Начало [Ольга Васильевна Чемерская] (fb2) читать онлайн

Ольга Чемерская Атлантида. В поисках истины. Книга первая. Начало

Книга первая. Начало.

Введение.

– Здравствуйте, Георгий. Весь мир уже знает о том, что испытания прошли успешно, и сейчас совсем немного событий отделяет человечество от путешествий во времени. Нам стало интересно, вас все ещё не покидает прежняя идея – своими глазами увидеть и услышать Христа?

– Да, я считаю, что из всех загадок истории, эта – тайна, которая дольше остальных занимает умы человечества.

– Видимо, сейчас уже стоит говорить «занимала»? Уже лет сто, как интерес к религии практически угас. Вы, Георгий, настолько старомодны или всё-таки искренне верите, что старые традиции могут вернуться?

– Трудно сказать по какому пути пойдет человечество, но в трудные периоды истории вера в Бога, как защитника, возобновлялась. Когда нет надежной опоры, человек стремиться ее найти, хотя бы в своем воображении. Да и ответ на вопрос – в чем же смысл жизни? – так до сих пор и не найден. А он напрямую касается вопроса существования Бога. Если Бога нет – то в нашей жизни нет никакого смысла, – рассмеялся Георгий.

Репортёр уточнил:

– Значит, по Вашему мнению, отсутствие одного, глобального, для всех, смысла жизни – главная проблема человечества?

– Когда мы взрослеем, приходится самим искать смысл своего существования и доказывать самим себе необходимость жить. А от смысла жизни зависят и правила нашей жизни. Законы помогают нам придерживаться «светлой стороны» и ограничивают нашу «тёмную сторону», но полностью её контролировать можем только мы.

– Значит, Георгий, главной целью Ваших поисков, по сути, является нахождение доказательств существования Бога?

Георгий смущённо рассмеялся:

– Да, можно и так сказать. Существование Бога или его отсутствие. Я мечтал увидеть собственными глазами, что это был за человек, Иисус Христос, и понять, был ли он тем самым, из-за которого ломали копья три тысячелетия, а главное узнать, что говорил Он своим ученикам, какие знания он им передал. Почему они смогли поверить в него, как заговорили на всех языках, как могли творить чудеса, исцелять и воскрешать мертвых. Знания, которые потеряла церковь. Тайные знания о мире, о Боге и о Человеке. Знания, без которых, возможно, мы никогда не сможем понять смысл жизни. И существовали ли вообще все эти знания, происходили ли эти события в принципе, – уже с немного печальной улыбкой на лице закончил он.

– Похоже, Вам недостаточно верить. Вы как апостол Фома, который тоже не мог просто верить, он хотел доказательств!

– Да. И, если Вы помните, Иисус не выгнал его, не исключил из числа апостолов, Он с радостью предоставил ему доказательства.

– И напоследок, один из самых главных вопросов о Вашем исследовании. Есть ли надежда на успешное проведение испытаний в ближайшем будущем? Ведь пока выход в прошлое составляет не более 2-3 минут, так?

– Сейчас наша проблема не в том, как попасть в прошлое, а в том, как из него вернуться. Пока наша установка работает по принципу бумеранга – отсюда и время. Зашел-вышел. Как оставить портал открытым для возвращения? Не хватает, казалось бы, какой-то мелочи, некоей «частицы бога». Ещё один «бозон», одна капля, одна мысль, которая вертится в голове, да никак не найдет выход, – снова улыбнулся он.

– Спасибо за то, что уделили нам время, Георгий Маркович. Я желаю вам удачи! Мы будем надеяться, что у вас всё получится, и вы узнаете истину от первого лица!

– Спасибо.

Глава первая. Вперёд в прошлое.

Утро было туманным, сумрачным и довольно неприветливым. После бессонной ночи Георгий поднялся на террасу первого этажа из своего «глубокого подземелья» подышать свежим утренним воздухом. Голова пухла от расчетов и размышлений – почему эксперимент провалился? Что пошло не так? Он долго бродил по террасе опоясывающей по периметру огромную территорию Института Времени, почти в два раза превышающую площадь Ватикана, пока не вышел на северную сторону по периметру здания. Его восприятие окружающего мира сильно притупилось, он глубоко ушёл в раздумья. Утренние прогулки в длинных, наполненных глубокими тенями анфиладах колонн, часто были очень продуктивны для идей и поиска решений. Он не замечал, что вот уже полчаса двигается не по чистой поверхности тротуара, вымощенного розовым мрамором, а по некоей рыхлой субстанции, внешне чем-то напоминающей снег. «Снег», падающий с неба большими серыми хлопьями.

Георгий шёл, низко наклонив голову, руки были сложены в замок за спиной, шагал он широко и размерено, подкидывая этот «снег» носками своих поношенных ботинок. «Снег» взлетал над землей и, медленно паря, опускался обратно на тротуар. Это действие было столь завораживающим, что мысли его все-таки переключились на «снег», превращаясь в некую игру, от которой он получал эстетическое удовольствие. Только пару минут спустя его мозг заинтересовало, наконец, происхождение этой пушистой серой массы. Он поднял голову. Туман стоял плотный, и «снег» неумолимо падал с неба. Ещё пару минут он изучал это явление: брал в руки снег, нюхал, оглядывался, растирал эту субстанцию, пока и нос и пальцы рук не почернели. Он обтряс руки друг об дружку и быстрыми шагами отправился назад в лабораторию.

Уже в семь часов утра у него обрывались все телефоны внутренний связи, хотя рабочий день начинался только в девять. Он понял, что причина этого беспокойства – «снег». Георгий оделся и приготовился, если не морально, то физически точно. Ректор Института Времени Клаус Густав Вебер лично пригласил его в главный зал обсерватории. Путь туда был не быстрый, нужно было миновать несколько длинных переходов и подняться на пятнадцать этажей вверх.

Георгий намеренно не использовал гироскутер и лифт. Час назад он уже несколько раз проверил показания всех приборов, посетил место, где находился контрольный пункт и стояли независимые датчики времени. А теперь он, обходя стороной эскалаторы, поднимался по лестнице пешком. Ему нужно было ещё немного времени для того, чтобы обмозговать всё. Сейчас он сопоставлял все свои знания о произошедшем вчера, пытаясь систематизировать информацию, дабы суметь внятно обо всём доложить.

Вскоре цель его пути была достигнута. Он подошел к двери большого зала обсерватории. За дверью стоял шум голосов, перебивающих друг друга, спорящих и срывающихся до крика. Он приоткрыл дверь. В зале были только мэтры, старые профессора, которые рано встают и никогда не могут сойтись во мнениях. Большинство деканов, что были помоложе, отсутствовали.

«Видимо в силу возраста им не спалось, и они увидели за окнами то же, что и я… – подумал Георгий. – Но они понимают происходящее ещё хуже меня, и ещё меньше, чем я, будут обрадованы ответом на свои вопросы. Даже я пока не знаю – огорчаться или радоваться?».

Огромные панорамные окна зала демонстрировали всё тот же пейзаж, что и ранее – это завораживало и пугало одновременно. «Что скрывается там, за туманом?», – думал Георгий, и, наверняка, все присутствующие тоже. Георгий вошёл, и все присутствующие взволновано оглянулись на него. Учёный сразу почувствовал на себе давящее бремя ответственности.

– А вот и Георгий Маркович, – громко сказал ректор, указывая открытой ладонью на Георгия. – Извините, что разбудили вас в такую рань, но нас встревожил, если не сказать больше, вид за окном и, извините, отсутствие всякой связи с миром. У вас есть по этому поводу какие-то соображения? Мы уж и не знаем, что думать. Кажется вчера вы проводили решающие испытания на своей установке…уж не конец ли света наступил? – с некоторой иронией начал ректор.

Георгий стремительно подошёл к кафедре.

– Здравствуйте, коллеги. Вчерашний запуск, как мне показалось, закончился вопреки ожиданиям, провалом. Это вчера. Но сегодня я несколько другого мнения. У меня есть одно предположение…и подтвердится оно сможет только, когда туман рассеется…Но нас не трясет, это уже хорошо, – так же иронично попытался ответить Георгий. – Извержение, значит, уже произошло, – продолжил он. – И вулкан достаточно далеко, судя по тому, что количество пепла незначительное.

Люди в аудитории стали с волнением перешёптываться.

Георгий говорил медленно, с расстановкой, делая длинные многозначительные паузы и неловко перебирая руками.

– Пылевое облако может достигать сотни километров, и то, что мы видим за окном, катастрофой нам не угрожает, – закончил свою мысль Георгий.

– Мы понимаем, чёткую логику ваших размышлений, но в этой части света не осталось действующих вулканов, – нервно парировал Вебер.

– Сейчас нет, а двадцать-тридцать тысяч лет назад были, – виновато улыбнувшись, сказал Георгий.

– Нас сейчас не волнует, что было двадцать тысяч лет назад, нас волнует, что происходит сейчас у нас за окном, – голос ректора на пару тонов повысился, ведь кто-то должен ответить за это безобразие. Но все остальные присутствующие замерли и смотрели на Георгия во все глаза, явно понимая, о чем он хочет сказать.

– Я представлял себе, что наш научный центр организован с одной целью – изучение времени? Как с точки зрения физики, так и с точки зрения истории. Времени, которое представляет собой будущее, настоящее и, извините…прошлое.

– Да, но ближе к делу, ближе к делу? – проявлял нетерпение ректор, желая добиться чёткого и решающего ответа.

– В результате вчерашнего эксперимента мы, вероятно, переместились во времени, – собравшись с духом, заявил Георгий. – Наш портал, как я могу предположить, синхронизировался с некоей природной электромагнитной аномалией, имеющей место в прошлом, далеко в прошлом, и мы, буквально, провались в него.

Вчера во время проведения испытаний уровень электромагнитного поля сильно возрос, оборудование сигнализировало об опасности, и я резко прервал эксперимент. Что послужило тому причиной, я пока сказать не могу. Приборы показывают сегодняшнее время как ~20 000 лет до н. э.. При этом портал до сих пор открыт. Только нашей мощности…у нас нет таких мощностей, которые позволили бы вернутся обратно. Уровень электромагнитного поля снизился в несколько раз по сравнению со вчерашними показателями. Факт перемещения во времени, пока не рассеялся туман, можно подтвердить только отсутствием связи со спутниками, внешней сети интернет. Да, даже простой телефонной связи с миром также нет. Вы правильно это заметили.

Я прошелся по территории кампуса и…не нашел контрольного пункта. Это вынуждает меня сделать единственный вывод – мы переместились, всем островом. Это та площадь института, под которой тянется БАК – закончил Георгий.

В наступившей тишине было слышно, как кто-то из женщин заплакал. Пожилая профессор Дафна обняла плачущую женщину за плечи и попыталась утешить её. При этом Георгию стало вдруг неловко так, что он опустил голову и, глядя в пол, долго рассматривал грязные от пепла ботинки.

Институт Времени стоял на островах, вернее был островом. Полностью стационарный многофункциональный центр. Маленькие магазинчики, больница, технический парк, лаборатории и мелкие производственные мастерские. Но многое из перечисленного находилось за территорией кампуса.

Остатки древней Атлантиды были найдены здесь в начале двадцать первого века, заболоченный участок национального парка плохо поддавался изучению. Лишь спустя некоторое время этот район попал в объятия великой засухи, начались большие археологические изыскания. Весь мир кинулся копать. Археологи со всего мира требовали разрешения на раскопки.

Кто-то, как Шлиман, хотел найти золото, но большинство археологов искали легендарную Атлантиду, чтобы наконец-то поставить точку над «и», и найти место погребения этого таинственного и могучего государства. Тогда был раскопан целый комплекс из фундаментов, образующих собой город, найдено множество артефактов и мир наконец-то возликовал – Атлантида найдена. Разгадана ещё одна загадка. Раскрыта ещё одна великая тайна человечества.

Но не прошло и двух столетий, как этот район снова оказался затоплен после глобального катаклизма охватившего мир – взорвался древний, неисправный котел, извержения которого боялись веками – Йелоустоунский вулкан.

К моменту принятия решения о строительстве Института Времени, он уже получил свое рабочее название – «Атлантида». Как никакое другое оно прекрасно отражало весь смысл и функции этого учреждения: найти ответы на вопросы прошлого, решить проблемы с неточностями исторических датировок, раскрыть все загадки, которые тысячелетия подряд мучили человечество.

В научных кругах сформировалось устойчивое мнение о том, где Атлантида (Институт Времени) должна находиться. Несомненно, там, где её искали – на своей мифологической родине в Атлантике, на краю ойкумены Средиземноморского мира, за Геракловыми столбами, в Испании.

Глава вторая. Мир после катастрофы

В период восстановления мира после всемирной катастрофы, практически полностью уничтожившую прибрежные районы мира, мир впал во тьму и хаос. Мистика, религия, суеверия, сектантство различного толка захватили ослабленное сознание. В то время как среди интеллектуалов возрождается философия, развивается теория причинно-следственных связей.

Простые люди, пережившие великое потрясение, повернулись лицом к мифологии в поисках защиты у высших сил, чуть не возвращаясь своим мышлением к средневековью. Бросаясь из огня да в полымя, одно радовало – мир консолидировался, объединялся и все больше звучали призывы, пойти в будущее другим путём, отличным от доминирования научно-технического прогресса – путем доминирования духовного и физического развития человека. Вернуться от общего – человечество, к частному – человеку. И именно человека и его ставить во главу угла!

Большая вода смыла с лица земли всю плесень и нечистоты прежней цивилизации, поставив жирную точку на чувстве всемогущества и вседозволенности «царя природы». Земля была безжалостна, но её справедливый гнев помог миру обновить угасающее сознание. Вернуть к работе мозг, усохший до размеров грецкого ореха. Учёные, мыслящие люди давно осознали, в чём заключались главные ошибки и причины приведшие цивилизацию к гибели ещё до того как сработала бомба Йеллоустона. Приняли демона Лапласа и некогда неудобную позицию детерминизма: «Разум, который для какого-то данного момента знал бы все силы, действующие в природе, и относительное расположение её составных частей, если бы он, кроме того, был достаточно обширен, чтобы подвергнуть эти данные анализу, обнял бы в единой формуле движения самых огромных тел во Вселенной и самого лёгкого атома; для него не было бы ничего неясного, и будущее, как и прошлое, было бы у него перед глазами…».

Каждую минуту своей жизни мы творим будущее, даже если просто сидим на диване, уже этим мы формируем своё мировоззрение, которое в решающий момент позволит нам принять единственно верное, или же неверное решение. Отсюда и демон. Если будущее было построено нашим прошлым то оно, по сути, предрешено. И его невозможно изменить. В нём заложены не только события, задействован весь образ мыслей, сформировавший это будущее. Каждого конкретного человека и общества, сознание которого формируется по тем же самым принципам.

Теперь люди пытались найти точку опоры и сдвинуть мир. Повернуть развитие человечества, найти другую, более верную траекторию. Интеллектуальная элита, философы, «мечтатели» стали не только возрождать разрушенный катаклизмом мир, но и пробовать изменить сам образ мыслей выжившего человечества, направить его в область духовного созидания, пробуждая дремлющие в глубине разума способности. С пониманием того, что каждую минуту словом и действием мы творим новое будущее мира. Пониманием, до рефлекторного уровня.

***

Результатом развития общества в этом направлении, собственно и стало создание Института Времени. Всестороннее изучение истории, процессов в обществе, цикличности, последствий всевозможных событий и решений, принимаемых человечеством и его лидерами на протяжении веков. Построение четких схем, логики, тактики и стратегии. Развивалась доказательная психология, доказательная социология, педагогика и медицина, работающие на принципах причинно-следственных связей.

Люди пытались найти ответы на вопросы: как пришли мы к такой истории, как сложился этот мир с его пагубным глубоко материалистичным мировоззрением? Исправить ошибки и найти верный путь будущего развития общества.

Но человека часто трудно изменить и заставить мыслить рационально. Видимо, человек – создание само по себе иррациональное, потому что выбирает не то что лучше, а то, что легче. Не стремится через тернии к звёздам, а идет проторенными путями, стараясь получить выгоду здесь и сейчас. Принимает решения спонтанно, действует эмоционально; в то время, как всё лучшее получается только в результате преодоления, с трудом.

Но мир восстанавливался, где-то становился лучше…

Глава третья. Планы и герои

Когда строили Атлантиду, вновь образовавшееся обширное внутреннее море на этом месте осушили с помощью глубокого канала. В центре возвели искусственный остров с встроенной в фундамент многокилометровой спиралью ускорителя. Замысловатой россыпью расположили вокруг здания факультетов, лабораторий и общежитий сотрудников и студентов. Главный корпус искусно сочетал в себе современные модные тенденции и отголоски древнеримской храмовой архитектуры. Словно яркие лучи исходящие от солнца, тянулись от Атлантиды к корпусам стрелы мостовых переходов и линий фуникулёра, сверкающие на тёплом южном солнце, жёлтым металлом нового инновационного сплава.

Во время перемещения Атлантида выстрелила, как пробка из бутылки времени, и приземлилась в доисторические времена с минимальным запасом для выживания. Благо, что с ними было их маленькое «солнце».

Туман начал рассеиваться только спустя неделю, а когда видимость достигла восьмидесяти процентов, начали посылать дронов в разных направлениях, чтобы получить полную картинку местности. Они уже увидели, что Атлантида, как и прежде, остров. Как и прежде вокруг поблескивали зыбью волны. Но теперь это был одинокий остров – без корпусов, без стрел мостовых переходов, без фуникулеров.

Георгий задавался вопросом, что стало с мостами и другими конструкциями. Остались ли они в будущем, так как не являлись частью Атлантиды? Они просто отпали как инородные части тела?

Атлантида одиноко смотрелась в этом «болоте времени», словно грибок песочницы посреди большой пустынной детской площадки. А виднеющееся вдалеке побережье, с первого взгляда, не имело никаких признаков цивилизации – пустынный берег дикой, первозданной природы.

Неделю они проводили мониторинг местности и своих возможностей: возможности вернуться домой, возможности выжить в этом промежутке времени. И как? Запасы продовольствия и воды быстро иссякали, а кормить нужно было не много не мало, а почти пятьсот человек. Именно столько сотрудников находилось на тот момент в главном корпусе Института Времени. Кто-то проводил эксперименты, кто-то работал в лабораториях над кандидатской или докторской, отдыхая в комнатах для персонала. Здесь же находились профессорские квартиры. Жизнь и работа в эту ночь просто кипели. Некоторые одинокие, увлеченные своим делом энтузиасты безвылазно пропадали в научных лабораториях.

Георгий подозревал наихудшее. Они могли и не вернуться больше обратно.

Пришло время выйти на свет божий и стать простыми смертными: сапожниками, кузнецами, гончарами; начать выращивать капусту, как некогда император Тиберий, и заново изобретать велосипед.

Собственно, другого выхода не существовало.

Время шло и на очередном заседании деканата Георгий выдал свой категорический вердикт:

– Я не могу назвать вам дату возвращения домой, пока это невозможно. Нашей мощности недостаточно. Мало того, мы просто не рассчитывали на такие глобальные перемещения во времени. Наша установка экспериментальная, её целью было только проверить возможность проникновения сквозь ткань времени, не более. Смелые эксперименты с электромагнитной аномалией, той, которая забросила нас сюда, могут закончится трагедией. И я не могу рисковать жизнями атлантийцев, используя этот источник. Боюсь, что если нашей команде не удастся совершить прорыв, открытие, мы можем остаться здесь навсегда, – Георгий сделал паузу, чтобы собраться с духом для последующих слов. – Хочу попросить у всех прощения. Я не предполагал, что такое возможно в принципе…это серьёзная ошибка проектировщиков. Моя огромная ошибка.

– Да. Мало сказать, как все мы шокированы… – профессор Клаус Густав Вебер, много лет возглавляющий факультет социально-политических наук, был не только теоретиком, но и практиком: два раза подряд был выбран на пост мэра Берлина, а после создания Института Времени, научное сообщество предложило ему занять место ректора. Вебер продолжил:

– Именно этот ответ я ожидал и так боялся услышать. Поэтому, коллеги, у нас на повестке множество других интереснейших вопросов. Давайте думать, как нам жить дальше, в этой суровой реальности, где жестокосердные кроманьонцы пожирают менее агрессивных – неандертальцев. Двадцать тысяч лет до нашей эры, говорите? Двадцать тысяч лет! Ух.

– Кафедра геологии и мониторинга окружающей среды – вам слово, Елизавета Викторовна! – распорядился секретарь Андрей Соколов.– Далее, в соответствии с повесткой.

Молодая женщина в деловом платье с брошью в виде веточки сосны подошла к кафедре:

– Мы находимся посреди большого болота. Судя по всему, данная территория, как и предполагалось ранее, ещё на стадии проектировки Атлантиды, периодически, из тысячелетия в тысячелетие, затопляется, превращаясь во внутреннее море. Атлантида приземлилась в ту же самую географическую точку, где и была расположена в наше время, лишь преодолев пространственно-временной континуум. Судя по всему, основанием для неё, так сказать фундаментом, стала гигантская кальдерра потухшего вулкана. Об этом свидетельствуют островные образования вулканического типа, короной расположенные вокруг. Острова сформировались давно и вполне пригодны для ведения сельского хозяйства. Что касается руды, необходимой нам в будущем для строительства и бытового применения, то мы подняли старые карты месторождений Испании и Португалии. Проблем с добычей металлов не будет. В этот исторический период они, слава богу, ещё не истощены. Я думаю, с водой также не будет проблем. По всей площади болот бьют ключи, можно пробурить скважины, и тогда мы будем обеспечены чистой, артезианской водой, проложив на остров систему водопровода. Можно воспользоваться опытом Древнего мира, в частности Римской империи, которые строили акведуки для поставки воды, а Египте шили трубопровод из кож животных, в Китае из полых трубок бамбука…

– Зам. по хозяйственной части, что у нас с оборудованием и машинами? – вмешался ректор, уточняя активы.

Абрахам увлечённо начал:

– Из машин у нас только небольшой парк легкомоторной техники в гараже: десяток апперов, шесть экзоскелетов, которые мы получили совсем недавно, и ещё не распаковывали, три автомобиля и десять курьерских мотоциклов, с помощью которых доставляют почту в корпуса. Кроме того, в зоне перемещения оказался наш презентационный галеон. Вот пожалуй и всё. Да, в доке мы обнаружили несколько катушек металлического троса и другой железный хлам, вполне пригодный для переплавки. Трос может сгодиться для постройки понтонного моста или парома.

– Неплохо, неплохо. Плохо, что у нас нет серьезной тяжелой техники. Двигатели от транспорта можно использовать для работы насосов, а вот для чего нам галеон, коли мы сидим на болоте? – посмеялся ректор.

– Галеон укомплектован всевозможной аппаратурой, огромное машинное отделение… не говоря о том, что на борту много другой плавтехники, в том числе, моторные лодки. По протокам вполне возможно добраться до берега. В галеоне приличный запас топлива. Из того оборудования, что у нас имеется, мы можем собрать не менее пятнадцати акустических платформ. Аудиторная мебель также может послужить источником металла и пластика, – вдохновленно продолжал Абрахам.

Ректор прокашлялся и продолжил опрос:

– Спасибо, Абрахам. Что с охотниками, удалось создать команду? Добровольцы есть? – угрюмо усмехнулся ректор и задумался: – И…нам нужен более детальный план развития. На пятилетку, если мы поспешим разорять галлеон и ломать аудиторную мебель…– он вскинул голову с широко открытыми глазами и уставился на членов совета, с немым знаком вопроса во взгляде.

– Да, нам удалось собрать команду из десяти охотников на первое время. Потом им нужно подготовить смену…Мы пытаемся их чем-то вооружить. И когда всё будет готово…– начал Абрахам.

– Что за вооружение? Видимо, и владеть этим вооружением нужно ещё научиться? – оживился Вебер.

– Сейчас мы занимаемся изготовлением арбалетов. Это самое простое и эффективное оружие на данный момент. Да и многие из охотников стрелять из арбалета уже умеют. Практически все занимались многоборьем, спортсмены. Это было одним из условий для отбора. Ещё есть идея сделать что-то вроде копья с электрошоковым наконечником, как оружие экстренного взаимодействия, скорее для защиты, чем для нападения…

– Так-так интересно…

– …Такое оружие не убьет животное, но на время выведет его из строя. Раненное животное, как правило, продолжает атаковать и это может быть опасным, а после удара электрошоком будет, как шанс для выживания охотнику, так и время нанести решающий смертельный удар.

– Согласен. Займитесь таким оружием незамедлительно, – отреагировал ректор.

– Нужно найти материал для изготовления арканов и сетей. Придется что-нибудь распустить…– продолжил Абрахам.

– Я считаю необходимым подготовить клетки для птицы. Птицу лучше выращивать, нежели на неё охотится. Местность просто изобилует разного вида уткой, цесаркой и куропатками. Первое время, конечно, охота, а после лучше разводить птиц на ферме, – предложила высокая смуглая женщина, заведующая кафедрой Древних языков, Нефер Тарик.

– Ты права, Нефер. Мы уже готовим группу для среза ивового прута, из которого изготавливают клетки и корзины.

– Хорошо, галку поставил. Дальше…

Большое количество мелких вопросов стояло на повестке дня и все вопросы приходилось решать непосредственно верхушкой управленческой структуры, чтобы картина жизни стала ясной и прозрачной, а решения комплексные и быстрые. Ректор быстро набрасывал задачи:

– Абрахам, вам стоит набрать себе команду. Определитесь с направлениями и подумайте, сколько человек понадобится в помощь. На вас, наверное, впервые свалилось столько забот одновременно: можете и не выдержать нагрузки.

– Вы уверены, что все вопросы должен решать завхоз? Не проще ли главам подразделений вменить другие обязанности? Свои им теперь выполнять смысла нет! – предложил Георгий.

– А собственно кто из руководителей у нас остался? Я вижу здесь немногих! Елизавета Кусаинова декан геологического, Антоний Фасулаки с исторического, Нефер Тарик с кафедры древних языков, Колесов с материаловедения, господин Сидон…ну и всё пожалуй, и не все из них руководители первого звена. Ах, Симонов, вас забыл, – обернувшись на Георгия, загнул последний палец ректор.

– Я увы, ничем не смогу помочь, – тут же ретировался Георгий.

– Вам, Георгий Маркович, на тысячу лет вперед дорога на поверхность заказана, – посмеялся завхоз.

– Ну тысячи лет у нас не будет. От силы десять: поднапрягитесь, Симонов, – уже серьёзно посмотрел на него ректор.

– А для меня и десять уже вечность, – расстроено заохал низенький профессор Фасулаки. Этому мудрому греку было уже за шестьдесят.

– Давайте же оптимистично смотреть в будущее, мы всё-таки свет нации, каждой в отдельности конечно. Но свет! Справимся! – и ректор дружески похлопал Фасулаки по плечу.

– Пожалуйста, Абрахам, на следующую планерку собрать всех ответственных лиц и подобрать несколько возможных кандидатур на руководящие посты.

Глава четвертая. Он и Вероника

За эту неделю, пока с неба продолжал предательски сыпаться серый пепел, атлантийцы успели немного прийти в себя, чтобы хоть как-то, хоть символически, подумать о своем ближайшем будущем. Для этого они перво-наперво инвентаризировали всё имущество – движимое и недвижимое, каждый винтик, каждую упаковку печенья, каждый кусок ткани, всё, что можно учесть. Это были их маленькие богатства в мире, где нет ничего, кроме в страхе добытой на полуострове пищи. Там, где носятся дикие кабаны, саблезубые тигры, огромные мамонты и бог знает, что ещё, такое же дикое и опасное. Даже встретить своего первобытного предка не предвещало ничего, кроме неприятностей.

Возвращаться назад в будущее, конечно планировали, но эти планы стали сейчас такими же далекими, как некогда путешествие в прошлое. Георгий проводил на установке практически всё время. Он не показывался «из под земли» ни днём не ночью, тщетно пытаясь повернуть время вспять. Он не мог показаться на людях после такого сокрушительного провала. И не только потому, что его исследования вышли из-под контроля, и он потерпел неудачу, но ещё – на него косо смотрели. Порой раздражались и даже проявляли открытую враждебность. В начале он не понимал ничего, но когда вернувшись домой поздно вечером, он застал в кровати рыдающую Веронику, то понял причину такой враждебности.

Он и Вероника только-только начали жить вместе, через неделю хотели отметить годовщину, хоть знакомы были уже довольно давно.

Вероника пришла в Институт Времени два года назад и её назначили к нему в лабораторию. Показывала она прекрасные знания и навыки, вела себя скромно, ни с кем не вступая в близкие дружеские отношения. Лишь спустя год по чистой случайности Георгий смог узнать её немного ближе.

Он выбрался в выходной день в зоопарк. Ему нравилось проводить там свободное время: наблюдать за природой и животными, бродить по лесным дорожкам, медитировать проплывая над парком на сидении фуникулёра. Такое расслабленно-созерцательное состояние было для него самым лучшим отдыхом.

Там-то он и встретил Веронику с дочкой и матерью. Девочке, на вскидку – было около пяти. Они поприветствовали друг друга и каждый пошел в свою сторону. А на следующий день на работе, Георгий, плохо ладивший с женщинами, зацепился за этот случай, чтобы завязать с Вероникой разговор. Так они и подружились. Для Георгия оказалось полной неожиданностью то, что они вместе учились в университете, на одном потоке и даже встречались!

– Правда только раз, ты серьёзно, не помнишь? – скромно поинтересовалась Вероника.

– Ну, как тебе сказать…друзья меня постоянно с кем-то сводили…. Меня тогда девушки не особо-то интересовали. На первом месте у меня была наука, и на втором наука…а третьи места не интересны самим девушкам, – он смущенно засмеялся. – Поэтому они бросали меня, если не после первого, так после второго свидания, если я не забывал на него прийти. Н-да.

Незаметно, как песок сквозь пальцы, утекло шесть лет. И одной науки для полноты жизни, Георгию становилось мало. Нужно было ещё что-то: тепло, поддержка близкого человека, любовь, наконец! И они сдружились. Их отношения не закончились завтра, через месяц, а длились и длились, не смотря ни на что. Казалось, Георгий не прилагает, как и прежде, никаких усилий для их сохранения, но всё идет «как по-маслу», как по-написанному. Словно это судьба свела их раз и навсегда.

Спустя полгода Георгий стал частым гостем у неё дома, они проводили вместе почти все выходные. Ему было уютно в семье Вероники, в компании с пятилетней Лизой. Он даже нашел точку контакта с этой маленькой курносой пронырой.

Сейчас, войдя в спальню и услышав глухие рыдания Вероники он вспомнил про Лизу. В эти выходные они собирались за город, пожить дикарями на берегу моря пару дней, и так отпраздновать свою годовщину. Он обещал Лизке поучить её плавать. Она страшно боялась воды, поэтому до сих пор не плавала свободно, без поддержки спасательных средств. Девочка доверилась его сильным рукам, которые уверенно поднимали её высоко и кружили над головами мамы и бабушки, вызывая бешеный восторг.

– Мама, мама смотли, я маленькая птичка, волёбушек, – восторженно сообщала Лизка и верещала. – Чилик. чили, чилик.

Георгий не знал, что сказать сейчас, как утешить хрупкую, уязвимую в чувствах женщину, рыдающую в подушку здесь, за тысячи лет от своей дочурки. Он подошел молча, лег рядом, погладил её по голове, обнял, прижал её всю к себе, целуя влажное, солёное от слёз лицо. Ласкал и снова гладил, стараясь отдать ей всю накопившуюся в нём нежность, чтобы хоть как-то утешить, смягчить горе.

А что мог ещё сделать для неё он – навсегда разлучивший мать и ребёнка? Многие в Атлантиде чувствовали сейчас тоже самое, оставив в будущем своих детей, родителей, женихов и невест. Кто утешит их? И в этом виноват не кто иной, как он – Георгий, с его глобальными экспериментами, амбициями. Никто не предупреждал их, что может произойти нечто подобное. Что Атлантида, опутанная километрами проводов и тоннелей может переместиться во времени вот так – как цельный, единый организм. Что путешествия во времени опасны и путешественники могут навсегда остаться в прошлом. Они могут лишиться тех, кого любят! Такой груз лёг на его плечи и давил, гнётом прижимая к земле. Он не мог думать не о чём другом, чувство вины захлестывало его горячей волной. Уснул он лишь под утро в горячке своих больных, спутанных мыслей.

Георгий проснулся внезапно, открыл глаза и увидел, что Вероника уже не спит, она лежит и смотрит в его лицо. Он снова обнял её. Внезапно Вероника с обидой произнесла, открывая ему тайну, которую хранила все пять лет:

– Ты должен узнать. Лиза ведь твоя дочь, твоя родная дочь, – в слезах заявила она.

Георгий отстранился от Вероники в удивлении, и в горле его застрял ком.

– Помнишь наш выпускной? Я решила тогда, что смогу тебя удержать, заинтересовать…Я ушла утром…ты спал ещё…мне было стыдно за мою глупость, неудобно, что ты проснешься, а я тут. Ну, а на следующий день…ты делал вид, что ничего не произошло или произошло что-то обыденное, ничего для тебя не значащее событие. Мне было так горько и стыдно…ты даже меня не замечал! – снова зарыдала она.

– Но я ничего не помню, – растерянно пробормотал он. – …безмозглый болван. Что-то было…это правда? – Георгий был поражен. – Все были пьяны тогда и возбуждены праздником, видимо… – попытался оправдаться мужчина, но замялся: – …я…прости меня, прости!

– Молчи, просто молчи. Мне было так стыдно, очень стыдно и я не стала навязываться, напоминать, объясняться казалось нелепым… я просто старалась не появляться у тебя перед глазами. А потом, появилась Лизка. Два года назад я решила найти тебя и всё рассказать, ведь ты должен знать…про дочь. Про то, что я люблю тебя!

У Георгия ком стоял в горле, ему трудно было подобрать правильные слова, он боялся сказать не то, обидеть. Мысли его путались. Осознанность? Сколько человечеству нужно времени, чтоб научится этой осознанности? Контролировать действия и мысли, думать о последствиях, сколько? И возможно ли это вообще? Ошибки, глупое бессознательное поведение – вот злой рок преследующий слабую, неопытную душу, которая определяет, что хорошо, что плохо на уровне «горячо-холодно», «хочу-не хочу». И последствия представляются в мечтах и желаниях далеких от реальности…

– Тебе столько пришлось пережить…вот я идиот…полный идиот.

– Но теперь я потеряла Лизку, – она подняла на него полные слёз глаза и снова зарыдала.

Три дня Георгий не отходил от Вероники не на шаг. Загружал всевозможной работой, шутил шутки и варил ей кофе, чего никогда не делал раньше. С утра озадачивался вместо неё, что надеть, доставая из гардероба нелепые цветастые сарафаны, которые она постоянно покупала, а потом не носила. Она сердилась и раздражалась:

– Прекрати. Что за бред! Я сама найду, что одеть! На работу такое не носят! – широко раскрыв глаза, пищала она от возмущения.

– Посмотри, а вот этот милый сарафанчик с маками в пол?

– Хочешь превратить меня в ледяную статую?

– Почему же, выглядит вполне по-летнему?

– В наше холодное подземелье только в сарафанах и ходить! – по-детски сердилась Вероника.

– Сегодня прекрасный, жаркий день намечается. И ты пойдешь садить лук! Все женщины с этой недели задействованы на посадках. Очень люблю нежные, зеленые перышки лука. Позаботься обо мне, – Георгий поцеловал жену в лоб. – А я сегодня выпросил командировку в джунгли – уговорил Стрижевского и Колесова взять меня на охоту.

– А! Будь осторожен! Зачем тебе это нужно? Команда охотников сформирована и тебе совсем не нужно рисковать! – испугалась Вероника.

– Я же мужчина, а мужчина должен приносить добычу в дом! Да и отвлечься немного хочу. Посмотреть на мир, на природу вокруг. На живую природу! Тошнит уже от этого техногенного подземелья.

Вероника подошла поцеловать его. Тёплая, ещё не одетая после сна, она вызвала в нём волну нежных эмоций, жаром прокатившихся от макушки до пят, и Георгий не выдержав натиска гормонов выплеснул всю свою страсть в ответном поцелуе.

Сегодня они слегка задержались дома. Эти новые условия существования подняли их отношения на какой-то иной уровень: более глубокий, более чувственный, проникновенный. Георгий испытывал острый прилив любви с лёгкой горчинкой, замешанной на угрызениях совести. Он не просто любил, а любил как-то особенно самоотверженно, на износ, отдавая себя в жертву искупления.

Эта любовь окрыляла и тяготила, наполняла новыми силами и полностью истощала его жизненный родник. Он не привык отдавать столько, вернее он никогда не отдавал, а только делился, взаимно обогащаясь. Его собственный источник энергии был не настолько мощный, чтобы щедро отдавать. Его кредо – независимость, стабильность и равновесие жизненных сил сейчас претерпевало болезненную трансформацию, и он не мог сказать, как долго продержится в таком режиме.

Глава пятая. Охотники

Ранним утром Георгий оделся как можно плотнее, по походному, и спустился в док к стоящему на приколе галеону. Вся команда уже была в сборе. Охотники и правда собрались спортивные и подтянутые, Георгий не раз встречал многих из них в спортзале, играющих в волейбол или футбол. На всевозможных спортивных мероприятиях, способствующих «укреплению духу коллективизма и всестороннему развитию современного молодого учёного». Борис Стрижевский, постоянный участник универсиад, преуспел в многоборье, Колесов – заядлый турист, Акила Шетти – мастер спортивного ориентирования, был отличным ботаником и готов был заодно осмотреть местность на предмет съедобных растений, годных для посадки и размножения.

Марсия Кроули, воинственная, полная энергии «амазонка», занималась любительским боксом, и каждый год ездила на охоту с мужем в африканскую саванну. С мужем она развелась, а охоту не бросила, и сейчас только она была в полном восторге от предстоящей вылазки.

Сафуан всё детство помогал отцу, пастуху, в глухом высокогорном казахском селе и хорошо знал нрав диких коз, антилоп и притаившихся в ущельях гор хищников.

Джозеф просто любитель приключений и острых ощущений, сильный и мускулистый потомок викингов меньше всех в этой компании походил на ученого, но мог быть крайне полезен на охоте. Он быстро реагировал и четко выполнял распоряжения. На него можно уверенно положиться в ответственный момент.

Два брата близнеца: коренные испанцы, горячие парни Рамон и Фидель тоже не остались в стороне от предстоящего приключения, хоть и занимались исключительно интеллектуальным трудом – генетикой, здорово походили на юных богов греческой мифологии, легко бегущих по чёрному фону древних амфор, играя загорелыми мускулами. Они стали самыми молодыми в команде, 25-летние парни. За них все по-отечески переживали, но боялись брать ответственность, случись что.

Примерно такого же возраста Александр – десятый член команды, заводила среди местной молодежи – успел схватить малярию и слег с температурой. Поэтому к ним и присоединился Симонов.

В доке стоял шум, слова эхом ударялись о стены и гремели как ружейные залпы. Это мужчины уже вовсю охотились в своих фантазиях, преследуя дикого вепря. Рамон изображал стрельца, а Фидель размахивал мечом, разя на полном ходу приближающегося тигра. Всё это сопровождалось бурными комментариями и смехом остальных членов команды.

– Ну, Егор, ты даешь, уже пятнадцать минут, как должен был прийти. Ты где запропастился? Уже думали без тебя идти.

– Жена задержала. Не могла наряд подобрать для посадки лука, – попытался отшутится Георгий.

– Мы думаем, как народ прокормить, а он жену одевает? – захохотал Колесов.

– Наш пострел, везде поспел, на всех фронтах, – съязвил Стрижевский, за что получил тычок в бок от Сафуана.

Чуткий Сафуан уже заметил, что все намеки на то, что Георгий сотворил с ними, действуют на него угнетающе, вызывая неконтролируемое и глубокое чувство вины.

– Ну, всё, хватит шуточек, грузимся в лодки, – скомандовал Колесов.

Они погрузились в три лодки, завели моторы и долго плутали по протокам, выискивая дорогу к берегу. Это оказалось довольно сложно, камыш сильно заслонял видимость и ориентироваться приходилось исключительно по солнцу, двигаясь интуитивно, наобум. Это походило на блуждание в лабиринте Минотавра, где они постоянно попадали в тупик.

– Рамон, Фидель! Поручаю вам важное дело. Нарезать высокие колья, метра по три не меньше. На обратном пути выставим ориентиры, а то в следующий раз опять придется убить уйму времени на поиски дороги. О-кей?

– О-кей, командир, будет сделано! – отчеканил Фидель заливаясь краской от возбуждения. Он размахивал своим мачето направо и налево, вырезая высокие стебли камыша.

Наконец-то высадившись на берег они долго и безрезультатно бродили в поисках добычи. Солнце стояло в зените, а они ещё ничего не нашли. Подстрелили пару неповоротливых цесарок и токующего на опушке леса глухаря. Они с шумом пробирались сквозь поваленный мелкий лес и птицы, взлетая чуть ли не перед носом в разные стороны, кричали, вспугивая осторожных животных, и те спешили покинуть небезопасное место.

– Так не пойдет. Нужно двигаться тихо.Птиц пока трогать не будем. Нужно выследить добычу покрупней. А к вечеру, если так ничего и найдем, сосредоточимся на куропатках. Нужно разойтись и двигаться полосой на расстоянии метров в десяти, пятнадцати друг от друга. Поняли? – взял руководство Колесов. Так и сделали.

Через час они набрели на стадо кабанов. Окружили поляну, и постукивая палками, чтобы дезориентировать животных, вызвать панику, погнали их на сидящих в засаде стрелков. По сигналу Колесова, те прицелились, выпустили несколько стрел и…первый блин комом.

Но Марсии и юному Рамону удалось подстрелить двух шустрых кабанчиков. Добыча оказалась очень тяжелой и туши пришлось разделать и разделить между членами команды. На обратном пути, уже у воды, они подстрелили несколько доверчивых уток с красивыми воротничками на шее.

Первая охота закончилась благополучно. Пока мясо грузили на лодки, зоркий глаз Стрижевского заметил смутные тени у скал и в расщелинах, скрывающихся за густой зеленью кустарника не раз за время этой вылазки. Только единожды ему померещился опасный хищник, и он, окликнув остальных, призвал затаится и быть осторожными. А все остальные разы преследователями наверняка были люди, и Стрижевский настороженно следил за ними так-же, как они следили за ним.

– Рамон, Фидель! Всё, пора! – окрикнул Стрижевский парней, находящихся в значительном отдалении, нарезающих колья в вечерних сумерках.

– Вы ничего не заметили? – начал он, когда охотники погрузились, и лодки преодолели почти половину пути.– За нами постоянно следили, все те долгие часы, что мы провели на берегу.

– Неужели? Я нет, – удивился Колесов– Акила, а ты видел что?

– Да, пару раз, думаю, пока они будут лишь наблюдать.

Георгий слушал обрывки разговора, доносящегося с лодки Колесова. Вдруг сзади послышался какой-то всплеск и Симонов обернулся. Было сложно разглядеть в сумерках, что это.

– Уверен, что это безопасно? – донёсся голос Колесова, заглушаемый шумом мотора.

Тут что-то ударилось о лодку Георгия и он закричал. Колесов, ответственный за этот поход, обернулся первым, за ним все остальные. Прямо за ними, выпрыгивая из воды, на всём ходу плыл огромный крокодил. Скорость лодок была не велика, и большие размеры животного позволяли её нагнать.

Стрижевский стремительно развернул судно на встречу грозному хищнику, достав свой арбалет, приводя всех в шок. Сразу трое охотников направили стрелы в твердую бронированную спину крокодила, когда тот, уже крепко ухватившийся за окровавленную ногу убитого кабана, соревновался с Симоновым в перетягивании добычи, и, после нескольких стрел, пораженный насмерть, рухнул в воду плавая брюхом вверх.

Марсия обернулась на Симонова, отвоевавшего заветную кабанью ногу, и произнесла, вскинув брови от осуждения:

– Ну ты и сумасшедший ублюдок, Симонов. Ты что, хотел отправиться в пасть вместо кабаньей туши?

Симонов ничего не ответил, сам пребывая в шоке, но победоносно прижал к себе ляжку. Стрижевский хихикнул себе в усы.

Кабанью ляжку вернули в лодку, а крокодила привязали и волокли на таране до самого дока. Мясо, как не как.

– Охохо, – встретил их ректор. – Как всё прошло? Потерь с нашей стороны нет?

– Вот! Симонов чуть не угодил в пасть крокодилу вместо кабаньей ляжки, а так неплохо, – усмехнулся Стрижевский.

– А это у вас что? – он указал на связку уток. Поганки что ль?

– Утки! – возмутился Колесов такому наезду на добычу.

– Да это поганки, их есть невозможно! Только если помирать придётся! – засмеялся декан. – В утках я толк знаю. Их мясо с противным рыбным духом. Эта утка не промысловая. Нужно было их вашему хищнику скормить. Сразу бы отстал!

Рамон и Фидель засмеялись хором. Остальные вяло подхватили. День был долгим и все порядком подустали. Варвары уток бросили тут же за борт и принялись за крокодила.

– Ах ты красава какой, – любовался Борис Стрижевский крокодилом. – У нас скорняк уже есть? Закажу ему модные сапоги! – размечтался Стрижевский.

– Извини, а у тебя потребность в сапогах имеется? – возразил Акила.

– Мир так жесток! – иронично воскликнул Борис.

– Наш мир таков. С каждого по способностям, каждому по потребностям. Пока не перейдем из качественной характеристики в количественную, и… – почти прочитал речь по экономике ректор.

– Понял, понял профессор, не продолжайте, – остановил его Стрижевский. – Только будучи сирым и босым смогу я заполучить эти сапожки. Так?

– Именно босым, друг мой! – и ректор развернувшись отправился восвояси.

С каждым днем навыки охотников приобретали поистине магические масштабы. Охотиться приходилось далеко от берега и они всё чаще уходили на несколько дней, оставляя тяжелую технику на побережье.

Однажды они столкнулись с людьми.

Ситуация была непростой. Трое мужчин оказались зажаты, окружены большой стаей агрессивно настроенных гиен, и удерживались на небольшом уступе скалы, отделенные от гиен небольшим ущельем шириной в один прыжок человека. Они ожидали смерти.

Колесов и команда наблюдали из укрытия, как две гиены в нетерпении пытались преодолеть это расстояние кидаясь вперед и получая отпор палками и ногами.

– Не смогут же они стоять там вечно. Ни присесть на этом тесном уступе, не прилечь. Думаю, нужно им помочь? – высказал свое мнение Рамон, и брат его в этом поддержал.

Марсия неодобрительно воскликнула:

– А вдруг мы как-то нарушим ход истории такими вмешательствами?

Стрижевский обернулся на Марсию:

– Мы уже убили здесь столько дичи, в том числе и хищной. Не думаю, что теперь уже есть какая-то разница.

Марсия прищурилась и тихо проворчала:

– Посмотрим, что вы скажите, когда эти дикари на вас набросятся.

– Да, видно они стоят довольно давно, – проигнорировал замечание Марсии Колесов. – Придется помочь. Приготовьте оружие к бою. Восемь животных, опасность невелика, но что ждать от этих нервных и взбудораженных тварей неизвестно. Прицел слева-направо, в порядке строя. Готовы? Давай!

Несколько метких выстрелов, и основная часть стаи была уложена наповал. Выскочив из засады, вперед, охотники мечами довершили начатое. Одно из животных скрылось бегством, получив незначительное ранение. Марсия отпустила бедное животное, неодобрительно относясь к данной затее. Она хоть и была опытной охотницей, стояла она на своём до последнего и не приветствовала бессмысленную травлю животных взамен дикарей.

Иберийцы как стояли на уступе, так и не сдвинулись с места. Было впечатление, что своих сородичей они боялись не меньше гиен.

Обшарив округу Рамон и Фидель нашли два крепких ствола сухого дерева, и, положив под ноги испуганных людей в качестве мостков, отошли назад всем своим видом показывая мирное, добросердечное к ним расположение.

Иберийцы выбрались из западни и озираясь заковыляли прочь. Один был сильно покалечен, его нога кровоточила и неестественно выворачивалась наружу. Раненый мужчина средних лет после нескольких шагов упал на камни, не в силах идти. Его товарищи подхватили его и снова пошли, но у них не очень-то получалось. Раненный то и дело терял сознание от боли и падал.

Колесов преградил им дорогу пытаясь предложить помощь. Близнецы уже сняли бревенчатые подмостки и обтесали, удаляя засохшие ветки и кору, чтобы хоть как то облегчить их общий вес. А Стрижевский достал из мешка большой кусок брезента для переноски мяса. Они ловко прикрепили брезент к подготовленным для сооружения носилок оглоблям и продемонстрировали иберийцам, как работает это приспособление.

Мужчины не без опаски согласились, и двое из атлантийских охотников по очереди, сменяя друг друга, помогали нести носилки с раненным дикарём.

В большую пещеру они попали только спустя два часа. Внутри стоял чад от костра, и, напуганные их появлением женщины и дети сразу забились в самый дальний угол пещеры.

– Нужна вода! Горячая вода! – пытался говорить Акила Шетти с дикарями, но его боялись и не понимали. Он сам нашел воду в большом каменном углублении, которая капала откуда-то сверху, вероятно, скатываясь в щель дождевого стока. Достал свою железную кружку из рюкзака и, вскипятив воду на огне, они, вместе с Колесовым, попытались обработать рану, провозившись больше часа. Акила посыпал рану антисептиком и крепко перемотал установив шину.

За пределами пещеры уже стояла прозрачная, звонкая ночь. Луна огромная и светлая заливала своим сиянием большое каменное плато, что находилось на расстоянии полета стрелы. Пещера притаилась чуть выше, защищенная стеной из больших валунов, появившихся здесь в результате горного обвала. Атлантийцы не чувствовали себя в безопасности среди дикарей, но идти куда-то в ночь тоже не очень хотелось. На плато обосновалась стая волков, они уже затянули свою ночную серенаду, и было немножко жутковато слушать этот ночной концерт, наполненный щемящими звуками истошной тоски.

Как и всегда один из группы остался на карауле, другие укутались в плащи и по очереди дремали недалеко от костра. Акила дежурил первым, заодно присматривая за больным, меняя компрессы и повязки. Ближе к утру у дикаря начался сильный жар.

– Что если он подцепил бешенство – это конец! – сказал Акила Стрижевскому.

– У нас есть что-то противовоспалительное? – Акилла рылся в походной аптечке. – Я дал ему час назад, но жар не проходит. Помоги. Приподними ему голову.

Стрижевский чуть приподнял больного и Акила влил ему ещё дозу антибиотика. Марсия недовольно посмотрела на эту бесполезную трату лекарств, но промолчала, подкидывая веток в костёр.

Сменяя друг друга они проспали до рассвета. Жар у иберийца потихоньку спадал, и он, обессиленный, забылся наконец сном.

Дикари так и провели всю ночь поодаль, не решаясь подойти. Только те двое, что были с раненным охотником, накинув на него шкуру, присели рядом. Они из под бровей украдкой косились на арбалеты и острые ножи, с помощью которых атлантийцы резали и ели сушеное мясо, доставая еду из заплечных сумок.

Стрижевский отрезал кусок и подал молодому иберийцу. А тот знаком указал ему на нож.

– Это нож, острый, опасный, – говорил Борис осторожно дотрагиваясь до лезвия. Юноша тоже потрогал острие ножа, убедившись в его словах. Он понимал интуитивно, на подсознательном уровне. И тоже что-то заговорил показывая на свой неказистый каменный топор.

Стрижевский осмотрелся и среди камней вокруг нашел подходящий экземпляр. Долго отбивая от камня фрагменты он сделал неплохой достаточно острый скол.

– Вот, держи это твой каменный нож. Он конечно попроще будет, но тоже должен неплохо резать, – и попробовал отрезать остатки сушеного мяса острым краем скола. Юноша был в восторге от увиденного и тоже попытался сделать такое орудие методично откалывая края булыжника.

– Борис, мы не должны этого делать. Не помнишь что ли? – напомнила Марсия.

– Глупости, каменные ножи уже должны быть в этот период.

– Ну и где же они? – настороженно осмотрелся Колесов.

– Если не в этой пещере, так в другой наверняка можно найти.

– А если нет?

– Если нет, то будут. Сомнительно, что я нарушаю какую-то периодизацию.

– Я смотрю ты бы и нож ему отдал, будь твоя воля? – заметила Марсия, с упрёком.

– Всё, что мы принесем в их мир, растворится во времени. Заржавеет и сгинет. Как, впрочем, и мы сами. Я бы и заморачиваться не стал. История уже сложилась, такая какая есть.

– Мы в прошлом впервые, трудно сказать, как наше присутствие здесь, отзовется там в будущем, – заметил Колесов.

– Ладно не кипятись. Вы, наверное, правы. Солнце встало и нам пора в путь, – закончил спор Стрижевский.

Они оглянулись на женщин и детей в пещере.

– Похоже, их кормилец слёг. Рамон, оставь им зайцев, у нас есть ещё день. Надеюсь на более крупную добычу, – с улыбкой сказал Колесов и вышел из пещеры на свежий воздух.

В тот день им действительно повезло и они вернулись домой с хорошей добычей. А через неделю судьба их вновь свела со старыми знакомцами, в той же долине.

Иберийцы были уже не столь пугливы и благодарственными поклонами приветствовали Колесова и компанию, жестами указывая на большое стадо мамонтов пасущихся неподалеку.

Славная была охота. Охотники прямо на ходу делились опытом, и вскоре одно из животных оказалось зажато между скал и атаковано. Добычу честно поделили и довольные разошлись по «домам».

Хоть мамонты оказались не особо вкусными и особо жёсткими, впредь атлантийцы частенько охотились вместе со своими знакомыми, и порой оставались на ночлег в пещере у новых знакомцев. Это сотрудничество было выгодно скорее кроманьонцам – втроем они не могли охотиться на крупную добычу, и даже устроить элементарную облаву были не в силах. А пришельцы с Атлантиды отличались от прочих племен, где каждая семья стояла только за себя. Они могли помочь и числом и невиданным оружием.

Иберийцы ловко учились у нежданных друзей, подглядывая, повторяя незнакомые слова, быстро осваивая навыки и язык. Получив такую защиту и помощь, племя начало быстро расти, поглотив несколько соседних. Они их не съели. А показали то, чему научились сами. Время шло, Атлантида тоже росла и развивалась.

Глава шестая. Строительство новой жизни

Нет, желание вернуться домой не отодвинулось на дальний план. Штат лаборатории, ответственной за возвращение в будущее, увеличили, и поставили задачу: как можно быстрее найти верное решение, организовать этот «прорыв», устранить ошибки и даже больше, значительно больше.

Все остальные были брошены на передовую народного хозяйства. Как известно, Испания – солнечная страна с тёплым, влажным климатом, где было неплохо развито сельское хозяйство. Это Мадрид, находясь высоко над уровнем моря, мёрзнет, кашляет, страдает от ветров и сильных снегопадов зимой. Не зря самую крупную пандемию двадцатого века обозвали «испанкой», хоть и пришла она Китая.

Но Андалусия – место на карте Испании, где сейчас находилась Атлантида, совсем не то, что Северная Кастилия, где зимой холодно, а летом нестерпимо жарко. Андалусия – самый главный в Испании сельхозпроизводитель. Здесь есть всё, что нужно – земля, солнце и вода. Как и в современности, Гвадалквиир несла свои воды с севера на юг, образуя множество притоков. На влажной богатой почве произрастали фруктовые деревья: оливы и мандарины, цвели ароматные травы. Заливные луга были пригодны для выращивания овощей и зерновых культур.

Беда заключалась в том как вести сельское хозяйство в таком значительном отдалении от места проживания, находясь в самом центре огромной топи площадью 75 000 гектар. А если и будут желающие заняться таким экстремальным фермерством, насколько это безопасно в реалиях данного исторического периода? Атлантида не могла рисковать своими людьми, поэтому решили пока остановиться на близлежащих островах, как более безопасных для ведения сельского хозяйства, куда не доберутся хищные звери и полудикий человек.

Между островами, мятым кольцом расположившимися вокруг Атлантиды, и самим островом была организована паромная переправа. Ширина водного барьера составила около 165 метров. Берега подняли, укрепили, и через несколько месяцев работы вокруг Атлантиды появилось первое земляное кольцо, достаточно широкое (около ста метров) и удобное для выращивания овощей. К моменту завершения строительства земляного кольца вокруг Атлантиды, фермеры собрали первые плоды своих трудов – там, где в самом начале удалось обработать почву.

Это стало возможным благодаря запасливости некоторых сотрудников института. Среди молодых ученых было немало сыроедов, которые владели беличьими запасами живой пищи – злаки, способные прорасти, неочищенный рис, зеленая гречка и чечевица. Всё пошло в ход. Корнеплоды – не замороженные и не нарезанные кубиками, семена трав для зелёных горшочков, капуста, лук. Эти богатства сыграли ключевую роль в деле выживания «новых Робинзонов». А сами любители органических продуктов стали непосредственными их производителями – фермерами, и получали огромное удовольствие от выращивания. Они гордились тем, что так неожиданно их пищевые приоритеты приобрели настолько нужный и важный характер в обычно скептически настроенном обществе.

Геологи изучали местность, её скрытые опасности и возможности. Раскладывали на столе старые карты месторождений, желая извлечь из недр земли медь, олово и полиметаллические руды для жизни и развития островитян. Бурили разведочные скважины, собирали образцы пород, заглянули во все кратеры. Сделали аэрофотосъемку территории на несколько километров в разные стороны от Атлантиды, составили новые карты. Биологи изучали флору и фауну, брали пробы воды и почвы. С помощью тепловизоров во время аэрофотосъемки они обнаружили сразу несколько посёлков первобытного человека, как правило, расположенных в горных пещерах. Небольшие семьи по пятнадцать, двадцать человек. И очень разнообразный животный мир.

Техники было не много, от этого строительство, возникающее то тут, то там, приобретало всё более грандиозные масштабы, и чаще походило на работы во времена древних строителей египетских пирамид. Да и что тут говорить – это и была самая, что ни на есть древнейшая стройка на планете.

После начала строительства и активной охоты на полуострове, многие дикие животные ушли вглубь материка, но чувства безопасности у островитян от этого не прибавилось, ведь не было ни спецодежды, ни даже сапог. Женщины страдали, и не только от того, что их обувь неотвратимо превращалась в ничто, но и от того, что по ногам постоянно ползали всевозможные твари. То тут, то там слышались панические крики и взвизги. К месту происшествия собиралась возбуждённая толпа, чтоб понять масштаб трагедии и идентифицировать ползучее. Шутили, смеялись и плакали, и не на шутку уставали от тяжелой физической работы.

Поэтому первым, что начали производить на Атлантиде – это сапоги. Вспомнили даже старинные, русские калоши. Шили из кожи, из чего придется, и пропитывали водонепроницаемыми составами. Позже в лесу охотники нашли ландольфию и атланты получили в своё пользование ценный водостойкий материал – каучук.

Постепенно начинали оживать древние полузабытые профессии – башмачники, гончары, бочкари, мастера лозоплетения. Кузнецы стали пользоваться особой популярностью. Многие сами себе были и башмачниками, и ткачами, и швеями, пытаясь найти применение собственным талантам в этом новом для них мире.

Следом пошли в разработку лопаты и тележки.

Построили маленький цементный завод. Ещё в 22 веке этот материал вышел из обихода, но в данной ситуации оказался самым простым и доступным в производстве строительным материалом. Умельцы с кафедры материаловедения немного подшаманили, поиграли с составом и получили более совершенный, сверхпрочный материал, устойчивый к влажности, эрозии и выветриванию, с прекрасным пуццолановым эффектом, добавляя в него некоторые элементы; в том числе измельченный ракушечник, в огромном количестве лежащий на прибрежной полосе.

Получив новый материал, они первым делом укрепили оголенный фундамент Атлантиды. Позже они обшили его полностью большими листами самородной латуни: орихалком, с годами полностью истощив её запасы в регионе.

Незаменимым элементом жизни Атлантиды было и оставалось искусственное солнце – Гисолинк. Уникальный энергоемкий генератор солнечной энергии мог накапливать, преобразовывать энергию солнца в тысячи раз эффективней солнечных электростанций прошлого. Он не только генерировал энергию солнца в дневное время, отдавал свет в вечерние часы, но и мог питать энергией такие небольшие города как Атлантида абсолютно автономно. Не возникало необходимости в других источниках тока. Установка имела неограниченный срок службы и удерживалась высоко в воздухе притяжением магнитного поля земли, соединяясь с поверхностью лишь тонкой ножкой проводника. «Одуванчик», называли его русские. Миллионы искусственных алмазов-гелиостатов, собирали и преломляли солнечный свет. Имея шаровидную форму, Гисолинку не нужно было иметь систему позиционирования – многогранность алмазов позволяла принять солнечный свет в любой позиции. Сверхпроводящий вихревой электролит передавал тепловую энергию в гелий-водородное ядро генератора. Дороже этого маленького искусственного солнышка у них ничего не было. И пока Гисолинк крепко держался на своей тонкой ножке, у Атлантов были все шансы на успех.

Для того, чтобы беспрепятственно достигать большой земли, сразу начали строительство канала, которое растянулось в последствии на целых пятьдесят лет.

Несмотря на общую подавленность в начале, настроение у путешественников во времени постепенно улучшалось. Совместный труд, романтика первобытной жизни, снизила все проблемы до уровня «здесь и сейчас». Физический труд и кислород сделали свое дело: настроение стало веселое, состояние бодрое. Старики, которых не скрутил ревматизм или прагматизм, тоже старались участвовать в делах советами, идеями, практической эрудицией, которая раньше посчиталась бы неуместной в мире комфорта и автоматизации.

Островитян спасало то, что они живой, талантливый народ. Эрудированный. Учёные всех мастей. Ведь Институт Времени – организация настолько многогранная, синергетически спаянная в единый самоорганизующийся механизм, что они могли решить все вопросы, так или иначе всплывающие на повестку дня. И решали. Здесь работали не формалисты – энтузиасты. Представители почти всех национальностей, лучшие из лучших. Они во всём искали связи, зацепки, намёки. Копали глубже других, проверяли даже самые абсурдные теории, строили фантастические механизмы (которые зачастую не работали), и методом проб и ошибок ушли далеко в своих открытиях именно потому, что верили в самое невероятное и мечтали, как дети!

И, конечно, им в помощь была огромная фундаментальная библиотека. Она стала незаменимым источником информации для строителей нового мира, в котором приходилось начинать всё с самого начала: лепить посуду, варить бронзу, ковать железо, добывать пищу в поте лица своего.

Не лишним будет сказать, что здесь собрались молодые, здоровые люди. Парни и девушки, не замечавшие никого рядом раньше, стали с интересом присматриваться друг к другу. И через год после приезмления в прошлое, население прибавилось на одного человека. Появился первый коренной житель Атлантиды. Кто-то негодовал, потому что скучал по дому. Ведь не все ныне жители Атлантиды были одиноки. Многие имели семьи, которые остались там – далеко в будущем. Дети, разлученные с родителями, и родители, отлученные от своих детей, порой жестоко страдали от тоски. Некоторые находили утешение, другие, более преданные своим чувствам, хранили верность и ждали воссоединения с любимыми. Но зов природы не обманешь, и с каждым прожитым на острове годом детишек становилось всё больше и больше. Даже не смотря на то, что с детьми были серьезные проблемы.

Глава седьмая. Связующая нить.

Тот факт, что с детьми, рождёнными в Атлантиде, было что-то не так, островитяне поняли не сразу.

Первенец Атлантиды родился у Вероники. Ей первой пришлось испытать все трудности материнства вдали от цивилизации.

Через два месяца появились ещё пара малышей. А за ними целый «бэбибум» охватил Атлантиду.

Молодые мамочки были не на шутку напуганы. Дети проявляли недюжий аппетит. От них не было покоя не днём, ни ночью. Они мало спали, и росли…не по дням, как казалось, а по часам!

Это было только внутреннее ощущение мамочек, не имеющее ничего общего с реальностью. Но ощущение «ускоренности» времени не пропадало. Как будто кинопленку жизни быстрыми движениями прокручивают у тебя перед глазами. Будто время, не зная покоя, торопится, бежит. Словно невидимый часовщик вращает стрелки, указательным пальцем скользя по циферблату, манипулируя часами чужой жизни.

Никто не догадывался в чём причина…пока не сумели поймать интернет. Получилось это случайно. Связь была крайне неуловима, все попытки к подключению заканчивались неудачей. Но тот факт, что сеть была – сразу здорово насторожило атлантийцев. Значит, они всё ещё как-то связаны с будущим! Каждый раз, обновляясь, компьютеры Атлантиды сбрасывали внутреннее время и синхронизировались с мировым. Атлантида провалилась в кротовину, но за ними тянулась незримая нить, удерживающая её на грани прошлого и будущего. Словно шарик на резинке, заброшенный в пространство – замер, застыл на месте в точке невозврата. За те три года, что они провели в прошлом, в их будущем не прошло и трех минут! Атлантийцы не старели. Чего не скажешь об их детях.

Время летело, как стрела выпущенная из арбалета. Один день, как и прежде сменял другой, солнце вставало над Атлантидой и садилось, одна важная задача решалась и наступало время для следующей, и всё это происходило в таком бешеном темпе, что люди не успевали задуматься. Не успевали отдохнуть. Только закрывали глаза с наступлением ночи, как тут же наступало утро. Сухое, жаркое лето сменялось дождливой зимой, после небольшой прохлады снова приходил нестерпимый летний зной. Бесконечный аттракцион, карусель, от которой кружится голова и порой, путаются мысли.

Вероника, первая мать, столкнувшаяся с проблемами, как никто другой болела за детишек и помогала молодым матерям, возглавив местный родильный дом. Сперва им выделили место в корпусе, потом появились ясли и детский сад. Долго ждать не пришлось, чтобы следом появилась и школа.

У Вероники и Георгия родился сын, а еще двоих: мальчика и девочку «спящего» Стрижевского, жена которого умерла в родах они решили усыновить. Трое ребятишек выросли стремительно. У старшего подросли и стали взрослыми свои дети, а Вероника готовилась стать прабабушкой, в тоже время находясь на шестом месяце беременности. Это здорово било по психике и вскоре привело её к жестокой депрессии. И не потому, что она должна стать прабабушкой, а потому, что став ею, она должна будет готовиться к следующему этапу своей жизни – потере старших детей. Её первенцу было за шестьдесят. То, что сын старше отца с матерью, можно понять, если рассуждать логически, но трудно понять с человеческой точки зрения. Это сильно удручало. Так не должно было быть! Слишком непривычной и неестественной была ситуация.

Постоянная суета и бесконечные проблемы отвлекали её, но сумасшедший график истощил сердце, вымотал все силы. Она реже покидала кампус, а затем, передав дела начальницы роддома, заперлась в четырех стенах, отстранившись от внешних связей.

Выходные они, конечно, старались проводить вместе, иногда собираясь всей большой семьей. Георгий радовался каждой встрече, ведь ему так редко удавалось вырваться из подземелья лаборатории. Он как ребенок, каждый раз восхищался узнав, что стал дедом или прадедом. А Вероника все больше уходила в себя, и каждый раз ему становилось всё горче смотреть в её потухшие глаза. Всё чаще из её уст проскальзывали саркастические шутки и философские замечания о жизни. Она часто вспоминала Лизу и пыталась представить, как бы она сейчас выглядела – как внучка Кора или как маленькая Лаура. Но чаще она сидела у окна, бледная, с потухшими, влажными от слез глазами.

Вскоре её сморил «сон Атланта».

Атлантийцы, привязанные незримой нитью к будущему, находились на грани миров, становясь «бессмертными» здесь, в прошлом. Их жизнь по минутам текла там – на другом конце времени. Маленький шарик «Атлантида» вращался на перекрученной резинке времени и жизнь не утекала, а обтекала его, готового сорваться в любой момент унося их обратно в будущее, стремительно и беспощадно разрушая то, что они пытались построить здесь в прошлом, просто выживая. Они не осознавали всего, а уставали смертельно.

Смерть же, обманутая, не могла их забрать, и тогда они просто засыпали. «Сон» длился у всех по-разному, от пятидесяти лет до ста пятидесяти. Случалось и дольше. Каждые двести, триста лет им необходим был отдых.

Так случилось, что Симонов, как ответственный за все эти несчастья, предложил основополагающие принципы «сна». Они давали возможность провести время в безопасности. А главным прибором, обеспечивающим безопасность, стал гравилор. Прибор ученые разработали давно, и он использовался в медицинских учреждениях для профилактики пролежней у лежачих больных. Создавая гравитационное поле, он помогал телу оставаться в состоянии левитации. Гравилор обеззараживал воздух вокруг объекта и создавал защитное силовое поле, стимулирующее мышечную активность. Такие приборы изготовили для всех атлантов индивидуально.

Кроме того, в большом конферец-зале на пятом этаже здания Института, впоследствии была построена большая стеклянная пирамида. Сквозь толстое, мутное стекло, трудно было рассмотреть кто есть кто среди спящих. Да и не нужно. Зачем лишние взгляды и толки. Пирамида была дополнением, идеальным элементом сохранности спящего Атланта. За ними организовали постоянный пригляд.

Из пятиста «бессмертных» через двести лет спали почти пятьдесят. Больше двадцати уже пробудились и процесс этот не прекращался. Среди первых спящих был Борис Стрижевский. Он впал в анабиоз, потеряв любимую женщину умершую в родах. В его тридцать пять он влюбился впервые – сильно, страстно окунувшись в чувство с головой. Теперь пробудившись ему первому пришлось испытать другую боль – старость и смерть первенцев.

И сына и дочь Стрижевский видел их только раз. Сразу после рождения тогда они были очаровательными пухлыми малышами, а сейчас он встретил их древними стариками. Они первыми встретили Бориса, узнав о пробуждении. Он вглядывался в слепые глаза и морщинистые лица стариков, узнавая родные черты. Дочь – одно лицо с его матерью, страдающей в полном одиночестве там, в будущем. Сын – это он сам, Борис. Таким он, видимо, станет лет через пятьдесят!

Горькие открытия делали атлантицы постоянно – много чаще, чем научные. Вероника спала, а в её чреве находился ещё не родившийся шестимесячный ребенок. Девочка не проявляла активности в утробе, родовая деятельность не наступала, узи-аппарата у них не было, но сердцебиение не пропадало: сердечко стучало ровно и спокойно. Было впечатление, что малышка тоже спит.

– Не представляю, как быть? – постоянно повторяла врач.

– По идее нужно делать кесарево, но шестимесячного младенца мы выходить не сумеем.

– Может, подождать, ещё три месяца? Так, чтобы наверняка, – спрашивал её и себя Георгий, мало понимающий происходящее.

– А можно ли? С таким мы пока не разу не сталкивались!

– Придётся рисковать, подождем, – приняли решение на консилиуме. Вынули малышку спустя три месяца. Риск благородное дело, но слишком опасное.

Прошло десять лет, пятьдесят, сто пятьдесят, триста… Границы Атлантиды расширялись. Складывалось своё особое мироустройство. Кому-то этот порядок, социальная система хозяйствования, казалась естественной. Кому-то нет. Назревал серьёзный конфликт.

Глава восьмая. Раскол

В начале всё всегда кажется безобидным. Атланты построили канал, который соединил их с океаном. У канала, кроме транспортного было, и масса других предназначений. Он позволял организовать такую инфраструктуру, которая оптимально подходила целям и задачам времени. Во первых, безопасность. Водораздел между первым и вторым земледельческим кольцом способствовали безопасности Атлантиды и насыпных островов, защищая от диких животных и людей. Водные барьеры оберегали посевы и будущий урожай от разорения. Кроме того, на островах шло строительство и жилых комплексов для молодых семей.

Масштабные работы выполняли с помощью экзоскелетов. Шесть железных великанов руками-ковшами выгребали грунт, скидывая землю и гравий в основание второго, самого большого кольца вокруг Атлантиды. Прежде чем соединить канал с морем, стены кольца нужно было тоже укрепить, перелопатить тонны земли, перетаскать тонны камней…

Строительство шло крайне медленно. Для выполнения тяжелых земляных работ, крепких, выносливых рук категорически не хватало, и ректор Клаус Густав Вебер предложил использовать в качестве рабочей силы местный народец – иберийцев.

Охотники, наладившие хорошие отношения с племенами, стали всячески уговаривать первобытных людей, обещая «сладкий пряник» в виде хороших условий жизни, доступной пищи и медицинского обслуживания. Что такое доктор – те знали не по-наслышке. Акила часто помогал при родах, при переломах и болезнях, но все его посещения были случайны. Много нового получили иберийцы от пришельцев: деревянный лук, острые костяные наконечники стрел, кремниевые орудия труда, их научили обработке шкур животных и изготовлению предметов обихода из глины. Всё это происходило не специально, мимоходом. Атланты помнили и строго соблюдали постановление деканата: «Ничего, что не может находиться в данный промежуток времени, не должно попасть в руки дикарей». Это относилось к вещам и технологиям в том числе.

Но частые остановки на ночлег всегда заканчивались маленькими уроками жизни. Атланты, коротая вечера у костра, рисовали на земле и стенах кусочками красной глины, привлекая внимание кроманьонцев. Зашивали, штопали порванную одежду. Вынужденно помогая по хозяйству, мастерили всевозможные приспособления, без которых трудно обойтись в хозяйстве, выстругивая то половник, то устанавливая рогатину над очагом. Мастеря ведро или корзину. Накладывая шину на перелом они демонстрировали умения, легко усваиваемые дикарями. С появлением Атлантиды смертность уменьшилась и иберийцы, поверив в лучшие условия жизни пошли в работники. Но надолго их не хватило…Длительные часы тяжелого кропотливого труда оказались не свойственны свободным охотникам, работающим только по необходимости.

Дикие, первобытные племена с трудом включались в работу. В регионе с теплым, влажным климатом пищи было не много, но они прежде не голодали, жили в пещерах и, как говорится, был у них и стол и кров, пока не пришли чужаки и не заставили рыть лопатами землю.

– Зачем. Почему? – задавали они вопросы, своенравным иноземцам, которые затопили всю землю, а потом возвели над водой воздушные переходы, не давая им вернуться в пещеры.

Поначалу дикарей контролировали и обучали, а когда не привыкшие к тяжелой работе те стали расходиться – удерживали силой. С приходом новых работников у атлантийцев словно груз с плеч свалился. Жить стало легче. Все и помалкивали.

– Почему людей держат в загонах? – не сдержался Колесов, увидев такой беспредел.

– Если они разбегутся, кто будет рыть землю? Беременная жена Симонова? Или ты?

– А чтобы и я! – не выдержал Всеволод.

– Мы строим для них дома, кормим. Что еще нужно? – убеждал Колесова невозмутимый ректор.

– Они хотят уйти! Они привыкли к свободе!– почти кричал Колесов.

– Свободе умирать от мелкой царапины? – включилась в спор Нефер.

– Это их выбор, мы не вправе их удерживать! – Колесов негодовал.

– Мы уже обсудили этот вопрос, Всеволод! Большинство за то, чтобы использовать рабочую силу дикарей. Со временем они привыкнут, и им уже не захочется уходить! – доказывал Вебер.

– А до той поры вы будете держать их в кандалах? – спросил Стрижевский.

– Совсем недолго! Не переживайте, коллеги, всё устаканится со временем, – однозначно жёстко сказал профессор Вебер.

Но со временем стало только хуже. Их уже никто не спрашивал. И не объяснял. Дикарей просто сгоняли как скот со всей Иберии, держа в страхе и используя их дармовой труд.

– Общество развивается как и положено поступательно, Всеволод Юрьевич, ничего не бывает внезапно. Оно должно пройти все стадии развития от начала и до конца, – очередной раз доказывал свою правоту Вебер.

– Что за ахинею Вы несёте! Этим обществом руководите Вы – человек из будущего! – не успокаиваясь боролся за справедливость Колесов, создав команду несогласных с методами ректора, и постоянно вступающий с ним в жёсткую полемику.

– Для демократии общество должно быть готово! Вы уверены, что эти люди готовы к демократии?

– Эти люди не просили у нас ни демократии, ни чего другого!

– Не вы ли убеждали их в том, что им просто необходимо быть под крылом Атлантов?

– Я и не предполагал, что возможно такое!

– А как же вы это себе представляли? – ректор убедительно рыкнул и пристально посмотрел тому в глаза.

Но факт на лицо – именно Колесов и вся его команда охотников убедили дикарей выйти на работы. Колесов и Стрижевский прекрасно понимали в чем их вина и всячески старались смягчить порядки, отстаивая права и свободы наемных работников.

Как бывает в любом обществе, спустя время здесь сложилась своя иерархия: более умные и смекалистые вырывались из лап рабства и продвигались вперед по социальной лестнице. Часть рабочих превратилось в крестьянство, расслоилось и спустя сто лет сложился крепкий феодальный уклад.

Правда самый крупный феодал здесь был один – Атлантида. В её сердце гудел улей политических страстей. Капиталисты, монархисты, демократы… все пытались навязать свои идеалы справедливости.

– В мире уже давно установился социально-демократический порядок. Зачем возвращаться к старому, наступая на одни и те же грабли по сто раз!– вступали в спор одни, но тут же прямо противоположное им внушали другие.

– Вы разве не видите, что у нас прекрасно работает монархическая система правления? – доказывал своё ректор.

– Вы бы пошли, да поспрашивали людей, нравится ли им монархия? – ехидно спросил в ответ Стрижевский.

– Да они и не в курсе, что это, да и что им самим нравится, они также не в курсе!– усмехался Соколов, который стоял в сторонке от споров.

– Если дать им выбор, они поймут, что хорошо, а что плохо!– поддерживала Стрижевского Елизавета Кусаинова.

– Бред! На то и нужен руководитель, чтобы указывать направления движения! Что эти первобытные могут понимать! – доносилось из лагеря ректора.

– Благодаря нам, они уже не первобытные! Это вам известно? – Елизавета скрестила руки на груди.

– Вот! Это мы и пытаемся вам доказать. Они не в состоянии перепрыгнуть во времени как мы: из дикарей в одночасье подняться на несколько ступеней вверх. Но благодаря нам они довольно далеко продвинулись в эволюции!– не отпускал Карл Вебер.

– Ну как вы не понимаете, они не могут знать, что к чему, а мы? Мы не спускаемся вниз по лестнице? Их положение – это наш культурный уровень!

– С волками выть – по волчьи выть!– с искривленным от ярости глазами выплюнул слова Вебер.

– Я буду требовать переизбрания! Вы не достойны почетного звания ректора Атлантиды! – в расстроенных чувствах хмуро буркнул Колесов Всеволод и вышел из зала обсерватории.

Споры не утихали ни на день. Те, кто не мог смириться с положением вещей, уходили из Атлантиды. Таким образом за пятьсот лет страсти улеглись и благодаря неравнодушным людям Атлантида достигла своего культурного пика.

Глава девятая. Сидонушка

Жизнь устаканилась. Сельскохозяйственное и другие мелкие производства исправно работали, а институт потихоньку возвращался к прежней научной и образовательной деятельности. Атланты учили своих потомков. Не все факультеты и кафедры работали в прежней своей компетенции, многие сосредоточились на педагогической деятельности. Лишь некоторые были востребованы как специалисты, как ученые в эту давнюю эпоху позднего палеолита.

Геологи стали просто необходимы, как воздух, как вода. Они не оставались без работы, пожалуй, ни в одну из эпох. Даже когда и специальности такой не существовало – геолог, находились люди способные найти среди сотен камней кремний, и изготовить из него «острые» ножи, топоры и скребки; драгоценный камушек – сердолик или бирюзу – для своей возлюбленной; хороший, жирный кусок глины – для сосуда, и странный жёлтый материал, оплывающий в костровище – для прочих изделий.

Биологи, являющиеся и медиками, и генетиками, и ботаниками одновременно – они отвечали за хлеб насущный и здоровье разросшегося населения Атлантиды. Работали с генофондом древних людей и их потомков от смешанных браков с детьми атлантов.

Многие из атлантов, конечно, протестовали против этих союзов, укрепляя в сердцах стереотипы расового превосходства, но приходилось смиряться. Из столетия в столетие границы всё сильнее размывались. Этот процесс и изучали генетики: он был для них как никогда интересен. Так, например, среди многочисленных групп народов выделился один знакомый генотип, в будущем уже переставший существовать на территории Испании – баски.

Не мешало отметить и тот факт, что говорили они на своем родном языке – языке басков. Думаете это невозможно? Ещё как возможно! Кроме того, что весь многонациональный коллектив Института Времени имел и свои корни, и каждый говорил на своем языке: был в ходу и универсальный, искусственный язык типа эсперанто – баскский.

Этот язык всегда считался изолированным, относился к составным языкам и хорошо вписывался в концепцию Атлантиды, а главное, прекрасно разрешал спор о том, какой язык станет международным, связующим элементом на этом пяточке сотрудничества и единения! Баски к тому времени исчезли, растворились, но в памяти сохранился их таинственный образ – народа, происхождение которого осталось неясным и всегда являлось предметом научных дискуссий.

Вот и сейчас все сотрудники факультета иностранных языков собрались на конференцию, посвященную докладу о происхождении басков. Они выслушали несколько докладов, представленных генетиками и завязалась бурная дискуссия.

Глава кафедры древних языков Нефер Тарик выражалась жёстко и категорично:

– Я абсолютно не согласна с данными выводами. Как в таком небольшом отрезке времени может образоваться нация, устойчивый генотип? Я думаю трехсот лет недостаточно, чтобы делать подобные выводы! К тому же получается, что в появлении целого народа виноваты мы, случайные прохожие!

– Дорогая Нефер, хоть я являюсь вашим непосредственным заместителем, всё же сочту возможным сказать: если появление данного генотипа на вверенной нам территории уже подтверждено, и народ по нашей вине говорит на баскском, то можно с уверенностью утверждать о его происхождении, и именно сейчас, и именно по причине присутствия здесь Атлантиды! – убеждал её Сидон.

– Получается по-вашему, многоуважаемый Сидон, что телега бежит у нас впереди лошади. Народ появился в прошлом из-за генетической связи с людьми будущего. А если бы мы не переместились во времени? – задалавопрос в лоб Нефер.

– Тут возможны только два варианта. Причины возникновения басков находятся или в будущем, или в прошлом. Происхождение народа в прошлом в результате естественных причин не найдена; зато его появление в результате нашего вмешательства уже доказано! – аргументировал он.

– Вы хотите сказать, если мы вернемся в своё время, а баски останутся – они определятся в истории раз и навсегда?

– Думаю, да.

– А если мы вернемся раньше чем отправились? Возможно ли стирание всех результатов? – посмотрела Нефер в сторону Симонова.

– Все наши знания о перемещениях во времени – чисто теоретические. И теоретически возможно уничтожение всего, что мы тут создали, – ответил он на её вопрос.

– В таком случае этого нельзя допустить! – раздались множественные голоса из зала.

– А как же люди? Множество людей! – крикнул кто-то.

– Хорошо, что этот вопрос был поставлен вовремя. Я учту всё сказанное, непременно, – как бы утешая и подбадривая присутствующих сказал Георгий.

Обсуждение длилось целый день. И к вечеру все уставшие собрались на ужин в зале столовой. Сидон отыскивая взглядом Нефер подошел к её столику с подносом.

– У тебя свободно? – спросил он скорее утвердительно.

– Занято! – резко ответила она.

– И кем же? – удивленно спросил он.

– Мной же, – сказал рослый, молодой мужчина с кафедры генетики, который только подошёл к столу.

– Рональд? Не знал, что у вас с Нефер есть общие интересы.

– У мужчины с женщиной всегда найдутся общие интересы, – с хитрой улыбкой заявил Рональд.

Рональд присел за столик. Но Сидон не сдавался. Он взял дополнительный стул у соседнего стола и поставил на столик свой поднос.

– Эта проблема с басками оказалась довольно забавной. Я так подумал, здесь, в прошлом можно создать всё, что когда-либо было упомянуто в истории и мифологии, и оно не будет противоречить правде! – с нездоровым задором начал Рональд.

– Например? – с неохотой вступила в разговор Нефер.

– Например, кентавров или сфинксов. Минотавра или гигантского кальмара…просто простор для творчества!

Нефер чуть приподняла носик и с ним градус высокомерия. Сидон ухмыльнулся, но промолчал. Рональд не унимался и продолжал безбожно фантазировать. Иногда он брал руку Нефер и спрашивал её о чем-то, приговаривая: «Вы согласны со мной дорогуша?». Нефер одёргивала руку в непонимании. Видимо она думала о своём, впрочем, как и Сидон. Сидон и Нефер ели молча под неугомонный поток словоизлияний, исходящих от Рональда. Нефер встала первой. Рональд, не долго думая, встал следом за ней.

Сидон положил себе на тарелку слишком много чечевицы и теперь как рачительный хозяин пытался доесть её до конца. Только оставив тарелку чистой он поднялся.

Благодаря Рональду, или из-за него, остался нерешенным один вопрос, и после ужина Сидон не спеша пошёл к апартаментам Нефер.

Ещё на лестничной площадке двумя этажами выше он услышал обрывки резких слов, сказанных кому-то:

– Прошу не распускать ваши руки…

Дверь наверху хлопнула. Он поспешил. Войдя в коридор с лестничной клетки, он увидел в сумраке длинной анфилады два силуэта – мужской и женский. Это Нефер шла тёмными переходами Института. По пути она останавливалась, постоянно давая понять человеку, идущему по пятам, что недовольна. Однако тот не отставал. Сделав неожиданный рывок он прижал её к стене и вызвал шквал неконтролируемого гнева:

– Я просила не дотрагиваться до меня!

Нефер оттолкнула его. Мощный Рональд, крепко стоял на ногах, но всё же сделал пару шагов назад, теряя равновесие.

Он тоже, не приняв отказа, пришел в ярость и решительно двинулся вперед на «покорение холодной вершины». Трудно представить, что бы случилось, если между ними не встал подбежавший в три скачка Сидон. Он загородил Нефер широкой вздымающейся грудью и продемонстрировал взгляд полный немой решительности.

Рональд, скривив недовольное лицо молча отвернулся и быстро отправился прочь.

– Почему я должен защищать Вас? Я же не охранник, не муж и не жених, – иронично произнес он, слегка повернув голову в сторону ошеломленной женщины.

– А как иначе, Сидонушка? Ты же мужчина!– дрожащим голосом ответила Нефер.

– Сидонушка…Сидонушка, где твоя женушка… – прошептал он себе под нос.

– Не начинай, – поставила ладонь в виде блока Нефер.

Сидон махнул рукой и повернулся, уходя.

Следующий день он ходил хмурый и серьёзный. Так всегда было после стычек с Нефер. Их развод стал для него тихой, личной драмой. Год прошел после свадьбы, и накануне годовщины она вдруг заявила о разводе.

– Что случилось? Ты была со мной несчастна? – спрашивал сотый раз шокированный, убитый горем Сидон. Он добивался благосклонности Нефер пять лет, и почти год был на седьмом небе от счастья, пока в одночасье не свалился с небес на землю. Ему казалось и Нефер была счастлива тоже. И вот!

– Я мечтала о ребёнке, – сухо и категорично заявила ему первая красавица Института Времени. – Мне скоро сорок и я не могу ждать.

Сидон был бесплоден. Он знал об этом, но для него неожиданностью было желание Нефер. Ни разу не слышал он от неё о ребёнке. Он думал, что Нефер целиком и полностью посвятит жизнь науке и только науке. Как он.

Боль. Депрессия. Примирение. Они договорились никогда не поднимать вопрос об их отношениях. Никогда. И Сидон держал слово.

– Вы приготовили новую программу курса? – обратилась она к Сидону. Сидон молча подал бумаги и сел у другого конца длинного стола её кабинета.

– Сколько у нас преподавателей? – холодным, деловым тоном продолжала она.

– Совсем немного. Но основные языки мы дать можем. Многие будут вести сразу несколько курсов, как и раньше.

– Занятия должны идти строго по расписанию.

– Согласен. Но что касается меня…

– Тебя? – посмотрела Нефер сухо и невозмутимо.

– Я хочу отправится в экспедицию. Собирается приличная команда – больше тридцати человек в Месопотамию…Через Тунис и Египет, южным берегом Средиземного моря. Я иду с ними. Через неделю. Я ухожу из Атлантиды.

– А кто будет работать? И почему Месопотамия? Это так далеко! – вдруг растеряно произнесла Нефер.

– Я хочу далеко… там колыбель мира. Можно проследить, как появился первый человек, первый город, первая настоящая цивилизация. Увидеть с чего всё начиналось…

Молчание длилось неприлично долго.

– Решил, значит решил. Передай дела Роз, – как отрезала Нефер и, отстукивая деревянными каблучками, вышла из кабинета.

Глава десятая. Время разбрасывать камни

Население Атлантиды увеличивалось в арифметической прогрессии каждые сто лет. Цивилизация процветала и уже не могла удержаться в пределах заданной территории.

Первые поселенцы смотрели на Атлантиду как бы со стороны. У атлантов появились дети, потом внуки, потом правнуки, а потом…трудно было понять, кто кому и кем приходится. Каждый из «бессмертных» атлантов считал их своими детьми. Даже если сам не родил никого. Просто они присутствовали при рождении этих детей, думали как их накормить, вырастить, как передать им свои знания. Они создавали мир, в котором предстояло всем жить. Поэтому считали себя полноправными родителями. Заботились и любили этих детей. В то же время дети атлантов считали их праотцами, богами, сидящими высоко на пьедестале дней, и дети проходили мимо богов длинной дорогой процессий – от рождения до старости. В то время как «боги» наблюдали за ними, не старея.

«Боги» уставали. Уставали жить, ждать. Они устали переживать, принимать решения. Они отчаялись вернуться домой. Сделано было немало. Георгий и его команда научились управлять временем. Они свободно перемещались и назад и вперед, в пределах небольшой заданной траектории, но вернуться домой они не могли. Подняться так высоко во времени Атлантиде по прежнему не хватало мощности. Первый раз их скачок был инициирован всплеском электромагнитного поля земли. Произошла частичная инверсия магнитного полюса и переход во времени синхронизировался с этим глобальным событием. Магнитный всплеск был остаточным, поэтому им удалось избежать полного провала до момента инверсии. Иначе могла произойти катастрофа и Атлантида погибла бы, даже не поняв того, что же с ней произошло. Теперь, чтобы выбраться, им был нужен новый толчок, который сможет выбросить их наверх. Но был и второй рискованный вариант. Вернуться назад во времени и снова синхронизировать мощность установки с силовым полем инверсии. Но риск он и есть риск. Малейшая неточность в расчетах – и их может затянуть в смертельную ловушку. Принять это решение они не могли.

Но и сидеть на месте сложа руки в этой точке вселенной, как в тюрьме, атланты тоже больше не могли. Они стали уходить, расползаясь по миру под предлогом научных исследований, экспедиций. Если вначале такого явления причиной было разрастающееся вширь население Атлантиды, то через триста лет среди отплывающих на материк всё чаще появлялись «бессмертные».

Чтобы скрасить свою тоску они отправлялись туда, откуда произошли их предки. Так китайцы стремились в Азию, европейцы в Европу, ещё поглощенную льдами. Греки отправлялись в Грецию, на теплые берега Срединного моря, где уже должны были зародиться первые ростки цивилизации…

Каждая группа путешественников была сбита по национальному принципу. Даже здесь, в Атлантиде, люди объединялись в группы и составляли небольшие анклавы. Разрастаясь, такой анклав покидал Антлантиду в поисках своей исторической родины, неся историю, культуру и язык своего народа, тщательно преподанный им здесь, в Атлантиде, учителями. Черпали информацию из книг, впитывали как губка, зазубривали – эта история была им интересна.

Это же была история будущего! Они не были в будущем, да и прошлого у них не было тоже. От этого они тянулись к таинственным и, казалось, таким нереальным книжным знаниям, любовно и аккуратно воссоздавали историю такой, какой узнали из книг. Многое, конечно, терялось и рассеивалось, как дым в коридорах времени. История – самая неточная из наук, самая не объективная: покрытая белыми пятнами карта нашего происхождения.

История во все времена подвергалась искажениям в угоду правителям и странам. Записывалась в анналы и хроники живыми людьми, обладающими своим собственным, субъективным мнением и индивидуальным взглядом на события. А поэтому всячески искажалась. Датировки часто были крайне не точными: ведь в древности все пользовались своим летосчислением – кто по солнечному календарю, кто по лунному. Календарный год разнился от 280 до 365 дней в году и к рождеству Христову у всех на календарях стояли разные даты, как в прочем и после тоже. Всё это создавало полную неразбериху, которую разгребают до сих пор.

Да и что есть «история»? Это наука о способах и средствах жизни в разные времена, о философии, социологии, материалах и технологиях. О технике, политике, власти. История человечества – это всё о человеке и способах бытия во все времена. До недавнего времени в распоряжении историков были только раскопы, а в раскопах – могильники. Именно по захоронениям изучали историю, по той стороне жизни которая зовется – смерть. Объективны ли выводы о жизни, рассматривающие противоположную её сторону? Подтвердить или опровергнуть все предыдущие выводы – это как раз и предстояло Атлантиде. И атлантийцы начали исполнять эту задачу, стоявшую перед ними, методом прямого наблюдения.

Первая экспедиция ушла в Месопотамию с Сидоном, вторая следом Европу в страну басков. Следующая отправилась на северо-восток к берегам Черного моря и далее на восток вплоть до Китая.

Не прошло и ста лет, и Нефер, не выдержав одиночества, отправилась в Месопотамию с другой командой. Её возглавил Базилус, бывший заместитель Антония Фасулаки. Они собирались пойти в междуречье другим путём, минуя Италию, Грецию и Турцию. Но Нефер согласна была и на это. Не то, чтобы она страдала и плакала в отсутствии Сидона, но что-то похожее на тоску не давало ей покоя. Ей стало привычным его присутствие рядом, и теперь будто часть её отделилась. Ампутирована безболезненно, умелым хирургом, осталось лишь неуловимое и довлеющее чувство тревоги – было и нет чего-то важного. Чувство потери. Захотелось бежать и искать.

А ещё немного погодя, стоя на причале, Георгий Симонов провожал ещё одну группу отплывающих на север. Команда единомышленников, вечно несогласных с методами правления в Атлантиде, решились идти вдоль северных берегов Европы, исследуя береговую линию к полуострову Ямал. Долгое время ученых беспокоили находки стоянок древнего человека на полуострове времен мезолита. В экспедиции собрались многие заинтересованные данными исследованиями люди: индусы, поддерживающие теорию происхождения ариев с северной прародины. Англичане, в древности сложившие свои легенды и сказания о таинственной северной земле, и русские, как костяк всей группы. У них тоже был свой особый интерес.

– Может с нами? – Колесов положил руку на плечо Симонову.

– Ты же знаешь, на мне груз ответственности, нужно закончить работу. Да и Вероника проснется, а меня нет…не могу, – оправдывался тот.

– Понимаю. Ну давай, надеюсь мы ещё встретимся!

– Пока, Колес, – грустно ответил он.

– Пока, земляк! – крикнул он, уже на ходу запрыгивая на борт корабля.

Однако время отправления выбрано было крайне неудачно – наступала осень, сезон штормов.

Глава одиннадцатая. Эвридика

С маленькой бледной девчушкой нянчился весь институт. Лет до пяти это эфирное создание баловали буквально все. Сколько времени проводил с ней Георгий сказать было трудно, хорошо если спать укладывал, тихо напевая колыбельную из своего далекого детства. Имя придумывали тоже хором. Однажды кто-то назвал её Эвридикой, только покинувшей пределы Аида: хрупкую, невесомую, похожую скорее на тень, а не на живое полнокровное создание.

Имя Эвридика прижилось. Когда нужно назвать по имени, а имени нет, в голову приходит самая подходящая картинка, ассоциация. Девчушке был год, а у неё всё не было имени. Её звали то малютка Вероники, то Симонова дочь, то ещё как. А после того, как впервые кто-то назвал девочку Эвридикой, всё чаще именно это имя всплывало в виде ассоциации.

– Симонов, нельзя ребенку без имени. Она же формирует своё я, – возмутилась Нефер бездействию Георгия.

– Все зовут её Эвридикой. Это созвучно с именем матери. Пусть будет. В её сознании пока эти слова малоразличимы и она не заметит подмены. Решено – Эвридика! – утвердился наконец Георгий и пошел к ректору зарегистрировать, наконец, малышку.

День Эвридика проводила в яслях, а потом в саду. Георгию не доставало времени общаться с дочкой. Все силы он тратил на машину времени. Он отрабатывал на ней чувство вины, из-за которого с трудом общался и смотрел в глаза сослуживцев. Он хотел всё быстрее исправить. «Ребенок ещё маленький, и я всё успею. Есть только я и она. Мы проводим вместе вечера, едим вместе. Этого достаточно. Всё будет хорошо», – думал он раз от раза, оправдывая свое отсутствие на детском празднике или не успевая забрать девочку из сада. Все сотрудники его лаборатории по очереди забирали и водились с малышкой, когда могли. Бывало приводили её в лабораторию, и Георгий садил Эвридику на загривок, включая и выключая приборы, рисуя формулы на доске, размышляя вслух, разговаривая с самим собой.

Время летело, как обычно, стремительно, и уже в десять Эвридика стала «самостоятельной». Не в том смысле, что могла жить одна, во всём себя обеспечивая, а в том, что вставая утром могла сама собраться и уйти, позавтракав у подружки. Пообедать у приятеля, оставаясь на ночевку у другой своей знакомой. Георгий искал её по всей Атлантиде чуть ли не ежедневно, поднимая на уши всех одноклассников и знакомых. Заставлял Эвридику завтракать и ужинать дома. Неумело готовил пищу и ждал её за столом. Ругал, если снова приходилось оббегать знакомых, не дождавшись девчушку ко сну. Он настаивал, она отталкивалась. Он злился – она плакала и отдалялась. Георгий понимал, насколько она хрупкая и ранимая, оказывая своё родительское давление, видел, как она испуганно съеживалась и сопротивлялась. Но как ещё можно убедить ребёнка и заставить поступать правильно? «Она ещё мелкая и ничего не понимает, я отец, должен научить, проконтролировать, заставить!» – думал он.

Между ними выросла пропасть недоверия. В четырнадцать лет Эвридика влюбилась. Для Георгия жизнь вовсе превратилась в ад. Ребенка стало невозможно убедить и тем более заставить.

Александру, парню Эвридики, стукнуло двадцать три, когда произошел скачок во времени. Перемещение изменило всех. И юный вундеркинд не стал исключением. Время остановилось для атлантов в мире будущего, и многие решили, что оно дает им фору. Фору для того, чтобы сделать то, на чём раньше все экономили – развлекаться, транжирить время направо и налево. В безвременье можно расслабиться, отдохнуть, попробовать жить, нарушая законы и правила. Проверить, насколько правы были «взрослые», когда говорили: «делу время – потехе час», «без труда не вынешь рыбку из пруда», как и другие правила взрослой жизни.

Некоторых результатов не нужно ждать долго, а другие дают плоды нескоро. Большая группа молодежи собралась покинуть Атлантиду. Бесконечные понукания им стали невыносимы. Свобода ждала их за пределами душного мира Атлантиды, и Эвридика оказалась в числе этих людей.

Симонов устал от роли отца, у него буквально опускались руки от одного лишь намека на проблемы, паровозиком следующих одна за одной, буквально по пятам. Он отпустил Эвридику. Отпустил совсем. С глаз долой – из сердца вон! И на душе стало спокойно. Он честно боролся и, как ему казалось, сделал всё что мог. Молодёжь в этой компании с трудом представляла себе цель пути, и, не достигнув и Италии, группа распалась, и все пошли своим путём.

Глава двенадцатая. Плоды свободы

Повзрослеть пришлось довольно быстро. Самым «старым» участникам экспедиции, с которыми отправилась в путь Эвридика, было от силы тридцать пять. Среди них были и бессмертные. Их возглавил умный и дерзкий лидер, но неопытный, склонный к скоропалительным решениям. Парень Эвридики.

Александр часто спасал жизнь товарищей в этой трудной экспедиции, принимая быстрые решения в экстренных ситуациях, но это же качество не раз приводило к ошибкам и трагедиям в результате скороспешных, но неверных действий.

На помощь приходили Рамон и Фидель, с их острым охотничьим чутьем и прекрасной ориентацией на местности. Они не редко принимали руководство на себя. Много лет общаясь с Колесовым и Стрижевским, товарищам по охоте и прекрасными лидерами, стратегами и просто хорошими людьми, способными расположить к себе любого, даже дикого зверя, братья многому научились, прислушиваясь и получая прямые поучения, часто в виде подзатыльника или пинка. На этом рукоприкладство, как правило, и заканчивалось, благодаря Колесову перерастая ненадолго в шутку. Этим Колесов и отличался от других, сглаживая конфликт, облекая в дружескую форму, он тут же вновь становился серьезным, сосредотачиваясь на поставленной задаче.

Рамон и Фидель – молодые, добрые и восприимчивые, фанатели от двух друзей и старались всему у них научиться, копируя поведение старших товарищей. Так они компенсировали жёсткую руку отца, оставшегося далеко в прошлом, соединив в сердце два образа – отцовский и Колесовский. Жесткость и мягкость, силу и взвешенный ум.

Но Александр не собирался сдавать позиции. Его амбициозный характер не мог позволить себе такую блажь – стать второстепенным персонажем. Он продавливал свое мнение до последнего, даже если оно оказывалось неверным и могло стоить его людям жизней.

Так, переходя через бурную речушку по неокрепшему тонкому льду, он решил рискнуть, чтобы добраться до пещер на том берегу до темноты. Он игнорировал предложение Рамона расширить полозья лыж, увеличив тем самым площадь опоры и уменьшив давление на лед.

– Это лишнее. У нас и так широкие лесные лыжи. Мы не проваливаемся в сугробы даже продвигаясь по свежему снегу. И лёд наверняка выдержит. На всякий пожарный держитесь за сани, у них площадь поверхности больше, и в случае чего…

Так и получилось. Лед треснул и двое членов экспедиции с головой ушли в воду. Сани удержали их на плаву, и они всё же выбрались на поверхность, но сани вместе с ценным грузом утонули.

До пещер дошли до наступления сумерек, но не было чем разжечь огонь и согреться. Всё утонуло в реке. Пришлось два часа искать по темноте трут и по старинке разжигать огонь. В итоге Фидель, находясь в мокрой одежде, получил сильное переохлаждение, и три дня они не могли двинуться в путь, пока не прошел жар. Рамон переживал за брата и сыпал обвинениями в Александра.

Следующая трагедия их поджидала неделю спустя в охоте на кабана. Александр выстрелил раньше сигнала, и огромный чёрный вепрь, получив небольшое ранение, пустился наутек. Его преследовали несколько километров, пока собака Якова не настигла зверя. Вгрызаясь в шею кабану, пёс держал его крепко, и подбежавший Яков готов был поразить лютого кабана ножом, но тот, поднимая клубы снега, вывернулся из захвата, впиваясь клыками в ослабшую собаку. В ярости покидая место схватки, он натолкнулся на охотника с ножом. Получив увечья от ножа, кабан оставил рваную рану и на руке Якова. Он снова ушел, пробежав ещё пару километров, оставляя на снегу густой кровавый след.

Единственная собака скончалась на месте, а Яков мучился со страшной раной больше трех месяцев. Они подолгу оставались в одном и том же месте, пережидая одну лихорадку Якова, за другой, потратив весь запас антисептиков и напрочь переругавшись. Рамон дважды пытался принять руководство на себя, но Александр отстаивал свою позицию, убеждая всех в случайном происхождении таких обстоятельств.

– А вы как хотели? Подобные походы не могут проходить гладко, как по написанному! Это дикая природа! А мы неопытные люди – пришельцы! Нужно не ссориться, а помогать друг другу! – оправдывался Александр, внушая вину своим товарищам.

– Неплохо бы ещё прислушиваться к советам. Ты решаешь за всех, и твои решения – отнюдь не результат коллективного мышления! – сердился заведённый Рамон.

Коллектив видел противостояние двух сторон, недоверие к предводителю и разобщенность стали спутниками в пути: они не знали за кем идти и кому верить, ведь не смотря ни на что, они привыкли полагаться на Александра. Опасности ждали их на каждом шагу, не смотря на то, что шли они проторенным путем – по карте. Совсем недавно этой дорогой, обозначенной как «путь Сантьяго-де-Компостела», из Атлантиды ушла большая колония басков, домой, на север, в будущее королевство Васкония. Молодые путешественники планировали сделать остановку у земляков и пойти дальше через юг Франции в Грецию. Но уже на полпути в страну басков они встретились с непримиримым противостоянием в лагере и неприятными проблемами.

Весна уже обнажила яркие зеленые листочки на деревьях. Солнце вставало рано. На траве лежала холодная роса, в цветках собираясь помногу, словно после дождя. Туман рассеивался, и в воздухе стоял тонкий аромат весенних цветов, разноцветным ковром покрывающих лес.

Рано утром сидя у костра за приготовлением утреннего чая, мужчины разговаривали о насущном, отхлёбывая кипяток из железных кружек. Рамон тяжёлым взглядом смотрел вдаль и тут прищурился. На опушке, в паре километрах от них, он заметил большое стадо оленей, больше пятнадцати особей. Он указал на них рукой. С высокого холма, где они встали на отдых накануне вечером, охотники прекрасно видели животных на лёжке.

– Нам повезло. Если правильно рассредоточиться, удастся подстрелить сразу несколько голов, – обрадовался Рамон

– Сегодня хороший ветер и дует как раз в нашу сторону, – добавил Фидель, ожидая хорошую охоту.

– Лады. Стадо обосновалось у скалы. Значит на восток они не пойдут. Ветер северо-западный. Нам везет: можно подойти с подветренной стороны незаметно. Шесть стрелков нужно рассредоточить на юго-западе. Рамон, вы с Фиделем сядете с южной стороны. Юрий и Яков с юго-западе. Вы трое между ними…, – распределял роли Александр. – Я подкрадусь ближе к северо-западу и погоню оленей на вас. Будьте внимательны!

– Можно я с тобой? Это так интересно. Я ещё не разу не была на охоте, – спросила Вероника, протирая сонные глаза и приглядываясь к оленям, расположившимся далеко на поляне. Только зоркий глаз Рамона мог обнаружить животных похожих на маленькие черные точки.

Александр обнял девушку за плечи:

– Не думаю.

– Спугнёшь и оставайся на месте, или лучше уходи дальше к северу. Испуганные животные повернут в твою сторону, и это может быть опасно, – предупредил Рамон, памятуя о прежних неудачах.

– Посмотрим на месте, приготовсь!– вскрикнул Александр и жестом указал направление движения.

Эвридика не отставала, упрашивая взять с собой на охоту.

– Женщинам не место на охоте. Это опасно, – спокойно убеждал он. Эвридика слышала в его голосе слабину и настаивала:

– Почему Марсия тогда охотится? Ну, пожалуйста! Пожалуйста…

– Ладно. Идем. Только тихо. Не ближе пяти метров, за мной.

– Да, да, да, – довольно захихикала она.

Охотники шли тихо и в метрах ста пятидесяти рассредоточились и ждали. Чуть позднее Александр достиг нужной точки с северо-западной стороны:

– Ты хлопай в ладоши, а я буду постукивать палкой по деревьям, – прошептал он Эвридике и жестом указал на старт!

Шум эхом разлетелся по лесу, не громкий, но четкий. Стадо поднялось и бросилось в противоположном направлении туда, где в засаде их уже поджидали стрелки.

– Пошли глянем, я ничего не вижу…что же дальше? – семенила Эвридика в сторону засады и тянула за рукав Александра.

– Там может быть опасно, останемся на месте.

– Но одним глазком, я так и не увижу охоту – смысл было идти? – капризничала она.

– Вон смотри, стадо галопом пересекает поляну. Там их ждут охотники, сейчас начнут стрелять… – говорил он, указывая рукой и делая шаги в сторону надвигающийся опасности. Чтобы Эвридике было виднее, они немного прошли ближе к западне. Стадо резко повернуло, видимо, под напором выстрелов. Стрелы со свистом резали воздух, и Вероника ахнула, когда две оленихи замертво упали на землю.

В это время из-за кустов на них резко выскочил огромный зверь. Вероника не успела вскрикнуть, как Александр с силой толкнул её в голову, и падая она лицом уткнулась в сырую землю, в страхе поднять глаза. Она слышала глухие стуки копыт о землю, проносившихся мимо оленей и ближе прижималась к стволу толстого дерева обхватив голову руками. Когда шум стих и только крик охотников оглашал окрестности она открыла глаза и оглянулась.

Прямо перед ней распластавшись лежал Александр. Лицо, похожее на красное месиво, кровь липкими струями бьется из пульсирующей на виске вены. Эвридика громко и отрывисто вскрикнула, закрывая лицо руками. Ей казалось, что через минуту она откроет глаза, и всё будет по-другому. Открыла. Снова закрыла в страхе. Послышался шум приближающихся шагов. Кто-то стол рядом с ней не смея сказать даже слово. Подошли остальные и Рамон тихо приказал:

– Заберите её и отправьте людей из лагеря сюда, нужно унести…добычу.

Эвридику взяли под руки и она, не отнимая рук от глаз, зажавшись в комок, дрожала мелкой дрожью. Юрий взгромоздил её на спину и с трудом затащил на вершину холма к месту стоянки. Через некоторое время на шею Юрию потекли горячие слезы, а через минуту она заплакала: тихо, как далёкий колокольчик, тревожно и горько.

Добравшись, наконец, до Васконии, обезглавленная группа в полной нерешительности думала: «Что делать? Идти дальше? Вернуться в Атлантиду или остаться здесь, в безопасности?». Это были всего лишь молодые и неопытные юнцы, которые не знали, зачем они вообще затеяли этот поход, и стоило ли это того. Мнения разделились, а Эвридика до сих пор находилась в состоянии шока от страшной и нелепой смерти Александра. Её как мог поддерживал Рамон:

– Всё в порядке, мы останемся здесь ненадолго, чтобы ты успокоилась, пришла в себя. Отдохни. Поспи как следует, и всё нормализуется. Мы все в шоке и волосы встают дыбом от одних только воспоминаний. Я тебя прекрасно понимаю, – приобнимая её за плечи, приговаривал он.

Эвридика плакала уже неделю. Только кто-то подходил сказать слова сожаления или просто пожать руку, как озеро её ярко синих глаз переполнялось, и крупные, блестящие капли слёз водопадом катились из её глаз.

– Но ты можешь задержаться подольше, если хочешь. Здесь в посёлке остается Юрий. Ты слышала, что Яков уснул вечером, а утром его обнаружили впавшим в анабиоз? Видимо долгая болезнь повлияла…

Эвридика молчала. Рамон уложил её в постель, поплотнее подоткнув одеяло, и вышел. Поднявшись вверх по склону, они нашли неплохое место для строительства склепа-укрытия. Баски возводили для спящих небольшие домики дольмены из тяжелых каменных глыб. Поначалу они использовали лазеры для резки, и стены плит изнутри тщательно обрабатывали, чтобы спящий был в безопасности, и звук легко отражался от стен, создавая определенные вибрации. Звук, попадая в камеру через круглое отверстие, ширину которого регулировали с помощью втулки, создавал звуковые колебания, необходимые для подзарядки гравилора. В рабочем состоянии он расходовал энергию, которую приходилось регулярно восполнять. Толстые стены помогали поддерживать средние температуры внутри. Чтобы вход не заваливало снегом и случайным мусором в виде скальных обвалов, его старались располагать на склоне – лицом к реке. Ветра, дующие вдоль русла, создавали необходимый движущийся поток воздуха. Такое расположение склепа здорово облегчало ориентацию на местности: если спящий проснётся в одиночестве, он должен легко освободиться из своего убежища и не заблудиться в поисках людей, двигаясь вдоль берега реки.

У молодых путешественников ещё целы были несколько лазеров, тогда как баски утратили многое из того небольшого запаса технических средств, которые взяли с собой. Всё рано или поздно приходило в негодность, и среди предметов, говорящих о продвинутости их обладателей, неизменной фишкой оставались только ум и большой багаж знаний. Они не могли использовать многое из будущего, но прекрасно были осведомлены о технологиях прошлого. В том числе возможностях ультразвука. Под руководством одного из местных «специалистов», Рамон и пара товарищей с аккуратностью и тщательностью возвели дольмен для Якова и на следующий день перенесли его внутрь, подключив к гравилору.

Всё меняется со временем, и то, что среди жителей Васконии встречались «бессмертные» знали уже далеко не все. Они относились с благоговейным почтением к «спящим», доверяя авторитету своих бессменных лидеров и приближенной группе людей, чутко следящих за состоянием дольменов.

У «бессмертных» бывало складывалась плохая репутация. Как и полагается, «гении» всегда делились на две противоположные касты: добрые и злые. Здесь, в небольших деревеньках Васконии, о злых гениях знали не по-наслышке. За двадцать лет у них уже успел сложится неприятный образ «злого бога», и они принимали постояльцев сдержанно проявляя свои чувства, пытаясь распознать темную сторону пришедшего к ним «бессмертного»…

Атлантийцы в последующем не афишировали бессмертное происхождение, чтобы не навлечь на себя гнев тех, кто успел пострадать от владычества «злого бога», странником путешествуя по миру с горсткой приближенных, стараясь нигде долго не задерживаться.

– Я буду присматривать за братом пока он спит, а вы вольны двигаться дальше. Рамон, Фидель. Вы всё ещё не передумали? – уточнил Юрий.

– Мы – нет. Десять человек идут с нами дальше. Остальные не знаю.

– Эвридика?

– Она молчит. Ей нужно дать время. Но мы хотим уйти как можно раньше. Не стоит обременять местных: они терпят нас до поры. Построим вам дом на окраине, ближе к склепу. Свое жилье надежнее. Мой дом – моя крепость! – предложил Рамон.

– Да, это будет очень кстати, – обрадовался идее Юрий. – К тому же со мной остаётся Ли.

– Про китайцев я наслышан, они хотят на год здесь задержаться?

– Ли не китаянка! И она остается из-за меня. Ну, и за Эвридикой, если что, я присмотрю. С ней сейчас Роза или Мари. А потом, наверняка, Ли позаботиться!

– Сейчас все девушки с ней. Они в одном домике, поддерживают как могут. Она стала словно тень. Выживет? – беспокоился Рамон, а Фидель поддерживал его эмоционально.

– Думаю да. Она выглядит хрупкой и эфирной, а на самом деле у неё неплохой запас прочности. Поверь, – Юрий с улыбкой посмотрел на расстроенных братьев. Они чувствовали себя обязанными приглядеть за Эвридикой, ведь теперь о ней позаботиться было некому. Александр был единственным, кому она доверяла и кого любила до безумия.

– Первая любовь – самая сильная, – смущенно добавил Фидель. Братья относились к девчушке явно неравнодушно. Словно старшие братья, заботливо и трепетно.

– Китайцы остаются на неопределенный срок. Один из них заболел, похоже воспаление лёгких, а идти по отдельности им нет никакого смысла. Это отлично, мне будет не так скучно, – констатировал Юрий, прихлёбывая ягодное вино, изготовленное васкийцами. За двадцать лет они неплохо обжились. Но сельское хозяйство пока не шло. Разводили коз и овец. Фруктовые сады окружали их уютные маленькие домики – мазанки, а к большему они пока не стремились, собирая травы и дикоросы. Одинокие грядки со шпинатом иногда встречались во дворах, и всё.

Васкийцы тем не менее весело смеялись и частенько устраивали шумные гулянки, играя на дудках и распевая разгульные песни после нескольких кружек кислой ягодной бражки. Здесь, на высоком берегу залива под теплым солнцем они чувствовали себя комфортно и счастливо.

Рамон и Фидель не отходили от Эвридики две недели и она постепенно оживала, благодаря их теплому участию. Девушки рядом с ней намекали на «чувства», и Эвридика начала невольно приглядываться то к Рамону, то к Фиделю, заглядывая в глаза то одного, то другого, в поисках тех самых чувств. Она стремилась найти опору, сильное плечо… того, кому она будет нужна. Рамон больше заботился о ней, постоянно спрашивая, держа её за руку: «Как ты себя чувствуешь?», «Ты не голодна?», «Не холодно?».

– Нет. Спасибо, что заботишься, – впервые ответила на вопрос девушка спустя долгое время и улыбнулась.

С большой неохотой поднялись в путь остатки экспедиции. Они пригрелись среди добродушных селян с крышей над головой и горячим, уютным очагом, согревавшем их тёмными васкийскими ночами и привыкли к относительному комфорту проживания. Эвридика ухватилась за Рамона как за спасательный круг и однозначно пошла с ним дальше. В сердце потеплело, и маленьким огоньком начало разгораться новое чувство: незаметное, слабое, готовое в любой момент потухнуть, если его не поддержать.

Глава тринадцатая. На холмах

Через три недели небольшая группа во главе с Рамоном вышла из васконской деревеньки с символическим названием Бальбоа на побережье и отправилась в сторону Альп, стараясь избегать густых лесов и высоких гор. Они продвигались не торопясь, по холмам, зелёными каменистыми долинами, вдоль русел рек Атурри, затем Гаронна, длинными каменными коридорами между Пиренеями и Альпами, к устьям реки Рона и далее на восток к Апеннинам.

Эвридика крепко держала Рамона за руку и старалась не отставать. За предыдущий год, что они провели в дороге, она значительно повзрослела и давно не витала в облаках. Только глаза, большие и синие, смотрели недоверчиво, но с большой надеждой. В горной непроходимой Тоскане они задержались надолго. Местность, густо населенная дикими животными и людьми несла в себе явную опасность, а остановиться им нужно было надолго: Рамоном овладел «сон Атланта».

Это тот рок, который преследовал атлантов постоянно, нарушая планы и задерживая в пути на неопределенный срок. Чтобы пережить, переждать это время, они искали удобное для поселения место. Пока на руках был пригодный инструментарий, они решили взобраться повыше.

Облюбовав высокий склон, у подножья которого протекала извилистая бурная речушка, они начали расчищать, размечать вершину. С помощью лазеров они резали поверхность горы, создавая плоскую, ровную поверхность. Из камня и щебня за несколько месяцев они создали простое поселение с загонами для скота и невысокими каменными заборами. Защищать от непрошеных гостей их должны были отвесные склоны горы тщательно очищенные от леса, который тут же использовался в хозяйстве. В загонах для скота быстро появились несколько диких коз и один грозный, непокорный козел, с которым не было никакого сладу. Его привязали рогами к большому стоячему камню и оплели его передние ноги, но он продолжал рваться на свободу даже две недели спустя.

Эвридика любила наблюдать за природой, сидя неподвижно на одном месте. Птицы не страшась садились рядом, и козы, привыкшие к ее образу, жили своей жизнью в загоне, не замечая посторонних глаз.

Только лицо её никогда не оставалось спокойным. Эвридика молча смеялась, удивлялась широко открытыми глазами, прищуривалась, поднимая и опуская любопытные бровки. Рот её в восторге приоткрывался, и, задерживая на секунды дыхание, она медленно выдыхала, расслабляясь. Лёжа на каменной стене под жарким солнцем, часами смотрела в небо, где безмятежно парила большая грозная птица, а вокруг летали беспокойные стрижи или какие другие мелкие птахи, отвлекающие хищника от гнезда.

В минуты тишины она настороженно поворачивалась к загону: «Почему это козел притих?». И всегда рядом с козлом через загородку видела белую козочку. Она тянула к нему свою морду, а он, натягивая удила, шумно вдыхал воздух, повернувшись ей навстречу.

Эвридика вошла в загон и острым ножом перерезала веревки, удерживающие козла на месте. Тот сразу встал на дыбы и Эвридика с криком упала на землю. Тут же на крик прибежали люди, а козел ловко преодолел ограждение, отделяющее его от белой козочки. Мужчины бросились было вязать его, только козел деловито встал подле козы и никуда больше не собирался.

– Похоже он рвался именно к ней! – весело сказала Эвридика.

– Сумасшедшая, – с восторгом и ужасом в голосе произнес Фидель свой вердикт. Он искренне удивлялся, как она до сих пор жива, готовая с непосредственностью, движимая одним лёгким порывом, попадать в смертельные неприятности. При этом всегда оставаясь целой и невредимой. Словно невидимая броня окружала это хрупкое невесомое создание.

И Рамон и Фидель были одинаково сильно влюблены в Эвридику, но чувство это было настолько щемящее и благоговейное, что окружало её неким божественным ореолом. Да, они её боготворили. Никто не смел прикоснуться к ней или осквернить сияющую божественность юной девы.

Ситуация стала ещё более загадочной спустя пол сотни лет. Рамон ещё спал. Время текло, как река у подножья горы, а Эвридика оставалась молодой. Прошло ещё сто лет, пока не пробудился «спящий в анабиозе» Рамон, обнаружив у своих ног всё ту же испуганную маленькую девочку пятнадцати лет. Он взял её за руку, и, с трудом передвигая ноги, шёл с одного края плато в другое к деревне.

– Фидель, брат, что это за молчаливое создание? – обратился он к Фиделю, который увлеченно уже два часа к ряду стриг овец. Фидель обернулся, как и другие селяне на голос незнакомца, неожиданно появившегося из ниоткуда.

– Рамон, неужели? Прошла уже целая вечность, я уже думал ты не собираешься просыпаться! – воскликнул он и обнял брата, крепко прижимая к груди. Рамон пошатнулся от слабости.

– Ты не узнаешь Эвридику? – указал он на девушку.

– Не может быть! Она же дочь Георгия Симонова. Разве она не родилась уже на Атлантиде! – продолжал удивляться тот.

– На неё посмотришь и правда ангел, не иначе. «Бессмертная». Словно Ассоль – не от мира сего, – глядя прямо в глаза Эвридике говорил он Рамону.

– Не говори глупости, я не такая! – весело пропела она.

– Такая, такая! – играючи затараторил Фидель.

– Не такая… – хихикнула она и кинулась шутливо колотить его по груди. Фидель уворачивался и убегал, Эвридика догоняла, весело смеясь.

– Не плохо тут у них, – шептал еле живой Рамон, щурясь на солнце.

Не успел Рамон прийти в себя, как настала очередь Фиделя. Эвридике стукнуло двести пятьдесят, когда впервые, утомившись, она уснула на целых двести лет. Ей повезло, что она оставила у себя гравилор Александра. Жалко бросать такой ценный предмет. Эвридика стала хранителем, а следом и владельцем прибора, приняв своё невольное «бессмертие».

Люди рождались и умирали. Уходили, создавая новые кланы. Объединялись, дрались, мирились. Строили что-то, с кем-то делились и уходили в дальние страны. Когда все наконец-то были готовы и проснулись ото сна, небольшой отряд во главе с Рамоном сложил всё самое необходимое в походные мешки, решив спустя несколько столетий снова отправиться в путь. Однако в этот же год мир неожиданно погрузился во тьму.

Около пятнадцати тысяч лет до н. э.. Мощный катаклизм оживил притаившиеся в недрах земли силы. Земля сотрясалась и изрыгала огненную лаву. Небо заволокло тёмными тучами, резко поднялся уровень Срединного моря, и в довершении ко всему хлынул дождь.

Дождь лил как из ведра, не переставая больше месяца, затапливая окрестности. Вода поднялась больше, чем на пятьдесят метров, в некоторых местах достигнув плоских вершин гор, на которых теснились поселения. Вода поднялась до стен ограждений, а в некоторых местах начало подтапливать и жилища. Поселяне уже взялись строить плоты, спасаясь от воды, разбирая столы и палати в домах, бревенчатые стены, когда наконец адский ливень закончился. Люди с трудом пережили последующие месяцы, съев все имеющиеся у них запасы пищи. С трудом можно было развести огонь. Мир промок до нитки. Женщины мёрзли, холодными ночами согревая на груди маленьких детей. Вода спадала, размывая холмы и унося с собой тонкий слой земли. Травы не было, и оставшиеся в живых домашние и дикие животные голодали, обгрызая ветки, кору и хвою. Процветали эпидемии. Солнце скрывалось за свинцовой толщей серых туч больше года. Впереди было долгое голодное лето, и «бессмертные» не могли оставить своих людей без помощи и поддержки.

Только через два года они решились покинуть город на холме. Они шли большой группой преданных людей в центральную Италию непроходимыми лесами, через высокие горы до полутора тысяч метров над уровнем моря, с трудом преодолевая обвалы, и наночь останавливаясь в ущельях или на вершинах холмов, опасаясь диких животных.

Однажды утром, собирая лагерь после ночёвки, они не нашли Эвридики…

Несколько дней с раннего утра и до поздней ночи, освещая дорогу факелами, искали они пропавшую без вести Эвридику. Не было и следа – ни зарубки, ни приметы, указывающей на то, что с ней могло приключиться и куда она направилась. В конце второй недели поиски решили прекратить.

Глава четырнадцатая. В лесах

Эвридика всю ночь не спала, она ничего не видела вокруг себя. Её глаза покрывала плотная ткань, а сама она лежала спелёнутая, скорее всего на носилках, а носильщики находились в процессе движения непрерывно. Они сменяли друг друга в пути, не произнося ни звука. Кормили единожды прежде чем расположиться на ночлег, а утром снова отправлялись в путь. Когда процессия, наконец, остановилась, и с Эвридики сняли глазную повязку, прошло много дней и ночей. Она увидела вокруг скалы и лежащую промеж них небольшую зеленую долину. По долине было разбросано множество небольших домиков, сложенных на скорую руку, и длинное каменное строение, похожее на коровник.

Эвридику окружали со всех сторон любопытные взгляды женщин. Одни женщины: всех возрастов – от мала до велика. И в последующие дни никого кроме женщин она так и не увидела. В длинном помещении, куда её внесли на носилках, заперев массивные двери снаружи, было тихо и прохладно. У восточной короткой стены стоял каменный трон, по обе стороны которого в каменных же чашах курились неизвестные травы. Эвридика отмечала знакомые запахи, но так и не смогла понять состав. Запах стоял ненавязчивый, приятный, и, не чувствуя угрозы, она наконец расслабилась.

Взвешенный, рассудительный взгляд на вещи всегда помогал ей оставаться спокойной. Она перестала быть капризной девочкой, но, будучи осторожной и вдумчивой, со стороны казалась холодной, высокомерной и отстраненной. Тот, кто не знал её близко, так и считали. Она не торопилась открываться людям. Иногда долго думала: хороший это человек или плохой, стоит ему верить или не стоит? А потом отношения уже складывались так или иначе, и принимать решение уже не требовалось. А бывало уже и слишком поздно… Помимо трагических ситуаций, болезней, ещё человека поджидала и неминуемая смерть. Не успеешь привязаться, полюбить…а ему уже и срок подошел.

«Лучше держаться в стороне и не привязываться. Зачем страдать от боли потерь?», – размышляла Эвридика, рыдая над телом маленького Туна во время потопа два года назад. Три волка пытались спастись на вершине горы, пробравшись в поселок. На их пути в овчарню встал тринадцатилетний Антуан. Храбрый, непослушный чертёнок. Самоуверенный до нельзя, и влюбленный – бросился защищать не столько овец, сколько Эвридику, принимающую роды у молодой овечки. Бегом добралась Эвридика до колчана со стрелами и стала стрелять в озверевших животных непрерывным огнем стрел, пока не поспела подмога.

На волках живого места не было, а рядом с Эвридикой валялся пустой колчан и арбалет. Только и Антуан уже не нуждался в защите. С первым же укусом зверь разорвал артерию на шее ребенка, но Эвридика не видела, не хотела видеть, и стреляла пока на земле не оказались три мертвые, серые туши.

Она оплакивала мальчика беззвучно, только слёзы горячими струями скатывались на растрепанные волосы и большой капюшон тяжелого мехового плаща.

– В чем радость вечной жизни, когда вокруг тебя постоянно кто-то умирает, Рамон? – плакала она.

Древняя старица сидела напротив и чутко прислушивалась к каждому слову. Трагедия случилась на её глазах. Старушка находилась в поселении уже около недели, тоже спасаясь здесь, среди незнакомых людей, от паводка. Многое казалось ей странным в этом месте: водопровод, свет внутри прозрачной банки по вечерам, невиданные инструменты и квадратные камни домов. Всё было здесь удивительным и поражало её первобытное воображение. И больше всего рассказы о «бессмертных» людях, много лет защищающих посёлок от бед.

Старица вернулась домой и рассказала своим сородичам о чудном народе и луноликой девушке – бледной красавице Эвридике. Женщины в этой деревне долгое время справлялись без мужчин и в итоге предпочли именно такой расклад. Посёлок сильно пострадал после наводнения, были и жертвы, но только случайные. Женщины, оставаясь без мужчин, искали всевозможные способы выжить, поэтому, сложив большой плот, они привязали его с четырех концов к самым большим соснам в долине, чтобы плот не унесло потоком далеко в море. Плот не раз спасал их по весне во время небольших паводков и раньше. На него складывали мешки с продовольствием и закрывали от дождей бурными потоками, скатывающимися по анфиладам пещер.

В более сухое время года пещеры становились хорошими укромными складами от дождей и животных. И сейчас, во время потопа они спаслись благодаря плоту, всячески цепляясь за жизнь. Женщины этой деревни могли всё: охотится, строить, кормить детей, и Эвридика была им нужна. Она могла ещё больше расширить пределы их возможностей.

Эти женщины уже успели построить, сформировать свой уклад жизни: независимые и воинственные, при этом самостоятельные и умные. Время от времени они приводили в деревню мужчин, выбирая только крепких, здоровых красавцев, и несколько девушек проводили с ним время по очереди несколько дней к ряду. После мужчине снова завязывали глаза и уводили из посёлка тайными ходами. Никто не знал о местонахождении деревни.

Мир ещё был слишком дик и малонаселён, но за несколько сот лет Эвридика не раз уводила племя всё дальше на восток. Берегами длинной извилистой реки они добрались до моря. Эвридика плохо помнила карты, но это море ей было знакомо, потому что оно соединялось с Срединным морем проливом со звучным названием Дарданеллы. Это слово забавляло её в юности на уроках географии, и там где-то рядом должна была находиться легендарная Троя.

Эвридика стала богиней амазонок. Она никогда не участвовала в жестоких набегах на соседние племена, оставаясь главной жрицей народа. Она отвечала за благополучие, удачу на охоте, за потомство. И предпочитала воинственности любовь и мудрость. Красивых белокожих девочек – крепких и здоровых – оставляли в племени, остальных ребятишек увозили прочь, подбрасывая или отдавая роженицам, потерявшим своего ребенка в родах в близлежащих поселениях.

Детей принимали с удовольствием, зная наверняка, что ребенок будет здоровым и крепким, являясь потомком Великой Богини. И вправду: все дети Эвридики были крепкими и живучими. Они несли «хорошие гены» и постепенно все женщины в племени превратились из смуглых в фарфорово-белых. На это волшебство потребовалась не одна сотня лет, но оно случилось. Чтобы белый цвет кожи доминировал, мужчин тоже выбирали посветлее. Это было не просто первые тысячи лет…

При царице Ортере, особенно жёстокой и непримиримой к мужчинам, Эвридика с небольшой группой самых преданных жриц отправилась через Дарданеллы в Грецию. Ортера отрубала головы всем мужчинам, попавшим к амазонкам, будь то случайное стечение обстоятельств, или это было решение жриц для продолжения рода. Во время её правления Эвридика не приняла у себя на ложе ни одного кандидата. Ортера особо оберегала богиню, возведя на пьедестал чистого духа.

Ортера сама лично обслуживала свою богиню, во всём угождая ей. Без её участия нельзя было принять ванну или одеться. Погулять в саду…Ортера осыпала Эвридику лепестками роз, выстилая цветами тропинки в те редкие дни, свободные от диких скачек, когда она сносила головы врагам, смеющим вторгнуться на земли амазонок.

Такой расклад Эвридику не устраивал. Она устала от навязчивой заботы прежде искренне любимой подруги. Нежные чувства, проявляющиеся среди женщин, были для Эвридики не в новинку и компенсировали отсутствие сильной половины в племени. Но только если это не в тягость.

Пора было уходить, и Эвридика ушла. Добравшись до южной оконечности Греции на корабле, она обосновалась в лесах близ Спарты.

Так антланты расселились по земле. Они проникли во все уголки, где зарождались слабые признаки цивилизации. Нет. Благодаря атлантам появлялись ростки цивилизации. Там, где они собирались познать тайны истории или найти ответы на вопросы – история подсказывала им их глядя прямо в глаза.

Хотите узнать тайны? Хотите получить ответы на вопросы? Проникайте в тайны, узнавайте ответы, смотрите своими глазами…

Оглавление

Книга первая. Начало.

  Введение.

  Глава первая. Вперёд в прошлое.

  Глава вторая. Мир после катастрофы

  Глава третья. Планы и герои

  Глава четвертая. Он и Вероника

  Глава пятая. Охотники

  Глава шестая. Строительство новой жизни

  Глава седьмая. Связующая нить.

  Глава восьмая. Раскол

  Глава девятая. Сидонушка

  Глава десятая. Время разбрасывать камни

  Глава одиннадцатая. Эвридика

  Глава двенадцатая. Плоды свободы

  Глава тринадцатая. На холмах

  Глава четырнадцатая. В лесах