Только в Будапеште...(СИ) [Роман Олегович Кузьма] (fb2) читать постранично

  ТОЛЬКО В БУДАПЕШТЕ...

  1

   Андраш Каллош установил для себя правило: никогда не выходить из дому после наступления темноты. В отличие от добропорядочных жителей Будапешта, которых также отпугивали ночные прогулки, он, однако, никогда не отличался ни благонравием, ни уважением к закону. Тем не менее, многочисленные знакомые и немногие друзья единодушно отмечали за ним укоренившуюся ещё в далёкой юности привычку возвращаться домой засветло. Как они ни пытались - однажды даже было заключено пари на ящик бутылочного пива, - им ни разу не удалось выманить Андраша на улицу поздним вечером или, тем более, ночью. Андраш весьма резко, даже грубо, пресекал все попытки развязать ему язык, чем давал пищу для самых невероятных слухов. Достоверно известно было одно: бояться темноты он стал с тех самых пор, когда начал заикаться. Старожилы Кишпешта неохотно говорили на эту тему с молодёжью, но угрюмое молчание, наступавшее всякий раз, когда в их присутствии затрагивали данную тему, подтверждало самую суть догадок: в тот далёкий день произошло нечто ужасное, кардинально переменившее отношение Андраша к миру.

   Андраш, давший себе клятву никогда и ни за что не говорить ни с кем о драматических событиях, столь решительно на него повлиявших, тем не менее, помнил о них слишком хорошо. Каждый вечер он, глядя во двор из окна четвёртого этажа панельной многоэтажки, предавался воспоминаниям. Впадая в подавленное состояние, он глушил животный, накатывавший волнами, страх при помощи крепкого спиртного. Разумеется, подобный, отрешённый способ проводить свободное время, не прибавлял ему симпатий среди родственников и знакомых. Жена, устав жаловаться на тяжёлый нрав и привычку супруга к алкоголю, ушла с ребёнком три года назад; Андраш же, предпочитавший вести замкнутый образ жизни, не общался практически ни с кем, кроме нескольких соседей, с которыми иногда играл в футбол в школьном дворе, и матери, почти постоянно пьяной.

   Друзья Андраша, такие же пьянчуги, кое-что знали о его загадочной привычке. Тем не менее, они, несмотря на то, что любили посплетничать в присутствии молодёжи, никогда не давали на возникавший в таких случаях естественный вопрос прямого ответа. Тайна, скрытая за этим мрачным молчанием, как за театральным занавесом, принадлежала к тем историям, которые, очевидно, гораздо более лицеприятны, если их не рассказывать. В таких случаях обсуждение некоторых деталей, дополненное многозначительными намёками и ещё более многозначительным молчанием, неизменно скрашивает унылую жизнь любого спального района. Однако же на поверку каждая такая история - не более чем рассказ о заурядном, грязном преступлении. В общем, так и должно быть в квартале, сформированном серыми, безликими домами и населённом невзрачными, как правило, неблагополучными людьми.

   Нужно тут же добавить, что и страшная тайна Андраша Каллоша ничем не отличалась от великого множества ей подобных.

   За исключением ряда особенностей. Особенностей, всегда привлекающих внимание тех, кто верит в загробную жизнь и в существование потусторонних существ.

   Произошло всё во времена легендарного Жолтана 'Глока' Эркеля. И история Андраша Каллоша и его страха перед темнотой неразрывно связана с Эркелем и постигшей его печальной судьбой. В первые дни после трагедии дрожащие от страха кишпештские забулдыги - а более разговорчивых очевидцев следствию обнаружить не удалось - несли столь невероятную околёсицу, - что полиция, проклиная их на чём свет стоит, отказывалась принимать показания. Понять полицейских в таких обстоятельствах несложно; любопытно, однако, что вскоре события эти окутало плотной, непроницаемой завесой молчания. Люди умолкли один за другим, оставшись наедине со своими страхами - и теперь даже не желали ими делиться.

   Первым из них был, разумеется, стал Андраш Каллош.

   Непросто найти хоть кроху истины в бурном, мутном потоке досужих разговоров. Однако в связи с Каллошем неоднократно звучали фразы типа: 'При Эркеле-то Андраш совсем другой был - только и делал, что говорил. Всех затыкал...'. Или вот, например: 'Золотой Пистолет всё ещё накроет и ваши деньги, и ваше 'железо'' . Эркель, само имя которого даже годы спустя после смерти внушало благоговейный трепет, до сих пор считался непререкаемым авторитетом для жителей Кишпешта. Он стал 'капитаном' в далёкие девяностые, когда Венгрия, избавившись от советской оккупации, казалось, смогла вздохнуть свободно. Тогда, после эйфории первых дней демократии, однако, пришло и постепенно укрепилось понимание: немецкая оккупация, опирающаяся на дойчмарки ('евро' ещё не существовало) вместо танков, ничуть не лучше. Основная масса населения моментально обнищала, и