На ленских берегах [Иван Иванович Переверзин] (fb2) читать постранично

- На ленских берегах (и.с. Сибириада) 3.06 Мб, 664с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Иван Иванович Переверзин

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Иван Переверзин На ленских берегах


НА ЭТОЙ СУРОВОЙ ЗЕМЛЕ...


Рождённому и выросшему на этой суровой земле если есть к чему привыкать, так это к ударам судьбы.

                                                                                                         Иван Переверзин “На ленских берегах”


Роман Ивана Переверзина, я думаю, достоин войти в память русской прозы. Он часть панорамы, которую теперь вынашивает русское сознание, прощаясь (навсегда ли?) с кровавым и героическим двадцатым веком и мучаясь вопросом: почему этот век выпал на нашу долю?

Ответ, в общем, нащупан: да потому, что История волокла человечество через безумие мировых войн. Нам достались империалистическая, гражданская, Великая Отечественная, а потом ещё и “холодная” (которая должна означать отсутствие “горячей”?). Великие летописцы от Михаила Шолохова до Василия Гроссмана и от Алексея Толстого до Константина Симонова уже составили нашему двадцатому веку некролог, отсчитанный от войн.

Иван Переверзин не только не повторяет никого из них, но, кажется, ищет другую точку отсчёта.

Есть основания?

Есть. Вторая половина столетия — после капитуляции Германии — время, мирное до неправдоподобия. Время не просто послевоенное, но послесталинское (генералиссимуса уже вынесли из Мавзолея). Два-три поколения — вплоть до превращения Советского Союза в кучку “удельных княжеств” — это ведь тоже История! Войной продиктованная, а может, той реальностью, которая и до войны существовала — века.

Это что за реальность? Та, которую выковал Сталин? Или та, которую выдумал Ленин, вдохновлённый мечтами германских марксистов о всеобщем счастье?

И что это за счастье такое, когда во второй половине века война вдруг отступила из жара в холод?

У Переверзина Великая Война едва поминается: если дети играют в “войнушку”. Или если автор встречает ветерана-фронтовика. А ещё — восстановлена в обжигающем эпизоде гибель сибиряков, пошедших в 1941 году спасать Москву. Повествователь не только никого из них не застал — он не застал и тех спасёнышей, которых война захватила детьми. Его поколение — в полном смысле слова послевоенное, мирное. И опирается оно не на левитановские радиосводки потерь и побед, а на основания куда более далёкие.

Первая же сцена романа (от портрета героини до журнала “Работница”, который она держит в руках) прорисована настолько детально, что занимает целых полстраницы книжного текста! Подробности, от костюма до мебели, уложены в чёткие синтаксические ряды, которые с тяжёлой точностью пригнаны друг к другу. И так — вся проза Переверзина. Густо и точно уложенная. Такая проза нужна не затем, чтобы описать, что было и как было, она уложена затем, чтобы был передан именно уклад — общепризнанно незыблемый.

Базовый уровень этого уклада у него пейзажный. Обширная южнорусская степь с колючими островами белоствольных берёз и встык — тайга, непроходимая, непролазная, неприступная. Климат — крутой и непредсказуемый. Или зной, прожигающий всё. Или ледяной ветер, всё вгоняющий в озноб. Так что идти надо спиной к ветру. А надо! Хоронясь от ветра, штопором взметающего песок до небес, и этим же небесным светом любуясь. И то, и другое — встык? Именно!

Пейзажи у Переверзина — не просто сверкающие подсветки при каждом повороте действия, они композиционно переглядываются, стыкуются, словно на прочность проверяя душу, затиснутую в это живительное и грозное бытие.

Бытие, в котором природная первозданность соукладывается с плодами человеческих усилий.

Апофеоз такого сочленения — Гидроэлетростанция в Братске, возведённая с таким размахом и в таком изумительно красивом месте, что более величественной панорамы представить себе нельзя, а лучше всего затормозить и замереть, любуясь...

Один нюанс в этом любовании взывает к моему комментарию. Здесь (замечает Переверзин устами своего героя) останавливался поэт Евгений Евтушенко и даже создал целую поэму — “Братскую ГЭС”. И дальше: “Жаль, что, воспевая героические будни советских комсомольцев, он не смог обойтись без идеологических мотивов”.

Я думаю, дело не в “идеологических мотивах” поэмы, прогремевшей за поколение до того, как герой Переверзина её прочёл. Если уж говорить о поэзии, то слух у Переверзина точный, он отлично знает, что “Свадьбы” Евтушенко — непревзойденная вершина его лирики. Но тут дело в другом.

Дело уже не в том, как отразились края державы в стихах поэтов-шестидесятников, в позднесоветские времена освоивших её “от края и до края” (они своё дело сделали!), а что почувствовал эпоху спустя Переверзин.

Держава, отошедшая от опустошительного гитлеровского нашествия, начинает накапливать силы, чтобы продолжить свой диалог с Природой. И перекличку народов, Природой сведённых воедино на этой земле. Это пафос и поэтика переверзинской прозы.

Братская мощь освоенной Реки потрясает. Более