы хоть как-то отдохнуть в неприятном месте, где шум не прекращался, а рокот оглушал.

Костер вспыхнул, высоко плюнул искрами, будто хотел достать до неба. Наверное, раздался треск… Я повернулась к кучке тонких, сухих поленьев и, стараясь не уколоться, осторожно подкинула несколько в пламя. Краем глаза заметила движение, и все внутри охватило волнением. Прежде чем повернуться, вдохнула глубоко — Кейел очнулся.

Мы скинули все покрывала в кучу, под самый широкий раутхут, позволяя Вольному принять полусидящее положение. До этого мгновения он спал. Сейчас же водил встревоженным взором перед собой, но веки то и дело опускались, а взгляд будто не мог сфокусироваться. На почерневшем от синяков лице не осталось светлого места, а правый глаз словно был целиком сделан из крови. Пыльные волосы слиплись и беспорядочно падали на голые плечи.

Я подорвалась, быстро подползла к Кейелу и нащупала его руку. Он перехватил мои пальцы, сильно сжал их, потянул к себе. Наконец затуманенный взор остановился на моем лице — глаза застыли, но нажим руки Кейел не ослабил. Попытался улыбнуться, но, видимо, разболелись пересохшие губы, покрытые бурой коркой. Он приоткрыл их и будто выдохнул короткое слово, но я не услышала его и не смогла разобрать по губам. Кейел кашлянул — и сразу вздрогнул.

— Тише, — положив руку на холодное плечо, произнесла я, но мои слова тоже утонули в громком шипении.

Под сумкой я поспешно отыскала бурдюк с водой и поднесла к губам Кейела. Сначала вливала в приоткрытый рот осторожно, но Вольный спустя несколько глотков ухватил меня за руку, вынуждая приподнять бурдюк. Он пил жадно, большими глотками, пил так, будто ничего вкуснее этой разогретой жаром воды не пробовал. Когда утолил жажду потянулся к моей голове. Я растерялась. Как понять, чего он хочет? Мне не хотелось заставлять его ждать, поэтому я просто приблизилась, и он положил ладонь на мою щеку. Скользнул ею к затылку и надавил, заставляя склониться к нему. Глаза оказались слишком близко. Болезненные, но все равно излучающие надежду. Губы снова шевельнулись. Я чуть качнула головой и изогнула виновато брови — ничего не слышу. Раздался гром, и Кейел нахмурился. Меня он не отпускал, ждал, когда раскатистый рокот уймется. Что же такого важного ему нужно сообщить? Когда в воздухе осталось лишь шипение, Кейел притянул меня еще ближе. Но даже в надрывном шепоте, произнесенном на самое ухо, я еле разобрала свое имя, а затем Кейел раскашлялся. Когда я отстранилась, он с досадой и болью смеялся.

Словно над собой… Над своей абсолютной беспомощностью.

Не понимая его, я решила проверить его тело и состояние. Приподняла свою куртку, которой накрыла Вольного, стала водить пальцами по коже, особенно тщательно просматривая синяки. Быть может, где-то упустила рану, или глубокую царапину, не залечила ее, и теперь она тревожит его. Кейел накрыл мою руку своей, мешая мне, и направил наши руки к сердцу. Прижал мою ладонь к твердой груди и перехватил мой взгляд своим. Когда я поняла, что он хотел сказать, подумала, что будет правильно улыбнуться счастливо, но как ни старалась, не смогла даже растянуть уголки губ.

На мгновение я позволила себе отвлечься, чтобы посмотреть на Роми и Ив — они наблюдали за нами с волнением и, казалось, в любой момент каждый из них готов вскочить и помочь со всем, что понадобится Кейелу. Сам Кейел ни на секунду не отвел взгляда. Позже отказался от мясного бульона и не позволял мне отойти ни на шаг. После многочисленных попыток накормить и напоить его, я сдалась и смиренно улеглась на землю. Расположив голову на бедрах Кейела, стала смотреть на него в ответ, и тогда он все же слабо улыбнулся, будто, наконец-то, получил желаемое. Его пальцы дрожали, когда он гладил мое лицо и пропускал между ними волосы. Быть может, только через полчаса-час его рука тяжело легла на мою щеку и иногда вздрагивала. Сам Кейел уснул беспокойным сном.

Сомкнуть глаз не удавалось, да и не хотелось. Грохот мешал расслабиться — все время не отпускало напряжение от того, что твари, обитающие в этом месте, могут подкрасться незаметно. Затем изнурял холод, но беспокоить Кейела, чтобы забрать хотя бы одно покрывало, я себе запрещала. Лишь аккуратно сняла со своей щеки его руку и поднялась. Вспоминая отношение Фадрагоса к вестницам, думала разуться, но вовремя заметила, что не все живые обитатели боятся близости монстра. Скорпиона, ползущего к Кейелу я убила кинжалом, после чего и провела всю ночь в режиме патрулирования.

Не уснула этой ночью и Ив. В свете Охарс она тратила чернила и бумагу, зарисовывая местность, кристаллы и убитую тварь. Роми, возможно, успел подремать, но поздней ночью пробудилась Елрех. Он менял ей повязки, кормил и помогал расхаживаться. Мы планировали двигаться дальше с рассветом, надеясь лишь, что крепкий организм Вольного и мое вмешательство в его состояние позволят ему встать на ноги. Оставаться в пустыне для нас — означало убить себя.

О Своде Скверны лишь слышали, и мало кто догадывался, что тут такая жара и засуха.

— Даже драконы облетают это место стороной! — прокричала мне на ухо Ив, послушно отвечая на все вопросы.

Что радовало — задуманное получилось: уже утром мы двигались дальше, молча и медленно. Приходилось часто останавливаться и экономить воду, но она все равно исчезала на глазах. Бурдюки не могли сохранить ее — она попросту испарялась, — да и Кейелу с Елрех было трудно. Последнюю мы усадили на Феррари, а на Тоджа перевесили все, что можно было, лишь бы разгрузить Вольного.

Примерно к полудню мы с Роми хмуро переглянулись. Перед нами возвышалась идентичная скала из раутхутов, какую мы оставили на рассвете. Вскоре за ней тоже зашевелилось отражение ущелья. Вторая тварь была гораздо меньше, быстрее, проворнее, но Роми расправился с ней почти в одиночку. В то время, пока он выпускал первые стрелы, я освобождала от поклажи Тоджа. После короткого боя, который даже не задержал нас дольше, чем на полчаса, Кейел заметно злился. Видимо, ему было непривычно, следить за всем издали, а не участвовать самому.

Всего за день мы оставили позади несколько таких кристаллов с разными тварями. Только две вещи объединяли их: одинаковые, словно близнецы, и, наверняка искусственно выращенные, скалы раутхутов поблизости, и зеркальная кожа. Шум и грохот становились только громче, и к вечеру мы свернули кусочки ткани и заткнули ими уши. Помогало слабо. От жары не спасало ничего, а жажда, мучившая еще с обеда, только возрастала. Поужинать мы могли твердым и волокнистым мясом очередной твари, но есть никто не хотел. Вторую ночь я тоже провела без сна, опасаясь за здоровье Вольного, но, казалось, ему, несмотря на трудности путешествия, становилось только лучше.

Четвертый день почти с самого утра начал радовать. Мясистые кактусы, хоть и отдавали неприятным привкусом, и с трудом пережевывались, все же способны были частично утолить жажду и встречались довольно часто. К тому же их наличие вселяло надежду, что где-то поблизости мог быть источник воды, или она находилась не так глубоко, как в начале нашего пути. Мы очищали твердые листья от колючек, затем жевали мякоть и позже выплевывали ее. Бурдюки к этому моменту уже полностью высохли. Да и волшебные твари, охраняющие подсказку, — а иначе я не представляла, зачем они тут и как выживают без еды и воды, — попадались реже. Угнетало только то, что объяснятся с ребятами приходилось жестами, а от шума слабо спасали самодельные никчемные беруши. Страдали все, но в особенности доставалось зверям и Ив. Однако утомительный день ближе к закату преподнес невероятный дар, без исключения порадовавший всех нас, — мы дошли до места со страшным названием Свод Скверны. И если бы кто-то попросил меня показать величие всего мира, я бы без сомнения привела его в это сказочное место.

Широкий природный мост раскинулся над нами, формируя в ущелье арку. В ее тени возвышались громоздкие колонны. Казалось, ветер долгие столетия стирал их очертания, стачивал, но его сил хватило лишь на то, чтобы забить щели песком и испортить лица гигантских шан’ниэрдов. Их поза напоминала о северянах и празднике, устроенном в честь прибытия Волтуара: чуть склонив голову и поднимая руки над собой, они удерживали мост.

Ив припала к постаменту ближайшей статуи и смахивала ладонью песок, затем, шевеля губами, водила пальцем по многочисленным символам. Елрех и Роми разбрелись неподалеку, а Кейел застыл неподвижно возле нас с Ив. Я обходила вторую статую, стоящую параллельно первой. Каменные ноги находились на уровне глаз, и между щиколотками можно было увидеть углубление, будто бы сделанное для разведения огня. На одной стороне, под мостом, расположилось три шан’ниэрда, и столько же стояло спиной к нам с другой стороны — они будто встречали путников, идущих ущельем. Между статуями тянулись едва заметные углубления. Я присела на корточки, вытащила кинжал из ножен и стала ковырять песок. Вскоре убедилась, что края углублений каменные, — когда-то давно тут были канавы. В центре затененного пространства до полуметра от земли поднимались парапеты, украшенные каменными фигурами поменьше и вязью узоров. Эти украшения сохранились куда хуже огромных статуй-колонн.

Раздался оглушительный рокот.

Кейел приблизился ко мне, положил руку на плечо и указал в сторону стены, где зиял чернотой проход. Песок замел широкое каменное крыльцо, но ступени под ним все еще проглядывали. Колонны с витиеватыми символами у подножия удерживали козырек с барельефом. Кажется, источник звука находился внутри этого здания, вытесанного в скале.

Я оглянулась на ребят: сильно зажмурившись, Ив прижимала ладони к ушам, Елрех и Роми тоже закрывали уши, но явно страдали не так сильно, как эльфийка. Ей нельзя туда… Роми не оставит Ив одну и, наверное, будет против отпустить Елрех. После ранения она выздоравливала не так быстро, как Кейел. Я повернулась к нему: синяки все еще покрывали лицо, а вот дышал он спокойно. Да и двигался уже довольно шустро и без устали, будто это не он, а кто-то другой находился при смерти несколько дней назад. Я кивнула ему и, шагнув к таинственному входу, улыбнулась.

Высокий проход казался черным лишь издали. Поднявшись на последнюю ступень, но еще не переступив порог, в полумраке помещения я смогла разглядеть резьбу, покрывающую стену от пола до…

Обнажив оружие, мы с Кейелом вошли под своды Скверны. Дохнуло прохладой. Сыростью. Я подняла голову — высоко над нами потолок немного терялся в темноте, на выступающих балках едва различалась та же резьба, что была и на стенах. Кажется, между ними поблекла краска, временем затерлись рисунки.

Резкое движение у ног — я встрепенулась, едва не отскочила. Феррари без опаски промчалась между мной и Кейелом, а затем исчезла в густой темноте огромного зала. Создавалось впечатление, что он был бесконечным. Но ведь стена, где-то должна быть… Из-за очередного грохота я едва не выронила кинжал, стараясь закрыть уши, и зажмурилась, пережидая легкую тошноту.

Рокот волной раскатился по скалам и, казалось, пробрался под кожу и будоражил организм.

Наконец, затих.

Настороженные, мы двинулись дальше. В темноте угадывались очертания арок других проходов и широких коридоров. Наверное, здание рассчитано на огромное количество народа. Но вот с какой целью его построили тут, среди ущелья?

Ноги проваливались по щиколотку в песок, заметенный с улицы. Я приготовилась позвать на помощь Охарс, но повременила. Если тут прячутся монстры, то свет может помешать их заметить. Но успокаивало то, что Феррари никого не боялась и, даже несмотря на ужасный грохот, ринулась вперед.

Чуть поодаль от входа, песок тончал, и в нем проступали очертания канав. У стены стояла большая странная конструкция, будто каркас глобуса, а в нем закрепленное зеркало из раутхута. Кейел подошел к ней, окинул любопытным взглядом, а через пару мгновений, нахмурившись, обернулся ко входу. Перехватив меч в левую руку, правой — ухватил толстый стержень конструкции и стал поворачивать, тот поддавался с трудом. Я поспешила на подмогу. Убрав кинжал в ножны, вцепилась в другие прутья и налегла с силой. Кейел остановился и насмешливо смотрел на меня.

Ну вот и что опять не так?..

Через пару секунд он вздохнул тяжело и тоже спрятал меч, а затем, ухватив меня за плечи, перевел в другую сторону, и я наконец поняла, что он хочет. Теперь я не заслоняла падающий от входа свет и тянула прутья, следуя за движениями Кейела. Наверное, если бы не неумолкающее шипение, то до какого-то момента мы бы слышали шорох ржавого железа. Удивительно, что оно вообще поддавалось, а не разрушилось за столько столетий. Быть может, какой-то сплав на магии.

Вскоре конструкция поддавалась легче, и я оставила это занятие Кейелу. Он уловил луч света быстро, а потом еще какое-то время перенаправлял его. И наши надежды оправдались-таки — свет попал в другое зеркало и сразу отразился в множестве других. На мгновение я прищурилась, привыкая к дневному свету, а затем с изумлением и трепетом, перехватившим дыхание, осмотрелась.

Городскую площадь украшали лавочки и неработающие фонтаны, скульптуры и парковые ограждения. Над торговыми лавками и постоялыми домами висели каменные и железные вывески с неизвестными, но откуда-то знакомыми символами и рисунками, позволяющие даже мне разобраться, что я стою у пивной, дальше находится булочная, а указатели над широким коридором подсказывали, что я приду к кому-то связанному с деньгами и законом. На противоположной стороне были другие дома, другие указатели. Целый город под сводами гор и скал…

Песок под ногами сменился каменным полом. Дома располагались все теснее друг к другу, а вот коридоры и площадь, наоборот, росли вширь. Казалось, город внезапно опустел еще вчера. А может, только что…

Кейел свернул в трактир, и я вошла следом. Устройство для освещения стояло на каменной стойке, и я потянулась к нему рукой, но замерла. Посмотрела на Кейела, столкнулась с его взглядом и поняла, что он всецело разделяет мои чувства. Этот трепет, благоговейное восхищение. Я сжала кулак, не смея тревожить прошлое. Призвала Охарс и прошла вдоль каменных столов и скамеек, с небольшим углублением — кажется, мягкие сидения давно сгнили и остались лежать еле различимым мусором, пылью. В перчатке, я провела пальцами по столу. Захотелось снять ее.

Нельзя. Потом захочется узнать прошлое, взглянуть, на чьи-то воспоминания, которые остались в железной кружке. Или вот в глиняной миске, все еще сохранившую красный окрас и яркость рисунков.

Я подняла со стола серую закупоренную бутылку, потерла ее, но успеха не добилась. Осторожно поскребла кинжалом, и только тогда очистила грязь. Стекло было мутным, желтоватым, а внутри что-то темное, с осадком. Я поставила бутылку обратно и направилась к заставленным склянками полкам, растянувшимся на всю стену за стойкой.

Какое-то время, мы с Кейелом переходили из дома в дом, с интересом изучая убранство, но старались больше ничего не трогать. Паутины почти не было, зато по углам некоторых домов росла плесень. Каналы в отдалении от входа были нетронутыми песком, глубокими, ровными, отшлифованными.

Путь наш закончился у высокого зубчатого парапета. Каждые несколько метров на него облокачивались фигуры соггоров; неизвестный минерал, из которого они были созданы, сиял нежным голубым цветом. Ласково улыбаясь, соггоры смотрели в пропасть. Туда же с шумом устремлялись огромные потоки воды. Она с пеной срывалась с утесов нависших с другой стороны, в метрах пятнадцати от нас. За ней, под утесом, проглядывались строения: коридоры, каменные лестницы, широкие карнизы, опоры и крепления.

При первом взгляде я растерялась, не зная, что хочу рассмотреть первым: конструкцию из раутхутов, так напоминающую колесо мельницы, а может, колесо обозрения, или завораживающий водопад. Он светился мягкой голубизной. Раутхуты на той стороне ловили сияние соггоров, множили эффект за водопадом и подсвечивали, превращая его в волшебное явление. Он взметал голубые брызги, источал голубой пар и, казалось, даже пена приобрела такой же оттенок.

Колесо — источник оглушающего звука, — удерживало ковши. Они шатались и чуть клонились вправо, намеренно нарушая устойчивость. Когда верхний ковш заполнялся водой, колесо делало четверть оборота, опрокидывая воду и подставляя следующий ковш. Вода должна была выливаться в какой-то углубленный выступ, желоб, но, видимо, со временем он разрушился. Вероятнее всего, желоб был съемным и специально делался не на века, чтобы оставалась возможность регулировать объем воды, поступающего в город и за его пределы. По желобу она попадала в канавы, растекалась, обеспечивала питьем население и питала влагой почву в ближайшей округе. Наверняка много столетий назад тут буйствовала зелень, а город полнился жителями, заезжими купцами, путниками и, быть может, даже туристами.

Облокотившись на парапет рядом с соггором, я вдруг поняла, почему именно они стоят тут, такие безмятежные, ласковые. Темноволосые шан’ниэрды возвели статуи своей расы у входа, обозначая свою территорию и главенство на ней. Однако соггоров, скромно задвинутых вглубь города, они вознесли чуть ли не до богов. Именно их холодный, но нежный свет озарял источник жизни на земле шан’ниэрдов. Их изобразили заботливыми отцами. Знают ли нынешние правители теплых регионов, как их предки чтили соггоров, с какой любовью относились к ним?

Наблюдая за верхним ковшом, который стал медленно крениться, я крепко зажала уши. Глянула на Кейела — он тоже закрыл уши и, навалившись животом на парапет, чуть перевесился. Его глаза сияли любопытством и восторгом. Затаив дыхание, Вольный ждал, когда несколько колес почти синхронно рухнут и опрокинут десятки литров воды на широкий карниз, выступающий далеко внизу над пропастью.

Должно быть, этих колес тут спрятано гораздо больше. И скорее всего, раньше фадрагосцы использовали магию, чтобы заглушать звук, преумноженный и искаженный бесчисленным количеством подземных углублений и коридоров. Теперь же его воспринимали за того самого монстра, отражающего скверну…

Поплутав по безлюдному городу еще немного, мы отыскали место, где можно было с трудом дотянуться до воды и наполнить бурдюки, что и сделали. Затем вернулись к ребятам и отправились за новой порцией. Феррари все это время следовала за нами, но при возможности не упускала случая сунуть нос в очередной дом.

* * *

Кейел.

На месте Энраилл я поступил бы так же: создал легенду о проклятии, выдумал монстра и поддержал идею о его рокоте.

Этот город нужно прятать и от разбойников, и от правителей…

Два дня назад мы оставили его, но мысли все еще возвращались к нему. Сколько статуй соггоров было напитано силой Олруона? Всего на двух площадях мы видели десятки, и они буквально сияли. Если сейчас камни, напитанные таким количеством силы духов-защитников, попадут в руки правителей, они уничтожат драконов. Им хватит для этого и тех статуй, что находились на первой площади.

И любовь шан’ниэрдов к величию впечатляет. Создать такую красоту в безжизненных скалах…

Локтя коснулись — мысли рассеялись. Я повернул голову к Ане. Девочка хмурилась, глядя в сторону и немного наверх. Что там? Каменная осыпь вела к уступу, поросшему кустарниками и туями. Еще вчера на закате медленно менялось окружение: отступала засуха, шум за поворотом ущелья затихал, и теперь мы поднимались по крутым склонам, покрытым камнями иостровками зелени, слушая только периодический грохот — шипение едва ли доносилось сюда.

Я присмотрелся внимательнее к тому, что насторожило Аню, и заметил блеск.

И Солнце шаг не сделало, как мы тварь убили. Часто попадаются. Везет, что мелкие, пусть и изворотливые.

Я окинул другие склоны взглядом, считая те необычайно высокие раутхуты, которые были на открытом пространстве. Сбился со счету… Вдали, на неровном горизонте, и вовсе друг на друга накладываются. Не удивительно, что мы наткнулись на очередное чудовище так быстро.

Ромиар отстал с Елрех и Ивеллин, поэтому засунув пальцы в рот, я громко свистнул. Дождался, когда Вольный поднимет голову и махнул на уступ. Он без промедления сбросил с плеча сумку и полез вверх.

Провожая его взглядом, я потянулся к мечу, но передумал. Сначала надо забраться. Вздохнув тяжело, сделал первый шаг по неустойчивой поверхности. Почувствовав спиной гневный взгляд, остановился. Усмехнулся.

Лучше ее задобрить, иначе опять обидится…

Вернулся к хмурой девочке и, поцеловав ее в щеку, проговорил на ухо:

— Я здоров.

Поежившись, она отступила. Насупилась.

Упрямая. Как же с ней бывает трудно. И как же меня влечет к ней. К ее ласке. Даже умирая в этот раз, я ни о чем не мог думать — только сожалел, что Аня все видела. Однако она же и сделала все возможное, чтобы сегодня я снова без боли и усталости поднял меч. Ее сила растворилась во мне без следа, но после нее будто я сам стал сильнее.

Я тоже отступил от Ани, с наслаждением разглядывая черты ее лица: плавный изгиб бровей, чуть курносый нос, темные глаза, аккуратные губы и подбородок. Седые волосы никого не красят, но я научился любоваться даже ими.

Когда очередная тварь умрет, Аня, как бы ни обижалась, наградит меня поцелуем. Разве моему сердцу нужно что-то еще? При виде этой девушки, оно каждый раз источает ни с чем несравнимое тепло.

Она, наконец-то, улыбнулась и склонила голову к плечу. Глядя на меня, опустила сумку и потянулась к кинжалу. Одними губами, либо полушепотом попросила: «Будь осторожен». Наблюдая за движениями ее губ, я почти не дышал, а мои губы пересохли. Я облизал их, сглотнул. Душевно ликуя, улыбнулся ей в ответ и поспешил к раутхутам.

Потом вернусь и обниму. Крепко обниму. Так, чтобы ощутить ее всем телом, чтобы перенять себе хотя бы чуть-чуть ее тепла.

Ромиар, удерживая дротик, ловко поднимался к зарослям с другой стороны. Я позавидовал ему. Камни шатались под ногами, песок скатывался, и мне приходилось тянуться свободной рукой к земле, выглядывать крепкие, но скудные на листву ветки. Я передвигался медленней. Помня об Ане, следующей за нами, внимательно присматривался к кустам. Я потерял право надеется лишь на духов. Потерял право рисковать собой.

Я подтянулся и забрался на уступ. Прыткий шан’ниэрд уже был тут и разглядывал небольшой холм, где раутхутов скопилось больше.

Сердце замерло. Я сглотнул и вытащил меч.

Добрались.

В саму пещеру не заходили — Ромиар обратился к духам и исследовал ее воздухом.

— Там никого, — сказал он, устало усаживаясь на землю. Взъерошил волосы и, запрокинув голову, закрыл глаза, договаривая: — Но проход узкий. Один пролезет, а двое точно застрянут. Кристаллы растут плотно, и только в центре…

Грохот заглушил слова.

В пещеру рвалась эльфийка. И даже Аня…

— Я не застряну и не порежусь, — приподняла она плечи, уговаривая меня, — а ты просто подожди…

— Аня, я пойду, — твердо повторил я, стараясь удерживать себя в руках.

Она просто волнуется, что я пострадаю. Главное, не повышать на нее голоса. Она этого не понимает, и ее это сильно обижает.

Я взял ее за плечи и притянул к себе, обнял так, как хотел. Крепко, тесно. Прижался щекой к ее виску, к грязным волосам. Вдохнул глубоко. От терпкой хвои не осталось и воспоминания — сладковатый пот и спертость. И все равно не противно.

Она не вырывалась из объятий, прижималась ко мне в ответ так, словно в самом деле любит. Наверное, я никогда не узнаю этого наверняка. И если узнаю… Закрыл глаза. В моей реальности она любит меня, и я ей дорог. Пусть так и будет.

— Если что, сразу зови на помощь, — требовательно проговорила она, уткнувшись носом в мою шею и сжимая в кулаках тонкую рубашку. Я улыбнулся — если порвет, тогда мне точно нечего будет надеть. Она продолжила требовать: — Не геройствуй. Я призову силу. Пообещай, что позовешь.

Я выдохнул:

— Обещаю.

Проход в самом деле был тесным, и острые грани кристаллов опасно давили со всех сторон. Несколько метров я продвигался по пещере, залитой дневным светом, боком. Отражение путало и мешало ориентироваться, но совсем скоро я выбрался на свободный от раутхутов участок. По краям были небрежно разбросаны каменные амулеты, которые и уберегли его.

Я опустился на колени, вытащил кинжал и стал рыть.

Пот струился по лицу; рубашка липла к спине. Стало душно. Ладони привычно горели от оружия, жар наполнил тело. Я продолжал копать, раскидывая землю по сторонам.

Рукоять кинжала ударила по рукам, раздался скрежет.

Сердце замерло. Пропустило удар — и заколотилось с силой.

Я осторожно освободил от земли ржавый сундучок. Извлек его. Нетерпеливо сбил замок — и он едва ли не рассыпался. Я аккуратно приподнял крышку и облегченно выдохнул — амулеты не подвели, сберегли нутро.

На белой подушечке лежал золотой перстень, обвитый переломанным в нескольких местах пером. Перо я узнал, поэтому надел на грязные руки рукавицы и, все равно, стараясь не касаться яркого пера, извлек скрученный свиток. Раскрыв подсказку, прочел строки на шан’ниэрдском языке:

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

Глава 20. Л.Л

Костер освещал лагерь, рыжими всполохами танцевал на волосах и лице Ани. Горел в ее темных глазах. Она сидела на мне, сжимала кинжал в руке и сурово хмурилась. Я лежал на спине и улыбался. Какую игру она затеяла? Я всегда с трудом понимал эту девушку и почти никогда не мог предсказать ее поведение наверняка.

— Что ты делаешь? — спросил негромко.

Она быстро облизала обветренные губы, будто избавлялась от сухости, а затем поднесла острие кинжала к моему горлу и потребовала:

— Скажи, что любишь меня.

— Зачем?

Острие надавило сильнее.

— Признайся. — Голос Ани прозвучал с шипением, угрожающе. — Ты говорил: когда будешь убежден в этом, обязательно скажешь.

Я смотрел в ее глаза и пытался понять, чего она хочет от меня. Что изменят мои слова? Они не разрушат того, что есть, не изменят нашу суть и мое предназначение. Так для чего все это?

Она надавила кинжалом сильнее, и я хватанул ртом воздуха, вытянул шею, напрягся. Аня опасно играет, ходит по грани. Я гулко сглотнул — острие впилось в кожу. Аня усмехнулась. Играет, всего лишь играет. Мое дыхание стало глубже, тяжесть собралась в паху, возбуждение ударило в голову. Захотелось быстро отвести тонкую руку, отбросить кинжал, а затем подмять под себя наглую девочку. Мою девочку.

— Не признаешься — я перережу тебе глотку. — Широкая улыбка украсила ее лицо.

Я тоже улыбнулся. Этот блеф одновременно приятно будоражил и злил, а требования и пустые угрозы… Она всего лишь девушка. Хрупкая человечка.

— Аня, я Вольный. Я…

Она дернула рукой, резанула глубоко. Сердце ухнуло.

Я подскочил, открыл глаза. Осматриваясь, ощупал невредимую шею. Сердце колотилось, мешало успокоиться.

В предрассветное время над разбитым лагерем стояла тишина. В костре тлели угольки того же цвета, каким медленно озарялось небо. Все спали, кроме Вольного. Он сидел напротив и с любопытством в желтых глазах следил за мной. Встретившись с его взглядом, я едва не скривился. Опустил голову и натолкнулся взором на безмятежную девочку, невольно потревожившую мой сон. Ее ноги были некрепко связаны веревкой, перстень, найденный в тайнике, лежал у изголовья. Аня, сложив руки ладонь к ладони под щекой, спала. Глядя на нее, я все еще вспоминал сон, и злость продолжала бушевать.

Аня не играла… И я боюсь ее? Боюсь.

Я осторожно сел, стараясь не тревожить ее, потер лицо, отвел волосы назад и медленно выдохнул. Дурной сон скоро исчезнет из памяти, и страх отступит. Но в душе росло и другое волнение, вызванное вовсе не снами… Я поднялся, потер плечи; холод быстро проникал под тонкую рубашку, заставлял ежиться, подталкивал снова лечь под нагретое покрывало и прижаться к теплой девочке. Не стоит, лучше побыть немного одному.

С холма неподалеку открывался вид на долину, раскинувшуюся перед Краем мира. Где-то дальше бушевала Кровавая вода. Она всегда бурлит и шумит, отгоняет от Края и выталкивает. Возможно, предостерегает от чудовищ, а, возможно, наоборот старается не вытолкнуть, а подхватить все подряд и утащить к ним. Я присел на прохладную землю и уставился вдаль. Снова потер шею, захотел взглянуть на Аню, но запретил себе. Лучше подумать о другом, отвлечься иными мыслями. Например, о подсказке.

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

Аня, даже не взглянув на фрагмент карты, сразу назвала верное имя — Гар’хорт. Неудивительно, ведь только о его названном брате, всемирно известном, она и слышала. Фрагмент карты включал в себя весь юго-запад: от Края мира до самого Васгора. Аня оказалась права. Должна быть права. Шан’ниэрдка указала на место, где спрятан ее ключ и подсказка ее брата. Она указала на пещеру, где все еще живет названный брат Гар’хорта, или то, что от него осталось.

— Думаешь о ней? — тихий голос за спиной не испугал, но вызвал раздражение.

Вольный присел рядом со мной. Облокотившись на колени, сцепил руки в замок и оглянулся на горы позади, а затем, изогнув бровь, спросил:

— Ты намеренно отвернулся от рассвета? — и протянул тише: — Асфирель… Что ты увидел во сне?

Не желая говорить с ним, я строго напомнил:

— Твоя смена еще не закончилась.

Он фыркнул, ударил по земле хвостом и произнес:

— Звери давно отдохнули, лиертахон почувствует жизнь рядом и сообщит об опасности. Избегаешь ответа, Вольный?

— А я должен отвечать? — я нахмурился, склонив голову к груди и повернув ее к нему.

— Злишься, — он ухмыльнулся, глядя мне в глаза. — Это понятно. На сколько тебя еще хватит? Будешь терпеть до самого конца? Ты мастер хитрости и обмана — я с этим твоим качеством познакомился давно и оценил на собственной шкуре в полной мере. Но себя обманывать неприятно, правда? Трудно.

— Что ты хочешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он замолчал, словно язык проглотил. Приподнял подбородок, собираясь что-то сказать, но опустил голову; волосы закрыли серое лицо. До слуха донесся приглушенный голос:

— Я не могу пересилить природу, не могу требовать от Елрех того, что причинит ей беспокойство. Она что-то утаивает, и Асфи об этом знает. Они обе что-то затевают, и ты единственный…

— Не единственный, — отрезал, понимая, к чему он клонит. Сердце вновь забилось быстрее, во рту пересохло. Я не хочу говорить об этом. — Попроси помощи у ушастой подруги, а меня не волнуют девичьи секреты.

— Тебе страшно. — Он поднял голову, с пониманием взглянул на меня. И…с жалостью? Я сжал кулаки, отвернулся, а он продолжил говорить: — Страшно, что правда разрушит иллюзии. А ведь я понимаю тебя, как никто другой. Если бы я не был Вольным, то давно сошел бы с ума. Но я Вольный, и это делает меня сильнее, разумнее. Свободнее. Тебе тоже дана эта сила, и дана она неспроста. Мы ответственны за благополучие Фадрагоса. Бывших Вольных не бывает… Я думаю, мы должны отдать жизни, чтобы переродиться. И чтобы нам было, где переродиться, мы должны спасти Фадрагос. Все просто. Просто фадрагосцы любят все усложнять и придавать обычным явлениям незаслуженную значимость. Мы спасаем мир не только для других, но и для себя. И привилегии, сила, подарены нам, чтобы мы могли пройти путь до конца. Вот и вся наша ценность.

Я растерялся. В таком случае, смерть теряет смысл, как дар. Вольные превращаются в примитивное орудие, а затем все равно теряют волю. Утрачивают ее вместе с памятью и живут обычной жизнью безвольных. Вот только будет ли она настолько же ценной для нас, как была бы в этой жизни?

Смерть теряет смысл, как награда… Я и сам неоднократно приходил к таким мыслям.

— Аня не любит меня — это и есть ее секрет и обман. Она пыталась объясниться, — хрипло произнес я. Поднес кулак к губам и прочистил горло, а затем продолжил: — Говорила, что ей было страшно, и она привыкла…

— Ты не веришь ей, — перебил Ромиар. — «Пыталась объясниться» — не веришь. Я не верю Елрех, а ты не веришь Асфи. — Шумно вздохнул, а после оперся рукой на землю и, склонившись ко мне, полушепотом выплюнул: — Мы Вольные! Что ты, что я! Мы были сильными, а потом… Я не смог сопротивляться глупой врожденной слабости! Но ты мог. Что с тобой случилось?! Я помню, какие ужасающие слухи ходили о тебе, когда еще мы не были знакомы. Помню, как о тебе говорили лишь в полтона, чтобы не привлечь внимания даже самых безобидных духов. Думаешь, наемники духов боялись?! Итъял или Охарс? Плевать им было на них! Они боялись, что ты все узнаешь. Они боялись тебя! Парня, убившего стольких наставников. Вольного, безжалостно убивающего даже других Вольных. Покровительство какого духа должно быть, чтобы позволить себе подобное? Они боялись молодого человека, удерживающего васовергов на коротком поводке и нашедшего общий язык с принципиальными виксартами. И в кого ты превратился из-за девки?!

Я смотрел на горизонт, едва удерживаясь, чтобы не потянуться за кинжалом. Это не просто злость. Она не жжется так больно в груди, не стучит в висках и не сбивает дыхание. Она не затуманивает разум так сильно. Меня одолела ярость, и лишь крохотная мысль отрезвляла рассудок, останавливала перед очередным убийством: Вольный прав. Разве справедливо убивать из-за озвученной правды? Я изменился.

«— И ты решила воспитать меня?

— Похоже?

— Очень».

Аня изменила меня. С ней я стал мягче, податливей. Ослаб.

— И из-за какой?.. — не останавливался Ромиар. — Она использовала тебя, она предавала тебя. Хотела заточить твою душу, обречь на вечные муки. Она использовала всех, когда ей было это выгодно. Даже меня. — Поморщился. — Воздействовала сначала через Ив, а потом через Елрех. Даже ее она использовала, чтобы иметь влияние надо мною. Я ничего не забыл. Я помню, как она пришла ко мне, чтобы заключить сделку со мной и сплотиться против тебя. Она предавала тебя раз за разом, а ты все ей так просто прощаешь? Ты же не шан'ниэрд! Сделай же что-нибудь! Если из-за нее пострадает Елрех, я убью ее, и ты меня не остановишь.

Я молчал. В скором времени мне вовсе не удастся помешать хоть кому-нибудь — я на пороге завершения своего пути. Да и о чем с ним спорить, если он прав?

Ромиар медленно выдохнул, снова поморщился и поинтересовался:

— Как мы оказались настолько уязвимы, что даже не можем потребовать правды? А если от этого зависит спасение мира? Я чувствую. — Он сжал куртку на груди. — Чувствую, что стою перед пропастью. Он оставил меня. Мой дух. Давно оставил. Не отвечает, не напоминает о себе, не подсказывает. А сейчас… Я даже не ощущаю его рядом, будто… Будто я ослеп. Будто я полностью превратился в безвольного. Стал таким же, как они. — Кивнул на спящих девушек. — Слабым, слепым. Беспомощным. Мне страшно, человек. Если у нас отобрали силу Вольных, какой смысл в нашей жизни? Как мы спасем мир, если потеряли себя? Потеряли свободу. Я запутался и хочу… — Он растерянно покачал головой.

Злость отхлынула, ее сменило сожаление.

— Я тоже больше не знаю, чего хочу, — признался я. Потер переносицу, убрал волосы за уши и предположил: — Быть может, наши духи свели нас вместе. Я так же, как и ты, уже стою на грани. Я знаю, что мой враг ищет сокровищницу. И если я не встречу его на входе к ней, то внутри первым делом воспользуюсь чашей Аклен’Ил. Она укажет на него. И если это будешь ты, я убью тебя. Если нет — воспользуешься чашей сразу после меня.

— А если это твой друг? — Он пытливо смотрел на меня. — Десиен. Если это он? Я видел, как этот балкор дорог тебе.

— Я убью любого, — убедительно сказал я. — Я спасу Фадрагос, чего бы мне это ни стоило. Солнце все равно сожжет мои воспоминания после смерти. После смерти мне будет все равно, кого я убил в этой жизни и кто был мне дорог, — замолчал ненадолго, а затем произнес тише, вкладывая угрозу в интонацию: — Надеюсь, ты меня услышал. Не проси меня больше разузнать тайны Ани. Не проси разрушить то, чего я достиг с ней.

Аня.

Бывает, когда забываешь нужное слово, и оно вертится на языке, но никак не формируется в памяти. Именно так я себя чувствовала с того времени, как увидела это перышко. Яркое, оно превратилось в такую же навязчивость. Оно напоминало о чем-то невероятно важном, и это воспоминание вело еще к чему-то…

Это перо что-то связывает. Что-то важное.

Где же я видела пташек с такой окраской? И почему мне так важно об этом вспомнить? Я снова покрутила перышко в руке, разглядывая его, — словно из павлиньего хвоста, но небольшое. Елрех, прежде чем позволить мне прикоснуться к перстню, какое-то время возилась с ним, чтобы определить, содержит ли оно до сих пор на себе смертельный яд. Я расспрашивала о нем, говорила о странном подозрении, и ребята хмурились, рассказывали мне все, что знают о птичках. Редкая птица, редкий яд, против которого противоядия нет. Живут они небольшими стайками и могут гнездиться на одном месте тысячелетиями. Гнездо достается сильнейшей птице из выводка, а остальные разлетаются искать другой дом. Яд вырабатывается, как защита против хищников, и он настолько силен, что любое существо умирает безболезненно за доли секунды. Достаточно всего лишь одного касания. Достаточно даже касания к гнезду или к месту, где долго сидела птица. При этом яд так же быстро исчезает из мертвого организма бесследно.

Именно этим пером и убил себя отец Эриэля после того, как нанес на себя какие-то рисунки кровью Аклена и подарил свой перстень сыну.

— Еще раз подробно расскажи мне, что ты видела во сне, — попросил Кейел, поравнявшись со мной.

Мы благополучно подходили к концу горного хребта, огибая его вдоль Края. На холмах порывистый ветер гнул травы и цветы, подгонял нас в спину и мчался дальше в виднеющуюся за скалой пустыню, названную Слезами Шиллиар.

Я еще раз глянула на перо, но не сумев извлечь из памяти навязчивую мысль, протянула его Кейелу.

— И перстень, и перо содержат одну и ту же информацию. Она отличается буквально парой минут, — ответила, хмурясь и поправляя лямку сумки на плече. — Отец Эриэля говорил с ним перед смертью. Он знал, что Ил — Вестница, и был убежден, что с ней говорила какая-то Повелительница. И эта Повелительница подсказала, как снять с Аклена клятву, которую он принес соггорам.

— Они упоминали имя Повелительницы, либо причину: почему она просила освободить Вольного?

— Нет, — я покачала головой. — Кейел, я рассказываю тебе то, что прозвучало. В прошлый раз я тоже рассказывала абсолютно все. И я не понимаю, почему вы воспринимаете Повелителей только в плохом свете.

— Потому что они коварны и приходят только разрушать. — Спускаясь по склону, он грозно глянул на меня и добавил: — Если Вестница заключила сделку с ними, значит, она несла беду и разрушение в Фадрагос.

Если Повелители в Фадрагосе аналоги божеств на Земле, то среди них могут быть и светлые. Но как донести эту мысль до ребят? В Фадрагосе приход Повелителей заканчивался трагедией, и никто не помнил от них ничего хорошего. Тут или сами жители не умеют ценить добро и на него у них отвратительная память, или с Повелителями и впрямь не все так чисто. Может быть, у них нет четкого деления на добро и зло? Вероятнее всего, они приходят с добрыми намерениями, а злобные фадрагосцы получая дар в руки оборачивают его против себя в смертельное оружие. Проблема в населении? Какая вероятность, что Повелители просто хотят перевоспитать своих детей?

— Вдруг так было не всегда? — приподняв брови, осторожно спросила я. Переступила кочку и подкрепила мысль высказыванием: — Отец Эриэля не проявлял никакого негатива, когда говорил о Повелителях.

Кейел скривился, словно от лимона. Убрал волосы за уши и спросил:

— Что за болезнь была у отца Эриэля?

Я поморщилась, пожала плечами.

— Не знаю. Что-то с кровью. Как я поняла, он был архимагом, но не потому, что мог управлять огромным объемом силы, а потому что его кровь была лиловой. Наверное, он не знал тайну соггоров. Возможно, Эриэль тоже не знал, или не думал в этот момент об этом. Ты же знаешь, я не вижу больше, чем мне показывают воспоминания предмета.

— Да, — кивнул он и тише произнес: — ты не балкор. — Снова взглянул на меня, но теперь в глазах не было раздражения. Что опять происходит с его настроением? — Думаешь, лиловая кровь из-за реки Истины?

Я отвернулась. Уставившись себе под ноги, ответила:

— Думаю, что у него возникла аномалия: волшебной воды в организме было больше, чем самой крови. Он был слабым по здоровью эльфом, но невероятно сильным магом. Он жил только за счет магической силы. И его болезнь была уникальной.

Кейел опустил голову; его пальцы погладили ремешок ножен, собирающий на груди серую рубашку в складки. Хриплый голос прозвучал расстроенно и едва не растворился в шуме ветра:

— Выходит, его самопожертвование помогло освободить Аклена от клятвы. Аня, Дес…

Заметив растерянность Кейела, я перебила его:

— Я не знаю, как он собирался провернуть это со мной! В ближайшее время надо проверить остальные реликвии, которые отдал наставник. Аклена освободили от клятвы, чтобы он мог выполнить миссию. Но не только он был балкором — Ил тоже была его расы. Неужели в то время было так много существ с уникальными болезнями или… Как это правильно назвать? В общем, неважно. Важно то, что Ил тоже была свободна и действовала далеко не в интересах соггоров. В реликвиях должно быть больше информации. Дес изучил ее, а теперь стремиться всеми силами избавиться от своей цепи. Одного точно не могу понять: что он собирается делать дальше? Освободит себя и бросит остальных?

Кейел тяжело вздохнул. Закусив губу, сделал несколько быстрых шагов. Подал мне руку на крутом участке, а когда спустились предположил:

— Допустим, что он может знать что-то еще. Например, как освободить одной жертвой всех. У тебя уникальный случай, и…

— Даже если так! — Согнув руки в локтях, вскинула их. — Жертва точно должна быть добровольной. Неужели он рассчитывал уговорить меня? К тому же еще требуется Прощение эльфа. Отец Эриэля об этом тоже упоминал. Жаль, что без пояснения.

— Прощение эльфов и уникальная кровь… — Кейел потер переносицу, продолжая путь. — Дес мог получить прощение у своей невесты, а тебя… — замолчал, нахмурившись сильнее. На секунду зажмурился, а затем ускорился. Через мгновение заступил мне путь, вынуждая остановиться. В его глазах застыла решимость: — Аня, что ты скрываешь от меня?

— Что?..

Сердце упало в пятки.

Кейел, вцепившись в ремень на груди и глядя мне в глаза, продолжил говорить — хриплый голос звучал спокойно, но то и дело становился тише, будто обрывался:

— Дес принимал твой облик. Он знает о тебе все. Знает все тайны. В твоих мыслях, характере или… — Выразительный кадык дернулся от глотка. Кейел облизал губы и опустил голову договаривая: — в твоих секретах есть что-то, на что он рассчитывал надавить. То, на что легко повлиять. Возможно, страх, отчаяние, стыд… — Взглянул исподлобья в мои глаза, заправил волосы за уши. — Вина? Что-то настолько важное, что сравниться со смыслом жизни, а может, и есть смысл твоей жизни. Цель, — будто уточнил, чуть сильнее склонив голову к груди и плечу. — Если бы он отобрал у тебя это, или преподнес смысл в другом свете, — а он умеет, поверь мне, — ты бы захотела умереть. Добровольно. Ты бы пожертвовала собой. Он был уверен в этом, иначе не рискнул бы устроить покушение на Волтуара, чтобы задержать тебя. Дес знает тебя, — сказал с убеждением в тоне, — и, наверняка, сейчас он понимает тебя, как никто другой.

Во рту пересохло. В ушах стучало быстро, быстро. Я сжимала кулаки, чувствуя на ладонях пот. Еле удерживалась, чтобы не отступить или не прервать зрительный контакт.

— Не понимаю. — Коротко выдохнула, чтобы голос не дрогнул. — Ты ревнуешь меня к нему? Тебе обидно?

Он ухмыльнулся. Фыркнул, но как-то болезненно. Сам отступил на полшага, высоко поднимая подбородок и с насмешкой рассматривая меня.

— Аня, ты опять морочишь мне голову?

— Что?

Страх наползал со всех сторон, сковывал ноги, грудь. Мешал дышать. Хотелось обернуться и убедиться, что ребята скоро догонят нас и невольно прервут опасную беседу.

— Пытаешься перевести тему, — с пониманием кивнул он. Видимо, сделал вывод для себя. — Я ведь спросил о другом. Каждый раз, когда я уговаривал себя довериться тебе, мне было чрезвычайно трудно. Причем с каждым твоим предательством становилось все труднее и труднее. Если бы я мог рассказать тебе абсолютно все… — С досадой покачал головой и склонился ко мне. — Даже о своем духе. Если бы это было в моей власти, я бы рассказал тебе все. Я бы отдал тебе все. И дело не в том, что я… что ты стала для меня… — Ремень в его кулаке скрипнул, рука дрогнула. — Дело в том, что мы хотим одного и того же — нам всем нужно спасти Фадрагос. Это в наших общих интересах. И что бы ни произошло в прошлом, какие бы ошибки не остались позади, когда мы были порознь, все становится неважным в настоящем. Пустяки, понимаешь? Если только мы хотим одного и того же. Это ведь так?

Голова закружилась, а мир будто отдалился.

— Да, — выдохнула я. Короткое слово мгновенно пробудило ненависть к себе.

— Клятва. Я хочу, чтобы ты…

Если попросит поклясться, я обречена… Лицо и кончики пальцев похолодели, тело прошиб пот.

Кейел отвернулся от меня. Помедлив немного, продолжил просьбу:

— … рассказала мне подробнее о клятве. Все, что видела в воспоминаниях Эриэля. И, Аня. — Снова ненадолго замолчав, пристально посмотрел мне в глаза, а затем произнес: — Я доверяю тебе.

Вранье. Я вижу.

— Я тебе доверяю, — повторил он. С надеждой.

Отступил на несколько шагов и направился дальше.

Мне не оставалось ничего другого, как только следовать за ним. Глядя ему в спину, я боролась с собой. Искала любые способы и уговоры, чтобы не проявить слабость. Способов оказалось не так уж и много, и я долгое время повторяла самые эффективные из них.

Фаррд, Тиналь, Фираэль… Как звали знахаря из Красной Осоки?.. Забыла. Кто еще? Тиналь, Фираэль, Фаррд, Стрекоза… она заслужила. И Фаррд тоже. Девочки? Маленькие убийцы, но их толкала ситуация. Страх потери, забота о близких… Маленькие убийцы, которые могли бы убить не только меня, но и кого-то более значимого или невинного. Простодушного, доброго, наивного. Себя не жалко, а если на моем месте оказалась бы другая девочка их возраста? Тиналь, Фаррд… Елрех!

— Опять поругались? — догнав меня, спросила она. Заодно и напомнила о себе. Вот о ком надо вспоминать в первую очередь. Она, как никто другой, заслуживает счастья.

— С чего ты взяла?

— Он уже третий шаг солнца идет впереди. Обычно ждет тебя каждые полшага, а оборачивается и того чаще.

— У него с утра плохое настроение, — отмахнулась я, стирая пот со лба. Волосы прилипали к разгоряченной коже, рубашка, казалось, расплавилась и приклеилась к спине, а ноги, судя по всему, варились в сапогах.

Елрех хмыкнула, поправила заплечную сумку и подвела итог короткого допроса:

— Вы поругались, и тебе плохо.

— Бывало и хуже.

— Ты злишься, — понизила она голос. — Не жалуешься, не хочешь плакать, а злишься. Выходит, хуже не бывало.

— Бывало, — нахмурившись заверила я спокойным голосом. — Много раз бывало, просто… — Оглянувшись бегло, убедилась, что Ив с Роми достаточно далеко. — Каждый раз, когда мы с ним ругаемся, или когда в моей голове возникают споры с самой собой о правильности моих действий, мне едва удается оправдать себя. Я оправдываю, и становится легче. Гораздо легче. И тогда я даю себе обещание, что больше никогда не буду сомневаться, что в следующий раз даже не придам этому значения. Потом наступает этот следующий раз, и он будто первый. По-прежнему тяжело убедить себя, что я ничего вам не должна, что мои намерения ничего плохого не принесут. Наоборот — только пользу. Мне, как и раньше, тяжело врать ему, трудно оправдать себя, но бывало и хуже. Гораздо хуже. — Опустила голову, помолчала немного и добавила: — Я справлюсь. Обязательно справлюсь.

Быть может, она хотела поддержать меня, подбодрить, планировала не закрывать на этом тему, но я увела разговор в другое русло:

— Я вижу блеск моря. — Повернула голову вправо, любуясь горизонтом. Отсюда не было слышно шума прибоя, но высота и чистый склон позволяли увидеть вдали воду. — Оно синее. Море синее. — Снова взглянула на заинтересованную Елрех и спросила: — Почему же тогда Кровавая вода?

Белые брови сошлись на переносице. На светло-голубой переносице… Кажется, ответ нашелся самостоятельно. Глупо вышло.

— Неблагодарная, высокомерная человечка, — протянула Елрех, вздергивая подбородок. — По-твоему в моих венах течет не кровь? Виксарты за такой вопрос казнили бы тебя, а гелдовы точно бы обиделись. У них кровь встречается разного цвета. И Кровавая вода тоже не везде синяя. Если зачерпнуть ее, она часто оттенков нашей кожи. Просто Шиллиар скрывается от Солнца за холодным голубым пологом, а в воде высматривает свои слезы.

Я смутилась и попросила скромно:

— Елрех, прости, если обидела.

— Ты все еще такая же глупая и наивная, — улыбнулась она.

— Да, я забыла про отражение неба.

Она тряхнула белой гривой волос и покачала головой.

— Не поэтому. — Перекинув сумку на другое плечо, подошла ближе и обняла меня за плечи. От внезапной тяжести я сбилась с шага, но быстро приспособилась и прислонила голову к ее плечу. — Ты обижала меня и посильнее, но в глубине души любишь. Я забуду тебя, мой Невинный рассвет, а ты меня — никогда. — И снизив тон, виновато, добавила: — Зная, на что ты идешь ради меня, я больше не могу на тебя обижаться.

Далеко впереди Кейел, не останавливаясь, потрепал Тоджа по шее. И мне показалось, что сейчас он оглянется, чтобы убедиться, что со мной все хорошо, но чуда, как и всегда, не произошло. И он тоже забудет меня.

— Невинный рассвет? — Я изогнула брови. Лучше отвлечься пустым трепом.

Елрех тихо рассмеялась, показывая клыки.

— Стоило тебе немного пригрозить, и ты расплакалась, как размазня!

— Когда такое было? — скривилась я.

— В день нашего знакомства. — В серых глазах плескалось веселье. Елрех хлопнула меня по плечу и спросила: — Не помнишь, человечка с дырявой памятью? Глядишь, так и меня забудешь. Ты пугалась любого шороха и всякого безобидного зверька. А вот болячки гнойные на ногах терпела. И как только шла? Любой другой остановился бы и помощи попросил, а ты только по ночам и ревела. Да так тихо…

— Почему сама не помогала? — упрекнула я. — Могла бы проявить фангровское благодушие.

— А кто сказал, что у нас его много? — округлив глаза, изумилась Елрех. — Да и не все мы одинаковы. Мне было любопытно, откуда ты такая взялась странная. Впервые видела, чтобы кому-то трусость выживать помогала и силы давала. А потом даже смелость. С лиертахоном в одиночку я бы не справилась, Асфи. На рассвете ты подошла ко мне и не отвергла свою награду. — Она посмотрела на мое правое запястье.

Я все еще носила клык, который сейчас был спрятан под рукавом куртки. Никогда не придавала ему значения, но без него было непривычно.

Елрех продолжила:

— В то утро ты была решительной и смелее, чем обычно. Твои руки были обожжены. И тогда я поняла, что не страх дает тебе силы, а боль. Ты бежала не от опасности и невзгод, а шла против них. Солнце невинное на рассвете и не таит в себе злобы. И оно не бежит обратно к своей колыбели, а шагает дальше. Наблюдает за жестокостью, впитывает в себя все увиденное насилие — от этого ему больно. И эта боль делает его опаснее.

Продолжая обнимать меня, она шла вперед и с насмешкой наблюдала за моим выражением лица. Как правильно отреагировать на ее слова? Она сравнила меня с Солнцем? Мне не показалось. Признала во мне опасность, жестокость и силу. Решительность и целеустремленность. Это грело душу, находилось в таком признании что-то приятное, притягательное, но в тоже время… Не зря викхарты и васоверги — низшие расы Фадрагоса.

Елрех погладила мое плечо, сжала его, проговаривая дальше:

— Ты подошла ко мне на рассвете. Такая же трусливая, искалеченная и измученная, но другая. Ты будто только делала свой первый шаг. Еще невинная — как тот рассвет! И я решила не мудрить с твоим именем: асфи — рассвет, рель — невинность. Это наш язык и наш обычай, так давать имена.

— Елрех тоже имеет перевод?

Она кивнула и беспечно добавила:

— Пятно. Но более ругательно. В общем языке перевод теряет окраску.

— Прости.

Елрех снова хлопнула меня по плечу.

— Мать не захотела давать мне имя, а отец мог бы назвать хуже. Бывает гораздо хуже. — И клыкасто улыбнулась.

Почти весь день Елрех находилась рядом со мной, будто стремилась поддержать и развеять возможные переживания о нашем с Кейелом напряжении в отношениях. Пустыня не нравилась мне. Цвет песка напоминал бледную морковь; сапоги погружались в него, черпали с каждым шагом, и это затрудняло поступь. Безветрие наступило еще до обеда, и солнце напекало — не спасали даже косынки на головах и капюшоны. Хотелось пить и остудиться, но теплая вода не избавляла от жажды и жара. Первую остановку мы сделали возле крошечного оазиса и, прежде чем броситься к воде, долго присматривались к скудным зарослям. В регионе оказалось много опасной живности, которая в зной сбегалась к водопою. Например, огромные, но ловкие вараны с ядовитой слюной и толстой кожей. Однако не они представляли самую серьезную угрозу, а василиски. Издали спутать их мог, пожалуй, любой, кроме какой-нибудь фангры. Только их отменное зрение позволяло на безопасном расстоянии рассмотреть небольшие гребни на хвосте и капюшоны вокруг голов ящеров. К озерцу в итоге пробирались Вольные, поймав момент, когда вараны сцепились с одним из василисков. Мне было любопытно, почему первые мгновенно не превращались в камень. Ив ответила лишь предположительно: якобы в таких условиях тонкая пленка на глазах защищала живность не только от песка, но и от таких страшных соперников, как василиски.

После обеда о себе напомнил ветерок, легонько гоняя песок у нас под ногами. К счастью, с каждым часом он становился все прохладнее и прохладнее, а Кейел и Елрех, наоборот, угрюмее. Кейел ускорялся, будто боялся куда-то опоздать. Я попыталась узнать у Елрех, что происходит, но она отмахнулась, пожав плечами, поторопила меня и ребят, а затем сказала, что скоро я все увижу сама. Чувствительная Ив выглядела взволнованной, Ромиар недовольно посматривал на ясное небо, и даже Феррари, предпочитающая в свободное время носиться где-то в стороне от нас, вернулась. Она беспокойно раздувала капюшон и ворковала со мной, мешаясь под ногами.

Последние лучи солнца слабо озаряли небо, но еще цеплялись за него. Небольшое, грубо построенное, убежище из камня, к которому мы спешили, показалось на горизонте как раз в тот момент, когда холодный ветер швырнул в спину песок. Казалось, еще немного и пустыню накроет песчаная буря, но даже не это пугало, а небо, частично затянутое тучами. Ветер быстро сгонял их с востока, и они густились, чернели, тяжело ворочались над головой, будто больше не зависели от него, будто сами формировали климат внутри этого региона. А ветер продолжал бушевать, поднимая песок.

Кейел вернулся к нам на Тодже и, не спешившись, скомандовал мне:

— Прыгай на Феррари и быстро за мной!

Он был зол, взволнован, взбудоражен, и я безропотно подчинилась. Малышка, казалось, только рада была ускориться, пусть и с ношей на спине. Подгоняемые шквалистым ветром, мы за считанные минуты домчались до низенькой постройки без окон. Я чувствовала силу в нескольких серых камнях, затесавшихся в рыжей кладке. Они словно были напитаны духами, которые отпугивали животных от этого места.

— Заходи, — приказал Кейел, втаскивая сумки в темноту.

Он швырнул поклажу прямо у входа и направился обратно, бросая на ходу:

— Я за остальными. Жди здесь. — Глянул на лиертахона и коротко, сурово произнес: — Феррари, за мной!

Они быстро исчезли в песчаной завесе, с каждой секундой становящейся более плотной. Я, щурясь и ежась, призвала Охарс и вошла внутрь укрытия. Ветер завывал за спиной, но сюда не проникал. Ровные каменные стены без ниш, полок, крюков и низкий потолок явно не предусматривали, что кто-то может обосноваться тут надолго. Волнуясь за ребят, я не хотела ничего делать, кроме как смотреть на вход и ждать их. Однако заставила себя перетащить сумки к стене, отряхнуть покрывала от песка и разложить их. Ночи в пустыне холодные и опасные, и закат с такой погодой не подразумевал, что мы продолжим путь этим вечером.

Ребята вернулись довольно скоро. Ив была с Кейелом, верхом на Тодже, а Феррари везла на себе Елрех. Когда Кейел собрался за Роми, я остановила его и повязала косынку на лицо.

— Не будешь дышать песком, — поправив ткань у подбородка, пояснила и стала опускать руки.

Кейел перехватил мои пальцы и, сжав их, посмотрел в глаза. Глядя в ответ, я снова разволновалась, а мысли… Их не осталось. Я прильнула к Кейелу на мгновение, попросила быть осторожным и отступила. Он кивнул и молча оставил нас.

Когда они вернулись, Тоджа и Феррари пришлось заводить внутрь за узду, иначе сила духов не впускала их. За открытым проходом мир потемнел от поднятого песка. Буря продолжалась долго — мы успели поужинать, рассесться с удобством и уже обсуждали завтрашний поход к следующему такому же убежищу. Кейел настаивал, что нужно идти быстрее, а Роми — что нужно сократить время сна. Затем внезапно наступила тишина, а песок за дверью рухнул на землю. Ветер исчез словно по щелчку пальцев.

— Началось, — прошептала в звенящей тишине Ив и обняла себя.

Елрех прижалась к плечу Роми и с грустью вздохнула. Кейел поморщился, тряхнул волосами и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Если будем двигаться быстрее, мы…

Оглушительный грохот напомнил о Своде Скверны, и я вздрогнула, подобрала ноги под себя, глядя на выход. Громыхало так, будто собиралась серьезная гроза. Осторожное прикосновение к плечу вывело из пристального ожидания. Я повернулась к Кейелу, увидела заботу в его глазах. Он коснулся моей щеки, погладил пальцем подбородок и, склонившись ко мне, пользуясь затишьем, прошептал:

— Мы в безопасности. Это всего лишь гроза, Аня.

— В пустыне? — негромко спросила я. Может, ослышалась?

Он кивнул, обнял меня за плечи и притянул к своей груди. Поцеловал в макушку головы и продолжил — в этот же момент плотной стеной хлынул проливной дождь:

— В этом регионе собраны все остроги оскверненных душ, но ближайший к нам собирает самых жестоких убийц.

— Что это? — нахмурилась я, поднимая голову, чтобы видеть лицо Вольного. Тихие переговоры ребят заглушало шипение ливня.

— На севере их называют тюрьмами, — пояснил Кейел.

— Ясно.

Я и забыла… Весь день осужденные трудятся, а с закатом, или после, им скидывают пропитание — хищников, но никогда не дают воды. Скольких сегодня убили в этих острогах, чтобы Шиллиар разрыдалось после заката?

— От кого Шиллиар защищает регион? Солнце уже умерло, — заметила я.

— Но успело сильно раскалить эту землю, — ответил Кейел на ушко, все так же крепко прижимая меня к себе, — чтобы на рассвете, даже позабыв о всем насилии, увиденном тут, хватило и слабого тепла для окончательного испепеления. Пока Солнце не видит, Шиллиар старается остудить регион и подготовить его к новому гневу Солнца. Ледяные слезы будут литься всю ночь, а на рассвете ты увидишь, как быстро от них не останется и следа. Солнцу хватит и нескольких минут наблюдений за преступниками, собранными в острогах.

В эту ночь не горел костер, а сырость быстро проникла в помещение, но Кейел, лежа у меня за спиной, крепко обнимал меня за талию и прижимал к себе. Его поцелуи в шею разжигали огонь во мне, а осторожные ласки в кромешной темноте едва ли удерживались на допустимой грани, не единожды вызывая мысли увести Вольного дальше от ребят, несмотря на неутихающий, шумный ливень.

Утром и вправду от влаги не осталось ни следа. Солнце едва ли поднялось над горизонтом, а горячий песок легко осыпался с ладони, напоминая мне, что вокруг пустыня. Обычная ли?.. Быть может, Фадрагос не круглый и в самом деле расположен на ветках древа Жизни? А небо? Как знать, почему ему дали имя Шиллиар. И кто-то ведь дал ему имя…

К концу очередного дня мы вовремя прибыли к новому убежищу, не попав даже под колкий песок. Ночной ливень принес облегчение от жары, но под утро вынуждал прижиматься к Кейелу теснее и, уткнувшись ему в грудь, стучать зубами. На третий день, надеясь, что недооценила силу вестниц, я все же разулась. И вот тогда мое путешествие стало комфортным. Я ощущала прохладу, ощущала легкую жару, но никакого холода или зноя не осталось.

Больше недели странствия понадобилось, чтобы, поднявшись на очередной бархан, увидеть на горизонте, прикрытом маревом, неподвижные скалы. По мере приближения к региону Ночной смерти, я все чаще отводила взгляд от Кейела, шагающего впереди, и кусала губу. Многое между мной и им осталось в прошлом. И в этом множестве ситуаций отыщутся те, в которые сейчас верилось с трудом. В которые не хотелось верить.

— Мы были другими, — полушепотом напомнила я себе, спускаясь по бархану. Босые ступни согревал песок и будто ласкал пальцы. — Но хорошо ли это?

— Асфи! — окликнула меня Елрех.

Я прекратила беседу с собой, остановилась и обернулась к ней. Песок в этой части пустыни был светлее, отражал солнечный свет и заставлял щуриться. Сумка за спиной за время в пути полегчала, но все равно лямка неприятно давила на плечо, а спина побаливала. Елрех быстро догнала меня, оставляя Роми с Ив плестись следом, и громко поделилась:

— Ив предполагает, что нам придется столкнуться с братом Гар'хорта лицом к лицу.

Я поморщилась от услышанных перспектив и шагнула дальше. Свод Скверны сильно потрепал нас и едва не убил Елрех и Кейела, а значит, если в регионе Ночной смерти, нас снова ждет бой с чудовищем, то мне нужно хорошенько отдохнуть, чтобы прекрасно чувствовать Единство. И где расслабиться, если тут пустыня с ночными ледяными ливнями, а там шелест и пристальный взор ночныхохотников?

— Энраилл постарались на славу, — сказала я, вытирая пот со лба.

Елрех хотела что-то ответить, но я не позволила, проговорив быстрее:

— Я думала о поведении Кейела и его настроении.

Она нахмурилась, разглядывая меня внимательней.

— Что-то стряслось? Вы ведь помирились. Вольный злился, но теперь снова заботится о тебе.

Стряслось… Во время долгой дороги часто уединяешься, когда устаешь от болтовни, в которой темы ограничены. И в таком уединении хватает времени, чтобы многое обдумать и переосмыслить. О себе, о жизни, о мире вокруг. Хватает времени вспоминать, сопоставлять и размышлять на тему: «а если бы…» А если бы моя жизнь сложилась иначе? А если бы удача не отвернулась от меня? А потом обдумываешь, в какой именно момент удача все же отвернулась.

— Мы отыскали ключ и подсказку, — проговорила я, все еще обдумывая, стоит ли делиться размышлениями с Елрех, — и вот уже близки к очередному тайнику. Ты ведь помнишь о миссии Кейела? Я когда-то рассказывала тебе: у него один очень сильный враг, но есть еще кто-то фанатичный, кто будет мешаться под ногами.

— Помню, — заинтересованно ответила Елрех. — К чему ты клонишь, загадочная Асфирель?

Я глянула в сторону Феррари, несущейся к Тоджу. Когда девчонка боится, то вечно мешается под ногами.

— Чтобы мешаться под ногами, — тихо протянула я, — надо находиться рядом и непосредственно участвовать в каждом шаге того, кому мешаешь.

Елрех хмыкнула, поправляя сумку, а затем, опустив задумчивый взгляд на песок, убрала прядь волос с лица и произнесла:

— Это кто-то из нас.

— Да. Наверное, Кейел думает, что это я, поэтому, бывает, злится. Ему приходится возиться со мной, отвлекаться на мои желания, угождать мне. А еще он поднимал вопрос доверия. Может, он боится, что я сговорюсь с его врагом?

— А что ты сама думаешь? — нахмурившись, Елрех повернула ко мне голову. — Не решила же ты, что я и есть его враг?

— Чего? — опешила я. Хохотнула, развеселившись ее предположению. — Не говори больше таких глупостей!

— Но ты так осторожно подводила к этому.

Я скривилась и поежилась.

— К другому.

— К чему? — Она с любопытством посмотрела на меня.

— Не так давно ты стала вспоминать о давнем прошлом. И эта пустыня, наш поход… Я продолжила вспоминать многое. Все, что могла вспомнить. — Я замолчала и сглотнула неприятный ком. Ничего не хочу забыть. Абсолютно ничего. — Елрех, я не стремлюсь помешать Кейелу. Мое перемещение во времени не изменит того, что уже изменилось. Я лишняя в вашем мире, и не должна была оказаться тут. Случайность, понимаешь?

Она почесала щеку и выглядела так, будто все еще переваривала мою мысль.

— Такая ли случайность? — Наконец глянула на мои босые ноги. Кивнула на них и хмуро сказала: — Они бы уже обгорели, уважаемая Вестница.

Я отмахнулась от очередной ерунды, которую успела обдумать.

— Ил говорила с Повелительницей, а значит, они не всегда агрессивно были настроены к вам. Что если какой-то Повелитель сделал меня Вестницей, чтобы я… — Потерла лоб, почесала нос и тяжело выдохнула, удерживая злость в себе. — Чтобы я убралась из вашего мира и не влияла на его судьбу!

— О чем ты? — удивилась Елрех.

Подтянув сумку, я вдохнула глубоко и заговорила быстрее:

— Если я оказалась тут случайно, когда ведьма истончила грань мира, а после так же случайно познакомилась с тобой, потом встретилась с Кейелом… Случайно! — На всякий случай сделала акцент повторно. — Я помешала, понимаешь? Между мной и им произошло столько всего, что он… Когда-то давно, когда мы направлялись во дворец Волтуара, Роми говорил, что Кейел оттягивал время. Он тратил его на меня, пока учил и… наслаждался сам. Елрех, Вольный тратил на меня свое бесценное время. Что если тогда он стал проигрывать своему врагу? Что если тогда я, вмешавшись в его судьбу, изменила то, что предначертано ему судьбой? Что если тебя и меня не должно было быть рядом с ним?

— Асфирель, я все равно не понимаю тебя. Твоя жизнь и наши не зависят друг от друга — это так. Заботы нашего мира возложены на нас, а не на тебя, — согласилась Елрех и нахмурилась. — Но если Повелители могут приходить к нам, когда вздумается, то им ничего не стоит убить тебя.

Я едва не схватилась за голову, не зная, как объяснить ей все то, что пришло мне в голову и сложилось в целую картину. В правильную картину. Наверное, раньше я бы не додумалась до этого всего, но даже отрывки чужих воспоминаний позволяли смотреть на мир шире.

— И что это изменит? — спросила я. — Что изменит моя смерть? Ты не думала, почему именно Вестница? Какие полезные знания я дала кому-либо из вас? Даже если и дала, я исчезну из вашей памяти, как и все знания, которые принесла вам. — Приложила ладонь к груди. — Как Вестница, я абсолютно бесполезна!

Она покачала головой, явно до сих пор не понимая, а я продолжила настаивать, опасаясь сбиться с мысли:

— Знаешь, почему вестница, Елрех? Потому что только они исчезают из Фадрагоса так, чтобы о них никто не узнал. Бывших Вольных не бывает, но о них помнят, а Вестницы… Тут помнят лишь одну. Помнят о той, кто положил им начало.

— Ил тоже была…

— О ней узнала лишь я! — Я ударила себя в грудь кулаком. — Сотри меня из вашей судьбы, и вы никогда не узнаете об Ил! Как и обо мне. Вестницы исчезают из Фадрагоса бесследно. Быть может, только мудрецы знают их всех. Какие-то духи все же покровительствуют этим старикам! А может, и не духи вовсе, а Повелители? Об Ил еще мог узнать Дес, но наверняка сказать нельзя, ведь он не трогал ее ис’сиару. Да и предметы не дают ему полного воспоминания. Елрех, если бы я не знала тех слов, какими выражаются вестницы, никогда бы не догадалась, кем она была. И насчет Десиена, — тише проговорила. — Кейел говорил, что его враг должен быть сильным. Ты видела городского защитника?

— Он слабый, — Елрех словно удивилась своему замечанию.

— Именно! — Я схватила ее за рукав, продолжая идти. — Чертов балкор даже драться не умеет!

— А силы ведьмы? — Она склонила голову к груди.

— Три первые попытки были другими, об этом говорила Ив. Они были такими, будто он только учился силе и даже символы отличались — может, он путался в них. Допускал ошибки. Думаешь, что за короткий промежуток времени он овладел силой настолько, чтобы противостоять Вольному?

Мы одновременно посмотрели на Кейела. Широкие плечи, крепкая фигура, меч будто совсем ничего не весит, не утяжеляет… Походка, несмотря на путь и выпавшие на долю Вольного испытания, была хищной и даже какой-то вальяжной. Кейел словно прохаживался по своим владениям, высматривая вредителей, а не по опасной пустыне шел.

— Не Кейелу… — протянула Елрех, соглашаясь со мной.

Я судорожно вздохнула и облизала губы, радуясь, что мы с ним все-таки союзники, а не враги.

— К тому же как бы Десиен попал к сокровищнице, если привязан к соггорам? — сразу же спросила я. — Как он попадет к ней?

— Значит, ведьма — не он, — сделала вывод Елрех.

— Скорее всего. Или враг Кейела — не совсем ведьма. Елрех, прости меня за то, что ты услышишь дальше. Если будет сильно обидно, то реши для себя, что мне просто солнце голову напекло.

— Говори, — решительно потребовала она, посмотрев в мои глаза.

— Кейел и без меня прекрасно привлекал внимание гильдии Справедливости. Он бесчинствовал до встречи с нами и водился с васовергами до того, как убил Фаррда. И Роми с Ив тоже были знакомы до моего появления тут. В первые дни нашего с ней знакомства она хвалилась, что изучала Вольных. Были еще двое, кто быстро исчез из ее жизни, поэтому она обрадовалась, что может приблизиться к Кейелу не только с целью вывести его на чистую воду, но и изучить лучше. Что если это все случилось бы само собой? Без меня.

— Один — враг, а второй — рядом, мешается под ногами, — задумчиво сказала Елрех.

— Тот, кто мешается под ногами, по силе не уступает Кейелу, — дополнила я.

— Роми. — Она кивнула.

— А вот враг могущественней Кейела. Точно не помню, что он говорил, но помню, что признавал его гораздо сильнее себя.

— Но Ив слабая. — Елрех свела брови вместе, выгибая их.

— Пока одна, — вкрадчиво подтолкнула я ее к мысли. — А если бы с ней была ее гильдия? Если бы не я, она не стала бы изгоем! Возможно, судьба Ив сложилась бы иначе. Она могла бы с Роми попасть на север, заинтересовавшись мировой угрозой, или дождаться северян в регионе Цветущего плато. И кто знает, не приехал бы с соггорами ненавистный ею балкор. У нас бытует мнение, что от ненависти до любви один шаг.

— Она подарила бы Десиену эльфийское прощение, — согласилась с моими предположениями Елрех, — но кто бы стал добровольной жертвой?

— Сколько беловолосых фангр живет в Фадрагосе прямо сейчас? Елрех, Роми привлек тебя в этой жизни, он бы привлек тебя и в другой.

— Ты сама говорила: без тебя мы бы не встретились.

— Ты не бывала лишь за Краем, — настаивала я. — Вы могли пересечься, тем более вы оба жили в Обители гильдий. Мне кажется, я, оказавшись в Фадрагосе, просто чуть поторопила события и попутно смешала их в безобразную кучу. И добровольная жертва… Вдруг я неправильно истолковала. Эльфы, прощая балкоров, превращаются в добровольную жертву. В Фадрагосе душа ценится выше жизни.

— Ив простила бы Десиена, а меня убили бы. Или… — Она сглотнула гулко, сжала кулаки и сказала: — Беловолосых шан’ниэрдов среди Вольных никогда не встречалось. Роми первый. И миссия его заключается в том, чтобы спасти Ив. Он готов отдать за нее жизнь.

— Бывших Вольных не бывает.

— Но, Асфи, будь это правдой, — то, что ты говоришь, — он бы уже умер. Ведь его миссия затянулась, а Ив не сошлась с Десиеном.

— Потому что я повлияла на ваши судьбы и восприятие, чем поломала планы Фадрагоса. Планы тех, кто стоит выше и иногда подкидывает подсказки духам, будто кости бросают.

Елрех скривилась, и я поспешила заверить:

— Об этом тоже когда-то говорил Кейел! Елрех, сам Вольный признавался мне в этом! Есть кто-то выше духов, и я влезла в их планы. Поломала их. Давно поломала! Ив это особенно коснулось в тот момент, когда она стала изгоем и попала в руки Вяза. Тот мужик пытался изнасиловать ее и, мне кажется, что она в принципе теперь в их сторону не готова смотреть, будь они даже обходительными, как Волтуар. Тем более Десиен с ней таким не был. — Я потянула Елрех за рукав сильнее, чтобы она не смела отвлекаться и выслушала внимательно каждое мое слово. — Елрех, Повелители сделали меня Вестницей, чтобы запугать, сказать, что я умру, как Ил, или стану бледной тенью, как первая Вестница, а заодно ускорить и облегчить мой уход из вашего мира с помощью Сердца времени. Если судьбой Фадрагоса управляют Повелители, и они до сих пор, как и много столетий назад, общаются с Энраилл, то именно они подсказали им, куда направить меня, когда и как! На севере Волтуар отдал мне письмо, в котором мудрецы убедительно просили меня воспользоваться артефактом. И мне кажется, если бы я не ушла с Кейелом из дворца Цветущего плато, они бы рано или поздно вернули меня, а потом самолично отвели к артефакту и заставили его использовать, лишь бы направить судьбу мира в прежнее русло!

Я порывисто выдохнула, избавляясь от остатков воздуха в легких, и вновь вдохнула полной грудью. Елрех в это время обернулась к Роми и Ив. Смотрела, словно оценивала их, а затем снова повернулась и уставилась в спину Кейела.

— Если все так, как ты рассуждаешь, то кто из них зло? — спросила она, с опасением продолжая смотреть вперед. — Кто сражается за благополучие мира, а кто за его разрушение?

Я тоже посмотрела на Кейела и всецело разделила ее страх. Лучше бы злодеями в этой истории оказались несколько гильдий, балкор, эльфийка и беловолосый Вольный. Вспоминая деспотичную силу духа, который недавно помог мне, и его могущество, я понимала: хоть мудрецы никогда открыто не вмешивались в судьбу жестокого Вольного, но не мешали гильдии Справедливости подбираться к нему. Они будто бы боялись выступить против него открыто, поэтому действовали неспешно, исподтишка. Если даже могущественные Энраилл опасались Вольного, который с самого начала в одиночку искал сокровищницу, то существует ли в Фадрагосе тот, кто никогда не боялся его? Какой же дух ведет того, кого я всем сердцем полюбила? И что ждет его в будущем, в котором меня уже не будет?

Знакомая пещера раззявила перед нами узкую черную пасть.

Я оглянулась на солнце; оно едва ли перевалилось за зенит. Если ближе к закату, мы ничего не отыщем, то придется упрашивать Кейела не рисковать и отступить обратно к пустыне. Эту ночь можно провести на невидимой границе двух регионов, куда, как сказала Елрех, не добирались ночные охотники и где не бушевала буря.

По примеру ребят я сбросила сумку под ноги. Тодж уже ринулся к проходу, но в этот раз Кейел похлопал его по морде, не впуская внутрь, и вошел первым. Я вдохнула глубже и последовала за ним. С того момента, как мы были тут в последний раз, ничего не изменилось. Нас встречала ужасающая атмосфера полумрака, укрывшегося под сводчатым потолком, и давящей тишины. Но солнце нашло сюда путь и слегка развеивала зловещую обстановку; прямой луч стелился ровной линией по твердой земле, освещая половину пещеры. Тени собрались по углам и под потолком и, казалось, будто они были живыми. Они же и вызывали чувство, словно кто-то неотрывно следит за мной. За всеми нами.

— Будем ждать ночи? — спросил Роми, окидывая пещеру недовольным взглядом.

— Как давно тут кострище? — проигнорировав его, спросил Кейел и обогнул полукруг рядом с ним.

— Кто знает, — Ив пожала плечами, — насколько мне известно из легенд, в этой пещере никто не остается на вторую ночевку.

— И я тоже не хочу, — негромко призналась Елрех, подходя вплотную к стене.

Кейел опустился на колени и стал откидывать холодные угли, сдвигать пепел. Облако пыли поднялось мгновенно и стало разрастаться. Роми с Ив отошли к стене, противоположной входу. Какое-то время, как и я, следили за Вольным, а затем отвлеклись на каменные руки фангры, вытянутые у них за спиной. Я тоже присмотрелась к ней. Только длинные безымянные пальцы говорили о ее принадлежности расе, а так никто бы и не догадался, кто спрятан в камне. Она была необычной. С другими было не так… Множество искаженных болью лиц виднелось в пещере, иногда торчали плечи, но были сжаты, словно умирающие до последнего боролись, пытались вырваться из крепкого захвата монстра, отталкивая его. Руки вытягивала вперед лишь фангра, и ее лица не было видно. Она, раскрыв ладони, тянулась вперед лишь руками, но не всем туловищем, словно была не одна в ту ночь. Будто кто-то, не сумев вытащить ее, бросил, а она до последнего надеялась, что ее вновь возьмут за руки.

Пыль пощекотала ноздри, и я, прыснув в кулак, тихонько чихнула. Потерла нос, наблюдая за Кейелом, за короткое время покрывшемся слоем пепла. Он разгреб кострище, добрался до прожженной земли и потянулся к рукояти меча. Елрех в это время бродила по углам пещеры и щупала все впадины, заглядывала в малейшие трещины. Она обогнула круг вдоль стен, поковыряла последнюю трещину коготком и сказала:

— Тут ничего. — Ее голос перемешался с шуршанием и стуком клинка, интенсивно вонзаемого в землю. Елрех опустила взгляд на Кейела, словно позабывшего об окружающих и всецело увлекшегося поиском тайника, покачала головой и добавила громче: — Пройдусь по округе. Я бывала в этом регионе много раз, но пещеру обходила стороной.

Я хотела сказать, что отправлюсь с ней, но, приоткрыв рот, поморщилась и отступила чуть дальше от Кейела. Вольный и впрямь перестал кого-либо слушать и видеть; с каждым рывком, с которым он вонзал меч в землю, с его губ срывался приглушенный ни то стон, ни то тяжелый, резкий выдох. На лбу тонкий светло-серый слой пепла быстро темнел от выступающего пота. Грязные волосы еще не прилипали к лицу, но закрывали глаза. Впрочем, зная, какой фанатичный блеск в них может быть, я не хотела их видеть.

Пока я наблюдала за Кейелом, Елрех вышла из пещеры, и я не стала бежать за ней. Обернулась к ребятам, рассматривающим искаженные лица, и вздрогнула. Повернула голову к самому дальнему темному углу и, вглядываясь в него, обняла себя. Казалось, тьма в трещинах и выемках стены, пока никто из нас не видел, двигалась. Медленно, осторожно, хищно… Я оценила расстояние от Кейела до этого угла и сглотнула, царапая пересохшее горло, — Вольный сидел в тени, но тень эта не была такой непроглядной, как мрак, который привлек мое внимание.

Судя по интересу Ив и Роми, они в пещере впервые, а мы с Кейелом пришли сюда второй раз. До заката еще далеко, а значит, мы пока в безопасности. Ты просто накручиваешь себя, Аня…

Как бы я ни успокаивала себя, но пока Кейел не вырыл глубокую яму, неотрывно следила за любым движением теней в пещере. И чем внимательней присматривалась к ним, тем сильнее убеждалась: они живые. Взгляды, которые я чувствую на себе, — не выдумка.

Кейел, наконец-то, остановился. Все еще не поднявшись с колен и опираясь на меч, прислонился лбом к навершию и выдохнул:

— Ничего.

Значит, нам предстоит бой с тварью…

Голос Роми зазвучал в глухой тишине:

— Мне не нравится это место.

Он скривился, поджал губы, превращая их в тонкую темную полоску. Медленно разглядывая сводчатый потолок пещеры, провел кончиками пальцев по каменным пальцам фангры. В его глазах застыло не привычное надменное отвращение, а плохо скрытый страх, который он пытался выдать за омерзение. Беспокоится за Елрех… Кончик его хвоста, в подтверждение моим мыслям, беззвучно ударился о каменную стену. И еще раз.

Для меня беззвучно. Для Кейела.

А вот Ив встрепенулась, будто маленькая птичка. Выпрямилась, вытягивая шею, и застыла. Наблюдая за хвостом своего верного охранника, сжала кулаки. Ее уши дергались с каждым легким ударом. Роми, наконец, заметил ее настороженность и, кажется, смутился. Убрал руку от каменной руки и спросил вроде бы лениво:

— Что ты услышала?

Я старалась в этот момент не двигаться, не дышать. Боялась вспугнуть удачу, или отвлечь Ив. Кейел поднял голову и тоже с любопытством уставился на нее. Она сорвалась с места, быстро подошла впритык к замурованной фангре и, старательно прислушиваясь, постучала длинным пальчиком по стене. Отпрянув, воскликнула:

— Внутри!

Роми успел лишь лениво посмотреть на стену, а я еще толком не сформировала мысль, как Кейел уже оттолкнул Ив в сторону и ударил эфесом по рукам фангры. Я прикрыла голову, хоть каменные осколки и не долетели до меня. Хотя палец все-таки докатился до ноги и осторожно стукнулся о мои пальцы.

Сердце колотилось. События развивались слишком стремительно. Пока мы переглядывались между собой, Кейел уже разбил стену до заметных трещин. Он замахнулся еще раз — и обрушил мощный удар рукоятью. С очередным таким ударом, камень осыпался, предъявляя взору темную нишу. Прислонив меч к стене, Кейел нетерпеливо запустил в нее руки и вскоре вытащил на свет небольшой ржавый сундучок. Поставил его под ноги и принялся осторожно сбивать замок. Послышался глухой звон.

Я снова посмотрела на серый палец и переступила с ноги на ногу. Всего лишь скульптура, замаскированная под настоящую жертву? Скорее всего, да. Даже разбойники и бандиты за столько столетий ни разу не покусились на память умерших тут. В этих стенах, в этом регионе смешались разные смерти, разные души — от темных и грязных до светлых и чистых. За все прошедшие века ни один фадрагосец не осквернил их память… Хорошее место для тайника.

— Шан’ниэрдский, но другой… — хрипло протянул Кейел, успев развернуть крохотный свиток. Показывая подсказку Ив, он спросил: — Что это за точки и полосы на символах? Как их читать?

Ив вчитывалась в строки, шевеля губами. За ее спиной примостился Роми, прокручивая в пальцах крупную зеленую чешую. Видимо, нашел ее в сундуке. Я тоже подошла ближе и заглянула внутрь — кусочек карты был развернут. Значит, искать надо в этих местах?

— Это древний язык беловолосых шан’ниэрдов, — проговорил Роми. И немного тягуче продолжил: — И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили, навеки поселив в нем пустоту, но жизнь не отняли. Ведь пока живет память о нем, живет и он.

Фыркнув беззаботно, он подкинул чешую и, поймав ее на ладонь, стал рассматривать переливчатые отблески.

— Я знаю, о каком месте говорится в подсказке, — произнесла Ив, глянув на плоский изумруд. — У Линсиры был собственный дракон, и чешуя не зря оказалась тут.

— Я тоже знаю. — Роми с самодовольным выражением лица кивнул. — Лавовое озеро. Когда гора расплакалась огнем, целый город моих предков погиб от ее горя. Она сожгла их слезами. Правитель и его приближенные жили в самом чудесном месте Фадрагоса, укрытом ото всех неприступным кольцом гор. И у них были самые сильные ядовитые драконы. Они запросто могли соперничать с драконами соггоров и виксартов. И те драконы, после смерти своих друзей обезумели и выжгли место, где могли рождаться дальше.

— И долина драконов умерла, а над ней пришлось сооружать мосты, — задумчиво встрял Кейел, сворачивая свиток.

— Да, регион Больших мостов. — Ив дернула ушами и, присев возле сундучка, подняла фрагмент карты.

— Я видела внизу туман, — вспомнила я, прислоняясь спиной к стене. Я безумно радовалась, что мы так легко нашли тайник, и до сих пор волновалась, что все не так просто. До сих пор не могла поверить, что в этот раз обошлось без травм и опасностей. Увидев хмурость ребят, я уточнила: — В регионе Больших мостов, внизу, в ущелье. Там даже в солнечную погоду плотный туман. Яд все еще не выветрился, да?

— Выветрился? — Роми изогнул бровь и протянул чешую Кейелу. — Драконы, принадлежащие моей расе, были самыми преданными драконами. После такой потери они извергали яд до тех пор, пока не лишились последних жизненных сил, и не упали в те реки яда, которые сами же и разлили. Этот яд еще долго будет напоминать о ранах Фадрагоса, жечь его и отравлять долину. Мир без причин в тот день отобрал тысячи жизней беловолосых шан’ниэрдов, и осиротевшие драконы хотели отплатить ему не меньшим.

— Это была самая массовая смерть ядовитых драконов, — добавила Ив, тоже отдавая фрагмент карты Кейелу.

Я почесала лоб, озвучивая вывод:

— Значит, тайник спрятан там.

— Скорее всего, — ответил Кейел, аккуратно пряча найденное в мешочек, — речь идет об острове в Лавовом озере. О той вершине небольшой горы, которая выплюнула из себя огонь. Отправляемся туда. И по пути навестим мудрецов. — Глянул на Ив. — Ты хотела передать им информацию о Десиене. Для этого нам нужно раздобыть посыльного.

Сосредоточенные ребята прошли мимо меня к выходу, продолжая обсуждать планы. Я уже шагнула следом за Кейелом, но замерла. Сердце застыло, а я затаила дыхание. Вновь меня привлекло еле заметное движение в углу, в неосвещенной солнцем половине. Голоса ребят успели отдалиться, и я нахмурилась. Шагнула дальше и споткнулась на пустом месте.

Темный, дымчатый силуэт стремительно пересек пространство и остановился в полуметре от меня, нависая надо мной и упираясь в границу света и тьмы. У него не было глаз и рта, но я ощущала проницательный взгляд всем телом, а холодное дыхание, напитанное смертью, тронуло лицо, пошевелило волоски. Вздох монстра из тьмы — шорох песка, слабое движение — тихий треск.

Я медленно отступила, вытирая вспотевшие ладони о штаны. Не смогу двигаться быстро. Точно упаду.

Казалось, земля уходит из-под ног. Сердце забилось быстро, заколотилось в груди с силой, но я его не слышала. Лишь шорох и треск… Холод окутывал тело, отнимал способность бороться. Монстр согнул неестественно длинную руку в локте и, осторожно вытянув ее перед собой, подставил тонкие пальцы под свет. Над ними взмыла черная дымка, и они стали медленно исчезать. Слишком медленно…

Я нахмурилась. Духи Фадрагоса, он может умереть в любую секунду, но продолжает жить столетиями. Зачем цепляется за мучительное существование?

Ответ пришел внезапно — сдавил горло, облил сердце жалостью, и я на грани хрипа протянула:

— Ты давно ни жив, ни мертв. Жива лишь душа. — Подняла голову, разглядывая монстра, лишенного лица. — Все еще черная душа. Ее не примет древо Жизни, а значит, она просто исчезнет. Ты не переродишься. Поэтому ты продолжаешь…

Протянутая рука мгновенно сжалась в кулак — треск заткнул меня, черный дым разлетелся от руки, взметнулся в разные стороны. Я молчала, опасаясь разозлить чудовище сильнее. На глаза навернулись слезы, и сразу же согрели щеки тонкими теплыми дорожками.

«Главное, когда будешь убегать от своей тени, помни — тебя уже ничего не спасет».

Моя душа не может быть такой же черной. Не может.

Многозвучный треск раздался громче, и я опустила взгляд. Монстр тоже следил за своей ногой. Он готов был рискнуть жизнью, чтобы забрать меня к себе. Чтобы уберечь древо Жизни от черноты моей души.

— Так ты не искупишь вину, — прошептала я отступая. — Так не…

Силуэт ринулся на меня — я отпрянула. Ударилась спиной о стену. Упав на колени, уклонилась от руки монстра. Не глядя на него, оттолкнулась и бросилась к выходу. Лишь опрометью выскочив из узкого прохода, обернулась и сжала рукоять кинжала. Сердце билось в горле, а от частого дыхания кружилась голова. Высокий, худой монстр, сотканный из тьмы, все еще стоял под солнечным светом, и я знала, что он смотрит на меня. Неотрывно, с ненавистью. Я чувствовала его взгляд. Во мне он видел свое давнее отражение. Того ублюдка, готового ради себя рискнуть всем миром.

— Что случилось? — спросил Кейел, быстро приближаясь ко мне.

Я отвлеклась лишь на мгновение, а когда повернула голову к проходу снова, там никого уже не было.

— Аня, что случилось? — Кейел вцепился в мое плечо, переводя взгляд от меня на пещеру.

— Я видела его. — Сбивчиво проговорила. — Брата Гар'хорта. Он хотел забрать меня…

Кейел без промедления направился в пещеру, на ходу потянувшись за мечом.

— Стой! — Я удержала его за предплечье. Суматошно, заглядывая ему в глаза, нащупала ладонь и крепко сжала. — Не ходи туда!

Он растерянно взглянул на меня.

— Аня…

— Нет! Прошу тебя, Кейел. — Пользуясь его замешательством, обхватила испачканное лицо ладонями и повторила: — Прошу тебя, Кейел, не ходи. Пусть духи будут ему судьями, но ты не рискуй! Не смей.

Мимолетно облизав губы, сглотнула; солено-горький вкус пропитал рот. Быстро вытерла щеки рукавами, не позволяя себе обращать внимания на слезы и всхлипывать. Пусть текут сами по себе, но я не буду плакать, жалея себя.

Кейел снял перчатку, встал ближе и провел большим пальцем под моим глазом, а затем тихо сказал, будто пробовал успокоить:

— Пойдем отсюда. Ты права: духи осудят его, когда посчитают нужным.

— Спасибо! — выдохнула я и порывисто обняла его.

Тодж и Феррари играли, рыча и покусывая друг друга. Елрех, Ив и Роми непривычно шли впереди, а мы с Кейелом, нагрузив сумками зверей, плелись позади. Его рука крепко сжимала мою, но мне было мало. Прильнув к сильному плечу, я держалась за него, чуть выше локтя. Кейел ни о чем не спрашивал, лишь поглядывал на меня с беспокойством. Казалось, в любой момент, как только я покажу слабость, малейшее желание побыть защищенной, он готов был проявить всю ту заботу, на какую только способен.

Приближаясь к священному кольцу, Вольный стал хмуриться и тяжелее вздыхать. Когда ребята уже исчезали, он вдруг остановился и произнес:

— Если бы я только мог что-то изменить…

Взглянул на камень, к которому когда-то давно колючее растение привязывало меня. Затем посмотрел на место, куда упал кинжал после того, как Кейел сам же отшвырнул его. Он заметно сглотнул, стиснул мою руку крепче и молча повел меня дальше. Я не ответила, лишь виновато отвела взгляд. Тогда Вольный предал почти незнакомку, а я собираюсь оставить его одного. Ударить, когда он старается поверить мне. Пока Кейел поправлял ремешки ножен, я оглянулась на регион Ночной смерти. Регион моей печали и страхов… Услышала тихое хриплое: «Отправляемся», — и нахмурившись вскинула подбородок, а затем резко повернулась к шумящим скалам спиной. Обычный регион. Такой же, как и многие другие в Фадрагосе, — со своей историей, своей тьмой и светом. Зачем придавать ему значимость? Можно просто внести новую буковку на карту, а мне пора оставить прошлое в прошлом.

Глава 21. Лавовое озеро

Кейел перед отходом неспроста перепроверял крепления ножен и смотрел, чтобы оружие легко извлекалось. Духи предков и ветра мягко отпустили нас в регионе Илсейской паутины, откуда мы незамедлительно попросили их перенести нас в регион Больших мостов, где часто кто-то прибывал и отбывал. Мы готовились к встрече с кем угодно и с чем угодно, но все равно оказались не готовы к тому, что увидели…

Солнечный свет только начал разгораться над горизонтом, промозглый туман плотно укутывал окружающую местность. В подлеске неподалеку заливалась пением одинокая птица. Я втянула прохладный воздух носом, набирая полную грудь. От неприятной сладости, застывшей вокруг священного кольца, затошнило, а на языке словно остался привкус вязкой горечи. Молчаливые ребята разбредались, все еще сжимая рукояти кинжалов, хотя в повисшей атмосфере смерти даже я не сомневалась: нам ничего не угрожает. Роми прошел мимо меня, задевая плечо дуновением тепла. Дошел до распластанной на земле темноволосой шан’ниэрдки и присел на корточки. Брезгливо взявшись за запястье, с трудом приподнял мертвецки синюю руку — под ней, на животе, скрывалась колотая рана.

— Был бой, — раздался тоненький голосок Ив.

Она остановилась возле трупа грузного гелдова. Его остекленевшие глаза на почерневшем лице все еще смотрели в небо, а песок вокруг был испачкан высохшей кровью цвета чернил.

— Не бой, — тихо отозвался Кейел с другой стороны, разглядывая мертвого эльфа, одетого в обмундирование стража. — Бойня. Резня.

— Драгоценности сняты, — расхаживая среди тел, заметила Елрех. — С каких пор наглые разбойники бесчинствуют в важном регионе?

Я медленно обогнула камень священного кольца и едва не споткнулась о волка. Белая шерсть наверняка некогда лоснилась, а сейчас была выпачкана в земле и склеилась от засохшей крови. Ему разбили голову, но, видимо, до этого сломали челюсть. Добили из жалости? Скорее, от злости. Из жалости проткнули бы сердце…

Первый веревочный мост на нашем пути был оборван. Нам пришлось возвращаться и пересекать местность другими путями.

Ошеломление… Как выяснилось, оно бывает разных оттенков. И встречаем мы его тоже по-разному.

В этот раз мы молчали…

У городских стен Обители гильдий не было оживления. Городских стен просто не было. Не было и уютных домов перед городом, за его стенами — тоже. В рассеивающейся дымке влажного тумана постройки города виднелись гораздо дальше, но мы шли по руинам. Не так. Мы шли по выжженной земле. Мертвой. Она хрустела, как осколки стекла, под подошвами ребят и рассыпалась углем. Но мягко касалась моих стоп.

Кейел молча свернул от города дальше, и мы так же безмолвно последовали за ним.

Укрылись в роще, распростертой на небольшой возвышенности, откуда обитель просматривалась чуть лучше. Со стороны главных городских ворот тянулась черная пустошь, а чуть севернее открывалась другая картина — очередные руины. Обломки городской стены лежали линией каменно-деревянной насыпи, разрушенные стены домов частично ушли под землю, местами почти нетронутые крыши накрывали фундаменты. Повсюду валялись камни, балки и, кажется, щепки.

— Похозяйничала Анья, — нарушила тишину Елрех. В ее голосе слышалось сожаление.

Она постояла еще немного, сжимая кулаки, а затем проворно полезла на ближайшее дерево.

Кейел уже давно отвернул голову от северных руин и смотрел в сторону ворот.

— Не думал, что Кхангатор зайдет настолько далеко, — с прискорбью произнес он и сразу направился к тому же дереву. Скрестив руки на груди, прислонился к нему плечом.

— Виксарты мстительны, — лениво напомнил Роми. Он уже сидел на пне и, облокотившись на колени, крутил в пальцах дротик.

Ив сидела на поваленном дереве, упираясь руками в него. Я последовала ее примеру. Вскарабкалась и, примостившись рядом с ней, стала легонько болтать ногами. Шершавая кора чуть царапнула ладони, голые пятки несильно ударялись о ствол. Ив тяжело вздыхала и иногда дергала ушами, но не просила меня прекратить стучать. Теперь я прекрасно знала, насколько у нее острый и чуткий слух.

Затяжное молчание прервал Кейел, в полголоса рассказывая, что обсуждал при встрече с Кхангатором. Это немного проясняло ситуацию, но не давало полной картины произошедшему. С места, где мы расположились, хорошо просматривался тракт. Когда туман отступил полностью, можно было разглядеть, что пострадал не весь огромный город, а только его малая часть в разных сторонах. Поэтому мы рассчитывали, что если в городе остались жители, то кто-то обязательно воспользуется этой дорогой. Оставалось только ждать.

Разговоры не клеились, эмоции бушевали в ребятах, и настроение часто менялось у каждого из нас. Когда утренняя прохлада стала уступать солнечному теплу, раздался голос Елрех:

— Кто-то идет!

Пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее на толстой ветке и понять, куда она смотрит и с какой стороны ждать путника.

Из города! Повезло.

Путник приблизился к нам минут через пятнадцать после возгласа Елрех. К тому времени она уже спрыгнула с ветки и, вооружившись кинжалом, стояла возле меня и Ив. Вольные отправились наперехват. Орешник заслонял обзор на происходящее, а тишина, разбавленная лесными звуками, стала напрягать. Я вытащила кинжал и, не удержавшись, шагнула к дороге, но Елрех вытянула передо мной руку. Обернулась ко мне и хмуро посмотрела в глаза. Я выдохнула, проглотила с тугим комком и желание помочь. Безропотно отступила обратно к поваленному дереву. Меня одолевало беспокойство. Однако вскоре через орешник же с треском проломились парни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Они вели мужика, заломив ему руки и удерживая с двух сторон. Курчавые волосы человека слиплись, спутались, были покрыты пылью и местами блестели. Куртка не по размеру расползлась по швам и была заляпана пятнами, штаны, наоборот, сидели свободно, но тоже были грязными, а заплатки требовали повторного ремонта. Зато сапоги были хорошими, новыми, едва запыленными, ближе к коленям, пропитанные жиром, даже лоснились…

Вольные не остановились возле нас, а повели неизвестного вглубь рощи. Когда выбрали подходящую поляну, Роми бросил на маленький холмик нож, несколько кошелей, саблю и моток тонкой веревки — видимо, то, что отобрал у мужика. Кейел пнул пленника под коленом, вынуждая того согнуть ноги и упасть. Он не сопротивлялся, а на Вольных смотрел с пониманием и, казалось, бесстрашно. Будто даже с каким-то фанатичным огоньком в темных глазах. Его губы дрогнули в улыбке, но он быстро спрятал ее. Почесал небритую щеку. Возникало впечатление, словно он не мылся много недель…

Мы, девушки, отошли чуть дальше от мужчин, встав под раскидистым деревом. Мужик, привлеченный движением, вперил такой же фанатичный взгляд и в меня. Прикипел им к метке на щеке.

Кейел подошел к нему, склонился и помахал перед лицом клинком кинжала. Коротко произнес:

— На меня смотри.

Мужик подчинился. Переминулся с колена на колено, вглядываясь в лицо Кейела.

— Я обещаю, что не перережу тебе горло, если ты ответишь на все мои вопросы. Ты понял?

Мужик кивнул коротко, а Вольный добавил:

— Я бы мог поклясться духами, но моим клятвам нет доверия, а обещания я держу.

— Я знаю тебя, — гнусаво произнес мужик. — О тебе все только и говорят. И о ней, — кивнул в мою сторону. Посмотрел на Роми. — И о нем. О ней тоже. И ее упоминали.

Ив он удостоил вниманием в последнюю очередь.

— Вы…

— Я задаю вопросы, — перебил Кейел, явно не желая слушать оскорбления, — ты отвечаешь. Хорошо?

Мужик кивнул, поджимая губы.

— Из какой ты гильдии?

Мужик молчал, сжимая челюсть — на заросших щеках играли желваки.

— Ладно, — тихо произнес Кейел и спрятал кинжал.

Роми сразу же встал за спиной пленника, продолжая играть с дротиком и с ленивым любопытством разглядывая курчавый затылок.

Кейел морщась оттянул воротник куртки, провел пальцами по шее мужика, но не нащупал там шнурка. Гильдейского знака не было. Вольные с пониманием переглянулись.

Значит, нам в руки попал разбойник?

— Работаешь с Кхангатором? Ты не похож на тех, кого он бы подпустил к себе.

— Я не работаю на него. — Густые брови сдвинулись на широком лбе. Тень плотнее легла на глаза. — Но сейчас мы все заодно. За справедливость, которую каждый из нас, из таких, как я, и таких, как вы, давно заслужил.

Кейел заметно насторожился. Присел на корточки перед пленником и более дружелюбно, мягко спросил:

— Что произошло в обители?

— То, что давно должно было произойти! — громче и грознее ответил мужик.

Роми несильно пнул его по стопе.

— Внятнее. — И принялся расхаживать у него за спиной, размахивая хвостом.

— Мы не против вас! Больше никто не осуждает ее! — Разбойник бросил на меня мимолетный взор. — И вас.

— Почему? — спросил Кейел.

— Мы узнали правду. — Мужик подался к нему, воскликнул в лицо. — Кхангатор узнал правду!

Я заметила, каких усилий Кейелу стоило не отодвинуться и не скривиться.

— Какую?

— О мудрецах!

Мы переглянулись. Страх прохладной волной прокатился по спине. Я сцепила руки за спиной и прислонилась плечом к дереву. Чего ждать, если все узнали, что мудрецы — Энраилл? Их уже запытали до смерти и попутно узнали, где сокровищница? Только высокой конкуренции нам и не хватает!

— Они обманывали нас, — продолжал мужик. — Мы не верили сначала, но потом Кхангатор вывел рассата на площадь. Его раздели! Кхангатор приказал сорвать с него все амулеты, но даже так он был чист и молчал. Потом Кхангатор приказал побрить того, и под шерстью мы нашли символы над сердцем. Они были вбиты в кожу! — Застучал мясистым указательным пальцем по груди, показывая место на себе. — Все рисунки срезали. И еще, — Обхватил двумя пальцами безымянный палец, — тут тоже был рисунок. Палец отрубили. И вот тогда рассат сразу спятил! Несколько мужиков пытались его удержать, но он не щадил даже крылья. Вырывался как коршун! А потом разодрал себе грудь. Он хотел разломать ребра, точно сердце выдрать пытался! Но умер. Раньше умер, чем ребра разломал.

— А остальные мудрецы? — напряженно поинтересовался Кейел.

— Их оставили в башне. — Часто и мелко замахал головой пленник. — Ненадолго. Отобрали оружие и заперли. Но пока рассат кричал на площади, они разбили окно и осколком витража убили себя. И ее имя… — Кивнул на меня. — На стене кровью написали ее имя. Асфирель. — И спросил у меня требовательно: — Ты с ними заодно? Если так, то…

Роми отвесил ему подзатыльник, выцеживая сквозь зубы:

— Не забывайся, урод.

— Есть и другая сторона, — втянув голову в плечи, залепетал мужик почти шепотом. Видимо, демонстрировал покорность. — Некоторые считают, что Асфирель вывела их на чистую воду. Что они боялись ее, поэтому назвали ведьмой и натравили всех на нее.

— И много тех, кто так считает?

— Много. Очень много. Дриэн каждый день об этом пишет и раздает листки по улицам.

— Дриэн? — удивился Кейел.

— Да, — закивал он. — Ее верховный. Он сейчас главный в обители.

— Дриэн? — повторил впечатленный Вольный.

— Пока Асфирель ублажала небесного, он много деньжат получил. И связи. Вы разве не знали?

— А Кхангатор? — тяжело вздохнув, перевел тему Кейел.

— Он в обитель не за властью пришел, — спокойнее ответил мужик.

— Ему и племени хватает, — подтвердил Кейел. — Как его дракон сумел подобраться к городу?

Мужик хмурился и долго соображал. Кейел поднялся во весь рост, задумчиво разглядывая местность. Ромиар с тихим стоном запрокинул голову и, состроив недовольную мордашку, что-то пробормотал, а затем поморщившись снова отвесил затрещину мужику. Тот мгновенно втянул голову в плечи, вскидывая ладони к небу. Затравленно глядя на Кейела, сбивчиво заговорил:

— Анья ночью пришла! Говорят, что повредила несколько защитных башен и уничтожила силу амулетов. Слух быстро разнесся. И Кхангатор на второй рассвет уже пришел к городу. Он никого не щадил, но как только горожане сами заперли мудрецов, он дракона своего отозвал. А потом мы и узнали, что мудрецы с северной ведьмой заодно!

— Чего? — прищурилась я.

Разбойник мой полухрип расслышал. Глянув на меня, пояснил:

— Дриэн переписки нашел. Сказал, что не все письма мудрецы сжечь успели. Из бумаг он понял, что почтенные и небесные заодно с северянами!

— Все почтенные? — изумился чужим фантазиями Роми.

— Почти! — Не смея поворачиваться телом, мужик насколько смог оглянулся. — Небесные точно все, а почтенные… Все равно они все твари! — Он сплюнул на землю, злобно воззрившись снизу вверх на Кейела. И на меня посмотрел. — Они потому тебя и обвинили. Слухи дошли, что ты и с севера бежала, потому что и там до тебя добраться хотели! Ты что-то знаешь о мудрецах!

— Где сейчас Кхангатор? — Кейел снова вытащил кинжал.

Разбойник смекнул, угрозу оценил и менее эмоционально сказал:

— Уничтожает другие обители. Вроде бы начал с региона Цветущего плато. Там, где дочь его в последний раз видели.

— Но ведь на других обителях защита целая.

— Он держит дворцы и города в осаде. С голоду подохнут ублюдки. — И пробормотал едва слышно: — Так и надо этим скотам.

— Духи не одобрят, — качнул головой Кейел, ухватившись за кинжал удобнее.

Я нахмурилась, наблюдая за ним пристальней. Склонила голову к плечу. Он же сказал, что отпустит мужика…

— А вранье одобрили! — беспечно пропустив угрозу в равнодушном тоне, сорвался мужик. — И духи врали нам! В скверну духов, Вольный!

От удара кулаком со стиснутой в нем рукояткой послышался хруст. Мужик повалился на землю, что-то промычал невразумительное.

— Подними его, — приказал Кейел.

Ромиар поморщившись фыркнул, но выполнил. Удерживая за плечи явно тяжелого мужика, помог принять ему равновесие. Разбойник отплевался — в низкую траву упали окровавленные зубы.

— Ты обещал, — пробормотал. — Обещал не убивать.

Кейел кивнул, положив ладонь ему на плечо и склоняясь, и в этот же миг с силой, рывком всадил кинжал в сердце. Темные глаза, казалось, стекленели мгновенно. Вольный вынул кинжал и позволил трупу повалиться. Потянулся за тряпочкой, заткнутой за пояс.

— Тыв самом деле обещал, — как-то равнодушно произнесла Ив.

— Да. Что не перережу ему глотку. Разве я не сдержал обещание?

* * *

Кейел.

Тоска отравляет разум, и он, заболевший, толкает на вероломство…

— Это начало войны, — нагнетала взволнованная эльфийка, едва поспевая за мной.

Я старался идти медленней, но хотелось сорваться. Уйти как можно дальше, побыть немного одному. Поразмыслить, остыть…

Что происходит, Алурей? Поговори со мной, приди ко мне, как приходил к Ане, когда я умирал. Я ведь чувствовал твое присутствие.

— Может, еще обойдется, нетерпеливая Ив.

— Не обойдется, — поддержал подружку Ромиар. — Все войны рождаются из чужих фантазий, а силу для роста черпают из мести. Фантазии фадрагосцев только расцветают, а повода для мести найдется уже у многих тысяч обиженных. Елрех, ты ведь сама слышала, что говорил грязный человек.

— У нас тоже случались мятежи, — зазвучал любимый голос, сдавливая колючими кольцами сердце и горло, — когда люди… попроще гнали от власти аристократов. Ну, небесных. Но мировые войны…

— Замолчи, — перебил Вольный. — Твой мир — не показатель.

Почему ее имя? Почему они написали именно ее имя? Этот вопрос разъедал нутро и отравлял разум.

Эмоции губительны усладой своей…

Не думай об этом. Остальные не придали этому значения, и ты не придавай. Нельзя. Нельзя. Она Вестница.

И Ил была тоже… Аня сказала, что Ил снюхалась с Повелителями. Как знать, может, убила Аклена. А сама разбилась ли? Возможно, доживала в счастье, получив темную награду от уродов, с каждым приходом разрушающих Фадрагос.

Аня тоже падкая на богатства… Была. Изменилась ли? Уверен, человека меняет только смерть.

Нет, я не прав. Лишь обманываю себя.

Я вздохнул тяжело, понимая, что злость подтолкнула придумать эту глупость. Но подозрения касательно Ани не беспочвенны.

Я остановился резко, сжал кулаки, с трудом усмиряя злость. Недоверие и подозрения грызли разум, приносили боль. Предположения саднили в груди, кололи сердце. Почему только ее имя? Я столкнул ее в реку, я пришел с севера. Я. Я тоже знал секрет.

Мудрецы не были идиотами. Они могли предположить, что о Единстве прознали северяне, выходит, написав ее имя, они таким образом не надеялись сохранить все в тайне. Послание несло другой смысл, о котором Аня должна знать. Что ее связывает с ними, кроме Единства?

Я открыл глаза, осмотрелся: роща скоро закончится, и мы выйдем к дороге. Солнце почти у зенита. Безветренно.

— Кейел, все в порядке? — Аня коснулась локтя. По телу промчалась дрожь, пробрала до костей, свела легкой судорогой ноги и будто вывернула внутренности наизнанку.

Выбить бы из девочки всю правду. А если ошибаюсь?

Ее нельзя пугать, на нее нельзя кричать. Она не понимает, обижается. Она другая.

Я усмехнулся. У меня новые заповеди? С каких пор?

Закрыл глаза и отпустил себя. Иначе никакого терпения не хватит.

Сумка съехала с плеча, упала на землю. Аня убрала руку, отступила. Слышалось перешептывание Ив и Елрех. Я резко развернулся к Ане, смял ее в объятиях и, глядя в испуганные глаза, повел. Она вынужденно отступала, споткнулась, едва не повалилась на спину. Я удержал, позволяя лечь на траву и листву мягче.

— Кейел, — растерянно обратилась она, пробуя отползти.

Не позволю.

Я сел ей на ноги, быстро перехватил руки и завел над головой.

— Вольный…

— Оставьте нас, — приказал я.

— Отпусти ее! — потребовала фангра.

— Оставьте нас!

— Идите, — негромко попросила Аня.

Я всмотрелся в ее глаза — в них не было страха. Только решимость и гнев. Я снова обидел ее. Надо было просто спросить. Нет, как обычно будет юлить, врать. Что же ты скрываешь, девочка моя? Что ты делаешь со мной?

Ромиар чуть помедлил, а затем подошел ближе и бросил мне едва слышно:

— Я присмотрю, чтобы вам никто не помешал.

Аня дернулась, повернув к нему голову. Духи Фадрагоса! Дай ей сейчас волю, и она бы убила его без промедления.

— Урод хвостатый, — процедила девчонка.

— Аня, — позвал я, отвлекая на себя. Не хочу тратить время на их ссоры.

Она на меня не посмотрела, провожала презрительным взглядом Вольного, пока он не скрылся за цветущими зарослями шиповника. В это время я любовался ею. Седые волосы разметались на зелено-желтых листьях дуба, между тонкими серебристыми бровями пролегли глубокие морщины, а темные глаза горели золотым огнем. Лицо было чумазым от дорожной пыли, но алые пятна румянца просматривались на щеках хорошо. Курносый нос обгорел, губы были сухими, нижняя к тому же треснула по центру до крови. Я опустил взгляд на заострившийся подбородок, на шею, где быстро и заметно билась жилка, на ключицы, проступающие под тонкой кожей. Начал медленно пьянеть. Рубашка открыла взору совсем немного, но мне оказалось достаточно. Я с каждой секундой возбуждался, чувствуя Аню под собой, вспоминая ее ласки, любуясь ею. Ею. Мне нужна именно она.

Сколько времени прошло с последнего раза?

И голод этот неутолим…

Ты не для этого все затеял.

— Аня, — тихо обратился я, но захват рук не ослабил, — посмотри на меня.

— И что дальше, Вольный? — спросила она, окатив и меня презрением.

Лучше бы не смотрела… Сам виноват, сам попросил.

Аня, дернув руками и немного поерзав, продолжила:

— Будешь пытать? А сердце мне потом проткнешь, или подождешь, когда я тебе сокровищницу отыщу?

— Аня…

— Не знаю я! — со злостью выкрикнула. — Я не знаю, почему они написали мое имя. Ты ведь поэтому меня сейчас запугиваешь? Хочешь выяснить! Думаешь, что я знаю!

— Что было в послании?

— Чего? В каком? — насторожилась.

Я следил за ее лицом, видел, как заблестела кожа на висках — проступили капельки пота. Но дыхание оставалось ровным, а взгляд был упрямым. Врет, или нет?

— Волтуар должен был передать тебе послание от мудрецов.

Она покачала головой, нахмурившись и поджимая губы.

— Он мне ничего не отдавал. Мы с ним остались наедине, и он сразу стал звать обратно во дворец. Рассказал, что ты к нему приходил, о чем ты, кстати, умолчал. И в отличие от тебя, он был ласковым и… Наверное, мне надо было согласиться! Злишься, что… как сказал этот козел? Ублажала? Это называется любовью заниматься! И..

Волна дрожи прокатилась по телу, смешиваясь с яростью. Нет, с ревностью. Аня выговаривала что-то еще, но я не слышал. Звон в ушах мешал и помогал, избавляя от ненужного ужаса. Я, как наяву, увидел ее в объятиях правителя, вспомнил их любезности на завтраках во дворце. Она научила его целоваться так же, как и меня? И они… Я не хочу знать. Не хочу слышать, что она была с другими. Пусть заткнется.

Я отпустил тонкие руки, уперся в землю и сразу же склонился к Ане. Под шум в голове поцеловал настойчиво, требуя ответа. От ее осторожного прикосновения к шее, кровь ударила в голову, закружила мир перед глазами. Я чуть отстранился, глотнул воздуха.

— Меч помешает, — полушепотом заметила моя девочка. Ее глаза стали почти черными, будто от дурмана.

Я усмехнулся и сказал:

— Одежда тоже.

Позволил ей сесть, но целовал каждый раз, когда удавалось. Она возилась с ремешками и застежками на моей груди и тоже дрожала от нетерпения. После ее кожи во рту оставался солоноватый привкус, но, кажется, я научился наслаждаться даже им. В скверну хвою. В скверну все, что не имеет прямого отношения к Ане.

Она помогла стащить ножны, а затем снова поцеловала, обхватывая мой затылок. Ее шумное дыхание перемежалось с моим, заставляло сердце биться сильнее, громче. Чаще. Я снова повалил ее на землю, потянулся к застежкам ее рубашки. Пальцы путались на простом клочке ткани, цеплялись за пустоту и не удерживали крючки с первого раза. Наши губы на краткий миг отдалились.

— Возможно, Единство, — успела выдохнуть Аня.

Единство? Надо переспросить. Потом…

Я не находил силы разорвать глубокий поцелуй. Только когда справился с застежками, позволил передышку.

— О чем ты?

Скользя пальчиками по моим предплечьям, она выгнулась, проговорила сбивчиво:

— Мудрецы боялись, что я выдам эту их тайну. Война предков может повториться. Да, я знаю, что ты думаешь, — опередила вопрос, расстегивая мой ремень, — что этот секрет известен и вам. Но вы не ходячее доказательство, Кейел. Только я могу показать фадрагосцам, что много веков назад отстаивали соггоры, и чего их лишили.

Мудрецы обратились к Ане с предсмертным желанием утаить доказательство существования Единства? Почему я сразу об этом не подумал? Сразу увидел в ней зло. Но в Ане только одно зло — моя зависимость.

Безвольный.

* * *

Аня.

Вот уже который день приходилось улыбаться и шутить, когда хотелось кричать и испепелять. И в этот раз удалось обмануть Кейела, увести от подозрений, вызвав в нем ревность и соблазнив. Сколько еще будет таких инцидентов между нами? И чего он хотел добиться изначально? Видимо, в гневе забыл, что теперь никто не справиться со мной, просто отобрав оружие и удерживая руки. Черт возьми, я могла поджарить его, если бы дала волю чувствам! О чем только думал этот идиот?! И Роми такой же! Оба кретины фанатичные!

— Там опасная осыпь, — подал голос Козел безбородый, указывая на горную местность дальше на севере и размахивая хвостом. — Надо ждать Елрех.

Второй Самоубийца посмотрел западнее, переступил с ноги на ногу и кивнул. Вскоре уселся на один из валунов. Тут большие темные камни встречались на каждом шагу. Неприятная местность, серая, мрачная. Да и климат… Душно, и словно все вокруг кислотой какой-то пропитано. Ни деревца, ни кустика. Только пара гейзеров встретилась на небольшой каменной равнине. По разлитому кипятку не шли, обходили стороной. Зато днем ранее здорово провели вечер, отмокая в небольшом озерце с теплой водой.

Ив потопталась на месте, а затем потянулась к бурдюку. Я взглянула на запад, туда, где исчезла Елрех. Она прямо, как Феррари, вечно отходила: то поискать полезные растения и минералы, то проверить местность на наличие угрозы, скрытой от обычного взора. Теперь мы разделялись чаще, чтобы найти более пологий и безопасный путь к Лавовому озеру.

Вспомнила о Феррари, и в это же мгновение желто-зеленая шкура девочки мелькнула между скал неподалеку. Я нахмурилась и, как часто делал Кейел, стянула перчатку, вложила два пальца в рот и свистнула. На призыв мгновенно отозвался воркованием и Тодж, стоящий рядом с нами.

— Не тебя зову. — Я махнула опущенной рукой.

— Куда ты? — насторожился Кейел, разглядывая меня.

— Прокачусь на Феррари. Я буду осторожна. — Улыбнулась ему, но поняла, что так просто он не готов меня отпустить. Шагнула к нему, замечая малышку, — она неслась ко мне в спешке. — Посмотри, какая она быстрая! Мы поднимемся выше и осмотрим местность.

Он, насупившись и упершись двумя ладонями в колено, молчал. Его взгляд исподлобья тревожил. А разве было когда-то по-другому?

— Надень ремень и затяни потуже, — внезапно согласился.

Я не ответила. Забралась в седло, вытащила из ниши ремень и перетянула им талию. Проверила ножны, взяла поводья крепче и несильно ударила босой пяткой по теплому боку Феррари. Девчонка сорвалась с места.

Уже через несколько минут силуэты ребят превратились в светлые и темные точки, оставленные за спиной. Феррари перепрыгнула очередную расселину, даже не распуская кожистые крылья. Я заприметила уступ несколькими десятками метров выше и направила зверя туда. Для лиертахона местность была явно родной средой обитания: крепкие когти пробивали камень, словно орешки щелкали; заостренными тонкими концами цеплялись за пористую поверхность и трещины; там, где не справлялись только когти и сильные мышцы, помогал удержаться невероятно гибкий хвост с бритвой на конце. И меня не пугала мысль, что мы вдруг упадем — неоднократно доводилось видеть, как кошачья ловкость помогала Феррари даже с седлом и сумками изворачиваться в воздухе, чтобы падать лапами вниз. А дальше помогут крылья. Пусть она и не могла летать с их помощью, но в воздухе превращалась в грифа. Я уже прекрасно знала, что творит ее капюшон вокруг узкой морды: такого теплолокатора мне еще не доводилось встречать. С его помощью малышка распознавала не просто тепло, но даже будто бы чувствовала на огромном расстоянии природу его излучения. И, видимо, именно изумительная чувствительность к потокам температур помогали бесподобно парить столько, сколько ей необходимо. Лишь бы было от чего оттолкнуться, нужна была лишь точка падения. Тут ветер не бушевал, но меня постоянно касались то прохлада, то жар. Удивительная местность. Не была бы она еще такой мрачной, угольной.

Со склона к уступу негде было подступиться, поэтому Феррари послушно обогнула несколько валунов и юркнула в щель между каменными стенами. На черной и серой поверхности то и дело просматривались дыры, норы и глубокие трещины. Из них лениво поднимался дымок, воняющий тухлыми яйцами. Я поморщилась и подтянула косынку с шеи на лицо, закрывая нос и рот. Надо бы смочить ее водой.

Феррари выбралась из узкого пространства и остановилась, позволяя мне осмотреться. Я увидела несколько плоских камней и небольших выступов. Вскоре по ним мы забрались на нужную высоту. Обзор не стал заметно лучше, но отсюда я смогла заприметить приступные скалы повыше и удобные подъемы к ним.

Примерно через полчаса скитаний в вонючем дыме, я уже знала дорогу, которой смогут пройти и ребята, и Тодж. Кажется, мне с Феррари об этом беспокоиться вообще не стоило.

Когда я вернулась к ним, Елрех уже была на месте. Они выслушали меня, еще раз выслушали Елрех, и приняли мое предложение. Роми страдал… Он посмотрел на меня и последовал моему примеру — порвал одну из рубашек, намочил и повязал на лицо проговаривая:

— Поберегу силы для самого озера. Там давно никто не бывал, поэтому неизвестно в каком состоянии лава. Если будут ядовитые испарения, мои духи помогут нам избежать отравления.

— Они будут, — вмешалась Елрех, разламывая крупный, ярко-красный плод какого-то фрукта. И где только умудрилась отыскать в этой пепельной пустоши? — Жаль, нет шалфея или эвкалипта.

— Сумочка дыхания действенней, — негромко отозвалась Ив, поднимая заплечный мешок с земли.

Елрех хохотнула, протягивая ей сочный кусок со множеством мелких черных семечек.

— Его пришлось бы отвоевывать у занятого войной Кхангатора. Непозволительная роскошь даже для Аспидов.

Кейел принял у нее сразу два кусочка фрукта и поднес один мне.

— Ланбо встречается только в таких местах, — тихо пояснил он, с нежностью разглядывая меня. — Он в меру сладкий и очень сочный. Тебе понравится.

В такие секунды злость на него умолкала. В такие мгновения, когда он был ласковым со мной, я любила его больше жизни.

Я улыбнулась, принимая угощение.

— Если ты так говоришь, значит, так оно и будет.

Уже было направилась обратно к Феррари, но Кейел придержал за локоть.

— Аня… — На секунду опустил глаза, но вскоре снова смотрел на меня. Я видела в них свое отражение и еще больше не хотела, чтобы он сейчас говорил что-то приятное. Он заслуживал большего. Гораздо большего. — Извини. Прости меня, я должен был…

— Все в порядке, Кейел. Ты спасаешь дом, и не обязан верить абсолютно всем.

Свел брови на переносице.

— Я доверяю тебе.

Неужели он это серьезно? Врет ведь. Нет… Скорее всего, он умудрился убедить себя в этом. Вот только в таком случае…

— Как ты можешь доверять мне, если перестал себе доверять?

Я сразу же отступила и отвернулась. Сама толкаю его к ненужным мыслям. Но по-другому не могу. Не могу постоянно обманывать Вольного, не оставляя ни малейшей подсказки. В этот раз, когда я лежала под ним, страх отступил почти мгновенно, а злость помогла невероятно быстро сориентироваться во вранье. Я даже не думала о том, как это сделать. Все получалось само собой, и даже совесть не напомнила о себе, будто ее никогда не существовало. Когда-то я могла врать всем, кроме дорогих мне людей, наверное, теперь я повзрослела, потому что научилась с беспечностью врать даже им. А может, я опять ошибаюсь, и разница всего лишь в целях.

К вершине, откуда открывался вид на серое озеро, мы добрались без происшествий. Спуск высматривали долго, опасаясь близко приближаться к обманчиво спокойной и безопасной поверхности лавы. В итоге, когда увидели участок с пологой насыпью, Кейел уселся на землю и облокотившись на колени, сцепил руки в замок. Подпер ими подбородок, покрытый колкой щетиной, и сказал, окидывая пространство ищущим взглядом:

— Нет смысла.

— Даже если целый период будем сбрасывать в жадное озеро камни, мы все равно его не пересечем, — поддержала Елрех.

Я выступила чуть вперед — мелкие камешки и песок с шорохом покатились по склону. Озеро было небольшим, а дыма не хватало, чтобы заслонить обзор на маленький островок в центре. Странно, что за все это время лава не застыла.

— Аня, разгружай Феррари, — скомандовал Кейел.

Я повернулась к нему и посмотрела с удивлением. Он читает мысли, или еще на подходе сюда рассчитывал воспользоваться помощью лиертахона?

— Ей будет непривычно поднимать мой вес, но, думаю, мы справимся.

— Нет, — мигом отказала я и скрестила руки на груди.

— Аня, — низко протянул он, а в зелено-карих глазах появились угрожающие отблески.

— Она и сама справится, — произнес Роми, прислоняясь к скале. В руках замелькал дротик.

Я искренне поблагодарила его:

— Спасибо.

Он вскинул белые брови.

— Иногда, когда ты готов рискнуть моей жизнью, я ощущаю странную гармонию наших мыслей. Какая досада, что ты родился таким страшненьким, хвостатым и рогатым. Я могла бы называть тебя братиком.

— Асфи хватит, — попросила Ив, поднимая руки к небу. — Да что он тебе сделал, что ты в последние рассветы взъелась на него?

— Ты прекрасно слышала, ушастая! — Я повернулась к ней, опуская руки и сжимая кулаки. — И не надо говорить, что птичий щебет помешал тебе разобрать его полушепот. Иногда мне кажется, что ты…

— Асфи! — Елрех притопнула, подалась вперед и за рукоять кинжала ухватилась.

Я мгновенно замолчала. Сглотнула и отвернулась, проговаривая тоном нетерпящим возражений:

— Феррари приучена к моему весу. Она со мной и с утесов прыгала, и по деревьям скакала как белка. Я спикирую к чертовому озеру и обойду там каждый метр! Кейел, тебе не о чем переживать — я найду тебе проклятый тайник!

Вздрогнула, ощутив тяжесть на плечах. Дыхание тронуло мое ухо.

— Дело не в тайнике. И ты знаешь об этом, просто до сих пор не простила меня.

Глядя на мрачное, вязкое и ужасно горячее пространство впереди, я накрыла рукой его руку. Сжала пальцы, потерлась щекой о тыльную сторону ладони, жалея, что на Кейеле перчатки, и тихо пообещала:

— Я вернусь.

Еще с полчаса мы потратили на поиск самой удобной точки для прыжка Феррари. Утес пугающе выступал над лавовым озером, но Кейел стал пробираться на него без какого-либо опасения.

— Что это? — спросила я, разглядывая странный камень, а может, металл.

Темные изогнутые лианы торчали из скал, будто бы удерживали хлипкий на вид утес и, поднимаясь ввысь, формировали причудливый свод над этой местностью. Железные ветки отливали сиреневым оттенком и имели неровную поверхность, напоминающую резьбу, просто немного беспорядочную. Впрочем, в таком же беспорядке они торчали отовсюду и переплетались между собой, вынуждая то пригибаться, то переступать их. Тодж пританцовывал у подъема на утес, но за нами не лез, а Феррари осторожно водила мордой и изгибалась, чтобы протиснуться следом.

— Осталось со времен Войны предков, — ответила Ив, продвигаясь за Кейелом. — Его не берет ни огонь, ни сталь. Даже раутхут не способен распилить эти прутья.

— Они растут?

— Нет, любопытная Асфи, — ответила за спиной Елрех, — они просто есть.

— Слышал, что в регионе Хищного хребта через них нельзя пройти, — подал голос Роми. — Так близко они находятся друг к другу.

Кейел выбрался на свободный участок, залитый солнечным светом, поводил головой из стороны в сторону, разминая шею, а затем повернулся к нам и, глядя на Ив, проговорил:

— Тебе надо было почаще выводить Вольного в свет. Он собственного мира не знает.

Ив миновала последний, нависший над головой, прут, выпрямилась, открыла рот, но сказать ничего не успела.

— Я учился у эльфов и шан’ниэрдов, — недовольно отозвался Роми.

— И многому они тебя научили во дворцах?

Мы с Елрех тоже вылезли из-под странного свода и потеснили Ив, пропуская второго Вольного.

— Многому. Например, той ловкости, которой недостает тебе, человек, — проходя мимо Кейела к краю ответил он, широко размахивая хвостом.

— Ни шага Солнца без ругани, — пробормотала Елрех.

Ив, скрестив руки на груди, едва заметно кивнула.

Я покачала головой и окинула взглядом серое пространство внизу. Казалось, огонь, укрывшись одеялом из пепла и сажи, крепко спал.

Огонь будить нельзя…

Феррари боднула носом мою руку, и я мгновенно опустила на нее взор. Песочные глаза девочки искрились золотом, как тогда, когда дракон Кхангатора расплавил землю под нами. Тогда лиертахон тоже наслаждался горячим воздухом, а может, парами, исходящими от жидкого огня. Пока Вольные вполголоса обсуждали островок, видимый отсюда получше, я стянула перчатку и погладила шершавую теплую шкуру малышки. Она пробудила воспоминания о том времени, когда наша дружба только завязалась. Ей пришлось пройти через кошмар, чтобы обрести …кого? Что? Она, как и прежде, несвободна. Однако если бы я не появилась в ее жизни, что сделали бы с ней в том поселении? Наверное, поумнела бы рано или поздно и стала рыть себе яму, чтобы повеситься на ошейнике, как это делал бело-синий лиертахон.

Мудрецы тоже вырыли себе яму…

И мне заодно. Они пожертвовали собой, рискуя всем миром. Обязали меня отыскать Сердце времени и воспользоваться им, чтобы предотвратить войну. Неужели они так сильно верили в меня? И насколько же я в таком случае ужасна в глазах Энраилл, если они сделали ставку на мою ненависть и целеустремленность? Мое пламя против пламени множества фадрагосцев… Как бы Елрех ни успокаивала нас, Роми и Ив правы — жители распахнули врата, приглашая в мир войну. Она еще не вошла, но уже приглядывалась, принюхивалась, выбирала, кого заразить желанием мести. Из одной крохотной искры может разгореться огонь, а из множества таких искр обязательно разбушуется пламя.

— Ты сможешь возвести тот же мост, который когда-то проложила для нас? — спросил Кейел, глядя на меня.

Я покачала головой, прекращая ласкать разомлевшую Феррари.

— У меня есть сила, но не знания. Тогда кристальный путь проложили духи, а сейчас духи не имеют надо мной власти. Они растворились во мне.

— Если они начнут падать, я смогу поддержать их воздухом. — Роми морщился, и это было заметно даже несмотря на повязанную ткань на лице. — Но недолго. Мне бы еще не позволить Асфи отравиться.

— Мы не будем падать, — в который раз уверенно прозвучал мой голос. Удивительно. — Я доверяю Феррари, а она никогда не рискует напрасно и замечательно ориентируется в пространстве.

Кейел набрал полную грудь воздуха, а затем, медленно выпуская его, отвернулся от меня. До скрипа сжал рукоять кинжала и опустил голову, рассматривая островок. Я нахмурилась. Мне тоже страшно: от мысли о том, что предстоит сделать, по ногам прокатывается легкая дрожь и ладони потеют, а во рту пересыхает, — но если я проявлю хоть немного слабости и страха, Кейел велит мне остаться и отправится на островок сам. Феррари может не вытянуть его, а об этом даже думать не хочется.

Я протиснулась между Елрех и головой лиертахона, подошла к Кейелу и, привстав на носочки, приобняла. Положила подбородок на сильное плечо, вдохнула запах Вольного — уже немного терпкий, но все еще разбавленный земляничным мылом, — и тихо произнесла:

— Мы не упадем, и я не отравлюсь. Отсюда островок виден как на ладони.

Он перехватил мои руки на своей талии, аккуратно сдавил их и спросил:

— А обратно? — Не позволив ответить, продолжил: — Видишь, в центре скалы? Это вершина маленькой горы. Большая часть спрятана под лавой. Тебе придется прыгать обратно оттуда. Из центра поднимаются пары. Дымок, видишь?

— Вижу, — покладисто отозвалась я и прижалась губами к колючей щеке. Прошептала убедительно: — Я буду осторожна.

Он хватанул воздух ртом, но ничего не сказал. Сомкнул губы до тонкой линии, а затем признался:

— Я не хочу отпускать тебя.

— Так нужно. Так минимум риска. В случае чего я призову всю силу Единства, и буду исцелять себя столько, сколько смогу. А духи… Твои, Роми… Духи Фадрагоса помогут мне, Кейел. Они не оставят меня.

Он чуть обернулся, склоняя голову к груди.

— Аня, ты…

— Духи неоднократно выручали меня, и я благодарна им за все. За тепло, за свет, за пищу и защиту. Я благодарна им, Кейел. Я не из числа тех разбойников, которые отказались ценить помощь духов. Они не отвернутся от меня, потому что я верю в их доброту.

И услужливость…

Кейел не ответил, просто развернулся и обнял. Пока Елрех освобождала Феррари от лишнего груза, а Ив с Роми обсуждали, что мне может пригодиться на островке, мы так и простояли с ним рядом. Я уткнулась носом ему в шею и закрыла глаза, а он прижался щекой к моей голове, поглаживал спину одной рукой, а второй перебирал волосы. Когда Феррари была готова, я вынужденно отступила от Кейела и старалась больше не смотреть в его глаза. Зачем волновать себя лишний раз, если и без того в последние дни хожу по тонкой грани? Моя выдержка на пределе.

Я подошла к Феррари, с детским любопытством наблюдающей за нашими действиями, но забраться в седло не спешила. Ив протянула мне свой бурдюк.

— Тут воды больше, — слегка нахмурившись, пояснила. — В свертке еда.

— Я же сказала, что вернусь, — произнесла я, склоняя голову к плечу, но бурдюк взяла. Влажный, уже теплый, он погладил пальцы. — Спасибо.

Елрех подошла ко мне со спины и положила руку на плечо.

— Асфи, ты должна выбраться оттуда, но если…

— Я не буду рисковать, и обязательно выберусь.

Прежде чем и Роми проявил бы глупую заботу, от которой спотыкалось сердце, я вскинула подбородок, изогнув бровь, взглянула на хвостатого и спросила:

— Ты тоже хочешь полюбезничать?

Роми все же скривился, фыркнул, а затем обогнул Феррари. Приблизился ко мне, вытаскивая из-за пояса дротик, хорошо обернутый в серую тряпку.

— Это может пригодится. Только не порежься — он ядовит.

Я кивнула, сжимая в руке его оружие. Тяжелый взор Кейела я спиной ощущала, но поворачиваться не стала. Шагнула к Феррари, надеясь, что не услышу хриплого голоса.

— Аня.

Сердце ухнуло, я вздрогнула. Но голос… Кейел молчал и, кажется, все это время даже не двигался.

— Аня, — тихо повторил Роми, раздраженно мотая хвостом. С каких пор шан’ниэрд стал звать меня настоящим именем? И мне не кажется — в желтых глазах плескается беспокойство. Заносчивый Вольный договорил: — Ты не червь.

И отступил, будто открывал для нас с Феррари путь.

Забравшись в седло, я первым делом набросила на себя ремень. Затем поерзала, убеждаясь, что ничего не мешает, а босые ноги крепко прижаты стержнями. Небольшой сверток с едой ребята плотно привязали к луке. На всякий случай я подергала его, затем наскоро, пока Елрех и Ив еще раз обсуждали, не забыли ли они чего, сплела косу и перехватила веревочкой. Ничего не должно мешать.

Я вскользь глянула на Кейела, и в груди снова все сжалось. Он сидел на том же месте, где минутами ранее мы обнимались и уже чистил меч. Казалось, он так увлекся обычным занятием, что ничего вокруг не замечал, но я знала, что с ним происходит на самом деле. Сейчас я понимала, почему в ущелье, у Свода Скверны, он не поцеловал меня перед сражением. Не обнял. Теперь я его понимала.

Отвернулась, крепче сжимая поводья. В данный момент любое проявление любви и нежности будет выглядеть как прощание. А я не хочу прощаться с ним. Я не буду прощаться с ним, а он не попрощается со мной. Мы расстанемся так, будто я отошла к речке набрать воды. И это будет правильно. Без сожалений, без мук и прочих слабостей. Я справлюсь и, как обещала, вернусь к нему.

— Так вы ничего не забыли? — прервала я щебетание девчонок.

Елрех стояла ближе ко мне. Она мгновенно обернулась и покачала головой.

— Я подстрахую вас, пока буду видеть, — лениво произнес Роми с другой стороны. — И отправлю с тобой своих духов. Пока не иссякнут силы, они будут очищать воздух, а потом… постарайся не задерживаться.

— Это все? — спросила я, ворочая головой и глядя то на девочек, то на Роми.

Они как-то растерянно кивнули, и я не позволила подготовиться даже себе. Несильно пнула Феррари, и она мгновенно сорвалась с места, будто только и ждала этого. Елрех с Ив от неожиданности отступили, Роми дернул головой. И в краткий миг перед тем, как мы с Феррари сорвались с утеса, я успела мазнуть взглядом по Кейелу — он зажмурился и сидел без движения.

К этому ощущению, когда земля пропадает под тобой, нельзя привыкнуть. Однако все чувства рано или поздно теряют яркость, так и тут — я словно прыгнула с высокого бортика бассейна. Но крылья Феррари хлопнули, девочка поймала поток воздуха, и он подбросил нас ввысь. Желудок сжался, комок подступил к горлу, а мышцы в теле непроизвольно напряглись. Малейшее колебание зверя отдавалось в моем теле так, словно это у меня выросли крылья, и сейчас это я с усилием удерживалась в воздухе. Яркость первых чувств притупились, но ощущения все равно оставались неизменными.

Ветер поглаживал лицо, трепал волосы, сушил глаза; железные стержни с силой давили на лодыжки, не позволяя вывалиться из седла. Меня толкало назад, но я сопротивлялась, пригибаясь к Феррари. Я потянула левую руку на себя — Феррари не сразу, но понятливо наклонилась, ловя поток воздуха и поднимая одно крыло. Островок надо сначала обогнуть, осмотреть с высоты, и если там увижу малейший признак угрозы, то направлю зверя обратно к скалам.

Феррари поворачивала плавно. Скользила по воздуху так, словно не летела, а плыла в нем. В свою очередь, я предоставляла ей больше свободы действия, чем на земле, всецело доверяясь ее чутью. Островок раскинулся от нас по правую сторону, и мы приближались к нему достаточно быстро, притом совсем не теряя высоты. Серые пологие берега, которые я видела с утеса, вблизи обретали насыщенные угольные оттенки, испещрялись трещинами, бугрились и пестрили резкими переходами низких, острых скал. Под серым слоем пепла не было ни единого признака жизни. Ни воды, ни еды, ни крохотного чахлого кустика. Только камень и пепел.

Можно спускаться.

Я поскребла холку Феррари и чуть сдавила пятками ее бока. Ветер мигом донес тоненькое воркование, а затем мой желудок вновь скрутило, сердце сбилось с ударов, спина покрылась холодным потом. Феррари камнем упала на пару метров, поймала другой поток и, заставив меня нависать боком над лавой, стала медленно выпрямлять полет. Она снижалась над западным берегом островка. Иссушенная земля смазывалась в нескольких метрах под нами, жар дышал сильнее, ощутимее. Прожженные каменные выступы пугали, и я старалась не двигаться, чтобы вдруг не помешать Феррари, не запутать ее своим страхом. Мы стремительно достигли несуразной вершины вулкана и промчались совсем рядом с его стенами. Безжизненный остров на расстоянии вытянутой руки оказался пугающе суровым местом.

Северо-западная кромка берега приближалась, а Феррари так и не спустилась на землю. Я не мешала ей. На такой скорости мы наверняка разобьемся. Малышка пересекла рваную линию земли и снова взмыла над лавой. Я крепко уцепилась в луку, сжимая челюсть, — ремень стягивал талию, стержни впились в ноги; меня срывало воздушным потоком назад. Но я молчала. Главное, держаться. Просто держаться.

Только спустя несколько минут таких пируэтов скорость упала, но Феррари продолжала кружить над берегами, всякий раз при поворотах останавливая мое дыхание. По тому, как нас начало мотать из стороны в сторону, я поняла, что девочка, наконец-то, решила приземлиться. Ее хвост дергался, то разрезая ветер бритвой, то ударяя его. Несмотря на всю эту неровность и колебания в воздухе, Феррари упала на лапы незаметно для меня. Она пробежала еще немного, а потом перешла на шаг и вскоре остановилась. Помотала головой и запрокинула ее, подставляя мне макушку. Я заставила себя разжать руки и почесать зверя.

— Ты у меня прелесть, — похвалила ее дрожащим голосом.

«Пока не иссякнут силы, они будут очищать воздух, а потом… постарайся не задерживаться».

Я не выбиралась из седла. Пристукнув пятками Феррари, направила ее вперед. Рассматривая однотипный серо-черный пейзаж, высматривала что-нибудь необычное. Что-то связанное с памятью.

«Ведь пока живет память о нем, живет и он».

Какие-то места Феррари обходила стороной, и я присматривалась к ним особенно. Это были ямки между камней, наполненные лавой. Она не кипела, не бурлила — была обманчиво спокойной. Под серой корочкой даже не виднелось красных оттенков. Сонная, умиротворенная, мать огня. Феррари притормозила перед очередными скалами, которые собиралась перелезть, а я оглянулась, впервые понимая фадрагосцев. В таких местах, где природа не поддается власти, где смертное существо не в силах противостоять стихии, возникает душевный трепет. Желание обоготворить стихию пропитывает все нутро, шевелит волоски на затылке, а мысли восхваляющие непокорную силу сметают здравый рассудок, и хочется верить, что все окружающее живое. Живее любого разумного существа.

Феррари дернулась, вскарабкиваясь на отвесную стену, и вывела меня из оцепенения. Я тряхнула головой, сбрасывая природные чары. Осмотрелась пристально и потянула поводья в нужную сторону. Надо искать у горы, которая своим горем выжгла это место.

Мы стремительно пересекли свободный участок. Феррари виляла, огибая острые камни, ямы, трещины и ломкие выступы. Послушно блуждала среди валунов, каменных арок, расселин. Воздух постепенно тяжелел, напитывался кислятиной, тухлостью и чем-то еще, оседающим неприятным привкусом на языке. Виски стало сдавливать. Еще еле ощутимо, но уже пугающе. И только Феррари, казалось, наоборот набирала силы в этом месте, двигаясь проворнее и быстрее.

Краем глаза я выцепила среди серости и черноты что-то белое. Мгновенно потянулась за кинжалом, но передумав ухватилась за дротик Роми. Феррари проворковала, реагируя на мою непоседливость. Я остановила ее, глядя туда, где заметила светлое пятно. Сердце забилось чаще, сильнее. Забарабанило в горле.

Тепло земли тронуло босые ноги, затекшие колени стало тянуть, но я не тратила время, чтобы размять их. Каждая секунда на счету!

У подножия горы, среди массивных скал, причудливо раскинулись высокие, похожие друг на друга, камни. Священное кольцо. Оно было спрятано от взора не только горой, но и теми непонятными прутьями-ветками, оставшимися после войны Предков. Они формировали беседку с высоким куполом, который тянулся к небу, закручиваясь кольцами разных размеров. В самое большое, центральное, наверное, пролезла бы даже я. Быть может, эти причудливые кольца даже видны с того утеса, на котором остались ребята. И если бы их темный цвет не растворялся на фоне мрачной горы, то они могли бы служить указателем.

Отпустив дротик, я все же вытащила кинжал и ринулась к руинам. В центре кольца лежала насыпь белых плоских булыжников размером с ладонь. Я опустилась на колени перед ними; Феррари ткнулась носом в плечо, боднула меня. Я опасливо оглянулась, но никого не увидела. Девочка просто требовала ласки и внимания.

— Не сейчас, малышка. Не сейчас. — Я несильно оттолкнула ее морду.

Подняла белый камень и рассмотрела гладкую поверхность — дракон был выбит тонкой линией и окрашен зеленым. Почти изумрудный цвет, все еще яркий, будто красили только вчера. Я сняла с горки второй камень — очередной зеленый дракон.

Вскоре я перебирала камни, понимая, что на всех изображены ядовитые драконы.

«Ведь пока живет память о нем, живет и он».

О них не забыли. И даже если о них забудут, то когда это место снова станет пригодным для жизни, фадрагосцы найдут тут упоминания о былой трагедии.

Сердце щемило от тоски. Руки дрожали, а в горле вновь першило и сдавливало, будто Вестница очнулась. Словно это она селила печаль во мне, взращивала горе и торопила.

Голова уже болела, а дышать хотелось меньше и меньше. Только не этим удушливым воздухом. Проворно очищая землю от камней, я призвала силу Айссии, и стало легче. Феррари носом откатывала булыжники дальше, помогая, как умела, словно прекрасно понимала, что для меня долгое нахождение тут губительно.

Когда последний камень был отброшен в сторону, я ухватила кинжал крепче и вонзила в землю — он провалился в рыхлую, иссушенную почву. Пепел взмыл. Я спрятала кинжал за ненадобностью и стала копать руками. Вскоре щурилась от пыли, но не останавливалась. Не останавливалась до тех пор, пока руки не стали царапать твердую поверхность сундучка.

Совсем неглубоко!

Кинжал, встретившись с железом, звякнул. Скрежетнул — я передернулась. Нахмурилась, но продолжила очищать края от земли. С трудом вытащила тяжелый сундук на поверхность и осмотрела. Ржавчина до него едва ли добралась, и даже можно было разглядеть филигрань. Я снова приподняла его и посмотрела на Феррари — она уже сидела, напоминая пса, или любопытную кошку, и наблюдала за мной.

С сундуком рисковать нельзя.

Замок был небольшим, но крепким. Однако против силы Ксанджей не устоял. Раскалив его докрасна, я стала надавливать кинжалом на ушко, но успехов это не принесло. Феррари подползла, ткнулась носом в предплечье, опасно погладила хвостом руку, и я отдернула ее. Нахмурившись, хотела отругать девчонку, но прикусила губу и отодвинулась от сундука. Всего лишь легкое движение хвостом — и раскаленный замок упал в пепел.

— Ты моя хорошая, — протянула я и едва не раскашлялась. Позволила себе пару секунд, чтобы потрепать Феррари.

Помня историю этого региона и глядя на белые камни с рисунками ядовитых драконов, кинжалом, на расстоянии вытянутой, я откинула крышку сундука. Она поддалась не сразу.

На белой шелковой подушечке лежал массивный ключ, кусочек карты и свернутая подсказка. Никакого яда, или других опасностей, сундук не таил. Я непроизвольно ухватилась за карту и окинула ее беглым взглядом — опасные регионы…

Не выпуская фрагмента, потянулась за подсказкой. Не надеясь на успех, развернула ее и вскинула брови:

«Отдайся грезам. Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

Почерк корявый, но написано все на общем языке и понятно.

Я отдернула куртку, собираясь спрятать все за пазуху, но нахмурилась. Замерла. Сердце споткнулось от хаотичных мыслей, противясь им, но я перешагнула через страх.

Забрала ключ, а затем вытащила подушечку, на которой все лежало. На всякий случай хорошо осмотрела сундук, после порезала и подушку. Вытащила из нее серебристый пух, вывернула ткань и закинула в получившуюся сумочку найденное. Стянула веревочку с волос и перевязала крепко. После вскочила, подошла к Феррари и спрятала маленький сверток в нишу, где обычно лежал ремень. Зверь послушно стоял на месте, пока я проверяла, чтобы ничего не вывалилось. Если на обратном пути я сорвусь в Лавовое озеро, лиертахон обязан выжить. Он обязан принести очевидную подсказку и ключ ребятам. И Елрех поймет, почему я, как и мудрецы, рискнула собой. В этом случае она обязательно поймет, чего я хотела от нее. Фадрагос не должен погрузиться в войну, а мудрецы должны ожить. И если потом я опять появлюсь в этом мире, Елрех осознанно станет моим проводником.

Эти мысли вновь растревожили. Я сжала рукоять кинжала и ремень, который некуда было примотать и спрятать. В полете он может помешать Феррари. Еще зацепиться за какой камень… Я не имею права рисковать будущим.

Я резанула по ремню. Отбросила в сторону.

Я все делаю правильно.

Удерживаться в седле стало гораздо труднее. Не хватало уверенности. С другой стороны, так ли помогала эта страховка? Ведь если бы я сорвалась, то просто потащила бы зверя за собой.

На лицо упал песок. Я зажмурилась отворачиваясь. Мышцы ныли от напряжения и, казалось, одеревенели. Феррари карабкалась на гору по отвесной стене, пробивая камень когтями. При каждом ее рывке подбрасывало меня. От страха сводило желудок, кружилась голова, и тряслось все тело.

Я справлюсь.

Утомительное испытание прервалось на пике, но недолгая передышка не принесла существенного облегчения. Феррари быстро пересекла узкую полосу ровной поверхности и добралась до небольшого выступа. С этой высоты остров под нами открывался как на ладони, но противоположный берег лавового озера сливался в серую стену.

В прошлый раз я не позволила себе подготовиться, и в этот раз ничего не изменилось. Нет смысла оттягивать время перед неизбежным.

Феррари помчалась, набирая скорость. Когда сиганула с края, я, вцепившись в луку, пригнулась и зажмурилась. Меня тряхнуло, зубы клацнули, а сердце рухнуло. Крылья хлопнули.

Я открыла глаза и сглотнула. Отсутствие ремня селило панику и сеяло раздор в мысли.

Зачем я отрезала ремень? А если не удержусь? Нам еще приземляться…

Так было нужно. Так правильно.

Я сжала челюсть, втянула тяжелый воздух носом, ощущая жар. Роми избавлял меня не только от яда.

Феррари повела вбок, и меня качнуло. Я напряглась, выгнулась, опираясь на правую ногу. Мышцы в бедре напряглись так сильно, что их пронзила боль. Сдавила. Я скривилась, с трудом удерживаясь. Промычала тихо. Та же боль повторилась в левом плече, но вскоре остался лишь жар. Феррари выпрямила полет, и я смогла расслабиться. Перевести немного дух перед новыми поворотами.

К ощущению полета нельзя привыкнуть, но рано или поздно я стану сильнее и устойчивей. Или умру раньше…

Я со всем справлюсь. Даже с собственной смертью.

Феррари не затягивала и при первой же возможности налетела на безопасную скалу. Вцепилась в нее и поползла вверх. Я больше не чувствовала страха, лишь мечтала быстрее добраться до ровной поверхности и выдохнуть. Когда-то я вот так же, без крепления, нависала над пропастью. Но тогда я была не подготовлена, а сейчас все было иначе. Знания меняют многое. Они меняют абсолютно все.

Последний рывок Феррари, когда она взобралась на скалу, принес сладкое наслаждение. Я почувствовала пьянящее возбуждение, расслабляясь и оглядываясь на озеро. Безопасность мигом вскружила голову. Сердце ожило, загрохотало, будто налилось не кровью, а радостью. Я улыбнулась, стараясь сориентироваться в пространстве.

Примерно через полчаса мы подошли к утесу. Тодж, мнущийся внизу, встретил нас с Феррари визгом,оповещая о нашем возвращении остальных. Роми сидел там же, у сумок, и что-то искал в них. Увидев меня, удивился. Поднялся и поспешил ко мне.

— Думал пить зелье усиления, чтобы вытаскивать тебя, — на ходу начал говорить он. — Больше двух шагов Солнца. Почему так долго?

Я выбралась из седла и улыбнулась, вытаскивая дротик и напоминая:

— У нас давно закончилось это зелье.

Роми пожал плечами. Усмехнулся, внимательно рассматривая меня.

— Я должен был хотя бы сделать вид, что мне жаль и я борюсь за твою жизнь до последнего.

Я впихнула замотанный дротик ему в руки, прижимая к твердой груди.

— Не смей хоронить меня.

— Ты не червь. — Из голоса исчезла насмешка; желтые глаза стали серьезными. — Какие духи ведут тебя, человечка?

— У меня другая вера, Вольный, — с короткой заминкой ответила я. — И тебе никогда не разделить ее со мной.

Ты слишком слаб для этого, но тебе лучше об этом не знать.

Кейел, побледневший, напряженный, пробрался через узоры прутьев и, удерживаясь за них, остановился на возвышенности. Я стянула перчатки, вытерла влажные ладони о штаны, чуть потрясла мокрой от пота рубашкой. От жара не спасала даже сила Вестницы. Все это время Кейел стоял неподвижно и не сводил с меня пристального взгляда. Девушки топтались у него за спиной, тихо переговаривались, но не смели торопить его.

Роми проследил за моим взглядом и отступил от меня на приличное расстояние. Вытаскивая сверток с подсказками, я громко произнесла:

— Я бы хотела на обратном пути заглянуть снова на то озеро. Вещи опять нужно постирать.

Кейел кивнул и прохрипел:

— Заглянем.

Тяжелый взор зелено-карих глаз прошелся по свертку, а от него к седлу. К торчащим остаткам ремня… Вольный сглотнул, стиснул челюсти так, что желваки заходили. Сжал кулаки и с упреком, а может, даже со злостью, посмотрел на меня.

Будет ругать…

Я поднялась по камням к нему, остановилась в двух шагах и протянула подсказки.

— Сундук был тяжелым.

Вольный с заметным трудом отцепил руки от прутьев, резким движением заправил пряди за уши и выпустил воздух сквозь зубы. Без особого интереса отобрал сверток и, не глядя, передал назад. Ив с опаской покосившись на него, слабо улыбнулась мне, шустро приняла найденное и исчезла в тени свода. Видимо, в мое отсутствие Кейел устроил скандал. А может…

Додумать не успела.

Вольный в одно мгновение притянул меня к себе и, крепко обняв, облегченно выдохнул. Я прижалась к нему и поняла, что слова будут лишними. Мы не прощались как следует, но встречались так, словно нас разделяли годы мучительной разлуки. И удары сердца оглушали сильнее, чем во время полета. Мое сердце билось громче для Вольного, а его колотилось под моей ладонью. Для меня.

Глава 22. Отшельники

Кейел, устроившись на покрывале, налег спиной на дерево. Я сидела на его вытянутых ногах, поджимая свои. Обнимала Вольного за шею и каждые несколько секунд осторожно целовала то в висок, то в щеку, то в прикрытое веко. Мне нравились бережные объятия и сильные руки на моей талии и груди — а Кейелу, кажется, понравилось чувствовать мое сердцебиение. Уютно.

Солнце догорело совсем недавно, и на небе только-только исчез прощальный рубиновый след. Жаркий костер трещал, выплевывал искры, кипятил в котелке ароматные травы. Сидя вокруг него, мы подводили итоги.

— Получается, нам осталось найти два тайника, — воодушевленно проговорила Ив. — Вы хоть представляете, какой прорыв мы совершили?!

Мы?.. Видимо, она забыла, что это любознательный, хитрый балкор додумался, в каком направлении начать поиск, когда догадался, кем были Аклен и Ил. Именно это и спровоцировало движение вокруг места, где разбилась Ил, и это же привело Кейела во дворец Цветущего плато. Там мы и прочли первую подсказку, которую до сих пор так ни к чему и не привязали. Она самая бредовая из всех, что нам попадались.

Потом опять же поспособствовали северяне, позволяя Вольному узнать о Фадрагосе гораздо больше, чем положено. Он решил не мучится с головоломками и изучениями легенд, слухов и истории мира, а пошел напролом: сбросил ребенка чужого мира, нетронутого проклятием Энраилл, в реку Истины. Одаривая меня Единством, он сходу ждал чуда и из-за нетерпеливости и недоверия ко мне, едва это чудо не упустил. Теперь же, вместо того, чтобы тратить годы на поиски одной подсказки, благодаря смекалке Кейела, я бодро веду ребят от одной точки к другой. Причем ощущения такие, что чем дальше мы заходим, тем легче становится путь.

— Как знать, — разливая по кружкам отвар, проговорила Елрех, — может, мы нашли последнюю подсказку первой. Или тайна Аклен’Ил обобщает все подсказки, а остальные ее уточняют.

Я хмыкнула и, заглянув в довольные глаза Кейела, разомлевшего после сытного ужина, шепотом спросила:

— И ничего не скажешь? У тебя наверняка есть мнение по этому поводу.

Он лениво покачал головой. Его полуулыбка грела душу.

— Сейчас ничего не хочу, — тихо признался, поглаживая большим пальцем мою талию. Прикрыл веки и лбом уперся мне в плечо. — Сидим хорошо.

Я улыбнулась, прислушиваясь к негромким спорам ребят и размышляя о наших успехах дальше.

После Свода Скверны мы посетили еще два места, где собрали тайники. Итого у нас имелось на руках пять возможных ключей от разных архимагов: от Аклена и Ил — по ис’сиаре, от Эриэля — перстень и ядовитое перо, от Линсиры — чешуя дракона, от Линсара — ключ.

Четыре подсказки, которые вели от одной точки к другой:

«Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало».

«Почти память чужого неродного брата, и пусть он напомнит о моем родном».

«И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили навеки, поселив в нем пустоту, но жизнь не отняли. Ведь пока живет память о нем, живет и он».

«Отдайся грезам. Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

И подсказка, которая, кажется, ведет в тупик:

«И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью».

Еще имелись фрагменты карт, но указывали они только на те места, где нужно было искать тайник. В общем-то, это и был весь наш успех. Пока он безумно радовал Ив, затмевая даже тревогу от назревающей войны, я печалилась и надеялась, что оставшиеся две подсказки приведут нас прямо к сокровищнице. Ведь если Елрех права, и Энраилл организовали круговую схему, то последняя подсказка укажет нам на первый тайник. Круг замкнется. И что тогда мы будем делать дальше?

— Возьмите.

Роми услужливо поднес нам две железные кружки с дымящимся напитком. Елрех добавила туда немного безобидного дурмана. Нам не помешает расслабиться и отметить очередную победу. К тому же Кейел решил задержаться на денек-другой в довольно миролюбивом месте, прежде чем отправляться в Холмы грез — эту местность ребята обсуждали с раздражением и страхом. И ведь не в первый раз… Я помню нашу с Кейелом вылазку на контракт против нечисти, отмеченной красными лентами. Перед этим он как раз обманом отправил ребят в регион Холмов грез, что они восприняли, как самоубийство. Пока же мы отдыхали неподалеку от священного кольца в Озорных духах — регионе гелдовов. Камнеподобные гиганты мало торговали, довольствуясь великодушной помощью фангр из регионов Молочных мситов и Ящеров, поэтому грабить у них было нечего и некого. И они нечасто мешались у кого-либо под ногами, предпочитая избегать конфликтов, поэтому если война и нагрянет, то к гелдовам заглянет в последнюю очередь. Слишком мало поводов для мести.

— Спасибо, — поблагодарила я, нехотя отстраняясь от Кейела.

Кружка согрела озябшие пальцы. Тем не менее я, босоногая, не сильно мерзла, да и ребята тоже. Ночная прохлада была мягкой и тепло тянула едва заметно.

Кейел выпустил меня из объятий и молча принял свою порцию расслабляющего напитка. Пока я принюхивалась к сладко-кислому пару, стараясь угадать ингредиенты, Кейел поцеловал меня в щеку и улыбнулся ласково. Я всего на секунду отвлеклась на него, но отвернуться уже не сумела — залюбовалась очаровательным веселым блеском в любимых глазах. Вот только показалось еще, что за ширмой радости, гораздо глубже, спряталась тягучая печаль. С этой возникшей догадкой она тотчас растревожила и мое сердце.

Почему Кейел так и не отчитал меня за рискованную авантюру над Лавовым озером? Почему всю последующую дорогу вел себя необычайно учтиво? Куда испарилась его агрессия и мнительность? Как-то от Елрех слышала, что звери перед смертью либо совсем сходят с ума, либо внезапно успокаиваются. Но ведь люди — не звери.

— Мои предки после союза сердец часто выбирали себе парные имена, — внезапно заговорила Ив, разрушая застоявшуюся вечернюю тишину.

Мы все посмотрели на нее. Она сидела на седле Тоджа и, укрыв ноги курткой Роми, двумя руками держала кружку. Глядя на нас с Кейелом, с захмелевшей добротой улыбнулась и продолжила говорить:

— В древних свитках написано, что Единство позволяло им чувствовать природу и управлять ею: землей, водой, огнем и воздухом. Когда образовывались странные пары из разных стихий, им давали имена после обряда союза сердец.

— Странные? — Кейел изогнул бровь, а его улыбка стала шире. — Разве мы странные?

Роми фыркнул громко. Поерзал, лежа на спине, и удобнее устроил рогатую голову на ногах супруги. Елрех же перебирала его волосы и не сводила влюбленного взора с утонченного профиля.

— Я до сих пор не разобралась, кто из вас кого любит, да и любит ли вообще. — Склонив голову набок, Ив дернула ушами. — Вы оба очень скрытные. И да — странные.

Я спрятала волнение за глотком отвара. Несмотря на аромат, он кислил и горчил, но несильно, а послевкусие приятно щепало язык. Кейел тоже промолчал, но ощутимо напрягся подо мной. Кажется, бросил на мое лицо мимолетный взгляд — да и только.

Ив тоже отпила, и блеск в больших глазах стал отчетливей.

— Вы как своенравный огонь и спокойная вода.

— Это Кейел-то вода? — опешила я. — Спокойная…

В голове легонько зашумело, а по телу распространилась волна слабости. Захотелось отставить кружку, повиснуть на шее Вольного и не двигаться до самого рассвета. Пусть только обнимает покрепче.

— Он точно спокойнее тебя, — отозвался Роми.

— И часто лишь терпеливый Вольный способен угомонить тебя, своенравная Асфирель, — поддержала его Елрех и хохотнула.

На лице Ив расплылась широкая улыбка.

— Любите вы друг друга или нет — не знаю, но дополняете — идеально.

Я вдохнула глубоко, стараясь не поежиться. В шумных мыслях стала проступать одна единственная: я никогда не встречу никого лучше и не захочу заменять его кем-то хуже. Попросту не смогу.

Сделала несколько обжигающих глотков, отставила кружку в примятую траву и обняла Кейела.

* * *

Кейел.

Безрассудная. Если что-то и успокоит ее, то это будет смерть, а не я. Вместо того, чтобы, как фадрагосцы, наслаждаться жизнью, она спешит прожить ее. И ни перед чем не останавливается. Она не Вольная, но почему-то самостоятельно выбирает наш путь. Сама ставит себе цели, сама рискует всем, чтобы добраться до нее. Какая сейчас ее цель? Помощь мне? Не думаю. Скорее, решила, что богатства сокровищницы и сила Единства позволят ей жить, несмотря на все невзгоды, с комфортом. Будет ли это так? Помогут ли ей артефакты и деньги? Сомневаюсь… Уж точно не остепенят. Но как знать, что она придумает снова. Безудержные стремления девочки пугают и восхищают одновременно, а упорство пробуждает зависть.

Лицо Ани вновь охватывали отсветы ночного костра, и я с затаенным теплом в груди тронул щеку, погладил нежную кожу. В сиянии пламени девочка всегда выглядела воинственно, и ей в самом деле подошло бы огненное имя. Хотя Асфирель — не так далеко от этого направления.

«Ты мой ключ от Фадрагоса».

Я зажмурился, заглушая слабое раздражение. Вероятно, она соврала тогда, а я до сих пор ищу знаки в ее признаниях. Ключ — понятие обширное. Ключ не всегда только открывает, а иногда дает начало чему-то. Ключ — исток — вода.

Совпадение.

Прижимаясь губами к виску Ани, я мысленно отругал себя. Глупец. Нельзя слушать эльфийку под легким дурманом. Мне суждено переродиться с новым именем, в новой семье и найти другую девушку. Солнце поможет забыть Аню. Справлюсь с миссией — и все закончится. Надеюсь, Кхангатор не развяжет войну и мое рождение произойдет в мирном Фадрагосе.

Уже совсем скоро… Алурей, зачем предупредил меня? Страшно. Теперь мне страшно.

Голос исследовательницы вырвал из мыслей, мелодично разлился в ночной тишине. Эльфийский язык тек плавно, медленно, но переполнялся весельем. Аня заинтересованно обернулась и вперилась в подругу изумленным взглядом. Такая же, как и хозяйка, любопытная Феррари поднялась с нагретого места и беззвучно приблизилась. Завораживающая песня манила даже зверей. Я улыбнулся и осмотрелся — так и есть: Тодж тоже отвлекся от объедков туши степного оленя и прислушивался, двигая головой. Елрех что-то произнесла Ромиару, и он, широко улыбнувшись, поднялся с ее ног. Вскоре фангра ухватила опустевший котелок и, застучав по нему ладонью, замычала — низко, бархатно.

— Духи Фадрагоса, — поерзав, прошептала Аня.

Я поморщился. Ноги давно затекли, но отпускать девочку мне не хотелось. Как и не хотелось, чтобы тяжесть от нее исчезла. Даже та, что давит в груди.

— О чем они поют? — Кисло-сладкий запах раздразнил обоняние; расплавленное золото в темных глазах заворожило.

Только не отворачивайся.

— Об озорных духах, — произнес в манящие губы. — Воспевают их доброте и наивности.

Получив ответ, она моргнула и отвернулась.

— Аня, — позвал я, заставляя снова посмотреть на меня. От ее внимания сладко внутри, тягуче. Как от меда. — Поцелуй меня.

От ласковых рук по телу разошлась дрожь. Вскружила голову не хуже дурмана, вкус которого принесли нежные губы. Аня прервала поцелуй — будто единственную радость отобрала.

— Хочу танцевать, — сказала, поднимаясь и хватая меня за руки.

— Аня, я…

— Пойдем же. — Склонившись надо мной, потянула сильнее.

Я поднялся и позволил ей увести себя чуть дальше от костра. Что со мной? Страх не тот, что принес известием Алурей. Другой. Я сомневаюсь. Не уверен в себе.

— Я не знаю, как под это танцевать. Ритм не особо медленный. — Аня хохотнула и, подняв голову, опять в глаза заглянула — сердце остановила. Безжалостная. — Не страшно же, что в такт не будем попадать. Все свои.

Вдохнув поглубже, я признался:

— Аня, я не умею танцевать.

Все нормально. Вольному подобные навыки не нужны. Убивать умею, танцевать — нет. Тогда почему стыд точит? Все просто: давно стремлюсь, чтобы бойкая и высокомерная девочка лишь восхищалась мной.

Она смеяться не стала — нахмурилась. Но ударила иначе, кажется, болезненней:

— Ладно. — Пожала плечами. — Я научу самому простому, который знаю. С ним любой разберется.

Я обнял ее, как она попросила, а затем мы стали топтаться на месте, медленно кружась. И это танец? С другой стороны, пока Аня так льнет ко мне, я готов танцевать вечность. Пусть учит меня еще бесполезным знаниям. Пусть ее голос не затихает рядом, пока я могу слышать. И пока могу видеть, пусть горящее золото в темных глазах обжигает нутро. Пусть она преследует запахом хвои повсюду. Пусть тепло дышит на меня ароматом мелиссы, которую пьет вечерами. Пусть отравляет дурманом, а ее сладкие поцелуи горчат на сердце. Пока оно бьется, пусть болит из-за нее.

— Я хочу этого, — прошептал в седые волосы. Как можно дольше хочу.

Ком встал в горле, а глаза застелила мутная пелена. Слабый, безвольный.

— Что? — Аня вскинула голову.

— Говорю: хочу танец сложнее. Совсем в такт не попадаем. Слышишь, как Ив унывает потихоньку? Это твой танец виноват.

— Ну знаешь. — Она насупилась, но уже отводила меня дальше. — Сначала лекции мне читаешь постоянно, что я все усложняю, а теперь сам от простоты отказываешься. Вот тут места хватит. Когда-то в школе вальс училась танцевать, сейчас хоть бы вспомнить с какой ноги начинать.

И она снова учила. Снова нагло лезла в мою жизнь, в мое мировоззрение. Навязывала очередные привычки и влюбляла в то, что никогда не интересовало меня. Быть может, я в самом деле, как вода. Податливый перед ее волей и не могу устоять под ее теплом. Отогреваюсь. Без нее — лед, а с ней — таю. Она волнует и часто кипятит. Испарюсь с ней. Ничего от меня не оставит.

Пусть.

Голоса смолкли; ночь холодила кожу. Аня повела меня обратно к костру, босоного ступая по траве мягко, безбоязненно.

— Сегодня свяжешь меня. — Замолкнув, весело на меня взглянула. Рассмеялась задорно. Дурман все еще не выветрился из ее головы. — Надо разобраться с реликвиями, раз уж ты милосердно позволил нам отдохнуть.

Всего лишь оттягиваю время. Хочу испробовать еще поцелуев, еще чуточку заслушаться смехом, который дарит счастье. Я улыбнулся, сжимая крепче тонкие пальцы в ладони. Если Аню сильно рассмешить, она хрюкает. Почему это не отталкивает? Забавляет, радует.

— Асфи, поможешь нам? — спросила фангра, стоя с кружками у костра.

Ивеллин собирала другую утварь.

— Иди. — Я осторожно подтолкнул девочку в поясницу.

Она обернулась с улыбкой и, привстав на носочки, мимолетно поцеловала в щеку. Руки против воли потянулись остановить, удержать рядом. Я сжал кулаки, не позволяя слабости проявиться. Поймал взгляд Ромиара и кивнул.

— Присмотри за ними.

Тот безропотно поднялся, нащупал дротики и поспешил за девушками. Ручей неподалеку, регион спокойный, но рисковать все же не стоит.

Когда силуэты растворились в тени деревьев, я тронул щеку, отмеченную не только поцелуем. Аня оставила мне много шрамов. А сколько я оставил ей?

«Они забудут нас. Это правильно. Мы ничего им не оставим».

— Я многое отнял у нее.

«Как часто она благодарит тебя? Ублюдка».

Отнял всю жизнь. Отобрал будущее.

Я подошел к вещам, опустился на корточки и полез в сумку. Стараясь не обращать внимания на дрожь в руках, вытаскивал подсказки, ключи, реликвии — ее сломанную жизнь. Злость затопила сердце, ярость овладела на миг. Я вытряхнул все из сумки на покрывало и отбросил ее. Меня повело назад, и я успел выставить руки. Не упал. Сел удобнее, облокотился на колени и уперся лбом в кулаки. Надавил ими до боли, и она немного отвлекла от другой. От той что ныла в груди и туманила рассудок. Взор упал на разбросанные вещи, и среди тряпок я увидел ис’сиары. Почему я не выбросил их? Грубые, сплетенные не мною — другим Вольным. Сердце забилось чаще, а дыхание в очередной раз сбилось. Сухая верба уколола пальцы. Я погладил плетение, рассматривая внимательней. Полнолуние скоро, до священного кольца рукой подать. Может, стоит попытаться? Возможно, Аня не откажет.

«…отобрал у нее все! Зачем ты взбаламутил ее? Зачем?! Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню!».

Горло сдавили невидимые тиски, помешали вдохнуть.

Вспомнив наше знакомство, я улыбнулся. Она испугалась Тоджа, и криком не на шутку перепугала и меня с мальчишкой. Я попытался развеселить ее, но не преуспел. Затем забыл. Как же быстро я забыл ее… Она забудет так же?

Вспомнив ее ревность к Эт в таверне, стиснул ис’сиару. Идиот. Каким идиотом я был. Сколько шрамов я нанес ей? Использовал, напрасно обижал, а теперь удивляюсь, что она обманывает меня и играет, как с псом. Заслужил.

Я потер глаза. Отыскал вторую ис’сиару и, заслышав веселые голоса, поспешил встать. Остановился перед костром и сглотнул. Меня пробрала оторопь. Пару раз вдохнув глубоко, я заставил себя вспомнить еще раз, как много забрал у Ани. В последний раз погладив браслеты, выбросил в костер. Растревоженный огонь выплюнул искры; ис’сиары упали на раскаленные угли, скукожились, почернели. Пламя лизнуло их неохотно, растягивая ноющую боль на сердце.

— Что там? — Аня налетела со спины, обнимая за талию.

С трудом выдавив улыбку, я обернулся к ней и приобнял.

— Ерунда.

— А смотришь так, будто смерть свою увидел.

* * *

Звезды мерцали на чернильном небе, а костер разгонял тени вокруг. Я сидела на покрывале, разглядывая все собранные ключи, подсказки и реликвии. Обычно с предметами Энраилл особых проблем не возникало, поэтому заглянуть в их яркие воспоминания я не боялась. Чего нельзя сказать о реликвиях, которые отдал нам безымянный наставник. Кейел сказал, что за эти дни мы должны набраться сил и немного расслабиться. Значит, этой ночью будет разумно до конца разобраться с таинственными знаниями балкора. Даже если реликвии снова измотают меня, то мне хватит времени оклематься.

Кейел опустился рядом со мной, и я мгновенно поинтересовалась:

— Локон волос или бусина?

Он пожал плечами и равнодушно напомнил:

— Мне нужно связать твои ноги. И ляжешь дальше от костра.

Я кивнула. Неприятные меры предосторожности, но лучше мы не придумали. Не хотелось бы снова носиться по лесу и ломать ногти о дерн.

— Аня, — тихо позвал Кейел, и я посмотрела на него. — А что если тебе удастся объединиться с Дриэном?

— Ты сам в эту чушь веришь? Сейчас он оправдывает меня, хочет, чтобы доверилась. А потом, когда я озолочу его, он от меня избавиться. Ты же сам это прекрасно понимаешь.

Он замялся, глаза опустил и коротко согласился:

— Да.

Под ложечкой засосало. С моим Вольным явно что-то происходило.

«Бывших Вольных не бывает».

— Кейел, ты беспокоишься обо мне? — Накрыв ладонью его руку, я вкрадчиво уточнила: — Почему сейчас?

Он упрямо покачал головой. Свободной рукой заправил непослушную прядь за ухо и произнес нехотя, задумчиво:

— Не только сейчас. Я просто не хотел поднимать эту тему.

— Она неприятная, — согласилась я.

— Да, Аня. Она не нравится мне. — Посмотрел в глаза. — Ты ведь помнишь, что с Единством ты переживешь меня, Ивеллин, Елрех — всех? С этой силой твой организм будет стареть медленно, и ты переживешь Дриэна. А он и без того не молод.

— Кейел, я не хочу тебя обижать. Не хочу говорить, что твой дар бесполезен для меня, но давай в этот раз я побуду честной. Я не знаю, зачем мне такая длинная жизнь. Наверное, я из тех, кому важней короткая, но счастливая, чем длинная, но несчастная. Извини.

— Нет, это ты… — Он не договорил. Облизал губы и стал растерянно разглядывать все, что валялось на покрывале.

— Ты хочешь извиниться?

— Бусина, — резко озвучил он. — Начни с бусины.

— Хорошо. — Я кивнула оглядываясь. Где лицедей рогатый? — Только отойду ненадолго. Приберешься?

Через несколько секунд я уже перехватила серокожего проходимца. Шепотом отозвала его в сторону, увела в тень раскидистых деревьев. Он остановился у ствола, скрестил руки на груди и принялся размахивать хвостом. Желтые глаза раздражающе светились в темноте и грозили просверлить дыру в моем лбу.

— Чего тебе? — нетерпеливо спросил он.

Я потерла плечи, скользя пальцами по прохладной куртке.

— Что происходит с Кейелом?

— Спроси у него.

— Вольный! — шепотом выпалила. — Не будь козлом!

Роми резко склонился ко мне и зашипел похлеще змеи:

— Ты любишь его! Все, кроме него, это видят. Он готов закрыть глаза на все, что ты делаешь. Наверное, даже если ты поднесешь ему яд, он выпьет без раздумий!

Я не продемонстрировала секундного страха, лишь изогнула бровь.

— Ты винишь меня в этом?

— Не в этом. В другом. Я чувствую, что вы с Елрех что-то утаиваете, а он не хочет узнавать.

— Спроси у Елрех, — проявила я вредность в отместку.

Он втянул воздух носом, повел плечами, но заговорил:

— Духи оставили нас! Я в растерянности. Асфи, у меня предчувствие, будто духи освободили меня. Будто я им больше не нужен. Но мы Вольные!

— После миссии вы исчезаете без вести, — я хмыкнула. — Как давно?

— У Кейела не знаю, а у меня… Помнишь встречу с драконом?

— Конечно.

— Потом мы разделились. Ив увезла тебя к реке Истины, а мы отправились к вонючему виксарту. На обратном пути я почувствовал изменения. Я не знаю, как это объяснить, но словно… Словно у меня вырвали твердую почву из-под ног и дали пинка под хвост! С тех пор я жил с ожиданием, когда конец миссии вот-вот наступит, но… — Роми пожал плечами. — До сих пор то же чувство ненужности и собственной бесполезности. Мой дух отзывается, но так… словно делает мне одолжение в благодарность, а не покровительствует моему пути.

— А Кейел?

— С ним, кажется, было так же. Но в последние дни он и вправду сам не свой. Я не знаю, что с ним происходит. Дело в духах. Мы не можем рассказать обо всем.

Першение в горле… Я помню, как это, когда сила вестницы берет верх. И все равно легче не стало.

— Спасибо за откровения, Роми.

* * *

Босые ноги утопали в ласковом покрывале из травы. Я помедлила, пропуская перед собой крохотную ящерку. Она юркнула под камень, укрылась в его тени и подсказала, где искать бусину. Черный кругляшек лежал у крохотных цветков, чьи желто-синие соцветия напоминали огромные глаза эльфов. Я перекинула сумку удобнее и присела на корточки. Приподняла бусину и стала высматривать остальные, растерявшиеся, когда порвался браслет.

— Ты сильно рискуешь, — приятный голос раздался за спиной.

Я обернулась — сердце екнуло. Белокожий, беловолосый, худой и высокий. Пусть не так высок, как эльфы, но высок. И глаза… Желтый цвет обладает множеством оттенков, которые способны различить даже такие, как мы. У этого балкора оттенок был холодным и чистым, как родниковая вода под ясным взором Шиллиар.

Интуиция не позволила ошибиться, подсказала, напитывая мысли осознанием.

Нашла… Я нашла тебя, мой Вольный! Мои тропы привели к тебе не сразу, а путь был тернистым, колючим и извилистым. Поначалу. Теперь же путь мой мягок, а твой — только начинается. Я проведу тебя по нему, научу жить, вкушать ее радости, а затем мы горько расстанемся. К сожалению, для нас другой дороги нет. Но пока мы будем дышать, мы будем счастливы.

— Почему же? — Я обняла колени, сжимая в кулаке твердую горошину, вобравшую в себя всю память о доме, и, прищурившись, подняла голову выше.

Ветер был несильным, но проникал под кожу, студил кровь. Когда-нибудь мы станем сильнее и сумеем сопротивляться даже ночным холодам и слезам Шиллиар, теперь же оставалось только терпеть и бороться за каждый миг под бесконечным ярким сводом и мерцанием духов, оживающим с Луной.

— Ты отошла слишком далеко от соггора. Где твой покровитель?

— А твой? — Я улыбнулась.

Вольный смутился. Долго молчал, засмотрелся…

— Как тебя зовут? — спросила я.

Он оглянулся, поправляя ножны с кинжалом, будто выискивал в зарослях орешника поддержку. Я поднялась, но подходить к нему не осмелилась.

— Ты боишься меня?

Ответил не он — голос прозвучал сбоку:

— Мой брат не любит рассказывать о себе. Кто ты? И что тебе нужно тут? Где твой соггор, балкорша?

Молодая темноволосая шан’ниэрдка стояла на холме. К ее опущенной руке ластилась бирюзовая сила. Я отступила, безмолвно предупрежденная об угрозе. Сильные целители тоже способны убивать.

— У меня нет покровителя, воинственная магиня. Не все принимали глупую клятву, и я от нее свободна. Могу освободить и его. — Я бросила многозначительный взгляд на Вольного. — Я знаю, как это сделать.

— Ты следила за нами?

Я помотала головой, чуть склоняя. Ветер наконец донес ее запах, убеждая в принадлежности к расе шан’ниэрдов. Только они пахнут так терпко.

Растревоженная моим откровением девушка взмахнула хвостом и выпалила:

— Его покровителя очаровали великие духи, и потому балкор, которого ты видишь, свободен. В твоей помощи мы не нуждаемся.

Но я слишком много наговорила и еще больше услышала… Теперь она точно будет опасаться, как бы я ни рассказала о них посторонним. Однако в отличие от взбалмошной магини, я умею хранить тайны и держать губы сомкнутыми, когда это нужно.

— Почему ты зовешь его братом? Ты не балкорша, а он не шан’ниэрд. Хочешь привыкнуть, чтобы потом случайно не оплошать, назвав его иначе?

— Не твое дело!

— Мое! И я знакома с ним. С твоим настоящим братом. Он помог мне пересечь Смерть драконов. Сильный маг, как и ты. Он ждет нас. Ждет тебя, но не за тем, чтобы ты позволила балкору принять его облик. Мы с Вольным можем найти и других сильных магов, чтобы воспользоваться их силой и исполнять чужие роли.

— Мы? — приглушенно спросил Вольный.

Я проигнорировала его, продолжая говорить Ланкеале все, что могло пробудить ее доверие и любопытство ко мне, — благо сила вестницы вела меня, вкладывая каждое слово в мои уста:

— Твой настоящий брат не забыл тебя, маленькая повелительница дракона. Он многое узнал, пока изучал силу и разыскивал спасение от войны. Я и Ликвир — мы с ним — объединимся с тобой и твоими друзьями, а потом все вместе спасем Фадрагос. Надо лишь поскорее освободить Вольного от клятвы, пока его духи не истратили последние силы, удерживая соггора под чарами.

— Откуда ты пришла? — Балкор встал передо мной и требовательно всмотрелся в мои глаза.

Я невольно отступила, но сразу успокаивающе произнесла:

— Когда придет время, мы с тобой спасем их всех. Исправим чужую ошибку, и за это нас вознаградят.

Он нахмурился.

— О ком ты говоришь?

— Это не моя тайна, Вольный. И она не для тебя. — Я опять стиснула бусину, согреваясь теплыми воспоминаниями. — А пришла я из Нового дома. Наш народ обрел его за Смертью драконов. Там мы в безопасности, но безопасность эта подобна острогу. Так говорят старики. А еще они говорят, что под землей было лучше, теплее. Сейчас же я стою перед тобой, по другую сторону Смерти драконов, и заверяю тебя — дома лучше. Пусть он и зовется Новым, но для меня — единственный.

* * *

Я открыла глаза и, рассматривая звездное небо, чуть пошевелила затекшими ногами. Кейел вздрогнул и даже во сне, неосознанно, притянул меня к себе. Уткнувшись носом в волосы, вдохнул глубже и снова затих. Стараясь не шевелиться, я нащупала рядом с головой вторую реликвию — тонкую косу из белых волос.

Бусина оказалась совсем не страшной и рассказала о многом. Теперь я хотя бы понимала, куда бы отправился городской защитник, если бы освободился от клятвы. Возможно, несвязанные ею балкоры все еще живы, но отрезаны от основной части Фадрагоса горным кряжем, прозванным Смертью дракона. Елрех говорила, что драконы там мгновенно лишаются сил и умирают, а другим существам не под силу пересечь высокие вершины, покрытые льдом и снегом. Как же балкор собирался проникнуть туда? И как там очутились остальные? Духи Фадрагоса, что там вообще произошло?

Я стиснула мягкую наощупь косичку, зевнула и закрыла глаза.

* * *

Камень угрожающе задрожал. Я расставил руки, хоть и понимал, что простой жест не успокоит землю. Бесполезная попытка противостоять ее гневу. Где же Иниса? Позади раздался топот, и я обернулся.

— Тофры! Там тофры! — крикнул низкорослый балкор, маша рукой к выходу. — Уходите отсюда!

Земля снова зарычала, заскрежетала. Осыпалась на лицо, волосы. Я отступил к стене и почувствовал спиной ее тревожное дыхание.

Иниса быстрее!

Горожане спешили к Южному кварталу. Голоса смешались с торопливыми шагами, с плачем, криками. Кто-то кого-то потерял и теперь звал беспрерывно. Молодая балкорша волочила за собой сундук. Ее лицо было залито кровью. Беспокойные арценты вспыхивали и метались по углам, беспорядочно освещая тесную улочку.

Где же ты Иниса?

Сердце клокотало.

Тофр, тофр, тофр…

Я повернулся на слабый звук, непроизвольно втянул воздух носом. Быть может, тофр уже перепачкан чьей-то кровью, и она выдаст его.

«Тофр, тофр» — раздалось с другой стороны. Всего два раза…

Женский крик оглушил. Балкорша отскочила от сундука и замолотила кулаками в воздухе, стараясь достать тварь, вцепившуюся чуть ниже затылка. Я шагнул вперед, но сердце остановилось, а ноги подкосились. Вторая тварь появилась перед женщиной, но боязливо пригибалась к земле. Двое рослых балкоров стали окружать жертву и тварей, крепко сжимая кирки. Переглядывались, явно не зная, как подступиться, чтобы вырвать несчастную из пасти.

Я тоже смотрел на них и… ждал? Когда нападет первый, наверное, я смогу удержать вторую особь.

— Помогите! — крикнула балкорша и зашлась в новом вопле — вторая тварь сомкнула челюсти на тонкой лодыжке.

Если меня поддержат остальные, то я оттяну ее.

Тофр, тофр, тофр…

И третью. И… четвертую.

Я отступил обратно к стене, наблюдая, как беспомощно переглядываясь, отходят вооруженные балкоры. Женский крик превратился в хрипы. Она звала на помощь, и каждая ее предсмертная просьба злила и раздражала.

Глупая! Ты ведь понимаешь, что уже не спасешься, тогда зачем тянешь и остальных за собой?! Мы, те, кто еще способен сражаться за спасшихся, умрем из-за тебя одной. Нельзя рисковать ради той, кто подставился из-за собственной жадности!

Где Иниса?!

Я побежал подальше от хрипов, криков и слез умирающей. Расталкивая толпу, стремился отыскать любимую. Старался не прислушиваться к урчанию тофров, заполонивших город. Не вникал в многочисленные возгласы горожан. Не обращал внимания на дрожащие вздохи земли. Еще несколько часов назад мы с Инисой готовились к обряду связи, смеялись и клялись друг другу в вечной любви, а потом меня вызвали из-за первого обвала.

Может, Иниса уже ушла? Могла ли она бросить меня?

— Танит! — Оклик заставил сердце забиться чаще.

Под высокими сводами городской площади я стал высматривать Инису, но арценты метались, плохо освещая полумрак. И среди разнообразия запахов никак не удавалось разобрать ее аромат.

— Танит!

Увидел — во рту пересохло. Нас разделял небольшой мост, уже покрытый множеством трещин; часть перил на нем обвалилась. Толпа уносила Инису к Южному кварталу через улицу Управленцев. Она пыталась выбраться из движущегося потока, но не могла. Я махнул ей рукой, жестом указывая поддаться сумасшедшей волне, а сам направился обратно своим путем. Если не отвлекаться ни на что, то вскоре мы встретимся в Южном венце, а оттуда выберемся из-под осыпающихся сводов.

Тени оживали на каждом шагу. Выпрыгивали из углов, падали с потолков, хватали за ноги слабейших и утаскивали подальше от толпы. Запах крови и крики заполонили собой все. Тошнотворная сладость поднимала желчь к горлу горьким комом. Я бежал.

Бежал по твердому камню, по растерянным вещам. По чему-то мягкому.

Не думай…

Грохот заставил ускориться. Перед узким переулком сильный мужчина оттолкнул меня в сторону. Я врезался спиной в другого балкора, повалил его с ног. Обернулся, но меня уже оттащило толпой от упавшего, и я едва сам устоял. На голову сыпался песок, камешки ударяли лицо и плечи. Дрожь земли отдавалась в коленях, проносилась от них по телу. Я бежал.

Не думай…

Все смешалось вокруг. В ушах оглушающе колотилось сердце, а ноги сами несли меня вперед. И только одна мысль билась в голове: не останавливайся! Позади раздался грохот, а впереди уже мелькал тусклый свет арцентов. Невысокий юнец не выдержал гонки — упал мне под ноги. Я раскрыл руку на бегу, чтобы поднять его, но не сумел — перескочил его, спиной ощущая давление толпы. Трещины поползли по стенам, и они заскрежетали подгоняя. Еще немного!

Крупные камни стали подать с потолков. Разбивать головы, загромождать дорогу.

Я бежал.

Земля дрогнула, ушла из-под ног. Я оттолкнулся, успел запрыгнуть на нетронутый разломом участок. Пыль заполонила проход, камни завалили большую его часть. Я бежал.

Не успею.

И потолок уже давил незримо, а под ногами крошился камень.

Не успею.

У освещенного бледным светом участка, я оступился. Упал грудью на острые камни. Поднялся, но земля затряслась сильнее, опрокинула снова. Пыль заволокла свет, отобрала единственный указатель и погрузила в мрак. Кто-то кашлял рядом. У самого в горле запершило, а глаза стало резать. Я пополз на четвереньках.

Не успею.

Камни падали. Ладони и колени пронзала боль, но я не останавливался. Загрохотало, землю затрясло сильнее. В глазах посветлело. На плечо легла тяжесть, но я не останавливался.

Не успею.

— Жив? Жив!

Я смотрел в лицо старику, вытянувшему меня в последний миг. Обернулся к заваленному проходу, все еще повторяя про себя: «не успею».

Не успею. Не успею. Не успею…

— Молодым особенно жить надо. — Старик вытер глаза, блестящие от слез. Попал песок?

Он обнял меня крепко-крепко, напоследок с тоскливым взором обернулся к завалу, а затем толкнул к выходу из площади.

— Пойдем, сынок. Жить еще кому-то надо.

Камень продолжал сыпаться на нас, а стены дышали трудно, будто вдыхали из последних сил.

И снова я бежал. Но теперь не один. Старик бодро шагал рядом, постоянно хватаясь за мой локоть, будто боялся, что я исчезну. Мы выбирались под бесконечные своды вдвоем. Вырвались в темный холод, под взоры мерцающих духов и Луны. И только вдохнув ледяного воздуха, я осознал в полной мере: мы выбрались лишь вдвоем. Мы были последними, кто вышел из-под сводов. Те, кто был первым смотрели на нас молча, как-то виновато. Огромное количество балкоров топталось у подножия горы, издающей рычание нам вслед, земля продолжала стряхивать нас с себя, а мы молчали. В первом ряду стояли балкоры, которые хотели спасти съеденную балкоршу. Я узнал их по запаху, но фигуры были скрыты в тени высоких шепчущихся растений.

Я посмотрел в сторону Большого выхода, откуда должна была выбраться Иниса — в той стороне был оползень. Свет полной Луны позволил рассмотреть движение.

— Пойдем сынок. — Старик вцепился в меня, будто никого роднее у него не было, чем неизвестный парень, стоящий рядом. — Видать разгневали мы землю. Прогоняет. Надо уйти подальше. Незачем тревожить ее лишний раз.

Я положил ладонь на свое запястье, ощущая мягкие волосы Инисы. Тонкая косичка — вот и все, что осталось.

* * *

— Аня, дыши спокойно.

Я хватанула воздух ртом, открывая глаза. Казалось, легкие замерзли от леденящего холода и отказывались работать.

— Дыши спокойно, — повторил Кейел, нависая надо мной и придавливая плечи к земле.

Его лицо расплывалось, а звездное небо, казалось, приглушенным. Я еще раз вдохнула, стараясь отогнать чужие ощущения и эмоции. Это не моя боль. И Иниса… Как хорошо, что у балкоров плохое зрение, и я не разглядела ее лицо. Духи Фадрагоса, замечательно, что у парня не хватило времени отойти от шока и осознать потерю.

— Я знаю, почему Десиен страдал клаустрофобией.

— Чем?

Я повернулась на голос Ив. Ребята проснулись и, судя по всему, давно окружив меня, смотрели взволнованно. Я закрыла глаза, опрокидывая голову на твердую землю. Казалось, она все еще ходит ходуном. Кажется, подобные чувства возникают после долгой поездки на поезде. Удивительно, что я до сих пор помню об их существовании.

— Не важно. Дайте мне ключ, или чешую, или…

— Тебе нужно отдохнуть, — строго оборвал Кейел.

— Нет. Мне нужно перебить эмоции. — И тихо пробормотала: — Чужие эмоции чужими эмоциями…

Духи Фадрагоса, хитрый Десиен, как же ты справился? Видел ведь гораздо больше, чем я.

— Послушай ее, — вступилась за меня Елрех. — Подсказки никогда не таили в себе опасности, а тут посмотри на нее — бледная, трясется вся.

— От холода, — поставила я в известность поежившись.

Кейел сдался. Отпустил меня нахмурившись — наконец-то, я могла разглядеть черты его лица. Зрение возвращалось, но сердце все еще билось быстро, испуганно, а ночной холод пробирал до костей.

Балкоры выбрались через Южный проход на поверхность. Сколько их было? Возможно, я успела рассмотреть лишь часть.

— Что интересного ты видела? — спросил Роми, пока Кейел рыскал в сумке.

— Может, приготовить тебе еще отвара? — любезно предложила Елрех.

— Давай, — присев, кивнула. Обняла себя руками и ответила Роми, сидящему неподалеку на корточках: — Много интересного. Я получила много ответов, но появилось еще больше вопросов.

Например, как чертов браслет, который я все еще крепко стискиваю, оказался по эту сторону от Смерти драконов? Балкоры спасались через Южный выход, и это точно те самые балкоры, о которых вспоминала Ил. Быть может, она была как-то связана с Танитом? С этим чертовым трусливым парнем! И почему они не умерли, перебравшись на ту сторону? У них с драконами одна природа силы, а еще Ил упоминала, что шан’ниэрд, сильный маг, помог пересечь смертоносную преграду. Значит, горный хребет, прозванный Смертью дракона, стал опасен после обвала. Или позже? Например, во время войны Предков.

— Что, духи Фадрагоса, там произошло?

Глава 23. Холмы грез

Кейел

Сумеречное небо обманывало. Казалось, оно так низко висело над нами, но каждый раз, как тонкая девичья рука тянулась к нему, я осознавал насколько мы далеки от него. Ветер бережно сдувал слабые ростки гнева — все, на что хватало моих сил. Выжат, измотан. Устал.

Ветер подбадривал. Ласкал слух шелестом трав и шепотом листвы, холодил кожу, усиливая ощущение тепла, исходящего от Ани, — то, в чем я нуждался особенно остро. Земля и травы источали ароматы, не позволяя привыкнуть к запаху хвои. И я был благодарен, каждый раз заново различия его терпкость в воздухе.

Аня опять поерзала, удобнее устраиваясь у меня под боком и укладывая голову на моей груди. Ненадолго прервала рассказ, отбирая у меня звучание своего голоса и позволяя проникнуть в наш уединенный уют смеху троицы, сидящей у костра, метрах в пятнадцати от нас. Отлежанную руку обдало жаром изнутри, стало пощипывать, но я все равно воспользовался свободой — дотянулся до волос Ани и начал пропускать их между пальцами.

Последняя спокойная ночь еще не наступила, но уже казалась скоротечной. Почему? Почему именно сегодня время стало в самом деле бесценным? До этого дня я лишь верил в это. А сейчас с каждым прожитым мигом сердце сжималось от страха. Я посмотрел на новую светлую точку, появившуюся на небе. Звезды, гигантские газовые шары, падение которых способно уничтожить Фадрагос… Это правда? Возможно, Роми не ошибается, и Ане всего лишь задурачили голову те, кому выгодно держать население Земли в страхе.

Тогда почему хочется верить ее словам? Почему хочется верить ей?

— Поэтому я не виню Десиена за его рвение, — снова зазвучал чарующий голос. — Нет, он, конечно, сволочь, но, знаешь, если бы хоть один балкор напал на тофра, то остальные бросились бы на подмогу. А ониждали смелости друг от друга. Кишка оказалась у мужиков тонка. Только и переглядывались тупо. И Танит этот… Я сейчас вспоминаю его бесхребетность, и вот… Нельзя о покойниках плохо. В общем, если Десиен на этот же момент, как и я, злится, то помощи ни от кого больше не ждет. Сам. Все сам. И он всегда будет стремиться вперед, надеясь, что, в таком случае, его хоть кто-то поддержит. Он никому не доверит инициативность. Да и вообще ни в кого не собирается верить. Ну, это если я правильно рассуждаю. Быть может, ты считаешь иначе. Ты-то его лучше знаешь.

С самого нашего знакомства я пристально наблюдал за Десом — ему никогда не нужно было никакое воспоминание реликвии, чтобы разочароваться в обществе. Он никогда не ждал чьей-либо помощи, и все, чего ему не хватало, — одобрения соггоров. Клятва лишала его полной свободы.

Я согласно промычал, отгоняя эти мысли и позволяя себе просто наслаждаться вечером. Аня продолжила нежить сердце:

— А что касается наших мудрецов… — Вздохнула тяжело, щекой потерлась о грудь. Приятно. — Перемудрили они, вот что. А в воспоминания их заглядываю, и прямо злюсь сильнее — обычные же люди! Ничего особенного, чесслово. М-м… Прости.

— Ничего, — слабо улыбнувшись, отмахнулся. — Я не передам ни Ивеллин, ни Ромиару.

— Елрех тоже не говори, — хохотнула Аня. — Так вот они мыслят так же, как и все остальные. Ну, из тех, в чьи мысли я уже заглядывала.

— А чего ты ждала?

— Ну не знаю. Гениальности, например. Мудрости какой-нибудь. Ну вот гелдовы изъясняются так, что… У нас на такой случай выражение было: «без ста грамм не разобраться». Это к дурману отсылка. Вроде как сто грамм его выпил — и мыслишь проще.

— Хороший дурман.

— Да нет, наоборот. Да и не об этом речь, а о том, что гелдовов понять невозможно. Только фангры как-то с полуслова понимают их глубокомыслие. Вот я ждала от мудрецов примерно того же, что и от гелдовов.

— Разочаровалась?

— Не то чтобы. Скорее, удивлена. Эриэль — высокомерный эльф, наверное, как и многие эльфы, но, знаешь… Человечный он внутри. То есть…

— Я понял тебя.

Наверное…

— Он так из-за отца страдал, когда обсуждал с ним его жертвенность. Он боялся его смерти и все эти мысли гнал от себя подальше. А Ланкеала и Ликвир… Наверное, сейчас, несмотря на все, что они наворотили в Фадрагосе, я бы обняла их. Ланка вообще будто не понимала, что произошло, но боялась. Да и откуда там пониманию взяться? У нее даже рога толком не выросли, и слова она выговаривала с трудом. Зато руку Ликвира так сильно сжимала, что у него пальцы похолодели. Но, может, это только я чувствовала, а он не обращал внимания. Смотрел на бывшее поселение и вспоминал как спорил с родителями перед тем, как в лес за ягодами пойти. Смотрел, вспоминал, а свободной рукой ключ от дома мял. Эти ягоды в лукошке… В тот момент он так их ненавидел. Ему казалось, что он виноват, потому что не сгорел в пламени дракона вместе с родителями. А ведь совсем ребенком был. Не знаю, сколько ему точно в тот день исполнилось, но он тогда пообещал мысленно, что сожжет и себя.

— Поэтому спустя много лет он сжег свой дом и исчез без вести.

— Думаю, да. Ликвир сгорел — родился Энраилл. Я еще во дворце Цветущего плато эту легенду читала. В ней и писали, что он, его сестра и ее маленький дракон скитались по Фадрагосу. Потом остановились в какой-то деревне на Краю мира, где Ланкеала обучалась исцелению на односельчанах, а Ликвир искал спасение Фадрагоса. Затем сестра подросла и ушла на войну, а он остался и продолжил экспериментировать с магией. И из того, что мне стало известно от всех ключей и подсказок, я предполагаю: он сумел каким-то образом переместиться к Утерянному святилищу, о котором никто в Фадрагосе ничего толком и не знает… Ну, это если вы наверняка знаете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я нахмурился, тяжело вздыхая. Святилище на карте давно было, а вот существует ли оно на самом деле, никто не знает. Как узнать, если туда не добраться? Возможно, догадки Ани правильны: Ликвир мог сам нанести на карту Утерянное святилище, потому что знал, что оно там есть. Утерянное? И Аня снова может быть права: когда-то святилищем пользовались фадрагосцы. До того, как оно стало недоступным. Отсюда и название.

— Скорее всего, на тот момент там уже обосновались балкоры. Ликвир познакомился с Ил, узнал, что она Вестница, и каким-то образом вытащил ее оттуда. Но почему не всех?

— А куда остальных тащить? — я лениво поддержал беседу. — Балкоры слабые, и на войне, ради выживания, им пришлось бы перенимать чужие облики. Или приносить клятву соггорам, а, как я понимаю, Ликвир не считал истинных правителей союзниками, чтобы вдруг приводить к ним подкрепление. Во время войны балкоры за неприступными горами находились в полной безопасности.

— А сейчас? — Аня чуть приподняла голову. — Если Ликвир-Линсар знал, как добраться к балкорам, и вытащить их оттуда, почему этого не сделал?

— Возможно, у мудрецов были причины. — Я легонько надавил на ее голову, заставляя снова прижаться ко мне.

— Которые они унесли с собой в могилу. Могли бы оставить очередные подсказки, как вытащить балкоров в мир. Если они все еще живы, конечно.

— И опять же — куда?

— Считаешь, что фадрагосцы не приняли бы их? Достаточно всего лишь разобраться в конфликте прошлого, и понять, что толкало их на подлость по отношению к эльфам. Хотя с учетом того, что происходит сейчас…

— Их бы снова принудили к клятве, а необыкновенную силу стали использовать в своих интересах.

Мысли невольно вернулись к Десу. Что он собирался делать?

— Может, телепортация?

— Что?

— Ликвир владел силой иллюзий и скрытности, но потом в легенде было сказано, что он пробовал различные связи магий. Может быть, он сумел разобраться, как работают священные кольца, и смог перемещать себя? О нем даже написали, что он защитил поселение от нескольких драконов, а потом взял и исчез.

— Возможно, — согласился я.

Допустим, это так, но как это поможет в поиске сокровищницы?

А если бы я мог перемещаться, то куда отправился бы? Никуда — и так хорошо.

Однако краткие раздумья навеяли образ лесного озера в регионе Илсейской паутины. Аня была там лишь однажды и ей понравилось. Я же проходил по спокойному участку леса много раз, направляясь по контракту в чащу. Все, что отпугивало фадрагосцев от прекрасного места, — частые слезы неба.

«Я бы построил тут дом».

«А небо?» — спросила Аня тогда.

И я ответил, чувствуя неправильный мандраж, будто надеялся, что шанс есть:

«Пусть плачет. От слез можно укрыться, было бы с кем».

Она больше ничего не спросила и не ответила, а я ждал. Сам не понимал, чего ждал, и сейчас не понимаю.

В том лесу уютно. Он пропитан хвоей.

— О чем думаешь? — прервала Аня осторожным вопросом.

— Ни о чем.

Она вздохнула глубже и внезапно призналась:

— Мне плохо.

Я внутренне напрягся; по спине скользнул холодок. Аня всхлипнула — и собственное тело показалось чужим, неподвластным.

— Я понимаю, что воспоминания не мои. — Ее голос задрожал. — И чувства, и… вина. Но мне так плохо, Кейел.

Она вмиг обхватила мои плечи и, уткнувшись в шею, тихо заплакала. Я смотрел в звездное небо и старался заставить себя сдвинуться с места. Что между нами происходит сейчас? Это так похоже на тяжелую ночь во дворце Цветущего плато, но по-другому. Тогда я злился на Акеона, оставившего кровавые полосы на лице Ани и метку над ними. Злился на Волтуара. Тогда Аня царапалась и кричала, дико вырываясь из объятий. А сейчас все иначе.

— Они снятся мне, — продолжила она выворачивать мне душу, сотрясаясь телом. — Я смотрю на мир и путаюсь. Иногда мне кажется, что это не мое отношение к Фадрагосу. К цветам, к воде… Это безумие какое-то! — Всхлипнула громче, и я вздрогнул — с трудом сумел обнять ее. — Я не понимаю, как дальше на все смотреть.

— Тише, — выдавил я из себя, наконец-то, ощутив жар в теле. Сердце колотилось, и едва разгоняло испуг.

Я сел, заставляя и Аню подняться следом. Усадил ее к себе на ноги, и она мгновенно скрутилась калачиком, снова утыкаясь мокрым лицом в мою шею. Как ей помочь? Как ее успокоить?

— Я обещала себе не плакать больше. Ты тогда накричал на меня, и я пообещала себе. Как же ты кричал, Кейел.

— Прости.

Она замычала и потрясла головой.

— И правильно кричал. Заслужила. Все заслужила. Я тогда подумала, что мне нужно язык вырвать.

— Чепуха.

— Надо.

— Аня…

— Я лучше знаю, не смей меня отговаривать.

— Хорошо.

Она затихла. Ненадолго. Втянула воздух глубоко, и снова затряслась, но теперь плакала беззвучно. Я гладил ее по спине и качал, словно мог убаюкать. Если Кхангатор убьет Волтуара, отыщется ли кто-то еще, кто захочет поддерживать ее? Она сильная, но нуждается в поддержке.

* * *

Аня

— Удивительно, что в изменениях Холмов грез не виноваты события войны Предков, — съязвила я, выглядывая вдали священное кольцо, к которому мы отправились на рассвете. — И заметьте! Даже не люди.

Роми фыркнул, закатывая глаза, и удобнее перехватил сумку.

— Давай, человечка, теперь вини во всех бедах моих предков.

— Будем справедливыми, Роми, — Елрех клыкасто улыбнулась, догоняя его, — Асфи права. Беловолосые шан’ниэрды навсегда превратили самый добрый и полезный регион в самый опасный.

— Не стоит верить всему тому, о чем говорится в легендах, — заметила Ив, сбивая грязь с сапога.

Кейел приобнял меня за плечи и улыбаясь шепотом уточнил:

— Это в самом деле заявила исследовательница?

Я так же тихо ответила:

— Да. И это самая неправильная исследовательница, которую я когда-либо знала. А еще прямо сейчас ее уши дернутся, а кончики покраснеют, потому что она нас прекрасно слышит.

— Никогда бы не подумал. — Кейел блеснул зубами. — Исследовательница, не оправдавшая наших ожиданий, ты нас подслушиваешь? Какая неприличная…

Ив вздернула подбородок и поспешила вперед всех к священному кольцу. Проходя мимо нас с Кейелом, недовольно бросила:

— Ты просто не знакома с другими исследователями.

Как хорошо, что мы с Елрех все самое тайное обсуждали в безопасной отдаленности от ушастой разведчицы…

Я подняла голову, сталкиваясь с теплым взглядом зелено-карих глаз, и спросила:

— И что, больше ни одной версии, почему Холмы грез назвали так?

— Нет.

— И нам предстоит спуститься в жуткий колодец смерти?

— Да, — беззаботно кивнул он.

Его глаза в лучах утреннего солнца блестели слишком тепло. Возможно, вчера, когда я не выдержала и расплакалась, то растрогала Вольного. Потому что именно после долгих часов, в течении которых я то и дело жаловалась ему, он пытался меня рассмешить и баловал всем, что под руку попадется. Вплоть до травинок, чей сок кислил, но оставлял приятное послевкусие. Он чуть крепче сжал мое плечо и протянул:

— Колодец смерти или колодец вечной жизни?

— Если это кто-то считает за жизнь, то у него явно проблемы с головой. Ну, или с юмором.

Он хрипло засмеялся.

Во время долгого перемещения от одного священного кольца к другому я снова вспоминала легенду о страшном регионе. Это сейчас страшном, но когда-то он был самым славным и бесценным…

Изменения Холмов грез произошли задолго до того, как фадрагосцы узнали об эльфах, людях и балкорах. У нескольких рас имелась чудодейственная территория: пологие холмы раскинулись от края леса к горам и купались в солнечном свете. Днем витала над ними и живительная сила. Стоило только существам прийти туда, как все жизненные тяготы отпускали, сердце наполняла радость, дышать становилось легче — и мысли прояснялись. Но совсем не эти чудеса высоко ценились в тех местах.

Холмик жизни находился южнее. Днем теплые огоньки ютились у его подножия и прятались в травинках, приманивая всех живых, кто нуждался в исцелении. Слепые там прозревали, глухие обретали слух, немые уходили искусными сказочниками. Достаточно было лишь встать на него и попросить — за себя, за немого, за кого угодно.

И приходили фадрагосцы часто, просили много и, казалось, получали куда больше. Но казалось так не всем и лишь до поры до времени.

Однажды возникла у двух беловолосых шан’ниэрдов идея о долголетии. Решили они, что целительный свет на холмике может продлить жизнь, или вовсе — бессмертие подарить. Собрали они жителей в крупных поселениях и поделились своими мыслями. Многим захотелось, чтобы близкие и родные жили как можно дольше, поэтому поддержали жители целеустремленную расу в их желании. Тогда шан’ниэрды подсказали заинтересованным, как поступать дальше.

Начали приходить к холмику жизни здоровые существа и просить еще здоровья. Целительный свет поднимался к ним из-под земли, касался тел и быстро прятался обратно — не понимал он, чего от него хотят. Тогда просьбы стали звучать прямолинейно — фадрагосцы просили бессмертия. Сила отказывала…

Долго ли тянули с новыми идеями шан’ниэрды — неизвестно, но в конце концов решили сами разобраться в природе силы. Снова они пришли в крупное поселение и поделились мыслями с его жителями. Не всем понравилось то, что предлагали сделать шан’ниэрды. Попытались недовольные существа образумить односельчан, но слушать их отказались — прогнали с площади. Больше не вмешивались они, только и наблюдали за всем издали.

Вскоре выбрали шан’ниэрды нескольких крепких мужчин и увели за собой в Холмы грез, где и начались поиски бессмертия. Надеясь отыскать источник, мужчины раскопали холмик. Чем глубже копали, тем, казалось им, ярче светились огни под землей. Трудяги готовы были работать и днем, и ночью, чтобы скорее заполучить желаемое. Вот только целительный свет с наступлением заката угасал.

Через несколько дней мужчины выкопали целый колодец, но ничего так и не нашли. И может, отчаялись бы, остановились, но сила вновь и вновь появлялась с рассветом и радушно готова была исцелять — будто дразнила. Тогда разозлились беловолосые шан’ниэрды, и осенили их головы гневные мысли. Вероятно, огонь этот никакой не добрый, а, наоборот, корыстный! И ленивый к тому же. Питается он болезнями, которые мало того, к нему существа сами приносят, так еще потом и благодарят его за это.

Опять отправились шан’ниэрды в крупное поселение. Собрали жителей на площади, важным открытием поделились и запретили заболевшим ходить к холмику-обманщику. Многие, выслушав их, начали спорить, но сварливых и вечно недовольных быстро осадили и разогнали по домам.

С тех пор пускали к раскопанному холмику только здоровых существ. Те спускались в колодец и требовали бессмертия. Иногда только за себя, иногда за знакомых, а бывало и зверей диких приводили, и за них просили. Хитрецы надеялись, что забота о чужих и невинных скорее вознаградится. Однако огни были равнодушны. Так всем казалось…

Незадолго до полнолуния неведомая сила потянула многих в Холмы грез. Взволнованные, они столпились у колодца: и разумные существа, и звери, позабывшие об инстинктах, — все те, кто просил и о ком просили. Толпа с трепетом проследила за смертью Солнца и с тревогой встретила круглую Луну. Она и наградила их тем, о чем они без устали просили.

И поняли вдруг фадрагосцы, чьи огни их исцеляли, и почему бессмертия от них не дождались. Солнце делилось с ними тем, чем само обладало… Существа же требовали бессмертия, и тогда Солнце просило Луну подарить им вечную жизнь. На закате оно умирало, забывало прошлую жизнь, а в новой — вновь и вновь жалело существ. И опять уговаривало холодную Луну поделиться бессмертием. И хоть равнодушна Луна, но ничего не забыла, все мелочи помнила, а поэтому не стерпела — уступила. Собрала всех к колодцу, дождалась, когда погаснут последние живительные лучи, и опустила на земли свои силы. Окутала ими надоедливых существ, проникла в тела, остановила сердца. Не тронула холодом лишь разум.

С мертвыми, неподвижными телами ждали бессмертные милосердия. Мысленно молили о вечной жизни, молили подарить им способность двигаться, чувствовать насыщения и удовольствия, а также тепло живых тел. Но все свои крохи любви Луна берегла для Солнца, поэтому молчала.

На рассвете родилось молодое Солнце, услышало жалобы холодных существ, застывших в одном месте. Рассказали они, что бездушная Луна обманула их. Коварно заманила к исцеляющему колодцу и отобрала жизнь вместо того, чтобы подарить бессмертие. Наивное, оно поверило. Прониклось чужой бедой и попросило Луну о помощи. Луна в тотчас согласилась.

В ту же ночь Луна подарила им силу, сияющую холодным нефритом. Она позволяла двигаться, чувствовать тепло живых тел, испытывать голод и удовольствие от насыщения.

Ни живые и ни мертвые. Зато бессмертные.

Нежить набросилась на беловолосых шан’ниэрдов сразу же, как смогла двигаться. Била, рвала, но убить не могла. Призраки их сияли блекло-зеленым светом, могли говорить и даже собирать себя по частям. За ночь они оправдывались и нашли единственного виновника — Солнце. Как можно быть таким наивным? Добром нельзя раскидываться, а желать его надо с умом.

На рассвете поднялось Солнце. Забыв прошлую жизнь, не понимало оно, почему странные, очень холодные существа ругают его. Обращалось к Луне, но та ничего не рассказывала. Ждала ночи.

Ночью Луна наказала нежить. Отобрала у бессмертных существ долгую память и терпение, а колодец напитало силой, чтобы привязать их к нему. Не всех она удержала, и со временем разбрелись они по Фадрагосу. Но большая часть все равно тянется туда, где все началось.

* * *

Мы переместились в регион Ящеров к полудню, где удалились от священного кольца в рощу и заранее обустроили лагерь. К посещению Холмов грез готовились так, словно шли на смерть. Впрочем, судя по виду ребят, так и было. Роми с Кейелом даже соорудили три шалаша и замаскировали их ветками и листвой со всех сторон. На случай, если кто-то вернется сюда раненым, у нас будет какое-никакое убежище для отдыха. Потом были споры и обсуждения планов. Кейел настаивал на том, что без пеших путников справится быстрее, попытался было придумать причину, чтобы не брать меня, но не сумел. А может, и придумал, но под моим растерянным взглядом не сумел молвить ни слова больше. Елрех сразу же отказалась отпускать нас двоих в опаснейший регион Фадрагоса, а Роми ожидаемо поддержал ее. Вскоре Кейел признал, что сейчас вообще не время разделяться и что каждому из нас выгодно отыскать сокровищницу. Если в Фадрагосе назревает война, то у любого с сокровищами и тайнами Энраилл на руках появятся козыри.

Позже Роми с Ив отправились на охоту с Тоджем, где поймали двух зверенышей, напоминающих енотов, и усыпили их зельями. В это время я и Кейел сооружали для будущей приманки клетки, выкапывая ямы и укрепляя их крепкими ветками. Елрех варила один отвар за другим, часто сетуя на отсутствие необходимых ингредиентов. Потом мешала отвары с остатками зелий, пока мы из обрывков веревок делали одну длинную — как знать, как нам придется спускаться в колодец, учитывая, что к нему давно никто не приближался. По крайней мере, из тех, кто сумел потом рассказать о нем. Ужин был слишком ранним и скорее походил на обед, но никто не жаловался. За небольшим костром даже сыпались шутки на местный лад — о немытых васовергах и шепелявых виксартах. Быть может, не будь тут Кейела и меня, то шутили бы и над людьми. Спать разошлись сразу после ужина, когда солнце даже не покраснело, оставляя на карауле смышленых Феррари и Тоджа.

Кейел разбудил меня в кромешной темноте. Призвав Охарс в тесном шалаше на двоих, сказал:

— Мы должны отправиться до рассвета.

Я уселась и кивнула, потирая глаза.

— В Холмах грез с наступлением сумерек лучше не оставаться, — тихо продолжил он, подавая мне кружку; густой пар поднимался над ней. — Осторожно, горячее. Ты перебрала вчера вещи?

— Да, — спросонок просипела я, — как ты и говорил: все, что может пригодится в бою, — с собой, а остальное — в сумку.

— Хорошо. — Следом за кружкой он примостил рядом со мной большой лист лопуха с остатками ужина и свежими фруктами. В Холмах грез нам некогда будет поесть. — Скоро Роми заглянет за ними, а затем отнесет в тайник. Пройдись с ним, чтобы ты тоже знала, где будут спрятаны вещи.

— Боишься?

— Это не прогулка в Свод Скверны, Аня. Ты не понимаешь, о чем речь. — И видимо, не желая получить от меня еще смущающих вопросов, продолжил объяснять: — Нежить могут убить только великие духи смерти, но им нет от этого пользы. К тому же они всегда просят жертву.

Я поежилась и подула на травяной чай, невольно возвращаясь мыслями в поселение культа Энраилл. Вспомнила как отдала темную душу твари, сидящей во мне. В Своде Скверны этот дух тоже ждал от меня жертвы. Откуда-то я это знала.

— Они питаются темными душами, или просто чьей-то смертью? — тихо спросила.

— Кто?

Отпив немного, я все же обожгла губы.

— Эти духи смерти.

Кейел начал собирать свои вещи.

— Эти? Аня, их множество. Духи ничем не питаются, кроме эмоций того, кто обратился к ним.

— Ты же сам сказал, что они просят жертву.

— Да. Но вот Охарс жертва не нужна. Можно сказать, что ее заменяют уважение и нежность к ним. Итъял любят почтение, а вот великие духи всегда просят жертву.

Он замолчал, закидывая на себя ножны.

— Вы, Вольные, жертвуете своим временем.

Ремешок выскользнул из его рук. Показалось, что Вольный на миг растерялся, но быстро пришел в себя. Я решила уйти с опасной тропы разговора:

— В поселении, где приручали лиертахонов, я принесла жертву.

— Какую жертву?

— Душу Вяза. Вот только темный дух не дал мне ничего взамен. От него исходит ощущение смерти. Не знаю, как это объяснить.

— Ты уверена, что он великий?

— Не знаю, но явно сильнее многих.

— Видимо, ты была слишком зла на Вяза, за то, что он хотел сделать с Ив.

— А это тут при чем?

Кейел прекратил мельтешить и взглянул мне в глаза.

— Ты должна жертвовать собой, Аня. Те, на чей зов откликаются духи смерти, редко обращаются к великим духам, потому что им приходится жертвовать частью себя. Рано или поздно они превратятся в такую же бесчувственную нежить, которую стремятся усыпить или пробудить. Дух попросил у тебя темную душу, надеясь, что это причинит боль тебе. Возможно, надеялся убить в тебе доброту. Он хотел, чтобы ты перешагнула через себя.

— Первый трудный шаг — жертва?

Кейел заправил пряди за уши, а затем, погладив меня по голове, ответил:

— Первый шаг, который ломает тебя. Великим духам смерти не нужна чужая жертва, они требуют самопожертвования. — Притянув меня за затылок к себе ближе, поцеловал в макушку. — Не забудь принять зелий. Вдруг Елрех не успеет раздать их лично каждому в руки.

Затем вылез из шалаша в ночную темноту, а я продолжила завтракать в свете Охарс, задаваясь новым вопросом. Чем Вольные отличаются от нежити в начале своего пути? Только тем, что у них сердца способны биться?

* * *

От священного кольца Холмов грез мы как можно скорее спешили к колодцу смерти.

Скользкие склоны были покрыты низкорослой травой. Она была такой редкой и выцветшей, что походила на рубцы, покрывающие болезненную темную кожу. Сапоги ребят разъезжались на грязи. Мои ноги утопали в ней чуть ли не по щиколотку, и при том, что я видела чистый чернозем под собой, меня охватывало чувство, будто я иду по скотобойне, захламленной останками только что убитых животных.

Гнетущая тяжесть собиралась в животе, руках и ногах. Казалось, словно мысли тоже тяжелели в этом месте.

Зябкий туман вокруг имел горько-сладкий привкус. От него хотелось отмахиваться, как от облака назойливых мошек. Вязкий, он проникал в носоглотку, сводил частыми спазмами горло и легкие. Душил изнутри. И только слабые лучи утреннего солнца, рассеиваясь в густой, влажной взвеси, ослабляли эту странную сдавленность.

Тишину разбавляли чавканье наших шагов, редкие тихие ругательства, воркование Феррари и фырканье Тоджа. Ни я, ни Кейел не нагружали собой зверей, сберегая их силы для дальнейшей операции.

Все было максимально распланировано. Еще вчера мы рассчитали время, чтобы оказаться в этом регионе с рассветом, когда силы смерти заснут. К полудню, если нас не задержит особо наглая нежить, мы доберемся до колодца смерти. После обеда, когда солнце будет уходить от зенита и терять власть, а нечисть еще не наберется своих сил, начнется «веселье». Нам с Кейелом предстоит оседлать Тоджа и Феррари и отъехать от ребят дальше: я отправлюсь в сторону священного кольца, но восточнее, а Кейел будет привлекать кровью нежить близ колодца. Это позволит ребятам достигнуть священного кольца, встретив меньше нежити, отдохнувшей за полдня, а возможно, если повезет, достигнуть его беспрепятственно. Примерно на семнадцатом шаге солнца мы все должны собраться в одной точке.

Я вскинула голову, стараясь в тумане разгадать очертание светящегося диска. Надеюсь, туман осядет, а я не ошибусь в шагах солнца.

Продвигаясь мимо оврага, заросшим колючими зарослями, я вздрогнула от низкого хрипа. Кейел мгновенно приобнял меня, поднося указательный палец к губам. Видимо, подобие ворона, сидящего на низких ветках, было слишком сонным, чтобы почувствовать в нас жизнь. У него не было нижней части клюва и… Проще перечислить, что у него осталось. А свое ли? Кейел сказал, что сила нежити похожа на нефритовое сияние. Блеклые зеленые очертания ворона точно были осязаемыми. Не знаю, у какой бедняги он выдрал белые перья, но хватал их странным клювом проворно, а затем цеплял за нити силы. Однако выпирающая косточка, явно не имеющая никакого отношения к пернатым, при движении смещала перья, и они снова едва ли не падали.

Он что, собирает себе крылья? Духи Фадрагоса, пусть бы мне всего лишь это показалось. Поежившись, я ускорилась.

С каждым преодоленным холмом, казалось, что мы углубились в чье-то непролитое слезами горе. Оно пропитывало меня, отягощало шаги, отнимало радость, веру в успех, силы. Угнетало. И пусть налегке мы двигались быстро, но возникло чувство, будто мы спешим к собственной гибели. Украдкой поглядывая на понурых ребят, я приходила к выводу — это происходит не только со мной.

Мы подошли к цели даже быстрее, чем рассчитывали. Солнце не успело достигнуть зенита, но разогнало туманную дымку, оставляя от нее лишь легкий намек.

Какой идиот назвал это колодцем?

Я опасалась подходить к краю узкого котлована — земля была слизкой от бурой грязи, а лужицы, попадающие на глаза, отливали ржавчиной.

А может, у нас под ногами и впрямь чернозем пропитан не водой? Я не стала проверять жуткую догадку, наоборот, постаралась отогнать эту мысль. Набралась смелости и осторожно приблизилась к ребятам, рассматривающим дно. Вдоль стены, поросшей густыми, скрюченными корнями, тянулась древняя ступенчатая лестница из камня и земли. Такие же корни, но толще, раскинулись на дне колодца.

— Не такой уж он и глубокий, — прошептала я.

Ив, стоящая рядом со мной, поморщилась, а затем тихо ответила:

— Не глубокий, но опасный. В нем не осталось ничего живого.

Елрех, стоя на другой стороне, не могла слышать нас, но, когда Роми направился к лестнице, остановила его, удержав за плечо. Кейел обратил на них внимание, но интересоваться подробностями не спешил. Елрех подняла небольшую сухую ветку, а затем подошла ближе к краю. Присев на одно колено, спустила руку и поднесла палку к корням — ничего не произошло. Елрех оскалилась и ткнула в самый толстый корень — ничего. Елрех нахмурилась и стала относить палку. Корни будто очнулись ото сна — встрепенулись, сонно заворочались, зашуршали. Миг — бросились на добычу и вырвали ее из руки Елрех. Стали сжимать и втягивать в землю, скручиваясь вокруг палки и ломая ее. Еще немного повозились с щепками, а затем снова расслабились.

— Как ты там говоришь, Асфи? — полюбопытствовала угрюмая Ив. — Уши даю на отсечение, что будь в ветке кровь, они бы ее так просто не отпустили.

Мы поспешили к остальным, замечая, что Кейел направился к Роми. Глядя на лестницу, он тихо заговорил:

— Кому-то из нас двоих надо спуститься так, чтобы растение не почувствовало шагов. И видишь в дальнем углу? — Указал пальцем на дно.

Роми вытащил дротик и стал играть с ним отвечая:

— Корни лежат под землей.

Кейел кивнул.

— Нужно расчистить их от нее, иначе не найдем сундук.

Я хмыкнула и, стиснув крепче рукоять кинжала, предложила:

— Я могу спалить тут все.

— Нет, — хором отозвались ребята.

— Думаю, мне хватит сил.

— Не хватит, — уверенно заявила Ив, то и дело дергая ушами. — На всю нежить, которую ты разбудишь, сил не хватит.

Я присмотрелась к затененному дну внимательнее и покачала головой.

— Нельзя копать, пока там столько корней.

— Нельзя, — вцепившись в локоть Роми, поддержала Елрех.

В желтых глазах проступило явное изумление. Рогатый Вольный говорил всем, но смотрел на Елрех:

— Я призову духов и с их помощью вытащу тайник на поверхность. Воздух не должен смутить растение.

Ив согласилась:

— Хорошая идея. В воздухе не та жизнь, которая нужна растению. Даже если оно проснется, то быстро уснет снова. — Закусила губу ненадолго и добавила, перебивая очередное решение Кейела: — И за сундуком необходимо отправить кого-то легкого.

Мы хмуро уставились на нее, но она не позволила никому вставить ни слова:

— И это не Асфи. — Посмотрела мне в глаза. — Не смей обижаться, Асфирель, я не сомневаюсь в твоей осторожности и ответственности, но этого будет мало. Я чувствую природу лучше любого из вас, чувствую и это растение. От него разит смертью, и оно тут повсюду. — Оглянулась, разводя руками. — По всем холмам раскинулось. Но тут, вокруг колодца смерти, его гораздо больше. — Потерла плечи, тише добавляя: — Где ни ступишь, оно повсюду. Но я смогу пройти так, чтобы не потревожить его. Видимо, пока спит Луна, у него крепкий сон.

Кейел вздохнул и мрачно произнес:

— Мы обвяжем тебя веревкой.

— Но не тяните за нее напрасно.

— Будем следить, чтобы она не касалась земли и не задерживала тебя.

— Ты будешь следить, — поправил Роми. — Я призову на помощь духов и буду охлаждать воздух вокруг Ив, чтобы корни не среагировали на тепло ее тела.

Елрех полезла в полупустую сумку и, зазвенев флаконами, поинтересовалась:

— Тебе хватит сил на все?

— Должно. — Роми замахал хвостом. Взволнован. Сомневается в себе? Это плохо.

— Надо было заготовить какие-нибудь гарпуны. — Осенила меня запоздалая идея, как можно вытягивать сундуки.

Увидев растерянность на лицах ребят, я покачала головой.

— Неважно. — И рискнула невзначай приободрить рогатого — раздразнить его: — Не перетрудись, Роми. Не хочу потом впопыхах отогревать отмороженную эльфийку Ксанджами, чтобы случайно не спалить твою самоуверенность вместе с тобой. Надо же будет выплеснуть ненависть хоть на кого-то…

Он поморщился и недовольно произнес:

— Человечка…

Однако помогло — он вскинул подбородок и с гордостью приблизился к краю котлована. Елрех поднесла ему зелье, которое, по идее, хоть немного вернет ему бодрости. В этом сыром месте воздух казался отравленным печалью и безысходностью. Хорошо, что Роми такой стойкий… Да и остальные. Даже Ив, несмотря на внешнюю растерянность и частые тяжелые вздохи, проявляла самоотверженность.

Осушив флакончик, который Елрех сразу же бережно спрятала в сумку, Роми уселся с удобством, а затем закрыл глаза. Долгие минуты мы столпившись ждали чуда, но ничего не происходило. В итоге мне надоело стоять без дела, и я отвела Кейела в сторону, чтобы еще раз обсудить с ним все наши «а если». В какой-то миг до слуха донесся шорох, и мы поспешили обратно к котловану. Земля росла на дне кучкой, словно крот копал себе путь на поверхность. То и дело белые брови Роми сходились на серой переносице, а движение земли прекращалось — в такое время ненадолго оживали мясистые корни.

Только бы они не разломали сундук…

Ржавый угол показался на поверхности, когда Солнце точно проделало четверть шага. Долго. Слишком долго. Зато безопасно…

Когда сундук, покрытый комьями земли, показался на поверхности, я склонилась к уху Роми и попытала удачу:

— А в воздух поднять слабо?

Серые губы превратились в тонкую полоску…

— Значит, слабо?

— Асфи, — Елрех приблизилась бесшумно и мгновенно отогнала меня от супруга, — не зли его нарочно.

Я пожала плечами отступая.

— Иногда это действенно срабатывает.

Обернулась к Кейелу и Ив, успевая заметить, как Вольный хлопнул ее по плечу.

— Будь осторожна, неправильная исследовательница.

— Теперь я точно неправильная исследовательница. — Ив дернув ушами, взглянула на него. — Потому что убеждена, что в тебе нет зла, которое я искала с тех пор, как услышала о человеке-Вольном.

Он ничего не ответил, лишь усмехнувшись качнул головой. Отрицает или невесело признает ее слова?

— Думаю, мне хватит сил.

— Не хватит, — уверенно заявила Ив, то и дело дергая ушами. — На всю нежить, которую ты разбудишь, сил не хватит.

Я присмотрелась к затененному дну внимательнее и покачала головой.

— Нельзя копать, пока там столько корней.

— Нельзя, — вцепившись в локоть Роми, поддержала Елрех.

В желтых глазах проступило явное изумление. Рогатый Вольный говорил всем, но смотрел на Елрех:

— Я призову духов и с их помощью вытащу тайник на поверхность. Воздух не должен смутить растение.

Ив согласилась:

— Хорошая идея. В воздухе не та жизнь, которая нужна растению. Даже если оно проснется, то быстро уснет снова. — Закусила губу ненадолго и добавила, перебивая очередное решение Кейела: — И за сундуком необходимо отправить кого-то легкого.

Мы хмуро уставились на нее, но она не позволила никому вставить ни слова:

— И это не Асфи. — Посмотрела мне в глаза. — Не смей обижаться, Асфирель, я не сомневаюсь в твоей осторожности и ответственности, но этого будет мало. Я чувствую природу лучше любого из вас, чувствую и это растение. От него разит смертью, и оно тут повсюду. — Оглянулась, разводя руками. — По всем холмам раскинулось. Но тут, вокруг колодца смерти, его гораздо больше. — Потерла плечи, тише добавляя: — Где ни ступишь, оно повсюду. Но я смогу пройти так, чтобы не потревожить его. Видимо, пока спит Луна, у него крепкий сон.

Кейел вздохнул и мрачно произнес:

— Мы обвяжем тебя веревкой.

— Но не тяните за нее напрасно.

— Будем следить, чтобы она не касалась земли и не задерживала тебя.

— Ты будешь следить, — поправил Роми. — Я призову на помощь духов и буду охлаждать воздух вокруг Ив, чтобы корни не среагировали на тепло ее тела.

Елрех полезла в полупустую сумку и, зазвенев флаконами, поинтересовалась:

— Тебе хватит сил на все?

— Должно. — Роми замахал хвостом. Взволнован. Сомневается в себе? Это плохо.

— Надо было заготовить какие-нибудь гарпуны. — Осенила меня запоздалая идея, как можно вытягивать сундуки.

Увидев растерянность на лицах ребят, я покачала головой.

— Неважно. — И рискнула невзначай приободрить рогатого — раздразнить его: — Не перетрудись, Роми. Не хочу потом впопыхах отогревать отмороженную эльфийку Ксанджами, чтобы случайно не спалить твою самоуверенность вместе с тобой. Надо же будет выплеснуть ненависть хоть на кого-то…

Он поморщился и недовольно произнес:

— Человечка…

Однако помогло — он вскинул подбородок и с гордостью приблизился к краю котлована. Елрех поднесла ему зелье, которое, по идее, хоть немного вернет ему бодрости. В этом сыром месте воздух казался отравленным печалью и безысходностью. Хорошо, что Роми такой стойкий… Да и остальные. Даже Ив, несмотря на внешнюю растерянность и частые тяжелые вздохи, проявляла самоотверженность.

Осушив флакончик, который Елрех сразу же бережно спрятала в сумку, Роми уселся с удобством, а затем закрыл глаза. Долгие минуты мы столпившись ждали чуда, но ничего не происходило. В итоге мне надоело стоять без дела, и я отвела Кейела в сторону, чтобы еще раз обсудить с ним все наши «а если». В какой-то миг до слуха донесся шорох, и мы поспешили обратно к котловану. Земля росла на дне кучкой, словно крот копал себе путь на поверхность. То и дело белые брови Роми сходились на серой переносице, а движение земли прекращалось — в такое время ненадолго оживали мясистые корни.

Только бы они не разломали сундук…

Ржавый угол показался на поверхности, когда Солнце точно проделало четверть шага. Долго. Слишком долго. Зато безопасно…

Когда сундук, покрытый комьями земли, показался на поверхности, я склонилась к уху Роми и попытала удачу:

— А в воздух поднять слабо?

Серые губы превратились в тонкую полоску…

— Значит, слабо?

— Асфи, — Елрех приблизилась бесшумно и мгновенно отогнала меня от супруга, — не зли его нарочно.

Я пожала плечами отступая.

— Иногда это действенно срабатывает.

Обернулась к Кейелу и Ив, успевая заметить, как Вольный хлопнул ее по плечу.

— Будь осторожна, неправильная исследовательница.

— Теперь я точно неправильная исследовательница. — Ив дернув ушами, взглянула на него. — Потому что убеждена, что в тебе нет зла, которое я искала с тех пор, как услышала о человеке-Вольном.

Он ничего не ответил, лишь усмехнувшись качнул головой. Отрицает или невесело признает ее слова?

Первые шаги Ив по каменной лестнице дались тяжело не только ей. Мое сердце билось через раз. Я поглядывала на Феррари, обдумывая вариант спрыгнуть в котлован верхом, если вдруг Ив разбудит растение. Но быстро отмела идею, понимая, что хвост лиертахона тоже можно обезвредить, поэтому закатала рукава куртки и приманила Ксанджей. Они согревали в груди все последующие шаги Ив. Она ступала беззвучно и невероятно осторожно. Наверняка, ее приближение не заметила бы даже муха. Соскользнув с лестницы, неспешно двинулась к сундуку. Иногда она ставила ступню близко к толстым корням, игнорируя большую часть свободного пространства — видимо, чувствовала, что под тонким слоем бурой насыпи, лежит другой корень. В такие моменты, Роми сжимал челюсть так, что желваки ходили под кожей. Интересно, что было с ним, пока он страховал меня на Лавовом озере?

Ив остановилась в полуметре от сундучка и, склонившись, попыталась поднять его, но вскоре выпрямилась. Размяла плечи, спрятала длинную черную косу под воротник куртки и опять потянулась к сундучку. Глядя на растения, лежащие в непосредственной близости от ее ног, я разволновалась сильнее. Спина похолодела от пота, а ноги налились тяжестью.

Кейел присел рядом со мной, словно ощутил, что мне нужна чья-либо близость в эту секунду. Терпение — не то, чем я могла похвастаться.

Ив с трудом подняла сундук. На бледных щеках появился румянец, а на шее немного проступили мышцы. Она прижала сундучок к груди, пачкая куртку. Закрыв глаза, поморщилась. Я приподнялась на коленях, не веря собственным глазам, и даже Кейел не придержал меня за плечи. Уши Ив дергались, пока она «осматривала» почву по звукам. Или по природному чутью? Шаг за шагом она приближалась к лестнице, но глаза так и не открыла. Только нащупав ногой каменную ступень, приподняла веки и неверующе оглянулась.

Я вытерла вспотевшие ладони о штаны и выдохнула шумно, слабо чувствуя сердцебиение. Голова закружилась. Ив поднималась по ступенькам, держась края лестницы и постоянно подтягивая ржавый сундучок выше. Казалось, ударь по нему — и он рассыплется в крошки. Ив поднялась еще на одну ступень, и сорвалась вниз.

Кейел удержал меня за плечо, не позволив вскочить. Ив не вскрикнула и даже выстояла на лестнице. Но чтобы вцепиться в трещины расколовшейся ступени, ей пришлось отпустить сундук. Он упал на корни, и они мгновенно сомкнулись вокруг него, разламывая на части. Драгоценные камни сияли на каком-то украшении, отлетевшем в сторону. Среди серебристого пуха виднелся фрагмент карты, а рядом с ним лежал свиток. Ив долго не думала. Оттолкнулась и спрыгнула.

— Нет, бестолковая эльфийка! — крикнула Елрех и перехватила веревку крепче, собираясь тянуть обратно.

Кейел вскочил на ноги и с силой оттолкнул Роми от лестницы, повалив его на спину и не позволяя сбежать вниз. Ксанджи вспыхнули вокруг меня как раз в тот момент, когда раздалось шуршание. Я опустила взор на дно котлована и передернулась. Перед глазами возникло ведро с червями, которое когда-то показал мне Роми; к горлу подкатил тошнотворный комок. Толстый корень перехватил тонкое белое запястье Ив, когда она ухватилась за украшение, но переломать его не успел — вспыхнул и осыпался пеплом. Возникло ощущение, будто Ксанджи испытали отвращение, и оно передалось мне. Это был тот враг, которого хотелось избегать. Но я уже высмотрела следующий корень. И еще один. Они двигались стремительно, заставляя мое сердце колотиться.

— Быстрее! — с надрывом прозвучал голос Кейела.

Я не отвлекалась и не тратила силы массово, ударяя лишь по тем корням, которые скрючивались, готовясь к молниеносному броску.

Почему Ив застыла?!

Брошенного взгляда хватило, чтобы оценить ситуацию. Ив не могла дотянуться до свитка, опасаясь корня рядом. Он будто устроил засаду и еле заметно двигался вслед за кистью руки. Я пожелала испепелить его — Ксанджи исполнили пожелание. Моя тошнота усилилась.

— Тяните!

Я глянула на часть стены, над которой стояли Кейел и Елрех, удерживая веревку. Призвала Ксанджей, желая сжечь корни там. Пламя пронеслось по поверхности, уничтожая врага, но не раскаляя землю и не трогая веревку. Тотчас меня вывернуло наизнанку. Вытирая дрожащей рукой губы и кривясь, я снова оценила обстановку. Ребята вытянули Ив. Роми, поддерживающий ее воздухом, пошатнулся и отступил, смахивая пот со лба. Ив хотела передать вещи Кейелу, но он кивнул Елрех.

— Забери ты.

Нехороший знак…

Корни не успокоились, и земля под нами заходила. Я вскочила на ноги и бросилась к перепуганной Феррари. Она привычно жалась к земле, но вскоре оттолкнулась четырьмя лапами, прыгая над землей. Корень хлестнул по воздуху. И, скорее, инстинктивно Феррари резанула его, хвостом отрубая. Следом вырвался еще один корень.

— Действуем по плану, — громко приказал Кейел, отступая к Тоджу.

Я бросилась к Феррари, а ребята, не растрачивая времени на прощания, стремглав побежали к священному кольцу. Усаживаясь в седло, я наблюдала, как Елрех на ходу достает флаконы и перекидывает Ив и Роми. Они справятся. Феррари отскочила еще от пары корней, и я воспользовалась ее короткой заминкой — оглянулась на Кейела. Он уже оседлал суетливого Тоджа и тоже смотрел на меня. С серьезным выражением лица кивнул мне и сорвался с места к югу. Я направила Феррари восточнее.

То идело Феррари огибала овраги с копошащимися корнями и ветками. Они разбудили местную «живность» и распугали глупых птиц, осмелившихся залететь в этот регион. Останки сородичей, оставляя зеленые следы в воздухе, нападали на них. Несколько раз мне приходилось сворачивать с курса. Силуэты зверей и гуманоидов в это время суток двигались лениво, неохотно, но стоило птицам пролететь рядом, как их сонливость исчезала. Я предпочитала держаться подальше от нежити и не проверять чужую скорость на себе. Еще успею…

Я посмотрела на бессознательного зверька, примотанного к луке седла, и поторопила Феррари. Мы уходили дальше и дальше от колодца смерти, но я постоянно оглядывалась то к югу, то к северо-западу, словно могла отсюда увидеть силуэты ребят. Определять время по солнцу мне пока удавалось плохо, а часов в Фадрагосе никто не придумал. А, памятуя об отношении ко времени, предлагать создать их не особенно хотелось. Присматриваясь к солнцу, я старалась выбирать более или менее ровный участок в холмистой местности, чтобы навскидку посчитать расстояние от земли к светилу. Казалось, я носилась среди кустарников и грязи долгие часы, но солнце едва ли двигалось. Все чаще и чаще попадались силуэты, скрытые легкой дымкой тумана. Безветрие раздражало, потому что мне повсюду чудилось, будто ветер то завывал, то шептал травами совсем рядом. Но его не было.

Я нервно оглядывалась, дергая Ксанджей, и успокаивала взволнованную Феррари. Малышка даже ворковала тише и меньше, а вот капюшон раздувала чаще и постоянно норовила отступить. Я не позволяла. Нам нужно отвести нежить дальше от ребят.

Повторно примерившись к солнцу, я вздохнула с облегчением, хотя вчера от мысли о предстоящем, передергивала плечами. Освободив зверька, вытащила кинжал и, подхватив маленькую голову, подняла ее повыше. Резанула лезвием и вытянула руку, не желая, чтобы кровь сильно испачкала Феррари. И без того она измажет ей бок, пока мы будем собирать нежить, бегая кругами по местности. Я отпустила тушку, и она, привязанная на веревке, повисла сбоку. Только собиралась тронуться с места, как застыла, прислушиваясь. К ощущениям в том числе. Это не ветер. Казалось, он попал в плен лабиринта пещер и звал на помощь хоть кого-нибудь… Это вой. Это чей-то вой.

Я приложила руку к сердцу и, озираясь, пробормотала:

— Духи Фадрагоса, не отвернитесь от нас в этом месте.

И направила Феррари дальше. Теперь можно отправляться к священному кольцу. Большая часть очнувшейся нежити должна увязаться за запахом свежей крови, а не за ребятами. Лишь бы успели вперед нас с Кейелом.

— Духи Фадрагоса, помогите им.

Через полшага солнца на отдаленном холме показались волки. Не много… На пальцах сосчитать. Я напряглась, а Феррари низко зарычала, раздувая капюшон. Видимо, не ощутив тепла, отступила. Умная девочка… Это не тот противник, с которым мы справимся. Волки следили за нами, переминаясь с лапы на лапу, или, точнее, на их остатки, а я, пересекая мутный ручей, готовилась к бегству. Они направились наперерез, а я свернула, но вскоре растерялась. Впрочем, как и волки. До меня они не добежали, трусливо уступая добычу огромному медведю, вышедшему из-под тени кустарников. Феррари, решив проскочить между всеми, потянулась прямо. Я не стала ей препятствовать. Лишь вдохнула глубже и пригнулась к луке, понимая, что теперь безумная погоня неизбежна.

Встречный воздух студил щеки, сушил пот на лбу. Страх сковал мышцы и мысли. И я радовалась, что боялась оглядываться часто. Гуманоиды не бегали так быстро, как перемещались «звери» и «птицы», от которых то и дело приходилось уклоняться. Ксанджей я призывала редко — они сжигали плоть, но блекло-зеленому силуэту нежити не вредили. К тому же, казалось, что утрата плоти нежить злила, а у меня от соприкосновения пламени с силой смерти усиливалась тошнота. Иногда появлению гуманоидов я радовалась, потому что они явно лидировали в пищевой цепи. Те, кого я успела приманить, тормозили и долго приглядывались к конкуренту. Их заминка давала мне фору.

Сколько мы уже пробежали? Наверное, если продолжить в том же темпе, то скоро достигнем невидимых границ проклятого региона. Но, несмотря на внутренние ощущения и быстрое падение солнца к земле, священное кольцо никак не появлялось передо мной. Нежить тащилась позади, собиралась в стороне и уже загораживала горизонт. Имеют ли они какую-то связь между собой? С учетом, что все духи едины, то, вероятнее всего, и у этой силы та же структура.

Туман превратился в темную стену из различных тел. Они двигались, следили за нами, но не спешили бросаться навстречу. Вместо этого просто загородили путь. Приблизившись, я стала различать разлагающиеся части, повисшие на нитях силы. Зловоние стало въедаться в ноздри, оседать на языке. Я скривилась и фыркнула. Ухватила тушку, перерезала веревку, на которой она болталась, и направила Феррари к нежити. Не рискуя сильно, оставила между нами с десяток метров, и швырнула к ним мертвого зверька. Стена покачнулась, но не сразу безмозгло повелась. Первыми не выдержали «животные». Показавшегося просвета было мало, к тому же гуманоиды, воздевшие руки к свету, меня смутили. Вокруг их пальцев сила сгущалась.

«Нельзя, чтобы она даже мазнула по вам, Аня» — пронеслись в памяти наставления Кейела.

Подготовившись к очередным рвотным позывам, я призвала Ксанджей и направила их силу на ближайшего безногого шан’ниэрда с головой виксарта и частью тела фангры. Пламя испепелило гнилую плоть — я мгновенно свесилась с Феррари. Пару раз вдохнув под воркование девочки, взглянула на результат. Скорее, его отсутствие. Наверное, лишенную плоти нежить можно смело назвать призраками.

Призрак беловолосого шан’ниэрда явно был недоволен. Он сжал кулаки и, склонившись, заорал многоголосьем. По телу прошлась холодная дрожь. Сердце замедлилось от страха. Я оглянулась. Назад тоже нельзя. Меня не выпустят из ловушки… Выберется ли Кейел?

Я стиснула поводья в кулаках и крепко сомкнула губы. Нужно выжить, чтобы убедиться в том, что он выберется. Выжить… Я прищурилась, наблюдая, как «звери» разрывают тушку и делят ее. Их свистящий скулеж нервировал.

— Жадные твари.

Я призвала Айссию и высмотрела гуманоида, он как раз замахивался, собираясь бросить в меня свою силу. Черное сердце было обвязано какими-то гнилыми мотками. Айссию передернуло вместе со мной, но она не отказала в исцелении. Сердце, конечно, не забилось, но напитавшись живительной силой, заблестело, даже немного покраснело. Я бегло оглядела еще несколько чудовищ и везде, где хоть что-то можно было улучшить, подлечила. Сначала исцеленные стояли неподвижно, словно и впрямь растерялись, но вскоре опасливо отступили от толпы. Жадная толпа «зверей» пошатнулась следом. На энтузиазме я улучшила состояние еще нескольких тварей и приготовилась. Если не возникнет сумятица между «тупыми» и «умными» — я пропала.

Раздавшийся вой вызвал мурашки на коже. Я следила, как быстро разделяется нежить, и чувствовала слабое облегчение. Вот только собственное состояние пугало. Казалось, я сама медленно умираю, соприкасаясь с блекло-зеленой силой.

Увидев достаточный просвет, я направила Феррари к нему. Мы промчались мимо нескольких тварей совсем рядом, и в этот момент желудок свело, и вдохнуть было трудно, словно сам воздух возле них был отравлен смертью и разложениями.

Вырвавшись на свободу, я на несколько долгих секунд зажмурилась и никак не могла надышаться сырым воздухом.

Я надеялась, что нежить окончательно забудет обо мне, но даже в мыслях не позволяла себе озвучить эту надежду. И когда в очередной раз озираясь, заметила преследование, не сильно расстроилась. Черные точки мельтешили на холмах и казались далекими, но я не позволяла обмануться. Стоит лишь постоять пару минут — и они настигнут. Радужный отблеск под лучами солнца смели многие тревоги. Кейел, прислонив руку ко лбу и остановив Тоджа на высоком холме, разглядывал горизонт за мной. Оценив обстановку, он громко свистнул и направил Тоджа так, чтобы вскоре мы встретились. Феррари помчалась быстрее и без моих команд. Когда мы сблизились, Кейел выкрикнул:

— Их слишком много! Я не мог отвлекать их дольше.

Он не позволил мне ответить, уводя Тоджа в сторону и несильно пнув его в бок. Неужели священное кольцо западнее? Духи Фадрагоса, я ошиблась с направлением?

Очертания высоких камней появились еще до того, как я успела осознать, что вижу их. Облегчение затопило сердце лишь на мгновение, а затем его вытеснило новое беспокойство: где ребята? Приблизившись к высоким камням, мы с Кейелом одновременно натянули поводья и переглянулись.

Холмы на востоке заливало солнце, игнорируя легкую дымку тумана. Это пока тварей не видно… Дай им несколько минут, и они заполонят весь горизонт. Почему ребята до сих пор не появились? Или они уже убрались из региона? Были вынуждены? Тогда черканули бы хоть пару символов на земле, предупреждающих нас. Но в центре кольца земля была нетронута даже грязью.

Кейел еще раз осмотрелся хмуро и, до скрипа стиснув поводья, прошипел:

— Духи Фадрагоса…

Я подняла голову, чтобы видеть его, и сказала:

— У них должны быть причины.

Он нервно тряхнул головой, но волосы упрямо лезли на глаза. Выдохнул порывисто, маскируя стон, а затем произнес:

— Нельзя позволить взять нас в кольцо. Я отвлеку нежить, а ты давай за остальными.

— Нет! — От моего возгласа Феррари вздрогнула, напоминая о себе. — У лиертахона кроме зубов, есть еще изворотливость и лезвие на хвосте! А у меня — Ксанджи и Айссия. Мы справимся!

— Ей нельзя никого кусать! — Хриплый голос граничил с криком, теплый взгляд наполнился сталью.

Я не собиралась уступать, помня хитрую нежить.

— Тем более Тодж бесполезен! — И тише поторопила, оглядываясь туда, откуда мы ждали преследования: — Давай же, Кейел!

Он пару раз вздохнул глубоко, но в итоге поддался. Развернул Тоджа и, не сказав больше ни слова, отправился к колодцу смерти.

Я дождалась, когда он исчезнет, а затем вытащила чистый кинжал и поднесла к ладони. Человеческая кровь — максимальное прикрытие, которое я могу обеспечить ребятам, если они живы. Надеюсь, они живы.

Феррари понесла меня навстречу первым темным точкам вдали. Сильно мы не отдалялись, оставляя священное кольцо в зоне видимости. Солнце клонилось к горизонту — значит, с каждой минутой силы нежити росли быстрее. Я спешилась и отошла от Феррари, оставляя ей свободу для атак. Главное, не подпускать к ней существ, швыряющихся силой смерти. Их нужно будет высматривать. Первыми к нам подоспели облезлые псы, быть может, волки… Я, не приглядываясь, спалила самого шустрого и освежила шкурку самого целого. Под свирепую грызню, оглянулась — ни Кейела, ни ребят.

Птицы слетались отовсюду и пугающе кружили в небе над нами. Вдали завыли — озноб пробрал до костей.

Ребята не появились.

Темные точки на горизонте превратились в непрерывную черную ленту. Я пресекла пикирование двух птиц к Феррари Ксанджами. Согнувшись и опустошая желудок от желчи, едва не пострадала сама. Феррари толкнула меня и полоснула хвостом надо мной. «Птица» рассталась с перьями, но не умерла. С неприятным скрежещущим кличем поднялась в небо. Я со страхом воззрилась на хвост лиертахона. Но Феррари изогнула его, прижимаясь к земле и готовясь к новой атаке. Значит, костяному лезвию сила вреда не приносит, а грызть врагов сообразительная девочка не собиралась.

Я оглянулась к священному кольцу — пусто. Где их носит?!

Выдр в юркой стае я признала не сразу. Оценить их состояние из-за суетливости не удалось, и я поморщилась, призывая Ксанджей.

И снова меня изматывала рвота.

Волков в этот раз оказалось больше, и теперь соседство с медведем их не пугало. Они выли низко и приближались, огибая меня размашистым кругом. Я тоже не стала стоять на месте. Руки уже тряслись, а ноги прилично ослабли, и каждый шаг пружинился, словно я хожу по чему-то мягкому, зыбкому. Немного наклонюсь — и земля под ногами рассыплется, а я завалюсь набок. Силы Единства почти израсходовались…

Ребята не появились.

Нежить спешила, нагоняла друг друга и даже грызлась где-то вдали, но двуногих среди них пока еще не виднелось. Показался монстр, которого я видела в Фадрагосе лишь однажды. Его глаза не светились голубым, как было, когда я только появилась в этом мире, а тело не сжималось и не бугрилось. Видимо, в мертвом состоянии, тварь не способна формировать из плоти иголки и стрелять ими. Она разогнала волков клацаньем и, напоминая блоху, бегущую на ножках, с сиплым воркованием направилась ко мне.

Наблюдая за тварью и за волками, выбравшими для нападок Феррари, я попятилась боком. Краем глаза выхватила другую сторону — ребят не было.

Я призвала пламя и скривилась, но уже не столько от тошноты и мерзкого ощущения, сколько от боли. Искры вспыхнули вокруг лоснящегося панциря твари и погасли. Нас разделяло несколько метров.

Феррари взвизгнула. Я повернулась к ней — она юрко кружила на месте, отгоняя волков.

Я снова взглянула на монстра и отступила. Метра три…

Вытащила кинжал, рассматривая полусгнившую морду, покрытую твердой щетиной и подготовилась. Крепкие жвалы разошлись. Тварь бросилась на меня. Я прикрылась кинжалом и, отталкиваясь в сторону, припала к земле. Леденящий холод обдал руку, но тепло вытянуть не успел. Тварь промчалась мимо и, остановившись, обернулась ко мне. Мизинец что-то тронуло, и я опустила голову. Белый росток полз, ощупывая палец. Неприятное прикосновение повторилось и к ногам. Позабыв о твари, я отскочила без соображений. Она промахнулась с очередным нападением. Тотчас толстый корень вырвался из земли и сдавил ее. Панцирь смялся, обнажая пустое сияние. Нефритовая сила не навредила корню, но и удовольствия не доставила. Он ослабил хватку и с шуршанием стал снова прятаться под землю.

Феррари опять взвизгнула. Я заметила спешащего ко мне медведя, но все равно повернулась к малышке. Волков прибавлялось, но кроме них подоспели и другие звери. Едва ли узнаваемые… Мелкое зверье, рыси, какие-то вараны… василиски? Даже лошадь в стороне била копытами по земле, прокладывая себе путь к живой плоти.

Сердце колотилось, а порез на руке дергал каждый раз, как я сжимала кулак. Он же и напоминал мне, что дальше меня нежить не побежит. Нужна рана серьезнее…

Именно поэтому такая толпа вокруг малышки смущает.

Медведь подбежал слишком близко, и я прыгнула в сторону, уклоняясь от него. Зацепившись ногой за корень, вырвавшийся из земли, упала. Сразу откатилась, призывая Ксанджей. В глазах потемнело, а мир пошатнулся. Щеку обдало ласковой прохладой, а в нос ударил смрад. Тина? В глазах прояснилось, и я рассмотрела отражение в луже, в которую упиралась рукой. Седые волосы выбились из косы, перепачкались в грязи, окунулись в мутную воду, отдающую ржавым оттенком. Будто вся земля тут пропитана кровью…

«Пройдись с Роми, чтобы ты тоже знала, где будут спрятаны вещи».

Я зарычала. Гнев волной прокатился по телу, смел страх. Если остальные погибли, я дойду до конца одна.

Наученная, заметив движение в отражении, я оттолкнулась от земли и склонила голову. Корень хлестнул по луже. Я вскочила, едва не налетев спиной на медведя. Ледяной холод взбудоражил, заставил танцевать. Развернувшись на месте, я шагнула в сторону. И снова избежала полупрозрачной лапы. Корень ударил повторно — отбросил моего противника. Кажется, корни пробиваются на более бурых участках. Я ринулась к Феррари, на бегу высматривая в толпе самых «живых». Призвала Айссию, попутно прислушиваясь к Единству. Еще немного — и начну тянуть собственные жизненные силы…

Я чуть подлатала оленя, и на него тут же набросилась свора. Феррари держала нежить на расстоянии, мечась на месте и рассекая воздух хвостом. Я призвала Ксанджей, и подпалила землю вокруг малышки, отгоняя тварей дальше и позволяя ей передохнуть. Тошнота пробуждалась даже от соприкосновения сил с этой землей, но была терпима и режущей боли в желудке не причиняла. Медведь зарычал за моей спиной, и я застонала, сжимая кулаки и оборачиваясь к нему.

С него слетела шкура, у него не осталось ни одной лапы — он был почти весь из полупрозрачной силы. Глядя на него и ощущая безнадежную злость в груди, я не сдержалась — выговорилась:

— У тебя глаз вот-вот с носа свалится! А ты, сволочь, живее всех живых! Тварь облезлая!

Я зачерпнула грязи и швырнула в него. Она налипла на его зубах, и он оскалился. Зарычал утробно, будто ветер вырвался из его глотки. Я поежилась отступая.

Вдали привлекло движение, и сердце забилось чаще… Налюбоваться ребятами, бегущими к священному кольцу, мне не позволили. Земля задрожала подо мной. Я отскочила.

И отскочила снова — от медведя. Не оглядываясь, помчалась к Феррари и едва остановилась. Передо мной выпрыгнул неизвестный зверь. Наморщил тупорылую морду, покрытую блестящими чешуйками. Я попятилась. Он бросился ко мне, я прыгнула в сторону. Поскользнувшись, проехалась по грязи и выронила кинжал. Склонилась над ним и ощутила холодное дуновение над шеей. Птица издала недовольный клич.

— Феррари! — громко позвала я.

Духи Фадрагоса! Еще немного задержимся, и точно не выберемся.

Снова бросившись к малышке на подмогу, я высмотрела нескольких, кого можно подлечить. Остановилась и предварительно осмотрелась. Корень исчезал под землей, несколько тварей, в том числе медведь, неслись ко мне.

У меня всего лишь несколько секунд.

Призвав Айссию, я натравила небольшую часть нежити на быстрого кабана. И не прогадала! Он резво промчался среди толпы к Феррари. Противно завизжав, обогнул горячую землю и отвел внимание от малышки.

— За мной, Феррари!

Я сорвалась с места до того, как медведь успел прыгнуть на меня. Он сбавил ход и лениво повернул за мной. Духи Фадрагоса, как быстро бегают медведи? А дохлые?..

Обернувшись, я немного успокоилась. Феррари опрометью бежала за мной. Чешуйчатый монстр задержался, схватившись с василиском. Остальные огибали их осторожно, теряя время. Я ускорилась. Когда малышка поравняется со мной, я запрыгну в седло, и нас точно никто не догонит.

Ребята почти достигли кольца. И я нахмурилась, разглядывая их и нежить, спешащую за ними. Роми сидел на Тодже и, держась за луку, прижимал рубашку к ноге. Она была перевязана над коленом веревками. Елрех швырнула пару флаконов за спину, и несколько тварей отшатнулись от облака, взметнувшегося вверх. Через мгновение они же набросились на подоспевающую нежить.

Тодж довез Роми первым. Остальные еще добегали, но уже махали руками, поторапливая и нас. Почему Феррари до сих пор не догнала меня? Я обернулась и даже остановилась. Девочка бежала, но… Обычно она самая быстрая из нас, куда исчезла ее скорость? Казалось, еще немного и она просто пойдет быстрым шагом. Заметив, что я жду ее, она все-таки ускорилась. Несколько раз резво оттолкнулась от земли, перескакивая с места на место.

Как хорошо, что нежить нашла, что делить вдали…

— Не время капризничать, Феррари! — Мой голос против воли дрогнул. Плохое предчувствие усилилось.

Малышка высунула окровавленный язык и замешкалась, выбирая место для лапы. Потрясла головой и снова трезво воззрилась на меня. Поспешила ко мне, оставляя за собой густой кровавый след. Я присела на корточки, выдавливая из себя улыбку. Улыбка задрожала, а горло свело болью. Я подавила слезы злостью.

Феррари добежала ко мне, укладывая теплую голову на плечо и позволяя обнять себя.

— Я помогу тебе, — погладив шею, сказала я.

Видимо, кто-то ударил из-под земли. Пока она бежала, то теряла кровь. Не страшно. Я волью в нее силу, и этого хватит, чтобы выбраться отсюда. Потом мы задержимся, чтобы она поправилась.

Выпустив ее из объятий, я отстранилась. Обернулась к священному кольцу и вздрогнула — ребята уже столпились позади. Только Елрех отбежала в другую сторону, стравливая нежить зельем — его запасы ограничены. Нужно поспешить.

— Она дотянет до кольца? — спросил Роми, сидя на Тодже и морщась от боли.

Я встала и поманила растерянную Феррари, наблюдая, как нежить вдали продолжает потасовку между собой. Малышка тихо проворковала и прошла вслед за нами несколько метров, а потом остановилась. Снова открыла пасть, свешивая окровавленный язык, и пару раз хватанула воздух. Улеглась на живот.

— Духи Фадрагоса. — Кейел схватился за голову.

Спросить у него, что это значит? Нет! Не стоит!

Я бросилась к Феррари и призвала Айссию. За спиной наступила тишина. Казалось, умолк даже Тодж, ожидая результата.

Феррари проследила за мной взглядом, вздрогнула, когда ладони легли на ее бок. Сила потекла по горячему организму, а я закрыла глаза. В какой-то момент сила застопорилась в пространстве… В пустом пространстве и слишком большом. Разве органы не должны прилегать друг к другу плотно? Распоротый живот отобрал у меня надежду. Я стиснула челюсти и не смогла разлепить глаза. Не нашла сил, чтобы сдвинуться. Сглотнула и глухо выдавила все, на что оказалась способна:

— Я не могу.

Роми предложил:

— Надо дотащить ее к священному кольцу, а в регионе ящеров в ближайшем поселении попросим помощи.

— Мы не можем прийти в деревню открыто, — запротестовала Ив. — Нас узнают.

— И как дотащить? — устало спросил Кейел.

— Она потеряла слишком много крови. — Ив впервые захныкала. — Она ведь поправиться, если ее вытащить отсюда?

— Лиертахоны живучие, — ответил Кейел.

— Они живучие только при условии, что зверю предоставят покой и регулярный уход.

Я, наконец-то, смогла выдохнуть и открыть глаза. Склонившись к Феррари, погладила ее под капюшоном и ласково произнесла:

— Все в порядке, малышка.

«Добили из жалости? Скорее, от злости. Из жалости проткнули бы сердце».

— Я так часто отталкивала тебя, а ты не обижалась.

Что-то ломалось внутри, пока я подносила кинжал к ребрам Феррари и наощупь искала свободный участок между ними. Темный дух очнулся. Малышка попробовала ворковать в ответ, но лишь прохрипела. Из ноздри при выдохе раздулись кровавые пузыри. Песочные глаза не смотрели на меня. Казалось, девчонка впервые не любовалась окружающим миром.

Роми произнес твердо:

— Я на Тодже постараюсь отвести нежить дальше.

— Ив, надо отыскать безопасные кустарники, — проговорил Кейел. — Сделаем из веток хоть какое-то подобие носилок.

— Будем волочь ее?!

— А есть другие предложения?

Привстав на коленях и уткнувшись лбом в теплую морду, я прошептала:

— Сладких снов, моя хорошая.

Я отниму у тебя эту жизнь, но обязательно подарю новую.

Мне пришлось налечь всем телом, чтобы удар получился точным и быстрым. Кинжал вошел в мягкую плоть.

Обсуждения ребят прервались. Во мне что-то сломалось.

Через несколько секунд я отпустила рукоять и вытерла сухие щеки — скорее, по привычке.

Посмотрела на Феррари, вспоминая состояние балкора. Шок отпустит позже. А сейчас… Ее нужно спалить, иначе твари растащат тело на части. Разорвут в клочья.

Сила Ксанджей отозвалась легко. Совсем легко. А вот зелено-желтая шкура сопротивлялась даже этому огню. Он лизал лапы и хвост лениво, неохотно, будто все еще пытался распробовать вкус.

Поднимаясь с колен, я едва не упала. Тишина так давила, что звон в ушах показался спасением. Из носа пошла кровь, пощекотала кожу. Я вытерла рот ладонью и тихо сказала:

— Уходите.

— О чем ты? — приглушенно спросила Ив.

— Я приду. Позже приду.

— Аня…

— Он принял жертву, Кейел.

Великий дух смерти принял жертву… И теперь нетерпеливо ворочался, замораживая гнев Ксанджей, пугая Айссию и разгоняя остальных духов. Он рвался наружу не ради мести.

Ради чего ты существуешь?..

Я слышала тихие команды Вольного за спиной, наблюдая, как нежить разрывает друг друга. Сильнейшие отбирали лучшее у слабейших.

Надеюсь, Кейел понимает, чего я хочу. Понимает, что я не уйду, пока на сырой земле не останется лишь пепел. Я опустила взгляд на Феррари, и напустила на нее еще силы Ксанджей. Снова вытерла кровь с лица…

— Побереги силы на мою защиту, — раздался твердый голос позади.

Я обернулась. Кейел устраивался на земле с удобством и упрямо смотрел на меня.

— Я же попросила, чтобы вы ушли.

— Ты в самом деле допустила мысль, что я оставлю тебя тут одну? — Нервно заправил волосы за уши и продолжил цедить слова: — Дух заберет твои силы, пока ты будешь мстить. И кто вытащит потом тебя отсюда?

— Откуда ты…

— Виксарты мстительны! Но для сделки с великим духом смерти, они готовятся заранее.

Я отвернулась. Не в первый раз меня сравнивают с этой расой. Я могла рискнуть всеми, ради умирающей Феррари. Я ошиблась, когда добила ее? Я могу уйти сейчас, но сила смерти погасит пламя. Я ошибаюсь, проявляя уважение к существу, выручавшему нас ни один раз?! Я хочу мести. Я ошибаюсь.

И не могу отступить. Я пока еще не научилась отступать.

От Феррари дохнуло жаром. Тело вспыхнуло ярко, быстро превращаясь в пепел. Я закрыла глаза, отпуская силу Единства и опустошая запасы. Спину обдало тем же жаром. Надеюсь, Кейелу хватит пространства внутри огненного кольца. Айссия юркнула сквозь высокое пламя сразу же и нащупала родную жизнь, защищая ее.

Чувствуя ледяное недовольство, спеленавшее мое сердце, я пробормотала:

— Тронешь Вольного — лишишься самой вкусной жертвы, которую когда-либо можешь получить. Если когда-нибудь мне придется убить его, ты упьешься моим самопожертвованием.

Дух во мне пошевелился, отдавая неприятной заинтересованностью. Я поморщилась и подарила ему свободу. Переживания разом схлынули, и телом завладела небывалая нега. Меня качнуло, и, словно во сне, я улыбнулась. Мысли о мести рассмешили. Ноги подкосились, и я упала на колени. Запрокинула голову и вдохнула полной грудью. Краски мира засияли ярче. От них разболелись глаза, а эйфория стала отступать.

Во всем виноват блекло-зеленый оттенок. Его нужно погасить. И свет за спиной тоже горит слишком ярко. Он причиняет боль.

Глава 24. Хищный хребет

В кромешной темноте слышалось лишь мое дыхание. Очередной выдох изо рта превратился в светлое облачко пара — оно немного рассеяло тьму. Что-то коснулось бока, и я отскочила в сторону. Краем глаза уловила желтый цвет; он мазнул в черноте мимолетно и бесследно исчез. Прижав руки к груди и стараясь унять быстро бьющееся сердце, я всматривалась в окружение. На спине выступил холодный пот, к моему дыханию прибавилось чье-то еще. Все чувства обострились, а интуиция завопила: «Сзади! Обернись! Будь осторожна!».

Беги!

И я побежала, вытягивая руки. Темнота оживала, цеплялась за ноги, касалась живота. Жар за спиной нарастал, и я ускорилась. Хоть бы не споткнуться! Нужно найти свет. Невидимое пламя уже раскаляло кожу, горячило воздух. Я глотнула его ртом.

Вдохнула глубже, и легкие наполнились прохладой. Сон выпустил меня из плена; веки поднимались с трудом, глаза резало. Одна темнота вокруг заменила вторую. Я прислушалась — где-то ухала птица, смеялся зверь. Шакал? Водятся ли они в этих местах?

В каких местах?.. Воспоминания о дурном сне нахлынули скопом. Облегчение, трепетно бьющееся вместе с сердцем, казалось вот-вот исчезнет. Феррари!

Я села, выскальзывая из жарких объятий Кейела, и поползла на улицу. Мне все приснилось. Чужие воспоминания о смерти настолько переплелись с мыслями о моем грядущем будущем, что все элементарно смешалось в кучу и превратилось в реалистичный кошмарный сон! Ну конечно же! Мы еще не отправлялись в Холмы грез! И стоит лишь выбраться под ночное небо, а затем позвать малышку, как сразу же раздастся ответное воркование. Она подорвется с места уже через секунду и с радостью подбежит ко мне, чтобы узнать, что стряслось у грубой подружки, вдруг возомнившей себя хозяйкой. И я могу ее осчастливить. Достаточно только погладить и похвалить. Ей так мало нужно для счастья!

— Аня! — Кейел ухватил меня за талию, но я не остановилась так просто.

— Я ненадолго!

Он выпустил из шалаша. Холодный воздух мгновенно проник под рубашку, неприятно тронул разгоряченную кожу. Голова закружилась, накатила тошнота. От голода? Нет, просто разволновалась! Я не стала подниматься на ноги — они странно саднили и зудели. Села на колени и, сжав в кулаках траву, начала осматривать лагерь. Кострище между шалашами было обставлено бревнами, и на одном из них сидел Роми. Его желтые глаза, вперившись в меня, немигающе светились в ночной синеве.

Почему он на карауле? Феррари убежала на охоту?

Я поджала губы и продолжила упрямиться, высматривая малышку в густой тени деревьев и кустов. Тело мелко затряслось, выдавая волнение. В груди все сжималось, стягивалось, а сердце, словно испугалось тесного пространства, заколотилось сильнее. И кровь должна была устремиться по венам быстрее, но будто застыла, собралась ледяным грузом в конечностях…

На плечо легла тяжесть, а спину вновь обдало теплом. Хриплый голос звучал ласково:

— Аня, если тебе приспичило по нужде, я провожу. Если просто необходим свежий воздух, я вынесу покрывало сюда, но лучше бы тебе вернуться в тепло.

Я опустила голову и судорожно выдохнула через рот, опустошая легкие. Голова снова закружилась, в глазах сгустилась темнота.

— Феррари, — как можно тише позвала я.

Только бы Кейел не услышал… Стыдно. Как же стыдно.

— Аня, мы… Ты поступила правильно.

Боль резко отобрала мысли, сдавила грудь. Выкрик вырвался непроизвольно. Я ударила кулаками по земле, стискивая челюсть и склоняясь. Уперлась лбом в прохладную мягкую траву, прогоняя воспоминания о прошлом.

Стыдно быть слабой. Слезы нужно заслужить. Все нужно заслужить. У тебя нет права на слабость. Думай о будущем. Тебе нужно отыскать Сердце времени, и осталось совсем немного. Немного! Сколько подсказок было собрано? Подсказки…

Я выпрямилась и выдохнула спокойнее. Наблюдая, как из второго шалаша выходят Ив и Елрех, спросила:

— Что полезного мы нашли?

Кейел молчал целых несколько секунд, а потом, будто нехотя, ответил:

— До следующего тайника идти недолго. И место там не опасное.

— И какие планы на ближайшее…

— Мы поговорим о делах только в том случае, если ты вернешься на лежанку, — выдвинул он условия. И громче продолжил: — Елрех, ты говорила, что знаешь, как поставить ее на ноги. Приступай прямо сейчас. Ивеллин и Ромиар — в деревню. — Сжал мое плечо и чуть потянул. — Если нет сил, чтобы самостоятельно вернуться обратно, я помогу, но сейчас тебе нельзя сидеть на холодной земле. Тем более твои ноги еще не зажили, а ты уже стащила повязки.

Елрех подошла к куче хвороста, лежащего недалеко от кострища, зашуршала ветками, и Кейел опять обратился к ней:

— Я займусь костром, а ты займись Аней.

Я ощупала тряпки, намотанные на ступни. И возле колен… Наконец, уделив себе больше внимания, обнаружила их и на теле, руках. Кейел в это время попросил о помощи Охарс и позвал меня за собой. Пропустил в тесное помещение перед собой и проследил, чтобы я улеглась на колючую лежанку из кучи веток, листвы и сена. Когда устроила голову на свернутой куртке, он, избегая встречаться со мной хмурым взглядом, накрыл меня покрывалом до самого подбородка и молча выбрался на улицу. Охарс остались освещать углы, маяча под неровным потолком. Я вытянула руку и погладила холодную, поникшую листву, повисшую на ветках. Мысли удавалось отводить от бессмысленных воспоминаний к сокровищнице и загадкам. Вскоре ноги засаднили так сильно, что, кроме раздражения, во мне не осталось места для других чувств.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Елрех показалась в проходе нескоро. Низко склонившись и прижимая к себе объемный сверток, вошла внутрь. Кейел следом подал ей дымящийся котелок и сразу же исчез.

— Ну что, Вестница, — с весельем в серых глазах обратилась подруга, — опять буду тебя от болячек избавлять.

Она устроилась на коленях рядом, собрала густые белые волосы и откинула их за спину. Осторожно переставила подальше котелок с кипятком и потянулась за свертком, оставленным ближе ко входу.

— Что с моими ногами? — спросила я, стараясь не двигать ими. Рваные обмотки и без того сползли, пока я выбиралась на улицу. — Почему они перевязаны?

— Откуда мне знать, человечка? Это не я связалась с темным духом. — Елрех замялась, прекращая расставлять немногочисленную посуду из свертка. На меня посмотрела уже без веселья и тихо попросила: — Извини, Асфирель.

Я вздохнула шумно и все же приподнялась на локтях. Разглядывая разнообразие трав, порошков и помельченных растений, произнесла:

— Не смей жалеть меня, Елрех. Я отдавала отчет всему, что делала.

— Ты поступила…

— Хвалить тем более не смей! — Злость завладела рассудком на секунду, но и этого хватило, чтобы высказывание прозвучало грубо.

Я отвела взгляд от округленных серых глаз и стала наблюдать украдкой. Елрех словно и не обиделась, а только кивнула и, продолжив возиться с травами, проговорила:

— Огромный корень выскочил из-под земли так внезапно — я бы не успела отскочить. Но Роми заметил и оттолкнул меня. Так и подставился.

— Я помню, что рана была серьезная. Он уже поправился? — Я опять подняла голову.

Елрех повела плечами, будто старалась не думать об этом.

— Еще хромает, но все затянулось.

— И Кейел отправил хромого Вольного в деревню? Зачем? О нас там кто-то узнал?

— Нет, просто Кейел…

Елрех нахмурилась замолкая. Зачерпнула деревянной миской горячей воды и влила ее в смесь порошков — судя по резкому запаху и виду, толченых грибов, древесного угля и кореньев торинки — растения, используемого в Фадрагосе для лучшего заживления ран. Хорошенько перемешав это все, оглянулась на выход и, наконец-то, склонившись ко мне, полушепотом произнесла:

— Он принес тебя сюда. Ты отравила свою кровь, Асфи, и он беспокоился, что потеряет тебя. Мы все боялись, но только он опять был похож на раненного зверя.

— Опять?

Она покачала головой, осуждающе глядя мне в глаза, и заговорила еще тише:

— Ты не видишь, что с ним происходит, когда тебе что-то угрожает. В нем мало что остается от человека. Вообще от разумного существа. Он сказал, что ты отдала хрупкую оболочку темному духу, а тот вышел драться с нежитью. В твоем теле не осталось ни жизни, ни силы вестницы. Думаешь, темному духу было дело до твоих босых ног? — В ее интонации прорезались нотки осуждения, и я отвернулась.

Я рисковала, и мне стыдно за это, но даже если я верну время именно на тот момент, то поступлю точно так же.

Елрех отставила целебную кашицу и, ухватившись за край покрывала, откинула его в сторону. Прохлада сразу же добралась до согретого тела, и я поежилась. Елрех пересела ближе к моим ногам и стала закатывать штанины. Я поморщилась, рассматривая кровавые круглые пятна на серой ткани.

— Ты изрезала ноги, а лужи там гнилью наполнены. Нехорошей гнилью, Асфирель. — Елрех разматывала ткань осторожно, но я все равно ощутила, как кожу потянуло следом. Сразу же за щекоткой и зудом, пришла легкая острая боль. — Мы неподалеку пруд отыскали. Повезло, что в нем было пиявок много. Одна за другой от твоей крови дохли, а тебя все лихорадило и лихорадило. Пришлось напоить тебя ядовитым соком дивоцвета. Он быстро всю дрянь в тебе убил, и с ранок опухоль ушла. Теперь чтобы его вывести из твоей крови, молоко нужно. А чтобы кровь быстрее восстановилась тебе отвары целебные нужны, мяса побольше и фруктов красных. Вот злой Вольный и отправил Роми и Ив в деревню. Украдут кувшин какой, да с грядок чего и обратно вернутся.

Елрех сняла первую повязку, и я рассмотрела рядом с тонким порезом следы пиявок. Судя по размерам отметин, пиявки в Фадрагосе гигантские. Я скривилась, набрала полную грудь воздуха, пропитанного резким горьковатым запахом, и откинулась на подобие подушки. Когда ранки защипало от теплой мази, я отвлекла себя следующим вопросом:

— Насколько сильно Кейел беспокоился?

Почему-то его волнение не вызывало приятных чувств, наоборот, от этой мысли на душе кошки скребли. Лучше бы он ненавидел меня…

— Беспокоился, — протянула Елрех. Хохотнула и продолжила, добираясь до второй ноги: — Ты несколько рассветов в себя не приходила, а тело твое целых два рассвета холодным было. Прямо как у лягушки какой. Так Вольный обнимал тебя, согреть хотел. Отходил редко и ненадолго. Походит вокруг костра, разомнется, нас отругает за шум — и снова к тебе.

Она замолчала, что-то рассматривая, а затем скомандовала:

— Снимай рубашку и спускай штаны. Тут все хорошо, чисто, а вот на теле не все укусы быстро затянулись.

Я села, почесала уколотую сеном поясницу и отдернула руку. Вдруг укус расчесываю? Их вообще можно расчесывать? Удачно же я проспала тот момент, когда противные слизни ползали по мне. Пока я сама снимала с себя тонкие повязки и рассматривала покусанный живот и предплечья, Елрех бросила несколько пучков трав в котелок. Призвала духов и опять подогрела воду, тихо рассказывая дальше:

— Вольный часто бредил какими-то странными историями. Такого, о чем он тебе рассказывал, в жизни не бывает. Вечерами зачем-то говорил тебе о злом мальчике, который любил смотреть, как Солнце умирает. А как Луна выглядывала, так мы прислушивались и пытались разобраться, что это за Кай и Герда такие. История у них красивая, но жалостливая больно. Когда я спросила у него, кто это, он просто ответил, что ошибся. С любовью смотрел на твое бело-синее лицо и прямо так и сказал: «Я ошибся. Это не я Кай, а Аня. Просто история у нее другая». Ты знаешь, о чем он говорил?

Она снова подсела ближе и, разглядывая меня, зачерпнула пальцами темную мазь.

— Нет, — соврала я.

Елрех, дернув подбородком, сказала:

— Убери волосы, грудь посмотрим. — И опять к прошлой теме вернулась: — Выходит, совсем разум затуманился у Вольного. Ему бы немного отдохнуть, в себя прийти.

В который раз за вечер сердце заныло. Все же лучше отвлекать себя делами.

— А что с подсказкой? — спросила я.

Увидев, как Елрех подносит руку к животу, где укусов было больше всего, я закрыла глаза. Влажное прикосновение к коже почему-то напомнило далекое детство. Тогда меня свалила с ног инфекция, и жаропонижающие не помогали, поэтому мама, по совету врачей, протирала меня мокрым полотенцем.

— Прочли ее, — ответила Елрех. — Ведет к Хищному хребту.

Хищный хребет? Там убили Вольную. Знакомую Кейела, сестру Айвин и дочь Кхангатора… Не будет ли на том месте каких-нибудь виксартов, молящих Солнце о правильном перерождении души Вольной?

Я тряхнула головой. Кейел сказал, что в том месте безопасно, а ему я верю.

— А как она звучит?

Елрех задумалась ненадолго, а затем, обмазывая укусы возле шеи, тихо проговорила:

— На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь.

— Духи Фадрагоса…

— Мы разобрались в ней, — улыбнулась Елрех.

— Правда?

— Причудливый минерал возле Лавового озера запомнила?

— Прутья, которые ничто не берет?

Елрех кивнула и отставила миску, а я выдохнула, но ненадолго. Вскоре из свертка она вытащила еще серой ткани и, разматывая ее, заговорила:

— Хищный хребет — это небольшие отвесные скалы и горы. Там есть место, где чуждый минерал растет густо. Полнолуние странно действует на него. Многие предлагали назвать его лунным железом или ведьмовским указателем, но мудрецы запретили давать ему название.

— Что с ним происходит? — поинтересовалась я. Собрала руками волосы и подняла их, позволяя Елрех обмотать меня снова.

— Ночью он сияет. Будто это осколки Луны. А на Хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях. Когда смотришь в такие ночи на нее с утеса, невольно чувствуешь себя одним из этих коварных хищников. Кажется, если подойдешь к берегу, то спугнешь антилопу, а она такая хрупкая, так завораживает своим вечным бегством…

Кейел

Я потрепал Тоджа, погладил мелкие радужные перья, покрывающие шею. Он прищурился и приоткрыл пасть, издавая тихое урчание. Когда я умру, мальчик останется под присмотром достойного человека. Горячая шея ящера задрожала под моей ладонью, и в ночной тишине раздалось воркование, наполненное удовольствием.

— Отдыхай, — произнес я.

С трудом отступил и замер. Сердце едва ли билось, а радость от пробуждения Ани то и дело сменялась злостью. И как с такими чувствами идти к ней? Как смотреть на нее?

Это просто нужно сделать.

Из узкого лаза в шалаш лился свет Охарс, доносились тихие голоса. Аня снова расспрашивала о делах, и до меня, наконец-то, дошло — девочка пытается отвлечься. Я заглянул внутрь, и в лицо пахнуло резким, чуть сладковатым запахом. Аня поправляла рубашку, пряча под ней перевязанный живот. Елрех вытирала руки о грязную тряпку. Заметив меня, поспешила собрать немногочисленную утварь.

— Что-то еще нужно? — спросил я. Голос — предатель — совсем сел, покарябал горло.

— От тебя нет, заботливый Вольный, — поднимаясь с колен, ответила Елрех. — Я приготовлю отвар, тогда и проследи, чтобы упрямая человечка выпила весь. Он будет горьким, но полезным.

Я кивнул, пропуская фангру наружу. Выпрямившись, взглянул на светлеющее небо, а затем услышал шепот:

— Она тревожится о тебе.

Елрех отвернулась до того, как я успел бы распознать в ее глазах мотивы. Она хочет, чтобы я не показывал слабость Ане? Или хочет просто успокоить. Меня?.. Аню? Кого из нас? Кто будет успокаивать девочку, когда меня не станет? Ее нельзя приучать к жалости.

В шалаше было немного теплее, чем на открытом воздухе. Аня забралась под покрывало, улеглась на бок и теперь внимательно смотрела на меня. Темные глаза в приглушенном свете казались бездной, к бледным губам и коже никак не возвращалась здоровая краснота, а спутанные волосы отливали старческим серебром. Глядя на выразительные костяшки пальцев руки, сильно сжимающей уголок покрывала, я присел на утоптанную траву.

— Что я натворила? — прямо спросила Аня; в ее голосе звучала сталь.

Елрех ошибается, если считает, что Ане нужно сочувствие. Я облизал губы, сцепил руки в замок и опустил голову. При мне лишь трижды связывались с великими духами смерти, и виксарты выжили только благодаря живучести расы. В этот раз дух будто щадил Аню.

— Что такого я натворила, что теперь ты не смотришь мне в глаза? У Феррари не было ни шанса! — прошипела она, приподнимаясь на локте. — И я не хочу, чтобы меня в очередной раз судили или оправдывали. Ясделала…

— Замолчи.

Повисла тишина. Хочет, чтобы я посмотрел ей в глаза? Выполню.

Гнев на уставшем лице вмиг сменился испугом, и Аня опустила голову, стала поправлять сено, будто оно, лежа чуть в стороне, могло доставить ей неудобство. Девочке стыдно. Не из-за лиертахона. Если бы у зверя была возможность остаться в живых, Аня бы первая потащила его к священному кольцу. Нет, не этого она стыдится.

— Что ты пообещала духу?

— Ничего, — звонко отозвалась, вздергивая подбородок. Опять врет? Без сомнений.

Сердце стиснулось до боли, а желание встряхнуть бездумную девицу заставило сжать кулаки. Я вздохнул тяжело — Аня может утаивать от меня все, что угодно. Я сам подарил ей множество поводов скрывать от себя правду. Даже самую глупую — ту, чья серьезность ни стоит и гроша в Фадрагосе, и для нас может казаться чепухой.

Пусть бы только враньем не вредила сама себе…

Руки затряслись, горло перехватило, сердце забилось быстрее, и безумный порыв не удалось остановить — я резко подался вперед и ухватил руку Ани. Она испугалась, встрепенулась, чуть было не вскочила, но вырываться не стала. Замерла, опираясь на свободную руку и со страхом глядя мне в глаза. Ее дыхание звучало неровно, шумно, а ноздри заметно раздувались. Она сглотнула, а я прекратил внимательно рассматривать бледное лицо. Опустил взор на худые руки с многочисленными царапинами. Перед взором мгновенно поднялось свежее воспоминание, и я, как наяву, увидел кровь, покрывающую всю кожу и неровные борозды увечий. Елрех долго возилась с Аней…

— Кейел, — тихо позвала она.

Я крепче стиснул холодные пальцы, вдохнул глубже, но не смог ничего произнести. Странное чувство вызывало беспокойство, казалось выворачивало нутро. Хотелось сказать многое, но слов не находилось. И воспоминания… Нечисть не могла вытянуть жизнь из тела, потому что дух вытеснил ее всю. Тело без души, холодное, почти мертвое; закатившиеся глаза, покрасневший от напряжения белок; звериный оскал и нечленораздельное хрипение… Нужно ли Ане знать, что после нежити, до которой она успела добраться и уничтожить их силы, она едва удерживалась, чтобы не коснуться и меня?

Не она — дух. Она и не помнит…

— Я требовал с тебя не так много клятв, — прошептал и замолчал ненадолго, надеясь, что она остановит. Попроси сохранить свои тайны. — Твои недомолвки вынуждают меня потребовать очередную.

Молчание угнетало. Сердцебиение снова замедлилось, ноги холодели, а руки опять охватывала слабость.

Попроси же…

Я выдохнул.

— Поклянись духами, что…

Если она врет, они убьют ее.

Я поднял голову и разглядел растерянность в ее глазах. Изумление?

Останови меня, Аня. Если врешь, останови меня, уговори, обвини, соблазни. Сделай хоть что-нибудь, чтобы я не убил тебя!

Она смотрела мне в глаза, не дыша, и молчала.

Сделай хоть что-нибудь…

На ее лице появилась решительность. Аня приоткрыла рот и легонько кивнула — разорвала душу в клочья. По телу промчался жар, а следом прошиб озноб.

— О чем попросишь, — тихо произнесла она и слабо улыбнулась. — В чем я должна поклясться?

Оторопь не позволила ответить, и одновременно с ней же появилось приятное чувство. Надежда. Только надежда не опаляет изнутри, а согревает, будто наивное Солнце. Только надежда.

Мышцы лица задрожали, и я улыбнулся. Вдохнул полной грудью расслабляясь. Голова закружилась, и я, ослабевший, потянул Аню на себя. Поддавшись, она уютно упала в объятия. Тепло ее тела, живого, наполненного ее душой, словно проникло и в меня. Я снова вдохнул, зарываясь носом в спутанные волосы и закрывая глаза. Не врет, иначе не рискнула бы жизнью.

— Поклянись духами, что… — Язык отказался ворочаться, а сомнения притупили облегчение.

— Проси, — прошептала Аня на ухо, обхватывая за шею крепче и теснее прижимая голову к моей голове.

На одном дыхании я в который раз потребовал совсем не то, что пытался изначально:

— Я не хочу, чтобы ты больше обращалась к великим духам смерти.

Она отстранилась и с прежней улыбкой посмотрела мне в глаза. Опять кивнула и проговорила:

— Клянусь духами, Кейел, я больше не заключу с ним сделку.

Между нашими лицами засиял символ клятвы, а Аня поморщилась, прикладывая руку к груди. Заметив мою обеспокоенность, склонила голову к плечу и хохотнув добавила:

— Он явно недоволен.

Я растянул уголки губ шире, наслаждаясь ее близостью. Мне не хотелось двигаться, не хотелось убирать руки с тонкой талии, но Аню пошатывало.

— Тебе нужно лечь, — произнес я. — Ты долго ничего не пила, не ела…

— Не ходила, не разминала мышцы. — Поморщив нос, девочка усмехнулась. — И, — духи Фадрагоса! — не мылась.

— Не вижу в этом ничего смешного.

— Я тоже, — с хохотком заявила она, а через мгновение серьезно взглянула на меня. Обхватила ладонями мои щеки и склонилась близко. Ее дыхание коснулось моих губ; дрожь пальцев ощущалась кожей; в темных глазах появился огонек безумия. — То, что случилось в Холмах грез, останется со мной на всю жизнь. Кейел, я понимаю, что ничего из этого не забуду, но могу искать себе оправдание. И это неправильно.

— Почему? — Я накрыл ее руки своими. Сжал, чтобы унять нашу общую дрожь.

Аня повела плечами.

— Не знаю. Пока еще не знаю. Мне нужно найти какой-то баланс между зверством и необходимостью, иначе…

— Ты не виновата.

— Но это не оправдание тому, что я смогла.

— Аня, твоя… — Необычное слово удалось вспомнить не сразу. — Человечность…

— Я убила ее. Я убила, понимаешь?

Она крепче обхватила мое лицо и пошатнулась вперед, будто все силы ослабевшего тела собрались в руках. Горячий лоб прислонился к моему, и я нахмурился. Встревожился.

— У тебя жар. Нужно позвать Елрех.

Аня забормотала, цепляясь за мою рубашку:

— Мне страшно, Кейел. Теперь я буду бояться себя? В какое чудовище я превращаюсь? Моя душа и без того полна черноты. А потом, когда ее скопится слишком много, лунный свет уничтожит человеческую оболочку. Что останется от меня, когда я стану монстром? Вестница не поможет…

Ее повело, и она упала на меня, продолжая бредить, но уже на незнакомом языке. От страха онемел язык, закружилась голова, но воспоминание о том, как я на закате нес ее, бессознательную, окровавленную, быстро вернул рассудок.

— Елрех!

От громкого оклика Аня вздрогнула и замолчала. Я чуть оттолкнул ее, чтобы видеть лицо. Смахнул седые пряди с него, вгляделся — сердце споткнулось. Аня выглядела так же, как после первого видения о смерти балкоров.

— Ты мог пострадать, — прохрипела она.

Поглаживая большим пальцем щеку, с черным знаком вины, я произнес:

— Я не пострадал.

— Что если Вестницы и Вольные — это проклятые души? Ты мог пострадать. Я опасна для тебя.

Я тяжело выдохнул, прислушиваясь к шороху наружи. Где же Елрех? Переубеждать Аню бессмысленно хотя бы потому, что она не слышит меня.

— Ил предрекала смерть Аклену, — уставившись вверх, продолжала бормотать девочка. Ее высказывания стали походить на бред. — Я опасна для тебя. Тебе нужно бежать от меня. Я опасна для всех вас. Для Фадрагоса. Кейел, послушай!

Она крепко ухватилась за воротник моей рубахи и с неожиданной силой притянула к себе, вынуждая склониться. Ее заколотило сильнее, а в глазах золото то плавилось, то заслонялось непроглядной тьмой. Меня затрясло вместе с Аней, а ее безумие заражало и пугало.

— Десиен!.. — Облизала губы, мечась взором по моему лицу. — Болезнь солнца. Он знает. Он видел. Видел так много… — Всхлипнула. — Я убила Феррари… Я не могу игнорировать это, понимаешь?! Скажи!

— Что сказать, Аня?

— Тебе нужно понять!

— Что понять?

— Я не могу отказаться от сердца, понимаешь?! Оно нужно мне…

— Аня, твое сердце никуда не денется. Ты сделала то, что было…

— Ты не понимаешь! — крикнула она. — Я опасна! Сердце…

— Что случилось? — Елрех появилась в низком проходе.

— У нее жар, и она бредит.

Елрех снова исчезла в темноте, бросив кратко, что скоро вернется.

Бормотание девочки перемешалось со всхлипами, стало вовсе невнятным. Она перечисляла все, что видела в чужих воспоминаниях, что слышала в легендах. Говорила о времени, видимо, запутавшись между своей жизнью, и тех, кто жил в прошлом. Казалось, путала нас с Акленом и Ил. Когда я уложил ее и старался разжать пальцы, стискивающие рубаху, Аня невидяще смотрела перед собой, снова и снова перечисляя имена:

— Тиналь, Фираэн, Елрех, Фаррд, Роми, Феррари, Ив, Кейел…

* * *

Елрех опоила Аню дурманом, и она, сжимая мою руку, уснула. Жар не отступал, мучил девочку; ее губы побелели, а на щеках выступил румянец, но он совсем не радовал. Яд дивоцвета медленно отравлял организм, отнимал силы и не позволял побороть слабость. Я сидел рядом, гладил ее расслабленные пальцы, убирал мокрые волосы с вспотевшего лица и просто ждал, когда она снова очнется.

Елрех заглянула в шалаш с котелком и тряпками. Присела у входа и тихо произнесла:

— Нужно протирать ее, так будет лучше. Для сильных зелий многого нет, извини. — Замолчала ненадолго, а когда я потянулся к котелку, добавила: — Я могу подменить тебя, Вольный.

Я покачал головой, опуская тряпку в холодную воду и позволяя ей намокнуть.

— Как думаешь, милая фангра, что это все-таки такое — человечность?

Поерзав на земле, она пожала плечами. Убрала волосы за спину и, с состраданием глядя на Аню, сказала негромко:

— Что-то очень ценное для необычной Асфи. Сначала я была уверена, что это правила, которые помогают им жить. Им — ее людям.

— А сейчас?

Я выжал тряпку и склонился над заострившимся лицом Ани. Осторожно протер мокрый лоб, снова прикипел взором к метке, вспоминая, что творилось с девушкой из другого мира, когда умирали дети. Они хотели убить ее, но она все равно остро отвергала их наказание.

Елрех ответила:

— А сейчас я не понимаю, как простые законы могут убивать. Ведь в их мире нет даже духов, чтобы контролировать эту человечность. А тут они не осуждают Аню за поступки, зато она сама сходит из-за них с ума.

— Возможно, выбор, противоречащий правилам Земли, лишает ее разума. Она сильно беспокоится о морали, когда это не нужно, словно на ее разуме поставили барьер. Думаю, ей трудно смотреть за его пределы.

— Ты говоришь об этом так, как будто знаешь лично.

Я постарался не хмуриться. Так ли правильно поступают Вольные, слепо следуя своей миссии, навязанной духами?

До нас донеслись разговоры, и я не стал отвечать Елрех. Через несколько мгновений к нам заглянул Ромиар и молча показал тяжелый сверток.

— Не везде охранные духи соглашались меня пропустить. — Не дожидаясь ответа, бегло оценил обстановку и спросил: — Как она?

— Поправится, — заверила Елрех поднимаясь.

Поправится…

Выздоравливала Аня с трудом. Бред иногда возвращался, и тогда она бормотала о доме, просила прощения у родителей, у Егора, у меня… Бывало с ее губ срывались слова о ненависти к Фадрагосу и к Земле, а потом снова начиналось перечисления имен всех тех, кого она знала по видениям, тех, в смерти которых винила себя, и нас, кажется тех, кого считала близкими. Я старался следить за ней: смачивал тряпки молоком, отварами, питательными бульонами и по чуть-чуть поил ее, протирал тело. Я не отходил от нее надолго, опасаясь, что ей станет хуже, а рядом никого не окажется. Лишь в те мгновения, когда ей становилось лучше, и она засыпала более спокойным сном, я вспоминал о себе. Сколько мне осталось? Как долго я еще пробуду рядом с ней? В таких вопросах прояснилась одна деталь: настоящий смысл в моей жизни появился только с Аней. Что в моей жизни есть, кроме нее?

Четвертым днем Аня очнулась снова и, вопреки моим опасениям, пошла на поправку. Первые дни она почти не могла есть, чувствуя от еды боль в животе, тошноту и усталость, но постепенно все наладилось. Вместе с едой возвращались силы, но, к сожалению, с ними появлялись очередные самоистязания. Она утаивала настоящие мысли и настроение за улыбками, но ее печаль то и дело просачивалась.

Ее любовь к воде… Сначала мне казалось, что я вижу то, что хочу видеть, но со временем сомнения рассеялись. Аня любовалась росой, часто с тоской смотрела на ясное небо, а когда я решил отвести ее к озеру, карие глаза засияли от счастья. Поспешные сборы, торопливость девочки и искренний энтузиазм создали в маленьком лагере оживление, которое напоминало целую ярмарку или любой другой праздник. И в этот миг прояснилась вторая деталь: не моя миссия сплотила всех нас, а энтузиазм Ани. Ее интерес ко всему новому, способность увидеть пользу и радость даже там, где их, казалось бы, невозможно отыскать. Найти свет во тьме?.. Наверное, для этого нужны силы и умения. И не только энтузиазм приманивал нас к ней.

Ее эмоциональность всегда была заразительной, но именно ее затяжная болезнь вместе с отрезанностью от остального мира показали это ярче. Мы почти не смеялись, а темы для разговора быстро исчерпались и ограничились только сокровищницей.

Во время первого купания Ани я влез в холодную воду следом. Мне было страшно, что она просто не сумеет удерживаться на плаву долго. Беспокойства оправдались. Ане хотелось быстрее окрепнуть, разжечь аппетит, но в итоге на берег она выбиралась, повиснув на моей руке. Но даже так она не сдалась — одеваясь, Аня потребовала возобновить тренировки с оружием:

— Я не хочу всех тормозить, — проговаривала, натягивая рубашку. — Не хочу быть обузой, когда должна быть сильнее всех вас. Это же у меня Единство! Духи Фадрагоса, такое могущество, а все равно только под ногами мешаюсь. Вот уж точно: сила в знаниях.

По глупой иронии именно она стала моим самым ценным наставником уже тогда, когда я в них не нуждался. Аня научила меня жизни и продолжала учить до сих пор.

Или я просто отдал ей конец цепи, а мой разум окончательно заполнился скверной…

* * *

Аня.

Диеты убивают. Чесслово, уж лучше бы у меня затягивалась серьезная рана, чем мне пришлось поправляться после истощения. Наверное, до анорексии я еще не исхудала, но вот это чувство, будто тело забили ватой, а гравитация вдруг стала в разы слабее, — неприятно. Еще и основательный повод для паники появился, ведь в бреду я могла слишком многого наговорить Кейелу. Теперь оставалось только гадать, появились ли у него сомнения, и не увидел ли он в моих словах истинную причину, по которой я ищу сокровищницу. С другой стороны, эти опасения здорово отвлекали от всего остального, что пугало не меньше. Например, как давно я стала обращаться к духам Фадрагоса, забывая «родных» чертей? Как давно волнения о будущем чужого мира вытеснили беспокойство о семье? В бреду я видела родителей и брата, и с нестерпимым стыдом смотрела им в глаза. Я не столько забыла их, сколько мои чувства к ним притупились. А ведь любовь к родителям — это что-то вечное… Истинная любовь?

«Это всемирная ложь, Аня. Общественное заблуждение».

Похоже на привязанность и ответственность…

И как я ни пыталась представить свое возвращение домой, всегда ловила себя на мысли, что хочу остаться. Никто не мешает мне использовать артефакт и вернуться ровно до того мига, как я познакомилась с Кейелом. Или раньше? Наверное, надо чуть раньше, чтобы знакомство не отягощалось моим первым обманом. Или, наоборот? Что случится с нашими отношениями, если я буду вести себя по-другому? И как быть с тем, что бывших Вольных не бывает — Кейел все равно умрет. Хотя, судя по признанию Роми, то и с этой загадкой Фадрагоса не все так просто. Но даже если я останусь, сумею ли разгадать ее и не потерять Кейела?

И родители… Жив ли еще папа? Если и пережил мое исчезновение, то, возможно, с осложнениями по здоровью.

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Устроившись удобнее на лежанке покрутила клык лиертахона, то стягивая тонкой веревкой запястье, то снова ослабляя. Как оказалось, я успела привыкнуть к Феррари, и теперь ее сильно не хватало. Иногда на меня накатывало чувство вины, но я отметала его: в конце концов, у Кейела с Тоджем было меньше шансов, а я делала все, что было в моих силах. Если я и виновата в смерти Феррари, то не больше, чем остальные.

Силуэт заслонил проход, через который в шалаш проникал полуденный свет. Я приподнялась на локтях и глубоко вдохнула, подготавливаясь к очередной внутренней борьбе. Общение с Кейелом давалось все труднее и труднее. Все чаще хотелось сознаться ему во всем, договориться, что я вернусь в прошлое, а затем со всеми знаниями помогу ему вновь отыскать сокровищницу и спасти Фадрагос. Вот только я пока сама себе не верила, что беспокойство о родителях не возьмет верх над Фадрагосом. И если я себе не доверяю, то могу ли что-то обещать Кейелу? Не могу, потому что это может обернуться очередным враньем. Еще можно было бы договориться с Кейелом, чтобы он использовал Сердце времени, а затем влюбил меня в себя заново. Вот только, позабыв обо всем, не натворю ли я новых глупостей? И опять же «бывшие Вольные» пугали и отворачивали от этой идеи. Но даже не она забивала последний гвоздь, а безоблачная ночь… Ночами холодно, а Луна не знает сострадания. Я не хочу превращать Кейела в Луну.

— Ты как? — Он забрался внутрь с кружкой, над которой взвивались тонкие нити пара, и кульком из большого листка, наполненного разными ягодами.

— Готова побегать, — с улыбкой преувеличила я. — Как Ив?

Кейел усмехнулся. Отдав мне мясной бульон, почесал изуродованную щеку и заправил волосы за ухо. Положил ягоды рядом и, подогнув одну ногу, уселся. Он выглядел как никогда бодро, а глаза искрились весельем.

— Все еще не верит, что ты была искренней, — ответил, разглаживая складки на штанине. — Но меня пугает не твое преображение в глазах твоих друзей, а то, что эльфийка жалуется мне.

— Это потому, что друзья внезапно стали и твоими тоже.

Подув на бульон и оценив кислую физиономию Вольного, я улыбнулась шире. Он оперся руками в землю и с хитринкой в глазах посоветовал:

— Больше не делай ей комплиментов.

Я пожала плечом.

— Я хотела быть хорошей и не ожидала, что высказывание о красивых глазах вызовет такой резонанс.

Я ведь и вправду просто сказала ей, что у нее самые красивые глаза из всех, что я видела во всех двух мирах. При этом об ушах я тактично умолчала. Кто мог подумать, что она не поверит в это и решит, что я издеваюсь?

— Роми тоже недоволен.

— А он почему? — Удивительно! Как только стараешься исправиться в лучшую сторону, тебе просто никто не верит и обижается. — Я же учла его расовый изъян, и к нему не навязывалась.

— Именно поэтому он и недоволен. Ты всех расхваливаешь, приободряешь и стараешься всем помочь, кроме него.

— И он тоже жалуется тебе?

Кейел негромко рассмеялся. Вскоре вдохнул глубже, развернул кулек и, откладывая в сторону более спелые ягоды, продолжил:

— Нет, но у него были порывы. Я не хочу видеть, как беловолосый шан’ниэрд, Вольный к тому же, да еще и влюбленный в мерзкую полукровку, — Кейел скривил губы, явно не соглашаясь с мнением фадрагосцев, — без веских причин вдруг желает получить внимание человечки. Нет, Аня, он жалуется Елрех, а она делится со мной.

В последнее время они с Елрех часто философствуют у костра, да так, что даже Ив не находит, что добавить.

— Вы с ней успели сдружиться.

Кейел покрутил шелковицу, пачкая пальцы в красном соке. Улыбка исчезла с его лица, а глаза, казалось, потухли. Хриплый голос обрел неприятное равнодушие. Я уже знала, что услышу от Вольного.

— У меня нет друзей, Аня.

— А Десиен? — поинтересовалась я. Отпила бульона, подержала его чуть во рту, ощущая пряный вкус. Не дождавшись от Кейела ответа, решила напомнить: — Твоя радость была искренней, когда ты встретился с ним. Я видела это, Кейел.

Он продолжал молча разглядывать ягоды, отбирать крупные, сочные — их я буду есть в первую очередь. В какой момент у Кейела вошло в привычку отдавать мне все самое лучшее? Он отрицает дружбу, когда не меньше моего стал проявлять заботу к ребятам. Он мог бы пригрозить мне духами и потребовать с меня правду, но не делал этого. Пытался не один раз, но всякий раз просил какую-то ерунду… Когда-то мы договорились, что он признается мне в любви, если будет уверен, что любит. Все еще не уверен?

Раздражение кипело в груди, мне хотелось ответов, но также страшно было получить их. Я продолжила говорить, разрушая тишину:

— К друзьям испытываешь симпатию, поэтому стараешься их поддерживать, помогать им, и это бескорыстно. Просто потому что тебе важно, чтобы у них была благополучная жизнь.

Он, не поднимая головы, посмотрел на меня, и во рту пересохло.

— Выходит, мы с тобой стали лучшими друзьями?

Настала моя очередь молчать. Несколько секунд я смотрела ему в глаза, проникаясь бессмысленным разговором. Несколько секунд — все, на что меня хватило.

Я приложилась к кружке, как к спасению.

— Я не идиот, Аня, я всего лишь не сразу понимаю свои чувства. — Кейел вытер руки о тряпку и, прежде чем подняться и уйти, добавил тише: — Я не идиот. Надеюсь…

* * *

Елрех быстро подняла меня на ноги, и уже к седьмому дню я не только тренировалась с Кейелом в рукопашном бою, уклоняясь от ударов и избегая захватов, но и могла переплыть немаленькое озеро. К десятому дню, когда я смело ела все подряд и снова вошла в привычный режим дня, мы отправились к озеру. До Хищного хребта было рукой подать, но мы остерегались дорог и открытой местности. Возможное столкновение с врагами давило, а приближение к последнему тайнику поднимало затаенные страхи, оголяло правду, которую я давно гнала от себя: несмотря на все случившееся, я не хочу терять настоящее. Каким бы оно ни было, мне жутко при мысли, что я лишусь его. Не так… Мне страшно, потому что я исчезну из памяти ребят. Для них я умру.

Солнце нависало над горами, ветер шелестел листвой и травами, разносил аромат душистых цветов. Лес превращался в бурелом, блуждать по нему никому из нас не хотелось, поэтому пришлось выйти на узкую дорогу, забросанную ветками, заваленную старыми деревьями и, кажется, почти не использованную. Впрочем, дороги в Фадрагосе ценились лишь внутри регионов, а так они почти все были без надобности.

В полном молчании мы двигались друг за другом к озеру, из-за которого региону и дали такое устрашающее название. Суеверные фадрагосцы и тут навыдумывали легенд, почему антилопа убегает и от кого. А кто-то просто боялся неизвестный минерал, который к тому же блекло светится каждую полночь, а в полнолуние и вовсе холодно сияет. С учетом того, как в Фадрагосе относятся к Луне, неудивительно, что на карту нанесли знак особой опасности. Хотя могли постараться и мудрецы…

— Кейел, — позвала Елрех, ловко взбегая на валуны, лежащие у дороги. Прикрыв рукой глаза от яркого солнца, произнесла громче: — могила видна.

Мы все уставились вдаль. В метрах трехстах дорога уходила влево и терялась за пологим подножием гор, поросшим высокими кустарниками и деревьями. Справа же открывался горизонт с ровной границей неба и зелени, но среди зелени виднелась темная возвышенность с ровной поверхностью. Кейел прищурившись долго смотрел в ту сторону, затем опустил голову, нащупал кинжал и, отступив на шаг, быстро отпустил рукоять и ухватился за лямку сумки. Сердце сжалось. В секундной растерянности Вольного угадывался страх. Перед чем? Перед неизбежной собственной смертью, или дело в другом? Он научился защищаться оружием, но опасность не всегда приходит снаружи.

Я приблизилась к Кейелу и тихо соврала:

— Мне страшно.

Вольный нахмурился. Кивнул ребятам, предлагая продолжить путь — если Елрех заметит кого-то, то обязательно сообщит нам, — а затем перекинул сумку на другое плечо и приобнял меня.

— Что тебя пугает?

Многое, но точно не то, что годится для ответа.

— Кто-то рычит. — Я тоже приобняла Кейела и указала в сторону гор.

— Ты серьезно? — он уточнил с весельем. — Аня, это даже не хищники, просто птица.

— Птица?

О которой когда-то я уже слышала от Елрех, но, главное — отвлечь Кейела получилось. Он рассказывал мне о маленькой птичке, которая гнездится в траве и отпугивает маленьких хищников, имитируя голоса больших. Правда, занять его получилось только до могилы Вольной, а там он снова сменился в лице. Его сожаление тяготило всех нас. В такие моменты, когда он становился похож на провинившегося мальчишку, не понимающего, в чем его вина, моя ненависть к Фадрагосу обретала былую силу. Какой бы дух ни оказал влияние на Кейела, он был не первым и будет не последним. Неужели мир не справится без Вольных? Без жертв. Например, таких, как Вайли…

Возвышенность вблизи оказалась каменным алтарем, покрытым копотью. Мы столпились вокруг. Тодж, будто ощущал настроение хозяина, сторонился его, и потому жарко дышал в мой затылок. Ив, поежившись, посмотрела в сторону утеса. Я проследила за ее взглядом и тоже повела плечами — между алтарем и утесом была насыпь земли. В Фадрагосе не ставили кресты, эльфы просто обозначали могилы, выкладывая несколько камней с выбитыми на них символами. Но это эльфы… Елрех взяла Роми под локоть и кивнула на озеро, виднеющееся внизу. Ив, заметив их жесты, отступила от алтаря и возглавила спуск по крутому склону. Тодж последовал было за ними, но остановился у края.

— Зачем алтарь? — тихо спросила я, прижимаясь щекой к плечу Кейела.

Он ответил безжизненным голосом:

— Сначала ее зарыли в землю, а потом раскопали и сожгли.

Я нахмурилась, снова окидывая взглядом могилу и алтарь. Спросить, зачем это сделали, или не стоит? Лучше воздержаться.

— Мне жаль. — Ветер подхватил полушепот.

— Ты не знала ее.

— Мне жаль, — зачем-то повторила я. Щеки обожгло от стыда. Лучше бы я молчала.

Кейел тяжело вздохнул и отстранился от меня.

— Она была достойна похоронного обряда викхартов, и ее тело должны были скормить Джоранмо, — пояснил он, направляясь к могилке.

Ноги словно приросли к земле, а обида на себя заполнила все мысли. Я до сих пор не понимаю Вольного настолько хорошо, чтобы стать ему надежной опорой и разделять все его горести. Остаться в Фадрагосе? Для чего? Лишь для того, чтобы снова отнять у Вольного все, чем он жил до меня.

Сжимая кулаки и стараясь почувствовать сердцебиение, я смотрела, как Кейел усаживается возле могилки Вольной. Кем она была ему? Он улыбнулся, зачерпывая рукой землю, и заговорил. Едва слышно, но ветер приносил оборванные фразы:

— Надеюсь, ты не слышишь меня. …быть свободна. Не так, как я. По-другому. …за нас двоих.

Горький ком поднялся к горлу; стало прохладнее. Я отступила, все еще прислушиваясь к словам о свободе, о Вольных, об их целях. Надо было уйти с ребятами вместе, тут я лишняя. Даже Тодж топтался у обрыва, с любопытством поглядывая в сторону леса, раскинувшегося у гор, но к Кейелу не спешил. Я погладила ящера по морде, а затем стала спускаться к озеру.

Почва у крутого склона была твердой. Чтобы спуститься, приходилось цепляться за корни, за крепкие растения и редкую траву, находить трещины в земле, а где-то просто съезжать на пятой точке. До ребят приходилось петлять между колючими кустарниками и постоянно отвлекаться, чтобы смотреть под ноги, когда хотелось смотреть вперед. Туда, где необычные прутья изгибались причудливо и возвышались на уровень самых высоких деревьев. Видимо, они находились так близко друг к другу и настолько далеко раскинулись под землей, что не позволяли лесу обхватить себя в кольцо.

От большого озера веяло прохладой и свежестью, разносились запах тины и сладкий аромат кувшинки. Плакучие ивы гладили свое отражение, пушистый рогоз рассыпал семена, рыба, ловя насекомых, оставляла круги на воде. Кваканье смешивалось с лесными звуками и пением голосистых пичуг. И всю эту идиллию славного местечка портили комары. Роми кривился и отмахивался от кровососов, наблюдая за моим приближением. Ив тоже танцевала на месте, общаясь с Елрех. Кровь фангры комаров прельщала гораздо меньше, поэтому сама Елрех выглядела на фоне остальных безмятежной.

— Ну и кого ждете? — спросила я, вклиниваясь в жаркую беседу.

Девушки замолчали, дружно посмотрели на утес, нависший от нас в стороне, но расспрашивать ни о чем не стали. Ив начала говорить:

— Роми проверил озеро…

— Хищников нет, опасности никакой, — прихлопнув комара на щеке, перебил ее Вольный. — Это все, что я могу сказать. Озеро слишком большое, чтобы отыскать на его дне сундук.

— Надо заглянуть в жизнь, — настойчиво произнесла Елрех, с укором глядя на Ив и скрещивая руки на груди.

— Вода и есть жизнь.

— А я говорю, упертая Ивеллин, что речь о сердце антилопы.

Роми фыркнул и скептически предложил:

— Или голове.

— Ты любишь сердцем, а не головой, — Елрех свела брови на переносице. — И сердце дарит тебе жизнь.

Я передернулась, и Роми, уловив движение, взмахнул хвостом резче.

— Только без твоих замечаний, человечка.

— Я просто вспомнила Холмы грез.

Елрех покачала головой.

— Я никогда не видела эту антилопу, — вдруг призналась Ив. — К тому же под описание подходит и сама вода.

— Спорить будем долго. — Я скинула сумку в траву и стала развязывать ремень. — Отвернись, рогатый. Елрех, а ты мне будешь кричать, где эта антилопа появляется.

— Вольный будет злиться, если я отпущу тебя, — запротестовала она.

— Меня Ив подстрахует.

— Я тоже, — отозвался Роми, стоя к нам спиной. — Духи помогут тебе с дыханием.

— И как долго я продержусь без воздуха?

— Не знаю.

Не испугал. Я стянула штаны, оставаясь только в рубашке, и дождалась, когда так же разденется Ив.

Вода была холодной, но мне она казалась просто прохладной. Ив пришлось оставить на берегу, но она была готова броситься за мной сразу же, как только почувствует что-то неладное. Вскоре я доплыла до центра озера и оглянулась. Чтобы не поднимать лишнего шума, мы договорились, что Елрех будет просто указывать руками, куда двигаться дальше. Сколько себя помню, я любила плавать, и плавала хорошо. Сначала редкие поездки на море и летние выходные на речке, затем развлечение в аквапарках, а в итоге дошло до посещения бассейна по абонементу. При сильной нагрузке по учебе и на практике, или в любой стрессовой ситуации, я чаще спасалась плаванием, чем беседой с подругой за чашкой чая. Вода быстрее всего выматывала физически, и будто прочищала мысли от мусора.

Когда я в очередной раз оглянулась на берег и увидела Елрех с опущенными руками, то вдохнула глубоко и нырнула. Зеленоватая вода мгновенно заслонила взор, заполнила уши, зашумела. С каждым рывком света становилось меньше, а дно так и не появлялось. Непроглядный мрак, покрывающий его, рассеивался при приближении, но разглядеть что-либо все равно удавалось с трудом. В первые разы я ныряла, чтобы просто рассмотреть водоросли. Безуспешно.

Ребята топтались на берегу, терпеливо выжидая. Солнце казалось никуда не спешило. Я тряхнула головой и убрала с лица налипшие волосы, снова собираясь нырять, но непуганая рыба отвлекла, проплыв слишком близко ко мне.

«Вода и есть жизнь».

Недолго думая, я закрыла глаза и отпустила духов, как это делала на севере, чтобы отслеживать погоню. Ив была права: наверное, самое большое скопление микроорганизмов находится в воде. Духи не показывали детали, но вода, казалось, сияла жизнью. Мальки основались у берегов, поближе к теплу, крупная живность не боялась холодной глубины. Сгнивающие ветки и коряги лежали под илом, и даже под камнями находилось пристанище каким-то моллюскам. И лишь одно место духи огибали, словно темное пятно среди света. К нему я и направилась.

Водоросли пришлось убирать, осторожно обрывать их, чтобы не мутить воду почем зря. Вокруг сундука торчали те же прутья, которые пугали фадрагосцев, на них висели защитные амулеты, а сам сундук был покрыт чем-то черным, блестящим. Смола? Быть может, или что-то местное. Главное, чтобы это что-то не было смертельно ядовитым. С трудом удалось разглядеть и ржавую цепь, намотанную на прутья, и достаточное пространство в их переплетении, чтобы протащить через него сундук. Воздуха становилось недостаточно, но нырять заново не хотелось. Я потратила еще времени, чтобы отмотать цепь, а затем, выпуская пузырьки, потянула сундук к себе. Осевший в иле больше чем на половину, он не поддался. Я потянула снова и едва не глотнула воды. В висках запульсировало, легкие сдавило сильнее. Я скривилась, отпустила цепь и оттолкнулась. Рисковать нельзя.

Вынырнув, я жадно глотнула воздуха — легкие обожгло. Отдышалась, отфыркалась, позволяя себе отдохнуть. Услышала плеск воды и повернула голову — Кейел спешил ко мне, и это безумно обрадовало. Подплыв, Вольный первым делом спросил:

— Все хорошо?

Я кивнула и еще раз потерла глаза.

— Я нашла сундук, но сил не хватает вытащить.

— Показывай.

С Кейелом мы справились быстро, и уже после первого ныряния извлекли сундук из сети прутьев. Совместно вытащили его на берег. Черное покрытие оказалось скользким и плотным, и спасало не только от воды, но и от огня Ксанджей. Однако Роми, не особо утруждаясь, взломал замок.

На светлой подушечке лежали, перевязанные вместе, клочок серой шерсти и длинное перо, фрагмент карты и последняя подсказка. Никто не спешил притрагиваться к вещам, никто не нарушал безмолвие. Кейел пришел в себя первым — покашлял в кулак, убрал волосы за уши, присел на корточки и, поджав губы, вытащил крохотный свиток. Глубоко вздохнув, развернул его, пробежал взглядом по строкам, а затем поднял глаза на меня.

— Что? — Я невольно отступила под его обреченным взором и прижала руки к груди. Сердце, казалось, остановилось.

Кейел выдохнул:

— Бред какой-то…

— Что там? — Ив быстро приблизилась к нему и выхватила подсказку из рук, после чего вслух прочла: — Любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло, ветер разжигал пламя необъятного горя, вода стала для нее смертельными силками, а горы обратились острыми клыками. Она, ослепшая, с разбитым сердцем, оглушенная собственным плачем, рухнула во тьму.

— Ил? — изогнув брови, уточнила Елрех.

— Она и Аклен пожертвовали собой, ради сохранения тайны о драконах. — Кейел протянул ей фрагмент карты, где была и скала, с которой сбросилась Ил.

— Она убила его, а затем и себя, — недовольно поправил Роми, скрещивая руки на груди. — Никогда не понимал, почему ее жалеют.

И впрямь бред какой-то. Если нам ничего дельного не покажут ключи и эти клочки бумаг в своих воспоминаниях, то…

— Круг замкнулся, — проговорила я.

Глава 25. Точка пересечения

Во всем Фадрагосе не найдется лучшего места для укрытия, чем Древний лес. Фадрагосцы не отмечали его смертельно опасным знаком, но при этом боялись углубляться в чащу и приближаться к реке Истины. Я же чувствовала себя возле нее невероятно прекрасно: возвращался здоровый аппетит, исчезали многие волнения, сон становился крепче, спокойнее, а энергии за пары часов отдыха на волшебном берегу скапливалось столько, что хватило бы еще на множество дней похода к северу. Я наслаждалась близостью с источником своих новых сил, пока ребята, наоборот, едва ли не страдали. Впрочем, уходить нам было особо некуда до тех пор, пока мы не разберемся, как разомкнуть круг загадок Энраилл.

Ив была уверена, что рано или поздно Дриэн устанет ждать меня, и тогда на мои поиски спустят всех псов. Получать новости нам было не от кого, поэтому приходилось лишь надеяться, что сейчас старому эльфу-узурпатору не до нас. Ведь наверняка, кроме гильдии мудрецов, по всем регионам Фадрагоса найдутся высшие гильдии, которые будут стараться призвать население к рассудительности и ответственности. Да и многие ли отрекутся от духов, как это сделал разбойник, повстречавшийся нам на пути? Неприятно осознавать, но зародившийся конфликт играл мне на руку. Огорчала не только злоба и насилие, но и переживания ребят, не догадывающихся, что им не суждено будет увидеть войну, которая, вероятнее всего, без моего участия и не возникла бы…

— Асфи! — не осмеливаясь подходить совсем близко к берегу, окликнула Ив. — Ужин готов!

Я вытащила руку из теплой воды, и она жидким шелком стала стекать между пальцев. Звездное небо отражалось на сиреневой глади, и создавалось впечатление, будто на воду, усыпанную мельчайшими, еле уловимыми взору, блестками, бросили множество крупных алмазов. В безветренный поздний вечер, а может, раннюю ночь, раздавался лишь шелест реки и стрекот одинокого сверчка. Протоптанная мною тропа давно укрылась в глубоких тенях низкорослых деревьев. Я взобралась по склону, обошла кустарники и оказалась на поляне, освещенной светом костра и Охарс. Кейел, как и каждый вечер, склонился над подсказками и картами, перекручивая их, играя словами. Он надеялся, что настоящая подсказка спрятана в нескольких предложениях, нужно лишь упростить их, отыскав главное.

Ив обычно сидела отстраненно над своими записями, но сегодня, еще в обед, усадила рядом с собой Роми и мучила его, заставляя вспоминать обо всем, что он мог услышать, следуя за своей подопечной по пятам. Ей казалось, что в массе легенд, мифов и реальных историй обнаружится связь, которая обязательно объединит все подсказки и укажет на разгадку, а та в итоге приведет к сокровищнице.

Елрех иногда бормотала себе под нос легенды, то улыбаясь, то хмурясь, и попутно не позволяла нам умереть с голоду и от жажды. Тодж за пару дней даже привык к тому, что чаще носил ее за водой, чем Кейела. Я иногда помогала ей, но старалась пользоваться малейшим желанием поспать, чтобы еще раз заглянуть во все воспоминания предметов. Кажется, я успела выучить многие реплики мудрецов наизусть…

Ис’сиара Ил вызывала жалость и симпатию к Аклену — я знала, как он хотел, чтобы чудо вдруг произошло, пусть и прекрасно понимал, что Ил откажет. Его желания, его страхи и чувства поселили во мне любовь к Ил. Не всепоглощающую, не сводящую с ума — наверное, крохотных воспоминаний все же для сильных и долговечных чувств недостаточно, — но ее хватило, чтобы, думая о Вестнице, вдыхать глубже и сдерживать ласковую улыбку.

Как бы нелестно вслух я ни отзывалась об Эриэеле, этом излишне прагматичном и занудном эльфе, все равно уважала его. Думая о нем, о том, что Фадрагос лишился такого мудреца, я злилась. Отцовский перстень и яркое ядовитое перо показали мне, что эльф пошел на огромные жертвы ради спасения фадрагосцев. Он позволил отцу лечь на алтарь, взвалив на себя вину за бездействие, к тому же согласился жить с этой виной вечно…

Линсира запала в душу маленькой девчонкой: сначала — совсем крохотной глупышкой, в один миг потерявшей родителей, а позже — изумленным подростком, впервые столкнувшимся с линькой драконов. Первую чешую из своего зеленого друга, еще не успевшего обзавестись смертельным ядом, она стянула осторожным поглаживанием — и сильно испугалась, решив, что собственноручно навредила ему. Подняв чешую опрометью помчалась к брату, но споткнулась, упала, разбила колени и разодрала ладони. Небольшой ящер, прямо как бывает с Тоджем, взволнованно бегал вокруг и рычал, пока из приземистой избы не показался Линсар. Тогда его звали Ликвиром, и к сестре он обращался ласково — Ланка.

Ликвир нагонял на меня тоску. Я замечательно понимала его чувства, когда он, стоя перед сгоревшим поселением, поглядывал на младшую сестру. Наверное, мне было бы тоже страшно взвалить на себя ответственность, если бы вдруг отец умер в тот жаркий день в реанимации… Егор тогда уже проявил самостоятельность, сдержанность, повел себя как взрослый, но потом я много раз прокручивала в голове тот случай, и приходила к выводу, что мне нужно становиться крепче на ноги, чтобы в самой ужасной ситуации мама и младший брат могли на меня положиться. Видимо, именно после этого я стала еще более циничной и целеустремленной. И вот то, что взращивала в себе годами на Земле, сыграло против меня в Фадрагосе, точно так же, как это произошло с Ликвиром. Теперь он умер, чтобы прогнать меня, чтобы спасти сестру вновь.

У миролюбивого Рувена, которого так жестоко растерзали по приказу Кхангатора, была другая история. Он проникся жалостью к эльфиорке, страдающей от болезни солнца. Осиротевшая на войне, она жила у Нелтора, который как раз изучал этот недуг. Однажды девушка проснулась раньше обычного и, испугавшись незнакомого дома, тихо сбежала. Рувен с рассвета работал с оберегами и защитной магией в своем доме, находящемся на той же улице. Эльфиорка заметила его, когда он выходил на крыльцо и подставлял заколку, украшенную драгоценными камнями, под солнечный свет. Магию влить в заколку по каким-то причинам никак не удавалось. Зато девушка засмотрелась на ее мерцание, и остановилась. Вскоре они познакомились, и сходу Рувен решил, что ее похитили и опоили. Спустя несколько часов он познакомился с Нелтором и узнал о болезни эльфиорки. В тот день он отдал ей заколку, а многими периодами позже он стискивал эту же заколку, вспоминая прошлое и наблюдая, как медленно умирает от безболезненного яда эльфиорка, и как Ил принимает ее облик. На голой руке рассата чернели первые руны, позволяющие его рассудку оставаться трезвым даже при участии в преступлении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У Нелтора история была менее трогательной и, скорее, подтверждающей мнение большинства фадрагосцев о людях. Сильнейший маг изучал многие болезни и близко сотрудничал с эльфиорами, грезящими об очищении мира от самого ужасного зла Фадрагоса — от балкоров. И мало кто знал, что этот же маг, помогший многим гильдии Очищения, укрывал Вольного-балкора и его новую подружку той же расы. Даже лучший друг и коллега, благородный рассат, не знал, с кем ежедневно делится всеми подробностями своих открытий и кому жалуется на то, что медленно и неизбежно сходит с ума. После того, как спятившего рассата, обнаружили с разодранной грудью, Нелтор оставил себе на память клочок его шерсти и перо. Сжимая их в руке, он допустил мысль, что если бы рассказал правду о балкорах другу, то, возможно, несчастье обошло бы их стороной.

Глядя на все глазами Энраилл, принимая их мысли за свои, трудно было винить кого-либо из них в выбранном пути. Как часто мы думаем: «а если бы»… Я уважала их уже за то, что они, допуская эту же мысль, не превращали ее в слабость.

— Все нормально? — поинтересовался Кейел, вырывая меня из раздумий.

Я кивнула. Присела рядом с ним на корточки и стала разглядывать его рваные символы на непонятном языке.

— Северный?

— Соггорский. — Он усмехнулся и, постучав афитакской палочкой по последней строчке, тяжело вздохнул.

— Совсем ничего? — нахмурившись, спросила я.

— Совсем.

— А у ребят?

Кейел покачал головой. Заметив, что Елрех только начинает раскладывать овощи по мискам, я уселась удобнее. Подобрала с земли первый фрагмент карты и покрутила его.

— Может, тут есть невидимый рисунок, — предположила тихо.

Кейел потер переносицу и снова покачал головой, а затем пробормотал устало:

— Елрех бы заметила.

— Что-нибудь не волшебное, а скрытое без духов и магии. У нас разное для шифровки придумывали, но я всего не знаю. Помню, что что-то нагревали, а что-то лимонным соком проявляли.

— И что предлагаешь? Портить единственные подсказки, подбирая способ к неизвестному сокрытию символов?

Скривившись, я отложила старинную ценность и потянулась к обычной карте.

— Нет, портить их не будем.

Кейел улыбнулся и вернулся к своим записям. Я погладила пальцем первое место, где мы совместно отыскали тайник. «Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало»… Эриэль наградил нас перстнем и пером, напоминающим павлинье и вызвавшим у меня странное чувство, похожее на дежавю. Я так и не разобралась в причинах его появления. В этом же тайнике Линсира указала, где спрятан ее тайник. Взгляд зацепился за отметку «АИ» — оттуда безумный круг взял свое начало. Место гибели Ил…

— Ил убила Аклена там же?

— Что? — отвлекся от листка Кейел.

— Где умер Аклен?

Кейел открыл рот, но не ответил. Склонился к карте и приманил к ней Охарс, нахмурившись, уставился на скалу. Долгое молчание и напряженное пыхтение Вольного пробудили совесть, и я тихо извинилась:

— Прости. Не отвлекайся на мои расспросы. Вечно всякой ерундой интересуюсь.

— Думаю, в нашем случае важна любая мелочь. — Кейел поднял на меня глаза и улыбнулся. — Как только Ив с Роми закончат копошиться в его памяти, спросим у нее, где умер Аклен.

Я кивнула и виновато улыбнулась ему в ответ. Как только он снова погрузился в «ребус», я вернулась к разглядыванию региона Ночной смерти, а от него плавно перешла к Холмам грез. Воркование Феррари мгновенно почудилось за спиной, и я зажмурилась, но так стало только хуже. Последние мгновения жизни девчонки встали перед глазами и вызвали дрожь в теле, подтолкнули комок к горлу.

Думай о сокровищнице!

Я открыла глаза, и взор сразу же упал на Утерянное святилище. И сердце на миг замерло.

Если Ликвир-Линсар знал, как туда добраться, то мог пользоваться этим путем постоянно. Это ведь идеальное место для сокровищницы.

— Хватит ломать голову — последний ум растратите, — раздался голос Елрех от костра. — Давайте ужинать, безнадежные искатели сокровищ.

После ужина я отправилась в пещеру, где мы устроили лежанки, и попыталась уснуть. Сонными зельями злоупотреблять нельзя, поэтому Елрех сильно разбавляла их, но, кажется, я отоспалась на годы вперед, и теперь ничто не способно было отключить меня. Я лежала на боку в кромешной темноте и сжимала ис’сиару Ил, думая о сокровищнице. Безумный поиск успел стать моим образом жизни — иногда я забывала, зачем вообще ищу ее, а когда уединялась, как сейчас, осознание близости цели будоражили нутро. Я не хочу терять все, что обрела в этом мире. До слез не хочу… Когда я только оказалась в Обители гильдии, многое виделось диким, неправильным, но уже в тот момент Елрех вызывала приятные чувства. Уже тогда я понимала, к чему может привести моя задержка в другом мире, и даже говорила об этом новоиспеченной подруге. Я была уверена, что самое ужасное, что меня поджидает — выбор между двумя «родителями». Вот только ужаснее оказалось — остаться без выбора.

Ис’сиара заскрипела от той силы, с какой я ее сжала. Влажный воздух стал тяжелым и застрял в горле. Я не выдержала очередного наплыва сожалений, тоски, боли, стягивающей сердце до тугого комка, словно вместо него в груди лежал обычный камень. Я вскочила и поспешила к ребятам.

Непроглядные тени окружили лагерь, подступали к нему, но свет костра и Охарс отвоевывали территорию, отгоняя их. Ребята без устали ломали голову над загадками, но уже совместно: Кейел негромко зачитывал фразы, в которых, по его мнению, угадывался смысл, а остальные подтверждали или опровергали предположения.

— Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало, — устало произнес он и потер переносицу.

Роми скривился и заметил:

— Это целая подсказка, а не фрагмент.

— Что же ты в ней углядел, отчаявшийся Вольный? — поинтересовалась Елрех, покосившись на меня.

Я подошла к Кейелу сзади, положила руки на сильные плечи и медленно опустилась на колени. Усевшись удобнее, прижалась щекой к теплой спине и закрыла глаза — еще немного насладиться бесценной близостью… Кейел замер ненадолго, будто мог услышать мое настроение через прикосновение. Затем накрыл мои руки своими и продолжил разговор с остальными:

— Энраилл оставляли подсказки не просто так, и не для себя. Если бы они хотели, чтобы сокровищницу никто не нашел, то просто бы спрятали ее — и все. — Он чуть запрокинул голову и стал поглаживать мои пальцы. — Но они оставляли подсказки — выходит, хотели, чтобы рано или поздно ее кто-то отыскал. Нам повезло, что Дес догадался, откуда начать поиск. Или не повезло…

Высказывание вырвало меня из тревог, и я, выглянув из-за плеча Кейела, окинула беглым взглядом напряженных ребят.

— Что ты имеешь ввиду? — Ив нахмурилась и, подавшись вперед, уперлась ладонями в землю. Пламя костра танцевало в ее глазах. — Хочешь сказать, что твой друг пытался запутать тебя?

Я хмыкнула — эльфийке только бы балкоров обвинить. Кейел, прислонившись виском к моей скуле, ответил:

— Нет, я не о том. Тайна Аклен’Ил не ведет к подсказкам, но некоторые из них ведут к ней. Допустим, «любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого»… О каких крыльях идет речь?

— Любовь окрыляет, — тихо вставила я.

Кейел, скептически изогнув бровь, повернул ко мне голову.

— Думаю, что крылья должны были натолкнуть на мысль о драконах.

— Слишком трудно, чтобы было похоже на правду, — фыркнул Роми и отклонился, налегая спиной на дерево.

А вот уши Ив дернулись, голосок зазвучал тоньше, со скрытым восторгом:

— …тайна сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло. — И, задумчиво уставившись на ночное небо, протянула: — Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало.

Я тоже подняла голову и мигом засмотрелась: мириады звезд потеснили черноту, окрасили небо в темно-синие и лиловые оттенки. Некоторые мерцали ярче, казались ближе, и я высматривала в них знакомые созвездия. Уже совсем не чужие. Мысли о небосводе Земли снова сковали легкие, затрудняя дыхание.

Кейел продолжил говорить, но чуть громче и убедительнее, видимо, стараясь для Роми:

— Аня спросила, где умер Аклен.

— И мы сказали, что никто не знает точно, — напомнила Елрех.

— Ил убила его и сбросилась со скалы, — возразил Роми. — Значит, они были на скале вместе. К тому же там были спрятаны обе ис’сиары.

Кейел вздохнул тяжело и произнес интригуя:

— Вот только прятали их не Аклен и Ил. Мы слишком привыкли видеть эту пару неразлучной.

— Опять ты удивляешь, Вольный. — Елрех вытянула шею.

— Эльф писал подсказку от своего имени, — не позволяя перебить себя, быстро проговорил Кейел, — шан’ниэрдка писала так же, шан’ниэрд, рассат и человек указывали на место, а подсказку об Аклене и Ил писал кто-то другой. Не они. Иначе было бы написано: «Любовь подарила мне крылья»…

Наконец он выдохнул, пока ребята молча переглядывались. Я растерялась в хаосе его мыслей. Надо бы разобраться, какую общую мысль он доносит до нас.

— Получается, ис’сиары в тайник мог спрятать, кто угодно из мудрецов, — подвела итог Ив, почесывая нос.

— Хочешь сказать, что сокровищница там, где умер Аклен? — поинтересовалась я.

— Не обязательно, но твой вопрос позволил мне увидеть общую связь всех подсказок — в каждой говорится о смерти. И я уверен, что говорится в ней о смерти Аклена.

— И как с ним связана смерть Солнца? — Роми вздернул подбородок и крутанул кинжал в руке.

— Так же, как и огненные слезы, — солнце обжигает, — быстро сообразила Ив.

— Видимо, я пропустила большую часть разговора, — громко сказала я, поднимая руки на уровень лица. — Теперь можно все сначала, но для недалеких, вроде меня.

— Не только ты его не понимаешь, — пожаловалась Елрех, заплетая тоненькую косу.

А вот Роми неожиданно кивнул и, уставившись в землю, сказал:

— Ты прав. Возможно, Десиен своей помощью помешал тебе, и тогда…

— О нас не забыли, Вольные?! — Я стиснула плечи Кейела и выжидающе посмотрела на него.

Кейел помолчал, глядя мне в глаза, будто что-то рассмотрел в них, а после озвучил:

— У меня был балкор, а потом я заменил его тобой. Мне кажется, все должно было начаться с подсказки Нелтора. Ты увидела в его воспоминаниях рассата.

— Который спятил, помогая гильдии Очищения?

— Да. — Отвернулся и пробежался взором по хмурым лицам ребят. — Кто в Фадрагосе не слышал о нем?

— Только те, кому вообще не интересна история, — ответила Ив.

— Именно.

Я шумно выдохнула — даже мне довелось узнать о нем. Кажется, его историю рассказывал Волтуар, когда мы говорили о балкорах.

— С Аклена и Ил началось спасение Фадрагоса от затяжной войны, — тише продолжил Кейел, — и они оба были балкорами. А сейчас балкоры вымирают на севере, но есть надежда, что большая часть еще живет в замкнутой части, куда никто не может проникнуть.

— На сокровищницу смог бы выйти тот, кто изучал бы балкоров? Ты ведешь к этому? — Роми оплел хвостом ногу, и кончик ритмично застучал по сапогу.

— Думаю, да. Единственный, кто так подробно изучал их, — этот рассат. Я уверен, что в его трагической истории упоминается и лучший друг — Нелтор.

— И они оба были связаны с гильдией Очищения. — Кажется, я с трудом, но начинала вникать в запутанный клубок. — С эльфиорами, которые сейчас представляют мудрецов с названием Аклен’Ил.

Кейел кивнул.

— Думаю, где-то в его работах обязательно будет упоминание об озере в Хищном хребте.

— Как бы невзначай… — протянула я. — Они могли написать, что там спрятана частичка спятившего ученого.

— И кроме его шерсти и пера, кто-то с добрыми намерениями отыскал бы еще и странную записку с фрагментом карты, — влилась в рассуждение Елрех.

Роми воткнул кинжал в землю и поддержал:

— И записка — слишком простая подсказка, ведущая к скале, где умерла Ил. К тому же многие считают, что она была эльфиоркой. Это могло навести на мысли, что она тоже состояла в гильдии Очищения и ненавидела балкоров.

— И тайна Аклен’Ил снова стала бы одной из загадок, — мелодично произнесла Ив.

— И ты прав насчет того, что подсказку Нелтора слишком легко заполучить. — Роми подсел ближе к Елрех и, обняв ее, притянул к себе. Она с улыбкой положила голову ему на плечо.

Кейел хмыкнул.

— Будто проблемы с тайником Аклена и Ил были. Только на третьей подсказке все усложняется.

— Подождите! — Первая, третья… Скоро опять все их мысли растеряю! Я подползла к бумагам и свиткам, раскинутым рядом с Кейелом, и стала раскладывать подсказки в том порядке, в каком озвучили ребята. — Давайте разбираться постепенно.

«На хребте жизнь завораживающая, да неживая. Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься. И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь».

«Любовь наградила ее крыльями, а тайна крыльев сожгла сердце любимого. Без него солнце погибло, ветер разжигал пламя необъятного горя, вода стала для нее смертельными силками, а горы обратились острыми клыками. Она, ослепшая, с разбитым сердцем, оглушенная собственным плачем, рухнула во тьму».

«Куда бы я ни повернулся, Солнце везде умирало»…

Поморщившись, я согласилась с ранним высказыванием Роми:

— Слишком сложно. Первую, может, и нашли бы в записях, вторая — прямо приглашение, которое нельзя игнорировать, но третью нереально просто взять и привязать к Своду Скверны.

— Если не знать мира, — наставительно парировала Ив. — Возле Лавового озера ты интересовалась лунным железом — так предлагали его назвать исследователи, но мудрецы запрещали. Говорили, что это ведьмовские метки, которые остались после войны, а ведьмы не заслуживают имен. Исследователи так же пробовали сжечь его, погнуть, распилить. Больше всего надежд возлагалось на самые крепкие кристаллы во всем Фадрагосе.

— На раутхут, — поняла я.

— А возле первого тайника его так много, что исследователь, который начал бы поиск правильно, точно рано или поздно подумал бы о раутхуте.

— И не будем забывать, что заботливые мудрецы помогали фрагментами карт. — Елрех с уважением посмотрела на Ив.

— Свод скверны не место для прогулок. — Кейел хмуро разглядывал подсказки передо мной. Кажется, мне удалось поселить в него сомнения. — Никакой исследователь не сунулся бы туда.

— Но я ведь пошла.

— Потому что с тобой были Вольные, — с насмешкой напомнил Роми.

По спине пробежался холодок, в мыслях всплыл давний разговор с Елрех — мое предположение о том, что я лишняя в Фадрагосе. Возможно, Ив и стала бы тем исследователем, которая из-за ненависти к балкорам, стала бы изучать их, как только в регион Цветущего плато пришла бы весть от северян, что эта раса жива и готова помогать в поимке ведьмы. Я тряхнула головой и прочистила горло.

Кейел тяжело вздохнул и рассудил:

— В таком случае искателя должна вести острая необходимость. Как у нас.

Елрех хохотнула, снова прижимаясь щекой к плечу Роми.

— Многие храбрецы рискуют жизнью ради самой сокровищницы, но вот рисковать жизнью ради разгадки — это надо быть фанатиком.

— Не будем гадать о мотивах выдуманного искателя, — покачивая головой, сказал Кейел. — Допустим, он бы справился со всеми загадками, но в правильном порядке. С каждой подсказкой, ему становилось бы труднее и труднее, но зная легенды и истории, справился бы без особого риска.

— В регионе Ночной смерти искал бы тайник днем, — предположила Ив, — а на ночь уходил из региона.

— А на острове в Лавовом озере спрятано священное кольцо, — заметила я. — Наверняка о нем есть упоминания в каких-то легендах. Их так много.

На Земле их точно не меньше…

Елрех, с сожалением глянув на меня, тихо произнесла:

— И только Холмы грез стали бы слишком серьезным испытанием для искателя.

— Последний шанс опомниться. — Кейел оторвал травинку и, прокручивая ее в пальцах, виновато опустил голову. — Сокровищницу охраняют бессмертные стражи. Встреча с ними — верная смерть.

Наступила гнетущая тишина, которую нарушал лишь треск костра. Я поежилась, стараясь не думать об этих стражах. Слишком рано бояться эту проблему, мы еще не отыскали саму сокровищницу.

— Все хорошо, но круг бы все равно замкнулся. — Мой голос прозвучал слишком звонко.

Ив вздрогнула, вырвавшись из глубокой мысли, а Елрех и Роми синхронно отстранились друг от друга. И только Кейел, оставаясь неподвижным, произнес:

— Или нет. Мы начали неправильно…

— И что теперь предлагаешь делать? — казалось, Ив возмутилась насупившись. — Начать изучать все снова и постепенно? Где нам взять записи о рассате, сошедшем с ума? Даже на севере мы изгои…

Не показалось…

— Нет! — Вскинув голову, прервал Кейел. — Я к тому и вел, что не нужно искать все подсказки, чтобы найти сокровищницу. Должно хватить двух! Одна из этого круга, — покосился на меня, — а вторая — тайна Аклен’Ил. Это связано со смертью Аклена! Мы упускаем что-то на видном месте! Все остальное нужно только для поиска ключей.

Я зажмурилась и глубоко вдохнула — очередной вечер пройдет в жарком споре. И мы так ни к чему и не придем… Не желая больше участвовать в дебатах, я потянулась к карте. Никто из ребят не знал, как добраться к Утерянному святилищу, когда меня буквально захватила эта идея. Именно поэтому я в который раз хотела посмотреть все, что связано с Ил, и понять, как же Ликвир вытащил ее из-за Смерти драконов.

Запястье что-то пощекотало, и я, готовясь стряхнуть какое-нибудь насекомое, глянула на него. Дешевые вещи от походного образа жизни быстро изнашивались — нитки торчали из манжета, касаясь кожи. Положив карту перед собой, я вытянула самую длинную, а затем осмотрела низ рубашки — та же ситуация. Ив снова повысила голос в споре, доказывая, что искать надо не в подсказках, а за их пределами — то есть в истории мира, и я запрокинула голову, сдерживая стон. Мгновенно выцепила взглядом самое яркое созвездие, которое напоминало морского конька. Мысленно соединила звезды нитью, а в голове возникла новая идея. Мы всегда рассматривали фрагменты карт, как дополнение к подсказкам, а если все наоборот?

Вытягивая одну нитку из рубашки, я вспоминала порядок для поиска подсказок, который предложил Кейел. Пересела удобнее, призвала Охарс и растянула первую нитку от пометки Н к АИ, затем вторую нить к Э, следом к Лс, к Лб, и наконец — к Р.

— Ерунда, — пробормотала я. Мой голос утонул в гуле голосов ребят.

И если Кейел прав, то почему бы Энраилл и не назваться в том же порядке, в каком лучше искать тайники? Потому что не звучит?..

Энраилл… Они могли назваться иначе, но выбрали это звучание. Я снова затаила дыхание, но особой надежды к успеху не питала. Теперь я протянула нитки в порядке очередности заглавных букв общего имени. Сердце ухнуло, голова закружилась. Дрожащими руками я снова поправила ниточки, убеждая себя, что положила их ровно.

Выдохнула:

— Да ладно…

И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью.

Упираясь кулаками в землю, я отстранилась от карты и часто заморгала. Может, совпадение? Единственная точка пересечения приходилась ровно на дракона. На ядовитого дракона, который много лет назад умер от пламени огненного собрата. Перо, напоминающее павлинье… У него на спине целое гнездо этих ядовитых птиц! Мы проходили мимо него несколько раз, и я каждый раз рассматривала этих пернатых!

— Кейел, — позвала я.

Хоть он и был увлечен беседой, но голову повернул ко мне сразу же. С волнением осмотрел меня и нахмурился. Я кивнула на карту.

— Пожалуйста, скажи, что мне не чудится.

Через несколько секунд вокруг стало слишком тесно. Я вжала голову в плечи и старалась не злиться на мудрецов. Почему-то именно злость просыпалась от понимания, что все настолько просто.

— Сколько раз на день кто-то проходит мимо него? — выцедила я сквозь зубы.

Елрех тихо проговорила:

— Куда бы он ни повернулся, Солнце для него везде умирало. Он умирал в огне.

— Он просто умирал, — твердо поправил Кейел, ерзая у меня за спиной. — Этого уже достаточно.

— Аклен и Ил превратились в драконов, и она пролила на него огненные слезы, а затем разбилась. — Ив поежилась и, отодвинувшись от карты, обняла себя. — И они оба оставили память о себе.

— Линсира звала Аклена братом, — добавил Кейел, обдавая дыханием мое ухо.

Роми фыркнул с насмешкой и, едва не ударив меня рогом, покачал головой.

— Осталось выяснить, в какую смерть нам предстоит погрузиться.

— Чертовы птицы у него на хребте! — никак не могла успокоиться я. — Почему в подсказке говорится, что они неживые?

Глава 26. Разбитое сердце. Эпизод первый

У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе. И потеряв все, обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать. Мое прошлое отняли, но подарили тайну, а в ней — знания. Я несу ее в своем сердце. В нужное время я разобью его, чтобы освободить тайну и подарить знания достойному.

— Каменный булыжник! — полушепотом обозвала я ядовитого дракона и даже хотела пнуть по большой лапе, но удержалась.

Отвратительное поведение рождалось злостью. Вот только причина самой злости крылась не в хитрости мудрецов, не в Аклене, позволившем сжечь себя, и не в ребятах, с энтузиазмом набросившихся на след сокровищницы. Или все же в последнем… Я посмотрела на Кейела, и страх накатил с новой силой, разжигая безумный гнев на себя, на Фадрагос, на Землю — на всю жизнь. Кейел пристально разглядывал морду дракона, и я боялась, что он вот-вот найдет очередной ключ к сокровищнице.

— Птицы ненастоящие, — оглушил меня Роми, приближаясь к Кейелу. — Воздух сквозь них проходит без труда. — И насмешливо протянул, размахивая хвостом: — На хребте жизнь завораживающая, да неживая…

— Любуешься ею, но лишний раз не приближаешься, — подхватил Кейел, убирая волосы за уши. — И только глубже заглянув, ответ на свой вопрос отыщешь. Надо осмотреть гнездо.

Сердце забилось чаще, а комок в горле стал горчить сильнее. Ну вот и еще один шаг в верном направлении…

— Что-то нашла?

Я встрепенулась и, прижав руки к груди, быстро обернулась к Ив.

— Ты чего? — Она тоже вздрогнула и, округлив глаза, уставилась на меня.

— Нет, тут ничего нет. — Голос сел, а за грохотом в ушах я его и вовсе не услышала.

— С тобой все хорошо? — Ив склонила голову, внимательнее вглядываясь в мои глаза. — Ты в последние дни сама не своя. Боишься стражей?

Я покачала головой. Ив бросила мимолетный взор на Вольных, а потом приблизилась ко мне и прошептала:

— Елрех тоже растерянная. Как ты догадалась о том, где сокровищницу дальше искать, так вы обе сразу изменились. Я вспоминала все, что знаю о Вольных, и, Асфи, мне кажется, шанс есть. Бывших Вольных не бывает, но это не говорит о том, что они умирают, как достигнут миссии. — Она вцепилась в мой локоть и замолчала ненадолго. — Асфи, ты так много сделала для меня. В том поселении… Если бы я могла, то отдала бы все ценное, чтобы забыть и никогда больше не вспоминать о произошедшем. Но это невозможно, поэтому я буду стараться помнить и то, как ты мне помогла. Я в долгу перед тобой.

— Не нужно, Ив. — Я накрыла ее руку ладонью. — Это не то, что должно обязывать.

Она мягко улыбнулась и проговорила еще тише:

— Мы со всем справимся. И ты, и я, и Елрех, и Вольные. Все вместе. Я ненавижу ведьму и считаю ее своим главным врагом, поэтому Чаша обязательно укажет мне на нее. Как только мы справимся с ней, никто в Фадрагосе больше не обвинит тебя. С помощью артефактов Энраилл и Единства мы сумеем остепенить разбойников, а потом расскажем фадрагосцам, кем на самом деле были мудрецы. Расскажем все, что нам стало известно, чтобы у северян появился шанс вернуться к духам. А Вольные… Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами.

В синих глазах отражалась зелень окружающего леса, и плескалось сочувствие. Если бы она знала настоящие причины моих тревог, была бы тогда так добра ко мне? Я улыбнулась в ответ и с трудом поблагодарила:

— Спасибо.

— И только зрячий дракон! — крикнула Елрех с другой стороны огромного камня. — В глазницах какой-то узор! Их нужно очистить от земли.

И сердце в который раз за день сжалось. Я не хочу расставаться так скоро…

Через несколько мгновений Ив, цепляясь за трещины, взбиралась по крыльям к другой глазнице. Роми в это время поднимался к гнезду. Кейел подошел ко мне, приобнял и, с нетерпением барабаня пальцами по моему плечу, продолжил следить за ребятами.

— А гнездо настоящее. — С трудом вытянув ветку, Роми швырнул ее на землю. — Кажется, дерево чем-то обработали.

— Или древняя сила, — проговорил Кейел и отступил от меня. Приблизился к ветке, поднял ее и покрутил в руке. — Отдайся грезам…

— Мне кажется, это глаза.

Я опять задрала голову и прищурилась от ослепительного солнца, заглушающего светом силуэт. Роми выпрямившись в полный рост, держал перед собой янтарь размером с баскетбольный мяч. А может, больше. И янтарь ли?

— В гнезде двойное дно, — пояснил он, переместив «глаз» под мышку. Видимо, тяжелый. — Там еще один. Они мутные, но просматриваются сгустки, кровь и… Я не силен в таких подробностях, но он вроде бы настоящий.

— И только зрячий дракон! — снова прокричала Елрех, а уже через мгновение показалась на спине каменного ящера и, ступая осторожнее, направилась к Роми.

Я закусила губу, внутренне напрягаясь и прогоняя страхи. Когда в компанию сбиваются целеустремленные личности с общей целью — успех неизбежен. У меня нет шансов отсрочить свой судный день. Взглянув на задумчивого Кейела, я заставила себя втянуться в общее дело.

«Отдайся грезам»?..

— Гнездо — грезы? — спросила, подходя к Кейелу и наблюдая, как Елрех осматривает драконий глаз. И сохранился ведь… Да еще и в твердом состоянии.

Кейел повернулся ко мне, стуча палкой по ладони.

— Птицы — иллюзия. Смотри, Роми стоит на одной, а она даже не исчезает.

— Еще и поет, — заметила я, приглядываясь к длинному клюву и яркой голове, проглядывающей из сапога. Одно мгновение — птичка взлетела и юрко упорхнула в густую крону ближайшего дерева.

Никогда в жизни не подумаешь, что они неживые… Значит, все это время не находилось самоубийц, чтобы элементарно исследовать камень, на котором, как считалось, полно смертельного яда.

Кейел отбросил палку, похлопал руками, стряхивая мусор. Потянувшись к сумке, лежащей в густой траве, продолжил:

— Сейчас научились использовать иллюзии для отслеживания живых существ в реальном времени, но это слишком трудно и позволяет удерживать образы недолго. Для поимки преступников неэффективно, поэтому используют только ради зрелищ. — Он вытащил подсказки, переписанные на лист, и опустился на корточки. Я нахмурилась, вспоминая ужасный суд, которому подвергла Вольного. На нем тоже использовали такую силу. — А раньше иллюзиями пользовались только, как миражем. Иногда страшным, но для устрашения особой нужды не было. А вот для успокоения боли, рассказывают, когда существу нельзя было больше пить необходимые зелья, его погружали в иллюзию.

— В грезы… — Кивнула я, тоже присаживаясь.

— Именно. Звучит более подходяще. — Растрепанные волосы падали на лицо Кейела, прятали глаза, оттеняли шрамы.

— Отдайся иллюзии. Погрузись в смерть до самого дна, и пусть она вознаградит тебя, — наизусть процитировала я подсказку, заменяя слово.

Кейел, не выпуская листка, вскинул голову к Елрех и Роми, застывшим высоко над нами, и громко сказал:

— Второе дно — не последнее! Вороши гнездо, Вольный!

— И только зрячий дракон видит тернистый путь, проложенный собственной смертью, — выдохнула я, догадываясь о том, что будет дальше.

— Глаза выглядят тяжелыми, — нахмурился Кейел, воззрившись на меня. — Мы с Роми сами вставим их в глазницы. Надо еще раз примерить все подсказки на твою находку.

— Зачем?

— В Аклене будет полость, и…

— В драконе.

— Что? — Взор зелено-карих глаз холодно вцепился в мое лицо.

Я пожала плечами и пояснила:

— Мне проще думать, что это дракон. То, что с ним сделали, чтобы внутри оказалась полость…

— Выпотрошили, — отрезал Кейел, чуть склоняя голову набок. — Аня, ты стала жестче. Пообещай, что не будешь отступать обратно к восприятию родного мира. Фадрагос — это не сказка. Подмена слов не спасет от жестокости, когда ты с ней столкнешься лично.

Я замялась, но набрала полную грудь воздуха и кивнула.

— В Аклене будет полость. Об этом писал Ликвир: «И пролились огненные слезы, оставив неприступный островок. Превратили его в черный камень, убили его, поселив в нем пустоту». Я уверен, что внутри нас ждет вход в сокровищницу.

Роми и Елрех спустились к нам, прижимая к груди находки. С янтарем я не прогадала, именно на него и были похожи драконьи глаза. Вот только если бы внутри застыли красные и черные нити, множество сосудов, мутные сгустки и… Я отвернулась, не желая рассматривать орган пристальней. Елрех передала ношу Кейелу и, наспех переплетая волосы в густую косу, проговорила:

— Помогу Ив. Там трудно землю отковыривать. Еще и шан’ниэрдские слезы густо растут.

Я невольно повела плечами, вспоминая, как Кейел дарил мне эти цветки и как радовался, когда я, услышав название, выбросила их. Кажется, прошла вечность с того дня, но эта вечность какая-то мимолетная.

— Уверен, они там выросли не сами, — ухмыльнулся Роми, вглядываясь в глаз.

— Камень кинжалом не повредите? — обеспокоился Кейел.

— Нет. Он твердый, как раутхут, а вот узоры забились сильно. В них невидимый рисунок магией напитан. Я увижу, Ив — нет.

Елрех легонько погладила Роми по щеке, привлекая его внимание. Улыбнулась ему и поспешила к Ив. Кейел мгновенно позабыл о ней, обращаясь ко мне:

— Аня, перепроверь все в сумках. Подпорченное мясо и фрукты выбрось, посчитай, сколько у нас воды, пересмотри зелья…

— Я поняла, — перебила его. — Я соберу нас в долгий путь.

— Это на всякий случай.

— Я понимаю.

Он молча смотрел на меня, потом словно смутился — опустив голову, отвернулся и проговорил уже Роми:

— Мне нужно расседлать Тоджа. К тому времени, может, и девушки закончат.

Я быстро собрала подсказки и надолго пропала с провизией, распределяя долгохранящиеся продукты по сумкам равномерно. Затем перебирала зелья и настои, которые умудрилась приготовить Елрех за время моей болезни. Многие зелья на каждую расу действовали по-разному, поэтому иногда приходилось отвлекать Елрех, чтобы убедиться, что я кладу очередной флакон в верную сумку. Все должно быть распределено с максимальной эффективностью, даже на тот случай, если мы вдруг разделимся и останемся поодиночке.

Пару раз Ив махала руками и шикала, указывая в сторону широкой тропы. Мы были скрыты от путников густой растительностью, но рисковать никому не хотелось, поэтому Вольные постоянно хватались за оружие. Не сомневаюсь, они не пощадили бы никого, кто бы заглянул к Ядовитому дракону. Будь то разбойник, алхимик, старик, женщина, даже ребенок… Слишком близка цель, слишком большие ставки.

Когда глазницы были вычищены, Кейел решил задержаться. Воды не хватало, и нужно было отправиться к ближайшему ручью. Отдав листок с подсказками Ив и Роми, он попросил так же еще раз все изучить дословно, прикидывая все на Аклена. Елрех дал указания набрать недоспевших плодов молочного дерева, чтобы даже в самом отвратительном исходе мы не умирали с голоду. Меня же он потащил к ручью с собой.

— Будет быстрее на Тодже, — очень тихо заметил Роми, но получил локтем в бок от Елрех.

Судя по мрачному выражению лица серокожего Вольного в этот момент, он и сам понимал, почему Кейел так себя ведет. Мое дыхание сбилось от мысли, что я могу оплошать и не использовать Сердце времени. Кейел достигнет цели и… умрет? Исчезнет без вести?

«Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами».

Крепко вцепившись в руку Кейела, я посмотрела на него и произнесла:

— Пойдем.

Он кивнул и опять обратился к ребятам:

— Все должно быть готово к нашему возвращению.

— А если вставим глаза в глазницы, и ничего не произойдет? — поинтересовался Роми, обнимая Елрех.

Кейел ответил незамедлительно:

— Тогда разобьем лагерь где-то неподалеку. — И стиснул мою руку.

Птичья трель нагоняла тоску. На Земле придется выезжать за город, чтобы насладиться звуками природы. Я буду скучать по Фадрагосу. Уже скучаю.

— Ты в порядке? — спросил Кейел, продолжая идти и удерживать меня за руку. И сам же ответил на выдохе: — Ты в порядке. И зачем только спрашиваю, если жалуешься раз в период, будто тебя кто-то осудит за слабость.

Я глотнула воздуха, собираясь ответить, но не подобрала оправданий. Солнечные лучи пробивались сквозь зелень крон и очерчивали лицо Вольного. Когда мы только познакомились, он выглядел гораздо моложе. Я вспомнила его улыбку, и сердце помедлило с ударом. Тогда он улыбался чаще и шире, чем сейчас. Теперь круги под глазами не сходили, острый, хмурый взор стал нормой, а морщинки на переносице, возле носа и уголков губ пролегли глубоко и, казалось, никогда не разглаживались. Наверное, старости еще добавляли шрамы на щеке и шее, а серьезности характеру — шрамы на сердце. Его тоже исполосовала я.

Я отвернулась, прогоняя мысли, которые могли бы вызвать слезы. Кейел, не дождавшись ответа, продолжил:

— А мне все понравилось. Понравилась наша дружба. — Остановился, но на меня так и не посмотрел. Даже не повернулся лицом. — Я долго не мог определиться, стоит ли обсуждать с тобой твое будущее.

Твое… Не наше.

— И милосерднее было бы промолчать, но, Аня, это опасно. Молчать — опасно.

Он все же повернулся ко мне, а я быстро опустила голову. По ногам промчалась дрожь, и почва под ними стала какой-то вязкой. Стоять трудно. Кейел приблизился так, что теплом тронул меня. Перехватил мою руку удобнее, потянул вверх и вскоре прижался к ладони губами. И я посмотрела на него — комок подкатил к горлу, а глаза застелила легкая пелена. Кейел улыбался, но его глаза были наполнены печалью.

— Ты ведь понимаешь, что будет дальше? — тихо спросил он.

— Да, — выдавила из себя. Втянула воздух ртом, выпустила его так же и, шмыгнув носом, кивнула. — Я понимаю. Просто… — С мокрых ресниц сорвалась первая слеза, скользнула по щеке. — Может, проявишь милосердие?

Я вырвала руку из его руки и отвернулась, вытирая запястьями щеки. Духи Фадрагоса! За что мне все это?!

Хотелось завыть, но я стиснула зубы, вцепилась в волосы, до боли стягивая их. Пыталась отвлечься. Боялась повернуться к Кейелу, боялась услышать его голос, боялась, что он прикоснется ко мне. Я слишком люблю все это, чтобы позволить этому всему стать последним разом. Я слишком люблю Кейела, чтобы расставаться с ним. Сейчас, потом… Неважно!

На плечо легла тяжесть, и я наклонилась, стараясь увернуться. Вырвалась вперед, но Кейел удержал. За секунду притянув к себе, крепко обнял со спины.

— Отпусти! — Я дернулась, оттолкнулась, но Кейел не позволил нам упасть. Устоял.

Быстро проговорил на ухо:

— Аня, послушай меня. Постой, Анюта. Анечка…

— Не хочу!

Не хочу прощаться с ним! Не хочу слышать о том, что он собирается оставить меня, когда это на самом деле собираюсь сделать я!

— Прости меня, Аня, — произнес он, а я застонала и, вконец лишившись сил, повисла на сильных руках и зарыдала. — Прости меня за то, что я такая сволочь. Слышишь? Прости, пожалуйста.

Кейел повернул меня к себе и снова обнял, а я уткнулась носом в его рубашку и затряслась сильнее. В груди саднило, будто от раны; мир расплывался перед глазами. Я хватала воздух ртом, стараясь прекратить истерику, но, обнимая Кейела, чувствуя его дыхание на коже, ощущая любимый запах, теряла голову.

— Прости меня, Аня, — повторил Кейел, зарываясь рукой в мои волосы. Поцеловал в макушку и повторил: — Прости.

Хотелось выкрикнуть, что он идиот, но слова застревали в горле, резали его изнутри, обжигали сердце. И я ударила Кейела в плечо кулаком и, зажмурившись, просто прорычала:

— Ненавижу!

Ненавижу этот мир, ненавижу духов — они отобрали у меня ценности, но взамен подарили нечто бесценное. А сейчас я вынуждена отказаться от дара… Ненавижу.

— Прости, — в очередной раз попросил Кейел.

И я помотала головой, а затем призналась коротко, легко:

— Я люблю тебя. — И всхлипнула.

Кейел прижал к себе крепче и закачал из стороны в сторону.

— Я знаю. Поэтому прости. Аня, я не должен был. Елрех предупреждала, Волтуар… А я…

— Не смей! — оборвала, вскидывая голову и сталкиваясь с его взглядом, полным сожаления. — Не смей! Я виновата перед тобой не меньше.

— О чем ты? О вранье?

— Я запуталась. Люблю, не люблю. Мои капризы отняли у нас слишком много времени, а оно бесценное, Кейел. Ты прав, оно бесценное! — Вцепилась в рукава его рубахи и тряхнула. — А я тратила его на ерунду! А еще ты обещал, что больше не оставишь меня. На рассвете, помнишь? Ты обещал, а теперь собираешься прощаться.

— Аня, я…

— Это не справедливо! Я не хочу прощаться! Давай, не будем прощаться, Кейел. Пожалуйста, давай не будем… — Я съехала на скулеж, а после — на новые рыдания.

Я не помнила, когда мы уселись на мох: Кейел обнимал меня и целовал в голову, а я спрятала лицо в ладонях и плакала взахлеб. Как только истерика отступала, появлялись мысли, а вместе с ними находились новые воспоминания о нас. Их было так много… Частые разговоры в пути и дурачества, первые признания в симпатии и шаги навстречу, первая близость и казус на празднике Сальир. Сколько было ревности и злости, а сколько самопожертвования и поддержки? Сцепленные руки, протянутые через решетки, и уверенность в зелено-карих глазах, никак не вязавшаяся с хриплым коротким признанием: «Я боюсь». И пропасть между нами — не та страшная, которая залегла после ритуала, а другая, попроще, — опять вытянутые руки над ней и словно танец, без смущений, без интимности и глубины.

— Я всегда буду любить тебя, — прошептала я и всхлипнула, но подавила очередной поток слез.

— Да, я… Аня, я не знаю, как скоро мы встретимся с Убийцей, но сокровищница рядом. Я чувствую, как и… Совсем скоро, Аня.

Может, дождаться его врага? Увижу эту тварь, а затем использую Сердце времени, но останусь в Фадрагосе. Возможно, если мне удастся самолично устранить его, то Кейел не исчезнет? Точно! Я смогу самостоятельно добраться к реке Истины, а затем испепелить кого угодно. Неужели духи не пощадят Вольного, если кто-то выполнит работу за него гораздо быстрее?

Шальная мысль позволила несколько раз вдохнуть глубоко и даже взглянуть на Кейела. На родные глаза, блестящие от застывших слез, на побледневшую кожу и растрепанные волосы. Он смотрел на меня виновато, без тени улыбки и дышал тяжело.

— У меня осталось еще несколько тайников. Я хочу, чтобы ты забрала оттуда все. Это не так много, как принесет сокровищница, но что-то будет полезным. Расскажу о них в последнюю очередь. — Разорвал объятия, отстраняясь, и сцепил руки в замок. Опустив взгляд на землю, продолжил: — Тоджа не балуй сильно. Он не любитель наглеть, но все же не позволяй сесть себе на шею.

Что мне стоит остаться? Если папа пережил мое исчезновение, то, вероятнее всего, они с мамой уже смирились с утратой. К тому же они желали бы дочери счастья! Если бы они только знали Кейела…

Подали бы на него в суд, а меня отобрали и одели бы в смирительную рубашку.

— Не плачь, Аня. Еще немного — и я сам разрыдаюсь. — Поднимая голову к небу, он выдохнул рвано.

— Я пытаюсь.

— У тебя всегда все получалось ужасно, — тихо рассмеялся, отворачиваясь и прижимая ладонь к глазу. Заправил пряди за уши и признался: — На самом деле ты молодец. Если бы я брал к себе учеников, то ты стала бы моей гордостью. Не сомневаюсь, что настанет тот день, когда ты покоришь Фадрагос.

— Он мне не нужен. Без тебя не нужен.

Как будто Земля нужна… Как я буду просыпаться без него, засыпать, дышать? Как?

Кейел несколько мгновений молчал, кусая губу, а затем сказал:

— Не знаю, как складывается жизнь у остальных Вольных, но я доволен своей. — Снова сцепил руки и вздохнул шумно. — Ты должна знать, что я… — Опять закусил губу, будто не решался признаться. Хочет сказать, что любит меня? Пусть скажет, я хочу это услышать, хочу запомнить и пронести его признание до самой смерти. — Я сволочь, Аня.

— Неправда.

Сердце не екнуло. Уже вошло в привычку, что Вольному трудно произнести три глупых слова. С требованиями клятв с меня дела у него обстоят еще хуже. Как он будет справляться без моей помощи в новой жизни? Наверное, меня заменит Этирс.

— Я слишком многое отобрал у тебя. И все это безумие вокруг Единства… Я виноват. Сильно виноват.

Долгие минуты мы сидели рядом. Птичье пение и жужжание насекомых заполняли тишину, но не могли наполнить какое-то опустошение внутри. Затем я положила голову на плечо Кейела, а он нашел мою руку своей и переплел наши пальцы.

— Рано загадывать, Кейел, — негромко произнесла я. — Может, нас убьют бессмертные стражи.

— Не убьют. Я не позволю. — Он, склонившись, заглянул мне в лицо и слегка улыбнулся. — Слышишь меня? Я сделаю все, чтобы ты прожила свою долгую жизнь. Взамен я попрошу о малости.

— Какой? — Во мне все напряглось от ожидания.

— Не забывай меня. — Его губы дрогнули.

Я коснулась свободной рукой шрамов, провела по ним, погладила русые волосы и с облегчением прошептала:

— Никогда не забуду. — Разве смогу? Я никогда его не забуду.

Он улыбнулся шире, искренно, и, судорожно втянув воздух, склонил голову к груди. Духи Фадрагоса, неужели я пообещала что-то бесценное для него?

— Теперь я расскажу о Кхангаторе и еще кое о ком, кого ты не знаешь.

— Хорошо. — Мне не нужна эта информация, но пусть рассказывает что угодно, пусть не замолкает. Я буду слушать, пока позволяет время. Наше с ним время.

— Когда меня не станет… — Замялся на миг, отводя взгляд, но вскоре снова посмотрел в мои глаза. И даже пересел ко мне лицом, и сжал обе мои руки в своих. — Ты должна знать, как выжить среди таких. Неизвестно, во что обернется нынешняя вражда, и я хочу, чтобы ты была готова ко всему. Ты здорово давала отпор на тренировках, и я уверен, что научилась убивать. Осталось за малым. Ты должна знать, как обойтись без конфликта с самыми злобными расами. Я расскажу все, что мне известно, и этого должно хватить для понимания.

Глаза резало; икота прошла не так давно, и дыхание все еще не выровнялось. Я шмыгала носом и обнимала себя, глядя на то, как Кейел с помощью кинжала проталкивает глаз в глазницу. С шорохом и тихим скрежетом, он протиснулся и ввалился внутрь. Ив и Елрех, стоящие в стороне от меня, оборвали болтовню и, вытянув головы, замерли. Роми, возвышающийся над гнездом, упер руки в бока. Кейел осторожно переступил на лапе дракона, зацепился рукой за впадину — видимо, ухо дракона, — и, повиснув, спросил у Роми:

— Ну что?

— Ничего.

На дне гнезда был обычный камень, но Елрех углядела в нем слабые отголоски сил, и мы предположили, что если замок и есть, то находится внутри. Значит, ошиблись…

Я опустила голову и поджала губы, вспоминая обратный путь с Кейелом к дракону. Тепло его руки на своей руке и силу, с которой он крепко сжимал ее, будто боялся, что меня у него могут отобрать раньше, чем жизнь. Почему теперь я не испытываю облегчения от того, что дверь в сокровищницу не отыскалась? Мне же так хотелось оттянуть время. Так почему теперь хочется, чтобы все быстрее закончилось?

Вечерний ветерок дохнул прохладой и ароматом хвои, громкий шорох тронул слух, отвлек от горестей. Кейел быстро спрыгнул с дракона и попятился.

— Роми, спускайся скорее! — встревожилась Елрех. Подалась вперед, но остановилась, завороженная зеленоватым маревом, возникшим вокруг каменной морды.

Роми сбежал по хвосту, быстро поравнялся с Елрех и, схватив ее за руку, оттащил к Ив поближе. В этот же миг Кейел оголил меч и, вцепившись в мой локоть, потянул меня назад. Я послушно поддалась, на ходу вытаскивая кинжал. В груди потеплело, словно я ощутиланеясное родство к кому-то… К чему-то?.. Сердце затаилось, а печаль уступила место неизведанному предвкушению.

Тишина.

Шелестел ли ветер?

Прощальные лучи солнца стелились по густой траве, по темному мху, по шершавому камню. Боролись с густыми тенями, залегшими под травой и у корней деревьев, робко выглядывающими из-за толстых стволов и пышной листвы. Звери нарушили короткую, неловкую тишину далеким тявканьем, и мы с Кейелом переглянулись. Изумрудное марево вокруг морды дракона точно было, но исчезло без следа.

— Он тает, — изумилась Ив.

Аклен и впрямь таял на глазах, а я испугалась сильнее. В висках запульсировало, а дыхание перехватило, будто я с разгона нырнула в ледяную воду. Вместо того, чтобы отступить дальше, я спрятала кинжал в ножны, порывисто прильнула к Кейелу и крепко обняла его. Он замешкался, но вскоре оценил, что угрозы от дракона не исходит, и, прижав меня к себе, на судорожном выдохе прошептал в макушку:

— Девочка моя, ну что же ты.

Я смотрела на закат, пробивающийся между деревьями, и прижимала ладонь к твердой груди Вольного, в котором билось мое сердце. Мое.

Прости меня.

Я смотрела на смерть Солнца, и точно знала, какая сила разлетелась по поляне над Акленом. Единство подсказывало мне не хуже глаз. Этот же дух заменил Кейелу родителей и привел его сюда. Стоит нам отойти чуть дальше и все иллюзии, оживающие вокруг нас, исчезнут. Иллюзии ли? Воспоминания… Наши страхи и проклятия.

Ив отскочила, когда за ней раздался незнакомый мелодичный голос:

— Активировал? — спросил светловолосый эльф. Еще пока полупрозрачный, но уже вполне живой.

Закат медленно исчезал, а лучи невидимого полуденного солнца начали медленно озарять легковесные, сотканные из цветного воздуха деревья, на котором вскоре снова будет лежать каменный хвост изумрудного дракона. Теперь же в центре между ними находился вход в сокровищницу — черный провал уводил под землю, а возле него виднелась плита, усеянная различными символами.

— Это непр-р-равильно, — пробормотал с рычащими нотками второй мужчина у меня за спиной.

Я нехотя отстранилась от Кейела и лениво оглянулась.

Рувен походил на льва, а грива была собрана в множество косичек. Рыжие крылья едва ли прятали прямую осанку, хвост с кисточкой висел безжизненно, а шерсть на пальцах и ладонях пропитала кровь. И горе мне его известно. Несмотря на все амулеты, защитные рисунки, спрятанные под шерстью, в рассате нельзя было искоренить милосердие и сострадание. И чувство вины… Он тешил себя лишь одной надеждой, что все будет сделано не напрасно.

— Ил виднее, — грубовато ответил рыжий Нелтор и, скривившись, потер глаза. — Она Вестница, и она сказала, что другого варианта нет.

Серая мантия на человеке была запачкана землей и зеленью, а вот руки были чистыми и ухоженными.

С другой стороны негромко охнула Елрех и, пробормотав ругательства, уткнулась носом в грудь Роми, и плечи ее затряслись. Сам Вольный выглядел изумленным; он приобнял супругу и стал гладить ее по спине. В полуметре от них стояли влюбленные: оба белые, как снег, желтоглазые и с виду хрупкие, словно их долго одолевала болезнь. Одежда на них свисала не по размеру — видимо, осталась от эльфиора и эльфиорки, чей облик они использовали. Босоногая Вестница улыбалась широко, но дышала тяжело, а ее щеки были мокрыми от слез. Аклен держал ее за плечи и что-то проговаривал, чего не могли расслышать мы с Кейелом.

Кейел…

Я снова посмотрела на него, и сердце облилось кровью. Он пришибленно озирался, но при этом создавалось ощущение, что ничего перед собой на самом деле не видит. Удерживая крепко меня за плечо, поглаживал его большим пальцем.

Через Кейела внезапно прошла Линсира и быстро направилась к балкорам. Остановилась рядом и протянула Аклену флакон.

— Ты должен это выпить, иначе яд дракона убьет тебя быстрее, чем ты примешь его облик. — Вытащила из широкого и глубокого кармана красной туники еще один флакон и добавила: — И это. Иначе… расплавишься.

Бойкая шан’ниэрдка смутилась лишь на мгновение, а затем кивнула Ил и беглым взглядом отыскала брата. Линсар сидел над книгой и хмуро изучал какие-то записи.

— Что-то случилось? — звонко поинтересовалась она.

— Нет, — мгновенно отозвался он, тряхнув листами. — Просто еще раз проверяю, не забыли ли мы чего.

— Если и забыли, то уже поздно исправлять, — прогрохотал недовольно Нелтор. Взглянул на Аклена, и его широкие плечи мгновенно опустились, да и сам он заметно сгорбился и отвернулся.

Вольный же не отрывал взгляда от Ил. Словно прикованный к ней невидимой цепью, стоял рядом, смотрел только на нее, прикасался к ней и что-то шептал. Что-то, что заставило плакать Елрех, а Ив дергать ушами и то краснеть, то белеть. Возможно, в той стороне звучали признания и прощания…

Не хочу знать наверняка.

Мы с Кейелом обнимались, находясь одновременно и в прошлом, и в настоящем. Молча и беспристрастно наблюдали за тем, как развивались события. Не сдвинулись с места, когда тень первого дракона накрыла нас. Изумрудная чешуя переливалась под солнечным светом, огромные крылья хлопали, оставляя зеленоватое марево яда в воздухе. Не сдвинулись и тогда, когда Нелтор и Линсира ритуалом призвали к поляне плененного огненного дракона.

Ил все-таки расплакалась…

Несколько ранее она, как и Аклен, тоже пила зелье, чтобы суметь притронуться к раскаленному дракону. О дальнейшем я бы предпочла забыть, о чем наверняка мечтали и ребята. К их счастью, я помогу им. С каждой секундой увиденного объятия Кейела слабели, Ив впервые на моей памяти стошнило, Елрех обомлела настолько, что прекратила рыдать, а у Роми, напротив, глаза стали подозрительно блестеть. А я… Я давно превратилась в чудовище. Поэтому отвлекалась происходящим от прощания с Кейелом. Искала утешение в чужом горе — и находила в нем силы для дальнейшего пути.

Линсира сделала все возможное, чтобы Аклен не чувствовал боли. Физической…

Два дракона издавали много шума, ломали деревья, жаром и ядом убивали растительность вокруг себя, тяжело дышали. Маги расходились дальше, но в какой-то момент укрылись за бирюзовыми щитами. Две тонких фигуры, так похожие на человеческие, не сразу приняли чужие облики. Тоже спрятанные за целительной силой, припали к мертвой земле, позволяя изумрудному дракону уйти. Взлетая, он зацепил хвостом красного дракона, поранил его шипастую голову и нарушил рисунок пленения. Огненный ящер все еще пьяно последовал за врагом, но чуть позже он придет в себя и будет бой. У старого, измотанного зельями Линсиры, дракона, несмотря на пламенную силу, не будет шансов.

Не зная драконьего языка, я знала каждый символ… Не живя в то давнее время, я знала, что случится с каждым, кто находился на поляне. Я переводила взгляд от одного мудреца к другому и разделяла чувство любого из них, но сильнее всего сердце разрывали на части Аклен и Ил. Сила вестниц позволяла мне видеть многое, но не все. Я никак не могла понять балкоров. Ради чего?..

Они лежали на земле, смотрели друг на друга и держались за руки. Их тела безболезненно менялись: цвета, формы, размеры. Вскоре они пугали вытянутой головой, огромными зубами, раздирающими щеки, и когтями, вылезающими из распухших рук. Когда трансформация закончилась, Нелтор и Эриэль под руководством Линсиры надрезали ядовитые веки Аклена. Все это время Линсар и Рувен подпитывали магией щиты, бесконечно вливая в них силу.

Сколько могущества было в мудрецах? Гораздо больше, чем во мне… И от всего этого они отказались, лишь бы только завершить войну и спасти тех, кто уцелел. Они мечтали остановить кровопролитие, восстановить регионы и подарить фадрагосцам безбедное будущее. Они сражались за то, во что верили. Вольные тоже сражаются за свою веру…

Я крепко сжала руку Кейела, но он никак не отреагировал, неотрывно наблюдая за ожившими воспоминаниями. Да уж… Пришла очередь ребят понять хотя бы частично, через что я проходила каждый раз, засыпая с реликвией в кулаке. Однако теперь меня не особо трогала трагедия, которую я знала посекундно наперед, сколько сводил с ума один единственный вопрос: все ли Вестницы — эгоистичные чудовища?

Ил лежала на брюхе, отвернувшись, упершись мордой в землю и зажмурившись. Крылья практически укрывали ее, но были напряжены, будто она пыталась заткнуть ими уши. Она не хотела смотреть, как все еще живому Аклену вырезают глаза. Ему не было больно, но его рассудок был в прекрасном сознании.

Я вытерла мокрую щеку ладонью, провожая взглядом Ив. Она едва не оперлась на дерево-иллюзию, но в последний миг разглядела обман — упала на колени, и ее стошнило. Роми не бросился следом, даже не оглянулся, словно всецело растворился в прошлом.

— Он верил духу, — прошептал Кейел, отступая и отпуская мою руку. Собирался сказать что-то еще, но съежился, зажмурился и устало потер лоб.

Духу ли? Мы оба знаем, кому верил Аклен.

Я сжала пустой кулак, удерживая остатки тепла Вольного. Сердце заныло от тревожного предчувствия, но сила Вестниц не давала мне точных ответов. Была ли виновна Ил в смерти Аклена? Был ли у Аклена враг, как у Кейела? И наконец — ради чего балкоры пожертвовали собой? Все во имя веры? Если у всех Вестниц одна вера, то я не понимаю Ил. Я до сих пор ее не понимаю…

Мы стояли еще долго. Безмолвные, слушали тихие голоса мудрецов, убитых горем. Казалось, бодрее всех была Линсира, но так лишь казалось. Когда Ил оттолкнулась от земли, шан’ниэрдка вытянула одну руку, а второй накрыла рот. Удерживая крик, она отступала к настоящему брату. Укрывшись в его объятиях, она плакала, пока Ил извергала пламя на Аклена. Когда поток прекратился, на его месте остался лишь обгорелый дракон — черный безжизненный камень.

Пронзительный вой разнесся в небе, дрожью промчался от головы до ног, пронзил сердце, вывернул нутро, заставил скривиться от беспомощности и невероятной ничтожности. Ив горько разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Кейел опустился на землю и обхватил голову руками. Я не спешила к нему, как не спешила и к растерянным Елрех и Роми.

Ил исчезла в небе внезапно, но я знала, в каком направлении она улетела.

— Надо было отговорить ее, — прохрипел Нелтор. — Ей не обязательно умирать.

— И как бы она жила с этим? — поинтересовался Эриэль, резко отворачиваясь от друзей и шумно выдыхая.

Рувен положил руку на его плечо и безжизненно проговорил:

— У них будет новая жизнь. Древо подарит ее им.

— Теперь пусть остынет, — громко произнесла Линсира, приближаясь к троице. Она снова выглядела самой собранной из всех.

Линсар следовал за сестрой, постоянно оглядываясь на горизонт. Подойдя ближе, он сглотнул и твердо спросил:

— Где перо? Мне нужно создать иллюзию.

— Как ты можешь оставаться таким спокойным?! — вспылил Эриэль, опять поворачиваясь ко всем. Его глаза были красными, а лицо бледным. — Они только что…

— Угомонись! — взревел Нелтор, шагнув вперед и сжав кулаки.

— Мы через столькое прошли… — поддержал Рувен.

— Они пожертвовали собой, — отрезал Линсар, окидывая всех хмурым взором. — Теперь уже поздно отступать. Никто из нас не имеет права сдаться.

Иллюзия развеялась в тот момент, когда мудрецы разбирали артефакты и обсуждали, как будут разбивать останки, чтобы освободить нутро и проложить путь ко входу сокровищницы. Иллюзия развеялась, а мы еще долго стояли, глядя себе под ноги, и молчали.

И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью.

— Скверна меня побери! — Первым отмер Роми и отшатнулся от всех нас. — Мы точно обязаны открывать ее?!

Он смотрел на Кейела осуждающе. Вскинув подбородок, сжимал кулаки, крепко сомкнул губы и нервно размахивал хвостом. Бледно-серое лицо в лучах умирающего солнца блестело от пота, а желтые глаза переполнял ужас.

— Мы можем дождаться твоего врага тут. Встретим его у входа и не позволим ему войти!

— Роми, — мягко обратилась Елрех, по-прежнему вытирая слезы, — не спеши.

— На это и был расчет мудрецов, — слабым голосом произнесла Ив. Она так и не поднялась с колен, лишь подползла ближе, и теперь, обнимая себя, дрожала. Подняла голову выше, окинула нас всех трезвеющим взглядом и продолжила: — Помните, мы предположили, что каждая подсказка — это проверка на то, как сильно кто-то нуждается в помощи артефактов.

Кейел, не поднимаясь с земли и не отрывая от нее печального взора, покачал головой.

— Я не думаю, что нам необходимо тревожить покой Аклена и… — Рвано выдохнув, он стащил ленту с волос, а затем стянул их к затылку. — Пусть эта иллюзия и очередная проверка, исследовательница, но Энраилл были правы, показав это все. Посмотри, через что они прошли, чтобы спрятать артефакты. Какое зло они спрятали, если поступили так?

— А если твой враг окажется сильнее нас? — поинтересовалась Елрех, тоже усаживаясь на землю. — Мы можем воспользоваться Чашей. Нужно только взглянуть на него, узнать, кто он, а потом запутать и увести от сокровищницы.

Кейел облокотился на колени и, сцепив руки в замок, поднял голову. Его взор стал жестким, колючим и, казалось, наполнялся силой. Он смотрел на Елрех пристально; желваки играли на впалых щеках, а волосы чуть качались от ветерка. Признание прозвучало, как обещание. Или даже клятва.

— Я должен убить его, милая фангра. Не отвести от сокровищницы, а убить. Или я, или он.

Тугая веревка никак не отпускала шею, продолжая душить меня. Я постаралась проглотить острый комок, но только снова порезала горло. В груди давил груз, а мысли раскалывали голову, разрывали меня между человеческими желаниями и обещаниями, данными самой себе.

Я должна. Тиналь, Фираэн, Фаррд, Красная Осока, Стрекоза, Феррари… Возможно, список прямо сейчас пополняется и другими именами: Волтуар, Акеон, Когурун, другие правители и множество ни в чем неповинных фадрагосцев. Без меня этих жертв никогда не было бы.

Я подняла глаза к лиловому небу и стиснула кулаки. Ветерок очередным порывом дохнул прохладой в лицо, позволил набрать воздуха полной грудью, развеял мысли, разбил метания и принес облегчение, а следом ясность в голову. Она немного кружилась, но это и неудивительно после всего того, что случилось за один день. Или последние недели, месяцы… Годы? Сколько я уже в Фадрагосе? Мудрецы были архимагами — могущественней меня; они знали Фадрагос — они были сильнее меня. Их было много, а я… Я даже не всегда доверяю Елрех.

Я больше не вытяну. Не осилю. С меня достаточно.

— Мне пора, — одними губами прошептала, закрывая глаза. — Прощайте.

— Мы дождемся убийцу тут, — принял решение Кейел.

— А как же ведьма? — отчаянно прозвучал вопрос Ив.

— Отыщем ее другим способом, — настойчиво произнес Роми.

— Вы Вольные! — напомнила Елрех.

— Я никому не позволю открыть сокровищницу! — серокожий повысил голос.

Я восхищенно присвистнула и улыбнулась. В тело возвращалась бодрость, а мысли наконец начали складываться трезво, будто кто-то щелкнул рубильник и отключил мои чувства, или просто покрутил тумблер на отметку ниже. Однако дрожь пробирала ноги и руки, а сердце колотилось быстро, как-то испуганно.

— Ты насмехаешься надо мной? — Роми изумленно уставился на меня.

— Да. — Я кивнула.

Он растерялся сильнее. Елрех и Ив ошеломленно переглянулись.

К Кейелу поворачиваться не стоит. Не хочу видеть ни его осуждения, ни подозрения. Хватит. Осталось немного, и я пройду свой путь до конца.

— Я смеюсь над тобой шан’ниэрд, — голос мой прозвучал певуче, а кинжал в руке замельтешил играючи. Шагнув по невидимой окружности, я лениво пояснила: — Любовь шан’ниэрдов многих восхищает самопожертвованием. Но что происходит сейчас? Не буду спрашивать у Кейела, почему он вдруг забыл о моем будущем, которое, между прочим, неоднократно разрушал. Он человек, а ты — нет. — Остановилась напротив Роми и, глядя ему в глаза, спросила тверже, без насмешки: — Ты изменил расу, Вольный? Почему внезапно ты игнорируешь тот факт, что исчезнешь и оставишь Елрех, изгнанницу и предательницу гильдии Пламя Аспида, одну? Без защиты. А ведь там, — Указала клинком на окаменелости Аклена, — может хранится самая действенная защита для нас. Наше спасение.

Роми замялся. Облизал губы и, свесив голову, отвел взгляд в сторону.

— Асфи, вы сможете постоять за себя без артефактов, — неуверенно произнес он. — Мы придумаем план, чтобы никто из вас не пострадал.

— Не могу понять: вы, Вольные, бессердечные или нет, — гнула я свою линию. — Чужие жертвы вам важнее, чем угроза жизни любимым? Посмотри мне в глаза, Роми, и скажи, что любишь Елрех той самой любовью, какую ставят в пример для подражания низшим расам. Давай же.

Он молчал. Девушки почему-то тоже виновато прятали глаза от меня, но заступаться за Вольного не спешили. В гнетущей тишине раздался хриплый голос, который все-таки пошатнул мою уверенность и заставил сердце ухнуть:

— Мы тут все разворошили и разломали. Когда появлялась иллюзия, шорох слышался на спине Аклена. Там, где находилось гнездо. Надо проверить, и если вход отыскался, то мы все равно не сможем оставить все, как есть. Но уже поздно. Предлагаю дождаться рассвета, а только потом двигаться дальше. Будем придерживаться первоначального плана.

Роми качал головой, слушая Кейела, и старался не смотреть на Елрех, но не перечил.

— Войдем в сокровищницу, узнаем моего врага, затем ведьму, а потом решим, что из артефактов и богатств вам пригодится. После уйдем, и обдумаем, как снова ее закрыть. Либо перепрятать все, если закрыть не получится.

Глава 27. Разбитое сердце. Эпизод второй

Весь вечер мы сторонились друг друга. Даже Елрех заметно избегала меня, словно стыдилась того, что поддержала мою затею с Сердцем времени. Я не обижалась на нее. Несмотря на то, что мы с ней знали, чем все закончится, когда я доберусь до артефакта, мы заставляли ребят переживать. Они не хотели рисковать Фадрагосом, снова открывая все то, что могло не загасить искру войны, а разжечь самое настоящее пламя. Мы рисковали уже хотя бы потому, что камень сдвинулся.

«Погрузись в смерть до самого дна, и она вознаградит тебя».

Кейел не ошибся, услышав шорох от спины дракона — камень сдвинулся. Из чернеющего круглого проема веяло холодом и резким запахом лимона. Вольные предполагали, что если вытащить из глазниц глаза, то сокровищница снова закроется, но никто не был в этом уверен, а проверять не хотелось никому — затвердевшие глаза встали в полость так плотно, что не выходило просунуть между ними и камнем кончик самого тонкого ножа, который у нас нашелся. Елрех допустила мысль, что глаза можно уничтожить, и тогда связь символов нарушится — дверь закроется. И никогда больше не откроется…

Прохладную ночь я провела в объятиях Кейела, но мы не перекинулись и парой слов. А о чем можно говорить с человеком, которого вот-вот потеряешь, если все разговоры вызывают жгучее чувство вины и невыносимое сожаление? Молчать было легче, но облегчение это казалось призрачным — вздохни чуть громче, и оно улетучится. Думать о сокровищнице и подстерегающих в ней опасностях — единственное, что хоть немного приободряло.

Я должна пройти путь до конца, даже ценой жизни тех, кто доверяет мне, иначе все будет напрасно. Абсолютно все.

Я должна.

* * *

Слабые лучи солнца едва пробивались на лесную поляну, а мы уже взобрались на окаменелости и смотрели в узкий лаз, уводящий внутрь дракона. Кейел вдохнул глубоко и, шумно выдохнув, произнес:

— Я первый.

Я сжала его пальцы крепче и сразу отпустила, позволяя оставить себя. Он отдал мне меч, избегая встречаться со мной взглядом, сумку — Роми, а затем вооружился кинжалом прежде, чем осторожно исчезнуть в густом мраке. Свет Охарс засиял мгновенно, но сразу пропал, а чуть позже в пугающей тишине раздался приглушенный голос:

— Спускайтесь все, места хватит.

Облегчение вскружило голову. Я аккуратно вложила меч в вытянутые вверх руки Кейела, а затем вытерла вспотевшие ладони о штаны.

— Я? — заметив внимание ребят на себе, уточнила на всякий случай. — Ладно, не возражаю. Это ведь у меня самая впечатлительная реакция, превосходное зрение и длинные уши. Во все беспросветное и фактически неизведанное меня можно отправлять смело первой. Ну ладно, второй.

— Сегодня опять разговорчивая? — Роми подал руку, помогая встать у края удобнее.

Я посмотрела в прищуренные глаза и поинтересовалась.

— А что, вчерашняя я понравилась больше?

Он насмешливо изогнул брови, а затем, не удержав настоящих эмоций, медленно скривился, как от кислятины. Кивнув на проем под ногами, поторопил:

— Быстрее, человечка. Как обычно ты затеваешь небывалую глупость, а потом ждем только тебя.

— Врун.

— Лгунья, — окрестил в отместку.

— Ну хоть сегодня не цапайтесь, — устало попросила Ив.

— Она не человек, — возмущенно оправдался Роми, чем удивил всех нас. И исправился: — Внутренне. Кто угодно, но не человек.

Хмыкнув оскорбленно, я вырвала руку из его руки и, горделиво глянув на девушек, сказала:

— А он выдумщик. Причем очень плохой выдумщик.

— Хватит, Асфи. — Елрех старательно прятала плохое настроение за обычным недосыпанием, но удавалось ей это с трудом. Наверное, если мы помедлим немного, она сама не подпустит меня к артефакту.

Через несколько секунд ноги коснулись твердой почвы, а взор выцепил в зеленоватом свете очертание каменных ступеней. Спускаясь по узкому, низкому коридорчику, я оценила чистоту: ни паутины, ни плесени, ни мха, казалось, даже ни пылинки. Резкий цитрусовый запах постепенно смешивался со сладостью и горечью. В Фадрагосе шоколада нет, но аромат напомнил именно его. Вскоре я смогла подняться в полный рост и, осматриваясь, размять шею. Пустая каменная комната располагалась не особо глубоко, возможно, мы даже не спустились полностью под землю, но дорога вниз на этом не заканчивалась. Пока Кейел изучал знакомую плиту в полу, а ребята спускались один за другим, я подошла к стене. Она напомнила мне пирамиды — все эти рисунки, выбитые на отшлифованных каменных блоках. Однако местные символы не имели ничего общего с изображениями фараонов и священных животных — лишь незнакомые символы, — и сами блоки были не такими огромными.

— Тут упоминают о жизни, — тихий голос Ив донесся до слуха.

Ребята присели вокруг плиты и обсуждали узоры на ней. Я подошла ближе и постаралась вникнуть. Кажется, упустила не так много. Кейел как бы невзначай отодвинулся от моих ног.

— У этой плиты разные силы, — полушепотом подсказала Елрех, поднимаясь в полный рост, и обводя пальцем в воздухе толстые ровные линии. — Они отделены друг от друга. Вот эти треугольники — каждая сила замкнута в них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да! — воскликнула Ив, размахивая рукой над одним из треугольников. — Кейел, доставай ключи. Упоминание о жизни и здоровье! — Оглянулась на меня; синие глаза переполнял фанатичный блеск. — Линсира была целительницей.

— С чего ты взяла, что там говорится о целителях? — скептически полюбопытствовал Роми.

Ив пожала плечами и указала на огромный символ по центру — полукруг на большой черте, от которого исходили небольшие, закрученные к центру спирали. Круги на кругах…

— Это на драконьем языке новорожденное Солнце.

— Да, но это не означает исцеление. Возможно, мудрецы указывают на Ил. Не забывай о подсказках. — Роми показал на второй треугольник. — Вот тоже Солнце, а рядом сразу несколько символов, говорящих о защите и спокойствии.

Кажется, или Роми просто мешается?

— Нужно сначала разложить все ключи за пределами замков, — пробормотала Елрех, пятясь от плиты и оценивая ее целиком, — а потом, когда будем уверены, переложим их на символы.

— А ты не видишь магию в самих ключах? — с надеждой обратилась я к ней, и тоже посмотрела на плиту, не приглядываясь к деталям. Похожа на пиццу, разрезанную на семь частей, и в каждой доли своя начинка. Елрех видит семицветик?

— Нет. Они будто совсем не имеют магии, или ее скрыли даже от таких прозорливых фангр, как я.

— Вы не понимаете! — настойчиво произнесла Ив, ударяя ладонями по полу и обращая на себя наше внимание. Указала на другую часть плиты и продолжила: — Там второй символ Солнца, но лучи не закручены, а завернуты в квадратную спираль. К тому же их концы заостренные, а тут нет. Они закругленные. Значит, имелось ввиду невинное Солнце. Доброе.

— Невинный рассвет, — как-то потерянно произнес Кейел, склоняя голову ниже, будто прятал выражение лица за упавшими волосами. И не позволив никому вставить слова, проговорил: — Поступим, как предлагает милая фангра. Клади чешую дракона возле этого участка, а возле второго Солнца пока положим ис’сиару Ил. Когда точно определимся, какой замок открывается каким ключом, тогда и переложим на нужные места.

— Почему ис’сиару Ил ты хочешь положить сюда? — кажется, опять возмутился Роми, склоняя рогатую голову набок. Или просто поинтересовался? — Ей больше подходит тот символ.

Я подошла ближе, чтобы увидеть, на что он указывает.

— Похоже на каштан. Ну, такой… В толстой зеленой кожуре и мелкими шипами, — заметила я. Поймав на себе неодобрительный взгляд рогатого, скрестила руки на груди и поежилась. — Что? Да, возможно, я ошиблась с ассоциацией, и это больше похоже на ворох злобных беловолосых шан’ниэрдов. Умопомрачительного дара с небес им стало внезапно мало, и они снова сцепились за идею максимизировать прибыль. Я бы тоже нарисовала кружок и кучу рогов и хвостов торчком из него. Самое гениальное решение в изображении алчных, коварных расистов, которые только и мечтают…

— Роми говорит правду! — громко встряла Ив. И наставительно добавила, осуждающе глядя на меня снизу вверх: — Это символ огня, Асфи. От ожогов колкая боль по всей пострадавшей поверхности, поэтому его изобразили именно так.

Она встала на четвереньки и подалась ближе к рисунку, а Роми, хвостом методично сметая пылинки с пола, подсказал ей:

— Посмотри на предыдущий символ.

— Тонкая извилистая линия — долгий путь. — Длинные уши дернулись.

— И он не по горизонту, а нанесен вертикально. И снизу линия шире, а к вершине тончает.

Ив кивнула, рассуждая вслух дальше:

— Имелся ввиду жизненный путь от рождения до смерти, а не обычная дорога.

— А потом символ огня, как конец пути? — негромко спросил Кейел, вмешиваясь в разговор парочки умников. Он нервно убрал волосы за уши и поделился своим вариантом: — Тогда этот же замок может смело принадлежать Аклену. Он умер в огне, а путь Вольного не менее запутан и труден, чем у Вестницы.

Ну конечно… У нас несчастные, обиженные судьбой и всеми преданные бедняги — только Вольные, а все Вестницы — злобные палачи. Почему он не скажет мне об этом вслух? Может, рассказать ему на прощание о короткой любви богомолов? Наверняка он найдет много общего у них с любовью Аклена и Ил.

— Конечно. — Ив не заметила раздражения ни в голосе Кейела, ни в его резких движениях. Кажется, за собственным волнением этого никто не замечал, кроме меня. А ведь Кейел с самого утра такой. Или с вечера… — Только глянь еще на несколько символов снизу. Ровная линия и сверху полукруг, но не такой плавный, каким изображают Солнце, а похож на…

— Купол, — вставила я, хмурясь и почесывая кончик носа. Наверное, мудрецы использовали самый примитивный язык, чтобы народ, позабыв толкование символов, мог рано или поздно хотя бы примерно догадаться, какой из них что обозначает. При виде этого знака я вспомнила мультик «Красавица и чудовище». Внутри не хватало только волшебной розы с опадающими лепестками.

Тик-так, Аня…

— Верно, — ответила Ив, глянув при этом на Кейела, неохотно ожидающего полного толкования от нее. — Это простейший символ защиты.

Я нетерпеливо выдохнула, снова разглядывая рисунки и стараясь отвлечься новой задачей, но гнев усиливался гораздо быстрее.

Скорее бы все закончилось.

— Вольные защищают Фадрагос, — по тону Роми опять трудно было понять, он просто поправляет Ив, не соглашается с ней или…

Или говорит, чтобы просто сказать.

Согнув руки в локтях, я вскинула их со словами:

— А у меня предложение! У кого есть хвост, тот прикусит его на несколько…

— Пусть сначала подготовленная Ив скажет все, что знает и как понимает! — одновременно со мной произнесла Елрех, но громче. — Роми, запоминай, с чем ты не согласен, и потом поправишь. Но будет лучше для всех нас, если опытная исследовательница, разбирающаяся в древних знаниях лучше любого из нас, выскажется первой, и ее никто не будет перебивать и поправлять.

В серых глазах Елрех застыла горечь и раздражение, а рука крепко сжимала рукоять костяного кинжала. И я, как и всегда, невольно отступила от разгневанной фангры подальше.

Видимо, все мы сейчас на взводе, просто злость у каждого проявляется по-разному. Ив становится занудна в объяснениях, а еще требовательна ко всеобщему вниманию, будто без него сама не справится. Возможно, в этом ее основная беда, а там и повод для обид. Она трудится, из кожи вон лезет, чтобы стать всемирно значимой особой, а ее никто не замечает.

…она озлобилась — и теперь хочет уничтожить Фадрагос и неблагодарных жителей. И я ее даже не осуждаю, ведь фадрагосцы и впрямь поголовно моральные уроды. Вот только я убью ее, если она окажется врагом Кейела. И мне будет не жаль самых красивых глазок, которые я когда-либо видела. Точно не жаль.

Или Роми…

Он вот злится, и поэтому утаивает внутреннюю бурю излишне — настолько, что в итоге трудно понять, чью сторону он принимает. Как можно быть таким? Таким… Духи Фадрагоса! Скрытный идиот с метелкой-предательницей из задницы! Только хвост и выдает его настоящие чувства! Было бы с кем поспорить, я бы поставила на то, что именно он враг Кейела. Это же очевидно, потому что злодеи именно такими и бывают. Хамоватыми придурками, которые считают себя самыми умными. Рогатый гений-ксенофоб! Я не встречала в жизни никого хуже и заносчивее.

А может, я ошиблась в Елрех? Сейчас она не способна улыбаться и успокаивать нас, как это часто случается, а немногословие использует только для предложений, скорее похожих на приказы. А ведь несдержанность, как и алкоголь, проявляет нашу истинную суть. Так вот какая она настоящая? Без всей этой доброй фангровской шелухи она сразу хватается за кинжал и не способна сдержать властность. А в супруге она увидела родственную душу… Они разок сыграли в унисон на одинаковых струнах ненависти ко всему чуждому и до безумия влюбились. Ага, в собственное беловолосое отражение, отыскавшееся друг в друге.

Успокойся, Аня. Ты сейчас ничем не лучше… Глянув на Кейела, я едва не поморщилась. Ну да… Все гениальное просто! Достаточно всего одного взгляда на этого парня, чтобы понять, что никого опаснее в этом мире не существует. Ему с таким характером и целеустремленностью никаких врагов не нужно. Сам себя в могилу загонит. Как же сильно он заморачивается о целостности замков, ключей, фрагментов — всего, что связано с его миссией, при этом забывая о чувствах ближних и их личностях. Будто думает, что все вокруг него Вольные, которые способны понимать его без слов.

Прекрати, Аня! Ты просто снова мечешься из крайности в крайность. Тебе уже не хочется, чтобы эту чертову дверь открыли! Поэтому же тебе чудится во всем заговор.

Я обхватила себя руками и стала медленно мерять комнатку шагами, чтобы хоть как-то занять себя. Разнести бы к чертовой матери эту плиту и не тратить на идиотские головоломки драгоценное время! Но мудрецы были сильнее меня, а значит, мои Ксанджи не справятся с ней, и неосторожные действия могут привести к печальным последствиям. Я не имею права на импульсивность. Хватит и того, что сорвалась в Холмах грез. Елрех не может совместить ключи и замки по цвету, а Ив… Ну почему нельзя обойтись без подробных разъяснений каждого символа?! Кулаки сжались самопроизвольно, а зубы заныли от той силы, с какой я стиснула челюсть.

— Неужели тут нет какой-нибудь очевидной разгадки, как было с картой? Быть может, мы опять тратим…

— Нетерпеливая Асфи, помолчи! — вспылила Елрех.

Я шумно выдохнула, стараясь удерживать себя в руках. Голос Ив колол слух, а в рисунках, которые она разбирала по кусочкам не было даже крохотной зацепки для какой-нибудь очередной издевки над рогатым. Хоть какая-то отрада напоследок…

Наконец-то вместо мелодичного голоска Ив, зазвучал хриплый. Однако вместе с облегчением он принес чувство вины и стыда, что мгновенно вернуло злость на прежний уровень.

— Итак, у нас есть семь замков. Поправь меня, если я что-то упущу. — Кейел уселся на каменном полу, вытянув ноги, упершись руками за спиной и запрокинув голову. Разглядывая потолок, подытожил с плохо скрытой насмешкой: — Невинный рассвет… описан, как дарующий жизнь, — это первый. Отдадим его целительнице. Второй — извилистый путь, оконченный огнем и необходимый для защиты каких-то защитников. Хочешь отдать его Ил. — Ухмыльнувшись, промычал, несильно покачал головой и щелкнул возле виска пальцами. — Я взял эту неудачную идею на заметку, но не согласен с ней. Есть еще иллюзии и священные кольца на одном участке, и он принадлежит Линсару. Есть упоминании об уме, богатстве и влиянии.

Стараясь прогнать обиду от намеков Кейела, я пробубнила:

— Так себе магия.

Но мгновенно хмыкнула. Впрочем, не стоит недооценивать силу денег или, в данном случае, Единства.

— Это точно Эриэль с его влиятельным папашей. — В Роми взыграла зависть или обида? Еще пара таких нервных взмахов — и его хвост оторвется, отлетит в стену и устроит в комнатке обвал, а мы еще даже в сокровищницу не попали. Может, попросить его, чтобы он пободался с древней силой мудрецов?

— Еще один рассвет, но уже агрессивный, — продолжал Кейел. — И ты думаешь, что это о Нелторе, который изучал болезнь солнца.

— Да, — полушепотом подтвердила Ив, тоже усаживаясь на пятую точку. Потерлась щекой о плечо и, не оборачиваясь, указала большим пальцем в мою сторону. — Обычно этим занимались маги-следопыты. Их особенно интересовало, как работала память.

— Допустим, — согласился Кейел, лениво поправляя клочок шерсти рядом с озвученным сектором. — Есть множество причин, по которым с этим выбором я соглашусь. Как и соглашусь с тем, что основной символ защиты и сердце в нем указывают на Рувена. Милосердная раса… Но с этим не согласны Роми и Елрех, считая, что защита и сердце стоит отдать Линсару, который оберегал младшую сестру. — Пристально посмотрел на напряженного Роми и вкрадчиво спросил: — Ответь честно, это личное?

— Какие же люди твари, — прошипел под нос Роми.

Я скривилась, разглядывая Вольных. Они это всерьез? А как же бесценное время?

— Не я убил свою семью.

— Грязную работу за тебя выполнила Аня. Ой! — Желтые глаза стали колодцем ехидства. — Извини, человечка, оговорился. Анья, Аня… Немного похоже. Хотя учтем твой характер и тягу к разрушению, тогда сходство очевидно.

Я шагнула вперед, сжимая кулаки, но ни ответить, ни разоблачить никого не успела.

— И мне не нравится, что символ яда и смерти ты относишь к Аклену, — повысив голос, произнес Кейел.

Ив еще какое-то время металась взглядом от меня к Роми, а потом дернула ушами и снова уставилась на Кейела.

— Мне кажется, речь идет о яде дракона и его смерти.

— А как же символ предательства рядом? — он улыбнулся шире, а я зажмурилась, чтобы не видеть его лица.

Подыграть и напомнить ему, как он — Вольный, — неоднократно использовал меня для своих выгод? Чем не предательство? Да Вольных во всем мире презирают! Без причин ли?

Ив шумно вздохнула и внезапно согласилась перетасовать предметы, чем остро зацепила меня. Я едва не подавилась воздухом. Ее нагло обманывают, а она этого не замечает. Да и Елрех туда же…

— Ты неоднократно оказывался прав, — сказала Ив, поднимая ис’сиару Ил и занося руку с ней к сегменту, в котором говорится о смерти, яде и предательстве. — К тому же у Вольных миссия заключается в том, чтобы спасать мир. Защита подходит ему больше, как и огонь.

Я беспомощно посмотрела на Елрех, но она неотрывно следила за ребятами, и моей злости не разделяла. Кажется, она вообще была не с нами.

— Нет, нет, нет! — Закричала я, задирая подбородок и поднимая руку к потолку. — Положи ис’сиару Ил на место, фанатичная обожательница Вольных!

— Асфирель, — мигом очнувшись от глубоких мыслей, с упреком простонала Елрех.

— Умная-глупая исследовательница уже договорила! — опередила я ее, защищаясь от очередных нотаций и затыканий рта. — Настало время высказаться несогласным. Или согласным! С данным сектором я согласна более чем! — И почти по слогам повторила: — Положи ис’сиару на место.

— Аня, Ил осквернила разум Аклена, — негромко и достаточно терпеливо влез Кейел, но его тон снова звучал с насмешкой. — Считай, что отравила. И это он умер в огне, а не…

— Духи Фадрагоса! — Я схватилась за голову и отшатнулась. Вдохнула глубоко, глядя то на одного Вольного, то на другого. — Богомолы?.. Глупость какая! Надо было сразу о черных вдовах вспоминать!

— О чем ты говоришь? — Елрех нахмурилась.

— О мерзких паучках. — Я поиграла пальцами в воздухе, изображая кистью руки насекомое. — Черное-черное брюхо — наверное, та же расцветка, что и у моей души. Мне так братец Гар’хорта шепнул. — Хохотнула нервно и стала расхаживать по комнате. — А на брюхе коварных самок силуэт песочных часиков. Это такая штука, которой время измеряют. Ужасные пауки одним лишь существованием напоминают о ненавистном Повелителе Тавирде. Только представь, если хотя бы одна особь заведется в Фадрагосе… Это же вся безопасность мира шан’ниэрду под хвост! А какие они смертельные… Насколько я помню, от их укусов сердце колотится, дыхание перехватывает, тебя всего лихорадит и даже бывает помутнение рассудка. Ну чем не симптомы любви? — Развела руками, окидывая ребят беглым взглядом. — Но самое ужасное в самках то, что они съедают самца. Все во имя будущего потомства! А он бедный придурок доверился… — Остановилась возле Кейела и сцепила руки за спиной. Вольный снова не смотрел на меня, а вместо этого уставился в стену. — Это так похоже на Аклена и Ил. И так похоже на нас с тобой. Правда, Кейел?

Он тряхнул головой.

— Я не говорил, что…

— Но ты снова избегаешь меня! А сейчас из-за глупых предубеждений намеренно собираешься совершить ошибку! Хочешь остаться белым и пушистым, но не пустить меня в сокровищницу?! — Помолчала немного, надеясь, что он все же найдет смелости посмотреть мне в глаза, но не дождалась. — Тогда одолжи шерсти у более честного подельника.

— Я ни о чем не договаривался с ним, — мгновенно оправдался Роми.

— Верю, — улыбнулась я. — Ведь не успели бы. Никакой помощи духов не хватит, чтобы обсудить детали на глазах у глазастой фангры. Вот только какие обиды у тебя могли возникнуть, когда тебя ткнули носом в смерть сестры? О каких детских травмах и личных тревогах из прошлого шла речь, если тебе плевать? И ему плевать. — Указала ладонью на Кейела. — Он и о родителях после их смерти не горевал. Вольные! Должны быть умными, а решили провести меня такой глупостью. Быть хитрее самого опытного лжеца…

Кейел все же вскинул голову, вот только вместо стыда в его глазах горела ярость. Заметив, что он собирается встать, я попятилась.

— Не смей подходить ко мне!

— То есть ты можешь и сговариваться против меня, и обманывать, а я этого права не имею? — поинтересовался он, медленно поднимаясь.

— Ты хотел уничтожить ключи, положив их на… на неверные места? — заикаясь спросила Ив.

Роми цокнул языком и пробормотал:

— Только дошло.

— Бесчестный человек, — протянула Елрех, вытягиваясь всем телом. — И чем символ предательства в судьбе Вольного не понравился тебе? А ты? — Она повернулась к Роми.

— Выйдем поговорить. — Кейел подошел ко мне и потянулся к моему локтю, но я замотала головой и отошла дальше.

— Не, не, не. Если мы выйдем отсюда, то ты со мной обратно не спустишься.

Он нахмурился.

— Почему?

— Потому что я тебя съем. — Я пожала плечами.

Почему не злюсь на него? Наверное, потому что он прав. Я разрешила ему манипулировать собой, когда стала поступать с ним так же.

— Аня…

— Ты самый настоящий идиот, Кейел, — тихо произнесла, позволяя взять себя за локоть, но Кейел не потянул меня к выходу, а застыл без движения. — Ты вот-вот умрешь, или что еще там с тобой случится. И я не могу отделаться от этой мысли, а ты подозреваешь меня в своей будущей смерти. Я не твой враг, Кейел. Как ты понять не можешь, что я с ума схожу? Ты же исчезнешь из моей жизни!

Он шумно выдохнул и, притянув меня к себе, обнял. Я прижалась щекой к твердой груди и, ощутив его тепло, поняла, что мне было прохладно без него.

— Я боюсь доверять тебе, Аня. Ты не представляешь, как мне страшно и как сильно я запутался.

— Я тоже, — выдохнула я.

— И мне известно, как раскладывать ключи, — обреченно признался он и поцеловал меня в макушку.

— Мне тоже, — протянула его же интонацией.

Кейел попытался отстраниться, но я крепче вцепилась в сильные плечи и не позволила этого сделать.

— Сила вестниц? — предположил он.

— Знания Ив, легенд и прошлого ключей.

— Уверена, что не ошибаешься?

— Уверена. И узнала еще до того, как ты выставил себя упрямым дураком.

— Прости.

— И ты меня.

— За что?

— За то, что смирилась с тем, что потеряю тебя.

Нам понадобилось всего несколько минут на то, чтобы снизить амплитуду напряжения между Елрех и Роми, растерявшегося как несмышленый ребенок. Ив смотрела на нас с Кейелом с удивлением, когда мы прогнали всех от плиты и стали вместе раскладывать ключи, будто никакой ссоры и проверки на вшивость никогда не было. Видимо, мы оба с ним ненормальные…

— Аклен предал своего попечителя, или как там называли этих соггоров, — поясняла я, укладывая первую ис’сиару на сектор с ядом, смертью и предательством.

— Покровителями, — с улыбкой напомнил Кейел, уже подавая вторую ис’сиару.

— С этой пламенной любовницей все очевидно, — улыбнулась я в ответ. — Извилистая дорога Вестниц, а затем смерть в огненном облике. Поэтому-то мудрецы на карту возле скалы, у которой разбилась Ил, не поленились нанести значок мертвого дракона.

— Хорошо, — похвалил Кейел, позволяя положить ключ к нужному замку.

— Клочок шерсти и перо спятившего рассата — в этом я всецело доверяю Ив. И Нелтор, и его дружок работали над болезнью солнца. И более того — рассат подарил знания Нелтору о переселении души из одного тела в другое. Этотрассвет изображен недобрым, а такими они бывают лишь в том случае, если Солнце запомнило прошлую жизнь.

Нежность сошла с лица Кейела, а я невольно взглянула на вход. Быть может, все же истинный хитрец и есть враг Кейела? Не войдет ли он прямо сейчас к нам, когда мы сделали всю работу за него?

— О переселении души догадался Дес, — прохрипел Кейел и прокашлялся в кулак. — Давай дальше.

— Защита и сердце. Я никогда не встречала более милосердных и справедливых существ, чем рассаты. Передай заколку.

— Согласен.

Вкладывая украшение в мою руку, Кейел ласково погладил пальцы и чуть сжал их на секунду. Я улыбнулась ему в ответ, но не позволила себе надолго отвлекаться от основной задачи.

— Линсира — целительница. Сам положи на Асфирель чешую, а мне дай перстень Эриэля.

— На тебя? — усмехнулся Кейел.

— Ты прекрасно понял, о чем я. Невинный рассвет… Надо же.

— Я тоже часто жалею, что наградила тебя таким именем, — отозвалась за моим плечом Елрех.

Перстень Эриэля я положила на сектор, где упоминалось влияние, а напоследок оставила ключ от родительского дома Линсара. Сжимая его в кулаке, я заговорила полушепотом, и Кейел склонился ко мне, чтобы расслышать. Его дыхание приятно согревало щеку, поэтому говорить хотелось, как можно дольше.

— Когда-то я предположила, что он овладел силой телепортации. А о том, что он иллюзионист знала давно. И только сейчас мне кажется, что его легенда… О том, что он появился на ратуше, а с его плаща срывалось пламя… Драконы не нападали на город, Кейел.

Я подняла голову и встретилась с внимательным взглядом зелено-карих глаз.

— Думаешь, он испробовал силу огромной иллюзии?

— Уверена, — еще тише ответила я. — Он хотел, чтобы те, кто посмотрит на смерть Аклена точно растерялись между настоящим и прошлым.

— А народ поверил в могущественного защитника.

— И так появился один единственный Энраилл. Настолько могущественный, что сумел укрыть щитом целый город и противостоять артефактом аж нескольким драконам. — Сердце сжалось от высказанного.

Кейел нахмурился, заметив мою взволнованность, и верно истолковал ее.

— Если артефакты и сокровища такая же выдумка… — Склонился еще ниже и договаривал уже мне в губы. — Такие жертвы не могли быть принесены не за что, Аня. Но если артефактов все-таки не существует, я придумаю, как защитить тебя.

— Что? — Я сдержанно засмеялась, качая головой.

Кейел быстрым движением схватил меня за запястье, обрывая мой смех, и быстро прошептал:

— Я бы не позволил Ив неправильно разложить ключи.

— Хочешь сказать, что это был очередной экзамен? — Я изогнула бровь.

Чушь…

— Можешь не верить мне.

— Почему вы шепчетесь? — протянула Ив. — Я все равно все слышу.

Кейел проигнорировал ее и с силой удержал мою руку, когда я попыталась встать. В его глазах снова вспыхнула ярость, а шепот зазвучал со злостью:

— Аня, мне плевать, что ты думаешь обо мне! Но я сделаю все, чтобы защитить тебя. Я отдал тебе все, что у меня было! Все! — ненадолго замолчал, будто старался успокоить дыхание, а потом спросил устало: — Что еще тебе от меня нужно?

Прижал мою руку к своей груди, к сердцу, и, не позволив ответить, опять зашептал:

— Если бы я мог, я бы подарил тебе весь Фадрагос, но… Даже если бы я мог — он тебе не нужен! Я готов отдать тебе последнее, что у меня есть! Но проблема в том, что я Вольный. Всего лишь Вольный, у которого нет ничего, кроме навыков убийства!

Он резко поднялся и произнес громче:

— Сначала отойди от двери, а только потом клади ключ.

И вправду — что еще мне от него нужно? Что же еще?.. Наверное, именно то, что он не может мне отдать, а я не имею права принять, — он сам и эта жизнь. Я закрыла глаза, прогоняя лишние, бесполезные мысли. Если так продолжится, то мы все перебьем друг друга раньше, чем войдем в сокровищницу…

— Чем ближе мы к ней, тем дальше от нее, — словно прочитав мои мысли, протянул Роми. — Мы случайно не в очередной иллюзии? Отдайся грезам…

Я поднялась и оглянулась на его голос. Они с Елрех снова обнимались, и это согрело сердце.

— В добрый путь. — Выдавив из себя улыбку, я подкинула последний ключ к нужному замку.

Кейел снова оттащил меня, когда раздался шорох. Пульс участился, а эйфория от очередной маленькой победы боролась с диким желанием убраться от сокровищницы подальше. Какие же противоречия иногда переполняют нас…

Каменная плита разделилась на семь частей, и они скрылись под полом, предъявляя взору очередной вход вниз.

— До самого дна, — нервно хохотнула я.

Роми, проходя мимо, угрюмо дополнил фразу словами из этой же подсказки:

— В смерть.

Лишь бы все испортить негативом, будто его и без того недостаточно…

Длинная лестница уводила нас еще глубже под землю, откуда уже несло плесенью, сыростью и затхлостью. Коридор, к которому она нас привела, был шире и выше; до потолка не дотянулись бы и Вольные. Где-то капала вода, раздавался шорох наших шагов, босые ступни почему-то резко захотелось защитить сапогами, но я от них давно и самонадеянно отказалась. Мы продвигались в полном молчании и на боевой изготовке, вооружившись кинжалами и внимательно прислушиваясь. Вот только идти оказалось не так уж и далеко. И нескольких минут не прошло, как мы уперлись в очередную дверь, которая ошеломила всех нас. Простая деревянная, она висела на блестящих, нетронутых ржавчиной петлях, и выглядела совершенно новой. В нее был вбит огромный гвоздь, или им была прибита записка: «Одержимый, остерегайся огня, который ведет тебя. Пока он друг — он освещает тебе путь, питает силой, а через миг — погубит». На гвоздике так же висел длинный шнурок и ключ. Видимо, от этой же двери.

— Здорово, — прошептала я, скрещивая руки на груди и оборачиваясь к задумчивым ребятам. — И что? Этот ключ можно просто взять, а потом так же просто открыть эту самую простую на вид дверь? И нам ничего за это не прилетит?

Ребята молчали. Наша самая умная исследовательница, закусив губу, хмурилась. Елрех щурилась, разглядывая дверь так, будто забыла свои волшебные очки на поверхности. Вольные… Как и всегда решительные, и смотрят на все преграды перед собой, как на злейшего врага.

— Ни единой мысли? — не дождавшись ответа, полюбопытствовала я. — Ладно, тогда я, пожалуй, рискну.

— Стой! — Кейел перехватил мою руку, не позволяя притронуться к ключу. — Это может быть ловушкой.

— Я не вижу в ней даже слабой силы, — сказала Елрех.

— Но она выглядит так, будто столяр изготовил ее только что, — снова поддержал мою мысль Роми.

— У меня нет идей относительно написанного предупреждения, — чистосердечно созналась Ив.

— Духи Фадрагоса! — простонала я.

— Освещает тебе путь, — нахмурившись, еще раз прочла Ив.

— Это не дверь, — сказал Роми и протиснулся между мной и Кейелом. — Очередная иллюзия.

— Через нее можно пройти? — оживился Кейел, поворачивая голову к рогатому.

— Не стоит. Что-то есть вот тут, — Роми указательным пальцем поводил чуть ниже массивной петли, — с обеих сторон. И еще снизу. И тут, — поморщился, — но будто в стене.

— Из-за такой хорошей иллюзии ничего не видно, — пожаловалась Елрех и подперла мое плечо с другой стороны.

— Асфи, позови Ксанджей, — резким голосом попросила Ив, отчего я вздрогнула.

Без лишних вопросов я выполнила ее просьбу, и как только огненный свет потеснил зеленоватое сияние Охарс и упал на часть двери, она попросту исчезла. Ксанджи двигались по немому указанию, показывая не только чуть торчащие из дверных косяков тонкие раутхуты, насторожившие Роми, но и часть дальнейшего коридора. На его стенах висели небольшие каменные морды драконов, словно горькое напоминание о смерти Аклена и Ил. Кейел перехватил кинжал удобнее, выставил руку с ним перед собой на уровне груди и с опаской шагнул вперед. Второй рукой стянул сумку с плеча, но не спешил бросать ее на землю. Мы тоже молча обнажили оружие, переглянулись и последовали за ним через иллюзию. Я внимательно следила за Кейелом и успевала посматривать по сторонам, надеясь, что стены коридора не являются такой же иллюзией, как и дверь. Что если бессмертные стражи, которыми мудрецы так запугивали искателей, прямо сейчас следят за нами и готовятся к роковому прыжку? От усердности слух напрягся настолько, что, казалось, я слышала легковесные шаги Ив позади себя, чего быть, конечно же, не могло. Сердце замедлилось, а в трещинах и углах, заполненных густым мраком, чудилось движение. Насекомые, змеи, или шутит накаленный до предела разум?

Удар пришелся оттуда, откуда я не ждала.

Кейел отпрыгнул, задел меня плечом, крепко вцепился в локоть и повалил на землю, накрывая собой. Возле самого уха что-то загудело, быстро нагрело правый бок. Лопатки кололо и обжигало от той силы, с какой я приложилась о камень. Хорошо, что успела отшвырнуть сумку и элементарно не упала на флаконы с зельями. Они могли разбиться и, скорее всего, было бы куда больнее.

Гул длился еще несколько секунд, которые я пролежала неподвижно с закрытыми глазами. Когда все затихло, осторожно разжала кинжал, который тоже успела отвести в сторону. Духи Фадрагоса, а если бы реакция была хуже?! Кейел напоролся бы на него!

— Вы в порядке, люди? — спросил Роми. — Лучше отползите оттуда.

Кейел приподнялся на локтях, и стало чуточку легче дышать.

— Ты тяжелый, — хрипло выдавила я из себя и, приподняв голову, попыталась откашляться. Получилось не очень. Я снова позволила затылку коснуться холодного пола и мысленно закончила фразу.

…но давай не будем вставать, а останемся прямо тут. Без движения, без целей, без лишних мыслей, разъедающих рассудок, как кислота. Вернись на место, мой ужасный Вольный.

— Извини, — произнес он, обдавая висок теплым дыханием и окончательно скатился с меня.

— Они извергают пламя, — констатировала очевидное Ив.

Я не спешила подниматься, а, лежа на спине, разглядывала шипастые головы драконов, ошибочно принятые за траурные декорации.

— Надо разобраться, как работают эти хитрые морды, — протянула Елрех.

Мне и видеть ее не нужно, чтобы знать, что она сейчас вытянулась всем телом, уперла руки в бока и с подозрением приглядывается к огненным ловушкам.

— Не разобраться в работе, а разгадать очередную головоломку, — поправил Роми. — Больше нельзя двигаться вперед, не проверяя каждый последующий шаг.

Кейел, кряхтя и потирая колено, поднялся и проговорил:

— Я был прав.

— Ты был прав, — согласился Роми.

Они дружно хмыкнули, шумно подышали в унисон и замолкли. Я с удовольствием полежала еще немного, ожидая объяснений, уточнений или хотя бы продолжения неясного диалога, но в итоге простонала, с трудом уселась и попросила:

— Поясните, пожалуйста, для отстающих.

— Я тоже ничего не поняла, — призналась Елрех.

— Они говорят о порядке подсказок, — удивила Ив; я даже попробовала обернуться к ней, но в спине мгновенно стрельнуло. — О том, что если бы мы искали их в нужном порядке, то сложность возрастала бы с каждой постепенно. Тут тот же принцип и с теми же подсказками.

Вольные продолжали молча разглядывать коридор, не поправляли, не язвили, а значит, она не ошиблась. И как устроены ее мозги? Почему в обычных отношениях она до ужаса наивна, а когда касается вот такой мудреной логики Вольных, то работает как вычислительная машина?

— И на какой подсказке мы сейчас застряли? — поморщилась я, с трудом поднимаясь. Кажется, отбила еще и пятую точку.

— Судя по раутхутам в стенах — Свод Скверны, — ответил Роми, налегая на стену и стараясь заглянуть за ближайшую голову ящера на противоположной стене.

— Погодите, — Елрех свела белые брови на переносице, — а как же печальная подсказка Ил?

Голос Ив за нашими спинами прозвучал не менее печально:

— А ее мы пропустили…

Мы дружно отвернулись от драконьих голов и уделили внимание стене, которую разглядывала Ив. Барельефы находились по обе стороны от двери-иллюзии: два дракона смотрели на нас желтыми топазами, сложив крылья и раскинув передние лапы. У левого дракона в животе была ниша, а в ней — закрепленный факел, склянка с ярким красным зельем и ритуальный кинжал. Кажется, именно им вырезали глаза Аклену.

Аклен… Я посмотрела на второго дракона и задержала взгляд на рубиновом сердце, выпирающем из каменной груди. Картинка действий, которых необходимо выполнить, сложилась в голове мгновенно. Ладони вспотели, и отчего-то проснулся невыносимый стыд.

— Не стоит этого делать, — произнесла Ив, тоже догадавшись, что необходимо.

Почему-то ее реакция разозлила. Возможно, потому что в ней я увидела себя? Мы все по каким-то причинам сомневались и боялись.

— Струсила? — с вызовом поинтересовалась я, выравнивая дыхание. Если ни у кого не поднимется рука изувечить камень, то я справлюсь сама. — Предлагаешь вернуться обратно?

— Вы не понимаете. — Ив бросила виноватый взгляд сначала на меня, а потом на Кейела. — Пока не поздно надо послушать Роми и уйти отсюда.

— Нет, хватит. — Со злостью произнес Роми и устремился к стене с Ил. — Ты слышала их еще вчера. Им нужна сокровищница.

Он ухватил кинжал, быстро приблизился ко второму дракону и за считанные секунды отковырял глаза. Драгоценные камни со звоном упали на каменный пол и затихли.

— Не делай этого, — полушепотом попросила Ив, почему-то с надеждой оглядываясь на застывшую Елрех. — Мы не знаем, что будет.

— Ив успокойся, — с явным трудом сказала Елрех, свесив голову и отступая. Едва не осипла… Да что с ними не так? — Вот именно, мы не знаем, что будет.

— Надо сказать им!

— Замолчи, — рыкнул Роми, выливая на конец факела зелье.

Я скрестила руки на груди, посмотрела на хмурого и тоже растерянного Кейела и спросила:

— О чем вы говорите?

— Что происходит? — голос Кейела прозвучал требовательней.

— Мы сами приведем их на жертвенный алтарь!

— Нельзя изменить предначертанное, Ив, — выцедил сквозь зубы Роми, зажигая факел.

— Можно попробовать! Роми, не надо! Не убивай их!

Он поднес чадящий огонь к рубиновому сердцу, взглянул на Кейела сурово и застыл, тяжело дыша.

— При чем тут предначертанное? — спросил Кейел. Удобнее перехватил кинжал и произнес с угрозой: — Говори, Вольный.

— Поверь, тебе не станет от этого легче. Все равно другого выхода нет. Не для нас с тобой.

Осточертели все! Гребаные маньяки! Со жгучей ненавистью в груди я шагнула вперед, тряхнула руками, ощущая прилив сил, и потребовала:

— Выкладывайте все на чистоту, иначе, обещаю, живым отсюда никто не выберется. — И медленно повторила: — Никто.

На плечо легла тяжесть, и я оглянулась. Елрех смотрела на меня, сжимая плечо, и тихо выдохнула:

— Ил…

— Что опять с этой Вестницей не так?! — собственный голос прозвучал противно, резко.

Елрех сглотнула, кивнула Роми, а затем, глядя мне в глаза, сказала:

— Когда она прощалась с Акленом, то говорила, что пострадают не только они, — и снова замолчала, косясь на Роми и терзая мое плечо нервозным жестом; ее коготки кололи кожу, но хотя бы отвлекали от страха перед таинственным прощанием влюбленной пары.

Когда Роми разочарованно покачал головой и уже хотел было вернуться к начатому, не выдержала Ив. Вздрогнула и быстро процитировала:

— Все будет хорошо, Аклен. Наступит время и сюда придут другая Вестница и другой Вольный. Им тоже придется пожертвовать собой, чтобы у нас было будущее.

— Я предлагал остаться на поверхности, — тряхнув головой, выплюнул Роми. Белые волосы упали на серое лицо, — но вы меня не слушали.

— Почему не сказали сразу? — приглушенно спросил Кейел.

— Я запретил.

— Почему? — повторила я короткий вопрос, и даже от такого разболелось горло, а перед глазами все подернулось. Это не очередная иллюзия и не сон…

Вместо ответа Роми бросил беглый взгляд на Кейела и опустил голову. Я тоже посмотрела на Кейела, и воздух застрял в легких.

«Он верил духу».

Глупая. Кейел тогда не обмолвился, не имел никакого подтекста в брошенной фразе… У Вольных нет родителей, как таковых, но есть духи. Они верят им. Никому так не верят, как им. И что дух Аклена сделал с ним?

Овца на заклание…

— Бывших Вольных не бывает, — обреченно прошептала Елрех, а серые глаза заблестели от слез.

Ив шмыгнула носом и добавила еще тише:

— О Вестницах и вовсе никто ничего толком не знает. Наверное, мы все умрем, если пойдем дальше. Чтобы никто ничего не узнал, от свидетелей избавляются.

— Или умрем, потому что погибнет Фадрагос. — Роми скривился.

— Предначертанное можно изменить, — приглушенно произнес Кейел; его кадык заметно дернулся. — Более того — иногда за него приходится бороться.

Роми горько усмехнулся.

— Твой дух, — с легким кивком озвучил догадку, наверное, полностью понятную лишь Вольным. — До сих пор веришь ему?

— А ты усомнился в своем? — Кейел вздернул подбородок и поморщился с омерзением. Медленно убрал непослушную прядь за ухо и с понимающей ухмылкой протянул: — Отплатил ему за абсолютную свободу предательством. Быть на привязи тебе приятнее?

Привязь? Дух? За предначертанное приходится бороться?.. О чем они говорят? Дух Кейела как-то связан с предначертанным?

— Я… — Роми выдохнул шумно и потер лицо ладонью. — Ты ведь знаешь, что я больше не чувствую его. Он либо оставил меня, либо…

— Либо ты выполнил миссию, и сам этого не подозреваешь, — прорычал Кейел. В краткий миг сократил расстояние между ними до полушага, вырвал факел из рук Роми и со злостью сказал ему в лицо: — Теперь уступи дорогу к жизни другим.

Ив судорожно втянула воздух через нос, обняла себя и, отступая от Вольных, спросила дрожащим голосом:

— Если ты думаешь, что бывших Вольных не бывает только потому, что они не могли исполнить свою миссию, то почему Фадрагос до сих пор цел?

— Я уже ничего не думаю, — бросил Кейел и ткнул факелом в импровизированное сердце Аклена.

Видимо, это был не рубин, потому что он зашипел и прямо на глазах стал превращаться в воду. В слезы?.. Пламя затанцевало, дым смешался с паром, а в стенах что-то заскрежетало. Я едва не попятилась на онемевших ногах, но вспомнила, что за спиной головы драконов, изрыгающие столп огня. В руках у Елрех мелькнул кинжал, а Вольные отшатнулись от драконов. Секунда — раздался оглушительный скрежет, звон, а я закрыла уши ладонями, зажмурилась и передернулась от неприятной волны по телу. Это хуже, чем металлом по стеклу. Несколько мгновений я сжимала челюсть и съеживалась, пережидая неприятные чувства. Затем наступила спасительная тишина, в которой лишь огонь факела шелестел где-то внизу.

— Нет, — полушепотом разрушила короткое спокойствие Ив. — Нет!

Я открыла глаза и увидела, как эльфийка бросилась к двери. На месте иллюзии теперь были раутхуты, плотно перекрывающие выход. Эльфийка ощупала острые грани, отражающие ее темный силуэт, и, резко повернувшись к Кейелу, крикнула:

— Мы могли уйти! А теперь… Что ты наделал?!

Она точно собиралась наброситься на него с кулаками, но Елрех встала между ними.

— Я не звал вас с собой, — огрызнулся Кейел, отшвыривая факел в стену; он глухо ударился, отскочил, чуть прокатился и продолжил хаотично гореть у ног сосредоточенного Роми. — С самого начала вы навязывались сами!

Отблески света выцепили валяющийся топаз, и я постаралась взять себя в руки, отвлекаясь на отстраненные мысли. Один факел, два топаза… Один топаз. Где второй? Пошарила взглядом по полу, стараясь уловить желтое мерцание — ничего. Еще раз осмотрела пол, но отвлекло болезненное высказывание.

— Ты не со всеми поступил честно, — мягко напомнила Елрех, выставляя руки перед ругающимися в успокаивающем жесте.

Кейел сразу же виновато посмотрел на меня и отвернулся.

Мысли снова путались. Так я в Фадрагосе не случайно? Мы жертвы? Чьи? Духов? А может, сумасшедшей Вестницы. Нет…

«Она говорила с Повелительницей»…

Заговор. Они — мудрецы, Повелители, духи — все в сговоре против меня и Кейела. Тогда кто может быть нашим врагом? Общим врагом.

«Кто-то невероятно сильный»…

«Наступит время и сюда придут другая Вестница и другой Вольный. Им тоже придется пожертвовать собой, чтобы у нас было будущее».

«…чтобы у нас было будущее».

«…было будущее»…

Но я тоже хочу себе будущее, чокнутая Ил!

Почему-то вспомнились какие-то фильмы о вампирах, чьи названия давно позабылись… Там, где кровью молодых и ценой их жизни, пробуждают старых. Труху, черт побери! Мы ведь не станем теми, кто умрет, чтобы вернуть к жизни Аклена и Ил?

— Асфи, — Роми несильно подтолкнул меня в плечо, — не спи. Не самое подходящее место для этого.

Точно. В таком случае попрошу Роми незамедлительно отомстить за нас.

— Ты потрясающий убийца.

Он замер, так и не отняв руки от моего плеча. Хмуро вглядываясь в лицо, спросил:

— Время кошмарных комплиментов? — Чуть качнул головой и строго попросил: — Приди в себя и отойди в сторону.

Я и шага сделать не успела, а Елрех уже приобняла меня и отвела дальше от стены, на которую Роми мгновенно налег спиной.

— Асфи, мне жаль, — прошептала она.

И впрямь едва не плачет, но, видимо, все слезы исчерпались еще тогда, когда она услышала слова Ил. Хотелось бы обсудить с ней многие мысли, мелькающие в голове неудержимым хороводом, но мы застряли на крохотном участке, который едва ли мог уместить хоть толику наших тяжелых тайн, построенных на непростительном вранье. Оно распирало изнутри бестолковой ненавистью ко всему. В том числе к себе. В первую очередь к себе.

Мы с Кейелом жертвы. За предначертанное приходится бороться. Значит ли это, что Кейел всю свою жизнь борется за нашу с ним смерть? Или его «папаша» против этого? Как знать, возможно, духи обиделись на мудрецов за то, что они отобрали у фадрагосцев Единство, и теперь стараются вернуть его с помощью Вольных. Но Аклен тоже был Вольным. И, если память не подводит, то, вероятнее всего, был одним из первых.

…яд, смерть и предательство сошлись на его секторе. Имелось ввиду другое предательство?

«Ил осквернила разум Аклена»…

Он ради Ил предал своего духа. Как же сложно…

Я ненадолго закрыла глаза, прикладывая прохладную руку ко лбу, и постаралась отвлечься на ловушку — не получалось. Стала следить за Кейелом и Роми, пытаясь вслушиваться в их перешептывания, но судорожное дыхание Елрех повторялось часто и возвращало к горестным мыслям, а ее ноготки ритмично кололи плечо.

Я бездумно смотрела на Вольных, исследующих стены, до тех пор, пока Кейел не решил вытянуть руку насколько это возможно и потрогать блоки в непосредственной близости от драконьей головы. Пламя раздулось мгновенно — сердце екнуло. Огонь заполнил собой весь проход, загудел, ощутимо раскалил воздух. Я сбросила с себя руки Елрех и подскочила к Кейелу, едва успевшему отпрянуть. Прижалась к его боку, он без заминки обнял меня одной рукой и как-то привычно, наспех, поцеловал в макушку.

Когда пламя затихло, я провела ладонью по твердому животу и проговорила еле слышно:

— Ты дрожишь.

— Мне страшно, — без стыда ответил Кейел. И продолжая смотреть перед собой, добавил: — И я злюсь.

— Раутхуты в стенах точно примут огонь, — едва не выкрикнул Роми, опасно выступая к драконьим головам и указывая рукой чуть дальше, — и выплюнут его… — Заломил руку за голову и уткнул ладонь в кончик рога; кисточка хвоста то и дело мельтешила над огнем позабытого всеми факела. — Выплюнут куда-нибудь!

Кейел тяжело вздохнул, а Роми развернулся к нам всем на пятках и, раскинув руки, спросил:

— Кто-нибудь поможет мне придумать, как нам выбраться отсюда?!

Ответа он так и не дождался. Тишина слишком затянулась, а бессмысленные переглядывания стали раздражать, возвращая мне внутреннюю собранность.

Я облизала пересохшие губы и предложила:

— Может, мне попробовать пройти этот участок с помощью Айссии? Если целительная сила справится с огнем, то я смогу потом провести всех через ловушки.

— Нет, — запретил Кейел и, кажется, неосознанно отстранился. Обиделся?

— Но это может сработать, — поддержала меня Ив, дергая ушами, и беспокойно полезла в сумку.

— Хитростью мы можем нарушить правила мудрецов и упустить что-нибудь важное, — посеяла сомнения Елрех.

Двое против двоих… Остался один голос, в поддержке которого я не сомневаюсь.

— Я за то, чтобы она попробовала, — глядя на Кейела, твердо произнес Роми. — Хотя бы посмотрит, что там дальше.

Даже в такой ситуации я не смогла упустить возможность, поэтому, закатив глаза, пробормотала:

— Как всегда с радостью готов рискнуть мною.

На самом деле это вовсе не удивляло. Роми прощается с рациональностью только в тех случаях, которые напрямую касаются Елрех, и как бы я ни подтрунивала над ним, все равно была рада, что он находится рядом и большинство ситуаций оценивает трезво.

— Ты сама предложила. — Он пожал плечами, но от Кейела пристального взгляда не отвел.

И тот сдался:

— Ладно. Но если что-то случится…

Он не договорил, а меня к себе прижал теснее и мою руку над локтем до боли стиснул.

Оттягивать смысла не имело, прощаться мы с Кейелом не любили, поэтому я дежурно чмокнула его в щетинистый подбородок, выкрутилась из крепких объятий и отошла к центру коридора. Призвала Айссию, дождалась, когда бирюзовое сияние окутает меня, появится бодрость и ощущение защищенности, и вдохнула глубоко перед тем, как медленно шагнуть вперед. Один шаг, второй… Чувства натянулись, как тетива перед выстрелом, короткий вдох оборвался, так и не наполнив легкие. Пальцы ноги едва коснулись сырого, холодного пола, а пламя уже ослепило. За короткий миг я не успела даже испугаться, но среагировала на смертельную опасность моментально — отскочила, прикрывая голову руками. На безопасном островке попятилась немного, вглядываясь в яркое пламя. В нем даже марева бирюзового не осталось. Ни намека. Прикосновение испугало, разнеслось зарядом тока по телу, но ударить Кейела я не смогла. Он уклонился, оттаскивая меня дальше, развернул и… только когда прижал к себе, я осознала, что едва не умерла.

— Лучше бы не пробуждали у нее Единство, — проворчал Роми, когда гул затих, — а оставили духов руководить силой реки Истины. Они бы точно выстроили прочный щит.

— Успокойся, — мягко попросила Елрех. — Потом Асфи было бы очень плохо.

— Тогда бы мы не нашли ни одной подсказки, — напомнила Ив.

Сердце колотилось, а в глазах плясали темные пятна. Я прижимала ладонь к груди Кейела, надеясь, что его сердцебиение успокоит меня, но оно было ничуть не лучше моего.

— Обыщем вход и стену с драконами, — громко произнес он, стискивая мой затылок и суетливо поглаживая спину. — Решение должно быть.

Я вдохнула глубже его терпкий запах, набралась силы и начала озвучивать новую идею:

— Я могу попробовать…

— Нет. Ты уже попробовала.

— Но не заглянуть в прошлое этого места.

— А если будет, как в лесу? — Он обхватил мое лицо и, приподняв, заставил посмотреть в глаза. Зрачки расширились настолько, что нельзя было рассмотреть теплый цвет. Беспросветная чернота. — Об этом ты подумала? Даже если мы свяжем тебя, тут слишком тесно для внезапных прогулок после сна. Достаточно прыгнуть вперед — и ты сгоришь.

Ив громко всхлипнула, а может, икнула, и все повернули к ней голову.

— Нет. — Она, раскрыв ладонь, помахала рукой. — Нет, ничего. Просто глупые мысли.

— Говори, — потребовал Кейел.

— Аклен сгорел, а вы сюда пришла, чтобы…

Опустила голову, а молчание продолжилось.

Действительно глупые мысли. Даже если она не ошибается, то Кейела я под огонь не пущу. А вот мне можно было бы испепелить головы, но не факт, что после этого огонь не станет поливать коридор бесконечно. Судя по тому, что сила великого духа жизни развеялась под пламенем, как воздух, это пламя волшебное.

— Надо снова вспомнить все подсказки, — пришел в себя Роми. Вытащил из крепления кожаного ремешка дротик, и тот мгновенно замельтешил в черных перчатках. — Мы лишили Аклена глаз и сожгли его сердце.

— Вход был на его спине, — устало отозвался Кейел, прижимаясь щекой к моей голове. — Но у этих драконов другая поза, спины не видно.

Погрузись в смерть до самого дна… Один топаз. Где второй?

Мысли закружились так же быстро, как я развернулась к Роми и приказала:

— Ищи иллюзию на полу!

Сама тоже стала осматривать пол, стараясь вспомнить, куда отскочили блестящие камешки. Приблизилась к стене с Акленом, присела на корточки и, от спешки не сообразив призвать Ксанджей, начала ощупывать пол. Пальцы сгребали песчинки; они немного царапали кожу, а камень холодил ее. За спиной раздались торопливые шаги, и голос Роми прозвучал громом:

— Правее.

Я послушалась — пальцы нащупали только пустоту, а рука погрузилась в камень. Огонь факела затрепетал рядом с головой, и я подняла ее.

— Молодец, — похвалил Кейел, опуская рыжий свет ниже.

Иллюзия исчезла, а в небольшом углублении обнаружились и пропавший камень, и медное гнездо для него. По телу прокатилась знакомая приятная дрожь, кровь хлынула в венах быстрее, а на затылке выступили мурашки. Я глубоко вдохнула, а затем хохотнула. Победа!

— Тут такой же тайник, — произнесла Ив со стороны Ил.

Трясущейся рукой я вставила первый камень на место — от символов, расположенных по углам тайника, пронеслось красное сияние. Крепление вокруг камня захлопнулось, гнездо провалилось ниже. Стена справа заскрежетала, зашуршала, и мы, дружно отпрянув, прижались к противоположной.

— Наверное, не надо было спешить, поспешная Асфи.

Хотелось бы ответить Елрех, но язык прилип к небу. За стеной точно что-то сдвигалось, и я боялась за потолок. Вдруг обрушится. Из стены выступил каменный блок, и все затихло.

Роми с Кейелом не ждали приглашений, а сразу же направились изучать находку. Спустя несколько секунд обсуждений, они вынули тяжелый камень, открывая за ним нишу с железным рычагом, украшенным резными символами. Громкий шорох второй стены уже не пугал, а открытие не удивило — второй рычаг. И их мы, девушки, тоже уступили парням.

— Итак, — тряхнув волосами, деловито произнес Роми, — этот рычаг поворачивает головы драконов.

А второй, тот, что опустил Кейел, изменил положение раутхутов, и теперь они грозно выпирали из стен за головами драконов тремя абсолютно ровными гранями.

Я неосознанно трясла кистью руки, прокручивая в голове события, произошедшие в Своде Скверны, затем — изменения в коридоре прямо сейчас. Ошибаемся или нет? Все ли учли? Не открыли ли мы сейчас где-нибудь клетку со злобными зеркальными тварями? И в Своде не было всепожирающего огня, как тут. Зато он был позже… Порядок подсказок тут не при чем? Если мы ошиблись, то где?

Нервы взяли верх над терпением, и я тряхнула рукой сильнее, заставляя себя успокоиться, но мгновенно разозлилась. В скверну все! Сжала кулаки и бросилась вперед.

— Куда ты, Асфи? — Елрех попыталась схватить меня за руку — не вышло.

Я юркнула рядом с Роми и, на всякий случай призвав Айссию, переступила безопасную границу. От напряжения гудело все тело, а мир сузился лишь до драконьих голов и раухутов между ними. Огонь вырвется, и, если полетит в меня — успею отпрыгнуть.

— Идиотка! — крикнул Кейел, захватывая меня за талию.

Гул утопил его ругательства — столп огня ударил в раутхут, а перед глазами все смазалось. Кейел оторвал меня от земли, стал оттаскивать подальше. Остановился и, продолжая приподнимать, громко отчитывал, но его слова с трудом можно было разобрать из-за шума.

— …бежишь бестолково! — резанул строгий голос по ушам, когда наступила тишина.

Вот только продлилась она недолго. Сразу же огонь зашумел вновь, и мы, замерев, повернули головы. Роми стоял на моем месте, сжимая кулаки и размахивая хвостом. Не черный, а такой же серый, здоровый — живой.

Сработало!

Драконы выплевывали огонь, а раутхуты выбрасывали его в стену напротив. И с каждой секундой сила ловушки заметно затихала. Руки Кейела ослабли, а мои ноги, наконец, коснулись пола. Налегая спиной на твердую грудь распаленного Вольного, я наслаждалась постепенным угасанием мощного враждебного огня. Не люблю конкуренцию.

Наконец-то тишина обрела торжествующий оттенок, а яркий свет окончательно потух, снова погружая длиннющий, как выяснилось, коридор во мрак. Только позабытый нами факел продолжал гореть на полу возле двери, да Охарс весело ютились над нашими головами. Роми так и не повернулся к взволнованной Елрех, словно знал, что увидит в ее глазах осуждение. Он медленно уходил в темноту; драконы бездействовали. Приблизился к месту, куда был направлен огонь, осмотрел его и произнес:

— Тут была иллюзия, а под ней… наверное, артефакт. Сейчас не разобраться, все расплавилось. Даже иллюзия исчезла.

Я улыбнулась шире и, закрыв глаза, положила затылок на крепкое плечо Кейела. Кем бы ни оказался наш враг и какие бы планы ни вынашивал, меня на жертвенном алтаре он не увидит, а значит, и Кейела тоже.

Нам понадобилось еще некоторое время, чтобы просто посидеть, прислонившись спинами к стенам, и поболтать на отстраненные темы. Хотелось сбросить напряжение и набраться моральных сил для дальнейшего пути. Елрех и Роми сидели напротив, взявшись за руки и играя пальцами. Ив расположилась рядом с ними и переплетала длинную черную косу. Кейел развалился полулежа возле меня, подложив под себя наши сумки и куртки, и в каком-то только ему известном ритме тихонько постукивал острием кинжала по полу.

— Эй, глупая человечка, — с улыбкой обратился ко мне Роми. — Почему ты никому не рассказала, что я почти убил тебя?

— Ты пытался ее убить?! — Глаза Ив расширились, а Охарс шарахнулись от нее, будто испугались громкого голоса.

Елрех тяжело вздохнула и, удобнее устраивая голову на плече супруга, осуждающе пробормотала что-то на непонятном языке.

— Когда такое было? — поинтересовался Кейел, устремляя хмурый взор на Роми и ударяя кинжалом сильнее, быстрее, звонче.

— Не переживай, неправильный человек, — склоняя голову набок, ответил рогатый. — Давно. Во время нашего с ней знакомства, и ту царапину ты увидел.

— А, — коротко отметился Кейел и снова потерял интерес к беседе.

Я хмыкнула и произнесла первую чушь, которая пришла в голову:

— Может, у меня нашелся бы поклонник, который захотел отомстить, а я подозревала, что мне понадобится кто-то на замену младшему брату. Правда, не обессудь, он умнее тебя. — И раскачивая ногой из стороны сторону признала негромко. — Хоть ты и умница.

Через несколько минут я сдавала Елрех ее возлюбленного:

— Сначала он сравнил тебя с пауком, а потом меня с червями. — Почесала нос и добавила: — Или, наоборот: сначала меня, а потом тебя.

— И ты смеешь жаловаться ей на меня после того, как хотела ее опоить зельем щедрости? Там была доза, способная разорить самого жадного эльфа.

Кейел, продолжая смотреть на кинжал, расплылся в широкой улыбке, а потом хохотнул.

— А ты так и не отдал ничего из обещанного, — обиженно протянула Елрех, глядя на него.

Он и вовсе расхохотался, запрокидывая голову. Его задорный смех разнесся по всему коридору, и стал заражать меня, но Роми поддержал смех первым. Вскоре мы все вытирали слезы от необъяснимого хохота, который долго не могли остановить. Казалось, еще немного — и я разрыдаюсь из-за него.

— Пора, — выдохнул Кейел с прежней улыбкой и стал подниматься.

Веселье как рукой сняло.

«Пора» — короткое слово, а внутри перевернуло все вверх дном.

— Пора, — тихо согласилась я, вкладывая руку в раскрытую ладонь Кейела и пряча от него глаза. — Пора.

Длинный коридор пугал, несмотря на то, что мы уже много раз убедились — ловушки уничтожены. Бесконечная вереница драконьих голов безмолвно взирала на нас, раскрыв пасти. В полумраке они казались настоящими, грозными и… немного печальными. Я следовала за Кейелом, с трудом сдерживая желания: хотелось обнять его, признаться во всем, извиниться, объясниться, принять решение обо всем совместно. Хотелось спасти его и остаться с ним.

Мы всего лишь чьи-то жертвы. Мои родители не заслуживают смерти ребенка. Я не заслуживаю этой жизни.

Сама все испортила.

— Опять? — выдохнул Роми.

Перед нами выросла новая дверь, но уже железная и, как полагается, покрытая ржавчиной и паутиной. Замка на ней не было, а вот надпись была — выбитая прямо на двери. Только она и небольшой участок вокруг блестели, нетронутые временем.

Ив подошла к двери ближе, подозвала Охарс и медленно прочла:

— Отчаявшийся, очисти мысли. Огонь потухнет, свет погаснет, духи оставят тебя — и ты умрешь в бессмертии.

Я шумно вздохнула и прокомментировала:

— А тот, кто эти записки писал, умеет воодушевлять. Наверное, с этой задачей мудрецы дали полную свободу Эриэлю.

Кейел вытащил кинжал и потянулся к громоздкому кольцу, прикованному вместо ручки.

— Надо открывать осторожно, — напомнил Роми, вытаскивая ядовитый дротик и поспешно разворачивая тряпку, в которой бережно хранил его.

Я призвала Айссию, готовясь поддержать Кейела в любую секунду, и затаив дыхание следила за ним. Он прикоснулся к двери и замер — ничего не произошло. Подковырнув заржавевшее кольцо острием, с пронзительным скрипом отогнул его и потянул на себя — дверь заскрипела тягуче, низко, подалась туго; с петель посыпалась ржавчина. Роми молча приблизился к Кейелу и помог открыть ее. Из помещения струился тусклый, холодный свет, словно за высоким, каменным порогом стояла лунная ночь. Дохнуло холодом и чем-то мерзким, но сильное отвращение вызвал не незнакомый горьковатый запах, а пугающе неестественная атмосфера внутри. А добила все знакомая потеря сил, будто мы ступали на мертвую землю.

— Ведьмовской камень? — предположила я, замечая, как мгновенно исчезают Охарс, едва касаясь невидимой границы.

— Он, — полушепотом ответила Ив, переступая порог вслед за мной.

Камень в таком свете походил на бугристую сталь, делая комнату еще холоднее и словно стерильнее. Если бы только из стен не выпирали искривленные ветки неизвестного минерала, я бы подумала, что оказалась в большом холодильнике. Видимо, тут он светился постоянно, но белый свет был настолько приглушенным, что казался серым.

Не останавливаясь, я оглянулась на Елрех и получила скверные подтверждения догадкам. Все это время она зачем-то несла злосчастный факел, но стоило ей только переступить с ним порог, как пламя погасло, будто на него надели невидимый колпак.

На макушке шевельнулись волосы, и я вздрогнула, едва не вскрикивая. Отпрянула в сторону, вскинула голову и, приложив ладонь к груди, медленно выдохнула.

Всего лишь тонкий отросток минерала…

Сердце колотилось, а во рту пересохло. Жуткая комната. Или зал? Мы находились на освещенной территории широкой комнаты, вторая половина которой была поглощена непроглядной темнотой. Почему-то она казалась живой — протяни руку, и она крепко схватится за нее, а затем утащит всю тебя.

— Наллеран, — проговорил Роми. — Без сомнений, это она.

Я посмотрела в его сторону. Они с Кейелом стояли у каменной плиты, с огромным полотном текста и какими-то схемами.

— Что это? — спросила я, осмелившись говорить громче.

— Игра, — ответила Ив.

— Я слышала о ней лишь раз, — проговорила Елрех и поморщилась, пристальней разглядывая бесполезный факел. — Бабуля рассказывала скучную легенду о васовергах, и там говорилось, что наллеран изобрели рабы. Хотели хоть как-то скрасить свободное время взаперти, а заодно выучить драконий язык.

— Почему именно его? — полюбопытствовала я, просматривая пол перед густой темнотой. — Могли бы выучить сразу общий.

— В то время он и был общим, — ответила Ив, читая текст на плите, — потом все поменялось. А игра была настолько скучной, что ее не стали развивать. Сейчас о ней только помнят, и то далеко не все.

На ровном полу тянулось длинное углубление, словно стартовая линия. Сразу за ним начинались квадратные плитки, размером полметра на полметра. Я прошлась вдоль, отмечая, что только на пяти плитках, разделенных между собой равным промежутком, есть узоры. Казалось, напротив, всего лишь в метре от них, в темноте что-то зловеще поблескивало. И чем дольше я всматривалась в темноту, тем стремительней усиливалось это чувство. Холодок пробежался вдоль позвоночника, и я на негнущихся ногах отступила. Интуиция вопила об опасности, а исходящий холод от мрака пробирал до костей.

Я же Вестница. Даже на морозе мне достаточно было разуться, чтобы холод превращался в прохладу, а тут… Тут холод другой природы — ни живой, ни мертвый.

— Нам придется сыграть в нее. И судя по тому, что тут написано, нам нельзя ошибаться, — мрачно озвучил приговор Кейел, поглаживая ладонью древние тексты.

— Одна ошибка приведет к смерти, — голос Ив снова дрожал.

— К смерти всех пятерых. — Роми скривился, снова хватаясь за рога.

— Я не знаю драконьего языка, — со страхом призналась Елрех.

Жилка на шее забилась так сильно и часто, что началась одышка. Я поморгала много раз, сжала кулаки, растирая выступивший пот на ладонях. Затем повернулась к плитам и уделила внимание им. В глаза сразу бросились верхние, самые крупные символы, нанесенные на отдельные секторы: на первом — была луна, на втором — солнце. Третий сектор был пустым. Покачав головой, я облизала губы и сипло произнесла:

— Ребята, может быть, вы удивитесь, но я не знаю ни драконьего языка, ни этой игры.

И который час мы сидели на холодном полу, образуя тесный круг и обсуждая простейшие, по убеждению Ив, правила наллеран. Японский кроссворд, морской бой и минер — вот, что приходило на ум, когда я начала вникать в них. Игра была похожа на каждую из этих игр и одновременно — ни на одну из них. Само поле состояло из клеток, которое схематично набросала Ив на последних чистых листках. По моей просьбе, для наглядности и простоты она изобразила его с десятью клетками по вертикали и столькими же по горизонтали. В тусклом свете темные линии чернил просматривались плохо, и их приходилось утолщать, но мы не спешили. Каждый понимал, что в таком деле спешка ни к чему хорошему не приведет. Необходимо спокойствие, внимание и…

«Отчаявшийся, очисти мысли»…

…чистая голова.

— Скорее всего, клеткам будут присвоены цифры. — Ив сначала глянула на Елрех, а потом на меня. Свела брови вместе и неутешительно добавила: — Или символы какого-нибудь другого языка. Не бойтесь, мы разберемся.

Если будут цифры, то мы будем искать рисунок… Ив сказала, что знает, стандартную нумерацию основных цветов; она издавна не менялась. Наверное, это будет проще, чем разгадывать какую-нибудь фразу.

Наллеран… Вероятнеевсего, игру приняли скучной те, кто хорошо знал языки и не обладал особой усидчивостью. Да и дух соперничества в ней не ощущался, как, например, в том же морском бое. Она подходила и для скрашивания одиночества, и для большой компании, и в ней все были заодно, стремясь к общей цели — как правило, ею мог быть спрятанный рисунок или зашифрованное послание от конкретного автора игры. Мы рассматривали правила для нашего случая — на пятерых. Видимо, мудрецы рассчитывали количество, ориентируясь на себя, живых.

— Энраилл — это те, кто спрятал что-то на этом поле. — Ив постучала палочкой по схеме на листочке, которое назвала полем-загадкой. — И так, как они решили, что для расшифровки послания нужны пятеро, то должны были подготовить пять отдельных схем, разделенных на равные части. Думаю, мы получим их, когда перейдем черту.

Углубление в полу перед клетками теперь казалось шире, темнее — зловещим.

На втором листке были все те же клетки, но уже пять штук: две в длину и десять в высоту. Это как взять шахматную доску и распилить ее на равные полосы. Пока все было понятно, как и в первый раз, когда объяснял Кейел.

— Есть начальные клетки, и они всегда как-то отмечены.

Она зарисовала по одной клетке на разных полосках, а затем подтянула к себе первый листок с цельной таблицей и закрасила те же клетки на ней.

— Порядок, с какой стороны начинается игра всегда указан в правилах. В письменах, — Ив кивнула на плиты, — сказано, что слева направо. Но даже если это не так, у начинающего игрока на первой клетке всегда есть символ. Один символ, который открывает игру.

— Только у одного, — прошептала я.

— Да, — серьезно ответил Роми, даже не подумав съязвить о моем тугодумии. — И только один символ.

Мы все это уже слышали неоднократно, но все равно повторяли раз за разом, чтобы ничего не упустить. И о том, что передвигаться можно только на одну клетку прямо или по диагонали. И о том, что в клетках будет находиться по два символа: в верхнем левом углу — ведущий, в нижнем правом — посыльный. Еще обсудили, что игра бывает круговой, где пятый игрок контактирует с первым; и прямой — когда пятый игрок получает посыльный символ от четвертого игрока, делает ход, а затем отдает новый посыльный символ обратно четвертому.

— Мне все понятно, — тихо произнесла Елрех, склоняясь над листками. — А тебе, сообразительная Асфи?

Комплимент, чтобы приободрить? Я не против.

— Кажется, поняла. — Но плечами почему-то пожала… Мы не знаем, какая из версий игры ждет нас впереди, и от этой неизвестности пересыхает во рту, а сердце стучит неспокойно.

— Надо закрепить еще раз, — настойчиво сказал Кейел, заправляя волосы за уши. Ухватился за кончик афитакской палочки, которую держала Ив, и ловко отобрал ее. Пересел к нам боком, вытянул ногу, и подтащил листы к себе. — Сейчас я набросаю несколько символов драконьего языка на координатном поле и общего — на поле-загадке, а затем мы попробуем сделать ходы.

Никто не стал ему перечить, а уже через несколько секунд наблюдения за ним мы с Елрех переглянулись, кивнули и с облегчением улыбнулись. С первым шагом все было понятно еще до того, как Кейел попросил:

— Милая фангра, начнем с тебя. Ты открываешь игру, что будешь делать?

— Если я открываю, то остаюсь на месте, а белый кленовый лист, начальный символ, становится для меня посыльным, и я называю его Асфи. В это же время я записываю первый символ из поля-загадки, который располагается в том же месте — «С».

Он посмотрел на меня и коротко произнес:

— Твоя очередь.

— Я принимаю эстафету, — глядя в его внимательные глаза, ответила я, — то есть посыльный символ. И он становится для меня ведущим. Нахожу его в радиусе одного шага в верхней позиции, — ткнула пальцем на подходящую клетку и продолжила пояснять действия: — и занимаю эту клетку. В ней вижу…

Духи Фадрагоса, что это? Я открыла рот, пытаясь обозвать символ под кленовым листом, но на ум абсолютно ничего не приходило. Кейел мягко опустил горячую ладонь на мое запястье, привлекая внимание к себе.

— Не бойся, — вкрадчиво попросил. — Мы не успеем выучить все символы, их слишком много, Аня. Даже те, кто изучал этот язык с детства, знали не все, поэтому тоже часто не брезговали наллеран. Просто опиши, что видишь.

Бактерии под микроскопом сбились в кучу? Будто их положили в крохотное блюдце… Духи Фадрагоса! Меня никто не поймет, и я буду виновата в нашей смерти.

Я вдохнула глубже, облизала губы и выдохнула:

— Это круг, состоящий из множества пятен, линий… В нем словно перевернули сову, или… — Снова замолчала, не зная, как описать этот круг.

Круг-губка? Тоже не лучшее описание…

— Этого достаточно, Асфи, — вмешалась Ив. — Если описания будет мало, тогда тебя попросят уточнить.

— Ясно. — Я потерла лоб и быстрее проговорила: — Тогда так описываю посыльный символ, и не забываю отметить «П».

— Елрех, — обратился Кейел, — продолжи.

Она перекинула густые волосы за спину, уперлась двумя руками в пол и всмотрелась в центральную полосу.

— Если бы я была участником с третьей полосой координат, то перешла бы влево, а четвертому участнику сказала бы, что его символ — круг в круге. И мой первый символ для заметки: «А».

Я указательным пальцем протянула по той же логике до упора вправо и получила: «Спаси»…

— Хорошо, — похвалил Кейел, отрывая меня от головоломки. — И не забывайте: по правилам игры, мы не должны видеть чужие координаты. Скорее всего, мудрецы это учли.

— Поэтому Асфи и Елрех необходимо заключить между теми, кто хоть немного разбирается в древнем языке, — дельно предложил Роми.

Кейел взглянул на него с интересом и, кажется, легким уважением, а после сказал:

— Я знаю его лучше любого из вас.

— Мог бы не мучить меня с первой дверью… — хмыкнула Ив.

— Возьму третью полосу на себя, — не обратив на нее внимания, стал принимать решения Кейел, — а Елрех и Аня разберут между собой вторую и четвертую. Так я смогу подсказать обеим, если вдруг ни ты, ни Ив не поймете их описаний.

— Хорошая идея. — Ив дернула ушами.

Все подняли головы, безмолвно осознавая: мы готовы. Так же дружно посмотрели в темноту и замерли, едва дыша.

— Как вы думаете, что нас там ждет? — спросила Ив.

— Мало хорошего, — ответила Елрех.

— Может, постамент с пятью гранями и кнопками на нем, — отозвалась я, представляя себе огромную площадь, где у нас не будет возможности помогать друг другу. Под ложечкой снова засосало.

— Не надо гадать, — тряхнув головой, произнес Кейел. — Обычно реальность больно разбивает ожидания.

Он взглянул на меня украдкой, и я отвернулась. Только нравоучений от него сейчас не хватало. Желая перевести разговор и оттянуть время перед игрой, я напомнила:

— Мы так и не разобрались, почему Энраилл изобразили луну, солнце и… Что означает пустота?

— Смерть, — безжалостно припечатал Роми поднимаясь.

Я сглотнула, и глоток превратился в рыбью кость. Пока я морщилась и старалась взять эмоции под контроль, Ив полушепотом произнесла:

— Наверное, мы точно не узнаем, пока не вступим в игру.

Никто, кроме меня, судя по всему, не хотел оттягивать время, а я старалась не показывать настоящих чувств, поэтому почти сразу мы распределились по участкам и остановились перед линией. За ней лежала бездушная плитка, покрытая узорами, но почему-то она пугала так, словно была наполнена жизнью. Словно именно она была моим ожившим кошмаром. По затылку прокатился липкий холод, приподнял волосы, остудил шею, покрывая ее потом. Добрался до спины и обратился в слабость, а она захватила колени и подкосила ноги. Они будто отнялись, но превратились в гипс, не позволяя упасть.

Животный страх. Дикий страх.

— Это всего лишь один шаг, — пробормотала я.

Что со мной? Возможно ли, что сила Вестницы предупреждает о чем-то?

Усмешка против воли искривила рот, и мышцы лица задрожали. Вестницам доверия нет. Докатилась до того, что не могу верить самой себе. Впрочем, это случилось уже давно…

— Ну и чего стоим? — возмутился Роми с дальнего конца зала. Он выбрал первую полосу у левой стены.

Рядом с ним, напротив такой же плитки, переминалась с ноги на ногу обеспокоенная Елрех. Немного радовало, что Кейел стоял на третьей, центральной, позиции; его присутствие бок о бок со мной напоминало о многих передрягах, из которых мы с ним выбрались. Этот парень, если понадобится, зубами перегрызет глотку любому, лишь бы только выполнить миссию. Главное, чтобы цель этой миссии не заключалась в нашем жертвоприношении.

Можно ли верить Кейелу? Сердце сжалось, а дыхание сбилось.

— Идем, — громко скомандовал он.

— Асфи, тебе плохо? — донесся мелодичный голос Ив справа, и я посмотрела на нее. Она была растерянной. Быстро нахмурилась и пояснила: — На тебе лица нет.

Я покачала головой и, не дожидаясь, когда она сообщит о подозрениях остальным, перешагнула линию.

Холодный пол сменился ледяным. Озноб пронзил ступни, резкой болью промчался по телу, выбил воздух из легких, и я вскрикнула, прикладывая кулак к груди.

— Аня?!

До того, как Кейел сорвался бы ко мне, я выбросила руку в его сторону, останавливая жестом.

— Я в порядке!

Я в порядке, в порядке… Вдыхать глубоко через нос, выдыхать через рот. Все просто. Правильное дыхание угомонит сердце и пульс, а их спокойный ритм прогонит панику. Все в порядке.

— Что случилось? — в затянувшемся безмолвии спросил Роми.

Будто в прорубь нырнула.

— Единство! — выдавила я из себя. — Его будто отрезали.

И снова молчание, а взгляды ребят готовы прожечь дыру во мне. С каких пор они так беспокоятся обо мне? Или все дело в том, что сейчас мы столкнулись с дверью, которую могут открыть только пятеро? Какая ирония…

— Ты можешь идти дальше? — Кейел с силой сжимал рукоять кинжала.

С расстояния и при таком приглушенном свете было трудно рассмотреть лицо в шрамах. Небольшая ветка минерала свисала сразу над Вольным, и русые волосы на макушке и затылке превращались в седину, а глаза прятались в густой тени, но я точно знала — Вольный боится. Он привык бороться со страхами, которые вызывали у него враги, монстры, дорогие ему существа. Кейел всегда, когда боялся, сжимал кинжал, или что-то напоминающее оружие, будто готовился к сражению. Даже если пробуждались монстры внутри нас.

— Я смогу, — заверила я, с трудом распрямляя плечи и вскидывая голову.

Пусть каждый заботится о своей загадке, а не беспокоится обо мне. Всего лишь совсем не чувствую духов — невелика потеря.

Последним линию переступил Кейел, занимая узорчатую плитку.

Тишина. Она настораживала и заставляла прислушиваться, приглядываться к холодному блеску, зависшему во тьме напротив.

Пол дрогнул, комок подкатил к горлу. Ив вскрикнула, а за спиной раздался истошный визг, а затем глухой стук.

Клетка захлопнулась.

И снова тишина, спокойствие…

Все еще стоя в полный рост и вытягивая раскрытую ладонь к полу, я медленно осмотрелась. Ребята стояли на своих местах — невредимые, испуганные. Плитки под нами чуть впали, а за спиной из углубления поднялась решетка. Тонкие прутья злосчастного минерала только начинали светиться, медленно предъявляя взору пространство впереди.

— Нас заперли, — дрожащим голосом констатировала Ив.

Закрыли на мертвой территории, отняли силы и простейший огонь, лишая естественного тепла и света. Есть ли на это причины?

У мудрецов они всегда найдутся.

— Все нормально! — заявил Кейел. — Идем дальше.

Нормального мало, но выбора у нас нет.

Судя по истеричному фырканью Ив, она разделяла мое мнение.

Несколько плиток впереди были испещрены все теми же узорами, а затем рисунок менялся. Луна находилась на первой плитке, Солнце все еще пряталось в полумраке на второй. Однако он быстро таял. Мы делали по одному шагу поочередно: Роми, Елрех, Кейел, я, Ив. Если игра и началась, то мы явно ошиблись с правилами и просто не понимали, что делаем. Просто двигались вперед и пока еще оставались целыми.

Света от решетки стало достаточно, чтобы увидеть третью плитку — пустую. И стену за ней…

— Что это? — всполошилась Ив. — Двери?

— Нас разделят! — разволновалась Елрех.

— Спокойно! — потребовал Кейел, ожидая, когда наступит его очередь шагнуть вперед. — Не обязательно. Это может быть проход в игровой зал.

До слуха донесся ласковый голос Роми, но слов разобрать было невозможно — видимо, он успокаивал Елрех.

Кейел ступил на плитку с луной и внимательно посмотрел на меня. Я сглотнула и заставила себя шагнуть. Плитка неприятно провалилась под моим весом — и очередь перешла к Ив. Короткое мгновение я потратила на то, чтобы рассмотреть стену с аркой, под которой таинственно блестел железный круг, украшенный символами. Такая была перед каждым. Она и впрямь походила на каменную дверь.

Что-то в стене скрежетнуло, и я вздрогнула. Это точно дверь…

Каменная плита под аркой разделилась на две части и медленно разъезжалась в стороны, открывая вид на освещенный огнем коридор. Я вдохнула пару раз, осмысливая произошедшее. Ребята молчали, тоже с интересом заглядывая внутрь. В коридоре виднелись клетки, вмонтированные в прямо в каменную стену, а в них были закреплены факелы. Кажется, серебряные. Вылитые в какой-то вычурной форме, напоминающей скульптуры.

Нас и вправду загоняют в коридоры по одному, словно скот на убой. Ценную живность. Кому нас хотят принести в жертву?

Дышать трудно.

— Аня, — привлек внимание Кейел и кивнул вперед.

Даже не заметила, как ребята стали переходить на плитку с солнцем.

Очень скоро мы добрались и до пустой плитки. Остался последний шаг до того, как мы не сможем видеть друг друга… Я посмотрела на Кейела и столкнулась с взволнованным взглядом. В его глазах мерцали отблески огня, бросаемые факелами. Губы были приоткрыты, будто он хотел сказать что-то, но не знал, что именно. Я стиснула кулаки и легонько кивнула.

Мы не прощаемся. Еще пока — нет.

Кейел первым отвернулся и зашел под своды арки. Я ждала еще целых несколько секунд, глядя на пустое пространство, где только что стоял он. Видела его образ, ценно сохраненный памятью, и все никак не могла отпустить его. Вот он поправляет сумку, легонько ведет плечом и, привычно убирая непослушные волосы за уши, исчезает за дверью.

— Асфирель, — тихо напомнила о себе Ив, ожидающая очереди.

— Извини, я задумалась.

— Ничего, — понимающе ответила она.

Не глядя на нее, я перешла на следующую плитку. Буквально через мгновение дверь за спиной порывисто захлопнулась, будто ставни от шквалистого ветра. Я крепко зажмурилась, но не вздрогнула.

— Аня!

Хриплый голос распалил костер надежды в груди, и я встрепенулась, беспокойно осмотрелась. В каменных стенах были продолговатые окна, но такие крошечные, что правильней назвать их отверстиями. Кейел склонялся, чтобы увидеть меня через щель.

— Способ для общения есть! — Он улыбнулся. — Это хорошо! Слышишь меня? Скажи что-нибудь, а то мне кажется, что ты не слышишь!

С той же стороны донесся голос Елрех, но такой приглушенный, что можно было даже не стараться что-то понять.

— Я тебя слышу, — наконец ответила я дрогнувшим голосом. — Тебе кричать не обязательно, а вот Елрех может даже не стараться.

— Асфи! — позвала с другого боку Ив. — Скажи Кейелу, что это самый первый вид игры! Самый простой!

Я снова повернулась к нему; он хмурился прислушиваясь. Духи Фадрагоса, нам будет непросто…

Игра и впрямь отличалась от той, что мы разбирали на бумаге. Два поля так и остались — на полу и потолке, — но никакого зашифрованного послания искать не придется.

— Необходимо пройти лабиринт! — продолжала пояснять Ив.

Коридор состоял из пяти клеток в ширину и… Сколько в длину? Сейчас, стоя у самого начала, мне казалось, что впереди долгие годы трудного пути. Я покачала головой и прислушалась к ответу Кейела, который нужно передать Ив, а после услышала, как он уже обращается к Елрех и просит ее передать ответ на какой-то вопрос Роми.

Мы сойдем с ума прежде, чем дойдем до финала. А он, к тому же, не радужный.

На противоположном пути длинного коридора была железная решетка. Судя по всему, она работала по тому же принципу, как и решетка из минерала, которая вылезла из углубления. Мы пройдем лабиринт без ошибок — и тогда она опустится, чтобы мы могли выйти. Сразу за ней виднелся островок безумно яркого света — что-то жарко пылало высоко за решеткой, но рассмотреть это было невозможно.

— На двери написано, что если мы ошибемся, то все факелы до единого погаснут, — предупредила Ив. — Без света мы не увидим символов и не выйдем отсюда.

Значит, нас ждет смерть от голода…

Ожидая от Кейела каких-то призывов к действию, я с интересом стала рассматривать стены коридора — то, чем изначально пренебрегла. Факелы мало того, что были заключены в решетку из крепкого минерала, через которую не пролезет рука, так еще и закрыты в стеклянной колбе. Впрочем, если мудрецы пытались защитить огонь от игроков, — не удивлюсь, что это вовсе не стекло, а что-то гораздо крепче. Под самым потолком на стене тянулась полоса с луной, а сразу за ней участок с солнцем. Я прищурилась, чтобы разглядеть выбитые на стене рисунки. В отличие от луны, солнце изобразили на разных этапах: от восхода до заката. Словно напоминали о времени. Я еще раз мазнула взором по факелам — сердце екнуло.

— Кейел! — позвала я, склоняя голову, чтобы увидеть его. Дождалась, когда он тоже посмотрит на меня и сказала: — Нам нужно поторопиться. Посмотри на факелы. В колбе какая-то зеленая вода, и она поднимается.

Жилка на шее колотилась, а внутри закипала бесполезная злость. Бесполезная в таком месте без Единства… Ив тоже меня услышала и выругалась, а потом начала что-то лепетать, но в это же время Кейел ставил в известность о новой проблеме Елрех, чтобы она передала Роми. Сумасшествие! Я зажмурилась и постаралась унять раздражение, вызванное царящей неразберихой. Если начну отвечать Ив прямо сейчас, то, вероятнее всего, перебью Кейела.

— Аня, мы начинаем! Передай это Ив.

Наконец-то…

Я ждала первого шага с нетерпением. Однотонные стены давили, а выбитые символы на потолке и полу сливались в безобразный, безвкусный набор рисунков. От всполохов огня мельтешило в глазах; сырой, застоявшийся воздух кислил на языке.

— Аня, — опять позвал Кейел, — твой знак — огонь. Ты его видела на первой двери. Ищи на потолке.

Огонь, который похож на каштан. Только один шаг — принимать в расчет только ближайшие к себе клетки.

Я задрала голову и стала разглядывать символы вокруг себя. Нужный отыскался быстро, и я шагнула вперед. Поправив сумку на плече, опустила голову. Под ногами был символ, который ждала от меня Ив.

Первый шаг — первая ошибка… Сначала надо рассматривать символ, а потом наступать на него.

Поочередно поднимая ноги, я сумела разобраться, что это.

— Ив! Это солнце с мечами вместо лучей.

— Поняла, — мгновенно отозвалась она.

Жидкость в колбах с факелами поднималась медленно, но с учетом того, что мы сделали только по одному шагу, можно было смело делать вывод: мы трупы.

— Твой символ — хвостатая бабочка! — очень скоро вернула мне право хода Ив.

Нужная клетка отыскалась слева, но прежде чем занять ее, я осмотрела пол. Запомнила, как выглядит символ, переступила и произнесла:

— Кейел, это какой-то узор: изогнутое переплетение, а в центре — глаз. Кажется, глаз.

— Вижу, — откликнулся он и мгновенно стал объяснять Елрех, что ей искать.

Быть может, зря волнуюсь, и мы пройдем лабиринт бодро.

Один символ за другим оставались позади. За десятки ходов я успела переместиться от левой стены к правой дважды, несколько раз отступала назад, но в итоге все равно первой приблизилась к участку с солнцем.

— Ив, Кейел, — позвала я, разглядывая факелы на предстоящем отрезке.

— Что, Аня? — среагировал Кейел.

Я молчала, пытаясь понять, услышала ли меня Ив. Она все еще топталась почти в самом начале, хотя жидкость заполнила колбы уже больше, чем на половину, — и это жутко нервировало.

— Аня, что-то случилось? — судя по голосу, Кейел запаниковал.

— Ничего страшного, — поспешила успокоить его. — Просто на участке с солнцем колбы пока еще пустые. Рано отчаиваться. Успокой Роми и Елрех.

Он помолчал немного, а затем ответил, резанув по сердцу:

— Спасибо.

Из глаз брызнули слезы, и я быстро вытерла их запястьем. Никому не хочется умирать. Тем более в нескольких метрах друг от друга и лишенными свободы. Никому не хочется. Даже Вольным. Или, быть может, им вот так умирать особенно не хочется.

— Ты что-то говорила? — громко спросила Ив, и пришлось повторить обнадеживающую новость еще раз, но гораздо громче.

— Аня, — снова обратился Кейел, когда я замолчала, — это лиертахон.

Я подняла голову и стала разглядывать плитки над собой. Растерялась. Лиертахон?

Слева от меня была ящерица с раздутым капюшоном и длинным хвостом. Она сидела, как кошка, и была такой же утонченной. И впереди, по диагонали справа, тоже отыскалась ящерица, но у нее не было капюшона, либо он был прижат к голове, а вот крылья она раскинула — я будто смотрела на парящего в небе лиертахона.

— Уточни, пожалуйста, — попросила я и дрожащими руками вытерла мокрый лоб. Горячая капля пота скатилась по виску и впиталась волосами.

— Он парит, — без заминки добавил Кейел, и я с облегчением выдохнула.

Факелы отбрасывали неровные тени клеток, танцевали светом, разгоняя полумрак из щелей и углов. Зеленая вода достигла обмоток, наверное, пропитанных каким-то древним красным маслом, и уже стала пожирать огонь, но не впитывалась, что радовало. Хотя с мыслями о перспективах — огорчало… Скорее всего, именно на это и был расчет мудрецов. Отбирать каждую секунду, каждую искорку. Разбирать надежду на спасение по крупицам, а потом уничтожать одну за другой.

Шаг за шагом мы двигались к участку с солнцем — Ив уже успела опередить меня, а Кейел, судя по голосу, — поравняться. Каждый новый шаг вызывал волну глупого страха и рождал одну единственную мысль: «а если я ошибаюсь?». Иногда я смотрела на символ, который подходил под описание, но не могла заставить себя сделать шаг. А если я ошибаюсь?..

Казалось бы, с чего это? Ведь нельзя назвать квадрат яблоком.

И тогда приходила другая мысль: «что, если ошибается Ив, или Кейел?».

Чем дальше мы проходили, тем труднее давался каждый шаг. Через силу.

— Елрех прошла на участок с солнцем, — сообщил Кейел радостную весть — она была последней из нас. — Твой знак — две половинки круга.

Я ступила на нужную плитку как раз в тот момент, когда свет за спиной окончательно погас. Факелы из участка солнца едва развеивали полумрак в первой половине участка луны, а дальше, в начале нашего пути, все погрузилось в непроглядную темноту. Я прищурилась, когда заметила, что клетки там стали светлеть. Ну да… Минерал, который хотели назвать ведьмовским указателем, а еще лунным железом, потому что в темноте он сиял так же.

Я отвернулась, теряя интерес к оставленному участку коридора, и громко произнесла:

— Ив, это дерево на холме.

— Хорошо, — отозвалась она, — а твой — жук.

Я подняла голову, но не смогла сосредоточиться на клетках. Неправильность происходящего оборвала все мысли о важной для нас игре и взбудоражила память, заставляя думать о другом…

«Все факелы до единого погаснут… Без света мы не увидим символов и не выйдем отсюда».

Но свет есть.

«Ночью он сияет, будто осколки луны. А на хищном хребте часть их отражается на озере и напоминает антилопу. Ветер подует, и вода рябит, и тогда антилопа оживает. Она бежит на одном месте, в центре этого озера, будто убегает от хищников, которые спрятались в тенях»…

— Аня, все хорошо, — ласково произнес Кейел. — Слышишь меня, девочка моя, все хорошо. Теперь я не брошу тебя. Как в тот раз не будет. Я с тобой, слышишь?

Шелест и шорох наполнили коридор. Будто со склонов посыпался песок и камешки…

Но тут нет склонов и песка.

— Духи Фадрагоса, Асфирель, поторопи всех! У меня тут…

— Аня, родная, назови мне символ.

Не в силах и пальцем пошевелить, я беззвучно протянула одними лишь губами:

— При лунном свете жизнь дается тем, кто способен ее отбирать.

Холод лунного охотника тронул спину, казалось, погладил затылок.

— Асфирель! Что происходит у остальных?!

Я крепко сжала шлейку сумки и заставила себя поднять голову. Нельзя смотреть на жидкость в колбах, нельзя поддаваться страху и воспоминаниям, нельзя медлить.

— Кейел! — крикнула я, передернула плечами и провела ладонью по затылку — всего лишь нервы. — Это похоже на колючки, но они переплетены так, что образуют форму цветка.

— Вижу. С тобой…

— Все в порядке! — моментально ответила я. Ив со своим острым слухом, наверняка, слышит нас. — Пока горят факелы, тьма не подступится.

Кейел без дальнейших разъяснений и вопросов, громко произнес:

— Елрех, это мсит.

Идем дальше… Это хорошо. Атмосфера, правда… Твари дышат в спину; их взгляды прожигают ее, а холод морозит кожу. Отвратительно.

Я тряхнула головой и вздохнула глубже. Могло быть хуже. У нас есть огонь, есть шанс, а это уже полдела. Мы выберемся.

Тени блуждали во тьме, иногда выступали из полумрака под свет, но быстро развеивались дымкой. И холод… Может, стены уже впитывали его? Скорее всего, сдают нервы.

— Аня, это птица.

Шаг вперед.

— Ив, росток в ромбе.

И обратно от нее:

— Две вертикальные линии, а между ними точка.

Шаг вправо.

— Кейел, это кубок.

— Елрех…

И утомительное ожидание очереди под немигающим взором ледяных глаз. Они колют затылок, звуки обволакивают мучительным страхом, но самое ужасное — возвращают в прошлое:

«— Ты в самом деле бросишь меня?

— Ты сделала свой выбор»

В какой момент я привязалась к Кейелу? Будто с самого начала…

Кто из нас посеял зерно недоверия? Я воспользовалась Кейелом первой, а он предал в ответ.

Бросил на растерзание. Жестокая месть. Несоразмерная.

— Аня, это рассат.

…раздирающий собственную грудь.

…змея, камень, перо, восходящее солнце, нож, клыки, узоры…

«Я ведь говорил, что разбираюсь в чувствах посторонних лучше, чем в своих».

Вперед. Влево. Правая диагональ вперед. И снова вперед…

«Ты никогда не доверяла мне. Думаешь, я не замечал этого? За идиота меня принимала, наивная Асфи?» «Рурмис говорил мне, что тебе не повезло связаться с Кейелом».

Мы уже прошли так много, и мне осталась последняя клетка до решетки, но словно топчемся на месте. Всего одна клетка.

Хоть бы решетка опустилась.

— Это дерево! — крикнула Ив.

Я вскинула голову; сердце замерло. И медленно, неохотно, словно через силу забилось снова. Пламя факелов трепетало, утопая в зеленой воде.

— Ты… ты уверена? — Хрипение, а не вопрос.

Ив, стоящая неподалеку, все же услышала.

— Да, это дерево.

Шаг назад?..

Сердце сжалось, дыхание перехватило, и я зажмурилась. Лишь на миг. Не позволяя себе тратить бесценное время, стиснула рукоять бесполезного кинжала и решительно отступила.

…и спустя утомительное ожидание очереди — еще на шаг.

Казалось, тьма касается кожи на шее, пропитывает ее могильным холодом, проникает в плоть. Она сгущалась, копилась по углам, будто хищницей переминалась с лапы на лапу, ожидая удачного момента для нападения. Вот-вот погаснет факел — и шорох вслед за тьмой заполонит собой все пространство. В груди болело от напряжения.

Шею погладил холодок — неприятно, остро. Я не поворачивала голову, зная, что увижу. Охотник шелестел, тянул ко мне руку, пытался добраться до живого тепла, но таял едва, шевеля мои волосы. Однако царапины разжигались на коже, капли крови щекотно заскользили за шиворот. Я привстала на носочки, но удержалась от предательского желания броситься вперед. Один неверный ход — мы все умрем.

После нескольких отступлений назад первый шаг вперед прокатился по телу волной облегчения, а сердце на целых несколько секунд оттаяло, забилось быстрее.

Две клетки.

Голова кружилась, легкая тошнота не отступала, а во рту давно пересохло. Хотелось опереться хоть на что-нибудь, но я боялась даже дотронуться до прутьев решетки, закрывающий путь к свободе, к жизни, — вдруг нельзя. Факелы гасли поочередно, строгие голоса ребят коротко звучали в шелесте песка и шорохе камней. Рубашка липла к спине от пота, но запах крови, ее металлический привкус на языке, пробуждал идиотские фантазии, пугал сердце. Оно билось в груди, эхо истерики стучало в горле и висках, мешало дышать.

— Аня, это птица! — возбужденно произнес Кейел.

Я только и ждала его обращения к себе, чтобы вскинуть голову. В первый миг даже не поверила глазам. Вперед? Вперед! Едва не прыгнула на последнюю клетку, но опомнилась — посмотрела под ноги.

— Ив! Ив, это росток! — И, нервно оглянувшись, переступила на месте.

Охотники внимательно следили. Коридор, погруженный в ночной полумрак, показался бездной. Пропастью под лунным небом. От клеток, с заключенными в них факелами, тусклый свет достигал потолка, но ниже тьма застелила все. Желтые вспышки умирающих огней, слабые, ненадежные, едва справлялись с тварями.

Ощутив прилив дикого страха и паники, я мгновенно отвернулась и всмотрелась за решетку — туда, где полыхал яркий свет. Почему Ив молчит? Почему решетка не опускается? Руки тянулись к железу, чувства торопили что-нибудь сделать. Хоть что-то. Закричать, позвать на помощь, но…

Ребята ведь не зря молчат?

Решетка скрежетнула неожиданно, и я чуть было не отпрянула. От рваного дыхания запершило в горле, а голова закружилась сильнее. Железные прутья зловеще блестели в подступающей темноте и не спешили исчезать.

Не смотри на факел. Не смотри на него. Почему так трудно удержаться?

Последний огонек неумолимо угасал, однако наблюдая за ним, я теряла собственные чувства. Все, даже страх.

Оказывается, порой терять надежду не страшнее, чем обретать ее. Так сколько же можно бояться смерти, Аня? Наверняка и она проще любой жизни.

Осторожное ледяное касание к плечу напомнило, что эта смерть не простая — она обрекает на муки жадности. Я скривилась, затряслась. Пронзительный крик железа уже не обрадовал — разозлил. Я прикрыла веки и выставила руки перед собой, отталкиваясь от пола ватными ногами. Выбегая к свету, к теплу. Убегая от худшего, что могло бы случиться. Упала на сырой камень, перевернулась на спину и стала отползать дальше от монстров. На некоторое время оцепенела под множеством пристальных взглядов, испугалась сильнее от нестабильных — то резких, то плавных — перемещений тьмы, а затем посмотрела по сторонам. Ив зажалась в освещенном углу, колотилась, обнимая себя, и глотала слезы; бледные щеки эльфийки блестели от них. Кейел, оголив кинжалы, стоял напротив своего коридора и внимательно смотрел на меня. Растрепанные волосы налипли на его лицо, от виска сочилась кровь, скапливалась в шрамах. Я не смогла ни кивнуть ему, ни сказать хоть что-нибудь. Посмотрела за него и, не сразу заметив Елрех, напряглась. Сердце вновь замерзло, но оттаяло тотчас — Роми обнимал ее, заслоняя собой.

Ив всхлипнула громче, снова привлекая внимание, и я с трудом приподнялась. Каменная комната пошатнулась, искривилась, качнулась стремительной волной — я вновь припала на колени к земле. Дикий страх пройдет, мир сам по себе вернется в норму, со временем, но сейчас мы все нужны друг другу. То приподнимаясь, то переползая на четвереньках, я все же приблизилась к Ив. Обняла ее, казалось, невесомую, хрупкую, и она разрыдалась, обнимая меня в ответ.

— Мы справились, — прохрипела я, прижимаясь щекой к шелковым волосам Ив.

В ладонях стрельнуло, засаднило, тепло стало медленно расползаться под кожей. Боль возвращала к жизни.

Разбила руки. Такая ерунда.

Посмотрев на Кейела, я улыбнулась ему, а через мгновение тихо, но до боли в животе рассмеялась.

Глава 28. Разбитое сердце. Эпизод третий

— Трудно назвать это отдыхом. Мы будто между двух огней застряли, — пожаловалась я, вглядываясь в ближайший коридор, в котором без устали сновали темные души.

Теплые объятия потеснили раздражение. Кейел прижался грудью к моей спине, обхватил меня крепче, легонько стиснул предплечья и потерся щетиной о волосы, лохматя их.

— Мы не можем сразу пойти дальше, — в который раз тихо остепенил меня. Его дыхание приятно тронуло висок, успокоило сердце. — Посмотри на исследовательницу, она до сих пор не пришла в себя.

А дальше будет только хуже… Главное, не рассуждать об этом вслух, иначе хуже станет всем гораздо раньше.

Мы и впрямь застряли на островке безопасности, но при этом с постоянным напоминанием, что еще не все окончено. Наверное, так чувствуют себя люди в мегаполисе, никогда до этого не выезжающие за пределы крохотного села. Ты перешел первые полосы дороги, и светофор загорелся красным для тебя. Ты стоишь на узком островке безопасности, но при этом напряжен — впереди мчаться машины, и — позади. Это утомляет.

Так случилось и с нами.

Решетка спряталась в углублении пола, и никакие двери не захлопнулись за нашими спинами. В каждом коридоре толпились монстры и безуспешно боролись с ярким светом множества огней. Он горел в чашах, расставленных на колоннах, горел в углублениях стен, в канавках у лестницы… Из-за такого огромного количества огня и козырька над выходами из коридоров эту лестницу невозможно было заметить сразу. Длинная, полукруглая, с очень высокими ступенями, она вела к огромным воротам с резными узорами и витыми колоннами по бокам. Если узоры и таили в себе какой-то смысл, никто из нас не догадывался о нем. Всем, без исключения, они казались украшением перед входом во что-то величественное. Но надпись мы все-таки нашли…

«Нуждающийся, помни, за чем ты пришел» — словно мечущемуся сердцу было мало, и Энраилл решили порезать его по незаживающим, кровоточащим ранам.

Зайти в сокровищницу, найти Сердце времени и… исчезнуть из жизни ребят.

Я поморщилась, втянула голову в плечи и сильнее налегла на Кейела с надеждой, что он в ответ обнимет крепче. Хорошо, что мы с ним не любим прощаться. Я не смогу проститься.

— Надо идти дальше, — донесся суровый голос Роми. — Ни Елрех, ни Ив не могут расслабиться, пока охотники смотрят на них.

Кейел глубоко вдохнул, утыкаясь носом мне в шею, шумно выдохнул и с явной неохотой расцепил руки.

— Будем надеяться, что мы не прыгнем из огня в бурлящую лаву, — произнес он, поворачиваясь к Роми.

* * *

Кейел.

Из-за тебя в этой жизни я возненавидел предательства. Я познал разочарование, душевную боль и отчаяние. Из-за тебя я погиб еще при жизни. Все из-за тебя. Молчишь? Исчезнуть и оставить меня одного в неведении о моем будущем — это твоя благодарность за доверие? Ты его не заслужил, Алурей. Ты не заслужил ничего, кроме ненависти. С самого начала я бездумно боролся со временем в поиске скорой смерти и перерождения, а теперь, когда обрел жизнь в настоящем, ты бросил меня. Неужели не оставишь мне ни шанса, Алурей?

— Может, лунные охотники и были теми самыми бессмертными стражами? — с надеждой спросила Аня, выдергивая меня из мыслей.

Тонкие пальцы тронули мою руку, и я хотел было стиснуть их в ответ, но вспомнил о том, что девочка сильно разбила ладони. И что-то дрогнуло внутри от воспоминания окровавленных девичьих рук. Я сглотнул, но от горького привкуса и сухости на языке не избавился. Как можно осторожнее переплел наши пальцы, украдкой разглядывая измученное курносое лицо. В карих глазах полыхал янтарь, и на миг показалось, что он живой, настоящий, как и раньше, но это лишь отражался огонь, окружающий нас. Внутреннее пламя воительницы из чужого мира медленно угасало. Как давно?

«Ты изматываешь ее, бесчестный человек! Разве не видишь, как ей плохо рядом с тобой? Зачем мучаешь, если не любишь?»

И в этом тоже твоя вина, Алурей. Твои желания и расчеты растоптали жизнь Ани, твоими убеждениями я самолично уничтожал ее каждый день.

«Для чего крадешь ее сердце, если все равно скоро умрешь?»

Любил ли я тогда? Зато сейчас чувства очевидны. Если бы мог, я бы оставил ее в покое еще в тот день, когда она в первый раз обманула меня. Когда перехватила дыхание неосторожной близостью. Когда поцеловала так, как никто до этого не целовал, и распалила новые эмоции. Она заставляла сердце замирать, и я всякий раз неосознанно искал встречи с той, кто не привлекала взор, но медленно и неотступно завоевывала душу. Смог бы я отказаться от нее?

«Ты погибнешь, а она будет высматривать тебя в других мужчинах»

Смог бы.

Не ради тебя, Алурей. И не ради себя… Только ради нее даже ценой собственной жизни я спасу Фадрагос. Благодари ее за то, что я продолжу следовать твоей воле. Только ее.

— Не бойся, Аня, — склонившись к ней, прошептал я. — Я сделаю все, чтобы ты не пострадала.

Перехватил ее взволнованный взгляд, увидел родные глаза, мгновенно наполняющиеся слезами, и в груди заныло, злость сдавила горло, вытеснила воздух. Я погладил большим пальцем незаслуженную метку на бледной щеке, покрытую тремя полосками шрамов. Аня единственная, кому я так долго сопротивлялся, не позволяя себе верить в ее добродетель. Искал в ее непривычном Фадрагосу поведении подвох, а в наивных словах — скверну. А ведь она подставлялась не за себя — за других…

«Помоги! Уведи их отсюда, сделай хоть что-нибудь!» «Мне страшно, Кейел. В какое чудовище я превращаюсь? Моя душа и без того полна черноты»

Я верил тебе, Алурей, и этой верой обижал ту, кто больше всех из нас заслуживает доверия. Ее лицо должна украшать не метка, а радостная улыбка. Вина же должна лежать на тебе.

— Зря мы пошли сюда, — пролепетала Аня, опуская голову и приподнимая плечи. — Дождались бы твоего врага у входа, победили его, а затем спасли бы тебя.

— А сокровища? — Невольно улыбнулся, наблюдая за ее смущением, обманчиво похожим на вину. Надо было каждый день радовать ее. Хоть чем-нибудь.

— А они… — замолчала, но уже через мгновение резко прильнула ко мне и с силой обняла. Вновь остановила сердце.

Под ладонями затряслась хрупкая спина, раздался судорожный вздох, за ним последовало тихое бормотание, от которого потеплело под грудью, и дрожь промчалась слабостью по телу:

— Ты мое сокровище, Кейел. Ты мое сокровище. Мне больше ничего… Мне никто не нужен. Пусть другие умирают, пусть убивают, пусть… Это их выбор, их жизнь, их вина. Я не хочу расставаться с тобой. Не хочу терять тебя из-за них. Пожалуйста, я так не хочу. Пожалуйста, Кейел… Не хочу… — Опять замолчала ненадолго, а затем ровнее произнесла: — Мы даже сбежать не можем. Я так хочу счастья, Кейел. Как раньше… Как же я хочу быть счастливой.

Я прижал ее к себе. С трудом заставил себя глотнуть воздуха и мотнуть головой, глядя на приближающегося Вольного. Еще несколько мгновений уделить ей. Еще немного.

Слышишь, Алурей? Ты воспитал монстра, и этот монстр лишает ее счастья. Разве Вестница заслуживает этой участи? Я спасу Фадрагос, Алурей, но только при одном условии — Аня должна жить, и должна жить счастлива. Ты слышишь меня. Я знаю, что слышишь, но молчишь. Аня должна быть счастливой — это единственная награда, которую я прошу у тебя. Мне больше ничего не нужно.

Аня.

Едва ли эти объятия можно назвать объятиями — Кейел словно держался за меня, опасаясь, что я исчезну, если он расслабит хватку. Его пальцы впивались в плечи через куртку, без устали мяли плотную ткань до скрипа. Он терся щекой о мои волосы, целовал в макушку, снова и снова прижимая меня к себе. Сердце билось о грудь, рвалось к его сердцу, такому же всполошенному.

Меня никогда никто так не любил, как он. И я никогда не стремилась ни к кому всей душой так, как стремлюсь к нему. Он все еще рядом, но мне мало этой близости. Я хочу быть рядом с ним не только в настоящем. Не только в прошлом, и даже мысли о призрачном совместном будущем не утихомиривают какое-то незнакомое, жгучее чувство в груди. Я хочу быть с ним. Хочу быть с ним вне времени, вне обстоятельств. Просто быть с ним, жить для него и жить им. Но кто мы такие, чтобы бороться за собственные желания, когда на кону судьба всего мира? Кто мы?

Избранные или просто люди, которых не жаль пустить в расход? Низшая раса. Изгои. Преступники.

Весы — символ справедливости и правосудия. И на Земле, и в Фадрагосе ими взвешивают поступки, забывая, что они сформированы вереницей событий. Событий, зависящих от нас, и событий, начало которым могли дать окружающие. Почему же тогда судят последнего? Почему вину возлагают только на него? Почему ответственность не распределяют по справедливости на всю общественность? Нет моей вины, что я оказалась в Фадрагосе. Виновата ли я, что меня избрали Вестницей? И все трагичные события, все смерти, пачкают не только мои руки. Фадрагос захлебывается кровью, Земля — насилием; Фадрагос жесток прямолинейностью, Земля привыкла к молчаливым козням; Фадрагос оправдывается духами, Земля… Это не моя вина, что Фаррд вырос сволочью; Стрекоза не оставила выбора Кейелу; В Красной Осоке сельчане были нетерпимы друг к другу. Тиналь и Фираэн осознанно шли на риск и жертвовали собой ради спасения семьи. Я ли причастна к тем обстоятельствам, что усложнили им жизнь и вынудили их пойти на убийство? Даже Феррари стала жертвой самого мира еще в тот момент, когда крохотной малышкой попала в руки разумных существ. Мы все жертвы обстоятельств, и наше желание бороться с ними нормально. И лишь от внешней силы, давящей на нас, зависит насколько агрессивно будет проявляться наша защита.

Весы судеб обречены на поломку с самого начала их изобретения.

— Я хочу быть счастливой, — на выдохе повторила я, прильнув щекой к плечу Кейела. — Помоги мне обрести это счастье.

Он молчал, лишь крепче обнял меня, будто извинялся. У Вольного опустились руки? Нет, они тоже были связаны с самого начала. Что бы ни случилось с нами и как бы сильно он ни любил меня, все равно никогда не пойдет против своего духа. Это в его крови, это в его воспитании, полученном в жестоком мире. Не страшно. Я справлюсь сама. И о Сердце времени необходимо забыть. Раз и навсегда вычеркнуть его из планов. Получится ли?..

Мы зря пришли сюда.

— Надо идти дальше, — донесся тихий голос Роми за спиной.

Наверное, не получится.

Я выдохнула, все еще перебирая в голове бестолковые варианты, как можно выйти из опасного положения с минимальным ущербом. Тщетно.

Елрех и Ив потеряли гильдию, Кейел — расположение северян, а я, благодаря Десиену, пыталась отравить Волтуара. У кого искать поддержки? У жаждущего войны и отмщения Кхангатора? У расчетливого и жадного Дриэна?

Если неиспользовать Сердце времени — все мы будем обречены.

Я отступила от Кейела и повернулась к высоким ступеням, ярко освещаемых жарким огнем. Высоко подняла голову, разглядывая массивные ворота.

Пора.

Ноги все еще трусили при каждом шаге, колени подкашивались слишком ощутимо и, казалось, что я могу упасть. Но Кейел помогал мне подниматься и, несмотря на осторожное прикосновение к пальцам, держал свою руку напряженно, будто готовился в любой момент подхватить меня. Словно ему самому не нужна была в эти мгновения поддержка. А ведь он слышал о жертвах, даже о чем-то размышлял… О предначертанном. Сумбурные фразы, неясные, но просить пояснить их четче, наверное, не время. Или самое оно. Однако я не готова больше ни к каким сюрпризам, пока мы не выберемся обратно на поверхность Фадрагоса.

Не слишком ли много выпало на нашу долю в последнее время? Когда в последний раз нам удавалось поспать полноценно, без очередных подъемов на караулы? Когда в последний раз мы могли отдохнуть под крышей добротного дома? По моим обманчивым внутренним ощущениям прошла уже вечность после тех далеких зимних дней. Надо отметить, не слишком гостеприимных.

Перед дверями Кейел все же отпустил мою руку, оставляя меня на краю большой площадки, освещенной яркими всполохами огня, и направился помочь Роми отворить следующую ловушку. Если, конечно, повезет, то там нас будет ждать награда.

— Мне кажется, мы уже заслужили, — пробормотала я, когда Елрех и Ив обступили меня.

Ив поежилась, потирая раскрасневшийся нос. Только сейчас я заметила, что куртка у нее на спине между лопатками была исполосована и зияла ровными краями дыр. Нам всем хоть немного, но досталось в чертовой игре. Впрочем, нас просто потрепали наши неуемные стремления.

Мы стояли и наблюдали, как парни переводят дыхание перед тем, как взяться за огромные, украшенные худыми, но гибкими тельцами драконов, кольца и потянуть за них. Прикосновение к локтю сначала почудилось легким сквозняком, но вскоре повторилось, и я повернула голову к Елрех. Она смотрела на меня чуть пронзительно, белые брови сошлись на голубой переносице, покрытой тонкими трещинками. И фангру не щадит время — она стареет, просто я привыкла видеть проявление старости в других признаках, вот и не замечала. Теперь же огонь четко осветил ее уставшее, грязное и влажное от пота лицо. На подбородке виднелись темно-синие росчерки — видимо, ударилась, когда выскакивала из коридора, а может, как-то расцарапала себя когтями, или и ей перепало от монстров. Приоткрыв рот, она вздохнула глубже, перевела взор серых глаз на Роми, на своего Вольного, и прошептала:

— Я думала, что потеряю его раньше. Духи проявляют ко мне милосердие, раз умная Ив еще нужна Фадрагосу.

Я виновато опустила голову, стараясь дышать спокойнее и просто отринуть все мысли. Все. Но не получалось.

Мы с ней заключали много сделок, и всякий раз по моей вине Елрех чего-то да лишалась. Сколько обещаний я сдержала перед ней?

«Бывших Вольных не бывает»

А если Фадрагос отберет у нас и их? Выйдем из сокровищницы, и нам придется уничтожить драконьи глаза. Возможно, вход закроется навсегда…

— Если я так нужна Фадрагосу, — тихо поддержала беседу недогадливая Ив, нервно потирая плечи, — Роми сначала придется вытащить меня отсюда.

— Готовьте оружие, — громко обратился к нам Кейел, сам проверяя, насколько легко извлекается меч и кинжал из ножен.

Они с Роми ухватились за тяжелые кольца, повисшие на крепких дверях на уровне головы, а мы оголили кинжалы и на всякий случай разошлись в разные стороны от прохода. Я крепко сжимала рукоять, слушая мягкий скрежет массивных, тяжелых створок и готовилась к худшему. Зияющая чернота становилась шире и шире, и я на миг успела представить, как оттуда на нас вырвется поток очередного волшебного огня, или еще чего хуже — сила нечисти. Опасаясь фантазии, быстро отступила еще на пару шагов и заодно оттянула следом Ив.

Мы слушали тишину. Огонь шептался с нами, шипел недовольно, дышал нам в спины, но только он и шумел. Казалось, с открытием дверей замолчали даже монстры.

Из тьмы повеяло холодом.

— Как из склепа, — поддержала мою мысль Ив, перекидывая кинжал в другую руку.

На обратной стороне золоченных дверей висели два факела. Вольные перекинулись жестами; Елрех, стоящая напротив нас с Ив, нахмурилась сильнее и подобралась. Она внимательно следила за тем, как Роми рискует подойти к своему факелу первым, не позволяя Кейелу, возможной жертве, подставляться. Он постоянно всматривался в кромешный мрак, снимая факел с крюков. Вскоре бросил его Кейелу и направился ко второму.

Они подожгли их от огня из чаш, оставили сумки, обнажили оружие и направились в темноту. Мы молча и настороженно последовали за ними.

Сладковатый аромат, отдающий горечью цитрусов, напоминал тот же, который витал у первого входа в сокровищницу, а холод мигом пробрался под куртку и остудил кожу. Факелы, мгновение назад трепыхающиеся ярко, подернулись сразу за порогом, потускнели, укоротили свои тревожные языки, но не угасли. Я щурилась, стараясь разглядеть в непроницаемой темноте хоть какие-то очертания. Роми понес крохотный источник света к центру, а за ним мелькнул отблеском силуэт Елрех. Кейел водил огоньком в воздухе неподалеку.

— Тут никого, — вполголоса произнесла Елрех. И сразу сориентировала: — В центре ящик какой-то и что-то громоздкое висит, а у стен знаки огня.

— Асфи, — тихо обратилась Ив, склоняясь ко мне, — выскочим за сумками?

Мне не хотелось далеко отходить от кого-либо, тем более переступать за порог, но она была права — провизию бросать нельзя. Впрочем, идти мне никуда не пришлось. Роми сам сходил за вещами Вольных, а в это время Елрех со своим острым зрением разыскала масло у основания стен и подожгла его сразу же, как ее супруг вернулся. Огонь распространялся быстро, по часовой стрелке, очерчивая контуры круглого зала, разделяя стены на такие же плиты, какие были с правилами игры, но гораздо выше и шире. Каждая плита была расписана символами, часть из которых мы уже видели, проходя опасные коридоры Наллеран. Когда весь зал осветился, мы осмотрелись: потолок утопал в темноте, хотя не мог быть настолько высоким. Мы не так уж и глубоко спускались, или в сокровищнице действует древняя магия, меняющее пространство? Как бы она ни действовала, она точно тут была — в центре зала парила каменная карта Фадрагоса.

— Смотрите, тут свиток, — подозвала нас Ив, приближаясь к простенькому постаменту, стоящему под этой самой картой.

— Стоит ли прикасаться к нему? — Я потерла лоб морщась. Спрашиваю так, будто у нас есть выбор.

— Нам все равно придется, — произнес Кейел и отвел взгляд, словно за что-то извинялся передо мной.

За отсутствие выбора? А при чем тут он в таком случае?

Я тряхнула головой и поспешила к столпившимся ребятам. Кейел перехватил свиток у Роми, развернул его и, пробегая взором по строкам, нахмурился.

— Что там, бесстрашный Вольный? — спросила Елрех, беспокойно переминаясь с ноги на ногу возле Роми.

Кейел вздохнул шумно, а затем медленно, иногда делая длинную паузу между словами, стал читать:

Здравствуй, кто бы ты ни был.

Раз ты нашел это место и добрался сюда, значит, тебе многое уже известно, но я заполню все твои упущения. Поверь мне, то, что я тебе расскажу, правда, как бы она ни звучала. Все началось с их милосердия.

Нет у них прошлого, и нет настоящего. Живут они вне времени, созданные нуждой и ненужностью, верой и безверием. Упрощая бытие, делят его своим существованием на тьму и свет. Служат указателями поступков и решений, определяющими каждого из нас, как личность, делающих нас разумными существами и отделяющих от бездумных зверей. Нет им имени до тех пор, пока дети их не наградят им за заслуги или проступки. Фадрагосцы, столкнувшись с ними воочию, прозвали их Повелителями. И только их тьма известна большинству из нас, потому как затмевает она свет, все еще горящий, и горящий ярко.

Мне довелось пройти часть своего пути бок о бок с Вестницей. Знала она тайны, предназначенные только определенным существам. Сегодня нас семеро посвященных, но к моменту прочтения моего послания останется лишь пять. Я, все еще не лишенный расовой благородности, спасаю свой разум мыслью, что выбор мой необходим. Я прибегаю к хитростям, ради сохранения рассудка. Я приношу себя в жертву осознанно. Приношу себя в жертву, чтобы пострадавшие по вине милосердия наших Родителей, обделенные пониманием со стороны братьев со всего мира, получили шанс на спасение. Я передаю тайну Вестницы тем, кто добрался сюда. И пусть тайна эта послужит в добрых руках оружием справедливым и милосердным. Пусть оно не знает крови и смертей. Пусть подарит надежду и шанс Фадрагосу обрести гармонию, как задумывалось с самого его рождения.

«Нет у них прошлого, и нет настоящего. Живут они вне времени, созданные нуждой и ненужностью, верой и безверием. Упрощая бытие, делят его своим существованием на тьму и свет…

…И только их тьма известна большинству из нас, потому как затмевает она свет, все еще горящий, и горящий ярко» — с этих же слов начиналось послание рассата из Энраилл, эти же слова прочел Кейел вновь, пробегая хмурым взором по строкам из символов, выбитых на стене. Мы, сбитые с толку, стояли под ней, слушая его монотонный полушепот…

«Рождение мира начинается с нужды тех, кто был никем, с их веры ни во что. История же его начинается гораздо позже. Уже после того, как в «ником» загорается родительская любовь, даруя им безымянную личность, возлагая на них ответственность; уже после того, как ответственность разделяет их видение о будущем и подход к воспитанию. Появление даже неопределенной личности несет за собой нечто новое, бесконтрольное, непреклонное ни перед кем — время. И у любой сильной стороны всегда есть обратная, удерживающая баланс мироздания и всего сущего, останавливающая силу от скорого разрушения. У времени это память — ключевая предпосылка для осознания.

Так пыль бытия под влиянием времени позволила новорожденному, еще пустому, в каком-то смысле мертвому миру обрести память, а вместе с ней — историю. Время сдвинуло землю, дало течение воде, поток — воздуху, жар — огню… Мир сделал свой первый вздох.

Время двигалось, насыщая память событиями. С памятью воспитывались души: мира и его родителей; рождались желания, появлялись страхи, зависть, сожаления об ошибках, гордость за успехи, радость от первых несмелых шагов.

Фадрагос. Так назвали его первые существа, кто осознал себя и нашел способ развития разума — кто изобрел речь. Слова, еще примитивные, подарили им больше, чем личность, сформированную привычками и инстинктами. Общение стерло большую часть недопонимания, сузила даже огромную пропасть, лежащую между фадрагосцами и их создателями. Теперь маленькие жители сами стали творцами собственной истории и больше не нуждались в постоянной поддержке и знаках, исходящих от мироздания. Огромный толчок и прорыв последовали сразу после первых слов. Повелители же осмелились заговорить с фадрагосцами на их языке и в благодарность обрели бесценный дар — имя. У них появилась возможность иногда оглядываться на другие миры, чтобы почерпнуть полезное из них и немного порадовать фадргосцев, способных в любой беде позвать их на помощь по имени. Тогда Повелители и увидели существ в далеком мире, чья душа пленила их невероятным многообразием.

Люди — глубокое озеро, зачастую отражающее окружение, но имеющую невероятную глубину собственных переживаний, выплескивающих непредсказуемые мириады эмоциональных брызг и поступков. Скупой мир с одними существами казался насыщен жизнью сильнее Фадрагоса с его множеством рас. Люди порой любили так, как могли любить только шан’ниэрды; ненавидеть так, как умеют только викхарты; некоторые могли соперничать жестокостью с самыми свирепыми вассовергами; другие стремились к единению с природой, напоминая эльфов; или к полному превосходству, как беловолосые шан’ниэрды; предприимчивости одни из них могли бы поучить фангр; благородству — рассатов; мудрости — гелдовов; умению править без отречения от имени — соггоров; а способность подстраиваться к любым условиям, не перенимая чужие жизни, делала их невероятно живучими.

Повелители были очарованы созданиями настолько совершенными, насколько и пугающими. Они часто наблюдали за ними, мечтая привнести что-то из их мира в Фадрагос, перенять многогранность характеров для фадрагосцев. Однако они помнили, что у любой стороны существует и обратная, и ее неизвестность пугала и удерживала от риска. Но лишь до поры…

Часть фадрагосцев только начинала несмелые шаги к цивилизованности, когда в мире людей случилось несчастье. Остров захлестнула вода, топила его, утаскивала в холодные глубины: множество бессмысленных смертей — огромная потеря совершенства. Повелители наспех принимали решение. Темная сторона, предпочитающая жестокие уроки, высказывалась против идеи Светлой, спасти гибнущих, тем самым позволить им создать в Фадрагосе что-то новое и повлиять на других существ. Однако удивительная таинственность людей привлекала даже их, Повелителей разрушений, и тогда они уступили, выдвигая условие: если созидательная идея Светлой стороны повлечет разрушения и беды, дороги в Фадрагос будут для них закрыты. Никогда больше они не ступят в собственный мир и будут учиться влиять на него косвенно. И стороны заключили сделку.

Не желая навредить людям, спасающимся бегством и прячущимся под землей, Повелители переместили в Фадрагос кусок земли с ними — он упал мягко, но все же упал. Распластался глубоко на юго-востоке Вечного леса. Там, где не ступала даже нога эльфов, там, где огромный пласт земли не мог навредить разумным существам. Вместе с землей пролилась вода, затопила часть леса, размыла почву; упали километры каменного города, разрушились тяжелые колонны и башни, обвалились стены, погребая под собой все живое, ломая деревья, продавливая почву. Не все люди выжили, не все люди отыскались в лесу полном нечисти, в лесу полуразрушенном. Никогда еще время для Повелителей не имело такой ценности, как в те дни. Они ждали последствий своего решения, они ждали. И, как это неизбежно при напряженном ожидании, дождались.

Повелители сосредоточились на людях, забывая о фадрагосцах: одна собравшаяся группа людей была слишком мала, чтобы не стать пропитанием хищников; вторая — слишком огромная, и местные болезни в короткие часы превращались в смертельные эпидемии; третьей повезло с дорогой — меньше хищников, меньше нечисти, меньше болезней, — но они двигались на восток и очень скоро вышли к Краю мира, где погибли у берегов Кровавой воды. И Повелители еще могли бы снизойти к людям, но их язык был недоступен им, а люди, в свою очередь, не знали имен и не могли, позвав Повелителей, истончить грань мира и безмирья. Все, на что были способны Повелители, — предупреждать природными знаками, но люди боялись того, к чему привыкли прислушиваться фадрагосцы.

Четвертой группе повезло больше, имея в проводниках нескольких опытных воинов. Они разбивались на мелкие группы, разведывали путь, продвигались дальше по лесу, направляясь на запад. Наученные опасностями, часто делали крюк, минуя встречу с нечистью. Но в одном месте ее было так много, что люди решили бороться. Они не догадывались, что уже тогда за ними наблюдали эльфы. Наши братья присматривались к вероятным будущим друзьям и пытались понять, что замышляют главные люди и почему медлят перед мелкой, не особо опасной нечистью. Тем временем воины людей ждали, проверяли ветер. И когда одним вечером ветер подул в западном направлении, они подожгли лес, а сами вернулись восточнее — туда, где огонь не навредил бы им.

До этого вечера эльфы не встречали врагов опаснее и хитрее, чем короткоухие существа. До этого никто не плевал на ценность эльфов так, как люди. Нельзя осквернять дом, нельзя бороться с врагом, уничтожая все на своем пути и рискуя теми, кто разделяет с вами жилье. Вечный лес, даже с его неизведанными уголками, был домом эльфов. Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства.

Но не это наложило запрет на Повелителей созидания.

Поверхность Фадрагоса приняла удар, подземная дрожь прокатилась от эпицентра и, казалось, затихла. Даже чувствительные балкоры достаточно быстро вернулись к повседневным хлопотам: помолились Земле, попели песни в ее честь и забыли о ее раздражении. Если бы они только знали, какой гнев последует за ним, то, возможно, успели бы сменить покровительницу на небесные своды.

Несколько городов сплюснуло за короткие секунды, отрезая отдаленные поселения друг от друга. Земля задрожала, чуть посыпала песком белые головы балкоров, насторожила их, а уже через мгновение заскрипела натужно, застонала и, разворотив незаметные глазу трещины колонн и стен, взорвала опоры на крохи. Свод в одночасье рухнул. Земля опять ненадолго замолчала, но окраинные города и поселения уже били тревогу. Одни сломя голову бежали от встревоженных и разъяренных хищников, другие разбирали завалы, надеясь, что доберутся до центральных городов и узнают, почему коридоры засыпало. Нескоро до вторых дошло, что ответов им никто не даст, что спасать некого, а Земля только затаилась перед тем, как выплеснуть последние волны обиды и безудержного гнева.

Повелители созидания оплакивали потери, смирялись с запретом на прямое участие в расцвете мира, в котором им никогда не будет прощения. Много времени понадобилось им, чтобы прийти в себя и научиться воздействовать на Фадрагос другими способами. И не столько время помогло взять себя в руки и снова бороться за спасение мира, сколько память об ошибках и вина. Множество перипетий в жизни фадрагосцев грозило вскоре обернуться кровопролитной войной, возникновение которой уже нельзя было остановить».

Кейел прокашлялся и протянул мне факел, который, впрочем, никак не влиял на читаемость символов. Мы молча следили, как Вольный прищурился, по-будничному неторопливо снял бурдюк с пояса, а затем стал лениво пить, продолжая окидывать подозрительным взором стены круглого зала. Мы прочли лишь одну из множества.

— История Фадрагоса, — восторженно прошептала Ив, нарушая смиренную тишину.

Вина. Иногда это чувство удивительно навязчиво: провинился кто-то другой, кто мало связан с тобой, но стыдишься почему-то ты. И вина давит на плечи, объединившись со стыдом. Я склонила голову, разглядывая пальцы ног; узоры рукоятки факела болезненно впивались в разбитую ладонь. Пот смешался с кровью, въелся в раны, щипал их, раздражал и дергал. Дергал и дергал, словно играл не столько на болевых ощущениях, сколько на нервах.

Роми тихо протянул:

— Люди… — И шумно выдохнул.

Дерг. Дерг. Дерг.

Нам не место в Фадрагосе…

— Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства, — снова прочитала Ив, тоже снимая бурдюк со своего пояса. Вздохнула тяжело и угрюмо добавила: — В древних письменах вечно упоминалось, что эльфы были благороднее и терпимее.

Руку резануло болью, и вскоре горячие капли крови погладили холодное запястье. Кейел опять кашлянул, но несколько сильнее.

— Давай, — тихо произнес он, осторожно забирая факел из моей руки и делая вид, что не замечает крови. — Попьешь?

Я мотнула головой, хоть во рту и образовалась пустыня. Боюсь, сейчас даже вода окажется настолько горькой, что меня стошнит.

— Меня куда больше волнует, благородная эльфийка, как история Фадрагоса может стать оружием в руках тех, кто узнает все ее тайны? — Елрех крутила в руках кинжал, деловито разгуливая по залу и осматриваясь.

Она, как и я, в драконьем языке ничего не понимала, поэтому предпочла слушать и изучать карту, которая заметно изменилась с того времени, как ее тут повесили в воздухе. Как минимум на парочку регионов в Фадрагосе стало больше, а свободных земель меньше.

— Будем читать все? — хрипло спросил Кейел и вопросительно свел брови на переносице.

— Когда осипнешь, я могу тебя заменить, — предложила Ив, затягивая бурдюк.

— Нет, — поморщившись, отказался Кейел. — Думаю, твоих познаний древнего языка недостаточно, чтобы передать смысл точно.

Ив и не подумала обижаться; ее глаза горели любопытством и даже какой-то благодарностью к Кейелу, что ей удается прикоснуться к истокам своего мира. А вот Роми за ее спиной хмурился, мял в руке стрелу и нервно махал хвостом. Я ждала от него колкостей, осуждения, но, казалось, его заботили какие-то другие вопросы.

Он незамедлительно подтвердил мои мысли:

— Необходимо прочесть все и отыскать то, что может служить спасением Фадрагоса. Это важно, Вольный. — Вперил угрожающий взор в Кейела и пообещал: — Я не позволю тебе сойти с твоего пути.

Кейел изогнул бровь и скрестил руки на груди. Его кривая ухмылка растянула шрамы на щеке, неровный глоток дернул кадык, поиграл в рыжем свете ожогами на шее.

— Люди, — коротко напомнил Роми, кивая на стену. Сжал губы в тонкую светло-серую полоску и повернул голову ко мне. Пристально глядя на меня, без капли привычной иронии повторил: — Люди. Я не позволю вам разрушить то, что осталось после вашего же вмешательства. Если от вас потребуется жертва — вы ее принесете.

Совсем недавно он оберегал Кейела, а чуть раньше злился и бесился, зная, какая роль уготована нам в сокровищнице. Как же быстро он меняет свое мнение и приоритеты.

Под тяжестью чужой вины я ссутулилась сильнее, отвела взгляд от желтых глаз и почесала зудящий, расцарапанный затылок. Кровь присохла в волосах, пряди слиплись, спутались. Слишком много крови, слишком много ран, и они никак не заживают. Только зудят и зудят, нервируя. Когда все это закончится?

— Следи за своей миссией, Вольный, — низко прохрипел Кейел. От его голоса спину мигом покрыла прохладная, липкая испарина. — Ты не знаешь моего духа, не знаешь его желаний. Я никогда не служил ни одному из мудрецов и ничего не собираюсь менять. Они придумали жертвы, но мой дух…

— Я не позволю тебе рисковать Фадрагосом из-за нее, — прошипел Роми, вынуждая меня посмотреть на него. Он скривился в омерзении, прокручивая стрелу в пальцах, — будто я не видел, как ты ограждаешь ее от опасностей. Что бы ты ни задумал, но если ей придется умереть, я сам убью…

Кейел рванулся к Роми. Ив вскрикнула, вскидывая руки. Сердце ухнуло. Я непроизвольно заступила путь Вольному, обняла его, прижалась к нему и зажмурилась.

— Не надо, — попросила громко, а затем тише: — не надо, Кейел. Не надо.

Он сопел над ухом, сжимал меч в руке. И когда успел вытащить его? Все тело было напряжено и готово к схватке, но он не двигался и даже молчал. Молчали и остальные. Я медленно открыла глаза и увидела Елрех, тоже сжимающую свой кинжал. Если бы бой случился, на чьей стороне она оказалась бы?

— Не надо, — ласково повторила я и погладила вытянутую, как струна, спину Вольного. Потерлась щекой о его плечо, уткнулась носом в ямочку между ключиц. Ощутила стремительно бьющуюся жилку на шее и улыбнулась. Подняла голову и взглядом нашла теплые глаза. — Мне интересно, что написано дальше. Я многое слышала из вашей истории, немало видела и даже в чем-то, можно сказать, поучаствовала. Но, как правило, историю пишут победители. Возможно, здесь написано что-то, что позволит нам понять, куда исчезают Вольные. Быть может, нам с Елрех повезет спасти вас с Роми.

Я бросила быстрый взгляд на Елрех и заметила, что она прикусила губу и нахмурилась, а ее кинжал уже опущен. Раздумывает условия новой сделки? Сообщит ли о своем решении до того, как мы найдем артефакты? Найдем ли…

Надеюсь, нет.

Эгоистка… Ничего не меняется, Аня? Люди не меняются.

Шершавые губы Кейела коснулись щеки, и я мгновенно потянулась к нему навстречу. Несколько секунд нашего поцелуя никому не навредят, а затем продолжим поиск нашего спасения.

Кейел.

Ярость клокотала. В глазах темнело, воздух раскалился и его никак не хватало. О чем говорила Аня? Почти не разобрал слов из-за стука в ушах, но сейчас все проходит. Напиться бы из мягких губ спокойствия до конца жизни.

Мысленно хмыкнул. Не так уж и много осталось, да, Алурей? Или нет.

Так о чем она просила? Ей что-то было интересно…

Я заглушил неуместную тягу к теплу и ласке, отстранился от Ани и окинул ее быстрым взглядом: уставшая, потрепанная, куда-то испарился привычный энтузиазм. Разбитая в сражении за чужой мир, так еще и не видит и капли благодарности от ублюдков, рожденных тут. Лучше отвернуться до того, как посмотрю ей в глаза. Почему-то смотреть ей в глаза становится все неприятнее и неприятнее. До странного чувства в груди, будто в нем ковыряют ножом, а я выпил зелье притупляющее боль. И не больно, но без него определенно лучше.

Клинок меча с тихим скрежетом вошел в ножны, а беловолосый ублюдок вздернул подбородок. Опустил стрелу наконечником вниз, но руку не расслабил; на запыленных перчатках натянулись острые складки. В прищуре желтых глаз безошибочно читалась решимость и обещание. Больше и тверже — клятва.

Память выплюнула недавнюю угрозу шан’ниэрда — ярость забурлила снова, взбудоражила силы. Я отрублю тебе голову, выродок, до того, как ты сделаешь хотя бы шаг к нам с Аней.

Наверное, он прочел мысли на моем лице — на мгновение отвел взор, а уголки губ чуть опустились. Его смятение немного остудило мой пыл, но недостаточно. Аня благоразумно больше не прикасалась ко мне, словно стремилась, чтобы инцидент быстрее позабылся. Несмотря на все разочарование, которое она заставила меня испытать, все же мне с ней повезло. Хоть с кем-то в паскудной жизни повезло.

Я заправил волосы за уши, посмотрел на ровные каменные плиты под ногами — даже пнуть нечего — и шаркнул по ним. Вздохнул тяжело, прикрывая веки на пару секунд. Не унялся. На всякий случай отошел дальше. Кровь в висках барабанила неугомонно, и сердце билось, словно разъяренный зверь. Наверное, стоило хотя бы пару клыков выбить этой скотине. Склонив голову и потерев переносицу, я снова посмотрел на Вольного и поморщился. Не время и не место. А выпадет ли шанс? Надеюсь.

Взгляд зацепился за эльфийку, спрятавшуюся за плечом дружка: глаза круглые от страха, губы бледные, сжатые, подбородок дрожит, морщиться. Совсем недавно на бескровных щеках горел румянец, а глаза блестели не от слез. А где же обвинения в сторону балкоров? Фанатичная. Фанатичная к открытиям настолько, что позабыла о древней ненависти, позабыла об усталости и истерике, охватившей ее после Наллеран.

Кто-то сильный и фанатично преследующий свою цель, будет путаться под ногами…

Кто-то невероятно сильный будет угрожать предначертанному и, если его не убить, приведет Фадрагос к гибели.

Я опять пригляделся к напряженному Ромиару. Алурей, а если Дес ведьма? Тогда они его враги. Эти двое. Эта эльфийка… Она ненавидит балкоров и, если Дес окажется ведьмой, она вцепится в него мертвой хваткой и не успокоится до тех пор, пока не уничтожит всех его собратьев. А что мы знаем о ведьмах? И главное — от кого? Людей вот, например, притащили в Фадрагос насильно. Люди Фадрагоса — ошибка. Чужая ошибка, из-за которой я был рожден. Из-за которой у меня отняли жизнь еще при жизни. Я сбился со счету, сколько раз мне отказывали в крове, в миске скудной похлебки, или оставляли при смерти, когда я нуждался в помощи. Под нелепыми, порой идиотскими предлогами мне отказывали в исцелении даже за высокую плату. Меня винили в гибели всех, кто случайно умирал рядом со мной, или пытался обмануть, потратив мое время впустую. Я уставал зарабатывать крохи там, где остальные могли обеспечить себя добротной жизнью на несколько периодов. Все потому, что я Вольный. Все потому, что я был рожден людьми, которые оказались здесь по чьему-то глупому милосердию.

Шан’ниэрд сглотнул и, чуть склонив голову, сдержанно поинтересовался:

— Мне нужно попросить прощения, чтобы ты продолжил читать? Или, может, мы продолжим без тебя?

Я хмыкнул и улыбнулся — натянутая любезность сошла с его лица.

Успокоившееся было сердце ударилось о ребра сильнее, кулаки сжались крепче. Фангра задала правильный вопрос: как тайна Вестницы может послужить оружием?

— «Я приношу себя в жертву осознанно», — напомнил я о строках из письма, которые сразу же при прочтении вселили в меня надежду. — Рассат написал это письмо и после этого жил еще долго. Жертвы бывают разными, Вольный, а не только кровавыми. Чтобы пожертвовать собой, умирать необязательно. Никогда не спеши с выводами.

«Не повторяй моих ошибок» — пожалуй, этот совет лучше оставить при себе. С трудом мне удалось не повернуться к Ане. Я покачнулся на носочках и, пристальней всматриваясь в серое лицо, хотел добавить: «И не смей угрожать мне» — но и эти слова остались невысказанными. Лучше лишний раз услышать глупую угрозу, и она послужит предупреждением, чем внезапно понять, что уже умираешь.

Еще в письме звучали строки о балкорах: «пострадавшие по вине милосердия», «обделенные пониманием со стороны братьев со всего мира» — это точно о балкорах. Не о людях ведь… Даже темноволосая шан’ниэрдка из Энраилл называла Аклена братом, а он был балкором. Видимо, мудрецы, как и говорила Аня, в самом деле перемудрили. Они сделали все, чтобы ответить на вопрос Елрех: мы должны помочь Десу, пока он спасает оставшихся в живых балкоров. Вот только говорить об этом вслух теперь нельзя… Не при этой эльфийке.

Сказать, что Дес просто ищет ту самую ведьму, которую так презирает исследовательница? Как знать, возможно, это даже окажется правдой. Но ведь Ромиар не глупец, и стоит лишь подтолкнуть его мысли… Нельзя. Он последует за эльфийкой. Даже если он больше не чувствует своего духа, он все еще Вольный. К тому же…

Алурей, а если Дес и вправду ведьма, но действует он во благо? Тогда очевидно — эти двое и есть мои враги. И если это так, они не должны догадаться об этом раньше времени.

Я все же повернул голову к Ане, застывшей в ожидании, и протянул руку к ней. Пусть лучше будет рядом, так защитить проще, да и успокоюсь заодно.

— Иди сюда. — Духи Фадрагоса, как же грубо прозвучало…

Так всегда, когда беспокоюсь и не хочу ее пугать, получается все наоборот. Улыбнуться? Нет. Уверен, улыбка, когда на самом деле хочется убивать, выйдет так себе. Не удивлюсь, если девочка на всякий случай обнажит кинжал.

Я следил, как она ртом втянула воздуха побольше, облизнулась и несмело шагнула ко мне. Ну же! Еще на один шаг ближе ко мне и дальше от них. И еще на один… Как только достаточно приблизилась, сердце забилось чаще, меня охватил странный испуг — и я не удержался: рывком прижал ее к своему боку. Похлопав пару раз по хрупкому плечу, стараясь скрыть дрожь и слабость в теле, поцеловал Аню в голову и, запрокинув подбородок, вгляделся в символы на стене. Факел, отброшенный в порыве гнева, чадил в стороне, горел неровно, прямо как звучало мое дыхание. Идти за ним не хотелось, отходить от Ани — тем более. Да и какой прок от него, если света даст не больше, чем огонь по краям стен?

От Ани исходило приятное тепло, и это согревало. Как и та надежда, которая вспыхнула из письма. Надеяться снова — страшно. Но ведь можно? Главное, больше не сбиваться с пути. Не отвлекаться на ненадежные факелы, когда необычайно теплое сияние совсем рядом и постоянно следует за тобой по пятам. И все, что нужно этому сиянию, — счастье. Такая малость… Правда, упущенная. Ничего, вернем. Только бы повезло…

Аня.

Кейел долго не хотел отпускать меня от себя, а я не горела желанием отходить, но усталость взяла свое. Вся история Фадрагоса наверняка бы не поместилась на стены этого зала, но все же хронология была охвачена масштабно и, судя по услышанному, включала в себя основные события, которые вынудили Энраилл построить сокровищницу. Большую часть из них я уже слышала не один раз, но все же отыскалось, чему еще удивиться, кроме откровений возникновения этого мира.

Я сидела в центре помещения на твердом полу, прижимаясь спиной к постаменту, и старалась вникать в слова Кейела. В голове не укладывалось, что Повелители созидания не нашли ничего лучше, как только избрать себе «Орудие» и «Голос». Избранные, Вольные и Вестницы, не слишком-то напоминали Чипа и Дейла или благородных рыцарей. Скорее, обратное…

Кто бы сомневался, что Фадрагос вовсе не плоский, но, если верить рассату, Древо жизни все же существует. И растет оно постоянно, борется с черной болезнью, питается нашей кровью. Просто… Мы не видим. Не видим собственных душ, но умудряемся требовать доказательства существования души мира.

Древо жизни, как оказалось, и есть душа Фадрагоса. Вольных и Вестниц отыскивают еще там, в его созревающих почках. Это души, чья чернота частично останется даже после перерождения, будет тяготить их виной или яростью — будет мешать жить, и поможет им только перевоспитание. Именно этот шанс и подарили существам Повелители созидания, избирая их для исполнения миссии, в случае Вольных, или передачи важных секретов кому-либо, в случае Вестниц.

Упираясь локтем в колено, я прикрыла глаза рукой. Хриплый голос убаюкивал, внимание металось от него к собственным мыслям. Опять появлялись невольные обвинения. На Земле верят в ад и рай и, по справедливости, если мне и впрямь необходимо было перевоспитание, то оно должно было проходить в кипящем котле моего измерения. Моего. Но вот я Вестница. Тут, в Фадрагосе. Перевоспитываюсь чужими богами, вырвана из родной «колыбели» и поставлена на ненужную мне дорогу. Случайность? Чья-то очередная ошибка? Или расчет.

Повелители как-то связывались с Ил. Тогда почему, если я им понадобилась, до сих пор не связались со мной? Я ведь говорю на их языке и, как мне кажется, готова была выслушать любого из них еще во дворце Цветущего плато. Да и какие тайны я кому-то могу поведать? Мне неизвестна формула пенициллина, и я понятия не имею о том, как изготовить даже простейшую бомбу. Все это только подтверждает мысли, что я тут оказалась случайно, а наша идея выдать меня за Вестницу в поселении фанатиков пришлась Повелителям по вкусу и подтолкнула на решение, как выпроводить нежеланную гостью. Меня уберут из мира, и его судьба пойдет своим чередом. Вот только что поделать, если я больше не хочу уходить? Объявить войну местным богам? Идиотизм.

Я прислушалась внимательней к новым подробностям и повела плечами. Получается, во время войны предков у балкоров, отрезанных горами, еще была возможность выбраться. Минерал вытягивающий жизненные силы был так глубоко под землей, что не мог навредить даже подземным жителям. Просто в какой-то момент, когда военные действия переместились ближе к Утерянному святилищу, а балкоры как раз стали обосновываться там, Повелители разрушения вмешались. Они, спасая балкоров от драконов, вывернули горы и подняли смертоносный минерал ближе к поверхности. Не удивлюсь, если постаралась Анья…

Закрыв глаза и прислоняясь затылком к холодному камню, я продолжала внимательно слушать каждую подробность и надеялась, что услышу что-нибудь еще о Вольных.

Наверное, прошло несколько часов, прежде чем Кейел откашлялся и прочел последние строки, наполненные извинением, что дошедшим сюда пришлось сильно рисковать. Я открыла глаза и окинула ребят взглядом. Руки дрожали, в груди тлела трусливая надежда, и в то же время колол стыд. Мы в тупике. Идти больше некуда. Вот и вся сокровищница, вот и все расхваленное могущество. Никаких артефактов не существует. Сердце времени — выдумка! Я остаюсь. Остаюсь…

Шмыгнула носом, вытерла лоб и под гулкое сердцебиение спросила:

— Ну что, пробуем вернуться обратно?

Никто меня не услышал. Ребята застыли: Кейел продолжал смотреть на стену, Ив хмурилась, уставившись во мрак над головой, Роми и Елрех угрожали взглядами носкам своих сапог.

— Столько открытий, — пролепетала Ив, — но они… Чувствую себя глупой.

Роми, покосившись на нее, презрительно фыркнул.

— И как, Вольный? — лениво обратился к нему Кейел. — Услышал о наших жертвах и спасении Фадрагоса?

— Не время скандалить, неугомонные мужики. — Елрех покачала головой, затягивая пояс на штанах потуже. — Что из истории должно было стать нашим милосердным оружием? Как по мне хитрые мудрецы схитрили. Все это, — Вздернула подбородок, — чепуха, какой отродясь в Фадрагосе не слышали.

При этом сама же она слушала эту чепуху с тревожным выражением лица. Тепло надежды стало угасать — Елрех не хочет отступать от намеченного плана. Но мы ведь в тупике… Дальше идти некуда. Даже если я захочу использовать артефакт, его попросту нет.

Роми распрямил плечи, открыл рот, но понурился, промолчал. Ив поморщилась, а Кейел постоял какое-то время неподвижно, затем подошел к своей сумке и накинул ее на плечо.

— Высмотрела куда идти дальше? — спросил у Елрех.

— Там. — Она указала на меня, обрывая трепет в груди. — Рычаг с другой стороны.

Закрыв глаза, я обняла колени и опустила на них голову. Безнадежно.

Раздалось шорканье и твердые шаги. Все затихло. До волос приятно дотронулись, погладили; голос прозвучал заботливо:

— Устала? Можем отдохнуть тут.

— Нет. — Я вскинула голову и посмотрела снизу вверх на Кейела. Выдавила из себя улыбку и прижалась щекой к его руке, зависшей в воздухе возле лица. — Мне будет спокойнее, когда мы выберемся отсюда.

Вскоре мы морально готовились к неизвестной дороге, позволяя себе несколько минут безделья. Роми кисло перешептывался с Кейелом, встав возле постамента. Ив бродила по залу, рассматривая стены и тихо перечитывая фрагменты вслух. Я спиной навалилась на один из каменных выступов между стен, скрестила руки на груди и наблюдала за всеми. Думать не хотелось абсолютно ни о чем: ни о будущем, ни о прошлом, ни о душах, ни о жизнях, ни о назревающей войне в Фадрагосе, ни о возвращении домой. Вот только, как назло, Елрех загорелась желанием обсудить наши планы, напрямую касающиеся всех этих пунктов.

Осуждающий взор серых глаз прожигал дыру на моем лице, раздражал, мешал вдохнуть полной грудью. Прислонившись плечом к выступу, она склонилась ко мне еще ниже и шепнула:

— Я доверяла тебе.

Я сглотнула горечь, поежилась. Елрех добавила:

— Они умрут.

Вольные точно умрут, если мы не попробуем спасти их.

— Нас не примут. Ни одна гильдия.

Я крепче стиснула свою руку выше локтя; пальцы вонзились до боли. Никакая гильдия нам и не нужна, чтобы спасти наших Вольных. А без них гильдии тем более теряют всякий смысл, как и жизнь.

— Мы изгои.

Зубы противно скрежетнули. Изгои. И что с того? Это наверняка можно исправить.

Елрех продолжила отрывисто шептать, обдавая скулу теплым дыханием:

— Ты с меткой. Я полукровка. Дриэн не поможет. Он не простит. У нас только один вариант. И ты опять артачишься. Ты все разрушишь. Как было много раз. Это все твои стремления. Из-за них…

— Хватит! — едва слышно осадила я, опрометчиво повернув голову.

В глазах Елрех не было осуждения, какого я себе надумала. А вот ее разочарование и страх мгновенно выбили воздух из легких. Я понимала ее. Меня тоже предавали, но хотя бы из необходимости для всего мира, или старались мне во благо. Она же убеждена, что я хочу предать ее только ради себя. Но это неправда! Да, без сомнения, мне в первую очередь хочется бросить вызов судьбе и остаться. Но не только это движет мною! Не только собственная выгода! Мы ведь смогли отыскать сокровищницу, которую никто до нас не мог найти. Мы столько прошли! Мы смогли! Неужели она настолько слаба, что и мысли допустить не способна, что мы сумеем победить еще раз?! Разве побороться за жизнь с любимыми, за их жизнь — это эгоизм?! Нет же!

Я оттолкнулась от стены и, сдерживая злость, прошептала в щеку фангры:

— Елрех, мне, правда, очень жаль, но я не готова попрощаться с этой жизнью. Ты многое сделала для меня, а сейчас я прошу тебя рискнуть и…

Она ухватила меня за запястье и вот теперь с угрозой прошипела, глядя в глаза:

— Неугомонная человечка, я расскажу Вольному, и он убьет тебя! Вот увидишь, убьет.

Что?

Словно ледяной водой окатили. Только не Елрех. Только не она. Весь мир разом ощетинился… Я сглотнула, постаралась избавиться от першения в горле и переждать головокружение. Просипела в ответ:

— А знаешь, Елрех, в вас, в фадрагосцах, стремления не меньше, чем в наших людях.

— Да, жестокая Асфи, ты права.

Вот как… Жестокая.

— Мы целеустремленные и неотступные, но не такие, как вы. Мы знаем цену чужим жизням. Мы не ломаем их по велению собственных капризов. И еще, Асфирель, ты должна знать, кое-что важное. — Каждое ее слово, сказанное твердо, уверенно, резало по сердцу. Я пыталась высмотреть в знакомых глазах оттенки добра и беспечности, но и от них не осталось ни следа. Лишь горечь и блеск от выступивших слез. — До знакомства с тобой я и не думала наживаться на чужом горе. Это все ты. Ты, Асфирель. Поэтому ты выполнишь то…

— Отойди от нее! — Громкое требование раздалось так внезапно, что мы обе вздрогнули.

Кейел стоял возле постамента, сжимал рукоять кинжала и взволнованно рассматривал нас. За его плечом возвышался настороженный Роми, размахивая хвостом и поигрывая дротиком. Елрех медленно отпустила мою руку и отступила.

— Она показывала мне ладони, — соврала и поправила белые волосы на плече.

Кейел строго посмотрел на меня. Я вдохнула глубоко, но ничего ответить не успела.

— Отойди еще дальше, — потребовал он. Дождался, когда Елрех отступит и обратился к Ив: — Ты расслышала их разговор?

— Они говорили слишком тихо, я… — пунцовая эльфийка замолчала. Дернула ушами, закатала рукава куртки и с сожалением уставилась на Роми.

Он нахмурился, метнул обеспокоенный взгляд на Елрех и едва заметно кивнул. Получив его одобрение, Ив неуверенно произнесла первые слова — время для меня остановилось, воздух сгустился:

— Елрех угрожала, что, если Асфи не принесет себя в жертву, она прикажет Роми убить ее. — Обняла себя и еще тише добавила: — Кажется, так. Было еще что-то о вине Асфи, но ничего конкретного. Это все.

Страх подкашивал ноги, холодил кровь, кружил комнату, и не будь мне так страшно, я бы точно не удержалась и истерично расхохоталась. Елрех шумно вздохнула, и почудилось мне, будто в этом вздохе она с трудом скрыла облегчение.

— А кого поддерживаешь ты, Ивеллин? — Судя по выражению лица, Кейел совсем отчаялся от того, что все вокруг только и жаждут нашей с ним смерти.

— Конечно, я не хочу, чтобы вы умирали! — Она вскинула руки и даже отпрянула, но сразу же виновато отвернулась и протянула тише: — Но, вы должны понять, что на кону судьба всего мира. К тому же ты Вольный…

Я скривилась, потирая плечи. Лучше бы она не пыталась оправдаться чужим предназначением.

Кейел потер глаза и, поманив меня рукой, произнес громко:

— Держитесь от нее подальше. Духи Фадрагоса, это для вашего же блага!

* * *

Полумрак нависал над нами. Теплый воздух кислил на языке, тяжело проталкивался в легкие, будто был пропитан влагой, как густой туман. Даже шаги звучали в нем приглушенно, вязко. Ноги гудели, но никто не заикался об отдыхе, и я тоже молчала. Мы с Кейелом шли впереди. Со всех сторон маячили Охарс, освещая неровные стены бесконечного туннеля. Айссия приятно ласкала тело, исцеляя последние синяки и ссадины. Все же духи — бесценные помощники в жизни. Как я обходилась раньше без них?

— Смотри, впереди что-то есть, — проговорил Кейел, поправляя сумку на плече.

— Давно пора, — выдохнула я. — Мы идем уже вечность, и мне это не нравится.

— Устала, — сделав вывод, он тряхнул волосами.

— Нет, по другой причине.

Но и усталости хватает.

Кейел вопросительно промычал.

— Я не разбираюсь в подземном строительстве, — я пожала плечами, — но кажется мне, что чем здоровее комнату необходимо вырыть, тем дальше друг от друга они должны располагаться.

Он хмыкнул и, ничего не ответив, ускорился. Снова затянулось молчание, которое мучительно хотелось разрушить, но в голове вертелись только опасные темы для обсуждения. Однако Кейел сам заговорил:

— У нас тоже есть эти пауки.

— Что? — растерялась я.

— Ты говорила о пауках с меткой. Некоторые самки в самом деле пожирают самцов, но не всегда. К тому же их яд обладает целительном свойством.

— Неужели? — Я вскинула брови.

В теплых глазах мелькнула привычная хитринка. Он постарался беззаботно улыбнуться, но получилась невеселая усмешка.

— Иначе алхимики не добывали бы его и не продавали целителям. Ты не всему научилась, но я уверен, что у тебя все впереди.

Ты меня всему и научишь, неисправимый пессимист-Вольный, потому что я не хочу другого наставника.

— На Земле их яд… — так и не закончив мысль, я замолчала. Какая разница, что было на Земле, если тут это не принесет никакой существенной пользы? Я тоже улыбнулась и протянула: — «Я пожертвовал собой осознанно»… Ты и вправду в это веришь?

Кейел опустил голову, позволяя непослушным волосам закрыть глаза, подтянул сумку и тихо ответил:

— Я не могу не верить. — Повел плечами и добавил: — Не получается.

Я тоже опустила голову и прибавила шагу, стараясь не думать о том, что могло крутиться в голове у Кейела. Обидно, если он испытывает облегчение от того, что от нас не ждут возложение жизней. Непростительно, если он радуется, что я останусь жить в Фадрагосе без него. Ведь как ни крути, он Вольный, и он не мог об этом забыть.

В арочный проход, объятый мягким желто-зеленым сиянием, мы заглядывали с осторожностью. Массивные остроугольные колонны закрывали обзор по сторонам; их охватывал свет, льющийся изнутри явно немаленького помещения. Из-за недоверия Кейела к остальным мне пришлось идти рядом с ним впереди всех. Я не противилась такому варианту, а, напротив, только чувствовала облегчение, что в секунды опасности буду рядом с ним и смогу прикрыть его.

Плечом к плечу, шаг в шаг мы прошли под высокие своды огромного зала. Серый неровный камень, лишенный каких-либо украшений, нависал над нами. У толстых колонн неподвижно застыли чаши с полыхающим огнем; под потолком мелькали многочисленные Охарс, из него же протягивал скрюченные ветви лунный камень. Раутхуты, облепившие колонны, ловили разный свет, отражали его, умножали, заливая им все помещение. Каменный жертвенник стоял перед входом в шагах двадцати от нас. Однако мы застыли, безмолвные, напряженные. Испуганные.

— Молодые, — шепнул Кейел, чуть отводя меч и поворачивая ногу.

Я мельком посмотрела на свою ослабевшую руку, сжимающую кинжал. Трясется. Неудивительно. Меня всю колотит.

— Мы безоружны. — Мне необходимо было поделиться этой очевидной мыслью, а может, просто услышать собственный голос. Но он только добавил сомнений в себе, и я стиснула челюсть.

Не сговариваясь, мы чуть повернулись друг к другу спинами и отступили на пару шагов. Один из полупрозрачных зеленых драконов, лежащий в правом углу у дальней стены, лениво приоткрыл призрачное веко, взглянул на нас и снова закрыл глаз. Второй такой же дракон, но размером побольше, занимал левый угол. Их охватывало тусклое сияние смертельной магии, оно вырисовывало несуществующие чешуйки, изогнутые когти, гребень, растущий от хвоста по всей спине и переходящий на голове в тяжелые пластины. Мерцание на мускулистых телах переливалось так, словно драконы дышали, а мышцы то и дело мелко дрожали, и от этого казалось, будто мертвые в самом деле живут. Между ними прямо по центру виднелась крошечная дверь, в которую, видимо, нам и нужно попасть.

— Милосердные духи, сохраните наши непутевые жизни, — пробормотала Елрех позади нас. — Такой нежити я еще не видала.

Все обиды от встречи с новым врагом растворились бесследно, и мне хотелось ответить ей, но я не смогла расслабить челюсти.

— Бессмертные стражи, — пролепетала Ив. — Надо уходить отсюда.

Здравая мысль.

Однако мы продолжили стоять, сжимая бесполезное оружие и не сводя взглядов с нечисти. Сбившееся от страха дыхание успело восстановиться, мысли вновь неохотно текли от одной задачи к другой. От бездействия, тягостного ожидания и очередного непреодолимого препятствия медленно нарастало раздражение.

— Почему они не нападают? — тихо спросила я.

— Радуйся, глупая, — мгновенно прилетел совет из-за плеча.

Роми, следя за врагами и зачем-то натягивая стрелу, обошел меня и осторожно направился к жертвеннику.

— Что там? — несдержанно сорвался очередной вопрос с языка.

Кейел не ответил. Он, как и я, почти не дышал и наблюдал за смелым, или безрассудным, Вольным, все дальше углубляющимся в зал. Наконец рогатый остановился и, не опуская лука, склонил голову к плечу. Он читал что-то на поверхности камня, и чем дольше читал, тем меньше отвлекался на драконов. В итоге — опустил лук и крикнул в полный голос, будоража всех в зале:

— Духи Фадрагоса! Иди сюда, человек! Прочти это и скажи, что я не ошибаюсь!

Драконы подняли головы, второй и вовсе привстал, потянулся. С их шей, будто настоящие, но беззвучные спадали золотистые цепи и тянулись к символам на полу, где и растворялись бесследно.

— Проклятие! — Кейел попятился от неожиданности.

Я пошатнулась, но не смогла быстро сдвинуться с места.

Несмотря на то, что нежить разбудили, она не напала. Драконы помотали головами, облизались, поерзали, затем один улегся, а второй продолжил сидеть, потираясь массивной призрачной челюстью по неосязаемому хвосту.

— Может, они сытые? — предположила я, рассматривая длинную шею ящера.

— Без плоти? — с сомнением произнесла Ив.

Кейел со звонким скрежетом убрал меч в ножны и поспешил к Роми. Мы без промедления последовали за ним.

На сером жертвеннике, украшенном драгоценными камнями, стояла округлая банка. Массивный железный ободок крепко сидел на суженном горлышке, в которое запросто провалилось бы яблоко. Плоская, тяжелая крышка блестела холодной сталью, а в ее кольце, выступающем по центру, была протянута толстая цепь. Она оплетала сосуд, свисая до поверхности жертвенника и переплетаясь с другими цепями, сковывающими его целиком, а затем снова поднималась к горлышку, где крупные звенья соединялись громоздким замком. Внутри банки неподвижно застыла мутная сиреневая вода. Без сомнения, вода из реки Истины… В ней что-то находилось: вытянутое, темное.

Кейел снял перчатку и, глядя с благоговением, провел кончиками пальцев по выбитым строкам по краю жертвенника, в конце которых лежал большой ключ. Лежал без цепей, без веревок, без охранных амулетов и кругов. Хочешь — бери.

Елрех приблизилась к взбудораженному Роми, ухватила его под руку и, наблюдая за Кейелом, спросила:

— Что тут написано?

— У нас есть… — Ив прижала ладонь ко рту.

— Что? — Я подступила к углу жертвенника. — Что у нас есть?

Кейел кивнул, прежде чем ответить:

— Единство.

Несколько секунд тишины прервалось шипящим зевком дракона поменьше. Он потряс головой, привлекая к себе всеобщее внимание, а затем с удобством снова завалился в угол. Немного попыхтел, скрючиваясь на каменном полу и, по примеру своего друга, продолжил мирно спать.

— О чем вы говорите? — уточнила Елрех шепотом, будто остерегалась повторно потревожить сон нечисти.

— В воде проклятие. — Кейел посмотрел на банку.

— Обычная палка, — поддержал Роми. — Ветка. Если ее вытащить и разломать, вода Истины перестанет разъедать плоть тех, чьи предки участвовали в войне.

— Нашу плоть, — выдохнула Ив. Подступив к столу впритык, подняла ключик на уровень глаз и стала рассматривать его, покручивая в тонких пальцах.

— Это хорошо, — неуверенно протянула Елрех, почесывая коготком расцарапанный подбородок.

— Есть одна проблема, — нахмурившись, заявил Роми. — Откроем замок, снимем цепи — спадут оковы с драконов. А они не тронут только одного.

— Кого? — поинтересовалась я, склоняясь над столом и стараясь высмотреть палку с проклятием. «А в яйце — игла, — смерть Кощея»…

— Тут написано «своего», — недовольно ответил Кейел и, растратив все благоговение, стал резко натягивать перчатку обратно. — И я не знаю, что это может значить.

Своего? Два дракона — две нечисти. Один старше, другой младше… Своего… Балкора? Если кто-то из ребят разделял мои мысли, что перед нами не кто иной, как Аклен и Ил — их души, или сила, или воспоминания, а быть может, просто очередная иллюзия для устрашения, — то не показал этого.

Ив кусала губу, сжимая ключ в кулаке, и задумчиво смотрела на драконов. Ее уши часто дергались. Вскоре она встретилась со мной решительным взором и произнесла:

— Мы должны разрушить проклятие.

— Нет, — хором отрезали Кейел и Роми, строго посмотрев на нее.

Я переглянулась с Елрех и поджала губы. Кажется, она, как и я, не определилась, кто прав сейчас. Единство — это то, что может принести пользу Фадрагосу, но оно опасно.

— Много периодов никто из нас и не думал, что… — начала Ив, но не договорила.

Кейел, ухватившись за ее запястье, перебил:

— Дар обратится оружием. — Нависая над ней, сжал руку сильнее. Ив ойкнула, раскрыла кулак — ключ со звоном упал на камень. Кейел договорил, глядя в широко распахнутые синие глаза: — Мир, жаждущий крови, не готов к нему.

— И мы не справимся с драконами, — опять поддержал его Роми. И беспечно полюбопытствовал: — Эти цепи на шее… Как думаешь, они нам помогут?

— Будем пробовать. — Кейел отпустил Ив и мгновенно потерял к ней интерес.

Она какое-то время стояла неподвижно и с досадой смотрела на ключ, но в итоге резко отвернулась от жертвенника и направилась дальше. Мы с Елрех тоже сдвинулись с места.

Теперь я понимала всю необходимость Энраилл обеспечить сокровищнице и смертельно опасную славу, и такой кровавый путь. Могущество нельзя доверять тем, кто не знает цену жизни. Его нельзя доверять слабым и не понимающим собственных желаний. Елрех ошибается, если считает, что я не способна отдавать отчет собственным поступкам.

Однако сомнение кольнуло. Так ли я уверена в своих решениях?

Беззвучно ступая рядом с Кейелом, я не сводила взгляда с дракона. Нам не поможет оружие, если вдруг ящеры захотят убить нас. Мы не успеем убежать, не сможем отскочить и увернуться даже от хвоста. Всего лишь прикосновение этой магии — и мы сами превратимся в нечисть. Но совсем не это тревожило меня. И не холод, исходящий от нечисти и царапающий неприкрытую одеждой кожу. Сосущее чувство в груди не оставляло места даже страху. Я столько раз ошибалась, и эти ошибки приводили к трагедиям. Как бы я ни пыталась обвинить других в случившихся бедах, моего вклада это не уменьшало. Я оглянулась и мгновенно поймала на себе взгляд Елрех, потерянный, разбитый, разочарованный. Она насупилась и отвернулась. Несмотря на близость драконов, она словно тоже не могла думать ни о чем, кроме нашей сделки.

Я обещала Елрех. Убеждала, что верну все на свои места, если она поможет мне. Не она, а я уговаривала ее отыскать Сердце времени. И добродушная фангра приняла незнакомку под свою опеку, дала все, что могла, а затем отдала больше — доверилась человеку, а я разрушила ей жизнь.

Дракон поворчал многоголосьем, провожая нас заинтересованным взглядом. Пошевелился, поджал хвост и коротко вздохнул. Да и только. Его лапа, лежащая в нескольких метрах от меня и прикрытая крылом, достигала мне пояса. Я чувствовала себя маленькой, какой-то игрушечной, вот только совсем не игрушечные сомнения роились в мыслях и тревожили меня. Как поступить дальше?

Мы прокрались до неряшливо приоткрытой двери, больше похожей на вход в каморку. Такая простота выглядела очередной насмешкой Энраилл. Если бы кто-то рискнул избавить фадрагосцев от проклятия и снял замки с сосуда, то освободил бы драконов и наверняка погиб, а для эгоистичных трусов даже приоткрыли дверь к какой-нибудь материальной чепухе. Пока Кейел спускался по трем ступенькам, я покосилась на напряженного Роми. Чем не жертвенность для фадрагосцев — отдать свою жизнь, чтобы вернуть Единство в мир? Как бы ни грозился рогатый принести нас в жертву ради мира, он все равно продолжает взвешивать каждый шаг и малейшее действие, как благоприятное и разрушительное. Наверное, это и есть в высшей степени забота Вольного о доме.

Дверца скрипнула — драконы приоткрыли глаза, но остались лежать на месте. Пригибаясь и отводя меч в сторону, Кейел протиснулся в низкий проход. Я последовала за ним.

Темнота сгустилась, сырость уступила место сухости и сладости воздуха. Жженный сахар? Нет, старая бумага. Древняя.

Остановившись недалеко от порога, я опустила кинжал и принялась осматриваться. По мере того, как взгляд выхватывал обстановку, грудь сдавливало, желудок сжимался до легкой тошноты, а тело слабело до дрожи. Ну вот и последняя остановка…

Книжные шкафы упирались в низкий потолок, в слабом освещении отбрасывали тусклые тени. Разбросанные бумаги создавали впечатление, будто еще пару минут назад тут кто-то работал.

— Священное кольцо! — изумилась Ив справа от меня.

От ее возгласа я очнулась, встрепенулась; сердце ускорилось. В углублении помещения и вправду нашлось место для валунов с символами. Роми мгновенно направился ближе к ним. Елрех поспешила следом, на ходу спрашивая:

— Откуда сюда можно попасть?

Кейел, стоя передо мной, немного понаблюдал за троицей и молча продолжил путь. Туда, где за небольшим парапетом шкафы сменялись стойками, а на них в подставках стояли разные предметы. Артефакты.

— Откуда не знаю! Но отсюда можно прямиком к Обители гильдии!

Пока Роми и Ив вчитывались в знаки на камнях, Елрех повернулась ко мне и вперилась требовательным взглядом в лицо. Я втянула воздух носом. Сейчас или никогда.

Тошнота усилилась, а мысли улетучились. Все вокруг стало каким-то зыбким, ненастоящим, раздражающим. Кейел задержался у стола, заваленным свитками и бумагами. Склонился над ним и заправил волосы за уши. Если ему нет веры, то никому тем более верить нельзя. Нужно признаться. Ему нужно признаться во всем, а потом мы вместе что-нибудь придумаем! Пусть он использует Сердце времени!

Я сорвалась с места, сделала несколько быстрых шагов и споткнулась на ровном месте. Кейел заметил — подхватил под руку, прижал к себе. Обеспокоенно взглянул мне за спину, но, не увидев опасности, посмотрел в глаза.

— Тебе плохо?

Очень. Стук сердца оглушал. Горло першило от сухости, и дыхание царапало его.

Я смотрела в родные глаза и видела свое отражение. Обнимала Кейела и понимала, что не могу ничего рассказать ему. Моя правда не облегчит жизнь Вольному, а только усложнит ее. Я просто перекину обязательства на того, кем и так только и делала, что пользовалась. Он не может использовать Сердце времени ради меня и Елрех. Это напрасно. Я — та, прошлая я, — никогда не поверю ему, что любила его вот таким… А за что ему любить меня? Без моего прошлого, пережитого в Фадрагосе, я буду другой.

— Устала. И не верю, что мы это сделали. — Прильнула к его груди, пряча лицо.

— Да, сделали, — без особого восторга ответил он. Усмехнулся в макушку и признался: — Я тоже устал. Словно изнеженная девица набираюсь сил перед тем, как увидеть врага. Теперь вспоминаю безымянного наставника и… Аня, возможно, это Дес. Тогда мне придется вернуться на север, но прямо сейчас у меня такое чувство… — Наклонился ниже и зашептал на ухо, стискивая мою талию: — Возможно, мои враги всегда были рядом. Я верю тебе, Аня, и я знаю, как Елрех дорога тебе, но, пожалуйста, не отворачивайся от меня, если она выберет…

Он замолчал, все еще с силой вцепившись в меня. Я приподняла голову, но он мгновенно прижался колючей щекой к моему виску.

— Кейел…

— Прости. Я не имею никакого права просить у тебя выбрать мою сторону и предать друзей.

— О чем ты? Разве…

— Аня, мне жаль, что я привел тебя сюда. Прости, что снова так поступаю с тобой, но у меня нет другого выхода. Я не вижу его. Тебе придется решать самой, кто из нас прав, потому что я не знаю, действую ли во благо. Я больше не доверяю своему духу. Я вообще больше ничего не понимаю.

Он крепко прижался губами к моему лбу, постоял так несколько секунд и отступил. Развернулся и, не оглядываясь на меня, направился к артефактам. Я обернулась к ребятам, занятым изучением старых книг в дальнем углу. Елрех держала за руку супруга, а вторую руку положила на кинжал. Так я была права — Роми и Ив его враги? Тогда опасения Кейела не напрасны: если выбор встанет между Кейелом, мной и Роми, Елрех выберет любимого.

Невольно я осмотрелась, оценивая пространство, слабой рукой проверила, насколько легко вытаскивается кинжал из ножен. Прислушалась к себе, тревожа силу Ксанджей. Если будет бой, то я… Представила, как превращаются в пепел Роми, Ив, Елрех. Замерла, вглядываясь в затылок Кейела. Перед глазами возник образ Феррари: пузырящаяся кровь, песочные глаза, сиплое дыхание. Я буквально ощутила, как сопротивлялась ее плоть кинжалу, будто это произошло только что.

Не смогу. Не смогу жить, зная, что убила еще и их. Не перешагну через это, даже если просто не вмешаюсь.

Представила, как на моих глазах Роми убьет Кейела, а я и пальцем не пошевелю, и едва подавила всхлип, закусывая губу. Вдоль позвоночника заскользила холодная капля пота. Тело будто отнялось. Есть ли другой вариант для нас?

Легкое дуновение пошевелило волоски на виске, самые длинные прядки пощекотали щеку — Роми быстро прошел рядом со мной к Кейелу. За ним спешили Ив и Елрех. Не понимая, что делаю, я втиснулась между ними.

Это очередной дурацкий сон. Даже видения из прошлого куда более реалистичны. На ватных ногах преодолела две ступеньки и оказалась на небольшом пространстве среди артефактов. Взгляд выхватывал знакомые формы, завитушки, материалы, память подкидывала заученные описания. Но даже подсознание не помогало отвлечься от мерзких, пугающих мыслей.

— Вот она, — громом прозвучал хриплый голос.

Кейел повернулся, с беспечной улыбкой демонстрируя всем бронзовую чашу на толстой ножке. Я не смогла удержать внимание на ней. Окружение плыло, едва не плавилось.

— Как и договаривались, Кейел! — подхватила Ив, слишком близко стоя к нему. Маленькое расстояние между ними нервировало и мешало связывать даже самые примитивные мысли. — Сначала находим твоего врага, а потом ведьму.

Я посмотрела на напряженного Роми, привычно поигрывающего дротиком. Отравленным? Неважно. Я видела, что можно сделать даже арбалетным болтом вблизи. Заметила, как Кейел тоже обратил на руки Роми внимание. Меч на таком близком расстоянии и тесном помещении проиграет ловкости шан’ниэрда. Кинжал? Ножны Кейела на бедре оказались пустыми, но я, будто движима только угрозой, быстро заметила рукоять, выглядывающую из-за стойки артефакта, прямо за спиной бесчестного Вольного. Клинок был небрежно прикрыт его перчатками. Он приготовился. Как только чаша покажет Ив или Роми, он пырнет Роми. В шею? Или под ребра. Ему нужно будет перехватить руку с дротиком. Значит, под ребра, но не в сердце. Нельзя рисковать, а кинжал может попасть в кость. Первый удар придется ниже.

Насупленная Елрех стояла чуть поодаль и украдкой наблюдала за мной. Она не простит очередного предательства. Она давно мечтает забыть обо всем, что происходило, чтобы не терять любимого болезненно. Елрех не простит, если Кейел убьет его на ее глазах.

Он выведет одного из строя, но останется еще Елрех и Ив. И я… «Выведет из строя»? Духи Фадрагоса, в кого я превратилась? О чем я думаю?!

«Я знаю, как Елрех дорога тебе. Но, пожалуйста, не отворачивайся от меня, если она выберет»…

Когда Кейел забормотал что-то над чашей, Елрех наконец опустила голову, позволяя мне дышать спокойнее. В чаше заклубился дым, потянулся к рукам Вольного. Я отступила. И еще. Оглянулась, и быстро высмотрела Сердце времени, стоящее на серебряной подставке, больше похожей на оправу. Хрустальное, кристально чистое, оно опасно блестело множеством острых граней, и его было трудно не заметить. Шепот Кейела продолжался. Как долго он продлится? Нельзя медлить. Не хочу видеть, как дорогие мне существа убивают друг друга. Не выдержу.

Острые края цеплялись за кожу, отражали ее, царапали. Я осторожно подняла Сердце и постаралась вспомнить, как его использовать. Нахмурилась. В описании об этом ничего не было сказано. Может, нужно разбить его? Оно ведь склеится, когда время будет отматываться.

Я вздрогнула — Ив за моей спиной громко призвала к духам, в этот же миг несдержанный смех перекрыл ее слова.

Кейел.

Длинная просьба о раскрытии врага звучала равномерно, плавно. Нельзя выдать себя раньше времени, но это волнение… Алурей, ты не помогаешь безмолвным предупреждением, лишь мешаешь сосредоточиться.

Я снова бросил взгляд на Аню. Девочка отвернулась — в груди кольнуло. Она не хочет видеть, как я убью ее друзей, или как они убьют меня? Наверное, не стоило вываливать на нее всю правду, но я и без того многого лишил ее. Она заслуживает хотя бы немного справедливости. В любом случае скверно видеть, что она повернулась ко мне спиной. В который раз оставляет меня одного. Пусть. Это ее выбор, и она его заслужила.

Дым заструился из тяжелой чаши, теплом упал на руки, покраснел. Сгустился и вытянулся. Кинжал за спиной. Чашу швырнуть в фангру? Не имеет смысла, только подставлюсь для более быстрого Вольного. Ударить по голове? Рога могут защитить. Кину чашу ему в лицо и сразу… и…

Наблюдая за дымом, ползущим по блестящим краям чаши, вдохнул глубоко. Обычный план. Обычные существа передо мной. Такие же уроды, как и те, кого я убивал раньше. Почему не могу пойти мысленно дальше чем мгновение, когда нужно ударить Вольного кинжалом?

Алурей, я просто не хочу этого.

А вдруг ошибаюсь насчет них? Допустим, Дес нашел способ уйти с севера. Или кто-то совершенно мне незнакомый увидел открытый вход в сокровищницу и идет по нашим следам, поэтому я и чувствую скорый конец миссии. Поэтому меня трясет, как после схватки, и эту дрожь невероятно трудно скрыть. Только следующих по нашему пути должно быть пятеро, чтобы они сумели пройти коридоры Наллеран…

Дым заклубился сильнее, забурлил, выплюнул белесое облачко над собой. Оно рассеялось тонким маревом, и все опасения отступили. Напряженность покинула тело вместе с силами. По голове прошелся озноб, скользнул за шиворот, сковал тело льдом, прервал дыхание. Я ошибся в просьбе к артефакту?

Дым красный. Ошибки быть не может.

В голове что-то сузилось до резкой пульсирующей боли, а через миг взорвалось со звоном и чернотой, ослепившей на краткую секунду. Я зажмурился, а затем открыл глаза и увидел Ромиара. Он изогнул белые брови и расхохотался, закидывая руки за шею.

В красноватом мареве Аня резко повернулась и воровато прижала какой-то артефакт к груди. Я держал тяжелую чашу, либо, правильнее сказать, держался за нее, стараясь не потерять связь с миром. Пытался разобраться в ошибке, но ее не было.

Я сам подарил девочке могущество, обучил ее тому, что знал. Сам привел ее сюда… Сам взрастил себе врага.

Алурей, так ли важно твое предначертанное с такими шутками?

Удивился собственной усмешке. Изумился себе, поддерживая веселье Вольного собственным смехом. Мне нужно убить ее? Сейчас? Духи Фадрагоса! О чем ты просишь, Алурей?!

Уголки губ растягивались все шире и шире, а внутри меня глухой мрак наползал все сильнее и сильнее. Какие чувства прячутся в нем? Какие эмоции таятся друг за другом?

Я медленно отставил чашу, опираясь на стойку с артефактами. Пробежался взором по поникшим лицам собравшихся — даже Вольный свесил нос, растеряв веселье, но кулаки сжимал крепко; он готов выполнить работу за меня. По телу промчалась очередная омерзительная дрожь, комната все еще шаталась. Что теперь делать?

Соберись. Возьми себя в руки. Ты даже не сможешь идти, не опираясь на стойку. Упадешь без поддержки. Слабак!

Соберись!

Я повернул голову к Ане, присмотрелся к ней — и все встало на свои места. Жар ненависти дохнул в лицо.

Сердце времени. Бесполезный артефакт в ряду с другими артефактами. Судьба переменчива. Какой смысл от этой блестяшки? Бесполезный. У Ани смысл был с самого начала… Вот только я, идиот, даже не подумал о тупой, никому ненужной ерунде. Не придал значения и чему-то большему. Кому-то.

Женя. Что же ты представляешь из себя, Женя? Каким надо быть, чтобы девушка прошла ради тебя такой путь?

Такая девушка — такой путь…

Зависть. Какая же она болезненная, едкая, прямо как вода Истины. И как точно выгрызает путь к злобе. Не отводя взгляда от своего коварного Убийцы, я прикоснулся к бугристым шрамам на щеке. Памятные. Память… Гнев отступил. Отхлынул, как вода в озере при ветреной погоде.

В какие моменты я ошибся с Аней? В какое мгновение мог влюбить ее в себя, переманить к себе, но не справился? Оттолкнул. Я столько раз отталкивал ее, что теперь вряд ли пойму, где оступился сильнее. Женя… Как можно сражаться с врагом, которого не знаешь? Как можно подарить счастье другому, если сам не знаешь, что это такое?

Достаточно. Больше нет сил участвовать в слепой борьбе.

Аня прижималась к углу стойки и неотрывно смотрела на меня. Приоткрывала рот и сразу закрывала, будто не знала, какое очередное вранье придумать. Ее губы дрожали, а руки, стискивающие артефакт, тряслись. Чего же она медлит? Не знает, как использовать?

Я оттолкнулся от стойки, Роми отступил, а Аня вздрогнула. Произнесла еле слышно:

— Кейел…

Я предусмотрительно покачал головой, и она замолчала. Бледная, растрепанная, лохматая; в темных широко открытых глазах застыли слезы. Боится, что убью? Теперь, без сомнения, есть чего бояться. Но до чего же она на самом деле смелая! Не зная ее безрассудной отваги, нельзя поверить, на что она способна.

Всего два шага разделяли нас; одно чувство, сокрытое тьмой, менялось другим — они кружили голову. Девочка привстала на носках, стараясь втиснуться в стойку. Вытянула длинную шею, упрямо подняла подбородок, решительно посмотрела мне в глаза, и они затянули в водоворот воспоминаний. Рот наполнился вкусом ее поцелуев, в воздухе почудилась хвоя.

Когда-то из-за нее я не мог смотреть в собственное отражение в реках и озерах. Потом из-за нее возненавидел цветы и драгоценности. Из-за этой хрупкой девчонки я сам плакал, как девчонка. Задерживал дыхание, слушая ее громкий смех. Как же долго мне не удавалось поверить в то, что она любит меня. Она. Именно она…

Нельзя было верить. Ей нельзя верить.

Я протянул руки к ее рукам. Погладил теплую кожу.

И ночи с ней… Ласковая, уступчивая, дурманящая, как сладкое вино. О такой девушке мне можно только мечтать. Какой же я идиот, если поверил, что она может быть моей. Я присмотрелся к приоткрытым губам, опустил взгляд на шею, где быстро билась жилка. Вспомнил счастье, с которым Аня меня познакомила. Это счастье билось так же.

Жизнь Ани — источник моего счастья. Жаль, что она никогда на самом деле не принадлежала мне. Доверчивый идиот. Да, Алурей?

И ты тоже, Алурей. Ты тоже.

Аня.

Чертово сердце никак не удавалось отпустить, а собственное колотилось, расшатывая тело. Я пыталась высмотреть Елрех за Кейелом, но взгляд прикипел к его лицу. Он то краснел, то бледнел, улыбался и хмурился, а затем снова улыбался. Его трясло, но он продолжал гладить мои руки. Взгляд зелено-карих глаз все больше напоминал о мгновении, когда Вольный безжалостно сбросил меня в реку Истины. Он убьет меня. Теперь наверняка. Я его враг.

Я его враг? Повелители всемогущие вы там в конец рехнулись?!

— Мне жаль.

Показалось? Ослышалась? Я глотнула воздуха, собираясь объясниться с Кейелом. Я духами поклянусь, что не причиню вреда Фадрагосу. Мы со всем разберемся! Однако он заморгал чаще, а его глаза наполнились слезами. Хочет попрощаться?.. Он и вправду убьет меня.

Опустив голову, повторил отчетливей:

— Мне жаль, что я так много отнял у тебя. Ничего хорошего не осталось… — Снова поднял голову и в глаза посмотрел твердо. От страха свело ноги судорогой. — Я не хотел. Прости меня. За мертвые рассветы и…

Улыбнулся и, легонько кивнув, сдавил руки.

Грани Сердца времени впились в ладони, синяя вспышка ослепила на мгновение; я почувствовала, как Кейела отшвырнуло от меня. Руки задергало болью. Артефакт присосался к плоти, словно живой, и потянул из меня кровь. Она заполняла незаметную глазу полость внутри. Песочные часы? Они существуют и в Фадрагосе. Только вместо песка — кровь.

Я осмотрелась: по каменному полу, подобно лаве, растекался синий огонь, он же прятал меня под тесным куполом. Вне его предела творился хаос. Роми, удерживая Кейела за грудки, бил его по лицу. От очередного удара голова Кейела сильно дернулась, кровь залила губы, подбородок, но Кейел рассмеялся и плюнул в лицо Роми. Звуки не доносились до меня, но смотреть от этого было не легче. Я отвернулась и столкнулась со взором Ив — потерянным, обиженным. Она устало прислонилась спиной к стене и, сползая на пол, лениво уставилась на парней. Елрех стояла у парапета с ровной спиной и невозмутимым видом. По равнодушному лицу текли слезы, а в глазах чудилось сожаление. А понимала ли она свои желания?

Сердце времени укусило сильнее, и я опустила взгляд на него. В этот же миг синий огонь взметнулся по стенам купола и забушевал, полностью заслоняя обзор.

Мне нужно остаться в Фадрагосе, но остаться так, чтобы я не успела подставить Елрех. Плевать, полюбит ли меня Кейел без этого дворца и северной чепухи! Духи Фадрагоса, это такая мелочь! Я просто буду рядом с ним. Я даже не буду вмешиваться в его дела! Но хотя бы еще немного побуду рядом с ним. Всего лишь понаблюдаю со стороны! Неужели Повелители настолько ненавидят меня, что снова запишут ему во враги?!

С очередной вспышкой синего огня на поверхности стены появился образ — мы осторожно проходили мимо драконов-нечисти. Вторая вспышка сменила образ на круглый зал с историей Энраилл.

Пожалуйста! Я научусь довольствоваться мелочами! Только не отнимайте у меня эту жизнь! Умоляю!

Меня колотило, зубы стучали, ударяясь друг о друга, а вокруг менялись образы прошлого. Я видела со стороны, как мы продвигались по сокровищнице. Закусила губу, заметив в огне себя и Кейела, сидящих в лесу. Тогда он рассказывал мне о своих тайниках. Справа вспыхнул очередной образ — Холмы грез. Уже?

Воспоминания в огне начали меняться быстрее. Я посмотрела на сердце. Моя кровь текла вниз, заполняя нижнюю полость. Нельзя упустить подходящего мгновения и нужно вовремя отнять руки от артефакта. А какое подходящее? Я вновь подняла голову и стала пристальней следить за собственной жизнью. Повернулась на месте и ужаснулась. Стена за моей спиной тоже исчезла. Исчезло все! Осталось только прошлое. Одно прошлое следовало за другим… Возвращение с севера и встреча с миловидной фангрой. Видение о балкорах. Волтуар среди великолепия зала. Волтуар в свете заката и мой молчаливый уход. Быстро. Слишком быстро!

Я снова повернулась. На другой стороне только-только угасал ритуал — пробуждение Единства. А слева Кейел сбивал птицу, которая скоро упадет мне в ноги. Как уследить?! На каком фрагменте я должна остановить артефакт?!

Я закрутилась на месте. Растерялась во времени, растерялась в собственной жизни.

Справа Волтуар приближался ко мне на балконе, пока я набиралась сил прыгнуть в озеро. Впереди — Елрех паковала вещи перед поездкой во дворец. Наверное, пора действовать, но… слева. Трудно узнать отца без легкой седины и с такой подтянутой фигурой. В кухне родительской квартиры он смеялся, откидываясь на спинку стула и слушая незнакомую девушку, но очень похожую на меня. Понимание появлялось в голове, как само собой разумеющееся. Будто я не могла не знать о Кате — о дочери моих родителей. О той, кем заменили меня в моем же мире. Катя не стала мне сестрой, но была сестрой Егору. Она изменила судьбу моей семьи. И не худшую, и не в лучшую сторону, а просто изменила.

За что же я боролась?..

Это открытие опустошило и вырвало из реальности на долгие секунды. Важные секунды. Я взглянула в другую сторону — и всполошилась. Кейел в каком-то подлеске мазал мне спину, пока я стыдливо отворачивалась от него. Когда это было? Духи Фадрагоса!

— Остановись! — крикнула я на артефакт. Время неумолимо отматывалось.

Я потрясла безжалостное сердце. Ничего.

Попыталась разжать пальцы, но они не слушались, намертво приклеившись к кровавому артефакту. Я еще раз осмотрелась в поисках подсказки, как отключить его. Ничего.

— Хватит!

Образы мельтешили, вспыхивая в разных сторонах.

— Хватит же!

Паника охватила скользким ознобом с головы до ног. Я вскинула руки над собой и, падая на колени, ударила сердцем о пламенный пол. Звона не было, но вспышка ослепила, а осколки пронзили тело. Они впились колючками в кожу, мгновенно свели мышцы, скрутили кости. Я стиснула челюсть, выгибаясь, и зажмурилась от сковывающей боли. Упала и словно провалилась в пропасть. Легкость сменялась тяжестью; тошнота накатывала и отступала, глаза резало от вспышек даже через сомкнутые веки. Меня вращало словно в колесе, и мне не за что было ухватиться. Казалось, мучительные качели никогда не остановятся, но в какой-то миг все закончилось, будто ничего ужасного со мной только что не происходило.

Я сидела на чем-то теплом. Сквозь сомкнутые веки продолжали пробиваться всполохи света. До слуха наконец донеслись звуки — громкие, неприятные. Кажется, кто-то вопил. На каком языке? Режущий, резкий…

Глава 29. Вспомнить все

Я сглотнула тугой комок и, все еще крепко жмурясь, сцепила руки в замок. Сжала пальцы, стараясь унять дрожь. Нет, уже не просто дрожь. Слабое тело, неуклюжее, тяжелое — неудобное, оно едва слушалось, и для малейшего действия, казалось, необходимо было прилагать больше усилий. Его колотило, и с каждой секундой колотило все сильнее. Морщась и сдерживая слезы, я отвлекалась глупостью — искала сравнение для ощущения собственного тела. Знаю. Как после хорошей парилки. Та же слабость и вялость, но существенное отличие имеется — после парилки подобное состояние приятно, сейчас же мое сознание всадили в непривычное нечто.

Когда-то я и в правду была такой?..

— Так че, Сорока, со мной поедешь? — женский голос едва перекричал ритмичные удары и странное пение, будто исполнитель пытался читать текст, но вместо этого жевал собственный язык.

Я медленно подняла веки, впуская в глаза светомузыку ночного клуба. Оттягивая время, чтобы верно осознать смысл обычного вопроса, вдохнула глубоко. Едкий сигаретный дым въелся в нос, осел горечью во рту и расцарапал горло. Я закашляла, приставив кулак к губам. Глаза заслезились не то от дыма, не то от кашля, но этого хватило. Кашель плавно перешел во всхлипывание. Блондинка с ярким макияжем налегла на стол и указала в мою сторону красным коготком.

— Что с ней?

Света. Это точно Света. Просто… Мелькающее освещение? Яркий макияж? А может, укладка…

Сколько времени прошло?

Я съежилась и прикусила указательный палец, надеясь, что эта боль притупит ноющую боль в груди. Наружу рвалось рычание и бессвязные вопли. Мысли носились кругом, скакали от одного к другому, и из-за этого хотелось просто закричать. Завыть!

— Ань, что с тобой? Что-то болит? — мужской голос рядом со мной прозвучал взволнованно.

Сквозь мутную пелену я увидела темноволосого парня. Взор зацепился за единственное отличие, которое не позволяло мне забыть того, кого я, как думала когда-то, любила… Родинка возле губы. Женя? Идиотские мысли и с трудом контролируемые эмоции прорвались рычащим стоном. Голова закружилась, и мне захотелось ухватиться за столик, или за диван, или… но все вокруг стало невообразимо гадким, отвратным. Не отыскав ничего более подходящего, я вцепилась в волосы. От Земли тошнило, и я уставилась себе в ноги, чтобы не видеть ничего вокруг. На коленях поблескивал тонкий капрон, а бедра прикрывал красный подол короткого платья. В Фадрагосе такие, как я, одеваются практичнее…

— Ты ей что-то подлил? — прокричал Женя и потянулся рукой ко мне.

Мое сердце замерло, время замедлилось. Кончики пальцев приворожили, как самый ужасный кошмар в моей жизни. Такого страха не вселял даже брат Гар’хорта, живущий в пещере.

Тук. Еще секунда — и он прикоснется к моему плечу.

— Ни хрена не подливал! — грубо отозвался мужчина с другой стороны стола. — Я че, дебил, по-твоему?

Тук.

Еще полсекунды — и он уничтожит последнюю надежду на дурацкий мираж.

Я отшатнулась, но его это не остановило. Он тянулся ко мне! И это…

Это омерзительнее близости нечисти!

Собрав все силы, которые могли быть в чертовом слабом теле, я заставила ноги повиноваться — вскочила и, едва удержав равновесие, попятилась. Икры напрягались от каждого шага так, что их сводило легкой болью. Под пятками что-то мешалось. Не отрывая взгляда от знакомых, но позабытых лиц, я отступила еще на шаг. Женя что-то крикнул и быстро оттолкнулся вслед за мной. Опоры под пяткой не оказалось, и меня повело назад. Но падение на твердый пол оказалось не таким страшным, как стремление «прошлого» отобрать настоящее.

А где прошлое и где настоящее, Аня?

Я отползала по скользкой плитке, елозя длинными каблуками по полу, но Женя был быстрее. Он присел на корточки рядом и обхватил меня за плечи. Попытался обнять, обдавая запахом сигарет и чем-то терпким, но замер, пристально вглядываясь в мое лицо. Отнял руки и нахмурился, демонстрируя мне их раскрытыми ладонями.

Поздно, Женя. Слишком поздно. И ты тут вовсе ни при чем.

Обнимая себя за голые плечи, я осмотрелась. Вокруг нас расступились посетители клуба и наблюдали, обсуждая и указывая пальцами. Какой-то парень подошел к Жене и о чем-то спросил, но гремящая музыка съела половину слов. Кажется, он предлагал помощь.

Меня затошнило. Наспех стянув бестолковую обувь, я попыталась подняться. Тело вновь повело назад, затем в сторону. В непослушных ногах каждая мышца натягивалась на полную, но будто по приказу сознания работала вхолостую. Пошатываясь и упираясь ладонями в пол, я все же встала и поспешила к выходу. Людей обходить не приходилось — они сами шарахались от меня, как от прокаженной.

С дверью я не ошиблась, и уже через несколько мгновений, миновав узкую серую лестницу и осилив небольшой подъем, вышла под ночное небо. Запрокинула голову, поглаживая зудящую кожу на макушке — кажется, я выдрала себе часть волос. Еще сильно дергало безымянный палец, и его кончик горел огнем — кажется, при падении я осталась без ногтя, или сломала его до мяса. Но волновало меня совсем другое. Где звезды? Где чертовы звезды на черном небе? Почему в этом мире ночное небо даже не черное и тем более не темно-синее, а какое-то грязное? Где Луна? Где Луна?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я закрутилась на месте, хватая шершавый, колючий воздух ртом. Луны не было. Глядя на крышу высокого здания, стала отступать, надеясь, что Луна прячется за ним.

Взрыв пьяного хохота за спиной вернул в реальность, обрушил ее на мою голову. Нет ничего общего, Аня. И никогда не было.

Пока веселая компания из нескольких парней проходила мимо и окидывала меня заинтересованным взглядом, из клуба выскочила Светка. Ловко семеня на высоких каблуках, она несла в руках кожаную куртку и звала меня.

— Сорока, куда ж ты убежала?! — Она слишком быстро приблизилась и как-то по-отечески накинула куртку на мои плечи. — Че те Женька сделал? Вот те раз! Никогда не ругались, нервы друг другу не трепали — прямо пара для подражания, а тут нате вам!

Шустро вытащив из лаковой сумочки сигареты, вытянула одну и, зажав ее в губах, подала приоткрытую пачку мне.

— Бушь? — хмуро спросила, второй рукой откидывая челку с глаз. Ресницы были такими длинными, что волосы цеплялись за них.

Я мотнула головой. Разве я когда-то курила? Видимо, хочет, чтобы я успокоилась.

Моему отказу давняя подруга не расстроилась — щелкнув зажигалкой, раскурила тонкую сигарету и мельком оглянулась на вход в клуб. Значит, ждет остальных… Вышла сюда, чтобы за мной присмотреть, пока остальные собираются. А кто за столом был еще? Пара незнакомых девчонок и несколько парней. Кажется, один из них был Виктором, или я обозналась. Да и какая разница? Чем я забиваю голову?

А о чем тебе еще думать?..

Я посмотрела на ладонь — почти чистую и почти здоровую. С ногтя и впрямь текла кровь.

— Бляха-муха! — охнула Светка, потянувшись к моей руке, но я отдернула ее и отступила. — Ты че, Анька? А я тебе че сделала?

Она смотрела на меня, округлив светлые глаза и втянув голову в плечи.

— Совсем спятила девка, — пробормотала и затянулась, снова оборачиваясь к клубу.

Наконец до меня дошло, что мне холодно. Асфальт скупо мерцал в свете фонарей, но мерцал не от влаги. Осколки битых бутылок валялись возле бордюра, урн и столбов. На низком, облезлом кустарнике ветерок шуршал белым пакетом. Сразу за кустами, в тени одинокого дерева, страстно целовалась пара. Я отвернулась, вспоминая адрес родителей и формируя в мыслях предложение на русском языке. Первое предложение за огромный период времени, которое мне предстояло сказать так, будто я все это время говорила только на нем.

— Дай телефон. — Дождалась, когда Света с подозрением посмотрит на меня и добавила: — Пожалуйста.

Она переступила с ноги на ногу, бросила взгляд на сумочку, но, стряхнув пепел, деловито спросила:

— Зачем?

Я шумно выдохнула, снова формируя мысль, затем повторяя ее. На удивление воспоминания приходили гораздо быстрее и незаметнее для меня, чем впервые минуты моего возвращения.

— Такси вызову. Хочу к р-родителям. — Букву «р» пришлось искусственно вытягивать, хоть и хотелось привычно смешать его с хрипящим звуком.

— Сорока, я не знаю, че у вас с Жекой стряслось, но дождись его. Он тебя домой отвезет, а по дороге как раз обсудите…

— Дай телефон! — потребовала я, протягивая руку.

Света снова уставилась на кровь так, будто у меня не ноготь отломался, а палец откушен. Передернулась, выбросила окурок под ноги и полезла в сумочку, бормоча едва слышно:

— Тебе в больницу надо, а не к родителям переться. Если не палец обработать, то желудок промыть. Уж не знаю, чего ты нажраться успела, но мозги у тебя, конечно, здорово поплыли!

Наконец откопав смартфон, всунула его мне в руку и отдернула свою от крови, приподнимая костлявые плечи и кривя пухлые губы. А я посмотрела на собственное отражение в черном экране и поняла, что даже не помню, как снять блокировку… От обиды опять защипало глаза.

Разреветься из-за простейшей глупости мне не позволил Женя. Я заметила двух высоких парней, взбегающих по ступенькам и что-то живо обсуждающих, в тот момент, когда поняла, что, кроме блокировки, мне еще предстоит вспомнить номер какого-нибудь такси. Да и набрать этот номер тоже нужно было…

Виктор, друг и партнер Жени, нес мои туфли. Сам Женя сжимал в кулаке сумочку — наверное, мою, — а во второй руке мельтешил ключами от машины. Я оглянулась и увидела у обочины знакомую черную мазду. Не успела прийти в себя и придумать, как отвертеться от ненужной заботы, а парни уже приблизились. И если моя «половинка» смотрела куда угодно, лишь бы не на меня, то его друг пытался шутить со мной:

— Ох и заставила ты меня завидовать, Анютка. Признавайся, у какого Красна забористой травки раздобыла?

— Мы поедем, — неловко перебил Женя.

— Ты там потом набери мне, ладно? — попросила его Светка, опять вытаскивая сигареты. И добавила на полтона тише: — Я ж теперь не засну.

— Можем ко мне поехать, — снова влез Витя. — Вместе не поспим.

И как бы они ни улыбались, спрятать обеспокоенные прощальные взгляды не сумели. Понимая причины их поведения, я не хотела чувствовать себя еще большей стервой хотя бы в этом мире при старых знакомых, поэтому отвернулась и побрела к машине. Женя поравнялся со мной и спросил:

— Обуешься?

Отвечать не хотелось настолько, что я поежилась и продолжила молча идти вперед. Да и что ответить ему? Короткий отказ прозвучит слишком грубо, а объяснять, что туфли на высоком каблуке, которые я свободно носила этим вечером, резко стали опасными для здоровья, показалось непосильной задачей. К тому же мысленно я тянулась к совершенно другим вопросам, и они вытесняли окружающую реальность. Что мы наделали? Что случилось с Кейелом? Он предал своего духа, и это уничтожило Фадрагос? А может, я была права: Повелители выпроводили меня, и теперь Кейел будет заново искать своего настоящего врага. Или… Эти «или», «может», «наверное» кружили голову, раздражали, мешали осознать самое важное — я все разрушила. Думаю, только благодаря этому, я не металась в истерике, а послушно села в машину, позволяя Жене закрыть за мной дверь.

В нос ударил сладкий запах ароматизатора, тепло окутало тело. Я невольно разглядывала салон так жадно, будто видела автомобиль впервые в жизни, и ничего не могла с собой поделать. Комфорт. Тот самый комфорт, которого мне так не хватало в самом начале моего пути в Фадрагосе… С учетом, что Светка уже записывала меня к категории спятивших, то для собственного благополучия необходимо было взять себя в руки и сделать вид, что я… Что? Не вернулась из будущего? Не вернулась из другого мира, в очередной раз уничтожив реальность и изменив судьбы тех, кто жил со мной бок о бок? Если даже заикнусь сейчас об этом, то меня точно отправят в больницу на обследование и, вполне возможно, когда воспоминания начнут притупляться, а с моей головой поработают специалисты, я сама поверю в то, что все выдумала. Но что бы меня ни ждало в будущем, о Кейеле нельзя забыть. Он не выдумка, черт возьми! Я прижала стиснутый кулак к груди, вспоминая, как билось его сердце. Оно билось под моей ладонью! Билось…

Дверь с водительской стороны открылась, и Женя протиснулся на сиденье. Пока он устраивался удобнее, я рассматривала его. Совсем не постороннего мне человека, в какой-то степени очень даже родного. Вот он подносит руку к лицу, и я точно знаю, что последует дальше: большим пальцем он пару раз мазнул по кончику аккуратного носа и небрежно тряхнул рукой так, чтобы тихо звякнули часы на запястье. Привычка. Одна из множества привычек, к которым давно привыкла и я. Наверное, мне должно быть стыдно перед ним, но… В порядке ли Кейел? Что с ним сейчас происходит?

Женя, вставив ключ в замок зажигания, перехватил мой пристальный взгляд и замер.

— Что такое? — встревоженно спросил он.

— Поведешь выпившим? — быстро нашлась я с ответом и заняла себя ремнем безопасности. Надо вести себя естественно и непринужденно настолько, насколько это вообще возможно.

Женя молчал и не двигался, чем сильно нервировал. Спустя несколько секунд с шумным выдохом откинулся на спинку сиденья, потупил немного и наконец раздраженно завел авто. Разглядывая дорогу позади и медленно выезжая, принялся отвечать, но звучало это так, словно он отчитывал меня, а заодно отчитывался сам:

— Неделю ты жаловалась мне, что тебе все надоели. Хотела ничего не делать, но при этом не сидеть на месте. Весь вчерашний день мы выбирали занятие на сегодняшний вечер. И это была твоя идея проспать выходной, чтобы потом всю ночь кататься по городу. Я только вчера с самолета слез, Ань. Мне тоже хотелось расслабиться, отдохнуть, а вместо этого — безалкогольное пиво и компания твоих возможных будущих коллег! Прости меня, Ань, но, серьезно, их наглость бесит. Проще Светку вытерпеть. А тем временем послезавтра снова улетаю… Ты же знаешь, что эти чертовы бильярдные столы никто, кроме меня, не выберет! У нас с Витьком аврал, и мы не можем по любому поводу нанимать менеджеров и консультантов.

Я вцепилась в ремень безопасности и вжалась в сиденье, внимательно ловя каждое слово и стараясь разобраться, в какое время я вернулась и от чего во взаимоотношениях с окружающими могу отталкиваться. Важна любая мелочь.

Женя продолжал:

— Им лишь бы деньги тянуть, а толку ноль. Я быстрее сам во всех нюансах разберусь. — Остановился на светофоре и нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю. — Я выматываюсь, а тут еще с тобой хрен пойми, что творится. То отцу что-то доказать пытаешься, то в обмороки падаешь от переутомления. А сейчас это просто… — Сквозь зубы втянул воздух, явно сдерживая ругательства.

Я поерзала, разглядывая освещенную дорогу, и произнесла коротко:

— Извини, — получилось неуверенно.

Женя с подозрением покосился на меня, но загорелся зеленый свет. Ясно — извиняться надо как можно меньше.

— Я не обвиняю тебя, — теперь, кажется, извинялся он. — Но ты меня напугала. Не знаю, что и думать. Прокручиваю в голове раз за разом, и ни хрена не понимаю. Что там произошло, Ань? Ты сказала, что хочешь еще мохито, и пока я узнавал у остальных, надо ли что-то, вы со Светой уже обсуждали какую-то бабскую чепуху. Несколько секунд — и вот ты уже ревешь. Твою мать, да я до сих пор не знаю, что думать!

Он свернул к автобусной остановке, включил аварийку и, глубоко дыша, уставился на дорогу. Я замерла, ожидая развития событий. Как мне вести себя? То, что я устроила в клубе, и впрямь перепугало бы кого угодно, и я сомневаюсь, что могу сейчас придумать толковую отговорку.

— Признайся, это все Краснова? — тихо спросил он, стискивая руль до скрипа. Желваки под неоновым светом рекламного щита заиграли на худощавом лице.

Кто такая Краснова? Я нахмурилась и закусила губу, перебирая в мыслях фамилии одноклассников и сокурсников.

— Ань, я же просил тебя не связываться с ней. Говорил, что она пичкает народ лишь бы чем, и это не поможет тебе больше и продуктивнее работать. Откуда вообще эта дурацкая одержимость работой? — Повернулся ко мне и с грустью усмехнулся. — Ну да, точно… Папина дочка. Ань, он у тебя взрослый мужик, и сам способен понять, что Егору его бизнес не нужен. А тебе хоть иногда нужно думать о себе. Семья семьей, но у каждого из них есть своя голова на плечах. И Егор уже не маленький. Взрослый пацан, который должен взвешенно принимать решения, а не мечтать о безбедном будущем археолога. — Помолчал немного и спросил: — Ты меня вообще слушаешь?

Я кивнула и, поежившись, отвернулась.

Женю такой разговор со мной явно не успокоил, но, что радовало, он все-таки вез меня к родителям. Какое-то время еще пытался выяснить, что же произошло в клубе, но остановился на моем вялом согласии, что во всем виновата какая-то Дарья Краснова — исходя из разговора, знакомая Витька и Женьки, с которой я не должна была связываться. Оказывается, в моей прошлой жизни меня окружало столько людей, что теперь я даже с уточнениями не могла вспомнить всех, с кем общалась. И это приводило к одной единственной мысли: пока я не разобралась в себе и не решила, что делать дальше, круг общения необходимо сократить до минимума.

И что же делать дальше? Есть ли возможность повторить судьбу и вернуться в Фадрагос тем же путем, каким я попала туда и в первый раз?

Знакомые улицы города вызывали трепет в груди, и даже, несмотря на пугающие мысли о Фадрагосе, о том, что, может быть, правильнее будет забыть о жестоком мире, меня радовала предстоящая встреча с родителями. И эти противоречивые чувства невыносимой утраты и бесценного приобретения разрывали сознание и ошеломляли. Я увижу их.

Однако, вполне возможно, я больше никогда не увижу Кейела.

* * *

Взбегая по лестнице сырого подъезда, я вдыхала полной грудью запах извести и дешевого табака. Не скривилась даже от вони мусоропровода и мигающей лампочки. Знакомая дверь усилила панику в душе. Я не видела родных так долго, что, кажется, готова была разрыдаться от простого предвкушения встречи. В то время, как они, наверняка, видели меня на днях, а может, и часами ранее. Руки задрожали сильнее от накатившей слабости, и пришлось приложить усилия, чтобы элементарно надавить на звонок. Женя внимательно наблюдал за мной, опираясь на перила и бряцая ключами. И как я ни пыталась вести себя естественно, но нетерпеливость и волнения выплескивались в громких вздохах, жадном рассматривании родного подъезда и покачивании с пятки на носок.

— Обулась бы все же, — тихо сказал Женя, склоняя голову к груди. — На бетоне стоишь.

Я не успела ответить — из-за двери донесся шум, а через мгновение она отворилась. Папа… В темных растрепанных волосах блестела легкая седина; футболка, надетая наизнанку, демонстрировала швы; домашние шорты заканчивались над коленом, а на икре тянулась длинная полоса шрама — ожог от мотоцикла, полученный еще в молодости. Сердце замерло, а взгляд прикипел к этому шраму. Я невольно улыбнулась, вспоминая, как в детстве вечерами трогала его и пристально разглядывала.

Папа нахмурился, отступил и кивнул Жене. Явно хотел о чем-то спросить, но молча присмотрелся ко мне, пока я пыталась контролировать мышцы лица. Не вышло. Скривилась перед тем, как заставила себя широко улыбнуться.

— Э-эх, — вырвалось вместе с громким вздохом.

— Ань, ты что? — спросил папа, и, услышав его голос, я разрыдалась.

Он не спешил обнять или утешить — как всегда строгий и скупой на ласку. Сколько помню себя, постоянно твердил маме, что все эти нежности, страсти и красивые словечки меркнут, если мужчина не способен обеспечить семью всем необходимым. А когда мама сидела над тетрадками, готовил ужин, приносил ей чай, ругал нас с Егором за шум и никогда не позволял ей проспать ночь за столом. Утром варил кофе и причитал о ее неблагодарной работе, а потом сам же отвозил в школу и желал хорошего дня. Он всегда был таким… Ругал, но не запрещал, жалел нежности, но, не задумываясь, проявлял о нас заботу.

Прикрывая рот ладонью и всхлипывая, я шагнула к нему, погладила щеку и наконец обняла.

— Дмитрий Александрович, не смотрите так на меня, я сам не понимаю, что с ней.

— Как это не понимаешь? — спросил папа, притягивая меня к себе и поворачиваясь так, будто хотел отгородить от Жени. — Она с тобой была.

— Была.

Наверное, надо вмешаться. Точно надо. Но как же тепло и хорошо.

— Женька… Евгений, кто ее обидел? — Стиснул мои плечи и потребовал: — Говори!

— Дим, кто там?

— Па-а-ап?

Я втянула воздух сквозь зубы; комната завертелась, пол пошатнулся.

— Молодежь, вы чего так поздно в гости? — Мама, заворачиваясь в домашний халат, показалась в коридоре. За ее спиной в приоткрытую дверь выглядывал Егор — лохматый, взъерошенный и хмурый. — И почему на пороге застыли? Проходите.

Приветливая улыбка мамы медленно превращалась в гримасу растерянности. Я в очередной раз крепко обняла папу, а затем сорвалась к маме. Она пахла клубникой и кондиционером для белья. В отличие от папы сразу обхватила мое лицо и, как-то мигом постарев из-за испуга, воскликнула:

— Анечка! Доченька, что случилось? — Мягкий голос ласкал слух, поднимал горячую волну в груди. Я крепко взяла родные руки и, заливаясь слезами, поочередно целовала ладони. Только сейчас убедилась, что выросла, но изменилось не так много — я просто стала взрослым ребенком. — Господи, да что же ты молчишь?! Анюта, скажи, что стряслось?

Я покачала головой и бросилась к Егору. Он уже вышел из комнаты и теперь настороженно следил за происходящим. От меня отступил, но безропотно позволил обнять себя. Какой же он высокий. Тощий, но уже такой высокий.

— Ну ты чего, Анька? — как-то скованно спросил он. Растерялся… Я отстранилась и глянула на него. Курносый, с глубоко посаженными темными глазами, разлет бровей отцовский, а вот губы мамины. Он неловко погладил меня по плечу и очень тихо упрекнул: — Ань, ты родителей пугаешь.

И я, наконец-то, смогла с улыбкой выдавить из себя:

— Извини.

Он пожал плечами, ногу в колене подогнул и завел за вторую.

— Да ладно. Просто… — И снова растерялся; взгляд опустил, пряча собственное беспокойство.

Я повернулась и вытерла слезы со щек. Я дома…

— Господи, Анька! А с рукой что сделала?

— Евгений, выйдем поговорить.

— Пипец…

Я дома. Духи Фадрагоса, я дома!

Квартира наполнилась суетой. Мама выдала мне мою старую пижаму, заставила переодеться, помогла смыть косметику, будто с ранкой на одном пальце я лишилась сразу двух рук. Потом отвела на кухню и, пока Егор заваривал нам с Женей чай, хлопотала над моей рукой. Она причитала и причитала, но так ласково, что вызывала лишь улыбку. Позже на кухню пришли мужчины и хотели поговорить со мной, но мама настояла отложить все разговоры до утра, а сейчас оставить меня в покое. Женя к чаю не притронулся, а от предложения родителей остаться на ночь отказался. Часы на холодильнике показывали три часа, когда папа объявил, что пора спать.

Мама хотела постелить мне в зале, но я, осознавая, как это глупо звучит, попросилась к ней.

— Анечка, да что же случилось? Ты мне расскажешь утром?

Я пожала плечами, удерживая ее руки в своих. Она покачала головой, окинула взглядом разбросанную простынь и подушки на диване, а потом тихо призналась:

— Ты меня пугаешь, доченька.

— Извини.

В эту ночь — наполненную светом фонарей, проникающего с улицы, шумом машин, доносящегося от стоянки и дороги, тиканьем настенных часов и запахом бутербродов с сыром, разогретых в микроволновке, и стиральными средствами от постели, — я прижималась спиной к маме. Она, как в детстве, гладила меня по волосам и ждала, когда ко мне, уже взрослой доченьке, придет сон.

* * *

Я всегда считала, что в жизни главное — добиться хорошего будущего. А к нему ведут труд, усердие, правильное распределение сил, приоритетов, и только малость остается на удачу. Ко всему этому можно приучить себя, и такая привычка въедается в нутро, становится неотъемлемой частью тебя. И на Земле, и в Фадрагосе я жила одним непреложным правилом — что бы ни случилось, необходимо двигаться вперед. Вот только это правило вынуждало неотрывно смотреть на цель. Без оглядки. А это, в свою очередь, не позволяло усомниться в себе и собственных решениях. Теперь я понимаю: любой может ошибаться.

Моя ошибка в том, что в неоправданном стремлении к успешному будущему я забывала жить.

Через открытое окно в квартиру проникали детские вопли и смех. Солнце заливало комнату светом, и его лучи стелились по серому махровому ковру, обрываясь ровной полосой прямо у дивана. Я поерзала, устраивая одну руку удобнее под щекой, а второй дотягиваясь до тепла. В голове опять с трудом складывались самые примитивные мысли, а после долгих рыданий одолевало бессилие. К сожалению, когда-то я говорила Елрех правду, но даже не задумывалась над масштабами озвучиваемой проблемы. Повышая собственную ценность в Фадрагосе, я обесценивалась на Земле. Хуже…

В первый же рассвет я едва проснулась, а уже громко пожелала родителям доброго утра, оценила ароматы завтрака и сказала папе, что надо провести день совместно. И ничего страшного в моем поведении не было бы, если бы только все это прозвучало на русском.

Оправдания или отговорки? У любой чуши есть предел… Однако мне повезло, потому что среди моих многочисленных знакомых, мама мгновенно отыскала виновницу. Я не сразу вспомнила Лизочку, практикующую гипноз, но ухватилась за ее увлечение, как утопающий за соломинку. Именно так! Именно Лизочка несколькими неделями ранее уговорила меня рискнуть и провести надо мной в дополнение к гипнозу какие-то ритуалы. Высказав эту ерунду, я надеялась только, что никто не станет ни звонить этой Лизочке, ни искать ее.

С Женей пришлось еще раз встретиться, но благодаря строгости папы это произошло в родительской квартире. Мой парень в историю с Лизой не поверил, но на меня не наседал, а уже в понедельник с самого утра улетел из города. В понедельник же опустела и квартира: Егор уехал в запланированную летнюю поездку с классом, папа ушел на работу. Мама беспокоилась и хотела остаться со мной, но в школе потребовали ее присутствия.

Просидев полдня за телевизором, я отключила его и постаралась забыть о том, что видела. Люди — единственные разумные существа на Земле, господствующие существа в мире, но отчего-то занимались публичным самоуничижением, так часто демонстрируя пороки и осуждая себе подобных, что редко упомянутые заслуги блекли и не задерживались в памяти надолго.

Новости на каналах напомнили о правителях Цветущего плато: о стремлении Волтуара решить любой вопрос без конфликта, о трезвомыслящем Акеоне, который готов был в любое мгновение задавить собственную гордость, переступить любые принципы и границы, лишь бы только положение его поданных не ухудшилось. Новости напомнили о Тиналь и Фираэн…

В Фадрагосе, несмотря на причисление людей к низшей расе, об их достижениях и преступлениях говорили так же, как могли говорить о представителях любой другой расы. Девочек казнили по прихоти шан'ниэрдки, связанной с влиятельной гильдией, но наказывали за проступок и угрозу обществу, которую они представляли, прельщаясь наживой и проявляя слабость перед шантажом, а не за то, кем они были.

В те долгие минуты я сидела на полу, сжимала пульт и смотрела на босые ноги. Невольно сравнивала два мира и твердо осознавала — у Фадрагоса гораздо меньше недостатков, чем я когда-то ему приписывала. Как я могла не понимать всеобщего желания фадрагосцев отдавать обществу больше, чем оставлять себе? В их идеологии имелся лишь один недостаток — изгои. И если избавиться от него, общество этого мира вернется к гармонии, в которой жила до войны. Не об этой ли гармонии в своем письме говорил рассат из Энраилл?

После обеда такие мысли привели меня к осознанию потерь. Встреча с семьей потеряла восторженную радость и приобрела оттенки горечи. Ближе к вечеру я отыскала в своей сумке смартфон, разобралась в меню и увидела среди контактов номер такси. Там же отыскались паспорт, ключи, салфетки, косметичка, кошелек, тяжелая визитница и даже исписанный ежедневник. Пока ждала такси, пришлось повозиться с наличкой. Деньги вызывали легкое затруднение, но и его не хотелось показывать посторонним. Так и не дождавшись родителей, я уехала.

Когда-то я была организованным человеком, что при нынешнем положении облегчало жизнь. Пока ехала в свою квартиру, наткнулась в смартфоне на онлайн-органайзер, где было расписание на прошедшие недели и будущие месяцы с заметками, с перечислением имен и кучей ссылок на статьи и документы… Из него я узнала, что всего через три недели меня ждет собеседование, которое было отмечено как важное. Я смотрела на дату, а в нем видела лишь шанс. План созрел в голове, как само собой разумеющееся.

Быть может, раньше я бы тешила себя надеждами, что будет легко, но теперь многое изменилось. Осложнения в этом простом плане: дождаться нужной грозы и швырнуть кусок мяса в шаровую молнию, — появились с первыми днями моей новой-старой жизни.

Два дня мне приходилось пить какие-то успокоительные таблетки, найденные в аптечке собственной квартиры. Они не помогали избавиться от гнетущих воспоминаний, но позволяли держать себя в руках при маме, которая примчалась ко мне в тот же вечер, как я уехала от родителей. Она жила у меня эти два дня, пока не убедилась, что со мной все в порядке. И пока она была рядом, я не упускала шанса насладиться ее присутствием, смехом, заботой.

Всего несколько часов у меня ушло на то, чтобы изучить себя прошлую по перепискам в социальных сетях и фотографиям там же. И мне не нравилась та пустота и пренебрежение к окружению, которые я увидела.

Эта же переписка помогла мне в выстраивании общения с Женей. Он писал так часто, что иногда хотелось просто отключить телефон, но я не позволяла себе. Если у меня не получится вернуться в Фадрагос, придется привыкать к старой жизни. И в одном сомнений не возникало — рано или поздно я привыкну. Если человек хочет жить, он привыкает ко всему. А я в число суицидниц явно не входила.

Ночами было труднее всего, и моя ночь начиналась с закатом. Солнечный свет, напоминающий о пожаре, о войне, о Фадрагосе, учащал сердцебиение и разогревал гнев. Я злилась на Повелителей, переваривая в голове всю их историю, злилась на Кейела, сумевшего предать своего духа, злилась на себя… На закате сильнее всего чувствовалось собственное бессилие перед гневом и невозможность выплеснуть его на Земле. Нашлась лишь одна лазейка, как не позволить ему превратиться в неконтролируемую ярость — слезы. И я плакала… Вытаскивала на балкон стул, забиралась на него с ногами и, наблюдая за смертью Солнца, плакала.

И снова плакала, пока рождались первые звезды. Потом уставала — перебиралась в спальню и укладывалась на широкую кровать, позволяя сну мгновенно победить. Однако под утро подрывалась и высматривала в тенях неизвестной местности Кейела, пока не осознавала, что вокруг комната, а Кейел не обнимает меня не потому, что, почувствовав опасность, отошел проверить, а потому что его вовсе нет рядом. При удачном раскладе до рассвета мне еще удавалось подремать…

Вскоре с этой бессонницей и частыми кошмарами тоже нашелся метод борьбы — диван, подушки и свернутое в рулон покрывало. Я обкладывалась всем так, чтобы под утро возникало чувство, будто Кейел обнимает меня со спины, а рулон и вовсе клала поперек себя, будто это его рука. Метода хватило ненадолго…

И вот я снова злилась на самообман, на собственную жалость к себе, на нежелание борьбы с воспоминаниями. Это не могло продолжаться вечно. Возможно, с кем-то другим, но не со мной.

Я потянулась на диване, потерла сухие глаза и посмотрела на часы. Еще несколько часов до записи в бассейне. Физические нагрузки лучше всего помогали облегчить существование на Земле и ускорить ожидание необходимой даты.

Умывшись, я заварила себе чай и вернулась в комнату. Мышцы ныли от вчерашних занятий на турниках школьного стадиона, и я, усевшись в кресло и поерзав, с трудом отыскала пятой точкой что-то вроде удобства. На компьютерном столе высилась стопочка книг фэнтези о «попаданцах», которые я скупила в ближайшем книжном. Понятия не имею, что хотела в них найти, но закрывала каждую на середине, понимая, что эти истории не обо мне. Зато я вдохновилась смелостью героев и их широкими познаниями о родном мире. Например, сколько раз я жалела, что не училась на медика? А когда-то еще ужасалась, что в Фадрагосе не придумали нижнего белья…

Невольно провела рукой по плечу, наслаждаясь отсутствием ужасной бретельки от бюстгальтера. Это было ошибкой — надеть это бесполезное пыточное устройство. Хорошо, что в шкафу нашлось несколько спортивных, их-то я и предпочла.

В браузере была открыта куча вкладок с различными запросами, начиная с истории швейных фабрик, продолжая непростым устройством швейных машин и заканчивая простейшей выкройкой трусов. Еще думала узнать об оружии, но вспомнила беседу с эльфиорами Аклен’Ил и поняла, что фадрагосцы обойдутся тем, что у них есть. Пара вечеров у меня была спущена на все эти статьи, которые, как я думала, позволят мне принести в Фадрагос ценные знания.

Усмехнулась, закрывая одну вкладку за другой. Нельзя верить всему, что пишут. Я не гений и не машина — мои самые глубокие познания всегда будут ограничиваться моими интересами. И если даже я в общих чертах перескажу, как работает тот или иной механизм, меня могут не понять, это может быть бесполезно или еще хуже — Фадрагос пойдет по другому пути развития.

«У нас тоже есть эти пауки… Их яд обладает целительным свойством»

А тут?.. Даже не хочется смотреть соотношение, сколько усилий и средств вкладывается в разработку нового оружия и нового лекарства. Думаю, ответ мне не понравится.

К тому же я столько всего о Земле рассказала Аклен’Ил Цветущего плато — и о производстве, и о фабриках, больницах, школах, институтах, мобильной связи, интернете, компьютерах… Они не увидели в этом пользы, а вот опасение, вызванное нашим оружием, было высказано прямо. Эльфиоры назвали Землю Мертвым миром, потому что в нем нет духов, а если и есть, то мы утратили их имена и, соответственно, связь с ними. Почему тогда я так верила, что знания, принесенные с Земли, полезны в мире с абсолютно другими взглядами на жизнь? Почему-то верила…

Почему-то верила и вчерашним вечером, с трудом разбираясь в работе моталки и придумывая хоть какой-нибудь способ выплавки иглодержателя в Фадрагосе. А перед сном, чувствуя, как горькие воспоминания вновь одолевают, я открыла клиническую анатомию… и расхохоталась.

Наверное, чтобы разбираться в медицине, надо было поступать в медицинский. Чтобы разбираться в работе швейных машинок — на механика или швею. Ну или прав был Ромиар, я не особо умная. Скажем проще, я тупая.

Но для Фадрагоса я все же могу стать кем-то. Не гениальной Анькой Сорокиной, не великой Асфирель, а всего лишь еще одним ценным человеком. Что может дать этому миру новоиспеченный экономист, который иногда пробовал свои знания и силы на форексе? Кое-что интересное все-таки может, но лучше не загадывать. И уж если приносить в Фадрагос что-то полезное, я должна быть уверена, что не сделаю хуже. Внедрять новое придется с хирургической осторожностью по схемам, которые, к сожалению, не будут проще схем швейных машин. Фадрагосу нельзя навредить.

Кейел, что бы ты посоветовал мне? Практичный, терпеливый, сдержанный и рассудительный… Какое теперь ненавязчивое наставление прозвучало бы от тебя?

От воспоминания его глаз сердце забилось чаще, согрело в груди; на лице растянулась улыбка. Я открыла гугл и на всякий случай оставила пустой поиск. Еще раз глянув на часы, взяла с ближайшей полки потрепанный учебник макроэкономики.

— Пожалуй, начнем с повторения азов. Чтобы построить что-то крепкое, надо заложить крепкую основу. Ты бы точно со мной согласился…

* * *

Плавание быстро размяло болевшие мышцы и вызвало усталость во всем теле. К концу отведенного часа я выбиралась из бассейна с мыслью, что надо было немыслимо рискнуть, сев за руль новенькой мазды. Точной копии той, на какой ездил Женя. Мы и вправду невольно стремились создать образ парочки, у которой даже парные футболки имелись. Видимо, мы искренне верили в любовь.

Несколько сообщений во вконтакте от него напомнило, что, в отличие от меня, Женя до сих пор убежден в силе наших чувств. Я забросила телефон в спортивную сумку и вышла из раздевалки. На ресепшене задержалась, чтобы снова сверить записи посещений на неделю и поспешила к выходу. На крыльце остановилась ненадолго, разглядывая, как умирающее Солнце какого-то пустого и чуждого мне мира цепляется за высокие постройки и одинокие деревья. Отчего-то жалость к этому Солнцу не пробудилась.

— Это просто закат, — пробормотала я, поправляя сумку на плече и сбегая по ступеням.

Я проходила мимо остановки, когда к ней подъезжал автобус, идущий к моему дому. На мгновение опять мелькнула мысль, что слабому, уставшему телу можно немного уступить, но я тряхнула волосами, отворачиваясь от автобуса. У меня мало времени, чтобы подготовиться к возвращению в Фадрагос. Нарастить мышцы не успею, но хоть немного улучшу выносливость.

Через три квартала свернула к торговому центру за продуктами и чтобы просто занять время перед возвращением к ночному одиночеству. Улица расширилась, люди встречались чаще, клумбы радовали ухоженностью. По дороге разъезжали машины, молодые парни промчались мимо меня на скейтах и велосипедах. Возле магазина фирменной одежды смеялись красивые девчонки. В какой-то момент самая высокая из них показалась мне эльфийкой, но короткие уши и густой макияж при ближайшем рассмотрении рассеяли мираж.

Крупное здание отсвечивало темными окнами в последних солнечных лучах. Я уже видела раздвижные двери, к которым направлялась, как в шуме машин и гаме услышала чей-то неразборчивый плач. Остановившись у столба так, чтобы никому не мешать, оглянулась. В стороне от парковки, возле неприметной лавочки, старушка в грязном платье плакала, удерживая мужчину за рукав. Он что-то сказал ей, пожал плечами, потом указал на торговый центр и поспешил к стоянке. Старушка долго смотрела на темное гигантское здание, переминалась с ноги на ногу, потирая правое бедро над коленом, а затем снова расплакалась.

Несколько проходящих мимо девчонок с любопытством поворачивали голову к ней, но не остановились. Однако, пройдя чуть вперед, блондинка все же вернулась. С широкой улыбкой дотронулась к острому плечу старушки, а та вздрогнула и с диким испугом на лице попятилась. Девчонка подрастеряла энтузиазм — молча протянула немного денег на раскрытой ладони, но, так и не достигнув понимания, ушла за подругами. Растерянная старушка поправила невидимку в седых волосах и, сгорбившись, заозиралась. Вскоре скривилась, снова потирая ногу.

Я налегла спиной на столб, опуская сумку на траву, и продолжила наблюдать.

Время шло — старушка плакала. Уходила от лавочки то к перекрестку, то к торговому центру, но ни перейти дорогу, ни переступить порог людного здания так и не осмелилась. Первые два раза я еще следовала за ней, наблюдая со стороны, но потом поняла, что это ни к чему — она все равно вернется к лавочке.

За это время я успела разобраться, что именно отпугивало людей от нее. Подол испачканного платья был разорван чуть ниже колена, на морщинистых ладонях запеклась кровь. Чумазое лицо давно не удивляло меня, а вот местных… Старушка плакала и вытирала щеки и глаза разбитыми, грязными руками. На втором разе, когда она пыталась зайти в торговый центр, я приблизилась достаточно, чтобы понять, почему парни, поморщившись, отошли дальше — от жалкой бабушки несло мочой.

В свете фонарей она стала выглядеть еще хуже, а я все еще пыталась разобраться, что с ней не так и вспомнить, чем в этом мире могу помочь бездомной. Да и разобраться, бездомная ли она, не мешало бы. В тот момент, когда я уже рискнула приблизиться к ней, мимо нее проходил парень. Старушка попыталась обратиться к нему, но так и осталась стоять с влажными глазами, протянутыми руками и приоткрытым ртом. Хитрец, заметив неладное, просто демонстративно надел наушники и ускорил шаг. Я проводила его взглядом, ощущая легкое разочарование.

— А я заткнул уши, и это помогло…

В то время, пока я рассматривала спину незнакомца, старушка впервые за полтора часа вытворила что-то нетипичное. Сняла грязные галоши, стащила вязаные носки, а затем, поднимая подол стала стягивать с себя лосины. Когда освободилась от них, прижимая руку к пояснице, согнулась, подняла свои вещи и поковыляла к газону. Усевшись на нем, оголила колени — правое было сильно разбито.

Вздохнув тяжело, я уставилась на тусклые звезды. К счастью, мне удалось опять научиться разглядывать их даже на этом невыразительном небе.

Возможно, духи Фадрагоса и не видят этого, но, Елрех, мне бы хотелось, чтобы ты знала — я пытаюсь быть хорошей, при этом не вмешиваясь в чужую жизнь. Ты бы гордилась такой человечкой, занудная фангра?

Отыскав бутылку воды в сумке, я отправилась к странной старушке. Когда приблизилась, она перестала выковыривать из ранок камешки и немигающе уставилась на меня. Наблюдая, как я усаживаюсь в метре от нее, еле заметно отползла, а затем снова принялась очищать разбитое колено. Я сделала пару глотков и, подтянув ноги к себе, стала молча рассматривать вход торгового центра.

Наверное, прошло еще минут десять нашего необремененного ничем соседства: старушка, неровно дыша, ковыряла ранку, я потягивала воду, а потом, наконец-то, она, привыкнув ко мне, тихо поинтересовалась:

— Деточка, где это мы?

В горле запершило, и я вынужденно выпила еще воды. После осмотрелась, вспоминая название улицы, и в итоге воззрилась на торговый центр — единственный броский указатель поблизости. Вспомнила, как мужчина уже показывал на него старушке, и решила действовать иначе. Глянула на нее и спросила:

— Болит? — Кивнула на колено и сразу продолжила, как будто говорила с хорошей знакомой: — Вам бы обработать колено, и к травматологу. Кости ведь хрупкие, нельзя так с собой.

— А, это… — Она опустила голову. — Старая уже, ноги не держат.

— Упали?

— Упала… — И ссутулилась. — Упала.

— А зовут вас как? Может, знаете номер телефона родных? Я бы позвонила.

Она встрепенулась, посмотрела на меня с надеждой, но в светлых влажных глазах эта надежда быстро растаяла.

— Не помню.

— Номера?

— И номера не помню…

Она отвернулась и, пока я искала логику в этих крупицах информации, попыталась подняться. Поморщилась и вскоре, ухватившись за колено, упала и расплакалась. Я сидела, словно прикованная к земле, и даже не пыталась сдвинуться с места. Память необходимо беречь. Это наш бесценный дар — ориентир по жизни, — и наше наказание, которое служит разрушением многих внутренних барьеров. Она может обратиться оружием даже против обладателя, а может служить его защитой.

Спрятав бутылку в сумку, я выдохнула:

— Я помогу вам.

Рувен, чертов благородный хитрец, в который раз я вспоминаю о тебе даже в своем доме. Тебе было так же жаль девушку с болезнью солнца, как и мне эту старушку со склерозом? Иначе почему без явной травмы головы она не помнит даже собственного имени?

Опасаясь поливать ранку водой из бутылки, из которой пила, я повела незнакомку в торговый центр. В туалете она не сразу, но все же умылась, пока я придерживала ее. Расфуфыренные девушки, заскочившие минутами позднее, скривились при виде нас, но я рискнула обратиться к ним, и, выслушав меня, они очень быстро и охотно согласились помочь. У одной из них, к всеобщему счастью, в охранниках работал знакомый. Пока старушка жалась в углу и со страхом смотрела на нас, мы с энтузиазмом организовали «спасение». А ведь не все потеряно в этом мире и не за каждой броской шелухой скрывается пустышка.

— Да! — воскликнула Юля, вскидывая сжатый кулак. Эффектно растрепав рыжую шевелюру, пояснила: — Короче, нашу Жанну Станис-с-славну уже как три дня по всему городу разыскивают.

— Жанна, — тихо пробормотала себе под нос старушка и, хмурясь, закивала.

Дверь приоткрылась, внутрь заглянул крепкий парень и пробасил:

— Что там у тебя, Насть?

Невысокая Настя пулей выскочила из туалета, на ходу объясняя, что у нас стряслось.

Юлия продолжила:

— В общем, Аня, болезнь Альцгеймера у нее. Тут целую группу оказывается создали. Вся семья Жанну нашу ищет, и полгорода присоединилось. Ну… — цокнула языком, пока я заглядывала ей через плечо в экран, стараясь не выпускать из виду свою «находку». — Прилично народу собралось, но, видимо, не так-то это просто человека в городе найти.

— Напишешь родным?

— Конечно! Спрашиваешь еще. Я даже позвоню им.

— Эй, девчонки! — В туалет влетела Настя. — Костик может ее в комнату охраны провести, пока ее родные за ней не приедут.

— Оставлять не хочется, — возразила Юля, опережая меня и набирая номер. — Ты посмотри, как Жанна Станис-с-лавна боится всех. Все, тихо! Звоню родным.

За перепуганной и растерянной Жанной Станиславовной приехал сын, которого она сходу признала Лешенькой. Пока он разглядывал маму, обнимал ее и благодарил пунцовую Настю, Юля стояла рядом со мной и шепотом изумлялась:

— Ты глянь, он же плачет!

— Да нет, — сказала я, поправляя сумку на плече.

— Ага. А глаза чего так блестят? Точно плачет!

Алексей потер красные влажные глаза и повел маму к простенькой машине. Настя, подрастеряв образ высокомерной девицы, подошла к нам и поделилась:

— Блин, так неловко.

— Хорошо, — с улыбкой не согласилась Юля, распрямляя плечи.

— Кажется, мы сделали что-то полезное, — поддержала я ее.

— Чувствую себя супергероем! Насть, погнали отметим. Анюта, ты как, в теме?

Я посмотрела на звездное небо и, пожав плечами, ответила:

— Пойдем.

Девушки оказались веселыми и, что особенно нравилось, они не знали меня типичную, поэтому мне не приходилось сильно притворяться. Просидев с ними пару часов в пабе, расположенном недалеко от торгового центра, и осушив стакан апельсинового сока, я подружилась с каждой во вконтакте, обменялась номером и отправилась домой.

По дороге думала о балкорах. Вспоминала трагедию, случившуюся под землей, и девушку, которую монстры заживо разрывали на куски. Столько свидетелей, столько парней вокруг… Старушка, выглядящая бездомной, воняющая мочой и не способная объяснить, что элементарно заблудилась, оказалась в похожей ситуации. Столько свидетелей, и все ждут друг от друга первого шага, от жертвы — понятного разъяснения проблемы или, может быть, спокойствия, а некоторые просто заняты собственной жизнью. Два разных мира, а у людей и балкоров, оказывается, все равно много общего. Кто-то должен стать их лидером и показать пример. Ему не обязательно обладать силой, достаточно быть смелым для первого шага, а остальные помогут, желая приобщиться к хорошему и полезному.

Шумный перекресток остался позади, и на смену ему подоспел шелест листвы. Детская площадка опустела, в высокоэтажных домах через одно-два горели окна. От дверей подъездов лился мягкий свет лампочек, теплый вечерний воздух поднимался по ногам от разогретого асфальта. Веселой компании из нескольких парней, облепивших броский дорогой автомобиль, я сначала не придала значения, направляясь прямиком мимо них к своему подъезду. Но потом, когда между нами осталось не больше трех метров, заметила их шутливые переглядывания и внимание к себе. Насторожилась.

Двое внешним видом тянули на атлетов, даже Вольные с их жилистыми телами показались бы скромными ребятами. Третий сидел на переднем сиденье, вытянув ноги на бордюр. Четвертый, самый худой и щуплый, будто эльф-подросток, шутливо бил по животу пятого, с выбритыми висками, но с моим приближением друзья его остепенили. Я опустила голову и решила проскочить к своему дому как можно скорее, однако, видимо, привыкшая к опасностям и подвохам, внимательно наблюдала за каждым и была готова ко всему.

Первый атлет при моем приближении блеснул голливудской улыбкой и распрямил плечи, отчего белоснежная майка, кажется, на размер меньше, чем требовалась, сильнее облепила выразительные мышцы. Я убрала прядь волос за ухо, а второй рукой обшарила карман. Только ключи. Помогут ли? Если сжать их в кулаке, удар получится увесистей.

Я успела миновать троих, в том числе улыбающегося атлета, когда второй атлет в кожаной куртке резко отскочил от парня, сидящего на переднем сиденье. Все выглядело так, будто один приятель решил подурачиться и ударить в живот второго. И этот второй бросился мне под ноги.

Совершенно случайно, правда?

Я отшатнулась, быстро принимая устойчивое положение и задирая подбородок. Ключи впились в пальцы. За талию тотчас обняли — я резко повернулась, но не ударила.

Жди. Враг должен замахнуться.

— Малышка, аккуратнее надо быть, могла ведь упасть, — вкрадчиво произнес первый атлет, продолжая обнимать меня. На его груди тускло принимал свет тигровый глаз. Почти песочного цвета…

Малышка? Прости меня, моя девочка. Я была ужасной хозяйкой.

— Я не падала, — тихо ответила, одной рукой пытаясь сдвинуть с места его руку.

Парень напрягся, вытянул губы. Позади раздались тихие приободряющие шепотки. Наглец беспечно соврал:

— Ты точно падала, а я хотел помочь. Я же видел.

Он смотрел как-то странно. Так смотрят пьяные, возбужденные, но было в этом всем что-то неправдоподобное. Актер явно переигрывал роль горячего любовника и ждал от меня реакции.

Я кивнула.

— Спасибо. Я пойду?

— Таня? — не растерялся парень. — Тебя ведь Таня зовут?

— Нет.

Он нахмурился.

— А как тогда?

— Я не заинтересована в знакомстве, — процедила в ответ, сдерживая накатывающую злость и напоминая себе, что нахожусь на Земле, но было трудно: сердце билось быстро, разгоняло кровь и ярость. — Тебе стоит отпустить меня.

По-хорошему.

Он вскинул брови; его друзья смеялись, но явно пытались скрыть веселье.

— Ва-а-ау, — протянул надоедливый поклонник, — холодная. Тебя можно звать Снежной королевой? Я могу растопить твой лед.

Мой лед? Что ты несешь, олух? Неужели думаешь, что такая тупость кого-то способна завести? Я усмехнулась. Парень тоже улыбнулся шире, но показался выбитым из колеи.

— Побуду твоим Каем, — добавил он, нарушая затянувшееся молчание.

Кейелу бы твой юмор не понравился.

В груди горела злость, гнев рос и просился на волю. Тени вокруг оживали, предлагали укрытие и помощь; шелест листвы обещал спрятать шум шагов; легкий ветерок звал южнее, где принесенными запахами он расскажет мне о каждом враге и немного о местности. Вкустах что-то мелькнуло — быстрое, яркое, гибкое. Через мгновение оттуда донеслось воркование. Малышка? Дыхание перехватило, кровь прилила к щекам. Я попыталась вырваться из крепких рук, но, отвлекшись на реальность, упустила миг видения — Феррари исчезла.

Я на Земле…

— Понравилась идея? Хочешь подарю тебе замок? Это недалеко. Сможешь заморозить там все, что тебе захочется. — Он прижал ладонь крепче к моей пояснице, погладил ниже. — Потом вместе все растопим.

Я старалась дышать ровнее. Близость опасности пробудила прошлую жизнь, сделала ее образы ярче. Я гнала воспоминания балкоров, воспоминания всех Энраилл — все чужие воспоминания, наполненные кошмарами и страданием. За свои в этот миг я бы отдала собственную жизнь. Лишь бы только они прожили чуть дольше, чем короткие мгновения тишины, возникающие между отвратительным голосом неизвестного. Я посмотрела в его темные глаза и сказала, но уже догадываясь, что самостоятельно и без грубой силы, не вырвусь:

— Парень, давай не будем создавать друг другу проблемы. Отпусти, пожалуйста.

Он поморщился, продолжая улыбаться. Из машины донеслось приглушенное:

— Ты смотри, очередная неподкупная недотрога попалась.

В ответ прилетело тихо и уныло:

— Сейчас еще загнет, что девственница.

Снова нащупывая ключи в кармане, повторила:

— Я прошу тебя, убери руки.

— Нет, — отказался он. Его улыбка стала нервной. — Давай начнем заново. Можно узнать, как зовут шикарную девушку, от вида которой я сам чуть не упал?

Если тебя до слабости в ногах пугает мой вид, то почему ты не убегаешь, придурок?

В ушах застучало, в горле ощутимо забилась жилка. Тени снова стали мельтешить, подзывая в укрытие. Я посмотрела на голую шею противника, сразу выхватывая взглядом тонкую кожу. Если ударить ключами достаточно сильно — истечет кровью.

Вдали, выезжая из двора, машина мелькнула фарами, напоминая, что я не в Фадрагосе. Убивать нельзя. Я разжала ключи и снова нащупала напряженные запястья парня.

— Ну серьезно, я познакомиться пытаюсь.

— У меня есть парень, — коротко выдавила из себя.

Целых два: одного люблю, а второго не очень. Хорошо, что сейчас тебя тут нет, Кейел… Тебе бы не понравилось, что единственный мой вариант спастись от шумной компании — кричать. Четверо рослых парней и один щуплый эльфеныш… Неужели я буду надеется, что меня просто отпустят или кто-то прибежит на помощь? Какие еще есть варианты на Земле для девчонок, попавших в беду?

— Не буду говорить, что он не стенка и подвинется, — беспечно отозвался любитель поболтать, — но дело такое, малышка: ты мне прямо в душу запала. Дай мне час, и ты поймешь, что иногда в жизни нужны перемены, нужны хорошие встряски.

А ты действительно о них что-то знаешь?

Телефон в сумке, но сомневаюсь, что мне позволят кому-то позвонить.

— Я так похожа на дуру?

— Нет! — Он даже голову отклонил и глаза округлил, а потом улыбнулся. — Лан, ты меня раскусила, но дело это не меняет. Ты угадала! Иногда я знакомлюсь с красивыми девушками, узнаю их и проверяю, так сказать, на вшивость. Бывало заходило немного дальше…. Ну, ты понимаешь. У меня есть секрет, который помогает. — Сделал многозначительную паузу, а после произнес так, будто это одна из тайн Энраилл: — Меня зовут Кристиан.

Судя по очередному молчанию и пристальному взгляду он опять от меня чего-то ждал.

— Хорошо. Теперь я могу идти?

— Я серьезно! — Он кажется изумился, а затем затараторил, стараясь не терять очарования: — Сам не отсюда, переехал из Штатов подростком. Шаришь? Стоит девушке услышать мое имя, немного о прошлом и детку увидеть, — кивнул на машину, — и они сами вешаются. А ты не такая, как они. Ты видно, что из реально хороших, воспитанных. Представляешь, как я в дамах разочаровался? Теперь ну никак не могу тебя — нормальную девушку — упустить.

Духи, что у него в голове? Даже жестокие наемники Фадрагоса меньше раздражения вызывали. Их хотя бы можно было понять.

— Это в Штатах учат так по ушам ездить?

За спиной раздалось истеричное хихиканье. Ну хоть кому-то сейчас весело. Меня вот тошнит — виксартский мед не настолько приторный и клейкий, как этот парень.

— Кристиан, давай разойдемся уже. Мне домой нужно. — Я в очередной раз попыталась вывернуться из объятий.

— Да подожди ты! — Он заставил меня отступить. Улыбку, как ни старался, не удержал. Покрывшись красными пятнами, уставился на меня со злостью и процедил сквозь зубы: — Хочешь правду? Ни хрена ты не особенная. Даже шкурой назвать трудно. Шваль! Едва на пятерку тянешь, но будем считать, что цену ты себе набила нехилую. Накину еще плюс два за слабоумие и показуху верной самочки. Так ломаться… Женишок из олигархов, что ли? Не тянешь ты на такую. Я разных откупоривал и таких, как ты, тоже. Вы, бля, течете, когда с вами, как с дерьмом обращаются. Потом сами названиваете и в трубку скулите, добавки просите, о личинусах умоляете. Чего вылупилась? — И к другу обратился: — Открывай тачку.

Я запрокинула голову, всмотрелась в темное небо. Краем глаза заметила нижние ветки деревьев — до зеленой листвы добивал теплый свет. Зелено-карие, теплые…

«Замахнутся, схватят — убивай, не мешкая. Аня, ты поняла?»

Ты не выжил бы в моем мире, Вольный. Ты не захотел бы драться.

Парень потянул меня к себе, отступая к машине, а позади раздались шорохи. Пора действовать. Я обхватила его голову и дернула ногой — удар коленом ожидаемо был остановлен. Но ублюдок склонился ко мне…

Когда-то Роми и Кейел учили меня многому и заставляли повторять приемы раз за разом. Удары головой не были исключением, но Вольные убеждали меня, что иногда безопаснее откусить часть плоти с лица врага, чем рисковать собственным лбом.

Сумка с влажной одеждой тянула назад и сковывала движения. К тому же враг был не один, поэтому пришлось рискнуть. Я отклонилась немного, а затем, притягивая голову врага, ударила. Казалось, хрустнуло у меня во лбу. Через миг я вывернулась из ослабевших рук. Второй атлет заслонил узкий проход, но был слишком неповоротлив. Подавшись вправо, я обманула его — поднырнула слева под вытянутую руку и, обернувшись, толкнула его в спину. Он пытался устоять на ногах, но влетел в друга, вытирающего окровавленное лицо. Они повалились оба.

— Чего уставился?! Лови охреневшую! — выкрикнул с выбритыми висками, спрыгивая с багажника, пока эльфеныш кружил вокруг атлетов.

Я успела сделать два-три шага, прежде чем меня потянуло назад. Парень, сидевший на переднем сиденье, удерживал мою сумку, просовывая руку через окно открытой дверцы авто. Я крепко ухватилась за его напряженное запястье и возле локтя, приподняла и резко опустила, налегая всем весом. И еще раз. И еще…

Когда четвертый враг показался мне слишком близко, я расслышала хрип парня, чья рука ослабла:

— Твою мать, твою мать…

Я бросилась к дому, на бегу нащупывая ключи. Стараясь не отвлекаться на топот за спиной, приложила таблетку к домофону. Заскочив в подъезд, потянула дверь на себя. Мстительный ублюдок через пару секунд показался в крохотном окне, но опоздал. Подергал ручку и склонился к домофону.

«Здравствуйте, я живу на третьем этаже. Забыл ключи. Откроете?» — примерно этого достаточно, чтобы добродушный жилец дома отдал меня с потрохами.

Я поторопилась уйти. Нажав на кнопку лифта, обрадовалась — его не пришлось ждать. Пока ехала в лифте проверяла целостность сумки и снова радовалась, что в доме полно квартир. Под грохот в ушах ворвалась в квартиру, заперла за собой дверь и прислушалась. Спустя несколько секунд тишины включила свет, прошла на кухню, сбросила на пол сумку и ухватила со стола нож. Вернулась в прихожую, погасила свет и села у двери, прислоняясь к стене и прислушиваясь. Хотелось к Кейелу.

— Ты бы подсказал мне, как действовать в жестоком мире? — шепотом поинтересовалась я у темноты и, казалось, она слушала, обретя его душу. Это подтолкнуло спросить еще: — Ты простишь меня, когда я появлюсь в твоей жизни снова? И прости меня за то, что я осталась такой же эгоисткой. Я больше не знаю, как жить без тебя, поэтому… — Свесив голову на грудь, сжала рукоять крепче. — Ты нужен мне.

Речь на общем языке Фадрагоса успокаивала, навеянное уставшим разумом присутствие Кейела дарило чувство надежности, и я говорила с Вольным до тех пор, пока не задремала. В предрассветное время вздрогнула от боли в коленях. Придерживаясь за стену, с трудом поднялась. Ноги затекли, онемели, шея ныла. Я вошла в ванную, положила нож на полку и взглянула на себя в зеркало. Заправила прядь темных волос за ухо, дотронулась до щеки, чистой от шрамов и метки. Однако сердце болело от осколков сильнее прежнего.

Облизав губы, я призналась отражению, призналась тому, что осталось от Кейела во мне:

— Я виновата перед тобой. Я сильно виновата.

Глава 30. Хитрость самообороны — заставь врага плакать

— Спасибо, Анна, мы свяжемся с вами, когда будем готовы дать ответ. — Интервьюер, мужчина в безупречном костюме, постучал ручкой по моей анкете и многозначительно глянул на стеклянную дверь.

Огромный экран за его спиной, транслирующий видеосвязь с некоторыми директорами и другими работниками компании, погас. Кажется, мною остались не очень довольны, но не высказали об этом прямо. И на том спасибо.

Уже у двери в спину прилетело:

— Всего доброго.

Отвечать совершенно не хотелось, и не потому, что я завалила собеседование. Уровень моей социальной коммуникации на Земле даже я способна была оценить трезво — ничтожно мал. Опытный менеджер, как мне показалось, выяснил это после первой же просьбы рассказать о себе, но он должен был выжать из меня все для тех, кто наблюдал за нами с экрана. Наверное, сначала я должна была почувствовать себя бесполезным насекомым, которое, может быть, еще на что-то годится, и доказать свою состоятельность. Но по мере того, как моя самопрезентация скатывалась в философию о человеке, мне дали ясно понять, кого увидели перед собой работодатели. Кусок мерзкой, жалкой грязи каким-то немыслимым образом прилип к подошве их безупречного ботинка. И в этом куске грязи они до последнего рассчитывали найти крупицу золота. Ну а вдруг… Не могла же обычная глина с дороги попасть на их великолепную красную дорожку. Обычная ну никак не могла — это же очевидно!

Ничего, все бывает в первый раз. Думаю, тому, кто пригласил меня на собеседование и заставил потратить драгоценное время руководства, еще придется поволноваться. Или нет… Я спасу его своим окончательным уходом из жизни Земли. Теперь только бы успеть домой.

Я спешила.

Еще спускаясь в лифте в компании улыбчивой сопровождающей — или выпроваживающей, — я вызвала такси. Туфли на небольшой шпильке сняла сразу, как спустилась с крыльца угрюмой высокоэтажки. Пиджак хотелось затолкать в какой-нибудь рюкзак, а юбку сменить на удобные брюки. На это собеседование не стоило ходить, но, взвесив все за и против, я все же отправилась. Прошлые недели выдались несладкими, и мне не хотелось усугублять жизнь еще сильнее. Как знать, не провалится ли моя затея…

В первые дни после ночного инцидента было вовсе трудно. Я боялась выйти из дома, опасаясь мести или возможной слежки. Было страшно, что кто-нибудь из соседей по описанию узнает меня и покажет «моим приятелям», в какой квартире я живу. Однако все мои страхи оказались напрасными — мстить никто не приходил.

Зато приходила Света. Никогда не думала, что разговор со старыми подругами может настолько не клеится. Она сплетничала со мной о тех, кого я с трудом могла вспомнить. Она была убеждена, что меня волновала их жизнь. Зачем я тратила на этих людей свое время?.. Не больше часа прошло прежде, чем Света обиделась на меня. От нее не укрылось мое равнодушие к беседе, а во всем она обвинила мое стремление к карьере. Я не стала оправдываться и опровергать ошибочное мнение, и это обидело ее сильнее.

Приходил и Женя… Я надеялась, что сумею отвертеться от серьезных разговоров с ним, а тем более от близости. Когда-то мне уже довелось растоптать свою гордость и переспать с малознакомым мужчиной, не скрывая от него собственной выгоды. Ради достижения цели я продалась Волтуару. Я о многом жалею в прошлом, но Волтуар не входит в число тех, кого мне бы хотелось вычеркнуть из воспоминаний. И Женя тоже. Мой бывший жених сделал многое для меня из того, что было важно мне в прошлой жизни. Однако в этот раз я даже не смогла обняться с ним. И причина не в гордости… Да, возможно, я застряну на Земле, и Женя удачная партия и… Нет. Это не оправдание. Не угроза потерять невосполнимое. Это даже для цели не годится.

Женя решил, что у меня появился любовник, поэтому хлопнул дверью, оставляя меня одну. Через несколько минут вернулся и попросил объяснить все по-человечески. И как бы я ни хотела помочь, ему пришлось уйти без ответов. В этот же вечер он и Света нагрянули ко мне вдвоем — я попросила оставить меня в покое хотя бы на время. Ничего лучше придумать не получилось.

Новости о моем странном поведении, молчании и возможном разрыве отношений с Женей не миновали и родителей. В итоге их осторожная забота постепенно превращалась в навязчивую опеку и чрезмерные нотации.

С одной стороны, все это отвлекало от неотступной тоски, с другой — все чаще подталкивало к наплевательскому отношению ко всему. Я исчезну из судьбы Земли так, будто меня никогда не рождалось. Вместо меня в семье Сорокиных будет Катя, которая наверняка сделает родных счастливее, чем нынешняя я.

Наверное, поэтому я перестала открывать дверь и отвечать на звонки. Только вчера позволила себе провести прощальный вечер с родителями, но и тот быстро вылился в очередные нравоучения от папы и заботливого причитания от мамы. А утром решила съездить на собеседование, чтобы, в случае неудачи в плане с возвращением, могла хоть что-то сказать в свое оправдание.

В свободное время от утомительных разборок я продолжала работать над собой и повторять многое из того, что изучала в университете, попутно примеряя знания на социальную структуру Фадрагоса. И глядя сейчас на этот мир под другим углом, изучая его без предвзятости, предрассудков и лишних эмоций, я видела немало преимуществ.

Или ты так же предвзята, Аня, но просто сменила сторону? Не имеет значения.

Рассчитавшись с таксистом, я выскочила из машины и подняла голову к ясному голубому небу. Солнце палило нещадно, слабый ветерок еще напоминал о себе, но вскоре обещал затихнуть перед грозой. Может, в этом мире и изменилась моя судьба, но осталось множество прекрасных вещей, на которые я не влияю. Гроза будет, и она откроет мне дверь в новую жизнь. Желанную.

Сердце было неспокойным, а на лице то и дело расцветала бесконтрольная улыбка. Времени хватало, чтобы принять душ и собраться в дорогу. Кусок размороженного мяса ждал в холодильнике…

И нельзя забыть о том, что я порезала палец перед тем, как швырнула подношение в молнию, — возможно, моя кровь принципиально важна.

В этот раз времени было с запасом, поэтому я еще надеялась поговорить с мамой. Обсудить погоду, мое собеседование, ее здоровье, планы на следующий учебный год… Просто поговорить. А потом с папой. Жаль, что Егор уехал, но ему можно написать.

Разыскивая ключи в сумке, я ждала лифт. Как только он подъехал и двери открылись, бросилась вперед, но резко отпрянула. Двое полицейских выходили из него, негромко переговариваясь. Мазнули по мне рассеянным взором и направились дальше. Ключи, наконец-то, отыскались, тронули прохладой руку — сбитое предвкушение вернулось, и мне снова потребовался глубокий вдох.

— Анна Сорокина? — раздался мужской голос, прежде чем я скрылась в кабине.

Я обернулась без задней мысли и застыла с приоткрытым ртом. Полицейский удерживал дверь подъезда, впуская в щель яркий дневной свет. Второй стоял ближе ко мне, открывая папку и переводя хмурый взор от того, что лежало в ней, на меня.

— Да, — просипела я. — Что-то случилось?

Они переглянулись, и тот, что стоял у двери оглушил:

— Вам необходимо проехать с нами.

Я невольно подалась к лифту, но взяла себя в руки.

— Прямо сейчас? — Их непроницаемо строгие выражения лиц были лучшим ответом, но я не могла не спросить, будто сам вопрос мог меня спасти: — Это займет много времени?

— Нет, — мгновенно ответил второй полицейский, закрывая папку.

Значит, немного… Сердце все равно замерло. Заледенело.

* * *

Попытки договориться о беседе дома или о ее переносе не привели ни к чему, кроме того, что на меня стали смотреть с неприкрытым подозрением. Без какой-либо угрозы жизни пришлось повиноваться, что не могло не разозлить. Немного смягчало гнев лишь то, что мои личные вещи остались при мне и никто не запретил пользоваться ими. Пока мы ехали в участок, я изучила карту и прикинула самый короткий маршрут до дома. Если бежать без остановок дворами, то понадобится не больше двадцати минут. Бежать… Я покачала стопой, опираясь на тонкую шпильку и разглядывая здания, окутанные летним зноем и мелькающие за окном.

В коридорах участка было прохладнее, чем на улице. Стук моих каблуков звонко отскакивал от серого пола и звучал где-то под самым выбеленным потолком. Меня провели в душный кабинет, где умещалось несколько столов и два шкафа, забитые папками. Одно окно, возле которого молодой мужчина внимательно изучал какой-то маленький предмет, было плотно зашторено. За столом, приставленным к его столу, лениво расположилась крепкая блондинка в форме и с игривой улыбкой что-то читала. Глядя на ее лицо, я так и ждала высказывания вроде: «Прикинь, что эти болваны вытворили на этот раз». Еще двое мужчин постарше и с более суровым видом находились на освещенной половине. Дневной свет густо падал на их столы, заваленные бумагами и канцелярским хламом.

За моей спиной раздался голос:

— Вадим Николаевич, доставили вам неуловимую Сорокину!

— А-а, — протянул мужчина в годах, сидящий ближе к двери, и почесал гладко выбритый подбородок. Окинул меня заинтересованным взглядом с ног до головы и указал на стул, приставленный к его столу. — Присаживайтесь, гражданка Сорокина. Спасибо…

Его обращение к парню, доставившему меня, утонуло в натужном скрипе принтера. Девушка чихнула и от души проматерилась, оглядываясь на принтер, как раз в тот момент, когда он, зажевав бумагу, заглох.

— Выкинь это чудовище, — обратилась она к коллеге, потирая нос.

— Ну да, придумала тоже, — ворчливо ответил он, вытаскивая застрявшую бумагу. — Этот монстр мне еще лет сто прослужит.

— Итак, Анна, наконец-то, нам удалось повидаться с вами, — отвлек меня от перепалки мужчина, предложивший присесть. — Уже и не надеялись на встречу.

Я нахмурилась и подтянула ноги, немного пряча их под стулом. Свет, падающий из окна, слепил, а воздух в кабинете и вправду сильно пропитался чернилами.

— Уезжали куда-то?

— Нет.

Пальцы заскользили по сумке, которую я держала на трясущихся коленях, и оставили на темной коже влажные следы. Сердце билось тяжело, глухо. Возьми себя в руки, Аня. Ты успеешь. Все будет в порядке.

— Ну-ну, а мы к вам несколько раз приезжали, никто двери не открывал. Уже было решили, что вы спрятались от нас. — Он захлопал полками стола, высматривая что-то в них. — Хотели в розыск объявлять.

Чепуха. Имя мое им известно. Так неужели не могли с родителями связаться и через них меня найти? Врет? Зачем? Или, судя по заваленному столу, дело, по которому меня сюда вызвали, не в приоритете…

— Зачем я вам понадобилась? — Стараясь унять дрожь в руках, стиснула сумочку. — Что-то случилось?

Трусы! Пятеро сволочей испугались одну девчонку и наябедничали? Видимо, сижу тут, потому что не сделала этого первой.

— Сами мне об этом расскажите. Только сначала я сообщу вам о правилах. — Он прокашлялся, прикрывая рот кулаком, и неспешно разложил перед собой папку и листки. — И задам несколько вопросов. Можете обращаться ко мне Вадим Николаевич.

Он надел очки, взял ручку и занес ее над бланком, лежащим перед ним.

— Итак, ваше полное имя?

— Сорокина Анна Дмитриевна.

— Дата рождения…

Вопрос — ответ. Это длилось не так долго, и за эти короткие минуты за окном ничего не изменилось. Свет все еще слепил мои глаза. Потом Вадим Николаевич сообщил, что я подозреваемая, быстро зачитал мои права, спросил, будем ли ждать адвоката, а после попросил меня рассказать о той самой ночи, когда я избила потерпевших.

— Я защищалась, — поправила его, невольно выпрямляя спину.

Он кивнул, что-то отметил на листке, а потом сказал:

— Одному вы сломали нос, второму — руку, третьему повезло — он отделался ссадинами и несерьезными ушибами. — Откинулся на стул и, вздохнув тяжело, добавил: — Кстати, Владиславу Еремину, парню, которому вы сломали руку, уже дважды делали операцию и пришлось ставить спицы.

Надеюсь, в проход, которым он думает, да поглубже. Может, это поспособствует его озарению, для чего человеку голова на плечах.

— Я защищалась, — повторила я.

От взгляда следователя по спине пробежал холодок. Я постаралась усмирить раздражение и приструнить нетерпеливость. Опустила голову и пообещала:

— Я вам все расскажу, но я и вправду защищалась.

— Анна, у нас есть запись с видеокамеры, установленной на вашем подъезде, — тон Вадима Николаевича смягчился. — Хорошо, что вы сразу сознаетесь в том, что это были вы. Мы не слепые, но должны разобраться в произошедшем. Я попрошу вас быть предельно откровенной.

— Хорошо, — согласилась я. Все, что угодно, лишь бы как можно скорее попасть домой.

— Хорошо? Тогда рассказывайте все с самого начала.

И я рассказывала, пока следователь записывал. Иногда он уточнял: откуда я возвращалась, что именно сказал Яковлев, по каким причинам я толкнула Горшкова и как так получилось, что я сломала руку Еремину? Я рассказала ему все, до того самого момента, когда заперлась в собственной квартире.

— Почему не вызвали полицию?

Я зависла. Нахмурилась, вдыхая глубоко и обдумывая, что ответить. Забыла, что так можно? Отвыкла?

— И что бы я сказала? — Пожала плечами. — Что меня хотели изнасиловать крепкие парни, но в итоге я их побила?

С темной стороны кабинета донеслось дуэтное фырканье.

— Ну-ну, не спешите с обвинениями, Анна, — приструнил Вадим Николаевич, с весельем глядя на меня. — Или кто-то вам угрожал изнасиловать? Тогда говорите, я внесу в протокол. Что-то нужно исправить в ваших показаниях?

— Нет.

— Тогда и с обвинениями не спешите. Затолкать вас в машину хотели, это вы услышали от Яковлева. — Он пожевал губу, потирая подбородок, а потом спросил: — Ходили на секцию по борьбе?

— Нет.

— Нет? — Изогнул бровь и перекинулся удивленным взглядом с мужчиной, сидящим за соседним столом. — Тогда где так научились драться?

— Друг научил, — ответ соскочил с языка.

— Какой?

Вдоль позвоночника скользнул озноб. Имею ли я право подставить кого-то прямо сейчас? А соврать, выдумав имя? И вообще…

— Это относится к делу? — спросила я. Заметив, как благодушие следователя исчезает, постаралась исправить ситуацию: — Извините, просто это было давно.

Он хмыкнул, снова пробежался взглядом по записанному на листке и во второй раз поинтересовался:

— Зачем так покалечили гражданина Еремина?

Я шумно выдохнула, почувствовала першение в горле и поискала взглядом графин с водой. Его нигде не было.

— Я испугалась и не думала в тот момент, чем это обернется, — ответила и с трудом сглотнула. Язык показался наждачной бумагой. — Я не хотела сломать ему руку.

— Вы понимаете, что вас могут обвинить?

— За что? — опешила я. — Это они угрожали затолкать меня в машину.

— А за превышение необходимой самообороны. — Вадим Николаевич сцепил руки в замок, навалился на стол и с важным видом уставился на меня.

Серьезно?

— Что я должна была делать?

Он улыбнулся снисходительно и опять на спинку стула откинулся.

— Анна, уважаемая, вы ни разу не закричали, не позвали никого на помощь. Не попытались убежать, а сразу ударили. Головой да в…

— Вадим Николаевич! — из двери, распахнувшейся без стука, донеслось зычное обращение. — Там вас вызывают.

Следователь еще какое-то время сидел неподвижно и смотрел мне за спину, потом попросил меня подождать, выполз из-за стола и вышел. Я осталась сидеть на месте с опущенной головой, поджимая ноги до напряжения и стискивая сумку. О каком превышении самообороны идет речь? Я ведь никого не убила, а вот меня могли изнасиловать. Не пойман — не вор. Как ты могла об этом забыть, Аня? Кто подтвердит чужие намерения, кроме тебя самой? На Земле нет духов, поэтому тут тебе никто не поможет.

— Не волнуйтесь, девушка, — вклинился женский голос в мои размышления.

— Рита! — глухо, но строго позвал мужчина, чуть заслоняющий мне своим профилем окно.

— А чего нет? — беззаботно отозвалась она.

— Вадим Николаевич знает, что делает. Не вмешивайся

— Да посмотри на нее! — Рита даже повернулась в нашу сторону и прикрыла папку с бумагами, которые читала. — Для чего так пугать? Сколько на этого Яковлева заявлений подавалось, а папаша все отмазывает сынка. При мне только две девочки заявления об изнасиловании на него подавали. И через сколько сами же забирали? Им давно пора все руки поломать, этому Яковлеву и шайке его. Поэтому правильно, Анна, вы их, — обратилась уже ко мне. — Вот только имейте ввиду: Вадим Николаевич зла вам не желает и прав, что до суда может дойти. У этого Яковлева руки длинные, поэтому я бы на вашем месте к адвокату обратилась. К хорошему адвокату.

— И меня будут судить за превышение самообороны? — Я скривилась, вжимаясь в спинку стула. — Это всего лишь переломы.

— Это легкие телесные повреждения, — пояснила Рита, снова раскрывая папку и забрасывая ногу на ногу. — А судить могут и по другим статьям. С этим Яковлевым вам лучше найти хорошего адвоката, или попробовать уладить все мирным путем.

— Но они угрожали мне.

Она подарила мне кривую улыбку, и я поняла, что ее советы закончились, поэтому тихо поблагодарила и снова опустила голову. Я думала, что закон должен защищать жертв, а не ограничивать их. Все же в Фадрагосе с чем-то проще. Где же Вадим Николаевич? За окном свет стал приглушенным, обрел желтый оттенок; ветер раскачивал ветки лип, гнул их, срывал листья. Гроза вот-вот начнется.

Следователь вернулся в тот момент, когда за окном раздался первый далекий гром. Я едва не подскочила на стуле, заслышав его, и мне с трудом удалось остановить себя от желания бросить все и помчаться домой. В какой-то момент мелькнула мысль, что именно так и нужно поступить, ведь попав в Фадрагос, я полностью исчезну из памяти людей, с которыми когда-либо встречалась. Как назло, Вадим Николаевич медлил, рассаживаясь на стуле, и попутно ругался на какой-то ремонт и старые трубы. Видимо, допрос должен был состояться совершенно иначе, но это меня не интересовало. Хотелось попросить мужчину ускорить процесс, но я опасалась, что вызову лишние подозрения и это, наоборот, все затянет. Наконец следователь отдал мне протокол на подпись, а когда я уже выдохнула и приподнялась, внезапно поинтересовался:

— А с Дарьей Красновой вы давно дружите?

Гром сотряс окна, тяжелые капли ударили по стеклу. Я сглотнула, наблюдая, как за секунды улицу заволокла серая пелена ливня. Сердце сжалось, желудок скрутило до тошноты. Комок горечи поднялся к горлу. Потеряв дар речи, я перевела взгляд на следователя. Какая к черту Краснова? Духи Фадрагоса!

— Я знаю, что вы знакомы. Вам известно, чем она зарабатывает на жизнь, Анна?

Плевать я хотела!

Дождь стучал по нервам, отнимал воздух и в без того душном помещении.

— С Яковлевым все? — сипло спросила я, оттягивая рубашку от потного тела. — Я могу идти?

Следователь с недовольным видом откинулся на спинку стула и как-то разочарованно произнес:

— Идите.

Я вскочила и поспешила к двери, но успела поймать на себе осуждающий взгляд Риты. Словно она, услышав, что я связана с некой Красновой, винила себя за то, что помогла мне советом против Яковлева.

Черт возьми, что не так с этим миром?!

По коридорам я старалась не бежать, но надолго удержать себя в руках не смогла. Вырвавшись на крыльцо, едва устояла от порыва ветра. Молния сверкнула совсем рядом, через несколько секунд грохот прокатился по небу, сотряс землю. Машина на стоянке разразилась сигнализацией. Прыгая с ноги на ногу, я разулась. Отбросила туфли и помчалась домой.

Асфальт сменялся протоптанными дорожками, а они — плиткой. На проезжей части беспрерывно сигналили автомобили. Огромные дворы высокоэтажек опустели, и мне приходилось лавировать только между лавками и деревьями. Я не оглядывалась, не смотрела по сторонам. Едва ли разбиралась, где нахожусь. Пробежав треть пути, вымокла до нитки. Дождь заливал глаза, заколка слетела и волосы растрепались, прилипли к шее и лицу. Блузка сковывала движения рук, сумка мешала, а юбка путалась на бедрах. Через десяток метров я остановилась, попыталась порвать ее от небольшого разреза, но не вышло. Я потянула еще раз, не отводя взора от дороги перед собой, но мокрая ткань не поддалась. В поисках острого предмета раскрыла сумку, но заметила на земле разбитое горлышко от бутылки. Пока разрывала юбку, почувствовала, как горят огнем стопы. Очередной гром поторопил, и я отбросила осколок и снова сорвалась с места.

И опять проезжие части, дома, лесопарки…

Голова кружилась, в боку кололо, легкие горели, но не это причиняло боль.

Солнце! Оно выглянуло из-за туч. Последние капли дождя падали на лицо, мешаясь со стекающими слезами. Больно. Пора остановиться…

Не могу. Черт возьми, не могу!

Я проскочила в подъезд, когда из него выходила девушка с собачкой. Услышала вопль недовольства в спину и тявканье, нажала на кнопку лифта, но бросилась к лестнице. Оставляя позади пролет за пролетом, перепрыгивала через ступени. Почти добравшись до цели, споткнулась. Палец хрустнул от удара, вспышка боли пронзила ногу, промчалась по икре, подкосила колено, устремилась вдоль позвоночника, свела челюсти и отдалась короткой пульсацией в затылке. Я распласталась на лестнице, едва не разбив подбородок об острый каменный край. Сцепив зубы, оттолкнулась и помчалась дальше.

Подбегая к квартире, вытряхнула сумку. Ключи отлетели к соседской двери. Я дотянулась до них, подобрала. Разбитые руки тряслись, и я никак не могла попасть в замочную скважину. Зарычав, опустилась на колени. Вытерла слезы предплечьем. Вдохнула — выдохнула. Поддерживая руку второй рукой, вставила ключ и повернула его. Зубы неприятно застучали.

Ты опоздала, Аня. Остановись.

Злость обрушилась волной — короткий крик разодрал горло.

Распахнув дверь, я бросилась на кухню. Открыла окно. Выхватила из холодильника мясо, добралась до ножа и полоснула ладонь. Наконец повернулась к окну, залитому солнечным светом. Подошла к нему, чувствуя, как слабеют ноги, как накатывает усталость. Мысли превратились в сплошной хаос из воспоминаний, бестолковых планов и молитв. Я уперлась в подоконник ладонями, налегла на него животом и вытянулась на носочках к голубому небу. Тучи виднелись далеко на горизонте, сливаясь с серым городом. Я запрокинула голову, шевеля губами — охрипший голос не способен был даже на шепот: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»…

По ногам промчалась дрожь, а следом за ней устремилась прохлада. Ногти поломались о подоконник, безуспешно заскользили по шершавой поверхности.

Я пыталась удержаться, устоять, но сползла на холодный пол. Осмотрелась. Тугой ком снова поднялся к горлу. Все вокруг вызывало омерзение, и я подобрала ноги под себя, вжалась в стену.

Подальше от этого… Пожалуйста, пожалуйста…

Слезы заволокли глаза, и боль изрезанных, побитых ног, разодранных и ушибленных ладоней воспользовалась этим мигом — просочилась в сознание. Вернула мысли к подобию порядка. Я сглотнула и скривилась от солоноватого вкуса крови — щеку изнутри неприятно дергало. Почему? Почему, испытывая всю эту чертову боль, я все еще не схлопотала сердечный приступ? Было бы здорово. Это было бы в самом деле здорово…

Я посмотрела на белую блузку, заляпанную кровью. Раскрыла ладонь с глубоким порезом и глянула на рукоять ножа, лежащего возле мяса на кухонной стойке. Напряглась, пытаясь приподняться, но, втянув сквозь сжатые зубы воздух, села обратно. Большой палец на ноге побагровел, распух; ноготь посинел у основания, а местами под ним виднелись кровавые сгустки. Я вдохнула глубже и, зацепившись рукой за подоконник, встала на побитые колени. Почти поднялась на ноги, когда услышала от входной двери голос мамы:

— Аня? — Она побледнела, увидев меня, и выронила торт. — Господи, Аня!

Я стиснула зубы, стараясь не завыть от злобы и бессилия. Ты заперта, Аня! Скована без цепей! Смирись, ничтожество.

* * *

Любое существование требует усилий, и иногда эти усилия неоправданно огромны. Я пыталась жить дальше, улыбаясь и все глубже погружаясь в бесконечную ложь. Однако врать долго не получалось. Ушибы, синяки, порезы — все это поныло, почесалось и исчезло, но другие раны… Другие раны заживать так просто не хотели.

Они вскрывались по ночам, терзали сердце и душу, вынуждали закусывать подушку, чтобы предупредить рвавшиеся крики стонами и скулежом. Под утро становилось легче, но лишь до рассвета.

Рассвет… Что может быть хуже, чем встречать рассвет, зная, что Кейел никогда не придет ко мне с первыми лучами? И больше никогда не пообещает, что не оставит меня, потому что я сделала это первой.

Я виновата. Виновата…

Иногда сил хватало, чтобы отвернуться от новорожденного Солнца и закрыть глаза. И тогда сон подступал. Подступал неохотно и осторожно, будто боялся моих кошмаров сильнее меня самой.

Обычно после обеда я просыпалась на мокрой от пота кровати. Просыпалась от снов, в которых вырезала сердца. Как правило, Тодж умудрялся сбежать, поэтому начинала я с ласковой Феррари, а хмурого Кейела всегда оставляла напоследок. Частенько эту привилегию хотелось отдать Роми из-за его наглой усмешки и оскорблений, потому что во всей лжи, окружающей меня, его слова звучали правдиво и их приятно было слушать. Но все-таки последним становился молчаливый Кейел. Он так обиделся на меня, что почти во всех снах не хотел говорить со мной. Вырезать его сердце оказывалось больнее всего. Оно было разбитым, и кровавые осколки отражали мое печальное лицо и бесстыжие глаза, а еще резали мне руки, пока я извлекала их. Все сердца я должна была спрятать в ящик и закопать глубоко в землю, чтобы они не видели моего позора и прекратили своим существованием стыдить меня.

Иногда кошмары были другими. Эти кошмары начинались приятно: я возвращалась к Кейелу. Или он приходил с рассветом ко мне… В этих кошмарах они объединялись с Роми и охотились за мной. Никакая мольба о прощении не помогала. В конце Кейел всегда обещал, что не проткнет мое сердце, и тогда обязательно перерезал горло. Или наоборот — давал слово, что не перережет глотку, и при этом страдало сердце.

Я просыпалась и мчалась в туалет. Меня рвало желчью, потому что в пустом желудке больше нечему было взяться. Когда и с ней стало туго, горло просто сводило спазмом и долго не отпускало. Приходилось дышать через силу. Через силу, которой почти не осталось даже для того, чтобы давиться ненавистным прокисшим воздухом запущенной квартиры.

Первое время от меня не уезжала мама, а папа уговаривал временно переехать к ним. Я не хотела ничего, но пыталась отшучиваться. В своих странных увечьях винила стресс, вызванный собеседованием и странным допросом. Участие Яковлева в моей непростой жизни пришлось кстати. Силы расходовались с каждым новым враньем, с каждой улыбкой и радушием. В итоге силы исчерпались. Я, пообещав, что ничего плохого не случится, попросила маму уехать и позволить мне побыть одной.

Спустя несколько дней скис суп, который я не убрала в холодильник. В самом холодильнике к концу недели испортилась колбаса, распухла пачка с молоком, а еще через пару дней стали подгнивать овощи, и сыр покрылся плесенью. Мусорное ведро источало вонь. Впрочем, как и туалет. Раковина забилась заваркой после того, как я не нашла чистого стакана, чтобы просто попить воды. Мойка на кухне была завалена посудой, и я выплеснула из какой-то кружки тухлый чай в раковину в ванной. Этот бардак раздражал. Раздражал голод, спертый воздух, вонь и жирные мошки, ползающие по посуде. Раздражали сны, скомканное и провонявшее потом постельное белье. Раздражала грязь на немытом теле и липкие волосы. Раздражало отсутствие сил, чтобы справиться с тем, что меня раздражает.

Сколько прошло времени? Полторы недели или две? Я не помнила. Ночью плакала, днем спала. Все спуталось.

Потом мама подослала ко мне Егора. Он долго говорил со мной, но успеха не добился. Почти. Меня насторожила информация, которой он обмолвился — мама часто говорит обо мне по телефону со школьным психологом… Вдобавок брат начал убираться в моей квартире, невольно пробуждая стыд и раздражая. Пришлось собирать себя с кровати, вставать и помогать ему. Казалось, через пару часов я даже расходилась, прониклась, ожила. Вот только стоило Егору уехать, квартире оказаться чистой, а мне помытой, как цель жизни снова ускользнула.

Однако именно это и натолкнуло меня на мысль, что я снова начну жить, когда поставлю перед собой цель. Но цель никак не находилась, чтобы ее поставить.

Я целыми днями лежала на кровати, снова обрастала грязью и выдумывала цель.

Самой красивой целью стал собственный остров, но я быстро снизила его ценность до яхты. Потом представила у себя эту яхту и не поняла, зачем она мне. Вот был бы Кейел рядом, я бы показала ему достижения нашей цивилизации. Но Кейела рядом не было. А будь он рядом, и яхта была бы не нужна. С ним и без нее хорошо.

Тогда я решила, что большие цели сейчас не имеют для меня никакой ценности, потому что слишком далеки, а оттого эфемерны. Нужны не цели, а маленькие задачи. Вместе с задачами придумаются цели.

Первой задачей стало привести себя в порядок. Второй — подумать о будущей работе. Возможно, мне стоит поразмыслить о смене профессии?

Хотелось быть полезной обществу настолько, чтобы мой вклад был неоспорим. Поэтому я сразу же вспомнила о политиках, но так же быстро, как и вспомнила, отмахнулась от идеи — много слов, мало дела. Пришлось идти от обратного. Однако те, кто много делает, но мало говорит, как правило приносят больше пользы тем, кто много говорит. Пользу же хотелось приносить с умом и в основном тем, кто много делает. Варианты, конечно, отыскались, но идти по стопам мамы желания не возникало, да и не все там так просто, как кажется на первый взгляд. Вспомнив о клинической анатомии, приуныла… Медицина слишком трудна для меня.

Возникла необходимость проветрить голову.

Это была первая прогулка за долгое время. Теплый ветер кружил голову, солнце ослепляло, птичий щебет долетал до слуха сквозь беспрерывный шум двигателей машин. На крыльце продуктового магазина я увидела молодого парня в инвалидной коляске и по неясной причине ощутила укол вины, будто причастна к его скованной жизни. Парень крутился вокруг крутого пандуса и все никак не рисковал на него заехать. Однако ему помог добрый мужчина. В магазине я перекладывала купленные продукты из корзины в пакет. Краем глаза снова заметила парня в коляске, проследила за ним, и взгляд невольно зацепился за стеклянный ящик, прибитый на стене у выхода и забитый деньгами. Религия. Чем не польза? Верить в хорошее — всегда полезно. А полезно ли быть монахиней?

Обдумывая эту мысль, я вышла на улицу и увидела, как парню снова помогли съехать по крыльцу. Какой идиот организовывал этот пандус? Я запрокинула голову и заметила на фоне неба золотистый купол с крестом. Нахмурилась и оглянулась на магазин.

А что если установить рядом с церковными ящичками такие же, но для помощи инвалидам? Потом построить пандусы удобнее, а в трудных участках установить маленькие подъемники. Как много людей… Закусила губу, не озвучив мысль до конца даже в голове. Тебе ли не знать о конкуренции, Аня? Купала так же, как и пандусы, возводят не бесплатно. Да и ящички явно надо согласовывать с администрацией… магазина, района или города?

Заозиралась и постаралась дышать так, как если бы только что невидимые оковы не стали толще. Задача выбрать полезную профессию для общества, не утратив при этом саму себя и не ограничив собственные стремления, стала такой же эфемерной, как и личная яхта.

Но над яхтой еще можно подумать.

Бесполезная на первый взгляд прогулка все же помогла. Я хотя бы точно поняла, что не могу больше усидеть дома, что четыре стены давят на меня и угнетают. Жить все еще хотелось. И хотелось жить счастливо, даже если без Кейела.

Я позвонила в бассейн, но все дорожки, как назло, были расписаны на несколько дней вперед. Увидев в окне зеленую крону высокой березы, улыбнулась одними уголками губ. Через несколько мгновений онлайн-карта открывала передо мной всю окрестность города. Спустя двадцать минут я изучала туристические форумы. Еще через десять минут переписывала маршрут до отдаленного леса, в котором спрятано небольшое озеро. Именно то, что нужно, чтобы хоть как-то поубавить тоску.

Выходя из подъезда заметила, как к дому подъехала полицейская машина. Опять? Нет, ребят, я не в настроении, а от вас и впрямь иногда полезно прятаться.

Натянув капюшон плотной байки на голову, я повернула в другую сторону. Под палящим солнцем закрытая одежда быстро разогрелась, и хотелось раздеться хотя бы до майки. На углу универмага встала в густую тень и запихнула байку в большой рюкзак. В магазине прикупила сухарей и воды, после чего побрела к остановке. По дороге сбросила Егору сообщение о своих планах и координатах, где буду находиться. Родным и без того сильно досталось по моей вине, и волновать их лишний раз не хотелось.

Душная маршрутка вовремя доставила меня на железнодорожный вокзал. В полупустой электричке я заняла свободное место у окна и всю дорогу наслаждалась быстрым мельканием природного пейзажа. Он позволял мне легче вспоминать любимые зелено-карие глаза. И в какой-то момент показалось, что если я поверну голову, то увижу рядом с собой Кейела. Он усмехнется, убирая русую прядь за ухо. Потом возьмет меня за руку и хриплым голосом участливо поинтересуется: «Устала, Аня? Может, пить хочешь?».

Я улыбнулась, буквально чувствуя его присутствие возле себя. Ощутила прикосновение к плечу и дыхание на коже. Но поезд въехал под мост, и потемневшее стекло показало мне горькую правду. За спиной было пусто.

От одинокой остановки, походившей на сарай, я направилась южнее. Двигалась по обочине пока не приметила широкую колею,уводящую в лес. Свернула на нее, скрываясь от палящих лучей солнца. Приостановилась и, обернувшись к тихой дороге, втянула носом едва уловимый запах хвои и дорожной пыли. Над раскаленным асфальтом поднималось марево. Несколько ласточек промчались низко над ним и снова взмыли к небу. Я улыбнулась широко и прислушалась. Лес жил. Стучал, клекотал, заливался трелью и щебетом, жужжал и звенел.

Лес жил. И я оживала вместе с ним.

Несмотря на зной и полное отсутствие ветра, я натянула на себя байку, застегнула ее и накинула капюшон. Путь предстоял неблизкий и, как обещали ребята в своих рассказах на форуме, путь предстоял непростым — через овраги, заросли орешника, вброд через реку и дальше…

Путь оказался длинным и прекрасным. Я наслаждалась запахами лесных трав и цветов, видами малинников, орешников, грибных полян и звуками, неумолкающими, яркими и отчетливыми. Солнечный свет пробивался сквозь густую листву, прогревал мягкую почву, освещал холмики, покрытые сочной зеленью кислицы, а в других местах — подоспевшей земляникой. Где-то встречались участки сырые, куда не могло добраться солнце, но и там, проваливаясь во влажный мох по щиколотку, я отдыхала душой. Немного портил атмосферу шум поезда, добирающейся так далеко от железной дороги. Еще часто ее нарушали просеки и ЛЭП, а последние к тому же гудели, чем очень нервировали.

Время подсказывало, что в лесу мне предстоит заночевать. Но я только обрадовалась таким мыслям, даже если ночевать придется на голой земле.

К озеру я вышла утомленная дорогой, но в приподнятом настроении. Разглядывая темную водную гладь, улыбалась. В отдалении за спиной вновь почудилось присутствие Кейела. Нет, Аня, нельзя верить обманчивым ощущениям. Но все-таки Вольный — не выдумка. Не плод воображения. Что он делает сейчас? Вот прямо сейчас. Идет по тропе, обозначенной красными лентами? А может, разделывает дичь, пойманную Тоджем. Или выслеживает тех, кто был замечен в поиске сокровищницы…

Опустив рюкзак на землю, я сбросила капюшон и приблизилась к высокой сосне, покрытой мхом. Прислонилась к стволу, погладила шершавую поверхность. Закрыв глаза, прижалась щекой и вдохнула терпкий, горьковатый аромат древесины и хвои. Представила, как Кейел прямо сейчас осторожно ступает в лесу Фадрагоса, прикасается рукой в перчатке к стволу дерева, высматривая тропинку или Мивенталь, принявших облик какого-нибудь зверя. В груди потеплело, а границы между мирами, казалось, истончались, стерлись.

С трепетной надеждой и верой в придуманную сказку я открыла глаза, но ничего вокруг не изменилось. Издали вновь донесся звук поезда, окончательно возвращая меня в твердую, непоколебимую реальность. Я отошла от дерева, стянула с себя байку. Вскоре разделась догола и надела самую длинную рубашку, которую только смогла найти в своем шкафу. Кажется, она принадлежала Жене. Но сейчас для меня не имело значения, чья она, лишь бы только не пахла чужим одеколоном. Кондиционер для белья не так раздражал, да и тина быстро отвоюет первенство в запахах.

У пологого берега вода была теплой и прозрачной, пока я не потревожила ил. Его чернота спрятала ноги и ближайшие водоросли. Я осторожнее шагнула по дну, надеясь, что до этого озера не добрались недобросовестные туристы, разбрасывающие битое стекло и мусор. Поранить ноги не хотелось бы. Дальше от берега вода холодела, перехватывала дыхание и студила пальцы. За тепло пришлось сражаться и плыть активнее. Вскоре я разогрелась и забылась, плескаясь и ныряя неглубоко. Забылась настолько, что воспоминания о жизни в Фадрагосе застилали реальность. Я брызгалась и, улыбаясь широко, беззвучно плакала. Когда-то Кейел затянул меня в дело с Красной Осокой и на лесном озере затащил меня в воду. Безумный парень заигрывал со мной, резко переводя темы от убийства девчонок к симпатии ко мне. О чем он говорил?

Я засмеялась, внезапно вспомнив, как до этого они с Тоджем напугали меня. Потом были еще озера и реки, лесные тропы и бескрайние степи…

Воспоминания завлекли настолько, что я не заметила, как низкие тучи наползли со всех сторон. Почерневшее небо загремело над головой, раскатилось громким недовольством, обрывая лесные звуки и отнимая бесценные воспоминания. Держась на воде, я осмотрелась. Лес помрачнел, тени в нем сгустились. Видимо, ночевку придется отложить. Одно дело спать на сухой земле, совсем другое — вымокнуть и продрогнуть от холода без возможности нормально согреться. Костра может оказаться недостаточно.

Я отфыркалась и поплыла к берегу. Выбралась из воды, продолжая обдумывать варианты. Возможно, гроза быстро пройдет, а земля не успеет превратиться в болото… Наклонилась за штанами, брошенными на поваленное дерево. Потянула их, но ремень зацепился за мелкие сухие веточки. Я ухватилась за него и дернула. Влажная ладонь соскочила, пряжка звякнула, ударяя по пальцам. Я прыснула от неожиданности и выпрямилась. На подушечке большого пальца осталась дорожка ободранной кожи. Прямо по центру медленно проступила одна капля крови, и я поднесла палец ко рту, чтобы слизать ее. Ерунда.

Краем глаза заметила стремительное движение. Дернулась в сторону, пытаясь уклониться. Замахнулась рукой, опережая удар. И слишком поздно осознала, кто именно мой враг…

Резкая вспышка ослепила. Холод пробрал на мгновение, вытеснил воздух из легких. Я потеряла равновесие и упала на зад, ушибая его.

Отступивший было холод вернулся. Окутал мокрое тело, и мурашки покрыли кожу. Тишина настораживала. Только легкий треск и фырканье боролись с ней. Еле уловимые звуки, какие издают факелы или маленькие костры… Кто-то тихо залепетал мелодичным голосом. На каком языке? Приятном, будоражащем… Почти родном.

Сидя на чем-то твердом и холодном, я прислушивалась. Глаза открыть боялась. Боялась, что настолько яркая фантазия раскрошится о неуступную реальность. Затаившееся после испуга сердце набирало скорость, а его удары силу. Кровь разогревалась, разгонялась по венам. Подобно наркотику, разносила пьянящую радость.

— Ты не прав, илсейская паутина свяжет нас крепче, — отчетливо прошептала девушка. — И мы с тобой станем неразлучны на всю жизнь.

Илсейская паутина… Духи Фадрагоса, вы ласкаете мой слух, позволяя слышать эту речь!

Несмотря на то, что вокруг явно никто не сражался, а значит, меня занесло не на поле боя, я широко улыбнулась. Вдохнула глубоко и открыла глаза.

Стылый земляной пол подо мной был покрыт вязью древних символов. Они образовывали круг, а его кто-то щедро окропил кровью. По краю расставил то, что использовали в Фадрагосе вместо свеч. На севере… Огоньки трепыхались со всех сторон, мерцали, дрожали, будто от холода. Голова закружилась, во рту пересохло. Ослабевшей рукой я потянулась к ближайшему огоньку. Поднесла к нему палец, и крохотное пламя вспыхнуло, дернулось испуганно. Через миг принюхалось, лизнуло теплом. Распробовало вкус. И наконец — набросилось, жадно кусая.

Я отдернула руку, радуясь боли. Стиснула зубы, сдерживая слезы и рвущийся смех. Продолжила молча и с восторгом изучать окружение. Надо разобраться, куда меня занесло.

Грубо отшлифованная стена блестела от влаги, а местами была покрыта изморозью. Несмотря на то, что по ней, подобно толстым венам, раскинулись крепкие корни, ее вдобавок укрепили толстыми балками. Между двумя такими поместился дощатый стол. Он удерживал на себе железный подсвечник, в котором танцевали три огонька. Их свет выхватывал бардак из разбросанных свитков, обработанной кожи с письмом на ней, сундучок, деревянный ящичек и нишу, выбитую в стене прямо над столом. В ее глубине блестели пузатые склянки, а на краю примостились две деревянные кружки.

Ножку стола запачкала кровь. Там же, возле нее, прямо на полу, были скинуты одна на одну две тушки зайцекрылов. Глотки зверьков были перерезаны и вывернуты. Рядом с ними небрежно лежала окровавленная миска, а чуть ближе к стене, в тени стола и сушенных трав, свисавших на веревке, стояла клетка с еще одним зайцекрылом. Он блестел черными глазками, дергал усами и ушами и тихо хрустел свеклой.

— Не смеши меня!

Я вздрогнула и резко повернулась на тихий голос. Сердце замерло на миг. Какая же она красивая… Эльфийка, не обращая на меня никакого внимания, едва слышно смеялась. Ее плечи двигались под черным меховым плащом, и платиновые волосы, лежащие на нем, переливались золотом огней. Молочная кожа, казалось, сияла, а на щеках розовел румянец. В изумительном разрезе глаз, под густыми ресницами пряталась глубокая синева. Девушка смотрела в пустоту перед собой, кокетливо опустив веки, и изящно двигала рукой, словно гладила кого-то по лицу. На ее запястье виднелся свежий порез, перепачканный кровью.

Что же ты творишь, Десиен?

Сам балкор тоже находился в помещении. Он сидел в кресле, приставленном у противоположной стены: облокотился на деревянный подлокотник и, свесив голову, заслонял глаза ладонью. Белые волосы падали на лоб, покрытый едва заметными морщинками — городской защитник хмурился. Тонкие длинные пальцы дрожали не то от усталости, не то от нервов. Из приоткрытого рта с шумным выдохом вырвался еле заметный пар.

Знакомое лицо вызвало восторг, а понимание того, что натворил балкор — благодарность. Но я держала себя в руках. Глубоко вдохнула холодный воздух, облизала губы и беззвучно пересела на колени. Воротник мокрой рубашки коснулся шеи и ключиц, напомнил, в каком виде я нахожусь. На севере. С Десиеном. В землянке…

Древние символы, свечи, убитые звери, сумасшедшая эльфийка…

Эльфийское прощение, уникальная кровь, клятва балкоров…

Череда воспоминаний позволяла уловить одну единственную мысль — необходимо бежать от городского защитника.

Откуда-то сверху донеслись голоса, привлекли внимание. Сердце ухнуло. Лестница тянулась вверх чуть дальше от кресла, в котором расположился Десиен. Протяжный скрип коснулся слуха, по ступеням застучали тяжелые подошвы. Из-за угла еще никто не показался, но уже прозвучал громкий вопрос на общем языке, но с незабываемым акцентом, будто говорящий плюет и харкает словами:

— Ну что, получилось?

— Нет, — раздраженно отозвался Десиен и стал тереть закрытые глаза.

Его невеста заговорила с воображаемым любимым громче. Дес повысил тон:

— Я устал разбираться в этих символах. Замерз, проголодался и засыпаю. В скверну все! Надоело ошибаться! — Крепко зажмурившись, откинулся назад и прижался затылком к спинке кресла.

С последних ступенек спустился крупный васоверг. Чадящий факел, прикрепленный к стене, осветил обезображенное шрамами лицо, два длинных рога и еще два обрубка на самой макушке. Сальные лохмы, небрежно подхваченные на затылке, скрыли в тени глубоко посаженные глаза. Васоверг толстыми пальцами прошелся по большим петлям на тулупе, расстегивая его, и приподнял мясистый подбородок. Остановился возле Десиена и вперил в меня озабоченный взгляд.

За ним следом легким шагом вбежал растрепанный балкор. Он обнимал себя, трясся от холода, кутаясь в теплую куртку, и сутулился, отчего ростом едва достигал плеча громилы. Заметив меня, вздрогнул и отпрянул. Круглыми от удивления глазами пробежался по мне взглядом и обронил какое-то слово на северном языке.

— Издеваешься? — зашипел Десиен, кривя бледное лицо и отрывая от него руку.

Его злой взгляд быстро переметнулся от собрата ко мне и превратился в такой же изумленный, как и у остальных.

— Правильно он говорит: ты надо мной издеваешься, любимый, — тут же подхватила эльфийка. — Я сильно скучаю по тебе, даже если тебя нет рядом всего миг. Мы должны быть привязаны друг к другу хотя бы илсейской паутиной.

Несмотря на опасность ситуации, моя душа хохотала, сердце ликовало, и мне с трудом удавалось удерживать улыбку. Чувства раскачивались по огромной амплитуде от дикого ужаса перед тремя мужчинами до бесстрашия и эйфории. Я в Фадрагосе!

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выцепить взглядом кинжалы, засунутые за пояса неизвестного балкора и васоверга, и оценить уровень угрозы. Смертельная. Еще один кинжал, украшенный резными символами и запачканный кровью, лежал на свободном подлокотнике возле Десиена. Моток крепкой веревки висел за его спиной на крупном крюке. А возле лестницы громоздились ящики для овощей, лопаты и метла. Крупная сеть была наброшена поверх ящиков. Добежать до лестницы, опрокинуть эту утварь и умчаться наверх. На свободу.

Вот только добежать в таком тесном помещении, с таким врагом, как васоверг, не представляется реальным. По крайней мере, пока остальное пространство занимают еще два вооруженных балкора. Но… Спасибо Ив. Огромное спасибо! Сама о том не зная, ты прямо сейчас отплатила за все, что я сделала для тебя. Ты подарила мне шанс на спасение.

— Не пугайте ее, — с радушной улыбкой на лице отдал приказ Десиен, а потом, цедя сквозь зубы, добавил: — И, Инхар, умоляю тебя, не сверни ей шею раньше времени.

Васоверг, посмотрев на мои плечи, поморщился.

— Лем, — мягко позвал городской защитник, и балкор вздрогнул. — Не забудь про сеть.

Балкор безропотно шагнул в сторону, и Дес о чем-то прошипел на северном. Его собрат замер, а потом улыбнулся мне, бросая невинные взгляды на ящики.

— Подозрительно спокойно ведет себя эта девица, — заметил насупленный васоверг. — Из какой дыры ты ее достал? Может, и сопротивляться не будет, раз сейчас такая покладистая.

— Не знаю, откуда, но точно не из Фадрагоса. Глянь на ее рубашку. У нас таких не видел даже у приходящих изгоев. Ну, действуем?

Васоверг ухмыльнулся и кивнул, кладя руку на кинжал. В какой-то момент хотелось дать понять Десиену, что я знаю его и все прекрасно понимаю, но я отмела эту идею. Села удобнее, стараясь утаить напряжение и страх. А затем шепотом позвала маленьких союзников, настолько бесполезных, настолько слабых, что хватает и тех крох воды Истины в воздухе, чтобы призвать их даже на мертвой земле:

— Кханкалка, придите. — И набрав полную грудь воздуха, задержала дыхание.

Первые секунды ничего не происходило, и я нахмурилась. Противная дрожь паники прокатилась вдоль позвоночника, усилила холод. Но спустя миг позабытая всеми эльфийка уперлась в землю и опорожнила желудок. Мужчины, обратив внимание на нее, насупились и застыли.

Сердце замерло от ожидания их реакции.

Первым чихнул васоверг, изумляя меня. Потер крупный нос и сразу же чихнул снова. Да он же балкор! Вторым от души чихнул Десиен, пряча лицо в ладонях и налегая на колени. Третий балкор часто заморгал, прослезился, нервно хватая воздух ртом, а затем сдался и расчихался — коротко, часто и склоняясь все ниже и ниже к земле.

На какое-то время я растерялась, наблюдая за тем, как мужчины чихают и вытирают слезы со щек. Они беспомощно оглядывались, будто выискивали источник вони или просто-напросто позабыли, где выход. Их оглушительные, скромные и короткие, нервные чихи заполнили помещение, заглушили визг зайцекрыла, заметавшегося в клетке, и плач разнеженной эльфийки.

Разнеженной ли? В прошлый раз я в шутку призвала смрадных духов на открытой поляне, обдуваемой утренним ветерком, и их резкая вонь вызвала незабываемую суматоху в лагере, а затем еще долго преследовала всех нас.

На всякий случай, я зажала нос пальцами и прикрыла рот ладонью. Поднялась и быстро направилась к выходу. Когда проходила мимо Десиена, он протянул ко мне руку, ухватил за рубашку, но выпустил ее, в очередной раз чихая и сползая с кресла. Мужчины опомнились, взбудоражились, и я ускорилась. Промчалась к лестнице и все же задержалась. Без хорошего вдоха никак не удавалось опрокинуть тяжелые ящики и завалить ими проход к лестнице. Я ухватилась за метлу, с силой ткнула в живот близко подошедшего васоверга, и он согнулся. Снова оглушительно чихнул. Воспользовавшись моментом, я хлестнула метелкой его по лицу и глянула в сторону более слабого балкора. Тот, заливаясь слезами, отпрянул, зацепился ногой за какие-то тряпки и завалился на спину. Чихать, впрочем, не прекратил даже падая.

Хотелось выдохнуть. Отчаянно хотелось выдохнуть, а потом вдохнуть полной грудью, но… Не зря я столько плавала и ныряла! Сжимая челюсти и губы, просунула крепкий черенок между ящиками и стенкой и воспользовалась им, как рычагом. Раздался грохот, разбилось какое-то стекло, овощи рассыпались и покатились по полу. Я помчалась наверх, крепко сжимая кулаки. Черенок колол ладонь засохшим обломком ветки. В темноте я нащупала тяжелый люк, оббитый тряпками. Толкнула его плечами и шеей, он со скрипом поддался. Морозный воздух коснулся лица. Лунный свет стелился по лесной поляне, покрытой мерцающим снегом. За спиной послышался треск — видимо, балкор-васоверг расчищал путь. Я не стала испытывать судьбу и вырвалась на зимний холод. Наконец вдохнула студеный воздух. Отвратительная гнилостная вонь все равно въелась в рот и нос. Желудок сжался, горло сдавило спазмом, и меня едва не стошнило. Я заглянула в узкий проход, увидела залитого слезами и перекошенным от злости лицом васоверга. Улыбнулась и захлопнула люк. Взглянула на метлу, хмыкнула и просунула черенок в железные ручки, блокируя выход.

Пусть помучаются. Хотя бы временно.

Не теряя ни секунды бросилась к высоким стенам города, виднеющимся из-за густых макушек елей и сосен. Холод окутывал тело, щепал за лицо, плечи, шею, живот… В какой-то миг я остановилась и подняла одну ногу, разглядывая ступню. Она не горела от мороза, не болела, а пальцы на ней, в отличие от пальцев на руках не ныли.

Я все еще Вестница? Но почему?

Оглянулась на оставленный позади лес. Не время для размышлений. Я посреди зимней студеной ночи в одной мокрой рубашке убегаю от уродов, которые хотят за счет моей жизни освободиться от клятвы.

Посмотрела на стены города и отступила. От Десиена за этими стенами не укрыться. Соггоры могут не поверить мне, а меня к ним могут не пустить просто так. Учитывая хитрость Десиена, нельзя полагаться на удачу. Он запросто выдаст меня за сумасшедшую южанку, и никто не позволит мне и слова вымолвить. Что мне делать, Кейел? Что бы ты посоветовал? Как обхитрить изворотливого лжеца?

Не усложнять то, что можно упростить — это первое. Разобраться с первостепенными проблемами — второе. Вступить в бой и… драться? Нет, только одно — убить.

Я посмотрела на пустые руки, прислушалась к себе — Единства не было. Без оружия не убью. Как уравнять силы? Добыть оружие я смогу только в том случае, если не замерзну раньше времени. Мокрая рубашка уже закоченела и даже не гнулась. Покрытая изморозью ткань царапала кожу, опасно липла к ней, и я не без труда стянула ее, оставаясь посреди снегов абсолютно нагой. Потерла плечи озираясь.

Вернуться в землянку и обобрать врагов? Выпишу себе приговор. Если бы не сила Вестницы и безветренная погода, я бы уже закоченела.

На высокую городскую стену легла огромная тень, сбила с мысли. Она мчалась, изредка лениво двигая крыльями. Я запрокинула голову и увидела в небе темный силуэт дракона. Спасибо, Кейел! Духи Фадрагоса, спасибо за знания, родной!

Ледяные драконы защищают Обитель севера, но грозных защитников необходимо держать сытыми…

Хриплый рык второго дракона послышался в стороне. Там виднелся холм. Именно оттуда, отталкиваясь крыльями, взлетал второй дракон. Я дождалась, когда он взмыл в небо и бросилась к кладбищу северян. Бежать было трудно. Холодный воздух раздирал горло, жег легкие, царапал лицо и резал глаза. Ноги проваливались по колено до тех пор, пока я не выскочила на колею от саней.

Даже на севере не все трупы промерзали, поэтому к едкому смраду Кханкалок добавилась отвратительная сладковатая вонь разложившейся плоти. Замерзшие пальцы липли к одежде, покрытой корочкой льда. Я с трудом расталкивала окоченевшие тела, отыскивая пригодную одежду. Мародерство — так бы назвали то, что я сейчас делаю, на Земле. Выживание — вот как воспринимают фадрагосцы то, что считают остро необходимым для живых и что уже бесполезно для мертвых.

В скором времени я перетаптывалась босыми ногами на снегу, оценивая ощущения. Плотные штаны были велики, но не смертельно — крепкий ремень спасал ситуацию. Шерстяной свитер кололся, зато горловина плотно закрывала шею до самого подбородка. Меховой плащ был тяжеловат для утраченных силы мышц, но в непростом походе я собиралась исправить отвратительную ситуацию. Традиция северян — отдавать на съедение драконам тела умерших в самых лучших нарядах, какие заслуживали их близкие, — помогли обзавестись оружием. Кинжал с ножнами приятно добавлял весу правой ноге, а во фляге, инкрустированной самоцветами, плескался, судя по запаху и вкусу, коньяк.

Накинув капюшон, я поспешила прочь от стен города. Углубившись в лес, нашла поляну и долго рассматривала звезды над головой, вспоминая, как ребята определяли по ним направление. Отыскав то, что они принимали за грифона, повернулась строго к его хвосту и продолжила путь. Шла так быстро, как только могла. Постоянно оглядывалась на город, ожидая услышать рано или поздно, как северяне затрубят в рог. Но до самого рассвета стояла тишина. Лишь в лесу ухали совы, тявкали лесные звери, которых не пугал холод.

С рождением Солнца, раскрашивающим небо в лилово-розовые оттенки, я вышла на опушку леса. Стоя на высоком холме, разглядывала Ледяную долину. Обманчиво тихую, дружелюбную, открытую безветрием взору и принимающую ласковый свет зари. Она манила и обещала легкий путь.

— Не ври, — потребовала я, и облачко пара заклубилось перед лицом. — Я знакома с тобой, беспощадная убийца. — Потерла щеки руками, спрятанными в теплые, приятные на ощупь перчатки, стараясь немного согреть лицо. — Но я рада снова видеть тебя.

Она ответила незамедлительно пробуждением легкого ветерка. Он толкнулся в лицо, собрал снежную насыпь и закрутил ее на льду. Я отступила в тень леса, обдумывая дальнейший путь и вспоминая, сколько идти до оазисов тепла. Без еды и воды я точно умру. Придется немного задержаться в здешних местах, чтобы подготовиться к трудному переходу через долину.

Тотчас на юго-востоке протяжно завыли волки. Следом разнесся предсмертный вопль их жертвы. Сердце сжалось, липкий страх сковал тело, оборвал дыхание. Но вопреки ему на лице расползлась ликующая улыбка, а через миг сердце заколотилось, кровь устремилась по венам быстрее, согревая и облегчая дыхание. Первые лучи солнца ослепили, и улыбка стала шире. Я иду, Кейел.

Прижав ладонь к стволу высокой ели, втянула густой аромат хвои и прошептала:

— Встретимся на рассвете, бессовестный Вольный.

Оглавление

Глава 1. Тактика Вольного

Глава 2. Шестое чувство

Глава 3. Поток

Глава 4. Вестница духов

Глава 5. Кнут и пряник

Глава 6. В пламени

Глава 7. Развилки судеб

Глава 8. На рассвете

Глава 9. Сказки для Вольного

Глава 10. Вьюга

Глава 11. Откровения начинающего монстра

Глава 12. Север

Глава 13. Различие восприятий. Эпизод первый

Глава 14. Различие восприятий. Эпизод второй

Глава 15. Замок

Глава 16. Без вины виновные

Глава 17. Обманутые

Глава 18. Смерть

Глава 19. Свод Скверны

Глава 20. Л.Л

Глава 21. Лавовое озеро

Глава 22. Отшельники

Глава 23. Холмы грез

Глава 24. Хищный хребет

Глава 25. Точка пересечения

Глава 26. Разбитое сердце. Эпизод первый

Глава 27. Разбитое сердце. Эпизод второй

Глава 28. Разбитое сердце. Эпизод третий

Глава 29. Вспомнить все

Глава 30. Хитрость самообороны — заставь врага плакать