Возвращение (СИ) [Athos] (fb2) читать онлайн

   ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Озноб сковал тело. Не просыпаясь, чувствую, что лежу на сырой земле. Приоткрыл глаза, и сразу напрягся - после вчерашнего ожидал резкую головную боль. Странно боли нет. Огляделся, вспомнил, что в лесу. Лучи восходящего солнца подсвечивают макушки деревьев. Значит, пролежал так всю ночь. Получается или заблудился или компашка меня потеряла. Хотя могли и забыть после длительных шашлыков. Особенно если мясо уже съели, но крепкие напитки до конца не распили.

   Поднялся; благо сейчас лето теплое, а то можно воспаление легких получить. Экран мобильного телефона показывает нулевую активность, никакой тропинки рядом, но ведь, в какую сторону не пойду, все одно, выйду или к городу или к дороге.

   Двинулся через лес уверенно, знал, что натренированное в спортзалах тело, позволит идти долгое время. Вчерашние шашлыки не в счет, редкий случай. А вообще ревностно слежу за здоровым питанием и физическими нагрузками.

   Но скоро понял, что ошибся и до города еще очень далеко; шум города или автотрассы не слышу вовсе. Между ветвей солнце прошло высшую точку, а я с отчаянием осознал, что заблудился. Страх сжал сердце, в животе похолодело.

   - Помогите! - крикнул я.

   Но лес промолчал. Все так же припекает солнце, птицы поют беззаботно, не замечают моего положения.

   Рванулся наугад, ветки поцарапали лицо. Рубашка зацепилась за куст, раздался треск, но я бежал дальше. Главное не останавливаться, иначе безнадежный ужас накроет с головой. В такой непривычной пугающей ситуации еще не был.

   Когда совсем выбился из сил, рухнул на землю. Одежда изодралась, дыхание вырывается с хрипами, пот течет ручьем, по всему телу чувствую зуд. Что делать не знаю совсем. Развести огонь - нет спичек, телефон остается вне зоны действия. Хочется есть, но что можно найти здесь, в лесу?

   Готов разрыдаться от безвыходности и жалости к себе. Все же поднялся, поплелся вперед. Не может быть, что не выйду к оживленному месту.

   Брел и брел, солнце склонилось на закат. Сил не осталось, грязная одежда висит клочьями. Когда по верхушкам деревьев пробежал последний луч солнца, я обреченно опустился на траву. Наступила кромешная тьма, сковал с такой силой, что зажмурился, обхватил себя руками. Мир исчез, осталось только чувство одиночества и беззащитности. Мерещатся чьи-то лапы, рядом раздаются дикие звуки. Сердце бьется загнанной птицей, я свернулся на земле, предчувствуя острые когти, рвущие мое тело. Но утомление помогло провалиться в спасительный сон.

   ***

   В беспамятстве чувствовал, что меня теребят, толкают. Тело онемело, на слова нет сил, опять ушел в бессознательную тьму.

   ***

   Проснулся на кровати, под пледом. Сверкнула радостная мысль, что все приснилось, тут же вскочил. И надежда рухнула в пропасть.

   Я в странном незнакомом помещении. Деревянные голые стены, над узкой кроватью, или скамейкой, висит икона. Наверное, меня нашли жители близ лежащей деревни.

   Моя одежда лежит рядом на грубо сделанном стуле. Опустил ноги на пол из обычных досок, прошлепал к окну. С высоты первого этажа открылся лесной пейзаж: плотно стоящие деревья, не тронутый техникой ковер травы, солнце в зените на безоблачном небе. Было красиво, но только пока не понял, что насторожило.

   Торопливо схватил одежду, проверил карманы, мобильного нет. Заскрипела дверь, я быстро влез в штаны и остолбенел. Меньше всего ожидал увидеть монаха.

   Длинная борода, черная ряса навеяли о чем-то древнем. А в его взоре вовсе ощутил другой мир.

   - А, проснулся отрок, - сказал монах.

   - Это какой город? - глупо спросил я.

   - До города много верст. Ты отдохни пока в нашей обители. Меня зовут Андроник.

   Предчувствие беды обволокло всего, голос стал безжизненным:

   - Где я?

   - Ты не иначе как заблудился? Наша обитель недалече от села Хотьково.

   Я похлопал глазами, напряг память. Монах не дождался:

   - Оденься, пообедаем, потом с настоятелем обговоришь.

   Я смотрел потерянным взглядом, как за ним захлопнулась дверь. Снова подошел к окну, теперь понял, что здесь не так. Нет электрических сетей, так привычных глазу. Нет автомобильной колеи, вообще намека на цивилизацию.

   Чуя недоброе, спешно вышел наружу. Сразу попал во двор десяти небольших деревянных домов. Судя по всему однокомнатных, в таком же я проснулся. Чуть дальше стоит небольшая церковь, тоже деревянная. Постройки огорожены от леса невысоким забором.

   На крыльце одного из домов стоит тот монах. Увидел меня, помахал, приглашающе приоткрыл дверь.

   Прошли еще двое монахов, на меня внимания не обратили. Ступеньки подомной скрипнули. Перед тем как войти, увидел за забором еще одного человека. Мужчина усердно орудует лопатой. Я сразу вспомнил дачные участки родителей, вскопанные грядки. Одежда мужчины будто из заплат, местами выпачкана землей. Под одеждой угадывается сухая крепкая фигура. Капельки пота стекают со лба, но он продолжает энергично втыкать лопату в землю. "Монахи, видимо, наняли в деревне", - подумал я и прошел в дом.

   Внутри дома просто и даже пусто: голые стены, с одной иконой, дощатый пол, деревянный стол и такие же грубо сделанные стулья. Андроник указал мне на один из них, я послушно сел. Сейчас было важнее богатство на столе. Крылья носа хищно затрепетали, уловили запахи, желудок напомнил, что давно не ел.

   - Трапезничай, - сказал Андроник. - Тебя как зовут?

   - Александр.

   Здесь рыба, хлеб, гречневая каша, овощи. Я набросился на еду, как голодный волк. Проглотил первые куски, оголодавший живот распалился, стал требовать больше, мои руки работали так же усердно, как у того челоевка с лопатой.

   Андроник молчит, смотрит участливо, но я под взглядом добрых глаз почувствовал неловкость, словно веду себя не прилично. Захотелось ответить колкостью.

   - А откуда такое богатство в обители? - спросил я.

   Он смотрел все с той же добротой, отчего стало совсем неуютно, сказал:

   - Блюсти пост в голодное время, не тоже самое, что соблюдать во время сытое. В голодное время главное - не роптать. А в другое время - воздерживать чрево.

   Я оторвался от еды, всмотрелся в лицо монаха. У него лицо волевого человека. И взгляд человека умеющего не осуждать слабости других и бороться со своими. Обычно все наоборот.

   Мои руки двигались медленней, чувствовал себя сытым, тело ожило. Теперь нужно думать, как отсюда выбираться.

   - Спасибо, - сказал я. - Подскажите, как быстрее добраться, до этого села Хотьково?

   - Сквозь лес тропинка идет, я покажу. Но сначала обговорим с настоятелем. Пойдем.

   Мы снова вышли во двор, я машинально стал высматривать дом больше и красивее. К моему удивлению мы подошли к забору, где поодаль человек продолжал свой труд.

   - Отче, - позвал Андроник. - Будь милостив, подойди к нам, совет нужен.

   Мужчина воткнул лопату в землю, подошел к нам. Такая же, как у Андроника густая борода, глаза смотрят живо, не сказал бы, что работа измучила.

   - Отче, сей отрок в лесу потерялся, - сказал Андроник и добавил. - Странный он только.

   В голове мелькнула неожиданная мысль. Я еще раз посмотрел на Андроника, человека с таким странным именем. Посмотрел на настоятеля, на одежду, манеру с которой он держится. Заново огляделся вокруг.

   - Андроник, будь милостив, - медленно и настороженно сказал я. - Сколько лет минуло с Рождества Христова?

   - Одна тысяча триста восемьдесят, - опередил его настоятель. - Сейчас шесть тысяч восемьсот восемьдесят восьмой год от сотворения мира. Шестой день июля.

   Монахи насторожились, когда мое лицо залила смертельная бледность. А мне стало ясно, почему нет проводов, не действует мобильная связь.

   Грудь словно пронзила стрела, мир передо мной закачался, земля стала уходить из под ног. В животе похолодело. Это был даже не страх, вокруг все словно зависло в невесомости. В глазах померкло, я потерял сознание.

   ...Очнулся на той же узкой кровати, мыслей нет, в голове пустота. Скосил глаза, увидел Андроника и настоятеля. Они заметили, что я проснулся, Андронник подал воды. Мои пальцы коснулись кружки из бересты, от ледяной воды заломило зубы, но почувствовал себя ожившим.

   Выходит попал в прошлое.

   Холодная вода освежила, я с надеждой посмотрел на монахов, и мои глаза встретились с глазами настоятеля обители.

   Мне никогда не встречались похожие люди. Во всей осанке дышит такая твердость духа и несгибаемый характер, что чувствую себя ребенком. Его жизнь неподвластна обстоятельствам, движется против течения. Глаза на светлом лице, смотрят внимательно, в них словно отражается глубокий океан неба. Кажется, видят меня насквозь, со всеми старыми проступками и тайными помыслами, но без тени укора или осуждения. И мне показалось, он понимает мое положение.

   - Как мне попасть домой? - только спросил я.

   - На все воля Божья, - ответил настоятель.

   Андроник внимательно посмотрел на отца-настоятеля. Видимо придержал слова, что до села, не так и далеко, в некотором замешательстве перевел взгляд на меня.

   - Мне некуда идти, святые отцы, - сказал я после паузы, настоятель отчего-то нахмурился, а Андронник осенил себя крестом.

   - Как поступим с ним, отче, позволим остаться? - после некоторой паузы спросил Андроник.

   - Спаситель наш говорит: "Приходящего ко Мне не изгоню вон". Придет срок, Александр покинет нашу обитель.

   Мне оставили отдельный дом-келью, в котором уже дважды приходил в себя. Я лежал на жесткой кровати, так ни разу за день не вышел во двор, а с наступлением темноты, постарался уснуть, в надежде, что сумею утром обдумать мое положение.

   Но спал плохо, всю ночь видел кошмары. От кого-то спасался, меня преследовали, гремел жуткий голос, вопил и угрожал: "Уходи, уходи отсюда! Что ты ищешь в этой пустыне? Что хочешь обрести в этом лесу? Или ты собрался здесь жить? Зачем ты здесь поселился?"

   Я ворочался, но проснуться не мог. Капельки пота выступили по всему телу, а неведомая сила не отпускала.

   - Не надейся, что сможешь здесь остаться: ты и на час тут не задержишься, - кричал голос. - Ты сам видишь, что место это пустынное и труднодоступное, отсюда во все стороны до людей далеко, и никто не придет сюда. Разве не боишься, что можешь умереть здесь от голода или разбойники найдут и убьют тебя. Кто здесь тебя защитит? Много зверей кровожадных, воют свирепые волки и грозные чудища без числа бродят здесь, место это непригодно для жилья!

   Я силился ответить и не мог. Чувствовал как проваливаюсь куда-то, не могу найти опоры, а голос гремел отчетливо:

   - Что хорошего, если звери нападут на тебя и растерзают или ты умрешь какой-нибудь другой безвременной, ужасной, насильственной смертью? Встань и без всякого промедления беги отсюда, не задумываясь, не сомневаясь, не оборачиваясь назад, не озираясь ни направо, ни налево, не то мы тебя отсюда раньше прогоним или убьем.

   Дикий страх обуял меня, захватил всего, я, наконец, распахнул глаза. С облегчением даже радостью увидел дубовые стены, рукой проверил, лежу ли на кровати. Сердце металось птицей в тесной клетке, грозило сломать ребра.

   На глаза упал игривый лучик солнца. Я подошел к окну, подрагивающими руками открыл небольшие ставни. Свежий воздух ворвался в грудь, сразу отогнал дурман сна, пляшущие безумно мысли медленно успокаивались.

   Солнце только появилось на горизонте, озарило верхушки деревьев, всеобщую тишину нарушало только щебетание птиц. В домах-кельях спокойно.

   Собрался закрыть окна, вернуться в кровать, но увидел, как со стороны леса в калитку входит отец Сергий. На плечах несет коромысло с ведрами, а по тяжелой походке видно, что полны воды.

   Из окна смотрел, как настоятель прошел к ближним кельям, оставил ведра, и к моему удивлению, отправился обратно в лес. Я проводил его взглядом до калитки, пожал плечами, закрыл окна. Кровать уютно приняла меня, думал не засну, но провалился в сон быстро.

   Проснулся когда солнце уже прошло зенит. Оделся, вышел во двор. На крыльце стояло ведро с водой. Я поднял его, с удовольствием почувствовал, как напряглись мышцы.

   Оказалось, очень хочу пить, с жадностью припал к ведру, вода потекла на грудь. Отпил, почти половину, остальное вылил на голову.

   Во дворе никого нет, но из деревянной церкви раздается мерное пение. Я с завыванием потянулся, пошел на звуки. В церковь заходить не стал, присел на ступеньках.

   Странно, размеренные голоса не навеяли сон, наоборот мысли стали яснее. Лилось торжественное пение, захотелось вздохнуть полной грудью, спина распрямилась. Я поднял глаза к небу. Слушал монахов и следил в небе за птицами. Напряжение присущее человеку моего мира исчезло, в груди что-то пробудилось, порывалось к птицам.

   Через некоторое время голоса стихли, послышался голос настоятеля:

   - Старайтесь, братия, войти в узкие врата, Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его. Святой Павел говорит: "Плод же Духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание". Давид же так сказал: "Уповайте на Господа, ибо написано: "Посмотрите на древние роды и увидите: кто уповал на Бога - был постыжен когда-либо? Или кто верил в Господа - и посрамлен был? Или кто пребывал в страхе Его - и оставлен был? Или кто призывал Его - и не был услышан и презрен был Им? ".

   Вскоре скрипнула дверь церкви, вышли монахи, первым шел Андроник. Он заметил меня, поманил жестом.

   - Знать мы с тобой лишь перед обедом встречаемся, - сказал он приветливо.

   - О, значит, я вовремя проснулся, - попытался пошутить я.

   Андроник покачал головой, но промолчал.

   На обед была каша с лесной земляникой. Блюдо оказалось очень вкусным, каша наваристая, ягода душистая. Запах навеял что-то родное, почти из детства.

   К моему удивлению, монахи ели мало и недолго. Андроник спросил меня о добавке. Я смущено по интеллигентному кивнул, Андроник участливо наполнил мне тарелку, а сам вышел, пожелав доброго аппетита. Я хотел ответить, но рот был уже полон, и я промычал благодарность.

   Потом целый день не мог себя пристроить. Монахи заняты: кто ушел в лес, кто рубил дрова, кто вскапывал землю. Разговаривают мало, перерывов почти не делают, мне стало скучновато.

   Я присматривался, кому можно помочь, но все работают споро, помощь и не нужна. Посидел на крыльце, вздремнул под теплыми лучами, с серьезным видом побродил по двору. Монахи опять собирались в храме, снова разошлись по работам. Наконец я все же набрался смелости, подошел к настоятелю.

   Сергий, как и вчера, работал лопатой. Движения энергичные, хотя прошло уже несколько часов.

   - Позвольте мне тоже что-то сделать,- сказал я.

   Сергий распрямился, я немного стушевался под его взглядом.

   -Хорошо, Александр, - сказал он. - Пойдем.

   Я пошел вслед за отцом Сергием, он обернулся, сказал:

   - Видишь вон там? Это Андроник, он сегодня угощал братию кашей. Приготовил с ягодой, которую вчера собрал. Тебе понравилось?

   - Да, очень вкусно! - ответил я искренне, до сих пор чувствую приятный вкус во рту.

   Сергий кивнул, продолжил:

   - Того монаха, что с лопатой зовут Якута. Он уже утром был в городе, принес тяжелые инструменты. А вон там видишь, орудует топором? Его зовут Андрей, знаешь, почему такая у него на лице радость? Просто он вчера достроил себе келью. Сейчас же вижу и на твоем лице радость, Александр. Вижу, очень гордишься, что попросил о работе.

   Я еще до конца не понял смыл сказанного, но уже напрягся что бы защищаться. Рот, от несправедливой обиды, открылся. Я набрал в грудь воздуха, чтобы напомнить о моем трудном и нежеланном здесь положении. И вообще лучше бы помогли прояснить ситуацию, а нравоучения могу и сам говорить. Но настоятель не дал мне разразиться возмущением, указал на колокольчик, мы, оказалось, подошли к столовой, сказал:

   - Звони Александр, зови братию на ужин.

   ***

   Над тишиной леса висит большая луна, как фонарь освещает двор, вокруг тишина. В доме настоятеля скрипнула дверь, Сергий вышел из дома. Осторожно стал подходить к каждому дому, заглядывать в окна. Я понял, он хочет услышать, что в кельях молятся, или может, занимаются рукоделием, читают святые книги, или, как здесь говорят, плачет о грехах. Я отошел от окна, лег в кровать. Специально изображать бодрость не хотел, накрылся шерстяным одеялом.

   Наконец раздались шаги под моим окном, я изобразил спящего. У дома постояли некоторое время, затем услышал тихий, но отчетливый голос:

   - Сказано: "Претерпевший до конца, спасется".

   Раздались удаляющиеся шаги, я заснул с этими словами.

   Днем мне доверили колоть дрова. Я на даче последний раз был очень давно, все как-то не получается заехать. Но как держать топор, помнил. Первый удар получился неуверенным, ударил снова, полено раскололось на две совсем неравные половинки.

   Продолжал колоть поленья, когда мимо шел монах, с именем Андрей, которого еще называют странным именем Ослябя. Он остановился, понаблюдал, что делаю, сказал серьезным голосом: - Твой топор напоминает мне молнию, брат.

   Я почувствовал, что губы против моей воли раздвинулись в улыбке, на душе потеплело - Потому, что машу им так быстро? - наивно спросил я.

   - Нет, потому что он никогда не бьет дважды в одно и то же место.

   Его лицо было серьезным, но потом не выдержал, противно хихикнул и пошел дальше. Я смотрел в его спину, моя улыбка скривилась, словно глотнул уксуса. Еще как назло солнце стало сильно припекать, я почувствовал себя обиженным и всеми заброшенным. Тяжело вздохнул, продолжил работать топором.

   Через час от меня шел пар, накалился так, что если бы рядом пролетела муха, сгорела тут же. Топор поднимался все медленнее.

   - Александр передохни.

   Я обернулся, увидел Андроника, он смотрит участливо, в руках ведро воды.

   - Вот испей, - сказал он. - Хочешь, брат, расскажу историю о нашем роднике.

   Я вспомнил, что ему тоже положено рубить дрова. Но Андроник почти сух, когда меня можно выжимать. Брат монах трудится в пол силы?

   Тут увидел ладонь Андроника, даже взял его руку, чтоб лучше рассмотреть.

   - Что такое, Александр? - Спросил Андроник удивлено.

   - Да нет, все в порядке, извини, - ответил я, и устыдился за свои мысли. Ладонь Андроника от постоянной работы, превратилась в кору дуба. Такой знает, как работать долго и сберечь силы. - Ты, расскажи историю.

   - Так вот, - начал он, не обратив внимания на мое неясное поведение. - Вдвоем с настоятелем, мы вышли из монастыря, спустились в лесной овраг, где, как рассказывали старожилы, никогда не было источника. Отец Сергий нашел в канавке немного дождевой воды, преклонил колени, стал молиться. Сотворив молитву, осенил крестным знамением место, где стояла дождевая вода, и вдруг из-под земли забил полноводный источник, - Андроник всплеснул руками, изобразил такой источник, - который бьет, и из которого берем воду для всех монастырских нужд, и благодарим Бога и Его угодника Сергия.

   Андроник подал ковш, я поднес к губам, холодная вода заломила зубы, но в голове прояснилось, в тело влились свежие силы.

   - От воды из этого источника, - продолжил Андроник, - случались многочисленные исцеления больных, страдавших разными недугами, если болящие приходят к источнику с верой. Источник стали иногда называть Сергиевым, но мудрый муж, не терпит славы. На это сердится и обычно говорит: "Чтобы никогда не слышал, как вы называете ключ моим именем, потому что не я дал вам воду, но Господь даровал ее нам, недостойным".

   История понравилась, единственное, что было интересно, верит ли в это сам Андроник. Я вернулся к дровам, обдумывал эту мысль.

   Когда стало вечереть, приноровился к топору, но перестали слушаться руки. Наконец раздался призыв к Вечерни, а ведь затем ужин, я с трудом разогнул спину, поплелся на спасительный голос.

   Трапеза придала сил, молодое тело быстро ожило. Ощутил странное чувство, что сегодня ужин заслужил. На душе стало радостно.

   Шел к себе в дом, настроение на подъеме, все вокруг нравится: свежий воздух, полоса леса, яркий закат над верхушками деревьев.

   Заметил на крыше одной кельи монаха. Со смешанным чувством узнал в нем Андрея-Ослябю, тот чинил крышу своей хижины. Судя по движениям и выражению лица, не был самым терпеливым из монахов. Я остановился, стал смотреть. Андрей заметил, спросил без особого дружелюбия:

   - Хочешь узнать, как забивают гвозди?

   - Нет, хочу узнать, что говорит монах, когда бьет себя молотком по пальцу.

   Андрей посмотрел в мое серьезное лицо, улыбнулся.

   - Как тебе здесь? - спросил он, его молоток снова застучал по крыше.

   - Терпимо, вроде.

   - А мне уже совсем нравится, - сказал Андрей загадочно. - Ладно, еще поговорим.

   Я понял, что он так вежливо попросил не мешать, пошел к себе в келью

   ***

   На следующий день почти все монахи обители отправились в лес за дровами. Меня, конечно же, не оставили, впрочем, мне уже нравилось выполнять эти послушания. Работать руками оказалось приятным.

   Солнцу еще очень далеко до зенита, воздух свежий, теплые лучи сделают его жарким только к обеду. Округа наполнилась стуком топоров. Неподалеку работал Андроник, мы изредка переговаривались.

   Среди деревьев, увидел настоятеля. Он обтесывает срубленное дерево. Работает спокойно, размерено. Я хотел отвернуться, заняться своим бревном, но вдруг увидел медведя. Огромный бурый медведь сидел недалеко от работающего Сергия, обдирал куст малины.

   Мой взгляд приковался к хищнику, рука сама нащупала топор. Хотел закричать, но побоялся, что медведь заметит старца. С замершим сердцем, стал осторожно подходить, быстро соображая, что можно предпринять, пока медведь не учуял добычу.

   И тут зверь обернулся, увидел Сергия, заревел. У меня внутри все сжалось. Настоятель тоже поднял взор, посмотрел на медведя. Странно, но хищник не бросился на него, а взревел еще раз, рухнул на бок, перевернулся на спину, помесил лапами воздух. Отец Сергий слегка улыбнулся, сделал жест, мол не мешай пока.

   Я не мог поверить глазам, а огромный сильный зверь издал неопределенный звук, вернулся к малиновому кусту. Я стоял завороженный, мой мозг не мог быстро уложить это. Раздались шаги, хрустнули ветки, подошел Андроник. Увидел, куда смотрю, сказал просто:

   - Звери слушаются отца Сергия.

   - Но почему? - я искренне удивился, ведь он не дрессировщик.

   Андроник сказал то, что было для него истиной:

   - Господь поставил человека над зверями. И если человек искренне служит Богу, звери признают его власть над собой.

   Остаток дня работал ошарашенный. Монахи всегда казались несколько смешными, нас так приучили с детства еще в стране Советов. Теперь чувствую стыд. Странное ощущение жжет внутри, хочется извиниться, но за что и перед кем?

   Возвращаемся в обитель вечером, связки дров давят на спины. Мне тревожно, внутри родилось новое чувство, расправляет слабые крылышки, тыкается, пытается понять себя. Но все же от него идет еле уловимая теплота и свежесть, мне очень захотелось это чувство сохранить.

   Среди домов-келий проходил замыкающим, в одном окне увидел себя. Остановился, снял вязанку, изучающее посмотрел на отражение.

   Передо мной стоит высокий молодой мужчина с хорошо развитой мускулатурой. Всмотрелся в лицо, пытаясь заглянуть в глубь. Постарался вспомнить всю предыдущею жизнь, как если бы ее увидели монахи.

   Вдруг отражение стало размываться, краски темнели. Пораженно увидел, как вместо меня образовалось черное пятно.

   Не помня себя, бросился прочь, замелькали деревянные стены домов. Обнаружил себя у двери отца Сергия. С бешено бьющимся сердцем, приоткрыл дверь, увидел настоятеля.

   Отец Сергий молился по четкам; я упал перед ним на колени.

   - Крестите меня, отче, - вскричал я. Мой голос дрожал, в животе разрослась глыба льда. - Я заблудший человек. Пустой и темный! Даже в добрых делах руководствуюсь лишь самолюбием, отнюдь не любовью. Как снискать милость, очиститься?

   Я не мог поднять глаз, видел всю свою ничтожность. В этом человеке столько добродетелей, но он ни разу о них не заговорил. А я только и думаю, как бы раздуть и выпятить свои. С глаз на пол упала первая капля, так стыдно мне еще не было. Но впервые не стал находить оправдания, напротив немилосердно жег этим чувством сырость внутри.

   Может от сильного напряжения, на миг словно очутился наедине с солнцем. Оно заполнило все вокруг, стала видна вся грязь внутри меня, и как солнечный луч на плечо легла рука отца Сергия.

   Мир перед глазами стал прежним, та же келья. Настоятель взял что-то со стола. Еще раз внимательно посмотрел на меня, протянул свиток.

   - Изучи символ нашей веры, - сказал он. - Бодрствуй эту ночь, молись. А на рассвете проведем Таинство.

   ***

   Здесь мужи твердо знают, зачем живут. Каждый их день наполнен полнотой и смыслом жизни. Я раньше не мог достойно ответить на этот вопрос. Сильный физически, далек от настоящих и первостепенных битв, в которых мускулы роли не играют.

   А духовная брань идет постоянно, где бы мы ни были, что бы ни делали. Монахи говорят: "Если стоишь, уже падаешь". Эти люди - ратники, они становятся бойцами, как только рано утром открывают глаза и до того как закрывают их глубокой ночью. Они на передовой.

   Мир, конечно же, этого не видит, потому что знает и любит только внешнюю показность. А здесь под ветхой одеждой живые сердца! И пламя сердец полных любви горит в глазах духовным светом, о котором в моем мире старательно забывают. А где нет света, будет тьма.

   ***

   Несколько месяцев живу в обители, в начале моего настоящего пути, верность которому зависит от меня.

   Было раннее утро, я открыл глаза, сразу поднялся, ноги коснулись прохладного пола, посидел чуть на кровати, встал. Последнее время вслед за настоятелем стараюсь просыпаться на заре.

   Быстро оделся, дверь тихонько скрипнула, на встречу рванулась свежесть леса. Я схватил пустое ведро, под ноги растелился мягкий ковер зеленной травы с еще не опавшей росой. Из-за стволов деревьев вынырнули первые солнечные лучи, пробежали по листьям. Я поспешил к колодцу, где уже наверняка был настоятель.

   Издалека увидел, как отец Сергий крутит ручку колодца, поторопился помочь. Взял из рук настоятеля ведро, перелил воду, забросил ведро снова. Затем снял рубашку, вытащил ведро, перекрестился. Руки напряглись под тяжестью ведра. Ледяной водопад обрушился на голову, хлынул на плечи. Тело сжалось, воздух застрял в груди. Бодрящая волна моментально развеяла сон, обновила свежестью и жизнью.

   Отец Сергий улыбнулся, глядя на меня мокрого, но радостного и довольного. Вообще последнее время часто ловлю его ободряющий взгляд.

   Снова вытащил ведро, перелил ледяную воду, помог настоятелю взять ношу, мне на плечи так же лег груз коромысла. Мы двинулись в обитель.

   - Научись принимать новости дня со спокойной душою, - говорил по дороге настоятель. - Знай, что на все воля Божья. Не заботься о завтрашнем дне, старайся достойно и богоугодно прожить день сегодняшний. Вечная жизнь вершиться здесь и сейчас.

   Что-то в его голосе насторожило, но тогда я не понял. Просто внимал мудрым словам, мне было хорошо, на душе царило неведомое ранее благодушие.

   Но чем ближе подходили к обители, лицо отца Сергия становилось серьезней. Я не решался спросить о причине, но скоро сам услышал ржание многих лошадей. У ворот нашей обители толпились десятки вооруженных всадников. Солнце блестело на кольчугах и металлических шлемах. Они увидели нас, поклонились, приложив руку к сердцу.

   - Здравы будьте, вои, - сказал отец Сергий.

   Мы прошли за калитку, нас встретил Андроник.

   - Отче, великий князь навестил, - сообщил он.

   - Тогда пойдем, - ответил настоятель без капли удивления. - Негоже владыку нашего заставлять ждать. А ты, Александр, не уходи далеко.

   Предчувствие стало нехорошим, я устроился на ступенях своей кельи, стал с любопытством рассматривать дружинников князя. Как и все мальчишки, в детстве мечтал орудовать острым мечом, иметь красивого коня. Но сейчас в лицах не вижу лоска, с которым рисуют средневековых воинов в фильмах. Суровые обветренные лица смотрят остро, руки не удаляются далеко от оружия. В глазах готовность к схватке, в которой ловкость и скорость решит все.

   Торопливо подошел Андроник.

   - Александр, тебя настоятель просит, - сказал он.

   Я направился за ним. Андроник неслышно отворил дверь, мы тихо вошли. В комнате десять человек в блестящих кольчугах стоят на коленях. По красному плащу признал среди них князя. Он в одной руке держит шлем, в другой склоненный острием вниз меч. Андронник встал рядом с Сергием, где уже стоял Андрей.

   - Господь Бог тебе помощник, Дмитрий. - Произнес Сергий. Он тяжело вздохнул и продолжил задумчиво. - Еще не приспело время тебе самому носить венец победы с вечным сном. Но многим плетутся венцы мученические с вечною памятью.

   Он внимательно смотрел на князя Дмитрия, в его глазах мне показалась жгучая боль.

   - Господь Бог да будет твой Помощник и Заступник! - продолжил отец Сергий. Он сделал над ними крестное знамение. - Идите на врагов безбоязненно! Господь поможет на безбожных врагов.

   Затем отец Сергий жестом пригласил подойти Андрею и мне. Мы встали рядом, настоятель возложил руки нам на плечи, сказал:

   - С вами пойдут эти смиренные братья. С ними буду и я.

   Князь с пониманием кивнул, встал, поцеловал меч, вложил в ножны. Остальные тоже поднялись, поклонились еще раз, направились к воротам. Князь шел последний, их глаза встретились.

   - Победишь врагов твоих, - сказал отец Сергий очень тихо, но будто солнце отразилось в глазах князя, уголки губ дрогнули в улыбке.

   Сергий оперся на мою руку, мы двинулись за всеми.

   - Вера не в слове, - услышал голос старца. - Но и без веры дела мертвы. На какие усилия готов ради Ясного Царства?

   Сергий смотрел вперед, ответа от меня не ожидал. Я постарался запомнить эти слова.

   Мы дошли до ворот, бояре уже сидят верхом, я обернулся к отцу-настоятелю.

   - В тех местах, где ты боишься, не ленись проходить с молитвой, - сказал Сергий. -Вооружись ею и, простерши руки, именем Иисуса Христа поражай врагов. Если начнешь молиться немедленно, тогда помолится вместе с тобой пришедший тебе на помощь благой Ангел-хранитель

   Его взгляд серьезен и внимателен, он словно хочет увидеть мои мысли, понять насколько готов к испытаниям. Я поклонился преподобному, отец Сергий осенил меня знамением.

   Вышел за ворота, подошел к Андрею, теперь мне стоило держаться его, как волчонку на охоте стоит держаться опытного волка.

   К нам подошел один из воевод, принес два меча в ножнах с кожаными ремнями. Воевода слегка поклонился нам, протянул оружие. Я последовал примеру Андрея, принял меч, опоясался им.

   - Спасибо, Боброк, - сказал Андрей.

   Он вытащил меч, со знанием дела осмотрел, крутанул, сделал пробный выпад. Во мне зазвенели нотки зависти, от того, как он уверено, взобрался на коня. Андрей заметил мой взгляд, дружески подмигнул. Я тоже влез в седло, подражая Андрею, только мой конь ржанул, и с удивлением покосился карим глазом.

   С высоты всадника хорошо вижу двор обители. За невысоким забором мир, который многому научил.

   - Не хочешь уезжать? - спросил Андрей.

   - Тут почувствовал себя живым, - ответил я.

   ***

   Мы длинной колонной тянулись через лес. Впереди скакал всадник со стягом, на котором изображен лик Христа.

   Я очень редко выбирался в пригородные районы, мне не привычно смотреть, как в песне, на виды лесов полей и рек. И хотя здесь давно, все равно взгляд машинально ищет верхушки высоток или мелькающие по шоссе автомобили.

   Поднял глаза вверх, на синее небо, устремившиеся к нему деревья, мысли стали размеренными.

   Рядом едут сурового вида мужчины, сверкают доспехами. Лица сосредоточенные, в глазах нет суетности горожанина.

   Андрей едет поодаль, шумно беседует с группой воинов. Слов не слышу, но похоже, разговор об оружии. Андрей держит в руках меч, что-то на нем показывает, объясняет. Он тоже изгой, но свой в этом времени, понимает его законы.

   Меня не тревожат разговорами, видимо не хотят отрывать от благочестивых дум. Было странно не чувствовать страха, вроде еду туда где смерть, но наполняет странное ощущение свободы. Взглянул еще раз на стяг, перекрестился. Меня благословил сам преподобный Сергий Радонежский, и знаю, за что проливать кровь.

   ***

   Был вечер второго дня пути, когда ко мне подскакал Андрей.

   - Это последний привал, - сказал он. - Бой завтра.

   От этих слов кожу обдало морозом, во рту появилась горечь. Андрей внимательным взором пробежал по мне, словно впервые увидел. Наверное, хотел понять, на что завтра сгожусь. Затем улыбнулся, приобнял, хлопнул по спине широкой ладонью:

   - С Богом, - сказал он.

   - С Богом, - ответил я сухим голосом.

   Я проводил его прямую спину, сел к воинскому костру, на мысли, как и на небо, наползали черные тучи.

   - Отче! - сказали за моей спиной, я оглянулся.

   Стоит молодой воин. Глаза совсем юношеские, золотые кудри выбиваются из под шлема.

   - Отче, - снова обратился ко мне. - Прошу укрепи дух мой! Страх лезет в душу. Старшие уже спят, а мне сон не идет, только степняки мерещатся. Стыдно!

   Я хотел его отправить к Андрею, сам чувствую то же самое, но сдержался. Вспомнил наставления отца Сергия, сказал:

   - Не бойся страха ночного, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, встречи с бесом полуденным и полночным. Против страха вооружись молитвой. Будь тверд и мужественен, не страшись и не ужасайся, ибо с тобою Господь Бог твой, куда не пойдешь.

   Молодой воин вернулся к костру, губы шевелятся, что-то шепчет, может молится. Я сам почувствовал как от произнесенных слов псалма, и в моей душе стало спокойней.

   Дружинники засыпали прямо у костров, не снимая бронь. Я смотрел в огонь, длинной веткой поворошил угли, лицо обдало жаром. Горячие языки пламени будто проникли внутрь, выжигали сырость и там. Наконец веки отяжелели, стали смыкаться.

   Перед тем как глаза закрылись, увидел двух всадников, что отъезжали от костров в ночь. Уже в полудреме узнал князя и воеводу. Но веки налились свинцом, щека коснулась земли.

   - Тебе вверяю душу мою, - прошептал и повалился в сон.

   ***

   Туман рассеялся только к полудню. Наше войско выстроилось посреди широкого поля. Из центрального полка, где нахожусь, отчетливо виден холм позади. Реет знамя, под ним десяток всадников, один из них сверкает княжескими доспехами. Но насколько помнил, великий князь сейчас в нашем полку.

   Непрерывный гул, бряцанье железа, кони под нами фыркают, трясут гривой в предчувствии боя. Мои пальцы стали подрагивать, уткнул копье тупым концом в стремя, чтобы не было видно, как трясется.

   Мысли метаются, перед глазами встают кровавые сцены, в животе разрослась ледяная глыба. В страхе ожидаю приближение врага, всем нутром предчувствую стальной меч или топор, разрубающий меня пополам.

   На горизонте выросли копья, показались первые всадники, сердце замерло окончательно, воздух застрял в груди. Начиналось.

   - Орда... - тихо разнеслось над нашим войском.

   - Вот они ордынцы. Ух, поганые!

   Кто-то рядом сказал упавшим голосом:

   - Как справиться? С досель непобедимой ордой.

   Я вспомнил старую шутку, выпустил воздух, сказал почти весело, стараясь, чтобы голос не дрожал:

   - И нас не мало. Что Орда? Нас рать!

   На меня посмотрели озадачено, затем заулыбались, раздался первый громкий хохот. Засмеялись те, кто был ближе, передали шутку дальше. Дружный гогот прошел по нашему полку.

   Вражеское войско выстроилось, сомкнуло ряды. Мы видели перекошенные злобой лица, поднятые мечи и копья. Наши первые ряды сплотились, приготовили оружие к бою. Лица сосредоточены, взгляды придирчиво оценивают врага.

   Передняя линия ордынцев колыхнулась, выехал гигант на таком же богатырском коне. Поднял копье, дико свистнул, конь сорвался, словно черный беркут на добычу. Из наших рядов настороженно смотрели, как ордынский богатырь остановил коня на середине поля, снова поднял копье. Ордынец могуч, как дикий зверь. Огромный яростный в нетерпении жаждет схватки, хочет выплеснуть накопившуюся силу, иначе страшный внутренний огонь спалит самого. Доспехи прикрывают уязвимые места, но видно, совершенно не сковывают движений, гигант даже не замечает вес толстого металла.

   - Выходи русский, - донесся до наших рядов крик. - Выходи кто не трус!

   На лица соратников набежала тень, над войском словно махнула крылом огромная птица. Гигант страшен, он подавляет одним злорадством, видит как его боятся. Несколько наших воинов подобрали поводья, ударили пятками в лошадиные бока. Мое сердце тревожно дрогнуло, потому что во взглядах печать обреченности. Никто из решившихся принять вызов ненадеется одолеть врага.

   Удивившись сам себе, крикнул, подгоняя коня, выехал вперед первый. Тут же ощутил на себе множество взглядов. Чуть оглянулся, увидел в глазах соратников искру надежды. Это предало сил, дрожь в руках ушла, как вода в горячий песок.

   Оглядел противника. Плотные доспехи, копье тяжелее и длиннее моего. Нечего и думать сразить такого.

   Перед глазами, как наяву, появился монастырь, мудрый настоятель. Я вспомнил Андроника и остальных братьев-монахов, представил тот лесной край, где было так хорошо.

   Перекрестился, расстегнул ремень на доспехах. Под непонимающие взгляды снял их, подал ближайшему ратнику.

   - Что делаешь? - сказал тот. - Погибнешь!

   - Но Русь будет жива, - ответил я и удивился моему спокойствию.

   Выпрямился в седле, перехватил удобней копье, глубоко вздохнул.

   - Помилуй меня, Господи, - тихо взмолился напоследок.

   Конь подо мной перешел вскачь, я прицельно высмотрел место, куда вонзить копье. Все вокруг превратилось в размазанный масляный холст, ветер с дикой силой засвистел в ушах. Ордынец стремительно надвигается, почти летит. Через миг увидел вражеское лицо на расстоянии удара.

   Острая боль пронзила тело, я из всех сил подался вперед. Превозмогая жгучую боль, ударил копьем. Вложил всю силу, всю боль, всю надежду, что дух соратников встрепенется, если одержу победу. Руку сильно тряхнуло, значит достиг цели.

   Сквозь красную пелену увидел, как ордынец завалился назад, тяжелой тушей упал с коня. На радость не было сил, от боли не смог даже ударить пяткой в конские бока, чтобы повернуть. Но умный конь развернулся сам, поскакал в ряды русского войска. Все расплывалось, за мной потянулся широкий кровавый след. Сквозь стон взмолился, просил только доехать до своих. Меня шатало, как колосок под сильным ветром, из последних сил держался в седле.

   Вдруг время застыло, все вокруг озарилось дивным светом. Почувствовал, как сильные руки заботливо придержали, не дали упасть. Уловил легкий мах крыльев. Ликование теплой волной хлынуло в грудь, разжало пальцы боли на сердце. По щекам освобождено побежали слезы.