Ночь (СИ) [Оxygеn] (fb2) читать постранично

Каждый способен на эмоции, будь то невероятная радость или боль, разъедающая кислотой все изнутри. И каждый имеет право на сочувствие и сострадание, даже такой монстр, как Никлаус Майклсон, о котором будут слагать легенды, покуда последнее живое существо не покинет эту землю.

Я сижу в машине напротив его величественного дома в Новом Орлеане и никак не могу поверить, что я здесь, в этом квартале войн и крови, примчалась сюда, стоило до Мистик-Фоллса дойти слуху, что малышка Майклсонов, наследница отцовского трона, мертва. Вот так быстро, не успев сделать свой первый шаг и сказать свое первое «мама», покинула этот жестокий мир, проиграв свой счастливый и единственный билет в лотерее под названием жизнь. Прикрываю на мгновение глаза и представляю ее, такую маленькую и беззащитную, и мое сердце непроизвольно болезненно сжимается, будто это я потеряла свою кровинку, которую могу видеть лишь во сне. И даже не могу представить ту боль, которая поселилась внутри Клауса, потерявшего свой единственный шанс на человечность. Усмехаюсь, понимая, что начинаю мыслить, как Элайджа, приписывая Нику то, что у него вряд ли когда-то было. Качаю головой, пытаясь отогнать мысли, и смотрю вдаль, улавливая его силуэт в ночи.

Он бредет по улицам, спрятав руки в карманы своей куртки, и смотрит куда-то вдаль бессмысленным взглядом. Весь ссутулившийся, осунувшийся и, не будь он самым древним вампиром, я сказала бы, что постаревшим. И на него невообразимо больно смотреть, и я даже представить не могу, как сейчас выйду из машины и подойду к нему. Мы не виделись с ним после того, как он покинул наш маленький городок, и теперь я боюсь встретиться с его взглядом.

Он уже подходит к парадным воротам, и я понимаю, что другого шанса у меня больше не будет. Собираюсь с мыслями, делаю глубокий вдох и, выйдя из машины, пересекаю улицу, представ перед ним во всей красе.

Удивлен. И могу поставить сто долларов, что растерян, но тут же ухмыляется, окидывая меня оценивающим взглядом, а в глазах пустота.

— Кэролайн, — вкрадчиво говорит, будто пытается меня напугать, и улыбается, но все еще не понимает причину моего внезапного появления в его жизни. — Неужели ты решила принять мое предложение и пришла ко мне, дабы позволить показать тебе мир?

Его слова безумно знакомы, и чувство дежавю не отпускает меня до тех пор, пока я не вспоминаю те школьные танцы в стиле двадцатых и эти его слова, сказанные тогда с неоспоримой уверенностью. Они казались мне лишь желанием показать, как он невероятно крут, не более, а теперь, спустя время, я начинаю видеть в них смысл. Но я все еще не готова, я не хочу еще больших разочарований в окружающем меня.

— Я слышала о твоем ребенке, — вместо своих мыслей говорю я, а его взгляд меняется, и я не могу понять, что теперь выражают его глаза. Для меня он закрытая книга, написанная на неизвестном мне языке, и вряд ли я когда-то этот язык выучу. — Мне так жаль, — вздыхаю и, помедлив, обнимаю его, прикрыв глаза. А пахнет он так вкусно, свежестью, которой так мне не хватает. Отгоняю мысли на закромки сознания и чувствую его теплые руки, обнимающие меня.

И я не знаю, сколько мы так стоим, но так не хочется его отпускать, а он не может понять моих мотивов, я больше чем уверена. И тоже стоит, не шевелясь, а я гадаю, остались ли у него ко мне чувства.

— Мне тоже, — говорит так холодно, что я физически ощущаю мороз на коже. Больше не чувствую его рук и отстраняюсь, разглядывая его лицо. — Ты ради этого ехала сюда? Тогда твоя миссия окончена, — молчит, а мне нравится эта тишина, мне больше нечего сказать ему. Он до безумия прав, моя миссия окончена. — Счастливо добраться обратно, — кидает мне на прощание, сглаживая слова улыбкой, и обходит меня словно столб, направляясь вглубь двора.

— Клаус… — невольно срывается с моих губ, и я тут же замолкаю, неловко переступая с ноги на ногу, наивно надеюсь, что он не услышал. Но он все слышит и останавливается, оборачивается и заинтересованно смотрит на меня, а мне правда нечего ему сказать. Но внутри поселилось желание остаться, буквально на час, но побыть в его обществе, безумном, но притягивающем. — Пригласишь меня?

— Заходи, — показывает рукой на тяжелые ворота, и я, не теряя ни секунды, в несколько шагов ровняюсь с ним, и мы вместе входим во двор его дома. — Неужели жизнь настолько осточертела, что ты готова даже побывать у великого и ужасного?

Усмехается. Я бы на его месте тоже усмехнулась, а еще лучше послала подальше после всего того, что я сделала. И пусть тогда я считала себя правой, защищала своих родных и близких, но теперь я больше не делю мир на черное и белое, мир в сером цвете куда сложнее и привлекательнее.

— Я хотела убедиться, что ты в порядке. Все-таки… — не договариваю, не желая поднимать тему о его потери, понимая, как ему больно. — Да и кажется, пора познавать мир. В