Босиком по облакам [Маргарита Ардо] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Эля

– Ни в коем случае босиком у моря не танцуй! – строго сказал в телефоне папа.

Я бы подкатила глаза, но было не оторваться от вида моря, млеющего под июньским солнцем, и от роскошной зелени сосен. Такси со скрипом въехало на гору, миновав табличку с надписью «Кореиз», и я ахнула про себя: «Ой! А тут две машины разъедутся?!» Улочки, где впритык к серпантину были налеплены дома из раскалённого белого камня, с бесстыдно алыми геранями на окнах и парикмахерскими, из двери которых можно было сразу запрыгнуть в авто, были рассчитаны не больше, чем на две телеги. На повороте я не удержалась и вдавила ступнёй в пол, притормаживая, а загорелый водитель прибавил газку в нарушение всех правил и принципов здравого смысла. Папа продолжил:

– Эльмира, я серьёзно! Никаких танцев! Снова ногу сломаешь! Я б тебя и не отпустил. Как могла уехать тайком? Кто так делает?! Хоть привязывай...

– Ну, папуль, я же взрослая женщина! – рассмеялась я. – Мне тридцать лет почти...

– Взрослая она! Я же тебя знаю! Обещай не танцевать и никуда не встревать! И в горы ни в коем случае!

– Хорошо, пап, буду вести себя прилично, – улыбнулась я и скрестила, как в детстве, два пальца. – Не буду.

Папа успокоился и велел звонить. А я с облегчением выдохнула: кажется, он никогда не примет то, что я давно выросла... Впрочем, его понять можно. Минувший год у меня, мягко говоря, не задался: перелом голеностопа и лето в кровати. А всего-то станцевала неудачно на радостях, что приехала в отпуск, а потом авария... разрыв мышцы и сотрясение мозга. И целый год насмарку. Прибыльная работа ушла из-под носа, и ещё ушёл кое-кто. Даже имени его не хочу вспоминать! Оказывается, гипс не только помогает восстанавливаться костям, но и обладает серьёзной разрушительной силой... Вообще-то я – оптимист, и уверена, что всё к лучшему: предпочитаю правду розовым очкам, друзей настоящих всем кто «мимо пробегал», улыбки — слезам. Возможно, поэтому я уже не хромаю, только в горку трудно подниматься. Но когда меня это останавливало? Я за движение!

Поэтому я со своими скудными накоплениями и большой радостью приняла предложение Женьки, моей подруги ещё со времен художки, приехать к ней в Крым. Она давно не рисует и, уверена, у неё в доме даже красок не найдёшь, зато у Женьки Тарасовой обнаружилась прекрасная предпринимательская жилка!

В этом я опять убедилась, выпав, наконец, из такси перед внушительным гостевым домом на горе. Ого, «Мандала-хауз»! Два этажа, нет, даже три! Веранды с колоннами и повязанными на них нежно-зелёными прозрачными шторами, так усиленно надуваемыми бризом с моря, что весь белый дом в колониальном стиле показался мне кораблём, готовым тронуться с холма и поплыть по воздуху к морю.

Женька выбежала мне навстречу с весёлым нетерпением и тяжёлой грудью наперевес. И я с удивлением заметила, что за этот год, пока мы не виделись воочию, она прибавила в весе, в солидности и остригла коротко свои шикарные пшеничного цвета волосы. Видимо, этого требовал её новый статус бизнес-вумен и хозяйки частной гостиницы. Не в пример мне: в футболке, кедах и шортах, и с хвостиком, затянутым на затылке. Впрочем, разница в статусах не помешала нам счастливо завизжать и кинуться в объятия друг друга так же, как в двенадцать лет.

– Чемодан поднесите к дому! – деловито распорядилась моя «новая» Женька, теперь больше похожая на свою маму. Она вручила деньги таксисту и, подхватив меня под руку, потащила показывать свои завоевания. – Смотри! Это первый этаж, он к горке пристроен, так что даже без кондиционеров прохладно. А вот тут по лесенке промежуточный. А вот сюда по винтовой, – она вывела меня на широкую веранду, устланную похожим на искусственную траву ковролином, с плетёными креслами, диванчиками в цветочек, с курортными стеклянными столиками и яркими мазками цветущих роз в громадных керамических кадках. – Это вип-зона.

Я ходила за ней с широко раскрытыми глазами и ахала:

– И это всё твоё?! Но как ты со всем управляешься?! А постояльцы где? На море?

– Нет, – довольно улыбнулась Женька. – Заезд только завтра. Йоговский семинар какой-то. Я вообще на этих группах решила специализироваться, с ними спокойнее. И, кстати, ещё не сезон, начало июня... Раньше всё, в основном, Серёжа делал, но ты же знаешь, мы развелись. И что я, сама не справлюсь?! Свою долю я выкупила, он во-он там, через три улицы строит новый коттедж. Видишь, между двумя красными крышами балки? Ну и что, что ближе к морю! Зато у меня золотая середина между морем и Национальным заповедником. Есть чем туристов привлекать в любое время года! Особенно йогов, им свежий воздух подавай.

– Здорово! – выдохнула я, поражаясь смелости подруги. – Я б так не смогла. Представь, ты была просто менеджером в гостинице в Москве, а теперь свой гостевой дом! Это просто супер! Сама себе хозяйка, никаких вредных начальников! Кайф!

– А я ж не уволилась, – вдруг призналась Женька.

– Как это?! – удивилась я. – А разве можно на два города жить?

Моя бизнес-вумен самоуверенно улыбнулась, явно зная некий секрет успешной жизни, который мне не по зубам.

– Это же инвестиция. На старость и всё такое. Сама понимаешь, работа в Крыму только летом. Я взяла отпуск, потом найду управляющего, лучше какую-нибудь сообразительную тётеньку. Горничную уже нашла. Видишь, как чисто? Сдаю через «Booking», иностранцы в июле будут.

– Ого!

– Всё на мази! – гордо расправила плечи и мощную грудь Женька, спрятав под ней покруглевший животик. – Ой, что я всё о себе да о себе. Соскучилась, правда. По ВотсАпу разве общение? Лучше расскажи про себя? Как добралась?

– Добралась я хорошо, – сказала я. – И так всё хорошо. Видишь, нога на месте, голова на месте. Работу нашла – ребятишкам в детском развивающем центре рисование преподавать. Зарплата так себе, зато детки такие хорошие. Стараются, рисуют, языки высовывают. Просто хорошо становится, когда на них смотришь! И кабинет хороший, светлый очень!

– Какая ты умница, Эля! – похлопала меня по плечу Женька. – У тебя всегда всё хорошо! Но как же твои скульптуры? Не лепишь ничего? В смысле, не ваяешь?

Я неопределённо пожала плечами.

– Что-то делаю... Но заказчиков нет. Да и ладно! – не хотелось совсем уж неудачницей в глазах подруги выглядеть, и я добавила: – Зато с таким прикольным керамистом познакомилась! Сам печи делает, и мне по мелочи обжигает. Настоящий богатырь!

Женька подмигнула, сразу сделав выводы.

– Круто-круто... богатыри они во всём богатыри!

Я покраснела. Её мобильный зазвонил нетерпеливо, и она, попутно разговаривая, провела меня в маленькую комнатку под лестницей, окно которой выходило наверанду второго этажа и было занавешено простой жёлтой шторкой:

– Вот тут располагайся и отдыхай хоть всё лето! После всех твоих злоключений море — это самое то! Кости болеть не будут.

– Спасибо, Солнце! Я точно не помешаю?

– О нет! Это всё равно была кладовочка, а я её под жилую переделала, так чтобы свои жили. Ты же моя самая «своя», – сказала она, прикрыв микрофон гаджета рукой. – Давай, обмойся в душе и на море! Сегодня уже можно купаться! А потом вместе чаю попьём, поболтаем по-человечески, но сейчас дела, прости...

Женька быстро вышла и, разговаривая с кем-то жёстко и безапелляционно, поцокала каблучками по винтовой лестнице. Делова-ая! Горжусь!

Я осмотрелась. Комнатка была крошечной, но уютной. Гарри Поттеру явно не так повезло: у меня покрывало в цветочек и всё есть: мини-душ, кровать, мини-тумбочка, мини-шкаф, зеркало напротив. О, ещё одна дверь! Я отперла её и оказалась на веранде второго этажа. Тут была кухня для трёх комнат попроще. Столы, угловые диванчики, чайник, посуда, и снова герани – пышные, красные; олеандры и розы в горшках.

– Эля! – поднялась мне навстречу с другой лестницы Женька, словно по-волшебству переместившись сюда. – Ты сама дверь нашла, умница! С домом надо разобраться, он не совсем стандартно построен. Там ещё из душа можно в вип-зону попасть по приставной лесенке. У тебя типа хаб – место, откуда можно быстро добраться в любую точку дома.

– Теперь точно чувствую себя Гарри Поттером, – хмыкнула я.

– С твоей фантазией это можно. А теперь давай на море, скорей на море! Там просто обалденно! Все говорят, а сама я ещё не была...

И ей снова позвонили. Женька поправила обтягивающую юбку, развернулась и убежала вниз. Тяжело быть бизнес-леди!

* * *

Море действительно было великолепно! Тёплое, нежное, прозрачное, оно глядел она меня разноцветными камушками со дна и улыбалось бликами солнца вдалеке. Я добралась до пляжа по узким лесенкам и улочкам Старой Алупки, глядя во все глаза на старинные, похожие на греческие дома. Повсюду каменные заборы с пучками цветов, растущих в трещинах кладки на высоте моих глаз, с рассыпавшейся на ступени алычой, похожей на золотые монеты. Цветочными горшками по углам домов и коварные кактусы, невинно-цветущие жёлтым в закоулках.

Мне не верилось: море! Моё! Хоть на всё лето, ведь у детей каникулы! А мне много не надо, я и на каше могу продержаться. Море компенсировало всё! А как пахли сосны! Нет, всё, остаюсь! И, Боже, как же хотелось танцевать! Особенно под ритмы «Бурито» из строящегося возле пирса кафе.

Накупавшись вдоволь, я пошла обратно, медленная и ленивая, как одна из местных кошек, что встречались повсеместно. Варёная, словно креветка, и такая же розовая, разве что без соевого соуса на макушке, я ввалилась в усыпанный цветами двор, и Женька тут же выскочила мне навстречу. Что-то в её лице было не так. Хотя она улыбалась. Мне было совершенно лень расшифровывать, что происходит, – креветкам думать не положено...

– Ну как тебе море, Элечка? Понравилось, да? Говорят, тёплое совсем.

– Самое то, чтобы плавать, – блаженно улыбнулась я. – Спасибо тебе, друг!

– Вот-вот, тебе как раз надо! После всех травм, Элечка! А тут у нас ещё йоги приезжают завтра, там такой инструктор симпатичный. И просто ку-уча классных парней, я по соцсетям на всех посмотрела! – она подмигнула: – Будет, с кем познакомиться!

– Да я не за этим...

– Не помешает! – решительно сказала Женька. – Я йогам сделала хорошую скидку, а они за это разрешили тебе, если захочешь, бесплатно позаниматься. Для травмированных полезно. Да ведь ты когда-то и пробовала, да?

– Тыщу лет назад, но спасибо, – удивилась я.

Женька поправила причёску и живо подхватила меня под локоть:

– Элечка, дорогая, милая, ты прости, что я к тебе с порога сразу с просьбой! Но у меня цейтнот! Выручай меня, умоляю! – Она сделала такие большие и несчастные глаза, что я аж проснулась.

– Что случилось?

– Случилось. Побудь за меня хозяйкой гостиницы!

– Я?! – у меня пропал дар речи.

Глава 2

Эля

– Конечно, ты! Ты же умница, Элечка! – заливисто начала говорить Женька. – Тут делать нечего, просто ключи раздать и всё! Номера чистые. Готовить сами будут. Йоги — народ мирный, ходят, на голову становятся и мило улыбаются. Они даже не пьют!!!

– Весомый аргумент... – сглотнула я. – Ну, если нужно... Только я же ничего не...

Женька схватила меня в охапку, прижав к жаркой, пышной груди:

– Родная, спасительница! Друг, ты настоящий друг! Представь, меня на работу вызвали! Из отпуска! Начальника подразделения турнули, и меня хотят на его место! Но надо к национальному директору на интервью смотаться! Я на самолёте туда и обратно! И всё! – она отстранила меня и заглянула с самым честным и преданным видом. – Это ж такие деньги, Элечка!!! С зарплатой главного я все кредиты мигом закрою... А горничная придёт через два дня, но я раньше вернусь. И я на телефоне буду! Все вопросы, любые, какие возникнут, сразу звони! Договорились?

И я промямлила:

– Ну конечно, как я могу не помочь... – а у самой по разгорячённой спине пробежал холодок. – Только расскажи мне всё, ладно? Чтобы я ничего не испортила.

Женька чмокнула меня пылко и снова прижала к груди. Ох... На что я подвязываюсь? Гостиница в три этажа. И я одна за всех... Это ж с ума сойти! Хотя ладно, что я, не смогу ключи раздать, что ли?

Через пять минут Женька, сверкая каблуками, по новой таскала меня за собой по номерам, трясла перед носом связкой ключей и блокнотом с пометками. А ещё через пятнадцать она села в такси и крикнула на прощанье:

– Не скучай! Я скоро! День. Максимум два. А там та-акие мужчины! – и укатила.

Словно это сейчас меня заботило... Я не готова сейчас ни к отношениям, ни к знакомствам, а тем более к управлению гостиницей. Но у тех кто свыше, видимо, были на это другие взгляды...

* * *

Спала я не очень. У меня пунктик насчёт ответственности, да и в чужом доме одной было так себе. Шорохи, вздохи, потрескивания... В два часа ночи я подскочила – кто-то ходил на первом этаже! Я покрылась холодным потом, представив взломщика с чулком на голове. Икнула, схватила швабру в кухне «для бедных» и героически отправилась выяснять, кто посмел. Вообще рост у меня средний, телосложение, на первый взгляд, хрупкое, но бицепсом убить могу при желании: когда делаешь основу под скульптуру из арматуры, приходится гнуть железо, и тут уже не до хрупкости. Да и походы по больницам на костылях тоже руки подкачали прилично. Так что внешность у меня обманчивая.

Но, – тут же вспомнила я, – в фильмах ужасов подобный героизм всегда заканчивается плачевно. Однако вдруг там выносят всё? Что я Женьке скажу?

Крадучись, я спустилась на первый этаж. Прислушалась. Топает, зараза. Я перехватила холодными пальцами древко швабры и подготовилась встретиться с товарищем в маске из «Пятницы, 13-е». Сюда бы монтировку дяди Васи! Или биту. Выдохнув, я рванула дверь на себя. В луче лунного света передо мной застыл в изумлении ёжик. Большой, упитанный, грибочка в иголках не хватало для полноты картины. Мы посмотрели друг на друга секунд пять. И, топая, как слон, ёж понёсся к приоткрытой двери на веранду. Кажется, он испугался больше меня. В зеркале коридора я увидела взлохмаченную ведьму с боевой шваброй. Мда, было, от чего убегать... Я опустила оружие, неистово хихикая и испытывая стыд перед местным жителем. Надеюсь, у ёжиков не бывает сердечных приступов.

После этого я, наконец, расслабилась и спала глубоко и сладко, пока меня не разбудили мужские крики и отчаянные сигналы машин. Я резко села на кровати. Часы показывали шесть. Сердце ухнуло, напомнив об ответственности.

Что такое? В восемь же первый заезд!

– Эй, хозяйка! Есть кто живой?! – басом орали с улицы.

Я быстро натянула шорты, майку, пригладила волосы и, схватив связку с ключами, бросилась к воротам. Распахнула их, надевая улыбку на всякий случай – сервис всё-таки. И немного напряглась, потому что во двор вкатили два чёрных внедорожника, а из них на площадку высадились шестеро очень крупных мужчин.

– Здравствуйте, – пискнула я, задним мозгом констатируя, что йоги нынче пошли не те. Ибо приезжие, оценивающие взглядами дом, сад и мои ноги, куда больше походили на бандитов, чем на поклонников индийской гимнастики. Татуировки на руках, торсы, плечи, ручищи и выражения лиц заставили меня нервно сглотнуть.

– Пятнадцатый дом? – спросил бородатый брюнет.

– Да, добро пожаловать, – сказала я.

– В Букинге не было указано, что он в такой заднице вселенной, – сказал этот бычара, снимая очки от солнца и поигрывая бицепсами по привычке.

Я пожала плечами, не зная, как отлепить взгляды двоих от собственных ног, и жалея, что не вышла встречать дорогих гостей в засаленном халате и бигуди. Теперь точно придётся завести, чтобы отпугивать. А лучше пользоваться тайными ходами из моей комнаты и вообще на глаза им не попадаться. Но сейчас роль требовала быть отыгранной.

– Зато у нас воздух чудесный. И вид, – пискнула я.

Вид у нас действительно был потрясающий: чистое небо, чуть тронутое проснувшимся солнцем, крыши всех мастей на этажах из спускающихся к берегу улиц, зелень повсюду и, наконец, утонувшее в золоте утра море.

– Да ладно! – пробасил наиболее вменяемый внешне и даже слегка симпатичный здоровяк, ощупав не море, а меня внимательным взглядом снайпера. – Забронировали, значит, остаёмся. Не пацаны, до моря дотопаем.

– Ты прав, Игнат, и вообще спать охота, – добавил, потягиваясь, рыжий с бородой викинга. – Давай ключи, хозяечка, и комнаты показывай.

– Вы организатор? – спросила я у бородатого быка.

– Можно и так сказать, – расхохотался он. – Ладно, показывай, чо как. Пацанам реально отоспаться надо. Это мне пофиг, сколько на дорогу втыкать, а они выдохлись.

Замирая, как заяц на вечеринке у волков, я пригласила их пройти в вип-зону. Женька сказала, что лучшие две комнаты полагаются организатору и инструктору. Значит, и этих рядом расселю. «Пацаны» со спортивными сумками ввалились в комнаты, а бородатого быка я провела за дизайнерскую перегородку, увитую живыми цветами. У меня даже мелькнула мысль, что может, йогой теперь занимаются бывшие заключённые на пути восстановления. Ну, мало ли, мир сегодня разнообразный и свободный, – и гангстеры могут гибкость развивать. Ктоим запретит? Я отвечала на сыплющиеся на меня, как из ведра, вопросы про море, погоду, рестораны, судорожно вспоминая всё, что рассказывала мне Женька. Затем бык с ухмылкой провёл снисходительным взглядом по диванчикам, плакату с лотосами и асанами на стене и прошёл за мной в номер. Заглянул в ванную, кивнув многозначительно, прикрыл за собой дверь. Я осталась покорно ждать: человек с дороги, мало ли. Но через минуту он вышел. Взгляд бородатого быка вновь остановился на мне, и в горле запершило.

– А джакузи где? – мрачно спросил бык.

– Ещё не построили, – моргнула я, вспомнив, что Женька говорила, что в следующем году точно будут номера люкс в новом шале на месте сарайчика.

Бык набычился. Я инстинктивно отступила.

– Не люблю, когда меня разводят, как лоха, – прорычал он. – Со мной эта хрень не пройдёт, Анастасия!

– Я-я... не Анастасия, – севшим голосом сказала я. – Я – Эльмира. А хозяйку зовут Евгения. Вы случайно ничего не перепутали?

Бык глянул в большой, как лопата, смартфон. И ткнул его мне в нос:

– Тут указана Анастасия, и я вам писал по электронке. «Мангал-хауз», Щукинская, 15.

Во мне вспыхнула надежда на светлое будущее, и я радостно воскликнула:

– Но это «Мандала-хауз» и улица Щукина, 15. Не Щукинская!

– Ёпта, – опешил бык, – перепутали? Шиздец. Простите, мисс.

– Да ничего, бывает, – ответила я, ещё не веря своему счастью. – То есть вы не найога-семинар?

– Я что, похож на йога, малышка? – широко осклабился бык.

– Нет.

– Успокоила, – хохотал он. Вышел мимо меня в вип-зону и гаркнул так, что розы в кадках дрогнули: – Братва! Подъём! Не туда въехали.

Из номеров высунулись головы мужчин.

– Как не туда, Дед?

– Ошиблись! Так что руки в ноги и валим!

Татуированные гангстеры быстро собрались, Игнат масляно улыбнулся и, сделав попытку приобнять, попросил у меня прощения за беспокойство. Я скользнула к заросшей синими экзотичными цветами беседке и встала на безопасное расстояние. А потом пацаны с дружественным матерком и хохотом выехали из ворот. Я перекрестилась и, закрыв створки, коснулась любом ещё прохладного поутру железа. Пронесло...

* * *

Правда, потом выяснилось, что не очень. В трёх номерах постели оказались разобранными. «Пацаны» повалились на них сразу, пока бык вёл со мной организационную беседу.

Хорошо, что заглянула! Надо срочно всё вернуть, как было, ведь скоро настоящие йоги приедут! Только где взять бельё на смену?

Женька была вне зоны действия сети. И я со скоростью света принялась метаться по хитроумному дому в поисках чистых простыней. Взмыленная, как лошадь на скачках, я обнаружила выглаженные стопки в неприметном чуланчике под лестницей. Заправила кровати, выдохнула и понеслось. Звонки в калитку и на«гостиничный» телефон.

– Это «Мандала-хауз»? Щукина, 15?

Я помнила о сервисе, волновалась и старалась всем угодить. Для Женьки — это бизнес и инвестиция, не могу же я всё испортить?

– Добро пожаловать! – повторяла я, как робот. Дежурная улыбка, холодок по коже, беглый взгляд в блокнот. – Да, у вас оплачено. Пройдёмте сюда, пожалуйста. Вот ваши ключи. Тут кухня. Чайник. Посуда. Чай чёрный-зелёный. Пользуйтесь на здоровье. До моря полчаса по правому спуску. Двадцать минут по левому. До заповедника столько же наверх через Севастопольское шоссе... Вот ваши полотенца... Не работает бачок? Сейчас что-нибудь придумаем. Давайте я переведу вас в другой номер?

Йоги приезжали не централизованно. Добирались на такси, на автобусах. С чемоданами, рюкзаками и йога-ковриками в специальных длинных сумках. Разной комплекции, возраста и пола, хотя по большей части, все выглядели подтянуто. Одни улыбались и восхищались цветами и видом на море, другие были готовы жить даже на коврике, третьи вели себя вежливо, но сдержано, спрашивая, а есть ли номер получше; четвёртые забрасывали меня вопросами так же, как утренний бык. Приехали к нам и звёзды: гламурная блондинка из столицы и её подружка, рыженькая, более упрощённая копия старшей «звезды». Из общей массы они выделялись... Сложно сказать чем, но я как скульптор, сказала бы – материалом. Словно те были вылеплены из белой глины, а эти... из самана. И я говорю не об оттенке кожи.

– Нам обещали лучшие условия! В подобном общежитии я жить не буду! – заявила блондинка по имени Милана, смерив меня таким взглядом, словно каждая деталь моего гардероба была просканирована, оцифрована, отмечена ярлыком «фу» и отправлена в мусорную корзину.

Не выношу таких! Натерпелась на бывшей работе от «звёздных» заказчиц. Теперь у меня сразу возникает тошнотный рефлекс при виде персонажей, считающих себя властителями этой жизни и олигархами всея Руси. Кстати, мой бывший работал на одного такого, жадный был и гад...

– Извините, это всё, что есть, – сквозь зубы сказала я, отчаянно желая послать её как минимум в сад.

– Я не привыкла жить в конуре! И что это за постельное бельё? Мы в хлев приехалии ли в казарму?! – наседала блондинка, разглядывая мной в поспешности заправленную кровать.

– Если вас не устраивают условия, вы можете подобрать другой гостевой дом по соседству, – не выдержала я.

– Я заплатила вперёд, и не вам мне указывать, где мне жить, – процедила блондинка.

«Действительно не мне... Я тут даже не хозяйка», – подумала я и уже хотела отправить её к татуированным гангстерам с джакузи на Щукинскую. Но организатор Володя, статный, невысокий парень с очаровательной улыбкой, тёмной косичкой на затылке и приятным голосом пришёл ко мне на помощь.

– Милана, всё это условности. Мы же приехали сюда за развитием тела и духа. И если помните, эффективность напрямую зависит от аскетизма, – сказал он. – Мы специально выбрали именно этот гостевой дом, отдав предпочтение его гармоничной энергетике и расположению. Вы же чувствуете это?

Милана, поводя подбородком, как оскорблённая мухами корова, вспомнила, зачем она тут, и поспешно скроила просветленное выражение лица:

– О да, конечно, Володя! Энергетика потрясающая. И столько цветов!

– Хотя для настоящей практики достаточно пещеры и шкуры тигра на камне, – заметил он.

– Просто напоминать людям об их обязанностях – тоже святая обязанность...

– Не наша, – мягко перебил её Володя и, одарив меня улыбкой, вышел.

Едва он скрылся на лестнице, Милана забыла о гармонии и прошипела:

– За несоответствие условиям бронирования я напишу на Букинг, чтобы наложили на вас штраф. Или делайте мне скидку!

– Это решит хозяйка, – ответила я. – Я созвонюсь с ней и сообщу вам позже.

– И не забудьте ей сказать, чтобы лучше подбирала персонал! Встретить гостей можно было в более подобающем виде! – фыркнула Милана.

– Шорты, майка на бретельках и отсутствие косметики – это корпоративный стиль нашего гостевого дома, олицетворяющий бренность всего материального и силу духа, – заявила я. – Чувствуете нашу особенную энергетику?

Оставив звезду в недоумении, я пошла проводить аналогичный разговор с её чуть менее, но всё же требовательной подружкой, судя по разложенным на кровати нарядам, прибывшей сюда не просветляться, а на кастинг фильма для взрослых. Отстояв ещё одну битву, я решила, что всё-таки не те пошли нынче йоги, и удалилась восвояси.

* * *

Солнце припекало. Розы цвели. Женька не брала трубку. А я к четырём часа была злой, уставшей и выжатой, как лимон. Не занятыми оставались лишь два номера – самый лучший для Мастера йоги в вип-зоне и завалящий с текущим бачком на этаже «для бедных». Как раз напротив моей «потайной двери» и зашторенного окна. Журчание бачка было слышно даже на кухне.

Впрочем, гость не звонил и не ехал. И я размечталась о том, чтобы он не явился совсем.

Вспомнив, что с утра даже не пила ничего, я щёлкнула кнопкой электрического чайника, на автомате заварила себе чаю и опустилась на край углового диванчика.

Не успела я поднести к губам кружку, раздались бодрые десять шагов, и в столовую «для бедных» влетел красавец шатен с чемоданом и дорожной сумкой в руках. Лёгкие белые брюки, синяя рубашка, кожаные летние туфли и, чёрт меня подери, если это был не Луи Вуитон, Лакост и Гуччи не китайского разлива. В довесок фигура легкоатлета, широкий разворот плеч, наглый карий взгляд, уверенный подбородок. Хм, здравствуй, Голливуд! Такого нам как раз и не хватало...

– Привет! Сказали, здесь есть номер. Я на семинар, – заявил он, шагнув ко мне.

Носа коснулся аромат дорогого парфюма, с сиянием белоснежной улыбки мой глаз задёргался от предвкушения новых претензий. Этому явно подавай Хилтон. С нарастающей неприязнью я протянула ключ, даже не встав.

– Вот ключ. Вот номер. Заселяйтесь.

Он удивился, но ключ взял. Внёс себя и багаж. И скоро вышел.

– Я – Артём.

– Мира, – буркнула я вторую половину своего имени, потому что Эля я только для друзей.

Артём сел непринуждённо, закинул ногу за ногу. Чувственные губы снова растянулись в улыбке.

– Там бачок течёт, – сообщил он. – Позовёшь мастера?

«Ненавижу!» – подумала я и с ехидной улыбкой ответила:

– Во-первых, не надо тыкать. Мы с вами на брудершафт не пили. Во-вторых, это не бачок течёт. Это особая энергетика, создаваемая течением воды. Она напоминает постояльцам о том, что жизнь утекает в бесконечность.

– В данном случае в унитаз, – хмыкнул он.

– Это уж кому как повезло, – ответила я.

Он чуть пожал плечом и заметил:

– С теоретической подачей у тебя, конечно, неплохо, но вообще бизнес так не делается.

– А вы специалист в бизнесе? – едко поинтересовалась я, крутя в руках кружку с чаем.

– Да, и неплохой, – сказал товарищ из Голливуда.

– Поздравляю.

Мне решительно не хотелось вставать и идти чинить бачок. Тем более, что я понятия не имела, как это делается, и очень опасалась, что сломаю его окончательно. И Женька, чтоб её, исчезла, будто в параллельную реальность провалилась.

Он посмотрел на меня насмешливо и добавил:

– Я миллиардер.

– Угу. А у меня бельё в горошек, – ляпнула я, ещё сильнее раздражаясь.

Пожалуй, миллиардер ожидал другой реакции. А я, с неприязнью глядя в его вытянутое красивое лицо, продолжила, чтобы не понял меня превратно:

– Хвастаться состоянием собственного кошелька настолько же неприлично, как и показывать своё бельё незнакомцам.

Я демонстративно выпила чаю. Он встал, и взгляд его стал надменным и недовольным.

– Ладно. С сервисом всё понятно. А ресторан тут есть? Нормальные удобства? Прачечная?

Я тоже встала, взяла свою кружку и мило улыбнулась:

– Ресторан «готовим сами», холодильник в номере. А вместо прачечной есть чудесный автоматический тазик. Вы найдёте его прямо за бачком для медитаций.

– Тазик?! – его брови взлетели вверх.

Я благостно кивнула.

– Тазик. Всё для аскетизма. Надеюсь, вы хорошо у нас отдохнёте!

Глава 3

Артём

После двенадцатичасового перелёта с пересадками хотелось только одного – спать, а не пререкаться с этим недоразумением из российской сферы обслуживания. Нос маленький, а торчит дерзко и вызывающе, будто флаг «антисервиса» на миловидном славянском лице. Волосы светлые, в хвост зализанные. Глазищи серо-зелёные уставились на меня, как на врага народа. Угу, как же, отвлёк от важного ничегонеделания! Но не к месту было пререкаться, я же вроде о душе задумался. Так что смерил взглядом наглую девчонку, понятия не имеющую о гостиничном бизнесе, принял за две минуты душ и пошёл здороваться к Вовану. Может, хоть он направит в приличное место поесть?

Мы поручкались, обнялись, и Вован спросил:

– Как добрался, брат?

Он всех братьями называет, фишка такая. Мне нравится. Вован — йога-инструктор от Бога, даже корову научит в позу лотоса скручиваться. От него спокойствием на километр веет.

– Отлично, – как всегда, улыбнулся я. Таков мой принцип: в любых обстоятельствах не жаловаться и улыбаться может позволить себе только сильный. А я слабаком не был и не буду. И кому какое дело, что у меня живот прилип от голода к позвоночнику и ноги от усталости подкашиваются? И что переговоры в Калифорнии были тяжелей некуда?

– Ты не к такому привык? – спросил Вован, кивнув на гораздо более человеческую, чем возле моего номера веранду.

– После тростниковых хижин в Перу это рай, – рассмеялся я.

Вован похлопал меня по плечу.

– Ну, молодец, Артём! Мастер будет только завтра. Подъём в пять утра, идём на пирс с ковриками. Сегодня привыкаем, отдыхаем. Тут, кстати, в пяти минутах замечательное этно-кафе есть. «Руми» называется, мы только что сходили.

– О, как раз хотел спросить, – сказал я.

Затем окинул взглядом йога-братию. Большинство было незнакомо. Вон только тех двух красоток модельных стандартов явно где-то видел. Блондинку с силиконом уж точно. Может, на Ибице? Представился, перекинулся парой слов и пошёл искать еду.

Гугл-карты довели меня от точки А к точке Б по старым улочкам, сплошь состоящим из домов и лестниц, с арками сплетённых ветвей деревьев и виноградников от ворот на одной стороне к калитке на другой. Жёлтые, фиолетовые, голубые гроздья цветов, похожих на акацию, дурманяще пахли и заставляли думать, что я не в Крыму, а где-нибудь на Корфу.

Кафе «Руми» оказалось отличным местом с коврами, обычными столиками и сидячими возвышениями с кучей подушек, как в чайханах. Картины на тему, приглушённый свет, девушки в национальных татарских костюмах и половина блюд из меню умиротворили меня почти до коматозного состояния.

Сытый и довольный, я вернулся в гостевой дом и вдруг обнаружил, что дверь в мой номер распахнута. Две стройные женские ножки торчали из санузла в углу. Оттуда же раздавалось отчаянное сопение. Хм... Я заглянул внутрь, заинтригованный. Хозяйка гостиницы Мира лично возилась с бачком, поставив на кафельный выступ планшет с роликом в Ютубе. Судя по тому, как она морщила нос и ссорилась сама с собой, наступила пора запасаться ведром. Я навис сверху и, уткнувшись глазами в две нежные выпуклости, почти не скрытые оттопыренной маечкой, сразу проснулся.

– Получается? – насмешливо спросил я.

– Э-э, вы медитировать собрались? Я сейчас, только закрутить осталось, – сообщила мадемуазель-сантехник и, увидев мой взгляд, вспыхнула и прикрыла декольте рукой. Рассердилась. У, глазищи-то!

– Да пожалуйста, – хмыкнул я, делая вид, что мне всё равно, – медитируйте сами. Можете даже на голову встать – ваш санузел только к этому и располагает. Но вы ни в чём себе не отказывайте. Главное – меня не будите до пяти утра.

– Я уже закончила, – выпалила она, крутанув пластиковый винт на крышке бачка.

А я демонстративно отвернулся и стянул через голову рубашку. Спиной почувствовал, что смотрит. Брюки расстегнул, отбросил на кресло и завалился на постель. Кажется, кто-то ахнул при этом. Но я устал, и мне плевать. Пусть думает, что хочет. Грудь наружу — не повод для знакомства. Я подмял под голову подушку, прикрыл глаза. Мгновенно эти два «не повода для знакомства» представились сами, и от звука крадущихся на полупальцах босых ножек к моим бёдрам прилил жар. Я перевернулся на живот. Дверь закрылась. В кухне что-то зашуршало. Захотелось встать и посмотреть, что она делает. Но я отвернулся к стене.

Я тут не для этого, между прочим. И вообще до рассвета надо успеть выспаться...

* * *

Эля

Богатых зазнаек я, конечно, терпеть не могу, но ещё больше я ненавижу собственного таракана внутри, который тут же заворочался, потёр лапками и прошелестел: «О-о, миллиардер! У тебя же столько проектов, которым не дано осуществиться только потому, что нет денег... А вдруг он меценат?!» Я мысленно взвыла и задавила воображаемого таракана, громко поставив кружку на стол. Коричневые брызги с запахом бергамота остались на клеёнчатой скатерти.

Был у меня уже один «благодетель». Никаких больше меценатов! Хватило... И потом тот, кто с порога заявляет «Здрасьте, я миллиардер» явно или врёт, или хочет, чтобы все перед ним стелились. Ну, а для чего ещё так заявлять?

Злая, как чёрт, я была готова спустить всё на самотёк (ох, в случае с бачком прямо каламбур вышел), но ответственность взяла своё. Когда господин миллиардер ушёл из номера, я взяла планшет, интернет в помощь и разобралась с мятежной сантехникой. Дел-то оказалось на копейку. Да вот только не удалось закончить по тихому. Господин миллиардер заявился, а потом разделся прямо передо мной, нагло продемонстрировав свою спортивную спину с татуировкой в виде какого-то загадочного круга на левом плече, черные боксёры и сильные ноги бегуна... Явно мне назло: мол, ерунда какая – бельё незнакомым людям показывать, тем более не людям, а обслуживающему персоналу. И глянув вполоборота, миллиардер ухмыльнулся многозначительно: ну что, уел?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да он издевается!

Меня аж электричеством прошибло и вынесло из номера, как на гребне цунами. Я заметалась кругами по кухне, переставляя чашки со стола на полку и обратно. Совершенно не понимаю, отчего возникла такая реакция, но захотелось что-нибудь разбить.

Дрожащими пальцами я набрала Женьку. Угу, «перезвоните позже». Кажется, национальный директор международной сети гостиниц съел её вместе с телефоном. Я позвонила подруге на домашний. Никто не ответил.

А если проверка, налоговая, землетрясение, соседи, наконец, что я делать буду?! У меня ни одного документа на руках!

Меня накрыло паникой сразу на две темы.

А-а-а! Он со мной через дверь! И эта пара куриц а ля Космо! И два десятка незнакомых людей, считающих меня хозяйкой! И бачки! И братки с джакузи! И ёжики в лунном свете! А-а-а!

Так я и написала Люсе, моей лучшей подруге со времен песочницы:

«А-а-а-а! Как мне не повезло!»

И телефон выключился. Батарея на нуле. Я умылась холодной водой и вернулась к себе в комнату под лестницей. Угу, не смешно ли: хозяйка гостиницы в каморке Гарри Поттера метр на метр? Как в той сказке: купайся хоть всё лето, но сначала гостей прими, бельё постели, ключи раздай и спи-отдыхай. И ведь я буду делать, я ответственная. Буду злиться, но ни за что не брошу.

Агрессивно воткнув телефон в розетку, я смотрела на наполняющиеся энергией деления, как голодный зомби. Попытки включить телефон ничего не дали. Видимо, разрядился под самый ноль. И тут запиликал тревожно Скайп в планшете. Я с надеждой схватила гаджет. Нет, не Женька, это была Люся.

Я ткнула на кнопку и увидела обеспокоенные глаза любимой подруги.

– Что случилось, Элечка?! Ты опять ногу сломала?! – воскликнула она.

– Нет, пока нет. Но если сломаю, то не себе, – буркнула я и рассказала о миллиардере и о моих перипетиях гостиничного бизнеса, закончив обычной фразой: – Ты только моим не говори, ладно? А то папа примчится с набором инструментов, ордой отставных товарищей и букетом нареканий. Он потом действительно меня и на метр от себя не отпустит...

– Фу-ух, – выдохнула подруга, – главное, ты жива и цела. Женька, я уверена, найдется. Может, тоже проблемы со связью. Но ты больше не пиши таких сообщений, ладно? Я чуть не поседела.

– Прости. Не знаю, что со мной не так, но этот миллиардер по соседству выбил меня из колеи.

– Почему?

– Ну... кичится тут своим миллиардерством, – поджала я губы. – А если у меня нет кучи денег, я не человек, что ли? Я... я почему-то чувствую себя униженной. И ты же помнишь, что было...

– Униженной – это зря, – сказала Люся, она всегда отличалась завидным спокойствием, и меня им заражала. Вот и сейчас просто при виде её лица мне стало даже немного стыдно за демарш. А Люся продолжала: – А почему вдруг ассоциации? Не стоит всех состоятельных людей равнять на одного козла.

– Может быть. Но это ужасно, – вздохнула я. – И Барби эти, и миллиардер.

– Ты сгущаешь краски.

– Я художник, мне можно.

– Ты скульптор, – напомнила мне Люся.

– Предлагаешь их закатать в цемент?

– Нет. Взглянуть на всё с другой точки зрения, – хихикнула Люся. – Ведь в любой ситуации есть что-то хорошее.

– Ну да, – вздохнула я, даже в щель от шторки видя синее в дымке море. – Вода была хорошая, тёпленькая, море, солнце. Только мне пока Женька не вернётся, до пляжа не дойти.

– Да ладно, ведь все заселились и не на один день, бачок ты починила. Так что дойдёшь, – улыбнулась Люся, ей на руки запрыгнул Марсик, чёрный, как уголь, котс пушистым хвостом. Он сел толстой попой прямо на клавиатуру, и в окошке сообщений высветилась тысяча смайлов.

– И правда, – начала приходить в себя я, но, зыркнув в сторону номера Артёма Миллиардеровича, снова помрачнела.

Люся, кажется, догадалась и хитренько сощурилась:

– А по поводу миллиардера я тебе даю задание.

– Заданий он мне и сам надаёт... Уже ему тазик подавай, рестораны, обслугу!

– Тазик?!

– В смысле машинку, тазик — это наш ответ богатеям!

Люся засмеялась, а потом сказала сквозь смех:

– Я вообще-то не о том. Говорят же, что если мы хотим чего-то добиться в нашей жизни, следует начать общаться с теми людьми, у которых это уже есть. Тебе вечно денег не хватает, а они тебе нужны. Так что даю тебе задание подружиться с миллиардером, чтобы понять, что в нём отличается от тебя.

– Ну не знаю, – пробормотала я.

– Просто понаблюдай. Наверняка в нём есть что-то хорошее.

– Хорошее есть, – кивнула я. – Фигура. И ноутбук.

– А ты к поведению присмотрись.

– Не знаю, зачем это мне...

– У кого ещё учиться отношению к деньгам, как не у миллиардера? – подмигнула Люся. – Ты же общительная и классная! Попробуй! Хотя бы ради эксперимента.

– А, может, ты и права, – сказала я, отчего-то успокаиваясь. Не зря Люся на психолога училась. И если во многом мне в жизни не повезло, то точно не с ней.

– Попробуешь подружиться?

– Насчёт дружбы не знаю, но обещаю понаблюдать.

– Удачи тебе, дружище, – сжала две руки перед камерой Люся, и Марсик о них обтёрся. – Буду ждать новостей!

Я отложила планшет.

Подружиться с этим? Хм, понятия не имею, как. Хотя ради эксперимента можно попробовать... Но пусть не думает, что я буду заглядывать ему в рот только потому, что у него куча денег. Наоборот, я представлю, что их у него нет!

Глава 4

Эля

Море, курорт, цветы, цветы, цветы... Звонок в шесть утра. Я подскочила. Оказывается, снилось. Скайп в планшете надрывался. Что-то ещё случилось? Я притянула к себе гаджет, на автомате нажала «принять звонок» и вздрогнула. С экрана на меня смотрела перебинтованная голова.

– Женя? – опешила я, опознавая в лице с расплывшимся фингалом подругу. – Что с тобой?!

– Тшш, – она приложила палец к губам и заговорщически оглянулась. – У меня всё отобрали, мобильник, комп, как я ни просила. Я стянула потихоньку планшет у...

– Похитителей? – сглотнула я.

– Да каких похитителей?! – громким шёпотом возмутилась Женька. – У соседки по палате.

– А что с тобой?

– Да прикинь, горшком цветочным приложило. В кабинете шефа.

– Ой... Настолько собеседование не сложилось? – похолодела я.

Женька прыснула, тут же прикрыла губы исцарапанной рукой и шепнула в камеру.

– Сначала сложилось. А потом мы к шкафчику прислонились. Не рассчитали, что горшок с пантамусом стоял на самом краю. Ну он раскачался и в самый неподходящий момент...

– Так говоришь, будто бывает походящий момент для горшка по голове, – пробормотала я, и тут же мои щёки вспыхнули: – Постой, а чем вы занимались, раскачивая шкафчик?!

– Ну... – Женька кокетливо скосила подбитый глаз, – между нами давно чувствовалось притяжение, а тут оно как-то само...

Я хмыкнула и глянула на неё подозрительно:

– Может, ты и не на собеседование ездила, а, подруга?

– Одно другому не мешает, – вздохнула Женька. – И потом я так долго его не видела, соскучилась. Только теперь, кажется, будет скандал. Связи между сотрудниками у нас запрещены корпоративной политикой, а моему зайчику теперь только два варианта светит: или разбирательство по поводу секса с подчинённой; или по поводу нанесения тяжких телесных повреждений на рабочем месте.

– Ого...

– Да-а, и замять не удастся, скорую ж в офис вызывать пришлось. Безопасники, кадры, все видели. Я, правда, сама ничего не помню, это он мне уже потом в Склифосовского рассказал.

Из меня только междометие вырвалось.

– Теперь меня, наверное, уволят. После того, как травму компенсируют... Его, скорее всего, тоже. Так что, Элечка, ты прости меня, но на тебя теперь вся надежда, – жалостливое лицо у Женьки всегда хорошо получалось, а с перебинтованной головой и фингалом даже стараться не надо было. – Как там у тебя? Всё хорошо?! Я так волновалась, когда в сознание пришла, но телефон мне врачи так и не дали. Говорят, нельзя. И голову от подушки отрывать нельзя, а мне уже не лежится...

– Всё хорошо, – сказала я, а что я могла сказать ещё? – И будет хорошо. А ты лежи, поправляйся, сколько надо.

– Ты там справишься? – всхлипнула Женька. – Мне так стыдно...

– Да ладно, Жень, всё прекрасно! Йоги чудесные, море, ёжики! Я тут, как на курорте!

– Ну слава Богу! – выдохнула Женька и почесала нос. – А то, может, прислать кого? Я правда пока не знаю, кого.

Как бы мне ни хотелось, чтобы за меня всё решили, я только улыбнулась:

– Ты главное выздоравливай, Солнце! Искажи, где деньги лежат, на всякий случай, вдруг купить чего-нибудь придётся?

– Деньги, деньги, – наморщила лоб Женька и призналась: – А я не оставила. Думала же, что вернусь сегодня. А теперь две недели постельного режима. Я переведу тебе, Майкла попрошу...

– А документы? Вдруг проверка какая?

– Чёрт, и документы у меня с собой...

– Хм. Ну, надеюсь, обойдётся... А, Жень! Тут ещё две гламурные курицы требуют скидку. Якобы не те условия ожидали. Что им сказать?

– Пусть идут лесом. На фотографии все номера такие, как есть, – по-деловому ответила Женька. – Так что оплатили вперёд, никаких скидок, обмана нет. Володе организатору только скажи про меня, он поможет, если что... вдруг кто чего...

– Да, вроде пока ничего. И да, он мне понравился, – обречённо кивнула я.

– Вот! – радостно воскликнула Женька. – Он неженатый. И ещё к Семёну, блондину такому с хорошей фигурой присмотрись, классный, я аж засмотрелась на его фотку в вк.

Странно, а я его и не заметила, – подумала я.

Где-то рядом с Женькой послышался голос, она сделала испуганные глаза и шепнула:

– Перезвоню!

Окошко Скайпа свернулось.

Эко мне повезло! Вот так отдых намечается! Осталось молиться, что пожарные, налоговая и прочие забудут о гостевом доме «Мандала-хауз» по мановению волшебной палочки!

Мда, без чая новости мне не переварить. Я натянула сарафанчик, в полном замешательстве вышла в кухню «для бедных» и тут же уткнулась глазами в атлетический торс. Кубики... очень рельефные. Хоть бери и лепи с натуры.

– Привет! – громко сказал их владелец, заспанный, как и я. – Я, кажется, проспал общий сбор на йогу. Ты меня на пирс не проводишь?

– Снова на «ты»? – прищурилась я.

– Я со всеми на «ты», – ответил наглый Артём Миллиардерович. – Зачем я буду делать исключения?

– Ясно. – Я хотела насупиться, но тут вспомнила про Люсино задание и передумала. – Экскурсии у нас платные, но тебе лично скидка. Потому что я очень хочу окунуться в море. Две минуты на умывание и сборы. Управишься?

– А ты быстро переключаешься, – с улыбкой кивнул он.

– Это ещё не самая большая моя скорость. Лыжи готовь.

– Зачем? – удивился он.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– К морю спускаться. Тут такие горки, что выбор невелик: на попе, на лыжах или с искрами от подошв.

– Мне подходит, – рассмеялся он.

– Через две минуты, – ответила я и скрылась в номере, судорожно вспоминая, где купальник.

* * *

И зачем я повела его по короткой дороге? – пыхтела я, делая вид, что спускаюсь с непринуждённостью горной козы. На самом деле тапки скользили, голеностоп ныл, центр тяжести норовил встретиться с асфальтовой кручей, которую понедоразумению назвали улицей. Артём уже сбежал до поворота и нетерпеливосмотрел на меня снизу-вверх.

– Кто-то обещал скорость, – заявил он, нагло ухмыляясь. – Черепашья, третья? Или турбо-улитка?

Угу, значит, и тут он лучше меня? Вот уж нет! И я уверенно улыбнулась:

– В этом месте я предпочитаю не торопиться, а наслаждаться блеском асфальта в утренней заре. Завораживает, как мираж в пустыне. Не заметил, нет? Сочувствую, ты пропустил всё самое интересное.

– А похоже, у кого-то лыжи сломались.

– Ничуть. Но если торопишься, дальше можешь и сам дойти. Через шоссе, трилестничных пролета прямо, потом направо, снова направо, мимо Ленина без кепки, трёх ресторанов и опять направо. Мимо овощного ларька, гостиницы и заборчика, обвитого плющом, прямиком в служебный вход Воронцовского парка, потом полестнице за каменной кладкой, и по круговой дороге от стриженых кустов бузины резко вниз. А там как ларьки с сувенирами появятся, сразу налево и пирс.

– Очень познавательно. Но лучше с гидом, – сказал он.

Поднявшись обратно шагов на десять, Артём подал мне руку у гладкозаасфальтированной ямки, вызывающей экзистенциальный вопрос: какого чёрта её надо было асфальтировать? Видимо, это была не выбоина, а дорогой памятиодного из местных жителей след любимого слона.

– Благодарю, я сама, – гордо ответила я. Тут же поскользнулась, но устояла, старательно избегая подставленных им рук. И чтобы не успел съязвить, сделалаэто первой: – А скажи, зачем понадобилась миллиардеру йога? Тем более тут? НаМальдивах случился кризис?

– На Мальдивах я уже медитировал. В акваланге, – заявил мой спутник. – Супер ощущения, будто в воздухе паришь. Не пробовала? Зря. Попробуй как-нибудь.

«Как только скоплю всю зарплату за три года и завещаю отправить туда мой иссохший от голода труп», – подумала я, подходя к извилистому шоссе в зелёных кудрях кипарисов. Две чёрные машины выскочили из противоположных углов серпантина и со скрипом тормозов разъехались на повороте.

Артём остановился рядом, внимательно глядя на проезжую часть. Без спроса взял меня за руку и перевёл через дорогу.

Кажется, спутал меня со слепой старушкой... – поспешно огрызнулась в голове я, чтобы замести в уголки подсознания внезапно нахлынувшее смущение. Высвободила руку.

– А вообще Вован – мой персональный инструктор. Очень крутой, – продолжил Артём, не замечая моих вспыхнувших щёк. Он вообще смотрел уже в сторону моря, а потом на небо в просвет абрикос. Внезапно серьёзный. Десять косых ступенек мы прошли молча, а потом он продолжил: – Не поверишь, но полгода назад мне всё надоело. Абсолютно всё. Поэтому я здесь.

Он обернулся ко мне, словно ожидал, что я скажу то же самое, но это было бы неправдой. И поворачивая направо от высохшего фонтанчика в виде головы льва в небесно-голубой стене, я пожала плечами:

– А мне не надоело... – У меня чуть было не вырвалось откровение о творчестве. О том, что в голове столько проектов, и что хотя бы самый важный из них, который снится ночами, я обязательно постараюсь воплотить в жизнь и ради него – да, я готова и поголодать...

Но Артём Миллиардерыч перебил меня с пренебрежительной усмешкой:

– Конечно, как может надоесть увлекательная аренда жилья? Мда, вы тут, на юге, живёте совсем в другом темпе...

– Да куда уж нам, расслабленным, до рейтингов Форбса! Лучше запоминай дорогу, бесплатная экскурсия для новичков проводится только один раз. Иначе надоест, – ответила я, теряя всякое желание продолжать с ним беседу. Даже словесной перепалки он не достоин с таким отношением к людям. Зазнайка!

Остаток дороги мы прошли молча. Наконец, я указала кивком на пирс. И товарищ зазнайка пошёл к разноцветной компании йогов, под шум прибоя застывших в позе «Собака мордой вниз».

У меня была своя зарядка. Море освежило, прохладой брызг проверяя решимость. А затем ласково впустило и приняло, бесконечное и улыбчивое. Теперь уже тёплое. Рассекая руками его гладь, я щурилась, отворачиваясь от поднимающегося навостоке солнца и смотрела вниз. Вода была столь прозрачной, что виднелись самые мелкие камушки на дне. И рыбки, и редкие, похожие на мыльные кружева, медузы, которые почему-то мне всегда не нравились...

С морем было хорошо. Оно молчало, лёгким плёском отгоняя ненужные слова имысли. Оно было спокойным и настоящим. А большому нет надобности опускаться до высокомерия, ибо как определить меру бесконечности? Никак. Только мелкое пыжится и пытается тебя ограничить.

Зря...

Море было на моей стороне. Я растворилась в удовольствии движений и простогомолчания. Возвращалась и уплывала за буйки снова. Головокружительный спуск итакой же подъём заставляли насладиться встречей с морем сполна, чтобы второй раз не ходить. Я вылезла на камни, взгляд зачем-то коснулся пирса. По-моему, этонеприлично – заниматься в такой майке и трусах, мог бы вообще ничего не надевать. И зачем я на него смотрю? Йог из него никакой, хоть и старается... Грация медведя. Нет, не буду тратить на него своё внимание! Я резко отвернулась, заметив, что он повернул голову в мою сторону. С демонстративным равнодушиемвошла в воду и чтобы не растянуться на скользких валунах, испортив весь свой гордый вид, я сразу нырнула. Пробороздила мягко животом по дну, спугнув крабика. Сплавала ещё пару раз, а потом, отжав волосы и надев сарафан прямо на мокрый купальник, я пошла по тенистым аллеям Воронцовского парка. Удалось ни разу не оглянуться! Но силу воли пришлось поднапрячь.

С чувством полного удовлетворения я прошлась по рыночку, заглянула в супермаркет, накупила всего по мелочи, ведь мне тут придётся жить довольнодолго – черепно-мозговые травмы — это не меньше двух недель. Я подумала опревратностях судьбы и сарказме Вселенной, прерывающей секс падением горшка, и решительно поплелась в обратный путь, в горку.

Увы, для моей ноги это было целое испытание. И раз уж йоги и миллиардеры остались позади, а перед усатой бабушкой в цветастом халате можно было ни чегоиз себя не строить, я громко вздохнула и принялась растирать голеностоп. Вдруг стало легче – набитая продуктами сумка улетела у меня из-под носа. Дёрнувшись за ней и вскинув глаза с застывшим вскриком «Грабят», я увидела Артёма. Онулыбался:

– Кажется, два часа назад у тебя действительно была турбо-скорость. И плаваешь ты гораздо лучше, чем ходишь.

– А ты, кажется, за мной следишь.

– Нет. Просто даже бесплатные туры должны заканчиваться там же, где начались. Закон бизнеса — цикличный сервис, – хмыкнул он и протянул руку. – Пошли?

Глава 5

Артём

А она была красивая. Естественная, без дополнений пластикового хирурга и упорного труда косметологов. Вроде бы обычная и, может, даже не особо ухоженная, но не простушка однозначно. Что в ней подкупало? Молодость и свежесть? Или то, что она была вся беленькая и по ощущению очень чистая или... даже не знаю, как правильно сказать. Хотя обычно у меня не бывает проблем с подбором слов. Что-то в ней привлекало внимание и хотелось взглянуть ещё раз. Может то, что она была смешная, как ёжик, на которого я наткнулся ночью. И неожиданная, как тень, затем промелькнувшая от дома к забору. Непонятная, но абсолютно искренняя. И в этом весь парадокс. Чуть что, иголки наизготовку. Боевой нос по ветру. И палец в рот не суй. Смехотура.

– И всё же, есть здесь прачечная? Кто мне постирает? Терпеть не могу что-то делать руками, – сказал я ей, когда мы добрались до нашего утлого жилища.

Раскрасневшаяся от подъёма по жаре на гору, она посмотрела на меня, как на привокзального бомжа на картонке, которому лень оторвать задницу, чтобы согнать с себя мух. Нет, ну это правда было чересчур! Меня возмутило её красноречивое презрение.

– Я умею. Но не хочу, – сухо заявил я, поставив её сумку на угловой диванчик кухни и вдруг поймав себя на неприятном ощущении: я оправдываюсь. Давно уже никто не заставлял меня так себя чувствовать. Терпеть не могу оправдываться! И не буду!

– Ну конечно-конечно, зачем? – елейно-издевательски произнесла владелица боевого носа. – Оставить без работы горничных, челядь и целый класс сферы обслуживания? О ужас, это бесчеловечно! Хотя нет, постой... – она сделала многозначительную паузу и радостно сообщила: – У нас не Хилтон. Можешь спать спокойно и не волноваться о прислуге. Её нет! Берёшь порошок, сыплешь в тазик, наливаешь воды и... свершается чудо отделения молекул грязи от ткани. Только не забудь потереть, пополоскать, а потом повесить. На балкончике есть специальное такое приспособление. Думаю, разберёшься.

– Но...

Она тут же отвернулась и поприветствовала девушку из номера у веранды, мгновенно забыв о моём существовании:

– Доброе утро, Лиза! Как вам йога? Как спалось?

Э-э.. а я? Реально, что ли, хочет, чтобы я тряхнул стариной и завязался с тазиком?! Нет уж! И это вместо «спасибо» за сумку?! О времена, о нравы, о русский сервис, чтоб его! Я разозлился.

Худенькая Лиза с пушистыми хвостиками и распахнутыми голубыми глазами радостно заулыбалась:

– Очень хорошо всё, спасибо! Я так рада, что приехала! А какое море!

А я в море и не полез. Зачем-то заторопился обратно. Болван.

Чувствуя себя лишним рядом с любезничающими девчонками, я ушёл к себе.

А потом, когда горе-хозяйка носилась по гостинице с большой синей лейкой и поливала бесчисленные цветы, даже не взглянул на неё. Тянуло и раздражало одновременно. Кажется, в ней всё — сплошной парадокс.

– Обслуживание здесь ужасное и условия тоже, – специально громко заявила точёная Барби с длинными высветленными волосами.

– И хозяйка просто отвратительная, – подхватила рыжая её подруга с рязанским намёком на гламур, Тина, кажется.

– Я попросила заменить полотенца, она принесла, но заявила, что это не отель пять звезд, и раньше чем через пять дней бельё менять не будут! Ужас!

– И готовить завтрак отказалась, – продолжила Барби. – Сунула чайник под нос и кастрюли! Будто я умею кашу варить!

Хм, не только меня порадовали тазиком...

– Мы потребовали скидку, а она сказала, что не даст, потому что ожидания полностью соответствовали реальности. Что она имела в виду? – продолжила Тина.

– Что в следующий раз вам обеим, наверное, лучше съездить на Бали, – усмехнулся я и скосил невольно глаза на Миру – их полную противоположность. Эдакая Золушка в джинсовых шортиках. Невозмутимый эльф в ежовых рукавицах. Усмехнулся.

– А, говорят, вы были в Перу вместе со Стингом. Это правда? – пропела Барби, кокетливо улыбаясь.

– Был, – ответил я. – Но вам бы там точно не понравилось.

– Почему? – вытянулось лицо у Барби.

– Скажу по секрету: там даже нет душа, – сообщил я в ладонь.

Дамы удивились, а я удивился тому, что они, собственно, здесь забыли. Хотя всё и так понятно: йога нынче — актуальный тренд. На Старом Арбате, по которому я гулять люблю вечером, зал через дом. И по сути нет ничего плохого в том, чтобы Барби были гибкими и дышали правильно. Йога повышает сексуальность и чувствительность. Гармонизирует некоторых. Вон даже верхушки мировых торговых сетей всем менеджерским составом в Индию на Випасану отправляются. И Главный прокурор Нью-Йорка медитирует. В Перу к шаманам очередь выстраивается в основном из не бедных людей. Сам видел. В общем, у каждого свой Бог.

Так что я лишь рассмеялся и подмигнул девицам.

А потом нас всех созвал Вован и объявил:

– Друзья! Мы с вами собрались не просто провести прекрасное время в прекрасном месте, но также чтобы поработать над собой. Расписание у нас следующее: на рассвете йога на пирсе, завтракаем самостоятельно, час-два свободного времени, потом отправляемся в поход. Какой? Пусть это будет каждый день сюрпризом. Иногда будет сложно, иногда весело. Если вы что-то не можете, слушайте себя. Но преодоление принесёт свои результаты. Надеюсь, вам понравится! Сегодня идём в Национальный парк на дыхательные практики. Спичек и зажигалок с собой не брать, иначе нас просто в следующий раз не пустят. А вот бутылку под воду, подстилку или туристическую пенку обязательно. По возвращению обед самостоятельный. Отдых, если успеем. Вечером лекция или беседа час-два с Мастером. Сегодня также приветственная чайная церемония. Потом вы свободны. Но до утра лучше не гулять, а то быстро выдохнетесь, а потом снова ранний подъём. Всё ясно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Все закивали. Ну, а что тут непонятного? И в адженде в группе то же самое былонаписано.

Но Вован поднял руку:

– Ещё нюанс. Я слышал, что не все из вас были довольны условиями проживания. Так вот, йога-семинар или ретрит, как его принято называть, это часть жизни, и тутничего не случайно. И каждый человек, встреча или разговор для вас лично будетиметь значение. То что неприятно, принимайте, как урок для себя или проверку напрочность. Я предупреждал об этом заранее, – наш великий йог обвёл всех внимательным взглядом и добавил: – Вот и с гостевым домом произошли не совсем обычные обстоятельства. Дело в том, что у его хозяйки случилась черепно-мозговая травма...

Я аж дёрнулся: «Когда успела?!» Перегнулся через перила с веранды – да нет же, всё нормально. Цветы поливает из шланга в саду. Голова на месте. Если пробитая, то только виртуально. О чём и сказал во всеуслышание. Народ засмеялся с облегчением.

– Эльмира – не хозяйка, – сказал Вова. – Она по случаю приехала отдохнуть, как мы с вами, но пришлось заменить подругу, с которой случилось несчастье. Кстати, не в Алупке, а в Москве. Так что не на все вопросы и просьбы она вам можетответить.

– А мы причём? – надула губки Барби. – Мы заплатили, и хотим получить за этосоответствующую услугу.

– Раз несчастье рядом с нами, все при чём, – ответил Вова. – Так что мы с вамивообще могли оказаться на улице, приехав в закрытый гостевой дом. Мы бы, конечно, нашли решение, но спасибо Эльмире, этого не потребовалось. Поэтому давайте проявим осознанность и не будем дёргать человека лишними претензиями.

– Но если ей деньги платят, и она взялась за работу, какая разница? – возмутилась рыжая Тина.

Остальные посмотрели на неё, как на болезную. А я снова перегнулся через перилаи уставился в светлую макушку.

Вот я же чувствовал, что тут что-то не так! Интуиция меня никогда не подводит!

Мгновенно холод по спине шуганул до мурашек, упал комом в желудок, и, поморщившись от воспоминаний, я сделал поправку: – Не подводит... Если не считать тот случай полгода назад, после которого всё перевернулось на стовосемьдесят градусов.

И я улыбнулся всем и никому. Потому что не слабак. И никто не должен видеть, чтоя чего-то боюсь. Я – миллиардер, везунчик, и у меня всегда всё прекрасно!

Глава 6

Эля

Звёзды, которые поселились у нас, делали всё, чтобы хотелось случайно убить их граблями. Я вот-вот решусь. А потом гордо пририсую звёздочки к буквам на вывеске «Мандала-хауз», как лётчики-истребители на обшивке боевого И-16, ведущие подсчёт подбитых Мессеров1. Представляю, как весело живётся работникам отелей с пометкой «всё включено» – там таких звёзд не сосчитать. Интересно, сколько из них выжили?..

Присесть мне особо не получилось, несмотря на то, что нога отваливалась. Поливая пышно цветущие азалии, я с любопытством заглядывала в комнату самого главного в вип-зоне. Но того, кого Володя называл Мастером, никак не удавалось увидеть. То шторка вздымалась, то невысокий человек в просторных одеждах перемещался в затемнённую часть комнаты. И слов не различишь – Мастер говорил тихо.

Как велела Женька, я поговорила с Володей, объяснив ему ситуацию. Извинилась за то, что мой сервис далёк от идеала.

– Я только по фильмам, типа «Красотки» и «Госпожи горничной» имею представление, как работают гостиницы изнутри, – призналась я. – Увы, пока не могу даже разыскать телефон единственной горничной, о которой говорила Женя, и местоположение стиральной машинки остаётся для меня загадкой.

Володя мягко коснулся моего плеча и улыбнулся по-дружески:

– Ничего страшного. Тут некоторые порывались в монастыре пожить, так что за редким исключением все довольны.

– Спасибо! – в ответ ему очень хотелось улыбаться, и я не сдерживалась. Бывают же такие люди, от общения с которыми возникает ощущение, как от плюшевого пледа зимой, доброе и тёплое.

– Евгения, кстати, говорила, что её подруга, возможно, захочет присоединиться к нашим занятиям по йоге, – сказал Володя. – Она ведь говорила о вас?

– Да. Я бы хотела, но что-то моя нога опять разболелась...

– Травма?

– Да, перелом в прошлом году, а потом авария добавила «удовольствия» на старые дрожжи.

– Сочувствую! У нас, конечно, интенсив, по два-три часа занятие, – йог посмотрел на мою щиколотку, а я без зазрения совести на его деревянные бусы поверх футболки с Шивой и загадочную ветвистую татуировку на рельефной руке, окаймлённой браслетом из неизвестных семян цветы насыщенной охры. – Но вы можете выполнять упражнения не в полном объёме, и я покажу вам несколько асан, которые помогут восстановить нормальное кровообращение в ноге.

– Думаете, поможет?

– Несомненно. При правильно подобранном комплексе даже инвалиды начинают ходить.

– Как здорово! Надоело чувствовать себя хромой собачкой, – смеясь, ответила я.

– Вы не хромаете.

– Это стоит определённых усилий.

– Тогда тем более жду вас утром на занятиях. У нас есть запасной коврик. А пока простите, вынужден вас оставить.

– Спасибо, Володя! – ответила я.

Инструктор снова одарил меня самой загадочной из улыбок и скрылся за шторами комнаты Мастера. Моего носа через секунду коснулся запах благовоний и музыка мантр в современной обработке. Не мой стиль, но звучало симпатично.

Я снова попыталась увидеть Мастера, не вышло. Несмотря на моё неудовлетворённое любопытство, я вдруг успокоилась. Поделилась с хорошим человеком, и вроде бы уже не одна.

Я вернулась к своим делам: если горничная должна прийти завтра, то про территорию Женька ничего не говорила, а ведь за ней явно кто-то должен был ухаживать... Ходить мимо пожухших листьев и прочего мусора я спокойно не могу.

– Помочь? – спросила милейшая Лизочка из комнаты по соседству с миллиардером.

– Метла только одна, но спасибо! – расцвела я.

– Но если что, я с радостью, – ответила девушка. Со своими двумя пушистыми хвостиками и внимательными голубыми глазами, порывистой стройностью и лёгким, старомодным платьицем, она выглядела, как очень целеустремлённая фея в очках с тоненькой оправой.

«Интересное лицо», – подумала я, представляя, как могла бы слепить её портрет.

– Вы откуда? – поинтересовалась я.

– Из Москвы, из Жуковского точнее.

– Чем занимаетесь, если не секрет?

– Аэродинамикой, – ответила девушка-фея. – Я учёный.

– Оу, – поразилась я, – никогда не видела таких изящных учёных! Это нереально интересно! Полёт и всё, что с ним связано, меня жуть как увлекают! Взаимодействие формы и пространства, – мы с вами занимаемся почти одним делом!

Девушка-фея недоумённо взглянула на метлу в моих руках, и я поспешила добавить:

– Не в смысле ветер гоняем туда-сюда. Я вообще-то скульптор.

– А-а, – заулыбалась Лизочка. – Скульптор — это тоже очень интересно! Тогда вы обязательно должны побывать у нас в МАИ2 и посмотреть на испытания в аэродинамической трубе! Я вас приглашаю!

– О Боже, я с большим удовольствием, хоть и не представляю, как ваша труба выглядит.

– Это непередаваемо! – мечтательно воскликнула Лизочка.

Но дальше рассказать не успела, её позвали наверх на общее собрание, и она убежала. А я, закончив с дорожками, обнаружила шланг, краник и здоровенную лазурного цвета лейку. И принялась поливать растения. Их было тут невероятное множество: от обычных роз до кустов экзотической пассифлоры, обвивающих забор и беседку сочно-зелёными ползучими плетями с инопланетными синими с белым и красными цветками и торчащими, как антенки, ярко-жёлтыми тычинками. Закончив всё в нижнем ярусе, я поднялась на вип-веранду, таща двумя руками громадную лейку и напевая под нос песню Золушки из мультика.

Вообще я человек «формы», я вижу её, чувствую, руками слышу. Поэтому поливать цветы было большим удовольствием. Они баловали мой взор оттенками, шевелили лепестками, по которым пробегал солоноватый бриз. И я потихоньку их гладила, касалась, ощущая пальцами то приятную бархатистость, то нежность атласа или глянец толстых листьев. А за верандой простирался чувственный юг. И каждая крыша была по-особенному ребристой, и каждое дерево на своём месте, и ласточки на проводах, и море...

Я смыла с себя соль, но всё равно кожа дышала благостью, которую щедроизлучало на город и горы это невероятное живое существо всех оттенков синего.

Очень захотелось что-нибудь сваять. При мысли о творчестве снова в голову пришли кубики Артёма. Мда... из него вышла бы прекрасная модель. Носомневаюсь, что он согласится мне позировать. Впрочем, я не Микеланджело ивообще хочу освоить сварку, чтобы сделать нечто особенное и грандиозное. Воттолько как скопить денег на такое количество металла? И где потомустанавливать? Не во дворе же нашей пятиэтажки, чтобы потом дядя Вася и Кº под моим шедевром рубились в шашки? Да и дворничиха меня убьёт, а голуби... Нет, для них статуи Ленина на площади достаточно. Надо было найти место!

Я взглянула на горы, упрямыми белыми лбами выступающими над Алупкой и отувлечённости закусила губу. А если на вершине поставить? К примеру, на Ай-Петри? У меня аж мурашки по коже побежали – с ночной подсветкой это было бы невероятным зрелищем! И днём, в лучах солнца, если подобрать правильный металл и грамотно разместить грани, эммм... В упоительном восторге представив свой «облачный проект» здесь, я даже закусила губу и не заметила, что поливаю совсем не тигровую лилию в горшке.

– Что вы делаете?! Прекратите! Я буду жаловаться! – раздался истошный визг.

Упс... Звезда по имени Милана. Мокрая, она отскочила от козырька веранды исотрясала кулаками с презлейшим выражением лица.

– Извините! – крикнула я, едва сдерживаясь, чтобы не хихикнуть.

– Вы специально делаете это?! – кипела блондинка, отряхивая с волос капли. – Я вижу: специально! И прекратите уже лить!

– Ой.

Я подняла носик лейки, но поздно: следом за мокрой курицей, тьфу, звездой... вышел Артём. Струйка прохладной воды пришлась ему аккурат в темечко. Онотскочил и ошарашенно взглянул наверх.

– Это она назло! Всё назло! Кто вас только воспитывал?! – вопила Милана. – Негодяйка!

Я с виноватой улыбкой развела руками.

Артём вытер голову рукой и рассмеялся.

– Мил, ну чего ты кричишь? Это вода, не кислота...

– Она... она... террористка! Я и в Букинге напишу, и везде! Про этот анти-гостевой дом! Тут всё против гостей и людей!

– Я правда случайно, – сказала я, тщетно пытаясь сделать огорченное лицо, ногубы предательски растягивались в улыбку сами.

Артём хитро сощурился, сделал пару шагов к газону, и наклоняясь, проговорил:

– А ты была в Италии, Мил?

– Да, а что? – она уткнула руки в боки.

– А там тоже незнакомцев водой поливают. И в Польше. Говорят, на счастье, – сказал он, с хохотом разогнулся и направил из шланга воду, которую я оставилалиться под куст гортензий, прямо в высокомерную блондинку.

Визгом оглушило, наверное, даже кабанов в Национальном парке. Гостиповыскакивали из номеров. У меня отвисла челюсть. Но этот хулиган в следующую секунду прижал пальцем отверстие шланга, задрал его и окатил меня с ног доголовы. Досталось ещё кому-то сзади.

– Ах так! – выдохнула я и, уже не стесняясь, выплеснула ему на голову всю воду из лейки.

Он дал мне сдачи.

– Я тоже хочу, мама! – восхитилась девочка лет двенадцати, приехавшая сюда с матерью, степенной врачом-неонантологом.

– Под абрикосой ещё есть шланг! – крикнула я ей.

– Скорее! Беги, воды на всех хватит! – подхватил откуда-то взявшийся Володя, растерявший мигом всё своё плавное спокойствие.

И что тут началось! Брандспойта только не хватало! Мирные йоги, – не все, конечно, – принялись поливать друг друга. Война шлангов, леек, бутылок и даже кружек. Все смеялись, обливали друг друга, как дети, убегали и были застигнуты водой из ведра на голову с винтовой лестницы. От визга Миланы и двух её подружек в ворота начали стучать соседи. Запыхавшись, я открыла калитку.

– Что такое? Убивают кого-то?! – На пороге стоял круглолицый дядечка с потной лысиной.

– Нет, только поливают, – ответила я.

– А Евгения знает? Зачем это? – вытаращился дядечка на мой мокрый, донеприличия прилипший к телу сарафанчик.

– Знает, – кивнула я с улыбкой, переводя дыхание. – Это йоги. Они вообще странные люди. Практикуют очищение тела и духа. Водой.

– И смехом, – послышался весёлый баритон позади. – Присоединиться не желаете? Обольём бесплатно.

Я обернулась. Рядом стоял Артём, мокрая белая рубашка облепила торс, шорты – ноги, с носа и коротких кудрявых волос капает, уверенная улыбка во все тридцать два.

– Нет, – попятился дядечка. – Я просто убедиться...

Артём закрыл створку ворот, положив ладонь в миллиметре от моей. От этогопочти касания моё сердце ухнуло, а в теле что-то закоротило, пульсируя с искрамив бёдрах. Я поторопилась отступить.

– Минутка юного террориста окончена, – сказала я, отчего-то слегка охрипнув.

Его глаза смотрели прямо в мои и смеялись.

– Чего ты только не сделаешь, лишь бы не сдать мне местоположение стиральной машинки, да? – хохотнул он.

– Ну ведь стирка удалась, – нашлась я и забрала у него из рук шланг. – Или на тебя ещё порошком посыпать?

– Без порошка обойдусь.

Нас обдали сзади из шланга водой. Мы оба подскочили и обернулись. Это был Володя.

Аквабитва закончилась так же быстро, как и началась. И все улыбались, кроме Миланы, у которой потекла тушь. Мне даже стало её жалко. На дорожках сверкалипод солнцем лужицы, на газонах и у веранды впору было лягушек разводить. Интересно, не затопило ли ёжика?

Довольные йоги пошли за полотенцами, а я с самым деловым видом поспешилазаняться сворачиванием шлангов, наведением порядка и вообще чего угодно, потому что в голову лезли мысли о совсем других занятиях... Ни к чему это! И перестань сердце стучать так быстро... Подумаешь, мокрый мужчина! И не только у него такие плечи широкие, и глаза блестят. И вообще стоит, смотрит, и не помогает. Ну да, он же боится руками что-то делать. Да уж, он миллиардер, а я с такими ни-ни...

* * *

«И никакой он не миллиардер! Он мой ровесник наверняка. Когда бы успел заработать состояние?! Даже если его папа, к примеру, был подпольным богачом ихранил в пыльном чемодане под кроватью миллион в Советское время, он бы триста раз обесценился в счастливые девяностые, – думалось мне. – Так что Артёмпросто хвастун и враль! »

Впрочем, то, что творилось в моих бёдрах под его взглядом, плохо влияло наумственную деятельность. Я скашивала на Артёма глаза и слегка в тумане пробиралась по газонам и дорожкам за шлангом, как Тесей по нити Ариадны, ища, где тот заканчивается. Шланг был бесконечным, а сад запутанным, не хуже пещер Минотавра. Уже в шаге передо мной высился увитый зеленью забор, а Артём как нив чём не бывало медленно шёл за мной и откровенно пялился. Его игривой полуулыбкой мне прожигало спину, плечи и ямочки под коленками. Думалось: а не он ли тут Минотавр? От этой мысли что-то сворачивалось жгутом внизу живота исовсем мешало соображать. И вдруг до меня дошло: да ведь в этом мокромсарафанчике я же как голая! О, нет...

Я засуетилась, попыталась отлепить мокрый ситец от ног. Споткнулась, угодив ступнёй в хитросплетения барвинка в конце дорожки и полетела вперёд. Артёмпрыгнул меня ловить, я выронила шланг и вытянутыми, как Петрушка, рукамиуперлась в увитый зеленью забор. Тот поддался, и мы с Артёмом вместе упали в какой-то проём. Бетонный пол встретил нас недружелюбно.

– Ой! – вскрикнула я, больно ударившись плечом. Непонятно, почему я не приложилась о него головой.

– Чёрт! – вторил Артём.

Шланг произвольно закрутился вокруг наших ног, как змей-искуситель, и нашиколенки оказались совсем рядом. Коснулись. Горячие. Я забыла, как дышать. А изумлённый падением Артём взглянул мне в глаза, я замерла в неловкой паузе ипозе, а он глянул мне за ухо и... рассмеялся.

Ах он! Мне же больно! Не отпуск, а дурацкая комедия положений! Ужас просто!

Я принялась нервно выпутываться, стараясь больше не задевать непозволительноблизкое мужское тело. Меня обдавало жаром и электричеством, а он хохотал, продолжая поддерживать меня за талию. Я поняла, что лежу щекой на его плече. Покраснела, привстала и оглянулась. Позади стояла белая, гордая, как айсберг в океане, стиральная машинка. Называется, почувствуйте себя Титаником.

– Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу, – заявил Артём. Выпустил меня и сел, утирая слезу одной рукой, потирая плечо другой.

– Мда, Штирлиц выстрелил в упор. Упор упал, – вырвалась у меня цитата из старого анекдота.

– Страшная тайна раскрыта! Прощай тазик и вредная домоправительница!

Предплечье саднило.

– И ничуть не вредная.

– Записи с камер слежения посмотри. И в зеркало, – хмыкнул он.

Язвительные чёртики в его глазах меня рассердили окончательно. Я, наконец, избавилась от шланга и вскочила. Мы были в подсобном помещении, где стояла не только стиральная машинка, но также посудомоечная, сушилка, две гладильные доски, два утюга, стеллажи с бытовой химией, швабры, вёдра, щётки и, кажется, морозильная камера. Я поджала губы и сделала реверанс.

– Пользуйтесь на здоровье, гости дорогие! Если, конечно, тут вообще что-тоработает. Но у нас не «всё включено», так что сами-сами... Благодарю засовместный полёт!

И выбежала в распахнутую дверь, злая на Артёма, на Женьку, которая замаскировала зачем-то вход в хозчасть под забор, на машинку и на боль в предплечье. Словно мне ноги не хватало!

* * *

«Это знак! – решила я, поливая едва заметную ссадину перекисью водорода. – Точно знак. И он говорит: нечего заглядываться на неизвестно кого! С одним я сломала ногу, с этим могу и голову... Не надо нам такого, спасибо! Я точно знаю: накурортах все врут. Рассказывают о себе с три короба, срабатывает эффектжелезнодорожного вагона: увидел, поразил, забыл. Кстати, если не соврал, то ещё хуже. А подружиться? – снова вспомнила я Люсино задание. – Вряд ли. Уж слишкомон меня раздражает. Так и до аллергии недалеко».

Я переоделась в сухое платье, похожее на длинную футболку с капюшоном ивытерла полотенцем волосы.

На кухне «для бедных» грюкнуло. Зашумел электрочайник. Из крана в мойку потекла вода.

«Лизочка, наверное. Или пара из Симферополя. Этот же руки запачкать боится...»

Выглянула за шторку. Нет, это был Артём. Тоже переоделся, волосы взлохмачены, как у мальчишки. Он что-то делал у стола.

«Арестовывать надо за такую симпатичность и депортировать к чертям собачьим, как недавно красавцев из Саудовской Аравии. Не выйду, пока не отправится в свой поход», – подумала я, продолжая за ним наблюдать, как шпион из логова.

Заметила, что у Артёма есть лёгкая асимметрия в лице. Словно привык улыбаться с хитрецой и порой кривовато, потому что не искренне. Лоб высокий. Подбородок упрямый. Лицо человека, который знает, что умеет нравиться и пользуется этим. Хуже того: привык, что все клюют – достаточно лишь небрежно улыбнуться исказать: «Я миллиардер». Фу!

Я глянула на себя в зеркало над холодильником: обычная, совсем обычная, каких много ходит по улицам. Стройная, но не спортивная. Нос курносый. Губы как губы. Глаза невыразительные, брови в порядок не привела. И цвет волос дурацкий, надоперекраситься в свой естественный или, наоборот, ярче сделать, а то моль непонятная второго сорта.

Созерцание собственной заурядности вызвало ещё большее раздражение. Зато я пришла к весьма определённому выводу:

«У нас с ним ничего общего быть не может! И он мне ничуть не нравится. Даже не поинтересовался, не ударилась ли я? И со шлангом не помог. Разве нормальный мужчина так ведёт себя? Допустим, он не испытывает симпатии, но где же джентльментство? Манеры? Благородство? Или миллиардерам всё это ни к чему? Кошелька достаточно?»

Артём повернулся ко мне вполоборота, слегка улыбаясь, а я мысленно пробурчала:

«Даже сам с собой притворяется рубахой-парнем. Для кого? Кого он хочет обаять? Чайник, что ли?»

Резкий звонок ворвался в тихие бытовые шумы, Артём достал из шорт телефон, поднёс к уху.

– Да, говори быстро! – приказал он.

Я оторопела, потому что в тысячную долю секунды его лицо изменилось: из молодого парня Артём превратился в зрелого, жёсткого и безапелляционногомужчину, старше меня лет на десять.

– Продавай, – скомандовал он, выслушав кого-то.

И ушёл в свой номер, плотно закрыв за собой дверь. А я так и осталась стоять, поражённая. Ведь этот последний действительно мог быть олигархом, министром, биржевым воротилой, да кем угодно! С хищным взглядом, со складкой у рта иопасной собранностью зверя перед прыжком. Как ягуар, только нежившийся насолнце с красивой, лоснящейся шкуркой, вдруг увидевший добычу.

Руки у меня покрылись мурашками. А, может, он действительно Минотавр? Я сглотнула и, наконец, отошла от шторки. Выдохнула.

Хорошо, что я не красавица, к тому же не слишком целая «не красавица», и ему наменя плевать. Возможно, кажусь ему слегка забавной и пригодной для пикировки? И всё на этом. И это здорово! Ведь он настоящий меня напугал.

* * *

Я не выходила из каморки, пока не услышала, как хлопнули три двери, защёлкнулись замки и шаги во дворе утихли. Все ушли в поход – дышать соснами в Национальном парке.

Я выскользнула на кухню для бедных из потайной двери и увидела на ближайшемко мне столе большую круглую коробку, разделённую на несколько частей: орехиКешью, Макадамия, грецкие, фундук, крупные фисташки на одной половине, ишоколадные трюфели с засахаренными фруктами на другой. Коробка былаоткрыта, из-под неё торчала салфетка, где было размашисто написано:

«Надеюсь, ты не ударилась. Это тебе для улучшения настроения. Свежее. Из Калифорнии. Буду рад, если съешь всё»

А рядом стояла кружка и дымился чай. А-а, э-э, о-о... Это он точно мне?

1Имеется в виду немецкий самолет Мессершмидт.

2Московский Авиационный Институт

Глава 7

Артём

Она обиделась. И стало как-то не очень. Хотя по сути, девчонка и девчонка. Ножки стройные, фигурка красивая, грудь... очень аппетитная грудь. Но её лицо — это нечто: глаза серые, большие и очень говорящие. Они становятся зелёными, когда сердится. И мимика богатая: наблюдать за её эмоциями интересно – театр одного актёра. Но приятнее, когда улыбается. Тогда в памяти, где-то на фоне, просыпается образ из детства: Гаечка из диснеевского бурундук-экшена «Чип и Дейл». Ведь по сути, она такая же деловая колбаса со светлыми волосами, красным носом и гаечным ключом на бедре. Милота, в общем. Но, знаете, «Гаечку» обижать как-то совсем отстойно. Захотелось исправиться.

Хотя разве мало других женщин? Не у меня. Я не коллекционер, но каких в моей постели только не было: рыжих, брюнеток, блондинок, стильных, странных, модельных, эпатажных, богемных, простых, амбициозных, классических стерв и прекраснозадых зануд. Я не считал и не запоминал. Зачем? Ничего сколько-нибудь серьёзного. Пассажирки, попутчицы на пару остановок, на вечер под виски, на party1 на Ибице – поиграть в любовь, а на утро приказать горничной поменять бельё.

Но сама любовь... Не уверен, что она существует. Не в смысле глобальном, общечеловеческом. Тут сомнений нет. С некоторых пор я верю и даже иногда чувствую, что есть нечто большое и тёплое, от сердца к сердцу, в глазах людей, в дружеских объятиях и даже в том, что я делаю. Благотворительный фонд у меня был всегда, как только деньги завелись, а последние полгода я сам по больницам езжу. К детям, к старикам заходишь и радуешься, вот она, любовь – когда на твоём оборудовании жизнь спасли.

А ещё в музыке, в настоящем искусстве она тоже есть. Без неё ничего шедеврального не сотворить, только ширпотреб. Я талантливый народ поддерживаю, вижу, как горят их глаза, когда творят, когда получается. Я и сам люблю моё дело. Жизнь люблю. Планету нашу!

Особенно понял это, когда в Перу сорвался в марте этого года, на шаманскую практику со замысловатым названием Аяваска. Для меня она стала откровением. Сначала колбасило не по-детски, а потом я вдруг понял, что мир живой. Дышит. Чувствует всё. Очень хотелось бы повторить! И не пятнадцать минут, а в режиме реального времени. Теперь ищу, как

Но любовь между мужчиной и женщиной? Хм... Верить, конечно, можно во всю эту романтику, лямур-тужур и прочую туфту, но я практик. На мой взгляд, то, что все называют любовью – это инстинкты, программы и манипуляция. Ты хорош, пока кому-то что-то даёшь. Не дал, уже плох.

Так вот, на мой взгляд, между мужчиной и женщиной помимо чисто животного влечения существует извечная устная или немая договоренность: размножение, удовольствие, содержание, в том числе и финансовая выгода. Даже у родителей к детям не любовь, а сплошные инстинкты. Самые древние, первородные — поддержание рода человеческого, сопротивление вымиранию, чтобы мы, как динозавры, не исчезли. Остальное навеяно обществом, запрограммировано. Я это понял, глядя на своих родителей. И решил, что мне такое не нужно. Я их навещаю, по отцу скучаю даже. С мамой... с ней всё сложно. Но винить не в моих правилах. Обвиняют других в чём-то только слабаки. Мне же вполне можно сказать ей «спасибо». Вся моя жизнь — компенсация; доказательство маме, что я ни хрена не ошибка, не тот, кто бывает в тягость. Самодостаточность, уверенность, сила – всё оттуда. И то, как я рвался к успеху и пробился там, где другие руками разводили, тоже компенсация. В тридцать шесть моё состояние равно миллиарду. В рублях, правда, но тоже неплохо.

До некоторых пор было достаточно. Но вдруг стало мало. Офигенно счастья захотелось. Не придуманного, а чего-то такого... Разве выразишь словами? Мудрецы говорят, что внутри все психологические блоки, обиды, травмы, недостаточность закапсулированы, и никуда ничего не уходит. Получается, что я носитель боли в ячейке. Так себе звучит.

Я не чувствую боль, я просто точно знаю, что она есть. Оставишь, прорвётся раком или другой мерзостью. Не хочу. Как практик я решил выкопать из себя всю дрянь и жить просто и счастливо. Такой, какой есть. Без доказательств того, что имею право. И так слишком много было компенсаций.

А вот это оказалось сложно. Не проблема купить что-то, я вон даже самолёт недавно приобрел, побаловался и продал – не моё, зачем держать на балансе? Проблема в том, чтобы просто быть и не заморачиваться, потому что заморочки въелись под кожу. Хочется простоты. Настоящего. Искреннего. Не в светлом будущем, а сейчас.

И странное дело, я приехал не за этим, но рядом с этой девочкой вдруг стало просто. Клёвое ощущение, когда человеку от тебя ничего не нужно. И вдруг понимаешь, что нужно тебе. Вот этого: лёгкого и задорного. Тепла. Как в детстве. И побольше.

* * *

Мы ушли наверх в горы. Пролезли по каменным завалам, помедитировали на внушительных валунах, как на балконе, оставив под собой старый город, дороги и даже море. Потом в сосновой долине, куда вряд ли кто доберётся просто погулять, прокачали дыханиетак, что голова начала кружиться от перенасыщения кислородом. Гламурные девицы, что притащились с нами, застонали и отпросились вернуться пораньше обратно. Правильно, не место им тут. Остальные занялись делом. Мастер и Вован контролировали процесс, внимательные, как кондоры над Андами.

Я с остервенением выполнял всё, что говорили. Ещё бы! Я ехал сюда, стремился с одной целью – выцарапать боль, найти её у себя внутри и обезвредить, как паразита. Я преодолел за эти дни шесть тысяч семьсот тридцать восемь миль. И что бы вы подумали? Стоило закрыть глаза, на тёмном экране сознания появлялась наша крымская Гаечка, позеленевшие глаза или дерзкая улыбка супер-бурундука, мокрый тонкий сарафанчик... Чёрт! Как галлюцинация, как морок. А вместо боли наружу проступало тепло, любопытство и даже азарт. И электричество мурашками по телу. Наконец, я не выдержал, встал и подошёл к инструкторам

– Кто мне объяснит, что делать с навязчивой идеей? С образом? – спросил я у Вована. – Мешает практиковать.

Он улыбнулся, как всегда так, что не поймёшь, плохо это или хорошо, и сказал:

– Что приходит, с тем и работай.

– В смысле? – опешил я.

– Ничто не приходит случайно. Во время дыхательной практики из подсознания всплывает то, что требует проработки. Останься с этим. Просто наблюдай.

Вот оно как, – озадачился я, – ну что ж...

Прикрыл глаза, и снова возникла перед глазами она. Ну, что ж, подышим, девочка, раз уж ты так навязчиво устроилась в моих мыслях? И когда я перестал сопротивляться, по мозгам шарахнуло электричество. Отчаянно захотелось сбежать обратно, сломя голову. Найти её и потрогать, чтобы убедиться, что онареальна, а не плод техник Адлера или Аяваски. Остаться с этим? Ладно, я остался, хотя мозг бубнил: ты тут не за этим, не за этим, болван. Его тоже пронаблюдал. Умвечно бубнит что-то, заткнулся бы уж...

Я продышал, не сопротивляясь и наблюдая всё, что приходит. Я почувствовал бешеный прилив энергии совсем не к мозгу или сердцу, а гораздо ниже. Всё остальное просто снесло. Воображение включилось, развернулось и устроилофейерверк. Оу...

Когда все встали и начали собираться обратно, я чувствовал себя странно. Совсемне так просветленно, как народ вокруг. Наоборот. После всего, что мне тутнапредставлялось, в голове, как заевшая пластинка, крутилась одна и та же дурацкая мысль: «Тяжела и неказиста жизнь у сексо-террориста». Мда, и это тоже был я...

Плохо соображая, я пошёл за остальными. Тело ещё было горячим ирасслабленным, как после реального секса. Теперь оставалось попробовать, как насамом-то деле будет. Я просто обязан, чёрт! Пронаблюдать в реале. И если хотя бы на четверть будет так круто, оу...

Шаг за шагом по сосновому раю, мозг снова встал на место и начал бубнить. Интересно, это мания или прикол подсознания? Ясно было одно: до этого моментая совсем ничего не понимал в компенсациях. Надо срочно, просто наисрочнейше увидеть её и прикоснуться! Иначе решу, что сошёл с ума!

1Вечеринка (англ.)

Глава 8

Эля

Мороз-воевода дозором обходит владенья свои, ну и я ничуть не хуже – обошла, как тёмный властелин, подотчётную недвижимость. Поставила стулья к стене, поправила подушки на диванчиках, выбросила мусор в обнаруженный у ворот бак. И поняла, что я, наконец, предоставлена сама себе и могу заняться чем угодно! Глаза разбежались, чуть не лопнув от жадности – свобода! Ура! Свобода! Дайте три по столько же!

Жалко, море было далеко и с балкона в него не бултыхнёшься. Существенный недостаток нашей гостиницы. Но синее пространство в золотом мареве на горизонте глаз радовало. Я надела кепку, повесила на плечо рюкзак и, заперев ворота, пошла гулять. Так как то, что было у подножия нашего верхотурного «Мандала хауза», я частично освоила, стоило отправиться выше. Любопытно же!

Указатель манил в заповедник. И хотя нога говорила: «Сиди, любимая, ровно», я шагом очень спортивного ленивца направилась на исследование территории.

Эх, раньше я б уже тридцать раз тут всё кругами оббежала, посидела бы на той скале, что высится в ярком небе справа, пофоткала бы на утёсе слева, пересекла бы вдоль и поперёк Национальный парк, узнала бы всех собак и улицы лучше местных. Но теперь, увы, приходилось совершать марш ползком.

«Турбо-улитка» – вспомнила я «обзывалку» Артёма и усмехнулась. Ну, зато конфеты были вкусными.

Перейдя на противоположную сторону Севастопольского шоссе, я попала в тенистое царство растений, шишек и хвои. Боже, настоящий лес! Как я скучала! Я тосковала дома всё это время по высоченным стволам, елям и берёзам, запахам листвы, грибной сырости и красным россыпям ягод. Мне очень не хватает такого обилия деревьев в родном, окружённом степями Новочеркасске. Папа забрал меня из Москвы, когда передвигаться получалось только на костылях и нечем стало платить за съёмную квартиру. Новочеркасск – прекрасный город, в котором я знаю каждый угол, но это уже не мой город. Там мне не хватает не только леса, но и движения, людей, снега зимой и даже шума. Не хватает выставок и возможностей. Да, этот год изменил всё! Но сейчас вокруг были дубы, сосны, самшит, кизильник и даже кедры. А как пели птицы! Грех жаловаться.

Я немного прошагала по дорожке наверх, зачерпнула ладошкой воды из облагороженного диким камнем источника, потом свернула по тропе налево. Сердце радостно билось. Не только глазами, но кожей, всем своим существом я впитывала богатство образов вокруг. Совсем не то, что в Интернете на природу любоваться! Невозможно было удержаться, чтобы не забрать себе пупырчатый красноватый камень, похожий на нос деда Щукаря, или голыш в виде сердца, и небольшую корягу, в которой мне виделась влюблённая пара в обнимку. Настроение было чудесным, собирательство увлекательным.

Я вышла на залитую солнцем полянку на склоне. Вдохнула запах распаренных солнцем трав и опьянела. Как же хорошо! Села под раскидистую ветку сосны и достала альбом с простым карандашом.

Море и отсюда было видно, но я отвернулась от него и начала набрасывать контуры упрямого скалистого лба, смотрящего в сторону Ялты. Вновь мечты о проекте унесли меня из реальности. Вот тут, – набрасывала я карандашом, – была бы фигура Его, стремящегося взлететь, а рядом Она, словно дающая Ему для этого силы.

Вновь мурашки по телу и мысли прочь. Рука рисовала сама, мягкими штрихами карандаша оставляя угольные линии на белом. Во рту опять сладко, тело будто стало легче на вес меня самой. Тишина и неподвижность, только пальцы переносят на бумагу образ, пропуская сквозь себя незначимое совсем время. И вдруг шорох и треск веток вырвал меня из процесса творчества. Я подняла глаза и опешила – на меня из зарослей смотрел олень. Настоящий! С золотистой шкурой, ветвистыми рогами и влажными глазами-бусинами. Мы разглядывали друг друга удивлённо секунд десять, а затем король леса махнул головой, фыркнул и умчался в чащу. Только ветка в мелких салатово-нежных листиках всколыхнулась, подтверждая, что он не был галлюцинацией.

– О-о! – сказала я себе. Потом опустила глаза на рисунок, который набрасывала почти в трансе, и повторила, правда уже совсем другим тоном: – О-о...

Образ будущей скульптуры Его над скалой, который должен быть в масштабе не меньше статуи Христа в Бразилии, непонятным образом был похож на реального персонажа. И его-то уж точно я не собиралась запечатлевать в веках. Много чести. Но сомнений быть не могло – взлететь со скалы собирался карандашный Артём.

Здравствуйте, приплыли... Я потянулась за резинкой — исправить лицо и эти характерные кубики, а потом передумала. Хихикнув, я пририсовала нашему герою шикарные ветвистые рога и ма-аленький куцый хвостик. А что? Смотрится! И никакого пафоса!

* * *

Развеселившись, я показала нарисованному Артёму язык. А потом принялась собирать на поляне травы к чаю. Чабрец с фиолетовыми цветочками – шершавыми бисеринками наощупь. Как он пах! Ромашку, улыбчивыми смайликами разбросанную по лужайке... Лимонник, бархатными серебристыми рожками выглядывающий из травы.

Позвонил папа.

– Как дела, дочка?

– Всё прекрасно! – сказала я, ни капельки не соврав – в данный конкретный момент было всё лучше лучшего.

И это здорово, потому что тоном папу обмануть не удастся. Иногда мне кажется, что у него телефон подключен к особому дешифратору чувств, но на самом деле, просто папа знает меня, как облупленную, и у него абсолютный слух. В нашем маленьком городе нет настройщика фортепиано лучше. Удивляюсь, как они с мамой поженились, ведь ей медведь на ухо наступил. Когда она начинает в ванной петь «Я люблю тебя до слёз», папа с вытаращенными глазами спешно хватается за беруши и сам готов разрыдаться. Зато мама – хороший инженер. В отличие от папы может в любой конструкции разобраться. Поэтому если надо собрать новый шкаф или палатку поставить не кверх тормашками — это к маме, а если о душе или об искусстве поговорить — к папе. Кстати, и готовит он лучше.

В приподнятом настроении я вернулась к гостевому дому, вошла и оторопела: у дверей первого этажа стоял Игнат – тот, самый симпатичный из бандитов, поошибке заехавших к нам вчера. Руки в карманах, тату, джинсы, красное поло, чернющие глаза и волосы – натуральный сицилийский мафиози.

– Э-э, здравствуйте, – сказала я, на всякий случай не закрывая за собой ворота.

– Привет, красавица! Вот ты где! – расплылся в улыбке он, не собираясь никудаубегать, как стоило бы грабителю.

– Как вы сюда попали? – строго спросила я.

– Тебя искал. – Он направился прямиком ко мне.

Я заметила в углу у забора древко от метлы.

– Ворота заперты были, – я сдвинула брови, стараясь выглядеть сурово, правда, как мне Люся говорит, лицо при этом у меня становится похожим на куриную попку. Никто ни разу не испугался...

Непрошенный гость показал большим пальцем себе за плечо на другой конец сада.

– А там калитка открыта.

– Она тоже была заперта, я точно помню, – поджала губы я, хотя и засомневалась: вдруг я её не проверила?

Нет, он врёт. Игнат приблизился, я прилипла к железной створке, судорожно думая: вызывать полицию или просто орать благим матом?

– А разве у гостей ключей нет? – Он остановился так близко, что меня окуталожаром раскаченного тела и облаком Олд Спайса. Взгляд наглый, откровеннее некуда.

Я отступила, внутренне сжимаясь. Игнат посмотрел на меня сверху вниз и добавил:

– Я дёрнул, открылась. Больше ничего не знаю. Пойдём лучше прогуляемся сомной, детка? Кофе, мороженое, шашлык? – Его рука опасно потянулась к моей талии. – На кораблике покатаемся.

Я отодвинулась.

– Нет, извините. Я занята.

– Бросай все дела, детка! – игриво ответил он. – Я же бросил.

– Нет. Я не могу.

– Тогда угости меня кофе тут, – проговорил он с дьявольщинкой во взгляде. И настырно оттесняя меня, потянулся за второй створкой ворот, явно с желанием их закрыть за моей спиной.

Меня бросило в дрожь, потому что перспектива остаться наедине с мужчиной подобных размеров, с масляным блеском в глазах и с черепами, вытатуированными на руках, радовала так же, как мышь – возможность провестиупоительный вечер в коробке с голодным котом.

– Нет. Я вас не приглашала. И вам лучше уйти! – громко сказала я, отчаянностараясь не выдать свой страх.

Бандит коснулся пальцем моего плеча. Я отпрыгнула в сторону метлы. Схватилась за неё. И одновременно с улицы послышалось:

– Проблемы?!

Я с облегчением узнала голос Артёма. Сицилийский мачо, стоящий на пороге, поднял ладони и развёл их, словно показывая, что без оружия.

– Никаких. С девушкой болтаем.

Артём вошёл весь мокрый, даже рюкзак, кажется, был влажным на его плече, собранный, словно троеборец перед прыжком, и посмотрел на Игната тем самымхищным взглядом, от которого мне было не по себе.

– Он уходит! – акцентировала я.

В ответ ухмылка.

– Ты уходишь. И не возвращаешься, – жёстко и безапелляционно заявил Артёмнепрошенному мачо.

Они были почти одного роста, однако Игнат на вид гораздо мощнее, грубее против спортивного, но более гибкого, более аристократичного Артёма. Как кабан против гепарда.

Напряжённые шеи, упрямые затылки, налитые мышцы рук и спин, прекрасноразличимые сквозь одежду. Тут и анатомии движений можно было не знать, чтобы понять: до драки – пара взглядов. Я нащупала в кармане телефон с мыслью ополиции.

Но кабан вдруг отступил и шагнул на улицу. Обернулся. А я инстинктивно встала заАртёма.

– Это я сам решу, – нехорошо улыбнулся Игнат. – Да, детка?

– Не парься, я уже решил, – отрезал Артём.

Оба улыбнулись друг другу, словно два хищника оскалились. И, несмотря нараскаченную мускулатуру «ухажёра», я почувствовала, что Артём в своей концентрации и уверенности сильнее. По-моему, почувствовала это не только я, потому что Игнат ничего не ответил. Артём закрыл ворота перед его носом. Задвинул засов. Послышались шаги прочь. Я ещё не дышала. Артём перебросил рюкзак на другое плечо. Поверить не могу: он меня защитил!

– А остальные где? – выдохнула я, возвращаясь к способности дышать.

– Объедают на пригорке можжевельник, – ответил он расслабленно, как ни в чём не бывало.

Меня восхитила его выдержка и осязаемое ощущение силы.

– А ты?

– Я из можжевельника предпочитаю ложки и эфирное масло в бане.

– Ага...

Он хмыкнул, вытирая со лба пот:

– Можешь расстаться с метлой. Она тебе не идёт. Не твой стиль.

Мне стало легко, и я рассмеялась:

– Нет. Не расстанусь. А вдруг это «Нимбус 2000» 1?

Артём тоже хохотнул:

– Не похоже.

– Нет, правда – самый настоящий Нимбус под магическим прикрытием, – расширила я глаза и снизила тон, словно сообщала большую тайну, – чтобы никтоне догадался.

– Ага, ясно. А ты ведьмочка под прикрытием? – смеялся Артём, рассматривая меня со всех сторон, словно пытаясь обнаружить хвост.

Я гордо повела плечом:

– Нет, никакого прикрытия. Я такая, как есть. Суровая, адаптированная под современные реалии. Апгрейд так сказать.

– Чтобы всем нравиться? – хитро сощурился Артём.

Я удивилась и смутилась даже, но с преувеличенным задором в голосе ответила:

– Нет. Я вообще не собираюсь никому нравиться. Кому надо, тот сам...

– Ты каждую фразу начинаешь с «Нет». Это твоё любимое слово? – Вдруг без смеха, тихо и почти гипнотически спросил он.

И я тоже перестала смеяться. Что-то в его взгляде изменилось. И в нём самом. Онвообще мне не очень был понятен. И вдруг это вызвало интерес, желание расспросить, узнать, догадаться и расшифровать его секретный код. Ведь он у негоесть? Наверняка. Под его взглядом мои бёдра вновь налились жаром, я почувствовала волнение.

Артём спокойно забрал у меня из рук метлу, поставил к забору и добавил:

– Пойдём лучше чай пить. Умираю, как хочу чаю.

И я пошла за ним. Потому что захотелось. Очень.

Возможно, предложение Люси подружиться было не такой уж плохой идеей?

1Метла Гарри Поттера

Глава 9

Артём

Если бы этого урода не было, его нужно было бы придумать. Гаечка даже не вспомнила о том, что дулась на меня. Или она отходчивая. А это ещё больший плюс. Впрочем, что-то мне в мужике, которого пришлось выставить, не понравилось. Там в принципе нечему было нравиться: орангутан в джинсах, но я почувствовал подвох. Он вёл себя, как типичное быдло и выглядел соответственно, а глаза-то были умные. Цепкие. Не к добру. Но мысль о том, чтобы вызвать сюда телохранителей, я сразу задвинул. Не маленький, сам разберусь.

– Ты откуда его знаешь? – спросил я, когда мы с Гаечкой встретились вновь на кухне, переодетые и чистые после душа. Жаль, каждый после своего. Но как бы ни хотелось, не тот момент был, чтобы форсировать. Иначе она вновь схватится за любимую метлу.

– Я его не знаю, – ответила Гаечка. – Они вчера по ошибке перед всеми заехали. Потом опомнились и сразу выехали. По отсутствию джакузи поняли, что не туда.

– Как это? – удивился я.

– Ну, – хмыкнула она, включая чайник. – Я же не знала, кто приедет. Они очень уверенно вломились и спросили, пятнадцатый ли это дом?

– А фамилии спросить?

– Я растерялась, – смутилась горе-хозяйка. – Это же в первый раз. И я никого другого не ждала.

– Не быть тебе Конрадом Хилтоном! – рассмеялся я.

– Кто это?

– Основатель сети отелей Хилтон.

Гаечка с облегчением перекрестилась.

– Фух, хорошо! Значит, и такой внучки, как Пэрис Хилтон, у меня не будет.

– Правнучки.

– Тем более.

Она улыбалась. Я тоже. Она высыпала на чистое полотенце травы из пакета.

– Собрала в лесу сегодня. Понюхай, как пахнут.

Я понюхал.

– Приятно. Я люблю чай с травами.

– Я тоже.

– А я печенье купил.

– Тащи сюда. Правда, тут ещё твои калифорнийские вкусняшки не кончились. Спасибище, мне они понравились.

Она подняла белую салфетку, раскрыв коробку, что я ей оставил. Я принёс печенье из местного магазинчика. Положил прямо в пакете на стол. Она достала пузатый стеклянный заварочный чайник. Чашки. Ложечки. Сняла пластиковую крышку с баночки с густым белым мёдом.

– А это я сегодня купила на местном рыночке. Попробуй, интересный привкус. С кислинкой.

Простые движения. Простые слова. Простые улыбки. Внезапно я понял, что мне с ней легко. Пожалуй, так просто бывает только с самим собой. И показалось, что мы дома, а не на чужой, гостиничной кухне. Просто выходной. Один из тысячи... Я поразился этому факту, и ум замолчал. Лишь пару секунд спустя скептически буркнул: «Уже «мы»? Дома? Так сразу? Ну-ну...», а я просто потянулся ложкой в мёд. И правда вкусно.

– Хорошая мысль — добавить в мёд лимон, – произнёс я.

– Я бы передала это пчёлам, но мы не знакомы...

Она села. Облокотилась о стол. Её пальцы легли совсем рядом с моими на убогую клеенчатую скатерть – издержки узкой столешницы. Глаза напротив. Гладкая, персиковая кожа предплечий. Естественные завитки влажных волос. Нежные губы. Румянец на щеках. Грудь, спрятанная под обычной футболкой. Манящая плавность линий. Всё это хотелось попробовать больше мёда. Сразу. Прямо сейчас. Ощутить тепло кожи, смять, поймать её дыхание. Взять на руки и почувствовать, какая она внутри. И дать себе оторваться по полной. Это казалось естественно и единственно верно.

Мой пульс снова участился. Кровь прилила к бёдрам. В голове стало пусто. Стоит прикоснуться пальцем к кончику её пальца, и я уже не сдержусь. Крышу сорвёт, как в воображении. А может, и пусть?

Но я отодвинул стул и сел подальше, делая вид, что тянусь на другой край стола к печенью, усыпанному кунжутом. Втиснул ноги под стол. Хм, надеюсь, она не увидела... Сказал чужим голосом:

– Добавишь чабрецу в чай? И всего остального?

Потому что так я всё испорчу. А этого чертовски не хотелось. Это было бы стратегической ошибкой – поддаться инстинктам и обменять секс на роскошь простоты. Первого у меня много всегда. На второе – категорический дефицит.

И вдруг она сказала:

– Спасибо тебе!

Я аж сглотнул: за что? За то, что от секса отказался? У меня всё на лице было написано? Докатился.

– За то, что спас, – добавила она так, что я внезапно почувствовал себя героем.

Чёрт, а приятно...

* * *

Эля

Сначала Артём был немного напряжён, но я поблагодарила его за спасение, и под чай он снова разулыбался. В душе разлилось приятное тепло от того, что ему понравился мой мёд. И вместо привычного раздражения я абсолютно и точно почувствовала наше с ним равенство: всё к столу мы принесли поровну. И чай он нахваливал тот, что я заварила из собранных трав.

– Я стараюсь вообще не пить обычную заварку, – признался Артём.

– Только «Да Хун Пао»? – не удержалась от иронии я.

– Что это?

– Самый дорогой в мире китайский чай, ты должен знать.

– Не знаю, – мотнул он головой. – Я просто травы пью. Даже обычную мяту с лимоном завариваю. Потому что прочитал, что чай, как и кофе, не даёт энергию, а высвобождает нашу же из клеток. Да, взбодриться получается, но в итоге мы тратим собственную энергию быстрее и больше, чем могли бы. В общем, крадём сами у себя.

– Удивительно. А я пока пью. Мне нравится.

Артём откусил печенье, на его губах осталась пара крошек. Я прилипла к ним взглядом. Чуть было не потянулась, чтобы смахнуть. Пытаясь отвлечься, спросила:

– А каким бизнесом ты занимаешься? Есть же какое-то направление, вряд ли ты на биткойнах состояние сколотил...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он рассмеялся:

– И на биткойнах тоже. А вообще IT, информационные технологии.

– Как Павел Дуров? – чуть прищурилась я.

– О нет, я самолётики из пятитысячных не запускаю, – с улыбкой сказал Артём. – Предпочитаю тратить на благотворительность. У меня свой фонд.

Он взглянул на меня, и вдруг показалось, что он ищет одобрения – хочет показать, что не просто денежный мешок. Странно... Не нужно было подчёркивать с самогоначала, что миллиардер. Впрочем, это уже не раздражало – передо мной сидел парень в обычной белой футболке и джинсовых шортах. С обычной улыбкой изаинтересованностью в глазах, с обычным лицом... Ну, не совсем обычным, конечно, а очень красивым, с прямым точёным носом, правильными бровями, с идеальными почти пропорциями, если не считать лёгкой асимметрии губ. Но навысоком лбу у него больше не висела табличка «Я – миллиардер». В душе, видимо, смыло. Или... Интересно, а почему он был таким мокрым, когда пришёл? Неужелибежал? Почувствовал что-то?

Словно в подтверждение Артём сказал:

– У меня чутьё прекрасное. Я нахожу стоящие стартапы, вкладываюсь в них, получаю госзаказы. Таланты нахожу, и мы вместе творим что-нибудь интересное, что приносит пользу.

– А ты тоже программируешь? – Я снова посмотрела на его руки. Было ясно – ондействительно ничего не любит ими делать, разве что по клавиатуре и мышкой щелкать, но точно не отбойным молотком.

– Нет. Я руковожу. И продать могу что угодно, – улыбался он, – хоть лыжибедуинам.

Я прыснула. А он хитро подмигнул:

– Тебе нужны новые? Вниз спускаться? К морю вжик?

– Эммм... – Я приложила палец к губам, посмотрела в потолок и игриво ответила: – Спасибо, но пожалуй, нет. Мне ты лыжи не всучишь, – и снова рассмеялась.

Вдруг рядом с ним стало хорошо, и я б поболтала ещё, но пришла Лизочка, тоже весьма взмыленная. И Костя с Зариной, пара из углового номера.

Нужно было выполнять роль хозяйки. Я встала им навстречу.

– Чаю хотите? С травками?

Лизочка обрадовалась, сказала:

– О, чай! Да! Только я мигом в душ.

Костя и Зарина отказались, но потом выглянули из комнаты и сказали, что будут. Наше с Артёмом уединение закончилось. Я встала, начала доставать чашки, ипоказалось, что я чувствую спиной его взгляд. Налила воды полный чайник. Чувство не ушло. В стекле шкафчика отразился мой курносый нос и мокрые волосы. Супер-красавица, конечно, — глаз не оторвать... Усмехнулась сама себе: что-то мне слишком часто и слишком многое стало казаться.

А потом все пили чай, добавив к нашим угощениям свои. Заглянул Володя, посидел с нами и пригласил на лекцию с Мастером. Боже, какой он был дружелюбный! Всё в нём было ладно, плавно и притягивало взгляд. Причём не только мой. Когда йог ушёл, напомнив, что пора собираться, Артём продолжал улыбаться, но теперь уже совсем не так, как наедине со мной, а с видом: «Окей, у меня всё в порядке. Я ковбой Мальборо. И круче всех крутых». Кажется, и на лбу снова вывеска с миллиардером замерцала. Угу, понятно. Ненадолго хватило. Пятиминутка слабостиокончена. Жаль...

Меня уже подмывало пошутить что-нибудь, как вдруг Артём встал и, собрав у всех кружки, начал мыть. Ого! Он умеет пользоваться мочалкой?! И вытирать посуду кухонным полотенцем?! И расставлять?!

Удивилась даже Лизочка, но все только интеллигентно его поблагодарили и пошлипереодеваться. Артём положил в ящик чайные ложки, словно так и надо.

– А как же правило ничего не делать руками? – вырвалось у меня.

Он пожал плечом.

– «Не люблю» — не значит «не умею».

– А-а-а, – протянула я, кажется, с довольно глупым видом. – Может, ещё иподметёшь?

Артём хмыкнул:

– Не сейчас. Встречу с Мастером пропускать не хотелось бы. Потом скажешь, где веник.

– Да-да, – ответила я, понимая, что мои шаблоны только что были безжалостнорастоптаны. Даже мой бывший, имя которого и называть не хочу, к бытовымпредметам не прикасался. И пылесоса боялся больше, чем наш кот. Возможно, оттого и ушёл, что встал выбор: спасаться или пылесосить.

А с Артёмом что случилось? Шишкой в лесу по лбу ударило? Хм... Чтобы не сломаться, как робот перед неразрешимой задачей, я поспешила на лекцию. Темболее, что страшно любопытно было, кто такой этот неуловимый супер Мастер?

Мне представлялся загадочный маг с телосложением истинного йога и глазамиинопланетянина. Угадала я только с глазами... Не в смысле того, что они былифиолетово-оранжевыми и на пол-лица, и не было в них кошачьих зрачков. Простоглаза человека, сидящего на почётном месте, были первым, что я увидела, войдя на вип-вернанду, преобразованную в лекционный зал, и они меня поразили. Светло-карие, они были прозрачными, сияющими, будто с подсветкой изнутри. Илимне снова показалось. От взгляда, встретившего меня, я смутилась и замерла. А владелец необычных глаз кивнул мне с улыбкой и сложил в приветствии руки перед грудью:

– Намасте.

– Здравствуйте, – шёпотом получилось у меня.

Я опустила ресницы, устроилась на одно из кресел в уголке и постаралась быть незаметной. Вообще-то я ужасно общительна, но тут вдруг захотелось замолчать. Ещё ляпну что-то не то...

Люди заходили, Мастер их приветствовал. И я, наконец, посмотрела на него ещё раз. Было неловко разглядывать этого человека в открытую, хотя, по сути, он же насцене, что предполагает...

Мастер был не китайским дедушкой с белой бородой и не индийским мудрецом, ане особо примечательной внешности мужчиной лет сорока пяти. С проседью бородка, лысина; худощавое телосложение, свободная рубашка и широкие брюкина манер индийских. Если бы не глаза, я б сказала, что с таким вполне можновстретиться в московском метро или в супермаркете, в отделе здорового питания. Спокойный, с полулыбкой на губах, мужчина просто сидел и ждал. Рядом с ним настолике в вазе стояли цветы, термос и жёлтый стакан, а также пара фотографий, наодной из которых я узнала Ошо1.

С посиневшего в сумерках неба веранду обдувал ветерок, качая ветки роз и алые гроздья герани. Скоро все двадцать мест были заполнены и даже пришёл кто-то состороны. Артём сел по другую сторону от меня и даже не взглянул. Досадно...

* * *

Небольшая вступительная речь, пара фраз о йоге в её высшем понимании, а затеммикрофон передали в зал – высказаться желающим. Поднялась Милана. Всё-такиона была красивой. И на лекцию по йоге пришла, как на подиум. Зависть-зависть. Отчего у меня не такие правильные черты лица? Не такие волосы? Не такая фигура? Наверное, просто нужно больше за собой следить? Да. Практическикруглосуточно. Но если учитывать мою работу, дела домашние, то, что надопообщаться с друзьями, поболтать с папой, помочь маме, почитать, и конечно же заняться моим проектом или хотя бы просто порисовать, то выходит, что суткикончились... Не всегда на нормальный сон времени хватает. Видимо, пару-тройку пунктов полагалось вычеркнуть ради ослепительной красоты, но я же не в утопииживу. Поэтому жертвую красотой, а не ради неё. Не выйдет из меня супер-модели, так и буду жить вся средняя и умеренно привлекательная. Хотя, может, стоитподнапрячься? Эх, и Артём на неё смотрит.

Милана поднесла микрофон к губам и сказала:

– Я так счастлива видеть вас, Мастер! Буквально слов нет, как я счастлива!

– Это скоро пройдёт, – ответил тот.

Неожиданно.

Милана осеклась, я удивлённо моргнула и прислушалась повнимательнее. Есличестно, то я ожидала взаимных дифирамбов и рассуждений о том, какие все тутособенные, духовные и вообще самые-самые...

– У тебя есть вопрос? – уточнил Мастер.

– Да, – гораздо с меньшим подъёмом проговорила Милана. – Я читала, и многие говорят, что любой духовный путь приведёт к просветлению. А просветление – этоже всё? Потом нет желаний, ничего нет. А если я ещё не готова? Если я ещё не насладилась жизнью? У меня есть желания, я точно знаю...

– Ну... Все здесь присутствующие находятся на таком опасном пути, – совершенносерьёзно начал Мастер, – на котором можно стать счастливым. Я предложу варианты, как ещё можно этого избежать. Первый вариант очень простой. Достаточно глубоко поверить, что мы живём здесь для того, чтобы продолжиться вовселенной. То есть если конкретно ты не продолжишься, то вселенная ляжет иумрёт. Кому не повезло, и кто уже продолжился, и у него всё нормально, этотвариант не годится. Остаётся только пытаться выжить как человек. Для этого нужносохранять тонкое эго духовного просветляющегося и кого-то держать за мастера.

Я аж губы облизала, уставившись на чудака с бородкой с большим интересом.

Он говорил:

– Выбирай мёртвых мастеров, а то живые могут указать на что-то и всё испортить. Мёртвый мастер очень удобен. И чем он мертвее, древнее, тем лучше. Лучше брать совсем древних, чтобы только чуть-чуть было понятно, что они там говорили. Тибет какой-нибудь, ламаизм... И продолжай усиленно просветляться, посещай экзотические страны, желательно ашрамы кого-нибудь помертвее. Живое там не сохранили, а колбаситься можно не одну жизнь. Плюс ты сразу же станешь духовной, а все вокруг автоматически не духовными. Это надо усиленноподдерживать...

По залу пронеслись смешки. Милана расширила глаза и смотрела на Мастера, как рыба из Тихого океана на японского повара суши. Он тем не менее продолжал наполном серьёзе, подливая себе в стакан из термоса воды:

– Для этого не допускай рядом с собой появление талантливых людей. Окружай себя только теми, кто глупее. Это обязательно. Желательно выбирать тех, ктобегло даже читать не умеет.

Все засмеялись.

– Проверяй человека, как он читает этикетку...

Костя и Зарина рядом со мной согнулись от смеха, а Мастер поразился:

– Почему вы смеётесь? Я сейчас реальное положение дел описываю. Если вы видите, что человек читает этикетку с затруднением, значит, не прочитано ни одной книги. Смело берите его себе в друзья. Особенно женщины! К вам обращаюсь, берите к себе в подруги тех, кто явно проигрывает вам по внешности.

Я глянула на спутницу Миланы. Да ей и советовать не надо, уже реализовано!

– Берите таких, которых жалко. Чтобы они не могли удивить вас ни словесно, никак. И идите с ними всю жизнь. Мужчин хватайте первых попавшихся... – Истерический смех слева перебил Мастера, но он отпил воды и продолжил: – И всё имзапрещайте. Вообще всё. Особенно спорт. Чтобы они никуда не ходили. И желательно говорить им, что они сильно худые, чтобы растолстели. И разрешать повечерам пить водку. Это я секрет семейного счастья сейчас описываю, – с едвазаметной улыбкой добавил Мастер. – Муж перестанет что-то делать. Потому чтолюбому из нас запрети, мы перестанем. Все только и ждут, чтоб нам запретили: доктор, жена, ещё кто-нибудь. И всё! Потихоньку будете мечтать о каких-нибудь спортсменах, принцах. Свой должен быть вообще тюфяком полным. Дома вы рулите. Если что, подзатыльник дали. Ну и требуйте, конечно, чтоб дарили цветы исоблюдали прочий формализм. – Он снова отпил из стакана. – Это способ выжить. И не стать счастливым.

Зал грохнул хохотом.

– И ещё, – поднял палец Мастер, – не допускайте и мысли, что существуетсознание. Все же как-то нормально живут? А вы чем хуже? И постоянно все проговаривайте, и другим рассказывайте. Так вы станете нормальными, и никогдане станете просветлёнными. Но если вам не повезло, и вы вдруг позналибезмолвие, просветлились, то это ещё поправимо. Созерцайте только цветочки! Категорически нельзя признавать красоту другого сознания. Помните: толькотусклые глаза вокруг, максимум одна книжка-малышка. И помните, что все вокруг не дотянули. Сохраняем эго до самого конца. Если вдруг случилась такая беда, и онорастворилось, надо его срочно реанимировать. – Мастер подался вперёд, как Ленин на броневике, и с энтузиазмом заявил: – Объявите, что вы человек просветленный. И слушайте всех уныло, устало, отводя глаза. Ни в кого не верьте! Не верьте, что глаза могут сиять, что вам могут что-то дельное сказать... Если к вамподходят, встречайте человека с кислым лицом, чтобы сразу было видно, что вы мастер, а он никогда не дотянет! То есть если вы, не дай Бог, просветлились, сделайте всё возможное, чтобы больше никто не просветлился! Это очень важно!

И тут сам мастер не выдержал и рассмеялся вместе с ухохатывающимся залом.

– Это тоже искусство. Надо ему учиться, чтобы выживать. Главное, никого не хвалить! Критикуйте побольше! Мир вообще не дотянул. Кали-юга, мрачный век... И бойтесь просветления! Делайте всё, чтобы и остальные боялись. Никакой красоты! Всё всегда можно опарафинить, опошлить! Если не получается, значит, вы плохостараетесь2.

Милана пробормотала что-то, похожее на благодарность, и села, хлопая ресницами. А беседа продолжилась. Правда, уже в другом тоне. Говорили об Омаре Хайяме, о стихах дзен и их потаённом смысле. и снова о йоге. До самогоокончания вечера мне было весело. Выяснилось, что беседы о просветлении былисовсем не так скучны, как казалось!

Мой взгляд время от времени касался Артёма, его босых ног на ковре, его бёдер, его рук, его улыбки, опять другой на этот раз, и внимательных глаз. Было лишь немного жаль, что обо мне он как будто забыл.

У меня завибрировал телефон, и пришлось по стеночке выйти на лестницу. А потомв сад, чтобы людям не мешать. Это была Женька. Подбитый глаз и голова раненогобойца вырисовались на экране.

– Ура! Мне дали телефон, – сообщила Женька. – Ты как там?

– Всё нормально, – сказала я. – А ты?

– Валяюсь, уже скоро дырку в кровати пролежу. Ничего нельзя делать, ужас! Ничитать, ни кино смотреть, ни в интернете полазить! Скажи, денежка ещё не поступила тебе? Майкл обещал отправить.

– Нет пока.

– Поступит. Завтра, кстати, придёт горничная, Зоя Петровна. У неё есть свои ключи, так что ты не парься. И не обращай на неё внимания, она с придурью, но работает, как трактор на ядерном топливе.

– Хорошо. А ещё у кого-нибудь ключ от ворот и калитки есть? – спросила я, вспомнив о недавнем госте.

Взглянула на вторую калитку, возле которой распустились большие белые граммофончики дурмана, распространяющие вокруг себя упоительный, почтигипнотический аромат.

– Да нет. Я поменяла все замки, когда свою часть гостиницы у Сережки выкупила.

– А он случайно на тебя не обижается за это? Не задумывает какой-нибудь коварный план мести?

– Ой, нет! – махнула рукой Женька. – Я ему хорошие деньги отвалила. И мы вообще до развода уже пару лет жили сами по себе: он там, я здесь.

– Тогда хорошо.

– А что, проблемы какие-то?

Я не стала её беспокоить, что она сделает, раненная в сексуальных боях с цветочным горшком, и просто сказала:

– Бачок на втором этаже тёк.

– Странно, ничего не текло, когда я уезжала...

– Я починила, ты не беспокойся.

– Ах, ты ж моя умница! Я тебе на всякий случай скину телефон мастера, или к пузатому соседу слева постучись. Дядь Жора всё починит, а ты скажи, что я переведу ему потом оплату. Только поторгуйся, он иногда может губу раскатать, особенно если поймёт, что ты не опытная.

– Ой, как здорово! А то я поначалу растерялась! – обрадовалась я. – Представь, в этом номере с бачком миллиардер живёт. Настоящий. Так смешно, что на этаже для «бедных» и миллиардер!

Женька выпучила глаза:

– Миллиардер?! Правда?! О! Вот блин я дура, надо было оставаться и самой в гостинице всё разруливать. Майкл бы обломился... У него всё равно жена в США. А кто это, кого я проглядела?!

– Артём... Ой, а фамилию я не знаю.

– Наверное, тот единственный гость, которого я в соцсетях не нашла. Блин, он имне фамилию не сказал. В перечислении на Сбербанк было указано только АртёмСергеевич М. Вечно я всё пропускаю! Мне бы миллиардер с его бабками очень пригодился! Хотя бы как любовник! Столько долгов! Блин, и за номер там копейки! Как я продешевила! Элька... Вот ты везучая, Элька! Хоть ты там не теряйся, может, себе урвёшь, захомутаешь богатенького, а?!

Я буркнула в ответ, что сама разберусь. Женька ещё поахала, и мы распрощались.

С неприятным осадком я пошла обратно по устланной травяным ковролиномвинтовой лестнице. Но лекция-беседа уже закончилась, и все начали расходиться. Артём проскользнул мимо меня, задумчивый какой-то. Его спина в белой футболке мелькнула в пролёте и скрылась под навесом.

Я не стала его догонять. Женькины слова до сих пор неприятно царапали мои уши.

А ведь так, пожалуй, думает чуть ли не каждая... Это Женька ещё не видела, как онвыглядит! Артём, видимо, всем с порога заявляет, что миллиардер, чтобы собеседник сразу проявился, и чтобы потом не тратить время на установление отношений и разочарование. А так всё ясно: до свидания или здравствуйте.

Что ж, я могу его понять. Теперь могу. Наверное. Ведь не плохой, по сути, человек. Меня спас, благотворительностью занимается. И смешной...

– Идёте завтра с нами на пирс? – вырвал меня из раздумий Володя.

– Да, конечно. Спасибо! – улыбнулась в ответ я.

Вздохнула и отправилась к себе. Прошла не по внутреннему ходу, а через «кухню для бедных». В номере Артёма горел свет. Я остановилась на мгновение. Захотелось постучаться и сказать ему что-нибудь хорошее. Или чаю заварить, вдруг выйдет на запах чабреца. Но я не стала. Ещё подумает, что я тоже пытаюсь «урвать» и «захомутать». Нет, я ни за что не хочу так! Не хочу, как все, – решила я. – Будем друзьями на время нашего маленького совместного отдыха. Простодрузьями. Ведь он, кажется, очень даже способен быть другом. И мне с ниминтересно. А раз так, не нужно ничего портить...

Я улеглась на свою узкую кровать, явно завещанную Гарри Поттером, поставилабудильник в телефоне на пять утра. Закрыла глаза, и мгновенно представилась улыбка Артёма. Та, которой он делился только со мной, очень хорошая. Я перевернулась на живот, подложила руку под подушку, и с мыслью, что завтраснова его увижу, заснула.

1Ошо Раджниш, индийский мудрец, учёный, просветлённый мастер, живший в 20 веке, популярность которого в Западном мире превышала популярность многих поп-звёзд.

2Беседа взята из сатсанга Empty Mirror (ретрит в г. Москва 2015.01.04 часть 1)

Глава 10

Артём

Я не ожидал от себя подобного. Когда пришёл Вован, Гаечка изменилась. И взгляд стал мягче, и движения. Меня это напрягло. Между ними что-то есть?.. Он стал называть её не Мира, как она мне представилась, а Эля. Она отозвалась. И у меня рухнула планка: почему?!

Меня же привлекло в ней то, что с первой минуты она рубила наотмашь правдой. Местами ехидной и иронической, но всё равно дружественной. Не притворялась. Меня подкупила эта простота её отношения ко мне и ко всему. И возможность быть рядом с ней не кем-то, а просто быть. Неужели я настолько перестал разбираться в людях? Настолько хочу избавиться от одиночества, что готов обмануться? Мне так нужна эта долбанная лёгкость?

Я включил улыбку, как всегда. Ничего лучше не защищает. И понял: да ведь Мира-Эля сама играет роль! Ничего не скажешь, талантливая актриса! Я поверил...

Я ужасно разозлился. Даже чашки помыл, подыграв ей в ответ. Дебильный, конечно, вариант эпатажа, но в этот момент мог и пол отскрести резиновым тапком, как нас, курсантов, в Высшей Школе Милиции заставляли. Но не стал, просто ушёл к себе. Потому что в груди что-то разбередилось. Словно повязку сняли, а там рана. И больно. Не понимаю, почему так. Ведь ерунда же! Может, потому что очень хотелось, чтобы было наоборот? Но не будет. Всё будет, как всегда: «Привет, дай денег» и завязшая на зубах фальшь ради них.

Как специально, позвонил Вадик и завалил проблемами.

– Фёдоров требует показать проект, а мы ещё не готовы.

– Сроки же ещё не подошли, – ответил я.

– Угу, объясни это генералу ФСБ. Говорит, что наша программа распознавания лиц нужна даже в сыром виде. У них опять какой-то аншлаг.

– Ну да, Чемпионат Мира. Но пофиг. Сырое мы никому не даём.

– Фёдоров орал, что мы слишком долго возимся и намекнул, что есть ещё одно предложение с аналогичной разработкой.

– Ай-Ти-Системс? – напрягся я.

– Не знаю, похоже, что да. Им же вечно твои успехи покоя не дают...

– Угу, всех передовых инженеров переманить хотят. Иванченко я им не прощу. Кстати, ты не думаешь, что кто-то сливает им инфу?

– Не уверен. Вроде у нас все надёжные.

– Ладно, разберёмся. Фёдорову я сам позвоню. И безопасникам.

– Ты приедешь?

– Нет. На связи.

* * *

Позже, когда Мастер заговорил о доверии, захотелось уши заткнуть. Наш Мастер вообще тролль сотого уровня. Обычно мне это нравилось. Всегда скажет метко и по делу. Кому не нравится, до свиданья! Учителя в Тибете монахов вообще палкой бьют, а наш по времени и по персоне, но только словом. Мастер со всеми разный. Бывает, юморит, хоть записывай в цитаты из серии «Мой любимый сарказм», а бывает и добряком. Слушаешь его, и растворяешься в любви к миру и ко всем на свете. Даже нимб над собственной головой виднеется, и лопатки почёсываются — крылышки растут. Но сейчас я был зол, а он о доверии... Зачем только Лиза спросила?

И вообще скажите, какое, нафиг, доверие? Да я всего паре человек на свете доверяю, и то с оговорками. Каждый в моём окружении знает лишь то, что ему положено знать. Не больше. Но иногда меня просто распирает выговориться. Кому угодно, хоть бомжу на улице. Но и этот наверняка потребует денег и бутылку водки в обмен на конфиденциальность. И потому все эти проблемы, мысли, сделки, переговоры, бюджеты ум постоянно прокручивает в моей голове, как запертый в колесе хомяк. И бу-бу-бу, бу-бу-бу. Никак не замолкнет. Есть у меня мечта: отсутствие мыслей и тишина в голове. Хоть минут на пять. Кажется, это будет блаженством.

И тут Мастер сказал:

– « Не могут доверять никому люди, которые не доверяют себе. Психологи говорят, что в человеке, который не может доверять себе, обязательно есть закоренелаяпроблема с матерью. Что-то пошло не так. Поскольку мать – это первый человек в опыте ребенка. Если мать доверяет ребенку, если мать любит ребенка, ребенок начинает любить мать и доверять матери.1 » А потом и всему миру.

Вот тут мне захотелось громко рассмеяться. И свалить к чертям на полюс. Потому что если дело в матери, то всё пропало. Да и нужно ли мне это доверие? Я прекрасно тридцать шесть лет жил без него. У меня есть интуиция, с помощью которой я определяю рамки каждого. Всегда срабатывала. До сегодняшнего дня. Я снова зыркнул на Гаечку. Нет, пусть не прикрывается своей милотой и бурундучковостью. Я уже всё понял.

И вдруг до моих ушей долетело то, что меня добило на сегодняшний вечер.

– Ты сказала: “Мне так необходимо доверие”, и оно правда необходимо каждому, – говорил Мастер. – «Потому что доверие – это самое тонкое питание для жизни. Без доверия вы остаетесь голодными. Если вы не доверяете, вы не можете в действительности жить. Вы всегда опасаетесь. С глубоким доверием внутри все представления меняются. Тогда вы – дома... Тогда вы - не посторонний в мире... Не чужой, не иностранец2 ».

Откуда он знает? Хм... Иностранец. Именно так я себя всю жизнь и чувствую. Я привык к этому, подстроился. У нас, на Руси, кстати, к иностранцам хорошо относятся, словно те, из-за бугра, круче, умнее, сильнее. Можно этим пользоваться. Я так и поступаю. Улыбаюсь, как американец. Пашу, как немец. Ухожу без слов, как англичанин. Люблю секс, как француз. Мне комфортно! На кой чёрт что-то менять?!

Но в груди сдавило и захотелось с кем-нибудь подраться. Даже с Мастером. Вован говорит, он слышит мысли, так вот пусть слышит: «Идите вы все нафиг со своим доверием! Доверять можно было бы, но некому. Я всё сказал». И я улыбнулся по привычке. Милане, Вовану и Мастеру особенно. Как говорил мой любимый Мюнхгаузен: «Улыбайтесь, это всех раздражает»...

Эля

Утро. Сумрак, чуть, подёрнутый серым с востока. Прохлада пробиралась под спортивную куртку, и лето притворялось весной. Совершив героический спуск с горы, мы героически не улеглись под один из уютных кустов Воронцовского парка, адобрались-таки до пирса. Чувствуя себя абсолютной героиней, я расстелила йога-коврик, как знамя здоровому образу жизни. Рядом легли коврики соседей – оранжевыми, красными, зелёными, фиолетовыми мазками на серый бетон.

На пирс забежала большая лохматая собака – проверить, не сошли ли люди с ума, заявившись в полшестого утра в разноцветных костюмах делать что-то странное. Охранник на входе на пляж, кажется, был с ней согласен и готов был нам выдать справку. Удивлённо смотрели на ранних йогов сонные оконца круглого дома накрошечном мысе. Вдалеке на лодочках замерли рыбаки, словно их с вечераприклеили к скамье, сунули в руки удочки и так забыли.

Зато море плескалось об упрямые столбы пирса, разговаривало и, казалось, хотело к нам – скрутиться в какую-нибудь замысловатую позу. Пахло водой, солью и свежестью. Хорошо!

Володя включил негромкую музыку а ля Оливер Шанти, и понеслось.

Вдыхаем-выдыхаем. Сгибаемся. Чувствуем себя, чувствуем тело. Чувствуем, где сложно. С непривычки мне даже самые простые позы давались с такой же лёгкостью, как па-де-де умирающего лебедя трактористу Васе. Глядя на гибкий ипривычный к головокружительным выкрутасам народ, я чувствовала себя старой тележкой.

Но где-то в ряду позади меня занимался Артём, и я держала планку – пыхтела, ноделала. Поглядывала потихоньку. Мне что-то снилось о нём сегодня, и едвапроснулась, мысли постоянно его касались, словно намагниченные. Но Артём был суров и занят. Хоть подойди и пощекочи под мышкой, чтоб расслабился.

Володя показывал нам асаны и мягко поправлял народ, особенно новичков. И конечно же меня. Руки у него оказались волшебными. Станешь, в «собаку мордой вниз», жалея, что нет хвоста и пятой лапы, а он подойдёт, проведёт ладонью поплечам, и всё, где нужно, расслабляется. Даже в «букве Зю» становится хорошо. Прав был Артём, Володя — инструктор от Бога. И объясняет понятно.

Хоть и очень добрый, Володя «продвинутых» гонял нещадно. Артём, когда я смотрела украдкой, пытался за ними угнаться. Меня восхитила эта жадность истремление делать всё на максимум. Если слушать Люсю и учиться чему-то у Артёма, то именно этому – яркой жадности до ощущений, результатов и всегоостального. Возможно, именно это позволило ему добиться успеха? Хотя не всё у него получалось. В позах на баланс он падал и вставал, падал и вставал. Упорный. Я опять восхитилась. Зато в силовых позах ему равных не было. Врут люди, чтойога — это только на гибкость, тут столько силищи надо!

Скрутившись под собственной рукой, я забывала, что надо сконцентрироваться насебе, всё моё внимание улетало к рельефным мышцам Артёма. И я уже мысленнолепила его безупречное тело то в одной позе, то в другой. Правда, то и делозапутывалась в собственных ногах, руках и голове. Чёрт! И как за всем вместе одновременно уследить? Я же не трансформер! А-а-а!

Володя подошёл ко мне и аккуратно раскрутил обратно. Фух, я уж думала без хирургов не обойдёмся!

А потом из-за мыса на востоке грянуло солнце. Оно улыбалось, щекотало носы итребовало внимания, как проснувшийся спозаранку счастливый малыш. Мгновенностало жарко, и все разоблачились до маечек, а мужчины даже до шорт. Уже хотелось в море, а потом домой.

Но дав остальным десять минут передышки, Володя показал мне, что нужно делать для восстановления ноги. Руки инструктора то и дело мягко касались моего тела, подправляя и настраивая. А Артём, кажется, избегал смотреть на меня. Илизакрывал глаза, или улыбался всем и никому своей улыбкой стопроцентного ковбоя с рекламы в стиле вестерн. Да что с ним?!

Потом мне как новичку было позволено отдохнуть и побездельничать, и я пошлакупаться раньше всех. Никуда не торопясь, поплыла к рыжему утреннему разбойнику, играючи слепящему глаза солнечными зайчиками на водной глади. Наконтрасте со свежим ещё воздухом море было тёплое, ласковое, зовущее понежиться и забыть обо всём на свете. Я и забыла. Я люблю ловить момент, когдане планируешь ничего и не анализируешь прошлое, когда просто дышишь, потому что тогда наступает счастье. И сейчас моё счастье называлось морем. А если так подумать, я и сама почти море — ведь в моём теле восемьдесят процентов воды. Так и раствориться недолго!

Из морского блаженства меня вырвал всплеск рядом. Это был Володя.

– Не боишься так далеко заплывать? – спросил он, улыбаясь.

– Нет, я кайфую, – почти пропела я, переворачиваясь со спины на живот.

– Слушай, это необязательно, конечно, но у нас для утренней практики пары не хватает. Тина проспала. Милана заявила, что это глупость и ерунда, а на самомделе очень даже полезная практика. Поможешь нам?

– Что надо делать?

– Это психологическая игра. Называется «Слепой и поводырь». Один надеваетповязку на глаза, другой его водит. По парку и набережной будем ходить.

– А в чём суть?

– В том, чтобы один доверился другому. А другой почувствовал ответственность ипроявил любовь. Потом наоборот. Это раз. А два – не отвлекаясь на зрение, можнопочувствовать очень много всего любопытного. Структуры, материалы, формы...

– О, это интересно! Формы и структуры! Я за! – загорелась я.

– Тогда поплыли к берегу. Или можем тебя подождать...

– Да ладно, я уже наплавалась, как рыба-кит. Кто будет моей парой?

– Вообще мы выбираем рэндомно.

– Это как?

Володя засмеялся:

– В бутылочку играем. На кого она укажет, тот и твой.

– Надеюсь, целоваться не обязательно? – хмыкнула я.

– Конечно, нет.

«А вот лучше б было обязательно», – мелькнула у меня первая мысль, когдапластиковая бутылка из-под минеральной воды, раскрученная Артёмом, показалакрасной пробкой на меня. Вот и говорите потом, что случайностей не бывает!

Володя вручил мне повязку, я подошла к Артёму и улыбнулась:

– Ну что, я могу тебе доверять?

Он моргнул как-то растерянно, но в следующую секунду снова включил свою фальшивую улыбку. Аж стукнуть захотелось. И я не выдержала:

– Слушай, тебя ночью ковбой Мальборо укусил?

– Кто?!

1Ошо. О доверии

2Ошо, там же

Глава 11

Артём

Дерзкая бурундуковая мордочка смотрела на меня снизу вверх, уткнув руки в боки.

– Кто?! – удивился я. – Никто меня не кусал.

– А чего тогда фальшивая улыбка прилипла? – спросила она.

– Самая настоящая, – снисходительно усмехнулся я и сложил руки на груди.

– Угу, тогда я Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Причём сразу оба и с бородой.

Вот же наглая!

Вован захлопал в ладоши, и ей пришлось замолчать. Послал Бог испытание...

– Друзья! Для новичков повторяю правила! Оба участника пары идут босиком.

– Так гравий же... – опешила Алёна, взрослая уже женщина, кажется, врач.

И правда, жесть.

– Зато всё внимание будет в настоящем моменте, – заявил Вован. – Отвлечься не получится. «Поводырь» должен водить «слепого» по парку. Где? Решайте сами. Ваша задача – дать как можно больше интересного почувствовать спутнику: потрогать траву, растения, деревья, воду. Кстати, если вдвоём прикоснуться лбами к стволу дерева, будет очень интересное ощущение. Но главное – вы должны провести человека, который вам доверился, с любовью. Вы его глаза и опора. И он не должен пораниться. Водим час. Развиваем доверие!

– А то потом второй вам может отомстить, – прыснул Костя.

Зарина, его подруга что-то вспомнила и тоже засмеялась.

Вован поднял палец вверх:

– Главное доверие! Потом ведут вас, тоже час. Встречаемся у озера с лебедями. Поводыри могут пользоваться картой. И указатели есть везде. Если что, я на связи. Посмотрим, как вы можете заботиться о незнакомом человеке. А потом, как вы можете довериться незнакомцу. Ощущения обсудим позже, во время чаепития. Старайтесь говорить поменьше, чувствовать побольше и потратьте эти два часа практики с пользой для себя! Готовы?

Нестройное «Да» в ответ, на лицах новичков неуверенность, а старики довольны, словно их в цирк отправили. Мда, будет та ещё клоунада. Повеселим белок в парке. Лебеди тоже обхохочутся.

– Всё, – радостно произнёс Вован. – Снимаем обувь, надеваем повязки. Сумки с ковриками на плечи, чтобы руки освободить. И не подсматривать!

Эля-Мира послушно выполнила всё, но с недовольным лицом. Я тоже разулся. Мы были готовы одними из первых. Я протянул ей руку, она схватилась. Нежная ладонь, маленькая, но цепкая. Ну, ладно. Играть так играть.

Она сделала несколько уверенных шагов по пирсу, нащупала правой рукой лестницу. Чуть поосторожничала со ступеньками. Потом ступила на гравий и ойкнула.

– Крепче держись, – сказал я, сам морща нос от неприятной колкости.

– Угу, назвался йогом, будь готов к некрологам, – буркнула она. И пошла медленно-медленно.

Остальные нас обогнали. Когда мы вышли с пляжа в парк, большинства уже и след простыл. Между нами чувствовалось раздражение. Зато кончился гравий и начался асфальт.

– Всё! – сказала она и резко остановилась.

– Уже запал кончился? Хиловато, – усмехнулся я.

Она сдёрнула с себя повязку и уставилась на меня. Волосы влажные, светом пропитаны, лицо чуть тронул загар, глаза горят, нос торчит вызывающе.

– Так не по правилам, – съехидничал я.

– Пофиг.

Она осмотрелась, схватила меня за руку и потащила по дорожке вверх.

– Эй, ты куда? – опешил я, но не отбиваться же от хрупкой женщины. Ладно, пошёл.

Что у неё на уме?

В две секунды она втащила меня в круглое углубление типа беседки со скамьёй по краю, закрытое от посторонних глаз кустами самшита и ещё чего-то тропического. Сверху каркнула ворона. Радует, что не кукушка...

– Так, – важно заявила Эля-Мира. – Если речь о доверии, мы начали не с того!

– И что тебе не нравится? – хмыкнул я.

– Да вот эти твои смешки, улыбка и вообще твоё лицо! – выпалила она.

– Надень повязку, будет не видно.

Уже очень хотелось её послать, но не в моих правилах хамить женщинам. И вдруг она сказала:

– Оно ненастоящее. Вчера было настоящим.

– Откуда тебе знать? – разозлился я.

– И правда, откуда... – пожала она плечами, теряя энтузиазм.

– У самой-то много настоящего? – буркнул я. – Тебя как называть? Мира или Эля? Или как-то ещё?

– Да как тебе нравится, – пожала она плечами.

– Так говорят только проститутки, – усмехнулся я. И тут же получил оплеуху. Аж в глазах сверкнуло. А рука у неё тяжёлая, даром что маленькая... Сначала в ответ пыхнул гнев, а с выдохом вдруг исчез. И в голове стало тише. Я опомнился: – Прости. Вырвалось.

– Доверие, – поджала губы она. – Угу... Вот тебе и всё доверие. Чтоб ты знал: меня зовут Эльмира. Так что оба имени настоящие! Даже родители разделились, один так называет, другой эдак. И вообще я Близнецы! А ты... А ты кретин!

Гаечка развернулась и направилась из беседки. До меня дошло.

– Стой! – я схватил её за руку.

Бурундук посмотрел меня, надув щёки. Кажется опять хочет вмазать. Но я не готов подставлять вторую щёку. Ещё от первой звон в ушах.

– Извини, – повторил я. На этот раз совершенно искренне.

Её глаза налились слезами, и я растерялся. Всегда теряюсь, когда женщины плачут.

– Да, я кретин... Я подумал, что...

– Что? – она снова посмотрела с вызовом, сдунула упавшую прядь с лица и уткнула свободную руку в бок.

Красивая. Дерзкая. Грудь вздымается взволнованно. Нравится.

– Что ты меня обманываешь, – сказал я.

– Зачем?! – поразилась она.

– Мало ли. Люди делают много необоснованных поступков. Или обоснованных, с выгодой для себя. Не знаю. – Мне не хотелось говорить правду: буду выглядеть ещё большим кретином.

Она посмотрела на меня, остывая, словно видела в первый раз. А я не выпускал её руку, впрочем, она и не вырывалась. Хороший знак. Мне оставалось удивляться, почему даже это спонтанное прикосновение вновь вызвало желание. Это магия какая-то! Или химия? Чёрт знает что!

– Ты странный, – сказала, наконец.

– Не без того, – я слегка улыбнулся.

– Вот! – она ткнула в меня пальцем, как режиссёр в актёра под прицелами камер. – Теперь настоящая. – И громко выдохнула.

Я расцепил пальцы, опешив.

– Так что ты хотела?

Она снова пожала плечами.

– Уже ничего? – добавил я. – Игра кончилась. Без двух танцев, сразу по домам?

– Танцы – это хорошо, – ответила она. Вытерла одноразовым платком уголки глаз инос.

Я стоял. По домам не хотелось.

– А я никогда не играл в игру «Слепой и поводырь». Любопытно было бы... Но еслиты против, то, конечно... И да, извини ещё раз. Мне правда жаль.

Гаечка глянула на меня оценивающе и буркнула:

– Ладно.

– Что ладно? Играем?! – Я обрадовался, как пацан.

– Да. Ты меня спас, потом нагрубил, так что пойдёт взаимозачётом. Только давай сначала не вслепую потренируемся.

– Как это?

Она села на скамью. Я тоже. Напротив.

– А чтобы такой ерунды не было, давай скажем друг другу правду, – в её глазах вновь начал загораться задор.

В беседку заглянула морда мохнатой собаки – той, что пыталась подсунуть мне свой хвост во время асан.

– Всю? – удивился я.

– Нет, – хихикнула Гаечка. – А то просидим до вечера. Давай ту, что сейчас. Устроим пятиминутку правды.

– Хм... – я потёр подбородок и развёл руками. – Ну, допустим, правда в том, что я теперь не пойму, как тебя называть.

– Если Мира не нравится, давай Элей.

– Окей. Твоя очередь.

– Про улыбку я уже сказала. Слушай, лучше если тебе невесело, сделай хмурое лицо. Или злое. А то фонишь фальшью. Тебе не идёт.

Сказанула, угу. Как серпом по... красной армии. Я аж закашлялся.

– Теперь ты! – звонко перекинула пас она.

Что ей сказать? Скажешь, что наглая рожа, обидится. Что у неё сейчас возбуждающе разведены бёдра, кто его знает. Мда, правда мне давалась так себе...

– Ладно. Я считаю, что только слабые ноют и ходят с кислыми лицами.

– А ты сильный?

– Есть сомнения?

– Не честно вопросом на вопрос. – Она деловито осмотрела меня с ног до головы идобавила: – В общем, нет. На слабака не похож.

– Ну и слава Богу, – улыбнулся я.

– Та-ак, - протянула Гаечка и постучала пальцами по бёдрам, – что ж ещё сказать?

Я приготовился к очередной дерзости. Забавно, но это меня заводило. Надопопробовать заявиться в офис в понедельник с утра и устроить пятиминутку правды моим топам. Если что, детектором лжи припугнуть. Повеселюсь на славу...

– Ну ладно, – она вскинула на меня смелые глаза. – Меня взбесило это твоё «я миллиардер» при первой встрече.

– Да что тут такого?

– А что, не миллиардеры не люди? Или сразу классовое неравенство решил установить, чтобы все остальные в ножки кланялись? Это фу. У меня миллиарданет, но я, между прочим, тоже очень классная.

– Ты же говорила, что не хочешь всем нравиться, – саркастически напомнил я.

– Себе-то можно, – хитро прищурилась она.

– А-а, двойные стандарты! – констатировал я. – Имей в виду, при нашей встрече ты была несносной. Образчик советского обслуживания второй свежести. И у тебя раздутое эго.

– Кто бы говорил! – выпятила она нижнюю губу.

Смешная. На каждую фразу своя гримаска.

Она решительно встала и потянулась за брошенной на серую скамью повязкой исумкой с йога-ковриком.

– Играем?

Я хохотнул и забрал у неё сумку:

– Что, я тест прошёл?

– Провалил с треском, но сойдёт, – махнула она рукой.

И мне снова стало легко. Я отобрал у неё чёрную повязку, завязал ей глаза, словноперед... Ее затылок, нежная шея, красивые плечи, запах цветов и абрикос. Внезапно она оказалась вся в моей власти с этой повязкой на глазах. Мои рукипотянулись к её талии – прижать и провести от живота ладонью вниз – в основание коротеньких шорт. И глубже. И не выпускать больше.

Но вдруг собака из кустов гавкнула на меня так, что я аж подскочил. И Гаечка тоже.

– Что там? – вскрикнула она.

– Просто пёс, – ответил я и чуть подтолкнул её, коснувшись ниже спины.

– Эй! – отпрыгнула с возмущением она.

Надо же! Сама сплошной соблазн и недотрога. Парадокс.

– Еще скажешь правду? – наклонился над ней я, почти касаясь губами упоительнопахнущего затылка.

– Что, понравилось? – судя по тембру, заулыбалась она.

– Почему Вовке — и остальным Эля, а мне Мира? И ты с ним такая... ну... мягкая...

Она перебила, ляпнув не задумавшись:

– Потому что он добрый.

– А я нет?

– Тебя я ещё не раскусила. Местами да...

Я расхохотался:

– Кусать меня не надо. Лучше пошли играть. И так последние будем. – Строгодобавил: – Давай руку. И не подглядывай.

– Я не люблю мухлевать. – Покрасневший от солнца курносый нос повёл по ветру. – Нам куда?

Мой взгляд упал на её босые ступни с алыми накрашенными ноготками. Всегда этовозбуждало. Гаечка переступила с ноги на ногу и тяжко вздохнула.

– Ты чего? – спросил я.

И вдруг она сказала так, словно выдала свою тайну:

– Только давай острожно, пожалуйста. У меня не очень здоровые ноги. На самомделе, я страшно боюсь повредить их снова. – И нежная рука легла в мою ладонь, словно доверила всю себя полностью и бесповоротно.

Что-то в моём сердце дрогнуло и расплылось теплом.

Кажется, мне есть, чему у неё поучиться...

Глава 12

Эля

– Я буду осторожен, обещаю, – совсем другим голосом сказал Артём.

И я ему поверила, до мурашек на коже ощущая, как мне нравится его тембр.

Пальцы Артёма сомкнулись, и в его уверенной ладони моя рука оказалась будто дома – там, где ей положено быть. Может, эффект повязки на глазах? Может, с ней чувства становятся сильнее, нереальнее?

Но нет, – я прислушалась к ощущениям, – руке было хорошо, правильно и даже уютно.

Хотелось увидеть выражение его лица и проверить, куда мы пойдём, но... Игра уже началась.

Артём повёл меня осторожно, и я слышала, как он дышит, как поют птицы, как взлетела с ветки одна из них, и упала в траву шишка. В добровольной темноте мир внезапно сузился до руки Артёма, до его мягких подсказок и контуров моего тела. Сначала было не по себе. Мне действительно было очень страшно из-за возможности ударить ногу, подвернуть, упасть... Но Артём вёл меня осторожно, предупреждая: «Сейчас неровная плитка. Осторожно, гравий. Ступенька. Высокая ступенька. Выше ногу...». Мы вышли из тишины и щебета. Рядом раздавались звуки: голоса будто обступивших нас людей, щелчки, музыка издалека. Потом автомобиль, грозно шуршащий шинами прямо на меня. Я дёрнулась от испуга, но Артём мгновенно развернул меня обратно и прижал к себе.

– Не туда!

Моё дыхание стало учащённым, спиной я почувствовала его тело, как надёжную опору. Его рука прижимала меня спереди, сильная, твёрдая. Голым плечом почувствовались тесёмки его рюкзака и гладкая, тёплая кожа его предплечья. Приятно.

– Не бойся, – шепнул он. – Всё хорошо.

Автомобиль проехал, оставив след из облачка бензина, железа и машинного масла, и Артём отпустил меня. Потянул дальше. Моя нога ступила в рассыпающийся, зернистый песок, влажный немного. Вскрик чайки над головой. Снова шорох снизу. Кошка? Какой странный, неизвестный и даже опасный мир поджидал в темноте! Хотелось подсмотреть, но я удержалась – я же обещала!

Артём взял мою руку, мы сделали несколько шагов, и вдруг под ладонью ощутилась приятная, живая бархатистость. Я ахнула, нащупав округлые листики с неровными краями. Аккуратно, чтобы не сломать, попыталась «увидеть» пальцами растение, тонкие веточки и сатиновые лепестки соцветий. О, каменный горшок? Резьба... Я прислушалась к запахам. Озон...

– Это герань? – спросила я.

– Наверное, – шепнул он. – Я в цветах не разбираюсь. Что-то красное.

Потом был глянец листьев и сильный аромат экзотики. А затем россыпь мелких листочков, пахнущих морем. Трава. Большие цветки, бархатистые, как персик. И что-то нежное, сладко пахнущее скользнуло по щеке, что? Я так и не угадала. Артём вручил мне шишку с запахом хвои и ностальгией по Новому году.

– Мандаринов не хватает, – смеясь, сказала я.

– Завезём, – заверил он, словно Дед Мороз.

После медленной прогулки наощупь по нежаркой аллее, внезапно грянула свежесть водопада в прохладных брызгах и журчании воды. Я отпрянула и засмеялась от неожиданности, но потом поднесла ладони и наполнила их приятной влагой.

– Не пей, – вдруг остановил меня Артём. – Тут написано, что нельзя. Секунду.

В моих руках оказалась пластиковая бутылочка.

– Я только что распечатал, – сказал он. – Сам не пил.

– О, спасибо! Пить так хочется! Не знала, что у тебя вода с собой.

– Купил. Я же должен о тебе заботиться.

И мне вдруг захотелось, чтобы эта игра не кончалась. Увы, я люблю сказки, но я же сказала себе: друзья! Так что надо следовать. Но зачем? Игра так увлекла меня, что я забыла, что надо бояться.

– Четыре шага вперёд, и ступеньки, – предупредил Артём.

И снова под пятками были камни: отполированные или грубые, пористые, шероховатые, гладкие или поросшие мхами с сыроватым запахом леса. Извилистые, как одеревеневшие змеи, корни, торчащие из земли. Хрусткие веточки, листва и мягкая хвоя. Шорох ветра по листьям и коже. А главное, – его внимательные пальцы! Они играли мной, как флейтой. Осторожно касались предплечий, поворачивали, поднимали руки, вели, придерживали за талию, не позволяли упасть, дарили новые ощущения, формы, структуры. Казалось, мы не идём по парку, а танцуем какой-то необыкновенный чувственный танец. Лишь музыки не хватало. Я была окружена им и заворожена. Моё тело отзывалась Артёму, дышало всеми порами и впитывало его запах, заботливые слова, негромкий голос; ловило необъяснимое, но такое явственное ощущение его мужской силы... Приятно было угадывать его движения и не знать, что будет в следующее мгновение, полностью довериться. Волшебная игра!

По свежей траве мы прошли куда-то, и Артём шепнул:

– Сейчас.

Кажется, избавился от сумок и рюкзака. Коснулся предплечий. Горячие губы выдохнули, почти касаясь мочки уха:

– Ещё полшага вперёд.

Я послушала. Он обхватил сзади мои кисти и положил ладонями на что-то шершавое, слоистое, жёсткое. Монолит передо мной был живым, гораздо теплее камней...

– Дерево! – негромко воскликнула я.

– Очень большое, великан до неба. Давай прикоснёмся лбами?

– Давай.

Я так и сделала. И обнимая широкий ствол наощупь, вдруг встретилась с руками Артёма.

– Прости, – сказала я и убрала ладони ниже.

А он нашёл их и накрыл своими ладонями. И мы замерли в молчании, разделённые кряжистым гигантом с шелестящей сверху кроной. Он что-то рассказывал нам. И в желании понять этого живого, загадочного собеседника, впустившего нас в собственную ауру, мы потеряли время. Тишина, безмыслие и спокойствие, как облако, отгородило нас от реальности...

– Глянь, дурачки какие-то, – послышался издалека прокуренный женский голос. – С деревом обнимаются!

– Да это секта! – гыкнул подгулявший и явно не очень трезвый мужчина. – Сегодня нашествие сектантов в парк. Я уже кучу видел. Щас сфотаю, Петьке пошлю, чтоб поржал!

Артём дёрнулся, я остановила его.

– Пусть.

– Но...

– Просто уйдём.

– Да, ты права.

Его рука в моей руке, и мы зашагали неторопливо прочь по шелковистой траве отшепчущего великана и зевак.

Вдруг солнце обдало жаром кожу, и лишним теплом поделился асфальт под ступнями – мы явно вышли из тени. Остановились.

– Погоди, – сказал Артём и подхватил меня на руки: – Побережём твои ножки... Хватайся за шею!

Пожалуй, я бы застеснялась иначе, но в этой причудливой игре я будторастворилась в нём, по правилам зависимая от его рук, голоса и заботы. И потому я вновь наощупь обвила его шею. Голова немного закружилась от невероятногоощущения близости моего поводыря. Неловкость смешалась с электричеством потелу, закрутившемся в бёдрах. Всё-таки он обладал невероятным магнетизмом! С трудом удержалась, чтобы не уткнуться носом в его плечо. Я не видела, ночувствовала – оно близко, в паре миллиметров.

Артём поставил меня, и под ногами ощутилось тепло дерева, разогретого лучами, апотом он предупредил:

– Шагни, но не пугайся.

Но я вздрогнула от контраста: прохладное после жары море лизнуло мои пятки, поцеловало пальцы ног и щиколотки. Мелкая галька, зернистая, как песок, расползалась под моей тяжестью, наполняясь водой. Тело открылось навстречу бризу и пространству.

Я заулыбалась.

– О, здорово!

– Я знал, что тебе понравится!

– Очень! Какой долгий, самый замечательный час на свете! – сказала я.

– Упс, оказывается и не час, – ответил Артём. И одновременно зазвонил еготелефон.

Я стянула повязку, в глаза ударил свет, зажмурилась. А потом потихоньку приоткрыла веки, обнаруживая маленькую бухту, огороженную громаднымичёрными валунами, словно ванночку для детей, отделенную от «взрослого» моря. Я рассмотрела белые шезлонги, пляж, футболку и волевой подбородок Артёма, егогубы, нос... Я подняла глаза, но они заслезились от слишком большого количествасвета, пришлось прикрыть их ладонями.

– Мы не пропали. Просто увлеклись немного. Извини, – ответил кому-то Артём. Володе, наверное. – Да, не ждите. Мы сами доберёмся. Медитация? Ну ладно, я пропущу сегодня.

Он отвел трубку от уха, как раз когда мои глаза, наконец, привыкли к свету. И так хорошо было первой встретить его улыбку. Чуть взлохмаченные волосы, и выше синее-синее небо в пене белоснежных облаков.

– А я тебя не поводила, – сказала я.

– Я увлёкся, – ответил Артём. – Спасибо!

– Это тебе спасибо, – ответила я, уже жалея, что сейчас перестану чувствовать еготепло и моему поводырю больше не надо будет спасать меня от падений инаправлять осторожными касаниями. В них было столько нежности!

И вдруг Артём взял меня за руку и просто сказал:

– Немного не довёл тебя, куда хотел. Ты позволишь?

– Доведи, – улыбнулась я и обвела глазами вокруг себя. После темноты мир был большой-большой, яркий, бесконечный. А Артём... очень красивый.

– Что? – спросил он.

– Привыкаю видеть. Кажется, это бесценно.

– Да. Но закроешь глаза ещё хотя бы на минуту?

– Ладно.

Мы сделали несколько шагов по воде, я чуть не поскользнулась на камешках. ТогдаАртём поймал меня и вновь поднял на руки. Кажется, кто-то из нас сошел с ума. Или оба...

– Аккуратно. Держись! – предупредил он, опуская.

И затем мои щиколотки вновь оказались в воде.

– Теперь открывай глаза. Смотри вниз!

Я послушалась и ахнула. Казалось, что я стою босиком на облаках. И Артём рядом, поддерживая за талию, чтобы не упала. Длинный плоский валун уходил от берега, по бокам поросший водорослями. На дне рядом сидел крабик и ел, как мини-экскаватор, зачерпывая что-то обеими клешнями. С другой стороны суетилась барабулька. А облака плыли по прозрачной воде, чесали пузико о гальку, невозмутимо пенились вокруг наших ступней. И было в этом совершенное волшебство!

– Погуляем по облакам? – спросил Артём с сияющими глазами.

– Только держи меня крепче, – согласилась я и мысленно добавила: «И не отпускай, пожалуйста. Совсем не отпускай»...

Глава 13

Эля

Мы совсем недолго гуляли с Артёмом, шлёпая босиком по волнам, молчаливые и довольные. Задумавшись, он поглаживал мою кожу между указательным и большим пальцем. И от этого простого движения в моей душе загорались солнечные зайчики, а в животе щекотались светлячки. Хотелось сбросить одежду и уплыть туда, где никто нас не видит... Внезапно нашу идиллию прервал телефонный звонок. Точнее два. Мы поднесли трубки к ушам одновременно.

– Опять Фёдоров? – спросил Артём, отворачиваясь от меня.

– И где ты шляешься? Долго мне ждать? – гаркнул мне в ухо незнакомый женский голос.

– А вы кто? – опешила я.

– Конь в дублёнке. Горничная я. Ключи где?!

– Так Женя сказала, что у вас есть...

– Есть, есть, на пятках шерсть. У хоббитов, – отрезала тётка. – Спёрли у меня. Ещё полчаса жду, если не появляешься, сама у номерах будешь убираться.

– А почему вы собственно так со мной разговариваете? – возмутилась я.

– Как умею. Так шо, не ждать? Тогда я пошла.

Я представила себя, намывающую чёртову дюжину номеров, вспомнила Женькино предупреждение и решила слегка сдать назад.

– Нет, постойте! Я уже иду.

Артём рычал на кого-то в трубку. Снова совсем другой. Отбил звонок, и я с виноватой улыбкой сказала, что мне нужно срочно возвращаться.

– Да, у меня тоже есть неотложные вопросы, – сказал он с явным сожалением.

Вот так всегда в романтику врываются суровые будни. Эх...

* * *

Артёма ждали дела, а меня домоправительница из мультика про Карлсона. Готова поклясться, что мадам на Союзмультфильме рисовали с неё или с её родственницы. Тот же нос огурцом, рыжая, крашеная шевелюра, уложенная в гульку на макушке. Та же мощная фигура: плечи, грудь и живот монолитом, нацеленным на меня, как торпеда. Правда, вместо халата в цветочек чёрные леггинсы, обтягивающие колбасообразные ноги, и длинная футболка с феечками и бабочками.

– Зоя Петровна? – спросила я, пытаясь выглядеть начальственно. Правда, в положении снизу вверх у меня получалось смотреть не в глаза, а только во второй подбородок горничной. – Добрый день.

Сколько в ней? Метра два?!

– Ты, значит, – заявила мадам так, словно была директором школы, а я злостной прогульщицей, и уткнула руки в боки. – Чтоб это было в последний раз!

– А вы собираетесь ключи многократно терять? – сощурилась я.

Палец-сарделькой вырос перед моим носом.

– Поговори у меня тут! Спёрли у меня. Из кошёлки. Пока я по базару тащилась. Не могла Евгения кого-нибудь посолидней найти? Клопендрю какую-то руководить поставила. Ты хоть школу закончила?

– Между прочим, мы с Евгенией ровесницы. И рост у меня средний. Образование высшее. Ещё вопросы есть? – сказала я, борясь с желанием послать мадам куда подальше. Мысль о том, что любые претензии не только мои, но и наших звёзд, отскочат обратно в лоб от этой противотанкерной торпеды, помогла мне взять себя в руки.

Мадам смерила меня недоверчивым взглядом.

– Ладно. Но выглядишь, как мелюзга. Ключи мне сделаешь к четвергу, – распорядилась горничная и протянула лапищу. – А сейчас давай их сюда. Я из-за тебя и так уже «Модный приговор» пропустила.

Я хихикнула.

– Что такое? – Её рука потянулась ко мне, будто собираясь схватить то ли за шкирку, то ли за ухо.

Ой... Я отшагнула. Надо было Артёма не отпускать, вдруг придурь у неё по безлимитному тарифу? И я невероятным усилием воли сделала серьёзное лицо.

– Да ничего. Просто смешная передача вспомнилась. Другая. Как её? «Аншлаг», вот!

– Смотри у меня! – Вновь палец-сарделькой замельтешил перед моим носом.

Кажется, я потребую у Женьки компенсацию. За моральный ущерб и неумение подбирать персонал.

Зоя Петровна сурово изъяла у меня связку ключей, вставила наушники от Айфона в уши и, включив скорость ракеты Томагавк, понеслась с пылесосом в вип-зону. Я посторонилась и решила не мешать: не дай Бог зашибёт!

Но день не обещал быть спокойным. Как говорится, получила свою порцию сладкого, теперь раскуси гадости с перчинкой. Через минут двадцать передо мной встала раскрасневшаяся, как спелый чили, Милана.

– Всё! С меня хватит! Я ни секунды не останусь в этой богадельне! – заявила она.

– Простите, наша горничная действительно лишена чувства такта, – проговорила я совершенно искренне. – Зато очень чисто и быстро убирает.

– При чём тут горничная?! – возмутилась она. – Верните мне деньги, я уезжаю!

– У вас что-то потекло? Прорвало в смысле? – спросила я. – Мы починим.

– Ага! И вы издеваетесь! Намекаете, что я...

– О нет, я ни на что не намекаю, – ответила я. – Я подумала, что у вас в номере проблема с сантехникой...

– Какая тут сантехника! – воскликнула Милана, села на пластиковый стул и вдруг разрыдалась.

Я растерялась. Потянулась к её плечу, но зависла, не решаясь прикоснуться.

– Не плачьте, Милана. Я могу вам помочь? – спросила я. – Всё будет хорошо.

Она вытерла слёзы кончиками наманикюренных пальцев, шморгнула и хрипло сказала:

– Деньги верните за номер.

– Но у меня нет... – растерялась я. – Вы же Евгении перечисляли, она вам и вернёт на счёт.

– Нет! – встала решительно Милана. – Так не пойдёт. Уже облапошили с условиями: поселили в казарму! И с этим облапошите!

– Но у вас же один из лучших номеров...

– Да ещё и кто-то в моих вещах копался!

– Как?! У вас что-то пропало?!

– Нет, но сам факт! И вообще, если лучший номер такой, представляю, чтотворится в худших! Тараканы размером с кошку бегают?! Нет, я здесь не останусь!

– А как же йога, семинар? – начала я, судорожно соображая, где взять денег. Еслибы Женька или её любовник перечислили мне на счёт, пискнула бы смска, ноничего не было.

Милана выпрямилась, взглянув на меня, как на белку, укравшую у неё последний орех.

– Достали уже йоги, мастера и ерунда про просветление! Я уезжаю через три часа. И к выезду позаботьтесь о том, чтобы вернуть мне мои сорок семь тысяч шестьсотрублей! Иначе я напишу на Букинг и все приличные сайты вам такой разгромный отзыв, и такой хайп подниму, что ни одна вшивая собака у вас никогда не остановится. И знакомому из Ялтинской налоговой сообщу! Что-то мне подсказывает, что вы работаете под чёрным флагом! Я сделаю так, что вас проверками загрузят по самое «нехочу», только будете успевать штрафы платить!

Я моргнула. Дело пахло керосином. Надо срочно звонить Женьке и спасать положение. Даже если половина угроз реальны, инвестиция грозит превратиться в финансовую катастрофу и административную ответственность.

– Хорошо, я постараюсь найти деньги, – ответила я.

Милана развернулась на каблуках и ушла в сторону вип-лестницы.

«Чёрт бы подрал всех этих ви-ай-пишников, их связи и претензии!» – гневноподумала я и, хмурая, как ноябрьская ночь, принялась звонить Женьке.

– Женя, срочно нужно вернуть деньги, одна из постоялиц съезжает, – сказала я, увидев на экране телефона лицо подруги. – Пусть кто угодно: Майкл или не знаю кто, перечислит мне сумму, которую она от меня требует.

Женькина опухшая физиономия скривилась жалостливо.

– Майкл на звонки не отвечает.

– Замечательно, – выдохнула я. – Его тоже по лбу горшком пришибло? Даже еслитак, послушай, ты ведь деньги за номер получила, они же должны у тебя быть?

– Я всю сумму сразу перекинула на погашение кредита и на зарплату горничной, – всхлипнула Женька.

Я уже собралась ей выдать на гора все прелести, обещанные златоволосой звездой, как вдруг рядом послышался строгий голос.

– Евгения! Я же запретил вам разговаривать по телефону! Не хватало повторных обмороков и сюрпризов с давлением! – на экране моего телефона появилось вместо Женьки лицо сурового мужчины в белом колпаке врача. Точнее, виден был только нос и то, что выше. Выглядело зловеще. Безротый мужчина буркнул сердито: – Не беспокойте мою пациентку. Ей категорически запрещены негативные эмоции. И звонки вообще. У неё сложная черепно-мозговая травма. И возможны самые серьёзные последствия. Ясно?

– Ясно, – кивнула я.

Доктор Зло отключил связь. А я замерла в полусекунде до взрыва пристолкновении ответственности, жалости, ярости и безысходности. Затем в моёммозгу громыхнуло. Я стукнула кулаком по пластиковому столу под абрикосой, онзадел тонкий ствол, и на меня посыпались градом спелые фрукты. Была бы Ньютоном, уже б раскрыла все законы Вселенной! Но ответа на вопрос, где взять денег, кто копается в чужих номерах и не связана ли пропажа ключей с появлениемсимпатичного бандита, не пришло. Возможно, я ищу закономерности в случайностях? Что делать?!

О, Ньютон... Я занесла крупную золотисто-румяную абрикосу над головой иуронила её себе на макушку. Не помогло. Чёрт!

Мимо проходил Володя, рассмеялся, увидев мои нелепые потуги.

– Проблемы?

– Что-то типа того, – ответила я, устыдившись.

– В настоящем моменте нет проблем. Все проблемы только в нашей голове, – улыбаясь, как Будда, ответил Володя.

– Да-да, наверное, – вежливо ответила я, додумав: – «Но некоторые проблемы клюют жареным петухом совсем не в голову...».

– Нужна помощь?

– Милана уезжает, – сообщила я, надеясь, что тот как-нибудь на неё повлияет.

– Жаль. У неё только процессы начались, – погрустнел Володя.

Намёка не понял, придётся прямо в лоб.

– Может, вы её задержите, раз процессы начались? Нехорошо прерывать... Вдруг просветление случится где-нибудь в печени, а не в седьмой чакре, или как вы тамговорили? – в надежде сказала я.

Володя снова улыбнулся:

– Вы удивительно забавная, Эля!

Надеюсь, он не подразумевает под этим, что я абсолютная балда. Да хоть бы иподозревал! Лишь бы задержал эту мымру от хатха-йоги...

– У всех свой путь, – добавил Володя, – в данном случае не должно быть никакогонасилия. Как и вообще.

Я подбросила на ладони абрикос и, поймав, посмотрела прямо в карие, пронзительно глубокие глаза Володи. Похоже, относительно него и просветления я нахожусь где-то на уровне кота Васьки.

– Насилие – это плохо. Я тоже за мир и прочее. Но вы не думаете, что у некоторых просветление начинается с качественного пинка к светлому будущему? – выпалилая и от волнения ещё раз подбросила абрикос.

Володя расхохотался и на лету поймал ягоду, перехватив её прямо над моей ладонью. Ничего себе реакция!

– Вы правы, Эля. Пинки иногда бывают очень кстати. По крайней мере, я поговорю с ней.

Он ушёл. А я сделала кулаком «Йес», хотя радоваться пока было нечему. Наданный момент я нахожусь в полной первой чакре – той самой, которая в копчике расположена. Ударенная Женька или не очень адекватна, или очень несчастна. И говорить ей обо всём нельзя. Это раз! Но ведь она придёт в себя, а будет поздно. У меня в кошельке всего тридцать тысяч без ста рублей – всё, что я отложила наотпуск. Это два. Проклятый Женькин Казанова, похоже, бросил её и денег обещанных переводить не собирается. Это три.

Если Милана не врёт, то у нас кто-то проникает в чужие номера. Впрочем, вполне может быть, что врёт. Сама переворошила вещи и забыла. Но вкупе с пропавшимиключами и непрошенным бандитом... Это четыре. Ох, кажется, отдых перестаётбыть томным!

И что мне со всем этим делать?

Папе звонить нельзя. У Артёма попросить? Ой нет, только не это! – Я даже холодным потом покрылась от страха всё испортить, хотя пока ничего и не было... И позвонила Люсе.

– Дружище, как дела? – обрадовалась она.

– Надо срочно денег, Люсенька, – выдохнула я. – Прям очень срочно!

– Сколько нужно?

Вот что значит настоящий друг!

– Семнадцать тысяч, – выпалила я. – Лучше двадцать. Мне ещё ключи делать...

И тут же решила сдать запертые Женькины апартаменты. Замок сломаю, наведу порядок и вывешу объявление: «Сдаётся комната». Со взломом... Нет, ну надо же мне на что-то жить! Можно, конечно, и абрикосы с дерева есть, но долго так я не протяну.

А у Артёма просить не буду ни за что и никогда! Он решит, что я тоже хочу от неготолько денег, а я... я, кажется, хочу чего-то другого. Мне представились егокрасивые, чётко очерченные губы. Прикосновение его рук к моим предплечьям, движение между пальцами, трепетное и такое чувственное... И непрошеное волнение пробежалось мурашками по коже, собравшись щекочущимися светлячками в моём животе.

* * *

Я была недобра, как самая недружелюбная свекровь, протягивая деньги Милане водворике возле того же абрикосового дерева. Звезда была уже переодета из летне-спортивного наряда в парадно-выездной. Она достала из сумочки кошелёк из крокодильей кожи и многозначительно посмотрела на меня. Глядя на её ангельское белое платьице, едва прикрывающее бёдра, я не удержалась от едкогокомментария.

– Даже миллиардера наша богадельня устраивает, а вас, увы, не устроила. Что ж, жаль. Простите за дискомфорт.

Рука Миланы зависла в сантиметре от протянутых купюр.

– Что вы придумали? Какого миллиардера? – Она вскинула на меня тщательнонакрашенные и мгновенно загоревшиеся хищным блеском зелёные глаза.

Ой, зачем я ляпнула это?

– Никакого.

– Вы лжёте, – заинтересованным тоном ответила Милана. – Среди нас правда есть миллиардер? Докажите! Кто это? Мастер? Володя? Семён? Артём? Костя? Инкогнито, это так интересно! Кто он?!

– Никто, – покраснела я. – Я не могу вам сказать.

Милана всё-таки взяла деньги, но неторопилась их класть обратно в кошелёк.

Боже...

– Так есть тут миллиардер или нет?! – воскликнула она.

– Есть, – раздался насмешливый голос за моей спиной.

Артём... О нет, я говорила ему о доверии, а сама, сама!

– Кто это? – с надеждой и придыханием заулыбалась ему Милана.

– Отгадаешь, будет сюрприз, – хмыкнул Артём.

Что за игру он затеял?

Милана застыла, было видно, как за её восхитительными изумрудными радужкамиотчаянно скрипят мозги. Ах нет, это колымага за воротами мучила на горке сцепление!

– Пожалуй, я останусь, – сказала звезда, возвращая мне деньги и с ещё большимкокетством улыбаясь Артёму.

– Нет уж, забирайте и уезжайте! Богадельня больше не принимает! – рассердилась я, решив и её комнату немедленно сдать, заломив цену вдвое. Всё, с меня хватит! Надоела!

– Тёмочка, дорогой, скажи нашей хозяйке, что так с гостями не разговаривают! – пропела Милана.

«У них только выдирают волосы и гонят драной метлой», – мысленно огрызнулась я.

– Да ладно, ЭляМира, – усмехнулся Артём. – Тебе жалко, что ли? Пусть остаётся.

– Хорошо, – я улыбнулась ему по-человечески, а затем очень ехидно нашей зеленоглазой звезде. – Только у вас, Милана, теперь выходит ранний заезд. Расчётный час в два. И вы уже не входите в оптовую бронь для йога-семинара, так что номер будет стоить для вас всего... две с половиной тысячи.

Артём с любопытством рассматривал меня, тщательно скрывая смех.

– Нет, как это?! – возмутилась звезда. – Это грабёж! Мы так не договаривались...

– А мы и не договаривались. Вы только что выехали. Всё с чистого листа, – не без садистской радости объявила я. – Или давайте я вызову вам такси и поезжайте. Билеты, должно быть, уже куплены.

– Совсем люди одурели... – пробормотала Милана, доставая к полученной пачке зелёные купюры и протягивая мне. – Жадность – это порок, между прочим. Но я всё равно останусь.

– Да. Но тут закон рынка, сезонность, кризис, очень вам рады, – заявила я, бодрожелая ей провалиться. – И кстати, у нас всё официально, налоги, связи, крыши. Ваш паспорт, пожалуйста, я зарегистрирую вас, как положено.

Когда она, наконец, ушла, цокая каблуками, зарегистрированная в моём ноутбуке, в программе Фотошоп, я выдохнула наблюдающему за всем и беззвучносмеющемуся Артёму:

– Прости, пожалуйста, у меня случайно вырвалось про миллиардера. Я очень рассердилась.

– Да это не особый секрет, – ухмыльнулся он.

– Она же с тебя живого не слезет, выпытывая, кто он, тот самый.

– Пусть ещё догадается. Зато будет весело, – сказал он, глядя на меня с чертенятами в глазах, от которых светлячки в бёдрах и животе вновь вспорхнули иразнеслись с приятным волнением по всему телу. Но он коснулся моего плеча. По-дружески. И ушёл. Тоже наверх, куда и Милана, и внутри у меня всё рухнуло. А потом закипело. Кажется, наступила пора собирать пауков, жуков и лягушек. А потом разбрасывать их... в одном из вип-номеров.

Глава 14

Артём

Несмотря на весь ад с проектом, я развеселился, глядя на поединок двух блондинок, простите за каламбур: одной натуральной, русой, с чуть выгоревшими на солнце волосами, и второй платиновой. Хоть кричи: «Ринг!» и разводи по углам. А Гаечка дерзка-то не только со мной. Я смотрел и сравнивал: одна весовая категория, один рост; грудь натуральная версус1 силикон; ножки... – пожалуй, тут Барби выигрывала. И косметолог её хорошо постарался, а возможно и пластический хирург. Но вот только у Гаечки была богатая мимика. И смешная. Даже когда злится, наблюдать интересно. Страшный зверь — ехидный бурундук, неумело скрывающий гнев!

А ещё я знал, что за чудо-пальчики скрываются в её белых теннисках. Аккуратные, трогательные и... почему-то на ум пришло: беспомощные. Всё утро я не мог глаз оторвать от ступней Гаечки, с опаской идущих по дорожкам парка. И несмотря на мою собранность, в груди растекалось тёплое чувство – то, которое она подарила мне своим доверием. Пожалуй, после её признания оно весило больше, чем десяток золотых слитков в банке.

Я снова отметил: мне нравятся простые вещи. Да и в целом, сложных уже объелся. Правда, во время прогулки в моих штанах не ко времени всё затвердело так, что я аж перевесил вперёд рюкзак, чтобы проходящие мимо дамы не пялились. Ныло до болезненности.

Не понятно, почему я рядом с Гаечкой превращаюсь в пацана пубертатного периода? Пользуясь тем, что она не видит, я засунул голову под искусственный водопад. А потом дуб-гигант, словно перекочевавший из романа графа Толстого, позволил перестать думать о том, что было бы, если бы прямо сейчас я провёл рукой дальше и нырнул под её футболку...

Ещё беспокоил вопрос: а что вообще с её ногами? Нездоровые – слишком растяжимое понятие. Но я не спросил – это было бы бестактным. Зато стало понятно, почему она так медленно ходит в гору и с неё, а по ровным поверхностям бегает вполне нормально. Впрочем, наверное, всё же стоит выяснить, вдруг мои врачи помогут?

Я рассматривал её от макушки до щиколоток, и на языке вертелся вопрос: «А у тебя есть кто-нибудь?» Но я и его не произнёс вслух. Она взрослый человек, и если решит, сама установит границы. И тогда я решу, хочу ли я их подвинуть. А пока... игра с повязкой закончилась, а мне казалось – только началась.

* * *

Я помог Милане поднести до номера чемодан, подтрунивая над её бабским любопытством. Поставил чемодан в комнату, так и не расколовшись, кто тут из Форбса. Но название журнала упомянул – надо же девочку занять на ближайшие пару часов.

Краем глаза увидел, как она присела на край кресла и принялась молниеносно набирать в телефоне что-то. Усмехнулся: пусть. Найти меня не просто. Спасибо ребятам и моему сотрудничеству с силовыми структурами. Имя того, в чьих руках всё программное обеспечение московского и питерского метро, железных дорог, по нашему общему соглашению должно было оставаться в секрете. И главное – не стоит разглашать имя владельца компании-разработчика проекта «Гор», который отследит любого человека, находящегося в доступе любой из видео-камер страны. От того, что именно мы делаем, у меня в животе расплывался холодок и приятный мандраж. Здорово чувствовать себя участником чего-то настолько грандиозного, что американцы о таком сай-фай фильмы снимают. Так что имя Артёма Маринина можно связать только с однофамильцами, но не со мной и моим реальным состоянием.

Иногда, конечно, я могу мелькнуть у кого-нибудь в инстраграмме, но мои ребята всё тщательно отслеживают и подтирают. А симпатичных девушек потроллить фразой «Я – миллиардер» очень весело. Сразу суета у большинства в глазах, зрачки становятся в форме ноликов. И делай, что хочешь.

Тех, кто реагирует, как Гаечка, было... Э-э, чёрт, на моей памяти таких не было совсем! Бельё в горошек... Это ж надо было сказануть! Мммм, а я бы проверил...

* * *

– Вов, Мастер сможет меня принять? – спросил я, зайдя за перегородку веранды, заставленную цветами и дизайнерскими штучками.

Тот качнул головой.

– Нет. Если есть вопрос, задашь на общей беседе.

– Я бы не хотел об этом перед всеми, – сказал я.

– Ты знаешь правила.

– Я привык быть исключением, – улыбнулся я.

– Не в условиях ретрита, Тём. Здесь все равны, – сказал Вован.

Меня торкнуло спросить про мой спонсорский перевод на их счёт, но прежде чем я успел открыть рот, великий йог произнёс:

– Твой перевод Мастер вернул.

– Почему?! – опешил я.

– Ты же в курсе, что тут речь не о деньгах, – спокойно, словно речь шла о копейках, сказал Вован.

– Но... – я нахмурился, – я же от чистого сердца. И это, знаешь ли, неприятно.

Вован похлопал меня по плечу и ответил:

– Брат, неприятно твоему эго. Тебе самому всё равно, потому что всё едино. Почувствуй это. Пронаблюдай.

– Даже в Библии говорится: отдай, жертвуй, – пробурчал я. – Чем плоха благотворительность?

– В Библии не говорится, что потом жертвующий попросит для себя особых условий.

– Но я же не собирался... – не понимал я.

– Мастер видит глубже, чем ты думаешь, – беззаботно улыбнулся Вован. – Твой социальный статус — только одна из ролей. Никто не заставляет тебя от неё отказываться. Существует «Алмазная колесница» – путь для тех, кто не хочет уходить от мира. Ты ведь в курсе?

– Надо почитать.

– Почитай. Главное, пронаблюдай и осознай, что ты выше всех своих ролей. И роли миллиардера тоже. Как только снизишь уровень важности, почувствуешь лёгкость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я сощурился подозрительно.

– А девочка, которая за хозяйку гостиницы, не за одно с нашим Мастером? С первых слов почти о том же мне влепила.

Вован рассмеялся и ответил уклончиво:

– Эля очень забавная девушка. Мудрее, чем хочет казаться. У неё тоже свои роли имаски. Как у всех.

– Какие? – напрягся я.

– Ты не видишь?

– Нет. Скажи мне!

– Всё, что нужно, увидишь сам. – Вновь улыбка Будды и хоть клюшкой для гольфа в лоб. – Приезжая на ретрит, подобный этому, вы все заявляете вселенной о своей готовности работать над собой. И она разворачивает перед вами свою игру – «Лилу».

– То есть Эля-Мира тут не случайно?

– Здесь нет случайных людей.

– Так она подставная фигура? Специально, чтобы меня...

Вован со смехом похлопал меня по плечу:

– Эго, брат мой, эго! Мир не крутится вокруг тебя.

– Но...

– Увидимся на чаепитии.

Я выругался про себя и сложил руки в намасте. Хм, поза покорности ни хрена не вязалась с русским матом.

Игры, снова игры! Какие у неё роли? Какие маски? В чём она притворяется? А ведь кажется такой настоящей... В груди заныло, и конечности стали какие-то неловкие, словно не мои. Я нервно засунул руки в карманы и пошёл к себе в номер. Ноулыбаться не стал – она ведь сказала... Фак! Какая разница, что она сказала, еслиэто тоже игра?

«Я здесь не для этого. Не для этого», – повторял я про себя будто мантру. И да, мне всё равно. Поиграем, разойдёмся, и забудем имена...

И вдруг я увидел её, собирающую спелые, как золотые монеты, абрикосы в глубокую миску. Она задрала голову, потянувшись к ветке, волосы взлетелисветлым облаком, подол голубого сарафанчика всколыхнуло ветром. И всё моё мужское «Я» напомнило о том, что медитируй-не медитируй, а оно доминирует. Пока тело живёт, у него есть свои потребности. И неважно, что мы все себе надумали.

Примагниченный взглядом в светлой фигурке, я буркнул мысленно: «Нет, я всё-такиразберусь, в чём её секреты!» Отчего-то меня теперь чертовски задевало то, чтокасалось этой девочки.

Я сбежал по лестнице и подошёл. Одним движением нагнул к ней усыпанную румяными абрикосами ветку, за которой Гаечка тянулась.

– Спасибо! – обрадовалась она, обрывая ягоды.

– Пойдём пообедаем? – спросил я с напускной небрежностью. – Тут в «Руми» кормят обалденно.

С золотыми абрикосами в руках она взглянула на меня смешливо:

– С тобой или с ковбоем Мальборо?

– С обоими, – нашёлся я.

– Ну тогда ещё и Лизочку с собой возьмём, – подмигнула она.

* * *

Эля

Он самодоволен, и мне это не нравится. Он хочет веселиться с другимиженщинами или за их счёт. И мне это не подходило. О чём он болтал так весело с Миланой, понимаясь по лестнице и поднося её багаж? Не знаю, но во мне всё вскипело. Артём исчез, а я чуть не сжевала кактус, усыпанный ярко-жёлтымицветами.

«Миллиардер, Эля, он миллиардер. Чудес не бывает», – напомнила я себе.

И что бы я себе ни придумывала, он будет таким, какой есть: звезда, красавец, знающий об этом, избалованный вниманием женщин. Так что пока не поздно, надосрочно переводить рельсы обратно на дружбу, чтобы вновь не оказаться брошенной, чтобы вновь не собирать себя по кусочкам. Скоро исполнится год с того дня, как ушёл тот, кто меня предал. И я его не люблю больше, но в душе досих пор больно. И я больше не хочу этого, нет! Да, я верю – будет ещё у меня нормальный мужчина, не плейбой и не миллионер, а тот, кому будет понятна моя жизнь. Но это потом, когда я перестану быть такой уязвимой, когда я забуду о болив ногах по ночам и в дождливую погоду.

Мгновение с Артёмом в повязке было прекрасно, но оно остановилось, и всё, как в компьютерной игре, встало на свои места – на начальный уровень.

Я не хотела мучительно прислушиваться к разговорам с вип-вернады. На глазапопалась миска, и я принялась собирать абрикосы. И вдруг Артём оказался рядоми сказал:

– Пообедаем вместе? – А улыбка снова натянутая.

Не успокоился, значит. Или веселье с Миланой оказалось не того вкуса... Я напомнила себе: «Друзья!» и позвала с нами мимо проходящую Лизочку. Лицо у Артёма вытянулось, а Лизочка не отказалась. Замечательная девушка!

* * *

Прекрасная, вдохновенная Лизочка с пушистыми волосами и небесного цветаглазами увлечённо читала нам стихи Руми из книги, предложенной официанткой в одноимённом этно-кафе, и не догадывалась, что защищает меня... от меня. И отпристального взгляда Артёма, в котором сквозило недоумение.

«Да, мы друзья», – говорила я себе, беспечно улыбаясь и изучая меню.

Мы сидели за столиком в углу, залитом ровным золотым светом от светильников, ревнующих посетителей к солнечным лучам. Впрочем, те почти и не попадали сюдасквозь затемнённые окна. Восточные ковры на полу, деревянная отделка, картины на крымские темы на стенах – уютно. Артём явно не был поклонником суфийской поэзии, но терпеливо выслушал поэму о попугае и купце до конца. Плюс в карму. А потом мы ели, перекидываясь фразами и взглядами, будто шариками для пинг-понга.

– Твой родной город? Ты отсюда? – спрашивал Артём.

– Нет. Новочеркасск. Твой?

– Москва. Люблю её очень.

– А пробки не мешают?

– У меня квартира в центре. Всё рядом. Я люблю ходить пешком. Водитель жалуется, что ему нечего делать.

– Водитель? Не умеешь водить?!

– Умею, но не люблю.

– Как и делать руками?

– Я всё умею. Но не всё хорошо. Я гений в продажах и переговорах.

– Так уж и гений? А скромность?

– Правда предпочтительней. Чем ты занимаешься в свободное от гостиниц время?

– Детей учу рисовать.

– Тогда тебе будет интересно, – он подался вперёд, словно нащупав, наконец, точку соприкосновения. – Знаешь, что такое «Burning man2»?

Знала ли я?! Боже! Конечно, знала! Семьдесят тысяч человек приезжают намашинах в пустыню Невада со всем скарбом для того, чтобы сходить с ума в творческом экстазе, а иногда и в наркотическом, но не суть... Главное, народ съезжается туда, чтобы почувствовать свободу, чтобы танцевать круглосуточно, устраивать невообразимые инсталляции, ходить в фантастических костюмах и жить почти месяц в обществе, где нет денег, зато есть натуральный обмен ивозможность радикального самовыражения! Это место, где собираются скульпторы, музыканты, художники и те, кому хочется уйти в отрыв! Там создаются дерзкие тенденции, новые слова в искусстве, это сумасшествие в самом хорошемсмысле слова. Это мечта! Моя несбыточная мечта! Потому что билет туда стоитпод сотню тысяч долларов. Проект мой в позапрошлом году завернули, и никакой «благодетель» не помог, увы... Хоть и обещал. У меня тогда даже руки опустились. Вместе с самооценкой. И потому я только сказала:

– Да, слышала.

– Я ездил туда три года подряд, – загорелись глаза Артёма. – Мы жили в соседних трейлерах с Энни Хэттавэй3. Она классная, такая простая в общении. Тамнереально! Ты обязательно должна побывать в Неваде! Для художника – золотое место.

– Однажды обязательно, – кивнула я, начиная злиться.

А наш миллиардер достал Айфон и принялся показывать фотографии мужчины в шортах, почти плавках и в цветной, полосатой меховой куртке, в стим-панковских очках и шлеме, в сандалиях со шнуровкой, как у римского легионера, наидеальных, смуглых ногах. И всё это на фоне гор и песков.

– Это я, – подмигнул Артём.

– Я б тебя не узнала, – сказала я.

– В этом вся соль, – радостно откликнулся он. – Там нет имён, званий, регалий иролей.

– Не жарко было? – сочувственно спросила Лизочка.

– Нет, там плюс сорок, но такой ветер с гор! – и Артём принялся с азартомрассказывать, о диджеях, играющих с утра до вечера, о парне в шубе из лампочек, которая была такой тяжёлой, что танцевать у него не получалось – ходил, как медведь взразвалочку; про телефон среди песков, по которому если позвонишь, кто-нибудь обязательно ответит. Неизвестно, на каком конце пустыни, и не важно, на каком языке. Почти Кин-дза-дза, только поярче — съезд малиновых и жёлтых штанов без необходимости делать друг другу «Ку». В общем, фантастический коммунизм для очень богатых людей.

Слушать Артёма было потрясающе интересно! И да, он был возмутительно красив. Но я должна признаться: я ему завидовала. И где-то в глубине сердилась всё больше и больше на него и на себя. Потому что чувствовала, как невыносимо далёк его мир от моего. Кажется, мы вообще с разных планет...

Когда он закончил рассказ о своих приключениях в Неваде, я обнаружила, что нанаших тарелках уже давно пусто.

– Счёт, пожалуйста, – сказал Артём.

– Раздельные счета, – поправила я.

– Вот ещё! – возмутился Артём. – Я заплачу.

– У меня есть деньги! – ответила я напряжённо.

Я снова почувствовала то привычное, иссушающее душу унижение со вкусомбезденежья и социального статуса чуть выше нищеты. Я ненавижу это! Ночувствую...

Артём без дальнейших пререканий отдал карту официантке и расплатился за обед сам.

Официантка поднесла нам круглый поднос с ворохом бумажек.

– Традиционное гадание на день, – улыбнулась она.

Я вытянула свою бумажку, но даже не заглянула. Артём тоже. А Лизочка прочларадостно:

– У вас в жизни скоро будут потрясающие изменения! Интересно!

Мы улыбнулись ей, кажется, оба завидуя её расслабленности. По дороге обратноАртём молчал. Обиделся? Жаль. Или даже к лучшему... Между нами пропасть. И даже разбежавшись изо всех сил, я не перепрыгну её, только разобьюсь. А онэтого, возможно, и не заметит – уедет снова на Мальдивы или в Неваду, в Калифорнию или Перу.

Нет, всё я делаю правильно, лучше сразу без иллюзий поставить точку. И выстроить огромную стену. Как щит.

За нас обоих говорила Лизочка, умная, изящная, одухотворённая. Она щедроодаряла эпитетом «Красиво» и кошку с котёнком, и заросший жёлтыми гроздьямибобовника дом, и рассказ о помощи незнакомого человека. Сейчас мне хотелось бы стать Лизочкой, свободной от дурного электричества и притяжения самогокрасивого на свете мужчины, который по несчастью оказался миллиардером. Ноувы...

* * *

Артём сразу ушёл к себе, сказав что-то незначительное. А меня у порога встретилаЗоя Петровна.

– Скажи жильцу из второго номера на нижней веранде, чтоб не курил в номере! – И вручила спичечный коробок.

Это она о номере Артёма, – поняла я.

– Он заныкал спички в вентиляции, – фыркнула мадам, – будто других мест не было!

– А как вы их нашли? – удивилась я.

– Та за пауком погналась. Здоровенная такая хренотень на ножках туда шмыг. Я с веником за ним. Чуть унитаз не сбила, но прихлопнула. Глядь, а в вентиляцииспички. Не место им там! Даже пожарники если с проверкой нагрянут, греха не оберёшься.

– Не место. Хорошо, я скажу.

Зоя Петровна смахнула мошку с мощной груди.

– Если что, звони! Ключи сделай к четвергу. Ну всё, потопала я. Умаялась.

– Спасибо, Зоя Петровна, – крикнула я ей вдогонку.

Гостиница сверкала чистотой. Ни пылинки. Что ж, хоть в чём-то Женька не ошиблась.

На чаепитие и на лекцию я не пошла. Да меня и не звали. Я влезла с ногами насвою узкую кушетку и принялась рисовать. Завтра нужно где-то раздобыть глины. Я займусь делом, буду лепить, лепить и лепить. И больше не стану сходить с ума отмыслей и прочих пустяков в моих бёдрах. У каждого случится такое, если год прожить без секса.

* * *

Проснулась я глубоко за полночь. На первом этаже, в холле слышались шаги. «Снова ёжик. Надо ему завтра вечером оставить блюдце с молоком», – подумала я и перевернулась на бок.

Эх, топает, как слон. Перебудит всех гостей. Сонная, я глотнула воды из бутылки, пригладила волосы, чтобы не испугался бедный зверь, как в прошлый раз. Разрезала яблоко на две половинки и пошла кормить. Несколько шагов по узкой служебной лестнице, и я вышла в холл. В тёмном помещении с горшками на окнах стоял мужчина ко мне спиной. Он был чем-то занят и не заметил меня. У меня пересохло во рту. По росту и телосложению стало ясно, что это не мог быть никтоиз наших. Я похолодела. Позвать на помощь? Звонить в полицию? Но если этагостиница не зарегистрирована, неизвестно что хуже... Я подумала о бейсбольной бите, которую видела в хозблоке.

И тут незнакомец уронил что-то. Послышался лязг железа. Ключи? Он обернулся иувидел меня.

– О, детка! – Я узнала хрипловатый наглый голос вчерашнего бандита с дурацкимименем Игнат. – Сама вышла меня встречать? А я к тебе...

Холодный ком упал в мой желудок.

– Не приближайтесь! – вскрикнула я как можно суровее, вцепившись холоднымипальцами в притолоку. Половинки яблока шмякнулись об пол.

– Ну, я же по-хорошему, детка.

Он был совсем близко. Надо бы бежать, но ужас сковал меня, и ноги сталиватными.

– От девушки отошёл! – громыхнуло резкое справа. Рывок. Удар. И бандитаотшвырнуло в сторону.

Артём!

Моё сердце заколотилось ещё сильнее. Бандит вскочил на ноги. Артём налетел нанего и ударил ещё раз. Верзила отлетел к раскрытой входной двери, споткнулся опорожек и... бросился бежать. Артём за ним. Послышался треск веток, скрип калитки. Грохот железа. Визг шин из-под колёс автомобиля. Моё сердце сжалось. Что там происходит?! Я не успела пересилить себя, чтобы отлепиться от стены, как Артём появился в дверях. Только сейчас я поняла, что он был в одних шортах. Гибкий, безупречный, тяжело дышащий после стремительной погони. Похожий нахищного гепарда. Он оглянулся, вышел. Внимательно осмотрел сад. Затемвернулся и запер на защёлку входную дверь в холл.

– Ушёл сволочь, – сказал он и подошёл ко мне. – Ты как?

– Я... я... – Страх ещё сковывал моё горло, и в ответ вышел только всхлип.

– Он не успел ничего?! – ярость и беспокойство вспыхнули в глазах Артёма.

– Нет, – ещё сильнее всхлипнула я. – Но я так испугалась!

– Тшш, всё хорошо, – прошептал он, прижимая меня к себе. Его горячая кожаобожгла сквозь тонкую ткань сорочки, контрастируя с ночной прохладой. Его руки, желая утешить, провели по голове, по спине. И даже от такой простой ласки моибёдра задрожали, колени стали слабыми, а в животе свернулся тугой сладостный узел.

Ночь окружала нас, и Артём склонился ко мне. Его глаза оказались совсем близко. Красивые, горящие, гипнотические. И тепло объятий вскружило мне голову. Толькобы не отпускал...

– Не бойся, я с тобой, – сказал Артём, нежно погладив пальцами мою щеку.

А я с ним... Мгновение. Но в нём было так много всего! Его губы, его сильная шея, рука на талии. Божественный запах молодого чистого мужского тела. Взгляд глаза в глаза. Моё сердце взволнованно забилось, решив за нас, что правильно, и в синемсумраке всё прочее показалось излишним. Мы потянулись друг к другу одновременно. Его губы коснулись моих нежно, чувственно, с трепетной лаской. Мои губы приоткрылись. Его язык раздвинул их шире и ворвался, словно только иждал этого. И я тоже ждала...

Артём пробовал меня на вкус, посасывал, впивался, словно хотел выпить до дна. И мне хотелось этого. Хотелось сдаться его теплу и не думать ни о чём. С тихимстоном по моему телу пробежала волна дрожи. Артём водил пальцами по моимплечам и рукам, и мне казалось, что под ними распускаются огненные цветы. В каждом прикосновении — маленький мир.

Как сладко, Боже, как сладко! Мысли путались, я – сумасшедшая.

Но я же не хотела... Он решит, что я доступна... Он подумает... Я...

Продолжая целовать, Артём завел мои руки наверх, выше головы и прижал меня к стене так, что я почувствовала сквозь ткань его твёрдое, нетерпеливое, горячее естество. Его упругая пульсация, ощущаемая сквозь тонкую сорочку вызывалаволны непреодолимого желания. Они закручивались вихрями в моём животе ирастекались вниз. Я почувствовала собственную влагу на внутренней стороне бёдер. Стыдно... Вкусно... Мои мышцы сжались – так жадно, неистово стремясь ощутить его внутри себя прямо сейчас.

– Артём... – вновь всхлипнула я, но уже не от слёз.

– Я с тобой, девочка, – шептал он страстно. Провёл кончиком языка по уголкаммоего рта, коснулся меня пальцами там, и я улетела.

Сладкая дрожь расходилась по животу кругами. Не контролируя себя больше, я изогнулась, подавшись бёдрами к нему навстречу. Нас могли увидеть, застать в любую секунду, мы не дома! Но это только усиливало ощущения и ещё больше сводило с ума. Его губы и пальцы делали что-то невообразимое. Хотелось, чтобы он прекратил – таким нестерпимо чувственным в его руках стало моё тело. Слишком много ощущений. Слишком много электричества. Слишком много огня покоже и нервам. Но убежать было невозможно, Артём полностью перехватил у меня контроль, прижимал, целовал, владел. Я не могу, я... В голове помутилось. Сокращения мышц, нарастающий взрыв слёз, радости и безумия, и я громкозастонала, отлетая куда-то из тела...

Рядом раздалось поспешное, тяжёлое топотение. Нас застали?!

Артём быстро оглянулся, отпустив мои руки. Я испуганно глянула за его плечо. В лунном свете к углу с сопением и топотом слона бежал колючий шарик.

Чёртов ёж.

1Против, по отношению (от английского)

2«Горящий человек» (англ.)

3Знаменитая голливудская актриса

Глава 15

Артём

Поцелуй с ней был из разряда помешательства. Полного отключения из реальности. Она была моя, целиком. Горячая, податливая, нежная. Такого я ещё никогда не чувствовал – полного, крышесносного удовольствия от того, что чувствует она! Словно мы — два участника виртуальной игры, в которой датчики удовольствия одного вживлены в тело другого. Её стон отдавался волной кайфа во мне. Вкус губ и запах тела, и что-то ещё больше физиологии отключили мой мозг. Это не должно было заканчиваться. Но прервалось резко и нелепо.

Топот. Она вздрогнула. Я обернулся. В темноте никого.

Вспышка гнева. Сжатые кулаки.

Если это вернулся тот урод, я его на колбасные шкурки разделаю! Где же он?!

– Подожди, я проверю, – сказал я Гаечке и бросился к двери.

Но она остановила меня двумя словами:

– Это ёж. – И показала на колючее недоразумение, улепётывающее в угол. Мелкие пятки сверкали в лунном свете, по тяжести шагов сравнимые с кабаном.

– Э-э, – опешил я. – Ёж? Инопланетный?

– Обычный.

– У него, кажется, проблемы с гравитацией...

Гаечка облизнула губы и хихикнула.

– Ёжики всегда топотят. У меня у бабушки в доме водились. Вечно нам спать не давали.

– Ёж... – пробормотал я, ещё не веря своим глазам.

Наверное, я никогда в жизни не выглядел глупее. Даже когда мать заставляла меня в пять лет стихи Бродского с табуретки читать своим гостям.

То есть выходит, что эта колючая мелочь испортила лучший поцелуй в моей жизни? В пору доставать ружьё и отстреливать. Но это было так нелепо, и хмель, которым меня заразила Гаечка, ещё не выветрился, что я прыснул. Гаечка тоже. И мы рассмеялись неприлично громко в объятом тишиной доме. Бормоча всякую ерунду про ежей, мы хохотали, словно два обкуренных подростка. И это тоже было так офигенно, что мой мозг где-то на заднем фоне засомневался в моей нормальности. А я послал его к чёрту. Звали его тут, возмущаться!

Я подошёл к ней. Опершись ладонями о стену рядом, навис над Гаечкой. Так просто, так хорошо. Мой взгляд упал на две половинки яблока, валяющиеся на полу. И мозг снова выдал аллегорию в виде строящейся над нашими головами формулы химических соединений. Ощущение, что Гаечка родная и давно, всегда, дополнило мне баллов на шкале безумия. Ретрит... Хм, видимо, действительно не случайно... Но мне нравится!

– Скажи, ты всегда такая лёгкая? – спросил я, глупо улыбаясь.

– Ну, когда бабушкиных пирожков не наемся, – игриво ответила она с массой блестящих лучиков в глазах.

Я уткнулся взглядом в её припухшие губы. В моих ещё кололось. Её грудь, так хорошо угадываемая через белую сорочку, манила, как приглашение к празднику. В шортах у меня опять всё закаменело и заныло нетерпением. Начать всё снова? Почему нет?

И я сказал с хрипотцой:

– Похоже, теперь тебе придётся постоянно ходить только со мной. А то повадился тут... Серый Волк.

– Я буду завтра менять замки, – сообщила Гаечка.

– Правильно. Но уверен, тебе всё равно потребуется круглосуточная защита. И охотник. На волков...

И вдруг она стала серьёзней и с благодарностью в глазах произнесла:

– Спасибо тебе! Если бы не ты... Если бы ты не вышел покурить...

– Я не курю, – улыбнулся я.

– А зачем тебе спички в вентиляции? – моргнула Гаечка. – Зоя Петровна нашла. И про пепел за унитазом пожаловалась.

– Наверное, от предыдущего жильца осталось.

– Да нет, – хмыкнула она. – Может, строители оставили? Тут всё после ремонта.

– Может, – пожал я плечами и попросил: – А покажешь спички?

– Пойдём, – ответила как-то странно Гаечка.

Она тоже явно думала не о них. Пошла по узкой лестнице наверх. Светлая тень в темноту, будто в тоннель. Я оглянулся. Убедившись, что урод не вернулся, пошёл за ней. Я бы пошёл и без спичек. Или унёс её к себе. Шаг, другой. В бёдрах Гаечки было столько женственности, что я снова поплыл. Подумал: «Спички... Не кофе на завтрак и не картины смотреть, но предлог стоящий всех чёртовых ежей». Она привела меня в узенькую комнатушку с низкими потолками, служебную наверное. Включила бра на стене. Я зажмурился от резкого света, но быстро привык.

– Вот, – сказала Гаечка и протянула мне спичечный коробок.

Уже готовый отбросить его за ненадобностью на пол, я взял в руки «улику», и вдруг удивился тяжести привычного предмета. Машинально ткнул пальцем, открывая, и при виде содержимого мой мозг засигналил красным, как маячок службы безопасности. Игривость как рукой сняло. Передатчик! – мигом понял я.

– Откуда он у тебя? – резко спросил у Гаечки.

– Из твоей комнаты. Я же сказала... А что там? – она с любопытством глянула в коробок. – О, не спички?

Я схватил её за руку и потянул обратно, оставив спичечный коробок на узком подоконнике у двери.

– Ты куда? – опешила она, едва успевая за мной.

Мы подлетели к двери в сад. Я внимательно осмотрелся. Гаечка непонимающе хлопала ресницами.

– Что случилось? Что там было? – обеспокоенно спросила она.

Только на улице, отойдя под звёздное небо на дорожку, окружённую гущей розовых кустов почти в человеческий рост, я остановился. А затем ответил:

– Устройство для прослушивания. Кто сказал тебе поселить меня в эту комнату?

– Никто, – продолжала растерянно моргать Гаечка. – Женя, моя подруга, та, которой гостиница принадлежит, в блокноте написала, что тебя надо в номер на вип-веранде... Но туда я Милану заселила. Она так возмущалась, прости...

– Милана, значит, – нахмурился я. – Не все Барби одинаково наивны или... А ктоещё заходил в мой номер?

– Я, – растерялась Гаечка, – Зоя Петровна. Костя с Зариной. Милана и ты...

– А урод этот?

– Игнат? Которого ты прогнал?

– Да.

– Не знаю. Кажется, он дальше холла на первом не заходил... Но у него, кажется, были ключи.

Я поджал губы, судорожно соображая. Потом засунул руки в карманы и заявил:

– Да, похоже без службы безопасности мы и на этот раз не обойдёмся. Думаю, гости у нас ещё будут. И не раз.

* * *

Эля

– А ведь никто не должен был знать, что я сюда еду. Хреновое вышло инкогнито, – сказал Артём и снова улыбнулся, мол, ничего страшного.

Но я увидела по глазам, что он расстроен. И сама расстроилась. Не задумываясь, погладила его по плечу. Он с удивлением взглянул на мою руку, словно та делалачто-то неположенное. А я сказала:

– Погоди, но ведь получается, что не тебя прослушивали, а Милану.

– Милу?! – ещё больше удивился Артём. – Зачем?!

Ага, значит, по поводу того, что его могут прослушивать, ни капли не сомневался. Занятная жизнь у миллиардеров.

– Девушка красивая, ветреная. Может, у неё муж ревнивый? Или любовник?

Артём моргнул. Розы за его спиной колыхнулись пышными тёмно-краснымиголовками, тронутые ночным ветерком. Я продолжила:

– Никто не мог догадаться, что потечёт бачок, и что Женьке горшок в Москве упадётна голову. Такое не подстроишь. А если бы Женька была тут, на неё где сядешь, там и слезешь, она не то что я. И жила бы в том номере Мила, как миленькая, – я хмыкнула. – Думаю, что устройство поставили тогда, когда эти бандиты по«ошибке» заехали. Пока меня отвлекал их главный бородач, остальные пошуршали. Он меня просто завалил вопросами, когда мы были в том номере, где сейчас Мастер живёт. А так они поняли, что ошиблись, прислали этого бугая, а тут я подвернулась. И ты один раз ему помешал и второй.

Улыбка Артёма изменилась, товарищ «сам себе Мальборо» отступил на задний план. Кажется, он расслабился. Звёзды над его головой мерцали, как включённые на натяжном синем куполе светодиодные лампочки. Запах роз, лилий и дурманасмешался в пьянящую, головокружительную симфонию. Артём отмахнулся открупного мотылька и спросил:

– А ты уверена, что твоя Женька в этом не замешана?

Я закусила губу, задумалась, а потом кивнула.

– Да. Она, конечно, пройдоха. И всегда была хорошей, но хитренькой. С ней не соскучишься. Но если она договорилась, чтобы её собственную гостиницу нашпиговали прослушкой, она бы наверняка за это получила хорошую сумму и не парилась бы так насчёт своих кредитов и новой должности. Когда я приехала, онане собиралась оставлять на меня гостиницу, но потом ей позвонили, и она срочноуехала на собеседование.

– И не вернулась, – продолжил Артём. – Очень удобно обеспечила себе алиби.

– Она в больнице лежит. И зачем ей алиби? – поразилась я.

Он усмехнулся.

– Правда не понимаешь?

Я мотнула головой.

– Незаконная прослушка — это уголовное преступление. А так она ни причём. А вотты очень даже...

– Я?! – сказать, что я растерялась, значит, ничего не сказать.

– Ты впустила тех уродов. Ты раздаешь ключи, у тебя есть доступ во все комнаты, ты заселяешь...

– Вот как!

Я отступила от него. Кусты роз больно царапнули спину. Я отдёрнулась и сновауткнулась в Артёма. Выглядело, наверное, со стороны, как танец эпилептика... Я гневно вскинула на него глаза:

– Значит, ты считаешь, что я в этом замешана?! А, может, ты сам прокололся? Зачем с порога было объявлять, что миллиардер?! Ловишь крокодилов на живца?!

– Эй... – Артём склонил голову, снова надев непроницаемую улыбку. – Да это я так. Я просто говорю, что всё указывает на тебя.

Я пыхнула гневом:

– Ну тогда давай, вызывай полицию, службу безопасности, чертей с рогами! Всё равно у меня год не задался! Оказывается, переломы, аварии, предательство – этовсё фигня! Мало меня машина переехала, не додавила! Пусть всё будет, как в лучших сериалах на канале Россия! Тюрьма и полный трындец! Давай!

Слёзы брызнули из моих глаз, я развернулась и побежала, прихрамывая, к себе. Не обернулась на его выкрик:

– Подожди!

Влетела к себе в комнату, заперла дверь, и навалилась на неё спиной, тяжелодыша.

Какой же он гад! Мерзавец! Как он мог подумать?! А я ещё влюбилась...

Стоп, – ахнула я про себя, – я влюбилась?! В него?! В эту сволочь заносчивую?! В этого гада последнего?! Который целуется лучше всех на свете?!

И с громким рыданием призналась себе: «Да!»

Год и правда не задался. А, может, речь о пятилетке? Не хочу!

И я топнула ногой от злости об пол так, что голеностоп заныл. И вдруг за моей спиной раздался стук.

– Эля-Мира... – позвал Артём. – Открой. Я не то имел в виду. Эй!

– Вот и уходи со своим «Эй»! – рявкнула я, задерживая всхлипы. Но они всё равновырвались, и я выпалила гундосо: – Давай! Полиция уже ждёт твоего звонка! Сидят, выглядывают: «Где же наш миллиардер? Что же не звонит, родимый?!» Все глаза проглядели. Уши продувают...

– Не дури! Открой.

– Не открою! Ты вообще, вообще... – Я вытерла тыльной стороной ладони забитый нос и не смогла ничего придумать, что он «вообще». Схватила футболку со спинкистула и громко высморкалась. – Уходи!

– Гаечка...

– Сам ты... болт!

– Ну ладно, – сказал он.

И я услышала удаляющиеся шаги по лестнице вниз. Ушёл... Ну и правильно! И пусть идёт! Ком сдавливал моё горло, в груди пекло. Один звонок, и вся моя жизнь к чертям. Я знаю, как сегодня принято вести следствие, сталкивалась.

Что делать?! – в панике подумала я и бросилась к тумбочке, достала связку ключей от номеров, Женькин блокнот. Уставилась на записи, сделанные размашистымпочерком и типографские сердечки на полях. Издевательство... Неужели мне придётся оправдываться, как в дурном кино?! Я вспомнила ужасный запах полицейского отделения, куда мне потом, после больницы пришлось ходить поповоду аварии. Для меня это окончилось ничем, кроме намёков, что я сама на мимоедущий Порше набросилась. На тротуаре, ага.

Мысли нахлобучились мне на голову, как мешок со скорпионами вместо подарков к новому году для непослушных детей. В чём я провинилась? Не понимаю.

Я села на кровать, хлюпая носом.

Скрипнула дверь с «кухни для бедных». Догадался, чёрт! Я подняла глаза. Артёмстоял передо мной. Прекрасный, как Мефистофель в лучшие годы. Без своей дурацкой улыбки, но всё равно не поймёшь, что у него на уме, тем более при этомтускло светящемся бра.

– Ты всё не так поняла, – сказал он и подошёл ко мне.

Без спросу сел рядом на узкую кушетку.

– Я считаю, что твоя подруга тебя подставила. Это всё, что я хотел сказать.

– Есть такое понятие – презумпция невиновности, – буркнула я, отодвигаясь. – Не слышал? Так вот – не доказано, значит, ты не преступник. И Женьки это тоже касается. И меня! Хотя какое тебе дело до таких низких подробностей? Это же стирка грязного белья! А стирать ты сам не привык. Звони в полицию!

Он нахмурился.

– Чего ты заладила: «Полиция, полиция»?!

– Ах, полиция не подходит, надо ФСБ звать? – огрызнулась я.

– Нет, никого я звать не собираюсь, – ошарашил меня Артём. – Я сюда не за этимприехал. Поэтому сами разберёмся. И пока пусть никто не знает о происходящем.

Я изумлённо посмотрела на него – он серьёзно? Даже не нашлась, что сказать.

– И ты не права: то что касается тебя, меня тоже касается, – вдруг заявил он.

– С каких это пор? – моргнула я.

– Вот с этих самых, – ответил он. И поцеловал меня.

* * *

Артём

Господи, до же чего же она была трогательна! Припухшие, обиженные губы. И глаза! Мне стало абсолютно всё равно, что она говорила. Лишь бы не плакала. Я быстро замотал в плед коробок с прослушкой и сунул под кровать. С глаз долой.

Придвинулся к Гаечке. Нашёл губами её губы и от одного прикосновения возбудился. Моё сердце забилось. Ладони сами наполнились мягкой, тёплой нежностью её грудей. Она отпрянула.

– Артём, Артём, не нужно... – пробормотала Гаечка и выставила вперёд ладони. – Ты подумаешь, что я...

– Не подумаю, обещаю, – ответил я хрипло и, мягко убрав её руки в стороны, поцеловал в шею. Голова закружилась. Гаечка шептала что-то ещё, но больше не отталкивала. А мне вообще уже нечем было думать. Я поймал губами розовую мочку уха с крошечной серёжкой, обнял покрепче, и Гаечка обмякла. Я принялся целовать её лицо, спустился к груди...

К чёрту сорочку!

Движением руки опрокинул Гаечку на простыни. И замер сверху. В одних трусиках она была восхитительна. Офигительно красива! Кажется, я так и сказал. Оназакрыла глаза. Смутилась и щёки порозовели. А мне стало приятно. Я ничего не знал о ней и сейчас не хотел знать. Казалось, что я у неё первый. Иллюзии былодостаточно.

В моей голове, опустевшей от возбуждения, эхом стучал пульс. Я провёл языком поеё мягкому животу. Дорожка мурашек в ответ и моё имя, размытое в тусклом свете бра. С поцелуями я впитывал тепло её тела. Мне всего было мало!

Простыни пахли ей. Всё пахло ей. Сумасшествие пахло ей. Она пахла сексом.

Её пальцы на моей спине сжали кожу. Больно. Приятно. Смущённая девочкапревращалась на глазах в кошку. Потянулась ко мне, приподнимаясь. Тела обожглосоприкосновением, губы – поцелуем.

Шорты на пол. Я развёл её колени, и не смог удержаться, чтобы не попробовать её на вкус. Её тело, как море, волновалось, отзывалось стонами и прерывистымдыханием от каждого моего касания. Я снова приподнялся и жадно обвёл взглядомеё всю, словно никогда не видел женщину.

Она – нежность. Бело-розовая. От светлых волос по плечам до круглых пяток. С сотней разновидностей улыбок на лице: невинных и чертовски сексуальных одновременно. Все они были мои! Воздух между нами плавился. Стоило усилий, чтобы не ворваться в неё сразу. Я не должен был. Мне нравилось её наслаждение. Поэтому я вошёл в неё медленно. Нежно. Целуя и раскачивая на волнах. По-другому было неправильно. И только потом, когда её лицо покраснело, и Гаечканачала кусать губы от нетерпения, дыша слишком часто, я позволил себе сорваться на бешеный ритм. Дошёл почти до пика, но остановился. Перевернул, оказавшись под ней на спине, и прижав всю её к себе, чтоб не улетела, нанизал насебя, как коллекционер бабочку. А потом разогнался и под её стоны улетел сам.

* * *

Взмокший, блаженный и усталый, я поцеловал притихшую Гаечку и повернулся набок, к ней лицом. Обычно в этот момент я ухожу. Сейчас не хотелось, несмотря напридуманную чертями в аду узкую кушетку. Гаечка смотрела на меня большимиглазами и молчала. Кажется, я нашёл хороший способ её усмирять.

И вдруг она всхлипнула, попробовала отвернуться, но габариты кровати не позволили.

– Эй, ты чего? – удивился я, погладив её щеку тыльной стороной ладони. – Тебе не было хорошо?

– Было. Очень. Но теперь ты решишь, что я доступная женщина... – грустновздохнула она.

Э-э... Внезапно.

– Разве это плохо? – спросил я первое, что в голову пришло.

Её глаза вспыхнули, руки упёрлись мне в грудь, и я не заметил, как с грохотомоказался на полу. Наверняка разбудил всех ежей. На меня сверху смотрелаобнажённаяпантера. Что я опять не так сказал?

– Если ты ещё раз явишься сюда... – угрожающе начала она.

– Явлюсь, – ответил я, подкладывая локти под голову. – И вообще не уйду.

На меня обрушилась подушка.

– Спасибо, – заявил я и подсунул её себе под затылок. – Так удобнее.

– Уходи!

– И оставить тебя в таком состоянии? Нет, не уговаривай!

Кажется, она собралась разорвать меня на кусочки. Спрыгнула и попыталась отнять подушку. Я поймал её руки и прижал к себе, снова возбуждаясь от касания её голого тела. Гаечка тоже это почувствовала и начала вырываться, ёрзая по мне и возбуждая ещё сильнее.

– Отпусти! Ты, миллиардер недорезанный! – рявкнула она.

– А ты красивая, когда злишься, – хмыкнул я. – И хватит меня шпынять социальнымстатусом. Это не демократично. Сама мне так и не показала бельё в горошек. Кстати, это трусы или лифчик?

Я потянулся, чтобы её поцеловать, она рыкнула, как настоящая хищница. Номаленькая и худенькая. Так что я добавил со смехом:

– И вообще, идти мне некуда. Остаюсь жить у тебя. В моём номере то бачок течёт, то прослушивают, кто знает, может, там и камеры понатыканы. Я стесняюсь...

Глаза Гаечки расширились:

– Камеры?! Ой... А вдруг и в других номерах что-то есть?!

Обожаю её гримаски. Кстати, вполне возможно. Я уже ничему не удивлюсь.

– Пока мы не проверим, не выясним, – игриво ответил я.

– Завтра я на йогу не иду, – выпалила Гаечка. – Буду проверять.

– А ты знаешь, как выглядит скрытая камера и жучки?

– Гугл подскажет.

– Логично, но на йогу не пойдём вместе.

– Не стоит идти на такие жертвы! – заявила она.

– Стоит. Я не из Ютуба знаю, что представляет из себя оборудование для прослушки и слежения. И потом я тебе обещал. Если тот урод явится, ты не должнабыть одна.

– Но я ведь доступная женщина! – поджала губы моя язвительная кошка.

– Только для меня, – ответил я.

– Я сама решу, – парировала она, снова ёрзая на мне и пытаясь высвободиться.

– Неа, – сказал я и притянул её к себе.

Поспать нам точно сегодня не удастся. Но чёрта с два мы будем об этом жалеть!

* * *

В пять утра мы услышали стук в дверь. Не в нашу.

– Артём! – кричала Мила. – Артём! Ты спишь?! Тёма!

– Не отвечай, – испуганно прошептала мне в ухо Гаечка.

– Йога на пирсе сегодня отменяется! – словно в рупор вещала Мила. – На улице дождь!

– Совсем не будет? – послышался бодрый голос Лизочки.

– Как так? – отозвался Костя. – Хотя да, громыхало ночью...

Угу, в углу Гаечкиной каморки до сих пор валялся опрокинутый стул. Я ногой задел. Тумбочку поднял, а про стул забыл.

– Всё будет, – важно, как генералиссимус, заявила Мила. – Занятия на веранде в одиннадцать.

– А кто ходил ночью? И плакал или кричал? – спросила Зарина.

– Да соседи. И коты дрались, наверное, – заявил Костя. – Я уже хотел их искать, чтоб водой облить.

Гаечка тихонько хмыкнула мне в плечо. Я прыснул тоже.

Интересно, Мастер с Вованом нас хоть не слышали?

Двери позахлопывались. Шаги удалились и стихли. Я попробовал устроиться поудобнее. Матрас с кушетки мы перетащили на пол, и теперь почти помещались вдвоём, если не считать мои свисающую на пол левую ногу. В общем, номер люкс, всё включено.

– Йога в одиннадцать, у нас есть шанс поспать, – сказал я, радостно зевая.

– А как же операция «Вырви глаз, заткни ухо»? – лениво приподняла с моего плечаголову сонная Гаечка.

– Вместо этого объявим инвентаризацию и замену гигиенических принадлежностей, – отозвался я.

– Хорошо, будешь моим подмастерьем. Доверяю тебе разнос туалетной бумаги, – пробормотала Гаечка и снова уютно устроилась под моим боком.

– Угу, горжусь доверием. Только давай ещё поспим немного, – ответил я. – Всё равно Дэн только к обеду подтянется.

– Какой Дэн? – опешила Гаечка.

– Подрывник, хакер и специалист широкого профиля.

– Боже, откуда ты такого знаешь?!

– Я много кого знаю, но этого держу на зарплате. Я ему адрес скинул и приказ выезжать, – ещё раз зевнул я. – Ты же знаешь, я не люблю то, что надо делать руками.

– Кое-что любишь, – хмыкнула Гаечка.

– Это было не дело, это искусство, – заявил я.

– Все миллиардеры такие самовлюблённые? – пыхнула в ухо моя кошка.

– Все. Но я особенно. Спи.

Глава 16

Эля

Я проснулась на матрасе на полу. Одна. В каморке «папы Гарри» всё вверх дном. И первая мысль: «Что я наделала?!» ударила мне по темечку.

В пору рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом. Хотя, постойте, сейчас же двадцать первый век, свобода нравов и всё такое. Но холодок задымился над загривком – Артём уже сказал, что я доступна! Вдруг на этом его интерес ко мне и закончится?!

Боже-Боже... Я же не планировала, не хотела! Я сама совершенно не готова к серьёзным отношениям! К несерьёзным тем более! Курортный роман?! О нет, это не мой стиль! Бррр...

Но факт оставался фактом: кто-то вчера выключил мой мозг.

Я встала, чувствуя себя слегка расшатанной после жаркой ночи, качнулась и села снова. Голова кружилась, очень хотелось пить. И есть. Желательно торт размером с дом. И омлет с помидорами, ветчиной и сыром. Из тех, что жарят для книги Гинесса на гигантских сковородках. И пиццу. И блинчики со всем, чем угодно. И стадо цыплят-гриль можно даже без соуса! Подумать только, как аппетит разыгрался! А я собиралась питаться овсянкой и овощами, чтобы разэкономиться на всё лето...

Пытаясь собрать в кучу собственные мысли, я принялась ползать на коленях по полу, подбирая с него разбросанные футболки, карандаши, собственную сорочку, сарафан, макияжные кисточки, альбомные листы, расчёску, тапочки, кроссовки. Споткнулась и поехала на чём-то круглом. Яблоки-то ему чем не угодили? Раскатал по всему полу! И пластиковая миска валяется кверху голубым в ромашку донышком. Край откололся. А моя соломенная шляпка оказалась под кушеткой...

Боже-Боже, что же мы тут творили?! Такое впечатление, что взорвался мой чемодан, и взрывной волной задело даже стулья. А помню я только Артёма... И я им пахну. Я закрыла глаза и закусила губу. Сердце забилось сильнее, стоило памяти восстановить его глаза, его руки, его губы... В животе снова скрутился жгут, мышцы бёдер сжались, мысли закружились, как светлячки вокруг головы, не попадая внутрь.

А ведь мы были трезвые! – Я поднялась в полный рост, обвела взглядом погром. – Только никто не поверит.

Но что это со мной?! Я ведь приличная девушка. Тот предатель даже говорил, что скучная. А Артём... – я вздохнула, – что красивая. Офигительно красивая...И я улыбнулась своему отражению. Ну вроде я и, правда, ничего. Если не считать волосы дыбом, не очень адекватный взгляд и круги под глазами от недосыпания.

– Ладно, – заявила я зеркалу, – будем считать, что я томная и экзальтированная личность. С толстыми бёдрами. Зато талия тонкая...

Часы показывали десять, когда я, наконец, привела себя в порядок и стала похожа на себя. В джинсовых шортах и белой футболке. Ничего лишнего. Вид летний, деловой, гостиничный. Но глаза подкрасила.

Волнуясь от того, что скажет сегодня Артём и все, кто слышал наш ночной разгул, я вышла в «кухню для бедных» с видом нашкодившей кошки. Артём сидел свежий, как апрельский огурец, чисто выбритый, с влажными после душа волосами, в белом поло и белых штанах, уткнувшись в тонюсенький серебристый ноутбук я яблоком на крышке. Солнце за его плечами щедро рассыпало свет на пурпурные розы, малиновые азалии, алые герани и море вдали до самого горизонта. Для завершения образа не хватало только яхты. Мне срочно захотелось юркнуть к себе, навести полный макияж, отгладить вечернее платье и выкопать из чемодана стильный клатч, чтобы потом с элегантной небрежностью выйти «из-за печки», словно так я хожу всегда. Но Артём поднял глаза, засиял и сказал:

– Привет! Ты как раз успела!

– К чему?

– Я подумал, ты тоже захочешь есть. У них доставки, оказывается, тут нет... Сгонял в Мама-Пиццу.

Артём снял кастрюльные крышки с больших белых тарелок, как фокусник. И моему взгляду предстали две гигантские пиццы – ароматно-помидорная вакханалия с сырной корочкой, и что-то пармезанно-овощное салатного типа.

– О, Артёмммм, – вырвалось у меня почти утробное мурчание от вида еды и благодарности.

Он улыбнулся с видом адского искусителя:

– Классно прозвучало, но, – глянул на крупные часы на запястье, – до заката у нас ещё почти одиннадцать часов. И есть дела.

Я вспыхнула. Ясно же, что с ним не будет дважды-два четыре, так что вслух я произнесла, отзеркалив улыбку:

– Конечно-конечно. Солнце ещё не зашло, рабы на плантациях не собрали все бананы. Всегда мечтала обзавестись ассистентом в Ролексе.

– Сначала еда.

– Я заварю чаю.

– Не надо, я уже заварил, садись.

Мои брови изумлённо взлетели вверх. И я приземлилась на край углового диванчика, не зная, настоящий ли передо мной Артём или я ещё сплю. За окном умиротворяюще щебетали птицы, лаяли весёлые собаки и кричали дети. Казалось, мы дома. На собственной кухне. И вдруг захотелось, чтоб так и было.

Артём потянулся ко мне. Я уже готова была зажмуриться от поцелуя, но он только шепнул заговорщически:

– Эта хрень, что мы нашли, передаёт только на короткие дистанции. Или уроды прям здесь находятся, в здании; или есть передатчик, более мощный, чтобы усиливать сигнал и ретранслировать на доступное расстояние.

Он развернул ко мне ноутбук и показал схему как из учебника физики. Мда, лучше б это был поцелуй.

На этаж впорхнула Барби-сифильда в лазурном костюмчике и бросилась к нам.

– Тёмочка, – всплеснула руками Милана, – Тёмочка, ну скажи мне, кто он? Я вчера так и не определила. Кто же он, Артур или Семён? Кто миллиардер?

Артём расхохотался и заявил с неприкрытой игривостью:

– Ну, самый же смак в разгадывании. Не подскажу.

– Эльмира, налейте и мне чаю, – сказала Милана, пристраиваясь напротив и протягивая пустую кружку, которую Артём явно приготовил мне. – Пожалуйста.

Моя рука не дрогнула, я невозмутимо налила ей кипятку и заварки из пузатогостеклянного чайника. Артём продолжал забавляться. Похоже, он прочитал моё страстное желание в этот чай плюнуть. И устроить бой быков. Коров точнее... Онвстал и подал мне другую чашку. Ладно, его пока не побью...

Милана улыбалась и хлопала ресницами, говоря что-то о йоге и странностях Мастера.

А, может, пусть её и дальше прослушивают? Мне-то что? Им мучиться. Даже еслиони просто для Камеди Клаб материал собирают...

Мда, злая я всё-таки.

* * *

Артём технично сплавил Милану, сообщив с заговорщическим выражением лица, что миллиардер приехал из одной из столиц, что он брюнет, но тщательношифруется. Та даже не успела покоситься на его часы. Резюмировала, что Артур, кажется, из Новосибирска, а Семён – блондин. Вычеркнула из сферы интересов, не глядя.

– Это тот, на кого ты точно не подумаешь, – сказал вполголоса Артём.

– Значит, не ты, – кокетливо вздохнула Милана. – Жаль... Неужто Вова? ИлиМастер?! О-о... Тёмочка! Что тебе стоит сказать?!

Артём покачал головой.

– Прости, Мила, дал слово. Могу только намёками.

А я покрутила в пальцах вилку, искренне жалея, что ткнуть в её обольстительные вторые девяносто в цивилизованном обществе нельзя. Милана почувствоваланедружественность по левому флангу и упорхнула. Красивая. В такую бы фигурку ещё и мозги! Но, к моему счастью, всё ушло на вторые девяносто...

Я взглянула на Артёма с прищуром:

– И кому ты слово дал?

– Тебе. – В его карих глазах прыгали лукавые бесята. Он отхлебнул чай из высокой кружки.

– Когда?

– Только что.

Я лишь рот раскрыла, но слова не нашлись. А он продолжил:

– Минутой раньше, минутой позже, какая разница! А то представь, скажу я Миле, что миллиардер я, а она бац и бельё мне покажет. В горошек. Кажется, ты не обрадуешься.

Ах, он ещё и издевается!

Я сделала невозмутимое выражение лица.

– Какое мне дело!

– А, ну тогда сейчас Милу позову, признаюсь... – хмыкнул Артём, приподнимаясь с диванчика.

Я вспыхнула и шлёпнула кружку на стол.

– Конечно, зови!

Но он тут же развернулся и, поймав пальцами мой подбородок, взглянул в глаза, весёлый донельзя. А потом поцеловал. Нежно-нежно... Я и забыла, как сердиться.

– У нас дела... Дела... – как мантру повторила я, с трудом приземляясь в себя из абсолютного головокружения.

– Да! – живо отозвался Артём и из-под стола вытянул упакованную батарею рулонов туалетной бумаги. – Я запасся в Хозтоварах, вдруг у тебя нет.

– Если и есть, я не знаю, где, – призналась я.

– Давай поручим Миле ещё одну загадку – разыскать, – расхохотался Артём. – Какая разница, сколько ей решать кроссвордов?!

– Не хорошо смеяться над людьми, – заявила я.

– Не хорошо смотреть на людей глазами укушенной кобры.

Ой, он заметил!

Я покраснела до корней волос, схватилась за треугольный кусок сырного соблазна, куснула и сказала непринуждённо, насколько это получилось с полным ртом:

– Обожаю пиццу с морепродуктами! Как ты угадал?

Артём выдержал паузу, разглядывая меня, словно пытаясь найти недостатки. Я успела прожевать и глотнуть. И он, наконец, улыбнулся:

– Это было не трудно! Ты же сама, как море.

* * *

Как я люблю йогов! Обожаю! Никто не покрутил Артёму у виска, когда он проходил за мной с кучей туалетной бумаги по веранде. Почти все улыбались и говорили, какой он молодец. А дочка врача из пятого номера даже подошла ко мне с очень серьёзным видом.

– Вова сказал, что тебе надо помогать, – сказала она. – Я готова!

– Как здорово! Цветы хочешь полить? – обрадовалась я.

– Ага.

– Ну тогда я сейчас освобожусь и дам тебе лейку.

Кто-то из йогов уже раскладывал коврики на зелёно-травяном ковролине, кто-тообсуждал рецепты из аюрведы, две подтянутые женщины довольно почтенноговозраста пили из стеклянных кружек травяной чай, а Милана ворковала со статныммужчиной лет сорока из седьмого номера. Он и не знал, что проходит кастинг... Идиллия.

Двери в номера были открыты, и никто не стал препятствовать нам с Артёмом. Операция «Вырви глаз, заткни ухо» началась очень даже гладко. Мы с Артёмомспокойно зашли в санузел углового номера, осмотрелись, я встала на кафельную приступочку за унитазом. Он поддержал, чтобы я не упала. Я сунула руку в вентиляционное отверстие и... нащупала коробок. Такие же «спички»! ПоказалаАртёму. Он сделал большие глаза. У меня пересохло во рту.

Но, позвольте, зачем прослушивать докторшу и её дочку?! Мультики отслеживать?!

Коробок перекочевал в карман Артёмовых брюк. Оба взволнованные, мы чуть не забыли оставить новый рулон туалетной бумаги. В соседнем номере история повторилась. И комнатой дальше – только там вентиляция была одна на двоих, ипрослушку тоже шпионы пожалели. В номере Миланы, её подруги, Артура из Новосиба и москвича Семёна, похожего славянски правильными чертами лица иразворотом плеч на героя одной из картин моего любимого Константина Васильева, у милой семейной пары за пятьдесят из Питера – везде мы нашли по коробку. Кажется, прослушка велась тотальная.

В полном недоумении мы остановились у отделённой перегородкой части веранды с двумя номерами, где жили Володя и Мастер. Карманы Артёма уже топорщились. Мои тоже. В голове вздыбилось недоумение. Что вообще происходит?!

– Пойдём? – спросила я у Артёма, занося ногу на порожек.

Он отчего-то стушевался, глянул на номер Мастера и шепнул:

– Я лучше сам зайду к Вовану. Там тоже наверняка одна вентиляция в смежных номерах. Подожди здесь.

Он стесняется? Ничего себе! Впрочем, я тоже...

Артём постучался к Володе, а я осталась у столика перед номерами, на которомбыли раставлены чайные принадлежности и множество замысловатых баночек. Пахло, как в индийском ресторане. Я разглядела крошечного синего слоника с гирляндой бело-жёлтых цветов на шее. О, из пластилина?! Очень захотелось потрогать.

Честно говоря, к Мастеру я тоже заходить побоялась бы. Нет, вчера он мне понравился, но издалека. А близко? Не хотелось бы оказаться. Слишкомпроницательны были глаза. И непонятна суть. Любопытство не перевешивало, я больше опасалась ляпнуть что-нибудь неуместное перед настоящим мудрецом иаскетом. Говорят, он просветлённый. И долго жил в монастыре. В Индии. А я ведь совсем обычная... Хотя он, наверное, знает ответы на мои вопросы и мог бы сказать или дать напутствие. По позвоночнику пронеслась прохладная дрожь. Отчего я волнуюсь? Или даже боюсь? Как перед экзаменом...

Я переступила с ноги на ногу, вздохнула с облегчением от того, что Артём решил сам разобраться. Но вдруг занавеска, закрывающая дверной проём справа, всколыхнулась, и я увидела перед собой лицо Мастера. Как обычный человек, в белой футболке без рисунка, в просторных льняных штанах, босиком, очень лысый, очень розовощёкий и длинноухий, он выглянул из полутьмы и улыбнулся мне. И я улыбнулась в ответ, чуть склонив голову и не зная, куда деть руки от внезапноговолнения.

– Ты что-то хотела. Заходи, – просто сказал он и жестом пригласил в сумрак неосвещённой комнаты, пропахшей мистикой сандаловых палочек.

У меня мгновенно пересохло во рту, но отказаться я не смогла. Зашла.

Глава 17

Эля

Мастер щёлкнул выключателем, и стало светло. Казалось, это вовсе не та комната, в которой я пару дней назад говорила татуированному бородачу, почему здесь нет джакузи. На столике появились книги, портреты мудрецов. На кресле – восточный плед с узорами. Всё благоухало, и было очень тихо. Спокойно, но совсем не сонно. Словно я переступила порог не в номер, а в пещеру индийского древнего йога Васиштхи, правда, с кроватью кингсайз, сплит-системой и тёмным экраном плоского телевизора. Захотелось помолиться. Или свечку поставить...

Несколько вздохов, взглядов вокруг себя, и сумятица в голове подутихла, а вопросы остались. Скомканные, кажущиеся глупыми и незначительными перед загадочными лицами на изображениях, перед статуэткой Шивы и запахами ашрама, но для меня важные. А вдруг, если Мастер настоящий, он знает всё, видит больше, чем я? Понимает больше, чем я? Вдруг это шанс узнать, что правильно? Меня вечно волнует этот вопрос: правильно я поступаю или неправильно? Можно ли быть счастливой? Буду ли я любимой по-настоящему, навсегда или хотя бы надолго? Что делать, если влюбилась в человека, для которого я наверняка просто спутник в вагоне? Я ни на секунду не могла поверить в то, что у нас с Артёмом что-то может получиться.

С ним было так сладко, но мы слишком разные! Я не девочка-подросток, чтобы верить в сказки про Золушку. И он не принц. И белых коней давно сдали на колбасу. Даже единорогов не пожалели....

У нас ничего не выйдет, – твердил мой разум.

И, наверное, поэтому с утра у меня не получилось парить от радости, как бы хорошо ни было ночью. А ночь была изумительная! До сумасшествия...

Это кончится, – знала я. – Потому что есть социальные статусы, разные жизни и разные миры. Как это ни паршиво, но между нами лежал его долбанный миллиард.

Я сдалась Артёму, вопреки всем своим установкам, убеждениям и принципам. Притяжение оказалось больше меня. Я проявила слабость, и теперь мне было страшно. В улыбке Артёма, в его безупречной внешности и даже в шутках с Миланой я видела приближение боли. Сейчас этот шпионский детектив, как из дурного кино, – единственное, что нас связывает. Возможно, Артёму интересно, ведь он же говорил о дикой скуке, которая заставила его изменить жизнь полгода назад... Но когда всё раскроется, точки будут расставлены, ретрит закончится, моя жизнь рухнет. Я снова останусь одна. Не лучше ли сразу, прямо сейчас сказать себе «Стоп»?

Только как?!

Возможно, стоит спросить у Мастера, как остановить то, что прёт из сердца, будто локомотив? Что делать с собственной физиологией, чтобы удержаться? Может, медитировать? Посоветует ли он какую-нибудь особую йогу, после которой ничего не захочется? Как вообще приказать сердцу не влюбляться?

Мастер обернулся и сел в кресло, поджав ноги, с неизменной улыбкой на лице.

– Что ты хотела? – спросил он.

Туалетная бумага осталась у Артёма, да и врать мне вдруг не захотелось. Мои вопросы перед глазами особой глубины и прозрачности ухнули в желудок холодным комом, и потому я только сказала:

– Кое-что посмотреть.

– Смотри.

Он не стал ни спрашивать, ни уточнять. Сложно было поверить, что не пришлось оправдываться, но стало приятно. Сглотнув волнение и собственные страхи, я поспешно юркнула в санузел. Оглянулась на всякий случай. Нет, Мастер за мной не пошёл.

Здесь выступа не было, пришлось становиться на край унитаза. Я чуть не упала, удержалась, схватившись за полотенцесушитель. Потом подтянулась на носочках, сняла решётку с вентиляционного отверстия в стене и встретилась глазами с Артёмом, заглядывающим с противоположной стороны. Боже-боже, ну зачем он такой красивый?!

Артём широко раскрыл глаза, а затем сурово сдвинул брови: мол, чего это ты не слушаешься?! Затем изобразил указательным и большим пальцами ноль и ткнул в сторону выхода. Ясно, прослушки не было.

* * *

– Посмотрела? – спросил Мастер, когда я вышла из санузла.

– Да, всё в порядке. Спасибо, – ответила я, переступив с ноги на ногу и глянув на замершую, как перегородка между порталами, портьеру. Почему-то туда не шлось.

Мастер взглянул на меня.

– Точно?

Нет. За этим номером меня ждал Артём, а я не знала, как себя вести. Меня две: одна рвётся к нему и хочет радоваться, целовать его и танцевать вальс, танго, хип-хоп, лепить его с натуры, изучив руками и губами каждый мускул, каждую выемку и выпуклость, рисовать его; расследовать странности этого дома, узнавать об Артёме больше, болтать, пить чай, делать... да всё, что угодно, просто с ним рядом, вместе; вторая – сжимается, предчувствует боль, прячется от страха и мечтает, чтобы больно не было. Как не разорваться? И что, чёрт побери, правильно?!

И я пробормотала, краснея от смущения и боясь, что меня засмеют:

– А спросить можно?

– Да, спрашивай.

– Мне очень интересно было вчера на лекции, но, боюсь, я далека от духовности в той мере, в какой задают вам вопросы. Меня волнуют очень обычные вещи.

– Это не страшно, – улыбнулся он, как маленькой. – Так какой у тебя вопрос?

– Можно ли не любить? Перестать любить, если знаешь, что это кончится плохо?

– Нет. Если ты что-то отрицаешь, тебе сразу будет предложено станцевать с тем,

что ты отрицаешь. И оно будет появляться в твоей жизни снова и снова, пока этот танец не станет красивым.

– Почему? – опешила я больше всего от того, что думала о танцах, и в его ответе они тоже прозвучали.

– Потому что надо научиться принимать, – голос Мастера был мягким и тихим, без единого намёка на сарказм. – С каждой идеей по поводу происходящего в жизни тебе придётся станцевать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Как это?

– Предлагается боль, празднуй боль; предлагается любовь, празднуй любовь. Без мыслей об этом. Жизнь — это приключение. Её можно только прожить. Не существует правильного и неправильного.

– Но я не хочу испытывать боль.

– Боль — это указатель, как индикатор в машине, что что-то не так. Пока будешь её бинтовать, она никуда не уйдёт, только загноится и будет мешать тебе жить. Ведь она уже в тебе есть, да?

– Да...

– И мешает тебе. Надо вглядеться в неё, не убегать. Иначе она не исчезнет.

– А если сейчас другой человек...

– Он причиняет тебе боль сейчас?

– Нет...

– Выходит, ты общаешься не с ним, а с собственным отпечатком боли?

Я моргнула, поражённая. Мастер выдерживал паузу. Я прокашлялась и спросила:

– А любовь может быть неправильной, ненастоящей?

Он посмотрел на меня терпеливо.

– Ты себя любишь?

– Наверное, да. Нет, точно да. Я себя люблю.

– Можешь сказать, что твоя любовь к себе ненастоящая?

– О, нет.

– Так и любовь к другому. Ты её чувствуешь, если она есть. Вся любовь одинаковая. Потому что сердца у всех одинаковые. И они умеют только любить, других прошивок в них не сделано1. Устройства такие. Если в твоём сердце есть любовь к другому человеку – она уже просто есть, и с этим ты ничего не сделаешь. Ты же не можешь заставить себя перестать любить себя?

– Н-нет...

– Вот. Когда сердце кто-нибудь сильно напугает, ты начинаешь жить из страха. Думаешь, что любовь тебе не нужна. Но выбора-то нет, просто страхи мешают. Хочешь жить из любви, стань бесстрашной. Перестань бояться.

– Совсем? – удивилась я.

– Совсем.

– Но ведь страх появляется на основе опыта...

– С этим же человеком?

– Нет...

– Выходит, ты общаешься не с конкретным человеком сейчас, а с призраком из прошлого? А чем он лучше настоящего?

– Н-ничем.

– Вот и перестань бояться. Как любить, ты знаешь. Люби.

– Спасибо, – пробормотала я, ошеломлённая и счастливая одновременно, как в детстве, когда моя строгая мама внезапно разрешала ночевать у подружки илисмотреть допоздна интересный фильм. Словно мне разрешили счастье. Я выдохнула последние сомнения и сказала: – Тогда я пойду?

Мастер с улыбкой кивнул и добавил:

– Иди. Кстати, та хрень, на которую ты хотела посмотреть, лежит под чайнымстоликом на веранде в жестяной коробке из-под печенья. Я убрал. Мешала...

* * *

Едва я вышла из номера Мастера, Артём схватил меня за руку и потащил за собой, но на выходе из секции отпустил, будто опомнился.

– Поторопимся. Йога скоро, – сверкнул он своей ковбойской улыбкой.

– Да-да, мне ещё коврик разворачивать, – сказала я, семеня за ним.

Всучила по пути дочке докторши, которую, как выяснилось звали Танечкой, лейку, чувствуя себя практически Томом Сойером, нагло использующим детский труд. Но у меня было две уважительные причины: Артём и жучки. С ними надо было что-тоделать, пока не отдуплились. Впрочем, пухленькая Таня с двумя косичками ивздёрнутым носиком была довольна ответственностью и сразу взялась за поливку. Кажется, я спасла её от скуки...

Бабочки порхали, цветы играли нежностью лепестков, пчёлы жужжали над ними, ивокруг царила безмятежность, никак не соответствующая полным карманамшпионских устройств.

Кому понадобилось прослушивать весь «Мандала-хауз»?!

Когда мы пришли на этаж «для бедных», Артём со знанием дела и металлическимгрохотом достал из кухонного стола дуршлаг, высыпал туда «спичечные коробки». Я добавила свои находки, он накрыл крышкой. А затем отнёс композицию «Обломподслушивателям» к себе. Запер номер и поманил меня в сад. Я поняла: конспирация.

Солнце припекало, и только маленькое облако, похожее на собачку Снуппи, напоминало о том, что на рассвете был дождь. Кудрявая переводчица Аня с вип-веранды рассматривала лепестки лилий и с кем-то разговаривала по телефону. Набалконе сидела Лизочка с планшетом. Сверху на нас смотрели муж и жена из Питера, а из кустов шиповника выходил Семён, чем-то озадаченный.

– Слишком много глаз и ушей, – буркнул Артём и, зажав мою ладонь в своей, горячей и уверенной, направился за калитку. Я за ним.

Мы медленно обошли угловую усадьбу «Мандала-Хауза» на горе, зашли в проулок. Артём задумался на секунду, потом кивнул сам себе и затянул меня, как трактор прицеп, по крутой тропинке к заброшенному участку в сторону Севастопольскогошоссе. Я даже не успела боль в голеностопе почувствовать. Немножко не считается. Артём осмотрел неприкаянные кусты, заглянул за деревья и уселся навыступающий из земли лобастый валун, с которого вполне можно было поплевать на крышу нашего гостиничного дома, как с «Эйфелевой башни на головы беспечных парижан».

– Фургонов рядом нет, – констатировал Артём.

– Велосипедов и тех не наблюдается, – согласилась я. – А должны быть?

– Могли бы быть. Жучки слабенькие, максимум на тридцать метров передают. Следовательно, передатчик, усиливающий сигнал, спрятан в доме или в подсобных помещениях.

– А, может, не случайно стиралка была так тщательно закрыта?

– Или тот урод околачивался в доме. Он сразу к тебе направился или где-тозадержался в холле вчера ночью?

– Он стоял ко мне спиной, возился с чем-то у окна.

– Бинго! – Поднял кулак Артём. – Покажешь где.

– Конечно. А что с жучками делать? Их так много!

– Мда, урожай богатый. Все номера на третьем этаже окучены, и только один — мой, на нашем.

– У Мастера тоже был, только он в жестяную банку его зачем-то засунул, – поспешно вставила я.

– Логично. Клетка Фарадея получилась, – серьёзно кивнул Артём.

Как будто это мне что-то говорило!

– А дуршлаг? – моргнула я.

– Тоже сойдёт за клетку Фарадея, а она не пропустит сигнал.

– Но ведь эти самые попробуют снова поставить! – округлила я глаза.

– Да, наглости хватает. И не факт, что мы обнаружили всё, что имеется. Домнашпигован, как утка яблоками. Главный вопрос – кем и зачем? – Он сердитополоснул по мне взглядом, и я растерялась.

– Не знаю... Если речь не о Милане, разве Мастер передаёт какие-то тайные учения?

Артём усмехнулся.

– Настолько тайные, что всё в Ютуб в свободном доступе выкладывает.

– Прости, но я совсем ничего не понимаю.

Артём потёр пальцем переносицу и сказал:

– Так. Будем отталкиваться пока от того, что нашли. Насколько я могу судить, уроды работали впопыхах – выбрали самое простое, но не самое выгодное местодля прослушивания – вентиляцию. Более того, спичечные коробки – это вообще прошлый век, кустарщина почти. Значит, вряд ли речь идёт о спецслужбах и профивысокого класса.

– Послушай! – оживилась я. – А, может, это бывший Женькин муж, Сергей, мутитчто-то? Раньше гостиницей он занимался, но они развелись.

– А кто он? – оживился Артём.

– Инженером был, электронщиком. Они с Женькой жили в Москве, а потом этот домкупили или землю, я не знаю точно. И он сюда переехал, а в этом году онирасстались. Женька там, он тут... Женька сказала, что гостиницу выкупила, и онновую через три улицы строит.

– Электронщик – это уже любопытно, – отметил Артём, взглядом превращаясь в гепарда на охоте. – Ты его в лицо знаешь? Это не тот, который ночью заявлялся?

– Знаю, конечно. И нет, это был не он, – мотнула я головой. – Серёжа рыжий иупитанный довольно. С ямочками на щеках. Да и рост пониже.

– Ну, может, дружбан его или подельник. Вопрос — зачем это ему и есть лизаказчик? Всегда надо отталкиваться от мотивации. Поймёшь потребности клиента, узнаешь, как его раскрутить.

– Забавно ты говоришь.

– Это правила любого бизнеса. У каждого человека есть потребности, он ищет, как их удовлетворить. А известная мотивация – половина успеха.

Я почувствовала себя, как на собрании акционеров. Странно только, чтопредседатель совета директоров сидел рядом, свесив ноги с камня, как мальчишкав засаде.

Артём продолжал, будто делая себе заметки на невидимых полях.

– Надо этого Сергея пробить. Скажу Дэну. И навестить его. Вместе навестим.

Я только руками всплеснула от ощущения нереальности:

– Мне неловко будет. Боже... У меня вообще в голову не укладывается! Кого здесь прослушивать?

– Хороший вопрос, – сказал Артём. – Составь список жильцов. Паспортарегистрировала?

– Только у Миланы.

– Ну ты даёшь! Делопроизводство у тебя хромает.

«Хромает у меня не только оно», – подумала я, сдерживая желание растереть голеностоп.

– Собери паспорта у всех, и поболтай о том, о сём. И я со своей стороны тоже. Выясним, кто чем занимается. Хотя, – Артём прищурился и сделал паузу, – вряд лиэто нужно. Скорее всего цель – я.

– Ты занимаешься чем-то секретным? – осторожно я.

– Научной фантастикой, – по-голливудски улыбнулся Артём.

– Не хочешь говорить... Ясно. Ну да, как же. Я Мальборо, просто ковбой Мальборо, – я сделала жест, как у агента 007 в заставке.

Он рассмеялся, теряя наносной глянец.

– Да мы просто программки всякие делаем. Коды пишем народу полезные. Ничегоособенного. Вот скоро изобретём отечественную замену импортному Офису.

– Ого! И ты говоришь об этом вот так, запросто? Это же может испортить весь бизнес этим, там... – кивнула я в сторону запада, начиная себя чувствовать поменьшей мере девушкой Бонда. Дело-то закручивается нешуточное. – Может быть здесь ведётся промышленный шпионаж?!

– Вот с этим сложно, – ответил мой таинственный любимый. – О том, что я лечу сюда, знали только трое человек. Я сам до последнего не был уверен, что приеду. В Штатах мне просто мозг сделали, мог там зависнуть ещё на неделю.

– Интересная у тебя жизнь, – признала я, толком не понимая, во что верить и чтодумать. В книгах пишут о «попаданках в другие миры», а я попала, как кур во щи, в своём собственном. Только я уже не уверена, что это всё мне не снится – похожий на Бога красавец, внезапно близкий, тёплый и непостижимый; шпионские игры; гостиница, йоги и я... Тут связь не найдёт даже сам Шерлок Холмс, ибо всё это не иначе, как самая нелепая случайность. Но сердце билось учащённо, и дышала я по-настоящему. Только очень хотелось себя ущипнуть за ухо. Но лучше не буду – вдруг проснусь?..

– Если хотели прослушивать тебя, зачем столько прослушки у других? – спросилая.

Артём пожал плечами. Посмотрел на пролетающих вдалеке чаек и заметил:

– Может, ждали кого-то другого? Никогда не знаешь, что за фасадом, и с кем ты насоседних ковриках становишься в «Позу верблюда».

– Но, может, правда, лучше позвонить Жене, а потом обратиться в полицию? – проговорила я нерешительно. – Получается, что мы всё глубже вмешиваемся в то, во что не должны... И ты. Ведь может аукнуться...

Артём положил мне руку на плечо.

– Не торопись, а то успеешь. Дэн со всем разберётся, уже скоро будет. Лучше скажи, что тебе Мастер сказал?

Я хотела было отшутиться, но карие глаза смотрели на меня с таким серьёзнымволнением, что я не стала кривить душой.

– Что не нужно бояться.

– А чего ты боишься? – вкрадчиво спросил Артём и накрыл своей рукой мою кисть.

Я чуть было не сказала: «Тебя», но вовремя осеклась. Это было слишком в лоб. Вряд ли ему это понравится. Должна же я быть хоть немного загадочной? И я ответила уклончиво:

– Так много всего непонятного происходит... Голова кругом. Не по себе.

Он придвинулся. Заглянул в глаза.

– Не бойся. Ты не одна.

Мурашки пробежали по моей коже. Приятно, осторожно, словно радость нацыпочках. Я улыбнулась Артёму. Очень хотелось свободы – просто говорить, чувствовать и любить! Но расстаться со страхом легко было только на словах, а наделе всё ещё было жутковато. Пусть и глаза напротив смотрели прямо, не ускользая; пусть он мне улыбался в ответ...

Артём убрал мне за ухо упавшую прядь, провёл пальцами по щеке, по подбородку. Я опустила ресницы, снова волнуясь. И вдруг почувствовала его губы, захватившие мои. А потом его руки забрались под мою футболку, лаская, поглаживая спину игрудь. Растворяясь в горячих касаниях, как мороженое от солнца, я почувствовала, что уплываю. Но мысль «Разве это смелость – отдавать себя ему целиком иполностью?» заставила меня очнуться и податься назад.

– Не сейчас, Артём... – Губы горели, кололись и просили ещё. – Не сейчас. Слишком много всего...

– Не бойся, не надо. Если Мастер говорит, что всё будет хорошо, значит, так ибудет, – улыбнулся Артём. И всё-таки поймал в свои объятия, поцеловал настойчиво, почти захватнически, заставляя меня слабеть и теряться в чувствах. А потом оторвался, встал и подал руку: – Пойдём.

Как он может так быстро переключаться? Вот у меня ещё ёжики прозрачные перед глазами летают, и думать после такого поцелуя не получается. Неужели ему всё равно?

Я поправила волосы, футболку, собирая в целое пазл из себя. Пару секунд спустя протянула ему руку и сказала:

– Хорошо. Пойдём. Нас ждёт йога, передатчики и страшный хакер-подрывник...

Нас действительно ждали во дворе со стороны калитки. Но не монстр в сапёрскомжилете, а тощий паренёк в очках с рюкзаком студента и чемоданчиком, в каких обычно в кино передают тысячи долларов и наркотики.

– Прривет, Арртём, – сказал почти девичьим тонким голосом страшный хакер-подрывник, отчаянно картавя. – Я тут подумал, и ребят захватил.

– Правильно, – сказал мой таинственный Артём, пожав крепко руку хлюпику. – ЭтоЭля-Мира, и.о. хозяйки гостиницы. Это Дэн.

Я улыбнулась из вежливости, борясь с желанием хихикнуть, накормить и отправить с солнца страшного монстра-хакера, чтобы головку не напекло. А хлюпик поднёс корту мобильный и сказал бодро:

– Р-ребята, р-работаем. Шеф дал добр-ро.

1Юрий Менячихин

Глава 18

Артём

Меня клемануло слегка от того, что Мастер меня выставил, а Гаечку сам зазвал. Впрочем, на то она Гаечка, а он на то и Мастер. Его решения неисповедимы. И всё-таки меня раздирало желание задать ему вопросы один на один, за тем сюда и ехал! А он меня пнул, как котёнка. Эго до сих пор щемило – хорошо, что я уже научился это отличать и не отоджествляться. Только жаль будет, если зря промотал столько километров. Глянул на Гаечку – впрочем, уже не зря...

И вообще рано париться, всё только начинается, но... Мастер хотел, чтобы я задал вопросы при всех. Исключено. Как спросить при всех, что делать с болью унижения? Мне. То, что сделала моя мать, забыть нельзя. Простить? Не уверен. Нет, я не страдаю, я её даже не чувствую, эту хренову боль, – так хорошо зарыл в себя. После того, что случилось, я всегда и во всём был лучшим. Первым. Сильным. Потому что слабость моё «Я» больше позволить себе не могло. Я выбрал не сгибаться, грызть, карабкаться, пробиваться и оглядываться назад только для того, чтобы удостовериться, насколько другие отстали. Только эта чёртова боль... Я знаю, что она во мне есть. И знаю, что мешает. И не могу до конца довериться женщине, то есть снова унизиться. Нет, только не это!

По сути, о том, случилось в детстве, я никому и никогда не рассказывал. А припёрло почему-то сейчас, хочется выплеснуть, зачеркнуть, забыть, проработать и жить на сто процентов. Свободным. До этой зимы я всегда жил на двести, на разрыв аорты, шаблонов, приличий. Только однажды это плохо кончилось. Вроде не для меня, а жить, как прежде, не получается. На депрессию у меня нет времени, а вот на реструктуризацию тех кто рядом, я время нашёл. Профильтровал друзей, особенно «близких». Пить бросил. Второй месяц уже вегетарианец. Сначала без мяса тяжко было, теперь нашёл, чем и как наедаться. Котлеты из грецких орехов рулят.

Подчинённые рады, что не пытаюсь больше сделать из них котлету за то, что наелся очередной травы. Секретарь разыскала все самые приличные рестораны для веганов. Увлёкся медитацией, вставляет по-своему, и стало почти нормально. И всё-таки до вчерашнего дня было как-то не так. А рядом с Гаечкой мне стало вдруг совсем хорошо. Рукой подать до настоящей близости...

У неё глаза светились, и она не побоялась признаться, что боится. Респект. Ответить ей ответной искренностью?

Я взглянул на неё. Светлая, милая. Зачем ей это? Таких надо защищать, покупать туфли и шарики. И опять же рядом не быть слабым. Значит, я ни ей, ни Мастеру при всех ничего не расскажу. Разберусь как-нибудь сам. Тем более ситуация с прослушкой требует решений. Лучше обойтись без огласки, потому что с моими проектами тут через час будет всё ФСБ. А я море хочу, медитировать, плавать просто так, бродить по улочкам, без охраны завалиться в любое кафе. Мне нравятся обычные столовые и забегаловки с «советской едой» – напоминают о юности в Высшей школе милиции, когда мы сбегали в самоволку и на три копейки умудрялись наесться, напиться и повеселиться с девочками. Правда, потом ждал наряд вне очереди, взыскание и другое веселье – унитазы драить или всю казарму резиновым тапком с порошком, чтобы полы блестели. Меня отец же перед фактом поставил – или служить в армию в Магадан или в ВШМ в Питере курсантом. Я к восемнадцати всю Москву на уши ставил, учителей заставлял краснеть и вообще шёл вразнос. Слово «нельзя» для меня не существовало. В общем, из мажоров попал в полицейский ад без карманных денег. Думал, с ума сойду от дисциплины, этого военного насилия над личностью, а теперь вспоминать весело. И хочется всего простого.

Я хочу наплаваться, набеситься с Гаечкой, нацеловаться, так что пока специальные службы оставим в неведении. Мои ребята сами по себе хороши. Один Дэн стоит целого информационного отдела.

* * *

Я осмотрел окрестности сверху и понял, что ретранслятор прослушки находится на территории гостиницы. Судя по хилым передатчикам, в самом здании. Удивление Гаечки мне нравилось. Она им искрила, как закоротившая лампочка на новогодней елке. Эля пыталась отшучиваться, но я-то видел, как широко раскрываются её и без того не дальневосточные глаза. Не удержался, когда она увидела моих безопасников, хохотнул.

– У тебя что, Бонды на службе? – севшим голосом спросила Гаечка, когда во двор вплыли, как два военных линкора, Марат и Вася. Я пожал плечами, и тут зашёл со спортивной сумкой на плече, словно с закамуфлированной базукой, Серый, и она кашлянула: – Нет, вижу ещё Айронмэнов завезли...

– Теперь ночью можешь спать спокойно, – с удовольствием сказал я. – Если я дам тебе поспать, конечно. Ты говорила, что у тебя есть закрытая комната твоей Женьки. Сдашь мне её по сходной цене?

– Да я бесплатно, – моргая, проговорила Гаечка. – За так. Это ж ради меня... Только ой.

– Что ой? – хмыкнул я, довольный её реакцией.

– Дёрни меня за ухо.

– Вырасти хочешь? Не поможет. За моими орлами не угонишься.

– Проснуться бы, – облизнула губы розовым язычком наша хозяйка отеля.

Чёрт, и я сразу её захотел. Интересно, что за баг в моих настройках? Хоть антивирусник в мозг запускай. Хотя лучше не в мозг...

– А куснуть пойдёт? – с прищуром посмотрел на неё я.

– Давай.

Я склонился над ней, закрывая от других, словно хочу что-то на ухо сказать и игриво прижал зубами мягкую мочку.

– Ой, – подскочила она.

– Что теперь?

– У тебя зубы острые. Зато точно ясно – я не сплю, да...

Обожаю её мимику.

Я представил Гаечку своей команде. Сказал:

– Для всех это твои работники. Дэн – двоюродный брат.

– Хорошо, – хлопая ресницами, кивнула Гаечка.

И мы пошли взламывать апартаменты Евгении, в которых, как мне показалось, мыдолжны найти нечто интересное. Надеюсь, за ночь Дэн уже раскопал по ней что-нибудь...

* * *

Глядя, как Василий в два счёта справился с замком одним гвоздём, Гаечкаспросила у меня на ухо:

– А им можно доверять? Вдруг у Жени в комнате какие-то документы, ценности, я же не знаю.

Мы вошли.

– Сейф видишь открытый? – указал я ей на совкового типа металлический ящик.

– Да.

– Вряд ли здесь есть или было что-то секретное, – усмехнулся я. – Те, кто хочетхранить тайны, обычно пользуются как минимум вот таким встроенным в стену приспособлением. А тут, – я заглянул внутрь, – есть только пара чеков настройматериалы. И те выцвели почти.

– Но всё-таки. Это как-то не этично – вламываться в чужую квартиру и селить тут, прости, незнакомцев. – Гаечка залилась краской по самые уши и пробормотала: – Извините, господа, я ничего против вас не имею. Я, напротив, очень благодарна зато, что вы приехали...

Надо же, какая стала вежливая!

– А нагружать тебя всей этой байдой с её стороны этично было? Хочешь, проверь тут всё сама, а потом поселим моих бойцов. Твоё право, – ответил я.

– Хочу, – борясь с неловкостью, ответила Эля. – И я попробую ей позвонить...

– А вот это лишнее, – сказал я.

– Но это же не моя гостиница! – осипла от волнения Гаечка.

– Она сама дала тебе зелёный свет, когда оставила тебя за главную, разве не так?

– Только раздать ключи...

В общем, попререкались мы с Гаечкой недолго, я настоял на своём. Она осмотрелавещи, сгребла косметику, закрыла в ящик. Можно подумать, Серый с переломанным боксёрским носом и лицом доброго убийцы потихоньку вымажется тушью, румянами и будет тут плясать в перьях, едва мы выйдем за дверь. Я даже рассмеялся, представив эту картину.

В конце концов, Гаечка принесла чистое бельё на двухспальную кровать изамешкалась, думая, куда уложить третьего. Я вспомнил о раскладном кресле в моём номере и велел перенести. А затем ласково выпроводил уставшую от суеты Гаечку:

– Иди переодеваться, на йогу опоздаешь.

– Может, я не пойду?

Я подмигнул ей:

– Видишь орлов? С этого момента твои проблемы кончились, начались сплошные решения. Но иногда мы разговариваем нецензурно. Хочешь послушать?

– Нет, – покраснела Гаечка и ушла.

Я раздал ребятам задания.

– Осваивайтесь быстро. Потом с «Антишансоном1» прогуляйтесь по дому и двору.

– Что ищем, шеф? – уточнил Серый.

– Всё подозрительное. Пока нашли это, – я вывалил обнаруженную намипрослушку. – Сами видите, нужен передатчик для этого хлама. Его тоже найдите. Камеры, жучки покруче, я уже ничему не удивлюсь. Обезвредить и раскопать, ктопоставил. Тихо, без шума, как вы уже делали.

– Что вы думаете по этому поводу, шеф? – спросил Дэн, поставив на стол иразвернув свой портативный набор бойца невидимого информационного фронта.

– Думаю, снова конкуренты. Как в Сочи в том году. Но есть ещё бывший муж хозяйки, некий Сергей Самохвалов, электронщик. Во-он, красная крыша дома через три улицы снизу, видите? Не исключено, что кем-то подкуплен. Прослушивали всех в вип-номерах и у меня.

– Угу. А вы разве не в люксе живёте? – удивился Вася.

– Нет, решил тряхнуть стариной общажной. Сами увидите — второй этаж, номер третий, – хмыкнул я. – Ещё тут шляется некий орангутан гангстерского типа поимени Игнат. В том числе по ночам. Поэтому сегодня надо поменять все ключи в номерах, замок на воротах и калитке. Наборы ключей нужны в трёх экземплярах. Вечером отчитаетесь. Серый отвечает за входы-выходы. Будешь типапривратником. Лучше поставить карточки, как в нормальных отелях и раздать гостям. Фейсконтроль полный.

– Орангутана взгреть? – уточнил Марат.

– Если появится, да. Заколебал уже. И выяснить, чего добивается. Без членовредительства, но с пристрастием, – сказал я и добавил: – Дэн, прошерстивсе документы по этой гостинице. Позже Эля принесёт список гостей, по ним тоже пройдись тщательно. Ребята, разговорите соседей, гостей тоже. К Мастеру иВладимиру, йога-инструктору не лезьте, вы их уже проверяли. У них всё чисто.

– Окей, шеф.

– Дэн, что по хозяйке выяснил?

Дэн пробежался пальцами по клавиатуре ноутбука и с невозмутимым видомистинного ботана сообщил:

– Р-разведена. Двадцать девять лет. В собственности квартира в Москве. Этот домоформлен на мать, Зинаиду Валентиновну Борщ, которая живёт в Подмосковье. Евгения работает в гостиничной сети Максвелл, менеджер среднего звена. Кроме кредитов и ипотеки больше криминальных записей не имеет. Судя по соцсетям, стандарт: хочет похудеть, но постит рецептики и еду из ресторанов, фигню прожратву ночью; полуголых мужиков, путешествия, кино и вино, изредка посещаетхудожественные выставки; любит Моне и Дали; подписана на три группы знакомств, то есть несчастлива в личной жизни по шкале от «все мужики сволочи» до «он должен носить на руках и дарить бриллианты по вторникам» и нуждается в деньгах, потому как любит бренды и люкс. Ещё подписана на группы ЗОЖ, ноникуда не ходит, кроме поесть и выпить. В настоящее время лежит в институте Склифосовского с черепно-мозговой травмой средней степени тяжести. Её посещает иностранец, не говорящий по-русски, и толстая подруга с работы. Как я выяснил, менеджер отдела кадров, Анастасия Владимировна Микишина. Она же кормит кота.

– Думал, ты найдёшь что-нибудь попикантнее, – покривился я. – Копай глубже. Обживайтесь и работайте, ребята. Желательно без властей. Всё сугубоконфиденциально. А я на йогу, медитировать и просветляться.

– Далеко в нирвану не улетайте, шеф, – гоготнул Серый.

Улетел бы, да не берут пока. Но я упрямый.

1Устройство для поиска жучков

Глава 19

Эля

На веранде, какой бы ВИП она не была, заниматься было тесно. Нет-нет, да появится под носом пятка Миланы. Или заедешь кистью на коврик врача Алёны. Или коснёшься случайно пальцами пальцев Артёма... Дыхание перехватывает, мурашки по коже и сразу забудешь, зачем ты тут. Только встречаешься взглядом глаза в глаза и пропадаешь в них. Какое может быть осознанное дыхание уджайя или концентрация на подколенке?

Мне нравилось в Артёме всё: и загорелые руки с красивым рельефом, и тонкая талия, и сильные бёдра, и упругие ягодицы, и даже ступни. Хотя раньше мне казалось – нет ничего ужаснее мужских ног. И нет ничего смешнее секса в носках... Может, просто у Артёма ступни какие-то особенные? Пятки, длинные пальцы, подъём – ничего изнеженного, очень спортивные, привыкшие ходить и бегать мужские ноги, но они до странного казались мне привлекательными. Даже хотелось потрогать... Наверное, оттого, что он очень чистоплотен.

Странный ракурс только... Ох да, надо же переворачиваться из «берёзки» обратно! А то так и буду стоять ногами вверх и рассматривать пятки некоторых вместо того, чтобы думать о гармонии души и тела!

Я опустила бёдра на коврик, столкнулась с Миланой, дёрнулась и слегка потянула ногу. Неприятность... И так после скоростного взбирания с Артёмом на горку голеностоп побаливает. Надо бы отдохнуть.

После занятий Володя объявил поход:

– Братья, сёстры, сейчас обедаем, а затем поднимаемся пешком через заповедник к Ай-Петри. Всем надеть удобную обувь, спортивные штаны, головные уборы. Обратно спустимся на фуникулёре. На самом верху устроим чайную церемонию, так что захватите что-нибудь к чаю.

Все обрадовались, а я взглянула на высящееся над зелёными кудрями хвойного леса плато и решила, что прогулку туда я пропущу. Так и сказала Артёму.

– Но нет, – сразу же мотнул он головой. – Как это ты не пойдёшь? Неужели ты пропустишь всё удовольствие?

Кажется, он забыл то, что я говорила про свои ноги. Досадно... Хотя с другой стороны, мне не нравилось чувствовать себя полудееспособной. И нравилось, что он не ахает, не вздыхает и не косится на меня, выискивая подвох. Потому я только пожала плечами.

– Я просто ответственная. Нельзя же оставлять дом.

– Тут теперь бригада Ух, ты забыла? – рассмеялся Артём.

– Я их не знаю.

– Не доверяешь?

– Ну...

– А мне доверяешь? – ревниво посмотрел он.

– Тебе да, – сказала я, вновь теряясь в его глазах. – Но мне ещё надо заказать ключи...

– Я уже заказал. Мои орлы сами заменят замки во всех комнатах во избежание недоразумений.

– Ого! Не стоило...

– Стоило.

– Но ведь после работы за ними надо будет убрать.

– Горничная придёт.

– Тогда я ужин приготовлю, – попыталась я спрятаться за последнюю отговорку.

– Ужин принесут из «Руми», я договорился о доставке.

– Оу! А...

– Нет никаких «А», – заявил Артём. – Я хочу, чтобы ты была со мной.

– Но список гостей...

– Кого ты будешь переписывать, если все уйдут в поход? – лукаво сощурился Артём.

– Что же тогда мне остаётся делать? – растерялась я.

– Идти со мной. – Артём обвил мою талию руками и притянул к себе. – Я очень хочу попить с тобой чаю на Ай-Петри. Не отказывайся.

– Ну ладно, – сдалась я и получила благодарный поцелуй.

Эх, я бы пошла с ним куда угодно. Похоже, он умеет гипнотизировать. А ещё очень не хотелось, чтобы Артём решил, что я инвалид. Мужчин это пугает, я знаю не по наслышке. Быть снова брошенной из-за собственных ног? Нет, ни за что на свете! Поэтому после весёлого обеда, болтовни ни о чём и обо всём на свете с Костей, Зариной, Лизой и Артёмом, я пошла собираться. Под носок и джинсы спрятала бандаж для голеностопа, засунула в рюкзачок обезболивающее и глотнула одну таблетку про запас. Он сказал, что хочет быть со мной! По сердцу разливалось радужное тепло. Это ещё не признание в любви, но уже очень-очень много! Я тоже хочу с ним быть! А трудности в походе? Нет, не боюсь! Все мои сложности – только физиология! А силы воли у меня хватает, так что преодолеем! Разве мы не йоги?

И я выпорхнула из своей каморки, как птица-синица, прямо в обьятия Артёма. Он так улыбался, что поверилось: я, и правда, больше не одна.

* * *

Что может быть лучше убегающей вверх широкой тропы, устланной хвоей в тени леса? Что может вызывать большее восхищение, чем сосны-великаны, стоящие, как стражи, по обе стороны тропы? Запах сказки? Мистерия природы и разнообразие форм, когда всё хочется потрогать, ощутить? Солнце, проглядывающее из-за верхушек деревьев? По-моему, лучше может быть только прогулка с тем, от присутствия которого сердце расширяется и поёт, и даже лёгкое касание зажигает в теле электричество и сотню мурашек в ответ. Лучше была тёплая ладонь Артёма, его глаза и улыбка. А хуже – бессовестно рассыпанные соснами шишки под ногами – сотни, тысячи! Словно у вековых гигантов случилось шишконедержание. Шишки коварные, стоит зацепить кому-то впереди притаившуюся на тропе кучку, как они начинают катиться тебе под ноги, словно бочки по дороге – только успевай переступать, огибать и перескакивать. Потому что наступать на них – очень некомфортно. И с каждой попавшей под ногу шишкой всё некомфортнее и некомфортнее. Хорошо, что Артём держал меня за руку.

– Да не шарахайся ты так, это всего лишь шишки! – посмеивался он.

А мне казалось, что шагаю по минному полю...

Вон Таня с косичками чуть не подвернула ногу. А у меня это из серии «любимое», чтобы потом пару дней поваляться и снова захромать.

К счастью, шли мы не очень быстро. В основном, парами. Мастер – впереди всех, похожий на монаха из Шаолиня с серым рюкзаком за плечами. Рядом с нимстройная переводчица Аня, от которой тоже дзеном пахло на сто метров и её молодой человек с не запоминающимся азиатским именем. Артём мне веселорассказывал о себе. И было ужасно интересно.

– Я раньше занимался электростанциями, но потом мне стало скучно, – рассказывал он. – Это цикличный бизнес: всё повторяется. Сначала занятно, апотом когда всё уже идёт по накатанной, понимаешь, что вокруг одни и те же люди, процессы и больше никаких неожиданностей не предвидится.

– А ты любишь неожиданности? – спросила я.

– Я люблю, чтобы было интересно. Идеи люблю. Да и сложности преодолевать тоже мне нравится.

Моя жизнь ему бы очень подошла, – подумала я. – Только сложности мелковаты, наверное. Катастрофы совсем не государственного уровня, а очень местного...

Я как-то работала помощником скульптора при похоронном агентстве. Сначала всё циклично-циклично, а потом как закажут ангела с крыльями! Или мадонну. Хотя, посути, тоже предсказуемо – никто не хотел видеть весёлых надгробных памятников. Впрочем, кладбищенское творчество оказалось не для меня. Если мой шеф Константин Иваныч заливал стресс вином, то я заедала шоколадом. Ползарплаты на него уходило. Константину Иванычу было всё равно – гравировать ли намраморе даты или вырезать из гранита кресты, а я не могла удержаться от слёз, насмотревшись на фотографии умерших, на несчастные или потерянные лица их близких. И потому работала, обложившись носовыми платками и шоколадками. Меня даже шеф прозвал «Плаксой Миртол», как в Гарри Поттере. Впрочем, я так быстро худела на той работе, что чуть не превратилась в привидение на самомделе. А потом, к моему счастью, Константин Иваныч захотел снять стресс ещё имной, поэтому получил по голове гранитной плашкой, и я была уволена. Теперь имена и даты гравирует девушка с курса младше и, кажется, согласна быть стрессоутолителем, ибо видела я недавно Константина Ивановича – ходит не с перевязанной головой, а вполне довольный краснолицым счастьем запойногоалкоголика.

– Тогда почему ты потом выбрал Ай-Ти? – спросила я у Артёма. – Разве это не тоже самое?

– О нет! – сверкнул глазами он. – Потребителям могут понадобиться самые разные продукты, нужны идеи. А идеи могут быть очень красивыми, как и коды, с помощью которых их создают.

– Вот как! У моей подружки сын тоже коды любит. Показывает мне набор цифр иговорит: посмотри, какой красивый код! А я ничего не понимаю. А ты как разобрался, ты же не компьютерщик?

– Вник. Поучился немного и очень полюбил это дело. Совсем не то, чтоэлектростанциями торговать. Очень творческий бизнес!

– Я думала, что электростанции строят, а не продают.

– Они разными бывают. Всё началось с того, что в конце девяностых в России их просто не производили, а потребность была большой. Я ещё студентом был, когдавсё закрутилось.

– Погоди, ты же говорил, что учился в Высшей Школе Милиции, – удивилась я.

– Три курса да, – кивнул Артём. – А потом угроза служить в Магадане исчезла. Да ия поумнел, больше не устраивал пьяных вечеринок в мыльной пене и не лез наспор без страховки на девятый этаж охраняемой новостройки. О чём и сказал отцу: всё, военной дисциплины хватит, я повзрослел.

– Вечеринки в мыльной пене?! – оторопела я.

Он хмыкнул:

– Да, такое тоже было.

– Ничего себе! Я б никогда не догадалась, что такие бывают.

– По тебе это видно, – сказал Артём, смерив меня одобряющим взглядом. – Это ихорошо. В общем, ещё в универе мне повезло с работой. И я придумал, что можнозакупать электростанции в США и продавать тут.

– Об этом я бы тоже не догадалась...

Он рассмеялся.

– Ну, кроме меня никто и догадался, что не подходящие по климатическимтребованиям электростанции можно просто обшивать утеплителем, ставить собственный лэйбл и продавать втрое дороже. Потому что конкурентов в тотмомент на рынке не было.

– А это разве честно?

– Почему нет? Компаниям, особенно на севере, они были нужны. Я придумал, как сделать так, чтобы они работали даже в наши морозы. На спрос предоставил предложение. Так что это просто бизнес-находка, – смеялся он. – Кстати, в Магаданмне всё-таки съездить пришлось. Нет, не смотри на меня так – я не сидел. У нас там были офигенские переговоры в трусах.

– Как это?! – вытаращилась я и чуть не наступила на очередную гадскую шишку.

– Ну, владельцами одной золотодобывающей компании были братки. И ониопасались всего и всех. Даже встреч с представителями государственной энергетики. Сама понимаешь, девяностые. Тогда можно было замочить и нагосударственном уровне. Братки поставили условие – встречаемся на сопке, в трусах – чтобы без прослушки, без камер и автоматов. А сумма контракта былазапредельной по тем временам. И вот мы с представителем министерства явились на плато в трусах и с портфелями документов. А братки – с деньгами в чемоданах ис армией автоматчиков.

– Прямо гангстерский боевик какой-то... Но это же страшно!

– Страшно, но прибыльно, – снова рассмеялся Артём. – Очень прибыльно.

– И подписали контракт?

– Подписали. И деньги получили. Налом несколько миллионов. Потом отметили. Ноуже не в трусах. Холодновато...

– Ого! Даже представить не могу твои ощущения, – пробормотала я.

– Скажу тебе по секрету, – зашептал заговорщически Артём, – ни одна мыльная вечеринка не сравнится с этим адреналином.

– А университет ты закончил?

– Нет. Поучился немного экономике, маркетингу, потом понял, что уже сам могу учителей учить. И послал это дело.

– Ага, – заметила я. – И стал миллиардером. Билл Гейтс и Стив Джоббс тоже учёбу бросили... Видимо, моя проблема в том, что я доучилась до конца. Да ещё и с красным дипломом. Он всё и испортил. Почему ты раньше мне не встретился и не рассказал об этом?

Артём хохотнул и влез по извилистой тропке, опираясь о «ступеньки» из торчащих из хвои и песка корней между мшистыми валунами. Подал руку и втащил меня тоже. Потом и Лизочке помог, и доктору Алёне с Танечкой. Я украдкой наблюдалаза ним и восхищалась – он был таким ловким, гибким, сильным! И смелым!

Потом дорога стала сложнее, хвойная тропинка сменилась навалами белых камней, и было уже не разговоров. Приходилось всё внимание уделять тому, чтобыло под ногами. Да и дыхание сбивалось. Хорошо, что Артём шёл рядом ипомогал преодолеть одно препятствие за другим. Ему же, кажется, всё давалось легко, и он продолжал улыбаться, словно не было препятствий и опасностей. Моя нога побаливала, впрочем, терпимо. Что после двух часов пути было даже удивительно. Наконец, устроили привал. Все бросились умываться к бьющему из-под камней ледяному источнику и наперебой подставлять под струи воды опустевшие бутылки.

Десять минут передышки и снова в путь. И вдруг Мастер оказался рядом с нами.

– У тебя был вопрос? – спросил он у Артёма.

– Да, – воодушевлённо кивнул тот. – О да!

– Я тебя слушаю, – сказал Мастер, мельком взглянув на меня.

– Я ненадолго, – заволновавшись, сказал мне Артём. – Очень нужно поговорить!

– Конечно, – улыбнулась я.

Они ушли вперёд. А за ними и весь наш йоговский караван. Идти без Артёмаоказалось сложнее. Хорошо, что мой рюкзак так и остался у него на плече. Тропаизвивалась между коварными валунами, уводя всё круче и круче вверх, поход продолжался. Я выдохлась, поскользнувшись пару раз на шишках, на что мой голеностоп выругался ноющей болью. Бандаж передавил всё, что мог. Я его сняла, запихнула в карман. А Артём не возвращался. Я уже и не видела впереди их с Мастером спины. Как говорится, демо-версия «забота и любовь» закончилась, аплатить за лицензионную мне было нечем. Я оказалась в хвосте.

– Эй, ты в порядке? – спросила Лизочка.

– Да нормально, спасибо, – ответила я, чувствуя себя совсем не в порядке и очень ожидая возвращения Артёма. Он ведь сам сказал, что я ему нужна и не мог так просто забыть. И про мою проблему с ногами знает, ведь наверняка поэтому так поддерживал всю первую часть пути.

Но почему же он никак не вернётся?! Уже можно было на сотню вопросов ответы получить...

Все бодро принялись карабкаться по очередному завалу из белых камней, залитых солнцем. А я посмотрела с отчаянием вверх. Даже пухленькая Таня двенадцати летдвигалась быстрее меня. Я плелась далеко в хвосте... Вдруг наступила на камень. Он качнулся. Я едва успела перескочить, и он полетел вниз. Под мою ступню попала очередная шишка, нога подвернулась. Я соскользнула и полетела к пропасти. Едва не сорвавшись, застряла между двумя камнями. Сердце стучало, как бешеное. Я вдохнула-выдохнула, подтянулась на руках, встала на четверенькии, ещё не помня себя от страха, глянула вниз, куда продолжали лететь мелкие камушки градом. У меня по спине потекла холодная струйка пота – под ногамиразверзлась пропасть метров в пятьдесят. Я чуть не угодила туда!

Спокойствие, только спокойствие! Паника никого в горах не спасала.

Я отдышалась, встала и чуть не упала снова – ноги не держали. Закусив губу, я попыталась шагнуть. Зажмурилась от боли. Поспешно села, пока снова не полетела головой вниз.

Солнце жарило сверху. Наши уже скрылись из виду.

– Эй! Кто-нибудь! – крикнула я. – Артём! Лиза! Таня! Володя! Милана! Эй! Я здесь!

Никто не отозвался. Во рту пересохло. Я посидела ещё немного и с усилием волиполезла наверх. Шаг, другой, третий. Больно...

Но я же не нытик. Иди, Эля! Я закусила губу, поискала палку. Одни камни вокруг, чёртовы белоснежные камни! Ничего, я влезу на эту проклятую гору. По идее, Ай-Петри уже близко. А там туристы и фуникулёр. Хоть бы добраться. Не боли, нога! Чёрт, и таблетки в рюкзаке у Артёма остались... И мобильный.

В голове не укладывалось: неужели он меня бросил?!

Сквозь панику и хаос в голове я заставляла себя продвигаться вперёд. Кое-как переместилась в тень, вспотев, как взмыленный пони, села на камень... И вдруг разревелась. Потому что поняла, что на самом деле одна. Вообще одна. Есть только скалы, солнце, сосны, эта пропасть и бесконечное до горизонта синее в дымке море. Правду говорят: человек рождается один и умирает один. И, конечно, я отдохну, возьму себя в руки и доберусь дальше. Сначала до той палки, потом дотропы. Я не сдаюсь обычно, как бы больно ни было. Только сейчас стало нечемдышать. От одиночества. И от осознания: Да, он меня бросил. Просто забыл. Все забыли...

Глава 20

Артём

Я не поверил своим ушам: в Москве Мастер меня послал, в Питере ушёл от ответа, здесь вообще отправил в игнор, и вдруг подошёл сам.

– У тебя есть вопрос?

О, есть ли у меня вопрос?! Да, чёрт побери, да! Он есть!

Гаечка шла молодцом, улыбалась. Ну, не обидится же, если я ненадолго отвлекусь? Она кивнула с пониманием. Мне стало приятно. Настоящий, понимающий друг. Какая она всё-таки молодец — не жеманится, не канючит, не выпендривается, как другие женщины. Мне такой и не встречалось. Я с благодарностью тронул её за локоть и пошёл за Мастером.

Поскорее бы уйти от всех, чтобы не услышали! И я сознательно ускорил шаг.

– Так что ты хотел спросить? – сказал Мастер, когда мы отошли подальше.

Спасибо, понял меня! Всё-таки не зря он Мастер.

– Как мне проработать боль? – начал я, волнуясь, как перед экзаменом. – Боль унижения в детстве? Я чувствую, что она мешает. Я слушал ваши сатсанги, лекции, всё на эту тему прослушал в Ютубе, но по правде сказать, у меня ничего не получается. Я даже лежал на гвоздях. Спину исцарапал, но воз и ныне там...

– С болью всегда нужно рассматривать два основных фактора. Первый — это качество боли. Ты его определил — качество унижения. Важно знать, какой оттенок у твоей боли: есть ещё боль отвержения, боль предательства.

– Да, я читал, как вы рекомендовали, Лиз Бурбо1 . Но с качеством этой боли тоже не просто. Это всё вместе: и унижение, и предательство, и отвержение.

– Ясно. То есть качество своей боли ты видишь, а силу нет.

– Я её не чувствую.

– Отчего же так рвёшься о ней поговорить?

– Мешает. Я знаю это. Но почувствовать не могу.

– Очень сильно боишься.

Я закусил губу. Боюсь? Не знаю. Может быть. Наверное...

– Я просто хочу освободиться. Я понял, что всё, что делаю, делаю как компенсацию. Многое мне не нужно. Но я или даю себе поблажки, «конфету», или, наоборот, выворачиваю себя наизнанку, чтобы заработать «конфету». И так во всём. А я хочу жить нормально. Без приставки «пере-». Её было в моей жизни слишком много.

– Значит, тебе нужно углубиться в эту боль, силу её увидеть, но ты выставил жёсткую границу, дальше которой не можешь продвинуться. Надо, чтобы всем своим количеством боль открылась тебе. Когда ты увидишь, сколько её, у тебя изменится к ней отношение. Сейчас ты относишься к боли по старому шаблону – ты привык знать, что она больше тебя. Что она такая сильная, что её надо бояться и дальше не идти. Страх того, что тебе снова сделают больно, заставляет тебя сразу сдаться. У тебя есть установка — боль больше меня и дольше меня. Тебе кажется, что она будет длиться вечно. Будто она неизлечимая, а ты временный. На самом деле, наоборот. Боль надо не облегчать, не закрывать, а усиливать, вызвать её любым способом и увидеть её глаза в глаза.

– Не получается. Я пробовал её вызвать, в практиках пробовал. И ничего...

– Если ничего, может, её и нет?

– Нет, есть. Я знаю. Это как больной зуб, он разрушился, нахлебаешься анальгетиков, но всё равно чувствуешь – с зубом фигня. Мешает. Она точно есть.

– Тогда давай рассматривать.

– Как?

– Скажи, от чего тебе больно и хреново?

– Хреново? Много от чего.

– Мне тоже. Это бывает со всеми. Это часть жизни.

– Но я думал, что есть освобождение от этого, я хочу радость чувствовать настоящую. Не выходит. С этим я и хотел разобраться. Я не привык отступать, сдаваться... Я хочу...

– Хм, ты опять убегаешь от вопроса, а надо рассмотреть. Вглядеться. Так от чего тебе хреново?

Я ускорил шаг, сердце забилось быстрее, ладони увлажнились, в желудок упал холодный ком. Возникло ощущение, что за мной гонится стая собак. Захотелось куда-нибудь деться, хоть из тела выпрыгнуть.

Мастер смотрел на меня. Прямо и непреклонно. Глаза такие, словно уже знает. Я вспомнил: Вован говорил, что Мастер слышит мысли или ловит эмоции, в общем, считывает тех, кто рядом, как сканер. Выходит, он уже и так всё знает? Но требует, чтобы я сказал вслух.

Несколько шагов на колебания и резюме: я сам напросился. Надо отвечать. Я ведь не слабак. И я выдавил из себя:

– Я слишком закрыт. Я закрываюсь от людей. Ещё больше от женщин. Но мне не хватает нормального общения. Я его хочу. И при этом боюсь довериться кому-то, всё всегда усложняю или сразу ставлю точку в отношениях. Хотя на самом деле очень хочется простоты. Только с этим тоже всё плохо, – усмехнулся я. – Пытаюсь быть простым, но потом чувствую себя ещё хреновее, словно я намазан маргарином или воском. Как фигура в музее Мадам Тюссо. Я чувствую себя ненастоящим. В отношениях.

– Всегда?

– Почти... – В голове мелькнуло: я вру, совсем недавно что-то во мне изменилось, но старая привычка говорить и думать о том, что я восковой иностранец для всех, заставила произнести эти слова вслух. Мало ли, что мне показалось с ней?

Я зашагал ещё быстрее, словно убегая от себя, но всё равно сказал:

– В общем, я делаю много чего, чтобы не чувствовать себя плохо. Но всё равно чувствую. Работа — это спасение. Я трудоголик. Однако недавно я понял, что с помощью работы я тоже закрываюсь. Лезу на рожон, как адреналиновый наркоман. Это заставляет ненадолго чувствовать себя настоящим. А боль? Не уверен, что точно могу её идентифицировать...

Мы с Мастером так разогнались, что не заметили, как перепрыгнули через узкий провал и принялись штурмовать тропинку в белых камнях.

– Боль одна — отвержение. Вместо неё существует желание одного — принятия, – сказал Мастер. – Надо исследовать боль во время конфликта, когда припекает. Чувствуешь себя хреново? Обвиняешь себя за слабость? Вот она — боль. И не нужны гвозди вместо матраса. Необходимо только внимание и умение осознать. Тебя унизили, а ты не отстоял своё достоинство. Это снова и снова заставляет тебя буксовать. Вот тебе и ключ. Когда твоя очередная слабость проявится в каком-нибудь конфликте или ситуации, остановись и посмотри: в чём она. Если ты сильный, конфликт тебя не заденет. Если слабый, не закрывайся, ныряй. Это нормально, иногда быть слабым. Ты никому не обещал быть Бэтменом. Это жизнь, а не комиксы Марвел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Во мне поднялось возмущение. Кулаки сжались сами собой.

– Я не слабак.

– Ладно. Так на сколько тебя отвергли и на сколько тебя унизили? И сколько ты отвергал и унижал? Сколько там накопилось: тридцать килограммов или пять?

Я замешкался.

– Н-не знаю...

– Почувствуй.

Я сосредоточился. Снова стало трудно дышать, словно меня одолела паническая атака.

– Дыши ртом, – подсказал Мастер.

В груди сдавило, заклокотало что-то. Я открыл рот и вдохнул.

– Так сколько в тебе боли? – повторил Мастер. – Пока не взглянешь прямо, не разберёшься.

Чёрт, и ведь он прав! Интуиция и внутреннее чувство, подсказывающие это, не уменьшали запредельного волнения. Я слышал, как кровь бьёт будто из брандспойта по ушам. Ещё десять шагов вверх, подтянулся, опершись на корягу, вылез на ровное плато. Мастер тоже. Молчал и шёл рядом со мной. Не подгонял ине заставлял отвечать, но я знал, что не убежать.

– Много. Килограммов на сто.

Он взглянул на меня с прищуром.

– Вряд ли ты столько весишь сам. А точнее?

– Меня унизила мать, – выдавил я, наконец. – Мне было десять. Я... я... – Чёрт, трудно как! Я громко выдохнул, закашлялся. Собрался с силами и всё-такипродолжил. – Я застал её с любовником. Голыми. В родительской спальне. Вбежал и застыл, увидев, что они делают. Это было отвратительно. И звуки, и всё... Я испугался и... если уж совсем по-честному, возбудился. Не знаю, почему возбудился. Но испугался больше. Меня будто оглушили. Я швырнул в мужика, который лез к маме, подушку с пола и закричал, что позову папу. Только мать взбесилась. Вскочила, набросила халат и схватила меня за руку. Увидела, что у меня стоит, и ударила меня ну... по шортам. Понятно где... Обозвала. Я расплакался. Было очень больно. Потом я стал вырываться и повторял, чторасскажу отцу. Любовник матери, грязный какой-то, волосатый чужой мужик, схватил меня за другую руку. Я вырвался и столкнул на него мамину любимую вазу. Китайскую, антикварную. А мать меня избила, – говорить было трудно, словнокошки горло подрали, – перед этим голым гадом. Он при этом мерзко смеялся иподначивал, что я слабак и мужчины не плачут. Я хорошо помню тот запах алкоголя – они оба были пьяными. Впрочем, она и до того часто пила. Я до сих пор слышу слова, что я недоносок, что испортил ей жизнь, и что родился по ошибке. Онаназвала меня маленьким извращенцем, решила, что я специально подглядывал. Когда она выместила свою злость на мне, я убежал. И плакал, спрятавшись в папином винном подвале, до конца дня. А потом был скандал. Нет, я-то ничего не сказал. Мать сама призналась отцу, видимо протрезвела и поняла, что лучше самой. Но это я так думаю. Не знаю, что именно произошло после того, как я спрятался. Той ночью мать ушла от отца. Я считал, что из-за меня. Я видел, как отец мается, и от этого было мне было жутко хреново. Я собирался ему рассказать, признаться, но не смог – проще было под землю провалиться. А через год мать с отцом помирились. Только я всё равно видел её потом с тем гадом. В окноресторана, когда шёл с одноклассниками из кино. Один из них сказал мерзость пронеё. Я набил ему морду. Потом его кореша отделали меня сильнее на пустыре. И ржали, продолжая говорить гадости. Мать вечером устроила мне разгон за набитый глаз и испорченный школьный пиджак. Требовала объяснений, я промолчал, и онатоже меня ремнём отходила. Она снова была пьяной. Но я ничего так и не сказал. Я вообще больше толком с матерью не разговаривал. Они с отцом до сих пор вместе. Она по-прежнему гуляет от него и пьёт, жалуется, что жить скучно. Шоппинг и СПА уже обрыдли. Я стараюсь видеть её поменьше. Ненавижу лицемерие, ненавижу слабость, как у отца... И, наверное, поэтому до сих пор ничего серьёзногоу меня не сложилось.

– Боишься повторения боли, – констатировал Мастер.

– Да. Я не хочу быть таким, как отец. И такую мать своим детям. Детей хочу, да. Жену... тоже, наверное… Может быть...

– И многое в тебе на отца похоже? И на маму?

– Нет. Я старался искоренить всё от родителей в себе. Я не хочу быть на них похожими от слова «совсем».

– Но ведь наверняка в них и хорошее есть.

– Не знаю. В отце – да. У него тоже всё хорошо с бизнесом.

– И у твоей матери тоже есть. Подумай, она наверняка иначе не могла поступить в тот момент?

– Могла, – нахмурился я. – Она вообще, по-моему, никого не любит. И прожгла свою жизнь, слила в унитаз с бутылкой виски.

– Её родители пили?

– Не знаю...

– А стоило бы узнать. Если хочешь двигаться дальше, тебе придётся её понять. И простить.

– Нет, – я решительно мотнул головой. – Я только хочу освободиться. Я хочу не помнить всего этого.

– Стереть память нельзя, а вот дефрагментировать можно, изменив отношение. И начать придётся с принятия.

– Хм... не вижу смысла.

– Хочешь сказать, что у тебя не было замужних любовниц?

– При чём тут это?!

– Ты не ответил на вопрос.

– Ну, были. Женщины лицемерны! – снова в сердце что-то сжалось, словно соврал. А раньше я не замечал в себе таких нюансов.

– А ты сам разве нет? – с хитрым прищуром посмотрел на меня Мастер.

Я нервно пожал плечами.

– И скольких ты бросил?

– Не считал. Зачем?

– А об этом стоит подумать. И о том, что есть сейчас... Внимание, знаешь ли, такая штука, которая и составляет нашу жизнь. Куда его направишь, тем и живёшь. А жизнь всегда на пятьдесят процентов белая, на пятьдесят – чёрная. Можешь считать это багом матрицы или условиями игры.

«Постой, – вдруг подумал я, – он намекает на то, что я постоянно живу прошлым? Да нет, у меня и в настоящем всего хватает. Даже не успеваю высыпаться, так много всего».

– Итак, в настоящем, – продолжил Мастер, – прямо сейчас, в данный моментсколько в тебе боли?

– Ну... Прямо сейчас процентов... двадцать. Или даже десять.

– Что-то изменилось?

Я открыл было рот, и в моей груди ёкнуло. Одновременно наглая сосновая лапасодрала с моего плеча рюкзак. Гаечкин. Обернулся, ища её глазами. Гаечка! Именно это изменилось в моей жизни! А я, кретин, не заметил. С ней просто ихорошо. И не больно. Словно дома. Срочно захотелось взять её за руку и не отпускать. Я оглянулся: за нами только кусты и жёлтая хвоя, укрывшая тропинку покромке склона. Оказалось, что мы с Мастером прилично обогнали всех. Я склонился вниз и увидел вереницу из наших: Милана в голубом, в чёрном с жёлтымВован, докторша с дочкой, переводчица, соседи по этажу. Перебрал всех. Чёрт, аГаечка где?!

– Что такое? – спросил Мастер опять с хитрющим прищуром древнего китайца. – Не замечаешь, что происходит в настоящем?

Я глянул на него, потом снова на проходящую по тропе, словно по веранде этажомниже, группу. Ещё раз вгляделся в каждого, а потом вдаль в кусты. Сердце упало: Гаечки не было среди них.

– Простите, Мастер, мне надо прервать разговор, – сказал я быстро.

– Не уверен, что в ближайшее время у тебя будет возможность поговорить не привсех...

Тысячная доля секунды на колебания. Сердце сжалось, и вдруг всё, кроме Гаечки, показалось несущественным. Куда она делась?!

– Значит, не судьба, – выпалил я. – Мне надо вернуться.

– Хорошо, – улыбнулся Мастер и спокойно пошёл вперёд.

А я рванул обратно, перескочил через корягу, по камням вниз. Через пару мгновений оказался перед Вованом.

– Элю не видели?

– Она же с тобой была, – ответил Вован. – Забыл, что я говорил — каждый несётответственность за свою пару, выбранную ещё для игры «Слепой-Поводырь».

– Я не слышал этого... Не могли присмотреть?! – буркнул я.

– Ты же должен за ней присматривать, – заявил Вован.

Лиза добавила:

– Я спросила ещё до провала из белых камней, всё ли в порядке, она сказала, чтода и что просто хочет отдохнуть.

– Она, кажется, обратно пошла, – сказала Тина, подруга пластиковой Барби.

– Одна?! – удивился я. Тревога включилась на полную. А затем и пятая скорость.

– Элю не видели? Элю не видели? – спрашивал я всех и каждого, пробегая обратнопо тропе.

Не видели. Не заметили. Не обратили внимания. А разве она не тут? – послышалось в ответ.

Тоже мне йоги, практикующие внимательность! – разозлился я, и потомрассердился на себя. Я же её оставил одну. На минутку вроде.

В груди сжалось сильнее и затарахтело. А вдруг с ней что-то случилось? Толькоэтого не хватало! Но ведь прошло... я глянул на часы – пятнадцать минут. Вроде не много! Но вокруг горы и лес. И она одна. Я перескочил через камень, наступил неудачно, поскользнулся на шишках и полетел головокружительно вниз по склону вместе с камнями, шишками и мёртвой хвоей.

Глава 21

Артём

В последний момент я успел ухватиться за ветку и повис над пропастью. Суставы в плечах вывернулись не по-детски. Камни и шишки с щелчками и шумом улетели за мою спину. Резко засаднили свезённые пальцы на сухой кряжистой коре, но я схватился ещё крепче. По сравнению с жестью, которая ждала меня внизу, это были цветочки. Вид заострённых камней и накренившаяся под моей тяжестью сосенка, растущая, казалось, на голых скалах, заставили меня соображать быстро. Я сконцентрировался, увидел паз между камнями. Вытянулся в струну и вставил туда правую ногу. Перехватился руками за осколок скалы. Ветка резко спружинила и подпрыгнула прямо перед носом, колюче приласкав мою щёку. Я застыл, удерживаясь на пальцах. Задвинул на задворки ума страх и панику. Вверх шла отвесная стена, а потом рыхлый склон, с которого я сорвался.

Вниз? В принципе, можно спуститься, если осторожно. Чёрт! А если Гаечка тоже поскользнулась? Сердце сжалось от страха за неё и забилось, как оглашенное. Нет, стоп-стоп. Панику нафиг. Внимание. Фокус на пальцах рук и носках ног. Если дотянусь до той трещины в валуне и до следующей, дальше спущусь, как по лестнице. Пот градом полил по вискам. Футболка прилипла к спине. Как говорил Мастер? Внимание обратить в настоящий момент? Этим и живём? Что ж, я весь превратился во внимание. Вытянулся, словно в асане, продышал и добавил внимания в плечи и мышцы рук. Ещё одна неосторожность будет стоить мне прекрасного надгробья на Новодевичьем или палаты в Склифосовского.

Я оттолкнулся и почти плашмя влип в скалу. Ухватился за осколки трещины. Полдела сделано. Растянутый, как бельё на верёвочке, я перенёс внимание в ногу. Йес! Получилось! Снова вдох в мышцы. Внимание на скалу. Серая сволочь, как асфальт с прожилками. Я сосредоточился. Ещё один рывок. Попал!

Самое трудное преодолено. Теперь осторожно, как паук, подкрадывающийся к мухе, я полез вниз. Шаг. Другой. Лицом к камню. Снова царапнуло, едва качнулся. Переступил, перехватился. А Гаечка ждёт где-то... Или в гостиницу действительно пошла?

Спуск длился ужасно долго. Когда, я, наконец, оказался на твёрдой поверхности и взглянул вверх, по спине пробежали мурашки: и оттуда я карабкался на одних пальцах?! Офигеть! Я вроде только в студенчестве альпинизмом баловался...

Я перевёл дух и снова осмотрелся. Понял, что оказался в итоге ниже и правее тропы, по которой мы шли. Посмотрел в телефоне приложение с GPS-трэкингом, считающим шаги и отслеживающим мой маршрут в течение дня. Рассчитал, как нужно возвращаться, и пошёл, внимательнее глядя под ноги. На жаре сосны пахли так, словно тлели в виде ароматических палочек. Я отёр со лба пот, кожа на правой стороне лица защипала. На всякий случай осмотрел всё, что мог, понизу и выдохнул с облегчением: Гаечки там не было. Не разбилась! Аккуратно и внимательно, как охотник Дерсу-Узала по тайге, я вышел на знакомую тропу, сверился с приложением и потопал второй раз по тем же камням.

Всего лишь пять минут, и я издалека приметил синюю футболку и золотые волосы на горке. Гаечка! Сердце подпрыгнуло и заликовало, а дух от волнения перехватило. Я бросился к ней так живо, словно она сидела не на краю крутого подъёма в неизвестных мне горах, а на ступеньках собора Сан-Марко, где толпятся голуби и туристы и самое опасное — это не дождаться своей очереди в кассу католического музея.

Гаечка, моя Гаечка! – пело сердце и радовалось. И вдруг всё на свете отошло на задний план: проекты, инвестиции, прогнившие от старости боли, винтажные обиды и нынешние комплексы. Если по весу мерить, как Мастер говорил, то я внезапно и резко стал легче на целую тонну. Хм, стоило сорваться со скалы... почти сорваться, чтобы увидеть мою Гаечку здесь и сейчас! Поймать, расшифровать, как исходный код, собственные ощущения. Чёрт его знает, как это назвать, но так хорошо стало просто от того, что увидел её живой, что в голове с вибрато разнеслось одно слово: «Люблю». И я даже не шарахнулся от собственных мыслей.

Несмотря на то, что всё тело саднило, я, как счастливый идиот, бегом взобрался к ней.

– Эля-Мира...

Заплаканные глаза, красный нос. Взгляд с укором, мгновенный испуг.

– Артём, что с тобой?!

– Всё норм. С тобой что-то случилось?! – присел я перед ней на корточки.

– Ты почему в крови? – прошептала Гаечка растерянно.

– Да решил проверить скалы на прочность, – ухмыльнулся я. – Прочные. Пострадала только обшивка биоробота Андрея Маринина. И то фигня. Ты почему здесь? Ты в порядке?

– Дай мой рюкзак, – потянулась она.

Я только сейчас заметил, что он так и висит на моём плече. Протянул ей, снова начиная волноваться. Она зарылась в рюкзаке, как бурундук в норке, достала влажные салфетки и приложила к моей щеке. Я от неожиданности ойкнул и громко втянул сквозь зубы воздух. Больно же!

– Тшш, – сказала Гаечка. Отняла салфетку от моего лица и вдруг подула. Как маленькому.

– Зачем? – растерялся я.

– Чтоб не щипало. О Боже, твоё колено! – всплеснула она руками.

– Стоп, – сказал я. – Пофиг на колено. Почему ТЫ здесь сидишь одна?

Гаечка вздохнула тяжело.

– Ты ушёл. Все ушли. А я... Кажется, я опять травмировала ногу. Погоди, мне нужно найти обезболивающие.

– Опять... – эхом повторил я, чувствуя, как наваливается вина, и одновременно вспоминая её слова о больных ногах, вскрик об аварии, её нежелание идти в горы... А я забыл, не думал об этом, по привычке отложив куда-то, как фон, и профильтровав инфу до безопасного уровня. Да не туда только! Ё-маё, какой же я идиот! Я засуетился, пристально разглядывая её стройные ножки. – Где болит? Не молчи, Гаечка, говори, где болит?!

– Голеностоп, – мрачно сказала она и положила на язык таблетку. – У меня было два перелома в этом году. Твоими словами биоробот Эльмира Барятинская – просто старая поломанная тележка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Не говори так!

– А как?

На этот раз от укоризны в её взгляде мне стало совсем нехорошо. Серо-голубые глаза с зелёным отливом готовы были просверлить меня до дырки.

– Я уже говорила, что никому не хочу нравиться, – подчёркнуто равнодушносказала Гаечка, видимо, справившись с первым ошеломлением от моих царапин. – И тебе тоже. Все эти «А что он подумает? А как бы выглядеть получше» – ерунда иересь. Тебе же плевать. И твоё «нужна» ничего не стоит, как выяснилось. Секс? Чтож, он был хорошим, мне понравилось. И довольно на этом. Говорят, горы ставят всё на свои места. Так что иллюзии по боку. Для справки тем, кто с первого раза не понимает: у меня был перелом, а как только всё заросло, меня сбила машина. Ходить мне сложно и, в основном, больно. Будет ли легче, даже врачи не знают. Инвалид я? Да, почти! А инвалид никому не нужен. Так что давай на этом изакончим. Позови кого-нибудь, кто поможет мне добраться до места, и больше, пожалуйста, не подходи ко мне. У тебя йога, мастера, куча своих дел. У меня кучасвоих. Всё. Пока я сидела тут, я всё поняла.

У меня мгновенно пересохло во рту.

Боль? Я просил боль? Не мог её из себя выковырнуть? Считал, что хожу, как буратино в панцире? От её слов мне даже дышать больно стало. Какое, нахрен, холотропное дыхание, лёжа на гвоздях? Вдруг показалось, что сердце из грудидостали и режут. Лазером её глаз и панцирь пробили заодно, как масло. Предупреждали же, что с желаниями надо осторожнее, а то исполнятся...

Получите, распишитесь.

– Мне не плевать, – хмуро сказал я, осознавая, что никуда не убегу. Не могу. Не имею права. Не хочу!

Она сгримасничала.

– Вот давай только не надо! Не ври, зачем? Ты — миллиардер, у меня горошек в неположенных местах. С правды в лоб начали, правдой в лоб и закончим... У нас с тобой две параллельные вселенные. Так было, пусть так и будет. Я решила! – надулась, как хомяк на горох.

Я увидел синяк на её щиколотке. Лёгкая припухлость, но нет опасной черноты, отёчности, в общем, ничего на вид критического. Впрочем, я не врач, а разбираться в подобном надо только специалистам. Моё дело – её к ним доставить.

– Идти, значит, ты не можешь, – констатировал я. Заглянул в приложение – до Ай-Петри было добраться проще, чем вернуться назад. Две трети пути уже былипройдены. Дальше идёт более пологая тропа с постепенным уклоном. С Ай-Петриможно спуститься на машине или на фуникулёре. С травматологом разберусь внизу. Я встал поустойчивее, наклонился и подхватил Гаечку на руки.

– Ты что делаешь?! – гундосо буркнула она.

– Лучше за шею хватайся, чтобы мы с тобой вместе на соседних койках потом не лежали, – проговорил я. – А то ёж из нашего сада и тот обхохочется: костяная нога, и голова профессора Доуэля.

– Ты не профессор.

– Более того, даже не Доуэль. У меня простая русская фамилия, – проговорил я, осторожно шагая наверх по тропе и прижимая её к себе.

– Сам весь на ссадинах! Отпусти меня! Позови кого-нибудь другого! – потребовалаГаечка. – Я не хочу, чтобы это делал ты! Я же ясно выразилась или тебе русский не родной?

Дерзкая, прямая, нравится.

– Держись, уроню, – сквозь зубы ответил я.

Насчёт ссадин она была права – за полёт на шишках пришлось заплатить ушибамии содранной местами кожей. Гаечка послушно ухватилась за мою шею руками, нобуркнула:

– Ты грязный, исцарапанный врун! Я час просидела одна и ещё просижу! Я не хочу, чтобы меня спасал ты!

Я свернул на тропу пошире в тень вековых сосен и аромата дерева, хвои иприжаренной солнцем травы. И тут увидел Вована и парней из группы, возвращающихся к нам. Хм, опомнились? Поздно. Я никому Гаечку не отдам, хоть клещами пальцы разжимай. Взял? Донесу. И потом ещё подумаю, отпускать ли. А ей я сказал подчёркнуто легкомысленно:

– У девять один-один, МЧС и Чебурашки на Голубом вертолёте сегодня выходной. Бэтмен в отпуске. Человек-паук на больничном. Так что тебе придётся терпеть меня.

* * *

Эля

Дурное сердце подпрыгнуло от радости, узнав Артёма во взбежавшем по каменной тропе мужчине, а потом я испугалась его жутко ободранной щеки. В целом вид у Артёма был катастрофическим, словно он подрался с роботами-трансформерамиза бутылку машинного масла. Интересно, это его Мастер так отделал? Хм, видимохороший задал вопрос. Говорят, дзен-монахи любимых учеников били палкой, чтобы те достигли просветления. Артём, по-видимому, был обожаем настолько, чтоеле убежал. И, судя по дурацкой улыбке, не просветлился...

Но почему он идёт с обратной стороны? Ничего не понимаю!

Хотя... мне всё равно – он сам меня уговорил, сам бросил, и что теперь делать с больной ногой и всеми моими чувствами, с неразберихой и бедламом, свалившимся на мою голову похлеще цветочного горшка, не ясно. Зато точноизвестно одно – на Артёма нельзя полагаться, как и на того, чьё имя я даже упоминать не хочу. Этот просто не успел испугаться и пока ещё играет в игру «Я — крутой спасатель». Возомнил себя Чип-и-Дэйлом. А мне не нужны больше игры! Я не сомневаюсь: он как появился, так и исчезнет снова. А потому я решила раз инавсегда заглушить двигатель на американских горках и сойти, пока не пришлось прыгать из самолёта без парашюта, пролетая где-нибудь над Амазонкой. Мне не нужно это! Я обычная девушка, и полоса невезения однажды кончится, даже еслизебра очень толстая, и моя жизнь — не Диснейленд. Пусть сам катается, еслинравится!

Увы, с первого раза Артём не понял. Подхватил на руки и понёс в гору.

– Придётся потерпеть, – процедил сквозь зубы.

А я себя возненавидела. За то, что едва ощутила его шею, тело, тепло и запах, внутри что-то щёлкнуло и переключилось. Он был приятный... и как будто родной. Даже ноге полегчало.

«Тьфу, нет! – сказала я себе яростно. – Нельзя так обманываться! От одной ночивместе родными не становятся!»

И больно снова стало не только лодыжке. Я обозвала себя самыми ругательнымисловами, прекратив их поток, только чтобы оглянуться на топот шагов. Это к намподбежали парни из йогов.

– Что случилось?! Помочь? Артём, что с щекой? Эля, а с тобой что приключилось?!

– Да, Володя, Семён, помогите, – сказала я. – Артём устал.

– Ничего подобного, – заявил тот. – Я не устал. Рюкзаки только заберите.

– И меня тоже! – вставила я.

– Нет. Я сам понесу! – рявкнул Артём.

– Я не могу тебе доверять! Ты даже не Артём!! Ты вообще Андрей!!!

Он прижал меня сильнее к себе и улыбнулся, включив по привычке ковбоя Мальборо.

– Кажется, она не только ногой, но и головой стукнулась...

– Ну знаешь! Мне что, тебя за ухо укусить, чтоб отпустил, спасатель хренов?!

– Укуси, если станет легче. Но я думал, что обезболивающие уже подействовали, – ласково промурчал Артём.

Парни растерялись, покосились на его разодранную щёку, на мою ногу, на егопроклятую улыбку, с какой говорят шизофренику, что успокаивающий лошадь транквилизатор — это просто витаминка, и, кажется, решили, что мне тоже надо бы всучить такую. Их тоже ненавижу! Я поджала губы и не стала продолжать перепалку. В конце концов, пусть Артём отдувается, пусть несёт меня с моей тяжёлой попой и съеденной на завтрак пиццей. Знала бы – сожрала бы халву с мёдом, политую шоколадным мороженым. И килограмм сыра, не разжёвывая.

– Так пойдёмте, что ли? – с усмешкой сказал Артём, словно я не весила половину центнера. – Ай-Петри не придёт к нам сюда сам, как гора к Магомеду...

– Может, лучше вниз? – спросил Семён.

– Нет. Так короче и безопаснее. Я просчитал с помощью приложения, – ответил этот самоуверенный Мальборо.

И йоги согласились, пошли дальше, теперь обступив нас со всех сторон, как свита. А я стиснула зубы. Не кричать же в самом деле! За неимением палки, гипса, костылей, инвалидной коляски и прямой дороги такое средство передвижения меня тоже устраивало. Пыхтит только, бедняга, и пот каплями стекает по вискам. Кстати, впервые взмыленный мужчина так вкусно пах... Наверное, только для меня? Ой, нет! Всё!

Через десять минут мне стало Артёма жалко. По горам идём всё-таки...

– Давай я просто буду о тебя опираться, – пробормотала я. – Я хорошо умею прыгать на одной ноге.

– Сиди.

– Тебе ведь тяжело.

– Нет.

Будто чтобы доказать, что я легче анорексичной балерины, Артём прибавил шагу. Мы догнали женскую часть группы. Послышались вопросы и возгласы.

– Что случилось? Ногу подвернула? Почему никого не позвала?! Ой, Артём, а ты?! Как ты её нашёл? Мы волновались!

Я разозлилась и покрепче обхватила шею Артёма. Он шёл вперёд, внимательноглядя под ноги и не выключая фальшивую улыбку.

– Может, передохнёшь? – спросила я его на ухо через пять минут.

– Сиди.

Вот упрямый! А нос от усталости заострился.

– Нет, правда, я видела в кино, что можно даже из рюкзаков нечто типа носилок сделать, – вздохнула я ещё через пару минут. – Чтобы нести вчетвером.

– Сиди. Просто хорошо держись, – ответил он и, чуть присев, переместил меня надругую руку.

И на других не реагировал, кто предлагал помочь.

– Тебя, что ли, Мастер так наказал? – спросила я через ещё пять минут.

– За что? – удивился Артём.

– За то, что ты меня бросил.

– Я тебя не бросал! – разозлился он.

– А я думала...

– Не думай!

– Вот прям совсем? Тогда я превращусь в Винни-Пуха. Одноногого.

– Он тут при чём? – воззрился на меня Артём недоумённо.

– У него в голове опилки.

– Сиди смирно. А то уроню. И тогда точно будет, куда опилки запихивать.

– В дырку в голове?

– Да, если не заметила, тут везде камни. Сиди смирно и не мешай.

Чёрт, и ведь правда уронить может. Камни тут рассыпаны везде – там, где не хватает шишек. У нас на корпоративе один раз даже на ровном полу Павлюк Наташку Ухову уронил – в алкогольном танго. Так что я послушно буркнула:

– Ладно.

– Вот и умница.

Артём шёл, как быстроходный крейсер. Оставалось только удивляться, откуда в нём столько силы и упорства. И ведь это было совсем не обязательно. Он будтосам себе дал задание: напрягался, переводил дух, поджимал губы и нёс. Даже в этом жадный. Скоро мы догнали Мастера. Он стоял, прислонившись плечом к дубу, а с его ладони безымянная лесная пичуга, совершенно не боясь, склёвывалатыквенные семечки. Когда мы поравнялись с Мастером, птичка вспорхнула. Онподнял на нас глаза.

– Я вернулся не зря, – сказал ему не очень дружелюбно Артём, мотнув на меня головой, как на доказательство.

О чём всё-таки у них был разговор? Однажды я умру от любопытства, если мне КАМАЗ на голову не свалится.

– Молодец, – ответил, как всегда, загадочный человек с блестящей лысиной исерым рюкзаком. Внимательно посмотрел на мою лодыжку, прикоснулся к синяку пальцами, закрыл его рукой, будто прислушиваясь, а затем спокойноконстатировал:

– Заживёт быстро.

– Спасибо, – пробормотала я, вновь теряясь после того, как почувствовала теплоот его руки, мгновенно снявшее остатки боли. У меня даже мысли затихли. Разве так бывает?

– Вы можете вылечить? – напряжённо спросил Артём, потеряв на вздохе улыбку. – Я готов заплатить сколько угодно.

– Я не врач, – улыбнулся Мастер. – И не мошенник. Деньгами сорить будешь в другом месте.

– Но...

– Мазь в аптеке купи, в травмпункт свози ради спокойствия. И во-он там, видишь, метров через двадцать пять вниз по тропе стоит один из местных рикшей. Вот ему заплати. Намасте.

Мастер снова достал из кармана горсть тёмно-зелёных семечек и отошёл с нашегопути в пышные кусты.

Слегка ошеломлённые, мы поблагодарили его. А через три минуты Артём уже усадил меня в подобие тележки. Договорился со смуглым крымским горцем изабрал у Володи наши рюкзаки.

– Поедем на фуникулёре, – обернулся Артём ко мне. – Он сказал, так быстрее. А там на такси в Ялту.

– У меня нет с собой денег.

– У меня есть.

– Но почему я должна ехать с тобой? Ты даже с именем меня обманул, тогда как сам пытался обвинить в том же меня? Я не понимаю, кто ты такой и что тебе отменя надо! Ты кто вообще: Артём или Андрей? Врун, мошенник или миллиардер? Кто ты и что?!...

– По паспорту Артём, – буркнул он. – И правильный вопрос другой. Тут народ задаётся вопросом «Кто Я есть?», а не кто рядом и почему?

Я всплеснула руками.

– Не заговаривай мне зубы! Я тут случайно, если ты не помнишь! Я с тобой не... Ты...

И вдруг он прикрыл мой рот рукой и без фальшивых ухмылок, очень серьёзнопосмотрел мне в глаза.

– Чтобы ты ни говорила, я сделаю всё, что должен. Можешь даже драться. Сейчас я доставлю тебя к врачу, а потом обратно в гостиницу.

Я убрала его руку от своего лица и недоверчиво взглянула в ответ.

– Почему?

Артём ответил без тени улыбки:

– Потому что у тебя получилось то, что не вышло у перуанского шамана, гуру наБали, четырёх высокооплачиваемых психологов, одного очень крутого коуча и даже нашего Мастера. Можешь считать, что я тебе должен.

Я моргнула, опешив.

– А что я такого сделала?..

– Потом расскажу, – ответил он и приказал горному рикше: – Поехали!

Глава 22

Артём

«Всматривайся в боль. Не убегай», – сказал мне Мастер. И я остался с ней. Так как есть. Гаечка на меня злилась, она хотела меня сплавить куда подальше. Она была такая тёплая и трогательная, несмотря на всю свою колючесть, что мне, как сопливому пацану, хотелось плакать. Хотя не знаю, умею ли... Не помню, когда ревел в последний раз. Лет в десять?

Гаечка не любит меня, я люблю её. От этого было больно. Совершенно так же, как тогда, когда я был маленьким. «Мама не любит меня», – чувствовал я. И даже одной незнакомой тёте сказал это в парке, когда мама меня забыла, но мне ответили: «Что ты, что ты...»

Я нёс Гаечку по тропе, и сами собой всплывали в голове забытые эпизоды из детства. Много их было, а я до сего момента помнил только один. Надо же! Выходит, мне просто нужна была любовь? Что в пять лет, что сейчас?

Но, погодите, кто обязан меня любить? Мне никто не обещал, что полюбит. Я взрослый и самодостаточный человек. Очень хорошо сам с собой уживаюсь, а в жизни другим, наоборот, помогаю с помощью своего фонда. Так что зачем? Неужели мне правда так нестерпимо и безусловно нужно, чтобы кто-то меня любил? Блин, сейчас не кто-то, а именно Гаечка! Причём хотелось не абстрактного «Люблю», а тёплого и нежного или смешливого и задорного одного этого слова, только обязательно искреннего! От Гаечки.

А ей сейчас было больно и обидно. Хотя я же и не собирался её бросать, я хотел всего лишь измениться – расковырять, достать, вылечить. Впрочем, получилось. С помощью Гаечки что-то прорвало, вылетело, как пробка из бутылки. Не удержать теперь. В сердце глубоко, пронзительно и больно. Вообще кажется, что в груди, кроме сердца ничего и нет, даже рёбер. И кожи тоже нет, я будто голым сердцем касался Гаечки на своих руках и чувствовал, что ей плохо, что она чувствует себя потерянной. За неё тоже было больно. И очень хотелось всё исправить любыми доступными средствами. Почему я «забыл» про её ноги, про травмы? Она же призналась мне тогда, в парке? Сам не понимаю. Из головы совершенно вылетело, словно выключило. А Гаечке, наверное, кажется, что я бездушный болван. Ну... болван и есть. Какого хрена я её потащил в горы?!

Мда, человеческий мозг – интересная машина. Иногда даёт сбои, хоть антивирусник запускай.

Я падал от усталости, когда донёс Гаечку до верхней точки Крыма — Ай-Петри, но виду не показывал, понимая, что хотя бы так сейчас она моя. И не убегает, а ведь хочет...

Я люблю её! С каждым шагом казалось, что сильнее. Люблю.

И что со всем этим делать? «Улыбаемся и машем» теперь не подходит. Этим инструментом я пользовался всю жизнь, но оказался тут, потому что счастливым он меня не сделал. Успешным и независимым — да. Но, как выяснилось, с счастьем успех в бизнесе не имеет ничего общего.

Я усадил Гаечку в электромобильчик для гольфа, сел напротив. Наткнулся на её взгляд. Сейчас не колючий, а сочувствующий, внимательный.

– Устал? – спросила она.

– Всё нормально, – ответил я и даже не соврал, потому что понял: да, нормально, всё не зря, между нами есть что-то! Просто химия или притяжение? Чёрт его знает! Но есть!

Загорелый чувак повёз нас к кишащему туристами, торговцами и зазывалами восточному рынку. Судя по лицам, здесь было много крымских татар. С южным темпераментом они преграждали дорогу группкам отдыхающих, растерявшихся от суеты, и предлагали «такси вниз за копейки», «самый лучший в мире мёд», «кружки из настоящей глины», «пояса из шерсти от радикулита», «ручной работы» всякую всячину, которую на побережье можно купить в три раза дешевле. В общем, жизнь кипела, и ей до нас не было никакого дела. Не покупаешь? Проходи и не мешай.

С лужаек вокруг пахло неофициальным чабрецом, ромашками и мятой. По правилам и без были припаркованы мини-автобусы и фургоны. Лениво отмахивались от мух кони. На одного из них пыталась взгромоздиться пышнотелая мадам в розовой панамке. Я мысленно посочувствовал коню. Во все стороны от центра жизни — рынка – растекались спортивные или праздно шатающиеся туристы: кто на полянки, кто в сторону пещер, кто рвался к подвесному мосту и полетать над пропастью под крыльями парапланов. Несмотря на палящее солнце, ветер гулял по коже прохладный, освежая ссадины.

– Дальше нельзя, – сообщил наш чувак, уткнувшись в подобие площади перед рестораном «Шашлыки и Люля». – Объезда нет. Только по рынку проход.

– Окей. Сколько с меня?

Я расплатился с нашим возницей и снова взял на руки пытающуюся соскочить Гаечку. Непоседливая. Как мне нравится её энергия! Попытки быть самостоятельной, сильной и независимой при совершенно цветочковой нежности. Гаечка словно мотылёк, который пытается всем доказать, что орёл. Смешная. И непонятная. Это тоже нравится. Выпустил из рук и усадил её только в очереди перед фуникулёром. Погрозил:

– Никуда не убегай!

Только отвернулся за билетами, глядь, а её нет. Сердце оборвалось. Растерянно осмотрелся. И вдруг меня кто-то тронул за плечо. Обернулся: Гаечка. Стоя на одной ноге, она показала мне пакет и флакон.

– Антибактериальные салфетки, бинт и перекись водорода. Иди-ка, садись на лавочку, обработаем твои боевые раны.

В сердце что-то резко сжалось, а потом расширилось, и я закусил губу, чтоб ком из горла не выпустить наружу. Хорош я буду – плачущий ковбой. Странное это чувство — больно и хорошо одновременно. Что со мной происходит?

– Эй, ты чего? – спросила Гаечка удивлённо. – Не сердись. Я просто увидела аптечный лоток. Вот он, рядышком.

– Спасибо, – сипло ответил я и сел. Опустил голову. – Не стоило, тебе же больно... С ногой...

– Тебе тоже больно. Вопрос снят, – деловито сказала Гаечка и принялась обрабатывать мои ссадины, присев напротив.

Щипало, саднило, но мне хотелось прижаться лбом к её лбу, обнять, затихнуть ипросто побыть так. Словно нет вокруг туристической суматохи, базарного шума, лязга дверец старого вагончика фуникулёра. Замереть, словно мы одни воВселенной. Но я не стал: ещё испугаю. Тут она на первом месте. Пусть отойдёт ипривыкнет ко мне. А я от неё никуда не денусь. Это я уже понял. Поэтому я лишь кивнул благодарно, когда она закончила, и опять подхватил её на руки:

– Карета с горы подана. Теперь моя очередь тебя лечить.

Глава 23

Эля

Сложно злиться на человека, который устал и пролил семь потов, таская тебя повсюду на руках, но видимо, во мне что-то сломалось. На самом деле, я не умею долго сердиться, вынашивать планы мести и представлять обидчиков в адском котле с варёной сгущёнкой, которую им нельзя даже попробовать. Да по сути, Артём ведь и не обидел меня. Я сама придумала и сама разочаровалась. Какое счастье, что не успела мысленно родить с ним семерых детей, дать образование внукам и отправиться на пенсию куда-нибудь на Гавайи – манго выращивать. Я всего лишь представила, что мы живём с ним в одном доме, завтракаем, я поправляю ему перед выходом на работу пиджак и галстук, а он меня целует... Очень сладко и нежно. И говорит, что вечером прогуляемся, ведь он так любит гулять по вечерней Москве... Я тоже по ней соскучилась. Балда.

Все грёзы разбились, как шишки о скалы, ещё там – на подходе к Ай-Петри. И в сердце стало пусто, даже несмотря на тепло и близость Артёма. Это всё чёртов Мастер виноват – сказал: «Люби», а разве я просила? Ему ведь всё равно, а мне страдать. Нет, ни красноречивая мудрость, ни хитрость под прикрытием мне не подходят! Я всё для себя решила.

Артём старался, и даже очень. На лихом такси привёз меня в приёмную скорой помощи города Ялты, там сделали рентген и успокоили, что перелома нет. Мой спасатель не удовлетворился этим и быстро вызвонил кого-то, потом ещё кого-то, пробежался пару раз по виртуальным клавишам в ВотсАпе, и в итоге нас сам нашёл солидный армянин в голубом медицинском костюме, раскланялся и препроводил в покои получше постсоветского ободранного госпитального модернизма.

– Лучший хирург Ялты, – сообщил мне Артём. – Главврач.

Армянин довольно кивнул, с пристрастием всмотрелся в рентгеновский снимок, покрутил меня и так, и эдак. А затем велел сделать повторный список таким тоном, что медсёстры практически расстелились по вытертому линолеуму цветочным веером любезности. В общем, приняли меня так, как дочь президента, и готовы были вместо Артёма носить на руках. Но он не позволил.

– Ничего серьёзного, – в итоге заявил лучший хирург с мясистым, как баклажан, носом. – Просто ушиб и несложный вывих. Несколько дней покой, мажьте гелем, обезболивайте. Беспокоиться не о чем, но осторожность проявить стоит со всеми травмами в анамнезе. Вот мой телефон и названия лекарств, Артём Сергеевич. – Он протянул Артёму бумажку, на которой перед этим что-то размашисто черкнул, визитку, и наклонился ко мне. – Вам, Эльмира Александровна, нужно будет попозже поработать над укреплением мышц, чтобы держали суставы, и не было привычного вывиха. Для этого придётся подкачать ножки, но только с опытным спортивным врачом ортопедом, без самодеятельности. Я напишу вам контакты в Москве.

Не успела я возразить, что мне бы надо в Новочеркасске врача, а лучше просто ссылку на Ютуб с курсом упражнений, а Артём уже ответил:

– Да, спасибо! Консультация хорошего специалиста лишней не будет.

Я поражённо воззрилась на него: окончательно заигрался?

Когда мы остались, наконец, одни, ожидая такси, я сказала тихо:

– Артём, спасибо, я тебе очень благодарна за помощь. Но ты ведь не серьёзно. Мне далековато до Москвы.

– Решим, – ответил он.

– Нет, – я мотнула головой. – Ты явно чего-то не понимаешь. Мы не вместе.

– Сейчас вместе.

– Давай оставим эту демагогию и перестанем играть в непонятную для меня игру. Я не твоя девушка, – подчеркнула я интонационно каждое слово.

Он повернулся ко мне и взял за руку. Посмотрел пристально снова.

– Так давай это исправим. – Словно в ответ каждое слово взвесил, будто золото, на весах ювелира.

Мне стало так горько, что захотелось плакать, но я лишь мотнула головой:

– Нет. Нечего исправлять.

Артём взял и вторую мою кисть, чуть сжал обе.

– Тогда стоит начать заново.

Только сейчас я поняла, что за последние три с лишним часа он ни разу не включил ковбоя Мальборо. Деловым был, когда договаривался и искал врача. Излучал концентрацию и уверенность, но был не фальшивым. Хотя, может, мне только этого хотелось... Я уже не знаю. Я устала и запуталась. И потому я всё равно сказала:

– Не стоит.

– Почему?

Моё сердце сжалось, но не захотело врать. Я закусила губу, чуть склонила голову, чувствуя облако вины над собой, и с трудом сквозь него продралась:

– Прости, но я тебе не доверяю.

– Мда. В лоб, но честно.

– Я попробовала... Не получилось.

Он не отвёл глаза и тоже закусил губу — в итоге поза получилась зеркальной – неужели нейро-лингвистическое программирование на мне отрабатывает? Вздохнул с глазами побитого пса и проговорил:

– Если ты из-за имени, то тут всё просто: Андреем я был до восемнадцати, потом ушёл из ВШМ и поменял имя официально. Но родители называют меня по-старому. Поэтому я оговорился.

«А почему понадобилось менять имя, не сказал», – отметила я, а вслух произнесла:

– Твоё право. Забавно, что обо мне с двумя именами ты прежде всего подумал чёрт знает что, а сам...

И тут я поняла, что такое «тяжёлая пауза». Это когда тебя сверлят глазами, молчат, и ты сама не знаешь, что сказать, а терпеть уже не возможно – лишь бы молчания, вакуума, который высасывает душу, не было. И я добавила как можно небрежнее:

– Ладно, проехали! Это уже не имеет никакого значения. Я позвоню Жене и водевиль с гостиницей за...

– Так звали постоянного любовника матери, – вдруг выпалил Артём. – Меня тошнило от того, когда мать произносила это имя! И сейчас тошнит.

Я чуть воздухом не поперхнулась. Между нами он стал вдруг очень горячим, будто напротив сидел огнедышащий дракон, решивший спалить мир ко всем чертям. Меня, кстати, тоже.

– Ого... Это как же так?.. Любовник?..

– Да. Мне казалось, что этим именем она унижает не только меня, но и моего отца.

– А твой папа знал? – холодок пробежал у меня между лопатками.

– Уверен, что да. При его-то службе безопасности!

– И ничего?..

– Да. Ничего не сделал. Иногда дети бывают решительнее родителей. Воспитание от обратного тоже работает.

Карие глаза Артёма потемнели, стали почти чёрными. Никакой усмешки в них, только... боль?

– Прости, пожалуйста, – растерялась я – медсёстры, кафельные стены, параунылых пациентов в очереди и кедр за окном превратились в смазанный заненужностью фон. И только лицо Артёма чётко вырисовалось на переднем плане, с падающей тенью на левую часть лица и светом из окна на правую — словноконтраст, превративший его в ангела и демона одновременно. И глаза с огнём, который не подделать. Я сглотнула: – Я понимаю, о таком рассказывать сложно. Прости ещё раз. Мне очень жаль...

– Не извиняйся. Я и проговорился только потому, что как раз обсуждал с Мастеромтему моей семьи. Тэгом «всё сложно» тут не обойтись, карма хреновая и всё такое. – Он понизил тон. – Но я не должен был так задерживаться. Ты ведь не при чём. Так что это ты меня прости.

Я острожно улыбнулась, чтобы хоть как-то разрядить накал напряжённогоэлектричества между нами. Горячее дыхание скользило по моей щеке слишкомблизко и опасно.

– Получается, что мы оба лоханулись.

В ответ такая же неуклюжая улыбка.

– Ты умеешь подбирать нужные слова.

– Угу, ходячий словарь Даля и Ожегова наизнанку. Хромой. Так что выходит, у нас снова ноль-ноль? – пробормотала я.

– А мы разве ведём счёт?

– Да... Нет... Вообще-то нет! Мы вообще не играем...

– Определённость — не твоя сильная сторона? – уже чуть более расслабленноулыбнулся Артём.

– Определённо, – скаламбурила я. – Как и бизнес.

Артём, наконец, рассмеялся. Правда, совсем не так, как раньше – смехом с привкусом перца и горечи, задевая во мне новые струны, будто пианист начал играть Канкан, а потом перешёл вдруг на симфонию Рахманинова с её объёмнымсостраданием. Как странно всё складывается между нами! Непонятно. Парадоксально... Надежда замерцала в душе, выползая из-под плинтуса, словнонапуганная мышь, учуявшая сыр.

В телефоне Артёма звякнуло сообщение, он быстро взглянул на экран и сказал:

– Машина подана. Пора домой.

И через мгновение я опять оказалась на его руках. А через пару – была заботливоусажена на заднее сиденье красивой и просторной чёрной машины. В марках я не разбираюсь, но было очень удобно – это средство передвижения никак нельзя было назвать ни консервной банкой, ни эконом-вариантом, ни в принципе – такси... Артём разместился впереди, рядом с подтянутым водителем, обернулся ко мне испросил:

– Тебе точно удобно?

– Очень.

Он посмотрел на меня взволнованно и сказал:

– Тогда я приглашаю тебя на свидание. Сегодня вечером.

– Я же на ногу не наступаю! Я вряд ли смогу пойти, – моргнула я.

Он бы ещё на крикет ежом меня пригласил!

Но с уверенностью римского императора, берущего в третий раз Британские острова, Артём сказал:

– Ты только скажи «да», об остальном я позабочусь.

Предательское сердце подпрыгнуло, готовое довериться и повторно грякнуться в лужу, но я прислушалась к голосу разума.

– Прости, Артём, нет. Сегодня я бы хотела просто отдохнуть и выспаться. А завтра... кто знает, вдруг я завтра не проснусь, так что загадывать не мудро. Ведь тут все говорят, что живём настоящим...

Артём погрозил пальцем перед моим носом:

– Я тебе не проснусь! Придумала тоже! В настоящем сегодня, завтра и послезавтрачтоб была в порядке! Я прослежу!

От его возмущения и испуга мне вдруг стало хорошо, что-то в душе распустилось, ия пошутила:

– Ну, послезавтра ещё может быть буду, а вот через неделю кто знает... Кирпич наголову или шпионы под хвост ещё попадут...

– Пожалуй, мы сейчас урежем марш с неприятностями. И вернёмся к совместному завтраку, обеду и ужину, – парировал Артём. – И заслуженному тобой отдыху.

– У меня гостиница.

– А у меня империя... Почти империя. И ничего, как-то живут без меня. Даже не звонят.

– Звонят, я видела.

– Умничаешь?

– Умничаю, – показала я ему язык.

– Молодец! – ткнул в меня пальцем он. – Значит, завтра. А сегодня спи-отдыхай.

– Но я...

– Хорошо, что это ты. Вот такая, – сказал он, отвернулся и показал что-то водителю на навигаторе.

А моё сердце уже бессовестно прыгало, радуясь непонятно чему; надежда, осмелев, замелькала новогодними лампочками в душе, а бёдрах тоже включилось само по себе танго. И только разум повторял: «Не обольщайся, Эля, не обольщайся, тормози!». Но губам уже так хотелось целоваться... Всё-таки я балда!

Глава 24

Артём

– Как дела, орлы? – зашёл я в комнату ударенной-горшком-хозяйки-гостиницы, переоборудованную моими ребятами в штаб-квартиру. Одним движением руки – буквально, как в кино. Что там превращалось? Шорты в лифчик?

– Работаем, шеф. Замки поменяли. Серый полез на крышу, – откатился привычным движением от стола и портативного компьютерного штаба Дэн.

– Передатчик искать? – уточнил я.

– Да, – кивнул Дэн, который несмотря на свои двадцать пять выглядел на хилые восемнадцать. До сих пор пиво приходится с паспортом покупать. Зато гений! Уже десять лет его знаю – с тех пор как он, наглый прыщавый подросток, взломал сайт нашей компании и накатал в отдел безопасности целую петицию об уязвимостях. Я за него схватился – такие мозги на дороге не валяются, – учёбу ему оплатил, переезд и теперь держу на зарплате. Лучше хакеру платить, чем вылавливать.

– Странно, что вы до сих пор передатчик не нашли, – пробурчал я. – Три, даже четыре часа, никто не мешал. Чем вы тут занимались?! Пицца, девочки, потанцуем?

– Ну, насчёт «никто не мешал» вы погорячились, шеф, – вставил Марат, отлипая от стены и почёсывая затылок.

На мой заинтересованный взгляд Дэн хмыкнул:

– Была тут здоровенная сисястая тётка в бабочках. Так отходила Марата кошёлкой по голове, что тот еле спасся.

Я сразу понял, что речь идёт о бешеной домработнице, но решил схохмить:

– Ты как всегда руки распускал, шалун?

– Сначала делал ноги, – хихикнул Дэн.

– Вам смешно, – фыркнул Марат, бывший спецназовец из Альфы, для которого самый святой на свете день – тот самый, когда народ в голубых беретах купается в фонтанах. – Но не буду же я бить слабую женщину... – И снова почесал затылок мускулистой ручищей. – Еле доказал, что я не грабитель. Орала, как громкоговорителем укушенная. Пришлось пойти на хитрость.

– Как всегда, включил обаяние на всю катушку, «родственничек», – веселился Дэн. – «Артур Пирожков» отдыхает!

Я рассмеялся тоже. А Марат гордо задрал подбородок.

– Зато, шеф, я выудил полезную информацию. Во-первых, блондинка модельной внешности по имени Милана уже третий год сюда приезжает. Любит менять номера, цвет волос и выносить мозги окружающим. Тётка в бабочках её ненавидит.

– О как! – заметил я. – Возмущалась она, как в первый раз. И вела себя так же. Если домоправительница ничего не перепутала, тут не чисто дело!

– Не чисто. Как носки пьяного прапорщика, – довольно ответил Марат. – Но это только во-первых. А, во-вторых, до развода тут всем заправлял бывший муж нынешней хозяйки. Некий Сергей Самохвалов, и он... – цитирую – « на ушлую Женьку очень обижен». «Ушлая Женька» обещала ему больше денег, а потом дала фигульку и послала лесом, потому что выяснилось, что домина оформлен на её маман. Экс-супруг надеялся на половину и после развода остался в больших претензиях.

– Тоже хлеб, – потёр руки я. – А учитывая, что он электронщик, дело принимает интересный оборот.

– Но какого ляда ему постояльцев прослушивать? Тем более здешних? Разговоры об ауре и йоге? Подслушивать такое – это какой-то особый вид извращения, – заявил Марат.

– Смотря какие постояльцы. А я прошёлся по списку фамилий, и у меня тоже есть интересная зацепка, шеф, – сверкнул глаз у Дэна.

– Ну-ка, ну-ка...

– Елизавета Карякина – та, что с вами по соседству на этаже живёт, участвует в разработке секретного «крыла-невидимки». Её разговоры с коллегами могут вызвать интерес наших иностранных друзей.

– Нехорошо взламывать оборонщиков. И вообще, – скривился я, – чтобы МИ-8, ЦРУ или даже Моссад использовали такую допотопную прослушку? Ни за что не поверю!

– Ну, в целом да, однако плох тот детектив, кто не учитывает даже самые очевидные версии.

– Нет, – замотал я головой, – давайте не будем приплетать к нашему скромному ретриту секретные службы.

– Это приказ? – сощурился Дэн.

– Это интуиция, – ответил я.

– Ну, если не приказ, то я слегка побалуюсь.

– Окей.

– А кстати, шеф, – потянулся, как тощий помойный кот, Дэн, – в списке есть все, кроме вашей девушки, ну той, которая нас сюда не хотела пускать. Кто она?

– Эльмира Барятинская, 29 лет, учитель рисования из Новочеркасска.

– Её проверяем?

– Нечего там проверять. Милое, искреннее существо, все б такие были, мир бы стал лучше. И вообще я ей доверяю.

– Шеф?! – аж подскочил на своём раздолбанном кресле Дэн. – Вы влюбились?

– Это не твоего ума дело! – заявил я и пошёл к выходу. – Марат, навести Самохвалова. И к вечеру чтоб нашли передатчик! Эти хреновины далеко не передают. Без передатчика их можно прослушивать разве что изнури.

– Может, изнури и слушают. Вдруг ваша милая Эльмира балуется ночами? – подмигнул Дэн.

– Не умничай! Ночами ей есть чем баловаться.

– Шеф, а как же аскеза? Воздержание и всё такое? Эдак вы не просветлитесь! – прыснул этот мелкий засранец.

– Главное не омрачаться! Работайте, – буркнул я. – И смотрите в оба. В любой момент тут могут заявиться те, кому мы испортили «радиопередачи по заявкам».

– А, может, я всё-таки проверю вашу Эльмиру Барятинскую? – пискнул любопытно Дэн.

– Нет! Я сказал «Нет»! – рявкнул я и захлопнул за собой дверь.

Вышел на залитую солнцем террасу. Вокруг розы и другое цветочное разнообразие, запоминать название которого не имело никакого смысла. Сощурился от света. Хорошо! Хорошо кому-то доверять, даже если в ответ пока лишь колючки. Но оначестно об этом сказала, а значит, не всё потеряно. Плохо было то, что вариантов для подозрений появилось больше. С другой стороны, хорошо, что они касаются не меня. В конце концов, тут и не должно было быть ничего, связанного со мной. «Ушлая Женька» тоже не знала, кто я такой. Однако будет ещё лучше, когда мне удастся в этом полностью убедиться, а потом и закрыть вопрос с прослушкой, чтобы ничего, даже тень не касалась моей Гаечки. Возможно, это будет первымпунктом к тому, чтобы и у неё ко мне появилось доверие.

А пока мои орлы работают, хочу, чтобы она отдохнула. И растаяла, и расслабилась. Красивых ухаживаний ещё никто не отменял. Я ведь знаю в них толк. Не хочетсвидания, будет не свидание. Но будет. Я набрал номер через ссылку на сайте исказал:

– Яхты на заказ? Мне нужна сегодня на вечер одна. На двоих. Самая лучшая. Красные паруса? Прекрасно! Свежее видео покажете, и я готов сделать предоплату. И да! Помимо яхты мне нужно следующее... – и я начал перечислять привычный райдер.

Гаечка хотела отдохнуть и выспаться. А я хочу ей это обеспечить. Кто мне запретит?

* * *

Эля

Получив новые связки ключей с подписанными номерами, я подумала о том, что их надо раздать нашим жильцам, как только они вернутся. Но «страшный хакер» Дэн с картавостью, с застёгнутым под самое горло воротничком и очочками, сказал, чтона всех дверях уже оставлены стикеры с указанием, куда обращаться за ключом, имне делать ничего не надо. Я удивилась. Неужели так бывает, и проблемы решаются сами собой?! Можно расслабиться?!

– У тебя случайно второе имя не Гарри Поттер? – спросила я у ботаника.

– Нет, зато ник в сети – Trouble killer1, – со смешком ответил Дэн.

– Очень соответствует, – улыбнулась я ему.

Артём принёс меня в мою каморку и оставил одну, наконец. Я сбросила с себя одежду и проскакала на одной ноге в душ. Травмированная почти не болела, но я лучше перестрахуюсь, чем недострахуюсь. Я смыла с себя вместе с пóтомусталость, но голое недоумение никуда не делось. Почему Артём всё это делает? Для себя? Для меня? Что он имел в виду, когда говорил, что мне что-то тамудалось? Его взгляд изменился, и мне кажется, что в нём появилось нечтосерьёзное и глубокое... по отношению ко мне. Или только кажется?

Боже, как много вопросов! Завалило, как кокосами папуаса.

Я легла на свою узкую, неудобную койку, удивилась, как вообще мы умудрились здесь разместиться с Артёмом вдвоём. Попыталась заснуть – не спалось, слышались голоса со двора – видимо, вернулись наши. В соседнем дворе расквохтались куры, с другого конца зажужжала бензопила. Уверена, что каждому покупающему это чудо современной техники помимо электропривода выдаётся дисплей с надписью «Работать!», которая загорается едва кто-то поблизости решитотдохнуть. Флюиды ловит.

Нет, поспать не удастся. И снова в голове зароились мысли. Я набрала Люсю. Чтоможет быть лучше разговора с мудрой подругой, когда в душе полный хаос? Даже древние индусы говорили, что для женщин поболтать с семечками — это лучшая психотерапия.

После пары гудков на экране Вотс Апа появилось весёлое лицо Люси.

– О! Привет-привет, дружище! Ну ты как, сдружилась с миллиардером? – первымделом спросила она.

– Э... – Я зависла. Задание о дружбе вылетело у меня из головы. Как назвать то, что между нами происходит? Как в социальной сети статус: «Всё сложно и секс»

– У тебя странное выражение лица, – заметила Люся. – Дружба раскрыла его с неожиданной стороны?

– Ну... – мне аж неловко было признаваться, но куда денешься, – наша дружбазашла довольно далеко.

– В смысле? Рассказал тебе тайны создания бизнеса из одного рубля? Работу предложил или...

– Мы переспали. – Мои щёки разгорелись с той же интенсивностью, с какой распахнулись Люсины глаза.

– О...

– Ага. Но ты не подумай ничего! Всё случилось как-то само, я не хотела...

– Он тебя принудил, что ли? – нахмурилась Люся. – Имей в виду, и миллиардеров можно призвать к ответственности! По суду!

– Нет, что ты, что ты! – замахала я на неё руками. – Я не хотела с ним спать, нохотела... И всё получилось. И было очень хорошо, даже не знаю, как сказать, правильно, что ли? Словно по-другому и нельзя. Он такой чувственный! И напористый. И мы сломали тумбочку. Вообще он будто лучше меня знает, что мне надо – неожиданно, бурно, крышесносно! Представь, ему не нужно ничего говорить, даже подумать не успеваешь, а он уже делает с тобой что-то.. ой... Ладно, в общем, мозг выключается, и становится совсем хорошо!

– Значит, – хмыкнула Люся, сменив напряжённость на улыбку, – тебя можнопоздравить? Наконец, ты вышла из пике своих отношений с Никитой!

– Не упоминай при мне Иванченко, пожалуйста! – замотала я головой.

– Не делай из него Воландеморта, – ответила Люся. – Неужели не отболело? Год прошёл почти! Но если так, значит, тем более хорошо, что у тебя завязались отношения с мужчиной! Иногда клин клином – самый лучший способ излечиться!

– Нет, – надулась я. – Я больше не собираюсь страдать по Никите. Я вообще больше не хочу страдать! Просто вспоминать про предательство неприятно.

– Прости, милая. Расслабься и забудь о прошлом, живи настоящим! Наслаждайся!

– Ох, Люсенька, ты прям как местный гуру говоришь. Только с Артёмом тоже всё не просто, он такой непонятный, многослойный, как лук. За одним слоем другой, итретий, и десятый.

– Главное, чтобы не плакать, как от лука. Впрочем, если лук не резать, он и глазане режет. С другой стороны, Эльчик, разве плохо, что в человеке много всего?

– Наверное, нет. Но хотелось бы понять сразу, разложить по полочкам и не волноваться.

– Мне кажется, так не бывает... Вспомни, как за тобой ухаживал Саша – три слова в словаре, на уме только машины, машины и ты. Сразу жениться. Было очень понятно, но разве интересно?

– Ну ты сравниваешь! – даже возмутилась я. – Артём, он... – я задумалась, – оночень необычный. С одной стороны, балбес и мажор, с другой – умный и опасный, с третьей – заботливый, с четвертой – загадочный. И жизненный опыт такой... иногдадаже кажется, что половину он выдумал.

– Занятно. А если вспомнить моё задание про отношение к деньгам и жизни, чеммиллиардер отличается от тебя?

– Кхм, наверное, жадностью ко всему: деньгам, ощущениям, знаниям. И бесстрашием. Ещё пытливостью и любопытством. И он не любит делать всё сам, сразу находит, кому делегировать.

– Ну здорово! – подмигнула мне Люся. – Продолжай наблюдать. Если получится, конечно...

Мы засмеялись. Ещё поболтали немного о её работе, о новом фильме и не выходящих из моды платьях в полоску. А потом Люсе пришлось отключиться надела. Я откинулась на подушку. К бензопиле справа, курам слева, голосам сверху иснизу добавился дырчащий мопед и пьяный скандал через забор с отборным матоми битьём бутылок. Спи моя радость, усни...

И тут в дверь осторожно постучали.

Я быстро накинула тунику, пригладила волосы и села на кровать.

– Кто там?

Из-за приоткрывшейся с кухни двери показалась голова Артёма.

– Спишь?

Явздохнула.

– Какой там! Кажется, за пределами моей комнаты устроили конкурс «Испортисиесту соседу». Не знаешь, какой приз?

– Не знаю. Но точно знаю, где можно выспаться в тишине и покое.

– Уже не верю, что это возможно. Где? На вершине Ай-Петри? Прости, я пас.

Артём сощурился.

– Гораздо ближе. И тебе никуда идти не надо.

– Подушку брать?

– Нет.

– Одеваться не хочется... – призналась я, поморщившись, потому что отневозможности заснуть уже сверлило в висках.

– И не надо. То, что на тебе, вполне подходит. Пойдём?

– Это точно не свидание? – опомнилась я.

– Ну вряд ли возможность поспать в тишине без матерных рулад можно назвать свиданием, – хмыкнул Артём.

– Тогда ладно, – расслабилась я. – Спать очень хочется, я устала.

– Так и подумал. Только придётся спуститься.

– Я сама допрыгаю по лестнице...

Но Артём без спросу сграбастал меня на руки.

– Постой! Я так ходить разучусь! – запротестовала я. – А у тебя руки отвалятся — столько меня носить!

– Не отвалятся. Будем считать это тренировкой по акро-йоге, – засмеялся Артём, осторожно снося меня по узким ступеням.

– Это ещё что за зверь?

– Парные занятия. Не волнуйся. Всё нормально, я просто хочу, чтобы ты отдохнула. Я тебя утянул в горы, мне тебя и носить.

Я улыбнулась и промолчала. Не могу не признаться, что такое утверждение былодля меня приятным. Ответственность, пожалуй, главное качество, которое нравится мне в мужчинах. Вместе с чистоплотностью и чувством юмора. А Артёмещё и красивый...

Однако у некоторых чувство юмора оказалось непомерным – величиной с миллиард в кармане. Я ожидала, что Артём привезёт меня куда-нибудь в тихий лесочек, но его чёрный автомобиль под кодовым названием «такси» через пять минут спуска к морю остановился перед пирсом. На лазурных волнах покачивалась красавица яхта с алыми, как в сказке, парусами.

– Нам туда, – улыбнулся Артём.

– Э-э... что это? – спросила я, оторопев. – Я же говорила, что на свидание не пойду...

– Какое свидание? – запросто сказал Артём и показал на себя. – Разве на свидание ходят абы в чём? Или в балахоне с пляжа?

– Н-но...

– Просто в море, поверь мне, очень тихо. И качает, как люлька младенца. Больше на сегодня тихих мест не осталось. Сезон в разгаре.

– Но это же целый корабль! – ахнула я.

– Шлюпки с катамаранами тоже разобрали. Так что пошли спать. У тебя будетотдельная каюта и абсолютная тишина.

Так и оказалось... Если чаек не считать, и плеск волн.

Только мне снова не спалось...

1Убийца проблем (англ.)

Глава 25

Артём

Я расположился под тентом на корме, уставший, как чёрт. Яхту под неоригинальным названием «Красные паруса» перевёл в дрейф, и она теперь тихо млела под солнцем в безопасной акватории. Как и я. Удачно тут придумали лежак. У меня как-то была яхта. Побаловался на ней, устроил гай-гуй на Ибице, сплавал в Монако. Там же продал и улетел домой налегке. Стало скучно, аж зубы свело, когда народ в яхт-клубе независимого княжества регалиями звенел, и среди них трое папиных знакомых. Однако теперь я был рад, что могу водить лёгкие судна сам. Нам с Гаечкой никого не нужно было. Достаточно моря.

Я стянул с себя поло, подсунул под голову подушку, раскинулся морской звездой – тут места ещё на троих хватит. В щель между веками лазурным, искристым туманом светилось море. Всего в нескольких метрах от меня, в каюте спала Гаечка. Наверное, сопела умиротворённо, подсунув под щёку ладонь. И мне можно было вздохнуть спокойно, но я возбудился. В солнечно-голубом мареве закружилось воображение: её обнажённая грудь с дерзкими ореолами розовых сосков, плавные бёдра, живот, нежная кожа, смеющиеся глаза. Несколько ступенек вниз, и там это всё в реале... По телу пробежало электричество. Стоп-стоп-стоп!

Вскрикнула чайка, яхту качнуло. Послышались шаги внизу. Я приподнялся на локтях, всмотрелся в лесенку, ведущую в трюм. Никого. Показалось. Я откинулся на подушки, закрыл глаза, и снова завертелось перед глазами. Трогательные пальчики на ногах, улыбка, вздёрнутый носик и шаловливые руки. О-о, нет... Спать! Только спать! Моя воля сильна.

Эля

Интересно, чем он там занимается? Выдаёт распоряжения по телефону? Загорает на палубе? По моему телу расползалась морёная, выдержанная солнцем усталость и я казалась сама себе итальянским сушёным помидором из банки. Я в очередной раз перевернулась на бок, прикрыла веки. И мгновенно увидела перед собой бронзовый, литой торс Артёма – мечту любого скульптора. Боже, как хотелось его вылепить! Провести пальцами по кубикам на животе, запомнить рельеф груди и красивых рук. Я зажмурилась сильнее, представила яремную выемку у основания шеи, гладкую кожу, разворот плеч, королевскую осанку. В моём животе завертелись жгутами пульсирующие змейки, голова закружилась. Блин, я же спать хочу!

Легла на спину. Начала считать вдохи и выдохи. Потом барашков. Затем слонов. Слоны кончились на трёхсотом, пошли строями ежи. В голове крутился дурдом и зоопарк, но заснуть не получалось. Словно откуда-то извне на альфа-волнах звучало имя «Артём» и, пульсируя, просачивалось под мою кожу. Гипноз? Эх, зря я согласилась поехать сюда, лучше бы вышла и устроила разгон сильно-пьющим дядькам через забор.

Я ведь сказала Артёму «Нет», я решила. В твёрдом уме и трезвой памяти. Отчего же я растекаюсь от одной мысли, что он в нескольких метрах от меня, и вокруг никого?.. Артём даже капитана выпроводил, лично взявшись управлять яхтой. Я очень удивилась – не знала, что он умеет. Впрочем, я по-прежнему слишком мало о нём знала. Только, кажется, это ничего не меняло. Сердце и мысли – всё было о нём.

Прошло минут пятнадцать. Или двадцать. А, может, час. Здесь ничто не напоминало о том, что время вообще существует. Было так тихо и спокойно, что в прозрачном плеске волн всё казалось ненастоящим, даже я сама представлялась себе миражом в бирюзовой пустыне.

Да, благородно было со стороны Артёма просто дать мне поспать, но, увы, моя дурная голова так и не выключилась. Надо спросить у Мастера – вдруг есть способ отключать мысли? Я б воспользовалась.

С другой стороны, сколько можно валяться?! Для моей деятельной натуры это было невыносимо. Громко выдохнув, я села на устланной чистыми простынями кровати. В каюте пахло, как в гостинице: ненавязчивыми моющими средствами и выглаженным бельём. Да и по виду от номера в отеле обстановка не сильно отличалась, разве только тем, что в круглый иллюминатор заглядывало море. Захотелось его вдохнуть, а ещё ощутить контуры собственного тела и одним глазком увидеть Артёма. Судя по тишине, воцарившейся вокруг, он спал. Или отправился в нирвану...

Чувствуя себя воришкой, я опустила ноги с кровати. Попробовала встать на левую – так себе ощущения, даже после лекарств. Надо было новокаином обколоть. Но на носок аккуратно опереться можно. Придерживаясь за мебель, я осторожно пробралась к лестнице. Узкая, хорошо. Подтянулась на руках, подставила правую ногу. Всего пять ступенек, а руки у меня сильные. И не шуметь. Ещё разбужу его... Я потихоньку выглянула из лестницы на заднюю часть яхты. Никого. Только тросы, отполированная до блеска небольшая палуба, мачты. А над головой приспущенные коралловые полотна парусов. Взглянула вперёд. Видно лишь возвышающуюся глыбу рубки.

Так же, в основном опираясь на руки и на перила бортиков, я пробралась к корме. Солнце уже не жарило, утратив дневной белый налёт. Переодевшись в лимонно-оранжевое, оно степенно поплыло к западу. Под полосатым тентом на мягком широком постаменте спал на подушках Артём. У меня дыхание перехватило: какой же красивый!

Потом я вздохнула: а ему заснуть удалось... Зависть. С другой стороны, он и устал больше.

И я снова засмотрелась на моего поцарапанного спящего бога. Стоило ловить момент, пока момент не поймал меня. Прохромала ещё немного и осторожно присела на другой край матраса, разрешив себе только смотреть. Но нет ничего слаще и намагниченней запрещённого – Боже, как же теперь хотелось до него дотронуться! До дрожи в пальцах и ускоренного сердцебиения. Я, как наркоман, честное слово. Только я не буду, ни за что! Я и так была слишком доступна...

Артём

Я сдерживался-сдерживался и, наконец, усталость взяла своё. Не заметил, как вырубился. Правда, Гаечка всё равно мне снилась, лёгкая, порхающая в чём-то прозрачном по облакам надо мной. Она то рассыпалась в сотню белых бабочек, то вновь превращалась в себя. И я её не мог поймать, а она дразнилась, щекотала и, стоило попытаться схватить руками, ускользала. И вдруг прикоснулась. Нежно-нежно, аж мурашки пробежали по коже. Я приоткрыл веки, в солнечном тумане Гаечка никуда не исчезла. Я проморгался. Да, и правда она! И не злится. Наоборот, улыбается виновато. Я мгновенно проснулся и подскочил.

– Прости, я тебя разбудила, – шепнула она. – На тебя сел какой-то здоровенный морской мух. Я испугалась, что укусит – там и так колено свезено.

– Спасибо, – обрадовался я. – Ты уже отдохнула?

– Мне не спится, – Она опять одарила меня виноватой улыбкой. И покраснела: – Не знаю, почему.

– Может, ты голодная?

Она покраснела ещё сильнее, а я прикрыл подушкой спереди шорты. Чёрт, в воздухе, кажется, не морские мухи летают, а электричеством всё пронизано. В вырез пляжного балахона видно полоску между её полными грудями, и тонкая ткань не спасает. Я вижу в Гаечке всё и сразу. Тень от светлой пряди на золотистой коже, пронзительную синь глаз, ресницы, позолоченные на краях, белесые, почтиневидимые волоски на руках и бёдрах; линию колен, смущённо поджатые пальчикина ногах. И губы. Нет ничего красивее! Дыхание перехватывает. Она просто рядом, а я как мальчишка. Надо взять себя в руки.

– Пить хочешь? – спросил я небрежно.

– Да. Жарко. – Она чуть оттянула от живота свой балахон.

Меня аж в пот бросило. Вставая, я так и не выпустил подушку, скрывая свою полную боевую готовность. На мгновение замешкался, забыл, где холодильник. Чувствуя на себе взгляд, развернулся спиной, отбросил на пол свой «щит» и пошёл за напитками. Уставился, как слабоумный, на джентльменский набор в баре. Мартини, Баккарди, шампанское Дом Периньон, ликёры, водка... Чёрт, зачем? Я же не пью. А она? Червяк внутри шевельнулся коварно, но я перевёл взгляд на другую полку. Нет, если она чего-то захочет, пусть это будет на трезвую голову. Я достал ледяную бутылку апельсинового сока, минералку и стаканы. От прикосновения холодного «готовность» снизилась. И я вернулся к Гаечке. Выставил всё на столик рядом. Откупорил бутылку, разлил по стаканам сок, облизнул губы. Пересохли отволнения. Чёрт, как от неё пахнет! Надо отсесть, не сдержусь.

– Ещё мороженое есть и всякие вкусняшки, – пробормотал я, чувствуя себя полнымкретином. Да я никогда с женщинами не волновался! Разве что на первом свиданиив седьмом классе. Или в пятом... А тут просто... дышать нечем. Я снова облизнул пересохшие губы. – Я принесу.

– Не надо, – сказала Гаечка.

Я встал, яхту качнуло на волнах, и я неловко сел обратно, коснувшись голымплечом её плеча.

Эля

Неужели он волнуется?! Или это моё любимое свойство перекладывать собственные ощущения на других? Яхту покачивало море, и вместе с ней волны распространялись по воздуху, уносимые щекочущим бризом, и по телу – с дыханием, и по моей голове. Хорошо, что Артём не принёс ни вина, ни чего-либоалкогольного, потому что я и так была пьяна. Где-то отголосками прибоя на берегу проносилось напоминание о том, что я сказала «нет». Но берега было не видно, аэлектричество во мне нарастало, заслоняя здравый смысл и всё на свете. И когдаАртём не удержался и случайно бухнулся рядом со мной, когда кожа наших предплечий соприкоснулась, мы обернулись друг на друга, посмотрели долю секунды и вновь потянулись губами к губам, будто чиркнули спичкой.

Мои пальцы запутались в его кудрях, его руки проникли под мой балахон. И через мгновение тот улетел куда-то. Морской ветер коснулся кожи со всех сторон – в контраст с горячими ладонями. Голая грудь вмиг была прижата к грудной клетке Артёма. Языки исследовали, врывались, губы посасывали, покусывали, пили друг друга так жадно, словно если мы остановимся, погаснет солнце. Последние мыслии сомнения взорвались в голове фейерверками, оставляя пустоту и радость. Артёмласкал мою грудь, мою талию, бёдра ненасытно, продолжая целовать. Я незаметнооказалась у него на коленях, алчная от того, что изнутри всё рвалось к нему, в него. С ураганной нежностью всё заслонило желание чувствовать. Вдруг Артёмотстранился от меня, посмотрел в глаза и сказал хрипло и взволнованно:

– Я люблю тебя.

Глава 26

Эля

Вас будил звон колоколов, врывающихся в послеобеденную тишину над степью так, что вы подскакивали и не могли понять, что происходит? А внезапный звонок в дверь, когда вы собрались устроить на двоих, пока родители на даче? Вас ошарашивал грохот обломившейся дверцы холодильника с последующим безобразием с разбитыми яйцами, магнитиками и бутылкой мартини на ламинате за секунду до прихода гостей? К подобному не бываешь готовым, оно просто случается. И ты что-то должна с этим делать. Признание Артёма было таким же. Неожиданным. Сногсбивающим. Я обрадовалась и растерялась, но ещё больше смутилась. И потому, закрыв грудь рукой, сказала:

– Нет.

Артём моргнул.

– Что нет?

– Не любишь. Ты же не имеешь в виду, что любишь в смысле любишь, а не в смысле что приятно целоваться или то, что ваш Мастер говорит... – пробормотала я, чувствуя себя глупее некуда. Над головой пролетела чайка и взглянула на меня, как на умалишённую.

«Господи, что я мелю?! Разразись гром, ударь меня молнией, пожалуйста, а то я сейчас окончательно с ума сойду, и он выбросит меня с яхты — с глаз долой! Кажется, уже злится!» Я сглотнула. Артём нахмурился.

– Я не бросаюсь такими словами, – сказал он хмуро. – И если говорю, значит, именно это и имею в виду. Извини, если...

Обиделся. У меня мурашками покрылись руки. А глаза Артёма потемнели, в них была не просто обида, а взаправдашняя, глубокая и острая боль. Казалось, он вот-вот втянет сквозь зубы воздух. Боже, да как же я... Это из-за меня?! В следующую секунду он отведёт глаза, жалея о сказанном, и всё! Моё сердце забилось на сверхзвуке, отметая мысли о том, что я ужасно боюсь его предательства, боюсь боли, боюсь несерьёзности, боюсь!!! Но страшнее стало, что Артём снимет меня со своих бёдер, встанет и уйдёт, и ему будет больно. Может, даже больнее, чем мне? Как его остановить? И вдруг вспомнилось, что сказал мне Мастер: «Для того, чтобы любить, надо стать бесстрашной». О чёрт! Это же так трудно! Попробую...

Я набрала в грудь воздуха и, пока не испугалась ещё сильнее, выпалила:

– Ну если ты имеешь в виду то что имеешь в виду и без всяких там этих просто так потому что секс и прочее Боже только не останавливай меня я сама собьюсь потому что кажется я тебя тоже! Вот.

Артём снова моргнул и уставился на меня недоумённо – видимо, у него в голове процессор работал медленнее, чем я тараторила.

– Тоже?.. – Наконец, переспросил он.

– Да, – кивнула я и сама с него слезла. Голая грудь мешала. Такие разговоры определённо нужно проводить одетыми! И так неловко и страшно. И вообще чёрт знает что! Не понимаю, почему слово «ненавижу» сказать легко, а слово «люблю» ужасно трудно?! Почему?! Но, на мой взгляд, лучше о чувствах говорить в чате, чтобы в глаза не смотреть, и чтобы Он не видел совершенно дурацкого выражения на моём лице.

Сердце стучало в ушах, в висках, везде! Приз за самое идиотское признание я завоевала по праву. Впрочем, уже поздно, он обиделся и теперь точно возьмёт свои слова обратно, подумав здраво, зачем ему такая взбалмошная особа, которая болтает неизвестно что... И сбежать некуда, вокруг Чёрное море! Я идиотка!

Я потянулась к своей тунике. Тёплая ладонь Артёма легла на мою руку.

– Гаечка...

Я подняла глаза. Артём улыбался, немного неуверенно, но улыбался! И у меня на сердце потеплело. Секундой назад замёрзшая в этой жаре, я тоже оттаяла и улыбнулась.

– Да?

Он повторил:

– Гаечка, ты тоже?

Я закусила губу. Боже, как хочется утонуть в его лучистых радужках, как хочется, чтобы они всегда так же светились, глядя на меня, как хочется не ляпнуть очередную глупость от зашкаливающего волнения!

– Да. Я тоже да.

Артём потянулся ко мне, и теперь я уже никуда не могла сбежать даже в пределах яхты, так крепко он прижал меня к себе. Зарылся носом в волосы. Замер. И я тоже, слушая, как он дышит, и как часто бьётся его сердце – в такт моему. Откуда-то исподволь к уголкам моих глаз подкрались слёзы. Только б не расплакаться! Но неужели правда всё хорошо ? У нас с ним?

Артём чуть отодвинулся и посмотрел мне в глаза с невероятной нежностью.

– Спасибо, Эля... Это так много для меня значит! Я люблю тебя. Люблю как люблю. Просто люблю. Чтобы ты больше ничего не придумала.

– Ты так красиво улыбаешься, – прошептала я смущённо. – Когда по-настоящему...

И Артём поцеловал меня, а я в очередной раз удивилась, какими мягкими, почти шёлковыми могут быть его тёплые губы. За его пальцами по моей коже струились ручейки мурашек. И туда же убегали мысли. Ни одной здравой. Артём оказался сверху, поглаживая меня и лаская. Кожа к коже, движение навстречу. И туман в голове. Так хорошо! Наш поцелуй был долгим и упоительным. На этот раз Артём изучал меня не жадно, а осторожно, медленно, словно к нему в руки попало редкое сокровище, а он его не видит и познакомиться может лишь губами, кончиком языка и подушечками пальцев. И эта воздушная деликатность возбуждала не меньше страсти. Меня снова посетило чувство, что всё происходящее правильно. И может быть только так и никак иначе.

Приятно до дрожи было ощущать его упругие мышцы под атласной кожей, его сильную шею, жёсткие кудри на затылке, его живот. Мы перетекали друг в друга с каждым движением, с каждой лаской, готовые лишиться собственных контуров. Казалось, что с признанием в Артёме исчезла жадность, и он по-настоящему расслабился. А с его расслаблением пришло и моё. Захотелось продлить это мгновение, ведь оно могло улететь к перистым облакам в вечернем небе, и потому я шепнула, пробуя на вкус забытые, но такие желанные слова:

– Я люблю тебя!

– Боже, Гаечка, ты любишь! – выдохнул Артём. – И я тебя! И хочется повторять.

– Повторяй.

Тогда он тихонько, на ушко, словно боялся, как бы не подслушали бычки и крабикина дне, принялся повторять нараспев свою «люблю». И я продолжала таять, превращаясь в зефирку на огне, в который за ненадобностью крупными каплямистекали мои страхи. Потом его ладонь оказалась на моих трусиках, нырнулавнутрь, но остановилась. Артём взглянул на меня, хмельной:

– Ты такая красивая! Можно?

– Да...

Он медленно снял с меня трусики, чуть подтянул к себе, провёл ладонью по животу. Снова замер, любуясь, а в моих бёдрах закружились, щекоча, сотни светлячков в ожидании момента, когда можно будет вырваться наружу и замерцать. Артёмласково коснулся моей ноги:

– Болит?

– Сейчас нет, – прошептала я, совершенно забыв о травме.

И вдруг он поцеловал мои пальцы на ногах. Один за другим – так, что у меня головазакружилась! А я даже не знала, что моя стопа настолько чувствительна! Я застонала, и сквозь туман в ресницах увидела, как мой любимый улыбается. Красивый! Как бог! Оторвавшись, Артём проговорил:

– Они такие трогательные! Самые красивые пальчики на свете!

Я приподнялась.

– Позволь, я...

– Нет, сегодня ты только отдыхай, ты устала, – шепнул он. – Уж раз ты не спишь...

Я снова оказалась на подушках. А Артём опустился и припал губами ко мне. Я закусила губу, стон всё равно вырвался. Бёдра произвольно сжались, он развёл их руками и продолжил поцелуй там. Нежный, вкусный, сводящий с ума. Я откинулась назад, прикрыв ресницы. И поплыла в тонких пряностях удовольствия, борясь с накатывающим в следующую секунду желанием сбежать – так нестерпимохотелось ещё и хотелось прекратить одновременно. Но ладонь Артёма на моёмживоте удерживала меня, а губы и язык заставляли верить, что солнечные зайчикисияют не на поверхности моря, а во мне, будто я сама стала водой.

Я почувствовала, как он мягко вошёл в меня. Лаская даже внутри, медленно иплавно, почти гипнотически. Яхта качалась вместе с нами, а я плыла... в ощущениях, в удовольствии, в нём, окутанная его теплом, запахом, нежностью. Егоруки на бёдрах, на груди, его губы к губам. Артём направлял меня и не останавливался, периодически ускоряясь, а затем вновь возвращаясь к спокойному ритму, лишая меня мыслей и нежно переворачивая, убаюкивая и снова возбуждая почти до предела. Всё слилось в единое целое — солнце, плеск моря, касания любимого внутри и снаружи. И волны. Единый ритм, единое дыхание. Артёмперевернул меня на живот и вдруг задвигался с нарастающей скоростью, доведя себя и меня до пика. Я закричала, он застонал. Изнеможение, горячее, солнечное, сладкое. Так не бывает!

Артём лёг рядом со мной, поцеловав, притянул к сильной груди и прошептал:

– Ты — моё море.

Я вздохнула, укладываясь на его плечо. Полежала, слушая, как он дышит. А потомсказала:

– Интересно, когда мы занимаемся сексом, нет никаких сомнений, и всё сразу правильно. И в первый раз, и сейчас. Почему?

– Потому что это действительно правильно. Разве теперь ты сомневаешься? – онвзглянул на меня с беспокойством.

– Нет. Но вдруг тебе позвонят, ты вернёшься в свой мир, а я в свой, и правильногобольше не будет... И ты перестанешь быть таким... Мне не нравится ковбой Мальборо, мне нравишься ты.

Он расслабился и тихонько засмеялся.

– Даже если позвонят, какая разница? Это ничего не изменит. Я буду с тобой такой, какой есть...

– Не обманываешь?

– Нет. – Он помолчал немного, повернулся на бок и, убрав прядь с моего лба, добавил: – Чтоб уж совсем не обманывать, я должен тебе кое в чём признаться...

Я затаила дыхание. В чём? Обычно так начинаются плохие новости, но обмана я больше ни от кого не потерплю, лучше знать сразу! Боже, как не хочется!

– На самом деле, не совсем правда, что «я не бросаюсь такими словами»... Ты первая, кому я вообще это сказал. Про любовь.

Я опешила.

– Погоди, но ведь тебе, кажется, тридцать шесть...

Он пожал плечами.

– Ну да. Ведь я действительно «не бросаюсь такими словами».

Я еле сдержалась, чтобы не присвистнуть от удивления. Золушки, Спящие красавицы и принцессы всех сказок, вам теперь до меня не угнаться! Как же этобыло приятно! Увы, Артём явно ждал моих слов в обмен, и я начала, нехотя:

– А я... – Замялась. Ужасно не хотелось говорить, что да, я любила, и ошибалась. И каждый раз, когда произносила «Я люблю тебя», фраза становилась роковой, и всё заканчивалось плохо. Наверное, поэтому мне было не по себе и сегодня. Хоть мудрый Мастер и призывает общаться с реальным человеком, а не с призракамипрошлого, куда деть всех этих призраков? Их много, и они по-прежнему ранят. – Я...

– Не говори, – остановил меня Артём. – Я вижу, тебе не хочется. В целом, это и не важно. Важно, что ты со мной. Сейчас. Этого достаточно.

И зазвонил телефон.

* * *

Артём

Я ещё никогда себя так не чувствовал – полно. Я был сейчас весь тут, с ней, с моей Гаечкой, самой воздушной, светлой, как облако. Смешной. Опьяняющей. Гаечкасказала, что любит, и я поверил. И вдруг стал реальным. Я. Не кто-то другой. Не иностранец, которому рады; не чужой, делающий вид, что свой в доску; не ученик, не любовник, не босс, не Артём и не Андрей. Не роль... Просто Я. Так свежо!

Боль ушла, а с ней отпустило то, что спутывало меня всегда — вязкое, безымянное, неудобное. Вроде бы ничего не случилось – ни солнечного затмения, ни магии, ни кирпича на голову, но панцирь, с которым я жил всегда, исчез в тысяче солнечных бликов на волнах. Стоило мне принять боль, углубиться в неё и пойтинавстречу... Я был уверен на сто, даже двести процентов, что Гаечка не ответит мне взаимностью. Я сказал себе: «Никто не обязан тебя любить. Любишь сам? Люби. Будь честным».

Но меня подвела интуиция. И вдруг стало хорошо. Как никогда не было. Вообще никогда.

Зазвонил телефон, но я не взял. Даже не глянул, кто. Мир подождёт, я в отпуске. Я вообще отключил трубку и спрятал под подушку. Будем здесь, пока не надоест. Очень кстати Мастер объявил завтра выходной.

– Видишь? – показал я на подушечный курган над телефоном Гаечке. – А ты боялась! Нет ковбоям! Хочешь, шляпу съем?

– У тебя нет шляпы, – ответила моя девочка и развеселилась, словно её тоже что-то отпустило.

Расслабившись, она заснула, наконец. Я усмехнулся про себя: нашёл-таки способ её уложить. В шортах снова затвердело, заныло требовательно. Но ничего, не мальчик, потерплю. Зато она выспится как следует.

С вечерним сумраком пришла прохлада. Я осторожно отнёс Гаечку в каюту и укрыл. Она только поворочалась немного, пробормотала что-то сквозь сон и высунуланогу из-под пледа. Я не удержался, поцеловал пятку, а потом поднялся наверх ивсё-таки раскопал телефон из могильника. Отэсэмэсил ребятам задания, они не маленькие, если есть сложности, сами разберутся; предупредил Вована, что нас не будет, перевёл ещё денег за аренду яхты и снова вырубил на режим полёта. У нас свой ретрит...

Звёзды в чёрном небе сверкали, как бриллианты на Роллексе – слишком, донеприличия яркие. Но это было хорошо – значит, шторма можно не ждать. Побудемс моей девочкой Робинзоном Крузо и Пятницей под красными парусами. Велик был соблазн увезти её на необитаемый остров, чтобы ни души рядом, чтобы только моя и только со мной. Но мы так не договаривались, а вот побродяжничать немноговдоль берега – пожалуйста. Куда захочет, туда и повезу. Включив сигнальный маячок в рубке, чтобы ненароком на нас не наехал заезжий лайнер или катер пограничников, я пошёл к Гаечке. Сел рядом помедитировать, как обычно, перед сном. Но вдохнул спящее чудо, пахнущее цветами и абрикосами, и через минуту тоже провалился в сладкий, почти детский сон.

Утром мы проснулись вместе. Одновременно моргнув, посмотрели друг на друга иулыбнулись. Серо-голубые глаза Гаечки засияли, и я подумал: наверное, в этом иесть счастье – просыпаться с тем, от кого хорошо. Я притянул её к себе, и мы занялись любовью. Не сексом. Хоть по десятибалльной шкале он был на все одиннадцать. «У нас всё правильно» – сказала вчера Гаечка. Так оно и было: химия, магия, совпадение или когеренция – как ни назови, но мы были с ней, как желток и белок в одном яйце, как палец и напёрсток, как шарик для гольфа и лунка– идеальное сочетание. И не только в сексе.

* * *

Меня всегда добивала фраза «Счастливая женщина ведёт себя, как ребёнок». Считал это идиотизмом, оправданием инфантильности и избыточного кокетства. Новидимо раньше я не встречал счастливых женщин. Хотя нет, я просто не был знаком с Гаечкой! У неё ужасно заразительный смех и прекрасное чувство юмора, амимика! Смехотура моя, она даже хромала залихватски. С ней было легко! Мы дурачились вместе, как школьники. Плавали голышом, благо, её нога в воде совсемне болела. Целовались. Ели руками, зверски проголодавшись. Выстроили наподносе башню из фруктов, украсив зонтиками для коктейлей, а потом разрушили, поедая строительный материал. Смеялись и снова целовались. Говорили офильмах, книгах и всяких мелочах, из которых собственно и состоит жизнь. Обнаружилось, что один из Новых годов в детстве - причём один и тот же, мы провели одинаково - наелись до отвала и смотрели до утра "Назад в будущее" все серии. Мы оба терпеть не могли "Ежика в Тумане" и "Властелина Колец" и обожали"Карлсона". Она не выносила политику, я был с ней осторожен. Она тоже любилацентр Москвы и Старый Арбат. И помидоры. И осень!

Мы сплавнули к безымянному острову и покормили альбатросов, спасли медуз, таявших на камнях, и вернулись к яхте. Гаечка рассказывала о детях, которых учитрисованию. И как художник замечала всё: красивые очертания берега, причудливую форму облака, ритм накатывающих волн. И мир разворачивался передо мной, как карты Таро, – неочевидное становилось видимым, а видимое — загадочным. Гаечка отказалась плыть в Коктебель или в Патернит, но пиццу и креветки мы умудрились заказать и получить на пирсе в Ялте. К вечеру я уже точно знал – этомоя женщина, и одного дня счастья мне мало. Я хочу её везде с собой. Всегда. Мысль об этом витала надо мной, когда мы лежали рядышком на палубе иразглядывали вечереющее небо, по которому быстро плыли облака.

Я приобнял Гаечку.

– Давай по возвращении займёмся твоими ножками. Я хочу, чтобы у тебя ничего не болело.

– Я тоже хочу. Но врачи говорят, это вопрос времени. Просто нужно подождать. Вотя и жду, я терпеливая.

– У меня в фонде есть покруче специалисты. Всегда нужно иметь альтернативное мнение. А лучше десять. Чтобы выбирать.

– Лучшее - враг хорошего. Ты не смотри, что я хромая тележка, по облакам я очень даже хожу и бегаю. – Гаечка подняла вверх ноги и принялась весело топать по ним. – Вот. А ты так не умеешь!

Я тоже задрал кверху босые пятки. И мы, балуясь, принялись перескакивать с облака на облако, как по ступеням, шагали и даже пытались пинать тучки, как футбольные мячи. Ничего не делать было странно, и здорово. Однако, набесившись, я посерьёзнел и спросил:

– Как это случилось?

Гаечка пожала плечами.

– Сначала я просто неудачно подвернула ногу. Танцевала, попала в ямку исломала. Заметь, не пьяная. За секунду вырос такой сизый шар на щиколотке, бо-ольно было, кошмар! Я в тот момент и не поняла, что произошло. Папа теперь кричит со страшными глазами: «Не танцуй», стоит мне немного бёдрамипошевелить. А я люблю танцевать, ужасно этого не хватает. Жду-не дождусь, когдасмогу. Сальсу, например... Эх... А потом в Москве меня сбил один урод на чёрномПорше. Почти полгода назад.

– Что? – У меня пересохло во рту. – Ты же в Новочеркасске живёшь...

– Ну, я же не приписана к нему, как крепостная крестьянка, – засмеялась Гаечка.

– Ты дорогу переходила? – осторожно спросил я.

Она мотнула головой:

– Нет. Как оказалось, водитель просто гонялся, как в фильме «Форсаж». С другимтаким же богатым уродом. И наехал на тротуаре. Возле метро ВДНХ.

Холодный ком провалился в желудок, мои ладони стали влажными.

Нет!!! Не может быть!!!

Глава 27

Эля

Целые сутки я была в раю. Моё сердце стало большим, как море. И спокойным.

Артём, Артёмушка, Тёмочка, Артёмка, он был рядом со мной, и ничего не могло быть лучше! Как удивительно, что всего за сутки человек может стать самым родным на свете! Прав был Мастер: «Ты живёшь или в страхе, или в любви. Других вариантов нет. Эти вещи несовместимы1». Мне надоело бояться, я прыгнула в любовь, и не прогадала: радости в воздухе, оказывается, хватало, причём с избытком!

Мне нравилось в Артёме всё: как он мило морщит на солнце нос, как уверенно справляется с яхтой, заставляя алые, сказочные паруса подниматься над нашими головами. Мне нравилось, как он смеётся; тембр его голоса, когда рассказывает очередную потрясающую историю из своей бурной, удивительно насыщенной жизни. Я больше слушала – это было так приятно – просто слушать! А запах, его собственный, с нотками умопомрачительного парфюма, просто сводил с ума. Мой Артём был идеален, как сон, который пытаешься удержать утром. И хотелось кричать «Спасибо» небу, морю, воздуху, Вселенной... и ему самому – за то, что существует на самом деле.

Как жаль, что к вечеру следующего дня Артём засобирался, словно вспомнил о чём-то важном. Он направил яхту к берегу Алупки и, будто оправдываясь, сказал:

– Завтра в пять утра йога, а у меня с собой коврика нет.

Я поцеловала его в нос, в губы, в красивый подбородок и кивнула:

– Против йоги ничего не имею, но можно ты позанимаешься, а я посплю?

– Тебе можно всё, – сказал Артём и потёр переносицу.

Кажется, он устал. Мой хороший!

Я поднялась на одном носочке и, обнимая его за талию, шепнула в ухо:

– Тогда я дам тебе сегодня выспаться. Скроюсь в свою каморку Гарри Поттера и клятвенно обещаю ночью к тебе не приставать.

Он покривился.

– А, знаешь, Гаечка, с этим надо что-то решать. Каморка эта твоя... Нет, она тебе не подходит. Я решу с ней. И с гостиницей с целом тоже.

– Скоро Женька поправится, и половина йогов уедет. Судя по брони, не все приехали на полный срок: трое на неделю, ещё пятеро – на две. А ты, кажется, тоже бронировал только на неделю. Потом уедешь?

Сердце дрогнуло. Артём задумчиво покачал головой:

– Пока твои проблемы не решу, не уеду. Вопрос с прослушкой, как минимум. И ещё кое-что надо выяснить... – Он замолчал, уносясь куда-то мыслями, потом вдруг виновато улыбнулся.

– Ты меня тоже задействуй, – сказала я, а сама мысленно загадала, чтобы Женьку долго и качественно лечили в Склифосовского – до полного выздоровления, а ушлые шпионо-бандиты проникали ночами в наш гостевой дом и наперегонки с ежами создавали видимость активной криминальной деятельности. Но только без последствий! Просто так, чтобы мой Артёмушка был со мной. Здесь. Сейчас. Всегда!

Я заметила, что после разговора об аварии Артём немного изменился. В его улыбке появилась задумчивость, а в ловких до этого движениях – угловатость. Он пару раз ударился об угол рубки, ронял то одно, то другое. А во взгляде, то и дело касавшемся моих ног, сквозили грусть и сострадание, но главное – любовь никуда не ушла. Я её чувствовала! Я была тронута, и очень хотела, чтобы он не переживал обо мне.

– Да я в порядке, – убеждала я любимого весело, хоть и немного врала. – Смотри — наступаю. И нога уже совсем не болит! Мазь вместе с водными процедурами сделали своё дело. Всё хорошо!

– Хорошо, – эхом отозвался Артём и поцеловал меня в лоб.

Берег неумолимо приближался. Закат над морем плавился, как персиковая свеча, и всё громче стрекотали в Воронцовском парке цикады. Скоро наш временный приют счастья под алыми парусами был сдан из рук в руки черноусому владельцу, похожему на остепенившегося пирата в футболке с якорем. Я заметила, что Артём хмурился, разговаривая с ним, и потом немного, когда мы ехали обратно на его чёрном «такси». При взгляде на меня он вспоминал об улыбке, а затем погружался во что-то своё. И на его лоб, красивый и высокий, ложилась тень. Я догадалась, что он совсем устал. Так что теперь наступила моя очередь дать ему выспаться. А то мы, как двое сумасшедших, отсидевших по двадцать лет в камере-одиночке, едва достигнув пика, затихаем ненадолго, но через минуту притягиваемся друг ко другу и начинаем снова. Это был упоительный, сочный, то нежный, то безудержно страстный секс. Хоть яхту не сломали, но за малым... Пират в футболке не знал, что рискует плавучей движимостью.

В усаженном розами и олеандрами саду нас встретила Милана, уперев руки в боки:

– О, это вы! Явились! Между прочим, пока вас не было, тут такое было, такое!

А я и забыла, что она вообще существует! Однако, здравствуйте. Какая же она крикливая.

Артёма приём Миланы не смутил, он усмехнулся небрежно:

– Парад ящериц или крысиные гонки?

– При чём тут гонки?! – возмутилась Милана и тут же вытаращилась ошеломленно: – Ой, тут что, есть крысы?!

– Пока только ежи, – сказала я, не чувствуя ни малейшего раздражения к нашей хорошенькой стерве. – Но если очень нужно, можем и крыс завести. За ваши деньги любой каприз...

– Не-ет!

Реакция Миланы была смешнючей. Мне показалось, или у неё волосы на затылке вздыбились, как у попугайчика. Даже Танюшка с косичками, наблюдающая за нами с веранды второго этажа, захихикала.

А потом Артём спросил:

– Гаечка, ты до своей комнаты доберёшься или тебя доставить?

– Доберусь, конечно!

Артём поцеловал меня в макушку и ушёл в Женькины апартаменты к своим орлам. Милана шагнула ко мне и с видом разоблачительницы страшных тайн заявила:

– А я выяснила, кто тут миллиардер, между прочим! Так что ты не радуйся!

Ох, глупенькая... Я кивнула ей с улыбкой, посмотрела на закрывшуюся за Артёмомдверь, прислушалась к мужским голосам и вдруг тоже поймала шлейф витающей в воздухе грусти. Нет-нет, – поспешно сказала я себе, забывая про Милану, – ничегоне закончилось, завершилась только наша чудесная прогулка на яхте! У нас с нимвсё только начинается, я уверена!

Только сердце внезапно сжалось, предчувствуя что-то…

Фырканье сбоку заставило меня вспомнить о нашей беспокойной Барби. Я посмотрела на неё со вздохом:

– Так что тут случилось в наше отсутствие?

– Драка!

– Вот как? – я на самом деле удивилась: йоги были на вид мирными, неужелидостаточно выходного, чтобы начался бой быков – правы были люди про «тихий омут». – И в ком же проснулся боец?

– В твоих работничках, – язвительно заявила Милана. – Или кем они тебе приходятся? Тот, кто менял замки, Сергей, подрался с каким-то местным, заявившимся сюда ночью. Столько было шума!

– С Игнатом? – ахнула я.

– Не знаю, чернявый такой, симпатичный. Орал, кстати, что пришёл к тебе!

Хм... Вот так живёшь себе - живёшь, никому не нужная, хромаешь потихоньку, апотом бац, и становишься роковой женщиной. Заочно.

– Шикарная была сцена, почти постановочная, как в хорошем боевике. Жаль только, очень быстрая, – послышался голос справа.

Я обернулась — это был Володя. Волосы мокрые, на плече пляжная сумка. Он как всегда с улыбкой кивнул мне:

– Хорошо отдохнули? Как нога? Смотрю, ты уже стоишь сама.

– Да, спасибо, всё хорошо, – пробормотала я. – Надеюсь, в драке никто не пострадал?

– Нет, – хмыкнул Володя, – твой Сергей просто выставил, как я понял, непрошенного гостя из холла первого этажа на улицу и там доходчиво всё разъяснил, чтобы тому не хотелось возвращаться.

– А-а, – протянула я.

– Думаю, не вернётся, – добавил Володя. – Такой контингент прекрасно понимаетязык силы.

– Я так испугалась! Так испугалась! – причитала Милана. – Крики среди ночи, шум! Даже Максим Аристархович выскочил!

– Эм-м, Максим Аристархович, это кто? – не поняла я.

– Максим, из Питера, который с супругой Вероникой, – пояснил Володя.

– Ах, тот милый дедуля, – пробормотала я.

– Не дедуля, а вполне ещё приличный мужчина немного в летах, – с торжествующей улыбкой поправила Милана. – Между прочим, это он миллиардер.

Я аж закашлялась. Милана похлопала меня по спине, ладонь у неё была тяжёлая, как у борца. Видимо, маникюр с инкрустированными кристаллами добавлял веса. Володя усмехнулся и пошёл к себе, махнув нам рукой.

– Да что ты! – сквозь слёзы воскликнула я. – Миллиардер... Как ты узнала?

– Ну, не миллиардер, конечно, но сеть офтальмологических клиник по стране у негоимеется. Очень крутых клиник! Я проверила!

– Это что-то меняет? – поинтересовалась я, пытаясь не смеяться. – У него ведь милейшая жена, и они явно души друг в друге не чают. Такие одуванчики-зайчики, одинаковые совсем.

– Подумаешь! У меня тоже муж, – заявила Милана и вдруг моргнула и скорчиласнисходительную гримасу: – Ха, ты думаешь, у меня на него планы?! А вот и нет! Как же люди привыкли мыслить шаблонно и судить по себе! Нет у меня никаких нанего планов!Головой надо думать, головой! - она постучала по блондинистой макушке, словно внутри были мозги. – Просто любопытно стало, я и выяснила. Отменя, между прочим, ничего не скроется – такой характер. Муж говорит, что у меня прекрасные аналитические способности и склонность к дедукции.

Вот как это теперь называется! Нестандартный поворот. Интересно, а про то, что«любопытной Варваре на базаре нос оторвали» ей муж не говорил?

– И как же тебе удалось обнаружить подпольного миллионера? – спросила я.

– Тебе скажи, – с превосходством выпятила нижнюю губу Милана, но сама не выдержала и призналась: – Хотя ладно, мне твой кузен, тот что в очках дурацких, рассказал, когда мы кофе пили. Он мне и данные в интернете по сети клиник показал. Милый у тебя братец. Жаль, что страшненький такой.

– Зато с чувством юмора, – заметила я. – Больше ничего из ряда вон не происходило?

– Да нет, – пожала плечами Милана, – электричество отключали часа на два. Заходил бывший хозяин гостиницы, тебя искал; горничная с ним разговаривала итвой брат; в третьем номере потёк кран; у соседей через забор сгорел шашлык. Воняло ужасно! И так мяса захотелось, а я же мучаю себя веганством – радифигуры, а тут шашлык! Аж желудок свело!

– Ясно. В общем, всё хорошо, – выдохнула я, поражаясь тому, что даже речь Миланы теперь казалась мне милой. – И ты б не мучила себя, хочется мяса, ешь. Как там у вас в йоге Володя говорит постоянно? Главное ахимса — принцип ненасилия. Себя тоже не стоит насиловать...

– Будто ты понимаешь в йоге! – сказала важно Милана.

– Да нет, где уж мне...

– Но... может, ты и права, – внезапно смягчилась наша Барби. – Только ты уж как-нибудь разобралась бы, с кем ты. То с Тёмочкой мутишь, то с этим чернявымбандитом.

– С бандитом у меня нет ничего общего.

– Да ладно! Стал бы он тут серенады под окном завывать и драться из-за тебя. Очень странно, если у тебя с ним всё ровно.

– Действительно странно, – согласилась я.

– А с бывшим хозяином гостиницы, тоже Сергеем, у тебя ничего нет? – вдруг настороженно, как кошка, услышавшая шорох, осведомилась Милана.

– С Серёжкой Самохваловым? – удивилась я. – Нет, конечно. И быть не может.

– Ну, ладно... Я хотела спросить, где вы были? Артём и ты? Вас все обыскались вчера. В больнице или где?

Ясно, это «радио Би-Би-Си» само не остановится, а разговоры ни о чём уже началименя утомлять. Болтовня и сплетни вообще, как мне кажется, – пустая тратаэнергии. Во мне же было так много светлой, сладкой, пропитанной солнцем иАртёмом, что спускать её попусту не хотелось. Я впервые в жизни почувствовала, что у энергии есть вкус, у любви есть вкус, тонкий, изысканный, редкий. А деликатес не стоит разбрасывать курам, даже очень симпатичным. Так что я сказала:

– Всё хорошо, Милана. Извини, я пойду. Устала. Переодеться хотелось бы и душ принять.

– Через час на веранде второго будет совместный ужин! – крикнула мне вслед Милана.

И я снова изумилась: что ей до меня? Претензии кончились, захотелось навестимосты?

Я направилась через сад к себе. Какой же он был удивительно красивый! Яркие лепестки роз, эротичных и невинных одновременно, сине-белые страстоцветы, местами уже превратившиеся в крошечные зелёные арбузики маракуйи,свисающие со стен беседки; белые и розовые бутоны олеандров, мелкие голубые ибелые соцветия, рассыпавшиеся ковриком по центру газонов. Каждый цветок как шедевр кого-то свыше! Не повторить ни одному скульптору. Однако несмотря на то, что до Бога в творчестве мне было не угнаться, ужасно захотелось творить. Возможно, сделать макет моего проекта. Отчего не воспользоваться временем, пока мой любимый занят? Надоедать не стоит – это я знала точно. На моих глазах разрушились ужасно красивые отношения моих друзей Ромы и Марины, когда онапросто не отпускала его от себя ни на минуту: опутывала объятиями, поцелуями, смсками, звонками. Нет, я так не буду, пусть у каждого из нас будет свободное пространство, и тогда наши отношения не рассыплются, как сгоревшая пенька, имы будем вместе долго-долго. Возможно, когда-то станем такими же трогательными, старенькими одуванчиками, как Максим и Вероника из Санкт-Петербурга... Я улыбнулась своим мыслям: надо же, я уже строю планы о будущемс Артёмом!

Все наши йоги, встречавшиеся на пути, приветствовали меня, заговаривали, улыбались и говорили что-то милое. Некоторые, заслышав мой голос, выглядывалииз окон или с веранды, выходили навстречу. Казалось, они тянулись ко мне и не могли пропустить. Даже подруга Миланы будто соскучилась. Все лица были ещё более дружелюбными, чем обычно, и почему-то красивыми. Мне было приятнотакое внимание, в сердце хватало улыбок, хоть и хотелось уединения. Наверное, у любви есть не только вкус, но и аромат. Как у розы. И все его чувствуют...

1Юрий Менячихин

Глава 28

Артём

Одному Богу известно, что мне стоило себя не выдать... Я вспомнил все хитрости НЛП и с невероятным усилием воли отрешился от того, что поднимало муть в душе – грязную пену, наполненную не только песком, но и осколками. Они царапали. До крови. Я заставлял себя их не чувствовать и улыбался. Наблюдал.

Глядя на мою Солнышку с едва заметными веснушками на вздёрнутом, весёлом носу, болтающую босыми ногами над палубой, я вдруг осознал: недолго же я прожил без боли! Но теперь пришла другая, более тёмная, пугающая и опасная – вина. Я думал, что знал её хорошо, но в любой дыре есть свои слои, своя глубина. Меня затягивало в чёрную скважину с каждой секундой. Удастся ли вынырнуть? Или стоит остаться, принять и это? А как она примет?

Гаечка невинно и отстранённо разглагольствовала об богатых уродах, которым всё позволено, и о том, как она их ненавидит. Я был одним из них. Первым порывом было сразу рассказать ей всё, выложить начистоту, а потом я затормозил. Она была такой счастливой... Разрушить её радость можно двумя словами, имею ли я на это право? Вдруг это совпадение?! Где-то на задворках сознания я с изумлением отметил для себя: надежда – не благо. Она прямо пропорциональна страху. Нет ничего хуже надежды! Она ничего не значит. Надежда – лишь табличка, указывающая на страх в твоей душе, как указатель, к примеру, на Воронеж. Моя надежда была отражением вязкой пустоши размером с океан.

Я говорил себе: надо проверить, надо влезть в записи веб-камер, в архивы ГИБДД, да хоть к чёрту в задницу, но выяснить точно – она это была или не она в тот проклятый вечер возле метро ВДНХ. «Боже, только бы не она!» – молился я про себя громким ором, но, кажется, уже знал ответ. При взгляде на её точёные ножки со светлыми пятнышками шрамов у меня внутри холодело и скручивало от боли. Словно не её, а мои мышцы, кости, суставы были разбиты «уродом на чёрном Порше», а потом так долго и мучительно срастались.

Гаечка лихо шутила и заверяла, что сейчас у неё ничего не болит, а я знал – обманывает. Откуда взялась эта способность зеркалить чужую боль? Не знаю. Не было никогда. Может, это побочка? Может, когда полюбишь, сердце не различает больше – своё или чужое? Просто есть боль, одна на двоих. Я обещал Гаечке не обманывать, но... я не могу сказать ей правду.

* * *

Я ворвался в «штаб-квартиру» моих орлов. Там сидел один тощий птенец — хакер всея Руси, остальные где-то шлялись. Я сходу захлопнул дверь и без здрасьте рявкнул:

– Мне нужны срочно данные по Эльмире Барятинской и тому, что с ней случилось в Москве!

– А-а шеф, вы уже знаете? – отъехал от стола на кресле Дэн, вытирая с верхней губы кефирные усы. На ноутбуке ценой в тысячу евро красовалась россыпь крошек от булочки. Пофиг.

– Что знаю?! – прогромыхал я.

– Я звонил вам, звонил, вы трубку не брали, – заявил Дэн. – Дело в том, что я вас не послушал и по Эльмире тоже начал проверять. Не зря! Представьте, передатчик, усиливающий сигнал, обнаружился у неё в номере! Точнее, совсем рядом, в нише у двери. Плюс у неё были основания вам навредить: вы лично завернули её проект инсталляции на конкурсе скульпторов в Burning Man в позапрошлом году, обломав все шансы получить премию и спонсорскую помощь на реализацию. Для молодого таланта это как чёрная метка. Кроме того, занятный факт: Эльмира Барятинская жила с Иванченко! Да-да, с тем самым! Мне не удалось проверить, что там у них с отношениями сейчас, но вы и так знаете: у него есть на вас зуб. Мне надо напоминать, почему или сами помните?

У меня пропал дар речи. Секунд на двадцать. Потом я громко выматерился и сказал:

– Откуда такие сведения? Почему ты уверен, что это мой разработчик? Иванченко – очень распространенная фамилия!

– Мда, только не каждый Никита Иванченко – стартапер, за которым гоняются монстры из Силиконовой Долины.

– Но Эля...

– Они жили вместе. Стопудово. Даже в отделе кадров он указал адрес квартиры, официально зарегистрированной на её имя и паспорт согласно договору аренды с агентством недвижимости Ротаут по адресу: Пятницкая, двадцать три... Теперь аренда на эту квартиру перезаключена на него.

Я бухнулся на соседний стул, как мешок с рисом. Ноги стали ватными, в груди сжалось.

– Вы не отдали ему разработки, – напомнил Дэн, хладнокровный и гундосый, как гриппозный палач, – когда он уходил. Так что Иванченко очень даже мог через свою девушку проявить любопытство, что же происходит с проектом, идея которого собственно принадлежит ему. Трояна помните, который мы еле победили? Его ж работа! А чувак из тех, кто не прощает...

– Чёрт! – Я ударил кулаком по столу. – Но никто не знал, что я сюда приеду! Я сам был не уверен! До последнего мог остаться в Калифорнии!

– Ну мало ли. А для профилактики? Не офисному ламеру, а чуваку при мозгах не сложно было бы отследить ваш платёж в Гостевой дом «Мандала-хауз» за неделю до приезда. Я же отследил.

– Чёрт!!!

Дэн понизил тон и продолжил меня добивать:

– Так удобно всё получилось: лучшая подруга девушки – владелица, которая отжала себе гостевой дом у мужа. Уже ясно, что дева без комплексов. Имеются мотивы плюс возможности. Номера по-быстрому нашпиговали прослушкой. Устроили так, что вы бы по любому с Эльмирой контактировали – симпатичная хозяйка гостиницы с такими ножками и грудью. Очень, кстати, в вашем вкусе. Не кривитесь, я ж других видел. А там слово за слово... До телефона вашего обычно не добраться, чтобы его копирнуть или вживить девайс для скачивания инфы и постоянной синхронизации. А при таком раскладе всё пошло, как по маслу, – Эльмира вошла к вам в доверие. Тадам! И ваш телефон с кучей кодов доступа и шифров уже в шаговой доступности. Уверен, он уже нашпигован всем чем можно. – Дэн протянул ко мне руку. – Проверим?

Кажется, меня вот-вот стошнит. В висках давило словно под прессом. Я с такой же интенсивностью сжал телефон. Логика налицо. Я ведь настолько доверился Эле, что даже оставлял его под подушками рядом с ней! Но чёрт! Что-то не клеилось, в душе не шло одно к одному, несмотря на всю сволочную логику. И было страшно, словно я летел с небоскрёба от самых облаков головой вниз: вот-вот асфальт, мозги в лепёшку, трындец, я умер.

– Да не могла она! – вырвалось у меня. – Я ей верю!

– Ага, я помню, – заявил мелкий засранец.

И тут же мрачным шёпотом в моей голове прошелестело: а мотив у неё был. И похлеще того, что предложил Дэн. Кажется, я испортил ей жизнь от и до.

Онемевший, будто выжженный изнутри, я протянул смартфон Дэну. Тот схватился за него с интересом, как обезьянка за новую игрушку. Поганец! За неимениемникого другого захотелось свернуть ему шею и ничего больше не выяснить. Этоменя не извиняет, но я ничего не хотел знать! Никогда! Я же люблю её!

Я как сумасшедший вперился, не мигая, в хакера. Дэн моргнул испуганно:

– Шеф... Ой, шеф! Вы в порядке?

– Имей в виду, – прорычал я, – мне нужны только факты. Неопровержимые доказательства. Предположения и версии можешь засунуть себе в жопу! Или я сделаю это сам. Больно!

– Понял, – пискнул тот и почесал штанину. Достал из ячейки в портфеле инструменты из тонкого кожаного футляра и, тут же забыв обо мне, принялся с упоением раскурочивать мой сверхдорогой и сверхзасекреченный телефон.

Время застыло.

* * *

Я поверил ей. И теперь не верить снова было вопиюще противоестественно. Вераприлагалась к любви, позволяла вздохнуть раскрытой грудью и стать собой. Словно я себе поверил. Но теперь что делать? Удар под дых? Нет, хуже. Меня колбасило, как на электрическом стуле. Больно. По голове разрядами проносились мысли. Поймав одну из них, я подскочил, как ужаленный. Стул перевернулся, с грохотом упал на пол.

– Да не сходится! Логик хренов!

Поганец дёрнулся, откатился реактивно подальше. И правильно. Взгляд из-под очков с опаской.

– В чём я косанул, шеф?

– Если прослушку вела Эля, нахрен ей передатчик? На кой чёрт ей куда-то дальше передавать сигнал, если она здесь?!

– Эээ, ну да... Но шеф, а может, она передаёт спецам? Она же не электронщик.

– Ты кретин?! – прорычал я. – А не проще всё аккумулировать и спокойно запись через вай-фай в облако отправлять в онлайн режиме, чем рисковать и париться с нестабильным усилителем и фонить на всю деревню странными радиосигналами?! Какая мощность у усилителя? На сколько он передаёт?

– Довольно мощный. На километр в радиусе точно.

– И если замешан Никита Иванченко, ты считаешь, что он настолько туп, чтобы крутить из сигналов дулю? Напомню тебе: он хоть и говнюк, но гений!

Дэн моргнул и вытянул по-гусиному беспомощную шейку.

– Может, вы и правы, шеф.

– Я прав! Ты, умник, думать не пробовал, прежде чем выводами сыпать?! Человекаобвинять?! Ты в курсе вообще про презумпцию невиновности?!

– Вы к ней слишком субъективны, а я пытаюсь объективно...

– Чёрт! – Я выматерился яростно, отшвырнул табуретку с пути и шагнул к Дэну с угрожающим видом. – Что там, в телефоне?!

Хакер сглотнул.

– Ничего.

– Никаких жучков, вирусов и прочей хрени?

– Никаких...

– Да! – как победивший на арене гладиатор, выкрикнул я, сжал кулак и вмазал импо воздуху. – Да! Моя Гаечка! Да!

– Но как же остальное? – робко не унимался поганец.

– Тебе без вазелина дрын засунуть? – сдвинул я брови, нависнув над ним.

– Н-не н-надо.

Я громко выдохнул и опёрся обеими руками о стол, повесив голову. Нужно былоотдышаться. В груди давило, в душе тоже. Дэн сидел, не шевелясь. Правильно, меня лучше не трогать.

– Потом будешь копать про Иванченко, – наконец, выговорил я. – Давай проверять данные по ДТП в Москве по Эле. Всё, что есть.

– А при чём тут ДТП? – удивился Дэн.

– Очень надеюсь, что не при чём, – хрипло ответил я. – Ладно. Нас интересуетпятое декабря, метро ВДНХ, наезд на пешехода.

Дэн осторожно придвинулся обратно на рабочее место и углубился в поиски. Компьютер ожил, я снова умер.

* * *

Эля

Я поставила умерший телефон на зарядку и включила его. Тот приветственнозапиликал, а потом тренькнул смской. Я аж присвистнула: ого, на мой счётпоступило сто тысяч рублей! Приписка гласила: «From Jane1». Какая Джейн? Чтоещё за шуточки? – всполошилась я, ничего не понимая. И только уже войдя в онлайн-банкинг, сообразила, что это был Женькин чудо-любовник Майкл.

Как вовремя! Я отдам всё, что потратил Артём на замки и ключи, и ещё многоостанется на крайний случай. Даже если он сам не скажет, выведаю у «страшногохакера» сумму расходов и отдам. Ужасно не хотелось, чтобы наши отношения с Артёмом имели товарно-денежный привкус. Для меня было невозможным даже предположение, что я им пользуюсь. Хотелось, чтобы он знал: я люблю Его, егосамого, с замечательной улыбкой, лучистыми глазами, авантюрными рассказами, сильными руками и красивым лбом, в котором столько интересных идей! Я люблю его просто потому, что он есть. Тёплый, родной. И я хочу, чтобы он это знал!

Малодушие и корысть всегда стоят дорого. В голове промелькнули непрошенные воспоминания: Никита в дверях нашей квартиры на Пятницкой, замкнутый, раздражённый. Щурится от падающих на него из окна сентябрьских лучей, но не отходит. Словно специально стоит, как на сцене, под рампой. За окномшелестит листьями клён, шумят машины, раздается полицейская сирена. А у меня пропал дар речи от того, что он только что мне заявил. Он уходит отменя?! Бросает?! Как это возможно?...

– И не смотри на меня так! – буркнул Никита. – У нас всё закончилось не сейчас, а ещё тогда, когда ты заставила меня воспользоваться служебным положениеми подкатить к шефу со своей чёртовой статуей. Он меня послал, и тебя тоже. Я же говорил тебе, что шеф всё это закулисье не любит, надо было в конкурсе участвовать, как все! У тебя таланта не хватило, а ты не простила этого мне! Ты вечно перекладываешь свои проблемы на других!

– Что ты говоришь, Ник? – растерянно пробормотала я. – Разве я перекладываю? Я вообще не считаю, что ты в чём-то виноват... И стольковремени прошло... Да, мне очень хотелось победить на том конкурсе. Да, я сглупила, надо было просто подавать заявку. Но мне Женька все ушипрожужжала: тебя не заметят самотёком, всё куплено заранее, ты даже в лонг-лист не попадёшь... Я просто хотела, чтобы тот, кто во главе комиссии, увидел мой проект. Ты показал, ему не понравилось, при чём же тут ты? Мне досих пор неловко, что я тебя задействовала...

– Это отмазки, – парировал Никита. – Я что, слепой, чтобы не видеть, как ты изменилась после этого?

– Я расстроилась... Тем более после того, как поползли слухи, и на меня сталикоситься... Но разве это как-то повлияло на наши отношения? Я же ни в чёмтебя не виню и не винила, наоборот, была благодарна...

– Ой, давай не будем! К слухам я не имею никакого отношения! И обойдёмся без благодарственных нот и официоза! Ты мне проела весь мозг своим проектом, вот я и повёлся... Шеф был не доволен, нос потом воротил! Ты вообще меня заставила, рыдала тут!

Растерянность во мне сменило возмущение.

– Никита, что ты такое говоришь?! Ты ведь ты сам, ещё когда мы познакомились на выставке, сказал первым делом, что с радостью поможешь с моими работами. Разве нет?! Разве ты не говорил этого?!

Он зло сузил глаза.

– Ну да, и ты сразу проявила ко мне интерес. Я всегда знал, что ты со мной только из-за денег и возможностей!

Захотелось запустить в него костылём. Была б не в гипсе, уже влепила бы пощёчину.

– Да как ты смеешь?! – зарычала я. – Неужели ты правда так думаешь?! А нашажизнь?! Наша жизнь вместе не в счёт? То, что у нас есть?!

Никита отмахнулся.

– Надоело. Не люблю разбираться. И ты прекрасно знаешь, я не выношу, когдаты повышаешь на меня голос.

– А как тут не повышать? – расширила я глаза, видя будто впервые человека, с которым прожила вместе три года. В блондине со стальным взглядом ничего не было от обаятельного гения с вечно взлохмаченными волосами, по-мальчишескилюбящего фри и бургеры вместо нормальной еды, компьютерные игры вместопохода в парк, футболки и джинсы вместо приличного костюма; от парня, забавного своим сарказмом, полного безумных идей, но такого нежного иласкового, ненасытного ночью. Тот, кто смотрел на меня сейчас, как нареального врага, вряд ли был тем же, кто по утрам целовал в нос и жалостливопросил кофе, иначе умрёт... Будто в то же тело вселили чужую душу. Но вроде бы всё было прекрасно до момента, когда я на отдыхе сломала ногу... Или нет? Когда Никита стал чужим? Когда я перестала носить ему кофе и стала просить сама? Когда я перестала стирать, кормить, намывать пол, потому что не смогла, оказавшись обездвиженной почти на всё лето? Когда, болея, я стала не такой красивой, заботливой, активной и... не такой удобной? Или на самом деле, отдаляться он стал тогда, когда я попыталась воспользоваться нечестной лазейкой, чтобы быть замеченной на конкурсе?

Да, это было малодушно. Но все вокруг меня пользовались связями, возможностями пробиться, а я нет. Я позволила себе только один раз... Ведь оказалось, что в мире творчества никуда не ткнёшься без меценатов, спонсоров и сомнительных конкурсов, где покупается даже внимание жюри! Да, я поступила не правильно, и у меня ничего не вышло. Но, выходит, цену всё равноплатить приходится? И, кажется, с меня спрашивают вдвойне за то, чтопокривила душой ради искусства. Чёрт бы его побрал! Я перевела дух и понизилатон: – Неужели ты настолько меня не знаешь, Никит? Неужели ты не чувствуешь, что я тебя люблю? И всегда любила?

– Хватит. За это лето я уже устал, – раздражённо заявил Никита. – Твои нервы, гипсы, врачи. Костыли везде валяются. Да ещё и правду не хочешь признавать. Я ухожу и всё. Мне надо сосредоточиться на работе, у меня важный проект, имне не до семейных дрязг. Ты виновата, признайся в этом. Квартира оплаченаещё на три месяца, дальше сама решай, что делать.

У меня оборвалось сердце. Захлебнулось от боли и несправедливости. На глазах выступили слёзы. Он отвернулся.

– Но Никита, Ник! – крикнула я. – Разве ты можешь так?! Ты просто уй...

Он развернулся. Хлопнула дверь. Ушёл. Просто. Срок годности отношений был исчерпан, как у литиевой батарейки. В голове зажглась табличка с перечёркнутым мусорным ведром: «Сдайте радиационные отходы в специальный контейнер, чтобы не нанести вреда окружающей среде». А кудасдать меня? Туда же?

Я повернулась к занавешенному жёлтой шторкой окну, встряхнула головой, чтобы избавиться от неприятного воспоминания, как от назойливой мухи. Это не повторится. Я не позволю себе ни капли малодушия! Ни намёка, ни подозрения не должно возникнуть у моего любимого, что я с ним из-за денег, из-за выгоды, из-зачего угодно... Должны быть только чувства, только честность во всей её полноте. Любовь не терпит обмана.

Я вздохнула и набрала Женьку. Надеюсь, её суровый врач не встрянет в разговор.

– Алё, алё, любимая, привет! – послышался в трубке весёлый Женькин голос. – А я как раз собиралась тебе звонить! Как ты там? Как дела?

– Держусь. Денежка пришла, спасибо! – ответила я, улыбаясь мысли, что подруге полегче. – Ты как себя чувствуешь?

– Уже хорошо, но ещё не выписывают! Зато Майкуша объявился, приходит каждый день. Он вроде нашёл способ, как всё на работе устаканить!

– Здорово! Голова болит?

– Да почти нет. Кружится иногда. Вставать ещё не разрешают. Там должны счета попочте прийти, ты заплати, плиз. Ну и на всякие текущие расходы. Вдруг что! Как таммиллиардер?

И вдруг впервые в жизни мне не захотелось делиться. Я вспомнила о прослушке, опросьбе пока ничего ей не говорить, и решила довериться Артёму. Потому лишь промямлила:

– Нормально. Йогой занимается. Тут все йогой занимаются. Ты же знаешь, семинар: просветление, медитации, отрешённость...

– Значит, не охмурила, жалко, – вздохнула Женька. – Тебе бы пригодился. Крутануть можно было бы очень неплохо!

Наверное, я бы разозлилась на Женьку, если бы не была так счастлива. Я перевелатему и рассказала, что пришлось поменять замки, «перезаселить» Милану, про Зою Петровну, про шастающих ежей и про то, что выключали свет, но умолчала пропрослушку, постоянного гостя бандитского типа, драку и спецбригаду Артёма порасследованию загадок. Слушая меня вполуха, Женька поохала и продолжила:

– Я, кстати, звоню с хорошей новостью!

– Это я тебе звоню, – хмыкнула я.

– А, точно! У меня ещё путаются в голове показания, прости. Но всё равно новость хорошая! У меня мама из Турции прилетела. Узнала, какой сыр-бор, и сказала, чтоприедет тебя заменить.

– Да? – лёгкое чувство разочарования пролетело надо мной, как тень, хотя наоборот, стоило порадоваться. – Мне комнату освобождать?

– Нет-нет! Отдыхай, сколько хочешь! Она поселится в моей части. Там же всё равносвободно!

И тут у меня ёкнуло сердце: свободно-то свободно, если не считать трёх айронменов, одного дрыща в очках и передвижного штаба противошпионской обороны. Женькиной маме оставалось место лишь на коврике...

– А она когда прилетит? – пискнула я. – Я вообще тут неплохо пока справляюсь.

– Через два-три дня, ещё билеты не купила. Мама вообще сказала, что хочетзаниматься гостиницей, она, кстати, на неё и записана. Понимаешь, я не хотела, чтобы у нас с Сергеем были дополнительные имущественные претензии и ссоры, атак решили всё быстро и полюбовно, и никто не в обиде, а суд не привлечёшь – гостевой дом оформлен на маму. Прости, что сразу тебе не сказала.

– Ага, – ответила я, бегая глазами от одного угла к другому.

– В общем, жди маму. Она всё разрулит, ты ж её знаешь!

– Буду ждать с нетерпением...

Я положила трубку и, пытаясь не наделать глупостей в панике, натянула на себя чистую одежду и осторожно похромала по своей потайной лестнице к холлу первого этажа. Хотя чего мне волноваться? Я, наоборот, решаю сложившиеся проблемы. И очень надеюсь, что Женька никак не замешана в интриги с прослушкой. Да, её принципы с моими не очень сочетались. Но ведь меня подругане подставляла, всегда была на моей стороне. Хотя бы на словах. Хотелось, чтобы так и оставалось! Не хочу ни обмана, ни предательства больше! Простопредупрежу Артёма, и мы вместе решим, что кому говорить и что делать. Он умный, и ребята у него тоже с опытом...

И всё-таки моё сердце билось учащённо.

Из Женькиных апартаментов послышалось бурное обсуждение. Артём тоже был там. Вот и хорошо! Скажу всем сразу коронное слово «Атас!» и наши орлы бодро вовсём разберутся. Я протянула руку к служебной двери, приоткрыла её и услышала:

– Да заткнитесь вы! – рёв Артёма был на него не похож.

Гул прекратился, и в тишине чётко прозвучал голос очкарика:

– Можете делать со мной, что хотите, но вы не пр-равы, шеф. У вашей Эли всё равно есть мотив действовать против вас, нельзя его не учитывать.

Я открыла дверь нараспашку, вошла в комнату и громко сказала, глядя по очередина всех:

– У меня есть мотив? Интересно, какой? Поделитесь? Или сами придумаете? Артём, в чём дело?

Меня обжёг его болезненный взгляд. Артём был бледен, осунулся и будто бы постарел за эти несколько часов. Куда исчезла его здоровая моложавость? Онсмотрел на меня и молчал, сжимая ладонью свой кулак. Костяшки на пальцах побелели. Дэн робко проговорил:

– Шеф, мне сказать или вы сами?..

– Сам. Выйдите все, – глухо ответил Артём, и мне стало не по себе.

1От Джейн (англ.)

Глава 29

Эля

Орлы безмолвно повиновались. Когда дверь в холл за ними закрылась, Артём сказал хрипло:

– Эля, присядь, пожалуйста.

Он не стал дожидаться, пока я доковыляю до свободного стула. Взял за спинку один из них, заботливо поднёс и поставил возле меня. Я обернулась вслед за ним и проследила, как Артём медленно и очень тщательно закрывает служебную дверь, задержав взгляд на душной темноте винтовой лестницы. Я села. За окном шелестел листьями виноград, ещё свежий, не высушеный летом. Оплетал стену, играл солнечными лучами на полу.

Артём взял другой стул, поставил напротив и тоже сел, широко расставив ноги. Склонился вперёд, опершись локтями о бедра, ко мне. Уголки рта Артёма дрогнули. Возможно, это была улыбка, но она сразу погасла. Он смотрел на меня так странно и будто бы издалека, что внутри у меня всё задрожало. Почему-то вновь вспомнился Никита и тот сентябрьский день. Тогда не пахло так абрикосами из форточки... Тогда не щебетали птицы, не играли на улице с заливистыми криками дети, не лаяли собаки, не матерились за забором снова подвыпившие мужички. Но в комнате было так же тихо, и мне стало не по себе. Артём опустил глаза. Метр между нами, как разделительная черта, наполнился напряжением.

– Артём, в чём дело? – не выдержала я. – Что происходит?

Он будто очнулся. Кивнул и облизнул губы. Сплёл пальцы обеих рук, и снова забелели костяшки. Его взгляд. Вздох. Это мучительно!

– Не молчи! – воскликнула я.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, Эля, – начал Артём, провёл пальцами по подбородку, снова опустил и поднял ресницы. – И это так.

Пауза.

– Но мне не нравится, как ты это говоришь... – с беспокойством ответила я. – Говори прямо, а то я подумаю черт те что! Ты же знаешь, у меня богатое воображение! Сейчас решу, что твои орлы нашли бомбу с моими отпечатками пальцев...

– Нет, не нашли, – мотнул он головой абсолютно серьёзно. – Только усилитель. Кхм, скажи, просто я хочу знать, мне важно... У тебя ещё есть отношения с Никитой Иванченко?

Я расширила глаза от удивления: он его откуда знает?! А вслух возмутилась:

– Какие могут быть отношения, если я с тобой?! Мы с Никитой расстались почти год назад! И я надеюсь никогда его больше не видеть!

– Он тебя обидел? – дрогнул голос Артёма.

– Да!

– Плохо. И... хорошо, – выдохнул он, но не повеселел.

– Артём! – позвала я. – Никита-то тут при чём?

– Никита не при чём. Мда, – он закусил губу.

Снова проклятая пауза, словно мы в «Театре» Сомерсета Моэма... Пора объявлять паузам войну! Мы не на сцене.

– И всё-таки почему ты о нём заговорил? – спросила я. – Он ушёл от меня, бросил на костылях. Сказал, что устал... Знаешь, мне в этом унизительно признаваться, но я говорю, как было, потому что правда важнее. Недомолвки и сглаживание углов идут только во вред отношениям. Так вот: между мной и Никитой ничего не осталось, я ещё зла на него... Хотя нет, если совсем честно, то была зла; а теперь встретила тебя и мне уже всё равно. Нет даже точек над i, которые надо ставить, и нет желания доказывать что-то, демонстрировать, что я сама справилась, выжила, как в той песне дурацкой Глории Гейнор1. Всё ушло, пусто, завершено.

– Я понял. – Артём кивнул, продолжая кусать губы.

Странно, я думала, на его лице хотя бы что-то изменится, может, появится облегчение, но нет. Эти паузы невыносимы!

– Что Дэн говорил про мотив? В детектива заигрался? Я ничего не понимаю! – проговорила я. – Спроси меня прямо! И я прямо отвечу.

– Гаечка, – он вдруг встал со стула, сел на корточки, а потом как-то произвольно опустился на колени перед моими ногами, провёл по ним рукой. Я сжала в волнении пальцы, он накрыл их ладонью и вскинул глаза. – Мне не о чем тебя спрашивать. Иванченко работал на меня. Мы расстались с ним нехорошо, остались недосказанности. Поэтому мои парни подумали о прослушке... В общем, проехали. То, что они подумали, бред, и я сразу это знал. И это не важно. Я только прошу тебя выслушать.

– Хорошо, Тём, я слушаю тебя! – я улыбнулась через силу, чтобы как-то его подбодрить.

– Пятого декабря — мой день рождения, – начал он.

И я сразу напряглась. Это число – не самый лучший день в моей жизни. Зачем же такие совпадения?!

Дети за окном загорланили громче, послышался стук и отзвуки шлёпающего по ступеням сада мяча. Я подскочила, пытаясь убежать от разговора, прикрыться соседским мячом, но Артём сказал:

– Серый разберётся. Не волнуйся, Гаечка. Сядь, пожалуйста.

И мы снова расселись по стульям друг напротив друга. Артём сложил ладони, закрыв нос и нижнюю часть лица, затем резко убрал их с выдохом.

– Всё. Больше без пауз. Прости. Пятого декабря мой день рождения. И так случилось, что перед этим жизнь вдруг потеряла для меня смысл. Ничего не произошло, просто исчезли краски. Хотя я не тот, кто склонен к депрессиям и нытью...

– Это я заметила.

– Не перебивай, пожалуйста, – мягко попросил Артём. – В общем, пятого декабря я встретился со старым другом, мы ещё со школы друг друга знаем. Мы выпили прилично. Оказалось, что у нас было два одинаковых чёрных порша, как под копирку.

Порше?! Я затаила дыхание, чувствуя холодок по спине. Артём продолжил:

– Друг предложил погоняться, как в старые добрые времена. Мне не хватало адреналина, и вообще ощущения того, что я живой, и... – он взглянул на меня, а в мой живот рухнул тяжёлый холодный ком. – Эля, Гаечка... в общем, я тот второй «богатый урод». А Валька Летов — первый. Тот, что сбил тебя у метро ВДНХ. Но это я его подрезал. Пожалуйста, прости меня...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я замерла в ужасе, задним фоном подумав о том, что, наверное, Артём обиделся на то, что я назвала его уродом... И мир заглох. Кажется, даже сердце пересталостучать. Внутри меня образовалась пустота. Она расползалась из живота изавоевывала меня всю, как жадная, быстро растущая чёрная дыра. Казалось, ещё мгновение, и я перестану существовать. Я констатировала чужим голосом:

– Вы не остановились.

– Гаечка, всё было так быстро! Я и не понял, что там произошло... Куда исчез Валентин? Я услышал скрежет тормозов, обернулся и тут же вылетел наследующий поворот. Я не справился с управлением. Машина перевернулась. Пронеслась на крыше ещё несколько метров по проспекту. Вот тогда я понял, чтожизнь может закочиться в любой следующий вздох.

– Да... может закончиться... – эхом повторила я, проваливаясь куда-то. – Ты поранился?

– Немного. Это не важно. Уже потом, после больницы я узнал, что Валентин сбил кого-то. Но он сказал, что всё решил, что пешеход не пострадал... Прости, если б я знал! Гаечка, прости меня...

А я смотрела на него и не видела. Я видела слякоть у обочины, низкое ночное небо, нахлобученное мрачной прослойкой туч; раскромсанный ствол светофора с паралитично мерцающим зелёным человечком почему-то прямо над моей головой и расползающийся, нечёткий свет придорожных фонарей. Я не могла вдохнуть отболи, распластанная, как сломанная кукла, в неестественной позе в грязной снежной каше, и почему-то думала о том, что новое белое пальто вряд ли удастся отстирать, кровь плохо отстирывается с драпа, а на химчистку нет денег... Сквозь визг тормозов и шелест шин ускоряющегося, укатывающего прочь авто, сквозь крики прохожих и собственные хриплые всхлипы из прошлого я слышала нынешнее сбивчивое Артёмово:

– Я хотел бы исправить. Я сделаю всё, чтобы исправить! Я изменился, Гаечка! Моя жизнь вместе с той машиной перевернулась. Я понял, что нужно жить по-другому, бросил пить.

Я видела сквозь его лицо белые лампочки больничного коридора и скучный дозубного скрежета кафель.

– Я стал искать смысл.

Надо мной склонилось лицо в хирургической маске. Шприц. Невозможность вспомнить обычные слова. Тошнота.

– Я ещё больше стал развивать благотворительный фонд. Но этого было мало, если бы я знал, если бы я мог представить, что там была ты...

Растерянные глаза папы и бэушное кресло-каталка, которое он купил на Авито. Арсенал обезболивающих на моей тумбочке. Стена в голубых обоях ималодушное желание, чтобы всё кончилось, лишь бы так не болело. Страх стать инвалидом. И повторяющийся кошмар – два несущихся по проспекту одинаковых чёрных Порше. Один из них на меня.

– Прости, если сможешь! Гаечка, прости меня... Я хочу исправить. Я люблю тебя!

Я моргнула и снова увидела Артёма. Под его горящими глазами легли тёмные круги. Такой бледный! Влажные волосы прилипли ко лбу. По виску стекала капля. Он не выспался. И, кажется, не лжёт, только... Метр между нами уплотнился, ивоздух в нём сгустился, как граница между прошлым и настоящим. И будущим.

Артём протянул ко мне руку.

Я не смогу...

Я убрала свои кисти с колен. Солнечный свет за окном поблек. Может, тучи? И дышать нечем... Душно. Наверное, будет дождь. Зачем кому-то понадобилось включать аргентинское танго? Ненавижу его.

Как под гипнозом я встала со стула и сказала отрешённо:

– Там ужин на втором этаже совместный. Звали. Пора идти...

И пошла, не чувствуя под собой ног, словно их у меня не было. В голове зиялапустота. На месте сердца теперь тоже ничего не было – светлячки умерли, осталась только фантомная боль.

1Имеется в виду популярная песня I will survive (Я выживу).

* * *

Артём

Совместный ужин прошёл, как в тумане. Знакомые Вовы, бывшие москвичи, теперь местные сыроделы, устроили Мастеру и нам заодно настоящую сырную вакханалию. На веранде были сдвинуты столы. На скатертях в красную клетку разложены большие деревянные срезы, заменяющие блюда. На них поленца из козьего сыра по-французски в пепле, кубики белые, желтоватые, усыпанные специями, зелёные и даже красные; дольки, ломтики, подкопчёная соломка икосички, мягкий сыр в крошечных креманках, украшенный базиликом и мятой. Маленькие плошки с мёдом, с вареньем между художественно разложеннымисырами, нарезанные фрукты, усыпанные семечками хлебцы, сухарики, кольцабагета; оливки.

– Ребята постарались для нас, – объявил Вован. – Угощайтесь!

– Всё совершенно бесплатно. Cыры, мёд, варенье мы делаем сами, – рассказывал русый парень, натуральная кровь с молоком, его б на обложку чего-нибудь оздоровом питании.

– Берите вилочки, ножики, мы взяли одноразовые, тут салфеточки, будем рады, если вам понравится, – вторила обступившим столы йогам милая девушка, повзрослевшая «Алёнка» с шоколадной обёртки.

Послышался звук отодвигаемых стульев. Сыроделы сияли счастьем, гармонией и, кажется, со своим любимым делом и крымским воздухом проживут ещё лет сто. Гаечка, стоящая рядом, выглядела выключенной тенью себя. И на контрасте на неё было больно смотреть. Я не нашёл нужных слов... А они вообще есть? Я направился к ней, медленно обходя столы и людей. Не глядя на меня, Эля будтопочувствовала и пошла прочь. Я остановился. Кто-то предложил мне стул. Я сел, следя за ней глазами. Она подошла к Мастеру и без спроса села рядом, оказавшись почти на противоположной стороне длинного стола.

Справа и слева слышалось:

– А можно мне чаю? Вон тот зелёненький передай мне пожалуйста. А ещё вилку можно? Оу, вкусно! Попробуй этот с мёдом. Ну и что, что он перцем посыпан, такой контраст!

Только Гаечка молчала и смотрела в никуда, а я на неё. Мастер положил ей натарелку несколько ломтиков сыра, разломил пополам крупную абрикосу. Гаечкадаже не поблагодарила и не заметила. Тоненькая, трогательная. Мотылёк, которогоя сломал. В сердце ныло. От мысли, что я доставил ей боль, у самого крутило в суставах.

– А как же практики? – спросил отчего-то недовольно Семён. – Мы же не есть сюдаприехали.

– Не ешь, – бросил я. – Валяй в аскезу.

– Ой, а этот сыр воняет! – заявила рыжая Тина. – Он же пропал.

– Это просто сильный сыр, с сильным вкусом. Его надо распробовать, – будтоизвиняясь, сказала «сырная» девушка. – Мы делали его по старинному французскому рецепту. Попробуйте, он раскроется. Первое впечатление не всегдаверно.

– Да нет, чтобы я это в рот положила! – фыркнула Тина. – Ни за что!

Мне стало жаль сыроделов, – они явно расстроились. В отличие от меня и отполовины тут присутствующих сыроделы были счастливы, и кажется, это многих раздражало. Я чувствовал это явственно. В моём сердце творилось невообразимое – оно стало чувствительным, словно уровень сенсибилизации выкрутили наполную, и оно вот-вот взорвётся, обнажённое, неприкрытое ни мясом, ни кожей, нигрудной клеткой. Гаечка по-прежнему отсутствовала... Где она была? В прошлом? В том дне? Или в днях после? Точно не здесь.

– Ты ничего не понимаешь в сырах, очень вкусно, – сказал я Тине и показательновзял кусочек действительно вонючего.

– Есть такой анекдот: «Ой, как вкусно пахнет сыром! – говорит один француз другому. А тот отвечает: – Да нет же, это мои носки», – расхохотался Костя, иостальные подхватили.

А мне смех резал слух, неуместный, дикий сейчас. Он был бы правильным только, если б Гаечка ожила, улыбнулась, залучилась, как прежде. Но её личико былобледным, почти пепельным, и нос заострился страдальчески. И от этого мне былострашно. Может, отойдёт? Нужно время? Мне никто не мог этого сказать. Жаль, чтоона не раскричалась на меня, не высказала всё, что думала! Жаль, что не вмазалапощёчину своей маленькой, сильной ручкой!

«Мастер, – мысленно повторял я. – Ну что же вы, Мастер! Она рядом, скажите что-нибудь, сделайте, чтобы ей стало легче! Умоляю!»

– Иногда под ужасной оболочкой скрыта красота, – заметил Мастер. – Вкуса этотоже касается.

Нет, Гаечка не реагировала даже на Мастера. Я бы сделал что угодно, чтобы онастала счастливее. Попросила бы, сам бы бросился под машину, под поезд, переломал бы себе ноги, сиганул с той скалы. Но, кажется, я перестал для неё существовать. Она скользнула по мне лишь раз взглядом и быстро, словнообжегшись, отвернулась.

«Не уходи, не бросай меня!» – хотелось закричать через весь стол, через всё сырное пиршество. Но даже дыхание застревало у меня в горле.

Вокруг продолжалась жизнь. Ужин, чаепитие. Разговоры о Махадеве и Йоге Васиштхе. Спустя час, Гаечка немного отмерла. Мастер перемолвился с ней парой слов. Возможно, это помогло? Когда ужин закончился, она встала и пошла куда-то. Я направился за ней. Мир сузился до её спины, босых пяточек над шлепанцами, нежных ямок под коленками. До её светлых волос, излучающих грусть. Я шёл молча, боясь сказать и поранить новым словом. Но не мог не идти. Она, прихрамывая, дошла до подсобки, достала громадную лейку.

– Позволь, я...

Я забрал лейку из её рук. Она вновь коснулась меня взглядом и опустила ресницы. Прядь волос падала ей на глаза. Я протянул руку, чтобы поправить, и Гаечка вдруг отшатнулась.

– Не надо! – это был вскрик, словно я ударил её.

– Гаечка... – начал я.

Она, будто защищаясь, подняла перед собой обе ладони.

– Я не могу сейчас! Не надо! – с надрывом повторила она.

– Хорошо-хорошо, прости... – растерялся я. – Я просто цветы полью. Сам. Ты отдохни.

– Я... – она вскинула глаза. И тут же мотнула отрицательно головой, развернулась иушла к служебной лестнице.

Я стоял и смотрел, как она уходит. И больше всего боялся, что навсегда. Нет, нонет, так не может быть! Завтра она проснется, или послезавтра, или после-послезавтра... и увидит, что я люблю её! Я буду носить её на руках, если позволит. Прощение тоже дается тяжело. Но не тяжелее вины.

Словно из другого мира ко мне подскочил Вася и пробасил:

– Шеф, дом бывшего владельца находится в радиусе приёма, я проверил.

– Какого владельца? – не понял я.

– Электронщика. Я зашёл, инспектором представился. Там не кухня у него, арадиорубка – напичкано всем, чем можно. А строительство стоит. Сказал, денег нет, строительство пока заморозили.

– Я понял. Работай дальше, – кивнул я и пошёл набирать воду в лейку.

Говорят, когда цветы любишь, ты их поливаешь, а не рвёшь. Я вдруг заметил, чтоони живые. Вон тот, голубой, похож на Гаечку. Тоже нежный, с надорваннымлепестком. Увидел майского жука, барахтающегося на дорожке на спине, поднял, перевернул и отпустил. Ещё растопчут. Какой-нибудь урод...

И снова мой взгляд коснулся винтовой лестницы. Я буду ждать, Гаечка! Я буду ждать тебя...

Глава 30

Эля

Вокруг суетились люди, что-то ели, пили, обсуждали, а я не понимала, что здесь делаю. Я была в сумеречной зоне. На меня то накатывали слёзы, то душил гнев. Почему нельзя, нафиг, провалиться куда-нибудь хотя бы на время и не видеть, не слышать, не чувствовать, а главное ничего не помнить?! Хотя нет можно, кома называется. Обо что удариться головой?

Я завидовала себе вчерашней и от жалости к себе нынешней металась от «как он мог» к банальному «все мужики сволочи»! Рядом с гуру, почти касаясь плечом его предплечья за тесным столом, это было иронично. Особенно, если он слышит ли мысли... Хотя вряд ли! Его уже снесло к калитке, а затем и к шоссе с горки вниз моим хаосом...

«Не хочу! Не хочу! Не хочу!» – мысленно кричала я, и даже не договаривала, чего именно.

Да и какая разница?! Не хочу вот этого – того, что есть. Помнить, знать, что это Артём, обвинять, страдать! Как это – простить такое?! Как это – не любить его больше?! Как не хотеть, чтобы он всё прочувствовал?! И как жить дальше?!!!

Меня тянуло в разные стороны: страх потерять и невозможность перенести. Только хорошее воспитание и категорическое неприятие скандалов сдерживали горящий в душе бикфордов шнур и не позволяли мне взорваться и рассыпаться по округе сотней мёртвых бурундуков.

– Угощайся, – сказал Мастер и положил мне на тарелку сыр и фрукты.

– Спасибо, – буркнула я еле слышно, но спустя несколько минут не выдержала: – Зачем тут все эти люди? И вообще всё это? Не ужин, а остальное?

– Чтобы перестать страдать.

Я хмыкнула. Пафосный идиотизм. Мастер меня раздражал, впрочем, как и всё прочее. Боль приносил даже звук бензопилы с чёрт знает какой отсюда улицы. Саднил, раня кожу солью, морской бриз. Чайка толстая, отвратительная пролетела мимо, за малым не каркнула, алчно глядя на чужую еду. Придумали тут романтику, понимаешь! Море, закат, чайки... Крысы они летающие! Вот они кто!

– Вряд ли тут собрались сплошь страдающие, – съязвила я, едва не скрючиваясь от душевной колики. – Вон Милана со своими подругами, похоже, весьма довольны собой и жизнью.

– У всех одинаково лёгкая и одинаково тяжёлая жизнь, просто у кого-то хватает стойкости не жаловаться, – спокойно ответил Мастер. – Но спроси каждого, и в большинстве случаев ты услышишь душераздирающую историю.

– Мда... историю... Ну-ну. Человеку свойственно ошибаться, – усмехнулась я, имея в виду гуру и продолжая внутренне бунтовать. Что он знает о страдании?! Да он, похоже, вообще ничего не знает! Ему б мою жизнь, просто один этот год, и я б посмотрела, как бы он заговорил!

– Человеку свойственно ошибаться. Человеку же свойственно и прощать, – ответил он.

– В пословице говорится о Боге.

– И пословицам свойственно ошибаться, – улыбнулся в бородку Мастер.

Я подняла глаза от тарелки и увидела Артёма. В то же мгновение снова вспыхнуло воспоминание о проклятом Порше — визг тормозов, удар, боль. Меня передёрнуло. Я почувствовала накатывающую панику, сжалась вся, азатем в пальцах оказался пластиковый стакан.

– Дыши ртом, – сказал Мастер на ухо. – Ртом, говорю. Давай спокойно. Вдох-выдох. Ещё. Ещё. Теперь пей.

Я так и сделала. Отпустило. Опять ссутулилась под грузом мыслей. Иногда грудь перехватывало и горло давило, тогда Мастер повторял:

– Дыши ртом.

Дышу. Больше ничего и не оставалось. Я решила, что не буду смотреть на Артёма, иначе не выживу. И так, глядя только на тарелку и куцый участок стола, я немного утихла. Спокойствием это не назовёшь. Мысли стали вязкими, по-прежнему тяжёлыми, но без панических атак. Беседа и еда текли вперемешку с чаем, а я застряла в собственном горле сухим комом обиды и жалости к себе.

Артём... он ведь даже не осознаёт! Ещё посмел в чём-то меня подозревать... Сидит, ест, говорит с народом, как ни в чём не бывало. Ему и не понять! Ему всё давалось легко и весело с его-то деньгами! – сказала я мысленно в негодовании, и вдруг от этих мыслей заныло сердце, словно было со мной не согласно, и ему стало неудобно в моей груди. – Но как решить проблему моей жизни, что с ней вообще делать?!

– Проблемы жизни можно решить только любовью, их нельзя решить ненавистью1, – вдруг произнёс Мастер.

Я опешила: он действительно мысли читает?! Стало стыдно от урагана нецензурностей и обвинений в собственной голове. Но, повернувшись, я поняла, что Мастер смотрит не на меня – он разговаривал с прекрасным дедулей из Питера, нашим псевдомиллиардером c лёгкой руки Дэна. Рядом улыбалась его одуванчиковая жена.

– Согласен. А скажите, Мастер, стоит ли попробовать помимо випасаны другие практики? Я слышал, – говорил тот, – что есть такая тибетская техника, когда в медитации можно попробовать просто исчезнуть. Вы исчезаете, становитесь совершенно прозрачным и смотрите, каким был бы мир без вас. Что бы в нём изменилось. Предполагается попробовать хотя бы в течение одной секунды не быть. Что вы об этом думаете?

– Хорошая практика, – кивнул Мастер. – Все практики на самом деле хороши. Главное – их делать. Для проработки прошлого подойдёт. Прошлое часто удерживает нас от настоящего момента и мешает быть в сейчас. А собственно быть в сейчас и есть счастье. Счастье искать негде и незачем, оно уже есть. Достаточно понять, что путь, по которому вы прошли, уже позади. Прошлое закончилось, и не стоит тащить его с собой, как старое бревно. Тяжело, неудобно и вряд ли пригодится. Не ленинский субботник. Зато, постоянно оборачиваясь, можно легко споткнуться и ноги сломать.

Я замерла. Это казалось игрой. Мастер разговаривал с питерцем, я видела его лысый затылок, но говорил-то он мне!

– Однако как насчет того, что следует соблюдать только одну традицию? – вставил почтенно питерский дедушка.

– Любые навязанные извне правила существуют только для одного – чтобы тобой управлять. Жить стоит свободно, без чувства вины и обвинений. Без страха ада ибез стремления к раю. Жить нужно опасно, радостно. Все живое на Земле запрограммировано: гусеница станет бабочкой, бутон розы — розой, и толькочеловек свободен выбирать. Достаточно взять на себя ответственность за всё, чтосделал, что случилось, с кем бы ты ни был и что бы ни делал. Достаточно простожить2.

Мастер говорил тихо, приходилось прислушиваться. Не слушать не получалось. Мне ужасно хотелось верить в то, что он говорит, но что-то во мне бунтовало. Может, эго? Или древнее, подсознательное, с ДНК от предков заимствованное «глаз за глаз»? Или боль, которая стала меньше, но лишь на треть?

Разговор завершился. Рядом со мной наступило молчание. Чай из пиалок к губам. Зелёный кипяток вместо мудрости. А её жадно хотелось.

– Мастер, – не выдержала я, – почему люди страдают? Зачем? Вы говорите: есть счастье прямо сейчас, но ведь это же не правда! А боль куда деть?!

– Боль эволюционна. Здесь ничего не бывает только сладким, – улыбнулся он. – Одинаковое количество горечи и сладости есть во всём. В этом красота жизни. Если бы была одна сладость, все заснули бы, понимаешь3?

Он замолчал. И я замолчала. Наконец, он произнёс он, словно дождался телефонограммы свыше:

– Сердце слушай. Оно знает всё и без меня.

Ни прибавить, ни убавить. В молчании возле Мастера боль растворялась. Волшебство или гипноз? Какая разница... Безмолвие обезболивало и успокаивалолучше Персена.

Но стоило отойти, перекинуться парой ничего не значащих слов с Лизочкой, с Зариной, сказать, что «всё нормально» Милане, а потом встретить Артёма нос к носу, и боль вернулась. Снова всколыхнулась багряной пеной на грязном снегу. Резанула.

Я развернулась и убежала, если так можно было назвать моё поспешное ухрамывание к себе. Заперла дверь и села на кровать, не дыша.

Боже, я же вся пропиталась им! И комната тоже им пахнет! И кровать с подушкой.

Я потянулась за телефоном – позвонить Люсе и замерла. Не получалось. Ничего не получалось: ни позвонить, ни представить жизнь без него, ни забыть, ни простить, ни ненавидеть. Я сидела с телефоном в руке, пока не стемнело, но так никого и не набрала. Молчала. Думала. Умирала. Складывала пазлы из собственных мыслей, услышанных слов, биения сердца. И опять тонула в отчаянии.

Может, бросить всё прямо сейчас, вызвать такси и уехать? Я никому ничего не должна. Женькина мама приедет, деньги перечислю. Йогам всё равно. Артём... Вдалеке он не будет напоминать мне, я забуду, и он тоже... Сердце снова было не согласно, заныло в ответ.

И вдруг в полной темноте раздались шаги: тяжёлые, быстрые. Топ-топ, топ-топ-топ...

Ёж! – поняла я.

Посветила телефоном и увидела мелкое существо посреди каморки, будто из мультика про поиски Медвежонка в тумане. Ёж сжался в клубок и замер, испуганный. Почти так же, как я весь этот вечер. Я выключила фонарь и склонилась к зверьку. Пыхтит, как настоящий. Аккуратно взяла его в руки: не укусит? Впрочем, какая разница? Зато подержу. В ладони впились колючки, не слишком острые, номалоприятные; а кончики пальцев коснулись чего-то мягкого. Что это? Пузико? Боже, приятное, как шелковая подушечка... Ёж не шевелился, видимо ждал своей участи. А я, держа его в руках, вспомнила: я же так хотела быть счастливой! Хотелажить и радоваться, несмотря ни на что! Я почти научилась... Я танцевать хотела, даже если не прямо сейчас. Чувствовать. Творить. Боль в ладонях и в сердце напомнила о себе. И я мысленно гаркнула ей: «Да сколько можно! Надоела!»

– Мастер призывал жить опасно и радостно, понимаешь?! К чёрту воспитание! Подумаешь, нельзя орать на людей! Если я не выскажусь сейчас, у меня ничего не получится! Я просто дальше жить не смогу, хромая на все ноги, душу, сердце, идаже печенки! Меня разрывает, понимаешь?!

О, блин! Я уже начала говорить вслух с ежом. Первая стадия сумасшествия... Прости, ёж!

Я опустила зверька на пол. Шагнула к двери на кухню для бедных. Сейчас я всё ему скажу! Взгляну в глаза, возьмусь за грудки и как скажу! Чтобы знал!

* * *

Я вырвалась из своей каморки в тёмное помещение кухни, испещрённое луннымибликами и тенями от огромных цветов в кадках, и тут же споткнулась о ногу Артёма. Он вскочил, удержал меня от бесславного падения носом в линолеум.

– Эля...

Зачем он сидит в темноте под моими дверями?! И руки холодные... Часы в доме через двор пробили полночь. За окном ухнула птица, трещали заливисто цикады в брачных песнях. Сердце моё бурно колотилось. Я высвободилась, сама колючая, как ёж.

– Ты! – рыкнула я.

– Эля, я не мог заснуть. Я сидел, думал. Я хотел сказать... – начал Артёмстрадальчески.

– Нет, это я хотела сказать! – заявила я громко, едва не искрясь от эмоций, иткнула его пальцем в грудь. – Это я думала, мучилась и поняла, что не могу молчать! Легко говорить «люблю, прости, я хороший», а ты знаешь, через что я прошла?! И как простить после этого?! Знаешь, каково лежать на больничной койке и думать: теперь я инвалид или нет?! И даже врачи не в курсе, останешься ли ты хромой на всю жизнь или повезёт?! Знаешь, как это – лежать в снегу, в грязище этой долбанной, и задыхаться от боли?! Ты только что стояла, у тебя были планы, встреча с подругой в кафе, чтобы обмыть чашкой кофе и пирожным новое пальто. И вдруг тебя сносит с ног ударом, и через мгновение болит ВСЁ? Ни пальто, ни кофе, ни планов! Знаешь, как это, когда выворачивает от тошноты и чёртова вопроса: «Почему со мной?!» Как потом заново учиться ходить?! Опять! Это трындец – второй раз учиться ходить за один хренов год! А ты имеешь понятие, как головаболит после сотрясения мозга на любой долбанный ветер и поганые магнитные бури?! А кости, как у пса под забором, предсказывают дождь за три километра?! Ты знаешь, как они ноют? Да я чувствую себя в двадцать девять лет старой, раздолбанной тележкой, для которой взобраться на эту долбанную гору от моря – офигительный подвиг! Но чёрт, я решила выбраться, я не жаловалась никому! Ноты, ты....

– Эля, прости меня! Гаечка... – чуть не плача, проговорил Артём. – Я хочу искупить и не знаю, как. Я хочу сделать твою жизнь лучше! Скажи, я сделаю всё что угодно.

– Не сделаешь! – крикнула я и снова ткнула ему пальцем в грудь.

Артём отступил. Я шагнула на него. Хотелось его побить, отхлестать, чтобы дошло, чтобы прочувствовал! Я схватила со стола сахарницу и шваркнула об пол. Артёмвздрогнул.

– Ты уже не сделал! – продолжала я громыхать, наступая. – И как мне теперь верить после этого?! Сложно было по-человечески поинтересоваться, чтослучилось с человеком, который попал под колёса тачки твоего долбанного друга?!

– Я спросил.

Я толкнула его снова, закипая от ещё большей ярости.

– Спросил?! И поверил, что человек не пострадал? От наезда на скорости вашегогадского порше, чтоб у него все колеса поотваливались?! Тебе что, пять лет — верить в такое? Ты в машинки играться научился, а ответственность нести – нет?!

– Эля, нет. Всё не так, я...

– Да-да, так! – вопила я, как Горгона в период критических дней. – Это же просто! Так просто! Кивнуть и отмахнуться! А проявить человечность? В глаза, блин, посмотреть? Да нет, куда там! Что для тебя с твоей долбанной миллиардерской верхушки люди! Муравьи? Мухи? Жуки? Как у Цоя — этот лапку сломал, не в счёт? А помрёт, так помрёт?! Пофиг?!

– Нет, Эля! Не пофиг. Я забочусь о людях, – нахмурился Артём. – И не жалею денег, чтобы чужие жизни спасти... По-твоему, я вообще торгаш, барыга, мерзавец? Я хочу, чтобы ты знала, мой фонд...

– Да чихала я на твой фонд! Ненавижу тебя, ненавижу! Это какие-то двойные стандарты: этих спасаем, этих калечим, на этих плюём с Останкинской башни! Как это в тебе уживается? Ты скажи, как?!

Он снова отступил, сглотнув. Я уткнула руки в боки, агрессивная, как бойцовский индюк.

– А ты знаешь, что твой хренов друг и не задумался, чтобы помочь с лечением илидаже просто навестить в больнице и извиниться? Нет, ты не знаешь! Тебе это былоне интересно! А он кому-то дал на лапу, и получилось, что я сама нарушилаправила дорожного движения! Выпрыгнула, ёпта, из-за угла на испуганный Порше Кайен! И он, бедняжка, от шока с управлением не справился. Да-да, не стоит так округлять глаза!

– Этого я не знал, Эля. Это же бред, как это возможно... – он пробормотал, наполненный виной и раскаянием.

Но меня несло дальше на гребне гнева, как Валькирию над трупами. Где-то в голове громыхал Вагнер, во рту было сухо, в груди пусто. Сердце словносвернулось в комок и не хотело высовываться, пока я тут бушую. Но я не собиралась останавливаться.

– А вот возможно! Ты, наверное, тоже кому-то дал взятку, чтобы ГИБДД отстало?! Так что твой фонд тут не при чём! Это только отмазка, чтобы поддерживать положительный образ себя!

– Это не так, Эля...

Забытая на следующем столе чашка разбилась вдребезги об угол цветочной подставки на другом краю комнаты, до которой мы незаметно добрались: я напирая, он – отступая.

– А как?! Ты-то сам ногу ломал когда-нибудь?! А две?! Хочешь попробовать, каковоэто?!

Скрипнула дверь, высунулась Костина голова из номера.

– Эй, ребят, вы чего?

– Уйди!!! – хором рявкнули мы.

Костя исчез в своей комнате. Дверь в номер Лизочки тоже приоткрылась и тут же аккуратно закрылась. Да, у учёных есть мозг. Аэродинамика летящей об стену чашки не входила в Лизочкину сферу интересов. А мне хотелось разбить ещё что-нибудь. Артём смотрел на меня широко открытыми глазами. Облизнул губы.

– Я причинил тебе боль по неосторожности, Эля! Но я не оправдываю себя, главное, что причинил. Я сожалею об этом так, как только можно! Это не прощаетменя, и всё же я люблю тебя! Я на самом деле сожалею...

– Ах, ты сожалеешь! – сузила я глаза. – А как твой язык повернулся меня подозревать, а?! Всё зная, ты спросил у меня о мотиве! Вот она, твоя любовь идоверие! Только логики для бизнесмена – фиг! Да если б я тебе эти спички не показала, ты б до сих пор медитировал под запись! Какой у меня был мотив – выводить себя же на чистую воду? Любовь к мазохизму? Так знай, я ненавижу боль, ненавижу обман и ненавижу всякие интриги!

Лицо Артёма вытянулось. Я сдвинула брови и пошла на него, как бык назамешкавшегося тореадора. Подул сквозняк, в лицо пахнуло мятой, сушившейся набольшой белой тряпке в холле первого этажа. Мы были уже у лестницы. Как незаметно кончилась кухня...

Я выдохнула раскалённый воздух из ноздрей и продолжила:

– А ты жадный. Ты ставишь себя в центр событий. Ты хочешь всё сразу: денег, просветления, удовольствий, йоги, секса, и чтоб тебе за это ничего не было! Так не бывает! Платить всегда надо!

– Да я и плачý! – нервно выкрикнул Артём. – И готов платить! И расплачиваться!

– Невозможно всё мерить деньгами! Я не о деньгах!

– И я не о деньгах! – Взъерошенный, он дёргано взмахнул руками, переступил с ноги на ногу. И вдруг покачнулся. Издал странный звук. И с грохотом полетел кувырком вниз по ступеням.

Весь мой гнев мигом смыло, будто контрастным душем. Я бросилась за ним:

– Артём, ты куда?

Секунды спустя мы оба остановились. Распластанный в неудобной позе, Артёмкривился и, часто дыша, пытался втянуть сквозь зубы воздух. Его глазарасширились, не моргая. На лбу выступили бисерины пота. Правая нога былавыгнута как-то странно. Я похолодела. Боже, да это же кость торчит! Артёмпопробовал подняться на руках, но скривился ещё сильнее и даже зажмурился.

– Артём... – проговорила я, – стой, не шевелись!

Он со стоном втянул сквозь зубы воздух. Отчаянно морщась, подтянул ноги и всё-таки сел, откинувшись на деревянную стеновую панель.

– Фух.

Я в ужасе прикрыла ладонью рот:

– Артёмушка, милый, родненький, очень больно?

– Ерунда, – выдохнул он, кусая губы.

– Прости меня, пожалуйста, Артёмушка!

Артём посмотрел на меня.

– Это ты меня прости. – И через силу улыбнулся. – Кажется, меня настиглапрарабдха-карма. Слава Богу, что не дошло до следующей жизни! Я бы не хотел тебя в этой терять, а там пока ещё родишься, пока найдёшь...

– Сейчас я скорую вызову! И лёд надо срочно! Будет легче, надо лёд... Простименя!

Он сглотнул.

– Подожди! – удержал рукой за предплечье. Его ладонь была ледяной. – Не тебе прощения просить. Дурацкая лестница. Как специально. Но не специально... Как бы я хотел, чтоб было так просто, Гаечка, и нога наизнанку пошла взаимозачетом! Я б тогда ещё и головой об стену, и что там ещё? Чтобы как у тебя... – Он сноваоблизнул губы, борясь с болью. – Только б ты простила меня, Эля. Я не смогу без тебя.

Я села перед ним на колени и, чуть не плача, погладила его кудрявую голову, щёку. Он прижал мою ладонь к себе.

– Я тоже, наверное, не смогу...

– Правда? – Он попытался улыбнуться, но моргнул и скривился от боли.

– Отпусти, я за льдом. Нельзя медлить!

– А вдруг ты совсем уйдёшь? – тихо пробормотал Артём.

– Да куда я уйду? Я же люблю тебя, дурачок! Боже, как я могла! Прости меня, – намоих глазах выступили слёзы. Стыдно. Больно потому, что ему больно! Но сейчас меня скрутило не памятью из прошлого, а настоящим, словно я тоже что-тосломала! Будто между нами исчезло ощущение разделения из тел, и мы были одно, единое. И зачем я хотела, чтобы он испробовал на себе? Я же знаю, каково это! Господи, мысли наказуемы, а желаний стоит бояться! Особенно слов, высказанных в гневе. Вина — это тоже больно, очень! Вставая, я сказала: – Прости меня, я не хотела...

– Я тоже. Я тебя люблю. – Он сжал мою ладонь.

Сверху и снизу появились люди. Кто-то зажёг свет. Все начали жмуриться и тереть глаза. Наши заспанные, встревоженные грохотом и криками йоги в пижамах, трусах, ночнушках, халатах, индийских штанах, и только Милана на каблуках и в наряде, словно только что из ночного клуба. Посыпались охи-ахи, вопросы:

– Что случилось? Что тут происходит? Тём, что с тобой? Встать не можешь? Обалдеть, кажется, у него сломана нога! Срочно скорую. Как это случилось?! Кто-тоежа раздавил у лестницы! Ой, нет, он шевелится! Живой.

– Да, он ногу сломал, – ответила я. – Нужен лёд.

Костя и Зарина бросились к холодильнику. Я сглотнула и, вспомнив о найденномАртёмом же хорошем травматологе, принялась поспешно набирать телефон. Как там это называется? Прарабдха-карма — то, что возвращается? Я увидела орлов Артёма и скомандовала:

– Дэн, у меня на тумбочке в комнате обезболивающие, все срочно сюда. И воду. Василий, Марат, аккуратно берите Артёма Сергеевича и несите вниз. Ногу нельзя шевелить, подложить надо что-то. Серый, срочно машину сюда – нужно доставить в больницу в Ялту. – Не обращая внимание на гвалт вокруг, я осторожно сжала руку моего любимого. – Сейчас всё будет хорошо.

Он неловко улыбнулся и сказал:

– Уже хорошо. И снова всё решил ёж. Я на него наступил. Давай его тоже спасём.

1Ошо, книга «О женщинах»

2На основе речи Ошо «О человеке»

3Empty Mirror

Глава 31

Эля

Вряд ли Айронмен, устраиваясь на должность «специалиста по особым поручениям», предполагал, что ему придётся спасать ёжика. Но из песни слов не выбросишь. Так что мало чем уступающий Терминатору Марат с лицом растроганным, но решительным сел в машину и нашёл лучшего ветеринара Алупки. Разбудил его среди ночи, представил бедную животинку, уложенную заботливо в коробку, и выяснилось, что ежу повезло куда больше, чем Артёму.

– Завтра бегать будет, – заверила женщина-ветеринар, осмотрев пострадавшего. – Главное, дней десять его пронаблюдать.

– Чтобы паралич не разбил? – сурово спросил Марат.

– Нет, чтобы убедиться, что ёж не бешеный. Или наступившему можно сразу сделать укол от бешенства. Он же ногу проколол? А ёж практически не пострадал.

В подтверждение ёжик начал бодро фыркать и обнюхивать пальцы Айронмена.

Моему любимому только уколов и не хватало! Поднятый посреди ночи главврач отделения травматологии мгновенно вспомнил имя Артёма Сергеевича Маринина и примчался на замену уставшей дежурной. Он диагностировал открытый перелом со смещением, но благо, без осколков.

Когда Артёма увезли в операционную, я чуть себе голову не расшибла о больничные стены. Когда же я помудрею? Мастера слушаю, книги читаю, образование высшее, а на деле дуб дубом! Выговориться решила! И довела любимого собственной атакой до цугундера. Фурия, не иначе! Что мне стоило орать потише и поменьше? Почему мне не пришло в голову усадить его на стул и не напирать, как таран? В крайнем случае привязать, чтоб не ударился... А я, эх я! Подумаешь, цаца какая! Обиделась! Он же очевидно раскаивался! И, наконец, не он меня сбил!

Эта простая мысль перешибла меня, как лопатой по лбу, заставив выпрямиться и замереть. Мда... Не он. И почему-то кажется, что ори-не ори на этого вшивого друга Валентина, настоящего виновника аварии, ему будет, как с гуся вода. А Артём, он же правда не такой. У него фонд, у него под эгидой целое отделение больницы в Москве. И компания, которая пользу людям приносит. И поддержка нищих талантов. Пусть не меня, но может, я не такой уж и талант? Я вздохнула.

Зато теперь я прекрасно понимала, что чувствовал Артём, поняв, что виноват. Бррр! И знала, что он меня любит! Разве можно ожидать улыбку на лице того, кто находится в полувздохе от болевого шока? Артём улыбался просто потому, что я его простила... Какая же я балда! Почему я вообще решила, что ему всё само в руки идёт? Ведь Мастер же говорил, что всем одинаково легко и одинаково тяжело...

Я снова посмотрела на часы в мобильнике. Полчаса прошло. Ну почему так долго?! Жаль, Дэн ушёл за кофе, хоть на его клацанье в телефоне отвлекалась.

Мастер появился в пустом приёмном покое бесшумно, словно тень отделилась от стены. Ожила, потёрла ладони и подошла ко мне.

– Привет.

– Что же теперь будет?! – вскинула я на него глаза, продолжая внутренний диалог. – Сначала я обвиняла его, а теперь сама чувствую себя виноватой. Ведь это же я, я, а не кто-то с улицы, желал, чтобы Артём прочувствовал боль, а теперь я больше всего на свете хочу, чтобы ему не было больно. Лучше б я сама ещё раз...

– Возможно, он думал так же, – пожал плечами Мастер и сел рядом.

– И что теперь делать? Мне так стыдно! Это моя вина, что он там, – я мотнула подбородком на двери операционного отделения.

– В чувстве вины нет рациональности. Не чувствуй себя виноватой. Но и оправданий не стоит искать. Что можешь исправить, исправь. Что приходит, наблюдай.

– Как наблюдать, Мастер?

– Как в кино. Смотри кино про себя. Сумеешь пронаблюдать момент, когда вскипает гнев, сумеешь не отождествиться. И гневаться будет некому. В идеале, конечно.

Я покачала головой.

– Поздно после драки кулаками махать.

– Будет другая. Ты же огненная.

– Я? Разве?

– Неужели ты считаешь себя вялой флегмой?

– Н-нет. Но мне стыдно, так стыдно! Я ему об ответственности говорила, а теперь она на мне! Аж душу скручивает.

– Ответственность прекрасна только, если рождается не из чувства вины. Иначе рано или поздно захочется мстить. Никогда не выполняй никакого обязательства из чувства вины, потому что оно становится уродливым и лишает тебя свободы. Если из этого отсутствия чувства вины ты почувствуешь, что нужна ему, — прекрасно. Если почувствуешь, что не нужна ему, — тоже прекрасно, и в этом нет ничего дурного. Наблюдай.1

– Хорошо, я попробую. – Я поёрзала на оббитой красным дермантином скамье и снова взглянула на спокойного, как утёс, Мастера. – Скажите, а Артём поправится?

Он усмехнулся в бородку.

– Я что, похож на ярмарочного прорицателя?

– Немножко, – смущённо призналась я.

Мастер тихо рассмеялся, потом по-доброму посмотрел на меня и сказал:

– Я не знаю.

Я внутренне сжалась от страха за Артёма, а Мастер продолжил:

– Но если рассуждать логически и собрать воедино факты: перелом открытый, но без осложнений; помощь оказана быстро и вовремя; врач хороший; оплатой доволен; организм молодой и сильный...

– Значит, срастётся? Он поправится? – с надеждой воскликнула я.

– Выходит, так, – улыбнулся он.

Мне стало спокойнее. Мастер больше ничего не сказал. Просто сидел рядом. Но я почувствовала, что своим безмолвием он учит меня: Затихни. Наблюдай. Дыши. Люби. Будь сейчас и не мешай ему своей паникой. Просто будь.

Я просто была. Просто ждала и слушала, как в тишине стучит моё сердце. И, наконец, увидела Артёма. Его отвезли на каталке в палату, сонного, бледного после наркоза. С аппаратом Илизарова на травмированной ноге. Возле него мгновенно засуетилась медсестра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Лечение и реабилитация займут три-четыре месяца, – сказал мне врач, отозвав в коридор. – Всё нужно делать постепенно. Контакты хорошего спортивноготравматолога я вам уже давал. Сначала вы, потом Артём Сергеевич пойдётвосстанавливаться проторенной дорожкой. Но, дорогая Эльмира, – похлопал онменя по плечу, – берегите ноги. Оба. Они вам ещё пригодятся. Таким молодым икрасивым.

– Спасибо! – выдохнула я.

– Буду рад, если пригласите на свадьбу, – улыбнулся в усы хирург.

– Свадьбу?! – опешила я.

– Ну, не смущайтесь, не смущайтесь, моя дорогая! Артём Сергеевич перед операцией сказал, что вы его невеста. Очень за вас рад!

1Ошо

Глава 32

Артём

После обезболивающего укола я задремал. А когда спустя время открыл глаза, Гаечка спала, сидя на стуле, облокотившись обеими руками о край моей кровати. Волосы светлые рассыпались по плечам, сопит. Устала, Солнышка моя.

Говорят, жизнь наполовину чёрная, наполовину белая. И пусть от чёрной сейчас хотелось впиться пальцами в матрас, скрутить простынь и завыть на луну, моя белая половина была белее снежного. Сердце сжалось и расширилось, как Вселенная из точки. Я смотрел на Гаечку, и хотелось погладить её по голове, отнести на руках на свободную кровать рядом, уложить... Иначе у неё затечёт всё. Но чёрт, нога не позволяла. К себе поднять? Я попробовал наклониться над Гаечкой, тут же шибануло болью аж до затылка, как электричеством. Я вытаращил глаза, откинулся на подушку и постарался отдышаться. Чёрт, не привычно было чувствовать себя каким-то «недо-». Не получалось себя представить три-четыре месяца ограниченно подвижным да ещё и с этой адской штуковиной на ноге! И тогда меня пробило воспоминанием о Гаечкиной фразе: «Лежишь и не знаешь, будешь инвалидом или нет». Вот теперь, со спицами и кольцами в ноге, я тоже был в этом не особо уверен. Но то, что моя девочка пережила, понял сразу – врагу не пожелаешь. Доходчиво умеет объяснять Вселенная!

Я вздохнул и снова взглянул на Гаечку. Я обязан сделать её жизнь лучше! Во всём. Начиная с этого момента и до последнего дня. Я не просто обязан, я хочу! А потому я взял в руки мобильный и настрочил в мессенджере своим орлам, спрашивая, кто тут, где все?

В палату заглянул Дэн. Повёл вопросительно носом. Я приложил палец к губам. Он текстом мне ответил:

«Марат с ежом. Серый на стрёме в гостинице. Вася за дверью».

«Васю сюда. Только тихо!!!»

Дуболом Василий с грацией медведя приблизился на цыпочках к моей кровати. Я показал ему на Гаечку. Потом на пустую кровать слева. Тот понял без слов. Аккуратно, как ребёнка, Вася поднял Гаечку и перенёс на более удобное ложе. Укрыл. Подушку под головой поправил, тапочки снял. Я даже поразился: не знал, что Вася такой усатый нянь. Гаечка причмокнула во сне и отвернулась к стенке. Я поманил Васю пальцем.

Подглядывающий за происходящим Дэн тоже направился к нам, крадучись. Рожа довольная, как у учёной белки, которая обнаружила, как размножать орехи делением. Он открыл свой большой рот. Я мигом поднёс палец к губам и стрельнул взглядом на спящую Гаечку. Дэн закивал активно и принялся строчить в смартфоне. На экране мессенджера я прочитал.

«Есть весёлые новости ;))) Я запеленговал нового жучка в гостинице!!! Тадам!».

Я вскинул на него удивлённые глаза. Дэн моргнул, счастливый, словно ему грузовик «Натса» подарили. Написал:

«Может, Элю вынести в соседнюю палату? Чтоб пообщаться?»

«Я тебе вынесу! Докладывай письменно, где запеленговали новый жучок»

Дэн вздохнул и уткнулся в смартфон. Я прочитал:

«В номере у Максима Аристарховича, офтальмолога из Питера. Оттуда шёл вечером сигнал и ещё идёт. Но мы вломиться не успели, они с женой вернулись с моря. Я дезу кинул перед этим, и попалась наша Милана на крючок!».

«А ей оно зачем? На кого она может работать?»

«Шеф, вы Милану вчера у лестницы видели, разряженную? А-а, нет, не видели, вы были заняты своей бешеной Элей...»

«Поговори у меня!! Вечно будешь только смсками общаться!

Я требую, чтобы к Эле ты обращался только уважительно!»

«Сорри! Сорри! Но вчера весь «Мандала хауз» резко стал в курсе, что вы миллиардер, а ещё, что вы плюёте на сбитых людей и фонды открываете только для галочки и хорошего образа себя...»

«И не смотрите на меня так. Она меня, между прочим, разбудила своими воплями.

Я думал, что наступил зомби-апокалипсис»

«И писать тоже не будешь. – Грозно посмотрел на него я. –

Вася поможет. Травмпункт рядом»

«Не, не получится. Я копирую нашу переписку в облако. Членовредительство вам встанет в крутой судебный иск. Я сразу в Гаагу обращусь, если что. Как Навальный. Мне на дом хватит».

Дэн нагло улыбнулся, поправил на переносице очки и тут же сделал невинное лицо истинного ботана. Вот же поганец мелкий! Вася хмыкнул. А мне со спицами в ноге было не до смеха.

«Ладно, в курсе и в курсе. Я не доллар, чтобы всем нравиться.

Почему мне в таком случае не поставили прослушку?»

«Потому что единственный человек, которому всё это было интересно, отсутствовал. И явился только в момент вашего триумфального падения с лестницы...»

«Мила?»

«Ага))))). Знаете, к кому она ходила? Тадаммм! К Сергею Самохвалову, нашему юному радиотехнику! Вася проследил. Хотя я и так обо всём уже догадался. А Марат днём горничную обхаживал, Зою Петровну, и она рассказала, что перед пропажей ключей на рынке бывшего хозяина встретила. То есть его же, рыжего нашего... Он её заболтал, она сумку уронила. Самохвалов поднял, а потом ключей она уже не видела»

«Оу! Всё сходится? Пора прижимать. Только стоп. Какой у него мотив?

Не спугнём более крупную рыбу?»

«Да нет крупной рыбы. Самохвалов занимается самодеятельностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мотив — деньги. Всё просто, как этот мир!»

«Как ты выяснил?»

«Пока все ахали и скорую вызывали, я свистнул мобильник Миланы»

«О как»

«Интересного начитался!

Правда, местами чуть не захлебнулся в розовых соплях и выяснениях отношений... Кажется, у Миланы — образ жизни такой: выяснять отношения. С мужем, любовником, подружками, парикмахером и т.д.

Хотите почитать? Всё равно не спите...»

«Перешлёшь мне только то, что касается дела.

Я хочу убедиться.

Но сначала синхронизируешь её телефон

и подбросишь куда-нибудь в гостинице,

чтобы ничего не заподозрила».

«Разумно, шеф! Я тоже только ради дела читал всю эту хрень.

И телефон уже синхронизировал.

Особо интересное скопировал в выборку в облаке.»

«Молодец».

«Служу отечеству.

Кидаю ссылку про любовь и шпионов»

Вот клоун! В отличие от него Вася спокойно стоял и набрал только одно:

«Какие ещё будут распоряжения, шеф?»

«На сегодня всё. Ты тоже хорошо поработал.

Идите спать»

«А как же вы, шеф?» – снова Дэн.

«Я не один»

«С вашей фурией?»

«Дэн, несмотря на облако и на то, что ты молодец, за такие слова ляжешь в соседней палате. Неоплачиваемой. Имей в виду, аппарат Илизарова — этобольно.

А язык даже нейрохирурги тебе не пришьют. Будешь с домом, но немой»

«Всё-всё-всё! Милая, прекрасная Эля, самая-пресамая!

Кто там еще? А, принцесса, эльфиня, королевна...»

«Заткнись, Дэн»

«Шеф, я останусь» – встрял в переписку Вася.

«Нет. На свежую голову поработаем все варианты

и окончательно разберемся с этим бедламом.

Пока пусть записывают, что хотят.

Максим прекрасно поёт Ом с женой по утрам,

полезно послушать. Завтра жду.

Надоели эти игрища в шпионов и разведчиков.

Спокойной ночи.»

«Спокойного утра»

«Утра. И костыли мне купите»

Они ушли, а я читал и думал. Смотрел на мою Гаечку долго-долго. Наблюдал, как встающее на Востоке солнце нежно гладит лучами её лицо. Как она дышит. Как что-то тихо бормочет во сне. Хмурится. Улыбается. Она была прекрасна, и хотелось остановить момент, потому что в душе ещё гнездилось беспокойство, что этоненадолго, что она проснётся, вспомнит прошлое и, сухо или даже раскаяннопожелав выздоровления, оставит меня в прошлом.

Но наступило утро, и всё обошлось. Удивительная чёрно-белая жизнь! АппаратИлизарова на ноге, конечно, была та ещё жесть. Ногу ломило и распирало дико, я не мог себе места найти, несмотря на обезболивающие. Даже заподозрил, чтоколют мне что-то произведенное на «Малой Арнаутской». Но Гаечка никуда не ушла, она была рядом! Поддерживала всеми доступными способами, готовая звать медсестру, врача и самого Господа Бога, если понадобится. Её самоотверженная забота меня безмерно трогала. Она была так ласкова со мной и при этом так искренна, естественна во всём, что я осознал: простила, любит... Я, и правда, был ей нужен!

А как же она была мне нужна! Я поймал это новое, объёмное чувство – состояние... Неожиданное. Словно с меня сняли латы, панцирь и завернули в мягкое, тёплое одеяло. И вроде непривычно было оставаться без доспехов, потому что ты голый. Но дышать теперь стало легко и на грудь ничего не давило. А сердце внезапнооказалось не просто мышцей, перегоняющей кровь, а местом, где живёт Бог.

* * *

Эля

Мастер был прав. Я оставила вину и упрёки за дверью в палату. Я закрыла её засобой плотно. Осознанно. Оборвала все поползновения в голове проиграть зановопрежнюю историю. Выяснилось, что мысли очень даже можно не додумывать доконца. А когда им не уделяешь внимание, они растворяются и теряют значение. Жизнь стала вся сейчас. И тогда на меня обрушилась ошеломляющая любовь. В его глазах и в моём сердце.

Артём мучился от боли и много шутил под лозунгом «жизнь прекрасна, не люблю ныть». Герой. Я-то знаю, каково это — первые дни после перелома! Я убедила егоне терпеть и не отказываться от уколов сейчас, будет ещё время для зубовногоскрежета и бессонных ночей, увы.

Прознав, кто лежит в их отделении, весь медперсонал подобрался, активизировался и начал вести себя так, словно сдавал экзамен напрофпригодность с последующими бонусами. Главврач заходил часто, замедсестрой бегать не приходилось, она сама дежурила возле палаты, ставилауколы, обрабатывала спицы и была максимально заботлива. И мне лечения иперепало: даже физиотерапию назначили и массаж. Кажется, главврач очень хотел на свадьбу... А ещё отделение отремонтировать.

Артём, увидев коридорную обшарпанность, потёр подбородок и сказал, что с этимнадо что-то делать. Буквально на моих глазах в отделение горбольницы провеливай-фай, установили сплиты, заменили стулья, кушетки и диван в приёмной, появилось новое оборудование, каталки, кресла на колёсах и даже огромная плазма в холле для пациентов. Каждый раз, когда я выходила из палаты, я замечала что-то новое, словно по мановению волшебной палочки перемещаясь из постсоветского обветшалого шика в клинику европейского уровня. От медсестёр инянечек я то и слышала сказанное с придыханием «Фонд, фонд...»

Артём удивлял не только этим. Он баловал меня то доставкой цветов, то корзиной клубники, то набором чудесного белья, то арендой номера гостиницы напротив больницы, чтобы я могла, как он сказал, «с комфортом принять душ и отоспаться». Увы, мой Гарун-аль-Рашид в трусах и со спицами в ноге сам спал плохо. И пусть не жаловался, но побледнел и осунулся. Несмотря на это, Артём продолжал одаривать меня тысячью прекрасных мелочей, которые творил через свой телефони с помощью верных орлов. И вроде бы случилась боль и беда, а мир расцветал вокруг нас и становился сочным, будто оранжевый апельсин.

– Какая у вас палата замечательная! Заходишь, и словно в тёплое море ныряешь, – изумлённо заметила как-то старшая медсестра.

– Ты б сходила поплавать, Гаечка, – заметил после этого Артём. – Тебе полезно.

– Я лучше потом, с тобой.

– Со мной не скоро. Месяца через четыре, но тут будет холодно. Потом мы искупаемся по-человечески где-нибудь на Бали, но зачем тебе столько ждать? И тебе, кстати, всё равно нужно съездить в «Мандала-хауз»...

– Но ты...

– А я пока поработаю.

И настоял. Он вообще настойчивый. Ещё одно качество миллиардера, о котором, как я себе пометила, я бы рассказала Люсе.

* * *

Водитель чёрного «такси» подвёз меня к Мандала-Хаузу на Щукина, 15. Я вошла в калитку, вдохнула запахи цветущего сада, абрикос, мяты и почувствовала странное ощущение дома. За неделю я привыкла к этому месту и даже полюбила его...

– Эля, Эля приехала! – радостно закричала пухленькая Танюшка, свешиваясь с веранды второго этажа, и побежала ко мне навстречу.

Йоги приветствовали меня вопросами об Артёме, о том, как я, словно забыв о томскандале ночью. Я была им благодарна за тактичность. Володя обнял меня по-дружески и сказал:

– Мы тут немного похозяйничали с поливом, но как видишь, ничего не загубили. Даже новый розовый куст расцвёл.

– Спасибо! – счастливо выдохнула я. – А где Мастер?

– Приболел немного. Бронхит. Так что у нас народ теперь в свободном режиме. Только йога по утрам осталась неизменной.

– Можно его навестить? – обеспокоилась я.

– Пока не стоит, – на ухо сказал мне Володя. – Видишь ли, настоящие Мастерачувствуют всё, что происходит в поле вокруг: сопротивление, напряжение, негатив. Повышенная чувствительность сердца – есть такая побочка у просветления. И, если нужно, Мастера что-то забирают на себя или отдают энергию для более быстрого осознания. Думаю, тебе стоит знать.

– О... – Я замерла, вспомнив о Мастере в больнице, о его молчаливой, но такой большой поддержке, и поняла: кое-что могло быть намного хуже... Сердце расширилось благодарностью. – Я могу что-нибудь для него сделать? Я бы очень хотела!

– Спасибо, но пока ничего не надо. Боли вокруг много, Мастер один. Ему простонужно время, чтобы восстановиться. Тут даже природа лечит, сосны вокруг, цветы, горы и море, что ещё надо!

– Хорошо. Но я всегда, я готова! – воскликнула я.

Володя со своей улыбкой будды сложил руки в намасте перед грудью и отошёл. А ко мне подскочила Танюшка.

– Смотри, смотри, что я для тебя сделала! – И протянула на маленькой дощечке пластилиновые фигурки. – Это ты. Это Артём. Это беда. А это любовь.

– Боже... – у меня даже мурашки побежали по рукам. Вот кто был настоящимскульптором! Нет, конечно, Артём был похож на вытянутого колбаской слоника, я – на медузу без ног с цветными косичками, беда — на раздавленную дыню. Нолюбовь по центру в виде солнечного сердца с лучиками была бесподобной. – Спасибо, Солнышко! Это гениально!

– Она весь пластилин извела, пришлось бегать за новой пачкой, – улыбаясь, сказала её мама, обычно суровая северянка Алёна. – Теперь требует ещё – Мастера лепить.

– У вашей дочки талант! – сказала я, поражённая до глубины души.

Рассматривая фигурки из пластилина, я будто увидела себя со стороны. Как точнодевочка изобразила: до недавнего времени я была медузой! Красивой, нобесхребетной. Я плавала по волнам, не особо пользуясь ногами. Тянулась наповерхность, к солнцу, повыше, а там меня выбрасывало на берег и приходилось лежать, страдая и высыхая, пока снова не смоет в море. Это было смело – подметить во мне такое и выразить! И тут же подумалось: а ведь сама я в искусстве всегда боялась выплеснуть то, что таилось глубоко в душе, я создавала толькоблагообразное, стандартное, приглаженное, опираясь на желание победить в конкурсах, быть признанной без критики и осуждения в надежде, что потом жизнь пойдёт, как по маслу. И вот тогда, возможно, мне простится... Да, я надеялась наудачу, спонсора, течение, моду, бойфренда и корила их тоже в собственных неудачах. Выходит, я пережидала, но не жила толком. Боялась. Словно маленькая девочка, которую поругают взрослые. Я старалась быть удобной тем, с кем живу рядом, не говоря «нет» и ни на чём не настаивая. Ожидая... А потому и приходилибури, потому и случалось такое с моими ногами – из-за того, что я не хотела стоять на них, чувствовать землю твёрдо, быть взрослой.

Возможно, мне нужно было дойти до отчаяния и растерять по дороге ожидания? Видимо, да. Потому что когда это случилось, я встретила ответственность, Мастераи Артёма... Удивительно, но в этот день я устала от желания нравиться исглаживать углы! И всё изменилось. На сто восемьдесят градусов.

Я покрутила ещё произведение Танюшки, наполняясь благодарностью и эмоциями. И возникла идея. Озарила, как молния, и застряла, преобразовываясь из чувства в скульптурную композицию. О да, это будет металл и сварка, как я хотела! И дерево! Детали, кусочки, обломки складывались, словно в анимационной графике, нанизываемые одна на другую, создавали образ. Расчёты, материалы, пропорции, каркас. Я вдруг поняла, как буду делать! И что! «Рождение доверия» – так бы я назвала эту идею! И так назову, обязательно назову! И обязательно сделаю подсветку!

– Да, несомненно, у вашей девочки большой талант! – повторила я Алёне, не кривя душой. Ведь только талант способен заражать творчеством и продолжаться вовдохновении других.

Ещё раз поблагодарив и обнявшись со всеми, кто хотел, я бросилась в свою каморку делать наброски, зарисовывать, записывать, пока не забыла, пока идея свежа. Меня распирало. А потом захотелось поделиться этим с Артёмом, но из эйфории творчества меня вырвал возмущённый голос Зинаиды Валентиновны, Женькиной мамы:

– Что это такое?! Кто вам позволил тут находиться?! Вы кто?!

Глава 33

Эля

Я даже подскочила: откуда она здесь? И вдруг вспомнила...

– А вы кто, мадам? – послышалось в ответ на возмущения бархатное, но суровое от Марата.

– Я хозяйка этого дома!

Чёрт, я забыла о ней! И забыла предупредить наших! Как я могла?! Я поторопилась по служебной лестнице вниз, почти съехала на перилах, чтобы долго не хромать. И ворвалась в очаг назревающего кровавого сражения. Блондинистая, полная, но не рыхлая Зинаида Валентиновна в платье с красными маками, с сумочкой в руках и серебристым чемоданом на пороге была готова разметать Айронменов по углам. Дэн закрывал спиной и руками свой «командный пункт», превративший Женькины апартаменты в киношную копию передвижного штаба ЦРУ.

– Аа, – обернулась на шум Зинаида Валентиновна, – вот и ты, Эльмира! Ты что тут устроила?! Кто тебе разрешал открывать Женину часть? Селить тут всяких?!

– Н-не к-кричите на неё, – сказал, заикаясь, Дэн.

– Да. Не стоит, – спокойно, как танк, заявил басом Вася и заслонил меня собой.

– Вот как только Женя сказала, что доверила дом тебе, Эля, я сразу поняла, что надо спасать дело! Говори, ты ихдобровольно поселила, пытаясь тайком подзаработать, или, как обычно, не смогла отказать? Ты же такая тетёха, Эля! И когда поумнеешь?!

Пожалуй, я бы стушевалась раньше, я всегда боялась тётю Зину с её характером нефтяного бура. Даже Женька её побаивалась. Но сейчас мне бояться было скучно. Я шагнула из-за спины Васи и, не повышая голоса, ответила:

– Зинаида Валентиновна, эти ребята решают ваши проблемы. И пытаются разгрести безобразие, в которое попала ваша дочка. А не я.

– Что ты тут рассказываешь?! Нафантазировала! А если я полицию вызову? Сразу же видно – тут дело не чисто!

– А и вызывайте. А мы на море пойдём, да, ребята? – улыбнулась я.

Лицо Женькиной мамы вытянулось – подобного демарша она от меня не ожидала. Потому я сказала спокойно, хотя по привычке и заволновалась немного:

– Только вы должны знать, Зинаида Валентиновна. Весь дом напичкан прослушкой. Вы хозяйка, с вас и спрос. Уголовное дело, кстати...

Марат, Вася и Серый стояли рядом со мной, как три колосса. Впрочем, чего мне бояться? Я же не маленькая девочка.

Зинаида Валентиновна моргнула.

– Э-э... какая прослушка? Какой спрос?

– Спрос уголовный. Прослушка кустарная. Но во всех номерах, – ответила я. – Ваша горничная в одном номере обнаружила, а потом нашлись жучки и в остальных. Не знаете, зачем Женя решила прослушивать гостей? Я б у неё спросила, но с черепно-мозговой травмой вроде бы беспокоить не стоит...

Зинаида Валентиновна села на свободный стул, обхватив сумочку руками.

– Я ничего не знаю про прослушку! Это какой-то бред! Женя не стала бы... Зачем? Она только тебя вызвала, чтобы к Майку за помощью в Москву съездить. Деньгами или ещё как чтоб помог. А то Самохвалов тут такой скандал устроил! Кричал, что если она ему деньги за половину гостиницы не вернёт, он ей жизни в Алупке не даст. Мне-то она ничего не сказала, вырывать из отпуска не хотела, а я говорила, говорила ей, чтобы умнее с этим отморозком поступала, вообще ему ничего не надо было давать при разводе!

– Вот, значит, как? – опешила я.

Дэн удовлетворённо констатировал:

– Что и следовало доказать. Лучше, чтобы ты узнала это, Эля, из первых рук.

– Наверное, вы Женю и надоумили дом на вас переписать? – нахмурившись, спросила я.

– Это очень практичное решение, – сказала, подобравшись, как кошка перед прыжком, Зинаида Валентиновна. – Что ты имеешь против? Он мужик, ещё себе домов понастроит. А я найду на него управу!

– Ясно. А почему она меня позвала? – сглотнув, спросила я.

– Ну ведь ты не откажешь, – пожала плечами Зинаида Валентиновна. – А Самохвалов бы к тебе лезть и не стал.

– Почему?

– Да что с тебя взять? И относился хорошо. Он всегда Жене говорил: мол, хорошая эта девушка, Эля твоя. Не то что остальные... Женя даже ревновала слегка.

– Не к той ревновала, – хмыкнул Дэн.

– Да кто это вообще? Встревает тут! – снова вскипела Зинаида Валентиновна, звякнув цепочкой на ручках сумочки.

– Специалист высокого уровня, – буркнула я, – в решении нестандартных задач.

Мне стало противно и немного досадно: с самого начала Артём был прав, говоря, что Женька меня подставила. Пусть не так, как он думал, но и то, что выяснилось, тоже выглядело не красиво. Мы же вместе секретики в песочнице закапывали, и комиксы рисовали в школе, на крыше мечтали, гуляли по Москве студентками... А теперь выясняется, что она просто вызвала меня «на работу», как овцу на закланье. Обманула. Как же это?!

– Ну, в общем, – прервал мои невесёлые размышления «специалист высокого уровня», – Эля, решай сама, закругляемся и пусть сами разбираются или ставим точки? Мы-то уже всё выяснили. Артём Сергеевич тоже в курсе.

Вспомнилось, что за этот год Женька ни разу не нашла возможность навестить меня, ограничивалась перепиской в Вотс Апе, смайликами и фотками на фоне наших с ней любимых мест. Даже в больнице не была. А подруга ли мне она? Не знаю. Открыточки в соцсети она присылала очень милые. Как незаметно наша дружба из реала перекочевала в онлайн! И никто не знает, что от неё осталось. Сейчас подумалось, что Женьку стоило бы наказать, а особенно её вечно кричащую скандалистку маму, но я подумала о Мастере, о моих прекрасных йогах, оплативших отдых, приехавших в Крым ради поиска истины и облегчения страданий на свежем воздухе. Даже из Новосибирска. Зачем им разборки? Полиция? Допрос всех и вся? Я знаю, насколько это неприятно. И нет, я им этого не желаю.

– Знаете, – сказала я, – я бы предпочла поставить точку. Сейчас.

– Хорошо, Эльмира Александровна, – ответил Марат и строго посмотрел наЖенькину маму. – Только вы, мадам, обойдитесь без криков. Потому что мы ещё думаем, не передать ли собранные материалы полиции или ФСБ, с которыми мы тесно сотрудничаем. Я ясно выразился?

– Ой. Даже так? – растерялась Зинаида Валентиновна, поджала пухлые ноги в белых босоножках под стул.

Дэн завозился у компьютера. И вдруг в окошке скайпа появился Артём.

– Здравствуйте. Я хотел хотя бы виртуально присутствовать при раскрытии карт, – улыбнулся он мне и кивнул Марату. – Начинай.

– Кто это? – подозрительно спросила Женькина мама.

– Я – Артём Сергеевич Маринин, первый пострадавший от наличия прослушивающего устройства в моём номере, – заявил он. – И руководитель компании, которая выполняет спецзаказы для ФСБ и других государственных силовых структур. Прослушивание моих переговоров можно приравнять к государственной измене. Это вам что-то говорит?

Зинаида Валентиновна закашлялась и закивала испуганно.

– Не с того начали прослушку, – буркнул Дэн.

Марат велел жестом Дэну откатиться от монитора другого ноутбука и заговорил.

– Начнём с того, что дом по адресу Щепкина, 15, принадлежит вам, ЗинаидаВалентиновна Борщ, незаконно. Ваша дочь Евгения Михайловна получила участок земли в наследство от дедушки, но не сам дом. Данное здание было выстроено в период, когда она находилась в браке и на совместные средства супругов. Позакону договор дарения на дом без согласия второго супруга в таком случае легкоможет быть оспорен.

– Да нет! Юрист мне не то говорил! – всплеснула руками Зинаида Валентиновна.

Мне даже неприятно стало, что она напоминает чертами Женьку, хоть и отдалённо. Однако вспомнились её «жить надо умело», «крутиться, пока крутится», «не теряйся, в жизни надо всё урвать»... Меня покоробило. Их было много, таких фраз, как я не замечала? Тоже – режим «медузы»?

– В шею надо гнать вашего юриста, – ответил Марат. – Его главное преимущество – то, что он кум судьи по бракоразводным процессам в данном районе. Продолжаю. Второе, дом официально не зарегистрирован как гостиница и соответственно, вы не платите налогов и вообще не имеете права использовать его таким образом. Увы, Сергей Самохвалов, ваш зять, в радиотехнике разбирается, а вот в законах нет. Он мог бы потребовать свою часть за дом при разводе, но он решил действовать по-своему, попав в затруднительное положение с деньгами. Напомню, что из обещанной суммы «откупных» Евгения отдала ему только треть, а остальное выплачивать отказалась. Об этом слышали даже соседи – так громко супругиругались. Самохвалов остался без работы, гостиницы, которую он привык летомсдавать и с которой, кстати, неплохо управлялся. И за садом ухаживал. Ведь сад — его рук дело, не так ли? Так. А вот теперь Самохвалову не на что стало строиться. И кредит поджимает. Живёт он пока в недостроенном доме, в кухне, также оборудованной под мастерскую. Когда он пришёл потребовать деньги, Евгения егопрогнала. Он решил попытать счастья второй раз, предупредив, что отомстит. Евгения уехала за советом или помощью в Москву, пригласив свою подругу Элю якобы на один день. Как выяснилось из переписки, Сергей сложно переживал разговоры с бывшей женой, считал, что она на него «давит и изводит». Обозлённый, он прочитал в Яндекс.Новостях об одном горе-шпионе, осуждённомза незаконную прослушку родственников. И, понимая, что денег не получит, решил просто подставить бывшую супругу, напичкав комнаты постояльцев прослушкой исведя их сигналы в передатчик, расположенный рядом с жилой частью Евгении. В данном случае он мог просто позвонить в полицию, и ваша Женя села бы лет нанесколько... Потому что доказательства были неопровержимые, включая неизвестным образом добытые её отпечатки пальцев на каждом спичечномкоробке, в котором было замаскировано прослушивающее устройство. Возможно, он собирался не отправлять Евгению за решётку, а просто шантажировать, этогомы пока не знаем.

Зинаида Валентиновна запыхтела и заёрзала, изымая из сумки розовый носовой платок. Я затаила дыхание, расширив глаза – ничего себе история разворачивается! Поверить не могу! Женькин Сережа всегда казался добрымувальнем с ямочками на щеках, рыжей щетиной и милой залысинкой, и вдруг такие перемены! Получается, что как хорошее, так и плохое наворачивается в этой жизни, будто снежный ком? По наущению матери Женя обманула Сережу, онразозлился и решил подставить её. Она обманула меня, потом горшок ей пробил череп в Москве и так далее! Всё ещё не кончилось... Дурдом.

Марат продолжал:

– И тут всё пошло не по плану. Итак, Евгения уехала до первого заезда гостей, оставив вместо себя Эльмиру. Самохвалов не планировал упекать за решётку Элю, поэтому отложил реализацию плана до лучших времён. О ситуации в гостинице ему докладывала любовница Людмила Снегирева, которая представляется Миланой. Но у той тоже были свои планы и мотивация, потому как к этому времениМилане уже прилично надоел вполне обеспеченный, но так же и вполне пожилой муж. У которого, кстати, есть любовница – юная секретарша. Поэтому Миланасейчас не против променять мужа, но вот только не на нищего любовника. Дом в Крыму мог бы облегчить её планы. В своей переписке она постоянно требует у Самохвалова «проучить стерву», в смысле бывшую жену. И пишет прочее в стиле «ты же мужчина, сделай что-нибудь, я так жить не могу». Однако Самохвалов не торопился. Когда Милана прослышала о том, что в гостинице остановился миллиардер, у неё глаза загорелись, и созрел новый план, раз уж первый пока был отложен в долгий ящик. Как вы поняли, о прослушке она была в курсе. ЛогикаМиланы была простой: «миллиардеры — люди занятые, могут и на отдыхе о делах говорить, вдруг что полезное...». Это раз. «Или могут в момент психологической проработки выдать какую-нибудь личную тайну». Это два. Милана истребовала у Самохвалова «лишний» жучок, расспросила, как его установить в номер фальшивого миллиардера, на которого указали мы. Поставила в соответствии с егоинструкциями усилитель в нише служебной лестницы для передачи сигнала додома Самохвалова. До этого, кстати, всё сводилось в эту комнату. Милана всё сделала в лучшем виде, довольная и ждущая результатов. Последние их действия имеют электронный след. Таковы факты.

– Ох, – громко выдохнула Зинаида Валентиновна. – Это ж какой-то детектив получается. Я даже запуталась... Но что ж со всем этим делать? Вы-то поможете мне разобраться с негодяями? Вот что я скажу: хватать их надо! И сажать! И увальня этого рыжего! И любовницу!

– А я вот немного иначе думаю, – усмехнулся на экране Артём. – Вы все тутхороши. И ваша дочь, с желанием подставить ни в чем не повинную Элю, прикрыться ею. И вы, в попытках обмануть зятя. И подложные документы святостью не отдают...

– А любовница?! – выкрикнула Женькина мама. – Любовница как же?! Стервакакая!

– Вы на себя посмотрите, – жёстко сказал Артём. – Мы не будем мячикомперекидываться, кто первый начал.

– Но как же... – крякнула Зинаида Валентиновна. – Они преступники! Полицию надо! Эля, что ж ты смотришь, ты сказала, что эти твои амбалы проблему приехалирешать, а чего они стоят? Помогать надо! Мне помогать! Подруге твоей! Я-то тебя с песочницы знаю.

У меня пересохло во рту. Я совсем не знала, как распутывать этот клубок. Растерянно взглянула на Артёма. И он парировал:

– Но мы не в песочнице. С вызовом полиции всплывёт ваша незаконная деятельность с гостиницей, а там наверняка и документы на дом. Может, ещё найдут что-то, до чего мы не докопались. И прокуратура уже разберётся, чтополагается, кому и сколько. В том числе штрафов и лет за решёткой.

Зинаида Валентиновна схватила со стола журнал Максим и начала обмахиваться им, обильно потея и проветриваясь голыми женщинами.

– Я больная, старая женщина! А вы, молодой человек... вы могли бы и более уважительно со мной разговаривать! Я, конечно, извиняюсь, что в нашем гостевомдоме произошло это недоразумение с вашим номером. Но может, мы договоримся? Я вам абонемент на год дам? Или на три года, а? Будете приезжать бесплатно, отдыхать, когда захотите...

Артём посмотрел на меня, потом на неё и сказал:

– У меня другое предложение. На обдумывание я даю вам пять минут. Больше предложение действовать не будет.

Я удивилась вновь появившемуся в его лице образу хищника, жёсткой складке у рта и непреклонному взгляду.

– Какое? – сглотнула Зинаида Валентиновна, вытаращив в ожидании глаза.

– Я покупаю у вас этот дом и землю прямо сейчас по цене выше рыночной стоимости. А вы половину суммы отдаёте зятю, как положено. С дочерью вы разберётесь сами. Взаимные претензии будут закрыты, последуют ли взаимные извинения, это уже от вас зависит. – И Артём назвал цифру.

Я опешила: так много? За эти же деньги можно в Москве квартиру купить!

– Половину Самохвалову?! Да за что?! – раскричалась, покраснев, ЗинаидаВалентиновна. – Самохвалов же преступник! С прослушками этими! За что ему половину?!

– Ну, допустим, за то, что он собственными руками этот дом построил, спроектировал, как умел. И материалы для строительства тоже были им куплены, потому что Евгения в то момент не работала. Сад посадил?

– Велико дело — дом построить! Земля-то наша! А если я не соглашусь? – выпятила грудь Зинаида Валентиновна.

– Тогда у меня нет интереса. И помогать я вам не стану. Все обнаруженные материалы я просто передам полиции и прокуратуре. Зачем мне ваши проблемы? – развёл руками Артём и добавил: – Уже четыре минуты.

– Но эта земля, мой дедушка, – пробормотала вдруг жалостливо ЗинаидаВалентиновна. – Родина практически. Вы хотите, чтобы я её продала? Ностальгия. Я буду тосковать... Добавьте полмиллиона сверху.

– Не ваш это был дедушка, – встрял Дэн, – а вашего бывшего мужа, с которым вы после развода не общались. Лет двадцать вы сюда не приезжали, пока не оформили всё на себя.

– А это вам откуда известно? – поджала губы Зинаида Валентиновна. – Тоже документально записано? И где же?

– Да нет, – подал голос Вася. – Соседи рассказали. Помнят и вас, и вашиотношения с дедом. Он один последние дни доживал, внучка приезжала редко из Москвы.

– Слухи! И сплетни!

– Три минуты, – тихо, но пробирающе до костей сказал Артём, и Женькина мамавздрогнула. Я тоже. – В последнюю минуту предложение будет на полмиллионаменьше.

– Ладно, – встала со стула Зинаида Валентиновна. – Я согласна. Но всё официально.

– Хорошо, – кивнул Артём, по-прежнему похожий на ягуара, взрослый, опасный, уверенный, – мой человек отвезёт вас прямо сейчас к нотариусу для подписания договора о купле-продаже и о передаче доли на имя господина Самохвалова.

Серый улыбнулся Женькиной маме. Она фыркнула.

– Поедемте, мадам?

– Нет, я на такси. И знакомого вызову. Троих. Из военных, между прочим... Имейте в виду.

– Да хоть роту, – усмехнулся Артём.

Зинаида Валентиновна посмотрела на меня пристально, не то с укоризной, не то с восхищением, и сказала:

– Ну, Эля! Не ожидала от тебя! Вот так! Со своими...

Глава 34

Эля

Едва Серый и Зинаида Валентиновна уехали, я повернулась к Артёму и спросила одно:

– Зачем?

Он улыбнулся мне, вновь становясь привычным, моложавым, собой.

– Понимаешь, на самом деле, всё очень некрасиво. Я долго думал, что с этим делать. И понял одно: если дать делу официальный ход, замотают и тебя по допросам, и ребят, и даже Мастера...

– Я тоже об этом подумала, – пробормотала я.

– Хорошо, значит, мы мыслим в одном направлении. Я сделал это из-за тебя. Я помню, как ты плакала той ночью, когда у меня вырвалась глупость с подозрением. Я знаю, что ты мне доверяешь. И я действительно не хотел, чтобы на тебя всё обрушилось. Теперь ты знаешь мой статус, и если бы моё имя всплыло в полиции, на местном уровне не замяли бы. Тут бы было всё ФСБ, а они дожали бы и пережали всех. Увы, со мной не просто. Слишком ответственные проекты связаны с моим именем. Конечно, всё бы в итоге разъяснилось, и досталось бы не тебе, но без нервов бы не обошлось. Мало их у тебя было? Мне плевать на этих тёток, если честно. Я мог предложить и меньшую сумму, и они б согласились. Но я видел, что к подруге ты относишься трепетно, хотя мне эта Женя совсем не нравится. И уж тем более её маман. «Хапнуть» - это её любимое слово, я навёл справки. По головам, как по плацу. Ведь так?

– Да... Но знаешь, Женька не была такой. Может, самую капельку. Она больше в отца... Хотя сейчас я уже не знаю... Ничего не знаю. – Я села на стул перед компьютером и грустно вздохнула.

– А мне нравится, что ты видишь в людях хорошее! – сказал Артём ободряюще. – Но иногда стоит увидеть правду. И я мог бы, конечно, провернуть эту сделку без тебя, оставить тебя в покое и в неведении, но, кажется, ты говорила, что тебе не нравится мухляж.

– Да...

– Поэтому я хотел, чтобы ты и таким меня видела. Жёстким. Я вообще бываю разным. Но не хочу, чтобы тебя это оттолкнуло.

– Спасибо! Это честно.

Я сложила на коленях руки и принялась смущённо разглядывать собственные пальцы – Артём хищник мня немного пугал. Потом, наконец, собралась с духом и подняла глаза:

– Но лучше будь добрым. По крайней мере, со мной.

– Хорошо. Купить этот дом и поставить точку для меня показалось разумным – нет мести и повода для неё, нет старых владельцев, никто и не подумает тебя втягивать во что-то подобное больше. С Миланой и Самохваловым будет свой разговор. Уверен, мои орлы могут оперировать фактами и быть убедительными. При необходимости привлечём ещё более убедительных наших друзей из ФСБ на внушение. В общем, вряд ли у них возникнет желание играть снова. По крайней мере, со мной, с тобой, и в Алупке.

– Это так странно, – пробормотала я, пытаясь переварить услышанное. Воистину размах миллиардерской мысли мне был не очень понятен. Казалось, что я сплю. Артём на экране Скайпа терпеливо ждал и не прерывал мой мыслеварительный процесс. Наконец, я развела руками: – Но зачем тебе этот дом?

– Чтоб ёжикам было где жить, – рассмеялся по-мальчишески Артём. – Ну и на самом деле, я давно хотел создать собственный ретритный центр. Мастеру это место нравится, о Самохвалове, кстати, он хорошо отзывался. Сказал: плохой человек не мог создать такой чудесный сад. И он прав, просто чувак оказался между трёх слишком жадных женщин. Но речь не о нём. Деньги Мастер у меня не берёт, а сюда ездит регулярно. И народ приглашает. Так что получится, что центр я дарю не только ему, но и всем, кто рискнёт в себе покопаться и найти что-то хорошее.

– Как ты? – улыбнулась я, медленно приходя в себя.

– А хоть бы и как я. Или как ты, – светло ответил он. – И йогой тут хорошо заниматься. Надо только немного переделать веранду.

– Какой же ты разный, – покачала я головой. – Мне ещё узнавать тебя и узнавать! Дом йогам и ёжикам. Работа на силовые структуры. Миллиарды за пазухой. Скандалы, интриги, расследования... Кто ты?

– Просто я. – Артём улыбался. Кажется, ему нравилось быть загадочным.

– Ой, – вдруг вспомнила я. – А Игнат?! Тот, что ночью заявлялся? С татуировками? Он-то как замешан во всём этом?

– Да никак, – заявил Артём. – Простой краснодарский менеджер по продажам, которому захотелось поиграть в Ромео. Ты ему понравилась.

– Но он-то больше всех похож на преступника!

– Похож, – хмыкнул Дэн у меня за спиной. – Но ничего, кроме романтических приключений на свою бодибилдерскую шею он не искал. Отчалил уже в свой Краснодар – гулять по улице Красной. Мы проследили.

– А что же он тогда ночью в холле делал? – не верила я.

– Ёжика принёс. Второго. В подарок. Ежиху, как мы с помощью ветеринара разобрались. Когда Серый по душам и с лёгким рукоприкладством говорил с Игнатом, тот признался, что нашёл в Воронцовском парке ежа и решил, что тебе, Эля, срочно нужна эта милота. Вдруг растаешь? Это был жест доброй воли.

Я моргнула. Мда, неисповедимы пути ежей в «Мандала-Хауз»!

– Ну так, значит, так, – пробормотала я.

Странный сегодня день. И странные открытия!

– Ты ещё хочешь побыть там или, наконец, в море поплаваешь? – спросил Артём.

– Так лениво хромать вниз с горки, а потом наверх, – призналась я.

– Водитель с моим автомобилем в твоём распоряжении. Ждут у ворот.

– Всё-таки не такси?

– Нет, – покачал головой Артём.

– Врунишка?

– В последний раз. А то ты затюкала меня миллиардами.

– Извини, – голосом мультяшной Гаечки произнесла я.

– Тогда иди плавай. Тебе полезно, – сказал Артём и отключился.

* * *

Дэн суетился за своим компьютером. Вася и Марат, кажется, отправились проводить воспитательные беседы с Миланой и Серёжей Самохваловым. Всё этоне умещалось в моей голове! Опасный, как хищник, Артём проявил доброту исправедливость, рассудил всех, как царь Соломон, вершитель судеб. А теперь просто отправил меня купаться.

Посидев в своей каморке, я решила: ладно, однажды его нестандартные решения уложатся в моей голове, а может быть и нет. Любить его это мне не мешает.

Я надела купальник, натянула шорты с туникой и вышла к чёрному авто. К нему тоже надо привыкнуть. Или не стоит? Я столкнулась с Лизочкой, Костей и Зариной на выходе из сада. Позвала их с собой. Мы вместе уселись в машину и покатили наДетский пляж. Прошлёпав по гальке, я, наконец, нырнула в тёплую воду, прозрачную настолько, что было видно крабиков на дне, бычков и суетливую барабульку. Ласковые воды моря обнимали моё тело, расступались и нежили. Я заплыла далеко, пытаясь снова не додумывать мысли до конца. Перевернулась наспину. По небу плыли облака. Они отражались в спокойном, трансцендентномморе. Я почти ходила по ним босиком... Но мне сейчас было этого мало. Моё море было другим. Казалось, что-то закончилось сегодня, а значит, что-то должноначаться. Только что?

Распрощавшись с друзьями, я влезла под душ, потом заехала в кафе Руми, заказала любимых Артёмом фалафелей, пирог с сыром и зеленью, пахлаву, и ещё кучу всяких восточных вкусностей. Еле дождалась, пока приготовят блюда, разглядывая картины на стенах и складывая в стопочку печенье с предсказаниями. Потом мы заехали на рынок. Там я накупила фруктов, желе и мармелада, орехов всех сортов и майку с ежом. Милый такой ёжик попался, символично... Это былидля меня безумные траты, но они не могли сравниться с домом, купленным радимоего спокойствия... Оказывается, и так бывает.

– В больницу, в Ялту, пожалуйста, – сказала я водителю, садясь с покупками в салон.

И мы понеслись: мимо пушистых сосен на лазурном фоне неба, мимо белых скал, мимо почти средневекового, крошечного Кореиза с его итальянскими парикмахерскими и налепленными один на другой домами, мимо отцветших глициний и упитанных, сильных кипарисов. Мы пробились сквозь пробки, объехали неторопливых курортников. Улицы вверх, улицы вниз. И, наконец, больница.

Я прошла через преображённую приёмную, затем по лестнице, почти не хромая и чувствуя лёгкость. Миновала коридор с улыбчивыми нянечками и засевшими перед футболом пациентами. И заглянула в палату на втором этаже.

Уехала только утром, а уже так соскучилась!

– Привет!

Мой прекрасный, бледный, с ногой в страшном аппарате Артём сидел на кровати и работал. Увидев меня, радостно отложил серебристый ноутбук, его глаза засияли.

– Привет!

Господи, его глаза, какое счастье! Вон оно – моё небо и моё море! Я зашла и водитель с кучей пакетов проследовал за мной. Забавно, я словно в «Красотке», только в пакете не было ни одного наряда...

– Я принесла тебе много еды, – бодро сказала я. – Подумала, что тебе надо восстанавливать силы! Смотри, что купила. – И, отпустив водителя, я принялась доставать деликатесы и угощения, как Дед Мороз из мешка. – Это гранатовый сок! Прямо при мне на базаре выжимали. Тебе сейчас очень полезно! А вот мармелад! Раз уж ты вегетарианец. И холодцом тебя не накормишь для костей. Но желе в любом виде тебе нужно! Глянь-ка, мармеладки как ёжики цветные. А это миндаль, и кешью, твои любимые, и местные персики...

– Гаечка, – дрогнул его голос. – Иди ко мне.

Я подошла к кровати, оперлась бёдрами, хотела поцеловать.

– Сядь, пожалуйста, – попросил он, волнуясь отчего-то.

– У тебя болит нога? – забеспокоилась я. – Нужен укол? Я сейчас!

– Нет, укол уже сделали, просто присядь.

Я села на краешек, Артём взял меня за руки. Нежно, медленно погладил пальцы, потом поднёс к губам и поцеловал один за другим. Он смотрел на меня так, что я тоже разволновалась. По телу разлетелись мерцающие светлячки, сердце застучало.

– Знаешь, Гаечка, Ошо говорит, что не стоит принимать решений в поэтическом настроении, нужно дождаться прозы, – сказал Артём. Затем обвёл глазами палату, собственную ногу, утку на полу, мои покупки, костыли у тумбочки. – Но я подумал, что у нас прозы тоже достаточно. Случается, приходят решения, изначально правильные. Они правильны сейчас и будут правильными потом. Их даже не надо ни анализировать, ни взвешивать. Потому что их не придумываешь, их просто чувствуешь сердцем...

Он сделал паузу, я затаила дыхание.

Артём отпустил мою руку, покопался у себя под подушкой, замер. Потом посмотрел на меня снова. Долго, словно хотел увидеть мои мысли. И сказал:

– Я люблю тебя, Эля. Моя Гаечка. И пойму, если ты скажешь, что я тороплюсь, но... Вот. – Он достал из-под подушки маленькую коробочку, обтянутую алым шёлком. Открыл её, и я увидела кольцо. Изысканное, с крупным, чистым, как слеза, камнем, рассыпавшимся миллионами сверкающих брызг под светом лампы. Артём кашлянул и всё-таки произнёс: – Эля, ты будешь моей женой? Или давай поженимся потом, когда я встану с этой койки, когда все травмы будут позади, и ты узнаешь обо мне больше... Я расскажу тебе всё, что ты захочешь знать. Кроме государственных тайн... прости, я подписку давал... Или, может, потом, когда ты наденешь на меня повязку и проведёшь в моей части игры в «Поводыря и слепого», когда поймёшь, что я доверяю тебе? Полностью доверяю... Или когда поверишь мне сама... Или вообще потом, в любой момент...

Он был растерян, мой прекрасный хищник, миллиардер и начинающий йог. Сейчас Артём выглядел совсем юным, взволнованным, как мальчик. Красивым. И очень, очень родным! А во мне всё сияло, лучилось, плавилось счастьем. И только лёгкимфлёром философствования в голове пролетали облегченные мысли.

Если прошлое осталось позади, а будущее не предопределено, и мы не знаем, каким оно будет, и будет ли подарен нам следующий вздох, если мы не знаем ничего, да и не можем знать, мы ведь не ярмарочные прорицатели! (Хотя надо будет посмотреть, что там написано в печеньках Руми...) Я знаю уже: настоящее ждёт и иногда даже требует, чтобы его проживали. Особенно, когда зависаешь в прошлом, или слишком многого ждёшь от будущего. А есть жизнь.

В воображении можно бегать босиком по облакам, можно строить замки и мечтать о путешествиях, но лучше, когда это происходит на самом деле. И мне хотелось жить. Не когда-то, а сейчас. На полную. Рисковать и смеяться.

Впрочем, мысли не имели значения. Моё настоящее было передо мной. И в настоящем моменте я была счастлива. Артём ещё говорил что-то неожиданноробкое и сбивчивое, я коснулась пальцем его губ. Он моргнул, замолчав. Я надела его кольцо себе на палец, улыбнулась:

– Сейчас. Я буду твоей женой сейчас. Ну его, это потом!

– Правда? – выдохнул Артём, мгновенно отразив в глазах моё счастье.

– Правда, – ответила я. – Я не люблю мухляж. – И поцеловала.

На пол с тумбочки упала печенька, покатилась, стукнулась о ножку кровати и вернулась мне под ноги. Из печеньки выпала промасленная пергаментная бумажка. На ней было написано чёрной ручкой красиво и витиевато:

«Наслаждение этого дня не откладывайте на завтра»

Не буду. Горячие губы нашли мои, и я унеслась куда-то в подпространство в самом сладком из поцелуев, в котором счастье перетекало в счастье.

Сейчас.

ЭПИЛОГ

– Пожалуйста, только папе не говори, – обернулась я к Артёму.

На его лице появилось выражение хитрое и при этом довольное, как у бурундука-спасателя, обнаружившего лазейку. Кожу холодил ветер, несмотря на палящее солнце.

– Что именно не говорить? – подмигнул он мне. – Что ты сейчас в Перу? Или что ты собралась со мной пробираться через рейнфорест к шаманам? Или то, что ты будешь там участвовать в ритуале Аяваска, чтобы попробовать настой из коры дерева, который открывает третий глаз и позволяет увидеть, как дышит мир?

Я невинно моргнула.

– Ну, и это, наверное, тоже. Он и медитацию с йогой считает сектой...

– О, так это не главное?! – присвистнул Артём. – А что же тогда, Гаечка? Скрыть от твоего папы, что во вторую часть нашего запоздалого свадебного путешествия я завезу тебя в пустыню Невада на фестиваль творческих безумцев? И там ты порвёшь всех своим проектом? Представляю, кстати, что с народом случится, когда ты установишь конструкцию и ночью включишь подсветку...

У меня мурашки побежали по коже от предвкушения. Надеюсь, так и будет! О, как я ждала этого момента! Но сейчас я мотнула головой отрицательно:

– Не-ет, это можно. Но только потом. Уже по приезду, чтоб не волновался заранее, – и улыбнулась. – Я имею в виду не это не говорить.

Немного перестраховываясь, я поправила лямку на плече, хотя она и так надёжно прилегала.

– А о чём же? – удивился Артём.

Я закусила губу и чуть покраснела.

– Во-первых, о том, что я стала вегетарианкой. Ему этого не понять. Он даже на свадьбе твоей маме весь мозг выел, что надо с тобой что-то делать, чтобы ты начал есть «нормальную еду».

– Моей маме иногда очень полезно вынести мозг. Должна же когда-то и к ней прилететь прарабдха-карма? – хмыкнул мой прекрасный бог и коснулся пальцем очков. – Твоя мама, кстати, моей сказала что-то такое, после чего моя долго краснела и вдруг стала какой-то заботливой.

– Ага... Моя мама может. Недаром же начальник технического отдела. Она вообще строгая.

– Очень.

– Но и папа тоже, если речь идёт о моём здоровье... Ну, ты понял! В общем, не говори ему, плиз, про вегетарианство и про то, что мы с тобой танцевали на крыше небоскрёба вчера. Он же мне танцевать до сих пор запрещает! Нервничает.

– Ах, ты про это? Да пустяки, конечно, не скажу! Хоть это и небольшой такой мухляж! – рассмеялся Артём.

– Ради спокойствия родителей можно, – ещё сильнее покраснела я, – чуть-чуть смухлевать.

Артём покачал головой, но согласился великодушно:

– Тебе можно всё. Обещаю, не скажу. Не было танцев, и даже крыши небоскрёба тоже не было. Мы ужинали в подвале, окружённые мягкими подушками...

Я выдохнула с облегчением.

– Спасибо!!!

– Пожалуйста! Ну что, ты готова? – спросил Артём задорно.

Я поёрзала с ним рядом и кивнула, волнуясь сильнее.

– Всё будет хорошо, – сказал он мне и протянул руку. – Я тебя люблю. Ты мне доверяешь?

– Всегда, – просияла я.

Сзади послышался голос инструктора:

– Ну, ребята, пора. Теперь, как учили. На счёт три. Если что, мы страхуем.

Мы поправили шлемы, опустили очки. Сердце учащённо забилось. Хотя я же обещала себе ничего не бояться, однако ж...

– Раз, два, три. Поехали-и-и! – скомандовал инструктор.

Мы переглянулись с Артёмом, сжали друг другу руки покрепче, оттолкнулись и... одновременно спрыгнули с подножки вертолёта. Ветер ударил по телу, дух перехватило. Адреналин подскочил. Нас потянуло вниз, а потом вверх. К облакам, ногами ввысь, как две пушинки. Потрясающе!!!!

Я расставила руки и закричала, засмеялась, захлёбываясь от страха и эйфории. Артём махал мне руками и счастливо орал, не разобрать что в шуме ветра в ушах.

Я летела! Мы летели! Парили! Вместе! В головокружительных, вытесняющих все мысли аэродинамических потоках. Мы ле-ете-ели-и!!! Сумасшедшие от радости настолько, что казалось, любовь заискрилась солнечными пузырьками в венах. Любовь, она была везде! В нас, в воздухе! Под ногами! Хотелось, чтобы это длилось вечно! Ура-а-а!!!

Но скоро Артём показал на запястье с часами и кивнул мне. И я ему.

Заученное движение. Хлопок. Парашюты раскрылись один за другим. И полёт продолжился, уже более упорядоченный.

Под нашими ногами простирался солнечно-синий, безбрежный Тихий океан и плыли два крошечных барашка-облака. Сердце заходилось от эмоций. Не верилось, что мы здесь! Что мы летим! Но по-другому и быть не могло!

В день свадьбы год назад мой муж пообещал мне прогулку по облакам.

А его слово дороже золота! Я люблю его! И значит — я верю!

--- КОНЕЦ ---

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

ЭПИЛОГ