Смерть ангела [Жан Поль Рихтер] (fb2) читать постранично

Смерть ангела, ИЗЪ Ж-П. РИХТЕРА

Ангел последней минуты, которого мы так ошибочно называем смертию, есть самый нужный и самый лучший из ангелов; он посылается срывать с древа жизни сердце человека, согбенного к земле, как плод уже зрелый. Его нужная рука извлекает сердце из нашей оледенелой груди, не разбивая его, и несет заботливо в высокий и благоуханный Эдем. Его брать есть ангел первой минуты; он дает человеку два поцелуя: первый, чтоб он начал жить здесь на земле, второй, чтоб он с улыбкою перешел в другую жизнь, так как он с плачем явился в первую.

При виде полей брани, обагренных кровию и слезами, при вид трепещущих душ, которых он толпою удалил оттуда, ангел последней минуты чувствует себя глубоко тронутым, и его глаза орошаются слезами: «Ах, — говорит он, — я хотел бы умереть хоть раз смертию человеческою; я хотел бы исследовать его последнюю горесть, чтоб быть в состоянии усладить ее, когда буду развязывать нить его существования».

Бесчисленный хор ангелов, которые наслаждались взаимною любовно там, горе́, столпились вокруг сострадательного ангела, и обещались окружить его своими небесными лучами тотчас после его смерти, чтобы он узнал минуту, в которую перестанет жить, а его брат, поцелуй которого открывает наши окостенелые уста, как открывает луч зари влажные сосуды цветов, сказал ему, прильнув нежно к его устам своими: «Брат, когда я поцелую тебя в другой раз, ты будешь уже мертв для земли и на возврате в среду нас».

Взволнованный и полный любви, ангел направил свой полет к земле и спустился на поле битвы. Один прекрасный молодой человек трепетал еще на этом поле и воздымал свою разбитую грудь. Невеста героя была одна подле него; он уже не мог чувствовать ее жгучих слез, и ее стенания раздавались вокруг него, как отдаленные и смешанные крики сражающихся. О, тогда ангел попечительно покрыл его своими крыльями, сел против него, приняв на себя образ его возлюбленной, поцелуем вдохнул в себя его душу и перенес ее к своему брату, который, там, горе́, дал ей второй поцелуй, и душа тотчас начала улыбаться.

Ангел последней минуты проник, подобно молнии, в пустую оболочку, пробежал по трупу, как легкий эфирный пламень, укрепляя его сердце и согревая новым огнем все его органы; но как ужаснуло его это новое воплощение! Его сверкающей взор погрузился в движение нервной влаги; мысли, некогда летавшие быстрым полетом, а теперь оцепенелые и вялые, с трудом пробивались сквозь густую атмосферу мозга. Этот влажный и густой пар, который до того времени окрашивал все предметы, волнуясь, как туман осенний, теперь иссыхал на них, и они, из недр воспламененного воздуха, пронзали его своею остротою и налагали на него жгучие и болезненные пятна.

Все чувства представились ему темнее, но мятежнее и ближе, они показались ему родом инстинкта, каким кажется нам инстинкт животных; голод томил страдальца, жажда мучила, болезнь пожирала. Разбитая и окровавленная грудь его вздымалась, и первое дыхание было вздохом о небе, которое он оставил! «Это ли смерть человека?» — подумал он; но так как он еще не замечал условленного знака своего конца, не видя ни ангела, ни воспламененного неба, то и убедился, что это была все еще жизнь человеческая!..

Вечером ангел почувствовал ослабление своих телесных сил; земной шар, казалось, тяготел на нем всею своею массою и вертелся вокруг его головы; потому что сон послал к нему своих вестников. Образы, представлявшиеся его уму, переменили свой солнечный блеск на удушающий огонь; дневные тени, образовавшееся в его мозгу, следовали одна за другою, то нежные, то колоссальные, и целый мир необузданных чувств обрушился на него, как разъяренный конь, потому что сон послал ему своих предвестников. Наконец, погребальный покров сна тяжко распростерся над ним; погруженный в бездну ночи, он лежал одинокий и оцепенелый, подобно нам, бедным человекам; но ты, небесный сон, ты порхал перед его душою, с тысячью своих зеркал, кои показывал ему сонмы ангелов и лучезарное небо, отражая их во всем; тогда земная оболочка, казалось, спала с него, со всеми своими горестями. «Ах, — сказал он в обманчивом упоеньи, — итак, мой сон был моею смертью!» Но когда он пробудился, с сердцем стесненным и полным тяжелой человеческой крови, когда посмотрел и на землю и на ночь, то вскричал: «Это была не смерть, а только ее изображение, хотя я и видел ангелов и звездное небо!»

Невеста героя, перенесенная в жилища небесные, не замечала, что уже ангел обитал в груди ее возлюбленного; она все еще любила эту статую души, которая была уже далеко от ней. В свою очередь, и ангел любил это обманутое сердце, любил его человечески и, ревнивый к собственному своему образу, не желал умереть прежде девы, утопавшей в слезах, не желал умереть прежде ее, для того чтоб продолжать любить ее до тех пор, пока она могла бы простить его некогда за то, что прижимала к своей груди и ангела и своего любезного. Однако ж она умерла первая; ее прежняя горесть слишком