Е. В. Бaевская, М. Д. Яснов. Поэтическая история Бретани
Среди старых французских провинций, может быть, самая своеобразная и легендарная — Бретань. Здесь живет тихий и замкнутый народ; одна из черт бретонского характера — неулыбчивость при знакомстве, — оборачивается нередко крайним дружелюбием. В прежние времена о бретонцах говорили как о людях скрытных, но чувствительных, суровых, но не лишенных воображения. Бретонцы славились как отважные мореплаватели, бесстрашные воины, гордецы, свято преданные своему прошлому. Этот народ на протяжении многих веков сохранял свои кельтские корни, свой особый язык и традиции, плохо вписывающиеся в собственно французскую культуру.
Зрители кинофильма "Иможен", который не так давно прошел по нашим телеэкранам, возможно, смогли понять, что бретонцы любят приложиться к рюмочке, что они простоваты, а то и нелепы в обиходе и к тому же готовы отчаянно постоять за честь своей нации. Но в то же время за нелепостью героев угадывается их деликатность и доброта, а за обостренным национальным чувством — человеческое достоинство.
Эти черты так или иначе отразились и в бретонской литературе, особенно в поэзии, которой гордится и славится Бретань, и прежде всего — в ее удивительном поэтическом фольклоре. И сегодня в Бретани все пронизано подлинным народным творчеством — может быть, более всего в ее культовых постройках, в многочисленных церквах и часовнях, разбросанных по всей стране; многие из них остались со времен раннего Средневековья, когда христианство победоносно подавляло язычество, но еще не могло совладать с его отдельными островками. Таким своеобразным островком была и Бретань; в любом ее местечке почитали своих собственных святых — католическая церковь их не признавала, но каждому из них была посвящена своя статуя, своя легенда; и вот так, в поэтических легендах и статуях из камня или раскрашенного дерева, они и дожили до наших дней.
Древности оживают в Бретани на каждом шагу — в названиях старых земель, воскрешающих в памяти легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, в сказках и песнях, популярных по всей стране, в городках-мифах, оживляющих неистребимый дух Средневековья. С Бретанью связано имя легендарного Роланда — героя прославленного французского эпоса. То франки, то саксы, то нормандцы завоевывали этот загадочный и многострадальный край на северо-западе Франции; здесь находили приют знаменитые пираты и бунтовщики, а междоусобные войны нет-нет да и вспыхивали в этой далекой провинции, одна из земель которой так и называется: Финистер — Край Света...
Кажется, нет писателя, который так или иначе не был бы приобщен к Бретани: одни здесь родились — Шатобриан, Вилье де Лиль-Адан, Поль Феваль, Тристан Корбьер, Макс Жакоб; другие жили здесь или часто сюда приезжали; и неспроста история, природа и люди Бретани стали достоянием всей французской литературы. Может быть, именно благодаря тому, что в самом бытии бретонцев и была скрыта эта трагическая "двойственность", разрывающая их между национальным самосознанием и причастностью к общему дому, Франции.
...Мы путешествовали по Бретани в обществе Франсуазы Морван — фольклориста, знатока ее истории и литературы. Франсуаза родилась в городке Ростренен, в самом центре Бретани; неподалеку — руины, оставшиеся от часовни времен Карла Великого; кругом — замки и дольмены, и совсем рядом — деревушка Плуарет, а в ней появился на свет выдающийся бретонский фольклорист Франсуа-Мари Люзель. Во второй половине прошлого века он собрал и опубликовал три тома бретонских сказок, ставших национальным достоянием французской культуры. О Люзеле нам еще предстоит вспомнить, но пока послушаем Франсуазу Морван, которая снова возвращает нас к бретонской "двойственности".
Дело в том, что испокон веку жители Бретани носят по два имени — бретонское и французское. Да и сама Бретань разделена на две части — Нижнюю и Верхнюю. Верхняя — та, что ближе к Франции, жители ее говорят на диалекте, который называется "галло". Вот и выходит, замечает Франсуаза, что по-французски ниже то, что дальше от Франции, а выше то, что к ней приближается.
В самом деле, Нижняя Бретань немыслимо далека от Франции, хотя и примкнула к ней в середине XVI века. Договор о присоединении превратил Бретань во французскую провинцию; правда, у нее был свой парламент — провинциальные штаты, решавшие, платить ли налоги, которые требовал французский король. В 1789 году, после ночи 4 августа, когда якобинцы проголосовали за "отмену прав, привилегий и льгот провинций", Бретань превратилась в часть Франции: теперь для нее были обязательны те же налоги, те же законы и тот же язык, что и для остального государства. Бретань разделили на четыре департамента, границы которых были установлены произвольно, с целью заменить ими прежние "земли", совпадавшие с епископствами, — Трегор, Леон, Корнуайль и Ваннетэ. Каждая из этих "земель" обладала своим диалектом и своими обычаями. Теперь все это было обречено на постепенное исчезновение.
Однако, продолжает Франсуаза Морван, жизнь в Бретани всегда поддерживало то, что ускользало от официальной культуры, — ее напевы, сказки, пословицы, печальные народные песни, в которых говорилось о давно минувших событиях, и фантастические истории, которые звучали на посиделках. Каким-то чудом эта народная культура уцелела и, отовсюду изгнанная, до сих пор бытует среди школьников точно так же, как среди рыбаков, крестьян, ремесленников, передававших ее от поколения к поколению с самого Средневековья.
Итак, вспомним Мари-Франсуа Люзеля. В 1868 году он издал свой первый сборник собранных им народных песен "Gwerziou" ("Жалобные песни"). Этой публикацией он бросил вызов главной книге бретонского поэтического фольклора, которая существовала к тому времени, — книге фундаментальной и во многом способствовавшей формированию самого Люзеля. Речь идет о "Barzaz Breiz", о народных балладах и песнях Бретани, записанных и опубликованых виконтом Теодором Эрсаром де Ла Вильмарке.
Ко времени появления "Gwerziou" книга Ла Вильмарке выдержала уже три издания — в 1839, 1841 и 1867 годах, и основная полемика развернулась вокруг аутентичности текстов, собранных в этом объемистом и подробно прокомментированном томе. Исследовав собрание Ла Вильмарке, Люзель пришел к выводу, что оно представляет собой, по большей части, великолепную литературную мистификацию, наподобие "Песен Оссиана" Макферсона, хотя не исключено, что древнейшие из баллад восходят к подлинным текстам бретонского Средневековья.
Эта полемика не утихает и поныне. Свои аргументы выдвигают то защитники, то ниспровергатели "Barzaz Breiz". Однако никто не оспаривает высоких художественных достоинств и поэтического мастерства безвестных авторов — или автора — этой уникальной книги.
Виконт Теодор Эрсар де Ла Вильмарке посвятил ее своей матери, а в предисловии рассказал историю, объясняющую это посвящение. Дело в том, что его мать была усердной благотворительницей, и вот как-то раз она приютила и вылечила бродячую нищенку-певицу из прихода Мельгвен. Благодарная женщина так горевала, что ничем не может отплатить своей спасительнице — вот разве только песнями, — что графиня де Ла Вильмарке, желая ее успокоить, изъявила готовность выслушать одну песню: песня до того ей понравилась, что с тех пор графиня постоянно взимала с бедняков, которым давала пристанище, эту нехитрую дань (надо думать, к обоюдному удовольствию!) и записывала песни в ту же книжку, где у нее были собраны медицинские рецепты.
Вот это собрание и взялся пополнить ее сын.
"Я не жалел никаких усилий, — пишет он, — чтобы сделать сборник более полным и в то же время по-настоящему интересным в литературном и философском смысле. Немало лет я из конца в конец ездил по тем местностям Нижней Бретани, где более всего сохранилась память о старине, из Корнуайля следуя в Леон, из Трегье в Гоэло и Ванн, посещая народные празднества и вечеринки в частных домах, крестные ходы, ярмарки, свадьбы, земледельческие "великие дни", праздники льна — "линьеры", ночные посиделки, прядильни; особенно усердно я выискивал нищих, бродячих старьевщиков, ткачей, мельников, портных, мастеров, изготовлявших деревянные башмаки, весь бродячий и поющий люд, населяющий страну; я расспрашивал старух, кормилиц, девушек и стариков, особенно горцев, которые в минувшем столетии примыкали к разбойничьим бандам и чья память, если удастся ее расшевелить, оказывается бесценным хранилищем народных песен. Даже дети во время игр познакомили меня с несколькими сокровищами".
Действительно ли баллады, изданные Эрсаром де Ла Вильмарке, плод народного творчества, или по крайней мере некоторые из них являются литературными обработками фольклорных сюжетов — в любом случае они остаются для нас "поэтической историей Бретани", как назвал их сам Ла Вильмарке; его книга, несомненно, полна того литературного и философского смысла, о котором он так заботился, и пронизана поэтическими ассоциациями, близкими внимательному читателю, в том числе и русскому. Назовем хотя бы "Затонувший город Ис" — текст, лежащий в основе драмы Александра Блока "Роза и Крест". Попутно заметим, что отдельные баллады, собранные Ла Вильмарке, вошли в круг нашего чтения благодаря их франкоязычным вариантам. Например, баллада "Сеньер Нанн и фея", популярная с XVI в. во Франции под названием "Рено", была переведена на русский язык и опубликована И.Эренбургом.
Ла Вильмарке разбил свое собрание на три раздела, объединив "мифологические, героические, исторические песни и баллады", особо — "праздничные и любовные песни" и, наконец, "религиозные песни и легенды"; бретонские тексты сопровождаются французским переводом и, что придает сборнику особое очарование, в конце его приведены ноты каждой песни и баллады.
Мы постарались представить в нашей книжке, по возможности, образцы из всех разделов оригинального издания, сохранив и те прозаические пояснения автора, которыми он предваряет поэтические тексты. Имена известных героев и простых крестьян, названия деревушек и замков, анекдоты и сценки, которые он запечатлевает, привносят аромат подлинности в эту запись далеких голосов, как эхо, долетевших до наших дней.
Сказки, собранные Люзелем, и баллады, записанные или придуманные Ла Вильмарке, открывают двери в еще мало изведанную нами область древнего бретонского фольклора. Оба собирателя скончались в один год — произошло это ровно столетие назад, в 1895 году. Целая эпоха, отделяющая нас от того времени, сгладила полемику, оставив непревзойденные образцы поэзии, становящиеся достоянием разных языков и культур.
Знаменитая бретонская поэтесса и сказочница Анжела Дюваль, хранительница народной поэзии, любила сравнивать себя с лесным источником, являющим на свет чистоту и свежесть сокрытых до времени вод. В этом непритязательном образе вновь мерцает тот самый бретонский характер, неброский внешне, но полный тайных глубин, который, мы надеемся, вы смогли узнать, а может, и полюбить, прочитав избранные страницы из поэтической истории Бретани.
Примечания
1
Эту бретонскую народную песню приписывают барду по имени Гвенкхлан, жившему в V веке. Из письменных источников о нем ничего более не известно. Но вот что сообщает о певце предание.
Гвенкхлана долго преследовал чужеземный правитель. Захватив барда в плен, он велел выколоть ему глаза, бросил его в каменный мешок на медленную смерть, но вскоре после этого сам пал в битве с бретонцами. Поэт своим пророческим проклятием обрек правителя на смерть.
Это предание полностью согласуется с песней, записанной в Мельгвене: Гвенкхлан якобы сочинил ее в темнице за несколько дней до смерти. Поэт верил в переселение душ и в то, что каждому человеку суждено пройти три круга существования. Чужеземного правителя он представляет в обличье кабана, а бретонского военачальника — в образе морского коня.
В Арморике, одной из областей Бретани, во времена раннего христианства был город, ныне разрушенный, звавшийся не то Крис, не то Керис. В те времена, то есть в V веке, краем правил Градлон по прозвищу Меур, что значит "Великий". Градлон состоял в почтительной дружбе со святым человеком, Гвенноле, основателем и первым аббатом первого в Арморике монастыря. Вот все, что история сохранила об этом городе, этом властителе и этом монахе.
Однако народные певцы сообщают и другие сведения. По их версии, Кер-ис, или город Ис, столица владений короля Градлона, был защищен от морских наводнений огромным колодцем или водоемом, куда во время сильных приливов поступал излишек воды. Колодец этот закрывался потайной дверью, а ключ от нее король всегда хранил при себе, чтобы отпирать и запирать ее когда нужно.
И вот однажды принцесса Дахут, его дочь, желая напоследок потешить своего любовника, с которым пировала всю ночь, выкрала у отца заветный ключ, отперла колодец, и город оказался затоплен. Святой Гвенноле якобы предсказал это бедствие, которое и легло в основу следующей баллады.
Цикл баллад о Мерлине дошел до нас лишь в отрывках. Считается, что бард по имени Мерлин жил в V веке, он был сыном монахини-христианки и римского консула и слыл первым прорицателем своего времени.
Эта баллада напоминает о сражении, которое в X веке произошло между бретонцами и северянами неподалеку от Керлоана, небольшого городка на морском побережье провинции Леон. Эвен ле Гран, Великий Эвен, прославленный бретонский военачальник, заставил врагов бежать, но, прежде чем отплыть, они успели захватить пленных; в числе последних был и воин по имени Вран, младший сын графа Врана, который часто упоминается в исторических хрониках. На берегу моря находится деревушка, где, скорей всего, и томился пленник, поскольку и сегодня это место называется по-бретонски Кер-Вран, "Вранов хутор". В церкви городка Гульвен, основатель которой содействовал победе Эвена ле Грана, можно увидеть старую картину — на ней изображено, как корабли противника удаляются от берега. Но если обратиться к поэзии, следует заметить, что она берет верх над живописью.
Эта песня донесла до нас один из отзвуков покорения Англии нормандцами, которое произошло в XI веке, когда нормандский герцог Вильгельм II Завоеватель отправился с флотом в Англию и в 1066 году при Гастингсе победил короля англосаксов Гаральда. Под свои знамена Вильгельм собрал большое воинство со всех уголков Франции, в том числе и из Бретани. История сохранила, в частности, имена двух молодых графов, Бриана и Алена: многие видели, как они возвращались домой с войны, сопровождая тело своего погибшего товарища. Возможно, этот случай и послужил толчком к написанию трогательной баллады.
Текст ее, кстати, содержит любопытный эпизод, связанный со свадебной лентой матери Сильвестика. В старой Бретани, в знатных семьях, был такой обычай: в день свадьбы, перед тем, как отправиться в церковь, невеста, жених, их родители и все приглашенные собирались в почетной зале замка и в их присутствии наиболее знатный из отвергнутых ухажеров повязывал невесте ее свадебную ленту. Лента должна была быть белой, как целомудрие юной девушки, розовой, как ее красота, и черной, как печаль отвергнутого воздыхателя. После свадьбы лента тщательно хранилась в шкатулке с семейными драгоценностями, и ее доставали оттуда только в дни больших праздников. То, что мать Сильвестика посылает ему письмо, завязанное в ее свадебную ленту, свидетельствует о силе ее чувств, о той надежде, которая еще оставалась у нее, — как последней драгоценности прошлого.
В нескольких лье к северу от очаровательного городка Кемперле, который словно плавает по водам Изола и Элле наподобие корзинки с листвой и цветами, расположено большое село Фауэ. Прежние сеньеры, носившие имя Фауэ, младшая ветвь благородного и древнего рода Гуленн, занимают весьма значительное место в истории Бретани, и народ сложил о них песни. По одной из этих песен, сеньер из рода Гуленн, отправляясь в Святую землю, доверил молодую жену заботам своего родственника. Тот обещал обходиться с нею со всем почтением, какое подобает даме ее ранга, но как только крестоносцы покинули родные края, попытался ее соблазнить. Ничего не добившись, он выгнал женщину из дому и послал ее пасти стадо. Память об этом сохранилась в балладе, которая хорошо известна в окрестностях Фауэ и по всему Корнуайлю.
Красные кресты, которые нашиты на правом плече у каждого рыцаря, помогают установить время создания баллады, поскольку такие кресты носили только во время первого крестового похода. Из истории известно, что Ален и другие бретонские вожди вернулись из Палестины через пять лет, но народный поэт увеличивает срок до семи лет. Существуют каталанский и провансальский романсы, сходные с бретонской балладой, и можно предположить, что все три произведения восходят к общему источнику.
Некая дама из Сен-Мало полюбила молодого человека; он отвечал ей взаимностью. Часто по ночам она подходила к окну, чтобы перемолвиться с ним словечком. Улицы городка были такими узкими, что влюбленным волей-неволей приходилось говорить вполголоса. Однако старый муж заподозрил неладное и однажды подстерег жену после свидания. Та отвечала, что встает по ночам слушать соловья. Тогда ревнивец приказал слуге расставить силки, и, на его удачу, в них попалась птица. Он принес соловья жене и задушил его на ее глазах — с тем чтобы у молодой женщины не было больше повода вставать по ночам. Этот трогательный сюжет стал знаменит в средние века, когда его обработала выдающаяся поэтесса XIII века Мария Французская.
Генеалогические документы рода Керморванов повествуют о том, что в 1400 году один сеньер из этого рода, по имени Ив, взял в жены Азенор, единственную дочь из семьи Кергроадез; однако документы не входят в подробности этого брачного союза. По словам барда из Корнуайля, Азенор, которую он называет Бледнолицей, любила младшего сына из замка Мезлеан и хотела выйти за него замуж. Но тот готовился получить сан священника, к тому же ее родители искали более выгодной партии и насильно выдали ее за Ива Керморвана. О том, к чему это привело, и говорится в балладе.
В Корнуайле, около Порт-Авена, в том месте, что принадлежало церковному приходу Низона, и сегодня можно увидеть руины замка Рюстефан. Замок этот упоминается во многих легендах. Говорят, что некогда у местных жителей был обычай танцевать допоздна на холме перед замком, но что танцы прекращались, едва танцоры замечали в темноте старого священника; лысый, с горящими глазами, он возникал в слуховом окне донжона, откуда разглядывал танцующих. К этому добавляют, что в полночь в самой большой зале замка можно было увидеть гроб, покрытый саваном; по его углам горели четыре белые свечи, какие зажигают в память юной усопшей дворянки; а еще рассказывают о барышне в зеленом атласном платье, расшитом золотыми цветами, которая прогуливалась под луной по стенам замка, иногда напевая, но чаще плача. Какая таинственная связь могла существовать между этими двумя туманными образами — священником и юной девушкой? Об этом повествует нижеследующая баллада.
История Мари де Керула, единственной дочери шевалье Франсуа де Керула, владельца имения Керула в Нижнем Леоне, и дамы Катрин де Ланнюзуарн, послужила источником многих легенд, близких к легендам о Бледнолицей Азенор. В 1565 году мать заставила ее выйти замуж за Франсуа де Шателя, маркиза де Меля, отвергнув при этом двух местных дворян, Керто-маса и Салауна, которые гораздо больше нравились самой девушке. Наследница умерла с горя.
Маркиз де Мель играет в истории Бретани весьма неприглядную роль. Во времена Лиги, когда католики заключили союз против гугенотов, при осаде Кемперле, где маркиз был тогда губернатором, он чуть не нагишом бежал из города ночью, с женщинами, переправился через реку и, добравшись до своего имения Шатогаль, укрылся там. К этой истории, свидетельствующей о его трусости, народные предания добавляют другие, изобличающие маркиза в отвратительной жадности. Всего этого было более чем достаточно, чтобы оттолкнуть от него наследницу из Керула. Статую маркиза де Меля и в наши дни можно видеть в реликварии селения Ландело, в нескольких лье от города Карэ: маркиз был мал ростом, толст и безобразен. Он изображен с пышной шевелюрой и в доспехах, какие носили сеньеры времен Людовика XIII. Руины его замка находятся неподалеку.
Повествуя о несчастьях Мари де Керула, народная молва несколько ускорила ее конец: она успела родить мужу, Франсуа де Шателю, троих детей. Зато всем памятна трусость и скупость ее мужа. Кертомаса же и Салауна вспоминают добром.
Луи-Франсуа де Геран был сыном Клод де Неве и Жана де Порка; его полный титул — кавалер, сеньер де Локмариа, маркиз де Геран. Отец его принимал участие в осаде Ла Рошели и войнах с германцами, руководил выборами бретонских генеральных штатов и скончался в 1670 году.
К тому времени юный маркиз, богатый, необузданный и предающийся бесчинствам, стал грозой всего прихода и приводил в отчаяние свою мать, слезы и мольбы которой не оказывали на него никакого воздействия; рассказывают, что, когда он выезжал со двора, добрая женщина тут же сама звонила в колокол, оповещая всех в округе об опасности.
Каждый день приносил новые беды и новые жалобы окрестных жителей; дело кончилось тем, что мать вынудила своего сына покинуть Бретань, — последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал случай, о котором повествует эта баллада.
В одном старинном бретонском изречении говорится так: "Есть три сорта людей, которые, как бы они того ни добивались, никогда не попадут в рай. Во-первых, это портные (даже если вы пользуетесь их услугами) — они настолько мелочны, что нужно их не меньше девяти, чтобы составить одного человека; во-вторых, колдуны — у них дурной глаз, они наводят порчу и заключают договор с дьяволом; и в-третьих, сборщики налогов, что подобны слепым насекомым, которые сосут кровь у животных".
В народном сознании сборщик налогов — это, как правило, человек вздорный, с потугами на остроумие, краснобай и пустослов, а то и фигляр, охотно уснащающий солеными словечками свои узаконенные поборы. Рассказывают, что как-то раз приехал на ярмарку торговец сидром с двумя бочками оного в своей телеге; является сборщик налогов и требует свое, торговец же отказывается платить пошлину. — "Несчастный! — говорит ему сборщик. — И как ты только осмеливаешься роптать? Разве не был святой Матфей нашим покровителем? Разве в Иудее не взимали что ни день подати с каждого, кто торговал вином и табаком?" Имя святого Матфея вконец смутило бедного крестьянина.
Однако далеко не все истории про сборщиков налогов столь же комичны; некоторые из них просто ужасны. Вот одна из подобных историй, которую спела мне прачка в Ланьоне, где, собственно, все и случилось.
Гевин, барон из Кимерка, в 1420 году владел фамильным замком и мельницей в Понтаро. Это был славный уголок в небольшой низине, полузатерянный среди ольховых и ивовых зарослей прихода Банналек, в старой бретонской провинции Корнуайль. Настоящая баллада — одна из тех редких песен, дату которых можно установить достаточно точно. Сюжетом ее стала история мельника из Понтаро, который злонамеренно похитил дочь маленького горбуна-портного, отвез ее к себе на мельницу, где и оставил, пользуясь покровительством своего сеньера.
В Нижней Бретани был обычай: невеста украшала свадебный головной убор крохотными зеркалами в серебряной оправе. Страх никогда не увидеть на себе эти зеркальца совершенно истерзал юную Маргериту. И тогда, немного кокетничая сквозь слезы, она обратилась к своей матери с горьким предостережением.
Крест, о котором поется в этой балладе, стоит у дороги из Кемперле в Риек. Автор и герой песни, юноша Клоарек, жил в Риеке; он был сыном мельника, чья мельница была расположена неподалеку от сеньериального поместья маркиза де Понкалека. Юноша отказался от духовного звания, которое ему прочили, работал на отцовой мельнице и сочинял свои баллады.
Эту простенькую элегию приписывают двум сестрам, двум крестьянкам. Говорят, что они написали ее сообща. Хотя, может быть, и не стоит излишне восхищаться невинностью этих стихов; возможно, в них выражены не столько девичья стыдливость и целомудрие, сколько откровенный упрек, обращенный к юному повесе, который ищет удовольствия "на стороне", отправляясь ради них в чужие края.
"Рай" — один из религиозных гимнов, которые были весьма популярны в старой Бретани. Его авторство обычно приписывают Мишелю де Ноблецу из Керодерна, бретонскому миссионеру, жившему в XVI веке, однако народные поэты вкладывали этот гимн в уста своего покровителя святого Эрве. Они воскрешали в памяти легенду, записанную на латыни еще в XI веке, согласно которой святой Эрве вознесся в рай, где и сложил эту бретонскую песнь.
Последние комментарии
11 часов 59 минут назад
12 часов 37 минут назад
12 часов 52 минут назад
18 часов 24 минут назад
18 часов 49 минут назад
19 часов 27 минут назад
19 часов 40 минут назад
1 день 19 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад