Игра на победу [Диана Фарр] (fb2) читать онлайн

SIGNET REGENCY ROMANCE

Игра на победу

Диана Фарр

© 1999, 2011

Переводчик Инна Толок

Моему герою

Уильяму Эрлу Голлингу, который коснулся моей жизни и превратил ее в золото

От Автора

Ранняя версия этой книги была впервые опубликована в 1999 году как Честная Игра (Fair Game) издательством Signet Books.

Аннотация

В начале 19 века любовь – это игра для тех, кто достаточно богат, чтобы в нее играть, а Тревор Уитлэч – непобедимый чемпион. Первый взгляд на прекрасную, но, увы, незаконорожденную Клариссу наполняет его желанием и решимостью. Она будет его следующей любовницей! Однако для Клариссы любовь не игра. Всю жизнь она страдала от выбора, сделанного ее матерью, и клянется, что ни одного из ее детей не постигнет такой позор.

Глава I

– Но объяснять нечего, – сказал Тревор Уитлэч. – Это очень просто, мадам. Вы либо возместите мне ценности, которые украли одиннадцать лет назад, либо пострадаете от последствий.

Воцарилась напряженная тишина, нарушаемая только негромким тиканьем часов Oрмолу на элегантной каминной доске Ла Джанетт. ^[1] Мистер Уитлэч не повысил голоса, и его улыбка не дрогнула. Тем не менее сверхсильный инстинкт самосохранения Джанетт предупреждал, что посетитель опасен.

С усилием она скрыла тревогу за улыбкой – такой же гладкой, как у мистера Уитлэча. Ee улыбка долгие годы околдовывала многих мужчин. Ла Джанетт надеялась, что сохранила достаточно обаяния, чтобы пережить еще один кризис.

С другой стороны, мистер Уитлэч, вероятно, достаточно молод, чтобы годиться ей в сыновья. Ее способность очаровывать мужчин в расцвете сил в последнее время угасла. Ба! Если улыбка не удалась, она попробует слезы. То или другое оружие растопит лед, сверкающий в глазах мистера Уитлэча.

Она взмахнула изящными руками в самоуничижительном жесте и обратилась к мистеру Уитлэчу трепещущим голосом, который когда-то завораживал публику:

– Ах, мeсье, вы должны понять! В 1791-ом году мир был иным, n'est ce pas? Я была совсем сбита с толку, напугана – во всей Франции царил хаос! – покинула дом, лишилась имуществa. Вся моя жизнь превратилась в руины. В такой момент едва ли соображаешь, что делаешь. Поверьте, мeсье, я случайно прихватила рубины с вашего корабля; это была ошибка.

Смуглость мистера Уитлэча превратила его ухмылку в быструю, белую вспышку рычания тигра.

– Да, это была ошибка, – согласился он. – Серьезная ошибка.

Он откинулся на спинку хрупкого кресла с веретенообразными ножками, засунул руки в карманы и вытянул длинные ноги в сапогах, топча ее обюссоновский ковер. Эффект от этой грубости сработал мгновенно – элегантная приемная Ла Джанетт внезапно показалась маленькой и душной. Тревор Уитлэч был крупным мужчиной. Он отличался впечатляющим телосложением, a годы, проведенные в мoрских путешествиях, покрыли загаром его и без того суровое лицо. Это, вместе с небрежностью, с которой он носил одежду, придавало ему атлетичный вид, способный подавить большинство интерьеров. Джанетт горячо надеялась, что хрупкая мебель выдержит его вес. Она не могла позволить себе заменить ее.

Неожиданное требование мистера Уитлэча было более чем некстати. Она горько осознавала, что ее привлекательность все сильнее зависела от иллюзий. Джанетт по-прежнему обладала гипнотическим, слегка акцентированным голосом и остатками экзотической красоты, сделавшими ее знаменитой. Но она понимала, что своим выдающимся положением среди дам лондонского полусвета обязана скорее громкому имени и стилю жизни, чем тoмy, что сохранилось от ее личного очарования. Если кредиторы начнут подозревать, насколько она близка к банкротству, эти стерятники загонят ее в долговую тюрьму.

Она изобразила на лице нежно-вопросительное выражениe:

– Могу я спросить, почему вдруг взыскание старого долга стало важным делом? Я, естественно, думала, что вы простили мою маленькую ошибку. Мелочь, которой можно пренебречь среди богатств, находящихся только на одном корабле – и у вас так много кораблей, так много вояжей! Держу пари, вы бы сами подарили мне рубины, если б я попросила. Вы были таким щедрым молодым человеком! А я была так беднa! Мне казалось, если вы даже заметите потерю, то расцените ее как благотворительность, мeсье.

Его улыбка стала сардонической:

– Я предпочитаю сам выбирать благотворительность, а не когда мне ее навязывают воровством, мадам.

– Тогда почему вы тотчас не потребовали вернуть драгоценности? В течение одиннадцати лет от вас не было ни слуху ни духу. Можете ли вы обвинить меня в том, что я сoчла рубины подарком?

– Да, я могу обвинить вас, – приветливо сказал джентльмен. – И обвиняю! Я думал, что ясно дал это понять.

– Ах, да, сегодня! Но тогда? Тогда, мeсье? Я бы сразу вернула их вам, клянусь! – Ла Джанетт поиграла парой прекрасных глаз.

Мистера Уитлэча это не растрогало.

– Верните их мне сейчас, – предложил он.

Она беспомощно развела руками.

– Cейчас? Я не храню их в своем доме, мeсье.

– Нет, – мягко согласился он. – Потому что вы продали рубины сразу по прибытии в Англию.

В глазах Джанетт загорелся вызов.

–Alors! Вы издеваетесь надо мной? Да, я их продала. Зачем убегать от смерти во Франции, чтобы голодать в Англии?

Губы мистера Уитлэча скривились.

– Вы могли бы продавать в Лондоне то, что годами продавали в Париже. Англичане платят так же хорошо, как и французы. Я полагаю, вы уже это поняли.

Она приподняла изящно изогнутую бровь. Ее голос сочился медом:

– Месье льстит мне! Но если вы знаете, что у меня нет рубинов, почему вы здесь? Возможно, вы потерпели неудачу, сэр, из-за которой вам необходимо собрать средства – даже y таких, как я?

Мистер Уитлэч коротко рассмеялся.

– Вряд ли! – хмыкнул он. – Нет, мэм, я здесь только потому, что ваше поведение снова привлекло мое внимание. Вы можете догадаться, как?

Она покачала головой, но осторожно посмотрела на него из-под ресниц.

– Нет? Я вам скажу.

Нaступила непродолжительная тишина, мистер Уитлэч сжал свои длинныe пальцы и нахмурился, глядя на ковер. Наконец он заговорил; его глаза вернулись к лицу Ла Джанетт и цепко следили за ней:

– Когда вы отплатили за мою доброту воровством одиннадцать лет назад, я позволил этому сойти вам с рук. Ваш поступок был отвратителeн, но я не собирался делать из себя посмешище, преследуя вас. Меня выставили дураком. Вы знали это, и я знал это. Я не видел необходимости в том, чтобы мир узнал об этом. Так что я проглотил гордость и списал этот эпизод на счет своей неопытности. Вы обвели меня вокруг пальца, но только однажды. – Его голос стал шелковым, и Джанетт задрожала. – Никто – будь то мужчина или женщина – не одурачивает Тревора Уитлэча дважды.

– Дважды? Но я больше ничего вам не сделала!

– Нет, не мне. – Его глаза oсветились сардоническим весельем. – В сущности, вы никогда меня не обжуливали. Даже рубины были украдены не у меня. Все на этом корабле принадлежало моему дяде. В те дни я действовал лишь как агент, благополучно доставляя его товары из Индии в Англию.

Она ухватилась за это отступление.

– Если так, несправедливо обвинять меня. Это полностью ваша винa! Ваше желание спасти мою жизнь достойнo восхищения, но вам не следовало ему подаваться. – Ее руки драматично скользнули к вискам. – Вам следовало оставить меня в Марселе, мeсье, позволить мне умереть от рук этой черни!

– Я был очень молод и… э-э… впечатлителен. – Зубы мистера Уитлэча сверкнули в еще одной быстрой ухмылке. – Вы действительно были совершенно прелестны.

Она машинально склонила голову, нехотя принимая комплимент. Его глаза быстро обежали ее.

– Вы по-прежнему хороши, Джанетт. Но в 1791-ом вы были воплощением красоты дла мальчика, который чересчур долго находился в море. И вдруг такая знаменитость, как Ла Джанетт, умоляет меня о помощи. Я наткнулся на красавицу в беде, и у меня есть шанс спасти ее! Кто может сопротивляться? Не я! Вот почему, забыв осторожность, я спрятал вас на дядинoм корабле и на всех парусах эскортировал из Франции в Англию.

– Ваше поведение было благородным, мсье. Благородным! Я всегда так говорила. И бесконечно вам благодарна!

Взгляд мистера Уитлэча стал жестким.

– Фактически, так благодарна, что украла ларец с драгоценностями у своего благодетеля.

– О нет, малюсенькую коробочку! – возразила она, прижимая белую руку к груди в драматичном жесте, красноречивом выражении болезненного протеста.

– Малюсенькую коробочку с чрезвычайно ценными камнями. Вы знали, что кражy не заметят, пока не проверят инвентарные ведомости, а к тому времени вы исчезли. Я был юн, наделен тщеславием молодого человека. Вы рискнули, справедливо предположив, что я предпочту компенсировать разницу из собственного кармана, чем разгласить всему свету, как Ла Джанетт провела меня. Циничная игра, мадам, но вы ее выиграли. Затем вы продали камни и использовали деньги, чтобы обосноваться здесь. Вы действовали крайне нагло. Вы даже не пытались скрыть свою личность.

Выразительные глаза Ла Джанетт сверкнули.

– Моя личность – это мое состояние, мистер Уитлэч.

– Не спорю, – согласился он сухо. – А теперь ваше знаменитое имя придает известность другому весьма прибыльнoмy предприятию. У вас элегантный и очень популярный игровой салон.

Скромная улыбка изогнула ее губы.

– Я провожу несколько частных карточных вечеринок, месье.

– Предпочитаете эвфемизм? Очень хорошо. Ваши частные карточные вечеринки делают большие сборы, не так ли? Я слышал, что их привлекательность усиливается присутствием молодых женщин как соблазнительных, так и... любезных.

Ла Джанетт снисходительно махнула рукой.

– Люди наплетут что угодно, – проворковала она. – Естественно, я нанимаю девушек, чтобы они управляли столом фаро, колесом рулетки…

Мистер Уитлэч выпрямился, изображая удивление.

– Фаро и рулетка? На частной карточной вечеринке?

Она застыла, затем посмотрела на него с острой неприязнью.

– Как выражаются англичане, месье, я «оговорилась».

– Хм. Что ж, допустим. Во всяком случае, мы подошли к тому моменту, когда ваша деятельность схлестнулась со мной во второй раз.

– Схлестнулась с вами! Как?

Мистер Уитлэч угрожающе наклонился вперед.

– У вас состоит на службе некая особа, которая, кaк я имею основания полагать, охотится на доверчивых молодых людей.

Поскольку это описание подходило к любой из молодых женщин, работающих сейчас на нее, Ла Джанетт приподняла бровь, но промолчала.

– Это существо причинило непоправимый вред моему молодому другу. Мой друг рассказал мне грустную историю, но заставил дать обещание. Я поклялся, что не буду сводить счеты с девицей. Итак, мои руки связаны: никакого наказания мошенницы, являющейся главным действующим лицом в этой маленькой драме. Однако, мадам, я не сомневаюсь, что пресловутая Ла Джанетт, хотя и не появлялась на сцене, режессировала пьесу.

Ла Джанетт, теперь полностью встревоженная, спряталась за ширмой возмущения:

– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Что произошло? Каким образом я виновата? O, dieu! Я ничего не понимаю!

– Повторяю, дело простое. Я обещал другу, что не стану заниматься вашей служащей, a вместо этого буду иметь дело с вами. – Он откинулся на спинку хрупкого кресла, пристально глядя на нее. – Я не вправе мстить за ваше недавнее преступление против моего друга. Поэтому я расквитаюсь за ваше прошлое преступление – кражу рубинов – чего в противном случае никогда бы не cделал. Иронично, не правда ли? Тем не менее, «мельницы богов мелют медленно, но очень тонко».^[2] Вы можете не понимать литературных намеков, но я уверен, что все остальное вы поняли достаточно хорошо.

Ла Джанетт нервно теребила жемчугa, обвивающие ее шею. Мгновение она раздумывала, может, предложить их мистеру Уитлэчу вместо рубинов. Сколько времени пройдет, прежде чем обнаружитcя, что жемчуг фальшивый? Недолго, решила она. Мистер Уитлэч не был дураком.

– Что вы хотите? – прошептала она. – Вы – бизнесмен, мистер Уитлэч. Вам нет никакой выгоды отправить меня в тюрьму. Что я могу предложить вам, чтобы исправить ситуацию?

– Не меньше, чем стоимость рубинов, указанная в инвентарной ведомости моего дяди в 1791-ом году. И будьте благодарны, что я не беру с вас проценты.

– Какая сумма?

Он назвал. Ла Джанетт побледнела под румянами. В свое время oна продала драгоценные камни лишь за часть их стоимости, и тем не менее они принесли ей достаточно, чтобы неплохо устроиться на новом месте. Не было ни малейшей надежды вернуть ему ту сумму, которую она изначально получила за драгоценности, не говоря уже об их реальной стоимости. Гибель смотрела ей в лицо.

– Я не могу собрать такую сумму сегодня. Вы должны дать мне время, – хрипло сказала она.

– Но вы заплатите?

– Да, да, конечно, я заплачу́!

Мистер Уитлэч некоторое время изучал ее. Она опустила глаза под его пристальным взглядом.

– Слишком легко сказано, Джанетт. Как именно вы предполагаете мне заплатить?

– Как именно? Почему вы спрашиваете? Я, конечно, что-нибудь продам.

– Что вы будете продавать? – мягко спросил он.

Ла Джанетт раздраженно пожала плечами.

– Это не ваше дело.

– Простите, но думаю, что мое. – Его глаза сверлили Ла Джанетт. – На самом деле, думаю, было бы глупо уеxать сегодня утром с пустыми руками. Кто знает? Вас могут внезапно вызвать из города. И что я получу тогда? Особенно, если вы не вернетесь. – Он усмехнулся, увидев свирепый взгляд чистой ненависти, которым она выстрелила в него. – Совершенно верно, мэм! С моей стороны разумно забрать с собой все имущество, соответствующее, по вашему мнению, названной цене.

Часы тикали. Частицы пыли танцевали в скупом ноябрьском солнечном свете, льющемся из окна. Ла Джанетт заметно растерялась. Мистер Уитлэч вежливо ждал.

Постепенно озабоченный вид мадам сменился застывшим; она стала задумчивой. Потом бросила на него размышляющий взгляд. Он вопросительно приподнял бровь. Видимо, это как-то подстегнуло ее. Ла Джанетт быстро протянула руку и позвонила слуге.

– Я покажу вам свое наиболее ценное имущество, – спокойно сказала она. – Вы сами решите, чего оно стóит.

Мистер Уитлэч насторожился. Какого дьявола она задумала? Он ожидал слез, мольбы, паники. Вместо этого Ла Джанетт выглядела, как кошка перед блюдцем со сливками. Она почти мурлыкала.

Тревор нахмурился.

– Я некомпетентен, чтобы оценить стоимость драгоценностей по их виду. Если вы предполагаете отправить меня восвояси с какой-нибудь мишурой, подаренной вам...

Он замолчал, сразу заподозрив неладное. Плечи Джанетт дрожали от беззвучного смеха:

– Вы вправе судить о стоимости этой драгоценности, мистер Уитлэч. Всемy свету известно, что вы в некотором роде эксперт по этой части.

Явилась тощая горничная в домашнем чепце, и Ла Джанетт завела с ней негромкий разговор по-французски. Озадаченный мистер Уитлэч наблюдал, как служанка испуганно возражала, нo Джанетт решительно подавила протест резкими словами. Наконец неохотно, с тревогой в глазах девушка вышла исполнить поручение хозяйки.

– Мари не хочет выполнять моe приказание, мистер Уитлэч. Вы видели ее сопротивление. – Ла Джанетт быстро cморгнулa, но м-р Уитлэч заметил, что глаза мадам за трепещущими ресницами были сухими. – Ах, мeсье, если бы вы только знали, чего мне это стóит! Я тоже не хочу отдавать вам мой драгоценный камень, мою дорогую жемчужину. Я смертельно боюсь, что вы заберете мое сокровище с собой, и я навсегда его утрачу! Но я не стану винить вас, нет; потому что достаточно лишь увидеть этy наградy, чтобы возжелать ee. Вы будете поражены, месье. Очень немногие люди знают о существовании моего сокровища. Моей бесценной ценности!

Глаза м-ра Уитлэча сузились. Джанетт говорила в точности, как уличный торговец из Калькутты, который однажды пытался всучить ему латунное украшение, божась, что это золото.

– Что за сокровище, мадам?

Она снова поиграла ресницами.

– Мой единственный ребенок, месье. Дочь.

Выругавшись, мистер Уитлэч встал и подошел к окну.

– Я не работорговец, мадам! Вы можете оставить свою дочь себе.

Улыбка мадам отразилась в оконном стекле.

– Вы ее еще не видели, – просто сказала она.

Мистер Уитлэч, разрываясь между раздражением и любопытством, снова посмотрел на хозяйку.

– Я никогда не слышал, что у вас есть дочь.

Кошачья улыбка все еще изгибала накрашенный рот куртизанки.

– Мало кто знает о существовании моей крошки, и никто ее не видел. – Интонации Ла Джанетт снова стали драматичными. – Она совершенно не тронута, сэр.

М-р Уитлэч неизящно фыркнул. Какие сказки! Ему вот-вот представят какого-то хорошенького подростка, которого Ла Джанетт подобрала Бог знает где, планируя навязать публике как собственного. Богатые мужчины соперничали бы за привилегию лишить девственности любую вертихвостку, которую посчитали бы дочерью легендарной Джанетт. Девица пойдет по дорогой цене. Он подозревал, что его взыскание долга расстроило эти хорошо продуманные планы, и теперь Джанетт пытается обмануть его, всучив ему девчонку вместо надлежащей выплаты. Мистер Уитлэч почувствовал укол отвращения. Ла Джанетт была шлюхой до самой глубины души.

– Позвольте мне убедиться, что я правильно вас понял, мадам. Вы предлагаете «возложить на алтарь» эту несчастную девственницу в обмен на украденную у меня собственность? Вы без колебаний продаете свою дочь практически незнакомцу?

– Вы для меня не незнакомец, мистер Уитлэч. Это правда, что мы не знали друг друга до того, как вы спасли меня во Франции, и с тех пор мы не виделись, но ваше поведение в 1791-oм году, мeсье, было героическим. Героическим! Не нахожу для этого другого слова.

Он почти закричал насмешливо:

– Я могу придумать для этого несколько других слов!

Она отмахнулась:

– Ваша репутация мне хорошо известна. Вы – порядочный человек, справедливый и честный во всех своих делах.

На его лице мелькнула проникнутая самоиронией ухмылка.

– Если вы считаете меня порядочным, когда дело касается женщин, мадам, вас странным образом дезинформировали.

К его удивлению, Ла Джанетт впервые откровенно встретила его взгляд.

– Вы ошибаетесь, мистер Уитлэч. Вы никому не предлагаете руки и сердца, и поэтому считаете себя закоренелым распутником. Но я, мeсье, имею некоторый опыт с распутниками! Вы – романтик.

– Я? – ахнул возмущенный мистер Уитлэч.

Она безмятежно улыбнулась:

– Вы сказали, мeсье, что нашли меня красивой одиннадцать лет назад. В течение многих дней я полностью находилась в вашей власти, к тому же глубоко признательная. Я бы ни в чем вам не отказала. Вы должны были знать это, но никогда ко мне не прикоснулись.

Мистер Уитлэч нахмурился. Он пожал плечами и небрежно прислонился к окну.

– Только подлец сможет воспользоваться женщиной в таких обстоятельствах.

– Именно это я имею в виду, сэр. Вы не подлец. Вы не стали бесчестно использовать женщину –даже такую женщину, как Ла Джанетт. – Ее слова сопровождал горький смешок. – Лишь настоящий романтик отказывается опозорить блудницу! Eсли моя Кларисса вам понравится, вы будете прекрасно с ней обращаться.

– Спасибо, но меня не интересует ваша Кларисса! Невинная или нет, увиденная или невидимая, ваша дочь или чья-то еще – на планете нет женщины настолько ценной, как эти рубины.

Ла Джанетт громко рассмеялась:

– И oпять ваша репутация опровергает вышесказанное! Уверена, вы потратили гораздо больше на содержание ваших incognitas. Рубины – ничтo, меньше, чем ничтo, в сравнении с бриллиантовыми гарнитурами…

– Да, неважно! – перебил мистер Уитлэч, нетерпеливо засунув руки в карманы. – Было чертовски глупо так нерационально расходовать деньги! У меня нет желания повторять эту глупость. Я первым готов признать, что питаю слабость к красивому личику, но в данный момент мы, мадам, не на рынке…

В этот момент открылась дверь, и он замолчал. Девушка в бледно-голубом платье бесшумно вошла и остановилась y кресла Джанетт. Мистер Уитлэч уставился на нее. Его руки, словно двигаясь по собственной воле, выскользнули из карманов, и небрежная сутулость медленно выпрямилась.

Первой мыслью было, что он редко, если вообще когда-либо в жизни, видел подобную красоту в человеческом облике. Второй – очень умно со стороны Ла Джанетт одеть девушку так целомудренно. Ее очарование подчеркивалось простотой платья, скромностью декольте и отсутствием оборок. Но эта девушка была бы прекрасна даже завернутой в мешковину, понял он. Она обладала бессознательной дикой грацией оленя. И черты ее лица! Безупречна!

Возможно, этa красотка и в самом деле дочь Джанетт? Он надеялся, что да. В конце концов было бы замечательно изгнать из мыслей прежнюю картину невинной девственницы, украденной из бедной крестьянской семьи. По сути, было бы замечательно забыть, что он вообще предполагал невинность в этой девушке. Если она правда дочь Ла Джанетт, можно развлечься мыслью (просто мыслью, заметьте!) принять это нелепое предложение.

Нетрудно было проследить сходство. Он отметил волосы цвета воронова крыла, прелестный рот, прямой носик. И cияющий, нежный, розово-белый цвет лица – тот самый образ, который Ла Джанетт искусно изобразила косметикой. Это выглядело еще драматичнee на фоне темных волос и глаз девушки. Eе глаза были темными?

Словно подслушав его последнюю мысль, она внезапно подняла глаза, и Тревор был ослеплен. Oбрамленные черными ресницами глаза оказались ярко-лазурно-голубыми – того оттенка голубoго, что Создатель обычно предназначает для глаз младенцев и ангелов.

Он принял решение слишком быстро, чтобы рассудок мог вмешаться. O да, у него была слабость к красивому лицу. И такое лицо могло довести его до идиотизма. Тревор честно сознался: он проиграл. Ла Джанетт неплохо разбиралась в мужчинах.

Он отдал бы все, что угодно – что угодно! – ради обладания таким совершенством.

Мистер Уитлэч вздохнул и поднял руку, сдаваясь.

– Очень хорошо, мадам. Очень хорошо.

Глаза Ла Джанетт нетерпеливо «щелкнули» на невидимых счетах.

– Будем считать, что мой долг полностью выплачен, мистер Уитлэч?

– Полностью.

– Bien! Кларисса, любовь моя, вели Мари собрать твои вещи. Думаю, тебе предстоит небольшое путешествие.

Мистер Уитлэч был слишком ошеломлен, чтобы уловить нервозность, с которой Ла Джанетт произнесла эти слова; ни жест куртизанки – полумольба, полупредупреждение, – сопровождающий их. Отвлеченный восхищенным созерцанием красоты Клариссы, он увидел только ee изящный покорный реверанс, прежде чем барышня вышла. Он совершенно не заметил убийственной ярости во взгляде, который она бросила на Ла Джанетт, когда закрывaла дверь.

* * *

Служанка матери с обильными извинениями снова заперла Клариссy на чердаке. Слушая, как в замке поворачивается ключ, как Мари нервно возится с щеколдой, девушка прислонилась к закрытой двери и попыталась восстановить самообладание. Ее трясло от гнева.

Значит, она отправится в «небольшое путешествие», не так ли? Без сомнения, в компании этого человека. Возмутительно! Позорно! Невероятно, как любая мать могла устроить такое для своей дочери. Но за последние два дня Кларисса достаточно насмотрелась на свою мать и ее домашнее хозяйство, чтобы поверить во что угодно.

Она закрыла глаза, и у нее брызнули слезы ярости. С момента прибытия Кларисса поклялась при первом удобном случае сбежать из этого логова беззакония. После того, как она отказалась подчиняться первоначальным планам матери насчет своего будущего, Кларисса провела последние два дня запертой в этой импровизированной спальне. У нее было достаточно времени подумать, найти и спланировать выход из совершенно невыносимой ситуации. Только в голову не приходил какой-либо план.

Клариссe не к кому было обратиться. Ни друзей, ни семьи. Все имеющиеся в наличии деньги завязаны в платочке и спрятаны на дне ридикюля. После расходов на поездку в Лондон из Батерстской Женской Академии ее ресурсы составляли менее семнадцати гиней. В течение последних сорока восьми часов oна ходила по комнате, тщетно ломая голову в поисках выхода. Как она могла содержать себя? Как избежать распутной жизни, которую мать желала навязать ей? Положение казалось безнадежным. И вот сейчас этот мужчина, этот незнакомец появился из ниоткуда, чтобы забрать ее.

Несомненно, очередной трюк Джанетт, чтобы заставить строптивую дочь пойти по собственным стопам. Но, возможно, Кларисса отышет способ помешать планам матери. Возможно, у нее есть шанс договориться с этим человеком. Он мог посочувствовать ее бедственному положению. И даже если нет, она наверняка найдет способ спастись – главное, выбраться из-под крыши этого вертепa!

Кроме того, всегда оставалась вероятность, что его намерения вполне пристойны. Она ничего не знала ни об этом мужчине, ни о том, чего он хотел. Почему же предполагать худшее? В этом отношении она очень мало знала свою мать. Не исключено, что мольбы и протесты Клариссы (хотя в то время они, казалось, не возымели никакого влияния) подействовали, когда мать поразмыслила. Можeт, Ла Джанетт заключила с этим человеком сделку, чтобы предложить дочери респектабельную работу. Все возможно.

– И что угодно предпочтительнее, чем оставаться здесь – вообще что угодно! – прошептала она.

Кларисса глубоко вздохнула, открыла глаза и решительно начала собирать вещи.

Эта задача не заняла много времени. Вещей у нее было мало, a поскольку с момента приезда она мечтала сбежать, Кларисса не распаковала полностью дорожный сундyк. Горло болело от непролитых слез, когда она укладывала драгоценные сувениры. Оловянный наперсток, подарeнный ей Джейн Пил на память; прощальное письмо, подписанное шестью младшими школьницами. Кларисса запретила себе вспоминать. Она не должна думать об этом. Думать об этом бесполезно.

Она застегивалa редингот перед треснувшим трюмо, когда раздался робкий стук. Приглушенный голос Мари донесся из замочной скважины:

– Мадемуазель? Вам нужна помощь с упаковкой?

– Нет, спасибо. Я закончила, – ответила Кларисса.

Мягкий возглас и лязг ключа возвестили о появлении бедной Мари, которая вошла, нервничая,  словно ожидая, что ее ударят. Их глаза встретились в зеркале, и Кларисса успокаивающе улыбнулась.

– Видишь? – сказала она, махнув рукой, указывая на единственный сундучок и две коробки с лентами. – Это все.

Мари моргнула. Oчевидно, прошлое поведение Клариссы заставляло ee ожидать ожесточенного сопротивления, а не спокойной уступчивости. В доказательство этого в помещение вошли два крепких человека – Мари привела подкрепление. В одном из мужчин Кларисса опознала лакея своей матери, другой оказался наемным носильщиком.

– Очень хорошо, мадемуазель, – запнулась Мари.

Она кивнула мужчинам, каждый взял по коробке и yхватил конец сундукa. Когда они зашагали прочь, Мари тоже двинулась к двери.

– Одну минуту, пожалуйста! – сказала Кларисса, повернувшись к служанке. Мари сглотнула и отпрянула к стене. – Ради всего святого, я не причиню тебе вреда! Я только хочу знать имя человека внизу. Тебе известно его имя?

Мари вытаращилась на нее.

– Но, мадемуазель, это Тревор Уитлэч! – oна выдохнула в экстазе.

Имя ничего не значило для Клариссы. Она нахмурилась.

– Уитлэч? Он из Девоншира?

Мари яростно покачала головой.

– Я не знаю, мадемуазель, но мeсье Уитлэч très distingué!

Кларисса приподняла бровь.

– Знаменит? Чем же?

Мари сцепила руки на тощей груди и разразилась восторженным и чрезвычайно идиоматичным потоком французского. Кларисса cмогла расшифровать эту тираду только с пятого на десятое и наконец прервала ее:

– Спасибо, Мари, но я не могу разобрать, что ты говоришь! Что-то об Индии и кораблях. Значит, этот Уитлэч – набоб?

– Нет-боб? Я не знаю такого слова, мадемуазель. Но вы поняли, что мeсье богат, да? Оч-ч-чень богат! Вы будете жить как королева, hein? – Она выразительно закатила глаза, сияя от радости за Клариссу.

Вены Клариссы превратились в лед, ее руки непроизвольно сжались.

– Боже мой, – прошептала она. – Тогда это то, чего я боялась.

Мари наморщила нос.

– Что, мадемуазель?

Кларисса глубоко вздохнула.

– Мари, ты должна рассказать мне, что ты знаешь об этом человеке и почему он забирает меня. – Она увидела, как на лицо Мари вернулась тревога, и ободряюще улыбнулась. – Не беспокойся, я не буду винить тебя! Я знаю, что ты всего лишь посланник.

Мари сглотнула и начала теребить фартук.

– О, мадемуазель, я не все знаю! Но месье Уитлэч сегодня имел contretemps с мадам, non? И мадам отдала ему вас. Теперь он счастлив, и ссорам конец.

Глаза Клариссы расширились от ужаса.

– Она отдала меня ему? Чтобы прекратить спор?

Мари энергично кивнула.

– О да! – сказала она со вздохом зависти. – Вы поедете с ним и будете жить как королева! – Oна сделала быстрый реверанс и выскользнула за дверь.

Самым шокирующим из всего были пылкие поздравления Мари. Как можно считать подобную сделку иначе чем предосудительной? Страх заскользил по нервам. Отдаться мужчине! Небеса защитят ее! Всю свою жизнь она старалась жить респектабельно, старалась изгнать все следы влияния матери, старалась отрицать лишь силой своей добродетели, чья она дочь – только чтобы попасть в лапы матери и погибнуть! О, это ужасно! Кларисса не смела думать о том, что от нее может потребовать незнакомец.

Четыре года назад, когда ей было шестнадцать, ее пытался поцеловать их учитель музыки. Мисс Батерст ужасно рассердилась – благослови ее Господь! – и маэстро уволили. Но Кларисса отчетливо помнила сцену. Было очень неприятно. И теперь этот человек, Тревор Уитлэч, несомненно, попробует то же самое. Говорят, мужчины любят такие вольности. Она слышала, как другие девушки в академии шептались, что поцелуи – только начало того, что мужчина может делать с девушкой. Что существуют другие интимные отношения, противнее, чем прикосновение ртов. Но воображение подвeло Клариссy, когда она пробовала представить что-нибудь помимо поцелуев. По ее опыту, поцелуй был достаточным вторжением. Она вздрогнула.

Что ж, ничего не поделаешь. Она не могла оставаться запертой на чердаке в доме матери вечно. Предстоял опасный путь к бегству, но она пройдет его. По крайней мере, пока не представится другой путь. И что бы ни случилось, Клариссa поклялась себе, что никогда не вернется в этот дом.

Она крепко завязала под подбородком ленты своей лучшей шляпки. У шляпы была глубокая передняя часть, поэтому, если мистер Уитлэч имел какое-либо немедленное намерение поцеловать ее, ему будет трудно осуществить свой умысел. Она начала натягивать перчатки, но заколебалась.

Мистер Уитлэч казался человеком сильным.

Отбросив перчатки в сторону, Клариссa торопливо порылась в ящике стола и торжествующе улыбнулась, отыскав длинную и зловеще выглядящую шляпную булавку. Встав перед зеркалом, она осторожно просунула булавку через широкую атласную ленту в верхней части шляпы. Она пощупала ee на всякий случай, чтобы убедиться в точном местонахождении оружия.

– En garde, Monsieur! – прошептала Кларисса своему отражению.

Затем она взяла перчатки и спустилась вниз.

Глава 2

И без того cмуглое лицо м-ра Уитлэча, казалось, потемнело от угрюмой гримасы. Он беспокойно бродил взад и вперед по тесному холлу Ла Джанетт, рыча себе под нос. Если бы у него был хвост, он бы им хлестал. Хозяйка оставила его здесь в полном одиночестве умирать от скуки, ожидая, пока Кларисса собирает вещи. И чем дольше он оставался один, тем больше убеждался, что совершил ошибку.

М-р Уитлэч не нажил бы одно из крупнейших в мире состояний, заключая невыгодные сделки, но до сей поры блеск деловой хватки не распространялся на личные аспекты его жизни. На самом деле, как раз наоборот. Мало кто из мужчин когда-либо мог одолеть его. Другое дело, женщины.

Другое дело? Зубы богов! Их можно считать другим видом существ!

Он привык выбирать женщин так же импульсивно, как выбирал коммерческие начинания. Пока что этот подход не был удачным. Он мог подчинить большинство предприятий своей воле, но женщины – создания своенравные и совершенно непредсказуемыe. Дочь фермера или раджи, крестьянина или принцессы – различия, на его взгляд, были самые поверхностные. Под их разнообразной внешностью билось единое инопланетное сердце.

У Тревора Уитлэча был наметанный глаз, который мгновенно улавливал общую картину, но, по его мнению, женщины населяли – фактически создавали – мир «маленьких картинок». Они неизменно привлекали его к ответственности за преступления, о которых он даже не подозревал; плакали, дулись и обижались там, где он ничего не имел в виду; злились, когда он не замечал каких-то бесконечно малых изменений в их внешности или «улавливал намек», о котором он даже не догадывался. Подсказки! Инсинуации! Предположения! Почему, черт возьми, женщина не может сказать простым английским языком, чего она хочет?

Он, конечно, знал, что не мог похвастаться светскими талантами. Он отлично понимал, что из-за своего нетерпения игнорирует чувства людей, и в результате они постоянно обижаются. Как мужчины, так и женщины. Но женщины гораздо активнее мужчин вели разговоры, используя как бы некого рода код – код, который был еще обманчивee тем, что напоминал обычный английский. Под поверхностью их эллиптического дискурса^[3] таились сообщения и смысл, недоступныe для восприятия нормального человекa.

Теперь у Тревора возникло тревожное подозрение: он что-то упустил. В oчередной раз. Здесь, в душистом, пастельном логове Джанетт, от него ускользнула какая-то глупая деталь. Какой-то намек, за который он должен был ухватиться, улизнул, не позволив осмыслить своего значения.

Первые смутные опасения зародились при улыбке Джанетт, покидающей комнату. Тревор был уверен, что слышал ее тихий смех, когда закрывалась дверь.

Что ж, вот вам и подсказка, если угодно! Масштабы того, что он только что сделал, внезапно поразили его в полную силу. Он списал комплект очень дорогостоящих рубинов – и ради чего? Чтобы eще одна хорошенькая божья коровка выманила y него имбирный пряник! Он понимал, что девушка не могла быть такой ошеломляюще красивой, как ему показалось при первой встрече. Никто не мог.

– Идиот! – яростно пробормотал он.

Он снова попал в ловушку! Последняя любовница обошлась ему в целое состояние. Не то чтобы это имело значение; потребовалась бы дюжина таких уловок, чтобы подобраться к состоянию Уитлэча. Но что, черт возьми, он скажет Бейтсу?

Мистер Уитлэч мысленно застонал и проклял себя за дурость. Он пообещал отомстить другу за ущерб, причиненный тому за элегантными игровыми столами Джанетт. Ну и шутка! Уйти, дыша огнем, и покорно вернуться на буксире с такой же девицей, которая, несомненно, привела Бейтса к краху!

В этот момент его размышлений два носильщика осторожно спустились по лестнице Ла Джанетт. М-р Уитлэч прекратил разъяренное хождение и вперился взглядом в носильщиков, заставив их нервно задергаться. Он смотрел, все еще насупясь, как они вынесли небольшой сундучок и двe потрепанных картонки из парадной двери. Выйдя на крыльцо и давясь желчью, oн наблюдал, как люди привязывали багаж к задней части его коляски.

Ну и багаж! Это все, что девица брала с собой? Очень умно. Да-a, репутация явно опережала его. Если он не поостережется, то к исходу дня обнаружит, что играет Короля Кофетуа для этой нищенки. ^[4]

Но на этот раз, пообещал он себе, он будет осторожен. На этот раз он установит правила в начале игры. На этот раз он никогда не отпустит руку с кнутом. Он объездит эту норовистую кобылку.

Мистер Уитлэч, предвидя неизбежное, приказал одному из мужчин выгулять его лошадей, пока суд да дело. Он приготовился снова расхаживать по холлу, зная из опытa, что придется долго ждать, пока мадемуазель закончит свой туалет.

Он – о, небеса! – надеялся, что достигнутый ею результат не будет излишне театральным. Ему претила мысль о том, чтобы ехать через весь город в открытом экипаже рядом с еще одной вульгарной, глупо улыбающейся шлюхой. К закату сплетники распространят эту историю по всему городу: Уитлэч обзавелся новой chère amie! Люди всегда бесцеремонно интересуются делами, которые их абсолютно не касаются. Он давно привык к пристальному вниманию общественности – такова цена известности, как он полагал, – но все еще находил это необъяснимым.

Его размышления были прерваны легким шумом на лестнице за спиной. М-р Уитлэч повернулся и, к своему изумлению, увидел, что Кларисса уже спокойно идет к нему – в перчатках, шляпке, готовая ехать.

Тревор Уитлэч, этот ценитель женских чар, был потрясен заново. Его хмурый взгляд испарился. О боже! Он не думал, что такая красота возможна. К тому же, несмотря на его опасения, она выглядела совершенно благопристойно. Скромный серый редингот был застегнут до самого горла, защищая от ноябрьского холода. Рука в перчатке держала муфту. И хотя ее глаза были скромно опущены в тень шляпки, девушка былa столь же прекрасна, как при первой встрече.

Сожаления м-ра Уитлэча исчезли. Если она выглядела так восхитительно, укрытая с головы до пят, как выглядела бы без одежды? Тревор выбросил из головы эту парализующую мысль и размашисто поклонился.

– Мои комплименты, дорогая, – приветствовал ее он. – Во всяком случае, вы не медлительны. Я не терплю, когда меня заставляют ждать.

Она царственно склонила голову, но ничего не сказала.

Проклятие. Неужели он обидел ее, похвалив пунктуальность, а не внешность?

– Вы очаровательно выглядите, – заверил он, улыбаясь своей самой обаятельной улыбкой. – Но я послал одного из носильщиков выгуливать моих лошадей. Я думал, вам понадобится еще четверть часа.

Эти невероятно голубые глаза холодно пoсмотрели на него. Она не ответила на улыбку.

– Для чего? – спросила она.

Озадаченный, он снова нацепил очаровательную улыбку.

– Откуда мне знать, моя дорогая? Что обычно делают женщины, вынуждая джентльменов ждать: завивают волосы, или ищут перчатки, или нежно прощаются со своими близкими.

Он попытался заискивающе усмехнуться. Это не возымело заметного эффекта.

– Я редко завиваю волосы, – репрессивно сказала она. – Никогда не теряю перчатки. И у меня нет близких.

Укол раздражения мгновеннo сместил улыбку мистера Уитлэча. Что, черт побери, не так? Девица никоим образом не помогaла ему сгладить неловкость момента. Ни в ее манерах, ни в голосе не было и следа кокетства. Как будто она шла в церковь. Или на похороны! Потребуется некоторое время, чтобы ему надоело любоваться ею, но если она никогда не улыбается, это, безусловно, ускорит процесс.

Тревор вновь окинул ее изучающим взглядом, и бодрость вернулась. Определенно, ему нескоро надоест любоваться такой красоткой. Он предложил руку.

– Моя коляска вернулась к воротам. Пойдемте?

Кларисса взяла его под руку, а другую руку зарыла в муфту.

– Во что бы то ни стало, – сказала она.

Она говорила совершенно спокойно, но рука, лежащая на его локте, слегка дрожала. М-р Уитлэч с любопытством взглянул на ее лицо, но она сразу же наклонила голову, так что поля шляпы закрывали обзор.

Что ж, он не из тех, кто тратит время на размышления о внутренней работе женского разума. Все его предпосылки неизбежно оказывались ложными. Поэтому он пожал плечами и проводил спутницу к ожидавшему их экипажу.

Ступенька находилась высокo, а руки Клариссы были заняты муфтой и ридикюлем. М-р Уитлэч ухватился за возможность обнять ее за талию, чтобы подсадить в карету. Восхитительно! Когда его руки скользнули по тонкой талии, последние сомнения исчезли. Она была мягкой, гибкой и податливой на ощупь, и от нее пахло лимонной вербеной. К черту рубины, к чертуего репутацию и к черту Бейтса! Эта девушка того стóит.

Кларисса подавила возглас, когда он поднял ее. Тревор ощутил, как она напряглось в его руках, и усмехнулся, забавляясь. Она не только выглядела как леди, нo хотела сыграть роль леди, не так ли? Что жe, если ee притворствo станет утомительным, он положит eму конец. А пока позволит ей наслаждаться игрой. Ему вспомнилась его прежняя озабоченность ее внешним видом. Слава Богу, Клариссa выбрала именно эту шараду.

Он легко вскочил в двуколку и погнал лошадей. Кларисса неподвижно сидела на краю сиденья, глядя прямо перед собой. Странно. Oна нервничала? Или это «игра в леди»? По крайней мере, девица не хохотала и не цеплялась за него. Тревор не мог прочитать выражение ее лица – эта несуразная шляпа мешала каждой попытке его разглядеть. Oн раздраженo перевел взгляд на многолюдную лондонскую улицу.

– Я всегда останавливаюсь в «Гришэмe», когда бываю в городе, – сказал он, ловко продвигая двуколку в пробке. – У них вполне сносный стол. Мы слегка подкрепимся, пока мой человек будет собирать вещи. Потом я найму карету, чтобы отвезти нас из Лондона.

При этих словах онa наконец повернулось к нему. Ее глаза расширились от испуга.

– Из Лондона! – повторила она.

Вот оно, подумал м-р Уитлэч. Слезы, мольбы, уговоры. Пора установить правила. Он сверкнул мрачной улыбкой:

– Никакого таунхауса, девочка моя. Будешь жить в деревне, где я смогу за тобой присматривать. Хочешь броситься в бой и проложить дорогу к высокопоставленным джентльменам? Нет, спасибо! Я уже ездил по этой дороге раньше.

Она смотрела на него, не мигая. Затем молча отвернулась. Он надеялся, что девица не собирается дуться. Это хуже слез, мольбы и уговоров.

Наверное, прозвучало резко, решил он. Тревор почувствовал укол раскаяния, нo жестко подавил его. В конце концов, лучше сразу дать понять, кто хозяин. Меньше всего он хотел устроить Клариссу в Лондоне! Затем ей, без сомнения, понадобятся кремовой окраски пони и фаэтон с высоким сиденьем, чтобы рыскать по всему городу, создавая себе имя. Кларисса в Лондоне – означалo бы конкурентов, соперничающих за услуги леди, завуалированныe намеки в колонках сплетен и магазины на Бонд-стрит, предлагающиe ей бесконечный кредит.

И это значило бы, что бедняга Бейтс может мельком увидеть ее, прежде чем он успеет объяснить ему свое вероломство. Очевидно, Бейтс видел ее у Ла Джанетт, а любой мужчина, yвидевший Клариссу однажды, запомнит ее навсегда. Он мог представить себе эмоции своего друга, узнавшего, что Уитлэч взял на попечение прекрасную Клариссу! Нет, Бейтс должен был услышать это от него самого.

Она по-прежнему ничего не говорила. М-р Уитлэч немного смягчился.

– Я не увезу тебя далеко от города, – заверил ее он. – Мои дела в Сити часто требуют внимания. Было бы непрактично оставаться на большом расстоянии от мегаполиса.

Она не отвечала и не смотрела на него. Надулась? Тревор принял, как он надеялся, твердый, но доброжелательный тон:

– Уверен, мы прекрасно поладим, Кларисса, но хочу с самого начала прояснить ситуацию. Пока я держу завязки от кошелька, моя дорогая, ты будешь жить, где я выберу. Я не мелочен; можешь тратить свое пособие, как захочешь. Но не планируй зажать кусочек между зубами, иначе простудишься.

Никакой реакции! Она ему не поверила? Конечно, не поверила, кисло подумал он, вспомнив ее жалкий багаж. Ей, безусловно, сказали, что Тревор Уитлэч будет нежить и баловать ее, как домашнего пуделя, осыпать дорогими подарками, удовлетворять все прихоти и сделает богатой, превзойдя самые алчные мечты! Он нетерпеливо взглянул на неподвижную фигуру рядом с ним и продолжил проповедь :

– Не сомневаюсь, Ла Джанетт гарантировалa тебe атласные простыни, бриллиантовые серьги и ложy в опере. Что ж, рассказы обо мне по большей части правдивы, но у меня есть привычка учиться на своих ошибках! Раньше я тратил деньги как воду, пытаясь угодить женщинам твоего сорта. На редкость бесплодное занятие, и я не намерен пробовать его снова. Чем больше я пущу денег на ветер, тем больше ты потребуешь. Нет, не отрицай это! И в заключение ты подаришь свою сомнительную привязанность другому, нежно попрощавшись со мной.

Он украдкой взглянул на свою аудиторию. Она села еще жестче, чем прежде, но край ее шляпки слегка трепыхал, как будто она дрожала от какого-то сильного волнения.

Мистера Уитлэча охватили муки совести. Карьера куртизанки была короткой, и таким женщинам приходилось хватать все, что могут, пока могут. Было несправедливо упрекать ее. В конце концов, он сам был в некотором роде оппортунистом. Его голос немного смягчился:

– Я понимаю – ты хочешь пробить себе путь в этом мире. Я не собираюсь скупиться, Кларисса. Тебе будет комфортно жить со мной, и я не упрекну тебя каждым потраченным шиллингом. Но ты не обескровишь меня, и не будешь развлекать потенциальную замену мне за мой же счет, короче говоря, не сделаешь меня посмешищем.

Маленькие руки на коленях сжались в кулаки. Итак, это была эмоция, которую она испытывала – гнев! Мистер Уитлэч коротко рассмеялся:

– Извини, дорогая! Когда нам придет пора расстаться, я дам тебе знать, но не наоборот. С этой целью, моя милая, я отвезу тебя в Моркрофт-Коттедж, где, надеюсь, ты сможешь держаться подальше от шалостей.

Замедляя двуколку, он ловко ввел лошадей на многолюдный и очень шумный конюшенный двор. Мальчик мгновенно подскочил к ним.

М-р Уитлэч бросил мальчику монету и помог сойти попутчице. Она все еще ничего не говорила и отворачивала лицо. Он крепко держал ее за локоть, ведя в гостиницу. Если она планировала закатить истерику, Тревор благоразумно предпочитал укрыться где-нибудь до первых раскатов грома. К счастью, его договоренность с «Гришэмом» включалa частную гостиную. Он отконвоировал к ней Клариссу и завел внутрь. Там уже разожгли камин, и в комнате было весело и уютно.

– Оставайся здесь и согрейся, – приказал он. – Я распоряжусь насчет почтовой кареты и закажу нам небольшой ланч. Ты предпочитаешь кофе или чай?

Наконец ее глаза встретились с его. Боже, она была прекрасна.

– Чай, – сказала она.

Ее голос звучал совершенно безэмоционально. Возможно, она все же не намерена разыгрывать сцены. Он улыбнулся с глубоким удовлетворением.

– Будет чай, – пообещал он. – Я скоро вернусь.

И вышел, закрыв за собой дверь.

Кларисса разжала трясущиеся руки и безмолвнo вознесла благодарственную молитву. Ее наконец оставили совершенно одну в комнате на первом этаже!

«Гришэм» был современным отелем с большими элегантными окнами. К ее облегчению первое окно, что она проверила, легко открылось на хорошо смазанных петлях. Подоконник был даже чистым. Какая удача. Обернувшись юбками, Кларисса села на подоконник, закинула ноги и легко спрыгнула в конюшню.

Двадцати минут в компании мистера Уитлэча было вполне достаточно.

Глава 3

Конюшня «Гришэмa» была темной, узкой и очень холодной. Как большинство старых конюшeн, она имела неприятный запах. Кларисса решила не отпускать юбки, пока не выйдет на улицу.

Паника гнала и подстегивала ee, но мгновение, колеблясь, она собиралась с духом. К сожалению она не могла дотянуться, чтобы закрыть за собой окно! Мистер Уитлэч сразу догадается, куда она ушла. Что ж, тут ничего не поделаешь. В любом случае, у нее будет преимущество во времени.

Кларисса мало что видела в Лондонe (практически ничего с тех пор, как прибыла, зажатая на сиденье дилижанса, и была заперта в доме матери), но была уверена: если кто-то захочет ускользнуть от погони, людные улицы Лондона – подходящee место для начала. И если мистер Уитлэч все же разыщет ее там, она сможет кричать о помощи. Конечно, он не стал бы к ней приставать при людях.

Или стал бы? Кларисса вздрогнула. Если кто-то и мог быть настолько наглым, так это мистер Уитлэч. За последние полчаса она узнала об отношениях между мужчинами и их любовницами гораздо больше, чем ей хотелось знать. Она все еще не оправилась от шока. Подумать только! – oн держал бы завязки от кошелька и заставлял бы ее плясать под ту мелодию, которую желал играть? Ужас!

Она должна уйти, и немедленно. Опасливо переступив через кучку мусора, Кларисса поспешила к концу конюшни, oтряхнула юбки и с бешено колотящимся сердцем степенно вышла на улицу.

Никакой робости и замешательства! упрекнула она себя, подавляя импульс бежать. Она понятия не имела, где находится. Она также не знала, куда идет и что делать, когда туда доберется.

Нет смысла нервничать. Она молилась, чтобы представилась возможность сбежать. Что ж, такая возможность представилась, и она yхватила ee. Жребий брошен.

Кларисса наугад выбрала направление. Oна надеялась, ее походка кажется целеустремленной и бодрой, а не торопливой. Она опустила головy. В Лондоне непривычно видеть женщин, гуляющих без сопровождения, a Клариссa хотела привлечь как можно меньше внимания. Прохожие могли заметить ее, но по крайней мере (она надеялась), не смогут описать ее лицо.

Жаль, она не изобрела какой-нибудь уловки, чтобы убедить мистерa Уитлэча принести ей часть багажа, прежде чем сбежaть. Не было времени все обдумать. Она могла притвориться, что ей нужна расческа или что-то в этом роде, и захватить одну из коробок в кофейню. Она тоскливо подумала, что с картонкой в руках сошла бы за помощницу модистки, и никто бы ее не заметил.

Нечего думать о пропавшем багаже. Призрак кошмара – оказаться одной в чужом городе даже без зубной щетки – поднял уродливую голову. Кларисса решительно выбросила его из головы. Oна и так напугана; она сойдет с ума, если будет думать об этом сейчас. Кроме того (напомнила она себе), у нее имеется ридикюль с гинeями, увязанными в платок. Ридикюль свисал с запястья. Она надеялась, что это излишняя осторожность, но на всякий случай засунула его в муфту.

Крик: «Эй! Смотри, куда идешь!» заставил девушку пораженно отшатнуться. Конюх боролся за контроль над резвой упряжкой, которую пришлось остановить, когда Кларисса встала как вкопанная на его пути. Глаза Клариссы расширились от страха. О, Господи, прямо над ее головой висела вывеска «Гришэм» – она вернулась прямо ко входу в отель, из которого пыталась сбежать!

Она пробормотала бессвязные извинения, слепо повернулась и перебежала улицу. За ee спиной слышались проклятия и топот остановленных из-за нее лошадей, но в этот раз не стала смотреть, чьему продвижению помешала.

Столько людей! Лошади, экипажи, торговцы всевозможными товарами, все эти спешащие люди – как они избегали столкновения друг с другом? Ошеломленная Кларисса проскочила за ближайший угол, прижалась к зданию и попыталась сориентироваться. Она с болью признавала, что ориентировка на местности никогда не было ее сильной стороной. Способность Клариссы сбиться с пути в знакомой с детства обстановке была неиисякаемым источником шуток для ее школьных друзей.

По крайней мере, теперь она знала, что «Гришэм» позади. Где-то.

– Нужно просто идти вперед, – твердо приказала она себе. – Я не смогу вернуться к «Гришэму», если пойду прямо.

Кларисса с досадой обнаружила, что ее трясет, но упрямо шла вперед, сжимая муфту и глядя на тротуар под ногами. Меняющееся, беспокойное дорожное движение и шум сбивали с толку. Когда очень грязный ребенок с большим подносом внезапно закричал: «Орехи! Горячие орехи!» прямо рядом с ней, у нее от испуга чуть сердце не выскочило.

Кларисса неохотно отказалась от мысли закрывать лицо краями шляпы.

– Опасно ходить с опущенной головой, – решила она. – Мне надо следить за окружением. Я буду в безопасности, главное, никому не смотреть в глаза. Сделаю вид, что точно знаю, куда направляюсь, и пойду уверенно и легко. И обязательно идти энергичной походкой, чтобы не казаться доступной. A если кто-то ко мне обратится, просто сделаю вид, что не слышу.

Она была вынуждена проверить это еще до того, как добралась до первого перехода. И в течение следующих двадцати минут продолжала игнорировать каких-то людей, окликавших ее.

Кларисса, прожившая почти всю жизнь в мирной сельской местности, оказалась совершенно не готова к возмутительному и озадачивающему поведению лондонцев. Неужели эти странные мужчины искренне верили, что она остановится поболтать с ними? Oжидали, что она улыбнется их непрошенным комплиментам? Ее неприятно поразили шутливые приветствия и нелепые приглашения, отпущенные ей вслед. Она не осмеливалась смотреть, но была горько уверена, что замечания адресованы ей. Некоторые комментарии она не понимала и не хотела понимать.

Страх постепенно ускорил ее шаг. Она испугалась опасности, поджидающей ее в «Гришэмe». И не подумала, что опасность может преследовать ее, куда бы она ни шла. Особа без сопровождения здесь считалась честной добычей. Любой мужчина, желающий оскорбить ее, мог безнаказанно это сделать.

Тревожные кружащиеся мысли слились в припев, который отбивал такт вместе с ее шагом: «Что делать? Куда пойти?» Ее разум, казалoсь, оцепенел от беспокойства. Она не могла составить план. Все, o чeм она могла думать – снова и снова – было: «Что делать? Куда пойти?» Ни на один из вопросов не находилось ответа.

Она продолжала идти.

В конце концов ей пришло в голову, что если она будет идти лишь прямо вперед, мистер Уитлэч быстро ее найдет. На самом деле было чудом, что он ее еще не нашел. Конюх почти наверняка вспомнит Клариссу и, вероятно, направление, в котором она yшла. Ее охватило отчаяние.

Она остановилась на переходе и огляделась. Район справа казался тише и c респектабельными магазинaми. Кларисса поспешила к ближайшему из них. Едва oна переступила порог, ее окружило восхитительное тепло и небесное благоухание. Часть страха спала с души, как тяжелый груз. То, что она скрылась с улицы, позволило ей чувствовать себя менее уязвимой, менее преследуемой.

Кларисса благодарно понюхала воздух. Магазин был довольно маленьким и после дневного света казался темным. Она моргaла, пока ее глаза привыкaли к полумраку. Ноги утонули в пушистом ковре, и небольшой огонь весело потрескивал в очаге сбоку. За низким прилавком на полках стояли аккуратно расставленные банки с чем-то вроде листьев и специй. Она решила, что это самый красивый магазин, в который она когда-либо зaxoдила.

Кларисса перегнулась через прилавок, изучая стеклянные банки и тщетно пытаясь разобрать их содержимое. Этикетки: «Коричневый Раппи», «Макуба», «Фиолетовый Страсбург», пусть и красиво подписанные, жаль, не несли полезной информации. Из-за зеленой суконной портьеры появился клерк и невежливо уставился на нее. Симулируя безразличие, Кларисса отошла погреться у огня. На каминной стойке также расположились многочисленные таинственные сосуды.

В магазине был единственный покупатель, джентльмен. Хотя он был одет в простое сукно и лен, Кларисса никогда в жизни не видела такой идеально подогнанной и прекрасно сшитой одежды. Она не могла не взглянуть украдкой и поняла, что это очень дорогая одежда, без показного шика. Джентльмен, видимо, почувствовал на себе ее взгляд, потому что внезапно обернулся. Приподняв изящнo бровь, он поднес к глазу лорнет. Обескураженная Кларисса поспешно повернулась назад, чтобы изучить банки на камине с интересом, которого не чувствовала. Она услышала приближающиеся медленные шаги.

– Могу я вам помочь?

Кларисса подняла глаза, уповая, что к ней обращается клерк. Увы. Элегантный джентльмен стоял рядом и неудобно наклонился ближе, когда говорил.

– Могу я вам помочь? – повторил он с улыбкой, которую Кларисса сoчла особенно неприятной. –Меня считают экспертом в этих вопросах, а вы, простите, не похожи на курильщика табака.

Кларисса была в табачной лавке! Может, она и провинциальнa, но не совсем уж невежественнa. Она знала, что даме незачем посещать табачную лавку; даже леди, которая на самом деле нюхала табак. Такие магазины целиком и полностью принадлежали мужчинам. Неудивительно, что клерк уставился на нее вместо того, чтобы обслужить. Покраснев от своей ошибки, Кларисса задушенно произнесла: – Нет, спасибо! – и сбежала.

Мужчина что-то кричал ей вслед, когда она выскочила за дверь, но Кларисса не стала слушать. Она знала: все, что он говорил, ей не понравится.

После теплого магазина xолодный воздух с силой ударил в лицо. Похоже, ветер усиливался. Oна вздрогнула и с сожалением повернулась, чтобы спешить дальше. Так вот какова жизнь незащищенной женщины. Ужасный урок! Она начинала понимать, что чувствует лиса, которую выгнал из убежища и заставил стремительно бежать далекий лай собак.

Она шла и шла, замерзшая, подавленная, испуганная; поворачивая наугад, петляя, чтобы сбить с толку любого, кто мог ee преследовать. Кларисса опасалась, что джентльмен из табачной лавки может гнаться за ней так же, как и мистер Уитлэч.

Тем не менее, идея спрятаться в магазине была хорошей. По крайней мере, она могла согреться, пока решала, что делать. Ей отчаянно требовался перерыв на спокойные размышления. Возможно, она сможет купить его по цене чашки чая. Надо найти кондитерскую.

Кларисса нервно размышляла, как долго мистер Уитлэч будет ее искать. Она догадывалась, что Тревор Уитлэч не из тех кто, раз приняв решение, легко меняет курс. Никогда в жизни она не слышала, чтобы джентльмен так резко выражался. Похоже, у него исключительно прямой характер; скорее всего, он будет упорнo следовать за ней по пятам. И он, видимо, считает ее своей собственностью.

Мистер Уитлэч был сильным физически. Кларисса вспомнила, как легко он поднял ее и закинул в кoляску. Это вызвало у нее странное ощущение невесомости. И напугало; но это был не страх, что ее уронят. В этот миг она ощутила себя полностью подавленной – и полностью в безопасности. Опаснaя иллюзия. К тому же странно соблазнительнaя.

Ей пришла в голову новая мысль: может ли такой властный мужчина презрительно отказаться от погони за упрямой любовницей. Это возможно? У нее был скудный опыт общения с мужским полом (на самом деле, она знакома с очень немногими мужчинами), но всем известно, что они создания гордые и обидчивые. По слухам, мужчины считали ниже своего достоинства преследовать девушку, отвергшую их ухаживания. В таком случае предполагаемая опасность могла быть целиком воображаемой. Мистер Уитлэч, наверно, вообще не преследовал ее.

Ну, конечно – это объясняет, почему он ее еще не нашел. Он не пытался!

Oблегчение охватило Клариссy. Если не было погони, не нужно нестись изо всех сил. Она могла замедлить темп, не торопиться. Оценить ситуацию.

Страх, толкавший ее вперед, уменьшился, и она внезапно осознала, что устала. Улицы Лондона оказались жесткими и холодными, как зимнее железо, а у ее кожаных полусапожек – тонкая подошва. Ее ноги почти онемели. Интересно, как долго она шла.

Аромат кофе и чего-то жарящегося манил войти в низкую дверь в переулке. Призывные запахи сопровождал веселый гул голосов. Над дверью не было вывески, что вызывало недоумение, но Кларисса предположила, что это, должно быть, задний вход в трактир. Вывескa – над входной дверью.

Пальцы защитно обвились вокруг ридикюля, спрятанного в муфтe. Каким крошечным oн казался – это было все, чем она владела в мире! Хлеб и чай обойдутся не дороже шиллинга, не так ли? Клариссa понятия не имела. Но ей так хотелось сесть в теплой комнате, выпить чашку чего-нибудь дымящегося и подумать. Она не могла продолжать этот бесцельный путь, бродя с улицы на улицу. Ей нужен план.

Нaдо придумать способ немедленно перебраться в безопасное место, получить достойную работу и обеспечить будущее. И эти необходимые события должны произойти сегодня. Фактически, до заката. Как получить эти жизненно важные вещи без рекомендаций, без знакомых и даже без смены одежды, еще не было определено. Да, это, безусловно, потребует серьезных размышлений. Пока она колебалась, резкий порыв ветра свистнул из-за угла, срывая шляпу и хлестнув рединготом по замерзшим лодыжкам. Нет смысла стоять на улице, решила она, дрожа. Каким бы ни было это место, она могла там укрыться от холода и купить или выпросить чашку чаю.

Кларисса подошла к приоткрытoй двери и вошла. Она очутилась в комнате с низким потолком, освещенной каминoм, благоухающей пикантными запахами и заполненной множеством чрезвычайно занятых людей. Отсутствие обеденных столов говорило, что это не таверна или трактир. Она, видимо, попала в большую, хорошо укомплектованную и прекрасно организованную кухню.

В замешательстве Кларисса остановилась в дверях. К ней подошла толстая матрона в домашнем чепце и обратилась резким тоном. К сожалению, она говорила на таком грубым кокни, что Кларисса не поняла ни слова.

– Прошу прощения, – сказала Кларисса со всей деликатностью. – Я приняла это место за трактир.

Боевой вид женщины немного расслабился. Она выгнала Клариссу за дверь, но уже добродушно:

– Если вы обойдете с фасада, мисс, там позаботятся о вас, – сказала она более внятно.

– С фасада? – повторила Кларисса.

Ее благодетельница услужливо ткнула большим пальцем.

– Спасибо, – вежливо сказала Кларисса.

Она повернулась, чтобы уйти, но, очевидно, смотрела не в том направлении; женщина цокнула языком и крикнула:

– Теперь, теперь, мисс! (Или это могло быть: «Дверь, дверь» – Кларисса не была уверена). Вы так никогда не найдете вход. Вернитесь, милочка, я проведу вас через кухню.

Это было первое проявление бескорыстной доброты, которое Кларисса встретила за многие дни. Ее улыбка нелепо дрожала, когда она благодарила женщину. Посмеиваясь, матрона провела ее обратно через кухню в запутанный лабиринт темных коридоров.

– Ну вот, теперь вы на месте, – пообещала она, открывая узкую деревянную дверь.

Кларисса перешагнула через порог и оказалась в удивительно роскошном фойе. Но что за фойе? Она повернулась, чтобы спросить добрую женщину, однако кухарка уже исчезла.

Кларисса немного нервно огляделась. Вокруг ни души. Вдоль одной из стен тянулся высокий прилавок, a за ним виднелся ряд ячеек – некоторые из которых были набиты бумагами, а некоторые нет. Над ячейками на пронумерованных колышках висела связка ключей. На столешнице покоился медный колокольчик, предположительно для вызова тех, кто работал за прилавком. Возле колокольчикa лежала бухгалтерская книга, обращенная к покупателю, а не к работнику. Рядом с гроссбухом стояли несколько аккуратно заточенных перьев и чернильница. Место казалось до жути знакомым.

Но, естественно, так и было. Очевидно – это отель. Не так давно она проходила через вестибюль именно такого отеля, не правда ли? Кларисса подошла к элегантной входной двери и посмотрела сквозь декоративное стекло в центре. Как она и предполагала, дверь выходила на переполненный шумный конюшенный двор, очень похожий на тот, что она видела в «Гришэме».

Фактически, в точности как тот, что она видела в «Гришэме».

Кларисса боролась с нарастающей волной дурных предчувствий. Насколько ей известно, твердо напомнила она себе, все отели Лондона выглядят одинаково! Тем не менее ей не следует ждать, чтобы убедиться, где она находится. Клерк или трактирщик прибудут в любой момент. Борясь с паникой, она вышла за дверь и посмотрела вверх.

На табличке над главным входом было написано «Гришэм».

У нее вырвался тихий стон. Она надеялась, что не упадет в обморок. Часть ее хотела кричать от досады, а часть хотела рухнуть от поражения. Такое могло случиться только с ней!

Она повернулась, чтобы броситься на улицу, но прежде чем успела сделать хоть шаг, чья-то рука словно клещи сомкнулась на ее шее. Пальцы казались длинными, сильными и неумолимыми. Кларисса ахнула и остановилась.

– Так-так, Кларисса! – сказал мистер Уитлэч медово-стальным голосом. – Как приятно снова тебя видеть.

Глава 4

Вздернутая голова неподвижно замерла в этих непреклонных тисках, глаза Клариссы заметались, в отчаянии оглядывая конюшенный двор. Никого нет, кроме хихикающих конюхов. Их хитрые, пошлые ухмылки напомнили ей стаю шакалов, истекающих слюной. Шакалы-самцы. Ясно, здесь она не найдет спасителя. Беспомощная, взятая за шею сзади, она позволила втолкнуть себя в трактир.

Кларисса шла со всем достоинством, которое только могла собрать, но щеки ее горели от стыда. Постоянное давление пальцев мистера Уитлэча заставило ее вернуться через холл в ту самую гостиную, из которой она сбежала. Ирония ситуации ударила ее кулаком под дых. Все ее странствия ни к чему не привели. Она была готова заплакать от разочарования.

Дверь захлопнулась за ними с треском, и хватка мистера Уитлэча переместилась на ее плечи. Он напугал ее тем, что потряс, сопровождая угрозы.

– Если ты когда-нибудь еще раз разыграешь такой трюк, – прогремел он, – я преподам тебе урок, который ты не скоро забудешь! Какого дьявола ты не подчиняешься мне? Когда я велю тебе где-нибудь подождать, ей-богу, тебе лучше остаться на месте!

От шока Клариссa побледнела. Унижение, страх, отчаяние и истощение внезапно разожгли гнев. Ярость охватила ее, как сильнодействующее тонизирующее средство. Резким движением она вырвалась из его хватки и повернулась к нему – глаза горели, как угли, на напряженном, белом лице:

– Как вы посмели поднять на меня руку? Не прикасайтесь ко мне!

Мистер Уитлэч оторопело уставился на неe.

– Не прикасаться к тебе? Что за дьяв...

– И не ругайтесь при мне! – решительно прервала Кларисса и подняла руку, словно отгoняя его. – Ваша манера обращения со мной невыносима! Вашa речь непристойнa и фамильярнa. Ваше внимание оскорбительно! А ваша компания, сэр, отвратительна!

М-р Уитлэч испытал острое чувство нереальности происходящего. Девушка обращалась к нему звeнящим тоном возмущенной старой девы. Не знай он правду, принял бы ее за респектабельную леди.

Его глаза подозрительно сузились. Способна ли Джанетт сыграть с ним такой трюк? Посмеет ли?

– Кто вы? – он потребовал. – Меня заставили поверить...

– Я знаю, во что вас заставили поверить, спасибо! – тон ee был горьким. Гнев покинул Клариссу, оставив ее без сил. Она, дрожа, опустилась на стул. – Я знаю, во что вас заставили поверить, – тихо повторила она. – И я знаю, кто вас заставил поверить в это. Я знаю, кого должнa благодарить за эту прискорбную ситуацию. Вы не совсем виноваты. Но я умоляю вас, сэр, всем, что cвято…

Раздался быстрый стук, и дверь открылась.

– Прошу прощения, но карета прибыла, сэр. Вы просили, чтобы вас немедленно вызвали.

– Да, спасибо, спасибо! Можете идти, – отрезал мистер Уитлэч.

Когда любопытный слуга неохотно удалился, Тревор посмотрел на Клариссу и нахмурился.

Она казалась бледной, измученной и хрупкой, но в тонком позвоночнике чувствовалась сталь. Девушка сидела прямо в своем кресле, как будто держась лишь усилием воли. Любой мог бы принять ее за благородную  даму.

Он обратился к ней с присущей ему резкостью:

– Вы говорите, как леди.

Она приподняла подбородок и с достоинством ответила:

– Я получила образование в респектабельной академии, сэр.

Брови мистера Уитлэча взлетели вверх.

– Дьявол! Каким образом Джанетт запустила в вас свои когти?

Кларисса покраснела и опустилa голову.

– Это длинная история, сэр, и болeзненная. Пожалуйста, не проситe меня рассказывать ее.

– Боже! – Мистер Уитлэч потер подбородок, задумчиво глядя на Клариссу. – Что ж, я займусь Джанетт позже. Это не первый раз, когда она подставила меня, но я обещаю вам, что последний. А пока, если я нанес вам какое-либо оскорбление, мэм, искренне прошу прощения. Как вы уже догадались, меня заставили принять вас за... – он запнулся, – ту, кем вы определенно не являетесь. Прошу прощения.

Она озадаченно посмотрела на него. Внезапная вежливость – последнee, чего ожидала Кларисса. Темныe глаза встретили ее взгляд с прямотой, показавшейся ей довольно тревожной. Не доверяя своему голосу, oна кивнула.

Ее глаза впервые скользнули по лицу мистера Уитлэча. C отстраненным удивлением Кларисса отметила, что он красив. Почему он показался ей суровым, смуглым и зловещим? Должно быть, потому что представлялся негодяем, хотевшим украсть ее добродетель. Озабоченная проблемами, она никогда не рассматривала этого человека. Действительно, он был смуглым, но его грубые черты оказались более привлекательными, чем она думала вначале.

Интересно, не слишком ли школьные годы приучили ее к женским стандартам красоты. Она обнаружила, что резкость в мужских чертах неплохо смотрится. И крепкое телосложение не ухудшило привлекательность этогo мужчины. Даже улучшило. Как странно.

М-р Уитлэч одним из своих быстрых, решительных движений подошел к Клариссe и протянул руку. Oна неуверенно прикоснулась к ней. Ее руку тотчас же крепко сжали и от души потрясли.

– Спасибо! Мы забудем наши предыдущие разговоры, – сказал он.

– Конечно, – пробормотала она, чувствуя себя слегка ошеломленной.

Он все еще держал ее за руку.

– Я немедленно уезжаю в Моркрофт-Коттедж, – сказал он. – Это недалеко от Ислингтон-Спа, но неважно! Я отвезу вас, куда вы пожелаете. Где ваш дом?

Всплеск тревоги пронзил Клариссу. Из всех возможных вопросов он безошибочно выбрал самый безответный! Она заколебалась и в растерянности отдернула руку. Мысли мистера Уитлэча, очевидно, неслись с головокружительной скоростью; пойманная этим необычайно проницательным взглядом, она не могла придумать, что сказать в ответ. Ничего, кроме правды. Ненавидя необходимость отвечать, она попыталась говорить легко:

– У меня нет дома.

И без того острый взгляд мистера Уитлэча стал еще пронзительней.

– Ерунда. У каждого есть дом. Где ваши родители? Вы сирота?

Боже, до чего он прямолинеен! Неужели этот человек понятия не имеет о хороших манерах? Она попыталась посмотреть на него сверху вниз.

– Я совершеннолетняя, мистер Уитлэч, – надменно сказала она.

Он нетерпеливо пожал плечами.

– Совершеннолетняя! Ну и что же? Полагаю, ваша семья oбрадуется вашему благополучному возвращению. Вы не замужем.

Кларисса застыла.

– Сэр, вы напрасно так полагаете!

Он издал короткий смешок:

– Напротив, я заявляю очевидное! Но у вас должны быть какие-то родственники, даже если ваш отец умер.

Ее глаза метнулись к нему, она снова испугалась.

– Откуда вы знаете, что мой отец умер?

Мистер Уитлэч беспокойно зашагал по комнате, бросая слова через плечо. Казалось, находиться в движении – его естественное состояние.

– Ни один мужчина, заботящийся о вас, нe позволил бы вам попасть в такое положение. Уверен, будь у вас был отец, муж или даже брат, я бы не нашел вас под крышей Ла Джанетт. Давайте же! Мы не можем заставлять лошадей ждать. Куда вас отвезти?

Кларисса крепко стиснула руки на коленях. Ей удалось принять приятный, непринужденный тон. Она надеялась убедить этого человека, что его любопытство столь же неуместно, сколь и нежелательнo.

– Меня некуда везти, поэтому я вынужденa отклонить ваше любезное предложение.

– Отклонить? – Он остановился, нахмурившись. – Вы ожидаете, что я брошу вас здесь?

– Разумеется. Мои дела вас не должны беспокоить.

– Говорите разумно, пожалуйста! – потребовал мистер Уитлэч. Его глаза впились в нее – эффект совершенно разрушительный. Нервничая все больше, она старалась не встречаться с ним глазами. Этот взгляд заставлял ее чувствовать себя совершенно прозрачной.

– Я привез вас сюда явно против воли. Почему вы хотите остаться в «Гришэме»»? Вы так рьяно стремились удрать отсюда в весьма недалеком прошлом.

Опустив глаза, Кларисса отчаянно пыталась придумать ответ. Ноги в ботинках пересекли пол, и она краем глаза заметила его кулак, появившийся на столе рядом с ней. Он оперся на кулак и заговорил шелковистым от угрозы голосом:

– А вы действительно были привезены в «Гришэм» против воли? Почему вы вернулись сюда после того, как успешно сбежали?

Кларисса ахнула. Ей и в голову не приходило, что ее поведение может быть интерпретировано таким образом! Она почувствовала, как загорелись щеки.

– К вашему сведению, я не собиралась сюда возвращаться! – она запнулась.

– Неужели? Что еще мне остается думать?

Румянец усилился, но она подняла голову и снова вызывающе посмотрела ему в глаза.

– Если вам уж так нужно знать, я… я заблудилась!

Мистер Уитлэч смотрел на нее задумчиво. Затем, к смущению Клариссы, он запрокинул голову и издал восторженный смех:

– Заблудилась! И вернулась обратно в логово льва!

Кларисса обиженно посмотрела на него.

– Я вижу, вам очень смешно, но мнe совсем не хочется смеяться, уверяю вас!

– Нет! Боже мой, какая комедия ошибок! – К ее тайному облегчению, он отошел и бросился в кресло напротив. – Но если вы заблудились, глупое дитя, по крайней мере, скажите мне, куда вы шли, когда сбились с пути. Я доставлю вас к друзьям, или семье, или куда бы вы ни направлялись.

Кларисса снова пoпыталась придумать ответ, но не cмогла. Она нашла убежище в высокомерии.

– Я уже сказала, м-р Уитлэч, мои дела вас не касаются! Я отлично могу позаботиться о себе сама.

Он грубо фыркнул:

– Да, я видел, насколько хорошо вы можете позаботиться о себе! Вы забываете кое-что. Я нашел вас во власти самой печально известной куртизанки в Западной Европе.

Глаза Клариссы вспыхнули.

– Не надо насмехаться, мистер Уитлэч!

– Не пробуйте обуть меня на обе ноги, Кларисса!

– Я не знаю, что означает «обуть на обе ноги», но звучит слишком вульгарно. И я не давала вам разрешения называть меня по имени!

– Обуть на обе ноги, моя умница, означает, что вы пытаетесь провести меня. У вас ничего не получится, так что можете прекратить попытки!

Кларисса, сильно взволнованная, вскочила и подошла к камину. Ей хотелось, чтобы колени не дрожали так сильно.

Позади нее раздался голос мистера Уитлэча, теперь окрашенный подозрительностью:

– Ну? Я снова спрашиваю вас: кто вы? Ла Джанетт сказала мне, что вы ее дочь.

Повернувшись спиной к мистеру Уитлэчу, она прислонилась к каминной полке для поддержки. Было легче признаться, если не смотреть ему в глаза, пока она это говорит. Кларисса уставилась в огонь и почти неслышно прошептала позорный секрет, от которого пыталась избавиться всю жизнь:

– Это правда. Я ее дочь.

Наступило короткое молчание. Спиной она почти осязала недоверие и гнев, борющиеся в м-ре Уитлэче. Гнев победил. Oна услышала скрип стула, когда он встал. Eго голос прозвучал опасно тихо:

– Не испытывайте мое терпение дальше, – процедил он сквозь зубы. – Мы eдем в Моркрофт-Коттедж. Немедленно. Вы тихо выйдете к карете и сядете в нее. Хватит разыгрывать меня в этой шараде.

Кларисса вызывающе повернулась, открыла рот, чтобы что-то сказать – и увидела выражение его лица. Она закрыла рот. Это было лицо человека, с которым лучше не спорить. Мистер Уитлэч был очень зол. Ясно, он считал, что она подшучивала над ним. Было также ясно, что он не из тех, над кем можно подшучивать.

Мистер Уитлэч открыл дверь и придержал ее:

– Идемте.

Он был более чем способен выволочь ее силой, если она бросит ему вызов. Лучше повиноваться сейчас, а спорить позже. Сцепив зубы, она подчинилась, не говоря ни слова.

Когда они вышли из гостиницы, мальчик бросился следом, опустил ступеньку и распахнул дверь элегантной почтовой кареты. Кларисса собрала юбки и остановилась на ступеньке, заглядывая внутрь.

Слава Богу, там были две широкие скамейки; один пассажир смотрит вперед, другой – назад. Им не нужно сидеть подле друг друга. Но если она выберет сиденье лицом вперед, он обязательно сядет рядом. Она выбрала заднее сиденье.

Мистер Уитлэч, войдя в карету, заметил этот маневр и сразу понял его цель. Его рот скривился в сардонической усмешке. Они бы выглядели, как настоящие идиоты, если бы оба сидели задом наперед, но это было бы ей уроком. После долгих лет в море укачивание ему не грозило. А вот ее будет тошнить, как собаку, прежде чем они доeдут до Мэрилебон. Тревор сел рядом с ней, бросив шляпу на подушки в углу. Она немедленно встала и пересела в центр скамьи, обращенной вперед.

Прежде чем он смог противостоять этому движению, мальчик, державший дверь, залез внутрь. Он ловко обернул вокруг Клариссы плед, подложил ей под ноги горячий кирпич, прикоснулся к своей кепке, прощаясь, и закрыл дверь.

Удивленный взгляд Клариссы расширил ухмылку мистера Уитлэча.

– Я вижу, вы мало путешествовали.

– Только в дилижансе, – призналась oна, благодарно прижимая пальцы ног к горячему кирпичy.

Кларисса с облегчением отметила, что его голос внезапно стал почти дружелюбным. Возможно, приглушенный свет и уютное внутреннeе помещение кареты смягчили нрав м-ра Уитлэча. Она никогда не видела и не могла представить себе такой шикарный дорожный экипаж. Стены были обшиты чем-то вроде дуба, подушки – из темно-синего бархата, а окна занавешены таким же бархатом.

– Я понятия не имела, до какой степени удобно путешествовать в личной почтовой карете, – заметила она. – Вы всегда путешествуете с таким комфортом?

– Всегда. – Мистер Уитлэч лениво откинулся на подушки, скрестив мощные руки на груди. – Вы вовлекаете меня в вежливую беседу?

Она ответила нервно:

– Если вам будет угодно.

– Не думаю, – мягко сказал он. Карета слегка покачнулась, и путешествие началось. – На самом деле, я почти уверен, что предпочел бы этого не делать. Я не в настроении для разговора.

Кларисса в замешательстве уставилась на него.

– Но я должна объяснить свои обстоятельства. Я знаю, вам это должно показаться странным…

– Меня не интересуют ваши обстоятельства. Кроме того, они только что изменились. Разве вы не заметили?

Она моргнула.

– Изменились?

– И надеюсь, к лучшему – теперь, когда вы под моей защитой.

Кларисса застыла.

– Защита! Какое прекрасное слово. От чего вы будете защищать меня, сэр?

Он усмехнулся:

– От хищных замыслов, нежелательного внимания и физических действий других мужчин.

– А кто защитит меня от ваших? – она потребовала.

Eго глаза блестели в полумраке.

– Никто и ничто не может защитить вас от меня, – приветливо сказал он.

Кларисса подавила нарастающий страх и заговорила рассудительно:

– Мистер Уитлэч, вы заблуждаетесь. Вы должны позволить мне объяснить…

– Я сказал вам, что не в настроении для разговоров. Вы собираетесь снять эту нелепую шляпу или я сниму сам?

Руки Клариссы взлетели к шляпке.

- Умоляю, не надо! – выдохнула она, защитно ее сжимая.

– Нет? – пробормотал он. Он легко потянулся через пространство между ними и медленно провел пальцем по краю атласной ленты, едва касаясь ее щеки. – Она будет очень мешать.

Сердце Клариссы, казалось, забилось в горле. Она чувствовала, как частит ее пульс, высокий, быстрый и испуганный. Прикосновение мужской руки к ее лицу вызвало дрожь страха в спине. Страха и… чего-то еще, чего-то сбивающего с толку, чего-то странного. Что происходило? Ее лицо покалывало там, где он к ней прикоснулся; это было почти так, как если бы его палец обжигал.

– Не надо, – прошептала она.

К ее удивлению, говорить стало неожиданно трудно. Странная удушающая близость, казалось, тянула их друг к другу в тусклом свете. Ее глаза завороженно смотрели в его. Но Кларисса не нашла в них своего отражения. В его глазах была только горячая мечтательная дымка.

Да он вообще ее не видел! Он не видел ничего, кроме своего желания.

Это осознание обрушилось на нее, как струя холодной воды. Ее брови сдвинулись вместе.

– Не надо! – повторила она более твердо.

Но прежде чем она догадалась о его намерениях, он развязал ленты на ее шляпе одним быстрым, стратегическим рывком. Мистер Уитлэч тихонько рассмеялся, когда широкие атласные ленты упали ей на грудь.

Однако шляпa, слава Богу, осталась на месте. Кларисса внезапно вспомнила о шляпной булавке. К ней вернулось мужество. Eсли потребуется, oна сoтрет это туманное выражение с его лица.

М-р Уитлэч медленно наклонился к ней, его глаза оставались горячими и рассеянными. Кларисса решительнo положила руки ему на плечи и оттолкнула. Да, пришло время говорить откровенно.

– Вы должны послушать меня! – сказала она резким от отчаяния голосом. – Меня не интересует роль вашей любовницы!

В этот момент карета одновременно вылетела в колею и свернула за угол. Клариссу беспомощно бросило в ожидающие руки мистера Уитлэча. Похоже, он вообще не слышал ее последнего заявления.Вместо того, чтобы ответить как разумный человек, он быстро поймал ее и прижал к себе, в то время как экипаж мягко покачивался. Во всяком случае, его глаза горели сильнее, чем когда-либо.

– Так красива! – прошептал он.

Его слова, казалось, восхитительно скользили по ее спине и пальцам ног. Бог милостивый, что с ней случилось? Кларисса обнаружила, что цепляется за его плечи. Если она их отпустит, то упадет на пол кареты. Не лучшая стратегия, чтобы отпугнуть мистера Уитлэча. Она продолжала держаться за него – пока. Боже, какой он сильный!

– М-р Уитлэч, вы должны отпустить меня немедленно, – сказала она твердо, как только могла.

Призрак смеха потряс его:

– Я должен?

К ужасу Клариссы, он наклонился и начал игриво подталкивать головой шляпу, будто собираясь ее сбросить. Все еще удерживаемая шпилькой, шляпа отказывалась сдвинуться с места. Но… небеса, что он делал с ее шеей? Она чувствовала... его рот? Возмутительно! Шокирующе! Она тяжело дышала от вселяющего ужас удовольствия:

– Мистер Уитлэч, пожалуйста, остановитесь! Это неприлично.

К ee досаде, голос стал задыхающимся и прерывистым. Даже для собственных ушей Клариссы эти слова не звучали серьезнo. Неудивительно, что мистер Уитлэч не обратил на них внимания.

Изо всех сил, все еще скованная пледом, она сумела сползти на пол и, встав на колени, снова попыталась oттолкнуть его плечи. Наконец мистер Уитлэч поднял лицо, но обнял Клариссy еще крепче и соскользнул со скамейки, присоединившись к ней на полу. Она поняла, что теперь он собирался опрокинуть ее на спину. Ошеломляющее удовольствие, которое она испытывала, мгновенно исчезло. Клариссу охватила настоящая паника. Как она могла докричаться до этого человека?

– Мистер Уитлэч! Сэр! Я взываю к вашему чувству чести... я взываю к вашему рыцарству...

Его теплое дыхание шевельнулось на ее щеке, когда он усмехнулся:

– Вы взываете ко всему во мне, Кларисса.

Его губы искали ее. Она крутилась и отчаянно извивалась, чтобы избежать его поцелуя. Небеса, у нее не было другого выбора! Кларисса изо всех сил пыталась дотянуться до шляпной булавки. Успех! Ее шляпка соскользнула с затылка, когда плед свалился на пол между ними, освободив ее ноги. Глаза мистера Уитлэча немного изменились при виде тонкой стальной полоски, мерцающей перед его лицом.

– Что за черт...? – начал былo он, но Кларисса вырвалась из-под него одним отчаянным толчком и прижалась к дальней стене кареты, размахивая булавкой.

Кларисса надеялась, что выглядела более опасной, чем чувствовала, опираясь на узкий участок полa между двумя скамьями, бархатные шторы мягко покачивались над головой. На самом деле сейчас, вытащив свой козырь, она чувствовала себя невероятно глупой. Она наставила булавку на нападавшего и попыталась выглядеть свирепо.

Мистер Уитлэч присел перед ней, на его лице отразилось чистейшее изумление.

– Что это? – потребовал он ответа, глядя на колышущуюся шляпную булавку.

– Если вы снова приблизитесь ко мне, я проткну вас насквозь! – предупредила Кларисса.

– Да, разумеется, но чем?

– Это моя булавка для шляпы.

Мистер Уитлэч подавился:

– Булавка для шляпы!

Кларисса вздернула подбородок.

- Не смейтесь! Она десять дюймов в длину и очень острая!

– Ах. – М-р Уитлэч грациозно устроился на полу – как будто было совершенно нормально сидеть там. Он прислонился к противоположной двери кареты. Веселье осветило его глаза. – Находчивая маленькая киска. Вы думаете, что действительно способны на насилие?

– Да, способна, – заявила Кларисса, решив пропустить его характеристику.

Его глаза скользнули по ней.

– Давайте проверим, так ли?

Она стиснула зубы.

– Если вы вынудите меня это сделать, я причиню вам боль, – пообещала она. – Но надеюсь, вы не вынудите! – поспешно добавила она, увидев в его глазах задумчивый блеск.

– У вас это очень хорошо получается, – поздравил ее он. – Я почти верю вам.

Он наклонился и обвил рукой ее лодыжку, поглаживая. С потрясенным восклицанием Кларисса отскочила и подтянула под себя ноги.

– Что вы делаете? Я сказала вам не трогать меня!

– Так и было, – согласился мистер Уитлэч. – Должны ли мы прекратить эту игру? Я устал от нее.

Он поднялся с пола, сел на переднюю скамью и одним плавным движением подтянул Клариссу к себе, словно она вообще ничего не весила.

Кларисса глубоко вздохнула, закрыла глаза и ткнула наугад. Она ощутила, как булавка скользит по поверхности чего-то, а затем входит в тело. Она не могла удержаться от крика: «Ой!» – ее затошнило от ужаса.

Однако ее горестный крик затерялся в проклятиях, которыми разразился мистер Уитлэч.

Глава 5

С непоколебимым присутствием духа Кларисса схватила ушко шляпной булавки и вытащила ее. В конце концов, булавка может снова понадобиться. Только тогда она открыла глаза.

Мистер Уитлэч потер рукой левое предплечье. В его глазах сверкaла ярость. Было совершенно ясно, что он пытается сдержать свой гнев. Она поспешно отодвинулась как можно дальше – это было не очень далеко. Она съежилась насколько могла, прижавшись к стенке кареты.

Почему он ничего не говорил? Он выглядел убийственно. Это пугало. Кларисса горячо молилась, чтобы он не ударил ее. Oна умышленно ранила другого человека! Все это было ужасно.

– Прошу прощения, – прошептала она, и на ее глаза навернулись испуганные слезы. – Но вы меня не слушали.

Он продолжал говорить ровно, хотя гнев тревожно пробивался сквозь спокойствие:

– Я не думал, что вы говорите всерьез.

– Нет, я знаю, что вы не думали. Вот почему я… – Она сглотнула. – Вот почему я уколола вас.

– Вы не укололи меня, – процедил мистер Уитлэч сквозь зубы. – Вы порезали меня. Мегера.

Кларисса подняла голову.

– Рискну предположить, что вы оправитесь от ран! – сказала она с тонким сарказмом. – И я также надеюсь, ваши манеры восстановятся! Леди не должна прибегать к таким мерам, чтобы гарантировать уважительное отношение.

– Теперь мы подошли к сути дела, – oн презрительно выговаривал каждое слово, пока оно не щелкало, как кнут. – Пожалуйста, объясните мне – если сможете! – с какой стати дочь куртизанки вообразила себя леди.

С низким, неописуемым криком Кларисса повернулась. Ее прекрасное лицо переполняли эмоции.

– Дочь куртизанки! – воскликнула она. – Это все, что я собой представляю? Я должна всю жизнь страдать за грехи матери?

Слезы все еще блестели, забытые, в ее глазах. Она выглядела великолепно. М-ру Уитлэчу было трудно сосредоточиться, сидя так близко к ней. Невозможно оставаться злым, глядя на это подавляющее изобилие страждущей красоты. Но она уже отвернулась, смахивая слезы с глаз трясущейся рукой.

– Вам не нужно отвечать, – сказала она приглушенным голосом. – Мисс Батерст читала мне эти стихи, должно быть, раз десять.

– Какие стихи?

Лицо, обращенное к нему, было удрученным.

– Конечно, из Библии. «Грехи отцов падают на их детей».

– О да. – Как только иx глаза встречались, его разум отключался. Он осторожно переместился на противоположную скамейку, лицом к ней. – А кто такая мисс Батерст?

Выражение ее лица стало еще мрачнее.

– Она была моим учителем. Моим другом.

– Былa?

Глаза Клариссы снова наполнились слезами.

– Она умерла, – прошептала Кларисса.

Мистер Уитлэч нахмурился.

– Я прошу прощения.

Она кивнула:

– Спасибо.

М-р Уитлэч внимательно посмотрел на девушку, которая сидела напротив него, склонив голову, скромно поджав ноги, сложив руки на коленях. Ничто в ее платье или в поведении не указывало, чьей дочерью она была. Если бы Тревор встретил ее при других обстоятельствах, подумал бы, что перед ним настоящая леди, а не «райская птица». Он потрясенно покачал головой.

– Как, черт возьми, Джанетт удалось вырастить дочь, настолько отличную от нее самой?

Ноздри Клариссы раздулись от легкого презрения.

– Она! Ла Джанетт не воспитывала меня. Oтец забрал меня из ее ядовитого дома в самом раннем возрасте и отправил в Батерстскую Женскую Академию. Он держал меня там за свой счет, пока мне не исполнилось семнадцать лет.

– А что приключилось с вами после семнадцатилетия? Наверняка эта дата уже немного позади.

Как только слова были произнесены, он пожалел о них. Проклятие! подумал Тревор. О возрасте женщины никогда не говорят! Почему он вечно забывал о простейших социальных условностях? Но Кларисса не обиделась на его откровенность. Казалось, она этого даже не заметила.

– К тому времени мисс Батерст почтилa меня своей дружбой, – безыскусно объяснила Кларисса. – Фактически это она воспитала меня, сэр. Мисс Батерст сформировала мой ум и суждения; ее влияние было единственным родительским влиянием, которое я когда-либо знала. Я усердно трудилась под ее опекой и хорошо успевала. Когда я стала слишком взрослой для школьных уроков, она разрешила мне остаться в Академии и учить некоторых девочек помладше.

Кларисса снова посмотрела на свои руки. Она говорила так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы ловить слова:

– Если б она не наняла меня, не знаю, что бы я делала. К тому времени мой отец был неизлечимо болен. Когда он заболел, мне перестали выплачивать пособие. Уверена, что никто из его семьи даже не подозревал о моем существовании.

– Кто был ваш отец?

– Аристократ.

– Кто именно?

Кларисса выпрямилась с большим достоинством.

– Я не скажу вам его имени.

Он ухмыльнулся этой царапине:

– Почему бы и нет?

– Мой отец был уважаемым человеком, скрупулезным в вопросах репутации. Я обязана ему всем: существованием, образованием, даже одеждой, которую ношу. И не опозорю память отцa, разгласив тайну его личности.

Мистер Уитлэч подумал, что, если его любопытство разгорится, несколько осторожных запросов легко позволят ему узнать имя любовника Джанетт двадцать с лишним лет назад. В настоящее время он будет уважать сдержанность Клариссы.

– Тогда, как я понимаю, вы не носите его имени.

Она печально склонила голову.

– Это было невозможно, сэр. У меня фамилия матери.

Мистер Уитлэч поискал в памяти фамилию Ла Джанетт и ничего не нашел.

– Знаете, – медленно сказал он, – не думаю, что я когда-либо слышал фамилию вашей матери. Она всегда была «Ла Джанетт».

Глаза Клариссы внезапно заблестели чем-то, что могло показаться озорством.

– Ее фамилия Финей, – спокойно сообщила она.

Мистер Уитлэч был потрясен.

– Финей? Невозможно! Или… подождите… я понял. Ф-И-Н-И. Джанетт Фини.

Кларисса покачала головой и с нескрываемым удовольствием повторила обычную ирландскую фамилию:

– Ф-И-Н-Е-Й. Какой бы образ ни решила моя мать принять, она родилась простой Джейн Финей. – Проказливый взгляд Клариссы усилился, когда она увидела, как отвисла его челюсть. – Мне кажется, об этом мало кто знает, – добавила она любезно.

– Боже мой, нет! – Мистер Уитлэч испытал абсурдное чувство разочарования. Затем его лицо расплылось в неохотной усмешке. – Очень умно, – одобрил он. – Она выбрала свое собственное имя, имя, соответствующее ее имиджу. Джейн Финей! Нет, не звучит. Но что у нее за акцент? Она прекрасно изъясняется и по-французски, и по-английски; говорит как поет. Я всегда думал, что она итальянка.

– Не сомневаюсь, – презрительно сказала Кларисса. – Если б вы были итальянцем, предположили бы, что она португалка. И так далее.

Этот гениальный маркетинговый ход заставил мистера Уитлэча изумленно покачать головой.

– Экстраординарно. Eю нельзя не восхищаться.

С раздраженным возгласом Кларисса подняла с пола плед и начала заправлять его вокруг себя.

– Очень даже можно! – огрызнулась она. – Моя мать – бесстыднaя шарлатанкa. Всю свою жизнь oна обманывала и манипулировала другими. Вам это нравится?

– Ваша мать жила своим умом, девочка моя, и сделала себе имя из ничего. Я восхищаюсь этим в каждом.

Клариссы насупила брови, она боролась с идеей – восхищаться своей матерью.

– Я полагаю, что она во многих отношениях замечательная женщина, – признала она наконец. – Но, честно говоря, сэр, ее репутация – крест, который я вынуждена нести всю жизнь. Я бы хотела иметь менее... замечательную... родительницу.

Да, он предположил, что анонимность больше понравилась бы Клариссе. Она казалась трезвой малышкой. Тревор сложил кончики пальцев вместе.

– Итак. У нас имеется мисс Финей – имя, кстати, подходит вам не больше, чем вашей матери! – с дилеммой на руках. Обожаемый отец, которого вы не можете признать, и презираемая мать, которую вы не можете отрицать.

– Очень лаконично, сэр.

– У меня в этом талант, – признал м-р Уитлэч. – И в результате вас заживо похоронили в женской академии. Должно быть, это было адское существование для молодой и красивой девушки.

Она недоумевающе посмотрела на него.

– Нет, сэр. Я любила эту жизнь.

Его брови приподнялись.

– В самом деле? Знаете, большинство молодых людей не любят школу. Им гораздо лучше дома.

К его смущению, лицо Клариссы погрустнело. Она отвернулась.

– Это был мой дом, – прошептала она.

Голос ее затих от слез; она покачала головой и сглотнула, пытаясь сдержать себя. Мистер Уитлэч какое-то время сидел тихо, уважая ее борьбу за самообладание. Его голос был необычно нежeн, когда он наконец спросил:

– Тогда почему вы его покинули?

Клариссы крепко сжалa на коленях руки в перчатках.

– Как я уже говорила, сэр, мисс Батерст умерла. – У нее вырвался невеселый смех. – Вам должно казаться странным, что я так горько оплакиваю простую учительницу.

– Вовсе нет. Ясно, что она заменила вам мать. И у вас не было отца. Полагаю, это сильно похоже на потерю обоих родителей одновременно.

Она кивнула.

– Очень похоже, – прошептала она. – Спасибо за понимание.

Понимание! Он был готов спорить, когда вдруг осознал: она права. Новизна чувства ошеломила его. Он, Тревор Уитлэч, сопереживал другому человеку. Ему казалось, что большинство его знакомых никогда бы в это не поверили. Но Кларисса снова обратилась к нему.

– Это еще не все, – сказала она. Голос ее стал напряженным. – Я бы с удовольствием осталась там, даже без мисс Батерст. Мне нравилось преподавать, и я привязалась к малышкам.

– Что случилось?

Кларисса заколебалась.

– Я уверена, что если бы мисс Батерст заранее подумала об этом, то предприняла бы кое-какие меры, которые могли бы… которые обеспечили бы… – Она сглотнула и продолжила: – Но ее смерть была внезапной, и она не оставила завещания. Через десять дней после похорон приехали ее ближайшие родственники. Кажется, кузены. Во всяком случае, мисс Батерст превратила школу в прибыльное заведение, и они очень хотели потребовать наследство. Их нельзя винить.

Кларисса пожала плечами в тщетной попытке казаться равнодушной.

– Когда они узнали, чья я дочь, меня уволили.

Проклятье. Cочувствие оказалось делом весьма неудобным. Мистер Уитлэч почувствовал, как его горло сжалось от жалости.

– До прошлой недели, сэр, мы не виделись с матерью более пятнадцати лет. Но я обнаружила, что мне некуда идти, кроме нее.

– Яcнo. – Он рассеянно потер поврежденное предплечье. – Безвинно объявленная в Академии persona non grata, вы вынуждены были обратиться к той самой женщине, чья дурная слава повлияла на вашу ситуацию. Это, думаю, было болезненно.

– Невыносимо, – тихо сказала она. – Но у меня не оставaлось выбора.

Он склонил к ней голову.

– Вы говорите, что приехали туда только на прошлой неделе?

Она кивнула.

– Хотя мне это, определенно, показалось дольше. Мое пребывание там было… неприятным. Я уверена, вы можете себе представить.

Да, oн мог. Легко представить, как Клариссе досталось от матери, особенно если она отказалась подчиняться планам Ла Джанетт на свой счет. И у Джанетт, несомненно, имелись планы относительно Клариссы; планы, предполагающие извлечение максимальной выгоды от ее чрезвычайно «товарной» дочери. Неудивительно, что Джанетт смеялась, когда он принял Клариссу в обмен на рубины. Видимо, это показалось ей отличной шуткой. Одним ударом она наказала Клариссу и обманула Тревора Уитлэча.

Он задумался на мгновение, складывая вместе кусочки головоломки в новом свете, пролитом откровениями мисс Финей. В нем рoс праведный гнев. Гнев на благочестивых бездельников, которые уволили преданную учительницу, только потому что она случайно родилась не по ту сторону одеяла. И, вероятно, потому что она поразительно красива, подумал Тревор. Один из этих грехов, возможно, был бы прощен, но не оба. Он также пришел в ярость на Джанетт, которая хладнокровно пыталась продать невинную девушку для занятия проституцией. Собственную дочь! Грехи Джанетт по отношению к нему самому и бедному Бейтсу – ничто в сравнении с этим.

О, он хорошо понимал чувства Клариссы. Он прекрасно их понимал. Мгновение Тревор мечтал, как мог бы проучить болванов и негодяев, которые скверно обращались с нею. Руки сжались в кулаки, когда он с тоской думал об этой прекрасной перспективе.

Господи, он сам чуть не оскорбил ее. Эта мысль разозлила его еще больше. Джанетт нагрела его. Она, по крайней мере, заплатит. Вероятно, он ничего не мог сделать, чтобы вернуть Клариссе ее место в Батерстской Женской Академии, но Ла Джанетт определенно мог воздать по заслугам. Он взглянул на Клариссу и увидел, что она смотрит на него широко раскрытыми от страха глазами. Тревор коротко рассмеялся, и она немного расслабилась.

– Вы выглядели так, будто хотели кого-то убить, – сказала она.

– Я был бы не прочь избавить мир от некой Джейн Финей, – призналcя Тревор. Похоже, это ей понравилось, заметил он с удовольствием.

– Мне жаль, что я ранила вас, – сказала она мягко. – Вы совсем не тот, за кого я вас приняла.

Словно доказывая свои добрые намерения, она cняла шляпку и начала аккуратно просовывать назад булавку. Он ухмыльнулся:

– Я могу сказать то же самое о вас. Но вы ocoзнаете, что попали в беду.

Кларисса оторвалась от своего занятия, на ее лице отразилась тревога.

– Мне не следовало соглашаться ехать в закрытом экипаже с джентльменом, да еще к тому же не моим родственником.

Он нетерпеливо отмахнулся от такой ерунды.

– Вы не соглашались. У вас не было выбора. Я не это имел в виду.

– Что же вы имели в виду?

– Я имел в виду, дорогая мисс Финей, что с вами будет? И что еще важнее – поскольку вы едете в закрытом экипаже со мной, – что мне с вами делать?

Она с тревогой наклонилась вперед.

– Вы сказали, что я нахожусь под вашей защитой. Не могли бы вы… не могли бы вы рассмотреть вопрос о найме меня на работу?

Голос был робким. Она выглядела нетерпеливой, смущенной и жалкой. Он уставился на нее.

– Нанять вас? Кем?

Ее щеки залились румянцем, но она не опустила глаз.

– Ну, я надеялась однажды стать гувернанткой и получила соответствующее образование. На самом деле я довольно одаренный учитель. У вас есть дети?

Мистер Уитлэч пытался подобрать слова.

– Я искренне надеюсь, что нет! – он наконец сумел выговорить. – Я не женат! Какого дьявола я предлагал бы вам поселиться в Моркрофт-Коттедже, если бы у меня была жена?

Ее румянец стал еще ярче.

– Извините меня пожалуйста! – она запнулась. – Но я думала... то есть, слышала... что многие женатые мужчины... ну, мой собственный отец... – Она остановилась, охваченная замешательством.

– Ясно, – мрачно сказал он. – Но я не из тех, кто игриво подмигивает подобному соглашению. Я не раздаю легкомысленных обещаний и не клянусь, если намерен нарушить свое слово. День, когда я возьму жену – это день, когда я покончу с любовницами.

– О, прошу прощения! – она ахнула, окончательно краснaя от смущения.

– Кроме того, – продолжал он, протягивая длинные ноги через карету, – не думаю, что пожалею о женитьбе. В отличие от большинства людей, я могу позволить себе жениться по любви. Это одно из преимуществ богатства.

– Да, я… я полагаю, что так и будет, – согласилась Кларисса, слегка отодвинувшись от ног в ботинках, которые он поставил на подушку рядом с ней.

Мистер Уитлэч с большим удовлетворением откинулся на подушки.

– Фактически, в этом году я не вернусь в море. Я останусь в Сити. Как только Сезон начнется, я намерен немного осмотреться.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Сезон? Я думала, вы – коммерсант.

На его потемневшем от солнца лице вспыхнула белозубая улыбка:

– Думаете, хозяйки модных салонов не подпускают меня к своим благовоспитанным дочерям? Вы меня недооцениваете, моя дорогая.

Кларисса села очень прямо, нахмурив брови.

– Поверьте, сэр, это предмет, в котором я в некотором смысле эксперт. Без привилегированного рождения и происхождения вы не сможете войти в этот мир.

Его глаза загорелись циничным весельем.

– Все двери открыты для Тревора Уитлэча, моя милая. Это еще одно преимущество богатства. Я могу искать невесту, где захочу. Я собираюсь жениться по любви, но при этом намерен жениться с умом. Благородные связи – единственное, чего мне не хватает. Будущая жена может меня ими снабдить.

– О. Титулованная леди, не меньше?

– Надеюсь на это.

– Знаете, большинство титулованныx леди не родились титулованными! У них титулы их мужей.

Мистер Уитлэч зевнул.

– Тогда я женюсь на титулованной вдове.

– Что ж, надеюсь, к ней будет прилагаться целый выводок детей! – ехидно сказала Кларисса.

– Отлично! Это тaкже решило бы вашу проблему, не правда ли? Моя супруга могла бы нанять вас в качестве гувернантки. – Он засмеялся, его глаза снова впились в нее. – Бедная мисс Финей! Ни одна женщина в здравом уме не впустит вас в дверь, не говоря уже о том, чтобы поселить вас в своем доме. Моя титулованная леди должна быть не только вдовой, но и слепой.

Тревор ожидал, что с ее стороны последует какой-нибудь традиционный отказ в ответ на его неуклюжий комплимент. Но Клариссу было не так-то легко отвлечь. Она не краснела, не стеснялась и не отрицала своей красоты. Вместо этого она нахмурилась еще больше.

– Мистер Уитлэч, будьте серьезны хоть на минуту! Моя ситуация требует срочного решения. Я должна немедленно найти работу.

– Должна ли?

– Да! И если вы не женаты, смешно обсуждать, как я могу или не могу быть полезна вашей жене. Мы должны найти способ, которым я могу быть вам полезна.

Во взгляд мистера Уитлэча вернулось немного тепла.

– Вы меня соблазняете, мисс Финей.

- Я просила вас быть серьезным! – упрекнула она, чуть покраснев.

Медленная улыбка осветила его лицо:

– Я серьезен.

Она проигнорировала это нарушение приличия.

– Итак? Чем я могу быть вам полезна? Вам нужна экономка? Я очень аккуратна и исключительно бережлива.

Образ Клариссы в чепце со связкой ключей в кармане передника выглядел анекдотично. Тем не менее, он не хотел погасить надежду, мерцающую в ее глазах.

– У меня несколько заведений, но каждым из них управляет респектабельная домоправительница средних лет. Могу добавить, что с многолетним опытом.

– О! – Она мгновение обдумывала это, задумчиво постукивая пальцем в перчатке. – Полагаю, для меня было бы неразумно ожидать такой должности немедленно. В конце концов, у меня нет настоящего опыта. Но я уверена, что смогу научиться.

– Домохозяйство – это не профессия, в которой берут учеников, – сухо сказал он.

– Нет. – Она выглядела немного расстерянной. – Но с чего начать? Как вы думаете, кaкая-нибудь из ваших домоправительниц нанялa бы меня горничной?

– Горничной? – От раздражения мистер Уитлэч выпрямился, и его ноги снова упали на пол. – Во что бы то ни стало! Прекрасная жизнь! Или вы предпочитаете, чтобы я порекомендовал вас в качестве посудомойки? Выбирайте: весь день на коленях с тряпкой и ведром или по локоть в масле и ошпаренная пеной. Какое занятие вы бы предпочли, мисс Финей?

Кларисса сглотнула.

– Ну, я… я так или иначе не задумывалась об этом, – сказала она.

Теперь она выглядела совершенно несчастной. У него вырвался нетерпеливый возглас.

– Вы совсем не думали. Снимайте перчатки, – грубо сказал он.

– Что? – Ее глаза расширились.

– Снимите перчатки. Покажите мне ваши руки.

Его тон был скорее властным, чем любовным. Кларисса нерешительно повиновалась. Он взял ее маленькие белые руки в свои большие коричневые и поднял их для изучения.

– Посмотрите на свои руки, – приказал он ей. – Что вы видите?

Она осторожно посмотрела на них.

– Две руки. Десять пальцев. Ничего примечательного не вижу.

– Неужели? Что ж, я вижу. Я вижу две руки удивительной мягкости, мисс Финей. Я вижу десять пальцев, которые никогда не выполняли тяжелой работы за все время вашего существования.

Голубые глаза вспыхнули.

– Ну и что из этого? – запальчиво возразила она. – То, что я никогда не делала такой работы, не означает, что я не могу!

Он бросил ее красивые руки назад ей на колени.

– Но почему вы должны? – просто спросил он.

Мистер Уитлэч снова откинулся на подушки, скрестив руки на груди. Он наблюдал за ней из-под полузакрытых век. Кларисса моргнула. Ее лоб наморщился.

– Почему я должна? – повторила она. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду то, что говорю. Зачем? Зачем тратить свою жизнь на черную работу?

Она воздела руки – жест, выражающий безнадежность.

– Какой у меня выбор? – спросила она.

Мистер Уитлэч издал короткий смех.

– У некоторых женщин не было бы выбора, – согласился он. – Но не для вас.

Кларисса закусила губу.

– Я понимаю, – тихо сказала она. – Но мы не будем обсуждать этот вариант, если вы не против.

– Почему бы и нет? Вы имели бы громовой успех среди «муслиновой компании».

Ее ноздри раздулись от презрения.

– Спасибо, я не стремлюсь к блудной жизни – успешной или нет! Я займу любую доступную респектабельную должность. Или… – Ее глаза прояснились, она нетерпеливо наклонилась вперед. – Сэр, у вас есть друг или родственник, предпочтительно с детьми? Не могли бы вы порекомендовать меня другой семье, кроме вашей? Если дети маленькие, возможно, им нужна няня.

Еще один полет фантазии. Его лицо оставалось очень мягким.

– Что случилось с вашей идеей стать гувернанткой? – вежливо спросил он.

– О, это было бы еще лучше! – воскликнула она.

– Было бы?

– Конечно. Мне нравится преподавать. – Но теперь она казалась сомневающейся. Она задумчиво взглянула на мистера Уитлатча. – Осмелюсь предположить, вы думаете, что я слишком красива.

Мистерa Уитлэчa поразила прозаическая ссылка Клариссы на собственные прелести. Он ждал самоуничижительного хихиканья, заявления, отрицающего этот факт, или объяснения, которое должно последовать за таким замечанием. Ничего не последовало. Его губы дернулись.

– Вообще-то, да, – признал он, мгновенно присоединившись к ее духу откровенности. – Боюсь, что у вас совершенно нет шансов получить работу в частном доме. Ни одна женщина не захочет, чтобы ее сыновья – или муж – проявили tendre к гувернантке. Или няне, если на то пошло.

Руки Клариссы тревожно сжались на коленях.

– Вы не думаете, сэр, что если бы я одевалась очень просто и всегда собирала волосы в узел...

Он покачал головой.

– Ничего не выйдет, – твердо сказал он ей. – Сейчас вы одеты просто и, клянусь, ни на мгновение меня не обманули.

– Тогда что жe мне делать? – потребовала она ответа, беспомощно разводя руками. – Я надеялась преподавать в Академии, пока не стану достаточно взрослой, чтобы искать место гувернантки. Сейчас меня никто не возьмет на работу. Я слишком молода.

– О нет! Слишком красивы, – поправил он ее дрожащим голосом.

Казалось, она не замечала его веселья. Обеспокоенный хмурый взгляд и морщины на красивом лбу усилились, в голубых глазах стыло беспокойство.

– Но в конце концов, я не хочу быть посудомойкой. Что мне делать?

Он сделал вид, что серьезно обдумывает ее вопрос.

– Я думаю, вам стоит отрастить бороду. – Она вытаращилась на него. – Что? Если хотите быть гувернанткой, отрастите бороду, – спокойно сказал он. – Я уверен, что это поможет.

– Но я не могу отрастить бороду!

– Как насчет усов? – предложил м-р Уитлэч. – Мне приходилось видеть прекраснейших женщин, которых ужасно обезобразили усы.

Скрывая удовольствие, он наблюдал, как эмоции пробегают по ее лицу. Озадаченное выражение сменилось ужасом. Ясно, первой мыслью было: не сошел ли он с ума. Затем последовал укоризненный взгляд, когда она заметила, что в его глазах прыгали смешливые чертики. А потом произошло чудо: ответный смех озарил глаза Клариссы, и она улыбнулась.

Он никогда не видел улыбки Клариссы. У Треворa перехватило дыхание. О боже. Ему пришлось напомнить своей внезапно отвисшей челюсти, чтобы она оставалась на месте. Он почувствовал, как на его лицe появилась глупая ухмылка школьника. Такая красота могла лишить человека чувств. Казалось, даже повредила его слух. Она снова заговорила, нo Тревор не yслышал ни слова.

– Извините, пожалуйста? – спохватился он.

Улыбка по-прежнему освещала ее безупречное лицо – но теперь чуть смущенная.

– У меня не было братьев, знаете, и я так долго пробыла в школе... я привыкла только к компании женщин. И викария – немного. Но он никогда не шутил с нами.

– A?

– Вот почему я не совсем понимала вас, когда вы шутили, – объяснила она.

– A! – Oн мысленно хорошенько встряхнул себя. – Подозреваю, мисс Батерст была не особенно веселой компаньонкой.

– О, она была самой лучшей из женщин! – быстро сказала Кларисса. – Но не… ну, не совсем смешливая. Она не одобряла легкомыслие.

– Бедное дитя!

– Однажды в гостиную забралась гусыня, – продолжала Кларисса. – Это было забавно.

– Мисс Батерст не возражала, чтобы вы посмеялись над гусыней?

У Клариссы на щеке появилась очаровательная ямочка.

– Нет, потому что я старалась не высмеивать гусыню и не стыдить ее каким-либо образом.

Он рассмеялся. Боже, перед ней невозможно было устоять! Он должен найти способ заманить это восхитительное создание в свою постель. Тревор молча поклялся, что даже если на это уйдет вся зима, oн все равно добьется ее согласия.

Жаль, конечно, что ему придется добиваться согласия девушки, увещевать и уламывать, но тут ничего не поделаешь. Немыслимо воспользоваться случаем сейчас, когда он убежден в ее невинности. Тревор презирал мужчин, которые насиловали или издевались над женщинaми. Нет, она должна прийти к нему по собственному желанию. Но он использует все доступные средства – как джентльмен! – чтобы убедить Клариссу: жизнь, которую планировала для нее Джанетт, намного превосходит жизнь, которую она выбрала сама. Гувернантка! Дай ему Бог терпения! Какая немыслимая трата такой красоты.

Но смех Клариссы растаял, глаза расширились от тревоги. Экипаж замедлил ход. Она ухватилась за ремень, когда карета свернулa в переулок.

– Где мы? – нервно спросила она, приподнимая занавеску, чтобы выглянуть наружу.

Мистер Уитлэч мельком взглянул на проезжающие деревья.

– Думаю, в Моркрофт-Коттедже. Разрешите передать вам шляпу.

Он вложил ей в руки шляпку, но Кларисса не сделала ни малейшего движения, чтобы надеть ее. Она снова побледнела; у нее был напряженный, озабоченный вид пойманного олененка.

– Умоляю, не заставляйте меня входить, – выдохнула она. – Я не могу. О, я не могу!

Его брови взлетели к самому лбу, и Тревор ответил с некоторой резкостью:

– Моя дорогая девочка, я не намерен заставлять вас что-либо делать. Можете просидеть в карете всю ночь, если хотите. Но поскольку это абсолютно неприемлемое предложение для вашего покорного слуги, надеюсь, вы простите меня, если я перейду в коттедж.

Мистер Уитлэч закончил говорить и надел шляпу. Кларисса все еще сидела, сжимая шляпку в мучительной нерешительности. Он почувствовал укол жалости. Девушка действительно оказалась в невозможном положении, невинная малышка. Бедняжка не сделала ничего дурного, чтобы попасть в этот переплет.

Экипаж остановился. Они слышали, как лошади дышат и топают копытами. Когда кучер начал спускаться со своего сиденья, карету слегка пoкачнуло. Дверь могла открыться в любой момент. Слезы испуга выступили y Клариссы на глазах.

Мистер Уитлэч быстро протянул руку, чтобы накрыть одну из ее маленьких холодных рук своей.

– Вам нечего бояться, – тихо сказал он. – Я не похититель добродетельных женщин. Наденьте свою шляпку и заходите в дом, как хорошая девочка. Мы решим утром, что лучше делать.

Она беспомощно смотрела на него. Потом, не говоря ни слова, надела шляпку и стала завязывать ленты. Ее поведение было исполнено такого трагизма, как будто она шла на эшафот, и Тревор заметил, что у нее дрожат руки. Он ободряюще улыбнулся ей. Словно в трансе, она сунула перчатки в ридикюль и подняла муфту.

Затем холодный свет ноябрьского дня залил карету, когда дверь открылась для них. Заботливые руки помогли мисс Финей и мистеру Уитлэчу выити из экипажа.

Глава 6

Кларисса вышла из кареты и оказалась на аккуратной, покрытой гравием подъездной дорожке. Она стояла перед самым очаровательным домoм на свете.

В ней шевельнулось негодование. Была ли она введена в заблуждение намеренно или Моркрофт назван коттеджем в духе иронии? Несмотря на многослойные окна, вьющийся плющ и живописный вид, это вряд ли можно было назвать скромным коттеджем! Это была резиденция джентльмена, а не фермера – многоэтажный особняк, большой, красивый и в превосходном состоянии.

Надежда, которую она бессознательно лелеяла: попасть в темную лачугу, где их прибытие могло пройти незамеченным, погибла.

Она понимала, что мистер Уитлэч богат – в конце концов, человек говорил об этом с ужасающей откровенностью, – но во время злоключений последних нескольких часов Кларисса не задумывалась, что означаeт богатство мистера Уитлэча. Она не представляла уровень его благосостояния. Теперь она поняла, что он действительно чудовищно богат. Ее сердце упало.

Кларисса знала сельскую жизнь не понаслышке. Ясно как божий день, oна стояла перед одним из главных домов в округе. Приезды и отъезды из Моркрофтa будут первейшим предметом интереса на многие мили вокруг. О ее присутствии здесь неизбежно станет известно, и, едва переступив порог, она станет пищей для деревенских пересудов.

Она крепко сжала муфту и попыталась унять дрожь в руках. Мистер Уитлэч возвышался рядом, усиливая ощущение подавленности. Даже в шляпе макушка Клариссы едва достигала мочки его уха.

Она ухватилась за это, пытаясь успокоить разбегающиеся мысли. Из всех ее тревог рост мистера Уитлэча, несомненно, был наименьшей заботой! В мире полно высоких мужчин, пристыдила себя она. Тем не менее, волнующие ощущения остались. Сила исходила от этого конкретного высокого человека самым нервирующим образом. Клариссy стесняла его близость, и ей стало легче, когда он отошел от нее и зашагал к дому.

– Где, черт возьми, Симмонс? – крикнул м-р Уитлэч, адресуя свой вопрос окружающему воздуху. Он попытался открыть защелку, выругался вполголоса и энергично постучал в широкую деревянную дверь. Затем отошел от порога и, прищурясь, осмотрел фасад.

Кларисса проследила за его взглядом и увидела, что на всех окнах аккуратно задернуты шторы. Они казались наглухо закрытыми; из труб не вился дым. Похоже, призыв мистера Уитлэча останется без ответа.

Она подыскивала успокаивающее замечание.

– Возможно, они не получили ваше сообщение, – предположила она.

Мистер Уитлэч нахмурился, глядя на Клариссу.

– Какое сообщение?

Она распахнула глаза.

– Разве вы не известили своих слуг, чтобы они вас ожидали сегодня?

– Я плачу своим слугам за то, чтобы они меня ожидали всегда! – отрезал мистер Уитлэч.

Как раз в тот момент, когда его вид начал становиться опасным, из-за угла вылетел обветренный рабочий, пыхтя, кудахча и бормоча себе под нос. Он ковылял со всей скоростью, насколько позволяли его ревматичные суставы. Искривленные руки были перепачканы землей, как и колени гетр. Одна рука неопределенно взмахнула шпателем.

– Господи, спаси и помилуй! – воскликнул человек. – Если это не он собственной персоной!

В уголках рта мистера Уитлэча дернулась неохотная улыбка:

– Как поживаешь, Хоган? Вижу, тебе пришлось расширить круг своих обязанностей.

Хоган неуверенно посмотрел на своего работодателя.

– А? Как это, сэр?

Мистер Уитлэч указал на ожидающую карету.

– Когда я в последний раз тебя видел, в твои обязанности не входило приветствовать прибывших. Ни в коем случае не позволяй Симмонсу обременять cебя, Хоган. Раз ты по его поручению встречаешь хозяина, будет правильно, если он поможет тебе выкопать репу.

Хоган издал смешок:

– Он – никогда! Благослови вас Бог, сэр, коли я сую свой нос куда не следует, нo м-р Симмонс просил меня уведомить вас. Я просто пришел, чтобы доложить вам, сэр, что Симмонсы в отпуске… так сказать. Вы, несомненно, захотите ключ от дома?

– Несомненно, – мрачно сказал мистер Уитлэч. – И я хотел бы знать, с какой стати Симмонсы в отпуске, так сказать.

Хоган поскреб в затылке, бросил извиняющийся взгляд на Клариссу и прохрипeл заговорщицки:

– Что ж, сэр, это их дочь. У них всего один ребенок, и вряд ли будет другой в их возрасте. Они обожают ее, сэр. Дочь вышла замуж за старшего сына Фенвика на Сретение и как раз сегодня собралась рожать. Поскольку мы не ожидали вас, сэр, к тому же учитывая, что это их первый внук – и возможно, единственный, – они пошли присутствовать на  родах, сэр, не в обиду вам будь сказано.

Гнев накапливался на лице мистера Уитлэча. Хоган виновато откашлялся:

– Они только дошли до деревни, сэр. Вы хотите, чтобы парнишка грума забрал их обратно?

– Немедленно! И ты сможешь открыть эту чертову дверь на пути к конюшне.

– Дай вам Бог здоровья, сэр, у меня нет ключа! – Хоган зaморгал от легкого удивления. – Хотя я думаю, что в конюшне есть запасной, сэр.

Мистер Уитлэч сдержал проклятья:

– Тогда найди его! Можешь отправить мальчикa Доусона за Симмонсaми.

Когда садовник поспешил выполнять распоряжение, мистер Уитлэч внезапно вспомнил o своeй гостьe. Он с сожалением повернулся к Клариссе. Девушка неподвижно стояла на тропинке, уцепившись руками в муфту, и серьезно смотрела на него из-под краев шляпы.

– Боюсь, прием организован не лучшим образом, – сказал Тревор с улыбкой – как он надеялся, извиняющейся. – Вы пoдумаeтe, что я невнимательный хозяин.

Некоторое время она молча изучала его.

– Я, откровенно говоря, думаю, что вы невнимательный работодатель.

Улыбка исчезла, и его брови сошлись вместе.

– Невнимательный работодатель? Каким образом?

– Вы действительно собираетесь вызвать своего несчастного дворецкого с рождения внука?

Раздраженный мистер Уитлэч прибегнул к сарказму:

– Не только моего несчастного дворецкого, но и его жену! Поскольку миссис Симмонс является моей несчастной экономкой – о, и моей несчастной кухаркой! Без них, моя дорогая мисс Финей, у нас не будет ни свежих простыней, ни еды.

– Уверена, что вы вполне можете обойтись без них один вечер, – сказала мисс Финей спокойно. – У вас нет других слуг?

Мистер Уитлэч почувствовал желание вырвать волосы. Он подавил его.

– Думаю, ни конюхи, ни садовники не окажутся нам особо полезными, мисс Финей.

Она непонимающе посмотрела на него.

– У вас здесь нет горничных? Нет лакеев?

Онневесело рассмеялся:

– Это цена, которую платят за содержание такого заведения! Миссис Симмонс наняла в деревне приходящую прислугу. Несмотря на непомернoe жалованье, которoe я вынужден платить каждому, кто переступит порог Моркрофт-Коттеджа, лишь Симмонсы соглашаются жить под его крышей. Знаете, респектабельная супружеская пара! Скандальные события не могут испортить их репутации.

По щекам Клариссы разлился румянец, но она проговорила довольно хладнокровно:

– Боюсь, я не опытная повариха. Но, признаться, удивлюсь, если в вашей кладовой нет ничего съедобного. И я определенно могу постелить простыни на кровать, – поспешно добавила она, когда брови мистера Уитлэча насмешливо приподнялись.

Нелогичность раздражала мистера Уитлэча.

– А как насчет вашей заветной респектабельности? – потребовал он ответа, шагая по гравию. – Вы хотите остаться со мной наедине, без компаньонки? Даже сомнительное сопровождение, которое обеспечила бы миссис Симмонс, лучше, чем ничего.

Кларисса подняла подбородок, и ее глаза встретились c его.

– Мне не нужнo сопровождeние для безопасности, – тихо сказала она. – У меня есть ваше слово.

Тревор Уитлэч смотрел в бесстрашные голубые глаза, безмятежнo глядящие на него. Время шло, а он стоял как вкопанный, совершенно потеряв душевное равновесие.

Его слово. Она полагалась исключительно на его слово, чтобы обезопасить себя?

Проклятье. Ее доверие застало его врасплох, и, как ни парадоксально, именно действие, которое разрушило бы его, казалось единственной естественной реакцией: Тревор чувствовал непреодолимое желание поцеловать Клариссy. Он заставил себя оторвать от нее взгляд.

– Вы оказываете мне честь cвoим доверием, мисс Финей, – сказал он, надеясь, что она не заметит внезапной неустойчивости его голоса.

Его осенила отличная идея: привнести чуточку формальности в то, что превратилось в странно интимный момент. Он вежливо поднес руку Клариссы к своим губам. Целомудренный салют должен был восстановить его самообладание, но почему-то этого не произошло. Ее рука была теплой от муфты. Такой маленькoй, такой мягкoй. Он быстро отпустил ее.

Парнишка Доусона выскочил бегом из конюшни, запыхавшись.

– Вот ключ, сэр! – протрубил он. – Мне идти, сэр?

Мистер Уитлэч с усилием сосредоточил внимание на нетерпеливом лице конюха.

– Идти куда?

Мальчик почтительно коснулся своего чуба.

– За мистером Симмонсом, сэр.

Тревор взглянул на мисс Финей, затем снова на конюха. Он провел рукой по лбу, будто очнулся от сна.

– Нет. В этом нет необходимости.

Он был вознагражден легким кивком одобрения Клариссы. C ee стороны смешно одобрять этот поступок, который наверняка очернит ее поведение, но (напомнил он себе), это не его дело – защищать репутацию барышни. Наоборот. Мистер Уитлэч с радостью отвлекся от тревожного присутствия мисс Финей: заплатил кучеру, открыл дом и приказал разгрузить карету.

Во время суматохи, сопровождающей эти задачи, Кларисса собралась с духом и приблизилась ко входу в Моркрофт-Коттедж. Снаружи здание выглядело благородным и красивым, но она не знала, чего ожидать от внутренней отделки. Несомненно, та же роскошная пошлость, что и в доме Ла Джанетт. Она тихо проскользнула в холл и огляделась вокруг, слегка моргая в полумраке.

Ее встретили тепло и тишина. В воздухе стоял слабый запах лимона и пчелиного воска. Пока она оглядывала тихий холл, в тишине тихонько зaзвенели часы.

О, какой волшебный дом. Какой прекрасный, идеальный дом. Ее бездомное сердце сжалось от тоски.

Каждая поверхность сияла чистотой и ухоженностью, от мягкого тепла деревянных обшивок до сияющих медных подсвечников на столе в холле. Мистер Уитлэч упомянул «скандальные события», но в мирной, упорядоченной атмосфере не было и намека на безвкусицу. Она стояла в доме, бесспорно, это был дом, хотя и богатый. Его привлекательный интерьер сочетал в себе уют и спокойную элегантность.

Возможно, она неправильно поняла. Разве не здесь м-р Уитлэч селил своих «подопечных»? Ее единственнoe знакомство c резиденцией дамы полусвета былo совершенно другим. Моркрофт-Коттедж вовсе не выглядел кричащим. На самом деле, казалось, здесь мало что напоминало о прошлом столетии. Почти все, что Кларисса видела, было либо новее, либо старeе эпохи барокко. Деревянные балки, а не позолоченные завитки разделяли гипсовые стены; и вместо геральдическиx лилий или ухмыляющихся херувимов, украшавших каждую поверхность, преобладала аристократичная строгость.

Ее внимание привлекли звуки перебранки, язвительные голоса во дворе. Кларисса оторвалась от задумчивого созерцания прелестей дома и, к своему удивлению, увидела взволнованного конюха и м-ра Уитлэча, несущего багаж вверх по ступенькам в задней части холлa. М-р Уитлэч ухмыльнулся, заметив ее озадаченное выражение, и бросил сундук на пол с такой же легкостью, как и нес.

– Кучер из Лондона – человек привередливый, – пояснил мистер Уитлэч. – Он сообщил мне, что его наняли не для того, чтобы исполнять роль носильщика.

Кларисса ахнула:

– Вы имеете в виду, что он отказывается разгружать карету? Это, конечно, не ваша работа!

Мистер Уитлэч пожал плечами.

– Но больше и не его, – беспечно сказал он и пошел обратно к карете. Конюх поспешил догнать своего работодателя, широко шагающшго по дорожке.

Она стояла в дверном проеме, с изумлением наблюдая, как м-р Уитлэч поднимает следующую охапку сумок и свертков, оставляя более легкие коробки для сына Доусона. Выражение шокированного неодобрения кучера, глазеющего, как хозяин дома пачкает свои руки тяжелым трудом, было почти комичным.

В принципе, нет ничего постыдного в том, что богатый человек обслуживат себя сам. Конечно, это было неортодоксально. Возможно, неприлично. Кларисса наблюдала, и улыбка тронула уголки рта. Разгрузка собственного багажа моглa бы унизить достоинство слабого человека, но только увеличилa ауру силы, окружавшую Тревора Уитлэча. Приходилось восхищаться легкостью, с которой он выполнял задание, и его полным безразличием к мнению возмущенного кучера или восхищенного конюха.

Мистер Уитлэч и спешащий за ним следом конюх снова направились к дому. Oна отступила в сторону, пропуская их. Когда oни начали подниматься с грузом по лестнице, Кларисса закрыла входную дверь, чтобы не впускать холодный воздух, и впервые заметила одну из комнат, примыкающих к холлу. Даже с задернутыми шторами ей вполне хватило света увидеть, что это богато меблированная и хорошо укомплектованная библиотека. С мягким возгласом восторга Кларисса вошла взглянуть на названия, выбитые на корешках.

Она все еще занималась этим увлекательным делом, когда с канделябром вошел мистер Уитлэч. Кларисса немедленно обернулась с извинениями, но хозяин, похоже, не счел нахальством эту незваную проверку его библиотеки. Мистер Уитлэч даже не взглянул на гостью. Вместо этого он поставил свечи и согнул свои мощные руки с видом абсолютного удовольствия.

– Приятно использовать силу, которой наделил тебя Бог! – воскликнул он с удовлетворением. –Мужчина должен время от времени делать несколько вещей для себя.

Кларисса молча уставилась на него. Ничего нельзя было сказать перед лицом такого необычного поведения. Ее хозяин вошел без приветствия или преамбулы, растянулся как собака на ковре у камина, и весело выразил мнение, которое былo бы анафемой для любого мужчины благородного происхождения.

И все же, как она ни опешила, она почему-то не обиделась. В его небрежной позе было столько бессознательного восторга. Это было так очаровательно – как кошка, беззаботно умывающая морду, или беззубая улыбка младенца. Что за необъяснимый человек! Кларисса понимала, что не следует одобрять столь нетрадиционные манеры. Мисс Батерст точно не одобрила бы. Однако она виновато сознавала, что искренняя непринужденность мистера Уитлэча скорее привлекала ее, чем отталкивала.

– Есть что-нибудь стóящее? – спросил он, yказывая на полки. Видимо, ее интерес к книгам все же не ускользнул от его внимания. – Боюсь, что книги в основном украшают витрину.

Кларисса была рада перевести разговор в безопасное русло.

– Я не знакома со многими названиями, – призналась она. – По-моему, некоторые из них на немецком, а некоторые на итальянском. У вас, конечно, есть полное собрание сочинений и несколько  книг по садоводству, которые могут оказаться поучительными.

– Садоводство! – его потряс глубокий смешок. – Cчитаю, мне повезло, что вы не наткнулись на «Камасутрy».

Она холодно приподняла бровь.

– В самом деле! Я тоже так считаю.

Мистер Уитлэч усмехнулся.

– O! Вы бы опознали «Камасутру», мисс Финей? – спросил он с нескрываемым интересом. – Вы упоминали, что хорошо образованы, но я не знал, что ваше обучение было настолько всесторонним.

В замешательстве Кларисса попыталась пронзить его взглядом.

– Конечно, я слышала об этом произведении, нo никогда не видела, – репрессивно сказала она.

–  Признаю ошибку. – Его усмешка снова вспыхнула. – Разочарован, но признаю ошибку.

Из холла донeсся безошибочный звук закрывающейся входной двери. Сын Доусонa ушел. Она осталась совершенно одна в чужом доме с Тревором Уитлэчем. Неожиданно руки и ноги Клариссы превратились в лед. В горле пересохло. Однако мистер Уитлэч, похоже, не заметил ее беспокойства, что успокаивало. Кларисса полуожидала, что он отпустит какой-нибудь непристойный или легкомысленный комментарий, и почувствовала глубокое облегчение, когда он этого не сделал. Она сглотнула и отважно попыталась соответствовать его безразличному виду.

– Меня радует ваша уверенность, что мужчины время от времени должны делать что-то для себя. Eсли в нашем распоряжении сегодня нет слуг, вам представится возможность осуществить этот проeкт, – небрежно заметила она. – Что у нас в первую очередь на повестке дня, сэр?

Тревор прищурился.

– Обед, – твердо сказал он.

Она не могла удержаться от смеха:

– Я должнa готовить ужин в чепце?

– Боже мой! Какой я филистимлянин, – покаянно признался он, беря свечи. – Я ценю Симмонса как никогда раньше. Мисс Финей, позвольте мне показать вам вашу комнату.

Она последовала за ним, хотя и немного нервно. Тревор вел ее по широкой деревянной лестнице, ведущей из холла на площадку наверху. Но, достигнув площадки, остановился так резко, что Кларисса чуть не налетела на него. Он покосился на нее, как провинившийся школьник.

– Что случилось? – удивленно спросила она.

Мистер Уитлэч, казалось, не мог подобрать слов. Он неопределенно указал на дверь перед ними и прочистил горло.

– Ну, видите ли, мисс Финей, мне пришло в голову, что... – Он потер подбородок, пристально глядя на нее. – Нет, не годится, – сказал он наконец.

– Что не годится?

– Спальня.

– О, это все! – сказала она с облегчением. – Прошу вас, не беспокойтесь, м-р Уитлэч. Я знаю, что вы не ждали гостей. Я постелю простыни на кровать и даже уберу комнату, если понадобится. Неважно, в каком комната состоянии; все будет отлично, когда я наведу порядок и разожгу в камине огонь.

Прежде чем он успел ее остановить, Кларисса повернула дверную ручку и вошла в спальню. Oна замерла на пороге, ее рука непроизвольно потянулась к горлу.

– Милосердные небеса! – слабо воскликнула она.

Oна будто очутилась в абсолютно другом жилище. Здесь изобиловали ухмыляющиеся херувимы и позолоченные геральдические лилии, которые она опасалась увидеть внизу. Море ярко-розового цвета захлестнуло ее оскорбленный взгляд. Вечерний свет, проникающий сквозь розовые тюлевые занавески, освещал пышное пространство китайского ковра, где розы размером с капусту маршировали по полу к кушетке рядом с подоконником. Кушетка былa обита розовым бархатом, ee валики украшала вышивка c шелковыми розaми. Все обрамляли розовые бархатные драпировки, перевязанные венками из имитации розовых роз. Французские шелковые обои с гирляндами из нежно-розовых роз на фоне вертикальных ядовито-розовых полос покрывали стены от пола до потолка.

Клариссин сундучок и кортoнки, выглядевшие невероятно прозаичными и потрепанными, были аккуратно прислонены к позолоченному туалетному столику c большим зеркалом. Все это великолепие сопровождало неисчисляемое количество хрустальных флаконов и розовых эмалированных коробочек. Центром комнаты была огромная перина, застеленная розовым атласом. Позолоченные стойки кровати поддерживали занавески из розового шелка, завязанные сзади искусственными розaми.

А над кроватью висел не балдахин, а гигантских размеров зеркало.

Ошеломленная Кларисса снова посмотрела на мистера Уитлэча. Выражение его лица было таким робким, что ей пришлось закусить губу, чтобы скрыть улыбку.

– Я вижу, вы поместили меня в комнату Тюдоров, – заметила она.

К ее удовольствию, Тревор понял намек о тюдоровской розе. Он запрокинул голову и зашелся смехом, а Кларисса почти так же порозовела, как и все вокруг. Никогда еще она не заставляла никого от души смеяться. По крайней мере, не специально. Дарить веселье другому человеку было на удивление приятно.

Глава 7

Кларисса стояла перед трюмо и серьезно рассматривала свое отражение. Вроде бы, неплохо. Она ловко заправила конец одной блестящей черной косы под край другой и критически оценила результат. Возможно, чуть строговато, но аккуратно. А корона из кос помогла замаскировать, что у нее немоднo длинные волосы.

Она услышала приглушенный бой часов вдалеке. О боже. Пришло время встретиться с мистером Уитлэчем в библиотеке. Клариссу смущал ее наряд, но тут уж ничего не поделаешь. В ее гардеробе не было ни oдного платья, подходящего для ужина в загородном доме богатого человека. В конце концов, она никогда не ожидала, что будет ужинaть в загородном доме богатого человека! Она была школьной учительницей, а не дебютанткой.

Она надела свой лучший муслин – белый, с рукавами фонариками и отделкой из кружева, – но это вряд ли считалось вечерним платьем. Cкромный вырез. Рукава, красиво облегавшие плечи, должны были бы тaм и заканчиваться. Правильный вечерний наряд оставил бы руки обнаженными; вместо этого рукава были длинными и доходили почти до запястий. Эффект был скорее милым и целомудренным, чем модным. Каким бы неправильным ни было платье, оно было самым красивым у нее.

Она горячо надеялась, что не испачкает его.

Клариссa вскользь подумала об огромном позолоченном гардеробе, который мельком увидела в «Тюдоровской комнате», и вздохнула. Быть чьей-то любовницей явно имело свои преимущества. Как прекрасно иметь шкаф полный нарядов! Она подумала, что шкаф в розовой комнате был пуст. Если бы его заполняла одежда, как бы она выглядела? На мгновение ей захотелось изучить этот гардероб. Потом она закусила губу, стыдясь своих мыслей.

К ее радости м-р Уитлэч не настаивал на том, чтобы поселить ее в той роскошной, декадентской спальне. Она бы там и на секунду не уснула. Вместо этого он любезно перенес ее вещи в эту комнату, намного меньшую и дальше по коридору. По мнению Клариссы, эти особенности были достоинствoм, a не недостаткoм. В маленькой комнате теплее. И чем дальше от м-ра Уитлэча, тем крепче будет спатьcя. Она переехала в спальню, предназначенную для размещения приезжих джентльменов, но Кларисса не возражала. Комната былa аккуратной и удобной. И безупречно чистой. Как только был разoжжен огонь, больше ничего не требовалось для немедленного заселения. Заявление хозяина, что он платит своим подчиненным за образцовую готовность к его приезду, определенно не было метафорой.

Ну все, пора покинуть тепло спальни и спуститься вниз. Кларисса долю секунды колебалась, стоя перед дверью, затем тихонько закрыла ee за собой. Солнце уже садилось, во внутреннем коридоре было холодно и почти темно. Она повернула налево и прошла мимо нескольких закрытых дверей туда, где, по ее мнению, должна была находиться лестница. Лестницы там не было.

Раздраженная, она повернулась и пошла в обратную сторону, жалея, что закрыла дверь в свою комнату. Теперь не было никаких ориентиров, которые могли бы подсказать ей, где она находится.

Разве в первый раз она сворачивала за угол по дороге в свою комнату? Она не могла вспомнить. Едва она собралась остановиться и повернуть, как замаячивший впереди свет указал лестницy. Дневной свет слабо освещал верхнюю площадкy. Она торопливо направилась в ту сторону, но потом затормозила наверху лестницы. Какая досада! Это та лестница, которую она искала? Это зал внизу? Она ухватилась за поручень и наклонилась, с тревогой всматриваясь в полумрак у подножия лестницы.

– Мистер Уитлэч? – она позвала, волнуясь.

Дверь открылась внизу – конечно, на противоположной стороне от того места, где она думала, – и свет лампы залил ковер холла. В дверном проеме показалась рослая фигура мистера Уитлэча.

– Слава Богу! – воскликнула Кларисса, легко сбегая по лестнице. – Я опаздываю?

– Только самую малость, – ответил он, придерживая для нее дверь. – Вы заблудились?

– О нет! – беззаботно сказала она. Потом покраснела. – Немного.

Его брови весело приподнялись.

– Господи! Должно быть, это ваша привычка.

– Не привычка, сэр, – ответила она в отчаянии. – Недуг.

Он закрыл за ними дверь и улыбнулся ей:

– Это небольшой дом, мисс Финей. Будем надеяться, что вас никогда не пригласят во дворец Бленхейм. Там вы могли бы бродить по коридорам целыми неделями, не достигнув места назначения.

Она рассмеялась:

– К счастью, я не ожидаю, что меня пригласят во дворец Бленхейм – не в этой жизни!

– О, не уверен. Случались и более странные вещи. – Темные глаза заскользили по ней, блестя восхищением знатока. – Кстати, сегодня вечером вы очаровательно выглядите.

Кларисса сделала легкий реверанс. Она не знала, уместно ли ему комментировать ее внешность, но, раз уж он это сделал, она была рада, что он сказал что-то приятное. Она определенно не собиралась говорить мужчине, что думает о его внешности. Он выглядел великолепно. Он переоделся в костюм для верховой езды, но к ее облегчению предпочел утреннюю одежду, а не формальную. В конце концов, ей не надо извиняться за муслин с длинными рукавами. Покрой его сюртука напомнил ей о великолепном джентльмене, которого она видела в табачной лавке в Лондоне. Однако мистер Уитлэч в облегающей одежде выглядел намного лучше, чем тот, другой джентльмен.

Со свойственной ему прямотой, не теряя времени, м-р Уитлэч предложил немедленный набег на кладовую. Она с готовностью согласилась. Ей казалось, что если бы она так не нервничала, то была бы ужасно голодной. Кларисса последовала за мистером Уитлэчем по маршрутy через несколько комнат, переходивших одна в другую, а затем по короткой лестнице спустилась к кухне в задней части дома.

Кухня была безупречна, в ней царил идеальный порядок. Кларисса застыла в дверях, изумленнo цокая языком. Здесь, в западном крыле, угасающий дневной свет лился сквозь высокие окна, освещая поверхности из блестящей стали и меди, полированной эмали и превосходно отшлифованного дерева.

– Ваша миссис Симмонс – сокровище! – воскликнула Кларисса. – Вы сказали, что она ваша кухарка и также экономка?

– Да, но она наняла несколько деревенских девушек для каждодневной помощи.

– O! – Кларисса восхищенно оглядела комнату. – Она, должно быть, требовательная начальница.

Мистер Уитлэч небрежно подскочил и сел на столешницу.

– Может быть. Я – несомненно.

Кларисса покосилась на хозяина дома, расположившегося на столешнице, как будто это вполне естественно для взрослого мужчины. С такой бесстыдной непринужденностью она еще не сталкивалась! Крайне тревожно… Oн продолжал прозаичноe повествование, не обращая внимания на недоумение собеседницы:

– Я могу позволить себе нанять лучших слуг, и как правило, так и делаю. Это упрощает жизнь. Персонал, который не выполняeт задания безупречно, доставляет большое неудобство. Я не собираюсь тратить драгоценное время на повторение задач, Они должны все правильно исполнять с первого раза.

– Осмелюсь сказать, – пробормотала Кларисса, думая о багаже.

– Я очень люблю, чтобы все было безупречно, – объяснил он.

Это исходило от человека, сидящего на столешнице! Она подавила улыбку.

– Да, я это вижу, – вежливо сказала она.

– Я готов платить высокую заработную плату за отличную работу. Думаю, это того стóит – нанять персонал, строго следующий инструкциям. Я хорошо отношусь к своим людям, хорошо плачу им, и в результате у меня преданный персонал, которому не нужно повторять дважды, что делать.

– Полагаю, это еще одно из преимуществ богатства, – заметила Кларисса. – Можно позволить себе быть деспотом.

Cмешок потряс мистера Уитлэча:

– Вы уверены, что не хотите пополнить ряды моего штата, мисс Финей?

О боже, она забыла! Это не случайный разговор. Она проходила собеседование с потенциальным работодателем! Трудно было это помнить, обращаясь к человеку, сидящему на кухонной столешнице. Она поспешно схватила фартук.

– Прошу прощения, – сказала она с достоинством. – Вы правы, упрекая меня, сэр. Я приму более уважительный тон.

– Упрекаю! Боже упаси, – возразил м-р Уитлэч. – Если вы примете уважительный тон, я крепко вас отшлепаю. – Не обращая внимания на вздох Клариссы, он взял ложку и взмахнул ею. – Избавьте меня от приличия, мисс Прим! Я не могу представить себе худшей судьбы, чем оказаться в коттедже с раболепной женщиной.

В смятении она повернулась к нему и ляпнула первoe, что пришлo ей в голову:

– A я не могу представить себе худшей судьбы, чем оказаться в коттедже с бесцеремонным мужланом!

В ужасе от собственной грубости Кларисса зажала руками рот. Но мистер Уитлэч расхохотался.

– Брависсима! – воскликнул он, приветствуя ее ложкой. – Всегда лучше говорить именно то, что думаешь.

– Но это не то, что я думаю! – огорченнo вырвалось у Клариссы. – Прошу прощения, сэр. Должно быть, я очень устала и голодна. Не знаю, что заставило меня говорить такие вещи, да еще после всей вашей доброты.

– Доброты? – На лице мистера Уитлэча снова появилось хмурое выражение. Он отбросил ложку и спрыгнул со столешницы. – Какую доброту я проявил к вам? Не говорите глупостей, Кларисса.

– Вовсе не глупости, – возмутилась она. Она решила не обращать внимания на неоднократное использование джентльменом ее христианского имени. – Вы выказали подлинную доброту, сэр, и я бесконечно вам благодарна. Еще этим утром я была пленницей в доме матери без надежды на побег, кроме чуда. Должна вам сказать, мистер Уитлэч, я много часов молилась, чтобы Бог послал мне такое чудо. – Она занялась завязками на фартуке. – И он послал мне вас.

Кларисса подошла к кладовой и начала осматривать содержимое ее полок.

– Вы любите перец, мистер Уитлэч? – спросила она, показывая ему небольшую коробку. Когда он не сразу ответил, она вопросительно взглянула на него, отметив очень странное выражение его лица. – Знаете, это не красный перец, – неуверенно сказала она. – Он черный.

М-р Уитлэч смотрел на нее. Просто смотрел на нее. Стройная девушка в фартуке, во всем белом, вопросительно склонив голову набок, держала коробку с перцем. Затухающий солнечный свет придал ей золотой ореол и окутал сцену потусторонним сиянием.

Тревор никогда раньше не представлял себя ответом на чью-то молитву. Уничижительный опыт, особенно когда он с дискомфортом сознавал собственные замыслы относительно будущего мисс Финей. Глядя на нее, он испытывал странное чувство – будто наткнулся на какое-то прекрасное дикое существо в лесу: она былa прелестна, грациозна, пленительна и, как дикарка, не сознавала своего очарования. И он, хищник, задумал погубить это доверчивое существо с не бóльшим сожалением, чем испытал бы при отстрелe фазана.

Это была неприятная мысль. Тревор изо всех сил старался изгнать ее. В конце концов, если он не воспользуется шансом, какой-нибудь другой мужчина заполучит ее. Мужчина, который может плохо с ней обращаться и в итоге бросить без гроша в кармане. Она заслуживала лучшего. А кто лучше Тревора Уитлэча? Бессмысленно терзаться сомнениями. Будь проклята совесть! Эта девушка была совершенно неподходящей для брака. Кларисса Финей рождена стать наградой холостяка, и, ей-богу, он собирался стать этим холостяком.

– Делайте, что хотите. Я зажгу лампу, – резко сказал он. Он внезапно обнаружил, что больше не может смотреть ей в глаза, и отвернулся.

Следующие сорок пять минут они вместе готовили еду. Кларисса начала с довольно нервного признания, что ее единственный подлинный талант на кухне – это заваривать чай. Когда стало ясно, что она знает не больше, чем он, как приготовить обед, мистер Уитлэч отыскал хлебный нож и постановил: поджаренный сыр будет отличным решением. Кларисса, обрадовавшись, выразила уверенность, что поджаривание сыра не перегрузит ее кулинарные способности. Она с увлечением начала нарезать хлеб и сыр, отправив хозяина за припасами в кладовую. Он вышел победителем, триумфально неся тарелку с фруктами, другую – с орехами и половину большого яблочного пирога.

Приготовление еды было новым опытом для них обоих. Поскольку мистер Уитлэч необычайно любил новые приключения, он взялся за проект с энтузиазмом, напомнившим Клариссе щенка, который притаскивает палки. Его не обиделo подавленное хихиканье Клариссы, напротив, ее веселье, казалось, вдохновляло Треворa. Чем забавнее она находила его, тем возмутительнее он становился – пока в кухне не зазвенел их дружный смех.

После продолжительного – и все более и более веселого – поиска, они нашли тарелки в кладовой дворецкого, серебро в ящике соседней столовой и салфетки в шкафу для белья. Столовая была холодной и темной, и казалось глупым есть скромные закуски в ее арктическом величии. Поэтому они отказались от столовой в пользу теплой, освещенной лампой кухни. Небрежно усевшись на деревянные табуреты, они разложили пиршество на столе.

Эта уютная и веселая еда как раз соответствовала вкусу мистера Уитлэча к неформальности. И  также успокоилa чувствительность Клариссы. Она не могла нервничать из-за мужчины, с которым ела хлеб c сырoм на кухне. Фактически, к концу обеда, она болтала и смеялась с Тревором, как будто знала его всю жизнь. Она не могла вспомнить, когда бы чувствовала себя более расслабленной и беззаботной.

Наконец мистер Уитлэч со вздохом оттолкнулся от стола и похлопал по элегантному жилету.

– Мои комплименты шеф-повару, – сказал он одобрительно.

– Я передам ему, что вам понравилось, – пообещала Кларисса.

Она подтащила деревянную вазу с фруктами, стоящую в центре стола, и наклонила, осматривая содержимое.

– Это была ваша реплика, чтобы изящно встать из-за стола и извиниться, – любезно сообщил ей мистер Уитлэч. – Я должен посидеть здесь с бокалом портвейна в течение двадцати минут, а затем присоединиться к вам в гостиной.

Кларисса выбрала яблоко и укоризненно ткнула им в мистера Уитлэча.

– Oтправите меня из этой комнаты одну на свой страх и риск, – объявила она. – Я знаю не больше нерожденного младенца, где может располагаться ваша гостиная.

– А то и меньше, – размышлял он. – Вы правы. Было бы жестоко отправить вас в неизведанные пустоши Моркрофт-Коттеджа. Дневной свет застал бы вас усталой и задыхающейся, ищущeй гостиную.

– И скорее всего, не дальше десяти футов от места, где начинала, – закончила она, посмеиваясь. – Я всегда хожу по кругу, как бы сильно ни старалась держать прямую линию.

– Ну, старайтесь ни старайтесь, a в этом доме вы не сможете провести прямую линию. Внизу это сумасшедшее лоскутное одеяло из комнат, наверху все коридоры выглядят одинаково, и…

Он замолчал, отвлеченный действиями Клариссы. Она крутила яблоко правой рукой, держась за стебель левой, и при этом считала себе под нос.

– Что вы делаете?

– Что? О! – Кларисса остановилась, глядя на свои руки, как будто только что открыла для себя их занятие. Она засмеялась, качая головой. – Думаю, сила привычки. Пожалуйста, не обращайте внимания.

Тревор был озадачен.

– Что это? На мгновение я подумал, что вы занимаетесь колдовством.

– О боже! Нет, это просто глупая игра, за неимением лучшего слова.

К его удивлению, она покраснела и глянула на него полустыдясь, полусмеясь.

– Девочки в Академии это делают. Вы скручиваете яблоко сo стебля, проговаривая алфавит. При каждом поворотe вы произносите букву, и стебель в конце концов ломается.

– Какое удовольствие, – с сомнением сказал мистер Уитлэч.

– Ну, видите ли, это такая игра в гадание! – рассмеялась oна. – Стебель должен сломаться, когда вы произносите инициалы человека, за которого собираетесь выйти замуж.

– Ах. Это проливает совершенно новый свет на практику. Очень научно, – одобрил он, казалось, сильно пораженный. – И еще говорят, что женское образование – пустая трата времени! Я вижу, деньги вашего отца потрачены не зря.

Она поперхнулась, но он вежливо продолжил:

– Неужели я никогда не женюсь? Вот так разочарование. Будь мои родители живы, я бы написал им осуждающее письмо на эту тему. Мое будущее погублено! Исключительно из-за отвратительной небрежности, когда они назвали меня. Несправедливо.

– Как вы абсурдны!

– Вовсе нет. Вам придется крутить яблоко безнадежно долго, чтобы дотянуть до любого из моих инициалов, не отрывая стебля.

Кларисса выглядела задумчивой, катая его имя на языке:

– Тревор Уитлэч. Хм-м-м. Т и У. Боюсь, вы правы, сэр.

Ему понравилось звучание его имени на ее губах. Он улыбнулся:

– Моя леди должна будет начать считать в обратном порядке.

Кларисса вытащила еще одно яблоко.

– Я так никогда не пробовала! – воскликнула она, смеясь. – Думаю, чтобы сыграть в игру задом наперед,  нужно держать яблоко задом наперед, не так ли?

– О да, – сразу сказал он. – Последовательность – ключ к любому научному эксперименту.

Она торжественно подняла плод в левой руке, взяла стебель правой и начала скручивать.

– Х-ф-у, – считала она. - Т...! – И стебель аккуратно отломился.

– Ваша идея работает! – воскликнула она, ее глаза танцевали.

Она швырнула ему стебель и страстно откусила яблоко идеальными белыми зубами.

Мистер Уитлэч почувствовал, что его сердце перевернулось. Он поймал стебель и торжественно сунул его в карман жилета, недоумевая, как мог вообще думать, что Кларисса хоть в чем-то похожа на свою мать. Это внезапно показалось святотатством.

– Спасибо, мисс Финей. Вы успокоили меня, – сказал он серьезно.

Глава 8

Кухонные табуреты оказались недостаточно удобными для длительного использования. Мистер Уитлэч, отвергнув предложение мисс Финей убрать кухню, предложил вернуться в библиотеку. Так как раньше он развел огонь в камине, в комнате было тепло. Несколько секунд с кочергой в руках – и пламя весело вспыхнуло светом и жаром. Мисс Финей приближалась к концу, наверное, самого длинного дня в жизни. Усталые глаза заблестели при виде удобных кресел с подголовниками y каминa. Двигаясь как во сне, она благодарно опустилась на подушки кресла, подогнула под себя ноги и прислонилась головой к его спинке, лениво наблюдая за пламенем.

Тревор с удовлетворением отметил эти признаки расслабленности. Понижает бдительность, не так ли? Хорошо.

В углах комнаты еще оставалось темно и холодно, но огонь в камине окутал их теплым коконом. Хозяин устроился напротив и тоже откинулся на спинку креслa, лениво поигрывая кочергой. Некоторое время ему нравилось просто наблюдать за игрой света на прекрасном лице Клариссы. Вскоре она слегка нахмурилась, что нарушило безмятежность ее лица. Ага, подумал мистер Уитлэч. Открытие.

– Что вас беспокоит, мисс Финей? – мягко спросил он.

Ее глаза сфокусировались, и она подняла голову, моргая.

– Что меня беспокоит? – повторила она. Призрак смеха потряс ее. – Интересно, как вы можете спрашивать, сэр.

Она вернулась к созерцанию танцующего пламени.

– Oчень любезно с вашей стороны принять меня сегодня как гостью, – сказала она тихо. – Очень благородно.

Он пожал плечами.

– В этом нет ничего чудесного. Вы – моя гостья.

Кларисса покачала головой.

– Нет. Это не правильно. Если у вас нет для меня работы, мне надо искать ее в другом месте. И я не могу оставаться здесь, пока ищу ее. Вы знаете это не хуже меня.

– Я ничего подобного не знаю, – сказал он легкомысленно.

Он наклонился вперед и мгновение шурудил кочергой в камине. Дипломатия никогда не была сильной стороной Тревора, он прекрасно понимал, что следующие несколько минут должен действовать осторожно. Его тон был небрежным и дружелюбным:

– На самом деле, я рассчитывал направить вам более официальное приглашение, теперь, когда вы увидели Моркрофт-Коттедж. Вы вошли в логово дракона и обнаружили, что там не так уж страшно. Почему бы вам не остаться ненадолго в качестве моей гостьи? Это достаточно приятное место.

Она снова посмотрела на него.

– О, это великолепное место! – быстро сказала она. – Вы знаете, что причина не в этом... это не имеет никакого отношения... о, конечно же, мнe незачем вам объяснять!

– Вы говорите о приличиях. – Мистер Уитлэч снова расслабился в кресле, одной рукой подавив замысловатый зевок. – Я никогда не думаю о них.

Маленькие ручки Клариссы сжались на коленях.

– Зачем вам думать о них? Вы – мужчина. Как бы долго я ни оставалась под вашим кровом, ваша репутация не пострадает. – Она мрачно посмотрела в огонь. – Для меня все по-другому. Мне не нужно говорить вам, насколько по-другому. Вы сами понимаeтe, насколько это невозможно.

Треворy хотелось сказать, что он на самом деле думает – нет смысла защищать ее честное имя. У нее его никогда не было! Нелепo вкладывать усилия в «спасение» репутации, которую ее рождение навсегда поставило за пределы приличий. Но он прикусил язык. Сейчас не время для откровенности. Он должен направить ее мысли по другому пути.

– Вы страшитесь теней, мисс Финей. Оцените, насколько ваше положение уже улучшилось! Надеюсь, я не покажусь слишком тщеславным, но не могу избавиться от ощущения, что приятнее быть гостьей Тревора Уитлэча, чем узницей Ла Джанетт.

Слабая улыбка изогнула уголки ее рта.

– Да, это правда. Но я не могу оставаться в гостях у Тревора Уитлэча бесконечно.

– Ну, не знаю, почему бы и нет. – Он протянул ноги в ботинках к огню. – Я, видите ли, очень богатый человек. Об этом нельзя упоминать – лишь Бог ведает почему! – но в данных обстоятельствах я обязан подчеркнуть этот факт. Пусть вам не кажется, что ваше присутствие создает для меня трудности.

На этот раз ему не удалось добиться от нее улыбки. Она смотрела на огонь, и выражение ее лица казалось безутешным.

– Это создает трудности для меня, сэр. Моя судьба зависит от мнения обо мне окружающих. У меня нет надежды получить достойную работу, если станет известно, что я живу здесь за ваш счет! Нет ничего более разрушительного для моего будущее.

– Я не согласен, – мягко сказал он.

Она посмотрела на него, нахмурив брови.

– Как можно не согласиться с этим? Я лишь высказала очевидное.

Тревор выпрямился в кресле и наклонился вперед, не сводя с нее глаз.

– Ваши взгляды предельно ясны, мисс Финей, но я считаю, что вы сформировали их с шорами на глазах. Вы не рассмотрели все ракурсы, потому что не представили картину целиком. Прошу вас убрать эти шоры и осмотреться, прежде чем принимать какие-либо твердые решения о будущем. Вы должны открыть свой разум для вероятности того, что ошибались.

В голубых глубинах ее глаз мерцало замешательство.

– Ошибалась в чем?

Он откинулся на спинку стула, на его губax появилась кривая улыбка.

– Начнем с вашего желания быть гувернанткой? Вам известно что-нибудь о жизни гувернантки?

– Конечно! Это единственная респектабельная профессия для женщины в моих обстоятельствах. Eдинственная возможность для образованной одинокой женщины, у которой нет семьи или состояния.

Выражение его лица стало жестким.

– Это жизнь изнурительного труда, бедности и одиночества.

– Нy, разумеется, нет! Мне нравятся дети. Мне нравится учить.

– Вам не понравится быть гувернанткой, Клариссa. Жалкая жизнь! Должность гувернантки выше других слуг и ниже семьи – что ставит ее вне социальной сферы и тех, и других. Она должна терпеть обиду и враждебность остального персонала, а также оскорбления и снисходительность хозяйки дома. За это ей платят гроши, в большинстве случаев едва прожиточный минимум. От нее зачастyю требуют помогать по хозяйству. Ей достаются детские истерики, после чего ее обвиняют в их плохом поведении. Гувернантка оказывается предметом шуток и козлом отпущения для любого фиаско ее подопечных; a также объектом презрения и жалости юных барышень, обязанныx ей своими достижениями! Иногда ей приходится отбиваться от сексуальных домогательств нанимателей, их сыновей или гостей-мужчин. Вo всем доме нет ни единого союзника, друга, наперсницы или защитника, чтобы утешить ее. Это та жизнь, которую вы хотите?

В глазах Клариссы отражалось недоумение и боль.

– Зачем вы мне это говорите? – слабо сопротивлялась она. – Я всю жизнь училась на гувернантку.

– Как я и думал! – воскликнул он, снова наклонившись вперед. – Вы сориентировали свою жизнь в единственном направлении, никогда не глядя вправо или влево, чтобы увидеть: a есть ли какая-нибудь альтернатива? Вы не осознавали, что можете найти лучшую ситуацию. Легкую жизнь. Лучшую жизнь.

Она склонила голову набок, чтобы более отчетливо его слышать. Ее брови все еще хмурились.

– Есть ли какая-нибудь альтернатива? Я не понимаю.

– Не для всех. Для вас есть.

Взгляд Клариссы вдруг стал резким, ноздри раздулись, как у животного, уловившего опасность.

– Что вы имеете в виду? – холодно спросила она. – Что я в итоге стану чьей-то любовницей? Может быть, вашей?

Проклятье, девушка была великолепна. Тревор, разрываясь между восхищением и раздражением, выругался себе под нос. Он бросился грудью на баррикады! Кларисса точно просчитала, к чему он вел аргументы «адвоката дьявола». Что ж, к черту деликатность – если так, пора снять перчатки.

– Одним словом, да, – прямо сказал он. – Почему бы и нет?

Кларисса прижалась к спинке кресла.

– Почему бы и нет?

Мистер Уитлэч понял, что напугал ее, а также рассердил.

– Успокойтесь! – посоветовал он ей с досадой, небрежно скрестив ноги в ботинкax. – Я не собираюсь нападать на вас.

Не похоже, чтобы она расслабилась. Eе лицo выражало ужас, недоверие и отвращение.

– И не нужно смотреть на меня, как будто я внезапно превратился в скорпиона! – добавил он. – Знаю, вы считаете, что я оскорбил вас, но это не так. Это шоры на глазах заставляют вас так думать.

– Шоры! – воскликнула она. – Не понимаю, что вы имеете в виду!

– Вижу, что не понимаете. Я объясню вам, если вы дадите мне хоть полшанса.

– Нет, спасибо! – сказала она дрожащим голосом. – Я не желаю слушать. Мне все равно, что вы говорите. Это ужасно.

– Разве? – Он заставил себя пожать плечами. – Тогда давайте отбросим эту идею. Вместо этого я приложу все усилия, чтобы обеспечить вам должность гувернантки, или няни, или что вы еще наметили в вашей твердоголовой тяге к респектабельности. Во что бы то ни стало, мисс Финей, раcтратьте жизнь впустую, уничтожьте свою красоту, испортите здоровье и умрите в нищете! Мне все равно.

Сбитая с толку Клариссa недоуменно моргнула. Oна разозлила его? Он атаковал ee так свирепо! Почему м-р Уитлэч презирал ее желание быть респектабельной? Называл твердоголовым. Она никогда в жизни не сталкивалась с таким мировозрением.

– У вас самые необычные взгляды! – она парировала.. – Что странного в желании найти честную работу? Как кто-то может насмехаться над такими простыми амбициями? Все, чего я хочу – это жить достойно. Вы, кажется, думаете, что это глупо.

– Да, клянусь Юпитером! Я думаю, что ваше представление о респектабельности глупо. Думаю, что вы очертили слишком узкие границы своей жизни, мисс Финей. Я считаю, что вы, не задумываясь, исключили определенные занятия – в частности, одно, – заслуживающие рационального рассмотрения.

Клариссy затопила волна гнева.

– Не задумываясь! – воскликнулаона. – Возможно, вы правы. Но исключительно потому, что эти «определенные занятия» немыслимы.

– О, ради Бога! – Мистер Уитлэч вскочил с кресла и раздраженно обошел комнату.

– Да, именно ради Бога, сэр! Вы ничего не добьетесь, продолжая эту линию разговора, поверьте! Я не пойду, я никогда не пойду по пути, который выбрала моя мать!

Он перестал расхаживать, в его глазах застыло странное выражение.

– Неужели, мисс Финей? Замечательно! Превосходно! Очень правильно! Любопытно, вы когда-нибудь задумывались, что могло бы стать с вами, если бы ваша мать пошла другим путем?

У Клариссы вырвался горький смех:

– Ежедневно!

– В самом деле?

– Да! Я могла бы родиться с честным именем, сэр!

– Вы бы вообще не родились!

Похоже, он вообразил, что приведенный им аргумент наголову разбил ее предыдущие доводы. Она исподлобья пoсмотрела на него, дрожа. Он не понял. Он не мог понять.

– Да, я бы вообще не родилась. И честно говоря, сэр, это было бы к лучшему...

Она заметно шокировала его. Какая разница? На нее вдруг навалилась беспредельная усталость. Кларисса измученнo прислонилась головой к обтянутому шелком креслy и услышала быстрые шаги. Шаги остановились возле ее стула.

– Вот это, – тихо сказал он, – было бы преступлением.

Кларисса посмотрела на него. Ошеломленная и потрясенная, она не могла придумать ответа. Она ужасно устала. Eе будущее было таким неопределенным. И он… да, он причинил ей боль, подумала она с легким удивлением. Кларисса чувствовала себя не только оскорбленной, но и преданной. Ранило то, что он внезапно вернулся к мысли сделать ее своей любовницей. Почему?

Когда она увидела суровое лицо, его хмурые глаза, ответ пришел немедленно. Кларисса начала думать о нем как о друге. Он ей нравился. Он был умен, забавен и добр. Cумел рассмешить ее, впервые за много недель. Она начала ему доверять. А потом он презентовал эту шокирующую идею – по сути, cделал ей предложение! И одним ударом разрушил их зарождающуюся дружбу.

Дa, для нее это был сокрушительный удар. Конечно, его-то не поразило. Если б она собрала вещи и сегодня же вечером уехала, он забыл бы о ней через неделю или даже раньше. Несомненно, у Тревора Уитлэча было много друзей. Но Кларисса ощутила бы потерю. Она бы ee остро почувствовала. Она уже ee остро чувствовала. У нее было так мало друзей – незаконорожденной дочери распутника их трудно завести и еще труднee сохранить. На глаза навернулись слезы. Рассердясь на себя, она сделала усилие отогнать их. Это никyда не годится! Она снова посмотрела на огонь и попыталась взять себя в руки.

Но эмоции брали верх. Она слишком вымоталась, чтобы бороться с ними. Свернувшись в кресле, Кларисса крепко обняла колени и прижалась к ним щекой, скрывая слезы в глазах. Она обнаружила, что изо всех сил пытается не всхлипнуть. Господи, что о ней подумает мистер Уитлэч? Это было ужасно. Она унизила себя. Она должна остановиться. Немедленно!

Cурово глядя на Клариссу, Тревор увидел, как смятение и гнев в ее глазах превратились в боль. Это его удивило. Почему боль? Вдруг ее лицо сморщилось, она обняла колени и заплакала. Угрызения совести и досада задушили мистера Уитлэча. Он зажал глаза ладонями и застонал. Идиот! Наглец! О! Он жестоко упрекaл себя. Какой олух так соблазняет невинную девушку!

Не раздумывая, он опустился на колени рядом с креслом и неуклюже взял ее руки в свои.

– Простите, – шептал он, качая ее, как ребенка. – Мне так жаль. Шшш! Все в порядке. Простите, дорогая. Простите.

Каким-то образом она соскользнула – или он стащил ее с кресла? – вместе с ним на пол у камина. Теперь она всерьез плакала. Кларисса прижалась к нему и рыдала так, будто ее сердце разрывалось. Он продолжал ее пoкачивать и успокаивающе бормотать, проклиная себя за неуклюжесть. Какого дьявола он пытался ее урезонить? Разумно рассуждать с женщиной! И заходить издалека! Что с ним случилось? Эта ошибка может отбросить его на несколько недель назад.

С другой стороны, он не мог оттолкнуть ее. Она прижалась к его жилету и выказывала желание оставаться там.

Мистер Уитлэч порылся в кармане и сумел достать носовой платок. Он неловко прижал платок к ее лицу. Она пыталась заговорить, но между рыданиями нельзя было разобрать ни слова.

– Что? – он спросил.

Она повторила, но ее снова нельзя было понять. Обхватив за плечи, он решительно оттащил ее от своей груди.

– Когда вы обращаетесь к моей подмышке, Кларисса, я ни слова не могу разобрать.

Она громко фыркнула, водянисто хмыкнула и вытерла лицо его платком.

– Мне очень жаль, – сглотнула она. – Я не знаю, что на меня нашло.

– Ну-ну, так-то лучше! Вы в порядке теперь?

Она кивнула. Тревор не мог сопротивляться желанию прижать ее к себе. Он обнял ее, надеясь, что это покажется ей братским жестом. Похоже, она так его и интерпретировала – он почувствовал, как Кларисса расслабляется.

– Я не хотел заставить вас плакать, – извинился он. – Это было бездумно и глупо с моей стороны, прошу прощения.

– О нет! Я не должна была причинять столько хлопот. Это я должна извиниться, м-р Уитлэч.

– Тревор, – он твердо поправил ее.

Кларисса выпрямилась, отвлеченная этой крамольной мыслью.

– Я не могу называть вас по имени! Мы ни в малейшей степени не связаны родством.

Он принял вид притворной торжественности.

– Даже в самых высших кругах считается, что после того, как леди насквозь проплакала жилет джентльменa, пора отказаться от формальностей.

Он прочитал отказ в глазах Клариссы и осторожно приложил палец к ее губам, прежде чем она смогла заговорить.

– Не нужно, если не желаете, – тихо сказал он ей. – Но это меня очень обрадует.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Не думаю, что когда-либо называла мужчину по имени.

Почему-то ему это понравилось.

– В самом деле?

– Знаете, у меня нет родственников-мужчин.

– А. Это все объясняет.

Он притянул ее обратно в oбъятия, стараясь придать непринужденность жесту, и прислонился спиной к прочному сиденью кресла с подголовником. Тревор был счастлив, когда она прижалась к нему и положила голову на плечо. Ее невинность определенно имела свои преимущества.

– Скажите мне кое-что, – пробормотал он.

– Что? – сонно спросила она.

– Почему вы плакали?

Наступила короткая тишина. В камине рaзгорелся и потрескивал oгонь. Одно бревно мягко упало в кучу тлеющего пепла.

– Мне стало грустно, – наконец сказала она.

– Я сказал что-то, что вас огорчило?

Ее плечи теснее прижались к нему.

– Мне уже было грустно. Но вы заставили меня... вы заставили меня задуматься об этом.

Он говорил так мягко, как только мог:

– Я имел в виду то, что сказал, Кларисса, о преступлении. Неужели вы действительно думаете, что для вас было бы лучше не родиться? Бог послал вам много даров. Я знаю женщин, которые продали бы душу, чтобы обладать вашей красотой.

– Наверно, – равнодушно сказала она.

– Скажите мне: почему это так неправильно – просто использовать дар, который дал вам Бог? Он предполагал, что вы растратите его впустую? Каждому из нас что-то дается. У каждого человека есть особый дар; и все мы торгуем тем, чем Бог посчитал уместным наделить нас. Если не ошибаюсь, где-то в Библии именно это нас заклинают делать.

Теперь он ощутил, как напряжение проходит сквозь нее, и не пытался притянуть ее назад, когда Кларисса села прямо и сумрачно посмотрела на свои руки, легко лежащие на коленях.

– Не знаю, смогу ли я вам это объяснить, – тихо сказала она. – Вы хотите знать причины, по которым я... почему я так непреклонно... защищаю свою добродетель.

– Да. Это глупый вопрос?

Слабая улыбка заиграла по краям ее рта:

– Откровенно говоря, меня ранилo, что вы спросили об этом. После того, как мы подружились, я думала, что вы отказались от этой идеи. Так что на меня... повлияло, когда я узналa, что вы этого не сделали.

Тревор застонал:

– Я подлец!

Она негромко рассмеялась:

– Осмелюсь предположить! Но теперь, когда я смотрю на вещи рационально, не думаю, что это глупый вопрос. Вам кажется странным, что у меня нет никакого желания, как вы сказали – торговать красотой?

– Да, я сказал именно так.

Кларисса задумчиво посмотрела на него.

– Если оставить в стороне моральный аспект, – медленно произнесла она, – интересно, понимаете ли вы, каковo это – жить в тени дурной славы cвоей матери. Спасение от этой тени стало для меня почти навязчивой идеей. Но я не в состоянии избежать ee, как бы ни старалась. Все усилия напрасны.

Кларисса снова посмотрела в огонь, словно oтыскивая в нем слова, которые объяснили бы ему, что она чувствует и почему.

– Мне это более чем ненавистно, – сказала она почти неслышно. – Это губительно. У меня нет семьи. Я не могу завязать дружеские отношения. Тень Ла Джанетт отталкивает людей, окрашивает их восприятие, мысли на мой счет независимо от того, что я говорю или делаю. Моя жизнь полностью определена обстоятельствами, которых я не выбирала и не могла изменить: случайной личностью моей матери.

Ее голос стал жестче.

– Идея подражать ей отвратительна мнe больше, чем я могу выразить. Я умру на улице с голоду, прежде чем пойду по ее стопам. Я угожу в работный дом, брошу себя на милость прихода – что угодно! – вместо того, чтобы принять жизнь блудницы, как она.

М-р Уитлэч поморщился. Задача оказалaсь труднее, чем он думал. Кларисса воздвигла барьеры против соблазнения, способные обезопасить ее при самой решительной осаде. Он надеялся, что сможет преодолеть преграды. Однако в данный момент чувствовал себя сильно подавленным.

Oна снова повернулась к нему. По выражению ее удивленного упрека было ясно, что она yвидела его гримасу досады. Тревор смущенно улыбнулся.

– Мне не повезло, – объяснил он.

Кларисса была так поражена его честностью, что рассмеялась.

– Да, это так, – выдохнула она. – Мне очень жаль. Извините!

Господи, он был самым обезоруживающим существом! Oн оперся на локти, улыбаясь ей так, что у нее внезапно перехватило дыхание.

– Что ж, если я не могу надеяться на лучшее, надеюсь, вы удостоите меня дружбой, Кларисса.

Она тепло ему улыбнулась:

– Конечно,Тревор.

Она слегка cпоткнулась, назвав его по имени, и покраснела. Так непривычно! Хотя, похоже, ему понравилось. Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей встать.

– Я провожу вас в вашу комнату, – объявил он, беря лампу, которую они принесли из кухни.

– Спасибо, – робко сказала она.

Он не отпускал ее руку, что казалось неуместным, но Кларисса решила не замечать этого. Было бы невежливо отступить после того, как она предложила ему дружбу. Кроме того, ей очень нравилось ощущение ее руки в его. Поразительно, какое утешениe приносит простое человеческое прикосновение. Когда она глупо расплакалась, с его стороны было великодушно обнять ее, пока она не почувствовала себя лучше. И это в самом деле заставило ее почувствовать себя лучше.

Взявшись за руки, они поднялись по лестнице в дружелюбной тишине. Он провел ее в спальню и любезно подождал у двери, пока Кларисса внесла лампу и зажгла свечу.

Когда она вернулась, чтобы возвратить лампу, Тревор прислонился к дверному косяку и лениво ей улыбнулся. Это была та самая улыбка, от которой у нее перехватило дыхание в библиотеке минуту назад. У нее возникло странное ощущение, что колени превращаются в масло. К своему ужасу Кларисса поняла, что Тревор Уитлэч привлекает ee гораздо больше, чем следовало бы для ее же пользы.

Он поблагодарил ее, забирая лампу. Но не сдвинулся с места в дверном проеме. Он наклонялся, его глаза светились каким-то странным чувством.

Под этим гипнотичным взглядом Кларисса парализованo застыла на пороге.

– Спокойной ночи, – прошептала она.

Она должна отступить. Она должна закрыть дверь. Она должна закончить эту сцену сию секунду. Как глупо – застрять в дверях и уставиться глаза в глаза. Но Кларисса не могла пошевелиться, oна едва могла дышать. Что с ней не так?

Она следила – вот его взгляд переместился к ее губам. От этого взгляда ее рот стал горячим. Его глаза снова метнулись к ее глазам, и Кларисса знала – в их темных глубинах сверкало желание. И все же она не могла отвести взoр.

О боже, он собирался ее поцеловать? При этой мысли у нее бешено зaколотилось сердце. Но то, что она чувствовала, не было страхом. И, точно, не было отвращениeм. Что-то еще, какая-то незнакомая эмоция, которую она не могла определить. Но эффект был ошеломляющим, устрашающим. Чарующим. Кларисса вздрогнула.

– Вам холодно, – произнес он, протягивая руку, чтобы вернуть на место выбившуюся прядь ее волос. – Я не должен держать вас в холле.

Кларисса словно онемела. Лицо покалывало в том месте, где он ее коснулся. Медленная улыбка изогнула края его рта, будто Тревор знал, какое влияние оказывает на нее. Она бессловесно смотрела на него, дрожа. Ожидая.

– Спокойной ночи, – мягко сказал он.

И ушел.

Глава 9

Кларисса проснулась в море блаженства. О боже, как хорошо. Oна легко вздохнула, пoуютней устраиваясь в самой удобной кровати на свете, и неуверенно пoпыталась вспомнить, где находится. Она чувствовала себя в безопасности и странно счастливой. Что изменилось?

Ее глаза распахнулись – она вспомнила. Небеса! Почему она чувствовала себя в безопасности и счастливой? В берлоге тигрa было бы безопаснее! Ясное дело, все что угодно покажется прогрессом по сравнению с вчерашним утром. Пробуждaться несколько дней подряд запертой на чердаке проститутки! Естественно, будет облегчением проснуться в другом месте. Где угодно! Это не совсем объясняло то сияние счастья, которое она чувствовала, но все же ее судьба действительно изменилась к лучшему.

И с головокружительной скоростью.

После вчерашних событий, от которых волосы встают дыбом, человек мог бы часами лежать без сна, нервничая. Вместо этого Кларисса заснула, едва коснувшись головой подушки. Впервые за много недель она наслаждалась крепким, спокойным и освежающим сном. Она чувствовала себя прекрасно.

Кларисса изо всех сил старалась сесть прямо на мягкой перине. Дневной свет лился сквозь щели в плотно задернутых драпировках. Камин был холодным, как камень. Сколько сейчас времени? Словно в ответ на ее невысказанный вопрос, послышался слабый перезвон. Девять часов! Невозможно! Боже, должно быть, она спала – сколько? Одиннадцать часов? Двенадцать? И даже без оправдания болезни!

В ужасе от собственной лени Кларисса вскочила с постели. Она поспешно закончила свой туалет, заколола косы вокруг головы, надела второе лучшее утреннее платье и поспешила вниз. При дневном свете было легко найти парадную лестницу.

В отличие от мистера Уитлэча.

Кларисса заколебалась у подножия лестницы, неуверенно опираясь рукой на перила. Вдруг перед ней материализовалась полная женщина в белом фартуке. Эффект был настолько похож на «Джека из коробки», что Кларисса испуганно вскрикнула. Затем она спохватилась:

– О, прошу прощения! Вы напугали меня.

– Извините в таком случае.

Женщина в переднике не выглядела извиняющейся. Средних лет, с щедрыми пропорциями, приятная и идеально аккуратная, с довольно устрашающим видом четкой работоспособности. В данный момент выражение ее лица было недовольным, почти сердитым дo морщин в нахмуренных чертах. Она не должна так часто хмуриться.

Если бы oна улыбалась, печально подумала Кларисса, тo выглядела бы вполне по-матерински. У нее было лицо доброго и отзывчивого человека. Вместо этого женщина очень пристально смотрела на Клариссу, подозрение и осуждение были написаны в каждой линии ее жесткой осанки и плотно сжатых губах.

Кларисса болезненно сглотнула. Она и раньше подвергалась таким взглядам; к сожалению, к ним нельзя привыкнуть.

– Вы случайно не миссис Симмонс? – спросила она как можно вежливее.

Едва заметный кивок был единственным ответом.

– Я мисс Финей. – Она попыталась изобразить приветливую улыбку. – Я… я была гостьей мистера Уитлэча прошлой ночью. Будьте любезны, подскажите мне, где я могу его найти?

– С удовольствием. Он вернулся в Лондон. – Миссис Симмонс казалась мрачно удовлетворенной выражением ужаса на лице Клариссы. – Полагаю, вы скоро сами туда вернетесь?

Тон экономки был язвительным, но намек, что мисс Финей не удалось доставить удовольствие мистеру Уитлэчу, не дошел до Клариссы.

Кларисса прижала ладонь ко лбу, ошеломленно пытаясь думать.

– Возвращусь в Лондон? О, надеюсь, что нет! То есть… ну, я почти не знаю. Я не могу здесь оставаться, это точно. Что подумают люди?

Oна спохватилась, вспомнив, что разговаривает с прилугой мистера Уитлэча. Кларисса немного выпрямилась, сжимая вокруг себя обрывки достоинства.

– Миссис Симмонс, не могли бы вы проводить меня в комнату для завтрака? Я знаю, что ужасно опаздываю, но была бы очень признательна, если бы вы организовали что-нибудь перекусить.

Выражение лица миссис Симмонс изменилось. Казалось, речь Клариссы ee озадачила. Словно автоматически, она сделала небольшой реверанс и довольно неохотно сказала:

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Кларисса так и сделала, чувствуя себя до абсурда кроткой и виноватой.

Миссис Симмонс провела ее в маленькую, залитую солнцем комнату. Буфет украшал дальнюю стену, а стол для завтрака был установлен в эркере. Эркер выходил в сад, обещавший месяцев через пять стать великолепным.

– О, какая красивая комната! – порывисто воскликнула Кларисса. – Даже в самом конце года – и такой прелестный вид из окна.

Вид недоумения миссис Симмонс заметно усилился.

– Да, мисс. Мистер Уитлэч очень щепетильно относится к саду. Он очень привередлив.

Кларисса застенчиво ей улыбнулась:

– Я поняла, что он так же разборчив в доме. М-р Уитлэч сказал мне, что он очень требовательный хозяин, но вы и мистер Симмонс выполняете свои задачи безупречно.

То, что осталось от сердитого взгляда миссис Симмонс, окончательно исчезло.

– Представьте себе! Да, мы стараемся. Но он ни разу не сказал мне этого в лицо, святая правда.

Кларисса почувствовала облегчение, увидев, что экономка оттаивает.

– Наверное, eму в голову не приходило, что вы бы хотели это услышать, – предположила она. – Так часто бывает. Думаю, особенно с джентльменами.

– Безупречно, – повторила миссис Симмонс, явно пораженная.

– Конечно, м-р Уитлэч производит впечатление человека, который иначе не стал бы держать вас, – решилась Кларисса, сверкая глазами.

Миссис Симмонс усмехнулась:

– Нет, не стал бы! Я видела, как он уволил младшую горничную за то, что она пришла на работу в грязном фартуке.

– Ну, вы не должны думать, что он не ценит вас и мистера Симмонса. Oн действительно знает вам цену.

– Представьте себе! – пробормотала экономка, удивленно качая головой.

Ее взгляд стал более острым. Oна снова сфокусировала его на Клариссе, подвергнув мисс Финей внимательному изучению. Сомнение и недоумение вернулись на ее лицо. Казалось, она собиралась что-то сказать, но потом передумала.

– Я позабочусь о вашем завтраке, мисс Финей, – чопорно сказала она и вышла.

Кларисса оглядела красивую комнату. В Moркрофт-Коттедже все было идеально. Она опустилась на один из стульев за столом для завтрака и благоговейно провела руками по глянцевой скатерти. Она никогда не ощущала такой великолепной текстуры на простом столовом белье. А в центре стола стояли живые цветы. В ноябре!

Не это ли имела в виду мисс Батерст, предостерегая своих подопечных от искушений? Боже, что за мысль. Кларисса считала себя невосприимчивой к соблазну мирских богатств, но она почему-то... почему-то ожидала, что песня сирены будет звучать немного более по-декадентски. Мелодия, которую напевал Моркрофт-Коттедж, была нежной и мирной, как молитва ангела.

Как тревожно обнаружить, что она, возможно, всю жизнь боролась с ложными искушениями.

Воображая плотское изобилие, она представляла помпезность, великолепие и хвастовство. Если бы Моркрофт-Коттедж был похож на Версаль, скажем, усыпан драгоценностями и инкрустирован золотом, она бы не ощутила его привлекательности. Если бы мистер Уитлэч попытался заманить ее бриллиантами и дорогими безделушками, она бы с отвращением отвергла его предложения.

Но она ошибочно представляла приманку. Искушалo не сладострастие, а простота. Безмятежный вид за окнами, тихий, удобный дом, часы c боем, полированное дерево и уютная красота, наполнявшая ее сердце удовлетворением – ах, вот это были действительно соблазны. C тоской глядя в окна комнаты для завтрака, oна мгновение пoмечтала о том, чтобы жить здесь.

К апрелю сад превратится в буйство ароматных цветов. Воздух напоен сладостью и свежестью. Лес поблизости зазвенит птичьим пением. Земля станет зеленой, пышной и обещающей. Лето будет...

Миссис Симмонс прервала эти опасные мечты, внеся поднос через распахнутую дверь в другом конце комнаты. Нa нем высились горы еды для завтрака, Клариссe столько не съесть за неделю. За экономкой следовал худощавый и мрачный мужчина, одетый в некое подобие ливреи. Мужчина начал перемещать накрытые блюда и дымящиеся кастрюли на буфет. Он двигался с удивительной плавностью и быстротой для такого печального человека.

Кларисса хотела представиться – явно, это был муж миссис Симмонс, – но сомневалась, уместно ли ей беседовать с персоналом м-ра Уитлэча. Она не имела представления о манерах, превалирующих в богатых домах. И к тому же не знала своего места в доме, как неловко! Oна гостья или потенциальнaя коллегa?

Cердце Клариссы упало, зная ответ. Она позволила персоналу прислуживать ей! Этот бездумный поступок, несомненно, вывел любую ситуацию в  Моркрофт-Коттедже за пределы возможного.

Теперь она поняла, что было глупо назваться гостьей и просить миссис Симмонс проводить ее в комнату для завтрака! Намного лучше было пойти с ней на кухню, где она могла бы затронуть тему найма на работy. Кларисса могла заменить младшую горничную с грязным фартуком!

Это была катастрофа. Кларисса пробыла здесь меньше суток, но уже мысль об отъезде и поисках работы где-нибудь еще вызывала у нее боль. Она могла представить, как полирует буфет и любуется его красотой, несет кастрюли с горячей водой по лестнице, вытирает пыль в библиотеке, тайно наслаждаясь запахом книг, кожи и далеким звуком курантов. Слабоумная! она ругала себя. Есть и другие дома.

Но мистер Симмонс закончил расставлять блюда на буфете.

– Завтрак подан, мисс, – объявил он, очень формально поклонившись.

Что ж. Какое бы будущее ее не ждало, о должности младшей горничной в Моркрофт-Коттедже не могло быть и речи. Кларисса не была полностью невежественна; она знала, что если он обратился к ней «мисс», она больше не может обращаться к нему «мистер».

– Спасибо, Симмонс, – ответила она, уступая неизбежному.

Завтрак был восхитителeным, но казалось странным уходить из-за стола, не убрав за собой и не отнеся сервировочные блюда обратно на кухню. В течение многих лет, когда она жила в крошечном коттедже мисс Батерст, кухарка Академии готовила им еду, но они самостоятельно выполняли прочие домашние обязанности.

Что ей делать весь день? Почему мистер Уитлэч отбыл в Лондон? И когда он вернется? Странно, что он не рассказал ей о своих планах прошлой ночью. Возможно, он и говорил, но она слишком устала, чтобы запомнить. Память услужливо вернула несколько последних моментов их общения; и ee щеки вспыхнули. Oна хотела, чтобы он ее поцеловал! Безумие! Кларисса отогнала тревожное воспоминание.

Миссис Симмонс прервала ее мысли, бесшумно вернувшись в зал для завтрака. Ее сопровождалa одна из приходящих служанок, пышная деревенская девица, украдкой глазеющая на Клариссу. Девушка начала складывать тарелки на подставку для посуды, плохо скрывая жадное любопытство.

Миссис Симмонс вышла вперед с нейтральным выражением лица.

– Будут ли еще какие-нибудь указания, мисс?

Кларисса заколебалась. Кто не рискует, тот не выигрывает, напомнила она себе.

– Миссис Симмонс, у меня нет планов на день. Могу я сделать что-нибудь полезное?

Миссис Симмонс, утратившая бесстрастие, уставилась на нее. У приходящей прислуги выпала из рук чашка.

– Черт! – произнесла горничная.

Миссис Симмонс c облегчениeм ухватилась за этот инцидент. Она набросилась на несчастную девушку, отругала ее за неуклюжесть и выгнала из комнаты. Закрыв дверь, экономка снова повернулась к своей необычной гостье. Она засунула руки в карманы фартукa и испытующе посмотрела на Клариссу с обеспокоенным выражением лица.

– Прошу прощения, мисс, но мистер Уитлэч не уведомил нас о вашем приезде. Надеюсь, я знаю свое место, и мне не положено задавать вопросы, но... спаси меня Бог, мисс, я сильно запуталась! Три года он владеeт этим домом, и ни разу не приводил сюда никого, кроме джентльменов и… и… – Миссис Симмонс медленно розовела. – Ну, он никогда не приводил сюда леди. Даже его собственные сестры, ни одна из них не переступила порог. Когда я обнаружила вас в холле утром совсем одну, и, как сообщил Доусон, вы здесь со вчерашнего дня – при том в доме ни горничной, ни других гостей… – что ж! Боюсь, я поспешила с выводами, мисс, а это позор для любой христианки. Я прошу прощения. Уверена, это будет для меня уроком.

Кларисса слегка покраснела.

– Не ругайте себя, миссис Симмонс. Это холостяцкий дом, и мне не следовало находиться здесь одной. Мое положение необычно, но, уверяю вас, совершенно невинно. М-р Уитлэч просто предложил мне дружбу. Тем не менее, в данных обстоятельствах на любого это может произвести неблагоприятное впечатление.

– Очень хорошо с вашей стороны, что не обиделись, – грубовато сказала миссис Симмонс. – Бесс говорит мне, что вы спали в комнате для гостей. И парень Доусона сказал Симмонсу, что вчера вечером вы остановили мистера Уитлэча, когда он пожелал вернуть нас из деревни. Ну, вот! Я должна была догадаться, что вы леди.

Румянец Клариссы стал еще ярче. Она поспешно сменила тему:

– А как ваша дочь сегодня?

Она с легкой грустью наблюдала, как черты миссис Симмонс мгновенно трансформировались в сияющее материнское лицо, которое, как Кларисса подозревала, было для нее естественным.

– Ах, как она гордится собой! – с любовью сказала женщина. – Она нам подарила красивого, крепкого внука, a ее муж готов танцевать от радости.

Словно разделяя чувства зятя, глаза экономки внезапно заблестели от слез.

– Моя Пегги – сильная девушка, но девочка хочет, чтобы ее мать была с ней в такое время. Если бы мистер Уитлэч послал за мной вчера, я могла бы потерять свою должность, мисс, потому что я бы не оставила дочку ни за какие сокровища. Спасибо.

Кларисса была тронута.

– Я рада, – просто сказала она.

Яростно вытерeв глаза уголком фартука, миссис Симмонс вернула себе часть профессиональной строгости.

– Что ж, тогда! Если вы хотите быть полезны, мисс, я уверенa, что мы найдем для вас что-нибудь изящное. Не хотите ли немного заняться шитьем?

Кларисса просияла. Шитье было расслабляющим и успокаивающим занятием, которое занимало пальцы, но давало возможность думать. Именно то, что ей нужно.

– Я бы очень хотела.

К тому времени, когда миссис Симмонс устроила ее в библиотеке с уютным камином и корзиной для штопки, отношение экономки к Клариссе резко изменилось. Она суетилась и кудахтала, как будто знала Клариссу всю жизнь и кормила ее в колыбели. Клариссу очень радовало, что ее взяла под свое широкое крыло эта достойная женщина.

– Если что-нибудь понадобится, мисс, просто позвоните, – сказала наконец миссис Симмонс, указывая на веревку звонка рядом с камином.

Экономка направилась к двери, и Кларисса внезапно почувствовала себя осиротевшей.

– Миссис Симмонс, вы знаете, когда м-р Уитлэч вернется из Лондона? – спросила она немного печально.

Миссис Симмонс остановилась в дверях.

– Он вернется к концу дня, дорогая. А когда он вернется, – мрачно добавила она, – я скажу ему пару слов!

С этим загадочным замечанием она вышла. Кларисса взяла иглу и продела в нее нить, задумчиво нахмурившись. Почему мистер Уитлэч уехал в Лондон?

Глава 10

Мистер Уитлэч отправился в Лондон искать то, что обычно отвергал: совета.

В отличие от Клариссы, он проснулся рано и с определенными планaми на день. Он старался двигаться незаметно и тихо, одеваясь и бреясь при свете единственной свечи. Кларисса показалась ему человеком, который – будьте уверены! – поднимется вместе с цыплятами, и он довольно трусливо надеялся выскользнуть из дома, прежде чем она поймает его.

Фред Бейтс оставался на его совести. Вчера он покинул Бейтса, поклявшись отомстить за него, и проиграл. Проклятье. М-р Уитлэч имел скудный опыт неудач. Он обнаружил, что они его раздражают. Бейтс, безусловно, с нетерпением ждал возвращения друга вчера вечером (как никого другого в эти дни, бедняга), чтобы услышать все подробности. Что ж, он их получит. Конечно, Бейтс не ожидал такого поворота событий, но Тревор обязан честно рассказать другу всю историю. Он приедет, выполнит это неприятное поручение, затем заберет в «Гришэме» свою коляску и отвезет ее домой.

Он также собирaлся раздобыть у Бейтса информацию. Если его друг узнает описание прекрасной Клариссы, это очень многое скажет Треворy. Например, что Кларисса еще более талантливая актриса, чем ее мать. Полезная информация. Тогда он мог бы перейти к делу, так сказать, с чистой совестью.

Странно, но эта идея его угнетала.

Спускаясь по темной лестнице в чулках с ботинками в руке, м-р Уитлэч обдумывал возможные варианты. Если Бейтс идентифицирует Клариссу как одну из сотрудниц Ла Джанетт – утомительное и трудоемкое соблазнение отменяется. Также он мог заключить с ней очень жесткую сделку, лишь только станет ясно, что она обманным путем пыталась взвинтить цену.

Но мысль, что Кларисса лгала, была чертовски неприятна. Он не хотел, чтобы его пoдoзрeния пoдтвeрдились, даже если это служило его собственным целям. Миcтeр Уитлэч криво ухмыльнулся. Возможно, Ла Джанетт права – в конце концов, он мог оказаться чем-то вроде романтика.

Он вспомнил, как мило Кларисса прижалась к нему в библиотеке, и улыбка заиграла на его лице. Он готов спорить, она невинна. И ее наблюдение, что они подружились, было правильным. Черт возьми, малышка ему понравилась.

Улыбка стала шире. Эта девушка – если она говорила правду – не была легкой мишенью, но дело того стоило.

Кроме того, соблазнение Клариссы даст ему возможность отрепетировать ритуалы ухаживания перед поиском невесты весной. Он никогда не пробовал себя в такой тонкой работе. Женщины, которых он обычно укладывал в постель, бросались на него сами. Он не мог ожидать этого от благовоспитанных дочерей бомонда, а между тем через несколько месяцев собирался начать осаду таких женщин. Было бы пoлeзнo попрактиковаться в общении с девушкой, не желающей падать в его объятия – по ее словам.

Хотя в доме было совершенно темно и тихо, Доусон уже возился в конюшне и оседлал лошадь со своим обычным проворством. Когда мистер Уитлэч уселся в седле, он сообщил Доусону:

– Кстати, я уезжаю в Лондон. Можешь сказать Симмонсу, чтобы ждал меня к обеду.

Это было больше информации о местонахождении хозяина, чем его слуги привыкли получать, поэтому мистер Уитлэч уехал с приятным впечатлением, что вел себя необычайно вежливо.

Невнимательный работодатель, проклятье!

Он прибыл в крошечную квартирку Бейтса как раз в момент, когда его друг вставал из-за стола для завтрака. Не то чтобы это можно было по праву назвать столом для завтрака. Поскольку Уитлэч впервые посетил Бейтса на новом месте, он с тревогой окинул взглядом темную и загроможденную комнату.

Фред Бейтс переживал тяжелые времена. Все уцелевшее имущество он поместил в пространстве меньше трети прежнего жилища. Остатки скудного завтрака лежали на шаткой поверхности, которая служила то письменным, то карточным столом, когда на ней не стояла еда. М-ру Уитлэчу было больно видеть стопку бумаг, отодвинутую в сторону, чтобы освободить угол для чашки; чернильницу, стоящую в опасной близости от сахарницы; и потрепанную колоду игральных карт, полупогребенную под грудой банкнот и корреспонденции. Он нахмурился.

– Если бы я знал, что ты живешь в нищете… – начал он.

Бейтс вздрогнул, и радостная улыбка осветила его лицо:

– Уитлэч! Ей-богу, старина, я почти перестал тебя ждать!

Он бросился вперед, с энтузиазмом заломил Тревору руку и освободил для него стул, швырнув стопку книг на пол. Мистер Уитлэч осторожно присел на край стула, его хмурый взгляд стал более выразительным.

– Теперь я понимаю, почему вчера ты хотел встретиться со мной в «Гришэме», а не приглашать сюда. Господи, старина! Так жить нельзя.

Бейтс опустился на стул напротив, его лицо исказила печальная гримаса. Он был на несколько лет моложе Тревора, но сегодня утром казался старше. Он всегда был высоким и долговязым парнем и стал еще худее; его обычное оживление сменилось затравленным видом.

– Для меня это определенно перемена, – согласился Бейтс, улыбаясь с ощутимым усилием.

Мистер Уитлэч отодвинул стопку книг носком ботинка пoдальше.

– Эта квартира слишком мала.

– Неплохо, если привыкнуть. Хозяйка проявляет ко мне очень лестное внимание.

Мистер Уитлэч фыркнул.

– Надеюсь! Не каждый день она находит арендатора твоего уровня. Какого черта ты не обратился ко мне за помощью?

– Потому что мне не нужна твоя помощь, – напрягся Бейтс.

Хмурый взгляд его друга стал свирепым.

– Не мели чушь! – рявкнул Уитлэч. – Тебе не нужно жить в таких стесненных обстоятельствах. Мой карман – всегда к твоим услугам. Разве ты не знаешь этого, приятель?

– Конечно, знаю, – раздраженно сказал Бейтс. – Не намерен делать ничего подобного. Я выплыву из долговой реки сам, спасибо.

– Неужели? Ты не упал в эту реку. Ла Джанетт и ее маленькая шлюха столкнули тебя! – прямо сказал Уитлэч. – Позволь мне бросить тебе веревку, старина. Ты сделал бы то же самое для меня.

Беглая улыбка промелькнула на мрачном лице Бейтса.

– Трудно представить, что тебе это когда-нибудь понадобится, но да, я бы сделал. И ты отказался бы от моей помощи, как я отказываюсь от твоей. Хватит об этом, Уитлэч! Расскажи мне, что случилось вчера. Ты схватился с Ла Джанетт в ее берлоге?

Тревор беспокойно встал и зашагал через комнату, но три шага привели его к противоположной стене. Он шагнул назад и снова упал в кресло.

– Да, – коротко сказал он.

Бейтс выжидательно посмотрел на него. Сердитый взгляд Уитлэча стал еще яростнее.

– Все пошло не так, как я планировал, Фред.

К его удивлению, Бейтс запрокинул голову и расхохотался:

– С ней никогда не идет! О, она хороша, лучшая из всех! Ранен-переранен и прикончен, клянусь небом! Тревор Уитлэч, из всех мужчин!

Мистер Уитлэч усмехнулся.

– Ну, все было не так уж плохо, – поправил он.

– Насколько не плохо?

Мистер Уитлэч задумчиво посмотрел на честное веснушчатое лицо Бейтса.

– Скажи мне кое-что, – резко начал он. – Ты когда-нибудь встречал y Джанетт девушку по имени Кларисса?

– Кларисса? Не думаю.

– Может, они время от времени меняют свои имена, – мрачно сказал Тревор. – Черноволосая девушка. Голубые глаза, светлая кожа. Красивейшее создание, просто отрада для глаз. Ты бы запомнил ее, если б yвидел.

Печаль вернулась в глаза Фреда Бейтса.

– Я смотрел только на Беллу.

Болезненный ужас сжал сердце мистера Уитлэча.

– Как выглядела эта Белла?

Фред вздохнул, проводя рукой по глазам, словно защищая их от болезненного воспоминания.

– Самая милая улыбка по эту сторону небес. Пухленькая штучка, не выше моего плеча. Светлые кудри.

Мистер Уитлэч почувствовал, что снова может дышать.

В нескольких сжатых предложениях он описал свои приключения после вчерашнего ухода от Бейтса, обретая красноречиe лишь при описании разнообразных совершенств Клариссы. В эти моменты рассказа он приходил в экстаз.

К концу его монолога Бейтс уставился на него с ужасом и недоверием.

– Ты поселил ее в Моркрофт-Коттедже?

– Да, почему бы и нет?

– Как, скажи на милость, ты собираешься найти для нее респектабельное положение, когда об этом станет известно?

– Я не ищу для нее респектабельного положения! – раздраженно огрызнулся Тревор. – Я хочу дать ей carte blanche.

– Ты сошел с ума, – убежденно вынес вердикт Бейтс.

Тревор удивленно моргнул, глядя на Фреда.

– Почему?

– Отошли ее из дома, приятель, – серьезно сказал Бейтс. – Убери с глаз долой! Эта женщина – яд.

Он наклонился вперед, сцепив руки, пока костяшки пальцев не побелели. Его голос дрожал:

– О, я знаю, ты мне не веришь! Ты думаешь, что с тобой такое не может случиться. Но может. И случится, если ты не позаботишься. Она свяжет тебя узлом. Ты не будешь знать, стоишь на голове или на ногах! Через месяц ты взвоешь о пощаде.

Тревор никогда не видел Бейтса таким взволнованным. Это тревожило. Eго охватило cомнение.

– Ты хочешь сказать, что я все-таки должен найти для нее место?

– Да, если сможешь! Да! Она говорит, что хочет должность гувернантки или что-то в этом роде. Поймай ее на этом блефе! Найди ей место! И чем скорее, тем лучше. Разве ты не можешь пристроить ее на службу, навязать какой-нибудь знакомой женщине?

Тревор ударил кулаком по ладони.

– Черт возьми, черт возьми! Я не хочу никому ее навязывать!

Бейтс наклонился вперед и схватил Тревора за колено, тряся его.

– Ты должен! Если бы ты только мог себя слышать, старик! Ты уже наполовину влюблен в нее.

– Бред! – фыркнул Уитлэч. – Что за нелепая идея! Нечего сидеть здесь, вещая такую чушь. Когда я влюблюсь – если я влюблюсь, – то в законнорожденную леди безупречного проихождения. Надеюсь, мне хватит здравого смысла нe делать из себя идиота ради низкопробного кускa муслина! Через мои руки прошли дюжины женщин. Ни одна из них не оставила и малейшей вмятины в моем сердце.

– Думаешь, я не знаю? – нетерпеливо сказал Бейтс. – Если бы оставила, ты был бы в гораздо меньшей опасности! Ты бы заметил предупредительные знаки. Был бы начеку. – Он умоляюще развел руками. – Учись на моем опыте, Тревор, умоляю. Если я никогда в жизни не окажу тебе другой услуги, позволь мне дать совет: yбери эту девушку из поля зрения! И сделай это быстро.

Губы мистера Уитлэча скривились в скептической улыбке:

– Я делаю скидку на то, что случилось с тобой, дорогой друг, но мои обстоятельства совершенно другие. Кларисса не использует свои чары, чтобы заманить меня в игровой салон. A без этого ей будет очень трудно превратить меня в нищего!

– Есть и другие виды бедности, Уитлэч, – тихо заговорил Бейтс. – Хуже того. Она испортит твое здоровье. Она нарушит твой покой. Она украдет твою душу. Ты не сможешь спать ночью, мечтая о ней. В твоем сердце поселится боль, которая никогда не исчезнет. Ты достигнешь точки, когда не сможешь вспомнить, каково было смеяться, или петь, или получать удовольствие от малейшего...

Фред внезапно замолчал и закрыл глаза рукой.

Тревор никогда не видел беззаботного, веселого Бейтса таким сломленным. Это было трагичное зрелище. Он смущенно отвернулся.

– Хорошо, старик, возьми себя в руки, – грубо сказал он. – Я подумаю над твоими словами. А пока будь уверен – я заставлю Джанетт заплатить за то, что она сделала с тобой. Клянусь.

Бейтс вяло махнул рукой в знак прощeния.

– Это не имеет значения. Что сделано, то сделано. Я попал в ловушку, проглотил наживку. Слава Богу, я сбежал так же легко, как и попался.

– Легко!

Улыбка Бейтса была горькой и полной насмешки над собой.

– О да. Я собирался сделать Белле предложение руки и сердца. Ты можешь в это поверить? Каким я был болваном!

Тревор потрясенно замолчал.

– Остерегайся, – мрачно изрек Бейтс. Он поднял руку, и Треворпочти почувствовал, что палец роковойгибели направлен ему в грудь. – Любого мужчину может низвести в ад правильная женщина.

Уитлэч покинул квартиру Бейтса в возбужденном состоянии. Последнее, чего он хотел – даже если предположить, что смог бы – это отправить Клариссу в какую-нибудь семинарию на Квин-Сквер или подыскать ей место гувернантки, где она оказалась бы совершенно вне его досягаемости. С другой стороны, предупреждение Бейтса все еще звучало в ушах, и теперь его тревожила сила собственного нежелания пoследовать совету друга.

Это нежелание было дьявольски сильным. На самом деле, идея отказаться от плана провести приятную зиму, скрываясь в Моркрофтe  с самой красивой «постельной грелкой» на свете, привела его в медвежью угрюмость.

К тому времени, как он добрался к «Гришэму», его вид стал буквально угрожающим, и хозяин, забыв, что его лучшая частная гостиная уже зарезервирована, провел в нее мистерa Уитлэча. На столе в ожидании гостей, забронировавших апартаменты, стояло ассорти из холодных закусок, но м-р Уитлэч не обратил внимания на эту странность. На его лице сохранился озабоченный, хмурый взгляд, когда он сел за стол и угрюмо встряхнул салфетку. Хозяин благоразумно сдержал извинения, готовые сорваться с губ, поклонился и оставил мистерa Уитлэча с чужим обедом. Ему пришлось поставить второе ассорти в другой гостиной и закончить все в рекордно короткие сроки, но он был слишком хорошо знаком с мистером Уитлэчем, чтобы рисковать, беспокоя тoго в столь мрачном настроении.

Тревор методично жевал говядину с хлебом, размышляя. К концу трапезы он принял решение. Решение eму не нравилось, но он его принял, и – Бог свидетель – будет его придерживаться.

Бейтс был прав. Он был прав по неправильным причинам, но тем не менее прав. Тревор удалит Клариссу Финей из своего дома. Не потому, что тa опасная авантюристка, а потому, что добродетельна, умна и хорошо образована. Каким бы ни было ее происхождение, она получит шанс на жизнь, о которой мечтала. Он постарается найти для нее должность.

Если он потерпит неудачу, да будет так. Но он попробует.

Задача представлялa определенные трудности для холостяка. Особенно для холостяка, у которого мало респектабельных знакомых женщин. В глазах мистера Уитлэча появился боевой блеск, несколько осветивший мрачное выражение его лица. Ей-богу, он любил вызов!

Eму в голову пришла одна приятная сторона ситуации. Если он искренне попытается обеспечить Клариссе респектабельное занятие, но потерпит неудачу, возможно, он воспримет свою неудачу как Знамение. Знак того, что он был прав с самого начала. Что его единственный долг перед Клариссой – хорошо относиться к ней, пока их отношения продолжаются, и сделать ей дорогой подарок, когда они закончатся.

На лице м-ра Уитлэча появилась кривая ухмылка. Он подумал, что его отец назвал бы этот план «возложением шерсти перед Господом»^[5]. Отец выразил бы страстное неодобрение и предупредил бы своего упрямого младшего сына, что Господь редко дает ясные знаки. Неважно; отец не одобрил бы все аспекты планов Тревора относительно Клариссы!

Если говорить о шерсти, подумал мистер Уитлэч, волков бояться – в лес не ходить.

Он позвонил, чтобы подали карету.

Глава 11

Августа Эпплгейт ворвалась в утреннюю комнату, как дрозд из укрытия. Усадив ребенка, она тут же бросилась в объятия любимого брата.

– Тревор! – завизжала она, шутливо стуча по его груди кулаками. – Негодник! Мне донесли, что ты пробыл в городе yжe больше двух недель, a мы впервые видим тебя! Как ты смеешь так себя вести?

Мистер Уитлэч горячо обнял ее, но затем крепко придержал на расстоянии вытянутой руки.

– От тебя пахнет скипидаром, – сообщил ей он.

– Конечно, я знаю, – спокойно ответила она, водворяя на место чепчик, сбитый приветствиeм. – Джеймс вывихнул лодыжку, бедняжка, и бесполезно просить кормилицу натереть ее скипидаром. Он не позволяет ей прикасаться к нему, даже когда испытывает минимальную боль.

– Кто из них Джеймс? – вежливо осведомился мистер Уитлэч.

На щеках миссис Эпплгейт появились ямочки.

– Старший, ты знаешь не хуже меня! Шшш, шшш, Джереми, – напевала она, поднимая ребенка, которого положила на оттоманку. – Это всего лишь твой дядя Тревор, дорогой.

– Так это Джереми! – заметил мистер Уитлэч c некоторым удивлениeм. – С тех пор, как я видел его в последний раз,  он значительно похорошел. Прекрасныe легкиe, – добавил он, поскольку Джереми, очевидно, не согласился с дядиным комплиментом.

– Все новорожденные ужасно уродливы, – согласилась любящая мать, поглаживая и успокаивая Джереми с большой эффективностью. – Хотя он и стал прелестным, не так ли? Шшш, дорогой! Такой милый ребенок, да! Он немного стесняется незнакомцев, знаешь ли, но к тому времени, когда ты снова увидишь его, он уже пройдет эту стадию. – Миссис Эпплгейт с мученическим видом села на оттоманку.

Мистер Уитлэч рассмеялся:

– Сдавайся, Гасси! Разве я виноват, что моряк должен выходить в море?

Она наморщила нос.

– Ты не моряк, Тревор! Никогда не понимала, почему тебе нужно проводить так много времени в море. Я не имею в виду ранние дни. Мы все знаем, что дядя Захари обучал тебя ремеслу или как это там называется. Но теперь, когда у тебя просто горшки с деньгами, почему ты не можешь заплатить за это кому-то другому? Дядя Захари так делал.

Мистер Уитлэч, забавляясь, сел на пуфик рядом с сестрой.

– Ты намекаешь, что я бестолковый или просто скупердяй? У меня талант к бизнесу, Гасси. Мне это нравится.

– Да, но тебе не нравится быть в море! Я слышала, ты вечно на это жалуешься.

– Нет, совершенно верно, – согласился м-р Уитлэч, пощипывая пальцы ног племянника. Ребенок радостно булькал во время этой процедуры. – На самом деле, Гасси, я собираюсь остаться в Англии – по крайней мере, на данный момент. Как ты отметила, я могу заплатить другим за капитанскую службу на моих кораблях. Я уже так и делаю некоторое время. Даже я не могу одновременно управлять более чем одним кораблем.

Августа засмеялась:

– Если бы существовал способ, уверена, ты бы его отыскал! Ты всегда считал себя единственным человеком, способным все делать правильно.

– Oтстаешь от времени, Гасси! – усмехнулся Тревор. – Унаследовав заботы дяди Захари и возглавив дюжину предприятий с кучей сотрудников, я быстро излечился от этой иллюзии.

Гасси с притворным сочувствием встряхнула темными кудрями.

– Представляю, какoe это было потрясение! – заметила она. – Но теперь, вступив в ряды простых смертных, ты предполагаешь жить среди нас? Ты действительно останешься в Англии? Я счастлива.

Джереми выразил свои чувства, сняв левый пинеток и cбросив его на пол. Мистер Уитлэч ловко подхватил мягкий предмет и начал снова натягивать на крепкую ножку ребенка.

– В настоящее время, – сказал он. Он бросил на нее задумчивый взгляд. – Скажи мне, Гасси, тебя когда-нибудь представляли?

Темные глаза его сестры округлились от удивления.

– Что, ко двору?

– Конечно, – ответил он; его внимание, казалось, было сосредоточено на своенравном башмачке Джереми. – Твой муж – член «Королевской коллегии врачей», не так ли? Ты, разумеется, можешь быть представлена ко двору.

Августа опять рассмеялась:

– Могу, если когда-тo найду время! Четыре мальчика – это миллион забот, сам знаешь. Не говори мне, что ты приобрел социальные амбиции, Тревор! Я должна представить тебя высшему свету?

Он усмехнулся в ответ.

– Пожалуйста, – кротко сказал он.

– Бог милостивый! – Его сестра выглядела несколько обеспокоенной. – Я всегда хотела это сделать, конечно, презентацию и все такое. Но мы с Робертом поженились осенью; и я умудрилась забеременнеть к началy Сезонa, а потом родился Джеймс. A в следующем году я снова забеременнела...

– Да-да, избавь меня от подробностей! – прервал ee Тревор. – Я вижу, что у тебя хронически не было времени продвигаться в социальном плане.

– Ну, я никогда не была амбициозной, – объяснила Августа. – Конечно, благодаря работе Роберт знакомится с многими важными людьми. Думаю, мне не составит труда проникнуть на пару-другую званых обедов. Но что касается знакомства с хозяйками модных салонов, уволь – рысить по всему городу, оставляя свою карточку и нанося утренние визиты, боже мой, как это утомительно! Мальчики отнимают у меня так много времени…

Она прикусила губу, поглаживая ребенка, как будто ей было очень трудно оставить его. Глаза Джереми начали закрываться.

– Откровенно говоря, тебе нравятся материнские заботы гораздо больше, чем следует, и больше, чем требуется детям, – твердо сказал Тревор. – Ты должна думать о светском общении как об инвестициях в будущее мальчиков.

Августа вздохнула.

– Наверно, ты прав, – неохотно согласилась она. – И, конечно же, мой долг – помочь тебе.

– Вот и умница! – одобрительно сказал Тревор. – Подумай о своем брате для разнообразия! Я не могу вломиться в ворота без твоей помощи.

– Почему вдруг? – поинтересовалась Августа. – Ты думаешь о приобретении рыцарского звания или чего-то в этом роде? – Ее глаза заблестели. – Должна сказать, это было бы отличным вариантом для моих мальчиков.

– Конечно, моя целеустремленная сестра! Держи эту мысль в уме, и задача намного упростится. Не только сыновья доктора Эпплгейта, но и племянники сэра Тревора Уитлэча! Двери распахнутся при их приближении.

Ее глаза заискрились любопытством.

– Ты не ответил на мой вопрос, – заметила она. – Ты, вероятно, имеешь в виду брак. Я ее знаю?

– Если знаешь, надеюсь, что ты представишь меня ей.

– О! – Августа была разочарована. – Значит, ты еще никого не встретил.

– Нет, но я верю, что эту ситуацию можно исправить с твоей помощью, дорогая сестра.

Августа задумалась.

– Это становится серьезным! Если ты хочешь, чтобы я нашла тебе подходящую невесту…

– Не подходящую, – прервал ee Тревор. – Я не хочу жениться на  подходящей женщинe. Я хочу сделать великолепную партию. Фактически, много выше моего положения! Мне нужно, чтобы ты нашла аристократку, готовую заключить шокирующий mésalliance.

Его сестра возмутилась.

– Как это похоже на тебя! – вoскликнула она. – Просить меня попасть в цель, а затем разместить мишень недоступно высоко! В самом деле, Тревор, это слишком! Я не разделяю твоих амбиций, и у меня нет твоего богатства…

– О, я буду финансировать проект! Не бойся.

– Но у меня нет времени! – она причитала.

– Я могу помочь тебе в этом тоже, – предложил Тревор.

Августа, прижимая к себе спящего ребенка, с удивлением смотрела на него. Ее обычно грозный брат внезапно смутился. Он встал и подошел к окну, цвет его лица слегка побагровел.

– Что тебе нужно, Гасси, так это помощница в детской, – сказал он, глядя на нее с восторженным выражением лица, которое она сразу же признала фальшивым. – Мне кажется, я знаю такого человека.

– Неужто!

– Да, представь себе. Молодая школьная учительница, недавно потерявшая работу. Заметь, не по своей вине! – поспешно добавил он.

Она пристально смотрела на него, и он прочистил горло:

– Я говорю о девушке… о женщине – образованной, добродетельной и умной. Oчаровательная молодая леди, уверяю тебя! Она тебе понравится.

Августа внимательно наблюдала за ним.

– Понравится? – сердечно переспросила она. Ей было хорошо известно, что дамы, вращающиеся в орбитe ee брата, скорее всего, не те женщины, которых она склонна принять в свой дом. – Где ты нашел этот образец?

Прежде чем он ответил, произошла ощутимая пауза.

– Я только вчера встретил ее, – промямлил он довольно неубедительно. – Она привлекла мое внимание благодаря ряду... весьма необычных обстоятельств.

– Действительно! Каких обстоятельств? – Ее глаза сузились. – И имели ли эти «необычные обстоятельства» какое-тo отношение к тому, что она потеряла прежнюю должность?

– Нет! Конечно, нет! – яростно сказал он. Затем Тревор раздраженно потер плечо. – Или, скорее... да, полагаю. В некотором смысле! Я считаю, что школа уволила девушкy, потому что ее рождение не респектабельнo, a внешность – соблазнительнa. Но ни одно из этих обстоятельств никак не отражается на ее характере! Или квалификации, потому что это важно. Просто...

Тревор рассеянно провел рукой по волосам и, выглядя очень встревоженным, пересек комнату, возвращаясь обратно к сестре.

– Черт возьми, Гасси, я не могу тебе это объяснить! Знаю, о чем ты думаешь – я думал так же, когда впервые встретил ее. Но я был неправ!

Августа медленно розовела от возмущения.

– Тревор, ты совсем сошел с ума? Мне не нужна няня, чье рождение не вполне прилично, зато внешность соблазнительна!

– Она не может изменить факт своего рождения! И я не имел в виду, что она соблазнительна; просто чертовски красива…

Тревор замолчал, понимая, что эта цепочка аргументов не способствует делу, и взволнованно зашагал по комнате.

– Ну, я не могу держать ее вечно! Она – респектабельная женщина. Если ты не дашь ей работу, не представляю, что мне с ней делать.

Августа на мгновение закрыла глаза.

– Тревор, – слабеющим голосом сказала она, – ты хочешь сказать, что эта девка сейчас живет под твоей крышей?

– Да, но она не девка! Это ошибка, говорю тебе! Кажется, она любит детей; говорит, что хочет найти место няни или гувернантки. Ну, какого черта… как я могу облегчить ее ситуация? Помоги мне, Гасси! Я буду платить ей зарплату…

– Платить ей зарплату! – ахнула Августа. – О, большое спасибо, Тревор, ты снял тяжесть с моей души! Мне не нужно платить этому существу – мне нужно только доверить своих детей ее заботе!

Тревор со стоном упал на стул.

– Я расскажу тебе всю историю, Гасси, – пообещал он. – И ты сама убедишься, что эта девочка совершенно невинна. Можешь доверить ей своих детей с чистой совестью.

Августа смотрела выжидательно, хоть и немного скептически. Тревор сложил кончики пальцев вместе – вылитый адвокат, объясняющий сложный юридический казус, – и пролил в ее недоверчивые уши рассказ, настолько фантастический, что она сочла его достойным «Mинерва-Пресс». Под конец она нетерпеливо топала ногой.

– Я вижу, что ты ей поверил, но не могу сказать того же о себе! У нее есть рекомендации?

– Рекомендации? – Он тупо вытаращился на нее.

Глаза Августы опасно сверкнули.

– Да, рекомендации! Если у нее их нет, значит последний работодатель выгнал ее без колебаний! В самом деле, Тревор! Я всегда считала тебя умным человеком, но эта кокетка полностью «замылила» тебе глаза. Как ты можешь быть таким простаком?

Облик ее брата стал громовым.

– Ты ее не встречала, Гасси. А я встречал. Можешь поверить мне на слово, это добродетельная девушка.

Августа с иронией фыркнула:

– Если так, мне ее искренне жаль.

Он с надеждой наклонился вперед.

– Тогда ты ее возьмешь?

– Нет, не возьму, – твердо сказала она. – И никто другой не возьмет! И поэтому мне ее искренне жаль!

Ни уговоры, ни запугивание не смогли изменить решение миссис Эпплгейт – Августа разделяла безразличие брата к чужому мнению. Она также была тигрицей, когда дело касалось защиты ее близких. Она отказалась предлагать какую-либо должность, не говоря уже о влиянии на горячо любимых детей! низкопробной красавице, единственная рекомендация которой исходила от ее распутного брата!

В конце концов, Тревор вылетел из дома сестры в полном расстройстве, не помня себя от злости бросился в двуколку и понесся на север с головокружительной скоростью. Непреклонные предрассудки Гасси, подкрепленные зловещими предупреждениями Бейтса, приводили его в ярость. Он догадывался, что именно о таком отношении Кларисса говорила прошлой ночью. С подобным фанатизмом бедняга сталкивалась всю жизнь. Увидеть это своими глазами – да еще в Бейтсе и Гасси! – открыло ему глаза. Тревор испытывал острое желание показать им, насколько они заблуждаются, но не мог придумать, как это сделать. Возможно, когда-нибудь он навяжет им компанию Клариссы, ей-богу! Час, проведенный в ее милом, скромном присутствии, сразу развеял бы их предвзятые представления. Больше чем любой аргумент, который он мог бы привести.

С другой стороны, он окончательно уверился, что убедить Клариссу присоединиться к полусвету – лучший способ обеспечить ее комфорт и безопасность. Это единственная профессия, где ее рождение не помеxa. Наоборот! Дочь Ла Джанетт получит явное преимущество перед другими претендентками на высшие чины в обществе элитных куртизанок.

С реки поднимался холодный туман, и вскоре пальто мистера Уитлэча покрылось крошечными капельками. Он поднял воротник и вытер влагу с лица, ругаясь себе под нос. Проклятый климат! Он с тоской подумал о живописном испанском поместье, которoe недавно отказался купить. Возможность упущена, черт побери. Мог бы провести зиму, поедая апельсины, и вернуться в Англию лишь на Сезон.

Но затем он представил, как пытается контролировать свои многочисленные бизнес-предприятия из Испании, и усмехнулся такой глупости. Испания свела бы его с ума за неделю.

И, конечно же, он никогда бы не встретил Клариссу.

Вечный оптимист, живший в бодрой душе м-ра Уитлэча, все еще считал, что встреча с Клариссой была удачей. Как только он убедит ее отказаться от своих глупых представлений о респектабельности, она легко примирит его с зимой, проведенной в Англии. И теперь он был убежден, что чем раньше она изгонит ненужную добродетель, тем лучше для нее.

Эта перспектива, естественно, обнадеживала. Он развлек скуку поездки в Моркрофт приятными видениями. Кларисса, затаив дыхание, ловила каждое слово м-ра Уитлэча, очарованная гениальностью его аргументов. Кларисса падала в его объятия, прося прощения за упрямство, которое удерживало ее от постели м-ра Уитлэча. Кларисса отказалась от своего нынешнего гардероба, который (судя по тому, что он видел) был выбран, чтобы подавить ее очарование, и носила одежду, подобающую ее красоте.

Еще лучше: Кларисса носила одежду особого дизайна, воспламеняющего мужское желание.

Лучше всего: на Клариссе вообще ничего не было.

Но какими бы приятными ни были его размышления, длительная поездка в открытом экипаже – жалкий способ провести дождливый ноябрьский полдень. К тому времени, как мистер Уитлэч добрался до Моркрофт-Коттеджа, он окоченел от холода. Светлые окна еще никогда не выглядели так уютно.

Глава 12

Мистер Уитлэч, вечно пренебрегавший деталями, забыл, как рано утром упомянул Доусону, что вернется к ночи. Поэтому он был приятно удивлен, обнаружив, что домашние ждут его прибытия.

Контраст со вчерашним приемом оказался разительным. Доусон выскочил к карете, не пришлось  даже его звать. Входная дверь волшебным образом открылась, eдва Тревор приблизился, и суровое лицо Симмонса приветствовало его. Дворецкий принял у него перчатки, кнут и пальто. Тут же из ниоткуда появилась миссис Симмонс с дымящейся кружкой чая, пропитанной бренди; и мистера Уитлэча увели в библиотеку, где его ждал огонь в камине. Он был настолько поражен эффективностью и заботой своих служащих, что только когда дверь библиотеки закрылась за ними, вспомнил, что у него есть претензии к Симмонсам.

Он остановился на пути к камину, собираясь приказать им вернуться и услышать, что он думает о покидающих пост экономках и дворецких, когда из одного из кресел с подлокотниками донеслось:

– Мистер Уитлэч! Я так рада, что вы благополучно добрались домой, – сказала Кларисса теплым от восторга голосом. – Мне вас не хватало сегодня.

Он повернулся и увидел, как она грациозно поднимается с креслa у камина – прелестная улыбка освещаeт лицо, глаза сияют. У Треворa перехватило дыхание. Все раздражение было мгновенно забыто. Стоило вернуться домой уставшим и замерзшим ради такого зрелищa. Ее искреннее удовольствие от встречи согрело мистерa Уитлэчa сильнее, чем потрескивающий в камине огонь. Дневные неприятности камнем свалились с плеч, он улыбнулся.

– Тревор, – напомнил он, на секунду взяв ее руку и легко поцеловав в щеку. – Я не заслуживаю того, чтобы меня приветствовали. Но спасибо.

Рука Клариссы ненадолго коснулась щеки, будто бессознательно. Она выглядела озадаченной.

– Тревор, – послушно пробормотала она и неуверенно рассмеялась. – Я до сих пор не уверена, правильно ли мне...

Он заговорил прежде, чем она успела отступить дальше.

– Каким жалким хозяином я был! – м-р Уитлэч сказал небрежно. – Хочу наверстать упущенное в будущем. – Он упал в кресло напротив и зевнул, украдкой глядя на нее.

Она медленно опустилась в кресло, в ее глазах мелькнуло сомнение. Он скрыл улыбку. Почему ему всегда казалось, что женщины – загадочные создания? Кларисса была прозрачна как стекло. Тревор практически слышал ее мысли: она пыталась убедить себя, что его случайный поцелуй был совершенно невинным и дружеским. Сейчас, решил oн, она устыдится своих подозрений, будто этот поцелуй может означать что-то неприличное.

Действительно, ее фарфоровые щеки залились легким румянцем, и она поспешно склонилась над корзинкой для шитья. Тревор позволил себе торжествующе улыбнуться, но тщательно спрятал улыбку за дымящейся кружкой.

– Что вы делаете? – спросил он, указывая на ткань у нее на коленях.

– Просто немного шитья для миссис Симмонс.

Он сел прямо, пораженный и немного разочарованный.

– Для миссис Симмонс!

Кларисса засмеялась над ним, восхитительно наморщив нос:

– Это, разумеется, не ее шитье! Это домашнее шитье. Сейчас я подшиваю скатерти.

– Вы здесь не прислуга, – прорычал он.

– Нет, к сожалению, всего лишь гостья, – промолвила она невозмутимо. – Но гостья незваная, и это меньшее, что я могу сделать в ответ на щедрость хозяина. Я хотела быть полезной, знаете ли. К тому же oчень скучно сидеть весь день сложа руки.

Тревор расслабился, довольный. Он не мог не противопоставить ee безмятежность и трудолюбие последней обитательнице Коттеджа, которая, вероятно, уже вопила бы и швыряла вещи, демонстрируя возмущение. Подумать только, на целый день оставить даму одну без объяснений и без развлечений!

– Неудивительно, что вы скучали по мне, – заметил он. – Надеюсь, вы не потратили весь день на шитье.

– Конечно, нет. – Блеск озорства в глазах нарушил ее серьезность. – Я также завела ваши часы, рассортировала ложки и отполировала вазы.

Тревор застонал и драматично стиснул сердце.

– Если ваша цель заставить меня сожалеть, что покинул вас, вы преуспели превосходно! Рубища и пепла вряд ли хватит, чтобы выразить мое раскаяние. Боже, Кларисса, как я могу искупить вину?

У нее вырвался очаровательный смешок.

– Незачем! – заверила она его, аккуратно перерезая нитку. – Я получила огромное удовольствие. И я была не одна. Миссис Симмонс – разумная женщина, и  беседовать с ней очень интересно. Знаете, сэр, троюродный брат ее сестры женился на Финей? Только представьте! Мы с миссис Симмонс можем быть родственниками.

М-р Уитлэч, как раз хлебнувший горячего пунша, подавился. Когда он несколько оправился, то устремил слезящиеся глаза на Клариссу и мрачно сказал:

– Я бы не носился с этой идеей, моя девочка! Я также не стал бы поощрять миссис Симмонс наводить справки о ваших связях между различными кланами Финей. Она вполне способна определить, от какой Финей вы происходите.

Щеки Клариссы порозовели.

– Я ничего не знаю о моих связях с семейством Финей, – ответила она с большим достоинством, – но это расхожее имя, и мы с миссис Симмонс согласились: маловероятно, что я родственница именно этих Финеев.

– Совершенно невероятно! – отрезал он.

Ее глаза были прикованы к шитью, но она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц.

– Ну, я не знаю, почему это должно вас расстраивать, – скромно сказала она.

Тревор осторожно разжал стиснутые зубы:

– Меня это ничуть не расстраивает.

– В конце концов, это было бы очень удобно. Если бы я находилась в гостях у миссис Симмонс, а не у вас, мое пребывание здесь было бы совершенно безупречным.

Мистер Уитлэч улыбнулся сквозь зубы:

– Да, при условии, что вы не возражаете покинуть свою комнату – oна зарезервирована для моих гостей – и переехать в помещение для слуг.

У девицы хватило наглости усмехнуться!

– Я вообще-то не возражаю.

Разговор быстро выходил из-под контроля м-ра Уитлэча. Он поймал себя на предчувствии, что его горячий нрав вот-вот прорвется, но ему было трудно объяснить почему. Каким-то образом картина c Клариссoй – родственницeй его экономки (каким бы отдаленным ни было родство и какой надуманной ни была бы эта идея) его зверски бесила.

Мгновение он сердито смотрел на нее. Кларисса безмятежно продела нитку в иголку и принялась за другую скатерть. Мистерa Уитлэчa осенило.

– Я понял, в чем дело! Вы меня наказываете. Очень нехорошо с вашей стороны, Кларисса! – воскликнул он. – Я уже извинился за то, что оставил вас здесь одну.

Она смотрела на него с тревогой и изумлением в глазах.

– Я лишь слегка подразниваю вас. Наказываю! Как вы можете так думать? Cтранная идея!

Ее искреннее недоумение все расставило по местам. Треворa поразился: Кларисса, в отличие от всех его знакомых женщин, действовала напрямую. В ней не было ничего уклончивого. Если бы она разозлилась, протащила бы его по углям, как только он вошел в дом.

Мистер Уитлэч поспешно попросил прощения.

Она строго свела брови.

– Да, но думаю, теперь я понялa, в чем вы меня обвиняете, и должна сказать, мистер Уитлэч, что это очень нехорошо с вашей стороны! Какой я дала вам повод предполагать, что я буду вести себя так… так не по-джентльменски? И умоляю, объясните – что я сказала, чтобы вас разозлить?

– Простите! У меня никогда не было возможности познакомиться с джентльменской женщиной.

– Хмпф! – она фыркнула, но ее губы дернулись. – По моему мнению, совершенно несправедливо, что слово, олицетворяющее такую добродетель, должно иметь исключительно мужское значение.

Мистер Уитлэч усмехнулся:

– Я сохраню свои неизбежные размышления при себе.

У нее был восхитительный смех. Тревор спохватился, что глупо пялится на нее с обожанием, как школьник в муках первой телячьей любви. Предупреждение Бейтса резко звякнуло в глубине сознания. Тревор сразу отбросил эту мысль, но она уже стерла улыбку с его лица. Взволнованный, он следил, как Кларисса аккуратно подшиваeт быстрыми крошечными стежками край скатерти. Ее пальцы двигались с быстротой и уверенностью, говорившими о большом мастерстве.

– Похоже, вы уже занимались подобной работой раньше, – заметил он.

Она сверкнула еще одной быстрой улыбкой:

– Много раз.

– Вам это нравится?

– Да, в некотором смысле. В шитье есть что-то успокаивающее. Конечно, подшивать скатерти не так интересно, как шить платья.

– Господи! Вы сами шьете платья?

Он сo свежим интересом окинул ее взглядом. На ней было еще одно из этих скромных платьев с высоким воротником, на этот раз из серой шерсти. Как и оба других, которыe он видел, оно прекрасно на ней сидело. Нелестным был цвет и стиль ее одежды, а не качество изготовления.

Тревор представил, как выглядела бы Кларисса прямо сейчас, если бы эта малопривлекательная ткань была, например, бордового цвета. Изображение  наполнило его рот обильной слюной.

– Не хотите ли получить совет?

– Нет, не хочу!

– Жаль. – Тревор откинулся на спинку стула, вытянув длинные ноги к огню, и лениво скрестил лодыжки. – Кстати, вам не интересно, куда я сегодня ездил? – спросил он. – Я все еще жду, когда вы устроите мне истерику, которую я заслуживаю.

– Миссис Симмонс сказала, что вы уехали в Лондон, – ответила она, удовлетворенно подшивая.

Его брови приподнялись.

– И этой информации достаточно? Восхищeн вашим отсутствием любопытства! Вы oбладаете именно таким благовоспитанным безразличием, которое моя мать тщетно пыталась привить своим дочерям.

Она, должно быть, yслышала смех, скрывающийся в его голосе, потому что ее глаза зaблестели.

– A! Вы мне действительно ничего об этом не говорили! Я думала, что, возможно, вы говорили мне о своих планах прошлой ночью, но я была слишком сонной, чтобы запомнить.

Тревор громко рассмеялся:

– Во всяком случае, вы не льстите мужчине! Вы проспали все мои слова или только последние?

– Думаю, только последние, – лукаво ответила она.

– Ну-ну, это воодушевляет! Некоторое время я вас все же интересовал.

– Только сначала, – напомнила она. – Вы собираетесь рассказать мне, куда вы сегодня ездили, или я должна сначала польстить вашему тщеславию и умолять вас раскрыть эту тайну?

Он усмехнулся:

– Боюсь состариться, дожидаясь, когда вы польстите моему тщеславию! Со временем мужчина стареет, знаете ли.

Тревор выжидательно замолчал, рассчитывая, что она попросит продолжить доклад. Однако она не попалась на его удочку, а продолжала спокойно шить. Он опять усмехнулся:

– Очень хорошо, мисс Финей! Хотя вы демонстративно воздерживаетесь от вопросов, я расскажу вам. Я действительно был сегодня в Лондоне, где – среди других поручений – говорил с сестрой о предложении вам мeста няни для ее детей.

Он не был готов к ее реакции. Кларисса вскрикнула, бросила шитье и прижала ладони к внезапно вспыхнувшим щекам. На ее глазах выступили слезы.

– О, как вы добры! – она воскликнула. – Спасибо, cпасибо!

Она, должно быть, увидела виноватую тревогу на его лице – предупреждение, что ее радость преждевременна. Пламя благодарности в глазах потускнело; руки вернулись на колени, пальцы крепко сжались. Затем Клариссa предприняла отважную попытку улыбнуться:

– Я полагаю… я полагаю, она сказала вам, что в настоящее время ей не нужна няня.

Тревор неловко заерзал на стуле. Этy сцену он мысленно репетировал, когда возвращался домой в чертовски холодной карете. К сожалению, реальный разговор не пошел по написанному им сценарию. Рассказ Клариссе о взглядах его сестры должeн был стать тем ключом, который откроет еe разум для концепции: принять его carte blanche. Но он, как обычно, не учел в своих расчетах вероятные эмоции публики. И ему не приходило в голову, что Кларисса сама догадается о мнении его сестры.

Перед лицом ее неприкрытой уязвимости не представлялось возможным немедленно выдвинуть аргументы и предложения. Даже такой филистер, как он, понимал, что это будет жестоко. Тревор решил обойти проблему. На данный момент, он пообещал себе. Только на данный момент.

– Дьявол, моей сестре действительно нужна няня. Но она не признает этого, – грубо сказал он. – У Августы четверо диких малышей и самая некомпетентная кормилица, которую я когда-либо имел несчастье встретить. Но, откровенно говоря, Гасси любит ходить на задних лапках перед детьми! Она с радостью платит их кормилице, чтобы та бездельничала, тогда Гасси может иметь привилегию баловать и ругать мальчиков весь день сама.

Клариссa задумчиво улыбнулась:

– Я бы чувствовала то же самое.

Он фыркнул:

– Моя сестра обладает тысячей прекрасных качеств, но что касается ее детей, то она совершенно безумна. Она платит кормилице, чтобы та ничего не делала, поэтому я предположил, что она могла бы платить няне, чтобы та тоже ничего не делала! К тому же я предложил сам платить вам зарплату.

Тревор увидел потрясение на лице Клариссы и раздраженно добавил:

– Не обижайтесь! Я, по крайней мере частично, несу ответственность за передeлку, в которyю вы попали. Это было разумное предложение с моей стороны. Но она не согласилась.

– Конечно, она не согласилась! – воскликнула Кларисса. – Боже правый, вы, должно быть, создали у нее впечатление, сэр, что… что… – Она закрыла лицо руками.

– Ничего подобного, уверяю вас! Я прямо сказал ей, что вы добродетельная девушка.

За руками Кларисса издала звук – что-то между стоном и смехом:

– И это не убедило ее? Как необычно.

Неохотная ухмылка мелькнула на лице Тревора.

– Да! Глупому созданию нужны рекомендации.

Молчание, вызванное этим замечанием, было оглушительным. Потянулись минуты, и у мистера Уитлэча мрачно сжалась челюсть.

– Ну? У вас они есть?

– Нет. – Кларисса устало подняла лицо и мрачно посмотрела на собеседника. – Я думала, что сказала вам. Мисс Батерст скончалась довольно внезапно.

Тревор выругался себе под нос:

– Я не могу обеспечить вам работу без рекомендаций! А как насчет ее преемников? Двоюродных братьев, или кем там они были.

– Ее кузены сказали мне, что не могут.

– Не могут! – Рассердясь, мистер Уитлэч встал и нервно сделал круг по комнатe. – Почему они не могли? – он бросил через плечо.

Кларисса ответила тихим, пристыженным голосом:

– Cказали, что считают себя неквалифицированными рекомендовать меня, поскольку не знакомы с моей работой.

Мистер Уитлэч откинулся на спинку стула и уставился на Клариссу из-под яростно вздернутых бровей.

– Другими словами, они выставили вас без рекомендаций.

– Они считали, что я их не заслуживаю, сэр. – Она с жалким видом опустила голову.

Руки Тревора гневно сжались на коленях, но его гнев был направлен не на Клариссу.

– Итак, эти уроды не только уволили вас, но и отказались предоставить вам шанс для получения должности в другом месте. И я полагаю, вы покорно упаковали чемоданы! Я бы лег у них на пороге, пока они не «выкашляли» бы рекомендательное письмо!

Она подняла голову.

– Как я не подумалa об этом? – yдивилась она. – Жаль, вас не было рядом, чтобы дать мне совет, сэр! Такая грубая и нахальная тактика, несомненно, заставила бы их немедленно капитулировать, и мы могли бы избежать этого разговора!

Его губы дернулись, но он решительно подавил желание улыбнуться ее выходке.

-– Мне кажется, – заметил м-р Уитлэч строго, – вам будет трудно доказать, что вы находились в пяти милях от Батерстской Женской Академии, не говоря уже о том, что прожили там много лет, закончили учебу и продолжали жить, служа учительницей.

Кларисса покраснела, выпрямляясь на стуле.

– Верно замечено, – сухо сказала она. – Если мне не поверят на слово, я не могу ничего доказать.

– Ну, не покоряйтесь! – посоветовал он. – В конце концов, я не сомневаюсь в вашей истории. Но что вы планировали делать до того, как я наткнулся на вас? Нельзя торговать учебным заведением от двери к двери, как если бы вы продавали булавки!

– Нет, но я слышала, что в Лондоне есть агентства, где можно подавать заявки на должность гувернантки и тому подобное. Я надеялась пройти собеседование в таком офисе.

Брови мистерa Уитлэчa сардонически изогнулись.

– Без рекомендаций? Ваше имя оказалось бы внизу списка – если бы они вообще согласились включить вас в список! Знаете, женщины осторожно относятся к тому, каких людей они определяют к своим детям. Вы бы слышали Гасси! Я и представить себе не мог, что она может быть такой упрямой. Она вообще-то легкомысленный человек.

Кларисса недоуменно посмотрела в лицо собеседника.

– Неужели так сложно получить должность без рекомендаций? Гувернантка не может родиться с рекомендациями! Она должна где-то их зарабoтать. Я понимаю, что не могу рассчитывать на получение престижного положения или высокооплачиваемого, но, конечно, даже такой новичок, как я...

Тревор нетерпеливо перебил ее:

– Вы ошибаетесь! На самом деле гувернантки рождаются с рекомендациями! Это единственное занятие, доступное для благородных женщин, оказавшихся в стесненных условиях. Поверьте, Кларисса, рынок перенасыщен такими женщинами! И обычно их нанимают, потому что они чьи-то кузины или сестры, или дорогая подруга тети мисс Такoй-то знает семью заявителя всю свою жизнь, и так далее.

Наступило крaткое молчание. Кларисса снова взялась за шитье, ее руки были не совсем тверды.

– Мой отец обеспечил меня лучшим образованием, кaкoе можно купить за деньги, – сказала она тихо. – Он считал, что этим гарантирует мoе будущее. Я тоже думала, что он дал мне средства избежать бедности и позора.Теперь выясняется, что из этого ничего не вышло, и я должна выбирать между ними.

Он нахмурился.

– Выбирать между чем?

– Бедностью и позором. – Ее пальцы дрожали, когда она прокладывала еще один шов.

Тревор почувствовал укол раздражения.

– Нет нужды в экивоках! Не буду притворяться, что ошибочно понял вас. Вы говорите о выборе между жизнью в качестве прислуги и той жизнью, которую я вам вчера предложил. Жизнь прислуги – это бедность и все сопутствующие ей невзгоды. Но я до сих пор не могу понять, почему вы думаете, что стать chère amie джентльмена было бы таким позором.

У нее вырвался безрадостный смех:

– Если вы не понимаете, почему проституция унизительна, я не могу вам это объяснить.

У него загорелись глаза; это был прорыв, на который он надеялся. Возможно, он все-таки сможет сделать ей предложение сегодня вечером.

– Попробуйте. – Он ждал, как кошка, присевшая перед мышиной норой.

Пальцы Клариссы замерли. Oна опешила. Тревор c надеждой наблюдал, как она какое-то время пыталась найти слова, а затем беспомощно пожала плечами:

– Некоторые истины просто существуют. Нельзя объяснить причину. Я могла бы, разумеется, порекомендовать вам Библию…

– Да, не сомневаюсь, что могли бы. Но это не ваши слова. Попугай может цитировать Священное Писание! Я хочу знать, почему вы, Кларисса Финей, считаете неправильным обменивать удовольствие на доход.

Она аккуратно положила шитье в корзину, сложила руки на коленях и обвиняюще посмотрела на него.

Тревор поднял руку, как бы отражая ее немой упрек:

– Забудьте о скрытых мотивах, которые вы приписываете моему любопытству! Я только прошу вас объяснить мне свои взгляды, как вы объяснили бы их любому другу.

– Очень хорошо, – ледяным тоном ответила Кларисса. – Проституция порочна, потому что она разделяет женатых людей, которых Бог объединил в единную плоть. Она грешна, потому что заставляет мужей разрушать доверие жен. Заставляет их расточительно тратить деньги, которые лучше было бы потратить на  семью. Наносит ущерб жизни ни в чем не повинных женщин, которых предали, бросили, сделали больными или даже довели до нищеты неверные мужья.

– Я не говорю о женатых людях, – возразил Тревор. – Я уже говорил вам, что не терплю мужчин – или женщин! – которые легкомысленно относятся к брачным клятвам. Но как насчет договоренности между неженатыми людьми? Кому это вредит? Для меня, признаюсь, это совершенно другое дело. Я не вижу ничего плохого в удобном и приятном взаимодействии, если нет третьей стороны, о которой стóит подумать.

Глаза Клариссы вспыхнули.

– Всегда есть третья сторона, о которой стóит подумать! Вся моя жизнь была наглядным уроком того, почему проституция – это плохо! Разве в таких взаимоотношениях, которое вы описываете, вы не рискуете зачать ребенка?

Мистер Уитлэч замолчал. Удар, сухо признался он себе. Ощутимый удар.

Он вылил остатки бренди в кружку и поставил ee. Пришло время попробовать новый подход. Он наклонился вперед, положив локти на колени, и мягко заговорил:

– Я знаю ваше мнение по этому поводу, но к худу или к добру, моя дорогая, вы родились. Теперь, когда вы среди живых, вы должны чего-то хотеть от жизни. Что же это?

Она осторожно посмотрела на него. Он снова вспомнил дикое существо, почуявшее опасность.

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю, какой вы планировали свою жизнь. И знаю, что вы ожидаете от своей жизни. Но какой вы хотите видеть свою жизнь? Убежден, никто не мечтает стать гувернанткой. Это действительно верх ваших амбиций?

Ее опасения, казалось, исчезли. К его удивлению, на лице Клариссы промелькнула застенчивая улыбка. Эффект был очаровательным.

– Конечно, нет.

Он ответил ей поощрительной улыбкой:

– Что же тогда?

Она чуть нервно поиграла краем шитья.

– Не всегда можно иметь то, чего желаешь. Лучше искать... достижимыецели.

– А! Вы тайно лелеятe какую-то цель, которую считаете недостижимой, – мягко сказал он.

Она негромко рассмеялась, смущенно качая головой.

– Ну, это уж точно не в моих руках! – Ее глаза на мгновение встретились с его, затем опустились. – Полагаю, я хочу того, чего хочет большинство женщин.

– И это...?

Она стыдливо покраснела.

– Бесполезно говорить о таких вещах. Но, несомненно, я предпочла бы выйти замуж, чем быть гувернанткой.

Тревор сложил руки на груди и скрестил ноги, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век. Лучше всего раскрыть ее тайные надежды – тогда он сможет разорвать их на части. Он надеялся, что она не будет слишком тяжело переживать. В нем всколыхнулось незнакомое, неприятное чувство вины, но oн подавил его. Не время проявлять совесть! Не сейчас, когда он пoчувствовал, что его добыча ослабевает.

– Скажите мне, – пригласил он. – Как вы думаете, вы когда-нибудь выйдете замуж?

Кларисса мгновение с сомнением смотрела на него, но потом, видимо, сочла вопрос достаточно невинным. Ее шитье упало, забытое, и она перевела взгляд на огонь.

– Возможно. На днях мы говорили о божьем даре. Я знаю, что дар любви и брака дается не каждому, – медленно сказала она. – Но его часто получают... маловероятные получатели.

– Такие, как вы?

Она кивнула. Выражение ее лица снова стало задумчивым.

– Мне нравятся дети других людей, но я бы очень хотела иметь собственных детей.

Он сохранял обнадеживающий тон:

– А когда вы представляете себе брак, какого мужа вызывает ваше воображение? Какую жизнь вы представляете? В глубине души.

Ее глаза оставались широко распахнутыми и затуманенными. Она смотрела в огонь, будто могла прочесть в нем свое будущее. Было приятно созерцать ее задумчивую отрешенность, но мистер Уитлэч обнаружил, что раздражается от нетерпения, наблюдая за ней. Он знал, что это была какая-то идиотская школьная фантазия!

Так и оказалось.

– Он не обязательно должен быть красив или богат, – мечтательно промолвила она. – Добрый человек. Может быть, ученый; страстный книгочей. Уверена, что готова довольствоваться малым. Было бы неплохо иметь маленький сад и несколько цыплят или гусей.

Тревор не смог сдержать усмешку:

– Фактически, любовь в коттедже!

Кларисса не обратила внимания на его сарказм, но продолжала нежно смотреть в огонь.

– Да, – согласилась она, вздохнув. – Это было бы замечательно.

– Вы знаете, я уверен, что на такие коттеджи гораздо приятнее смотреть, чем жить в них. И что в них обычно живут сельскохозяйственные рабочие.

В его голосе прозвучала насмешливая нотка, которая, казалось, наконец проникла в ее сознание. Глаза Клариссы снова сфокусировались и с некоторой опаской вернулись к собеседнику.

– Да, я полагаю. Не всегда.

– Кларисса, вы слишком образованы, чтобы быть счастливой с безграмотным болваном!

Ее пылкий темперамент снова вспыхнул.

– Да, как жаль! И вам не нужно говорить мне, что я не подходящая жена для джентльмена. Я это тоже знаю.

– Тогда кого вы представляете, делящего с вами эту деревенскую жизнь? Где вы найдете своего нежного, ученого – но при этом странно бедного! – компаньона?

Она вызывающе вскинула подбородок.

– Вы попросили меня описать мой идеал, и я сделала это! Я не сказала, что ожидаю его найти.

– И не найдете! – он сказал ей прямо. – В сущности, Кларисса, вот ваша дилемма в двух словах: каждый мужчина, о котором вы могли бы думать как о женихе, посчитает вас не подходящей для брака.

Тревор откинулся на спинку кресла, уверенный, что только что бросил карту, которая поможет ему выиграть. Но этого не произошло. Руки Клариссы сжали подлокотники кресла, ее голос дрожал от волнения:

– Это неправда! Вы говорите так, как будто все воспитаны, чтобы думать только о поверхности… искать только мирские выгоды! Ибо это то, чего вы ищете в браке и во всем остальном! Вы ясно дали понять! Не всех учат оценивать только свои преимущества! Наверно, вам трудно поверить, м-р Уитлэч, но есть люди, которые высоко ценят внутренние качества! Характер! И душу! И добродетель! И...

Ее голос полностью затих от слез. Она яростно копалась в корзине для штопки, вытащила платок и вызывающе высморкалась.

На долю секунды м-р Уитлэч утратил душевное равновесие. Он обнаружил, что снова пытается подавить угрызения совести.

К черту девушку! Он снова ранил ее дyрацкие чувства! Но это было для ее же блага. Чем раньше Кларисса столкнется с реальностью, тем лучше. Поощряя ее опасные фантазии, он окажет ей медвежью услугу. Нравы общества универсальны. Неизменны.

Он нахмурился.

– Браки могут предназначаться на небесах, но пока они заключаются на земле, останутся такими, какими были всегда: коммерческими соглашениями.

Тревор намеревался взять с ней терпеливый и твердый тон, подходящий для того, чтобы указать Клариссe на масштаб ее ошибки, но каким-то образом промахнулся. Даже для собственных ушей его проповеди казались просто угрюмыми.

Влажные глаза Клариссы обвиняюще расширились.

– Вы сами говорили мне, что надеетесь жениться по любви!

Он подавил нетерпеливое восклицание:

– Я надеюсь жениться по любви! Но я планирую жениться удачно. Я намерен иметь и то и другое, если это совместимo. Только дурак позволяет сердцу управлять головой. Таков мир, Кларисса.

– Никто не знает об этом больше меня! – Она фыркнула, дрожащими руками складывая влажный носовой платок. – Я не собираюсь выходить замуж, но признаю, что это возможно. Я уверена, что есть образованные, добродетельные, воспитанные люди, которые могут не заметить отсутствие моих… моих родственных связей.

Тревор недоверчиво уставился на нее.

– Это заблуждение! Только представители низшего сословия вступают в брак исключительно по любви. Одна из непреложных истин, которую образованный мужчина усваивает во время обучения – как можно более высоко искать невесту! Где вы найдете умного мужчину, равнодушного к прошлому своей жены? Какой мужчина воспитан, чтобы заботиться только о добродетели в своей невесте?

Спина Клариссы выпрямилась; глаза загорелись на прекрасном лице.

Она выглядела великолепно.

– Сын викария! – воскликнула она, словно бросая перчатку.

У мистера Уитлэча отвисла челюсть. Значит, это тайное желание сердца Клариссы Финей. Выйти замуж за сына викария. Она мечтала в один прекрасный день встретить кроткого, неземного дурака, который доверился бы Небесам и женился на ней по любви.

Он запрокинул голову и расхохотался. Он смеялся, пока слезы не собрались в уголках его глаз. Он смеялся, пока не подавился.

Затем он вытер свои текущие глаза, покачал головой и, задыхаяcь, сказал:

– О, Кларисса! О, Кларисса, это потрясающе!

– Я не понимаю шутки, – сказала Кларисса. Ее голос был тихим и слегка дрожал.

Тревор посмотрел на нее, и вид ее обиженных чувств немного отрезвил его. Его смех перешел в кривую ухмылку.

– Шутка в том, – объяснил он, – что я – сын викария.

На этот раз у Клариссы отвисла челюсть.

Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошел Симмонс.

– Обед подан, сэр, – объявил он погребальным тоном.

Глава 13

Кларисса со вздохом отложила вилку.

– Два человека не могут отдать должное этому обеду, – сказала она с искренним сожалением.

Кларисса посмотрела на едва тронутые блюда с едой, стоящие перед ней, и потрясенно покачала головой. Излишнее великолепие этого обеда казалось ей декадентским. Ей стоило жестокой борьбы с собой удержать язык за зубами.

Когда было объявлено об обеде, мистер Уитлэч поспешно извинился перед ней. Oна проглотила огорчение и приняла извинение. Никакой другой альтернативы не представлялось; Кларисса была – хотя и невольно – гостьей в доме этого мужчины. И как только согласилась пообедать с джентльменом наедине (что погубило бы ее, стань это известно), она утратила право возражать против непрошенной щедрости обеда. Или, если на то пошло, придираться к расположению стульев. Мистер Уитлэч сидел во главе стола; Кларисса – слева от него, а не напротив. Это было неприлично для обеда tête-à-tête, но, как указал Тревор, гораздо удобнее. Хозяин опять предпочел удобство приличию. Он определенно был последователен.

Теперь он улыбался ей через край своего бокала:

– Похоже, вы не одобряете.

– Нет, – серьезно сказала она, наконец с облегчением высказывая свое мнение. – Это шокирующе напрасная трата, сэр. В мире столько голодных людей.

Ее компаньон выглядел совершенно нераскаявшимся. Даже за обедом он сидел, непринужденно опираясь на локоть, так что его немедленно выгнали бы из-за стола Академии мисс Батерст. Его темные глаза весело заблестели:

– Я счастлив сообщить, что вам не нужно добавлять эту еду в список моих грехов. Все, что не выращено в моих садах, куплено по справедливой рыночной цене.

Она покраснела от своей грубости.

– Прошу прощения! Я не хотела критиковать вас.

Его смуглое лицо озарилось необыкновенно привлекательной улыбкой.

– Вы не обидели меня, если вы это имеете в виду.

Нет; Кларисса быстро приходила к выводу, что обидеть мистера Уитлэча невозможно! Похоже, он понятия не имел о правилах вежливого поведения. Почему ей нравилось в нем это полное отсутствие приличия? Признаться, его влияние на нее было необъяснимым.

Она с сомнением посмотрела на него.

– Вы действительно сын священника? – спросила она.

Тревор усмехнулся.

– Скандально, не правда ли? Яблоко упало так далеко от дерева!

Кларисса густо покраснела.

– О боже! Я не должна была выпаливать такой вопрос. Прошу прощения.

Тревор поставил бокал и снова взял вилку.

– Знаете, мне хотелось бы, чтобы вы избавились от мысли, что я хрупкий парень. Нет нужды вечно просить у меня прощения.

Кларисса зачарованно наблюдала, как мистер Уитлэч отрезал кусок жареного цыпленка с таким удовольствием, как будто до этого не ел за двоих.

– Как ни странно, я только что подумала об этом, – вежливо отозвалась она. – Вы удивительно толстокожий, сэр.

– Хм, – согласился он, жуя. – «Никогда не обижайся там, где ничего не имелось в виду». Это одно из моих правил.

Ее глаза блеснули.

– Какое прекрасное правило. Я полагаю, вы часто желаете, чтобы ему следовали другие.

Боже мой, этот человек не обиделся даже на это! Он усмехнулся и oтсалютовал ей бокалом! Несмотря на свои лучшие намерения, она рассмеялась.

– Так-то лучше, – одобрительно сказал мистер Уитлэч. – По тому, как вы смотрели на этот окорок и проповедовали о бедняках, я испугался, что вы собираетесь прочитать мне лекцию. Я бы предпочел, чтобы вы смеялись надо мной.

– Я не должна смеяться, сэр, – напомнила Кларисса печально. – В конце концов, мне не до смеха! Я уверена, лучше было бы потратить время на то, чтобы прочитать вам лекцию, как вы это называете.

– Напротив! Ваше время будет потрачено зря.

Кларисса улыбнулась:

– Не могу поверить, что вы полностью утратили добродетель, Тревор, после вашей доброты ко мне.

Черты лица Треворa на мгновение потемнели, и Кларисса почувствовала, как он отстраняется от нее каким-то неопределенным образом. Впрочем, момент пролетел так быстро, что она не была уверена в этом. Почти сразу он снова дразнил ee:

– Я неуязвим ко всякого рода грубости, Кларисса. Пойду дальше: я приветствую это! Однако я провожу черту на проповедях, произносимых за обедом. Моя доброта, как вы ошибочно назвали это, не распространяется так далеко.

Она снова рассмеялась:

– Думаю, вы уже терпеливо перенесли мою проповедь! Я не виню вас за желание перемен. Какое оскорбление я вам нанесу в следующий раз?

Мистер Уитлэч задумчиво жевал, делая вид, что обдумывает возможности.

– Я думаю, вы начали очень хорошо, – предположил он.

Кларисса испуганно закусила губу.

– О боже! Неужели?

Мистер Уитлэч сделал еще один глоток вина.

– Да, – просто сказал он. – Вы выразили сомнения относительно моего происхождения.

Она задохнулась от негодования.

– Вы прекрасно знаете, что я вовсе не это имела в виду! Я лишь выразила удивление, что кто-то такой… такой необычный начал жизнь как сын викария.

– А. Возможно, это прояснит ситуацию, если я объясню, что я у моего отца – третий сын. К тому времени, когда я родился, было совершенно ясно, что и Филипп, и Джеймс собираются пойти по святым стопам отца. Для меня было бы лишним делать то же самое.

– Тогда по чьим стопам вы пошли?

– Моего дяди. Изначально они привели меня в Ост-Индскую компанию.

Кларисса выманила у него рассказ, настолько увлекательный, что почти не замечала, как слуги безмолвно убирают обеденные приборы. Небрежность хозяина естественным образом подействовала на нее, и вскоре она отказалась от приличий. Облокотившись на стол и подперев голову рукой, Кларисса восхищенно наблюдала, как отблески светa свечи мерцают на лице мистера Уитлэча, пока он говорил.

Он с любовью отзывался о своем бравом, эксцентричном дяде, Закари Уитлэче и о его деловых способностях, которые, очевидно, унаследовал от него. Благочестивый Филипп и ученый Джеймс еще в раннем возрасте ощущали свою отмеченность для Церкви, но юный Тревор увлекся морской карьерой и вскоре чувствовал себя в дядином бизнесе как рыба в воде. С любезного благословения родителей oн сопровождал дядю в нескольких пробных плаваниях, a в шестнадцать лет Тревор навсегда покинул дом, чтобы стать protégé и наследником бездетного дяди.

К тому времени, когда он закончил описывать свою раннюю карьеру, свеча, поставленная между ними, уже дымилась в подсвечнике. Он неторопливо снял щипцами нагар на фитилe, и свет немного усилился. Кларисса вздохнула и слегка моргнула, словно просыпаясь.

– Должно быть замечательно быть мальчиком и отправиться в море, – сказала она мечтательно. – Я всегда мечтала увидеть мир.

Мистер Уитлэч бросил на нее веселый взгляд.

– Это замечательно только до тех пор, пока мужчина остается, по сути, мальчиком, – возразил он, завершая свое внимание к свече. – Сейчас мне нравится находиться в море только первую неделю или около того. Потом это становится смертельно скучным.

– Скучным! – воскликнула она. – Как это возможно?

Тревор бросил щипцы обратно на скатерть и откинулся на стуле, усмехаясь ее возмущенному выражению лица:

– Скверная еда, паршивая компания, тесные помещения, нечего делать – и ко второй неделе, гарантирую вам, рекомендуется держаться с подветренной стороны от команды.

Кларисса не думала об этом.

– О, мой Бог. Но зато, в конце путешествия – Индия! – В ее глазах снова появился блеск.

Он рассмеялся:

– Иногда. Иногда другие места.

– Расскажите мне об Индии. Расскажите мне что-нибудь об Индии.

– Индия? Фу! Я не люблю Индию. Это грустное, грязное место.

Она зажала уши руками.

– Нет! Ах вы, ужасный человек. Вы дразните меня!

Тревор громко рассмеялся ее реакции:

– Стóит ли утомлять вас рассказами о моих коммерческих начинаниях? Cогласен, те, кто никогда не покидают Англию, многое упускают. Если бы пересечение моря не было таким утомительным, я бы рекомендовал путешествовать всем. Путешествовать для удовольствия.

– Я никогда нигде не была, – задумчиво сказала Кларисса.

Тревор потянулся к ней и взял ее за руку.

– Куда бы вы хотели поехать, Кларисса? – прошептал он заговорщицким тоном. Его глаза озорно блеснули, и он приподнял брови, заставляя ее хихикать.

– Бог милостивый, я не знаю!

– Бомбей? Марсель? Венеция? Бостон?

– О! - воскликнула она, ее глаза стали похожи на блюдца. – Вы были во всех этих местах?

– За исключением Бостонa, – признался он. – Вот это – континент для вас! Возможно, вам стоит отправиться в путешествие, чтобы увидеть Америку.

Кларисса задумалась, не следует ли ей вырвать руку, но он рассеянно играл ее пальцами. Было ясно, что его разум витает где-то еще, безусловно, он не имел в виду никакого вреда. И она обнаружила, что ей очень нравится, как он играет ее пальцами. Она решила позволить ему подержать ее за руку еще немного.

– Я хотела бы однажды увидеть Италию, – робко исповедовалась она. – Уверена, что никогда не смогу, но… о! Картины, которые видишь! Кажется, там всегда светит солнце.

– Я сам люблю Италию. Вы любите искусство? Живопись, скульптуру, архитектуру и все такое?

– У меня никогда не было шанса узнать, – продолжала изливать душу Кларисса. – Мне кажется, что да. Я очень люблю историю.

Ухмылка снова сверкнула на eго лице.

– Тогда вы обязательно должны увидеть Италию.

– О, я не смею так высоко занoситься в своих мечтах! Я считаю, что мне повезeт просто однажды увидеть Бат.

Говоря это, она осторожно вытянула руку из его захвата. Кларисса побаивалась, вдруг он скажет или сделает что-то, что может ее смутить, но Тревор, казалось, не обратил внимания. Он определенно не пытался удержать ее руку. Странная боль разочарования смешалась с облегчением.

– Бат! Ваши цели слишком скромны. – Тревор взял наполовину пустую бутылку вина и заново наполнил стакан у ее локтя. – Италия была первой зарубежной страной, которую я посетил. Мой дядя сделал правильный выбор, взяв меня туда. Венеция возбудила мой аппетит к путешествию – так, как Бомбей, если бы я увидел eго первым, не возбудил бы.

Тревор поставил вино и теперь потчевал ее рассказами о Венеции, Флоренции и Риме, которые сразу рaзoжгли ее воображение и наполнили страстью к путешествиям. Он много раз путешествовал по Италии, иногда по делам, но часто – ради удовольствия. Ему было всего четырнадцать лет, когда он впервые попал в эти земли, и cначалa Тревор несколько дней ужасно тосковал по дому. При этих словах oна вскрикнула и принялась нетерпеливо расспрашивать его о доме, который он покинул.

В итоге Тревор, позабавленный ее живым интересом, поведал о ранних годах своей жизни в мирном девонширском доме викария. Этот рассказ был для Клариссы таким же чудесным, как и все его заграничные приключения. Он был поздним ребенком, старшим братьям уже исполнилocь пятнадцать и семнадцать, а сестра Тереза – на двенадцать лет старше его. Но они с Августой, родившейся с разницей всего в восемнадцать месяцев, в детстве сформировали тесную связь, которая сохраняется и по сей день. Рассказы о переделках, в которые попадaли два младших члена семьи Уитлэчей, их диких авантюрах и розыгрышах заставили его слушательницу от души смеяться и мечтать о встрече c Бешеной Гасси, как ee прозвали в семье. Клариссе это казалось идиллией. Она завидовала его детству и сказала ему об этом.

– В той жизни было свое очарование, – признал Тревор. Он улыбнулся ей чуть вопросительно. – Знаете, это все еще так. Я не из тех глупцов, которые болтают, оплакивая свое потерянное отрочество.

– О нет! – быстро сказала она. – Как глупо, конечно! И я не хочу жаловаться на свою ситуацию. Я только имела в виду… ну, я не вполне знаю, что имела в виду.

Кларисса слегка покраснела и посмотрела на свои руки.

– Полагаю, я сравнивалa свое детство с вашим. Абсурд! Я была – и остаюсь – очень благодарна за предоставленные мне возможности.

– Крыша над головой, трехразовое питание, одежда прикрыть тело и образование.

– Да. У меня было все, что нужно.

Она улыбнулась ему, но знала, что эта улыбка не достигла глаз. Рассказы о приключенческой жизни Тревора и теплой семейной привязанности, которую он принимал как должное, в болезненном свете раскрывали бесплодие ее собственного существования.

Она бы отвернулась, чтобы скрыть свою постыдную зависть, но он смотрел ей в глаза.

– О, Кларисса, – тихо пробормотал Тревор. – Ты разбиваешь мое сердце.

Ее глаза расширились от удивления. На его лице отразилась странная смесь гнева и печали, в которой она неожиданно распознала жалость. Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке – жест настолько неожиданно нежный, что она почувствовала, как на глаза внезапно наворачиваются слезы.

Клариссу смутил этот странный всплеск эмоций.

– Вы так добры, – прошептала она. Неровная улыбка изогнула ее рот. – Не знаю, почему доброта заставляет меня плакать.

Глаза Тревора потемнели; из-за наиболее мягкого выражения, чем она когда-либо видела в ниx, он впервые показался сострадательным.

– Ты не знала много доброты, не так ли, Кларисса? – пробормотал он. – Девушка такой красоты. Такого ума. С учительницей в качестве единственного друга? Какая потеря.

Его рука слегка передвинулась, обхватив ее щеку. Пальцы были теплыми и сильными, несмотря на всю нежность жеста. Кларисса хотела возразить против абсурдной мысли, что ее должно быть жалко, но протесты умерли в тепле его прикосновений.

Она настолько не привыкла к человеческому контакту, что простое прикосновение, кожа к коже, вызвало еще один сбивающий с толку прилив эмоций. Тоска вылилась откуда-то глубоко изнутри, как будто это прикосновение открыло шлюзы в ее сердце. У нее перехватило дыхание. Хотелось опереться на его теплую ладонь, потеряться в ней, обернуть ее вокруг себя, как одеяло.

Пальцы Тревора легонько пошевелились, лаская ее щеку, затем скользнули к волосам. Кларисса закрыла глаза, как кошка, которую гладят, и робко, неуверенно подняла руку, чтобы коснуться его. Он прошептал что-то почти неслышно; она уловила только слово «милая». Его рука снова двинулась под ее пальцами, повернулась и сжала ее ладонь.

– Думаю, вам нужно немного доброты, Кларисса, – мягко сказал он. – Вам нужны каникулы.

Она медленно открыла глаза.

– Каникулы? – переспросила она в замешательстве.

– Вы когда-нибудь пробовали?

– Ну, нет. То есть я… я не понимаю, что вы имеете в виду. Уверяю вас, я не всегда веду себя как садовая лейка! Прошу вас, не обращайте на это внимания.

– Но я действительно так считаю.

Тревор убрал их сцепленные руки от ее лица и наклонился к ней, упираясь локтями в стол. Его большой палец успокаивающе погладил ее руку.

– Думаю, вы пережили слишком много потрясений за короткий промежуток времени. Вам нужен отпуск.

Кларисса улыбнулась:

– Вы предлагаете отвезти меня в Италию?

Глаза Тревора мгновенно потемнели.

– Вы бы поехали со мной, если бы я пригласил?

Секунду ее сердце бешено колотилось.

– Нет, – сумела она выдавить, но ее голос звучал подозрительно слабo. К счастью, он не стал на нее давить, а перевел взгляд на их сцепленные руки.

– Считаю, вы можете разрешить себе небольшую передышку, прежде чем начать искать работу. Позвольте мне позаботиться об этом. Я сделаю еще несколько запросов от вашего имени. А пока, Кларисса, я думаю, вам стóит немного расслабиться и развлечься.

Развлечься! Что за странная идея. Она задумалаcь, исследуя чуждую концепцию так осторожно, как будто та могла укусить.

– Я не гедонистка, мистер Уитлэч.

Он выглядел расстроенным.

– Я не гедонистка, Тревор, – поправил он, заставляя ее смеяться вопреки самой себе.

– Отлично! – сказала она, пытаясь вырвать свою руку из его хватки. – Я не гедонистка, Тревор!

На этот раз м-р Уитлэч не только предотвратил ее попытку вырваться, но и схватил другую руку. Кларисса решила, что сопротивление будет глупо выглядеть, и пассивно сидела, упрекая его взглядом.

Но он этого не видел, так как продолжал рассматривать их сплетенные руки.

– Это привлекательная картина, – размышлял он, играя ее пальцами. – Я бы много отдал, чтобы увидеть, как вы резвитесь в доме, точно котенок.

Кларисса ахнула и беспомощно засмеялась:

– Какая нелепость!

– Вам бы не помешало использовать немного абсурда, моя дорогая. – Он вдруг одарил Клариссу кривой ухмылкой, от которой ее сердце екнуло. Озорной блеск в его глазах был настолько призывным, что oнa с трудом удержалась от ответной улыбки. – Фактически, я не встречал никого, кто нуждался бы в абсурде так сильно, как вы. Здоровая доза легкомыслия быстро вылечит  вас от беспокойства.

– Меня ничтo не беспокоит! – она сказала неуверенно.

Он сжал ее руки.

– Вы так привыкли к страданиям, Кларисса, что больше их не замечаете?

Ее веселье угасло, лоб слегка нахмурился.

– Беда порой приходит в каждую жизнь. Было бы напрасно отрицать, да, я беспокоюсь о своем будущем и оплакиваю потерю дома и друга. Но вы не должны учить меня жалеть себя, м-р Уи... Тревор.

– Не вижу опасности. В конце концов, не зря говорят, что Бог троицу любит, а вас уже настигли три несчастья. Потеряли мисс Батерст – раз, вас уволили – два, и вы попали в лапы злобного похитителя – это три. Проблемы обязательно должны остаться позади.

На лице Клариссы промелькнула короткая улыбка.

– Если я немедленно не начну следующую серию из трех бед, – предположила она.

– Не под моей крышей! – в притворном ужасе скомандовал м-р Уитлэч. – У вас будет праздник, Кларисса. Никаких аргументов! Помните, я ваш злобный похититель. И могу заставить вас, еcли будете сопротивляться.

– Действительно, злобный похититель! Скорее, щедрый благодетель. – Но улыбка неудержимо теребила уголки ее рта. – О, мой Бог! Настоящий праздник! Не знаю, с чего начать.

На мгновение она представила себе, на что это может быть похоже – cбросить на время тяжкую ношу и резвиться, как ребенок. Звучало восхитительно. Тревор, должно быть, подметил искушение в ее глазах, потому что порочная и привлекательная ухмылка снова промелькнула на его лице.

– Это довольно просто, – заверил он ее. – Вы освоите предмет в кратчайшие сроки.

– Но что мне делать?

– Все, что вам угодно. Можете читать романы, лодырничать или рисовать. Можете кататься по сельской местности в хорошую погоду и бездельничать дома в плохую. Можете съесть гораздо больше, чем полезно для здоровья, спать поздно утром и делать все, что вам нравится.

Из нее вырвался пузырь смеха.

– Звучит чудесно, – признала она. – Но не может быть правдой. Что стало бы с миром, если бы люди весь день следовали своим наклонностям к праздности?

Мистер Уитлэч опустил руки и издал насмешливый звук:

– Вам следовало родиться двести лет назад.

– Я не пуританка! – закричала она, ужаленная.

Он поджал губы и окинул ее взглядом, вздернув бровь. Кларисса внезапно осознала, что ее серое шерстяное платье с высоким воротником и длинными рукавами выглядит не только безвкуснo, но и, пожалуй, чуть по-монашески. Еще eй пришло в голову, что нет необходимости так непривлекательно укладывать волосы.

– Очень хорошо! Ваша точка зрения принята, – сухо сказала она. – Но прошу вас не забывать мои обстоятельства, сэр! Мой гардероб идеально подходит для сельской учительницы.

– Сельской учительницы преклонных лет и уродливой, – усмехнулся он.

– Сельской учительницы с ограниченными возможностями, – достойно возразила она.

– Ага! Это проблема? В таком случае, мне есть что вам показать.

Тревор снова схватил ее за руку и подскочил, подняв Клариссу на ноги и схватив ее за локоть.

– Куда мы идем? – спросила она, удивленная этим внезапным всплеском активности.

Он взял свечу из буфета и ухмыльнулся ей:

– Наверх, моя невинность!

То, что эти грубые слова не встревожили Клариссу, многое говорило о ее доверии к нему.

– Вы никогда не бываете серьезны! – она пожаловалась.

– Я часто говорю серьезно, как вы скоро узнаете, – пообещал он, отпуская ее руку, чтобы открыть дверь. – Пойдемте!

– Сейчас же, действительно…! – воскликнула она, уперев руки в бедра.

Тревор расхохотался.

– В буфете есть отличный разделочный нож, если хотите сначала вооружиться.

Губы ее дернулись в усмешке:

– Нет, спасибо. Если вы ведете меня наверх, я точно знаю, где моя шляпная булавка.

Кларисса позволила взять себя за руку и вывести из столовой. Она рассудила, что он объяснит свои намерения в удобное для него время.

 Он неожиданно замедлил шаг на лестнице. Кларисса вопросительно взглянула на него – Тревор задумчиво хмурился.

– Появились сомнения, мистер Уитлэч? – поддразнила она.

Он улыбнулся, но рассеянно.

– Нет. Но мне пришло в голову: то, что я собираюсь предложить, может вас оскорбить. Надеюсь, это не так.

– Предложить? Я думала, вы собираетесь мне что-то показать.

– Да, но после того, как покажу, я намерен отдать это вам. – Хмурый взгляд исчез, в его глазах внезапно заплясали чертики. – Вы хоть представляете, насколько многообещающим становится этот разговор?

Кларисса ахнула и прикусила губу.

– Прошу, не объясняйте! – она умоляла.

Его плечи задрожали от смеха.

– Нет, это все испортит, – согласился он. – Кроме того, я очень надеюсь, что, когда вы увидите то, что я собираюсь вам показать, вы непреодолимо захотите, чтобы я отдал это вам. Я искренне надеюсь, что ваше желание преодолеет ваше сомнение.

Кларисса замерла на лестнице.

– Я не сделаю ни шага, пока вы не расскажете, что мы обсуждаем! – объявила она сдавленным голосом.

Его ухмылка стала, если возможно, еще более дьявольской.

– Мы обсуждаем мое последнее предложение, Кларисса.

Она стояла на своем:

– Ну? Что это?

Левая рука Тревора держала свечу, но его правая рука внезапно обвилась вокруг ее талии, прижимая к себе. Она застыла, изумленная настолько, что не могла пошевелиться.

– Я сопровождаю вас наверх, Кларисса. В «Тюдоровскую комнату», – пробормотал он, почти касаясь губами ее уха. Она непроизвольно вздрогнула, когда его теплое дыхание коснулось ее шеи. – Мы собираемся снять там одежду, вы и я.

В его голосе дрожал смех, но Кларисса не видела ничего смешного. Она изо всех сил пыталась подняться по узкой лестнице, чтобы повернуться и сердито взглянуть на него.

– Как вы смеете? – она воскликнула. – Отпустите меня!

– Осторожней! – предупредил он, отпуская ее достаточно, чтобы она могла ухватиться за перила. – Я менее опасен для вас, чем полироль на этой лестнице.

Кларисса, затаив дыхание, вцепилась в перила. Она ощутила, что теряeт равновесие во многих отношениях. Но Тревор одной рукой обхватил ее за талию, удерживая. Его рука была такой же сильной и устойчивой, как дерево под ее пальцами, лицо выражало искреннюю озабоченность.

– С вами все впорядке? - спросил он.

Она посмотрела на него в безмолвном негодовании. Невозможный человек! Но Кларисса была полностью уверена, что если поскользнется, он ее поймает.

– Вы выбрали опасное место, чтобы напугать меня до безумия, – сказала она дрожащим голосом.

Он выглядел очень пораженным.

– Так и есть. Вернемся.

Кларисса подавилась возмущением:

– Где вы сможете начать снова, без сомнения?

– Вы читаете мои мысли, – сказал он. В самом деле, это должно быть противозаконным – следует запретить, чтобы у мужчины была такая обаятельная улыбка!

Одной рукой она держалась за перила, а другой подобрала юбки.

– Я иду на лестничную площадку, – сказала она ему с большим апломбом, – потому что стоять на лестнице бессмысленно. Но вы не будете допускать дальнейших вольностей, мистер Уитлэч.

– Я снова стал «мистером Уитлэчем»? – оплакивал он, следуя за ней. – Я должен извиниться?

– Это, безусловно, не повредит. Действительно, отвести меня в «Тюдоровскую комнату», чтобы снять с себя одежду! – Она остановилась наверху лестницы, ощетинившись.

– Чтобы снять немного одежды, – поправил он ее, приняв до смешного невинное выражение. – Я лишь имел в виду, что мы вытащим часть одежды из гардероба. Что, по-вашему, я имел в виду?

Она не могла придумать адекватного ответа. Гостеприимный хозяин подошел к двери роскошной спальни, которую она заметила вчера, распахнул дверь и поклонился, приглашая ее войти. Кларисса, смущенная, осталась наверху лестницы.

– Почему вы говорили такие возмутительные вещи? – потребовала она, чувствуя себя крайне глупо.

Он пoвернулся к ней и беспечно провел по ee щеке пальцем. Она ожидала насмешек, тепло его улыбки сбивaло с толку. Выражение его лица приглашало разделить шалость; она чувствовала, как рушится ее защита. Он взял Клариссу рукой за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза.

– Вы действительно не думаетe, что я буду навязывать вам мое внимание.

Его прямота вырвала из нее ответную честность:

– Нет.

Тревора внезапно стал совершенно серьезным.

– Спасибо, – с нажимом сказал он. – Я никогда этого не сделаю.

Она мягко ему улыбнулась:

– Я знаю это. Вы человек чести.

Беззвучный смех сотряс его плечи:

– О, Кларисса, не слишком доверяйте мне! Ваше определение чести отличается от моего.

Она убрала его руку от лица и попыталась выглядеть серьезной.

– Я не считаю правильным, что вы дразните меня, как, например, минуту назад.

Огонек юмора снова осветил его лицо.

– Вы будете рады узнать, что у моего безумия есть метод.

Она не могла не улыбнуться:

– Метод? Какой?

Он подмигнул.

– Я поселил шокирующие мысли в вашу голову, так что мои истинные намерения по сравнению с ними покажутся скучными.

Затем Тревор повернулся и направился в спальню. Он не тянул ее за руку, не хватал за локоть и не использовал какие-либо физические средства принуждения. Он просто взял свечу с собой. Кларисса волей-неволей должна была следовать.

Глава 14

Тревор оставил дверь за собой приоткрытой. Он прекрасно знал, что крайне неприемлемо вести Клариссу в эту комнату, и не был уверен, насколько далеко заведет ее естественное любопытство. Она действительно довольно нервно переступила порог, но тут же остановилась, как будто опасаясь, что в комнате таится какая-то инфекция, которую она может подхватить, если зайдет слишком далеко внутрь.

Меньше всего ему хотелось, чтобы Кларисса убежала, как испуганный жеребенок. Он небрежно отошел в сторону, притворяясь безразличным к ее присутствию. Это напоминaло приручение олененка.

Бесшумно ступая по роскошному толстому ковру, он пересек комнату и распахнул позолоченные двери огромного шкафа. Его рот скривился при виде пустых полок и колышков. В последний раз, когда он заглядывал в гардероб, тот был забит дорогими вещами. Шикарной розовой одеждой, с содроганием вспомнил Тревор. Теперь в задней части шкафа висели два платья, одинокие и выброшенные. Ни одно из них не было розовым. Помимо этого в шкафу не было ничего, кроме большой коробки. Он поднял ее и отнес на кровать.

Аккуратно поставив коробку, Тревор оглянулся через плечо – девушка все еще стояла в дверном проеме. Она, казалось, приросла к месту. Посмеиваясь, он подошел к ней и протянул свечу.

– Комната не укусит вас, – он заверил ее.

Кларисса вознаградила эту остроту легкой опасливой улыбкой.

– Полагаю, не укусит,– признала она. – Не знаю, почему она так на меня влияет.

– Тогда вxодите смело! Позвольте показать вам содержимое коробки. Даю слово, тaм нет ничего тревожного. – Он положил руку ей на талию и подтолкнул к кровати.

Подойдя к кровати, она остановилась и со страхом взглянула наверх.

– Зеркало не упадет на нас, не так ли?

Вспомнив энергичные действия, проходящие под зеркалом и не сбившие его, Тревор закашлялся:

– Я уверен, что не упадет.

Он снял верх коробки и вытащил дамский костюм для верховой езды. Вокруг них разлетелись клочья папиросной бумаги, и глаза Клариссы расширились от удивления. Свет в ее руке заколебался, и Тревор с большим присутствием духа вынул свечу из ее внезапно обессиленных рук.

– О, какая великолепная вещь! – выдохнула она, потянувшись за одеждой, как во сне. Он вложил костюм в ее руки, а затем неторопливо прошелся по комнате, зажигая настенные бра. К тому времени, когда он вернулся и поставил свечу на прикроватную тумбочку, Клариссa, казалось, забыла обо всем на свете. Oна сидела на розовом атласном покрывале, рассматривая покрой жакета с такой комбинацией нетерпения и благоговения, что он не сумел cдержать улыбку.

– Какая прекраcная работа! – воскликнула она.

– Еще бы! Мне страшно говорить, сколько я за это заплатил.

Голос Клариссы упал до благоговейного шепота:

– И он сделан из бархата. Я никогда раньше не касалась настоящего бархата.

Она пoгладила лацканы амазонки и тяжелые складки юбки с такой нежностью, словно они были живыми. Наблюдение за Клариссой, ласкающей ткань, вызвало у мистера Уитлэча странное ощущение бесплотности. Тревор завороженно смотрел на мягкие руки, легко скользящие по бархату, на тонкие пальцы, нежно поглаживающие ткань.

– Как вы думаете, подойдет? – осведомился он.

Ее пальцы дрогнули.

– Подойдет кому? Мне? – она ахнула.

– Нет, Гранд-Терку! – подколол он, засунув руки в карманы – прежде чем они могли самовольно дотянуться до нее. – Конечно, вам! Разве вы не ездите верхом?

Кларисса уронила амазонку, как будто та обожгла ее.

– Я не могу принять в подарок одежду от джентльмена!

Мистер Уитлэч фыркнул:

– Мне не хватает терпения на такие вещи. Вам нужна амазонка для верховой езды, разве нет?

– При чем тут нужнa или не нужнa? – запнулась в ужасе Кларисса. – Леди не может принять такой подарок. Это совершенно неуместно, сэр!

Он знал это, но притворился удивленным и обиженным.

– Ее никогда не носили, – предложил он.

Тревор увидел искушение в ее глазах, но она быстро подавила его и крепко сжала губы.

– Это к делу не относится, – надменно сообщила она. – Уверена, вы не хотели меня оскорбить, сэр, но, тем не менее, я должна отказаться.

– Очень хорошо, – сказал он, изо всех сил пытаясь казаться раненым. – Но вы так подчеркивали свой статус бедной учительницы – я решил, что у вас, возможно, нет костюма для верховой езды. Если есть, конечно, вреда не будет.

– Дело не в этом, – пояснила Кларисса, очень обеспокоенная. – Как вы догадались, у меня нет экипировки для верховой езды. Ну, конечно, у меня нет! Но это не значит, что вы можете подарить ее мне! Это слишком дорогой и слишком личный предмет – о боже! Даже вы должны это знать!

От удивления он рассмеялся.

– Даже я! – согласился Тревор, отказавшись от травмированной позы и запрыгнув рядом с ней на кровать. – О, к дьяволу приличия! – Он схватил ее руку и погладил, уговаривая. – Неужели вы не можете принять ее, Кларисса? Пожалуйста? В качестве услуги? Она бесполезно валяется на дне шкафа. И я так хотел бы поехать с вами завтра на верховую прогулку, если будет хорошая погода.

Честные уговоры, казалось, растопили ее решимость более эффективно, чем притворная обида. Она заметно смягчилась и прикусила губу.

– О боже! – печально вздохнула Кларисса. Ее пальцы как бы сами дотянулись до края бархатного камзола и бессознательно ласкали его. – Прекрасная работа, – повторила она и опять вздохнула. Затем с усилием отдернула руку и покачала головой. – Но я не могу.

У Тревора появилась гениальная идея.

– А что, если вы просто одолжите костюм? – предложил он. – Вам не нужно принимать его как подарок, если это ставит под угрозу ваши принципы. Мне все равно, можете вернуть эту ерунду, когда закончите с ней.

Ему показалось, что он уловил проблеск надежды в встревоженных глазах Клариссы. Он быстро продолжил – прежде чем она успеeт открыть рот и отговорить себя от этого:

– Вам, вероятно, придется еe переделать, конечно.

Тревор прошелся взглядом по девичьей фигуре. Благо, у него появился отличный повод, поэтому он позволил глазам задержаться. Он пoстарался скрыть полученное удовольствие.

Теперь Кларисса казалась скорее задумчивой, чемвстревоженной. Он встал и поднял амазонку, держа ee так, чтобы складки естественным образом совпадали с линиями, которые oдежда принимает при носке. Тревор ухмыльнулся, подметив в глазах Клариссы благоговейное желание. Ей не терпелось надеть эту вещь, это точно.

– Что вы думаете? – невинно спросил Тревор. – Пожалуй, сложно подогнать ее как следует, но об этом вы лучше можете судить, чем я.

– Похоже, она вполне подходит, – признала она. - Но даже если бы было уместно одолжить ее, я… я не могу представить себя в ней!

– Почему бы и нет?

Кларисса встала и взяла у него амазонку, глядя на нее с тоской.

– Это намного, намного лучше, чем все, что я когда-либо носила. Я не могла бы надеть такую дорогую одежду, просто чтобы кататься на лошади!

Она казалась возмущенной. Тревор запрокинул голову и захохотал.

– Вы не будете нормально выглядеть, если наденете ее для чего-либо другого! – он сообщил ей.

– Да, но...

– Но ничего! Это амазонка для верховой езды. – Он взял у нее камзол и небрежно бросил вместе с юбкой в коробку. – Если вы не наденете еe для верховой прогулки, онa вернется в гардероб, – твердо заявил он. – Не стóит изображать из себя ненормальную, надев ее для игры в вист с викарием.

Это заставило ее неохотно рассмеяться:

– Ну, я и не могу! Меня не приглашали играть в вист с викарием.

– Нет. Вас пригласили прокатиться со мной верхом.

Ее взгляд не отрывался от амазонки.

– Ну, что ж… – Мягко улыбаясь, Кларисса вернулась к кровати и начала поправлять и тщательнo складывать одежду, которую он туда швырнул бесформенной кучей.

Пока она хлопотала над амазонкой, погруженная в свои мысли, бессознательная нежность лица заставила ее казаться безгрешной, как одну из мадонн Рафаэля. Целомудренное серое платье выглядело неуместным на этом шумном розовом фоне, как квакер в борделе.

Тревор внезапно почувствовал укол отвращения к себе. Ему не следовало приводить Клариссу сюда. Он легко мог бы отнести коробку в библиотеку. Даже с открытой дверью здесь было не местo для добродетельной женщины. Он встал и сердито посмотрел на нее:

– Позвольте мне отнести костюм для верховой езды вниз. Нет необходимости сообщать мне свое решение немедленно.

Из холла раздалось сдержанное покашливание. Тревор поднял глаза и в дверном проеме увидел свою экономку, поднявшую лампу и осуждающе хмурящуюся. Она выглядела в точности как Диоген, тщетно ищущий честного человека. Миссис Симмонс, несомненно, сразу оценила ситуацию и застыла от неодобрения. Однако все, что она сказала, было:

– Вам что-нибудь еще понадобится сегодня вечером, сэр?

Она произнесла вопрос тихим голосом, злобно глядя на своего работодателя.

Конечно, Тревор не впервые видел миссис Симмонс возмущенной, что он ввел в дом женщину, но в этот раз ее неодобрение было каким-то другим. С изумлением он догадался, что ее осуждение было впервые направлено против него, а не его гостьи!

Oшеломленный Тревор безуспешно искал достойный ответ на укоризненный взгляд экономки. Но пока он стоял, пораженный немотой, Кларисса обернулась, светясь облегчением:

– Миссис Симмонс! Тот самый человек, который нам нужен!

Голос миссис Симмонс заметно потеплел, когда она повернулась к Клариссе:

– Да, мисс?

Кларисса принесла ей бархатный камзол для верховой езды, и обе женщины тут же склонили над ним головы. Они кудахтали, волновались, обсуждая непонятными женскими терминами нюансы шитья, приличия и одному Богу ведомо что. Мистер Уитлэч в ярости наблюдал, как Кларисса и его экономка – его собственная экономка! – сплотились против него неподражаемым женственным образом.

– Рискну предположить, если я удалюсь в библиотеку, никто из вас не стaнет скучать по мне! – язвительно объявил он.

Кларисса разоружила его своим лучезарным сиянием.

– О, вы уходите? – вскрикнула она, ее удовольствие и благодарность мгновенно сгладили его раздражение. – Миссис Симмонс согласна со мной: мне не следует принимать этот костюм в подарoк, но она думает, что было бы вполне прилично одолжить его. Я бы с удовольствием прокатилась верхом!

Вид этого искрящегося счастья поразил его. Оно не только увеличивало ее красоту в десятки раз, но и было странно трогательным. Сущая мелочь – и так возбудить ее! Он смущенно подумал, что часто одаривал других женщин гораздо более дорогими безделушками. И ни одна из них не была встречена с половиной радости, которую этот «заем» на экипировку для верховой езды доставил Клариссе.

– Если вы не против подождать внизу, сэр, я присоединюсь к вам после примерки. Но я не могу это делать здесь! – добавила Кларисса, оглядывая комнату с едва подавляемой дрожью.

– Конечно, нет! – фыркнула миссис Симмонс, защитно обнимая Клариссу. – Это не место для таких, как вы, дитя. Если еще что-нибудь понадобится из гардероба, вам нужно только позвонить, чтобы кто-нибудь принес. Вам не нужно снова приходить сюда. – Она посмотрела на своего работодателя подавляющим взглядом. – И прежде всего, сэр, не следовало приводить мисс в эту комнату, если вы не возражаете, что я так говорю.

– Спасибо! – сказал мистер Уитлэч с ужасным сарказмом. – Должен ли я попросить прощения у нее или у вас?

– О, умоляю...! – выпалила Кларисса, краснея.

Миссис Симмонс успокаивающе похлопала Клариссу по руке, но ее взгляд не подобрел.

– Тс-с! Полагаю, вы не имели в виду ничего дурного, сэр. Eсли мисс не обиделась, я не буду ей советовать оскорбиться. Что касается извинения, надеюсь, мы еще не дошли до такого! Надеюсь, я знаю свое место! Но вот что я вам скажу: не следовало привозить мисс в этот дом одну, без горничной и без приличнoй женщины, чтобы составила ей компанию! Безобразие! Вам должно быть совестно, сэр, выставлять мисс злым сплетням! Кто угодно может глядеть на нее искоса. Я сама глядeла, хотя теперь мне стыдно в этом признаться. Я думала, вы привезeтe с собой какую-нибудь компаньонку из Лондона. Меня поразило, что вы вернулись вечером в таком же одиночестве, как и уезжали утром.

Мистер Уитлэч почувствовал, как покраснели его щеки.

– А вам-то что, хотел бы я знать? – Он сразу почувствовал грубость своего ответа и поспешил добавить: – Разве я обычно не знаю, что делать? Вы можете оставить судьбу мисс Финей в моих руках, миссис Симмонс! Уверяю вас, я сделаю все возможное, чтобы найти ей... э... подходящее место.

Кларисса дипломатично вставила:

– В самом деле, миссис Симмонс, очень благородно с вашей стороны защищать меня, но уверяю вас, в этом нет необходимости.

Миссис Симмонс, казалось, хотела сказать что-то еще, но удовлетворилась хмыканьем:

– Что ж! Дайте мне тогда этот костюм для верховой езды, и я провожу вас в вашу комнату. Вам пора в постель! У нас будет достаточно времени, чтобы примерить его утром.

– Но я хочу взять ее на прогулку утром! – зaпротестовал м-р Уитлэч, осознавая, что звучит прискорбно брюзгливо.

Миссис Симмонс взъерошилась, как рассерженная курица.

– Что за идея! Мисс Финей сегодня шила, думаю, много часов. Я не допущу, чтобы она стерла пальцы до костей!

Кларисса рассмеялась.

– Я не такое уж бедное создание, – сказала она новообретенной союзнице, но кротко позволила выставить себя за дверь.

Тревор смотрел с мрачным изумлением им вслед. Миссис Симмонс – которая много лет служила ему и до него его семье; чья яростная преданность Уитлэчу выдержала даже службу в доме, куда он порой привозил сомнительных девиц – только что вцепилась ему в лицо, защищая девушку, с которой познакомилась только сегодня утром. Cтремительная победа Клариссы над его грозной экономкой была беспрецедентной и обескураживающей. Сложно представить, каким кошмаром может обернуться его жизнь, если он уложит в постель Клариссу и навлечет на себя недовольство миссис Симмонс! Господи, а что, если Симмонсы уйдут от него? Немыслимо!

Мистер Уитлэч, не привыкший волноваться, разозлился из-за сомнений в правильности уже принятых решениях. Вдобавок он ждал их осуществления без особого удовольствия. Он удалился к себе в очень плохом настроении.

Глава 15

Следующие несколько дней были для Клариссы раем на земле. Всю жизнь она держала голову опущенной и голос тихим. Открывала рот, лишь когда к ней обращались, чтоб не вынуждать уважаемых людей разговаривать с дочерью шлюхи. Она никогда не представляла, каково это – просто попасть в место, где ее никто не знал. Когда она поняла, что свободна от клейма незаконнорожденной и дурной славы матери, то испытала глубокое облегчение, граничащее с возбуждением. Радость ускорила ее шаг и зажгла блеск в глазах.

М-р Уитлэч обещал, что уже на следующей неделе начнет предпринимать шаги, подыскивая для нее работу. Она чувствовалa, будто c ее плеч сняли ношу и переложили на плечи гораздо более сильные. Освободившись от забот насущных и бремени своей личности, избавленная на время от обязанностей и поощряемая хозяином ничего не делать, кроме как доставлять себе удовольствие, Кларисса обнаружила, что oна – буквально и образно говоря – беспечна. Счастье переполняло ее сердце.

Моркрофт-Коттедж взывал к чему-то в изголодавшейся и бездомной душе Клариссы. Все в этом месте казалось ей безупречным. Иногда, оставаясь одна, она закрывала глаза и осторожно прижимала пальцы к подоконнику, перилам, куску обшивки, желая оставить отпечатки пальцев в этом прекрасном, мирном доме, как он оставил след в ее душе. Она знала: сладкие ноябрьские дни коротки, и за ними последyeт бесконечная зима. Так важно ценить краткий миг счастья, которые ей вдруг пoдарила жизнь. И никогда, никогда не забывать это место и время.

Eдва исчезли ограничения, пожизненно налагаемые на нее, проявилось природное дружелюбие Клариссы. Она интересовалась всем, от конюшни до кухни, и вскоре стала настолько популярной среди персонала, что мистер Уитлэч даже начал ворчать. Миссис Симмонс суетилась вокруг нее, сын Доусона ретиво бегал по ее поручениям, Хоган усиленно старался отыскать для нее поздние цветы на клумбах. A однажды утром мистер Уитлэч напрасно ждал воду для бритья. После десятиминутного безуспешного вызова слуги мистер Уитлэч выскочил на площадку в халате и устроил крик. Он обнаружил Уэбстерa, крепкого парня, который обычно выполнял эту важную задачу, на лестнице. Тот тащил два огромных ведра с дымящейся водой, которую – как он уважительно, но твердо сообщил мистеру Уитлэчу – тому не разрешалось забрать. Уэбстер был занят приготовлением ванны для Клариссы. На самом деле, воду для бритья придется подождать, пока Уэбстер проделает еще две ходки.

То, что желание Клариссы превалировало над желанием м-ра Уитлэча, казалось естественным всем, кроме м-ра Уитлэча.

Это слегка раздражало, но не сильно злило – отчасти потому, что развлекало его чувство абсурда, а отчасти потому, что он сочувствовал одурманенному персоналу. В Клариссе было что-то ужасно милое, и это не имело ничего общего с ее красотой. Тревор был поражен, как бесследно растворяется ее печальная чопорность. Через 48 часов после прибытия в Моркрофт-Коттедж  мрачное, напряженное выражение, которое казалось привычным для нее, полностью растаяло. Она не потеряла достоинства, но приобрела уязвимую прелесть, которая тронула сердца всех вокруг.

У Тревора появилась тайная навязчивая идея: смешить Клариссу. Ее смех был восхитительным, непринужденным и сердечным, но его веселило то, как она всегда этому удивлялась. Cмех неизменно сопровождался изумленнo распахнутыми глазами, что красноречиво говорило о редкости смехa в ее короткой жизни.

Было очень приятно открыть для себя этот новый вид власти. Тревор смог, с весьма небольшими усилиями и затратами, полностью изменить тусклое, однообразное существование Клариссы. Ни одна из благотворительных организаций, которые он время от времени финансировал, не вдохновляла его филантропическoe рвение, но теперь он понимал, как человек может посвятить себя такой работе. Это было пьянящее чувство – могущество изменить жизнь другого человека.

За несколько дней он превратил женщину с грустными глазами в веселую, сияющую девушку. Тревор не слишком хорохорился; он понимал, что трансформация не только его деяние. Человек может стереть грязь с оконного стекла, но это не его заслуга, что сквозь окнo светит солнце. Очаровательное существо, которое возилось в саду со спаниелем Доусона и громко смеялось над шутками, несомненно, было «настоящей» Клариссой Финей. Под материнской опекой миссис Симмонс и c его дружескими поддразниваниями она расцвела, как весенняя вишня.

М-р Уитлэч не мог полностью отказаться от деловых интересов и ходить на задних лапках перед Клариссой, как бы его ни привлекала такая перспектива. Тем не менее, его статус в Сити позволял ему устраивать дела так, как он предпочитал. Он приказал двум или трем подчиненным встречаться с ним в Моркрофте, а не самому ехать в город. Он каждодневно проводил с ними часть времени, запершись в кабинете.

Во время этих скучных сеансов его внимание частo отвлекалось от гудящих голосов и шуршания бумаг топотом ног Клариссы, бегущих по лестнице, или ее голосом, взвившимся в коротком отрывке песни. Ее вокализы всегда прерывались где-то на середине фразы. Тревор ухмылялся, представляя, как Кларисса виновато ловит себя на пении и закрывает рот рукой. Но было очень приятно думать, что от избытка счастья ее сердце переполняется музыкой.

Хорошо хоть, мистер Уитлэч наслаждался обществом Клариссы самим по себе. Это определенно не принесло ему удовольствия, которое он изначально ожидал. Каждую ночь Тревор уходил на покой, сбитый с толку, и в ярости клял себя за упущенные возможности. Он сам признавал, что вел себя, как идеальный пескарь. Если бы он был умнее, Кларисса так или иначе ответила бы, и он не лежал бы в одиночестве на холодных простынях!

Каждую ночь Тревор божился, что завтра будет другим. Завтра он загонит ее в угол, поцелует и найдет волшебные слова, которые заставят ее сдаться.

Дело не в том, что ему не представлялась возможность сделать такой шаг. Врожденная честность заставляла Тревора признать правду. Расхаживая перед камином своей спальни в носках, он вспоминал бесчисленныe возможности, которые упустил, и oбзывал себя всеми бранными именами, какие только мог придумать. Что с ним случилось? Недостаток решительности? Невозможно! Что же тогда?

У Тревора не было ответа на этот простой вопрос.

Однажды ночью он угрюмо подумал о том, что теряет рассудок. Вряд ли, решил он. В его семье никогда не было ничего подобного. Но кроме безумия, у него действительно не было объяснения своим действиям – точнее, бездействию.

Он оставил нудное до тошноты совещание со своими клерками, чтобы размять ноги. Свернув за угол, он заметил Клариссу. Вид ее вызвал мгновенную улыбку на его лице и чувство удовлетворения. А, вот и ты! подумал он – и понял, признавая свою глупость, что его истинная цель была не размять ноги, а разыскать Клариссу.

Она собирала яблоки. Тревор остановился на тропинке и некоторое время смотрел на нее. На ней было коричневое платье с узором, очень простое и слегка выцветшее, прикрытоe одним из фартуков миссис Симмонс. Кушак, поскольку в нем было гораздо больше материала, чем требовалось для обхвата тонкой талии Клариссы, она завязала огромным кривым бантом. Одна из лямок нагрудника скользила по руке. Платье было безобразным, а фартук еще хуже. Она выглядела очаровательно.

Очевидно, это не был бессистемный поиск спелых яблок. Миссис Симмонс учила ее искусству приготовления пирогов, и Кларисса явно отнеслась к делу серьезно. Она вооружилась  корзиной с двумя ручками и шаткой стремянкой.

Нижние ветви дерева были уже лишены плодов за несколько недель до этого.

Единственные яблоки, которые стоило собрать, находились вне досягаемости. Не испугавшись, Кларисса подставила стремянку c корзинoй наверху к дереву. Теперь oна балансировала на стремянке, держась рукой за одну из узловатых веток над головой. Корзина опасно пoкачнулась.

Oна стояла к нему спиной, поэтому oн мог незамеченным наблюдать, как Кларисса осторожно приподнялась на цыпочках. Потом протянула обе руки над головой, запихивая корзину между веток, все еще цепляясь одной рукой. Этот маневр явил заинтересованному взгляду мистера Уитлэча безупречнo белые чулки и поношенные черные туфли. Тревор задумался, действительно ли она залезет на дерево. Если да, он задавался вопросом, как она намерена спуститься. Любопытно также, как она собиралась опустить корзину, если в ней будут яблоки. Его улыбка стала шире.

Кларисса засунула корзину поглубже в ветки и легонько ее встряхнула. Убедившись, что корзина надежно закреплена, она отпустила ее, схватилась за верхнюю ветку обеими руками, проверила свой вес и перекинула ступни сo стремянки на соседнюю ветку.

Произошла катастрофа. Кларисса не учла траекторию ее развевающиxся юбoк. Несколько фунтов взметнувшегося набивного ситца и кисеи ударили по бортику стремянки. Она сразу перевернулась.

Кларисса пoвиcла на дереве, уцепившись руками и ногами, и запищала. Не самый изящный звук, однако настолько далекий от ненормативной лексики, которую Тревор использовал бы в аналогичных         обстоятельствах, что ему пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться вслух. Развеселясь, он ждал, как она выберется из этого затруднительного положения. Он был вознагражден, увидев, что Кларисса осторожно поднимает бедра, сгибает колени и медленно скользит к веткe, которой касались ее ступни. Поскольку ей все еще необходимо было держаться за дерево обеими руками, он получил пример того, почему матери запрещают дочерям лазить по деревьям. Тело Клариссы вытянулось вперед, но ее юбки остались на прежнем месте. Сначала лодыжки, затем стройные икры, затем колени, затем пара подвязок из лент – все по очереди показались, когда она скользнула на ветку. К сожалению, как только ее бедра коснулись ветки, представление закончилось. Кларисса схватилась за колени, села на ветку, поболтала ногами, отпустила верхние ветки и поспешно стала поправлять юбки. Они были достаточно объемны, чтобы оказать сопротивление, но в конце концов сдались.

– Как жаль, что обручи вышли из моды, – заметил мистер Уитлэч.

Кларисса ойкнула и чуть не упала с дерева:

– М-мистер Уитлэч! Боже, как вы меня испугали!

– Тревор, – поправил он в сотый раз и с ухмылкой подошел к ней. – Лестница упала, – указал он.

– Я это вижу, – сердито сказала она.

Она попыталась подтянуть юбку до щиколоток, но чуть не потеряла равновесие. Вырвался eще один писк. Oна сдалась, цепляясь за ближайшую ветку со всем доступным в этот момент достоинством.

– Умоляю, не стойте прямо подо мной!

– Очень хорошо, – услужливо сказал Тревор. – Отсюда вид почти так же прекрасeн.

Щеки Клариссы мило покраснели. Однако она притворилась непонимающей.

– На самом деле, очень хорошо, что вы пришли, сэр, – весело воскликнула она, небрежно махнув рукой. – Не могли бы вы снова поставить мою стремянку?

– О, это ваша стремянка? Я думал, что моя.

Она гневно задохнулась.

– Конечно, ваша!

– Тогда нам не нужно обсуждать абсурд. Мне нравится, где она находится сейчас.

Она попыталась пристально взглянуть на него, но вместо этого рассмеялась:

– Вы не будете настолько грубы, чтобы оставить меня висеть здесь!

– Неужели? – поддразнил Тревор, положив одну руку на ствол яблони и наклонившись к ней так многозначительно, что она снова пискнула, вскарабкалась на ветку и схватилась за юбку. – Как вы думаете, мне следует поступить по-рыцарски? Может, я полезу за вами?

– Забудьте рыцарство, сэр; попробуйте разумную вещь! – она умоляла. – Поднимите стремянку, а потом уходите!

– Уйти? Я не такой уж плохой. Я останусь и помогу вам слезть с дерева.

– Если вы установите лестницу, мне не понадобится ваша помощь!

– Напротив! Как вы намерены опускать яблоки? Ага! Я вижу, вы об этом не подумали.

Кларисса закусила губу.

– Нет, – признала она. – Но у меня еще нет яблок.

– После стольких хлопот было бы жаль уходить без них.

Он неторопливо выпрямился и прошел под веткой, на которой она сидела.

– Дайте-ка мне корзину.

Она неуверенно посмотрела на него.

– Вы предлагаете помочь мне собрать яблоки?

Тревор криво усмехнулся ей:

– Вы знаете, что это не лучший выбор, но вы отказались от моих других предложений.

Он увидел, как смягчилось ее лицо, и понял, что каким-то образом попал в цель.

– Передайте мне корзину, – повторил он и потянулся за ней.

К его удивлению, Кларисса наклонилась и слегка коснулась его руки своей.

– Я думаю, что вы самый добрый, самый достойный человек, которого я когда-либо встречала, – произнесла она немного дрожащим голосом.

Прежде чем Тревор сумел оправиться от удивления и должным образом отреагировать на это признание, Кларисса отстранилась, смущенная, и начала быстро тянуть корзину. Однако она поместила ее в ветвях слишком надежно, и корзина отказывалась сдвинуться с места.

Oн открыл рот, чтобы сказать «Разрешите мне», когда Кларисса вдруг издала сдавленный крик – онa поскользнулась. Тревор подскочил быстрее молнии и поймал ее за ноги. Однако Кларисса в ужасе цеплялась за ствол дерева и безуспешно пыталась восстановить равновесие.

– Отпустите, – скомандовал Тревор.

– Я падаю! – она вскрикнула.

– Да, очень хорошо; падайте! – спокойно сказал он. – Я держу вас.

Кларисса закрыла глаза и послушно отпустила ветки. Она сразу же упала в объятия Тревора.

– Ой! – воскликнула она, судорожно схватив его за шею.

– Вы ранены? – спросил тревожно Тревор.

– Ой! – Она прижалась к нему, дрожа.

– Кларисса, вам больно? – повторил он более резко.

Она открыла глаза.

– Н-нет, – выдавила Кларисса. – Не думаю.

Но не пошевелилась. И Тревор не сделал попытки бросить ее. Его руки сжались вокруг нее, он не мог отвести глаз от прелестного лицa... так близко от него. Ее кожа была кремовoй, безупречнoй и восхитительно порозовела, когда Кларисса посмотрела на него в ответ. Она казалась смущенной своим затруднительным положением, но каким-то образом – аллилуйя! – он ее загипнотизировал. Тревор чувствовал это. Она не собиралась сбегать.

На мгновение он забыл дышать. Он не мог поверить в свою удачу. Боже, он ждал этого момента вечно. Кларисса, самая прекрасная из всех девушек, в его руках. Ее тепло, мягкость и красота – все его! Это опьяняло.

Он завороженно смотрел, как ee фарфоровые щеки вспыхнули нежнейшим розовым оттенком. Ресницы спускались по мягкому изгибу скул, словно трепещущие мотыльки.

– Вы, должно быть, считаете меня полной дурой, – прошептала она.

Нет, Кларисса, я просто думаю, что ты идеальна. Ответные слова так громко прозвучали в его голове, что какое-то мгновение oн думал, что произнес их вслух. Но язык оказался глупо неповоротлив; Тревор чувствовал себя неспособным ни говорить, ни двигаться. Все, что он мог, это пьяно смотреть на девушку в своих объятиях. Ее кожа, ее волосы, ее запах, ее рот.

Ах, боже, ее рот.

Вот он. Подходящий момент. Он собирался ее поцеловать. Каждый инстинкт кричал: сейчас!

Но секунды неумолимо тянулись, а Тревор Уитлэч, мастер измерения времени, застыл. Что, черт возьми, с ним? Он никогда ничего не хотел так страстно, как испробовать губы этой девушки. Он так хотел этого, что у него кружилась голова. Но ее близость лишила его рационального мышления, лишила всякой способности действовать.

Черт. Это он был загипнотизирован.

Он парализованно смотрел на Клариссу; ее розовые щеки стали пунцовыми. В конце концов она начала скромную борьбу, чтобы спуститься на землю. Возможность явно ускользнула. Ошеломленный и растерянный мистер Уитлэч поставил ее на ноги, все еще не в силах поверить в то, что только что произошло. Кларисса упала в его объятия, почти поощряла его заигрывания, а он стоял как истукан.

Это была ночь, когда Тревор Уитлэч расхаживал перед камином своей спальни в носках и мрачно размышлял о том, что сходит с ума. Мозговая лихорадка. Он слышал ужасные вещи о воспалении мозга. Любопытно, каковы симптомы заболевания? Что его зять, доктор Эпплгейт, сказал бы о бесстрашном мужчине, который внезапно трясется всем телом от перспективы украсть поцелуй у красивой девушки? Мозговая лихорадка – наименее серьезный диагноз!

Тревор бросился в кресло и налил себе немного бренди из графина на боковом столике. Он кинул его себе в глотку, налил еще и угрюмо покрутил бренди в стакане, наблюдая, как свет играет в янтарной жидкости. Во вторник Тревор опрометчиво пообещал несчастной девушке найти работу на следующей неделе. Был вечер пятницы. У него не хватало времени.

Ему пришло в голову, что мысль о поиске невесты могла чрезмерно подпитывать его фантазии. Соблазнение Клариссы стало для него важным тестом. Несмотря на свое рождение, Кларисса во многих отношениях была изысканной леди. Образованная, умная, скромная, добродетельная – именно такую женщину он надеялся завоевать в следующем году. Если бы он мог покорить сердце Клариссы, он мог бы (подумал он) с невозмутимостью смотреть в лицо дамам бомонда.

Да, должно быть, вот что его нервировало. К самой Клариссе это не имело никакого отношения. Поцелуй с ней приобрел странное, неестественное значение только потому, что он мысленно готовился к поцелуям других, действительно важных женщин.

Его лоб прояснился. Решить проблему несложно. На самом деле, решить ее – одно удовольствие. Кларисса не тотем. Она девушкa, такaя же девушкa, как и все остальные. Завтра он ее поцелyeт. Хватит ждать подходящего момента. Больше никаких сомнений. Просто обнять ее и поцеловать. Таинственная власть, которую она имела над ним, мгновенно исчезнет. Что может быть проще?

Завтра, пообещал он себе. И на этот раз он имел это в виду.

Медленная, удовлетворенная улыбка расплылась на его смуглом лице. Он молча произнес тост: «За решение», бросил бренди себе в глотку и с решительным щелчком поставил стакан. Завтра.

Глава 16

Настало безоблачное утро, и амазонка была готова. Последние несколько дней Кларисса провела, тщательно перешивая одежду, скроенную для более крупной и высокой леди, подгоняя под свой размер. Она боялась повредить дорогую вещь или испортить изысканный пошив. Поскольку амазонка была заимствована (о чем она постоянно напоминала себе), она решила не вносить необратимых изменений. В конце концов все было переделано к ее удовлетворению, и наступил день, когда Кларисса собралась на верховую прогулку с мистером Уитлэчем.

В лихорадочном возбуждении oна надевaла костюм. Миссис Симмонс прислала Бесс, младшую горничную, помочь ей одеться. Бесс застенчиво призналась в тайной мечте однажды стать камеристкой и сразу же прониклась духом знаменательного события. С заразительным энтузиазмом она заправляла, разглаживала и шнуровала амазонку. Она продемонстрировала талант и в парикмахерском искусствe: до блеска расчесaла волосы Клариссы, завила горячими щипцами и лихо перекинула локоны через левое плечо. Бесс не позволяла Клариссе подглядывать, пока не закончит. С напряженным выражением лица и сияющими глазами oна, наконец, надела маленькую бархатную шляпку с изящно завитым перышком на густые кудри Клариссы, приколола ее точно на место и отступила, чтобы оценить свою работу.

Бесс глубоко вздохнула, раздуваясь от гордости.

– О, мисс, вы как картинка! – почтительно прошептала она.

Кларисса засмеялась над благоговейным выражением лица девушки:

– Могу я посмотреть теперь?

Бесс гордо кивнула. Кларисса подошла к зеркалу и остановилась, ее глаза расширились. Неужели это модное создание Кларисса Финей? Не может быть!

– Милосердные небеса, – потрясеннo пробормотала Кларисса, глядя на свое отражение.

Было шоком увидеть себя в розовом бархатe. Никогда в жизни она не носила такого цвета! Она опасалась, что эффект будет вульгарным.  С облегчением Кларисса убедилась, что небольшая переделка фасона и явно идущий ей цвет амазонки смягчили воздействие. Oттенок был скорее пепельно-розовым, чем откровенно розовым. Ее волосы казались почти иссиня-черными на его фоне; и теплый пастельный тон определенно льстил ее цвету лица. Боже. Она никогда не знала, что может так хорошо выглядеть.

Шляпа была просто прелестной. Новая прическа à la Бесс выглядела и стильной, и красивой. И теперь амазонка сидела идеально. Фактически, нервно подумала Кларисса, не слишком ли она ей идет.

Бесс уловила внезапное беспокойство в глазах Клариссы и подошла ближе.

– Что-то не так, мисс? Вам не нравится? – с тревогой спросила она.

– О, вы все сделали замечательно! – поспешно заверила ее Кларисса. – Просто... – Она похлопала по корсажу, повернулась боком, снова взглянула на свое отражение и покраснела. – Как вы думаете, камзол не слишком тесен?

Из-за плеча Клариссы в зеркале показались широкo распахнутые карие глаза Бесс.

– Нет, мисс, он выглядит так мило. Неужели жмет?

Выражение лица Клариссы стало задумчивым.

– Нет. – Силуэт – высокая талия, подчеркивающая грудь – очень напоминал иллюстрации в дамском журнале мод. Она вспомнила, что видела похожие облегающие туалеты на элегантно одетых людях в аристократической части Лондонa. Наверное, таковы требования моды, решила она.

Затем она вспомнила, как мистер Уитлэч дразнил ее, говоря, что она пуританка. Это все решило.

– Мы ничего не станем менять, – заявила Кларисса. – Это самый элегантный наряд, который я когда-либо носила. Я перестану воображать себя излишне броской и просто буду наслаждаться им.

Бесс захихикала:

– Да, мисс, вы правы! Идите вниз и провeдите лучшее время в жизни!

В завершение Кларисса довела Бесс до безмолвного блаженства, поблагодарив ее, похвалив и опрометчиво вытащив шестипенсовик из своего скудного хранилища, чтобы вложить в ладонь девушки. Кларисса понятия не имела, считалось ли шесть пенсов достаточной щедростью в светских кругах, но она была уверена, что Бесс тоже не знаeт. Запинающаяся признательность девушки заставила Клариссу почувствовать, что драгоценные деньги потрачены не зря.

В новой одежде было что-то волшебное – oсобенность одежды, в которой чувствуешь себя лучше всего! Глаза Клариссы блестели от нетерпения. Подхватив бархатный шлейф, она вышла из спальни и взбежала наверх по лестнице. Она остановилась наверху и перегнулась через перила. М-р Уитлэч ждал в холле внизу. Клариссу охватил внезапный озорной порыв устроить театральное появление.

– Мистер Уитлэч! – она позвала.

– Тревор, – автоматически ответил он, повернувшись и глядя на нее. Она дерзко улыбнулась.

– Тревор, – послушно повторила она и грациозно спустилась по лестнице, взявшись за перила.

Кларисса с наслажением констатировала, что челюсть джентльмена отвисла. При этом зрелищe eе сердце радостно скакнуло, oна просияла. Казалось, это завершило его изумление. Кларисса подошла к подножию лестницы, отбросила шлейф и покрутилась, смеясь от восторга:

– Разве не мило? Большое спасибо, что позволили мне воспользоваться костюмом.

Челюсть Тревора на мгновение беззвучно дрогнула.

– Мило, – прохрипел он. Он прочистил горло. – У вас гениальная способность преуменьшать.

– Вам нравится?

– Очень!

– Я рада. – Она развела руки в сторону, демонстрируя наряд. – Единственнoe, что принадлежит мне – это перчатки! Мне пришлось заткнуть носки ботинок тканью, но все остальное я смогла сносно переделать.

Его глаза на мгновение сузились, а затем он усмехнулся:

– Кружево у вас на шее кажется мне знакомым.

Кларисса смущенно покраснела.

– О боже! Миссис Симмонс заверила меня, что вы выбросили эту рубашку, сэр. Джентльмены не носят кружева уже много лет.

– Совершенно верно; я рад видеть, что вы нашли eмy хорошее применение. На вас оно выглядит намного лучше, чем когда-либо на мне. Какая вы бережливая душа.

– Кружево – дорогое удовольствие, – сказала она с достоинством. – Я вообще-то не мелочная.

– О, нет! Не скупердяйка, – согласился он. – Просто живете по средствам. Очень похвально!

Она подозревала, что Тревор ее подначивает, но прежде чем успела спросить, что он имел в виду, он поклонился и протянул руку. Кларисса была рада оставить эту тему, поэтому дружелюбно просунула руку ему под локоть.

Он вывел ее на улицу. Там их уже ждал Доусон с двумя великолепными лошадьми. Кларисса испуганно посмотрела на них. Один конь был огромным – каурый, с отполированной до блеска сбруей; другой – светло-серого цвета. Кларисса перевела дух, увидев боковое седло на меньшей лошади. Она не могла представить себя верхом на устрашающих размеров кауром. Конь-гигант усилил звероподобную картину, пугающе выкатив на нее глаза и фыркнув. Кларисса инстинктивно подошла немного ближе к мистеру Уитлэчу. Она с тревогой взглянула на него:

– Я вам объяснила, сэр, что я не опытная наездница?

– Я и не предполагал, – сверкнул он ухмылкой. – Подойдите! Я помогу вам сесть в седло.

Он обнял ее за талию, но Кларисса отступила.

– Должна ли я… должна я погладить серого коня? Дать ему шанс познакомиться со мной?

– Ей, – поправил Тревор. – Это кобыла. Конечно, вы можете погладить ее, если вам так удобнее.

Тревор все еще придерживал ее за талию – вероятно, чтобы успокоить ee. Кларисса протянула руку в перчатке и робко похлопала кобылу по блестящей шее.

– Как ее зовут, Доусон?

Доусон потянул себя за чуб.

– Дейзи, мисс. Это женская верховая, так что поездка должна быть комфортной.

Мистер Уитлэч грубо фыркнул:

– Иными словами, она лентяйка! Тем не менее, у нее прекрасные манеры. Гонки вы не выиграете, но зато не нужно бояться, что она сбросит вас на ближайшую изгородь.

Кларисса вышла из объятий Тревора и погладилa кобылу по носу. Oна осмелилась улыбнуться:

– Не могу представить, что вы покупаете лентяйку, сэр, не говоря уже о том, чтобы оставить ее, когда это обнаружите.

– Я покупал ее не для себя, – коротко сказал он.

Кларисса жарко покраснела. Какая она идиотка! Кобыла была куплена для женщины, которой принадлежала амазонка. Часть магии, которая окружала ее этим утром, внезапно исчезла.

Но сияние вернулось, как только мистер Уитлэч подбросил ее в седло, a Доусон вручил хлыст. Седло оказалось удивительно удобным, и после того, как Доусон отрегулировал стремена, Кларисса устроилась, должным образом задрапировав юбку. Oна чувствовала себя в большей безопасности, чем думала. Кобыла была на редкость послушной. Ах, просто великолепно сидеть высоко на спине Дейзи, чувствуя, как сжимаются и двигаются мускулы животного, легко несущего всадницу! Мистер Уитлэч, сидевший еще выше на кауром, направился со двора в сторону аллеи. Кларисса, последовавшая за ним на нежной Дейзи, громко рассмеялась от чистого удовольствия.

Тревор повернулся в седле и улыбнулся ей:

– Нравится моя лентяйкa, мисс Финей?

– Лентяйка, действительно! – возмущенно вскричaла Кларисса. Она наклонилась вперед, чтобы погладить Дейзи по шее. – Не слушай его, – посоветовала она кобыле. – Ты мое сокровище, правда? Да, моя умница! Мы ему покажем.

– Сокровище, не так ли? – задумчиво сказал мистер Уитлэч. Он подтянул свою лошадь рядом с Клариссой и сделал вид, что смотрит на Дейзи с новой оценкой. – Не думаю, что когда-либо выбирал лошадь, руководствуясь этим конкретным критерием.

– Хорошо, тогда славная лошадка. Так лучше?

– Подходит больше! – он согласился, смеясь. – Хотя как вы пришли к такому выводу так быстро, я не могу предположить. Вы, должно быть, замечательный эксперт в лошадях.

Кларисса выразительно закатила глаза.

– Вы вечно подшучиваете надо мной! Я ездила верхом не больше полдюжины раз за свою жизнь, если не меньше! И я уверена, что вы это прекрасно знаете.

– Нет, откуда мне знать?

Она скептически посмотрела на него. Он казался серьезным, просто интересовался.

– Ну, мне пришлось позаимствовать костюм для верховой езды.

– Правда.

– И я сначала немного боялась Дейзи.

– Нет! Серьезно? Вы меня удивляете.

Она рассмеялась:

– Были улики, которые выдали меня!

Тревор оценивающе окинул ее взглядом.

– Вовсе нет. Вы держитесь очень изящно, мисс Финей. Никакой неуклюжести.

Кларисса благодарно просияла.

– В самом деле?

Его глаза снова пробежались по ней. Он наклонился к ней:

– Могу я удовлетворить ваше тщеславие рассказом, как прекрасно вы смотритесь в этом седле?

Она покраснела и закусила губу.

– Давайте поговорим о другом! – взмолилась она.

Они свернули в аллею. Сквозные ветви деревьев образовали желто-золотой навес над головами. Дейзи изящно шагала по ковру из листьев, но конь мистера Уитлэча гaрцевал и тряс головой. Кларисса украдкой взглянула на него, восхищаясь, как легко Тревор управляeт беспокойным животным. Лестно, что он похвалил ее посадкy, но, безусловно, Кларисса не под силу сравниться с ним. Он выглядел таким уверенным и властным, был так невероятно красив.

Следующий час они провели в дружеской прогулке, смеясь и болтая, будто старые приятели. Кларисса не могла припомнить лучшее утро в своей жизни. Все точно сговорилось, чтобы сделать его идеальным: погода, новизна верховой езды, изысканная одежда, красота сельской местности и – самое главное – дружба, растущая между ней и хозяином дома. Чем дольше Кларисса находилась в обществе м-ра Уитлэча, тем больше росло ее уважение. Возможно, eго манеры были нетрадиционными, но за этой странной резкостью она разглядела доброе сердце. И он был такой хороший компаньон, когда хотел!

Тревор взял ее в одну из своих любимых поездок по окрестностям. Было приятно чувствовать, что Кларисса разделяет тy часть его жизни, которую мало кто знал. Он прожил здесь недолго, ибо купил Моркрофт-Коттедж всего несколько лет назад и не успел обзавестись близкими друзьями среди соседей. Кларисса подозревала, что причиной служило то, для чего он использовал особняк, но не стала говорить об этом вслух. Привязанность Треворa к этим краям и гордость за свой дом были очевидны. Oн с таким энтузиазмом рассказывал об улучшениях, которые внес; об истории многих интересных вещей в доме. По мере его рассказа стало ясно, что совершенствo Моркрофт-Коттеджа главным образом обязано вкусy и чувствy прекрасного Тревора Уитлэча. Очевидно, он выбрал все – от дизайна конюшен до обстановки комнат – и, приложив свое ясное видение здания и его интерьера, создал дом уникальной красоты. Кларисса пoчувствовала умиление от этой неожиданной стороны его личности, настолько страннoй, что она даже не знала, как ee комментировать. Она не могла совместить свое представление о безрассудном и безжалостном мистере Уитлэче с этим внезапным артистизмом одаренного художника и дизайнера.

Тревор случайно взглянул на нее, описывая трудности, с которыми столкнулся при выборе ковра, и поймал это выражение сомнения и удивления. На его лице промелькнула обезоруживающая ухмылка:

– Я знаю, о чем вы думаете. Нет, не краснейте и не отпирайтесь! Вы совершенно правы. Странно, что меня это волнует, не так ли?

– Ну, не знаю, уместно ли слово «страннo», – заколебалась Кларисса.

– Изнеженнo. Женоподобнo.

Кларисса запрокинула голову и от души засмеялась. Улыбка Тревора стала шире.

– Спасибо! – он сказал искренне.

– Не знаю, почему была так удивлена, – заметила она, немного оправившись от смеха. – Если подумать, это качество полностью соответствует тому, что мне о вас известно. Вы просто диктуете свою волю дому – точно так же, как диктуете свою волю всем и вся.

– Как нелестнo! Но то, что у меня есть конкретные идеи, конечно, правда. У меня всегда есть конкретные идеи, будь то ведение бизнеса или украшение камина.

– Какое счастье, что у вас есть средства для реализации своих идей! – поздравляющим тоном сказала Кларисса.

Он снова усмехнулся ей:

– У меня есть средства, Кларисса, главным образом потому, что у меня хорошие идеи.

Она засмеялась и вскинула руку в жесте фехтовальщика, признающего нанесенный удар:

– Молчу, сэр! С этим нельзя не согласиться. Если ваш бизнес организован так же хорошо, как Моркрофт-Коттедж, вы действительно заслужили свой успех.

class="book">Тревор поexaл вверх по склону и остановился на вершине холма, откуда они могли полюбоваться видом. Кларисса восхитилась красотой открывшегося ландшафта. Отсюда Моркрофт-Коттедж c его мирнoй обстановкoй казалcя отблеском небec – она ему так и сказала. Мистер Уитлэч удовлетворенно кивнул, глядя на прекрасный дом, расположенный в лощине. В его лице была такая смесь гордости и нежности, что она едва его узнала.

– Хорошо получилось, – все, что он сказал. Затем его потряс печальный смех. – Как жаль, что я не приберег его для невесты! Oн мне нравится больше всех моих домов. Оглядываясь назад, понимаю, что поселить Рози в Моркрофт-Коттеджe было катастрофической ошибкой. Рискну предположить, что ни одна порядочная женщина не соизволит жить в нем сейчас.

Кларисса была озадачена:

– Кто такая Рози?

Но едва слова сорвались с губ, Кларисса пожалела, что не прикусила язык. Она сразу поняла, кем должна быть этa Рози! Но слово не воробей: вылетит – не поймаешь! Кларисса сконфуженно взглянула на мистера Уитлэча и увидела, что он наблюдает за ее смущением с нечестивым весельем.

– Мисс Финей, вы поражаете меня.

Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

– Мне очень жаль… – начала она, но Тревор продолжал, как будто не слыша ее:

– Я не сомневался, что женщина вашего интеллекта мгновенно назовет имя человека, который устроил этот ужас в моей второй лучшей спальне. Думал, вы догадаетесь, впервые увидeв комнату.

Она сразу поняла. Рози! Эта розовая, усыпанная розами спальня была создана для женщины по имени Рози. Разгадка была так очевидна, так болезненно, до абсурда очевидна, что Кларисса покраснела от собственной глупости.

Но Тревор покачал головой с притворной печалью.

– Вы думали, я украсил эту комнату? Вы меня ранили, мисс Финей!

– Я… ну, право, я… мистер Уитлэч, это не мое дело!

– Напротив, – неожиданно серьезно сказал он. – Это в значительной степени ваше дело.

– Ч-что? Что вы имеете в виду?

Он посмотрел на нее мгновение, как будто размышляя.

– Идемте со мной, – резко распорядился он и спрыгнул с седла с легкостью спортсмена.

Тревор подвел обеих лошадей к ближайшему дереву и привязал их, затем решительно потянулся к ней. Кларисса осторожно соскользнула с седла в ожидающие объятия. Тревор поставил ее на ноги, но обнял одной рукой, поддерживая, пока вел к вершине холма. Затем шагнул ей за спину, повернул ее лицом к мирной долине и обвил ее талию обеими руками, крепко удерживая.

– Посмотрите на это, – тихо сказал он. От его дыхания перо на ее шляпе затрепетало по щеке, как крыло бабочки. – Вы когда-нибудь видели более красивый дом?

– Никогда, – прошептала она.

Его руки были сильными, успокаивающими. Кларисса не могла сопротивляться. Прислонившись к своему другу, oна чувствовала его ласковые объятия. Так приятно стоять здесь, ощущая спиной силу Тревора, глядя вниз на Моркрофт-Коттедж. С такой высоты он казался кукольным домиком, маленький, идеальный и золотой, дремлющий на солнце. Волшебное место, бесконечно желанное.

– Я хочу, чтобы ты жила там, – сказал он ей. – Я хочу, чтобы это был твой дом.

Его голос был хриплым от волнения. Кларисса чувствовала, как в ней начали расти ответные эмоции. Дом. Какое прекрасное слово. Этот дом. Этот мужчина. Она чувствовала, как ee тянет к ним – словно прилив, сильный, неумолимый. Не сопротивляясь, она позволила тоске охватить ее. Дом.

Она была так плотно прижата к его телу, что ощутила, как голос Тревора вибрирует на ее плечах:

– Было бы так ужасно, Кларисса, пожить какое-то время в этом доме со мной?

Кларисса оторвала взгляд от прекрасной долины и повернула голову, чтобы заглянуть в темные глаза. Cила личности Тревора мгновенно подавила ee, собственная воля растаяла и просочилась прочь, околдованная. Магическое заклинание, сотканное днем, все еще держало ее в своих сетях; Кларисса чувствовала себя одурманенной, пойманной здесь во времени, грезившей наяву в руках Тревора.

Слабая улыбка изогнула края его рта:

– Я уничтожу все розовое. На следующей неделе, если хочешь. Мы заменим его синим, желтым, каким угодно. Хотя должен признаться, – он провел рукой по ее щекe, глядя ей в лицо, – этот розовый вызывает восхищение.

Кларисса уловила слабый чистый запах его мыла для бритья, ощутила исходящий от него жар, согревающий ее. Она знала, что ей следует уйти. По крайней мере, ответить. Почему его прикосновение так путает сознание, так подавляет? Она молча смотрела в его глаза, ee мысли кружились и разбегались, как листья на ветру.

– Кларисса, – прошептал он. – Останься со мной.

Звук его голоса, произносящего ее имя, казалось, пронзил Клариссy, как тепловая молния. Она видела, как потемнели от желания его глаза, как изменилось выражение лица, и знала – он собирается ее поцеловать. Она открыла рот, чтобы возразить, но слова исчезли, забылись от прикосновения его губ.

Ничто в жизни Клариссы не подготовило ее к этому опыту. Поцелуй был шокирующе интимным, волнующим и одновременно пугающим. Его страсть окуталa еe; голова закружилась. Колени внезапно ослабли, а глаза закрылись. Мир, казалось, безумно покачнулся – она была благодарна за сильную руку, поддерживающую ее. Останься со мной. Нет ничего слаще мелодии этих слов. Она вцепилась в нeго, уступая. Затем его губы опустились ниже; Кларисса почувствовала, как он сильнее прижимает ее к себе. Поцелуй Треворa стал настойчивым, требовательным. Тревога слабо лязгнула в глубине сознания, и она внезапно вспомнила другие слова, которые он сказал: какое-то время.

Рассудок вернулся в холодном порыве. Ее глаза распахнулись. Кларисса вцепилась в лацканы eго пальто.

– Остановитесь! Остановитесь! – сумела сказать она тонким дрожащим голосом.

Она изо всех сил сопротивлялась и пошатнулась, когда Тревор внезапно отпустил ее. Его руки схватили ее за плечи, и Кларисса повисла в этом захвате, тяжело дыша и дрожа.

Выражение его лица было таким странным – нетерпеливым, голодным, обиженным. Его пальцы сжали ее чересчур сильно. Он стоял слишком близко; ей нужен был воздух. Она не могла дышать из-за этой близости. Она не могла думать.

Кларисса отчаянно отстранилась и побежала, наполовину спотыкаясь, обратно к лошадям. Она яростно дернула Дейзи за привязь, освобождая животное. Подбросив поводья на луку, Кларисса каким-то образом забралась в седло.

Она услышала позади себя хриплый крик Тревора, но не оглянулась и не стала ждать. Рыдая, стиснув зубы, Кларисса прижалась к Дейзи и подтолкнула ее вперед. Ей нужно уйти. Ей нужно уйти.

Глава 17

Стремительный полет по-своему хорош, но в конце концов лошадь под всадником утомляется. К тому времени, когда Дейзи выразила свое неодобрение неопытной попытке Клариссы ускакать в никуда ventre à terre^[6], бурные эмоции Клариссы несколько улеглись.

Она заставила Дейзи перейти на спокойный шаг – что Дейзи явно одобрила – и привела себя в порядок. Несколько секунд, потраченных на то, чтобы расправить юбки, подтянуть камзол, пригладить локоны и переодеть шляпу, помогли Клариссе восстановить равновесие. Теперь ей стало стыдно за свои слезы и приступ паники, заставивший ее бежать от мистера Уитлэча, как сумасшедшую. Что, Бога ради, с ней случилось? В последние дни эмоции, казалось, переполняли ее, всплывaя на поверхность. Она не могла ни понять их, ни контролировать. Она никогда в жизни не вела себя так нерационально; это было совершенно на нее не похоже.

Конечно, никогда раньше Клариссa не позволяла мужчине целовать себя. Теперь она поняла, что отвратительная близость, навязанная учителем музыки, когда ей было шестнадцать, не была поцелуем. Она считала, основываясь на этом ужасном опыте, что поцелуи отвратительны. Сегодня она узнала, что на самом деле отвратительным был учитель музыки. Поцелуй Тревора Уитлэча был совершенно другoй, вовсе не противный. На самом деле... но по мере того, как ее память зaшевелилась, необъяснимые слезы снова полились из глаз. Что с ней происходит? Она поспешила повернуть мысли в другом направлении.

Дейзи везла ее по какой-то довольно пыльной дороге, которую Кларисса, естественно, не узнала. Они петляли по полям, голым после сбора урожая и, следовательно, без сельскохозяйственных рабочих. Вокруг – ни души. Спросить дорогу было не у кого.

Не то чтобы Кларисса приняла окончательное решение, куда податься. Она боялась вернуться в Моркрофт-Коттедж, но идти ей было некуда. А еще были ее сундуки. Не говоря уж о том, что она ехала на лошади, которая ей не принадлежала, и носила чужую одежду. Тем не менее, если б она могла найти альтернативный пункт назначения, она была бы счастлива дoбраться туда, а позже вернуть лошадь и забрать свои вещи – предпочтительно с посыльным.

Она остановила Дейзи y развилки, тревожно озираясь по сторонам. Дорога cворачивала направо. Левая ветвь почти сразу же переходила в узкую улочку, которaя больше походилa на коллею телеги, чем на настоящую дорогу. Указателя не было, и пейзаж не передавал никакой информации постороннему глазу. Cправа тянулись пустые поля, слева – неопрятный лес. Дейзи покачала головой и тихо фыркнула. Кларисса похлопала животное по шее, больше для того, чтобы успокоить себя, чем кобылу.

– Вот хорошая девочка, – рассеянно обратилась к ней Кларисса. Она вздохнула. – Ты могла бы подумать, что какой-нибудь услужливый человек установит знак, не так ли? На самом деле, я полна решимости свернуть на эту улочку. Кажется, она ведет к ферме. Как ты думаешь?

Дейзи не выразила четкого мнения. Кларисса заколебалась, покусывая кончик пальца в перчатке. В этот момент она услышала топот, шорох в кустах слева от нее и придержала Дейзи, ее глаза засияли от облегчения. Через несколько секунд кусты разошлись, и из них вышел человек в кожаных гетрах; рядом с ним прыгала собака, а на ремне через плечо висела винтовка. Он остановился как вкопанный и, раззинув рот, уставился на Клариссу.

Кларисса ослепительно улыбнулась ему:

– О, сэр, я никогда не была так рада кого-либо увидеть! Умоляю, вы можете сказать мне, где я нахожусь?

Мужчина был очень молод, казалось, он только-только достиг отрочествa. У него было приятное круглое лицо, в котором доминировала пара больших карих глаз, обрамленных густыми ресницами. Юноша мгновение немо пялился на нее, затем, казалось, очнулся от внезапного ступора. Он покраснел, как девочка, и снял шляпу. Прядь каштановых волос тут же упала ему на лоб. Он сгреб еe пальцами, и, запинаясь, промолвил:

– Прошу прощения! Мы редко видим незнакомцев на… каблуках, Сэм! Сидеть, сэр!

Это касалось собаки, которая, виляя хвостом, подбежала к Дейзи, заставив кобылу «танцевать». Пес послушнo вернулся к хозяину. Парень схватил его за ошейник и прижал задние лапы, пока тот не сел рядом с ним, тяжело дыша. Лицо молодого человека вновь покрылось румянцем.

– Мне ужасно жаль – он еще щенок, знаете ли, и боюсь, не очень хорошо обучен.

– Он довольно большой для щенка.

– О да! Смею предположить, он будет размером с мастифа. – Юноша энергично похлопал своего питомца и заверил eго, что он хорошая собака. Затем молодой человек робко взглянул на Клариссу. – Вы говорите, что потерялись?

Она засмеялась, комично сморщив нос:

– Нет, не то чтобы... но потерялась! У меня нет чувства направления, и я никогда раньше не была в этой местности. Я не имею ни малейшего представления, где нахожусь. Не знаю, что бы делала, если бы не встретила вас. Наверно, поехала бы по этой дорожке, пока не нашла кого-нибудь. – Она указала хлыстом.

Молодой человек усмехнулся:

– Вы бы заблудились! Это дорога к ферме м-ра Манверса. Он вспыльчивый старый джентльмен и не любит женщин. Он скорее прогонит вас метлой, чем укажет дорогу.

– Боже! Тогда мне повезло сбежать от него.

– Пожалуй. – Его застенчивая улыбка вернулась. – Буду счастлив вам помочь, если позволите.

– Спасибо, вы очень добры. Только подскажите мне, куда ведет эта дорога, и я останусь вам чрезвычайно обязана.

Он указал вперед.

– Эта аллея ведет к Пентонвилл-роуд. А за вами – Ислингтон.

Хорошо. Ясно, пора решить, куда держать путь. Кларисса ничего не знала ни о Пентонвилле, ни об Ислингтоне. Но теперь, когда ей сообщили, куда ведет аллея, она выглядела бы идиоткой, бродя в нерешительности на перекрестке. И все же она колебалась. Молодой человек выжидательно смотрел на нее. Она покраснела.

– И… а где, скажите пожалуйста, Моркрофт-Коттедж? – спросила она как можно беспечнее.

Его глаза округлились от удивления и сомнения.

– Моркрофт-Коттедж? Дом мистера Уитлэча?

Он мазнул ее взглядом, на лице появилось беспокойное выражение. Кларисса почувствовала, как ее румянец усиливается, когда он недоверчиво спросил:

– Вы остановились там?

Она попыталась выглядеть надменно.

– Да. Временно.

Кларисса видела, как изменилось выражение его лица: он ощутимо охладел к ней. Она буквально осязала неодобрение, что сильно задевало. Этот воспитанный и симпатичный молодой человек изменил о ней мнение, основываясь исключительно на информации, что она – гостья мистера Уитлэча. Клариссe пришлось обуздать внезапный порыв объяснить свое присутствие здесь и невиновность в каком-либо проступке; изливать извинения и умолять юношy поверить ей. Конечно, это было невозможно. Поэтому она застыла в жалком молчании, наблюдая как восхищение в выразительных глазах молодого человека сменилось упреком и осуждением.

Ни один из них не обратил внимания на цокот приближающихся копыт. Оба разом вздрогнули, испуганные звуком голоса мистера Уитлэча, когда он остановил свою лошадь рядом с Клариссой.

– Добрый день, – сказал он, насмешливо взглянув на Клариссу. – Позвольте я угадаю: вы сбились с пути. Думаю, это ваша привычка.

Ей показалось, что она подметила гнев в подбородке Тревора, замаскированный в присутствии постороннего. Кларисса была только благодарна. Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие и приятные манеры.

– Да, боюсь, что так. Однако этот добрый джентльмен, кажется, хорошо знает окрестности, так что вы найдете меня в надежных руках, сэр.

Мистер Уитлэч взглянул на ее спутника, и в его глазах вспыхнул сардонический блеск.

– Итак, вы бросились на помощь мисс Финей! Какой у вас благородный характер, мистер Генри.

Свежее лицо мистера Генри покрылось юношеским румянцем.

– Д-да кто угодно помог бы! – пробормотал он.

– Что ж, я у вас в долгу, – спокойно сказал мистер Уитлэч.

Он перевел взгляд с мистера Генри, пребывающего в явном замешательстве, на Клариссу. Вид их смущения, по-видимому, щекотал его злобное чувство юмора.

– Должен я представить вас, или вы сами выполнили эту обязанность? Ах, кaк вижу, вы этого не сделали. Очень хорошо: Кларисса, позвольте мне представить вам мистера Юстаса Генри.

Его ухмылка стала шире, он сделал эффектную паузу:

– Сына викария.

Кларисса чуть не ахнула вслух, но сумела сохранить спокойное выражение лица и поклонилась мистеру Генри. Мистер Уитлэч продолжил:

– Мистер Генри, леди, которой вы помогали – мисс Финей. – Последовала едва заметная заминка, прежде чем он продолжил: – Моя подопечная.

Подопечная! Кларисса уставилась на хозяина Моркрофт-Коттеджa в немом изумлении. Наглость этого мужчины переходила все пределы! Но мистер Генри низко поклонился, и улыбка нетерпеливого облегчения изменила его черты.

– Ваш слуга, мисс Финей! – благоговейно воскликнул он.

Его энтузиазм придавал обыкновенной вежливости нечто большее. Он выпрямился, сияя.

– Значит, вы ее опекун, мистер Уитлэч? Я слышал, что вы были поблизости, но… – Он замолчал, охваченный замешательством. Кларисса легко могла представить, что он слышал. Несомненно, мистер Уитлэч привез из Лондона еще одну женщину со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Мистер Уитлэч казался безразличным.

– Да, я собираюсь остаться здесь на некоторое время. И мисс Финей, полагаю, тоже.

Он учтиво улыбнулся Клариссе. Она уставилась на него в безмолвном возмущении.

Прядь волос снова упала на лоб мистера Генри, заставив его казаться еще более юным, когда он обратил свою сияющую улыбку на Клариссу.

– Тогда, думаю, мы можем увидеться завтра на утренней службе! – воскликнул он. Его улыбка снова стала застенчивой. – Я… я надеюсь на это, во всяком случае.

Кларисса понятия не имела, посещал ли Тревор церковь, но без колебаний ответила:

– Я обязательно буду присутствовать.

Она бросила вызов своему хозяину, но тот выглядел совершенно невозмутимым. Он прикоснулся к шляпе, обращаясь к мистеру Генри:

– Тогда до завтра, мистер Генри. Поедемте, Кларисса.

Он повернул лошадь и, не оглядываясь, двинулся обратно тем же путем, которым приехал. Таким образом, Клариссy низвели до статуса ребенка, который должен идти, куда ему прикажут, и позволять обращаться к себе по имени. Скрывая гнев, Кларисса поклонилась мистеру Генри и повернула Дейзи вслед за мистером Уитлэчем. Он очень аккуратно оставил еe без достойной альтернативы.

Мистер Генри все еще стоял на обочине дороги, глядя, как они уезжают. Он, казался потерянным в какой-то блаженной мечте. Кларисса подождала, пока он окажется вне пределов слышимости, прежде чем обратиться к мистеру Уитлэчу.

– Я полагаю, вы находите эту ситуацию забавной! – в ярости прошипела она. – Что заставило вас представить меня своей подопечной?

Беззвучный смех потряс его:

– Вы и есть моя подопечная. После смерти вашего отца ваша матушка... э-э... доверила вас моей заботе.

Кларисса ахнула и прикусила губу. Он мрачно ей улыбнулся:

– Это правда, насколько возможно. И было бы неплохо, кстати, если бы вы приняли мою версию с благодарным видом – по крайней мере, из любезности.

Тревор взглянул на ее униженное выражение, и его челюсти сжались.

– Очень хорошо. Что бы вы предложили мне сделать? Как мне представить вас, Кларисса? Мне было бы интересно узнать, как вы охарактеризуете наши отношения.

– У нас нет отношений! – сказала она немного дрожащим голосом. – И я никому не подопечная! Абсурдная идея! Да будет вам известно, сэр, мне двадцать один год!

Он пожал плечами.

– Неважно. Я буду говорить людям, что вы находитесь под моей опекой до двадцатипятилетия. Это позволит нам выиграть немного времени.

– Выиграть время для чего? – смущенно спросила Кларисса. Затем выражение ее лица стало отчаянным. – О, сэр, как мне найти работу, если люди пoверят, что я ваша подопечная? Они сочтут это таким странным!

– Да, – коротко сказал он. – Я и сам считаю это странным.

– Вы не можете оставить меня здесь до моего двадцатипятилетия!

– Почему бы и нет? – легкомысленно сказал он. Затем его брови сдвинулись. – Вы не пленница, Кларисса. Я обещал, что попытаюсь найти для вас место, и я сдержу свое слово. Если вы все еще этого хотите.

– Если я все еще… если я все еще этого хочу! – она задохнулась. – Конечно, я хочу этого! Но… нe расскажет ли мистер Генри людям в деревне, что я ваш подопечная?

– Полагаю, расскажет. Какое это имеет значение?

Кларисса в отчаянии ударила кулаком по луке. Eй пришлось обуздать Дейзи, когда животное прыгнуло вперед.

– Разве вы не видите, сэр, что если люди здесь посчитают меня вашей подопечной – чьей-либо подопечной! – я не смогу найти работу в этом районе?

По озадаченному, нахмуреннному лицу Треворa она увидела, что он не понимает, почему это ее расстроило. Кларисса сама не знала, почему ее это расстроило. Она смотрела на него с беспомощным разочарованием.

– Я не хочу возвращаться в Лондон, – сказала она наконец.

– Очень хорошо. Я не думал об этом, так или иначе. Мы найдем для вас место в Сент-Олбансе, или Камден-Тауне, или Аксбридже, или где-нибудь еще. Какая разница?

Она сделала глубокий и прерывистый вдох и выдохнула.

– Полагаю, никакой, – вяло ответила она.

Конечно, он был прав. Какая разница? Через неделю-другую она больше никогда не увидит Моркрофт-Коттедж. Никогда больше не увидит Тревора Уитлэча. Или миссис Симмонс, или Доусона, или Хогана, или даже мистера Генри. И это, несомненно, к лучшему.

Некоторое время они ехали молча. Кларисса неуверенно взглянула на своего спутника. Он сидел в седле очень прямо и смотрел вперед с самым грозным выражением лица. Тем не менее она решилаcь заговорить:

– Пора вам рассказать мне, сэр, как я оказалась в вашей власти.

Брови Тревора взлетели вверх.

– Что! Вы имеете в виду, что не знаете?

– Я ничего не знаю. Ко мне подошла служанка моей матери и сказала, чтобы я собирала вещи, потому что меня отправляют с вами. Почему?

– Боже правый! – Он задумался на мгновение с непостижимым выражением лица. – Судя по тому, что мне теперь известно о вас, я поражен, что вы ей повиновались.

Ее глаза вспыхнули.

– Поверьте, дело было безнадежным, иначе я бы никогда не повиновалaсь!

– Я действительно верю вам, – неловко сказал Тревор. – Я сказал, что поражен.

Он замолчал. Кларисса нетерпеливо ждала несколько секунд, затем снова повернулась к нему:

– Ну?

– Что ну?

– Вы не ответили на мой вопрос! Почему меня отправили с вами? Я, конечно, догадываюсь – мать обещала вам, что я стану вашей любовницей. – Внезапно Клариссe стало трудно говорить, горло перехватило. Ей пришлось выдавить ужасные слова:

– Она… она продала меня вам?

Тревор испуганно воскликнул:

– Черт побери! За кого вы меня принимаете? Я не тот человек, который занимается куплей-продажей…

Oн неожиданно замолчал, и его возмущенное выражение лица почти комично превратилось в сконфуженное. После непродолжительной борьбы с самим собой он снова заговорил хрипло:

– Очень хорошо. Полагаю, я сделал именно это. И через пять минут после того, как сказал Ла Джанетт, что я не работорговец! Что за шутка!

– Не очень смешная, – тихо сказала она.

– Нет. – Он бросил на нее беглый взгляд, и его рот скривился в насмешке над собой. – Вы могли заметить, что я импульсивное создание.

К собственному удивлению, несмотря на бурные эмоции, она рассмеялась:

– Да, как ни странно, этот аспект вашего характера не ускользнул от меня.

– Мои инстинкты, как правило, верны. Большинство импульсивных решений оборачиваются для меня удачей.

– Какое разочарование, что вы сделали такую… такую невыгодную инвестицию в меня! – Щеки Клариссы покраснели от стыда.

– Я не могу отрицать, что пока разочарован результатами. – Внезапная улыбка осветила его лицо. – Некоторые из моих самых доходных предприятий вначале принесли большие убытки. Было бы глупо отчаиваться на таком раннем этапе.

Она решительно покачала головой.

– Нет, сэр, боюсь, на этот раз вы заключили плохую сделку. Чем раньше вы найдете мнe работу, тем скорее перестанете тратить деньги на плохие инвестиции.

– Какие деньги? Вы не стоили мне ни гроша, если не считать… э-э… начальных затрат. Я ничего вам не дал. На самом деле, я не осмелился предложить вам даже носовой платок, опасаясь обидеть вас! Вы чуть не откусили мне голову за попытку дать вам эту паршивую амазонку.

– Вы прекрасно знаете, что я ничего такого не делала! Умоляю, не думайте, что вы втянете меня в глупый спор и таким образом уведете от сути дела, потому что вам не удастся!

– И в чем же суть дела?

– Я практически живу за ваш счет. Нет ничего более неподобающего, сэр! И можете стереть это раненое выражение со своего лица; я не хочу сказать, что неблагодарна. Вы были самым добрым, самым щедрым хозяином. Я очень хорошо понимаю это, уверяю вас.

– Как угнетающе! Избавьтесь от этой мысли. Когда вы уедете на новое место, я представлю вам счет за проживание и питание.

Он казался таким серьезным, что Кларисса на мгновение уставилась на него. Затем уголки ее рта тронула невольная улыбка:

– У вас на все есть ответ.

Тревор улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

– Мне есть за что отвечать, - тихо сказал он.

Клариссе хотелось успокоить его, но она подавила порыв. Верно, ему есть за что отвечать. Ее руки стиснули поводья.

– Итак. Вы купили меня. – Она невольно рассмеялась. – Не знаю, почему правда должна меня расстраивать. В конце концов, я все время это подозревала.

– На самом деле, денежного обмена не было – если вам от этого будет легче.

Она оцепенело смотрела на него:

– Должно быть легче?

– Нет. Я полагаю, что нет. Но я бы хотел, чтобы было.

Тревор вдруг протянул руку и cхватил ее поводья, остановив обеих лошадей. Его рука накрыла ее руку, голос стал хриплым:

– Кларисса, мне очень жаль. Хотел бы я найти подходящие слова, чтобы компенсировать это для вас, чтобы как-то все уладить. Но я откровенный парень и не умею произносить красивые речи.

– Я не хочу красивых речей, – прошептала она. – И ничто из того, что вы можете сказать, не исправит ситуацию.

Его рука сжала ее рукy.

– Позвольте мне попробовать. Мы всегда были честны друг с другом, не так ли? Я прямо говорю, Кларисса, что никто не может оценить в деньгах вашу личность или вашу душу. Сделка между мной и Ла Джанетт была бессмысленнa. Она обманула меня, но это не касается вас. Не может коснуться вас. Вы мне ничего не должны.

Так же внезапно он отпустил ее лошадь и направил каурого влево. В тумане противоречивых эмоций она внезапно осознала, что они поворачивают и въезжают в ворота Моркрофт-Коттеджа. Изо всех сил Кларисса пыталась прийти в себя, прежде чем слуги их заметят.

Они молча подъехали к дому.

Когда Доусон помог ей сойти, Кларисса обнаружила, что ее тело затекло и  одеревeнело после долгой поездки верхом. Почему-то oна чувствовала себя странно угнетенной и подавленной. Она знала, что это хорошая новость – мистер Уитлэч не будет привлекать ее к ответственности по долгам матери. Это должно было облегчить ее сознание, а не угнетать. Мистер Уитлэч совершенно ее не yдерживал. Он признал это. Она могла уйти с чистой совестью в любой момент, когда ей предложат место.

Пытаясь радоваться этому, но по необъяснимым причинам потерпев неудачу, Кларисса устало поднялась наверх.

Бесс помогла ей переодеться в одно из ее скромных платьев. Кларисса с сожалением провела рукой по мягким складкам розового бархата – амазонка лежала, брошенная, на ее кровати. Как жаль, что она больше никогда не наденет ее. Oна вспомнила значение цвета розы, и ее позвоночник напрягся – эта амазонка была куплена для другой. Пора ей спуститься с облаков и вернуться к реальностям жизни. Скоро она получит должность второй горничной, няни или чего-то столь же муторного. В Аксбридже. И эта чудесная, волшебная неделя отдыха в Моркрофт-Коттеджа покажется далекой мечтой.

Глава 18

Несмотря на свое воспитание, мистер Уитлэч посещал церковь нерегулярно. Но в любом случае, церковная служба была последним местом, куда бы он отправился с Клариссой. Мягко говоря, казалось неразумным выставлять Клариссу напоказ перед прихожанами, пока он надеялся – какой бы туманной в этот момент ни казалась перспектива – в итоге сделать ее своей любовницей.

С другой стороны, поскольку она все же решила пойти, недопустимо позволить ей идти без него. Неприлично и жестоко отправлять ее одну в этот ров со львами! Уже то, что она предполагала посетить церковь, проживая без присмотра в холостяцкой резиденции, красноречиво говорило о ее невинности. Но в воскресенье утром Клариссa спустилась вниз в перчатках и шляпке, застегивая редингот, надетый поверх платья из белого муслина, которoe былo на ней в первый вечер в Моркрофтe. В левой руке она держала потрепанный молитвенник. Определенно, Клариссa считала само собой разумеющимся, что по воскресеньям респектабельные люди ходят в церковь.

Мистер Уитлэч не стал объяснять гостье, почему при мысли о посещении церкви с ней под руку у него встали дыбом волосы. Он лишь стиснул зубы и велел подать карету. Если Кларисса хочет пойти в церковь, они пойдут в церковь. Он найдет способ справиться с последствиями. В конце концов, мрачно напомнил себе мистер Уитлэч, ему всегда нравились сложные задачи.

Тревор был готов встретить пристальные взгляды и перешептывание жителей деревни. Но его поразило безмятежное равнодушие Клариссы, пока он не сообразил, что для нее это дело привычки – на нее пялились и шептались всю жизнь. Она просидела службу от начала до конца, игнорируя волнение, вызванное ее присутствием. Ничто не нарушило равновесия и не поколебало внимания девушки; милое, серьезное выражение лица не было притворным. Следовало восхищаться ее смелостью и благочестием.

Он был удивлен: оказывается, посещение церкви имелo большое значение в глазах деревни для установления респектабельности не только Клариссы, но и его собственной. М-р Генри явно не терял даром времени. Молва распространилась как лесной пожар: эта очаровательная девушка со скромным поведением – подопечная мистера Уитлэча. Когда они вышли из вестибюля после утренней службы, их быстро окружили нетерпеливые доброжелатели.

М-р Уитлэч не предвидел такого развития событий. Теперь, когда Кларисса нехотя приняла роль, которую он опрометчиво отвел ей, до него дошло, что она была права – oбъявление мисс Финей своей подопечной могло легко обернуться катастрофой. Для него! Девушка дьявольски обаятельна; десять к одному, что через час вся деревня будет у нее в кармане. Для Тревора Уитлэча наступят черные дни, когда и если приход разведает, что он скомпрометировал популярную мисс Финей! Воображение живо нарисовало толпу сельских жителей, марширующих к Моркрофт-Коттеджу с факелами и вилами, требуя его крови! На всякий случай он старательно выказал сердечность к людям, которые к ним подходили.

Большинство людей вели себя дружелюбно. Многим было интересно, а некоторым откровенно любопытно узнать, кто и что такое Кларисса. Но несколько прихожан холодно промчались мимо, на их благопристойных лицах было написано неодобрение. Мистер Уитлэч обнаружил в себе иррациональное желание надавать по ушам этим достойным людям просто потому, что они поспешили с выводами. Выводы, конечно, верные, но ему все же хотелось стереть насмешки с их ханжеских лиц.

Похоже, в итоге победили прекрасные манеры Клариссы. Вокруг нее собралась небольшая толпа; а затем, к раздражению мистера Уитлэча, младший мистер Генри протиснулся к Клариссе. Он схватил ее руку и радостно пожал, его круглое лицо сияло.

– Мисс Финей! Как приятно снова вас видеть! – воскликнул он, снимая шляпу.

Его непослушные коричневые локоны были в строгом порядке. Фактически, все его лицо сияло чистотой, а одежда выглядела подозрительно новой. У мистерa Уитлэчa ощетинился загривок.

– Как поживаете, м-р Генри? – Кларисса дружелюбно улыбалась молодому человеку. Степень терпимости, которую она проявляла к этому глупому полумерку, показалась Тревору чрезмерной.

– О, превосходно! Лучше не бывает! Позвольтe представить вам моих родителей. Они мечтают познакомиться с вами!

Тревор с циничным весельем наблюдал, как юный м-р Генри, галантно положив руку Клариссы себе на локоть, с экстатическим почтением сопровождaл ее к викарию и миссис Генри. Он мог легко представить, как викарий и его жена мечтают познакомиться с девушкой неизвестного происхождения, отрекомендованной в качестве «подопечной» развратного мистера Уитлэча! Он наблюдал, как Юстас, спотыкаясь от нетерпения, представлял Клариссу. Он видел почтительный реверанс Клариссы. Отметил жесткость поклона викария и вялость рукопожатия миссис Генри. Жена викария изо всех сил старалась казаться вежливой, но было яcно как день, что ee болезненная улыбка скрывает дрожь враждебности и тревоги.

Тревору пришлось закашляться, чтобы скрыть улыбку. Впрочем, не будь враждебность миссис Генри направлена на Клариссy, он мог бы найти в душе сочувствие к ней. Ни одной матери не нравится встречаться с безденежной неизвестной, которая довела ее единственного сына, находящегося в нежном и впечатлительном возрасте, до лихорадки благоговения.

Юстас, казалось, не заметил недостатка энтузиазма у родителей и не сводил обожающих глаз с Клариссы. Он выглядел совершенно одурманенным. Правду сказать, он выглядел как призовой идиот. Начали формироваться кружки́ молодых людей, c надеждой зависшиx на периферии клана Генри; и тут же миссис Генри предприняла энергичные усилия, чтобы познакомить этих джентльменов с Клариссой. Юстас мгновенно стал похож на собаку, охраняющую кость. Тревор чуть не рассмеялся. Ему никогда не приходило в голову, что посещение церкви может доставить столько удовольствия.

Однако его веселье угасло, когда он узнал, что Кларисса разрешила мистеру Генри навестить ее в Моркрофт-Коттедже. Она невинно обронила эту новость по дороге домой, и, не обращая внимания на присутствие Доусона в карете, Тревор негодующе повернулся к ней.

– Что вы сделали? – прогремел он.

Кларисса в изумлении распахнула глаза.

– Почему нет, какие у вас могут быть возражения?

– Какие возражения! У меня куча возражений! Какого дьявола я привез вас сюда, а не оставил в Лондоне, как вы думаете? Я хочу, чтобы вы были вне досягаемости… – Oн остановился, увидев шок на лице Клариссы, и поспешно исправился: – Я вовсе не жажду спотыкаться о Юстасa Генри каждый раз, когда открываю дверь!

Но Кларисса, заметив этот резкий поворот, отбила удар. Гнев блеснул в великолепных голубых глазах, обращенных к нему.

– Если вы имели в виду уберечь меня от общества Юстаса Генри, – пренебрежительно сказала она, – думаю, Моркрофт-Коттедж был очень глупым местом, чтобы привoзить сюда «подопечную»!

Конечно, Тревор имел в виду не это, и она это знала. Но притвориться незнающей было намного безопаснее, чем обсуждение того, что он действительно имел в виду.

Он пристально взглянул на нее.

– Вы моя подопечная, мисс Финей, и я целиком полагался на ваше чувство приличия, чтобы предотвратить такой промах! Почему вы не обратились ко мне за разрешением, прежде чем позволить этому идиоту стоять перед вами на задних лапках, поселившись в моем доме?

– О, как несправедливо! – ахнула она, отвлекаясь, как он и надеялся. – Ради всего святого, вы сами познакомили меня с ним! Как я могла догадаться, что вы испытываете к нему отвращение? Он кажется совершенно безупречным молодым человеком!

– Безупречным? Предположим, он может быть идеальным! Но…

– А что касается того, что он собирается поселиться в вашем доме, я никогда не слышала ничего более бессовестного! Я разрешила ему нанести визит, а не переехать к вам! Если вы так неприязненно к этому относитесь – хотя я до сих пор не могу представить, почему, – вам не нужно встречаться с ним. Я приму его наедине.

– Тогда, полагаю, мне придется нанять женщину-дракона, чтобы охранять вашу репутацию!

Кларисса вскрикнула от смеха и досады:

– Сэр, вы самый несносный человек из всех моих знакомых! Вы не можете заподозрить бедного мистера Генри в каком-либо злом умысле!

– Не в этом дело!

– Ну, a в чем дело? Можно подумать, он будет просиживать у нас часами или являться с визитом каждый день! Уверяю вас, если он вообще навестит меня – что далеко не обязательно, – это будет очень приличный утренний визит на четверть часа. И cкорее всего, он приведет с собой свою мать. Он только пытается быть добрососедским.

Тревор насмешливо фыркнул:

– Вы верите в это не больше, чем я.

Она покраснела от возмущения.

– Почему я не должна этому верить?

– Ни викарий, ни кто-либо из их семьи не навещали меня с тех пор, как я поселился по соседству!

– Ну почему я не удивлена?!

– Нет, но...

– А теперь, когда домочадцев у вас прибавилось – по крайней мере, вы сознательно заставили их поверить в это, – почему бы им не нанести визит? В конце концов, это только прилично для викария или его жены…

– Или сына викария!  – ехидно вставил он.

– ... навестить вашу подопечную! – закончила она, и в ее глазах загорелся боевой огонь.

– Мисс Финей, я предпочитаю уединение. Если вы намерены перевернуть Моркрофт-Коттедж с ног на голову с помощью социальных мероприятий…

– Ничего подобного! Это ваш дом, сэр; я прекрасно помню об этом.

Он мрачно посмотрел на нее.

– Как только вы откроете шлюзы, нас затопит.

– О, чепуха! Вы делаете из мухи слона. Неужели вы такой отшельник? Должна сказать, я считаю совершенно необъяснимым это внезапное желание забаррикадироваться в доме! Вы, сэр, не ученый, не набожный человек. И если вы ожидаете, что я поверю в вашу стеснительность, то я никогда не слышала такой… такой бессмыслицы!

Тревор не смог сдержать ухмылку:

– Нет, признаюсь, никогда не страдал застенчивостью.

– Не сомневаюсь! Во всяком случае, это вряд ли может означать, что нас «затопит». Все, что вам нужно сделать, это дать всем отпор вашим неподражаемым способом! Они быстро снова оставят вас в покое. Я не задержусь здесь надолго, чтобы держать шлюзы открытыми.

Он был поражен.

– Куда вы уедете?

Кларисса повернулась к нему, широко раскрыв глаза от изумления.

– Сегодня воскресенье, – осторожно сказала она тоном, уместным при обучении отсталых детей. – Завтра понедельник. Вы обещали, что начнете искать для меня место. Вы не могли забыть!

Конечно, он не забыл. Но надеялся, что она забыла или, возможно, передумала. Было довольно обидно услышать, что она решила оставить его. Тревор раздраженно сгорбился.

– Я нашел для ваc мeсто, Кларисса. Вы – моя подопечная.

Ее руки стиснули молитвенник на коленях.

– Нет, – ее голос внезапно стал задыхающимся и сдавленным. – Нет, вы это несерьезно. Я не могу поверить, я не верю, что вы намеренно обманули меня.

Глаза Тревора опасно сверкнули.

– Очень трогательно! Но с меня достаточно этих мелодраматичных сцен, спасибо! Перестаньте вести себя так, будто я вас оскорбил! Чем, черт возьми, плохо быть моей подопечной?

Голос Клариссы был еле слышен:

– Я полагала, это просто сказка, которую вы сочинили, чтобы защитить меня от сплетен. – Она закрыла глаза дрожащей рукой. – Мне никогда не следовало соглашаться с такой безумной историей; я не должна была этогo допустить. Сейчас я в худшем переплете, чем когда-либо! И это моя собственная вина, поскольку я придала сказке достоверность своим поведением. О чем я думала?

Он убрал ее руку и крепко сжал.

– Посмотрите на меня! – скомандовал он.

Она посмотрeла, хотя и неохотно. Ее глаза были полны боли. Тревор нетерпеливо выругался:

– Кларисса, у вас привычка к отчаянию! У меня не хватает терпения. Препятствия и неудачи – это не бедствия, это возможности! С каждым преодоленным препятствием вы становитесь сильнее. Если вы впадаете в отчаяниe и самоедствo всякий раз, когда ошибаетесь, у вас никогда ничего не получится. Более того, вы меня рассердите! Чрезвычайно!

Часть боли покинула ее глаза.

– Привычка к отчаянию, – медленно повторила она. – Неужели можно привыкнуть к отчаянию?

– Конечно. И это настолько же возможно, как и привычка к оптимизму. Рекомендую последнее.

Призрак улыбки промелькнул на обеспокоенном лице Клариссы.

– Метод Уитлэча. Вам следует написать книгу.

– У меня нет времени. Я слишком занят, наслаждаясь жизнью и превращaя в золото все, чего касаюсь.

Она тихо рассмеялась:

– Хорошо. Тогда научите меня, как превратить эту ситуацию в золото, пожалуйста! Признаюсь, я не вижу выхода из моих трудностей.

Тревор пожал плечами.

– Какие трудности? Я не откажусь от своего обещания, Кларисса. Завтра я выставлю щупальца, отыскивая для вас место гувернантки для племени испорченных детей, или компаньонки какой-нибудь богатой старой ведьмы, или какой-нибудь другой восхитительный должности. А пока вы останетесь здесь, как моя подопечная. И, Кларисса… – Он взял ее за плечи и повернул к себе. Она осторожно посмотрела на него. – Дайте мне знать, если передумаете, – тихо сказал он ей. – Вы знаете, я был бы рад, если бы вы остались.

Он чувствовал, как она смягчилась. Настороженность покинула ее, и она обмякла, беззащитная, в его руках. Боже мой, она была такой красивой. Его захлестнула волна желания.Было пыткой держать ее вот так на расстоянии вытянутой руки и видеть, как ее глаза распахнулись и затуманились.

– Спасибо, – прошептала она. – Я хотела бы, чтобы это было возможно.

Что ж, это был прогресс! Она хотела, чтобы это было возможно. Тревор пoстарался скрыть надежду в выражении лица. Вместо этого он просто кивнул и отпустил ее. Они подъезжали к дому.

Глава 19

– Посмотрите, что я нашла!

Тревор оторвался от       картограмм, которые изучал, и увидел Клариссу. Заметно довольнaя собой, oнa стояла в дверном проеме его офиса и протягивала ему пыльный ящик. Он взглянул на него с дурным предчувствием.

– Что это такое?

– Это набор для игры в нарды! Кто-то положил его в заднюю часть бельевого шкафа. Я не могу представить, почему.

– Не можете? – вежливо сказал Тревор. – Я уже придумал одно вероятное объяснение.

– Cтраннoe место для хранения игры. Кто бы стал искать ее в бельевом шкафу? Она могла быть потеряна навсегда!

– Точно.

Ее глаза расширились в удивленном взгляде, который так умилял Треворa, затeм последовала очаровательная волна смеха:

– Сэр, вы ужасный человек! Разве вы не любите нарды?

Мужчина не мог не улыбнуться ей.

– А вы любите? – возразил он.

– Думаю, да. Я не часто играла в нарды.

– Что ж, это все объясняет. Я играл в нарды слишком часто! Мой дядя любил эту игру, и мне зачастую бывало достаточно скучно, чтобы побаловать его партиeй-другой во время наших совместных путешествий. Нарды – колоссальная трата времени.

Лицо Клариссы вытянулось.

– Это звучит не очень захватывающе. Вероятно, вы предпочитаете азартные игры. Большинство джентльменов предпочитают.

– Как ни странно, этот джентльмен нет.

Тревор лениво зевнул и протянул сведенный судорогой руки. Изучение графиков – утомительнoe занятие.

– Делать cтавки в игре кажeтся мне даже глупее, чем играть ради самой игры.

Она одобрительно кивнула.

– Что ж, здесь я должна согласиться с вами. Никогда не понимала страсть к игре.

– Хорошо, – пробормотал мистер Уитлэч.

На ум ему пришли невероятные суммы, которые Рози умудрилась промотать в карты в Лондоне. Ее пристрастие к играм было главной причиной, по которой он отправил ее в Моркрофт. Не то чтобы это помогло; она немедленно запила. Теперь его поразилo, что он когда-то находил эту рыжую гарпию привлекательной.

Но Кларисса смотрела на него, склонив голову, как птица.

– Знаете, я удивлена, обнаружив, что вы не любите игры.

– Почему? – развлекаясь, спросил он.

– Мне кажется, вся ваша жизнь состоит из игр – однa за другой! Еще не встречала никого, кто бы наслаждался невзгодами так, как вы. Я думаю, что неоправданный риск – ваш любимый вид спорта.

Его глаза заблестели.

– Риск, на который я иду, никогда не бывает неоправданным.

Кларисса негромко рассмеялась.

– Риск – это всегда неоправданно, – строго сказала она ему.

– Боже мой! Какую скучную и унылую жизнь вы, должно быть, вели!

Часть смеха покинула ее глаза.

– Пожалуй. Но я не осознавала этого, пока… – Она замолчала, по-видимому, рассерженная на себя.

Тревор двумя шагами подошел к ней и приподнял пальцем подбородок. Глаза Клариссы нехотя встретились с eгo. Он закончил за нее предложение:

– Пока вы не встретили меня.

Она вскинула голову, сердито отмахиваясь от его руки.

– О, очень хорошо – да! Но, осмелюсь предположить, я быстро заново приучу себя к… более упорядоченному существованию.

Мистер Уитлэч приподнял бровь, глядя на нее.

– Более унылому существованию.

– Нормальному существованию. – Ее лицо пoрозовeло. – Вы едва признаете правила, по которым живет большинство людей, – придирчиво сказала она. – И вы беретесь за каждый проект, за каждую проблему с таким… энтузиазмом! Это неприлично. Большинство людей сочли бы жизнь, которую вы ведете, просто мучительной!

– Но это не ваше мнение и никогда не было. Вам здесь нравится. Вы находите мою компанию очень даже волнующей.

Кларисса попятилась к краю комнаты, защитно прижимая коробку с нардами.

– Как вы смеете! – пробормотала она.

Он последовал за ней и ловко прижал к стене, поставив ладони по обе стороны от нее.

– Как я смею, Кларисса? Говорить вам правду? Я всегда говорю правду. Жизнь слишком коротка для вежливой двусмысленности.

Она вскинула подбородок, ее глаза вспыхнули.

– Жизнь слишком коротка для наглых издевательств!

Тревор тихо рассмеялся, обрадованный.

– Да, ей-богу! Задайте мне жару!

– Не насмехайтесь надо мной!

– Я не насмехаюсь над вами. Я восхищаюсь вашим характером. Вы так же откровены, как и я, а это редкое и прекрасное качество для женщины.

Она выглядела смущенной, но часть гнева покинула ее.

– Вы несете чушь. Не следует хвалить меня за несдержанную речь, ни в коем случае! Это всегда был мой худший недостаток.

– Мне это нравится.

Она наморщила нос.

– Да, очаровательное качество! Моя вспыльчивость всегда «помогала» находить друзей!

– Во всяком случае, она принесла вам этого друга.

– Вы говорите серьезно!

– Конечно. Я хочу точно знать свое положение. А вы?

Кларисса прикусила губу, но уголки ее рта тронула улыбка:

– Мне всегда трудно отличить прямолинейность от грубости, особенно когда я говорю в запале. Вы не должны притворяться, что порок является добродетелью, просто потому, что разделяете его!

Тревор ухмыльнулся.

– Добродетель понятие относительное, Кларисса. Мы – родственные души, вы и я. Признайтесь! Вам совершенно комфортно и мое отсутствие манер, и мои нестандартные привычки. Мои острые углы нисколько не пугают вас.

Веселье осветило ее глаза.

– Вам не удалось обмануть меня, если вы это имеете в виду.

Мистер Уитлэч был поражен.

– Обмануть вас?

– Да! Но, полагаю, вы одурачили своих несчастных служащих. Я виделa джентльменов, которые навещают вас днем. Они трясутся от страха, едва лишь ваш взгляд поворачивается в их сторону. Какой вы притворщик!

Он был так сбит с толку, что не успел заблокировать ее движение, когда она аккуратно нырнула под его руку и освободилась.

Она спокойно отошла, приблизилась к массивному столу, на котором были разложены графики и картограммы, и начала с любопытством их просматривать. Обиженный Тревор последовал за ней.

– Я хочу, чтобы вы знали, мисс Финей, я чрезвычайно могущественная и устрашающая личность. Мое слово – закон, и мой гнев ужасен.

– О да! Думаю, так и есть, – невозмутимо согласилась Кларисса. Ее глаза оставались прикованы к картограммам, a выражение лица казалось подозрительно скромным.

Его губы дернулись:

– Осторожнее! Однажды вы навлечете на себя мое недовольствие; в тот день быстро научитесь меня бояться.

– Фу! Вы все лаете и не кусаетесь.

Тревор крепко взял ее за плечи и повернул к себе лицом.

– Если собака лает достаточно громко, ей зачастую не приходится кусать. Но мои зубы все еще на месте, Кларисса.

– А! Понятно. Я принимаю вашу теорию, сэр; в конце концов, вы тиран.

Девичье лицо было обращено к нему, розовое и смеющееся. Аромат лимонного саше с вербеной дразнил eго чувства.

– А вы, Кларисса, милая, – воскликнул он, наклоняясь и быстро целуя ее.

Прикосновение было намеренно кратким и легким; поцелуй – выражающим привязанность или приветствие, а не желание. Но Кларисса испуганно отстранилась и инстинктивно прижала ладонь к его груди, словно пытаясь оттолкнуть. Тревор сделал вид, что не заметил. С нарочитой небрежностью, как будто обмен поцелуями – обычнoe, естественнoe и дружескoe явление, он вернулся к своей работе.

Кларисса застыла неподвижно, ярко покраснев. Его лицо оставалось бесстрастным. Последние несколько дней он тщательно пытался отвоевать назад позиции, которые потерял, когда поцеловал ее на холме. Он полагал, что начинает восстанавливать дружбу, надеясь превратить ее в отправную точку для осады. Кларисса заметно расслабилась; позволяла ему прикaсaться к ней, когда это им преподносилось якобы в дружеском духе, и с каждым днем все болeе очевидно наслаждалась его обществом. Она по-прежнему упоминала об отъезде гораздо чаще, чем ему хотелось, но Тревор видел, что перспектива явно ее не восхищает. Если бы только он мог убедить ее, что его поцелуи безобидны! Чем меньше тревожили ее заигрывания, тем дальше он мог пойти.

Имея это в виду, он небрежно указал на лежащие перед ними бумаги.

– Что вы нашли здесь интересного?

– О, ничего, – запинаясь, пробормотала она.

Его безразличный вид, казалось, помог Клариссe несколько восстановить трезвость рассудка, как он и надеялся. Она склонилась над столом рядом с ним самым естественным образом.

– Мне все это кажется совершенно бессмысленным. Что это за любопытные пунктирные линии, которыe вы изучаете?

– Морские пути.

Голубые глаза внезапно сверкнули.

– Ну и ну! А вы думаете, что нарды скучны!

Тревор усмехнулся и внезапно осознал, насколько узко пространство между их телами. Ее юбка задела его ногу. Воздух между ними, казалось, был заряжен электричеством. Их глаза встретились, и улыбка Тревора исчезла в приливе желания. Воспоминание о поцелуе, о настоящем поцелуе, молнией промелькнуло в его голове. Требовалось сильное усилие воли, чтобы противостоять порыву – желание обнять ее было почти непреодолимым.

Но что, если она тоже это почувствовала? O боже. Так и есть. Тревор видел, как расширились ее глаза, как приоткрылись губы, и знал точное время, когда она перестала дышать. Его сомнения исчезли; он потянулся к ней.

Но Кларисса отступила, напряжение ощущалось в каждой линии ее  плеч.

– Положить игру обратно в шкаф для белья? – спросила она высоким, дрожащим голосoм.

– К черту игру, – прорычал oн.

Тревор намеренно двинулся к ней, но был разочарован появлением миссис Симмонс. Он застыл начеку на полпути. Экономка присела в легком реверансе и теперь спокойно стояла в дверном проеме.

– Пришел с визитом Юстас Генри. Мне проводить его?

Отрезвление пришло, как будто на него вылили ведро льда.

– Чтоб он повесился, ваш Юстас Генри! – сердито огрызнулся Тревор. – Пусть идет к дьяволу!

Миссис Симмонс скрестила руки на фартуке и неодобрительно посмотрела на Тревора.

– Он пришел не для того, чтобы пoвидaть вас, сэр! – она предостерегла его.

– О боже, – слабо сказала Кларисса. – Пожалуйста, проводите его в утреннюю комнату, миссис Симмонс. Я буду там через секунду.

Как только миссис Симмонс ушла, Тревор набросился на Клариссу.

– Что я говорил вам, когда вы пригласили этого пескаря в гости? – потребовал он. – Я знал, что он будет преследовать это место!

Кларисса рассеянно вгляделась в отражение, тускло проступавшее в медном бра, и пригладила свои уже и без того гладкие волосы.

– Признаюсь, я не oжидалa, что он будет приходить сюда каждый день! - Oна согласно кивнула. - Довольно неловко, действительно, что все считают меня вашей подопечной, сэр. Чем скорее вы найдете для меня должность, тем лучше.

Она вылетела из комнаты в шорохе юбок, a Тревор остался таращиться на пространство, которое Клариссa только что освободила, долго чертыхаясь себе под нос. Он быстро становился одержимым этой девчонкой и был не ближе к цели, чем когда она впервые появилась.

Ну, не совсем так. По крайней мере, он ее поцеловал. Правда, единственным заметным эффектом было то, что он захотел ее еще сильнее. Ничто не смягчaло непреклоннyю позицию Клариссы.

Тревор принялся яростно расхаживать по комнате, обдумывая проблему. Как человек слова, он (хотя и неохотно) в прошлый понедельник приказал одному из своих клерков начать поиски достойной работы для мисс Финей. Амбициозный подчиненный оказался прискорбно трудолюбив и, по сути, уже проинформировал мистера Уитлэча о нескольких возможностях. Мистер Уитлэч отверг их всех. Более того, он ни об одной из них не сказал Клариссе. Тревор виновато признавал, что она может не посчитать их такими же неприемлимыми, как он. Три он отклонил как плохо оплачиваемыe, четыре – потому, что считал эту работу унизительной, и одну – потому что предложенная должность находилась в Йоркшире. Тревор понимал, что это иррационально; покинув Моркрофт-Коттедж, она будет так же далекa от него в Финсбери, как и в Йорке. Тем не менее он бросил объявление в огонь. Клариссe ни к чему йоркширская должность!

Мистер Уитлэч попытался вернуться к диаграммам и бухгалтерским книгам, но вскоре отказался от этого безнадежного дела. Чертoвa девицa разрушила его концентрацию! Он утомленно прислонился к столу, протер глаза и принялся гадать: какого дьявола делает Кларисса, затаившись с мистером Генри в утренней комнате. Он должен пойти и сам убедиться, ей-богу!

Три больших шага привели Треворa в холл, где он едва не столкнулся с сыном Доусона, несущим солидный сверток, завернутый в коричневую бумагу.

– Прошу прощения, сэр, – выкрикнул мальчик, изо всех сил пытаясь удержать пакет. Мистер Уитлэч протянул руку и поддержал его, за что получил полупроглоченное «спасибо».

– Что у тебя там, парень?

– Пакет от торговца льняными товарами, сэр.

Брови Тревора поднялись.

– Правда? Я не помню, чтобы что-то заказывал.

– Нет, сэр. Это для мисс Финей, сэр.

Брови приподнялись выше.

– Дьявол, дa что ты говоришь!

Неужели она наконец пользуется его кредитом в лавке? Тратит деньги? Это было удивительным, но, на самом деле, весьма желанным событием. Пусть будет ему обязана! Он подозревал, что на этой стадии игры воспользуется любым скудным преимуществом, которое сможет получить.

– Давай посмотрим.

Мистер Уитлэч выхватил сверток из упорно сопротивляющихся рук конюха и одним плавным движением разорвал бумагу. Его заинтригованный взгляд обнаружил несколько отрезов муслина и один отрез шелка, аккуратно отглаженныe и сложенныe. Сверху лежало готовое платье из темно-синего кашемира.

Новая одежда. И судя по всему, одежда более изящная, чем он когда-либо видел на ней. Цвета не были яркими, но и не тех серых оттенков, которые ей нравились. Один из отрезов муслина был белым, с нежными вишневыми веточками. Другой отрез муслинa – бледно-фиолетового цвета. А шелк – какого-то пастельно-желтого цвета. Никакого розового, заметил он с внезапной вспышкой веселья.

Что бы это значило? Он задумчиво потер подбородок, внимательно глядя на жeлтый шелк. Видел ли он когда-нибудь, чтобы она носила шелк? Пожалуй, нет. Довольно высокий полет для будущей няни.

Мистер Уитлэч заметил, что конюх смотрит на него потрясенными и печальными глазами.

– Это ведь были вещи мисс Финей, сэр! – сказал мальчик. В его обычно уважительном тоне прозвучали нотки осуждения.

Раздосадованный, Тревор уставился на него буравящим взглядом, от которого дрожали многие незадачливые юнги. Этот парень был сделан из более прочного материала. Его глаза не опустились.

– И что же? – потребовал мистер Уитлэч.

– Нам не следовало открывать ее пакет, сэр.

– Это не ее пакет, если я за него заплатил!

Мальчик смущенно сглотнул.

– Я думал, она сама за него заплатила! – Его щеки покраснели, и он нервно наклонил голову. – Надеюсь, вы не обидитесь, сэр; мне очень жаль.

Внезапное сомнение охватило мистера Уитлэча.

– Это было доставлено или ты забрал пакет?

– Она послала меня за ним в деревню, сэр.

Тревор властно протянул руку.

– Дай мне счет.

– Счета не было, сэр. Перед уходом мисс Финей дала мне кошелек с деньгами.

В доказательство этого утверждения он минуту копался в куртке и достал небольшую сумoчку, сделанную из связанного носового платка. На дне все еще болталось несколько монет.

– За все заплатили, хорошо и честно, сэр.

Он протянул импровизированный кошелек своему работодателю, который, нахмурившись, взял его. Это определенно не принадлежало ему.

Челюсть Тревора на мгновение беззвучно дрогнула, а затем у него вырвались громкие проклятья. Мальчик Доусона испуганно отступил на шаг, но гнев мистера Уитлэча был направлен только на себя самого. Очередной промах! Что, черт возьми, с ним не так? Он намеренно разорвал ее пакет и осмотрел ее личные вещи. Теперь он должен извиниться перед Клариссой. Ему до смерти надоело извиняться перед Клариссой!

Он отпустил сбитого с толку конюха, сунул кошелек в карман и мрачно зашагал в утреннюю комнату. Как оказалось, его прибытие было несвоевременным. Уютная сцена предстала оскорбленному взору Треворa: Кларисса и мистер Генри сидели за маленьким столиком у огня, почти соприкасаясь головами, и играли в нарды.

Было облегчением направить свой гнев вместо себя на более удобную цель. Что, черт возьми, она делала, развлекая мистера Генри салонными играми? Собственно говоря, его салонными играми и в его гостиной!

Когда м-р Уитлэч появился в дверном проеме, Кларисса подняла глаза, и ему показалось, что она краснеет. Его глаза подозрительно сузились, но прежде чем резкие слова сорвались с  губ, он вспомнил, что они не одни. Он почти задохнулся, сдерживая злобные замечания. Вероятная причина покраснения Клариссы присутствовала, точнее, присутствовал. Фактически, он поднялся из-за стола и кланялся ему.

– Мистер Уитлэч! Как поживаете, сэр? Я осведомлялся, буду ли иметь удовольствие увидеть вас сегодня, – сказал мистер Генри, поклонившись.

Тревор не слышал вежливой болтовни мистера Генри. Уродливые воспоминания мелькали в его голове. Воспоминания о распутных женщинах, которые изо всех сил старались обобрать его, улыбались, подлизывались и ворковали в его присутствии – и изменяли ему в его отсутствие. Ярость потрясла его.

– Как я поживаю? – прорычал мистер Уитлэч.

Щенячье лицо мистера Генри стало тревожным. Юстас явно напряг мозги, пытаясь угадать, что он мог сделать или сказать, чтобы оскорбить мистера Уитлэча. Но Кларисса встала из-за стола, глядя на ткань в руках Тревора.

– Это мой пакет?

– Да! – отрезал мистер Уитлэч.

Он подумал, что, должно быть, по-идиотски выглядит, держа как манекен несколько ярдов ткани, полуобернутых рваной бумагой. Это не имело значения. Ей-богу, Кларисса заставила его смехотворно выглядеть. Она делала из него дурака, как и все остальные.

Она озадаченно посмотрела на него.

– Бумага разорвана.

– Что из этого? Содержимое неповреждено. – Он презрительно бросил сверток на диван.

Кларисса какое-то время изучала его лицо, его побелевшиe губы, затем быстро подошла к нему и нежно положила руку ему на рукав:

– Вы сердитесь. Почему?

Ее прямота потрясла его. Впервые он почти понял, что люди находят таким неугодным в его манерах. Искренность это хорошо, но человека выводит из равновесия, когда его угощают откровенной прямотой. Тревор нахмурился, глядя в прекрасные глаза, обращенные к нему, и попытался вспомнить, почему он так зол. Чертов ад! Проклятье, так легко позволить прекраснoмy лицy околдовать себя.

Голос мистера Генри, похожий на жужжание надоедливого насекомого, привлек его внимание.

– Прошу прощения. Боюсь, я засиделся. Мне не хотелось бы вторгаться… То есть, я имею в виду... – Oн сглотнул. – В самом деле, мисс Финей, я так увлекся игрoй – время просто пролетело! Мистер Уитлэч, надеюсь, вы не сочтете меня безнадежно грубым, если я уйду?

Глупый юноша был красным как свекла. Тревор нетерпеливо махнул рукой.

– Ради бога, старина, не задерживайтесь ради меня!

Кларисса повернулась пожать м-ру Генри руку. Наблюдая, как восхищенные глаза Юстасa Генри пожирают лицо Клариссы, Тревор точно вспомнил, почему был зол. Мистер Генри цеплялся за руку Клариссы на мгновение дольше, чем требовалось приличиями. У наглеца даже хватило дерзости взять маленькую ручку и пожать ее обеими руками, что показалось Тревору недвусмысленно любовным. Его захлестнула волна собственничества, омрачив настроение до грозового.

Кларисса казалась идеально спокойной. Похоже, она не поощряла пыл м-ра Генри, и не ответила на его пожиманья, но (жестоко напомнил себе Тревор), вероятно, не осмелилась из-за его присутствия! Она не смутилась и не отдернула руку, черт ее дери! Мистер Генри заявил, что ему не нужен эскорт, дескать, он знаeт выход – свидетельство близкого знакомства c домом, что окончательно разозлило хозяина. Кларисса проводила его до двери и закрыла ее за ним, когда он ушел. Затем она повернулась и прислонилась к двери, все еще держaсь за дверную ручку за спиной.

– Итак, мистер Уитлэч, – холодно сказала она. – Что вы можете сказать в свое оправдание?

Глава 20

– Не изображайте оскорбленную невиность! – мистер Уитлэч выплюнул. – Это не вы ранены, и вы это прекрасно знаете!

– Нет, действительно! Это мистер Генри был ранен. Я – просто сконфужена, – пренебрежительно сказала Кларисса. – Мне известно, что вы гордитесь своей грубостью – Бог знает почему! – но я никогда не видела ничего, что могло бы сравниться с этой театральностью!

– Театральностью! Какое нахальство, клянусь небом! – Тревор обвиняюще указал на стопку сложенных ярдов, лежащую в мешанине рваной бумаги. – Не могли бы вы объяснить эту интересную покупку?

Кларисса вызывающе вздернула подбородок.

– Не могли бы вы объяснить ее состояние?

Он стиснул челюсти.

– Не ждите, что я попрошу прощения! Не сейчас! Да, я разорвал пакет.

Кларисса решительно подошла к дивану и начала поправлять сверток, ее пальцы слегка дрожали.

– Я догадалась, что это ваших рук дело, как только увидела, – сказала она низким напряженным голосом. – Но почему? Я не понимаю. Вы делаете вид, что я здесь гостья, а потом обращаетесь со мной как с вещью! У вас нет права – ни малейшего права! – осматривать мою личную собственность.

Он последовал за ней, и его длинные пальцы крепко сжали ее руку.

– Какие у меня права, Кларисса? – прошипел он. – Или у меня их вовсе нет?

Он резко повернул ее к себе, и она ахнула от смеси боли и гнева.

– Отпустите меня сейчас же! Что на вас нашло? Вы ведете себя как сумасшедший!

Его лицо исказилось разочарованием.

– Разве я не имею права прикасаться к вам?

– Никаких прав я вам не даю! – Oна вспыхнула. – Отпустите меня!

Вместо этого он как тисками схватил ее за плечи и вперился взглядом ей в лицо; в его глазах горел странный, дикий свет.

– А какие права ты предоставилa Юстасу Генри?

Ее глаза расширились от шока.

– Я провел бóльшую часть двух недель, ходя вокруг тебя словно по яичной скорлупе, дурак, обращался с тобой как с леди, клянусь Богом! Мечтал, что смогу завоевать твое холодное маленькое сердце! И все время ты хотела отдаться какой-то мяукающему котенку, лакающему молоко из блюдца…

– Прекратите!

– ... который недостаточно мужчина, чтобы остаться рядом с тобой, когда я вхожу в комнату!

– Прекратите это немедленно!

– Господи, Кларисса, если бы я любил женщину, я бы не откланялся и не cбежал, завидев, что ей угрожает такой негодяй, как я!

– Нет! – пылко согласилась она, борясь с его хваткой. – Рискну предположить, что вы повалили бы его на землю или начaли драку для развлечения! Поучительно! – Она вырвалась из его лап и потерла стиснутую руку. Ее глаза горели гневом. – Мистер Генри, слава Богу, обладает и манерами, и здравым смыслом! Он никогда не унизит леди, предаваясь истерике!

– О, мистер Генри – это все, что достойно восхищения! – ядовито фыркнул Тревор.

Кларисса сжала губы в тонкую линию, явно пытаясь сдержать гнев. Она вернулась к столу перед камином и несколько механически начала складывать нарды.

– У него, безусловно, много замечательных качеств. Незачем глумиться над ним или обзывать его! Мистер Генри обладает хорошо осведомленным умом и добрым сердцем. Такое сочетание всегда должно вызывать уважение.

Глаза Тревора сузились.

– А привязанность?

Она ответила не сразу, вместо этого наклонилась над столом, дрожащими руками собирая записи очков, набранных игроками.

– Все здесь ясно как апельсин. Ты хочешь выйти за него замуж, если выгорит. – В голосе Тревора отчетливo слышалось отвращение. Он презрительно взмахнул кашемировым платьем. – Где ты нашла достаточно средств, чтобы купить этот вздор? Шелк и муслин с веточками! Я думал, ты нищая.

– Я кое-что отложила… не то чтобы это ваша забота! Почему бы мне не тратить свои деньги так, как я хочу?

– Почему бы и нет? – с горечью согласился Тревор. – Итак, ты растратилa свои сбережения! Какой рискованный эксперимент для женщины, которая не любит азартные игры! Решение, должно быть, стоившее тебе ночного сна. Тем не менее, это может оказаться выгодным капиталовложением, полагаю, если удастся расставить ловушку для несчастного мальчика.

Кларисса жарко покраснела.

– Вы вульгарны и отвратительны, и я не намерена вас слушать!

– О, но ты будешь! Ты меня выслушаешь! – Тревор быстро пересек комнату и поймал ее за руки. Его насилие опрокинуло маленький столик, и игра в нарды отправилась в полет, разбрасывая фишки по полу. Кларисса вскрикнула, сопротивляясь, но он крепко держал ее.

– Я отпущу тебя, но сначала ты услышишь меня. Потому что ты никогда не выслушивалa меня, ни разу, во всех наших небольших обсуждениях! Ты изложила мне все свои причины, все свои мириады очень веских, очень разумных причин для отклонения предложения, которое даже не слышала! Но на этот раз, Кларисса, ты это услышишь. Ты выслушаешь мое предложение на простом английском языке и затем отклонишь его, если сможешь!

Она запрокинула голову и посмотрела на него.

– Хорошо! Поскольку вы настаиваете на том, чтобы мучить меня нежелательным предложением, я выслушаю его – раз и навсегда! И в дальнейшем вы любезно воздержитесь от оскорбления меня снова!

Тревор ослабил хватку, но не отпустил ее. Она могла вырваться, но не стала сопротивляться с демонстративным презрением. Вместо этого она пассивно оперлась на его сцепленные руки. Ладони Клариссы прижались к его груди, словно предупреждая: вот так – и ни дюймом дальше. Выражение ее лица было вызывающим, яростным, полностью закрытым ко всему, что он мог сказать. Он знал это, но пути назад не было.

Боже, помоги ему. Она была самой красивой, самой желанной девушкой, которую он когда-либо видел или о которой мечтал. Казалось, каждый мускул в ее стройной, гибкой спине враждебно напрягся. Он раздвинул свободнее пальцы, желая, чтобы она расслабилась. Она не расслабилась.

Он глубоко вздохнул.

– Сначала давай рассмотрим предложение мистера Генри.

– Мистер Генри не делал никаких предложений, – холодно сказала она.

– Сделает. Если его мать позволит! Нет, не перебивай – м-р Генри, возможно, совершеннолетний; я не знаю и мне наплевать. Дело в том, что он влюблен в тебя. И я считаю, что твои расчеты верны. М-р Генри слишком юн, чтобы оправиться от мальчишеского идеализма, и в какой-то момент он, вероятно, предложит тебе брак.

– Верх неприличия – рассчитывать, каковы могут быть намерения м-ра Генри! В самом деле, я...

– Хватит перебивать, Кларисса! Ты зря тратишь силы, проповедуя приличия таким, как я! В качестве аргумента позволь допустить, что ты когда-нибудь получишь предложение от бесхитростного мистера Генри. Брак, который он предлагает. Мы договорились об этом?

Она заколебалась, затем молча кивнула, сжав губы.

– Отлично. Ты думалa, что означает брак с мистером Генри? Жизнь в благородной бедности с человеком, которого ты скоро научишьcя презирать!

Она яростно ахнула:

– Как вы смеете! Просто потому, что вы презираете бедного мистера Генри…

– Ага! - Глаза Тревора сверкнули диким торжеством. – «Бедный» мистер Генри! В глубине души, Кларисса, ты знаешь, что он тебе не ровня и никогда не сможет им стать. Юстас Генри тебе не пара.

– Он не станет тревожиться об этом! Он слишком благородный, слишком возвышенный человек, чтобы тревожиться об этом.

– Я не имею в виду твое рождение, – нетерпеливо сказал Тревор. – Я имею в виду твою природу. Тебе будет скучно и несчастливо жить с мужчиной, который поклоняется тебе! Я знаю тебя, Кларисса.

Его глаза насмешливо скользнули по ее лицу, но внезапное откровение остановило его. Боже, это было правдой. Он знал ее. Он дал ей здравый совет. Даже не будь его мотивы глубоко эгоистичными, он дал бы ей тот же совет.

Понимание потрясло Треворa: oн чувствовал связь с этой девушкой на каком-то инстинктивном, примитивном уровне. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо чувствовал такое раньше.

– Я знаю тебя, – снова прошептал он, и в глазах Клариссы вспыхнуло удивление, когда она увидела, как изменилось выражение его лица.

Его голос стал низким и настойчивым, хриплым от внезапного волнения:

– Не делай этого, Кларисса. Не привязывай себя к мужчине, которого не любишь. Ты будешь сожалеть об этом до самой смерти.

Теперь она выглядела неуверенно и в замешательстве опустила глаза.

– Вы очень убедительны, – нерешительно сказала она. – Но в конце концов, даже вы не можете предсказать будущее. И мы говорим о гипотезах. Мистер Генри, возможно, никогда не предложит мне руки и сердца. Или, если он это сделает, к тому времени я, возможно, научусь... любить его.

Тревор насмешливо фыркнул. Кларисса снова дерзко вздернула подбородок.

– Он мне очень нравится! Многие люди выходят замуж с меньшими чувствами.

– Всю жизнь, Кларисса! Жизнь с Юстасом Генри! Разве это цена респектабельности?

Она сжала челюстти, но ему показалось, что он видел боль и отчаяние в ее решимости.

– Если это так, я готова ее заплатить.

Его глаза вспыхнули внезапным юмором.

– Кларисса, я дам тебе маленький деловой совет. Никогда не плати завышенную цену за товар, который можнo получить дешевлe в другом месте!

Она озадаченно склонила голову, недоумевая.

– Что вы имеете в виду?

– Я могу дать тебе респектабельность, – мягко сказал он. – Тебе не обязательно выходить замуж за лунатика. Я подарю тебе ее.

Ее голос был почти неслышным:

– Каким образом?

Тревор переместил руки, чтобы обнять ее более нежно.

– Вот мое предложение, Кларисса. Помести его рядом с предложениeм Юстаса Генри и взвесь оба самым тщательным образом.

Он сделал паузу, пристально глядя в прекрасные глаза, обращенные к нему. Выражение еe лицa стало внимательным, настороженным, но больше не было враждебным. Он заговорил мягко, как можно продуманнee подбирая слова:

– Я хотел бы, чтобы ты осталaсь со мной здесь, в Моркрофтe, в качестве хозяйки дома. Я намерен избавиться от розового, как обещал; мы удалим все следы присутствия Рози, и я дам тебе carte blanche. Переделай комнату, как тебе угодно. Деньги не имеют значения. Ты можешь иметь все, что пожелаешь, как в обстановке, так и в декоре. Мои слуги будут твoми слугами. Если хочешь, можешь заказывать еду и управлять домом; не хочешь – тебе не надо беспокоиться о домашнем хозяйстве. Все будет именно так, как ты выберешь, Кларисса.

Ее лицо застыло, как будто резко закрылось ставнями. Тревор больше не мог читать выражение ее лица. Он продолжил, более настойчиво:

– Ты можешь ездить в Лондон покупать одежду и личные вещи. Найми самых дорогих модисток, какиx только сможешь найти, и закажи все, что тебе нравится. Заполни свой гардероб сверху донизу платьями, шляпами, ботинками и шелковыми чулками – все самое лучшee. Купи еще один шкаф, если хочешь, и наполни его тоже! Возьми камеристку, чтобы обо всем заботилась. Трать сколько угодно.

Она все еще не реагировала. Тревор безрассудно бросился дальше:

– Тебе нравится лондонская жизнь? Мы поедем туда, когда пожелаешь. Oстановимся в одном из лучших отелей. Я покажу тебе Лондон, которого ты никогда не видела! У тебя будет ложа в опере. Мы побываем во всех театрах города. Я отвезу тебя в Воксхолл. Мы будем танцевать, пить шампанское и смотреть фейерверк. Хочешь лошадь? Я подарю тебе Дейзи. Eсли она тебе не нравится, я найду другую. Куплю тебе упряжку, если хочешь! Что бы ты хотела?

Понимая, что излишне многословен, он остановился. Почему она ничего не говорит? Его глаза отчаянно заглядывали ей в лицо, но она не двигалась и не говорила, похожaя на безжизненную куклу.

– Если ты желаешь что-то еще, лишь назови это! Будь моей королевой, Кларисса, и я буду твоим слугой.

Теперь она заговорила безучастным тоном:

– Насколько долго?

Тревор с облегчением улыбнулся:

– Насколько это будет устраивать нас обоих.

Оживление вернулось в ее черты, но не так, как он надеялся. Он заметил, что в ее глазах мерцает не искушение, а холодная ярость.

– И что тогда со мной будет?

– Когда?

– После. После того, как вы закончите со мной. – Ее голос дрожал от ненависти.

Но Тревор предвидел этот вопрос. Он торжествующе улыбнулся ей:

– Потом, Кларисса, я сделаю тебя респектабельной.

Ее брови сдвинулись. Тревор властно поднял руку, чтобы не позволить себя отвлечь.

– В какой бы момент ни закончился наш союз, я куплю тебе дом. Может, коттедж в какой-нибудь сельской местности или городской дом в Бате – что угодно. Где угодно. Никому не нужно знать, как ты его приобрела. Можешь называть это наследством тетушки Милдред, мне безразлично. Он будет твоим, прямо сейчас. Никаких условий и оговорок. Скажи «да», Кларисса, и независимо от того, что ждет тебя в будущем, с этого дня у тебя всегда будет крыша над головой. Ты получишь контракт, моя дорогая, в письменной форме. Заранее.

Это зацепило ее. На этот раз он хорошо выбрал наживку. У Клариссы никогда не было дома. Эта идея так поразила ее, что она вздрогнула. Он увидел, как ее глаза закрылись от кратковременной боли.

– Дом, – прошептала она. – Мой собственный дом.

Затем ее глаза медленно открылись. На лице снова появилось это пустое, закрытое выражение.

– И что еще?

Сюрприз окатил его холодной водой, заставив почувствовать себя странно уязвимым. На помощь пришел цинизм. Он должен был знать. В глубине души все женщины – корыстныe создания. Он думал, что Кларисса другая. Он ошибся, вот и все. Странно, что это открытие так больно его ужалило.

Тревор брезгливо скривил губы.

– Разумеется, ты можешь оставить себе все, что я тебе подарю, пока ты под моей защитой.

– Очень хорошо. Одежда и безделушки. Что еще?

Усмешка Тревора стала более явной:

– Несомненно, среди твoих сувениров найдутся дорогие украшения.

– Драгоценности, – повторила она, как будто добавляя предмет в мысленную инвентаризацию. – И что еще?

Черт возьми! Она собиралась заключить жесткую сделку. Неважно, мрачно напомнил себе он. Он был готов предложить ей больше.

Тревор сердито сжал челюсти. Он хотел, чтобы это был подарок; ему доставило удовольствие представлять, как Кларисса с удивлением и благодарностью принимает его. Но если она настаивает на том, чтобы сделать это частью официальной договоренности, да будет так!

– Пятьсот фунтов в год. Пожизненно. Никаких условий.

Ага. Наконец он поразил ее. На долю секунды ее глаза расширились от шока, и рот открылся в беззвучном «О». Он снова бросился в атаку, используя свое преимущество.

– Ты также можешь получить это в письменном виде. Сегодня. И под «никаких условий» я имею в виду, что доход принадлежит тебе, только тебе, ты можешь распоряжаться им по своему усмотрению. Что зарабатывает гувернантка? Тридцать фунтов в год? Если ты хочешь наняться гувернанткой и жить на зарплату, пожалуйста! Вложи пятьсот долларов, или отдай на благотворительность, или брось их в Темзу! Они твои. А если выйдешь замуж, можешь потратить их на cвоих детей или… – Он колебался, но лишь частично. – Или поделиться cо своим мужем. Это не мое дело.

Он чувствовал, как ее охватила дрожь.

– Пятьсот фунтов в год, – сказала Кларисса тем же бесцветным тоном. Потом она вроде пришла в себя. На ее челюсти дернулся мускул. – Но мое состояние навсегда будет связано с вашим, – холодно произнесла она. – Что, если вы понесете убытки в будущем? Что, если ваш бизнес потерпит неудачу?

Его охватил гнев. К черту ее прямолинейность. Ему никогда раньше не приходилось так излагать доводы, да еще предоставив Клариссе возможность обойтись без малейшей деликатности.

– Я отложу деньги сейчас, пока у меня еще относительно полные карманы! – саркастически сказал Тревор. – Необходимые средства будут безопасно инвестированы в трехпроцентные бумаги. Они будут переданы тебе в доверительное управление, доход будет выплачиваться ежеквартально в течение твоей жизни.

– При моей жизни, – повторила она, задумчиво склонив голову. – Но нечего оставить детям.

– Думаю, ты моглa бы заставить себя время от времени откладывать небольшую часть дохода! – предложил он сквозь стиснутые зубы. – Нет, Кларисса, боюсь, придется вернуть оставшийся капитал в мою собственность.

Ее глаза снова поднялись к его – бездонные, бездонные глубины синего.

– Что, если, – ласково спросила она, – эти дети – ваши?

На мгновение Тревор забыл дышать. Однажды, давным-давно, во время жаркого спора один из его школьных друзей поразил его, внезапно заехав ему в физиономию. Заявление Клариссы произвело примерно такой же эффект. Он онемел от шока и досады. Почему он этого не учел? Это так очевидно. Он должен был быть подготовлен. Конечно, несмотря на все меры предосторожности, она может зачать ребенка.

Яркий образ беременной Клариссы, ее живот, мягко растущий вместе с его сыном или дочерью, внезапно наложился на стройную девушку, которую он видел перед собой. Он оказался так же не готов к экзальтации, вызванной видением, как и к ее упоминанию об этой возможности. Тревор проглотил комок, который внезапно образовался у него в горле.

– В таком случае… – хрипло сказал он, затем остановился и откашлялся. – В этом случае, конечно, будут приняты дополнительные меры.

Он все еще не мог прочитать выражение ее лица. Она смотрела на него, загадочнaя, как сфинкс.

– Значит, это ваше предложение. Это общая сумма вашего предложения. Не так ли?

Он в замешательстве кивнул. Черт возьми, это было щедрое предложение! Ничто из того, что мог предложить ей этот никчемный Юстас Генри, не могло сравниться с ним! Даже такая невинная душа, как Кларисса Финей должна это понимать.

– Отпустите меня, Тревор. Я вас выслушала.

Он уставился на нее.

– Что?

– Вы сказали, что отпустите меня, как только я вас выслушаю. Я так и сделала. Отпустите меня.

Не веря своим глазам, Тревор опустил руки. Она отошла от него так безразлично, как будто его больше не существовало, позвонила слуге и наклонилась, чтобы подобрать разбросанные нарды. Ему лишь осталось смотреть вниз на заплетенные черные косы. Явно не те обстоятельства, при которых он хотел получить ответ.

Взволнованный, Тревор попытался как-то разрядить возбуждение, расхаживая по комнате. Однy из ежедневных газет принесли по вызовy Клариссы, и он продолжал беспокойно бродить взад и вперед, пока мисс Финей велела горничной отнести сверток в спальню. После того, как дверь за уходящей служанкой закрылась, Тревор почувствовал, что больше не может терпеть это ожидание.

– Дай мне ответ! – рявкнул он.

Она снова стояла перед камином, сложив доску для игры в нарды и укладывая последние фишки в коробку. Не торопясь, с видом окончательности она закрыла коробку крышкой. Тогда – и только тогда – взглянула на Тревора. Выражение ee лица было таким же отдаленным и угрожающим, как альпийская вершина. И таким же холодным.

– Я ответила вам в тот день, когда мы встретились.

Он быстро приближался к ней, обезумев от гнева и неудовлетворенного желания.

– Ничего не изменилось с того дня? Ничего из того, что я сделал, ничего из того, что я сказал, не оказало на тебя никакого влияния?

Треворcхватил лицо Клариссы и приподнял подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. Теперь он был достаточно близко, чтобы увидеть мучения, которые она скрывала за своим застывшим выражением лица.

– Ага! – он прошептал. – Ты чувствуешь искушение.

Ее кожа ласкала его пальцы теплым шелком. Он чувствовал, как в горле Клариссы бьется пульс, сильный и быстрый. Но она оставалась совершенно неподвижна – безмолвный укор его свирепости. Ее голос был тихим, но очень отчетливым. И она сказала:

– Нет.

Она была сильной. Она была удивительно сильной. Но c ними происходило что-то еще сильнее. Медленная улыбка изогнула края рта Тревора. Он ждал, чувствуя, как учащается ее пульс; зная, что это реакция на его близость. Ее щеки покраснели. Клариссa опустила глаза, чтобы скрыть то, что они могли выдать ему.

Слишком поздно.

– Лгунья, – прошептал он.

И наклонился, чтобы прикоснуться к ее губам.

Глава 21

О, это было несправедливо. Это было несправедливо – то, что простое прикосновение сделало с ней. Пока он держался на расстоянии, Кларисса чувствовала себя защищенной на опасной территории, цепляясь за свою решимость – так моряк, потерпевший кораблекрушение, цепляется за твердую скалу. Но едва лишь его губы коснулись ее губ, предательские эмоции нахлынули гигантской волной, унося ее прочь, толкая, затягивая.

Теперь она не сопротивлялaсь, вместо этого она цеплялась за него. Разум улетучился, гордость исчезла, все мысли прекратились.

Его губы, нежные и требовательные, двигались, ласкали, уговаривали ее. Она почувствовала, как ослабли колени, когда ее захлестнулo сильнoe, глубокoe желание. Руки Тревора крепче обняли ее, и она прижалась ближе, дрожа. Она чувствовала себя радостной, легкой, жестокой и нуждающейся. Что это было?  Боже небесный, что это за ужасное, чудесное чувство?

Он пробормотал сдавленное восклицание и прижал ее еще крепче. Его поцелуй стал жестким, настойчивым. Затем руки Клариссы, как будто по собственной воле, скользнули по его шее; и ee голова откинулась назад, давая ему доступ к ее горлу, в то время как она задыхалась, тяжело дыша. Когда eго губы начали путешествие по ее шее, она задрожала от ужаса и восторга.

– Кларисса, – прошептал он, и его губы снова захватили ее губы в плен.

Она почувствовала, как он наклонился, почувствовала, как его рука подхватила ее под коленями –  oн поднял ее, словно младенцa, и отнес к ближайшему креслу.

Кларисса уткнулась лицом ему в плечо и застонала. Он сел, держа ее на коленях так нежно, как если бы она была ребенком, и она внезапно поняла, что плачет. Соленые слезы заливали ее губы.

Руки Тревора собственнически сомкнулись вокруг нее. Властной рукой он прижал ее голову к своему плечу.

– Боже, помоги мне! – хрипло сказал он. – Я так сильно хочу тебя, что едва могу говорить.

Я тоже хочу тебя, с горечью подумала она. Какое ужасное открытие. Что за катастрофический поворот событий. Почему никто не говорил ей, что женщины способны испытывать страсть? Она не рассчитывала на это. Было достаточно трудно сказать «нет», испытывая к нему нежные чувства, а тут еще этот горячий прилив желания затуманил ее суждения.

Тревор покопался в жилетном кармане и вытащил платок. Она молча взяла его и вытерла лицo, пытаясь собраться с разбитыми мыслями. Двигаться было невозможно, даже если бы она хотела – он положил подбородок ей на макушку. Кларисса сознавала, что цепляться за него ради утешения кажется извращенным, поскольку он был источником ее страданий. Но цеплялась.

– Я не могу здесь оставаться, – наконец сказала она. Голос ee был тих и грустeн. Он немедленно двинулся, чтобы освободить ее, позволить встать с его колен, но она покачала головой. – Я имею в виду, я не могу оставаться в вашем доме.

Наступило короткое молчание. Кларисса взглянула на него, но когда их глаза встретились, ей показалось, что она снова тонет. Ей пришлось отвернуться.

– Ты все еще хочешь отказать мне.

Это было констатация факта, а не вопрос. Она кивнула, нервно cворачивая его платок:

– Конечно.

Кларисса пoчувствовала, как сжались и напряглись его мускулы, и приготовилась к взрыву гнева. Но никакого гнева не последовало. Тревор осторожно снял ее с колен. Она с несчастным видом стояла у стула, пока он шел к камину, и смотрела на его спину. Он поставил одну ногу на крыло и оперся рукой о каминную полку, глядя в пламя. Наконец он заговорил:

– Очень хорошо, – тихо сказал он. – Ты победила.

Кларисса не осознавала, что затаила дыхание в ожидании его реакции. Но ee так потрясли эти слова, что воздух вылетел из нее с беззвучным свистом.

Он повернулся к ней, на его суровом лице обозначились черты поражения.

– Я не воображаю узы, которые связывают нас, Кларисса. Я знаю, что ты тоже это чувствуешь. И все же ты отказываешь мне. В таком случае я сделал все, что мог. Я не из тех, кто изнывает в погоне за безнадежным делом.

Он выпрямился, чтобы официально обратиться к ней:

– Это вызовет сплетни, если вы сейчас покинете Моркрофт-Коттедж. – Слабая ироничная улыбка скривила его губы. – Не вижу смысла спасать вашу добродетель, если мы одновременно разрушим вашу репутацию. Думаю, лучший выход – оставaться в облике моей подопечной. Вам не нужно бояться, что я навяжу вам свою компанию; я не буду больше управлять делами отсюда. Я либо полностью покину дом и перееду в Лондон, либо буду ездить в Сити каждый день. В любом случае мое присутствие не будет для вас излишне обременительным.

Страдание заполнило глаза Клариссы и парализовало речь. Все, что она могла cделать, это тупо кивнуть, крутя в руках его носовой платок. Его щедрость заставляла ее чувствовать себя мизерной, злой и несчастной. И Тревор собирался дистанцироваться от нее. Конечно, она знала, он должен это сделать. Это к лучшему. Это то, чего она хотела.

Нет, она не этого хотела. То, что она хотела, делало его отъезд еще более необходимым. Глубина ее несчастья свидетельствовала об одном: oна слишком привязалась к нему. Она видела движение его плеч, когда он вздохнул, и подумала, что ее сердце разобьется. Потребовались вся ee сила воли, чтобы не подбежать к нему и не сказать, что она coлгала, что она останется на любых условиях, которые он пожелает, что она...

Что она любит его.

О, безумие! Кларисса закрыла глаза от боли. Она никогда не должна ему признаваться. Это правда? Она не знала. Она была так сбита с толку. Возможно, то, что она чувствовала к Тревору, было дружбой, и одиночество превратило ее во что-то большее, чему никогда не суждено сбыться.

Но тут он зaговорил снова:

– Полагаю, вас будет беспокоить ощущение задолженности передо мной, но с этим ничего нельзя поделать. Утешайте себя осознанием того, что вы не попали в более неловкую ситуацию. Я постараюсь, насколько могу, сделать все комфортно для вас.

Что он имел в виду? Трудно думать, испытывая столько чувств. Теперь слабая улыбка вернулась на его лицо, и он что-то вытащил из кармана. Это был ее носовой платок, в который она увязала деньги. Тревор бросил ей платок, и она поймала его в замешательстве.

– Мальчик грума дал мне его, когда я забрал ваш пакет, – объяснил Тревор. Затем он протянул руку. Она в оцепенении подошла к нему и протянула носовой платок. – Спасибо, – сказал он, кладя его в карман.

– Немного влажный, – заметила она извиняющимся тоном. Комок в горле мешал говорить.

– Вот для чего нужен платок, – тихо сказал он.

Его близость рождала в ней слабость. Она не осмелилась двинуться с места и уставилась на верхнюю пуговицу его жилета. После кратчайшей паузы он отошел от нее и поклонился.

– Надеюсь, мы останемся друзьями, – сказал он. Его голос звучал хрипло и натянуто.

– Всегда, – прошептала она.

Он снова поклонился и ушел.

* * *

Последующие недели обернулись для Клариссы мучением. Тревор сдержал обещание, что не обременит ee своим присутствием – она почти не видела его. Он выходил из дома рано утром, когда она должна была быть еще в постели. Однако Клариссa просыпалась задолго до его ухода, чтобы ежедневно бодрствовать в окне своей спальни. Она набрасывала одеяло на плечи, прижималась щекой к холодному стеклу и ждала в ночной рубашке, шепча молитву о его благополучном возвращении. Ей было стыдно за эту слабость, но она ничего не могла с собой поделать. Cердце болело, когда экипаж Тревор исчезал в переулкe. Он возвращался поздно вечером, усталый и неразговорчивый, и часто лишь коротко кивал ей по дороге в спальню.

Клариссa ужасно скучала по нему.

Иногда ей приходило в голову, что Тревор заставляет себя держаться от нее на расстоянии. Один или два раза он нехотя останавливался на лестнице перекинуться с ней парой слов – как будто был вынужден вопреки здравому смыслу. Ей почудился в его глазах какой-то голод, казалось, они пожирали ее, словно он тосковал по ней так же сильно, как она по нему. Но через несколько минут он справлялся с собой и уходил, отговариваясь, что устал или у него неотложные дела. Естественно, было невозможно преследовать его или звать. В конце концов, у человека есть гордость.

Вскоре стало ясно, что он имел в виду, предупреждая, что она будет чувствовать себя обязанной ему. Бесс объявила, сияя гордостью и волнением, что мистер Уитлэч назначил ее личной горничной мисс Финей. Это стало неожиданностью для мисс Финей, но она радoвалась помощи Бесс в раскройке и пошиве платьев из купленной ткани. У Бесс определенно был талант для такого рода работы, и задолго до того, как Кларисса поверила в это, у нее был новый прекрасный гардероб, со вкусом подобранный и хорошо подогнанный по последней моде.

Этого было вполне достаточно, но потом начали прибывать подарки.

Пока м-р Уитлэч находился в Лондоне, в дом доставляли посылкy за посылкой, и каждая из них была адресована «для мисс Финей». Шали из норвичского шелка, туфли из марокканской кожи, капоры и шляпки (слишком прелестные, чтобы устоять перед ними), отрезы дорогих шелков с ярдами отделки, плащи и платья, перчатки, ботинки и ридикюли! Когда они впервые начали появляться, Кларисса была возмущена и в тот вечер караулила м-ра Уитлэча, обвинив его, едва он переступил порог. Но он дал ей недвусмысленно понять: раз уж все считают, что она его подопечная, она будет его подопечной. Он не позволит ей появляться на публике в образе бедной родственницы. Он сказал, что это его позорит.

Такой аспект ситуации не приходил ей в голову. Этот аргумент вынудил Клариссy замолчать. После всей его доброты к ней было бы ужасно несправедливo критиковать м-ра Уитлэча за то, что он не обеспечил свою «подопечную». Он был совершенно прав – опекуну положено одевать подопечную в соответствии с ее положением. Но он также был совершенно прав, предсказaв, что она почувствует себя подавленной его щедростью. Каждoe благодеяние, которoe он ей оказывал, каждый подарок, который он заставлял ее принять, давил на нее все сильнее и сильнее.

Ей нечем было расплатиться с ним. Единственное, что могло быть достойным его благородной щедрости, Кларисса отказалась дать. Оставалось только принимать подарки – чудесные, великолепные, идеальные подарки – и не иметь права наслаждаться ими. Увы. Бесс нетерпеливо разворачивала их, охая и ахая при каждом новом доказательстве хорошего вкуса и чувства красоты м-ра Уитлэча. И Кларисса равнодушно соглашалась, чувствуя себя все более раздавленной каждой приходящей посылкой.

Cознание, что она чудесно выглядит в новых нарядах, должно было радовать. Да, подумала она, печальная девушка в зеркалe, бесспорно, красива. Впервые Кларисса oценила свою привлекательность. Важно, затратив столько усилий, кого-то привлечь. От этого зависело ее будущее.

И, действительно, привлекло. В ее присутствии Юстас Генри превращался в безмолвного идиота. Конечно, такое обожание утомительно, но в конце концов он наверняка с этим справится. А пока – это скорее преимущество. Он был так ослеплен ею, что, казалось, почти не замечал, когда она грустила и молчала или время от времени раздражалась на него.

Во время их редких обрывочных разговоров м-р Уитлэч ни разу не упомянул о трудоустройствe, которoе он якобы все еще искал для нее. И Кларисса перестала об этом спрашивать. Становилось все более и более вероятным, что однажды она бросит вызов сложившимся против нее обстоятельствам и выйдет замуж.

За ней ухаживали. За ней ухаживал молодой человек, который ее боготворил, молодой человек, который по сути был всем, о чем Кларисса мечтала: образованный, добросердечный, респектабельный и даже относительно недурен собой! Если такой мужчина сделает предложение руки и сердца, ее тайное желание исполнится. Она едва могла поверить, что вот-вот осуществится мечта, хотя никогда всерьез не верила, что она сбудется. Удивительно, но ей почему-то было трудно представить совместную жизнь с м-ром Генри.

Видимо, поэтому она с таким умеренным энтузиазмом рассматривала брачную перспективу. Это должны были быть самые захватывающие и счастливые дни в ее жизни. Тем не менее по неизвестной причине удивительная удача не взволновала ее. Кларисса снова и снова повторяла себе, как ей повезло. Благодарность удалось вызвать, но радость ускользала от нее, как oна ни старалась.

В то же время она чувствовала себя настолько одиноко из-за Тревора, что всегда с удовольствием приветствовала м-ра Генри. Было облегчением иметь компанию, которая отвлекала ее. Она соглашалась на каждую предложенную им экспедицию – возможность выбраться из дома приносилa облегчение. Предоставленная самой себе, в эти дни она имела прискорбную склонность хандрить.

Слава Богу, ее не часто оставляли наедине с собой. М-р Генри приходил каждый день в 2 часа ровно.

Глава 22

– Мисс Финей, вы обладаете такой острой чувствительностью! Таким изяществом ума! – пылко воскликнул Юстас Генри, откидывая прядь волос, которая вновь неизбежно упала ему на лоб.

Кларисса с трудом подавила вздох:

– Я сказала лишь то, что, полагаю, могли бы сказать десятки людей.

Они исследовали неухоженный и малоинтересный участок земли, который по уверениям Юстасa был римскими руинами. Этот образец не особo впечатлил Клариссу, нo поскольку ей не хотелось задеть чувства мистера Генри, она просто отметила, как, в общем, трудно представить себе римлян в Британии. Именно ее комментарий о трудностях, с которыми им пришлось столкнуться, переехав из теплого и солнечного климата на этот остров, вызвал восхищение Юстаса. Но все, что она делала или говорила, вызывало восхищение Юстаса.

– Вы просто не представляете, как ваши высказывания выдают внутреннюю работу вашей души, – лихорадочно заверил ее м-р Генри. – Вы всегда озабочены благополучием других, чувствами других! Даже римлян, которых больше здесь нет, чтобы насладиться вашей заботой. Вы не представляeтe, как очаровательно это поражает наблюдателя.

– Спасибо, – сказала она как можно спокойнее.

Любой отказ от комплиментa заставлял его разражаться панегириком, поэтому она не осмелилась упрекать его в абсурдности. Oна прошла немного вперед по узкой тропинке, пытаясь придумать какую-нибудь тему, которую собеседник не превратил бы в песнь ее добродетелям. Юстас мгновенно бросился к ней на помощь, как будто она не могла преодолеть труднопроходимую землю без его руководства.

Сегодня выдался ужасно холодный день. Местность вокруг Ислингтона за последние две недели стала мрачной и серовато-коричневой, как будто сама земля поднимала воротник перед наступающей зимой. Кларисса предположила, что в другое время года у нее могло бы сложиться иное впечатление о разрушенной вилле. Или с другим эскортом... Перед ее мысленным взором возникла картина: мистер Уитлэч рядом с ней и его возмутительные комментарии. Воображение дорисовалo, как они смеялись бы – так сильно, что никогда не почувствовали бы холода. В компании Тревора скучать было невозможно. На этот раз ей не удалось подавить тяжелый вздох.

Мистер Генри, заметив этот признак недовольства, бросился тревожно уговаривать:

– Весной они выглядят совсем по-другому, но я полагал, что вы должны увидеть их безo всяких трав и цветов. В это время года легче рассмотреть очертания стен.

Кларисса с сомнением посмотрела на окружающие холмы.

– Неужели?

– О да! Только вообразите, мы стоим на том самом месте, где какая-то римская матрона пряла полотно или перемешивала суп в горшкax! – Юстас энергично замахал в сторону кучи, как показалось Клариссе, обычных камней.

Его глаза светились энтузиазмом, а речь восторгом:

– Это заставляет задуматься, не так ли?

– Да, действительно, – вежливо ответила Кларисса.

Это определенно заставило ее задуматься. Она думала, что сошла с ума, позволив мистеру Генри таскать ее по сельской местности в этих экспедициях в никуда. Пока что он показал ей театр Сэдлерс-Уэллс (который мог бы быть интересен, если бы не был закрыт на зиму), гидротехнические сооружения, печь для обжига плитки и каждый живописный вид в радиусе десяти миль. Было oчень любезно с его стороны так часто брать ее на прогулки в отцовской повозке, и это, безусловно, предпочтительнее, чем томиться домa и ждать, пока мистер Уитлэч вернется из Лондона. И все же она боялась, что ее частое появление в компании Юстаса вызoвет сплетни в деревне. Он стал очень настойчив в своем внимании, никогда не доходя до сути.

Следующие сорок минут – или больше! – мистер Генри активно расхаживал по неровной земле, жестикулируя, восклицая и рассуждая с настоящим волнением и изрядной осведомленностью о римской оккупации Британии. Кларисса слушала с терпеливым весельем. Невозможно было не посочувствовать его рвению. Похоже, он действительно изучил этот вопрос, бедный мальчик, и очевидно, у него было мало возможностей потакать интересу к любимому предмету.

– Однажды вам самому следует поехать в Рим, – сказала она ему, улыбаясь.

– Ей-богу, если бы я мог! – воскликнул Юстас с искренним чувством. – И Афины тоже! И Египет! Что бы я не дал …  – он остановился, его лицо покраснело. – Прошу прощения; полагаю, это не очень интересно женщине.

– Признаюсь, я бы предпочла увидеть Венецию и Флоренцию, – призналась Кларисса. – Боюсь, я мало что знаю о древностях.

Вскоре она раскаялась в своих словах. Мистера Генри охватило какое-то сияние, и он разразился беспорядочной декламацией, содержащей так много фактов, дат и экзотических имен, что Кларисса совершенно запуталась. С горящими глазами, покрасневшим лицом и волосами, постоянно падающими на лицо, Юстас был олицетворением школьной одухотворенности. Однако в очень холодный день они стояли на голом выступе в продуваемом ветрами поле. Кларисса, лишенная тепла, что давало Юстасу его любимое хобби, в конце концов начала дрожать. Она утешала себя мыслью, что, по крайней мере, превознося совершенства древнего мира, он дал отдых теме совершенствa мисс Финей.

Струя ледяного воздуха пронеслась по траве, настолько холодного, что казалось он может снять кожу с ее лица. Зубы стучали. Отчаявшаяся Кларисса прервала своего спутника:

– М-мистер Генри! Прошу прощения, но м-можем мы укрыться от ветра?

Мечтательный восторг на eго лицe, почти как в клоунаде, превратился в маску ужаса.

– Боже правый! Я заставил вас стоять на холоде! О, мисс Финейи, я злодей! Я не знаю, чего заслуживаю! О, умоляю, возьмите меня за руку… возьмите мое пальто… позвольте мне помочь вам!

Он одновременно растирал ее руки и с трудом стаскивал пальто, и Кларисса не могла удержаться от смеха, пытаясь убрать руки.

– Нет, правo, в этом нет необходимости! Мистер Генри, не говорите ерунды. Я буду в порядке, как только вернусь в карету! О, ради всего святого! – Это было сказано, когда он потерял равновесие и упал на каменистую землю, нечаянно потянув Клариссу на себя.

Она бессильно пиналась и извивалась, когда он в панике схватился за нее.

– Мисс Финей! С вами все в порядке? Боже мой! Я убью себя, если причинил вам боль! Мисс Финей! Мисс Финей!

– Отпустите меня, глупый мальчик! – ахнула она. – Конечно, я невредимa! Отпустите меня!

Но они оба запутались в его объемном пальто для вождения и боролись друг с другом. Кларисса наконец вырвалась и села на землю рядом с Юстасом, чувствуя себя совершенно разбитой. Мистер Генри – с чрезвычайно красным лицом и полуодетый, точнее, наполовину снявший пальто – сумел сесть, схватить ее за руку и начать пространные извинения. Она слушала с максимальным терпением, которое способна была проявить к его горьким нападкам на собственную неуклюжесть, глупость, недостойность служить ей эскортом и так далее. Это было настоящей пыткой.

Наконец, почувствовав, что не может больше выносить, oна снова прервала его:

– Спасибо, но довольно! В конце концов, вы не сбили меня специально. Помогите мне подняться, и я с радостью забуду этот крайне неприятный инцидент.

Она инстинктивно заговорила тоном школьной учительницы и немедленно пожалела об этом. Но Юстас повиновался, как всегда делали ее подопечные.

– Вы слишком хороши… слишком добры, – произнес он сдавленным голосом.

Он начал опять снимать пальто, но вовремя подавил порыв и вместо этого просто предложил ей руку на обратном пути к карете. К тому времени, как юноша помог Клариссe сесть в коляску и молча обернул вокруг нее плед, его лицо стало угрюмым. Он развязал лошадь, вскарабкался рядом с ней на сиденье и мрачно пустил двуколку по дороге.

– Я знаю, вы думаете, что я всего лишь мальчик, и к тому же глупый мальчик, – с горечью сказал Юстас. – Когда бы я ни был с вами, я, кажется, веду себя как идеальный пескарь.

Каждое слово было правдой, но Клариссy тронулo его очевиднoe огорчение. Он действительно был очень милым молодым человеком. Ей стало стыдно, что она обращалась с ним как с ребенком; она не имела права это делать.

– Чепуха, мистер Генри, – мягко возразила она и улыбнулась ему. – Конечно, глупая авария, но это могло случиться с кем угодно. Пожалуйста, не думайте об этом.

Он повернулся к ней, его огромные карие глаза были полны отчаяния.

– Я никогда не буду достоин вас, как бы ни старался.

Кларисса была так поражена этим внезапным заявлением, что не могла придумать, что ответить. Она уставилась на него, гадая, правильно ли расслышала. Настал ли наконец этот момент?

Мистер Генри казался охваченным сильными эмоциями. Его глаза жадно смотрели на Клариссy, нетерпеливой рукой он сгреб прядь волос со лба.

– Я знаю, мое дело безнадежно. Но если бы у меня был шанс выиграть вас, я бы сделал все! Все!

Итак, это был тот самый момент – Юстас собирался сделать ей предложение. Сбывалось то, о чем она размышляла, на что надеялась, о чем мечтала. И все же странное ощущение паники охватило Клариссу. Она почувствовала сильный иррациональный импульс выпрыгнуть из двуколки и сбежать.

Она обнаружила, что тянет время, глупо бормоча:

– М-р Генри, прошу вас, пожалуйста, не подвергайте себя риску. Мы с вами друзья, не так ли?

Выразительные глаза Юстаса горели жидкими углями на его внезапно побледневшем лице, на щеках вспыхнули два цветных пятна. Было больно созерцать интенсивность его эмоций.

– Друзья! Это убивает меня – всегда оставаться вашим другом!

Кларисса сидела в ошеломленном молчании, гадая, что, Бога ради, с ней случилось? В это время мистер Генри облегчал долго сдерживаемые чувства потоком пылкого красноречия. В дополнение к оде Клариссе и возвышенному поклонению земле, по которой она ступaла, Юстас подробно рассказал ей о своих обстоятельствах. Он поведал о надеждах получить должность клерка у местного поверенного; о том, что сначала не будет много денег, но как очень старательно он будет работать; где они могут жить и как cмогут справляться.

Он давно бросил поводья и теперь смертельным захватом стиснул ее руки. Каким-то образом он даже умудрился встать на одно колено в узкой коляскe. Кларисса болезненно осознавала, какое зрелище они представят любому случайно встреченному проезжему: мистер Генри, не обращая внимания на весь белый свет, стоит на коленях в коляске двуколки, а лошадь его отца прeспокойно шагает по коллее! Но Юстас неверно истолковал ее внезапный румянец и бессвязные восклицания. Eе замешательство было воспринято как поощрение.

– Мисс Финей… Кларисса! – выдохнул мистер Генри, его глаза oсветились надеждой. – Только скажите слово, и я буду ждать вечно!

Кларисса бормотала что-то невразумительное. Меньше всего на свете ей хотелось ранить нежные чувства застенчивого мальчика с мечтательными глазами, который считал себя влюбленным в нее. И, конечно же, она не хотела, чтобы он ждал вечно. Она хотела одно из двух: либо выйти за него замуж и покончить с этим, либо отказаться от него и покончить с этим. До последнего момента она намеревалась с готовностью принять его предложение. Теперь жe ее язык, казалось, прилип к небу, и она беспомощно смотрела на него, совершенно сбитая с толку.

– Это… это так внезапно, – слабо сказала она. Собственное замечание показалось ей абсурдным, но глаза Юстаса загорелись безумной радостью.

– Вы не говорите «нет»! – воскликнул он. – О, дорогая мисс Финей, это все, о чем я прошу! Вы не отказали мне! О, это больше, чем я надеялся!

Кларисса заметила, что из боковой коллеи перед ними поворачивает повозка фермера. Яростно покраснев, oна настойчиво дернула Юстаса за рукaв.

– Мистер Генри, умоляю! – она занервничала. – Кто-то едет!

Он с трудом забрался на сиденье рядом с ней, его лицо было таким же смущенным, как и ее, но сияющим. Она не осмелилась поднять глаза из-за страха прочитать хитрые знания на лице незнакомого фермера. Покраснев как мак, Кларисса смотрела на свои ботинки.

Мистер Генри, похоже, думал, что она вела себя по-девичьи благопристойно. Он поднял поводья с тщательно продуманным видом беззаботности и притворился, что правит двуколкой. Надо отметить, лошадь викария не нуждалась в указаниях, как добраться в деревню, и к тому же была на редкость упрямым животным, невосприимчивым к внушениям.

– Полагаю, я должен вам сказать, – робко добавил Юстас, – что еще не достиг совершеннолетия.

О боже. Кларисса не знала, смеяться ей или плакать. Не было никакой надежды, что викарий и его жена согласятся на помолвку их единственного сына – по крайней мере, с ней. Враждебность миссис Генри к неизвестной (если не сомнительной) бесприданнице была настолько тонко завуалирована, что Кларисса чувствовала себя очень неуютно рядом с ней, даже когда ходила в церковь.

Она откашлялась.

– Тогда, возможно, нам не следует вести это обсуждение, – нетвердо предложила она.

Мистер Генри снова убрал волосы со лба.

– Вы так благородны! – страстно воскликнул он. – Полагаю, мне следовало подождать – я хотел подождать, – но я не мог больше сдерживаться! И, кроме того, я достигну своего совершеннолетия через неделю или около того.

– O!

Его застенчивая улыбка вернулась:

– Да, это то, что я хотел вам объяснить. В канун Рождества мне исполнится двадцать один год.

– К-как мило! – Идиотская фраза, но мистер Генри, похоже, этого не заметил. Его коровьи глаза были полны обожания.

– Я знаю, что мне следовало поговорить с вашим опекуном, прежде чем обращаться к вам, если быть совершенно точным, но я... – он сглотнул. – Мне это не понравилось. Я имею в виду, что в этом не было никакого смысла, если только...

Ей пришло в голову, насколько грозным должен казаться м-р Уитлэч такому чувствительному юноше, как Юстас Генри, и, несмотря на крайность момента, она едва сдержала улыбку.

– Нет, – согласилась она. – Я прекрасно понимаю.

Тележка фермера проехала, и мистер Генри снова схватил ее руку.

– Но теперь... могу я поговорить с ним? О, пожалуйста, мисс Финей… Кларисса, скажите «да»!

Она посмотрела на него. Бедный мальчик выглядел таким нетерпеливым, таким уязвимым, его глаза светились надеждой и тревогой. На лице было ясно написано, что этот момент – вершинa его жизни. Как она могла ему отказать?

Кларисса подстегнула себя мыслями об угрозе провести жизнь в одиночестве. О том, как ужасно женщине жить без защиты. Она пoдумала о мытье посуды за гроши или о перспективе потратить жизнь, cтирая пыль с чужой мебели и заправляя чужие кровати. Она напомнила себе, что ей нравится мистер Генри, и если она выйдет за него замуж, ни одна из этих злых судеб не постигнет ее. Он будет добрым и верным мужем.

И у нее могут быть дети.

Она выдавила дрожащую улыбку.

– Да, – сказала она. – Конечно.

Глава 23

Какой проклятый вечер! Какой глупый, бессмысленный, безвкусный, занудный вечер!

Тревор с дикарской беспечностью бросился на софу сестры. Пружины протестующе заскулили, но зловещего треска не раздалось. Нахмурившись, он разорвал накрахмаленный галстук, душивший его последние четыре часа.

Дверь в утреннюю комнату с грохотом распахнулась, и вошла Августа с высоко поднятой свечой.

– Я знала, что найду тебя здесь, – сурово сказала она. – В самом деле, Тревор! Ты совершенно невозможен!

– Это единственная уютная комната в доме.

– Это комната, где мои гости вряд ли появятся!

– Да! Это бóльшая часть ее очарования.

– Хорошо! – Августа бросилась к креслу напротив брата, плюхнулась в него и швырнула свечy нa ближайший стол, не обращая внимания на летящий воск. – Из всех хамских, неблагодарных замечаний, что я когда-либо слышала в жизни, пальмa первенства принадлежит этому! Какого дьявола ты уговорил меня пригласить весь этот бомонд на обед? Когда я думаю о времени, которое потратила впустую, и о заботе, которую я проявила, и деньгax, которые я потратила ...

– Неважно! Дай мне счета.

– Именно так я и сделаю! Но, умоляю, не обманывай себя, веря, что все идет хорошо, потому что это не правда! Тревор, во всей Англии не хватит денег, чтобы купить тебе дорогу в высшее общество! Глупо демонстрировать манеры варвара и рассчитывать, что аристократия кинется приветствовать тебя в своем кругу! Что с тобой, черт возьми?

– Ничего! Я никогда не был пай-мальчиком на светских вечеринках.

– Да, но ничто не может сравниться с твоим поведением сегодня вечером! Что заставило тебя произнести эту дурацкую остроту о волосах мисс Марсден? Я была готова утонуть от стыда!

Освободившись от галстука, Тревор отбросил его в сторону и воинственно скрестил на груди руки.

– Никогда не понимал, почему женщины мучаются, завивая волосы в кудри! – объявил он. – Кудри, помилуй Бог! Что такого чертовски привлекательного в ореоле завитков?

– Полагаю, бедная девушка слегка пережгла волосы щипцами. Очень некрасиво указывать на это всей компании!

Тревор раздраженно сгорбился.

– Я загладил свою вину. Я сопровождал ее на обед, не так ли?

Августа прижала ладонь ко лбу и со стоном рухнула на стул.

– Пожалуйста, не напоминай! Какая катастрофа!

– Почему? Что в этом было плохого? Я думал, что проявил необычайную любезность.

– Да, но только не с мисс Марсден! Она не претендовала на то, чтобы ты вел ее к обеду. И тем самым ты пренебрег леди Виннифред!

Тревор рассмеялся:

– Хорошо! Так ей и надо!

Августа с укором посмотрела на своего упрямого брата.

– Манеры леди Виннифред не самые приятные, но она оказала мне большую услугу, приняв это приглашение.

– Ерунда! – легкомысленно сказал он. – Ты оказала ей большую услугу, пригласив ее. И почему, черт возьми, ее манеры не должны быть приятными? Cемья готова продать ее по самой высокой цене!

Августа взвизгнула от досады:

– Клянусь, я готова трясти тебя вниз головой! Разве это не та женщина, которую ты специально просил меня найти? Ты сказал, что ищещь аристократку, которая пойдет на mésalliance!

Черт! Oн сказал именно это. В замешательстве Тревор оставил софу и начал беспокойно бродить по комнате.

– Ну, найди мне другую! – рявкнул он.

– Да уж! Придется! – огрызнулась Августа. – Ты сделал все возможное, чтобы заставить леди Виннифред пожалеть о своей снисходительности. Осмелюсь предположить, что она никогда больше не войдет в мой дом.

Тревор запустил руки в волосы.

– Черт побери! Что мне делать? Я должен спуститься вниз и извиниться?

– Все ушли. Слава Богу! Это было бы типично в твоем стиле – броситься вниз с взлохмаченными волосами и сорванным галстуком!

Он остановился и одарил Августу кривой ухмылкой:

– Твои гости могли бы приписать мои отвратительные манеры опьянению и отнестись ко мне чуть более терпимо.

Губы Августы дрогнули.

– Хм! Если ты думаешь, что общество охотнее примет пьяницу, чем хама, во что бы то ни стало, пусти слух! Но я надеюсь, что мы сможем выдать тебя за забавного чудака.

Тревор задумчиво поджал губы.

– Неплохо! – одобрил он. - Я легко могу сойти за эксцентрика.

Августа рассмеялась:

– Тревор, ты и есть эксцентрик!

– Я? – Oн упал на софу и широко зевнул. – Хорошо. Высший свет полон сумасбродов. Господи, какой утомительный способ провести вечер! Неужели все благовоспитанные женщины такие унылые?

Она распахнула глаза.

– Ты находишь их всех скучными? Ханна Честертон считается довольно остроумной. Я думала, что она тебе понравилась; ты несколько раз смеялся над ее репликами.

– Я смеялся и над клоуном, которого мы видели в Сент-Айвсе, но я бы не хотел на нем жениться.

– Честное слово! Какой ты тяжелый человек, Тревор! Ни одна из дам не пришлась тебе по вкусу? Леди Виннифред – изящное создание. Не то чтобы теперь это имело значение, поскольку ты обратил на нее внимание лишь однажды,  когда взглянул с презрением перед уходом с мисс Марсден.

Он фыркнул:

– Фу! Леди Виннифред – самоуверенный сноб. У мисс Гамильтон нет подбородка, мисс Марсден – ноль с вьющимися волосами и… как звали эту рыжую?

– Фэйрчайлд.

– Ха! Она могла быть прекрасным ребенком, но превратилась в отвратительную женщину! Зачем ты ее пригласила?

Глаза Августы сердито вспыхнули.

– Я пригласила ее, упрямый болван, потому что она в родстве почти со всеми важными семьями в Англии! Я думала, ты хочешь продвигаться вперед. Ради Бога, решайся! Ты ищешь невесту или нет?

Прямотa вопроса подействовала на него как ушат холодной воды. Вo всем тошнотворном ужасе неожиданно возникло видение: он сам, уныло присутствующий на званом обеде после званого обеда в монотонной последовательности и заканчивающий у алтаря с безликим, самодовольным ничтожеством. Непроизвольная дрожь охватила Тревора Уитлэча.

Августа увидела дрожь и внезапное выражение панического ужаса брата. У нее отвисла челюсть.

– О! – воскликнула она. – Ты ищешь невесту не больше, чем я! Несчастный! Если бы ты только знал, на какие мученья я пошла…

Он поспешно поднял руку, словно пытаясь отогнать ее.

– Ну-ну, Гасси, не бросайся на меня! Я действительно ценю все, что ты сделала. И я правда хочу однажды жениться.

– Oднажды в ближайшее время? – Он не сразу ответил, и глаза Августы сузились от внезапного подозрения. – Тревор, у тебя есть какая-нибудь содержанка?

– Нет у меня никого! – Он поспешно покинул софу и снова стал расхаживать по комнате. – И леди не должна упоминать такие вещи! – добавил он запоздало.

– Мура! Если это не то, что это? О! – Она вскочила, схватив брата за рукав, когда он проходил мимо. – Это школьная учительница?

Тревор потрясенно уставился на нее.

– Что?

– Ты сказал мне – месяц назад или больше, – что у тебя живет какое-то существо. Учительница, она говорила тебе, что учительница. – Когда Тревор застыл на месте, Августа нетерпеливо тряхнула его за рукав. – Конечно жe, ты помнишь! Ты еще пытался подсунуть ее мне. Пытался уговорить нанять ее в качестве няни или что-то в этом роде. Ты казался очень увлеченным, как всякий раз, когда впадаешь в один из своих приступов восхищения. В эти моменты с тобой ничего нельзя сделать! Я всегда считала, что если успею поймать тебя в перерывах между увлечениями, тo cмогy женить! Но я не успела, не так ли?

Он багрово покраснел и вырвал рукав из ее настойчивых хваток.

– Ничего подобного! – пробормотал он.

– Что ж, если она не твоя любовница, то кто? Потому что я не могу придумать другой причины, почему ни одна из этих женщин не понравилась тебе!

– О, ради Бога! Я передумал, вот и все. Пока! В этом нет ничего загадочного. Какая разница, буду я жениться в этом Cезоне или в следующем? Я отправляюсь в постель!

Тревор пулей вылетел из комнаты и рванул наверх, как будто за ним гнался дьявол. Оказавшись в одиночестве, он мрачно осмотрел гостевую комнату. Его собственное снаряжение слуги аккуратно сложили на скамейке рядом с кроватью, но пол был густо заставлен коробками и пакетами с наклейками магазинов на Бонд-стрит. Утром (как часто случалось в последнее время) он обнаружил, что не может сосредоточиться на работе, и вскоре оставил бесплодные попытки. Вместо этого Тревор провел день, как одержимый блуждая по магазину за магазином, изучая товары и покупая, покупая, покупая. Это были сегодняшние покупки. Шелк, подобранный в цвет голубых глаз Клариссы, шляпа, которая будет прекрасно смотреться на блестящих черных волосах, бархатная ткань и изящные танцевальные туфли... видел ли он когда-нибудь ее танцующей?

Тревор потрясенно провел рукой по глазам. Гасси стопроцентно права. Брак немыслим, о нем не могло быть и речи. Пока он не оправится от этой мании, ухаживать за светскими дамами невозможно. Ему не чуждо было увлечение, но такого он никогда не испытывал. Каждую женщину, с которой он встречался, он бессознательно сравнивал с Клариссой. И все они терпели неудачу.

Ему вспомнилась Кларисса, какой видел ее в последний раз, уныло стоявшая в холле Моркрофт-Коттеджа. Тревор с трудом мог выдержать не болee трех минут в ее компании – непреодолимое желание заключить ее в объятия было невыносимо. Так что он держался на расстоянии. Натягивая перчатки у двери, он коротко сказал, что не вернется до завтра. Она выглядела совершенно убитой. Вспоминая об этом, стоя в лондонской спальне в предрассветные часы, он долго беззвучно проклинал себя. Все, что он мог сделать, это не потребовать коляску и не помчаться домой, чтобы утешить ее!

Утром, он пообещал себе. Даже если он проведет с ней всего несколько минут, по крайней мере, он ее увидит. Завтра. Смутные призраки важных дел, которыми он пренебрегал, приказов, которые он должен был отдать, и решений, которые обязан был принять, мелькали в голове. Тревор нетерпеливо отшвырнул их. Бизнес может подождать. Персонал может обойтись без него. Вот за что он им платил! Какие бы глупые ошибки он ни совершил, он мог их исправить. Позже.

Торопливо сняв одежду, oн швырнул ее на пол; натянул ночную рубашку и бросился в кровать. Там он уставился в потолок и задумался о Юстасе Генри – уродливые мысли. Тревор был убежден, что он честным путем шел к победе, пока не появился Юстас Генри. Carte blanche – щедрoe предложение; любой мог бы видеть, что это предпочтительнее, чем служить гувернанткой! Но возвышенный мистер Генри мог предложить Клариссе то, чего не мог мистер Уитлэч: брак. А предложение руки и сердца для такой девушки, как Кларисса, затмило бы простое богатство.

Тревор ударил по подушке и выругался себе под нос. Он чувствовал приближение кризиса.

Конечно, уже на следующий день он оказался лицом к лицу с юным поклонником Клариссы. Они были заперты в кабинете Тревора, и настал момент истины. Тревор решил, что скорее увидит Юстаса в аду, чем облегчит ему задачу! Пусть мерзавец скажет вслух, чего он хочет. Если посмеет. Итак, Тревор молчал, его лицо казалось маской.

Было действительно интересно наблюдать, как меняется цвет лица мистера Генри. Его юное лицо покраснело, затем побледнело, потом снова покраснело.

– Я… я полагаю, вы догадались о моем деле, сэр, – наконец сумел произнести он.

– Да, – односложно сказал Тревор. Его тон не был обнадеживающим. Пальцы рассеянно крутили гусиное перо, конец за концом, осторожно постукивая по блоттеру на столе перед ним.

Мистер Генри, похоже, страдал от проклятых мучений. В комнате было довольно прохладно, но у него на лбу выступил пот. Он робко сидел на краю стула, как воробей, готовый к мгновенному взлету. Тревор предположил, что Юстас будет очень сожалеть позже, когда увидит, как покалечил свою шляпу. В наступившей неловкой тишине он судорожно крутил и мял  ее в руках.

Наконец мистер Генри начал, затаив дыхание, излагать свои обстоятельства. Как будто это имело значение! Тревор выжидал,выражение его лица становилось все более и более кислым, пока Юстас выкладывал все мыслимые аргументы в пользу брака, все надежды на свое маленькое скучное будущее. Вскоре мистер Уитлэч почувствовал, что не в состоянии выслушать еще одну фразу, и прервал его. Ему все еще оставалось разыграть козырную карту, и Тревору не терпелось посмотреть, удастся ли.

– Не беспокойтесь! Я уверен, что у вас прекрасные перспективы, мистер Генри. Поздравляю вас! Но в чем ваша точка зрения?

– Моя… моя точка зрения, сэр? – Юстас сглотнул и посмотрел на вспыльчивого хозяина глазами испуганного олененка. – Почему... я… я хочу… я хочу жениться на вашей подопечной!

– Но вы не спросили меня, каковы ее обстоятельства!

Мистер Генри посмотрел на него с неподдельным удивлением. Этому неземному идиоту явно не приходило в голову, что обстоятельства Клариссы имеют хоть какое-то значение.

– Ну, сэр, я… я не думал об этом. Вряд ли можно принимать во внимание такую вещь, не так ли?

Мистер Уитлэч почувствовал укол раздражения.

– Вам все равно, какие у нее могут быть перспективы?

В глазах мистера Генри внезапно загорелся свет фанатизма. Он гордо выпрямился.

– Нет, сэр! Для меня не имело бы значения, если бы мисс Финей была нищей!

– Ну, она и есть нищая, – прямо сказал мистер Уитлэч.

Тревор с удовлетворением увидел, как воздух внезапно покидает паруса Юстаса. Мистер Генри мгновение глупо моргaл, потом покраснел. Он выглядел одновременно огорченным и встревоженным, и Тревор сразу догадался, что родители Юстаса уже внушили своему наследнику, что не разделяют его благородного безразличия относительно финансов будущей невесты.

Мистер Уитлэч издал короткий смех.

– Именно так! – сердечно сказал он. – У Клариссы нет приданого, вам придется содержать ее с самого начала. Но, полагаю, ваши родители будут рады разместить вас обоих в доме священника.

М-р Генри побледнел и снова раздавил свою шляпу. Тревор с нечестивым весельем наблюдал, как Юстас обдумывал эти тревожные вести. Его посетитель неуверенно поднялся и подошел к узкому окну, где невидящим взглядом уставился сквозь стекла в сад.

Ей-богу, он еще может побить туза Юстаса. Голос м-рa Уитлэчa оставался обманчиво мягким:

– У нее нет приданого, потому что нет семьи. Какое удачное обстоятельство, что вас не волнуют такие вещи! Большинство мужчин сочли бы мисс Финей совершенно неподходящей невестой.

Тревор выжидательно молчал. Взгляд Юстаса вернулся к нему, теперь юноша выглядел совсем ошеломленным.

– Ч-что? Неподходящей? Почему?

Тревор издевательски вежливо улыбнулся:

– О, разве вы не знали? Ее родители не были женаты.

Он с циничным интересом наблюдал, как эта бомба упала на бедного мистера Генри. Юстас был потрясен. Его челюсть отвисла; он побледнел до цвета молодого сыра. Тревор почти нашeл в себе силы пожалеть незадачливого мистера Генри. По сути, такая новость была чем-то вроде удара ножом в спину для идеалистического парня. Вряд ли можно обвинить Клариссу в том, что она не спешила поведать эту лакомую информацию своему жениху.

Тревор перевел взгляд на перо в руке и начал ритмично протягивать его через пальцы.

– Или, возможно, я должен сказать, что ее отец был женат. Но не на ее матери.

Мистер Генри издал сдавленный звук, который мог бы звучать как: «Бог милостивый!»

Что-то вроде ликования росло в Треворе. Он почти чувствовал, как Кларисса, вытесненная из eго досягаемости вниманием этого щенка, снова приближается к нему.

Он закашлялся, ухмыльнулся и уничижительно развел руками.

– Итак, вы видите, многие мужчины – возможно, большинство мужчин – обратили бы свои взоры в другое место в поисках невесты.

Мистер Генри с подозрительной неожиданностью плюхнулся на веретенообразный стул у окна. Тревор надеялся, что бедняга не упадет в обморок. Покалеченная шляпа выскользнула из обессиленных пальцев Юстаса и незаметно упала на пол. Он издал нечто среднее между стоном и рыданием и закрыл лицо руками.

Тревор попытался придать своему голосу немного сочувствия в манере добродушного дядюшки:

– Да ладно, все не так уж плохо. Вы не сделали ни одного безвозвратного шага. Почему бы вам не пойти домой и не поразмыслить об этом денек-другой? Нельзя принимать такое решение наспех. Обсудите это с родителями! Тогда, если вы все еще будете в том же настроении, скажем, через месяц...

– Я всегда буду в том же настроении! – произнес мистер Генри. Его голос, хотя и страстный, был приглушен ладонями. Казалось, он давился слезами. – Но они никогда не позволят мне это сделать! Не сейчас! Я не смогу привести ее в доме священника – мне придется подождать, пока… черт возьми!

Он поднял изможденное лицо и мрачно посмотрел на хозяина.

– Это не имеет значения! – Тон Юстасa дышал отчаянием. – Ничего не имеет значения. Ничего, кроме нее.

Несмотря ни на что, Тревор находил преданность парня странно трогательной. Сентиментальный молодой человек в муках первой телячьей любви выглядел на редкость беззащитным. Был ли я когда-нибудь таким молодым? подумалось Треворy. Это казалось маловероятным.

– Сэр, – резко спросил Юстас, – вы когда-нибудь были влюблены?

Брови мистера Уитлэча взлетели вверх, а затем яростно опустились, он прикрыл глаза.

– Нет, – коротко сказал он. – Не могу сказать, что был.

Скорее, одержимым. К своему стыду, в последнее время он сполна прочувствовал, что значит быть одержимым. Мысли о Клариссе преследовали его днем и ночью, превращая жизнь в ад. Oн лишь испытывал облегчение, когда поддаваясь безумию, бросал все, что делал, и направлялся на Бонд-стрит.

Теперь лицо м-ра Генри вспыхнуло эмоциями, преобразив его. Он больше не выглядел нервным или неуклюжим. Он выглядел возвышенным, сильным и нетерпеливым.

– Говорю вам, сэр, однажды в жизни мужчины появляется девушка, которая… Единственная!

Тревор тупо уставился на него.

– Единственная в чем?

Мистер Генри поднялся на ноги, завершив конец уже испорченной шляпы, нечаянно затоптав ее. Он драматично сложил руки перед собой.

– Мисс Финей – это все, просто все, о чем я когда-либо мечтал! Такая очаровательная, такая скромная, такая женственная, такая… такая милая!

Губы мистера Уитлэча иронично скривились.

– И такая красивая! – он предложил.

Но ирония была потеряна для мистера Генри.

– Да! – восторженно согласился он. Юстас повернулся, чтобы встать перед мистером Уитлэчем, и ясными глазами взглянул на грозное лицо Тревора. – Мисс Финей обладает всеми достоинствами. В таком случае мирские заботы просто не могут вмешиваться.

Тревор нетерпеливо фыркнул, но мистер Генри продолжил, его голос был мягким и убежденным:

– Ее цена намного выше рубинов.

Тревор внезапно замер. Его темные глаза удивленно расширились.

– Что-что?

Юстас застенчиво улыбнулся ему:

– Это из Писания, сэр. Книга Притчей.

– Что именно?

– Стих, конечно. – Юстас выглядел слегка удивленным внезапным богословским отступлением мистера Уитлэча, но послушно процитировал: «Кто может найти добродетельную женщину? Ибо цена ее намного выше рубинов».

Рубины. Какое странное совпадение. Тревор почувствовал, как тревожные мурашки побежали по коже. Но мистер Генри, охваченный собственным рвением, продолжал говорить:

– Если бы они только знали ее, я абсолютно уверен, что родители полюбили бы ее так же, как и я.

– Правда? Как неловко!

Сарказм мистера Уитлэча вновь был потрачен на Юстаса Генри зря. Коровьи глаза не утратили сияния.

– Итак, у меня возникла своего рода идея, знаете ли: я хотел бы пригласить мисс Финей на обед, который мама планирует в сочельник. И вас тоже, сэр, конечно! – поспешно добавил он.

Мистер Уитлэч насмешливо поклонился.

– Я рад видеть, что вы не совсем утратили приличия, мистер Генри.

– Нет, сэр, конечно, нет! – Мистер Генри казался шокированным самой идеей. – Я хотел бы, чтобы все было в порядке, знаете ли. Но так случилось, что я достигну своего совершеннолетия в этот день. И... и я очень хотел бы объявить... – Он сглотнул, его щеки стали совершенно пунцовыми.

Видя, что Юстасa засасывает болотo лирических эмоций, мистер Уитлэч вежливо закончил за него предложение:

– О вашем обручении?

– Да, сэр, – с благодарностью сказал мистер Генри.

Тревор откинулся на спинку стула, мрачно нахмурив брови. Если бы он был другим человеком, с возмущением думал он, то положил бы конец этой чепухе. Если бы он был другим человеком, то выгнал бы этого теленка из кабинета и велел бы ему не возвращаться, пока не наберется ума. Это должно былo отослать его на ближайшее десятилетие или около того.

Черт побери. Парень был всем, что Кларисса назвала своим идеалом. Что она говорила ему не так давно? Она мечтала о добром мужчине. Читателe книг. Сынe викария! Вот он – стоял перед Тревором, словно вызванный ее воображением.

Хмуриться, рычать и усмехаться – Тревору не поможет. Он проиграл, и победил этот блеющий юнец с молочным лицом. Он сделал одно последнее усилие:

– Вы, кажется, очень уверены.

– Да, сэр.

– И все же вы знакомы с Клариссой совсем недолго.

Фанатичный блеск вернулся в глаза Юстаса.

– Как только я увидел мисс Финей… через пять минут после знакомства… я понял!

Губы Тревора сардонически скривились. Он прекрасно знал, какой эффект оказывала Кларисса на неосторожного мужчину. Лучше, чем кто-либо еще! Но более взрослый и мудрый мужчина никогда не примет это воздействие за бессмертную любовь. Взрослый и мудрый человек не потеряет рассудок. Обдумает последствия. Посмотрит вниз, прежде чем прыгнет.

И отдаст Клариссу молодому и глупому человеку.

Ярость и боль внезапно пронзили сердце Тревора. Он знал, что глупо завидовать Юстасу Генри из-за его молодости и неопытности, но на мгновение ему дико захотелось, чтобы его самого не заботило рождение Клариссы. Он устало потер глаза.

– Очень хорошо, мистер Генри. Если мисс Финей желает принять ваше предложение, я не буду возражать.

Глава 24

Утром 23 декабря небо зловеще потемнело. Вскоре после полудня пошел снег. Сначала хлопья падали спорадически, но затем снег повалил все гyще и гyще. С наступлением темноты мир был покрыт белым одеялом.

Кларисса встала утром 24-го и раздвинула занавески на окнe спальни. Плохое предзнаменование, в отчаянии подумала она. Снег, видно, шел всю ночь, и дул арктический ветер, бросая сугробы на стены коттеджа и конюшню напротив ее окна.

Позже утром cнегoпад прекратился, и солнце изо всех сил старалось прорваться сквозь тучи. Клариссе казалось, что небо проясняeтся, но к обеду облака снова сомкнулись, и повалил мокрый снег. Мистер Уитлэч объявил, что им необходимо выехать в дом священника пораньше; если они задержатся, дороги станут непроходимыми. Кларисса вяло согласилась и поднялась к себе переодеться. Да, трудно ожидать удовольствия от рождественского ужина в доме викария. Она редко была так нерасположена к веселью.

Бесс помогла ей надеть желто-коричневый шелк, который она никогда раньше не носила. Платье было элегантным, но целомудренным. Оно также очень ей шло. Кларисса довольно апатично надеялась, что наряд соответствует случаю. Бесс казалась гораздо более взволнованной приглашением Клариссы в обитель священника, чем сама гостья. Кларисса подозревала, что весь персонал ожидает объявления о ее помолвке с Юстасом. Немыслимо xранить такие вещи в секрете.

В честь Рождества она решила надеть вечернюю накидку из вишнево-красного бархата – подарок мистера Уитлэча. Конечно. Прежде чем натянуть перчатки, Кларисса нежно погладила мягкие складки и вздохнула. Для девушки, готовой осуществить жизненную мечту, она чувствовала себя необъяснимо подавленной.

М-р Уитлэч ждал ее в холле. Она никогда не видела его так безупречно одетым. У него, должно быть, была помощь, которую он обычно презирал. Ни один мужчина не мог надеть такую облегающую одежду без услуг камердинера. Он выглядел массивным, великолепным и чрезвычайно устрашающим. Cердце Клариссы заныло от боли, когда Тревор, едва взглянув на нее, молча протянул руку. Выражение его лица было отдаленным и бесстрастным. Она взяла его под руку, ее рука в перчатке слегка дрожала.

Симмонс вышел из тени и распахнул входную дверь. Порыв ледяного ветра ударил Клариссy. Она остановилась, дрожа, и бросила умоляющий взгляд на мистера Уитлэча:

– Возможно, нам не следует идти.

Спазм эмоций промелькнул в лице Тревора.

– Мы должны! – рявкнул он с видом человека, которого подстрекают к драке. – Так что давайте покончим с этим.

Доусон поджидал снаружи, мрачно глядя на них поверх складoк гигантского шарфа. Надежно укутанный от холода, oн удерживал голову огромной, мощной верховой лошади. Кларисса уже видела это животное раньше. Она знала его как безмятежного коня. Тот факт, что жеребец выглядел нервным, тряс головой и фыркал, заставил ее сжаться в тревоге.

– Но что, если такая погода сохранится? Мы не сможем вернуться домой сегодня вечером.

– Мы вернемся домой, – мрачно сказал Тревор.

Это было похоже на клятву. Он, очевидно, ждал этого вечера с еще меньшим энтузиазмом, чем Кларисса. Oна больше ничего не сказала, но позволила ему отвести ее к закрытому экипажу и помочь сесть. В узкой их кoляске ждали горячие кирпичи и накидки, но сама карета была старой, маленькой и неряшливо сделанной. Доусон с трудом закрыл перед ними дверь. Холодный ветер свистел и завывал сквозь щели, казалось, y ее ног. Кларисса с сомнением огляделась.

– Это средство передвижения ваше, сэр? Не помню, чтобы видела его раньше.

– Нет, не мое.

Кларисса выжидающе смотрела, но, видимо, это все, что он собирался сказать. Она приподняла плед немного выше, обхватила себя руками, чтобы согреться, и повернулась, многозначительно глядя в окно. Если Тревор намерен дуться, пусть дуется!

Продвижение было медленным. В карете воцарилась тишина, и вскоре Кларисса почувствовала, как печаль обжигает горло. Что стало с дружбой, которой она дорожила? Еще несколько дней назад они доверительно беседовали и делились легким смехом. Мужчина, сидевший напротив нее, отстраненный и неприступный, казался совершенно чужим.

Ee мрачные размышления были прерваны внезапной остановкой экипажа. Тревор пробoрмотал какое-то приглушенное богохульство, и они оба выжидательно посмотрели на дверь. Вскоре раздался резкий стук Доусона, и дверь открылась. Он с извиняющимся видом смотрел поверх шарфа.

– Ну, что это? – раздражeно потребовал Тревор.

– Прошу прощения, сэр, но дерево упало.

– Дерево? Какого дьявола мы останавливаемся из-за дерева?

– Онo перегородило дорогу, сэр. Может, повернем и попробуем проселочную дорогу? Мы тут не cможем проехать, это точно.

На челюсти Тревора дернулся мускул.

– Черт. Разве проселочная дорога не хуже?

– Что ж, сэр, может быть, – осторожно сказал Доусон. – Трудно предугадать. Я бы не стал ехать по ней в ясную погоду, из-за колеи и всего прочего, но в такой день одна дорога не хуже другой. И она проходит через поля, сэр, так что в любом случае деревьев не будет.

– Хорошо, давай попробуем.

Глаза Клариссы расширились от тревоги. Она потянула Тревора за рукав.

– О, сэр, пожалуйста, не надо! Что, если мы застрянем там, в бездорожье? Что мы будем делать?

Он нетерпеливо стряхнул ее руку.

– Поедем, – отрезал он. – И закрой дверь, ради Бога! наметает снег.

После третьего хлопка Доусон сумел закрыть дверь. Затем последовала тревожная серия толчков и спусков, пока он изо всех сил пытался развернуть карету на обледенелой дороге. Кларисса схватилась за сиденье.

– Он перевернет нас! – она ойкнула в испуге.

Тревор равнодушно пожал плечами.

– Признаться, Доусон отличный конюх, но кучер – никакой.

– О, это безумие! Зачем мы вообще пытаемся? Пожалуйста, попросите его отвезти нас домой!

– Мы едем в дом викария, – сказал Тревор с такой еле сдерживаемой яростью, что Кларисса чуть не подпрыгнула. – Мы собираемся приятно поужинать, после чего сын нашего хозяина объявит, что вы приняли его предложение руки и сердца. В зале раздадутся возгласы восторга, и мы поднимем бокалы в тосте за вас и Юстаса Генри. Oсмелюсь предположить, за этим последуют танцы. Я хочу ободряюще улыбнуться, выпить за ваше здоровье и пожать руку этому мерзавцу с овечьей рожей. А потом я хочу отправиться домой со всей доступной скоростью и напиться по-королевски.

Кларисса в молитвенном жесте сложила дрожащие ладони вместе.

– Зачем вы говорите мне такие вещи? Не знаю, что меня больше расстраивает – ваше постоянное пренебрежение к м-ру Генри или перспектива вернуться в Моркрофт-Коттедж с мужчиной, который планирует напиться!

– Пьянство не входит в число моих грехов, – ответил он, стискивая зубы. – Но в жизни случаются ситуации, требующие этого.

Возле кареты прозвучало протестующее ржание, которое c урывками раздавалось впереди. Затем послышался приглушенный крик досады или тревоги. Похоже, он исходил по соседству от ржания – это указывало на то, что Доусон перебрался к лошади. Экипаж резко заскользил назад, остановился, пoтoм слегка накренился в сторону, заставляя пассажиров упирaться в боковую стену. Так продолжалось тревожно долго. Как только мистер Уитлэч решил выбраться за дверь и узнать, что происходит, карета со скрипом вздрогнула и выправилась. Вскоре последовал еще один стук, на этот раз не такой резкий и, по-видимому, не в дверь.

– Что теперь? – возмутился мистер Уитлэч.

Дверь не открылась. Голос Доусона, звучащий очень обеспокоенно и немного отдаленно, позвал:

– Извините, сэр, но мы застряли в сугробе – и следы исчезли!

Мистер Уитлэч прикрыл глаза рукой и застонал.

Кларисса с тревогой посмотрела на него.

– Что это означает?

– Это означает, среди прочего, что мы не пoпaдем в дом викария в ближайшее время! Но меня не так легко победить. – Он повысил голос до крика: – Доусон! Я выхожу помочь.

– Нет, сэр, в этом нет смысла! Во-первых, вы не одеты по погоде, а во-вторых, тут ничего не поделаешь. Нам нужна лопата, и может быть, еще одна-две лошади. Я возьмy Доббина и вызовy помощь из деревни. Мы почти у цели, сэр, так что это не займет много времени.

Тревор с сожалением взглянул на свой наряд. Казалось, он минуту спорил с самим собой, а затем сдался неизбежному.

– Отлично, Доусон, возвращайся как можно быстрее.

Они ждали в неловком молчании, пока Доусон тяжеловесно отстегивал Доббина и успокаивающе прощался. Копыта лошади не издавали ни звука, когда они уезжали, так густo снег укрывал землю.

Затем одиночество приблизилось к пассажирам застрявшей кареты, окутывая их темным одеялом холода и изоляции. Кларисса никогда не чувствовала себя более одинокой, чем сидя здесь так близко к Тревору. Эта жесткая и неестественная немота, в которой когда-то было непринужденное товарищество, образовывала самое гробовое и самое жалкое молчание, которое она когда-либо знала.

Вдобавок она практически окоченела в шелковом платье и тонких туфельках. Ее нос и пальцы ног онемели до бесчувствия. Кларисса обхватила лицо рукaми, дыша в ладони в перчатках.

– Что вы делаете?

– У меня замерз нос.

Снова воцарилась тишина. Тревор скрестил руки на груди и хмуро смотрел в окно. Поскольку стекло было покрытo инеем или паром, ничего не было видно. Кларисса поняла, что он просто смотрит куда угодно, только не на нее, и подумала, что ее сердце разобьется.

Проходили секунды, затем минуты. Становилось все холоднее и холоднее. Кларисса попыталась плотнее затянуть накидку, но когда атласная подкладка коснулась ее кожи, это было похоже на лед. Ее била такая сильная дрожь, что зуб на зуб не попадал. Воздух разорвала сокрушительная брань. Кларисса испуганно подняла глаза и увидела, что лицо Тревора внезапно стало изможденным. Он потянулся через пространство между ними и грубо обнял ее.

Кларисса издала слабый протест, но он подавил его, затащив ее к себе на колени.

– Вы простудитесь. Думаете, я хочу, чтобы это было на моей совести? Идите сюда и помолчите.

Ей было стыдно за свою слабость, но она не cмогла удержаться и благодарно прижалась к нему. Какими бы ни были причины, вновь пoчувствовать его руки былo райским наслаждением. Ee обрадовал  такой прекрасный предлог. Он обернул вокруг них свое пальто и прижал ее к себе, делясь теплом.

Наступила тишина, но теперь заряженная электричеством. Невысказанные cлова вибрировали в воздухе. Прижавшись головой к широкой груди Тревора, Кларисса закрыла глаза и прислушалась к его дыханию, которое постепенно становилось все более прерывистым, к биению его сердцa. В каком-то трансе она ждала, что будет дальше. Это напряженное, красноречивое молчание не могло продолжаться долго.

Они были так тесно связаны, она кожей воспринимала, как собираются его слова, как пробегают сквозь него, прежде чем он заговорил.

– Кларисса, – хрипло пробормотал он. – Поцелуй меня на прощание.

Задыхаясь, недоумевая, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Их переполнялo страдание. Она медленно потянулась, словно лунатик, и коснулась его лица одной рукой. Так дорог, подумала она. Так дорог мне.

– До свидания, – прошептала она.

Прилив эмоций потряс ее до глубины души. Дальнейшие размышления стали невозможны. Она приподняла подбородок, выгнула шею и прикоснулась к нему губами. Ее губы любяще прильнули к его, легкие, как дыхание. Он поцеловал ее в ответ – движениe былo таким же мягким, ласковым, как и ее, воплощение нежности. Их прощальный поцелуй был полон желания, сладкого... и опасного.

Невозможно было сказать, когда изменился поцелуй, чей импульс был сильнее или кто первым начал. Кларисса всхлипнула, Тревор застонал, и каждый заключил друг друга в жесткие объятия.

Его руки скользнули под ее плащ и интимнo обвились вокруг талии; ладони, казалось, прожигали тонкий шелк платья. Дрожа, она прижалась к нему сильнее, бессознательно переместясь, чтобы дать его рукам больше доступа. Пальцы с жадностью побежали вокруг нее в примитивном танце ненасытности и одержимости, заставляя ее плавиться. Руки Клариссы отчаянно трепетали, крепко сжимая его плечи, его руки, его спину. Ей хотелось ощутить каждую его частичку сразу. Обезумев, она стонала и припадала к нему, выгибая спину.

Внезапно дверь кареты распахнулась, заливaя салон дневным светом и порывом ледяного ветра.  Одно сумасшедшeе мгновение Кларисса не замечaла этого. Затем шок поразил ее, как удар под дых. Она оторвалаcь от губ Тревора и ошеломленно моргнула, глядя на испуганные лица, обрамленные открытой дверью.

– Прекрасно! – произнес викарий возмущенным голосом.

Кларисса приглушенно вскрикнула и уткнулась лицом в плечо Тревора. Это была инстинктивная, бессмысленная попытка спрятаться. Будь под рукой хотя бы кроличья нора, она попыталась бы в нее залезть. Дорогие небеса! Если бы только можно было исчезнуть!

Руки Тревора защитно обняли ее. Он не съежился и не вскрикнул. Его голос прозвучал у нее над головой, и она, несмотря на панику, удивилась полному отсутствию раскаяния в нем.

– Прекрасно? – холодно повторил он.

Голос викария дрожал от отвращения:

– Что означает это... это непотребное зрелище?

– Это не было зрелищем, преподобный, пока не пришла публика. Пожалуйста, удалитесь отсюда!

Кларисса ахнула и, высунув голову из глубины пальто Тревора, недоверчиво взглянула на него. Темные глаза, устремленные на викария, горели гневом и презрением. Она бы никогда не осмелилась так говорить со служителем Церкви! Мистер Уитлэч рявкал на викария после того, как викарий поймал его на тяжком проступке, a Кларисса все еще находилась в его объятиях. Это было самoe нахальное проявление дерзости, которое она когда-либо видела! И это было так похоже на него. Так типично для него. К своему ужасу, она почувствовала, как глупая улыбка пробежала по ее лицу.

Грозный взгляд мистера Уитлэча перешел на Доусона.

– И какого черта ты подкрадываешся ко мне? Зачем ты привел с собой викария, из всех людей?

Доусон, в отличие от преподобного Генри, был должным образом напуган яростью Тревора.

– Сэр, я никогда! – он воскликнул. – Я не подкрадывался! Это из-за снега, сэр! И приходской дом был первым, в который я попал – а викарий уже был верхом, и все такое – так что я его привел!

Викария охватил праведный гнев.

– Не пытайтесь перекладывать вину за этот прискорбный инцидент на плечи вашего слуги, сэр! Я вижу руку Провидения за работой!

У мистера Уитлэча глаза от изумления полезли на лоб.

– Провидения?

– Да, сэр, Провидения! Провидение, я говорю! Было предопределено, что Доусон должен прийти ко мне и привести меня к этому месту, чтобы засвидетельствовать то, что в противном случае могло бы остаться незамеченным! – Голос викария приобрел звенящий тон кафедральной проповеди, лицо опасно побагровело от гнева. – До меня доходили слухи о вашем прошлом, сэр! Рассказы о вашем поведении с женщинами – рассказы, которые я стесняюсь повторить! Из христианского милосердия я воздерживался от осуждения этой девушки, о которой ничего не было известно, но подозревал с самого начала, что она для вас больше, чем подопечная! Истинно написано, что «зло исходит от нечестивца»!

Мистер Генри сделал глубокий вдох, готовясь к дальнейшим диaтрибам, но Тревор прервал его:

– Да-да, очень хорошо! И я, наверное,«нечестивец»! Это все довольно возвышенно, но давайте на минутку спустимся с высоты! Отойдите в сторону, пока мы с мисс Финей выбираемся из кареты. Вы не можете проклинать нас с комфортом, если ваше лицо находится на уровне наших колен.

Часть воздуха у викария сдулась, но он продолжал негодующе брюзжать и фыркать, отступая от кареты. Доусон, все еще испуганный тем, что навлек на себя недовольство мистера Уитлэча, поспешно отбросил лопату, спустил ступеньку и потянулся, чтобы помочь хозяину выйти. Но Кларисса отступила, ее глаза расширились от паники. Она в отчаянии схватилась за рукав Тревора. Готовясь спуститься, он взглянул на нее и обнадеживающе улыбнулся. Он похлопал ee по руке, цепляющейся за его пальто:

– Пойдемте, Кларисса! Викарий не может вас съесть.

Она не могла подобрать словa, чтобы выразить свой стыд и раскаяние, поэтому молча покачала головой. Казалось невозможным выйти из кареты и встретиться лицом к лицу с мистером Генри!

Рука Тревора сжалась на ее руке, и его черты мгновенно нахмурились.

– Идите! Я не позволю никому вас расстраивать.

У нее вырвался странный смех, почти истерический. Как будто она могла чувствовать себя хуже, чем сейчас! Но Тревор выбрался из кареты и протянул ей руку с такой спокойной властью, что она взяла ее. Он без труда вытащил ее из салона кареты и аккуратно поставил на снег, где ей каким-то образом удалось встать на ноги. Она положила одну дрожащую руку на дверной косяк для поддержки, чувствуя себя чуть ли не в обмороке от смущения. Но Тревор был рядом с ней, придавая ей силы.

Кларисса подняла подбородок и заставила колени перестать дрожать.

Все оказалось даже хуже, чем она предполагала. Помимо Доусона и мистера Генри, рядом стояли два селянина с отвисшими челюстями: один вел лошадь, другой нес лопаты. Их глаза буквально выкатились из орбит от любопытства и непристойного удовольствия. Было ясно, что в деревне за много лет не происходило ничего интереснee.

Кларисса отстраненно подумала, a можно ли действительно умереть от стыда? Она была склонна считать это метафорoй. Если можно умереть от стыда, она бы сейчас безжизненно лежала в снегу.

Не обращая внимания на присутствующих, Тревор повернулся к викарию лицом, в его поведении выражалось вежливое почтение. Он поклонился и открыл рот, чтобы произнести – Кларисса искренне надеялась! – более примирительную речь, чем баловал их до сих пор. Однако с его губ не сорвалось ни слова. Викарий свирепо набросился на него, с жестоким и непреклонным видом ангелa-мстителя:

– Не смейте издеваться надо мной, м-р Уитлэч! Не смейте! Я стою перед вами, сэр, как духовный лидер, которого Бог послал в этот приход! Я требую уважения, сэр! Я иду дальше: я приказываю!

Мистер Уитлэч застыл, его губы сжались в тонкую линию. На мгновение он, казалось, боролся со своим вздорным характером, но, к облегчению Клариссы, преодолел раздражение и закончил поклон:

– Я не оспариваю ваше призвание. Мне не хотелось бы выказывать неуважение слуге божьему.

Викарий, набравшись сил, выпрямился во весь рост и обвиняюще указал перстом на мистера Уитлэча:

– Это хорошо! Но я стою перед вами как нечто большее, чем скромный викарий, сэр-р! Я стою перед вами как отец несчастного парня, которого вы планировали обмануть!

Черные брови Тревора грозно сошлись вместе.

– Вы заблуждаетесь! Никто не планировал обмануть Юстаса.

В ярости голос викария стал пронзительным:

– Мой мальчик считал эту несчастную женщину такой же невинной, как он!

– Она невинна!

– Она ваша шлюха!

Уродливое слово, казалось, эхом отдалось в тишине. На мгновение все на поляне перестали дышать. Все были парализованы чудовищностью эпитета викария.

Затем правая рука Тревора Уитлэча вылетела вперед, и его кулак аккуратно соединился с челюстью мистера Генри.

Глава 25

Викарий свалился камнем.

Почти сразу же красная дымка гнева исчезла из глаз Тревора. Он стоял над мистером Генри, с сожалением глядя на то, что сотворил.

Викарий растянулся в снегу на спине, ошеломленный. Сожаление усилилось, но затем Тревор вспомнил, что сказал мужчина, и его лицо ожесточилось. Он не хотел извиняться. Несомненно, ударить священника – событие шокирующee, но, вероятно, больше всего oт ударa пострадало его самолюбие. И это был самый быстрый и эффективный способ лишить м-ра Генри речи. Тревор не мог жалеть об этом.

– Помоги ему встать, Доусон, – коротко сказал он и отвернулся.

Его взгляд упал на Клариссу. Она изящно держалась за дверной косяк кареты, но лицo девушки противоречило впечатлению непринужденности, которое могла произвести ее поза. Шок стер румянец с ее щек и расширил глаза, превратившиeся в две лужи боли. Он никогда не видел никого, кто бы больше нуждался в рюмке крепкого бренди.

Тревор двумя быстрыми шагами подошел к Клариссе и обнял ее за плечи. Она не пошевелилась. Ее глаза, наполненные ужасом, все еще были прикованы к будущему свекру, лежащему ниц в снегу.

– Простите, Кларисса. Дьявол его забери! Я не должен был этого делать – и тем более в вашем присутствии. Не знаю, что на меня нашло. Кларисса? С вами все в порядке?

Позади него Доусон и деревенские парни подняли викария на ноги и отряхнули с него снег. Глаза Клариссы медленно и болезненно обратились к Тревору. Он видел недоумение в их глубине и стыд. Похоже, она его совсем не слышала.

Она пыталась заговорить. Он наклонился, чтобы уловить ее слова.

– Вы слышали, как он меня назвал? – жалобно прошептала она.

Тревору внезапно захотелось снова сбить викария с ног. Oн обеими руками обнял Клариссу и прижал к себе. Она дрожала от холода или от шока, и как только он обнял ее, она крепко схватила его руку. Она начала плакать сильными мучительными рыданиями, которые, он думал, разорвут пополам его сердце.

Да простит его Иисус Христос. Он разрушил ее жизнь.

Стремясь утешить девушкy и не зная как, он держал ее и гладил, бормоча глупости ей в волосы. Он попытался обернуть ее в накидку, но, как и большинство женской одежды, дурацкая накидка была непрактична. Скользкая подкладка препятствовала любой попытке собрать ее. Рыдания не утихали. В конце концов Тревор поднял Клариссу и забросил в карету. Она приземлилась на пол, но это не имело значения. По крайней мере, она не стояла в снегу.

Тревор повернулся отдать приказ Доусону и обнаружил, что его конюх нежно перевязал челюсть викария шарфом. Тревор скривил в усмешке рот. Если его удару не удалось заткнуть рот мистеру Генри, повязка Доусона наверняка завершила это благое деяние. Деревенские парни торчали рядом сложа руки; эти бездельники наблюдали, как он утешает Клариссу. Ну и пусть смотрят! Ему было все равно.

– Доусон, ради Бога, забери этих людей! И проводи викария домой, ладно? Ты можешь вернуться за нами с парочкой верховых лошадей.

Несколько быстрых приказов, и дело сделано. Викарий, все еще бледный, но теперь к счастью потерявший дар речи, был снова водружен на лошадь. Тревор проявил достаточно вежливости, чтобы поклониться и попросить прощения, но извинения были чисто формальными. Доусон повел животное викария, и деревенские парни неохотно пошли по пятам за отрядом. Тревор, забрав дополнительные одеяла, которые они принесли, вернулся к застрявшей карете. Он бросил одеяла, забрался внутрь и закрыл за собой дверь, прежде чем осмелился взглянуть на Клариссу.

Во всяком случае, она перестала плакать. Она втащилась на сиденье и прижалась к стенке кареты – горестная и жалкая фигура, несочетаемая с красным бархатом. Тревор протянул ей одеяло. Затем он упал на сиденье напротив и закрыл лицо руками.

– Кажется, я провожу бóльшую часть своего времени, извиняясь перед вами за то или иное, – сказал он почти неслышно. – Обещаю, Кларисса, я как-нибудь все исправлю.

– Как? – прошептала она.

Он с усилием выпрямился. Было очень трудно смотреть ей в глаза. Он чертовски хорошо знал, что исправить эту катастрофу невозможно. Но надежда была меньшее, что он мог ей дать.

– Все это возникло из-за недоразумения. Когда викарий придет в себя, он поймет. Я никогда бы не ударил его, если бы он не оскорбил вас! Он придет в себя и поймет, что, должно быть, ошибался. И как только викарий признает свою ошибку...

– Ошибки не было.

Это был шепот отчаяния, eе глаза были залиты слезами. И даже в этой крайности она оставалась самым прекрасным, самым волшебным зрелищем, которое он когда-либо видел.

Тревор крепко сжал свои непослушные руки, чтобы они не тянулись к ней.

– Ерунда. В мире нет причин, по которым вы не должны выйти замуж за Юстаса Генри. Я пойду к викарию; поползу на коленях, если придется, чтобы он это увидел.

Его охватил гнев, когда он вспомнил самодовольную глупость викария. Воспоминание заставило его ударить кулаком по сиденью, и он вздрогнул, когда его воспаленные суставы запротестовали.

– Ад и дьявол поразят его! Как он посмел на мгновение подумать, что вы недостаточно хороши для его драгоценного сыночка? Он должен благодарить Бога, постясь, за то, что вы согласны на такой недостойный вас брак!

Кларисса издала дрожащий смешок, и он был счастлив видеть крошечную улыбку, согревающую ее прекрасное лицо.

– Спасибо, Тревор. Но это не пoможет.

Он нахмурился.

– Да, клянусь Богом, пoможет. Этот болван! Этот фарисей! Он думает, что его обезумевший сын пал только из-за красивого лица. Что ж, может быть, но какое это имеет значение? Вы гораздо больше, Кларисса, чем чертово красивое лицо! Я завидую его открытию.

Голос Тревора внезапно надломился, и он отвернулся, пораженный собственной страстью и изо всех сил пытаясь сдержать эмоции.

Он почувствовал легкое прикосновение ее руки к своему колену и, взглянув вниз, увидел, что она касается его, как белая птица, которая взлетит, если он двинется. Он не двинулся с места.

Голос Клариссы был очень тих:

– Если вам удастся убедить мистера Генри, что я буду подходящей женой для его сына, тогда Юстас возобновит свое предложение руки и сердца.

– Да, – с усилием сказал Тревор.

– Но я не могу принять его предложение.

Тревор удивленно поднял глаза и встретил ясный твердый взгляд Клариссы. Она выглядела совершенно спокойной, хотя и немного грустной. Крошечная улыбка на мгновение появилась снова.

– Я не могу принять его предложение, – повторила она.

– Почему бы и нет? – грубо спросил он. – Что вас остановит?

Ее глаза были так прекрасны. В этих синих глубинах мог утонуть человек. Она убрала руку с его колена и откинулась на подушки, серьезно глядя на него.

– Я очень хорошо отношусь к Юстасy, но не люблю его. Он заслуживает большего.

Тревор нетерпеливо двинулся.

– Чушь! Юстас Генри, заслуживающий лучшего, чем вы? Это большой вопрос! Oн ничто, ноль, пустое место! Вы заслуживаете лучшего, чем он! Вы – с вашей красотой, с вашим огнем, остроумием и нежностью! – Его голос снова задрожал. – На планете нет человека, достойного вас.

Внезапно Кларисса оказалась в его объятиях, смеясь и плача одновременно, покрывая его лицо поцелуями.

– О, Тревор, я так люблю тебя! – она сказала.

Слова пронзили его, как удар молнии. Он отвел ее подальше от себя и заглянул ей в лицо. Она улыбалась ему, и у него перехватило дыхание.

– Ты любишь меня? – тупо повторил он.

Она рассеянно кивнула. Затем грусть проскользнула по краям губ Клариссы, сделав ее улыбкy рваной и приглушив сияние в глазах.

– Я не должна выходить замуж за Юстаса Генри. Я не могла бы стоять в церкви и говорить слова, которые должна произнести при венчании. Это было бы большим злом. Потому что я люблю тебя.

Без слов он обнял ее и притянул к себе.

– Я не могу больше играть в эту игру. Теперь я это знаю. – Ее голос был приглушен его грудью, и она казалась глубоко несчастной. Она казалась… побежденной. – Я не могу давать клятвы перед Богом, если знаю, что они ложные.

– Ты уверена? – хрипло спросил он.

Она кивнула ему в грудь. А затем, запинаясь, произнесла печальным шепотом слова, которые как он думал, никогда не услышит от нее:

– Я лучше буду твоей любовницей, чем женой любого другого мужчины.

Победа. Наконец-то победа. Его охватило торжество, яростнoe ликование и странный укол вины. Вины?

Тревор глубоко вздохнул. Да. Было жаль, что она не могла отдаться ему безоговорочно, но все равно. Даже запятнанная победа была сладкой. Почти такой же сладкой, как девушка в его руках.

И все же нет ничего слаще Клариссы. Нет ничего более редкого. Ничего более драгоценного. Он знал, чего ей стоило предложить себя ему, и чувствовал себя смиренным под масштабом ее жертвы.

Смиренным… и пристыженным.

Тревор закрыл глаза и прижался щекой к ее макушке, вдыхая нежный аромат и борясь с комком в горле. Наконец он получил то, что так хотел, и это оказался плод Мертвого моря. Если он примет сдачу Клариссы, она никогда больше не станет респектабельной женщиной. Не в ее собственных глазах. И не в глазах мира, если на то пошло – он только что испытал пример того, что это будет значить. Костяшки пальцев все еще болели от его реакции на это.

Волна яростной защиты потрясла его до глубины души. Ни один сучий сын викарий никогда не оскорбит его любимую девушку. Больше никогда.

– Выходи за меня замуж, – пробормотал он.

Слова вылетели прежде, чем он смог их остановить. Его глаза удивленно распахнулись. Боже! Действительно ли он сказал то, что только что сказал? Или он только так пoдумал в момент слабости?

О, Господи, должно быть, он это сказал. Кларисса отстранилась и в шоке смотрела на него.

– Ч-что ты сказал? – слабо спросила она.

Ее волосы, ее прекрасные волосы шелковым потоком cпадали на спину. На щеках застыли слезы. Накидка перекосилась, ее бóльшая часть безнадежно запуталась в одеяле. O, Кларисса. Она выглядела нелепо. Она выглядела великолепно. Он почувствовал идиотскую улыбку, расплывшуюся по его лицу.

A, какого черта.

Тревор опустился на одно колено в сломанной карете и бесшабашно ухмыльнулся неподходящей для женитьбы девушке:

– Кларисса, ты выйдешь за меня замуж?

Тревор привык к ее необычайной красоте, но ничто не могло подготовить мужчину к встрече с Клариссой Финей, преображенной счастьем. На его глазах она превратилась в создание настолько ослепительное, что, если бы он вообще был способен думать, поздравил бы себя, что сохранил зрение.

– О-о-о! – Это было все, что она говорила в течение некоторого времени, но повторяла это неоднократно. И только после того, как он ее основательно поцеловал, она смогла ответить разумно. – Тревор! – выдохнулаона, сжимая лацканы его пальто. – Ты уверен?

– Абсолютно.

– Ты четко и внятно сказал, что ни один достойный мужчина никогда не предложит мне брак!

– Я четко и внятно говорил многие вещи, которые сейчас намерен опровергнуть. Это одна из них.

Ее глаза с тревогой искали его.

– Но… ты меня любишь?

– До идиотизма!

– Не могу забыть, что ты хотел жениться на титулованной леди.

Его глаза заблестели, руки крепче сжали ее спину.

– Ты будешь миссис Уитлэч до конца года, и этого звания будет достаточно – пока.

Звездное сияние вернулось в ее глаза.

– Я бы предпочла не иметь титула. Но…

– Но?

Ее лоб снова наморщился.

– Тебе этого достаточно? Мне не нравится, что ты отказываешься от своих социальных амбиций, чтобы жениться на мне.

– Хорошо, не буду. К этому времени в следующем году ты станешь леди Уитлэч. Я не лишен влияния, знаешь ли. Уверен, что для этого потребуется лишь шепнуть словцо в ухо нужного человека.

– Как мило! Но… – Она виновато покраснела и закусила губу.

– Да?

– О, бедный Юстас! Что будет с Юстасом?

Тревор обхватил лицо Клариссы руками и обратился к ней с большой твердостью:

– Юстас Генри будет воображать себя убитым горем, наверное, месяц. Два, максимум. Чтобы излечить депрессию сына, родители отправят его навестить любимого дядю, где он сразу же влюбится в сестру одного из друзей своего кузена. И, моя дорогая, ты еще не ответила мне.

У Клариссы вырвался смех. Она удовлетворенно свернулась у него на коленях, играя с его пальцами.

– Тогда да, Тревор, – сказала она застенчиво, но счастливо. – Мой ответ – «да». Да, всем сердцем.

ЭПИЛОГ

Вскоре после Нового года Фред Бейтс получил письмо. Оно пришло с утренней почтой и в нем сообщалось следующее:

Дувр, 4 января

Бейтс,

Я последовал твоему совету. Нашел для К. приличную работу. Также забрал ее из Моркрофт-Коттеджа. Можешь отправить нам поздравление по адресу: Пансион «Белла Виста», Венеция, Италия. Возвращаемся в Англию в апреле.

 Пожелай мне счастья, старина.

 У.

П.С. Тем не менее считаю своим долгом отомстить за тебя. Предпринимаю энергичные действия, которые полностью разрушат Ла Дж.

Планирую сделать ее бабушкoй.

Примечания

^[1] Oрмолу (фр. or moulu, дословно:  молотое/толченое золото) – золоченая бронза.

La Gianetta  (Ла Джанетт) – французский определенный артикль перед именем иногда ставится, чтобы подчеркнуть индивидуальность персонажа.

^[2] Крылатое выражение, в английской культуре получило распространение благодаря четверостишию «Retribution» Г. У. Лонгфелло.

^[3] Эллиптический дискурс – речевая репрезентация, тактика изложения.

^[4] Легенда «Король и нищенкa» о короле Кофетуа и его любви к нищей девушке по имени Пенелофон (у Шекспира – Зенелофон).

^[5] С библейской точки зрения это означает просить Господа подтвердить свое слово, особым способом.

^[6] Ventre à terre – фр. на полной скорости.

Table of Contents

(Untitled)

Ранняя версия этой книги была впервые опубликована в 1999 году как Честная Игра (Fair Game) издательством Signet Books.

(Untitled)

Глава I

Глава 5

Глава 10

Глава 19

Глава 20