Рождественская ночь [Джим Батчер] (fb2) читать постранично

ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕР: рассказ включает вероятно существенные раскрытия некоторых событий “Перемен“ и “Холодных Дней“.

Джим Батчер

Рождественская ночь

Моим читателям, которые по какой — либо причине не спят этой ночью. Счастливого Рождества, изумительные вы чудаки.

— Джим

Это была ночь перед Рождеством, и никто во всем доме не шевелился, кроме меня и Мыша.

Я сидел посреди неровного круга из деталей, разбросав их перед собой дугой на 180 градусов, и злобно таращился на справочное руководство. “Почему они составили сборочные инструкции на двадцати разных языках”, — почти выкрикнул я, “вместо того, чтобы просто дать чертеж, с цифрами, буквами и стрелками!?!”

«Гав» — сочувственно сказал Мыш. Он был двухсотфунтовым терпеливым серым пушистиком и относился к людям лучше, чем я.

Я вернулся к попыткам собрать идиотский велосипед. Мэгги нужно было учиться ездить на велосипеде. Уйма маленьких девочек хотела бы розово — фиолетовый велик. Но любимый цвет Мэгги был красный. Она утверждала, что красные ездят быстрее.

“Вам потребуются ученая степень и команда механиков NASCAR, чтобы это сделать!” — мрачно пробормотал я.

Мыш вздохнул. Затем он стал носом толкать мою руку, пока я не уронил деталь, которую пытался собрать. Потом он взял другую деталь в свою громадную, терпеливую пасть и вручил ее мне.

“Что я, по — твоему, сделаю с этим?” — требовательно спросил я. “Кроме того, что вытру твои слюни, лосяра”.

Мыш запыхтел и подтолкнул другую мою руку своим носом.

“Я знаю, что ты хочешь помочь”, — сказал я. “Но эти две части не…”

Детали щелкнули и без труда соединились вместе.

Хвост Мыша пару раз стукнул по полу.

“Никто не любит умников”, — мрачно заметил я.

Хвост Мыша забарабанил «бум — бум — бум — бум», и он оскалился мне в собачьей улыбке.

“Ты смеешься надо мной?” — спросил я.

Мыш чихнул.

Я вздохнул и взъерошил его уши. “Прекрасно. Если вы не можете победить их, присоединитесь к ним”. Я повернул бумагу так, чтобы Мыш мог на нее смотреть. “Что дальше?”

Мыш выбрал следующую часть, и я начал возиться с ней, пока не разобрался. Потом мы приступили к следующей. Огонь в камине играл и потрескивал. Это был единственный источник света.

Послышались тихие шаги, и затем появился Майкл Карпентер, крепко сложенный, крупный мужчина в свои пятьдесят. Он был в удобном халате, накинутом поверх пижамы, и нес в руке кофейную кружку. Он остановился в дверях в свою гостиную и взирал на мои затруднения, мирно улыбаясь.

“Мэгги и Хэнк сдались около часа назад”, — сказал он. “Так что у тебя есть остальная часть ночи, чтобы это собрать”.

“Говори как есть”, — пробормотал я.

“Я и не думал”, — ответил он. Он отхлебнул эг-нога ^[1] из кружки. Его жена Черити делала классный крепкий ног. “Это просто было бы нечестно”.

“Ты, наверное, собрал миллион этих вещей”, — сказал я.

“Или два,” — кивнул он.

Я раздраженно раскинул руки над запчастями. “Ну?”

«О», — сказал он серьезным голосом, но его глаза сверкали. “Гарри, я не хотел бы лишать тебя этой радости. Я имею в виду, каково быть отцом”.

“Не спать всю ночь, порезаться, пока я разбираюсь в этой дурацкой штуке?” — предположил я.

“Не забудь — быть разбуженным на рассвете нетерпеливыми детьми”, — добавил он.

Я застонал.

Майкл слабо улыбнулся. “Не жалуйся на это, Гарри. Я вполне привык к моей Молли, появляющейся у моего изголовья в 5 утра с чашкой подгоревшего кофе, который она сама приготовила”. Что — то печальное и усталое тронуло морщинки в уголках его глаз. “Это самая раздражающая вещь, по которой ты когда — либо будешь скучать, когда она уйдет”.

Я вздохнул.

Я посмотрел на него.

“Большинство моих воспоминаний о папе — это Рождественские утра”, сказал я. Я сглотнул и опустил взгляд на возможный велосипед. Так много заботы нужно было вложить в его изготовление. Подготавливая его для мира. “Я просто не хочу его собирать”.

Сочувственная боль мерцала на его лице. «Гарри», — сказал он: “Что ты помнишь лучше всего?”

«Кофе», — немедленно ответил я. “Мой папа разрешил бы мне выпить кофе Рождественским утром”. Я улыбнулся, вспоминая. “То есть, это больше было похоже на чашку молока и сахара, с брошенной туда щепоткой кофе, но мне это казалось тяжелой артиллерией. Мы позавтракали бы вместе, а потом мы сидели бы