Зона Магов [Ник Перумов] (fb2) читать онлайн

Ник Перумов ЗОНА МАГОВ

Вступление

Хранительница Видения неспешно поднялась с резного кресла. За столом в ее небольшом домике сидело полдюжины молодых мужчин и женщин — на вид все не старше двадцати семи-двадцати восьми лет. Ее отрада, ее надежда и опора — Уверовавшие, уверовавшие Истинно, те, кому дано было счастье лицезреть Его просветленный Лик, Лик Всеотца, Великого Духа, подателя и дарителя. Ничего, что Он оказался непохож на рассказы Учителей — кто теперь вспоминал о них, бесследно сгинувших полтора десятка лет назад?

Хранительца устало смежила на миг веки. Снова только три часа сна. Молитва и неизбежный пост капля за каплей высасывали силы, даруя за это несказанное счастье лицезреть Его и внимать Ему. Однако плоть слаба, она — лишь бренное вместилище истинного Духа, она может хотеть спать и есть, желать — не грешно, грешно делать.

— Сестры и братья, да ниспошлет Всеотец мудрость и прозорливость решениям нашего конклава, — Хранительница быстро сотворила в воздухе знак, священный крест, символ Всеотца. Она не понимала — как и никто в ее владениях — что это значит, Великий Дух не снисходил до объяснений.

Остальные собравшиеся тотчас повторили знамение, крестясь с истинным благоговением. Конклав составляли только Узревшие, кто сумел подняться до таких высот молитвенного экстаза, что дух его, сбросив оковы плоти, воспарил вверх, в недоступные эмпиреи, к обиталищу Творца. Хранительница умела отличать правду от лжи — было и такое в минувшие лихолётные годы, ее пытались обмануть…

По счастью, дела сегодня предстояли сугубо мирные. Рукоположения новых Хранителей; уточнения в Писании; новое в Видениях, кое предстояло обсудить с точки зрения их соответствия догматам; и тому подобное, отрада Главной Хранительницы. Давно прошли времена, когда приходилось Его слово подкреплять копьями и боевой магией всего лишь двух кланов — Середичей и Твердиславичей. Уже больше десяти лет царит мир. Магия не покинула сей мир, хотя и очень ослабла. Только такие, как Лиз, Лиз-Сокрушительница, победительница Смерти — из девочки она превратилась в девушку, по-прежнему оставаясь сильнейшей Ворожеей всех до единого кланов на подвластной Конклаву территории.

Да, выросла Лиззи… Мать-Хранительнца, которую в клане Твердиславичей знали под именем Файлинь, невольно улыбнулась. Слава Всеотцу, теперь она уже могла улыбаться, вспомниая тот жуткий день, и яркий пламень истребительного солнца, что на недолгий миг вспыхнул в небесах. Мгновения тогда срывались и падали, словно капли горяшей текучей смолы. Файлинь помнила, как Лиззи внезапно закрыла ладошками личико и помнила свой леденящий, недостойный истинно верующей испуг, смешанный с животным желанием жить. Надо было произносить слова Смертной Молитвы, а слова вязли в горле и уже не оставалось ничего, кроме ужаса.

Текучий огонь продолжал разливаться по небу, разящая Смерть продолжала нестись, все убыятряя и убыстряя свой бег; Фай уже казалось, что она и сама чувствует исполинскую силу нацеленного в ее родной мир оружия; однако тут Лиззи внезапно оторвала ручонки от лица.

— В круг вставайте, в круг, все, скорее! — детский голосок срывался. — За руки! Скорее!

— Живо! — заорала тогда Файлинь. Не сговариваясь, ее выкрик подхватили тогда и Дим, и вождь Середичей; считанные мгновения понадобились, чтобы почти тысяча человек взялась за руки.

Последним звеном в этой цепи, той, что держала за мокрую ладошку саму Лиззи, была Файлинь.

КАРТОННЫЙ МИР

Солнце в этом годы выдалось жаркое, прямо-таки небывалое. Толковали, что все беды, дескать, от непочтительных, тех, что Ее слово не соблюдают. Мол, забыты старые заповеди — и вот вам, пожалуйста, беда за бедой! Солнце печет нещадно, диск совсем низко, огромный, слепяще-белый, так что не только сосунки смотреть на него не могут, но и бывалые летуны! Как бы не спалило посевы прежде, чем вызреют початки. От кровососов который уэ месяц спасения нет, нападают, как тати, что ни ночь. Роям совсем не стало покоя. Кто-то говорил, что, мол, чуят кровососы скорый приход Хозяйки, чуят, что приходит их смертный час, вот и лютуют напоследок. Этому, впрочем, не слишком верили. Хозяйка помогает лишь тем, кто себя и весь рой блюдет в чистоте, как сказано в Книге Поучений.

Как всегда, первой возмутилась и принялась баламутить болото лихая молодежь, в особенности та, у которой еще и голова в плечи не убралась. Удел этих — беспечальные песни и пляски высоко в аэре, над родными угодьями, над протянувшимися к небу деревьями; любовные игры, сладкозвучные вирши, парящий полет в голубой беспредельности; пусть — им еще только предстоит стать взрослыми. Это пока счастливые пары танцуют под протянувшимся от горизонта до горизонта мостом из радуги, не ведая ни забот, ни тревог. Но час их уже близок, отзвенит беззаботное лето, и с первыми холодами оробевшая, молчаливая толпа вчерашних юнцов войдет в самое сердце Обиталища, предстанет перед имеющей власть Изменять, владычицей Роя, и, получив укол животворным жалом, начнет меняться. Взбугрятся силой мышцы рук и плеч, обретут истинную мощь крылья, раздадутся кости, опустится внутрь голова, чтобы было удобнее биться; а заодно забудутся и всякие глупости вроде музыки, танцев, стихов и любви. Время песен и плясок миновало. Другие защитщали рой, пока ты беззаботно носился в аэре, другие заботились о пропитании, а тебя лишь изредка брали в набеги — теперь же пришел твой черед.

Суровые, покрытые шрамами дядьки вручат тебе взрослое оружие, палицу, меч и боевой лук. До седьмого пота станешь ты гнуть спину на Поляне Воинов, обретая истинное умение боя. И сам станешь дивиться легкомыслию молодежи, забыв, что сам был таким же. Труд и война станут твоим уделом, Обиталище нуждается в защите, нуждается в уходе и расширении. Плантации, стада и все прочее — много где нужны сильные руки и крылья. И с удивлением станут новоиспеченные бойцы роя поглядывать на вчерашних подружек, не понимая, неужто вот это нелепое содрогание двух сплетшихся в упоеньи тел и есть наивысшая радость?..

А вчерашние подружки, в свою очередь войдя к Изменяющей, отдав ей животворную силу своего лона, станут упражняться под водительством мудрых старух в искусстве магии. Плотские утехи станут им безразличны, они откроют для себя другое — они такие же воины, как и мужи Роя, они творят одно дело, и из этого понимания родятся новые союзы, союзы друзей и соратников, но не любовников.

Одно дело станут творить меч и молния, стрела и огненный клинок, палица и душащий смерч. Чтобы жил Рой, чтобы тот же молодняк мог беззаботно плясать в поднебесных пределах, не боясь ни злых кровососовых заклятий, ни посланных врагом ловчих тварей.

Многим, многим предстоит пожертвовать беспечальным резвунам. И есть лишь одно, оправдывающее потерю — война. Война с кровососами.

…А нынешним летом все пошло не так. С севера наползли жаркие, сухие тучи, жадно высасывая из земли последнюю с весны оставшуюся влагу. Пожухли листья, к самой земле приникли тростиники, пушистые метелки их утратили свой цвет, из густо-коричневых сделавшись седыми, точно снег. Обмелели реки, пересохло множество ключей и подключинок, опустились, ушли в неведомую глубь подземные воды. Лишь в самых глубокий колодцах, что под Обиталищем, еще можно было черпать полной мерой. Ночь за ночью Рой носил воду на изнемогающие под сушью поля — утренний жар вмиг слизнет все, вылитое посвету. Колодцы показывали дно уже к вечеру. Изменяющая поставила возле воды стражу. Пили строго отмерянное.

И все-же это еще не было бедой. Случались засухи и раньше. Жара приходила и уходила. Но это было раньше, пока не пришла Хозяйка и не отступили с дальнего Севера кровососы.

Этим же, казалось, и сушь была нипочем. День-деньской скрипели крылья их ветряных мельниц — ничего, что остановились большие колеса водяных; все так же шли работы в каменоломнях, на углежогных росчищах, на смолокурнях, в дегтярных ямах, на лесопилках. Бесчисленные, неутомимые, привыкшие на своем Севере и к худшей жаре, кровососы не знали удержу. Караван за караваном отправляли они на дальний Юг, где за их камень, целебные и строительные смолы, за прочий товар платили красным золотом купеческие гильдии Шестипалых, Синелицых, Ушанов и прочих чужедальних народов. А взамен с юга под надежной охраной шли возы с неведомым оружием, доспехами, ингредиентами магических заклятий, детенышами небывалых чудищ, пойманных в заповедных лесах, коим предстояло стать ловчими в покорных кровососам Охотах, но главное — с Юга шла вода. Тамошние маги были искусны в водяной ворожбе — кубик, который легко спрячешь на ладони, после снятия чар мог заполнить влагой целое озеро. Конечно, стоили эти чудеса немало — но кровососы и трудились истово.

А колодцы под Обиталищами Роев грозили вскоре совсем иссякнуть. Кровососы же переняли дороги на юг, заплели их нерассекаемой паутиной чар, закрыли и небесные тропы, оседлали горы, и теперь каждая из вершин грозила смертью. Оставались пока открытыми пути на восток и на запад, но там, за благословенными лесами, начинались пустыни, пересечь которые не смог еще никто из Небесного Народа.

И первой почуяла надвигающуюся гибель именно молодежь. До игр ли тут, до любовных ли забав да шутливых турниров?! Нет! Надо идти в бой, идти в бой, пока еще не ослабли руки и крылья! Чего толку зря ждать? Победим или погибнем! Собрать все Рои воедино! Ударить совокупно, всем вместе, и проклятые кровососы не устоят!

Но это молодняк — на то он и молодняк, чтобы шуметь. Старшие только снисходительно качали крыльями, да отмахивались. Кровососов ратной силой не одолеть — так заповедала Хозяйка. И все чаще и чаще по Рою скользило — сперва тихо-тихо, затем все увереннее, все громче и громче:

— Призвать Хозяйку. Призвать. Не поскупиться. Кинуть жребий, кого Судьба и Небо изберут в жертвы. Пусть Она ответит, что делать Крылатому Племени!

* * *

…Что делать, когда даже из лап великанов-сибу валятся кирки? И управляющие падают рядом с рабочими, так что только успевай убирать и прятать тела, чтобы не заметили кружащие в небе чернокрылые демоны? Что делать, когда цена водяного кубика равна недельной выработке всего клана, а вода из этого кубика расходуется до капли за девять дней? Что делать, когда мертвые не находят покоя в курганах, а возвращаются назад, и это — страшнее нашествия Крылатых? Что делать, если живые болота севера поползли на юг, в свою очередь спасаясь от засухи, и идут, сметая на своем пути все и не оставляя за собой ничего живого? Что делать, если у сибу каждый второй детеныш — мертворожденный, и от криков матерей кажется впору самому наложить на себя руки? Что делать, если даже южные купцы — проверенные, с кем торговали уже давным-давно — качают головами, поцокивают языком, разводят руками, сетуют на трудные времена да все повышают и повышают цены?

Караваны на Юг, где не бывает злых засух, пока еще ходят. Но самим кланам туда дороги нет — обитатели мест, что попрохладнее, ревнивы и подозрительны, на северян смотрят искоса, все боясь, что в один прекрасный день пришельцы потребуют места для себя. Скорее, они приняли бы племена крылатых демонов, чем кланы. А разве же народ виноват? Да, да, кто виноват в том, что ему нужна чужая кровь? Обязательно нужна свежая, несвернувшаяся кровь. Звери или скот не годятся. Только те, кто владеет Речью. Почему так — никто не знает. Так заповедала Хозяйка.

И сейчас, когда жара наступает с севера, а крылатые — с юга, когда от непосильной работе в клане каждый день по десятку отпеваний, всё громче и громче звучит: «Позвать Хозяйку. Позвать Хозяйку. Позвать…»

И так до бесконечности.

ПОХОД МЕРТВЫХ

Последнее, что помнил Твердислав, был огонь. Огонь со всех сторон, вдруг рванувшийся сквозь казавшиеся такими прочными и несокрушимыми броневые стены. Он видел собственные руки, вспыхнувшие, словно две ветви, охваченные стремительным пламенем, что мчится, прыгая с дерева на дерево во время лесного пожара. Как ни странно, боли юноша не чувствовал. В первый миг — только изумление: как же так… нечестно… ведь прав-то я, не она, в сказках всегда побеждали те, кто правы, почему же в жизни не так?..

Запоздалая полудетская обида. Времени на то, чтобы устыдиться, ему уже не хватило. Краем глаза он уловил какое-то движение Исайи, кажется, тот рванулся к кнопке катапульты — но нет, поздно, слишком поздно.

«Великий Дух, прими меня…»

И — внезапно — лицо Аэ, огромные глаза, черные провалы зрачков; и зов, полный той смертной тоски, что не выразишь никакими словами.

Дальше была короткая, как молния, боль — и небытие.

Вспомнить о Планете Сказок и ужаснуться тому аду, что должен был в следующий миг разверзнуться на ее поверхности, вождь Твердислав уже не успел.

Их «Разрушитель» превратился в одну невыносимо яркую вспышку, потоки острых лучей стегали безмолвный космос, гасли в голубом щите атмосферы; последней памятью о тех, что сбили, будут несколько ярких полярных сияний в северных краях — впрочем, нет, никаких сияний уже не будет, и самих краев не останется тоже — ни северных, ни южных.

Джейана Неистовая разворачивала свой кораблик. Лицо перемазано кровью — ведавшие гравитацией устройства не справились с запрещенным всеми руководствами, самоубийственным маневром. Правда, самой Джейане он удался. Корабль Твер… нет, корабль просто врага, безликого и безымянного, превратился в огненную кляксу, испоганившую пол-небосвода.

Так. Подела сделано. Остались сущие пустяки. Развернуть кораблик и поймать в прицел планету. Планета, она большая, промахнуться невозможно. С ложью будет покончено навсегда.

Что будет дальше с ней самой, Джейана не думала.

* * *

Пробуждение стало настоящим кошмаром. Все тело, казалось, состояло из одной только боли. Боль, и все. В виски ввинчивались раскаленные буравы, мозг давно прекратился в кипящий котел, на месте глаз — две кровавых впадины.

Это смерть?..

Нет, вдруг подумал он. Я мыслю — следовательно, существую, как говорил Учитель. Боль можно перетерпеть. А раз есть боль, значит, есть чему болеть. Значит, я жив.

Из всех чувств, кроме боли, первым вернулось осязание. Пальцы неосознанным движением зачерпнули нечто вроде пригоршни колючего песка.

Значит, у здешнего мира есть плоть.

Потом очнулось обоняние. Пахло чем-то гнусно-кислым, гнилым, перебродившим; густой, запах казался теплым и тяжелым, вдыхаемый воздух проваливался в легкие, точно камни, пронзающие толщу воды и уходящие на дно. Щека ощущала слабое движение ветра; здесь, за огненным порогом, все-таки можно было дышать, несмотря на вонь.

За огненным порогом… Тело выгнулось дугой в новом спазме боли. Конечно! Как он мог забыть! Пламя, пожирающее сталь «Разрушителя»! Выброшенная вперед в последнем судорожном и бесполезном усилии рука Исайи!

Она сожгла нас. Это он помнил крепко. Но вот кем же была эта загадочная «она»? Почему они сражались? «Разрушитель»… Почему «Разрушитель» и как он, собственно, попал на этот кораблик?

Память зияла громадными провалами. Собственно имя, которое он вспомнил с некоторым трудом — Твердислав — ничего ему не говорило. За этим именем также крылась только звенящая пустота и ничего больше. Смутными отрывками всплывали картины жизни в лесах, клан, родовичи, походы, охоты, сражения с Ведунами… Он понимал, что шок проходит, воспоминания возвращаются, еще немного и он на самом деле сможет «вспомнить все», однако не хватало самого главного. Центрального звена во всей этой цепочке. Не факта, нет, — даже знай он сейчас имя той, которая сожгла его корабль, даже знай, во имя чего они сражались — это мало бы что изменило. Откуда-то извне пришло то, что страшнее банального забвения.

Он помнил многое из случившегося с ним. Но — ощущение было такое, что к нему все это никакого отношения не имеет. Даже об убившей его он думал сейчас без всякой ненависти. Убила и убила. Всякое бывает. Всякое.

Тем временем мало-помалу отступала боль. Вернулся слух — мерный и мрачный рокот, глухой, исполненный силы; словно где-то в отдалении гиганты что было мочи лупили в деревянные барабаны.

— Твердислав!..

Это ко мне, с неожиданным равнодушием подумал он. Что им всем опять от меня надо? Ведь я же убит! Убит! Лежу и не хочу шевелиться, мертвые не шевелятся. Или… или Всеотец отверг меня? Отправил туда, где коротают вечность недостойные Его ока трусы?

Эта мысль заставила его пошевелиться. Приключения в мире черных домов-игл он помнил смутно, отрывками; однако воспоминания о Великом Духе, Всеотце, все-же смогли на время разъять путы равнодушия, или — не равнодушия даже, а того состояние, мало чем отличавшегося от телесной смерти.

Наверное, это движение вызвали инстинкты, потому что миг спустя и само понятие «Великий Дух» превратилось в пару пустых, покрытых пылью слов, не имеющих к нему, когда-то носившему имя Твердислав, никакого отношения.

— Твердислав, да вставай же!

Какой противный голос. Там, где Твердислав жил раньше, так переговаривались ночные трупоеды-могильщики, мерзкие склизкие твари наподобие многоногих змей.

— Вставай, болван, сгорим сейчас!!

Сильная рука рванула его вверх.

Впрочем, ноги имели по этому поводу свое мнение, и поддерживать тело решительно не хотели. От щиколоток до бедер в кожу вонзились мириады мельчайших игл, и от этой боли он даже вскрикнул.

— Кричи, кричи, это хорошо, — пропыхтел гнусный голос. — Если будешь кричать — значит, выживешь.

Тело оторвалось от земли. Похоже, некто взвалил его, Твердислава, себе на плечо. Взвалил и зашагал прочь.

Словно Черный Иван в свое время — только нес он тогда Джейану.

Мысль промелькнула где-то на самом краю сознания и погасла, не вызвав никакого отклика. Ему было все равно. Его убили. Он давно мертв, протух, разложился. Самое лучшее — это остаться здесь, и чтобы его никто б не трогал!

Однако тащивший Твердислава на себе имел по этому поводы свое, совершенно иное мнение. За их спинами неведомые барабаны грохотали все сильнее и громче, пополз удушливый запах серы, однако юноша даже не поморщился. Что ему еще одна боль?..

Зато тащивший его согнулся в приступе жестокого кашля, так что даже пришлось опустить свою ношу наземь и потратить некоторое время на сооружение повязки, чтобы хоть как-то защитить горло.

Их нагоняли последовательно сменявшие друг друга волн удушливого жара, каждая пора истекала потом в тщетной надежде хоть как-то смягчить этот удар. Несший Твердислава несколько раз останавливался, давая волю хриплому кашлю.

Зрение по-прежнему отказывалось повиноваться. Впрочем, никакого желания смотреть на этот мир у Твердислава и не возникало. Окружающее его не интересовало ни в малейшей степени. Пусть случится все, что угодно, для него это не имеет уже никакого значения. Он мертв. Быть может, все это ему просто кажется — мгновения агонии превратились в часы а, может, даже и дни?

Тяжело дыша, несший Твердислава человек уверенно шагал все дальше и дальше. Мало-помалу воздух очищался, рокот барабанов стихал. И он, этот грохот, уже совсем почти стих — когда за спинами внезапно рвануло, да так, что земля под ногами заходило ходуном, спутник Твердислава не удержался, они оба покатились по жесткому, колючему песку, оглохнув от чудовищного грома. Раскаленный ветер, от которого, казалось, вот-вот вспыхнут волосы на затылке, с воем обогнал их, заставляя изо всех сил вжиматься в землю. Позади ревело и грохотало, сверху сыпалось нечто очень мелкое и горячее — пепел, что ли?

…Когда это безобразие наконец стихло и Твердислав смог приподнять голову, щеки его покрывала кровь — песок иссек, изрезал кожу. Юноша поднес руку к лицу — слепая чернота сменялась рассеянным серым полусветом, глаза оправлялись от шока, он вновь мог видеть.

Серая мгла сменялась странным лиловатым небом, чудовищно-ярким зленым песком под ногами и коричневой стеной чего-то, очень напоминавшего облетевший лес шагах в пятидесяти от давшей им приют неглубокой песчаной ямы. А позади, за их спинами, в лиловое небо лез, нагло расталкивая могучими плечами темно-фиолетовые тучи, исполинский стол иссиня-черного пламени.

Коричневый, фиолетовый, лиловый, черный… негусто обстояло тут дело с красками. Некое оживление вносил нелепый зеленый песок.

— Ничего не понимаю, — тоскливо сказал кто-то рядом с Твердиславом. — Что взорвалось? Почему взорвалось? Зачем взорвалось?

Твердислав поднял голову. Рядом с ним, прижав пальцы к вискам, словно при головной боли, сидел поджарый и сухопарый человек средних лет, жилистый, точно старый корень. Абсолютно нагой.

Верховный координатор проекта «Вера» его высокопревосходительство господин Исайя Гинзбург.

Только теперь Твердислав обратил внимание, что и на нем не осталось и малейшего клочка одежды. Что ж, наверное, таково его посмертие по воле Всеотца. Наверное, он был плохим вождем, раз его постигла такая участь. Впрочем, какая разница? Все желания из него выжгло напрочь. Как и многие воспоминания тоже — да и не хотел он сейчас ничего вспоминать. На мгновение мелькнуло слабое подобие интереса — зачем Исайя тащил меня? Мы же все равно уже не станем мертвее. Невозможно убить одного и того же человека дважды.

— Ошибаешься, — глухо возразил Исайя. — Вторая смерть — штука тоже очень неприятная, поверь мне…

Никакого желания спорить Твердислав не имел. Не хотелось и смотреть на все поднимающийся в небеса столб черного пламени. Смотреть, впрочем, не хотелось вообще ни на что.

— Если мы не добудем до завтра воды — нам конец, — хладнокровно сообщил Исайя. — Сухость тут чудовищная… мумифицирует нас без всяких затей.

Зачем он это говорит, подумал Твердислав. Какая разница, если мы оба уже мертвы?..

— Мертвецам не хочется есть, — возразил на невысказанное Исайя.

Твердислав, однако же, ни голода, ни жажды не испытывал. И особенной сухости тоже. Жарко, это да, но вот пить совсем нет желания.

Похоже, господин верховный координатор вновь прочитал его мысли. С кряхтеньем встал, нагнулся, заглянул в глаза. Озабочено присвистнул.

— Ну, парень, я, честно говоря, думал, что ты покрепче… Совсем раскис, как я погляжу.

Твердислав не повел и бровью. Слова больше ничего не значат. Ничто уже ничего не значит. Ни слова, ни поступки. Убитым не положено желать или чувствовать. Они убиты.

— Ты это прекрати! — внезапно гаркнул Исайя, хватая Твердислава костлявыми пальцами за подбородок и вздергивая безвольно мотнувшуюся голову. — Вождь ты, боец, или кукла, травой набитая?!

Когда-то он сам, Твердислав, вздергивал такими же точно словами захандривших в дальнем походе мальчишек, если те принимались жаловаться на усталость и прочее. Помогало. Кровь бросалась к щекам, ребята стискивали зубы, вставали, шли, тащили… Но они-то были живыми! А не мертвыми, как он!

— Ерунда! — Исайя даже топнул босой ногой по колючему песку, скривился, даже зашипел от боли. — Сам же думал недавно — мол, мыслю, ergo существую! Мертвые думать не могут, и ходить между прочим то…

Исайя внезапно осекся, и вид у него сделался донельзя сконфуженным, словно он только что с пеной у рта доказывал, что дважды два — пять, почти уже доказал, но в этот самый миг очень некстати вспомнил таблицу умножения.

— Но мы же мертвые, Исайя, — нехотя проговорил Твердислав. Слова царапали рот, словно колючий песок под ногами — слова понимали свою ненужность и никчемность. — Мы ведь сгорели. В «Разрушителе»…

Плечи Исайи несколько поникли, хотя он изо всех сил старался держаться прямо и бодро.

— Да, сгорели, — признался он наконец. — В «Разрушителе», ты прав. Твоя подружка Джей оказалась шустрее, чем я думал. Помнишь ее последний маневр?..

— Нет, — равнодушно сказал Твердислав. Ему не было никакого дела до этой «подружки Джей». Он убит. И Всеотец не дал ему достойного посмертия…

— Ну, помнишь, не помнишь — вставай, — поднялся Исайя. — Надо дальше идти, иначе от жажды умрем. Не хочется мне в этот лес соваться, да еще нагишом, но тут уж ничего не поделаешь. Осторожнее ступай здесь, по песку тут идти, словно по иголкам.

Твердислав пожал плечами. Ему было абсолютно все равно.

Тем не менее за Исайей он пошел уже сам. Тело, кажется, никак не желало мириться со статусом трупа.

Босые ноги увязали в сыпучем, колючем песке. Твердислав смотрел, как вздрагивает и кривится при каждом шаге Исайя; хорошо еще, что пятки бывшего вождя давно уже загрубели, превратившись в подобие камня.

Чем ближе к лесу, тем ощутимее становился запах гнили. Из чащи, противореча всему на свете, в лица тянуло тепловатым ветерком, оставлявшим на коже явственное ощущение нечистоты, словно ветер этот зарождался над отвалами какой-то исполинской бойни.

Исайя со вздохом остановился. Высыхающий на лице пот оставлял белые разводы — такого Твердиславу видеть еще не приходилось.

— Все земли колена Израилева за глоток воды, — хрипло каркнул Исайя. Твердислав не сразу понял, что его спутник так пытается пошутить. Правда, в чем тут заключалась соль, юноша не понял. Слова «Колена Израилевы» ему ничего не говорили.

Деревья — если, конечно, это были деревья — медленно протягивали к пришельцам гладкие, лишенные коры коричневые ветви, гибкостью неприятно напоминавшие змей. Колючий песок кончался, деревья поднимались из темно-серой почвы; вместо привычной травы ее покрывала какая-то белесая труха.

«Здесь пахнет смертью!» — сказал бы прежний вождь Твердислав. Да что там вождь Твердислав, самый неразумный малыш его клана без памяти убежал бы отсюда. Однако иной дороги просто не было — за спинами, насколько мог окинуть глаз, тянулась, уходя аж за самый горизонт, ярко-зеленая пустыня. Самому Твердиславу было без разницы, где отбывать несчетные века определенного ему посмертия, однако Исайя придерживался явно иного мнения.

— Поищем тропу, — проговорил он.

Твердислав не стал спрашивать, какая тропа и зачем понадобилась она его спутнику — просто ткнул пальцем влево, где срезди коричневых глянцев стволов и в самом деле открывался узкий просвет. Тонкая зеленоватая дорожка, узкий песчаный язык протянуся на пару метров за четкую и резкую границу, что разделяла лес и пустыню.

Исайя резко дернул острым подбородком — вроде как кивнул — и двинулся по тропе. Твердислав потащился следом.

Они не сделали и десятка шагов, а зеленоватый отсвет пустыни за их спинами исчез, точно задутый фонарь. Теперь их со всех сторон окружали деревья — голые, лишенные и коры, и листьев; острые концы ветвей, вымазанные чем-то темным, неспешно поворачивались в сторону незваных пришельцев.

Деревья-хищники, вяло подумал Твердислав. Нет ничего нового в этом мире, и даже за гранью его тоже нет. Концы ветвей темны, конечно же, от запекшейся крови; а вот куда деваются кости? Или тут добыча переваривается вместе с ними?.. Впрочем, какая разница. Раз убитым уже ничто не страшно.

Исайя в нерешительности остановился, опасливо косясь на продолжающие приближаться ветви. Судя по всему, мысль его работала в том же направлении, что и у Твердислава.

— Вооружиться бы чем… — услыхал юноша хриплое бормотание своего спутника.

Однако вооружаться тут было явно нечем. Разве что ломать змееподобные ветви, но на это Исайя явно не мог решиться, а Твердиславу было все равно. Сам он не нуждался ни в каком оружии.

Коричневые деревья поднимались высоко над их головами, сплетения нагих сучьев закрывали небо. Впрочем, смотреть на лиловое полотнище, натянутое поверх этого скверного балагана, сил не было и так.

Впереди замаячила небольшая полянка, точнее, просто место, где стволы разошлись чуть-чуть, дав место вспучившейся земляной опухоли, покрытой мышиного цвета блеклой порослью странной травы, имевшей вид тугих свернутых пружин, каких Твердиславу доводилось видеть в родном мире координатора Исайи.

Сам же координатор, похоже, пребывал в полной растерянности. Нигде ни малейшего признака воды, к которой он так стремился. Твердислав жажды по-прежнему не чувствовал.

Исайя уже шагнул вперед… когда правая рука Твердислава, совершенно без его собственно воли, крепко вцепилась координатору в локоть, отдернув того назад. И вовремя.

То, что Твердислав для себя назвал «земляной опухолью» (уж больно мерзко и отвратительно она выглядела), внезапно напряглось, набрякло, свернутые спирали травы резко распрямились; словно под шкурой небывалого зверя прокатился желвак. Поверхность неожиданно потемнела, раздался треск наподобие рвущейся плотной ткани, бугор пересекла трещина. Раздался смачный, хлюпающий звук, обоих спутников обдало непереносимым зловонием, из раскрывшейся «опухоли» хлынул вверх настоящий фонтан зеленовато-грязно-желтой жижи, по виду и запаху весьма схожей с гноем, и на поверхность, деловито жужжа и потрескивая, выбралось донельзя отвратное существо. Больше всего оно походило на здорового живоглота, только снабженного десятков беспорядочно воткнутых тут и там ног. Темные зрачки-буркалы понатыканы были, как и у живоглота, вокруг всего уродливого, шишковатого тела, спереди торчал здоровенный птичий клюв.

Такое присниться могло только в хмельном кошмаре, коли у девчонок перестоится майская брага…

Исайя хрипло вскрикнул и отпрянул назад. Оно и понятно, господин верховный координатор отродясь, наверное, не видел воочию тварь страшнее крысы.

«Ведунское отродье!» — внезапно колыхнулось в груди. Руки сами собой искали на привычных местах оружие — но оружия не было, не было даже одежды, а эта тварь наверняка ядовита…

Впрочем, здешний живоглот, похоже, не обращал на две странные нагие фигуры никакого внимания. Топтался себе на лопнувшей и опавшей «кочке», щелкал клювом, трещал чем-то вроде жестких надкрылий, обнаружившихся у него на спине и явно чего-то ждал.

Заниматься этим ему пришлось недолго; Твердислав не успел еще разжать судорожно стиснутые кулаки, а к нежданному гостю со всех сторон уже тянулись заостренные ветви — верно, почуяли добычу. Твердиславу даже против его воли захотелось крикнуть этому глупому зверю: «беги! Спасайся!» но куда там! Ветви оказались гораздо проворнее. Они удлинялись и удлинялись, сплетаясь в настоящую сеть, отрезая своей добыче дорогу к спасению. Острые, словно копья, вымазанные застарелой кровью жертв концы ветвей со всех сторон впились зверю в спину и бока. Тот завизжал, задергался, широкий клюв защелкал в агонии, многочисленные ноги скребли залитую отвратительной жижей землю, но все напрасно, с хрустом ломались хитиновые покровы, сучья-добытчики погружались все глубже и глубже, Твердиславу даже казалось, что он видит, как судорожными глотками ветки то расширяются, то вновь сжимаются и как по ним к стволам-хозяевам катятся упругие сгустки.

За спиной юноши раздался сдавленные хрип. Господина верховного координатора рвало.

Попавшийся зверь больше не бился, висел покорно и безжизненно, распятый и распяленный доброй сотней коричневых колов, словно худой вампир-кровосос, попавшийся в руки лесного клана.

— Пойдем… пойдем отсюда, — взмолился Исайя.

Твердиславу было в общем-то все равно, идти или оставаться, однако какое-то странное любопытство — или даже нет, лишь слабая тень того, былого любопытства, ему присущего, когда он еще был живым, удержало его на месте.

Мало-помало, медленно и неспешно, ветви-убийцы начали выбираться из неподвижного тела жертвы. Безобразно раздувшиеся, затупившиеся, утратившие убийственную остроту и скорость, ветки очень напоминали сейчас обожравшихся змей. Деревья вокруг полянки чуть заметно подрагивали, хотелось сказать — «от удовольствия».

— Интересно, почему же это они нас так далеко пропустили… — слабым голосом сказал Исайя.

Зверь остался лежать, пустой, высосанный, с нелепо и жалко разбросанными ногами и разинутым, так не помогшим ему страшным клювом.

— Ну, пойдем, чего стоять? — координатор тронул Твердислава за плечо. — Все и так уже ясно…

В этот миг закрытые глаза твари внезапно ожили. По изломанному, пронзенному телу прошла короткая судорога. Ноги заскребли землю; неловкими рывками чудище поползло к остававшейся все время разверстой язве-дыре у себя за спиной. С каждым мигом его движения становились все увереннее; и, наконец, тварь с громким всплеском свалилась в яму, откуда через несколько секунд донеслось уже знакомое потрескивание и пощелкивание.

Твердислав почувствовал, как его тянет подойти. Очевидно, он прежний, тот, что был вождем, никак не мог пропустить окончание этого небывалого зрелища.

— Не ходи… — булькнул за спиной господин верховный координатор, однако Твердислав, конечно же, не послушался. Было очень странно ощущать в себе, мертвом, какое-то подобие интереса; и притом еще к подобному же: Твердислав шел посмотреть на труп.

На труп? Как бы не так! Зверь бултыхался в яме, (один запах которой мог свалить бы с ног), заполнявшая впадину жижа выплескивалась из многочисленных дыр в его спине и боках, однако сам он отнюдь не выглядел умирающим, и даже посмотрел на Твердислава… как-то странно. Парень готов бы поклясться, что чудовище подмигнуло ему половиной своих темных глаз.

— Это не хищные деревья, — сказал Твердислав, вернувшись. — Что угодно, но не это.

— Ты уверен? А, ну хорошо тогда, допустим, — координатор тотчас же потерял интерес к случившемуся. — Тут под землей какая-то жидкость… значит, должна быть и вода!

— Может, из дыры зачерпнуть? — предложил Твердислав.

Исайю тотчас же вновь согнуло пополам.

— Нет уж, — просипел он. — Лучше уж от жажды…

— Да мы же и так мертвые, — пожал плечами юноша. — Мне вот никакой воды совершенно не…

В тот же миг он понял, насколько ошибался. Жажда накатила страшной волной, почище того жара, что едва не сжег их на пути через пустыню. Пить, взвыл все его существо, пить, немедленно, все, что угодно, неважно, что будет потом, пить, пить, пить!!!

Он пошатнулся; Исайя насилу успел его подхватить. Теперь уже настала очередь Твердислава смотреть на господина верховного координатора с невольным восхищением. Если старик с самого начала так хотел пить…

В голове помутилось. На негнущихся ногах, шатаясь, как пьяный, Твердислав шагнул к рваной дыре, где все еще бултыхалось чудовище. Вони он уже не чувствовал. Словно издыхающий зверь, нечеловеческим чутьем ощутивший воду, пусть даже нечистую, Твердислав шел вперед.

И кто знает, чем бы все это кончилось, не повисни Исайя у него на плечах.

— Ты что?! С ума сошел! Подожди еще, сюда вернуться успем! Раз тут растут деревья — значит, и вода должна быть!

— Но, Исайя… зачем нам вода… мы же… мертвые… давно уже мертвые!

— Кто хочет, может, конечно, считать себя мертвым, — ворчливо отозвался координатор, торопясь увести Твердислава прочь от жуткого места. — Только вот мне кажется, мы с тобой живы. Пить вот хочется, и от жары мучаемся, и ноги у меня все исколоты… С мертвецами такого не бывает. Они… гм… ничего ведь не чувствуют, правда? — последнюю фразу Исайя вымолвил как-то уж очень виновато.

— Откуда мне знать, — прохрипел Твердислав; теперь и его гортань готова была вот-вот взбунтоваться. — Мне доселе умирать как-то не приходилось. А у тебя что, опыт большой есть? — вежливость была отброшена, юноша обращался к спутнику словно тот был его товарищем по клану.

— Мне… гм… — смешался Исайя. Выглядело это так, словно он вот-вот должен был признаться, что мол да, умирал, и было там точь-в-точь, как здесь, и боль я чувствовал, и жар, и жажду…

Пустые слова, пустой разговор. К чему все это? Вероятность найти чистый источник здесь, в полусухом диковинном лесу на самом краю безводной пустыни «исчезающе мала», как говаривал Учитель. Вот ведь странно — и Учителей-то надо мной давно нет, а все их присловки повторяю, подумал Твердислав.

Из ямы тянуло тухлятиной. И тем не менее Твердислав бы, наверное, все равно рискнул бы попробовать пить эту омерзительную жижу — потому что, в независимости от того, мертв он или нет, терпеть эту муку было выше его сил. Хотя, быть может, это тоже испытание Веры? Мол, зачерпни представляется тебе отвратным, зачерпни с Верой в Меня и Имя Мое, и гной земли обернется хрустальной влагой… А, может, Всеотец очень разгневан на него, Твердислава, и решил покарать его вечной мукой неведения и жажды? В то, что они с верховным координатором живы, юноше как-то все равно не верилось.

— Хорошо, — похоже, читать мысли парня у Исайи входило в привычку. — Пусть даже мы… мертвы, как ты говоришь. Странно мне это слышать от молодого, ну да ладно. Ходить можем? Говорить можем? Пить хотим? Жар чувствуем? Так чем отличаемся от живых?

— Что второй раз погибнуть не можем…

— А ты откуда знаешь? Если это для нас испытание, то, может, Всеотец, да святится имя его, ждет, что будем мы бороться, как боролись… там, стиснув зубы, до последнего?! Великий Дух дарует победу смелому, сам ведь знаешь. Воины ему любы. Нельзя сдаваться, Твердь, помнишь присказку о двух квакшах?

Присказку Твердислав помнил.

— Так вот ответь же мне, — настаивал Исайя, чуть ли не волоча парня прочь от зловонной раны в земле, — чем мы не живы?! Можем мы умереть второй раз или нет, то никому не ведомо, и я на себе проверять как-то не рвусь. Предлагаю — принять за основу… то есть, тьфу, поверить — мы с тобой живы, и поступать соответственно!

— Ну и что же ты предлагаешь? — «ты» выговаривалось легко и совершенно естественно, Исайя же не обращал никакого внимания, словно так и надо было.

— Предлагаю искать воду. Надо идти вглубь леса. Когда-то, давным-давно… и не здесь… случалось мне в одной пустыне водные жилы находить…

Твердислав дернул плечом. Исайе хотелось верить, — потому как кому же охота ощущать себя мертвым? — но…

— И кто знает, — Исайя задумчиво глядел вверх, на вершины коричневых деревьев, — кто знает, может, мы с тобой найдем способ выбраться отсюда?

— Это как же? — опешил Твердислав.

— Да очень просто. Если в этом мире ты… или я… сможем воспользоваться Силой Всеотца…

Юноша встрепенулся. А и в самом деле, как он мог забыть? Почему же он сразу не воззвал к Нему? Почему медлил, почему гадал, почему изводил душу неверием и черным отчаянием? Это тяжкий грех перед Ним. Что бы там ни говорили Умники, что бы ни несла Аэ, или даже Мелани, ушедшая к творцам Сенсорики наставница Джейаны — вера-то оставалась. Ты, вождь Твердислав, готов бы поверить в собственное посмертие и настигшую тебя кару Великого Духа; но, быть может, Он ответит на искреннюю молитву? Там, дома, Он не баловал лесные кланы видимыми знаками своего внимания, но, быть может, здесь все по-другому?..

В это очень хотелось верить.

— Постой! — Твердислав замер, точно вкопанный, не обращая внимания на жару и жажду. — Погоди! Ты прав! Надо позвать Его! Ведь мы же…

— Спасали Его излюбленный мир от огненной мести Джейаны Неистовой, — негромко напомнил Исайя.

— Д-да… — смешался Твердислав. Память по-прежнему изобиловала лакунами, даже зная имя собственного убийцы он отчего-то не чувствовал к ней ненависти.

— Не стоит просить Его о слишком многом, — прежним тихим голосом произнес Исайя. — Мне кажется, нужно лишь поблагодарить Его за ниспосланное испытание. Пусть Он знает, что наши сердца крепки и вера не угасла в них. Что мы все равно будем бороться до конца. Что мы сделаем все, чтобы вернуться и… чтобы возродить Планету Его детей, которй сейчас уже больше нет.

Твердислав ощутил внезапную и сильную резь в глазах — наверное, его слабая плоть хотела бы заплакать, но для слез уже не хватало влаги. Разве что пустить в дело кровь.

Он опустился на колени, закрыв лицо руками. Звенящая тишина… и вот он уже не чувствует ни жары, ни жажды. Тьма и мрак медленно отступали, перед глазами вспыхивали и тотчас же гасли звезды.

Твердислав беззвучно молился. В его молитве не было слов или просьб; он просто очень-очень хотел увидеть Его, и увидеть и передать, что он, Твердислав, малый воин Его ратей, несмотря ни на что, готов по Слову Его ко всему.

«А ты уверен?» — прошелестел внезапно мягкий, вкрадчивый голос. — «Ты уверен, что Он внимает тебе? Или что Он вообще есть? Ведь если бы Он на самом деле существовал, как бы попустил Он гибель тысяч и тысяч невинных на Его планете? Что ты скажешь на это?..»

Вкрадчивый голос, по-видимому, собирался сказать что-то еще; и, наверное, Твердислав слушал бы его и дальше, если б не огненная пощечина, внезапно швырнувшая его на землю. Привычная боевая ярость шевельнулась в груди, юноша вскочил на ноги, сжимая кулаки — и наткнулся на виновато-встревоженный взгляд Исайи.

— Прости, пожалуйста, Твердь. Но ты начал терять сознание, и мне пришлось… У тебя сделалось такое страшное лицо, словно… Прости, пожалуйста. Можешь ударить меня в ответ.

Кулаки Твердислава невольно разжались.

— Я… слышал… голос…

— И что же он сказал? — Исайя изо всех сил пытался скрыть свою тревогу.

— Что-то насчет того, почему же Он не остановил корабль Джейаны… А и в самом деле, почему, Исайя?

Верховный координатор вздохнул. Плечи его опустились.

— Иногда родители бывают жестоки, — почти что шепотом ответил он. — Иногда они, рассердившись, карают чад своих, в чем потом горько раскаиваются. Мне кажется… Всеотец ошибся. Хотя думать так, конечно же, грех.

— Всеотец ошибся?! — поразился Твердислав.

— Если мы сотворены по Его образу и подобию, значит, Он тоже может ошибаться, как и мы все, — грустно пожал плечами Исайя.

— Гм… А откуда тогда этот голос?

— Не знаю, — поспешно ответил Исайя. — Пойдем, Твердь, пойдем, видно, здесь дурное место для молитвы… Слишком много грязи и зла вокруг.

Они побрели дальше через лес, почти ничего не видя вокруг — жажда сводила с ума, заставляя исступленно думать о глотке воды. Твердислав дошел до того, что прозрачный голубоватый водяной шарик начал маячить у него перед глазами и он, словно известный осел за привязанной морковкой, все тянулся и тянулся вперед, в каком-то полусне, полуяви; тянулся до тех пор, пока не услыхал судорожный хрип Исайи:

— Дорога, Твердь! Дорога!

Кошмарный лес кончился. Они и в самом деле стояли на обочине дороги, самого обычного проселка, с парой глубоких колей, какие остаются от тяжелых деревянных колес. По середине грунт был утоптан до крепости камня, и все-таки земля кое-где сохранила отпечатки чудовищного размера не то копыт, похожих на лапы, не то лап, смахивавших на копыта. Размером след в полтора раза превосходил босую ступню Твердислава.

— Спасены! — возликовал Исайя. — Вот видишь, Твердь, Всеотец услыхал нас!Он вывел нас на дорогу; а раз есть дорога, должна найтись на ней и вода! Вот только… едва ли хорошо идти ту нагими… — внезапно смутился он.

— Не пылью же прикрываться, — прохрипел в ответ юноша. — Идем дальше, а коли встретим кого, так пусть не смотрит, если глаза мозолим!

По левую руку дорога вела к зеленой пустыне — оказалось, путники отошли от нее совсем немного.

— После перехода через пески обязательно должен быть колодец. Если не на самой границе леса, то рядом, — авторитетно заявил Исайя.

Они не поленились, дошли до края зелено-песчаного моря. Никаких признаков источника. Повернули назад. К Твердиславу мало-помалу начали возвращаться отступившие было при виде дороги видения. Гулко стучало в висках, лиловое небо полыхало жаром; и укрыться от него было негде, в здешнем мире тень, похоже, не спасала.

Дорога выглядела хорошо наезженной и не брошенной. Вскоре путникам попалось и неоспоримое свидетельство того, что этим путем пользовались, и притом совсем недавно.

Здоровенная куча навоза говорила сама за себя. А уж зловоние тут стояло такое, что даже у Твердислава подкосились ноги. Зажимая носы, они поспешили миновать это место.

— А проехали-то недавно, — хрипло заметил Исайя. — Может, мы их еще и нагоним…

Разумеется, это был самообман. На самом деле они едва-едва плелись. Им казалось, что дорога расстилается перед ними уже целую вечность, и конца ей, пыльной, серой, неизменной во всех мирах, не будет уже никогда. Одолеваемый жаждой, Твердислав не обратил внимания на еще одного «живоглота», что вылез из-под вспучившейся и лопнувшей земли возле самой обочины, и был точно так же пронзен сотнями острых ветвей; не заметили и громадного дракона, что медленно кружил в лиловом небе, гордо разрубая алым, точно пламя, крылом фиолетовые облака; они не замечали, что тени в этом мире не двигаются, а горячее светило словно гвоздями прибито к небосводу. Они просто шли.

Наверное, полуобморочное состояние и помогло Твердиславу одолеть весь путь от края пустыни вглубь коричневого, абсолютно одинакового в любой его части леса. Но, когда плясавший все время перед глазами голубой шарик воды внезапно исчез и ноги у парня подкосились, он уловил горячечный шепот Исайи:

— Колодец, Твердь! Колодец!..

Возле самой дороги на круглом пятачке коричневые деревья были сведены под корень, утоптанная до блеска земля завалена мусором, на черном кострище уже вырос толстый слой золы. В середине виднелось каменное кольцо, а вокруг него стояло пятеро. По виду они не отличались от обычных людей, разве что казались смуглее тех, что Твердислав привык видеть как в кланах, так и в родном мире Исайи. На краю дороги застыла здоровенная телега о четырех громадных деревянных колесах, подбитых железными ободами. Запряженное в телегу существо вполне подходило ей по размерам — пожалуй, огру-спутнику Аэ такая животина как раз подошла бы в качестве ездовой. Все телега заполнена была каким-то яркими узлами. И, разумеется, повозка нестерпимо смердела, как будто этот мир решил как следует испытать на прочность обоняние Твердислава.

Стыдливый Исайя попытался прикрыться горстью, несмотря на то что пятеро стоявших по виду казались мужчинами, хотя и носили длинные цветастые юбки, сейчас покрытые пылью и дорожным сором. Перетянутые ремнями черные рубахи взмокли от п(та, черные волосы заплетены были в множество косичек, перевитых золотыми нитями. Пальцы рук украшали многочисленные перстни — все из золота, хотя и без камней. У пояса каждого висел внушительного вида меч — наибольшей длины, какая еще позволяет носить оружие на боку, а не таскать, словно двуручник, на плече. Ножны у всех, как на подбор, простые, опять же черные, без всяких украшений. У самого младшего и низкорослого из пятерых путников за спиной висел колчан со стрелами, однако тетива с лука была снята.

Эти пятеро ходили с оружием, но здесь опасности явно не ожидали.

При виде двух голых путников пятерка, похоже, просто лишилась дара речи. Стояли, окаменев, и глазели на пришельцев широко раскрытыми глазами.

Твердислав широко развел безоружные руки и шагнул вперед.

Это вывело смуглых путешественников из ступора.

— Упха! — тоненько взвизгнул самый младший из них, поспешно срывая с плеча саадак и сгибая в дугу лук. Юнец единственный из всей пятерки не носил бороды.

Четверо его товарищей дружно подхватили:

— Упха!

Глаза у них при этом так и вспыхнули от жадности.

Твердиславу не требовалось понимать их наречие, чтобы понять — дело плохо, к воде придется прорываться с боем. А у него — ничего, голые руки, да еще обуза — его высокопревосходительство господи верховный координатор, которого того и гляди шустрый мальчишка утыкает стрелами, как девчонки-швеи свои подушечки для иголок.

— Мир! — тем не менее громко сказал Твердислав. — Мир, вода!

Ничего иного не пришло ему в голову. Сознание мутилось от жажды.

Выиграть хотя бы пару мгновений… хоть один глоток воды во-он из той мятой жестяной корчаги, что застыла на каменном краю колодца…

Пятеро в цветастых юбках не взялись за мечи и Твердислав уже было счел это хорошим признаком, когда старший из стоявших у колодца, щеря ослепительно-белые зубы и презрительно задирая иссиня-черную курчавую бороду, резко и громко бросил:

— Упха, эть!

Четверо его спутников сорвали с поясов черные петли арканов.

Твердислав ушел от первой петли — мальчишка-лучник поспешил с броском, но от уклониться от второй уже не успел. Жесткая волосяная удавка захватила плечо и шею; перехватив веревку, не обделенный силой парень рванул аркан, да так, что незадачливый поимщик растянулся на земле; однако третья петля, брошенная рукой главаря, обхватила горло, сдавила — и свет в глазах Твердислава померк.

* * *

Пришел в себя он от мерного покачивания. В уши ворвался оглушительный, раздирающий скрип. Твердислав, связанный по рукам и ногам, лежал на повозке, что мерно тащилась по дороге между коричневых стен живого леса. Запряженным в нее страшилищем правил мальчишка-лучник; правил, мурлыкая себе под нос что-то донельзя веселое. Запах от него шел такой, что Твердислава чуть не стошнило. Здесь, похоже, искренне и истово исповедовали принцип: «кто смывает свою грязь, тот смывает свое счастье».

— Твердислав! Очнулся? — прокряхтел рядом голос Исайи.

— Умгум…

Странно, пить хотелось по-прежнему, но уже умеренно.

— У них была вода. Они тебя напоили, пока ты был без чувств. Опытные люди. Охотники за рабами, судя по всему. Вон, даже нарядили нас в свои тряпки… — заметил Исайя.

Чресла Твердислава охватывала грязная повязка, на плечи наброшено было что-то вроде короткого плаща. Все ветхое, залатанное, грязное и опять же вонючее до невозможности. Юноша сделал движение, пытаясь сбросить отвратительную рвань, однако сидевший на передке юнец (глаза у него на затылке были, что ли?) тотчас же обернулся.

— Упха, торр!

Здоровенный бич в тонкой и смуглой руке в варварски-толстым золотым браслетом выглядел вполне внушительно. Понять смысл возгласа не составляло труда. Лежи смирно, парень, не то…

— Эх, встретился бы ты мне на узкой тропинке, сосунок… — только и смог прохрипеть в ответ Твердислав, но возницу слова пленника, похоже, нисколько не волновали. Очевидно, уже успел наслушаться подобных бессильных проклятий.

С боков повозки раздавались голоса остальных поимщиков — они шли, весело переговариваясь. Речь то и дело перемежалась взрывами грубого хохота. Хохотал и юный возница, чуть ли не до слез.

— Исайя! Можешь дотянуться до моих узлов?

Секундное промедление, и затем разочарованный выдох:

— Нет. Слишком туго стянули. Но, смотри-ка, так вязали, чтобы у тебя руки не затекли…

Вновь услыхав за спиной голоса, мальчишка обернулся. Собтвенно говоря, это был уже не мальчишка, юнец лет четырнадцати-пятнадцати, по меркам кланов — взрослый мужчина, могущий иметь детей. Смешно склонив голову набок, точно вороненок, он посмотрел сперва на Твердислава, потом на Исайю, одним движением примотал вожжи к крюку рядом с сиденьем и выудил из-под вонючего барахла большую кожаную флягу. Очевидно, в его обязанности входило поить пленников, причем вволю, и даже без их просьбы — чтобы ненароком не померли.

— Узнаю… — грустно сообщил Исайя. — Привычки у торговцев рабами не меняются…

Твердислав хотел было спросить, где же это господин верховный координатор сподобился ознакомиться с привычками столь странной породы людей, как к его губам приблизилось заскорузлое горлышко. Парень припал к воде, забыв обо всем.

Теплая, затхлая и солоноватая. Шесть очень долгих глотков — и возница отнимает флягу. Правильно, на жаре много пить без толку, все выйдет с потом.

Напоив Исайю, и погрозив на всякий случай пленникам кнутом, парнишка вернулся к своим обязанностям.

Потянулись тоскливые часы дороги. Неумолчный скрип колес, похрапывание запряженного в повозку зверя, хриплые голоса шагавших рядом людей — и низкое лиловое небо над головами, с ползущими по нему фиолетовыми тучами. Светила Твердислав не видел.

Пленение как-то оттеснило мысли о том, жив он или мертв, на задний план. Неужели Исайя прав, и все, случившееся с ними — не агония, а просто другая жизнь? Совсем-совсем другая, дарованная им милостью Всеотца… или какими-то иными причинами, неважно. Руки, несмотря ни на что, мало-помалу теряли чувствительность. К простым желаниями тела присоединялись другие — ну, например, посчитаться с этим наглым мальчишкой-повозчиком, да и вообще со всей этой пятеркой в юбках. Что? У них мечи? Приходилось сталкиваться и с кое-чем покруче четырех длинных клинков. Главное — вырубить мальчишку-лучника или хотя бы порвать ему тетиву, а надеть новую он уже не успеет.

Так душа сопротивляется смерти, не веря в собственный конец. Плен разбудил дремавшие дотоле чувства, сердце гнало по жилам гневную кровь, Твердислав незаметно от погонщика напрягал и расслаблял мускулы, стараясь, буде возможно, ослабить путы. На Исайю он уже не надеялся. Господин верховный координатор лежал, точно колода, глядел вверх, и губы его беспрестанно шевелились:

— И облекли они Сына Человеческого во власяницу жалящую, и опутали путами немилосердными, и повлекли Его на телеге позорной… Нет, не так, — Твердислав услыхал тяжелый вздох.

— Что «не так»? — спросил парень.

— Не обращай внимания… — услышал он. — Это я так… вспоминаю.

— Подумай лучше, как нам выбраться! — рассердился Твердислав.

— Как, как… тут не выберешься. Надо подождать. Куда-то ведь они нас везут!

— А что потом? — настаивал Твердислав.

— Увидим, — лаконично ответил Исайя. — Жизнь полна неожиданностей, мой юный друг, и все может обернуться…

— Это откуда? — хмуро поинтересовался Твердислав. Ясно было, что верховный координатор даже и не помышляет о побеге. По крайней мере, сейчас.

— Нам пока некуда бежать, Твердь. Мы не знаем ни местного языка, ни здешних обычаев. Зачем марать себе руки убийством? Сказано ведь в заветах Всеотца — «не убий без крайней на то нужды». Крайняя нужда пока еще не настала.

— Ты думаешь? — проворчал Твердислав, но спорить не стал.

Телега остановилась только когда настала тьма. Не вечер, не ночь, а именно Тьма. Лиловое небо внезапно погасло, сменившись непроглядно-черным куполом без единой звезды. Невозможно было разглядеть даже собственную вытянутую руку. Тащивший телегу зверь хрипел, отфыркивался и сопел, утихомирившись лишь когда, судя по звукам, его распрягли и подпустили к воде. Вскоре засветилось несколько факелов, и Твердислав увидел нагнувшегося над ним мальчишку. Смуглое, а вдобавок еще и давным-давно немытое лицо казалось сейчас таким же черным, как и окружавший мрак. Паренек показал Твердиславу толстый кожаный ошейник, опоясанный спереди стальным кольцом. Держа ошейник перед глазами Твердислава, резко надавил пальцем на внутреннюю кожаную манжету — и из нее высунулись длинные острые шипы. Отпустил палец — шипы вновь спрятались. Намек был более, чем понятен: рыпнись только и тебе конец.

Ошейник замкнули специальным замком, пропустили через ушко длинную веревку, после чего мальчишка развязал Твердиславу руки — предусмотрительно держа веревку натянутой.

Кое-как, на поневоле негнущихся ногах, Твердислав сполз с повозки.

Они расположились на ночлег возле почти такого же колодца, как и тот, возле которого их пленили. Только здесь народу собралось куда больше, стоял пяток телег, вздыхали и хрупали каким-то своим кормом гигантские местные «лошади». Сперва Твердислав видел только несколько факелов в руках сгрудившихся возле колодца людей; но затем вспыхнул первый костер, за ним второй и его взору предстала красочная картина.

Лучше всего к увиденному им подошло бы словечко «табор». Около двух десятков мужчин и подростков, все в ярких, кричащих нарядах, все вооруженные (мужчины постарше с мечами, мальчишки — с луками), черноволосые, чернобородые, с массой грубых золотых украшений на волосатых запястьях и толстых пальцах деловито готовились к ночлегу. На кострах уже булькали здоровые черные котлы. Огни вспыхивали один за другим, сплошным кольцом окружая место стоянки; Твердислав заметил, что местные то и дело опасливо поглядывали вверх, хотя что они могли различить в сплошном мраке, оставалось для него загадкой. На пленников таращились, но нельзя сказать, что любопытство переходило бы все границы. К вожаку схвативших Твердислава подошло несколько степенных, одетых побогаче других мужчин и началась беседа — явно о нежданной добыче, потому что вожак то и дело оборачивался, махая рукой в сторону Твердислава и Исайи.

Поймавшая их компания тем временем разложла и свой костер. Веревки от ошейников привязали к толстенному столбу, вбитому посреди самого освещенного места.

— Эй! — окрикнул Твердислав своего юного надсмотрщика. — Где тут у вас оправляются — неужто прямо тут? — и для большей ясности указал себя на пах.

Мальчишка покачал было головой, однако жест этот, похоже, означал не отказ, а согласие, отвязал веревку, намотал себе на локоть и мотнул головой в сторону темного леса, еле-еле видимого из пределов круга света.

Твердислав едва успел сделать все необходимое, когда сверху внезапно донесся сухой треск множства крыльев.

— Аспар! — завопил мальчишка-надсмотрщик. В этом вопле был самый настоящий ужас. Однако, несмотря на страх, он не растерялся — вырвал из колчана стрелу и, волоча Твердислава за собой, ринулся назад, к свету костров. Веревку от ошейника он при этом зажал в левой руке, уже державшей лук.

Там уже тоже вопили на разные голоса, раздалось гудение нескольких тетив — кто-то уже спешил послать стрелу.

Твердислав едва успевал за ним.

На стоянке уже отчаянно кричали тягловые «кони». Именно кричали, почти что человеческими голосами, бились и рвались с привязиесятка два мужчин стояли нешироким кругм, обнажив мечи и задрав головы. Полдюжины подростков, стоя в центре, били вверх из луков, но непонятно было, в кого они стреляют — там царил один лишь непроглядный мрак. А вне круга защитников, около все того же столба застыл Исайя — не скорчился от страха, прикрывая голову руками, а именно застыл, гордо вскинув подбородок и раскинув в стороны руки с открытыми ладонями. По его шее стекало несколько струек крови — веревка от ошейника натянулась, шипы выставили острия из кожаной рубашки, однако он, похоже, ничего этого не замечал. Полуголый, в грязной ветоши, которую язык не пворачивался назвать одеждой, он казался сейчас по-настоящему величественным. Он словно бы схватился с невидимым злом, невидимом и неведомом для прочих, но для него хорошо знакомым.

И тут мягкий вкрадчивый голос вновь шепнул Твердиславу в ухо — теперь уже безо всякой молитвы:

«Не упуская момента! Мальчишка отвлекся! Бей его в спину и отбирай веревку! Это твой шанс!..»

Как известно, Твердислав не отличался повышенной сентиментальностью или мягкосердечием. Он не задумываясь, поступил бы именно так, и кто знает, может даже и сумел укрыться в темноте — но что тогда будет с Исайей? Что, если его тотчас же и убьют — в отместку?..

Ему внезапно показалось, что он слышит чье-то отдаленное проклятье — настолько черное и страшное, наполненное такой ненависью, что это едва ли не перевесило страх от творившегося вокруг Неведомого.

Сухой треск сотен незримых крев не смолкал. Правда, и на виду никто из этих существ не появлялся, словно раскинутые руки Исайи удерживали на весу некий щит, отражавший зло. А в том, что трепетавший наверху крылья могли принадлежать только Злу, Твердислав не сомневался. Чутье не могло обмануть.

По лицу Исайи градом катились крупные капли пота, на внутренней стороне ладоней отчего-то заалела кровь. Вставшие в круг люди с луками и мечами начинали коситься на него, сперва недоуменно, а потом и со страхом. Твердислав понимал их нехитрый замысел — бросить этого раба на съедение летучей смерти, самим отбиваясь из круга.

Мальчишка, что вел за собой Твердислава, взвизгнул, метнулся к столбу, низко нагибая голову; от рывка Твердислав невольно столкнулся с Исайей и верховный координатор тотчас вскрикнул от боли, лицо его исказилось судорогой; толчок нарушил что-то в творимом им действе, щит, как показалось Твердиславу, лопнул под натиском Тьмы и с неба рухнул целый сонм мрака, но отнюдь не стая хищных птиц или там летучих мышей; собственно говоря, это было совершенно фантасмагорическое, невероятное зрелище, полчища каких-то трепыхающихся в воздухе обрывков полусгнившей плоти, оголившихся костяков — и человеческих, и звериных, и вовсе непонятно каких. Словно чья-то исполинская рука вскрыла старое кладбище, искрошила тленные останки и подняла их в воздух. Такое могло присниться только в кошмарное сне — однако стоявшие в кругу с мечами наголо люди, похоже, ничуть не удивились. Навстречу жуткой туче свистнули стрелы, с хряском заработали мечи, круша самые смелых из числа нападавших, если только к этим полуразложившимся трупам и трупикам подходило это слово — «смелые».

Мальчишка, на ходу пуская лук, метнулся к кругу, мечники раздались, пропуская его внутрь. Твердислав судорожно рванулся — отрезвляющая боль в шее заставила его притихнуть. Прижавшись спиной к столбу, он только и мог, что расширенными от ужаса глазами взирать на крутящийся вокруг хоровод смерти. Какой-то особенно наглый звериный череп с наполовину слезшей щетинистой шкурой ткнулся Твердиславу в грудь — ледяным расползающимся носом; парень успел запомнить четыре крупные ноздри, отчего-то расположенные полукругом. Твердислав что было мочи пнул ожившую кость ногой, череп отлетел в сторону, мертвая пасть, усаженная гнилыми, почерневшими зубами, приоткрылось, раздалось яростное шипение — и в этот миг от круга воинов свистнула меткая стрела, играючи пробив толстую височную кость летающего кошмара. И то ли эти стрелы несли на себе сильную магию, то ли еще по какой причине, но череп внезапно взорвался прямо в воздухе, рассыпавшись серой трухой и мелкими обломками костей.

— Держись, Твердь… — простонал Исайя рядом. — Держись… это просто темный страх… ничего больше…

Он хотел добавить что-то еще, но в этот миг туча нашла, наконец, слабое место в круге воинов и, словно забыв о двух привязанных к столбу невольниках, с воем ринулась в последнюю атаку.

Кто-то из смуглолицых путешественников неловко отмахнулся мечом, и оказался в объятиях не то громадной птицы, не то зверя с передними лапами, очень похожими на крылья. Пасть — а, может, и клюв — чудовища впилась несчастному в лицо, тот взвыл, покатился по земле, выронив меч, и в тот же миг упорно отбивавшийся до того круг рухнул. Вместо того, чтобы вновь встать спина к спине, люди бросились врассыпную, истошно вопя от ужаса и бросая оружие — словно сломался незримый стержень. Твари набросились на бегущих, облепляя их со всех сторон, кости смешались с живой плотью, над всем полем боя стоял многоголосый утробный рык насыщающихся хищников, во все стороны брызгала кровь, летели оторванные руки и ноги…

Исайю опять вырвало.

Однако, как ни странно, после того первого черепа ни один костяк больше не обратил на двух пленников никакого внимания. Твари делали свое дело — рвали, жрали и убивали.

К ногам Твердислава внезапно прижалось нечто дрожащее крупной дрожью; он взглянул — перемазанный кровью мальчишка с их телеги, одежда разорвана, колчан наполовину пуст, глаза совершенно безумные.

— Держись, Твердь… — вновь донеслось с другой стороны столба.

Держаться — это, конечно, хорошо, но вот только как? Пользуясь суматохой, Твердислав попытался распутать узел на примотанной к столбу веревке, да только куда там! Вожак лесного клана знал толк в вязании узлов, сам учил этому своих мальчишек — но здесь, по его мнению, точно не обошлось без магии.

Тем временем вакханалия вокруг продолжалась. Изодранные тела валялись тут и там на земле, крупные костяки, нажравшись, медленно отваливались от жертв, их место занимала мелкота, наподобие крыс. Утробное рычание прекратилось, его заменил слитный хруст. И по-прежнему ни одна бестия не обращала никакого внимания на сжавшуюся у столба троицу уцелевших. Постепенно начали убираться прочь и мелкие хищники. Растерзанные тела — зачастую и разорванные на части — остались лежать, но недолго. Откуда-то сверху, из мрака, донеслось тихое заунывное песнопение, точно тысячи голосов гнусавили похоронный мотив, отчего Твердислава враз пробрал мороз по коже, несмотря на царившую вокруг жару. Это казалось страшнее даже разыгравшейся перед ним трагедии, словно что-то могло быть ужаснее этой бойни!…

Повинуясь заунывному зову, мертвые тела зашевелились, отрываясь от земли. Болтающиеся руки и ноги (у кого они уцелели), оторванные головы, ладони, ступни… Чудовищная туча дочиста подметала место схватки, не оставляя ничего для погребения.

Тела погибших — и людей и тягловых животных — утянуло наверх. Вновь послышалось слитное хлопанье костяных крыльев — и Твердиславу показалось, что даже лес вздохнул с дрожью и облегчением, когда отвратительно порождение неведомой (но для Твердислава — несомненно ведунской!) магии убралось прочь, растаяв в непроглядной тьме.

— Уф-х-х-х… — выдохнул Исайя. — Отстоялись…

— Ч-что это было? — подавляя дрожь в голосе, спросил Твердислав, словно это сейчас было самым важным.

— Зло, — очень серьезно ответил Исайя. — Чистое, первородное, незамутненное. Я и не знал даже, что такое осталось… Ан нет. Жив курилка! — он негромко, с угрозой, рассмеялся.

— Ты о ком? — спросил Твердислав, по-прежнему пытаясь справиться с узлом.

— Не обращая внимания, Твердь. Это так… из прошлого. Никогда не думал, что снова встречу такое… такую… квинтэссенцию Зла, в смысле — бессмысленного, безжалостного, но целенаправленного уничтожения.

— Все это очень хорошо, — пропытхел Твердислав, обламывая ногти об гладкую и упругую веревку — и из чего только ее плели?.. — Но как бы нам отсюда выбраться?

— А этот славный мальчуган нам не поможет?

У Твердислава было несколько иное мнение по поводу «славности» этого мальчугана, которому он при случае охотно пересчитал бы ребра, не посмотрев на малолетство, однако спорить сейчас было явно не время.

Скорчившийся же у ног Твердислава парнишка тем временем опомнился. Он побледнел — это стало заметно даже несмотря на усугубленную грязью смуглость. Осторожно выпрямился, оглядывая дочиста вчищенное смертное поле, покрытое темно-бурыми пятнами крови… и тут взгляд его упал на явно пытавшегося освободиться невольника.

— Упха, армо! — ощерив зубы, защипел мальчишка прямо в лицо Твердислава, обрызгав того слюной. И подобного гордый вождь клана стерпеть, конечно же, не смог. Юнец, наверное, забыл, что у пленника, хоть и сидящего на привязи, свободны и руки, и ноги, а рядом уже нет никого из старших с мечами и луками, чтобы прийти на помощь. Парнишка оказался слишком близко от столба — и в следующий миг локоть Твердислава железным захватом стиснул худую, однако же жилистую шею. Второй кулак врезался юнцу в живот — тот согнулся, выпучив глаза и судорожно глотая воздух. Анатомия, похоже, не сильно отличалась от человеческой. Твердислав сорвал с плеча мальчишки колчан со стрелами, зашарил по поясу в поисках ножа — юнец задергался и захрипел, пытаясь брыкаться, несмотя на жестокий залом горла.

— Уймись, петушок, — зарычал Твердислав, наконец нащупав обмотанные шершавой шкурой ножны.

Клинок темной стали был хорош и остер, как бритва. Одно движение — и веревка лопнула, тугой узел распался надвое.

— У нас это называлось «разрубить гордиев узел», — подал голос Исайя. — Умоляю тебя, Твердь, не причини вреда этому отроку. Он ни в чем не виноват. На нем — первородный грех его пращуров, он не мог стать иным, живя в этом мире…

— Каждый может идти по пути Великого Духа, сколь бы ни была темна жизнь вокруг, — ответил Твердислав затверженной с детства фразой из «Поучений Иссы». Теперь он деловито скручивал пареньку руки — кто знает, какие еще хитрые ножички могут отыскаться в складках широкой юбки?

— Да, но кто мог направить его? — возразил Исайя.

— Чистый душой не нуждается в наставниках, — парировал Твердислав. Это в «Поучениях» отсутствовало.

— Ого! — удивился Исайя. — Начинаем дополнять священные древлеотеческие тексты? Опасный путь, Твердь, очень опасный…

— Дай веревку перережу, — прервал Твердислав излияния верховного координатора. — А то бы ведь так и подохли здесь у столба…

Скрученный паренек тихо скулил на земле.

— Эх, показал бы я еще тебе, как на меня ошейники напяливать, — вздохнул Твердислав, — да жаль, не до того нам… Как бы его порасспрашивать, Исайя?

Освобожденный от петли верховный координатор потер переносицу, словно поправляя несуществующие очки.

— Язык у них едва ли особенно сложен… Полсотни употребительных глаголов да сотни три существительных. Ну что ж, начнем. «Упха» — это, скорее всего, раб, невольник, пленник…

— Упха эррет дим эратор! — словно дикий кот, зашипел пленник, услыхав в речи чужаков знакомое слово.

— Наверняка что-то вроде «раб восставший да погибнет», — невозмутимо прокомментировал Исайя. С каждым мигом он держался все спокойней и увереннее, ни разу даже не смотрев вверх — от чего никак не мог удержаться мнивший себя хладнокровным Твердислав.

— Ты хочешь выучить его язык? — удивился бывший вождь.

— Мой дорогой друг, иного выхода у нас просто нет. Мы — более, чем чужаки, мы никто, и без языка — просто обречены. Достань, пожалуйста, нам еще воды, и будешь мне помогать. Подай мне для начала вон тот меч…

— Киррит, — процедил сквозь зубы парнишка и сплюнул кровью — после того, как Твердислав слегка приложил его по физиономии: до того юнец трижды отказался отвечать.

— Ты уверен, что «киррит» означает именно «меч», а не «пошел ты!..» — осведомился Твердислав у старательно шевелившего губами Исайя.

— Это неважно… Не сбивай меня… Все такие языки в основе своей одинаковы. Да, да, одинаковы, что бы ни говорили там лингвисты…

Твердислав только рукой махнул.

Вокруг Исайи мало-помалу образовалась целая барахолка — оружие, одежда, деревянная посуда, железные котлы, ножи и тому подобный походный скарб. Твердислав пошел пошарить по брошенным телегам; преодолевая брезгливость (ну и вонь же повсюду тут у них!) нашел несколько показавшихся ему приличными клинков, удобных, ухватистых, с доброй заточкой с обеих сторон клинка, шесть луков и почти три сотни стрел, целые вороха одежды, даже кожаные доспехи с нашитыми на грудь, бока и спину круглыми железными бляшками. Нашлось и нечто вроде денег — темно-коричневые твердые и тяжелые квадратики с вычеканенным сложным узором.

Нагруженный добычей, он вернулся к Исайе.

— Упха! — вновь вскинулся мальчиша. — Упха, эор! Эор карр…

— Кар, кар, — передразнил его Твердислав. — Покаркай тут у меня!.. Смотри, Исайя!

— Мечи нам едва ли понадобятся… как и доспехи, а вот это что? Деньги? Очень хорошо! Хотел бы я знать, из чего они — не золото, не серебро, не медь даже, не глина обожженная: что-то вроде камня, похоже…

— Ты как хочешь, а я и меч возьму и лук. Да и доспехом не побрезгую, даром что воняет, — покачал головой Твердислав. — Если тут по ночам такие милые создания летают…

— Твердь, от воплощенного зла не отбиться ни мечами, ни стрелами. Только верой и молитвой… как я.

— Верой и молитвой? — поразился Твердислав.

— Чем же еще? Иного оружия в мою длань Всеотец не вложил. Собственно говоря, это нас и оборонило. А то бы летали уже… с такими же костяками.

Твердислав невольно поежился. Мысли о том, что он — труп, мало-помалу отступали. Тело решительно отказывалось считать себя мертвым. А если мы живы — значит, еще поборемся, и никаких гвоздей. Кто знает, может и впрямь Исайя отыщет выход отсюда…

Правда, на этом месте Твердислав вспомнил о родных местах — и впервые за все время в этом странном мире остро и сильно защемило сердце. Броня отстраненности — как же иначе, ведь он же мертвый! — дала первую трещину.

Джей, Джей, что же ты наделала… На месте скальной крепости клана Твердиславичей — голая, выжженная равнина, где горячий ветер, завывая, гоняет с места на место тучи остывшего пепла. Нет больше ни озерка, ни речки, ни полей вокруг, ни лесов — ничего нет. Родовичей тоже нет. Очищенные огнем, наверное, они уже подле престола Великого Духа…

Защипало в глазах. Эй, эй, что это с тобой, вождь Твердислав? Пока жив хоть один родович — жив и клан; и пока жив ты — остаешься вождем. Забудь слово «бывший»! Пусть ты — последний, но все равно — не бывший! Вождем ты был, вождем и умрешь. И никто, кроме самого лишь Всеотца, не в силах лишить тебя этого звания. Так что вытри непрошенные слезы, вождь, и поклянись справить добрую тризну по ушедшим. Пусть покоятся в мире, пусть будут легки их пути у престолов Великого Духа!

Твердислав шмыгнул носом и вытер глаза ладонью. Исайя деликатно смотрел в сторону.

— Ну, как знаешь, что касаемо оружия, тут я тебе не советчик. А с этим мальчиком уже можно говорить! — меняя тему, похвастался Исайя. — Словарный запас у него невелик, да и то в основном ругательства, но…

— Так и что же рассказал? — угрюмо поинтересовался Твердислав.

— Дорога идет через пустыню от Дышащих Гор к Жрущему Лесу и дальше… тут я не совсем понял… что-то вроде города. Эти несчастные, которых мы встретили — торговцы. Ровным счетом ничего сверхъестественного…

— Что-то я товаров особых не заметил…

— Значит, расторговались, — резонно заметил Исайя. Кто там живет у Дышащих Гор, я не понял, какие-то подземные…

— Гномы, что ль?

— Не знаю. У паренька очень мало прилагательных. В основном цвета, да еще я понял «плохой» и «хороший». Те, что в гор… или в горах — «хорошие», а вот в пустыне и лесу — плохие.

Сверху вновь донесся странный звук и Твердислав невольно схватился за принесенное оружие. Басовитое жужжание, словно там, вот тьме, кружил исполинский шмель размером с дойную лосиху. Связанный мальчишка вновь затрясся от страха, пачкаясь в пыли, пополз к ногам Исайи…

— Не Зло, — тем не менее покачал головой верховный координатор.

Мгновение спустя басовито жужжавшее существо, подгибая многосуставчатые ноги, тяжело шлепнулось наземь шагах в семи-восьми от Твердислава, рядом со все еще горевшим костром.

— Ба! Старый знакомый! — удивился вождь.

Это и в самом деле оказался старый знакомый — тот самый многоногий «живоглот», что вылезал из-под земли, когда Твердислав и Исайя пробирались через лес. Да, у создания имелась пара прозачных, словно у стрекозы, крыльев. Клюв жадно открывался и снова закрывался, на землю стекала струйка желтоватой слизи.

— Да куда ж тебе, родной, — посочувствовал зверю Твердислав. — Мы тебе теперь не по зубам.

Словно поняв обращенные к нему слова, «живоглот» возмущенно затопал всеми многочисленными ногами, зашуршал крыльями, громко зацокал клювом. Правда, приблизиться не решился. Одна из лап вытянулась в сторону лежавшего на земле мальчишки.

— Что-о? — удивился Твердислав. — Ты что, и в самом деле меня понимаешь? Извини, дорогой, нам наш «язык» самим нужен. Поищи добычу где-то в другом месте.

Ответом стара настоящая буря негодования. Расправив крылья и подняв темно-коричневы надкрылья, тварь даже прыгнула ближе к противнику, правда, это оказался очень короткий прыжок.

— Последний раз говорю: проваливай подобру-поздорову! — рявкнул Твердислав. — А не то на себе узнаешь, метко ли я стреляю!

Сердце требовало схватки — хоть так, но заполнить сосущую пустоту на том месте, где осталась память о клане!

Твердислав натянул лук — в мощных руках закаленного лесной жизнью вождя слабое дерево, рассчитанное на руки подростка, едва не сломалось.

«Живоглот» по-прежнему стоял на месте, переминаясь на многочисленных ногах. Вновь ткнул лапой в сторону мальчишки; и вновь Твердислав отрицающе покачал головой. Юнец тем временем что-то горячо заговорил, забормотал скороговоркой, делая попытки обнять ноги Исайи несмотря на то, что сам был связан.

— Надоел ты мне, — сообщил зверю Твердислав. — Добром не уходишь — стрелой попотчуем!

Слова у вождя, как известно, с делом расходились редко. Звякнула тетива и стрела звонко щелкнула по морде незваного гостя. Не пробив твердого панциря, отскочила почти что обратно к ногам Твердислава.

Второй стрелы под рукой не оказалось, Твердислав выхватил меч, однако тварь не собиралась драться. Несколько мгновений она стояла, покачиваясь, и Твердислав готов был поклясться, что неразумная как будто бы бестия глядит на него, как травница на буйного — с сочувствием. Миг спустя прозрачные крылья развернулись и существо взмыло вверх.

— Ночь приключений… — пробормотал Твердислав, подбирая стрелу. Трехгранный ее наконечник согнулся от удара о броню крылатого существа; пожалуй, с таким панцирем едва ли справился бы и двуручный топор, не то что меч.

— Твердь! — окликнул его Исайя. — Послушай, как интересно! Это достойный мальчуган говорит, что Бао приходил за жертвой. «Бао» — не то имя, не то порода. За проход через Жрущий Лес — правда, милое название? — приходится платить человеческими жертвами, по одной с каравана. Почти все торговцы возят с собой рабов…

— Что-то я тут никого, кроме нас, не видел, — заметил Твердислав.

— Может, они уже купили билеты, если можно так выразиться, — пожал плечами координатор. — В общем, тварь хотела этого мальчика… — Исайя нагнулся к пленнику с что-то быстро произнес, парнишка, чуть поколебавшись, ответил, — этого мальчика по имени… впрочем, я не уверен, что это его личное имя, а не, скажем, родовой девиз… Кео из… из рода Кеосов, так примерно.

Мальчишка покачал головой, что вроде бы означало согласие.

— А мы ему чем не показались? — спросил Твердислав.

— Мы — чужеземцы. Вдобавок белые. Белый цвет не угоден богам… так, наверное, будет правильно. Белокожие «упха» очень редки и высоко ценятся, но для святых целей требуется родная кровь, — усмехнулся Исайя.

— Ну, хорошо, — Твердислав опустился на корточки рядом с координатором. — Тебе не стало яснее, что нам делать? Тем более, если допустить, что мы живы…

— Твое тело уже дало ответ за меня, — покачал головой Исайя. — Оно не хочет умирать, оно страшится здешних опасностей, оно понимает, что живо… Так что нам лучше всего добраться до этого городка и осмотреться.

— Ну, а дальше? — лицо Твердислава потемнело. — Добермся мы туда… дальше? Заведем себе такую же телегу и станем торговать с обитателями Дышаших Гор?

— Если выбирать между торговлей и смертью в горящем корабле я, напрмер, предпочту торговлю, — едва заметно усмехнулся Исайя. — Но если серьезно… а чего ты, например, хочешь достичь?

Твердислав опустил голову. Теперь часы, когда он не сомневался в собственной гибели и оставался безучастен ко всему происходящму, казались чуть ли не блаженством.

— Я хотел бы вернуться в наш мир… если, конечно, на то будет воля Великого Духа. И… снова пошел бы на передовую. Мне кажется, я найду что сказать Умникам. Войну можно погасить…

— О! — печально вздохнул Исайя. — Про Умников можно забыть. Нам с тобой не до них. А насчет возвращения… понимаешь, случившееся с нами — чудо. Самое настоящее чудо, свидетельство благосклонности Всеотца. Надо следовать Его путем, воплощать тут Его заветы, жить по правде, помогать слабым, защищать обиженных — и взывать, взывать к Нему в разуме своем, постоянно и повсеместно, и, быть может, тогда Он и захочет явить нам Свою милость еще раз.

— Гммм… — протянул Твердислав. Фактически слова Исайи означали, что им и впрямь придется остаться тут навсегда. Если уж нужно жить «по правде» и во всем следую Его заветам, в ожидании, когда Ему будет благоугодно вновь взглянуть на них…

А с другой стороны — неужели Он не мог оборонить свой мир, преданные Ему кланы? С объяснениями Исайи Твердислав все равно смириться не мог. Если Джейана выжгла планету и Великий Дух не воспрепятствовал ей — какое Он тогда вообще имеет право именоваться добрым и всеблагим?

— О высоких материях, Твердь, будем думать после, когда выберемся из этого леса, — заметил Исайя. Опять читал мысли, что ли? — Да у тебя же все на лице и так написано, — усмехнулся верховный координатор. — Нет у меня готовый ответов, вождь Твердислав. Не знаю, где мы, не знаю, как тут очутились и почему не сгорели. Не знаю — и думаю, едва ли мы это в ближайшее время узнаем… если только не будет на то особого соизволения Великого Духа, — поспешно добавил он. — Так что давай я еще порасспрашиваю этого сорванца, а ты сиди, слушай…

Особой пользы диалог Исайи с пленником Твердиславу не принес. Верховный координатор бойко болтал на местном наречии, мальчишка отвечал — правда, по мере того как проходил страх, он становился все более и более заносчивым.

— Экий наглец, — заметил Исайя после одной особенно гневной тирады. — Мы с тобой, вождь Твердислав, неминуемо будем изжарены живьем на медленном огне — а предварительно нас растянут на железной решетке и как следует польют маслом, чтобы не пригорели…

— Масло надо не сверху лить, — хмыкнул Твердислав. — И чем же мы такое заслужили?

— В этих краях чужаков не любят, тем более — белокожих. Мы вышли из повиновения, ты оскорбил физиономию и живот своего господина кулаком — за это полагается смерть. И даже наша высокая стоимость нас не спасет. Честь, утверждает наш юный герой, дороже.

— А наш юный герой случайно не забыл, что это он сейчас связан, а не мы? — сварливо осведомился Твердислав. — Я ему могу напомнить. Задрать юбку и отхлестать по заднице…

— Не будучи сторонником телесных наказаний, на сей раз нахожу в твоих словах известный резон, — с притворной сокрушенностью вздохнул Исайя. — Вообще же тут, похоже, масса интересного. Ну, например, у нашего Кео из рода Кеосов нет матери. И никогда не было, причем она не погибала, и он никакой не найденыш. Он даже не мог понять меня, когда я пытался растолковать ему это. Наконец выдал что-то типа «кормившей-пока-не-можешь-держать-лука», и это все, что я от него добился.

— Что ж тут интересного? — пожал плечами Твердислав. — Родила, выкормила, и сразу — к мужчинам, учить владеть мечом и луком. Обычное дело.

— Н-нет, — покачал головой Исайя. — Скорее всего м имеем дело с совершенно новым типом… — Похоже, в нем уже успел вспыхнуть жар исследователя.

— Погоди, нам-то до этого что за дело? — возразил Твердислав. — Выбраться бы отсюда… — невольно сорвалось с языка.

— Ага! — поднял палец Исайя. — Значит, все-таки «выбраться»! Значит, поверил, что жив?

— Не знаю, — угрюмо отвернулся Твердислав. — Вера говорит мне, что это — посмертие… что я недостоин лицезреть Всеотца… а сердце подсказывает, что это не так. Впрочем, если в посмертии я могу жить — пусть будет посмертие!

— Так-то оно лучше, — наздательно заметил Исайя. — А от обычаев здешней земли отмахиваться не следует — кто знает, что понадобится по дороге?

Твердислав отвернулся и что-то буркнул себе под нос.

Бесконечная ночь все длилась и длилась. Твердислав совсем потерял чувство времени, он, сызмальства не нуждавшийся ни в каких часах. С момента кровавой драмы мог пройти и час, и десять. Жара убивала аппетит, оставляя лишь жажду. Попытки понять речь мальчишки он бросил — голова начинала протестующе трещать от боли, стоило ему начать повнимательнее вслушиваться в бесконечные извивы чужих слов.

Он несколько раз обошел стоянку. Переворошил все тюки на телегах, не обращая внимания на протестующие крики дерзкого мальчишки, все еще, похоже, считавшего Твердислава собственным невольником, да еще и приговоренным к смерти. Среди добычи нашлась одежда поприличнее, длинную цветастую юбку Твердислав подвязал, так что получилось нечто вроде штанов. Черная прочная куртка, а поверх он не поленился надеть кожаный доспех. Эта ночь уже доказала, что дороги здесь куда как небезопасны.

— Куда ты так нарядился? — встретил его Исайя. — Раздевайся и ложись, нам надо отдохнуть. До рассвета — точнее, до начала дня, рассвета здесь не бывает — еще далеко. А дорога долгая и, Кео говорит, что дальше она еще злее, чем тут.

— А кто будет охранять? — поинтересовался Твердислав. — Установим очередность?

Исайя задумчиво покачал головой.

— Насколько я понял, этого не потребуется. Мы отказали в жертву Жрущему Лесу — не слишком благозвучное название, но перевод адекватный — и теперь как бы запретны для всех мелких прожорливых тварей. Теперь нас разрешено касаться только Большим. Кто это такие, я не понял — да, впрочем, и не важно. Какие-то чудища. А вот что интересно, так это про матерей…

— Опять ты за свое, — покачал головой Твердислав, обращаясь к человеку куда как старше себя, словно к неразумному ребенку. — Вот как раз про чудовищ-то и следовало расспросить, а не про то, как у них тут заводят семьи. Выберемся из леса — там посмотрим.

Исайя только загадочно улыбнулся.

Оставив его разгадывать словесные ребусы мальчишки, Твердислав улегся спать — бросив на землю охапку ненужной их мертвым хозяевам цветастой одежды.

* * *

И опять же, проснувшись, он не мог понять, долго ли он спал. Исайя умывался у колодца, а мальчишка… мальчишка, нагло ухмыляясь, стоял над Твердиславом, и длинный меч смотрел прямо в лицо вождя.

Нужно было пройти не через одну драку с Ведунами, терять друзей, родовичей, схватиться врукопашную с Учителями, попасть в совершенно иной мир, за небо — чтобы смотреть на серый клинок немигающим взглядом. Твердислав не шевелился. Напрягшися быломускулы расслабились. И только взгляд оставался прикован к острию клинка, замечая сейчас мельчайшие зазубринки на лезвии.

Учитель иногда рассказывал о знаменитых бойцах, побеждавших множества врагов силой своего непревзойденного умения, умения, дававшегося годами и годами тренировок. Вождь лесного клана умел сражаться, но кто же мог открыть ему тайны сказочных воинов, голой рукой останавливавших убийственный размах стали?..

Мальчишка чего-то ждал, по-прежнему жестко усмехаясь, словно молодой волчонок. А господин верховный координатор по-прежнему весело плескался у колодца, отфыркиваясь и довольно покряхтывая. И, похоже, ничегошеньки не видя вокруг себя.

Взгляд Твердислава пополз вдоль серого клинка. Выше, еще выше, крестовина, рукоять, грязные тонковатые пальцы, судорожно вцепившиеся в эфес…

Лиловое небо над головой. Льющийся с неба жар. Его все больше и больше. Он входит… входит… входит в сталь клинка… поднимается выше… меч раскаляется…

Серый цвет оружия сменился на темно-вишневый, резко запахло разогретым железом. Мальчишка взвыл, разжав пальцы, и завертелся на месте, схватившись за обожженную кисть. Меч упал Твердиславу на грудь, оцарапав подбородок и шею.

В следующий миг мальчишка уже лежал на земле, и Твердислав деловито вязал его по рукам и ногам, с трудом удерживаясь от искуса поквитаться за пережитое.

От колодца уже бежал Исайя.

— Что случилось?!

— Что случилось?! Твой Кео из рода Кеосов чуть не прирезал меня, как скотину. Счастье еще, что оказался глуп, не убил спящего, а захотел поглумиться!

— И ты… — Исайя нагнулся, подобрал еще не до конца остывший меч, с любопытством провел над клинком левой ладонью.

— Использовал силу, — сорвалось с языка Твердислава прежде, чем он понял, что говорит и что вообще произошло, мысли на время словно окутала какая-то завеса. — Слегка подогрел железяку.

— Ты воззвал к Всеоцу? — медленно переспросил Исайя. Было в его голосе нечто такое, что следующий вполне логичный вопрос Твердислава — а как вышло так, что пленник, доверенный попечению координатора, оказался на свободе и при оружии? — так и не прозвучал вслух.

— Н-нет, — отчего-то краснея, признался Твердислав. — Это было… естественно. Как будто бы я стал защищаться. Инстинкт. Но сила сработала…

— Странный знак, — покачал головой Исайя. — Не могу истолковать его однозначно… может возвещать и худое, и доброе. Ладно, надо потолковать с Кео…

— Да что с ним говорить! — взорвался Твердислав. — Связать покрепче паршивца, и вся недолга. А перед этим выдрать, чтоб впредь неповадно было.

— Н-да, — смущенно кивнул Исайя. — Впрочем, оно и понятно — ты для него просто взбунтовавшийся невольник…

— Чихал я на то, кто я для него. Но, координатор, больше он у меня свободным не пойдет.

* * *

Место побоища осталось позади. Пустынная дорога, коричневый лес по обе ее стороны; угрюмо поникшие плечи мальчишки Кео, что шагал в нескольких шагах перед Твердиславом, руки паренька были связаны за спиной. Как бы то ни было, вновь умирать вождь не хотел.

Исайя больше не задал Твердиславу ни одного вопроса, только попросил оставить ему тот самый меч, и теперь шел, разглядывал клинок и что-то бормоча себе под нос.

Молчал и Твердислав. Вокруг лежали недобрые места, любой родович сказал бы, что здесь кишмя кишат Ведуны или ведунские твари. Деревья стали ще выше, гладкие коричневы стоволы стали поистине неохватны у основания; острые концы ветвей поворачивались следом за путниками и дрожали, словно стараясь дотянуться до новой добычи.

Еще несколько раз в лиловом небе проплывали какие-то тени, Твердислав хватался за лук, однако тени исчезали и ничего страшного не происходило. Жара стояла поистине невыносимая и, если б не захваченная с собой вода, им пришлось бы туго.

Они шли весь день и остановились только с наступлением темноты. Предусмотрительный Исайя велел пленнику захватить с собой кое-какую снедь, но при виде темной дурнопахнущей смеси, подозрительно напоминавшей начавшее гнить мясо, аппетит у координатора с Твердиславом вмиг улетучился. Кео же уплетал за обе щеки, наматывая длинные волокна на пару тонких палочек. Исайе вновь стало дурно.

— У них тут наверняка сплошные эпидемии, — проговорил он, наблюдая за трапезой. — Гигиены, судя по всему, никакой, что такое мытье они и вовсе не знают, нет такого глагола…

— А что мы станем делать, если встретим другой карван? — задал наконец Твердислав давно уже занимавший его вопрос. — Мы, двое в ошейниках, белокожие невольники-упху, ведем связанного парня явно из местных; что они о нас подумают? Как, драки не боимся?

Исайя выразительно покосился на мрачно замолкший лес. Оба человека, и старый, и молодой, не нуждались в словах — лес ждал. Оскорбленный отсутствием лакомого подношения, он подтягивал силы, готовя ответный удар. Сунуться под его коричневые своды сейчас было равносильно самоубийству. Дорога оставалась единственной надеждой на спасение.

Исайя и Твердислав не спрашивали друг друга. Слова бессильны были выразить то чувство притаившейся за коричневой стеной опасности; это было куда опаснее всех людей этого мира вместе взятых.

Не выдержав этой копящейся ненависти, Твердислав невольно потянулся к силе, машинально сплетая одно из несложных боевых заклятий, доступных воинам и охотникам кланов.

— Нет, вождь Твердислав! — голос Исайи неожиданно зазвенел. — Нет! Не прибегай к этому, кроме как в случае лишь крайней нужды! — с мало подходящей этому случаю торжественностью закончил координатор — словно провозглашая оду.

— Почему? — удивился Твердислав. После случая с мечом он начал чувствовать себя куда увереннее.

— Прости, не могу пояснить подробнее, — Исайя в замешательстве почесал затылок. — Ну вот ты же чувствуешь, что в лес лезть нельзя?..

Твердислав кивнул. Что ж, в крайнем так в крайнем. Тем более, судя по все более наглым взглядам пленника, долго этого случая ждать не придется.

Однако день сменился душной ночью, а навстречу им не попалось ни одной живой души. Лес жил своей жизнью, над дорогй крутились какие-то не то птицы, не то летучие мыши, пару раз высоко в поднебесье мелькнул дракон. Но людей не попадалось — что называется, ни конных, ни пеших.

— Кео говорит, что завтра мы придем в город, — заметил Исайя, когда они вновь расположились на ночлег. — А перед этим будут самые глухие лесные места. Там с нас и могут потребовать дань… да еще с процентами.

Твердислав пожал плечами. Неведомое не страшило. И для этого, наверное, тоже надо было вырасти в кланах, чтобы каждый день видеть что-то новое, хотя бы — в рядах ведунских тварей. Что ж, пусть местные требуют. Он, Твердислав, все равно не сдастся. Бежать ему некуда, надеяться не на что — значит, будем сражаться, пока есть силы. Силы иссякнут — тогда и придет время закрывать глаза. А сейчас пугливо жмуриться нет причины.

Верховный координатор проекта «Вера» едва ли догадывался о том, каких хороших солдат вырастили его Учителя. Правда, о том, сколько при этом умерло во младенчестве или малолетстве, он предпочитал не вспоминать.

Вторая ночь прошла так же спокойно, как и день до этого. Несмотря на то, что у Твердислава все эо время во рту не побывало, как говорится, даже маковой росинки, голода и убыли сил он не чувствовал. Спросил об этом Исайю, но координатор только пожал плечами. Как и Твердислав, о некоторых вещах он предпочитал не задумываться.

Мальчишка же совсем воспрял духом. Твердислав косился на Кео с подозрением — ведь если самые жуткие лесные места еще впереди, радоваться тому вроде бы не с чего; а потом подумал — что, если негодник думает, будто лес теперь отступился от него и обрушит весь свой гнев на белых невольников?

Третий день пути выдался еще жарче. И добро бы только пекло сверху, жаром дышала и земля под ногами, раскалившаяся, словно противень в печке. Босые ноги начало обжигать. Конечно, известно что в жарких местах лучше всего идти ночами, а днем укрываться в тени, пережидая тяжелые часы — но попробуй-ка пошагать в здешней кромешной тьме по неширокой и извилистой дороге, когда лес так и ждет, когда ты заступишь за обочину!

Правда, дорога пошла под уклон, идти стало чуть легче; канавы вдоль обочин сделались глубже, их дно и склоны покрывал жирный черный пепел, не легкий, летучий, как положено, а, напротив, тяжелый и какой-то липкий. Складывалось впечатление, что в этих канавах еще недавно полыхал огонь. Старые громадные деревья отстояли тут от дороги чуть дальше, многие их ветви, особенно нижние, казались обломанными и обожженными. Однако на покрытом гарью пространстве между краем леса и канавой из земли уже тянулись острые коричневые верхушки новой поросли.

Исайя остановился и о чем-то дружелюбно заговорил с мальчишкой. Ответом стало презрительное шипение и меткий плевок в лицо.

— Нет, — Исайя с неожиданной ловкостью перехватил занесенную руку Твердислава. — Разве ты обиделся бы на безмозглого сторожевого пса, что злобно лает тебе вслед? Кео просто думает, что лес сейчас возьмет нас с тобой… и выражает то, что, по его мнению, он должен.

— Леща бы ему хорошего, — проворчал Твердислав, однако руку все-таки опустил.

Исайя заговорил снова, и на сей раз в его голосе зазвучал металл. Видно, он все-таки не зря столько лет возглавлял проект «Вера»; Кео вздрогнул и торопливо принялся отвечать, уже без всякой задиристости.

— Лес часто нападает здесь на караваны, — объяснил Твердиславу координатор. — Он очень разный в разных своих частях, где-то совсем не обращает внимания на людей, где-то — не дает проходу. Здесь как раз такое место. Команды факельщиков регулярно жгут поросль вдоль дороги, иначе старые деревья вообще не пропускали бы никого.

И верно — здесь ветви, раз нацелившись на троицы пришельцев, уже, что называется, «не отводили взоров». Короткие и длинные, острые и с обломанными наконечниками, коричнево-блестящие и покрытые пятнами гари — все, как одна, тянулись ко внезапно появившейся живой добыче. Твердислав взял меч наизготовку. Исайя же, напротив, стоял, как ни в чем ни бывало, с явным интересом рассматривая деревья окрест.

— Пойдем, а? — не выдержал Твердислав. Зловещая тишина действовала угнетающе; казалось, лес пребывает в недвижности последние мгновения перед решающим ударом.

— Погоди, — поднял руку Исайя. — Ты знешь… удивительно дело. Я-то думал, что абстрактное Зло не в силах создать ничего нового, что оно может только пожирать и распухать, жрать для того, чтобы становиться больше, чтобы в один прекрасный день объять собой весь свет…

Верховный координатор отличался удивительной способностью к философическим речам в любых условиях — даже сейчас, когда говорить требовалось быстро, четко и коротко.

— А здесь? — не вытерпел Твердислав.

— А здесь все другое. Лес не жесток. Он нас искренне жалеет…

— Жалел волк кобылу — оставил хвост да гриву, — ответил Твердислав услышанной в мире координатора пословицей. В этот самый миг заросли справа и слева от дороги дружно затрещали. Исполинские деревья неведомо как раздвинулись, из чащи к дороге устремилось нечто, сперва принятое Твердиславом за поток коричневых змей; миг спустя он понял свою ошибку: не змеи, а просто древесные ветви… но на диво длинные, гибкие и подвижные!

Мальчишка что-то торжествующе заголосил и что был мочи толкнул Твердислава в бок худым костистым плечом, так что вождь едва не упал на одно колено.

— Ах вот ты как! — взревел парень.

Увы, Кео оказался слишком высокого мнения о собственной ловксти. Миг спустя Твердислав поставил ему подножку и, поднял взвывшего мальчишку над головой и без долгих колебаний швырнул навстречу ползущему через канаву коричневому потоку.

Швырнул — и тут же забыл был о нем, потому что доргу дальше предстояло прокладывать мечом; Исайя что-то бормотал себе под нос, может, пытался так же отвести беду, как он отвел мертвую тучу, но на порождения леса это действовало плохо, вернее сказать, совсем не действовало.

— Бежим! — крикнул Твердислав, обрубая самую назойливую ветку, упрямо пытавшуюся воткнуть свое острие ему в икру.

«Бзззз…» — раздалось совсем рядом. Твердислав поднял голову — так и есть. Пожаловали живоглоты. Два, как раз по числу намеченных жертв. Да еще и стояли, трогательно простирая к людям лапы, словно умоляя прийти в их объятия!

— Хрен вам всем! — заорал Твердислав, очень кстати вспомнив еще одно словечко из лексикона мира Черных Игл. — Бежим, Исайя!

Эх, ворожею бы сюда… Джейану, уж она-то бы с ними разобралась…

Сила дремала, не отвечая на отчаянный призыв вождя Твердиславичей, Исайя, словно весенняя муха, вяло отбивался от напирающих ветвей, и парню ничего не оставалось делать, как с яростным воплем ринуться прямо на ближайшего живоглота.

Тот, похоже, слегка опешил — наверное, не ожидал, что на его страстный призыв жертва ответит с такой готовностью и страстью. Жуткий клюв щелкнул… но захватил лишь пустоту, а Твердислав со всей отпущенной ему силой рубанул слева-сверху серым клинком, вкладывая в удар всю накопленную горечь, всю память о родном мире, что скорее всего исчез уже в огне разожженного Джейаной пожара.

Серая сталь пробила прочный панцирь, застряв в глубокой ране. Упершись ногой в бок чудища, Твердислав что было мочи рванул оружие — клинок освободился, сам же парень полетел навзничь, мгновенно оказавшись в самой гуще тянувшихся к нему ветвей.

— Не руби! — донесся вопль Исайи, но было уже поздно. Серый меч свистнул, сея настоящее опустошение в рядах противника. Коричневые обрубки так и сыпались на землю. По бедру Твердислава стекала кровь, однако ему удалось подняться на ноги.

Зарубленный им «живоглот» валялся кверху лапами, однако вся земля вокруг буквально кипела от рвущихся к добыче ветвей. Дорога вспенилась, ее поверхность усеяли сотни отчаянно тянущихся вверх коричневых ростков — и острие каждого, похоже, было острее самой лучшей стрелы в мире кланов.

Второе чудище так и осталось стоять, слабо жужжа и покачиваясь на тонких ногах. Что сделал с ним Исайя, Твердислав не понял, надо было бежать.

На бегу он оглянулся — Кео из рода Кеосов, непотревоженный, стоял среди самой густоты коричневых ветвей и злобно хохотал. Да, лес и вправду не тронул его!..

За спинами Твердислава и Исайи ветви медленно и разочарованно уползали обратно. Осталась лишь заполонившая всю дорогу молодая поросль.

— Ух… ох… не могу… — засипел Исайя и Твердиславу пришлось остановиться. Они отбежали совсем недалеко — место схватки было отлично видно. Виден был Кео, выбиравшийся из равнодушного к нему коричневого сплетения, убитое Твердиславом чудовище, и второй монстр, мало-помалу пришедший в себя и начавший отчего-то зарываться в землю.

Твердислав провел ладонью по бедру. Царапина и довольно глубокая, ни ничего страшного. Бывало и хуже. Зато стало ясно, как выручил его доспех — многие бляхи покрылись вмятинами. Такое бывает от пропущенного сильного удара, но их-то Твердислав как раз и не чувствовал. Пожав плечами, он бросил ломать голову над этой загадкой — сейчас надо было уносить ноги. Хотя… нельзя сказать, что схватка была бы особенно тяжела, безнадежна или что им удалось спастись лишь чудом. Один хороший удар меча… несколько обрубленных веток… пробежка — и вот они здесь, а все лесные страхи — позади, вместе со связанным мальчишкой. Да, кстати, что это они мчится сюда, словно ошпаренный?..

Кео из рода Кеосов и в самом деле пылил по дороге босыми пятками, пронзительно вереща, точно заяц, которого настигает беркут. За ним следом тянулась полоса взрыхленной земли, и Твердиславу сперва почудилось, что это сам мальчишка каким-то чудом оставляет за собой такое; в следующий миг юноша уже вскинул лук. Кто-то гнался за парнишкой, и ясно было, что этот «кто-то» едва ли побрезгует и белокожей добычей.

— Ато! — неожиданно крикнул мальчишке Исайя; извернувшись, как кошка, паренек ловко прыгнул в сторону. Земля взвилась фонтаном, мелькнуло нечто черное-коричневое, шевелящееся, живое; в следующий миг прямо в это шевеление угодила стрела Твердислава.

Расплескиваясь, поперек дороги встала земляная стена, комья летели вверх, точно хлопья морской пены. Стало видно уродливое тело, точнее, нечто, напоминавшее фантастическое сплетение древесных корней. Твердислав послал вторую стрелу, за ней третью; живая шевелящаяся стена с глухим шумом опала, остался только перегородивший дорогу ров.

— И это все, на что они способны? — услышал Твердислав собственный спокойный голос. Маска вождя настолько приросла к его лицу, что порой, казалось, начинала жить собственной жизнью. — Трое сильных мужчин прорвались бы без всякого труда. Даже с оружием здешних.

— Н-да, я тоже удивлен, — отозвался Исайя, делая жест, словно стремясь поправить отсутствующие очки. — Судя по всему, это были просто сплетшиеся корни, ничего больше; простая стрела их едва ли бы остановила.

Тем временем Кео вновь оказался рядом. Мальчишка так разогнался, что далеко не сразу смог остановиться. Исайя схватил его за плечо и как следует встряхнул, так что у бедняги лязгнули зубы.

После нескольких коротких фраз пленник вновь присмирел и, понурившись, зашагал дальше в нескольких саженях перед Твердиславом.

— Я сказал ему, что если он дернется еще раз, ты всадишь в него стрелу, — сообщил координатор.

— С удовольствием, — проворчал парень. После всего случившегося он охотно исполнил бы это и без всякого предлога.

— Он нам еще нужен, — заметил Исайя. — Я надеюсь воспользоваться его объяснениями, когда мы придем в город…

— Да паршивец при первой же возможности постарается выдать нас! — не выдержал Твердислав. — Не стоило его вообще спасать!

— Не говори так, — замахал руками Исайя. — Разве это путь Всеотца?

— Этот негодяй толкнул меня в самую гущу ползущих веток, — не выдержал Твердислав. — Хотел меня прикончить, и прикончил бы, коли…

— Но ведь не прикончил, — возразил Исайя. — И потом — разве на его месте ты не вел бы себя точно так же?

— Когда мы встретились с ними, то не сделали им ничего плохого, — возмутился Твердислав, — но тотчас оказались с ошейниками. Это справедливо?

— Ты осудишь волка за то, что он хочет есть? — ответил вопросом Исайя. — Нельзя винить волчонка за то, что он подражает остальной стае.

— Правильно, ведуньи гнезда мы всегда выжигали огнем, — проворчал Твердислав, — неважно, кто там был, взрослые или детеныши.

Исайя покачал головой и печально улыбнулся.

— Да, кое-кто очень хотело сделать из вас только лишь солдат, смелых, нерассуждающих и жестоких. Я рад, что этот план провалился… но кое в чем, они, я вижу, все-таки преуспели.

— Да ни в чем они не преуспели… — начал было Твердислав, но тотчас же и осекся. — Смотри, что это?

Лес неожиданно оборвался. Твердиславу казалось, что так называемые «глухие и дикие места» должны тянуться еще долго, плавно переходя в другие, не столь опасные — однако здесь все оказалось наоборот.

Лес кончился, словно отрезанный гигантским ножом. Впереди глаз радовала яркая зелень — песок пустыни. Неширокое кольцо его отделяло коричневый лес от того, что в этом мире именовалось городом.

Наверное, это был самый странный город из всех, что довелось повидать Твердиславу, включая древесный поселок вампиров.

Перед ними расстилалось царство черного и фиолетового, кое-где пересечённое ярко-зеленым и расцвеченное алым. Больше всего увиденное Твердиславом и Исайей походило на скопление исполинских грибов с чудовищно раздутыми ножками и, напротив, съежившимися и сморщенными шляпками. Перевившиеся, сплетшиеся, они поднмались на десятки локтей; поверхность была испещрена десятками, если не сотнями дверных и оконных проемов, тянулись длинные висячие мосты и галереи, сами ножки опоясывали длинные балконы. Непохоже было, что все это изготовлено из дерева или железа — балконы на самом деле оказались просто разросшимися выступами самих «грибов». Сами грибы, морщинистые, с загрубевшей коркой, казались вышедшими из сказки окаменевшими великанами.

Сами они были черными, с фиолетовыми прожилками; кое-где фиолетового становилось так много, что черный цвет почти исчезал. А вот прорезанные окна и двери были окаймлены красным. Красными были и подвесные мосты, и лестницы, и галереи. В основаниях гигантских домов были сделаны ворота — туда заезжали телеги, запряженные все теми же жуткого вида зверьми. Народу было довольно много; все кричаще-ярко одеты, все при оружии; многие, столпившись на балконах и галереях ближайшего гриба, с криками размахивали руками, указывая куда-то за спины путников.

— Наверное, лесу наши проделки пришлись не по нраву, — проницательно заметил Исайя.

На пришельцев, однако, никто не обращал внимания. Твердислав не сводил взгляда с напряженной спины мальчишки. Ведь сейчас такой удобный момент! Рядом — свои. Достаточно завопить, кинуться бежать… а в суматохе любой, даже самый опытный лучник может промахнуться.

Однако Кео из рода Кеосов стоял, уныло переминаясь с ноги на ногу и не предпринимая никаких попыток бежать.

— Идемте, — сказал Исайя. — Предоставь все мне, Твердислав, я управлялся с нашил драгоценным советом, так что как-нибудь уж уболтаю и местное население. Главное — не открывай рта и держись поближе ко мне.

— А что с мальчишкой? — спросил юноша.

— Отпустим, — беспечно сказал координатор. — Я еще разок потолкую с ним, а потом он нам уже не нужен. Пусть идет на все четыре стороны. Местные деньги у нас есть, и даже и избытком. На первое время хватит. Осмотримся, оглядимся… а там видно будет.

Исайя явно хитрил. Какой-то план у него, само собой, имелся; но Твердислав уже успел понять: если верховный координатор молчит, значит, так надо. И раньше, чем он сочтет нужным, Исайя не заговорит.

— Иларо, — коротко приказа Исайя мальчишке. Тот послушно двинулся вперед.

— Что это он такой смурной? — невольно говоря шепотом, спросил Твердислав. — Все ерепенился, бежать пытался — а теперь вот стоит…

— Примитивные клановые сообщества очень часто отягощены различными поведенческими стереотипами, которые нам показались бы весьма нелепыми…

— Ох, — сказал Твердислав. Он обилия умных слов немедленно начало гудеть в и без того истерзанной жарой голове.

— Прости, пожалуйста, — извинился координатор. — Я хотел сказать — может, это против его представлений о чести или же подобное запрещает ему некое табу…

Как бы то ни было, мальчишка шел смирно, не выказывая никаких намерений бежать, и даже не смотря на своих пленителей. Твердиславу все это решительно не нравилось. На всякий случай он покрепче намотал на левый кулак ведущую к связанным рукам мальчика веревку.

— Ага! — внезапно воскликнул Исайя. — Сюда-то нам и надо! Трактир и гостиница для усталых путников!

Он указывал на сделанную большими красными буквами надпись прямо над высокой темной аркой входа во внутренности «гриба». Арка была высотой в добрых четыре человеческих роста. Люди постоянно входили и выходили; многие косились на странную троицу, иные хихикали — правда, в основном над Кео, который вдруг заворчал и сделал попытку прикрыть лицо плечом.

— Похоже, нашему другу внимание не слишком-то льстит, — заметил Исайя.

Они уже собирались войти, когда дорогу преградили четверо высоких воинов — таких же смуглых, горбоносых, чернобородых, как и встреченные по дороге несчастные торговцы. Грудь у каждого покрывала сплошная чешуя железного доспеха и Твердислав позавидовал их выносливости — сам он едва не сварился в своей броне, правда, спасшей ему жизнь во время схватки.

— Энно! — резко сказал старший — судя по всему, знаком отличия здесь являлось золотое кольцо в носу.

Исайя что-то спокойно ответил. Руки его оставались скрещены на груди, и воины не могли не видеть, что он не держит — по крайней мере на виду — никакого оружия. На вооруженного до зубов Твердислава они не обратили никакого внимания, ну разве что зыркнули пару-тройку раз; Кео из рода Кеосов не удостоился и того.

Последовал новый вопрос; отвечая, Исайя коснулся надетого ошейника, и Твердислав решил, что начальник патруля задал совершенно естественный сейчас вопрос: «чей ты, раб, и получил ли разрешение своего господина тут разгуливать?»

И вновь Исайя ответил, спокойно, умиротворительно, но без подобострастия. Незнакомые слова слетали с его языка так же естественно, словно он родился в этих краях.

Наконец, четверка воинов отступила, видимо, удовлетворившись ответами.

— Идемте, — просто сказал Исайя.

— Что им было нужно? Что ты им ответил? — немедленно выпалил Твердислав.

— Они поинтересовались, в честном ли бою мы убили наших прежних хозяев, — невозмутимо проговорил Исайя. Твердислав поперхнулся от неожиданности.

— Я же говорил: в подобных кланово-родовых сообществах… прости, Твердь… простая жизнь зачастую рождает очень странные обычаи и привычки, нарушить которые для члена рода куда труднее, чем мне — пройтись босиком по раскаленные углям. Так, похоже, и здесь. Я ответил правду, что захватившие нас в плен погибли от Глаун Амат — Смертной Тучи; «амат» в этом языке, кстати, означает также и саму «смерть», так что получается тавтология, «погибли от смертной смерти». Предложил спросить у Кео из рода Кеосов. Однако они ничего спрашивать не стали, а только спросили — наш ли он теперь раб. Я ответил, что да, и тогда они посоветовали как можно скорее найти клейменных дел мастера, дабы он законным образом зафиксировал мои… или твои права на этого раба. Вот и все. Их не интересовало, лгу я или нет, они ни о чем не спросили мальчика, хотя мы — явно не местные, а он — столь же явно свой. Ну что, будем толковать об этом дальше, стоя тут, на жаре, или пойдем в холодок?

Из черного трактирного зева и в самом деле ощутимо тянуло прохладой.

— Может, сперва к клейменнику? — подозрительно взглянув на мальчишку, предложил Твердислав.

— Да, клеймо сдержала бы нашего Кео… на короткое время, — кивнул Исайя. — Видишь ли, клеймо… это в каком-то роде подтверждение твоей неполноценности. Ты не смог отбиться от поимщиков, но это еще полбеды; ты не смог вырваться от них по пути, и это — три четверти беды; но если ты попал к клейменнику и тебе поставили тавро — ты прирожденный раб и твое место в отхожих ямах, а не среди достойных носить оружие. На нас с тобой ошейники, но клейма нет, и с нами один из тех, кого местные воины не без оснований посчитали за прежнего нашего владельца — то есть мы явно сражались и одержали верх. А победителей здесь воистину не судят.

— Тогда на месте Кео надо вцепляться мне в горло, а не стоять с убитым видом, — заметил Твердислав.

— Ты прав, я уверен, что маленький паршивец просто выжидает удобного момента, — усмехнулся Исайя. — С клеймом ему освободиться будет куда труднее. И все-таки я бы сначала зашел в таверну. Нам ведь все равно не нужен ни невольник, ни деньги. Да за такого много и не выручишь, — с видом отпетого работорговца вздохнул Исайя.

Твердислав молча кивнул, соглашаясь с координатором.

Они вошли. Высокое, полутемное сводчатое помещение, наполненное приятной прохладой; правда, запах, местная достопримечательность, мог запросто свалить с ног, но Твердислав уже успел как-то притерпеться к повсеместно царившей здесь вони. Таверна — или как там она называлась по-местному? — освещалось доброй дюжиной здоровенных светляков, жуков размером с добрую собаку, устроившихся на потолке и выступах стен. Видно было, что помещение не выстроено и даже не высечено в ткани «гриба» — стены имели ту же фактуру, что и снаружи. Скорее всего это каким-то образом выращивалось искусственно. В остальном же — кроме своих необычных светильников, на которых, естественно, никто из завсегдатаев не обращал никакого внимания — таверна выглядела вполне обычно, даже как-о заурядно. Длинная стойка в глубине, низкие столы со скамейками в зале… Впрочем, приглядевшись, Твердислав понял, что, кроме посуды, здесь не было ничего искусственно сделанного, и стойка, и столы, и скамейки, и даже громадные «бочки» за стойкой — все это вырастало из пола, являясь частью того самого «гриба», в котором и устроилась таверна.

Народу было довольно много. Ели нечто вроде залитого соусом жаркого, обильно запивая пенящейся жидкостью из высоких кружек; при виде этого Исайя всплеснул руками и пробормотал:

— Неужели пиво?!

Твердислав этого энтузиазма не разделял, поскольку к пиву в частности и хмельному вообще был вполне равнодушен. Южные кланы частенько присылали в бочонках — через клан Лайка и Ли — легкое молодое вино с их виноградников, однако вождю оно пришлось не по вкусу. Кислятина. Лучше уж муравейного сока выпить, коли жара примучит.

Все втроем, Исайя, Твердислав и их пленник — уселись за свободный стол. Несколько голов обернулись, с любопытством поглазели на них некоторое время, но потом отвернулись. Никто не выказал никакого желания освобождать пленника или учинять новоприбывшим допрос с пристрастием. Странный это был мир, со странными законами, и нечего было даже и думать разобраться в них с налета.

— Похоже, подавальщиков тут не предусмотрено, — буркнул Исайя, едва успев присесть. — Подождите меня, я сейчас, — он направился к стойке. Твердислав от нечего делать принялся разглядывать публику в таверне и диковинных жуков, дававших свет. Сперва он подумал, что они такие же неживые, как и светильники в мире координатора Исайи, просто декорации — но затем увидел шевелящиеся жвала, сжимающиеся и разжимающиеся лапы, вздрагивавшие надкрылья; жуки словно переминались с ноги на ногу, точно человек, измученный неподвижностью.

Некоторое время они вместе с мальчишкой сидели вполне мирно, но тут у входа в таверну раздался громкий топот. «Опасность!» — вспыхнуло в сознании; Твердислав схватился за меч, и вовремя: Кео из рода Кеосов восторженно завопил, подпрыгивая на месте и размахивая руками. Веревка натянулась, глубоко врезаясь в запястья, но паренек не обратил на это никакого внимания.

Вошедшие пятеро на взгляд Твердислава ничем не отличались от остальных посетителей. Те же хищные горбоносые лица, черные бороды, обилие золотых перстней, цепей и браслетов; вот только в руках они все держали мечи и, едва завидев Кео, всей гурьбой ринулись к нему.

Что там лесные твари и прочие чудовища! Недаром Черный Иван, да будет легок путь его в чертогах Всеотца, говаривал, что самое страшное чудовище из всех — это человек, мечтающий вспороть тебе брюхо и выпустить кишки…

Недолго думая, Твердислав рванул веревку, сгреб завизжавшего мальчишку за шею; лезвие меча коснулась горла пленника.

Пятеро воинов замерли, как их сверкали, рты кривились, но сделать они ничего не могли. Вид их враг имел вполне решительный. Все было понятно без слов — еще шаг, и я перережу глотку вашему драгоценному пацану.

Рядом с Твердиславом, как тень, возник Исайя, тащивший большой поднос, уставленный какими-то мисками и кружками.

— Похоже, за нашим мальчиком пришли, — вскользь заметил Исайя, неприятно улыбаясь углом рта.

Публика же не выказала никаких признаков страха. Очевидно было, что драки здесь никому не в новинку и служат обыденным развлечением. Народ только подался к стенам, очистив ближайшие к драчунам столики.

Старший из пришельцев разразился громогласной тирадой, поминутно сплевывая на пол и потрясая своим кривим клинком, более напоминавшим ятаган, чем прямые, как стрела, мечи, подобранные Твердиславом на месте гибели торговцев.

— Что ему нужно? — Твердислав наклонился к Исайе. — Мальчишку?

— Мальчишку? Да нет, им он нужен только для очистительных жертв, им нужны мы с тобой. Впрочем, сам погляди!

И верно, Кео обмяк и бессильно повис на руках Твердислава, глаза мальчишки закатились, похоже, он был без сознания. Оно и понятно — увидеть пришедших тебе на выручку, а потом узнать, что ты им нужен всего-то навсего для заклания!

Исайя что-то резко ответил пришельцам. В ответ раздались нестройные, однако исполненные негодования вопли. По знаку старшего, все пятеро двинулись вперед, заходя сразу со всех сторон. За спинами воинов висели луки, однако ни один не сделал и малейшей попытки им воспользоваться.

— Что ж, мне и впрямь глотку ему резать? — растерянно пробормотал Твердислав.

Зрители завопили, подбадривая и тех, и других.

— У нас с тобой немало болельщиков, — вскользь замети Исайя. — На нас ставят…

Твердислав не ответил. Старший из вражьей пятерки приближался мягким кошачьим шагом, хищно оскалив зубы. Его прищуренные глаза, казалось, говорили: «ну, что же ты не режешь? Давай, давай, парень, покажи мне, на что ты способен!»

Твердислав в разговоры вдаваться не стал. Это как с ведунами, вдруг подумал он. Родович всегда может выйти победителем из схватки, если, конечно, врагов не слишком много — потому что ведунские твари, как правило, действовали по шаблону, по раз затверженному порядку — а на что детям Великого Духа, спрашивается, дана голова?

Видя обвисшего, сползающего на пол мальчишку, старший расхохотался. И широко размахнулся мечом, прыгая перед.

Твердислав едва успел уклониться от свистнувшего клинка, однако Исайя не сплоховал. Верховный координатор просто и без затей двинул нападавшему по голове тяжелым подносом, да так, что сам поднос разлетелся на куски, а чернобородый воин с грохотом растянулся на полу, не выказывая никаких намерений подняться.

Остальные четверо разом бросились вперед. Двое атаковали Твердислава, еще двое — Исайю. Твердислав отбил первый выпад, парировал второй, однако третий удар едва не отправил его прямиком ко Всеотцу или еще куда подальше — нападавшие были опытными мечниками, хотя вкладывали в свои удары излишние форс и фасон, словно сражались на потребу публике. Впрочем, кто знает, может, в какой-то мере это так и было.

За спиной Твердислава вновь что-то загрохотало, а зрители вокруг разразились восторженными воплями. Твердиславу озираться было некогда, он едва-едва отбивал градом сыпавшиеся на него удары, не помышляя об атаке и думая лишь о том, как не дать этой серой вражьей стали коснуться его руки или плеча.

И опять вопль за спиной. И грохот. И какое-то смачное хлюпанье, словно кто-то с высоты плюхнулся в глубокую лужу. Откуда ни возьмись, рядом с Твердиславом возник Исайя, в руке он держал меч, но настолько неловко, что оба нападавших на них воина невольно расхохотались. Правда, у одного смех тотчас сменился воплем боли и ярости — Исайя ловко швырнул тому в лицо острый обломок подноса и прежде, чем воин пришел в себя, метко пнул ногой в пах. Враг взвыл, согнулся пополам и грохнулся на пол. Бесполезный меч выпал из его пальцев.

Оставшись один на один с противнком, Твердислав приободрился. Отведя вбок стремительный прямой выпад, он что было сил выбросил клинок вперед, так что лезвие заскрежетало об обух; столкнувшись с гардой, меч Твердислава подпрыгнул, огибая препятствие, и чиркнул по защищенной доспехом груди врага. Железные бляхи не выдержали, из прорехи показалась кровь. Смуглый воин пошатнулся, прижал руку к груди, изумленно уставился на кровь — и грузно, словно мешок, опустился на пол. Глаза его закатились. Он впал в беспамятство.

— Ну вот и все, — спокойно произнес Исайя. Он стоял рядом с Твердиславом, спокойно вытирая руки. — Хоть я староват для таких упражнений, но все-таки кое-что еще помню.

Твердислав обернулся — двое противников Исайи лежали на полу, кряхтя и пытаясь подняться; правда, это получалось у них не слишком хорошо.

— Как это ты их? — изумился парень.

— Старая школа, — туманно пояснил Исайя. Видишь ли, у меня настолько мирный вид, я кажусь настолько слабым противником, что враг невольно расслабляеся. И тут уж зевать нельзя…

Вожак нападавших заворочался на полу и застонал, обхватывая руками голову. С трудом приподнялся, изумленно взглянул на недавних своих противников, что-то пробормотал себе под нос…

— Удивляется, почему мы его не добили, — прокомментировал Исайя. — Садись, они проиграли бой, теперь не сунутся.

— Дураки, — проворчал Твердислав, утирая пот со лба. — Мы их не убили — значит, надо нападать вторично! А они отступают. Мы в кланах…

— Вот поэтому-то ты и выстоял, — улыбнулся Исайя.

Тем временем порядок в таверне восстановился словно сам собой. Люди вернулись к своим столам, Твердислав заметил несколько мешочков, перешедших из рук в руки — очевидно, проигравшие пари расплачивались с победителями. Старший нападавших, злобно поглядывая на Твердислава с Исайей, заставил остальных своих людей подняться на ноги. Подхватив под руки раненого Твердиславом человека, они заторопились прочь. Вслед им полетели смех и улюлюканье зрителей. Старший закрыл лицо руками и опрометью бросился вон.

— Опозорили беднягу, — заметил Исайя. — Они из рода Кеосов, так же, как и наш бедный Кео. Если кто-то из членов рода попадает в рабство, тем более — к собственным вчерашним невольникам, род должен отомстить. Но не просто отбить плененного, а принести его в искупительную жертву Жрущему Лесу, ну а наглых невольников…

— Казнить? — предположил Твердислав.

— Напротив. Перепродать.

— Кому нужны были бы два иссеченных мечам трупа?

Исайя развел руками. Мол, не всеведущ.

— Ещь давай, а то пиво степлится, — распорядился верховный координатор.

Твердиславу только огромным усилием воли удалось запихнуть в себя здешнюю более чем ароматную еду, а вот Исайя ел, как ни в чем ни бывало.

— Случалось и хуже едать, — туманно пояснил он. — Подгнивших акридов, к примеру…

Что такое «акриды», Твердислав не знал, а спрашиваться отчего-то не захотелось.

Приведя в чувство Кео, они покинули таверну. Мальчишка еле плелся, так что даже Твердиславу стало его немного жаль. Но рабство — это еще и всегда надежда на освобождение, это шанс, а вот у тех, кто погиб под Смертной Тучей — или как там ее? — уже никаких шансов никогда не будет.

На улице все осталось по-прежнему. Исайя ловко поймал за широкий рукав какого-то прохожего и выпытал дорогу к клейменнику. Туда они и направились — по усыпанной зеленым песком не то дороге, не то улице, что петляла между огромными черно-фиолетовыми «грибами». Твердислав заметил, что нигде не было видно ни одной женщины.

— Сам не знаю пока, — ответил Исайя. — Вот наш язык очухается, тогда порасспросим.

Мастер-клейменник держал небольшое заведение на третьем ярусе здоровенного гриба, так что пришлось карабкаться по наклонным веревочным мостам. Как Исайя опознал нанесенные красной краской над дверью знаки, для Твердислава осталось загадкой — письменностью-то местной координатор пока еще точно не занимался!

Однако на пороге лавки Кео из рода Кеосов взвыл дурным голосом и повалился Исайе в ноги, явно намереваясь облобызать покрытые пылью ступни верховного координатора.

— Клейма не хочешь — говори! — распорядился Исайя, и пленник, как ни странно, его понял.

Устроились тут же, на галерее, хотя Твердислав и умолял найти какое-нибудь пристанище, где попрохладнее — на жаре, казалось, сейчас начнет плавиться голова. Доспехов же он не снимал, несмотря ни на что.

Исайя задавал короткие вопросы — Кео отвечал, долго и подробно. Координатор кивал, гладил мальчишку по голове — тот сперва удивленно раскрывал глаза, видно, его самого никогда не ласкали, — и задавал новый вопрос. Твердислав маялся, не понимая ни слова.

Наконец, когда юноша понял, что немедленно, вот прямо на этом месте, сейчас умрет от жажды, Исайя удовлетворенно вздохнул и попросил развязать Кео из рода Кеосов руки.

— Я узнал все, что хотел. Любопытный мир, что и говорить; и чем больше я о нем знаю, тем сильнее мне кажется, что это никакой и не мир вовсе.

Твердислав замер возле наполовину распутанного узла.

— Не мир… а что же? — севшим голосом спросил он. — Посмертие? Мы-таки умерли? Сгорели тогда, в корабле и все это — просто кара Великого Духа?

Исайя отрицающе покачал головой.

— Отпусти мальчика, Твердь, и пойдем с тобой к местным мудрецам. Сдается мне, они могут порассказать нам еще много интересного… Кео, арратон!

Однако мальчик никуда не побежал. Сидел, шмыгая носом и размазывая по невообразимо грязной физиономии слезы столь же невообразимо грязным кулаком. Исайя участливо наклонился к нему.

— Просит не прогонять его, — выслушав его и выпрямившись, пожал плечами верховный координатор. — Говорит, что ему теперь некуда идти, а его собственный род, раз решил принести его в жертву, не успокоится до тех пор, пока не воплотит задуманное — до того момента все члены рода словно зачумленные… Просит милостивых господ взять его с собой.

— А ошейники он снять с нас не хочет? — осведомился Твердислав.

— Рад бы, но уверяет, что ключ остался у погибшего старшины. Впрочем, пойдем на рынок, там нам эти обручи распилят без особого труда. Хотя я бы посоветовал тебе это украшение оставить.

— Почему? — изумился Твердислав.

— Сейчас это нечто вроде знака доблести, — пояснил Исайя. — Это означает, что мы выиграли бой за свою свободу. Не исключено, что нам предложат наняться в солдаты. Воины тут все время нужны.

— Ты, я вижу, обживаешься здесь, — проворчал Твердислав.

— А что еще нам остается делать, мой юный друг? — вздохнул координатор. — Ну так как, идем к мудрым? По дороге расскажу тебе, что удалось узнать про этот мир…

* * *

Исайя шел не торопясь, рассказывал обстоятельно и подробно, иногда задавая Кео какой-нибудь короткий вопрос. Мальчишка отвечал охотно и, по-видимому, успел смириться с новым положением.

Грибной город, как окрестил его Твердислав, стоял, оказывается, на самой окраине исполинского Жрущего Леса, поглотившего все окрестные края. Правда, пустыни и ее песчаных бурь лес побаивался — потому и сам город окружен был кольцом из привезенного зеленого песка.

— А почему же они тогда не засыплют этим песком дорогу? — тотчас же спросил Твердислав.

— Кео говорит, что пробовали. Но Лес убивал всех, кто пытался это сделать. Обитатели города пару раз попробовали, похоронили убитых — вернее, то, что от них осталось — и предпочли платить лесу дань. Ты спрашивал, почему же они не могли справиться с чудищами — ведь мы и в самом деле прорвались. Я так понял, что лес имеет над этими беднягами куда большую власть, чем над нами. Внушает им непреодолимый страх, например. Или помнишь Смерть-тучу? Почему рухнул круг воинов, хотя они дотоле вполне успешно отбивались? Значит, дело не только в силе или воинском умении. И нам с тобой, вождь Твердислав, еще предстоит выяснить — в чем…

— Гм, — сказалюноша. — А зачем, координатор? Зачем нам это выяснять? Какое нам вообще дело до этого мира? У меня получилось заклятье — значит, Сила в этих пределах жива. Значит, можно попытаться отсюда вырваться. Нужно только знать, как.

— И тебе известен способ сплести нужные чары? — усмехнулся Исайя.

— Сейчас — нет, — упрямо ответил Твердислав. — Но потом…

— Сперва реши, куда ты хочешь попасть, — наставительно заметил Исайя.

— Как это «куда»? Обратно, домой, в наш мир!

— Но планеты кланов больше нет, — негромко напомнил Исайя. — Там — выжженные, покрытые пеплом равнины… а, может, нет и того. Едва ли там осталась хоть капля воды, вождь Твердислав. Если ты и попадешь туда, так лишь за тем, чтобы погибнуть, бесславно и безвестно, в муках… Остается мой мир — если, конечно, Умники не одержали верха и там. Едва ли мои старики могли особенно долго продержаться без меня.

— Но мы же отсутствуем там едва ли дней пять? — удивился Твердислав.

Исайя хмыкнул.

— Может, пять дней, а может, и пять лет. Откуда тебе известно, что мы оказались здесь в мгновение ока? Для нас могло пройти мгновение, а для всей остальной вселенной — год. Или сотня. Или тысяча… — голос координатора внезапно дрогнул. Очевидно, он сам только что как следует осознал эту возможность.

Твердиславу стало не по себе. А что, если они и впрямь навеки, до скончания и этих своих дней заперты здесь, в вонючем и диком мире, куда более диком, чем родные леса клана Твердиславичей?

Нет, подумал он. Этого не может быть. Всеотец может карать, но он никогда не отнимет надежду. Если он наказывает смертью, то быстрой и без мучений. И если заклятия Великого Духа могут работать здесь, это значит, что отсюда есть и выход. А раз он есть, его можно найти! А миллионы лет… нет, не верю! Не верю и все! Потому что это тоже было бы слишком жестоко. Даже если Всеотец и решил стереть с лица земли весь народ кланов, он выбрал для них молниеносную смерть, смерть в очистительном огне.

Некоторое время шли молча. Вполне оправившийся Кео деловито шагал рядом, не выказывая никакого намерения сбежать.

— Исайя, а здешние мудрецы — они кто?

— Увидим — узнаем, — лаконично ответил координатор. — Пока что мне известно не больше твоего. Вообще должна же тут быть какая-то вера, пусть даже примитивная… Наверняка есть боги, злобные и жестокие, как сам этот мир. У богов наверняка есть жрецы, толкующие их волю и помогающие знати держать темные народные массы в повиновении…

— Чего-чего? — удивился Твердислав. — В повиновении? Народные массы? Никогда от тебя такого не слышал.

— Не обращая внимания, — сконфуженно буркнул Исайя. — Так, случайно с языка сорвалось… Но все равно, должны же тут быть жрецы и боги!

— Бог один — Великий Дух, — строго напомнил Твердислав.

— Конечно. Бог один, но имен, под которыми он известен различным народам, может быть много. Великий Дух сам решает, в каком облике появиться перед каким племенем и которым из бесчисленных своих имен назваться им. Теперь ты понимаешь мою мысль?

— У-у! — торжествующе завопил парень. — Ты прав, координатор, ты прав! Ну конечно! Как я сразу не сообразил!

— Вот и хорошо. А мы тем временем пришли, кстати, если тот добрый прохожий ничего не напутал. Смотри!

Твердислав поднял голову. Прямо перед ними возвышался отдельно стоявший исполинский «гриб» высотой во много человеческих ростов. Черно-фиолетовая поверхность была столь густо покрыта алыми пятнами, что «гриб» казался обрызганным кровью. Подножие, в отличие от других «зданий» грибного города, не покрывали черные арки входов — их там вообще не было. Не было видно и окон, на все стороны света угрю глядели глухие стены. И лишь в одном месте с края «шляпки» свешивалась вниз, достигая земли, узкая веревочная лестница.

— Не слишком-то гостеприимны господа мудрецы… — вздохнул Исайя.

Твердислав пожал плечами. Его эти самые мудрецы не интересовали вовсе.

— Да и я к ним не рвусь, — вдруг сказал Исайя. — Просто нам нужна информация об этом мире, как можно больше информации, а наш бедный друг Кео, увы, всего лишь мальчишка, и многого знать не может.

— Например? — переспросил Твердислав.

— Например, где женщины? Ты заметил, что ни на улицах, ни в таверне ни одной женщины? И еще — ты заметил, что нигде нет ни одного ребенка младше двенадцати лет — то есть наших, земных двенадцати лет?

— Тоже мне, вопрос, — проворчал Твердислав. — Дети — с матерями. А женщинам просто не позволяют высовывать нос на улицу. На Земле тоже ведь было нечто подобное!

— Было, — легко согласился Исайя. — Но даже самый воинствующий ислам не отменял в языке понятие «мать». А наш Кео и не подозревает о существовании такого слова.

— Так спроси его, откуда берутся дети, — ухмыльнулся Твердислав.

Исайя укоризненно поднял бровь.

— Мой юный недоверчивый друг, это я у него попытался расспросить еще в самую первую ночь нашего знакомства. И помнишь ту фразу о «кормящей», которую мне удалось из него выжать?

— Сам ведь говорил — есть много странных обычаев…

— Обычаев — да. Но в основополагающих понятиях различий существенно меньше. У ряда отсталых племен на Земле практиковалось общественное воспитание детей, однако…

Твердислав помотал головой.

— Потом, координатор, прошу тебя, ладно? Мне, честно говоря, кажется, что все это несущественно. Какая нам разница, общественно здесь воспитывают детей или нет, какими правами пользуются женщины и так далее? Что до меня, я хочу отыскать путь назад… пусть даже к Великому Духу, но оставаться здесь я не могу. Бессмысленность хуже смерти. А смысла существовать здесь я не вижу.

— А как же твой неугомонный дух исследователя?! — вскричал Исайя. — Неужели тебе не интересно…

Твердислав отрицательно покачал головой.

— В былые годы нам было не до странствий, координатор. Слишком много приходилось сражаться. Клан превыше всего — так меня учили… и, наверное, правильно. Великий Дух не снял с меня им возложенную миссию, а, значит, я должен или вернуться назад, или умереть, пытаясь это сделать. Таков уж я, ничего не поделаешь, — он развел руками.

Исайя вздохнул и кивнул.

— А мне вот интересно, — вдруг признался он. — И я тоже ничего не могу с собой сделать. Но, помимо интереса, есть, друг Твердислав, и кое-что еще. Помнишь мои слова о Зле?

Юноша кивнул.

— Меня не оставляет мысль отыскать это зло и покончить с ним, — вполголоса признался координатор.

— Зачем? — угрюмо спросил Твердислав. — Как говаривал наш Учитель, пусть мертвые сами погребают своих мертвецов. Зло этого мира — само по себе, мы — сами по себе. Мы дрались с лесом, когда он напал на нас. Но искоренять его — по-моему, прости, это глупость. Мы вот с Джей тоже… пошли бороться со злом… — голова парня опустилась совсем низко. — Выручать Лиззи… А чем все кончилось? Джей сошла с ума и сожгла всю планету. Эх, если б я знал!.. Так что пусть уж здесь все остается как есть. Хватит, нагеройствовался я уже. Ничего хорошего из этого не получилось.

— Я понимаю тебя, — в задумчивости отозвался Исайя. — Что ж, можно сказать, кое в чем ты меня убедил. Но поговорить с мудрецами все равно полезно. Если уж ты намерен плести заклятье выхода, полезно будет узнать, какие волшебные силы вообще действуют здесь, и нет ли какого-нибудь знаменитого своей святостью источника силы?

— А зачем источнику силы святость?

— Я запретил тебе прибегать к магии, иначе как лишь для собственного спасения, когда исчерпаны все иные возможности, — мрачно ответил координатор. — Я ощущаю зло, вождь Твердислав, могучее и ждущее, наделенное силой и могущее эту силу использовать. Берегись, враг, идущий по следу…

— По какому следу?

— Фигуральное выражение, прости. Так вот, враг хитер и коварен, он пускается на различные уловки, лишь бы подчинить тебя себе и заставить тебя выполнять его волю. Для этого он может даже на первых порах помочь тебе в чем-то малом, например, дать силу твоему заклинанию…

— Погоди, — едва не задохнулся Твердислав, — так ты считаешь, что то мое заклятье… Но зачем врагу мне помогать? И вообще — что это за враг такой? Что ему надо? Если он — какое-то там зло этого мира — какое ему до нас дело, а нам, соответственно, до него?

— Нам-то до него, может, дела и нет, да вот ему, похоже, от нас что-то понадобилось… — развел руками Исайя.

Твердислав раздраженно дернул щекой, смахнул пот с лба.

— По-моему, это все сказки. Что ж, тогда получается, что мое заклятье черпало силу не от Великого Духа? От какого-то местного «врага»? Это, знаешь, уже слишком. Не верю. Очень уж сложно.

— Сложно, это верно. И умножать сущности сверх необходимого тоже не стоит. Но что мы торчим тут на солнцепеке? Лезем вверх, иного способа тут, по-моему, не предусмотрено.

Твердислав молча кивнул и двинулся к лестнице. Исайя прав — сидеть в холодке куда лучше, чем париться под невидимым лиловым солнцем — или как тут его называют?..

Оказалось, что никак. Понятие Солнца в языке аборигенов отсутствовало тоже, — пояснил юноше Исайя.

Они полезли вверх. Исайя впереди, за ним Кео и Тведислав — замыкающим. Лестница трепыхалась и дергалась в руках, точно пытающаяся вырваться рыба, только что вытащенная из сети. Посыпанная серым песком земля плавно уходила вниз, перед глазами маячила ноздреватая, изрытая глубокими трещинами и расщелинами поверхность гриба; Исайя спросил Кео о смысле знаков, что покрывали стены, однако мальчишка ничего не мог сказать, кроме лишь того, что это — священные символы, язык великих посвященных. Но вопрос же о том, чем занимаются мудрецы, он ответил лишь тем, что прижал руку ко рту и отчаянно замотал головой. Но вопрос Исайи, почему же он тогда не боится идти к этим самым мудрецам, Кео ответил, что его новые господа-товарищи (именному этому словосочетанию был, оказывается, наиболее близок их нынешний статус), не испугавшиеся лучших бойцов рода Кеосов и не cпасовавшие перед ними, прорвавшиеся через Жрущий Лес и не отступившие перед Смертной Смертью, без сомнения, легко справятся и с колдунами.

Было в этом что-то от наивной веры неофита в силу только что познанных им богов…

Наконец они поднялись на такую высоту, что смотреть вниз избегал даже Твердислав. Веревочная лестница довела их до края шляпки и кончилась. Перед глазами расстилалась неровная бугристая поверхность, время от времени по ней прокатывалась быстрая судорожная дрожь. Раскаленная, «крыша» чувствительно обжигала босые ноги, так что Исайя тотчас же принялся подпрыгивать, отплевываться и шипеть. Одному только Кео все это было нипочем.

Трое спутников медленно двинулись от края к середине «крыши». Вскоре она стала понижаться, люди шли под уклон — к узкому отверстию в самой середине. Из темной дыры тянуло вездесущим здесь запахом гнилья, однако Твердислав уже настолько притерпелся к нему, что почти не обращал внимания. Дыра входа не была ничем прикрыта, очевидно, дождей тут или не выпадало вовсе, или ими решили пренебречь. Возле входа не стояло стражи, само отверстие не было ничем перегорожено, и все-таки что-то удерживало Твердислава от того, чтобы лезть внутрь — даже со всеми мыслимыми предосторожностями. Ведунское чутье, как говаривали в кланах. Он, бывший вождь, конечно, многое забыл — но уж что помнил, что уцелело в огненной купели — то помнил накрепко.

Исайя нетерпеливо взглянул на него. Мол, что стоишь, мой юный друг? Скорее привязывай веревку и давай внутрь?

— Да к чему ее тут привязывать-то? — охладил его пыл Твердислав. Не требовалось владеть искусством чтения мыслей, чтобы понять, о чем сейчас думает координатор.

Лицо Исайя забавно вытянулось.

— Ты что, тоже?.. — с некоей тревогой осведомился он. Твердислав рассмеялся.

— Да нет, конечно же. Просто это очевидно. А веревку все равно ни к чему не привяжешь, придется вам с Кео меня держать.

— Тебя? Почему тебя?!

— Потому что… — Твердислав осекся. Сперва он хотел сказать «потому что я лучше владею мечом», однако вовремя вспомнил приснопамятную таверну и то, с какой легкостью Исайя вывел из строй двух ловких и хорошо вооруженных противников.

— Ладно, — проворчал юноша, обвязываясь веревкой. — Вы, координаторы, так и норовите вперед влезть…

— Не обижайся, — виновато сказал Исайя, кладя руку на плечо Твердиславу. — Просто бывает так, что жизнь зависит не от ловкого меча, а от ловкого слова. Вовремя, заметь, сказанного. Не следует лезть голой рукой в пчелиный рой.

— А ты, значит, рука в перчатке? — насмешливо поинтересовался Твердислав. Исайя без улыбки кивнул.

— И притом говорящая. Да еще и кусающаяся, — закончил координатор.

— Ну, укусить мы и сами горазды, — проворчал Твердислав себе под нос, только для того, чтобы последнее слово не оставалось за Исайей. Тот усмехнулся и кивнул.

— Спускай!

Обвязанный веревкой, Исайя медленно погружался во мрак. И, что странно — тело его исчезало в темноте, словно в черной воде. Ни малейшего отсвета.

— Покалывает, — сообщил Исайя, погрузившись по плечи. — Давай, давай, не смотри круглыми глазами, вождь Твердислав! Хочешь найти ответы — иди вперед! У нас за спинами их нет!

Твердислав только дернул щекой. Как бы то ни было, а его душа к этомй спуску отнюдь не лежала. Да и Кео вел себя странно — несмотря на явную его неприязнь к Твердиславу (верно, нелегко было забыть тяжелый кулак бывшего вождя), мальчишка вдруг заскулил и прижался к юноше, словно испуганный пес, ищущий защиты и спасения в ногах хозяина.

Голова Исайи скрылась во тьме. Твердислав осторожно травил веревку; про себя он молил Великого Духа, чтобы дырка эта оказалась бы бездонной, и координатор ни с чем вернулся бы назад. Отчего-то лезть вниз ну очень не хотелось.

Из отверстия не доносилось ни звука. Веревка травилась плавно и без рывков, однако это, как ни странно, пугало еще больше. Твердислав взглянул на Кео — мальчишка глядел на него во все глаза, что называется, «с ужасом и надеждой».

— Думаешь, он не вернется? — забывшись, проговорил Твердислав.

— Ни комо, — последовал ответ. Что это значило? «Не знаю» или же просто «нет»? Или «не вернется»?

Впрочем, об этом лучше было не думать.

Твердислав вытравил, наверное, три четверти длины веревки, опустив Исайю на глубину шести-семи ростов взрослого человека; держать хоть и тощего, но костистого координатора оказалось нелегко, пот лил просто ручьями.

Наконец веревка ослабла. Исайя либо достиг дна, либо стоял на уступе. Но почему он молчит? Твердислав осторожно подергал веревку. Она легко подалась. Парень потянул ее вверх — пожалуйста. Исайя, значит, отвязался.

— Эгей! — наклонившись к черному раструбу, крикнул юноша.

— Аой! — подхватил Кео из рода Кеосов.

В ответ — ничего. Твердислав и мальчишка переглянулись. Слов друг друга они не понимали, но сейчас слова и не были нужны. Что делать? Спускаться вниз? Пареньку не удержать рослого Твердислава. Спустить Кео? — куда там, эвон как дрожит от страха. Ждать? — бессмысленно, но, как говаривал координатор, за неимением гербовой…

Они стали ждать. Жара царила немилосердная, так что даже Кео стал умоляюще поглядывать в сторону лестницы. И, что самое скверное, Твердислав был уже готов согласиться с мальчишкой.

Наконец терпение юноши лопнуло. Среди снаряжения, позаимствованного в уничтоженном караване, нашлась пара ножей доброй стали, толщиной у обуха в добрых полпальца. Твердислав примерился — и всадил клинок в черную мякоть «гриба» по самую рукоятку.

Кео истошно завопил, но было уже поздно. В следующий миг «шляпка» конвульсивно дернулась. Крыша ушла из-под ног Твердислава, входная дыра внезапно расширилась, словно жадная, готовая проглотить весь свет пасть. В раскрывшуюся бездну кувырком полетел отчаянно голосивший Кео, Твердислав повис, ухватившись за глубоко вонзившийся клинок.

Края «шляпки» быстро поднимались. Нечего было и пытаться спастись, перебравшись на ту сторону — все равно веревочная лестница уже давно не доставала до земли.

С громким чмоканьем края сошлись. Твердислав очутился в кромешное темноте. Он висел прочно, ноги нашарили небольшой выступ — веревку за него закрепить было нельзя, но держаться он помогал. Свободной рукой Твердислав вытащил второй нож, но воткнуть его уже не успел.

Темнота под ногами осветилась мягким зеленоватым светом, похожим на гнилушечный. Твердислав осторожно взглянул вниз — и едва не сорвался при виде уходящего глубоко-глубоко под землю нескончаемого лабиринта каких-то ходов, похожих на кишки какого-то животного. Сейчас все это хозяйство дрожало, словно в предвкушении добычи; у Твердислава мелькнула мысль, что он попал во внутренность громадного хищника, уже пообедавшего координатором Исайей, закусившего мальчиком Кео и теперь жаждавшего заполучить на десерт вождя Твердислава.

Возле самого лица раздался противный скрип. Вонзенный Твердиславом клинок медленно, линия за линией, вылезал наружу. Упругая плоть «гриба» выталкивала сталь кинжала.

Юноша похолодел. Как бы то ни было, умирать так просто он не собирался. Если, разжимая руки, бросить тело влево, то есть шанс упасть не в бездонное сплетение ведун ведает чего, а на плоскую, ничем не огражденную площадку, от которой начинался один из ходов.

Р-раз… два… три! Юноша выпустил рукоять кинжала. Ветер упруго свистнул в ушах, и в тот же миг Твердислав мягко, словно кошка, упал на черно-фиолетовую площадку. Упругая плоть «гриба» прогнулась, гася удар; миг спустя края площадки начали сходиться, явно намереваясь сдавить непрошенного гостя. Оставалось только бежать, и Твердислав побежал. Низкий коридор спиралью вел куда-то вниз; несколько раз к нему примыкали ходы поменьше, настолько низкие, что Твердислав не стал даже и заглядывать вниз. Стены содрогались, юноша не мог избавиться от ощущения, что они вот-вот сойдутся, расплющив его в лепешку.

Бежать! Мчаться под уклон было легко, ветер пел в ушах, казалось минула уже целая вечность, как он, Твердислав, очутился в этих коридорах; остановился он лишь с разгону вылетев на круглую и плоскую не то площадку, не то поляну, где сходилось сразу четыре ведущих сверху туннеля. Здесь, казалось, было поспокойнее. Стены не дрожали, под ногами не пружинило; Твердислав перевел дыхание. Что это может быть? И впрямь хищник — или хитроумная ловушка, устроенная мудрецами, чтобы избавиться от докучливых просителей?

Великий Дух, но я-то не проситель, подумал Твердислав. Мне вообще ничего не надо от здешней публики, никаких чудес, только спросить, где здесь источник Силы, я не хочу сражаться с вашими Жрущими лесами и Смертными тучами, я хочу выбраться отсюда, и больше ничего!

Однако стоя на месте, вперед не продвинешься. Твердислав обнажил меч и крадучись двинулся вперед — наугад, потому что все четыре коридора представлялись совершенно одинаковыми. Три вели вниз, один, из которого он выбежал — вверх.

По-прежнему мягко и бестревожно светились стены. Свет пробивался из глубоких расщелин между фиолетовыми наплывами на стенах коридора. Как и везде в этом городе, не было видно никаких следов вмешательства человеческих рук.

— Эге-гей! Исайя! Кео! Исайя! — Никакого ответа. Мягкие стены коридора гасили эхо, не слышалось даже отзвуков.

Еще одно испытание, да, о Всеотец? — подумал Твердислав, невольно обращаясь к единственному собеседнику, который всегда с тобой, где бы ты ни был — Великому Духу. Одиночество и неизвестность, темнота, где таятся пожиратели души и плоти, с которыми может справиться только Твоя сила…

«И не только его», сказал мягкий голос. Уже знакомый голос — Твердислав слышал его еще там, в Жрущем Лесу.

Твердислав замер, не успев коснуться ногой пола, словно почуяв ловушку. Что говорил Исайя по поводу врага? Или мне все это просто мерещится? Если не мерещится, то должно последовать продолжение…

Он стоял довольно долго, пока от неподвижности не занемели ноги. Тишина. Мертвая тишина. Ни слова больше. Значит, почудилось?..

Твердислав двинулся дальше. Интересно, куда провалились Исайя с мальчиком? Крови наверху как будто бы не было, значит, оставалась надежда, что им удалось уцелеть и что они, подобно Твердиславу, бредут сейчас где-то по этим нескончаемым кишкам исполинского «гриба» и тоже, подобно ему, Твердиславу, пытаются понять — что все это значит, зачем это, для чего?..

Диковинный мир, засушливый мир, где, тем не менее, растут исполинские грибы — а уж кому, как не выросшему среди лесов Твердиславу знать, что засуха и грибы — две вещи несовместые!.. Или этот дом «мудрецов». Тоже сплошные загадки. Не хочешь никого впускать — сделай крепкую дверь. Если хочешь кого-то поймать и устраиваешь ловушку — для чего все эти лабиринты? Непохоже было, что эти коридоры хоть для чего-то использовались; они походили на «кишки», но именно что походили, не больше — стены сухие и твердые, отнюдь не приспособленные для «переваривания».

Не покидало странное ощущение какой-то невсамделишности всех этих приключений тела. Плен, Смертная туча, освобождение, Жрущий лес, странный город, драка в таверне… перед Твердиславом словно падали разноцветные детские кубики, какие он сам, случалось, мастерил в клане для самых маленьких. Выпадавшие рисунки что-то обозначали, его словно бы вели к некоему решению, подталкивали, точно нерадивого ученика: «как, и теперь еще не догадался?..»

От злости он даже топнул ногой. А что, если все это — ненастоящее? Он преодолевает трудности и опасности, бьется, как он считает, насмерть… А кто-то в это время хихикает в кулак, наблюдая за его метаниями?..

Эти рассуждения могли довести до безумия. Еще чуть-чуть — и весь мир вокруг тебя начинает представляться огромным театром абсурда, где ты — единственный актер.

Что там говорил Исайя? Не прибегать к Силе, кроме как в самом крайнем случае? Но разве сейчас не такой вот крайний случай? Они потеряли друг друга, затеряны в глубине этой исполинской живой глыбы, точно черви, ползут по ее внутренностям — разве не пришла пора воззвать к Всеотцу, Дарителю Дорог, самому верному помощнику заблудившихся?

Твердислав решительно остановился. Тот магический арсенал, которым пользовались мальчишки кланов, и сам вождь не был особенно богат; на охоте в ход шли копья и стрелы, а когда приходилось драться, рядом с парнями всегда вставали ворожеи. И это было правильно — но сейчас обернулось слабостью. Тем не менее Твердислав решил рискнуть. Терять, похоже, было уже нечего — бродить по этим переходам можно очень долго, а мешок со всеми припасами сорвался вниз вместе с мальчишкой Кео. Если что плохое и может случиться — пусть уж случается здесь и сейчас. Может быть, хоть так удастся досадить этим проклятым мудрецам.

Слово, мысль, побуждение и жест. Четыре компонента магии. Твердислав попытался как можно лучше представить себе молнию, мимоходом вновь пожалев, что рядом нет Джей. Несмотря на все совершенное ею, настоящая ненависть к ней так и не пришла. Сухие факты не горячили кровь, не заставляли ее судорожно пульсировать в висках. И, наверное, встреть он ее сейчас — ничего бы не сделал… даже несмотря на сожженную планету кланов.

Молния! Оружие ворожей, не воинов. Твердислав всего пару раз пользовался этим заклятьем, да и то не в бою, а скорее пробуя свои силы. Но на сей раз он намеревался ударить всерьез. Выбрав участок стены, поднял перед лицом скрещенные руки, зажмурился, глубоко вздохнул — мимоходом подумав, что рыжая соплячка Гилви уже успела бы всадить в эту несчастную стену целую дюжину огненных лент — и шепотом (для верности) произнес необходимую формулу.

Что-то зашипело. Между расставленных пальцев заметались голубые искорки, складываясь в какой-то легкомысленно-веселый хоровод; на миг появилось и тотчас рассыпалось чье-то полузнакомое молодое лицо, девушки, но вот где Твердислав ее видел, он вспомнить уже не смог. Может, у Середичей, а, может, когда последний раз торговались за угодья с Петером?..

Поплясав, огоньки угасли. По стене напротив Твердислава расплывалось широкое пятно инея. Далеко выдававшийся черно-фиолетовый гребень легко отломился — мороз сделал гибкое и упругое хрупким.

Твердислав почесал в затылке. Ничего более умного в тот миг он придумать не мог. Магия работала, но совершенно не так, как он того бы хотел. Впрочем, по одному случаю судить нельзя, надо попробовать еще…

Он стоял, тщательно обдумывая один из редких вариантов огненных заклятий, когда навстречу ему из-за поворота выбежал заыхающийся координатор Исайя.

И сразу же напустился, точно они расстались минуту назад, и не было ни смыкающейся воронки, ни падения в черноту…

— Что ты делаешь! Нет, ты скажи, что ты делаешь, вождь Твердислав!

— Ты откуда взялся?! — не своим голосом взревел Твердислав, игнорирую вопросы господина координатора. — Что здесь вообще творится, чтоб вас всех ведуны сожрали?!

И от этого яростного вопля — прямо в лицо — верховный координатор Исайя Гинзбург словно бы растерялся.

— К-как что?.. Мудрецы… Ты, Твердь, не представляешь, кого я здесь встретил!.. И в каком виде!.. Ты бы знал!.. Но зачем, зачем опять за Силу взялся?

— А что мне еще оставалось делать? — зарычал Твердислав. И выдал все, что по этому поводу думает. Координатор недоуменно заморгал.

— Но я ведь крикнул тебе, чтобы вы дождались меня и ничего не предпринимали…

— Не слыхал я тех слов, — обрядовой фразой клана ответил Твердислав. — Ничего было не слыхать и не видать. А потом…

— Ну, с этим-то ладно, — махнул рукой координатор. Вид у него был донельзя расстроенный. — Скверное все получается, вождь Твердислав, очень скверно. И голос ты опять слышал — это меня особенно тревожит, должен тебе сказать. Чувствую, чую я его! Идущий Следом… — еле слышно закончил он. — Враг рода человеческого. Лукавый совратитель и губитель, но как он нашел сюда дорогу?..

Они остановились перед ярко-алой аркой в боковой нише коридора. Исайя махнул рукой — мол, входи.

Твердислав повиновался.

И сразу же ощутил тугой кокон Силы, резко стиснувшей тело. Чужой, жесткой и непонятной Силы — однако с ее помощью можно было плести заклятья, и тут никакой ошибки быть не могло.

— Коор… — начал было Твердислав, однако в э миг тугие объятия разжались. Они стояли на края большого зала — над головой сплетались сотни и тысячи ходов, широких и узких.

— Зал мудрецов, — быстро проговорил Исайя. — И посмотри, посмотри, Твердь, что я здесь нашел!

Алая арка осталась за спиной. Шагах в десяти у стены на корточках сидел Кео из рода Кеосов, широко раскрытыми глазами взирая на происходящее. И посмотреть действительно было на что.

В середине зала, вокруг какой-то бесформенной кучи черно-фиолетового цвета, уродливого выроста из пола, исступленно плясало полдюжины облаченных в длинные серые балахоны людей, низко отпущенные волосы развевались из стороны в сторону и казалось, будто каждый из танцующих окутан темным облаком. Еще шестеро, стоя у дальней стены, хрипло тянули какое-то песнопение, сопровождавшееся ритмичными ударами в большие ярко разрисованные барабаны.

Твердислав пожал плечами. Ворожеи кланов умели делать свою работу гораздо красивее. И уж если танцевали, то глаз было просто не оторвать. Здесь же пляска являла собой судорожные подергивания и судороги, словно каждого из мудрецов била падучая.

— Не на них смотри, — нетерпеливо сказал Исайя. — Смотри в середину! Видишь?

Твердислав повиновался. Сперва в сплетении черных и фиолетовых наплывов затвердевшей плоти «гриба» различить что-либо было невозможно; Твердислав уже собирался пожать плечами, когда Исайя, коротко взглянув на него, неожиданно толкнул юношу вбок.

И тут Твердислав увидел. Среди массивных наплывов черного и фиолетового виднелось гротескно измененное лицо, несомненно человеческое, несмотря на вздутые и иссеченные непонятными шрамами щеки и украшенные настоящими рогами лоб. Даже отсюда было заметно, что глаза у существа — ярко-красные, каких никогда не бывает у людей.

Еще один монстр, подумал вождь. Ну и что в этом такого? Что так удивило координатора?

— Там, в этом… гм… словом, я узнал этого парня. Вик Дженингс, один из моих помощников. Пропал без вести три года тому назад, когда проект «Вера» наконец-то набрал обороты, — странным, каким-то сдавленным голосов сказал Исайя.

На взгляд Твердислава, узнать в этом существе человека было куда как нелегко — чего стоили одни лишь красные глаза! И отчего-то вождю лесного клана вновь подумалось о терпеливом учителе, настойчиво добивающемся от любимого ученика правильного ответа, пусть даже и с подсказкой. Мир Кланов был странен, спору нет, но его чудеса оказались рациональны и утилитарны, причина имела следствие и следствие — причину; виньеток, прибитых просто для красоты, почти на наблюдалось. А здесь, как показалось Твердиславу, весь мир, все, что открывалось его глазам, было одной сплошной виньеткой, пусть даже очень занятной и вычурной. Слишком уж много «так не бывает». Не бывает стражи, интересующейся у беглых невольников, «а в честном ли бою убиты ваши прежние хозяева?» — ну и многого другого. И человек из мира Черных Игл, мира Исайи, никак не мог очутиться здесь — хотя стоп, мы же очутились? Откуда следует, что дорога сюда была открыта только нам? Тем более, если этот самый Вик пропал без вести, что почти наверняка означает гибель; Твердислав ощутил противный ледяной комок в животе. Так что же, выходит, он был прав с самого начала, когда полагал себя умершим и отбывающим посмертное воздаяние по слову Великого Духа?..

— Подойдем, — шепотом сказал Исайя. — Вик хотел посмотреть на тебя.

— Ч-что? — опешил Твердислав, и, не придумав ничего лучшего, добавил: — А как же эти плясуны?

— О них не беспокойся, — махнул рукой координатор. — Когда я заговорил с Виком, они разом признали во мне Пророка. В который уже раз… — непонятно закончил он, странно скривив рот. — Так что теперь они танцуют Благодарственный Танец в честь Сил Жрущего Леса, что сподобились послать к ним еще одно Чудотворца. Когда танец будет закончен, они намерены посадить меня в такую же точно штуку, как и Вика. Тогда сила их… назовем это «храмом»… сила их храма возрастет вдвое, и паломники из самых дальних земель потянутся к ним, чтобы взглянуть на такое чудо…

Как известно, ни в самом «храме», ни на подступах к нему никаких «паломников» не было и в помине. Твердислав напрягся, вновь почуяв неладное. К тому же координатор так спокоен… Интересно, он что, и в самом деле верит, что им удастся так легко отсюда вырваться? Рука юноша сама легла на эфес. Если эти «мудрецы» вознамерятся посадить в такую вот живую клетку и его… нет, целым они меня не получат.

— Нам надо будет вытащить Дженингса, — Исайя потянул Твердислава за руку. — А сперва — заговорить зубы мудрецам. Про тебя я уже сказал, что ты — мой страж и охранитель, и на тебе — обет молчания, ты не можешь говорить ни с кем, кроме меня и нашего служки Кео. Давай, я буду расспрашивать мудрецов, а ты приглядывайся к Вику и соображай, как будем его вытаскивать!

Твердислав имел по этому поводу свое мнение, но, похоже, спорить с верховным координатором сейчас было совершенно бесполезно. Они двинулись через зал; юноша напрасно озирался в поисках нормального выхода, но увы — его взорам предстали лишь одинаковые алые арки.

— Координатор, а ты знаешь как отсюда выбираться? Как ты попал ко мне?

Исайя покачал головой: — Как отсюда выбираться я не имею — пока — никакого понятия. А к тебе попал очень просто — меня отправили мудрецы, как только ты начал творить волшбу. В пределах своего «гриба» они довольно-таки могущественны, но только в его пределах. На улице я не дам за жизнь любого из них и ломаного гроша. Бойцы никудышные, вся надежда — только на это громадное существо, внутри которого мы сейчас и оказались…

Проходя мимо танцующих «мудрецов», Исайя коротко поклонился. Твердислав повторил его движение, решил отложить остальные свои вопросы на потом. Сейчас нужно было как-то вытащить отсюда беднягу координатора, каким-то образом попавшемуся на вражий морок…

Кольцо плясунов расступилось, по-прежнему не прекращая своих вычурных па. Твердислав и Исайя остановились прямо перед чудовищным лицом.

— Ты хотел взглянуть на мальчика, Вик, — громко, стараясь перекричать раскаты барабанов, произнес Исайя. — Ты хотел взглянуть на истинно верующего. Вот он, перед тобой. И я рад, что смог исполнить это твое желание… давнее желание, помнишь, ты говорил мне?..

— Я все помню, ваше высокопревосходительство, — покрытые сетью черно-фиолетовых росчерков губы человека шевельнулись. — Я счастлив, что вижу вас… и что знаю — это не предсмертный бред, не злое виденье. О, если б я мог двинуться!.. — тяжелые веки с уродливми нашлепками из плоти «гриба» медленно опустились — и вновь, с явным усилием, поднялись. — Они сделали все, чтобы я поменьше бы смотрел и побольше слушал; но теперь все это кончится…

— Кончится, конечно же, кончится, Вик, — с деланой бодростью сказал координатор. — Мы тебя вытащим, не сомневайся. Дай мне только немного времени, чтобы заговорить зубы этим невеждам…

— Они отнюдь не невежды, господин верховный координатор, — даже сейчас Вик Дженнингс, преданный солдат Проекта «Вера», не мог отказаться от субординации, продолжая именовать своего командира по всем требованиям устава. — Они почуяли ваше появление здесь… и, надо сказать, подготовились. Видите те две ямки в полу? Это места для вас, господин координатор, и для тебя, вождь Твердислав. Они очень рачительные хозяева, эти мудрецы…

— Почему же они тогда не отобрали у меня оружие? — удивился Твердислав. — Или думают, что мы сами, по доброй воле усядемся здесь эдакими пнями?..

Координатор чувствительно пихнул юношу локтем в бок, однако Вик ничуть не обиделся.

— Я пошел на это по доброй воле, — с трудом прохрипел он, вновь закрывая глаза. — Правда, выбирать мне было особенно не из чего — я попал сюда смертельно раненым, истекающим кровью… они пообщали вылечить. И вылечили, но… Они не сомневаются, что я счастлив. Они также не сомневаются, что вы будете счастливы точно так же. Видите, как они пляшут?.. Танец Благодарности, самая высшая ступень, я такого за три года не видел ни разу. У вас будет трудный бой, ваше высокопревосходительство, не надейтесь, что они сдадутся так просто, мудрецы имеют доступ к какой-то Силе, а я так и не смог понять, откуда же она здесь берется, ясно ведь, что не из гене…

— Спасибо тебе, Вик, — резко перебил говорившего Исайя. — Я вижу, что достомудрый Исамбар из рода Имбаров делает мне знак приблизиться для беседы… Смотри в оба, вождь Твердислав!

Достомудрый Исамбар из рода Имбаров оказался осанистым и высоким мужчиной средних лет, с легкой проседью в густых вьющихся волосах и столь же черной бороде. От украшавшего его золота рябило в глазах. Кольца на каждом пальце, настоящие манжеты из множества тонких золотых обручей на каждом запястье, свисавшие с шеи массивные золотые цепи в случае нужды могли бы, наверное, заменить нагрудник. Серый балахон же, напротив, был лишен каких бы то ни было украшений, лишь на груди алой краской было намалевано нечто вроде человеческой головы, вмурованной в стену.

Исайя и Твердислав поклонились. Мудрец отдал ответный поклон, ощерил зубы в подобии улыбки, после чего вежливо пригласил садиться — из пола тут торчало такое же подобие скамьи, как и в таверне. Твердислав сел не без опаски — а ну как эти «мудрецы» решат заковать его прямо сейчас?

Исайя что-то спросил, мудрец ухмыльнулся, с достоинством огладил бороду, и принялся отвечать. Говорил он охотно, долгими раскатистыми пассажами, от которых у Твердислава тотчас начала гудеть голова. Помня данное координатором задание, он во все глаза пялился на живую тюрьму несчастного Вика Дженнингса, однако никаких мыслей о том, как беднягу удастся вытащить отсюда, у вождя так и не появилось. Конечно, можно устроить потасовку, Исайя, судя по всему, хороший боец, а жрецов в зале только дюжина и они ничем не вооружены… Конечно, нападать на безоружных против воинской чести, но разве будет лучше, если вся эта кодла навек заточит его, Твердислава, в таком же точно черно-фиолетовом пне?..

Тем временем танец стал малость поспокойнее, похоже было, что плясуны выполнили свою задачу. И точно — немного погодя, отбив многочисленные земные поклоны бедняге Вику, шестеро танцоров стали пятиться, отступая от чудовищной темницы. Твердислав осторожно тронул Исайю за рукав.

— Координатор, спросите его, могу ли я поговорить с их пророком?

— Что? — Исайя недовольно повернул голову. — Хочешь поговорить с Виком? Зачем?

— А как вы его вытаскивать собрались? — рассвирепев, зашипел Твердислав. — Человек полностью в это дерьмо живое врос, может, его и меч местный не возьмет, что тогда?

Исайя поморщился, но деваться ему было некуда. После недогих переговоров с достомудрым искомое разрешение было получено, и Твердислав подошел к Вику почти вплотную. Теперь, когда за спиной не бились и не дергались в корчах танцующие, даже смотреть на несчастного было легче. Глаза Вика была закрыты, казалось, он пытается уснуть.

— Вик! — обросшие плотью чужого мира веки дрогнули. Пророк дикого племени открыл глаза, в упор уставившись на Твердислава.

— Я не спал, — хриплым шепотом объявил он. — Я теперь вообще никогда не сплю. Все благодаря этой зверюге, что вокруг. Только веками двигать и могу, ну и еще глазами. Головой не повернуть, хотя я и пытался… — быстрая речь его казалась порождением болезни. Случись услыхать такое в клане, Твердислав бы уже созвал травниц. — Ты хотел спросить… знаю, о чем. Про Силу, про этот мир… что смогу, расскажу, хотя и не так много — мне ведь на вопросы вообще никто не отвечает, мне положено только прорицать, и все… А это такое муторное дело — вещать, сам не ведая что, какие-то картинки показывать, словно я — волшебный фонарь… Представь себе, вождь Твердислав, что у тебя из глаз выходят два луча света и в них начинают появляться какие-то картины, мудрецы запоминают их, потом спрашивают меня, я изрекаю какой-то рифмованный бред, они его потом истолковывают… — Вик сделал неуклюжую попытку хихикнуть. — Я хоть и сижу здесь сиднем, вижу далеко-о… Ну и говорю им потом. А, прости, ты ведь про мир спросить хотел… Странный мир, скажу я тебе. Даже небеса тут неодинаковые. Где-то голубые, как и у нас, где-то — лиловые, как тут, где-то даже красные есть… Это не просто планета, вождь Твердислав, это… нечто больше, по-моему. Нечто больше… словно три или даже четыре планеты взяли, вместе перемешали, да и оставили смотреть, что будет. Спросишь, кто оставил — знаю, вождь, не знаю, врать не стану. — Вик болтал, словно не в силах остановиться. — Племена… племена тут самые разные. Есть в пустыне, есть в лесах… ну да это ты и сам знаешь. Здесь живут грибоеды, поклоняются чудищам Жрущего Леса — эти чудища на самом-то деле не так страшны, одолеть их всех можно, кроме разве что Смертной Тучи, да только эти мои грибоеды хилы на сей счет оказались. Знаю, что, собравшись вместе, могли бы они весь Жрущий Лес выжечь, ан вот не выжигают, напротив, жертвы ему приносят… Правда, и прибыль от него имеют. Мелких тварей ловят и засаливают, какие-то травы и листья собирают, варят снадобья, торгуют по всему свету — неплохо живут. Рабы у них тоже есть, конечно, какой же античный мир без рабов; да только порядки уж больно странные, если раб бежал от своего господина, раба ловят и либо казнят, либо хозяину отдают, а вот если невольник своего господина убил, да в честном бою — тогда он — полноправный гражданин, и никто ему ничего сделать не сможет, ну только что род погибшего… Воинов они своих так тренируют, что ли, чтобы не зажирели — не знаю, не так и не понял, они ведь мне тоже на вопросы не отвечают… Воюют часто. Тут ведь так — то засуха с севера нагрянет, то хляби небесные с юга… а вместе с погодой и тамошние приходят, тогда такое творится — не приведи Великий Дух увидеть. Режут и убивают друг друга хуже самых жутких чудищ. Сейчас вот жаркий сезон настал, север осильнел, засуха воду повытянула, Жрущему-то лесу ничего, откуда он воду берет, никто не знает, даже мое вместилище, дом этот живой, то есть, а вот поля — тут к западу есть, ты еще не видел просто — поля повыгорели, так что провиант приходится за тридевять земель возить. Кое-что, типа плесени съедобной, в грибных подвалах растет, но мало, на всех не хватит, вот и гоняют грибоеды мои караван за караваном, хорошо еще, что кровососы с крылатыми сейчас воюют, продовольствие за бесценок отдают, а то совсем бы худо пришлось…

— Постой, постой! — перебил излияния Вика Твердислав. — Как ты сказал? Кровососы? Мелкие такие, на деревьях живут? И крылатые — шеи у них нет, голова словно в плечи вдвинута? Так?

— Так… — изумился Вик. — Но откуда ты это знаешь, вождь Твердислав?..

Юноша не ответил. Стоял, прижав ладони к сдавленным болью вискам.

Крылатые и кровососы. Кровососы и крылатые. Так вот где она, разгадка, такая элементарная, а он, тупица, все топтался кругом да около, несмотря на все подсовываемые ему подсказки! Не случайно мир этот казался ему декорацией, не случайно он раз за разом вставал в тупик от царящих здесь нелепостей, не случайно, не случайно, не случайно! Не хотел замечать очевидного, в глаза бросающегося, такого простого!.. Вот оно, решение, вот он, ответ — Сенсорика. Не сотворенное Великим Духом посмертие, нечто хуже — Сенсорика Умников. Мир красотки Аэ, путешествующей вместе со своим огром. Остается, правда, вопрос — каким образом они с Исайей перенеслись из горящего «Разрушителя» сюда, но на этот вопрос, наверное, не ответит никто, кроме самой коварной Умницы.

Твердислав больше не слушал Вика. Болтовня бедняги вдруг стала абсолютно безразлична. Ясно, что отсюда надо уходить, и… что там толковали те двое крылатых, что уносили с поля боя свою погибшую соплеменницу? Что-то о моих путях… Книга Убийц… или нет, это было не там? Проклятье, ничего не помню… самого важного, как оказалось…

— Твердислав! — окликнул его координатор. Достомудрый Исамбар смотрел на него с жадной ухмылкой. Не иначе, как представлял свой «храм» — о чудо! — сразу с тремя замурованными в пни Пророками… — Твердь, подойди сюда, прошу тебя!

— Исайя, — медленно проговорил юноша. — Хватит разводить разговоры. Я знаю, где мы и что с нами. Мы — в Сенсорике. В Сенсорике Умников.

Исайя охнул и заметно побледнел. Затравленно взглянул на Исамбара — и Твердислав готов был поклясться, в этот момент господин верховный координатор горько пожалел, что не прибил этого достомудрого палача сразу, без долгих рассуждений.

— Сенсорика… откуда ты знаешь?.. Ну да… совпадает… Вика просто накрыло облаком…и он попал сюда… Мы предполагали, но…

— Хватит болтать, — тихо и яростно сказал Твердислав. — Надо убираться отсюда. И искать ту, что выведет нас отсюда. Мою подружку Аэ.

Исайя вытаращил глаза.

— Это ее мир, координатор. Я здесь уже бывал, хоть и в других частях. Декорация, фата-моргана, подделка — все вместе. Здесь нет законов — здесь только прихоть создательницы. Отсюда все эти нелепости, грибы в сухом краю! — Твердислав не выдержал, фыркнул.

— Мы в Сенсорике… отсюда нет возврата, Твердь… — кажется, координатор Исайя совсем не слышит юноши. — Никто из накрытых облаком не вернулся. Никто. Значит, они все-таки добрались до нас… и теперь останется только уничтожить себя.

Достомудрый Исамбар недоуменно глазел на болтающих по-птичьи белокожи чужеземцев.

— Надо уходить, координатор. Вика нам не спасти. Только сами разделим его участь. Здесь убивают взаправду, координатор, это не посмертие, это хуже! Мы в мире, где ни твой, ни даже мой опыт — почти ничто. Я на знаю, зачем Аэ все это придумывала — но вот придумала и, по-моему, еще и старалась, чтоб повычурнее получилось, поинтереснее!..

— Понятно, — мертвым голосом сказал Исайя. — Пошли. Я только прощусь с достомудрым… А ты беги сразу к алой арке, неважно какой — я все равно не знаю, которая ведет наружу и ведет ли вообще…

— Не надо паники, координатор, — решительно отрезал Твердислав. — Я сказал «надо уходить», однако это не значит «надо удирать сломя голову». Поговорите с этим золотношей еще. Пусть расскажет побольше. О пророках, о храме… А я подожду.

Кажется, Исайя взял себя в руки. Глаза вновь обрели привычный металлический блеск, и голос, когда координатор вновь заговорил, был исполнен дипломатически-приятственных ноток. Достомудрый Исамбар немедля расплылся в улыбке — наверное, решил, что занесенные ветром удачи в его храм будущие Пророки уже полностью смирились со своей участью.

Как бы не так, зло подумал Твердислав. Я не дам этой девчонке играть собой! Не дам ни под каким видом! Если понадобится, я выжгу весь этот проклятый лес вместе с городом, и притом моя совесть не шевельнется. Это ведь твои куклы, Аэ, твои игрушки, ожившие игрушки, точнее, оживленные — так у нас девчушки оживляют тряпичных куколок. Точнее сказать, оживляли…

«Но разве ты когда-нибудь сжег хоть одну такую игрушку?» — вдруг спросил знакомый мягкий голос. Координатор Исайя аж подпрыгнул на скамье рядом, широко раскрытыми глазами уставившись куда-то в пустоту, словно увидав там того самого врага, о котором так часто толковал Твердиславу.

«Кто ты?! Покажись, трус, отзовись!!!» — мысленно закричал Твердислав; ответа, разумеется, не последовало. Достомудрый Исамбар тем временем начал смотреть на пришельцев уже без удивления, с одним лишь каким-то жадным ожиданием: наверное, уверился, что из них выйдут отличные пророки — ишь, как дергаются, бледнеют и размахивают руками!

— Это место осквернено! — Исайя в священном гневе вскочил на ноги. — Не останусь тут более ни мига! Прочь, прочь из этого дьявольского вертепа! О, отец, отец, за что ты заставил меня испить чашу сию!..

При чем тут еще какой-то отец, Твердислав не понял. Нужно драться, вот и все. А там видно будет.

Координатор обернулся к Твердиславу, уже не обращая никакого внимания на «мудрецов»:

— Пожалуйста… попытайся освободить Вика.

— Да куда ж нам! — возопил парень. — Думаешь, этот самый гриб так уж легко рубится?..

— Попытайся, — негромко повторил Исайя, зловеще усмехаясь углом губ и поворачиваясь к достомудрому. Краем глаза Твердислав заметил, как с лица Исамбара мигом смыло ухмылку. Жрец, священник, мудрец — неважно, кем он был на самом деле — внезапно истошно заверещал. Вскочил на ноги, отшатнулся — или, вернее сказать, незримая рука просто отшвырнула его к стене. Твердислав вскочил на ноги; меч сам собой прыгнул в руку, юноша рванулся к узилищу несчастного Вика, не думая даже, как он освободит пленника; размахнувшись как следует мечом, сплеча рубанул по фиолетовому боку живого «пня» — бедняга Дженнингс отчаянно заголосил.

— Что ты делаешь, больно!!!

Твердислав невольно опустил меч — но лишь на мгновение. Достомудрый Исамбар вскочил с ногами на скамейку — точно девчонка при виде змеи — и что-то вопил, размахивая руками. Из алых арок один за другим выныривали его подручные, вооруженные кто чем; мелькали копья с широкими и длинными, в треть древка, навершиями, тяжелые топоры, кривые мечи… К счастью, ни у кого не оказалось луков — наверное, боялись попасть в свое главное сокровище, Пророка Дженнингса.

Невольно юноша пожалел, что его боевой костюм так и сгинул в огненной купели «Разрушителя».

Исайя, точно призрак, возник рядом с Твердислаом; правая ладонь окровавлена. Координатор брезгливо встряхнул рукой.

— Кео! Кео Кеосар!

Мальчишке не пришлось повторять дважды. Сорвавшись с места, он словно маленькая ракета промчался по залу, змеей проскользнув мимо вооруженных жрецов.

— Дай ему лук! — приказал Исайя. — Ну, скорее!

Жрецы промедлили с атакой и в следующий миг жестоко поплатились — стрела Кео вонзилась одному из них прямо в живот. Остальные жрецы что-то завопили, указывая пальцами в дальний угол, там, где шли переговоры; достомудрый Исамбар все не появлялся, но Твердиславу сейчас было не до него. Парень вновь ощутил явственные содрогания Силы — и вторая стрела, выпущенная мальчишкой, отскочила от лба другого жреца, словно легкая соломинка.

— Ваше превосходительство… добейте меня… — прохрипел Вик за их спинами. — Лучше смерть, чем такое…

— Не придумывай! — гаркнул Исайя. — Мы вернемся за тобой, Вик, не сомневайся! Потерпи еще чуть-чуть! Твердь, Кео, за мной!..

Ни Твердислава, ни мальчишку не пришлось просить дважды. Все вместе, они бегом бросились к ближайшей красной арке в стене, не думая, куда она может их вывести. Жрецы всем скопом кинулись к ним; они были приучены сражаться, вперед выдвинулись копейщики, брошенный кем-то легкий дротик пролетел над головой Твердислава, парень зло рубанул мечом по древку сунутого вперед копья, напрочь срубив наконечник. Подхватил его, словно второй меч, резко развернулся к нападавшим…

— За мной! — дико взревел координатор, но было уже поздно. Твердислава атаковали сразу трое в серых балахонах, орудуя мечом и длинным, почти в три четверти своего клинка, срубленным навершием, Твердислав отбил несколько выпадов; однако его окружали уже и с боков, и со спины, и кто знает, чем все это бы закончилось, если б Исайя не схватил не в меру горячего вождя за шиворот, с неожиданной силой втащив его в красный проем выхода.

Короткий миг тьмы… и вновь ощущение стиснувшей тело Силы… в глаза вновь брызнул знакомый лиловатый свет местного неба. Мужчина, юноша и мальчишка стояли на самом краю черной «шляпки» «гриба», уже успевшей распрямиться, приняв свое всегдашнее положение. Все так же свисала веревочная лестница — а вот мешки и поклажа сгинули бесследно.

— Вниз! — гаркнул Исайя. — Один раз мы из обдурили, второй раз не получится. Вниз, Кео, вниз!

Мальчишка понял, хотя приказ был отдан на чужом для него языке. Обдирая ладони, Твердислав скользнул вниз — и вовремя, потому что фигуры в серых балахонах появились на краю крыши, и на сей раз у каждого в руках оказалось по пучку дротиков. Юноше с трудом удалось уклониться от свистнувшего совсем рядом древка.

Однако удача оказалась на их стороне — они успели оказаться на земле прежде, чем жрецы сумели взять точный прицел. Исайя махнул рукой куда-то между домами, крикнул «Бежим!», и они побежали. Редкие прохожие и погонщики недоуменно глазели им вслед, но задержать никто не попытался.

После нескольких минут бега по испепеляющей жаре Твердислав понял, что сейчас свалится и просто умрет, не в силах больше сделать ни шага. И тут вперёд вырвался Кео — мальчишка резко свернул вправо, к выраставшей из зеленого песка черно-фиолетовой стене очередного «гриба», и нырнул в какую-то неприметную не то нору, не то дырку межды выдавшимися далеко вперед мощными выростами, больше всего напоминавшими древесные корни. Твердислав и Исай последовали за ним.

Поворот, поворот, поворот… И вот уже нет иссушающей жары, вокруг царит приятный полумрак и живительная прохлада. Узкий и низкий ход, извиваясь, вел куда-то в глубину, и Кео, не раздумывая, махнул рукой, призывая следовать за ним. Этот его жест в переводе не нуждался.

Наконец беглецы очутились в низком сводчатом помещении, заваленном по углам какими-то древними не то тюками, не то мешками. Здесь Кео остановился; едва переведя дух, что-то горячо заговорил, обращаясь к Исайе. Координатор бесстрастно выслушал паренька, благодарственно похлопал его по плечу и повернулся к Твердиславу.

— Наш юный друг поистине неоценим, — вздохнул Исайя. — Он только что сообщил мне, что за нападение на мудрецов все мы подлежим безусловной и мучительной казни путем скармливания нас тварям Жрущего Леса. Так что Кео приговорен уже дважды… что отчего-то повергает его в веселье, он находит это очень веселым: что либо его род, либо мудрецы окажутся в дураках после того, как его казнят другие. По здешним понятиям, если приговоренного тобой казнили другие, это тяжкий позор. В общем, из Грибного Города нам надо бежать.

— Куда же? — тотчас спросил Твердислав. Горло невыносимо горело от жажды.

— На запад, я думаю, к областям, где, насколько я понял достомудрого Исамбара, да станет земля ему пухом, ходят караваны межу севером и югом. На севере сейчас страшная засуха, там делать нечего, погибнем. Юг более гостеприимен, да и солнце там не столь жаркое — не говоря уж о голубом небе, — закончил координатор.

— План хорошо, — согласился Твердислав. — Жаль только, деньги все пропали… И вода.

— Денег добудем, — беззаботно махнул рукой Исайя. — Нет, жизнь в обществе, где признается только одно право — право сильного, имеет свои преимущества… — добавил он загадочно.

— А где мы сейчас? — поинтересовался Твердислав.

Последовал короткий диалог координатора с мальчишкой, и Исайя повернулся к вождю.

— Он говорит — это старые склады и кладовые рода Кеосов. Он тут все знает. Говорит, до темноты нас не потревожат. Жрецы наверняка уже прознали о вынесенном ему, Кео, приговоре, так что владения Кеосов будут последним местом, где нас станут искать.

— А как же так — склад и без дверей? — подолжал недоумевать Твердислав.

— Эти вещи сторожит волшебство, — перевел Исайя ответ мальчика. — Если кто-то попробует что-нибудь стащить, немедленно поднимется тревога. Все это знают, и потому никто даже и не пытается что-то украсть.

— А если сюда зайдет кто-то из твоего рода?

Исайя перевел вопрос. Мальчик жизнерадостно засмялся, словно от радости.

— Он говорит, что тогда мы убьем такого, вот и все, — покачал головой координатор. — Вот маленький варвар! Жизнь, что своя, что чужая — для них ничто. Радостно живут и умирают тоже радостно, хотя и не осенены светом истинной веры…

Потянулись часы ожидания. Кео, ловко вывернув наизнанку свои юбку и куртку, куда-то ненадолго сбегал, вернувшись с расписным кожаным бурдюком воды. Ни Исайя, ни Твердислав не стали спрашивать, откуда взялась эта добыча. Если Кео взял ее, значит, она его законная собственность. Таков местный закон, и глупо будет идти против него — по крайней мере сейчас.

Когда день наконец кончился, все трое выбрались на свежий воздух — конечно, назвать его «свежим» из-за царящей в Грибном городе вони можно было лишь весьма условно, от затхлого, застарелого зловония в подвале Твердислав едва не лишился чувств.

За это время Кео рассказал еще немало интересного; узнав, что предстоит новое бегство, мальчишка обрадовался так, словно ему подарили весь мир, да еще с новыми коньками впридачу. И немедленно рассказал о западном пути немало интересного.

Оказывается, безводная пустыня, владения Жрущего Леса, кончались в четырех днях пути конной повозки. Дорога упиралась в заставу, где стояла стража Грибного города. Там с торговцев взималась пошлина. Иноземные купцы с запада дальше этой заставы не допускались, и там возникло стихийное торжище. Тракт спускался с высокого обрыва на зеленую, богатую водой низменность, где зеленый был цветом именно травы, а не песка. Кео ведомы были и края с черной травой, но только по рассказам старших, оттуда привозилась самая лучшая кость этого странного мира.

Еще в двух днях пути за «таможней» идущий с востока на запад тракт встречался со своим братом-близнецом, что вел с севера на юг. Там даже была большая текучая вода — Исайя не сразу добился от Кео внятного описания, после чего стало ясно, что там просто протекает большая и полноводная река. Там стоит еще один город, где перемешано множество народов и рас, имен у этого города множество, но спроси любого в любой части ведомой ойкумены, где находится этот город — и тебя поймут. Там, как и в Грибном Городе, правят торговцы, главы больших гильдий, только связанные не кровными узами, и даже не общностью интересов, а традицией. Город-крепость, оплот богатых негоциантов, держит в своих руках всю торговлю севера и юга. В толпе на его улицах легко затеряться, там никто не интересуется твоим прошлым, а зажиточные люди содержат для своей безопасности многочисленную стражу. Некоторые воины Грибного Города служили там, зарабатывая неплохие деньги. Во всяком случае, по утверждению Кео, мальчишек-лучников там ценили. Умеющих драться двумя мечами — тоже. Ну, а тем, кто способен справиться с врагом безо всякого оружия, — тут Кео устремил обожающий взгляд на Исайю, — и вовсе цены нет!

Услышанное вполне обнадежило. Плохо было лишь то, что этот путь бегства был очевиден, и, если мудрецы не совсем уж растяпы, они постараются его перекрыть. Тогда придется рискнуть и пробираться чащобами Жрущего Леса, и никто не мог сказать, где шансов больше — в сражении со всеми воинами Грибного города, или на тропах и прогалинах Жрущего. О восточном же пути, пути через Зеленую пустыню, не могло быть и речи — безводная, иссушенная, с засыпанными колодцами… Ее могли преодолеть (и преодолевали) только большие, тщательно снаряженные караваны, или же отчаянные одиночки, у которых повозка наполовину была загружена не товарами, а флягами с водой. Этот путь жрецы скорее всего стеречь не будут — к чему? Жрущий лес тянется на много дней пути к северу и югу, пройти через него невозможно, колодцев нет… А сам восточный тракт ведет, как известно, в никуда, кончаясь у высоких гор, с обитателями которых торгуют жители Грибного города…

В общем, с географией стало малость понятнее. Сам Кео, увы, не бывал почти нигде и о таможне на западном тракте рассказывал только с чужих слов.

— Что ж тут думать, — вздохнул Исайя. — Придется идти на запад. Другой дороги у нас просто нет.

Твердислав ничего не ответил. Слишком уж просто. Слишком уж напрашивается. А это значит, что надо поступить наоборот! Так, чтобы это удивило бы даже твоих друзей — тогда враги удивятся наверняка. А, как известно, «удивить — победить».

— Надо идти на север, — внезапно сказал Твердислав. — Через Жрущий Лес. Вспомни, координатор, мы прошли через него, и ничего, деревья нас не тронули, неприятности начались только на дороге. Кто знает, если мы свернем с торного пути, то нас никто и не тронет? А идти на север надо вот почему. Там обитают крылатые с кровососами, я там уже бывал. Нормальный мир, зеленый, и небо голубое, и никаких тебе Жрущих Лесов… а крылатые и вовсе народ очень серьезный, и, когда говорили, я понимал их язык… Да и кроме того… там поклоняются Хозяйке, там у кровососов стоит деревянная статуя Аэ, она там бывает… Мне кажется, там больше шансов ее отыскать — мы ведь не собираемся провести остаток дней своих, бегая от этих зловонных «мудрецов»?

Исайя задумчиво помял рукой подбородок. Идти через Жрущий Лес ему явно не улыбалось.

— Звучит заманчиво, конечно же, — вынужден был признать он. — Но посуди сам, вождь Твердислав — никто не знает, сколько нам придется идти через эти кишащие чудовищами пущи. У нас мало воды. Кроме того, по солнцу здесь не сориентируешься вследствие отсутствия такового, — координатор усмехнулся. — Кео болтал что-то о местных компасах… — Он обернулся к мальчишке. Тот выслушал, коротко кивнул, после чего паренька как ветром сдуло.

— Опасно посылать его в город сейчас, — хмуро заметил Твердислав.

— Не более опасно, чем торчать здесь, где нас в любой миг может застукать ночная стража, — отпарировал Исайя.

Кео вернулся на удивление быстро. В ладони его была зажата небольшая гладкая коробочка; однако говорил мальчишка с явным испугом.

— По улицам рыщут воины вместе с мудрецами, — хмуро сказал Исайя. — На западную дорогу поскакал большой отряд, воины на повозках и колесницах. Кео говорит, что ему удалось подслушать разговоры — все убеждены, что мы избрали для бегства именно западный путь. Дорогу будут прочесывать постоянно — там не дураки и понимают, что мы можем еще некоторое время скрываться в городе. Выхода нет, друг Твердислав. Уходим на север, как ты предложил.

Кео потянул Исайю за рукав и что-то торопливо заговорил.

— Только нанесем сперва визит на городской рынок, — усмехнулся координатор.

* * *

Была уже глубокая ночь, когда они, нагруженные кожаными бурдюками с водой, пересекли засыпанное зленым песком пространство, отделявшее Грибной город от Жрущего леса, и двинулись дальше, вглубь неведомых чащоб. Коробочка, добытая мальчиком, оказалась самым настоящим компасом, с четырьмя плавающими в густом масле огоньками — зеленым для востока, коричневым для юга, голубым для запада и ярко-красным для севера. Держа направление по красному огоньку, они вступили под своды Жрущего леса. Несмотря на своя явно отчаянный характер и будучи вооруженным до зубов, Кео тем не менее дрожал, как осиновый лист. Тем не менее никакого намерения оставаться позади он не выказал, смело лез вперед, держа наготове лук с наложенной на тетиву стрелой.

Все вокруг было затянуто, заткано непроглядной тьмой. Пришлось в самом начале пути зажечь факелы; Твердислав не мог полагаться ни на что, кроме зрения — и это он, умевших ходить по чащобам и вовсе с завязанными глазами!

По предложению Исайи, они связались все вместе одной веревкой, хотя опасность провалиться в яму тут и отсутствовала. Твердислав и координатор несли факелы, Кео, как лучника, от этой повинности освободили.

Сперва все шло как нельзя лучше. То ли деревья на ближних подступах к Грибному городу были уже научены горьким опытом, то ли они оказались просто сыты — коричневые заостренные ветви лениво поворачивались в сторону пришельцев, и ничего больше. Лес хранил безмолвие, стояла ватная тишина, ни шороха, ни треска, ни хотя бы дуновение ветерка; воздух был неподвижен, как в склепе. Ясно было, что до рассвета, как по привычке думал Твердислав, останавливаться было нельзя. Да и негде тут было останавливаться — коричневые деревья стояли почти вплотную, так что порой приходилось протискиваться между ними чуть ли не боком, отмахиваясь факелом от слишком уж нахально лезущих в лицо веток. Огонь деревьям явно не нравился, ветви поспешно отдергивались, словно и впрямь чувствуя боль ожогов. Тем не менее, направление пока удавалось держать, сильно уклоняться не приходилось.

Глубины Жрущего Леса, да еще и в скупом свете факела сперва показались Твердиславу ничем не отличавшимися от того, что ему уже довелось видеть. Однако, когда прогорел первый факел и пришлось вытащить второй, юноша понял, что ошибался.

Судя по всему, здесь никогда не бывало людей. На земле лежал толстый слой пыли, словно в старом, давным-давно не чищенном доме. Деревья стали куда толще, чем на окраинах, а ветки их — куда острее. Теперь приходилось соблюдать осторожность — здесь гостями вполне серьезно намеревались закусить. Появилось нечто вроде подлеска, издали напоминавшего скопище привязанных за хвосты к камню водяных змей — ветви постоянно гнулись, извивались, тянулись то вправо, то влево, в тщетных поисках добычи.

Дважды неподалеку от путников взрывалась земля, дважды местные «живоглоты» отдавали себя на растерзание хищным деревьям. Исайя бормотал что-то о «симбиозе», но времени вникать в его умные речи сейчас, конечно же, не было. После случившегося у «мудрецов» координатор заметно помрачнел, брови его, раз сойдясь, так уже и не расходились. Твердислав с радостью прозакладывал бы даже Ключ-Камень, имей он его сейчас — Исайя опять размышлял о своем знаменитом «Враге» и «Зле». Во всяком случае, упал он уже дважды, ухитрившись оба раза очутиться чуть ли не в самой гуще хищных кустов, Твердиславу даже пришлось пустить в ход меч.

К рассвету все трое окончательно выбились из сил. Полумертвые от жажды, при свете вспыхнувшего фиолетового дня, они отыскали место, где деревья стояли чуть пореже и почти что рухнули на жесткую землю. Теней здесь, как известно, почти что не было, предстояла долгая и мучительная дневка — идти по такой жаре означало едва ли не верную смерть. Жар незримого светила, пусть даже и лиловый, жег глаза, пришлось оторвать лоскуты одежды, закрывая лица.

— Твердь… — Исайя мелкими глотками выпил свою долю воды. — Твердь, мне кажется, нам нет смысла искать Аэ.

— Вот те на… — вырвалось у парня. Сил спорить не было, однако он все-же повернулся набок, отведя повязку с лица. — Долго думал и придумал, координатор! Что ж раньше молчал? И почему так решил?

— Аэ — Умница. Я не уверен… э-э-э… что она полностью свободна от предрассудков в отношении меня, своего врага. Признаюсь, сперва мне это просто не пришло в голову, настолько я был поражен, н-да… Это во-первых, а вот вторых — я не убежден, что мы должны как можно скорее покинуть эти края, друг мой. Тот враг, о котором я тебе говорил…

— А как же Совет? Война? Все прочее? — не понял Твердислав. — Пока есть хоть малый шанс, что мы не попадем в отдаленное будущее, надо пытаться вернуться! Для меня иной дороги нет.

— Друг Твердислав, то, с чем мы столкнулись здесь, вдесятеро важнее всех наших войн и даже — прости меня — твоих кланов.

— Это как? — опешил Твердислав. — Что, опять враг? — добавил он язвительно.

Исайя пропустил насмешку мимо ушей.

— Да. Именно, что враг. Антипод Великого Духа, судя по всему, безраздельно властвующий здесь, в подвластной Умникам Сенсорике. Как все оказалось просто, а мы-то, дураки, ломали себе головы… Миры, творимые по прихоти воображения злых и испорченных детей! — координатор потряс головой. — И, сдаётся мне, я знаю, кто и как их испортил!..

Твердислав только вздохнул и пожал плечами. Он был в этом далеко не убежден. Аэ не казалась испорченной. А Мелани, наставница Джейаны? Она ушла к Умникам, потому что приняла их правду, а не потому, что была плохой. А те выходцы из кланов, что, знал Твердислав, вслед за Мелани предпочли сторону Умников, несмотря на заветы Всеотца? Значит, стояло за ними нечто куда большее, чем простая ложь и сладкие посулы. Аэ в свое время не нашла правильных слов, сразу же принявшись покупать — а он, Твердислав, не из тех, кто продается. А вдруг бы нашла?.. И потом — Сенсорика это ведь не просто созданные воображением миры, внезапно обретшие плоть. Сколько бы ты ни выдумывал мир с лиловым небом, если в нем на земле растет трава, то этой траве нужна вода. Можно придумать диковинные племена и удивительные обряды — но владельцы рабов никогда не смогут согласиться с тем, что невольники могут так легко получить свободу, да еще «убив прежнего хозяина в честном бою!» Голодный не сможет питаться воздухом, не поплывет железо и яблоко не полетит вверх. А здесь… да, яблоки вверх не летают, но как вам понравится разноцветное небо в пределах одного мира? Или выросший на безводье Жрущий Лес — даже целая армия «живоглотов» не обеспечит его прокормом. Несообразности на каждом шагу, а это значит… значит, что естественным силам нет сюда доступа, все имеет начало в разуме Аэ и там же обретает свой конец — да не очутились ли мы просто в грезах этой девчонки?.. Но нет, грезы не подходят. Сенсорика была реальна, она сжигала танки, выводила из строя боеголовки ракет, обращала во прах электронные схемы. Она была видимым облаком в пределах подчинявшегося верховному координатору Исайе Гинзбургу города, она была чем-то большим простой материализации, она была, была…

Твердислав заскрежетал зубами. Ответ, казалось, был совсем рядом, вот, на ладони — и вновь приходится отступать, когда сознание начинает спотыкаться на правилах обыденности. Но нет — разгадка ускользала, словно серебристая мелкая рыбка-уклейка, лишь на миг сверкнув чешуей; надо было все начинать сначала. Озарение — прекрасная вещь, когда опирается на факты; если же фактов не хватает, озарение зачастую превращается в болезненный бред.

Исайя долго и молча наблюдал за своим молодым спутником.

— Не проси милости у сильных мира сего, — нараспев вдруг сказал он. — Откажет жадный, откажет трусливый, откажет себялюбивый. Сделай так, чтобы они сами пришли бы к тебе умолять о помощи… Что скажешь, вождь Твердислав? Умными людьми были древние пророки?

— Умными, но не настолько, чтобы предвидеть появление Умников, — попытался отшутиться Твердислав. Исайя только покачал головой, не принимая его тона.

— Ты прекрасно понимаешь, что не в Аэ дело. Она может тут вообще больше никогда не появиться. Или в последний, судный день этого мира — привычки богов, знаешь ли, довольно-таки неприятны для смертных. Мы можем проискать ее весь отпущенный нашим телам срок. И ничего не добиться. Лучше, мне кажется, поступить иначе…

— Сделать так, чтобы она сама нашла бы нас, — кивнул Твердислав.

— Правильно, мой юный друг! — улыбаясь, Исайя торжественно вскинул руки. — А как можно привлечь ее внимание? Только победив то зло, что свило себе гнездо в пределах ее мира, если, конечно, это и в самом деле ее мир, а не чей-нибудь еще, — добавил координатор уже тише.

— А зачем же ты говорил, что опасаешься встречи с ней?

— В роли жалкого просителя — да, опасаюсь. В роли победителя, в роли того, кто ей самой нужен до зарезу — существенно меньше. Конечно, Умники склонны к иррациональным поступкам, но рискнуть все равно придется.

— Значит, координатор, чтобы привлечь внимание Аэ…

— Надо схватиться с самой могущественной силой ее мира, вождь Твердислав. Тривиальный лесной пожар ее едва ли обеспокоит, — улыбнулся Исайя.

— И ты считаешь, что твой «враг» поможет нам? — поднял бровь Твердислав.

— Конечно, — кивнул Исайя.

* * *

Они переждали тяжкую, удушливую жару. Лес вокруг сделался совсем вялым, и Твердислав не переставал удивляться страхам обитателей Грибного города — пройти через чащобы теперь казалось делом вовсе нетрудным — лишь бы хватило воды. Исайя строго ограничивал порции, и лишь когда Кео начал заметно отставать, дал мальчишке пить. Ночь прошла спокойно, вдобавок дорога все время вела под уклон — они спускались не то в исполинский овраг, не то в громадную котловину. Кео из рода Кеосов недовольно мотал головой, тянул Исайю за рукав, призывая обойти опасные, по его мнению, места — но, дай они крюк, воды не хватило бы точно. Алый огонек устойчиво показывал дорогу на север, сплетения безжизненных чащоб оставались за спиной, и Твердислав, несмотря ни на что, начал верить, что этот их поход и в самом деле окончится благополучно.

Разумеется, этим надеждам сбыться было не суждено.

Неприятности начались, когда уже к концу ночи путники достигли дна огромной котловины. Приходилось экономить факелы, бòльшую часть пути они проделали, довольствуясь только одним. Спева им везло, но, когда во тьме впереди внезапно раздалось приглушенное хлюпанье и бульканье, словно чьи-то босые ноги ступали по мелкой траве, Кео задрожал, выронил лук и рухнул на колени, закрывая голову руками.

Из его бессвязного бормотания Исайя понял, что они вышли к родилищу чудовищ, к чуть ли не самому страшному месту во всем Жрущем лесу, месту, где лес порождает своих слуг, отправляющихся за данью к границам людских пределов. Теперь, по словам Кео, их всех непременно найдут и сожрут.

— Небось не сожрут, — махнул рукой Твердислав. После ночных схваток на дороге он придерживался весьма низкого мнения о тварях Жрущего леса. Куда им до ведунов! Вот с теми приходилось попотеть, и изрядно!

Собственно говоря, сами чудовища и в самом деле не слишком заботили Твердислава. Выстоял в родном мире, выстоял в мире Черных Игл, дрался с крылатыми здесь, хоть и под другим небом, не бежал от Смертной Тучи — так что схватка, если они и предстояла, была просто еще одной стеной, на которую следовало вскарабкаться. Гораздо интереснее было понять — почему здесь оказалась именно эта стена? Сама ли Аэ поместила тут на свое место каждую травинку и кустик, сама ни начертала пути, по которым живут здесь и разумные, и неразумные? Или жизнь здесь сложилась сама собой? Или, может, он абсолютно не прав, и все увиденное — на самом деле внушенные облаком Сенсорики бред, в то время, как он, Твердислав, валяется сейчас в каком-нибудь грязном закуте родного мира Исаий, а вокруг идет бой, реактивная артиллерия сторонников координатора наносит очередной отсекающий удар, в то время как Умники методично долбят укрепления неприятеля стенобойными ракетами? Могло ли случиться так, что Сенсорика поглотила их с Исайей еще до взлета «Разрушителя», что они даже и не покидали планету, а все случившееся, бой на орбите — ему просто привиделось? И что, может быть, тогда сама Джейана Неистовая тоже бродит где-то по закоулкам и лабиринтам Сенсорики, в то время как планета кланов продолжает жить как жила, ничуть не потревоженной?..

В это очень хотелось бы поверить. Исайя выслушал Твердислава хоть и внимательно, но со скепсисом; правда, после этого идея его неожиданно захватила. Они стояли во тьме, прислушиваясь к то приближающимся, то вновь отдаляющимся мокрым шагам и шлепкам, и координатор рассуждал шепотом:

— Как бы фантастично ни казалось, рациональное зерно есть… Конечно, гораздо разумнее представить, что мы каким-то образом попали под атаку Умников, чем допустить, что твоя Аэ сумела воскресить нас, сгоревших, в своем мире, — Исайя поежился. — Потому как если так… то она выходит просто богиней, а с ними шутки плохи… даже для меня. Да, да, вполне хорошая версия… жаль только, непроверяемая в принципе.

— Почему? — тотчас спросил Твердислав.

— Есть старое-старое утверждение, что, поскольку весь мир дан нам только в ощущениях, мы никогда не сможем утверждать, реален ли он или нет. Дискуссия может тянуться годами, новых аргументов все равно не появится, и все упрется в вопрос веры. Однако, — оборвал сам себя Исайя, — нам все равно остается действовать, как действовали, исходя из того, что чудище, буде оно появится перед нами, попытается нас сожрать, и нам глубоко безразлично, сожрет оно нас на самом деле, или же только в нашем воображении, потому что мы и так и так погибнем. Сознание, убежденное в собственной смерти, умирает — это давным-давно известно. Так что, мой юный друг, споры побоку, нам надо перейти этот овраг, по возможности, не спугнув никого из тамошних обитателей!

Они чуть ли не силой подняли на ноги Кео, который, похоже, страшно удивился тому, что сам он до сих пор жив.

Однако дальше ровная дорога кончилась. Высокие прямые деревья и змеевидный подлесок уступили место ползучим, тотчас же принявшимся цепляться за ноги не то растениям, не то животным; под ногами захлюпало, в воздухе завоняло серой, и Исайя внезапно остановился.

— Не может быть! Сгинь, пропади, изыди! — резко воскликнул он, всплескивая руками. — Вперед, Твердь, не стой, тут нельзя стоять!..

Словно в подтверждение его слов над самым ухом Твердислава вновь зазвучал мягкий голос:

«Остановись, погоди, выслушай меня…»

— Не слушай его! — завопил Исайя, бросаясь вперед. — Не слушай, это прельщение, оно хуже смерти!..

Все втроем они слепо бросились вперед, хорошо еще, в суматохе не погас факел. Твердислав внезапно провалился по пояс, Исайя одним мощным рывком вытащил его на менее топкое место, мимоходом стряхнув с бедер юноши пару вцепившихся местных пиявок — впопыхах Твердислав даже не почувствовал боли. Вперед, только вперед!..

Это очень походило на сражения с ведунами, и потому, когда из мрака вдруг вынырнула кошмарная оскаленная морда, где вокруг частокола острых зубов размещалась целая поросль щупалец, Твердислав уже знал, что делать.

Руки вождя сами собой сложились, вспоминая одно из сильнейших Джейаниных боевых заклятий. В колыбели между ладонями вспыхнул огненный шарик; Твердислав испытал мгновенную дурноту, однако это чувство тотчас же отступило, стоило ему швырнуть во врага, словно простым булыжником, этим сгустком живого огня.

На мгновение яркий свет озарил угрюмое серое болото, все покрытое массой шевелящихся ползучих лоз, топкие берега, янтарные прожилки скользящей меж кочек густой жижи, и громадную надвигающуюся тущу, судя по всему, только что поднявшуюся из болотной ямы. Брошенный Твердиславом огненный шар навылет прожег шкуру и череп чудовища, резко запахло паленым и зверь, испустив утробный рев, тяжело плюхнулся в болото, подняв фонтан ярко-желтых брызг.

— Вот так, — прорычал Твердислав, и в самом деле ощутивший себя сейчас возле скал родного клана.

Исайя только молча схватил его за руку. Во тьме слушалось многоголосое уханье, сопение, болото сотрясалось под множеством тяжелых ног, и юноша словно наяву представил себе десятки чудищ, наполовину бредущих, наполовину плывущих в зыбкой, расступающейся под напором их массивных тел трясине.

Наверное, сам Твердислав бы и не побежал, он принял бы бой, но Исайя с неожиданной силой поволок его за собой, точно ребенка. Кео вцепился в край одежды координатора, едва успевая за ним.

Болото осталось позади, местность вновь начала повышаться, топот могучих ног за спиной утихал; задыхаясь, Твердислав остановился, несмотря на протестующий жест Исайи.

— Не… могу… — прохрипел парень. — Если… погонятся… я вас… прикрою…

— Еще чего! — рассвирепел Исайя. — Вперед, вождь, вперед, мертвец, если хочешь жить!

…Когда наконец Исайя смилостивился и позволил им остановиться, Кео тотчас же свалился без сознания, Твердислав выглядел ненамного бодрее.

— Теперь действительно все, — выдохнул координатор. — Теперь действительно не догонят.

— Уфффф… — только и смог выдавить Твердислав.

— Ты опять прибег к магии, — укоризненно взглянул на него Исайя. — Говорил же я тебе… впрочем, если б не твой шарик, они бы нас наверняка одолели. Никогда не думал, что живое существо может вместить в себя столько злобы…

— Почему?

— А ты заметил, где они на на нас вылезли? В самом что ни на есть глухом месте, где нет и не может быть никакой добычи. Такие громадные хищники большими колониями не селятся… во всяком случае, во мне знакомой реальности. Нет, кто-то их специально поставил у нас на дороге, чтобы…

— А, может, прав Кео? Здесь у них просто место, где они выводятся, может, где дрыхнут? А потом идут все промышлять к большой дороге? — предположил Твердислав. — Координатор, это ведь твои слова — не умножать сущности сверх необходимого!

— Да я б с радостью, но… понимаешь, Твердь, ты же вот чуял ведунов у себя на родине, умел находить их следы, где остальные ничего не видели — так вот и я, я чувствую врага, я, можно сказать, почти что видел его перед собой…

— А почему же ты тогда этому удивился?

— Удивился его готовности к рукопашной, — не слишком охотно пояснил Исайя. Такие вот существа, преисполненные Зла, очень неохотно выходят на бой, принимают его только в крайнем случае, предпочитая бросать на смерть своих подручных. А тут… вот так сразу… — он покачал головой.

— Ведун их всех возьми, да что это за враг такой, в конце-то концов, Исайя?! — не выдержал Твердислав. — Ты с такой уверенностью говоришь о нем, словно вы сходились для драки уже множество раз. Я вот никакого врага не чую. Может быть, ты перестанешь наконец темнить, а? Может, расскажешь просто и без затей, в чем тут дело?

— Просто и без затей… — покачал головой Исайя. — Просто и без затей не могу, вождь Твердислав. Наверное, в двух словах… — он колебался. — Ну, представь себе, что существует антипод Великого Духа, почти равный ему по силам, но творящий не добро, а зло, находящий радость в смерти и разрушении…

Твердислав не слишком почтительно фыркнул. После «острова магов» его нелегко было сбить с толку этими сказочками.

— Координатор, — снисходительно, словно младшему, сказал юноша. — Ну зачем эти игры? Не проще ли сказать всю правду разом? Ясно ведь даже и младенцу, что Всеотец, наш защитник, не потерпит никакого злодея в своем мире. Всеотец дает нам испытание по силам нашим, мы могли сражаться с ведунами, и мы побеждали, а всякие там темные духи… проси, координатор, это сказки. Великий Дух благ и добр. Он не может допустить, чтобы на нас обрушился враг, справиться с которым нам не по силам…

— Правильно, — неожиданно согласился Исайя. — Именно потому, что справиться с этим исчадием нам по силам, я и хочу, чтобы мы выступили против него.

— Да я ж тебе доказываю, что такого быть и вовсе не может…

— А ты посмотри на него вблизи, — посоветовал Исайя, — и уж потом станешь судить, есть он или нет.

Твердислав в упор воззрился на координатора.

— Исайя, ты что-то знаешь, но почему-то отказываешься мне это сказать. Так поступал Учитель… мне бы не хотелось, чтобы у нас все кончилось точно так же, — сухо сказал юноша.

— Я сказал тебе истинную правду, — нахмурился координатор. — Есть темный Дух… или иная великая Сила, которая, как мне кажется, дает жизнь Сенсорике, которая вооружает и посылает в бой Умников — посылает против нас, истинно верующих в Великого Духа и Всеотца!

— Тогда куда же смотрит Всеотец?! — возмутился Твердислав. — Не наговаривай на него, координатор! Умники пытались уверить меня, что никакого Всеотца и вовсе не существует, что все явленное мне в видении, было наглым обманом — я не поверил, потому что это противоречит здравому смыслу и оказался прав. Почему же должен верить и сейчас, хотя твои слова точно так же противоречат здравому смыслу? Всеотец единосущен, и нет кроме него, никаких ни темных духов, ни каких-либо иных! Могут быть люди, вставшие на путь зла и хитростью овладевшие Силой — с ними мы должны сражаться и должны их побеждать, потому что Всеотец — не нянька. А темные духи — не бывает их. Не бывает, и все тут.

Исайя, несколько оторопев, слушал эту горячую тираду. Потом покачала головой и невольно рассмеялся.

— Да, — сказал он, почесывая затылок. — Этого, признаться, я не предусмотрел. Это ты хорошо сказал, вождь Твердислав… В самом деле, зачем терпеть творящего Зло, если ты — всесилен? Уничтожь его, и оставь только то, с чем люди способны справиться сами… — Он покачал головой со странным выражением. — Что ж, пусть будет по-твоему. Нет ничего хуже, чем силой заставлять сворачивать с избранного пути… Но обещай мне, вождь Твердислав, что, если в один прекрасный день мои аргументы покажутся тебе убедительными, ты последуешь за мной?

— Конечно, — пожал плечами Твердислав. — Если жизнь покажет, что все не так, что я недостаточно постиг открытые людям замыслы Великого Духа — я с охотой последую за тобой, координатор. А пока…

— Пока пойдем на север, как и планировали, — подытожил Исайя их спор.

Они двинулись дальше. И очень вскоре оказалось, что Жрущий Лес действительно может быть куда как разным в разных своих частях. Где-то путники шли словно по родным для Твердислава рощам, где-то приходилось прорубаться с боем, отсекая тянущиеся со всех сторон ветви. Столкнулись они и с местными «живоглотами» — вылезая из-под лопавшейся земли, твари с завидным упорством набрасывались на трех путников; один раз им уже удалось повалить Кео, и Твердислав вновь пустил в ход боевую магию, испытанное огненное заклятье. И вновь Исайя сокрушался и хватался за голову — юноша не мог понять, почему. Твердиславу казалось, что Силы стало даже больше, заклинание удалось сплести быстрее и даже подействовало оно куда сильнее, чем в первый раз — на месте разорвало аж троих чудищ. Однако координатор только вздыхал да твердил о «прельщениях темного духа». Мало-помалу эти разговоры начали Твердиславу даже надоедать. Нет и не может быть магии иной, кроме как от Великого Духа!.. Но, если так, как же творя свои чудеса Умники? Их магия откуда? Исайя твердит о темном антиподе Всеотца… но нет, должна же быть какая-то иная причина!

И оттого еще больше хотелось отыскать Аэ. Не только чтобы вырваться отсюда — неотвеченные вопросы порой могут причинять страдание не меньшее, чем муки тела.

Но, так или иначе, с обычными для здешних мест приключениями — то есть стычками с лесными страхами, одолением жажды и жары — трое путников все-таки преодолели леса. На шестой день они внезапно увидели забрезжившую перед ними зыбкую светлую полосу — леса кончались, впереди расстилалась равнина.

— На небо, на небо посмотри! — прохрипел координатор — несмотря на всю его двужильность, переход дался недешево даже ему, Твердислав же и Кео еле волочили ноги. Последний день выбившегося из сил мальчишку несли поочередно несли на руках.

На небо и впрямь стоило посмотреть — лиловые армии бились в голубыми ратями, два цвета сшибались в вечной неутолимой ярости, вдоль протянувшейся через весь небосклон границы языки лилового и голубого пламени терзали друг друга, норовя поглубже прорваться на территорию противника. И фиолетовые облака, что наступали, подобно тарану, бессильно горели в голубом огне; правда, та же судьба постигала и плывущие с севера белые громады.

Как и положено, над восточными горизонтом поднималось солнце — там, на голубом небе, оно казалось совершенно обычным. Незримое лиловое светило осталось за спинами путников — однако они до сих пор чувствовали его жар.

Мир сухой и пыльной земли кончился, как отрезанный ножом. Твердислав с размаху бросился в ароматно пахнущую траву, в приволье лугового разнотравья; следом за ним с визгом метнулся Кео, с мальчишки словно чудом слетела вся усталость. Исайя же, не теряя ни минуты, принялся искать воду — вскоре координатор набрел на небольшой ключ, бивший из склона мелкого овражка.

— Прошли, координатор! — наконец успокоившись и навалявшись в траве, задыхаясь, сказал Твердислав. — Не так уж страшен Лес, как его малюют! Ничего, прошли, и все остально тоже пройдем! Знать бы только, где оказались да кто тут живет…

Увы, Кео ничем не мог им помочь. Мальчишка более-менее сносно знал только описания земель в непосредственной близости от Грибного Города ивдоль ведущего с севера на юг тракта; эта равнина была для него в той же степени terra incognita, как и для Твердислава с координатором.

Исайя что-то пошептал, поклонившись на все четыре стороны света и покропив зачем-то вокруг себя водой. А потом выпрямился и сказал:

— Ну что, мертвые, дошли?..

ЗА ГОРИЗОНТОМ

Собственно говоря, радоваться тут было особенно нечему. Жрущий Лес остался позади, на обильной водой равнине не приходилось страдать от жажды, да и жара тут стояла обычная, летняя, не в пример раскаленному пеклу зеленой пустыни или Грибного города — но мешки с провизией показывали дно. Твердислав вновь отобрал у Кео лук и пошел промыслить хоть какой дичины — но все труды его пропали втуне. Чуть всхолмленная, тянущаяся направо и налево насколько мог окинуть глаз равнина изобиловала птицами, однако все они оказались необычайно пугливы, ни одна не подпустила охотника на расстояние выстрела и Твердиславу пришлось вспомнить совсем уж детское умение плести и ставить силки. Спать улеглись голодными; на небе высыпали звезды, рисунок созвездий был Твердиславу совершенно незнаком. Исайя тоже долго смотрел на звезды, бормотал что-то себе под нос, загибал пальцы, но в конце концов тоже сдался.

— Ничего не понимаю, — признался он Твердиславу. — У твоей Аэ очень буйная фантазия… ты посмотри, каких она понакидала скоплений! Так ведь не бывает!.. И сколько ярких звезд! У нее тут очень молодая вселенная, наверное…

Несмотря на голод, путники приободрились. Равнина казалась знакомой, над головами — привычная голубизна небес, солнце — чего, спрашивается, не странствовать?

Твердислав немедленно сбросил надоевшие доспехи и длинную юбку, оставив на себе лишь некое подобие набедренной повязки. Конфузясь и стесняясь своего тощего тела, так же поступил и Исайя, однако Кео раздеваться отказался наотрез. Так и пошел, по-прежнему потея в своем невообразимом одеянии.

Дорога на север казалась нетрудной. Силки принесли дичь, хотя и немногочисленную. Твердислав искал съедобных корений или трав — однако все, росшее в этих местах, точно в насмешку, не имело никакого сходства с его родными лесами. Трава отчаянно горчила, так что раз попробовав, Твердислав долго отплевывался; скорость их движения сразу же упала, приходилось делать дневки, чтобы птицы успели попасться в силки.

Миновала неделя. Жрущий Лес давно растаял в окутавшей южный горизонт темной дымке. Огромная равнина молча взирала на путешественников, и ни Исайя, ни Твердислав ни разу не заметили на ее просторах ни одного крупного зверя.

Мало-помалу жара вновь стала набирать силу. Трава, сочная и зеленая у границ Жрущего Леса, пожухла и поникла к земле. Источники стали редки, ручьи едва-едва струились по заметно обмелевшим руслам. Склоны холмов стали круче, в ложбинах меж ними попадались первые рощи, пока еще негустые и малочисленные — передовые отряды великой лесной армии. Судя по всему, на севере степная полоса также ограничивалась лесными массивами.

Исайя предложил взять левее, с тем чтобы выйти на тракт. Не имело никакого смысла бороться с царившей в этих местах засухой, тратя целый день на поиски воды. Твердислав согласился, и путники вновь отступили к югу. Там идти стало легче, и они повернули на запад.

Все о время они, словно сговорившись, старались даже не упоминать Силу, Великого Духа или же эту странную выдумку координатора — его темного двойника. Все слова стали очень конкретными. Вода, еда, огонь, ночлег; долгими вечерами Твердислав не уставал вглядываться в звездное небо — ночи тут оказались на удивление ясными, облака к вечеру куда-то расползались, оставляя черный бархат ночного небосклона во всем его блистающем великолепии. Исайя ночами почти не спал, сидел около небольшого костерка, поддерживая огонь; по его словам, ему нужно было многое обдумать. Степное бескрайнее само призывало к молчанию и сосредоточению. Впервые за много дней, наверное, с того самого, когда он, Твердислав, заметил в лесу след ведуньи, молодой вождь обрел хоть какое-то подобие спокойствия. Дни катились один за другим, похожие — и в то же время не похожие один на другой. Глаз отдыхал на мягких степных пейзажах, плавных изгибах холмистых гряд, на мирной зелени вдоль ручьев; казалось, в этом краю царит вечное лето, недостижимая в иных краях идиллия — вот она, здесь, в земле Вечного Молчания.

Кео, казалось, совсем забыл и о родном доме, и о приговоре, и о том, что он как бы невольник. Забыли об этом и Исайя с Твердиславом. Мальчишка был совершенно счастлив, попав в совершенно новый для него мир. Мало-помалу Твердислав осваивал его речь; дошло до того, что Исайя даже к Твердиславу стал обращаться на языке Грибного Города — координатор объяснил, что Кео — мальчишка хоть и дикий, но сообразительный, а им ведь ни к чему, чтобы он мимоходом уяснил себе что-то из того языка, которым пользовались сами координатор с вождем.

После еще недели пути странник увидели вдали перед собой смутную темную полосу. Поднявшись на холм и вскарабкавшись вдобавок на вершину дерева, зоркий Твердислав смог различить лежавшую далеко перед ними широкую и торную дорогу.

Вскоре они оказались на пустынном наезженном тракте. Тяжелые колеса телег пробили несколько глубоких колей — на дороге могли одновременно разъехаться сразу четыре повозки, немало для здешних мест.

Трое путников повернули на север. Вскоре попался и придорожный колодец — правда, вычерпанный почти до дна. Тут и там вокруг него темнели следы костров, кусты были изломаны, набросано было немало грязи и нечистот — обычные следы большого каравана. Ну что ж, подумал Твердислав, раз идут они — значит, пройдем и мы.

Север неуклонно приближался.

Твердислав начал украдкой посматривать на небо — не появятся ли крылатые?.. Однако, кроме туч, там никого и ничего не было.

После нескольких дней дороги им встретился идущий с севера тяжело нагруженный караван. Кео еще раньше предупреждал Исайю, что этот тракт тоже небезопасен для одиноких путников — караванщики своего не упустят, схватят и забьют в колодки, и потом человек уже никогда не докажет своего права на свободу. Конечно, если он имел богатых друзей в городе, его могли выкупить прямо на торгу; этот промысел считался вполне законным.

Твердислав хмыкнул. В кланах кое-где тоже бытовала торговля живым товаром, подрастающими мальчиками и девочками, выгодными невестами и женихами, но там торг объяснялся не жаждой наживы, а необходимостью, и, скажем, проданная за высокую цену искусная травница отнюдь не превращалась в рабыню, напротив, обошедшегося столь дорого нового члена клана всячески берегли и охраняли. Здесь, разумеется, все обстояло наоборот.

— А почему же этих охотников за головами до сих пор не повывели? Помню, когда у нас объявилась шайка, что детей воровала, так небось пять кланов живо объединились и татей переловили!

— Как таковых охотников за рабами тут и впрямь нет, — объяснил Исайя. — Караванщики же просто не упускают шанса. На большие отряды тут никто не нападает.

Твердислав пожал плечами. Казалось бы, чего проще — набери сотню лихих молодцов, прикупи для вида дешевых товаров, да и гуляй себе по тракту — если похищение с целью выкупа тут вполне законный способ добычи денег!

Исайя перевел Кео его вопрос. Мальчишка долго морщил нос, вспоминая, и наконец ответил не лишком уверенно, что такие вроде бы появлялись в старые времена, но купеческие гильдии наняли много воинов, в том числе и крылатых с севера, и разбойников перебили.

На этом разговор прервался, потому что тракт, совев плавный поворот, нырнул в глубокую, заросшую лесом ложбину, и путники заметили длинную цепочку телег под яркими цветастыми тентами. В каждую была запряжена пара громадных мохнатых зверей — они шагали на двух ногах, но головы имели песьи. Тело покрывал густой рыжий мех и, словно у обыкновенных собак, из пастей вываливались красные языки — стояла жара. На передке головной телеги сидели двое — коренастый бородач в летах и тонкий мальчишка-лучник, очень похожий на Кео из рода Кеосов и одеждой и оружием. Паренек резво вскочил, натягивая лук и беря трех пришельцев на мушку — очевидно, отрабатывая плату.

Исайя слегка поклонился и что-то крикнул погонщикам. После небольшой паузы те отозвались, но как-то неохотно. Твердислав ощутил на себе с полдюжины алчных, оценивающих взглядов, словно наяву услыхав скрип ременных петель, уже готовых упасть ему на плечи. Парень наполовину выдвинул меч из ножен и исподлобья взглянул на караванщиков. Алчные взоры мигом исчезли — словно схлопнулись створки раковин, скрыв внутри гнилостно-склизкое содержимое.

Исайя же тем временем разговорился с бородачом, сидевшем на передней телеге. Беседа, впрочем, оказалась недолгой — бородач несколько раз отрицательно кивнул головой (здесь, как известно, качали головой, соглашаясь, и кивали, если собирались возразить), зычно рявкнул на своих мохнатых коней, заскрипели несмазанные оси и караван потащился дальше.

Исайя, утирая пот, стоял на обочине, ожидая, пока все пять дюжин повозок проедут мимо. Твердислав понимал — с лихими купцами следовало держать ухо востро, иначе не миновать новой неволи, и кто знает, удастся ли тогда освободиться?..

— Что они тебе сказали? — спросил Твердислав координатора. — Далеко ли до?..

— Изрядно, — озабоченно ответил Исайя. — Не меньше месяца пешего пути.

Твердислав разочарованно присвистнул.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул координатор. — Пойдем на своих двоих, если только нам не повезет и нас не возьмет попутный караван…

— А что мы станем есть все это время? — осведомился юноша. — В дикой степи с трудом дичь брали, а уж тут, вдоль тракта…

— Я спросил насчет попутного. Должны вот-вот нас нагнать — вожак этого каравана сказал, что реже, чем в три дня, тут караваны не ходят — торный торговый путь, дальше к северу он ветвится. Крылатых и кровососов он, оказывается, знает. Сам с ними торговал и нажил неплохой барыш. У них там беда — небывалая засуха, товары отдают за бесценок…

— Им что, это засуху пережить помогает? — удивился Твердислав.

— Конечно. Они же воду покупают.

Тверислав только почесал в затылке. Ни цистерн, ни бочек он в караване не заметил.

— Видишь ли, вождь Твердислав… — неожиданно замялся Исайя. — Тут, оказывается, умеют посредство магии сжимать целые сотни бочек воды до крошечного кубика, что легко уместится на ладони. Погоди кричать «ага»! Запрет на волшбу для нас это не отменяет. Те, кто ею пользуются — такая же часть Сенсорики, как это небо, или лес, или дорога, и в принципе ничем от них не отличаются. Я даже не знаю, обладают ли здешние жители свободой воли!.. А мы — мы извне. И, к тому же, хотя я верю в обратное, никто не знает, открыта ли нам дорога обратно, в большой мир, за пределы грез этой начитавшейся сказок девчонки!..

— Да уж, хороши сказки, нечего сказать, — проворчал Твердислав, вспомнив Смертную тучу и чудищ Жрущего леса. — Кстати, а эти летучие страшилища, что тогда на нас напали — здесь не появляются?..

Исайя вновь взялся за Кео. Вытесненная иными событиями, та, дальняя угроза как-то поблекла, однако это не значило, что о ней можно забыть.

Увы, рассказ Кео оказался неутешителен. Смертная туча могла появиться в любом месте — правда, только лишь ночью. Ее нападения в пределах владений Грибного города были обычным делом — но встречали ее и на западном тракте, и даже здесь, далеко на севере. И только в Город-у-Перекрестка Туча никогда не заглядывала. Говорили, что там живет могущественный волшебник, обладающий даром не допускать страшилищ в свои пределы. Набольшие Грибного города не раз пытались вызнать этот секрет, однако не преуспели.

По предложению Твердислава решили остаться здесь, вблизи от воды. Колодец был глубок, вода мутновата, но на вкус — очень хороша. В ожидании каравана срубили нечто вроде шалаша, где и коротали время, когда днем солнце начинало уж очень палить. Ночью приходилось совершать дальние вылазки — и в степь, и в лес — разыскивая дичину. Добыча оказалась невелика, несмотря на все охотничьи таланты Твердислава. Поневоле приходилось поститься. Счастье еще, что по жаре не так сильно хочется есть.

Без всяких происшествий миновало три дня, и, точно в указанный бородатым караванщиком срок, с юга появились купеческие телеги. Сразу было заметно, что гружёны они не в пример легче тех, что шли с севера. Да и везли по большей части странный товар — деревянные клетки с жуткого вида тварями, от одного взгляда на которые делалось дурно — сплошные шипы, клыки, рога и прочие смертоубийственные орудия. Размером эти страхи были невелики — очевидно, детеныши. Твердислав тихонько присвистнул, на миг представив себе, в каких же чудищ вымахают эти зверьки, когда вырастут — и какими страшными противниками они могут стать.

Обликом эти негоцианты очень отличались и от жителей Грибного города, и от встреченных путниками в первом караване. Высокие, оливковокожие, в просторных белых одеяниях и округлых полотняных тюрбанах, безволосые. Говорили они на непонятном даже Исайе наречии, однако среди старших купцов нашлись, разумеется, и такие, что знали речь сородичей Кео.

— Лишнего места на телегах у нас нет, — без долгих разговоров отрезал караванный старшина. — Однако, если явите удаль, можете наняться в охранники. Одна монета в день и кормежка. Вы — ребята бывалые, — взгляд его скользнул по ошейникам Твердислава и Исайи, — бедовые, как я вижу… Ну, юнец, покажи, как стреляешь!

Кео засопел от обиды на «юнца», однако честно выполнил требуемое — всадил стрелу в подброшенную вверх чью-то шапку.

— Теперь ты, парень, — приказал караванщик, указывая на Твердислава. — Испытай его, Эллем!

Эти простые слова Твердислав уже мог понять.

Эллем оказался сухопарым немолодым уже воином, с исполосованным уродливыми шрамами лицом и руками. Он молча выдернул из ножен легкую кривую саблю и двинулся на Твердислава, небрежно опустив руку с оружием вдоль правого бедра.

Твердислав не стал ждать атаки. Легкая, куда легче его меча, сабля запутает и ослепит его выпадами, защищаться нельзя, атаковать так, как учили Наставники, тоже нельзя… «Удивить — победить!» — вновь припомнилась поговорка. В следующий миг Твердислав резко присел, крутнувшись на одной пятке, и выбросив вторую ногу далеко в сторону. Не ожидавший этой элементарной подсечки Эллем только и успел широко разинуть рот, грохнувшись в придорожную пыль.

Караванщики захохотали. Вожак крепко хлопнул Твердислава по плечу.

— Санго! — «Подходишь!», бросил он.

Твердислав протянул руку Эллему, однако гордый воин только плюнул ему под ноги. Парень пожал плечами — пусть бесится. Им бы только добраться до Аэ…

Очередь дошла до Исайи. Твердислав и сам смотрел во все глаза — быть может, координатор покажет нечто из своего секретного арсенала, того самого, что помог ему справиться с двумя сородичами Кео?

Однако вместо того, чтобы размахивать оружием, или делать что-то еще, Исайя просто подошел к кипящему от ярости Эллему, положил руку ему на плечо — и начал что-то негромко нашептывать. Все смотрели на это, слегка оторопев — и каково же было всеобщее изумление, когда Эллем с неожиданно спокойным, умиротворенным выражением на лице подошел к Твердиславу и обнял парня, точно брата!

Надо сказать, что последнее испытание заставило караванщиков напрочь забыть о двух предшествующих. Твердислава и Кео зачислили в охрану каравана, тот же Эллем прочел им краткое наставление о хищных тварях и лихих людях, еще обитающих в диких северных краях, и на этом все кончилось. О них все разом словно забыли. Караванщики толпились вокруг Исайи, оспаривая друг у друга право везти его на своей телеге, завороженно слушая его длинные речи, на которые координатор стал внезапно очень охоч и щедр.

— О чем ты им говоришь? — не выдержав, полюбопытствовал Твердислав на третий день пути. Исайя смущенно потупился.

— О любви к ближнему. О заповедях, простых и универсальных — не убий, не солги, не укради… Вот только с «не возжелай жену ближнего своего» пока что неувязка — здесь такая система, что без жены ближнего своего не проживешь…

Заинтересованный Твердислав насел с вопросами, однако Исайя молчал, как скала, отбиваясь одним только аргументом: «Мал ты еще про это знать!». Не помогло ничего, в конце концов Твердиславу пришлось отступиться.

Как бы то ни было, дорога пока выпадала им гладкая. Караван двигался от колодца до колодца, воды хватало, в избытке была еда (Твердислав в конце концов привык даже к местной пище, точнее, к ее неудобоваримому виду и запаху); допекала только жара, с каждым днем становившаяся все непереносимее. Наконец дошло до того, что облегчение перестали приносить даже ночи — сухая земля раскалялась до того, что не могла остыть даже к утру. Вставшие было по обе стороны дороги леса быстро сошли на нет, уступив место безжизненным красноватым скалам. Тракт превратился в узкую дорогу, петлявшую по дну одного из каньонов; тем не менее, несмотря на петли, от направления на север караван почти не отклонился.

В этих красных скалах пришлось выдержать первую настоящую драку и сполна отработать кормежку с жалованьем. И, наверное, Твердислав бы отнес это дорожное приключение в разряд неизбежных и не стоящих внимания «сюрпризов» этого мира, если б это не оказалось таким же сюрпризом и для всех прочих.

Когда кончились леса, охранники заметно поскучнели. Скалы, как объяснил Твердиславу Эллем, относившийся к парню с открытым дружелюбием, немало удивлявшим бывшего вождя, скалы совершенно безжизненны. Все живое на них было выжжено огнем давным-давно, когда тут встретились двое колдунов, что на дух не переносили общества друг друга. Встретились они, да разговорились — слово за слово, и вышло так, что теперь тут уже невесть сколько сотен лет ничего не растет, да и оба колдуна тут сгинули, сожгли друг друга. Места стали безводными, сколько ни копали тут колодцев — никто так и не сумел добраться до воды. В общем, опасаться тут некого, даже вездесущих насекомых нет.

Но Твердислав не был бы Твердиславом, если б с самого утра первого дня пути через скалы он не почуял неладное. Угрюмые каменные громады нависали над головами, цвет их менялся от кровяно-красного до темной охры с неожиданно попадавшимися почти что светло-желтыми полосами. Вся охрана сбросила надоевшие доспехи, ехала налегке; хорошо еще, не расстались с мечами и луками.

…Когда на растянувшей длинной ниткой караван с обеих сторон ринулись целые орды облаченных в красноватое тряпье низкорослых существ, размахивавших ножами и дубинками, Твердислав отчего-то ничуть не удивился. Он ждал плохого, и оно пришло. Можно сказать, что и сам накликал, невольно подумал он, вскакивая на ноги и одним ударом снося появившуюся над бортом телеги уродливую голову под красным капюшоном.

Карлики неплохо выбрали место для засады. Длинное и узкое ущелье, крутые стены, но вдоль обочины дороги — полным-полно огромных валунов, за которыми без труда можно спрятать целое войско и людей нормального роста. Их было много, очень много, едва ли не несколько тысяч — все вокруг внезапно вскипело от согнутых спин, воздух задрожал от многоголосого, режущего уши визга.

Твердислав один из всех охраны не снял доспеха, и это спасло ему жизнь. Малыши-карлики, оказывается, отлично умели метать ножи — судя по всему, из острого вулканического стекла-обсидиана; стоило Твердиславу появиться над бортом, как о грудь его в буквальном смысле слова разбилось несколько таких ножей, рассыпавшись веером темно-зеленых осколков.

Закричали раненые. Кео, высунув только голову и плечи, пускал стрелы одну за другой, однако карликов, похоже, нимало не волновали потери. Они шли на приступ и не щадили себя. Твердислв сбил наземь одного, другого, третьего, его меч перерубил подставляемые под удар дубинки, рассекая черепа врагов; однако карликов собралось слишком уж много. Собственно, караван едва ли бы спасся, даже облачись все до единого охранники его в сталь с головы до пят — на несколько десятков воинов приходилось самое меньшее две тысячи низкорослых бойцов, сражавшихся с поистине звериной отвагой.

Положение спас Исайя. Карлики обрушили свой первый удар на людей, не обратив никакого внимания на тягловых животных, и это ошибка стоила им очень дорого. Координатор внезапно выпрямился в полный рост, отбросил меч, поднес сложенные рупором руки ко рту и что-то крикнул, нечто такое, от чего задрожали скалы, и вниз покатились мелкие камушки. Никто, в том числе и Твердислав, не понял слов этого не то клича, не то заклятья — но впряженные в телеги мохнатые звери бросились вперед, не разбирая дороги, опрокидывая, давя и убивая истошно вопивших злых коротышек. Никем не управляемые, повозки понеслись вперед так, словно у них выросли крылья; узловатые руки карликов с кривыми пальцами еще вцеплялись в борта, но мечи и кинжалы людей уже рубили их без всяких хлопот. Угнаться же на коротких и кривых ножках карлики за караваном никак не могли; вскоре их разочарованные вопли стихи в отдалении.

Разошедшиеся песьеглавцы остановились нескоро, лишь только полностью выбившись из сил. Когда же остановились, торговцы поспешно развернули несколько телег, перегородив дорогу. Все вооружились до зубов, однако карлики так и не появились — верно, решив поискать более легкой добычи.

Исайя сделался настоящим героем. Старший караванщик долго тискал его в объятиях, называя отцом, братом и спасителем; однако от денег координатор скромно отказался (по мнению Твердисава — напрасно), попросив лишь во всех подробностях рассказать ему о стране крылатых и кровососов.

Однако до этого рассказа дело дошло лишь в свою очередь, сперва все обсуждали, само собой, напавших на караван карликов. Оказалось, что это племя обитало на дальнем северо-западе; этих малышей именовали «пастырями живых болот». Что такое «живые болота», купцы толком не знали — они были из дальнего южного города, стоявшего у самого моря, и предания севера доходили до них лишь в неверном и искаженном облике. Карлики эти отличались воинственностью, однако никогда еще не появлялись так далеко на юге, вдобавок — они никогда ни на кого не нападали без предупреждения, обладая собственным, пусть даже и весьма своеобразным кодексом чести. Напасть — вот так из-за угла на мирный караван — должно было случиться нечто неслыханное, чтобы вынудить коротышек пойти на такое.

Мир трещал по швам, традиции, почитавшиеся тут за тысячелетние, рушились в одночасье — уж не потому ли, что здесь оказались мы с верховным координатором? — мелькнула запоздалая догадка. Он, Твердислав, ощутил Зло перед нападением — однако ничего сверхсильного, так он мог прочувствовать затаившегося перед прыжком дикого зверя навроде кособрюха.

Караван простоял довольно долго, пока ехавший вместе с ним лекарь пользовал раненых, а их оказалось немало, были и убитые. Друзья погибших громко требовали мщения, однако все понимали, что оставшиеся на ногах воины продержатся против сосредоточенной массы карликов самое большее несколько местных такри, местных минут.

Твердиславу удалось остаться наедине с Исайей, лишь когда обоз вновь тронулся. И, конечно же, первым вопросом вождя было:

— Как ты это сделал, координатор?!

Исайя вздохнул, устало потер покрасневшие, воспаленные глаза. Он казался донельзя опустошенным — словно не человек, а ходячая тень… но тень грозная, тень великой силы!..

Твердислав замер, с невольным испугом вглядываясь в почудившееся ему.

Исайя отвел руки от лица.

— Как удалось? Да очень просто. Надо просто было крикнуть этим песьеглавым зверюгам: «Н-но, мертвые!», — попытался отшутиться он.

— Нет, — твердо сказал юноша. — Не темни, координатор. Ты использовал Силу. Ты стегнул их, словно кнутом — всех разом. И я очень хочу знать, как ты это сделал. И еще я хочу знать, почему тебе можно пускать в ход Силу, а мне, выросшему с магией в крови — нет?..

Исайя вновь с усилием потер глаза, досадливо поморщился.

— Вождь Твердислав, я знаю, что способен на многое. Иначе, наверное, я никогда не убедил бы Совет основать Планету Кланов. От меня требовали солдат, а я толковал о возрождении Веры… Наверное, тогда тоже не обошлось без магии, — слабо улыбнулся он. — Но Всеотец не даровал мне счастья использовать мой дар там, где это было нужнее всего — когда мы, старики, стояли насмерть, отстаивая, прости за парадокс, наше право умереть так, как мы считаем нужным. Мой дар ожил только здесь, в пределах Сенсорики… и слабый мой разум бессилен объяснить случившееся в рациональных терминах. С другой стороны, я чувствую жадную лапу Тьмы у тебя на плече — и потому остерегаю: не пользуйся Силой, ни за что не пользуйся!.. Никогда не устану этого повторять.

— Ну, хорошо, — согласился Твердислав. — Но объясни, как же именно ты это делаешь? Плетешь заклятье? Используешь образ, или жест, или?..

Исайя грустно покачал головой.

— Ни то, ни другое и ничто третье, вождь Твердислав. Это просто желание, мгновенно воплощающееся в жизнь. Причем очень сильное желание — например, жить. Однако если я даже покраснею от натуги, желая мгновенно очутиться там, где нам надо, ничего не выйдет. Желания исполняются очень своеобразно…

— Знаю, у ворожей такое бывает, — разочарованно махнул рукой Твердислав. — И, как правило, у талантливых. Сделать могут многое, почти что горы свернуть и вверх ногами перевернуть, а спросят их, как они это сделали — только плечами пожимают. И тоже — надо, чтобы им пятки как следует поджаривало, только так что-то выходит. Выходит, и с тобой так, координатор…

— Выходит, — грустно согласился Исайя.

* * *

Миновало еще несколько дней пути. Карлики не появлялись — зато в небе над обозом принялись кружить громадные полуптицы, полуящеры на широких кожистых крыльях. От них, правда, не было никакого вреда, кроме лишь резких криков, что пугали тягловых песьеглавцев. Однако караванщики разом помрачнели и дружно собрались в кружок около Исайи — после случая с карликами они, похоже, уверовали в его магические способности куда больше, чем он сам.

— Караванщики утверждают, что онзумы предвещают появление Глаун Амат, Смертной Тучи-Смерти, — сказал Исайя юноше.

Караван медленно тащился по широкому каменистому полю. Примерно в пяти полетах стрелы по обе стороны вздымались скалы, правда, далеко не столь крутые, как раньше. Красно-каменная страна кончалась. По словам негоциантов, за ней протекала Мертвая река, воду из которой пить нельзя ни в коем случае, уж лучше просто умереть от жажды; за Мертвой рекой высились Обрывы костей, или Костяные обрывы, названные так за свой молочно-белый цвет, так схожий с цветом человеческих костей. В отличие от красных скал, здесь, и на обрывах, и в Мертвой реке, водилось немало зловредных тварей; это почиталось вторым по сложности местом пути. Первым все дружно называли лесистые отроги Диких гор на самой границе страны крылатых и кровососов. Но про них сейчас старались даже не вспоминать.

Красные скалы сошли не нет, словно погрузившись в протянувшееся от края и до края травянистое море; лишь кое-где, по ложбинам и балкам, темнели купы деревьев. Последние безопасные версты перед Мертвой рекой.

Мало-помалу Твердислав набирался обиходных слов чужого языка. Его понимали, а в трудных случаях на выручку приходил координатор. Оказалось, что через Мертвую реку некогда был переброшен каменный мост, однако, в давно забытые времена древних империй, когда и сама река еще не звалась Мертвой, тут разыгралась какая-то битва. Кто и почему в ней бился, караванщики уже не помнили, зная наверняка только одно — в ход были пущены могущественные чары, отравившие даже «корни реки», как они выразились, и иссушившие некогда зеленые, кишевшие жизнью Костяные Обрывы. С тех-то времен в реке и остались жить чудовища, сотворенные некогда для боя, да так и забытые своими уцелевшими хозяевами. А, может, даже и не забытые, а просто некому было о них вспомнить после истребительного сражения… Так вот, та самая битва снесла мост через реку почти что начисто, остались лишь верхушки каменных опор, изглоданные огнем. Никто не решался вести каких бы то ни было работ на Мертвой реке, и караванщики на свой страх и риск мостили себе дорогу сплотками из бревен. Эти сплотки в изобилии валяются по обеим берегами реки. Выстроить же новый мост — ни к у кого не находилось достаточно золота, чтобы нанять работников. Все знали, что с Мертвой реки так просто не возвращаются.

Твердислав выслушал известия о монстрах и чудовищах со странным для воспитанника кланов равнодушием. Война с ведунами была краеугольным камнем их существования, здесь познавались и боевой азарт, и плечо друга, и даже высокое отчаяние того, кто оставался, прикрывая отход друзей без всякого шанса выжить. Наверное, карлики в красных скалах стали той последней соломинкой, что ломает спину верблюду. А еще он никак не мог забыть словно бы случайно брошенную координатором фразу: «Ну что, мертвые, дошли?» Вроде бы и немало дней уже минуло, а все не забывается. Никак. И оттого любые монстры, чудища, даже эта знаменитая Смертная Туча — словно бы картинки, аляповато намалеванные в книжке для малышей, какие привозил с собой Учитель. Картинки… только вместо плотной бумаги — разум, сознание, воля Аэ — выбирая, что больше понравится.

Наверное, только теперь приходило осознание — на самом деле он и вправду мертв. Точнее, живо его тело, а вот что случилось с душой? Нет, нет, об этом лучше не думать; и так хочется, чтобы правдой оказалась бы абсурдная гипотеза, что на самом деле они с Исайей даже не улетали с Земли, что все случившееся им привиделось…

Он очнулся от того, что Кео настойчиво дергал его за рукав.

— Вот она, Мертвая река-то, — шепотом сказал мальчишка. В правой руке он держал лук, но вот левой отчего-то так и норовил коснуться плеча Твердислава. Паренек явно боялся… счастливый. Ему есть чего бояться и что терять. Он живет в настоящем мире, и скажи ему, что все это не более чем грезы одной взбалмошной, хоть и красивой девчонки — засмеет.

Юноша поднял голову. Травянистая степь — вокруг все пожухло и побурело, сожженное немилосердным солнцем — круто обрывалась к речному руслу, маслянисто-черные волны плавно катились по водной поверхности, словно там текла чистая нефть. И над этой чернотой гордо взносились ослепительно-белые обрывы, довольно высокие, по меркам мира Черных Игл — метров двадцать пять, а то и все тридцать. Камень был неправдоподобно чист, словно целая армия усердных уборщиков каждую ночь оттирала его до блеска. Дорога спускалась к реке и там кончалась; дальше через черный поток тянулась цепочка низких каменных зубов, с обугленными, плоскими вершинами. На каждой их этих опор свободно бы встала целая телега. Сама же Мертвая река была отнюдь не широка. Перебросить на другой берег стрелу сможет и ребенок. Кажется, что перебраться через нее особого труда не потребует. Вон, и опор в реке только шесть. А вон валяются те самые «сплотки» — сбитые из бревен плоты. Длинные, как раз хватит перекрыть воду между опорами. Не забыты и треугольные брусья — чтобы колеса телег легко въезжали и съезжали бы с бревенчатых сплоток. На противоположном берегу — то же самое.

Раздались зычные команды. Охранники каравана выдвигались вперед широким полукольцом, держа наготове луки. Вместе с ними пошли и Твердислав с Кео; Исайя остался позади.

Как ни странно, на сей раз юноша не чувствовал никакой опасности. Не было даже того ощущения, что остерегло его в красных скалах. Как знать, не ошиблись и караванщики, считая эту реку такой уж опасной?

Эллем приказал воинам остановиться примерно в половине полета стрелы от берега. Сам же он, держа в руке какой-то мешок, крадучись направился к реке. Зачем ему потребовалось красться, Твердислав не понимал. С обрыва все видно, как на ладони, степь ровная, точно стол, тут и кролик не спрячется.

Оказавшись возле кромки черной воды, Эллем поднес руки ко рту, что-то гортанно выкрикнул и, широко размахнувшись, швырнул мешок в черные волны. Тотчас же повернулся и опрометью бросился бежать. И вовремя.

Черная вода в тот же миг ринулась за ним следом, стремительно обретая облик громадного существа, протянувшего за человеком десятки тонких щупалец. Это тоже слегка напоминало живоглота, так что Твердислав даже успел удивиться — что, тут иных тварей не водится, что ли?..

В следующую секунду полетели стрелы. Эллем бросился ничком на землю, не обращая внимания на тянущиеся к нему щупальца. Требовалась немалая ловкость, чтобы проделать весь этот трюк и не угодить при этом под стрелы своих же товарищей. Твердислав тоже стрелял, захваченный всеобщим порывом — хотя какой вред смогут причинить стрелы воде?

Однако как будто бы причинили. Вздувшийся чудовищный горд опал, щупальца стремительно втянулись обратно. Река вновь текла, мирная и спокойная, а что черная — так чего не бывает в Сенсорике?…

…Спокойных переправ, — сам себе ответил Твердислав. Мертвая река вновь показала себя, когда невольники, опасливо косясь на черную воду, кряхтя, клали первую сплотку. Вода вскипела возле самых бревен, высунулась длиннейшая зубастая пасть, вся черная, легко ухватила человека поперек туловища, потянула в воду… Стрелки не опоздали, колючий ветер хлестнул по чудовищной морде, ударили зазубренные гарпуны; сам Твердислав, стоявший с луком, навскидку вогнал стрелу в большой фиолетовый глаз, мелькнувший среди складок черной кожи. Тварь разинула пасть, забилась, задергалась — опытные воины в одно движение вырвали зверя из воды. Правда, несчастному рабу это не помогло, чудовищные челюсти успели переломать бедняге все кости.

За первой сплоткой легла вторая, за ней — третья… Вскоре бревенчатый мост пролёг с одного берега на другой, стрелки прикрывали и голову, и хвост колонны, мрачный Эллем крикнул, что теперь, когда пойдут повозки, начнется самое интересно, и не ошибся. Твари — одна чудовищнее другой полезли со всех сторон, и тоже, как и карлики, они выждали, когда на мосту оказалось добрых две трети телег. Каких только бестий тут не собралось! Куда там было бедным ведунам! Их облик сохранял все-таки некую рациональность, чудища же Мертвой реки, казалось, все вышли из какого-то жуткого бреда. Суставчатые лапы, увенчанные кривыми когтями, длиннющие челюсти, мощные клыки… Все страхи мира, и как они только могли находить себе пропитание в этой неширокой речке?..

Твердислав сперва стрелял, пока не кончились стрелы, взявшись затем за иззубренное копье. Перегнувшись через борт, со всей силой всадил оружие в череп какой-то твари, норовившей вцепиться в дно повозки и выбраться из воды — длинное полузмеиное тело забилось в агонии. Где-то рядом истошно закричал песьеглавец — упряжь лопнула, несчастного зверя утягивало с моста целое облако щупалец. Твердислав услыхал вопль караванщика, что-то вроде «пропали!»; и впрямь, от чудовищ кипела вся река, от берега до берега.

Исайя тоже бил копьем, не отставая от других; координатор стоял рядом с Твердиславом, у противоположного борта телеги. Бородатый караванщик чуть не сбил координатора с ног, разразившись звериным криком «помоги!»; и в тот же миг Твердислава почти согнуло пополам от чудовищной, рвущей внутренности боли. В первый миг он подумал, что ранен, однако крови на ладони не было, а напор боли стремглав превращался в напор чужой ненависти. И голос, шепчущий в ушах, несмотря на прежнюю мягкость, казалось, убивал звуком, словом, интонацией, все в нем было смертью и ненавистью. Слов было не разобрать, да они и неважны были сейчас.

Каково умирать в картонном мире, мальчик, считавший себя героем и вождем многочисленного клана? Ты проиграл, ты проиграл, когда не смог сжечь свою подругу, свою любовь — если только бывшее меж вами можно назвать любовью, ты проиграл, когда рванулся за горизонт, к неясной и призрачной надежде вернуться, неважно куда — так старый цепной пес, несмотря ни на что, бежит к чудом уцелевшей при пожаре будке, хотя больше охранять ему решительно нечего; ты проиграл, когда не принял правила игры этого мира, когда не прислушался к моим словам, и теперь ты умрешь, разорванный чудищами, существующими, быть может, только в кратком мимолетном сне твоей Аэ. Умирай, малыш, ты ведь уже умеешь это делать, умирай, у меня очень много дел, но я специально задержусь посмотреть, как ты умираешь, это не доставит мне никакого удовольствия, но я хочу убедиться в твоей смерти до конца…

Твердислав закричал. Распрямился, несмотря на жуткую боль в животе и межреберье. Мир вокруг него словно бы двоился, сквозь черноту Мертво Реки проглядывали высотные дома мира Исайи, тут же, рядом с ними, рвались к небу привольные леса родины кланов, и юноше показалось, что он вновь видит себя и друзей — близнецов, что ходили вместе с ним за той приснопамятной ведуньей; а вот и она сама, на спине чудовища, состоящего, казалось, из одной только пасти…

Юноша что было сил метнул гарпун. Туда, где все остальные видели один лишь воздух, пустоту над мощно рассекавшим воду спинным плавником очередного чудовища.

От вопля вздрогнули все, считая и координатора Исайю. Сила послушно толкнулась в руки — но это ловушка, пользоваться ею нельзя, это вражья магия, быть может, постепенно изменяющая тебя и обращающая в истинного Ведуна; так нет же! Пусть за меня говорит простая, честная сталь.

И на этом все как-то сразу кончилось. Уцелевшие чудища отступили, отхлынули в стороны; однако Твердислав успел разглядеть уносимые течением под мост темные лохмотья, так похожие на одеяние той самой Ведуньи, что они тогда убивали на болоте в озерной стране.

* * *

После этого Костяные обрывы прошли уже без всяких приключений. Караван лишился трех повозок и шести человек, однако товары в основном уцелели. Никто, кроме координатора Исайи, конечно же, не понял, что произошло.

— Теперь ты веришь во Врага? — шепотом спросил Исайя у юноши, когда обоз наконец остановился на ночлег.

— Во Врага? — Твердислав покачал головой. — Нет, координатор. Мне показалось… что скорее уж мы сражаемся тут сами с собой.

Исайя широко раскрыл глаза от изумления.

— Как это — сами с собой? — недоуменно переспросил он. — Кто, по-твоему, наплодил тут этих страхов? Да в любой нормальной реке они бы мигом передохли с голода или сожрали бы друг друга! Кто согнал сюда монстров, кто заставил из напасть на нас?.. Не понимаю тебя, вождь! — координатор развел руками.

Твердислав досадливо закусил губу.

— Когда я увидел Ведунью, едущую верхом на чудище, а потом по реке проплыли ее лохмотья… я подумал, что это, наверное, я пытаюсь переиграть тот самый первый бой, когда погибли ребята, а после этого начался всеобщий разброд, — не слишком охотно ответил он. — Но, конечно, я понимаю, это не доказательство…

— Вот именно! — Исайя назидательно поднял палец. — Если б тут не было Врага, я, наверное, смог бы повернуть вспять напавшую орду или хотя бы заставить обоз вихрем пронестись на тот берег, как это случилось в ущелье с карликами. Но я не мог. И Враг не мог тоже. Вот почему ему пришлось прибегнуть к помощи слуг, да еще таких примитивных, как эти тупые монстры.

Твердислав не стал спорить. Исайю было все равно не переубедить — да и что убеждать, когда у самого вместо доказательств — одни туманные ощущения?..

После Мертвой реки дорога вновь стала полегче. Попался встречный караван; торговцы долго судили и рядили, охали и ахали, пересказывая друг другу случившееся в пути. Те, что ехали с севера, тоже натерпелись немало, предгорные леса кишели невесть откуда взявшейся нечистью, так что ни днем, ни ночью нельзя было выпустить из рук оружия.

Исайя многозначительно посмотрел на Твердислава и едва заметно поднял бровь. Юноша ничего не ответил.

И вновь потянулась дорога, дорога за горизонт; местность между Мертвой рекой и Дикими горами когда-то была населена, хоть и не столь плотно; ныне же все жители отсюда ушли. Караван миновал несколько давно брошенных поселений.

— Это в прошлый раз, когда засуха пять лет стояла, — охотно объяснил караванщик. — Ничего не родилось здесь, вот и пришлось тутошним уходить на юг. У кровососов тогда благолепно было, да только кто ж по доброй воле к ним жить пойдет? Торговать — и то едва решаемся…

Дикие горы постепенно поднимались все выше и выше, их неправдоподобно острые вершины упирались, казалось, в самое небо; зоркий Твердислав вновь различил там, очень-очень высоко, какие-то крошечные крылатые фигурки; негоцианты вновь заговорили об онзумах. Правда, Смертная туча их, несмотря на зловещие знамения, пока что миновала…

«Дважды нас пытались остановить, — думал Твердислав, неся в свою очередь ночной дозор. — В красных скалах и у Мертвой реки. Ничего не вышло, а это значит, что не миновать и третьей попытки. Но вот узнать бы, КТО же встал у нас на пути? Исайя твердит о каком-то враге. Не верю. Враг — это нечто зримое, как, например, танки Умников. Или их ракеты. Или огр Кхарг. А тут — какие-то голоса, видения… Да если б я хотел, то на месте этого Врага давно бы перебил весь караван! Привел бы не две тысячи карликов, а пять, завалил бы дорогу камнями — и все, обоз в ловушке, остается только перебить охрану, что при таком численном перевесе раз плюнуть… Или у Мертвой реки — при чем тут эта самая Ведунья, если Враг, по словам Исайи, хоть и невидим, но в этом мире действует вполне ощутимо? Нет, не обманывай себя, вождь Твердислав. Ты не чувствуешь зла на убившую тебя Джейану, неважно, в Сенсорике она сожгла твой корабль, или в реальном космосе, ты многое забыл — так не забивай же себе голову еще и этими сказками. Ах, это так хорошо — иметь Врага, настоящего Врага, на которого так легко списать все неудачи и поражения! Нет, вождь Твердислав, даже в картонном мире, как выразился тот голос, можно жить по-настоящему. И идти до конца. Чтобы в конце дороги встретилась хозяйка этого балагана. И тогда мы уже потолкуем с ней по-иному…»

Однако, несмотря на все тревожные ожидания, караван прошел сквозь опасные леса предгорий без всяких приключений. Торговцы дружно благословляли и благодарили удачу — караван втянулся в настоящее горное ущелье, впереди лежала торная дорога к владениям схватившихся в смертной борьбе крылатых и кровососов, и, несмотря на жару, можно было больше не бояться никаких чудовищ. Их владения остались позади, а об обратном пути никто из негоциантов пока не думал.

Не думал о нем и Твердислав. Для него дорога за горизонт была путем только в один конец.

И наконец, настал день, когда ущелье, по которому целую неделю тащился караван, кончилось, дорога выбежала изгорных теснин на простор обширной всхолмленной лесистой равнины. Наступила последняя ночь перед прибытием на торжище, где собрались выборные местных обитателей, чтобы осуществить мену.

Все было на редкость спокойно. Ни в чем, нигде не чувствовалось ни грана тревоги, и даже почти что высохший колодец не слишком встревожил караванщиков: они предусмотрительно запаслись водой на прошлой стоянке. Словно и не было тягот пути, погибших товарищей — купцы весело перешучивались, заранее подсчитывая возможную прибыль.

Кео, Исайя и Твердислав сидели у одного костра, разведенного отнюдь не ради тепла, а лишь из-за того уюта, что дарит живой огонь посреди ночной тьмы.

— Завтра будем расспрашивать, — зевнул Исайя. — Надеюсь, Твердь, ты окажешься прав, и твоя девочка не забывает собственных владений. Если же нет… — глаза полыхнули темным огнем, — то ты помнишь наш уговор. Пойдем искать врага…

— Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, — проворчал Твердислав. — Аэ должна быть здесь. Обязана. Ведь я же рассказывал тебе о статуе! Резали с натуры. Значит, у нее еще и хватало времени позировать!

— Она могла сделать это только один раз, а потом статую просто копировали, — возразил Исайя. — Впрочем, это уже неважно. Мы проделали такой путь… нам должно повезти, нутром чую! — он улыбнулся. — А кстати, интересное имя у твоей подружки… Аэ… Эа — на древнем языке «Вселенная», Аэ, соответственно, Вселенная наоборот, макрокосм в микрокосме… Иногда забавно пожонглировать символами, не так ли, Твердь? — пошутил координатор.

Однако в следующий миг им стало не до шуток. Навсегда запомнившийся треск невидимых крыльев над головами… мгновенно взорвавшаяся истошными криками ночная тишина, вопли людей, отчаянный рев песьеглавцев — и жуткая, давящая пустота в груди.

«Ты упирался. Ты по-прежнему играешь в свои глупые игры, человек, ты упрямо не веришь Ночи и боишься того порога, за которым — свобода. Поверь мне, я был там многажды. Я умирал с каждым больным стариком, с каждым недоношенным ребенком, с каждым раненым воином. Я знаю, но никто и никогда не верил мне на слово. Все норовили проверить, но рассказать о результатах своих наблюдений, увы, уже не могли. Таков закон, что превыше сил и престолов. Сейчас ты увидишь, что я не шучу с тобой. Тебе пора наконец проснуться. Кошмар картонного мира может длиться долго, он даже может показаться в чем-то привлекательным, но это все равно не более, чем кошмар. И сейчас я докажу тебе это».

Мягкий голос не скрывался более. Твердислав узнавал его. Его собственный голос, когда требовалось убедить кого-то в том, в чем и сам вождь был не до конца уверен. Да, точно. Его собственный голос, ничего больше. Бред, морок, наваждение.

…Но тогда откуда здесь взялась Смертная Туча?..

Исайя тоже вскочил на ноги, к нему крепко прижался Кео: несмотря на все пережитым им приключения, мальчишка крепко зажмурился и, похоже, даже не помышлял о луке. Оружие схватил Твердислав; откуда-то извне пришло холодное сознание неуязвимости. Такое бывает в бою — не палящая ярость берсеркера, не чувствующего боли, пока его не изрубят на куски, но холодная смертоносная сосредоточенность: она тоже не дает обреченному телу отвлекаться на боль, до того мига, пока не исполнен долг.

Твердислав целился. Вернее всего было б сейчас убить себя; но это — необратимый поступок, кроме того, в предположениях можно и ошибиться, так что…

Тяжелая стрела с четырехгранным бронебойным наконечником ушла вверх, в черноту и миг спустя на головы людей посыпались костяные обломки. Твердислав тотчас же выстрелил вновь. Глаза ничего не видели в кромешной тьме, однако он не промахивался. Он искал сердце, средоточие низринувшегося на них зла, искал его и в небесах, и в себе самом, потому что теперь не сомневался — зло накликал он сам, Сенсорика — всего лишь кривое зеркало, обращающее против нас собственные же мрачные тайники души, те глубины подсознания, над которыми мы не властны; однако даже этому злу, коль скоро оно стало материальным, можно противостоять.

Многие купцы искали спасения в напрасном бегстве, однако большинство сплотилось вокруг Твердислава и Исайи. Взлетели мечи, рубя слишком близко подлетевших костяных тварей, к одному луку присоединились новые, стрелял Эллем, стреляли младшие возчики, стрелял опомнившийся Кео — и лишь Исайя стоял с широко раскрытыми глазами, изумленно глядя прямо во тьму. Твердислав догадывался, что он там видит и отчего так изумляется: в небесах координатор должен был видеть гротескно измененное лицо самого Твердислава.

Третья попытка, ты сам думал о ней, ты вспоминал о Смертной Туче — и вот она, не заставила себя долго ждать. Нет времени сейчас раздумывать, почему ты хочешь убить себя самого, надо сражаться, и помнить, что враг в силах предугадать каждое твое движение, потому что он — это ты. Твое сознание превращается в твоего же самого страшного противника. То есть, чтобы победить, ты должен совершать неожиданные для тебя самого поступки, даже не зная, как некоторые из них повернут бой.

Басовитое гудение, смешанное с хлопаньем-трепетом сотен костяных крыьев. Людские и звериные кости, обретшие вторую жизнь, обуреваемые только одной жаждой убивать — что лучше подойдет под орудие тог абстрактного Зла, о котором толкует координатор Исайя?

Но в картонном мире зло тоже должно быть картонным. Враг не во внешнем мире, он внутри тебя. Вождь Твердислав, конечно, будет сражаться, пускать стрелы, рубиться мечом…

Твердислав неожиданно бросил оружие на землю. И обеими руками вцепился в тотчас же устремившийся к нему рогатый череп, покрытый кое-где расползающейся сгнившей шкурой. Челюсть хлопала, словно крышка небольшого люка. Твердислав вперил взгляд в глубину пустых глазниц черепа, всем существом своим отдавая один простой приказ: «Рассыпаться прахом!»

Это было нелепо, совершенно бессмысленно; но когда сражаешься с самим собой, только нелепые и бессмысленные поступки могут даровать тебе победу, или, точнее, дадут тебе возможность выжить.

Череп трепыхнулся несколько раз, а затем в глубине его глазниц на мгновение вспыхнул алый огонек. Раздался треск, по кости побежали стремительные трещины и секунду спустя Твердислав держал в руках только горстку праха от рассыпавшихся рогов. Остальное лежало горкой на земле.

Вот так, тьма. Он поднял голову — над обреченными людьми кружили неведомо как ожившие костяки, где-то ночном небе пряталось то, что двигало этой тучей, однако сейчас все это становилось неважно. Твердислав повторил «рассыпьтесь!», и на головы ошеломленных караванщиков посыпался легкий костяной пепел. Туча таяла на глазах, но отступать мертвые не умели; приведшая их сюда сила не знала поражений, она не умела смотреться в зеркала и потому сейчас погибала, не в состоянии оказать сопротивление. Ее оружие обернулось против нее самой.

Вскоре все было кончено. Разумеется, никто из караванщиков не понял, что случилось, и кому они обязаны спасением. Многие во время боя поглядывали на координатора Исайю, однако тот после первого оцепенения схватил меч и отбивался наравне со всеми, нельзя было сказать, что он пустил в ход какое-то чародейство.

Ошеломленные люди долго и бестолково толклись под ночным небом, ничего не поняв в случившемся. Никто не решился уснуть. Исайя же, как только опасность миновала, вновь набросился с упреками на Твердислава.

— Нет, тебе хоть кол на голове теши, вождь Твердислав! — не на шутку разошелся координатор. — Зачем ты это сделал? Зачем? Разве не повторял я тебе сто тысяч раз — не используй силы, здесь она неблага! Она не от Великого Духа! Мы отбились бы, отбились бы, как и в прошлый раз…

— То-то координатор Исайя за меч взялся… — насупившись, заметил Твердислав — он уже отвык получать выговоры. — Куда ж ты смотрел? Почему не остановил Тучу, как в первый раз?

— Потому что в этом не было нужды! — отрезал Исайя. — Чем меньше имеешь дела со здешними силами, тем лучше! Люди бы отбились. Караванщиков много, хорошо вооруженные, смелые…

Он лгал. Зачем-то ему нужно было, чтобы караван погиб бы здесь, а дальше отправились бы только трое — он, Твердислав и Кео… зачем? До ближайшего столба?..

Исайя почувствовал а, может, вновь прочитал его мысли. Устало сгорбился, махнул рукой, отвернулся.

— Вот видишь, — сказал координатор. — Враг уже силен в тебе…очень силен. Зачем мне лгать и зачем мне смерти этих несчастных? О да, едва ли у них есть бессмертные души, ведь это только фантомы, созданные воображением твоей Аэ, но они точно та же боятся смерти, кричат от боли, любят и ненавидят… разницы никакой. Я повторяю тебе, Твердь, если б Смертная Туча убивала всех, кто только встретится ей на пути, она давно превратила бы в пустыню весь этот край… уж ты поверь мне. Нет, ее можно остановить, и остановить простым оружием, иначе караваны вообще не покидали бы города из страха перед ней. Нет, вождь Твердислав, это была ловушка, искусно расставленная ловушка — на тебя, друг мой. И ты попался. Ты вновь зачерпнул силы во Тьме. И не говори мне, что тьма — это всего лишь отсутствие света. Есть тьма — и Тьма. Вечный страх и ужас. Уничтожение, распад всего и вся. Начало всех начал и конец всех концов. В этой тьме и затаился Враг…

Таким голосом Учитель обычно рассказывал малышам страшные сказки — чтобы потом заставить их посмеяться над собственной боязнью. Тихо, вдумчиво, задушевно, располагающе… руки его всегда жестикулировали, когда он рассказывал, такие ловкие, умелые руки, никогда не знавшие заступа и мотыги, холеные руки с тонкими изящными пальцами…

Почти такими же, как у координатора Исайи.

Твердислав вздохнул, усилием воли отгоняя от себя наваждение. Они не должны вцепляться в глотку друг другу… пусть их даже к этому и подталкивает недобрая память о прошлом.

— Исайя, я… не прибегал к магии и заклятьям. Я ведь и формул таких не знаю, а когда творил огненные шары, просто вспомнил, что говорила Джей. Сейчас же — клянусь тебе Всеотцом! — я просто приказал черепу рассыпаться. Это было… ну, как игра, кто кого переглядит. Переглядел я — и туча выполнила мой приказ. Кроме того… разве ты не понял, координатор? — ведь твой враг это я сам!..

Исайя только всплеснул руками.

— Ну что ты говоришь, неразумный! Как ты можешь быть врагом, это не твой мир, не твои силы! Враг, враг сотворил это наваждение, враг дал силы твоей Аэ, это его козни, вечного противника всего светлого и доброго!

Последние слова вышли у координатора неожиданно напыщенными и помпезными. Твердислав покачал головой.

— Может, и так, Исайя. Не знаю. Просто, когда я увидел в этой туче себя, то смог ее остановить, вот и все. Давай не будем спорить. Мы ведь согласны в одном — что надо добраться до племени крылатых и искать там Аэ. Я не верю, что мы ее не отыщем. Напротив, уверен — найдем.

— Это хорошо… — медленно сказал Исайя. — Не дай злобе свить гнездо в твоей душе, Твердь, помни, что мы живем только раз… а вот тебе и мне, похоже, выпало счастье сделать это вторично.

К чему была сказана эта фраза, Твердислав не понял, а спрашивать уже не хотел. Глаза слипались, несмотря на царившую вокруг духоту. Он проваливался в сон, словно облачаясь в несокрушимую броню спокойствия и веры. Ни разу за все время в этом мире ему не снились кошмары.

* * *

Утром караван двинулся дальше. Как и говорили караванщики, к вечеру они достигла торжища крылатых и кровососов, единственного места, где эти готовые вцепиться друг другу в горло свирепые племена поддерживали хоть какой-то мир, и не случайно — солидные купцы не поедут в охваченные войной земли, сули им хоть какую прибыль.

Дикие горы остались позади, вокруг началось царство исполинских лесов, в чем-то похожих на тот, в котором очутился Твердислав, первый раз оказавшись в мире Аэ. Видно было, что здесь свирепствует жестокая засуха. Почти все лиственные деревья стояли желтыми и наполовину облетевшими, точно сейчас уже настала поздняя осень. Хвойные держались лучше, но и их ветви казались щедро спрыснутыми желто-коричневым.

Над торжищем Твердислав вновь увидел крылатых. Могучие воины, державшие в руках тяжелые палицы, мечи и метательные копья, головы до половины утонули в плечах, и рядом с ними, тоже зависнув в воздухе — крылатые воительницы, при одном взгляде на которых кровь вскипала в жилах — так они были красивы. Их торговые ряды помещались справа от дороги, длинные прилавки, на которых было грудами выложены товары. Видно было, что торговые ряды срублены совсем недавно, в то время как прилавки кровососов, напротив, потемнели от времени. Твердислав, пользуясь своим небогатым еще запасом слов, спросил одного из караванщиков о причинах.

— Так ведь раньше мы все больше с малышами этими торговали, — купец махнул рукой в сторону кровососов. — Крылатые-то горды больно, только когда солнышко примучило, тоже понеси свое на продажу. Да вот только брать у них не так, чтобы очень много. — Купец досадливо поцокал языком. — Ткани их, или там мясо вяленое нам ведь ни к чему, верно? Золотишко, конечно, берем, которое они в Диких горах моют, камушки там разные… Вот кровопийцы — другое дело. Какого только товару не натащат! Тут тебе и смолы, да такие, что застынут и крепче камня, тут тебе и камень, да такой, что никакой таран не разобьет, не жаль возы за тридевять земель гонять, тут тебе и снадобья всякие, что они в своих лесах выращивают… А, да что я тебе говорю, сам по торгу пройдись, поглазей, и не бойся ничего — кровососы тут смирные. Им куда больше крови сейчас вода нужна, без нас они передохнут.

Твердислав, Исайя и Кео воспользовались советом. Соваться сперва к крылатым не было никакого резона (статую Аэ Твердислав видел все-таки не у них), и трое путников повернули налево. Тут уже вовсю шла оживленная торговля. Твердислав впервые увидел водяные кубики — что, как величайшую драгоценность, принимали богато одетые коротышки, очевидно, выборные родов и кланов. Взамен каждого отдавались настоящие горы товаров; невольники со стоном принялись грузить на телеги тяжеленные каменные блоки. На взгляд Твердислава, камень этот не отличался ни красотой, ни особой прочностью, он же помнил здешние каменоломни; однако караванщики уверили его, что на юге такого не сыскать днем с огнем, Дикие горы крепки только на вид, а копни — не гранит, а мягкий ракушечник, его южные ливни за три года начисто смывают. Были б здесь такие дожди — и от гор самих ничего бы не осталось.

Покупали кровососы и невольников. Несчастные истошно вопили и рвались из колодок, но за них тоже отдавались немеряные запасы товаров, и смягчить сердца купцов крики уже не могли. Исайя предупреждающе положил руку на плечо Твердиславу.

— Погоди, не вмешивайся в здешние порядки, — шепнул координатор. — Помни, что кесарю — кесарево…

Однако Твердислав с трудом заставил себя отвернуться от жуткой сцены.

— Да ты не думай, их не сожрут на племенном празднике, — невесело усмехнулся Исайя. — Кровососам нужна кровь, теплая кровь тех, кто может говорить, не зверей. Вот и покупают невольников… их никогда не заставят работать, их будут кормить на убой, и многие доживут в покое и довольстве до глубокой старости…если, конечно, у окрестных народов в один прекрасный день не лопнет терпение и они не перебьют вампиров всех до последнего.

— Я бы на их месте давно уже так поступил, — проворчал Твердислав. Теперь он уже испытывал неловкость из-за того, что когда-то сражался на стороне низкорослых кровопийц.

— Не судите и не судимы будете, — вздохнул координатор. — Что поделаешь, если Аэ придумала этих несчастных такими! Тогда уж логичнее было призвать к ответу ее…

Торг длился своим чередом, он был хоть и велик, но достаточно однообразен — товары разных кланов почти не отличались друг от друга. Купцы продавали кровососам жуткого вида зверей в клетках, какие-то свитки, пучки трав, густо смазанное оружие — видно было, что делали под заказ по специальной мерке; у крылатых тоже покупали, но меньше; и, в отличие от кровососов, тут негоцианты не продавали, а покупали невольников.

У Твердислава сжалось сердце, когда он увидел понуро бредущую крылатую красавицу. Ее руки и крылья не были связаны, и юноша понимал, почему — девушку продали, чтобы купить воды для роя. И слово сдержит умеющую летать гордячку лучше любых колодок и цепей. Рядом с ней шел дородный купец; против всех ожиданий, с невольницей он говорил ласково, почти что по отчески:

— Не кручинься, не рви сердце, ты ведь знаешь, я в плохие руки тебя не отдам, в богатый дом определю, к достойному человеку, а там, глядишь, твои и выкуп соберут…

Твердислава передернуло. Невольно вспомнилась бело-голубая брошь, рассеченная надвое изломанной молнией — как он жалел, что она пропала! Отчего-то ему казалось, что ей, этой брошью, он точно смог бы купить свободу крылатой девушке, а, может, и не только ей… Не случайно ведь те двое крылатых, что уносили от сожженных каменоломен свою мертвую подругу, оставили ему эту вещицу!

— Ну, так куда направимся дальше, вождь Твердислав? — обратился к нему координатор. — Дорога наша кончилась, теперь предстоит по лесам плутать. Как бы еще местные вампиры не схарчили…

— Глядеть в оба будем, вот и не схарчат, — отрезал Твердслав. — А как пойдем…

Вопрос и в самом деле был непраздным. Дорога кончалась, и вождь испытал даже нечто вроде обиды, как же так, шла-шла, вели все дальше и дальше, к самому горизонту, и вдруг на тебе — кончилась пыльным утоптанным торжищем! Дальше стеной стояли полусухие леса, и ясно было, что ни воды, ни пропитания в них так просто не найдешь. Оставалось идти на риск.

— Я поговорю с крылатыми, — неожиданно сказал Твердислав. — Без их совета мы пропадем. И двух дней пути не одолеем.

— И что же ты им скажешь? — с некоторой иронией в голосе поинтересовался Исайя.

— Процитирую Книгу Блужданий, — злорадно ответил Твердислав. — «Не будет ведом ему ни один путь», ну и там еще дальше было… Надеюсь, что они это поймут.

Координатор только покачал головой, но не нашелся, что возразить.

Юноша колебался недолго. Он увидел группу из пяти крылатых, трех воинов и двух женщин средних лет, но по-прежнему очень красивых — зрелой, чувственной красотой. Богато одетые, в руках они держали каждый по голубому водному кубику. Твердислав подошел ближе — и услыхал их речь. Они говорили на том же, понятном ему языке.

— Я отдала четверых за этот кубик, Ноик, четверых самых лучших! — говорившая едва сдерживала слезы. — Двух воинов и двух будущих матерей. Если каждая порция воды будет обходиться рою так дорого…

— Прежде всего, торгуя своими, мы сами становимся подобны гнусным вампирам, — угрюмо поддержал ее могучего телосложения воин, стоявший рядом. — Я тоже купил воду, но я не отдавал взамен никого из нашего обиталища, Дели!

— На сколько еще кубиков у тебя хватит товаров, Ноик? — скорбно сказала его собеседница. — У нас исчерпаны все запасы. И знамения становятся все грознее. Как бы не пришлось… — она осеклась.

— Он понимает нас! — взвизгнула другая женщина, резко поворачиваясь к Твердиславу и вскидывая правую руку. — Он не купец!

Воздух мгновенно потемнел. Твердислав всем своим существом ощутил нацеленный в него магический заряд. Нечего было и пытаться уклониться от него или отбить своей собственной магией.

— В Книге Блужданий сказано, — громко и четко произнес он, — «Не принуждайте посланного роком».

Ответом ему была гробовая тишина. Все пятеро крылатых словно окаменели, во все глаза глядя на него.

— И еще сказано в Книге Убийц, — почувствовав успех, Твердислав понесся на всех парусах, — «Если примет он сторону, противную Небу, ему не устоять!». И еще сказано в Книге Пророков: «И возглавит он народ Хабб-а-Нор, и под его началом будет взята великая слава!».

Несколько мгновений он наслаждался произведенным эффектом. Крылатые слушали его так, словно он был самим Великим Духом, внезапно снизошедшим на землю.

— О-откуда ты знаешь наши священные книги? — наконец с дрожью в голосе произнесла Дели. — Ты одет как выходец из Грибного города далеко на юге…

— Я был там, — согласился Твердислав. — Там начался мой путь. Но я шел к вам, о Небесный народ!

Загораживая женщин, вперед выдвинулись воины.

— Кто ты? — угрюмо спросил один, по-видимому, от самый Ноик. — Если пророчества исполняются, то… назови остальные Книги!

Когда крылатый говорил, голос у него шел откуда-то из середины груди, низкий и приглушенный. Различить между собой мужчин-воинов было бы весьма непросто, если б не большие выразительные глаза, разнившиеся между собой цветом. Безволосый, обтянутый кожей череп не имел больше никаких индивидуальных черт.

— Книга Блужданий и Книга Убийц, Книга Судей и Книга Пророков, Книга Смертей и Книга Превращений, — четко, словно на защите заклятья, отчеканил Твердислав. — Мне были названы эти, о Небесный народ! Иные мне неведомы.

Крылатые переглянулись. Казалось, они ждали от Твердислава еще каких-то слов.

— Мне случайно довелось увидеть, как женщина вашего народа сожгла каменоломню кровососов, и сама погибла при этом. Унести ее тело спустились два воина. От них я и узнал о Книгах, — честно признался Твердислав.

— Об этом должны узнать все Рои, — медленно, врастяжку сказал Ноик. — Слова Книги Рока сбываются! Подтверди мои слова, Дели! И ты, Рика!

Женщины дружно кивнули.

— Мы пошлем весть, — быстро сказала Рика. — Времени терять нельзя, наступает Время Славы — или же Время Смерти.

— Жди здесь, пришелец из мира Черных Игл, — подхватила Дели. — Жди, посланцы Небесного народа скоро вернутся. Тогда тебе надо будет совершить путешествие…

— Я не один, нас трое! — поспешил напомнить Твердислав.

— Это не имеет никакого значения, — отрезала крылатая. — Ждите нас здесь, ждите до ночи, мы вернемся!

Пять стремительных фигур взмыли в воздух. Крылатые умели летать с поистине фантастической быстротой. Казалось, что законы тяготения на них не действуют — впрочем, чему было удивляться в выдуманном и картонном мире?

Твердислав повернулся к Исайе и мальчику.

— Ну что? Видали?

— Видали, — с оттенком уважения сказал координатор. — Интересно, во имя каких целей Аэ заставила народ крылатых говорить на нашем с тобой языке? Что это для нее значило? И значило ли вообще?.. — Исайя наставительно поднял палец, явно собираясь углубиться в теоретические дебри.

— А мне вот совсем неинтересно! — прервал координатора Твердислав. — Как есть, так и ладно. Хорошо, что понимаем их, а почему да отчего, выяснять будем потом. Когда Аэ найдем. А до ночи будем ждать здесь. И смотреть нужно в оба — эти малыши-коротыши, до чужой крови падкие, они страсть какие ловкие бывают.

— Что ж, подождем, — не стал спорить Исайя.

Они устроились в сторонке. Караванщики тем временем продолжали грузить телеги, крепили тюки с товарами; тяжело нагруженные повозки медленно выстраивались в длинную линию. Еще до наступления ночи обоз двинется в обратный путь — а трое странников останутся здесь, в диких северных краях, на испепеляющей жаре, в окружении странных, нечеловеческих племен, в глубине Сенсорики.

Однако долго оставаться в одиночестве им не дали. Мало-помалу на противоположной стороне дороги начали собираться кровососы. Аккуратно одетые, умащенные, несмотря на жару, благовониями — они совсем не походили на тех сходящих с ума от свежей крови трупоедов, какими предстали перед Твердиславом в его первое появление здесь. Слышались возбужденные чирикающие голоса, часто повторялось сочное словечко «изгаш».

Кео потянулся к луку, однако рука мальчишки заметно дрожала. Кажется, он решил, что их сейчас вот немедля начнут разделывать для жаркого.

— Спокойно, Твердь, — негромко произнес Исайя. — Помни, что каждая тварь имеет начала свои в Великом Духе, и нельзя презирать только за их отличия от нас…

— А вот не грозило б мне остаться без крови, как муха сухая, так небось и не презирал бы, — проворчал Твердислав.

— Но ведь когда ты попал к ним в первый раз, с тобой ничего не случилось? — настаивал Исайя. Юноша нехотя кивнул, соглашаясь.

— Вот видишь! — Исайя привычно-назидательным жестом поднял палец. — Не стоит поддаваться первым побуждениям. Постойте здесь, а я пойду поговорю с этими несчастными созданиями. Раз они торгуют с людьми, должны понимать их язык.

Координатор не ошибся. Он заговорил, используя наречие обитателей Грибного города, и его поняли. Правда, настроены вампиры оказались не слишком мирно. Разговор велся простыми словами, рублеными фразами и Твердислав понимал почти все:

— Зачем вы пришли сюда и зачем остаетесь? — напористо, несмотря на малый рост, спрашивал один из кровососов, отличавшийся от других обилием цветных камней в шейном ожерелье и нарукавных нашивках.

— Мы хотим найти девушку нашей крови, — ответил Исайя.

Кровососы переглянулись.

— Мы не продаем обратно купленных невольников.

Очевидно, они решили, что Исайя и Твердислав явились сюда, разыскивая какую-то рабыню, в свое время проданную народу вампиров.

— Даже если мы предложим очень высокую цену? — когда речь заходила о торговле, Исайя чувствовал себя как рыба в воде.

Кровососы переглянулись.

— Назови свою цену, человек, — наконец осторожно сказал их предводитель.

Твердислав поморщился от раздражения. К чему эти нелепые разговоры? Тем более, что у них с Исайей нет ни денег, ни товаров и они никого не собираются выкупать!

— Десять кубиков воды, — невозмутимо сказал Исайя. Твердислав едва не поперхнулся. Координатор что, с ума сошел?!

Вампиры, похоже, просто остолбенели. Очевидно, названная Исайей цена и впрямь была запредельной.

— Десять… — для верности коротышка-вожак показал координатору десять пальцев, — десять кубиков воды? Десять водяных кубиков, какие мы покупаем у гильдии… — тут последовало какое-то странное слово, его Твердислав не разобрал.

— Да, да, именно таких, — невозмутимо кивнул Исайя. — Ты, кажется, подозреваешь меня во лжи? Ты, наверное, хочешь увидеть водяные кубики своими глазами? Чтобы я показал их здесь и сейчас? Ты хочешь жестоко оскорбить того, кто жаждет заключить с тобой сделку? (Последняя фраза вышла у Исайи довольно-таки заковыристой, и Твердислав не был уверен, что все понял правильно).

— Я очень хочу заключить с тобой сделку, человек, — хриплым мальчишеским баском сказал вампир, облизнув сухие бесцветные губы. — Нет нужды скрывать мое желание. Но я должен увидеть твой товар.

— Зачем? — холодно парировал Исайя. — Ведь если у нас не будет чем заплатить, мы ничего не сможем получить у вас, не так ли?

Вампиры зашушукались, однако вожак остался тверд.

— Вы говорили с крылатыми демонами. Вы подошли к ним, а не к нам. Вы можете быть в сговор с ними. Вы можете хотеть разведать наши земли.

— Что за глупости! — высокомерно рассмеялся Исайя. — Я не знаю ваших обычаев, но разве те, у кого есть крылья, и кто может все увидеть с высоты, разве такие нуждаются в пеших разведчиках?

— Крылатые демоны нуждаются в таких, — угрюмо сказал вампир. — Мы умеем защищать наши владения от взоров с небес. Поэтому они засылают пеших… (следующее слово Твердислав понял как «разглядывающие»).

— И что, их разведчики всегда сговариваются со своими нанимателями прямо у вас на виду? — еще более пренебрежительно рассмеялся Исайя.

Вампир не ответил, только насупился еще больше.

— О чем вы говорили с крылатыми демонами? — требовательно спросил он. — Мы не можем допустить вас в наши земли, пока вы не расскажете об этом. Почему твой второй человек не говорит с нами? Пусть он подойдет сюда. Мы хотим знать, что он сказал демонам и что он услышал от них.

— Не слишком ли многого ты хочешь, почтенный? — невозмутимо ответил Исайя. — Я вижу, водяные кубики тебе не нужны. Отлично! Я найду, кому продать их. А на прощание — вот, взгляни!

На сложенных горстью ладонях Исайи что-то блеснуло голубым. Вампиры дружно ахнули. У Твердислава глаза полезли на лоб — откуда у координатора могли оказаться эти самые водяные кубики?!

— П-подожди, человек, — слабым голосом проговорил вожак вампиров. — Погоди. Давай договоримся.

— О чем? — холодно бросил Исайя. — Ты оскорбил меня и моих спутников, оскорбил сугубо и трегубо, отсутствием доброй воли, недоверием и подозрением. Я продам эту воду крылатым. За такую цену они перевернут вверх дном все ваши леса и найдут пленницу.

Вампиры негодующе загалдели на своем языке, чуть ли не с кулаками бросаясь на вожака. И тот дрогнул.

— Я прошу тебя простить меня, человек, — стараясь соблюсти все правила грамматики, с отчаянием взмолился вампир. — Хорошо. Что ты хочешь?

— Свободного пропуска в ваши земли. Мне надо отыскать человека, девушку нашей крови.

— Тебе нет нужды ни о чем беспокоиться, — кровосос нервно облизнул губы. — Назови нам ее имя, приметы, скажи — хотя бы примерно! — когда она попала к нам, и я очень скоро отвечу тебе, где находится твоя родственница. Ее доставят сюда, вам не надо будет никуда ходить.

— Ее имя обычно для девушек моей страны, у вас может оказаться не одна такая, — возразил Исайя. — Кроме того, прошел уже не один год, как она была увезена на север. Лицо ее могло измениться. Только я, брат ее матери, и он — сын ее матери — (Исайя указал на Твердислава) — сможем узнать ее. И то, лишь если взглянем прямо на нее, так, как я сейчас смотрю на тебя, достойный.

Вампиры вновь принялись совещаться. Осторожность боролась с алчностью, и, разумеется, в конце концов алчность победила. Да и на самом деле, какую особую угрозу могли представлять для многочисленного народа вампиров трое путников?.. А десять кубиков воды — и впрямь огромная цена.

— Мы должны поговорить еще, с теми из наших, кто сейчас здесь, — наконец ответил вожак кровососов. — Если все согласятся, вы получите, что просите. Но даже если вы ничего не найдете, вода должна остаться у нас.

— Что-о? — очень натурально рассвирепел Исайя. — Да знаешь ли ты, почтенный, сколько нам с сыном моей сестры пришлось исходить опасных охотничьих тропинок, прежде чем нашей добычи хватило, чтобы собрать этот выкуп?! И ты хочешь, чтобы мы отдали его тебе за просто так?! Никогда! Ни за что! Мы пойдем к крылатым, они, по крайней мере, не оскорбляли нас подозрениями!..

Твердислав мысленно зааплодировал. Конечно, согласись Исайя с условиями вампиров, это только укрепило бы их подозрения — с таким громадным богатством легко расстаются, лишь если оно не свое, и нет никакой надежды его присвоить.

Кажется, вспышка координатора в чем-то успокоила и вампиров. Вожак примирительно поднял руки.

— Ну хорошо, хорошо, человек, но ты согласен, что мы должны получить некоторую компенсацию за беспокойство?

— Один малый кубик — и ни граном больше! — отрезал Исайя. На его ладонях вновь что-то блеснуло.

— Жди нас здесь, человек, — проговорил вожак, и вся кучка вампиров чуть ли не бегом бросилась прочь, на ходу отчаянно жестикулируя и вереща на своем странном языке.

Твердислав подскочил к Исайе. Тот сделал движение, будто прятал что-то за пазуху, глубоко вздохнул и устало потер руки, несколько раз согнув и разогнув пальцы, подобно усталому арфисту.

— Координатор, откуда у тебя…

— Не было здесь никаких водяных кубиков, вождь Твердислав, — вздохнул Исайя. — Гипноз, иллюзия, морок, наваждение — называй, как хочешь. Этим беднягам так отчаянно нужна вода, что внушить им можно было все, что угодно. Они бы поверили.

— А крылатые?

— Крылатые — нет. Они сами владеют магией, и против таких простеньких фокусов у них хороший иммунитет. Они вообще, насколько я успел понять, очень остро чувствуют ложь, так что хитрить с ними нечего и пытаться. Лучше изложить свои намерения прямо, что я тебе и советую сделать, когда посыльные вернутся.

Твердислав кивнул.

— Но зачем эта нелепая история о выкупе?

— Кровососы очень подозрительны. Вглубь своих владений они никого не пускают. Ты, оказавшись там, появился словно бы из ниоткуда, и, следовательно, являлся существом в какой-то мере волшебным. Мы же с тобой сейчас — просто усталые, измученные жарой путники. Следовательно, можем оказаться кем угодно, в том числе и врагами.

— А почему было не сказать, что мы идем поклониться их…

— Э-э, нет. Такого сорта народы очень ревнивы к своим святыням. Лучше раньше времени не выдавать нашего интереса к ним. Ты понял меня?

Юноша вновь кивнул.

— Так что нам теперь остается только ждать, — заключил Исайя. — Думаю, вампиры окажутся расторопнее.

— А как ты собираешься объяснять им наши разговоры с крылатыми?

— Никак не собираюсь! Пусть думают, что хотят. Нам надо добиться пропуска в их земли, и я добьюсь этого! — отрезал координатор.

Началось долгое, томительное ожидание, еще более томительное из-за немилосердной жары. Вся троица забилась в тень, даже привычный Кео приуныл.

Мало-помалу торг затихал. Купцы спешили — воды оставалось мало, а до ближайшего колодца — неблизкий перегон.

— Интересно, почему здешние покупают воды такой дорогой ценой вместо того, чтобы просто переселиться на юг? — подумал вслух Твердислав. — Пустых земель там хватает…

— Не думаю, что купцам того же Грибного города нужны были под боком крылатые или же вампиры, — заметил Исайя. — А вообще твой вопрос надо было б задать той, кто все это придумал — Аэ. Конечно, здесь все нелогично. В реальности такого существовать не может…

— Хотел бы я, чтобы эта жара тоже стала бы нереальной, — ехидно заметил Твердислав.

— Не путай несовместимые понятия, — тотчас обрушился на него координатор. — Поскольку мы, что очевидно, находимся в лишь в субъективно-реальном континууме…

Исайя явно норовил вновь углубиться в дебри гносеологического анализа. Твердислав с отчаянием зевнул.

…Мудрые речи координатора вождю пришлось слушать еще долго. Кажется, Твердислав даже ухитрился заснуть, несмотря на жару. Впрочем, Исайя не нуждался ни в собеседнике, ни даже, похоже, в слушателе. Он рассуждал вслух, развивая какие-то модели и теории, сам их опровергая и выдвигая контропровержения…

Деловитый Кео тем времнем развел костер и, не дожидаясь приказа, стал кашеварить. Мало-помалу темнело. Ни вампиры, ни крылатые не появлялись. Обоз ушел на юг. На опустевшем торжище одиноко горел только один костер.

Первыми, несмотря на расчеты координатора, вернулись крылатые. Их оказалось пятеро, все — женщины; среди них были Дели и Рика.

Не скрываясь, пятеро небесных воительниц встали перед Твердиславом широким полукругом, и он вновь невольно залюбовался ими. В каждом движении их сквозила не только грация, но и сила; и, кроме того, Твердислав явственно ощущал их боевую магию — ту самую, что обратила каменоломню кровососов в пылающий ад.

— Изменяющие тех Роёв, до которых смогли дотянуться наши мысль и зов, ответили нам, — голос Рики торжественно звенел. — Изменяющие заглянули в быстротекучую воду гадальных ручьев, тех, что еще не поглощены засухой. Пророчества признаны исполняющимися. Ты, пришедший из мира Черных Игл, должен сам отыскать свой путь на земле моего народа, как сказано о том в Книге Блужданий.

— И Книга Скорби уже открыта, и пустые ее страницы уже алы от крови, — подхватила Дели.

— И Книга Мертвых впервые за многие годы отомкнула свой переплет, и мы лицезрели те ужасы, с которыми нам предстоит сразиться, — продолжила третья летунья.

— А Книга Земель указывает нам, где свершится битва, — нараспев протянула четвертая.

— И Книга Прихода вопрошает тебя «Не об этом ли мечтал ты, рекомый Твердислав?!»

Юноша вздрогнул. Откуда эти красавицы могли вызнать его имя?

— Мы не могли ничего вызнать. Священные книги открыли нам это, — возразила Дели.

— Выбирай свой путь, пришедший от Черный Игл, — неожиданно, не дав ему и рта раскрыть, сказали они все хором. — Любой Рой будет счастлив дать кров тебе и твоим друзьям. Выбирай же свой путь, и торопись, ибо сочтены Дни Славы, как и Дни Смерти; быстротечно время, и близок час, когда Лес и Небо сойдутся в бою против Гор и Степи!

Вся пятеро дружно взмахнули крыльями, взмывая вверх. Миг — и они растаяли в сгустившейся тьме.

Твердислав растерянно смотрел им вслед. Они ничего у него не спросили, им, похоже, было совершенно все равно, что он теперь сделает и куда направит свои стопы; Небесный народ как бы говорил ему — мы открыли тебе врата, но за ними — тысячи путей. Выбор за тобой, а наш долг исполнен.

— Гм… любопытно, очень любопытно, — услыхал Твердислав бормотание Исайи. — Архаичный стиль, признаюсь, моя слабость. Ты у них, выходит, и впрямь что-то вроде мессии, друг мой Твердислав… Ну что же, с этими все ясно. По владениям крылатых мы можем ходить невозбранно, но едва ли хоть кто-то из них поможет нам советом. Они, похоже, смертельно боятся повлиять на твой выбор… Что ж, посмотрим, что получится с нашими низкорослыми друзьями…

Вампиры пожаловали, когда Кео уже мирно спал, да и Твердислав вовсю клевал носом.

В отличие от крылатых, кровососы явились многочисленной делегацией; со стороны могло показаться, что на Твердислава и его товарищей двигается целый горящий лес — так много оказалось тут факелов.

Исайя выступил вперед, обвел толпу полупрезрительным взглядом. Вампиры, похоже, уважали только силу.

— Я слушаю вас, почтенные, — громко сказал он на языке Грибного города.

— Человек, мы уже почти было согласились на твое предложение, — угрюмо бросил все тот же вампир в богатой одежде. — Десять кубиков воды — хорошая цена. Мы согласны пропустить тебя. Но твои спутники останутся нашими заложниками. Мы не пошли бы на это, если б не ваши разговоры с крылатыми. Друзья наших врагов — наши враги, гласит мудрость моего народа. В наших землях ты сможешь идти куда хочешь. Мы дадим тебе проводников и все потребное для дальнего пути через леса. Но эти двое, — вампир указал на Твердислава и Кео, — останутся в месте, которое укажем мы. С ними ничего не случится, если ты и впрямь пришел за человеком твоей крови. Если же ты окажешься скрытым врагом, эти двое умрут.

— Ты угрожаешь мне? — спокойно спросил Исайя. — Ты угрожаешь мне, безоружному? Нас всего трое, и один из нас — мальчик, почти еще ребенок. У тебя за плечами целая армия. Достойно ли это твоего высокого сана, почтенный?

— Когда стоит такая сушь, нет нужды думать о достоинстве сана, человек. Если мы не выживем, некому будет воздать мне укоризну. Если же мы выживем, пусть в меня бросают камни. Поэтому воспринимай мои слова как хочешь, человек.

— А как ты решишь, являюсь ли я скрытым врагом, или нет? — с наигранной озабоченностью спросил Исайя. На месте вампира любой человек понял бы издевку, но кровососы говорили на чужом языке, и восприняли все всерьез.

— Если ты станешь составлять карты подлесных троп, которых не видно с воздуха. Если ты станешь считать наши каменоломни и смолокурни. Если ты станешь вызнавать меру нашей силы и нашей слабости…

— Слова, слова, одни только слова! — поморщился Исайя. — Я буду ходить от одного вашего поселения к другому. Я буду расспрашивать многих из твоего народа. Мне нужно это, чтобы найти дочь моей сестры. А ты сочтешь это доказательством того, что я скрытый враг? И что же мне, отворачиваться всякий раз, когда я вижу вашу лесопилку — или что там я вижу?.. Смолокурню? Или мельницу? А как насчет стогов сена? Что будет, если я брошу взгляд на стога сена? Как ты определишь, сосчитал я их ли нет?

Вопросы Исайи, было ясно, поставили вожака вампиров в тупик. Собравшиеся кровососы загомонили так, что, казалось, сейчас сюда сползутся все чудища этого картонного мира — чудища, к сожалению, отнюдь не картонные.

Координатор спокойно ждал. Когда же вопли и ор достигли наивысшей силы, вновь, как бы случайно, приоткрыл сложенные горстью ладони. Иллюзорные водяные кубики засветились мягким голубоватым цветом, и толпа вампиров завыла от вожделения. Вода была сейчас дороже всего.

— Десять обычным кубиков, — громко сказал Исайя, стараясь, чтобы его услыхали хотя бы первые ряды. — Десять больших кубиков. И один малый, в знак нашей доброй воли и нашего расположения. Один малый я отдам сразу же, как только мы получим искомое разрешение — все трое, без всяких там заложников! И этот малый кубик останется у вас, даже если мы никого не найдем в ваших селениях!

Вампиры дружно взвыли. Наверное, им показалось, что человек сдался, начал отдавать свое водное богатство — вожак кровососов немедленно приосанился и заговорил о том, какие сейчас трудные времена, враги напирают со всех сторон, крылаты демонам, похоже, нипочем даже засуха, и потому они, НАРОД, (это слово он произнес так, чтобы всем стало понятно: определение «народ» относится только к его племени, все остальные пусть придумывают себе свои названия), никак не может позволить чужеземцам шастать по своим владениям, если взамен отдан всего лишь один жалкий малый кубик воды!

Однако Исайя только усмехнулся. Десять «больших» кубиков как бы исчезли у него за пазухой, один же, «малый», заманчиво блестел и переливался у него на ладони. Невольно Твердислав засмотрелся на игру мягких голубых бликов — кубик светился словно сам собой. Неужели и это — иллюзия? Но ведь он — не вампир, внушить ему, что он видит вожделенную воду не так-то просто…

— Никаких заложников, — повторил Исайя. — И этот кубик сразу вам.

От поднявшихся вновь воплей можно было оглохнуть.

И в конце концов жадность, конечно же, победила. Вампирий вожак схватили протянутый Исайей кубик, вцепился в него своими маленькими мохнатыми лапками, прижал к груди… Твердислав готов был поклясться, что в недобрых глазках кровососа в этот миг блеснули слезы.

…Потом судили и рядили еще долго — уже после того, как неведомо зачем собравшиеся факельщики куда-то разбрелись, очевидно — праздновать. Исайя требовал настоящего пропуска, а не просто слова. И вновь вожак упирался, и вновь под напором аргументов координатора вынужден был уступить. В руки Исайи перешел небольшой браслет из чередующихся голубых и зеленоватых камней. По утверждению вожака, это послужит пропуском на всех заставах НАРОДА. Указал он даже и тропу, почти что дорогу, что вела от торжища к ближайшему селению кровопийц.

Исайя кивал, сохраняя достоинство. Наконец он и вожак разошлись, осыпая друг друга комплиментами и желая друг другу всяческого благополучия.

Когд последний вампир скрылся во тьме, Исайя схватил Твердислава за руку.

— Этой ночью нам спать нельзя. Сии милейшие создания запросто перережут нам глотки из-за такого богатства!

— Исайя, а этот малый кубик… Он откуда? Или тоже обман?

— Нет, —отвернулся Исайя. — Я его позаимствовал у одного купца. Я считаю, что за трехкратное спасение их драгоценных жизней они могли бы расплатиться с нами и пощедрее, ибо сказано, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому — в царствие Великого Духа!

Твердислав поморщился. Красть… в кланах за это сурово наказывали. В том числе и он сам. А тут — координатор!

— Иного выхода у нас не было, вождь Твердислав, — убежденно произнес Исайя. — Я могу показать одну, другую, третью иллюзию, но долго обманывать вампиров я не смогу. Этот кубик убедит их в истинности остального. Давай больше не будем об этом говорить — мне это самому неприятно. Но что поделаешь? Для меня цены возвращения не существует… если только само возвращение вообще возможно.

Твердислав промолчал. На душе было скверно — негоже начинать такое дело с обмана. Вкривь и вкось и дальше пойдет.

— Ну, так ты выбрал дорогу, вождь Твердислав? — после долгого молчания спросил Исайя. — Куда пойдем? На север, на восток или на запад? Владения крылатых перемешаны с селениями вампиров, как ни странно, казалось бы, при такой взаимной ненависти им следовало бы размежеваться…

— Они, похоже, без этой ненависти уже жить не могут, — проворчал Твердислав. — Только одни облекают ее в красивые слова, другие до этого пока еще не додумались, но у них это тоже не за горами.

«А может быть, этот мир — отражение не только души Аэ, но и моей, раз уж я так легко второй раз оказываюсь здесь?» — вдруг подумалось Твердиславу. «И эта дорога за горизонт, когда мы идем искать Аэ, понятия не имея, где она может быть — есть всего лишь возвращение из лабиринта собственных заблуждений? Если ты сражаешься сам с собой, и сам прячешь от себя нечто, то, по логике, это самое нечто ты никогда не найдешь, пока не заглянешь в совершенно неожиданное для себя самого место. Впрочем, когда нельзя быть до конца уверенным в собственном существовании, можно дойти и не до такого… стоп! Стоп! Да что ж это я! Конечно, конечно, если я сам — тот, кто дергает в этом мире за ниточки, куда бы я спрятал Аэ? Или не прятал бы вовсе?..»

— Мне кажется, надо идти наугад, — медленно сказал он вслух. — Ноги сами выведут.

— Мысль хорошая, хоть и несколько экстравагантная, — заметил Исайя. — Ну так и куда же поведут тебя твои ноги?

Вместо ответа Твердислав повернулся спиной к торжищу. Впереди, невидимая в ночной тьме, застыла молчаливая стена лесов. Где-то там, за непроглядными завесами, за незнаемыми землями — чувствовал Твердислав, — бьется сердце той, что способная открыть им дорогу назад… или же прочесть приговор. Это ощущение оказалось настолько ярким и острым — до боли — что он невольно застонал.

— Аэ здесь, координатор. Она в этом мире, Исайя!

Послышался тяжкий вздох.

— Ты уверен в этом, Твердь, или тебе просто очень хочется поверить в это?

Твердислав осекся. И в самом деле, где грань между его желанием — и реальностью, если только слово это применимо к картонному миру чужих снов?

«Но ведь твои желания становятся силой», внезапно прозвучало в сознании. «Если ты очень захочешь увидеть Аэ, ты увидишь ее. Вперед!»

— Координатор, я знаю, что она здесь. И… мне кажется… сейчас уже неважно, хочу я поверить в это, или чувствую на самом деле. Мысль есть действие, говаривал наш Учитель. Мысль в этом мире тоже есть действие, только наглядное. Так что нам надо только идти… пока мы не поверим полностью в то, что дошли. Ты понимаешь меня, координатор? Аэ говорила о чем-то подобном, когда предлагала мне уйти вместе с ней к Умникам. Сенсорика, говорила она, это место, где сбываются желания, Золотой Шар из старой сказки. Наши желания сейчас — найти ее, и, если это желание будет достаточно сильным, мы добьемся своего.

Исайя скептически хмыкнул.

— Ты ошибаешься, вождь. Этот мир не есть отражение нас самих. Он независим и самодостаточен. Он создан могучей силой, очень и очень древней, злой и мудрой, хотя ее мудрость и односторонняя. Она играет с нами, она выставляет перед тобой магическое зеркало, и твое собственное отражение начинает казаться тебе врагом. Старый и безотказный трюк — покажи человеку его кажущееся ничтожество, и можешь довести его до того, что он сам сведет счеты с жизнью, и тогда жертва становится добычей врага. Поэтому не торопись! Твоему совету мы сейчас последуем, просто потому что никакого лучшего плана у нас нет; заглянем к вампирам, от них — к крылатым, и там я советую тебе поговорить об Аэ серьезно.

Твердислав кивнул. Не было смысла спорить; сам же он оставался в твердом убеждении — они найдут Аэ в тот миг, как внутренне сочтут себя готовыми к этому, готовыми очень-очень глубоко в душе, куда не дотянуться простым волевым усилием. Сколько не повторяй «халва», во рту слаще не станет, но можно поверить, что ешь лакомство, и тогда действительно почувствуешь его вкус.

Ночь они решили провести на торжище. Тащиться по неведомым чащобам в темноте никому не хотелось.

* * *

На рассвете Исайя произвел ревизию сделанных им запасов и остался доволен. Этого должно было хватить на неделю пути, а там, как он выразился, что-нибудь непременно подвернется.

Дорога через лес оказалась и труднее, и легче, чем они это представляли. Легче, потому что жара убила почти весь подлесок, иссушило лесное разнотравье, почти убила кустарники; идти по широкой тропе было легко, но та же жара делала дорогу мучительной. Твердиславу приходилось напрягать всю волю, чтобы залпом не выпить всю дневную порцию воды.

Леса казались безжизненными. Все, кто только мог, бежали их пораженных засухой краев. Тропа была пустынна, никто не спешил к покинутому торжищу, и Твердислав невольно подумал — а как же вампиры и крылатые ухитряются доставить все товары точно к прибытию каравана?

К вечеру, измученные зноем, все трое почти валились с ног. Правда, Кео обнаружил неожиданные познания в местных кореньях, выкопав целую дюжину корявых коричневатых корней, сохранивших в своей глубине кисловатый, приятно пощипывавший нёбо сок.

На второй день пути трое странников достигли первого селения вампиров. По пути им не встретилось ни каменоломен, ни смолокурен, ни углежогных промыслов, и Исайя вполне серьезно возблагодарил за это судьбу — кто их знает, этих кровососов!

На границе круга полей путников окликнула стража — Исайя высоко поднял левую руку с надетым браслетом-пропуском. Больше вопросов им не задавали.

Твердислав во все глаза глядел на открывшийся ему древесный город. Островина очень высоких темных деревьев, прячущиеся высоко в кронах домики, отсюда кажущиеся изящными елочными украшениями; правда, видно, что селение пограничное — промежуток между вековыми стволами перекрыты высоким плетнем, наверху натянуты сети — чтобы крылатые не смогли ворваться с воздуха.

Возле ворот их вновь остановили. Здесь, помимо самих вампиров, несли стражу вооруженные увесистыми дубинами мохнатые великаны, рабочая сила кровососов. Это было новшеством — в первое свое появление Твердислав такого не видел.

Внутри селение ничем не отличалось от того, где Твердислав побывал. Исайя остался разговаривать со старейшинами, знавшими язык южных торговцев, а Твердислав отправился бродить по поселку — ему хотелось найти статую Аэ. Он не сомневался — такие должны стоять в каждом городке кровососов. С ним увязался также и Кео. Твердислав уже давно собирался спросить у Исайи, что он собирается делать с этим волею судьбы приставшим к ним мальчишкой, но все как-то откладывал.

Твердислав не ошибся. Деревянная статую Аэ и в самом деле нашлась — в самой середине поселка, у подножия громадного неохватного дерева, перед длинным обложенным закопчёнными камнями кострищем. Юноша невольно представил себе, что же именно жарили на этом очаге и его чуть не вырвало. Нет, все-таки странная была фантазия у Аэ, если Умница оставила в своем мире такое…

Фигура девушки была вырезана мастерски. Не неподвижный идол, какой встретился Твердиславу прошлый раз — нет, здесь мастер сумел поймать движение: прижав руку к груди, Аэ вся словно тянулась навстречу чему-то неведомому, но радость на ее лице от этой встречи была также передана с необычайным искусством. Была проработана каждая деталь, каждый завиток волос, даже легкая сеточка смешливых морщин у глаз; создавший скульптуру был настоящим мастером. Это было даже больше, чем портрет; несколько мгновений Твердиславу казалось, что он видит живую девушку, для чего-то облачившуюся в этот странный маскарадный костюм.

По бокам появилось несколько вампиров, казалось, они глядели на Твердислава с неодобрением. Юноша поспешил поклониться изваянию.

Где же ты, своевольная хозяйка этого мира? Ты ведь не из тех, кто бросает свои творения на произвол судьбы. Ты часто появляешься здесь, твой облик известен многим. Тебя боятся и почитают. Ты — Хозяйка; но вот как же мне призвать тебя?..

Можно, конечно, было спросить у здешних обитателей; но дипломатия с вампирами Твердислав оставлял на самый крайний случай — он ничего не мог поделать с собой, странный этот народ возбуждал в нем острую неприязнь. Быть может, Исайя сумеет, у него это лучше получается.

Взгляд Твердислава невольно коснулся деревянных глаз статуи. Гладкая коричневатая поверхность, отполированная до блеска; искусная рука мастера так подобрала дерево, что на месте глаз располагались следы сучков — казалось, Аэ ласково и радостно смотрит на него темными неподвижными зрачками. Почти такими же, как в жизни.

Твердислав вновь надеялся на пробуждение того сверхчувства, что могло бы помочь ему отыскать Умницу; но нет, на сей раз его ждало разочарование. Потоптавшись у статуи еще некоторое время (и не забыв поклониться ей, прежде чем уйти), они с Кео отправились на поиски Исайи.

Координатор сидел на низкой лавке возле самого плетня, что опоясывал все селение. Исайя казался довольным, он даже что-то мурлыкал себе под нос. Твердислав немедленно пристал к нему с расспросами и вот что рассказал координатор:

Он, разумеется, тоже выразил желание поклониться изображению Хозяйки. Не видя в этом ничего дурного, вампиры отвела координатора к статуе. По дороге он задал немало вопросов; большинство ответов были заведомо вздорными и потому он не станет их даже пересказывать, однако кое-что ему, Исайе, показалось небезынтересным. Ну, в частности, то, что Хозяйку можно, оказывается, призвать. Это поистине страшный обряд, требующий огромных жертв и свежей крови, но он возможен и якобы даже пару раз имел место в прошлом, когда НАРОД оказывался на грани полного истребления в войне с крылатыми. А самое главное — что сейчас, из-за небывалой засухи, НАРОД вновь стоит у самой пропасти, спасти от падения в которую якобы может только Хозяйка. Такие вот слухи.

— И когда же они намерены вызвать эту свою Хозяйку? — подавили нервную дрожь, спросил Твердислав.

— Для этого должны сговориться все вожаки всех родов. Дело в том, что обряд требует, как говорили у нас, крупных ассигнований и больших материальных затрат, роды же неодинаковы по богатству, поэтому идут споры о том, кому и сколько следует внести в общую копилку. Политика всюду политика — что у нас, что в Сенсорике. Интересно только, как Умники все решали между собой?.. Короче, кровососы пока еще не сговорились, но, я думаю, когда припечет еще сильнее — лето ведь, оказывается, еще не вошло в полную силу — волей-неволей придут, как говорится, к консенсусу.

— Ты предлагаешь ждать? — спросил Твердислав.

— Ни боже мой! — затряс головой Исайя. — Ничего мы ждать не станем. Действуем по прежнему плану. Я осмотрел невольников… — лицо координатора омрачилось. — Бедняги. Готовы были на все, чтобы их выкупили. Чистить отхожие места и спать в хлеву. Я их понимаю, — Исайя поежился. — Наши маленькие друзья, хозяева этих премилых домиков не только кровопийцы, они еще и каннибалы. Такая вот история… Ну да мы им не судьи. Не нами придумано — не нам и расхлебывать. Что стоишь, вождь? Нам для ночлега это место отвели. Ложись, завтра в самую рань, пока жары нет, дальше двинемся…

Так началась их дорога по диковинной стране, населенной люто ненавидевшими друг друга племенами. Узкие лесные тропы сменялись полями, иногда попадались иные хозяйственные заведения рачительных вампиров — мельницы или распилочные. Иногда встречались небольшие караваны с товарами — встречные кровопийцы глядели хмуро, на вопросы — если среди них оказывался кто-то, знающий южное наречье — крайне неохотно. Дела шли все хуже и хуже. Цены на привозные товары повышались, цены на товары самих вампиров падали. Все меньше и меньше оставалось воды. Начался падеж скота. Во всех родах урезали дневные порции. Кое-где вспыхивали настоящие сражения за воду. Об обряде Призыва Хозяйки слышали все, но никто не мог сказать, когда же это наконец случится.

Проплутав по лесам вампиров добрых две седмицы, трое усталых путников наконец достигли лесной окраины.

Перед ними расстилалась глубокая, обширная долина. Когда-то по ней текла река, бравшая начало на вечных снегах Диких гор — сейчас русло полностью пересохло, оставив лишь широкую полосу грязноватого ила, гниющей травы и дохлой рыбы, не привлекшей даже вездесущих трупоедов.

На противоположном берегу, где вновь начинались леса, на высоком крутояре возвышался огромный глиняный холм. Сперва Твердиславу показалось, что он видит нечто среднее между ласточкиным гнездом и муравейником; затем в глаза бросились сновавшие в воздухе крылатые фигурки, и юноша понял, что перед ними — одно из Обиталищ Небесного народа.

Это было внушительное зрелище. Исполинская постройка явно служила крепостью, все входы и выходы размещались высоко над землей, а подходы к жилищу Роя были дочиста выглажены и выложены глиной, так что враг не нашел бы на ближних подступах никакого укрытия. На самом верху тоже дежурила стража; Твердислава, Исайю и Кео заметили издалека, и тотчас же поднялся переполох.

Несколько стремительных крылатых фигурок сорвались с мест и понеслись к ним.

— Привет тебе, пришелец! — крикнул задорный мальчишеский голос. Твердислав поднял голову — в воздухе над ним плясали трое — девушка лет пятнадцати и двое ровесников-мальчишек; с красивыми, правильными лицами, и совершенно нормальными, вихрастыми головами, ничуть не похожими на те половинки опрокинутых горшков, что украшали плечи более старших мужчин.

— Привет тебе, явившийся из мира Черный Игл! — подхватила девушка. — Скажи, когда же ты поведешь нас в бой? Все мы только и думаем, что о войне. Надо утопить всех кровоссов в их собственной крови, потом сжечь и развеять прах над живыми болотами, тогда кончится и эта засуха, ведь правда же?..

И при этом крылатая красавица так смотрела на Твердислава своими голубыми глазищами, что всей воли вождя хватило лишь на то, чтобы отрицательно покачать головой.

— Жаль, — искренне огорчилась девочка. — А я так хорошо умею стрелять!

Над плечом Твердислава что-то вжикнуло. Раздался звонкий удар стали о дерево — за спиной вождя дрожала воткнувшаяся в дерево короткая железная стрела.

— Диона! — раздался строгий окрик. Вслед за молодежь летело еще шестеро старших крылатых — трое воинов и три женщины. — А ну-ка, брысь отсюда! Пока не натворили чего похуже!..

Юнцов в тот же миг как ветром сдуло.

— Приветствуем тебя, Твердислав, — шестеро крылатых церемонно склонились перед ним. — Чем мы можем услужить тебе, не изменяя твоего собственного пути?

— Мы бы хотели немного отдохнуть, — честно признался Твердислав. — Отдохнуть… от этой жары.

— Погреба нашего Обиталища не место для столь почетного гостя, но просьба твоя — закон, — ответил один из воинов. — Все будет исполнено по твоему слову.

…Темные и прохладные погреба Обиталища показались измученному жарой Твердиславу настоящим раем. Рядом, в соседнем сводчатом помещении, был устроен колодец. Перед гостями поставили воду — много воды! — однако, когда Твердислав заглянул в черный зев колодца, подсвечивая себе факелом, пить он уже не смог. В глубине виднелось мокрое дно — крылатые вычерпали колодец почти что досуха; и гостям своим они отдавали последнее. Трое путников сделали лишь по паре глотков — удивительно, даже Кео не рванулся к кувшину, хотя, казалось бы, какое ему дело до этих крылатых?

Было невыразимо приятно лежать на низких жестких лежаках — сейчас они казались Твердиславу мягче самого роскошного ложа — потому что здесь была прохлада.

Крылатые не задали гостям ни одного вопроса. Очевидно, изречение Книги Блужданий все затвердили наизусть.

Прохлада. Блаженство. Мысли путаются, сознание затягивает туман; и кажется, что наяву видишь вновь родную скальную крепость Твердиславичей, слышишь радостные взвизги носящихся малышей, твои ноздри втягивают запах праздничных пирогов, что пекут старшие девочки, а парни поддерживают огонь и жарят на вертеле здоровенного кособрюха… Чувство утраты оказалось настолько горьким, что Твердислав едва не застонал через стиснутые зубы. Ох, Джей, Джей, что же ты наделала?! И вот ведь — все равно не могу возненавидеть ее по-настоящему. Сгорели твоя ненависть, вместе с тобой, Твердислав, дотла, как видно, сгорела.

«Конечно, сгорела», — услыхал он знакомые интонации своего собственного голоса. «Конечно, сгорела, потому что в глубине души ты понимал — Джейана Неистовая права. Никому не позволительно делать из целого народа касту послушных, не рассуждающих солдат. А из вас их делали, и, судя по тебе — небезуспешно. Зачем ты еще слушаешься этого вздорного старика? Для чего он тебе? Живи! Дыши полной грудью! Разве не заманчиво и в самом деле возглавить крылатых, стать первым императором небесной империи?..»

«Что за чушь!» — едва успел подумать Твердислав, однако Исайя уже вскочил на ноги.

— Ты его не получишь! — громко и яростно выкрикнул координатор.

«Кто не получит? Кого не получит? Эх, и когда Исайя поймет наконец, что здесь я спорю сам с собой, и нет никакого врага, а бесчисленные монстры — просто фантазия Аэ!» — подумал Твердислав; он и сам не заметил, что в мысли его впервые прокралось раздражение на координатора.

Юноша приподнялся. Он не чувствовал ничего особенного, ничего даже отдаленно напоминавшего появление Смертной тучи или иного зла; никого не было и быть не могло в укромных подземельях Небесного народа. И чего Исайя разоряется?.. Вон, даже вспотел, да и дышит тяжело.

— Ты что же, — координатор в упор взглянул на парня, — ты его снова не почувствовал?

— Да кого я должен чувствовать, Исайя? — не выдержал юноша. — Я сейчас вообще, если хочешь знать, сам с собой разговаривал!

— Э-эх, — координатор устало опустился обратно на лежак. — Мне никак не доказать тебе, что… нет способа, понимаешь? Идеальный случай — это когда сознание представляет, что за его пределами вообще ничего не существует. Все — только субъективные ощущения. Тебе начало казаться, что весь этот мир — одно большое зеркало, в котором отражаешься ты один, что такова суть Сенсорики? Не спорь, я знаю, о чем говорю. Нечего сказать, прием ловок — тебя шаг за шагом убеждают, что вокруг — только грубо раскрашенные куклы, и вообще весь этот мир придуман только для того, чтобы ты поглубже бы заглянул в собственную душу… чтобы понять наконец, что же ты хочешь от славной девочки Аэ! — Исайя всплеснул руками.

— Не понимаю тебя, координатор, — искренне признался Твердислав. — Когда я остановил Смертную тучу, я не прибегал к волшебству, что бы ты ни говорил, я просто поглубже заглянул в себя. Не могу сказать, что мне особенно понравилось бы увиденное, но уж каков есть. Я не верю во врага, координатор, не хочу даже думать о нем. Я хочу найти Аэ и вернуться. Вернуться — все равно, куда. Пусть даже на пепелище.

— На пепелище? — задумчиво переспросил Исайя. — На пепелище… А ты знаешь, вождь Твердислав, это, пожалуй, мысль! Ты нашел правильное слово. Так вот бывает — одно слово и все сразу меняется. Как же я сразу не сообразил — место, где пало столько мучеников за дело и веру Великого Духа, должно обладать святостью. Да-да, именно святостью… там козни врага должны сойти на нет…

— О чем ты, координатор? — Твердиславу показалось, что Исайя повредился рассудком — таким бессвязным стало его бормотание.

— Я знаю, куда нам надо вернуться! — торжественно объявил Исайя.

Юный вождь пожал плечами.

— А я это и так знал. В наш мир, конечно же. Возложенное на меня Всеотцом дело не закончено…

— Ты не понял, — покачал головой координатор. — Сперва нам надо попасть на планету кланов… или на то, что от нее осталось.

— Почему? — глухо спросил Твердислав. — Что надо нам в пустыне из пепла? Что мы станем там делать?

— Разве ты не слышал меня? Место, где за Веру погибли безвинные, отличается великой святостью. Там враг будет лишен силы. Оттуда мы сможем нанести ему ответный удар!

— Какой удар, Исайя?! — вскинулся Твердислав. — Кому? И как мы его нанесем? И что мы станем делать, оказавшись на выжженной планете? Как выживем там?

— А вот для этого нам и потребуется твоя Аэ, — с загадочным видом ответил координатор. — Сенсорика есть совокупность необъяснимых в рамках классической физики подпространства явление… быть может, с ее помощью мы сумеем выжить даже там, где не осталось ничего, кроме золы. И не только выжить, но и вернуться потом сюда — ты, надеюсь, не забыл о нашем обещании бедному Вику?

Твердислав не ответил. Похоже, координатор все-таки начинает сходить с ума. Оно и понятно — прожить всю долгую жизнь за созданным машинами щитом, и вдруг оказаться там, где жизнь твоя зависит почти исключительно от силы твоих рук.

Надо скорее найти эту девчонку. Кровопийцы толкуют о том, чтобы призвать ее… ну а ты сам, Твердислав, разве на это не способен? Вспомни, ведь когда-то она шла за тобой, уговаривала перейти на их сторону, соблазняла прелестями Сенсорики, всемогуществом — да, всемогуществом кукольника, по-разному раскрашивающего картонные задники для своего театрика. Но она чувствовала его, Твердислава, она способна была узнать, где он! Неужели же не знает сейчас?..

Он крепко зажмурился. «Аэ, Аэ, ты нужна мне. Назначь свою цену, Умница, но я должен вернуться. Хотя бы для того, чтобы сотворить смертную молитву над тем местом, где остался мой клан. А потом… потом может быть все что угодно. Никакая цена не может показаться особенно большой».

— Погоди, Твердислав, — раздался тихий голос Исайи. Координатор даже не скрывал, что читает его мысли. — Погоди продавать себя, это мы всегда успеем сделать. Мне кажется, что так просто мы твою подружку не отыщем. Ты слышал — ее собираются вызвать? Но никто ведь не знает, откликнется ли она на призыв. Почему бы тебе не прислушаться к тем священным книгам Крылатых, о которых они толкуют тебе? Нельзя отказываться от столь ясного указания пути.

— Координатор, ты постоянно толкуешь о том, что этот мир принадлежит древнему и мудрому врагу, очень сильному и злобному, — терпеливо, словно обращаясь к ребенку, сказал Твердислав. — И вдруг ты предлагаешь мне идти по тому пути, который, если верить твоим словам, нам подсовывает как раз этот самый враг! Не вижу логики в твоих словах, координатор.

Исайя довольно улыбнулся.

— На Земле было распространено искусство борьбы, название которой в переводе звучит как «поддаваясь, побеждай». Используй силы противника против него самого, но контролируя ситуацию. Мы должны перехитрить врага… даже если ты считаешь им самого себя, вернее, темную сторону собственной души. Послушай меня, Твердислав, поговори с правителями крылатых. Пусть они дадут тебе их книги. По лесам мы можем ходить еще очень долго.

Твердислав ответил не сразу. В словах координатора, если отбросить его любимую идею о враге, был некий резон. Но все эти смешные предсказания… напыщенные фразы «священных» книг… они хороши для мальчишек, послушать сказку о древних войнах у костра летним вечером. Твердислав, разумеется, не собирался впутываться ни в какие войны крылатых, пусть даже в самые наисправедливейшие.

— Понимаешь, Аэ, похоже, можно привлечь сюда только великими потрясениями, — продолжал Исайя. — Ты вспомнил аналогию с кукольным театром… ну так вот самый верный способ вызвать кукольника — это как следует потрясти все декорации. Ты не согласен со мной? Способ дикий, согласен; но, если у тебя есть лучший — предлагай! Только не говори, что нам надо еще месяц, два или три блуждать по здешним лесам. В конце концов или вампиры, или крылатые притянут нас к ответу, — он усмехнулся. — Чем попадать под лавину, лучше вызвать ее самому.

И все-таки на сей раз Исайе убедить Твердислава не удалось. Они провели два дня в подземельях Обиталища и, напутствуемые самыми благими пожеланиями, с полными водой бурдюками, они двинулись дальше.

Однако день проходил за днем, солнце палило все яростнее, в лесах начались вызванные засухой и короткими бездождевыми грозами пожары. Трое путников тащились от одного селения к другому, и с каждым прошедшим днем надежда Твердислава таяла. Что-то он делал не так. Декорации картонного мира вокруг него трещали по всем швам, кое-где даже горели, но Аэ и не думала появляться.

После месяца этих бессмысленных странствий их наконец достигла весть, что вампиры собрали наконец-то средства, чтобы сотворить обряд вызывания Хозяйки. О том же толковали и Крылатые — два враждовавших народа, очевидно, и не подозревали о том, что поклонялись одной и той же владычице.

Наконец Исайя не выдержал.

— Все, — хрипло сказал он. — Дальше не пойду. Вампиры собираются на обряд — он начнется завтра. Идем туда. Больше никаких блужданий! Если хочешь, ходи один.

Кео, за время странствий заметно вытянувшийся и отощавший, тоже глядел на Твердислава с осуждением.

— Погодите, — взмолился Твердислав. — Погоди, координатор. — Надо обратиться к Изменяющей… к любой. Они правят крылатыми; гром и молния, на правах Пришельца попрошу ответа — собираются ли они призывать Аэ или нет.

— Какое это имеет значение? — пожал плечами Исайя. — Неважно, кто вызовет сюда твою подружку. Лишь бы она отозвалась на зов.

Твердислав не ответил. Исайя как будто бы и прав… а вот не хотелось отчего-то, чтобы Аэ пришла сюда на зов столь малосимпатичных созданий; и зачем они только ей понадобились?

И Изменяющей они все-таки встретились. Разумеется, крылатые не отказали пришельцу из мира Черных Игл в такой пустячной просьбе.

Изменяющая оказалась существом донельзя странным. Твердислав ожидал увидеть почтенную матрону, или даже седую старуху — а увидел существо, лишь отдаленно напоминавшее человека. Крылатые, как ни крути — особенно их дети и подростки — ничем не отличались от людей, кроме умения летать; Изменяющая же имела человеческое лицо — странное, не отмеченное печатью возраста, несколько даже пугающее лицо не старящейся девочки, и огромное тело, словно вросшее многочисленными отростками в стены, пол и крышу глубокой подземной камеры, где безвылазно обитала Изменяющая. Ее обслуживала целая команда, в камере всегда был свежий прохладный воздух, вдоволь чистой и опять же холодной воды.

Открывшееся Твердиславу зрелище едва не заставило его пулей вылететь обратно. Изменяющая рожала. Передняя часть ее тела, в полуметре ниже лица, была раскрыта, на развернувшейся, словно бутон, розовой окровавленной плоти сучил ножками и дергал крохотными крылышками нагой младенец. Две совсем юные девушки бросились к своей повелительнице, спеша унести и обмыть нового члена Роя.

— А-а… я-я… — только и смог пролепетать Твердислав.

— Что же постыдного в самом естественном деле для живых? — низким грудным голосом произнесла Изменяющая. — Я могу говорить с тобой, несмотря на все это. Мое тело знает свою работу, ну, а разум — свою. Спрашивай, пришелец.

— В-вы хотите… призвать хозяйку? — справившись наконец с волнением, проговорил Твердислав, едва отведя взгляд от трепещущего, медленно закрывающегося лона Изменяющей.

— Да, — ответила правительница. — Иного выхода нет. Колодцы иссякли. У нас мало товаров, мы никогда не стремились к обогащению, в отличие от вампиров, не строили мануфактур и не разводили прислужников-сибу. Чтобы выжил род, уже приходится продавать своих в рабство. Это помогает, на наших хороший спрос, особенно на девочек. Вот и приходится трудиться… — она вздохнула. — Но даже этого уже мало. Купцы опять сбили цены. Мы или призовем хозяйку, или умрем от жажды, убитые засухой. Нам некуда отступать, Рой не может уйти от Изменяющей, а Изменяющая, — она усмехнулась, — как ты видишь, не в состоянии сдвинуться с места.

— Когда же вы хотите сделать это?

— Мы, Изменяющие всех Роёв Небесного народа, решили, что обряд состоится на третий день после этого. Ты хочешь спросить что-то еще?

Твердислав мялся.

— Ведомо ли вам, о Изменяющая… известно ли… в общем, вы знаете, что у вас с вампирами — общая Хозяйка и что кровососы тоже собираются вызвать ее — только уже на следующий день?

Изменяющая кивнула.

— Но наши Хозяйки одинаковы лишь внешне. Сути их, то, что приходит к нам и к ним — различны. И ты сам убедишься в этом, пришелец.

* * *

За возможность присутствовать на обряде вызывания кровопийцы, вполне оправдывая свое прозвание, запросили ни много ни мало по полновесному водяному кубику с каждого. Иллюзия уже не смогла бы их обмануть — истомленные жаждой, они тотчас ринулись бы проверять полученное. Твердислав, Исайя и Кео остановились в нескольких полетах стрелы от места, где собирался НАРОД, на высоком лысом холме. С его верхушки виднелось широкое кольцо огней — обряд совершался на открытом месте, обычно донельзя осторожные кровососы пошли на риск; впрочем, крылатые и не собирались на них нападать. Небесному народу присуще было истинное благородство.

Исайя стоял у самого края откоса, смотрел, скрестив руки на груди. На лице координатора застыло странное выражение — словно он видел сейчас что-то непостижимым образом знакомое, и будило это в нем отнюдь не радостные воспоминания.

— Что они там делают? — спросил Твердислав из-за спины.

— Ставят крест, — сдавленно ответил координатор.

— Что-что?

— Крест. Два толстых бревна, одно длинное, другое короткое. Короткое кладется поперед длинного. Длинное одним концом вкапывают в землю, — прежним странным голосом, с занудной дотошностью пояснил, точно маленькому, Исайя, не отрывая взгляда от происходящего.

Твердислав едва сдержался, чтобы не ответить резкостью. Можно подумать, он не знает, что такое крест! Разве ж про это спрашивал?..

Был вечер, жара чуть-чуть спала, солнце не палило головы; в сгущающихся сумерках горели бесчисленные костры. Твердислав видел, как среди огней суетились бесчисленные фигурки — точно муравьи, без всякого видимого смысла и цели, однако мало-помалу, по мере того как вспыхивали все новые костры и столь любимые вампирами факелы, юноша смог различить контуры какого-то высокого сооружения, наподобие скелета пирамиды, составленной из нетолстых бревен. На вершину ее и в самом деле укрепили высокий крест, и второй такой же появился у подножия, вкопанный в землю, как и говорил Исайя.

Не били барабаны, не гнусавили трубы — вампиры свешали свое дело в тишине. И это больше походило на подготовку какого-то преступления, чем на взывание к обожаемой Хозяйке.

Когда ночь полностью вступила в свои права, у кровососов все окончательно стихло, умолк даже перестук бесчисленных молотков. А потом вокруг сооруженной из бревен пирамиды высотой в добрых пять Твердиславовых ростов, вспыхнуло тройное кольцо огней.

— Началось, — глухо промолвил Исайя.

Гулко застучали барабаны. Их было так много, что, казалось, сама земля вокруг гудит и громыхает. Барабанщиков Твердислав не видел, громадную толпу полностью скрывал мрак.

Потом начались песнопения. Долгие и переливчатые, со странной рвущейся мелодией, вернее даже сказать — с полным ее отсутствием. На плавные распевы, любимые в кланах, это нисколько не походило.

А потом, когда пение перешло в просто тысячеголосый истошный визг, пламя внезапно и резко взметнулось вверх, поменяв цвет — замелькали голубые, белые и даже зеленые языки. Над пирамидой поплыл плотный белесый дым, и одновременно Твердислав ощутил явственное шевеление Силы. Исайя внезапно схватился за сердце.

Однако все это оставалось лишь прелюдией. На освещенный тройным кольцом огней пространстве перед самой пирамидой появилась небольшая группа вампиров; они волокли за собой на веревках отчаянно упирающуюся фигуру, куда как превосходящую их в росте. Человек, невольник… или нет, невольница, приглядевшись, понял Твердислав.

Кровососы деловито и без долгих разговором потащили несчастную вверх по дощатому, наклонно уходящему вверх настилу. Была ли это древняя старуха, что уже не могла давать кровь, или же ради Хозяйки вампиры не пожалели молодой, полной сил рабыни — Твердислав не знал, да и знать не хотел. Парень ощутил, как сжались кулаки; вот и твой выбор, вождь — ты дашь свершиться этому жертвоприношению, только ради призрачного шанса на возвращение, или?..

— Только не вздумай геройствовать тут, Твердь, — проницательно заметил координатор. Юноша скрипнул зубами. Как возникли эти обряды? Почему Аэ не положит этому конец?.. — пронеслось у него в голове.

— Потому что милая девочка развлекается, как может, — буркнул Исайя. — Знаешь, как те дети, что мучают животных, потому что сами никогда не чувствовали настоящей боли.

Твердислав покачал головой.

— Слишком просто, координатор. Аэ — не дурочка и не простушка. И не жестока без нужды. Я ее запомнил совсем не такой.

— Ах, впечатления, впечатления, как они эфемерны! — раздраженно бросил Исайя. — Ты слишком доверчив, Твердь. И, ручаюсь, твоя Аэ этим воспользуется… Эй, что это там, смотри!

Вампиры тем временем втащили свою жертву на самый верх деревянной пирамиды, где возвышался высокий, грубо сколоченный из толстых бревен крест.

— Судя по обилию огня, я думал, ее сожгут… — услыхал Твердислав шёпот координатора. Однако вампиры явно не собирались никого сжигать. Они принялись деловито прикручивать руки и ноги жертвы к кресту; едва покончив с этим, они взялись за молотки. Раздался дружный перестук и такой отчаянный вопль жертвы, что Твердилсав весь заледенел, Исайя же, казалось, обратился в камень. Сомнений не было — вампиры приколачивали руки и ноги несчастной к кресту гвоздями.

Исайя медленно поднял руки и закрыл лицо ладонями.

— Что же мы стоим? — шёпотом проговорил Твердислав. — Координатор, я чувствую силу… огромную силу. Разреши мне воспользоваться ею… пока я не сделал этого без твоего разрешения!

— Нет, — из горла Исайя вырвалось глухое рыдание. — Мы не можем. Обряд должен идти… Ведь это наш последний шанс!

Очевидно, отчаяние и боль в тот миг придали жертву поистине нечеловеческие силы. Языки пламени взметнулись высоко вверх, щедро снабженные новой порцией сухого хвороста, и Твердислав успел разглядеть отчаянно бьющиеся за спиной несчастной распинаемой черные изящные крылья.

Приговоренная принадлежала к Небесному народу.

Мир удивительным образом изменился, Твердислав вдруг словно бы оказался совсем-совсем рядом с жертвой, увидел ее совсем юное лицо, крылатая девушка, почти что девочка, едва ли перешагнула порог человеческих четырнадцати зим.

В небе раздалось внезапное и слитное хлопанье десятков и сотен крыл. Над огненными кольцами, подобно призракам вынырнув из черноты, повисло множество крылатых; они были безоружны, но Твердислав хорошо помнил ту молнию, что испепелила каменоломню. Восторг сдавил юноше горло и даже Кео подскочил и что-то истошно завопил, точно безумный, размахивая руками.

Сейчас, сейчас крылатая гвардия устремится с небес на землю, вырвет бедняжку из рук мучителей, унесет в небесную высь…

Однако вместо этого крылатые неподвижно зависли над землей и чего-то ждали. Ни один из них не сделал и малейшей попытки атаковать, хотя разбросать немногочисленных палачей не составило бы никакого труда.

Крылатые ждали. Молча и торжественно; и жертва, подняв на мгновение глаза к небу, отчего-то враз перестала кричать. Теперь в тишине, кроме трепета крыльев, слышался только торопливый перестук молотков.

Сородичи несчастной пришли не для того, чтобы ее освободить или хотя бы подарить быструю и легкую смерть от молниеносной стрелы. Они пришли проститься. Похоже, обряд кровососов был в той же степени священен и для их извечных врагов.

— Вот видишь, — прежним глухим голосом сказал Исайя, — судьба на моей стороне. Даже крылатые понимают, что вампиров сейчас лучше не трогать.

Твердислав одним прыжком оказался на краю холма. Сила веселыми волнами омывала его, целые моря, океаны Силы; на миг ему показалось, что отныне он, подобно Джейане, способен отражать потоки огня нагой ладонью и рвать голыми руками сталь, словно гнилое сукно. «Возьми меня», — шептала сила, противиться этому искушению он уже не мог.

Длинное огненное копье словно само выросло у него в руках. И прежде, чем остолбеневший Исайя смог остановить молодого безумца, копье сорвалось с руки Твердислава и, описывая высокую дугу, устремилось к цели.

— Что ты де… — завопил Исайя, но было уже поздно.

Пламенное копье ударило прямо в спину одного из палачей, того, что вгонял гвозди в щиколотки жертвы. Сияющее навершие навылет пробило зашипевшую, мигом обуглившуюся плоть, пронзило основание креста, так что он мигом начал валиться набок.

Из груди собравшихся многих тысяч и вампиров и крылатых вырвался единый стон.

Крест падал строго отвесно, не заваливаясь ни вперед, ни назад, ударился торцом вертикального бревна об одну из балок пирамиды, перевернулся, вновь ударился основанием, куда попало копье, вновь перевернулся… Он падал, словно заговоренный, и лишь достигнув земли, как-то мягко скользнул по нижним ребрам пирамиды, упав так, что жертва оказалась лежащей лицом вверх, и ничуть не пострадала.

Исайя охватил голову руками и сел прямо там, где и стоял. В позе его читалось всесветное отчаяние, словно бы Твердислав только что приговорил их всех к немедленной казни.

И теперь уже крылатые не мешкали. Пришелец из мира Черных Игл, на выбор пути которым никто не мог повлиять, вмешался сам, и что оставалось делать теперь Небесному народу?..

Впрочем, крылатые продолжали чтить святость места и обычая. Истребительного боя не случилось, хотя на стороне Небесного народа были все преимущества, начиная с открытого пространства, и кончая отсутствием ловчих тварей НАРОДА.

Сразу десяток сильных рук подхватили тяжелый крест, черные крылья уперлись в воздух; тяжело взмахивая ими, пятеро воинов полетели прочь, унося крест и прикрученную к нему жертву.

Вампиры молчали, и это молчание было страшнее самых яростных и исступленных воплей. Ясно было, что войны не миновать, и эта война будет пострашнее всяких там Смертных туч.

Твердислав растерянно смотрел на пылавшие внизу огни.

— Ты считаешь, Исайя, что я неправ?

— Теперь мы отсюда никогда не выберемся, — донеслось до Твердислава. — Призывание Хозяйки требует живой жертвы… ты не дал ее принести. Теперь и крылатые тоже не смогут ее вызвать. Ты показал, что этого делать нельзя. Они тебе верят… хотя совершенно напрасно, по-моему. Так что если Аэ не появится здесь сама, нам… ну, в общем, понятно.

Исайя резко выпрямился. Глаза его неожиданно вспыхнули.

— И вот еще о чем подумай, пришелец! — неожиданным фальцетом выкрикнул он. — Что ты теперь станешь делать с этими двумя народами, умирающими от жажды? Ты способен напоить их из одной горсти? Хотел бы я на это взглянуть! Или ты поведешь крылатых на юг?! Силой отнимать незатронутые засухой земли? Хотя бы я взглянуть и на это! — Исайя в отчаянии махнул рукой и вновь сел, почти что рухнул, словно ему подрубили ноги.

Тем временем внизу вампиры постепенно расходились. Твердислав не удивился бы, кинься они все штурмовать этот холм — но толпы кровососов постепенно таяли, и все это происходило в молчании, в полном и непроницаемом молчании, словно живые существа там, внизу, разом обратились в движущиеся камни, утратив все эмоции и чувства.

Твердислав, Исайя и Кео проторчали на холме чуть ли не до рассвета. Координатор упорно отказывался куда-либо идти, Кео просто испуганно таращил глаза, по-видимому, мало что понимая в случившемся, а сам вождь никак не мог придумать, что же им, в сущности, предстоит теперь сделать?

Только утром, когда начало припекать, трое путников спустились с вершины. Твердислав предложил направиться к ближайшему Обиталищу крылатых — все-таки они превращались в невольных союзников, да и вообще, случись настоящая война с вампирами, Твердислав бы не колебался в том, какую сторону избрать.

Однако Обиталище, в противовес всем ожиданиям Твердислава, встретило их весьма недружелюбно. Воины отводили свои глаза-плошки, женщины молча отворачивались. Никто не воспрепятствовал им войти, когда Твердислав попросил воды, перед ними молча поставили три резных черпака, полных до краев; однако никто не заговорил с ними, все их сторонились, и лишь когда Твердислав попросил отвести его к Изменяющей, один из воинов молча пошел вперед, ведя их за собой. Доведя до подземной каморы, крылатый молча повернулся и исчез.

Изменяющая была занята привычным делом — рожала.

— Что произошло, матушка? — Тведислав поименовал ее, как было принято среди крылатых, далеко не всегда использовавших обрядовые имена. — Я совершил что-то постыдное? Но ведь я всего лишь спас от мучений обреченную на них жертву…

Изменяющей не требовалось растолковывать, о чем идет речь и что имеется в виду. Никогда не повидавшая своих подземелий, она, тем не менее, знала все, что делается окрест.

— Ты поставил жизнь одной выше жизней многих, — ответила Изменяющая. — Хозяйка не придет. Засуха будет убивать нас и дальше… если только ты, пришелец из мира Черных Игл, не сумеешь указать нам путь. Впрочем, молодняк кричит, что ты нам его указал. Нам надо пойти войной на юг, силой отобрать богатый водой земли… и уж потом решить, как неподвижные Изменяющие смогут перебраться на новые места. Но молодые на то и молодые, чтобы болтать. Им это необходимо. Но что скажешь ты, Пришелец? Ведь твой спутник прав, Хозяйку не сможем вызвать и мы. Обряд не выполнить без живой крови. А ты запретил это. Едва ли у тебя будет мораль, что не разрешенное вампирам дозволено крылатым!

Твердислав промолчал. Да и что он мог на это возразить?

— Ты должен выбрать свой путь, — безжалостно продолжала Изменяющая. — Больше у моего народа надежды нет. Иди, пришелец, и возвращайся с решением! Народкрылатых пойдет за тобой… к высокой славе или быстрой смерти, все равно, потому что засуха все равно убьет нас, но, в отличие от вражьей стали медленно и мучительно.

— Но засуха не вечна, — попытался возразить Твердислав. В эти мгновения он совершенно забыл о том, что сам совсем недавно называл этот мир «картонным». — Она пройдет…

— И на месте наших лесов останутся только живые болота, — резко возразила Изменяющая. — Ты забыл о них, что наступают с севера? А с болотами идут карлики, множество карликов, они не едят мясного, но свирепости им это не убавляет. А карлики — это еще хуже вампиров, намного хуже. Изменяющие много читали в небесах — жара продлится еще самое меньшее сто дней, а за это время болота доползут до нас. Им осталось уже не так много.

— А как их можно остановить? Ведь крылатые владеют магией…

— Даже всей магии всех Обиталищ не хватит, чтобы иссушить хотя бы одно ползущее болото.

— Но болота — это значит вода…

Изменяюща только усмехнулась.

— Я прикажу воинам слетать с тобой на север. Там солнце еще жарче, но, если ты не боишься, увидишь все сам. Думаю, после этого ты уже не повторишь таких слов.

Кровь бросилась Твердиславу в голову.

— Жары я не испугаюсь, — по возможности сухо и холодно ответил он. — Я благодарю тебя за честь, Изменяющая. Готов лететь немедленно.

— Хорошо, — кивнула Изменяющая. — Иди наверх. К тебе придут.

С вершины глиняного холма Обиталища открывался широкий вид на когда-то зеленую и благодатную речную долину — сейчас все желтую, убитую жарой. Однако Твердислав не успел как следует разглядеть окрестности. За спиной появились шестеро могучих воинов; они несли какие-то ремни, канаты и не прошло и минуты, как Твердислав, умело и прочно обвязанный всей этой снастью, оторвался от земли, увлекаемый сильными черными крыльями.

Воины летели молча. Один из них передал Твердиславу лук Кео:

— Можем столкнуться с тварями вампиров.

В объяснения крылатый вдаваться не стал, а Твердислав не стал спрашивать.

Могучие крылья быстро несли шестерку летунов на север. Воины забрались очень высоко, однако воздух, казалось, был тут даже еще жарче, чем внизу. Это напрочь противоречило всей науке, что преподавали Учителя, и Твердиславу оставалось только развести руками: «Сенсорика».

Желтые пожухлые леса тянулись довольно долго. Изредка попадались лысые холмы, мелькали русла давно пересохших речек. Время от времени попадались высокие конусы Обиталищ — но видно было, что эти края по большей части принадлежат вампирам, а не крылатому народу. Летучая нечисть кровососов показалась только один раз — три здоровенные твари, похожие на громадных летучих мышей, лениво кружили над стоявшей посреди полей лесной островиной. Носильщики Твердислава разом перестроились в боевой порядок, однако бестии, похоже, точно так же страдали от жары и жажды. Ни одно из них не сделало и малейшей попытки набрать высоту и вступить в бой.

Крылатые летели хоть и быстро, но покрыть за несколько часов огромное расстояние до северных границ своего края, конечно же, не могли. Выручил ветер — крылатые отлично знали все воздушные течения высоко под облаками.

— Держись! — коротко гаркнул один из воинов Твердиславу и в тот же миг горячий ураганный ветер ударил в широко развернувшиеся крылья, подхватил всю шестерку и понес, понес над холмами, что становились все более и более пологими, над заметно поредевшими лесами, и нес так, пока старший шестерки не приказал что-то своим товарищам, указывая куда-то вниз.

Крылатые начали снижаться. Твердислав во все глаза смотрел на приближающуюся землю.

Местность разительно изменилась. Тот пейзаж, что доселе проносился под ним, Твердиславу был, в общем-то знаком; холмы, речные русла да леса, пусть даже и желтые. Однако то, что он видел теперь, не походило ни на что, и уж меньше всего — на честное болото, которых, само собой, тоже довелось повидать несчитанно. То, что расстилалось внизу, ни в малейшей степени не походило на привычную для Твердислава трясину, пусть даже и самую гибельную. Выглядело это так, словно какой-то великан шутки ради вылил на землю свое великанское ведро черной-пречерной, едкой смолы, которая и начала обращать в самое себя все, с чем соприкасалось, что-то быстрее, что-то медленнее, но, рано или поздно, в нее переходило все. На агатовой поверхности болота плавали, словно куски упавшей в реку коры, участки земли, иногда довольно большие, с еще торчащими из нее деревьями; правда, черная «смола» поднималась по корням еще быстрее, чем растворяла сухую почву, и деревья странно изменялись, в них словно вдыхали вторую жизнь, они превращались в подобия хищников, листы опадали, вместо низ вытягивались длинные черные шипы, ствол обретал змеиную гибкость, и вот уже новое страшилище тянуло в разные стороны руки-ветки, готовое убивать, убивать, убивать, неважно, во имя чего, но — убивать.

Поверхность живого болота пребывала в непрерывном движении. Пораженные Твердислав видел то волны, то кольца, то вздувающиеся пузыри, то, напротив, внезапно появляющиеся ямищи, куда смог бы запросто поместиться летающий танк из мира Исайи; болото переваривало и изменяло не только растения, оно обращала в часть себя и животных. Полуразумное, оно не пожирала свою добычу слепо, нет, их тех, что могли бегать, прыгать и сражаться, получались отличные слуги, способные нести черную смолу все дальше и дальше на юг. Твердислав видел монстров, по сравнению с которыми весь бестиарий ведунов показался бы милым развлекательным парком. Болото смело экспериментировало с попавшими в ее объятия зверьми, сращивало их по двое, трое или четверо, наделяло из рогами, челюстями, клыками, лапами совершенно других созданий; и, разумеется, черная смола проникала в мозг, пропитывая его, обращая в придаток того, что составляло вечно голодный, алчно-звериный разум живого болота.

Однако и тут нашлись те, кто сумел поставить себе на службу этот ужас. По колышущейся черной поверхности, не отражавшей света, среди шевелящегося месива чудовищ ловко шныряли крошечные фигурки карликов. Твердислав разглядел даже их домики — отчего-то болото их не трогало.

Исполинская черная клякса разлеглась на целый день пешего пути в поперечнике. А за ней на горизонте угадывались новые; и все они ползли, ползли на юг, выбрасывая далеко вперед черные смоляные щупальца, точно гигантские уродливые спруты.

Твердислав и крылатые молча смотрели на это буйство смерти, на эту мертвую жизнь, продолжающую, несмотря ни на что, жить и убивать других. Из каких же дебрей души Аэ — или моей собственной? — поднялся этот кошмар? — невольно подумал Твердислав. Есть ли в этом хоть какой-то смысл, или это просто еще одна декорация в твоем театре, девушка, чье имя означает, оказывается, вывернутую наизнанку Вселенную?

Любопытство незваных гостей не понравилось кому-то там, внизу — то ли кому-то из карликов, то ли самому болоту, сейчас было уже не важно. От черной поверхности, словно рой темных капель, оторвалось десятка три существ, которые когда-то, наверное, были хищными птицами. Угодив в черную трясину, они превратились в снабженные крыльями летающие мешки; Твердислав видел болтающиеся зобы, не составляло труда понять, что в них находится — та же черная смола, что обратит в раба живых болот любого, даже самого их неистового врага — стоит хотя бы капле попасть на обнаженную кожу.

Крылатые встрепенулись. Вожак взмахнул рукой, приказывая отходить, однако в этот момент Твердислав резко скомандовал: «Ни с места!»

Крылатые послушно замерли, лишь напряженно работали их крылья, удерживая все шестерку на месте. Твердислав решительно вытащил стрелу и растянул тетиву. Он не знал еще ни одного монстра, которому пришлась бы по душе длинная добрая стрела, увенчанная доброй же сталью; здесь царило безветрие, крылатые идеально держали равновесие, промахнуться было невозможно…

Стрела навылет пробила первый из приближающихся крылатых мешков, в разные стороны брызнули веера черных струй; тварь лопнула, словно перезревший плод.

«И это все, что вы можете?» — усмехнулся про себя Твердислав, посылая вторую стрелу. И она тоже нашла свою цель, а за ней и третья…

Крылатые смотрели неодобрительно, но ни один, в полном соответствии с каноном Книги Блужданий, ничего не сказал Твердиславу.

На четвертой стреле он остановился. Взамен сбитых из болота взмывали новые и новые «мешки», по пять-шесть штук на место погибшего. Можно было расстрелять все стрелы мира, но не остановить эту волну.

Крылатые все поняли правильно. Взмахнув могучими крыльями, все шестеро устремились вверх, туда, где властвовал ветер. Черные кляксы, что когда-то были птицами, тотчас отстали, побоявшись сунуться в бушующие воздушные потоки — очевидно, какое-то чувство самосохранения у них осталось. Однако если только это чувство в один прекрасный день исчезнет… Твердислав невольно зажмурился, представив себе это: несущиеся по небу черные кляксы, страшным дождем падающие на пока еще чистые, хоть и иссушенные, леса и речные долины, как черные пятна расползаются, мало-помалу сливаясь в одно громадное, бесконечное болото.

…Твердислав отыскал Исайю в подземельях Обиталища. Почти все крылатые, свободные от хозяйственных работ, укрывались здесь, куда пока еще не пробралась жара. Царило молчание, даже неугомонная молодежь притихла и затаилась.

— Мне сказали — ты летал смотреть на болота, — сказал координатор. Голос у него казался совершенно безжизненным.

— Летал. Жуткое зрелище.

— Изменяющая права, и их действительно не остановить?

— Мечами и стрелами — никогда. Крепостями — тоже. Только магия. Только Сила Всеотца.

Исайя усмехнулся.

— Это как раз то, чего нам касаться нельзя. Когда ты освободил ту несчастную, ты вновь обратился к Силе… и теперь я вижу, что нам уже нет смысла дожидаться твоей Аэ. Дорога назад закрыта. Враг соблазнил тебя, Твердислав, и теперь уже я сам никуда не стану возвращаться. Готовься к тому, что нам придется коротать годы здесь, сколько бы лет нам ни отпущено было.

Твердислав только и мог, что ошеломленно уставиться не координатора. Никогда еще тот не произносил таких слов. И никогда не звучало такого холода в голосе.

— Что ты хочешь этим сказать, Исайя? Что нам надо прекратить попытки вернуться? И оставаться здесь, в мире чужих грез, подобно твоему Вику? Никогда!

— Повторяю тебе, вождь Твердислав — враг овладел тобой.

— Чушь! — рявкнул Твердислав. — Какой враг? Не вижу никакого врага. Это мираж, наваждение, морок, ты сам его себе придумал, Исайя! И вот выдумка берет над тобой верх! Опомнись!

Исайя равнодушно пожал плечами.

— Я не стану возвращаться обратно, если у нас на плечах повиснет этот темный спутник. Предпочту помочь тем же крылатым… потому что живые болота — это тоже оружие врага.

Твердислав всплеснул руками. Что стряслось с координатором? Куда делся весь его настрой? Почему вчерашнее так на него подействовало? И почем Исайя решил, что он, Твердислав, отныне во власти врага? Последний вопрос Твердислав произнес вслух.

— Потому что ты с легкостью пускаешь в ход силу, причем совершаешь те поступки, которые на руку на нам, а врагу, — снизошел до пояснений координатор. — Не освободи ты предназначенную в жертву крылатую… о, да, она погибла бы жуткой смертью, но стала бы мученицей, святой, погибшей не только за свой народ, но и за спасение врагов своих. Ведь если бы засуха тут кончилась, от этого выиграли бы не только вампиры, но и крылатые. Разве не так? И она, эта мученица, приняла бы на себя чужие грехи и кровь, — не совсем понятно закончил Исайя. — А теперь для того, чтобы спастись от смерти, крылатым придется лететь на юг, сражаться с тамошними обитателями, а до этого — прорывать оборону вампиров в Диких горах, где кровососы поселили многих своих тварей. Прольются реки крови, и все потому, что ты, вождь Твердислав, пожалел одну невинную!

Твердислав упрямо молчал. Аргументы кончались, наступала пора Веры. О да, и на родной планете кланов частенько приходилось вступать в неравный бой, чтобы другие могли бы спастись, рядом с Твердиславом гибли друзья, но все же бой — не жертвоприношение, там есть шанс уцелеть, даже в самом тяжелом и неравном. А вот и жертвы вампиров шансов уцелеть не было совсем, и это, по мнению Твердислава, делало разницу громадной и неперекрываемой никакими хитрыми словами.

— По-моему, ты ошибаешься, координатор, — примирительно ответил Твердислав. — Давай не будет рубить сплеча и решать в горячке. Давай…

— Что «давай»? Нам ничего не остается делать, как уйти на юг — или же разделить судьбы этих племен, вождь Твердислав.

Юноша помолчал. Конечно, смешно и нелепо воевать с самим собой в картонном мире — такие игры хороши для мальчишек, с вырезанные из деревяшек маленькими воинами, которых играющие оживляли, так что получались марширующие и повинующиеся приказам армии, бестрепетно бросавшиеся на врагов; но стыдно забавляться этим ему, как никак вождю клана! Да, смешно и нелепо… но, если судьба предлагает сыграть с ней самой — отчего бы и не принять ее вызов? Быть может, это одно из ниспосланных Великим Духом испытаний?

— На юге нам делать нечего, координатор. Надо придумать, как остановить живые болота.

— Чего уж проще, — проворчал Исайя, — надо лишь прекратить засуху, и они уйдут сами, к себе на дальний север. А прекратить засуху может только Аэ!

Твердислав не обратил внимания на колкость.

— Интересно, а черная смола этих болот горит?

— Как же! — фрыркнул Исайя. — Скорее уж тебе удалось бы поджечь воду. Аэ постаралась на славу, наверное, она задалась целью придумать Абсолютно Непобедимого Врага и преуспела. На наше горе. Умница, одно слово.

— Исайя, — вдруг спросил Твердислав, — а отчего же ты вообще разговариваешь со мной, если я — под властью врага? Я что же, по-твоему, теперь его кукла? Он дергает меня за веревочки, и я делаю то, что ему угодно?

Исайя криво усмехнулся. Усмешка эта очень ему не шла.

— Нет, вождь, все гораздо сложнее. Ты по-прежнему не веришь во врага… даже не знаю, зачем ты меня о нем спрашиваешь. Враг не так глуп, и знает, что ты будешь сопротивляться любому внешнему принуждению. Причем чем сильнее тебя гнуть, тем упорнее ты станешь, кое-кто на планете кланов испытал это на себе. Поэтому враг избрал более тонкую тактику. Он старается внушить тебе свои темные цели, сделать их и твоими, чтобы тебе казалось бы, что ты выполняешь лишь свою волю, хотя на самом деле это совсем не так. Старая как мир уловка, но, тем не менее, действенная.

Твердислав недоверчиво хмыкнул. Жизнь на планете кланов волей-неволей приучала к простым решениям; были враг-ведуны, были те, кто помогал; и, хотя путешествие за Лиззи на остров магов и последующие приключения изрядно поколебали эту картину, все-таки инстинктивно вождь стремился всегда упростить картину, свести ее к двум-трем составляющим; дотоле это неплохо получалось. Вот и сейчас — Исайя громоздит слова на слова, выстраивая хитроумные конструкции; но пока он, Твердислав, не увидел этого врага воочию — поверить в его существование будет трудновато, как и в эти замысловатые козни неведомой силы.

— Ну хорошо, — сказал Твердислав. — Что ты предлагаешь?

— Враг хочет, чтобы ты думал бы его мыслями, и желал того же, чего и он. Значит, единственный способ одолеть его — предпринимать такие шаги, что показались бы странными и удивительными тебе самому.

Это странным образом совпадало и с мыслями Твердислава. Только вместо врага там фигурировал сам вождь.

— Ну так и что же осталось у нас возможностей для неожиданного?

— Вызвать Аэ самим, например, — отозвался Исайя.

Твердислав опешил. Иногда координатор и в самом деле умел предложить неожиданное.

— Прекрасная мысль, а как?

Исайя впервые за весь разговор поднял голову и в упор взглянул на Твердислава.

— Почему действенны обряды вампиров и крылатых? Потому что они в них верят. А ты — ты веришь?

— Во что? — мысли координатора плясали и прыгали, словно хмельные зайцы, Твердислав не мог уследить за всеми извивами.

— Наша мысль есть та же сила. Сенсорика пронизана, пропитана мощью Врага, эта мощь доступна, она на поверхности, — голос координатора сделался мягким, обволакивающим, почти что гипнотизирующим. — Я заклинал тебя не прибегать к этой силе… ты не послушался и теперь враг имеет над тобой большую власть, соблазняет прямым действием, обычным путем Зла; нам надо обмануть противника, «поддаваясь — победить», как гласит древняя боевая заповедь. Надо сделать вот что…

* * *

Вечером того же дня, когда сгустилась тьма и разлетелись по своим постам ночные стражи крылатых, Исайя, Твердислав и Кео поднялись на самый верх обиталища. От раскаленного за день глиняного купола шел потом сухого жара, точно из топки; однако Исайя только махнул рукой в ответ на слова Твердислава, что неплохо было бы поискать какое-нибудь другое место.

— Здесь, — непререкаемым голосом сказал координатор. — А теперь… зови ее, Твердь, зови изо всех сил!

Твердислав пожал плечами. Координатор точно лишился ума. Ну, позову я ее, и что дальше?

— А то, что без веры ничего не получится! — загремел координатор. — И не смел думать, мол, «очень свежая мысль!»; без веры и ложки до рта не донесешь! Зови Аэ, зови, пока враг не убедил тебя в бессмысленности всего этого!

Голос Исайи обрел неожиданную силу. Перед Твердиславом стоял отнюдь не старик, но воин, воин в полном расцвете сил, прошедший бессчетные битвы; и на какой-то миг это вытеснило из души Твердислава все неверие. Ему показалось — он вновь в мире Черных Игл, на спине и плечах — тяжесть боевого комбинезона, серая броня облегает тело, справа и слева ревут моторы танков, вновь бьет реактивная артиллерия, а он, Твердислав, просто на миг очутился в алом тумане Сенсорики — там, на углу двух пересекающихся улиц. И Аэ совсем-совсем рядом, стоит только окликнуть эту девчонку, с которой — сожри меня ведун! — хочется, очень даже хочется увидеться и причем совсем не затем, чтобы она куда-то возвращала бы тебя…

— Ну, наконец-то додумались, — капризно сказал знакомый голосок.

Твердиславу показалось, что на сей раз он уж точно сошел с ума.

Черты лица мальчишки Кео дрогнули, словно кто-то плеснул водой на вылепленную из мокрого песка маску. Мгновение, другое — и Твердислав взглянул прямо в лицо Аэ, одетой в уже привычную одежду этого мира.

— Так ты… — задохнулся вождь, — так ты все это время…

— Ну, разумеется, была здесь, — пожав плечиками, бросила Аэ. Не колеблясь, шагнула вперед, легонько, как старого друга, поцеловала в заросшую жесткой щетиной щеку. — Не могла же я оставить вас одних, а то вдруг бы еще обидел кто… — она лукаво взглянула на Твердислава.

— Кхе-гм, — деликатно кашлянул сбоку Исайя. — Вождь Твердислав, быть может, ты представишь меня нашей новой очаровательной спутнице?

— Зачем? Я вам и так отлично знаю, координатор Исайя Гинзбург, — Аэ повернула к нему точеную головку, вежливо поклонилась, однако и в глазах, и в голосе ее был лед. — Мы ведь, как никак, прошли вместе немалый путь.

— Да, но как… — начал было Твердислав.

— В общем-то, я подозревал, — признался Исайя. — Все-таки не слишком типичное поведение для мальчика из отягощенного верованиями и предрассудками кланового сообщества. Поразительная способность к адаптации. Ты помнишь, Твердь, что наш Кео почти никогда не терялся и мало чему удивлялся, а уж если удивлялся — то всегда так, чтобы мы заметили и очень, очень акцентированно?

— А в начала? — возопил Твердислав. — В начале, ты что же…

— Надо же было вам помочь, — просто сказала Аэ. — Не случайно ведь тебе удалось так легко прорваться через Жрущий лес. Правда, мне при этом изрядно досталось… — она поморщила носик. — Но я даже на это не обиделась.

Твердислав на какое-то время просто онемел. Инициативу взял на себя координатор Исайя.

— Аэ — позволительно ли мне будет теперь звать вас так? — церемонно начал он. — Прежде всего примите мои поздравления — очень, очень интересная концепция миросозидания. Правда, не без шероховатостей, но любопытно. Признаюсь, наблюдал с истинным наслаждением…

— Оставьте комплименты, координатор, — засмеялась девушка. — Я же помню каждое ваше слово. В дороге вы не слишком-то скрывались от не знавшего вашего языка бедного мальчика Кео. Так что я в общих чертах знаю и все, что вы хотите у меня спросить, и все, чего хотите добиться… — улыбка медленно сползала с ее губ. — Увы, координатор, многое изменилось в мире. Вы, наверное, и сами догадываетесь, что.

Исайя вскинул голову так высоко, как только мог, однако, несмотря на гордую позу, голос его дрогнул.

— Вы хотите сказать, уважаемая Аэ…

— Именно это, — кивнула девушка. — В нашем с вами мире вы, уважаемый координатор Исайя, давно мертвы. Вы сгорели в корабле на орбите планеты кланов, очень ловко сбитые в космическом бою весьма и весьма прыткой девчонкой по имени Джейана Неистовая.

Исайя вздрогнул, но выдержал удар.

— Хорошо, почтенная Аэ, признаюсь, что я рассчитывал на иное объяснение, но…

— Да, это была остроумная идея, — кивнула Умница. — Гипотеза, что вы просто попали в Сенсорику как результат диверсии моих товарищей и при этом никуда не улетали с Земли — гипотеза была неплоха. Признаюсь, что и сама предпочла бы этот вариант. Но, увы, должна разочаровать вас, координатор — вы и в самом деле сгорели. И ты, Твердь, сгорел тоже. Твое сердце тебя не обманывало. В своем мире, в привычном для тебя мире ты — мертв.

— Но здесь-то я — жив! — воскликнул юноша.

— Бесспорно. Как часть моего мира, вождь Твердислав. Помнишь, что я тебе сказала во время нашей предыдущей встречи? В своих мирах я — всемогуща… ну, до определенного предела, конечно же. Так что не удивляйся, что я создала — или, вернее сказать, воссоздала тебя тут.

— Воссоздала? — тупо повторил Твердислав.

— Конечно. А что оставалось делать? Твоя бывшая подружка превратила тебя в облачко перегретой плазмы.

Твердислав уставился на свои руки. Вот оно, тело, все шрамы, все следы падений и звериных клыков, все родинки, все, до мельчайших деталей такое же, как всегда.

— У меня хорошая память, — небрежно бросила Аэ.

Воцарилась неловкая пауза.

— Гм… мадемуазель… — начал Исайя. Даже во тьме было видно, как он покраснел — очевидно, вспомнил, что ему не раз приходилось справлять при мальчике Кео малую нужду. — Раз уж вы в курсе всего происходящего… то как насчет нашего возвращения?

Ни минуты не колеблясь, Аэ помотала головой.

— Абсолютно невозможно, координатор. Мертвые не возвращаются. Объекты, тем более живые, не подлежат переброске из Сенсорики в тот мир, который вы привыкли считать «реальным». Если б это было так — стали б мы меряться с вами силами при помощи танков? Мы просто задавили бы вас живой силой, миллионы горилл с дубинами погребли бы под собой самую совершенную оборону.

Исайя еще плотнее сжал побелевшие губы.

— То есть мы зря проделали весь этот путь? Мир, где мы сейчас находимся — наша вечная тюрьма?

— Этот мир и моя тюрьма также, координатор, — негромко ответила Аэ. — Не думайте, что ваше спасение далось мне даром. Я заплатила самую высокую цену, какую только может заплатить Умник. Для меня дорога назад тоже отрезана. Я намертво приковала себя к вам… и с этим уже ничего не поделаешь.

Она опустила голову и отвернулась.

— То есть как это «приковала»? — не понял Твердислав. А вот координатор — тот, похоже, все осознал сразу, вытянулся еще больше и даже закусил губу.

— А вот так, вождь… Думаешь, легко было душу твою по кусочкам собирать, когда она разлеталась роем веселых атомов? Думаешь, мне и в самом деле такое сделать — раз плюнуть? Нет, мой дорогой, так не бывает. Если просишь силу взаймы — отдать придется троекратно. Вот я и отдала… отвоевалась. Теперь вот буду здесь… не хозяйка, не богиня, так — волшебница. Пожалуй, что из сильнейших, но и тут такие найдутся, что со мной силой померяются. Так-то вот, вождь Твердислав. Нету нам теперь отсюда дороги, ни тебе, ни мне, ни даже… — быстрый взгляд в сторону Исайи, Аэ словно собиралась сказать что-то, но вовремя остановилась, так что губы произнесли привычное, — координатору твоему. Никому из нас отсюда не выбраться. Неказистый мирок, да все лучше, чем космической пылью по пространству летать…

— Нельзя сказать, что ваши слова звучат обнадеживающе, мадемуазель Аэ, — чопорно сказал Исайя. — Но, быть может, все втроем мы найдем способ? После того, как вы изложите нам принципы функционирования Сенсорики, механику перехода сюда из нашего мира?

— Не верите мне, координатор? — резко спросила Аэ. — Что делать, я понимаю, мои слова не могут вам нравиться. Но других у меня нет. Поэтому предлагаю как можно скорее забыть о всех других мирах и заняться тревогами этого. Например, подумать, что можно сделать с живыми болотами. Иначе нам самим скоро негде жить будет.

— А зачем же вы их придумывали? — иронично развел руками Исайя.

— Да не придумывала я их вовсе! Я вообще, если хотите знать, придумывала только светлое и хорошее, а уж откуда темное да страшное взялось — сама не знаю. Из глубины, наверное, из древних страхов… — она брезгливо передернула плечами. — Ничего не сделаешь. Придется воевать.

— Вы раскроете свое инкогнито перед крылатыми, мадемуазель?

Аэ досадливо дернула головой.

— Нет, конечно же. Будут меня просить прекратить засуху, а как я ее прекращу? Будто я ее начинала… Сдается мне, это ведь все оттого, что я вас, координатор, двоих спасала. Мир как страховочную сетку использовала… вот он, похоже, и начал трещать, что делать, на такие нагрузки, как говорят у вас, не рассчитывали.

— Гм… — Исайя держался молодцом. Для человека, все надежды которого рухнули в одночасье, он выглядел поразительно бодрым. — Тогда есть предложение предаться сну после столь волнительных событий. Нам предстоит поход на север, если я правильно понял вас, мадемуазель? Это тяжкое испытание для моих старых костей. С вашего разрешения, мадемуазель, прошу позволения откланяться. Доброй ночи, мадемуазель, доброй ночи, Твердь.

Исайя повернулся и миг спустя пропал в темноте.

— Деликатничает, — проворчала Аэ, глядя ему вслед. — Наверное, решил, что ты на меня прямо тут, на крыше и набросишься…

Твердислав не ответил. Слова Аэ бешено плясали в мозгу; бунтарская натура вождя упорно не желала мириться с произнесенным приговором.

Умница повернулась к нему.

— Что молчишь, Твердь, а? Ну скажи хоть что-нибудь! — неожиданно просительным голосом произнесла она. — Скажи хоть, что я молодец! Зря, что ли, тебя из самой смерти вытаскивала?

Твердислав вздохнул. Все, что он мог сейчас сделать, это усесться на край глиняной крыши и спустить ноги. Так, по крайней мере, можно было смотреть на удивительные здешние звезды.

— Заметил? Я очень старалась, — тихонько сказала Аэ, устраиваясь рядом. Теплое плечо прижалось к плечу Твердислава.

— Это теперь — до самой смерти, Аэ? — спросил Твердислав, глядя вверх, на неправдоподобно яркие, колючие и разноцветные огни звезд.

— До самой смерти, Твердь. Прости. Это все, что я могла сделать — и я это сделала. Я отдала величайшее сокровище любого Умника — власть над Сенсорикой… так что привыкай к мысли, что жить надо будет здесь. Но ведь это не так плохо, правда? — промурлыкала она и слегка потерлась плечом о его плечо. — Ты жив, а это главное.

— А мой дом? А кланы? А долг, возложенный на меня Всеотцом? — возразил юноша.

— Дом… Да, твоего дома больше нет. Как, кстати и моего — мне дорога туда закрыта навечно. А Всеотец… ну когда ты перестанешь верить в эту глупую сказку, придуманную координатором и такими же, как он, чтобы держать тебя в подчинении?

— А откуда же в этом мире сила? Почему тут действует магия?

— Потому что так захотела я, глупый! Забыл, что это мой мир?

— Так, значит, вся Сенсорика — это просто придуманные Умниками миры?

— Если бы! — фыркнула Аэ. — Разумеется, нет. Сенсорика — это просто путь воплощения желаний. Кому-то для этого нужны миры с зеленой травой и высоким небом, кому-то — каменные джунгли городов, а кому-то нужен абсолютный покой и вечная тьма, чтобы углубиться в тайну собственного «я»…

— Тогда откуда силы творить все это? — Твердислав повел рукой вокруг себя. — Где ты их взяла, Аэ? Исайя толковал о враге, древнем и страшном. Толковал всю дорогу, помнишь? Я не верил. Я думал, этот мир — в какой-то мере мое отражение… и сражаюсь я большей частью с самим собой…

Аэ помолчала, по прежнему прижимаясь к Твердтславу плечом.

— Ну, конечно, никакого врага не было и нет, — наконец сказала она. — В нашем мире нет никаких богов, никаких сверхсуществ, нравится это тебе или нет. Есть просто сила разума. Ведь каждая твоя мысль материальна. Ты можешь вообразить себе все, что угодно, самое невероятное — и, пусть на мгновение, в твоем мозгу это обретет плоть. Молекулы и атомы, носители информации — это так же реально, как и та глина, на которой мы сидим, разница только в масштабах, понимаешь?..

— Не совсем, — признался Твердислав. — Так вы что же, просто научились материализовывать мысли? Но как? И откуда берется энергия? Исайя учит меня, что без энергии…

— А он может дать точное определение энергии? Не заниматься словесной эквилибристикой, как в их учебниках, а объяснить саму ее суть? Или он может объяснить, где пролегает водораздел межу веществом и полем? И что такое «поле», если опять же отбросить словеса? Так вот, как только Исайя ответит тебе на эти вопросы, я тоже смогу объяснить, откуда мы берем эту самую «энергию». Здесь ведь как — мы сейчас на самом-то деле говорим на абсолютно разных языках. Для тебя энергия — нечто, что можно лишь выжать из окружающей материи, для тебя это — кровь бытия, Исайя и его старики доили мироздание, корежили и рвали его, на лету подхватывая то, что могли скормить своим машинам. Они сродни тем же вампирам, Твердь. Энергия — кровь материи, и они жадно сосали эту кровь, не понимая, что существуют миллионы способов обойтись без этого. Но для этого… — он прищелкнула пальцами, — надо быть Умником.

— Умник — не человек? — тихо и раздельно спросил Твердислав. — Вы…

— О, нет. Мы — люди. Плоть от плоти взрастившей нас цивилизации. Потомки сподвижников Исайи…

— Новый виток эволюции? Тот самый скачок, переход количества в качество?

— Не гадай, — рассмеялась Аэ. — Люди любили придумывать себе страшные сказки о том, как появляются некие хомо супер, сверхсоздания, тот самый «новый виток», о котором ты говорил, появляются и сметают несчастных «стариков», как прах под ногами всесильной царицы эволюции… Мы немножко подыграли этим сказкам, вот и все. Мы — это мы, Твердислав. Не усмехайся, это действительно самый лучший ответ, какой я могу тебе дать. Ты можешь ответить на вопрос, почему твое «я» открыло глаза именно в этом теле, а не в каком-либо другом, тысячи лет назад, к примеру?

— Не понимаю тебя, — развел руками Твердислав. — Когда я поднимаю с земли палку, я все могу объяснить себе…

— И даже то, откуда у тебя возникло желание поднять палку? — усмехнулась Аэ. — И поведать мне в деталях как именно оно возникало? Слова, слова, словесный хоровод, ничего больше, вождь Твердислав. А под ними — пустота и тьма. И безымянные, безликие силы, которыми мы, Умники, научились пользоваться так же, как человек пользуется глазами. Вот и все. Это невозможно объяснить, это надо понять. Сыграть на железной флейте без дырочек. Был такая философия… в древности. Когда учитель говорил ученику некое изречение, коан, и, если ученик понимал сказанное, то мигом просветлялся, овладевая могучими силами. Я, конечно, излагаю все очень примитивно, но суть та же. Нужно найти свой коан, понять его… и ты станешь одним из нас. Подобно тому, как стала Мелани, и еще многие из тех, что пришли с планеты кланов до тебя.

— Погоди, ты сказала «станешь одним из нас?» — медленно проговорил Твердислав. — То есть, дорога назад еще не закрыта?!

— Я оговорилась, — глухо ответила Аэ и отвернулась. — О, если б это было правдой! Если бы это было правдой!.. — ее плечи вздрогнули. Твердислав услыхал сдавленное рыдание. И рука юноши сама по себе обняла Аэ за плечи.

Девушка тотчас прижалась к нему, дрожа, точно от холода, хотя ночь была более чем жаркой и душной.

— Нет выхода, Твердь, — шепнули оказавшиеся близко-близко губы. — Мы заперты здесь, в моем собственном творении… и нам остается только смириться.

Теперь и головка Аэ уже лежала на плече Твердислава.

— Но, быть может, — услыхал он вкрадчивый, мурлыкающий ее голосок, — может быть, это и не так ужасно, как могло показаться на первый взгляд, а, вождь Твердислав?

— Нет, — твердо сказал он.

Аэ резко отстранилась.

— Почему?! Ты что, не рад, что жив?!

— Когда я узнал, что я — кукла, то попытался сорваться с веревочек. Сейчас я — созданная тобой кукла. Но зачем мне все это, если долг перед Всеотцом не выполнен?!

Твердислав хотел продолжить — но тут в голову ему пришла поистине кошмарная мысль. Он погиб — сгорел дотла, и душа его, как и положено, отправилась к престолу Великого Духа. И сейчас он, подлинный Твердислав, шагает где-то по необозримым равнинам небесной страны, если, конечно, Всеотец не разгневался на него и не назначил ему какого-то наказания. Получается, что он, Твердислав из мира Сенсорики, сотворенная Аэ копия, подделка — не может теперь даже умереть?! Потому что разве ж потерпит Всеотец второго Твердислава в своих небесных садах?! Значит, его здешнего ждет поистине кошмарный конец, конец окончательный, за которым истинное ничто, тьма и пустота, и отсутствие даже мук. Отсутствие всего, он просто исчезнет, как задутая лучина. И все.

Он не выдержал, застонал, разом забыв даже об Аэ. Острое желание овладело им — одним движением соскользнуть с глиняной покатой крыши, и туда, вниз, одним мигом боли оборвать все это бессмысленное существование, нелепую пляску в нелепом мире; зачем ему дальше жить с этим ужасом в душе, вечным страхом перед неумолимо надвигающейся темнотой?..

— Что с тобой? — испугалась Аэ.

— Надо… спрыгнуть… вниз… — точно помешанный, отозвался парень, завороженно глядя вниз.

Аэ с неожиданной силой вцепилась ему в плечи, одним рывком чуть ли не отшвырнув его от края крыши.

— Ты что, рехнулся? — закричала она, обхватывая его за шею. — Зря тебя от одной смерти спасала, что ли, теперь еще от одной спасать придется? Соображаешь, что делаешь, или нет, охламон?!

Руки ее мелькнули перед лицом Твердислава, он ощутил упругое касание Силы, в глаза замелькали разноцветные круги.

— З-зачем?.. — только и успел сказать парень.

— Сейчас… услыхал он. — Сейчас ты у меня будешь как новенький. Знаю я для вас, парней, одно средство…

Зашуршала одежда. Твердислав поднял глаза — Аэ спела сбросить черную рубашку и теперь решительно боролась с завязками юбки. Парень вскочил на ноги.

— Аэ, нет! Не надо так! Слышишь?! — его трясло от бешенства. Злость вмиг заглушила даже страх ночной посмертной пустоты. — Не надо мне этого — милости великой, слышишь?

Аэ замерла, согнувшись и прикрывая грудь руками, словно внезапно застеснявшись.

— Ты опять? Уже второй раз… — тихо проговорила она, покорно потянувшись за одеждой. — Наверное, правильно Мелани мне говорила — чем больше им на шею вешаешься, тем больше они тебя же и презирают. Отказывать им, козлам, надо, говорила Мелани — неужто права была?

Твердислав опустил голову.

— Не сердись, — почти что умоляюще выдохнул он. — Не хотел… не хотел я тебя обижать, Аэ, ну пойми же ты наконец! Не хотел. Просто… ну, нельзя нам с тобой вот так, походя, для того, чтобы…

— Нельзя… — горько повторила Аэ. — Что ж, вождь Твердислав, у меня тоже гордость есть. Хотела с тобой побыть… ужас как хотела, сама не знаю даже, почему. А ты вот так мне… нотацию читать…

— Неужто было б лучше, если б я на тебя просто так кинулся? — угрюмо спросил парень. — Тебе ведь это не просто так надо, верно?

— Верно, — всхлипнула Аэ.

— Ну так… давай тогда подождем, волшебница? Все равно я не верю, что отсюда нельзя выбраться. Силу я тут чую, сам ей пользовался… так неужто не найдем дорогу назад? Мы с тобой вдвоем — неужели ничего не придумаем? Не верю! Если уж ты сумела изобрести весь этот мир, то хватит фантазии и на ма-а-аленькую щелку обратно. Верно я говорю?

— Не-а, — Аэ шмыгнула носом. — Отсюда нет выхода, вождь Твердислав. Это иная вселенная, иное измерение, называй как хочешь. И проищи тут хоть всю жизнь — дороги назад ты не найдешь. Да и куда искать-то? Что осталось на планете кланов? Я не видела финала, твоя Джейана как раз разворачивала корабль, готовясь стрелять; и я сомневаюсь, что она промахнулась.

Твердислав помолчал.

— И что же ты предлагаешь?

— Как это «что»? Тут дел невпроворот! — оживилась девушка. — Живые болота наступают — раз! Засуха убийственная — два! Вампиры с крылатыми никак не помирятся — три! Будет чем заняться!

— Декорации чинить… — проворчал Твердислав.

— Для нас с тобой они отныне так же реальны, как небоскребы на Земле или скалы на твоей родной планете, — парировала Аэ. — Да и чем здешние крычи хуже? Они ведь отнюдь не из картона, вождь Твердислав. Можешь проверить. Головой, например, побиться, — она ухмыльнулась.

— Хорошо, — устало вымолвил парень. — Я все равно не верю, что это навсегда, но… ладно, займемся живыми болотами.

* * *

Разумеется, крылатые ничего не узнали. Для них Аэ оставалась мальчишкой по имени Кео, личностью совершенно ничтожной и пустой, которого терпели только потому, что он был спутником и, кажется, другом Предсказанного Пришельца.

Исайя клещами вцепился в юношу, едва они встретились на следующее утро — ночь деликатный координатор и впрямь провел незнамо где, очевидно, полагая, что Аэ и Твердислав немедленно предадутся, как говорится, «любовным утехам».

— Что она тебе сказала? О чем вы говорили?

— Сказала, что нам отсюда не выбраться.

Исайя поджал губы.

— Очень мило с ее стороны. А еще?

— Что она такая же пленница этого мира, как и мы с тобой, координатор. Еще вопросы будут?

— Прости, Твердь… понимаю, тебе не больно-то приятно на них отвечать. Так что же она предлагает?

— Ничего, — хладнокровно ответил юноша. Ночной приступ отчаяния уже миновал. Считай, что это — посланное тебе испытание, твердил себе парень. Терпи, как терпел дома. Делай, что можешь. Иного выхода нет.

— То есть как — ничего? — изумился координатор.

— Вот так. Единственное, что было сказано конкретного — давайте остановим живые болота.

Исайя вздохнул.

— То есть — никакой надежды?

— Никакой.

— Может, вернуться на юг? — задумчиво пробормотал координатор. — Возвыситься. Собрать войско…

— Я останусь здесь, — резко перебил Твердислав.

— Гм-гм… ну что ж, я в принципе не против… — поспешно кивнул координатор. — Крылатые и вампиры на самом деле бедствуют, и если черные топи доберутся до них…

— Будем драться, — резко сказал Твердислав. — Я пока еще не знаю, как именно, но будем.

* * *

В тот же день Твердислав отправился к Изменяющей.

— Привет тебе, Пришелец, — встретила его она. Прислужницы только что унесли очередного ребенка — рой потерял двоих в скоротечной ночной схватке с вампирами и их цепными псами. — Глядя на тебя, хочется сказать, что ты обрел свой путь.

— Обрел, о Изменяющая, — твердо глядя ей в глаза, ответил юноша. — Мой долг — остановить живые болота. Засуха пройдет, но этих чудовищ мы должны развеять в прах.

— Хорошие слова, — одобрила Изменяющая. — О-ох! Неужели еще один пошел? Погоди, пожалуйста… это уже третий за сегодня…

… Потом, когда ребенка унесли, Твердислав возобновил разговор.

— Надо собрать всю силу Небесного народа. Я с радостью присоединил бы и вампиров, но на переговоры, боюсь, уйдет слишком много времени.

— Собрать воинов со всех роёв дело нехитрое, — согласилась Изменяющая. — Но что делать с этой армией дальше? Ты видел черные топи. Скажи, разве можно бороться с ними мечами и стрелами? Даже магия моего народа тут бессильна.

— Я вспомнил один магический прием кланов, — Твердислав по-прежнему смотрел прямо в глаза Изменяющей. — Ничего особенного в нем нет, это — «кольцо». Не верю, что у вас его не знают!

— Не знаем, — произнесла Изменяющая.

— Но разве ваши чародеи не умеют объединять силы своей магии в одну?

— Нет, — последовал ответ. — Но ты уверен, что твой прием сработает?

Твердислав дернул щекой.

— Уверенным можно быть только в собственной смерти, которая когда-нибудь да наступит, как бы силен и здоров ты не был. Другого плана у меня пока нет.

— Объединить магию… — задумчиво произнесла Изменяющая. — Такое не удавалось никогда и никому. Все, владеющие у нас Силой, всегда использовали ее лишь поодиночке. Их могли собраться сотни на поле боя, но каждый черпал своим ведром. Твои слова странны, пришелец! Как можно объединить незримое? Ведь это не груз, который нужно поднять на высоту!

Твердислав согласно кивнул.

— Все так, Изменяющая. И все-таки другого, лучшего плана у меня пока нет. Мы можем попробовать пока только с твоим роем. Если получится — можно собирать армию.

— А если нет?

— Тогда найдем иной способ! — отрезал юноша.

Исайя, с которым Твердислав поделился своими мыслями, пожал плечами.

— «Кольцо»? Да, я помню, мне докладывали… эффективный прием мультиплицирования сверхвоздействия… Но получится ли здесь?

— Что я, Всеотец, заранее знать? — не слишком вежливо буркнул в ответ Твердислав. — Попытаемся. А там видно будет.

— Видно, что ничего не видно, — вздохнул Исайя. — Если твоя затея провалится, не останется ничего, кроме как вести крылатых на самый дальний юг, искать незанятые земли, а сперва — добиться, чтобы вампиры сняли бы блокаду с Диких гор…

— Погоди. Вот когда не получится, тогда и стану думать.

— Тогда поздно будет, — заметил Исайя.

Твердислав поднял брови. Что зря тратить слова?

Изменяющая свое слово сдержала. У выхода Твердислава ожидала целая толпа женщин роя. Ни одного мужчины-воина среди них не было.

— Мы готовы, Пришелец, — выступила вперед одна, с волосами как вороново крыло. — Говори, мы повинуемся.

Твердислав оглядел собравшихся. Тут стояла, наверное, добрая сотня женщин; десятки глаз испытующе смотрели на него.

— Какое ваше самое простое заклинание? Я имею в виду, из боевых? — спросил Твердислав.

— Молния, — откликнулась черноволосая.

— Хорошо. Возьмитесь все за руки! Встаньте в круг!..

ПриказыТвердислава исполнялись тотчас.

— Встаньте, дети, встаньте в круг… — вдруг тихонько хихикнула рядом Аэ. Крылатые по-прежнему видели лишь накинутую ею личину, Твердислав же — настоящее лицо.

Волшебницы Роя образовали широкое кольцо. Твердислав и Аэ оказались в центре; Исайя остался у входа в Обиталище.

Наступило молчание. Собственно говоря, Твердислав весьма смутно представлял себе, что же делать дальше. Ворожеи не таили своих секретов, тем более от него, вождя; они-то, взявшись за руки, могли очень и очень многое, но вот как передать крылатым то умение ощутить себя не просто звеном в цепи, но сразу всей цепью, без чего даже лучшие ворожеи, вроде Джейаны и Фатимы не могли добиться желаемой концентрации?

Напряжение нарастало. Твердислава буравили десятки глаз, десятки взоров, казалось, говорили — ну что же ты молчишь? Мы готовы, приказывай?

Это же словно в клане, вдруг обожгла Твердислава внезапная мысль. Там они вот точно также стояли вокруг него и смотрели, и ждали, что вот сейчас вождь произнесет какие-то слова, после которых все всем станет ясно, тревоги отступят и вообще все будет чрезвычайно хорошо.

Твердислав глубоко вздохнул и начал говорить. О том, что просто взяться за руки недостаточно. О том, что слить магические силы куда труднее, чем просто помочь другу тащить на спине тяжесть. О том, что только ощутив сразу всю свою общность, всех, стоящих сейчас в цепочке, можно добиться успеха. Он говорил, плотно зажмурившись и, точно слепец стены, касаясь незримого монолита Силы. И, через ее вибрации и возмущения сам ощутил, как сперва робко, а потом все быстрее и увереннее потянулись друг к другу стоящие в цепочке волшебницы крылатых, почувствовал их удивление, изумление, восторг; он, Твердислав, был сейчас словно челнок ткацкого стана, увлекающий за собой нити и укладывающий их, как должно. Этот мир был очень богат силой, черпай — не хочу, совсем-совсем рядом, только наклонись, точно к полноводной реке; вождь с трудом не поддался искушению.

Стоявшая рядом Аэ ухватила его за локоть. Кажется, ей было страшно.

Твердислав не открывал глаз, однако мало-помалу сквозь обычное мельтешение, какое видишь при опущенных веках, пробились совсем иные картины — яркое звездное небо над лесом, ровная площадка у входа в Обиталище, круг взявшихся за руки крылатых… картина стремительно прояснялась, словно с мокрого стекла исчезали текучие струйки воды. Но удивительно дело — Твердислав пристально вглядывался в окружавших его красавиц роя, и видел, как, дрогнув, начинают расплавляться их кисти рук, точно и впрямь образую сплошную, неразрывную цепь. Зримое воплощение того самого «объединяющего» заклятья? Перед Твердиславом — единое существо?..

Сила взволновалась. Ровная и спокойная поверхность подернулась рябью, возникли десятки мелких воронок; стремительно сливаясь, они образовывали одну, поистине гигантскую; над головами крылатых замерцало голубое призрачное кольцо, словно засветился сам воздух. Напряжение Силы все возрастало, это уже причиняло боль, но надо было терпеть; сейчас Твердислав ощущал себя точно до предела натянувший тетиву стрелок; миг — и она сорвется, поражая одному ему ведомую цель. Но ни лук, ни тетива сами по себе ничего не значат и ничего не могут; нужен именно лучник, стрелок, что объединит их всех.

Тетива натянулась до предела. Сам лук согнулся угрожающе-сильно, до самого предела; еще миг — и тетива лопнет.

Далеко-далеко на фоне звездного неба смутно чернела вершина горного пика, одного из высочайших в Диких Горах. Твердислав прицелился в нее из воображаемого оружия — и отпустил опять же воображаемую тетиву.

По кольцу крылатых пронесся стон боли, однако круга никто не разорвал. Сгустившееся над ними голубое облачно внезапно сгустилось, ярко засветилось и рванулось вдаль, змеящейся изломанной молнией, самой страшной молнией, когда-либо виденной в этих краях; вокруг стало куда светлее, чем днем, беспощадный голубой свет затопил окрестности, озарив и поля, и дальние иссохшие выгоны, и черную стену леса; а миг спустя поток голубого огня достиг горной вершины.

Получилось так, словно в вершину вонзилась добрая сотня стенобойных ракет. Твердислав видел, как вспухло огненное облако, коронованное столбами дыма; во все стороны брызнули веера горящих обломков. Отсюда они казались искрами, но, если учесть расстояние, становилось понятно, что они огромны. Крепчайший камень вспыхнул, словно сухая трава. В самом сердце Диких Гор возник исполинский факел; вниз по склонам поползли светящиеся змеи расплавленной породы.

Твердислав открыл глаза. Картина не изменилась. Крылатые стояли, оцепенев, все они, как одна, молча взирали на чудовищный пожар. Тяжело дыша, Твердислав утер пот со лба. Чувство было такое, словно он целый день таская тяжеленые камни, болел и ныл каждый мускул.

— Красиво, — произнесла Аэ, глядя на далекий огонь. — Вот уж никогда бы не подумала…

— Теперь нам не страшны никакие болота, — тяжело дыша, пропыхтел Твердислав.

— Камень мертв и не может защитить себя, — заметила девушка. — Кто знает, как получится с настоящим врагом… Но ты прав, тут даже черным топям придется туго.

* * *

Нежданная весть понеслась от одного Обиталища к другому. Небесный Народ взволновался. Однако собрать воедино сильную армию оказалось далеко не так просто. И причиной тому послужили, естественно, вампиры. После неудачи своего обряда они отбросили осторожность. Кажется, у них не осталось больше никаких желаний, лишь кроме отмщения крылатым. «Малая война» вспыхнула повсюду, по всем владениям Небесного народа; и никакие «кольца» помочь тут уже не могли, потому что волшебницы, отдав всю силу, несколько дней потом приходили в себя, да и то сказать — не использовать же такую мощь на пару-тройку кровососов?

Воины Небесного народа приняли удар на себя.

Твердислав вновь ощутил себя в родной стихии. Как ни крути, кланы жили войной. Противоборство с ведунами составляло становой хребет их существования. Грамотно организовать оборону; действовать мелкими подвижными группами, атакуя врага на уязвимых участках, а не там, где оборона сильна; заставить вампиров отступить, нанося поражения в отдельных стычках, а не пытаться уничтожить хорошо защищенные поселения — во всем этом вождь лесного клана разбирался совсем неплохо.

Несколько дней он почти не видел ни Аэ, ни Исайю. Координатор не принимал никакого участия в военных приготовлениях, отсиживался в глубине Обиталища и, по слухам, часто беседовал с Изменяющей. Аэ и вовсе куда-то скрылась.

…Через пять дней они разыскали его одновременно. И — так получилось — что они вновь собрались все на той же крыше Обиталища, где и произошел их самый первый разговор.

— Играешь в солдатики, вождь Твердислав? — с места в карьер взяла девушка. — Забавляешься? Сказки крылатых так подействовали? А болота, кстати, ползут на юг. И куда быстрее, чем мы думали. Надо действовать, и притом немедля!

— Но ты же знаешь — кровососы… — начал было Твердислав.

Аэ топнула ногой.

— Забудь о них! Мы тут с координатором кое-что придумали.

— Насчет топей?

— Как же! Делать нам больше нечего, только думать об этих грязных ползучих лужах! Нет, конечно же. Может быть, вы, координатор? — вдруг повернулась к нему Аэ.

— Гм… да, благодарю вас, мадемуазель. Твердь, мне кажется, мы нашли способ.

Исайя не уточнял, способ чего — но Твердислав понял сразу. Этим «способом» мог быть только способ возвращения.

— Как? — с трудом произнес юноша.

— С помощью всей силы Небесного народа, — пояснил координатор. — Мы с Аэ много беседовали эти дни… и она открыла мне многое из тонкой структуры Сенсорики. Не скажу, что этот феномен стал мне теперь совершенно понятен, но — есть ряд предположений, которые… а, впрочем, не буду вдаваться в подробности. Сенсорика — по крайней мере данная ее часть — организована как некая производная от воображения. В известной степени это и впрямь материализация мыслей, чувств, желаний… Так вот, мы с Аэ считаем, что есть возможность попытаться использовать эту зависимость от воображения и сделать Сенсорику более пластичной. В некотором роде это напоминает вытаскивание себя за волосы из болота; но я бы предпочел другую аналогию. Когда ты раскачиваешься на качелях, то ни от чего не отталкиваешься, а лишь взаимодействуешь с земным притяжением, да простится мне этот неуклюжий оборот речи. Так вот, взаимодействуя с воображением мы можем попытаться «размягчить» структуру этого мира. И тогда, по утверждению уважаемой мадемуазель Аэ, она сможет вывести нас отсюда. Обратно на Землю. Понимаешь меня, Твердь? Мы, создания Сенсоркики, сможем вернуться в реальный мир!

Юноша ошеломленно молчал.

— Да, сила этого мира враждебна нам, — продолжал тем временем Исайя, видя замешательство вождя. — Но даже ее можно использовать — один-единственный раз, чтобы навсегда потом от нее отречься. Понимаешь, Твердь, все увязывается в один узел. И то, что ты говорил, будто сражаешься с самим собой, и то, ощущаю я… Втроем мы снесем стены этой тюрьмы и сможем вернуться!

— А как же крылатые? — вдруг спросил Твердислав. Исайя непонимающе нахмурился.

— Причем тут крылатые, Твердь? Может, еще вспомнишь вампиров или карликов с живых болот? Или караванщиков, или мудрецов?..

О мудрецах он вспомнил зря.

— Мы давали слово вашему Вику, — напомнил Твердислав.

Исайя досадливо поморщился.

— Твердь, мы ничего не сможем для него сделать.

— Почему? Достаточно будет вернуться и вырвать его из этого живого пня. Потом вернемся все вместе. Сейчас все равно идет война, собрать всех волшебниц небесного народа очень трудно — почему бы немного не погодить?

Исайя и Аэ переглянулись. Девушка вздохнула и сделала шаг вперед, разом оказавшись в опасной близости от Твердислава, так что трепещущий на ветру ее локон щекотал его щёку.

— Твердь, координатор Исайя пришел к выводам хоть и неожиданным для меня, но верным. Я тоже ощущаю внешнее воздействие на мой мир… словно тут поселился кто-то еще, и притом очень могущественный. Не знаю, быть может, это просто отражение темной стороны наших душ — если тут, в Сенсорике, обретают плоть мечты возвышенные и благородные, почему бы не воплотиться и нашим темным мыслям?.. Нам не следует оставаться здесь долго. Эти дни мы с координатором посвятили кое-каким экспериментам. И выяснили — промедление смерти подобно. Дыра в структуре мира затягивается с пугающей быстротой, словно кто-то торопится замкнуть ловушку. Нам надо уходить, и возможно скорее. Вика уже не спасти, я клянусь тебе! Стали б мы бросать его и нарушать слово, если бы речь шла всего лишь о нескольких днях задержки! — Она заметно разнервничалась. — Твердь, возможно, через двое-трое суток нам уже не удастся осуществить наш план. Понимаешь?

— Тогда он уже провалился, потому что за этот срок не собрать всех чародеек Народа, — возразил Твердислав. Происходящее все больше напоминало ему какую-то нелепую игру в слова — словно и координатор, и Аэ, старались, чтобы он что-то понял, но при этом остерегались высказываться напрямик.

— Не провалится, — уверенно сказал координатор. — Мы говорили с Изменяющими. Они согласны. Они говорят, что Пришелец исполнил свой долг, и теперь они сумеют удержать живые болота.

— Вот это я и должен проверить, — внезапно заупрямился Твердислав. Аэ в отчаянии взглянула на координатора:

— Исайя, он под контролем, разве вы не видите?!

Координатор сжал губы и несколько мгновений молча смотрел на Твердислава — странным испытующим взглядом.

— Боюсь, что вы правы, мадемуазель. И это крайне прискорбно, ибо ни я, ни вы, к сожалению, не обладаем достаточным влиянием…Если, конечно, вы не примете облик и роль Хозяйки, мадемуазель.

Аэ отрицающе покачала головой.

— Они станут просить прекратить засуху. Раньше я с этим справилась бы играючи, а теперь… — она вздохнула. — Твердь! Ты что, так и не понял до сих пор, что мы можем…

— Нет, отчего же, все отлично понял, — зло перебил парень. — Вы хотите бросить этих бедолаг помирать здесь, а сами намеревается по-тихому смыться, используя силы тех, кого вы же и предали. Очень честный план, ничего не скажешь. Вы достойны друг друга, дорогие мои.

Исайя досадливо дернул щекой.

— Твердь, ну пойми же ты, что иного выхода у нас просто нет!..

— Координатор, мы долгое время были товарищами. И я верил тебе, и верил, когда вы оба говорили, что мы погребены тут навечно. А теперь — лишь пара дней прошла! — и вы уже утверждаете, что все совсем не так! Извини меня, координатор, я больше ни во что не верю. У меня тут своя война, я намерен помочь крылатым. А вы можете делать все, что хотите.

Твердислав уже было повернулся, намереваясь уйти прочь — до того стало муторно на душе — но тут Аэ вцепилась ему в рукав.

— Хорошо. Считай, что ты меня убедил, — она говорила быстро и горячо, упругая грудь прижалась к руке Твердислава и парень, несмотря на всю злость, невольно вздрогнул. — Давай сделаем так. Разделимся. Собери всех волшедниц Небесного народа, кого только сможешь. А мы с Исайей возьмем десяток воинов, пятерых чародеек, слетаем на юг, и вытащим Вика. Ты к тому времени все подготовь. Постарайся научить крылатых самим нацеливать на врага свою соединенную силу. Направь ее против живых болот. Мы встретимся тут. Как тебе такой план?

— Мадемуазель! — возмутился Исайя. — Вы забыли наши с вами собственные расчёты! Мы не располагаем таким запасом времени! Враг наступает, и не только черными топями! Вам это прекрасно известно! Еще пара дней — и точно прицеливание станет вообще невозможно, нам придется уповать на удачу!..

— И еще — на ту самую Веру, координатор Исайя, которую вы так успешно создали на Планете Сказок, — тихонько ответила Аэ со странным выражением в глазах — словно в случайно встреченном путнике на большой дороге она узнала давно и, казалось, безвозвратно потерянного друга.

И — удивительно дело! — координатор смутился. Он явно растерялся, в замешательстве схватившись за подбородок и отведя глаза.

— Пусть будет так, — наконец хрипло выдавил он, и Твердислав вновь удивился — чего тут переживать? Аэ и в самом деле выдвинула неплохой план. Если крылатые научатся противостоять черным болотам… и они вытащат Вика, кому дано было слово — тогда почему бы и нет?..

— Давно бы так, — проворчал Твердислав. — Я согласен. А то, сбеги мы так, Всеотцу бы это не понравилось.

* * *

Последующие дни обратились в сущих кошмар. Все рои Небесного народа взялись за оружие, от мала до велика, даже обычно беззаботная молодежь. Схватки вскипели вкруг самих Обиталищ; слишком настырные вампиры дорого платили за свое любопытство. Исайя, Аэ и еще полтора десятка крылатых улетели на юг; неизвестно было, как они сумеют прорваться сквозь заслоны вампирских тварей на вершинах Диких гор, но Аэ лишь пренебрежительно дернула плечиком — мол, нечего волноваться.

Сам же Твердислав собирал волшебниц. Собственно говоря, их с трудом можно было назвать волшебницами — скорее, воинами, использующими не совсем обычное оружие. Магия была бессильна, в частности, поднять воду из подземных жил к поверхности.

К Твердиславу собралось уже больше двух тысяч чародеек, а они все прибывали и прибывали.

Прошло три дня. Вечером четвертого с неба опустилась измученные крылатые воины. Они принесли Исайю, Аэ и — мертвого Вика. Точнее — его голову.

— Все оказалось куда хуже, чем мы предполагали, — мрачно сказал Исайя. — Справиться с мудрецами оказалось нетрудно, тварей в Диких Горах мы просто распугали, не тратя много времени, а вот потом… Твердь, оказалось, что от Вика ничего не осталось… почти. Активная органика полностью разъела все его тело, создала имитации легких, сердца и всего прочего… как только мы начали рубить этот проклятый пень, Вика не стало. Мы решили спасти хотя бы тело — но и тела там тоже не оказалось. Только голова, ничего больше…

Координатор смотрел на Твердислава с откровенным укором — мол, неужто не мог догадаться, что на юг летать было незачем?

— Крылатым не понравилось в тех краях, — подхватила Аэ. — Несмотря на наличие воды. Они все как один решили вернуться и биться за свои родные места. Мол, нам чужого не надо. А что у тебя?

— Мы готовы выступить, — лаконично ответил Твердислав.

* * *

Северные края еще ни разу не видели такого огромного войска. Тысячи и тысячи крылатых одновременно поднялись в небо, и яркий день потемнел от множества черных крыльев. Кроме чародеек, летели и воины; вампиры в ужасе попрятались, ожидая немедленного конца, но страшная для них туча проплывала мимо, стремясь куда-то еще дальше на север.

Первая топь показалась внезапно — гораздо раньше, чем рассчитывал Твердислав. Черная жижа деловито обгладывала стены покинутого Обиталища.

По рядам крылатых прокатилась волна. Такого они еще не видели. Черные потоки, словно змеи, ловко ползли вверх по стенам, ныряли в оконные проемы и вентиляционные каналы; хорошо еще, что весь рой, судя по всему, не принял самоубийственного сражения и отступил… но куда же при этом делать Изменяющая?!

Судя по всему, эта мысль одновременно пришла в головы многим из Небесного народа. Разразившиеся вопли ярости способны были, казалось, обрушить само небо. Воины и волшебницы, все разом рванулись вниз; полетели стрелы, кто-то из крылатых раскручивал пращу, мелькнула, вонзилась и погасла в черной жиже брошенная кем-то голубая молния — разумеется, без всяких последствий.

— Круг! Круг! — надсаживаясь, закричал Твердислав. Его услышали далеко не сразу — пока это магическое слово, передаваясь от одного крылатого к другому, не облетело всю армию Небесного народа. Только после этого удалось установить хотя бы относительный порядок. Волшебницы брались за руки, зависая высоко над землёй; воины спустились ниже, навстречу поднимающимся из болота черным летающим мешкам. Вновь полетели стрелы и круглые камни пращей, но на сей раз они били с куда большим эффектом.

Один из воинов, однако, по неосторожности спустился слишком низко. Летающие твари топей ринулись на него с трех сторон, несколько их развалилось на части под мощными ударами дубины, но брызги черной смолы попали на руки и плечи крылатого. По телу его прошла судорога… и он молча сложил крылья, камнем рухнув прямо в колышащийся черный океан. Воин умер беззвучно, и никто не узнал, настигла ли его мгновенная смерть, едва лишь черные капли смогли коснуться его плоти, или же он, понимая, что оберечен, решил не позорить свое имя бессмысленной борьбой за жизнь, борьбой, заранее обреченной на поражение?..

Однако крылатые не зря потратили время на тренировки. Круг составился довольно быстро. Твердислав, раскачивавшийся в плотном коконе веревочной люльки, закрыл глаза.

Сила надвигалась грохочущим ледяным водопадом. Над черными топями зависло сияющее кольцо, крылатые стали огоньками, огоньки сливались в сплошную огненную цепь, в которой было уже не различить отдельных звеньев. Тугой незримый лук в руке Твердислава натягивался.

«Интересно, это тоже часть твоей войны с самим собой?» — насмешливо спросил его знакомый голос — голос Врага, по утверждению координатора Исайи. «Ты и в самом деле думаешь, что, играя в солдатики в нелепом картонном мире, придуманном взбалмошной, думающей только о своих удовольствиях девчонкой, ты сможешь вернуться в настоящий мир, к настоящим чувствам и настоящим опасностям? Почему ты так легко поверил координатору? Откуда ты знаешь, что они и в самом деле старались спасти Вика, а не прикончили его по-быстрому? Почему они так настойчиво убеждали тебя, что отсюда не выбраться — а потом так быстро сменили мнение? Почему ты отвергаешь мысль, что они просто сговорились? Спросишь, зачем? — отвечу; Исайя, как и Аэ, не тот, за кого себя выдает. Координатор никогда не был силен в магии — а тут смог отвести Смертную Тучу! Справиться с карликами у красных скал! Ты отказался думать об этом, ты трусливо закрыл глаза — и вот тебе последствия: Аэ собирается сбежать с этим старым козлом, бросил тебя здесь — на сей раз уже до самой смерти, потому что без нее тебе тоже не выбраться. Что, противно слушать? О, да, ты зажал бы уши, имей ты такую возможность. Но, к счастью, я обращаюсь к тебе, минуя столь грубый и ненадежный инструмент, как слух. Подумай еще раз, прежде чем…»

Натяжение тетивы сделалось нестерпимым. Твердислав зарычал от боли; в том призрачном бытии, где он пребывал сейчас на пальцах его выступила кровь. Надо было стрелять, и он выстрелил.

С небес до земли пролегла дорога огненных духов. Кольцо волшебниц разметало в один миг, никто не мог противиться налетевшему внезапно и со всех сторон ветру. Но свое дело эта связка сделала. Поток голубого пламени сделал бы честь самым лучшим ворожеям кланов. Завиваясь спиралью, чудовищный бур вгрызся в маслянистую поверхность топи и, окутываясь клубами пара, двинулся вглубь — к самому дну. Случайно или намеренно, удар оказался нацелен на захваченное болотом Обиталище, и Твердиславу показалось, что он слышит предсмертный вздох — но вздох облегчения.

Уже давно разлетелось кольцо волшебниц — обессиленные, едва взмахивая крыльями, они лишь кое-как удерживались в воздухе; а внизу, на земле, голубой огонь сражался с черной всепожирающей жижей. Пламенный бур достиг дна и застыл, огненные спирали бешено вращались, столб дыма и пара достиг облаков, поднимаясь все выше и выше, настолько плотный, что перед ним бессилен был даже неистовый ветер высот; болото взволновалось, по всегда ровной поверхности пробежала дрожь, словно судорога боли; то тут, то там по краям воронки, образовавшейся вокруг смерча, вспыхивали рыжие языки огня — огня не магического, совсем обыкновенного. Загорелось одно из растений-чудовищ, дальше всех подобравшееся к границе; огонь перекинулся на ближайшие, кольцо пламени стремительно расширялось.

Оглавление

Вступление

КАРТОННЫЙ МИР

ПОХОД МЕРТВЫХ

ЗА ГОРИЗОНТОМ