Там, где ты найдешь покой... [Ярослава Колина] (fb2) читать постранично

Потрепанный серо-голубой "москвичонок” остановился перед заколоченным с прошлого года домом бабки Антонины.

Старушечий "клуб”, не без комфорта расположившийся в теньке на лавочке возле единственного в деревне магазина, громко именуемого "Универмагом”, заволновался, разглядывая вновь прибывших.

— Валька-то… Валька где? — довольно внятно произнесла бабка Фаня, впрочем, ей не удавались только шипящие.

— Ишь ты, два мужика… — с непонятной интонацией сказал дед Василий и задумчиво поскреб жидкую сивую бороденку.

— Продала, змеюка! — ахнула старуха Трошиха. — Года, поди, не прошло, как Тонька померла!

— Что ты, что ты? — замахала на нее сухенькими ручонками Петровна. — Двадцать восьмого аккурат год был.

— Все равно змеюка! — не унималась Трошиха, с ненавистью поглядывая на пришельцев.

— Сама ты змея, Трошиха, — беззлобно отругнулась строгая бабка Матвеева. — Что Вальке тут делать? Внуков нету, дети на Севера подались… Как Серега на мотоцикле разбился, она все говорила, что мать к себе в город забрать хочет… Так зачем ей дом-то?

К строгой бабке Матвеевой каждое лето заглядывали то внук, то внучка, а то и старший сын с женой. Ей было чем гордиться перед другими.

— Так сдавала бы, — непреклонная Трошиха собралась было в который раз рассказывать всем надоевшую историю про своих квартирантов, снимавших у нее пристроечку вот уже третий год.

— Ну как родные, как родные… — ехидно прошептал дед Василий, удачно скопировав Трошиху.

Бабка Фаня осторожно хихикнула и, пугливо покосившись на рассвирепевшую соседку, заторопилась.

— Пойду, молока им предлофу…

— Вот оно им надо, твое молоко? — завопила Трошиха. — У них; небось, в чемоданах-то свое припасено! От бешеной коровки!

Из дверей магазина выглянула рыжая продавщица Ленка.

— Ну чего разорались, инвалидная команда? Солнцем, что ль, ударило? Дед Василий, а дед Василий, ты вроде хлеба-то не брал? Смотри, через пятнадцать минут закрываю!

Дед Василий ее не слышал. Глядя вслед бабке Фане, с невероятной скоростью пылившей по улице, он мечтательно повторял:

— От бешеной коровки, коровки, значит, бешеной… Коровушки…

Павел втащил на крыльцо последний чемодан, и, машинально вытерев со лба пот, присел на скучно пахнущий мышами диван на террасе.

— Белые джинсы! — весело напомнил Вовка, выглядывая из-за двери.

— Что?

— Джинсы, говорю, белые! — еще веселее повторил он и, когда Павел вскочил, пытаясь заглянуть себе за спину, совсем уже ехидно добавил: — Были…

— A-а, Бог с ними… Ты лучше посмотри, какие хоромы!

Дверь с террасы вела прямо в маленькую кухоньку, из кухни же можно было попасть сразу в три комнаты, две из которых были примерно одинаковы, а из третьей, совсем крохотной, с подслеповатым оконцем под самым потолком, вела на чердак узкая крутая лесенка. Решительно вступив на первую ступеньку, Вовка попробовал ее на прочность, пару раз подпрыгнув, и шагнул выше.

— Ты поосторожнее, — предупредил Павел. — Здесь, пожалуй, и шею сломать недолго.

Предупреждение запоздало. Вовка, сбивая ступеньку за ступенькой, ссыпался вниз. Он вскочил злой и красный, ругаясь, принялся отряхиваться, но, посмотрев на с трудом сохранявшего серьезность приятеля, не выдержал и рассмеялся.

— Ну ее, згу лестницу! Пошли дальше.

Валентина Николаевна Торопова, женщина серьезная, дадеко за шестьдесят, не обманула — материн дом, добротный деревенский пятистенок, перестроенный недавно на современный лад, она продала по дешевке и со всеми вещами: с мебелью, бельем, посудой, печкой и трубой. Но дом казался давно заброшенным, и только темные прямоугольники на выцветших обоях напоминали о когда-то живших здесь людях.

— Грустно… — сказал Павел, проводя пальцем по мутному пыльному зеркалу в резной потемневшей раме. — Жили-жили, а я вот приехал и купил. И досталось все чужому человеку. А ведь семья, наверное, не маленькая была… И где они все теперь? Как ты думаешь, здесь есть привидения?

— Не мели чушь! — фыркнул Вовка, с грохотом ставя на пол ведра с водой. — Щетка за дверью…

— А новоселье?

— Та-а-к! — угрожающе протянул поборник чистоты. — Я сказал, щетка за дверью! Вот тебе ведро. В мое не суйся.

— Да-а, щетка… А ты что делать будешь?

— Окна мыть, сачок! Как ты в такой грязи творить собираешься? Нет, ты скажи?

— На природе.

— А если дождь? А портрет заказной кто дописывать будет?

— Ну, там только фон доделать. Есть о чем говорить!

— Не сачкуй!

Павел оглянулся по сторонам.

— А где ты, собственно, видишь грязь? Это же пыль. Она практически стерильна, а так