Любовь Сутенера [Олег Валентинович Суворов] (fb2) читать онлайн

Олег Суворов ЛЮБОВЬ СУТЕНЕРА

Я достаточно знал Манон: зачем же так сокрушаться над несчастием, которое давно следовало предвидеть? Не лучше ли употребить свои силы на то, чтобы отыскать средство исцеления?

А.Ф. Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско»

И вновь необходимое пояснение от автора, который по-прежнему таковым не является

Как-то летним вечером со мной случился презабавный эпизод. Я возвращался домой пешком, пытаясь выветрить винные пары, кружившие мою хмельную голову, и проходил мимо троллейбусной остановки, которую с недавних пор облюбовали путаны весьма среднего пошиба — из числа тех, кто стоит на тысячу рублей дешевле, чем в фирмах по вызову, и на тысячу рублей дороже, чем на знаменитой площади трех вокзалов. Никаких похотливых мыслей в тот момент у меня не было — равно как и денег, — поэтому пройти мимо этой остановки меня заставило чисто мужское любопытство, которое, как вскоре выяснилось, оказалось одарено сполна!

Одна из находившихся там путан — статная, пышнотелая, черноволосая женщина в темно-синем платье и лакированных туфлях на высоком каблуке — вдруг бросилась ко мне на шею (отчего я изрядно согнулся!) и, используя безумно смешной стиль XIX века, «страстно облобызала».

Поскольку дама была отнюдь не дурна собой и к тому же благоухала хорошими духами, я принял эти ласки с явным удовольствием, невольно подумав про себя о том, «какой же я, оказывается, обаятельный!».

Однако это ее поведение отнюдь не понравилось двум местным сутенерам — какой-то мелкотравчатой сволочи, курившей вместе с остальными девчонками. Один из них решительно шагнул вперед и грозно зарычал:

— Эй, мужик, а ну, отпусти ее!

В любое другое время я бы миролюбиво заметил, что это не я держу, а меня держат, однако спьяну во мне совершенно некстати просыпается воинственный дух (не подкрепленный никакими иными воинскими доблестями!), поэтому я ответил весьма замысловатой матерной фразой, смысл которой сводился к грубому совету не вмешиваться в мои отношения с представительницами прекрасного пола.

После этого на авансцену выдвинулся второй сутенер, и мое положение сделалось довольно неприятным. Возможно, ребятам просто надоело топтаться на одном месте, и они решили слегка поразмяться, но тут целовавшая меня дама вдруг разжала свои страстные объятия и, обращаясь к ближайшему из парней, укоризненно воскликнула:

— Да ты что, Витек! Это же Олег Суворов!

— Какой еще Суворов? — недовольно нахмурился сутенер, в то время как я, напротив, начал расплываться в глупой улыбке, ожидая комплимента типа «известный писатель». Тем обиднее было услышать продолжение:

— Как это — какой? — возмутилась дама. — Он — друг того самого Кандратова, на которого я в свое время работала! Ты че — не помнишь, что ли?

— А, ясно… Ну, тогда извини, мужик. — И сутенер протянул мне руку, которую я машинально пожал. То же самое сделал и второй, словно бы торопясь принести свои извинения столь достойному человеку.

После этого я продолжил свой путь домой, тщетно роясь в закромах утомленной коньяком памяти. Даму я, честно говоря, так и не вспомнил, поскольку преисполнился самой настоящей обиды. Прелестное же у меня, оказывается, реноме — друг самого известного сутенера Москвы! И это при том, что я написал уже свыше тридцати книг самых различных жанров!

В любом случае вот таким вот неожиданным образом в моей жизни вновь возник этот человек — Сергей Иванович Кандратов, — а вскоре вслед за этим появилась и его новая рукопись — продолжение «Записок сутенера».

Самое странное состоит в том, что это самое продолжение, которые вы сейчас держите в руках, своим происхождением обязано одной беременности, а потому начинается не с иронии, как первые «Записки», а с самой настоящей драмы. Но для того, чтобы пояснить это пикантное обстоятельство, напомню краткую канву предыдущих событий.

Год назад один известный московский сутенер, услугами фирмы которого я регулярно пользовался, предложил мне, профессиональному писателю, литературно обработать и попытаться издать его рукопись, в которой он рассказывает историю своей жизни, приведшую его к занятию данным ремеслом. Причем самый конец своей рукописи он дописывал буквально на моих глазах, когда я уже успешно заключил договор со своим издательством.

В конце первых «Записок» говорилось о его внезапной встрече с давно и преданно любимой женщиной, которая, на его счастье, собралась разводиться. Ради нее он даже готов был отказаться от прежнего, столь увлекательного занятия и стать заурядным государственным служащим!

И была в том эпилоге одна фраза, на которую я поначалу не обратил внимания, но именно из-за которой и начались все последующие события.

«Сегодня я занята, — говорит его любимая Марина в ответ на предложение встретиться, — а завтра не знаю — позвони, может быть, буду свободна».

Естественно, что мой герой не стал привередничать и перезвонил на следующий день.

И что же ему сказала его разлюбезная Марина?

«Ты знаешь, я думаю, что теперь нам нет смысла встречаться…»

«Почему?» — горестно изумился ее несчастный возлюбленный.

«Да потому, что вчера я помирилась со своим мужем и мы решили снова жить вместе!»

«Но он же сволочь и развратник!»

«Напротив, Дима — совершенно замечательный человек, ты просто мало его знаешь».

Чем более возможным кажется нам счастье, тем тяжелее смириться с потерей всяческих надежд! Чем более жестокий удар наносит нам судьба устами любимой женщины, тем меньше мы верим в достоинства своих счастливых соперников. Но до чего жестоки бывают женщины, что совершенно этого не понимают!

Мой герой впал в полное неистовство и, пребывая в этом диком состоянии, продолжал преследовать свою Марину, изводя ее звонками и мольбами передумать. Так продолжалось до тех пор, пока она не объявила ему о своей беременности! Пожалуй, это самый надежный способ избавиться от своего поклонника, за исключением, разве что, его принудительной кастрации…

Ну и что ему оставалось после этого делать, как не продолжить свои похождения сутенера, в результате которых и родилась данная книга?

Собственно говоря, на этом мое вступление, как литературного редактора, закончено, после чего осталось только передать слово самому автору…

«Ну что, подруга, раздевайся!» (13 октября 200* года)

«Сообщение о внезапной беременности Марины меня окончательно подкосило! Тем же вечером я жутко нажрался и поругался со своей преданной напарницей Викторией, с которой мы чудно, в симпатии и согласии, прожили весь этот бурный на события год.

Кончилось все тем, что она собрала свои вещи и решительно заявила:

— Все, с меня довольно! Я от тебя ухожу!

— Но почему? — пьяно удивился я.

— Надоело мне твое беспробудное пьянство. И так дела у нашей фирмы идут хреново, поскольку я не успеваю со всем управляться, а ты еще целыми днями не просыхаешь. Сколько же можно? Я тебе в «Кащенко» мандарины носить не буду — так и знай!

— Все, с завтрашнего дня завязываю.

— Это я уже много раз слышала. Надоело!

— Но ведь это же несерьезно!

— Да? А как насчет другой причины? Сколько можно слушать твои бесконечные жалобы по поводу этой чертовой Марины! Нашел кому жаловаться! И плевать я хотела на ее беременность, слышишь ты, пьяная сволочь, плевать!

Даже будучи во хмелю, я уловил в последней фразе изрядную толику ревности и попытался хоть как-то на этом сыграть:

— Но ведь теперь уже все, Викуша! Марина осталась с мужем, а мы с тобой будем продолжать прежнюю жизнь даже лучше, чем прежде…

— Никакой прежней жизни уже не будет!

— Ты так сильно ревнуешь?

— А ты думал, что у меня к тебе никаких чувств нет? — гневно сузив глаза, спросила Виктория.

— Тогда прости — и оставайся, — взмолился я, картинно опускаясь на одно колено и при этом с трудом удерживая равновесие.

— Поздно!

— В каком смысле?

— Мне пришел вызов из Америки от моего бостонского друга. Через неделю лечу туда знакомиться с его родителями. Билет уже заказан.

— Вот это да! — Я был так изумлен, что огорченно развел руками и растерянно присел на диван. — Почему же ты раньше молчала? Получается, что мое пьянство из-за Марины — это всего лишь повод избавиться от меня и уехать к этому проклятому ковбою?

— Думай как хочешь, — холодно заявила Вика, — мне теперь уже все равно.

Я давно знал об ее американском любовнике по имени Северин — более того, однажды мы вместе с ней даже встречали его в аэропорту, — однако все эти внезапно свалившиеся новости оказались мне явно не по силам. Мое потрясение было столь велико, что я машинально поднялся и как лунатик направился к бару. Виктория подозрительным взглядом проследила за моими неуверенными телодвижениями, но промолчала. А ведь в любое другое время непременно преградила бы мне дорогу, решительно заявив: «Тебе уже хватит!»

Самое забавное, что именно это соображение несколько охладило мое неистовое желание выпить. Получается, что ей теперь уже действительно все равно — «хоть до смерти упейся»? Ну уж нет, назло ей — не буду! Я вновь плюхнулся на диван и в отчаянии схватился за голову.

Тем временем Виктория застегнула большую дорожную сумку, встала посреди комнаты и осмотрелась по сторонам:

— Кажется, ничего не забыла?

— Давай хоть трахнемся напоследок, — неожиданно для самого себя жалобно попросил я. — Не можешь же ты меня оставлять в таком состоянии, ничем не утешив!

Честно говоря, я ожидал, что меня немедленно пошлют куда подальше, однако случилось нечто неожиданное. Виктория внимательно посмотрела мне в глаза, и в ее прежнем злом взгляде словно бы что-то дрогнуло. Кажется, мой угнетенный вид наконец-то на нее подействовал.

— Ты что — действительно этого хочешь? — после недолгой паузы спросила она.

— Очень хочу! — немедленно загорелся я, но не столько желанием, сколько надеждой на последующее прощение — и распаковку вещей. В конце концов, как еще можно примириться с женщиной, если не напомнить ей о прежних нежностях?

— Ну, ладно, — решительно кивнула Виктория, после чего, словно бы почувствовав мое настроение, добавила: — Только быстро — и безо всяких там нежностей.

— Но почему…

— Или ничего не будет! — Задрав юбку, моя жестокая возлюбленная присела рядом со мной на диван и проворно стянула колготки вместе с трусиками. — Ты чего ждешь? — спросила она чуть погодя, ложась на спину и раздвигая ноги, полусогнутые в коленях. — Надевай презерватив и действуй!

— Но так сразу у меня не получится, — кое-как приспустив брюки и растерянно глядя на своего понурого друга, пробормотал я, — приласкай меня хоть немножко…

Виктория с недовольной миной на лице присела рядом, сделала несколько умелых пассов рукой и даже чуть-чуть поласкала языком, но результат оказался нулевым.

— Ничего у тебя сегодня не получится! — решительно заявила она, вставая с дивана и быстро одеваясь. — Пить надо меньше, сколько раз тебе говорила!

— Но, подожди…

— Нечего мне ждать — и незачем. А если уж очень захочется, то всегда можешь вызвать любую из наших девчонок — как уже много раз делал в мое отсутствие.

— Но я хочу только тебя!

— Поздно, господин Кандратов, поздно!

Я еще пытался ее как-то удержать, неуверенно хватал за руки, что-то пьяно лепетал, уже стоя в прихожей, но Виктория была неумолима. И только напоследок, когда я понуро облокотился на косяк распахнутой настежь двери, обернулась и крепко поцеловала меня в губы.

— Прощай, Серега, — и счастливо! Возможно, я тебе еще позвоню или напишу из Америки.

Это было не только слабое, но вообще никакое не утешение, поэтому я лишь тяжело вздохнул и, заперев за ней дверь, какое-то время еще прислушивался к стуку ее каблуков по лестничной площадке. Потом хлопнула дверца лифта — и все…

Я тяжело побрел обратно к любимому дивану, по пути все-таки заглянув в бар и захватив оттуда полупустую бутылку мартини — любимого напитка Виктории. Вообще-то мне сейчас больше всего хотелось выпить виски, однако я исходил из одного элементарного соображения. Когда вы расстаетесь с женщиной, которая вам долгое время была дорога, то надо немедленно ликвидировать все следы ее пребывания в вашей квартире, чтобы потом, периодически натыкаясь на забытые ею вещи, не впадать в самую чёрную меланхолию. Именно поэтому я решил сегодня же допить это чертово розовое мартини, думая про себя примерно следующее:

«Тихо, тихо, кыш, волна желания! Сегодня я лучше понежусь в волне опьянения — и пропади оно все пропадом!..»

Однако сделать это мне помешал телефонный звонок, с которого, торжественно выражаясь, и начался новый этап моей биографии — при том, что не успел еще толком закончиться прежний! Впрочем, именно эта стремительная смена событий и спасла меня от тяжелейшей депрессии, которая бы непременно наступила на следующее утро. Страшнее похмельной депрессии, наверное, только кома.

Звонила Катюха — та самая профессиональная содержанка из провинции, о которой я много рассказывал в предыдущей книге. В свое время она жила в нашей съемной квартире на «Савеловской» вместе с двумя другими девчонками, но потом забрала свои вещи и съехала, найдя себе очередного сожителя из числа постоянных клиентов. А поскольку тот, судя по всему, был человеком простодушным и влюбчивым, то решил наставить Катюху на путь истинный — вот бедолага! Короче, он пообещал на ней жениться с тем условием, что она бросит свое любимое ремесло и устроится на «приличную» работу.

И Катюха действительно устроилась в фирму, занимавшуюся срочной доставкой продуктов питания, и даже какое-то время там работала, просыпаясь в шесть утра, чтобы успеть к восьми в офис. Но, естественно, с ее привычкой к разгульной жизни долго так продолжаться не могло. Вскоре ей на мобильник позвонил один из постоянных клиентов, и она сразу из своей фирмы отправилась к нему домой, где «зависла» дней на пять. Затем последовали новые звонки от новых клиентов, в результате чего она вернулась к своему злополучному сожителю лишь спустя две недели после того, как рано утром «уехала на работу». Разумеется, этот простофиля элементарно не выдержал столь фантастического бл…ва и выставил ее вон.

Возвращаться ей было некуда — к тому времени мы с Викторией уже поселили на ее место другую девчонку, — поэтому Катюхе пришлось на свои деньги снять комнату у какой-то молодой супружеской пары, чтобы жить там со своим пятнадцатилетним сыном.

— Тебе чего? — хмуро поинтересовался я, услышав в трубке ее нежно-певучий «Привет».

— Как поживаешь?

— Хреново.

— А что случилось?

— Не твое дело. Тебе чего надо?

— Поговорить хотела.

— Со мной или с Викой?

— В принципе с вами обоими.

— Ну, с Викой это теперь уже вряд ли получится, а со мной — сколько угодно. Сможешь сейчас подъехать?

— Конечно.

— Тогда жду. — И я повесил трубку.

Кажется, в предыдущих «Записках» я забыл описать ее внешность, поэтому теперь, как смогу, восполню этот пробел. Росту она была среднего, имела пышный, хотя и несколько обвисший к тридцати с лишним годам, бюст, увенчанный крупными сосками, и весьма красивые ножки с высоким подъемом.

Кстати, о ножках! По моему глубокому убеждению, мир держится не на трех китах и уж тем более не на гигантской черепахе, а на стройных женских ножках! Страшно представить себе, чего бы оказалось лишено человечество без этого предмета восхищения и преклонения. Кто бы тогда написал:

Между прочим, в первой главе «Евгения Онегина» воспеванию женских ножек посвящено аж целых пять строф — с XXX по XXXIV — это я специально проверял.

От природы Катюха была шатенкой, но обычно красилась в блондинку — и это ей было весьма к лицу, если только не ленилась периодически подкрашивать отросшие корни волос.

Что касается непосредственно лица, то она не была безупречной красавицей, хотя, несомненно, имела очень привлекательную внешность — что называется, на «твердую четверку». Лоб у нее был слегка низковат — в полном соответствии с интеллектом, — а на носу имелась легкая горбинка — результат одного из бурных событий молодости, когда ее чуть было не угробил ревнивый любовник. Глаза темно-зеленые, многоопытные, но главное украшение лица — это очень красивые, яркие и чувственные губы.

Впрочем, никакое описание внешности ничего не скажет о ее главном козыре, которым она ухитрялась соблазнять мужиков самого разного возраста — от семнадцати до восьмидесяти, и социального положения — от бывшего премьер-министра до юного девственника, решившего купить себе первую в жизни женщину. А главное ее достоинство состояло в обаянии — вот только не знаю, природном или выработанном в результате богатейшего опыта общения с мужчинами. В любом случае ее обаяние выглядело совершенно естественным, а что еще больше всего ценится в век всевозможных пластических операций, как не естественное обаяние?

Легкий и веселый нрав, искренняя симпатия и интерес к людям, абсолютная бесшабашность и заводной темперамент делали Катюху подлинной «королевой общения». Одно только то, как она умела знакомиться и произносить слово «Привет» — с самой неподражаемой, но мгновенно располагающей к себе интонацией, — делало ее поистине неотразимой и давало преимущество перед самыми свежими и симпатичными девчонками.

Что касается недостатков, то к ним относились совершенная безалаберность, необязательность (позвонив с утра, она могла сказать: «Перезвоню позже» — и исчезнуть на неделю!), чудовищный эгоизм и — что самое скверное! — способность в любой момент «загреметь» в запой, во время которого она изрядно утомляла собутыльников, по нескольку раз пересказывая одни и те же истории, при том, что ее жизнь была чрезвычайно богата на приключения.

Сегодня я думал найти в ней собеседника, чтобы поговорить по душам и пожаловаться на свои несчастья, однако к тому времени, когда она подъехала, передумал. В конце концов, я — ее непосредственный начальник, поэтому стоит ли ронять свой авторитет?

— Пить будешь? — первым делом спросил я, когда она сняла свою темно-коричневую кожаную куртку и, оставшись в розовом свитере и черных, расшитых бисером, джинсах, босиком прошла в гостиную.

— А что у тебя имеется? — немедленно заинтересовалась Катюха.

— Посмотри сама. Я лично допиваю розовое мартини, хотя от сладкого меня с души воротит.

С интересом порывшись в моем баре, Катюха выбрала для себя початую бутылку текилы.

— Ты чего такой мрачный? — спросила она, когда все уже было готово для первого тоста. — С Викой поссорился?

— Заткнись — и пей! — скомандовал я, вяло чокаясь с ее рюмкой и залпом выпивая свой бокал. — Так о чем ты там хотела поговорить?

— Сына у меня ограбили! — гневно пожаловалась она. — Представляешь, возвращался домой поздно вечером и оказался в вагоне метро совершенно один. А на следующей станции вошли двое здоровенных парней, приставили ему с обоих боков по «волыне» и отняли мобильник, часы и тысячу рублей денег. Эй, Серега, ты чего кривишься-то?

— Это он сам тебе так рассказал? — давясь от невольного приступа смеха, прохрипел я.

— Ну да. — И Катюха обиженно надула свои чудные губы, накрашенные розовой помадой — явно в тон свитеру. — А что тут смешного? А если бы твоего сына так ограбили?

— У меня нет детей, а вот твой чудный сынуля большой выдумщик! Нет, я, конечно, понимаю его юношеское самолюбие и желание выглядеть в материнских глазах вполне достойно. Но ты сама посуди — зачем этим здоровенным парням угрожать твоему хлипкому заморышу пистолетами? Он у тебя что — каратист или вооружен до зубов? Да ему «козу» из двух пальцев сделаешь — так он сам добровольно все отдаст! «Волынами» ему угрожали, поди ты! Вот ведь герой нашелся!

Катюха сердито нахмурилась, и тут я понял, что переборщил. В конце концов, надо же уважать чувства матери — да еще такой очаровательной! Тем более что она действительно была очень привязана к своему Федору и не жалела на него никаких денег.

— Ну ладно, не обижайся, — примирительно заявил я, погладив ее по руке с — опять-таки розовыми! — ноготками, — а дорогой хоть мобильник?

— Семь с половиной тыщ стоит! С видеокамерой! — гордо выпалила она.

— Неужели это ты ему подарила?

— Нет, он сам себе заработал. Летом в «Ростиксе» два месяца был официантом.

— Ну тогда еще ничего. Запомни главное — если будешь баловать детей в юности, то некому будет побаловать тебя в старости.

— Почему так?

— Потому, подруга, что это — самый знаменитый закон человеческой неблагодарности. Ну ладно, а часы-то хоть сколько стоят?

— О, часы вообще на семьсот баксов потянут!

— На сколько? — изумился я, машинально взглянув на собственные, которые стоили мне около пяти тысяч рублей и которыми я был вполне доволен.

— На семьсот, — повторила Катюха и тут же пояснила: — Это ему богатые одноклассники подарили. Знаешь, в какой он крутой школе учится!

— Ну, если одноклассники, тогда еще ничего, — насмешливо заявил я, — а вот если бы их подарили ребята постарше, то я бы на твоем месте насторожился и категорически запретил принимать такие дорогие подарки…

— Это ты к чему?

Тут я понял, что опять могу ее сильно обидеть, и вовремя сменил тему:

— Ладно, проехали. Наливай дальше, чего сидишь, как неродная?

— У меня есть еще одна проблема, — выпив очередную рюмку текилы и аккуратно вытерев губы тыльной стороной ладони, сообщила моя собутыльница.

— Выкладывай, подруга, я сегодня как никогда щедр на мудрые советы!

— Меня квартирные хозяева выселяют.

— А, это те самые псевдорелигиозные бездельники, которые постоянно тянули с тебя денежки и при этом носились с бредовой идеей — наладить выпуск бумажных храмов, которые бы школьники склеивали на уроках труда?

— Они самые.

— А за что выгоняют?

— Галина, ну хозяйка квартиры, откуда-то узнала, что мы с Федей лютеране.

— Чего? — дико удивился я, никогда не замечавший за Катюхой ни малейших признаков религиозности.

Из ее дальнейшего рассказа выяснилось следующее. Поскольку в молодости, еще у себя в провинции, она была замужем за обрусевшим немцем, то по настоянию его родителей крестилась вместе с сыном в лютеранство и даже получила по этому поводу фирменный сертификат от приехавшего из самой Германии пастора. Кстати, ее славный Федор немало гордился этим сертификатом и даже носил его в школу — повыпендриваться перед православными приятелями. По словам Катюхи, квартирная хозяйка Галина — молодая женщина ее лет, но при этом чрезвычайно набожная — специально ходила к своему батюшке посоветоваться: «Не грех ли давать пристанище иноверцам?» На что сей мудрый священник ответил нечто вроде: «Отроку давать пристанище не грех, ибо мал и неразумен еще, а вот его матушке необходимо дать от ворот поворот. Пусть живет со своими паскудными лютеранами».

Слушать все это было крайне нелепо и забавно, зная прирожденное Катюхино раздолбайство. Лютеранка нашлась, твою мать! Да и квартирная хозяйка, судя по всему, была дура и стерва еще та! Однако самое смешное состояло в том, что немного позже, когда мы уже стали жить вместе, я узнал подлинную подоплеку этой истории с выселением.

Все оказалось гораздо более любопытно: воспользовавшись тем, что Галина уехала на богомолье в какой-то подмосковный монастырь, Катюха напилась с ее мужем Андреем, после чего они, естественно, согрешили. Причем сделали это столь неудачно, что некстати явившийся сын застал самую пикантную сцену — когда его милая матушка «работала по минету» (это ее подлинное выражение!) с «дядей Андреем». И что же придумал сей хитроумный отрок, чьи чувства легко было понять? Дождался возвращения «тети Гали» и рассказал ей про лютеранство, продемонстрировав пресловутый сертификат! Да, с такими задатками ее Федя далеко пойдет — вот только по какой, хотел бы я знать, дорожке!

— Поэтому теперь мне просто негде жить, — закончила Катюха. — Может, посоветуешь, где можно недорого снять комнату хотя бы на первое время?

— Посоветую, отчего же не посоветовать, — задумчиво пробормотал я, прохаживаясь по комнате и задумчиво поглядывая на свою гостью. Раскрасневшаяся и полупьяная, она выглядела чертовски аппетитно…

Катюха молча покуривала и следила за моими перемещениями, терпеливо ожидая решения. Судя по всему, она нисколько не удивилась, когда я наконец-то остановился прямо перед ней и просто сказал:

— Ну что, подруга, раздевайся!

Да, надо признать, что команды «раздевайся» и «ложись» Катюха умела выполнять так же быстро и четко, как и солдаты второго года службы! Не прошло и минуты, как она уже полностью обнажилась и, пока я, чертыхаясь и путаясь в одежде, раздевался сам, успела принять еще рюмку текилы.

Более того, она так умело и здорово приласкала меня своими чудными губами, что мой лучший друг полностью воскрес и окреп, так что этот «вечер трудного дня» закончился совершенным удовлетворением.

Вероятно, именно поэтому, когда мы на следующее утро «повторили пройденное» и вернулись к прерванному разговору, я заявил ей следующее:

— А зачем тебе искать какую-то комнату? Виктория здесь больше не появится, так что живи пока у меня!

— А что потом?

— А потом видно будет!

Столичная карьера провинциальной путаны (16 октября)

Начало нашей совместной жизни ознаменовалось весьма забавным эпизодом. Сначала Катюхе позвонили на мобильник из той самой фирмы срочной доставки продуктов питания, где она какое-то время подвизалась в качестве главного специалиста по раскрутке клиентов. По ее словам, глава фирмы попросил выйти на работу в последний раз, поскольку:

— …Без меня им не фартит — ни заказов, ни денег. Сидят скучают.

Возразить на это было нечего — и она уехала работать в ночную смену, а часов в восемь утра вернулась обратно — пьяная, хоть выжми.

— Ну и откуда же ты явилась, такая красивая? — иронично поинтересовался я, дав ей время проспаться до полудня.

— Ох, погоди расспрашивать, — завздыхала Кэт, присев на постели, — сначала дай покурить.

Я протянул ей пачку легкого «Мальборо».

— Ой, нет, я такие не хочу. Будь другом, принеси моих, ментоловых.

— А где они у тебя?

— В кармане куртки.

Я вышел в коридор и аккуратно проверил карманы ее красивой белоснежной курточки с воротником из искусственного меха «под горностая». Помимо сигарет и нескольких смятых купюр мелкого достоинства, там находились довольно симпатичные самозаводящиеся швейцарские часы на черном кожаном ремешке, которые с одинаковым успехом можно было назвать и мужскими, и женскими. Поскольку Катюха на моей памяти никогда часов не носила, я вернулся в спальню и показал их ей:

— А это откуда?

— А ты где это взял?

— В твоей куртке!

— Что? — И взлохмаченная Катюха как подброшенная вскочила на постели. — Ты чего врешь?

— Да говорю же тебе, дуреха, лежали у тебя в кармане, — добродушно улыбаясь, сообщил я. — Давай вспоминай, где вчера была и чем занималась.

Она взяла из моих рук прикуренную сигарету, жадно затянулась и со стоном вытянулась на чудовищно смятой от ее беспокойного сна постели.

— О господи, помоги! Сначала мы поехали на Таганку, где нас ждал внук Берии…

— Кто? — изумился я.

— Внук Берии, — невозмутимо повторила Катюха. — А чего ты удивляешься, он сам так представился. Очень пожилой и вежливый дядечка.

— А как зовут — Серго?

— Ты-то откуда знаешь? — в свою очередь удивилась она, хлопая глазами, словно сова Минерва.

— Интервью с ним читал. Ладно, валяй дальше.

— А дальше поступил большой заказ с Тверской. Там еще гуляла такая большая компания…

— В которой ты, естественно, зависла?

— Ну! А что было делать, если они меня не отпускали, да еще все время повторяли разные заказы и щедро платили. Я, правда, вырвалась от них на часок, чтобы съездить в мексиканский ресторан — выпить текилы и съесть этот самый блинчик с мясом, не помню, как называется…

— Бурритос он называется. Однако, мать, откуда у тебя такие великосветские закидоны! А что было потом, когда ты вернулась в эту компанию?

— Мы много пили и танцевали… А, вспомнила, — вдруг встрепенулась она, роняя пепел прямо на одеяло, после чего встрепенулся уже я, мгновенно стряхнув его на пол и сердито погрозив ей пальцем. — Ну, извини, извини, промахнулась… Зато я вспомнила, что встретила там знакомого кренделя, который в свое время кинул одного моего сожителя на целых пятьдесят тысяч баксов.

— Какого еще сожителя?

— Серегу из Владивостока. Я тебе про него как-то в машине рассказывала…

— И что? Этот крендель решил купить твое молчание своими швейцарскими часами? Да они стоят от силы несколько сот баксов, поэтому мог бы и раскошелиться.

— Но ему незачем меня подкупать, поскольку мы с Серегой уже давно разбежались. И я просто понятия не имею, зачем он мне их подсунул! — возмутилась Катюха.

— А что хоть за история с этим самым кидаловым? — неожиданно заинтересовался я.

Она охотно принялась рассказывать, но поскольку все время делала сбивавшие меня с толку отступления, я окончательно озверел, запутавшись в ее многочисленных Борьках, Серегах, Валерках и т. д. Честно говоря, рассказчица из нее и так-то была неважная, да еще с похмелья. И это при том, что именно Катюхе фантастически везло на самые невероятные истории и удивительные знакомства — один только вышеупомянутый внук Берии чего стоит.

— Вот что, мать, — перебил я, утомившись ее бестолковостью, — давай-ка ты с самого начала и все по порядку. В конце концов, надо же мне знать, с кем я отныне буду делить свое ложе! То, что ты в восемнадцать лет вышла замуж за обрусевшего немца и родила от него своего Федора, я уже знаю. Поэтому начни с того момента, каким образом ты покинула свой провинциальный городок и перебралась в Питер.

Моя предыдущая сожительница Виктория почему-то мне никогда о себе ничего не рассказывала, ограничиваясь самыми общими и скупыми сведениями типа: «Замужем не была, детей нет». Однажды я даже заподозрил ее в том, что у нее за плечами имеется криминальное прошлое — но даже этот факт Вика не стала опровергать, отделавшись равнодушным пожатием плеч.

Поэтому подробный рассказ о карьере юной провинциальной спортсменки, ухитрившейся пожить в обеих столицах и перетрахаться со множеством знаменитостей, показался мне настолько достойным внимания, что я тут же, по горячим следам, записал его и слегка «олитературил», чтобы впоследствии включить в свои будущие «Записки сутенера-2» в качестве вставной новеллы, которую надумал озаглавить:

История ее жизни

Итак, едва выйдя из декретного отпуска, Катюха обнаружила, что муж ей изменяет. Тогда она собрала свои вещи, забрала ребенка и вернулась домой к матери, а чтобы избавиться от стресса (тогда она еще была способна ревновать!), договорилась со своим прежним тренером и вновь приступила к тренировкам. Напомню, что в свое время она даже выступала за юношескую сборную Союза по плаванию.

Именно на местных соревнованиях по плаванию ее и заметил некий Валентин Михеев — уроженец того же самого городка, к тому времени ставший крутым питерским авторитетом. Кстати, на этих соревнованиях данный господин присутствовал в качестве почетного гостя, поскольку когда-то сам был спортсменом, а теперь пожертвовал крупную сумму денег на реконструкцию главного бассейна города.

Вальяжно развалившись в ложе для почетных гостей в компании своей охраны и лебезящего перед ним директора бассейна, господин Михеев попивал дорогой коньячок, закусывал икоркой и рассматривал юных пловчих. Вскоре в поле его зрения попала весело улыбающаяся Катюха.

— А это еще что за рыбка? — обратился заинтересованный Михеев к директору бассейна.

— О, это одна из лучших спортсменок нашего города, — подобострастно ответил тот. — Катя Матрасова. Смотрите, Валентин Иванович, как она заразительно улыбается.

— Да уж вижу… Одна стерва в Питере мне тоже вот так же заразительно улыбнулась, а потом три месяца лечился!

— Что вы, что вы, Валентин Иванович, Катя совершенно не из таких. Хотите познакомиться?

— Хочу, — лениво процедил господин Михеев, после чего директор тут же сбежал с трибуны и направился к вылезавшей из воды Катюхе.

— С тобой желает познакомиться один очень уважаемый человек, — взволнованно сообщил этот новоявленный сводник, — поэтому быстренько накинь халат и пойдем в ложу. Видишь, он тебя уже ждет.

Рассказывая этот эпизод, Катюха заявила, что ее крайне возмутила подобная бесцеремонность, поэтому она послала директора куда подальше, показала язык наблюдавшему за ней Михееву и гордо удалилась в раздевалку.

Продолжение не замедлило последовать. На следующее утро, когда она завтракала, в дверь позвонили. Мать пошла открывать и весьма удивилась, увидев перед собой здоровенного бугая с огромным букетом алых роз. Сидя на кухне, Катюха хорошо слышала весь их разговор.

— Вы к кому, молодой человек?

— Это… как его… к Кате.

— А от кого?

— От шефа.

— От кого?

— Мой шеф ей цветы прислал!

Тут Катюха не выдержала и с криком: «Мам, ничего у него не бери!» — выскочила в коридор.

— Ты это… — замялся телохранитель, неуклюже протягивая букет, — тебе шеф просил передать…

— Пошел вон, урод! — заорала она и решительно захлопнула перед ним дверь.

Позднее, когда мать пошла в магазин, то обнаружила этот злополучный букет лежащим на коврике перед дверью. По требованию дочери она взяла его и отнесла на помойку.

Но назавтра ситуация с цветами повторилась, только теперь их оказалось намного больше. Когда Катюха вышла из дома, чтобы поехать в бассейн, то с изумлением обнаружила перед своим подъездом целую клумбу из дорогих букетов.

Из стоящей на другой стороне улицы иномарки, в которой сидело три человека, ей призывно посигналили, но она сделала вид, что ничего не замечает, и побежала к автобусной остановке. Но уйти от судьбы ей так и не удалось!

В тот же день после окончания тренировки к ней подошел ее старый тренер, которому она полностью доверяла, и сообщил, что ее срочно вызывает директор бассейна. Она накинула халат и поднялась в кабинет, однако никакого директора там не оказалось, зато в его кресле по-хозяйски развалился пресловутый господин Михеев.

— Здорово, подруга! — приветствовал он Катюху, самодовольно попыхивая сигарой.

— Что вам нужно? — нахмурилась она.

— Ты че такая стремная? Говори, чего хочешь, и прекрати убегать. Я завтра возвращаюсь в Питер, так что мне некогда за тобой гоняться.

— А никто и не заставляет! — выпалила Катюха и пулей вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью.

Удивленный Михеев порывисто вскочил с кресла и бросился за ней. После недолгой погони по служебным коридорам оба вновь оказались в бассейне, поскольку раздевалка находилась по другую сторону от директорского кабинета. Видя за собой преследователя, Катюха решила не обегать бассейн по кромке, а скинула халат, бросилась в воду и поплыла на другую сторону.

В следующую сцену мне лично трудно поверить, но, поскольку она клялась и божилась, что именно так все и было, я решил записать этот эпизод с ее слов, хотя, повторяю, особого доверия он у меня не вызывает.

Короче говоря, разгоряченный погоней Михеев немедленно последовал ее примеру и тоже бросился в воду — причем прямо в одежде. Но где ему было угнаться за юной пловчихой, тем более что сам он в свое время занимался тяжелой атлетикой!

Катюха быстро переплыла на другую сторону, вылезла на бортик бассейна и с усмешкой оглянулась на тяжело плывущего преследователя. Михеев, натужно пыхтя, еле добрался до бровки и, ухватясь за нее, умоляющим тоном попросил:

— Ну, погоди ты! Пожалуйста!

— Что еще? — с притворным недовольством спросила Катюха, которую явно позабавил жалкий вид авторитета, перед которым лебезило все местное начальство.

— Хочешь… уфф!.. Хочешь, стану твоей золотой рыбкой и выполню тридцать три желания? — отфыркиваясь, предложил Михеев.

— А хочу! — задорно смеясь, ответила она.

— Чего хочешь-то?

Катюха ненадолго призадумалась — в сущности, что ее ждало в родном городе? Постоянные преследования мужа, умолявшего вернуться, нудная работа в парикмахерской или детским тренером по плаванию за нищенскую зарплату, неясные и невеселые перспективы? А действительно, чего ради она убегает от столь солидного человека?

— Хочу поступить в институт Лесгафта, получить иномарку и мир посмотреть! — разом выпалила она.

— О’кей, считай, что договорились… Щас, только хвостом вильну, и все тебе будет, — неуклюже усмехнулся Михеев, после чего тяжело взбрыкнул ногами и шлепнул руками, взметнув кучу хлорированных брызг.

Вот так она и оказалась в Санкт-Петербурге, став сожительницей местного авторитета. Валентин полностью выполнил все свои обещания — устроил ее за взятку в институт физической культуры имени Лесгафта, пару раз отправил вместе с сыном отдыхать на Кипр и в Таиланд и позволил пользоваться одной из собственных иномарок. Мало того, он повел себя как будущий муж — например, на полном серьезе предлагал усыновить малолетнего Федора! По горделиво-интимному признанию самой Катюхи, Валентин ее так любил, что даже занимался с ней оральным сексом, хотя подобные ласки со стороны мужчины считаются недостойными настоящего авторитета.

Произошла стремительная метаморфоза из куколки в бабочку, в результате которой юная провинциальная пловчиха стала холеной светской дамой. Катюха и раньше не отличалась чрезмерной застенчивостью или нерешительностью, чего вполне можно было ожидать от провинциалки, впервые попавшей в большой город, и тем не менее подобное превращение произошло на удивление естественно и быстро.

Она спокойно и уверенно принялась обживать завоеванную территорию: научилась водить машину, пользоваться мобильным телефоном и кредитными карточками; стала регулярно посещать фитнес-клубы, дорогие бутики и великосветские мероприятия. Однажды на каком-то фуршете ей даже удалось познакомиться со своей первой в жизни знаменитостью — самой Галиной Вишневской.

Кроме того, она всерьез занялась рисованием, танцами и пением. Причем в последнем деле благодаря хорошему от природы голосу Катюха достигла таких успехов, что один из знакомых продюсеров даже предлагал господину Михееву сделать из нее профессиональную певицу. Однако тот наотрез отказался — причем не из жадности, а из ревности, побоявшись ее потерять, если она вдруг станет знаменитой.

Теперь Катюха приезжала сдавать экзамены в свой институт не иначе как в сопровождении водителя-охранника, а о том, чтобы получить «неуд», естественно, не могло быть и речи. Более того, чтобы отпраздновать день ее рождения, Валентин хотел было снять всю Дворцовую площадь, но не сумел договориться с чиновниками из мэрии «по деньгам».

Зато он подарил ей роскошное золотое кольцо с бриллиантом, присовокупив к этому акростих собственного сочинения. Кольцо пришлось продать, когда настали трудные времена, а вот акростих, напечатанный на изрядно потрепанной открытке с видом Александрийского столпа, она мне с гордостью продемонстрировала.

Пожалуй, стоит привести здесь этот «авторитетный» шедевр, поскольку далеко не каждый «крутой» вообще знает, что такое акростих! Итак:

И ведь не так плохо получилось, не правда ли? Интересно только, как долго он его сочинял, подыскивая рифму к слову «бляди»…

Благополучная жизнь в Питере продолжалась несколько лет, причем благодаря постоянному общению с местными криминальными кругами Катюха приобрела немало полезных знакомств, как среди питерских, так и среди московских гангстеров, что здорово пригодилось ей в дальнейшем, зато основательно испортило жаргон и манеры. По ее собственному выражению, которое я, честно признать, не очень-то понимаю, она изрядно «наблатыкалась».

Все это благополучие закончилось в один день, вскоре после того как Катюха получила вожделенный диплом по специальности тренер по плаванию. В сущности, диплом был откровенно липовым, поскольку все ее образование, как и прежде, сводилось лишь к поверхностному изучению нескончаемой череды пенисов! Недаром же она говорила мне буквально следующее: «В те времена я была еще настолько порядочной, что отдавалась бесплатно».

В то утро они всем семейством — Федору к тому времени уже исполнилось шесть лет — направлялись в ближайшую церковь на воскресную службу Валентин увидел впереди кого-то из знакомых и, приказав Катюхе догонять, быстро пошел ему навстречу. Именно это обстоятельство и спасло ее с сыном!

Не успел возлюбленный отойти от них на пять метров, как Катюха заметила, что из проезжавшей мимо иномарки высовывается дуло автомата. Схватив сына в охапку, она бросилась под ближайшую парковую скамейку, и в тот же момент прозвучала отчетливая автоматная очередь. Когда насмерть перепуганная Катюха выбралась из своего укрытия и подбежала к Валентину, тот был уже прочно и глубоко мертв. И ведь хотел же он оформить с ней отношения, и, как я уже упоминал, даже усыновить Федора — да, видно, не судьба!

После похорон ближайшая родня Михеева предложила Катюхе забрать из их общей квартиры все свои вещи и драгоценности, присовокупила к этому десять тысяч долларов и настоятельно посоветовала убраться подальше от Питера. Так она оказалась в Москве, сняв квартиру в весьма престижном районе. На имеющиеся средства ей вполне бы удалось безбедно прожить не один год, однако врожденная бесшабашность, привычка к «красивой жизни» плюс столичные соблазны привели к тому, что она стала тратиться напропалую. Например, устроила сына в дорогую спецшколу с преподаванием на двух иностранных языках (где, кстати, этот бездельник долго не протянул, и пришлось переводить его в школу попроще).

Короче говоря, не прошло и двух лет, как пришлось отказаться от квартиры и переехать в гостиницу не самого высокого пошиба. Местные путаны поначалу приняли ее за конкурентку и чуть было не побили. Однако потом, выслушав за рюмкой водки трогательную историю еенепутевой судьбы, предложили вступить в их дружные ряды.

Разумеется, она согласилась, поскольку заниматься какой-либо иной работой элементарно ленилась. Да и что тут лукавить — делать минеты гораздо легче, чем перетаскивать бачки с мусором, стоять за прилавком или вытачивать на станке какие-нибудь детали. И при этом имеешь возможность хорошо одеваться, ходить по дорогим барам и знакомиться с интересными людьми.

Именно благодаря своей работе в гостинице Катюха познакомилась с тем самым бизнесменом — «Серегой из Владивостока», — который предложил ей жить вместе. И они целых семь лет изображали из себя благополучную супружескую пару.

При мне Катюха неоднократно вспоминала об этих годах как о втором из самых благополучных периодов своей жизни, когда ей не надо было ни о чем заботиться, кроме воспитания сына, поскольку ее гражданский муж дарил ей все, что душа пожелает, — начиная от иномарки и шубы и кончая поездкой в теплые страны. Впрочем, и о воспитании сына она нисколько не заботилась, поскольку была просто не в состоянии кого-либо воспитывать, ибо постоянно подавала самые дурные примеры. То напивалась в стельку и разбивала подаренную машину, то изменяла Сереге с первым попавшимся разгильдяем, а то и уговаривала своего сожителя заняться групповым сексом с приехавшими по вызову девушкой или юношей!

Короче, выражаясь высоким стилем, ее беспокойная душа явно тяготилась сытым мещанским благополучием, а потому ей постоянно хотелось чего-то большего, постоянно тянуло на поиски все новых и новых приключений.

И эти приключения начались вскоре после того, как ее Серега внезапно разорился и, спасаясь от кредиторов, вынужден был срочно бежать из Москвы. Катюхе вновь пришлось распродавать накопившееся имущество, начиная от шуб и кончая бриллиантами, однако от привычки посещать хорошие рестораны и бары она решительно не могла отказаться. Да и где бы еще она смогла найти нового сожителя?

Порой поиски настолько затягивались, что ей поневоле приходилось в буквальном смысле слова выходить на панель — но даже здесь чертовски везло! Как-то после Нового года идет она по Тверской, вся такая несчастная, голодная и холодная — и денег нет ни копейки. И вдруг ее снимают два дешевых фраера: «Ах, девушка, поедемте к нам, у нас имеется что поесть и выпить, да и просто согреетесь». А Катюхе деваться некуда — вот и согласилась. Приехали, тяпнули водочки, закусили, а потом фраерам, естественно, захотелось секса. А она, что не менее естественно, говорит — денежки вперед! Ребята порылись по карманам, один даже матушкину копилку разбил, насыпали ей груду мелочи и говорят: «Извини, подруга, но больше ни хрена нет!»

И что же сделала Катюха? Дала обоим по одному разу и снова вернулась на Тверскую. Но теперь уже глазки заблестели, походка приосанилась, настроение боевое… Короче, попался ей навстречу итальянец, с которым она сразу же договорилась на сто баксов, так что к вечеру снова была веселой и довольной. И ведь все почему? Не поехала бы она к этим фраерам, не обрела бы куража — и не подцепила бы богатого итальянца!

Вскоре ей крупно повезло — и последующие полтора года она прожила с молодым банкиром, о котором могла вспомнить только то, что у него был «тик» и постоянно дергалась бровь. Зато, после того как он ей надоел, Катюха сумела вернуться в «родную стихию» — иначе говоря, вновь сошлась с авторитетом, только на этот раз уже московским. То был некий Василий, мужик лет под шестьдесят — бывший балтийский матрос, а ныне обладатель огромной московской квартиры и роскошного многоэтажного дома в ближнем Подмосковье.

Этот деятель ревновал Катюху со страшной силой, вырывая у нее телефонную трубку и рыча на ее абонентов: «Слышь ты, клоун гребаный, забудь этот номер». Их бурный роман продолжался около двух лет, причем порой, пропьянствовав пару недель подряд, они ссорились до такой степени, что он выгонял ее из дому без копейки денег и ей в очередной раз приходилось становиться «девочкой по вызову».

Однако Катюха не была бы самой собой, если бы однажды не ушла от Василия к его молодому напарнику, который перед ним откровенно «шестерил». Их отношения очень напоминали один известный сюжет:

«Я ему сердце вырву!» — грозно зарычал тигр Шерхан.

«А я — все остальное, — тут же подхватил шакал Табаки, после чего виновато оглянулся на своего хозяина, — разумеется, после того как ты вырвешь у него сердце».

Между прочим, поскольку отец у этого «шакала» был профессиональным историком, то дал своему сыну древнегреческое имя Фемистокл. Столь сложного имени Катюха запомнить не могла, почему и называла его просто Феней.

Любовь к истории проявлялась у этого Фени весьма своеобразно — надравшись вместе с Катюхой водяры, он начинал ее просвещать, зачитывая целые статьи из доставшейся от отца исторической энциклопедии. Благодаря этому она знала массу отрывочных сведений из антично-средневековой истории, правда, носивших несколько односторонний, сексуально-криминальный оттенок.

Например, ей было известно, что император Нерон женился на своем вольноотпущеннике Пифагоре, причем сам выступал в роли невесты; братья Борджия жили со своей сестрой Лукрецией, а византийская императрица Феодора славилась таким безудержным развратом, что однажды, явившись на пир, устроенный десятью знатными молодцами, отличавшимися огромной физической силой и распущенностью, в течение целой ночи отдавалась всем сотрапезникам. А уже под утро, когда они, изнеможенные, вынуждены были отказаться от этого занятия, отправилась к их слугам, которых было не менее тридцати человек, но даже после этого ушла неудовлетворенной, жалуясь на то, что природа предусмотрела всего три отверстия, а потому так трудно придумать новый способ сношения!

Итак, Катюха изменила Валере с этим самым Феней, и, вполне естественно, подобной измены авторитет ей не простил, жестоко набив морды обоим. Однако связь с любителем истории оказалась довольно непрочной — по своей натуре, и несмотря на сорок с лишним лет, тот продолжал оставаться «мальчиком из хорошей семьи», а потому слишком сильно зависел от своей матушки. Так или иначе, но для Катюхи в который уже раз настали тяжелые времена.

А поскольку несчастья не приходят поодиночке, то на нее свалилась новая напасть — хозяйка скоропостижно выселила ее из той московской квартиры, которую она снимала на протяжении трех последних лет, и они с сыном фактически оказались на улице. Разумеется, о возвращении в родной провинциальный городок, где у них имелась хорошая трехкомнатная квартира, ни мать, ни сын даже не помышляли — только Москва, и никак иначе! (Здесь мне, как урожденному москвичу, невольно хочется воскликнуть: о, эти милые провинциальные прилипалы, и что бы мы только без вас делали!)

— Вот и пришлось снова вспомнить любимое занятие, чтобы заработать хотя бы на комнату, — без малейшей горечи и горести заключила свой рассказ Катюха.

Стоит заметить, в этом самом занятии ей феноменально везло на клиентов, начиная от премьер-министра и кончая солистом самой знаменитой поп-группы. А уж сколько среди них было бизнесменов, ученых, писателей, военных, бандитов и т. д. — просто не перечесть! Катюха активно нравилась очень и очень многим, а потому вполне могла бы снова разбогатеть или успешно выйти замуж, если бы не ее абсолютная бесшабашность и дьявольская разгульность, в результате которых она с неимоверной легкостью теряла деньги, вещи, записные книжки, мобильники…

— Ну и как тебе понравилась история моей жизни? — неожиданно поинтересовалась она.

— Посмотрим, что у тебя получится из жизни с собственным сутенером, — уклончиво отвечал я.

«Страшнее черта» (конец октября)

Несколько дней назад Виктория наконец-то уехала в Америку, но перед самым отлетом позвонила мне из аэропорта, и у нас состоялось на редкость трогательное прощание. Очевидно, от своих подруг по нашему общему бизнесу она узнала о том, кто занял ее место, а потому начала разговор с крайне зловещего предостережения:

— Ты сделал очень неудачный выбор! Другие алконавты допиваются до чертиков, а ты, по всей видимости, допился до Катюхи?

— А чем это она страшнее черта?

— Как же ты не понимаешь, Серега! — взволнованно закричала в трубку моя бывшая напарница. — Катюха — это совершенно не та женщина, которая тебе нужна. Количество пролитой ею мужской спермы не поддается никакому исчислению! Ее никто и ничто никогда не заставит спать одну!

— Ничего страшного, — парировал я, — будет спать со мной — только и всего!

— Да ведь она же никогда не угомонится! Это не просто женщина — а вулкан, тайфун, цунами, «дискотека-авария»! У нее просто нет души — одно влагалище.

— На первых порах мне этого вполне хватит…

— Ты все шутишь, а я говорю абсолютно серьезно. Попомни мое слово, что ты еще не раз и не два проклянешь тот день, когда с ней связался!

— Да что это на тебя нашло, подруга, — взмолился я, уже несколько запутанный ее истеричными прорицаниями, — если у нас что-то не заладится, то я ее просто выгоню и поселю к себе кого-нибудь другого — ту же Наталью, например. В чем проблема и что ты так волнуешься?

— Когда влюбишься, выгнать Катюху тебе будет очень непросто. Поэтому сделай это прямо сейчас, умоляю, иначе потом ты не сможешь от нее избавиться.

— Сейчас не могу.

— Почему?

— Ну, хотя бы потому, что ее просто некем заменить. Наталья вместе со всем нашим украинским контингентом уехала на родину, чтобы участвовать в выборах президента. «А потому что патриотки», твою мать! Вот уж никогда бы не подумал, что классика может быть столь актуальна!

— Ну, все равно, — никак не могла успокоиться Вика, — как только вернется, так сразу и посели Наталью, тем более что она девушка спокойная и домашняя. Уверяю тебя — у вас с Катюхой нет ни малейшего будущего!

— А у тебя с твоим ковбоем? — обозлился я. — Сама же меня бросила ради какого-то американца, а теперь кликушествуешь! Не стыдно тебе?

И тут произошло уж нечто совершенно неожиданное — а потому и потрясшее меня до глубины души! Виктория вдруг всхлипнула и дрожащим голосом произнесла:

— Поверь, Сереженька, мне очень, очень стыдно. Какая же я была дура, что так поступила! Я люблю тебя, и мне ужасно не хочется тебя бросать…

От подобного признания я изрядно растрогался. Очевидно, она ждала от меня решительных слов типа: «Так оставь это все, сдай билет и возвращайся!» — однако я промолчал. И причина тут была очень проста — моя душа уже была изрядно «отравлена» тайфуном по имени Катюха, и возвращаться к размеренной семейной жизни с Викой мне теперь совсем не хотелось. Черт подери, но до чего неловкая ситуация! И зачем только позвонила, путана сентиментальная! Типичная русская баба — сначала по собственной глупости и неразумию создает массу проблем, чтобы потом с трагическим надрывом их преодолевать, а если не получится — то страдать.

— Неужели ты мне на прощание ничего не скажешь? — так и не дождавшись моей реакции и разочарованно всхлипнув, спросила Виктория.

— Прощай, любовь моя, и будь счастлива на чужбине! — быстро проговорил я и, во избежание дальнейших расстройств, торопливо бросил трубку.

Все-таки разволновала, дуреха! Сначала я хотел было заглянуть в свой бар, чтобы плеснуть себе привычного лекарства для снятия стресса, однако усилием воли взял себя в руки. Нет, пить сейчас некогда! Дела у моей фирмы досуга и без того идут хуже некуда, поэтому надо срочно придумывать или искать новые варианты.

Сотрудник фирмы и мой лучший друг Анатолий был замечательным человеком, а в качестве водителя-охранника ему просто цены не было. Однако что касается его деловых качеств, то здесь все обстояло гораздо хуже. Да и трудно было ожидать чего-то другого от бывшего офицера-спецназовца, прошедшего Чечню и имевшего больше боевых наград, чем делового опыта.

Поэтому я уже не раз подумывал о том, чтобы возобновить предложение, с которым когда-то обращался к нашему постоянному клиенту — владельцу магазина «Смешные сюрпризы» Семену Исааковичу Вайнеру. Вот уж кто действительно деловит, умен и изобретателен! Уж про него-то никак не скажешь, что слово «еврей» похоже на эпитет, который преуменьшает достоинства и преувеличивает недостатки!

Кроме того, мы с Вайнером испытывали обоюдную симпатию, так что всегда сумеем договориться. В первый раз Семен Исаакович отверг мое предложение стать совладельцем фирмы, но, может быть, теперь удастся его уговорить? Правда, человек он осторожный и вряд ли согласится выступить в роли «кризисного менеджера», поэтому выпутываться из нынешних неприятностей мне все равно придется самостоятельно.

Самое забавное, что я сказал Виктории чистую правду — своими нынешними проблемами наша фирма была обязана политическому кризису на Украине! Нет, ну кто бы мог подумать, что почти весь наш украинский «контингент» (по моим подсчетам, составлявший свыше половины всех работавших у меня девушек) вдруг резко воспылает патриотическими чувствами и рванет на родину, чтобы поучаствовать в скандально-знаменитых выборах, обернувшихся, как известно, «померанцевой революцией». (Кстати, некоторые из девчонок мне потом рассказывали, как обслуживали жителей «палаточного городка» на Крещатике, но эти истории оставим для отдельной главы.) Особенно жаль мне было терять белокурую харьковчанку Лену и кареглазую киевлянку Наталью, о приключениях которых я много рассказывал в предыдущих «Записках».

До этого времени я искренне полагал, что именно Россия является самой «телегеничной» страной в мире. Ну, действительно, что может быть эффектнее зрелища того, как в ясный осенний день стоящий на мосту танк лупит из башенного орудия по огромному белому зданию, промахнуться по которому просто невозможно. Однако с недавних пор лавры «телегеничности» перехватил у нас Киев со своим многоцветьем оранжевого и бело-голубого. И ведь до чего смешные они, эти хохлы, — даже президента себе выбрать толком не могут, превратив это достаточно заурядное мероприятие во всемирный скандал!

Впрочем, сейчас мне было не до политики, поскольку ввиду резкого сокращения персонала оставшимся девушкам приходилось работать «не содвигая ног», да и мы с Анатолием изрядно уставали. Пришлось даже вспомнить о Патрике из Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, с которым меня в свое время познакомила незабвенная Виктория.

К счастью, в отличие от незалежной Украины в странах «третьего мира» сейчас было достаточно спокойно, поэтому я успешно договорился с этим веселым и чертовски симпатичным негром о резком увеличении «поставок живого товара», так что теперь вместо украинок у нас стали работать негритянки, китаянки, перуанки, египтянки, вьетнамки и т. д. Другое дело, что не все наши клиенты оказались готовы к столь пестрому разнообразию — и я их прекрасно понимаю. Честно сказать, но на славянский вкус по-настоящему симпатичных девиц среди этих разноцветных пуган оказалось очень и очень мало, а потому погоды они в нашей фирме явно не делали.

В столь сложной ситуации нельзя было пренебрегать никаким заработком, и поэтому я «подписался» на весьма стремный вариант — лично отвезти девушку в тюрьму к одному очень известному заключенному из клана «олигархов». Не буду называть ни тюрьмы, ни его фамилии, поскольку процесс по его делу еще продолжается — и конца пока не видно. Скажу только, что отвозил я Катюху, а потому мне сразу стали известны некоторые подробности этого свидания. Кстати, на связь со мной вышел его адвокат, которому «порекомендовал мою фирму один очень уважаемый человек» — и я, кажется, даже догадываюсь, какой именно…

Итак, я подвез Катюху к зданию тюрьмы и передал ее в руки этого самого адвоката, получив от него обусловленный гонорар. Дальнейшее, по ее собственным словам, происходило следующим образом: ее небрежно «обшмонали» на проходной, а потом вместе с адвокатом проводили в комнату для свиданий, где их обоих уже ждал высокий, наголо обритый джентльмен в тонких платиновых очках.

— …И все то время, пока я работала с ним по минету, — рассказывала на обратном пути домой изрядно возбужденная подобной экзотикой Катюха (до сего дня она обслуживала уголовный элемент исключительно на воле!), — он постоянно переговаривался с адвокатом о каких-то своих делах. А потом адвокат взял газетку и отвернулся в сторону, а этот деятель усадил меня на стол и оттрахал по полной программе. Здорово же он по женщинам соскучился, коли кончил два раза подряд с разницей всего в десять минут!

— И как он тебе? — поинтересовался я, подогреваемый одной из самых низменных человеческих страстей — любопытством к интимной жизни знаменитостей.

— Отличный дядечка. Да и я ему очень понравилась! Мы даже договорились встретиться снова, как только его выпустят на свободу.

— Ну, мать, — невольно засмеялся я, вспомнив газетные статьи, посвященные данному процессу, — боюсь, что к тому времени или он станет импотентом, или ты состаришься!

— Да иди ты! Я никогда не состарюсь!

— Ну-ну.

— А на обратном пути ко мне еще охранник начал приставать, — после некоторой паузы вдруг вспомнила Катюха, — все порывался отнять меня у адвоката и затащить в свободную камеру. Даже сто баксов обещал…

— Но ему-то, я надеюсь, ты не дала?

— Нет, что ты, — не слишком уверенным тоном отвечала она. — Этого еще не хватало.

Я так и не понял, чем была вызвана эта неуверенность — то ли ложью, то ли сожалением об упущенном заработке, однако самым категоричным тоном заявил:

— В любом случае, как только вернемся домой, ты немедленно примешь ароматическую ванну, чтобы смыть с себя все тюремные запахи!

Пару месяцев спустя, анализируя все последующие события, я с большой долей вероятности предположил, что именно во время этого достопамятного визита в тюрьму меня и заприметили те крайне неприятные персонажи, с которыми мне вскоре пришлось столкнуться…

«Удочка для кошельков» (начало ноября)

Несмотря на зловещие предостережения Вики, жизнь с Катюхой мне стала определенно нравиться, причем с каждым днем все больше и больше. Моя новая подруга обнаружила целую кучу талантов — она прекрасно стригла, замечательно готовила, хорошо пела и удивительно красиво танцевала. Последние два таланта Кэт особенно любила демонстрировать мне в подвыпившем виде, — а это было ее нормальное состояние, когда она возвращалась от очередного клиента.

К сожалению, выпить она любила… Российское пьянство — это самая могучая традиция нашего государства, а проблема похмелья объединяет все слои общества, начиная от «новых русских» и кончая бомжами. Но отчего в России много пьют? С горя? С радости? От тоски и скуки? Хотят пить — и пьют? От холода?

Все это чушь! У нас пьют по самой тривиальной причине — от лени. Ни одна нация не уважает лентяев, поэтому свое лентяйство надо как-то скрывать. Предположим, лежит какой-нибудь Обломов на диване, ничего не делает и плюет в потолок. Отвратительный персонаж отвратительно написанного романа, которым зачем-то мучают школьников, прививая им отвращение к Гончарову. (А ведь это автор «Обыкновенной истории» — одного из лучших романов, написанных на любимую тему XIX века — молодой провинциал приезжает покорять столицу!) Как будут относиться к такому персонажу? Ясное дело — презрительно обзовут лодырем и бездельником. А вот если бы он лежал не просто так, а в пьяном виде и рядом с ним громоздилась бы батарея пустых бутылок, то отношение было бы совсем иным — понимающе уважительным: «У товарища запой!»

Впрочем, ведь не только в России гордятся исключительной особенностью своего организма усваивать энное количество водки или иных спиртных напитков!

После совместного посещения ближайшего бассейна я убедился, что Кэт и в самом деле великолепно плавает, так что могла бы работать по специальности — то есть тренером. Однако неуемная натура понуждала ее к разгульной жизни, а потому из всех своих талантов Катюха использовала только один…

Нет, это был даже не секс — в постели она не демонстрировала ничего выдающегося, да и темпераментом особым не отличалась. Главный ее талант состоял в умении «разводить мужиков на бабки», и в этом ей поистине не было равных! Помнится, когда-то в юности я читал плутовской роман одного старинного испанского писателя, носивший довольно длинное название: «Севильская куница, или Удочка для кошельков». Так вот, Катюха была именно такой удочкой, причем почти никогда не остававшейся без улова! Подобные женщины существовали и будут существовать во все времена, создавая неисчислимое множество пикантных и плутовских сюжетов!

Сколько раз я ей в шутку говорил одну фразу «Эх, Катюха, как жаль, что у тебя в этой жизни только два интереса — поскорей бы кончил и побольше бы заплатил!» И сколько раз она мне отвечала: «Отстань!»

Кроме того, за исключением ситуации тяжелого похмелья, Кэт обычно была ласковой, веселой и забавной, причем забавной настолько, что мне нравилось даже ее любимое ругательство — «тупорылое существо», которым она меня не раз потчевала. Другое ее любимое выражение: «здесь ты тему путаешь» мне так понравилось, что я его даже перенял и потом сам не раз использовал.

Оттенков обаяния у нее было примерно столько же, сколько производных от ее имени можно было создать с помощью самых различных суффиксов — начиная с уменьшительно-ласкательных — Катюшка, Катенька, Катеринка — и кончая грубовато-просто-народными — Катюха, Катька. А ведь еще были англизированные варианты — Кэт, Катрин или Катриона!

Спала она довольно беспокойно — порой хныкала во сне как ребенок или резко дергалась, заставляя меня просыпаться. Особенно тяжело было спать с ней пьяной. Однажды она разбудила меня, уронив руку на мою голову, после чего резко присела на кровати, зажгла ночник и, глядя мне в лицо абсолютно безумными глазами, спросила:

— Ты кто?

— Свои, — сонно отвечал я, поворачиваясь на другой бок, — спи дальше, пьяное чудовище, и не забудь выключить свет. А если забыла, как меня зовут, то завтра представлюсь…

В другой раз получилось еще смешнее. Памятуя о том, насколько трепетно она относится к оставленной в провинции матери, мне было чертовски забавно услышать пожелание, трижды повторенное во время пьяного ночного бреда:

— X… тебе в рот, милая мамочка!

Вот тебе и тайны подсознания! Интересно бы узнать, что ей в этот момент снилось?

Дома Кэт выглядела весьма непритязательно — любила ходить в старом халате и тапочках на босу ногу, причем почему-то горбилась, как старушка, да еще принималась косолапить. Зато когда собиралась на вызов, то начиналось совершенно удивительное преображение, за которым я не раз и не два наблюдал — прическа, макияж, изящная, в тон подобранная одежда, — и вот уже моя Катюха выглядит не понурой домохозяйкой, а эффектной молодой дамой, готовой на самые пикантные похождения. Плечи сами собой распрямляются, походка становится бодрой, в глазах загорается лукавый блеск, а голос приобретает самые изысканно-нежные интонации… Чудеса, да и только!

Честно говоря, именно в результате подобных преображений во мне впервые зародилось смуглое чувство ревности. Ну, действительно, в то время как я вынужден терпеть ее в любом, пусть даже самом «разобранном» состоянии, клиент получает ее как конфетку — в исключительно аппетитной упаковке! Впоследствии я узнал, что это обычная проблема всех мужей, начинающих ревновать своих жен в похожих ситуациях. Отсюда совет молодым женам — если хотите активной половой жизни с мужем, то не опускайтесь до халатов и тапочек!

Поскольку между нами уже установилась определенная стадия откровенности, когда некоторые вещи, ввиду совместного проживания, скрывать просто невозможно, постольку я узнал о трех ее «постоянниках», которых она тайком от меня завела себе еще во время работы в моей фирме.

Первого она в шутку называла Нарциссом, поскольку, по ее словам, он настолько гордился своим членом, что ухаживал за ним намного тщательнее, чем за любой другой частью тела, и очень любил с гордостью демонстрировать всем приезжавшим путанам, при этом требуя непременного восхищения. А ведь мужику было далеко за пятьдесят! Бывший хоккеист, в свое время игравший с самим Старшиновым, он проявлял поистине сексуальную ненасытность. Стоило его жене куда-нибудь отлучиться, как он тут же переходил на другую сторону бульвара, где специально для этих целей снимал комнату у старика-пенсионера, и вызывал девушку — причем трахал ее всего минут десять-пятнадцать, не больше, после чего вручал пятьдесят баксов и звонил следующей. Все Катюхины подруги перебывали в лапах этого сексуального монстра! Причем бывший хоккеист тешил не только собственную похоть, но и страсть к подглядыванию своего квартиросдатчика. Глядя через неплотно прикрытую дверь на порнографические «живые картины», тот старикашка удовлетворял себя самостоятельно.

В отличие от «хоккейной скорострельности» второй из «постоянников» — некий доктор физико-математических наук, а ныне заместитель главы крупной страховой компании — обычно выписывал ее на всю ночь (как правило, это были выходные). Он поил Кэт дорогим вином, вел долгие и «умные» разговоры, но трахал только один раз, зато долго и упоенно — не менее получаса. После чего Катюха ложилась спать на специально купленную для нее кровать и возвращалась домой уже днем — со ста баксами в сумочке. Так продолжалось свыше года, после чего она случайно рассказала ему о только что вышеупомянутом «постояннике». Думаете, старый перестраховщик приревновал к бывшему хоккеисту? Как бы не так! Напротив, попросил ее присылать своих подруг и по собственному адресу.

Третьим был тот самый Фемистокл, о котором я уже рассказывал и с которым однажды совершенно случайно познакомился, причем он произвел на меня откровенно гнетущее впечатление. Будучи потомком старинного иудейского рода, почему-то носившего дворянскую фамилию, Фемистокл проявлял все признаки явного вырождения — то есть являлся ни к чему не годным ничтожеством, способным только жить на чужие деньги и подчиняться чужому влиянию. Именно из таких вырожденцев и получаются самые классические подхалимы (или, говоря современным языком, «шестерки»), а также прочие образцы мелкой уголовной сволочи.

Фемистокл удерживал при себе Катюху не столько деньгами (напротив, она его даже содержала!), сколько обещаниями жениться и прописать в отдельной однокомнатной квартире, которую он якобы специально разменял ради нее. Именно в этой квартире она не раз «зависала» по нескольку дней, предаваясь там самому бессмысленному и беспробудному пьянству, чем доводила меня до бешенства: во-первых, работа простаивала, во-вторых, именно мне потом приходилось пару дней приводить ее в чувство, выслушивая бесконечные жалобы на состояние здоровья.

Кстати, с этим пресловутым Фемистоклом была связана замечательно смешная история. Однажды летом они выпивали с Катюхой у него дома и, чтобы немного освежиться, вышли на балкон. Тут Фемистоклу захотелось отлить, но идти в сортир показалось слишком долго и утомительно. Недолго думая и нисколько не стесняясь стоявшей рядом Катюхи, он достал свой длинный шланг и приступил к процессу облегчения. Как сказал бы один школьный классик:

На беду ленивого Фемистокла, этажом ниже жил подполковник милиции — начальник их местного отделения, — который как раз в этот момент пил чай на балконе в обществе своей дородной супруги.

«Никак дождик пошел?» — обрадовалась она, протягивая пухлую руку под самую струю. Увы, к ее большому негодованию — и еще большему негодованию ее мужа! — это оказался совсем не дождик! После этого начальнику отделения не стоило особого труда оштрафовать злополучного Фемистокла за то, что он «мочился в неположенном месте, оскорбляя этим общественную нравственность».

Я не мог запретить Кэт посещать всех этих клиентов, поскольку именно их денежки шли на оплату комнаты для ее сына. Ну, действительно, не оплачивать же мне проживание этого змееныша из собственного кармана! Достаточно того, что я содержу его матушку и отправляю ее только на самые выгодные заказы.

Помимо вышеупомянутых «постоянников», у Катюхи имелась еще масса знакомых, которые имели обыкновение неожиданно объявляться в самое неподходящее время, — и это меня изрядно бесило. Да и что бы вы сами почувствовали, если в три часа ночи мобильник громко играет знаменитую мелодию из «Крестного отца», после чего неведомый абонент начинает уговаривать лежащую рядом с вами женщину немедленно приехать, обещая заплатить целых триста баксов! Чтобы не возненавидеть эту чудную музы ку, мне даже пришлось заменить ее на самый пошлый современный шлягер!

— Ну и куда ты сейчас поедешь? — сонно поинтересовался я, когда она закончила разговор, пообещав перезвонить. — Прислушайся повнимательнее — на улице ни одной машины. А сам я тебя, разумеется, не повезу.

— Ну и ладно, — в ответ вздохнула Катюха и нежно прижалась щекой к моему плечу, — мне и самой ужасно не хочется куда-то ехать…

Впрочем, все это были еще только цветочки, а ягодки начались позже!

Когда Кэт не было рядом и у меня поневоле возникало свободное время, я принимался размышлять о собственной жизни и о том, что делать дальше, — тем более что в следующем году мне стукнет тридцать семь лет. Грустно достигнуть пушкинского возраста, не совершив ничего настолько примечательного, что стало бы интересно потомкам…

В свое время у меня имелось несколько целей — во-первых, счастливая любовь и брак с той самой Мариной. Увы, но с этим совершенно ничего не получилось. Второй целью было заработать денег и вырваться из удушающих объятий нищеты — ну, с этим я кое-как справился, хотя если дела не пойдут в гору, то именно эта цель снова может стать решающей. Третьей целью — и об этом я много рассказывал в предыдущих «Записках» — было желание проникнуть в политическую элиту и бросить малопочтенное занятие сутенерством. И это мне практически удалось, но лишь на очень короткое время, после чего меня кинули, как самую последнюю б…!

И ведь кто кинул — господин премьер-министр Куприянов, которому я когда-то оказал столько услуг — и это помимо услуг самых симпатичных девушек, среди которых, кстати, была и Катюха! И хотя расстались мы вполне дружески, известие о его снятии и замене на совершенно невразумительного человечка, являвшего собой образец человеческой серости, я воспринял с откровенным злорадством. Но да что теперь об этом вспоминать, когда самому скверно…

Короче говоря, в этой жизни я пытался добиться трех классических вещей — любви, денег и власти, но практически ни в чем не преуспел. И что делать дальше — не ревновать же Катюху к ее многочисленным «друзьям», как она их сама называла! Кстати, в отличие от той же Виктории, молчаливо осуждавшей мои измены с нашими девчонками, Кэт была абсолютно лишена чувства ревности, зато обожала старинную дворянскую забаву — чтобы ей чесали пятки. Сам-то я ужасно боюсь щекотки — и потому ревнив как дьявол к божественной благодати.

Стоило мне разок всерьез призадуматься над смыслом дальнейшей жизни, как эта проблема решилась сама собой — точнее сказать, вылупилось яйцо, в котором содержался зародыш другой, гораздо более сложной проблемы… Выразился-то я несколько мудрено, но очень скоро вы сами все поймете. Однако перед этим стоит рассказать о чертовски забавной истории, случившейся буквально на следующий день.

«Изобразите мою жену!» (10 ноября)

В начале года, когда я на пару с Викой организовал свою фирму, в которой тогда было всего три девчонки, мне приходилось лично развозить их по заказам. Помню еще, как изрядно я волновался в первый рабочий день — и именно поэтому прекрасно запомнил нашего первого клиента, которым, по странной иронии случая, оказался известный литератор, чья ослиная физиономия нередко мелькала на телевидении, так что узнать ее было совсем несложно. Я даже помню, что он выбрал ту самую Дашку, которая теперь жила с Анатолием, изрядно насмешив ее рассказом о своей грандиозной задумке — воздвигнуть «Памятник неизвестной путане».

В принципе с чувством юмора у него было отнюдь не безнадежно, поскольку в свое время он прославился одной забавной юмореской, называвшейся «Краткое жизнеописание господина Ж.»:

«Вчера господин Ж. матерно выругался на пленарном заседании Государственной думы.

Сегодня Государственная дума активно обсуждала закон о чистоте русского языка.

Вчера господин Ж. в особо циничной форме пригрозил Америке ядерным ударом.

Сегодня все средства массовой информации наперебой обсуждали проблемы геополитического положения России в современном мире.

Вчера господин Ж. издал непристойный звук на приеме у президента.

Сегодня комиссия Госдумы по этике приняла постановление о границах допустимого поведения депутатов.

Вчера господин Ж. проблевался прямо на рабочем месте во время принятия закона о борьбе с пьянством.

Сегодня все газеты брали у него интервью, пытаясь выяснить — где, сколько и с кем он вчера пил.

Вчера депутат Б. прямо в кулуарах Госдумы публично дал в морду господину Ж.

Сегодня господина Ж. не было ни видно ни слышно».

Самое забавное состояло в том, что больше всех эта юмореска понравилась именно господину Ж.!

К моему немалому удивлению, господин литератор проникся ко мне столь явной симпатией (несмотря на очевидную холодность с моей стороны), что устроил моей фирме еще два заказа — один прямо в офис издательства, второй — на роскошную вечеринку. После этого он, по всей видимости, стал считать меня своим другом и звонил не в фирму, а прямо на мобильник. Сам-то я, честно говоря, его немного побаивался, опасаясь превращения в персонаж и попадания в один из его романов. Ведь в отличие от сутенера писатель может выставить на панель кого угодно!

Этим летом господин литератор внезапно предложил мне совместный «выход в свет». (Так и выразился, скотина, отчего у меня даже возникли сомнения — не собрался ли он сменить ориентацию?) Для начала он познакомил меня с одним известным экономистом, который тут же пригласил нас обоих на презентацию своего литературного опуса, которая должна была состояться на его загородной вилле. Этот господин сначала работал в российском правительстве, а потом за границей, благодаря чему сколотил себе немалое состояние. Описывать его нет никакого смысла, поскольку он являл собой точную копию моложаво-седовласого американского комика Лесли Нильсена — героя таких замечательных комедий, как «Голый пистолет» и «Дракула мертвый, но довольный».

Вернувшись в Россию и приобретя загородное поместье на знаменитом Рублевском шоссе, «мистер Нильсен» — по российскому паспорту Александр Котомкин — возомнил себя великим писателем и сел писать романы. Для их бесперебойной публикации он даже создал собственное издательством — «Котомий рог», — не скупясь при этом на рекламу в средствах массовой информации, где его, ничтоже сумняшеся, величал и «достойным продолжателем традиций великой русской классики — Толстого и Достоевского»!

Упоенно играя роль пресыщенного жизнью плейбоя, господин Котомкин охотно давал всевозможные интервью — в том числе и эротическим изданиям, где не стеснялся нести совершеннейшую ахинею, утверждая, что элитные проститутки вставляют себе зубки из специального фарфора, дабы, не дай бог, не поранить клиента в процессе чересчур страстного минета! Где, интересно бы знать, он видел путан, приходящих в раж от данного процесса?

Перед тем как отправиться на презентацию новоявленного «классика», я честно попытался одолеть хотя бы несколько страниц, но быстро отказался от этого намерения, поскольку господин Котомкин удивительно дешево описывал дорогую жизнь мировой элиты! Иначе говоря, он с такой детской непосредственностью перечислял марки автомобилей, сорта вин, названия шикарных отелей, крупнейших домов мод и прочие атрибуты «красивой жизни», что его собственные «размышлизмы» о тяжелой жизни супергероя, смертельно измученного красивыми женщинами и несметными богатствами, элементарно терялись во всей этой словесной мишуре.

Все это лишний раз свидетельствовало в пользу очевидной истины — если бездарность неизменно скучна, то талант всегда интересен! Поэтому настоящий писатель ухитрится сделать увлекательный роман на самом скучном материале вроде повседневной жизни заводской бухгалтерии или воспитательниц детского сада, в то время как графоман создаст зануднейшую тягомотиму, даже описывая похождения флибустьеров, знаменитых куртизанок или блестящих прожигателей жизни! При известной степени бездарности можно сделать скучнейший фильм даже из «Трех мушкетеров»!

«Будь моя воля — и я бы под угрозой расстрела запретил ему писать что-нибудь другое, кроме поздравительных открыток, — подумал я, со вздохом откладывая роскошно изданный роман, который почему-то назывался «Гобой». — Да этот хмырь глупее собственного компьютера!»

Но на презентацию все-таки поехал — любопытство замучило. Мой «друг-литератор» оказался настолько любезен, что специально заехал за мной на своей машине. Видимо, ему нужно было выговориться, а я, как назло, оказался крайним! И вот он всю дорогу изводил меня жалобами на графоманов, к которым, разумеется, причислял и господина Котомкина!

«Во-первых, их всех роднит непоколебимая убежденность в уникальности и неповторимости собственной личности, а потому они стремятся к самовыражению, не задумываясь над тем, чем именно их убогие личности могут оказаться интересны окружающим, — вещал господин литератор, не отрывая глаз от дороги. — Отсюда вполне естественно следует второй признак — чем более явным является графоман, тем больше мы можем узнать о нем из его писаний. Далее, все графоманы считают себя гениями, а потому им особенно близок тот автор, автобиография которого состоит из подробных объяснений «почему я так мудр», «почему я так умен» и «почему я пишу такие хорошие книги».

«По-моему, это все есть в биографии Ницше «Ессе homo» («Перед вами человек» — лат. — Прим. литературного редактора), — успел вставить я.

«Совершенно верно, — обрадовался литератор. — Кстати, все графоманы цитируют Ницше, хотя и не все, кто цитирует Ницше, — графоманы. Ну и наконец, как по когтю узнают льва, так графоманов легко узнать по диалогам, ибо они у них неизлечимо пошлые и банальные, поскольку построены по клоунскому шаблону: «Здравствуй, Бим!» — «Здравствуй, Бом!» — «Как твои дела, Бим?» — «Хорошо. А как твои дела, Бом?» — ну и так далее. И это особенно хорошо видно на примере современных российских теле-сериалов, расплодившихся на всех каналах быстрее кроликов. Беспомощность и бездарность их авторов невозможно скрыть ни обилием загорелых красоток в бикини, ни многочисленными взрывами и перестрелками. Тем более что все герои разговаривают одними и теми же, бесконечно банальными фразами. Порой даже складывается впечатление, что эти диалоги писали безнадежные двоечники… Между прочим, я тут недавно встречался с одним знакомым режиссером, так знаете, что он мне предложил?»

Я промолчал, надеясь, что он, наконец, заткнется и перестанет «грузить» меня своими проблемами, однако литератор был неумолим:

«Он предложил мне написать сценарий эротико-фантастического сериала о космических путанах! Как вы на это посмотрите?»

Я иронично пожал плечами:

«А что, дело хорошее… Вы даже можете пригласить меня на должность консультанта».

«Вы это серьезно?»

«Почему же нет?»

«Я над этим подумаю, тем более что мой режиссер на полном серьезе уверял, что это идея для голливудского блокбастера! Дескать, он еще не видел космического стриптиза, когда девушки, обнажаясь, вылезают из скафандров! А как вам история ракеты, доставляющей девушек по вызову на отдаленные межпланетные станции, где их поджидают оголодавшие по женской ласке астронавты? А съемки секса в условиях невесомости? А злобные интриги со стороны сексуально озабоченных инопланетян?»

«Короче, пора поднимать эротику на космический уровень! — хмыкнул я. — Ну что, когда мы, наконец, приедем?»

«Все, Сергей Иванович, уже приехали».

Сразу скажу, что общее чувство от этого вечера у меня осталось весьма двойственным — с одной стороны, любопытного было много, с другой — я вновь опозорился… Однако начнем по порядку.

Я заранее предчувствовал грандиозную сексуальную оргию, и господин Котомкин — тут надо отдать ему должное! — сумел устроить все наилучшим образом, организовав «разврат без вульгарности».

Для начала новоявленный «продолжатель традиций Толстого и Достоевского» радушно приветствовал своих гостей, собравшихся на обширной лужайке возле дома, и пообещал им «богатую культурную программу». Как и полагается на подобных мероприятиях, повсюду были расставлены столы с выпивкой, причем каждый стол оказался поделен ровно посередине: справа лежала уже надписанная книга радушного хозяина, слева улыбался приветливый официант. Пожалуй, только с этой затеей, продиктованной тщеславным желанием постоянно напоминать гостям о том, по какой причине они здесь собрались, господин Котомкин серьезно просчитался. Нет, гости охотно разбирали его книги, зато потом, изрядно подвыпив, забывали их в самых неподходящих местах, начиная от кустов и кончая клозетами.

Первым номером культурной программы выступал один из приглашенных гостей, которого злые языки называли не «самым золотым», а «самым раскрученным голосом» России. Привыкнув ко всеобщему обожанию, пел этот молодец довольно небрежно, а в конце даже позволил себе «дать петуха».

Тем не менее большая часть слушателей, точнее сказать — женщины и те, кто не особенно разбирался в музыке, бурно зааплодировали, зато один симпатичный толстяк, в прошлом известный оперный певец, а ныне записной «телетусовщик», громко закричал:

«Алё, Колюня! Ты какими яйцами предпочитаешь, чтобы тебя забросали, — сырыми, но тухлыми или свежими, но сваренными вкрутую?»

Немного подумав, «золотой голос России» бойко встряхнул волосами и весело отвечал:

«Сырыми, конечно, противнее, зато не так больно», — чем снискал себе новую порцию аплодисментов.

Затем хозяин объявил «театрально-эротический этюд по моему собственному сценарию», и внимание гостей переключилось на импровизированную сцену, задняя часть которой представляла собой садовую беседку. Когда занавес раздвинулся, то всеувидели трех «ученых девиц» — в очках, со сколотыми на затылке волосами и в строгих черных костюмах. Декорации изображали читальный зал библиотеки. Девицы сидели за тремя столами и увлеченно читали книги, каждая из которых, разумеется, была не чем иным, как романом «Гобой».

Постепенно между ними завязался разговор, в котором легко угадывался автор-мужчина — во-первых, потому что женщины вообще так не говорят, во-вторых, потому что господин Котомкин не мудрствуя лукаво вложил в нежные девичьи уста собственные графоманские измышления.

Например, первая из девиц вдруг спросила вторую:

«Как ты считаешь, дорогая Александра, трудно ли быть писателем?»

«Не знаю», — пожала плечами та, зато ответ был готов у третьей из собеседниц:

«Уж, наверное, труднее, чем читателем, зато легче, чем грузчиком!»

После нескольких жидких хлопков в честь столь вымученного остроумия разговор перешел на тему секса. Здесь девицы принялись изрекать столь чудовищные нелепицы, что я не выдержал и решил «принять на грудь». Но, перед тем как направиться к ближайшему столу за порцией виски, еще успел услышать, как одна из девиц громко зачитала целый абзац из романа «Гобой»:

«С какой же звериной тоской воспринимают советы сексологов «секс должен быть хорошим» те люди, для которых гораздо актуальнее более короткий совет: «Секс должен быть!»

Пока я развлекал себя шотландским народным напитком, девицы перестали декламировать и перешли к основной части «этюда». Из умело спрятанных динамиков заиграла музыка, под которую началось профессиональное избавление от заколок, юбок и пиджаков, а потом и нижнего белья. Слегка захмелев, я поторопился вернуться на прежнее место, но успел застать только финал, когда все три «читательницы» устроили на библиотечных столах самые настоящие лесбийские игры.

Дальше пошло еще веселее. Ввиду жаркой погоды и позднего вечера всеобщее застолье изначально не планировалось, тем более что хозяин решил ограничиться «тортом с сюрпризом», позаимствовав данную идею не иначе как из любимого фильма своего детства — «Три толстяка».

Когда окончательно стемнело, трое дюжих официантов выкатили из дома гигантский торт, весь утыканный горящими свечами. Самая гигантская свеча, чем-то напоминавшая фаллос, возвышалась посередине. После того как торт был торжественно установлен в центре лужайки, снова заиграла музыка, а с балкона особняка выпрыгнул луч прожектора. Он быстро нащупал свечу, высветив внутри ее стройный женский силуэт, немедленно начавший сладострастно извиваться.

Присутствующие дружно зааплодировали, и, словно бы от звука этих аплодисментов, свеча вдруг раскололась вдоль, и обнаженная красотка в золотистом кокошнике и золотом пояске предстала во всем своем блеске, заизвивавшись еще энергичнее.

При последних тактах музыки девушка прыгнула вперед, прямо на руки официантов, которые ее ловко подхватили и аккуратно положили обратно в торт. После этого вспыхнули фонари, расставленные по всему участку, и гости устремились к улыбающейся девушке, которая лежала полубоком, погрузившись в торт чуть ли не наполовину. Мгновенно появилось множество очаровательных официанток, державших в руках тарелки и вилки и одетых в классически-порнографическом стиле — черные чулки с поясом, невероятно короткие юбки и, само собой разумеется, белые передники и белые заколки. Однако большинство присутствующих мужчин повыхватывали столовые приборы у них из рук, предпочитая накладывать себе торт самостоятельно.

Я берег фигуру, поэтому почти не ел сладкого, но тут ко мне приблизилась одна из официанток и самым любезным тоном осведомилась:

«Не хотите ли отведать кусочек нашего замечательного тортика?»

«Боюсь, что нет, — и я с улыбкой покачал головой, — тем более что лежащая в нем девушка изрядно вспотела».

«А если я покормлю вас из ложечки в укромном уголке?» — не отставала обольстительная официантка, и уж от подобного предложения я никак не мог отказаться!

«Укромным уголком» оказался небольшой флигель, притулившийся в отдаленном уголке обширного приусадебного участка. Процесс «кормления тортиком» плавно перетек в процесс раздевания, в результате которого я неожиданно оплошал самым постыдным образом! Сколько ни пыталась оставшаяся в одних чулочках официантка заставить моего «друга» поднять свою понурую голову, сколько ни ласкала его язычком и ни щекотала пальчиками — все было тщетно. Почему не смог возбудиться, я и сам не понял, однако почувствовал себя из-за этого совсем скверно. Отчего-то вдруг почудилось, что эта неожиданно нагрянувшая импотенция является верным признаком неумолимо надвигающейся старости — и это при том, что мне еще нет и сорока! Причем сама старость чем-то напомнила волну прибоя, смывающую все нагроможденные нами песочные замки и оставляющую лишь то, что в принципе не может исчезнуть, — воду, песок, солнце, небо…

Пряча глаза, я сухо извинился перед официанткой, которая была так разочарована, что чуть было не запустила «тортиком» в мою унылую физиономию; затем быстро оделся и чуть ли не бегом устремился обратно — к заветным столам с выпивкой. Стремление поскорее смыть стыд перед девушкой и ужас перед старостью сказались на мне самым плачевным образом. Иначе говоря, я набрался столь изрядно, что совершенно не помнил, кто и как меня доставил домой.

В ту ночь мне приснился весьма странный сон.

Яркое тропическое солнце, освежающий шелест пальм, тяжеловолнительное колыхание океана — и два пожилых джентльмена лет шестидесяти пяти, одетых почти одинаково — шорты, гавайские рубашки, шлепанцы. Джентльмены расположились под пляжным тентом в уютных плетеных креслах и лениво обмениваются впечатлениями по поводу стройной красотки с шоколадной кожей, ослепительной улыбкой и ярким цветком в черных волосах, которая держит в руках поднос с двумя экзотическими коктейлями.

Самое главное, что в одном из этих старперов я с изумлением узнаю себя, а в другом — Серафима!

«Ничего так не жаль, как растраченных понапрасну жизненных сил, бессмысленно проведенного времени, глупо упущенных возможностей! — говорит господин астролог. — Давай же выпьем за окончательное расставание с прошлым!»

«А не поздновато ли? — сомневаюсь я, пристально глядя в сторону океана. — Глупо жалеть об упущенных возможностях, когда мы слоняемся по краю света, вяло перебирая копытами, как две старые боевые лошади, списанные на пенсию и всеми забытые. Да и вообще, скучно с тобой, старый хрыч!»

«Сам ты старый! — огрызается Серафим и тоже начинает пристально всматриваться в даль. — Слушай, а что там за черная полоса, которая постепенно расширяется?»

«Где?» — спрашиваю я.

«Да вон там, на горизонте!»

И тут я с ужасом понимаю, что это неумолимо катится вперед волна знаменитого азиатского цунами, которая вот-вот обрушится на остров и безжалостно слизнет обратно в океан все живое и неживое, что находится ближе трех километров от берега!

Проснувшись в холодном поту, я так разволновался, что долго потом не мог заснуть снова. Неужели мне начали сниться вещие сны?

* * *

Однако от летних воспоминаний вернемся к осеннему настоящему. Итак, сегодня у меня зазвонил мобильник, после чего в трубке раздался взволнованный блеющий голос моего назойливого «друга»:

— Сергей Иванович? Умоляю вас, приезжайте прямо сейчас и обязательно возьмите с собой какую-нибудь девушку, которая могла бы сыграть роль моей жены.

— Чего? — удивился я. — Как вас прикажете понимать, господин литератор?

— Я вам потом все объясню.

— Когда — потом?

— Когда вы подъедете к моему дому, я выйду и сяду к вам в машину. Пожалуйста, прошу вас! С деньгами у меня сейчас проблем нет, так что об этом не беспокойтесь.

Последняя фраза, да еще в моих нынешних обстоятельствах, возымела решающее действие.

— Ну, хорошо, через час мы будем у вас. Но кого вам привезти?

— Честное слово, мне сейчас все равно. Лишь бы она смогла сыграть роль моей жены. Скорее, я вас жду!

Дав отбой, я слегка призадумался. Вот ведь странная просьба! Конечно, в такой роли лучше всего выступила бы Катюха, у которой имелся богатый опыт из одного официального и нескольких гражданских браков, однако сейчас эта дуреха пошла в баню — выгонять винные пары, — и когда вернется, неизвестно. Да и не хочется мне ее везти к такому раздолбаю — ведь он потом может интима потребовать…

А что, если предложить ему Милену? Тем более что девушка имеет склонность к литературе, любит читать и даже сама пишет стихи — правда, на мой непросвещенный взгляд, несколько простоватые.

Согласно ее собственным уверениям, она была дочерью сербского эмигранта (который в свое время бежал в СССР от Иосипа Броз Тито) и французской студентки. И хотя мы с Миленой познакомились не благодаря Патрику в Университете дружбы народов, а по объявлению в газете, она сама мне позвонила и попросила взять на работу, в этом ей вполне можно было поверить. Дело в том, что она обладала смуглой кожей, мягким южным акцентом и пикантными, типично французскими ножками — с высоким подъемом и тонкими щиколотками. На лицо Милена была довольно красива, но это была настолько холодная, «кукольная» красота, что ее трудно было сразу рассмотреть и оценить. Во всяком случае, яркое обаяние Катюхи нравилось мне гораздо больше.

Итак, я позвонил сербско-французской красотке, и мы выехали по хорошо известному мне адресу на Тимирязевскую улицу. Литератор уже топтался во дворе и радостно бросился к моей машине.

— Еще раз здравствуйте, Сергей Иванович, — торопливо заговорил он, втискиваясь на переднее сиденье и протягивая мне влажную руку, которую я нехотя пожал, — как же я рад, что вы приехали!

— Что там у вас случилось? — холодно поинтересовался я, принюхиваясь к сильному запаху перегара, мгновенно наполнившему весь салон. — Вы обещали рассказать.

— Да-да, конечно, заодно пусть и девушка послушает, — литератор мельком оглянулся на Милену, — тем более от нее очень многое зависит…

Он начал рассказывать и говорил довольно долго. Я никогда не смотрел телепередачи с его участием, поскольку речь у этого «мастера художественного слова» была поставлена из рук вон плохо — он постоянно мекал, с трудом формулировал мысли и делал абсолютно ненужные паузы, отчего слушать его весьма и весьма затруднительно. А теперь еще он был изрядно подшофе, что отнюдь не способствовало плавности и связности рассказа. Однако наши с Миленой мучения были не напрасны — история оказалась настолько забавной, что я приведу ее здесь не в форме авторской речи, а в собственном литературном изложении.

Итак, сегодня утром господину литератору требовательно позвонили в дверь. Он никого не ждал и поэтому слегка насторожился. Звонок повторился, но на этот раз оказался уже вдвое длиннее и заметно требовательнее. Литератор на цыпочках прокрался к двери и заглянул в глазок. На лестничной площадке громоздилась очень дородная дама лет сорока с крупными «африканскими» губами и заплывшими жиром маленькими глазками.

«Это, наверное, из ЖЭКа», — с облегчением подумал он и безбоязненно щелкнул замком. Однако один только взгляд дамы — жадно-обрадованный и циничный — мгновенно показал ему, насколько же он ошибся.

«Привет, дорогой, — радостно произнесла женщина и тут же решительно шагнула вперед, буквально впихнув своим внушительным бюстом растерявшегося хозяина в глубь его собственной квартиры. — Надеюсь, ты меня узнаешь? Ведь я — твоя Маша!»

У растерянно заюлившего глазами литератора упало сердце. Как ни странно, но в этой располневшей и огрубевшей матроне под толстым слоем жира и макияжа осталось нечто такое трудноуловимое и труднообъяснимое, что сразу заставило его вспомнить юную студентку техникума сельскохозяйственного машиностроения из небольшого городка Белова, которая много лет назад вместе с подругой приехала в Москву на каникулы — «посмотреть столицу».

Как назло, именно в этот день подвыпивший и тогда еще начинающий литератор обмывал с приятелем свою новую повесть, слоняясь по городу и помахивая скатанным в трубочку журналом — точь-в-точь как в чудесном фильме «Я шагаю по Москве». В парке Горького они наткнулись на юных провинциалок, познакомились с ними и предложили «показать город». Увеселительная экскурсия продолжалась до вечера и вполне естественно завершилась на квартире литератора, который уже тогда жил один. После совместно проведенной ночи, во время которой провинциальная Маша ухитрилась удивить столичного плейбоя такими штучками, о существовании которых он не читал даже в «Камасутре», господин литератор с большой охотой пригласил ее «приезжать как можно чаще». Их роман тянулся около двух лет, после чего девушка прислала прощальное письмо, сообщив, что выходит замуж за местного шалопая.

И вот теперь, «двадцать лет спустя», эта самая Маша, превратившаяся в грузное чудовище с арбузными грудями, явилась к нему без приглашения и теперь гипнотизирует его откровенно жаждущим взором!

«Интересно, — еще подумал он, — какого черта она от меня ждет?»

«Что же ты молчишь, милый? — продолжала наседать незваная гостья. — Или ты не рад меня видеть? Не бойся, я в Москве проездом, всего на два дня».

«Всего?» — мысленно ужаснулся злополучный литератор, а вслух промямлил:

«Привет, Мария. Раздевайся, проходи…»

«Что, вот прям так сразу и раздеваться? — с иронией кокетничающей слонихи осведомилась Маша, заставив литератора похолодеть от самых скверных предчувствий. — А чего ты такой кислый?»

«Похмелье», — зачем-то соврал он, хотя не пил уже целую неделю.

«Это мы вылечим, — заверила гостья, снимая плащ и доставая из объемистой хозяйственной сумки, в которой вполне могла бы поместиться семейка лилипутов, литровую бутыль «Золотого кольца». — Закусь у тебя найдется?»

«Я не пью, мне нельзя…»

«Как не пьешь, почему нельзя? А похмелье от чего — от кваса? Будет врать-то!»

Литератор жалко улыбнулся, пожал плечами и пригласил Машу в гостиную.

«Только мне скоро придется уходить, — робко предупредил он, доставая бокалы, — я тут к врачу на прием записался, никак нельзя пропустить…»

«А от чего лечишься? Не от СПИДа, надеюсь?»

«Нет, не от СПИДа. — На столь страшное признание литератор не решился, зато вдохновенно придумал другое: — У меня полнейшая импотенция!»

«И это вылечим! — ухмыляясь, пообещала Маша и, к неописуемому ужасу бывшего любовника, достала из сумки упаковку «Виагры». — Вот, своему мужику купила, но, по старой памяти, для тебя не жалко!»

«Я погиб! — в стиле персонажей романтического девятнадцатого века трагически подумал литератор. — Лучше бы она была не так памятлива! Если эта свиноматка не придушит меня своим бюстом, то затрахает до смерти! Да ей племенного хряка мало!»

С каким же облегчением он услышал телефонный звонок и, отчаянно надеясь на спасение, сорвал трубку.

«Говорите!»

Звонила какая-то из его редакторш, что-то уточнить по поводу верстки нового романа. Литератор мгновенно сообразил, как это можно использовать, и начал всячески ворковать, немало удивив эту почтенную, предпенсионного возраста даму ласковыми обращениями типа «моя милая» и «лапуля».

Дождавшись, пока она простится и, повесив трубку, пойдет рассказывать всей редакции, что их знаменитый автор допился до белой горячки, он произнес последнюю фразу:

«Приезжай, скорей, любимая, только не удивляйся, что у нас гости. Нет-нет, потом все объясню. Да, разумеется, я выйду тебя встретить. Все, жду и целую», — после чего повесил трубку и с некоторым облегчением посмотрел на Машу, которая укоризненно покачала головой и погрозила ему пальцем — настолько толстым, что им можно было затыкать винные бочки.

«Кого это ты так ждешь? — подозрительно поинтересовалась она, успев наполнить бокалы и нарезать колбасы. — Или тебе одной меня мало?»

«Это звонила моя жена!»

«Да когда ж ты опять успел жениться?»

«Совсем недавно. У нас еще, можно сказать, медовый месяц продолжается».

«Вот даже как… А чего же у тебя рожа кислая и почему кольца на пальце нет?»

«Я не ношу… Зато жена носит».

«Ну ладно, посмотрим, кого это ты охмурил, пока меня рядом не было».

«Ты хочешь с ней познакомиться?» — не на шутку испугался литератор.

«А почему бы и нет? — невозмутимо парировала Маша. — Ты же сам сказал, что у вас гости… Кстати, что это я женских вещей тут нигде не вижу, а?»

«М-м-мы сейчас живем не у меня, а у ее родителей, — пролепетал он, — поэтому она только заедет за мной, и мы сразу поедем к ним».

«Погоди, это ты меня выгоняешь, что ли? Что еще за дела такие?»

От одного только вида грозно нахмуренных бровей литератор не на шутку струхнул.

«Нет-нет, что ты, — забормотал он, послушно беря в руки налитый до краев бокал, — мы сейчас выпьем и что-нибудь придумаем… Может, даже сходим куда-нибудь втроем», — окончательно упавшим тоном проговорил он, укоряя себя за мягкотелость.

«Ну, то-то же, — чокаясь с ним, милостиво улыбнулась Мария. — За встречу!»

«За спасение!» — мысленно уточнил литератор и жадно влил в себя весь бокал, чтобы обрести хоть немного уверенности и перестать суетиться.

«Молодец, хорошо пьешь, — похвалила гостья, тут же наливая по второй. — Если так и дальше пойдет, то кому-то из нас придется срочно сгонять в магазин, поскольку у меня с собой только одна бутылка».

«Побегу — и сбегу! — отчаянно решил про себя литератор, послушно осушая и второй бокал. — Хрен с ней, пусть остается у меня и делает, что хочет, а эти два дня я поживу у какого-нибудь приятеля…»

И только тут ему наконец-то пришла в голову спасительная идея. Наскоро придумав какой-то предлог, он выскочил из квартиры, позвонил в дверь к соседу и уже с его телефона перезвонил мне.

— Теперь вы понимаете, как мне необходима ваша помощь, — жалобно закончила эта жертва былой любви, доставая из кармана обручальное кольцо и поворачиваясь к Милене, — вот, наденьте, пожалуйста… У меня, к сожалению, только одно — от прежнего брака осталось.

— Но оно мне великовато, — примерив кольцо на свой тонкий пальчик, заявила моя плутовка.

— Ничего, как-нибудь. Ну, пожалуйста.

— Так что, подруга, — в свою очередь обратился я к Милене, — сумеешь сыграть заказанную тебе роль?

— А что тут сложного? — самодовольно усмехнулась она. — Да эта самая Маша сейчас вылетит у меня из дома, как пробка из бутылки. Пойдемте, сударь! — И она, открыв дверцу, надменно кивнула литератору.

Я закурил и остался ждать в машине, с интересом ожидая продолжения. Минут через двадцать из подъезда действительно вышла толстая сердитая тетка с объемистой хозяйственной сумкой в руках, из которой выглядывала недопитая бутылка водки. Завидев меня, она приблизилась к машине и хрипло спросила:

— Молодой человек, до гостиницы не подвезете?

— Увы, занят, — покачал головой я, после чего она недовольно хмыкнула и направилась к дороге.

Только теперь, рассмотрев поближе «это чудовище», я прекрасно понял резко запаниковавшего литератора. Не дай бог оказаться на его месте! Но где же Милена?

Сербско-французская красотка появилась только минут через сорок.

— Ну что, поехали? — усевшись на переднее сиденье, деловито осведомилась она.

— Ну и как все прошло?

— Да легко! Я приказала ей немедленно выметаться из квартиры, пригрозив вызвать милицию, а эта корова не посмела меня ослушаться — судя по всему, у нее просто не было московской регистрации.

— А чего потом так долго сидела?

— Да этот твой литератор достал бесконечными жалобами на какого-то Вольдемара Собакина, который, как он выражается, сцицеронил у него мудрую цитату.

— Чего-чего сделал?

— Ну, украл у него какую-то фразу и выдал за свою, не понимаешь, что ли? А еще он просил меня свои стихи почитать и даже что-то записал на диктофон.

— Успела-таки похвастаться!

— Ну!

— Но ты с ним не трахалась?

— Этого еще не хватало!

— А деньги?

— Вот сто пятьдесят баксов. — И Милена протянула мне две купюры.

Я взял их и внимательно посмотрел на нее, но девушка выдержала мой взгляд с самым невозмутимым видом. По-моему, она несколько лукавила — то ли просто зажала полтинник, то ли успела быстренько трахнуться с господином литератором за дополнительное вознаграждение — на путанском жаргоне это называлось «сделать левака». Впрочем, зачем мне это сейчас выяснять — сработала она отменно, а получить полтораста баксов за плевую двухчасовую поездку совсем неплохо.

— Ну и как он тебе в целом, понравился? — поинтересовался я, заводя машину и выруливая со двора.

— Зануда редкий.

— Неужели? А ведь в свое время этот господин выступал по телевидению с веселой идеей организовать сбор средств на памятник неизвестной путане.

— Правда, что ли? — удивилась Милена. — А что, хорошая идея!

— Какая там идея — обычный пиар, лишь бы обратить на себя побольше внимания.

— Жаль! Я бы охотно попозировала.

— Вот в следующий раз и предложишь ему себя в качестве будущей модели.

— Еще чего! Я больше к нему не поеду!

— Ну, так и забудем об этом.

Однако забыть об этой истории у нас с ней не получилось, поскольку она имела весьма необычное продолжение — но об этом в свое время.

Меня пытаются похитить (12 ноября)

Что может быть более нелепым, чем ситуация, когда человек, который терпеть не может шпионско-детективных историй и даже в детстве никогда не играл «в разведчиков», вдруг оказывается главным героем какого-то нелепого боевика — его хватают в самом центре Москвы, да еще с применением одного из классических методов подобного рода задержаний!

Вы выходите из дома, ожидаете любимую женщину и — что вполне естественно — нетерпеливо поглядываете по сторонам, а с вами постепенно сближаются два неприметных человека. Один подкрадывается сзади, а второй стоит спереди, потряхивая зажигалкой на холодном ноябрьском ветру и делая вид, что никак не может прикурить. И вдруг они дружно бросаются на вас, азартно заламывают руки за спину и тащат к припаркованному неподалеку черному «Мерседесу»!

Все это происходит в полдень, на глазах у изумленных прохожих, с любопытством наблюдающих за «арестом мафиози». И этим самым «мафиози» оказывается ваш покорный слуга, который вышел из дома пятью минутами раньше всего-навсего для того, чтобы встретить у подъезда Катюху и сходить с ней позавтракать в ближайший «Макдоналдс»!

— Вы что — спятили, ребята? Что еще за дела? — прохрипел я, отчаянно вырываясь.

— Молчи, сука, говорить будешь, когда спросят, — с ненавистью пробормотал один из них.

У него был настолько зловещий и неприятный голос, что я испугался еще сильнее и стал вырываться еще яростнее. Естественно, первой мыслью было, что меня похищают, чтобы взять в заложники и потребовать выкуп!

Однако ребята были упорные, и вырваться бы никак не удалось, если бы мне на помощь не пришло совершенно фантастическое везение. Один из державших меня за руки похитителей вдруг поскользнулся на замерзшей луже и с классическим: «Ох, ё!» — тяжко рухнул на тротуар, едва не оторвав рукав моей куртки, за который этот гад цеплялся до самого последнего момента. Второй из его товарищей оказался заметно послабее, поэтому я ухитрился повернуться к нему полубоком и буквально протащил его на себе метра три по направлению к своему подъезду.

Но на большее сил уже не хватило, а второй из нападавших — тот самый, со зловещим голосом, успел подняться на ноги. Я вновь отчаянно оглянулся, рванулся и уже хотел было заорать «На помощь!», как вдруг эта самая помощь пришла в буквальном смысле с небес. Впрочем, в упоении от прошедшей схватки здесь я несколько переборщил — не с небес, разумеется, а чуть пониже. Проще говоря, прямо на шапку этого самого типа, который прочно держал меня за вторую руку, ожидая подмоги приятеля, свалилась немалых размеров сосулька!

И вновь раздалось знакомое «Ох, ё!», после чего он наконец-то выпустил меня и, со стоном схватившись за голову, осел на асфальт.

Мгновение — и я уже в подъезде, пулей влетаю в не успевший уехать лифт и устремляюсь на свой этаж. На ходу достаю ключи, лихорадочно открываю замок и, лишь захлопнув за собой дверь, издаю шумный вздох облегчения.

Затем закуриваю и выбегаю на балкон, чтобы глянуть вниз. Картинка была на загляденье — двое этих сволочей (один, по всей видимости, до этого сидел за рулем) тащили на себе третьего, закинув его руки себе на плечи. Эх, кинуть бы им гранату или хотя бы закидать пустыми бутылками, чтобы окончательно добить и сполна отомстить за пережитый испуг!

Однако кто бы это мог быть и зачем им понадобилось меня похищать? Черт возьми, но последнее время ни по деньгам, ни по связям с известными людьми я вроде бы особого интереса ни для кого не представляю…

Именно этот вопрос я и задал своему напарнику Анатолию, когда он срочно примчался по моей взволнованной просьбе. Катюха, черт бы ее подрал, перезвонила домой, чтобы сказать, что задерживается. В данном случае это было весьма кстати — не помешает серьезному мужскому разговору.

— Ну и что ты об этом думаешь? — наседал я на своего напарника.

— Не нравится мне все это, — сумрачно покачал головой Анатолий.

— Зато я пребываю в полном восторге! Ты по делу говори, старик!

— А что тут скажешь, кроме одного…

— Ну!

— Вооружиться бы тебе надо!

— Чего? Шутишь? Боевую гранату хочешь предложить, чтобы в следующий раз взорвать этих гадов вместе с собой?

— Нет, зачем же гранату… А вот газовый пистолет или хотя бы электрошокер тебе бы совсем не помешали.

— Ага, чтобы я угробил ими какого-нибудь безобидного местного алкоголика, который на свою беду попросит у меня закурить! Кроме того, не думаю, чтобы мне это очень помогло, особенно когда они так дружно схватили меня за руки. Но кто это может быть, как считаешь?

— Не знаю. Подождем, пока объявятся снова. Судя по всему, они теперь непременно позвонят.

— Только этого еще не хватало!

— Да не волнуйся ты так, Серега! И что самое главное — ничего и никогда не бойся. Страх и испуг — это верные признаки будущего поражения.

— Легко тебе говорить, вояка чертов, имея все навыки самообороны! — только и огрызнулся я.

Какое-то время мы еще посидели, а потом Анатолий простился и ушел, отговорившись тем, что «надо же хоть кому-то сегодня поработать, иначе наша с тобой фирма окончательно накроется».

В одном он оказался прав: ровно через час после его ухода раздался звонок — причем не на мобильник, а на мой домашний телефон. Голос был незнакомый и при этом какой-то вкрадчивый и угрожающий одновременно. Именно из-за этой вкрадчивости ко мне и закралось первое предположение — это не могут быть бандиты хотя бы потому, что те просто и втупую угрожают. Да и чего им ходить вокруг да около, как это делал неведомый мне абонент:

— Напрасно вы себя так повели, Сергей Иванович. Мы всего лишь хотели с вами побеседовать.

— Однако при этом вы избрали далеко не лучший способ приглашения на беседу! — мгновенно вспылил я. — Что я мог об этом подумать?

— Согласен и приношу вам свои извинения.

— Что мне до ваших извинений! Говорите лучше: что вам от меня надо? Только не надо уверять, что это не телефонный разговор, — плевать я хотел!

— Успокойтесь, Сергей Иванович, мы вполне можем поговорить и по телефону. Нам бы хотелось предложить вам взаимовыгодное сотрудничество.

— Кому — нам? Вы, кажется, забыли представиться, таинственный незнакомец!

— Мы — это друзья, которые внимательно следят за вашими успехами с самого начала трудовой деятельности возглавляемой вами фирмы досуга.

— Все мои друзья мне известны, а вас я не знаю и знать не хочу! — Меня так бесила эта блядская манера разговаривать, что я при всем желании уже не мог сдерживаться. К тому же Анатолий велел ничего и никогда не бояться…

— Не горячитесь вы так если не хотите неприятностей, — строго предупредил абонент.

— Пока что неприятности только у вас!

— Напрасно злорадствуете, Сергей Иванович, это вас недостойно.

— Что? Кто бы говорил о достоинстве! Хватит ходить вокруг да около — говорите, что вам от меня нужно, иначе я просто брошу трубку.

— Мы хотим предложить вам свою помощь в решении любых проблем, которые могут перед вами возникнуть в самом недалеком будущем.

— Попросту говоря, вы предлагаете мне свою «крышу», так, что ли?

— Ну, если вам нравится подобный жаргон, то можно сказать и так, — миролюбиво согласился собеседник.

— К черту! — окончательно взбеленился я. — Если вы профессионально занимаетесь «крышами», то тщательнее следите за тем, чтобы на них не было сосулек, — после чего с треском повесил трубку и бросился закуривать.

В этот момент наконец-то явилась разрумянившаяся с мороза Катюха.

— Ты чего такой бешеный? — прямо с порога, едва сняв свою светло-коричневую дубленку и розовую шерстяную бейсболку, спросила она.

— Бешеный, потому что взбесили!

— Кто?

— Да козлы всякие.

— А я ничем помочь не могу?

— Еще как можешь! Погоди ты снимать сапоги, лучше приспусти джинсы и повернись задом! Можешь еще опереться руками о подзеркальник…

Как выяснилось пятнадцать минут спустя, избранный мной способ для снятия нервного напряжения оказался самым лучшим! Все-таки молодец девушка — как же вовремя явилась. Люблю ее за это!

«Девочка, хочешь сниматься в кино?» (17 ноября)

В прошлых «Записках» я много рассказывал о своем институтском приятеле Серафиме, основавшем солидную астрологическую фирму. Последний раз я разговаривал с ним после того, как этот сукин кот, воспользовавшись своим давним знакомством с премьер-министром Куприяновым (в молодости вместе занимались комсомольскими делами), ухитрился занять мое место в его администрации. И это при том, что сам же активно отговаривал меня от государственной службы, живописуя преимущества положения «вольного стрелка»!

Впрочем — и здесь у меня имеется определенный повод для злорадства, — продержаться в данной должности ему удалось ненамного дольше, чем мне, после чего он полностью повторил мою судьбу — то есть был элементарно уволен и вернулся к своим прежним занятиям.

Не так давно, странствуя по Интернету, я случайно наткнулся на сайт его астрологической фирмы «Зодиак». Судя по роскошному золотисто-черному оформлению этого самого сайта, Серафима просто распирало тщеславие и самодовольство! Аналогичный вывод можно было сделать и после прочтения его огромного, явно заказного интервью «Комсомольской правде». Чего он там только не плел о своих «астральных» способностях, каких только чудес не обещал! Судя по всему, в отличие от меня дела у этого толстого негодяя явно шли в гору, что совсем не удивительно, поскольку в начале XXI века мракобесие в нашей стране оказалось в большом почете, а новых церквей строится больше, чем создается научных лабораторий.

Тем удивительнее было услышать его голос в телефонной трубке — Серафим так неуверенно и даже смущенно поздоровался, словно ожидал, что я в любой момент пошлю его куда подальше. Однако при моих нынешних делах, да еще пребывая в состоянии депрессии средней тяжести, не стоило пренебрегать старыми связями, поэтому я вступил с ним в разговор и даже согласился встретиться.

Этим же вечером я заехал к нему домой, где меня уже ждала огромная бутылка канадского виски «Black velvet». Поначалу мы оба чувствовали себя несколько скованно — он понимал свою вину, а я никак не мог избавиться от элементарной неприязни, — поэтому говорили обо всяких пустяках, но после нескольких бокалов постепенно расслабились.

— Однако ты становишься знаменит, — закуривая, иронично заметил я. — Сайт себе роскошный соорудил, интервью в газете проплачиваешь. Как там тебя корреспондент величает — «Самый талантливый астролог нашего времени со времен великого Нострадамуса»! Неужели ты действительно ощущаешь в себе этот талант?

— Понимаю твою иронию, старик, — живо откликнулся Серафим, — однако все это такая ерунда… В наше время самое главное — это не талант, а умение себя подать или, как это сейчас модно говорить, пропиарить.

— А что, разве без специального пиара никак нельзя прославиться? Разве при нынешнем развитии средств коммуникации, когда любое мало-мальски значимое событие моментально становится достоянием всего мира, можно сохранить в неизвестности настоящий талант?

— Конечно, можно! — уверенно заявил Серафим и даже похлопал себя по толстой груди.

— Почему?

— Да хотя бы потому, что настоящий талант стремится к настоящей славе.

— То есть?

— То есть к тому, чтобы надоедать напоминаниями о себе даже потомкам. А стремление к сиюминутной известности — это удел тех, кого интересует не столько тот или иной вид творчества, сколько он сам, любимый.

— Нет, старик, теперь уже я с тобой не согласен! На мой взгляд, любой творец стремится к известности еще при жизни, ну а дальше — это уж как фишка ляжет… Многие великие художники эпатировали своих современников, зато потом становились классиками.

— Это все правильно, но я говорю о другом. Эпатаж любой ценой — удел тех несносных глупцов, которые, по выражению герцога де Ларошфуко, не совсем лишены ума или, добавлю от себя, таланта. А настоящий гений — это настолько поразительное явление, что оно уже само по себе является эпатажем. Давай, кстати, за гениев!

Мы снова чокнулись и выпили.

— Стремление к известности играет с человечеством очень злую шутку, — продолжал Серафим, — поскольку максимально оглупляет публику. Нет, совершенно естественно, что ведущий популярной телепередачи является человеком несравненно более известным, чем какой-нибудь великий ученый современности — тот же Виталий Лазаревич Гинзбург, например. Ужасно другое — когда тот же ведущий предпочитает брать интервью и беседовать о смысле жизни не с этим ученым, а с другим телеведущим, или вертлявым мальчонкой, известным по рекламе прохладительных напитков, или жеманной актрисой, прославившейся громким разводом.

— Здесь я полностью согласен. Мне и самому делается стыдно за человечество, когда его кумирами становятся люди, лучше всех попадающие битой по мячу, а не те, кто изобрел новое лекарство. Причем то лекарство, что спасет жизнь этим же самым болванам, которые будут снова и снова восхищаться теми, кто удачнее других попадает битой по мячу!

— Ха! — И Серафим встал на ноги, что свидетельствовало о его искренней взволнованности или заинтересованности. — Да в этом нет ничего странного, поскольку для заурядных людей интересен только тот, кто ярче их по любому другому признаку, кроме ума! Ибо, как писал второй из моих любимых французов — Монтень, — мы готовы признать за другими превосходство в отваге, телесной силе, ловкости, красоте, но превосходство в уме мы никому не уступим! Впрочем, уважение к отваге или красоте — это еще ничего… Больше всего меня умиляет нынешнее почтение к уголовным авторитетам! Как ты смотришь на то, чтобы позабавиться небольшим экспериментом?

— Валяй, забавляйся, — снисходительно разрешил я, решив про себя перечитать и Ларошфуко и Монтеня. Кстати, Серафим в свое время окончил французскую спецшколу, поэтому читал этих классиков в оригинале.

— В таком случае будь любезен сказать: под какой кличкой широкой публике известен красноярский предприниматель Вилор Струганов?

— Паша Цветомузыка.

— А Сергей Михайлов?

— Михась.

— А Вячеслав Иваньков?

— Япончик.

— Вот видишь! — довольно засмеялся Серафим. Средства массовой информации более чем основательно просветили нас всех на этот счет. А если я спрошу тебя о наиболее выдающихся российских ученых, деятелях культуры, изобретателях — короче, всех тех, кто создает славу нашей стране именно своим умом, а не другими частями тела, многих ли ты сумеешь назвать?

Я неуверенно пожал плечами и призадумался. Кроме Галины Вишневской, никого вспомнить не удалось — да и то только потому, что Катюха недавно хвасталась своим знакомством с великой певицей.

— Помнится, у Чехова был рассказ на подобную тему, — продолжал Серафим, — там один выдающийся инженер жаловался своему собеседнику на то, что смог добиться определенной известности отнюдь не благодаря построенным им мостам или соборам, а благодаря тому, что стал любовником какой-то заштатной певички.

— Ну, здесь Антон Павлович явно не прав! — решительно возразил я. — Известность пусть даже самого заурядного лицедея — той же певички — не может не быть круче известности самого гениального кабинетного ученого. Да и на что ему иная известность, чем среди ученой и понимающей суть его трудов публики?

— С этим можно было бы согласиться, однако если взять известность писателей — то есть людей, с одной стороны, работающих в кабинетах, с другой — на публику и ради славы, — то вот здесь-то и возникает проблема! Одни писатели постоянно тусуются на телеэкранах, давая интервью от лица русской литературы и сетуя на ее плачевное состояние. А в это же самое время другие, талантливые, но малоизвестные, стиснув зубы двигают эту самую литературу дальше!

— При этом и те, и другие завидуют тиражам Моники Левински! — ехидно заметил я.

— Что поделаешь! — громко захохотал Серафим. — Кстати, по поводу сей достойной девицы… Знаешь, какой анекдот из жизни нашего общего друга Куприянова я узнал, когда еще работал под его чутким руководством?

— Что он отбил ее у самого Клинтона?

— О нет, все было гораздо проще. Одна симпатичная молодая особа — дочь известного политика и, поочередно, любовница нескольких преуспевающих бизнесменов, — решила приобрести значимый социальный статус, чтобы не прослыть содержанкой…

— Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь. Порой мне даже не хочется покупать газету или включать телевизор, чтобы не наткнуться на ее очередное интервью.

— Не знаю, а мне она нравится… Но ты слушай дальше. Сначала эта особа попробовала себя в качестве телеведущей совершенно дурацкого «реалити-шоу», потом ей это надоело, и она, следуя веяниям моды, решила сделаться писательницей.

А чтобы заранее гарантировать своему будущему творению надлежащую «раскрутку», предприимчивая красотка вздумала написать главного героя с натуры — иначе говоря, заручиться согласием одного из самых известных политиков России стать основным персонажем ее книги. Ее выбор пал на господина Куприянова не случайно, поскольку он показался ей самым привлекательным именно как мужчина. У всех остальных политиков, по ее изысканному мнению, были какие-то явные недостатки — «выпученные глаза», «вечная небритость», «хамские манеры», «рожа кретина» и т. д. Сам Михаил Максимович поначалу был далеко не в восторге, однако, увидев эту чертовски холеную и весьма сексуальную особу в собственном кабинете, немедленно «растаял».

Воспользовавшись моментом, ушлая красотка немедленно его соблазнила — сначала на столе, а потом и в обширном кожаном кресле, после чего, вдохновленная этим захватывающим приключением, немедленно села за сочинение романа. При этом у нее хватило самомнения и глупости послать Куприянову по электронной почте отрывки из рукописи, в которых она во всех деталях живописала их романтичное совокупление на столе, не забыв упомянуть и об очень немаловажной детали — левое яичко господина политика располагалось несколько выше правого, то есть, пользуясь медицинским языком, было «недоопущено». Испуганный перспективами грядущего скандала «а-ля Клинтон и Моника Левински», бедный Максимыч немедленно потребовал у нее «избегать абсолютно ненужных подробностей», а если ей потребуется максимальная достоверность, то живописать член его ближайшего помощника. Этим помощником мог оказаться и я, но, к сожалению, эта девица так и не заинтересовалась анатомическими особенностями моих гениталий.

— Странно! — пьяно удивился я.

— Почему? Может, я ей не понравился как мужчина…

— Да я не о том! Странно, почему мне Катюха никаких таких подробностей не рассказывала, а то я бы первым принялся его шантажировать! Но, вообще говоря, скабрезные скандалы всегда будут пользоваться повышенным вниманием публики. И тут даже самые серьезные достижения в любой области науки и техники им не конкуренты. Мне иногда кажется, что если бы тот знаменитый эротико-политический скандал совпал по времени с обнаружением во Вселенной следов внеземной цивилизации, так даже в этом случае еще неизвестно, чему бы уделялось больше внимания. Однако что же это мы с тобой злопыхательствуем? Ну, вот скажи по совести: неужели тебе самому было бы неинтересно узнать — почему ковбой Билл так упорно предпочитал оральный секс обычному?

— А действительно, почему?

— То-то и оно! Снисходительнее надо быть к человеческим слабостям и недостаткам!

— Но глупость — это не слабость, а самый губительный порок на свете!

После такого афоризма, прозвучавшего как тост, нельзя было не выпить.

— Ладно, хватит философствовать, — покончив с этим неизменным обрядом, заявил Серафим. — Я так понял, что тебе понравился мой сайт. А хочешь, сделаем такой же красивый, но для твоей фирмы?

— Ну, для всей фирмы, пожалуй, что не надо, — задумчиво отвечал я, вспоминая давние интернет-проекты моей незабвенной напарницы Виктории, а также совсем недавний «наезд» неизвестных похитителей, — но вот для одной какой-нибудь девчонки почему бы и не попробовать?

— В таком случае, когда вернешься домой, пришли мне по электронной почте фотографии тех, кого сам посчитаешь наиболее достойными.

— А чего тянуть-то? — усмехнулся я и полез в карман за дискетой. — Случайно получилось так, что у меня с собой полный комплект фотографий всей моей фирмы. Прямо сейчас можем выбрать. (Честно говоря, я взял эту дискету на тот случай, если после выпивки нам позарез захочется девочек!)

— Прекрасно! — обрадовался Серафим и, вскочив с места, бросился к своему компьютеру.

После недолгих, но непристойных споров выбор пал на мою любимую Катюху!

— Чудесная, фотогеничная девушка, — объяснил свой выбор «господин астролог», — и если, как ты говоришь, обладает врожденным умением нравиться, то скоро ее сайт будет заполнен восторженными отзывами клиентов. А этот фактор, поверь моему опыту, очень немаловажен.

— Ну, а что дальше-то?

— А дальше ты сажаешь ее на квартиру, где она-будет принимать клиентов, ставишь в дверях какого-нибудь «качка», способного осуществлять фэйс-контроль, и непрерывно стрижешь бабки. Да такая женщина смело может запрашивать не меньше двухсот баксов в час!

— Думаешь? — удивился я. — Ну, твоими быустами… Запрашивать-то она, конечно, может, но получать?

— И не сомневайся! — заверил Серафим. — Кстати, для быстрейшей раскрутки хорошо бы еще поместить на этом сайте небольшой порноролик с ее участием. Хочешь, приводи ее ко мне, и мы все сделаем с помощью моей веб-камеры. Сам же и снимешься — хотя бы со спины.

— Ну, брат, ты меня озадачил! — только и сказал я, искренне обрадовавшись состоявшемуся примирению с Серафимом. Хорошо, что я не стал проявлять излишнюю злопамятность, а то какого бы интересного варианта лишился!

Продолжая рассматривать «сайты с девочками», мы постепенно увлеклись.

— Как же я все-таки благодарен новым временам, когда уже нет необходимости гоняться за девушками по улицам, пугая их фразами типа: «А вы знаете, что многократные оргазмы меня совсем не утомляют?» — или знакомиться по газетным объявлениям, — заявил Серафим.

— Н-да, согласен… Подобные формы досуга остались глубоко в прошлом, когда денег почти не было, зато свободного времени — хоть отбавляй… Любопытно, что любая новейшая технология на более высоком уровне воспроизводит вечные пороки человечества, способствуя все более утонченным и изощренным формам убийства, порока или обмана… Нет, но ты только посмотри, какие интересные малышки! Как тебе эта блондиночка?

— А что мы на них любуемся? Давай прямо сейчас съездим — я угощаю! — предложил мой друг астролог.

Я уже был изрядно пьян, поэтому не раздумывая согласился. Мы еще немного поспорили, кого именно выбрать, после чего Серафим взял мобильник и позвонил по номеру, указанному под фотографиями заинтересовавших нас путан. Спустя всего час мы уже оказались в районе Триумфальной площади, где принялись искать нужный нам дом. В крови вовсю бушевало разгульное настроение, а в пакете, что был у меня в руках, глухо позвякивали две бутылки хорошего французского вина. Только навеселе, да еще накануне эротического свидания, не возникает никаких сомнений в том, что жизнь удалась!

Поднявшись на последний этаж, мы позвонили в дверь, и перед нами тут же предстала стройная худощавая блондинка в туфлях на высоком каблуке и коротком голубом пеньюаре.

— Проходите, — невозмутимо кивнула она, отступая в глубь коридора.

— Простите, но это действительно вы? — изумился я.

— Конечно! А что вас смущает?

— Да нет, собственно, ничего…

Хорошее воспитание не позволило сказать всю правду, которая заключалась в том, что, хотя девушка была достаточно симпатичной, «живьем» она выглядела значительно более потрепанной, чем на своих шикарных фотографиях в Интернете, которые ей делал настоящий профессионал. Вторая подруга — брюнетка, появившаяся из другой комнаты, — оказалась ничуть не лучше, да еще имела короткую стрижку, хотя на тех же интернет-фотографиях была с длинными волосами. Я весьма привередлив в подобных мелочах, да и вообще, терпеть не могу стриженых девушек, поэтому оказался изрядно разочарован. Впрочем, отступать было поздно, так что пришлось довольствоваться тем, что есть. В конце концов, не на мои денежки гуляем!

Первым делом девицы, естественно, попросили расплатиться, что Серафим и сделал. Затем отзвонили своему диспетчеру, сообщив, что «клиенты прибыли, и все в порядке». Лишь после этого первая настороженность прошла и на столе появились бокалы и штопор.

Вчетвером мы быстро распили первую бутылку. Говорить было не о чем, поэтому все разговоры сводились к тостам. Правда, один забавный момент все же стоит отметить. Несмотря на первое разочарование, я решил выбрать блондинку и попытался завести с ней хоть какой-то разговор.

— У вас есть любимый фильм, прелестное дитя? — иронически обратился я к девушке, указывая на стопку видеокассет.

— Конечно, есть, — невозмутимо кивнуло порочное «дитя».

— И какой же?

— «Техасская резня бензопилой».

Я был так изумлен подобным ответом, что «от греха подальше» решил воспользоваться услугами брюнетки. В итоге Серафим с блондинкой остались в большой комнате, а я с ее подругой направились в маленькую. Девушка оказалась весьма ухоженной и приятно благоухала дорогими косметическими средствами. Затем мы вернулись в большую комнату — и оказалось, что Серафим «отстрелялся» еще раньше меня.

Поскольку первое знакомство прошло успешно, в процессе распития второй бутылки завязалась светская беседа.

— А где вы работаете, господа? — первой поинтересовалась брюнетка.

— Я — бизнесмен, а мой друг трудится на Куприянова, — подмигивая Серафиму, ответил я.

— На Куприянова? — разом заинтересовались обе путаны. — Это тот самый, чья племянница снималась для порножурнала?

— Чего? — в свою очередь изумились мы, не знакомые с подобными фактами из биографии нашего общего знакомого. — А вы, девчонки, ничего не путаете?

Вместо ответа брюнетка включила компьютер, вошла в Интернет и быстро нашла нужный файл.

— Вот, смотрите сами!

На фотографии была изображена порочная блондинка с ярко накрашенными губами, наполовину одетая в униформу медсестры — то есть на ней были белые гетры, колпак с красным крестом и суперкороткий халатик. Наклонившись задом в сторону зрителя, она двумя наманикюренными пальчиками изящно раздвигала свои прелести для наилучшего обозрения. Набранный под фотографией текст гласил следующее:

«Эта двадцатилетняя чаровница появилась в столичной тусовке несколько месяцев назад и сразу приобрела славу «элитной певицы». Выступает она на закрытых частных мероприятиях, чаще всего по заказу крупных бизнесменов на их загородных виллах. Но самое интересное состоит в том, что она, как утверждают, является племянницей бывшего премьер-министра России Михаила Максимовича Куприянова».

— Ну, так это еще неясно, — разочарованно протянул я. — Мало ли, какие слухи вздумалось распускать этой девице для собственного пиара! Хотя в принципе я не вижу тут ничего удивительного или зазорного. Ну захотелось девушке сняться в откровенном виде — и что?

— Действительно, — поддержал меня раздухарившийся Серафим. — Тем более что Максимыч мог ничего об этом не знать. Ну, ладно, не пора ли нам продолжить?

На этот раз мы поменялись парами — теперь уже он отправился в маленькую комнату с брюнеткой, в то время как я остался с блондинкой. Как ни странно, но подобной сменой партнерш оба остались недовольны.

— Эта тощая крыса лежала подо мной с таким красноречивым видом, — жаловался потом ваш покорный слуга, когда мы уже покинули гостеприимных путан и вышли на улицу, — что я понимал ее без слов: «Скорей бы ты кончил, сволочь!»

— Да я так долго не мог кончить, — вторил мне Серафим, — что подумал — лучше бы мы твоих девушек выписали, тем более что эти интернетовские бляди ничуть не лучше, зато стоят намного дороже!

— А чему ты удивляешься? Им же надо квартиру в центре оплачивать!

— Это все понятно, однако у этих потасканных дешевок слишком много гонору. Я тут даже подумал, что беда веселых, но недалеких женщин состоит в том, что они не понимают одной простой вещи: со временем степень их потасканности повышается, а уровень запросов при этом не снижается!

— Это я и без тебя давно понял, на примере своей Катюхи… Короче, прежде чем к ним ехать, надо было не только фотографии посмотреть, но и отзывы предыдущих клиентов почитать!

После этого мы расстались, договорившись в ближайшее время заняться созданием собственного сайта.

* * *

Вернулся я домой поздно, когда Катюха, лежа в постели, дремала перед включенным телевизором. Кстати, без телевизора она вообще не могла ничего делать — ни есть, ни спать, ни даже трахаться.

— А что, девочка, хочешь сниматься в кино? — слегка похлопав ее по щекам, чтобы заставить открыть полусонные глаза, весело спросил я.

— Какое еще кино, — недовольно пробормотала она, — отстань от меня, я сплю…

Но меня так распирала новая затея, что я заставил ее выслушать предложение Серафима.

— …И еще он сказал, что тебе стоит сняться в пятиминутном порноролике. Как ты на это смотришь?

— Так я уже снималась, — томно зевая, заявила Катюха. — И даже не в пятиминутном, а в часовом. Если хочешь, можешь посмотреть.

— Чего посмотреть? — не сразу понял я.

— Там, в шкафу, на верхней полке, есть видеокассета в голубой обложке.

— И что?

— Что, что! — рассердилась она. — В свое время мы с моим другом и еще одной парой снимались в бассейне — вот что. Бери эту кассету и отстань от меня.

Я порылся в шкафу, нашел кассету и, преисполненный какого-то странного и чертовски неприятного ожидания, направился в гостиную, где у меня находился второй телевизор со встроенным видеомагнитофоном.

Плеснув себе — можно даже сказать «для бодрости духа» — немного виски, я закурил, вставил кассету и присел на диван. Да, как я и думал, зрелище оказалось не для слабонервных!

На краю бассейна находился мускулистый черноволосый парень и две женщины — жгучая брюнетка и Катюха. Все трое уже были практически обнажены и упоенно предавались ласкам. На экране происходила какая-то беспорядочная сумятица рук, тел и губ — и все это под медленную страстную музыку. Пока парень целовал брюнетку, жадно втягивая в свой рот ее покорный язык и ощупывая груди, Катюха уже завладела его гигантским членом, полностью втянув в рот.

Потом положение переменилось — теперь уже парень целовался с Катюхой, просунув при этом свободную руку между раздвинутых бедер брюнетки, которая покрывала быстрыми, легкими поцелуями его грудь и живот.

Все трое тяжело дышали и старались максимально сблизить разгоряченные тела. Наконец наступил решающий момент, и парень занялся обеими своими дамами одновременно. Они опустились на четвереньки, упираясь локтями в кафельный пол и высоко подняв ягодицы, а парень встал позади них. Сначала он вошел в брюнетку, и она тут же застонала, словно почувствовав его упругую мужскую силу. Одной рукой он придерживал ее за талию, а пальцами другой руки возбуждал Катюху, одновременно с этим производя могучие колебательные движения.

Затем он сделал резкое движение, и положение переменилось. То, что в этом бассейне вытворяла моя Катюха, она никогда со мной не делала. Как же она стонала и извивалась, когда ее партнер поочередно входил в нее то спереди, то сзади. А с каким сладострастным упоением облизывала его гигантский член, как смачно дрочила его перед собой, забрызгивая свое улыбающееся лицо бурными потоками спермы!

Наблюдая за этим действом, я буквально скрипел зубами, испытывая самую адскую ревность! Меня всегда очень возбуждала порнография — порой даже больше, чем натура, — однако видеть своими глазами то, чем занималась твоя женщина до тебя, оказалось поистине дьявольским испытанием. Наконец, когда мне окончательно стало невмоготу, я выключил телевизор и, заранее раздевшись догола, решительно направился в спальню.

Катюха уже спала, но я силой растолкал ее, после чего, невзирая на жалобные просьбы: «Я спать хочу», «Давай лучше завтра», «Ну отстань от меня, ну, пожалуйста», — долго и жестоко насиловал, как это пишется в милицейских протоколах: «в обычной и извращенной форме».

— Да что это с тобой такое? — окончательно проснувшись, удивилась она, когда я, наконец, успокоился — сначала основательно забрызгав собственной спермой, а потом вытерев ее мокрой губкой. — И почему так грубо?

Я промолчал, поскольку в тот момент и сам не мог ей этого объяснить. Пожалуй, именно в этот день коварная змея ревности заползла и надолго поселилась в моем сердце…

Три анекдота (последняя неделя ноября)

На этой неделе не произошло ничего выдающегося, за исключением трех анекдотов, случившихся с моими знакомыми персонажами. Первый анекдот касался Семена Исааковича Вайнера, который получил на реализацию партию африканских ритуальных масок, имевших один хитроумный секрет. Эти маски были сделаны из специальной резины и напичканы электроникой, благодаря чему периодически могли менять выражение лиц и глаз. Я даже не представляю себе, кому можно было делать подобные подарки — врагу или другу! Ведь если человека заранее не предупредить, то недолго и рехнуться или поверить в мистику, если висящая у тебя на стене маска каждый день будет смотреть в разные стороны, да еще ухмыляться по-иному.

Вайнер с пониманием выслушал мои сомнения, после чего распорядился повесить объявление: «Данные маски продаются только лицам со здоровой нервной системой». А оказался я в его магазине потому, что Семен Исаакович решил организовать в торговом зале эффектную рекламную акцию, для чего ему потребовались две африканские красотки. Он, естественно, обратился ко мне, а уже я, в свою очередь, перезвонил Патрику из Университета дружбы народов. После этого мы вчетвером — я. Патрик и две фигуристые африканки — нагрянули в магазин «Смешные сюрпризы».

Самое забавное, что темнокожий Патрик так понравился Семену Исааковичу, что этот немолодой и отнюдь не сентиментальный еврей отозвал меня в сторону и со вздохом признался в том, что:

— …Глядя на этого юношу, поневоле задумаешься: ах, как было бы славно к своим пятидесяти годам заиметь вот такого наследника — остроумного, ловкого, обаятельного и — непременно! — немного плутоватого.

— Так усыновите Патрика! — в шутку посоветовал я, на что Вайнер укоризненно покачал головой.

— Вы молоды, Сережа, а потому еще не перешли от того возраста, когда высшей ценностью являются женщины, к тому возрасту, когда таковой ценностью становятся дети как единственное спасение от жуткого призрака надвигающегося старческого одиночества. А этот переход случается очень незаметно, смею вас уверить!

— Неужели вы тоже начали бояться старости? — удивился я, тем более что Вайнер, по словам приезжавших к нему девчонок, отличался отменным сексуальным аппетитом.

— А как вы думали? — вздохнул он. — Старость начинается не с болей в сердце, седины или морщин, она начинается с боязни иметь дело с молодостью. Именно поэтому я в свое время отказался стать совладельцем вашей фирмы.

— Кажется, Семен Исаакович, вы всерьез начали комплексовать по поводу своего возраста. Не рановато ли, в пятьдесят-то лет?

— Что делать! Одни люди комплексуют по поводу отсутствия «Мерседеса», другие — по поводу нерешенности вечной проблемы того, имеются ли хоть какие-то формы посмертного существования, — но кто из них более несчастен? Кроме того, все мы чего-то в этой жизни боимся… Любовник боится стать импотентом, творческий человек опасается утраты вдохновения, политик — утраты влияния, и лишь истинный философ ничего не боится, ибо давным-давно сказано: «Суета сует, все суета…»

— Так станьте философом!

— Я пытаюсь, но текучка заедает… Зато я недавно прочел одно прелестное, как нельзя более подходящее стихотворение:

— Надеюсь, вы это не сами сочинили?

— А что — разве плохо?

— Нет, просто тогда придется признать вас поэтом!

Какое-то время мы еще философствовали — до тех пор, пока из подсобки магазина не раздался дикий шум и пьяные выкрики. Семен Исаакович первым устремился туда, а я последовал за ним. Оказалось, что, пока африканские красотки в торговом зале развлекали покупателей ритуальными танцами в пресловутых масках, Патрик тоже времени даром не терял. Плутоватый негр успел основательно надраться в компании одного из грузчиков Вайнера и бывшего социолога Виктора Дарькина, о котором я рассказывал в предыдущем «Сутенере» и который ныне превратился в законченного алкоголика, а потому постоянно слонялся по двору в надежде на халявную выпивку. Кстати, более комического персонажа трудно было бы и придумать!

Ворвавшись в подсобку, Вайнер — впереди, я — сзади, мы застали там следующую сцену.

— Да, я похож на Гулливера, хотя меня этим сравнением уже заколебали, — пьяно покачиваясь, говорил Дарькин, возвышаясь над собутыльниками с высоты своего более чем двухметрового роста, — однако памятник Петру Первому Церетели не с меня лепил… А, Исакыч, — завидев хозяина магазина, икнул он, — ты, как всегда, кстати. Мне тут стало чертовски интересно — почему это алкогольные напитки называют чисто русскими фамилиями типа «Солодов», «Бочкарев», «Смирнов» или там «Виноградов», хотя русский народ спаивают именно жидомасоны? Почему не быть до конца честными и не назвать водку «Рабинович», а пиво — «Рапопорт»?

— Кто тебе позволил здесь появляться? — сухо спросил Вайнер. — А ты почему с ним пьешь? — напустился он на собственного грузчика.

— Исакыч, ты чего, обиделся на него, что ли? — тут же вскочил этот малый. — Если хочешь, могу настучать ему по рогам прямо в твоем присутствии!

— Нет уж, обойдемся без рукоприкладства, — сухо отвечал Семен Исаакович и укоризненно погрозил пальцем Патрику, — но уж от вас, юноша, я этого не ожидал!

— Люблю русский водка! — простодушно улыбнулся молодой негр.

Тем временем события развивались по нарастающей. Дарькин осознал свою ошибку и попытался вовремя уйти, однако грузчик уже не на шутку обиделся за своего хозяина и вскочил с места.

— Постой, Гулливер гребаный, у меня к тебе еще разговор есть! — бесцеремонно заявил он, цепко хватая бывшего социолога за предплечье.

— Клешню убери, — брезгливо поморщился тот, пытаясь освободиться.

— А я тебе говорю — погоди!

Однако Дарькин так торопился, что не стал церемониться. Он с силой отпихнул от себя грузчика и уже начал было открывать дверь, когда тот с неожиданным проворством обрушился на него сзади и повалил на пол. Следующие три минуты в кабинете шла яростная и потная возня, сопровождаемая приглушенным матом, глухими ударами и звуком роняемых стульев и вешалок. Даже в пьяном виде Дарькин оказал на редкость упорное сопротивление своему более молодому сопернику.

Мы трое — я, Семен Исаакович и Патрик, — не желая вмешиваться, молча наблюдали. Последнюю стадию схватки вполне можно было описать строками из самой фривольной поэмы Пушкина:

Бывшему социологу и так-то пришлось тяжело, а когда Патрик наконец-то пришел на помощь грузчику, то сообща они изрядно навешали неблагодарному антисемиту и дружно спустили его с крыльца заднего хода.

Самое удивительное состояло в том, что одна из этих африканских красоток вскоре вышла замуж за преуспевающего российского бизнесмена, часто бывавшего на Черном континенте. Свой выбор он объяснил так: «Обожаю Африку, а потому хочу ежедневно нежиться в джакузи под пальмой, попивая свежевыжатый ананасовый сок и любуясь на собственную африканскую рабыню».

Как говорится, у каждого свои причуды! Главное при этом, чтобы они не слишком дорого обходились окружающим…

Что касается второго анекдота за эту неделю, то он оказался намного короче. Но, перед тем как его рассказать, необходимо напомнить, кто такая Любаша. Это — бывшая медсестра из подмосковного Дмитрова, которая благодаря работе в моей фирме ухитрилась выйти замуж за престарелого бизнесмена, а после его скоропостижной смерти стала богатой вдовой. Однако поскольку делать ей было решительно нечего, постольку она периодически, что называется «для души», продолжала сотрудничество с моей фирмой. Как рассказывала сама Любаша, ее очень забавляла оторопь клиентов, к которым она приезжала на собственном новеньком «БМВ»!

Не так давно Любаша без моего ведома явилась в астрологическую фирму Серафима, чтобы составить личный гороскоп. Поскольку в своей норковой шубе она выглядела весьма солидно, «господин астролог» занялся ею лично. В процессе разговора выяснилось, что у них есть общий знакомый — то есть я. Когда Серафим позвонил мне, чтобы сообщить об этом приятном совпадении, я посоветовал ему вместо денег попросить Любашу расплатиться минетом.

— Поверь мне на слово, старик, не пожалеешь! — ехидно добавил я. — Только не верь, если она тебе потом скажет, что ты был первым, у кого она проглотила сперму.

— А почему она должна так сказать?

— Да потому что любому мужику приятно, что хоть в чем-то он у женщины первый — первый минет, первый анал, ну и так далее. Всякая истинная путана является немного психологом, поэтому прекрасно это знает — и использует.

После столь мудрого совета я не только дал отбой, но даже на какое-то время отключил свой мобильник, прекрасно понимая, что за этим последует.

Восторженный Серафим прозвонился через два часа, чтобы поделиться своими впечатлениями, главным из которых было не вполне подходящее к данному случаю слово:

— Гениально!

Вскоре благодаря этой новообразованной парочке я приобрел весьма важное знакомство, но об этом позднее.

Третий анекдот этим же вечером я узнал от Милены, причем, по ее уверениям, это был случай из ее собственной практики и выглядел он так:

Уютный летний вечер, когда жара уже спала, но солнце еще не закатилось. Отрезок Ленинградского шоссе в районе Химок. Цепочка ярко накрашенных девушек растянулась вдоль дороги почти на километр. Стоя на месте или нетерпеливо прохаживаясь, они приветливо машут проезжающим водителям, самые веселые из которых салютуют гудками. Чуть поодаль, на обочине, сгрудилось несколько иномарок, в которых вяло покуривают молодые крепкие ребята, лениво беседуя с тремя женщинами неопределенного возраста, каждая из которых держит в руке мобильник. Время от времени одна из проезжающих машин тормозит на шоссе, и тогда к ней тут же подлетает пара-тройка девушек. Переговорив с водителем, они зовут одну из женщин, чтобы та получила деньги, после чего садятся и уезжают. Обычный рабочий день обычного «летучего отряда» путан…

Но вот на дороге появляется одинокий велосипедист — высокий, худой и сухопарый мужчина лет сорока с маленькой головой, но чеканным профилем. Он одет в светлую рубашку с короткими рукавами и потертые джинсы, подвернутые до тощих бледных лодыжек. Велосипедист медленно катит вдоль ряда юных красоток, окидывая их хищным, оценивающим взглядом. Самые разбитные из них в шутку пытаются заигрывать с ним, прося прокатить на багажнике.

Возле Милены он останавливается и, не слезая с велосипеда, интересуется ценой. Она лениво цедит какую-то фразу и отворачивается в сторону. Но мужчина уже машет рукой одной из «мамок», и та недоуменно приближается к нему.

Велосипедист достает из кармана рубашки аккуратно сложенную стодолларовую купюру и протягивает ей, кивая на приглянувшуюся ему Милену. «Мама» ухмыляется, проверяет подлинность купюры, после чего отдает приказание. Милена растерянно огрызается и отрицательно качает головой, в то время как окружающие ее подруги чуть не падают со смеху, на какой-то момент забывая о проезжающих машинах. Наконец «мама» повышает голос, и несчастная Милена нехотя и неумело садится на багажник, после чего велосипедист медленно трогает с места.

По-моему, этот анекдот относится к одной из многочисленных «легенд Лениградского шоссе», и где-то я его уже раньше слышал…

Катюха покоряет Интернет (30 ноября)

Благодаря старательной услужливости Серафима эротический сайт с Катюхой был сделан весьма оперативно — и тут же активно заработал. Кстати сказать, ролик мы сделали из той самой видеокассеты, причем поначалу Серафим очень хотел взять из нее именно ту, так сильно поразившую меня сцену, когда партнер кончал ей на лицо.

«Нельзя этого делать! — хмуро заявил я. — Иначе каждая сволочь захочет это повторить — и что ей тогда делать? Каждый раз бегать умываться и по новой накладывать макияж? Нет уж, давай оставим обычный секс — там, где она стоит «раком» прямо на краю бассейна».

«Я думал, тебя в первую очередь деньги интересуют, — пожав плечами, заявил «господин астролог». — Кстати, за подобные удовольствия больше платят. Однако ты хозяин — поэтому тебе и решать».

Для приема клиентов я выделил Катюхе съемную квартиру на «Савеловской», с которой все когда-то начиналось. Сейчас она практически пустовала, поскольку Лена и Наталья, как я упоминал ранее, по-прежнему пропадали на «своей исторической родине», участвуя в «померанцевой революции», будь она неладна! Вообще все революции — чертовски разорительное дело, и в этом мне пришлось убедиться на собственном опыте.

Идея была предельно простой: я лично встречаю клиентов и в процессе фэйс-контроля решаю — допустить их «к телу» моей драгоценной сожительницы или нет. Если решение положительное, то удаляюсь на кухню (квартира была однокомнатной), где и выжидаю нужное время. Для того чтобы не слишком скучать, я заранее перевез туда из дома портативный телевизор и прикупил ящик пива.

На тот случай, если клиент мне очень не понравится, но при этом будет вести себя чересчур агрессивно, Анатолий подарил мне газовый пистолет. Правда, не без юмора предупредил о том, что эффективнее всего тот действует, если засунуть его дуло непосредственно в ноздрю противника.

— В таком случае это похоже на яд для борьбы с тараканами, — невесело усмехнулся я. — Сначала вы ловите таракана, а потом, угрожая его немедленно раздавить, заставляете выпить заранее приготовленный яд.

— Не бойся, Серега, — подбодрил меня напарник, — во-первых, я постоянно буду на связи и примчусь в любой момент, когда скажешь. Во-вторых, будем меняться — одну смену ты отдежуришь, другую — я.

— Интересно, сколько таких смен выдержит наша бедная Катюха?

— О, за нее не беспокойся. Как только устанет, мы сменим ее кем-нибудь другим — той же Дашкой, например. А клиентам будем говорить, что девушка из сайта заболела. Если человек уже основательно настроился потрахаться, то подобные мелочи его не остановят.

— Да, но мы потеряем репутацию честных людей, и нам перестанут верить!

— А разве моя Дашка хуже твой Катюхи?

— Ты прав, старик, поэтому так и сделаем.

Поскольку звонков по поводу сайта было множество, постольку первые два дня оказались расписаны буквально по минутам. Но если я искренне переживал за Катюху, которой предстояло обслужить столько народа, то она, напротив, была на редкость весела и беззаботна.

— Чего ты хмуришься? — ласково приговаривала эта неугомонная развратница, шутливо пытаясь своими пальчиками разгладить морщины на моем лбу. — Когда-то я уже работала в апартаментах, поэтому прекрасно знаю и свои возможности, и подобных клиентов. В такие места приходят люди солидные и богатые, которым важно, чтобы все было культурно и красиво. Сексуально озабоченные предпочтут за те же деньги вызвать трех девушек по два часа каждая!

В чем-то Катюха была права, однако в своих черных чулочках, лакированных туфлях на шпильках, короткой красной юбке и тоже короткой, открывавшей живот розовой майке она выглядела настолько аппетитно, что сложно было поверить, будто кто-то удержится от желания немедленно завалить ее в койку. При этом я был вынужден сдерживать собственное — и весьма сильное — желание, просто потому, что совесть не позволяла перетруждать бедную девушку!

Забегая немного вперед, сразу скажу, что Катюха оказалась права. Более того, она проявила такой изумительный талант актрисы, устраивая перед клиентами красивые эротические танцы, вовлекая их в пикантные игры с раздеванием, навязывая им упоительно-томные ласки — и все это помимо периодической выпивки, — что, по ее собственным подсчетам, заниматься непосредственно сексом ей приходилось ничуть не больше, чем если бы она как обычно ездила по вызовам в праздничные или выходные дни.

И при этом клиенты были в полном восторге — некоторые на выходе даже жали мне руку и благодарили за доставленное удовольствие — как будто это я им его доставлял! А пожимать руки клиентам собственной любовницы — занятие столь же приятное, как давить пальцами мокриц.

Кстати, первым из таких клиентов оказался почтенный, обаятельный, седовласый, прекрасно одетый джентльмен лет под шестьдесят, которого до самой двери сопровождал столь могучий охранник, что против него мне смогло бы помочь только помповое ружье! По поводу этого джентльмена я еще подумал о том, что начиная с определенного возраста все мужчины пополняют свой донжуанский список в основном за счет женщин легкого поведения, причем этого не избежал даже Казанова, на старости лет спавший с кем попало!

После окончания сеанса Катюха похвасталась, что, помимо двухсот долларов, переданных в мои руки, этот джентльмен подарил ей столько же. Кстати, своим знаменитым обаянием она зарабатывала столько чаевых, что порой даже забывала требовать свою долю из той тысячи с лишним долларов, которую нашей фирме приносил каждый день работы этого доморощенного борделя! К сожалению, проработал он всего три дня — точнее, два с половиной, но о причинах его вынужденного закрытия я расскажу «по ходу пьесы».

Сразу после пожилого джентльмена явился джентльмен молодой — по виду типичный банковский клерк, решивший «оторваться» в разгар рабочего дня. Он пробыл всего час, оставив при этом Катюхе пятьдесят баксов чаевых. Однако, судя по звукам, доносившимся до меня из соседней комнаты даже сквозь звук телевизора, трахался этот сутяга весьма активно и упоенно. После этого я даже решил, что на один час никого пускать не буду — разве что поток клиентов, способных оплатить большее время, полностью иссякнет!

Третьим, словно бы по контрасту с двумя предыдущими, явился столь угрюмый детина из братков, что я заранее отвел руку за спину, готовясь выхватить газовый пистолет, предусмотрительно засунутый за пояс джинсов. Однако я напрасно волновался — детина вел себя очень сдержанно и даже ни разу не выругался матом! Более того, по дороге в туалет Катюха заскочила ко мне на кухню, чтобы порадовать следующим известием:

— Это мой хороший знакомый Петрик, с которым мы давно не виделись!

Судя по непрерывному гулу голосов, они проболтали почти все отведенное время и лишь последние пятнадцать минут провели в полном молчании. Сразу после ухода мрачного Петрика в дверь позвонили два развязных щенка лет по семнадцати. На мой строгий вопрос, кто из них пришел к девушке, они начали глупо скалиться и нести всякую чушь: «А вдвоем нельзя, если на сто баксов больше заплатим?» или «А пусть девушка сначала выйдет, и мы на нее посмотрим!»

Короче, я послал их ко всем чертям, посоветовав «поискать себе шлюху на ближайшем вокзале», после чего запер дверь и объявил Катюхе, что настал обеденный перерыв. Однако она уже настолько разгулялась, что хотела не столько есть, сколько пить. Я с большим трудом удерживал ее в «рабочем состоянии», и, как вскоре выяснилось, не напрасно.

Однако очередной клиент мне дико не понравился, причем именно своим «фэйсом». Это был долговязый детина с отвратной, усыпанной совершенно омерзительными прыщами физиономией. Представив себе, как он будет тереться этими своими прыщами о нежную кожу Катюхи, которую мне так нравилось целовать, я решительно отказался впустить его в квартиру. Еще заразу какую-нибудь принесет!

Впрочем, время, отведенное на сеанс с ним, не оказалось потеряно даром, поскольку после звонка на мобильник к нам всего через полчаса заехал совершенно нормальный мужик — по виду, бизнесмен средней руки, решивший расслабиться после рабочего дня перед тем, как возвращаться к семейному очагу. И в этом, на мой взгляд, нет ничего зазорного! Мужчина может быть целомудренным человеком, даже если он пользуется услугами проституток (здесь все зависит от того, как он с ними обращается!), однако женщина не может быть целомудренной, даже если живет только со своим мужем. Отдающаяся самка — это всегда разврат, овладевающий самец — это в основном забава.

Похожим оказался и последний в тот день клиент, но его я помню довольно плохо, поскольку к тому времени уже почти прикончил свой ящик пива и изрядно осоловел.

Когда рабочий день был закончен и денежки подсчитаны, за нами, по моей высказанной заплетающимся языком просьбе, заехал Анатолий.

— Однако, ребята, здорово же вы оба набрались! — только и сказал он, удивленно качая головой.

После этого погрузил нас в свою «Тойоту» и отвез домой. В пути мы с Катюхой дремали на заднем сиденье, нежно привалившись друг к другу.

На второй день, едва похмелившись, Катюха принялась отрываться на полную катушку — с ее-то здоровьем бывшей спортсменки она могла позволить себе и двухнедельные загулы. Я же, напротив, почувствовал себя хуже прежнего — особенно сидя на кухне и непрерывно свирепея от звуков того, как в соседней комнате веселится моя подруга, с невероятной легкостью и бесстыдством ублажая всякую сволочь, способную за это заплатить. О боже, да что же это мне так тяжело? А то я не знал, кто такая Катюха, когда предлагал ей жить вместе! Что за проклятая особенность характера — так быстро привязываться к женщинам, с которыми живу вместе!

Среди клиентов этого дня мне особенно запомнились три типа. Во-первых, довольно симпатичный мужик средних лет с чеканным профилем, живо напомнившим мне портрет Юлия Цезаря. Кстати, и действовал он так же четко и быстро — пришел, увидел, поимел. По его собственному комментарию, которого у него никто не просил, Катюха отработала свою «сексуальную смену» «весьма четко и профессионально, но без особого вдохновения. Впрочем, я не в обиде, — добавил он, — поскольку пришел сюда не за изощренным сексом, а всего лишь понизить уровень тестостерона».

Вторым оказался развеселый и фамильярный господин лет пятидесяти, который, прежде чем удалиться в комнату Катюхи, зачем-то счел нужным познакомиться со мной, представившись Владимиром Сергеевичем Колченогиным — «директором по новым проектам» одного солидного издательства. Этот потрепанный жизнью зайчик трахался так, что стены ходуном ходили, а кровать скрипела жалобнее, чем корова мычит под быком. Я даже не удержался и осторожненько заглянул в комнату с помощью маленького Катюхиного зеркальца, которое подхватил с подзеркальника в прихожей.

Огромная мужская спина была покрыта пятнами густой черной шерсти, что делало ее похожей на шкуру леопарда, а на плечах энергично приплясывали женские пятки. Звуки, издаваемые мужчиной, походили на яростное хрюканье кабана, а вот Катюха, явно подражая героиням порнофильмов, использовала и членораздельную речь: «Да, да!», «Еще, еще!»

Короче, Колченогин трахался как дикий вепрь, вот только чаевых почему-то не оставил, скотина!

Третьим клиентом, к моему величайшему изумлению, оказалась застенчивая лесбиянка! Это была высокая, немного сутуловатая девица со смуглой кожей, короткой стрижкой и весьма красивым, хотя и несколько унылым лицом. Округлые женские бедра были обтянуты джинсами, зато свободного покроя пуловер маскировал маленькую неразвитую грудь.

— От меня ушла горячо любимая подруга, — зачем-то принялась объяснять она, хотя я ее ни о чем не спрашивал, — причем для разрыва наших отношений не было ни малейшего повода, кроме вздорности ее характера…

— Нет проблем! — радостно заявил я, впервые почувствовав некоторое облегчение. — Прошу!

К подобному персонажу мне ревновать не пришлось, поэтому следующие два часа я сполна насладился душевным покоем. Да и Катька с ней, кажется, подружилась, поскольку проводила до самой двери и даже поцеловалась напоследок.

Зато уже следующий клиент вызвал у меня особое отвращение — это был немолодой мужик в массивных роговых очках, с какой-то противно-мягкой физиономией, «плюшевым» носом и вкрадчивыми манерами. Он живо напомнил мне заведующего кафедрой марксистско-ленинской философии, с которым у меня в свое время, еще на втором курсе, было немало неприятностей. Не знаю уж, что он там вытворял с Катюхой, но эта дуреха стонала громче и сладострастнее обычного. Потом, правда, объяснила, что делала это исключительно по просьбе клиента, у которого был «такой вялый, что еле входил».

— Представляешь, этот говнюк оказался профессором социологии, — добавила она, — причем первые полчаса мы с ним ничего не делали, только интеллигентно пили кофе и беседовали о кино и литературе. Зато потом, когда он на меня залез, то потребовал грубого секса.

— Что это значит?

— А это значит, что я должна была немилосердно материться! Ты знаешь, как я этого не люблю, но ведь этот чертов профессор требует: «Скажи мне что-нибудь про мой х…!» — «X…, — говорю, — у тебя ох…ый, и орудуешь ты им так, что просто за…сь!» В общем, он остался так доволен этой словесной порнографией, что даже дал чаевые.

— Ну и прекрасно, чего ты переживаешь?

К концу смены мы оказались в невменяемом состоянии, и пришлось снова вызывать Анатолия. Утром третьего дня нервы у меня не выдержали, и я заявил своему напарнику, что пора бы ему сменить меня «на боевом посту». Он согласился, заявив, что подъедет «где-нибудь во второй половине дня».

Тем временем явился очередной клиент — довольно невзрачный и не слишком приятный тип, однако вел он себя весьма сдержанно и оплатил заказ аж на три часа. Придраться было совершенно не к чему, и пришлось допустить его к Катюхе. Кстати, в «тепленьком состоянии» она была готова работать с кем угодно, а потому нередко напускалась на меня за то, что я отказал кому-то из потенциальных клиентов, не прошедших моего сурового «фэйс-контроля».

Прошло около получаса, в течение которых я скучал у телевизора и с нетерпением ожидал Анатолия. И тут на кухне «нарисовалась» Катюха.

— Что случилось? — спросил я, поскольку в присутствии клиента она редко ко мне заходила — разве что так, поцеловать в щечку и сказать, что любит.

— Да ничего не случилось, все в порядке. Просто у меня к тебе просьба — сходи за текилой. Клиент деньги дал, времени у нас с ним навалом, так что можешь не торопиться.

Честно сказать, я даже обрадовался этому предложению — так уже было невтерпеж сидеть здесь как проклятому, прислушиваясь к ее сладострастным стонам, периодически доносившимся из соседней комнаты.

Одевшись и взяв деньги, я вышел из подъезда — и тут меня окликнул знакомый женский голос. Стоило мне повернуть голову, как я — к немалой своей радости — увидел Дашку, сидевшую в «Тойоте» Анатолия.

— Привет, красотка, а где твой сожитель? — первым заговорил я, подходя к ней.

— Пошел купить телефонную карточку. Садись, подождем его вместе. Или ты куда-то торопишься?

— Наоборот, не знаю, как убить время, — пробормотал я, открывая дверцу и усаживаясь рядом с ней. — А ты чего сюда приехала-то?

— С Катюхой поздороваться, да и вообще посмотреть, что вы тут устроили, — отвечала Дашка с едва заметным напряжением в голосе, по которому я без труда понял — она явно ревнует, что для столь ответственного мероприятия мы выбрали не ее, а Катюху! Наверное, только женщины особого рода способны завидовать в подобных ситуациях!

— Ну, как дела? — после недолгой паузы спросила Дашка, внимательно вглядевшись в мое лицо.

— Хреново, — лениво закуривая, отвечал я.

— Почему?

— Долго рассказывать.

— А хочешь, я тебе сама скажу почему?

— Чего? — удивился я, бросая на нее пристальный взгляд. — Что это ты мне можешь сказать такого, чего я сам не знаю? Ну, говори, раз начала!

— Влюбился ты в Катьку — только и всего, — самым уверенным тоном заявила она, — вот из-за этого и страдаешь.

— Ну, мать, ты меня не пугай! Только этого мне еще и не хватало — влюбиться!

— А что тут такого? — удивительно обиженным тоном возразила Дашка. — Катя — замечательная женщина, способная сделать счастливым кого угодно.

— Э, нет! — решительно возразил я и тут же вспомнил любимое выражение обсуждаемого нами персонажа. — Здесь ты, мать, тему путаешь! Катюха способна доставить удовольствие, наслаждение, даже блаженство, но сделать счастливым она абсолютно никого не способна!

— Почему ты так думаешь?

— Да потому, что она ни с кем не считается, кроме самой себя, любимой.

— И все-таки ты ее любишь!

— Отстань, Дашуня, умоляю тебя! Я и сам еще ничего не понимаю…

Пока мы с ней препирались, дверь подъезда неожиданно открылась и оттуда — к моему немалому изумлению! — вышла явно взволнованная, постоянно озиравшаяся Катюха, рядом с которой шел ее клиент. Одной рукой он цепко держал ее за локоть, другую прятал в кармане пальто.

— Это еще что за дела? — пробормотал я, открывая дверцу. — Куда это они собрались?

Выйдя из «Тойоты», я быстро направился им наперерез и уже на ходу закричал:

— Эй, мужик, мы так не договаривались! Оставь девушку в покое…

— Не подходи! — тут же огрызнулся он, проворно доставая руку из кармана и показывая мне пистолет.

Я замер на месте и под умоляющим взглядом Катюхи даже развел руками: дескать, ну и что я могу сделать? И тут в подворотне показался Анатолий. Мгновенно оценив ситуацию, он стал продвигаться вперед какой-то особой походкой — словно тигр, готовящийся к прыжку. Мужик с пистолетом, подталкивая вперед Катюху и не сводя с меня глаз, его не замечал.

Развязка этой сцены, за которой с тревогой и интересом наблюдали все окрестные бабушки, оказалась на редкость эффектной. Выбрав момент, Анатолий одним прыжком бросился на бандита и, в буквальном смысле, дал ему по шее. Точнее сказать, так ловко и четко рубанул ребром ладони по основанию шеи, что тот мгновенно вырубился и рухнул на заснеженный тротуар, выронив свой пистолет.

Катюха обрадованно рванулась ко мне, чуть не плача от волнения. Тем временем Анатолий поднял пистолет и стремительно достал обойму. Потом изо всех сил зашвырнул ее в сторону помойки и небрежно кинул пистолет на тело лежащего перед ним противника. И тут невдалеке, из хорошо знакомого мне черного «Мерседеса», припаркованного в самой глубине двора, показались два не менее знакомых силуэта.

Поймав на себе вопросительный взгляд Анатолия, я молча ткнул рукой в их сторону. Он обернулся, глухо выругался и тут же скомандовал:

— Быстрее в мою машину!

И мы втроем бросились к его «Тойоте», где умница Дашка уже заранее открыла нам все двери. Я с Катюхой проворно втиснулся на заднее сиденье, а Анатолий вскочил за руль и тут же завел мотор. Когда мы уже выезжали со двора, я оглянулся назад — и вновь увидел до удовольствия знакомую сцену. Те двое типов, что выскочили из «Мерседеса»,теперь поднимали с земли и волочили на себе третьего своего товарища. Первый раз одного из этой троицы накрыла сосулька, второй — могучая длань Анатолия… «Что-то будет на третий раз?» — с невольной и чертовски злорадной усмешкой подумалось мне.

— Ну и кто это мог быть? — спросил я у своего напарника чуть погодя, когда Катюха выкурила две сигареты подряд и немного успокоилась.

— Хрен знает! — коротко отвечал он. — Но на бандитов вроде непохожи.

— Почему ты так думаешь?

— Стрельбу во дворе не стали устраивать.

— А я-то им зачем понадобилась? — жалобно поинтересовалась несостоявшаяся жертва похищения.

— Понравилась ты своему клиенту — вот он и решил тебя похитить, чтобы потом жениться, — с улыбкой отвечал я, нежно поглаживая ее по щеке.

— Все бы тебе шутить! — возмутилась она, отбрасывая мою руку.

— Скорее всего они потом собирались нас шантажировать, — не поворачивая головы, заметил Анатолий.

— Вы как хотите, — заявила Катюха, — но я там больше работать не буду!

— Я могу поработать! — тут же встряла Дашка, но мы с Анатолием не обратили на это внимания.

— Да не будешь, конечно, не будешь, — успокоил я Кэт, — сегодня же позвоню Серафиму и попрошу его временно заблокировать наш сайт.

Анатолий отвез нас домой, и мы вчетвером еще немного посидели в моей квартире, обсуждая сложившуюся ситуацию, однако ничего дельного так и не придумали.

Проводив их, остаток этого дня мы с Катюхой элементарно пропьянствовали. По этому поводу мне даже пришел в голову неплохой афоризм: «Кэт — это праздник и похмелье, которые всегда с тобой!» Вообще я обожаю афоризмы. Как сказал Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное», но попытаться-то можно! Афоризмы же — это одна из таких попыток, когда бесконечное множество смыслов изящно «втискивается» в одну-единственную фразу.

Я первым лег спать, а Катюха еще долго бродила по комнатам, разговаривая с кем-то по своему мобильнику и без конца рассказывая сегодняшнее приключение.

Наконец вроде бы угомонилась, легла рядом и, прильнув щекой к моему плечу, спросила:

— Сереженька, ты меня любишь?

— Похоже, что так, — сонно отвечал я, вспомнив свой разговор с Дашкой.

— Врешь, наверное?

— А зачем мне врать?

— Я тоже тебя люблю.

— Рад слышать, хотя верится с трудом. Однако ты спать-то сегодня будешь или нет?

— Конечно, буду, — сонно пробормотала она, — спокойной ночи, любовь моя… Кстати, я сейчас пукну, — и повернулась ко мне тем самым органом, которым вознамерилась совершить вышеозначенное действо. В другое время я бы успел вытолкнуть ее на балкон, но сейчас, в самый разгар зимы, это было бы слишком жестоко. В любом случае даже подобные мелочи не делали ее менее очаровательной.

«Говори адрес, сука!» (1 декабря)

Велико же было мое потрясение, когда на следующий день я никого рядом с собой не обнаружил! И это при том, что ненавижу просыпаться с похмелья один, поскольку сразу же начинается неистовая депрессия!

Сначала я было решил, что Катюха элементарно пошла за пивом, но потом, проверив ее вещи, с очаровательной безалаберностью разбросанные по всей квартире, и убедившись, что она взяла с собой сумку с косметичкой, мобильник и паспорт, забеспокоился. Куда могла деться эта дуреха и какие еще бредовые затеи пришли в ее похмельную голову?

Несколько раз я звонил ей на мобильник — «абонент не отвечает или временно недоступен», — затем нашел валявшееся под диваном зарядное устройство и понял, что дальнейшие звонки бесполезны. Очевидно, она убегала в такой спешке, что забыла зарядить мобильник, хотя и взяла его с собой. Теперь мне оставалось самое ненавистное занятие на свете — сидеть возле телефона и ждать, когда она соблаговолит объявиться. А ведь она могла позвонить и через неделю, особенно если поехала похмеляться к кому-то из своих «друзей»!

Когда долго ждешь телефонного звонка, то сам аппарат начинает напоминать мину замедленного действия, а потому каждый звонок воспринимаешь как долгожданный взрыв и поневоле вздрагиваешь. Прошло почти полдня, в течение которых я, все более закипая от ярости и незаслуженной обиды, постепенно напивался и беспрерывно курил, пока, наконец, не зазвучала долгожданная телефонная трель.

— Алло, любовь моя, — послышался в трубке пьяный голос Катюхи, — ты там по мне еще не соскучился?

— Соскучился, — холодно отвечал я. — А ты где пропадаешь, сокровище?

— Я сейчас у Фени.

(Феня, напомню, был одним из ее «постоянников», полное имя которого — Фемистокл.)

— Как — у Фени?

— Ну, он еще вчера пригласил меня приехать, посмотреть его новую квартиру.

— Зачем это?

— А вдруг я тебе надоем и ты меня выгонишь? Куда я тогда денусь?

— Чего? — рассвирепел я. Согласитесь сами, что после вчерашних нежных признаний подобное подозрение было крайне обидно! — Какого черта ты выдумываешь? Немедленно возвращайся домой!

— А что ты со мной так разговариваешь? — вдруг обиделась она. — Я тебе еще не жена, а ты уже раскомандовался. Когда захочу, тогда и приеду!

Слышать это было настолько невыносимо, что я начал медленно сходить с ума. Однако спорить с пьяной Катюхой было абсолютно бесполезно, поэтому я сделал колоссальное усилие воли и, взяв себя в руки, постарался заговорить как можно спокойнее и ласковее:

— Мне сейчас чертовски плохо, поэтому умоляю тебя, Катенька, возвращайся! Что это на тебя вдруг нашло и почему ты так поспешно убежала?

— Ну, потерпи немного, королевич. Скоро я, может быть, приеду. А ты пока поговори с моим другом…

— Каким еще другом?

— Это очень хороший человек, приятель Фени. Он сейчас пошел к матери, поэтому мы пока одни.

— Что? — снова взбеленился я и тут же услышал в трубке спокойный мужской голос:

— Вы не волнуйтесь, Сергей, у нас с Катей ничего не было. Мы просто сидим и разговариваем.

— А какого черта она у вас там вообще сидит, я этого не понимаю!

— Это вам лучше спросить у нее… — и в трубке вновь раздался голос Катюхи:

— Ну, что еще? И чего ты так нервничаешь? Успокойся, я скоро приеду.

Однако я уже пребывал в столь дико разъяренном состоянии, что успокоиться был совершенно не в силах. Да от подобных сюрпризов у кого угодно крыша поедет!

— Слушай ты, сволочь проклятая, — прошипел я в трубку. — Говори немедленно адрес, где ты сейчас находишься, и я тут же пришлю твои вещи!

— Зачем?

— Затем, что видеть тебя больше не желаю!

— Что, правда, что ли?

— Говори адрес, сука!

— Да не знаю я адреса… Я все время сюда на тачке приезжаю, и меня встречают у подъезда.

— Мне нужен твой проклятый адрес, черт бы тебя подрал, гадина!

— Почему это я гадина?

— Адрес давай!

— Ну, хорошо, — обиженно произнесла она, — если ты так напрягаешься, то Миша сейчас сходит вниз и посмотрит номер дома. Мы тебе перезвоним, — и повесила трубку.

Я глубоко вздохнул, вскочил с места и залпом выпил полстакана водки. Затем, отдышавшись и закурив, снова сел за телефон и торопливо набрал номер Анатолия.

— Старик, умоляю тебя, срочная просьба!

— Что такое? Что опять случилось? — хладнокровно спросил мой напарник.

— Немедленно приезжай ко мне. Очень нужно, поверь, старик, очень!

— Хорошо, хорошо, только не волнуйся. Через минут сорок-пятьдесят я подъеду.

— Спасибо тебе!

Повесив трубку, я достал из шкафа две большие сумки и принялся поспешно собирать Катюхины вещи, нещадно матерясь и — стыдно признать! — едва сдерживая закипавшие слезы обиды и ненависти. И что за тварь такая, это же надо так со мной обращаться! Ни свет ни заря удрала к моему сопернику; да еще не желает возвращаться! Ну ее к дьяволу; этак я окончательно свихнусь от ревности! Нет, надо рвать сразу — и навсегда! Если уж она не желает со мной считаться, то пусть остается с этим чертовым Фемистоклом — любителем пописать с балкона! Нравится ей быть королевой бомжатника и пьянствовать в кругу мелкой уголовной сволочи — ну и на здоровье!

Кое-как набив сумки женскими вещами и при этом постаравшись не забыть ни единой мелочи вроде помады, трусиков или зубной щетки, я снова выпил и принялся нетерпеливо ждать Анатолия.

Вскоре последовал повторный звонок от Катюхи — точнее, позвонил этот самый неведомый мне Миша, с которым они сейчас неизвестно чем занимались — и это обстоятельство, кстати, распаляло меня едва ли не больше всего! А то я не знаю, как просто она дает, тем более в пьяном виде! Да ему достаточно протянуть ей пятьсот рублей, как она тут же раздвинет ноги и скомандует: «Надевай презерватив!»

Тем временем мой абонент достаточно толково продиктовал адрес, который я лихорадочно записал на сигаретной пачке, после чего учтиво поинтересовался: не хочу ли я переговорить с Катериной?

— Передай этой проклятой твари, чтобы навсегда забыла мой телефон, — проскрежетал зубами я, в очередной раз яростно бросая трубку.

Наконец приехал Анатолий. Я вкратце объяснил ему ситуацию и тут же схватился за сумки, чтобы немедленно тащить их вниз.

— Слушай, Серега, — рассудительно заметил напарник, наблюдая за моими лихорадочными телодвижениями, — может, отложим на завтра? Ты сейчас ляжешь, проспишься, а на трезвую голову толком определишь, чего ты хочешь.

— Нет, старик, — решительно отказался я, — на трезвую голову такие вещи толком не решаются. Ведь я смогу ее простить — и оставить у себя, чтобы потом снова повторился весь этот блядский кошмар! Если уж рвать — то сразу и навсегда! А сейчас я в таком состоянии, когда это легче всего сделать.

— Ну, ладно, если уж ты так настроен… Но только смотри, потом не пожалей.

— Не пожалею!

Мы вместе отнесли все вещи в его машину, после чего я передал Анатолию сигаретную пачку с записанным на ней адресом, присовокупив к нему еще и номер телефона, оставшийся у меня на определителе.

Напарник уехал, а я еще долгое время яростно слонялся по комнатам, проклиная тот час, когда впервые решил предложить Катюхе пожить у меня. Боже, как же оказалась права моя многомудрая подруга Виктория, которая предупреждала меня именно об этом! Если она позвонит или напишет из Америки, то подробно ей обо всем расскажу — и непременно покаюсь в своей глупости!

Ревность как разновидность мазохизма (2 декабря)

Проснувшись поутру в своей постели с тяжелой головной болью, я с изумлением и радостью обнаружил посреди комнаты те самые, хорошо знакомые сумки, которые вчера так яростно собирал, чтобы отправить на другой конец Москвы. Более того, на кухне сейчас явно кто-то находился и, судя по запаху кофе, готовил завтрак.

Неужели это вернулась Катюха? Я обрадованно вскочил с постели и, кое-как натянув джинсы, бросился туда.

— Доброе утро, — приветствовал меня Анатолий, стоявший возле плиты, на которой жарилась яичница. — Наконец-то проснулся. Как сам-то?

— Х…во, — ошеломленно покачал головой я, — а что вчера было?

— Неужели ничего не помнишь?

— Абсолютно.

— Да не нашел я там никого.

— В смысле? Адрес был неправильный?

— Ну уж этого я не знаю. Во всяком случае, в той квартире никого не оказалось, а к телефону никто не подходил. Пришлось вернуться обратно, чтобы привезти вещи. Неужели ты не помнишь, как открыл дверь и тут же рухнул в прихожей, да еще стукнулся лбом о стену? Я взял у тебя ключи от квартиры и сам все перенес из машины. А потом подумал, что опасно оставлять тебя в таком состоянии одного, предупредил Дашку, что не вернусь, и переночевал на диване в гостиной.

— Спасибо тебе за заботу, старик, век не забуду… Но, черт возьми, что же это у меня с памятью?

— Есть хочешь?

— Что ты!

— Тогда в холодильнике можешь взять пивка.

— Это непременно, — согласился я, тут же последовав этому совету и с радостью обнаружив полдюжины «Старого мельника». — А что, эта гадина больше не звонила?

— При мне — нет, — коротко отвечал Анатолий, снимая сковородку с плиты и усаживаясь за кухонный стол. — Присаживайся, чего стоишь.

— Нет-нет, стоя мне как-то легче… — Я жадно осушил полбутылки, после чего потянулся за сигаретами.

— Разочаровал ты меня вчера своим поведением, Серега, честно тебе скажу.

— Тем, что нажрался как свинья?

— Да это мелочи, с кем не бывает… Но ты же повел себя абсолютно непрофессионально.

— В каком смысле?

— Ты же сутенер, у тебя своя фирма, солидная клиентура… А ты ведешь себя как влюбленный дурак. Хорошо еще, что никто, кроме меня, этого не видел.

Упрек был справедлив, поэтому я несколько смущенно пожал плечами.

— Что должно отличать настоящего сутенера, — невозмутимо продолжал Анатолий, не спеша поедая яичницу, — так это профессиональный менеджмент, как и во всех других сферах бизнеса. При этом к своим сотрудницам надо относиться не похотливо, словно старый развратник, впервые попавший в бордель, а строго по-деловому. Ну, примерно так же, как гинеколог относится к своим пациенткам. И уж ни в коем случае ни в кого не влюбляться и не ревновать, иначе дело совсем плохо!

— Я с тобой полностью согласен, вот только как все это можно вытерпеть? Помнишь, когда-то мы с тобой разговаривали на теплоходе по поводу тех ничтожных мужей, которые живут с путанами, да еще на их деньги?

— Помню, и что?

— А то, что мы фактически опустились до их уровня — ты живешь с Дашкой, которая продолжает работать, а я на свою голову связался с Катюхой. Единственное отличие — это не они нас, а мы их содержим.

— Кроме того, я свою Дашку так не ревную.

— Вот и поделись своим хладнокровием!

Анатолий немного поразмыслил, задумчиво пожевал бутерброд, глотнул кофе и лишь потом сказал:

— Да тут, собственно, все просто. Если у девушки уже были одна тысяча триста сорок три мужика, то глупо ревновать именно к трем последним. Неужели ревность может иметь количественную градацию, поэтому какая разница — одному отдалась твоя женщина или десяти? Ведь все дело в том, что какое-то время она целиком была в его власти и именно он сновал своим челноком в ее разгоряченном лоне! Поэтому или вообще не надо было с ней связываться, или терпи ее такой, какая она есть!

— Ох, какой мудрый совет! — усмехнулся я, допивая первую бутылку и немедленно открывая вторую. — А переделать ее никак нельзя, особенно если в любви постоянно признается да еще замуж за тебя хочет?

— Ну, насчет этого я уж не знаю, — покачал головой мой напарник, — хотя мне кажется, что это из области фантастики. Пожалуй, блядскую натуру не переделаешь, другое дело, что таких женщин можно при себе удержать, если только всегда будешь на высоте.

— Это как понимать?

— Они постоянно сбегают от нищих и убогих к сильным и богатым, но всегда готовы вернуться, если роли вдруг переменятся. Поэтому, пока ты будешь пьянствовать и умолять Катюху вернуться, она станет откровенно тобой пренебрегать. А вот если ты резко разбогатеешь, сама тебе позвонит. Подумай об этом на досуге, а мне пора. Похмеляйся аккуратно и отдыхай, сегодня я за тебя поработаю.

Он коротко простился и ушел, а я принялся размышлять о своей горестной судьбе, почему-то бросавшей меня из одной крайности в другую. То я влюбляюсь в девственницу, которая всю жизнь будет принадлежать одному только мужу, то, наоборот, «западаю» на такую блядь, которая будет до самой старости переходить от одного мужика к другому — и ничто ее на этом пути не остановит!

Кстати сказать, блядство и проституция — это две большие разницы, поскольку первым занимаются «для души», а вторым — «для тела». Проституция — это профессия, поэтому с такими женщинами возможны исключительно деловые отношения, зато с блядями, особенно хорошо выпивающими, всегда можно поговорить по душам.

Однако на вопрос о том, что лучше: влюбиться в девственницу, которая никому не дает, или в блядь, которая дает всем, в том числе и тебе, — я не находил вразумительного ответа. Впрочем, это похоже на проблему: от какого похмелья лучше мучиться — от пивного или водочного? А ведь ревность — это не что иное, как похмелье любви!

Возвращаясь к сравнению Марины и Катюхи, стоит отметить одно общее качество, которым отчасти можно объяснить обе мои влюбленности, — они были самыми настоящими стервами! Давно известно, что именно стервы способны довести мужиков до безумия. Помнится, один знакомый следователь мне как-то рассказывал о том, что самыми «роковыми» женщинами, из-за которых совершаются наиболее тяжкие преступления, являются отнюдь не фото-модели, а такие «серые мышки», что он не переставал удивляться сумасшествию их возлюбленных. А чего стоит знаменитый исторический пример — в середине прошлого века английский король Эдуард VIII отрекся от престола ради любви к тощей и страшной американке, до этого два раза побывавшей замужем.

Знаменитый Арамис из «Трех мушкетеров», который звал толк в данном вопросе, утверждал: «Женщина сотворена нам на погибель, и она источник всех наших бед». Что касается невыносимой женской стервозности, которая попортила мне немало крови, то не столько себе в утешение, сколько ради констатации факта смею сделать следующий вывод: мужчины потому так любят стерв, что именно в стервозности, которая представляет собой не что иное, как классическое кокетство, густо замешанное на элементарной непорядочности, ярче всего проявляется женское сексуальное начало! Кстати сказать, аналогичная ситуация наблюдается и с развратниками, слава которых столь притягательна для женщин именно потому, что в ней ярче всего проявляется мужское сексуальное начало.

Однако главное в другом — почувствовав, что благодаря своим чарам она обрела над нами необходимую власть, любая стерва немедленно начинает ею злоупотреблять, всячески унижая и подавляя нашу личность. Впрочем, в моем случае Катюха слишком глупа, чтобы понимать, насколько униженным я себя чувствую, когда она вот так просто убегает к другому. Причем даже Анатолий не прав в своем последнем замечании — да по сравнению со мной этот другой — жалкий и ничтожный урод, поэтому ее выбор столь труднообъясним. Хотя одно объяснение все-таки есть — может, он самый элементарный негодяй?

Давно и не мной замечено, что женщины любят негодяев. Однако и мужчины тоже хороши, поскольку безумно влюбляются именно в стерв. Отсюда следует довольно занятный вывод — самая сильная взаимная любовь возникает между негодяями и стервами. Как там у Гейне:

В любви есть два главных вида унижений: или когда женщины уходят от нас к более ярким соперникам, чем мы сами, или когда к менее ярким. В первом случае мы чувствуем себя униженным именно соперником, во втором — любимой женщиной; и трудно сказать, что тяжелее — когда нас предпочитают герою или ничтожеству? Впрочем, если женщина уходит к герою, то у нас хотя бы есть стимул — самим попытаться стать лучше.

Но как же мне успокоиться и перестать ревновать эту чертову Катюху? Ведь так и рехнуться недолго! Ревнивец — тот же мазохист, поскольку оба не могут не растравливать своих ран наиболее болезненным способом — например, представляя любимую женщину, отдающуюся другому в самой непристойной позе…

В своем знаменитом философском трактате «Этика», написанном по образцу математических трактатов сухим и скучным стилем, Бенедикт Спиноза обронил совершенно удивительную, резко выделявшуюся из всего остального фразу: «Ревность возникает тогда, когда любящий представляет себе предмет своей любви на фоне срамных частей и извержений соперника».

А я еще все это видел на экране!

Одно извиняет Катюху — она женщина, и женщина до мозга костей, а не заурядный носитель первичных половых признаков. В отличие от мужской — активной и напористой — женская душа должна быть пассивной и податливой… Но она сполна компенсирует эту податливость коварством, непредсказуемостью и непостоянством. И этими качествами женщины изводят, мучают и губят мужчин, начиная от прародителя Адама. В самом безнадежном несчастье только и утешаешься, думая о том, что не ты первый, не ты последний…

В истории литературы известны подобные случаи — например, та же Кармен или Манон Леско. Эти милые девушки с легкостью и охотой меняли любовников, и это продолжалось до тех пор, пока судьба не сводила их с однолюбами, которые начинали их всячески преследовать уговорами выйти замуж и перестать блядовать. Между прочим, женщины с таким богатым прошлым, как у Кармен или Катюхи, просто не могут не быть стервами. Очевидно, это происходит потому, что они слишком привыкают смотреть на мужчин не столько как на друзей-любовников, сколько как на средство удовлетворения порочных прихотей.

Кстати, в случае с Кармен Анатолий глубоко прав — подобные девицы всегда убегают от нищих и убогих к преуспевающим и богатым! Тот же красавец-тореадор Эскамильо никогда бы не стал убивать Кармен за очередную измену — он просто утешился бы в объятиях одной из своих поклонниц!

Но неужели я похож на идиота-однолюба? Ведь мне всегда нравилось коллекционировать женщин, и даже Марине я неоднократно изменял, уподобляясь тем развратникам (к числу которых относился и знаменитый Казанова), которые переходят от одной барышни к другой не с целью попасть в Книгу рекордов Гиннесса и даже не ради утоления безмерного сладострастия, а просто потому, что на данный момент не в состоянии придумать себе более интересного занятия!

Так что случилось, черт возьми, и откуда взялась эта бешеная ревность к Катюхе, которая, можно сказать, на моих глазах обслуживала по пять клиентов в день? Это же бред какой-то!

Перетерпеть такую ситуацию — и взревновать к жалкому Фемистоклу! А вдруг она любит именно его, а меня попросту использует? Как же понять ее вечно нетрезвую душу? Или Виктория права — и у нее просто нет души? Уфф!

Сколько вопросов на мою больную голову, но главным из них является только один: неужели только счастливчикам достается любовь без ревности, а неудачникам — только ревность без любви? В таком случае плохи ваши дела, господин Кандратов, ой, как плохи!

Письмо из Америки (4 декабря)

В этот день меня ждало два сообщения — одно приятное, другое угрожающее. Сначала раздался телефонный звонок, после чего знакомый до отвращения голос заявил:

— Напрасно вы себя так опрометчиво ведете, Сергей Иванович! Два раза вам очень повезло, но теперь всякие шутки кончились.

— Так все эти попытки похищения, в том числе и под угрозой пистолета, были всего лишь шутками? — делано изумился я. — Своеобразное же у вас чувство юмора, господа!

— Боюсь, вы не совсем понимаете, что вас ждет в самом ближайшем будущем…

— Это очень хорошо, что боитесь именно вы, а не я! Однако для чего вам потребовалось похищать мою девушку? Она-то здесь при чем?

— О, таким способом мы всего лишь пытались склонить вас к откровенному разговору.

— Хороши методы, ничего не скажешь! Нет, ребята, никаких откровенных разговоров я с вами вести не буду! И поищите себе другую жертву, если не хотите получить очередную производственную травму! — с этими словами я повесил трубку, весьма довольный собой.

К черту этих треклятых негодяев, кем бы они ни были! Да, я человек не столь отважный и боевой, как мой напарник Анатолий, но ведь я тоже мужчина, и у меня есть гордость. В конце концов, будь что будет, поскольку ситуация уже зашла слишком далеко, чтобы идти на попятную.

Чтобы немного успокоиться после этого неприятного разговора, мне вздумалось залезть в компьютер и побродить по Интернету. Проверив свою электронную почту, я с большой радостью обнаружил там письмо от Виктории!

«Привет, мой дорогой! — писала моя бывшая подруга и напарница. — Наконец-то у меня появилась возможность послать тебе письмо. Если тебя еще интересуют мои дела, то сразу скажу, что все благополучно. Я уже познакомилась с родителями Северина и, судя по всему, им понравилась. Во всяком случае, они охотно взялись за приготовления к нашей свадьбе, которая должна состояться сразу после католического Рождества.

Не буду рассказывать о том, что мне в Америке нравится, а что — не очень, поскольку не знаю, насколько за это время изменилось твое отношение ко мне. Расскажу лучше об одном случае, который тебя наверняка заинтересует. Помнишь Антона, сына бывшего премьер-министра Куприянова, которого я по просьбе его папы в свое время сделала мужчиной?..»

Конечно, я помнил этого Антона, которому уступил и свою квартиру и свою женщину, а сам все это время пропьянствовал в пивной! Виктория еще обозвала его «сучонком».

«…Так вот, можешь себе представить, этот самый Антон нашел меня даже здесь! Я чуть не обалдела, когда открыла входную дверь и увидела его перед собой! Оказывается, они с друзьями путешествуют по Америке на автомобиле и случайно заехали в Бостон. Честно говоря, я так и не поняла, как он меня нашел, — возможно, через российское посольство благодаря связям своего папы.

Как бы то ни было, но он с самого начала повел себя весьма нагло — ввалился в дом без приглашения (а Северин как раз отъехал по делам, предупредив, что постарается вернуться как можно скорее) и тут же начал меня домогаться, с ходу предложив двести баксов. Разумеется, я попыталась его выставить, но этот юный шантажист развалился в кресле и нагло заявил, что если я откажусь, то он дождется моего мужа и просветит его насчет моей бывшей профессии. Как будто мы с Северином познакомились не в гостинице на Тверской, где я тогда работала!

Однако мне не хотелось снова его напрягать, да еще знакомить с этим оболтусом! Пришлось, как одной из героинь моего любимого Мопассана, удовлетворить его требования, чтобы он только поскорее ушел. К счастью, мы все успели сделать до момента возвращения Северина. Тот, правда, застал Антона на самом пороге дома, когда мы уже прощались, так что пришлось выдать его за своего племянника! Кто бы мог подумать, что даже в Америке меня достанет мое прошлое!

Сережа, милый! Мне ужасно хочется узнать, что у тебя нового (в том числе как твои дела с Катькой), поэтому я была бы очень рада твоему письму Напиши, не поленись! Счастливо тебе — и целую!»

Не скрою, мне были приятны все эти проявления нежности, однако главная мысль явилась чуть погодя. Если уж представился такой случай, то почему бы не попытаться возобновить наше знакомство с господином Куприяновым — хотя бы ради того, чтобы в случае крайней необходимости воспользоваться его покровительством?

Да, он поступил со мной гнусно, поэтому будет унизительно обращаться за помощью к человеку, который меня столь бесцеремонно «кинул». Однако если раньше речь шла о том, как взобраться «наверх», то теперь может идти ни больше ни меньше, как о спасении собственной шкуры! Иными словами, сегодня ставки намного выше, ибо кто знает — на что еще способны эти ребята из черного «Мерседеса»? Кроме того, я человек очень злопамятный, а где есть больше шансов рано или поздно отомстить, как не находясь в непосредственной близости от объекта собственной ненависти!

Правда, покинув государственную службу, господин Куприянов занялся частным бизнесом, однако, полагаясь на его прежние связи, я вполне бы мог почувствовать себя в безопасности В любом случае мы с ним деловые люди, так что всегда сможем найти общий язык. А если он узнает, что я вернулся к прежнему занятию и теперь вновь могу поставлять ему отборных девочек, то вряд ли откажет мне в своем покровительстве.

Продумав все это хорошенько, я в тот же день написал Вике письмо, в котором настойчиво попросил ее снова «приласкать» Антона и попутно узнать — как бы мне можно было связаться с его папой? Заодно и рассказал про всю катавасию с Катюхой, надеясь ее порадовать. Финал у моего письма получился поистине философским:

«Знаешь, старушка, без тебя я понял главное: не того жаль, что жизнь проходит в России, а не в Америке; не того жаль, что она проходит среди бурных попоек и похмельных раскаяний, а не среди научных озарений и великолепных идей; не того жаль, что она проходит то в осточертевшем одиночестве, а то в обществе очаровательных путан… Все это пустое, Викуша, пустое, — главное в другом — ЖИЗНЬ ПРОХОДИТ… Увы, но после твоего отъезда это стало еще очевиднее!»

Ответ от Виктории пришел достаточно быстро, но на этот раз был весьма кратким:

«Я позвонила Антону на мобильник и сообщила о твоей просьбе. Он тут же связался с отцом, который прекрасно тебя помнит. Короче, господин Куприянов сам тебе позвонит, когда сочтет возможным. Извини, но ничего большего я добиться не смогла. Кстати, очень рада, что ты последовал моему совету и бросил Катьку. Люблю тебя — и не переживай! Жизнь еще далеко не прошла, и как много интересного нас ждет впереди!»

Возвращение блудной Катюхи (7 декабря)

Однако Виктория рано радовалась! Если я и бросил Катюху, то Катюха отнюдь не бросила меня. Судя по всему, она наконец-то вышла из запоя — или надоела своему Фемистоклу! — после чего позвонила мне и самым непринужденным тоном, словно бы ничего и не было, поинтересовалась:

— Ты меня ждешь, любовь моя? Я сейчас приеду.

— Ладно, приезжай, — хмуро отвечал я, испытывая потаенную радость.

— Нет, но ты меня действительно ждешь? — продолжала допытываться эта коварная «изменщица», причем голос у нее был совершенно трезвым.

— А куда мне деваться? Вещи-то твои у меня. Кстати, куда вы в тот вечер скрылись и почему не дождались Анатолия? Я же предупреждал, что он обязательно приедет!

— А мы пошли на другую квартиру, к матери Фени, и там остались ночевать.

— И что? Ты спала сразу с двумя?

— Не говори глупостей! Во-первых, Миша простился и ушел домой. Во-вторых, у матери Фени четырехкомнатная квартира, где мне выделили отдельную комнату. Поэтому я спала одна, если тебя это так интересует.

— Да нет, в принципе мне уже плевать. В любом случае приезжай, разберемся.

— Только ты мне тачку оплатишь, а то у меня никаких денег не осталось.

— Неужели твой гребаный Феня не может оплатить?

— Почему ты о нем так говоришь? Он очень достойный человек…

— О да, конечно! И знаешь, чего он достоин? Хорошей порки шпицрутенами или трехмесячного тюремного заключения за тунеядство. Столько времени тебя трахал, а теперь, видишь ли, денег нет. Пусть платит, засранец!

— Но у него сейчас действительно ничего нет! Не могу же я в таком состоянии ехать на метро.

— Да уж конечно… Ладно, приезжай, встречу тебя у подъезда ровно через час.

Катюха отличалась крайней нелюбовью к езде на общественном транспорте, объясняя это довольно банальной причиной: «Чем толкаться целый час с пятью потными мужиками, лучше уж десять минут полежать только под одним, зато потом доехать с комфортом». И это было весьма жаль, поскольку из своих крайне редких поездок она привозила весьма любопытные наблюдения вроде: «Сегодня видела начинающую блядь. Девчонке не больше семнадцати, колени не сдвинуты, дубленка задралась — но ведь сидит, не поправляет и при этом выглядит явно скованной, словно бы ощущает все неприличие своей позы!»

Кто бы говорил о приличиях!

На этот раз Катюха не обманула и даже опоздала всего на пятнадцать минут. Я молча заплатил водителю и открыл перед ней дверь подъезда, решив как можно дольше разыгрывать обиженного, но сохраняя при этом самую равнодушную физиономию.

Поначалу она выглядела несколько смущенной, однако все это быстро прошло, как только мы вошли в квартиру, разделись и я не смог скрыть вожделенного взгляда, брошенного на ее черную юбку и черные колготки. Катюха его мгновенно заметила, после чего, томно улыбаясь, встала на колени перед диваном и безо всяких просьб с моей стороны устроила мне такой оральный секс (при том, что не очень-то любила им заниматься!), что я мгновенно забыл обо всем на свете!

Боже, какой же я был дурак, что чуть было добровольно не уступил ее Фемистоклу! Такая умелая и порочная прелесть, как Катюха, всем нужна, а кому нужен я сам — одинокий, не слишком богатый и не слишком удачливый сутенер, да еще пребывающий в состоянии жестокой депрессии? Тот, кто всем нужен, никогда и нигде не пропадет, зато тот, кто никому не нужен, может пропасть, даже не слезая с собственного дивана!

Разнежившись от долгожданного присутствия Катюхи, я с любопытством наблюдал за тем, как она, полуодетая, в одних колготках и свитере, распускала волосы перед зеркалом. Заинтересовавшись той резинкой, что заменяла ей заколку, я потянулся, взял в руки и с удивлением обнаружил, что это надорванный желтый презерватив.

— Ну и что? — отвечала она в ответ на мой недоуменно-ревнивый вопрос. — Потеряла заколку — вот и пришлось воспользоваться подручными средствами.

— Как много девушек хороших! — тут же запел я. — Как много ласковых имен; но только Кэт меня тревожит, беря последний мой гандон, а вместе с ним — покой и сон, покой и сон…

Впрочем, как можно было не восхищаться этой прелестью, особенно когда она любовалась на себя в зеркало, периодически меняя прическу. То закидывала волосы на затылок и, придерживая их рукой, томно склоняла голову набок. А то, напротив, взлохмачивала себя, задирала свитер и, подхватив обеими руками обнаженные груди, сладострастно облизывала губы.

— Такая красотка — и никто замуж не берет! — наконец с улыбкой заявила она, поворачиваясь ко мне лицом и элегантно подбочениваясь.

— Сама виновата! — тут же откликнулся я, взволнованно ерзая на диване.

Разговоры о замужестве она затевала со мной не один раз, поэтому я прекрасно знал порождавшую их причину — достигнув достаточно зрелого возраста, Катюха хотела получить определенный социальный статус (которого, кстати сказать, уже сумели добиться все ее близкие подруги по ремеслу!), чтобы с небрежной гордостью говорить: «Это мой муж!» Но при этом категорически не хотела завязывать с привычным образом жизни, поэтому уследить за тем, чтобы она сохраняла верность, было бы просто невозможно.

В чем-то Кэт напоминала мне жар-птицу, поймать которую никому не удается, но лишь до тех пор, пока она не растеряет все свое роскошное оперение, превратившись в ощипанную курицу, которую и ловить-то никто не захочет. Иначе говоря, она будет активно встречаться с мужиками, пока не станет неинтересной самому последнему бомжу. А при ее «спортивном» здоровье ей предстоит долгий путь вниз. Грустно все это, и поэтому очень хорошо, что я никогда этого не увижу…

Самая непоправимая глупость в жизни любой хорошенькой женщины — это недооценка той скорости, с которой проходит ее врожденная привлекательность. А Катюха совершенно беззаботно продолжала обменивать на деньги свой капитал красоты и обаяния, словно бы по-прежнему оставалась молоденькой провинциалкой. Заработанные собственным телом деньги она тратила не менее беззаботно — например, покупая дорогостоящую электронику своему сынку, который, на мой взгляд, относился к матери абсолютно потребительски.

Выглядеть моложе своего возраста — это достоинство, но вести себя моложе своего возраста — идиотизм. Забавно, что деньги создают ситуацию «порочного круга» — они требуются женщине, чтобы выглядеть как можно эффектнее и нравиться мужчинам; и они же требуются мужчине, чтобы ухаживать как можно более эффектно и, соответственно, нравиться женщинам. Но еще забавнее, что с возрастом «повидавшие виды» дамы упорно не желают снижать уровень своих потребностей — и это при том, что уровень их привлекательности неуловимо снижается независимо от всякого желания.

— Кстати, — продолжала Кэт, — Феня согласен на мне жениться, но лишь при том условии, что я ни с кем больше не буду трахаться, кроме него.

— Ну, мать, — усмехнулся я, — подобное условие равнозначно завуалированному отказу.

— Что это значит?

— Ты уже никогда не сможешь жить только с одним мужчиной и поэтому непременно станешь изменять. Уж я-то тебя знаю!

— Ничего подобного, — не слишком уверенно возразила Катюха, — вот устроюсь в какой-нибудь дорогой салон парикмахером, брошу пить и начну вести здоровый образ жизни. Мне, может, еще хочется девочку родить!

— Достойное желание, — согласился я, — однако пока ты еще не бросила пить, может, шлепнем шампанского за твое благополучное возвращение?

— Давай! — охотно согласилась она.

К сожалению, шампанского у меня в баре оказалась только одна бутылка, поэтому за ним неизбежно последовали напитки покрепче. И черт ее дернул начать мне рассказывать о своих взаимоотношениях с Феней! Ну то, что он ее «самый любимый друг», я еще как-то мог вытерпеть, но зачем мне знать мелкие подробности, вроде тех, что «он обожает анальный секс» или «ему нравится дрочить мне прямо на груди»?

Поневоле узнав о том, чем она занималась, когда удрала от меня, я вновь ощутил прилив хорошо знакомого бешенства, породившего следующий вопрос:

— Ну и что ты теперь собираешься делать? Жить на два дома — неделю у меня, неделю у него? Или станем шведскою семьей и будем трахаться втроем, тем более что он любит сзади, а я — спереди?

По всей видимости, Катюхе ничуть не претила подобная перспектива, поскольку она лишь молча улыбнулась и лукаво покачала головой.

— Нет, ты мне ответь, — еще больше свирепея от этой улыбки, продолжал наседать я, — сама-то ты чего хочешь?

— Да не знаю я! Вы мне оба нравитесь, причем каждый по-своему. Знаешь мою любимую песенку: «А я добренькая стерва, а я — скромненькая блядь; чем воздействовать на нервы, мне гораздо проще дать!»

— Ну, это конечно! Но ведь, помимо нас с Феней, есть и другие. «А живы будем — будут и другие», — весьма кстати вспомнилась цитата из пушкинского «Каменного гостя». — Что же вы за сука-то такая, Екатерина Матрасова?

— А тебе что-то не нравится? — обиделась она. — Нет, чтобы сказать спасибо, что я к нему вернулась, так опять начинает оскорблять!

— Ну и что из того, что вернулась? И надолго ли? Если ты не можешь не говорить об этом чертовом Фемистокле в моем присутствии, то где гарантии, что ты вновь не вскочишь и не убежишь, как только он тебе позвонит?

— Я скорее от тебя убегу, если ты будешь со мной таким грубым!

— Да и убегай, черт с тобой! — неожиданно для самого себя махнул рукой я и снова потянулся за бутылкой. Вообще-то мне уже не стоило пить, поскольку снова приближалось то состояние неистовства, в котором я собирал ее вещи.

Катюха внимательно посмотрела на меня, затем вышла в прихожую и стала надевать дубленку. Потом, судя по звуку «молнии», застегнула сапоги. Я продолжал крепиться и выдержал вплоть до того момента, когда за ней захлопнулась входная дверь. Все равно все ее вещи остались дома, поэтому никуда не денется — вернется.

Однако моего хладнокровия хватило ровно на пять минут! Выйдя на балкон, я увидел, что Катюха зашла на детскую площадку и приблизилась к группе подростков, состоявших из трех ребят и одной девушки, которые стояли возле припорошенной снегом скамейки и лакали баночные коктейли.

Минуту я наблюдал за всей компанией, дрожа от бешенства и желания запустить в них чем-нибудь тяжелым. Но стоило одному из подростков протянуть свою банку Катюхе, как я сорвался с места и, схватив куртку в охапку, бросился вон из квартиры. Затем, небрежно натянув ее прямо в лифте, выскочил из подъезда и подбежал к ребятам.

— Это моя жена, — зачем-то объяснил я им, хватая ее за отворот дубленки и увлекая за собой.

Она не только не сопротивлялась, но, напротив, была явно довольна подобным поворотом событий — особенно тем, что я прилюдно назвал ее своей женой, — поэтому произнесла при этом только одну фразу:

— Да погоди ты, дай я хоть банку отдам!

Вернувшись в квартиру, мы продолжали пить, а потом легли в постель, но что там делали, я уже не помню. Увы, но забытое удовольствие равнозначно его отсутствию!

Очнувшись посреди ночи и увидев рядом с собой мирно посапывающую Катюху, я вдруг вспомнил весь этот эпизод и с ужасом подумал:

«Да что же это она со мной делает! Неужели я с ума от нее схожу?»

Спящая женщина всегда кажется целомудренной, поэтому я невольно залюбовался на свою непутевую подругу. И потом долго еще не мог заснуть, держа руку на ее теплом бедре и чувствуя себя совершенно счастливым! Оказалось, что счастье — это единственная причина бессонницы, которая совсем не тяготит. А счастливое настроение преображает мир надежнее и увереннее, чем самое сильное опьянение.

Катюха обнаглела… (8 декабря)

На следующий день Кэт, поговорив с кем-то по телефону, поразила меня весьма наглой просьбой:

— Ты не мог бы сегодня уйти на несколько часов и оставить мне квартиру?

— Это еще зачем?

— Да понимаешь, есть у меня один друг… Он гей, но зато очень классный парень. Три языка знает, между прочим!

— Ну и что?

— Мы с ним иногда разыгрываем семейную пару и ездим к бисексуалам или любителям групповухи.

— Ага! Знает три языка, а работает только одним… Ну и как? Интересно получается? — заинтересовался я.

— Да нет, ничего особенного. Последний клиент попросил меня встать перед ним и кое-что себе раздвинуть. Пока мой друг делал ему минет, сам он лизал меня сам понимаешь где… Зато хорошо заплатил!

— Ну это понятно, извращения всегда стоят дороже… Но зачем тебе моя квартира?

— Мой друг только что звонил и сказал, что у него есть на примете один щедрый клиент, вот только принять его негде… — И Катюха выразительно уставилась на меня.

Я крякнул и почесал в затылке. Конечно, предоставлять свою квартиру в качестве «вертепа» мне совсем не хотелось, но, с другой стороны, если я этого не сделаю, то она начнет искать какие-то другие варианты, снова зависнет черт-те где и черт знает на сколько, а мы только вчера так чудно помирились…

— Ладно, будь что будет! — кивнул я и принялся собираться. — Только постарайся не напиваться.

— Что ты! — радостно вскричала она, целуя меня в щеку. — Мой друг вообще не пьет, а все эти извращенцы занимаются в фитнес-клубах и очень заботятся о своем здоровье.

— Ну, разумеется, хотят пережить всех нормальных и устроить на земле Содом и Гоморру!

Уже сидя в баре за кружкой пива, я вдруг подумал о том, насколько же все повторяется — несколько месяцев назад, когда мы еще жили с Викторией, она вот так же выставила меня из дома, чтобы сделать сына Куприянова мужчиной! Интересно, когда же позвонит его достойный падре?

Впрочем, мне не пришлось долго горевать в одиночестве, поскольку не прошло и десяти минут, как за мой столик подсел разбитной и симпатичный малый с бокалом пива в руке и початой бутылкой виски в сумке.

— Александр, — первым представился он, с шумом бросая на стол пачку сигар «Dupont». — Закуривай, не стесняйся.

— Спасибо.Давно не курил сигар.

— А как насчет виски?

— Почему бы и нет?

Его дружески-развязные манеры были мне настолько приятны, что я охотно выпил. Когда мы разговорились, то оказалось, что мой собеседник совсем еще недавно работал помощником у того самого олигарха, которому я недавно возил Кэт прямо в тюрьму!

— Ну и как он тебе? — осторожно поинтересовался я, ожидая услышать бурю восторженных похвал. Однако я недооценил собеседника, который оказался слишком умен.

— Проходимец высшей пробы! — коротко отвечал Александр. — Если хочешь, могу рассказать тебе одну историю, в которой я принимал самое непосредственное участие и которая именно сегодня стала достоянием суда… Между прочим, я только что оттуда — выступал в качестве свидетеля.

— Ну-ну, давай, я внимательно слушаю…

Его рассказ оказался настолько интересен, что я решил сделать из него вставную новеллу, озаглавив ее:

Олигофрен для олигарха

«Все началось с того, что четыре общества с ограниченной ответственностью, принадлежавшие концерну господина олигарха и созданных для перепродажи нефтепродуктов, получаемых с его же нефтяных предприятий, подверглись «наезду» налоговой полиции. Проблема состояла в том, что все они были зарегистрированы в так называемой зоне льготного налогообложения, находившейся в крошечном городке, затерянном в глубине Свердловской области. Поскольку никакой деятельности на территории данной области они не вели, а все их руководство сидело в Москве, налоговики не без основания предположили здесь не слишком сложную финансовую аферу, проводимую с целью уклонения от уплаты налогов. Кроме того, поскольку налоги выплачивались векселями самого концерна, постольку всегда имелась возможность заявить о «переплате» и потребовать возврата излишков из государственного бюджета, причем уже «живыми» деньгами.

Ввиду сложившихся обстоятельств Александр получил ответственное задание — перерегистрировать все четыре общества, слив их воедино, в другой «льготноналогооблагаемой» дыре, на этот раз представлявшей собой поселок городского типа, расположенный где-то в Бурятии. Добирался он до этого поселка долго и сложно, используя всевозможные средства передвижения, за исключением, разве что, собачьих упряжек.

Когда Александр, наконец, выбрался из вертолета, приземлившегося на окраине поселка, то его уже ждал представитель концерна — отставной капитан уголовного розыска по фамилии Веретенников. Это был высокий и худощавый человек лет сорока с типично ментовской стрижкой и неулыбчивым лицом. Первым делом он поселил Александра в заранее снятой квартире (гостиница в поселке была, но с насекомыми), после чего повел в местный ресторан обедать.

За обедом они, естественно, изрядно выпили, перешли на «ты», и лишь после этого капитан решительно приступил к делу:

«Проблем с регистрацией новой фирмы не будет — об этом я уже договорился, поэтому осталось только одно: найти для нее генерального директора».

«Ты имеешь в виду зиц-председателя?» — уточнил понятливый Александр.

«Совершенно верно. Есть у меня один человечек на примете — в свое время привлекался к уголовной ответственности за развращение несовершеннолетних, но был освобожден после медицинского освидетельствования. Диагноз — олигофрения в стадии дебильности».

«Ты это серьезно?»

«А что тут такого? Ты сможешь найти хоть одного нормального человека, который бы согласился на подобную должность? Да еще в такой глуши!»

«И все равно, по-моему, это слишком круто! — покачал головой ошеломленный Александр. — Если он действительно олигофрен, то это же видно невооруженным глазом. Ты не думаешь, что нас просто откажутся регистрировать?»

«Ну, во-первых, мы его таскать с собой не будем, — рассудительно заметил капитан, — поскольку для регистрации достаточно одного паспорта. Во-вторых, если возникнут какие-то сложности, то их можно запросто решить старым дедовским способом, которым всегда решались подобные дела в нашей матушке-России. Кстати, предлагаю тост… Давай-ка, брат, выпьем за Родину-мать, ведь Россия у нас одна!»

«Расчувствовался, сволочь! — дружески чокаясь с капитаном, подумал про себя Александр. — Вот мент поганый! Могу себе представить, как он действовал, пока работал в органах! Небось почки отбивал подозреваемым…»

«Кстати, — спросил он чуть погодя, — а кем хоть работает этот дебил? Или он получает пенсию по инвалидности?»

«Нет, почему пенсию… Дворник он».

«А чем мы будем с ним расплачиваться? Ящик водки ему купим?»

«Нет, — покачал головой Веретенников, смачно закусывая маринованным грибком из местных лесов, — водку ему давать опасно — от нее он просто звереет. Еще грохнет кого-нибудь спьяну, и тогда все наши усилия пойдут насмарку».

«Тогда что — деньги?»

«И это опасно — все равно пропьет. Лучше найдем ему какую-нибудь еще нестарую дворничиху, заплатим лично ей — и пусть пару недель развлекает нашего интеллектуального друга. Он тут как раз недавно поссорился со своей пассией, так знаешь, что она мне потом рассказывала?»

«Что?»

«Когда она спросила по телефону, «хочет ли он ее видеть», наш олигофрен ответил ей так: «Конечно, хочу, вот только пока не решил, для чего — то ли в рот тебе дать, то ли в морду!»

«Да, юморок у него еще тот».

«Ну, ладно, давай по последней — и спать, — предложил капитан, — завтра у нас ответственный день, и начнем мы его с визита к будущему гендиректору, он же «зиц-председатель»…»

На следующий день, когда они шли через поселок, направляясь к дворнику-олигофрену, капитан Веретенников указал Александру на большие серебристые трубы нефтяного коллектора, на которых алой масляной краской было выведено только одно, зато огромное слово «ОГНЕОПАСНО».

«В разные годы на них красовались разные надписи, — пояснил он. — Сначала было: «Нефть — Родине!», после девяносто первого года: «Нефть — России!». А когда компания перешла в собственность нашего босса, местные деятели призадумались. Не писать же было «Нефть — олигарху!» — вот и придумали только одно слово — «огнеопасно».

«Простенько, но со вкусом, — усмехнулся Александр, — тем более что это чистая правда».

Жилище будущего гендиректора представляло собой не менее жуткое зрелище, чем его обитатель, — грязь, вонь и невероятный беспорядок. Если дворник не мылся и не стирал одежду месяцами, то убирался он, по всей видимости, еще реже! Больше всего Александра поразил тот факт, что стол в этой убогой комнатенке вообще отсутствовал и его заменяла обычная лопата для уборки снега, помещенная между двумя стульями.

«Ну что, Василий свет Иванович, — бодро начал капитан, обращаясь к дворнику, — я пришел, как мы и договаривались…»

«Это, блин, значит, чего?» — заюлил своими косыми глазами олигофрен.

«Давай свой паспорт, и будем тебя оформлять на достойную твоего умственного потенциала работу. Посмотрим, может, благодаря этому даже ты человеком станешь… Кстати, как только все получится, я лично пришлю тебе бабу, чтобы она тут прибралась, да и тебя самого отмыла, накормила и в постель уложила. Понимаешь, о чем я говорю?»

«Конечно!» — обрадованно вскричал Василий Иванович, судорожно роясь в какой-то груде мусора, отдаленно напоминавшей одежду. За неимением платяного шкафа она была свалена прямо в углу комнаты.

Наконец ему удалось найти замызганную темно-красную книжицу, которую он почтительно вручил Веретенникову.

«Вот и молодец! — похвалил тот, брезгливо ее перелистнув. — Ну, жди нас в ближайшее время в гости с бабой и подарками… Пойдем, Сашок», — и он первым направился к выходу».

* * *

— Шел я за ним и испытывал крайне неприятное чувство, которое принято называть «засосало под ложечкой», — закончил свой рассказ мой собутыльник, — поскольку лишь в тот момент до конца осознал, в какой кошмарной авантюре участвую! И ведь чувствовал же, что все рано или поздно откроется!

— А твой бывший шеф — он что, этого не понимал?

— Конечно, понимал, но ведь он же амбициозен до чертиков! Никогда не скажет «мы», но только «я», «мое», «мои».

— А как он вообще? Ну, про недостатки я уже достаточно знаю, а что насчет достоинств?

— Из достоинств можно отметить три: во-первых, это проворство. Мой шеф начал свою бурную деятельность одним из первых, а «кто рано встает, тому бог подает». Во-вторых, он обладает некими зачатками порядочности — то есть никогда не кидает своих, благодаря чему, кстати, и обзавелся надежной командой. В-третьих, его подлинный талант — это виртуозное владение номенклатурным канцеляритом. То есть любую бумагу, будь то отчет о комсомольской работе или бизнес-план, он составит лучше всех. Ну и, наконец, ему элементарно везет, и поэтому он всегда ухитряется оставаться безнаказанным.

— Только ли из-за везения? — проницательно усомнился я.

— Нет, конечно. Его прежняя безнаказанность была одним из основных способов взаимовыгодного сотрудничества с властью. Власть закрывала глаза на его маленькие шалости, он прилежно делится с ней своими доходами, а наивный журнал «Форбс» причислял его к лику одного из самых богатых людей планеты!

«Зато теперь этот самый человек вынужден трахать шлюх прямо на столе в комнате для свиданий!» — подумал я, вспомнив про Катюху и беря в руки мобильник. Пора звонить — уж хватит ей ублажать извращенцев.

Когда с виски было покончено, мы дружески простились и даже обменялись телефонами, вот только звонить потом никто друг другу почему-то не стал. Впрочем, — и здесь я забегаю немного вперед, — судьба не только свела нас снова, но даже сделала сотрудниками одного пикантного заведения, но об этом я расскажу в свое время.

Поскольку ни один из телефонов не отвечал — ни мобильный, ни домашний, — я обеспокоился и поторопился вернуться домой. Катюха все-таки не сдержала свое слово — на столе стояла пустая бутылка текилы и лежали триста долларов. А моя непутевая возлюбленная, отключив все телефоны, мирно дрыхла на диване перед негромко работающим телевизором!

Литературный маразм крепчал… (10 декабря)

Тем временем в столичных литературных кругах разгорелся бурный скандал, который оказался связан с тем самым визитом к моему «другу-литератору», кого я ровно месяц назад спас от объятий старой и страшной любовницы, привезя к нему красотку Милену.

Все началось с того, что в нынешнем году престижную премию «Сукер» получил писатель-какофил Вольдемар Собакин, чей любимый литературный оборот, по его собственному признанию, представлял собой пошлую фразу — «сумма прописью». Этот господин прославился тем, что в одном из своих, с позволения сказать, романов самым откровенным и циничным образом изобразил групповую гомосексуальную оргию престарелых членов Политбюро, сопровождавшуюся садомазохистскими извращениями.

Группа новоявленных комсомольцев обвинила его в «порнографическом глумлении над нашим прошлым» и подала заявление в прокуратуру. Более того, они перетащили уличную кабинку биотуалета прямо под окна московской квартиры Собакина, приколотили к ней яркую табличку «Проект будущего памятника писателю-какофилу» и на потеху набежавших телевизионщиков устроили то, что в советские времена называлось «почетным караулом», — то есть поставили по обеим сторонам кабинки двух своих членов с вантузами на плечах, торжественно сменяя их каждые два часа.

Сочинения Собакина отправили на экспертизу, нашли в них признаки «порноглумления» и возбудили уголовное дело. После подобного «пиара» никому прежде не ведомый Вольдемар буквально ошалел от свалившегося на него счастья, раздавая интервью направо и налево и регулярно подписывая все новые договора на переиздания, экранизации и инсценировки своих бессмертных творений.

Более того, одно из крупнейших издательств начало готовить его академическое собрание сочинений, а один из крупнейших музыкальных театров страны заказал Собакину либретто оперы или балета — на его усмотрение, — музыку к которым должен был написать один из ведущих композиторов современности. И Вольдемар не подкачал, пообещав театру создать бессмертный сиквел — «Ромео и Джульетта-2»!

После столь бурного пиара один из молодых конкурентов Собакина, до зубовного скрежета завидовавший его популярности, придумал собственный эпатаж Обманув кремлевскую охрану, он ухитрился взобраться на Мавзолей и уже оттуда, с того самого места, где престарелые коммунистические вожди некогда принимали грозные военные парады, повернулся к гулявшей по Красной площади публике своим голым и рыхлым задом, чем-то напоминавшим физиономию олигофрена.

Тем же вечером его физио… то есть задницу показали все центральные и дециметровые российские телеканалы, не говоря уже о каналах зарубежных, а уже на следующий день рейтинги продаж его книг выросли в восемь раз! Через день после этой выходки автор эпатажа был отпущен под подписку о невыезде и теперь, сидя дома в ожидании суда за хулиганство, принимал выстроившихся к нему в очередь журналистов, раздавая интервью направо и налево.

Оказывается, подобным поступком он символически показал, что ему нас…ть на наше тоталитарное прошлое!

Кстати, сам Собакин отнесся к выходке молодого конкурента с олимпийским спокойствием, поскольку апофеозом всего этого бредомыслия стало единодушное решение членов комиссии «сукеровской» премии присудить эту премию именно ему «в знак протеста против оголтелой травли писателя!». Какое жалкое и отвратительное зрелище, когда собирается группа профессиональных тусовщиков и на полном серьезе объявляет себя «цветом русской интеллигенции», «носителями высоких нравственных идеалов» или, по меньшей мере, «гордостью отечественной словесности»!

Мгновенно разбогатевший Вольдемар достойно встретил свалившуюся на него славу. Отказавшись от дальнейшего сочинительства, он позаимствовал идею у одного из американских художников-авангардистов 70-х годов и, по договоренности с фирмой «Главконсерв», принялся регулярно «издавать» кое-что другое…

Его нынешние творения представляли собой красочно оформленные консервные банки с надписью «Кал Собакина» и его собственноручной подписью. Ниже следовало грозное предупреждение от Главконсерва: «Остерегайтесь подделок!» Изделие пользовалось определенным успехом, поскольку некоторые остроумные злопыхатели стирали две последние буквы первой надписи и посылали соответствующий презент своим недругам.

Но самым поразительным было количество журналистов, пришедших на презентацию груды этих банок. От приглашения не отказалось ни одно издание или телекомпания, и зал был набит битком! Было просто поразительно наблюдать, насколько у людей отсутствует элементарное чувство брезгливости! Но как было бы славно, если бы на следующий год «сукеровскую» премию получило последнее творение Собакина. Это стало бы подлинной вершиной интеллигентского кретинизма!

На следующий день после презентации большинство изданий напечатали интервью с писателем-какофилом, выглядевшее следующим образом:

«— Ваша любимая музыка?

— Какофония.

— Ваш любимый литературный прием?

— Калокагатия.

— Ваши любимые артисты?

— Вахтанг Какалейшвили и Мария Каллас.

— Ваш любимый персонаж?

— Калиостро», — и т. д.

И тут, явно решив воспользоваться всей этой дурно пахнущей кутерьмой, на сцене появился мой знакомый литератор, с ходу обвинивший господина Собакина в плагиате. Судя по его злобным и весьма многочисленным интервью, он настолько возненавидел преуспевающего конкурента, что был готов не просто убить, но и надругаться над его трупом!

А суть претензий его заключалась в следующем. В последнем по времени издания авангардистском романе Собакина под шокирующим названием «Хань и хавчикс»^[3] (который начинался следующим образом: «Я был в полной жопе. Вместе со мной здесь коротали время еще двенадцать апостолов зеленого змия, один из которых носил библейское имя Изя») господин литератор обнаружил афоризм собственного сочинения: «Чем старше и мудрее становится писатель, тем больше ему хочется иметь успех не столько у современников, сколько у потомков».

И теперь он грозился подать на Вольдемара в суд «за незаконное использование чужой интеллектуальной собственности!».

Все это было не более чем забавно до тех пор, пока я не встретился с Миленой, имевшей при себе свежий номер одного из толстых литературных журналов.

— Нет, ну ты прикинь, Серега, — возбужденно затараторила она, сунув мне под нос этот журнал и раскрыв его на нужной странице. — Смотри, что сделал этот зануда! Помнишь, я тебе рассказывала, как читала ему свои стихи, а он при этом что-то записывал?

— Нет, не помню, но готов поверить, что все так и было, — отвечал я, — а что тебя так разволновало?

— Так он вставил мое стихотворение в свой рассказ, как будто сам его написал!

— Серьезно? Ну-ка, дай глянуть.

Стихотворение оказалось весьма простеньким и до тошноты сентиментальным, но чего еще можно ждать от графоманствующей путаны:

— Ну и что мне теперь делать? — спросила Милена, когда я вернул ей журнал.

— А что делать? То же самое, что собирается сделать господин литератор по отношению к своему недругу Собакину. Пригрози подать на него в суд за плагиат!

— А как мне это сделать?

Тут я всерьез призадумался, потом представил себе, что какой-нибудь вездесущий журналист докопается до того, где именно работает начинающая поэтесса, и решил, что подобная реклама мне в данный момент не нужна.

— Подожди пока с судом, — сказал я Милене, — сначала позвони ему сама и пригрози тем, что расскажешь о его собственном плагиате своему клиенту-журналисту. Думаю, он испугается.

— И что дальше? Денег потребовать?

— Разумеется.

Взяв у меня телефон литератора, Милена пошла звонить в соседнюю комнату и вскоре вернулась оттуда с радостным известием:

— Он согласился заплатить целых двести баксов! Можно прям щас за ними подъехать.

— Вот и молодец, — похвалил я. — Пятьдесят баксов можешь отдать мне за идею. А вообще сочиняй и дальше, может, еще что обломится!

Сам же про себя подумал: ну и нравы у этой литературной богемы! Могу себе представить, как они в будущем заклюют мои скромные «Записки сутенера»!

Впрочем, как сообщил мне знакомый писатель (это был я — Олег Суворов, и нижеизложенная история произошла именно со мной. — Прим. литературного редактора), самое скверное — это не зубодробительная критика, а элементарная кража. Однажды ему не повезло связаться с издательством, один из редакторов которого, обладавший приторно-слащавым голосом, неизменно приветствовал его следующим образом: «Ах, Олег Валентинович, вы мой любимый автор!» Мало того, при расставании он говорил не «до свидания», а «обнимаю» или «целую»!

Ну и что хорошего можно было ожидать от издательства, где работали столь растленные типы? Тем не менее договор был заключен, и автор принялся терпеливо ждать выхода романа. Велико же было его разочарование, когда он узнал о том, что издательство элементарно разорилось и самоликвидировалось! Однако еще большее потрясение ждало его впереди — когда на одном из уличных книжных развалов он увидел собственную книгу!

После этого незадачливый автор принялся за поиски «концов». Для начала ему удалось выяснить, откуда его книга поступила в продажу, затем он поехал на этот склад, где узнал название и адрес издательства, занимавшегося распространением тиража. Прибыв по указанному адресу, писатель, к своему немалому изумлению, почти сразу же нашел бывшего гендиректора того самого издательства, которое полгода назад выпустило его роман. Этот плотный и черноволосый молодой мужик с неприятно-жуликоватым взглядом теперь занимал должность начальника канцелярии и делил маленькую комнатенку с двумя юными секретаршами.

«Понимаешь, старик, — заговорил он, протягивая руку и нимало не смущаясь тем обстоятельством, что перед ним стоит обкраденный им автор, — у меня не пошли сразу три серии, поэтому пришлось объявить себя банкротом».

«Понимаешь, старик, — в тон ему заявил незадачливый писатель, — но ведь книгу-то мою ты издал и какие-то денежки за нее получил, поэтому хорошо бы рассчитаться. В противном случае я подаю на тебя в суд».

«Во-первых, подать ты можешь не на меня, а на мое бывшее издательство; во-вторых, чего добьешься, даже если выиграешь дело? Моего издательства больше не существует, счетов нет, имущества тоже. Только время зря потеряешь!»

«Ну и что ты предлагаешь?»

«Бери сто баксов и считай, что дело улажено».

И ведь пришлось взять, руководствуясь элементарным принципом — с паршивой овцы хоть баксов клок!

«Ну-ну, мальчики, не все сразу» (12 декабря)

Поглощенный своими душевными переживаниями, я мало что рассказывал о работе собственной фирмы, и тому есть несколько причин. Во-первых, объемы нашей работы заметно сократились из-за отъезда моих украинских сотрудниц на родину. Теперь в результате всех трагикомических хохляцких катавасий, за которыми мне поневоле приходилось следить, их возвращения можно было ждать не ранее конца декабря — после второго тура президентских выборов. Во-вторых, поскольку все было отлажено предыдущими стараниями Вики, то и сам процесс обслуживания клиентов, ранее казавшийся мне изрядной экзотикой, превратился в заурядную рутину. Помимо Анатолия, у нас работало еще двое водителей и зри диспетчера на домашнем телефоне — все люди опытные и прекрасно справлявшиеся со своими обязанностями. Кроме того, во время моих все учащавшихся загулов тот же Анатолий так четко выполнял обязанности моего заместителя, что я даже на время оставил мысль пригласить в фирму Семена Исааковича Вайнера в качестве ее совладельца.

Вмешиваться в дела четко работающего предприятия мне приходилось только в самых необычных (вроде достопамятного случая с литератором) или экстремальных ситуациях. Вскоре благодаря моей неугомонной Катюхе грянула именно такая ситуация! Моя ненаглядная красотка не могла слишком долго сидеть перед телевизором, — а это было ее обычное времяпрепровождение, поскольку читать она настолько не любила, что даже ни разу не поинтересовалась, что именно я написал о ней в своих «Записках сутенера». Но стоило ей вырваться из дома — как приключения начинали налипать на нее с такой же интенсивностью, как железные опилки на магнит. В этом смысле Кэт была исторической личностью не хуже Ноздрева — где бы она ни появлялась, не обходилось без истории.

Короче говоря, приведя за неделю мою квартиру в состояние полнейшего беспорядка, она стала рваться на вызовы, хныча, что ей нужны деньги для содержания сына. Вот и перевоспитывай ее после этого, вот и верь легенде, придуманной самими же путанами, что именно из них получаются лучшие жены! Деньги я ей давал, но на вызовы пока не отпускал, заставляя готовить еду, посещать бассейн, заниматься шейпингом и постоянно «обдумывать свое непутевое житье».

Но разве может такой яркий экстраверт, как она, что-нибудь обдумывать! Воспользовавшись моим кратковременным отсутствием, Катюха сорвалась из дома без спроса, оставив мне коротенькую записку: «Поехала на встречу с друзьями. Не скучай, любовь моя, скоро буду. Твоя Кэт». Сначала я вскипел, решив, что она вернулась к своему Фемистоклу, чтобы погрузиться в очередной запой, однако его телефон не отвечал, равно как и ее мобильник. Пришлось смириться и ждать, мысленно обдумывая вид наказания за столь дерзкий побег. И ведь только позавчера я ей дал триста баксов! С такими деньгами она могла элементарно закутить в любой из своих многочисленных компаний.

У Катюхи была скверная, попортившая мне немало нервов привычка: выпив в обществе более-менее приличного клиента, она звонила от него домой и пыталась передать ему трубку, чтобы мы с ним познакомились и поговорили. Можно подумать, что у меня с ее клиентами было что-то общее, кроме… Не буду говорить чего! И хотя я запретил ей делать подобные звонки, в тот день меня что-то сильно тревожило, поэтому я старался держаться поближе к телефону.

Где-то в районе восьми вечера раздался очень странный звонок.

— Алло! — с нетерпением воскликнул я, срывая трубку. — Алло, говорите!

Молчание — и лишь вдалеке, на заднем плане раздаются приглушенные мужские голоса.

— Алло! — снова повторил я, после чего замолчал и стал прислушиваться — и было к чему!

— Ну, че, в натуре, чего теперь с ней делать-то будем? — спрашивал один.

— А че делать — ночь тут посидит, — отвечал второй, — а утром посмотрим.

Каким-то звериным чутьем я понял, что речь идет о Катюхе, и мгновенно насторожился.

— Ты только не очень увлекайся, — с омерзительным смехом продолжал второй из говоривших, — а то еще затрахаешь девушку до смерти.

— А сам чего — больше не будешь, что ли?

— Не, мне сегодня на работу к десяти.

— Да бросил бы ты ее на хрен!

— А кто мне еще такую классную отмазку для ментов сделает? Кстати, мне еще надо позвонить начальнику, сказать, что скоро приеду, — с этими словами говоривший снял трубку и, видимо, удивившись, что нет гудка, спросил: — Алло, алло, что еще за херня? Телефон, что ли, не работает? — и сразу после этого пошли короткие гудки.

Я тоже положил трубку, после чего взволнованно закурил и призадумался. Кажется, моя бедная Катюха влипла в очередную историю, если даже не посмела подать голос, так что теперь ее надо срочно выручать…

Совсем недавно в одном из многочисленных ток-шоу рассказывали о похожей истории. Два уголовных типа поймали на улице девчонку, возвращавшуюся домой после танцев, и затащили к себе на квартиру. Поскольку они были изрядно пьяны, то не стали ее сразу насиловать, а потребовали, чтобы она выписала подругу. Девчонка, не будь дурой, позвонила матери и, прикидываясь, будто говорит с подругой, начала диктовать ей адрес, но успела назвать только улицу и номер дома, после чего один из похитителей что-то заподозрил и вырвал у нее трубку. И тогда мать вызвала омоновцев, вместе с ними подъехала к этому дому (на ее счастье, это была многоэтажная башня только с одним подъездом), после чего прошлась по всем этажам, принюхиваясь к замочным скважинам. Как это ни фантастично выглядит, но от одной из дверей повеяло любимыми духами ее дочери. Омоновцы поверили, позвонили в дверь — и заплаканная, но еще не изнасилованная дочь бросилась матери на шею!

Докурив сигарету до конца, я тут же раскурил другую. В конце концов, если это не Катюха, то ничего страшного не произойдет — можно просто извиниться и уйти. Но сейчас непременно надо действовать, иначе меня все равно ожидает бессонная ночь!

Первым делом я позвонил Серафиму, который, как назло, позаимствовал у меня компакт-диск с базой данных всех московских телефонов.

— Слушай, старик, — не здороваясь, заговорил я, — быстренько залезь в свой компьютер и поищи на моем диске адрес следующего телефона, — после чего продиктовал ему те цифры, что высветились у меня на определителе номера.

— Сейчас сделаю, — отвечал «господин астролог». — А что случилось-то?

— Катюха у меня пропала… Боюсь, что влипла девушка основательно.

— Так, готово, нашел. Записывай адрес. Это на улице Свободы, не так уж далеко от тебя, дом семнадцать, квартира девяносто девять.

— Все, спасибо, записал.

— И что ты теперь делать собираешься?

— Как — что? Позвоню Анатолию и вместе поедем выручать эту чертову дуреху.

— Хочешь, я поеду с вами?

— Да не надо, старик, сами справимся. Лучше будь на связи — вдруг придется вызывать милицию.

— О’кей. Желаю успеха!

— Какого еще успеха… Ладно, спасибо.

Анатолий выслушал меня молча, после чего задал только один вопрос:

— Ты сегодня уже пил?

— Ну так, немного… А что?

— Я немедленно выезжаю, а ты, чтобы не терять времени даром, бери тачку и вали по этому адресу. Встретимся прямо возле дома.

— Прекрасно! — обрадовался я. — До чего же люблю военных с их решимостью и четкими командами. Если у нас когда-нибудь легализуют проституцию и мы сможем официально зарегистрироваться, то обязательно станем выпускать акции нашей фирмы. Ты смело можешь рассчитывать на половину, даю тебе честное слово!

— Не болтай глупости и делай, как я сказал! — оборвал меня Анатолий, вешая трубку.

Поскольку я жил гораздо ближе к улице Свободы, чем мой драгоценный напарник, то приехал туда на двадцать минут раньше его, после чего, отпустив тачку, принялся нетерпеливо разгуливать по хрустящему снегу, выкуривая одну сигарету за другой и приглядываясь к длинному 12-этажному жилому дому, в одной из квартир которого должна была томиться моя разлюбезная Катюха! Бедняжка, ее уже, вероятно, избили и изнасиловали и теперь держат прикованной наручниками к батарее! Задушу гадов!

Однако зачем себе лишний раз льстить — ни с одним «крутым» я, конечно, не справлюсь, если только Анатолий не будет держать его за руки. Черт бы побрал эту проклятую породу! Впрочем, она существовала всегда… Помнится, у историка Казимира Валишевского я наткнулся на такой любопытный факт: при дворе польского короля Владислава IV служил один запорожский казак, обративший на себя внимание короля воинственным видом. Тот предложил осыпать его почестями и, согласно легенде, даже обещал ему руку своей дочери. Однако казак, не зная, что со всем этим делать, отказался, попросив у короля лишь об одной милости — отправить его воевать с турками. У воинственного запорожца была только одна цель в жизни — награбить как можно больше пиастров, а затем отправиться с ними в Сечь и там устроить грандиозную многодневную пьянку!

Ну и чем этот идиотский казак отличается от современных «крутых» с одной извилиной под бритым черепом, все мечты которых ограничиваются самыми дорогими кабаками, тачками и блядями?

«Тойота» Анатолия появилась во дворе, когда на моих часах уже было двенадцать минут десятого. Я сел к нему в машину и с большим чувством пожал молча протянутую руку.

— А теперь четко повтори весь услышанный тобой разговор, — потребовал он.

Я повиновался, добавив от себя, что, поскольку второй из говоривших собирается на работу к десяти, нам, видимо, есть смысл дождаться его ухода — и лишь потом ломиться в квартиру.

— Логично рассуждаешь, — кивнул мой напарник, — ты уже выяснил, в каком подъезде находится эта квартира?

— Да, разумеется. Как раз в том самом, напротив которого ты остановился.

— Прекрасно. Тогда подождем полчаса, а потом начнем действовать. Кстати, пока можешь позвонить ей на мобильник или себе домой — вдруг она уже вернулась?

— Что ты, старик! — вырвался у меня горестный вздох. — Да пока я тебя ждал, только этим и занимался. Абсолютно бесполезно…

— Ну, тогда остается только ждать. Кстати, ты свой газовый-то взял?

— Разумеется, — и я похлопал себя по поясу.

— Давай его сюда, — после короткого раздумья приказал Анатолий — и что-то мне в его голосе показалось странным. Наверняка у него имеется боевое оружие, и скорее всего он взял его с собой, но теперь решил обойтись менее сильнодействующими средствами. Как бы то ни было, я послушно достал газовый пистолет и передал ему.

После этого мы замолчали и стали слушать радиоприемник, по которому в тот момент шла юмористическая передача. Бойкая ведущая рассказывала довольно пикантный анекдот:

«Однажды пьяная Красная Шапочка заснула прямо на опушке леса. Шла мимо коровка — дай, думает, ее молочком напою, когда проснется с похмелья. Приблизилась она к Красной Шапочке и нагнула над ее лицом свое вымя, чтобы той было удобно. Шапочка просыпается, не открывая глаз, ощупывает коровьи соски и сонно бормочет: «Ну-ну, мальчики, не все сразу».

— Словно про твою Катюху анекдот, — без тени улыбки заметил Анатолий.

— Ох, оставь, старик, — тяжело вздохнул я, — мне сейчас совершенно не до шуток!

Мы замолчали и провели так минут пятнадцать — до тех пор, пока из подъезда не вышел высокий молодой мужчина в ондатровой шапке, черной кожаной куртке и зимних сапогах на толстой подошве. Подняв воротник и пряча лицо от ветра, он быстро прошел мимо нашей машины и направился в сторону проезжей части улицы.

— Думаешь, это он? — не выдержав напряжения, хрипло спросил я.

— А что тут думать — ждем еще пять минут и начинаем действовать.

Я бы предпочел начать действовать прямо сейчас — настолько у меня уже были напряжены нервы! — но спорить со столь опытным бойцом, как Анатолий, не посмел.

Наконец напарник выключил радио, кивнул мне и открыл свою дверцу. Мы вышли из машины, зашли в подъезд (кодовый замок, на наше счастье, оказался вырван, только проводки торчали) и поднялись на седьмой этаж Найдя нужную дверь, Анатолий быстро скинул дубленку и шапку, после чего сунул их мне и вытолкнул обратно на лестницу.

— Ты чего? — не понял я.

— Тихо! — беззвучно шевеля губами, приказал он и для большей убедительности погрозил пальцем. Зятем приблизился к двери, из-за которой доносились звуки телевизора, и тем же пальцем нажал кнопку звонка.

— Какого вам надо? — после короткой паузы спросил грубый мужской голос.

— Слышь, сосед, — мастерски имитируя голос пьяного, заговорил Анатолий, стоя напротив дверного глазка и слегка покачиваясь, — дай покурить. У меня все кончилось, а до магазина бежать далеко. Будь другом, выручи!

— А ты кто такой?

— Да сосед я, говорю же.

— Из какой квартиры?

— Из сто восемнадцатой.

— Чего-то я тебя не помню.

— Как — не помнишь? Толян зовут, меня тут все знают. Ну, выручи, как друга тебя прошу!

— Ладно, сейчас.

Анатолий оглянулся назад и ободряюще подмигнул. Я в тот момент стоял на лестнице в обнимку с его дубленкой и настороженно выглядывал из-за угла, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Наконец послышался ободряющий звук открываемого замка. Как только дверь приоткрылась и на пороге «нарисовался» здоровенный парень в спортивном костюме и с пачкой сигарет в руках, Анатолий мгновенно преобразился.

— Тихо, мужик, — приказал он, показывая ему пистолет, — чуть пикнешь — убью!

— Ты че…

— Молчи, гад!

Анатолий переступил порог, медленно оттеснив хозяина в глубь прихожей, после чего, не оборачиваясь, сделал мне знак рутой, и я в два прыжка последовал за ним.

— Где девушка? — спросил мой напарник, после того как я запер за собой дверь.

— Какая девушка? — пьяно удивился парень. — Катюха, что ли? Так вы за ней пришли?

— Где она, тебя спрашивают!

— Да там, в большой комнате сидит… А вы чего, мужики, откуда такие крутые будете?

— Хватит болтать, веди! — приказал Анатолий, грозно поводя пистолетом.

— Да пожалуйста, — пожал плечами хозяин.

И мы все трое проследовали в гостиную, где нас ожидала раскрасневшаяся, пьяная в дымину Катюха, сидевшая на диване с дымящейся сигаретой в руках. Из одежды на ней были только домашние тапочки и длинный мужской свитер, достигавший середины обнаженных бедер. На столике стояла полупустая бутылка виски, три стакана и несколько тарелок с закуской. В комнате так громко работал телевизор, что она не сразу нас заметила.

— Вот, прошу, — и хозяин указал на нее рукой. — Эй, Катюха, к тебе тут гости пожаловали.

Она вскинула на меня пьяный взгляд, чуть не выронив при этом сигарету.

— О, Серега, ты как меня нашел? И Толян тоже здесь? Ну, вы молодцы, что пришли, а то я так ослабела, что домой никак не могу попасть…

Пережитое волнение и вид этой пьяной гадины, как ни в чем не бывало попивающей виски с каким-то «крутым», так меня взбесили, что я, уронив на пол дубленку Анатолия, стремительно рванулся к Катюхе и принялся осыпать ее пощечинами. Она испуганно прикрыла голову руками и жалобно закричала, но меня захлестнула такая волна бешенства, что остановиться я уже не мог, а потому избиение прекратил поневоле — когда хозяин дома и Анатолий дружно схватили меня за руки и оттащили подальше от дивана.

— Сука, сволочь, тварь! — продолжал бесноваться я, пытаясь вырваться. — Как же я тебя ненавижу! Да отпустите же меня, идиоты, я курить хочу!

— Успокойся! — похлопал меня по плечу Анатолий и сунул мне в губы сигарету. — А ты давай одевайся, — властно приказал он Катюхе, после чего повернулся к хозяину квартиры и холодно пояснил: — Мы забираем ее с собой.

Тот криво усмехнулся и с деланым равнодушием пожал плечами:

— Да ради бога! Я и сам давно ее хотел отправить, но видите, в каком она сейчас состоянии. Слышь, мужик, а пугач-то у тебя настоящий?

— Не важно, — буркнул Анатолий, пряча пистолет за пояс, после чего вновь прикрикнул на Катюху: — Ну ты, красна девица, будешь наконец собираться или мне тебя сначала под холодный душ сунуть?

— Можно, я выпью? — спросил я у парня, кивая на бутылку виски.

— Конечно. Кстати, а ты — Серега, ее сутенер, да? Катюха нам про тебя много рассказывала…

Я молча, стараясь не глядеть на испуганно съежившуюся при моем приближении Кэт, налил себе полстакана виски, залпом выпил и направился к двери.

— Толян, я вас на улице подожду…

Бедный зайчик вышел погулять… (13 декабря)

На следующий день — а это была суббота — Катюха вела себя как ни в чем не бывало и, лишь когда я ей во всех подробностях описал «операцию по ее спасению», принялась нехотя оправдываться:

— Ну, подумаешь, выпила с друзьями, которых я давно знаю. Чего тут такого особенного? Между прочим, между нами ничего не было…

— Заткнись! — бешено вскинулся я и даже топнул ногой: — Если ничего не было, то почему ты была в мужском свитере? Хватит мне врать, лучше скажи — зачем ты звонила домой и почему молчала в трубку?

— Я звонила? — удивилась эта чертова пьяница, но потом наморщила лоб, немного подумала и сказала: — Наверное, я набрала твой номер, чтобы сообщить, что у меня все в порядке, а потом пошла на кухню за спичками и забыла про телефон…

Вот и спасай ее после этого! Я схватился за голову и несколько раз прошелся по комнате. Кэт следила за мной с таким напряженным выражением лица, словно бы опасалась, что я снова наброшусь на нее и начну бить.

— Кстати, я сегодня хочу встретиться с сыном, — после недолгой паузы заявила она, — мне надо передать деньги за квартиру и заодно сходить с ним на рынок, чтобы купить ему зимнюю куртку. Надеюсь, ты меня отпустишь?

— Отпущу, куда денусь, — вяло кивнул я, бросаясь в кресло и доставая сигарету, — не на цепь же тебя сажать.

«Хотя это была бы отличная идея!»

Катюха обрадованно бросилась собираться. Через полчаса, наведя полный марафет и созвонившись со своим Федором, она нежно поцеловала меня:

— Не скучай, радость моя, я скоро вернусь, — и упорхнула.

Вскоре мне позвонил Серафим, чтобы узнать окончание вчерашней истории.

— Ложная тревога, старик, — нехотя сообщил я, — эта чертова крыса элементарно напилась в компании каких-то крутых. Мы с Анатолием приехали и забрали ее — только и всего.

— Ну и отлично, я рад. А на сегодня у тебя какие-нибудь планы есть?

— Не знаю даже. Нервы, честно говоря, уже на пределе… Да и пить, честно говоря, начал многовато… Чувствую, что рано или поздно она меня до «Кащенко» доведет!

— Это ты брось, не напрягайся. Давай лучше съездим за город, развеемся, на лыжах покатаемся. Любаша приглашает нас сегодня к себе на дачу.

— Любаша? — удивился я. — Однако ты молодец. Как-то вы быстро с ней спелись!

— Ну, брат, — довольно захихикал Серафим, — сам знаешь, минеты — они сближают. Тем более такие!

— Да уж знаю, можешь не рассказывать. А как вы с ней договорились?

— Поедем на ее «БМВ», а встречаемся на «Соколе» напротив моего дома. Ты через сколько сможешь подъехать?

— Ну, примерно через час.

— Прекрасно. Тогда я перезвоню ей и скажу, что мы с тобой договорились.

Перед выходом из дома я взял со стола вчерашнюю записку Катюхи и сделал небольшие исправления, так что получилось следующее: «Поехал на встречу с друзьями. Не скучай, любовь моя, скоро буду. Твой сутенер».

Когда я приехал на «Сокол», роскошный серый «БМВ» уже стоял на обочине, прямо напротив подземного перехода. Серафим развалился рядом с сидевшей за рулем Любашей, так что мне пришлось приземлиться на заднее сиденье.

— Ты чего это, подруга, шофера-то отпустила? — поздоровавшись с обоими, спросил я. — Вздумала поразить нас своим водительским мастерством?

— Нет, просто решила, что не буду сегодня пить, как бы вы меня ни уговаривали, — весело блестя глазами, откликнулась Любаша.

— Это еще почему?

— А вот не скажу!

— Решила начать здоровый образ жизни, — подмигнул мне Серафим. — Зато мы с тобой на обратном пути непременно выпьем. Ну что, поехали?

И мы покатили по Ленинградскому шоссе, осторожно лавируя в потоке машин. Любаша вела аккуратно и старательно, однако уверенности ей пока явно не хватало. Тем не менее, когда мы остановились на одном из светофоров, я счел нужным ее похвалить, а заодно и сделал комплимент:

— Между прочим, ты уже очень неплохо водишь. Да и выглядишь прекрасно — свежая, загорелая, словно бы только что с курорта. Богатство идет тебе явно на пользу.

— Спасибо, Сережа, — польщенно засмеялась она. — А кому оно идет во вред?

— Да, верно. А на работу чего больше не выходишь? — с улыбкой поинтересовался я. — Надоело уже или постоянного любовника завела?

— С последним ты угадал, — самодовольно усмехнулся Серафим, погладив свою спутницу по плечу.

— Небось господин астролог сначала составил тебе личный гороскоп, а потом заявил, что согласно этому гороскопу у вас полнейшая психологическая и сексуальная совместимость? — не унимался я.

— Да у нас и без всяких гороскопов совместимость, — весело отвечала Любаша.

— Завидую, если так.

— А как… — начала было она, но я сразу все понял и резко перебил:

— О Катюхе — ни слова! Иначе или вы мне день испортите, или я — вам.

— Ну ладно-ладно, если ты так настроен… А о Вике спросить можно?

— О, с нашей дорогой Викой все в порядке. — И я вкратце пересказал ей содержание ее электронного письма, умолчав только об истории с Кирьяновым.

— Зря она так поступила, — выслушав меня до конца, резюмировала Любаша, — а вот я наших русских мужиков ни на каких других не променяю. — И такозорно посмотрела в зеркало заднего обзора, что мы с Серафимом невольно заулыбались, обменявшись понимающими взглядами.

В дальнейшем мы болтали обо всяких пустяках вроде погоды, а когда уже выехали за город и стали приближаться к элитному дачному поселку, Любаша достала мобильник и позвонила своей домоправительнице, чтобы предупредить о скором приезде.

— У меня там уже все наготове — и лыжи, и лыжные костюмы, — закончив разговор, сообщила она. — Надеюсь, вы не начнете пьянствовать сразу по приезде, а сначала мы хоть немного покатаемся по лесу?

— Какое пьянство, о чем ты! — вразнобой и очень неискренне возмутились мы с Серафимом. — Сегодня день здоровья, так что никакого пьянства не будет!

— Хорошо бы, если так, однако я вам не верю.

— «Не верю!» — страшным голосом выкрикнул Станиславский. «Да кончил ты, котик, кончил», — успокоила великого режиссера лежавшая под ним актриса, — тут же сымпровизировал господин астролог.

Дом, как и следовало ожидать, оказался шикарным, кирпичным, трехэтажным, со всякими там башенками, балкончиками и огромным крыльцом «в русском стиле». Разумеется, огромный участок с непременным бассейном, фонтаном и теннисным кортом (сейчас все было засыпано снегом) ограждал высокий каменный забор с камерами слежения и автоматически открывающимися металлическими воротами. При виде всего этого роскошества особенно забавными кажутся призывы некоторых горе-политиков к «консолидации российского общества». Какая, на хрен, «консолидация», если одни живут на Рублевке, а другие — на «рублевки»!

Мы быстро переоделись, взяли в руки лыжи и, выйдя на улицу, направились в сторону леса. Однако наша прогулка не задалась с самого начала. Лыжный спорт является одним из самых тяжелых видов спорта, а потому он явно не пользовался успехом у обитателей поселка, предпочитавших кататься на снегоходах. Поэтому никакой хоть немного накатанной лыжни поблизости просто не оказалось, и мы, едва сойдя с дороги, тут же увязли в глубоком снегу.

До леса было не так далеко — метров двести, однако когда мы добрались до опушки, то все трое сильно запыхались. Особенно тяжело дышал Серафим, которому приходилось идти первым, прокладывая нам лыжню.

— Однако, друзья мои, — шумно выдохнул он, вытирая обильно струившийся пот со лба, — я чувствую, что сегодня явно не в форме. Давайте посоветуемся — есть ли нам смысл углубляться в лес, если там снегу еще больше, да еще придется продираться сквозь заросли?

— И что ты предлагаешь? — первой спросила заметно порозовевшая Любаша.

Ответить мой друг не успел, поскольку прямо перед нами разыгралась настоящая драма. Какой-то житель поселка — толстый вальяжный мужик в роскошном кашемировом пальто — остановил свой черный джип прямо на дороге, чтобы выгулять рыжую борзую собаку. Пока он, покуривая, стоял возле машины, собака радостно бросилась в поле — и надо же так было случиться, что именно в этот момент откуда-то из леса выскочил маленький серый зайчик. В борзой мгновенно вспыхнул охотничий инстинкт, и она с громким лаем устремилась в погоню за зайчишкой.

Снег, как я уже упоминал, был весьма глубок, поэтому заяц быстро увяз в нем по самые уши, зато борзая мчалась стремительными сильными прыжками, то ныряя, то выныривая, развевая уши и вздымая вокруг себя снежную пыль. Результат этой недолгой погони, за которой мы наблюдали, затаив дыхание, был предрешен. Через минуту собака настигла зайца и схватила его зубами.

— Назад, Тибо, назад! — бросив сигарету, заорал хозяин — после чего борзая выскочила из образовавшейся ямы и понеслась обратно. Владелец джипа заранее открыл перед ней дверцу. Борзая притормозила, проворно отряхнулась от снега и вскочила в машину, которая тут же уехала.

— Пойдемте посмотрим, что стало с бедным зайчиком, — немедленно заволновалась Любаша, — может, ему еще можно как-то помочь?

Мы двинулись обратно, но, увы, несчастному обитателю леса, так не вовремя вышедшему на прогулку, не смогла бы помочь даже реанимация — он был задушен намертво.

Пока Любаша охала и вздыхала, Серафим встал в позу и произнес немало изумившую меня речь. Зная цинизм и остроумие своего друга, я ожидал услышать от него как минимум два предложения — захватить пусть даже не нашу добычу с собой, чтобы приготовить ее на обед, или же добраться до ближайшей железнодорожной станции и там, смеха ради, попытаться продать зайца местным жителям.

Вместо этого «господин астролог» произнес гневную «надгробную» речь, суть которой сводилась к тому, что, в то время как «бедный зайчик впервые вышел на прогулку без своей мамы», тупые и злобные владельцы джипов и борзых ради минутной потехи оборвали его юную жизнь в самом расцвете!

— Так что теперь? — не выдержав его мнимоторжественного пафоса и пряча улыбку, спросил я. — Может, мы похороним эту очередную жертву «новых русских» и пойдем справлять по ней тризну?

Оба моих спутника столь укоризненно посмотрели на меня, словно бы я произнес нечто ужасно кощунственное. Однако если во взгляде Любаши читалось искреннее осуждение, то этот толстый боров, по имени Серафим, явно лукавил.

— Ладно, — после недолгой паузы заявила наша опечаленная подруга, — давайте вернемся домой. Не знаю, как у вас, а у меня все настроение пропало. — И первой двинулась обратно.

Серафим на скорую руку припорошил зайца снегом и последовал за ней. На ходу он вдруг обернулся ко мне, подмигнул и негромко сказал:

— Впрочем, оно и к лучшему. Честно говоря, я уже здорово проголодался.

— Надеюсь, что у нас на обед не будет зайчатины, — так же негромко отвечал я, а про себя начал тихонько, чтобы не услышала впереди идущая Любаша, напевать:

Кстати, на обед зайчатину действительно не подавали, зато имелась превосходная осетрина, украинский борщ и утка с яблоками. К десерту мы уже заметно развеселились — я и Серафим благодаря французским винам и коньяку, а Любаша — благодаря нашим застольным шуткам и анекдотам. Более того, забыв наконец про злополучного зайчишку, она вспомнила о своей соседке — по ее словам, «шикарной даме, с которой мне давно хотелось тебя познакомить».

— Если хочешь, я прямо сейчас позвоню ей и приглашу на чашку кофе, — добавила она.

— В самом деле, — поддержал Серафим, — не все же тебе из-за Катюхи мучиться!

Я принужденно пожал плечами.

— Некоторые философы утверждают, что мучения просветляют душу.

— Ну, раз ты философствуешь, значит, успокоился! А для большего успокоения, вот тебе цитата из сочинений одного средневекового монаха: «Телесная красота заключается всего-навсего в коже. Ибо, если бы мы увидели то, что под нею — подобно тому как беотийская рысь способна видеть человека насквозь, — то уже от одного взгляда на женщину нас бы тошнило! Привлекательность ее составляется из слизи и крови, влаги и желчи. Попробуйте только помыслить о том, что находится у нее в глубине ноздрей, в гортани и чреве: одни нечистоты. И как не станем мы касаться руками слизи и экскрементов, то неужто может возникнуть у нас желание заключить в объятия сие вместилище нечистот и отбросов?» Как тебе нравится подобное отношение к женскому полу?

— Это какая-то мерзость! — возмутилась Любаша. — Заткнись со своими цитатами, иначе никогда больше ничего не получишь, ты понял?

Серафим виновато улыбнулся и молча развел руками.

— Ну так что насчет соседки?

— Пуркуа па?

Нельзя сказать, чтобы это предложение привело меня в восторг, однако действительно, не отказываться же мне от новых знакомств, храня верность Катюхе, которой эта самая верность нужна как рваные баксы. (Спьяну она столь небрежно обращалась с деньгами, что однажды вернулась от клиента с одной половинкой стодолларовой купюры!)

— Ну, если твоя дама действительно заслуживает внимания, то почему бы и нет? — сказал я Любаше. — Звони, и будем надеяться, что она мне понравится. Кстати, если она спросит, как я выгляжу, скажи честно — на лбу у меня шрам, под носом — усы, на голове — плешь. Но самое главное — спасибо тебе за заботу, родная!

— В том, что она тебе понравится, даже не сомневайся, — заверила Любаша, беря со стола свой мобильник. — А по поводу твоей зарождающейся плеши я ничего говорить не буду: захочет — сама рассмотрит… Алло, Леночка?.. Привет, это твоя соседка Люба… Ты сейчас чем-нибудь занята?.. Да, есть предложение. У меня сейчас в гостях два интересных джентльмена, поэтому хочу пригласить тебя на кофе… Согласна?.. Вот и чудесно, тогда мы тебя ждем.

— Кстати, а она замужем? — неожиданно спохватился я, подумав о том, до какой степени можно будет довести предстоящий флирт с этой соседкой.

— Теперь уже нет — недавно овдовела. Представляете, ребята, совсем еще не старый мужик, немного за пятьдесят, в прошлом году скоропостижно скончался от инфаркта. Правда, работа у него была очень нервная — какую-то крупную строительную корпорацию возглавлял. Между прочим, именно они построили весь наш поселок.

— То есть теперь у вас с ней нечто вроде вдовьей дружбы? — поинтересовался Серафим.

— Да, что-то в этом роде, хотя она лет на десять старше. Но выглядит замечательно, — спохватилась Любаша, быстро взглянув на меня.

— А что ты так волнуешься? — удивился я. — Можно подумать, ты нас сосватать решила. Посидим, поболтаем, познакомимся — только и всего. Надеюсь, ты ей не рассказывала, чем я занимаюсь и как мы с тобой познакомились?

— Нет, конечно.

— Ну и прекрасно. Тогда разыграем из себя бизнесмена средней руки. Например, пусть у меня будет своя фирма по срочной доставке продуктов питания…

Самое забавное, что эта «легенда» мне так и не понадобилась! Подруга Любаши действительно оказалась дамой весьма эффектной — роскошная фигура, замечательные каштановые волосы, чувственные губы, прямой нос, большие карие глаза. Короче, красивая и ухоженная женщина «в самом соку», которая может позволить себе даже молодежно-спортивный стиль одежды — на ней были голубые джинсы, заправленные в белоснежные сапожки, голубая водолазка и толстый белый, небрежно перепоясанный пуловер. На мой взгляд, такие породистые женщины своим непреходящим обаянием и зрелой сексуальностью еще могут давать фору юным и свежим созданиям, у которых нет ничего другого, кроме цветущей глупоглазой юности!

Едва поздоровавшись с нами, она тут же вскинула на меня карие глаза и заявила:

— А ведь я вас знаю, Сергей Иванович. Мы с вами встречались на одной из вечеринок, которую устраивал мой бедный муж. Помните, пентхаус на Садовом кольце? Вы тогда еще приезжали не один, а с тремя девушками…

Если до этого момента я напряженно морщил лоб, то после этого упоминания сразу все вспомнил. Ну, конечно, это же мой «друг»-литератор пригласил меня на шикарную богемную тусовку, куда я ездил в обществе Катюхи, Лены и Дашки. Из-за последней там еще разгорелся бурный скандал, в результате которого мне даже пришлось дать в морду какому-то молодому поэту.

Кстати, эта милая дама тогда первой подошла ко мне и затеяла разговор, представившись супругой хозяина дома — классный, кстати, был мужик — совершенно без понтов и весьма щедрый…

— Ну что, вспомнили? — улыбнулась она.

— Разумеется, вспомнил… Ведь вас зовут Елена Борисовна — не так ли?

— Правильно, но лучше просто Лена.

— Так вы знакомы? — коротко удивилась Любаша, но тут же сбилась на взволнованный рассказ о судьбе несчастного зайчишки. Все это время мы с Серафимом откровенно скучали, налегая при этом не столько на кофе, сколько на вкуснейший ирландский молочный ликер.

— Кстати, Любаша, — вкрадчиво улыбаясь, заявил мой друг, когда она наконец замолчала, — ты еще не показала нам свой дом, а ведь обещала, помнишь?

Я прекрасно понял его хитроумие, поэтому протестующе замахал руками:

— Это вы без меня. Иди, если хочешь, а мы пока побеседуем с Еленой.

Серафим что-то шепнул лукаво улыбавшейся Любаше, после чего они дружно встали и удалились — можно не сомневаться, что прямо в спальню.

— Так вы по-прежнему заняты тем же бизнесом? — спросила Елена, когда мы с ней оба закурили: она — гонкую ментоловую сигарету, а я — свое любимое легкое «Мальборо».

— Да, занят, — рассеянно кивнул я, любуясь на красивый белый сапожок. Моя очаровательная собеседница закинула ногу на ногу и теперь кокетливо им покачивала.

— Интересное, должно быть, занятие…

— Настолько интересное, что я в свое время даже начал вести дневник. Кстати, может быть, уже в этом году благодаря стараниям одного профессионального писателя он будет опубликован в виде книга. «Записки сутенера» называется.

— Вот как? Любопытно, наверное, почитать.

— Надеюсь, что так.

— А простите, сейчас эти ваши «Записки» в каком виде находятся?

Я недоуменно посмотрел на Елену и, не поняв вопроса, ответил совсем на другое:

— Каждую неделю я стараюсь редактировать по-новому. Мне кажется, что для написания просто хорошего романа важна каждая мелочь, в то время как для написания великого или графоманского романа — только наличие или отсутствие таланта.

— Это все очень интересно, — засмеялась моя собеседница, — но я вас спрашивала о самой простой вещи: ваш роман уже распечатан или пока имеется только в электронной версии?

— Рукопись я отдал этому самому писателю, поэтому сейчас роман у меня только в домашнем компьютере.

— Тогда пришлите его мне по Интернету, — неожиданно предложила она.

— Почему бы и нет?

— В таком случае вот вам моя визитка со всеми телефонами и электронным адресом.

— Хорошо, сегодня же вечером я так и сделаю, — пряча визитку в нагрудный карман рубашки, пообещал я.

После этого повисло неловкое молчание. Мне так давно не доводилось общаться с порядочными женщинами, что теперь даже толком не знал — как себя вести и о чем разговаривать. В растерянности погасив сигарету, я встал и прошелся по гостиной. Затем, заметив в углу икону, подошел поближе и, покачав головой, небрежно щелкнул пальцами. Любаша всегда была очень религиозной и не расставалась с золотым крестиком на тонкой цепочке даже во время самых буйных оргий.

— Судя по этому жесту, вы в бога не верите? — раздался позади голос Елены.

— Нет, не верю.

— А почему?

— Видимо, потому, что я еще не до конца разочаровался в жизни.

— Я вас не совсем понимаю…

— Да все очень просто. По моему глубокому убеждению, разочарованные в любви ищут утешения в славе, разочарованные в славе ищут утешения в любви, но у людей, разочаровавшихся в двух самых сладостных земных вещах, остается только одна дорога — к богу.

— Интересно рассуждаете. Но еще интереснее в наше время увидеть настоящего живого атеиста!

Я почувствовал в ее голосе иронию и, улыбаясь, вернулся на свое место.

— Да, я искренне восхищаюсь нобелевским лауреатом по физике Виталием Лазаревичем Гинзбургом, который не стесняется признаваться в атеизме даже в присутствии президента. Однако большинство наших сограждан почему-то предпочитают верить не уважаемому академику, а полуграмотным галилейским рыбакам, две тыщи лет назад насочинявшим небылиц аж на четыре Евангелия! Можно подумать, что сказка, освященная многовековой традицией, достоверней последних научных достижений! Да и вообще, порой мне ужасно хочется воскликнуть в адрес всех господ христиан: «Ну и надоели же вы со своим распятием! Сколько можно об одном и том же? Китайская пытка крысой, которая выедала внутренности еще живого человека, является несравненно более ужасной!»

Красивая женщина слушала меня очень внимательно, да еще зааплодировала, так что я почувствовал себя в ударе!

— Знаете, Елена, меня, пожалуй, нельзя назвать чистокровным атеистом, поскольку я все-таки верю в некую нематериальную силу, традиционно именуемую Роком или Судьбой. Более того, я даже считаю абсолютно необходимым ее существование, поскольку иначе жизнь была бы совсем тусклой и скучной.

— Как вас прикажете понимать? — настолько заинтересованно спросила она, что я поневоле оживился. Давненько я уже не беседовал с красивыми и умными женщинами на столь интересные темы! Катюха, конечно, прелесть, но, кроме сексуальных приключений, у нее за душой ничего нет, а потому и разговаривать с ней бывает сложновато. Зато у меня есть еще порох в интеллектуальных пороховницах, и постоянное общение с блядями не слишком отупило! Вдохновленный этим приятным открытием, я продолжал «блистать интеллектом»:

— Дело в том, что если из любого знаменательного события убрать Рок или Судьбу, то оно предстанет настолько заурядным, что будет неспособно вызывать бурные страсти. Проще говоря, если случилось какое-то абсолютное допустимое, а потому и предсказуемое несчастье, то оно вызовет в лучшем случае сочувствие — ну, не повезло человеку! А вот если это же самое несчастье свалится ему на голову настолько неожиданно, что иначе, как волей Рока, его будет не объяснить, то оно обязательно вызовет сильнейшее душевное потрясение — как у него самого, так и у окружающих.

Договорив до конца, я резко замолчал и призадумался. Если бы Катюха не явилась ко мне в тот самый день, когда я пребывал в тяжелейшей депрессии, вызванной уходом Вики, то, возможно, между нами ничего бы и не было — в том числе и всех моих нынешних переживаний. Именно депрессия высасывает из нас жизненные соки почище любого вампира… А теперь меня уже словно бы подхватила какая-то неведомая волна, противиться которой так же бесполезно, как натиску цунами, и понесла в неведомую даль.

И даже знакомство с такой прелестной дамой, как моя нынешняя собеседница, вряд ли способно хоть что-нибудь изменить! Кстати, где там сейчас моя Катюха? Уже вернулась домой или опять пропала? Позвонить домой и проверить — или не портить себе заранее настроение?

— Что это вы так помрачнели? — удивленная моим долгим молчанием, спросила Елена. — Мне почему-то все время кажется, что мое общество вас чем-то тяготит. Если хотите, я могу просто уйти…

— Нет, что вы!

— Может быть, вы на своей нынешней работе стали женоненавистником?

Я улыбнулся и, глядя на нее, покачал головой.

— Однако в каких вы меня страшных грехах обвиняете, сударыня! То безбожник, то женоненавистник! Этак я скоро душегубом окажусь!

— Нет-нет, вы только не обижайтесь, — в свою очередь засмеялась она, — просто принято считать, что профессиональные юмористы в обычной жизни мрачные и скучные люди, поэтому, следуя этой логике, я и решила, что…

— Что профессионального сутенера так же невозможно увидеть влюбленным, как профессионального гинеколога невозможно застать за просмотром свежего номера «Плейбоя»! — весело подхватил я. — Но здесь вы ошибаетесь — женщин я очень люблю. Более того, в далекой, сексуально озабоченной юности я искренне полагал, что именно в них-то и заключается смысл человеческой жизни.

— А теперь уже так не думаете?

— Нет, к сожалению.

— А в чем же тогда этот смысл?

— Стыдно признаться, но к своим тридцати семи годам я так этого и не понял!

— Ничего стыдного тут нет, — заверила меня очаровательная вдовушка, — поскольку я тоже этого не знаю. А давайте будем искать его вместе!

— Почему бы и нет?

— Вот и прекрасно. — С этими словами Елена взглянула на свои маленькие золотые часики и поднялась с места. — Однако мы с вами заболтались, а мне уже пора возвращаться в город. Не хотите составить компанию?

— Хочу, — совершенно искренне кивнул я, — поскольку я более чем уверен в том, что вы водите машину намного лучше нашей подруги Любаши.

— В таком случае я сейчас позвоню ей и предупрежу, что похищаю у нее гостя.

— Позвоните? — удивился я, видя, как она достает из кармана пуловера крошечный мобильник.

— Ну, конечно, — лукаво улыбнулась Елена. — Не будем же мы с вами искать наших друзей по всему дому, тем более что есть шанс застать их в весьма пикантном положении…

«Окружили, сволочи!»

Всю дорогу она продолжала расспрашивать обо мне столь настойчиво, что я даже рассказал один из эпизодов собственной биографии, о котором не упоминал ранее. Это было еще давно, когда только начали возникать частные издательства и во всех переходах метро продавались тоненькие брошюрки с порнографическими рассказами, иллюстрированными эротическими фотографиями очень низкого качества. Назывались они соответственно — например, «Попка по имени Ольга» — и стоили порядка десяти рублей, при себестоимости не больше двух. Стиль подобных «произведений» был весьма специфическим: «Она пылко оседлала его упруго-выпуклый член и, уже не сдерживая себя, застонала от вожделения», — а потому их хорошо было дарить смеха ради одноименным девушкам, с которыми вы состояли в игривых отношениях.

Один мой приятель предложил на паях организовать свое издательство и заняться выпуском аналогичной литературы. Мы зарегистрировали свою фирму и начали весьма удачно — со сборника одного самодеятельного поэта, который, чтобы оплатить его издание, продал собственные «Жигули». Да, были тогда и такие сумасшедшие, которые продавали имущество не ради того, чтобы вложить все денежки в акции одной из многочисленных финансовых пирамид, а чтобы увидеть свое имя на обложке и вволю надышаться упоительным ароматом типографской краски! Из всех многочисленных поэтических опусов данного автора мне лично запомнилось только одно нелепое двустишие:

Однако с порнографией решили не связываться, поскольку моего приятеля осенила гениальная мысль — издать замечательное, хотя и давно забытое в России продолжение знаменитой книги Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».

Обнаружился удивительный факт — в то время как эта повесть многократно переиздавалась в советские времена, ее непосредственное продолжение — «Трое на велосипедах» (в котором знаменитые друзья, но уже без всякой собаки катаются по Германии), четырежды переведенное в начале XX века, после 1917 года почему-то подверглось незаслуженной опале, хотя там были безумно смешные сцены, вроде той, когда Джордж, придя в немецкий магазин, пытается купить себе подушку, а вместо этого получает поцелуй одной из юных продавщиц. Потом оказалось, что он перепутал два схожих немецких слова — ein Kuss (поцелуй) ein Kissen (подушка).

Я лично пошел в библиотеку и сделал ксерокс этой книги, после чего мы запустили ее в производство и, предвкушая неплохие барыши, чуть было не почили на лаврах, позволив себе раньше времени сходить в дорогой кооперативный ресторан. А ведь рабочие арендованной ими типографии после акционирования оной совершенно обленились, пьянствуя целыми днями у старенького черно-белого телевизора. Чтобы хоть немного призвать их к порядку, немолодому бригадиру каждый раз приходилось громогласно объявлять:

«Включай рубильник, выключай мудильник!»

Последним словом обозначался как тот самый телевизор, так и обычный трехпрограммный радиоприемник. Рабочие нехотя подчинялись и, недовольно ворча, разбредались по своим местам. Естественно, качество производимой печатной продукции оставляло желать много лучшего (случался даже откровенный брак в виде напечатанного вверх ногами текста), однако мы не отчаивались, решив при первом же удобном случае найти себе типографию поприличнее.

Увы, но даже столь захудалое заведение в один далеко не прекрасный день посетили самые настоящие рэкетиры, вооруженные бейсбольными битами (ох, уж это влияние американских фильмов, «разрекламировавших» столь удобное оружие!) и ведомые наглым и горластым главарем, чем-то напоминавшим поэта — шестидесятника.

Ловко орудуя этими самыми битами, они загнали нисколько не сопротивлявшихся работяг в подсобное помещение, где те немедленно принялись «квасить», ничуть не беспокоясь о сохранности имущества собственной типографии. Оставив одного из своих громил караулить рабочих, остальные рэкетиры принялись упоенно крушить скромное оборудование.

Из трех учредителей фирмы в тот момент в помещении типографии находился только наш общий друг, который благодаря своему высшему экономическому образованию числился у нас главным бухгалтером. Быстро сориентировавшись в обстановке, он успел запереться в туалете, обеспечив тем самым сохранность собственной физиономии.

Чего нельзя сказать о ни в чем не повинном бригадире! Вволю покуражившись над типографскими станками, рэкетиры набили ему морду, после чего по очереди помочились на часть отпечатанного тиража и весело удалились. Примчавшись по звонку нашего друга, мы в ужасе схватились за головы. Убытки от погрома были сопоставимы со всей имевшейся на банковскому счету нашей фирмы наличностью, поэтому допечатывать тираж в другом месте было просто не на что! Моему другу даже пришлось взять пример с вышеупомянутого поэта и продать собственные «Жигули». После этого он проклял современный российский бизнес и сгинул где-то за границей, так что наши отношения прервались.

Рассказав всю эту историю Елене, я, в свою очередь, попытался хоть что-то узнать о ней. Но она со смехом заявила, что благодаря деньгам своего бывшего мужа так давно находится в положении домохозяйки, что почти забыла собственную специальность — в свое время Елена окончила филологический факультет МГУ.

И как-то так получилось, что я совершенно спокойно рассказал ей о Катюхе, добавив при этом цитату из «Отелло» (надо же было похвастаться своей образованностью перед выпускницей филологического факультета!): «Я предпочел бы сидеть жабой на дне самого сырого подземелья, чем делиться своей возлюбленной даже с Богом!»

Более того, когда мы уже подъезжали к моему дому, я вдруг пригласил ее зайти в гости, подумав про себя о том, что если Катюха утке вернулась, то я их познакомлю — уверен, обеим будет интересно, — если же этой чертовой Катюхи еще нет, то пусть пеняет на себя!

Итак, мы въехали во двор и, руководствуясь моими указаниями, Елена умело припарковала свой «Форд» позади моей скромной, уже изрядно занесенной снегом «кореянки». К тому времени почти стемнело, поэтому вся дальнейшая трагикомическая сцена происходила под свет уличных фонарей.

Когда Елена заперла машину и мы направились к подъезду, откуда-то из-за угла дома показались двое здоровенных парней, при виде которых мне сразу стало не по себе: черные, надвинутые на лоб лыжные шапочки, кожаные куртки и зимние сапоги на толстой рифленой подошве. И как-то сразу вспомнилось последнее телефонное предупреждение: «Два раза вам повезло, но теперь уже шутки кончились».

Черт бы побрал этих гребаных шутников!

Увидев, насколько сосредоточенно эти громилы приближаются к нам, я решил не геройствовать, тем более что газового пистолета у меня при себе не было, а потому торопливо сказал своей спутнице ту фразу, которую обычные джентльмены произносят перед выходом в туалет:

— Извините, но мне надо ненадолго отлучиться, — после чего рванул было назад, но тут же заметил третью фигуру — на этот раз это был один из моих «знакомых» — тех самых, из достопамятного черного «Мерседеса», который, очевидно, был припаркован где-то неподалеку.

«Окружили, сволочи!»

Пришлось резвым молодым козлом перепрыгнуть через невысокое ограждение и побежать к детской площадке. Я надеялся проскочить ее и оказаться на соседней улице, однако эти гады, по всей видимости, ждали так долго, что успели провести основательную рекогносцировку моего двора, и теперь принялись загонять меня по всем правилам охотничьего искусства, стремясь оттеснить к гаражам, где мне бы уже никто не помог.

Осознав, что мой план, очевидно, не удается, я на мгновение остановился и отчаянно оглянулся по сторонам — Елены во дворе уже не было, зато с трех сторон ко мне приближались преследователи, а с четвертой, как я уже упомянул, находились гаражи. Вот теперь я сам очень походил на зайца, которого загоняли сразу три собаки! Но заяц обречен, а я, черт подери, так просто им не дамся!

Оставался единственный шанс — и я поступил не как трусливый заяц, а как загнанный в угол волк, то есть напрягся, оскалил зубы и пошел на прорыв. Точнее сказать, бросился на того из моих преследователей, который находился чуть ближе всех остальных.

Этот гад растопырил руки, словно бы играя в «жмурки», и попытался схватить меня за рукав, но я мчался столь стремительно, что налетел на него с огромным ускорением, благодаря чему успешно сбил с ног. Падая, правда, он еще успел схватить меня за ногу, но я с такой силой лягнул его другой ногой, что сумел освободиться.

Теперь путь был свободен, однако два других преследователя находились совсем близко, а я сильно запыхался и уже не мог бежать столь же быстро. Как выяснилось немного погодя, меня спасло счастливое стечение обстоятельств и самообладание моей ново-обретенной подруги Елены. Поняв, что происходит нечто неладное, она побежала в сторону улицы, на ходу доставая мобильник, чтобы вызвать милицию. И тут ей навстречу попались двое патрульных ментов с дубинками — из числа тех сутулых, убогих и жадных недоносков, которые больше всего на свете любят грабить пьяных, поскольку ни на что другое не способны. Она бросилась к ним с криком, что во дворе происходит ограбление. Менты мгновенно воспылали желанием поживиться и поспешили за ней, застав самый разгар «драмы на охоте».

При виде милицейских мундиров мои преследователи как-то сразу утратили ко мне всякий интерес. Особенно разволновался мой «знакомый», который немедленно бросился к своему «Мерседесу» — прямо наперерез ментам. Это его и погубило, поскольку один из них проявил недюжинную прыть, ухитрившись не только догнать, но даже ловко заплести ему ноги. «Знакомый» споткнулся и, пролетев по инерции пару метров, со всей силы врезался башкой в бампер собственной машины, отчего раздался звук, чем-то напоминавший набатный колокол.

Я и двое моих преследователей несколько секунд зачарованно наблюдали эту незабываемую сцену, после чего мы разделились — эти двое бросились на помощь к поверженному товарищу, а я, повинуясь крику Елены:

— Бегите домой, я вам сама позвоню! — помчался к своему подъезду.

Уже открыв дверь и почувствовав себя вне зоны досягаемости, я обернулся назад, чтобы полюбоваться на редкость знакомой сценой. Два здоровенных бугая в лыжных шапочках оказались явно не по зубам щуплым ментам, а потому стремительно раскидали их по ближайшим сугробам, а сами, подхватив под руки полуоглушенного товарища, принялись запихивать его в салон «Мерседеса». Что за прелестная картина! Жаль, что под рукой нет достойного живописца или хотя бы фотографа!

Когда я, безумно взволнованный и запыхавшийся, поднялся в свою квартиру, Катюха преспокойно попивала немецкое пиво «Левенбрау» и смотрела телевизор.

— Ты чего такой красный и взволнованный? — небрежно оглядываясь на меня, удивленно спросила она. — Опять что-нибудь случилось?

— Да нет, все в порядке. — Не раздеваясь и только сняв ботинки, я прошел в комнату и, подойдя к ней, нежно поцеловал в голову: — Как же хорошо, Катенька, что ты у меня есть! Кажется, но я хоть немного счастлив!

Разговор в стиле Достоевского (14 декабря)

Оказывается, на некоторых женщин беременность действует весьма странным образом. Иначе чем можно объяснить звонок от Марины, которая, по моим подсчетам, должна уже быть на четвертом месяце? Собственно говоря, удивительным был даже не сам звонок — возможно, девушка просто заскучала или токсикоз замучил, — сколько тональность самого разговора.

— Привет, это я.

— Марина?

— Это хорошо, что ты еще узнаешь меня по голосу.

— Конечно, узнаю, однако зачем ты звонишь?

— А ты что, мне не рад?

Я зарычал и сонно потянулся.

— Почему не отвечаешь?

— Вообще-то рад, — довольно сухо заявил я, — хотя в данный момент меня больше бы обрадовало, если бы этот разговор мне снился.

— А ты знаешь, — сразу оживилась Марина, — ведь я звоню тебе именно потому, что ты сам мне сегодня приснился.

— Рад слышать.

— Сомневаюсь. У тебя все в порядке?

— А разве может быть иначе? — спросил я с тем самоуверенным ехидством, которое ее всегда очень бесило.

— А как у тебя в личном плане?

— Активно занимаюсь пополнением своего донжуанского списка за счет девушек легкого поведения.

— И не жалеешь?

— Жалею… Очень жалею… Что не могу заниматься этим еще более активно!

— Фу, какая мерзость! — возмутилась Марина. — К чему ты мне об этом говоришь?

— А к тому, чтобы ты знала — из-за наших с тобой проблем я не застрелюсь!

— Ладно, — усмехнулась она, — тогда, если это все же случится, о тебе скажут’ — застрелился по ошибке.

Я промолчал, но Марина молчать не могла. Более того, она вдруг заговорила столь ласковым тоном, что живо напомнила мне Вику и поставила в полнейший тупик! Честно говоря, я просто не находил слов, решив про себя, грешным делом, что она опять поссорилась и решила развестись с мужем. Интересно, смог бы я сейчас бросить Катюху и жениться на Марине в ее нынешнем состоянии, чтобы потом воспитывать чужого ребенка? При всех своих пороках и недостатках, Катюха сделала самое главное — практически полностью избавила меня от воспоминаний о моей несчастной любви к Марине (их просто вытеснила постоянная ревность!), да, кажется, и от самой любви тоже…

Однако, когда я осторожно поинтересовался, как обстоят у нее дела с мужем, Марина совершенно спокойно ответила, что все в порядке, никаких проблем" нет и он с нетерпением ожидает появления на свет наследника. И этим своим заявлением она окончательно меня запутала — какого черта тогда звонить? Я же не гинеколог, хотя и повидал женских прелестей немало…

Разумеется, я не стал об этом спрашивать напрямую, тем более что Марина не дала мне такой возможности, с удивительным дружелюбием и настойчивостью интересуясь моей нынешней жизнью. И вновь, как и в случае с Еленой, я поддался на этот провокационно-дружеский тон и как-то незаметно для самого себя рассказал ей про Катюху и снедавшую меня ревность. Да, собственно говоря, чего мне теперь таиться от Марины? И зачем врать, что я постоянно о ней думаю, люблю только ее одну и от того глубоко несчастен? Напротив, пусть знает, что один я не остался и не останусь!

— Стерва твоя Катюха! — неожиданно заявила Марина. «Как и ты, радость моя!» — мысленно добавил я. — Однако мне интересно было бы с ней познакомиться.

— Зачем?

— Да просто так. Кстати, сколько ей лет?

— Вы с ней почти ровесницы, только она на несколько месяцев старше.

— Ну, тем более. А хочешь, мы как-нибудь встретимся все вчетвером?

— Не понял…

— Мы с мужем иногда ходим в итальянское кафе, которое называется «Уффицци». Приходи туда со своей Катюхой, и мы как бы случайно познакомимся. Только у меня к тебе одна просьба — вы уж с моим мужем больше не деритесь!

— Да с какой стати — теперь уже и повода нет. Но ты уверена, что хочешь этой встречи?

— А ты разве нет?

Пришлось ответить согласием, после чего мы обговорили детали и время предстоящего рандеву. Нет, но подобных сюрпризов от судьбы я никак не ожидал! Зачем ей понадобилось знакомиться с Катюхой и что, интересно, скажет на это она сама?

И действительно, первый вопрос, который мне задала моя беспутная подруга, был таким:

— Ну и на фига мне знакомиться с твоей бывшей телкой и ее мужем?

— Хотя бы затем, чтобы посмотреть на счастливую супружескую пару, — с трудом нашелся я. — Может быть, когда-нибудь и как-нибудь, когда тебе окончательно надоест пьянство и блядство и захочется нормальной семейной жизни, мы с тобой подадим заявление, и тогда…

— Ох, ты какой! — неожиданно разъярилась моя непредсказуемая подруга. — Может быть, когда-нибудь и как-нибудь! Подумаешь, какое одолжение он мне делает! Да неужели я стану этого ждать! К твоему сведению, Сережа, я еще подумаю, стоит ли мне соглашаться на твое предложение.

— Но почему?

И тут Катюха почти буквально процитировала слова Кармен, но не из оперы, а из одноименной новеллы Мериме, только вместо слова «досаждали» употребила более современное и энергичное — «доставали»:

— Я не хочу, чтобы меня доставали и особенно чтобы мной командовали. Я хочу быть свободной и всегда делать то, что мне нравится.

— Неужели тебе настолько нравится блядовать? — горестно изумился я.

— Мне нравится спать с мужчинами! — последовал категорический ответ.

— А я кто? Или тебе меня одного мало и непременно требуется многомужество?

Не помню уже, что она мне ответила, поскольку весь наш дальнейший разговор перерос в бешеную ругань со взаимными обвинениями в полнейшем непонимании и «тупизме». Тем не менее в назначенный Мариной день мы с Катюхой (которая чертовски тщательно приготовилась к этой встрече, а потому выглядела так соблазнительно, что на нее все оглядывались!) сидели в пресловутом кафе и ожидали прибытия второй супружеской пары.

Кафе находилось в глубоком подвале — и это мне крайне не понравилось. При любом виде ничегонеделания, трезвом или пьяном, самое главное — это зрительные впечатления. За границей это давно поняли, поэтому там так много кафе, расположенных на какой-нибудь живописной площади, напротив старинной церкви или памятника. Более того, каждый ресторан или кафе стремится к максимальной открытости — большие, абсолютно чистые витрины, благодаря которым и посетители и прохожие взаимно созерцают друг друга. Российские же бары и рестораны своей закрытостью напоминают банки, а то и бомбоубежища — окна плотно занавешены и загорожены решетками, в дверях дежурит швейцар или охранник, да и сами двери порой открываются только по звонку с улицы. Не имея окон, такие заведения в случае необходимости вполне могут выдержать осаду целой банды рэкетиров.

Но в отсутствие рэкетиров приходилось созерцать голые стены, убогие панно с видами Флоренции или пьяных посетителей. А ведь одно дело, когда бездельничаешь перед пустым местом, другое — когда перед великолепным пейзажем или памятником. В этом случае чувствуешь себя «духовнее и возвышеннее», а потому и не позволяешь себе напиваться.

Зато официант повел себя как настоящий итальянец:

— Сегодня мы можем предложить нашим уважаемым гостям отведать оленину с черникой, печень в кисло-сладком соусе, утиную грудку с ветчиной и трюфелями, фаршированные кишки молодого барашка, равиоли из морской рыбы с подливкой из икры, спаржу с трюфелями… — с ходу заговорил он.

Катюха оглянулась на меня, но я снисходительно улыбнулся, дескать, заказывай что хочешь, не жалея денег!

— …Телятину с шалфеем, ветчиной и сыром, ризотто с креветками и грибами, приправленные белым вином и чесноком, слегка обжаренные креветки и молодые кальмары…

Мне интересно было бы прослушать весь этот список до конца, однако Катюха не выдержала и остановила официанта:

— Пожалуйста, принесите мне последнее блюдо.

— Прекрасно, — обрадовался тот, — я вижу, что синьора предпочитает морскую кухню. В таком случае позвольте предложить вам красное вино с запахом букета фиалок — Chianti Classico.

— Хорошо.

— А вам, синьор?

— А мне телятину с шалфеем и сто пятьдесят граппы.

— Благодарю вас. Сейчас все будет готово.

Стоило ему уйти, как Катюха заявила:

— По-моему, здесь совсем неплохо.

— Я рад, что тебе нравится, однако ты и веди себя соответственно.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама знаешь.

Моя несравненная подруга пожала плечами, делая вид, что не понимает моих намеков, но даже в такой ситуации осталась верна себе! Стоило ей ненадолго отлучиться в туалет, как она вернулась с блестящими от возбуждения глазами и, что самое характерное, походкою типичной бляди.

— Представляешь, — начала Кэт, кивая куда-то в сторону, — вон тот тип в сером костюме сейчас встретил меня на лестнице и с ходу предложил двести баксов, если я соглашусь немедленно поехать к нему домой. Но я заявила, что не одна и поэтому вынуждена отказаться.

— Что за черт! — Я оглянулся назад и озадаченно покачал головой. — То ли это я к тебе так привык, что ничего уже не замечаю, то ли у этого мужика такой взгляд наметанный, то ли от тебя, моя чудная красотка, исходят столь мощные флюиды блядства…

— Ты это все о чем?

— Ну, как же, интересно, как он посмел сделать такое предложение первой встречной женщине, не опасаясь немедленно получить по морде?

— Но я же отказалась! — с загадочной улыбкой отвечала Катюха, однако я продолжал недоумевать. И ведь одета она была достаточно скромно — мой любимый розовый свитер и темно-синие джинсы с темно-бордовыми вкраплениями декоративных стрел пониже колен.

Самое забавное, что мне вдруг тоже захотелось процитировать вышеупомянутую новеллу Проспера Мериме, повторив при этом слова злополучного Хозе: «Я был так слабодушен с этой женщиной, что потакал всем ее прихотям. К тому же в моем присутствии она впервые вела себя как порядочная женщина, и я думал в простоте душевной, будто она и в самом деле отказалась от своих прежних повадок».

Наконец в зале появилась Марина со своим мужем. Выглядела она — к моей постыдной радости, — заметно хуже Катюхи, что подтвердил жадный взгляд ее мужа, который тот бросил на мою спутницу. Мы сдержанно поздоровались, причем мы с этим чертовым Дмитрием предпочли обойтись без рукопожатия, после чего они присели за наш столик. Марина что-то прошептала мужу на ухо, после чего он направился в бар и уселся за стойкой. Сама же пристально посмотрела на Катюху и спустя недолгую, но весьма напряженную паузу спросила:

— А ты знаешь, зачем я хотела с тобой познакомиться, подруга?

— Нет, не знаю, — безмятежно отвечала моя ненаглядная Кэт, машинально поправляя свой розовый шарфик.

— Да нет же, ты прекрасно все понимаешь, но нарочно делаешь вид.

— Зачем мне это нужно? — удивилась Катюха, явно озадаченная столь необычным вступлением.

«Обе смотрели одна на другую, уже не скрывая злости», — как писал Федор Михайлович Достоевский в очень похожей сцене знакомства Настасьи Филипповны и Аглаи из романа «Идиот».

Мне, судя по всему, отводилась в данной сцене роль князя Мышкина, зато Дмитрию — Парфена Рогожина. Однако продолжим цитировать классика, поскольку лучше его все равно не напишешь: «Одна из этих женщин до того уже презирала в это мгновение другую и до того желала ей это высказать… что как ни фантастична была эта другая… никакая заранее предвзятая идея не устояла бы, казалось, противядовитого, чисто женского презрения ее соперницы».

— Мне жаль Сергея, — продолжала Марина, — поскольку он, хотя и мнит себя умным и циничным человеком, на самом деле достаточно порядочен и простодушен. Однако я-то хорошо знаю, что он не может быть счастлив с такой тварью, как ты! Ты никого не любишь — и его в том числе, — а просто используешь за неимением лучшего варианта. Ты — чудовищная эгоистка, а потому даже презираешь его за ту ревность, которую сама же в нем и вызываешь. И хотя я его отвергла, мне за него больно и обидно. Надеюсь, теперь ты поняла, чего я от тебя хочу?

— Может, и поняла, но скажи сама, — окрысилась Катюха, явно не ожидавшая подобной тематики.

— Оставь его в покое. Он достоин гораздо лучшей женщины, чем ты!

Неизвестно, кто из нас был более изумлен — я или Кэт, — во всяком случае, я уставился на Марину во все глаза. Что за странная забота после всего того, что между нами было? Можно подумать, что в свое время она доставила мне меньше переживаний, чем ныне доставляет Катюха! Но она-то потом искупает все это в постели, а Марина всегда была со мной жестока, холодна, неприступна! Так что не ей отчитывать мое нынешнее сокровище! Кто ей дал на это право, обиделся я за Катюху, ведь одним беременным токсикозом подобные нападки явно не объяснишь. Кроме того, несмотря на всю развратную бесшабашность Кэт, в глубине души у нее таилось нечто чисто человеческое, теплое, прелестное, иначе бы я ее просто не полюбил, — а потому она явно не заслуживает подобного обращения со стороны той девушки, которая довела меня до положения сутенера!

Мне был так интересен этот разговор, что я усердно молил бога, чтобы Дмитрий как можно дольше не возвращался! Надеюсь, что Марина неспроста попросила его оставить нас втроем…

— Почему ты так со мной разговариваешь? — Тем временем Катюха перешла в контратаку.

— Потому, что достаточно много о тебе знаю! — презрительно отвечала Марина.

— Ну и что же ты обо мне знаешь?

— Ты — самая натуральная блядь!

— А ты — самая натуральная сука — ну и что дальше? Что ты мне на это скажешь?

— Может, я и сука, но стараюсь зарабатывать на жизнь, не дергая мужиков за члены (про себя я чертовски изумился столь необычному в устах Марины жаргону! Кстати, моя нынешняя подруга обращалась с членами достаточно бережно…). — А вот ты просто не хочешь быть порядочной, иначе давно бы подалась в парикмахерши!

Катюха укоризненно взглянула на меня: «И про это успел рассказать!» — после чего набросилась на Марину:

— Ну, ты и гадина! А я еще с таким интересом и симпатией ждала нашей встречи. Думала, может, подружимся…

В этот момент к столику приблизился Дмитрий, однако, застав столь запальчивый разговор — а обе наши дамы заметно разгорячились и даже не думали понижать голоса! — молча опустился на стул рядом со своей женой.

— А хочешь, я скажу, зачем ты все это затеяла? — с истеричными интонациями в голосе, все больше напоминавшими интонации Настасьи Филипповны, продолжала Катюха. — Да затем, что муж твой тебе уже надоел, вот и захотела убедиться, что Серега тебя еще любит, а заодно и нас с ним поссорить. Тебя же просто бесит, что твои поклонники и без тебя могут быть счастливы! И кто из нас двоих большая эгоистка — это еще надо посмотреть!

Едва принесли наш заказ, как Марина неожиданно встала с места и приказала своему мужу:

— Пойдем отсюда. А тебя мне просто жаль, — добавила она в мою сторону.

— Поздно же ты меня пожалела, — негромко пробормотал я, следя за тем, как они отошли в самый конец зала и, найдя свободный столик, сели спиной к нам. Потом обернулся к Катюхе и с изумлением увидел у нее на глазах слезы! — Да что, радость моя, неужели эта глупая курица тебя так обидела?

Кэт молча кивнула, и тогда я привлек ее к себе и начал «нежно водить руками по ее щекам, утешая и уговаривая ее как ребенка»:

— Ну же, не плачь, моя радость, не плачь!

Кстати, это был единственный случай, когда я видел ее плачущей!

«Жеребца бы ей, жеребца!» (16 декабря)

День начался со взволнованного звонка Елены.

— Ну, где же вы пропадаете, мой дорогой? Почему сами не позвонили, чтобы сообщить, чем дело кончилось? Мне пришлось разыскивать Любашу, чтобы взять у нее ваш телефон.

Я учтиво извинился, добавив:

— Собственно говоря, рассказывать-то и нечего, поскольку главное вы сами видели, а никаких звонков с угрозами больше не поступало.

— А кто это на вас так наезжал?

— Понятия не имею.

— Может, я могу вам как-то помочь? Имейте в виду, что после мужа у меня остались весьма значительные связи. А в свое время за мной ухаживал даже сам Куприянов!

«Вот сволочь! А Катюху он просто покупал!»

— Спасибо вам за ваше беспокойство.

— Не за что. Так что скажете по поводу моей помощи? Говорите, что нужно сделать.

— Видите ли, милая Елена, я очень признателен за ваше предложение, однако пока не знаю, как им воспользоваться. Так что я ни в коем случае не отказываюсь, просто давайте отложим его до худших времен.

— До каких еще времен! — возмутилась моя заботливая собеседница. — Это до тех пор, пока вы не попадете в больницу со сломанными ребрами, что ли?

— Ну, зачем же так мрачно…

— Может, нанять вам телохранителя?

«Однако! Мадам еще не стала моей любовницей, но уже собирается поберечь для будущих похождений! Неужели я ей так нравлюсь?»

— Что вы, не надо телохранителя! Я сам сумею о себе позаботиться! — решительно отвечал я.

— Ладно, — после секундной паузы продолжала Елена, — а что вы скажете о концерте органной музыки? Завтра вечером в Концертном зале имени Чайковского.

— Стыдно признать, но никогда в жизни не бывал на подобных концертах.

— Значит, вы согласны?

— Разве можно отказать такой женщине, как вы! — чуть понизив голос, чтобы не услышала сидевшая на кухне Катюха, отвечал я, после чего мы окончательно договорились о времени и месте встречи.

Закурив, я довольно развалился на диване, а когда окончательно заскучал, позвал Кэт. Она появилась в комнате, что-то дожевывая на ходу, и сразу заявила:

— Я тут подумала — почему бы нам с тобой куда-нибудь не сходить?

— Например?

— Я давно не была в Третьяковке.

— Чего? — удивился я. — Никогда не знал, что ты вообще там была!

— Хорошо же ты обо мне думаешь! Да в свое время я там даже ночевала.

— Как это ночевала? Хватит врать!

— Ничего я не вру! — Она присела рядом со мной на край дивана и принялась рассказывать. — Тогда я еще жила с Серегой из Владивостока, и у меня была своя тачка. Однажды мы с моим другом — я тебе про него еще не рассказывала — решили съездить в Третьяковку. Он остался ждать меня в машине, а я пошла в галерею. Ну и дала бабушке-экскурсоводу денег, чтобы она поводила меня по залу и подробно рассказала о каждой картине. Особенно мне Айвазовский понравился, такое красивое и мощное изображение, что сразу захотелось на море. Как-то незаметно мы с ней дошли до самого дальнего зала — и тут вдруг звонок о закрытии. Бабушка оставила меня одну и куда-то убежала, а я от усталости прилегла на кушетку и незаметно задремала.

— Увлеклась, называется! — усмехнулся я.

— Ну, устала три часа ходить, что сделаешь… Короче, просыпаюсь, а вокруг полная темнота и тишина. У них там какая-то реконструкция происходила, поэтому бабушка в суете меня, наверное, просто забыла.

— А ты что же? Сняла со стены понравившуюся картину и вылезла через окно?

— Вот то же самое мне Валерка говорил! — засмеялась Кэт. — Нет, конечно. Я просто легла спать дальше, а утром проснулась и вышла. Охранники на меня уставились безумными глазами, а я им говорю — начнете орать, и все узнают, как вы меня тут забыли. Кстати, мой друг всю ночь провел в моей машине. Ты мне не веришь?

Я покачал головой. С одной стороны, моя чудная подруга была слишком неразвита, чтобы сочинять столь невероятные истории, с другой — черт его знает, с ней вечно что-нибудь случается… Ладно, если и соврала, то пусть этот рассказ останется на ее совести!

— Так что, мы пойдем смотреть Айвазовского? — спросила Катюха.

— Прямо сейчас, что ли?

— Можно завтра.

— Нет, на завтра у меня уже другие планы.

— Какие именно?

— После узнаешь. В конце концов, — гордо заявил я, — не только у тебя, но и у меня могут быть встречи с друзьями! — И после этого решительно прервал разговор, оставив ее в явном недоумении. Ничего, пусть хоть немного помучается неизвестностью, сам-то я постоянно от этого мучаюсь! Может, еще и ревновать начнет, а вслед за ревностью появятся и какие-нибудь другие чувства.

Этот вечер мы провели у телевизора, смотря какой-то концерт, который сами артисты называют «сборной солянкой». Больше всего мне лично запомнились два выступления — певицы Даши Аксютиной и знаменитого сатирика Михаила Михайловича Дворжецкого.

Сначала на сцену выбежала Даша — задорная, эффектная, ярко накрашенная блондинка с пышным загорелым бюстом и в коротком розовом платье, открывавшем длинные красивые ноги. Подобно живому пульверизатору она буквально разбрызгивала вокруг себя мощные, хотя и невидимые флюиды сексапильности. Даша неистово металась по сцене, словно молодая тигрица в ожидании случки, хрипло выкрикивала в микрофон слова песен и совершала порой столь непристойные движения, что у меня даже перехватывало дух.

Например, в процессе исполнения одной песни она вдруг встала на четвереньки, лицом к залу, и принялась энергично взбрыкивать ядреным задом, тряся при этом своими аппетитными грудями. В другой раз она вдруг вздумала «приласкать» своего гитариста — невысокого простоватого паренька с платком-банданой на голове. Повалив его на сцену, Даша уселась на него верхом и вновь принялась имитировать самый знаменитый на свете акт.

Короче говоря, девушка резвилась как могла! Судя по избытку сексуальной энергии, она вряд ли смогла удивить зал своим признанием в наличии сразу двух любовников, прозвучавшим в одной из ее песен:

Как говорил в таком случае герой одного из лучших рассказов Чехова: «Жеребца бы ей, жеребца!»

Сразу после нее выступал Дворжецкий — и вновь началась эротика!

— Представьте себе такую ситуацию, вытирая губы платком, начал знаменитый сатирик, — в одной коммунальной квартире живут две дамы, по выражению Николая Васильевича Гоголя, «приятные во всех отношениях». Одна из них, напуганная рассказами о ворах и бандитах, решает заменить обычную входную дверь на стальную. Соседка не возражает, однако поучаствовать в этом деле отказывается, ссылаясь на материальные затруднения. И вот в один прекрасный день к ним является красивый молодой слесарь, словно сошедший с экрана эротических фильмов «Плейбоя».

Та дама, что заказывала дверь, вынуждена бежать на работу, поэтому передоверяет контроль над работой красавца слесаря своей соседке. Вечером она возвращается домой и видит, что дверь уже готова. Дама звонит — но никто не открывает, она звонит снова — с тем же успехом. Короче говоря, весь вечер и весь последующий день она пыталась попасть в собственную квартиру, но ни на звонки в дверь, ни на звонки по телефону никто не отвечал. Заподозрив, что красивый слесарь оказался маньяком-убийцей, и в глубине души радуясь своему чудесному спасению, наша дама вызывает Службу спасения. Один из добрых молодцев спускается с крыши — а квартира находилась на девятом этаже двенадцатиэтажного дома, — приникает к окну и видит эротическую сцену, от которой у него отвисает челюсть.

«Тук-тук», — стучит он в окно, немного придя в себя. Недовольный слесарь прекращает любимое занятие и идет интересоваться, в чем дело. Спасатель объясняет, и теперь уже слесарь недоуменно таращит глаза, не веря, что прошло уже целых два дня. Однако затем обещает, что через пять минут все будет закончено и дверь откроют. Кто бы еще говорил после этого, что не бывает страстной любви с первого взгляда! Но самое забавное, на мой взгляд, состоит в том, какими глазами посмотрела та дама, что вызвала слесаря, на ту даму, которая его использовала, мягко говоря, не по назначению.

— Фигня какая! — выслушав этот монолог, заявила Катюха. — Вот у моей подруги действительно был случай. Ей было двадцать пять, а она вышла замуж за шестидесятилетнего пенсионера, отставного подполковника, который постоянно ей изменял, даже после того как у них родилась двойня.

— Крепкий мужик! — уважительно заметил я. — Ну, а она-то что же?

— Скандалила, скандалила, а потом однажды явилась к нему на работу — он работал начальником охраны в ночную смену — и застала его на одной из вахтерш! В тот раз она не стала ничего устраивать, а всего лишь попросила разрешения взглянуть на свою не менее молодую соперницу. Пьяный муж выполнил ее желание, после чего бесцеремонно вытолкал на улицу, приказав возвращаться домой. Ольга подчинилась, но, вернувшись в пустую квартиру — дети в тот момент были у ее матери, — первым делом зарядила охотничье ружье мужа. Не умея с ним обращаться и боясь осечки, она решила потренироваться, для чего прострелила пустую детскую кроватку. Затем перезарядила ружье и терпеливо принялась ждать возвращения мужа.

— И дождалась?

— Нет, этому гаду повезло. Дело было уже под утро, дворник услышал выстрелы и на всякий случай предупредил возвращавшегося домой полковника. Тот решил не рисковать и вызвал милицию. Вскоре после этого они развелись. Она вышла замуж за иностранца и уехала с ним в Канаду, а старик элементарно спился.

— Н-да, поучительная история, однако ничего смешного я в ней не нахожу.

— А я и не собиралась тебя веселить!

— Ну и фиг с тобой!

После этого заявления мы окончательно поссорились и легли спать отдельно.

«Кто такая Чакона?» (17 декабря)

На следующий вечер мы встретились с Еленой возле зала Чайковского, сдержанно поздоровались, купили билеты и прошли в фойе. Когда моя спутница разделась, открыв шикарное вечернее платье с бриллиантовым колье, я невольно усмехнулся, подумав про себя о том, что в своем темно-синем пиджаке и черной водолазке похож на ее телохранителя.

Концерт проводил профессор Берлинской консерватории, начав его с исполнения чаконы Букстехуде.

— А кто такая эта Чакона и почему у нее столь странная фамилия? — самым невинным тоном поинтересовался я, любуясь коленями своей спутницы и мысленно гадая, что она предпочитает носить: мои любимые черные чулочки или самые банальные колготки?

— Букстехуде — это замечательный немецкий композитор шестнадцатого века, — улыбаясь то ли моему невежеству, то ли нескромному взгляду, отвечала Елена, — а чакона — это инструментальная музыкальная пьеса в форме вариации на повторяющуюся в басу тему.

— Вот теперь мне все понятно, — засмеялся я. — Вы, сударыня, умеете доходчиво объяснять.

— Тихо, давайте же слушать!

Честно говоря, на мой плебейский вкус звучание органа очень напоминает рев стада бизонов, только без топота копыт. Порой у меня даже возникало странное ощущение, что это не столько музыка, сколько упражнение для исполнителя и испытание терпения слушателей. Кроме того, с этого концерта я вынес твердое убеждение: самое сложное в процессе прослушивания органной музыки это не столько удерживаться от кашля или чихания, сколько сохранять торжественное, можно даже сказать, вдохновенное выражение лица!

Где-то в середине концерта я уже так утомился всей этой псевдоторжественностью, что начал весьма умильно посматривать на Елену. Она уловила мой взгляд и, дождавшись небольшой паузы, напомнила:

— Кстати, вы не забыли, что обещали прислать мне свои «Записки сутенера»?

— Да-да, разумеется, — спохватился я, — конечно, пришлю, — и продолжал мучиться.

Во время антракта мы никуда не пошли. Не зная, чем меня развлекать, Елена достала из сумочки небольшой, изящно изданный томик и показала мне.

— «Сэй Сёнагон. Записки у изголовья», — нехотя прочитал я. — Что это — стихи или мемуары моего японского коллеги?

— Не угадали, — засмеялась она. — Это изящные литературные зарисовки одной придворной японской дамы, которая жила в десятом веке нашей эры. Хотите, немного почитаю?

— Вы думаете, мне это будет интересно?

— Не знаю, но ведь надо же развивать в себе чувство прекрасного! Не обижайтесь, это я шучу.

— Я и не обижаюсь. Так что вы хотели прочесть?

— Для начала немного экзотики: «Госпожа кошка, служившая при дворе, была удостоена шапки чиновников пятого ранга, и ее почтительно титуловали госпожой мёбу. Она была прелестна, и государыня велела ее особенно беречь».

— Забавно! А про госпожу собаку там ничего не написано?

— Как не написано, вот, пожалуйста… Однажды глупая придворная собака набросилась на госпожу кошку и так напугала, что пришлось сослать ее на Собачий остров. Зато господа чиновники вели себя как обезьяны: «Я люблю глядеть, как чиновники, вновь назначенные на должность, выражают свою радостную благодарность. Распустив по полу длинные шлейфы, с таблицами в руках, они почтительно стоят перед императором. Потом с большим усердием исполняют церемониальный танец и отбивают поклоны»… Ничего не напоминает?

— Еще бы! Только вчера был новогодний прием у президента. Слушаю дальше.

— «То, что наводит уныние: собака, которая воет посреди белого дня; погонщик, у которого издох бык; письмо, присланное из провинции, к которому не приложен гостинец; долгие дожди в последний месяц года; дом человека, который не получил должности в те дни, когда назначаются правители провинций…»

— А также физиономии большинства российских политических деятелей, стяжавших свои посты на ниве преданного служения президенту!

— Согласна. Теперь «то, что докучает: скрипучая повозка; блохи, которые скачут под платьем; гость, который без конца разглагольствует, когда тебе некогда; человек, которого ты с большим риском спрятала там, где ему не дозволено быть, а он уснул и храпит; а также неумный человек, который болтает обо всем на свете с глупой ухмылкой на лице…»

— А также господин Жириновский и вся его неугомонная банда!

— Далее, «то, что редко встречается: дружба между мужчиной и женщиной; тесть, который хвалит зятя; невестка, которую любит свекровь; слуга, который не чернит своих господ…»

— А также российский чиновник, осмелившийся возразить своему начальнику!

— Опять вы о политике… «То, что утратило цену: большая лодка, брошенная на берегу во время отлива; высокое дерево, вывороченное с корнями и поваленное бурей…»

— Здесь ваша японская мадам не права: в России бы все оприходовали — и лодку, и дерево, — засмеялся я. — Лодку бы продали, а дерево пустили на дрова.

— По одному этому замечанию сразу видно бизнесмена. Однако это еще не все, есть и более малоценные вещи. Например, «земные помыслы в присутствии Святого мудреца». Хорошо сказано, вы не находите? А вот это уже забавно: «женщина, которая обиделась на своего мужа по пустому поводу и скрылась неизвестно где. Она думала, что муж непременно бросится ее искать, а он спокоен и равнодушен, и она поневоле, непрошеная, возвращается домой».

«Черт! — мысленно содрогнулся я. — Вот как надо вести себя с Катюхой! Только бы хватило хладнокровия!»

И весь второй акт я столь усердно размышлял на подобную тему, что даже не пришлось специально делать умное лицо. Наконец концерт был окончен, мы оделись, вышли на улицу и подошли к ее машине.

— Кажется, я испортила вам вечер? — проницательно заметила Елена, глядя мне прямо в глаза.

— Ну, что вы!

— Но ведь вам же не понравилось?

— Я просто не понимаю подобной музыки.

— Зачем же согласились пойти?

— Ради вас, разумеется!

— Боже, как благородно! — улыбнулась она и дружески положила руку в перчатке мне на локоть. — Однако мне вовсе не хочется, чтобы при воспоминании о нашем первом вечере вы отворачивались и тайком зевали, как проделывали это на протяжении всего концерта. Что вы скажете, если я приглашу вас к себе на чашечку кофе?

Разумеется, я ждал чего-то подобного. Более того, воображение уже рисовало сладостные картины того, как мы с Еленой, замерзшие и веселые, приходим к ней домой, стряхиваем снег в прихожей и раздеваемся, мгновенно разбивая хрупкую тишину ее огромной квартиры на тысячи блестящих и звонких осколков. Я сниму с нее роскошную шубу, не забыв при этом поцеловать в холодную, твердую, румяную щечку, а она в этот момент будет пристально рассматривать себя в зеркало, расчесывая длинные пушистые волосы, слегка примятые шапкой. И от ее стройной фигуры, веселого, звонкого голоса и чудесных темно-каштановых волос на меня повеет таким непередаваемым зимним ароматом холода, счастья и романтики, что поневоле закружится голова…

Я уже открыл было рот для радостного согласия, но именно в этот момент у меня зазвонил мобильник.

— Извините, минутку, — отворачиваясь в сторону и доставая телефон, проговорил я. — Алло?

— Где ты, любовь моя? — раздался возбужденный голос Катюхи — все-таки не выдержала и начала пить в одиночестве! — Я по тебе так соскучилась, ты себе просто не представляешь! Приезжай скорее!

— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовался я, ожидая очередных сюрпризов.

— Нет, ничего. Просто я люблю тебя и хочу тебя! Я сегодня в настроении, поэтому такое тебе устрою… Если только приедешь в течение ближайшего часа! Давай, живо! — и с треском положила трубку.

Я глубоко вздохнул и повернулся к Елене.

— Какие-нибудь проблемы? — понимающе спросила она, слегка перетаптываясь на морозе.

— Увы, к сожалению…

— Ну, ничего страшного, тогда отложим мое предложение до другого раза. Между прочим, как писала госпожа Сэй Сёнагон, «самое печальное на свете — это знать, что люди не любят тебя»!

После такого намека нельзя было не поцеловаться — и мы с первого же раза сделали это по-настоящему, то есть так, как целуются любовники, — в губы, со взаимным соприкосновением языков. Это было столь замечательно, что еще чуть-чуть — и я бы передумал. Но Елена первой оторвалась от меня и села в машину, причем я придерживал перед ней дверцу.

— Не забудь сегодня же прислать «Сутенера», — еще раз напомнила она, заводя мотор.

— Непременно, — кивнул я и, проводив взглядом ее «Форд», полез за сигаретами. И дался ей это «Сутенер», неужели читать больше нечего?

Как интересно все складывается, однако на вопрос о том, чего же я все-таки хочу в этой жизни, у меня пока есть только один ответ — Катюху! Причем постоянно, никому не уступая и ни с кем не разделяя, что фактически невозможно. Но, черт возьми, до чего же это жалкое зрелище — сутенер, влюбленный в собственную путану! И проблема тут исключительно в том, что если Катюха — это путана до мозга костей, то сутенер из меня получился достаточно случайно, а потому во мне еще сохранилось слишком много простых человеческих чувств, особенно по сравнению с запасом необходимого при такой работе цинизма.

Утро начинается с зарядки… (20 декабря)

Нежные и умелые женские руки имеют неописуемую власть над мужским телом. И даже во время самого тяжелого и тревожного сна они сумеют возбудить тебя раньше, чем начнется пробуждение сознания. Я еще не проснулся, но уже начал дышать часто и напряженно. Катюха откинула с меня одеяло и принялась быстрыми, мелкими поцелуями покрывать мое лицо, губы, грудь. Сначала я что-то забормотал, но постепенно это бормотание переросло в сладострастное рычание, после чего окончательно зашевелился и скользнул рукой между ее бедер.

Я по-прежнему не открывал глаз, а Катюха уже уселась на меня верхом и принялась раскачиваться — то быстро и отчетливо, а то вдруг прогибая спину и замирая со сладострастным вздохом на губах. В какой-то момент, после очередной бурной серии вздохов, она вдруг приподнялась, опустилась вниз и быстро поймала губами мой влажный, вибрирующий от напряжения член. Теперь уже застонал я, кусая губы и проводя дрожащими руками по ее густым волосам, разметанным по моим бедрам.

И вновь она села на меня верхом, но на этот раз спиной, после чего стала осторожно опускаться и опускалась так до тех пор, пока не прижалась ко мне всем телом, в то время как мои руки плотно обхватили ее пышные, эластичные груди с великолепно-гладкой кожей, а подушечки пальцев принялись умело массировать крупные бутоны сосков…

Если едва ли не каждое наше утро начиналось с подобной «зарядки», то с недавних пор чуть ли не каждый мой день начинался с весьма неожиданных звонков — точно так же произошло и сегодня. Наконец-то я дождался звонка от своего бывшего начальника Куприянова!

— Здравствуйте, уважаемый Сергей Иванович, — пророкотал его вальяжный, хорошо поставленный голос, — я слышал, что вы меня разыскивали?

— Здравствуйте, уважаемый Михаил Максимович, рад вас слышать.

— Вам потребовалась моя помощь?

— Совершенно верно. Кажется, мой скромный бизнес опять под угрозой.

— И что там у вас случилось?

— То меня похитить пытались, то побить, а однажды даже на лучшую сотрудницу покушались — это Катерина, которую вы, может быть, даже помните.

— А кто эти люди, вы знаете?

— Точно не уверен, но мне почему-то кажется, что это не какие-нибудь заурядные бандиты, а, как и в прошлый раз, представители одного хорошо известного нам ведомства. Я надеюсь, вы сейчас находитесь в Москве и мы смогли бы встретиться?

Куприянов на какое-то время замолчал, очевидно, обдумывая мое предложение.

— К сожалению, Сергей Иванович, в данный момент я очень занят — канун Рождества, сами понимаете, поэтому все солидные фирмы лихорадочно подводят итоги года.

— Жаль!

— Впрочем, я звоню не просто так, — поспешил утешить собеседник. — У меня к вам имеется официальное предложение, которое, надеюсь, вас заинтересует.

— Интересно бы узнать — какое? — насторожился я, ожидая услышать очередную просьбу о девочках.

— Дело в том, что та корпорация, Совет директоров которой я в данный момент возглавляю, решила в будущем году несколько расширить свой бизнес, но не в сфере производства или финансов, а в сфере досуга. Вы меня понимаете?

— Пока не очень.

— Мы с вами давно знакомы, поэтому я могу выразиться более откровенно. Мы хотим открыть солидный клуб для состоятельных бизнесменов, где, как вы понимаете, не обойтись без стрип-бара. Хотите вложиться в это дело и стать его коммерческим директором?

Предложение было настолько неожиданным, что я изрядно растерялся.

— А собственную фирму я куда дену?

— Ну, например, сделаем ее филиалом нашего клуба. — По одному только тону, с которым были произнесены эти слова, я понял, что мой собеседник улыбается в трубку. — Не беспокойтесь, Сергей Иванович, мы обязательно что-нибудь придумаем, тем более что данный проект пока еще находится в процессе становления… В любом случае ваши девушки без работы не останутся.

— Так вы, Михаил Максимович, еще и девелопер? — осмелился пошутить я.

— Можно сказать и так, — снизошел до моей шутки Куприянов, поскольку все дела приходится разруливать мне лично. — Я пока не тороплю с ответом, поэтому у вас есть время подумать… Кстати, с наступающим вас!

— Вас также!

— Сам я вскоре еду отдыхать за границу, поэтому мы можем встретиться уже после всех новогодних праздников — если, разумеется, вы согласитесь.

— Почти уверен, что соглашусь, поэтому с нетерпением буду ждать их окончания.

— Вот и отлично. Желаю хорошо повеселиться, — и бывший премьер, не дожидаясь ответного пожелания, бесцеремонно повесил трубку.

Естественно, что столь неожиданное развитие событий потребовало основательного перекура, после чего я позвонил Анатолию (который, разумеется, уже знал о третьей попытке нападения), чтобы посоветоваться.

— Надо соглашаться, — после недолгих раздумий решительно заявил мой напарник.

— Почему ты так уверен? Свободное плавание надоело и захотелось лечь под солидного дядю? А я-то думал, что мы с тобой — по-настоящему деловые люди.

— То есть?

— То есть рождены с деловой хваткой и имеем одну характерную особенность: хотим работать на себя и ненавидим работать на «чужого дядю». Иначе говоря, нам хочется полной самостоятельности и отсутствия над собой всякого начальства, хочется быть хозяином собственной судьбы, а если от кого и зависеть, то лишь от непредсказуемых прихотей Фортуны.

— Глупости говоришь, Серега, да и не время сейчас философствовать! Нам надо уйти от наезда, а лучше всего это сделать именно так — перейти в легальный бизнес, да еще с такой «крышей»! Как друг тебе говорю — соглашайся.

— Ну хорошо, хорошо, я подумаю… Кстати, — вовремя вспомнил я, — ты как насчет совместной встречи Нового года? У меня была идея устроить тихий семейный праздник: ты с Дашкой и я с Катюхой.

— Увы, не получится. Я уже договорился со своими родителями и даже билеты взял, так что нас с Дашкой не будет в городе вплоть до православного Рождества.

— Жаль, однако! Ну, ладно, счастливо тебе, и до встречи в новом году!

— Много не пей! — решительно посоветовал Анатолий.

— А с Катюхой мало не получится, — уныло усмехнулся я, чувствуя на душе какую-то неприятную тяжесть.

Секс по телефону (24 декабря)

До Нового года оставалась ровно неделя, а я неожиданно начал терять варианты один за другим. Вскоре после Анатолия отказалась даже Катюха — чем потрясла меня до такой степени, что мы даже слегка поссорились. Причина тому была весьма банальна — она категорически заявила, что будет встречать Новый год только со своим сыном — и никак иначе. Мне же этого очень не хотелось, поскольку мои отношения с Федором были, мягко говоря, далеки от идеальных и в отличие от предыдущих сожителей Катюхи я не согласился бы его усыновить ни за какие деньги.

Именно на его примере я убедился в одной забавной истине — чтобы почувствовать себя крутым, надо хоть что-то сделать, но для того, чтобы почувствовать себя умным, делать вообще ничего не нужно, поскольку все люди и так от природы считают себя самыми умными — причем начиная с самого юного возраста!

А этот самый Федор действительно считал себя самым крутым в классе, а потому позволял себе на уроках самые наглые выходки и замечания. Так, однажды, когда учитель математики предупредил о том, что завтра в их классе состоится контрольная, Федор тут же поинтересовался:

«А могу я не прийти?»

«Почему? — удивился учитель. — Впрочем, если будет уважительная причина, то конечно».

«У меня будет очень уважительная причина! — нагло заявил ученик. — Например, сегодня ночью я могу устать от интима», — и он оглянулся на хихикавшую рядом с ним одноклассницу.

К счастью, учитель оказался обладателем замечательного чувства юмора.

«Если устанешь от интима, то придется писать контрольную левой рукой», — сухо заявил он, вызвав среди мужской половины класса настоящую бурю восторга.

Как-то во время задушевных разговоров в постели я задал Катюхе очень простой вопрос: «Когда ты была счастлива?» И она, немного подумав, дала мне самый простой ответ: «Когда родила сына». Однако, по моему мнению, родить — мало, надо еще воспитать, а как и кем она могла воспитать своего Федора, если почти непрерывно пьянствовала и встречалась с мужиками за деньги?

В свое время я уже задавался вопросом — что может получиться из поколения детей, воспитанных на деньги клиентов их матерей? Случай с тем же Федором достаточно убедительно показывал, что ничего хорошего. Ну, действительно, на примере собственной матушки он мог убедиться в элементарной вещи: самый простой и веселый способ вести красивую жизнь — это поступить к кому-нибудь на содержание. Юноша он был свежий, более-менее здоровый и отнюдь не уродливый, поэтому я ничуть не удивился гневному рассказу Катюхи о том, как, по словам ее сына, его попытался «соблазнить» врач-проктолог.

— Представляешь, — бурно волновалась моя простодушная подруга, — эта сволочь чуть было не изнасиловал его прямо в своем кабинете. Бедный Федор еле отбился!

Мне эта ситуация чем-то напомнила предыдущую историю с ее сыном, когда его якобы под угрозой пистолетов ограбили в метро. По моему мнению, и сейчас все было гораздо проще — Федор и этот самый проктолог просто не договорились по деньгам, и сей достойный отрок побоялся элементарно продешевить. Однако я знал, насколько ревниво Катюха воспринимает любые критические замечания в адрес своего сына, поэтому решил ее не злить, а лишь философски заметил:

— Не волнуйся ты так, все проктологи — странные люди. Хотел бы я поговорить с каким-нибудь проктологом о смысле жизни! Это было бы покруче, чем разговор с фининспектором о поэзии!

Я понимаю, почему в молодости хочется стать хирургом или терапевтом — это романтика, дантистом — это прагматизм, гинекологом — и так ясно, но почему юноша, «обдумывающий житье», решается стать проктологом, я решительно понять не могу! Неужели он надеется найти смысл собственной жизни, ковыряясь в чужих задницах? Интересно, если бы я оказался на заседании общества проктологов и задал им этот самый вопрос, то удалось бы мне убежать оттуда прежде, чем они бросились бы надирать мне мою собственную задницу? Кстати, знаешь анекдот: «Обидно!» — заявил проктолог, услышав некролог кардиохирурга, заканчивавшийся словами: «Он воздвиг себе памятник в сердцах людей!»

— Чего-то я не понимаю, к чему ты клонишь? — недовольно заявила Катюха. — Может, мне самой сходить к этому гребаному врачу и разобраться?

— Оставь, не напрягайся. Расскажи лучше, как твой сын недавно чуть было не стал мужчиной.

Это был самый верный способ отвлечь ее от прежних мыслей, и он четко сработал — Катюха со смехом принялась рассказывать. История оказалась весьма короткой, хотя и не совсем тривиальной. Оказалось, что недавно Федор и еще три приятеля, давно мечтавшие впервые в жизни познать радости секса, познакомились с какой-то немолодой шлюхой. Друзья отдали ей все свои деньги и изрядно напоили, после чего она охотно запустила конвейер по изготовлению свежеиспеченных мужчин. Однако именно на Федоре, которому выпал жребий вкусить ее потасканных прелестей последним, этот конвейер неожиданно остановился.

— Она отказала ему под тем предлогом, что у него руки холодные! — возмутилась Катюха. — И теперь друзья над ним издеваются и дразнят девственником!

— Надо было надевать варежки, — не без ехидства посоветовал я. — Не переживай ты так, у него же в классе есть любимая девушка? Вот и пусть дождется, пока она созреет для секса — в наше время это происходит быстро. Поверь мне, что это будет самый лучший вариант.

— А давай пригласим их вместе с нами встретить Новый год? — мгновенно загорелась Катюха.

— Ну, зачем же нам портить праздник и себе, и молодежи? — уныло заявил я. — Оставь ты его в покое — пусть отмечает вместе с ней и ее родителями, а мы с тобой придумаем что-нибудь оригинальное.

Однако Катюха уже «уперлась рогом», и переубедить мне ее так и не удалось. Она решительно заявила, что встретит Новый год вместе с сыном, на той самой квартире, хозяева которой ее же и выгнали (тем, кто забыл, как это было, советую заглянуть в главу «13 октября»).

Устав от бесполезных препирательств, я вдруг подумал о Елене. Более того, взял мобильник и, спрятавшись от Катюхи в ванную, позвонил ей. Но и моя новая знакомая тоже нашла чем меня огорчить, заявив, что на пять дней летит с друзьями во Францию, зато по возвращении «мы с тобой обязательно все отпразднуем!».

Оставался еще, правда, вариант с Серафимом и Любашей, но эта парочка уже изрядно надоела мне своей сексуальной озабоченностью. Да и что мне было делать с ними одному? Мечтать о будущем? Кстати, самая шикарная новогодняя мечта — это проснуться первого января в постели с мисс Вселенной предыдущего года.

Я уже совсем было приуныл, но тут случился забавный эпизод, мигом поднявший мне настроение. В отсутствие Катюхи мне понадобилось позвонить Анатолию, однако, набирая его номер, я ошибся и…

— Здравствуй, милый, — с такой сладострастной интонацией произнес молодой женский голос, что я слегка опешил. — Я так рада, что ты мне позвонил!

— Правда? — машинально спросил я, думая про себя: «Давненько мне так не радовались!»

— Конечно, правда. Ты себе даже не представляешь, как я ждала твоего звонка! О чем бы ты хотел со мной поговорить? У тебя есть какие-нибудь особые фантазии?

Никаких «особых фантазий» у меня, разумеется, не было, поэтому я промычал что-то невнятное.

— Кстати, меня зовут Камилла, а тебя?

— Сергей Иванович, — буркнул я, еще не решив, стоит ли продолжать эту занимательную игру, которая может обойтись мне довольно дорого, если я нарвался на службу «секс по телефону». Впрочем, деньги у меня есть, так почему бы немного не поразвлечься? Все лучше, чем выпивать в одиночестве…

— А можно, я буду называть тебя просто Сережа? — продолжал ворковать женский голос.

— Валяй.

— Ты хочешь узнать, как я выгляжу?

— Разумеется.

— Ну, тогда слушай внимательно. Я высокая, метр восемьдесят, стройная брюнетка с тонкой талией и длинными красивыми ногами. У меня пышный бюст, длинные волосы и очень сексуальный загар. Глаза большие, зеленые, губы сочные и алые, нос прямой, классический…

«Какой банальный портрет! — успел подумать я. — А ведь скорее всего это низкорослая и кривоногая дура с бледной и прыщавой мордой».

— Тебя интересует, во что я одета?

— Угу.

— На мне короткая белая юбка, белые чулки на резинках и белые трусики. Сверху — розовая кофта на пуговицах и золотой медальон в виде небольшого сердечка. Сейчас он как раз прячется между моими грудями. Тебе не хочется достать его оттуда, тем более уже согретый теплотой моего тела?

— В принципе хочется — слегка откашлявшись, согласился я, уже несколько заинтригованный.

— В таком случае доставай, и заодно можешь поцеловать меня там. Ты чувствуешь, как бьется мое сердце?

— Еще как чувствую!

— Это потому, что меня очень волнует твоя близость. Если хочешь, можешь расстегнуть мою кофточку, тем более что под ней у меня ничего нет.

— Будем считать, что я это уже сделал.

— Подожди, не торопись, не так быстро. О, как меня обжигает твое горячее дыхание! Ну, поцелуй же мою грудь, тебе нравится, какая она теплая и упругая?

— Да, безусловно.

— А тебя волнует аромат моей кожи? Это — настоящий «Кристиан Диор»…

«На самом деле ты наверняка пахнешь потом и застарелым запахом табака».

— Подожди секунду, я сама сниму кофту… Вот и готово! Ого, какой ты шалун! Ты уже забрался рукой под мою юбку и теперь ощупываешь мои тугие бедра.

«Не ожидал от себя подобной прыти!»

— Ах, как же мне с тобой приятно! О, ласкай же меня, ласкай, ты видишь, я даже слегка раздвинула ноги, чтобы тебе было удобнее это делать. Если тебе уже захотелось снять с меня юбку, то имей в виду — «молния» сбоку. Но почему ты все время упорно молчишь?

— А что говорить?

— Тебе хорошо со мной?

— В принципе да.

Самое забавное, что меня действительно настолько увлек интимный разговор, что я курил уже третью сигарету подряд и все никак не решался прервать этот «сеанс».

— Ну вот, — удовлетворенно заявила телефонная красотка, — теперь, когда я осталась в одних чулках и трусиках, тебе тоже пора что-нибудь снять!

— Гм!

— Как, неужели ты меня стесняешься? Ну, смелее, мой милый, сними же хоть что-нибудь, я же вижу, как тебе жарко!

— Хорошо, — «поддался на уговоры» я, — погоди минутку, сейчас я сниму парик, отстегну деревянную ногу и выну вставную челюсть.

На какой-то миг собеседница замолкла, но тут же весело рассмеялась.

— Ах, какой ты у меня шутник! Впрочем, мне всегда нравились остроумные и обаятельные мужчины.

— Но ты даже не спросила, сколько мне лет!

— А зачем спрашивать? Ты мне нравишься — и это главное! У тебя такой волнующий, чуть хрипловатый баритон, что я просто млею, когда слышу твой голос.

«Наконец-то я узнал правду о своем голосе! А то Катюха постоянно язвит — то хриплый, то пьяный…»

— Ну как, ты уже расстегнул рубашку? Снимай ее, я тебе помогу и заодно поласкаю ладонями твою мускулистую грудь. Не правда ли, у меня очень нежные и мягкие руки?

— Что есть, то есть.

— А теперь, когда ты снял рубашку, можешь бросить ее на мой персидский ковер.

— Я так и сделал.

— Ничего, если я сяду к тебе на колени?

— Ничего, если ты весишь меньше ста килограммов.

— Ах, ты опять шутишь! Что ты, я стройная и легкая. Если тебе хочется это проверить, можешь взять меня на руки и поносить по комнате. А теперь опусти меня на постель и садись рядом. Вот смотри: я стою перед тобой, ты осторожно целуешь мой загорелый живот и медленно стягиваешь с меня белые шелковые трусики. Вот ты уже спустил их до колен, теперь еще ниже… я опираюсь на твое плечо и перешагиваю через них. Не поднимай, не надо, пусть лежат на ковре рядом с твоей рубашкой.

— Пусть лежат, — глухо пробормотал я, испытывая неведомые доселе ощущения. Кто бы мне сказал, что телефонная беседа может быть столь живописной! Классно работает девушка!

— Ничего, если я останусь в одних чулках?

— Нормально. Я вообще люблю чулки…

— Надеюсь, не надевать, а любоваться ими на стройных женских ножках?

— Как это ты угадала…

— Вот и прекрасно. Что мне теперь для тебя сделать? Говори, не стесняйся.

— По твоему усмотрению.

— О, я чувствую, как ты на меня смотришь, и по одному твоему пламенному взору угадываю твое желание. Сейчас я опущусь перед тобой на колени, медленно расстегну твои брюки и возьму у тебя в рот…

«Пора кончать это безобразие, а то еще действительно кончу!» — решил я, вздумав пошутить, и решительно произнес:

— Минуту. Прежде чем ты это сделаешь, помоги мне снять форменные милицейские сапоги и размотать портянки. Надеюсь, тебя не смущают крепкие мужские запахи?

— Опять шутишь? — на этот раз интонация была неуверенно-напряженной.

— Какие шутки, если вы, милая барышня, почти раздели догола старшего оперуполномоченного Московского уголовного розыска майора Кандратова! Кстати, могу я хоть теперь поинтересоваться вашим настоящим именем?

— Меня зовут Аня, — испуганно выдохнула собеседница.

— А фамилия?

— Жердева.

— Замечательно. Это ваше постоянное место работы?

— Ой нет, что вы, товарищ Кандратов, это я просто так шучу, — испуганно залепетал женский голос. — Я знала, что сегодня моей тете должен позвонить один мужчина, и решила его разыграть. А так я работаю продавщицей в ночном магазине «Корсар» — сами можете проверить.

— Обязательно проверим! Диктуйте адрес.

Итолько тут в трубке раздались короткие гудки. Ага, все-таки испугалась, дуреха!

Не успел я вволю посмеяться, как снова зазвонил телефон — это были веселые и оживленные Лена и Наталья. Украина наконец-то выбрала себе президента, после чего проблема встречи Нового года отпала сама собой — встречать будем втроем!

А ведь забавно! После того как Украина стала независимым от нас государством, подавляющее большинство российских мужчин может с гордостью утверждать, что хотя бы раз в жизни переспали с иностранками!

Дашкины проказы (27 декабря)

И вновь день начался с неожиданного, но весьма забавного звонка. При этом поначалу я даже не узнал звонившего — настолько измученным и страдальческим голосом он говорил. Наконец до меня дошло, что это не кто иной, как мой хороший знакомый Семен Исаакович Вайнер!

— Послушайте, Сережа, вы в подобных делах человек более опытный, чем я, поэтому не могли бы мне сказать: существуют ли какие-нибудь эффективные средства от похмелья? Ну, то есть что вы посоветуете: «Антипохмелин», «Алка Зельтцер», обычный рассол или что-нибудь еще?

Сам по себе вопрос был необычен, поскольку владелец магазина «Смешные сюрпризы» выпивал очень умеренно и, сколько я помню, еще никогда не доводил себя до похмельного состояния.

— Увы, Семен Исаакович, вынужден вас огорчить! — весело отвечал я. — От похмелья, как и от несчастной любви, никаких эффективных средств не существует, поэтому главный совет — это стиснуть зубы и перетерпеть данное состояние. Зато именно в состоянии похмелья отчетливее всего сознаешь главную мудрость древнегреческих философов, как известно, учивших: «Меру во всем соблюдай!»

— Мне сейчас не до философов! — простонал несчастный Семен Исаакович.

— О философах — это к слову пришлось, а главный мой совет такой: думайте про себя о том, что обязательно настанут лучшие времена — когда и выпить снова захочется, и полюбить! И уж поверьте моему слову — такие времена обязательно настанут.

(Забавно, что сильнее всего поучать других нас тянет именно тогда, когда еще не прошла жестокая горечь от совершенных нами ошибок!)

— Ох! — только и простонал Вайнер, внимательно выслушав мою тираду. — Только не напоминайте мне сейчас о выпивке и любви!

— А что случилось? — забеспокоился я. — С девчонками какие-то проблемы?

— Да, можно сказать и так.

— Неужели они себе что-то позволили? Расскажите поподробнее — и я их накажу!

— Нет, никого наказывать не надо, поскольку я сам виноват в том, что в кои-то веки выпил без меры… Ну а то, как они надо мной подшутили… Короче, вчера я стал самым настоящим героем водевиля! — И Семен Исаакович начал рассказывать с таким неподражаемым юмором, что это делало ему честь.

Я потому так беспокоился, что вчера самолично отправил ему на заказ сразу двух девчонок — Милену и Дашку. Последняя, кстати сказать, числила его в своих «постоянниках», да и Анатолий хорошо относился к Вайнеру, а потому никогда против этого не возражал.

Самое забавное состояло в том, что, несмотря на свою «водевильную внешность», Семен Исаакович имел развращенные прихоти какого-нибудь «продвинутого» клерка — то есть очень любил развлекаться с девочками прямо у себя в кабинете, для чего даже поставил там большой кожаный диван. Более того — и в этом мы с ним были похожи! — всегда просил присылать девчонок в чулочках и самом эротичном белье.

Насколько я понял из этого рассказа, дела в его магазине шли так хорошо, что он позволил себе излишне расслабиться. И то ли сам выпил слишком много коньяку, то ли мои девчонки шутки ради его подпоили, но все закончилось тем, что он элементарно заснул в кресле, уронив голову на рабочий стол. И тут проказница Дашка перед уходом решила над ним подшутить: достала губную помаду и прямо на обширной лысине безмятежно спящего Вайнера написала крупными буквами признание в любви к самой себе: «Я люблю Дарью!» После чего обе хихикающие дурехи удалились, оставив хозяина магазина отдыхать.

Спустя какое-то время, уже ближе к закрытию магазина, в кабинет постучала товаровед: красивая, но очень недалекая и капризная молодая дама, которую Семен Исаакович постоянно ругал за бестолковость, но увольнять воздерживался — как он мне сам объяснял, «исключительно из эстетических соображений». Кстати, ее звали точно так же, как и мою развеселую путану, — Дарья.

Итак, эта самая Дарья, предварительно постучав, вошла в кабинет, застав своего начальника в весьма необычном виде — спящим прямо за столом, да еще и с признанием в любви на лысине! Самое смешное состояло в том, что госпожа товаровед решила, будто признание относится именно к ней! Семен Исаакович очень обаятельный человек, и сотрудники его просто обожали, поэтому Дарья откровенно разнежилась и даже поцеловала спящего начальника, отпечатав под данной надписью след своих губ.

А вот уже дальше начался откровенный водевиль! Именно в этот момент за дамой приехал ее муж — здоровенный и весьма сумрачный тип, словно по контрасту с владельцем магазина «Смешные сюрпризы» являвшийся совладельцем похоронного бюро «Последний путь». Не найдя жену в торговом зале, он принялся расспрашивать продавщиц — и те сказали ему, что Дарья пошла к начальнику. Гробовщик был человеком ревнивым, поэтому можете себе представить, что он почувствовал, когда застал свою жену в обществе пьяного начальника, да еще со столь компрометирующей надписью на лысине!

Не обращая внимания на жалобные восклицания жены, он первым делом открыл окно и, набрав с карниза пригорошню снега, принялся немилосердно умывать им розовую от коньяка физиономию безмятежно спящего Вайнера.

«Что это такое? — немедленно очнулся Семен Исаакович и тут же принялся возмущенно отфыркиваться. — Вы кто такой и зачем вы здесь?»

«Это мой муж, — испуганно пискнула стоявшая в углу Дарья, немного побаивавшаяся своего сурового гробовщика. Тот знаком приказал ей заткнуться, после чего грозно обратился к Семену Исаковичу:

«Так ты, хрен лысый, любишь мою Дарью?»

«Я что — ей в этом публично признался?» — ошеломленно оглядываясь, спросил Семен Исаакович.

«Да это признание у тебя губной помадой на морде написано!»

«Честное слово, вы ошибаетесь! И в мыслях не держал! Конечно, я уважаю вашу супругу как замечательного человека и ценного сотрудника…»

«Заткнись и посмотри на себя в зеркало!» — сурово прервал его гробовщик.

Семен Исаакович последовал этому совету, после чего моментально все понял.

«Это же мои сотрудницы пошутили! — с принужденной улыбкой заявил он. — Ну, вы сами подумайте — как бы я смог сделать подобную надпись в столь неудобном месте? Да у меня для этого руки коротки».

«Зато у меня руки достаточно длинны, чтобы достать тебя в любом месте! — зловеще пообещал гробовщик и, уже уходя из кабинета вместе с женой, неожиданно добавил: — Сделаешь такую же татуировку у себя на х… — с корнем вырву!»

— Ну и что мне теперь делать с нашей проказницей Дашкой? — едва сдерживаясь от смеха, спросил я, выслушав весь этот рассказ до конца. — Если хотите, то я ее оштрафую и заставлю вернуть вам деньги.

— Да ладно уж, — великодушно заявил Семен Исаакович, — она мне нравится именно за свой плутовской характер. Кстати, Сережа, а что вы думаете о рассоле — поможет?

* * *

Второй анекдот с теми же участницами — то есть Дашкой и Миленой, произошел в тот же день. По их словам, дело обстояло так: успешно напоив Семена Исааковича, но так и не дойдя до кондиции, они купили бутылку текилы и вернулись к себе домой на «Савеловскую». Расположились на любимом диване, выпили, и тут Дашке позвонил ее недавний знакомый — какой-то пожилой бизнесмен — и напросился в гости.

Когда раздался звонок в дверь, Дашка пошла открывать. Первым в квартиру проник здоровенный охранник в черном пальто и с настороженным взглядом. Бегло осмотрев квартиру и так и не сказав ни слова, он удалился. Затем явился и сам бизнесмен — как описывала его Дашка, «солидный, лысоватый и розовощекий дядечка со слащавой улыбкой на гладко выбритой морде и с «дипломатом» в руках». Дальнейшему ее рассказу я, для большей комичности, придал форму диалога.

«Привет, моя радость, — заявил бизнесмен, радостно целую Дашкину щеку, после чего повернулся к Ми лене. — Ой, а это что за красавица?»

«Это моя лучшая подруга», — представила Дашка.

«Здрасьте!» — вставая с дивана, вежливо поздоровалась Милена.

«Приветик! — И бизнесмен одарил ее аналогичным поцелуем, после чего огляделся по сторонам. — Ой, девчонки, да вы тут текилу пьете. Меня угостите?»

«Конечно, Славик, присаживайся», — охотно предложила гостеприимная Дашка.

«Сейчас, только сначала в ванную схожу».

Пока он отсутствовал, обе красотки успели изрядно хватануть текилы и лишь потом забеспокоились.

Но стоило Дашке подняться с места, чтобы пойти в ванную, как в комнате появился долгожданный клиент. При виде его обе путаны открыли рты от изумления — бизнесмен был одет в черные чулки на резинках, женские лакированные туфли и черный кружевной бюстгальтер! Насладившись произведенным впечатлением, он заговорил первым, причем сделал это нарочито тонким, писклявым голоском:

«Ну что, девчонки, заждались? А вот я и пришла! Кстати, меня Соня зовут. Текилы-то налейте, я уже и тост придумала».

Дашка проворно наполнила рюмки и предложила:

«Давай, Соня, мы тебя внимательно слушаем».

«Давайте выпьем за дружбу подруг между друг другом!» — радостно предложила псевдо-Соня.

«Прекрасный тост!» — похвалила Милена, после чего все трое чокнулись и выпили. Затем бизнесмен принялся оживленно верещать, начав с самообвинений:

«Ой, девчонки, я у вас такая плохая, такая гадкая…»

«Ну, что ты на себя наговариваешь? — попыталась успокоить чуткая Дашка, — ты у нас очень даже славная, и чулки у тебя классные…»

«Ой, тебе нравятся? Хочешь, я тебе такие же подарю?»

«И мне тоже!» — вовремя встряла Милена.

«Конечно, детка, и тебе тоже подарю, — заверил бизнесмен. — Только сначала у меня к вам просьба. Раз уж я у вас такая гадкая, то отшлепайте меня хорошенько!»

«Разумеется, отшлепаем, о чем речь… — успокоила Дашка, подмигивая подруге. — Только сначала еще выпьем…»

Но тут в вышеупомянутом «дипломате» зазвонил мобильник. Бизнесмен проворно достал его и начал говорить — причем резко изменив и голос, и интонацию:

«Да?.. Слушаю… Нет, но какого черта!.. Почему именно сейчас?.. А не послал бы ты его на… Что за сволочь, урою!.. Ладно, жди…»

Отключив телефон, «бедная Соня» виновато посмотрел на насторожившихся подруг.

«Вот, гад, весь кайф обломал… — Тут старый извращенец спохватился, что говорит мужским голосом, и снова начал писклявить: — Простите, девчонки, дела срочные… Вы уж тут без меня не очень скучайте… Вот вам на чулочки и прочие мелкие расходы».

Достав из того же «дипломата» толстую пачку долларов, он щедро отсчитал несколько купюр, после чего еще раз извинился и быстро ретировался. Оставшись одни и тут же поделив деньги, Дашка и Милена продолжали радостно выпивать до полного бесчуствия, причем любимым тостом в тот вечер у них был следующий:

«За смешных и безобидных извращенцев!»

Символы счастья (Новогодняя ночь 200* года)

— …В общем, большую часть времени мы работали в палатках, так что чуть задницы себе не отморозили! — оживленно рассказывала Лена. Речь шла о киевских революционных приключениях моих наконец-то вернувшихся путан. — Хорошо хоть у Натахи квартира в Киеве есть, где мы всегда могли помыться и отдохнуть.

— Причем расплачивались не сами демонстранты, а богатые дяденьки на иномарках, — подхватила Наталья. — Одному из них Ленка так понравилась, что он увез ее с собой и держал у себя целых три дня.

— И кто же это был?

— Один киевский банкир. Солидный такой, лысый дядечка, очень вежливый и приятный в общении. Если бы мне потом не рассказали, какая он сволочь, никогда бы не поверила!

— А почему сволочь?

Лена принялась рассказывать, и благодаря этому я услышал об одном из наиболее остроумных способов «первоначального накопления капитала», придуманном так понравившимся ей «лысым дядечкой».

Дело обстояло следующим образом — в местной газете одного провинциального украинского городка со странным названием Бомжайск появилось объявление, согласно которому некое акционерное общество предлагало надомную работу для всех желающих. Разумеется, в назначенный час у дверей офиса толпилось множество безработных бомжайских женщин и пенсионеров. Как объяснила молодая сотрудница фирмы, работа заключалась в сортировке мелких пластмассовых шариков. Все желающие могли попросить взвесить себе любое количество, однако за каждый килограмм брался залог в размере ста гривен. После сортировки шариков на белые, черные и красные залог возвращался и выплачивалось вознаграждение — по двадцать пять гривен за килограмм.

Как видите, идея была простой, но заманчивой — и простодушный бомжайский народ повалил валом, восприняв эти мелкие шарики в качестве манны небесной. Одалживаясь у друзей и знакомых, будущие сортировщики тащили домой мешки весом в десятки килограммов, после чего немедленно подключали к работе всех своих близких. Через какое-то время половина населения города сидела дома, лихорадочно сортируя разноцветную пластмассовую дребедень.

Стоит ли говорить о том, что, когда настал день выплаты обещанного вознаграждения, на дверях пресловутой фирмы красовался могучий амбарный замок?

Один из киевских тележурналистов, делавший сюжет о данной афере, попутно выяснил, откуда взялись эти дурацкие шарики, разноцветным дождем просыпавшиеся на несчастный, одураченный город. Оказалось, что они представляли собой наполнители для детских погремушек, производились на игрушечной фабрике соседнего городка и стоили не больше гривны за килограмм. По подсчетам того же журналиста, эта афера принесла ее организаторам не меньше ста тысяч долларов!

— И что было дальше? — полюбопытствовал я, подливая обеим шампанского. Мы сидели в моей квартире, обильно встретив Новый год полчаса назад. Собрались мы рано, поэтому к бою курантов уже изрядно надрались. Честно говоря, к обеим красоткам я был абсолютно равнодушен, поэтому мечтал только об одном — поскорей бы закончить эту проклятую ночь, дождаться возвращения Катюхи и в компании с ней отмучиться похмельем первого января.

— А дальше он не только щедро со мной расплатился, — скромно призналась белокурая харьковчанка, — но даже медалью наградил.

— Чего?

— Не веришь? Тогда щас покажу. — И она действительно извлекла из своей сумочки самую настоящую медаль на оранжевой планшетке. В переводе с украинского надпись гласила «За участие в померанцевой революции!». У меня даже удостоверение к ней есть! — дополнительно похвасталась она.

— А еще мы обе прикупили себе оранжевого белья, — продолжала Наталья, — бюстгальтеры, трусики, чулочки, комбинации…

— Только ты сдуру пыталась подарить свой оранжевый бюстгальтер Тимошенко!

— Как это? — немедленно заинтересовался я, вспомнив миловидную украинскую политиканшу.

— Да ну, — засмущалась киевлянка, и тогда рассказывать пришлось Лене:

— Натаха случайно оказалась в толпе поблизости от Юлии Тимошенко и, когда та стала проходить мимо, кинула ей бюстгальтер. Но охранники усмотрели… даже не знаю что — то ли угрозу, то ли кощунство, — и порвали этот несчастный лифчик на клочки.

— Один даже попытался мне по физиономии съездить, да люди заступились, — смущенно призналась Наталья. — Подумаешь, что я такого сделала!

— Ну, мать, ты меня просто удивляешь! — восхитился я этим трогательным простодушием. — И как тебя только угораздило перепутать Марфу Посадницу с вавилонскою блудницей!

— Но самое смешное случилось в поезде, — вдруг вспомнила Лена. — Натах, расскажи ему сама.

— А что было-то?

— Да понимаешь, — начала Наталья, — билетов нам с Ленкой в одно купе не досталось, поэтому мы ехали в разных…

…Среди ночи Наталья проснулась от неприятного ощущения, словно бы ее что-то ударило по лицу. Недовольно пошевелившись на нижней полке купе, она вдруг уперлась плечом во что-то твердое, но осклизлое. Подняв этот предмет, Наталья поднесла его к окну и в тусклом свете проплывавших за окном фонарей с омерзением увидела, что это вставная челюсть!

Вскрикнув, она резко приподнялась, стукнулась головой о нижнюю полку и тут же закричала снова, поскольку оттуда свесилась старая, морщинистая рука, похожая на лапу вампира, и скрипучий голос лежавшего наверху пенсионера сварливо поинтересовался:

— К вам там мои зубки не упали?

Бедная Наталья вскочила на ноги, бросила челюсть ему на одеяло и побежала в туалет, где долго и тщательно мыла лицо и руки, стараясь избавиться от проклятого ощущения осклизлости. Когда она наконец снова вернулась в купе, там было тихо.

Наталья осторожно легла на свое место и какое-то время чутко прислушивалась к каждому звуку. Стоило ей начать засыпать, как под самым ухом раздался ужасающий грохот. Она мгновенно вскинулась и вновь закричала от страха. На полу, прямо под ней, валялись два металлических мужских протеза, обутых в грубые башмаки!

— Что вы так орете, девушка? — недовольно спросил тридцатилетний внук пенсионера — инвалид Афганской войны, — лежавший на нижней полке. — Ну, упали мои ноги, ну и что? Дайте же наконец поспать!

Наталья, трясущаяся от пережитого волнения, не нашлась что ответить. Причем второе потрясение подряд оказалось настолько сильным, что ей пришлось лезть в сумочку за валерьянкой. Однако главное испытание ждало ее впереди!

Прошло еще какое-то время, в течение которого бедная перепуганная путана не смыкала глаз, боясь нового выпадения искусственных органов. В таком состоянии она провела почти два часа. За окном уже начало светать, когда Наталья чуть-чуть успокоилась и осмелилась на несколько минут смежить отяжелевшие веки.

Но стоило ей открыть глаза, как она оцепенела от неимоверного ужаса. На верхней полке, прямо над ветераном Афганистана, спала немолодая женщина, чья голова постепенно начала все сильнее свешиваться вниз. Зловещие тени от раскачивавшихся в воздухе прядей волос колебались в такт со стуком колес. Наталья понимала, что надо бы встать, потрясти за плечо и разбудить эту женщину, поскольку падение с верхней полки вниз головой было чревато самыми печальными последствиями. Но у нее так бешено колотилось сердце и перехватывало дыхание, что она была не в силах пошевелиться. Кстати, Наталья была слегка близорукой, но очки носить стеснялась.

Можно себе представить, что испытала бедняжка, когда в предрассветной полумгле внезапно заметила, как у спящей женщины медленно отваливается голова и вот-вот упадет вниз! Такого испытания ее измученные нервы уже не выдержали! Сорвавшись с постели в одной рубашке, она с пронзительным воплем выскочила из купе и, пробежав по коридору, ворвалась в купе, где спала Лена. Остаток ночи они провели вместе, а утром, когда вместе пошли собирать вещи Натальи, то выяснилось, что страдала она зря…

То, что насмерть перепуганная путана приняла за отваливающуюся голову, оказалось всего-навсего соскальзывавшим вниз париком, который его владелица, явившаяся в поезд сильно навеселе, просто забыла снять на ночь!

— Вот уж действительно не повезло, — засмеялся я. — Это ж надо так случиться, чтобы в одном купе одновременно сошлись лысая женщина, безногий мужчина и беззубый старик! Кстати, что вы мне там говорили об оранжевом белье? Надеюсь, что оно сейчас на вас?

— Я надела обычное, белое, — призналась Наталья и даже отстегнула пару пуговиц на кофточке, чтобы нагляднее это продемонстрировать.

— Зато у меня оранжевое! — отвечала подруга, красивым жестом задирая юбку.

— Прекрасно! — заявил я, мельком взглянув на часы. — Тогда раздевайтесь…

Где-то через полчаса, изрядно разнежившись, я в одних семейных трусах и с сигарой в руке лежал на диване, Лена сидела у изголовья, нежно поглаживая меня по волосам, а обнаженная Наталья танцевала посреди комнаты.

— глядя на нее, пьяно бормотал я. — Душевно отработали, девчонки, спасибо вам большое…

— Пожалуйста, — откликнулась Лена, зато Наталья вдруг остановилась и то ли спьяну, то ли сдуру заявила:

— Для души работать — грех!

— Почему это грех?

— Как почему, Сережа? Разве проституция не является грехом?

— А это зависит от того, в какой системе ценностей ее рассматривать! — попытался объяснить я. — Если в религиозной, где грех — это нарушение одной из десяти заповедей, то, разумеется, поскольку одна из них гласит: «Не прелюбодействуй!» Однако в морали свободного человека вообще нет понятия греха, а есть понятие хорошего или плохого поступка. Хорошие — это те, что способствуют увеличению добра, плохие — увеличивают зло. С этой точки зрения желание переспать с проституткой, если это будет по взаимному согласию и для взаимного удовлетворения, не только не является грехом, но даже плохим поступком. Ну, сами подумайте, где здесь зло? Поэтому то, чем мы тут с вами занимаемся, не хорошо и не плохо, а совершенно фиолетово!

— Однако ты… — хотела было возразить Наталья, но я проворно перебил:

— Извини, родная, но я еще не договорил! При таком варианте мужчины и женщины элементарно расплачиваются за собственную лень. Мужчине лень подниматься с дивана, знакомиться, ухаживать, уговаривать — заплатил, и все проблемы решены. А женщине вместо того, чтобы искать себе достойное занятие, достаточно просто лечь на спину и раздвинуть ноги. То есть с точки зрения удовлетворения потребностей: физиологических — мужчины, материальных — женщины, проституция вполне хороша, а если чем и плоха, то лишь тем, что способствует развитию человеческой лени.

— Но…

— Еще секунду, подруга! В постели бы была такой нетерпеливой! Так вот, обе системы ценностей — религиозная и свободная — имеют и нечто общее, ибо все мы человеки. Например, это такие заповеди, как «не убий», «не укради», «не сотвори себе кумира». Однако та же десятая заповедь — «не возжелай добра ближнего своего», в частности, его жены, — для морали свободного человека является нонсенсом. Напротив, если я люблю чужую жену, а она любит меня, разводится, мы женимся и счастливы — то это не только не грех, а хороший поступок!

— Послушал бы тебя мой исповедник, так в ужас пришел бы от подобного богохульства! — дождавшись паузы, заявила Наталья, постоянно носившая на груди маленький золотой крестик.

— А никакого богохульства тут нет! Кроме того, зачем же доверять священнику, а, допустим, не писателю? Подумай сама — кто из них ближе к богу? Священником твой исповедник стал только потому, что на него навесили рясу и чем-то там покропили, а писателем человек становится потому, что в нем есть искра божья. Ну и кто из них ближе к Всевышнему?

Наталья не смогла ничего возразить, и «сеанс» продолжился. Часа полтора прошли очень даже неплохо, но потом я снова затосковал. Причем до такой степени, что даже оделся и вышел на улицу, оставив девчонок пьянствовать в одиночестве. Мне просто необходимо прогуляться по свежему воздуху и побыть одному. И как-то незаметно ноги принесли меня к пруду, по льду которого скользила одинокая фигуристка в вязаной шапочке с белым помпоном. Время от времени она подъезжала к своему спутнику, стоявшему у самой кромки с бутылкой шампанского в руках, выпивала бокал и снова начинала кружиться — загадочная, стройная и веселая, как булгаковская Маргарита — кстати, пылкая мечта любого сексуально озабоченного графомана.

Расстояние было слишком велико, поэтому я не мог разглядеть ее лица, но в тот момент без колебаний побился бы об заклад, что она была прекрасна. По темному силуэту ее спутника нельзя было распознать, кто это — муж, друг, любовник, — но холодная ревность почему-то вцепилась мне в сердце. И вся эта сцена показалась символом чужого, уже недоступного мне юного счастья, символом чего-то безвозвратного, необратимого, невыносимого… Что меня ждало дальше? Тяжелое пьянство в компании украинских шлюх? А на следующий день — пьяная Катюха, которая немедленно потребует опохмелиться?

Закурив, я продолжал ходить вдоль пруда, думая о том, что в моей жизни каждое время года имеет свою неповторимую пленительность. Например, весна прочно связана в памяти с образом семнадцатилетней школьницы, быстро идущей по двору в форменном коричневом платье с белым фартуком. Светлые пушистые волосы завязаны сзади в длинный хвост бело-розовой лентой, изящная рука с розовыми ноготками задорно покачивает портфелем, а зеленые глаза смотрят весело, но чуть исподлобья, словно бы спрашивая: «Ну, и как я, по-вашему, хороша? Нет, скажите правду, хороша?»

Сколько раз на уроках я украдкой заглядывал под соседнюю парту, чтобы с ощущением сухости в горле и учащенным сердцебиением полюбоваться ее округлыми, неплотно сдвинутыми коленями; сколько раз на физкультуре отыскивал глазами ее ладную фигурку в темно-синих спортивных трусиках и белой футболке! А как же безумно я волновался, когда украдкой выписал из классного журнала ее домашний телефон и решился первый раз позвонить! До сих пор удивляюсь, как мне удалось пережить тот чудовищный стресс… Сегодняшняя молодежь в этом плане чувствует себя гораздо свободнее и раскованнее, чем мы — несчастные жертвы ханжески пуританского воспитания глухих советских времен. Впрочем, в этом сочетании взволнованной целомудренности с адским буйством юношеского вожделения была ни с чем не сравнимая прелесть, хотя по-настоящему ее можно было оценить только сейчас, ретроспективно, когда все уже скрылось в невозвратимо-далеком прошлом.

И символ весеннего счастья оказался для меня запечатлен в памяти губ, которыми я пылко и неумело прижимался к ее трепетно-нежным тубам, когда мы на несколько минут уединились в гулком, пустом и полутемном спортзале, что находился прямо напротив зала актового, где гремела дискотека выпускного вечера. Сейчас бы я не задумываясь подарил сто баксов той нерадивой школьной уборщице, которая забыла запереть спортзал и тем самым облагодетельствовала меня воспоминанием о самом чудном на свете первом поцелуе…

Воспоминания о студенческих летних каникулах возбуждают меня сильнее любых других. Это была самая чудная пора для чувственной любви — пора накопления опыта и совершения безумных ошибок, когда буйная юношеская страсть постепенно входит в берега терпеливого умения смаковать самые пикантные детали. Именно тогда знаменитая библия страсти — «Камасутра» — пользуется наибольшим успехом, поскольку хочется перепробовать все на свете.

Помню, как после окончания второго курса я поехал в подмосковный стройотряд сооружать какой-то коровник, причем поселили нас чуть ли не в хлеву. Девушек было мало, но к тому времени я уже был отъявленным ловеласом и не боялся никакой конкуренции. Вскоре мне удалось соблазнить одну из своих сокурсниц. Красавицей ее было не назвать, но фигурка отличалась чудесной стройностью, а темперамента и любопытства было хоть отбавляй! Мы убегали со стройки порознь и встречались в лесу, где нашли крохотную, залитую солнцем и устланную пружинистым мхом полянку размером с канцелярский стол. Едва ли можно представить себе более дивный кусочек рая! Стоя в центре этой полянки мы быстро раздевали друг друга, а потом опускались на мох и предавались самым безудержным и бесстыдным ласкам. До сих пор я отчетливо помню невероятно возбуждающий запах ее загорелой горячей кожи, к счастью, не отравленный никакими духами или дезодорантами. А от воспоминаний об упругости ее гладких бедер у меня до сих пор теплеют ладони…

Ну, а осень — это самое подходящее время для глубоких романтических чувств, которые приходят на смену эротичной юношеской влюбленности. Именно осенью, возвращаясь из гостей, я и познакомился с самой красивой и элегантной женщиной в своей жизни. Это была жгучая брюнетка в светлом плаще и изящных белых сапожках. От каждой из любимых мной женщин у меня оставалось лишь одно, самое яркое воспоминание, а потому можно сказать, что в одноклассницу я влюбился за ее трепетные полудетские губы, в однокурсницу — за аромат ее смуглой бархатистой кожи, а в эту элегантную красавицу — за самоуверенный стук ее каблуков.

Я догнал ее на пустынной улице, весело и непринужденно заговорил, и она столь охотно и дружелюбно ответила, что меня охватило волнующее предчувствие скорой победы. И действительно, проводив ее до дома, я остался у нее на всю ночь, после чего не только не успокоился, но влюбился не на шутку. Моя чудная красавица была замужем за человеком намного старше себя, который в тот момент преподавал где-то в Америке, но должен был вскоре вернуться. Прошла всего неделя, и как же глубоко я обманулся в отношении ее чувств ко мне! Стоило заговорить о будущем, как она невозмутимо заявила, что «очень дружит» со своим мужем и не собирается «отравлять ему жизнь разводом». Именно тогда я впервые понял, как жестоко могут играть нами даже те женщины, которых мы сами соблазняем играючи, из любви к пикантным приключениям. Я был настолько огорошен ее отказом, что искренне изумлялся глубине своих переживаний, на смену которым спустя два года пришла очередная влюбленность — на этот раз в Марину…

Окончательно замерзнув, я не без сожаления расстался с чудесным зрелищем — а фигуристка все продолжала кружить и кружить — и вернулся домой.

— Тебе Вика из Америки звонила! — наперебой сообщили мои подруги. — И Катюха тоже!

— И что? — равнодушно спросил я, наливая себе виски, чтобы поскорее согреться.

— Как что? С Новым годом поздравляли! И желали как можно скорее разбогатеть.

— А, ну-ну… — и залпом опрокинул в себя целый бокал. Сколько я ни пил в тот вечер, мне упорно мерещилась юная и стройная фигуристка на льду Патриаршего пруда. Позднее я все рвался вернуться обратно и подойти к ней поближе, но Лена и Наталья просто не выпустили меня из дома, заявив, что я уже пьян и обязательно потеряюсь! Вот дурехи! Словно бы я и так уже не чувствовал себя в этой жизни абсолютно и безнадежно потерянным…

Кстати, Катюха не вернулась ни первого, ни даже второго января, оставшись похмеляться в своей компании.

«Ты уже со всеми своими девушками переспал?» (6 января)

День начался с приятно неожиданного звонка Елены, которая с ходу предложила мне встретиться.

— Где именно? — спросил я, поймав себя на весьма постыдной для истинного джентльмена мысли о том, что с такой роскошной женщиной мне предстоят огромные траты.

Однако дама словно бы почувствовала мои сомнения, поскольку самым непосредственным тоном осведомилась о том, не забыл ли я ее приглашение в гости.

— Понимаете, — добавила она, — я только что вернулась из-за границы, где соскучилась по своему дому, поэтому сегодня мне не хотелось бы никуда выходить. Кстати, по вам я соскучилась еще больше!

«Эх! — подумалось в этот момент мне. — Вот бы услышать от Катюхи такую же фразу!»

Тем более что эта гадюка в очередной раз «зависла» в очередной компании и с самого Нового года домой не заявлялась. Пару раз я пытался ей позвонить, но натыкался на ее невменяемое бормотание и после короткого обмена фразами раздраженно бросал трубку. «Приеду, когда хоть немного оклемаюсь», — вот и все, что мне удалось от нее добиться.

— Алло, Сергей, что же вы замолчали?

— Если вы меня приглашаете, то я, разумеется, не могу не приехать.

— Прекрасно. Адрес помните?

— Конечно.

— Ну, тогда я вас жду.

В предыдущих записках я уже описывал этот шикарный, невероятных размеров пентхаус в многоэтажной новостройке в центре Москвы — с прозрачной раздвижной крышей, невероятной панорамой города, зимним садом, летним двориком с античными статуями и множеством всевозможных апартаментов. Однако если прошлый раз здесь проходила вечеринка и было полно народу, то теперь Елена встретила меня совершенно одна — не считая открывшей дверь горничной, которая, впрочем, мгновенно куда-то скрылась. Из-за одиночества хозяйки впечатление от огромности помещения многократно усилилось.

Наша беседа началась с довольно неожиданного вопроса с ее стороны:

— Признайся честно — ты уже со всеми своими девушками переспал?

— Нет, не со всеми, — улыбаясь, покачал головой я, — хотя процентов семьдесят, видимо, наберется. А почему ты об этом спросила?

— Мне интересны мужчины с богатым опытом, — улыбаясь в ответ, заявила она.

— Хочешь проверить, на что я способен?

— Почему бы и нет?

— Ну, тогда ведите меня в спальню, госпожа графиня! — почувствовав себя поручиком Ржевским, заявил я и даже предложил ей руку.

Ответ оказался совершенно замечательным:

— Здесь целых три спальни, поэтому предлагаю тебе самому выбрать!

— Я готов!

Первая из спален мне не понравилась, поскольку была оформлена в каком-то «финтифлюшечном» розовом стиле. В таком интерьере надо трахать совсем еще молоденьких девочек, впервые в жизни осознавших, что такое настоящая роскошь. Вторая спальня показалась мне несколько мрачноватой — пожалуй, она больше подходила для групповых садомазохистских оргий. Кстати, именно в ней в свое время Катюха устроила нечто подобное.

По пути в третью спальню я не удержался и заглянул в кабинет хозяина. И там, среди классически-делового интерьера в стиле XIX века, меня заинтересовало одно изречение, высеченное на мраморной панели, расположенной в середине многочисленных, во всю стену, книжных полок:

«ЛЮБОВЬ — БЕЗГРАНИЧНА, ПОЗНАНИЕ — БЕСКОНЕЧНО, И ПОЭТОМУ ТОЛЬКО ОНИ ДОСТОЙНЫ БЕЗГРАНИЧНОЙ И БЕСКОНЕЧНОЙ ВЕЧНОСТИ!»

— Замечательно сказано, — заметил я Елене, — это чей же афоризм?

— Моего мужа, — коротко отвечала она, явно недовольная столь долгой задержкой по пути к постели.

— Какой молодец! Уважаю людей, ценящих остроумные афоризмы. Вообще афоризмы — это неоценимое подспорье для людей, обожающих театральные жесты. Всегда полезно иметь в запасе парочку остроумных фраз — как для знакомства с женщиной, так и для восхождения на эшафот.

— Так куда мы идем, на эшафот или в спальню? — перебила меня Елена, нетерпеливо дергая за рукав.

Мне вспомнились прошлогодняя вечеринка и хозяин дома — удивительно обаятельный и интеллигентный человек, в гостях у которого в тот день находилось множество самой разношерстной сволочи, благодаря чему все сборище напоминало шабаш, шутки ради устроенный ангелом.

«Давно известно, что господь бог любит хорошую компанию и именно поэтому лучших людей забирает к себе первыми», — со вздохом подумал я.

Кстати, муж изменял Елене весьма редко и то по весьма уважительной причине — когда на одной чаше весов оказывались семейные ценности, а на другой — порочные радости, то у него далеко не всегда хватало силы воли сделать добродетельный выбор. А если он выпивал, то чаша весов уверенно склонялась в сторону порока, и тогда бедной Елене приходилось волноваться и названивать знакомым в поисках загулявшего мужа.

Самый такой памятный случай произошел еще в молодости, когда муж набрался на какой-то корпоративной вечеринке и решил вернуться домой на такси. По дороге ему вдруг захотелось позвонить старой любовнице, что он немедленно и сделал.

Любовница очень обрадовалась его долгожданному звонку, поэтому они тут же встретились и совершили «акт измены». Потом оделись и отправились гулять, посидели в уличном кафе и как-то незаметно для самих себя дошли до парка, находившегося прямо через дорогу от той квартиры, где Елена преданно ждала своего загулявшего мужа.

А дальше все случилось как в анекдоте!

В тот самый момент, когда муж, сидя на скамейке, рассказывал своей любовнице что-то игривое, к ним подбежал веселый рыжий спаниель и принялся дружелюбно вилять хвостом.

«Собачка-собачка, как тебя зовут? — приласкал его пьяный мужчина, после чего обратился к своей даме: — Надо же, как похож на моего Филиппа!»

«А это он и есть!» — невозмутимо закуривая, отвечала его не менее пьяная спутница.

«Как это?» — удивился он, оставляя собаку в покое и вскидывая голову.

Перед ним с поводком в руках стояла разгневанная Елена! Так и не дождавшись звонка от загулявшего мужа, она вышла его искать и, прочесывая окрестности, забрела дальше обычного.

«Привет, — пролепетал растерянный супруг. — А мы тут сидим, разговариваем…»

«В самом деле, — неожиданно вмешалась в разговор его дама, — подождите немного, девушка, мы еще не договорили!»

От подобной наглости со стороны любовницы законная жена пришла в полную ярость, после чего принялась хлестать мужа собачьим поводком! Немного досталось и его даме, вяло пытавшейся заступиться за своего любовника. Зато после подобной экзекуции Елена долго не могла нарадоваться на поведение своего мужа!

Тем временем мы добрались до последней спальни, оформленной в строго классическом красновато-черном стиле, и, быстро раздевшись, забрались на роскошную итальянскую постель под балдахином.

Увы и ах, но новогодняя оргия с хохлушками и переживания по поводу долгого отсутствия Катюхи на столько подкосили мои силы, что я не смог показать ничего выдающегося, быстро утомившись и завершив свое дело раньше положенного в таких случаях времени.

— Разочарована? — спросил я, устало откидываясь на подушку и закидывая руки за голову.

— Честно говоря, да, — не стала лукавить Елена. — Боюсь, что любовник из тебя получится неважный, зато мы можем просто дружить.

— Неужели в качестве любовника я кажусь тебе абсолютно безнадежным?

— Нет, почему же… Возможно, в другое время нам удастся изобразить что-нибудь получше. Но, если честно, мне бы хотелось чего-то не совсем обычного…

— Вроде бешеной африканской страсти?

— Можно сказать и так, хотя звучит пошлой цитатой из какого-то романа.

— А хочешь, познакомлю тебя с одним очень симпатичным негром? — вдруг предложил я, вспомнив о своем друге и напарнике Патрике.

— А познакомь! — задорно согласилась Елена и даже присела на постели.

— Ладно, заметано.

— Кстати, я прочитала твои «Записки сутенера», и мне очень понравилось. Надеюсь, ты собираешься писать продолжение?

— За меня это делает сама жизнь, — туманно отвечал я, томно потягиваясь.

— Нет, серьезно, мне было очень интересно.

— Ничего удивительного — ведь они посвящены описанию порока. Обрати внимание, что добродетель невыносима скучна, потому что пафосна, а пафос быстро надоедает! Порок же намного разнообразнее, поскольку способен прикрываться множеством личин — от лицемерия до героизма.

— Какой же ты, однако, беспринципный тип!

— О да, и горжусь этим! Принципиальность — это тупейшая безвариантность, которая душит, губит и убивает жизнь, всегда наполненную самыми разнообразными вариантами. Более того, принципиальность делает своих носителей суровыми, иссохшими и несчастными. Беспринципность же, напротив, весела, жизнерадостна и бьет ключом. Жизнь — это бесконечный, яростный, неостановимый поток, а любые, пусть даже самые достойные принципы — это попытки ввести данный поток в какие-то каменные берега, а то и повернуть его вспять. Естественно, они постоянно друг другу противоречат! Кстати, помнишь, мы с тобой однажды разговаривали о Куприянове?

— Конечно, помню. И что?

И тут я призадумался, после чего рассказал ей историю своих взаимоотношений с бывшим премьер-министром, особо выделив личную к нему неприязнь и намерение хоть как-то отомстить за пережитое унижение.

— Между прочим, — закончил я, — а почему бы тебе не бросить свою нынешнюю жизнь скучающей молодой вдовы и не стать совладельцем моей фирмы? Благодаря этому мы вместе напишем продолжение «Записок сутенера» и прославимся еще и на этом поприще!

— Боюсь, что в деловых или творческих вопросах от меня мало толку, — задумчиво покачала головой Елена.

— Зато преуспеваешь в любовных!

— Спасибо за комплимент.

— Кроме того, ты будешь моей музой!

— С моей-то сексуальностью?

— Именно! Представляешь, какая тоска для публики, если муза художника совершенно несексуальна. Вспомни того же Кафку, влюбленного в девицу с лошадиной физиономией!

— Нет, я себе не представляю, но ты мне потом обязательно расскажешь. Что касается Куприянова, то я тебе обещаю — мы обязательно что-нибудь придумаем! Главное — соглашайся на его предложение.

Я не понял, что она собирается придумывать, однако уточнять не стал, поскольку именно в этот момент жестокая ностальгия по Катюхе холодной рукой сжала мое сердце. Где и с кем она, черт бы ее подрал, пропадает и почему ее мобильник постоянно «временно недоступен»?

Питомцы Гиппократа (7 января)

Наконец-то позвонила проклятая Катюха, причем в своем обычном стиле — то есть абсолютно пьяная, да еще со своими дурацкими вопросами «Ты меня любишь?» и «Если любишь, то почему не женишься?».

— Люблю! — в бешенстве заорал я. — И даже жениться готов, если ты только вернешься! Где пропадаешь и когда, наконец, появишься дома?

— А чего ты так волнуешься, любовь моя? Я все у тех же друзей… Кстати, они тебе передают большой привет и поздравляют с Рождеством.

— К черту! Плевать мне на твоих гребаных друзей и их похмельные поздравления. Я сейчас же собираюсь и немедленно за тобой еду.

— Не надо, зачем? Я сама к тебе вернусь, может быть, даже сегодня вечером.

— У меня уже нет сил ждать — ты торчишь там целую неделю! Короче, сиди и жди меня!

Она попыталась было что-то возразить, но я уже не стал слушать и с треском повесил трубку. Затем быстро собрался, вышел на улицу и, по-прежнему дрожа от бешенства и ревности, сел в машину. Уже заведя мотор, я вдруг подумал о том, что стоило бы захватить с собой Анатолия, однако стыдно в очередной раз грузить его своими проблемами, тем более что сейчас я ехал к супружеской паре, у которой жил ее сын, так что ничего страшного этот визит не сулил.

Это рассуждение оказалось моей ошибкой, за которую я жестоко поплатился!

Во-первых, в квартире, кроме хозяина дома — того самого Андрея, с которым Катюха в свое время наставила рога его жене Галине, в результате чего и лишилась данного крова, — находились лишь два типа самого уголовного вида. Как известно, негодяйство накладывает на внешность столь же зримый отпечаток, как и самый сильный ожог, разница лишь в том, что в одном случае повреждается кожа, вдругом — душа.

Естественно, все четверо были давно и прочно пьяны, о чем свидетельствовал жуткий бардак в виде множества пустых водочных бутылок и валявшихся на полу окурков.

— Это мои друзья, — представила их Катюха, после того как соизволила выразить радость от моего появления.

Кстати, иного представления как «друзья» в ее лексиконе просто не было, даже если она видела их первый раз в жизни и эти самые «друзья» отымели ее по очереди.

Мы все четверо нехотя пожали друг другу руки, причем двое из этих друзей подали их мне самым хамским образом — то есть немного наклонив ладонью вниз, как это обычно делает дама для поцелуя. Однако в тот момент я сдержался, сделав вид, что не обратил на это внимания.

— Ну, мать, я за тобой, — следом за обменом рукопожатиями тут же заявил я, отказавшись от предложения присесть, — давай собирайся и одевайся. (На ней был только темно-синий мужской халат и толстые вязаные носки.)

— Да, подожди, Сережа, — принялась канючить моя подруга, — давай сначала немного посидим, выпьем, пообщаемся. Поговори с моими друзьями о чем-нибудь высоком и умном! Знаете, какой он у меня образованный!

Этой пьяной дурехе, видимо, захотелось поучаствовать в интеллектуальной беседе между сутенером, старым бездельником и двумя явными жуликами, поглядывавшими на меня настороженно и без малейшей симпатии! Но что за дешевое тщеславие ее распирает — чувствовать себя королевой подобной компании, можно даже сказать, бомжатника, вместо того чтобы быть равной среди равных в среде порядочных людей!

И все же я так любил эту крысу, что просто не мог уехать, не сделав ни единой попытки вырвать ее отсюда!

Пить я, разумеется, не стал, однако скрепя сердце все-таки присел на первый попавшийся табурет, смахнув с него на пол банановую кожуру Ситуация была весьма неприятной, поэтому действовать нахрапом явно не стоило. Эх, черт, и почему же я не взял с собой Анатолия! С какой бы легкостью и удовольствием бывший спецназовец набил бы морды всей этой троице, разом избавив меня от всех проблем!

После того как все четверо, включая и Катюху, выпили за «здоровье вновь прибывших», кое-как завязалась «интеллектуальная» беседа, имевшая весьма своеобразный характер.

Первый из этих типов оказался столь ярым антисемитом, что даже не постеснялся поинтересоваться моей фамилией; второй — невыносимым пошляком, недавно прочитавшим «Камасутру». Этот древнеиндийский трактат произвел на него столь сильное впечатление, что теперь он не мог говорить ни о чем другом, кроме способов сношения и женских достоинств. Особенно неприятно на меня подействовало выражение «клиторок в степи», которым он обозначил гениталии своей недавней подруги. А чего стоит такое его заявление:

— С точки зрения изучения глубин влагалища, я настоящий Жак-Ив Кусто!

Слушая этого «Кусто», я поневоле ерзал, опасаясь, что потом разговор перекинется на сексуальные достоинства Катюхи — а уж этого я мог бы не выдержать и взбеситься.

Самым большим «интеллектуалом» оказался Андрей, признавшийся в том, что с похмелья любит перечитывать «Капитанскую дочку»! У него даже обнаружилось своеобразное чувство юмора — когда речь случайно зашла об армии, он заявил примерно следующее:

«В свое время я очень хотел пойти в армию, но, к сожалению, какая-то сволочь украла из почтового ящика мою повестку в военкомат!»

Поскольку они все больше пьянели, а я оставался трезвым, ситуация постепенно накалялась. К сожалению, Катюха совершенно этого не понимала, и поэтому именно она спровоцировала неизбежный взрыв.

Когда я понял, что еще немного — и моя подруга просто не в состоянии будет выйти из дома своими ногами, — то решил проявить настойчивость и поднялся с места.

— Ну все, Катенька, ребенок, — я постарался произнести это как можно ласковее, — тебе уже хватит. Одевайся, пожалуйста, и поехали.

— Да подожди хоть еще немного. — Она вяло махнула рукой, едва не опрокинув пустую бутылку.

— Чего ждать-то, любовь моя? Хватит пьянствовать, пожалей свое здоровье!

— Ну, я не хочу пока никуда ехать. Давай посидим еще немножко…

— Нет, поехали!

— Тебе сказано — девушка никуда не пойдет! — с неожиданной резкостью встрял в разговор один из «друзей». — А если что-то не устраивает — вали отсюда!

— А ты не вмешивайся, — сорвался я, заранее понимая, что совершаю непоправимую ошибку. — Не с тобой разговаривают, сволочь!

— Что? — И он тоже вскочил с места. — Ты меня как назвал, падла?

После этого драка началась практически сразу, даже без предварительного типично российского ритуала в виде продолжительного обмена взаимными матерными угрозами и оскорблениями — настолько обе стороны уже были морально к этому готовы! И хотя в ней участвовали только два этих самых «друга», я потерпел решительное поражение: мне понаставили синяков, разорвали куртку, рассекли бровь и выкинули на лестничную площадку даже без шапки, так и оставшейся висеть на вешалке. К чести Катюхи, она в отличие от полностью бездействовавшего хозяина дома еще как-то пыталась вмешаться, однако, едва поднявшись с дивана и что-то пискнув, тяжело рухнула обратно.

Оказавшись перед закрытой дверью, я кое-как доковылял до лифта (один из этих гадов больно разбил мне колено) и вызвал лифт, зажимая кровоточащую бровь носовым платком. При этом еще непрерывно бормотал яростные проклятия в адрес Катюхи: «Сука, гадина, пьяная тварь!» — и так продолжалось до тех пор, пока не открылись двери лифта, полкабины которого занимала внушительная молодая дама с фигурой культуристки.

— Это вы мне? — грозно спросила она, хмуря брови.

— Нет-нет, что вы!

Только выйдя из подъезда и забравшись в машину, я призадумался: где здесь ближайшая больница? В итоге так ничего и не вспомнив, кое-как завел мотор и поехал в дальнюю — на Ленинский проспект.

И это оказалось второй роковой ошибкой сего кошмарного вечера!

Сначала меня долго не хотели принимать, посчитав, что это какой-то пьянчуга забрел к ним с улицы, и лишь когда я заорал, что абсолютно трезв, а моя машина стоит перед приемным отделением, предложили присесть в холле и подождать. Воспользовавшись этим, я достал мобильник и только теперь, с большим опозданием, позвонил Анатолию. Объяснив ему в двух словах ситуацию, я попросил его взять тачку и приехать сюда, чтобы отвезти меня домой на моей собственной машине. Напарник, как всегда, оказался на высоте, пообещав добраться как можно скорее, невзирая на огромные «пробки», возникшие из-за сильного снегопада.

Тем временем мой платок уже настолько набух от крови, что она начала капать на кафельный пол, вызывая страшное негодование проходившей мимо санитарки. Чувствуя, что слабею, я вновь сделал попытку добиться хоть какой-то помощи — то есть встал и направился в помещение, где сидели дежурные врачи. И тут произошло нечто совершенно чудовищное. Едва увидев меня, кто-то из «лепил» мгновенно вскочил со стула и с яростным криком: «Как же ты достал, сволочь пьяная!» — попытался ударить меня ногой в пах!

К счастью, у меня вовремя сработала реакция — я успел сдвинуть колени и отразить удар. Затем, ошеломленный столь учтивым приемом со стороны последователей Гиппократа, вернулся обратно в коридор. Черт возьми, но после такой встречи дожидаться дальнейшей помощи не было никакого смысла, иначе мне просто пришьют уши на задницу, а потом еще скажут, что так и было.

Да против подобных, с позволения сказать, эскулапов давно было пора заводить новое дело об «убийцах в белых халатах»!

Я попытался покинуть приемное отделение, однако столкнулся с немалыми трудностями — охранник не хотел меня выпускать, мотивируя это тем, что меня уже зарегистрировали, поэтому я просто обязан дождаться врачебной помощи. Ха! Да если бы врачебной, то еще можно было подождать, но после такой встречи…

Чувствуя, что схожу с ума от российской системы здравоохранения, вполне достойной своего нынешнего министра в тысячедолларовых ботинках, я кое-как достал из кармана пятидесятидолларовую купюру и подал охраннику, слегка заляпав окровавленными пальцами. Это универсальное средство общения немедленно подействовало — и через минуту я с немалым облегчением оказался на улице возле своей машины. Усевшись в салон и закурив, я еще минут десять прождал Анатолия, но потом не выдержал и завел мотор.

Ведя машину одной рукой, мне все-таки удалось благополучно добраться до дома, где я успешно оказал себе первую помощь — промыв, продезинфицировав и заклеив глубокую ссадину на брови. Если бы ее зашили прямо сегодня, то все прошло бы незаметно, но теперь шрама было явно не избежать.

Покончив с самолечением и ощущая полнейший упадок сил, я выпил большой стакан водки. Затем, прекрасно сознавая, что поступаю по отношению к Анатолию не слишком-то вежливо, отключил оба телефона — домашний и мобильный — и немедленно завалился в постель, чувствуя, что вот теперь-то понемногу начинаю сходить с ума — и ведь было бы из-за кого!

«Разве я тебе про свои групповухи не рассказывала?» (8 января)

В результате всех этих бурных событий у меня просто не было времени решить — как вести себя в случае нового звонка Катюхи (а что она позвонит, я нисколько не сомневался!). Поэтому я даже и не собрал ее вещи — после вчерашнего вечера просто никаких сил не было, — когда вдруг она открыла дверь собственными ключами!

Сначала я хотел было вскочить с кровати и немедленно вытолкать ее вон или хотя бы надавать пощечин, но это потребовало бы стольких усилий… Кроме того, мне было чертовски интересно узнать — как себя поведет эта проклятая изменница после всего случившегося?

Судя по шороху, доносившемуся из прихожей, она преспокойно разделась, причесалась и лишь затем заглянула в спальню:

— Сережа, ты спишь?

— Пошла вон! — простонал я.

— Ты на меня сердишься? — Катюха вошла в комнату и приблизилась к изголовью. Я не отвечал и даже не открывал заплывших синяками глаз, однако после следующего вопроса распахнул их во всю ширь: — А почему ты весь в фингалах и что у тебя с бровью?

— Ты что, ничего не помнишь?

— Нет, то есть смутно… А что вчера было? — И она присела на край кровати. — Я помню, что ты приезжал к Андрюхе и мы долго о чем-то беседовали…

— А как эти твои гребаные друзья принялись меня избивать — не помнишь? — Я пристально посмотрел ей в глаза, но они были удивительно ясны и невинны — словно бы и не было столь долгого запоя!

— Кто тебя избивал?

Неужели Катюха так мастерски притворяется, что даже сумела подделать столь искреннюю интонацию удивления? Не дождавшись ответа, она протянула руку к моей самодельной повязке:

— Ну-ка, дай я посмотрю, что там у тебя…

— Отвяжись.

— Но ведь надо же перевязку сделать!

И ведь до чего же я любил эту тварь, что как-то сразу размяк и все ей позволил. Впрочем, надо отдать ей должное — перевязку она сделала мастерски, продезинфицировав все самым тщательным образом, после чего озабоченно заявила:

— Шрам у тебя все-таки останется, но это ничего — шрамы только украшают мужчину.

— Не говори глупостей, — буркнул я, — шрамы, как язвы или рубцы, никого и никогда не украшают, просто начиная с определенного возраста женщины перестают обращать внимание на подобные мелочи — был бы рядом с ними хоть какой-нибудь мужчина.

— Ты это серьезно? — засмеялась Кэт. — Ну и что ты собираешься потом делать? Постоянно ходить с нашлепкой из пластыря на лице?

— Нет, я продам машину и сделаю пластическую операцию, попросив превратить меня в Алена Делона!

— Ты и так красивый!

— А почему же ты мне постоянно изменяешь со всякими уродами, чертова ты кукла? Кстати, а где были твой сын и жена этого гребаного Андрея?

— Галина поехала на богомолье, а Федор жил у приятелей на подмосковной даче.

— И вы все это время пили вчетвером?

— Почему вчетвером? К нам еще несколько раз друзья заходили…

— А что у тебя хоть было с этими тремя гадами? — Задавая этот вопрос, я так напрягся, что даже потянулся за сигаретами.

— Да ничего особенного. — И Катюха беззаботно качнула головой, после чего взяла у меня из рук зажженную сигарету и затянулась — это была ее привычная манера закуривать.

— А что тогда было обычного? — свирепо продолжал настаивать я.

— Да как всегда.

— Объясни толком, что именно!

— А то ты не знаешь… Ну, трахнулись пару раз втроем, только и всего.

— Как — втроем? Одновременно, что ли?

— Ну да, а что такого? Один в попку, другой спереди, третий в ротик… Все очень мило получилось, так что мне даже понравилось. А чего ты волнуешься, в первый раз, что ли?

— Уфф! — Я так живо представил эту «милую» сцену, да еще с этими уродами, которые меня же и избили, что у меня просто перехватило дыхание.

— Разве я тебе раньше про свои групповухи не рассказывала? — не унималась Кэт.

— Да рассказывала, рассказывала…

Один из таких случаев был совершенно бесподобен и случился он именно в тот день, когда на Москву обрушились сильнейшие снегопады, почти полностью парализовавшие уличное движение. Как назло, именно в этот день Катюха ехала к очередному клиенту, причем ее машина оказалась в самом конце длинной очереди.

Не в силах сидеть без дела, она расплатилась с водителем и стала пробираться поближе, стремясь найти тачку, которая бы оказалась в первых рядах. И вдруг ее окликнули из потрепанного автобуса «ЛИАЗ»: «Садитесь к нам, девушка, мы скоро тронемся, поскольку перед нами уже все расчистили».

Недолго думая, она забралась в салон и застала там компанию из здоровенных молодых мужиков — то ли спортсменов, то ли бандитов, то ли спортсменов, которые готовились стать бандитами, — сама она этого так и не поняла.

Раздался дружный рев, откуда-то появилась и пошла по рукам сначала одна, а затем и вторая бутылка водки. Наконец, когда выяснилось, что торчать в салоне предстоит еще не меньше часа, поступило и деловое предложение:

«Нас здесь четырнадцать, обслужишь всех по одному разу и получишь пятьсот баксов».

Поскольку к клиенту она уже явно опоздала, а деньги в тот вечер терять никак не хотелось, Катюха, недолго думая, согласилась. И началась классическая оргия — по двое, по трое, всеми мыслимыми способами и во всех возможных позах. Она так старалась, что всего за полтора часа полностью обслужила эту команду, которая, на ее счастье, ехала не в баню, а из бани!

Единственным пострадавшим во всей этой вакханалии оказался бедняга водитель — именно в тот момент, когда он уже собирался перебраться в салон, загорелся зеленый свет светофора, и движение тронулось.

Когда она мне рассказывала всю эту историю, я бесновался до умопомрачения, в то время как ей было хоть бы что. По-моему, в глубине души она даже жалела, что мужиков не оказалось вдвое больше, — заработала бы целую тысячу!

— Но самое смешное, — вдруг что-то вспомнив из предыдущей истории, засмеялась Катюха, — что, когда эти друзья пошли за водкой и мы остались с Андрюхой наедине, он попросил меня трахнуть его в зад морковкой.

— Как это?

— Нашли у него в холодильнике самую толстую морковку, отмыли ее, надели на нее презерватив, и я трахала его до тех пор, пока наши друзья не вернулись.

— Черт, черт, черт! Проклятый извращенец! Лучше бы ты трахнула его репкой! Но они тебе хоть что-то заплатили за все это удовольствие?

— Конечно, целых двести баксов.

— Ну и где эти деньги?

— Так потом, когда у них у всех бабки кончились, пришлось пить на мои.

— Значит, ты пустая?

— Так получилось, я же не виновата…

— Ну конечно, если не знаешь, в чем каяться, то валяй, продолжай грешить дальше!.. О боже, какая же ты фантастическая тварь и блядь! Свет еще таких не видывал!^[4]

И тут Катюха соизволила обидеться. Она встала и, глядя на меня сверху вниз, спросила:

— Так что — мне можно остаться или ты меня опять выгоняешь?

— А куда ты, интересно, денешься?

— Ну, мало ли у меня мест. Тот же Феня много раз предлагал жить у него.

— О нет, только не это! — вслух простонал я, представив эту совершенно гнусную рожу подхалима, украшенную козлиной седой бородкой. — Оставайся, гадюка, черт с тобой! Только не убегай больше!

— Что ты! Куда же я от тебя денусь!

После этого примирения Катюха стала вести себя со мной столь нежно, что я не пожалел о своем решении. Она ухаживала за мной так преданно и заботливо, что на какое-то время даже бросила пить — ну, если не считать пары бутылки пива или бутылки сухого в день. Однажды она даже отвадила Елену, заявив ей в телефонную трубку, что «он очень устал, спит и подойти никак не может». Пришлось мне развлекаться обществом Серафима и Любаши да втайне радоваться столь чудесным изменениям в характере своей неугомонной подруги.

Помню, как однажды она так устала, что заснула, трогательно прижавшись щекой к моей груди. В этот момент я вдруг испытал какое-то странное чувство, от которого перехватывало дыхание, слезились глаза и чересчур отчетливо билось сердце. Я долго не мог найти для него подходящего названия, а когда все-таки нашел, то даже удивился от неожиданности. Это было чувство окончания молодости! Когда-то раньше, когда обуревали желания и главной загадкой жизни казалась тайна того, что находится меж «пары стройных женских ног», смысл жизни был легок и понятен — и состоял он в женской любви. Обрести бессмертие или, во всяком случае, забвение о будущем и неизбежном конце можно было только в упоительных объятиях. И любые сомнения смывались потоком распаленной крови, бурлившей в венах от легких и нежных прикосновений.

Но теперь, когда страсти поутихли, уступив место привычно небрежным ласкам; когда «безумие любви» как-то постепенно превратилось во всего лишь приятные ощущения внизу живота, смысл жизни вновь оказался утрачен. С ослаблением потенции словно бы ослаб и некий духовный стержень — и вот это было самым удивительным и неприятным изо всех моих нынешних ощущений.

Неужели я такое ничтожество, что живу лишь ради череды приятных мгновений, неужели в моей жизни нет ничего более устойчивого и возвышенного? Несколько лет назад, когда я еще был влюблен в Мари ну, меня уже охватывали подобные сомнения. Как я бесился от ревности, как сумасшествовал, притягиваемый к ней ее пикантными ножками и невероятным бюстом! Именно тогда меня впервые посетила вполне очевидная мысль — если наше счастье вдруг начинает зависеть от существ вздорных и недалеких, а не от собственного разума, то в этом виноват только разум.

Благодаря поведению Катюхи я очень скоро убедился в этом снова. Она ничуть не изменилась, и радовался я ее нынешней заботливости совершенно напрасно…

Интимный особняк для интимных развлечений (середина февраля)

Давненько я не брал в руки свой любимый дневник! За эти три недели произошло так много событий и пришлось переделать столько дел, что записывать их просто руки не доходили.

Во-первых, немного оправившись и дождавшись, пока сойдут синяки, я позвонил Куприянову и заявил, что принимаю его предложение. Во-вторых, переложив дела своей начинающей хиреть фирмы на плечи Анатолия, целиком и полностью погрузился в новый для меня вид деятельности — иначе говоря, стал осваиваться в роли хозяина стрип-бара при клубе для солидных господ. Сам клуб представлял собой в высшей степени элитное заведение, расположившееся в старинном уютном особнячке, спрятавшемся на задворках одного из самых очаровательных переулков старой Москвы. Интимный особнячок — для интимных развлечений!

При знакомстве со своим будущим местом работы я не смог сдержать удивление. Привыкнув к тому, что подиумы для обычных стрип-баров выдвинуты прямо в зал для публики, чтобы любой желающий мог вплотную полюбоваться прелестями стриптизерши, да еще и одарить ее при этом сложенной в трубочку купюрой, я не сразу понял, почему зал имеет форму классического цирка. Только вместо арены здесь имелся круглый подиум сразу с тремя шестами (девчонки появлялись на этой арене сверху, элегантно спускаясь по винтовой лестнице), а вокруг были расставлены немногочисленные столики с цветами и свечами.

Однако самое главное удивление ждало меня впереди — когда мне представили моего помощника. Им оказался тот самый Александр — бывший сотрудник известного олигарха, с которым мы когда-то познакомились в пивном баре.

— Мир тесен! — со смехом заявил он, пожимая мне руку. — Если я теперь стал «метрдотелем», то тебя можно будет назвать «метрборделем»!

— Называй уж лучше по имени… — усмехнулся я. — Однако объясни мне одну вещь — почему столики расположены так далеко от подиума?

— А что тебя удивляет?

— Не понимаю, как можно с такого расстояния засунуть стодолларовую купюру за лямку трусиков стриптизерши, — честно признался я.

— А у нас никто так не делает, — окончательно развеселился он, — во-первых, девчонки и так зарабатывают до фига, во-вторых, все их прелести транслируются на плазменные экраны по обе стороны сцены, в-третьих, к нам приходят столь солидные господа, что дотянуться из-за столика до лямки трусиков им помешают животы. Но главное в другом. Собственно говоря, для организации этого дела тебя и пригласили. Наш стрип-бар будет совмещен с потаенным борделем, так что любая из девчонок сама охотно скинет трусики в специально отведенном для этого помещении.

— Забавно! А я уж было подумал, что ваше заведение посещают только люди, достигшие того почтенного возраста, когда больше нравится смотреть, чем двигаться самому.

— Такие тоже бывают, но для них мы предусмотрели специальные зеркала, прозрачные с одной стороны…

— Дальше можешь не продолжать, поскольку это классика, придуманная еще в парижских борделях девятнадцатого века, — качнул головой я, после чего мы направились к стойке бара, чтобы продолжить разговор в более удобном положении.

— Сам-то здесь как оказался? — поинтересовался я после первой рюмки. — И вообще, ты кто по специальности?

— Переводчик с испанского, — охотно сообщил мой помощник, — а оказался здесь, после того как сорвалась маза поработать за границей. Если хочешь, могу рассказать.

— Конечно, хочу, — кивнул я, после чего услышал одну из тех историй, которые были весьма характерны для современного российского бизнеса.

После окончательного развала «олигархической империи» его бывшего шефа Александр воспользовался старыми институтскими связями и познакомился с двумя господами якобы из МВД, сделавшими ему суперавантюрное предложение:

«Нам нужен директор русского ресторана в колумбийском городе Санта-Крус, — сообщили ему по телефону. — Причем этот человек должен свободно владеть испанским языком и уметь работать с адвокатами. Мы уже навели о вас справки, так что вы нам вполне подходите. Вы согласны встретиться, чтобы уточнить детали?»

Фраза о «наведении справок» очень не понравилась Александру, однако от встречи он не отказался. Предварительное знакомство состоялось в одном из шикарных ресторанов, расположенных в центре Москвы, причем будущие работодатели подъехали туда на новеньком американском джипе «Магнум». Ни один из этих учтивых и хорошо одетых господ, по очереди пожавших ему руку, не запомнился Александру внешне, зато он на всю жизнь запомнил сцену, разыгравшуюся в самом ресторане.

«Пойдемте, я познакомлю вас с вашими будущими сотрудниками, — предложил ему главный из эмвэдэшников, уверенно поднимаясь по ступенькам и стуча в дверь, на которой висела табличка «Закрыто».

Швейцар отодвинул занавеску, выглянул наружу и поспешно распахнул дверь, чуть было не отдав честь небрежно кивнувшим ему господам. В банкетном зале находилось несколько мужчин примерно одного возраста и телосложения, чем-то походивших на медведей средних размеров.

Повинуясь кивку главного из эмвэдэшников, все эти дрессированные «медведи» дружно выстроились в одну шеренгу, после чего поочередно пожали Александру руку и вежливо, но весьма своеобразно представились:

«Серый, Пашуня, Колян, Васёк».

«Все это очень честные и достойные люди, — прокомментировал стоявший рядом с ним эмвэдэшник, с удовольствием оглядывая своих молодцов. — Поэтому работать с ними вам будет одно удовольствие — даже не сомневайтесь!»

«Я и не сомневаюсь», — настороженно кивнул Александр, аккуратно пожимая твердокаменные ладони и думая про себя примерно следующее: «Вот уж действительно славные ребята! С такими хоть сейчас на «стрелку»!»

Когда процедура взаимного представления была закончена, все присутствие расселось вокруг большого стола, и вот уже здесь Александр насторожился по-настоящему — у каждого из его будущих сотрудников под расстегнутым пиджаком явственно топорщилась кобура.

«Интересно, — еще подумал он, — зачем такое количество вооруженных бугаев для столь мирного дела, как ресторан русской кухни? Ведь времена Дикого Запада, когда в каждом салуне периодически устраивались перестрелки, вроде бы давно прошли…»

Разговор продолжался не более получаса — Александра посвятили в некоторые тонкости предстоящего бизнеса, но он уже не верил ни единому слову.

«Так что вы решили?» — в заключение спросил его один из эмвэдэшников.

«Я хорошенько подумаю, посоветуюсь с женой и тогда дам окончательный ответ», — уклончиво пообещал он, стремясь поскорее выбраться на свежий воздух и немедленно «сделать ноги».

Оба будущих работодателя были явно разочарованы, поэтому простились весьма холодно. Разумеется, во время следующего телефонного разговора Александр наотрез отказался.

— Впоследствии я понял, что поступил абсолютно правильно, — заметил он, гася сигару в пепельнице. — Во-первых, вся эта авантюра с рестораном провалилась, во-вторых, оба господина оказались не из МВД, а из ФСБ — причем из отдела по борьбе с наркотрафиком. А если учесть, что именно Колумбия является главным поставщиком наркотиков в Северную Америку, то несложно догадаться, какие дела они собирались творить под ресторанной вывеской.

— Да уж, несложно, — кивнул я. — Так ты женат?

— Был.

— То есть как… Развелся?

— Хуже.

— Не понял? Что может быть хуже — сам ее грохнул?

— Ну что ты… Просто в один прекрасный день моя жена поехала в банк обменивать доллары и как назло нарвалась на ограбление. В общем, все было так: когда она стояла перед окошком кассы, в зал ворвались два человека — естественно, в черной одежде, черных масках и с пистолетами в руках. Тот из них, что шел первым, точным выстрелом тут же уложил охранника и взял всех на мушку. А его напарник побежал к кассе. Моя жена как раз положила в металлический ящичек пачку долларов, но тут этот гад оттеснил ее в сторону, наставил пистолет на кассира, проворно извлек эту пачку и сунул себе в карман.

— А дальше?

— А дальше у моей жены что-то переклинило. Хрен знает по какой причине, но в обычной домохозяйке вдруг взыграл воинственный дух. Проводя большую часть времени дома, она, возможно, настолько утратила связь с реальностью, что была не в состоянии адекватно оценить уровень опасности. Короче, жена вдруг ударила грабителя по уху и пронзительно, на весь зал, закричала: «Положи назад, мерзавец!» В первое мгновение тот откровенно растерялся, и тогда Анна ударила его второй раз. Тут уж он не выдержал и выстрелил ей в живот.

— О черт! — сочувственно выдохнул я, глядя на заметно помрачневшую физиономию своего помощника. Как же бывает обманчиво первое впечатление — поначалу он показался мне веселым раздолбаем, которому все по фигу, — и вот на тебе! — Ну и чем все кончилось?

— Посмертной благодарностью от банка, взявшего на себя расходы по похоронам! И знаешь почему? Оказывается, пока Анна дралась с грабителем, кассирша успела соскользнуть со стула и скрылась в подсобном помещении, откуда вызвала милицию. Та приехала ровно через семь минут, но застала лишь два трупа — охранника и моей жены. Потом оказалось, что своим идиотско-геройским поведением она предотвратила ограбление почти на миллион долларов! До сих пор ей этого простить не могу! — Он нервно раскурил новую сигару, после чего нехотя улыбнулся и предложил: — Ну что, пойдем знакомиться с персоналом?

— О’кей, — кивнул я, заранее предвкушая роскошное зрелище и при этом обдумывая судьбы собственных подопечных.

Девчонки, разумеется, были как на подбор, да еще с явными артистическими данными, поэтому на первых порах я взял из своей фирмы только троих — Лену и Наталью в качестве эротических официанток, а Милену, неожиданно продемонстрировавшую недюжинные танцевальные способности, — в качестве непосредственно стриптизерши. Оказывается, эта начинающая поэтесса умела не только слагать рифмы, но и чертовски аппетитно вертеть задом! Жаль только, что стихи она об этом почему-то не писала, предпочитая иные темы: соловьи, розы да «рассветы в нежных объятиях любимого»…

Остальные девушки должны были пока работать у Анатолия, тем более что я слишком хорошо помнил, чем закончился мой первый и не слишком удачный опыт сотрудничества с господином бывшим премьер-министром, а потому решил оставить себе «запасной аэродром».

Что касается Катюхи, то она недолго выдерживала роль заботливой сиделки и, как только ей окончательно надоело торчать дома, сбежала от меня к тому самому Фемистоклу! Когда она, естественно пьяная, позвонила именно от него, то я пришел в такую дикую ярость, что потребовал от нее забыть мой телефон. Тем же вечером и с тем же Анатолием я вновь отправил ей ее вещи — и на этот раз успешно! Так что теперь я был совершенно свободен, однако это меня ничуть не радовало. Более того, порой по ночам одолевали отвратительно коварные мысли об упущенном счастье и отвергнутой любви, что отнюдь не улучшало настроения, зато гарантировало бессонницу.

Вскоре после нашего окончательного разрыва с Катюхой, и именно во время очередной бессонницы, у меня раздался телефонный звонок. Звонил какой-то явно немолодой мужик — и, разумеется, в дупелину пьяный. Он представился Василием и, глупо хихикая, заявил, что хотел бы побеседовать с «товарищем по несчастью».

— Какому еще несчастью и кто вы, собственно, такой? — холодно осведомился я, тем более что в тот момент был абсолютно трезв, если не считать немалой дозы снотворного.

— Как, разве Катюха тебе обо мне не рассказывала? Я — тот самый Василий, на которого «шестерил» Фенька и к которому она ушла — сначала от меня, а теперь вот от тебя.

— А, вот даже как… Интересно, — сразу меняя тон, заговорил я, — но откуда же ты узнал, что она меня бросила?

— Так она сама мне сегодня звонила полчаса назад и обо всем растрепала…

— Ну-ну, дальше!

— Я тебе вот что хочу сказать, братан, — плюнь ты на нее с самой высокой колокольни. Не стоит она таких мужиков, как мы с тобой. Я слышал, где ты теперь устроился, так что очень даже может быть, что свидимся лично.

«Порадовал, называется! Да лучше бы я свиделся с нашей незабвенной Катюхой!»

— Серьезно? Однако ты столько про меня знаешь, что приходится только удивляться.

— Не удивляйся, ибо я все про всех знаю. И про этого гребаного Феньку тоже. Ты только прикинь, Серега, на кого она нас променяла! Мы с тобой уважаемые люди, кое-чего добившиеся в этой жизни и способные содержать Катюху, а этот Фенька — тьфу, говнюк и ничтожество. В жизни ничего не достиг, маменькин сынуля, поэтому теперь ему только и остается, что водку жрать на халяву. Ты знаешь, что она его фактически содержит? Все, что своей п…дой зарабатывает, ему отдает, даже на сыне начала экономить.

— Нет, я ничего этого не знал.

— Ну так я тебе говорю. Я чувствую, ты мужик настоящий, способный и любить и ревновать как надо, а стоит мне этому слизняку свистнуть, как он сам мне ее обратно привезет. Да и ты можешь ее обратно увести, если сунешь ему на пропой минимум сто баксов.

— Так что же ты сам не свистнешь?

— Да я уже перегорел, и у меня теперь другая баба. Поэтому и тебе советую — плюнь на Катьку и заведи себе кого-нибудь получше и помоложе. А от этого мудака она уже успела забеременеть и даже аборт сделать, прикинь!

— Серьезно?

— Да не огорчайся ты так! Хочешь, мы вместе подъедем к этому извращенцу и вздрючим их обоих?

— Нет, не хочу.

— Ну, как знаешь… Кстати, — и тут он снова захихикал, — а знаешь, что он ее заставляет делать?

— Ну?

— То в рот ему поссать, то на лицо ей норовит подрочить, то просит мизинец в жопу засунуть!

От последней подробности меня едва не стошнило, тем более я так любил целовать ее руки, что иногда даже засовывал пальцы себе в рот! Какой кошмар!

Какое-то время мы еще поговорили, а потом дружески простились. Повесив трубку, я ошеломленно покачал головой, не в силах сразу осознать всей гнусности этого разговора.

Эх, Катя, Катя! Ну, какая же из тебя Кармен? Такие женщины любят красивых, умных или сильных, а ты почему-то полюбила «слизняка и извращенца»…

Возможно, это произошло потому, что ты испытывала с ним максимальный психологический комфорт — мы-то с Валерой чего-то от тебя требовали, например, не изменять слишком часто или меньше пить, в то время как этому Фемистоклу твое поведение было совершенно до лампочки и он предоставлял тебе полную свободу действий — лишь бы наливала, давала и кормила. В который уже раз поражаюсь — неужели тебе так тяжело соответствовать самым минимальным стандартам и хочется быть королевой среди мелкой уголовной сволочи, а не равной среди равных?

Но до чего же мне теперь горько и обидно! Лучше бы этот чертов Василий вовсе не звонил со всеми своими тошнотворными подробностями и советами! Странное дело — с одной стороны, хочется знать о любимой женщине как можно больше подробностей, пусть даже самого гнусного толка; с другой — именно они-то и приносят наибольшие страдания по сравнению с самым обыкновенным враньем.

Однако самое скверное состоит в том, что отомстить женщине за свое оскорбленное мужское самолюбие практически невозможно. Унизить ее или дать ей пощечину — значит унизить самого себя, ведь женщины — это слабый пол. А заставить их по-настоящему переживать можно единственным способом — влюбить в себя, а потом бросить. Но тогда и мстить будет не за что, ведь самый больной удар по мужскому самолюбию женщина наносит именно тогда, когда говорит: «Я люблю другого!»

Мстить женщинам с помощью насилия, как предлагал тот же простоватый Василий, — это крайняя степень гнусности, ибо нет ничего более подлого, чем проявление насилия по отношению к слабым. Да, в характере женщины могут присутствовать подлость, стервозность и другие неприятные качества, способные отравить жизнь любому достойному мужчине, но мстить им за любовные измены и издевательства можно только аналогичным же образом, но ни в коем случае не прибегая к своему преимуществу в грубой физической силе!

Конечно, я бы давно мог поселить у себя новую девицу, да вот беда — ни у одной из них не было того дьявольского-врожденного обаяния, как у нее, не говоря уже о такой вещи, как класс. Да-да, несмотря на все свое пьянство с самыми мерзкими ничтожествами, Катюха была классной путаной, причем этот класс приобретался только в процессе общения с самыми разными клиентами — начиная от премьер-министра и кончая известным писателем или уголовным авторитетом. Я уже неоднократно говорил о том, как фантастически ей везло на самых известных клиентов.

И подобный жизненный опыт не заменишь никакой юной свежестью, красивой мордашкой или длинными ножками. Отсюда вывод — влюбляемся-то мы все-таки в душу, а не в ножки!

Люди в черном и Мамба того же цвета (23 февраля)

Напрасно я расслабился и чуть было не забыл про преследовавших меня «людей в черном», наивно посчитав, что под своей новой «крышей» могу не опасаться новых наездов. Как оказалось, эти господа не только обо мне не забыли, но продолжали тщательно отслеживать этапы моей трудовой биографии. Подобная беспечность могла бы очень дорого мне стоить, если бы не счастливое стечение обстоятельств и боевая бдительность Анатолия, который нынешним вечером наконец-то зашел проведать меня на новом месте работы.

Для начала мы с ним слегка выпили в баре, я — виски, Анатолий — безалкогольный коктейль, после чего он вдруг вспомнил, что забыл мобильник в машине, и со словами: «А вдруг Дашка будет звонить», — пошел на закрытую автостоянку, находившуюся в подвале вышеозначенного заведения. Я же решил воспользоваться его отсутствием и обойти свои владения. Вечер был в самом разгаре — расслаблявшиеся господа активно выпивали и беседовали, попутно любуясь на исполнявших свои эротические танцы стриптизерш. Музыка при этом была совсем не та, что в такого рода заведениях, а довольно оригинальная обработка классики вроде знаменитого «Турецкого марша» Моцарта или попурри из моих любимых опер Верди.

Бегло осматривая публику, я с изумлением обнаружил за одним из столиком своего старого знакомого — литератора. Неужели от так «забурел», что стал завсегдатаем столь дорогостоящего и закрытого заведения?

— О нет, его всего лишь привел с собой владелец крупнейшего издательского концерна, который сейчас занимается тем, что активно заглатывает мелкие фирмы, — охотно пояснил сопровождавший меня Александр, который все здесь знал в малейших подробностях — вроде той, какая из стриптизерш воспользовалась косметикой подруги.

Литератор тоже заметил меня и приветливо взмахнул рукой, после чего вновь устремил все свое внимание на подиум, где в тот момент выступала Милена. Запал-таки мужик на будущую поэтессу!

— Тебя тут твой «муж» пришел проведать, — шутливо заявил я Милен, зайдя после ее выступления в гримуборную, куда, кстати, на правах директора всегда входил без стука, с удовольствием заставая переодевавшихся девчонок в разной степени обнаженности.

— Какой еще муж? — недовольно удивилась она. — Я никогда не была замужем.

— А помнишь того самого литератора, которого ты спасла от приезда старой и толстой провинциальной любовницы? Как он еще скулил, умоляя избавить нас от нее…

— А, этот-то…

— Иди, поздоровайся с ним, и можешь даже посидеть у него за столиком.

— Да ну! О чем я с ним буду говорить?

— Можешь опять стихи почитать или рассказать легенду про черную Мамбу, — шутливо посоветовал я.

Милена удивленно вскинула голову, не найдя в моем предложении ничего юмористического, поскольку все проститутки относились к этой дурацкой легенде абсолютно серьезно, что позволяло мне сомневаться в их умственных способностях.

А суть этой легенды была такова — в среде московских путан якобы завелась одна красотка, чеченка по национальности, которая или позволяла своим клиентам обходиться без презерватива, или же подсовывала им бракованные, которые непременно рвались в процессе использования. Поступала она так потому, что была заражена СПИДом и, потеряв в чеченской войне своего мужа-боевика, решила не становиться шахидкой, а столь изощренным способом мстить русским мужчинам.

Сам-то я, разумеется, в эту легенду нисколько не верил, поскольку она очень отдавала другими детскими страшилками — про «черного прапора» или «страшного пионервожатого», — которыми так любят пугать друг друга перед сном молодые солдаты или юные пионеры. Однако большинство путан относилось к этому совершенно серьезно, причем даже те, кто уже давно вышел из «пионерского» возраста.

По моему глубокому убеждению, все эти страшилки годились только для людей, упорно не желающих взрослеть и осознавать, что самое страшное — это не монстры, болезни или природные катастрофы, а бесследное исчезновение нашего «Я»! Что зам какая-то Мамба, если всех нас неизбежно поглотит черная воронка с абсолютно гладкими краями — а вот будет ли в ее конце ласковый свет — это еще большой вопрос.

Оставив Милену, я прошел в свой кабинет, где с изумлением обнаружил Анатолия, отвешивающего смачные оплеухи какому-то жалко трепыхавшемуся субъекту. Стоило моему напарнику слегка подвинуться, как мое изумление многократно возросло, поскольку в этом субъекте я узнал того самого Игоря Вячеславовича, с которым когда-то встречался в кафе «Березка» и вел утомительную беседу на предмет предоставления «представителям компетентных органов» компромата на тогда еще вице-премьера Куприянова, которого в тот момент активно прочили в премьеры.

От профессиональных пощечин Анатолия его обычно бледная физиономия заметно порозовела, а очки, которые он носил на кончике носа, окончательно свалились, и теперь ему приходилось держать их в руках.

— Что это значит? — придя в себя, тут же спросил я, попутно отвешивая издевательский поклон: — Здравствуйте, Игорь Вячеславович, давненько с вами не виделись.

— Смотри, что эта гнида пыталась подложить в твою машину, — отвечал Анатолий, показывая мне целлофановый пакетик с белым порошком внутри. — Марихуана чистейшей пробы. Хорошо, что я случайно это увидел, когда забирал свой мобильник. И ведь чуть было кусаться не начал, сволочь!

— Ну и как это все понимать, почтеннейший Игорь Вячеславович, или как вас там? — на этот раз уже сурово обратился я к «задержанному».

— Решили достать тебя не мытьем, так катаньем, — вместо него отвечал Анатолий, который никак не мог успокоиться, а потому вновь замахнулся на своего пленника: — У, сука! Не убирай клешни, а то я тебе так вмажу!

— Погоди, старик, — остановил я его, — пусть он сам нам все расскажет.

— Говори, гнида! — гневно зарычал мой напарник. — Иначе я применю к тебе те же спецсредства, что и к пленным чеченским боевикам!

Подобная угроза настолько испугала задержанного, что он оставил свою попытку вернуть очки на нос и, подслеповато уставившись на нас, пробормотал:

— Поверьте, ребята, я тут совершенно ни при чем, это все люди из конторы…

— Какой еще конторы?

— Да ладно вам, не притворяйтесь, что не понимаете, кого я имею в виду.

— Ты не имей в виду, а то мы сами тебя поимеем! — грозно заявил Анатолий. — Рассказывай все по порядку и без утайки. Это ведь вы организовали все три предыдущих нападения? И это ваш черный «мерс» нам уже все глаза намозолил?

— Ну, разумеется.

— А зачем?

И тут «Игорь Вячеславович» начал рассказывать столь занятные вещи, что мы с напарником поневоле заслушались. Оказывается, мелкая гэбэшная сволочь по примеру своего начальства и «старших товарищей» тоже решила поучаствовать в «крышевании» современного российского бизнеса. В то время как верхушка ГБ и «особы, приближенные к императору» упоенно бодались с олигархами за передел самой прибыльной собственности, находящиеся внизу этой служебной пирамиды задумали постепенноприбрать к рукам мелкий и средний бизнес. Причем начать решили именно с тех фирм, которые занимались незаконным бизнесом и которых традиционно «крышевали» менты. Фирмы «досуга» показались им самым лакомым куском, позволявшим совместить приятное с полезным — и базу отдыха себе можно устроить, и стукачек среди девчонок на всякий случай навербовать!

На меня же они вышли случайно — во время того достопамятного визита в тюрьму, когда я привозил Катюху самому известному из всех российских заключенных. И ведь было же у меня тогда чувство, что за мной упорно следят!

— Ну и что с ним теперь будем делать? — спросил Анатолий, как только «Игорь Вячеславович» закончил свой рассказ. — Может, вызовем милицию и оформим задержание с поличным? Пусть сам за свои наркотики отвечает.

— А какой смысл? — покачал головой я, берясь за мобильный телефон и начиная набирать номер Куприянова. — Его друзья тут же его и отмажут.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Дай ему хорошего пинка под зад и пусть катится куда подальше… Михаил Максимович? Это Кандратов говорит. У меня к вам есть серьезнейший и, разумеется, совершенно не телефонный разговор…

«Кажется, мы с вами не понимаем друг друга…» (25 февраля)

Мы встретились с Куприяновым в его офисе и сразу перешли к делу. Он внимательнейшим образом выслушал мою историю, а затем произнес такую фразу, из которой можно было бы с уверенностью утверждать — его нынешний кабинет не прослушивается.

— Да, после того как эти гниды поставили своего президента, они норовят прибрать к рукам наше национальное достояние, — за подобное заявление из уст бывшего премьера любой журналист дорого бы отдал, — причем ничем не брезгуют, начиная от рудников и кончая борделями.

«А ведь и то и другое — наши природные недра!» — мысленно прокомментировал я, а вслух самым подхалимским тоном, на который только был способен, произнес:

— Совершенно с вами согласен, уважаемый Михаил Максимович.

— Однако мы еще с ними поборемся! — решительно заявил Куприянов, не став уточнять, за какое именно из двух вышеназванных «достояний» он намерен вести свою нелегкую борьбу. Кстати сказать, последнее время отставной премьер немало шокировал общественность, позволив себе нападки на своего бывшего шефа, которого объявил «совершенно заурядным политиком, способным только обаятельно-застенчиво улыбаться, кататься на всем, что летает, ездит или плавает на воде и под водой, и при этом успешнее всего заниматься только одним делом — укреплять режим личной власти».

Впрочем, в тот момент мне было совсем не до политических интриг. Я внимательно следил за тем, как время приближается к двенадцати — до намеченного звонка оставалось около десяти минут, — и напряженно размышлял. Если господин Куприянов предлагает мне сотрудничество, тогда наш, придуманный вместе с Еленой, план теряет всякий смысл, если же он имеет в виду нечто другое… Как же, черт возьми, вызвать его на откровенность и заставить выражаться яснее?

Однако надо же, как мне повезло опять вляпаться в эту чертову политику! Ну никуда от нее, проклятой, не денешься, хоть ты пирожками на рынке торгуй! Впрочем, этой самой торговле изрядно мешает неимоверная тупость нашего правительства, выпустившего в обращение десятитысячную купюру, но при этом продолжающее штамповать копейки. Такая тупость не поддается даже осмеянию, а всенародная любовь к назначившему это правительство президенту — разумному объяснению.

Эх, честно говоря, надоела мне эта идиотская страна, где постоянно голосуют за косноязычных начальников, а потом, во время социологических опросов, заявляют, что самая криминальная профессия — это менты, на втором месте чиновники и депутаты и лишь на третьем — бандиты и предприниматели. Ну не имеет права такой народ жить хорошо и свободно!

Так стоит ли мне теперь ввязываться в какую-то там борьбу? Пусть лучше эти самые верхи яростно бодаются друг с другом, а я преспокойно займусь привычным делом — впрочем, если только мне дадут им заняться всякие там Игори Вячеславовичи…

Однако я напрасно мучился сомнениями, поскольку не прошло и трех минут, как боевое настроение Куприянова сменила привычная чиновничья осторожность. Он вкрадчиво взглянул на меня и спросил:

— А знаете, о чем я сейчас подумал?

— О чем?

— Что, если мы на какое-то время подыщем вам другую работу, где вы не были бы так на виду? Разумеется, что в зарплате вы при этом нисколько не потеряете.

«Начинается! Да ты, брат, верен себе, а еще борца с авторитаризмом вздумал изображать! Ну уж нет, теперь пусть план моей мести остается в силе!»

— Я так понимаю, что вы меня увольняете? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Нет, что вы! Я просто предложил вам перейти на другую работу, причем в том же клубе.

— Ночным сторожем, что ли?

На это непроизвольно вырвавшееся восклицание Куприянов отреагировал мгновенной сменой тона — с проникновенно-дружеского на холодный.

— Кажется, мы с вами не понимаем друг друга, — многозначительно постукивая карандашом по краю стола, произнес он, избегая встречаться со мной взглядом.

— Боюсь, что так.

— В таком случае будем считать, что мое предложение вами отвергнуто.

— И с этим я согласен.

Чувствуя, что разговор окончательно зашел в тупик, я уже начал подниматься с места, когда раздался долгожданный телефонный звонок.

Куприянов небрежным жестом взял со стола мобильник, нажал кнопку отзыва и, едва услышав голос своего абонента, немедленно расплылся в улыбке:

— Здравствуйте, драгоценная Елена Борисовна. Очень рад вас слышать…

Я учтиво поклонился, получив в ответ снисходительный взмах руки, и удалился из кабинета, пряча лукавую усмешку. Молодец, девушка, вот с ней-то можно иметь дело!

Нет, но какое же счастье, что я не чиновник и надо мной нет «тупорылого» начальства!

Что касается Куприянова, то он хотя и решил поиграть в оппозицию, но не желал переигрывать, явно опасаясь участи того самого олигарха, к которому я когда-то возил Катюху. В настоящий момент этот олигарх по-прежнему сидел в тюрьме, вот только настроение его заметно изменилось! Поначалу он пытался хорохориться, изображая из себя чуть ли не Герцена и предаваясь глубокомысленным размышлениям о «крахе российской либеральной идеи». Прямо «Васисуалий Лоханкин и трагедия русского либерализма»! Когда же понял, что судебный процесс будет доведен до обвинительного приговора, явно сломался, и тон его писем, «верховный» адресат которых был для всех очевиден, приобрел жалобный оттенок — нечто вроде: «Дяденька, простите, я больше так не буду!» Наконец он докатился до полного идиотизма, уверяя, что приход к власти старых маразматиков из коммунистической партии и молодых упитанных проходимцев из партии «ура-патриотической» неизбежен и необходим для будущего блага России. Нашел, тоже, спасителей Отечества, мыслитель лефортовский!

Кстати, когда человек ударяется в самое кондовое морализаторство, то перестает улыбаться.

«Одной сволочью меньше!»

После Куприянова я немедленно направился в клуб, чтобы забрать вещи из своего рабочего кабинета. Настроение, естественно, было прескверным — этот гладкий кабан опять обошелся со мной по-свински! А я-то еще искренне рассчитывал на его помощь… Каким же надо быть наивным, чтобы в нашей стране рассчитывать на помощь «государственных мужей» — не важно, отставных или ныне действующих. Такое ощущение, что государственная служба каленым железом вытравляет из них элементарные человеческие качества, главным среди которых является элементарная порядочность.

И все-таки как досадно покидать столь чудесный кабинет, так и не успев обжить его до конца и даже не поимев на обширной поверхности стола хоть одну из подчиненных тебе путан! Пока я горестно раскуривал сигару, оставленную мне в подарок Александром, сидя при этом в роскошном кресле и закинув ноги на стол, раздался звонок по селектору.

— Привет, Серега. Тебя тут какая-то молодая дама активно домогается, — послышался веселый голос моего теперь уже бывшего помощника.

— А что ей нужно?

— Не знаю. Говорит, что твоя хорошая знакомая. И даже добавляет, что очень хорошая.

— Ну, если она такая хорошая, то впусти.

Хорошей знакомой, к моему искреннему изумлению, оказалась не кто иной, как Катюха! Кажется, мне от нее уже никогда не избавиться, даже если я выберу себе работу торговца шмотками на вещевом рынке!

— Чего тебе? — холодно спросил я, даже не подумав переменить позу.

— Ты еще на меня сердишься? — без малейшей тени смущения, зато в своей обычной вкрадчивой манере поинтересовалась эта негодница.

— Какого черта задавать идиотские вопросы! Убирайся к своему Фемистоклу!

— Ну вот, я так и думала, что сердишься, — без разрешения садясь напротив меня и одергивая платье на коленях, обтянутых моими любимыми черными чулочками, проворно заговорила Кэт. — Ты просто не понимаешь мою ситуацию. Бедный Феня такой слабый и несчастный. У него сейчас мать лежит в больнице с высоким давлением, а у самого желудок больной. Может, он даже умрет скоро…

— Одной сволочью меньше!

— Зачем ты так говоришь?

— А ты что меня — разжалобить пришла? Совершенно напрасно. Говори лучше прямо — чего тебе от меня нужно? Однако на многое не рассчитывай — не те времена!

— Деньги на сына нужны, — не стала лукавить Катюха, — возьми меня к себе на работу!

— Кем, интересно? Для стриптизерши ты уже старовата, да и фигура, уж извини за откровенность, не та, официанток у меня и без того полный штат.

— Ну, хоть кем-нибудь! Ради тебя я даже готова бросить Феню!

— Надолго ли?

— Как скажешь.

— Поздно, старушка, — и я с шумом выдохнул в потолок большой клуб сигарного дыма, — меня самого уже уволили, так что взять я тебя никуда не смогу.

— Правда? — огорчилась она.

— Правда. А вот что касается разового вспоможения… — Я посмотрел на ее вызывающий наряд и яркую косметику — удивительное дело, сколько пьет, но при этом не дурнеет! — после чего полез в карман за бумажником.

Катюха внимательно следила за тем, как я достал сто баксов и попутно освободил поверхность стола.

— Ты чего это?

— Снимай трусики и залезай на стол, — скомандовал я, помахивая в воздухе вожделенной купюрой. — Это единственное, чем я могу тебе помочь в данной ситуации. Не хочешь — дверь позади тебя.

— Почему же не хочу?

Катюха проворной тигрицей вскочила с места и проворно выполнила обе вышеперечисленные команды: во-первых, мгновенно содрала трусики, беззаботно бросив их на ближайший стул; во-вторых, без малейшего стеснения раскинувшись в самой развратной позе, которую только можно было придумать. Мне так нравилось ее розовое, ароматное, теплое устье, что я даже немного поласкал его губами и лишь затем надел презерватив и оказался внутри рая.

В продолжение всего процесса Катюха буровила меня странно-любопытствующим взором, который я уже неоднократно у нее замечал и который представлял для меня совершеннейшую загадку. Интересно было бы узнать: о чем она думает в тот момент, когда ее активно трахают, поскольку в этом ее взгляде прочитать ничего было невозможно.

И вообще сочетаться взглядами в то самое мгновение, когда сочетаешься гениталиями, — занятие не для слабонервных. Мне, правда, интереснее следить за работой последних — обожаю порнографию! — чем разгадывать, о чем в этот момент думает лежащая подо мной женщина.

Как было здорово входить своим упругим «жезлом страсти» в ее податливое розовое лоно — и это при том, что она ничего особенного не делала и лишь изредка слегка постанывала. Все получилось чудесно и замечательно, как всегда, — какая же она все-таки сладкая женщина! — и я вновь разнежился, а потому если начинали мы как враги, то закончили уже самыми нежными друзьями.

— Ладно, — застегивая брюки и попутно целуя ее колени, заявил я, — для начала бросай к чертям этого Фемистокла и возвращайся ко мне. Хоть из клуба меня и выгнали, но наша-то фирма осталась, поэтому мы с тобой точно не пропадем. И деньги будут, и… — Тут я хотел сказать «любовь вернется», но вовремя прикусил язык.

— Значит, ты меня еще любишь? — обрадовалась Кэт и тут же, даже не успев натянуть трусики, потянулась ко мне с влажным поцелуем.

— Увы, увы, и сто тысяч раз увы!

— Что это значит?

— Похоже, что люблю, крыса ты незабвенная, — повторил я свою излюбленную фразу, прижимаясь губами к ее порочным, но таким красивым и сочным губам…

«Кто этот урод?» (28 февраля)

— Могу тебя поздравить, — с ходу заявила Елена, когда я приехал по звонку в ее пентхаус.

— Что, наш герой-любовник так сразу клюнул и его даже не пришлось соблазнять?

— Ты меня недооцениваешь!

— Ни в коем разе! Скорее я переоцениваю так, что готов посвящать тебе анаграммы и мадригалы. Жаль только, писать их не умею, а потому придется обратиться к Семену Исааковичу… Так что мы имеем в итоге?

— А в итоге все получилось как нельзя лучше! Да и твой Патрик — молодец парень, постарался сыграть свою сцену, как профессиональный актер.

— Тебя-то он хоть потом ублажил? — цинично усмехнулся я, раздеваясь в прихожей.

— Еще бы! А иначе разве бы я стала вам помогать, господин рассадник порока!

— В таком случае у нас намечается не только плодотворное, но и взаимоприятное сотрудничество? — пройдя в гостиную, поинтересовался я.

— О чем я тебе с самого начала и говорила… Ну, что — будем смотреть или сначала немного расслабимся? — И Елена достала миниатюрную видеокассету.

— Разумеется, смотреть! — Я вальяжно плюхнулся на диван и вставил сигарету в зубы. — Включай, мать, не томи. И, если все получится как надо, то учти — сейчас во мне сил ничуть не меньше, чем в Патрике.

— Хотелось бы верить, — усмехнулась Елена, вставляя кассету в видеомагнитофон и беря в руки пульт.

На экране появился господин Куприянов — как обычно, в своем темно-синем костюме и белой рубашке с галстуком. Впрочем, он недолго оставался в столь официальном виде, поскольку вслед за ним в ту самую красную спальню, где я не так давно не слишком удачно проявил свои мужские качества, вошла Елена в прозрачном розовом пеньюаре и розовых чулочках, после чего бывший премьер начал довольно проворно для его солидной комплекции раздеваться.

Особенно забавно было смотреть, как он выдергивает у себя из-за пояса галстук и вытаскивает ремень брюк. Удавиться, что ли, боялся?

— А почему звука нет? — удивился я.

— Сейчас будет.

И звук действительно появился — это был еле слышный шорох одежды и сдавленное сопение, — зато внезапно пропал свет и на экране воцарилась полная темнота.

— И это вы, мадам, называете очень удачной съемкой? — не выдержал я.

— Подожди немного, сейчас все будет, — успокоила меня Елена. — Надо же было устроить ему основательный сюрприз. В постели был бы таким нетерпеливым!

От следующей сцены, которая вспыхнула на экране, меня сотряс взрыв хохота. Рядом с обнаженным Куприяновым расположился молодой негр — тот самый Патрик, о котором я уже много рассказывал, — причем он ласкал моего главного недруга самым беззастенчивым образом.

Надо было видеть физиономию Куприянова, когда он понял, кто именно делает ему минет! Мгновенно оттолкнув Патрика, он вскочил с постели и заорал не своим голосом. Пожалуй, его можно было бы сравнить с голосом быка, которого вздумали случить с пластмассовой коровой! И тут в спальне вновь появилась Елена, которая с самым невозмутимым видом, который ей так шел, поинтересовалась:

«Что случилось, милый?»

«Кто этот урод?»

«Почему же урод? Его зовут Патрик. Надеюсь, ты не будешь возражать, если этот милый чернокожий юноша с нами немножко пошалит?»

«Конечно, буду! — продолжал бушевать Куприянов, поспешно натягивая брюки и лихорадочно ища ремень. — Откуда я знал, что ты такая немыслимая извращенка! Предупреждать же надо! Да уйди ты от меня, сволочь!» Последние слова были обращены к негру, который тоже встал с постели и, совершенно нагой, подошел поближе.

— По-моему, он расист, — с усмешкой заметил я. — А ведь Патрик — такой классный парень.

— Я знаю, — засмеялась Елена. — Ну вот, это почти все. Дальше они слегка ругаются, и Куприянов убегает. А теперь скажи: что ты собираешься делать с этой записью?

Я ненадолго призадумался, а потом нерешительно качнул головой.

— Да пожалуй, что ничего.

— Как так?

— Пусть знает об этой записи и живет под постоянной угрозой разоблачения, как пушкинский граф — под угрозой отложенного выстрела со стороны Сильвио^[5].

— А как же твоя месть?

— Удивительное дело, но я, оказывается, совсем не злопамятен.

— В самом деле? — Елена пристально посмотрела на меня, а потом проницательно заметила: — А по-моему, у тебя налицо все признаки зимней депрессии.

Я вяло пожал плечами, но не стал с ней спорить, тем более что последнее время действительно ощущал полный упадок сил и утрату интереса к жизни. И даже новые похождения Катюхи интересовали меня все меньше и меньше!

«Катюха исчезла!» (8 марта)

В отвратительном состоянии и сны снятся самые что ни на есть отвратительные! Правда, сначала мне приснилась та самая официантка с презентации господина Котомкина, с которой у меня в реальности ничего не получилось. Зато во сне все удалось как нельзя лучше! Я упоенно шлепался бедрами об ее упругую задницу, явственно ощущая под своими ладонями то гладкую и горячую кожу, то слегка шероховатую поверхность черных чулок, — и этот контраст возбуждал сильнее всего. Затем вдруг откуда-то появилась Дашка, за которой следовал широко улыбающийся Анатолий.

«Поторопитесь, друзья мои, — заявил он, — поскольку наш самолет уже падает».

«Какой еще самолет?» — изумленно прохрипел я, останавливаясь, но не выпуская из рук талии своей партнерши.

«А ты выгляни в иллюминатор — и сам все поймешь», — ласково посоветовала Дашка, и тут я, к своему величайшему ужасу, увидел, что нахожусь в салоне самолета, который стремительно пикирует вниз.

Все дальнейшее заволокло мраком, однако уже следующий эпизод я осознал предельно четко. Задыхаясь и ощущая себя в плотной водной среде, я с трудом вынырнул на поверхность. Прямо передо мной раскинулся желто-зеленый остров, по пляжам которого весело разгуливали отдыхающие. Сначала я хотел было закричать «Помогите!» — но потом осознал, что остров находится совсем рядом, поэтому до него легко можно доплыть. «Только бы не было акул!» — подумал я и тут же почувствовал, как что-то толкнуло меня в плечо, опрокинув на спину.

Первая мысль при пробуждении — Катюха вернулась и теперь пытается меня разбудить! Вторая — да ведь это же начало того, первого сна, когда нас с Серафимом смыло волной в океан! Третья мысль все прояснила — оказалось, что спьяну я заснул на узком диване, а теперь скатился с него на ковер. После этого открытия чертова депрессия разыгралась со страшной силой!

В то время как у всех моих друзей и коллег было праздничное, предвесеннее настроение, я валялся на диване и, периодически потягивая виски, тупо смотрел телевизор, не брезгуя даже телесериалами. Как много написано о вреде пьянства и наркомании, но почему-то нигде не говорится о вреде однообразия и монотонности жизни, хотя именно они являются основными причинами тяги к избавлению от рассудочного поведения и переходу на уровень эмоций.

Единственным развлечением были гости, которые приходили поздравлять Катюху, но, не найдя ее дома, от нечего делать поздравляли меня. И самым первым из таких гостей явился Семен Исаакович Вайнер. Как ни лень было слезать с дивана, но пришлось изображать из себя гостеприимного хозяина. Впрочем, Семена Исааковича не проведешь!

— Знаете, Сережа, ваша наигранная приветливость напомнила мне один известный литературный анекдот о Салтыкове-Щедрине, — первым делом заявил он. — Тот крепко жмет руку вошедшему гостю, когда раздается новый звонок в дверь. «О, черт возьми! Опять кого-то черт принес?!» — восклицает Щедрин, даже не успевший отнять руки.

— Ну что вы, Семен Исаакович, — промямлил я, снова опускаясь на диван. — Я всегда рад вас видеть. С чем, как говорится, пожаловали?

— Да есть у меня одно дело… Однако вы, как я вижу, пребываете в скверном настроении? Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного.

— Не хотите рассказывать? Понимаю, понимаю… Тогда, чтобы хоть немного вас развеселить, могу рассказать про нашего общего знакомого — того самого литератора, с которым вы когда-то ездили на презентацию. Будете слушать?

— Конечно.

— Вчера вечером он на своей, между нами говоря, изрядно потрепанной иномарке ездил в захолустный московский храм, чтобы переговорить с местным священником, который когда-то, много лет назад, заканчивал один с ним институт.

— Исповедался в графоманских грехах, что ли?

— Нет, господин литератор не уверовал в бога, как никогда не верил даже в инопланетян, хотя периодически баловался сочинением фантастики. Причем, как правило, они почему-то выходят у него редкостными мерзавцами! Поводом для обращения к священнику стало неуемное желание максимально «раскрутить свой бренд», как сказали бы самые циничные специалисты нашего времени — я имею в виду специалистов по рекламе. Иначе говоря, насмотревшись на то, как одна нелепая организация поднимает тиражи скверных писателей, подавая на них в суд за матерную «порнографию», наш общий знакомый решил сделать аналогичный «пиаровский» ход, но на более высоком уровне.

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду…

— Разумеется, скандал-то был известный.

— Мало ему было подать в суд на Собакина за какой-то жалкий плагиат, так он еще решил обратиться к божьей помощи!

— Ну, здесь он рассуждал вполне логично. Зачем ему таскаться по судам, доказывая, что он не похабник? Гораздо приятнее услышать, что его, как некогда самого графа Толстого, будут предавать анафеме с церковного амвона!

— За что? — впервые заинтересовался я.

— О, господин литератор недолго придумывал для себя причину подобной кары! Раскопав в одном из своих романов эпизод, где вера в появление инопланетян отождествляется с верой в ангелов, он предъявил его знакомому священнику. Тот помялся, сказал, что «это несколько мелковато», но после усердных уговоров и солидного «пожертвования на храм божий» согласился торжественно, при воскресном скоплении паствы, объявить анафему за «кощунственное сравнение мерзких инопланетных тварей с посланцами господа нашего».

— Забавно!

— Я рад, что вы наконец улыбнулись. Но слушайте дальше, поскольку на обратном пути домой с ним случился не менее забавный конфуз. Вы сами прекрасно знаете, что господин литератор уже начал заметно лысеть, утешаясь при этом фразами типа «Из-за лысины голова становится трогательно беззащитной» или «У меня открылась чакра, через которую я подключился к потоку космической энергии». Кроме того, он вообще выглядит старше своих лет.

— В общем-то, да…

— По его собственным словам, храм находился в одном из отдаленных районов Москвы, возвращался он оттуда уже поздно вечером и поэтому, заметив на дороге одинокую девичью фигуру, не раздумывая свернул к обочине.

— Мало ему моих девчонок!

— Наверное, мало… Он, правда, уверял, что в тот момент у него и в мыслях не было ничего «такого» — просто захотелось подвезти заплутавшую девушку, избавив ее от опасностей ночного города. Тем сильнее было его потрясение, когда девица, открыв дверцу и бегло оглядев невзрачный салон, торопливо буркнула: «Извини, дедуля, но я на работе!» — после чего чуть ли не бегом бросилась к притормозившей позади иномарке. И только с большим запозданием господин литератор сообразил, что девица стояла на обочине в той самой позе, в какой он мысленно видел будущий «памятник неизвестной путане»!

— Как было бы смешно, если бы за выполнение этого заказа взялся господин Церетели! Каких бы тогда размеров получилась эта путана!

— Короче, я уже заканчиваю. Обида на «дедулю» и отказ считать его потенциальным клиентом оказались столь велики, что всю дорогу домой господин литератор яростно чертыхался и в итоге чуть было не угодил в аварию. А ведь когда-то именно от него я слышал такую фразу: «Для мужчины зрелого возраста гораздо почетнее участь беззаветного ухажера юной девушки, чем любовника дамы-ровесницы!» В доказательство этого тезиса он даже придумал следующую аналогию: «Приятнее находиться рядом с деревом, шелестящим молодой зеленой листвой, чем валяться под тем же деревом в куче опавших и пожелтевших листьев!» И вот сама судьба словно бы указала ему его место!

— Все мы рано или поздно окажемся в куче опавших листьев, дорогой Семен Исаакович, так что не стоит и злорадствовать!

— Я и не злорадствую, Сережа. Просто я решил стать соучредителем вашей фирмы.

— Ну, наконец-то! — обрадовался я.

— Но с одним условием, — добавил Вайнер, протягивая мне красочно изданный каталог.

— Каким именно?

— Пусть у каждой из ва… Из наших девушек будет подобный каталог, чтобы она вручала его всем состоятельным клиентам и всячески уговаривала посетить мой магазин.

Я взял каталог в руки и удивленно покачал головой: для такого хитреца и пройдохи, как Семен Исаакович, затея была явно мелковата — неужели и у него дела идут так плохо? Странно…

Вайнер не стал мне рассказывать о причине затруднений, постигших его магазин «Смешные сюрпризы», поэтому я узнал о ней позднее — от одной из своих девчонок. И ведь игрушка была очень простой и даже не электронной — обычный макет памятника из советских времен с набором отвинчивающихся голов — Ленина, Брежнева, Ельцина, Путина, — но даже из-за такой ерунды с ним имели проникновенную беседу «представители компетентных органов», после чего он и засуетился… От мысли о том, насколько невеселые времена нас всех ожидают, моя депрессия только усилилась.

После Вайнера явились разудалые Серафим и Любаша, принеся мне на блюдечке гораздо более оригинальную идею:

— Я знаю, старик, почему тебе сейчас так плохо! — еще с порога заорал Серафим. — Дело в том, что в традиционной российской атмосфере единения, общинности и соборности одиночество давит и душит совершенно нестерпимым образом.

— Сам-то понял, чего сказал? — вяло огрызнулся я, но господин астролог был неудержим:

— Погоди, не перебивай! Меня осенила одна из тех блестящих идей, которые если и не осчастливливают человечество, то делают его жизнь гораздо веселее!

— Что еще за идея?

— Почему бы нам всем вместе не организовать какое-нибудь оригинальное общество? Кстати, — и он кивнул на Любашу, — наша общая подруга даже готова его проспонсировать.

— Какое еще общество, что ты мелешь? «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», что ли? Или просто — одиноких болванов, не способных найти себе пары?

— Ну, сначала мне тоже пришла в голову сходная мысль, но потом я начал копать глубже.

— Расскажи, расскажи ему, что ты придумал! — залилась смехом Любаша, толкая своего спутника в толстый бок.

— Во-первых, была мысль создать «Общество бесстрашных истребителей вампиров»… Но потом я подумал, что это хорошо лишь для женатых людей в качестве оправдания «почему не ночевал дома». Второй была мысль создать «Союз борьбы за легализацию милицейской коррупции», однако с ментами связываться всегда стремно… В-третьих, «Лига поддержки тех, кто поддерживает президента» — но политика всегда дурно пахнет. В-четвертых, «Альянс «Евреи за Россию без антисемитов» — но мы с тобой не евреи. В-пятых, фонд восстановления бассейна «Москва» — но вдруг действительно начнут поступать средства, а потом меня обвинят в мошенничестве? Глупцов на свете столько, что ни одна, пусть даже самая дикая и нелепая, инициатива не останется без своих поклонников и подражателей!

— Говори короче, утомил!

— Короче, мы создадим клуб людей, пострадавших от женской стервозности!

— Чего?

— Понимаешь, старик, почувствовав, что благодаря своим чарам она обрела над нами необходимую власть, любая стерва немедленно начинает ею злоупотреблять, всячески унижая и подавляя нашу свободную личность. И вот именно для того, чтобы бороться со злоупотреблениями этой властью, оказывая друг другу всемерную поддержку, я и решил создать «Стинкерский клуб»! Если не ошибаюсь, стерва по-английски — это stinker, поэтому для знающих людей название получится достаточно красноречивым, а невежд нам и даром не надо!

— Что за бред ты несешь и кому все это на хрен надо? — окончательно рассвирепел я.

— Да тебе же самому и надо, старик! — убежденно воскликнул Серафим. — Думаешь, нам с Любашей приятно смотреть, как ты мучаешься.

— Слушайте, ребята, убирайтесь к дьяволу с вашим «Стинкерским клубом», а со своими проблемами я как-нибудь и сам справлюсь!

Не прошло и пятнадцати минут, как я выпроводил эту на зависть веселую пару, как в дверь опять позвонили — на этот раз Анатолий и Дашка. Ну, своего боевого напарника я всегда был рад видеть, поэтому открыл ему дверь более чем охотно. Как ни странно, но и эти гости явились не просто так, а с деловой идеей — создать салон-парикмахерскую, где бы, во-первых, клиентов обслуживали девушки в сексуальных нарядах и, во-вторых, имелась бы потаенная комната для более интимных услуг.

— Идея, может, и неплохая, только кто всем этим будет заниматься? — уныло поинтересовался я.

— Твоя же Катюха! — удивился Анатолий. — Ты же сам рассказывал, что она уже выправила себе лицензию на открытие подобного салона.

— Так ведь нет Катюхи! — не своим голосом заорал я. — Исчезла Катюха! Уже который день нету!

— А где же она? — испуганная моей вспышкой, пискнула Дашка.

— А черт ее знает!

Эпилог

Звонок от Катюхи последовал через два дня — и, как всегда, в самый неожиданный момент — когда я меньше всего этого ждал и сильнее всего тосковал.

— Привет, любовь моя, — развеселым голосом поздоровалась моя пропащая подруга, — я звоню, чтобы сказать, что возвращаюсь к тебе.

— Откуда возвращаешься? — хмуро поинтересовался я, тем более что звонок был явно с мобильника.

— Из своего родного города, разумеется.

— А там что — открыли заведение для кающихся грешниц имени Марии Магдалины?

— Ха-ха-ха. Нет, конечно. Я была в гостях у матери, по которой очень соскучилась, а теперь сижу в поезде и еду в Москву. Так ты меня ждешь?

«Веселенькое, должно быть, возвращение», — уныло подумал я, прислушиваясь к пьяным мужским голосам на заднем фоне. Как назло, мне еще вспомнилась финальная сцена из эротического фильма «Черная Эммануэль», где героиню в пустом вагоне окружает целая футбольная команда…

О боже, есть ли предел моей любви и долготерпению? Неужели все начнется сначала? И кому теперь нужен выстраданный мной совет: НИКОГДА НЕ ВЛЮБЛЯЙТЕСЬ В ПУТАН, ИБО ВСЕ ЭТИ КЛАССИЧЕСКЕ ИСТОРИИ (МАНОН ЛЕСКО, КАРМЕН, ДАМА С КАМЕЛИЯМИ, КАТЮХА), НАЧАВШИЕСЯ ЛЕГКО И ИГРИВО, ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАКАНЧИВАЮТСЯ САМЫМИ ТЯЖЕЛЕЙШИМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ. ПУБЛИЧНЫЕ ЖЕНЩИНЫ — ЭТО ЖЕНЩИНЫ ОДНОРАЗОВОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ, ПОСКОЛЬКУ МОГУТ ДАРИТЬ НАСЛАЖДЕНИЕ, НО НЕ В СОСТОЯНИИ ОДАРИТЬ СЧАСТЬЕМ.

Видимо, здесь действует закон подлости — с тем, что легко досталось, тяжелее всего расставаться.

P.S. Послесловие от литературного редактора

Поскольку здесь наш уважаемый автор впал в самое тяжелое, используя его собственное выражение, «кондовое морализаторство» и окончательно «перестал улыбаться», постольку я решил оборвать его записки именно на этой ноте, пока он окончательно не утомил читателя своими жалобами на неверность Катюхи.

Через какое-то время, когда эта книга будет окончательно подготовлена к печати, я обязательно позвоню господину Кандратову — и очень надеюсь, что у него хватит ума не жениться на девушке, обслуживающей мужиков целыми автобусами! Уж пусть лучше они всем автобусом читают ее правдивое жизнеописание!

Конец

ГОРОД ГРЕХА

Олег Суворов

ЛЮБОВЬ СУТЕНЕРА

«На днях я «подписался» на весьма стремный вариант — лично отвезти Катюху в тюрьму к одному очень известному заключенному из клана «олигархов» censored.

— И все то время, пока я работала с ним по минету, — рассказывала на обратном пути изрядно возбужденная подобной экзотикой Катюха (до сего дня она обслуживала уголовный элемент исключительно на воле!), — он постоянно переговаривался с адвокатом о каких-то своих делах. А потом адвокат взял газетку и отвернулся в сторону, а этот деятель усадил меня на стол и censored по полной программе.

— И как он тебе? — поинтересовался я, подогреваемый одной из самых низменных человеческих страстей — любопытством к интимной жизни знаменитостей.

— Отличный дядечка. Да и я ему очень понравилась! Мы даже договорились встретиться снова, как только его выпустят на свободу.

— Ну, мать, — засмеялся я, — боюсь, что к тому времени или он станет импотентом, или ты состаришься!»

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

У Пушкина — «бес».

(обратно)

2

У Пушкина — «лукавый».

(обратно)

3

Для тех, кто не знаком с подобным жаргоном, перевожу: «Выпивка и жратва».

(обратно)

4

Здесь автор допустил чисто литературное преувеличение, поскольку в истории были развратницы и похлеще — например, вышеупомянутая им самим императрица Феодора, — однако решил оставить этот пассаж без изменений. Хочу только добавить, что отношение к женской порочности зависит от отношения к ее обладательнице: если мы соблазняем даму, не испытывая к ней никаких чувств, то ее порочность нас радует, поскольку заметно облегчает задачу. Однако стоит возникнуть самой легкой тени чувств, как на смену радости приходит ревность, что и произошло в данном случае.

(обратно)

5

Для тех, кто не помнит: А.С. Пушкин, повесть «Выстрел».

(обратно)

Оглавление

«Ну что, подруга, раздевайся!» (13 октября 200* года)

Столичная карьера провинциальной путаны (16 октября)

«Страшнее черта» (конец октября)

«Удочка для кошельков» (начало ноября)

«Изобразите мою жену!» (10 ноября)

Меня пытаются похитить (12 ноября)

«Девочка, хочешь сниматься в кино?» (17 ноября)

Три анекдота (последняя неделя ноября)

Катюха покоряет Интернет (30 ноября)

«Говори адрес, сука!» (1 декабря)

Ревность как разновидность мазохизма (2 декабря)

Письмо из Америки (4 декабря)

Возвращение блудной Катюхи (7 декабря)

Катюха обнаглела… (8 декабря)

Литературный маразм крепчал… (10 декабря)

«Ну-ну, мальчики, не все сразу» (12 декабря)

Бедный зайчик вышел погулять… (13 декабря)

«Окружили, сволочи!»

Разговор в стиле Достоевского (14 декабря)

«Жеребца бы ей, жеребца!» (16 декабря)

«Кто такая Чакона?» (17 декабря)

Утро начинается с зарядки… (20 декабря)

Секс по телефону (24 декабря)

Дашкины проказы (27 декабря)

Символы счастья (Новогодняя ночь 200* года)

«Ты уже со всеми своими девушками переспал?» (6 января)

Питомцы Гиппократа (7 января)

«Разве я тебе про свои групповухи не рассказывала?» (8 января)

Интимный особняк для интимных развлечений (середина февраля)

Люди в черном и Мамба того же цвета (23 февраля)

«Кажется, мы с вами не понимаем друг друга…» (25 февраля)

«Одной сволочью меньше!»

«Кто этот урод?» (28 февраля)

«Катюха исчезла!» (8 марта)

Эпилог

*** Примечания ***