Весна [Ангел Каралийчев] (fb2) читать постранично, страница - 2

поле.

— Ба-а-а! Стой!

Илия поворачивает телегу, возвращается. Кусты шиповника, что тянутся вдоль обочины, помирают со смеху.

— Пускай себе смеются!

3

Он впряг волов в соху, затянул ярмо, прихватил притыкой. Обернулся лицом к восходящему солнцу и перекрестился. На целую копралю уж поднялось солнышко. Взял Илия в руки свою копралю и присвистнул:

— Фю-ю-ю!

Эхо отозвалось и замолкло, затерявшись в жужжании прилежных пчел, сновавших над межами.

По-мужски крепко навалился на рукояти сохи. Земля вздрогнула, заворчала, подалась и распалась на жирные черные комья. Свежий ее запах разнесся вокруг, поползло над широкой бороздой облачко пара.

Илия почуял в руках богатырскую силу. И будто соха в руках огромная, и уже не борозда, а широкая река за ним тянется. Вдоль и поперек вспашет он поле. Уж так вспашет — всем на удивление. К вечеру все поле поднимет.

В сердце запел колокольчик. Еще один… Еще и еще… Целый хор крохотных золотых колокольчиков. Невидимая рука нежно коснулась его лба и указала на юг. Илия оглянулся. Небо пылало. Буйный огонь охватил землю. Люди кричат, бегут вверх и вниз, к полям, к жилищам, — разносят огонь. А колокольчики звенят все ясней и тревожней, Где же слышал он прежде этот звон? В синие летние ночи, когда вместе со старшим братом гнали овец с Белой скалы? Где-то сейчас его брат? Илия останавливается и, заслонив глаза ладонью, смотрит в сторону Черного холма. Большой дубовый крест врыли там в землю ореховчане. Острой стрелой пронзает сердце всего села этот крест.

Но, батюшки, до чего светло стало! В такой день все черные думы отлетают сами собой и остается только небо, черные крестики повисших в воздухе ласточек, озаренные пламенем села, и разливающиеся песней колокольчики…

4

В полдень Илия распряг волов. Пустил их пастись по нагорным пастбищам, а сам растянулся под грушей и глубоко задумался. О чем он думал? Да ни о чем. Мошкара, словно сетка проливного дождя, застилала глаза.

А волы забрались на самую вершину холма и снизу кажутся двумя огромными белыми птицами. Будто с самого неба сошли. Спустились, чтобы принести благословение и силу земле, что родит хлеба. Два белых посланца. Улетят они — опустеет земля, заплачут нивы, увянет лес.

Как хорошо — ничего не видеть! Не слышать… И ни живой души вокруг. Только ты да две белые птицы…

5

Стало смеркаться. Огромным черным колесом налетела вечерняя сутолока, пригнула ветви грушевых деревьев в цвету, пробежала по разнежившимся от дневного зноя нивам и исчезла вдали за лазоревыми вершинами Черного холма.

Погнал Илия своих волов вниз по крутой дороге, что вела к селу. Быстро шагают волы. В их глазах — прозрачная тишина вечера. Улыбка весеннего дня притаилась в глубине зрачков.

Шиповник вдоль дороги источает упоительный аромат. С лугов доносится запах богородицыной травки. Синее небо бесшумно приникает к земле, и над самой землей зажигаются звезды, крадется луна. Синева обволакивает землю, сумерки заключают ее в свои объятия, точно влюбленный жених молодую невесту. Еще мгновенье — и грянет шумный свадебный пир. Забьют в барабаны дятлы, закружатся холмы в буйном хоро. Стройная роща, что стоит поодаль, зашелестит, зашумит:

— Э-гей! Иху-у-у!

А высокий холм подморгнет ей и молодецки закрутит ус. Он ведь такой. Весь день стоит, глаз с нее не сводит.

Но где же село? Вот нечистый попутал! Пропало Орехово, затерялось в праздничном хороводе. Поспешает, отдувается, не хочет отстать от званых гостей, кричит:

— И-ху-у! И-ху-у!

А его никто и не приглашал.

За Миховой мельничкой плывут в сумеречной мгле светлячки — янтарные фонарики. Проедешь вдоль берега, свернешь к лозняку — собаки зальются лаем. Да где же мельница? Куда запропастилась?

Ведь целую вечность ты едешь, Илия! В душе у него — белые птицы, вспаханная нива и звонкая песнь колокольчиков.

Так кто же она? Кто она — та, что прошла повсюду? Незнакомка с чарующими зелеными очами?

Идут за ним двое и тихо шепчутся:

— Куда она ушла?

— В пещеру.

— В волосах ее сиял первоцвет. А в лесу, на полянке, видел? Всюду, где ступила ее нога — расцвели синие пролески.

— У меня голова от нее кружится.

— И я сам не свой.

Безграничное томление разлито в воздухе. Илия оборачивается:

— А где та пещера?

Никого. Полумрак. Померещилось.

Кусты шиповника кивают темными своими цветами.

Перевод М. Михелевич.

РОЖЬ

В один прекрасный день, когда на меже засветятся синие глазки васильков и загорится желтым пламенем рожь, после полудня, в большой омут, что у водяной мельнички деда Пею, придет искупаться лето. Почернелое от знойного ветра, оно бросится вниз и, уйдя с головой в воду, окатит брызгами, зальет смехом ивовые заросли. А немного спустя, освеженное и веселое, оно напялит на себя свою белую рубашку с красной вышивкой, накинет