Стрелок [Лана Черная] (fb2) читать онлайн

ВРЕМЯ ВЕДЬМ. СТРЕЛОК

Пролог

Никто ничего не услышал.

Она кричала. Из последних сил звала на помощь, но шум дождя поглотил звуки. В узком переулке не было ни души, кроме преступника и жертвы.

Здоровенный тип рвал на ней одежду. Холодные капли дождя стекали по лицу, смешивались со слезами.

На большее уже не хватало сил. Тело горело от множества ссадин, а в висках жаром пульсировал страх.

Перед глазами блеснуло широкое лезвие. Она беспомощно прижалась к кирпичной стене. Быстро и легко нож погрузился в её грудь. Мгновение, и лезвие снова сверкнуло в жёлтом свете одинокого фонаря, но теперь с него падали вязкие капли. Она ощутила, как тёплая кровь пропитала остатки мокрой одежды. Только потом пришла боль, настолько сильная, что девушка уже не могла кричать и, обессиленная, сползла по стене на асфальт. Преступник победно ухмыльнулся.

И тут монотонную дробь дождя разрезал короткий свист.

Убийца повернулся, глядя вдоль тёмного переулка. Пусто…

Но едва он склонился над вздрагивающей жертвой и коснулся острием ножа уцелевшего белья, как

почувствовал резь в спине. Опустил глаза и тут же согнулся пополам, хватаясь за зазубренный стержень, насквозь пробивший низ живота. Страх липким потом разлился по телу, неся с собой холод. В панике преступник попытался вытянуть острый стержень, но стало только хуже. Тело будто связали колючей проволокой.

В слабом свете фонаря показалась тень, медленно и неумолимо приближавшаяся к нему.

В эти мгновения преступник испытал то, что ещё пару минут назад чувствовала беззащитная девочка в его руках — беспомощность и безысходность.

Теперь он стал жертвой…

Боль усиливалась. Ноги не слушались. Он упал на колени, сдерживая сдавленный крик.

Тень стала отчётливее, и преступник разглядел высокое существо в чёрном плаще с капюшоном на голове, полностью закрывавшем лицо. За его спиной возвышались распахнутые крылья или же это развевалась на ветру тёмная ткань — убийца не различал. Щурясь, он вглядывался в размытые очертания. Пытался рассмотреть, кто скрывается под бесформенной хламидой. Мужчина или женщина? Человек или?..

Стрелок остановился подле съёжившегося в луже человека и, обломив наконечник, вытянул из обмякшего тела остывшую стрелу. На какой-то момент преступнику показалось, что боль отступила, и он попытался встать, но не смог.

Выгнулся дугой и захрипел. Кровь пропитала одежду, смешалась с грязью. Изо рта потекла пена. Дышать стало труднее.

Он попробовал не шевелиться, но это оказалось невозможным — движения стали не подвластны. В груди пылал невидимый пожар, и руки из последних сил цеплялись за подол влажного плаща, как за единственное спасение.

А стрелок по-прежнему возвышался над преступником, безразлично наблюдая за его муками. Что-то зловещее было в этом ожившем фантоме. Что-то дикое, но человеческое. И это стало последним, что запомнил преступник перед тем, как сердце остановилось. Он последний раз вдохнул и затих.

Стрелок ещё немного постоял над мёртвым телом, стирая со стрелы остатки крови. Гримаса презрения перекосила некогда красивое лицо.

Засунув белооперённую стрелу в колчан на спине, он приблизился к бесчувственной девушке.

Ей было не больше шестнадцати. Одежда разорвана, мокрое тело покрывали свежие ссадины, на груди

кровоточила глубокая рана, но девочка дышала.

Жива…

Стрелок стянул перчатки и приподнял её, укутал в свой плащ. Яркий свет на мгновение озарил юное лицо,

а когда погас — ран не осталось. Она вздрогнула и застонала…

Усадив её у мокрой стены, стрелок растворился во мраке пустого переулка.

Никто ничего не услышал…

Часть 1. Дело

Ведьма.

Безвременье…

Голос. Низкий, вибрирующий, он манил. Пленял странной песней: то стихающей, то взмывающей до высоких нот. Красивая песня, но смертельная для ведьмы. Сводящая с ума. Освобождающая огонь.

Ведьма скользила по ночным улицам. Не чувствуя холода и боли. И под ее босыми ногами вспыхивал асфальт. Огненный шлейф тянулся следом, фатой запутывался в рыжих волосах. Как у невесты. Ведьма и была невестой. Голос так ее называл — невестой огня. А ведьме хотелось по имени — она забыла собственное имя. Но голос стирал ее память, заволакивал странными словами. Он пел о ней. О ее венчании

и последней жертве. Он вел ведьму к жертве. На площадь, где веселье и лишь слабые отголоски страха. Пока слабые. Скоро эти отголоски сольются в живительный эликсир для рокочущего в ведьмовских венах пламени. Шаг. Еще один. Ее следы расцветали огненными цветками. Они сплетались вокруг ведьмы, ласкали ее, обнимали и кружили в танце. Безумном, завораживающем. Танго с пламенем.

Ведьма засмеялась, запрокинув голову и раскинув руки. Люди увидели ее. страха стало больше — он клубился вокруг ведьмы, поил огонь. Рыжие всполохи заплясали на кончиках пальцев, застрекотали по подолу струящегося платья. А ведьма смеялась, танцуя. Огонь лавой растекался по венам. Выжигал душу ведьмы. теперь ведьма и была огнем.

Голос победил. Пробудил демона своей магической песней. И теперь демон хотел только одного — убить и получить свободу. Ведьма шагнула в толпу. Они обступили ее и глазели, как на диковинку. Опасались, но не уходили. Не верили, что она — смертельно опасна. А ведьма кружилась, расплескивая пламя. Оно искало невинного. Младенец. Он смотрел на ведьму ярко-синими глазами. Звучал в ее голове звонкой песней чистой души. ведьма протянула руку. Огонь клубком соскользнул с ее пальцев. Синие глаза запылали. Дикий крик вспорол толпу, паникой прокатился по людям и потонул в громовом раскате. Демон спешил, подгонял огонь — своего верного слугу. Скоро дождь. Капли причинят боль, ослабят огонь. Нужно успеть выпить младенца до дождя.

Страх накрыл ведьму лавиной. Огонь счастливо взревел. Возликовал голос. Демон становился сильнее с каждым лучом детской души. Ведьма не сопротивлялась. Она рисовала на груди младенца диковинный узор — путь огня. Алое пламя расчерчивало шрамы рисунка и на коже ведьмы. Новый виток врожденной метки. Еще чуть-чуть и демон станет ведьмой, подчинит ее разум, займет плоть.

Ведьме нравилось быть огнем. Ощущение безграничной свободы дурманило. Голос хохотал.

Все изменилось внезапно. Огонь зашипел, отпрянул от младенца, забился в руках ведьмы. Ребенок заплакал. По щекам ведьмы потекли слезы. Голос в ее голове закричал от боли.

А она вдруг увидела.

Ледяная паутинка тонкими нитями зашивала ее сочащиеся огнем шрамы. Стирала под инеем демонический узор. Надевала студеные кандалы на демона. Люди исчезли. Остался только холод. И глаза. Серебряные, на самом дне которых роились снежинки.

* * *

Кира.

Наше время.

Меня разбудил холод. Он окутывал своим дыханием, обрызгивал ледяными каплями, морозил пронизывающим ветром. Следом за холодом явился гром. Прокатился по небу, жалобно зазвенел в стеклах.

Я резко села. Раскаты сменились белоснежными вспышками. Длинные, от неба до земли, молнии били одна за другой, превратив ночь в день. Распахнутые створки окна бились о стену, натужно скрипя.

Проклятье! Я же знала, что будет гроза. Почему не закрыла окно? Я даже не помню, как уснула. Просто вырубилась. И уже не в первый раз такое. И именно в грозу. Что-то неладное творилось со мной в последнее время. И это что-то навеивало нехорошие мысли о моей невменяемости.

Вздохнув, я встала и подошла к окну. Босые ноги тут же утонули в луже на полу. Мокрая от дождя занавеска вздувалась парусом, липла к моему телу. Кое-как совладав с окном, вернулась к кровати. Стянула покрывало и бросила на набежавшую лужицу. Все равно половой тряпки у меня отродясь не водилось. Бросила беглый взгляд на молчавший телефон — странно, Макс должен был уже позвонить — прошлепала в ванную. После горячего душа жить стало веселее. Телефон зазвонил, когда я заплетала косу, а буря уносила грозу на запад.

Повязав на голову алую повязку, взяла трубку и, немного помедлив, сонным голосом ответила.

— Привет, — отозвался напряжённый мужской голос. Звонил Максим. Я не ошиблась. — У нас новое убийство, — сообщил он.

Неприятная новость, хоть и ожидаемая, вызвала смутные чувства. Что-то изменилось за прошедшие сутки. Даже участившиеся дожди с грозами, несвойственными концу осени, говорили о переменах. Ничего хорошего ожидать не стоило.

— Где? — спросила, поправляя повязку на голове.

Итак, Стрелок вновь вышел на охоту. В другом случае Макс не позвонил бы. Я сотрудничала с властями исключительно по делу Стрелка, неуловимого истребителя насильников и убийц. Максим Лазарев, майор Службы безопасности, руководил группой профессионалов из разных служб. Он же и предложил мне сотрудничество семь лет назад.

— За тобой заехать? — не ответив, предложил Макс. — Я рядом и мог бы…

— Не мог, — отрезала я, застегнув плащ. — Макс, ты же знаешь, — вздохнула, смягчив тон, — я не люблю от кого-то зависеть, так что сама как-нибудь. Так куда ехать?

— Поселок Солнечный, возле клуба. За переездом налево, мимо вокзала в сторону серпантина. Переедешь мост; сразу за ним будет автобусная остановка. Там свернёшь направо, а дорога сама выведет тебя к месту, — зачем-то пояснил он. Постоянно забывал, что я знала здешние места не хуже его.

— Буду через полчаса.

Когда я добралась до места очередного преступления, гроза стихла, лишь противно моросил дождь. Свой джип оставила у автобусной остановки за мостом. Мне нужно было настроиться на новую встречу со смертью, а пешая прогулка и свежий воздух способствовали этому как нельзя лучше. Тем более, я предчувствовала — свидание окажется непростым. И дело было не в очередном трупе — давно привыкла к смерти. Здесь было что-то ещё. Вот только что — понять не получалось. Оставалось надеяться, что на месте ситуация прояснится.

С дороги я поднялась по лестнице, ведущей в верхнюю часть посёлка. Петляя между почерневшими деревьями, одолела последнюю разбитую ступеньку и вышла прямо к клубу, срезав как минимум половину пути, если бы пошла по дороге. Светлое двухэтажное здание раскрашивали разноцветные огни полицейских машин, а периметр вокруг перетянули полосатой лентой, отделив людей в форме от праздных зевак, явно страдающих бессонницей.

Выбрав момент, когда патрульный отвлёкся на любопытных прохожих, шагнула за ограждение и заметила отъезжающую машину скорой помощи. И сразу же пожалела об опоздании. Труп я не увидела, картину преступления не оценила. Придется ждать заключение патологоанатома и довериться словам Максима.

А пока стоило поискать пострадавшую.

Осмотрев переполненную машинами и людьми улицу, взглядом зацепилась за светлый микроавтобус.

У закрытой боковой двери курил фельдшер, поглядывая в сторону укатившей труповозки. Врач караулил жертву до прихода следователя, а значит, у меня появилась прекрасная возможность с ней поговорить без протокола.

В несколько шагов пересекла место преступления и, вынырнув из-под промокшей ленты ограждения с торца здания, остановилась напротив медика.

Невысокий плотный мужчина средних лет пытался подкурить уже не первую сигарету — в небольшой луже под его ногами плавало несколько сломанных папирос. Резкими движениями доктор чиркал зажигалкой, из которой вылетали искры, и нервно жевал фильтр. Каждая попытка вытрясти огонь выводила из себя мужчину. И в какой-то момент мне даже показалось, что он либо сжуёт оставшиеся сигареты, либо оторвёт себе руку вместе с зажигалкой.

— Позвольте мне, — предложила я. Доктор вздрогнул от неожиданности, едва не выронив изо рта пожёванную папиросу.

— А…Вы… — невнятно пробормотал он, отступив на шаг.

— Простите. Я не хотела вас напугать. Кира Лист. Психолог. Повернула ладонь ребром для рукопожатия.

Иногда подобный трюк помогал вывести собеседника из растерянности, да и мне нравилось быть на равных.

Первое правило психолога — не ставить себя выше пациента. Только так можно рассчитывать на откровенность.

— Извините, — опомнился фельдшер, пожимая мою руку, сильно и чисто по-мужски. — Я просто…

— Нервничаете. Не страшно. Так вы позволите? — кивнула на сжатую в кулак левую руку. — Пожалуйста, — доктор пожал плечами и протянул мне маленькую блестящую зажигалку.

Красивая вещица была инкрустирована драгоценными, вне всякого сомнения, камнями в форме распятия.

Я немного покрутила её в руке, прежде чем коснуться ребристого колёсика. Чирк — и узкое пламя взвилось над холодным корпусом зажигалки. Мужчина с удивлением покосился на меня.

— Как вам это удалось? — поинтересовался он, подкурив сигарету.

— Немного хитрости и волшебства, — лукаво подмигнула, а губы мужчины тронула улыбка. — Шутите…

Я пожала плечами, решив не вдаваться в подробности.

— Вам нравится смотреть на пламя? — большой палец легко скользнул по колёсику, и в темноте зажёгся маленький огненный язычок красноватого цвета. — Каждый раз, глядя на огонь, вы думаете о доме. О мягком диване, о чашке горячего крепкого кофе, о потрескивании дров в камине, о любимой жене рядом. Вы вспоминаете её родную улыбку и детский смех…

Я говорила спокойно, почти шёпотом, а в тёмных глазах доктора отражалось подрагивающее на ветру пламя.

— Вы чувствуете, как огонь согревает вас. Он заполняет теплом каждую клеточку вашего тела. Вам становится легко и комфортно. Вы спокойны. Вы больше не нервничаете. Чувствуете тепло?

— Да, — чёткий ответ без дрожи и запинки. Он был спокоен, теперь я знала. — Всё будет хорошо, — улыбнулась, захлопнув узенькую крышечку.

Вложив в горячую ладонь холодную зажигалку, похлопала медика по плечу.

— Поздравляю, у вас родилась дочь. Чудная малышка… О, чуть не забыла — могу я поговорить с пострадавшей?

Вконец ошарашенный мужчина кивнул, отвечая на телефонный звонок. Наверняка звонила жена поздравить новоиспечённого папочку с рождением третьего ребенка. О том, что он женат я поняла по обручальному кольцу на правом безымянном пальце. А об остальном — и о двух сыновьях, и о жене в

больнице, и о возникших осложнениях с течением беременности, и что он давно мечтает о дочке — прочитала в его мыслях, когда ввела в транс.

Реакция на звонок была незамедлительной — односложные невнятные ответы, дрожь в коленях и изумление на побледневшем лице. Я даже подумала вернуться к доктору и ответить на терзающие его вопросы, но в фургоне меня ждала перепуганная девочка, остро нуждающаяся в помощи. Я и так отвлеклась на доктора, но и пройти мимо не смогла бы. Хорошим людям нужно помогать, а док был неплохим. Я это чувствовала.

Мельком глянув на мужчину, легко приоткрыла широкую дверь.

Внутри на мягких креслах сидела миниатюрная девочка.

На вид ей было не больше шестнадцати. Она смотрела в тонированное окно на суетившихся людей. На хрупкие плечи был накинут шерстяной плед, а намертво сцепленные пальцы обхватывали ноги, согнутые в коленях и подтянутые к груди. Холодное стекло запотело от горячего дыхания девочки, и я поначалу решила, что врачи уже вкатили ей лошадиную дозу успокоительных. Разочарованно покачав головой — под действием лекарств будет трудно докопаться до травмирующих событий — одним движением распахнула дверь. И только теперь, когда пострадавшая никак не отреагировала на моё шумное появление, я поняла, как сильно ошиблась — лекарства не были первопричиной. Девочка не дрогнула, когда со стуком открылась дверь, дыхание по-прежнему оставалось ровным. Не расцепила наверняка занемевшие пальцы, чтобы убрать с лица растрёпанные сквозняком волосы. Не заорала, когда я, перегнувшись через передние сидения, врубила на всю магнитолу, заревевшую очередным хитом местной радиостанции. Девочка ничего не видела

и не слышала вокруг себя. Даже взорвись сейчас у нас под ногами ядерная бомба, она бы не шелохнулась. Приятного мало — пострадавшая находилась в ступоре слишком долго. И если никто до сих пор не вывел

её из этого состояния, моё вмешательство может навредить. Но другого выбора не было — бросать девочку наедине со страхом ещё опасней. К тому же от нее веяло не обычным страхом. Было что-то еще, нечеловеческое примешано в ее ауру. Любопытно.

Положив ладонь на её холодные пальцы, я прошептала слово силы, ускоряя приток крови к конечностям, и спустя три удара сердца напряжённые руки безвольно упали на сиденье.

Из высокого сапога достала серебряный браслет и извлекла из него свирту — длинную тонкую иглу, заряженную энергией грозы и магических камней.

Свиртой я поочерёдно до крови прокалывала девичьи пальчики, в которых переплетались все нервные окончания организма, до тех пор, пока она резко не отдернула руку.

Смерив меня настороженным взглядом, девочка напряглась, подобралась и отодвинулась на сидение в углу, приняв позу готовой к атаке мураны — небольшого пушистого зверька, похожего на обычную домашнюю кошку. Хищный прищур глаз, тонкая полоска потрескавшихся губ, нахмуренные брови и растрёпанные влажные волосы делали эту девочку схожей с ручным зверьком арси как никого другого.

Я не зря сравнила её именно с мураной, с которыми доводилось не раз сталкиваться в прошлой жизни. Так вот в последнюю встречу с мураной та вела столь же агрессивно, как и девочка напротив. Единственное, что тогда уберегло меня от яда на остром кончике длинного пушистого хвоста мураны и успокоило её саму — магия, совершенное владение которой стало неожиданностью для ее хозяйки, хранительницы леса.

Но сейчас применять магию, не просто гипноз или легкое вмешательство в сознание, а настоящее колдовство было опасно. Во-первых, я совершенно не знала, как древние чары подействуют на человеческую девочку. А во-вторых, я просто боялась разбудить демонов моего прошлого, от которого так долго пряталась. И то темное, что притаилось в ауре девочке, замаскированное обычным страхом, пугало неизвестностью. Неприятно иметь дело с тем, чего не понимаешь.

Но выбирать не приходилось.

Сконцентрировавшись на черной мути, пропитавшей каждую клеточку девичьей души, я начала плести заклинание. Одними губами тщательно выговаривала каждое слово древнего стиха, следя как под силой мысли и волшебства поднималась в воздух серебряная свирта.

Замерев на мгновение на уровне наших глаз, чёрная игла медленно закружилась в магическом танце. Кровью, оставшейся на остром кончике, тонкая затейница вышивала на воздушной канве замысловатые узоры. Красные нити обвивали свирту и скручивались узлом, как только та проделывала очередной стежок.

Узелок за узелком заплеталась руна в такт заклинанию. И когда завершился стих, был сделан последний штрих — лёгкое пёрышко покрыло узкое лезвие. Руна сплелась.

Белоснежный рисунок стремительно наливался тёмным цветом. Так руна возвращала невинной душе украденный покой, очищала от злого и маетного колдовства, своим пером всё туже оплетая меч, пока совсем не растворила его в воздухе. Мгновение, и руна погасла, заперев мучительный страх вперемешку с черным заклинанием в зелёных лепестках медальона на моей шее.

Туже зашнуровав ботинок, в который секундой ранее вернула браслет со свиртой, я перевела взгляд на пострадавшую. Та по-прежнему сидела в углу и куталась в плед. Только теперь она делала это осознанно в виду инстинкта самосохранения и отсутствия на ней верхней одежды.

— Привет, — поздоровалась я, протянув девочке стянутый с плеч осенний плащ. — Я Кира. Я здесь, чтобы помочь тебе.

В светлых глазах мелькнуло удивление. Видимо, она не понимала, зачем я отдаю ей свой плащ.

— Он долго хранит живое тепло, которое тебе сейчас необходимо, — пояснила я. — Так что бери. Девочка неуверенно протянула руку и взяла одежду. Тяжёлый плед упал с её плеч, ненадолго обнажив

перепачканное грязью тело без видимых следов насилия. Странно. Предыдущие жертвы, а их было немало, вели себя гораздо спокойнее, будучи при этом изрядно потрёпанными. А эта брюнетка, утонувшая в моём свободном одеянии, физически никак не пострадала. Но её резкие смены поведения, как и черная муть в душе, наводили на неприятные мысли — кто-то меня опередил. Кто-то, обладающий способностями, не свойственными простому смертному. Только колдунов мне и не хватало. Нехорошие предчувствия становились реальностью.

Я вздохнула и подсела к девочке, уже согревшейся и немного расслабившейся, но она попыталась отодвинуться.

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда, — я успокаивающе взяла её за руку. — Всё хорошо. Ты в безопасности. Позволь мне помочь тебе.

Она кивнула. Однако напряжённость и недоверие непроницаемой стеной стояли между нами. Я её понимала. Сейчас она не доверяла никому; видела опасность в каждом, кто к ней приближался.

— Я понимаю, тебе сейчас трудно говорить, — начала я профессионально-медовым голоском, — но…

Слова застряли в горле. Я расстроено покачала головой, а брюнетка пристальней вгляделась в моё лицо. Что она там увидела?

Я прикинула, как выгляжу — высокие сапоги на шпильке, чёрный классический костюм. Нигде ничего не топорщилось и не помялось. Кремовая блузка застегнута на все пуговички. Потрогала волосы — прическа в порядке, лента на месте. Ничего особенного и пугающего. Двумя пальцами поправила затемнённые очки и растянула губы в приветливой улыбке. Девушка улыбнулась в ответ.

— Хорошо. А сейчас постарайся расслабиться. Закрой глаза…

Однако мои слова вызвали совершенно противоположный эффект — девочка резко выпрямила спину, словно в неё вставили шест, и выдернула руку из моей ладони.

— Просто доверься мне, — мягко коснулась её запястья. — Ну же. Попробуй. Я помогу тебе. Холодная ладошка опасливо вернулась в мою руку. Я одобрительно кивнула, когда девочка закрыла

глаза.

— Я знаю, ты боишься. Представь, что твой страх — это река… Теперь ты видишь её… Холодные, тёмные воды больше не пугают тебя…Ты чувствуешь, как она перетекает в мою ладонь… Страха больше нет, только покой…Ты чувствуешь, как тепло заполняет тебя? — она кивнула. — Хорошо. А теперь сделай глубокий вдох, — она вдохнула, — и выдох, — выдохнула. — Очень хорошо. А сейчас скажи мне, как тебя зовут?

— Мила, — спокойно ответила она.

— Очень приятно, Мила… Тебе легко и комфортно… Представь, что ты сейчас дома… Вечереет… Залитое алым светом небо отражается в зеркале перед тобой. Ты собираешься на прогулку…

— В кино, — медленно заговорила Мила. — Подружка позвала… А я как раз сапожки новые купила…

— Что было дальше? — поинтересовалась я, когда она пересказала сюжет фильма и запнулась на словах о брате. — После того, как ты поняла, что брат не встретит?

— Я позвонила ему, но телефон был отключен… Моросило, да и я уже замерзла. Поэтому и отправилась к метро.

Метро?! — мелькнуло в голове. Какое метро в этих краях? До сих пор ещё никто не решился рыть подземные тоннели в сейсмической зоне. А здесь землетрясения были частым гостем, причем немалой амплитуды. Тогда о каком метро толкует эта девочка?

— Как раз гроза разгулялась, — тем временем продолжала Мила. — Но мне повезло — я живу недалеко от

метро… Накидываю капюшон на голову и быстро иду домой… По дороге снова набираю Клима — не отвечает… Я сворачиваю во двор… На качелях на детской площадке тип какой-то сидит. Ждёт, наверное, кого-то…

— Что за тип? Ты его знаешь?

— Нет, хотя…Нет. Темно, не могу рассмотреть.

— Хорошо. Ты входишь подъезд…

— Я вхожу в подъезд и поднимаюсь на свой этаж…Странно — свет почему-то не горит… Пытаюсь вставить

ключи в замок, но они падают. Я наклоняюсь и вдруг внезапная боль, а потом ничего… Темнота… Я ничего

не вижу… Не помню…

Она рванулась вперед, пытаясь встать, но я удержала её.

— Тише-тише, — спокойно шептала я, крепче сжимая вспотевшую ладошку. — Просто успокойся, и тьма

отступит… Вдох… Выдох… Вот так… Хорошо. Ты просто потеряла сознание, но теперь приходишь в себя. Открываешь глаза и что видишь?

— Ничего, только голые стены… Какое-то незнакомое помещение, похожее на комнату… Я сижу на полу…

Рука сильно болит и спине неуютно… Напротив меня дверь… Она закрыта… Я пытаюсь встать, но не могу…

Рука прикована к батарее за спиной… Я слышу голоса… Их двое…

— Двое? — я удивилась. Но труп был один. Что же произошло со вторым? И кто он? Любопытно. — Ты уверена?

— Да, — Мила кивнула. — Они спорили прямо под дверью.

— Спорили? О чём?

— Я не знаю… Я слышу только отдельные фразы…

— Какие?

— Она должна умереть, говорит один, а второй, — она ненадолго задумалась, кивнула сама себе, — второй

отвечает, что хозяин велел ждать… Что-то стукнуло… Потом один заглянул в комнату… Я закрыла глаза, и он вышел… Голоса стихли…

— А как ты выбралась оттуда?

— На окне нет решетки… Я выглядываю… Второй этаж… Невысоко… Можно прыгнуть… Я прыгаю…

Неудачно… Ногу подвернула…

— А наручники?

— Серёжкой расстегнула, — уголки её губ тронула улыбка. — Клим научил…

Я усмехнулась. Хотелось бы взглянуть на этого парня, сделавшего из своей сестрёнки прямо суперагента.

— Трудно идти… Но я знаю, что нужно бежать… На улице темно… Никого нет… Я заблудилась…

Рука Милы дрогнула, пульс участился; она стала метаться на сиденье, как в воспоминаниях кидалась к

тёмным окнам и закрытым подъездам.

— На одном доме читаю название улицы… Портовая… Я не знаю этот район…

Оно и неудивительно, если ты не отсюда. Однако учитывая, что тебя нашли в пригороде, значит и

вспоминала ты местные улочки. Но загвоздка заключалась в том, что до ближайшего города, где есть

метро, было как минимум километров пятьсот отсюда. Ты ведь не могла прибежать оттуда самостоятельно

— ни один человек не смог бы? Выходит, похитители намеренно привезли тебя сюда. Зачем — вот вопрос?

— Сворачиваю в переулок… Останавливаюсь, чтобы перевести дух. Я-то думала, что оторвалась, но меня нагнал один… Никогда не забуду его сумасшедшие глаза…

— Это был кто-то другой или один из тех?

— Тот, что заглядывал в комнату… Я стала кричать, но никто не приходил на помощь… Я надеялась, что

кто-нибудь меня услышит… — голос Милы стал тише. — Но я ошиблась… — она всхлипнула. — Пожалуйста, не надо… Не трогайте меня… — умоляла Мила, прикрывая тело, словно защищаясь. — Я не хочу… Не надо… Её голос сорвался на хрип.

— Что ты видишь, Мила? — повысив голос, спрашивала я. Мне нужно было знать всё, что произошло. А ей

— пережить всё заново, чтобы понять, что опасности больше нет; и жить дальше, не зацикливаясь на жалости к себе. — Что он делает? Говори! Ну же!

— Я… я вижу нож… Мне страшно… Я зажмурилась… Я молюсь… Он что-то говорит…

— Что? Что он говорит? — настаиваю я.

— Осталось недолго — он уже здесь…

— Кто? Кто, Мила?

— Я… Я не знаю… Я слышу звук, похожий на свист… Кажется, там был кто-то еще…

— Ты его видишь?

— Почему так больно?.. Больно… — её дыхание участилось, тело содрогалось от дрожи.

— Всё хорошо… Ты в безопасности… — шептала я, держа её за руки. — Ничего нет… Всё прошло… Больше никто не сделает тебе больно…

Я чувствовала, как стихала дрожь, дыхание становилось ровным. Она справилась, теперь ей можно и вздремнуть.

— Просто дыши. Вдох… Выдох… Вот так… А теперь представь, что ты лежишь на тёплом песочке, слушая тихий шелест воды… Море успокаивает, и ты засыпаешь…

Мила расслабилась, руки обмякли, лишь ресницы немного подрагивали в спокойном сне.

Я тяжело выдохнула, сняв очки. Эта работа по душам сильно выматывала, и я частенько чувствовала себя разбитой. Но это лишь малая доля, что я могла сделать для таких как Мила — помочь им смириться, а некоторым просто забыть. Конечно, я не бог, чтобы решать, что и кому помнить, но много лет назад я сама пережила подобное. Тогда, будучи на волоске от смерти, я бы многое отдала, чтобы хоть кто-нибудь начисто стёр мою память. Впрочем, я и так многое отдала, вот только до сих пор никак не могу забыть ту проклятую ночь…

Надев очки, посмотрела на спящую девочку.

Что-то настораживало меня в ней, заставляло нервничать. Что-то, что кардинально отличало её от обычного ребенка. Что-то, что я никак не могла объяснить. Что-то помимо колдовской тьмы, закрученной вокруг ее страха.

Да и её рассказ заставлял задуматься. Вроде бы и придраться не к чему — лгать в гипнотическом трансе обычным людям не под силу — а что-то не вязалось в её истории.

По всему выходило, Мила была не случайной жертвой. Её похитили, чтобы она вывела их на кого-то. На кого? На брата, друга, подружку, Стрелка?

Похитители поняли, как легче всего выманить обидчика, и изобразили из себя насильников или убийц — точно не скажешь. Тот купился на их уловку, пришёл девушке на помощь, но что-то пошло не так, раз один из похитителей мёртв. И этим что-то стало внезапное появление Стрелка. Или же его как раз и ждали? Тогда чем он им так навредил? И почему они выбрали именно Милу? Случайно или она как-то связана с этим спасителем?

Да и вообще само дело о Стрелке сплошь и рядом пропитано странностями. Расследование тянулось год только в этом городе, а таких городов уйма по всему миру. Дело уже приобрело грандиозные масштабы, а у властей до сих пор не было ни одной зацепки. Ни отпечатков, ни следов обуви, ни ДНК. Даже спасённые жертвы вроде Милы ничего не проясняли. Все как одна твердили про нападение на улице, разорванную одежду, побои, потом возникал странный звук вроде свиста и ни слова о похищениях, как и о своём спасителе.

Но Мила была цела, если не считать отсутствие одежды, и говорила несколько иные вещи. Выходит, остальные врали? Или же Мила была неслучайной жертвой?

Ну что ж, тогда и Мила не должна выделяться из общей массы. Пусть местные блюстители порядка услышат то же, что и от других. Допросами замучают, а вот её показания могут плачевно обернуться для неё же самой. Второй-то похититель пока на свободе и возможно даже среди снующих туда-сюда зевак. Придвинувшись к Миле, я закрыла глаза, концентрируясь на ровном дыхании, и коснулась её головы.

Ладони пронзили электрические разряды такой силы, что сама природа позавидовала бы. Везде закололо, и я невольно поёжилась. Ток сменился яркими вспышками и жгучей болью в глазах.

Хороша защита, ничего не скажешь. Кто-то старательно поработал над девочкой.

Напряжение нарастало, кровь пульсировала в висках, пальцы скрючивало судорогами. Захотелось отдёрнуть руки, но я знала, что этого делать нельзя. Нужно преодолеть барьер. Ещё чуть-чуть…и в моё сознание ворвался долгожданный поток картинок. Боль утихла, кровь отхлынула, осталось лишь лёгкое покалывание. Я сосредоточилась на увиденном.

Воспоминания Милы. Странно. Все до единого оказались чёрно-белыми. Такое я встречала лишь однажды — у маленькой девочки, принёсшей в мир людей эпидемию чумы. Девочки, которая была не человеком, а ангелом смерти. Но Мила? Неужели и она не человек?

Потом. Всё потом. Сейчас нужно собраться. Я сосредоточилась на событиях минувшей ночи — уже светало. Перематывать чужие воспоминания нелегко. С обычными людьми-то хлопот не оберешься — их воспоминания накладываются друг на друга слоями, часто подменяя правду вымыслом. А Мила непростая девочка. Мне бы пообщаться с ней подольше, чтобы лучше узнать. Слишком мощной аурой она обладала для обычного человеческого дитя.

Нашла.

Кинотеатр. Толпа народу у входа, в основном молодёжь. Кто-то выходит, кто-то заходит. Мила звонит брату — абонент не доступен. Звонит снова. Подружка предлагает подвезти, но девочка отказывается, ссылаясь, что брат должен встретить. А вызываемый абонент по-прежнему недоступен. Вот она смотрит в небо, откуда срывается холодный осенний дождь, накидывает капюшон на голову и идёт к метро…

Так. Перемотаю немного вперёд. Самую малость. В человеческих мозгах важен каждый эпизод — затрону не то и могу всю жизнь перевернуть с ног на голову. А так — одно слово власти и ненужные воспоминания стираются, словно ластиком. Главное правильно найти этот самый мусор памяти в паутине подсознания.

Стоп! То, что нужно. Пустое помещение, похожее на чулан с окном. Вот Мила серёжкой расстёгивает наручники — ловко у неё получается. И со второго этажа не спрыгнула, а словно слетела. Приземлилась, правда не очень удачно, но бежит уверенно. А вот и переулок. Надежда. Страх. Отчаяние. Равнодушие. Спасение. Мрачновато и непонятно, но это можно подкорректировать.

Я расслабилась, ощутив, как из моих пальцев заструилось тепло. Светлое, исцеляющее. Видела, как изменились воспоминания Милы. Она забывала. Я заставляла её забыть подробности минувшей ночи. Всё то, что она рассказала мне, кроме самого нападения. Но пока она забудет и это — лёгкая амнезия вполне сойдёт как последствие посттравматического шока. А там посмотрим — глядишь, что-нибудь и прояснится с её похитителями.

Я почти закончила, но меня прервал взволнованный мужской голос. Его обладатель двигался в нашу сторону. Я резко отпрянула и мысленно выругалась. Только его здесь не хватало. Да и девочке теперь предстоит мучиться головными болями.

— Мила! — дверь фургона резко распахнулась, и в салоне появился молодой мужчина с мокрыми от дождя волосами. Клим. И как это я сразу не догадалась, о ком шла речь, ведь девочка называла его по имени. Не догадалась, не почувствовала…Старею, наверное, раз позабыла о талантах своего некогда напарника. А он тем временем юркнул мимо — меня, похоже, не заметил — к Миле.

Та открыла глаза и тепло улыбнулась обнимающему её мужчине. — Как ты? — спрашивал он, ощупывая Милу со всех сторон.

— Нормально, — сонно отвечала она.

Я же попыталась ускользнуть незаметно от Клима, пока тот занимался своей так называемой сестрой. Тоже мне придумали родственные связи. Смешно, право.

Я знакома с Климом более сотни лет — мы вместе добывали души одному колдуну; были, что называется напарниками. За то нелегкое для нас обоих время мы прошли огонь, воду и цепкие объятия смерти. Мы знали друг друга как самих себя и даже чуточку больше. И никакой сестры у Клима никогда не было. С Милой его связывало что-то другое. Но что? Любовь? Страсть? Не похоже… Я бы увидела это в воспоминаниях Милы. Столь сильные чувства невозможно скрыть. Тогда что?..

Но Мила остановила меня, вырвав из размышлений, чтобы вернуть плащ. И в этот самый момент фары проезжающей рядом машины осветили салон.

Я взглянула на своего старого знакомого и встретилась с его глазами, в которых прочла удивление и толику страха.

Испугался? С чего бы это? Радоваться должен, что нашёл меня после стольких лет поисков. Его хозяин, от которого я сбежала ещё в прошлой жизни, многое отдаст, чтобы снова меня увидеть. Я не сомневалась.

Поспешно пообещав Миле уладить все вопросы с полицией и бросив последний взгляд на Клима, покинула микроавтобус.

Осторожно пробираясь через поредевшие ряды полицейских машин, я ощущала на себе пристальный взгляд. Знала, кто так забеспокоился, и мне это не нравилось.

Я так тщательно избегала любой подобной встречи. Забралась в самую глухую, забытую Богами дыру. Лишь бы никто меня не нашёл. И надо же так нарваться на Клима — теперь неприятностей стоило ждать в любой момент. И что дальше? Снова бежать? Срываться в неизвестность? Неужели это никогда не кончится? Когда же демоны прошлого оставят меня в покое?..

Я невольно поёжилась как от озноба, покрываясь паутинкой мурашек. Мороз стремительно распространялся по всему телу. Невыносимый, колющий, заставляющий дрожать тело. В конечностях закололо. В голове защекотало. Будто пёрышком легонько провели по мозгу. Это ещё что? Откуда? Я мельком огляделась по сторонам. Ничего. И никого. Лишь предрассветные сумерки, разрезанные красно-синим светом мигалок. Это не Клим. И всё же…

Машинально отгородилась заклинанием от вторжения в свою голову.

Угораздило же меня влезть в это мутное дело! Теперь уже точно не избавлюсь от этих странных ощущений, рождающихся в душе. Что-то тёмное, первобытно-страшное, хватающее своими колючими когтями и не отпускающее. Что-то давно забытое и оттого пугающее. Странная, гнетущая тишина звоном отдавалась в ушах. Тишина среди толпы людей. Необъяснимая пустота наводила на невесёлые мысли. Этот кто-то меня явно видел. Я его — нет. Ускорила шаг. И чем дальше отходила, тем легче становилось. Легче идти. Легче дышать. Меня не преследовали, а лишь наблюдали. Хотя внезапное внимание не радовало.

Холодный ветер принёс облегчение. А вместе с тем и донёс до меня знакомый хрипловатый голос. Лицо невольно озарила идиотская улыбка. Туман странных мыслей немного рассеялся, и я смогла различить возмущения Максима.

— Как ты мог её не пропустить? Ну и где прикажешь мне теперь её искать? Ещё и батарея села, чёрт бы побрал эту технику…

Говорил обо мне, хотя патрульного ругал напрасно. Тот меня вообще не видел, а я вместо того, чтобы сразу к Максу идти, к потерпевшей ускользнула, и возвращаться обратно как-то не хотелось.

Я посмотрела поверх крыш с мигалками туда, откуда доносился голос. Шагах в пятидесяти стоял Максим

— высокий, поджарый, в любимой неформальной, как он любил говорить, одежде. Куртка, мокрая от дождя, блестела в свете фар, кепка повернута козырьком назад, а в руке чёрный шлем. Сейчас он выглядел как мальчишка.

Я вновь улыбнулась. Значит, неподалёку должен стоять его мотоцикл. Огляделась. Отыскать железного коня не составило труда. Равных ему в этом автопарке всё равно не имелось.

Роскошный, чёрный, спортивный мотоцикл стоял за поворотом как раз на тротуаре, ведущем вниз к проходной электростанции. Глупая улыбка стала ещё шире, а в голове воцарился покой, словно затишье перед бурей.

Я направилась к мотоциклу.

Байк Максима мне нравился. Мне даже посчастливилось покататься на нём. Я провела рукой по холодному металлу, вспоминая незабываемые ощущения от высокой скорости. Ладонь вмиг стала мокрой. Обойдя мотоцикл, присела на влажное сиденье. Нужно дождаться Максима, потерявшегося в кругу экспертов, только что покинувших место преступления.

Ничего нового они ему не скажут. Всё как всегда.

Смерть наступила в результате прекращения деятельности всех жизненно важных органов. А вот причину такого эффекта никто не знал.

Ничего нового. Абсолютно.

Я опустила голову. Это я виновата. Где бы я ни появлялась — смерть всегда шла рядом. Вот и сейчас я нарушила покой этого маленького тихого городка…

* * *

Стрелок.

Наше время.

Он наблюдал за рыжей девчонкой. Чувствовал силу, которой она дышала. Видел нити, призрачные, дымчатые. Они опутывали ее причудливым узором вместо привычной для людей ауры. Странная девочка: смелая, красивая. Но глупая. Она даже не представляет, во что вляпалась со всего размаху.

Влезла в голову к ангелу так еще и собирателю умудрилась на глаза попасться. Неосторожная. Теперь собиратель с нее глаз не спустит. Стрелок поморщился, ощутив дрожь, как будто ледяной водой окатили. Он закрыл глаза, затаился. Чья-то душа забилась испуганной птицей, запульсировала острой болью в висках. Чья? Стрелок потянулся за слабым отсветом души и не успел. Птичка растворилась в темноте улиц, как будто и не было. Душа улетела или… погасла, заточенная.

Ерунда какая-то. Стрелок открыл глаза.

Дождь размывал очертания домов. Сине-красные всполохи разрывали ночную тьму. А посреди дороги стояла девчонка. Нахохленная, перепуганная. Словно и не она показывала чудеса магии, стирая память ангела. Что же ее так напугало?

Он присмотрелся. Ничего подозрительного. И никого опасного.

А девчонка боялась. Ее страх током пронизывал позвоночник. Стрелок ощущал его, как свой собственный. И это чувство парализовывало, выбивало из сил. Дыхание сбилось, в груди растекалась лава. Дымчатые нити потянулись к нему. Обвили запястье, прожигая до кости. В нос ударил запах паленой плоти. Отрезвил. Стрелок на ходу прочертил по коже сетку, блеснувшую синим, и нити зашипели, отпрянули и пеплом осыпались к его ногам. Проклятье! Как он мог забыть, что с этой девчонкой шутки плохи?! Нельзя подпускать ее к себе так близко. Нельзя расслабляться. А он снова позволил ее чувствам проникнуть в него. Хотел понять, что ее так напугало. И чуть не поплатился жизнью.

Запястья жгло, не смотря на ледяную паутинку, им начертанную. На коже остались черные ожоги. Как метки. Он усмехнулся, отряхиваясь от последних отголосков девчонкиного страха. Как же много у него таких меток. Не счесть. Любой другой сдох бы уже. А ему не привыкать.

Стрелок шагнул в переулок, когда девчонка направилась в его сторону. Она не должна его увидеть. Не сейчас. Всему свое время. Она прошла мимо, промокшая, одинокая. Дымчатые нити призрачным шлейфом протянулись следом. Глупая девчонка, хоть и странная. Нельзя же так откровенно показывать свою суть. Сдалась? Устала прятаться? Ничего, он разберется. Но позже. Сейчас у него есть дело…

* * *

Кира.

Наше время.

Стряхнув с себя страх и дурное предчувствие, я оставила байк Макса и по асфальтированной дорожке неторопливо спустилась к своеобразной смотровой площадке. Облетевшие тёмные деревья, густо растущие вдоль высокого бордюра, неожиданно расступились, открыв потрясающий пейзаж.

Густой туман тяжело ложился на глянцевую рябь бухты, цепляясь своими призрачными пальцами за пологие склоны невысоких гор. Тёмная вершина одной из них, словно циклоп, глядела на меня единственным красным глазом маяка. Беловатое покрывало кое-где разрезали огни портовых фонарей и дрейфующих на волнах сигнальных буев. А далеко на востоке занималась заря, окрашивая серое небо в розовато-алые тона. Скоро взойдёт солнце, яркими лучами возвещая о начале нового дня, и этот туман, отчаянно расползающийся по узким балкам, затеряется в тёмных соснах, а потом и вовсе растает…

— Хвала богам, я тебя нашёл! — хрипловатый голос вернул меня в реальность. — Привет ещё раз, — Максим остановился в шаге от меня, протянув бесформенную тряпку. — Прости, что вытащил тебя из тёплой постели. Твой плащ, — пояснил он, заметив моё замешательство по поводу того, что висело на его руке.

— Спасибо, — улыбка коснулась уголков губ, когда Максим накинул мне на плечи лёгкую ткань. Сразу стало намного комфортней. Я и не заметила, как успела промокнуть и продрогнуть.

— Надеюсь, ты была одна? А то не хочется стать причиной неудавшейся личной жизни…

Я не ответила. Он как никто другой знал, как я не терпела мужское общество, а особенно ночью. И давно убедился в этом лично. Максим кивнул, опустив взгляд. Он всё понял. Единственный, кто понимал меня без слов.

— Жаль, что мывидимся при таких обстоятельствах.

— Да уж… — я отошла от него, спиной уперевшись в высокий бордюр. — Что там у вас?

— Ну что… — Максим закурил. — Случайный прохожий, пожелавший остаться неизвестным, нашёл тело во дворах напротив клуба и сообщил в полицию. Короче, очередной бесхозный труп с простреленным животом.

Я фыркнула. Как всегда не смог повторить официальные выводы. Закончил своими словами — коротко и ясно.

— И никаких следов?

— Никаких, — кивнул он.

— Я побеседовала с потерпевшей. Своего спасителя она не видела.

На Максима не смотрела, но ощущала его буравящий взгляд. Он не одобрял мою благосклонность к серийному убийце.

— Знаешь, а у девушки есть опекун и…

— Опекун? — усомнился он. — Может, брат? Брата я видел — он твой плащ отдал. Милый такой парень…

— О да, милым он быть умеет.

— Ты его знаешь? — Макс смерил меня настороженным взглядом, а я обречённо вздохнула. Придётся говорить в открытую, но может оно и к лучшему.

— Встречались… Дай сигарету, — он протянул мне синий портсигар с зализанными углами и крупной

золотой надписью Treasurer. На мгновение я обомлела. Такие сигареты — верный признак роскоши — мог позволить себе кто-то вроде моего последнего покойного мужа, но никак не простой следователь.

Чего ещё я о тебе не знаю, Максим Лазарев? — мысленно поинтересовалась я, открыв гладкую крышку и выудив последнюю золотисто-синюю сигарету. Подкурила. Приятный сладковатый вкус и насыщенный аромат растёртых в ладони табачных листьев заставили на секунду зажмуриться от удовольствия.

— Закончила дегустацию? — насмешливо поинтересовался Макс, когда я вернула ему портсигар. Молча кивнула.

— Теперь я внимательно тебя слушаю, — и резким движением швырнул пустой портсигар в заросли кустов

и деревьев выше площадки.

— Мила, то есть пострадавшая, мне кое-что рассказала, — заговорила я, выдохнув облачко дыма. — Максим, это дело начинает приобретать странный оборот.

— Кир, давай по существу, — он выбросил окурок, подойдя к бордюру, и упёрся руками в неровную поверхность, — я устал, как собака.

— Милу похитили двое непонятных типов, зачем-то притащили сюда и дали сбежать. Не находишь это странным?

— Нет, — спокойно ответил он. — Маньяки никогда не действуют одинаково. Может, им хотелось изнасиловать её парочку лишних раз, но прозевали, и девочка сбежала.

— Возможно. А что ты скажешь на то, что девочку намеренно привезли сюда из другого города?

— Привезли? — он косо глянул на меня, а на его красивом лице заиграли ещё неяркие лучи встающего солнца. — С чего ты взяла?

— Мила сказала, что возвращалась домой на метро. Возле квартиры на неё напали, а очнулась она уже здесь.

— И к чему такие сложности? Не проще ли оттащить её в какой-нибудь переулок и там завершить начатое?

— Проще, если только…

— Если только девушка не была наживкой, — договорил Макс, прищурив и без того узкие глаза пыльного цвета. — На кого?

— Думаю, на Стрелка.

— Допустим. Тогда возникает вопрос — почему именно она?

— Простая девочка из толпы, — предположила я.

— Вряд ли. Сама же говорила, что её подстерегли у квартиры. Значит, либо следили не первый день, либо знали, где она живёт. Лично я склоняюсь ко второму. Что там насчёт брата? Ты сказала, что знаешь его?

— Мы давно не виделись. Но Клим никогда не говорил, что у него есть сестра.

— У вас были близкие отношения? — мягкий бархатный голос стал жёстче, когда Максим спросил.

— Скажем так — доверительные.

— Ясно. Тогда скажи, он мог организовать похищение?

— В принципе, мог. Так же как ты или я. Но Климу незачем это делать.

— Может, хотел отомстить?

Я отрицательно покачала головой. В жизни Клима было только одно существо, которого он ненавидел всей душой. Его хозяин. Именно по его приказу когда-то давно была уничтожена вся семья Клима. И теперь Клим искал пути, чтобы отомстить ему. Может, для этого ему понадобился Стрелок?

— Макс, не нравится мне всё это, — я потёрла ладонью влажный от дождевых капель лоб. — Слишком много непонятного.

— Да тут всё ясно, как белый день, — с улыбкой заверил он. — Смотри, — он встал рядом так, что его левая рука постоянно касалась моего плеча, и принялся втолковывать суть произошедшего. — Я уверен, Клим и похитители были заодно. По-другому я никак не могу объяснить его внезапное появление, потому что его никто не вызывал. Это раз, — и стянув перчатку, загнул мизинец на левой руке, а мне вдруг стало весело — как-то по-детски наивно выглядели его подсчёты на пальцах. — Потерпевшую привезли именно сюда, потому что знали, что Стрелок гастролирует в этих краях. Это два, — загнул безымянный палец. — Позволили девочке сбежать, но не упускали из виду. А пока один запугивал её в переулке, второй наблюдал со стороны, чтобы рассмотреть неизвестного спасителя, когда тот появится, и доложить хозяину. Это три, — средний палец он так и не загнул, над чем-то задумавшись.

Подняв голову, я взглянула ввысь, где по пурпурному небосводу плыли синие тучи. Гонимые ветром они неустанно меняли форму, словно глина в руках гончара, но одна нависла над нами недвижимым зонтом, мелкими слезами рыдая о чём-то своём далёком и облачном. Я вздохнула, перевела взгляд на Максима, хранившего молчание. Пауза слишком затянулась и тишина, нарушаемая лишь шорохом дождя, уже надоела. Я слегка толкнула Макса в плечо.

— Прости, задумался, — он похлопал по бордюру и изрёк: — Нужно брать этого Клима, а уж мои ребятки с ним поработают. Он нам не только своего подельника выдаст, но и Стрелка.

— На блюдечке с голубой каёмочкой, — не удержалась я, чтобы не съязвить. И вмиг покрылась мурашками под цепким взглядом Максима.

— Что смешного-то?! — возмутился он.

Я открыла было рот для ответа, но не смогла и слова произнести. Никогда не считала себя слабой, но его глаза всегда выбивали меня из колеи. Удивительная сила переполняла их. Сверхъестественная и доселе мне неизвестная. Я мотнула головой, отгоняя оцепенение. Глупо поддаваться слабостям, когда нужно быть начеку. В моменты, когда от каждого поступка, движения, слова зависит не только собственная жизнь, нет места эмоциям.

— Почему ты так хочешь поймать Стрелка? — едва слышно спросила я.

— Что за глупый вопрос, Кира? Стрелок — преступник, а ловить преступников моя работа. — Так значит, для тебя это просто работа? Нет никаких личных мотивов, неприязни?

— Какие мотивы, о чём ты?

— Может, ты покрываешь кого-нибудь? Сестру, например. Ведь это Каролина нашла труп? — С чего ты взяла?! — Максим стал напротив, прожигая меня тёмным, как бездна, взглядом.

Я знала, что ступила на опасную тропу, задев его родственные чувства. Коснулась запретной темы, потому что никто и никогда не сомневался в этих двух людях, всегда стоявших друг за друга горой. А я усомнилась. У меня не было другого выхода, как заподозрить Лину в соучастии, ведь она действительно появилась здесь первая, а уж потом вызвала медиков, наряд полиции и позвонила брату.

— Машина твоей сестры стояла у клуба. Там, где нашли Милу. — И что?!

— Простые люди звонят сначала в полицию. И если бы Лина приехала после, то её машина стояла бы ближе к месту, где обнаружили труп.

— Ты что несёшь?! — Максим схватил меня, больно сдавив плечо.

— Я просто спросила, почему ты так хочешь поймать Стрелка? — не унималась я, с трудом высвободив плечо.

— Потому что я мент, Кира! Потому что существует закон, который никто не вправе нарушать. Он нарушил, какими бы благими не были его намерения. Значит, он преступник. А преступник должен сидеть

в тюрьме!

Всё правильно. Именно такие слова я ожидала услышать. Что бы Макс ни думал на самом деле, как бы ни относился к Стрелку, он никогда не переступит через закон. В этом был весь майор Максим Лазарев. И это меня настораживало, потому что его вмешательство и упрямство могли навредить его близким. Значит, нужно окончательно сбить его с толку. Во спасение других.

Я собралась с мыслями, сняла очки — что-то глаза защипало, неужели слёзы? — и на одном дыхании выпалила:

— А если Стрелком окажусь я?

Буквально минуту ничего не происходило. Он сделал шаг ко мне, а я от него.

И тут произошло нечто. Максим словно озверел. Рванулся ко мне, обхватил за талию и грубо прижал к себе. Я и опомниться не успела, как очутилась в его крепких объятиях. Попытки вырваться с треском провалились. Максим оказался сильнее. Сейчас в нём действительно ожило что-то нечеловеческое.

Мы смотрели друг другу в глаза. Это было невыносимо. Я уже знала, чем это закончится. И зачем я спровоцировала его? Хотела просто сбить с толку, а теперь потеряю навсегда. Впрочем, уже потеряла. Его рука гладила мою спину. Даже сквозь плащ я ощущала жар его тела. Дрожь пробирала до костей. Всё внутри молило Максима отпустить меня. Но он всё крепче прижимал меня к себе.

Теперь, когда Макс сжимал меня в объятиях, я слышала все его мысли и желания. Он пытался понять меня. Понять, почему я становлюсь дикаркой рядом с ним. Почему постоянно бегу от него? Я прикрыла глаза. Его мысли наполняли меня, как вода опустошённый сосуд. И казалось, что это вовсе не его, а мои мысли. Я ощущала биение его сердца так, словно это моё сердце вырывалось из груди. Чувствовала каждое его желание, которому хотелось поддаться, как своему.

Меня вдруг разозлили и несвоевременно нахлынувшие чувства, и собственная беспомощность. Где же моя самоуверенность, непокорность, внутренняя сила? Куда всё подевалось? Куда, в конце концов, запропастилась рассудительная и хладнокровная женщина, какой меня всегда считали? Исчезла! Испарилась! И где? В сотне шагов от места убийства под холодным дождём. Подходящее место, нечего сказать.

От досады я прикусила губу и почувствовала сладковатый привкус собственной крови. Мне ничего не оставалось, как в молчании смотреть в прищуренные глаза Максима. А он, в свою очередь, любовался моим лицом, на котором напряглась каждая мышца.

— Что с тобой, Мирра? Ты боишься меня?

Как же он заблуждается. Это ему нужно бояться меня и никак не наоборот. А он…

Да ещё и говорит так, словно я для него самый близкий и любимый человек. И называет по имени, которое никто не знал. Почему?

Он осыпал меня вопросами. Один за другим. Я не отвечала. Да и что я могла ответить? Что я ведьма? Что ему нужно было бежать от меня без оглядки? Что уже поздно? Что именно сейчас я убиваю его?

— Кира! Не молчи! Скажи что-нибудь!

Его голос окатил меня, словно ведро ледяной воды. А я хотела только одного — поскорей добраться до своей машины.

— Кира!

Я вздрогнула. Нужно что-то сказать. Хоть что-то.

— Всё, что было… — проскулила, едва понимая собственные слова, — между нами…

— А между нами что-то было?! — искренне удивился Максим.

Было чему. Нас ничего не связывало, кроме работы, но ведь имелась же причина, по которой он повёл себя так странно.

Он печально улыбнулся и неожиданно отпустил меня. Я облегчённо выдохнула — теперь я становилась собой. Хладнокровной. Рассудительной. Самоуверенной и непокорной. Той, какой была всегда без Максима. Он же делал меня другой с самой первой нашей встречи. И это пугало.

— Ты прав, — мой голос стал уверенней, туман в голове рассеялся, дрожь стихла, а тело начало ощущать твёрдую почву под ногами. — Между нами ничего не было. Нет. И быть не может.

Я надела очки. Всего лишь очки, а чувство, будто бронёй заковалась. Это окончательно вернуло меня в прежнее русло разговора.

— Я так и не получила ответа на вопрос.

Максим неохотно поднял на меня узкие глаза. Обычно пыльные и блеклые, сейчас они сверкали, словно безумные. И вместе с тем оставались пронзительными, словно видели меня насквозь. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. После Максим вернулся к мотоциклу, уверенный, что я пойду следом, и небрежно бросил, так и не обернувшись:

— Тебе придётся меня убить…

Яркий свет ослеплял меня, но я не отрывала глаз от медленно удаляющегося мотоцикла. Так и стояла, не шелохнувшись, пока Максим не исчез из виду. Я осталась одна на мрачной улице под холодным дождём. Сердце сжалось в кулак. Никогда ещё не было так больно. Я вообще вычеркнула из себя боль, слишком много ее было в моей жизни.

Ноги не слушались. Руки безвольными плетями висели вдоль тела. Голова гудела колокольным набатом.

В памяти пронеслись последние слова Максима. Он ведь и не подозревал, что я его уже убила. Накинув капюшон, побрела к машине.

У самой остановки я замерла, заметив, как тьма колючими нитями цеплялась за сапоги, прокрадывалась между замерших деревьев, и дымкой расползалась по мокрому шоссе, нагло воруя солнечный свет.

Странные шорохи, словно тянущаяся по песку цепь, нарастали, трогая кривые ветви, пока не лопнули громким звоном, резанув слух. Я вздрогнула и обернулась, но лишь свистящий ветер дул в лицо, запутывая во взлохмаченных волосах замерзающие капли дождя.

Неприятное ощущение, будто небо навалилось на плечи, придавливая к земле, возникло неожиданно. Убрав со лба непослушную прядь, подняла голову.

Дыхание перехватило, спазмами сведя горло, руки затряслись и подкосились ноги. На меня с востока смотрело солнце — черное, как зола. Оно напоминало бездонную пропасть, которая пожирала всё на своем пути. Страх с изумлением переплетались в необычайном коктейле, завораживая смертельной красотой. Она манила, и хотелось коснуться этого чёрного диска со сверкающей алой окантовкой.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я заворожено всматривалась в пурпурную гладь неба, рассечённого звёздными тропами, и вслушивалась в пугающие звуки, опутывающие меня как паутина. Но оно определённо играло не в мою пользу — смертельное солнце стремительно двигалось к зениту.

Пророчество сбывалось…

Часть 2. Перерождение

Ведьма.

Безвременье.

Город умирал.

Волк чуял тленный запах, разносящийся по вымершим улочкам, въевшийся в облупившиеся стены покинутых домов. Он замер на мощеной дороге, принюхался.

Нет, город жил. На последнем издыхании, но жил. Люди затаились, спрятались. Они думали надежно, но страх выдавал их. Багровое марево расплывалось над рухнувшими крышами, клубилось в черных глазницах окон. Оно мешало сосредоточиться. Дразнило терпким запахом крови, сбивало со следа. Волк тряхнул башкой, отгоняя липкий запах.

Фыркнул и глянул в свинцовое небо. Оно разбухало и вспыхивало, готовясь прорваться грозой и ливнем.

Духота давила. Тишина настораживала. Волк повел ухом, прислушиваясь. Земля дрожала, мелко-мелко.

Как плачущая женщина.

Булыжники под лапами завибрировали, пошли волной, вздыбились. Волк отпрыгнул в последний миг. Там где он стоял, зашипело и расползлось черное пятно. По загривку просыпались серебряные капли. Волк зарычал.

Ведьма почуяла его. Огненные щупальца заскользили по земле. Они переплетались и разбегались. Натыкались на стены или столбы — замирали, ощупывали преграду и пожирали. Ничто не могло остановить их. Все, что вставало на пути — осыпалось золой или исчезало в прожорливой пасти пламени.

И волк был следующим. Огненные нити подбирались боязливо, шипя и щерясь змеиными мордами. Кружили вокруг снежно белого зверя. И в их диком танце не было места лишь дымчатой нити. Она струилась у лап волка. Ластилась, будто любовница. Манила за собой. Волк улыбнулся. Нить обвила массивную шею зверя, запуталась в подшерстке и осела дожем на спине. Вдали сверкнула молния. Одна. Вторая. Третья. Они били до самой земли. В одно место. Туда, где умирала ведьма.

Волк побежал. Огненные змеи заскользили следом. Они путались между лапами, опаляли шерсть, плавили камни дороги. Позади волка раздались крики и звериный рев — огонь вышел на охоту. Впереди заплакал ребенок. А на пути волку попалось тело. Искореженное, будто пластмассовая кукла. С черными ожогами вместо кожи, оно распласталось на брусчатке, счастливо улыбаясь. Другое тело болталось на распахнутой оконной раме — наполовину сгоревшее, с трепыхающимися на ветру внутренностями. Третье превратилось в мумию — серую, высохшую, но с живыми, пылающими огнем глазами. Мертвый человек до сих пор боролся за свою душу…

Их были десятки, изувеченных ведьмой тел. Сотни обратились пеплом и поземкой кружили по улочкам. Волк ощущал их запахи. И души их захлебывались в нутре огненного демона. Но волк не останавливался. Подшерстком чуял нарастающую мощь огня. Он притягивал молнии. Набирался сил, чтобы выпить этот городок до последней капли.

А волк нашел ведьму.

Она лежала на площади. Свернувшись клубочком, как беззащитное дитя. По телу ее струилась черная кровь. Вокруг били молнии. Дымчатая нить соскользнула с шеи волка, прочертила ему путь к хозяйке. Запуталась в рыжих волосах ведьмы.

Волк мягко шагнул в центр бури. Молнии как будто отступили. Внутри грозы пахло озоном и свободой. Ведьма спала. По ее исчерченному шрамами лицу струились слезы. Волк слизал одну. Горькая. Он уткнулся носом в ее щеку, тихо заскулил. Ведьма вздохнула и открыла глаза, залитые тьмой…

* * *

Макс.

Наше время.

Зима наступила внезапно.

Пустынная дорога покрылась снежными сугробами, и редко на ней можно было встретить машину. Леденящий воздух проникал под куртку, обжигал кожу. Пальцы занемели даже в перчатках. Но Макс гнал вперёд. А чёрное солнце за спиной превращало огромное пространство, засыпанное снегом, в мертвую пустыню.

Макс был в пути уже два месяца. Останавливался на ночлег лишь в короткие часы грозы. Когда исчезало солнце — легче дышалось и зверь внутри засыпал. Но облегчение длилось недолго, и Макс снова отправлялся в путь.

Людей он сторонился, как и больших городов. В его памяти до сих пор жили воспоминания о человеческих толпах, с ужасом глазеющих в пурпурное небо.

Чёрное солнце пугало их и завораживало, пробуждая странное чувство неизбежности.

Но с Максом все было иначе — небесное светило убивало его.

Стоило ему только взглянуть на солнце, как руки выкручивало и хотелось оторвать их от тела. Глаза ничего не видели, кроме черно-алого круга над головой. Кровь закипала от всплесков адреналина, будто по венам растекалась лава.

Но схлестнувшись с магией, огонь пробуждал зверя. Хищник медленно раздирал плоть изнутри. Рвался на волю.

От неистового желания выть Макс сжимал горло холодными пальцами до судорожного кашля. Искривлённые когти прорывали перчатки, впивались в кожу. Бурые следы покрывали все тело и почти сразу же исчезали, сменяясь новыми. Кости хрустели, не давая демону вырваться на волю. Жестокая опоясывающая боль душила Макса, как спрут. Оживляла зверя, безжалостного и проклятого…

Подавив дикую ярость, Макс оседлал своего железного коня и помчался прочь от мегаполисов спиной к зияющей дыре вместо дневного светила, оставляя лишь отпечатки шин на сером асфальте…

Рёв мотора разорвал гнетущую тишину леса, всполошив стайку птиц, и затих. Макс слез с мотоцикла и осмотрелся. На узкой тропе, бегущей со стороны высоких гор, виднелись свежие следы волчьих лап. Над

тёмным лесом повисла багровая луна. Значит, ему туда. Хищник внутри вёл его на зов колдуньи. Её эфемерный образ, возникающий в мареве бреда, преследовал Макса с тех пор, как исчез день…

Лунный свет проникал в лесную чащу, бликами играя в нетронутом покрывале из снега и мягко касаясь Макса. В ясно-алом сиянии измождённое человеческое лицо перекашивало болью, глаза горели точно у совы, высматривающей добычу, а слух улавливал приглушённые шорохи…

Пробираясь между старыми деревьями, кривые ветви которых тянулись ввысь, как руки скелетов, Макс вышел на круглую поляну. В самом центре одиноко стояла сожжённая молнией сосна, совершенно голая и почерневшая. Макс медленно прошёл к дереву и, обессиленный голодом и бессонницей, опустился на замёрзшую землю. Звуки приближались…

Его лицо исказила гримаса, когда в кустах за спиной раздался треск. Макс обернулся, встретившись взглядом с выцветшими глазами чёрной волчицы. Наступила долгая холодная ночь, пережить которую одному из них было не суждено…

…Макс очнулся в огромной светлой комнате, пронизанной лучами света. По потолку бегали солнечные зайчики, то исчезая, то появляясь снова. Тёплый ветерок легонько касался влажной головы и ускользал, теряясь в шорохе занавесок. А откуда-то издалека доносился задорный смех и протяжный скрип качели.

Макс резко сел на диване, коротко взвыв от пронзившей голову адской боли, и бессмысленным взглядом уставился в распахнутое окно, из которого врывался терпкий аромат сирени. Ладонями потерев глаза, отгоняя мутную пелену, он осмотрелся. Обстановка была знакома — он проснулся в собственной квартире. Неясное воспоминание о совершенно другом месте всплыло в памяти. Со стоном Макс сдавил виски, в которых отдавала тягучая боль, и глянул на будильник. Почти полдень.

Он ничего не понимал, но чувствовал острую необходимость поговорить с Кирой, словно именно она могла ответить на все вопросы.

Макс с трудом встал с дивана, ведомый сладким ароматом сирени, и подошел к распахнутому окну.

— Весна? Что за бред? — он нахмурился, потирая виски. — Стоп! Какая весна? Должна быть осень!

Он метнулся к телевизору на стене, щелкнул кнопкой. Громкий женский голос оглушил его прежде, чем на экране появилась студия Новостей. Симпатичная брюнетка рассказывала что-то о пропавшем полицейском, а за её спиной крупным шрифтом виднелась сегодняшняя дата: 14 мая.

Острое, как вспышка, чувство страха, пронзило Макса насквозь. Он чувствовал, как медленно холодела спина, и липкий, противный пот проступал на лбу. Картинка на голубом экране сменилась — на фоне здания Прокуратуры корреспондент брал интервью у капитана полиции Каролины Лазаревой. Добавив звук, Макс отступил на пару шагов, внимательно всматриваясь в бледное лицо своей сестры.

— Мы делаем все возможное, — официальным тоном отвечала она на вопросы корреспондента, — В деле появились новые обстоятельства и подозреваемые. Так что я уверена, в скором времени мы найдем майора Лазарева живым и здоровым…

Макс медленно опустился на диван. Оказывается, он пропал полгода назад. Без вести…

На смену первобытному ужасу пришло осознание того, что в его памяти образовалась огромная дыра. Провал размером в долгие шесть месяцев. Никаких воспоминаний, словно кто-то стёр их начисто. Кто? Что произошло за это время? Почему он ни черта не помнит?

Но память, окутанная непроницаемым черным полотном, отказывалась давать ответы на эти вопросы. Решение пришло само — для начала нужно вычеркнуть себя из списка потеряшек. А для этого он должен

явиться в прокуратуру, к сестре. Иного выхода Макс не видел.

Поднявшись с дивана, широкими шагами пересек комнату, но в коридоре задержался. Его внимание привлекло странное отражение, мелькнувшее в зеркале. Он обернулся, но никого не заметив, подошел к зеркалу и тут же в ужасе отшатнулся.

В зеркале отражался незнакомец, копирующий движения Макса.

Мертвенно-бледное лицо рассекал проходящий через всю щеку кривой шрам. Он задевал и левый обесцвеченный глаз. Косой нитью прошивал лоб и голову до затылка. Некогда чёрные волосы поседели. Все тело испещряли странные отметины: глубокие, плохо затянувшиеся раны, которые походили на следы когтей. Максу показалось, что он повстречался со стаей волков, но разве бы он выжил после такого?

Убрав со лба короткую прядь, он придвинулся ближе к зеркалу. Сомнений не возникало — незнакомцем, что глядел на Макса, был он сам.

Сильно потрёпанный — сломан нос, содрана кожа пальцев рук, потрескавшиеся губы припухли — но все-таки он.

Макс взъерошил волосы, отметив, что все раны были тщательно обработаны. Об этом свидетельствовала чистая кожа без нарывов и отмерших тканей. Значит, кто-то был рядом с ним все это время. И этот кто-то знал, что произошло.

Еще полгода назад он был совершенно нормальным мужчиной, а сегодня — не то человек, не то зверь в людском обличье. И странное дело — его это не пугало. Разве что пробел в эти самые полгода настораживал.

И чем дольше он всматривался в свои разноцветные глаза, тем меньше в душе оставалось боли и страха, паники и сомнений, ненависти и сожаления. Одно равновесие.

Завершив осмотр своего нового тела, Макс принял душ, оделся и вышел на улицу.

* * *

Кира.

Наше время.

На развилке я его потеряла. Притормозив у поворота, долго всматривалась в ленту шоссе, напоминающую латинскую букву Y, решая, какой путь выбрать.

К западу, как и на востоке, откуда ехала я, простирались виноградные плантации, но на севере характер местности резко менялся. Виноградники перерастали в густые леса, над которыми поднимались высокие горы. Их неровные, изъеденные вершины терялись в пуховых облаках и образовывали вход в суровую страну фьордов.

Но на запад Макс не поехал — на него постоянно взирало бы нависшее над горизонтом смертельное солнце, от которого он убегал. Только так я могла объяснить странное совпадение — исчезновение Макса и восход чёрного солнца. Он уже не был человеком, и необъяснимое явление природы убивало его. Значит, единственным местом, где Макс мог искать себе пристанище, были горы на севере.

Вывернув руль вправо, вдавила в пол педаль газа. Машина с визгом рванула с места. За окном замелькал меняющийся пейзаж. Стал появляться лес, непроглядной стеной возвышающийся над дорогой. А в салоне шелестело радио очередной порцией новостей.

Учёные до сих пор ломают голову над странным явлением, которое вот уже два месяца будоражит умы всего человечества, — вещал из динамиков приятный женский голос. — За столь короткое время на мир обрушилось колоссальное количество катастроф, в сотни раз превышающее число бедствий за последние десять лет. Так, например, жители Калифорнии пережили град размером с бейсбольный мяч, а в Кливленде, США, на центральной улице образовалась трещина длиной почти сто метров, и из неё выходил пар. Примерно в то же самое время подобные трещины появились в Парагвае, Канаде, Индонезии и Таиланде. В Исландии проснулся вулкан Керлинг, последняя активность которого, как предполагают учёные, была шесть миллионов лет назад. В это же время в Индонезии произошли извержения сразу нескольких вулканов, в результате которых погибло около сотни человек. А на юге нашей страны произошло землетрясение небывалой для этой страны магнитуды — шесть целых и семь десятых балла…

Ведущая продолжала перечислять свалившиеся на Землю катастрофы, но я уже мало что понимала. В голове отпечатались лишь последние слова. Много лет назад я выбрала эту маленькую страну, как самую тихую в плане катастроф и аномалий в этом мире. Хотела постоянства и незыблемости почвы под ногами.

А теперь выходило, что спокойное государство, ставшее моим домом, разрушено стихией. Мир

проваливался в бездну между мирами, но я больше не хотела быть этому свидетельницей. Стоило поторопиться…

Если я всё правильно рассчитала, то Макс двигался к Волчьей лощине — единственное место на Земле, скрытое от человеческих глаз самым обычным лесом. Согласно древней легенде вельтан именно в Волчьей лощине рыцарь Ламонтэн принёс себя в жертву тёмной колдунье ради спасения невесты, похищенной страшными людьми-птицами. Князь стал волком — слугой чёрной волчицы, но принцессу так и не спас. Колдунья обманула его, спрятала невесту в чужом мире под магической маской. С тех пор вельтаны верят — кто встретится с проклятой принцессой, обратится в волка. И исчезнет всё, что с ним связано…

Мягкие бархатные сумерки, в которые превратились солнечные дни, плавно перетекли в зимнюю ночь. Из-за туч ненадолго показалась полная луна, осветив чёрный лес по правую сторону дороги, на обочине которой я заметила мотоцикл.

Резко свернув с шоссе, ударила по тормозам. Машина возмущённо дрогнула и остановилась.

Покинув салон, осмотрела мотоцикл — на сидении лежал тот самый шлем, что и в гостиничном номере, на что указывала именная подпись на внутренней части. Байк Макса — я не ошиблась.

Вооружившись кинжалом и магией, чтобы не замерзнуть, вошла в лес…

Двигаясь по следам от тяжёлых ботинок, я чуяла за спиной размеренное дыхание волков. Они присматривались ко мне. Выжидали, пока иссякнут силы, чтобы полакомиться свежим мясом заблудшего человека. Да только я, рождённая и воспитанная среди детей звёзд, никогда не была человеком.

Шаг, ещё один и я уже бежала…

Тонкие ветки больно хлестали по щекам, оставляя длинные кровавые полосы. А злой ветер, смеясь, сильнее гнул высокие деревья.

Ледяной дождь замерзал на плаще, делая его твёрдым и тяжёлым. Бежать становилось труднее. Долго так продолжаться не могло. Но замедлить бег — означало поражение в невидимой схватке с озлобленными волками, следующими по пятам. Я продиралась сквозь густо поросшие сосны и ели. Живое дерево трещало и лопалось, когда на землю падали отломанные ветки.

Град перешёл в снег, разноцветные снежинки слепили глаза. В Блиндвуде погода была суровей, чем за его пределами, да и аномальное солнце давало о себе знать. Кончики волос замерзли и неприятно кололи шею. Мышцы горели, ноги немели, изодранные руки кровоточили. Я чувствовала это с каждым шагом всё острее. Но нужно было спешить, пока вьюга не замела следы Макса, иначе я никогда его не найду.

На бегу глянула в фиолетовое небо — в просвете между свинцовых туч появилась алая, как кровь, луна. Она насмешливо взирала на меня с высоты своего трона и, словно сжалившись, подарила единственную бледно-розовую дорожку, указавшую путь к Максу.

Я была рядом. Босые ноги бесшумно ступали по свежевыпавшему снегу. Не отставали и волки, чью погоню выдавал еле уловимый хруст сломанных веток. Но мне было всё равно.

Уверенным движением раздвинула опустившиеся под тяжестью снега колючие ветви, открывая взгляду невыносимую картину. Среди высоких, касающихся небосвода, голых деревьев белым пятном, как насмешка над мрачностью леса, выделялась небольшая поляна.

В центре её, склонив голову, на коленях стоял Макс, окружённый плотным кольцом массивных серебристо-белых волков. Они будто ждали приказа своего вожака — чисто-чёрного зверя, изящнее и мельче других. Судя по всему, волчицы. Её короткие уши стояли торчком, пасть приоткрыта ровно настолько, чтобы были видны белоснежные клыки. Казалось, она говорит с Максом — я ощущала странную связь между ними. Мгновение, и волчица кинулась на Макса. Острые клыки клацнули в миллиметре от лица. Увернувшийся Макс упал на спину, а рядом мягко приземлилась обескураженная самка. Стая ощетинилась. Со страшным рычанием волчица взвилась в прыжке. Когти полоснули щеку. Из раны брызнула тёмная кровь. Макс зло зашипел и подскочил на ноги. Крупный серый зверь напал со спины. Макс снова упал, но мёртвой хваткой перекинул через себя самца. Резкий хруст сломанной шеи разъярил хищников. Два волка налетели справа, два — слева. Длинные когти драли кожу. Они не хотели убивать, только обратить человека

в себе подобного. Макс больше не сопротивлялся. Глубокие раны отчетливо проявлялись кровавыми полосами сквозь подранную одежду. Клочьями летела шерсть — самцы дрались за добычу. Волчица-предводительница замерла перед недвижным телом, пока сородичи вгрызались в плоть. Её звериная пасть скалилась в некоем подобии улыбки.

Стиснув руки в кулаки, я произнесла слово силы, и невесомые хлопья снега стали превращаться в огненные гвозди. Самка взвизгнула, как побитая собака, когда вспыхнул её хвост, и пропала в лесной чаще. Но магия не спасала Макса — волки оставались невредимы. Выбора не осталось. Крепче сжав острый кинжал, я ринулась в самую гущу борьбы.

Чёрная бестия появилась словно ниоткуда, проворно повалив меня в сугроб. Кинжал выскользнул из руки и отлетел в сторону. Придавив передними лапами, волчица изучающе посмотрела в моё лицо. Широко расставленные, слегка раскосые глаза придавали ей сходство с плутоватой девчонкой. Она была не такой, как остальные — кипучая, страстная, с чувством собственного достоинства. Разумное существо, запертое в

шкуре зверя. Это был долгий, очень внимательный взгляд. И я не сомневалась, что её прозрачные, как хрусталь, глаза видели меня насквозь.

Высокий, полный боли и отчаяния, пронзительный рёв, вонзился в сердце, как кинжал, до которого я пыталась дотянуться. Хрустнула кость, и острая боль со страшной силой обожгла руку. Подавив стон, я закусила нижнюю губу. Покосилась вправо — на запястье стояла тяжёлая серая лапа. Волки, что преследовали от самой дороги, нагнали меня и теперь обступали нас полукругом. Матёрый, почти белый зверь, убрал лапу со сломанной руки, сжимающей неровную ручку кинжала.

— Что смотришь, тварь? — прохрипела я, вглядываясь в умные глаза волчицы. — Нравлюсь, да? Тогда смотри! — в неистовом порыве я схватила самку за загривок. Мордой тыкнула в своё обезображенное шрамами лицо. Волчица тихо рыкнула, зубами вцепилась мне в шею. Я ощутила, как лопнула тонкая кожа.

В горло полилась горячая кровь, не давая дышать. Из последних сил я нанесла ответный удар. Узкое лезвие погрузилось в тело самки. Она сильнее сжала челюсть. Смертельный пожар ядом растекался по телу, туманил рассудок. Всё плыло перед глазами, кроме угасающего взгляда волчицы. Взгляда, что заставлял вспоминать…

Вена, номер отеля.

Затем был душ… Макс, сидящий на кровати… Его руки, пьянящий шепот… Сочувствие в почти черных глазах… Мой стыд, бессилие… Его поцелуи…

Потом — страшный провал в памяти. Одинокое утро… Смятая простынь, пропахшая запахами наших тел, которую я в бешенстве срывала с кровати… Сигареты одна за одной… Бракованная кукла, взирающая на меня из зеркала… Урод с обугленными кончиками алых волос, сожжённой до кости половиной лица и телом, покрытым сотней шрамов от застарелых ожогов… Нет, не кукла… Это я… Вдребезги разбитое зеркало… Окровавленные руки… А дальше…

Действительность обрушилась на меня также неожиданно, только в виде обмякшей туши мёртвой волчицы. Смутно соображая, что произошло, сбросила с себя труп животного с застывшими глазами цвета пасмурного неба и ощупала горло. Никаких следов. Готовая к новой атаке, резко вскочила на ноги. Огляделась по сторонам — волки исчезли. На небольшой поляне остались трое: я, Макс и мёртвая черноволосая дева, бывшая волчицей. Я присмотрелась к девушке. Красивое юное лицо, тонкие, слегка приоткрытые губы; идеальное обнаженное тело без ран и ссадин. Кто она? Оборотень? Колдунья? Как она заставила меня вспомнить прошлое? Зачем? Чтобы напомнить, кто я? Да я никогда и не забывала…

Тряхнув головой, выдохнула и опустилась рядом с Максом.

Он сидел, спиной привалившись к чёрному стволу. Глаза его были закрыты, вместо лица — кровавое месиво. Кровь, тёмными струями стекающая из его многочисленных ран, обагрила белый снег.

Сидя напротив, я заговаривала раны, и они медленно затягивались.

Мёртвая тишина опустилась на лес — не было слышно ни шороха ветра, ни шелеста веток. Уткнувшись в поседевшие волосы Макса, чтобы перевести дух, я тихо произнесла:

— Не ту принцессу ты выбрал, рыцарь…

А на востоке занималась заря, амарантовыми полосами разливаясь по небу…

* * *

Ведьма.

Безвременье.

— Кто ты? — ее голос звучал хрипло, с присвистом. Дыхание срывалось, по лицу катился пот, смешиваясь

с кровью. Ей было тяжело и невыносимо больно. Волк чувствовал ее муку и демона, рвущего ее плоть. И он мог помочь, но ведьма не хотела.

Ты знаешь… — эхом в ее голове.

В ее огненных глазах блеснула весенняя зелень и тут же стерлась непроглядной тьмой. Волк ткнулся влажным носом в ее плечо. По обожженной ведьминой руке заскользили голубые змейки. Они обвивали плечо, локоть, связывались на запястье и распадались по ладони причудливой сетью. Морозная паутина проникала сквозь кожу, оплетала мышцы, укрывала сосуды, смешивалась с кровью. Холод побеждал огонь. Ненадолго. Но достаточно для того, чтобы она вспомнила.

Тьма уходила из глаз ведьмы, весенняя зелень наливалась красками, дарила ясность ее взгляду. Отблеск улыбки коснулся ее потрескавшихся губ. Она узнала его — волк почувствовал.

— Зачем ты здесь? — в голосе рычание. И дышать ей по-прежнему тяжело.

Но ведьма боролась с демоном. Пыталась спасти волка, дать ему уйти. Она просила его, умоляла, но волк упорно тряс башкой, тычась в нее носом. А мороз скользил по ее телу, укутывал спасительным узором.

— Ты должен уйти… — она обхватила его за голову, притянула к лицу, заглянула в синие глаза. — Понимаешь, должен? Каждый должен делать то, что ему предназначено. А иначе все зря. И ты, и я…Все зря. Понимаешь?

Волк понимал. Она заключила сделку с демоном, подарила ему себя. В обмен на что?

Она улыбнулась. Из разбитой губы засочилась кровь. Волк слизал ее — с привкусом пепла, но сладкая. Она еще не совсем сдалась.

А его холод замораживал ведьму. Ее била крупная дрожь. Слезы на щеках превращались в льдинки. По лицу разрастались ледяные прожилки.

Убить, чтобы спасти. Волк тоже делал то, что ему предначертано.

Но он недооценил демона. Ошибся. Жаль понял это слишком поздно. По загривку прошла волна жара. Дикая, выворачивающая наизнанку боль прокатилась по телу. Волк взвыл. А ведьма не отпускала. И кожа

ее вспыхивала новыми шрамами. Огненные руны оплетали ее, связывались в единый рисунок.

Он завершится и волк умрет. Огненный вихрь взмыл от брусчатки. В искрах закружили молнии и человеческие души. Ведьма смеялась. Из глаз ее текла черная кровь. А волк выл, извиваясь в судорогах. Терял силу, талой водой утекающую в землю.

По площади прокатился рев. И на его фоне плакал ребенок. Волк увидел его — крохотное существо с пухлыми ручками и ножками, покрытое рыжей шерстью. Младенец. Но не человек. Полукровка. С синими, как летнее небо глазами. И только пробивающимся рисунком на детском лице. Волшебник.

Младенец парил в центре вихря, ловя руками пламя. Оно ластилось к нему, щекотало пятки. Ребенок захохотал. Поймал ладошкой искру — и из нее родился цветок. Остролистный с пепельной сердцевиной — он упал к лапам волка. Между плоских камней потянулись стебли, увивая площадь зеленым ковром. И на них распускались рыжие цветы — точная копия огненного.

Демон уничтожал жизнь. Едва волк подумал об этом, как цветы начали вянуть, по их лепесткам просыпались серые пятна. Одно мгновение — и цветы опали золой. Младенец закричал.

Огненные змеи заползали в глаза и нос ребенка. Во рту его полыхало пламя. Детская кожа превращалась

в бурое пятно.

А ведьма по-прежнему смеялась, не отпуская голову зверя. Волк зарычал. Из последних сил боднул ведьму. Та покачнулась и осела на брусчатку. Всего на миг выпустила волка. Ему хватило. Он прыгнул на ее грудь. В почерневших глазах ведьмы вновь промелькнула жизнь.

Волк рыкнул, отгоняя слабость. Ему не оставили выбора. Придавив ведьму всем весом, он вгрызся в ее плоть. В пасть хлынула лава, обжигая горло. Из синих глаз волка потекли слезы. Захрустели ребра ведьмы. Она закричала. Взвыл огонь, бросился на волка. Отшвырнул зверя, но тот не отпустил добычу. Женское тело навалилось сверху, а челюсть волка сомкнулась на ее горячем сердце.

Демон забился в агонии, взорвался громовым раскатом, вспыхнул молнией. И умер. Остались лишь тишина, мертвая ведьма, окровавленный волк и плачущий младенец. А на усыпанной пеплом брусчатке расцветали алые бутоны.

* * *

Кира.

Наше время.

Макс пропал снова. Просто ушел, не прощаясь. Оставив после себя лишь кислый запах смерти и полынную горечь на губах. Я бы могла его догнать. Вынюхать, как гончая, по следу. Но зачем? Что-то подсказывало мне, что он сам меня найдет. Я прошлась по небольшой комнате, осматриваясь. Все в этом доме на краю мира напоминало о Максе: запахи, вещи, купленные в ближайшем магазинчике, наручные часы и даже брошенный у крыльца черный мотоцикл. Мой джип стоял там же. Интересно, как же Макс ушел? Следов рядом с домом я не обнаружила, по крайней мере, видимых обычным человеческим

взглядом. А рисковать и пускать в ход магию не хотелось. И хоть Волчья лощина скроет ее от посторонних, ощущение, что за мной следят — не отпускало даже в этом зачарованном месте. А к деревянному домику в самой гуще лощины нас привели волки. Те самые, что мертвым кольцом окружали меня еще на поляне. Те самые, что исчезли вместе с трупом черноволосой девушки, бывшей волчицей.

Забрезжил рассвет, взошло ослепительно-желтое солнце. Я взвалила Макса к себе на спину и поволокла. Думала, выйти к машине. Но тут появился белый матерый волк с мудрым для зверя взглядом. Он фыркнул, ткнул меня носом и пошел в обратную от выбранного мной направления сторону. Сперва я замешкалась, но волк завыл зазывающе. И через пару мгновений на тропинке появилась разномастная стая. Их было около сотни: рыжие, бурые, серые, пятнистые, поджарые и с впалыми боками, самки и самцы, с вырванной клоками шерстью и обгоревшие. Странные хищники. Вроде звери, а вроде и не совсем. Двоякое и неприятное чувство даже для меня.

Несколько волков поднырнули под Макса, забросили его на спины. Другие помогали, мордами подталкивая тело на спины сородичей. Я смотрела как завороженная. Волчья лощина в былые времена славилась множеством самых противоречивых легенд. В том числе и о том, что волки, обитающие здесь — вовсе не звери, а запертые в волчьей шкуре люди. Перевертыши. И, похоже, легенды не врали.

Волки довели нас до деревянной лачуги в гуще ельника. И ушли. А теперь вот пропал и Макс. За окном разгорался день, когда я решила искупаться. Да и выспаться не мешало бы — последние

несколько ночей были неспокойные. Макс то и дело умирал, так что под утро я едва стояла на ногах. Отпивалась еловым чаем, заваренным на талой воде и хвое с шишками. Силы восстанавливались после третьей кружки отвара. Днем Макс вел себя тихо, только шрамы кровили, но стоило наступить ночи — и проступала звериная суть, усмирять которую становилось все труднее. Сегодня, видимо, мне не удалось, потому что с первыми рассветными проблесками — Макс исчез.

Я выдохнула и залезла в бочку с горячей водой. Огромный чан нашелся здесь же, прямо за домом. А уж нагреть воды для меня — раз плюнуть, вернее дунуть. Вода пахла хвоей и морозом. Солнечные лучи щекотали лицо, играли бликами между деревьями. Я прикрыла глаза, наслаждаясь едва уловимым теплом зимнего солнца. В воде было горячо и расслабленно.

Воспоминания пришли сами, лавой растеклись по телу, замерли ноющей болью у сердца. Так некстати разбередили забытые чувства.

…Это было полтора месяца назад. Я как раз остановилась в отеле, чтобыхорошенько вымыться, так как моё тело уже две недели не видело мочалки и мыла, а одежда пропахла бензином и потом. Сон был причиной второстепенной — я могла не спать по несколько дней и чувствовать себя прекрасно, а вот обходиться без ванны с ароматическими маслами дольше двенадцати часов так и не приучилась. Здраво рассудив, что за ночь ничего не изменится — я не отдалюсь, равно как и не приближусь к постоянно ускользающему от меня Максу — завернула в Вену.

Свернула с улицы Грабен к отелю с великим именем — Амадеус.

Часто бывая в Австрии по делам Фонда, я обычно останавливалась именно здесь, поэтому забронированный номер ждал меня в любое время.

Так я и оказалась в номере с видом на потемневшие от времени стены Собора Святого Стефана. Мне нравился этот номер, который искрился золотом, наливался теплом от врывающегося солнечного света. Так было раньше. Теперь же за окном медленно умирал день, облачённый в бесконечные сумерки, и декабрьский холод, казалось, проникал в комнату изо всех щелей.

Понежившись в ванне с густой пеной, я неохотно ступила на холодный кафель и закуталась в махровый халат, избегая отражения в зеркале. Едва касаясь босыми ногами пола, вышла из ванной и замерла на пороге.

На огромной кровати, застеленной отливающим золотом покрывалом, обхватив голову руками, сидел он. Тот, за кем я гонялась, словно за призраком, нашёл меня сам. Макс…

Его влажные волосы искрились в бледном свете луны, а на расстёгнутой куртке блестели капельки воды. На пушистом ковре отпечатались следы ботинок, словно Макс только вошёл, но я чувствовала — он давно здесь. Я занервничала. Если Максу вдруг захочется меня убить — путей отступления всего два: сигануть из окна или же выйти через дверь. Можно попробовать перебраться по карнизу в соседний номер, но сделать это так, чтобы не пострадал Макс — невозможно. Да и выйти из номера будет не так просто. Дверь, у которой лежал мотоциклетный шлем, оказалась единственным выходом, потому что прыгать из окна я не

собиралась — не покалечусь, так привлеку излишнее внимание. Однако чтобы до неё добраться, нужно было пройти мимо Макса незамеченной. В порыве самосохранения я шагнула в сторону, к спасительному выходу, шепча слова защитного заклинания. Мягкий ковёр приятно щекотал стопы, заглушая звук шагов. Занемевшими пальцами коснулась гладкой ручки и в этот момент поняла, что разучилась дышать. Сильная, жёсткая ладонь зажала мне рот, а пальцы уверенно обхватили за талию, и волна страха прокатилась по телу.

— Она закрыта, — его шёпот заставлял меня пугливо съёживаться. — Я не дурак, чтобы позволить тебе

удрать снова, — в смятении я почувствовала прикосновение губ к виску. Это ощущение, рождающее трепет во всём теле, казалось до одури знакомым. — Принцесса… — он нежно провёл пальцами по волосам и уверенно развернул лицом к себе.

С суеверным ужасом я смотрела в почерневшие глаза, горящие демоническим огнём. Глаза не человека, а смерти, которые странным образом подчиняли своей воле. А губы по-прежнему шептали слова заклинания, разбивающиеся о невидимую преграду. Я была бессильна против него.

— Не надо… — пробормотала я, силясь оттолкнуть Макса, но он только сильнее прижал меня к себе. — Я…

— Ведьма… — хрипло перебил он, легко оторвав меня от пола и подхватив на руки. Его губы плавно скользнули по моей шее вниз, раздвигая мягкий ворот халата. — Я знаю… Всегда знал… Я не забыл… И этой ночью ты не сбежишь от меня, ведьма…

И швырнул меня на кровать. В панике я попыталась встать, но руки всё время проваливались между подушками, а ноги скользили по покрывалу, сбивая его гармошкой. Окончательно запутавшись в постельном хаосе, я сдалась, с досадой стукнув кулаками по кровати.

Несколько минут я слышала только биение своего сердца, пока не поняла, что ничего не происходит. Я просто лежу, зажмурившись от страха. Рывком поднявшись на локтях, носом к носу столкнулась с Максом. Красивый, но в тоже время пугающий, он буквально навис надо мной, с жалостливым сочувствием вглядываясь в моё лицо. Полоска лунного света плавно легла ему на плечи, и я увидела как узкие глаза, ещё недавно казавшиеся чернее ночного неба, блеснули таким знакомым лунным оттенком. Смерть отступила, оставив место нежности и состраданию.

Большим пальцем он мягко провёл по моей щеке, повторяя контуры застарелого шрама, наклонился и поцеловал в висок.

Мурашки стайками пробежали по телу, а с ресниц сорвались хрустальные слезинки. Страх сменился отчаянием и стыдом, когда я вдруг осознала, что Макс видит меня настоящую. Не ту роскошную женщину, которую знали все, и которая на самом деле была искусной маской, слепленной при помощи магии. Он видел чудовище, с ног до головы покрытое уродливыми шрамами. И это было гораздо страшнее любой смерти.

Оттолкнуть Макса я не пыталась, как и скрыть от его глаз безобразное тело, которое он покрывал поцелуями. Кусая от бессилия губы, я тонула в водовороте ночного безумства. И последнее, что увидела, прежде чем глаза заволокло туманом, была смеющаяся за окном луна…

— Меня тоже мучают воспоминания, — хриплый голос прозвучал совсем рядом.

Я распахнула глаза.

Темные еловые ветви клонились до самой земли. Укрытые снеговыми шапками, они искрились в лучах солнца. А на самой границе леса сидел белый матерый волк с пронзительно-синими глазами. Вокруг него лежали его сородичи — десять пегих псов. Снова волки. Похоже, теперь они всегда с Максом.

Макс…

Он стоял за спиной. Я ощущала его горячее дыхание. Чувствовала внимательный взгляд, под которым кожа покрывалась мурашками. Нужно было обернуться, но странная робость сковала меня. Стало невыносимо холодно и страшно. Тяжелая рука легла на затылок, ловкие пальцы пробежали по волосам. Я затаилась, замерла. Холодная ладонь коснулась шеи — я вздрогнула. А рука его скользнула ниже, гладя спину. Вода подернулась ледяной пленкой.

А внутри меня разгоралось пламя. Пальцем Макс провел вдоль позвоночника — вверх-вниз. Тело словно прошили разряды тока. Как будто гроза поселилась во мне. И она жаждала выхода.

— Знаешь, — вновь заговорил он, накручивая мои волосы на руку, а другой продолжал гладить спину, щекотать шею, — я тут подумал…В бездну все…Этот мир, людей, предназначение, прошлое…Ничего не хочу…Только тебя…

Он повернул к себе мое лицо. Белые, как снег, волосы стянуты в хвост. Куртка расстегнута, открывая тяжело вздымающуюся грудь, исполосованную длинными шрамами. Лицо напряжено, губы сжаты, а глаза почернели от желания. Он хотел меня до одури, я видела. Слышала его мысли и бурю, нарастающую в нем. Снежную вьюгу, жаждущую пламени. Моего пламени. Он хотел меня, но медлил. Ждал. Чего? Что я оттолкну его? Я бы хотела, но вряд ли смогла. И он знал об этом.

Макс усмехнулся и отпустил мои волосы.

— А еще я подумал, — он обошел чан по кругу, я не сводила с него глаз, — что устал играть в догонялки, — он легко перемахнул в воду, ко мне. Вода расплескалась, полилась по стенам пузатого чана.

Внутри сразу стало тесно и невыносимо холодно. Он оказался слишком близко, непозволительно. Обхватил меня за талию, притянул к себе. Я руками уперлась в его грудь, пытаясь оттолкнуть.

— Глупая… — прошептал он. — Такая взрослая…

Большим пальцем он провел по моим губам, слегка приоткрыл их.

— Смелая…

Спустился на шею, задержался на пульсирующей жилке.

— Сильная…

Еще ниже, по ложбинке между грудей, к пупку. Я закусила губу. Только бы не поддаться слабости. Разум должен быть сильнее. Но как я ни старалась, как ни приказывала — тело отзывалось на его ласки трепетом и желанием. И Максу это нравилось.

— Упрямая…

Он коснулся губами моего уха, слегка укусил за мочку. Я до крови прокусила губу. А он провел другой рукой по спине, зарылся пальцами в волосах.

— Но глупая…

Большой палец его прочертил линию по внутренней стороне бедер, коснулся моей возбужденной плоти.

— Макс, — выдохнула я, сдерживая стон. — Пожалуйста…

— Что? — его горячее дыхание опалило шею.

— Мы не можем… Я не могу…

— Можешь… — я ощутила, как он улыбнулся. — И хочешь…Просто признайся.

— Я…

Громкий стон все-таки слетел с губ, когда Макс слегка сжал зубами сосок.

— Я…же могу…

— Сжечь меня? — тяжело дыша, усмехнулся он, и посмотрел на меня.

И в его серебряных глазах не было ничего, кроме любви. Сердце защемило, а в низу живота скрутился тугой узел. Вода вмиг забурлила, нагреваясь.

— Ты знаешь, — выдохнула я.

— Не бойся, — он провел большим пальцем по моим пересохшим губам. — Просто доверься мне и скажи, чего ты хочешь.

Он просил, чтобы я озвучила то, что он знал и сам. Я коснулась его влажных волос, шеи, плеча. Вздохнула и поцеловала его потемневший от крови шрам на лице.

Макс застонал, крепче прижав меня к себе, и замер, выжидая. Как же я хотела, чтобы этот день никогда не заканчивался, а этот мужчина, странным образом победивший мое проклятие — всегда был рядом, как сейчас. Но я знала, что этого не будет.

По коже рассыпались рыжие всполохи. Огонь набирал силу, вырываясь. Страсть — лучший союзник для него. А Макс — идеальная жертва.

— Доверься мне, Мирра, — прошептал он, поймав на ладонь язычок моего пламени.

Как зачарованная я смотрела, как в воздухе зазвенели снежинки. Как одна спорхнула на ладонь Макса, обняла пламя и закружила его в странном танце. И в этих движениях вдруг почудились две хрупкие фигуры, ласкающие друг друга подобно любовникам. Я не верила собственным глазам. Мне больше не нужно было держать в себе свою силу. Рядом с Максом я могла чувствовать. И просто быть…

Я опустила взгляд и улыбнулась, взъерошив волосы Макса. — Я хочу быть твоей…

Макс зарычал и впился в мои губы жадным поцелуем. Рядом завыл волк…

* * *

Стрелок.

Наше время.

Сначала был звон. Он вибрировал в стеклах, заставлял дрожать рыжую луну и съеживаться от пронизывающей боли. Никогда еще зов не был столь сильным. Стрелок зажал уши, но звенело внутри. И трескалась кожа, лопались сосуды. Из носа и ушей потекла кровь. Перед глазами расползлись бурые пятна. Во рту стало горько. Стрелок сплюнул в раковину темную, почти черную кровь и поднял глаза. В зеркале отражалось крылатое существо с всклокоченными волосами, безумным взглядом и абсолютно диким выражением лица. Он криво улыбнулся — на потрескавшихся губах проступили черные капли — и разжал уши.

Тогда появился запах. Приторный, липкий. Так пахнет страх. Он влезал под кожу. Пропитывал кровь, пока не начинал чувствовать его как свой собственный. Стрелок ухватился за этот запах, скользнул по нему ища владельца. И на миг замер. Тонкий, едва уловимый аромат пробивался через сой заплесневелого страха. Аромат талой воды и лотосов И не поймать. Стрелок стряхнул аромат и потянулся за другим.

Стены ванной расступились, вытянулись в серую ленту шоссе. Перед глазами замелькали огни городов, машины, люди. Все не то. Страх вел его дальше. И тонкий аромат увивался верным спутником. Ласковый, убаюкивающий. И странный.

Стрелок втянул аромат. Тот осел на языке конфетной сладостью. И что-то напомнил. Стрелок прикрыл глаза, вспоминая. Но мысли сталкивались и разбивались. И воспоминание терялось в лепестках лотоса. Ерунда какая-то…

Стрелок остановился. Из тумана, сизым покрывалом укрывшего город, проглядывали щербатые бока пятиэтажки. Запах беды усилился. Страх перерастал в отчаяние. Где-то совсем рядом. Стрелок шагнул в молочную пустоту. Слабый огонек светился в конце переулка. И над ним нависала черная клякса. Мутная, то и дело растекающаяся в тумане. Чернота воняла. Стрелок невольно поморщился. Что за бесовщина творится? Да еще и туман. Непроглядный, вязкий, не дающий дышать.

Стрелок сделал несколько шагов, пока клякса не обрела силуэт. Здоровяк склонился над хрупкой девчушкой. Стрелок видел, как грязные лапищи держат тонкую фигурку. Как двигается грузное тело, с шлепками трется об ее обнаженное тело. Как уродливая морда перекашивается в экстазе с каждым движением в девушке.

Стрелок достал стрелу, натянул тетиву. Прикрыл глаза, вдохнул и на выдохе выстрелил. Стрела со свистом вспорола воздух. Следом закричала женщина.

Стрелок кинулся на крик. Туман внезапно растаял вместе с верзилой. Стены обступили со всех сторон. В рыжем свете торшера Стрелок увидел девушку. Она сидела у стены, широко распахнув мертвые глаза. А из живота ее торчала стрела. Кровь черной кляксой растекалась по белой ночной рубашке.

— Проклятье! — прошипел он, присев рядом с девушкой.

Красивая. Черные волосы локонами падали на плечи. В синих глазах ни намека на страх, скорее удивление

и еще что-то непонятное. Морок. Магия. Гипноз. Кто-то хорошо запудрил девушке голову, что в себя она пришла лишь когда его стрела вонзилась в ее плоть. Впрочем, ему этот кто-то тоже в мозгах ревизию устроил. Такую иллюзию состряпать не так просто. Значит, готовился. Кто? И ответ напрашивался сам собой. Кто-то, кто знал, что девушку Стрелок не спасет. От яда на наконечниках его стрел нет антидота. А он знает только одну ведьму, способную на все это.

Стрелок глухо зарычал, стукнув кулаком о пол. Он убьет эту девчонку. Придушит, как только доберется. Только сперва заметет следы.

Одним движением он сломал стрелу, пронзившую девушку насквозь. Вытащил наконечник, спрятал в колчан. Поднялся. Нащупал свой след. Надо возвращаться. Но громкий гул, злые голоса и запахи, резкие, обжигающие, сбили Стрелка со следа.

В комнату ввалилось несколько мужчин в полицейской униформе с оружием в руках. Удушливый запах страха обдал Стрелка. Они боялись его, но живым не отпустят. Требуют сдаться. А ему нельзя. И убивать их нельзя. Он не убивает невинных. Девушка не в счет. С ее смертью он еще разберется. Не сейчас. Как только доберется до своего убежища. Как только вытрясет из рыжей девчонки всю правду.

Но гулкий выстрел спутал все карты. Пуля прошила плечо. Стрелок зарычал. Заострились клыки.

— Нет! Стойте! — прорычал-прокричал он. Но его не послушали. Выстрелы прогремели один за одним. Комната наполнилась едким запахом пороха и крови.

Стрелок покачнулся, выгнулся, задев торшер. Тот упал, стало темно. По телу пронеслись судороги. Он взвыл.

Руки и ноги выворачивало. Хрустели суставы. Ломались кости. Адская боль прокатывалась по телу. Уже не человечьему, но еще не звериному. Страх ледяной волной захлестнул людей и Стрелок упал на четыре лапы.

Глупые люди, — захохотал волк в головах людей.

Удар сердца. Прыжок. Под клыками лопнула кожа. Горячая кровь затопила рот. Еще удар. Лопнуло сердце под тяжелыми лапами волка.

Чей-то крик эхом ударился о стены комнаты и потонул в зверином рычании. Паника завладела людьми. Кто-то снова начал стрелять. Острые пули оцарапали шкуру волка, пробили ухо. Волк тряхнул башкой, обернулся на звук выстрела.

Человек сиял алым. Волк прыгнул. Ударил лапой. Хрустнула шея. Лопнула кожа. Из горла хлестанула кровь. Горячая, чуть солоноватая. Волк лакал кровь и не мог насытиться. Жажда одолевала и мучила сильнее с каждой каплей.

— Волколак! — закричал кто-то.

— Вампир! — подхватил другой голос.

Рядом что-то щелкнуло. Внезапно стало светло, словно тысяча солнц собралась в одной комнате. Волк зарычал. На мгновение он ослеп. И в это мгновение все снова изменилось. Зажурчала вода. Свежий

аромат лотосов окутал, взял в плен. От аромата кружилась голова, и звериная суть уступала место человечьей. Каждый вдох давался с трудом, выдох вырывался из груди со свистом. В груди будто гулял воздух, а на пальцах перекатывалась черная кровь. Стрелок разлепил веки. Реальность расплывалась и рассыпалась сотней искр. И никак не складывалось в лицо говорившего с ним. Лишь звонкий, как ручей голос, болью отзывался в затылке.

Мелодичные слова, текучие, как вода, но острые, как нож, резали по живому, выдирая из разодранного горла не то крик, не то хрип. Стрелок сопротивлялся, но древние строки, смутно знакомые, парализовывали, воровали сознание, подчиняя.

Давно мечтала приручить волка, — пронеслось в его голове между строфами заклинания.

Стрелок увидел тонкие голубые нити, скручивающиеся вокруг ведьмы. Его собственная аура менялась, сливалась в чуждый рисунок с навязанной сутью. Нельзя! Разрази все гром! Аромат лотосов стал навязчивее, смешался с кровью, сроднился. Нет! Стрелок упрямо мотнул головой. Эта проклятая ведьма, ткущая смерч из нитей его души, не зря превращала его в человека. Она вытягивала из него звериную суть. Проклятье! Единственный выход — обратиться в волка! Стрелок зажмурился, потянулся за нитями в центр вихря. Боль выгнула его тело, хрустнула костями, брызнула кровью из пробитой груди. Ведьма зашипела от злости. На ее щеке вспыхнул алым перевернутый иероглиф. А волк уже рвался по следу Стрелка. Туда, где пахло мятой и морозом.

* * *

Макс.

Наше время.

Мирра кричала и металась на кровати. Макс сидел сверху, зажав ноги и руки, придавив ее своим весом.

Волки за окном рвали глотки на сотню голосов.

— Проклятье! — стонал он, вспоминая слова песни. Что-то такое он знал. Что-то, что успокаивало мятежную душу. Мама пела в детстве. А он как назло забыл слова. — Да что же это…

А Мирра выгибалась дугой, хрипела и твердила какую-то тарабарщину. Древний язык, давно забытый, некрасивый, грубый. Она с чем-то боролась. С чем-то жутким, что сидело в ней, сжигало изнутри. Кожа горела, по лицу катился пот, носом пошла кровь. По запястьям протянулись рыжие полосы — они вспыхивали и тут же чернели, оставляя шрамы, расписывая наново ее тело.

Не может быть! Она не могла выжить! Макс смотрел во все глаза и не верил тому, что видел. Демон рвал

ее кожу, огнем вытекая из вновь и вновь открывающихся ран. Он уже скалился Максу, насмехался, показывая свою силу и истинное обличье. Йемеси. Облик меняющий демон огня.

— Тварь! — прорычал Макс, сильнее сдавив брыкающуюся Мирру.

Вой за окном слился в одну протяжную ноту смерти. Звери молили уничтожить огненную тварь. Волкам невдомек, что убив демона Макс убьет и Мирру. А он не мог. Будь оно все проклято! И сил как назло совсем не осталось. По щеке потекла кровь. Лицо обжигало. Плевать! Вспомнить бы… Только бы вспомнить…

Слова давались с трудом. Демон ревел, метаясь в теле Мирры, убивая. Но Макс пел, хрипя и фальшивя. И мелодичные слова холодными каплями падали на обнаженное женское тело, ткали призрачный туман. И шрамы не кровили, и она больше не сгорала. А демон затаился, отпустил тело Мирры из своих когтей. Волки затихли. Макс перевел дыхание, а потом поцеловал.

Его губы сминали ее, сладко-горькие от крови. Язык сплетался в неистовом танце с ее настойчивым и неукротимым. А когда Макс оторвался, потому что стало тяжело дышать — Мирра распахнула глаза. Яркие, цвета весенней зелени с рыжими точками. От ушей вокруг шеи проступил золотой узор, расцветающий с каждым ударом сердца, как первые цветы.

— Прости… — прошептала она.

— Я люблю тебя, — улыбнулся Макс, провел пальцами по ее рыжим волосам. Выудил тонкую угольную прядь и стиснул зубы от злости. Он найдет способ убить тварь, что сидит в его женщине. И тогда она, наконец, перестанет от него бегать.

Он перевел взгляд на ее потрескавшиеся губы. Обжигающая волна прокатилась по телу, огненным клубком скатилась по животу в пах. И остро захотелось поцеловать эти губы снова, но уже так, чтобы до утра не вылезать из постели. Как минимум. Макс усмехнулся.

— Поцелуй меня, — попросила она едва слышно, коснувшись дрожащими пальцами его шрама на щеке.

И Макс поцеловал. Голубую жилку на ее шее, тонкие нити ее родового узора, ключицу. Коснулся губами

ее темного соска, слегка прикусил. Мирра застонала, выгнувшись ему навстречу. А он опускался все ниже, прокладывая дорожку из поцелуев по ее плоскому животу к ее плоти. Кончиком языка провел по клитору. Мирра вцепилась пальцами в его волосы. Раздвинула ноги, открывая Максу всю себя. Живую, настоящую и горячую. Макс хрипло застонал. Схватил Мирру за бедра и резким движением вошел в нее. Она закричала. Он оборвал ее крик долгим поцелуем.

Она коротко дышала и двигалась вместе с ним. Гибкая, влажная, она вся словно перетекала в нем, растворялась. И это сводило с ума. И Макс все жестче и глубже проникал в нее, присваивая, утверждая свое единоличное право на эту женщину. Где-то снова завыли волки. Лунный свет разлился по комнате, выхватив из полумрака огненно-зеленые глаза. Ведьмины глаза. И она обжигала его взглядом, прикосновениями. И что-то было не так в ее взгляде. Что-то настораживало…

Макс уже почти понял, но Мирра вдруг напряглась, обхватив его ногами, прижав к себе. И он забыл обо всем. Ногтями Мирра вонзилась в его спину и закричала, содрогаясь в волнах оргазма. Макс кончил одним резким толчком и перекатился на спину, уложив на себя Мирру. Она подняла голову и заглянула в его глаза.

А потом мир вспыхнул и рассыпался на лунные осколки. И где-то на грани сознания Макс услышал детский смех.

Часть 3. Чёрная волчица

Кира.

Весна полгода спустя.

В просторном светлом кабинете с видом на городской парк, витал горьковатый аромат туалетной воды, смешанный с запахом табака и кофе. Пахло Максом, хотя он давно не входил в мой офис. Даже странно, но я везде ощущала его присутствие.

За дверью на вешалке висела белая с позолотой трость ручной работы с рукоятью в виде волка. Эту аристократическую вещицу Максу подарил армейский друг — Глеб, кажется — когда Макса подстрелили во время очередной операции. Я хорошо помню тот день, когда он залихватски метнул трость на вешалку и с гордым видом, стараясь не показать мне, как ему больно, не хромая прошёл до своей машины почти пятьсот метров. Как мальчишка…

На улице в каждом мало-мальски похожем мужчине мне чудился Макс с его неизменным насмешливым выражением лиловых глаз.

Даже в собственной квартире, где мы провели ни одну бессонную ночь, ломая головы над делом Стрелка, повсюду были вещи Макса. На кухонном столе стояла его любимая большая жёлтая кружка, из которой он пил неимоверно горячий и ужасно сладкий кофе. Холодильник пестрил разноцветными записками, написанными его рукой. На подоконнике до сих пор лежала золотая зажигалка, подаренная мной, а пепельницу рядом заполняли сточенные до огрызков простые карандаши, какими всегда писал Макс.

Только фотографий не хватало. Фотографии… Что-то я уже слышала о каких-то снимках, причём недавно…

Звон посуды вернул меня в реальность. Глаза сфокусировались на разложенных на столе фотографиях, а память — на последнем разговоре. Примерно часа полтора назад ко мне в офис пришла Каролина с просьбой помочь ей найти Макса. Поначалу я была удивлена, ведь она уже приглашала меня в прокуратуру в качестве свидетеля. Несколько раз я отвечала на одни и те же вопросы: где, когда, при каких обстоятельствах я виделась с Максом последний раз и чем занималась последние полгода? В ответ все как по сценарию: с Максом виделись в ночь на семнадцатое ноября, говорили в основном о деле Стрелка. Потом я была в длительной командировке по делам Фонда, и подробный отчет Каролине предоставила, но вернулась сразу после новости о землетрясении. Работала на месте трагедии, помогала спасателям. От подполковника Бурого, командира спасательного отряда, к которому была прикреплена, и узнала, что меня разыскивают по делу об исчезновении Макса. Сразу приехала в прокуратуру. Все. Эту историю я и повторяла на каждом нашей встрече, как таблицу умножения.

А теперь Каролина пришла ко мне с просьбой, что вообще не укладывалось ни в какие рамки наших с ней отношений.

— Каролина…

Лина перестала мешать ложечкой кофе и посмотрела на меня.

— Я, правда, не знаю, чем тебе помочь. А эти снимки…

— Эти снимки сделаны камерами наблюдения отеля Амадей, — сухо перебила меня Каролина. — Знаешь такой?

— Конечно, — кивнула я. — Я останавливаюсь в нем как минимум раз в два месяца. Но это не значит…

— Кира! Хватит водить меня за нос! — Лина резко встала и подошла к окну.

Я вновь взглянула на фотографии. Кровь стыла в жилах, а кожа мгновенно покрывалась мурашками от смотрящих на меня безумных глаз Макса. Совсем как в ту ночь…

На глянцевых снимках была и я, без него. Но дата на всех одна, как и место. Как же я так упустила из виду эти дурацкие камеры? Прошляпила, как бы сказал Макс. Вот именно, прошляпила, и теперь нужно как-то исправлять ситуацию.

— Я пришла к тебе, потому что Макс доверял тебе, — говорила Лина, прохаживаясь по кабинету. Цоканье каблуков отдавалось в ушах, а шорох ткани милицейской формы раздражал.

— Что бы с ним ни случилось, он бы обязательно сообщил тебе.

— Вряд ли, — покачала я головой. — Мы с Максом чужие друг другу. Так что ты зря тратишь время.

— Значит, не хочешь мне помочь? — одернув форменную юбку, она села в кресло.

— Нечем…

— А я думаю иначе. Ну да ладно, — она вздохнула, — оснований, чтобы возбудить уголовное дело у меня достаточно. Так что будем действовать по закону, гражданка Лист.

— Уголовное дело на основании каких-то снимков, — я усмехнулась, встав из-за стола. — Не смеши меня, Каролина. Ты же опытный следователь и прекрасно понимаешь, что одних фотографий прокурору будет мало.

— А как насчет свидетелей, видевших тебя вместе с Максом уже после его исчезновения? И потом, у меня в запасе целый Уголовный кодекс статей, по которым тебя можно посадить за решетку пожизненно. Например, за убийство. Думаю, многим станет интересно узнать, куда исчезла миллионерша Миранда Брайс и почему все свое состояние завещала никому неизвестной Кире Лист.

Я усмехнулась.

Теперь стало ясно, на чём строились её подозрения и неприязнь ко мне. Ей не давало покоя моё второе я

— Миранда Брайс, бесследно исчезнувшая девять лет назад вдова известного медиамагната Квентина Брайса. Каролина действительно очень похожа на Макса, который, чтобы узнать правду, мёртвого из-под земли достанет. Видимо Лина и проделала нечто подобное, потому как все, кто знал меня как Миранду Брайс, давно покоятся с миром.

— Но как?.. — голос неожиданно дрогнул, вызвав в серых глазах Лины блеск долгожданной победы.

Но вместо ответа она принялась перечислять статьи, а я не слушала, прислонившись лбом к прохладному стеклу.

Я жутко устала — трудно наблюдать, как целые города превращаются в руины, уходят под воду. Люди лишаются дома, жизни…

Хотя думаю, смерть для них стала бы идеальным выходом, ведь многим по сути некуда идти, не для кого жить. Что там какая-то тюрьма в сравнении с рыдающими навзрыд детьми, потерявшими родителей, или убитыми горем матерями, не спасшими свое дитя? Я не боялась, что окажусь за решеткой — выйти оттуда для меня минутное дело. Я элементарно исчезну, как уже исчезала ни раз. Мне просто надоело бегать от самой себя. Этот мир стал последним пристанищем.

— Послушай, Каролина, — оборвала я ее пламенную речь, — хочешь посадить меня — сажай. Только очень тебя прошу, избавь меня от всего этого цирка со статьями и свидетелями.

— Да не хочу я тебя сажать, — она устало вздохнула. — Хотела бы, давно посадила. Я Макса хочу найти, и ты знаешь, где он, но молчишь. Почему?

— А я хочу знать, откуда тебе известно о Миранде Брайс?

— Да о ней все газеты писали лет десять назад. Громкое дело было. Бесследно исчезла богатая вдова… Тогда же ниоткуда появилась некая Кира Лист, которую никто и никогда в глаза не видел. Меня это заинтересовало. И я стала копать. Вышла на бывшего начальника охраны мистера Брайса. У полковника в отставке нашлось личное дело супруги медиамагната. Миллиардер был просто помешан на безопасности, поэтому скрупулезно изучал всех, кто его окружал. У него целая картотека была. Занятное чтиво, скажу тебе. Ну, а в деле вдовы были и отпечатки пальцев, которые совпали с твоими. Все просто.

Да уж, просто. Только я об этом ничего не знала. Ни о картотеке, ни о своем личном деле. Вот тебе и сверх способности. Впрочем, мысли своего покойного мужа я не читала никогда.

Теперь понимаю, что зря. И что дальше?

— А дальше ты мне расскажешь, где Макс, — ответила Лина. Я и не заметила, как задала последний вопрос вслух. — А я забуду и о Миранде Брайс, и о твоем препятствии следствию.

На её губах заиграла плутовская улыбка, а я обречённо выдохнула.

Но сказать так ничего и не успела — из приёмной донеслись странные звуки…

* * *

Макс.

Весна полгода спустя.

…Зажмурившись от слепящего солнца, Макс нацепил очки и огляделся.

В полном безветрии над серыми крышами пятиэтажек, раскалённым асфальтом, над цветущими деревьями во дворе висело знойное марево. Настолько осязаемое, что Макс невольно поморщился. На детской площадке скрипели качели, будто кто-то невидимый специально их раскачивал. В густых ветвях акации, усеянной белыми гроздьями, жалобно мяукала кошка, а снизу подвывало, по меньшей мере, пять облезлых котов. На лавочке в тени виноградной беседки сидели две бабули — местные сплетницы — и что-то обсуждали.

Ничего не изменилось, разве что под окнами его квартиры стоял ненавистный Шевроле Тахо, огромный джип, сверкающий в лучах палящего солнца. Привет из прошлого.

Макс помрачнел, припоминая, как в этом дворе могла оказаться машина, отдыхающая в гараже за тысячи километров отсюда. Но мозг упорно играл в молчанку. Что-то не то сегодня творилось с его памятью.

— Дело дрянь, — хмуро заключил Макс, подойдя к джипу. Сомнений не было — этот Шевроле принадлежал бизнесмену Марку Йенсену.

Вон на переднем сидении даже журнал БизнесЪ пятилетней давности лежит с его фотографией на обложке. Вот только Марк уже давно живёт совершенно другой жизнью: ловит преступников, обитает в

двухкомнатной улучшенной хрущёвке и гоняет на мотоцикле, которого почему-то нет во дворе. Да и его гостиничной империей давно занимаются проверенные люди.

Но ведь кто-то оставил ему этот привет из прошлого? Или он сам…

Что-то неправильное происходило с ним. Впрочем, не только. В мире тоже творилось нечто странное. В новостях передавали о новых жертвах наводнения.

У машины Макс долго шарил по всем карманам костюма в поисках ключей, которые никак не находились. Паспорт был, как и телефон во внутреннем кармане пиджака. А вот ключей не оказалось. В досаде он треснул ногой по колесу — взвыла сигнализация, привлекая внимание бабушек на лавочке — виновато развёл руками и пошёл вдоль дороги, слегка прихрамывая на левую ногу.

Через пару кварталов он остановился, соображая как дальше двигаться — пешком идти, или такси поймать. Немного подумав, Макс решил ещё немного пройтись, тем более прокуратура находилась недалеко, да и думать на воздухе было проще.

Прохожие не обращали на него внимания — мало ли чудаков, разгуливающих по городу в щегольском белом костюме в сорокаградусную жару — горожане уже давно ко всему привыкли. А вот животные вели себя иначе. Кошки изгибали дугой спину и свирепо шипели, а собаки поджимали между задними лапами хвост и тихо поскуливали. Но Макс ничего не замечал, читая в телефоне о землетрясении на полуострове.

Статьями о катастрофе, унесшей жизни более миллиона человек, пестрил весь интернет. Макс открывал сайты один за другим. В подробности не вникал, названий не запоминал, только самую суть. А суть выходила нерадостная.

В течение трёх дней на полуостров обрушивалась стихия колоссального масштаба — от землетрясения с цунами, до пожаров с ураганами. В результате губительной прихоти природы под толщей воды были похоронены сотни городов и тысячи ни в чём не повинных человеческих жизней…

Многие авторы интернет-статей, несомненно, сгущали краски, но факт оставался фактом. Чтобы окунуться в прохладную морскую воду достаточно было выехать из столицы полуострова километров на десять в южном направлении…

Ерунда какая-то…, - сказал Макс самому себе, рассматривая фотографии с мест катастрофы. Нет, всё таки кое-где руины остались, а в остальном — море да горы. И он уже было свернул браузер, как на маленьком экране мобильного телефона появилась фотография Киры.

Макс резко остановился и замер на месте. Пальцы задрожали мелкой дрожью, холодный пот покатился по спине, пропитав насквозь рубашку. На него смотрели раскосые зелёные глаза, которые непостижимым образом заставляли его сердце замирать в груди на мгновение, а потом биться как сумасшедшее. Не задумываясь, он перешёл по ссылке. Но так и не прочитал ни строчки, не в силах оторваться от красивого личика с тенью какой-то необъяснимой тоски.

На фотографии она рассаживала группу детей в вертолёты. Светлая куртка была перепачкана грязью и кровью, брюки кое-где порваны, а из-под тугой повязки, скрывающей уши, выбивалась непослушная кудрявая прядь пшеничного цвета.

Кира… Макс провёл пальцем по экрану и резко вскинул голову — почувствовал надвигающуюся опасность. Прямо на него на огромной скорости нёсся серебристый седан, водитель которого явно не собирался

тормозить. Буквально мгновение Макс смотрел на приближающуюся машину, потом вновь глянул на фотографию и уверенно шагнул на тротуар перед самым бампером иномарки. За спиной раздался визг тормозов и через несколько секунд Макс увидел владельца машины. Им оказался тощий мужик лет тридцати с зализанными светлыми волосами и в светло-сером костюме. И вот что странно — этот мужик, отчаянно жестикулирующий и двигающийся в сторону Макса, был ему знаком.

Где-то он уже видел этого типа… По делу, что ли, какому проходил… Нет, слишком он уж холёный для подозреваемого. Свидетель? Вряд ли. Если бы Макс ещё и свидетелей запоминал, давно свихнулся. А это лицо он помнил хорошо. Видел же где-то, но где?..

Ответ ворвался в его мозг подобно чудесному прозрению слепца.

— Кира… — выдохнул Макс и едва не получил кулаком в челюсть. Вовремя увернулся. Мужик, не ожидавший столь быстрой реакции, на секунду растерялся. Но Максу и этого хватило, чтобы оказаться за спиной противника, заломив его руку за спину.

— Ты чего дерёшься, мужик? — спросил он, сильнее выворачивая руку.

— А ты чего под колеса кидаешься? — отвечал согнутый пополам водитель иномарки, оказавшийся финансистом Киры. — Да пусти ты, больно же…

Макс тощего отпустил. Тот облегчённо выдохнул, потирая руку.

— Придурок, мать твою, — процедил он сквозь зубы.

Макс промолчал, переведя взгляд на здание, у которого произошла стычка.

В пятиэтажном здании располагался офис благотворительного фонда, директором которого была Кира.

Макс осмотрелся, пытаясь понять, как он сюда добрёл, изначально собираясь в совершенно противоположный район города. Видимо, мысли о Кире сами привели его к ней.

— Илья Валентинович, — обратился он к успокоившемуся финансисту. Тот в удивлении изогнул брови. — А проводите-ка меня к мисс Лист.

— Собственно, с какой стати? — внезапно выпрямившись, и будто обретя почву под ногами, заявил Илья.

— Я сейчас вам всё растолкую, — с насмешкой ответил Макс, а у самого по спине пот лился в три ручья от необъяснимого страха.

И он растолковал. Вот только Илья Валентинович Романовский после их беседы сильно разнервничался, даже заикаться стал. И всё как-то странно поглядывал на Макса, пока они шли по коридорам Центра.

— Да не волнуйтесь вы так, Илья Валентинович. Кира будет только рада меня видеть, поверьте.

Однако попасть в кабинет Киры сразу не получилось. Её секретарь, дородная молодая женщина, буквально грудью встала на защиту двери кабинета босса. Она утверждала, что у Киры важный посетитель. А Романовский, в свою очередь, твердил о неотложности встречи с Максом.

Возникла неприятная возня.

И в этот самый момент дверь кабинета распахнулась, и Макс увидел её. Женщину, что любил больше жизни. Горячая волна пробежала по телу, и Макс судорожно сжал и разжал ладони, пытаясь загнать обратно чувства, надёжно запертые в потаённых уголках его сознания…

Кира вызывала в нём желание каждый раз, как Макс видел её. И каждый раз, глядя на неё, он понимал — они не пара. Эта женщина была словно из другого мира. И порой, когда воспоминания накрывали его с головой, казалось, что это сущая правда.

— Что тут происходит? — высокий мелодичный голос Киры заставил всех замолчать. — Таисия Антоновна,

— обратилась она к секретарю, игнорируя мужчин в приёмной, — я же просила меня не беспокоить. У нас с Каролиной Эдуардовной серьёзный разговор, а вы тут хаос развели.

— Кира Юрьевна, — хором произнесли секретарь и финансист, но Макс перебил их.

— Это моя вина, Кира.

И она увидела его. Невероятно! В её глазах не было ни удивления, ни непонимания. Она словно ждала его, знала, что он придёт. И она его узнала. Макс это чувствовал.

— Макс… — одними губами произнесла Кира, когда Макс подошёл к ней. Легкая улыбка коснулась её лица…

* * *

Кира.

Весна полгода спустя.

…Я чувствовала, что Макс придёт. Не именно сегодня, а вообще. Рано или поздно у него бы возникло желание поговорить со мной, ведь я была последней, с кем он виделся до того, как всё забыл. Но я думала, что сначала он обрадует своим возвращением сестру. Впрочем, нынешним появлением он убьёт двух зайцев сразу.

— Добрый день, — поздоровался Макс, войдя в кабинет. Лина, сидевшая за столом, коротко кивнула.

Ничего не понимаю. Она что, не узнала родного брата?

— Простите, что помешал, — продолжал Макс с едва уловимым иностранным акцентом, — но я не знал, что у Киры такой почётный гость.

— Ничего, мы уже закончили, — Лина встала и только теперь обратила внимание на Макса. — А вы…

— Марк Йенсен, бизнесмен, — и протянул Лине визитку, которую выудил из внутреннего кармана пиджака.

Марк Йенсен. Любопытно, он его сейчас придумал или откуда-то знал, потому что мне это имя казалось знакомым. Нужно будет поинтересоваться у Макса при случае.

— … деловой партнёр или любовник мисс Лист? — закончила Каролина, небрежно взяв визитку. Что это с ней? Она обычно такая вежливая с посторонними, особенно когда при исполнении. А Максу хамит. С чего бы это?

Я присмотрелась к её строгому с правильными чертами лицу. Ни один мускул не дрогнул при виде Макса, услышав его голос. Непонятно… Они столько пережили вместе, а она не узнала родного брата. Почему?

Макс тем временем удобно расположился на диванчике, не дожидаясь моего приглашения, и насмешливо ответил, что он мой близкий друг.

Близкий друг, надо же.

— А собственно, какое вам дело до моей личной жизни, Каролина Эдуардовна? — вмешалась я в диалог, пройдя к столу.

— Мне? Да мне абсолютно неинтересна ваша личная жизнь, — усмехнулась она. — А вот вашему близкому другу, — подчеркнула она, извлекая из конверта фотографии, которые успела собрать со стола, — думаю, будет интересно узнать о ваших тайных свиданиях. Как полагаете, гражданка Лист?

И она протянула снимки Максу. Мне стало не по себе — руки похолодели и спина взмокла.

— Так-так-так… — пробормотал он, рассматривая фотографии. На одной он задержался, а потом глянул на меня, обворожительно улыбнувшись. В голове зашумело, словно в неё засунули все океаны целиком. Да что же это со мной?

— Снимки отличные, не смотря на то, что сделаны камерами наблюдения. Однако эта женщина невероятно похожа на Киру. Надо же… А я никогда не верил в двойников. Интересно…

— Что значит похожа? — удивилась Каролина. — Вообще-то на снимках запечатлена как раз мисс Лист.

— Нет, — Макс вернул фотографии Лине. — Кира не могла находиться в это время с этим мужчиной.

— Да? И почему же?

— Да потому что человек не может пребывать в двух местах одновременно. Даже теоретически, — он глянул на меня и добавил: — Конечно, если она человек…

Ясное дело — не человек, раз ты сидишь тут живой и здоровый да ещё так убедительно врёшь — мысленно съязвила я.

— Будьте любезны, — голос Лины стал напряжённым, — поясните ваши слова, если вас не затруднит.

— Охотно, только не пойму, зачем вам это?

— Мужчина на фотографиях — мой брат. Он пропал полгода назад…

— И Каролина Эдуардовна, — перебила я, — решила, что я имею отношение к его исчезновению.

— О, — неожиданно вдохновился Макс. Я поняла, что сейчас он примется воодушевленно врать, потому как ничего другого ему не оставалось. Но поверит ли Каролина его словам? Что-то подсказывало мне — поверит.

— Смею вас заверить, что вы глубоко заблуждаетесь насчёт Киры. Дело в том, что этот день, как и накануне, Кира провела со мной в компании моего друга. Мы встретились совершенно случайно. Так что в день, указанный на снимках, — он вернул фотографии обратно, — Кира находилась за тысячи миль от Австрии.

— А с чего вы решили, что на снимках запечатлена именно Австрия? — удивилась Каролина.

— Я очень хорошо знаю этот отель. Амадей. А он находится в Вене.

— Вы так легко можете определить название и местоположение отеля всего лишь по паре фотографий?

— Только, если отель принадлежит мне, — спокойно отвечал Макс. — И этот отель как раз такой.

Я нервно сглотнула. Ври-ври, Макс, да не завирайся, так и хотелось сказать. Ведь его слова проверить проще простого. Выяснит Каролина, что он соврал и что тогда? Снова будем бегать от органов правопорядка?

— Если хотите, вы можете это проверить. Друга зовут Глеб Нечаев. На данный момент он проживает в Шотландии. Я с удовольствием оставлю вам его координаты.

— Нечаев? — переспросила Лина. — Глеб?

— Друг детства, — кивнул Макс. — А что?

— Ничего, просто…

— У её брата друга тоже зовут Глеб Нечаев, — снова перебила я. — Но таких Глебов Нечаевых в этой стране только больше тысячи, я уверена.

— Да только мне слабо верится в подобные совпадения, — парировала Лина.

— И правильно, — согласился Макс, поднявшись. — В жизни совпадений вообще не бывает. Впрочем, если вы сомневаетесь, можете связаться со мной в любое удобное для вас время. Буду рад помочь.

— Я так и сделаю, мистер Йенсен. А теперь извините, мне пора. Дела… Кира, — обратилась она ко мне уже от самых дверей. — Позвони, как решишь мне помочь. Я буду ждать.

И она ушла, оставив меня наедине с Максом.

Он стоял напротив меня посреди кабинета.

— Ты вернулся… — прошептала я. — Я ждала тебя…

Он нежно коснулся моей щеки. Я вздрогнула, отступая на шаг.

— Ждала, но снова убегаешь… — тихий хрипловатый голос казался чужим.

Макс изменился до неузнаваемости и говорил странные вещи. Разве я уже убегала от него?

— Я не убегаю, а не понимаю…

— Чего?

— Почему ты так изменился? Что произошло? Где ты был?

— Где я был? — едва сдерживая смех, повторил он. — И это ты у меня спрашиваешь? Ты?Не ожидал, что ты опять будешь мне врать…

— О чём ты? — искренне удивилась я.

— Сколько можно играть со мной, Кира? — он не подходил, скрестив на груди исцарапанные руки. — Я живой человек, а ты раз за разом убиваешь меня. Подпускаешь к себе, а потом стираешь память. Зачем? Неужели я не заслуживаю воспоминаний? Я ведь просто хотел быть с тобой. Принимал тебя настоящей, без игры и масок. А ты сбежала. Сменила имя, жизнь… Что ты сделала со мной на этот раз?

— Я… я не знаю… — выдавила из себя.

Я ведь действительно не знала, почему он выжил и не сошел с ума. Не понимала, откуда взялась его уверенность, что я стерла его память, причем уже не в первый раз. Разве нас что-то связывало? Почему он называл меня Миррой? Как мог видеть мои шрамы, мое истинное лицо? Как он преодолел магический барьер? Никому не под силу подобное…

Кто он?

Я всмотрелась в его бледное лицо. Щеки запали, резко выделяя высокие скулы. Нос сломан. Левая щека рассечена длинным косым шрамом через почти белый глаз. Словно покрытые инеем белоснежные брови и ресницы. Больное уставшее лицо. Я стерла с него всю жизненную красоту. Ничего не осталось от прежнего Макса…

Дикий, нечеловеческий смех заставил меня вздрогнуть. Макс хохотал, словно одержимый, а потом вдруг резко схватил меня и прижал к себе. Мир словно перестал существовать. Осталось только гулкое биение собственного сердца и дурманящий низкий голос.

— Ты потрясающая актриса, — шептал он в самое ухо. — Не знал, что можно заставить себя забыть безудержную страсть к мужчине, с кем бок о бок проводишь дни и ночи. Ты убедила меня в обратном.

И он так же внезапно отпустил меня. Только тогда я смогла спокойно дышать.

— Я не играла, — с трудом произнесла я. — Никогда…

— Ты всегда играешь, Мирра. И когда-нибудь ты горько пожалеешь об этом, но будет поздно…

Почему я не помню ничего о том, что он говорил?

Я пыталась найти ответ в его глазах, но в них плясали странные огоньки то ли гнева, то ли…

Додумать я не успела — на столе запищал селектор. Я отвлеклась, а когда повернулась — Макса в кабинете уже не было…

* * *

Кира.

Весна полгода спустя.

Солнце в последний раз мелькнуло за крышами домов, исчезая за горизонтом.

Я стояла у окна, наблюдая за суетящимися людьми и проносящимися мимо машинами. Слёзы скатывались по щекам, а перед глазами стояло лицо Максима.

Выудив из новой пачки сигарету, забралась на подоконник и закурила. Машинально покрутив в пальцах бело-синюю пачку, швырнула её на стол. Та приземлилась на толстую кипу бумаг, не издав и звука. Я криво усмехнулась, отворачиваясь к окну. Звенящая пустота резала слух, закрадывалась в самое сердце, выжигая ту толику чувств, что ещё сохранилась. Слёзы высыхали, а новые больше не появлялись.

Он ушёл и теперь навсегда. Я знала, что погубила хорошего человека. И делала это не впервые, поэтому не разменивалась на глупые сожаления об очередной загубленной душе. Максим выжил; он справится. Плохо, что Каролина не узнала брата — для Максима это стало ударом ниже пояса. Хоть он и не подал виду, но я чувствовала, как ему больно. Я видела отчаяние в его глазах, когда он стоял на улице.

Я знала миллионы подобных взглядов, в которых не было надежды и жизненного блеска.

Только почему сейчас так гадко, что хочется разреветься? Неужели все ведьмы обречены на такое жалкое существование? Как вообще жить без чувств? И не только физических, когда не ощущаешь холод и тепло, боль от ран и ударов. Но и душевных, когда просто не можешь любить и жалеть, прощать и ненавидеть.

Только до отупения боишься, что так и не перестанешь жить по инерции. Вот так и со мной — одна лишь пустота внутри.

И только Максиму удалось всё изменить. Он смог воскресить давно умершие чувства. Как? Почему именно он?

Прижавшись лбом к стеклу, я выдохнула клуб сизого дымка. Надоело всё…Устала…

И вдруг… Что это? Видение?

На ступеньках у главного входа стояла худенькая фигурка в длинном тёмном платье с воротником под самое горло. Чёрные волосы девушки волнами струились на ветру, и мне даже почудилось, что я услышала их тихий шелест. Рука задрожала, сигарета выпала из пальцев, когда незнакомка резко вскинула голову, и я увидела её безжизненные глаза. В этот момент, казалось, зазвенели все стёкла в кабинете, а пол будто изогнулся в судороге, заставляя меня схватиться за подоконник. В ушах глухо гудело, отдаваясь тупой болью в затылке. Я вглядывалась в сумрак за окном, в лицо девушки, чей холодный взгляд я узнала бы даже в преисподней. Тот самый пронзительный взгляд чёрной волчицы, с которой я столкнулась в Волчьей лощине.

Вскочив с подоконника, я кинулась к дверям, но остановилась, едва схватившись за ручку.

Не нужно никуда бежать — всё равно внизу никого нет.

Медленно вернулась к окну. На улице всё так же умирал вечер; суетились люди, в тумане сумерек казавшиеся сплошными бесформенными пятнами, а черноволосая колдунья исчезла, словно и не было её.

Что это было? Призрак? Фантом? Игра воображения? Отголоски прошлого? Что?

Теперь я поняла. Тогда в лесу волчица, умирая, пыталась напомнить мне, кем для меня был Макс…

В одночасье рассудок затуманился, и я больше не контролировала себя. Окинув невидящим взглядом больничный двор, дёрнула за ручку. Створка не открывалась. Дёрнула сильнее — без толку. Горло сдавило тисками, не давая дышать. Гробовая тишина кабинета давила расплывчатыми тенями, выползающими из всех углов. Гнетущая тишина, звенящая в ушах, лишала рассудка. Убивала. Мне нужен был воздух. И я с силой ударила по стеклу. Удар, ещё один… Я била по нему как сумасшедшая, но стекло не поддавалось. Я и сама не могла себе объяснить, зачем мне понадобилось разбить это проклятое стекло руками, ведь достаточно всего одного слова… Слова? Простая идея вспышкой озарила моё сознание. Положив ладони на гладкое стекло, одеревеневшими губами прошептала слово Силы. Стекло жалобно взвизгнуло. Из-под пальцев паутиной расползлись по окну трещины, неровными линиями покрывая прозрачную поверхность, пока оно не ухнуло вниз сотней осколков. Холодный ветер ворвался в кабинет, обдувая влажное от слёз лицо, разметал по полу какие-то бумаги. Дышать стало легче…

А напряжение не отпускало, стальными путами сковав сердце. Горячая кровь тоненькими ручейками стекала по изрезанным рукам, тяжёлыми каплями падала на белоснежный подоконник. Люди внизу поднимали головы, указывая на меня, маячившую в разбитом окне. Но мне было плевать. Хотелось громко кричать, до хрипа срывая голос, чтобы слышно стало на краю света. Лишь бы не чувствовать острой, нестерпимой боли. Сжав пальцы в кулаки, резко обернулась, в бешеном порыве сметая всё с рабочего стола. Беснуясь и неистовствуя, я хватала и швыряла всё, что попадалось под руку; переворачивала вверх дном стулья, стол, цветочные горшки. Снова и снова, насколько хватало сил. Только в этом я видела единственный способ хоть как-то заглушить странную, разрывающую на части боль, которая бушевала внутри меня. Боль от неожиданного осознания, кого я потеряла всего пару часов назад.

Как сквозь вату, я услышала чьи-то голоса, звук шагов. Почувствовав слабость, я опустилась на пол и, прижавшись спиной к стене, терпеливо ждала, когда откроется дверь. И вот в кабинет влетела обеспокоенная Таисия Антоновна, мой секретарь с неизменным блокнотом в руках. А следом ввалилось ещё несколько совершенно незнакомых мне человек. Таисия было ринулась ко мне, но я уверенным жестом остановила её, давая понять, что мне нужно побыть одной. Она неуверенно кивнула и, пятясь, вышла из кабинета, попутно вытолкнув и возмущённых посетителей.

Проглотив подступивший к горлу ком, я зарыдала…

* * *

Мила.

Безвременье.

Холод. Он был повсюду. Укрывал снежным одеялом. Проникал под кожу. Обжигал. Не давал дышать. Ледяной огонь вспарывал легкие, вспенивал кровь в венах. Мила дрожала. Зубы выбивали чечетку так, что она едва не прокусила себе язык. Босые ступни занемели и посинели. Кое-где багровели язвы. Кровь на шее запеклась, а шрам чесался. И Мила не могла вспомнить, откуда он. Как и все глубокие порезы по ее обнаженному телу.

Снег застилал глаза, инеем оседал на ресницах. Снег не таял, касаясь ее, становился второй кожей, облепляя Милу. Снег дарил тепло. Или Миле так казалось? Она плохо понимала, где находится. Вокруг стеной высились мрачные сосны, лицо царапали колючие еловые ветви. Солнце слепило, но не грело. И оно все время оставалось в зените. Сперва это пугало. Как и холод. Но спустя несколько миль — Мила упорно

считала шаги, мерила ими пройденное расстояние — ее перестало это волновать. Осталось лишь одно желание — выжить.

Чтобы утолить жажду, Мила ела снег, смешанный с грязью и пожелтевшей хвоей. Во рту оставался горький привкус смолы. Силы иссякали, тошнило, в глазах темнело. Но она шла, едва волоча занемевшие ноги по снегу. Изредка проваливалась в сугробы и теряла сознание. Приходила в себя и снова плелась вперед. На север, юг, запад, восток — все равно куда, только бы к людям. Туда, где есть жизнь. Кривые корни цеплялись за лодыжки, и Мила падала, сдирая руки, разбивая лицо. Слезы смешивались с кровью, леденели, разрывали кожу на щеках. Волчья яма встретила острыми кольями и таким долгожданным покоем.

Рот затопила горячая кровь, утоляя жажду. Мила захрипела, закашляла. Легкие обожгло. Она слабо улыбнулась, не сводя глаз с пробившего ее тело багрового кола. Ощутила, как усталость взяла верх, позволяя ей уснуть. Где-то вдали завыли волки. Голоса, наполненные злой болью, приближались. Их было много. Мила могла различить каждый. Следом появились звери. Они окружали ловушку, ставшую ее могилой. Склоняли морды и плакали. Мила видела их бирюзовые слезы в не по-звериному умных глазах.

— Не плачьте, — хотелось сказать, — мне хорошо.

Но вместо слов — хрип.

Потерпи, любимая, — голос в голове, хрусткий, как снег. — Он тебя спасет. Все будет хорошо.

Голос баюкал, а волчий нос не давал уснуть, тыкался в щеку, щекотал горячим дыханием. Снежно-белый матерый зверь смотрел на Милу синими глазами. Называл любимой и звал его. Вожака. Человека с волчьей душой.

Он пришел, когда сумерки расползлись по лесу, туманом цепляясь за разлапистые ветви. Мила уже не видела его, только отблески костра и исчезающее алое солнце. Слышала слова. Мелодичные, как журчание ручья. Завораживающие. Чувствовала обжигающую кровь, льющуюся в горло, по щекам, шее, груди. Живое тепло рядом. Тепло, дарующее сон. Исцеляющий, возвращающий к жизни.

* * *

Кира.

Штрихи памяти.

Так странно вспоминать то, что старательно заставляла себя забыть. И у меня ведь вышло, хотя я до конца не верила в силу магии Мудрецов. А она оказалась действенной, раз в Максе я не узнала Марка Йенсена. Мужчину, с которым мне впервые за восемьсот лет захотелось стать нормальной, обычной женщиной, нарожать ему кучу детей и умереть в глубокой старости. Но нет же, ему было мало того, что я любила его безрассудно и отчаянно, никогда не прося чего-либо взамен. Он выяснил (я до сих пор не знала, как он это сделал), кто я на самом деле, и почему-то решил, что сможет принять меня настоящую. Он ещё тогда так искренне радовался, что нашёл родственную душу. Странно…

Впрочем, вполне возможно, у нас бы и вышло жить долго и счастливо. Теперь я уже не уверена, что поступила правильно, бросив его. Тогда и теперь…

Но прошлого не воротить, и в то далёкое утро Миранда Брайс навсегда исчезла из его жизни…

Марк сладко спал, смешно посапывая, как младенец, и улыбался. Я смотрела на него, спящего и такого красивого, и слёзы сами наворачивались на глаза.

Ну почему всё так? Это несправедливо!

Кто бы говорил о справедливости, — ехидно зашептал внутренний голос. — А не ты ли всё это время его обманывала? Скрывала, кто ты на самом деле? А когда он узнал и принял тебя такой, какая ты есть — ты снова его обманула!

Я слышала, как противный голос внутри меня захохотал. Я вздохнула. А и правда — чего на судьбу сетовать? Я сама во всём виновата. Сама! Он самый обычный мужчина, который сунул нос, куда не надо. Я уже встречала таких, как он. Немного магии — и человек напрочь забывает обо всём, что я пожелаю. А с Марком я просто расслабилась. Захотелось побыть беззащитной, вот и потеряла бдительность. Не заметила, как мы переступили черту. Но я всё исправила: больше он не вспомнит Миранду Брайс. Когда он проснётся, меня уже здесь не будет. И его жизнь вернётся в прежнее русло, как и моя. Но почему тогда так больно?

Сердце, словно в колючей проволоке, обливалось кровавыми слезами. А душа…

Душа?

Когда-то давно меня научили забирать души у живых существ. Будь то зверь, птица, вардан, человек или перевертыш. Неважно. У всех есть душа. И для каждой в этом мире своё пристанище. Рай, Ад, Звёздный Свет…

Однако мир несовершенен и в нём существуют такие, кем не так давно была я. Собиратели.

Они единственные, кто обучен обманывать смерть, чтобы украсть у неё очередную душу.

Могучее оружие Единого Бога. Именно Лимуд с кровным братом Люцием сотворили подобных существ. Так они карали непокорных и тех, кто по-прежнему не желал принимать их веру. Сейчас таких называют атеистами — люди, что не верят ни в Бога, ни в Чёрта. Впрочем, не только люди…

Но когда Лимуд предал Люция, заточив его в вечно пылающих подземных пещерах, тот использовал талант Собирателей против брата. Истинный некромант, которому люди дали множество имён от Дьявола до Люцифера, собирал армию Тьмы для воскрешения своей супруги Хельги и ради собственной свободы.

Многие легенды повествуют о том, что души умерших до крещения не покидают землю — становятся тенями, шорохами и пугают людей. В какой-то степени это так. Души атеистов нейтральны, не принадлежат ни Тьме, ни Свету, как и тех, что не обращены к Богам. Именно за такими и охотятся Собиратели. Таких легче обратить к Тьме или Свету, смотря кому служит Собиратель. Украденные души надёжно прячут в магические тюрьмы. А в нужное время чернокнижники выпустят на волю уже армию воскресших мертвецов, наделённых новообращёнными душами. Озверелые в долгом заточении они станут непобедимым оружием светлых или тёмных сил. Это и есть дисбаланс, гибель всего сущего…

Впрочем, я всегда догадывалась, что происходит лишь то, что выгодно Великим силам. Будь то Высшие, Лимуд, Люций — всё равно!

Рядом зашевелился Марк. В груди закололо, а в голове на мгновение помутилось.

О чём это я? Ах да, Собиратели…

Воровство душ — занятие не для слабонервных. Хотя бы потому, что вор чувствует боль и отчаяние своей жертвы. Собиратель проходит все круги ада, прежде чем душа покинет тело хозяина. Так Лимуд наказал предавших его. Но боль и страх жертвы питают Собирателя, приносят ни с чем не сравнимое наслаждение. Такова награда брата-отступника за верную службу. Так меня учили.

Ничего подобного я никогда не ощущала, хотя душ на моём счету бесчисленное множество. Ни боли, ни удовольствия, только навязанное чувство необходимости. Я вытягивала души, потому что слепо верила, что в этом и есть моё предназначение.

Вытягивала…Какое точное слово.

На самом деле это целый ритуал. Довольно муторный и выматывающий, который незачем вспоминать. Я слишком долго убегала от этого. Слишком долго…

Но одно я не забуду никогда. То ощущение, что кого-то обрекаешь на вечные муки, жалкое существование впотьмах. Обрекаешь лишь потому, что приказали.

И это куда хуже, чем просто убить. Убийца отнимает жизнь физического тела. А Собиратели уничтожают…выжигают самое святое.

Остаётся лишь изуродованное муками тело без каких-либо отличительных признаков. Ни пола, ни черт лица. Пустая оболочка. Нет человека. Но не Мага.

С Магами всё не так — я испытала на себе.

Это когда на тебя словно отовсюду смотрят пустые глаза. Ни блеска, ни огня. Твои собственные глаза.

Это когда не видишь ярких красок, а вокруг сплошной мрак и туман. И в груди — где должно биться горячее живое сердце — лишь пепел и лёд.

Это когда время замерло в одной точке. Там, где в последний раз встречаешься взглядом со своим палачом.

Мою душу не вытягивали Собиратели. Она осталась в том доме на берегу озера. В тихом шелесте занавесок от едва уловимых сквозняков. В перьях подушек на его кровати. В аромате кофе и шуме воды из-под крана. В каменных стенах и высоких потолках дома Марка. В его сонной улыбке. В его непослушных волосах. В его серебряных глазах. В его сердце. В нём самом.

И время замерло в той секунде, когда, приоткрыв мутные ото сна глаза, он схватил меня сильной рукой и прижал к себе, зарывшись лицом в моих волосах. Когда я коснулась его головы, и в его разум проникло растворяющее память магическое тепло.

В груди перестало колоть, а мир погрузился в чёрно-белое кино.

Слегка взъерошив тёмные волосы Марка, мягко коснулась губами его небритой щеки. Марк потёрся носом о моё плечо. Как котёнок, получивший долгожданную ласку хозяйки. Я улыбнулась.

Только во сне он всегда казался таким беззащитным.

Рукой провела по его широкой смуглой спине, оставляя под пальцами дорожки мелких мурашек, и покосилась на часы. Стрелки не двигались. Впрочем, время уже не имело значения. Я знала, что пора уходить. Но как?

То, что должно было быть по-обычному легко и безболезненно, обернулось непосильной ношей.

В последний раз вдохнув аромат кофе и сигарет, я высвободилась из объятий Марка, ловко всунув под его руку подушку вместо себя. Он недовольно вздохнул, что-то буркнул, спихнул на пол подушку и перевернулся на другой бок, пытаясь увлечь меня за собой.

Я улыбнулась, с трудом избежав таких желанных объятий.

В этом весь Марк. Он всегда жил по собственным правилам.

А как трогательно он избегал службы безопасности отеля, где мы встретились. Боялся якобы, чтобы та не выставила его вон за некорректное поведение. Так он выражался. А я то знала, что никто не посягнёт на честь и достоинство спутника хозяйки отеля. Скорее, он не хотел встречаться с конкурентами, мечтающими обойти успешного Марка Йенсена. Но вряд ли бы подобное кому-то удалось, ведь именно я выбрала Марка в качестве выгодного покупателя Центра, ставшего мне ненужным после смерти третьего мужа. Так что сделка изначально была обречена на успех исключительно с Марком. И потом, где ещё встретишь сироту с уличным образованием, в одночасье ставшего миллионером?

Марк Йенсен всегда оставался единственным в своём роде.

Впрочем, тогда, в истерике сбегая по широкой деревянной лестнице и перепрыгивая через две ступеньки дабы не запутаться в ватных ногах, я и не подозревала, к каким последствиям приведёт моё навязчивое чувство самосохранения.

Ведь именно после моего побега бизнесмен Марк Йенсен официально отойдёт от дел и укатит в тёплые страны. А на самом деле просто исчезнет.

Именно в то наше последнее утро его коттедж на берегу озера с трудом спасут при пожаре. А единственным, что уцелеет, кроме стен и фундамента, будет лук со стрелами из его коллекции старинного оружия. Этот лук станет настоящей сенсацией в антикварном бизнесе, его выставят как редкую находку в крупном музее, но в первую же ночь тот будет украден. И именно с этим оружием выйдет на охоту неуловимый Стрелок.

Тогда я и представить не могла, как судьба посмеётся надо мной, два года спустя приведя в мой офис майора Лазарева со странным предложением сотрудничества, от которого я не смогу отказаться.

Но в то дождливое утро ни о чём подобном я даже не помышляла.

Я просто ушла, надолго стерев из памяти удивительный год своей жизни.

Мила.

Весна полгода спустя.

Мила проснулась рано. Потянулась. Улыбнулась. По потолку ее спальни плясали игривые солнечные зайчики. Из открытого окна пахло сиренью. Мила распахнула шторы, подставляя лицо весеннему солнцу.

Выпорхнула из спальни, напевая под нос.

— Клим! — позвала брата, а в ответ — тишина. — Клим! — заглянула в кухню, пусто. В спальне брата тоже не оказалось. Мила глянула на часы над кухонным столом — без четверти семь. Слишком рано, чтобы уходить. А может, он и дома не ночевал? Мила взяла со стола бутерброд, оставленный братом, откусила. А что было вчера? Она ничего не помнила. Последнее, что отложилось в памяти — поход в клуб с подругой. А потом…что случилось потом?

Под подушкой в спальне достала мобильник — календарь нагло врал. Не могла же она выпасть из жизни на три недели? Странно. Она задумчиво поскребла затылок. Отложила бутерброд. Включила телевизор. И решила, что сошла с ума. Либо новостной канал тоже врал. Первое было вероятнее. Но как такое возможно? Картинка на экране сменилась и Мила застыла, забыв как дышать. С экрана на нее смотрел человек, приснившийся ей этой ночью. Длинные волосы, шрам через все лицо, грубые черты и серые, почти белые глаза. Мила добавила звук. Мужчину обвиняли в серии убийств молодых девушек. Говорили, что за прошедший месяц от его рук погибло восемь женщин. И все в одной местности, в районе знаменитого Австрийского курорта Бад Ишль. А фото якобы убийцы осталось в телефоне его последней жертвы.

— Чушь какая-то… — пробубнила Мила, вырубив телевизор.

Как он мог ей сниться, если она ни разу в жизни его не видела? Мила намеренно долго всматривалась в снимок маньяка и не могла вспомнить, где еще видела его. забралась на кровать, подогнув под себя ноги. думала. По деталям перебирала ночной сон.

Она помнила лес. Черный, пустынный, тихий. Словно вымерший. Колючие ветки елей, царапающие лицо. Потом яма, волки и он. Тот человек из новостей. Он спас ее. Во сне. Спина зачесалась, Мила поскребла ногтями. Кожу тут же обожгло. Она зашипела от боли. Или не сон? Под ногтями остались следы крови.

Мила кинулась к зеркалу. Стянула пижамную футболку, повернулась спиной. От плеч до поясницы протянулись тонкие багровые полосы. Словно следы когтей. Мила закричала, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Она упала на колени, схватившись за шею. Рубец походил на ошейник. И он наливался кровью, пульсировал, душил. Мила царапал горло, рукой шарила по полу, искала телефон. А в голове лишь одно слово: Беги! Она попыталась подняться на ноги, но судороги скрутили мышцы. Носом пошла кровь. Спину заломило, хрустнули ключицы. И дикий смех сотряс стены.

Зеркало пошло трещинами, отражение смазалось. Но Мила отчетливо видела черноволосую незнакомку. Она тянула руки к Миле. Холодные пальцы касались лица, изучали. А Милу словно парализовало. И только отчаянный крик в голове: Беги!

Нащупав телефон, Мила из последних сил швырнула его в меняющееся отражение. Женщина в нем взвыла.

Сдавила пальцы на шее Милы.

— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto, — раздалось громкое за спиной. Вокруг призрачной руки легла цепь с распятием. А между Милой и зеркалом встал высокий светловолосый мужчина. Клим. — Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum,[1] — повторял он. Пронзительный визг оглушил. Рука вспыхнула огнем, отпрянула от Милы. Та зажала уши. Боль острыми шипами разлетелась по телу. Кровь проступила крупными каплями по коже. Мила закричала. А когда ее волос коснулась чья-то рука и тихий голос прошептал: — Amen, — она потеряла сознание.

[1] Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу. Как это было в начале, теперь, и всегда будет, вовеки веков. (лат.)

Макс.

Путы прошлого.

Это было невыносимо. Воспоминания становились всё острее.

В памяти Макса возникали реки, окрашенные кровью вардан и людей, крики ужаса сгорающих заживо, слёзы потерь над безымянными могилами. Тогда он ещё боялся всего этого, но не теперь. Постоянная борьба за выживание сделала его хладнокровным и бесстрастным. Он мог рассмеяться в лицо самой смерти, мог убить без колебаний и смело двигаться дальше с неоспоримой уверенностью, что ему всё по плечу. Не пугали даже уродливые существа во сто крат сильнее. Путешествуя по многочисленным мирам, Макс сносил монстрам головы, пронзал их ядовитые сердца, не встречая должного сопротивления.

Но всё менялось, когда он забывался сном. В необъятных владениях Унтамо он оставался одиноким мальчишкой, преследуемый одним и тем же видением — он стоит один на краю, а из манящей бездны на него смотрят полные отчаяния и страха глаза женщины, ставшей ему матерью. Эти сновидения не оставляли Макса ни на мгновение, живо напоминая о том, кто он на самом деле. Не человек. Не вардан. Урод. Выродок.

Воспоминания…

Теперь он понимал, что забытье куда лучше. Закрыв глаза, Макс откинулся на спинку водительского сидения джипа. И каково было его удивление, когда из темноты на него смотрели смеющиеся изумрудные глаза, пылающие огнём страсти.

Раскосые глаза Киры…

Они встретились в дивном городке озёрного края Зальцкаммергут. Марк Йенсен, владелец международной сети гостиниц, собирался купить местный термальный центр и прибыл в Бад Ишль с целью прощупать почву.

Стоял жаркий вечер начала июня. В воздухе витал раздражающий еловый запах, и Марк спешил поскорее добраться до отеля. Жара утомляла Йенсена. Светлая футболка неприятно липла к влажному телу, ноги казались ватными, и голова отказывалась работать в нужном русле. Мысли одна бредовей другой взрывали мозг. странные образы не давали покоя. Тонкие пальцы расстегивают блузку, отшвыривают одежду, зарываются в его волосах. На губах — медовый вкус поцелуя. И кожа пылает от ее прикосновений. И он с ней, в ней, наслаждается, выпивает до дна, чтобы вновь и вновь сходить с ума.

И он не понимал, что за ерунда творится с ним.

До встречи с ней…

Наконец, Марк притормозил у бассейна. Он прикинул, располагает ли временем, чтобы окунуться, но покачал головой. На вечер были запланированы дела, не требующие отлагательства. Напоследок окинув воду взглядом, Марк поплёлся в отель.

Однако прохлада роскошного холла не принесла облегчения, суета персонала раздражала. Марк покосился

в сторону администратора, у стойки которого скопились новоприбывшие. Некоторых из уставших туристов Йенсен знал и не горел желанием встречаться. А пройти мимо незамеченным вряд ли удастся.

В отеле Марк проживал под чужим именем, как того требовали дела. Поэтому встреча со знакомыми, партнёрами, а особенно конкурентами могла сорвать долгожданную сделку.

Марк досадливо выругался и свернул к бару, стараясь затеряться в толпе отдыхающих и персонала. В дверях он остановился, вслушиваясь в звуки живой фортепианной музыки. Но элегантное звучание Моцарта волновало Марка Йенсена гораздо меньше той, чьи идеальные пальчики скользили по чёрно-белым клавишам. Что-то подозрительно опасное заныло в груди. Марк вздохнул, понимая, что ему никак не отделаться от назойливого желания, и, привалившись плечом к стене у входа, принялся разглядывать пианистку.

Шёлковое — Марк не сомневался — платье чуть ниже колена открывало стройные ноги в голубых босоножках на шпильке. Глубокое декольте подчеркивало высокую грудь, а золотая нить на спине переплеталась, словно паутина. Заплетённые в косу пшеничные волосы перетягивала бирюзовая лента, закрывающая уши.

— Ну здравствуй, принцесса… — прошептал Марк, когда музыка умолкла.

Сдержанные аплодисменты разнеслись по залу. Пианистка благодарно кивнула и, неожиданно посмотрев в сторону Марка, улыбнулась. Видеть его она не могла — полумрак скрывал Марка от посторонних глаз — но одно он знал точно. Давняя знакомая улыбнулась ему. Тоже ждала встречи?

И тут его повело. В буквальном смысле. Что-то схватило за шиворот и потащило к пианистке. Что-то невидимое, но осязаемое. Марк даже вспотел.

И вот, когда он очутился рядом, она даже не взглянула на него. Пролистывая партитуру, она была безучастна ко всему, в том числе и к нему. Его это разозлило.

Одним рывком Йенсен развернул стул, на котором сидела пианистка — от неожиданности та ахнула — и жадно впился в её губы. Конечно, это было глупо, ведь принцесса могла легко выставить его полным кретином перед всем отелем. А Марку не хотелось быть узнанным и вышвырнутым как из бара, так и из отеля. Но она повела себя неожиданно. Вздохнула — Марк так и не понял облегчённо или обречённо — и ответила на его поцелуй.

Ему казалось, что это длилось целую вечность. Поэтому, когда Марк с трудом оторвался от сладких губ и понял, что прошло всего несколько минут, он на мгновение растерялся. А потом схватил пианистку за руку, под косые взгляды персонала увлекая следом, ни на минуту не сомневаясь в её взаимности.

Оказавшись в пустом лифте отеля, Марк не выдержал — придавил принцессу к стене, навалившись всем телом, и только тогда увидел её глаза. Раскосые, цвета первой весенней травы, они горели желанием и страстью.

Как они добрались до его номера и оказались в постели Марка, он помнил смутно. Реальность перестала существовать, как только он заглянул в глаза пианистки.

Ведьма, — успел подумать он, и это стало его последней здравой мыслью.

А утром давняя знакомая исчезла, тем самым вызвав у Марка смутные чувства. С одной стороны, он обрадовался передышке. Можно было подумать, как вести себя с ней, когда она появится. А в том, что его

давняя знакомая придёт к нему вновь, Марк не сомневался. Ведь зачем-то она приехала в эти края в тот самый момент, когда и он? А с другой, ему крайне не нравилось играть по её правилам. Но иначе пока не получалось. Оставалось терпеливо ждать новой встречи.

Приняв душ, Марк Йенсен выслушал уйму обвинений делового партнёра по поводу сорвавшейся сделки вплоть до обещаний стереть Марка в порошок, если тот всё не исправит. Но Марк был не из пугливых, хотя и не отказывался, что совершенно забыл обо всех делах, когда увидел принцессу в баре. Из-за этого не явился на встречу с владельцем термального центра, но отступать не собирался.

Плох тот предприниматель, кто дарит миллионы конкурентам.

Марк Йенсен был успешным бизнесменом, акулой гостиничного бизнеса, и никогда не проигрывал. Тем более теперь, когда у него появился весомый повод для покупки отеля, где играла талантливая пианистка.

Марк и не ожидал, что она так сильно заденет его. Занятый оформлением договоров покупки-продажи, он не видел её несколько дней, но их встреча всё никак не шла из головы. Поначалу он думал, что в нём заговорила совесть, не желающая зла столь очаровательной барышне. Только так Марк объяснял навязчивые мысли о рыжеволосой, которые уму с трудом удавалось подавлять насущными делами. Она ведь не призналась, кто она. Обманула, потому что была уверена, что Марк забыл её. А он не забыл. Помнил, насколько она может быть жестокой и коварной. Только поэтому он решился подыграть ей, состряпав из себя обычного влюбленного идиота. Первым пунктом стали попытки найти её через работников и клиентов отеля. Однако ни постояльцы, ни персонал о ней ничего не знали, кроме сплетен о недавней с ней встрече Марка.

Словно её и не существовало. Правда, персонал бара как-то старательно избегал разговоров о пианистке. Причины Марк не выяснял, будучи прекрасно осведомлённым о талантах своей знакомой запудривать людям мозги.

Успешно завершив дела и уже не надеясь снова встретить рыжеволосую красавицу, Марк выехал из отеля, перебравшись в коттедж на озере недалеко от Бад Ишля.

В тот же вечер к нему пожаловала гостья. Когда Марк открыл дверь, на пороге стояла его старая знакомая с бутылкой красного вина в руках.

Так всё и началось.

По утрам Марк Йенсен уезжал в Бад Ишль по делам, а вечером возвращался в дом на озере, куда неизменно приходила и она. И всё повторялось снова. Игра на фортепиано, только теперь в его гостиной. Необузданная страсть до самого рассвета. А потом пианистка исчезала. Снова и снова.

Но в какой-то момент всё изменилось. Их отношения затягивали, словно в омут. Теперь это был не просто секс, не просто игра. Марку отчаянно захотелось, просыпаясь, видеть рядом её сонную улыбку, будить её чашкой ароматного кофе и смотреть в её счастливые изумрудные глаза. Он хотел, чтобы она была рядом. Всегда. И это желание пугало и рушило его планы. Впрочем, раскрыть все карты перед своей давней знакомой Марк так и не решился.

Только поэтому, старательно следуя избранной тактике, он пытался выяснить её имя, которое она почему-то скрывала. Марк спрашивал, но пианистка каждый раз называла новое имя, на которое никогда не откликалась.

И Марк принялся воплощать в реальность свои романтические бредни. Самое трудное было заставить её остаться утром. Поначалу Марк просто запирал входную дверь. Не помогло. Пианистка испарялась, не

открывая замок, ключи от которого были надежно спрятаны. Тогда он предположил, что она сбегает через окна, хотя и те оставались закрытыми. Но всё равно, словно ненормальный, Марк заколотил их досками. Опять не вышло.

И утром он просыпался один.

Подпоить или усыпить свою беглянку Марк не решился, искренне опасаясь за её жизнь. Знал её иррациональную реакцию на алкоголь и лекарства. Охрану нанимать не стал, боясь посеять в душе принцессы подозрения, а вот скрытые камеры установил. Но и они не принесли должного результата, улавливая беглянку уже за территорией дома. Чертовщина какая-то, учитывая, что реальную магию пианистка не применяла. Марк почувствовал бы. Но ведь каким-то образом она покидала дом? И тогда в его голову пришла другая, совершенно безумная идея.

В порыве страсти он стал рвать на принцессе одежду. Тогда Марк впервые услышал, как она смеется. Заливисто, как соловьиная трель, и волшебно пьяняще, как музыка Орфея. Она подыгрывала ему, расшвыривая лохмотья по спальне, а потом увлекала за собой в бездну невыносимой нежности. Но ночь сменялась днём, и Марка постигала новая неудача.

Тряпки кучей лежали на кровати, а беглянки не было.

Платьев он разорвал немало. И его всегда удивляло, в чём же она уходила. Женской одежды у Йенсена не имелось, а его гардероб оставался нетронутым. Не голая же, в самом деле!

— Эх, Марк, не видать тебе этой женщины как своих ушей, — усмехнулся он своему отражению и вышел из ванной, попутно натягивая джинсы.

Окинув разорванное платье тоскливым взглядом, с невесёлыми мыслями он поплёлся на кухню.

И застыл на пороге, с немым обожанием взирая на рыжую красавицу, о которой ещё минуту назад только мечтал.

Абсолютно голая, с сигаретой и чашкой кофе она сидела за стойкой, разделяющей столовую и кухню. Облокотившись локтем о столешницу из тёмного мрамора, поблёскивающего в лучах утреннего солнца, она что-то внимательно читала на экране ноутбука. Тусклая вертикальная стойка, на которой в замысловатом порядке были закреплены бутылки и бокалы, почти заслоняла её задумчивое лицо. А раскидистое дерево за окном, отбрасывая причудливую тень на светлый пол, будто отражало её мистическую сущность…

С трудом подавив дикое, первобытное желание овладеть ею прямо здесь и сейчас, Марк подошёл к стойке и заглянул в жестяную банку из-под кофе. Пусто.

Он громко вздохнул и буркнул первое, что пришло в голову:

— Так я и знал…

Ответом стало удивлённо-вопросительное лицо пианистки. Рука с сигаретой застыла на полпути к пепельнице, а глаза выражали недоверие.

Марк потряс пустой банкой.

— Ты выпила весь мой кофе. А без него я по утрам очень злой.

Рыжая смяла в пепельнице сигарету и молча ушла, оставив Марка в дураках. Он и сообразить толком ничего не успел, как она вернулась.

Переодетая в стильные шорты и обтягивающую чёрную майку гостья обошла Марка, поставила на стол новую банку точно такого кофе и уселась обратно за ноутбук. А Марк неожиданно захохотал.

Вдоволь насмеявшись, он первым делом попытался в очередной раз выяснить настоящее имя рыжеволосой бестии, сводящей его с ума. Не признаваться же ей, что он его уже знает.

— Миранда, — серьёзно ответила пианистка. И Марк знал, что она не соврала.

— Значит, на этот раз Миранда? — прищурившись переспросил он. — А завтра…

— Никаких завтра, — сухо перебила она. — И только Миранда, — в глазах блеснул огонёк задора, а на губах заиграла улыбка.

Лишь после этого Марк принялся пересказывать Миранде историю своих душевных мук, когда она в очередной раз исчезала из его постели. А она хохотала без умолку. Как же Марка завораживал её волшебный смех. Он был готов на всё только ради этого смеха.

Миранда жила на другом берегу озера в небольшом деревянном доме вдали от суматохи города. В причинах её исчезновения не было никакой тайны. Обычная боязнь новой привязанности и неумение строить отношения с мужчинами. Вот она и позволяла себе столь безрассудные побеги через подвал, небольшой тоннель из которого выводил аккурат за территорию коттеджа.

— А как ты узнала про подземный ход? — поинтересовался Марк.

— Когда я подыскивала себе домик в этих краях, — говорила Миранда, запустив пальцы в его жёсткие волосы, отчего у Марка голова шла кругом. — Риэлторы показывали мне этот коттедж, так что я изучила здесь все входы и выходы.

Марк знал, что она хотела купить этот дом, поэтому и приобрёл его. Но он начисто забыл про подземный ход.

— Но зачем надо было именно так уходить? — слова давались ему неохотно, да и говорить ему уже не хотелось.

— Нравилось наблюдать, как ты пытаешься меня удержать, — она провела пальцами по небритой щеке Марка. — А про подвал забыл…

Он согласно кивнул.

— Тогда почему сегодня ты осталась? — спросил Марк, за руку увлекая Миранду за собой в спальню. Он и правда не понимал, почему она, ненавидящая его всей душой, вдруг осталась? Он чувствовал, что она не играет с ним. Тогда почему?

— Да ты же испохабил весь мой гардероб! — лукаво прищурившись, Миранда легко подтолкнула его к кровати. Марк оступился и под оглушительный смех повалился на огромную кровать. — У меня осталось одно вечернее платье, — говорила она, усевшись на Марка. Тот охнул, но не от тяжести, а от новой волны желания. — Не могла же я допустить, чтобы и от него остались одни лохмотья! В чём я тогда на людях покажусь?.. Так хотел, чтобы я осталась? — прошептала Миранда, сняв с себя майку.

— Не то слово… — Марк притянул её к себе, губами касаясь загорелой груди. — Я же просил… Умолял… Не уходи… — шептал он, покрывая поцелуями возбуждённое тело.

— Не смогу… — хрипло сказала Миранда, отдаваясь во власть страстного безумия.

Клим.

Сейчас.

Ему стало плохо внезапно. Горький запах серы забил нос, перед глазами поплыло, во рту — металлический привкус крови. Клим пошатнулся и едва не упал, вовремя вцепился в барную стойку. Подбежала официантка, что-то защебетала на ухо. А Клим никак не мог сообразить, что произошло. Рот наполняло кровью, уши заложило, алое марево вокруг. И едкий запах серы. Он был повсюду и нигде. Умом Клим понимал, что в кафе нет нечисти, чуял. Но запах не давал покоя. Сеял страх. А Клим давно ничего не боялся. Сделал глубокий вдох, закашлялся. Сплюнул кровь. Кто-то протянул ему платок. Клим оттолкнул руку, глотнул водки. Горло обожгло. Он сел на стул, сжал виски. Не хватало, чтобы Алинка увидела его в таком состоянии. Не сейчас.

Клим попытался сосредоточиться, нащупать владельца запаха, так бесцеремонно вторгнувшегося в его день. В голове туман. И звон. Как будто сотня зеркал разбилась. Клим зарычал от острой боли, заколовшей в затылке. Что за бесовщина? Залпом осушил вновь наполненную рюмку водки. Откашлялся. И

в этот момент горло сдавило, как будто кто-то невидимый набросил удавку.

— Мила… — выдохнул Клим и сорвался с места.

Свежий воздух прояснил мозг. Солнце слепило. А под ногами пульсировала земля. Дом напротив пошел трещинами — вот-вот рассыплется. Клим бросился к машине. Выругался, обнаружив, что его подпер старенький фургон. От асфальта пошел пар. Клим рванул вперед. Земля вибрировала и стонала под ногами. Люди шарахались в стороны от падающего сверху шифера. Витрины жалобно звенели. И во всем этом чудился смех. Дикий, разгульный.

Клеймо на груди свербело. Клим ощущал, как плавится одежда и прилипают подошвы обуви. А он бежал. Перепрыгивая через бордюры и расползающиеся по дороге трещины. Отталкивая зазевавшихся прохожих, огибая машины. Бежал. И впервые в жизни жалел, что не может открывать порталы.

Неистовый смех рвал перепонки, по шее текла кровь. Клим оглох. Люди вокруг кричали — Клим видел их перекошенные ужасом лица и надорванные в крике глотки. Видел, как проваливаются в бездну высотки. Серый дым затянул небо, превратив утро в сумерки. А Клим не останавливался. До дома еще два квартала. Ему нельзя останавливаться. На ходу перепрыгнул через поваленный фонарный столб и не заметил, как дорога перед ним вздулась. Споткнулся, упал. Кубарем прокатился по горячему асфальту под колеса машины. Водитель вовремя вывернул руль, и Клима лишь немного чиркнуло бампером. Машина пошла юзом и влетела в разверзшуюся дыру. Дорога осыпалась в разрастающуюся трещину. В пропасть складывались бетонные высотки, словно карточные домики, исчезали люди.

— Проклятье… — прорычал Клим, не слыша собственного голоса. С трудом поднялся и двинулся дальше.

Ногу простреливало при каждом шаге, рука занемела, носом шла кровь. В голове стоял гул. Вокруг — паника и хаос. Позади — руины. Впереди — нужный дом.

Клим ввалился в подъезд, когда сил почти не осталось. Туман скользил по ступеням, холодил. Тяжело дыша, Клим поднялся на девятый этаж. В нос шибанул резкий запах серы и силы. Тягучий, приторный, как карамель. Дверь не заперта.

В квартире сизый туман с черными нитями. Нечеловеческий смех и ломкие, некрасивые слова. На полу в спальне — скорчившаяся Мила, из последних сил цепляющаяся за жизнь. Под потолком — мотыльки. А в треснувшем зеркале — уродливая тварь. Мормори. Низшая каста Мрака. Клим выдохнул, сорвав с шеи распятие.

— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto! — прокричал он, обвив цепью призрачную руку. Костлявая лапа мормори зашипела, расплавилась. Тварь взвыла. Морда ее исказилась, принимая первородный облик. Вытянутая птичья голова с загнутым клювом и змеиными глазами.

Клим встал напротив зеркала, закрыв собой Милу. Осенил крестом зеркало.

— Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum! — произнес, растягивая каждое слово.

Еще раз. И еще. Трижды осеняя крестом корчащуюся в агонии тварь. И на последнем слове ударил кулаком по зеркалу. То зазвенело и осыпалось на пол черными осколками.

Клим обернулся к Миле. Безумный взгляд блуждал по комнате. Грудь в крови, на шее ожог. И мотыльки вокруг. Сотни. Кружат над Милой. Клим опустился на колени рядом, коснулся ее растрепанных волос и тихо прошептал: — Amen.

Глаза Милы закрылись и мотыльки рассыпались золотой пыльцой, будто и не было.

* * *

Макс.

Сейчас.

Из паутины прошлого Макса вывели странные звуки, похожие на голоса птиц. Он открыл глаза и осмотрелся.

Прямо перед ним дышало бурей волнующееся море. Северный ветер тормошил короткие влажные волосы, проникал подраспахнутый пиджак.

Ноги утопали в песке.

Макс попытался вспомнить, как он здесь оказался и снова в человечьем обльчье, но наткнулся на огромный провал в памяти. Только теперь его это не пугало. Он знал, что к нему возвращается его сила, украденная в далёком детстве, когда отец привёл к нему Миранду. Варданку, навечно лишившую его жизнь покоя.

И точно так же, как в их последнее утро, сейчас он был совершенно один.

Боль захлестнула его с новой силой, не давая дышать. Лёгкие сжались, и Макс рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух. Дрожащей рукой зачерпнул морской воды и хлебнул, не чувствуя вкуса.

Лёд обжёг горло, и Макс захохотал. Всем своим существом выталкивая из себя боль, как в то утро, когда она сбежала, он хохотал.

Злой, хриплый смех всполошил стаю чаек на берегу. С недовольными криками они сорвались в небо и закружили над Максом.

Он покосился на голодных птиц и с трудом поднялся на ноги.

Чайки кружили над его головой, преследуя до самого асфальта, на котором одиноко ютился пыльный джип.

Ох уж эта Миранда! Одна мысль об этой женщине будоражила самые потаённые уголки его души. Оскалившись на прощание, он рванул с места, и не заметил, как домчался до старого дома в квартале от центра города.

Огромный, серый от песка и пыли, джип едва протиснулся в небольшой дворик и остановился у невзрачного подъезда. Макс вылез из прохладного салона под занимающийся дождь. Крупные капли падали на лицо. У машины он немного постоял, решая идти ли дальше.

И только когда в окнах первого этажа мелькнула знакомая фигура, Макс вошёл внутрь и надавил на звонок единственной квартиры на площадке.

Дверь распахнулась, впуская его в огромное полупустое помещение, и бесшумно закрылась за спиной. Он усмехнулся. Здесь было пусто и тихо, лишь дождь едва слышно стучал по карнизу огромного окна.

— Столь скоро встретиться с тобой не чаял я, — произнёс тихий голос за спиной Макса.

— Я пришёл за помощью, — прошептал он, остановившись у окна.

— Мне странно слышать боль в речах твоих…

— Я больше не чувствую боли, — Макс покачал головой. — Я просто не хочу, чтобы прошлое повторялось. И ты единственный знаешь, как всё исправить.

— Ты жаждешь отыскать его? — голос стал выразительней.

— Ты и сам знаешь, отец…

— Мне жаль, но я помочь тебе не в силах. Забудь, — прозвучало совсем рядом. — Беги. Оставь им этот мир, иначе гибель здесь свою найдёшь ты.

— Я не могу, — Макс опёрся на стену напротив окна. — Не могу её предать.

— Её? — в голосе послышались нотки отчаяния. — Любовь по-прежнему жива в душе твоей, но…

— Хватит! — резко перебил Макс. — Я давно не нуждаюсь в задушевных беседах. Ты упустил свой шанс.

— Минувшее исправить невозможно, — перед Максом появился высокий мужчина в длинном до пят сером одеянии с наглухо застёгнутым воротом и расширенными от локтя рукавами, — но ни о чём я не жалею. Ты вырос, мальчик, стал героем…

— Ох уж эти Великие маги, — Макс вздохнул. — Ты так и не научился простой речи…

— А ты излишне прост, мой мальчик. Неверный путь ты выбрал, тёмный. Он к гибели ведёт…

— Всё так, как ты хотел, — резко перебил Макс. — Не так ли?

— Я виноват перед тобой, мой мальчик, — мужчина печально посмотрел на Макса. — Прости, что Мирру повстречал ты…

— Не стоит, — Макс смотрел прямо в орлиные глаза отца. — Просто помоги мне. Где он, Кирш? Я должен найти его.

— Тебе не одолеть его…

— Он украл у меня семью, дом, любимую, — хрипло перебил Макс. — И я не позволю ему сделать это с людьми!

— Ну что ж, — Кирш пожал плечами. — Сперва ты Сумеречницу отыщи. Она укажет верный путь.

— Кто бы указал путь к ней, — усмехнулся Макс.

— Вы связаны по крови, — отвечал Кирш печально. — Её услышишь зов ты…

— Благодарю, отец, — кивнул Макс, направляясь к выходу.

— Ты только сердце береги, сын… — прошептал Кирш вслед Максу, но тот уже исчез.

Часть 4. Дитя проклятия

Кирш.

Сейчас.

Низкое солнце было болезненно жёлтым. Длинная гряда рваных сизых туч постепенно затянула горизонт. Начинался шторм. Вдали падали морские гребни, вырисовывая контуры чёрных волн, которые шли зловещей чередой. Иногда вершина волны с глухим звуком обрушивалась на полуразрушенный пирс, на краю которого стоял высокий худощавый мужчина с клинком за спиной. Шквальный ветер раздувал полы серого плаща, всё чаще и чаще окатывал колкими брызгами лицо, пытаясь сорвать с головы бесформенный капюшон. Но Кирша это совсем не беспокоило. Наоборот, он жаждал холода, и вода сейчас была ничем иным, как жизнью. Если бы он мог, то, не раздумывая, нырнул в морскую пучину. Если бы он мог…

Что-то намертво держало его на земле. Заставляло вновь и вновь возвращаться в этот мир, когда он, казалось, покидал его навсегда. Что-то сильнее его ослушания, тяжелее его изгнания.

И даже юная девушка, стоящая на песчаном берегу позади, не знала этой причины. Она уже долго наблюдала, как Кирш наслаждался разгорающейся бурей. Кирш не видел Акмирэ, но чувствовал за спиной. Он всегда ощущал её присутствие, даже когда был совершенно один. Всегда слышал её голос в голове, даже если она молчала.

Кирш спрашивал себя, почему она оставалась с ним, ведь совершенно не знала его? Ей толком не ведомо, кто он, откуда, что привело в этот мир.

Но вопросы враз улетучивались, когда он видел карие глаза, наполненные нежностью. Кирш понимал её чувства и боль от его равнодушия, но упорно гнал от себя эти мысли.

Боялся её потерять, если впустит любовь в своё холодное сердце.

Так уже было в прошлом. С женщиной, которая предала и не отпускала до сих пор. Кирш боялся, потому что без Акмирэ не стало бы и его. Она вдыхала в его опустевшее тело частичку души, которой у него давно не было. Только благодаря ей у него еще оставались силы, чтобы двигаться вперёд, к намеченной цели.

А что будет потом, когда он достигнет вершины? Останется ли она с ним, когда узнает правду? Он не хотел, чтобы Акмирэ уходила, но были ли их желания взаимны?

Ты обеспокоен. Почему? — прозвучало в его голове.

Он пошатнулся, нога скользнула по мокрому камню. Акмирэ невольно вскрикнула, зажав рот рукой. Но Кирш удержал равновесие, проводив взглядом осыпавшуюся гальку, которая затерялась в природном танце бело-синих волн. На смуглом лице, расчерченном замысловатой паутиной морщин, мелькнула полуулыбка. Вздох облегчения вырвался из груди Акмирэ.

Упасть в бурное море означало для Кирша исчезновение в тёмных лабиринтах Мрака. Такова была воля Высших за ослушание. Колдун, познавший истину, лишался самого ценного — власти над стихией, Силой. У Кирша отняли Силу, но Акмирэ не знала за что. А он никогда не говорил об этом.

— Преступила вновь закон ты, девочка моя…

Акмирэ невольно поёжилась. Ласковые слова из уст Кирша всегда звучали сухо и насмешливо — он не знал нежности.

Они были вместе много лет, но Акмирэ, не смотря на умение проникать в его мысли, так и не привыкла к бездушности и отрешённости Кирша. Он свободно впускал её в свой разум, но существовал единственный закон — не вторгаться в прошлое. Однако временами она нарушала запрет, пытаясь пробиться к воспоминаниям о былом. Увы, каждая попытка с треском проваливалась, и Акмирэ отступала. Только не в этот раз.

Что случилось? — настойчиво повторила она.

Промолчав, Кирш сделал шаг назад. Он отходил, следя, как неистовые волны с рёвом налетали на сваи пирса, разбивались о молчаливые камни, и отступали, чтобы вновь повторить атаку. Море знало, что рано или поздно одержит победу и навеки скроет в своих объятиях каменные глыбы, кажущиеся неодолимыми.

Неожиданно реальность замедлилась, словно растянулась на сотни мгновений, не ощутимых обычными смертными. И в эти секунды Акмирэ видела, как над пирсом взвился высокий вал; как Кирш распахнул руки, словно приглашая холодную воду в свои объятия; как чёрная волна с глухим звуком обрушилась на причал, погребая под своей тяжестью старого колдуна, и растеклась по серому бетону множеством ручейков. Кирш исчез, и только на влажном песке со стороны пирса появлялись новые следы.

— Случилось… Принцессу рыцарь отыскал, — произнёс он, ступая вокруг Акмирэ. Он умел исчезать эффектно и появляться неожиданно, не считая подобное чем-то особенным. Так, магическая шалость, которая никогда не нравилась Акмирэ. Ну что ж, он тоже не любил, когда в его мысли входили без стука. Маленькая месть удалась. Он остановился напротив рассерженной Акмирэ и вновь заговорил.

— Она его погубит, — как меня, хотелось добавить ему, но слова так и остались непроизнесёнными.

— Но он же её рыцарь? — звонкий голос прозвучал словно музыка, приятно лаская слух.

Кирш молчал. Опустив голову, он сел на песок и, схватив Акмирэ за руку, резким движением усадил рядом.

Мягкую кожу неприятно закололо — такой холодной оказалась его ладонь.

— Да, — печально согласился Кирш. — Но на ней лежит печать проклятия. И тот, кто однажды впустит её в своё сердце, рабом её навеки станет.

— Глупости, — отмахнулась Акмирэ, — по легенде как раз рыцарь спасает невесту от проклятия.

— Легенда, — Кирш усмехнулся, пропуская между пальцами рыжий песок. — Поведаю тебе легенду я, в которой похищена была принцесса Жрецами Лимуда, Бога Единого. Слушай, девочка моя…

В стране далёкой Северного Ветра пришла пора наследнику родиться. Но в ночь дурманящую Равноденствия странности случаются, и вместо принца храброго на свет явилась златовласая малютка. Немало времени король печали предавался об умершей супруге; не признавал он дочери своей и отдал магам на учение. Пытался спутницу сыскать достойную, что подарила бы наследника ему, но не снискал Богов благословения. Так и остался одиноким, пока принцесса в замок Синих Льдов не возвратилась. Дочь увидав отважную и гордую, решил Рагунн её короновать. Весть о принцессе златовласой полсвета облетела. Коснулась и Жрецов Лимуда, что истребляли верующих иначе. Тогда сплели они коварный план, дабы принцессу выкрасть и обратить к Лимуду. Устали все от войн кровавых, что жизней унесли немало, и прибыли Жнецы к Рагунну мир скреплять. Но был король обманут, дочь потерял единственную и лишился жизни.

Немало лет Тинария в Единой Церкви пробыла. Её колдунья опекала, что Лимуда канонам обучила. Семь долгих лет принцессу искали по свету её воины отважные, маги сильнейшие, а найти удалось князю варданскому, что возлюбленным Тинарии был. Но на пути его та самая чародейка предстала, волков предводительница. И заключил князь договор с той колдуньей — душу свою в обмен на принцессу. Тогда отобрала чародейка злая Силу, коей варданы наделены от природы, и обратила князя в волка седого, а принцессу отпустила, как обещано было. Но под маской чужою, Тинария, опутанная тёмными чарами, супругой Маммона, повелителя искусителей, стала. От их союза и появился Гинилан — демон, огнём созданный…

— Но я знаю совсем другую историю…

— Преданий много существует об отважном князе Ламонтейне, обращённом в зверя, о сыне Тинарии Гинилане и его наследнице, дочери варданской королевы, однако правда лишь одна, — Кирш бросил в неожиданно стихнувшее море маленький камешек, попавшийся среди песка. Тот пролетел над водной гладью, несколько раз едва коснувшись её глянцевой поверхности, и нырнул в холодные объятия, оставив лишь широкие круги. — История сия о ведьме, но не о рыцаре.

— Но он же был в лесу? — не соглашалась Акмирэ, теребя выбившуюся из прически прядь чёрных, как вороново крыло, волос. — Он встретился с колдуньей, значит…

— Увы, сие не значит ничего, — устало перебил Кирш. — В Лощину его судьба чужая привела. В жизни, девочка моя, любовь не творит чудес, а смерть не отступает.

— Она уже отступила, и он будет жить, — фыркнула Акмирэ, поднимаясь. — Ты ведь сам сказал, что рыцарь отыскал принцессу. Она спасла твоего сына.

— Да, — Кирш встал напротив спутницы, — и потому пора настала нам вмешаться.

Он тронул горячую ладошку холодными, словно неживыми, пальцами. В этом прикосновении не было ни тепла, ни нежности, но девушка привыкла.

Порывистый ветер сменился бризом, едва касающимся непокорных тёмных волос спутницы Кирша.

Затихшее море шелестело белыми барашками мутных волн. Природа засыпала после яростной бури.

И только капли дождя блестели на серебряной рукояти меча за спиной колдуна.

Продолжение:

Что с тобой? — пронеслось в голове Кирша. Он хмуро посмотрел на Акмирэ и, не ответив, побрёл вдоль прибоя.

— Что с тобой происходит? — повторила Акмирэ вслух. Кирш снова промолчал. Он пытался сосредоточиться, установить ментальную связь с сыном, который пропал много лет назад. А постоянные вопросы Акмирэ нарушали кропотливую работу мыслей.

Так прошло несколько часов. Во внутренней борьбе и полной тишине. Кирш шёл впереди твёрдо и уверенно. Акмирэ не отставала, ступая за ним след в след, как он учил. Но в одно мгновение Кирш замер, едва дыша, и упал на колени. Акмирэ успела подхватить его, не дав рухнуть в песок.

Когда Кирш очнулся, то встретился взглядом с карими глазами темноволосой девушки. Его губы растянулись в мрачном подобии улыбки, словно ничего не произошло, а она смущённо отвернулась.

— Что ты, девочка моя? — спросил он, поднимаясь с мягкой кровати. Яркие лучи утреннего солнца ослепляли и наполняли теплом ветхий деревянный домик на берегу. — Как попали мы в это жилище?

— Я перенесла тебя сюда, когда ты потерял сознание. Я очень испугалась…

Кирш накинул на вздрагивающие девичьи плечи огромный плед.

— Всё хорошо. Ничто не страшно старому колдуну, — говорил он. — Сила пробуждается в недрах души твоей. Но помни, что Сила коварна — и мага погубить может.

— Я помню, а вот ты постоянно забываешь обо мне.

— Неправда, — мягко возразил Кирш.

— Тогда почему?! — разозлилась Акмирэ. — Почему ты не говоришь, что с тобой происходит?!

В её глазах вспыхнул огонь, испепеляющий словно проснувшийся вулкан. Ещё чуть-чуть и она спалила бы Кирша живьём. Но он знал лекарство.

Он обхватил её голову, сдавил затылок. Мороз его пальцев пронзил Акмирэ миллионами раскалённых игл. Ледяные струи обрушились на её внутренний вулкан, обращая пламя в пепел. Акмирэ пошатнулась, но устояла, поддерживаемая энергией Кирша. Всего мгновение и огонь погас, сменяясь ровным тёплым цветом радужки.

— Девочка моя… — прошептал Кирш, проведя рукой по шёлковым волосам. — Волшебнице стоит осмотрительней быть. Ибо однажды Сила огня поглотит тебя, и никто не сумеет её усмирить.

— Прости…

Кирш взглянул на взволнованную спутницу. Впервые он повстречал Акмирэ в эпоху Средневековья. В те смутные времена, когда он, одинокий колдун, лишённый Силы, блуждал по затерянным Путям, надеясь отыскать тот мир, куда в последний момент зашвырнул свою любимую. И Кирш нашёл — и мир, и время, и любимую. Но та стала другой, предала его, украла душу и сбежала. А он остался, желая только одного — скорее встретить смерть. Увы, колдуна постигло разочарование, потому что бессмертный не мог погибнуть.

Плоть мага не вечна — душа постоянно меняет телесный облик, а покидает мир, когда маг выполнит предназначение. У каждого оно своё: кому-то предназначено воспитать ученика, кому-то спасти мир, кому-то стать Богом.

Но тот, у кого украли душу, обрекался на вечные скитания. И только Высшие, прародители магов, имели власть над жизнью и смертью.

Кирш жаждал полного исчезновения и уже надумал возвратиться к Высшим, однако встретил волшебницу, которая его полюбила. Она спасла его, вселила надежду и подарила часть своей души. Акмирэ стала его единственной спутницей и ученицей.

— Пробился к сыну я сквозь временной барьер, — тихо произнёс он. — Немало лет прошло с тех пор, как из виду утратил его я. И вот теперь он рядом, в этом мире. Не разделяет время больше нас. К нему и память возвратилась.

— Так это же хорошо, — улыбка тронула уголки губ Акмирэ, а взор скользнул по мрачному лицу уставшего мужчины. — Теперь он сможет отомстить за себя, вернуть любимую и спасти мир. Разве это плохо?

Кирш тяжело выдохнул, не зная, что ответить.

На заре новой жизни, когда Акмирэ нашла его в горах Тибета, Кирш поведал ей о своём прошлом. О том, что преследовало его во сне и наяву. О том, что причиняло боль, и что он не в силах был изменить. Кирш рассказал ей о сыне, которого он украл у матери и спрятал среди людей.

Мальчик рос в хорошей рабочей семье, где его любили, как родного. А когда ему исполнилось семь, Кирш стёр его память. Заставил забыть, кто он на самом деле. Но Кирш совершил ошибку, о которой сожалел до сих пор. Он струсил, не смог изменить сына сам. Он избежал ответственности, возложив её на хрупкие плечи чародейки. И именно тогда Кирш потерял и сына, и любовь всего своего существования.

— Джим? — звонкий голос Акмирэ выудил его из паутины воспоминаний.

На губах появилась знакомая девушке полуулыбка. Она никогда не называла его истинным именем, только Джим. Так, как он назвался ей при встрече.

— Он нефелим, Акмирэ, — заговорил Кирш, и в низком голосе его звучало отчаяние. — Сын колдуна отверженного и ангела, что исполнителем пророчества была. Дитя он, что родился против воли Высших. И все грехи родителей теперь на нём лежат тяжёлым грузом, который снимет гибель лишь его… И память вновь его жива.

— Выходит, сбывается пророчество?

— Оно уже сбылось, когда к нему я Мирраэль привёл. Не раз он смерть перехитрил для Мирры, но от руки её погибнет.

— Мирра? Кто она?

— Дитя проклятия…

* * *

Девушка с ароматом лотоса.

Сейчас.

Ночь выдалась безлунной, а фонари в порту после полуночи не горели. Странная человеческая особенность

— экономить. Даже на собственной жизни. Именно поэтому они так уязвимы. Как и те, кто принимает их облик в надежде спастись, спрятаться. У Теона не вышло. Похоть — еще одна особенность людишек. Их страсть и слабость. Она проникает в самую суть, пропитывает и от нее не сбежать. Девушка знала это, как никто. Сама попалась на крючок человеческих слабостей. Но она сильнее, а вот нефелим, покорной собачонкой трусящий следом, оказался слабаком. А еще Хранитель. Девушка фыркнула, а Теон неожиданно остановился, рывком притянул ее к себе. Втянул носом ее аромат. Она видела, как под его кожей проступили следы перьев. Повеяло плесенью.

— Ты вкусно пахнешь, — пробормотал он, накручивая на кулак ее волосы. — Лотосами. Кто ты, Эми? — провел пальцем по ее щеке, коснулся губ.

— Твой подарок, — улыбнулась девушка призывно. Прижалась к Теону всем телом, коснулась губами его губ.

Нефелим хрипло застонал, углубив поцелуй. Эми не противилась. Ей нужно было, чтобы Теон поверил ее желанию. Она обвила руками его шею, пробежалась пальцами по взъерошенным волосам, коснулась плеч, над которыми пробивались мягкие крылья. Запах плесени стал ярче.

Эми сделала попытку отстраниться, но нефелим не пустил. Девушка тихо пискнула, изображая испуг.

— Не бойся девочка с ароматом лотоса, — выдохнул Теон. — Я не обижу тебя. Просто я не такой, как все.

— А кто ты? — дрожащим голосом спросила Эми, рукой осторожно поглаживая лиловые крылья. Красивые перышки у этого Хранителя. Значит, правду говорят, что камни оставляют метку. У обычных нефелимом крылья сизые, как туман. А у этого — роскошного оттенка, с проблесками чистой голубизны. Жаль портить такую красоту. Но ничего не поделать. Он — Хранитель. А значит, должен исчезнуть.

— Я расскажу тебе, — он улыбнулся. — Но позже. Ты ведь хотела мне что-то показать?

— Да, — кивнула она, облизав губы. Знала, как это сводит с ума таких, как Теон. — Я тоже не такая, как все. Идем.

Она взяла его за руку, увлекая к заброшенным докам порта. Там у нее приготовлено укромное местечко для ночных забав.

Когда они вошли в отгороженную кирпичной кладкой комнату, нефелим насторожился. Но Эми не дала ему опомниться. Щелкнула пальцами, и вспыхнули рыжим пламенем десятки свечей. Помещение залилось теплым светом. По стенам заплясали тени. Не оборачиваясь, чувствуя тяжелое дыхание Теона, она поднялась на каменный алтарь. На песок рассыпались розовые лотосы. Шелковое платье соскользнуло с плеч, открыв перепончатые алые крылья. Хрупкие, как у мотылька.

— Сумеречница, — изумленно выдохнул нефелим, шагнув навстречу своей смерти…

Он лежал на алтаре, с восхищением рассматривая нагую Эми. Миниатюрные лотосы скользили по телу, шипя от капель пламени, рассыпавшихся по смуглой коже. Его распахнутые крылья подрагивали от возбуждения, а грубые пальцы блуждали по животу девушки, бедрам. Он хотел ее и не скрывал своих чувств. И ему было плевать, где завладеть ею. Эми читала его вожделение в темных, почти черных глазах, в каждой черте худого лица. В темноте он выглядел привлекательней. А так ничего особенного: волосы выгоревшего рыжего цвета, высокие скулы, оттопыренные уши, смешные веснушки у горбатого носа. Обычный человек. Только душа необычная. И ее надо пленить.

Эми склонилась над нефелимом, губами коснулась шеи, ключицы. А рукой скользнула в нишу под алтарем. Перехватила отравленную стрелу. И со всего маху вонзила в крыло нефелима. Одурманенный ароматом лотосов, Теон не ощутил боли. С другим крылом проделала то же самое. По камню расползлось черное вязкое пятно, будто смола. Эми хищно оскалилась, провела острыми коготками по его обнаженной груди. На коже проступила лиловая кровь. Девушка слизала ее. Солоноватый привкус человеческой крови смешался со вкусом серы и плесени. Эми захохотала. И тогда нефелим взвыл. Он попытался сбросить с себя девушку. Но не смог. Руки выкрутило судорогами. А коготок Эми скользнул по животу, вспарывая кожу. Крик сорвался на хрип, а на его лицо упал лотос. Тонкие нити расползлись по лицу Теона, острыми шипами вгрызаясь внутрь. Лопнули глазные яблоки, хрустнули кости. Из распоротого живота полилась кровь. Она стекала по алтарю и с шипением впитывалась в темнеющий на глазах камень.

Нефелим извивался в конвульсиях, пока рука Эми пробиралась к сердцу. Горячее, оно билось между ее пальцами. Нежное, сильное. Живое. Истинное.

Медленно, едва дыша, Эми вытянула его из груди. Теон с изумлением смотрел на пульсирующее в ладони сердце. Прикованный магическими стрелами, он знал, что не выживет. Его душа, заключенная в горячей плоти, стекала лиловыми струйками по тонкому запястью девушки.

Мгновение, и сердце просыпалось прахом на истерзанную плоть нефелима. Теон дрогнул в последний раз и умер. Исчез еще один Хранитель камня Варды. А Стрелок получил новую загадку. Игра продолжается…

Продолжение:

* * *

Каролина.

Сейчас.

Рассвет…

Небольшую бухточку покрывала густая седая пелена тумана. Словно сорвавшееся с неба облако, порывы ветра гоняли его между берегами, не давая проникнуть вглубь города. Высоко над горами серел небосклон, осторожно отпуская ночную мглу. Но кое-где небо, смешанное с утренним маревом, всё ещё походило на чашку кофе с молоком.

Город спал. Лишь на заводе на его окраине было многолюдно.

Эксперты обследовали место преступления и осматривали тела, двое из которых принадлежали детям лет двенадцати — четырнадцати. Определить точнее на месте было непросто — тела набухли, кожа, покрытая синюшными трупными пятнами, сморщилась, стала жемчужно-белого цвета.

Следователь опрашивал сторожей и работников порта рядом, оперативники прочёсывали местность. Овчарка по кличке Диксон пыталась взять след, но от бессилия только поскуливала. Медики оказывали помощь маленькой девчушке и нескольким мальчикам-подросткам.

Ребят вытащили из канализационного колодца за территорией завода. Продрогшие дети буквально тряслись от страха.

На проржавевшем судне, пришвартованном у причала, нашли останки человека. Скелет, покрытый тонким слоем белого порошка, был аккуратно выложен на палубе в виде распятия. Грудную клетку поддерживала пара арматур, рёбра были продырявлены в семи местах, а череп расколот пополам.

Следователь Каролина Лазарева в сопровождении оперативника тем временем обходила территорию в поиске каких-нибудь зацепок, стараясь избегать Киру, которая беседовала с подростками.

Среди груд металлолома, в которые рабочие завода превратили не один десяток кораблей, Каролина обнаружила небольшое помещение, похожее на жертвенный зал. Двери в проходе отсутствовали, как и окна, превращая отгороженное пространство в некое подобие коробки, крышей которой служило металлическое покрытие распилочного дока. На кирпичных стенах, выкрашенных в безликий серый цвет, были развешаны амулеты, зловеще поблёскивая в неверном свете огромного количества свечей.

В центре мрачного зала возвышался алтарь округлой формы, окружённый черепами.

На алтаре лежало тело.

Каролине стало не по себе. Она осторожно шагнула вперёд, но тут же отступила, глянув вниз. Под ногами находился песок, а значит, входить внутрь до прихода экспертов не стоило — могли затереться следы. Оставив оперативника охранять зал, Каролина поспешила за экспертами. Вернулась она скоро, пропуская вперёд троих мужчин разного возраста. Первый, высокий, средних лет, принялся колдовать над поиском следов и отпечатков. Второй, уже немолодой тучный мужчина, склонился над телом. Третьим был молодой следователь, которому Михеич, судебно-медицинский эксперт, перечислял детали осмотра тела. Только после того, как криминалист закончил со следами на полу, бурча по поводу затоптанных следов в коридоре, Каролина вошла внутрь.

Но полностью разглядеть окутанный полумраком зал Лина не смогла — не помогали ни блики расставленных повсюду свечей, ни направленные лучи от фонарей экспертов. Остановившись у стены с круглыми амулетами, на которых дрожали тени язычков пламени, Каролина критически осмотрела толстые свечи на полу. Некоторые из них почти догорели, кое-какие были покрыты капельками воска, словно слезами, но большинство трещали, только разгораясь. Выходит, убийца ушёл совсем недавно. Возможно, оперативникам даже удастся поймать его.

Ещё шаг, и Лина остановилась на узкой каменной ступеньке, возвышаясь над застланным идеально белой тканью алтарём, на котором лежал истерзанный труп. Она поморщилась от неприятного запаха жжёной плоти и серы, прикрыла нос рукой и, получив одобрение Михеича, продолжила осматривать тело.

Ладони и стопы мертвеца, полностью исписанные непонятными иероглифами, были прибиты стрелами к жертвеннику, образуя очередное распятие. Живот убитого вспороли и набили чёрными перьями, словно подушку. Кожа на груди разорвана, из нее торчали ребра. Голова трупа лежала отдельно, возвышаясь над туловищем, вместо глаз — чёрные провалы, а на лице, покрытом черной сетью капилляров, застыл ужас.

За всю свою практику Каролина Лазарева сталкивалась со многими кровавыми преступлениями, но подобное видела впервые. С отвращением она отвернулась от тела и взглядом наткнулась на Киру.

Та стояла у входа в зал и выглядела как-то непривычно.

Обычно предпочитавшая деловые костюмы с глухим воротом, высокие каблуки и пальто-плащи Кира была одета в светлые джинсы, белую куртку и кроссовки. Лёгким движением она откинула на спину капюшон, открыв заплетённые в косу роскошные волосы цвета зрелой пшеницы. Косу перетягивала алая, словно кровь, лента, скрывающая уши, а затемнённые очки надежно прятали глаза.

— Ты-то что здесь делаешь? — неожиданно резко спросила Каролина. Все трое мужчин обратили внимание на Киру. — Психолог здесь не нужен.

— Меня Альберт Михайлович пригласил, — спокойно отвечала Кира, и махнула немолодому мужчине: — Приветствую! — Михеич приветливо улыбнулся. — Или ты забыла, что я тоже кое-что умею? — было сказано уже Каролине.

— Не забыла, — буркнула Лина.

Она отчётливо помнила, как Макс притащил в Управление расфуфыренную дамочку, от которой за километр разило роскошью и высокомерием, и заявил, что Кира Лист — психолог, доктор медицинских наук, специалист в области криминалистики и судебной психиатрии, отныне будет сотрудничать с нами. Впрочем, с нами Кира никогда не работала. Она всегда и везде была исключительно с Максом. Поначалу Каролину это страшно бесило, но со временем она поостыла, признав, что Кира оказалась неплохим профессионалом.

— Что скажете, Альберт Михайлович? — спросила Кира, не глядя на труп. Каролина и не заметила, когда она подошла.

— Я думаю, убили его уже тут, — отвечал Михеич, — а уж потом расчленили. Видишь, крови нет?

Кира кивнула.

— Так её тут вообще нет, — вмешалась Каролина. — Крови. Как, по-вашему, его убили в такой идеальной чистоте? Убийца прибрал за собой?

— Да, это странно, — согласился Михеич. — Хоть капля, но должна остаться, а тут стерильно как в операционной. Да и в трупе вообще жидкость отсутствует. По крайней мере, на первый взгляд. Такое ощущение, будто специально выкачали. А там вскрытие покажет. Что со следами, Антон? — обратился он к другому эксперту.

— Отпечатков уйма, большинство смазанные, а те, что видны чётко принадлежат ботинкам примерно сорок четвёртого размера, — отрапортовал Антон, завершив осмотр помещения. — Скорее всего, на полу следы обуви убитого — на подошве имеются частички песка, да и след совпадает. Либо тут была куча народу в одинаковых ботинках, что очень сомнительно. Либо убийца пришёл в точно такой же обуви, а это вообще из области фантастики. Разве что на труп свои ботинки обул. Да и других следов не имеется. Даже выхода другого нет, только этот, — он кивнул на проход.

— А что со временем, Михеич? — поинтересовалась Лина

— Точно сказать не могу, но смерть наступила примерно час назад, плюс-минус полчаса.

— Это что ж получается, убийцу мы спугнули? — Каролина задумалась, прокручивая в ухе миниатюрную сережку. Она всегда так делала, когда над чем-то размышляла.

— Нет, — вступила в разговор Кира, обратив на себя внимание остальных. — Убийца ушёл сам, довершив задуманное. Жертва мертва, следов нет, значит, он не убегал.

— Кира права, — поддержал Михеич. — Если бы мы спугнули убийцу, он бы наверняка напортачил. А тут идеальное преступление.

— Ни черта не понимаю, — Лина отошла от тела. — Как убийца вошёл, вышел, не оставив и следа? Как убивал, расчленял, если и пятнышка крови нет? И вообще на кой чёрт ему обставлять убийство, как ритуал? Вон свечи зажёг, амулеты развесил, черепа разложил. Да и место он выбрал странное. Причём ежу ведь понятно, что этот зал никаким боком не вписывается в постройки завода.

— А убийца ничего не выбирал, не зажигал и не раскладывал, — уверенно заявила Кира, осматривающая тело. Она склонилась над отрезанной головой и зло прошипела: — Проклятье…

Каролина искоса глянула на Киру.

— Что такое? — удивился Михеич, но Кира так и не ответила.

Прибыла труповозка, санитары забрали тело, аккуратно упакованное в полиэтиленовые пакеты по частям, ушли и эксперты, закончив осмотр места преступления.

— Что ты там говорила, что убийца ничего не выбирал, не зажигал и не раскладывал? — сухо спросила Каролина, когда они остались вдвоём с Кирой.

— Я думаю, что всё это приготовил убитый незадолго до смерти.

— Убитый? На кой? Готовился отправиться на тот свет?

— Скорее всего, кого-то готовил, — парировала Кира. — Сама посуди, этот зал был выстроен не сегодня. Скелет на палубе, трупы в воде, которым я уверена не один день, запертые дети…

— Секта?

— Возможно. Завод после катастрофы не работает — идеальное место, где никто ничего никогда не найдёт.

— Тогда всё ясно, убитый был жертвоприношением, — с лёгкостью заключила Каролина. — Осталось только выяснить, что тут за секта была и…

— Погоди ты! — Кира мотнула головой.

— Что ещё?

— А где тогда следы убийцы? Свои веничком замёл, а остальные оставил?

— Ну, следы замести на песке не проблема, — отмахнулась Каролина. — А в коридоре, если там что и было, мы давно уже все затоптали. Так что, дождёмся результатов экспертизы, а там посмотрим. По крайней мере, здесь нам больше делать нечего.

— Я так не думаю, — возразила Кира, осматривая помещение. Задрав голову, она долго что-то высматривала в кромешной тьме под самой крышей, пока не изрекла: — Убийца пришёл оттуда, — и указала наверх.

Что она там смогла разглядеть, Каролина не знала, однако предположить, что убийца сиганул с двадцатиметровой высоты было сродни сказочке про белого бычка.

— Аха, — хохотнула Лина. — Спайдермэн местный. Или Бэтмэн?

— Нефелим, — пожав плечами, ответила Кира.

— Кто? — Каролина уже едва сдерживалась от смеха.

— Нефелимы — это такие существа… — начала Кира и осеклась, уставившись в стену напротив.

На неровной стене сияли замысловатые символы, напоминающие иероглифы.

Каролина проследила взгляд, но ничего не увидела, кроме голой стены землистого цвета.

— Кира, я в курсе твоих, скажем так, необычных способностей, но, может, ты всё-таки прояснишь суть происходящего.

— А? Нет, мои способности тут совершенно ни при чём, — Кира перевела взгляд на Лину. — Просто мертвец, перед тем, как стать таковым, не был человеком. Собственно, и убийца тоже.

— Ну да, повальное вторжение инопланетян, — отшутилась Каролина.

— Скажи лучше, что тебе известно о нефелимах?

— Опять эти нефелимы, — вздохнула Лина, понимая, что просто так не отделается от Киры. — По-моему, это что-то из Библии. Дети ангелов и людей, кажется. Только к чему тут мифы?

— Занятно… Разве Макс тебе ничего не рассказывал? — удивилась Кира. Она всегда думала, что у Максима с сестрой были близкие отношения, а теперь выходило, что та ничего не знала о его увлечениях.

Каролина отрицательно покачала головой и отвернулась. Разговаривать о брате было невыносимо.

— Кстати, о Максе…

— Не стоит, — перебила Каролина. — Я всё знаю.

— Всё?!

— Что ты увидела на стене? — проигнорировав вопрос, спросила Лина.

— Что тебе известно о Максе? — не отставала Кира. Её голос стал резким. Только так она могла скрыть свои опасения и страх по поводу того, что кому-то ещё стало известно о её связи с Максом.

— Он мёртв.

— То есть?

— Мы нашли его тело. Вероятно, погиб во время катастрофы. Всё. Точка. Давай вернёмся к делу.

— Но…

— К делу, — отрезала Лина, пресекая очередную попытку ей возразить.

Кире пришлось отступить.

— Что ты увидела на стене?

— Чатэ, — растерянно отвечала Кира.

— Что это?

— Своеобразное послание.

— Послание? Кому? И причём тут какие-то нефелимы? Очередная байка типа вампиров и эльфов?

— Долго объяснять…

— А я никуда не тороплюсь. Только пойдём отсюда, — она демонстративно поёжилась.

— Где-то здесь должен быть склад…или контейнер…

— Контейнер?

Кира кивнула и торопливо вышла из зала. Каролине ничего не оставалось, как последовать за ней.

Стремительно двигаясь по территории полуразрушенного завода, Кира лихорадочно оглядывалась. Она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, от которого сводило позвоночник.

Она не ошиблась. За ней действительно наблюдали. Кира не видела неизвестного, но ощущала его мысли в своей голове. Он не был одним из тех людей, что ещё остались на заводе. Он вообще не был человеком.

Буквально в шаге от тяжёлой металлической двери невысокого здания, Кира внезапно остановилась, круто развернулась на пятках и посмотрела поверх головы Каролины. Свет фонаря в руке следователя ненадолго ослепил Киру, но она всё же разглядела.

Там, на башне высокого крана, стоял её преследователь в длинном чёрном плаще. Она сорвала очки и увидела его лицо, рассечённое шрамом. Он коротко кивнул ей и исчез, только мелькнули белооперённые стрелы в колчане на поясе.

— Ты в порядке? — донёсся голос Каролины.

Кира взглянула на следователя и неуверенно кивнула.

* * *

Стрелок.

Сейчас.

Запах. Он снова манил и дурманил. Стрелку с трудом удалось подавить безумное желание рвануть по следу. Это снова могло стать ловушкой. Больше он не намерен попадаться. Но лотосы не давали покоя. Они словно въелись в кожу, не давали дышать.

Спасал лишь душ: холодный, обжигающий. Тугие струи били по исчерченному шрамами телу, заставляя вздрагивать. До сих пор не привык к холоду. Странно, учитывая, что лед — его стихия, его натура, генетический код, если таковой имелся у нефелима.

Стрелок прислонился к шершавой стенке душевой кабинки, потерся спиной. Кожа зудела, а из-под лопаток пробивались темные крылья. Проклятый запах! Запутывал, обнажал его суть, но ни на шаг не приближал к владелице.

А в том, что так пахла женщина — Стрелок не сомневался. Красивая, необычная и очень сильная. Выяснить бы, кто она. Откуда? Почему ведет на него охоту? Кому он понадобился? Неужели одна из свиты Шиезу? Непохоже. Слишком откровенный у нее аромат.

Стрелок закрутил кран и не вытираясь прошел в гостиную. Распахнул панорамное окно, вдохнул воздух города: загазованный, с примесью озона и сточных вод. Прохладный ветер обнял его туманом, просыпался по коже мурашками. Зато становилось легче. Пусть ненадолго, и запах лотосов еще вернется. Но пока есть время подумать.

Он прикрыл глаза, отрешившись от шумихи ночного города.

Итак, что он имеет…

Первое. Мертв седьмой Хранитель Лифирина. Душа его рассыпалась прахом у него на глазах, а он ничего не смог сделать. И что хуже всего — гибель седьмого хранителя разрушило связь между двумя оставшимися в живых. И теперь они будут убивать друг друга самим существованием. Пока не умрут оба. Вопрос лишь в том, как быстро это произойдет. И что будет потом? Явно ничего хорошего. В последний раз гибель Хранителей камня Варды привела к рождению религии и исчезновению целых миров и видов. И как быть теперь — неясно.

Второе. Кирш. Старый колдун затеял какую-то игру, пока неясную Стрелку. Но появление Кирша здесь и сейчас было странным. Как и затишье Шиезу. Попрятались его крысы по норам, выжидают. Чего? Пока незнакомка с ароматом лотоса не прикончит всех Хранителей? И что дальше? Зачем он вообще в этом мире? Решил потеснить брата?

Третье. Сумеречница вернулась. Правда, не в самом лучшем облике, да и с компанией ей не повезло. Но она рядом. И землетрясение в соседнем городе, унесшее сотни жизней и стершее с лица земли еще один мегаполис, тому подтверждение. Темные твари засуетились. Только пересечение границы вызывает столько катастроф. А низшие почуяли притягательность свободы и легкую добычу — теперь не остановятся, пока не убьют Сумеречницу. Значит, нужно спасать девчонку.

Вот только ведьма снова встала на его пути. И видела его этой ночью в порту. Узнала? Стрелок не знал. Опасно другое. Она и человеческую девчонку впутала во все это дерьмо. Рассказала о прошлом. Сняла маску. Но пока не до конца поняла, что произошло. Или не призналась?

Стрелок усмехнулся, досадуя, что не может с той же легкостью влезать в чужие мозги, как варданка.

Ему никогда не понять ее. Но остановить надо, иначе кто-то из них погибнет.

Стрелок медленно открыл глаза. Холод больше не тревожил, как и запах. Истаял с рассветными бликами солнца. Заря распалялась, разгоняя туман, обагрив серое небо.

Он знал, что нужно делать. Но сперва необходимо восполнить запасы. Стрелок прошел в спальню, оделся. Из сейфа достал колчан и лук. Пересчитал стрелы. Ровно тринадцать. Оперение поистрепалось, несколько сломалось. Некоторые наконечники остались в трупах. Нужен лодарис. Он вдохнул, выдохнул. Прочертил в воздухе три линии, которые сплелись в путевую руну, открывая ему залитую лунным светом тропинку.

Стрелок прикрепил к поясу колчан, застегнул на груди ремень с луком, накинул плащ и шагнул в мерцающую руну.

Завершающее продолжение части:

* * *

Кира.

Сейчас.

Я сидела на тёплом капоте своего джипа и курила. Не единственная вредная привычка, унаследованная в результате жизни в этом мире. Нервы, конечно, не успокаивало, зато вкус сигарет нравился.

Вокруг туда-сюда сновали полицейские, осматривая территорию завода и порта вдоль и поперёк. Вдалеке слышался вой сирены.

Де жа вю прямо. Похоже, у меня талант влипать в неприятности. Даже замужество всегда оборачивалось трагедией.

Первый раз я вступила в брак с Лораном, наследником трона княжества Ландерлеут, которое находилось на крайнем севере варданского королевства. Союз этот был заключён исключительно в целях укрепления дружбы между людьми и варданами, но, увы, ничем хорошим он не закончился. Лоран погиб во время пожара, охватившего дворец как раз в нашу первую брачную ночь. О трагедии я узнала от Кирша Визарди, колдуна и моего учителя, который вытащил меня из пылающего дома в ту ночь. Подробностей произошедшего он не рассказывал, объяснив случившееся непринятием Богами такого союза. Но подданные Лорана вероятно думали иначе, потому как начали преследовать меня, желая только одного — моей смерти. Я была вынуждена бежать в другой мир. С помощью Кирша я и попала в человеческое Средневековье, где он оставил меня.

Однако вряд ли можно назвать спасением жизнь чародейки во времена охоты на ведьм. По своей неопытности я не смогла скрыть от окружающих сверхъестественные способности, и была уличена Церковью в связи с Дьяволом. Я передёрнула плечами. До сих пор неприятно вспоминать те времена…

Со вторым супругом я познакомилась как раз в то смутное время, когда меня едва не сожгли на костре Великие Инквизиторы. Но мне повезло: кто-то швырнул меня в портал, и я выжила. Жаль, но я по сей день не знала своего спасителя. Впрочем, он и сам не жаждал быть узнанным.

Оправившись от ожогов, полученных на праведном огне, которые затянулись, не оставив и следа, я встретила Клима. Он-то и привёл меня к Шиезу — второму супругу, узы с которым разорвать под силу лишь смерти. Именно он сделал из меня ту, кем я стала. Одинокую ведьму, убегающую от собственного я. А тогда я поверила ему, поверила в своё предназначение выжечь из миров Великое Зло. И покорно служила Шиезу: убивала, разрушала рука об руку с Климом ради эфемерной великой цели. Но на самом деле я стала орудием того же Зла, какое стремилась уничтожить. Только вновь встретив на своем пути Кирша, который должен был стать очередной жертвой, я осознала, как Шиезу использовал меня всё это время. И единственное, что смогла тогда сделать — просто сбежать…

Я затянулась и, выдохнув струйку дыма, посмотрела на длинную сигарету. Кто-то старательно воскрешал известные мне старинные легенды, шаг за шагом продвигаясь к самой страшной — возрождению Хельги, покровительницы царства мёртвых. Но кто? И ответ оживлял в памяти неприятный образ Шиезу, казалось давно забытый и надёжно похороненный. По крайнеймере, в уголках моего сознания.

Я слишком долго склеивала жизнь после него, чтобы одним махом всё разрушить. Конечно, я могла раскрыть портал и рвануть в другой город, другую страну или в другой мир. Тем более, давно убеждала себя, что это не моя война. С тех самых пор, как практически перестала спать по ночам, ибо во сны мои приходили души тех, кого погубила.

Я вздохнула и покачала головой.

Ну, кого я обманываю — не моя война? Да я уже вляпалась во всё это по самые уши. Один только опекун прекрасной девушки Милы чего стоит. Не сомневаюсь — Клим уже доложил обо мне своему хозяину. Вот Шиезу порадуется столь долгожданной новости о пропавшей супруге.

Сделав ещё одну затяжку, взглянула на пирсы, где мельтешили люди. Бесспорно, они всегда останутся моими кровными врагами. Но ведь это не повод стоять в стороне и наблюдать, как кто-то грязными лапищами пытается разрушить их дом. В конце концов, этот мир когда-то принадлежал моим предкам. Вряд ли они бы одобрили, если бы я сейчас удрала.

И потом, если не остановить Шиезу сейчас, где гарантия, что он не отправится в другие миры? Если он нашёл дорогу сюда, то с лёгкостью отыщет и прочие.

Значит, побег отменяется. Придётся идти до конца.

Выбросив сигарету, я сняла очки. Глаза болели невероятно. Глаза…

В памяти мелькнул глубокий, словно бездна, холодный взгляд цвета ночного неба.

Пора уже начинать разгребать всё это, иначе можно свихнуться.

Впрочем, я уже начала.

Сперва заново познакомилась с личностью Марка Йенсена. Вновь пережила наше чудное лето, которое я однажды заставила себя забыть.

Была у меня такая возможность. Я посмотрела в синеющее небо, расчерченное алыми полосами восходящего солнца.

Мне известно заклинание, с помощью которого можно стереть память колдуна, ведьмы, мага, некроманта, которые по своей природе ничего не забывали.

Так уж Боги начудили, выделив из всеобщей массы тех, кто имел право переходить черту подлинного и иллюзорного, реального и сверхъестественного; грань жизни и смерти. Касту Шетинори, владеющих внечувственным восприятием, которых люди стали называть экстрасенсами, чародеями, хиромантами и прочими благозвучными понятиями. Шетинори единственные, кто ничего и никогда не забывали в отличие от остальных рас. Их память устроена сродни библиотеке, где каждое воспоминание словно книга, которую можно прочитать в любой момент без чужого вмешательства. И никому не под силу уничтожить хотя бы листик из этой библиотеки. Кроме Совета Мудрецов — девяти магов и колдунов, особо приближённых к Богам. Совет решал, кто достоин стать членом почтенной касты, а кто нет. И только Мудрецы обладали умением стирать память себе подобных. Но пользовались они им крайне редко, так как это всегда имело непредсказуемые последствия вплоть до нарушения баланса Силы в природе. Одним из Мудрецов был и Кирш, из памяти которого я и выудила подобное умение в последнюю нашу встречу.

Вот только ни к чему хорошему это не привело.

Мой взгляд упёрся в пристань, куда причалил пассажирский катер.

Люди, жмурясь от всходящего солнца, неохотно ступали на дрейфующий борт и рассаживались на обшарпанных сидениях. Кто-то со скучающим видом смотрел за окно, задрёмывая под мерное раскачивание судна; кто-то рылся в сумке в поиске потрёпанной книжки; кто-то извлекал из кармана колоду карт, а кто-то нетерпеливо ёрзал на сидении, ожидая скорого отправления.

Начинался новый день, и я надеялась, что он принесёт долгожданные ответы, потому что загадок хватало с лихвой.

Вот, например, как астральные проводники Яле, которых мы нашли на заводе, оказались в этом месте? Их заперли на рыбных складах порта, куда я привела Каролину из распилочного дока. Низкорослые длиннорукие существа, с кудрявыми золотистыми волосами и лицами, не выражающими никаких эмоций, были абсолютно слепы и глухи в материальном мире. Именно они помогали заблудшим душам найти пристанище вне покинутой плоти. Однако Яле никогда не оставляли своё пространство, за пределами которого могли погибнуть. Тогда кто же притащил их в чуждую среду?

Кандидатура всего одна — Шиезу.

Но как всё объяснить Каролине, появившейся на пляже со стороны заводских причалов? А объяснять придётся, хоть и не хочется.

— Дай сигарету, — я растерянно глянула на пачку в руке и протянула Лине, присевшей на капот рядом. — Эх, сейчас бы в тёплые края… — устало проговорила она, закуривая.

Я мысленно согласилась. Тёплые края без тайн и убийств сейчас бы не помешали, даже мне.

— Мне сказали, ты распорядилась срочно доставить детей в клинику Фонда. Всё так плохо? — двумя пальцами она провернула в ухе небольшое колечко, сверкнувшее в лучах утреннего солнца.

— Кто знает, — пожала я плечами. — Я сделала всё возможное. Дальше пусть в стационарных условиях с ними поработают. С детьми всё будет в порядке, а вот с девятью существами, найденными последними, нет. Им нельзя к людям, Каролина. Они не выживут, понимаешь?

Уперевшись ладонями в капот, Лина внимательно посмотрела на меня, ожидая дальнейших разъяснений.

— Кто-то очень хотел, чтобы мы их нашли, — нервно продолжала я, нацепив очки. — И проводников, и труп. Медикам не составит большого труда выяснить, что все эти создания не люди.

— Не люди… — повторила Каролина, скорее утвердительно, нежели вопросительно. Словно согласилась со мной, поверила.

— Кто-то специально привёл нас сюда, — напирала я. — Он хочет шумихи, паники.

— И кто же?

— Я не знаю. Возможно, тот, кто вызвал милицию. Надо выяснить в Дежурной части…

— Никто никого не вызывал, — она достала из кармана брюк мобильный телефон. — То есть всех вызвала я, когда на причале труп нашла, — и протянула трубку мне.

На широком дисплее светились буквы текстового сообщения: Чермет. Стрелок там. Поторопись.

Доброжелатель.

— Занятно…

— Не поняла? — Каролина взяла телефон.

— Я говорю — неожиданное совпадение. Вчера утром мне прислали точно такое же сообщение.

— Кто?

— Если бы я знала… Но мне известно кое-что другое.

— Может, просветишь?

— Охотно, только у меня одно условие.

— Я даже знаю, какое. Максим… — Каролина выбросила окурок и отрицательно покачала головой. — Забудь.

— Тогда не смею тебя больше задерживать, — я сунула руки в карманы, и спустилась к воде, давая понять, что в противном случае ничего не стану рассказывать.

Лина вздохнула.

Итак…

Две недели назад к Лине пожаловал чудной тип непонятной наружности. Впрочем, это для неё он был странным и непонятным. Высокий, молодой, хотя лицо было полностью покрыто морщинами; разговаривающий на странном наречии, что с первого раза и не разобрать, о чём он толкует; в тёмном одеянии, похожем на рясу священника, с седыми глазами, клеймом-татуировкой на лысой голове и клинком за спиной — он был мне хорошо знаком. Когда-то давно нас связывали близкие отношения. У нас на двоих была целая жизнь, о которой я успела забыть.

Поразительно, как ловко время стирает память, когда у тебя нет души.

Но мне было непонятно другое. Зачем ему понадобилось убеждать Каролину в смерти её брата? Он представился ей близким другом Макса, отвез на место его возможной гибели, показал его могилу. Мало того, он назвался истинным именем — Киршшриадин — словно оно могло что-то значить для Каролины. Но что? Неужели старый колдун каким-то образом связан с Максом? Тогда почему Каролина скрыла это?

Ещё один странный факт не давал мне покоя. Могила Макса. Как Каролина поверила, что она принадлежит её брату? Получается, она не проводила эксгумацию трупа, хотя убеждает меня в обратном. А если проводила, почему не поняла, что труп не принадлежит Максу? Или Кирш и об этом позаботился? Зачем?

Непонятно.

Куда более чем появление старого колдуна. Его-то, в свете последних событий, как раз и не хватало.

Следовательно, скоро ожидаются гости с приветом из прошлого.

— Теперь ты, — Каролина скрестила руки на груди, а я вернулась к машине. — Выкладывай. Я вся обратилась в слух.

Пришла моя очередь вздыхать. Как объяснить то, что выглядит нелепой выдумкой так, чтобы Лина поверила?

Я взяла с Каролины слово не перебивать меня и, закурив, начала рассказывать всё, что знала. А знала я достаточно.

— Начнём с трупа. Я уже не раз встречалась с подобным. И если верить предыдущей практике, трупов должно быть, по меньшей мере, семь. На заводе мы нашли, судя по всему, первый.

Каролина данному заявлению не обрадовалась — недовольно фыркнула.

— А может ты их сама и укокошила? Откуда такие познания?

— Я всё-таки криминалист, — пожала плечами. — Раньше занималась исследованием психологии серийных убийств. А эти трупы как нельзя лучше подходят под серию.

— Так значит, тут орудовал маньяк? — она в удивлении изогнула брови.

— Нет, — не согласилась я. — И если ты перестанешь задавать вопросы, я попробую всё объяснить.

Лина кивнула, а я продолжила.

— Все убийства происходили в местах скопления магии в дни новолуния каждые сто сорок три года от начала Божественного мира, — о том, что подобное происходило в разных мирах, я умолчала. Лине и без того хватит пищи для ума.

— Это так называемое пограничное время, когда нефелимы лишаются своей ангельской сути и становятся уязвимыми. Именно в это время их легко уничтожить, если знать как.

— Ага, отрубить голову и набить перьями брюхо, — не выдержала Лина, съязвила.

— Убить нефелима не так просто, — не обратив внимания на слова Лины, продолжала я. — Даже в это время они способны покидать своё тело. Поэтому, чтобы уничтожить полуангела, нужно запереть его душу в физической оболочке. Именно потому убийца обездвижил и распял жертву. Затем обрезал крылья, чтобы душа не сбежала. После отрубил голову. Ему нужно было, чтобы жертва видела, как её будут убивать. Дальше, думаю, дело обстояло так. Нефелим очухался, попытался сбежать, но не смог. Убийца же демонстративно ощипал его крылья, вспорол живот, извлек сердце, а потом набил перьями.

— И это действия нормального человека? — Лина недоверчиво посмотрела на меня. — Не психа? Не маньяка? А…

— Стрелка, — договорила я.

— Рыцарь сменил амплуа на мстителя? — присвистнула Каролина. — С чего ты вообще решила, что именно так всё и было? Лично присутствовала?

— Мне достаточно было взглянуть на труп.

— Ну и как же ты поняла, что убитый — нефелим?

— Всё просто. Во-первых, нефелимы бескровны. Вернее, она у них есть, но немного иного цвета. Поэтому кожа их тел белоснежного цвета. На месте убийства не было ни капли крови — ни на алтаре, ни на полу, ни в теле. Во-вторых, их глаза имеют особенность. После того, как нефелим умирает или покидает свою оболочку, глазное яблоко чернеет. Поэтому может показаться, что глазницы пусты. И, в-третьих, сами перья узкие, стреловидной формы; каждое перо острое, словно лезвие, и пахнет серой и плесенью. Я видела, как ты морщилась от резкого неприятного запаха.

— Допустим, — скривившись, Лина провернула в ухе серёжку. — Но к чему такие сложности? Не проще ли укокошить этого нефелима по-тихому и закопать где-нибудь в лесочке?

— Я думаю, весь этот ритуал Стрелок проделывает намеренно, — я выбросила окурок, подкурила новую сигарету. — Предупреждает остальных, что смерть уже близко.

— Остальных? — Лина нахмурилась.

— Да, — кивнула я. — Как я уже говорила, трупов должно быть семь. Я долго гадала, с чем эти убийства могут быть связаны. Последний труп развеял мои сомнения. Всё завязано на пророчестве о Лифирине — магическом камне Варды, созданных девятью братьями и сестрами Богини для сохранения их Силы.

Камень был разделен на девять частей, каждую из которых берег создатель. Но эти осколки были украдены во время долгой войны между Высшими и Единым Богом. Они оказались в руках армии Ворнолов — падших ангелов, чьими детьми и являются нефелимы. Осколки Лифирина обладают одной особенностью: на закате каждого цикла по древне-варданскому календарю они выбирают себе стражей. Кто ими будет, предугадать трудно, но магу несложно почувствовать новоизбранных после состоявшегося выбора. Особенно, если известно, какой стороне принадлежат камни — Тьме или Свету. Существует множество знаков, предвестников, что выбор завершён. Какие именно — мне неизвестно. Но я знаю, что стражи наделяются невероятной силой, с помощью которой возможно открыть врата в любой мир. Даже тот, куда входить нельзя.

— Ничего себе камушки, — вставила Каролина, воспользовавшись паузой.

Мне нужна была минутка, чтобы перевести дух. Выбросив сигарету, переступила ногами. Свирта, спрятанная под брюками, неприятно колола кожу даже через магический футляр. Нервничают осколки…

— Но если все стражи умирают, — продолжила я, стараясь не обращать внимания на боль в ноге, — осколки Лифирина засыпают ещё на один цикл, то есть на сто сорок четыре года. Выходит, Стрелок истребляет падших, чтобы те не смогли открыть врата в царство мёртвых. Но люди, по своему незнанию, связывали семь трупов со смертными грехами. Однако это было далеко от истины, хоть и похоже. Да я и сама вспомнила о Лифирине только сейчас, ведь трупов всегда было семь, а стражей должно быть девять.

Я немного помолчала. Боль нарастала, и теперь ногу не кололо, а прожигало до кости.

— Всё в порядке? — насторожилась Лина, видимо заметив моё напряжение.

— Терпимо, — отрезала я, а Лина усмехнулась. — Правда, лично я считаю, что проще уничтожить стражей двух самых сильных осколков — Жизни и Смерти. Тем более, сделать это нужно единожды. Эти осколки выбирают своих стражей ещё до их рождения и никогда не меняют их. А если те умирают, не успев добровольно передать свои знания, то разрушаются и осколки, которые по силе и могуществу могут заменить все остальные. Просто никогда прежде этого не случалось. А стража Пустот, который выступает своего рода балансом, сдерживающим силы других, сыскать можно разве что в Пустоши, но туда никто не пойдет по собственному желанию. Потому что выбраться оттуда невозможно. Поэтому я считаю стражей Жизни и Смерти — идеальными целями. А значит, истреблять нефелимов просто бессмысленно.

— Но ведь зачем-то их убивают? — поинтересовалась Лина.

— У меня только одно предположение, — отвечала я, с трудом подавляя дрожь в голосе. — Стрелок уверен, что могущественные осколки никогда не попадут в ненадёжные руки. Значит, он сам один из стражей. И наверняка знает второго.

— Бред какой-то, — буркнула она, искоса поглядывая на меня.

— Я бы с тобой согласилась, если бы не одно но…

Наклонившись к ногам, я сняла с лодыжки тоненький серебряный браслет, из которого тут же вырвалась и заплясала в воздухе раскалённая игла.

Невольно вскрикнув, Каролина шарахнулась в сторону. Споткнувшись о колесо джипа, едва не упала. Я успела схватить её за руку, какой она намертво вцепилась в рукав моей куртки.

— Ч-что…что эт-то? — заикаясь, спросила Лина, в корне ошарашенная неистовым танцем свирты, которая с тонким свистом вычерчивала в воздухе огненные символы. Те же, что были написаны на стене зала, где нашли труп нефелима и на нём самом.

— Это Чатэ, — отвечала я, пытаясь освободиться из цепкой хватки следователя. — Послание, написанное на древнем языке вардан. Подобное тому, что я видела на заводе.

— Н-нет, — я отчётливо услышала, как клацнули зубы Каролины. Неужели так испугалась? — Эт-то… — и она указала на петляющую иглу, в точности повторив её витиеватое движение.

— Свирта, — прошипела я, безуспешно отдирая пальцы Лины со своей руки. — Проклятье! Да отпусти же ты! — прикрикнула я. Каролина вздрогнула, неодобрительно покосившись на меня, но руку отпустила. — Что ты так переполошилась? — усмехнулась я, потирая успевшее занеметь предплечье. — Это всего лишь кусочек металла.

— Летающий кусочек, — неуверенно поправила меня Лина, не сводя глаз со странного действа, отражающегося пляшущими язычками огня в её расширенных зрачках.

— Свирта сделана при помощи магии из крошек Лифирина и серебряной пыли, — продолжила я, когда иголочка вернулась в свой футляр. Теперь ногу обдавало приятной прохладой. — Их всего две. Моя, из чёрного серебра — священного металла вардан. Но есть ещё золотая, и ею, судя по всему, обладает Стрелок.

— Судя по чему? — спросила Лина и кивнула на всё ещё пылающие в воздухе узоры, похожие на переплетение цветов и оружия. — И что значит эта надпись?

— Румин, — вздохнула я, взмахом руки стерев символы.

— И что это? — Лина перевела на меня по-прежнему изумлённый взгляд.

— Имя нефелима, восставшего против себе подобных… Много веков назад, — говорила я, не дождавшись вопросов от Лины, — когда в долгой войне Высшие потерпели поражение, среди смертных стала распространяться вера в Единого Бога, Лимуда. Тогда-то со стороны Жрецов Лимуда, эрулов, подверглись гонениям варданы и те язычники, что не посмели отречься от своих Богов. Варданам ничего не оставалось, как уйти. Но покидать свой мир они не решались. Осели в лесах и горах, создав города в скалах и пещерах. Однако эрулам показалось этого мало. Они жаждали крови язычников, считая вардан выродками. Так началась кровавая война за Ловаирдан, человеческий мир. Война Гнева…

Перед глазами замелькали дикие картинки той жестокой войны. Ещё живые женщины и юноши, вздёрнутые на оголённых деревьях. Их бьющиеся в конвульсиях тела и выцарапанные на коже предостережения тем, кто осмелиться вторгнуться во владения вардан. В памяти звучали неистовые вопли горящих заживо в собственных домах, а нюх снова улавливал едкий запах дыма и гари выжженных до тла деревень тех, кто вставал на сторону вардан.

Я встряхнула головой, отгоняя мрачные видения. На Лину не смотрела, но чувствовала её недоверие. Что ж, это её право. Но она хотела знать правду, а уж верить мне или нет — решать только ей.

— Да, варданы обладали ни с чем несравнимыми магическими талантами, — говорила я, закуривая последнюю в пачке сигарету. Я и не заметила, как они закончились. — Но никакая магия не выстоит против пороха и огня эрулов. Варданы, раненые из аркебуз и арбалетов, навеки уходили в Солнечную Долину — место, где душа вардана встречалась с Высшими и обретала вечный покой, уже не возрождаясь.

Люди под знамёнами Единой Церкви, руководимые эрулами, уверенно одерживали победу — численность вардан молниеносно уменьшалась. И тогда дети Варды покинули этот мир, забрав с собой лишь тех, кто не пожелал подчиняться коварному Лимуду. Но были и те, кто остался. Однако их существование было недолгим — люди так и не смогли принять необычных существ, как равных. Человеческая память кратковременна, поэтому дети Варды остались лишь мифами и детскими сказками. Как, собственно, и эрулы.

И никто не знает, что люди, страдающие анемиями, являются потомками вардан, у которых отсутствуют красные клетки крови, или эритроциты. Одна из особенностей, благодаря которой организм вардан не нуждается в кислороде. А не пострадавших после падения с огромной высоты считают везунчиками, даже не догадываясь об их истинном небесном происхождении. Люди, с брезгливостью относящиеся к душевнобольным или алкоголикам, во многом даже не подозревают, что те являются существами иных рас. Ведь некоторым нефелимам, например, требуется алкоголь, в котором содержатся определённые вещества для сохранения их физической оболочки.

— Это что получается, — произнесла Лина, прочистив горло, — все психи и алкаши на самом деле…как ты там сказала? Дети Варды?

— Немногие, — кивнула я, стряхнув столбик пепла.

— Неожиданная версия, — усмехнулась она, понемногу отходя от шока, произведённого на неё магическим танцем свирты. — Но, по-моему, немного не в тему. Мы говорили о Стрелке, а ты зачем-то устроила мне экскурс в мифы.

— О Стрелке… — задумчиво повторила я. — Я как раз подхожу к его личности.

— Хотелось бы побыстрее… — буркнула она, когда я вновь нырнула в водоворот мифов и легенд, стараясь вложить в несколько строк только главное. И чтобы это главное было понятно Лине.

— Среди язычников, что ушли вместе с варданами, были и ангелы.

Падшие, как принято теперь их называть. Ворнолы, как их величали в те времена. Агрессивные и жестокие они были сосланы в Ловаирдан, чтобы выжечь из прекрасного мира всю магию. Приняв человеческий облик, Ворнолы ничем не выделялись из общей массы людей в стране вардан. Но именно они стали причиной новой войны.

Сначала белокурые варданки стали рожать странных существ с чёрной кожей и тёмно-красными волосами. Примерно в год у детей начинали расти крылья, а сами варданки, не подверженные никаким болезням, медленно сгорали от неведомых хворей. Однако никто не видел в этом плохого предзнаменования, ведь варданки не уходили в Солнечную Долину. Наоборот, все считали необыкновенных детей зародышами новой расы. Нефелимы. Так их назвали. Парящие варданы. Однако их число неумолимо росло, и вскоре стали гибнуть невинные варданки, которые уже не возрождались. А с ними из мира Варды исчезала магия…

Я перевела дыхание, облизав неожиданно пересохшие губы.

— Тогда-то и родилась легенда о нефелиме, дарящем жизнь. Говорили, что он приходил на зов невинной души, когда уже никто не в силах был помочь. Крылатый воин с луком на поясе. Отчаявшиеся и измождённые войнами за Ловаирдан варданы, численность которых сильно уступала нефелимам, обрели новую надежду. Но никто не знал, почему дитя Ворнолов восстал против себе подобных. Почему только ему было под силу справиться с существами, не подчиняющимися никаким законам природы? Легенда гласит, что именно благодаря Румину, как его нарекли варданы, удалось сохранить магию Варденхейма.

Увы, ненадолго. Сами Ворнолы ускользнули от карающих стрел своего дитя. С помощью девяти осколков Лифирина, стражами которых они стали, падшие открыли врата Единому Богу. Варданы не смогли отстоять свой мир. Варденхейм пал.

Считается, что ни одно дитя Варды не выжило после кровавой резни, устроенной Лимудом в Сердце Варденхейма в языческий праздник весеннего Равноденствия. С тех пор знамёна Жрецов Лимуда развеваются над королевством Вардан.

И вот теперь, похоже, история повторяется. Только на этот раз на месте вардан оказались люди…

Я выдохнула, выбросив недокуренную сигарету, и взглянула на Каролину. Она нервно барабанила пальцами по капоту. Несколько секунд, показавшихся мне невероятно долгими, она молчала. Я слышала только её тяжёлое дыхание.

— Понятно, — буркнула она, провернув в ухе изящную сережку, — что ничего не понятно. Камни какие-то, нефелимы, стражи… — оттолкнувшись руками от капота, Лина подошла к воде. — И я должна поверить в эту хрень? С какой радости?

— С той радости, что Стрелок и Румин одно лицо, — и, не услышав шквала вопросов и удивлённых восклицаний, я продолжила. — Стрелы вошли в каменный алтарь по середину древка. Это раз. Вокруг места, куда вонзились стрелы, камень был оплавлен. Это два. Наконечники стрел сделаны из элисима, металла, добываемого в глубоких шахтах Варденхейма. Это три. И самое главное, все жертвы Стрелка убиты точно такими же стрелами. На теле одного из трупов было найдено перо птицы. Если ты помнишь.

— Совы, — Лина кивнула. — Я помню.

— Феникса, — поправила я. — Он похож на сову, но обитает лишь в Сонном лесу далеко на севере королевства вардан.

— Так мы что же, всё время гоняемся за пришельцем?

Я промолчала, да и Лина не ждала моего ответа, водя ногой по песку.

— Кстати, а почему до сих пор нигде нет сведений о существах внеземного происхождения? Если, как ты утверждаешь, нефелимы живут среди нас давно, и умирают частенько, то где-то должна была просочиться информация об этом. А?

— Думаю, Румин обладает неплохими магическими навыками для того, чтобы выдать тело нефелима за человеческое. Он бы и теперь замёл следы, если бы мы не помешали. Но кто-то решил, что на этот раз всё должно идти по другому сценарию. Знать бы кто?

— А ты не знаешь? — насмешливо спросила Лина.

— Увы, — я развела руками.

— Что так? Неизвестные доброжелатели не по твоей части?

Как раз по моей, так и подмывало сказать. Тем более я начинала догадываться, кто решил сдать нам Стрелка с потрохами. Только зачем? Главный вопрос, оставшийся без ответа. Надеюсь, ненадолго.

— Допустим, я тебе поверю, — жёсткий голос Каролины меня обеспокоил. — Хотя по сути всё, что ты рассказала — чистой воды бред. Отсюда возникает вопрос. С какого перепугу всё это должен был знать Максим? Может, ты намекаешь, что мой брат — чудом спасшийся вардан? Или нефелим?

— Тебе виднее, — я зябко поежилась. Холод от остывшей свирты проникал сквозь кожу, заставляя дрожать все тело. — Он твой брат, а не мой.

— Хватит ёрничать. Сказала А, будь добра доберись до последней буквы алфавита. А нет, так не бросайся громкими словами.

— У Макса были древние фолианты об истории вардан. Откуда они у него, я понятия не имею. Знаю только, что последний раз их видели в Замке Грёз повелительницы вардан. После Войны Гнева фолианты бесследно исчезли.

— Аха, и Максим так просто взял и показал их тебе? Что-то мне слабо верится.

— Он не показывал. Сама видела.

— И когда только ты всё успеваешь? — она подозрительно покосилась в мою сторону. Нечто недоброе было во взгляде; нечто, делавшее её похожей на меня. С чего бы это?

— И последнее, — я проигнорировала вопрос Лины, а она облегченно выдохнула. Она по-прежнему не верила мне ни на йоту, хотя сомнения в её разуме посеяли давно. Что-то произошло в её жизни, что вынудило поверить в невероятное. Возможно, это что-то из прошлого убедит её в правдивости моих слов.

— Касательно послания и свирты. В это ты хоть можешь поверить?

— В язык Бога, Чёрта и всех-всех-всех? — хихикнула Каролина, вернувшись к машине.

Я её понимала. Но мне было далеко не до шуток. Уж больно быстро развивались события.

— Типа того, — небрежно отозвалась я. — Хотя у этих, как ты выразилась, Бога и Чёрта все свое на самом деле украденное.

— В смысле?

— Забудь! — махнула я рукой. Не хватало ещё пускаться в длинные рассуждения на тему: Кто есть Бог?. Время играет не в нашу пользу, да и Каролина всё равно атеистка. Возможно, в другой раз, когда представится более удобный случай для подобной темы. — Сейчас не это важно. Важно, чтобы о нефелиме никто не узнал.

Лина демонстративно закашлялась, словно подавилась от удивления.

— И ты хочешь…

— Чтобы ты позаботилась об этом, — договорила я.

— Ты хоть понимаешь, что ты предлагаешь сделать?! — возмутилась она. — Ты предлагаешь следователю прокуратуры избавиться от криминального трупа, который уже наверняка доставили в морг? Каким образом? Выкрасть его и в речку выбросить?

— Лучше сжечь.

— Да ты… — в её глазах вспыхнул гнев. Неожиданно, а я думала, она меня поняла.

— Послушай, Каролина, — терпеливо говорила я, отступив от неё на пару шагов. Потасовки сейчас хотелось меньше всего. — Всё гораздо серьёзнее, чем ты можешь себе представить. Слова о надвигающемся Армагеддоне не пустой звук. Он уже наступает. Разве ты не видишь? Сначала чёрное солнце, потом землетрясение, разрушившее половину этого полуострова. И еще одно, стершее с лица огромный мегаполис. И это далеко не предел. А что будет, если сейчас все узнают о странных существах, которые умирают по непонятным причинам? Хаос, паника. И это будет только на руку тем, кто все это затеял. Мы потеряем единственный шанс спасти этот мир. Твой мир. Ты этого хочешь?

— Ты ненормальная, — бросила Каролина, недоуменно покачав головой.

— А что в твоём понимании нормальность? Фанатичная вера в божественность обычного мага, которому просто когда-то повезло больше других? Или наоборот циничное отрицание очевидного?

— Очевидного?

— Ты сама видела свирту, рисующую символы, — я указала в пространство, где ещё минуту назад пылали замысловатые иероглифы. — И всё равно мне не веришь.

— Да во что я должна верить? — Лина устало опустилась на капот и потёрла руками лицо. — Ты говорила, что такая же игла есть у Стрелка. Почему?

— Только свирта могла указать ему путь к осколкам и поведать, как уничтожить их стражей.

— Я всегда подозревала, что ты связана со всем этим, — она криво усмехнулась. — Что вас связывает?

— Мы оба стражи Лифирина…

Как в замедленной съемке Каролина опустила руки и повернула голову в мою сторону. Лёгкий ветерок небрежно тормошил её растрёпанные волосы.

— И ты? — произнесла она одними губами, буравя меня изумлённым взглядом. Я закашлялась, задохнувшись резким порывом соленого ветра.

Да что же это с погодой? Я кивнула, всё ещё пытаясь нормально вдохнуть.

— Есть ещё одна легенда, — произнесла я, переведя дыхание. — Споря о заселении сотворённого ними мира, Высшие Эру и Варда заключили сделку. Кто создаст наиболее совершенных существ, получит право вдохнуть в них жизнь и населить мир. Творения Варды были идеальны во всех отношениях — прекрасны внешне и светлы духом, которым создательница намеревалась их наделить. Она победила, но Эру не смог смириться с этим. И изуродовал неодушевлённые скульптуры. Уродство было незаметным и Варда не исправила его. Оживила своих детей и только после этого увидела, что их тела разрисованы жуткими узорами. Эру торжествовал. Однако Варда перехитрила его и одарила вардан своим умением творить живых существ. Именно они создали множество существ, населяющих мир.

— Кира, о чём ты? — перебила Лина.

— О себе и проклятии Варды, — ответила я, не глядя на Лину. — Варданы были изгнаны огненными творениями Эру, предавшими и своего создателя. Тогда Варда прокляла эрулов. И теперь, если те вступали в связь со светлыми душой женщинами, отличными от себя, на свет появлялись варданы. Так она отомстила Эру, которому ничего не оставалось, как заточить своих детей во Мраке между мирами. Но темница оказалась непрочной…

— Кто ты, Кира? — вновь перебила Каролина.

Выдохнув, я стянула алую повязку, скинула куртку, обнажив шею. Повернулась к встающему солнцу. По телу разлилось приятное тепло и шепотки, словно шорохи. Я ощущала, как оживали узоры под кожей, вычерчивая странные фигуры родового клейма. А когда узор сплелся — по витиеватым линиям просыпались рыжие всполохи огня. Я подняла голову, встретившись с изумленным взглядом Каролины.

— Варданка, — откликнулась я.

Часть 5. Дарящий жизнь

Клим.

Сейчас.

Дождь усиливался, но не приносил свежести. Духота затрудняла дыхание. Тяжёлые тучи поглощали верхушки невысоких гор.

Темнело.

Клим стоял на крутом обрыве Монастырской скалы, названной так из-за вырубленного в её теле пещерного монастыря. Он ждал.

Внизу простиралась огромная долина, расчерченная серпантином дорожных полотен. Кое-где зажигались огни одиноких домов, мелькали красно-жёлтые точки машинных фар, и слышалось лязганье металлических кранов.

Но здесь, на плато высоко над городом царила неимоверная тишина, что даже слышно было как работает мотор внедорожника, брошенного позади Клима.

Крупные капли падали со светлых волос, от влаги вьющихся мелкими кудрями, и струйками стекали за расстёгнутый воротник тёмно-красного абриго. Смуглое мужское лицо с морщинами, глубокими складками залегшими между бровей, в уголках глаз и рта, казалось каменным. И только редкое моргание делало его живым.

Вдали разгоралась гроза. Стрелы-молнии пронзали иссиня-чёрное небо, на мгновение озаряя серебряными вспышками золотые купола одиноко стоящей у подножия скалы церкви.

Клим опустил голову, всматриваясь в белеющие стены священного здания. До обострённого слуха мужчины донеслись глухие, но быстро приближающиеся раскаты грома. Рокот неба эхом отозвался в переливах колокольного звона, заставляя Клима нервно поёжиться.

В этих местах часто слышалась песня колоколов в память о погибших в недавней катастрофе. Так верующие просили о милосердии, надеялись, что Создатель услышит их призывы и смилуется над своими непутёвыми детьми. Над теми, кто ещё жив.

Услышит Он, как же!

Презрительная усмешка скривила потрескавшиеся губы светловолосого.

Много веков назад он тоже верил в Божью милость, в Его справедливость. Клим сбил колени в кровь, падая ниц перед иконами Спасителя, вымаливая прощения за свои грехи. Но тот оставался глух к его молитвам. Почему? Клим никогда не предавал Всевышнего. Даже когда ради женщины он отрёкся от сана и ордена, верой и правдой которому служил много лет. Тогда Клим верил, что Господь против смертоубийства своих детей, кем бы они ни были. Не убий, — гласила первая заповедь Божья. На это есть Высший Суд, и никто не вправе брать на себя право решать за него. Бог всегда оставался в душе Клима. Он никогда не прекращал молиться Ему, разговаривать с Ним. Не нарушал заповедей.

Да, он выбрал запретную любовь, о которой потом написали сотни великих классиков.

Но Всевышний так и не простил его.

Светловолосый с силой сжал пальцы в кулаки, пытаясь загнать обратно, в потаённые уголки души, непрошенную боль, жалящую сердце.

Да, он вытащил возлюбленную из смертельных объятий Инквизиции, спрятал на краю света, но уберечь так

и не смог. Господь предал своего верного сына, приведя в его дом неизвестных в чёрных сутанах. Создатель сам нарушил собственные заповеди. Так с какой стати Клим должен их соблюдать? Случилось это морозной зимней ночью, когда неистовый ветер барабанил в окно голыми ветками, а в камине всё никак не разгорался огонь…

Протяжный гудок поезда, что тащился внизу длинной гусеницей, вернул Клима в настоящее. Разжав ладони, Клим провёл ими по влажным волосам, возвращая рассудку прежнюю непроницаемость. И чего вдруг его понесло в прошлое? Святые места всегда оказывали на него странное воздействие. Словно высшая сила пыталась напомнить Климу о существовании чего-то важного, что он в упор не замечал. Скорее не хотел, потому что давно и безнадёжно перестал верить во всё, кроме собственных сил. Да и от тех уже почти ничего не осталось.

Засунув руки в карманы узких тёмных брюк с широким поясом, Клим неторопливо обогнул полуразрушенную круглую башню, возглавляющую крепостную стену древнего пещерного города. По узкой тропинке спустился к машине, приткнутой к каменному забору над котлованом с противоположной стороны плато, и остановился у задней дверцы.

Косой дождь барабанил по крыше автомобиля, в укрытии салона которого крепко спала девушка. Она лежала на обтянутом чёрной кожей заднем сидении, свернувшись клубочком и подсунув под голову уголок пледа. Совсем ещё ребёнок. От дерзкой, упрямой девчонки, какой она была ещё пару часов назад, не осталось и следа. Осторожным движением Клим открыл дверцу и присел на сиденье. Некоторое время он прислушивался к её ровному медленному дыханию, вглядывался в спокойное, расслабленное лицо, ничем не выдававшее неестественный сон, в который Клим погрузил её несколько часов назад. Прядка чёрных волос упала на щеку девушки, и когда он попытался отвести их назад, она недовольно фыркнула, но не пошевелилась. Даже под действием колдовства она реагировала на каждое его прикосновение. Неужели Сила этой, хрупкой на первый взгляд, девчонки так велика?

Ох, не к добру это, — он устало покачал головой. Зачем он привёз её сюда? Почему не отказался?

Смелости не хватило? И как он будет жить после того, как появится его хозяин и заберёт её?

А может взять да и рвануть отсюда подальше? Климу не привыкать убегать от всех и вся. В одиночку — да, а с Милой?

Порыв внезапно налетевшего ветра зашвырнул в салон горсть ледяной дождевой воды, окатывая брызгами юное личико. Клим бросил встревоженный взгляд на спящую Милу. Всё обошлось. Даже не шелохнулась. Он совсем забыл, что наложенное на неё заклинание забвения может снять только могущественный колдун. Природная стихия здесь бессильна.

В эти минуты сна Мила так походила на свою мать.

Улыбка тронула губы Клима. Интересно, знает ли она, что спит с открытым ртом и тихонько сопит? Что предпочитает спать на правом боку, сложив ладони лодочкой и засунув под ухо уголок одеяла?.. Что, засыпая, вертится как юла и не успокоится до тех пор, пока уснув, полностью не натянет на себя одеяло?.. Что под лопатками у неё два небольших шрама от пробивающихся наружу крыльев, а за правым ухом небольшое родимое пятно, как у матери?..

Острая, нечеловеческая боль резанула сердце, заставляя Клима глубоко вздохнуть и резко подняться на ноги. Как же много он знал о девушке, для которой в этой жизни стал родным братом. Но кем для него была Мила? Да это уже и неважно.

Самое главное, что скоро закончится тот ад, в каком Клим жил долгие столетия со дня гибели его жены. Ад, который он создал собственными руками, когда заключил сделку с Гостем — падшим ангелом, собирающим армию для последней битвы Тьмы и Света. Клим стал хранителем Милы, которая оказалась сосудом для возрождения властительницы царства мёртвых. Он не хотел, но у него не было другого выхода. Только так он мог спасти родную дочь, похищенную демонами Гостя.

Осталось совсем немного — дождаться хозяина и отдать ему невинную девушку, в которой только начинала просыпаться её истинная сущность.

И в этот миг гроза, ещё минуту назад бушевавшая где-то над просторами взволнованного моря, вспыхнула новой ослепительной стрелой над головой Клима. Небо взорвалось гулкими раскатами грома. Но он не дрогнул. Знал, что это значит.

Время пришло.

Повернувшись к машине, светловолосый взял Милу на руки и вынес под проливной дождь. Клим с тоской посмотрел на свою подопечную, усмехаясь тому, как отчаянно природа пыталась разрушить наложенные на девушку чары. Ледяные капли, словно сотни иголок, неустанно падали на обнажённые девичьи плечи и руки, разбивались о безучастное юное лицо. Резкие порывы ветра проникали под её насквозь промокшую одежду, безжалостно жаля беззащитное перед стихией тело. Но ничто не могло вырвать Милу из коварных пут колдовства.

Ещё мгновение и на плато появился тот, кого Клим так долго ждал. Гость…

Чёрное существо огромной хищной птицей приземлилось на камне впереди светловолосого. Массивное тело, схожее с человеческим, покрывали мелкие серебристые перья, а серые перепончатые крылья переливались от капель дождя сиреневатыми оттенками. Клим опустился на одно колено, бережно укладывая подопечную на мокрую траву. А существо грациозно приближалось, едва касаясь земли. Не вставая, Клим наблюдал, как оно изменялось. Исчезли перья, обратившись в элегантный костюм; роскошным плащом на широкие плечи упали крылья; по блестящей ткани одеяния рассыпались чёрные волосы. Чуждая тварь становилась человеком.

Гость остановился. И теперь от хранителя его отделяло лишь тело долгожданной добычи. Мужчины молчали. Клим поднялся, отступая на шаг, чтобы хозяин смог рассмотреть девушку.

— Это она? — прорычал падший. И небеса дрогнули громом от мощи его голоса.

Светловолосый кивнул, не отрывая взгляд от дымчатых глаз с вертикальными зрачками.

— Покажи!

Клим покорно склонился над Милой, стянул с неё тонкую футболку и повернул девушку спиной к Гостю.

Под лопатками виднелись следы, напоминающие шрамы.

Мёртвое лицо Гостя внезапно преобразилось, ожило диким наслаждением от собственного превосходства.

Бледные губы исказило подобие улыбки, а тусклые глаза засияли белым.

Взмахом руки он отбросил в сторону Клима. Тот отлетел к машине, спиной ударился о холодный металл. В ушах зазвенело, а в лёгких закончился воздух от силы невидимого удара. Сознание его помутилось.

Избавившись от человека, Гость резко склонился над зачарованной. Длинными пальцами со звериными когтями провел по её щеке, шее. От прикосновения на бархатной коже жертвы остались узкие полосы, из рваных краёв которых плескался огонь, смешиваясь с невинной кровью. Из носа, из-под сомкнутых век потекла тёмная вязкая жидкость, пропитанная ядом смерти. Она просачивалась в пылающие раны, отравляла юное тело, очерняла невинную душу.

Подхватив обмякшее тело, демон неторопливым шагом пересёк плато и остановился у края. Его лицо, обезображенное нечеловеческим оскалом, начало вытягиваться, покрываясь светлыми перьями; рот и нос сливались воедино, пока не обратились в сжатый с боков клюв, изогнутый книзу. Элегантный костюм разлетелся на миллионы серебристых перьев. Ноги укоротились, а удлинившиеся пальцы на них увенчали острые когти. И, наконец, за широкой спиной раскрылось два чёрных оперённых крыла.

Клим пришёл в себя как раз в тот момент, когда Гость грациозно воспарил над долиной. Морщась от запаха гнили и ноющей боли в спине, мужчина с трудом поднялся на ноги и тут же замер, поражённый увиденным.

Над бухтой на горе, горящей красным глазом маяка, стоял человек. Неизвестный наблюдал за существом, плавно рассекающим дождевое небо. Но едва крылатый демон поравнялся с вершиной горы, созерцатель изменил позу, превратившись в готового к атаке лучника.

Клим не видел, но слышал, как стрелок спустил тетиву, как длинная стрела со свистом разрезала толщу дождя и вонзилась в тело Гостя.

Высокий, режущий слух, голос боли донесся до хранителя. Он покачнулся от задрожавшей почвы под ногами.

Громадная птица взвилась в небе, содрогаясь от судорог, сковывающих тело. Хищные лапы выпустили опутанную чарами жертву, и массивное тело падшего камнем полетело вниз. Но в какой-то момент над водой вспыхнул яркий свет, и существо исчезло в голубом сиянии.

А Мила падала в морскую пучину. Не колеблясь, стрелок стремглав бросился вниз. Он подхватил невесомое тело у самой кромки воды и тут же взмыл ввысь, распоров ночное небо ослепительно белыми крыльями.

И только когда летающий человек скрылся в грозовом огне, Клим смог облегчённо выдохнуть.

* * *

Мила.

Сонный лес.

Мила проснулась от холода, которого не ощущала, пока спала. Не открывая глаз, она пошарила рукой в поисках одеяла. Но тонкие пальчики нащупали грубую шелестящую ткань, отличную от её любимого пухового одеяла. Сквозь дрёму пытаясь вспомнить, где она уснула прошлым вечером, девушка перевернулась на спину, сведя вместе лопатки и прогнувшись в пояснице. Мокрая одежда прилипла к телу. Резкая непривычная боль во всем теле заставила ее прикусить губу и распахнуть глаза. Прямо над головой висело ночное небо, утыканное звёздными точками и подёрнутое зеленоватой дымкой.

Мила села, охнув от боли, и лихорадочно натянула покрывало, оказавшееся плащом, почти до шеи. Глаза забегали по абсолютно незнакомому месту — небольшой поляне, устланной мягкой, словно бархат, травой. Всюду стрекотали кузнечики. В светящемся воздухе мелькали яркие живые огоньки.

Дикийпервобытный страх сковал тело, всё глубже запуская колючие лапы в незащищённое девичье сознание. Дрожь пробирала до костей даже от шороха деревьев, окружающих поляну тёмной, непроглядной стеной. И в каждом шелесте листьев, в каждой новой трели сверчков Миле чудилась какая-то невыразимая обреченность.

— Эй… — неуверенно прошептала она. — Кто-нибудь, помо…

Но договорить не успела. Прямо перед ней из непроходимой лесной чащи легко и непринуждённо вышел человек.

— Клим?.. — она прищурилась и присмотрелась к приближающемуся силуэту. — Ма-маааа… — жалобно протянула она, разглядев за широкими плечами человекоподобного существа белые крылья. Мила, зажав рот рукой, зажмурилась и попятилась. Прямо так, как сидела. Сердце выскакивало из груди от страха,

громко пульсировало у горла, словно вот-вот вылетит наружу. И единственное, чего хотела темноволосая девочка, чтобы всё происходящее оказалось сном. Руки и ноги скользили по влажной траве, пока спина не упёрлась в шершавый ствол дерева. Мила что было силы ущипнула себя за запястье. Вскрикнув и потирая руку, она приоткрыла один глаз, затем другой. Ничего не изменилось — всё та же поляна и странное существо, расположившееся в паре метров от Милы.

— Я тебе не снюсь, — насмешливый хрипловатый голос эхом разлетелся по неожиданно затихшей местности и вызвал у Милы новую волну страха, проступившую холодным потом по телу.

— Кто…Кто вы? — запнувшись, спросила она, натягивая на влажную футболку съехавший плащ. — Где я? Как сюда попала?

— Ты всё узнаешь, когда придёт время, — отвечал незнакомец. Сидя, по-турецки скрестив ноги, и опустив на плечи необъятные взлохмаченные крылья, мужчина напомнил Миле ангелов, какими их рисуют во многих книгах о небесных битвах. Дивное сияние окутывало его рельефное от мускул тело и играло в растрёпанных белых перьях. Вылитый ангел. Только от этого жителя неба хотелось бежать без оглядки. Знать бы куда? Мила глянула по сторонам в надежде отыскать хоть какой-нибудь выход из этой глуши, но на травяном покрывале не было и намёка на тропинку. Придётся через чащу. Она напряглась, готовая в любую минуту сорваться с места, но вдруг обнаружила, что не может пошевелиться. Она сцепила зубы и попыталась оторвать босые ноги от земли. Тщетно — ступни словно приклеили. Выхода не осталось.

— Ту-пик… — пробормотала она, обречённо выдохнув. На этот раз ей не спастись. Лавина воспоминаний о дождливой осенней ночи накрыла с головой. О той ночи, когда она убегала по незнакомым переулкам, чувствуя за спиной дыхание смерти. Тогда ей повезло, а теперь? Губы дрогнули, по щекам потекли предательские слёзы. Она не хотела умирать. Уткнувшись лицом в похолодевшие ладони, Мила тихонько всхлипнула.

— Не нужно меня бояться, — говорил тихий голос. Мила вздрогнула от осторожного прикосновения и подняла голову. Рядом сидел незнакомец, гладя её короткие спутавшиеся волосы. И как он переместился, что она не услышала? Может, перелетел? На смуглом лице мужчины, с левой стороны рассечённом косым шрамом, появилась теплая улыбка. — Я не причиню тебе вреда, поверь, — тихий бархатный голос странным образом успокаивал Милу, ещё мгновение назад дрожащую от страха; он гипнотизировал, принуждая верить незнакомцу, и только обострённое чувство самосохранения не позволяло девушке слепо довериться ангелу.

— Верить? — неожиданно осмелев, переспросила Мила. Все равно терять ей было нечего, кроме жизни. Однако почему-то казалось, что опасность ей не угрожает. — С чего вдруг, если я даже не знаю, кто ты и что это за место?

— Ну, коль это так важно знать именно сейчас, — он вздохнул, встряхнув крыльями, которые стали несколько меньше. Или может, показалось? Мила присмотрелась. Переливающиеся сиреневыми бликами широкие крылья действительно исчезали за спиной ангела. Неужели растворялись, становились невидимыми? Или врастали в спину? — Моё имя тебе ничего не скажет, — произнес тот, усмехнувшись, словно знал, о чём думает девушка. — Но если тебе так проще — можешь называть меня Стрелком. Это Сонный Лес. Остальное — позже. Сейчас нужно идти, — он поднялся, бросив беглый взгляд в небо, и протянул девушке руку.

— А моё имя?

— Я знаю, — ответил тот, уже заметно нервничая. — Нужно идти, Мила.

Девушка вопросительно вскинула бровь.

Стрелок отметил, какое очарование придавали ей растерянность и удивление. Она была прекрасна в своей невинности.

Но её лицо внезапно изменилось: мышцы напряглись, резко выделяя скулы, кожа побледнела, над изогнутыми бровями появились глубокие складки, губы превратились в тонкую напряжённую линию, а в больших голубых глазах отразился ужас. Стрелок испугался.

Её руки дрожали. Зубы выдавали барабанную дробь. Тело покрылось крупными розовыми каплями пота с кровью.

Вдруг Мила заметалась, лихорадочно ощупывая себя и извиваясь, словно змея. Она сорвала с себя плащ, разорвала футболку, пытаясь избавиться от того, что её одолевало. Из груди вырвался душераздирающий крик. Только тогда Стрелок увидел, как огонь сжигает девушку изнутри, кипящей кровью вырываясь из открывающихся на теле ран. Демону, пожирающему её плоть, было нужно не тело, а душа. Гостю удалось отравить девушку. И теперь его яд испепелял разум, изгонял душу, обращая ещё не пробудившегося ангела в сосуд для души тёмной повелительницы. Теперь Стрелок точно знал, что отыскал Сумеречницу.

Милу нужно было спасать, пока обращение не завершилось.

Рывком Стрелок прижал девушку к себе, укрыл вновь раскрытыми исполинскими крыльями.

Жар мгновенно окатил всё тело, плавя как воск. Его застарелые шрамы налились кровью. Тёмная жидкость стекала по иссушенной бледной коже. Глаза вспыхнули. Колдовское сияние наполнило бессмысленный взгляд Милы. Одно мгновение и свет погас. Девушка вздрогнула и обмякла в сильных руках. Всё кончилось.

Мила ясно смотрела на Стрелка. Дыхание возобновилось. Боль отступила. Раны на теле бесследно исчезли.

Остался лишь шрам от когтей на мягкой щеке.

Она ничего не понимала. Что произошло? Всё закончилось?..

Глянула на ангела. Тот едва дышал. Веки были сомкнуты, седые ресницы дрожали, а зрачки метались как ошалелые. Из шрамов лилась чёрная кровь. И крылья… Крылья стали графитного цвета.

Мила уперлась ладонями в его грудь, пытаясь вырваться, но Стрелок не отпускал её. Под тонкими пальцами дико стучало его сердце, пульсируя, казалось под самой кожей. Девушку охватил озноб. Её била крупная дрожь, кости словно ломало, и Мила не сразу поняла, откуда появилась приятная лёгкость, разливающаяся по телу. Лёгкость, заглушающая боль и унимающая дрожь.

Она смотрела на Стрелка и видела, как боль терзает его, нескончаемым потоком конвульсий сковывая мышцы; как он из последних сил удерживает девушку в своих руках; как судорожно втягивает носом воздух; как до скрипа сжимает зубы, сдерживая отчаянный крик. Внезапно Стрелок взял в ладони её юное лицо. Тепло разлилось по коже, проникая глубже.

Секунда, и Мила ощутила, как стягиваются края раны, оставленные когтями на щеке, а мысли наполняются необъяснимым светом, как будто в тёмной комнате зажгли сотни ламп. Странное умиротворение накрыло её разум; прозрение о её небесной сущности. Сердце успокоилось, а грудь налилась ровным дыханием.

Под горячими руками ангела расцветала жизнь.

Когда шрам на её лице затянулся, Стрелок ослабил хватку. Мила выскользнула из его мягких крыльев.

Она дрожала. Холод проникал под разорванную одежду, забирался в самую душу.

Не отводя взгляда от своего спасителя, повалившегося на спину, Мила нащупала на траве плащ и резко накинула на его истерзанное тело.

Остервенело кутая Стрелка в скользкое одеяние, девушка ощущала, как замедляется ритм его сердца, сходят на нет судороги, отступает боль, затягиваются раны.

Прижав к груди его голову, Мила устроилась рядом. Холод больше не обнимал её. Едва касаясь пальцами дремлющего ангела, Мила шептала молитву.

А на её спине пробивались жемчужные крылья.

* * *

Кира.

Сейчас.

К полуночи гроза стихла, унося свой мятеж далеко в горы. Взглядом я провожала сизые тучи, едва различимые в ночном небе. Уплывая, они медленно обнажали полную луну, близившуюся к горизонту. По окну стекали последние капли дождя.

Блеклый луч ночного светила скользнул по моим рукам, неровной от декоративной штукатурки стене. Коснулся витого узора перил лестницы, сливаясь в едином танце с желтым светом торшера, что блуждал по черным деревянным ступеням. Слившийся свет яркими полосами расползался по потолку, разбавляя однотонную поверхность причудливыми тенями, и скользил дальше, все глубже проникая внутрь пустой квартиры. Потеряв из виду настойчивый луч, я перевела взор на луну и дрогнула.

Ничто в мире меня так не пугало, как то, что я увидела в эти минуты.

На моих глазах луна рассыпалась на миллионы золотистых песчинок, словно печенье, легко разламывающееся на крошки.

Я догадывалась, что это значит. Время гибели мира пришло. Слишком много предвестников.

Землетрясения, разрушение города, переход границы миров. И луна, растворяющаяся в темном пространстве, стала последним знаком.

Однажды я уже видела подобное. Тогда пал Варденхейм — мой мир. Но кто теперь затеял передел власти?

Неужели навеки исчезнет и этот мир?

Настойчивый стук в дверь вывел меня из оцепенения. Я знала, кто пришел. Давно жду его. Не спеша пересекла просторный холл, блестящий в слабом сиянии исчезающей луны, подошла к двери и, ловким движением провернув замок, открыла.

На пороге стоял Кирш.

Высокий, худощавый, в длинном наглухо застегнутом сером платье, схожем с рясой священника. Голова опущена, на голом черепе блестели тонкие дорожки — следы дождя, которые странным образом повторяли контур выжженного на коже клейма. А когда-то эти пугающие своим значением символы скрывали густые белоснежные волосы, волнами ниспадающие на широкие плечи. Он поднял голову, глядя мне в глаза. Холодный пронзительный взгляд.

— Я ждала тебя, — заговорила я, впуская его в полумрак квартиры. — И я рада, что ты…

— Доселе жив? — перебил он, остановившись у винтовой лестницы, поднимающейся на второй этаж, где находилась моя спальня. — Сей факт так радует тебя?

— Да, — голос неожиданно охрип, — ты же знаешь, что я никогда не желала тебе зла.

— Зла не желала, — насмешливо протянул он, — но души лишила. Как так — быть может разъяснишь?

— Зачем? Прошло столько лет… — осторожно шагнула в сторону статного мужчины. — Все изменилось. И ты… И я…

Еще шаг…Я стояла уже совсем близко. Кирш молчал, водя ладонью по перилу.

Интересно, а какое имя в человеческом мире носит он на этот раз? Раньше он скрывался, как Джим, Киршем всегда называла его я. Кем же он был на этот раз? Колдуном, лордом, принцем, бездомным — кем? Он так любил менять маски.

Губы расплылись в довольной усмешке, а пальцы потянулись к постаревшему лицу. Прикоснуться к нему. Всего лишь прикоснуться и наконец, понять, зачем он здесь. Что привело его ко мне на этот раз? Кто он теперь и на чьей стороне?

Но неожиданно Кирш легким движением перемахнул через перила, мягко опустившись на ступеньки чуть выше меня. Моя рука застыла в воздухе, наткнувшись на невидимую стену.

Осторожно я провела ладонью по прозрачной поверхности. Так и есть — стена. Кто-то тщательно оберегал его от чужих посягательств. Впрочем, Кирш, какого знала я, способен и не на такое. Но зачем? Неужели он боится меня?

Я еще раз провела рукой по стене, пробуя ее на ощупь. Нет, эту преграду соткал не Кирш. В ней слишком много тепла, слишком много эмоций. Чужая энергия. Я сделала попытку проникнуть сквозь стену — безрезультатно.

— Оставь напрасные старания, — спокойно произнес он, поднявшись на ступеньку выше. Я опустила руки и обошла лестницу, остановившись между Киршем и окном, за которым расползалась густая непроглядная тьма. — Меня коснуться ты не сможешь.

— Что так? — дразняще прошептала я. — Боишься? — и ступила на ступени. Кирш отступил назад.

— Мне более неведом страх, — усмехнулся он. — Но ты…

— Зачем тогда защищаешься? — не унималась я, поднимаясь все выше.

— Сия преграда, — он обвел себя рукой, продолжая отступать от меня, — соткана не мною. Лишь Акмирэ решать дано, кого впускать сквозь стену чар ее.

— Акмирэ? — я остановилась, как громом пораженная. Не ожидала услышать из его уст незнакомое женское имя, да еще произнесенное с теплом и нежностью. Сердце глухо стучало в груди, больно ударяясь о ребра.

— Кто она? — холодный тон, чтобы скрыть дрожь в голосе.

— Та, без кого исчезну я.

— Любишь ее?.. — слова давались с трудом, словно не желали слетать с языка. Просто я дико боялась услышать ответ, каким бы он не был.

— Люблю?! — седые глаза Кирша неожиданно вспыхнули гневом. — Люблю ли я?! — и дикий смех оглушил меня. Что-то зловещее было во всем этом. Что-то ненастоящее. — Тебя любил я, — прохрипел он, словно смех украл силу его голоса, — а ее…

Он осекся, повернувшись ко мне спиной, и ступая по мягкому ковру моей спальни. И только когда я потеряла его из виду, осмелилась подняться следом. Просторную комнату, оформленную в черно-белых тонах, освещал блеклый свет ночника над широкой разобранной кроватью. В его разноцветных бликах, хаотично разлетевшихся по гладким стенам, высокому потолку с вычурной лепниной, сбитому шелковому покрывалу кровати, темному полу и теряющихся в необъятной пустоте огромного окна, Кирш казался пришельцем с другой, невиданной планеты. Он сидел на широком подоконнике, вглядываясь во тьму, поглотившую небо. Сильные руки закинуты за голову, брови нахмурены, глаза настороженные. Похоже, не только меня беспокоило столь стремительное развитие событий. Но в отличие от меня Кирш знал гораздо больше. Тогда зачем он пришел?

— Зачем ты здесь? — осторожно спросила я, присев на край мягкой кровати, еще не забывшей запах

страсти, вспыхнувшей между мной и Максом. Он ушел несколько часов назад, а в комнате до сих пор пахло ним. Кирш не ответил, опустив руки и присмотревшись ко мне. Что-то знакомое мелькнуло в его взгляде. Давно забытое, но возвращающее меня в далекое прошлое, когда нас многое связывало.

Слишком многое, чтобы в раз отмахнуться от прошлой жизни. Я так и не смогла, как не пыталась. Странно, но я до сих пор помнила каждое слово, произнесенное его мягким бархатным голосом. Каждый жест, взгляд. Я помнила все его прикосновения от нежных, сводящих с ума, до хлестких и обидных до слез. Я помнила каждую его морщинку, каждый шрам, каждую родинку. Особенно то причудливое родимое пятно

в форме четырехлистника под левой рукой. Такое же, как у Макса. Я все помнила. Ведь именно благодаря мужчине, что сидел передо мной, изучающе смотря в мое лицо, я обязана тем, кто я.

Ведь именно Кирш был моим учителем и первым мужчиной, кого я по-настоящему любила.

Отвернувшись, я задумалась…

…Киршриадин, князь варданский, Архимаг Академии искусств Варды, Старейшина Совета Мудрецов, родитель касты магов и волшебников; Джим Салливан, пилигрим из Ирландии…

Как много титулов и судеб таится в душе мага и колдуна, изгнанного Богами за непослушание и запретную любовь. И все из-за меня…

Если бы тогда хоть кто-нибудь умнее меня четырнадцати весен от роду сказал, какой трагедией обернется мое знакомство с Киршем, я бы сама лично приковала себя к решетке в самой высокой башне, заколотила все входы и выходы и еще дракона оставила у ворот. Хотя мне кажется, Норны всё равно позаботились бы, чтобы нити моей судьбы неразрывно связали меня с печальным колдуном, живущим затворником в загадочном поместье далеко на севере Варденхейма.

Увы, провидца не нашлось, что заметно облегчило задачу Чтицам судьбы, и в первый день года я удрученно рассматривала свое отражение в зеркале, готовясь к аудиенции с собственной матерью и королевой в одном лице.

С тех пор как мы вернулись из Восточных Лесов, в вечнозеленых владениях которых притаилась Омильна — Высшая школа благородных манер, прошло больше месяца, а я до сих пор не видела мать. Она была зла на меня, за то что я с треском провалила первое же испытание, но свой гнев срывала на подданных, наказывая за малейшую провинность. Меня же заперли в покоях под домашний арест. Впрочем, уж лучше тут, чем в Омильне. Это место со столь мелодичным наименованием скорее походило на тюрьму, откуда имелся только один выход — на эшафот. А как иначе назвать пещерный город, покидать который запрещалось абсолютно всем и каждому вплоть до окончания учебы? А это, ни много, ни мало целых двенадцать зим. Мало того, все ученицы носили одинаковую строгую одежду, пошитую из тонкой шерстяной ткани, и не имели права заниматься волшебством. И это законы для варданок, где каждая вторая рождалась чародейкой!

Что-то было не то с этой школой, но что — я так толком и не выяснила. А все потому, что успешно провалила первое же испытание. Мало того, что не совладала с единорогом, будучи прекрасной наездницей, так еще покалечила младших учениц и едва не убила парочку преподавателей. Дикий страх, неведомый мне ранее был тому причиной.

Все случилось на третий день пребывания в стенах школы. Будучи любопытной от природы, я тайком отправилась изучить территорию пещерного царства, в застенках которого мне предстояло провести три года…

Омильна не простая школа, какие были разбросаны по всему Варденхейму. Это было дитя совместного творчества вардан и эрулов в знак примирения двух королевств.

Лабиринты темных коридоров соединяли между собой большие и малые пещеры, узкими тоннелями ускользали наружу, паутиной мостиков и отвесных троп пронизывая поляны и обвивая изящные каменные корпуса школы. Высокие и низкие потолки усеивали тонкие ледяные палочки, растущие в хаотичном порядке. Причудливо изгибающиеся они сплетались в хрустальные гроздья, что играли солнечными бликами янтаритов.

Сама школа представляла собой скопление замков со стенами, исчерченными искусной резьбой и мерцающими дивным магическим светом.

Я долго бродила по этим тоннелям, прислушиваясь к звукам падающих капель, так схожих с биением сердца; наблюдая за срывающимися с обрывов шумными потоками подземных источников.

Проход становился всё уже, пока не преобразился в узкую крутую лестницу, ведущую в нижние ярусы подземелья.

Оттуда, из кромешной тьмы, веяло могильным холодом и доносились жалобные стоны, скрежет цепей, предсмертные хрипы, заглушаемые неясными песнопениями. Руки похолодели, а позвоночник свело от накатывающей волны страха. Нужно было бежать оттуда, подальше от давящей тьмы, поближе к спасительному свету. Но что-то необъяснимое тянуло меня вниз. Слабо соображая, что я делаю, ступила на лестницу. Руки дрожали, а ноги то и дело соскальзывали с узких ступеней. Ещё шаг, прыжок, и ступни коснулись мягкой почвы, так не схожей с твёрдыми скалами наверху.

Я пригляделась — под ногами оказалась серая пыль, в которой валялись то сломанные кости, то осколки черепа, то челюсти, ещё украшенные белыми, крепкими зубами — верный признак молодости и силы вардан, кто навеки остался похоронен под этими каменными сводами.

Но что же произошло?

Осторожно ступая по подземному кладбищу, стараясь не задеть прислонённые к стенам скелеты, сохранившиеся почти целиком, я едва сдерживала подступающее к горлу отвращение. Неожиданно коридор расширился, переходя в круглую пещеру шагов в десять в диаметре. В центре стоял алтарь в виде огромного паука, на теле которого лежала обнажённая дева. Это была одна из учениц школы — я видела её в первый день. Я хотела было подойти к ней, но едва только занесла ногу, чтобы шагнуть в освещенную свечами пещеру, как тени отделились от стен и приблизились к алтарю. Существа, одетые в белоснежные одежды, слепящие чувствительные в темноте глаза, извлекли из-под своих одеяний мечи. Серебряная сталь зловеще сверкнула в тусклом свете. Под странное бормотание, произносимое на незнакомом наречии, острием клинков они коснулись сердца жертвы. На бледной девичьей коже проступили алые капли крови. Она вскрикнула от боли, но мольбы её утонули в мелодичном многоголосье жриц. Одна из жриц выступила вперёд с занесённым над головой кинжалом. Её красивое, искажённое экстазом близости к божеству, жертву которому приносили, на миг показалось мне знакомым. Но лишь на миг, потому что в следующие секунды её рука быстро опустилась, пронзая беззащитное горло девушки. Песни стали громче, а на меня смотрели потемневшие от крови и смерти широко распахнутые глаза ребёнка. Холодный пот увлажнил волосы, сердце едва билось в груди от первобытного ужаса, сковавшего меня по рукам и ногам. Я больше ничего не помнила. Все было как в тумане: и длинные коридоры, впитывающие мой страх и гул шагов; и встречные люди, варданы, эрулы, шарахающиеся в стороны; и слепящие солнечные лучи; и белоснежные животные, мирно пасущиеся на поляне.

Пришла в себя только когда рухнула на землю с взбрыкнувшего подо мной единорога. В тот же день я была отправлена домой. Облегчение настало, когда я оказалась в спасительной роскоши Замка Грез, в котором прошло моё беззаботное детство.

Однако слова матери, самой могущественной волшебницы во всём королевстве оказались острее любого меча.

Ты не оправдала надежд королевства и навлекла беду на детей Варды! — её высокий голос звенел в каменных стенах дворца и терялся в высоком потолке, сияющем сотней драгоценных камней. Голос повелительницы, что заставлял в страхе и повиновении склонять головы или падать на одно колено всех, но не меня. И за эту непокорность я часто расплачивалась табу на свободу.

Я расстроено вздохнула, вытаскивая себя из плена воспоминаний, рванула воротник белой тонкой рубашки. Перламутровые пуговицы бесшумно рассыпались по нежно-зелёному ковру. Лёгкая ткань разлетелась в стороны от дыхания весеннего ветра, блуждающего по душной комнате, и обнажила высокую грудь. Усмешка искривила губы, а руки содрали с тела ненужную ткань. Гордо вскинув голову, оценивающе разглядела идеальное тело, отражающееся в зеркале. Кожа цвета жасмина сияла в рассеянных лучах полуденного солнца. В пупке поблёскивал звёздным светом драгоценный камушек неизвестного происхождения, подаренный мне матерью при рождении. На упругую уже не детскую грудь падали кудрявые волосы алого цвета. В раскосых изумрудных глазах, окаймлённых густыми ресницами, плясали игривые огоньки в предвкушении новых приключений.

План побега из дворца я уже придумала, осталось дело за малым — пережить долгожданную аудиенцию и воплотить его в жизнь. А для этого нужно хорошо выглядеть перед матушкой, я бы даже сказала неприлично хорошо. Уверенно пересекла спальню, расписанную искусными художниками, и лёгко распахнула дверцы гардеробной, заполненной сплетёнными из лозы куклами, на которых были надеты роскошные наряды. Платья, которые я ненавидела и одевала лишь по велению королевы. Комната была несколько меньше спальни и полностью зеркальна. Здесь пахло мятой и дождём… Любимый аромат, с огромным трудом сохраненный в тканях одежды. Множество вечерних нарядов из кружев и шелка завораживали, манили изобилием драгоценных камней и жемчугов. Но меня интересовало только одно -

длинное персиковое шелковое платье, расшитое серебряными и золотыми нитями, образовывавшими узор из переплетенных ветвей и цветов.

Тот самый наряд, в каком я впервые предстала перед Киршем.

Решение матери было непоколебимым — путевка в Долину Вечной Весны.

Это было княжество далеко на севере Варденхейма, окружённое грядой непроходимых гор и отвесных скал. Княжество отшельников и изгнанников. Место, где под одной крышей могли безмятежно сосуществовать вардан и эрул, человек и тарина. Здесь мирно соседствовали сверкающие березовые рощи с идеально ровными стволами цвета слоновой кости, чёрными полосами-родинками и прохладные леса, не пропускающие солнечные лучи сквозь густые кроны буков, лип, дубов. Только в долине суровые ледники казались хрупкими хрустальными игрушками, переливающимися сотней ярких цветов, а воздух был настолько прозрачен, что даже не зоркий взгляд человека мог видеть блистающие в солнечном свете тонкие крылышки фей.

И в самом сердце долины, вечно благоухающей терпкими ароматами весны, гордо возвышался дворец Иссилен-Нелиси — Лунный Цветок. Зеркальный замок, сотканный из света и магии.

Место моей судьбы.

Во дворце нас приняли радушно. Матушка тут же удалилась на аудиенцию к князю Киршриадину. А я тем временем бесцельно прогуливалась туда-сюда, меряя шагами каждое пространство, куда попадала.

То ли это была огромная картинная галерея, мерцающая в розоватом сиянии агатов. На стенах висели портреты мужчин и женщин, вардан и людей, которые отражались в зеркальных поверхностях напротив, создавая ощущение наполненности зала. Словно здесь собрался весь цвет элиты Варденхейма.

То ли зал славы, пестрящий флагами и гербами княжеств и народов королевства. Здесь были и красные львы, и золотые фениксы, и серебряные драконы со звездными единорогами.

Но больше всего своей красотой поражал тронный зал, рассеченный сетью мелких ручейков. Над каждым водным потоком висел ледяной диск для представителя того или иного княжества с соответствующей геральдикой. Лучи света, исходящего от дисков, переплетались в воздухе, перекидывая через трон огромную радугу. Прозрачные стены обвивали цветущие диковинными бутонами зеленые ветви, сквозь которые проникал едва заметный дневной свет. Касаясь пола, выстланного мозаикой разноцветных стекол, дерзкие солнечные лучи преломлялись в каплях воздуха, рисуя отражение прекрасной красноволосой девы, взор которой устремлялся в небеса. Туда, где стеклянным куполом изгибался потолок, обнажая прелесть небесного свода.

Ощущение величественности и торжественности обволакивало этот зал, равный разве что роскоши королевского дворца.

Это было место Богов, подаренное человеку.

Почему именно ему, человеческому сыну, покровительствовали Высшие? Что такого особенного они рассмотрели в нем, чего не было в детях Варды, в самой королеве?

На эти и многие другие вопросы я не знала ответа до сих пор.

Князь нашел меня на террасе, куда я вышла из тронного зала. Первое, что я почувствовала, покинув зал, был страх высоты, когда под моими ногами внезапно оказалась пустота. Бездна, разделяющая гладь озера и

стеклянный пол, на котором я стояла. Страх сменился трепетом от восторга. Легкий ветерок обдувал лицо, скользя под подол платья, холодя взмокшее тело. Казалось, меня охватила невесомость.

Я словно парила над волшебным озером, формой напоминающим листок клевера. Перегнувшись через бортик, вглядывалась в небесную гладь ниже. И Озеро оживало под цепким взглядом. Так же, как жило Небо. В нем сияло солнце днем. Огромная луна блестела ночью. Там плавали пуховые облака или ползли грозовые тучи. И это не было отражением небосвода или иллюзией. Озеро было вторым небом. Небесами под ногами.

— Озеро Расколотых Небес, — услышала я за своей спиной низкий задумчивый голос и обернулась.

Почва ушла из-под ног. Но спас меня так умело расположенный бортик, за который я ухватилась.

В тот момент я готова была поклясться всем на свете, что передо мной стоял Киршриадин, князь варданский, собственной персоной.

Ему и представляться не стоило. Внешность говорила за себя.

Высокий, широкоплечий, он был непохож на хрупких, изящных вардан. Его крепкое тело дышало силой и уверенностью в собственном совершенстве. Белоснежные, словно облака, длинные волосы, собранные на затылке прекрасно оттеняли его золотистого цвета кожу. На нём была длинная чёрная одежда, по подолу и рукавам которой змеилась вышивка серебряной нитью, с узором из переплетающихся рун и символов. Глаза его горели тёплым ярко-коричневым светом. Спиной привалившись к стене и скрестив на груди руки, он, молча, смотрел на меня.

Насмешливо, но с опаской…

* * *

Томас Монфор.

Средние века.

Томас пришпоривал коня. Гнедой копытами взметал дорожную пыль, изредка вставая на дыбы. Он ржал и фыркал, пятился назад. Страх читался в черных, по-человечьи умных глазищах. Но Томас не мог повернуть назад.

Заночевывать приходилось в редких постоялых дворах, в лучшем случае, а то и под открытым небом. Разводя костер и почти не смыкая глаз. Зато Гнедому давалась передышка. Торговые тракты опустели — Томас намеренно свернул на один из них, миновав крупный порт на юге. Ни повозки, ни редкого наездника. Люди попрятались в своих домах, надеясь переждать расползающуюся по стране заразу.

Горели леса. Гнили целые города. Вонь стояла на сотни миль. Густой дым разъедал глаза. Воду отравили мертвецы. Томас видел их, изъеденных черными язвами, сгнивших, обгрызенных серыми крысами. Они плавали в реках, кучей валялись на узких улочках. В деревеньках трупы сжигали. Погребальные костры вспыхивали снова и снова. Их были сотни. И с каждым днем становилось больше. Зараза не щадила никого: ни детей, ни женщин, ни стариков, ни скотину. Пожирала все живое. Томас пытался помочь. Но что может молитва против озверевшей и отчаявшейся толпы? Люди требовали исцелить их! Некоторые падали на колени, моля Господа о прощении. Некоторые смеялись и плевали в лицо. Дети плакали, тянули за сутану, хватали за руки в надежде на исцеление. В некоторых деревнях в нем видели чуть ли не Божьего

посланника, в других кидались с вилами. И Томас понимал всех. Люди боялись. И разуверились. В нем самом все меньше оставалось веры. И становилось все труднее мчать вперед. Но он должен был обогнать смерть и найти ее источник.

О маленькой девочке, несущей погибель, шептались во всех городах. Некоторые смельчаки даже выступали в походы против самой Смерти. Но люди гибли в пути или бежали. Но и беглецов находила зараза. Выживших не оставалось. Лекари разводили руками. Ведьмы торжествовали и странным делом почти не умирали. Чума обходила их стороной. Люди обозлились в своем горе, и случалось, убивали любого, кто был здоров. Зараженный мог прирезать собственного сына только потому, что тот выжил чудом. Но чудом ли?

Томас пришпоривал коня и размышлял, почему иные болели, а иные казались неприкасаемые. Что это: благословение или проклятие? Его самого зараза не касалась. Он осматривал себя каждый вечер — никакого намека на нарывы или язвы. И каждый вечер он благодарил Господа. А утром снова сталкивался с адом.

В северных провинциях черная смерть почти не лютовала. В заснеженных фьордах, казалось, царил покой. Однако к чужакам относились враждебно. Города, обнесенные серыми скалами и каменными стенами, были неприступными. Северяне отрезали себя от внешнего мира, похоронив заживо. Надолго ли хватит их продовольствия, если торговля с южанами под запретом? Как долго проживут эти воинственные мужчины и женщины? Они умрут от голода быстрее, чем чума доберется до севера.

Стража не отворила врата, завидев всадника. Лучники заняли позиции в бойницах и на башнях. Наконечники их стрел пылали. Томас спешился. Массивные врата были наглухо закрыты: ни окошка, ни щели. Они хорошо обезопасились, но спасет ли их это. Томас постучал. Никто не отозвался. Порыв ветра донес отголоски холодного моря. Томас вдохнул полной грудью, прикрыв ненадолго глаза. После постучал снова. стража не отозвалась. Странно. Томас оглядел стену — лучники на местах. На мгновение они показались ему тенями, призраками. На мгновение прежде, чем свист вспорол воздух и сплелся в протяжную песню с северным ветром. Стрелы вонзились в землю совсем рядом, едва не пробив поношенные сапоги. Томас даже не шелохнулся. Одна, пробила плащ, трепавшийся на ветру. Огонь оплавил ткань на спине. И тут же погас под внезапно налетевшим снегом.

— Именем Церкви, откройте! — прокричал Томас, но его осипший голос заглушил ветер. Он шагнул еще ближе к вратам, постучал, сбивая кулак в кровь. — Именем Церкви, откройте! Я пришел с миром! — и отступил, подняв руки, показывая, что у него нет оружия. Распахнул плащ, показывая подпоясанную тугой веревкой одежду служителя Церкви. Снег тут же забился в нос и рот, облепил не привыкшее к холоду лицо. Но там, за каменной стеной, его услышали.

— Что тебе нужно здесь, южанин? — раздался зычный голос из-за врат.

— С кем я говорю? — Томас прижался ухом к толстому дереву.

— Не тебе требовать моего имени! — голос стал громче. — Я повторю свой вопрос: зачем ты здесь, южанин?

— Я говорю от имени Церкви…

Отчаянный смех разнесся ветром, и казалось, сами фьорды содрогнулись от его мощи. Кто же там, за стеной?

— Твоя церковь не имеет силы на этих землях! Убирайся!

— Я не уйду, пока не поговорю с конунгом или ярлом! Только им решать, важны мои слова или нет.

— Убирайся, южанин! — повторил голос.

— Я могу, но только чума и до вас доберется. Не спасут вас ни стены, ни огненные стрелы. Смерть не щадит никого. А неверие убивает пуще любой заразы.

— Проповедуешь? Так не действует на меня! Твой Бог бессилен против могущества Одина. Нет ему места на наших землях и в наших сердцах. Твой Бог, южанин, отрекся от вас. Так что убирайся прочь!

— Может и так, — Томас отошел от врат. Но не сомневался — тот, кто говорил с ним, слышит каждое его слово. В воздухе пахло морозом и чем-то едва уловимым, похожим на магию. Томас уже знал этот запах — мяты, снега и весны. — Но только смерть сейчас притаилась в самом сердце вашего города. За этими неприступными стенами. И она убьет вас всех. Уже убивает. Я видел сотни погребальных костров, отправленных по реке жизни к вашему Одину. И вы никогда не узнаете, кто она. Если я сейчас уйду.

Ветер смолк, едва Томас произнес последнее слово. Снег прекратился. Заскрежетали врата. И взору Томаса предстал седовласый старик, сгорбленный, с кривой палкой. За руку он держал маленькую златокудрую девочку с черными, как бездны, глазами и кровавыми змеями в волосах.

* * *

Кира.

Сейчас.

— В его жилах теперь чёрная кровь…

Холодный голос Кирша выдернул меня из воспоминаний. Вздох разочарования вырвался из моей груди.

— Чёрная кровь? — удивилась я, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили до того, как я ушла в себя. — В чьих жилах?

— Возлюбленного твоего, — он бросил небрежный взгляд на разгромленную постель, — что воротился из небытия…

— Кирш, — простонала я, — как же мне надоели твои загадки. Разрази тебя гром!

И словно в унисон мне за окном полыхнул яркий свет, на миг озаривший серьезное лицо, исчерченное тонкими морщинами. В серых глазах вспыхнули огоньки прежней страсти, но тут же исчезли, словно ничего и не было. Тьма вновь поглотила спальню.

— Марк Йенсен…

Сердце больно сжалось от одного только его имени.

— Зачем он тебе? — слова давались с трудом. — Что ты знаешь о нем? Кто он?

— Он тот, кто жаждет мир спасти, дабы тебя предательством не осквернить. Он полуангел, получеловек. Колдун, что ищет смерти. Румин…

— Румин? — я резко встала, в два шага преодолев расстояние между нами.

— Я не могу поведать все тебе сейчас. Но будет время, обещаю. Мне нужно, чтобы ты вмешалась.

— Ну уж нет, — отмахнулась я. — Я и так слишком много вмешивалась в его судьбу. И когда он был ребенком, и когда гонялся за Шиезу, и когда я… — я осеклась. Незачем Киршу знать о том, как много лет назад в Австрии не узнала истинную сущность Марка и полюбила его. — …И в Блиндвуде, — нашлась я. — Хватит с меня этого. Я его отпустила, пора ему идти своей дорогой.

— Мирра…

Я вздрогнула, как от удара. Как странно, но за сотней чужих масок, имен, жизней, я давно забыла свое настоящее имя. Мирра…Как много тепла сейчас было в его голосе. Я улыбнулась. Он называл меня так. Всегда любил сокращать мои имена. Он и Макс.

— Разве душа моя того не стоит? — с сарказмом поинтересовался он, хотя в глазах читался совсем другой вопрос. Отпустила ли?

Гримаса презрения исказила мое лицо. Тепло? В его голосе? В нем? Чушь! Ничего не было.

— Что ты хочешь?

— Забвения…

— Зачем ты заставляешь его забывать?

— Погибнуть может он, — тихо говорил Кирш. — Душа его не возродится ибо не нашел предназначенье он.

— А в чем оно? Ты знаешь?

— Сие известно лишь Богам… Но не о том мы речь ведем. Ты мне поможешь?

Я кивнула. Губы Кирша тронула улыбка.

— Благодарю, — он отошел от окна и остановился у лестницы. — Забвение спасет его.

В этом я сомневалась. Еще ни разу мое вмешательство не помогало Марку, только вредило. Но назад дороги не было. Тем более, Кирш был прав. Я его должница.

— Но…

Я обернулась, раскрыв рот для последнего вопроса, но Кирша в спальне не было. Бросилась к лестнице и замерла на середине. Кирш стоял у двери, ждал меня. Подавив волнение, я спросила.

— Кто он тебе, Кирш?

Он коснулся дверной ручки.

— Сын…

Тихий шепот резанул сердце.

* * *

Мила.

Сонный лес.

Сколько прошло времени, Мила не знала. Ей казалось, что миновала целая вечность. А на самом деле? Сколько она вот так сидит на влажной траве, нашёптывая странные стихи? Час? Два? День? Неделю?..

В этом месте время остановилось. И огромная янтарная луна, замершая посреди неба, была ярким тому подтверждением. Мила вновь глянула ввысь. Ночное светило по-прежнему молчаливо взирало на неё со своего трона. Или ей только кажется, что прошла уйма времени, а на самом деле всё длилось час, минуту, секунду?

Впрочем, её уже мало что удивляло. Какой смысл изумляться, если всё равно ничего не понимаешь.

Откуда, например, ей известны эти нежные мелодичные слова на незнакомом языке, которые она так уверенно произносит? Почему она читает именно эту молитву, смысл которой обращён к неизвестному ей божеству? Как она может понимать значение этих слов?

Она перевела взгляд на ангела, назвавшегося Стрелком. Прозвище ему не шло, но тем не менее Мила чувствовала, что его долгое время так называли. Оно стало ему дорогим, хотя не было истинным.

Голова Стрелка покоилась на её коленях, а Мила всё так же гладила его седые волосы и одними губами шептала рифмованные строки.

И ещё непонятное чувство привязанности, всё прочнее впускающее в неё корни, не давало покоя. Почему это происходит со мной? И что вообще происходит?

Мила вздохнула. Она устала, холод давно парализовал тело, но она не отпускала Стрелка. Она исцеляла его, сама того не зная.

Стрелок проснулся, когда шёпот Милы затих. Губы её против воли растянулись в приветливой улыбке, встретившись с его глазами серо-фиолетового цвета. Тот едва заметно улыбнулся в ответ и поднялся. Плащ упал на колени.

В тишине прошло ещё некоторое время.

— С возвращением… — прошептала Мила, прервав затянувшееся молчание.

Мягкий взволнованный голос заставил Стрелка вспомнить о девушке рядом. Он обернулся. Мила сидела, подогнув под себя ноги, и изумлённо глядела на спокойного, только очнувшегося ангела.

Он рассмотрел её.

Гладкая кожа цвета слоновой кости, чуть вытянутое лицо с плавными чертами и ясный взгляд, застывший в одной точке. На нём. Она была напряжена, заламывала пальцы. Волосы цвета воронова крыла переливались в лунном сиянии, смешно топорщились, словно иглы ежа.

Стрелок встал с травы и протянул Миле плащ.

— Тебе лучше надеть его…

Она опустила глаза и тут же закрылась руками, в смущении пытаясь скрыть свою обнажённую грудь, выглядывающую из рваной футболки. Стрелок хмыкнул и небрежно накинул одеяние на её плечи.

Он знал много разных женщин: от людей до варданок. И у всех было абсолютно радикальное отношение к собственному телу.

Например, варданки. Красота для них — дар Богов, которого незачем стыдиться. Каждая женщина с ранних лет умело пользовалась своими изгибами, линиями, очертаниями. Матушка-природа наделяла их грациозными походками. И порой даже казалось, что их хрупкие ножки парят в воздухе, не касаясь земли.

В разговоре с мужчиной варданки могли чуть оголить ножку, прикусить уголок губы или же томно прикрыть глазки, показывая небывалое желание. Но всё ради корысти, потому что Боги позволяли полностью обнажиться и отдаться лишь возлюбленному.

Для ведьм наоборот первостепенным всегда оставалось желание.

Они живут под властью инстинктов — любовь для них ничего не значащее слово. Если ведьма определилась

с партнёром, что воспламеняет в ней страсть, она становится хищницей. Дикаркой с необузданной первобытной похотью. В охоте за объектом вожделения они ничуть не уступают варданкам. Они так же умело пользуются своими прелестями: едва уловимые прикосновения пальцев или бедра к партнёру, покусывание и облизывание губ, поигрывание многочисленными украшениями, ненавязчивое касание сокровенных мест…Они, уродливые от природы, владеют магией красоты и соблазнения, с помощью ароматов и заклинаний завлекая в свои сети глупого самца.

Порой Стрелку приходило в голову сравнение ведьм с львицами, которые могут спариваться сразу с несколькими самцами. Сам однажды участвовал в дикой ведьминской оргии, где все ублажали друг друга без различия пола и расовой принадлежности. Таковы они на самом деле.

Люди многограннее. Их женщины могут и хранить целомудрие для единственного, и сгорать от похоти, и пользоваться телом в корыстных целях. Стрелок наблюдал за многими их поколениями и пришёл к одному выводу. Когда женщины обнажаются перед своим сексуальным партнёром, в их головах происходит одно и то же. И неважно, кто она — юная девственница, зрелая дама или профессиональная путана. Все они испытывают смущение и стыд; чувствуют себя униженными и грязными.

Он никогда не понимал, почему они держат в клетке свои инстинкты, лишь на короткий миг давая волю желаниям. Только человеческие женщины не ценят столь прекрасную оболочку, подаренную Богами. И для Стрелка это оставалось загадкой. Одной из тех немногих, что не под силу разгадать.

Мила закуталась в плащ. Стрелок фыркнул.

Она слишком много времени провела среди людей, что успела стать похожей на них. Но Мила никогда не была человеком.

— Нужно идти, — он протянул девушке руку.

— Идти? Куда? — удивилась Мила, поднимаясь. Однако руку не взяла.

Стрелок неодобрительно покачал головой, зная, чем обернётся её самоуверенность.

Едва поднявшись, девушка тут же бухнулась обратно на траву и жалобно ойкнула.

— Похоже, я переоценила свои силы, — пробормотала она, искоса поглядывая на возвышающегося над ней мужчину.

Тот вздохнул и рывком поднял девушку. Она снова ойкнула и переступила с ноги на ногу.

Стрелок покрепче перехватил её хрупкую ладошку и сделал несколько шагов к зловещим деревьям, за которыми, казалось, не было ничего, крометьмы. Но Мила вырвала руку и отрицательно замотала головой.

— Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, что происходит?

Ангел выругался сквозь зубы на странном ломаном наречии. Девушка отступила на шаг.

— Давай я растолкую тебе всё по дороге, — терпеливо заговорил он, с трудом подавляя желание перекинуть её через плечо, как мешок, и отправиться в путь, пусть даже против воли. — У нас мало времени. Нужно спешить. Я отведу тебя в безопасное место.

— А нам угрожает опасность? — не унималась девушка.

— Нам нет. Тебе — да. И если ты, наконец, перестанешь упираться, я смогу тебе помочь.

— А ты точно не заговариваешь мне зубы? — она пригляделась к ангелу, приблизившемуся вплотную. Несколько секунд он молчал, с серьёзным видом глядя в её настороженные глаза, а потом неожиданно тепло и радушно улыбнулся.

— Точно, — кивнул он, и Мила поверила.

Стрелок вошёл в лес. Мила не отставала, дивясь, как легко они преодолевают непроходимые на первый взгляд места.

Стрелок проскальзывал сквозь путаницу зарослей, которые покорно раскрывались перед ним и бесшумно сплетались за девичьей спиной. По извивающимся, замаскированным тропинкам они уверенно пересекали полосы лесистых холмов, переходили низинки, заполненные колдовским голубым сиянием. Временами Стрелок ступал осторожно, словно ощупывал ногами видимую только ему тропинку, и крепко сжимал руку Милы. Она не знала, почему. Возможно, обходили ловушки или чьи-то жилища. Ведь не может же лес быть необитаемым? Иногда он приостанавливался, прислушиваясь к дивным шорохам или вглядываясь в верхушки высоких елей; приказывал девушке не шуметь, пока то, что шелестело, не удалялось.

Затем они вновь набирали привычный темп. И хоть они двигались достаточно быстро, Мила совершенно не ощущала усталости. И уж тем более не поняла, почему у огромного дуба, нависшего над тонкой полоской ручья, Стрелок решил остановиться. Только тогда Мила снова подняла голову к небу.

Небеса всегда её завораживали. Они постоянно разворачивали любопытным глазам полотно величайшего художника Вселенной. Мила часами напролёт могла наблюдать, как художник старательно выписывает каждый штрих своего шедевра. Без остановки.

Так было всегда. Но не теперь.

Здесь Миле казалось, будто художник отвлёкся, отложил кисти и краски, и жизнь остановилась.

Мила вновь видела луну, застывшую в зените. Видела ночное небо, усеянное мириадами огромных звезд и переливающееся необычным сиянием. Видела высокие темные деревья, устремляющиеся ввысь, словно руки страждущих. Деревья с переплетенной между ними паутиной живых ветвей и лиан.

— Так не бывает… — одними губами произнесла Мила.

— Что-то не так?

Девушка опустила голову.

Стрелок сидел у изогнутого широкого ствола раскидистого дерева, подкидывая в разведённый костер поленья. За его спиной сверкающей лентой извивался узкий ручеек. Издали казалось, что он покрыт тонким слоем льда, настолько идеально гладкой была его поверхность. Просторная поляна, на которой они сделали привал, пологим склоном спускалась вниз, усеивая кромку ручья разнородными камнями. На противоположном берегу ручей обступали склонившиеся к воде ивы, в ветвях которых гомонили ночные птички. А дальше вновь простирался густой тёмный лес.

Мила перевела взгляд на своего проводника.

В обманчивом свете пламени он походил на зверя, с трудом ускользнувшего от охотников и озирающегося на каждый шорох в ожидании новой погони.

Загнанный зверь…

Одиночка с огнём отчаяния в прищуренных глазах. Одиночка, никогда никому не сдающийся. Никому и никогда. По крайней мере, живым. Одиночка…

Тогда почему он сейчас здесь? Рядом с ней? Зачем она ему?

Мила приблизила руки к огню.

— Откуда костёр? — поинтересовалась она, припоминая, отлучался ли её спутник на поиск дров.

— Магия, — как-то неопределённо ответил он. — Замёрзла?

Девушка взглянула на Стрелка и кивнула.

Расслабленно откинувшись на могучий ствол, он чистил яблоко. Так ловко управляясь с изящным кинжалом, даже не глядя на него.

— У огня быстро согреешься, — продолжал он, отрезав кусочек и закинув его в рот. — В Сонном Лесу всегда прохладно перед рассветом.

— Перед рассветом?! — не поверила Мила, вспоминая луну, никак не опускающуюся к горизонту. — И откуда у тебя яблоки?

Вместо ответа Стрелок указал куда-то поверх своей головы. Мила проследила его движение и обомлела. В пушистой золотистой кроне дуба, у ствола которого так удобно расположился её спутник, красовались наливные алые плоды. Точь-в-точь такие, какое с аппетитом поглощал этот странный ангел.

— А…эт-то… — бессвязно промычала брюнетка, кивая на необычное дерево.

— Лояндуя, — невозмутимо пояснил Стрелок. — Дерево-хамелеон. Это единственное растение во всём лесу, которое ночью прячет свои плоды от всех, кроме меня.

— Почему кроме тебя?

— Потому что я знаю её… — размыто ответил он.

Мила шумно сглотнула, осторожно приблизившись к волшебному дереву. Сладкий аромат растения дурманил, и у Милы даже слегка закружилась голова. Она осторожно прикоснулась к стволу: твёрдая неровная кора приятно холодила кожу, а белые точки на синевато-сером фоне казались звездами в необъятном древесном космосе. Медленно провела рукой выше, к развесистой кроне, нежно касаясь опушенных листьев, по краям вырезанных глубокими лопастями; тронула круглый, с капельками росы на жёлто-красной кожице плод, расписанный коричневатым узором. Яблоко само легло в изящную ладошку, а на его месте вдруг появилась почка. Мила ахнула. С треском почка лопнула, выпуская из своих крепких объятий маленький розовый цветочек. А затем произошло совсем уж невиданное — лепестки закружились вокруг сердцевины, с жужжанием, подобно пчелиному, облетели с ветки. Из сердцевины появилась завязь, потом горошина, которая вдруг засветилась желтым и стала набухать, постепенно обретая форму налитого яблока. Всего пара мгновений и на месте сорванного фрукта красовался новый, как будто только созревший.

— Шшаакхи, — прошипел Стрелок, разорвав волшебную тишину. И величественное дерево встряхнуло пушистой кроной, словно недовольное сделанным замечанием, и отвело свои ветви от потрясённой девушки. — Прости, — произнес ангел, обращаясь к Миле, — она просто красуется, так что не пугайся.

— Крас…суется? — с запинкой переспросила девушка, не решаясь попробовать плод.

— Когда-то это дерево было прекрасной тариной, — Лояндуя понуро склонила ветви к ручью, и Миле даже показалось, что её нежные листья касаются воды.

— Лесным духом, — пояснил Стрелок, заметив вопрос в глазах Милы. — Таринам были чужды чувства, подобные любви к чему-то или кому-то, кроме леса. Всем, кроме одной. Лоэнн. Она влюбилась в охотника, попавшегося в одну из её ловушек. Ради него она отреклась от своего народа, но тарины злопамятны, а их магии нет равных среди других рас. Лоэнн обратили в прекрасное живое дерево, а возлюбленного в недвижимые воды ручья, до которого её ветви никогда не дотянутся.

— Красивая сказка, — произнесла Мила, пытаясь осознать, правда ли она видела заколдованное дерево или у неё просто разыгралась фантазия. — А это не твои фокусы?

— Нет. Мой конёк телекинез и боевые искусства, хотя и магией владею в совершенстве. Но подобным не занимаюсь. — Он глянул на девушку, по-прежнему стоящую у дерева. — Ты яблоко попробуй. Оно кисло-сладкое, как ты любишь.

В глазах Милы блеснуло изумление. Мало того, что этот ангел затащил её в непонятный лес с живыми деревьями — она передёрнула плечами, — так ещё и знает, какие яблоки она любит. Что ещё он о ней знает? Чертовщина какая-то!

— Да не хочу я ничего пробовать! — не сдержалась она, со всего маху швырнув плод в воду. — Я требую объяснений! — перекрикивая возмущённый гул деревьев, злилась она. — Хватит с меня всей этой чертовщины! Я хочу знать, что происходит?!

— Как скажешь, только не нужно кричать. Здесь любят тишину.

— О Боже… — простонала девушка и опустилась на траву у дерева по левую руку от Стрелка.

— Это, как я уже говорил, Сонный Лес. Единственный природный тоннель между мирами. Достаточно просто видеть нужную дорогу, а она уже сама выведет в другой мир. Подобные тропы видит не каждый, но я могу, поэтому и путешествую через этот лес.

— А что — есть и другие тоннели?

— Врата, образованные пересечением энергетических потоков. Что-то вроде невидимых электрических проводов, — пояснил он недоумённой Миле. — На пересечении нескольких таких крупных проводов образуется сгусток энергии, подобный шаровой молнии, который и окружают врата. Многие из них, к сожалению, а может к счастью, давно запечатаны варданами. Но в твоём мире есть и действующие врата. Это английские Стоунхендж и Вудхендж.

— Та ладно тебе, — хмыкнула Мила. — Если бы это действительно были врата, уже толпы людей побывали бы в другом измерении. Ты хоть представляешь, сколько туристов ежегодно посещают эти места?

— Да я даже знаю, что они включены в список мирового наследия, — улыбнулся Стрелок. — Но открыть ворота может только их стражник с той или этой стороны при помощи определённого заклинания.

— Кто такие стражники?

— Стражники — это колдуны из древнего рода Шетинори. Они охраняют врата, решают, кого пропускать в другой мир, а кого нет.

— Швейцары сверхъестественного разлива, — хихикнула Мила. Её почему-то начинало забавлять происходящее, хотя обстановка совершенно не предрасполагала к веселью. Может так сказывалось постоянное напряжение, в каком она находилась последнее время? А может ей просто надоело бояться? И всё же ей казалось, что Стрелок сильно сгущает краски, пытаясь войти к ней в доверие. Зачем, вот вопрос?

— Зачем тебе я? — вслух спросила она.

— Грядёт война. И ты в ней смертельное оружие.

— Ни фига себе, — присвистнула Мила. — И за что же такая честь?

— Это не честь, это проклятие, — с грустью вздохнул Стрелок. — Ты единственная, благодаря кому можно стереть грань между миром живых и миром мертвых. А это приведёт к неминуемой гибели человечества.

— Это как?

— Сначала из тебя сотворят пустой сосуд. Они уже пытались это сделать. То, что было на поляне, — следствие твоего заражения. Яд Шиезу отравляет твою душу, начисто стирает всё человеческое, что в тебе может быть. Таким образом ты становишься одной из них. Потом тебя наделят Силой магического камня. И только тогда считается, что ты готова принять в себя душу Великой Хельги — повелительницы мёртвых. Хотя я думаю, мертвые уже навещали тебя, не так ли?

— Какие мертвые? Что за бред? Никто меня не навещал? Да и почему меня-то? На Земле миллионы других, кто охотно согласился бы послужить на благо Дьявола?

— Потому что ты Сумеречница. Избранная, если хочешь.

— Так изберите другую — делов-то.

— Я бы с радостью, но боюсь, ничего не выйдет. Они уверены, что в этом твоё предназначение. Именно поэтому с тобой едва не произошла беда прошлой осенью. Да и совсем недавно.

Мила побледнела. Страх холодными пальцами подобрался к горлу.

Откуда он знает про ту страшную ночь, когда её едва не убили? Неужели одним из тех ужасных типов был он? Нет, не может быть…

— Я был там, — говорил Стрелок, словно читая её мысли. — В том переулке. Был и на скале, куда тебя Клим привёз.

— Какая скала?.. Причём тут Клим?.. — попыталась возмутиться Мила, наблюдая, как Стрелок засунул руки под выступающие корни дерева и извлёк оттуда лук и колчан со стрелами. Стрелы… Стрелок… Клим ей рассказывал о неуловимом мстителе и спасителе невинных. Говорил, что Стрелок спас Милу в том переулке прошлой осенью. Так может поэтому Стрелок знает её имя? Тот самый Стрелок, которого много лет не могут поймать власти всего мира?

— Две ночи назад твой брат привёз тебя на Монастырскую скалу, — терпеливо говорил Стрелок, закрепляя на груди тонкий ремень. — Там он передал тебя своему хозяину, который успел отравить тебя. Поэтому с тобой случился приступ на поляне.

— Это ты говорил. Но Клим… Я не верю…

Мила уткнулась лицом в похолодевшие ладони. Воспоминания о последней встрече с Климом сами оживали в памяти. Он встречал её из Университета. Вечерело. Она жутко устала и невероятно хотелось спать. Но вот уже которую ночь её мучили кошмары. Словно она бежит по длинному тёмному коридору, пытаясь найти выход. На пути постоянно встречаются какие-то чудища, всё время заставляя её менять направление. Её неустанно кто-то преследует. И вот, наконец, она сталкивается с Климом, ждущим в конце лабиринта. Но внезапно брат оборачивается мерзким демоном, пытающимся обнять её костлявыми лапами с кривыми когтями.

Она потёрла лицо руками, отгоняя мрачное видение. Тогда, в машине Мила впервые рассказала Климу о своих снах. И тот предложил ввести её в транс, чтобы избавить от кошмаров. Мила согласилась. Разве она могла подумать, что после этого окажется в каком-то лесу со странным существом? Если бы знала, ни за что не согласилась бы. Но почему Клим не уберег её? Неужели Стрелок говорит правду? Она не хотела верить и всё же верила.

— Твоё право, — кивнул он, на спине зафиксировав серебристый лук. — Клим твой хранитель. Около восьми сотен лет назад Клим заключил сделку с падшим ангелом, служителем Люцифера. Ты в обмен на жизнь его дочери.

— Дочери? У Клима есть дочь? — тупо переспросила она, совершенно не удивляясь, что её брат жил восемь столетий назад.

— Есть, — Стрелок встал напротив растерянной девушки. В ней действительно много человечности. Гораздо больше, чем он думал. Наверное, это не так уж плохо. Чем больше в ней добра и слабости, тем труднее Шиезу будет получить её. — И я знаю, где она. Но для того, чтобы найти её, мне нужно спрятать тебя.

— Фигня какая-то, — буркнула она, взъерошив волосы.

— Хотел бы я, чтобы это было так. Но факты говорят об обратном. Возьми хотя бы природные катаклизмы, произошедшие за последнее время. А то, что произошло с тобой, когда ты проснулась. Твои кошмары. Странное поведение Клима. Неужто не настораживает?

— Но если я так важна им, почему я здесь?

— Потому что я оказался хитрее, — уголки губ приподнялись в улыбке. — Но…

Он осёкся, глянув в небо.

— Пора. До полудня нужно успеть.

— И куда мы идем? — поинтересовалась Мила.

— В место, которого нет ни на одной карте мира. Его вообще не должно быть, но оно существует вопреки всем законам природы. Там моё пристанище. И там тебя никто не найдет.

Стрелок провёл рукой над костром, и пламя медленно погасло. Словно впиталось в его ладонь. Несколько раз он сжал и разжал пальцы, встряхнул рукой, и все признаки костра исчезли без следа.

Теперь Мила поняла, почему ничего не услышала, когда её спутник разводил костер. Просто он делал это без помощи дров и спичек. Одними руками. Вот что значил его неопределённый ответ.

— Ладно, — она ловко поднялась на ноги. — Идём. Но сначала скажи всё-таки, кто ты на самом деле?

— Это долгая история, — как-то печально ответил он. — Но если ты хочешь знать, я расскажу тебе по дороге. Идём.

Мила кивнула. Отступать поздно, да и некуда. Всё равно без этого крылатого существа ей отсюда не выбраться. Придётся идти и терпеливо ждать, когда Стрелок заговорит.

И он заговорил…

Томас Монфор.

Средние века.

— Девочка моя, — Томас упал на колени рядом с ничего не видящим ребенком. — Доченька, — голос сорвался. Он протянул руку к детскому личику, но змеи зашипели, подняв свои уродливые морды. Но Томас не испугался. Зашептал молитву на латыни. Змеи скрутились жгутом вокруг хрупкой девичьей шеи, смолкли. Кудрявые, цвета золота волосы враз потемнели, став черными, как грозовое небо.

— Ильма, — снова позвал Томас, но девочка не шелохнулась. — Что с ней? — он поднял взгляд к старцу, отошедшему в сторону и замершему, уперевшись на свой посох.

— Она излечила многих, — ломким голосом молвил старец, — а теперь спасает их души.

Томас ничего не понимал. Он мчал на север, гонимый знанием об исчадии ада. О девочке, породившей смерть. Он знал, что ее нельзя убить, но можно спасти. Одна ведьма обещала помочь. На середине пути

Томас понял, что смерть сеет его собственная дочь. Марта, а не Ильма. Ее не должно быть здесь. И если здесь Ильма, то где же Марта?

Томас опустил голову — теперь придется начинать все сначала. Но сперва понять, о чем говорил старик. Он встал, но не успел шагнуть в сторону, как холодная ладошка коснулась его пальцев, сжала. Томас глянул на дочь. Черные глаза посветлели. И Томасу померещились серые тени на самом их дне. Наваждение! Он тряхнул головой, но руку дочери не выпустил.

— Она проводит души через границу, — не дождавшись вопросов, заговорил старик. — Чтобы не заплутали. Чтобы нашли пристанище и не сгинули на веки вечные. В Пустоши без проводника никак. Но твоя дочь особенная, проповедник. Таких как она Сумерками кличут, ибо жизнь их истинная там, где нет света и тьмы.

— И что теперь? — растерялся Томас. Впервые в жизни он не знал, как поступить. И помощи искать тоже не знал, где.

— Беги, — проскрипел старик. И голос его скрутился ветром, просвистевшим над головой. — Беги, проповедник. На край света беги. И девочку свою береги. И дар ее спрячь от всего света, иначе найдут ее. И тогда ты не спасешь ее.

— Найдут? Кто?

— Они уже идут за тобой, — рассмеялся старик.

Позади громыхнуло, и Томас резко обернулся, закрывая собой Ильму. Черное небо вспорола ослепительная вспышка. Одна, следом другая. Они расчерчивали небо ветвистым узором молний, накаляли воздух, казалось, трещавший от напряжения. Ильма закричала. Томас прижал ее к себе. Она дрожала, закрывала уши, из которых сочилась кровь. Гроза. Она боялась грозы. Томас подхватил дочь, усадил на Гнедого, сам вскочил в седло. Конь встал на дыбы, но Томас ловко осадил его. Когда он глянул в сторону города, старика нигде не было.

— Но! — крикнул, пришпоривая коня. Гнедой сорвался с места и галопом помчал на юг. Навстречу грозе, расползавшейся по небу ослепительной паутиной.

Гроза отступила к ночи пути. Заночевать Томас решил на постоялом дворе у Волчьей Лощины. Наевшись досыта и насилу накормив Ильму, Томас снял небольшую комнатку на втором этаже. Хозяин, рослый северянин с косыми глазами, завидев золотой у Томаса, расплылся в довольной улыбке. Он предлагал самые лучшие кушанья и напитки. Но Томаса волновало другое.

Уложив Ильму, которая на удивление быстро заснула, Томас спустился к хозяину.

— Слушаю вас, — протирая деревянные кружки из-под эля, отозвался хозяин.

— Мне нужно найти кое-кого, — отхлебнув пенного эля, заговорил Томас.

— Разве ж я похож на ищейку? — усмехнулся северянин.

— Ты похож на человека, который очень любит золото, — не остался в долгу Томас, выудив из кожаного мешочка на поясе еще один золотой. В глазах хозяина мелькнул алчный блеск. Томас не сдержал усмешки.

— Так что на счет моей просьбы?

— Тут зависит от того, кого сыскать требуется, — заговорщицким шепотом ответил северянин, склонившись близко к Томасу.

— Ее, — Томас протянул северянину ладонь, на которой лежал листок клевера. До сих пор зеленый, словно только сорванный. Хотя с той встречи прошло несколько месяцев.

Северянин отпрянул и выругался под нос на языке севера. Томас дословно не мог сказать, что значили его слова, но что они были руганью — вне сомнения.

— Извини, южанин, но в этом деле…

— Она сказала, что если потребуется помощь, я должен показать тебе это, — он кивнул на листок клевера, — и дать три золотых. Я дам больше, только помоги.

— Ох не к добру это, — покачал головой северянин, но золотые монеты забрал и скрылся за потемневшей занавеской в конце зала.

Трактир давно опустел, и луна бесстыдно заглядывала внутрь. Томас вернулся в комнату и ждал. Ильма спала беспокойно, плакала, кричала. Томасу с трудом удавалось зажимать ей рот, чтобы не потревожить остальных постояльцев. К полуночи Ильма позвала его голосом сестры. Умоляла помочь. Томас пытался выяснить, где она. Но ответы были расплывчаты и понять что-либо оказалось невозможно. Оставалась надежда на ведьму.

Томас встретил ее через три дня после смерти жены и исчезновения девочек. В небольшом приюте на окраине соседнего городка. Закутанная в серый балахон, она сидела особняком, ковыряясь ложкой в серой липкой массе.

— Ненавижу каши, — фыркнула она, когда Томас сел рядом, поставив перед собой миску похлебки. — Да и твою дрянь есть не стоит, — потянув носом, словно собака, усмехнулась она.

Томас зачерпнул ложкой похлебку, вкус действительно был мерзкий, отдавал дохлятиной, хотя запах жареного лука и моркови был аппетитней.

— Давно ты здесь? — поинтересовался Томас, насилу запихнув в себя еще ложку похлебки. Поесть надо было — путь предстоял неблизкий.

— Тебе-то что до этого, южанин? — не поднимая головы, возразила она. — Свою дочь все равно здесь не сыщешь. На север тебе нужно. Там она.

И уже было встала, но Томас перехватил ее запястье.

— Кто ты? Что тебе известно о моей дочери?

Она сверкнула зелеными глазищами и поманила за собой. А потом рассказала, что жуткая зараза людей съедает. Что наказание это за ослушание. Что предали люди истинных Богов. И что дочь его — Вестница. И остановить ее может только та, кто рождена мотыльком. И отправила его на север, но прежде напоила чем-то. Вязкий, почти черный напиток сводил зубы от сладости. Но ведьма настаивала, чтобы Томас выпил все до последней капли. Сказала, что сила напитка убережет его от заразы. И напоследок вложила в ладонь листок клевера. Если вдруг понадобится ее помощь.

Понадобилась вот. Только ведьма не спешила являться. С рассветом пришлось уходить — Ильме стало хуже, она все рвалась куда-то. А к постоялому двору нагрянули инквизиторы, требуя выдать ведьм. Обещая праведным огнем каждой, у кого чистая кожа. Сумасшедшие. Томаса вывел хозяин трактира.

— Она тебя сама сыщет, — шептал, запрягая лошадь. — Когда действительно будет нужна ее помощь. Пока ты справляешься. Спасайся, Томас Монфор.

И золото вернул, помеченное четырехлистником. Уже в десятке миль Томас видел, как в небо взмыл столб дыма в той стороне, где стоял старый трактир с хозяином-северянином.

Ильма всю дорогу спала. Ночь сгущалась, ког8да пришлось остановиться. Дальше мчать бессмысленно — коня загонит, да и сам того гляди вывалится из седла.

Развел костер. Из дорожной сумки вытянул вяленую конину и флягу сидра — хозяин трактира позаботился

Ильма по-прежнему спала. На лбу блестели капельки пота. По коже заплетались причудливые узоры. И нити его то темнели, то вспыхивали алым. А некоторые исчезали и на коже оставались тонкие шрамы. Томас боялся за дочь. Но будить не решался. Мало ли где она сейчас. Вдруг останется там навсегда, если Томас потревожит. Осторожно смочил ее потрескавшиеся губы сидром, укутал в свой плащ и не заметил, как задремал сам.

Проснулся Томас потому что замерз. Холод влез под кожу, заледенил кости, остудил кровь. Он потянулся всем телом и только тогда понял, что Ильмы нет рядом.

— Ильма! — заорал Томас, мгновенно подскочив на ноги. голос эхом разлетелся по чаще, отозвался шелестом веток и уханьем совы. — Ильма! — Томас закружил на месте. Паника душила. Но куда бежать? Где искать? Костер давно погас, не видать ни зги. Сухая от июльской жары земле не сохранила следов. И луна спряталась за седыми тучами. — Ильма!

— Папа! — звонкое в ответ. Томас рванул на голос. Ветки хлестали по лицу, корни цеплялись за ноги, но он не обращал внимания. Позади заржал конь. Плевать!

— Папа! — ближе.

Под ногами что-то хрустнуло, колено пронзила острая боль. Томас упал, скатился по пригорку, ударяясь об острые камни. Шипя и ругаясь.

— Папа! — совсем близко. Горячее дыхание, холодные ручки на шее. — Папочка, прости, я не хотела уходить. Я просто…и заблудилась…

Ильма всхлипнула. Томас кое-как поднялся. Правый бок прожигало насквозь, тошнило, в висках стучало. Но он прижимал к себе дочь и успокаивал. С трудом перебрались к реке неподалеку. Томас омыл рану на боку. Осмотрел успевшую опухнуть ногу. Картина вырисовывалась нерадостная. Как теперь искать коня

— неизвестно. А пешком им далеко не уйти. А идти надо. Томас затылком чуял беду.

— Ильма, — позвал он дочь, напряженно всматривающуюся в темную чащобу. Она не отреагировала. Страх острой занозой въелся в мозг. Опершись на длинную корягу, Томас кое-как, подволакивая вывихнутую ногу, доковылял до дочери. Тронул ее за плечо и тут же отпрянул, встретившись с черными провалами глаз.

— Господи, спаси и сохрани, — прошептал, перекрестившись. — Ильма, девочка моя.

— Не трожь, — прошипело отовсюду. Из черной гущи леса потянулись сизые нити. Туман упал на реку, скрыл окружающий мир за плотной пеленой серости. Дымные нити тянулись по земле, сплетались и рассыпались, лизали босые ноги Томаса и щекотали затылок. Туман будто играл с ним, забавлялся, ластился к рукам Ильмы. Словно показывал, что не обидит. Но с туманом пришли они. Призраки с человеческими лицами и кожистыми крыльями. Долговязые, в серых балахонах, сотканных маревом. И во главе их стояло черное существо — помесь человека и громадной птицы.

— Ты, — прогромыхало существо, и содрогнулась земля. Туман зашипел, как от боли. Томас взвыл и упал на колени. — Ты, — повторила тварь, указывая когтем на Ильму, — моя.

— Только через мой труп, — прохрипел Томас, вставая с колен. Носом шла кровь, ногу дергало, разодранный бок прожигало до кости. Но он не мог бросить дочь. по небу прокатился раскат грома, колыхнулись призраки, обнажив клыки. С утробным рычанием они кинулись на Томаса, но были отброшены яркой вспышкой. Томас оглянулся на дочь. ее ладонь светилась алым. А дымчатые нити вплетались в смоляные волосы, как венчальные ленты. Вскинув руку, она шагнула вперед. Маленькая девочка против армии черных тварей. Томас закричал в попытке остановить дочь, но его голос потонул в раскате грома.

А она молчала, закрывая собой истекающего кровью отца.

Но от ее взгляда твари осыпались прахом. А призрачные ленты в волосах обретали черты, рождали тени, страждущие и злые.

Их руки потянулись отовсюду, лаская несущую смерть девочку, подобно любовникам.

— Ильма! Остановись!

Кричал Томас, содрогаясь от выжигающей боли. голова разрывалась от криков и неистового смеха. Холод сковывал, забирал душу. Томас видел, как торжествует существо-птица, как горели его глаза, наблюдая за Ильмой. Как все ближе он подходил к Ильме. Как ласкал ее. И как на глазах Томаса она менялась из маленькой девчушки в прекрасную девушку. И как их губы сливались в долгом поцелуе. А серые тени, вырванные из небытия, пировали крылатыми тварями. И он не мог ничего сделать.

Он чувствовал, как кто-то подхватил его и потянул куда-то. Видел, как исчезают в серой пелене дикие твари, как исчезает его родная дочь. Томас слышал тихий, бархатный голос, нашептывающий что-то на странном наречии. И глаза цвета весенней травы, дарящие покой.

Часть 6. Найденыш

Каролина.

Сейчас.

Утро выдалось промозглым. Впрочем, время суток определялось по стрелкам на часах, да и то не факт, что предположения окажутся верны. Темнота была непроглядной. Холод залезал под куртку, ветер холодил шею, рвал сизый туман в клочья. Вокруг суетились люди, горели фонари, глаза резали вспышки фотоаппаратов. Лина засунула руки в карманы, переступила с ноги на ногу, осмотрелась. Вокруг тишина. Мертвая. Такая бывает только после катастрофы. Пронесшийся накануне ночью ураган выкосил половину

рощи. Гроза выжгла деревья. Обугленные стволы выглядели жутко. Порыв ветра швырнул в лицо горсть туманных капель и отвратительный запах жженой плоти. Каролина поморщилась, задержала дыхание. Из кармана достала платок, зажала им нос.

Как только на место прибыли кинологи с собаками, начался дурдом. Собаки выли, припадали к земле, а одна псина задушила себя, пытаясь вырваться с поводка. А потом они стали находить трупы. Лисы, зайцы, волки, ежи, птицы — их были сотни. Настоящее кладбище. Ближе к реке появились человеческие тела. Обглоданные, истерзанные. Последствия катастрофы и сумасшествия животных. Пришлось вызывать экспертов из области. Всех, что могли приехать. Работа предстояла непростой. Но Лину мало волновали погибшие в результате урагана. Больше беспокоили останки, найденные в ущелье на другом берегу реки. Человеческие, но не совсем. Каролина сама видела странное строение позвоночника, с ответвлениями под лопатками. Такие же позвонки, но только выступающие наружу. Остальной скелет соответствовал человеческому, причем мужчине лет сорока. Больше информации эксперты пообещали только после лабораторного обследования. Да куда уж больше. Лина поддела носком ботинка рыхлую землю. Голова еще разболелась, пульсирующий затылок готов был лопнуть, перед глазами то и дело расплывались синие круги. Лина присела на корточки, глубоко подышала. Таблетки остались в машине, которую Лина бросила на шоссе в паре миль отсюда.

— Может, таблеточку?

Каролина подняла взгляд на Михеича, смотрящего с жалостью.

— Не помешало бы, — Лина слабо улыбнулась.

А Михеич достал из своего универсального чемоданчика бутылку воды и пару круглых таблеток разного размера.

— Анальгин с димедролом, — пояснил Михеич, видя замешательство Лины. — Пей, тебе поможет.

Лина послушно выпила. Михеич плохого не пожелает.

— Что там, Михеич? — спросила Лина, вернув бутылку.

— Там… — он присел на корточки рядом, закурил. — Там черт знает что, Каролина. Я даже предположить не могу, что за существо мы нашли.

— Оно имеет что-нибудь общее с тем, что мы обнаружили в порту?

— Трудно сказать, — Михеич стряхнул столбик пепла, — но на первый взгляд строение скелета имеет сходства. Мне трудно судить, я не специалист по костям. Судебный антрополог расскажет тебе подробнее.

— А череп нашли? — Каролина встала. Пульсирующая боль сосредоточилась в висках.

— Пока нет, — Михеич тоже поднялся. Подхватил свой чемоданчик. — Больше я здесь не нужен. Отчет будет завтра к вечеру.

Каролина развернулась в сторону реки, раздумывая вернуться или нет.

— Каролина, — окликнул Михеич, — вызови Киру. Мне кажется, она знает об этой чертовщине гораздо больше, чем мы.

Лина не ответила, лишь коротко хмыкнула, вызвав неодобрительный жест Михеича. Киры здесь только и не хватало. Впрочем, в чем-то Михеич прав — Кира действительно слишком много знала о происходящем. Но только с какой стороны? Какое отношение она имеет ко всем этим смертям? А ведь имеет вне сомнения. Каролина спустилась к реке, где были обнаружены останки. Там все еще работали эксперты: брали образцы воды, почвы, аккуратно упаковывали кости в специальные контейнеры. Череп по-прежнему не нашли.

— И никаких идей, куда делся череп? — спросила у судебного антрополога. Высокая темноволосая женщина, которую Лина видела впервые в жизни, пожала плечами.

— Голову отсекли чем-то острым и раскаленным, — заговорила холодным, профессиональным тоном. — На сохранившейся плоти края ровные в месте отсечения и опаленные. Оружие сообщим после осмотра останков в лаборатории. А череп могло унести ветром. Учитывая, что по оценке профессионалов скорость ветра достигала тридцати трех метров в секунду, череп могло унести далеко в чащу.

— А почему остальные кости остались на месте? — Каролина осмотрелась. Несколько экспертов осматривали берег, но безрезультатно.

— Не факт, что они были здесь захоронены, — антрополог сняла перчатки. — Останки были перевернуты и облеплены хвоей и свежими листьями. На тканях следы волочения и запекшаяся кровь, так что вполне вероятно, что сюда их принес ветер.

— Ветер, значит, — Каролина задумалась. Судя по характеру сломанных стволов, ураган пришел с востока, то есть с противоположной от реки стороны. Получается, ураган перенес останки через реку? Тогда вполне может быть, что череп покоится на дне реки.

— Нужно вызывать водолазов! — крикнула в сторону оперативников. — Спасибо, доктор…

— Шторм, — кивнула антрополог. — Виктория Шторм, — пожала Каролине руку. — Я сообщу, как станет что-то известно.

Лина кивнула в ответ и оглянулась, намечая примерную траекторию полета. А если предположить, что череп на берегу? Тогда он где-то рядом. Склон к берегу крутой и не позволил бы вынести череп в рощу, ну или, по крайней мере, унести слишком далеко. Значит, нужно искать норы или дыры в склоне.

Каролина двинула вдоль склона, фонариком освещая рыхлый грунт. Листья, ветки, тушки животных — и никаких следов человеческих костей. Она прошла достаточно далеко, изредка отдаляясь от намеченной траектории, обходя поваленные ивы или вздыбленную землю. Вернулась обратно тем же путем и уже почти

у места обнаружения останков заметила небольшое углубление в склоне. Подошла поближе. Осторожно разгребла листья и ветки, перемешанные с мелкими камешками. Череп был вдавлен в землю затылком. Пустые глазницы кишели белыми червями. Каролина поморщилась.

— Сюда!

Череп скалился на нее почерневшими зубами, между которых была зажата цепочка. Лина присмотрелась. Витая, серебряная, с выгравированными рунами на звеньях. Лина не верила собственным глазам. Этого просто не могло быть! Владелец этой цепочки был мертв — Лина сама видела его тело, сама читала результаты сравнительного анализа ДНК. Она быстро оглянулась: оперативники прочесывали берег, а доктор Шторм уже спешила к Лине. У нее есть всего пара минут. Четким движением она разжала челюсть, которая на удивление легко подалась, подхватила цепочку, на ладонь упал черный трилистник в серебряной оправе — медальон Макса. Не мешкая, спрятала его в карман за секунду до появления Виктории Шторм. Та смерила Лину подозрительным взглядом, но ничего не сказала. Лина выдохнула — не заметила.

Теперь, пожалуй, стоит навестить Киру. Она должна объяснить, как медальон Максима оказался в трупе очередного нефелима.

Дорога к дому Киры заняла больше времени, чем рассчитывала Лина. Шоссе вздыбилось после урагана, грунтовки размыло дождями. Приходилось искать объездные пути. Полу обвалившиеся пятиэтажки, мертвые тела были повсюду. Сирены сине-алыми всполохами разрезали ночную мглу. Город больше не светился витринами магазинов и кафе — все исчезло в пыли и тьме. Черные провалы окон, изъеденные трещинами дома и выкорчеванные фонарные столбы и деревья. Где-то разгорались пожары. Город погрузился в хаос. Туман поземкой стелился по трассе. Каролина не сводила глаз с серой ленты едва уцелевшей дороги, объезжая колдобины и ямы.

Дом Киры не пострадал. Лишь в одном месте сорвало шифер крыши. Целые окна, двери подъезда, ни единой трещины от первого до девятого этажа. Странно, учитывая, что ее дом — в эпицентре урагана. Каролина с изумлением осматривала чистый дворик с пестрой детской площадкой, ярко освещенной десятком фонарей. Поразительно. В городе нет электричества, а тут… Лина присвистнула и вошла в подъезд. Воспользоваться лифтом не решилась — нынче любые механизмы не надежны. Поднялась по лестнице на последний этаж. На площадке — одна дверь. Лина нажала на звонок.

Кира открыла не сразу. А когда дверь распахнулась — Каролина обомлела. На пороге стояла взъерошенная Кира с младенцем на руках. Тот смеялся и теребил ее косу.

— Привет, — вымученно улыбнулась Кира. — Как же здорово, что ты приехала. А то я никак не могу тебе дозвониться. Ты что-нибудь знаешь о детях?

И посмотрела на Лину с надеждой. Что за чертовщина?

— Этот малыш просто сводит меня с ума, — вздохнула Кира, пропуская ошеломленную Каролину внутрь.

— У меня уже руки болят таскать его, никаких сил. Но если я кладу его на диван, он начинает плакать. А я ума не приложу, что делать. Детский плач выбивает из колеи.

Она трещала без умолку, подогревая молочную смесь. И была так похожа на обычную женщину, что Каролине становилось не по себе.

— Магию не пробовала? — поддела Лина, откашлявшись.

Но Кира не обратила внимания.

— Да он сам — сгусток энергии. Видела вон, — она обвела головой ярко освещенную квартиру, — и никак не отключить.

И демонстративно пощелкала выключателем — свет, как горел, так и остался гореть.

— Откуда у тебя ребенок? — спросила Лина, стараясь ничему не удивляться.

Кира напряглась. И младенец на ее руках захныкал. Лине на мгновение показалось, что их связывают золотистые нити, которые вмиг потемнели. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение.

— Подкинули, — она щелкнула пальцами, и на ладони распустился огненный цветок. Малыш протянул к нему ручки и по рыжим всполохам потянулись зеленые нити. В кухне запахло весной.

— Давно? Почему ты не обратилась в полицию? — Лина не сводила глаз с того, как сотканный из огня цветок оживал, распускался тонкими розовыми лепестками.

— А ты не понимаешь?

Лина понимала, что такому необычному ребенку не место среди людей.

— Оставишь себе?

— Я не могу, — она с тоской посмотрела на малыша. — Я уже чуть не убила его. А он должен жить. Он — сама жизнь.

— Кира, что происходит? Что…

Каролина не договорила. Младенец взвыл, как раненый волчонок. Пол содрогнулся под ногами. Где-то громыхнуло. Полопались лампочки, свет ослепил. Каролина зажмурилась, инстинктивно пригнувшись к столу. Осколки посыпали на голову, оцарапали кожу. Ребенок кричал. Но до слуха Лины донеслось странное хлопанье, будто крылья. Она посмотрела в сторону звука и ничего не увидела. Перед глазами взвилось пламя.

— Прыгай! — надрывный голос за спиной и сильный толчок.

Огонь опалил, звон оглушил, а потом все исчезло.

* * *

Клим.

Сейчас.

Шоссе было на редкость заполненным. Длинные караваны тяжелых фур прореживали пронырливые легковушки, то и дело подмигивая неповоротливым махинам желтым глазом фар. Клим виртуозно лавировал в движении машин, а вырывающаяся из магнитолы тяжелая музыка заглушала возмущенные сигналы водителей, которых он обгонял. Ему было плевать, что он создает аварийные ситуации на дороге, он торопился. И так слишком много времени потратил на какую-то сотню километров. Совершенно упустил из виду, что после урагана люди пытаются убежать как можно дальше от эпицентра. Город встретил Клима пугающей темнотой, духотой и новыми пробками. Блондин грубо выругался и свернул во дворы пятиэтажек, сбегая от ночной паники. Ему не нравился нынешний век прогресса и высоких технологий с вечно спешащими людьми, загазованным воздухом и высотками, растущими подобно сорнякам в цветнике. Высоткам, которые так легко ломаются. Но гораздо больше Клим ненавидел время, породившее чудовище внутри него. Далекое время крепостничества и монархий, захватнических войн и рыцарских турниров, Церкви и еретиков. Время охоты на ведьм. Средневековье. Время, так некстати подкинувшее тяжелые воспоминания.

Он родился в дворянской семье в годы, когда Священная Инквизиция только начинала набирать свою кровавую мощь в Европе. Клим был единственным наследником знатного и одного из самых богатых по тем временам рода Монфор. Отец прочил ему идеальную карьеру военного, но Клим неожиданно для всех выбрал рясу монаха. Будучи юнцом, он стал ярым последователем доминиканцев. Самого жестокого монашеского ордена за всю историю церкви и религии. Изначально созданный для подавления литературно-творческих движений, противоречащих идеологии Церкви, орден стал мощнейшим оружием для истребления неугодных Церкви. И самое страшное заключалось в том, что монахи — члены ордена -

истинно верили, что совершают благо, неся смерть. Их называли псами Господа, но они были ужасней Дьявола. И Клим верил, что очищает землю от приспешников Тьмы и даже преуспел в своих благих деяниях, отправив на костер более сотни женщин и детей только за то, что они были инакомыслящими.

Жуткое то было время, но Клим бы многое отдал, чтобы возвратить его назад. Тогда он бы не ослушался отца и не сбежал из дома по зову Всевышнего, не стал бы монахом и членом инквизиционного трибунала. Мать не отреклась бы от него, а его возлюбленную не казнили у него на глазах. Клим не встретился бы со слугами Люцифера и не заключил с ними сделку, обернувшуюся бесконечными муками. Все было бы иначе, если бы он не отмахнулся от предсказания случайной старухи, повстречавшейся ему на пути в Цитадель ордена. Той самой, которая стала его первой жертвой. Он никогда не забудет ее леденящий душу смех, пока пламя пожирало ее плоть. А он стоял в толпе не в силах отвести глаз от проклявшей его ведьмы…

В салоне внедорожника включилось радио, треском помех оборвав мысли Клима. Он от неожиданности вывернул руль, и джип вылетел на обочину, затормозив в паре сантиметров от высокого ажурного забора, изысканно окружающего коттедж бывшей любовницы бывшего монаха.

От внезапной остановки он с силой ударился о руль. Из носа потекла кровь.

— Дьявол! — зло прошипел Клим. Он откинул назад голову и прижал к носу завалявшийся в бардачке платок. От белоснежного лоскута ткани пахло мятой и чем-то еще — Клим не разобрал, но озадаченно скосил глаза на платок, пропитавшийся кровью. В голове грянул выстрел, огненными снарядами прожигая мозг. Блондин резко выпрямился, и невидимый огонь разлился по всему телу, напоминая о глубоких царапинах, ссадинах и синяках, полученных всего пару часов назад.

Клим застонал. Сцепив зубы, он выбрался из машины. Улица встретила его горячим воздухом, в котором витали запахи роз и жасмина, и звонким лаем. Слегка пошатываясь, Клим прошел вдоль забора в поисках калитки. Та нашлась не сразу — может потому, что Клим бывал здесь нечасто, а может отчасти из-за того, что разум застилала режущая боль. С каждым шагом она впивалась острыми, как у розы, которая оплетала забор, шипами, и рассыпалась по всему телу миллионами мелких осколков. Калитка оказалась незапертой, словно его ждали. Но дом молчаливо взирал на него темными окнами.

Клим был уверен, что Алинка спит или же вовсе пропадает на своей никому ненужной работе. Первое было предпочтительней, потому что в другом случае ему придется торчать всю ночь на крыльце и еще не факт, что он дождется хозяйку. Неторопливо, чеканя каждый шаг, в ответ на который соседский пес заходился лаем, Клим преодолел выложенную мозаикой дорожку, три невысоких ступеньки и громко постучал в массивную металлическую дверь.

* * *

Томас Монфор.

Средние века.

— Где Ильма? — прохрипел Томас, едва открыл глаза.

Солнечный свет скрадывали разлапистые ветви, недалеко журчала вода, а над ним склонилась рыжеволосая ведьма.

— Я тебя знаю…

Ведьма прыснула и покачала головой. Приложила к его губамглиняную чашку.

— Пей! — приказала.

И Томас не стал возражать, хотя напиток горчил и обжигал горло. Терпкий, с кислинкой и невыносимо горячий. Голова немного прояснилась, по онемевшему телу разлилась боль. Томас застонал.

— Нет больше твоей дочери.

— Где она? — зарычал Томас, резко поднявшись. И откуда только силы взялись? Схватил ведьму за рыжую косу. — Что ты с ней сделала?!

— Отпусти, пес Господень, — насмешливо ответила она. — Отпусти, а то шкуру-то подпорчу, — и щелкнула пальцами, между которыми взвилась огненная змейка.

— Ведьма… — изумленно прошептал Томас, отпрянув и выпустив косу.

— Можешь называть меня Миррой, — игриво улыбнулась. Но не ушла. Осталась сидеть рядом. Томас откинулся на спину и только тогда рассмотрел, что лежит на топчане из сена в старой лачуге, а солнце пробивается сквозь густые кроны за маленьким оконцем.

— Где мы?

— Это неважно, — Мирра колупнула пальцем сено, выудила соломинку, покрутила в пальцах. Томас невольно загляделся. Она была красивой. Точеный профиль, белоснежная и наверняка мягкая кожа, кудрявые волосы цвета зрелой пшеницы, смешные веснушки у носа и маленькие ямочки на щеках.

— Тебя убьют, — произнес он вмиг осипшим голосом. — Такую красоту не прощают.

Мирра улыбнулась понимающе, коротко кивнула.

— И они уже рядом, — и повела носом, как ищейка. — Я чувствую. Поэтому слушай меня, Томас Монфор. Внимательно слушай. Они придут сюда. Тебя псы не тронут, потому что ты свой. А меня спасут, так что не рви душу, — перебила она жестом руки попытавшегося возразить Томаса. — В деревушке Йоль, что в дне пути отсюда, живет маленькая девочка. Марта, дочь твоей почившей супруги.

— Ты…откуда ты?.. — Томас сел.

Мирра отрицательно покачала головой.

— Она сильно больна. В ее теле живут черви, кожа изъедена черной смертью. Но она жива. Вот, — она вложила в его ладонь темную склянку. — Здесь то, что спасет ее. Напоишь девочку, и она будет жить. И ее ты сможешь обменять на душу Ильмы.

— Что значит, обменять?

— Марта — Сумеречница. Существо, что вмещает в себя свет и тьму. Сосуд, с помощью которого можно воскресить самое большое зло или сотворить великое чудо.

— Бред…

— Она нужна тому, кто забрал твою дочь, — продолжала, не обратив внимания. — И он пойдет на все ради Сумеречницы.

— Сумеречница… Вестница… — пробормотал Томас. — Какая-то чушь…

— Твоя жена была особенной. Алия — посланница Богов. Она выносила двух девочек от разных мужчин и родила их одновременно. Но так как они росли в одной утробе — они связаны кровью и магией. У каждой из них свой путь. И если Ильма — поводырь смерти. То Марта — искупительница. Сейчас она забирает болезнь у других, поэтому она еще жива. Но ее силы на исходе. Ты должен ей помочь. Ты должен успеть. Только ты сможешь сохранить ей жизнь, пока не настанет ее время. Тогда ты сможешь вернуть свою дочь.

— Я ничего не…

Томас не договорил. Мирра коснулась ладонью его лба, что-то прошептала.

— Я помогу тебе. Я научу.

Ломкие слова вились призрачной нитью, магической вязью вплетались в память Томаса, даровали чуждое и пугающее знание.

— Но помни, Томас Монфор, за ней станут охотиться, когда она начнет понимать, кто она. Оберегай ее память…

А потом пришла тьма.

И странный сон.

Мужские голоса, крики, стук. А потом лица и черные одеяния священников. Кто-то выносит его на улицу в окружение людей в черном. Томас пытается вырваться, но люди добры к нему. Они говорят о Боге, прощают ему грехи, возвращают в лоно церкви. Томасу плохо. Его мутит. Все расплывается перед глазами. В голове — шум. Только одно слово врезается и не исчезает — Йоль. И ведьма, закованная в цепи. Бессильная, с потухшим взглядом и выцветшими, как будто мертвыми глазами.

Проснулся Томас в повозке. Его знобило и отчаянно хотелось пить. Солнце палило нещадно, отчего извозчик сильно ругался, потому что приходилось чаще останавливаться и поить лошадей. Они и сейчас стояли. Слуху Томаса доносился плеск воды, мужской смех и шлепки, словно били кого-то.

Собрав силы, Томас приподнялся и попробовал осмотреться. Свет слепил, из глаз брызнули слезы. Ругнувшись сквозь зубы и проморгавшись, ему все-таки удалось разглядеть двоих здоровяков, склонившихся над закованной ведьмой. Ее платье было изорвано и сильно перепачкано. Волосы растрепаны, на щеке след от ладони.

— Ублюдки, — прошипел Томас. Он сделал попытку подняться на ноги, когда один здоровяк вознамерился оттащить ведьму в заросли кустарника, но крик за спиной: Преподобный Сэр очнулся! — заставил покачнуться и рухнуть навзничь. Боль прошила спину, шею, отозвалась в затылке. На миг мир померк. А когда вновь обрел краски — привязанная к дереву ведьма сидела в полном одиночестве. Здоровяков и след простыл. Томас облегченно выдохнул.

Вокруг него суетились, оказывали честь. И Томас терялся, откровенно не понимая, чем он удостоен такого пристального внимания. А когда спросил, на него посмотрели, как на умалишенного, а некоторые даже с подозрением. Но местный лекарь заявил, что у Преподобного Сэра возможно помутнение

рассудка из-за колдовства ведьмы. Поэтому Томасу изложили, что его нашли в лачуге, где ведьма пыталась надругаться над его плотью и душой. Рассказали, как обезвредили ведьму альмиритовыми цепями, дарованными самим Господом (во что Томас откровенно не верил). И что сам Господь направил их в тот лес, дабы спасти Преподобного Весселя от коварства ведьмы.

На этих словах Томас едва не поперхнулся заботливо поданным ему супом. Оказалось, по документам и одежде Томаса все решили, что он — Преподобный Аббат Вессель. Можно сказать легенда ордена. Самый ярый истребитель ведьм. Один из первых лиц Священной Инквизиции. Однако Томас знал, что Преподобный Вессель пропал много месяцев назад. Сам Папа был не на шутку встревожен исчезновением такого Великого, по его словам, служителя Господа. И вот его чудесным образом находят в обществе ведьмы, из чего делают однозначные выводы. Ведьма удерживала Преподобного дабы выяснить, в чем его сила. В общем, откровенный бред, задурманивший и без того нездоровую голову Томаса.

Любопытно, откуда все это на нем и при нем? Даже не так. Откуда вещи Весселя у Мирры? Надо бы спросить, если выпадет такая возможность. Думается, никого не удивит, если Преподобный Сэр обратит внимание на свою похитительницу.

Никто и не обратил, когда Томас, набравшийся сил, подошел к пленнице.

— Как ты? — спросил тихо, а она вздрогнула и широко распахнула глаза. — Я могу…

— Не стоит, — она ухмыльнулась пересохшими губами.

— Вот, — он приложил к ее губам флягу. Мирра не сопротивлялась. Жадно отпила несколько глотков. Она слабо кивнула и поблагодарила едва слышно. — Где аббат? — спросил как можно тише, присев напротив.

— Ты о нем не переживай, он получил свое, — Мирра быстро огляделась. Томас последовал ее примеру — их не игнорировали лишь два здоровяка, видимо, приставленные для охраны. — Йоль за рекой. Меня казнят там этой ночью. Ты должен сыскать Марту до сумерек, иначе опоздаешь.

Выбраться из лагеря оказалось легко. Следить за Весселем не осмелился никто. А вот жители деревни встретили настороженно — чужаков здесь не любили. Да и отдавать свою спасительницу не собирались.

— Она не ведьма, Преподобный Аббат Вессель, — убеждал его местный пастор. — Ведьма там, за рекой. А она — ангел. Посланница Божья.

И этому ангелу поклонялись все без исключения. А она гнила заживо. В светлой комнате нечем было дышать — не спасали даже расставленные повсюду цветы. Вонь гниющего тела не затмит ничто. Томас старался не дышать, когда подходил к огромной кровати. За ним в комнату не вошел никто. Лишь пастор с порога напутствовал, чтобы Томас ни в коем случае не касался юной девы.

Томасу стоило огромного труда не заорать, когда он увидел иссохшее, бледное, изъеденное черными язвами тело далеко не маленькой девочки, а столетней старухи. Некогда белокурые волосы поседели и наполовину слезли, оголив череп. Томас вряд ли узнал бы в этом наполовину трупе Марту, если бы не серебряное распятие на шее. Он сам надевал ей его на шею, когда она родилась.

— Я заберу тебя отсюда, — он погладил ее по волосам. А потом смочил ее искусанные в кровь губы парой капель из склянки. — Все будет хорошо.

А уже ночью он уносил свою дочь далеко на север. Туда, где их не будут искать. Вот только далеко уйти им не судилось. На пути встали черные люди-птицы, чей покровитель забавлялся с душой Ильмы. Они захотели отнять Марту силой, но заклятие ведьмы действовало оберегом. Никто не мог приблизиться к

Марте, кроме Томаса. Никто и ничто, пока ее память была мертва. И тогда огромное хищное существо, нареченное Шиезу, предложило Томасу сделку.

* * *

Каролина.

Сейчас.

Жуткая головная боль мешала сосредоточиться. Вспомнить. Каролина точно знала, что еще пару часов назад находилась в другом месте. Но последнее, что осталось в памяти — ослепительный огонь и жуткий холод. Еще был голос. Того, кто толкнул ее в воронку. И то была не Кира. Но кто? Лина сдавила виски, вспоминая. Но ничего не помогало. Как будто кто-то намеренно выжег память тем ледяным огнем. И что стало с Кирой? Лина пыталась ей дозвониться, но тщетно. Удалось только выяснить, что от ее дома осталась лишь груда камней. Много людей погибло. Была ли среди них Кира? Каролина хотела поехать туда, но передумала. Если тому неизвестному удалось спасти ее, значит, он спас и Киру. И если так, то она скоро даст о себе знать. Почему-то остро захотелось, чтобы Кира выжила. В конце концов, Лина так и не успела поговорить с ней. Да и Кира в эту ночь выглядела другой. Этот младенец менял ее. Делал женственной. Видимо, у этих вардан тоже есть материнский инстинкт. Боль острой иглой пронзила макушку. Лина прошипела, сжимая голову. Вдохнула-выдохнула. Ей тоже было нелегко. Тот младенец был так похож на ее сына. Нет. Она прикрыла глаза, отгоняя непрошенные слезы. Нельзя об этом думать. Не сейчас.

Она прислонилась затылком к холодному стеклу. Боль не отступала. Не помогали и обезболивающие, хотя Каролина приняла уже не одну таблетку. Бесполезно. Единственное, что могло хоть как-то помочь — чашка горячего чая с лимоном и бергамотом. Но для этого нужно было спуститься на кухню, а у Каролины не было ни сил, ни желания. Да и заваривать чудодейственный напиток правильно она не умела. Его всегда готовил Максим по особому, только ему известному рецепту.

Максим… Брата рядом не было и уже никогда не будет. Никогда? Она вновь вздохнула, делая попытку отойти от окна. Острая пульсирующая боль вгрызлась в мозг с новой силой. Лина зажмурилась, а потом медленно разлепила веки. Комната буквально плясала.

— Утюги за сапогами… — буркнула Лина, вспоминая детские стихи, которые ей, словно маленькой, читал Максим. Потолок тоже кружился в каком-то странном танце: то приближался, то взметал вверх, то расплывался кривыми тенями от неясного света из коридора, то сужался до резких линий деревянного перекрытия.

Все было не так. Даже сама ночь, шелестом листвы закрадывающаяся в душную комнату через распахнутое настежь окно, была другой. Одинокой, пугающей и темной, словно бездна. Чего-то не хватало в ночном небе за окном. Возможно, самого неба?

Медленно, стараясь не шевелить головой, она добралась до дивана и буквально упала на него. В голове тут же зазвенело и все расплылось.

— Черт! Черт! Черт! — выругалась Лина, нащупав рядом подушку и подложив под шею. Боль немного отступила.

Мысли о происходящем, и не только сегодня, но и за последние месяцы, не давали ей покоя. Бессонница. А теперь еще и пропавшая Кира с чудо-младенцем, останки нефелима с амулетом брата во рту, Максим…

— Где же ты, братишка? — прошептала Каролина. — Мне так тебя не хватает…

К смерти брата Лина относилась скептически. Уж больно гладко все вышло. Пришел какой-то странный тип, назвался не менее чудным именем, привел ее на могилу Макса. Сказал, что такова была последняя его воля. Как он умер, Лина так толком и не поняла. Она вообще ничего не понимала, а бритоголовый ничего не объяснял. Пока она ошарашенная известием, вчитывалась в пугающие буквы на надгробии, незнакомец словно растворился в воздухе. Придя в себя, Каролина поставила на уши весь свой отдел. Провели эксгумацию, сравнительный анализ с ДНК Каролины. Все совпало. В найденной могиле действительно покоился Максим Лазарев, ее кровный брат. По официальной версии. Но Каролина не понимала, каким образом ДНК трупа могла совпасть с ее, если живых близких родственников у нее не было? Выходило, что кто-то подтасовал результаты экспертизы. Зачем, она так и не выяснила. А ведь это был и оставался единственный главный вопрос. Получалось, что найденный труп не принадлежал Максиму. И Каролина решила доказать это. Она перерыла вверх дном его квартиру. И не находя самой обычной волосинки, Каролина приходила в тихий ужас, насколько стерильной оказалась квартира, в которой она знала каждый сантиметр. Ей повезло с третьей попытки — темный волос обнаружился на постригальной машинке. Из него выделили ДНК, которая совпала с трупом.

Как такое могло быть, если Лина была точно уверена, что труп не принадлежал Максиму? Ошибка? Может ли ошибаться столь точный анализ? Кем был тот лысый мужик? Почему не придумал более простое имя? Представился непонятно как, из чего Лина запомнила лишь первую часть — Кирш. Зачем ему все это понадобилось? Что за труп он подкинул вместо Макса? Как ему удалось подделать результаты экспертизы?

А в том, что все это провернул тот чудной тип, Каролина не сомневалась ни секунды. Зачем? И где же Максим на самом деле? Жив ли? А может прячется? Но почему не пришел к ней, единственно близкому ему человеку? Единственному ли? И голос в квартире Киры, отдаленно напоминающий Максима. Был ли он там?

Каролину всегда что-то настораживало в брате, не смотря на то, что только ему она доверяла безоговорочно.

С тех самых пор, как впервые его встретила…

…Каролине в тот день как раз стукнуло двадцать семь. По счастливой случайности именно в то весеннее утро она получила новую должность. Она сильнее вдавливала в пол педаль газа — так спешила домой, к мужу. Ни с чем несравнимое ощущение счастья и умиротворения переполняло ее с той самой минуты, как она узнала, что их теперь трое. Она, любимый Стас и маленькое чудо у нее под сердцем. И пусть она узнала об этом еще две недели назад, но решила сделать сюрприз любимому именно в свой день рождения, когда Стас по установившемуся в их семье обычаю отключит мобильный телефон и всецело растворится

в дорогой жене. Они с мужем давно мечтали о ребенке. И вот теперь их мечта сбывалась. Пусть немного не вовремя — Каролина только начала уверенно подниматься по карьерной лестнице — но она была готова бросить все ради семьи. Радостная улыбка не исчезала с ее лица. За окнами внедорожника мелькал знакомый пейзаж. Неровные вершины серых скал, сквозь которые пробивались молодые ростки зелени, торжественное молчание весеннего леса, очарование залитых солнцем лугов… Каролину всегда завораживала эта красота и где бы она не находилась, всегда возвращалась к этим местам, пусть даже мысленно.

Она обожала подниматься под самое небо, манящее ослепительной голубизной. Только так ей казалось, что она становится частью сказочного мира. Дремучий высокий лес, хрустальные озера, замки, старинные домики всегда будоражили ее воображение.

Не сводя глаз с серого шоссе, вьющегося тонкой лентой, будто серпантин, она мечтала, как будет водить

в горы своего малыша, как будет рассказывать ему старинные легенды, связанные с этими местами, как…

Глухой стук оборвал размышления Каролины. Что-то огромное упало на капот, налетело на лобовое стекло, перекатилось через крышу и рухнуло позади машины. Каролина ударила по тормозам. Внедорожник пошел юзом, слетел с влажной от тающих снегов дороги и застыл на обочине, подняв в воздух клубы пыли.

Страх подступил откуда-то изнутри, леденя сердце и сковывая тело. Каролина не чувствовала ног, пальцы намертво вцепились в неровную поверхность руля, затекла шея, а глаза застыли на мешковидном предмете, валявшемся посреди пустого шоссе. Что это могло быть? Зверь или человек?

От последнего предположения Каролину бросило в холодный пот, в пятках закололо, задрожали руки.

Нужно было проверить, что или кого она сбила, пока на дороге не появились другие машины, но трусость пересиливала все остальные чувства. Сбежать, пока не поздно. Трясущейся рукой она повернула ключ в зажигании — мотор Тойоты приятно заурчал — и машинально надавила на педаль газа. Машина медленно тронулась.

И в этот момент сбитое существо приподнялось и снова рухнуло на асфальт. Ударив руками по рулю, Каролина заглушила мотор и вышла из машины. Осторожно, словно вор, крадущийся за наживой, она делала один шаг за другим.

Только бы не человек… — как молитву шептала она, взывая ко всем известным ей святым. И хоть Каролина была атеисткой, в те минуты она поверила бы в кого угодно и во что угодно, лишь бы не быть виновной в гибели человека. Но чем ближе она приближалась к недвижимому существу, тем яснее становилось, кто перед ней.

Сбитым оказался молодой мужчина. Грязная одежда его была разорвана, тело истерзано. Кровь струилась из многочисленных колото-резаных ран. Каролина присела рядом, нащупывая пульс. Едва уловимые толчки сонной артерии на шее заставили ее облегченно выдохнуть и рвануть обратно к машине.

В салоне она нашла аптечку и мобильный телефон. На ходу набрала номер Скорой. Занято. Набрала снова. Короткие гудки. Да что ж такое! Непослушными пальцами набрала мужа.

— Стас! — выдохнула она в трубку. — Стас, я не знаю, что делать. До скорой не дозвониться. А он умирает… Стас, миленький, помоги…

— Что произошло? — спросил Стас с сильным акцентом. Он всегда так говорил, когда нервничал. Сказывались детские годы, проведённые в Румынии. — Ты где? Кто умирает?

— Тут мужчина на дороге… Я его сбила… Но я… Я не виновата. Он появился ниоткуда, а я…я…

— Возьми себя в руки, Алин! — приказал жесткий голос на другом конце провода. — И разъясни, где ты!

Придерживая плечом трубку, в которую объясняла мужу о произошедшем, Каролина вспотевшими руками пыталась открыть небольшой красный чемоданчик аптечки.

— Уже еду! — резко ответил муж и отключился.

Мобильный скользнул вниз на асфальт, с треском разлетевшись на две половины. Следом на дорогу высыпалось содержимое аптечки: бинты, вата, таблетки, ампулы, шприцы.

Ну и что теперь делать? Каролина взвыла от бессилия. В институте их учили, как оказывать первую медицинскую помощь, но никто не приводил подобных примеров. Она не понимала, как остановить кровь, которая хлещет из каждого миллиметра тела; как определить есть ли у человека внутренние

повреждения, если он весь походил на груду костей и кожи. Она терялась, но все равно отрывала куски бинта и прикладывала их к ранам. Тонкие полоски ткани тут же пропитывались кровью, превращаясь из белых в багровые. Кровотечения не останавливались. Начались судороги. Изо рта хлынула белая пена. На мгновение Каролина отпрянула. Потом стянула с плеч куртку, повернула голову мужчины на бок и положила под нее скатанную кожанку. С силой разжала сцепленные намертво зубы и всунула между ними первое, что попалось под руку — разряженный пистолет. В аптечке нашла ампулы диазепама, набрала в шприц двадцать кубиков. Разогнула согнутую в конвульсии руку, наложила жгут. Крепко сжала предплечье, чтобы рука как можно меньше дергалась. В вену ввела лекарство. Тело немного расслабилось, но мелкие судороги все равно кое-где прокатывались по напряженным мышцам.

Каролина опустилась на холодный асфальт. Руки тряслись, зубы стучали, ноги не слушались, но голова, как ни странно, соображала ясно. В кармане верхней одежды пострадавшего нашла документы на имя Лазарева Максима Эдуардовича.

Надо же, — мысленно удивилась она, — тезка. С маленькой фотографии на нее смотрел красивый молодой мужчина, невероятно похожий на ее покойного отца в юности. А за обложкой паспорта нашелся еще один снимок. Черно-белое семейное фото, сделанное на пятилетие Лины.

— Ерунда какая-то, — только и пробормотала она, как из-за поворота появилась машина Скорой помощи. Белая Газель с красными полосами остановилась у джипа Каролины, а из салона первым выпрыгнул невысокий светловолосый мужчина в белом халате. Стас. Сорвался с работы и сам приехал, тотчас рванув к жене по первому ее зову.

Санитары унесли пострадавшего. Неотложка рванула с места, разрывая гнетущую тишину надрывным воем сирены. Стас остался с Каролиной.

Он все расспрашивал жену о том, что произошло. Пытался сообразить, что делать дальше. Каролина не реагировала, сжимая в руке фотографию отца.

Откуда этот снимок мог взяться у незнакомого ей человека? Их в природе всего была два — у нее и у отца. Он всегда носил его во внутреннем кармане кителя. Отец Каролины был боевым полковником, воевал в небе над Кандагаром, имел Звезду героя, которой почему-то стыдился. Он принимал участие в выводе советских войск из Афганистана, но домой так и не вернулся. Пропал без вести. Мать с потерей так и не смирилась. Поначалу только плакала, а потом стала жить в своем собственном, придуманном мире, где отец был рядом. Спустя какое-то время мать оказалась в психиатрической больнице, а маленькая Лина в детском доме…

Глухой звук вывел Каролину из оцепенения. Она взглянула на запыхавшегося, но вполне довольного мужа, плюхнувшегося на водительское сидение. Она и не заметила, как Стас усадил ее в машину, а сам куда-то ходил. Куда?

— Ты никого не сбивала, — торжественно провозгласил он, сияя как самовар. Мысли прочитал, что ли?

— Ага, а все это мне приснилось, да? Обхохочешься просто, — и она выдавила из себя улыбку, но та вышла кривой и совсем нерадостной.

— Метрах в ста отсюда на обочине лежит туша оленя, — продолжал он, заводя машину; отвечал на невысказанный вопрос жены о своем отсутствии. — Хочешь, могу показать.

— Нет уж, — Каролина мотнула головой. — На сегодня трупов с меня хватит.

— Зачем ты так. Трупов ты сегодня не зрела, — пошутил он, но встретился с гневным взглядом любимой и вмиг посерьезнел. — Я осмотрел животное. Тело теплое, а повреждения свидетельствуют о том, что его сбила машина. Выходит, ты сбила оленя.

— А парень? Откуда он взялся?

— Не знаю, — пожал мужчина плечами, набирая скорость на пустынной дороге. — Но надеюсь узнать, как твой спасенный придет в себя.

— А он придет? — неуверенно переспросила Каролина, закрыв глаза.

— Ты сомневаешься в талантах наших волшебников? Как ты, Алин?

Но Каролина уже ничего не слышала, медленно проваливаясь в темную спасительную бездну без сновидений…

Увы, волшебники, как называл Стас своих коллег, чудо не сотворили. Максим умер через шестнадцать дней, так и не придя в сознание. В ту ночь Каролина была рядом с ним. Странное чувство обреченности тогда прочно засело в ее душе. Обреченности на гибель вместе с мужчиной, за короткое время ставшим ей братом. Какая-то невидимая нить накрепко связала узами родства двух чужаков.

В полицию о сбитом парне сообщил Стас, когда ему надоели ежедневные таскания жены в больницу. Те долго и нудно расспрашивали о случившемся. Каролина придерживалась версии мужа. Возвращалась домой, сбила оленя, остановилась. Увидела мужчину, вышедшего из леса и рухнувшего на дорогу. Оказала помощь, позвонила мужу. Тот у нее хирург — он и приехал на Скорой. На вопрос, знакома ли она с потерпевшим, неожиданно для всех Каролина сказала, что знает его заочно. Мол, была в курсе, что у нее есть сводный брат, но никогда не встречалась с ним. И даже выдвинула версию, что в этой местности он оказался неслучайно. Видимо, нашел все-таки сестру. Но до нее так и не добрался. Что произошло, она и представить не могла. Возможно, кто-то напал на дороге. Бывают же такие дорожные банды, что грабят и убивают водителей. Максиму повезло — он выжил. Правда ненадолго.

И вот тут начали происходить странные вещи.

Попрощавшись с названым братом, Каролина вышла на улицу подышать воздухом и выпить чашку горячего кофе. Солнечные лучи неуверенно пробивались сквозь густой утренний туман, невесомым белым покрывалом укутывающий мрачные горы. Туман отступал, обволакивая первую зеленую траву и едва раскрывшиеся почки капельками прозрачной росы. Над головой простиралось яркое голубое небо, по которому разливался розовый цвет утренней зари.

Каролина вдохнула свежий весенний воздух, наполненный многоголосьем просыпающихся птиц, купила кофе и вернулась в больницу. Нужно было отыскать Стаса, чтобы тот распорядился забрать труп. Но на лестнице у входа она столкнулась с Максимом.

— Что за черт?! — опешила она, отступая на шаг от Максима. Стаканчик с кофе шлепнулся на ступеньку. Темная жидкость растеклась под ногами.

— Не, не он, — жуя яблоко, весело ответил Максим, — всего лишь оживший мертвец.

Высокий, широкоплечий, темные волосы аккуратно уложены, словно он только из салона красоты вышел,

а не из больницы, где еще полчаса назад лежал мертвым. Темные брюки и белая льняная рубашка выглядели идеально чистыми и целыми, а на лице не было ни единого признака недавнего насилия. Он стоял на верхней ступеньке, локтем облокотившись на перила, ел яблоко и пристально глядел на Каролину. Словно удостоверялся в том, что это она.

— А позже не мог воскреснуть? Я бы хоть кофе допила…

Пробормотала Каролина задумчиво, а сама машинально сунула руку под куртку, где обычно носила оружие, но нащупала лишь скользкую подкладку.

— Пистолет ищешь? — безразлично поинтересовался Максим тем же низким голосом, заставив Каролину пожалеть об отсутствии заряженного ПМ. В больницу запрещалось входить с оружием даже лицам при исполнении. Странные порядки, из-за которых Лина с неохотой оставляла табельное оружие в машине.

— Ты же…

Впервые Каролина, повергнутая в шок, не знала, что сказать. Перед ней стоял живой труп, на который никто, кроме нее не обращал внимания.

— Что я?.. И вообще, — он окинул недовольным взглядом светлое здание, — как я оказался в больнице?

— Я…я подобрала тебя на шоссе и привезла… — выдавила она, нервно вытирая о джинсы вспотевшие ладони.

— На шоссе?.. — он задумчиво почесал затылок. — Алина, я…

— Максим, — кивнула она. — У тебя были при себе документы.

— И я твой брат… — невесело заключил он.

А Каролина, молча, смотрела на ожившего и не верила собственным глазам. Но может все-таки… Незаметно она ущипнула себя за ногу в надежде, что все это сон. Но странный тип никуда не делся. И Стаса по-прежнему нигде не было видно.

— Я тебе не снюсь, — усмехнулся Максим, наблюдая за движениями своей спасительницы. — Но лучше, если бы все это оказалось сном, — он с силой потер пальцами виски, видимо, пытаясь сосредоточиться, и взглянул на девушку. — Так что произошло?

— А я надеялась, это ты объяснишь? — заговорила Каролина, взяв себя в руки. Всему должно быть рациональное объяснение. Главное, его найти. — Например, откуда ты знаешь мое имя? Почему оказался на шоссе? Что случилось в лесу? Откуда в твоем паспорте фотография моих родителей? Кто ты вообще такой? И наконец, как ты можешь сейчас стоять передо мной весь такой чистенький, аккуратненький без единой царапинки, если я сама видела тебя мертвым?

На мгновение Максим растерялся, по-детски наивно хлопая ресницами, а потом рассеянно пожал плечами.

— Я ничего не помню, — спокойно изрек он.

— Совсем ничего? — не поверила Каролина. Слишком спокойным он выглядел для человека, который не понимает, что с ним происходит.

— Твоего отца помню, — говорил Максим. — Он спас нас с матерью, когда мой погиб. Отец был афганцем, воевал против русских, хотя сам был женат на русской красавице. Но никто этого так и не узнал. Для всех я стал сыном боевого офицера, героя, — его голос звучал безучастно, словно он рассказывал о ком-то постороннем, а не о своей семье. Каролина слушала его, не перебивая, но не верила ни одному его слову. — Незадолго до гибели он отдал мне фотографию. К тому времени матери уже не было в живых.

Тогда он сказал, что если с ним что-нибудь случится, чтобы я нашел вас и все вам рассказал. Ну вот я и нашел…

— А чего ж так долго искал? Неужели отец адреса не оставил?

— Оставил, только потом переворот начался. Советов не стало, вы переехали, да и я не особо жаждал встречи с вами. Кто знает, как бы вы отреагировали на мое появление? И поверили бы? В общем, жизнь закрутила. Я выживал, как мог…

— Удачно, как я погляжу, — усмехнулась Лина. — Но только я вряд ли смогу что-нибудь добавить к твоему рассказу. Говоришь ли ты правду, я не знаю. Возможно так все и было. А может, ты все врешь, — взгляд скользнул по появившимся на улице медикам в надежде увидеть знакомое лицо. Тщетно. Она никого не узнавала. — Сейчас уже никто не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.

— А какой смысл мне врать? — искренне удивился Максим, выбросив огрызок. И где он только откопал яблоко? Украл, что ли, у кого-то? Она усмехнулась, удивляясь тому, какие глупости ее волнуют в тот момент, когда перед ней стоит оживший труп.

— Может ты маньяк. Втираешься в доверие к невинным девушкам, а потом заманиваешь в безлюдное местечко и делаешь свое грязное дело, — говорила Лина, совершенно не понимая, что за чушь ей лезет в голову.

Его потрескавшихся губ коснулась легкая улыбка.

— Таким способом? — он кивнул на больницу. — Ты еще скажи, что я сам к тебе под колеса бросился.

— А кто тебя знает, — она хитро прищурилась. — Может ты и исполосовал себя сам. Вон, сколько всякого рода сект существует с самобичеваниями и жертвоприношениями.

— Хватит дурака валять, — посерьезнел он. — Ты вроде умная женщина, а городишь всякую чушь. Ну какой из меня маньяк или сектант? Я нормальный мужик, который ни хрена не помнит. Да и потом сектанты не восстают из мертвых, как я. Сама же говоришь…

— Прости, конечно, — Каролина вздохнула и поднялась на ступеньку ближе к Максиму, — но я вряд ли смогу что-то прояснить. Оттого и несу всякую чушь. Сам посуди, не каждый день встречаешься с ходячим трупом. Так что…

— И все же? — настаивал он.

Сейчас его лицо казалось совершенно иным. На высокий лоб постоянно падала непослушная темная прядка, и казалось, что на переносице пролегла глубокая морщина. Высокие скулы, прямой нос, потрескавшиеся губы словно скрывали в своих резких чертах какую-то тайну. А еще он постоянно щурился, от чего лицо становилось хищным. Но все равно было в нем что-то, что необъяснимым образом притягивало Каролину.

— Я уже говорила, что подобрала тебя на шоссе. Сперва я подумала, что сбила тебя, но ты вышел из лесу немного позже. Все твое тело было сплошным кровавым месивом. Словно ты повстречался с целой вооруженной до зубов бандой. Потом у тебя начались судороги. Я как смогла, оказала первую помощь, нашла твои документы. Позвонила мужу, он приехал, и тебя увезли в больницу. Тебе сделали три операции, перелили уйму крови. Две недели ты пролежал в коме, а вчера…

Каролина осеклась. Как сказать живому человеку, что всего полчаса назад он был мертв? Впрочем, она и так уже говорила, что он должен быть трупом. Но все равно было неприятно.

— Что вчера? Умер?

Каролина кивнула.

— Теперь ясно.

— Что тебе ясно? Как вообще такое возможно? — сорвалась Каролина. Не выдержала. Все происходящее уже давно вышло за рамки нормальности. — Еще на рассвете ты не дышал! А сейчас ты стоишь здесь и не только дышишь, но и разговариваешь!

— Во-первых, не кричи. Не нужно привлекать лишнее внимание, — он кивнул на прохожих, подозрительно косящихся в их сторону. — Во-вторых, я не умирал. Раз уж я стою перед тобой живой и невредимый.

— И как это десяток образованных врачей, в числе которых был и мой муж, упустили этот факт из виду?

— не унималась она.

— Перестань мужем тыкать, — прошипел Максим. — Он у тебя кто? Бог?

— Хирург, — буркнула Лина. Странный у них получался разговор. Как в дешевом детективе, где герои ничему не удивляются, а только и делают, что предъявляют друг другу претензии. Впрочем, у нее-то какие могут быть претензии к малознакомому человеку?

— Значит, нужно поговорить с твоим хирургом. Где он, кстати?

— Понятия не имею, — пожала она плечами, совсем понурившись. Больше всего на свете ей в тот момент хотелось обнять Стаса и никуда от него не уходить. На кой черт ей понадобилось торчать ночи напролет возле этого нахмурившегося типа, который даже умереть нормально не может? Притяжение у нее к нему возникло. А на деле банальное чувство вины, ведь Каролина так и не нашла тогда тушу сбитого оленя. Мало того, она и на своей машине не обнаружила никаких следов недавнего ДТП, словно ей машину подменили. Только спустя столько лет, она понимала, что Стас делал все возможное, чтобы ее защитить. И в первую очередь от съедающего изнутри чувства вины. И если бы она понимала это тогда, то непременно рассказала бы мужу о беременности, уволилась из органов и не таскалась бы к Максиму каждый день.

Но все вышло иначе.

Стаса они нашли спустя час. Он взбудоражено выхаживал по своему кабинету, ругаясь по телефону, что его нерадивые подчиненные потеряли труп. А увидев перед собой Максима, тело которого только что разыскивал, живым и невредимым, на мгновение впал в ступор. Потом сказал в трубку: Отбой! — и, хмыкнув, сел на диван, не сводя любопытного взгляда с ожившего Макса. Каролине показалось странным, что ее муж не созывает срочный консилиум и не рассматривает Макса, как диковинного зверя, ведь не каждый же день в его практике оживают умершие пациенты. Он вел себя так, словно знал, что так оно и должно быть, просто не ожидал увидеть ожившего так скоро, причем в компании его же собственной супруги. Да и всю шумиху Стас устроил сугубо для проформы, потому как быстро замял скандал, будто и не было никакого трупа. Может и с полицией договорился, раз они больше так и не появились в больнице поинтересоваться состоянием пострадавшего.

— И тебя это не удивляет? — насторожилась Каролина, устроившись рядом с мужем.

— Летаргический сон — довольно распространенное явление. Но мало изученное, — отвечал Стас скучающим голосом, не обращая внимания на прохаживающегося по кабинету Максима, словно уже и забыл про того. — Думаю, все дело в белладонне. Алкалоиды оной обнаружили в его крови, — он небрежно кивнул в сторону ожившего.

— Так Максима отравили? — с недоверием в голосе поинтересовалась Каролина, вспоминая многочисленные раны на его теле.

— Вполне может быть. Да и симптомы совпадают. Вопрос в другом. — Стас перевел взгляд на Максима.

— Откуда в этих местах белладонна? Каким образом затянулись твои раны? И почему ни один прибор не определил, что ты жив?

— И почему ты ничего не предпринимаешь? — тихо добавила Каролина, взглянув на мужа. — Нужно же провести обследование, собрать консилиум. Это же такое…

— Нужно, — согласился Стас, но как показалось Лине, несколько неохотно. Или может у нее началась развиваться паранойя? Так недалеко и до подозрений в причастности собственного мужа. А собственно к чему причастности?

— Только сначала, — донесся до нее голос Стаса, — мне бы хотелось самому прояснить кое-какие моменты.

— А что случилось с моей машиной? — невпопад спросила Лина. Происходящее не нравилось ей все больше и больше. Стас в изумлении изогнул правую бровь — он всегда так делал, когда Лина заставала его врасплох. Вот и теперь он не ожидал от нее этого вопроса. И Максим вдруг напрягся. Почему?

— А что с машиной? — быстро совладав с собой, озвучил свое удивление Стас.

— Она выглядит, как новая.

— Ах, это, — расслабленно протянул он. — Она в ремонте была, пока ты ночевала у постели умирающего. Позавчера только пригнали.

Позавчера она никуда не ездила. Ездила раньше, но уже тогда машина не выглядела побитой, как после столкновения. И идеально чистой оказалась, а ведь лобовое стекло в день аварии было залито кровью. Да и вмятины должны были остаться, но не было ничего. Как так? Но озвучить сомнения Каролина не успела. Стас засыпал задумавшегося Максима новыми вопросами.

Как Максим отвечал на вопросы Стаса и верил ли ее муж или нет, Каролина не помнила. Ее неожиданно сморил сон. И она расслабилась, подумав, что все выяснить сможет и позже.

Разбудили ее странные звуки, похожие на стрельбу. Она резко села, перед глазами заплясали искры, а к горлу подкатил неприятный ком. Каролина сдавила виски и часто-часто задышала, пытаясь подавить подступившую тошноту. В тусклом свете ночника она различила знакомую обстановку собственной спальни. Из приоткрытого окна дул прохладный ветерок и доносился шелест листьев. Больше Каролина не слышала ни звука. Мертвая тишина окутывала дом, словно сама смерть явилась в гости. И Каролина слышала ее шаги за дверью и тихий шорох черной сутаны. Дикий первобытный страх острыми клыками вгрызался в сердце, заставляя Лину съежиться и прижаться к спинке кровати. Шаги становились все четче. Звук их нарастал по мере приближения к двери. На мгновение они стихли. И вдруг…Сухой треск автоматной очереди разрезал гнетущую тишину. Дверь внезапно распахнулась, и в комнату ввалился Максим. Он тяжело дышал. На левом плече автомат, правая рука плетью висела вдоль тела. Лицо напряженное, движения резкие и какие-то машинальные. Заученные, словно он повторял их сотни раз на

дню. Отточенным движением пальцы передернули затвор, автомат сам лег в руку, и в пролет полетела новая порция раскаленного свинца. Каролина зажала уши, в панике наблюдая за происходящим. Максим захлопнул дверь и прислонился к стене рядом.

— Нужно убираться отсюда, — прочла Лина по его губам.

— К-куда? — глухо спросила она, убрав от ушей руки. — Что происходит, Максим? И где Стас?

— Дался тебе твой Стас, — процедил он сквозь зубы.

Каролина попыталась возразить, но в коридоре что-то стукнуло, потом прозвучало несколько хлопков. В бежевой деревянной двери появилось несколько идеально круглых отверстий.

Что происходит? Почему по ним стреляют? Кто?

Максим пригнулся и одним прыжком оказался рядом с Каролиной. Снова хлопки. На пол полетели щепки. Сильная рука схватила Каролину и рывком повалила на пол. Она охнула, больно ударившись о ножку кровати.

— Запасной выход есть? — в самое ухо прошептал Максим. За дверями стало тихо. Послышались чьи-то удаляющиеся шаги, голоса.

— Совещаются, — хмуро заключил Максим, теребя растерявшуюся Лину. — Так есть выход или нет? — повторил он.

Каролина неуверенно кивнула.

— Там, — она указала в сторону шкафа справа от них. — В шкафу лестница на чердак.

— Отлично. Идем. Только быстро, пока они не сообразили дом окружить.

— Кто они?

— Все вопросы потом, — он поднялся. — А сейчас уходим. У меня, знаешь ли, нет желания стать очередным ужином червяков.

Каролина ничего не ответила, здраво рассудив, что сначала нужно выбраться из-под пуль, а уж потом разбираться что к чему.

По короткой одномаршевой лестнице они поднялись на чердак. Маленькая темная комнатушка являлась любимым местом отдыха Каролины. Отсюда, через небольшое окно-иллюминатор, открывался шикарный вид на величественные горы и безмолвный поселок, в котором жизнь умирала с окончанием дачного сезона.

Максим выглянул в окно и задумчиво почесал затылок.

— Ладно, другого выхода все равно нет, — пробормотал он, оценивая размеры окна. — Будем надеяться, что я не застряну тут как Винни Пух.

Внизу раздался шум ломаемой двери. Времени оставалось в обрез. Думать было некогда. Со всего маху Максим ударил рукоятью автомата по стеклу. Оно жалобно взвизгнуло и рухнуло вниз сотней осколков. Очистив раму от острых стеклышек, Максим повернулся к Каролине. Она с суеверным ужасом в глазах оглядывалась назад. Туда, где выбивали дверь. Интересно, сколько она протянет?

— Давай, Лина. Попробуй вылезти.

Она повиновалась. Спиной легла на раму и высунулась в окно. Сверху нависал козырек, по которому можно было выбраться на крышу. Она взялась руками за край и попробовала подтянуться. Ноги уперлись в стенку, голова и плечи оказались над козырьком, но руки соскальзывали. Вылезти никак не получалось.

Секунда и из нутра дома донесся треск автоматной очереди.

— Давай! Ну! — отчаянный голос Максима.

Каролина рывком подтянулась, схватилась за антенну и оказалась на крыше. Раздался отдаленный шум, дребезг, скрип и чьи-то вопли. Она прислушалась, вглядываясь в кромешную тьму. Тут вдруг над козырьком показалась рука и голова Максима. На локтях и коленях Каролина подползла к краю, втаскивая Максима на крышу. Оказавшись наверху, Максим рывком поднялся на ноги.

— Поднимайся! — приказал он и схватил Каролину за руку, едва та встала с колен.

Оскальзываясь, и то и дело съезжая вниз по мокрой черепице, они гуськом за ручку пробирались к противоположной стороне крыши. Там, от самой крыши вниз спускалась пожарная лестница, которая и помогла им спастись из этого ада.

Как только они оказались на земле, два амбала, дежурившие у запасного выхода, обернулись. На миг они показались Лине знакомыми. Всего на миг, потому что не успели даже пошевелиться — замертво рухнули наземь, не успев издать и звука. Переступая через их трупы, Каролина заметила пучок тонких игл в горле каждого. Откуда они там взялись? Кто их швырял в них? Неужели Максим? Она покосилась на бегущего впереди брата и только тогда заметила отсутствие автомата на плече.

Без оружия придется туго, — подумала Каролина. Она и не догадывалась, что оружие им больше не пригодится. Ловко перемахнув через недостроенный забор позади дома, они двинулись в сторону леса. Максим то и дело оглядывался, не гонятся ли за ними. Погони не было, что весьма странно. Каролина молчала, пробираясь сквозь густые заросли за Максимом. Уже светало, когда они выбрались на шоссе. Лина рванула было тормозить машины, но Максим удержал ее. И через пару километров она поняла почему. На маленькой, незаметной со стороны дороги поляне стояла серебристая Тойота. Джип, копия ее собственного, с которого начался весь этот кошмар.

И только когда они устроились в комфортном салоне машины, Каролина взорвалась кучей вопросов, не дававших ей покоя.

Что произошло? Кто напал на ее дом? Где Стас? Почему он оставил ее наедине с малознакомым человеком? Почему они убегают, а просто не позвонят в полицию? Откуда здесь ее машина? Откуда здесь появился Максим? Что с ним произошло в лесу? И кто он вообще такой?

— Что тебе от меня нужно? — выпалила Лина с десяток вопросов на одномдыхании.

Максим слушал спокойно, прикрыв глаза, давая новоиспеченной сестренке шанс выговориться.

— А ты никогда не интересовалась у своего драгоценного Стаса, — не ответив, говорил Максим, — откуда у него коттедж в элитном поселке, где сотка земли стоит раз в десять больше, чем зарабатывают все врачи этой области за год? Откуда в его гараже стоит новенький спортивный Ниссан, а в подвале спрятан целый арсенал? На зарплату хирурга прикупил?

— А ты что обыскивал мой дом? — возмутилась Каролина. — Да как ты посмел?!

— Посмел, — грубо отрезал Максим, заводя машину. — И потом, если бы я не обыскал твой дом, то вряд ли мы бы с тобой здесь сидели. Так что хватит на меня наезжать, — он вырулил на шоссе, — а лучше подумай над тем, что я тебе сказал.

— Да что тут думать! У Стаса брат-миллионер, совладелец известной в мире сети гостиниц.

— Лина! — возмутился Максим, недовольно покачав головой. — Ты же умная девочка, помощник прокурора, а говоришь, как наивная школьница, которой озабоченный подросток наплел лапши о большой неземной любви. Ну какой на хрен брат? Ладно, допустим есть у него брат. И дом подарил, и машину. А оружие тогда ему зачем? В войнушки играть?

— Какая тебе разница? И вообще, почему я должна тебе верить?

— Ну хотя бы потому, что тебя из-под пуль вытащил я, а не твой благоверный.

— А может ты с бандитами заодно. И Стаса похитил, а меня…

Каролина не договорила. Слезы навернулись на глаза. Она не хотела верить, что Стас преступник. И все же внутри все глубже укоренялась вера в это глупое предположение.

— Он не мог… — прошептала она, всхлипнув. — Не мог меня…нас бросить.

— Мог, — резко кивнул Максим, словно и себя пытался убедить в этом. — И сейчас я уверен, он летит в какую-нибудь Ниццу, довольный тем, что у него вышло от меня сбежать. Сукин сын…

Он досадливо ударил рукой по рулю.

— Не понимаю, почему он не пришил меня в больнице, если узнал, — задумчиво пробубнил Макс, но так, чтобы слышала и Лина. — У него была прекрасная возможность. Или не узнал?..

— Кто ты, Максим?

Он бросил беглый взгляд на растерянную Каролину и протянул ей черную книжечку в кожаной обложке, которую достал из бардачка.

Прочитав надпись на обложке, Каролина криво усмехнулась и вернула удостоверение обратно, даже не раскрыв его.

— Служба безопасности, значит.

— Да, майор Центра планирования операций по борьбе с терроризмом.

— Стас — террорист. Бред какой-то.

— Это не бред, Лина. Мы охотимся за ним около пяти лет. Вернее, не только за ним. За целой преступной сетью, главарем которой он является. А это торговля оружием, подготовка терактов по всему миру: это и одиннадцатое сентября в Нью-Йорке, и Норд-Ост в Москве, это и Одесса с заминированным самолетом. Я не говорю, что только он стоит за всем, но он является крупным звеном в преступной цепочке. На Стаса вышли недавно. В его банду внедрили мою напарницу, но он раскусил ее, — Каролина видела, как он напрягся. — Ее до сих пор не нашли. Наша беда заключалась в одном — мы понятия не имели, как он выглядит. Все, кого арестовывали, непременно умирали при странных обстоятельствах, так и не

успев сдать своего босса. Надо же было так проколоться! — и он снова стукнул по рулю. — Судя по всему, он узнал меня, и натравил своих бульдогов, а сам слинял по-тихому.

— Он хотел нас убить? Почему?

— Для него люди — это скот. Ему все равно, что я, что ты. Я только одного не понимаю…

Его оборвал звонок мобильного.

— Да, Леш, я понял, — сказал он в трубку и отключил телефон.

Внезапно он надавил на тормоза, машина взвизгнула и остановилась посреди шоссе. Сзади посигналили и наверняка обматерили из обогнавшей машины. Каролина вопросительно посмотрела на брата.

— Послушай меня, — заговорил тот после непродолжительной паузы. — Я понимаю, тебе непросто принять, что твой любимый человек оказался не тем, кем ты его считала. Со мной тоже так было. И я знаю, что это можно пережить. Поверь. Но сейчас тебе нужно сделать выбор. Или ты мне веришь и едешь со мной, или не веришь и остаешься здесь. Тех уродов, что на нас напали, повязали, так что за свою жизнь можешь не опасаться. Только я не могу дать тебе гарантии, что твой обожаемый Стас не вернется по твою душу.

— Запугиваешь? Не стоит. Я еду с тобой.

— Уверена?

— Уж больно хочется узнать, где лепят восстающих из мертвых агентов.

Но в ответ Максим лишь пожал плечами.

Продолжение:

… Каролина не знала, почему тогда поверила Максиму. Просто седьмым чувством поняла, что нужно уезжать вместе с ним. Возможно, потому что она действительно боялась. И уже не за себя, а за своего малыша. Тогда она даже не усомнилась в рассказанной Максом истории о его чудесном воскрешении.

Оказалось, он и не умирал вовсе. Раны были не опасны для жизни, а кратковременные судороги вызваны каким-то специальным препаратом, который Максим принял, когда Каролина вышла из машины. Он и наезд на него инсценировал, чтобы она остановилась и вызвала на помощь Стаса. Внедряли Максима в самое логово врага. Да и сама смерть тоже была идеально сработанной инсценировкой, тоже вызванной засекреченным препаратом. Каролина слушала тогда и даже не удивлялась тому, как сильно эта история походила на сюжет фильма про очередного суперагента. Она просто поверила во все от первого до последнего слова.

До сих пор она так и не разобралась, поступила правильно или нет. Но если бы сейчас ей предложили сделать выбор, она ничего не изменила бы.

Она ни о чем не жалела, несмотря на то, что потеряла гораздо больше, чем получила взамен. Просто твердо шагала вперед, так вжившись в придуманную Максимом жизнь, что давно забыла, где правда, а где вымысел. Просто стала другой. От той беззаботной, только начинающей жить девчонки с верой в справедливость не осталось и следа. Ей придумали легенду, по которой она была агентом внедрения Службы безопасности, работала под прикрытием; ей сделали новые документы, дали новое имя -

Каролина; ей предложили должность в региональном Департаменте, а она выбрала место обычного следователя в областной прокуратуре; Максим подарил ей уютный двухэтажный коттедж в черте города. И она приняла все это, как должное, не задав ни единого вопроса. Просто жила с мыслью о будущем ребенке. Но радужным мечтам не суждено было сбыться. Ее сын, которого она назвала Эдуардом в честь отца, умер через месяц после рождения от воспаления легких. Странно, но Каролина быстро смирилась с мыслью о потере. Она не ревела, не кричала по ночам, не носилась с детскими игрушками или вещами, не искала виноватых. Нет, она сожгла всё, полностью переделала дом и с головой ушла в работу.

В то время как раз и формировалась специальная группа по расследованию дела Стрелка, куда ее втянул Максим. И с этого дела начался новый виток ее жизни, который, как оказалось, принес только новые потери. Впрочем, Каролина не отчаивалась и искала ответы на вопросы, которые так долго боялась задать. Она чувствовала, что ответы на них разрушат ее ставшую привычной жизнь; заставят разувериться в единственно близком ей человеке. Ведь именно теперь, спустя много лет, она начала понимать, что все произошедшее тогда с ней, со Стасом, с Максимом походило на грандиозную мистификацию, целей которой она не знала. Куда пропал Стас? Кем действительно были напавшие на ее дом, если двоих из них она видела вместе с мужем? И кем на самом деле являлся ее брат? И еще она не сомневалась в причастности Максима к делу о Стрелке. И найденный амулет тому подтверждение.

Расследование по неуловимому чистильщику было непростым. За десять лет, что Стрелок оставлял кровавые метки по всему миру, никто не приблизился к разгадке таинственной личности серийного убийцы.

Каролина осторожно потянулась — тело затекло от долгого сидения в одной позе — и поморщилась от вернувшегося в голову колокольного звона. Прошло несколько минут, пока Каролина смогла вновь сосредоточиться. Она сделала глоток воды и легла, изучая деревянный потолок.

Итак, Стрелок…

Он и правда неуловим. Появляется ниоткуда, делает свое благое дело и растворяется словно призрак. Удачливый, сукин сын. Но самое противное во всей этой истории, что Стрелок стал народным героем. Он был единственным, кто делал то, что не под силу правоохранительным органам ни одного государства — спасал невинных, предотвращая преступление смертью насильника.

В глазах спасенных Стрелок выглядел чуть ли не Мессией. А по факту был таким же преступником, как и те, кого он убивал.

И Каролина не собиралась отступать, хоть его всемирное признание крайне осложняло задачу. Она считала, что только так сможет узнать всю правду и найти Максима.

Ей не хватало брата с его дурацким хобби, сейчас как никогда. Раньше Лина не верила во всю ту мистическую чушь, которой он увлекался. Вампиры, оборотни, эльфы, ведьмы…

Внизу в гостиной пробили часы. Раз, два…

Каролина прокручивала в голове недавний разговор с Кирой. Та призналась, что является варданкой и поведала ей занимательную историю об устройстве мира. Поначалу Лину беседа откровенно веселила, но когда Кира стала предъявлять факты, да еще и Максима приплела, стало не до смеха.

Естественно, после заявления Киры о том, что Максим был в курсе всего происходящего благодаря каким-то древним рукописям, Каролина перерыла вверх дном и кабинет, и квартиру брата. Но ничего не нашла. Возможно, она бы и отшутилась, что Кире привиделось, если бы не знала о странных вещах, случившихся

много лет назад с ней и Максимом. События, которые она до сих пор не понимала. Но что-то подсказывало ей, что Максим вел двойную жизнь, и эта вторая темная сторона вряд ли ей понравится.

Каролина глубоко вдохнула и на выдохе села. Мозг будто проткнула сотня иголок одновременно, но Лина даже не поморщилась. Привыкла.

С журнального столика взяла файл с результатами экспертизы, пробежала глазами по ровному печатному тексту. Освежила память и лишний раз убедилась, что ее зрение не сыграло с ней злую шутку.

В заключении черным по белому значилось, что тело, найденное в порту, имело лишь внешнее сходство с человеком. В остальном труп был определен, как существо неизвестного вида. А дальше на двадцати с лишним страницах было расписано, по каким признакам патологоанатом сделал подобные выводы.

Каролина тогда заинтересовалась, вчитываясь в официальный текст.

Итак, у трупа начисто отсутствовала пищеварительная и выделительная системы, из чего следовало, что существо ничем не питалось и не опорожнялось. Интересно, как же оно жило? Чем питалось и питалось ли вообще?

Легкие были сильно видоизменены, имея форму эллипса, и отличались схожим строением с жабрами.

Кровеносная система представляла собой густую сеть тонких, словно паучья нить, полых сосудов. Нигде, ни в одном органе не было обнаружено ни капли жидкости, словно кто-то намеренно выкачал ее из тела. А сердце, формой походившее на громадного паука, занимало нижнюю часть грудной клетки и половину брюшной полости.

Головной мозг сильно уступал человеческому в массе, но отличался развитием. Во-первых, даже по истечении значительного времени после смерти ткани мозга отвечали на стимуляцию электрическими сигналами. Во-вторых, левое полушарие, отвечающее за логическое мышление, преобладало над правым — чувственное восприятие. При этом полушария не соединялись между собой, как у человека для обмена информации. И в-третьих, сильнее выражено развитие лобных долей, делая этих существ гораздо умнее гениальных людей, и мозжечка, определяя их безукоризненную ориентацию в пространстве. И это только в том случае, если органы жертвы выполняли те же функции, что и человеческие. А если они отличались? Но эксперты в своих записях об этом умолчали.

Таким образом из заключения выходило, что на том заводе полицией был обнаружен труп неизвестной твари, обладающей суперинтеллектом, умением дышать под водой и над землей, и способностью летать.

Последнее Каролине вообще представлялось с трудом. Однако наличие у мертвеца на спине рудиментов, которые состояли из мышц и кожи, оперенных и частично окостеневающих при росте, свидетельствовало о существовании у того крыльев.

Так что появились все основания верить Кире. Впрочем, после последних событий в городе да и у Киры дома — не верить было просто невозможно.

И тем не менее, Каролина не снимала подозрений с Киры.

С самого начала, как Кира появилась в жизни и работе Максима, Лина во всем подозревала только ее. Странной была эта богачка. Всегда.

О Кире Лист не существовало никакой информации, кроме ее благотворительной деятельности. Ни семьи, ни школ, университетов, ни любви, ни пристрастий. Ничего. И если бы мисс Лист не являлась

соучредителем всемирно известного фонда психологической реабилитации, то никто и не знал бы о существовании такой женщины.

Каролину это насторожило сразу.

Загадочность Киры Лист нисколько не уступала таинственной личности Стрелка.

Ее внешность, образ жизни, ее поведение и то, какой информацией она владела, внушали Каролине недоверие. И даже то, что Кира водила дружбу с сильными мира сего, ни на йоту не развеивало сомнений следователя. Теперь Лина понимала почему.

Для начала Каролина выяснила, что Кира Лист на самом деле Миранда Брайс — вдова известного медиамагната, которая пропала без вести, поручив все свои дела доверительному лицу. Так появилась белокурая профессорша и миллионерша Кира. Это объясняло то, каким влиянием она пользовалась в обществе. И никак не проливало свет на причины ее заинтересованности в деле Стрелка. Она всегда говорила, что ее попросил об услуге Максим, который и привел ее в отдел. Но что могло их связывать, Лина так и не выяснила. Ответ крылся в самом Максиме, местонахождение которого Кира тщательно скрывала. Почему? Что такого она знает о нем? Неужели он тоже вардан? Или может быть нефелим, как последний мертвец?

Лина нервно взъерошила жесткие волосы и отшвырнула листы с выводами экспертов. Благо, о них больше никто не узнает. Но вот что делать с новыми останками. Скрыть находку уже не удастся. Да и стоит ли теперь, когда творится такая бесовщина вокруг?

Хватит и того, что Каролина помогла Кире, хотя не обещала. Пошла на должностное преступление из-за каких-то баек, рассказанных ее врагом. А Кира всегда была и останется с противоположной стороны баррикад. Каролина опоила патологоанатома, уничтожила все его записи и выкрала труп нефелима. С остальными Кира Лист разбиралась лично. Как, Лину не интересовало. Как и говорила Кира, Лина вывезла труп на старую свалку и сожгла вместе со всеми уликами по этому делу.

После этого они с Кирой вывезли в безопасное место проводников — маленьких существ, которых они нашли на старом заводе. У озера в небольшом пригородном поселке Каролина оставила их и уехала. Что с ними стало потом, она не знала. Но Кира сказала, что теперь они в безопасности.

Лина подозревала, что дети леса отправились в другой мир. И что ее сообщница сыграла в этом не последнюю роль.

Что за ерунда происходит вокруг нее? Где искать Максима? Что вообще делать со всем что она узнала? Спасать мир, на который вот-вот обрушится война Богов? Лина покачала головой. Увы, она не супер герой, да и жизнь далеко не кино.

Часы гулко пробили три. Скоро рассвет…

Каролина встала с дивана и подошла к открытому окну, откуда открывался опостылевший пейзаж спящего города. На улице было темно и душно. Едва уловимый ветерок небрежно играл темными волосами Каролины. Она подняла голову, взгляд утоп в пустоте. Ни луны, ни звезд. Черная бездна. Дрожь пробежала по телу.

Ночь не прекращалась давно. С тех самых пор, как взорвалась луна. Рассыпалась по небу, как огни фейерверка. И рассвет теперь — лишь ничего не значащее слово.

Лина вздохнула, присев на подоконник.

И тут ночную мглу вспорол яркий свет машинных фар. Сонную тишину разрезал пронзительный визг тормозов. У соседей залаяла собака. Хлопнула дверца. Тяжелые шаги эхом разнеслись по улице, заглушаемые громким лаем сторожевого пса. Громкий стук в дверь заставил Каролину вздрогнуть и пугливо обернуться, затаив дыхание.

Незваный гость постучал снова…

* * *

Мила.

Вне времени.

Колдовская ночь кончилась, и они буквально ворвались в ослепительно солнечный день. И хоть Мила, предупрежденная Стрелком о резкой смене времени суток, предусмотрительно зажмурилась на окраине Сонного Леса, безжалостные солнечные лучи все равно резали глаза так, словно кто-то внезапно зажег свет

в темной комнате. Но приспосабливаться нужно было крайне быстро — путь ожидал опасный и неблизкий. Расстояние в несколько сотен километров пешим ходом предстояло пройти в рекордные сроки — до утренней зари. А учитывая, что солнечный диск давно перекатился за середину небосвода, времени на дорогу оставалось чуть больше двенадцати часов. И если для Стрелка это было привычной прогулкой, раз они направлялись в его убежище, то для Милы оказалось задачей едва выполнимой. Девушка до последнего сомневалась в том, что они дойдут, но перечить Стрелку не стала. В компании ангела ее уже не удивляли подобные мелочи.

Так и пошли. Стрелок легко и уверенно, а Мила, спотыкаясь на каждом камешке и заметно отставая. Споткнувшись в очередной раз, она едва не растянулась во весь рост на цветущем ковре из фиалок. Сильные мужские руки подхватили ее перед самой землей. Стрелок ловко поставил Милу на ноги и с улыбкой протянул ей темные очки.

— А сразу нельзя было мне их дать?! — возмутилась Мила, но очки взяла. — И долго мы еще будем идти? Я устала и есть хочу!

Ответить ангел не удосужился, лишь пожал плечами. Недовольно фыркнув, Мила нацепила очки и, гордо задрав слегка вздернутый нос, прошествовала мимо Стрелка. Тот усмехнулся и, свистнув ей в спину, свернул в другую сторону. Мила обреченно вздохнула, признавая поражение, и поспешила за ангелом.

Они пересекли горное плато, поросшее сине-белыми цветами, от приторного аромата которых у Милы кружилась голова, и саднило горло. По извилистой тропке спустились в тенистую рощу, пропитанную кисловато-гнилостным запахом. На самой окраине густые деревья сменились редким кустарником и камышами. Осторожно, ступая след в след за Стрелком, Мила перепрыгивала с одного островка твердой почвы на другой. Вокруг стрекотали лягушки, под ногами то и дело мелькали их пестрые шкурки. От неожиданности девушка вскрикивала, и мутная вода покрывалась рябью, лопалась пузырями, изрыгала странные булькающие звуки. В эти моменты Стрелок резко останавливался, и только когда болото успокаивалось, снова двигался дальше.

Преодолев Жабью топь, они вновь поднялись на плато, где Мила с жадностью глотала свежий горный воздух, наслаждалась чудными цветочными ароматами, не зная, что может ожидать ее впереди.

По узкому мосту, каменной ветвью перекинутому через бездонную пропасть, они вошли в Тоннель Славы, стены которого были увешаны разнообразными трофеями: от мечей и луков до чучел животных и людей. От увиденного Милу передернуло, живот свело, и она с трудом справилась с подкатившей тошнотой. Миновав тоннель, они вышли к вулканической гряде.

Мила взглянула на дрожащие, будто от гнева, вулканы. Сквозь плотную сизую стену, она пыталась найти в них сходство со сказочными существами, но тут же опустила голову, закашлявшись от забившегося в нос пепла. Он был повсюду: сыпался на волосы и плечи, попадал в горло, затрудняя дыхание, застилал глаза, падал под ноги. Но Стрелка это не беспокоило — он свободно разговаривал, осматривался по сторонам, двигался с прежней скоростью, — и Миле с трудом удавалось сохранять заданный им темп. Чтобы не отстать окончательно, девушка схватила своего спутника за руку, и встретилась с пронзительными обесцвеченными глазами. Она вздрогнула и попыталась выдернуть ладонь, но Стрелок крепче сжал ее похолодевшие пальцы и отвернулся. Больше он на нее не смотрел, и гряду они прошли в полном молчании.

На закате они устроили привал.

Вулканы остались позади и здесь, внутри скалы, изрезанной пещерами и коридорами, царила приятная прохлада. Где-то вдалеке шумела вода, а рядом трещали поленья только что разведенного костра. Дрова Стрелок насобирал еще на болоте, пояснив, что в этих горах нет места магии. Тогда Мила ни о чем не спрашивала, всецело сосредоточившись на дороге. Все рассказы Стрелка о проходимой ими местности, были его личной инициативой, да и ничего не проясняли. А теперь наблюдая за ангелом, замершем на краю пещеры, девушка была готова задать уйму вопросов, но слова никак не шли с языка. Не отпускало и оцепенение, вызванное пугающе белыми глазами, дрожью растекалось по телу. Преодолев страх, Мила подошла к обрыву, где стоял Стрелок. Он смотрел на линию горизонта, слившуюся с остроконечными скалами, и глаза его вновь были цвета грозового неба. Шепот Стрелка нарушил затянувшееся молчание.

— Добро пожаловать в Иссилен-Нелиси…

Мила заглянула в расчерченное косым шрамом мужское лицо с легкой примесью тоски.

— Мой дом и мое проклятье, — добавил он, глядя куда-то вниз.

Мила проследила за его взглядом и обомлела.

Из огромной каменной пасти ниже ее ног вырывался дикий поток воды, бурным водопадом устремляясь далеко вниз. Там, освобожденная из заточения скалы, вода разбивалась об одинокие пласты льда и стеклянной лентой рассекала необъятную долину на две идеально ровные части. Когда-то вечно цветущая,

а сейчас покрытая толстым слоем льда и снега, она лениво разлеглась между высоких отвесных гор, которые словно стражи наблюдали за каждым шорохом ветра, нашептывающего еще не забытые заклинания.

Мила глубоко вдохнула и ощутила, как пряный аромат цветов, ускользая от опустевших лугов и голых деревьев, теряется где-то высоко в облаках, пряча крошечную надежду на возрождение в цветущих эдельвейсах. Там, далеко внизу царил холод. Остановилось не только время, но и жизнь. Колючий ветер привычно обволакивал изящные серые скалы и грозился похитить любого, кто осмелится потревожить покой умершей долины. Каждого, кто осмелится нарушить запрет, ждет ровная ледяная поверхность, сотканная из миллиона снежных кристаллов и одинокой пустоты. И лишь яркие лучи солнца — последний привет госпожи весны — обещали согреть каждого, чья нога ступит на берега уснувших волн, навечно похоронивших цветущую жизнь.

— Долина Вечной Весны? — удивилась Мила, не сводя глаз с водопада. — Как по мне, весной здесь и не пахнет.

Она пожала плечами и перевела взгляд на задумчивого Стрелка.

— Так ее называют немногие. Лишь те, кто помнят, как выглядела Долина до наступления зимы, — произнес он, не глядя на спутницу. — Когда Боги покинули эти места, с ними погибла и магия, дарящая жизнь Долине. Все умерло, погребено под тоннами снега. Мне удалось сохранить немногое. Погляди!

И Мила увидела.

Завораживая игрой отгорающих солнечных бликов, у самого подножия вулканических гор раскинулся хрустальный дворец. Иссилен-Нелиси. Место, где до сих пор жила магия.

— Но…как? Его же там только что не было?

— Был, — губ Стрелка коснулась легкая улыбка. — Просто увидеть дворец можно только после захода солнца.

И в этот момент над скалами вспыхнуло в последний раз красное солнце и исчезло за горизонтом.

— А Долина? Почему нельзя возвратить жизнь и в нее?

Мила не сводила глаз со сказочного дворца, листком клевера окружившего величавое озеро, казавшееся отражением темнеющего неба.

Даже с огромной высоты пещеры Мила видела, как у необыкновенного озера кипит жизнь: стадо оленей собралось на водопой в компании волшебных единорогов, на противоположном берегу величаво расположилась львиная пара, а недалеко от них жевали листву жирафы. Даже сквозь колючий ветер, она слышала трель соловья в шелестящей листве и рычание медведей, сцепившихся в драке за внимание рыжей самки. Она ощущала жизнь, вечно пахнущую весной, даже в морозном воздухе мертвой Долины.

Жизнь, не подвластную времени и зиме.

— К сожалению, я не так силен, — донесся до ее сознания хрипловатый голос ангела. — Все, что я могу, — хранить этот островок надежды. Ради любви…

— Чьей? Оленя и единорога? — невольно съязвила Мила, уставшая от постоянных недомолвок Стрелка. — Может пора, наконец, мне все объяснить?

— Ну что ж, — сизые глаза Стрелка странно блеснули, и что-то темное появилось в них. Что-то, что заставило Милу плотнее закутаться в плащ. Что-то холоднее льда и чернее ночи. Нечто колдовское и…злое.

— Ты сама хотела знать, — тихо добавил он. И в хриплом голосе прозвучали стальные нотки.

— Давно это было. Настолько давно, что правда об этой истории надежно спрятана под снегами долины.

Долины Вечной Весны…

…Когда-то здесь бурлила жизнь.

Цветущая розовыми вишнями и рыжими подсолнухами. Колосящаяся золотом пшеницы и набухающая шишками хмеля.

Шелестящая стройными камышами и хлопающая в резные кленовые ладоши.

Жизнь, поющая звонкими голосами цветочных фей и свистящая песнями фламул — ночных охотниц.

Звенящая бриллиантами речных перекатов и искрящаяся солнечными бликами в зеркальных стенах дворца Иссилен-Нелиси.

Жизнь, угасающая лишь в человеческих сердцах и неизменно возрождающаяся в биении вечно юного сердца.

Ее звали Алия.

Так нарекли малышку местные жители, когда нашли ее, брошенную в губительных льдах ущелья.

Закутанная в легкое покрывальце, девочка лежала в окружении цветущих эдельвейсов. Она улыбалась, и от тепла ее янтарных глаз таяли вековые льды. А там, где ее золотые кудри касались горных цветков, пробивались ростки невиданной здесь лаванды.

Найденыш, подаренный небесами…

Посланница Богов…Знамение…

Так считали местные жители, и все происходящее непременно связывали с малышкой.

Пшеница ли уродилась, болезнь миновала или младенец появился в бездетной семье — все тут же восхваляли Божественное дарование.

А девочка меж тем взрослела, с каждым днем все хорошея.

И чем старше она становилась, тем разительнее отличалась от местных жителей. Непохожая ни на белокожих вардан, ни на ширококостных людей, ни на низкорослых эрулов миниатюрная грациозная темнокожая девушка вселяла в мужские головы похотливые желания, а в женских сердцах укореняла коварство зависти и мести.

Весть о небесном найденыше, которого приютили благородные жители Долины, сплетнями разлетелась по всему Варденхейму. И, несомненно, достигла и ушей короля Ландерлеут — маленькой страны людей в огромном мире вардан.

Короля Шиезу…

…Стрелок присел около разведенного костра.

— Однако путь к Долине неблизкий…

…И пока король Шиезу добирался до Иссилен-Нелиси, Алия полюбила человека, приютившего ее в своем дворце.

Того, кто взамен мог подарить лишь надменный взгляд, за маской высокомерности и равнодушия которого таилась безмерная тоска и неугасающая боль. Того, чье идеальное тело уже никогда не сгорит в испепеляющем пламени страсти, а в одиноком сердце давно и безнадежно отцвела последняя весна любви.

Она отдала свое сердце колдуну.

Его звали Киршриадин. Он был единственным человеком, носившим титул варданского князя, и владел самым роскошным дворцом во всем Варденхейме. Но мало кто знал его в лицо. Кирш жил затворником: не

выезжал на балы в другие княжества, хотя его приглашали постоянно, не объезжал свои владения, даже сама королева посещала его лично, а из собственной спальни он выходил лишь раз в году в ночь, когда в Иссилен-Нелиси устраивался грандиозный бал-маскарад. Такова была воля Богов, желавших привязать своего пленника к Долине еще одними узами — обручением. На одном из таких балов повзрослевшая Алия и встретилась с тем, о ком знала лишь по рассказам жителей дворца. В Кирша она влюбилась с первого взгляда и в ту же ночь отдалась ему. Она стала его красивой игрушкой, которую обозленный на весь белый свет колдун то обнимал, то прогонял прочь. И она уходила, чтобы зажженной новой надеждой примчаться вновь по первому его зову. Она просто любила Кирша, ничего не требуя взамен. Ей было достаточно знать, что он живет и нуждается в ней, пусть не так, как она того хотела и заслуживала. Его мимолетное внимание окрыляло ее, но она никогда не питала иллюзий. Знала, что придет время и красивая игрушка наскучит кукловоду, и тот найдет ей замену. Поэтому, когда Кирш хладнокровно отдал девушку во власть короля Шиезу, Алия покорно приняла свою судьбу. Ни о чем не просила, не молила, хотя имела полное право требовать и даже угрожать. Но она молчала, отдавшись на волю древнейшего пророчества Богов — и своего предназначения. И ни одна слезинка не упала из ее ярких глаз цвета солнца. Ибо она уже получила все, что хотела взамен своей безответной любви. Через некоторое время Алия обручилась с королем Шиезу…

…- А почему этот король Шиезу так стремился заполучить именно Алию? — поинтересовалась Мила, воспользовавшись короткой паузой. Румин поднял на нее задумчивый взгляд, словно решал, рассказывать ей или нет. — Ему что в своем королевстве девиц не хватало? Зачем переться черт знает куда ради совершенно незнакомой девушки? И еще не факт, что та согласилась бы пойти с ним. А то, что она вышла замуж за него вообще чистая случайность — ей просто деваться было некуда, а ты говоришь…

— Кирш был его братом, — перебил Румин пламенную речь девушки. Та осеклась и непонимающе уставилась на ангела.

— Отличненько. И чего? В этом твоем Варденхейме принято жен по наследству передавать?

— Не принято. Но Шиезу был еще и братом Лимуда. Единого Бога, заполучившего абсолютную власть в мире людей и мечтающего уничтожить мир вардан. Так что Алия просто стала разменной монетой в планах колдуна и большой удачей для Шиезу. Из поколения в поколения в их семье чтили священное предание о четырех братьях-близнецах. Они стали основателями нескольких могущественных кланов старообрядцев, одаренных магией матушки-природы, и чернокнижников, ворующих Силу у других. Согласно этому преданию, когда двое из братьев возжелали стать Богами, Высшие пленили третьего. Того, кто не хотел войны, был чист душой и обладал справедливым сердцем. Именно к нему Боги привели прекрасную деву, которая подарила узнику наследника. Ребенка, ставшего во главе армии Высших. Великого воина, истребившего восставших братьев и их последователей. Мужчину, в чьем роду предначертано было родиться четырем братьям-близнецам. Двое из них развяжут новую войну против Высших, а третий станет пленником, которого полюбит посланница Богов. С Алией история повторялась. Боги сотворили белокурую деву с одной целью — выносить и родить ребенка. Она и родила сына с необыкновенным ледяным сердцем и снежной душой… Мальчика, который мог быть наследником короля Шиезу и возглавить армию владычицы Хельги.

Стрелок легко подул на огонь. Ровное пламя дрогнуло и заплясало, как воды океана во время воющей бури.

— Кирш был могущественным колдуном. И Боги благоволили ему до тех пор, пока тот не оступился…

…Кирш предал Богов, отрекся от своего предназначения. Когда он понял, в какую ловушку его заманили Высшие, не смог предать брата Лимуда. Он делал все возможное, чтобы избежать близости с Алией, но чтобы никто, даже Боги, не знали этого. Все ночи их любви Алия проводила в единственной спальне, куда войти могли лишь те, кого впускал Кирш. Даже Высшие не имели власти над Лунными покоями, некогда принадлежавшими варданской королеве Нурниаэлль, скончавшейся во время родов в этом дворце.

Алия искренне любила Кирша, но так и не научилась узнавать своего возлюбленного. Утром она просыпалась в его крепких объятиях, но в страстном безумии ночей сгорала с совершенно другим мужчиной — искусно созданной живой копией Кирша. Единственным и весомым отличием оставалась душа, не принадлежащая колдуну. Потом появился Шиезу и прекрасная возможность избавиться от посланницы. К тому времени Кирш уже знал, что родив первенца от Шиезу, Алия умрет, брат потеряет свою силу, а ребенок сможет избавить колдуна от Высших. Но он просчитался. Алия не умерла, а через год после родов Кирш вдруг ощутил зов родной крови. Он бросил все и, хитро заметая следы, прыгая через порталы, отправился на зов. Дорога привела его в Ландерлеут к годовалому мальчугану с необыкновенным даром, добрым сердцем матери и его отметиной — родимым пятном в форме четырехлистника под левой рукой. Той же безлунной ночью Кирш выкрал сына, подменив его неживым гомункулусом — магической куклой. Так любимчик родителей мальчуган Румин, которому было предначертано стать великим воином, оказался в бедной крестьянской семье и превратился в одинокого охотника по имени Марк Йенсен…

Продолжение:

…- Тем мальчиком был ты? — осторожно спросила Мила, вглядываясь в задумчивое лицо Стрелка. — И глаза такие…странные у тебя, меняющие цвет, из-за матери, да? — Стрелок кивнул, и девушка видела, как напряглись его мышцы, словно он крепко стиснул зубы. Темные глаза посветлели перед тем, как ангел резко встал и вышел на обрыв. Холодный ветер раздувал его белоснежные волосы, вплетая в них узорные снежинки.

— Мне было семь лет, когда в родительский дом пришли двое: седовласый мужчина и зеленоглазая женщина. Они долго беседовали с матерью, не таились, не шептали, думая, что я сплю. А я не спал, слушал странный разговор, смысл которого осознал лишь много лет спустя. Тогда же, будучи ребенком, всецело любящим свою мать и безгранично ей доверяющим, слова о том, что рано или поздно ей придется отдать меня настоящим родителям, зародили в душе обиду и обостренное чувство ненужности и предательства. А мысль, что родителями являются те двое, вселила нечеловеческий ужас. В отчаянии, со злыми слезами на глазах, я выбрался из дома, желая одного — сбежать как можно дальше. И от матери, в один миг ставшей чужой женщиной. И от тех двоих, в ком я уже тогда ощущал смертельную опасность. Я ушел далеко от дома, петляя по соседним деревушкам, полям и лугам, старательно избегая людей. Но я был всего лишь ребенком и, забредя в лес, почти сразу заблудился. Я жутко устал, замерз, хотелось есть и спать, но я заставлял себя идти дальше. И я шел, не различая дороги, царапал руки и ноги, пока не выбрел к речушке. Там я столкнулся со стаей волков. Что было потом — не помню до сих пор. Последнее, что осталось в памяти, — отражение абсолютно белых глаз в темной воде, — он передернул плечами. Даже на расстоянии Мила ощутила накативший на него страх. — Очнулся уже дома. Внезапно проснулся, как от ночного кошмара. Рядом сидела заплаканная мать, а на шее висел черный амулет. Мать сказала — его знахарка принесла, когда мне стало совсем худо. Тогда она рассказала, что пятнадцать дней я пролежал в страшной лихорадке, кричал по ночам, днем бредил. Спрашивала, помню ли я, что мне снилось, но я ничего не мог ответить. Со временем все забылось, жизнь потекла прежним руслом. Но спустя семь лет та женщина пришла снова. Я узнал ее раскосые изумрудные глаза. Она назвалась Миррой и заставила меня все вспомнить. Даже то, что не могут помнить обычные люди — первый год своей жизни. Тогда я снова сбежал, чтобы найти родителей. Но опоздал. Мать умерла, так и не назвав имя отца…

Стрелок сжал кулаки. Лопнула тонкая кожа и на ладонях проступили темные кровавые дорожки.

— Спустя много мучительных лет изгоя и беглеца я все-таки отыскал его…Убийцу своей матери, — хрипло продолжал он. В его голосе звучало столько ледяной злости, что даже ветер затерялся среди острых горных вершин. Дабы не тревожить проснувшегося зверя. — Наконец я смотрел в глаза тому, кто отнял у меня все… Сначала отца, дом, мать, потом и любимую женщину…Я так мечтал об этом долгие годы… Блуждая по чужим мирам, я надеялся встретить Шиезу…Убить его…Каждый раз, приближаясь к нему, я представлял его мучительную смерть…Он должен был умереть, но вмешалась Мирра…Она не позволила мне отомстить…Влезла в мою голову…Снова встала на моем пути…А Шиезу сбежал…Из-за

Мирры…Вместе с ней…Его смех… — Стрелок с силой сжал ладонями виски. Волосы окрасились алым. Мила услышала, как хрустнули кости. Струйка крови потекла по его напряженной шее. Мила рванулась помочь, но Стрелок отрицательно покачал головой и вновь заговорил:

— У меня не оставалось выбора…Она все время преследовала меня…Я должен был ее остановить…Должен…Должен…

Он пошатнулся. Мила испуганно зажмурилась, а когда медленно приоткрыла глаза, Стрелок сидел напротив нее, безразлично глядя на огонь. Он был спокоен. И лишь запекшаяся кровь на его руках и шее напоминала о его внутреннем бешенстве.

Молчание пугало. Молчание, в котором было столько невысказанных чувств и невыплаканной боли, что сердце невольно сжималось в тисках страха. Молчание, сквозь которое был слышен лишь далекий свист одинокого ветра и треск искрящегося костра.

— Что? — не выдержала Мила, заворожено смотря в напряженное лицо ангела. — Что ты сделал с Миррой?

— С Миррой? — переспросил Стрелок так, словно впервые слышал это имя. — Мир-ра, — задумчиво протянул он, намеренно произнес имя по слогам, тем самым скрывая удушающую боль, им вызванную. — Я убил ее мужа…Уничтожил всех близких ей людей, благодаря кому она чувствовала себя защищенной. Я вынудил ее быть слабой, допустить ошибку и полюбить меня. Она зависела от меня, от чувств ко мне. Из-за любви стала легкой приманкой для Шиезу. Но случилось непоправимое…

— Ты…убил…ее? — с дрожью спросила Мила, отодвигаясь от костра вглубь пещеры, подальше от монстра в ангельском обличии. И как только она могла довериться ему и допустить, чтобы он завел ее неизвестно куда? Хорошо, хоть дорогу сюда Мила запомнила. Значит, сможет и сбежать. Все равно куда. Главное подальше от этого монстра. Она уже поднялась на ноги, повернулась спиной к ангелу, как услышала тихое:

— Я полюбил ее…

Мила обернулась и встретилась с печальным снежным взглядом, полным слез безысходности и неизбежности. Сердце защемило, ноги стали ватными, и девушка медленно опустилась на сырой пол пещеры. Стрелок не был монстром, уже не был — она ошиблась. Монстры не умеют любить, а ее спутник любил отчаянно и безрассудно. Даже теперь, когда судьба вновь отняла у него возлюбленную. И это благородное чувство изменило его.

— Прости, что-то я увлекся, — небрежно бросил он, заметив в Миле тревогу пополам со страхом. Но она чувствовала, как нелегко ему далась эта мнимая небрежность.

— Кирш выкрал сына, но не мог забрать Алию, — немного подумав, продолжил Стрелок. — Не имел права. Ее внезапное исчезновение могло вызвать гнев Богов и тогда не миновать невинных жертв. А Кирш больше не хотел так рисковать. На его счету и без того хватало загубленных жизней. Тем более Алия была ему безразлична. Неоправданный риск для него…

…Алия по-прежнему оставалась в Ландерлеуте, день ото дня, ночь к ночи подвергаясь физическому насилию и душевным терзаниям.

Но никто не знает, что подкинет судьба в следующий миг. Не ведал и Кирш.

Надежно спрятав сына от Богов в мире людей, Кирш вернулся в свою обитель, в стенах дворца которой его ожидал неприятный сюрприз. Им оказалась привлекательная русоволосая варданка Минулла — молодая королева Варденхейма, наследница покойной повелительницы Истрил. Кирш не сомневался — она пришла за

помощью. Будучи еще в согласии с Высшими и в близких отношениях с Истрил, колдун неоднократно помогал в поисках пропавших вардан, людей и других существ в интересах Варденхейма. Но Минулла просила не для своего народа, а для своего возлюбленного, с кем намеревалась заключить прочный союз. Найти наследника короля Шиезу Кирш согласился, не колеблясь. Он вообще никогда не умел отказывать женщинам из королевского рода. Ни Нурниаэлль, в чьем замке стал пленником; ни ее сестре Истрил, которой вонзил клинок в сердце; ни Мирраэль, укравшей его душу; ни Минулле. Впрочем, подобная просьба была на руку Киршу. Только так он мог быть в курсе, в каком направлении движутся поиски, и навести искателей на ложный след.

Однако появившаяся в Иссилен-Нелиси Алия спутала все планы и в корне изменила ход дальнейших событий.

Кирш смотрел на нее и не верил собственным глазам. Ничего не осталось от прежней красоты. Некогда длинные белоснежные волосы были коротко обрезаны и небрежно торчали в разные стороны. Красивое юное лицо оплела паутина морщинок, а под еще недавно теплыми глазами пролегли отливающие синевой темные круги. Руки безвольно опущены. Ноги едва удерживали вес ее собственного тела, разукрашенного бурыми следами ссадин и гематом.

Кирш сразу все понял. Что-то высасывало жизнь Алии. И это что-то жило в ней. Кирш чувствовал силу этого существа, убивающего собственную мать.

— Зачем ты здесь? — спросил Кирш, зная, что Алия уже всецело во власти своего дитя.

— Я следую пророчеству, — отвечала дева.

— Желаешь мертвых воскресить? Не стану возражать, ибо в сие давно не верю. Но все-таки спрошу. А как же первенец, что вардан Чистой крови Силу носит?

— Он будет отважным воином, если ты убережешь его и поможешь мне.

— Зло пробудить из Тьмы?

— Оно уже расползлось среди людей, пожирая их души. Скоро мрак настигнет и Варденхейм. Погибнет все. Но ты, колдун, можешь все изменить. Однажды ты пошел против воли Высших. Что помешает сделать это снова?

Кирш усмехнулся и отрицательно покачал головой.

— Я не вершитель фатума миров.

— Ты нужен Мирре…

Глаза Кирша полыхнули гневом. Одно лишь упоминание ее имени приносило колдуну мучительную боль, с которой он существовал вот уже несколько лет. Боль вины, предательства и любви к той, с кем был обречен на вечную разлуку…

— Кто она? — ворвавшийся в сознание Стрелка голос Милы вырвал его из транса воспоминаний. Он тряхнул головой. Седые волосы водопадом рассыпались на его широкие плечи.

— Я и сам не знаю. Но сейчас важно другое. Именно потому, что Алия напомнила Киршу о Мирре, он и ввязался в эту войну…

…В очередной раз Киршриадин, князь варданский, открывал врата в другие миры. Только теперь ему предстоял долгий путь без возврата. Его больше ничто не держало в Варденхейме. Рождение Румина разрушило магические путы Высших, и Кирш перестал быть пленником Долины Вечной Весны, которая погибла после его ухода.

Уверенно ступая через Пустошь, Кирш шел туда, где должен был остаться много лет назад. Он не смог и потерял любимую женщину. Но теперь он не сомневался, что обязательно найдет ее. И никогда не отпустит.

Колючий дождь принес долгожданное облегчение после жаркого тоннеля. Кирш привел Алию в мир людей. Здесь, в опасном и злом Средневековье, она родит ребенка, который навсегда изменит не только этот мир. Но лишь здесь они будут в безопасности, пока не наступитвремя пророчества.

У закрытых врат путники расстались. Каждый пошел своей дорогой. Алия навстречу судьбе, а Кирш на поиски новой тропы.

Уже у самого портала колдун наконец ощутил то, что не чувствовал долгие годы в поисках Мирры. То, что не единожды в корне меняло его жизнь. То, что заставило его остаться в мире людей времен смутного Средневековья.

Молчание ее сердца…

…Стрелок осекся, отдернул от костра руку, словно обжегся, и прижал к груди справа. На мгновение он зажмурился, что-то прошептал и резко встал.

— Пора, — заявил он. Провел другой ладонью над подрагивающим пламенем. Оно дрогнуло в последний раз и погасло.

И они снова двинулись в путь.

Пройдя пещерный лабиринт, освещенный серебристым сиянием луны, они вышли на длинный скалистый выступ, обрывающийся крутой узкой лестницей, выдолбленной прямо в камне.

— А как же Алия? — спросила Мила, едва Стрелок вывел ее под открытое небо, усеянное яркими звездными фонариками. — Что стало с ней в моем мире?

— В твоем мире Алия встретила свою судьбу. Мужчину, который значительно приблизил свершение предначертанного. И если бы Кирш знал тогда, кем окажется тот, кто подарит девушке свою любовь и какой трагедией все обернется, ни за что не оставил бы ее там. Но он не знал. Да и разве от судьбы убежишь?..

— Если быть в курсе своего будущего, можно изменить жизнь! — перекрикивая гудящий в ушах ветер, возражала Мила.

— А ты бы хотела? — удивился Стрелок, неторопливо спускаясь вдоль увитого вьющимися растениями отвесного склона.

— К сожалению, люди не имеют такой возможности, — с грустью констатировала девушка.

— Значит, хотела, — усмехнулся ангел. — Ну что ж, я дам тебе шанс изменить собственную судьбу, — он толкнул Милу в сторону, и они влетели под высокие своды пещеры, увеличенной копии их недавней стоянки.

— Слушай внимательно, — шептал Стрелок, прислонив спутницу к гладкой стене. — То, что ты сейчас услышишь и есть твоя жизнь. От прошлого до вариантов будущего…

Его звали Томас Монфор. Монах, отрекшийся от Церкви. Он подарил Алии еще одного ребенка. Девочки родились в один день. Ильма и Марта. Обе обладали Силой. Ильма видела людей насквозь — от их мыслей и тайных желаний, до их прошлого и будущего. Как отец, который умел манипулировать поведением и мыслями любого. Она была проводником и самой смертью. Вестницей. У Марты же был дар исцеления. Подобный материнскому. Она исцеляла, забирая болезни. Она словно баланс между светом и тьмой. Сумеречница. Они были счастливой семьей. Сбежали на край света. И ничто не предвещало беды. Но все изменилось в одну ночь…

Мила переступила ногами, попыталась оторвать от теплого камня неожиданно замерзшую спину, но Стрелок крепче сжал ее хрупкие плечи. Она ойкнула и закусила от боли губу. Но ее спутника будто прорвало, он говорил и говорил, ничего не замечая.

— В их дом пришли неизвестные… Молчаливые и опасные люди в черных одеяниях… Они увели с собой Алию и Марту. Ильме же удалось спастись. Девочка рассказала отцу о случившемся, и тот отправился на поиски семьи. Томас не сомневался, что похищение — месть Церкви за его предательство. Дорога привела его в город религиозной жестокости и несправедливости… На центральной площади казнили ведьму… Только теперь у столба стояла Алия, объятая безжалостным пламенем…

Голос Стрелка дрогнул, а Мила вдруг явственно ощутила на губах привкус гари.

— Алия сгорела у мужа на глазах. Не плача и не крича. Она давно приготовилась ко встрече со смертью. Но Томас был в ярости. Он нашел всех заговорщиков. Стал карателем. Испытал на них все самые изощренные пытки, применяемые инквизицией. Признание одного из похитителей привело Томаса к Шиезу, который предложил карателю сделку. Марта в обмен на Ильму. Погубить одну дочь, чтобы спасти другую. Как поступила бы ты? — Стрелок пристально посмотрел на испуганную Милу. — Думаю, ты бы захотела убить Шиезу, — предположил ангел, когда девушка неопределенно мотнула головой. — То была неравная схватка демона и человека. Томас проиграл. Шиезу заставил его стать Собирателем душ и Хранителем Сумеречницы, кем и являлась вторая дочь монаха.

— Вопрос первый, — проглотив подступивший к горлу комок, заговорила Мила. — Как дети могли родиться в один день, если Алия уже была беременна одним? И второй вопрос: какое отношение эта история имеет ко мне? — спросила она как можно равнодушнее. Хотя уже и сама догадывалась, каков будет ответ. Но ей нужно было услышать, чтобы отмести все сомнения.

— Все просто. Неужели не догадалась? — Стрелок плутовски улыбнулся. И проигнорировав первый вопрос, ответил: — Томас и Марта, которую тот спас от гибели, отправились в долгое путешествие без конечного пункта. Так они и стали бедными пилигримами. Климом и Миланой Новиными, братом и сестрой.

Мила дрогнула, на побледневшие щеки упали соленые слезы.

— Не может быть… — слетело с ее губ. — Не может быть… — как мантру повторяла она, вжимаясь в стену под цепким взглядом Стрелок, говорившим обратное. — Постой, — она сглотнула. — Но ты же говорил, что с Томасом осталась Ильма? А теперь говоришь, что то была Марта.

— Пока Томас искал виновников в гибели жены, Ильма пропала. Позже он нашел ее далеко на севере. Тогда уже проявилась ее сущность Вестницы. Но она была пленена Шиезу. Марту Томас нашел позднее.

— А…

— Надо идти, — перебил Стрелок, с виноватым видом отпустив Милу. Та с трудом удержалась на онемевших ногах.

— Идти? Куда? Зачем?

— Мила, послушай, — он встряхнул ее за плечи. Его голос звучал тихо, словно сквозь вату. — Если мы не доберемся в Иссилен-Нелиси до рассвета, не попадем во дворец до захода солнца. А провести целый день на морозе без еды и огня не самое лучшее решение.

— Я никуда не пойду, — упрямо возразила Мила, опустившись на пол, — пока ты мне все не расскажешь.

— Поговорить мы можем и во дворце, — не уступал Стрелок.

Но Мила не ответила, обхватила руками колени и выжидающе посмотрела на спутника.

— Шиезу рассказал Климу о твоем предназначении, — продолжал Стрелок, сдавшись. — Ты избрана, чтобы стать вместилищем для воскрешенной души повелительницы мертвых Хельги.

— Почему я? — прохрипела Мила. — И почему я ничего не помню из того, что ты рассказал?

— Ты жила под гипнозом. Клим оставлял в твоей памяти лишь те события, которые не позволяли вспомнить, кто ты на самом деле и что произошло в детстве. Ты ведь не помнишь себя ребенком, не так ли?

— Мила отрицательно помотала головой. — Вот видишь. И потом гипноз подавлял рост твоих крыльев.

— Крыльев?!

— У тебя на спине два небольших рубца, — пояснял Стрелок. — Откуда?

— Я часто падала в детстве, — ответила девушка и тут же добавила: — Клим говорил…

— Идеально ровные, одной длины, расположенные параллельно друг другу? Хотел бы я знать, на что ты упала? Жаль, ты не помнишь. Впрочем, тут и помнить нечего. Не было никаких падений. Шрамы расположены как раз на уровне легких. Чтобы оставить такие заметные следы раны должны были быть глубокими. Но от такого падения ты бы не выжила. Да и не один даже самый гениальный хирург не зашил бы тебя столь ювелирно. А ты говоришь — часто падала. Мало того, я думаю, что иногда ты замечала, как рубцы меняются: удлиняются, расширяются, чешутся или пекут, а потом стягиваются и немного щиплют, если намочить водой. Не могла не заметить, ведь сила гипноза прекращалась. Ну?

— Баранки гну, — буркнула Мила, понемногу переваривая услышанное. — Не помню я ничего такого. Шрамы как шрамы.

— Допускаю и такое, ведь у тебя наверняка не было секретов от единственного брата. Тогда так, — Стрелок схватил девушку за плечи. Она охнула и попыталась оттолкнуть ангела, но тот проворно стянул с нее плащ и задрал футболку, оголив худенькую спину.

— Ты что творишь?! — заорала Мила, отдирая шершавые горячие ладони от своего тела. — Совсем спя… — и осеклась, когда Стрелок загнул ее руку так, что пальцы коснулись лопатки и еще чего-то гладкого и прохладного, словно шелк.

— Эт-то крылья? — она обняла себя второй рукой, дотронулась до спины.

— Крылья, — улыбнулся ангел и подвел Милу к маленькому озерцу, образованному горячими горными источниками. Кое-как извернувшись перед зеркальной, слабо парующей, голубой поверхностью, Мила отняла руки от спины и изумленно ахнула. Из порозовевших шрамов виднелось два небольших холмика, сверкающих бриллиантами.

— Попробуй раскрыть их.

— К…как?

— Так же, как сгибаешь или разгибаешь пальцы, — улыбнулся Стрелок. — Просто представь.

— Просто представь, — передразнила Мила. — Легко сказать…

Она закрыла глаза и попыталась вообразить роскошные крылья, подобные тем, что видела на картинках и фотографиях птиц или ангелов. И когда у нее в голове сформировался размытый образ, она вновь взглянула на себя, но на спине по-прежнему виднелись лишь маленькие холмики. Мила понурилась.

— Интересно, что же ты вообразила? — улыбнулся Стрелок, коснувшись ее спины. По телу разлилось приятное, расслабляющее тепло.

— Я…

— Да не переживай ты так. Расслабься и позволь мне помочь тебе. Просто доверься мне и думай только о крыльях.

И Мила доверилась. И она ощутила, как холмики вытягиваются, округляются, изгибаются, становятся вогнутыми снизу и выпуклыми сверху, расширяются, приобретая грациозную форму. И она увидела, как за спиной выросли длинные, ажурные крылья. Подобны тем, что она видела в мультфильмах о феях. Мила осторожно распахнула их, оценивая размах, втрое превышающий размах ее рук. Потом снова свела, наслаждаясь ласкающей капелью, напоминающей перезвон маленьких колокольчиков. Теперь она знала, что уже никогда не сможет забыть эти ощущения. Так же, как не может разучиться дышать.

Все это время девушка молчала, но ее лицо говорило выразительнее любых слов. Недоверие сменилось изумлением, превратившимся в восхищение, близкое к бурному восторгу. Яркие янтарные глаза лихорадочно блестели. Пухлые девичьи губы расплылись в блаженной улыбке, а руки без конца прикасались к сверкающим изгибам.

— Красивые, как у тебя, — пропела Мила, с явной неохотой пряча крылья.

— Мои — обычное колдовство.

— Но я же видела их, — не соглашалась та. — Чувствовала их тепло.

— Я сын колдуна, сестренка. Сотворить крылья для меня обычная шалость. Твои же часть тебя, как руки или ноги.

— Как ты узнал о Кирше? Ведь он твой отец?

— Он спас мне жизнь, — кивнув, ответил Стрелок. Он обнял девушку за плечи, натянул футболку, накинул плащ. Мила немного поколебалась, но все же просунула руки в рукава и застегнулась. Мгновенно Стрелок помрачнел, отошел от нее.

— Что случилось? — насторожилась Мила.

— Мы отвлеклись, а время не стоит на месте, — жестко заметил Стрелок. Сказочный момент воссоединения семьи был разрушен коварной реальностью.

— А еще минуту назад ты называл меня сестренкой, — печально вздохнула девушка, направившись следом за Стрелком к выходу из пещеры.

— Ничего не изменилось, — бросил он, не оборачиваясь, и вышел на крутую лестницу. — Но лучше поторопиться.

Стоя на круглой площадке, он взглянул в ночное небо. Над самым горизонтом висела полная луна, окруженная розовым ореолом.

— Завтра будет метель, — добавил он мрачно и принялся спускаться.

Мила едва поспевала следом, балансируя на узких ступенях подобно канатоходцу. Не сбавляя темп, Стрелок оглянулся на нее, когда они оказались в мрачном ущелье, сотканном изо льда. Они обходили огромные сосульки, растущие из трещин по ногами. Пригибались под неожиданно вылетающими из обледенелых стен ущелья ледяными стрелами. Уворачивались от камнепадов и ускользали от смертельных ловушек, скрытых под тонким льдом. И только когда они в последний момент выскользнули из сдавливающего их в каменных объятиях ущелья, Стрелок дал Миле небольшую передышку.

— Так что там с родственными связями? — поинтересовалась она, отдышавшись.

— Ты действительно моя сестра, — отвечал Стрелок, достав из-за пояса деревянную дудочку. — У нас одна мать, но разные отцы и предназначения.

— Предназначение? Кто я? И как тебя, в конце концов, зовут?

— У меня много имен. Истинное Румин. А ты… Ты Сумеречница. Дитя человека, обращенного в демона и сотворившего армию падших ангелов, и небесной посланницы Высших. Тот, кто завладеет твоей душой и телом, сумеет свергнуть Богов и получить абсолютную власть над всем. Ему будет подвластно неконтролируемое — Жизнь и Смерть.

— Поэтому Хельга и выбрала меня? — спокойно поинтересовалась Мила. Новость о ее происхождении потрясла ее и возможно в другое время она бы усомнилась в сказанном братом, но не сейчас. У нее не осталось сил на сомнения, огорчения или восторги. — Она хочет воскреснуть и стать бессмертной? Стать Богиней?

— Хельга не выбирает. Она всего лишь пешка в свершении пророчества, которому не может воспротивиться.

— А кому же тогда выгодно это пророчество?

— Шиезу.

— А кто же тогда Клим? Мой отец?

— Клим — человек, оберегающий твою невинность до твоего семнадцатилетия. Он отец твоей сестры Ильмы, но не твой.

— А кто тогда? И что там с моей невинностью? Она тоже кому-то понадобилась?

— Твоя непорочность — одно из обязательных условий воскрешения Хельги.

— Глупость какая-то, не находишь?

— Нет, — Стрелок приложил флейту к губам, но Мила не услышала ни звука. — Все закономерно, — продолжал он, спрятав дудочку. — Хельге было семнадцать, когда ее убили. Случилось это в день ее свадьбы. По старинному обычаю невесту похитили, чтобы получить за нее выкуп, но жених больше не видел своей возлюбленной. Душу девушки заточили в царстве мертвых, а тело сожгли, чтобы она не нашла обратного пути к живым.

— Варварство какое, — ужаснулась Мила. — Кому понадобилось творить такое?

— Лимуду. Брату жениха.

— Но…зачем?

— Власть. Его брат был могущественней, справедливей, мог стать любимым Богом людей. Вместе с Хельгой они бы нашли способ избавиться от Лимуда, очистить человеческий мир от зла, нарушить равновесие и установить новое. Поэтому он просто опередил их. Хельга была единственным уязвимым местом брата. Лимуд убил ее, а брата заковал в кандалы в огненной тюрьме.

— Почему не убил?

— Они близнецы и связаны крепкими узами. Если умрет один, погибнет и другой.

— Но причем здесь я?

— Существует много причин. Одна из них твоя невероятная схожесть с Хельгой. Будто отражение в зеркале…

— Да я самая обычная. И таких как я по всему миру пруд пруди. Выбирай — не хочу.

— Ты так ничего и не поняла.

— Все я поняла, — отмахнулась Мила. — Я Сумеречница, могу воскрешать или убивать кого захочу. Это круто. О таком я и не мечтала. Вдобавок я еще летать умею и похожа на какую-то великую повелительницу. Вообще улет, — и она демонстративно закатила глаза в восхищении. — Но есть одна загвоздка. Все это, — она обвела себя руками, — мне и даром не нужно, если в итоге я стану чьим-то красивым футлярчиком.

— Ну вот у тебя и появился шанс изменить свою судьбу, — криво усмехнулся Румин. — Или ты уже сдалась?

— Отчего же? У меня даже парочка идей имеется.

— Да? Ну-ка, ну-ка, — он привалился плечом к круглому камню, наполовину завалившему вход в ущелье, и скрестил на груди руки в ожидании.

— Самый простой способ — лишить себя девственности.

— И как же ты собираешься это сделать? Нет, способ я знаю, — оборвал Румин сестру, раскрывшую рот для ответа. — Меня интересует твой партнер? Или ты намерена сделать это самостоятельно?

— Можно и самой. Что в этом такого? — подмигнула Мила. — Зато скольких неприятностей можно избежать.

— В принципе, попробовать можно, — согласно кивнул Румин. — Это действительно может помочь, но ненадолго. Рано или поздно у тебя появится наследница. Так что воскрешение Хельги станет лишь вопросом времени.

— А если я окажусь бесплодной? — не отставала Мила.

— Вряд ли, иначе бы уже давно не существовало тебе подобных.

— А если сделать операцию?

— А ты готова поведать всему миру о своем истинном происхождении? Если так, то я не возражаю.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Мила. — В нашем мире деньги решают все.

— Даже то, жить тебе или нет?

— В смысле?

— Если ты лишишь себя возможности иметь детей, умрешь. Как тебе такая перспектива? Ты готова пожертвовать собственной жизнью ради спасения своего мира?

— Готова, — немного неуверенно ответила Мила.

— А я нет, — отрезал Румин. — И это не обсуждается.

— Тогда остается всего один вариант. Убить Шиезу.

— И ты готова убить собственного отца?

— Отца? — на мгновение Мила опешила, а потом обиженно фыркнула. — А с какой стати я должна воспылать к нему родственными чувствами? Он не побрезговал убить родную дочь, так почему я должна останавливаться?

— Потому что ты знаешь, что его дочь. А он — нет.

— То есть как это? А разве он выбрал меня не из-за той легенды, по которой его ребенок должен возглавить Армию Тьмы?

— Нет. Ты нужна ему, потому что единственная способна выдержать реинкарнацию Хельги и сохранить в первозданном виде не только тело, но и душу для подчинения твоей Силы. Однако иметь сосуд полдела. Нужен еще ключ от темницы, где заперта Хельга.

— Еще одно условие? И что за ключ?

— Сила камня верховной Богини. Но получить практически невозможно. Кто-то убивает его стражей.

— Значит, есть некто, кто сильно насолил Шиезу? Нарушил его планы. Ты знаешь, кто?

— Догадываюсь, но к тебе это не имеет никакого отношения.

— Почему? Если этот неизвестный действует против Шиезу, значит он на нашей стороне.

— Вряд ли, иначе мертвы были бы все Стражи камня. Но Стражи двух самых сильных его сторон живы, причем один из них давно на стороне Шиезу.

— А может просто они убийце не по зубам? — предположила Мила и неожиданно напряглась. За спиной послышался хруст снега. Она обернулась и обомлела. Прямо перед ней стояли два вороных коня. Гладкая, блестящая шерсть их отливала синевой в лунном свете, а сквозь длинную гриву пробивались белоснежные рога. По одному у каждого.

— Единороги… — изумленно выдохнула Мила, наблюдая, как Стрелок что-то нашептывал одному в ухо, из-за чего скакун довольно фыркал. — Откуда?

— С гор, — пожал плечами Стрелок. — Пешком нам не успеть. Ездить верхом умеешь?

Мила кивнула.

— Тогда в путь, — и он уже было взлетел на единорога, как Мила остановила его.

— Стой! Мы не договорили. Ты сказал, что один из Стражей на стороне Шиезу. А второй?

— Второй это я. Еще вопросы?

— Выходит, ты нужен Шиезу как сын и Страж, верно? Ведь он думает, что ты его единственный наследник?

Стрелок кивнул.

— А этот камень возможно как-то уничтожить?

— Только вместе со мной. И сделать это может только второй Страж. В противном случае умру я один, а камень изберет нового через тысячу лет. Для Шиезу это не срок, но моя смерть ему невыгодна. Лишь со мной и Хельгой он может добиться желаемого — стать Богом.

— Но ты же можешь уничтожить другого Стража, не так ли?

— Могу, но я никогда не причиню ей вреда. Я скорее дам погибнуть человечеству и сотне других миров, нежели позволю хотя бы волоску упасть с ее головы.

— Прямо рыцарь в сияющих доспехах, — хохотнула Мила. — Кто она, ты конечно не расколешься даже под пытками. Хотя и так понятно, что второй Страж — Мирра. Я права?

— Это не имеет значения.

— Да у тебя все не имеет значения! — вспыхнула Мила. — А мой мир стоит одной ногой в могиле.

— Тебя так беспокоит судьба человечества? — не поверил Румин. — После всех унижений, что тебе приходилось испытывать от сверстников, которые никогда не принимали тебя как свою? Даже после того, как человек украл у тебя целую жизнь?

— Представь себе. Я не злопамятная и уверена, что в мире есть люди, достойные спасения. Ты ведь тоже так считаешь, раз пытаешься остановить Шиезу.

— Спасение людей не входило в мои планы, — Румин запрыгнул на единорога. — И если честно, мне глубоко плевать, что станет с твоим миром или чьим-то еще. Мне важно защитить тебя и уберечь Мирру любой ценой. Так что если для этого мне понадобится уничтожить целую Вселенную — я уничтожу, не задумываясь. Поэтому советую перестать искать во мне благородного героя. Разочаруешься. И пора уже двигаться дальше. Скоро рассвет.

Мила последовала примеру Стрелка и то же оседлала необыкновенное животное. Не так удачно, как ангел: она едва не упала, когда единорог встал на дыбы. Румин поддержал ее, что-то крикнул. Единорог успокоился. Они двинулись в путь.

— А как же месть за мать? Или ты уже сдался? — не унималась Мила, перекрикивая свистящий в ушах ветер. Румин не разделял ее настойчивости, то и дело бросал в ее сторону неодобрительные взгляды.

— Никогда, — неохотно отвечал он. Но его голос звучал спокойно и ровно, словно не было сумасшедшей скорости, на которой их мчали волшебные кони. Впрочем, Мила и сама не особо ощущала ее, разве что по невероятно быстро меняющейся местности. — Шиезу умрет в самое ближайшее время.

— Значит, хоть в чем-то наши цели совпадают!

— Наши? А кто сказал, что мне нужна твоя помощь? Ты останешься в Иссилен-Нелиси, пока я не вернусь. Здесь тебя никто не найдет.

— Предлагаешь мне трусливо отсидеться в сторонке?! — неожиданно остро отреагировала Мила, остановила единорога у самых ворот дворца, спрыгнула в снег. — Нет, дорогой братец, такой план не по мне.

— Что-то ты быстро расхрабрилась, сестренка, — Румин спешился с вороного, погладил его морду, снова что-то шепнул на ухо и отпустил восвояси. Мила и заметить не успела, как оба животных исчезли в предрассветных сумерках.

— Надоело жить по чужим правилам. Сначала Клим контролировал каждый мой шаг, указывал, что делать, кого любить или ненавидеть. Теперь ты пытаешься нацепить на меня поводок. А я хочу жить своим умом и совершить хоть что-нибудь стоящее.

— Даже если это никто не оценит?

— Даже так. И потом ты сам себе противоречишь, братишка. Еще недавно ты дал мне шанс изменить свою судьбу, а теперь оставляешь в стороне. Разве это честно?

— И как же ты собираешься мне помогать?

— Ну…я могла бы стать отличной приманкой для Шиезу, — она хитро прищурилась.

— Ты хоть понимаешь, насколько опасны подобные игры?

— Не опаснее, чем жить рядом с врагом, — парировала Мила.

— А если Шиезу тебя убьет? Такое развитие ты предусмотрела?

— Естественно, — девушка кивнула. — Я не умру, потому что ты не позволишь, так ведь?

— Ладно, — обреченно вздохнул Румин, приглашая Милу все-таки войти во дворец. Видимо, у него не осталось аргументов для возражений. — Стало быть, поступим так…

* * *

Мила.

Замок Иссилен-Нелиси.

Тишина разносилась по пустому замку. Она надрывно звенела в зеркальных стенах, проникала в каждую щель. Властвовала повсюду, окружала дворец плотной, непробиваемой стеной, за которую не проникало ни единого звука. Тишина была всеобъемлющей. И вырваться из ее плена до наступления утра было выше человеческих сил. Да и людей в забытом Богами месте давно не осталось. Как и прочих живых, навечно заточенных в подземных тоннелях дворца. И лишь с приходом вязкой ночи их души выходили из своих узилищ, бродили по опустевшим коридорам, жалобными отголосками будоражили ненадолго заблудших живых. Мертвые всегда оставались жителями пугающего и манящего своим великолепием Иссилен-Нелиси, неотъемлемой частью дворцового безмолвия.

И лишь в одну комнату духи замка не вторгались никогда. Не имели силы и права переступать порог спальни, некогда принадлежавшей могущественной варданке Нурниаэлль — последней королеве и волшебнице из рода вардан Чистой крови. Единственной истинной хозяйке Иссилен-Нелиси — дворца, напоминающего хрустальный цветок с аквамариновой сердцевиной. Для умерших покои королевы были запечатаны особым заклинанием, не угасающем даже теперь, когда в этих стенах почти не осталось магии Высших. Живых печать не касалась, но они словно чувствовали ее власть и сторонились комнаты. Все, кроме двух женщин.

Одной из них была белокурая Мила, с криком очнувшаяся от ночного кошмара. Она подскочила на кровати, в ужасе озираясь по сторонам в поиске теней, заполонивших ее сон. Огромную комнату затоплял мерцающий свет, рассеявший видение. Никого не было. Никого и ничего, кроме нее. Мила легла на подушку, обхватив ее руками, и прислушалась. Непроницаемая тишина. Никто не бежит на помощь. Крики

ее наверняка взбудоражили всех обитателей дворца, если таковые вообще имелись. Когда девушка очутилась в этом стеклянном замке, то не встретила ни единой живой души. Однако она все время ощущала чье-то незримое присутствие. Призраки, что ли? Мила бы не удивилась, даже если бы столкнулась с привидением лицом к лицу. Впрочем, она и встретилась, только не наяву, а во сне. То, что черные тени и убегающая от них девочка были всего лишь кошмаром, Мила поняла сразу. Подобные сновидения начали преследовать ее после той злополучной осенней ночи, когда ее едва не убили, а неизвестный с крыльями за спиной спас ее. Теперь, после встречи со Стрелком, Мила многое поняла. Например, преследовавшие ее кошмары были не простыми снами, а видениями. Но прошлого или будущего, Мила не знала. Главное, это был не ее кошмар. Не ее страх. Не ее боль. Не ее отчаяние. Не она. Не она?

Мила напрягла память, припоминая лицо девочки из сна. Светлые кудрявые волосы, большие янтарные глаза. Всего лишь ребенок.

Ребенок, несущий смерть. В памяти Милы всплывало хрупкое тельце, покрытое гнойными язвами. Девочка, преследуемая мерзостными тенями с гнилостным запахом и безжизненными рыбьими глазами. Маленькая белокурая девочка, напоминающая Миле саму себя. Нет, не ту, какую она привыкла видеть в зеркале каждый день. А ту, кем она становилась в этом замке. Странное место. Преображающее. Стрелок сказал, что в этом замке обнажается истинная сущность любого живого существа. Многие считали, что именно в этом заключалось величие правительницы Нурниаэлль — ее нельзя было обмануть. Вот только вместе с этим местом пришли странные сны. Видения. Жуткие. Что же это? Предсказание будущего? То, что ждет человечество? Эпидемия? Вымирание? И все из-за маленькой девочки?

Нет! Это не может быть будущим! Они никогда не допустят этого. Стрелок сумеет остановить это безумие. Он обещал. Он же Румин — дарящий жизнь. Значит, он сумеет победить смерть. Миле хотелось в это верить. Потому что человеку нужно во что-то верить. Так говорила ей мать. Впрочем, это единственное, что Мила помнила о матери.

Мила поднялась с кровати, вошла в ванную комнату, зачерпнула воды из огромной бадьи.

— Все будет хорошо, — убеждала она себя, поливая ледяной водой.

Дрожь пробирала до костей, немели пальцы, стучали зубы, но не от холода, а от необъяснимого трепета, заполонившего ее. И только когда Мила вспомнила уже знакомые снежные глаза спасителя маленькой девочки, немного успокоилась. Она была уверена, что и ее спас обладатель этих удивительных глаз. Румин,

ее родной брат. Отряхнув волосы, она пошарила рукой в поиске полотенца, но наткнулась на огромное количество бутылочек и флакончиков различной формы. Один из них звонко упал со стеклянной полочки на пол. Осколки разлетелись по огромной ванной, оплетенной цветущими розами. Прозрачная бирюзовая жидкость разлилось по драгоценному полу, и свежий аромат дождя и мяты ворвался в комнату. Мила узнала этот запах — так пахла женщина, которую она первой увидела в ту злополучную ночь после спасения. Девушка прекрасно помнила, как удивил ее тогда столь странный и изысканный аромат самой природы. Она никогда не встречала подобных запахов на людях. Неужели та женщина тоже имеет какое-то отношение к этому миру? Должна же быть причина, почему Клим так испугался, увидев ее. Мила не забыла, как тот осторожно выспрашивал у нее о той незнакомке.

В задумчивости Мила вернулась в спальню и уселась на полу, поджав под себя ноги. Она спрятала стопы под полы темного халата, обнаруженного все в той же ванной, и потянула на себя одеяло.

Укутавшись в теплое одеяло, Мила отдалась воспоминаниям. Они приходили сами. Как кадры немого кино.

Черно-белые о недавних событиях. И пестрые, будто живые, о давнем прошлом.

…О старце, приютившем ее в далеком северном поселении. Старец спас ее, чтобы она убила целый город.

Она не лечила, а уводила души умерших за грань. Через Пустошь, где обитают потерянные души.

Озверелые и страждущие. Вела, не оглядываясь.

…О мужчине, что увез ее с севера. Его лица не осталось в памяти. Лишь запах — полыни и отчаяния.

… О туманных тварях с человеческими телами и прозрачными крыльями.

…О заблудших, которых она вырвала из Пустоши, чтобы накормить душами черных тварей.

…О мормори в разбитом зеркале. И Климе, запечатывающем двери молитвой.

…О брате, оказавшемся предателем. И о Румине, ставшим родным.

…Об отце, которого она не знала. И чьей любовницей была. Она ли? Или нечто иное в ее облике?

Вестница…Сумеречница…Кто она?..

— Мила? — тихий, до боли знакомый, и такой реальный мужской голос заставил Милу вернуться в настоящее. Нехотя она вынырнула из-под теплого одеяла и смерила удивленным взглядом стоящего в дверях спальни светловолосого мужчину. Она не ожидала, что все начнется так быстро.

С того времени, как Румин рассказал план действий прошло немного больше суток. А за ней уже пришли. Неужели Румин справился так быстро? Он должен был навести Шиезу на след Милы, которая дожидалась приспешников своего отца в Иссилен-Нелиси. Те, в свою очередь, должны забрать Милу и привести ее в логово врага. Туда Румин и собирался нанести сокрушительный удар. Какой, он не говорил, как и то, что за ней явятся так быстро. С другой стороны, чем скорее все начнется, тем быстрее закончится. Знать бы еще, какой конец ее ожидает?

— Клим?! — удивление сменилось недоверием.

Мужчина, настороженно осматривающий блестящую лунным светом комнату, был совершенно не тем Климом, какого девушка знала еще несколько дней назад. Осунувшееся лицо покрывали мелкие ссадины; один глаз закрывала повязка, другой болезненно щурился; на потрескавшихся губах запеклась кровь; левое ухо разорвано от хряща до мочки. Увиденное ужаснуло Милу, она прижалась к холодной спинке кровати. Мурашки пробежали по телу, на лбу выступил пот, когда мужчина шагнул в ее сторону. Но когда бледный луч серебряного светила озарил на лице гостя теплую и родную улыбку, Мила немного расслабилась. Но подходить не торопилась. Клим был ее врагом — она не забывала об этом ни на секунду.

— Что произошло? — с едва заметной дрожью в голосе спросила она.

— Да так… Встретился со старым приятелем.

— Хорош у тебя приятель, если ты… — она осеклась. Не смогла договорить из-за внезапно подступивших слез. Она не могла поверить, что именно Клим явился за ней сюда. Что именно он должен отвести ее на верную смерть. Как так? Он ведь самый близкий ей человек? Был…

— Ты что, сестренка? — он не подходил, словно опасался чего-то. Чего?

Вместо ответа она с трудом поднялась с пола, медленно подошла к Климу и осторожно обняла его. Она любила его, не смотря ни на что.

— Как же я рада, что ты пришел, — зашептала Мила в самое ухо Клима. — Здесь так страшно. Это какое-то заколдованное место. Я не видела ни одного человека, не нашла ни единого выхода…

Она осеклась и отстранилась от Клима.

— А как сюда попал ты? Что все-таки произошло, Клим?

— Секрет, — подмигнул Клим, проигнорировав второй вопрос. — Меня больше волнует, как здесь оказалась ты? Кто тебя сюда привел?

— Понятия не имею, — девушка рассеянно пожала плечами, сжимая в ладошке маленький камушек, защищающий ее от способностей Клима. Румин дал ей его, чтобы никто не смог раскрыть их план.

— Я помню, как уснула в твоей машине, — продолжала она, начиная всхлипывать. — А проснулась уже здесь. Рядом ни души. Я обошла этот замок вдоль и поперек, но так никого и не встретила, представляешь?

— Еще как, — улыбнулся Клим. — Марк всегда был отшельником, как его отец. Зачем ты мне лжешь, Ильма? — без перехода спросил он, крепко сжав плечи девушки.

— Я не…

— Тебе меня не обмануть, — перебил Клим. — Не пытайся. Ты все равно ничего не изменишь. Но прежде чем я отведу тебя к твоему отцу, возьми, — и он протянул Миле тонкую цепочку с подвеской в форме зеленого сердца.

— Что это? — спросила Мила, отступив вглубь комнаты. Клим не шелохнулся.

— Душа твоей матери.

Мила дрогнула.

— Что за бред? — сквозь зубы процедила она, вспомнив историю об Алии, своей матери.

— Возьми, — настойчиво повторил Клим, перехватил руку Милы и насильно вложил в нее медальон. — Когда воскреснет Хельга, амулет поможет тебе сохранить саму себя.

— Хельга? — наиграно удивилась девушка.

— Не играй со мной, девочка, — он притянул к себе Милу, изучающе вглядываясь в ее лицо. Миле стало не по себе. Словно невидимая рука коснулась ее мозга. Она всхлипнула.

— Ловко придумано, — улыбнулся он, без труда разжав пальцы, сжимающие защитный камень. — Но вряд ли поможет.

— Румин придет за мной, — гневно бросила Мила.

— Румин? — неожиданно Клим захохотал. Мила высвободилась из рук брата, засунула в карман брюк врученный им медальон, не сводила с мужчины непонимающий взгляд. Что могло так насмешить его? Возможно, он что-то знает. Но что?

— Я вижу, ты все-таки познакомилась с Марком, — внезапно оборвав смех, заговорил Клим. В его тоне уже не было и намека на веселость. — И наверняка он тебе многое поведал, не так ли? — Мила не ответила, но Клим не нуждался в ее ответе. Он все знал сам, понял по ней, прочитал в ее мыслях. Защитный камень оказался бесполезен. — Тем лучше — сэкономим время. Тот мужчина, что привел тебя сюда, Марк Йенсен,

— твой родной брат. Алия, твоя мать и моя жена, родила его задолго до нашего с ней знакомства от сильнейшего колдуна из древнего рода старообрядцев. В его теле живет сразу несколько душ, необъяснимым образом сплетенных воедино. Именно это делает Марка практически неуязвимым.

— Практически?

— У него есть только одно слабое место — его женщина. Последняя живая варданка из рода Чистых кровью

— полукровка, проклятая Богами. Только ей под силу убить его. Даже просто находясь рядом, она высасывает из него жизнь, потому что сама является воплощением смерти.

— Как это? — непонимающе спросила Мила.

— Добро и Зло. Свет и Тьма. Жизнь и Смерть. Одно не может существовать без другого. В нашем мире воплощением этих противоложностей являются два брата: Лимуд и Люций. Добро и Зло в них существует в

равных долях, поэтому ни один не может победить другого. Пока не появится нечто, что нарушит эту гармонию. Таким дисбалансом является Хельга, которая непременно станет на сторону одного из братьев.

— Выходит, Зло победит?

— Необязательно, раз сосудом избрана ты. В тебе, также как в братьях сосуществуют две Великих силы: Жизнь и Смерть. Если при воскрешении Хельги в тебе победит Жизнь, то ничего не изменится. Не наступит Армагеддона, не будет никакой Армии Тьмы, как гласят пророчества разных народностей. Но если победу одержит Смерть — ты станешь непобедимой разрушительной силой.

— Что-то я совсем запуталась…

— Сейчас, — Клим провел рукой по волосам, слегка растормошил их. — Таких как ты называют Сумерками. Вы являетесь балансом между теми, кто полностью воплощает в себе Жизнь и теми, кто несет Смерть. Так вот если вместе с твоей душой, пленить душу того, кто олицетворяет Смерть, Зло действительно победит. Но с душой твоей матери ты сможешь противостоять Тьме, ибо Алия была Жизнью. Сможешь создать новое равновесие и спасти человечество.

— Каким образом? И почему я должна тебе верить? — прошипела Мила.

— Потому что я был Смертью. Именно я убил Алию, потому что Жизнь и Смерть не могут жить вместе. Кто-то рано или поздно погибает. Но вместе с одним пропадает и другой. Рядом мы убивали друг друга, сами того не ведая. Так же как Румин и Мирра.

— Но ты же живой, хотя Алия умерла много столетий назад.

— Я умер давно, — печально покачал головой Клим. — То, что ты видишь перед собой просто оболочка, которая обратится в прах, едва свершится моя месть. Когда-то давно я заключил сделку с Люцием. Он помогает мне отомстить и убить Шиезу, а я привожу к нему тебя.

— А как же Марта? Ведь Шиезу убьет ее, когда узнает, что ты его предал.

— Вижу, Марк рассказал тебе больше, чем я думал. Марта умерла во время эпидемии бубонной чумы. Так что мне больше нечего терять.

— Значит, ты так легко пожертвуешь жизнью падчерицы ради мести?

— Я должен.

— Я не понимаю. Румин сможет уничтожить Шиезу и помочь тебе. Почему бы тебе не пойти вместе с ним, когда он вернется? С нами?

— Румин… Он не вернется, разве ты до сих пор не поняла? Он использовал тебя, чтобы подобраться к Шиезу, забрать Мирру. Только она имеет для него значение. И если понадобится убить тебя, чтобы вернуть ее, он не будет колебаться.

— Я тебе не верю. Ты говоришь, что должен отдать меня Люцию, а на пустырь привез к Шиезу. Утверждаешь, что брат предал меня, когда тот спас меня, когда я едва не сгорела заживо. И тогда в переулке меня спас он. Ты все врешь. Просто запудриваешь мне мозги, чтобы я пошла с тобой.

— Мне это не нужно, — с раздражающим спокойствием возразил Клим. — Я все равно уведу тебя. И переубеждать тебя не стану. Думай, как хочешь. Я сказал правду и очень скоро ты в этом убедишься.

Мила попыталась возразить, но внезапно яркая вспышка ослепила ее. Мила вскрикнула от пронзившей ее шею боли, пальцами вцепилась во что-то мягкое, а через мгновение обмякла в руках Клима. Тьма заволокла все вокруг — черные тени все же настигли ее.

Кира.

Сейчас.

Я открыла глаза и первое, что увидела — черный от сажи потолок собственной квартиры. Шея затекла, спина ныла и болело в груди. Дыхание срывалось. И полный провал в памяти. Что произошло? Я зажмурилась, вспоминая. Ничего. Попыталась встать, но тело не слушалось. Паника закрадывалась в мозг. Что за бесовщина? Я сцепила зубы, стараясь согнуть ногу или руку — без толку. Вдохнула-выдохнула. Закрыла глаза. Прошептала заклинание. Нужно было осмотреться. В комнате хаос. Ощущение, будто смерч пролетел. Шкафы выворочены со стеной, мебель разломана, пол местами провалился. Что случилось? Осторожно, шепча слова древнего стиха, перемещаюсь по комнате, ища себя. Сквозь пролом в стене вижу перекошенный диван. Подхожу ближе и с трудом сдерживаю крик. На диване лежит золотоволосая женщина. лицо ее изрезано царапинами, на щеках пробивается багровый узор родового клейма. Тело ее перетянуто ледяными нитями, тонкими, как паутина. По нитям разливается голубое свечение. Я склоняюсь над женщиной и узнаю в ней себя.

Распахиваю глаза. Слезы скатываются по вискам, обжигают. Кто засунул меня в кокон? Зачем? Почему так холодно? Озноб скользил по коже, разрывал плоть, холодил душу. Попытка что-то сказать не увенчалась успехом — из горла вырвался лишь жалкий хрип. Да что такое? Хотелось выть от бессилия и, наконец, понять, как я попала в этот чертов кокон?

— Тише, родная, — хриплый голос заставляет съежиться. А сердце выбивает чечетку.

Он не может быть здесь! Зачем он здесь? Почему? Столько вопросов и нет возможности задать хоть один. Перед глазами появляется красивое лицо, идеально вычерченное и расчерченное кривым шрамом. На потрескавшихся губах улыбка, а в серых глазах кружат снежинки.

— Макс… — его имя все-таки слетает с губ. Он проводит ладонью по волосам, хмуро осматривает кокон.

— Осталось недолго, — задумчиво говорит. — Ты сильно пострадала. Нужно тебя подлатать.

Пострадала? В чем?

— Был взрыв, — словно прочитав мои мысли, отвечает Макс.

Взрыв? Какой взрыв? Я напряглась. Воспоминания кружили обрывками, как лоскуты разорванной ткани. Их бы связать. Но никак не получалось. Каролина. Малыш. Выброс энергии. Ребенок! Где ребенок?! Я заметалась, норовя выдраться из парализующего, обжигающе холодного кокона.

— Мирра! — возмутился Макс. — Да что с тобой такое?!

Я бросила на него гневный взгляд! Как он мог? Он связал меня! Он допустил, чтобы малыш пропал! Он…он…

Я задыхалась. Он не мог…не мог погибнуть. Я не могла убить его… Я же знала…знала…

— Мирра, — тихий шепот. Холодные пальцы в волосах. — Все будет хорошо. Спи.

И песня. Такая знакомая. Завораживающая. Манящая. Стирающая страх и боль. Так хорошо. И тепло. И нет ничего, кроме хриплого и любимого голоса…

… Меня разбудил детский смех. Я открыла глаза. Комнату освещал неровный свет свечей. По черному потолку плясали тени. Их было две: мужчины и ребенка на его руках. Что это? Снова сон? Я повернула голову на голоса. На подушках у разломанной мебели сидел Макс, скрестив ноги. на руках его лежал младенец, играющий с его исполинскими крыльями. Малыш хохотал. И от его счастливого смеха на полу расцветали цветы. Здесь пахло весной.

Я улыбнулась и осторожно потянулась. По телу разлилось приятное тепло. И кокона больше не было. я резко села. Комната завертелась, но я справилась. Осмотрела себя. Ни следа ран, если они вообще были. Лишь слегка саднило кожу и гулко стучало в висках.

— Привет, — улыбнулся Макс, посмотрев на меня. — Как ты?

Я пошевелила руками и ногами. Ничего не болело, и я чувствовала собственное тело. Это радовало.

— Нормально, — прохрипела, пожав плечами. — Почему ты здесь?

— Ты позвала меня, — нахмурившись, ответил Макс.

— Я? Я никого не звала, — возразила, помотав головой.

Макс усмехнулся, но не ответил. Состроил смешную гримасу, глядя на младенца. Тот засмеялся, ручонкой потянув за перо. Макс поморщился и пощекотал малыша. Детский смех заполнил комнату.

— Он в порядке? — кивнула на хохочущего младенца.

— Вполне, — кивнул Макс. — Нам нужно уходить, — без перехода заявил он. — Здесь не осталось ничего живого.

Я ничего не понимала. Куда уходить? Зачем? И что, в конце концов, произошло?

— А мы? — удивилась я. — Мы ведь живы. И Каролина…Где Каролина? — я обеспокоенно подскочила с дивана и тутже едва не упала споткнувшись обо что-то острое.

— Не волнуйся. Она в порядке.

Я облегченно выдохнула.

— Макс… — позвала я. Он поднял голову и в его глазах кружили снежинки. — Что произошло? Я…я ничего не помню, — процедила, сжав кулаки.

— Мормори, — одно слово и тонна боли в голосе. Почему? Я знала этих тварей. Низшие существа Пустоши. Твари, пленяющие заблудшие души. Если поддашься их сладким речам — останешься в Пустоши навечно. Но эти твари подчиняются Хельге, а она, насколько я знала, была суровой правительницей.

Макс покачал головой.

— Ты ничего не знаешь. Мормори объединились с Шиезу много вековназад. Именно эти твари заточили в Пустоши душу моей сводной сестры.

— Они разорвали грань… — догадалась я.

Макс кивнул.

— Но как?

— Сумеречница.

— Выходит… — я не договорила.

Макс поднялся, переложил младенца на диван рядом со мной. ребенок спал. Поразительно, как легко Максу удалось успокоить этого сорванца.

— Мирра, — он присел напротив, укрыв меня своими иссиня-черными крыльями, — я прошу тебя, пойдем со мной.

Я провела ладонью по мягкому оперению, чуть взъерошила. На коже остался след от пепла и запах леса. Провела чуть выше, коснулась плеча, затянутого в кожу. Прочертила пальцами путь косого шрама, багровой полосой обвивающего руку, к запястью. Обхватила его ладонь и потерлась об нее щекой, прикрыв глаза. Чуть шершавая кожа пахала отчего-то молоком и была обжигающе холодной. Мурашки рассыпались по телу. Я закусила губу, не выпуская его руку. Мне не хотелось его отпускать. Никогда. и уходить я никуда не хотела. Все, что мне было нужно — этот мужчина рядом. здесь и сейчас. и пусть весь мир рухнет в бездну, я не откажусь от этого мгновения близости.

Сильная рука обхватила затылок, запрокинув мою голову. Ловкие пальцы распустили косу и скользнули ниже, даря ни с чем несравнимое наслаждение. Другой рукой он гладил мое лицо, очерчивая каждый шрам.

— Красиво, — улыбнулся он. Я не видела — чувствовала. И это вызвало смятение. Что красивого в шрамах, изуродовавших лицо? Я распахнула глаза и обомлела. Моя кожа светилась золотым сиянием. Каждая нить, каждый виток от природы кровавого родового узора блистала золотом. И от каждого прикосновения Макса оно насыщалось теплыми оттенками. Я не верила собственным глазам. Этого не могло быть на самом деле! Это…

Горячие губы на шее оборвали сумбурные мысли. Его поцелуи обжигали, распаляли необузданное желание быть его, принадлежать этому мужчине без остатка.

— Я заберу тебя отсюда, слышишь? — он заглянул в мои глаза. Взгляд его потемнел от желания. А на длинных ресницах белел иней. Снежные узоры выступили на щеках. Губы посинели. Что за черт!?

— Макс… — прошептала я, но он не услышал. Гладил мою спину и в его прикосновениях — холод и боль. Я коснулась его щеки в надежде смахнуть иней, казавшийся пылью. А узор с моих запястий перетекал на его кожу, сплетался с ледяными нитями, выжигал шрамы.

Я отдернула руку. На ладонь остался след его рун. Это неправда! Не могло быть правдой! Я выжила не для этого! Не для того меня спас Макс, чтобы я его убивала. Нет!

Я отчаянно замотала головой, вцепившись в его руки, пытаясь оторвать от себя. В снежном взгляде пролегла тень невыносимой муки, когда я сбросила с себя руки Макса.

— Я…не могу. Мы…не можем… — я провела по волосам, вновь скручивая в косу. — Я не могу уйти. Это — мой мир.

— Твой мир? — он смеялся надо мной. мрачно и страшно.

— Да, — я кивнула. — И твой. Здесь Каролина. И мормори могут…

Я не договорила, ахнув от резкой боли. Макс схватил меня за руку и вытянул к пролому в стене. Я хотела возмутиться, но оцепенела.

Город лежал в руинах. Серый туман из пыли и праха забивал нос, укрывал сизым покрывалом рухнувшие высотки. Отовсюду торчали обломки труб и остовов зданий. Дома превратились в груды камней и железа. Асфальт выворочен, машины сгорели. Над улицами клубился черный дым, каким-то чудом не слившийся воедино с пылью и пеплом. Кое-где рвалось рыжее пламя. Отовсюду доносились крики ужаса и боли.

А черное небо заполонили громадные твари, убивающие все живое на своем пути. серые, как туман, они лавировали между развалинами и взмывали вверх с телами в лапах. Падальщики. Но были и те, что держались особняком. Полулюди-полуптицы. Фураны, черными тенями скользящие по улицам разрушенного города. повсюду валялись мертвые. Изуродованные, обглоданные, растерзанные. Больше не люди и даже не трупы. Даже гибель Варденхейма была не такой жуткой.

Я передернула плечами. По щекам скатились слезы. Макс обнял меня крыльями, будто отгораживая от всех ужасов, что я видела. Крепче прижал к себе. Я уткнулась носом в его плечо и зарыдала.

— Тшш, — он гладил меня по волосам и баюкал, как маленькую. — Такая взрослая, а такая…

— Какая? — я отодвинулась от него на расстояние его вытянутых рук, нахмурилась. Он воспринимал меня, как маленькую. Маленькое беззащитное существо — вот кто я для него. я сощурилась, стиснула зубы и дернулась в его руках.

Макс печально покачал головой, но меня отпустил. Я отвернулась от него.

— Глупая, — бросил он мне в спину.

— Ты повторяешься, — усмехнулась я, вспомнив время, проведенное в Волчьей лощине. В мгновение стало жарко. И сердце гулко застучало в груди, набирая скорость. Я обхватила себя руками, пытаясь унять внезапно накатившую дрожь. Мне не было холодно, я сгорала внутри. И от этого огня было единственное спасение…

Наверное, Макс почувствовал. Резко развернул меня лицом к себе и поцеловал. На его губах остался вкус кофе и пепла. В его поцелуе — страсть и отчаяние. И я плавилась в его объятиях. Сходила с ума. И в который раз за этот вечер я мечтала, чтобы время остановилось. Но оно было неумолимым. И не оставляло выбора. Собрав все свои силы, я оторвалась от таких желанных губ.

— Уходи, — прохрипела, переводя дыхание. — И малыша спрячь. Пожалуйста. Он…он не должен пострадать…

Макс посмотрел ошалело. И крылья спрятал. Надеялся, что я сдамся? Если бы я могла…

Он обхватил мой подбородок, слегка приподнял и заглянул мне в глаза. Что он там увидел — я могла только догадываться. Но мрачно кивнул и отступил в глубь комнаты. Воздух вокруг него заискрился. Под потолком зароились снежинки. А из пепла на полу по его ногам потянулись голубые нити. Они сплетались

в причудливые узоры, обрастали снежинками, становясь похожими на ледяные кораллы. Они хрустели, сливаясь в единое целое. Свивали в центре комнаты ледяную арку. Макс стоял ко мне спиной. Сквозь черный плащ пробивались серые крылья, стающие темнее ночи с каждым ударом сердца, а на поясе блестел лук, показавшийся знакомым.

Когда он успел так преобразиться? Я ничего не заметила. А он больше не смотрел на меня. В полном молчании подошел к дивану, взял на руки младенца. Тот сонно улыбнулся. Сосредоточенно Макс привязал ребенка к груди ремнями, застегнул плащ, оставив видной лишь русую головку.

Перед самым порталом он остановился.

— Завтра в полночь на нашем месте. Я приду за тобой.

И шагнул в ледяное сияние. Вдох-выдох. И голубая арка портала просыпалась на пол ледяной крошкой. Снова стало темно. А я вдруг поняла, что только что упустила Стрелка.

Часть 7. Без рассвета

Клим и Каролина.

Сейчас.

Когда постучали в третий раз, Каролина, едва дыша, стояла у двери с пистолетом в руке и прислушивалась к шорохам снаружи.

Собаки не лаяли, разговоров не слышно, значит либо ночные гости ушли, либо гость был один. В гостиной часы пробили четыре удара. Лина дрогнула, а за дверью прошептали: Алинка, пожалуйста, открой. Мне очень плохо….

Голос, несомненно, мужской, казался Каролине до одури знакомым. Но мысль о том, что сейчас за дверью стоит Клим, который должен находиться на другом конце континента, граничила с фантастикой. И все же вибрирующий тенор с ярко выраженным акцентом мог принадлежать только Климу. Первой и единственной мыслью, пока Каролина открывала дверь, была: Что-то случилось…

И она оказалась права. Когда Лина все-таки справилась с замком и распахнула дверь — на нее навалилось тяжелое обмякшее тело. Лина охнула, чуть не упала, подхватила тело, втащила в дом и усадила на лестницу, не слышно чертыхаясь.

— Вот Дьявол, — сквозь зубы выругалась она, поспешно закрыла входную дверь и зажгла свет. Маленькие точечные лампы на потолке озарили прихожую, заставив мужчину зло прошипеть и заслонить рукой глаза.

— Ну ты и садюга, Алинка… — пробормотал мужчина, сильно коверкая слова, а на мизинце левой руки блеснуло знакомое Лине кольцо.

— Клим?!

Она подошла ближе, внимательно вглядываясь в беловолосого мужчину, ища в нем знакомые черты. Его светлая рубашка была разорвана и перепачкана кровью. Комната моментально наполнилась тягучим солоноватым запахом. Каролина поморщилась — теперь запах долго не выветрится, впитается в стены, ковры, смешается с воздухом.

В ответ блондин молча кивнул, отняв от лица руку. Смотреть нормально он по-прежнему не мог: то щурился, то часто-часто моргал и тер глаза. Но зато теперь Каролина его узнала. Длинные вьющиеся волосы бело-золотых оттенков, прямой нос, волевой подбородок, карие глаза с темным ободком, маленькая родинка на смуглой щеке. Сомнений не осталось. Перед Линой сидел Клим.

— Клим… — облегченно выдохнула она и принялась осторожно ощупывать Клима. Тот шипел, морщился и постоянно норовил отодвинуться от нее, словно не хотел ее помощи. А она не отставала, трясущимися руками расстегивая окровавленную рубашку.

— Алин… — родной голос звучал странно, прерывисто. Что же случилось?

Немигающим взглядом она уставилась на Клима, который пытался перехватить ее руки, обнять, словно это не он нуждался в помощи. С чего бы это?

— Что ты плачешь, курносая?.. — донеслось до Лины вместе с ощущением солености на губах. Она коснулась ладонью щеки — влажная. Плачет? Она? Не может быть. В последний раз Лина плакала восемь лет назад, когда прощалась со старой жизнью. Она снова потрогала щеку, будто не верила собственным ощущениям, и улыбнулась чему-то своему.

— Я нет… не плачу… — она мотнула головой, поднимая Клима со ступеней. — Что произошло? — спросила, усадив Клима на диван в гостиной. Тот оказался на редкость тяжелым и еще никак не помогал Лине тащить себя. Он вообще никак не реагировал на все передвижения, даже не стонал да и дышал, кажется с трудом. И только когда Лина буквально свалила его со своего плеча на обтянутый бежевой кожей диван, Клим глухо застонал и весь съежился.

— Клим, что случилось? — настойчивей повторила она, справившись, наконец, с мелкими пуговицами. Шею Клима покрывали длинные глубокие царапины, тянущиеся до самых ключиц. Она сделала попытку распахнуть рубашку, но Клим перехватил ее руки. Лицо его было целым, но напряженным, будто каждую мышцу свело судорогой. Каждое движение отражалось немыслимой мукой в его коричневых глазах, под которыми пролегли синие круги. Она чувствовала, как ему больно, но он отчаянно противился ее помощи. Почему? И не рассказывает ничего…

— Сестру похитили… — прохрипел Клим в ответ на ее мысли.

— Похитили?! Милу?! — Каролина на мгновение замерла. Клим молча кивнул. — Кто, ты знаешь? — она отвлеклась от осмотра его тела, и мужчина облегченно выдохнул. Или ей показалось?

Вновь кивок.

— Давно? — снова Лина.

Клим опять кивнул. А Лина кое-как расстегнула неподдающиеся пуговицы.

— А что… — и голос ее дрогнул, пальцы задрожали, а в голове словно что-то лопнуло, огромное, звенящее. И теперь этот звон пульсировал в висках, отдавался в ушах, не давал дышать.

Грудь и живот Клима от шеи до пупка изрезали глубокие длинные раны. Идеально ровные, с аккуратными небольшими дырочками по краям каждой. Колото-резаные, как определила Каролина, когда впервые увидела их много лет назад на теле Максима.

— Кто?

Но ответа не дождалась, ушла за аптечкой. Когда вернулась, Клим лежал на спине, рукой прикрыл глаза. Рубашку так и не снял, поэтому пришлось его поднимать, стягивать одежду, вновь укладывать. Только теперь на подушки и на бок, чтобы можно было обработать раны и на спине.

— Рассказывай, — приказала Лина, бережно коснувшись раны смоченной в перекиси ватой.

Врать было легко. Клим и не ожидал, что будет так просто. Поначалу он боялся, что не сможет солгать любимой женщине. Таковым было последствие его сделки с Люцием — он не мог лгать близким людям. Но опасения не оправдались. Смог, не вызвав никаких подозрений. А может Алинка не такая уж и близкая? Впрочем, его чувства сейчас не имели значения. Каролина была всего лишь пешкой в чужой игре, как и он сам. У каждого из них была своя задача, выполнить которую они должны любой ценой. Сейчас ему предстояло солгать Лине, а ей — поверить и выполнить все, что он попросит. Дальше их пути разойдутся и к конечной цели они пойдут порознь. Вот только конец их ждет одинаковый.

Клим дернулся, когда Каролина начала промывать его ссадины. Ни к чему это — сами затянутся. Ему не впервой попадаться под горячую руку своего босса. Он поморщился при воспоминании о том, как Гость равнодушно вонзал в его тело руфиры — тонкие лезвия с раскаленными иглами на концах, вызывающие нестерпимую боль, словно заживо сдирали кожу. Руфиры были наказанием за то, что Клим упустил Сумеречницу. При этом тот факт, что Гость сам потерял свою добычу, никого не волновал. Клим оказался крайним, и он обязан был вернуть Милу обратно. И не только Милу. Он должен был доставить Гостю еще и Киру. Собственно поэтому он и приехал в эту ночь к Алинке, хотя дал себе зарок больше не приближаться к ней. Но она единственная могла привести Клима к варданке.

— Когда я уходил из дома утром, Мила спала, — говорил Клим почти шепотом. — Вернулся через два часа, но ее уже не было. В квартире все перевернуто вверх дном, а на зеркале в коридоре записка.

— Что в записке? — спросила Каролина, перевернув Клима на спину. Тот откинулся на мягкие подушки. Боль утихала. Интересно, чем Алинка их смазывает?

— Там было указано место и время встречи, где я получу дальнейшие указания, как вернуть Милу.

— Когда встреча?

— Уже состоялась. Результат на лицо.

— Это сделали похитители? — не поверила Лина, вглядываясь в измученное лицо. Клим слабо кивнул.

— Ты сказал, что знаешь, кто они, — она оторвалась от ран. Кожу щипало и жгло. А когда Алинка их обрабатывала, ничего подобного Клим не ощущал.

— Стрелок…

Он не сказал, произнес одними губами, но Каролина поняла его. Резко встала, темный пузырек с чудо лекарством упал на пол, по светлому ковролину растеклась коричневая жидкость, а в комнате запахло йодом. Так вот значит, чем она его лечила — обычным йодом. Странно, что лекарство не вызывало неприятных ощущений. А может то вовсе и не йод? Каролина молчала. В ее голове крутилось множество самых разнообразных мыслей — Клим не понимал. Он пытался поймать ее взгляд, чтобы разобраться, о чем она думает. Но Алина старательно отводила глаза, знала о его телепатии. Однако одно он ощущал явно — ее недоверие. Придется играть на самом дорогом для нее. На брате.

— С твоим братом было так же, не правда ли?

— Откуда ты знаешь? Ты был знаком с Максимом?

Отчего же был, так и подмывало сказать. Он и сейчас знаком с ним, правда не так, как наверняка думает Алинка. Но об этом ей знать не нужно.

— Был, — кивнул он, стараясь не смотреть в настороженные глаза женщины, которая его любила. — Но только я знал его под совершенно другим именем.

— Марк Йенсен? — неожиданно предположила Лина. Настолько неожиданно, что Клим даже растерялся. Она знает, но откуда? Неужели брат ей сам рассказал? Или кто другой? Кто?

— Да, тогда его звали Марк Йенсен. Он был богатым человеком, успешным бизнесменом и любящим мужем. Его жену убили у него на глазах, — Каролина опустилась на краешек дивана. В глазах стояли слезы. Клим перевел взгляд на старинные часы — единственное, что не давало гнетущей тишине заполнить этот дом. Слова никак не хотели произноситься, застревали в горле. Почему? До этого ему удавалась лгать ей без особых усилий. Что изменилось за пару минут? — Сам Марк выжил чудом, — продолжал Клим внезапно севшим голосом. — Он сменил имя, лицо и отправился на поиски убийцы. И он нашел его рядом с тобой.

— Что значит рядом со мной?

— Не знаю, — Клим приподнялся на локти. Каролина сидела, ровно держа спину, руки сложены на коленях, как у примерной ученицы, глаза смотрели мимо Клима. Вот тут он не солгал. Он и правда не имел понятия, в каком облике Гость явился Марку тогда. Но то, что брат Алинки перед тем как угодить под ее машину столкнулся именно с Гостем, сомнений не возникало. Как и в том, что Каролине уготована непростая роль в происходящем театре абсурда. Знать бы какая?

— Может, ты хочешь сказать, что я знаю Стрелка? — ее голос стал холодным и чужим.

— Я не исключаю такой вероятности, — Клим сел. Каролина неодобрительно покачала головой, а он только отмахнулся и притянул девушку к себе. — Есть женщина, которая знает о нем все. Мне нужна Кира Лист, чтобы спасти Милу.

— Обмен? — похоже услышанное нисколько не удивляло Каролину.

— Обмен, — согласился Клим.

— Почему ты уверен, что Мила у Стрелка?

— Не у него, у его хозяина.

— Хозяина? А разве Стрелок не…

— Работает один? — Клим усмехнулся, но кивнул. — Естественно, жертв он выбирает сам и охотится на них в одиночку. Но он делает это не ради удовольствия или спасения невинных. А потому что его хозяин нуждается в непорочных девах, которых Стрелок ему и доставляет.

— Как-то не сходится. Во-первых, если бы так часто пропадали девушки, полиция непременно обратила бы на это внимание и рано или поздно обнаружили бы связь со Стрелком.

— Сомневаюсь. Стрелок не глупец и наверняка знает миллион способов замести следы.

— Допустим, — Лина кивнула. — Но ведь он спасал не только девственниц. Среди жертв таких меньшинство. Как так?

— Охота на преступников всего лишь отвлекающий маневр. Так проще находить нужную жертву, не привлекая внимания к его избирательности.

— Проще? Да ни черта не проще! И вообще все это похоже на бред сумасшедшего.

— Такой же, как варданы и нефелимы?

Каролина вздрогнула, как от удара, и до крови сжала запястье Клима.

— Ты один из них? — а рука непроизвольно потянулась за пистолетом, засунутым за пояс сзади.

— Нет, Алин, я человек. Просто обладаю кое-какой информацией.

— Странной информацией, однако.

Она подозрительно покосилась на взъерошенного блондина, но тот лишь пожал плечами.

— Прости меня, Алин, я не должен был впутывать тебя во все это, — он виновато отвел взгляд. — Но ты единственная знаешь, как найти Киру. Устрой мне встречу с ней, и я больше не потревожу тебя.

— Кто Кира на самом деле?

Она взглянула в его встревоженные глаза, и Клим понял, прочитал в ее голове, что она многое знает. Кира рассказала ей.

— Не знаю, поймешь ли ты меня. Тебе что-нибудь известно про Варденхейм, войны Богов? — все-таки спросил он.

— Ты говори, я пойму, — вместо ответа сказала она.

— Кира единственная варданка, выжившая после падения Варденхейма, — неуверенно заговорил Клим. — В фолиантах вардан говорится, что она последняя из рода Проклятых. В ней действительно течет кровь вардан, но не чистая, а смешанная с человеческой. Известно только, что отец ее был могущественным колдуном черной магии, отсюда и ее многие способности. Такие как чтение мыслей, стирание памяти, общение с потусторонним. Она действительно может вызывать мертвых, общаться с призраками, демонами или ангелами. Кира единственная, кому под силу уничтожить даже Богов. И как это не парадоксально именно она уязвимое место Стрелка.

— Отчего же не его хозяина? Если она действительно такая всесильная, что может стереть в порошок даже Богов, то Стрелок для нее мелкая сошка. Его хозяин то помогущественней будет.

— Любовь неподвластна чьей-либо воле или желанию.

— Вот только не надо этих пафосных речей, — скривилась Каролина.

— У вардан любовь подобна проклятию, намертво связывающему две души. Если умирает один, гибнет и другой.

— Сладкая парочка Твикс, — невольно усмехнулась Лина и неожиданно спросила: — Как раны? Сильно болят?

— Терпимо, — соврал Клим. Уже ничего не болело, да и раны медленно затягивались. Только бы Алинка не заметила. Не хватало, чтобы ему еще сверхспособности приписали. Сейчас это совсем ни к чему, а потом он как-нибудь разберется.

— Скажи, где ты видел эти древние рукописи? — Лина потрогала мочку уха, потеребила сережку.

— У твоего брата, — не задумываясь, ответил Клим.

— А где они сейчас? Я могу их увидеть?

— Боюсь, что нет. Максим постоянно перепрятывал их.

— Жаль… А их последнее местонахождение ты знаешь?

— Хочешь проверить, вру я или нет?

Каролина не ответила, но он понимал ее. Сам бы не поверил в подобную чушь, если бы воочию не повидал многое из невероятного.

— Фолианты были в Австрии, недалеко от…

— Не нужно, — перебила Каролина. — Расскажешь на месте. И покажешь.

— Когда летим? — Клим понял сразу, что Каролина потребует доказательства правдивости его слов. Не из тех она людей, кто верит на слово, даже любимым. Интересно, чем убедила ее Кира?

— Завтра. Я закажу билеты. А когда вернемся, я сведу тебя с Кирой.

И не глядя на Клима, Каролина вышла из комнаты.

* * *

Макс и Мирра.

Сейчас.

— Снова хочешь покопаться в моей голове?

Тихий голос Макса эхом отразился от диких серых скал, отвесной стеной окружающих каменистый берег пляжа, прокатился над прозрачной гладью залива и затерялся в душном воздухе. Макс невольно поежился,

а женщина впереди него даже не шелохнулась. Она сидела у самой кромки моря спиной к нему и перебирала изящными пальцами мелкие камушки. Горячий ветер касался ее золотистых кудрявых волос и вместе с мелкими брызгами соленой воды доносил до Макса терпкий мятный аромат. Это благоухание, смешанное с режущим нос медовым запахом дождя, он узнал бы из сотни других. Так пахла только Мирра. Его Мирра, за которой он долго наблюдал, прежде чем решился заговорить.

Раньше она часто приходила сюда, где никто не бывал, жаждая уединения. Несмотря на то, что одиночество всегда оставалось ее отчаянным страхом и смертельным проклятием. И она не умела с ним бороться, хотя пыталась всякий раз, оставаясь одна, а Макс умел. Только он и знал противоядие ее страхам, но она никогда не давала себя защитить, спасти от самой себя. Вот и теперь Мирра пришла сюда не потому, что решила уйти с ним. Она пришла, чтобы сделать все возможное и оттолкнуть его, изгнать из своей жизни, души. Поэтому Макс забыл на время обо всем, кроме любимой. Он явился к ней, чтобы, наконец, расставить все на свои места. Он пришел за ней.

— Как ты узнал, что должно произойти? И что я — это она? — Мирра не оборачивалась.

— Я все о тебе знаю, — нежно ответил Макс.

— А ты не меняешься, — насмешливо сказала она, поднимаясь. — Все такой же проницательный и самоуверенный.

— Ты заблуждаешься, — все так же мягко говорил он. Голос дрожал — так трудно ему давалось каждое слово. Но он должен ее вернуть. Сейчас она нужна ему, как никогда. Она, всего за пару часов ставшая чужой. Что произошло с ней за это время? — Я стал другим, — осторожно, выверяя каждый шаг, Макс приблизился к Мирре, стараясь не подойти слишком близко. Теперь они стояли на расстоянии вытянутой руки. Он смотрел в ее напряженную спину с гордой, поистине королевской осанкой. И все же зоркий взгляд его уловил слабое подрагивание ее узеньких плеч. Что с ней? Плачет? Дрожит? Замерзла? Ему хотелось подойти ближе, обнять ее и забрать из этого пустынного места, но он медлил.

— Это моя вина… — пролепетала Мирра. И не было в ее словах раскаяния. Невидимая иголка кольнула Макса в грудь, словно стрела проткнула сердце.

Он сжал в кулаки пальцы — ногти больно врезались в кожу и ладони погорячели от выступившей крови.

Если она хочет вспомнить прошлое — ну что ж, он ей напомнит.

— Да, твоя, — равнодушно согласился он. Знала бы она, как непросто далась ему эта мнимая холодность в голосе.

Мирра резко обернулась. В ясных зеленых глазах стояли злые слезы. Она всегда сердилась, когда он подслушивал ее мысли или слова, не предназначенные для его ушей. Он и сам не понимал, как это у него выходило, ведь он никогда не обладал подобным даром. Может это и есть любовь? А еще Мирре нравилось разговаривать вслух, когда она одна. А он обожал слушать ее голос — звонкий, как трель соловья, и мягкий, словно шерстка волчонка. И за это Мирра всегда на него обижалась, по-детски так с топаньем ногами и насупленной мордашкой, со злыми слезами. Как сейчас…

Макс шагнул к ней, оказавшись настолько близко, что ощущал ее прерывистое дыхание, обжигающее кожу. Он коснулся ее бледного, чуть вытянутого лица, не знавшего косметики. Мирра дернулась, отступая назад, но Макс перехватил ее за талию и прижал к себе. Где-то вдали грянул гром, яркой вспышкой молнии осветив пасмурное небо. Ледяная капля дождя упала на лицо Макса, скатилась за ворот распахнутого плаща. Мирра слабо улыбнулась и подставила лицо разгорающемуся ливню. Макс смотрел как крупные капли падали на ее бархатистую кожу, стекали на шею, оставляя блестящие полоски. Ее узкие губы расплывались в широкой улыбке, а тело дрожало от необъяснимого страха. Как в ту злополучную осеннюю ночь.

Макс провел рукой по ее ровной напряженной спине, сильнее обхватил за талию. И Мирра почувствовала, как по ее телу разлилось приятное тепло, ускоряя кровь в жилах. Страх отступил, притаился в темных уголках подсознания, чтобы обрушиться с новой силой, как только Мирра останется одна.

Пальцами другой руки Макс коснулся пульсирующей жилки на лебединой шее. Ладонью сжал затылок Мирры и опустил ее голову так, чтобы видеть раскосые глаза, в которых он тонул, словно в омуте. Они были темными, как ночное небо, с изумрудными искорками у самых зрачков. Макс понял, что прежней Мирры уже нет. Такой она становилась, когда собиралась проникнуть в чьи-то мозги. В данном случае жертвой оказался он.

Лицо Мирры напряглось, на правой щеке проступили изогнутые контуры плохо затянувшегося шрама, тонкие губы сжались, брови сошлись на переносице, на лбу проявились глубокие морщины.

Но Макс не сдавался. Быстрым движением он завел за спину ее руки, с силой сжал запястья пальцами и накрыл ее губы грубым и в то же время нежным поцелуем. Мирра сопротивлялась, пыталась вырвать руки и даже ударить Макса ногой, но он был сильнее. Как всегда.

Он почувствовал, как по ее щеке потекла горячая слеза, когда она ответила на поцелуй. Она целовала его страстно, с каждой секундой требуя все большей близости. На мгновение она оторвалась от него, дыхание

ее сбилось, взгляд прояснился и побелевшие шрамы уже не пугали, а завораживали. Теперь Макс видел

прежнюю Мирру — живую и любимую. И он поддался, ослабил хватку, и изящные руки обвили его шею, а губы вновь слились в безудержном поцелуе. И только когда стало немыслимо холодно, а мозг словно покрылся тонкой корочкой льда, Макс понял, что попался. Она обманула его, перехитрила своим искусным перевоплощением. А он и забыл, как легко она может играть чужими чувствами. Тело немело, седая непроглядная пелена окутывала разум, электрический ток пробегал по натянутым до предела нервам в поисках лазейки к подсознанию Макса. Мирра вновь хотела заставить его забыть.

Он оказался прав изначально — покопаться в его мозгах, вот все, что ей нужно. А он до последнего надеялся, что она передумает. Плутая между мирами в поисках пристанища для будущего волшебника, он надеялся, что Мирра, наконец, выбросит из головы всю ту чушь, какой отталкивала его, и просто будет его. Но он ошибся. В ней и ее любви. Макс разочарованно выдохнул и прикусил губу.

— Ты невероятная женщина…

Мирра открыла глаза. Опущенную голову Макса обнимали ее бледные руки, длинные пальцы запутались в белых как снег волосах, а острые ногти вонзились в крепкие кости черепа.

— По умению рушить все вокруг себя — тебе нет равных, — рыкнул он, ментально подавляя ее вторжение.

— Одним словом — ведьма.

Последнее больно резануло слух Мирры. Так брезгливо были брошены эти слова ей в лицо, словно оплеуха.

Мирра дрогнула и попыталась отпустить Макса. Безрезультатно. Ее острые ногти только сильнее впивались

в кожу головы Макса. Мирра больше не контролировала свою силу. Она сдалась. Кровавая слеза упала на ее щеку. Одна, вторая…

Тогда Макс ладонью уперся в грудь Мирры — что-то хрустнуло — и на выдохе оттолкнул ее от себя. Спиной она рухнула на камень позади и отчаянно вскрикнула. Острый обломок камня разорвал блузку, оцарапал кожу. Сердце гулко ударялось о ребра, вырываясь из груди. Легкие словно лезвием резало при каждом вдохе, а на выдохе в груди вспыхивал пожар, будто выжигали каленым железом. Пальцы выкручивало судорогами. Из глаз текла кровь.

А Макс стоял на прежнем месте. Голова была опущена. Его серо-фиолетовые глаза ослепительно пылали. Из шрама, рассекающего пол-лица, сочилась черная кровь. Рот перекосил звериный оскал. В тот момент, казалось, сам Дьявол коснулся его лица.

И как же хорошо, что Мирра его не видела.

— Больше так не делай! — прорычал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не смотреть на нее. — Никогда. Слышишь?! — и резко выгнул спину.

Кости трещали, выворачивались из суставов, ломались. Он упал на колени и с воем вскинул голову.

Мирра, успевшая подняться на ноги, вскрикнула. Такого она не ожидала. В шаге от нее стоял огромный белый волк. Массивные передние лапы были согнуты, морда лежала на земле, уши топорщились, сияющая шерсть взъерошена. Зверь скалился, обнажая окровавленные клыки, а из его хищных глаз вырывалось ослепительно голубое пламя.

Иначе ты умрешь… — хриплый голос в ее голове.

Мирра невольно попятилась, но тело уперлось в высокий холодный камень. Страх новой волной ворвался в разум, сковал тело, черными тенями заполонил душу. Кожа мгновенно покрылась мурашками, и в жаркий вечер стало невыносимо холодно. Дождь внезапно перестал отбивать чечетку о плоские камни и застыл где-то между небом и землей. Даже гроза затихла в поднебесье, словно давая шанс ведьме и волку во всем разобраться. В один миг тишина украла все звуки, кроме неистового биения двух сердец и до боли знакомого голоса в голове.

— Кто ты? — сипло выдавила Мирра, и слова ее эхом разнеслись по побережью. Неужели не знаешь? — вопрос в его потухших бесцветных глазах, в ее мозгу.

Она отрицательно мотнула головой и ведомая незнакомыми инстинктами подалась в сторону волка.

— Марк…

Но Макс отступил. В зверином обличии намного труднее контролировать свои действия, поэтому он не хотел, чтобы Мирра приближалась к нему. Он ощущал ее отчаянный страх, причинявший ей мучительную боль. И Макс опасался Мирру, ведь ее боль делала сильнее зверя в нем и убивала человека.

Он пытался бороться с поглощавшей его темной силой, но Мирра мешала ему. Чем ближе к нему она была, тем сложнее было вытягивать себя из пут колдовства. Мирра убивала его, пробуждала заклятие колдуньи из Волчьей лощины, сама того не ведая.

Оставалось лишь одно. Одним прыжком волк бросился на Мирру и повалил ее как раз на тот самый камень, который уже ранил ее. Резкая боль пронзила голову женщины и рассыпалась сотней ярких вспышек. Мгновение и все заволокло туманом…

* * *

Кира.

Сейчас.

Из вязкого тумана забытья я выбиралась долго и мучительно. Голова гудела, словно в нее разом засунули все колокола мира. Затылок наливался свинцовой тяжестью. Я даже потрогала рукой там, где стало тяжело. Все в порядке: ни ран, ни шишек, только волосы спутались с чем-то липким. Кровь, что ли? Осознание

действительности пришло, как только я разлепила веки. Надо мной черным покрывалом расстилалось ночное небо, а спину холодил плоский камень с острым обломком сбоку. Тот самый, о который я больно ударилась, когда Макс толкнул меня…

Макс!

Картинки произошедшего замелькали в памяти с невероятной скоростью. Пляж. Появление Макса. Дождь. Сильные мужские руки на моем теле. Поцелуй, отчаянный, страстный, с привкусом горечи. Мой обман. Удар. Падение. Волк вместо Макса. Хриплый голос в голове, а потом все исчезло. Остался лишь туман и страшная пульсирующая боль.

Я осторожно привстала на локти и осмотрелась по сторонам. Взгляд скользнул по непроглядной тьме, грозовыми тучами сгустившейся над заливом. И в этой темноте светлым пятном выделялся Макс, словно темнота обходила его стороной. Постепенно глаза привыкли к отсутствию света, и стало гораздо проще оценивать обстановку.

Макс сидел на гальке и швырял в воду камешки. Те не долетали, с глухим стуком падали на берегу. Кошачий взгляд выхватывал из темноты силуэты блестящих камней. Я присмотрелась в поисках волка, но на пляже не было никого. Только я и Макс. Куда тогда делся зверь? Проклятие! Макс и был волком. Я мотнула головой, отгоняя навязчивые мысли. Макс не может быть волком. Или может? И если он на самом деле обращался в волка, а не привел животное с собой, тогда выходит, что его спасение было напрасным. Я зря вытаскивала его из Волчьей лощины, все равно колдунья получила свое — его душу. Выходит она перехитрила меня и обратила Макса в волка? Нет, ни за что не поверю. Я сделала все правильно — колдунья умерла до того, как пленила душу Макса. Должно быть другое объяснение появлению хищника на пляже. Обращения я не видела, а произойти в считанные секунды оно не могло. Или могло? Ответы знал только Макс.

Ловким движением я вскочила на ноги, но тут же присела, схватившись за голову, и взвыла от вонзившейся в затылок боли.

— Вот к чему приводит обман, — пробормотал Макс. В его тихом голосе слышался упрек.

— Ч-что?.. Что произошло?..

— Ты обманула меня, — он отрешенно посмотрел на меня, и на его лице отражалась страшная, нечеловеческая мука. Словно это его, а не меня раздирала на части нестерпимая боль. — Ты снова проникла в мою голову. Но на этот раз пострадала ты.

— Как?.. Как такое могло произойти? Ты же…

— Никогда не сопротивлялся? — закончил за меня Макс, когда я оборвала себя на полуслове. Да, он никогда не противился моим вмешательствам. Но может все дело в том, что прежде он не был готов к этому, а теперь…

— А теперь подготовился, — словно прочитав мои мысли, произнес Макс. — Потому что другого я от тебя и не ожидал, — спокойно продолжал он. И это его спокойствие начинало меня раздражать. — Знаешь, все оказалось проще, чем я думал. От твоих вторжений можно защититься только одним способом — мгновенным перевоплощением. Обычному человеку подобное не под силу, но ведь я никогда не был обычным. Во мне всегда сосуществовало несколько сущностей, благодаря чему я могу легко и незаметно меняться. Так произошло и сейчас. Ты хотела стереть память человека, а попала в ловушку нефелима.

— Так просто?

— Так просто.

— Голова раскалывается, — буркнула я, прикусив губу.

— Ты привыкнешь, — отозвался Макс. — Но свою силу ты утратила.

— Что это значит?

— Ты больше не сможешь читать чужие мысли или стирать память. А если вдруг решишься попытать удачу, боль вернется. И никто не знает, сможешь ли ты выжить снова.

Я во все глаза смотрела на красивого мужчину, которого любила. С замиранием сердца слушала его хриплый безразличный голос и верила каждому слову. Я заслужила эту жестокость и его равнодушие. Он любил меня, а я уничтожила все человеческое, что когда-то сама же и пыталась сохранить. Я убегала от него, выжигала искренние чувства из его души и надеялась, что он забудет обо мне и обретет спокойную счастливую жизнь. Но судьба распорядилась иначе. Я погубила Макса. Так разве сравнится его потерянная жизнь с моей никчемной жалостью к себе?

— А зверь? В тебе живет сущность и волка тоже? Или это такой магический фокус, чтобы отвлечь мое внимание, усыпить бдительность и уничтожить? — неожиданная мысль оборвала поток мрачных размышлений.

— Волк? — брови Макса изогнулись в неподдельном удивлении. Но из всех моих вопросов он зацепился именно за слова о звере. — Не было никакого волка. Тебе привиделось. Возможно, это последствия падения.

— И в лощине показалось? Думаешь, я настолько глупа, что не поняла, почему волки так тебе доверяют? — злость закипала внутри. Непонятная, иррациональная. Но мне было плевать сейчас. Мне нужно было только одно — чтобы этот мужчина начал воспринимать меня, как равную. Не насмехаться, не жалеть и не любить. Хватит с меня всего этого. Устала. Любовь убивает, выжигает до тла. И мы с Максом тому доказательство.

— Мирра, ты серьезно? — он усмехался. Я сжала кулаки. — Ты действительно считаешь, что эти хищники могут доверять человеку?

— Ты не человек. И я.

— В этом ты права.

— Что ты делал в лощине? Зачем искал колдунью?

— Нет никакой колдуньи, Мирра. Все это сказки.

— Я ее видела. Я ее…

— Убила? — договорил он.

Я кивнула.

— Тебе показалось. Черное солнце тому виной. Ты же знаешь, что оно делает с такими как мы.

Я знала, как и то, что произошло в той проклятой лощине. Но если Макс мне врет, значит, у него есть на то причины. И я вряд ли добьюсь от него правды. Я вздохнула.

Ну что ж, пусть огромный хищник, разговаривающий со мной голосом Макса, останется моей галлюцинацией. Все равно реальным ли был зверь или нет, уже ничего не изменит. Наши пути вновь разошлись и на этот раз навсегда.

Я медленно поднялась на ноги.

— Ну что ж, ты пришел, чтобы отомстить мне, — констатировала я. — Понимаю и поздравляю. Тебе удалось.

А в ответ громкий заливистый смех Макса. Страх скользкими щупальцами подчинял меня себе. И впервые я не противилась ему, а просто боялась. Но почему именно Макса?

— Я не хотел, — ворвалось в мое сознание. — Не хотел причинять тебе боль. Только не тебе.

Горячая мужская ладонь опустилась на мое плечо и с силой сжала его. Электрический ток пробежал по нервам, заставляя меня собрать все силы в кулак, чтобы не разреветься или еще хуже — не броситься в его объятия.

— Я надеялся провести эту ночь с тобой. Я хотел провести с тобой жизнь. Я нашел роскошное место для нас двоих. Оно волшебное, — я слышала, как он улыбнулся. Рука скользнула дальше, к ключицам, опустилась на талию, плотно прижимая меня к себе. — Я пришел за тобой, потому что ты нужна мне. Но ты предпочла Его, — нетерпеливые губы коснулись моей шеи. Я вздрогнула. — Ты сама себя погубила, — шептал он в самое ухо. Его прерывистое дыхание опаляло кожу, а терпкий запах сигарет и корицы дурманил разум. — Еще тогда, когда отец привел тебя ко мне в то полнолуние, — его руки скользнули вниз и соединились на талии.

— Не надо… — взмолилась я, силясь вырваться из его объятий, и он отпустил меня. На мгновение стало легче дышать и думать.

— Ты сама определила свою судьбу, когда выбрала не меня, — неожиданно резко закончил Макс.

— Нет! — возразила я, чувствуя, как озноб проникает в тело. Макса больше не было за спиной. — Я всегда выбирала только тебя! И ты…Ты же обещал… — я задыхалась. — Обещал, что я могу довериться тебе. Что с тобой мне не нужно ничего бояться.

— Но ты не со мной, — эхом в ушах.

Я обернулась и осеклась, споткнувшись о снежные глаза, полные безмерной тоски. Эти глаза я видела в памяти Милы и тогда, в порту. Эти глаза помнили все спасенные Стрелком. Значит, я была права.

— Ты…это ты убиваешь Стражей… — выдохнула дрожащим голосом. — Стрелок — это ты… Но зачем?

Макс сощурился, заходили желваки от злости, глаза потемнели, а лицо подернулось рябью. И в его чертах проскальзывала волчья морда. А я смотрела в его меняющиеся глаза — из снежно серых в сияющие кристальной синевой — на тянущиеся по его рукам ледяные жилы и не могла двинуться с места. Я видела, что он борется со своим зверем.

— Ты… — в голосе слышалось рычание. — Почему ты еще жива?

Он резко развернулся и зашагал прочь. Выверяя каждый шаг, словно те давались ему с огромным трудом.

— Макс! — позвала я. Собственный голос резанул слух и даже могучие скалы содрогнулись от мощи разлетевшегося эха. — Макс! Остановись! Не уходи… Заклинаю… Марк…

Но он не останавливался.

— А как же Каролина?! — отчаянно выкрикнула я. — Как же твоя сестра?!

Макс замер.

— В чем она виновата? Она ведь считает, что ты умер. А ты…

— Так расскажи ей, — перебил он, — может она и поверит. Только вряд ли она обрадуется увиденному. Я ведь больше не тот, кем был. Максим Лазарев действительно умер в волчьем лесу.

— Ты жив! Слышишь? — упрямо настаивала я. — И Лина поверит, только позволь мне вернуть тебя к прежней жизни!

— Нет, Мирра, — он покачал головой. — Это моя жизнь. Настоящая.

— Но…

Меня оборвала трель мобильного.

Внезапно налетевший порыв промозглого ветра окатил солеными каплями морской воды и донес обрывки последних слов Макса.

— … Люблю тебя…

И он ушел, слившись с темнотой. А я осталась совершенно одна посреди дикого пляжа.

И только телефон настойчиво звонил.

Сделав глубокий вдох, я ответила.

* * *

Стрелок.

Сейчас.

Он бежал. Сбегал, как последний трус. Не мог выносить эту чертову ведьму рядом. Не мог доказать, что она не права. Что нужна ему больше, чем этот странный, неправильный мир. Что он нужен ей больше. А она снова оттолкнула его. И это тогда, когда раскрылась, доверилась. И предала! Опять пошла на поводу

у отца! Будь оно все проклято! Он рыкнул, раздирая плоть. Зверь внутри не хотел сдаваться. А у Макса не осталось сил его сдерживать. Не сейчас. Не рядом с ней. Он чувствовал — сейчас он умрет сам, потому что не сможет убить ее снова. Слишком близкой она ему стала. Родной. Любимой. И такой чужой.

Волк внутри рвался наружу. Упиться разрушительной силой этой ночи. Присоединиться к ликованию фуран в черных небесах. Насладиться человеческой кровью. Ароматной и такой живой, что любой колдун позавидовал бы. Но Макс упорно гнал от себя эти мысли, шепча древние заклинания. Помогало мало, но ничего другого он не умел.

Макс бежал по крутым ступеням выше и выше. Море ревело внизу, разбивало волны о изрезанную ветрами скалу, окатывало ледяными брызгами, даря толику спокойствия. Холод радовал Макса, укрощал зверя внутри. Ненадолго, но этого должно хватить, чтобы уйти как можно дальше. Сердце сбилось с ритма, дышать становилось труднее, ноги гудели, а распахнуть крылья — сродни самоубийству. Не сейчас, когда Мирра высосала из него силу. Прав был отец, говоря, что они убивают друг друга просто стоя рядом.

Но какого беса они полюбили друг друга? Чтобы убить? Или спасти? Макс не знал. Он просто хотел быть рядом с Миррой. Сбежать. Спрятаться. Чтобы никто, даже проклятые Боги, не нашли их. Он смог бы. А она не захотела. И сердце сжималось в кулак от боли.

Он вбежал на плато и рухнул во влажную от недавнего дождя траву. Роса скатывалась за шиворот, диковинным узором сплеталась на коже. И в каждом завитке чудился образ Мирры. Проклятая ведьма! Он резким движением стряхнул радужные капли. Сел. Прислушался к себе. Зверь притих, недовольно фырчал. Макс мысленно погладил его по белоснежной шерсти. Просил потерпеть. Он еще даст ему волю. Вот только доберется до Долины. Только там он ощущал себя по-настоящему свободным. В любом обличье.

Макс знал,что Мирра поймет, кто он на самом деле. Паршиво было, что она решила, будто он убийца. Тщеславный убийца, уничтожающий себе подобных. Жаждущий власти. Плюющий на все, кроме безграничной силы. Она сравнила его с тем, кому служила не одну сотню лет. А он не такой, раздери ее черти!

Волк внутри поднял морду, зарычал. Яростно, разрывая душу, ломая кости. Макс взвыл от выворачивающей наизнанку боли. Из глаз потекла кровь. В ушах зазвенело. Спина выгнулась дугой, кровь загустела, стала темнее. Макс ощущал, как замедляется ее бег по венам. Шерсть пробивалась на затылке, волосы врастали в кожу.

Ночь меняла его, переделывала наново, возрождала. И он не сопротивлялся.

Снежный волк занял место Стрелка, поглотил его душу. Ненадолго. До Долины. Макс знал и больше ни о чем не думал, отдавшись свободе и дующему с моря северному ветру.

Сонный лес встретил волка привычной тишиной и застрявшей в зените луной. Ее зеленоватый свет злил зверя, давно привыкшего к безрассветной ночи. Но Макс не спешил меняться — волк двигался быстрее, а время на исходе. Макс как никогда чуял его смертельный бег. Время убивало. Секунда за секундой. Убивало его светлую сущность, выжигало душу Мирры. А Макс не мог этого допустить. Он подгонял волка, бегущего сквозь непроходимый лес, обгоняя проклятое время. Но чем больше он приближался к Долине, тем острее ощущал неизбежность. Что-то произошло, пока его не было. Что-то, чего не должно было случиться. И он понял, когда уже в человеческом облике влетел в Иссилен-Нелиси с догорающими лучами закатного солнца. Призраки попрятались в изъеденные сыростью стены, пыль серым слоем затянула мебель и стекла. Тишина. Звонкая, до боли в ушах. И ни единой живой души в этом богами забытом месте.

Мила пропала. И Макс знал только одного человека, способного попасть в этот дворец. Отец. Этот старый колдун решил сыграть в свою игру. Но в какую и зачем? Он ведь сам направил его по следу, помог найти Сумеречницу. Чтобы выкрасть и отдать Шиезу? Нет. Здесь что-то не так. Кирш не настолько подл.

Макс обошел Лунные покои. Осмотрелся. Огромное одеяло грудой свалено на полу. Одежды нет. Признаков борьбы тоже. Мила ушла по собственной воле. Или же ее одурманили? Макс замер на пороге ванной комнаты. Капли воды осели на огромном зеркале, тонкими ручейками стекли вниз, образуя в самом центре странную фигуру. Макс подошел ближе, коснулся пальцами рисунка. На коже осталась багровая капля. Кровь? Макс протер ее подушечками пальцев — вязкая, с крупинками, как песок. Принюхался. Пахнет пеплом. Макс закрыл глаза, дал волю ощущениям. Так всегда действовал Стрелок. Запахи смешались в причудливый коктейль мяты, дождя, крови и еще чего-то едва уловимого. Острый и тягучий аромат разливался тонким шлейфом от порога до кровати в центре покоев. Кто-то воспользовался магией, чтобы попасть сюда. Темной, холодной, стершей границу между мирами. Это не мормори разорвали грань. Колдун. Неудачливый. Он потерял много сил и крови. Это его кровь на зеркале, его отпечаток. Стрелок потянулся за шлейфом, за грань, и дальше. В ушах звенело. Кровь пошла носом. Но он не отпускал нить. Ему нужно было найти того, кто украл его сестру. И он почти дотянулся, почти увидел лицо, скрытое черным капюшоном сутаны.

Сильный удар вышиб дыхание из легких, повалил на спину. Терпкий аромат лотосов одурманил. Макс взвыл, когда холодные пальцы коснулись его нутра, потрепали за холку его волка. Выгнулся дугой от нежного прикосновения мягких губ. Захрипел, когда тонкие пальцы сомкнулись на пасти волка. Из шрама на щеке засочилась кровь. Кожа лопалась под тонкими женскими ручками, кровила. И только когда на шее волка сомкнулся дымчатый ошейник, Макс увидел ее.

Маленькая, хрупкая. Черные волосы небрежно разметались, придавая ведьме невинный вид, почти детский. Тонкие черты лица. Высокие скулы, карие глаза. А на правой щеке черный иероглиф. Странный и знакомый. Макс всмотрелся в вычурные завитки татуировки. Ничего. Он не помнил, что значил этот символ. Но он помнил, что уже видел эту девушку с ароматом лотоса. Совсем недавно. Мельком. Там, где не должен был. У отца. Теперь он ее узнал.

— Акмирэ… — выдохнул он под тихий смех.

* * *

Кира.

Неделю спустя.

Ночь черным саваном укутывала мрачные горы, туманным шлейфом стелилась по морской поверхности, густыми клубами низких туч лизала отвесные склоны Скалы Апостолов. Небольшой островок, одиноко брошенный посреди укромной бухты, дерзко возвышался над кромешной тьмой. Невидимое сияние озаряло его, играло золотистыми бликами на высоком металлическом кресте. Именно на этот островок согласно старой легенде морякам во время шторма явились святые апостолы, которые мгновенно усмирили бурю и указали путникам путь к спасительному берегу.

Да уж, в каких только образах не являлся Бог перед людьми. Ради абсолютной власти над их умами и душами, он способен на многое.

Я поплотнее закуталась в плащ, вслушиваясь в далекие звуки колоколов. Внизу, в густо затянутой белесым туманом балке, ютился мужской монастырь, с недавних пор закрытый для внешнего мира. Монахи боялись приближения нечто губительного. Их страхом пропитался каждый камушек этой Божьей страны, каждое деревце содрогалось от тревожных песен звонарей. А обитель душевного покоя превратилась в обычную

тюрьму, разлагающуюся изнутри. И сияющий островок перед моими глазами еще одна попытка теряющего власть Единого Бога укрепить веру общества.

Жаль только то самое общество попряталось в своих кельях и носа не кажет, ожидая пока добро одержит победу над злом. Только одержит ли?

Добро не может существовать без зла, точно так же, как тень без света. Так много всего происходит. Мир рушится, но все это не то. Как будто Шиезу намеренно отвлекает внимание. Он медлит с воскрешением Хельги. Что или кто нужен Шиезу, чтобы осуществить пророчество? И какую роль в происходящем играет Макс?

Я так долго пыталась выяснить, кто же Максим на самом деле, что теперь никак не могла поверить узнанному. Он Стрелок. Тот, за кем мы гонялись столько лет, всегда находился рядом. Права была Лина, говоря, что невозможно поймать самого себя. Вот только вряд ли она подозревала Макса. Именно поэтому меня всегда так тянуло на место убийства очередного хранителя. Меня тянуло к Максу. Все оказалось слишком просто. Вот только одно не укладывалось в голове. Я давно знала, что Стрелок и Румин — одно лицо. А это значит, что Макс — нефелим по происхождению, дитя Ворнолов, среди которых никогда не было женщин. Его иссиня-черные крылья с мягким оперением, его ледяная магия и волк внутри лишь подтвердили мои догадки. И если Макс нефелим, тогда Кирш должен быть падшим ангелом, но это не так. Кирш колдун и при этом человек. Это я знала наверняка, как и то, кто я и как меня зовут. Значит, в одном он мне солгал. Но зачем? Решил направить по ложному следу? Но я не гонялась за Румином, а делать из собственного сына приманку совершенно не похоже на Кирша.

Я вздохнула, подняла голову. Разве это небо? Черная пустота, манящая и пугающая. Но под ногами было то же самое. Все та же притягивающая как магнит тьма, изгоняющая из своих владений сизый туман. Наверное, так и выглядят пресловутые черные дыры. Холодная, непроглядная, но завораживающая бездна. Так и тянет нырнуть в эту пустоту. Невыносимо…

Я встряхнула головой. Несколько прядей волос выпало из хвоста, упало на плечи. Отступив от края, я сосредоточилась на реальности.

Утром мне позвонила Каролина и назначила встречу. Она была на редкость взволнованной и говорила отрывистыми и завуалированными фразами, словно кто-то контролировал каждое ее слово. Однако из ее невнятной речи я вынесла много интересного.

Во-первых, она сообщила, что в роще за городом обнаружили останки очередного нефелима, правда без спасенной девушки. Я была удивлена, потому что обычно чувствовала подобные преступления и уверена, что Макс никак не мог этого сделать. Оказалось, ошиблась. Он соврал мне. Убил снова. Или может не он, а его подражатель? Тогда вполне объяснимо, почему я ничего не знала об этом преступлении. Стрелок обладал особой энергетикой, которая и притягивала меня к местам преступления, к нему. И тот факт, что Стрелок и Румин одно лицо объяснял его сверхъестественные возможности. Непонятно зачем вообще Макс затеял эту игру в благородство? И до этого прежде он не убивал хранителей. Я не чувствовала. Об этих смертях мне сообщали со стороны. Как Лина или же по смс, как с трупом в порту. Это могло значить только одно — Макс не имел отношения к истреблению Хранителей. Но тогда кто?

Во-вторых, Лина поведала, что пару месяцев назад и в Австрии происходили подобные убийства. Мало того, там тоже был обнаружен труп нефелима. И снова ничто во мне не среагировало на эту смерть. Выходит, там тоже не было Макса. А я усомнилась в нем. Как же ему должно быть больно. Я, Каролина… Самые близкие люди отвернулись от него. Я тяжело выдохнула. Боль острой занозой засела в груди. Нельзя об этом сейчас. Сосредоточиться на Лине.

Что она делала в Австрии?

Странное предчувствие неотвратимого прочно засело в голове. Она что-то искала и, скорее всего, нашла. Иначе к чему столь доверительные, пусть и кратковременные разговоры. Предчувствие подтвердилось, когда Каролина сказала, что хочет встретиться и все обсудить лично. Да еще и место для свидания выбрала более чем странное. Что ей мешало пригласить меня к себе в офис, домой или просто в кафе? Зачем встречаться в безлюдном месте да еще глубокой ночью в то время, когда повсюду шныряли фураны

и злобные мормори.

Я пыталась переубедить Каролину, но та оказалась настойчивей. Мне это не нравилось. Но Лина заверила меня, что так нужно ради Макса, в причинах смерти которого (и смерти ли) она хотела разобраться. Я чувствовала, что она не договаривает и возможно даже заманивает меня в ловушку. Но не боялась, потому что знала — рано или поздно мне придётся столкнуться с тем, что скорее всего ожидает меня на встрече. Это было неизбежно.

И теперь я стояла над обрывом, вдыхая соленый запах моря, и чувствовала приближение Каролины. Нет, я ощущала не ее. Я чуяла ее спутника.

Вот значит, как выглядит моя ловушка. Ловко, что тут скажешь. Но странно другое. Почему Шиезу решил действовать именно через Каролину? Через человека, который по большому счету был моим врагом? Случайно или их что-то связывало? Я бы не удивилась, узнав, что Каролина тоже входит в свиту Шиезу.

Ну что ж, пусть будет так. Я принимаю вызов. Давно пора расставить все на свои места. Надоело убегать, да и от самой себя все равно надолго не сбежишь.

— Какая встреча! — воскликнула я, завидев приближающуюся пару.

Дежавю. Снова Клим. Интересно, что он придумал на этот раз, чтобы доставить меня к своему боссу?

Однажды он похоронил меня заживо, чтобы сделать Собирателем. А сегодня толкнет в пропасть?

Я молчала, не сводя глаз со спутника Каролины.

Изменился. Похорошел. Вот только длинные волосы ему совсем не шли. Мне он больше нравился шатеном

с короткой стрижкой в классической жилетке поверх белой рубашки. Он всегда носил костюмы. Они очень ему шли, подчеркивая идеальную фигуру. Но он ненавидел их до одури. Поэтому никогда не носил галстук, расстегивал воротник и закатывал рукава. Таков был Клим, когда мы еще выживали по одну сторону баррикад. Но то время давно и безнадежно кануло в лету.

А теперь он вовсе сменил классическую одежду на цыганский стиль: яркая шелковая рубашка с просторным воротником, темные брюки с широким поясом и маленькое колечко в ухе, поблескивающее в приглушенном свете фар. Дико видеть в подобном одеянии человека, который некогда был предан Богу и носил черную рясу монаха.

— Спасибо, что пришла, — заговорила Каролина, обращая мое внимание на себя. Передо мной стояла все та же Каролина Лазарева, какую я знала еще совсем недавно: невысокая щупленькая шатенка в темном джинсовом костюме. Но кое-что в ней определенно изменилось. Короткая стрижка с неровной челкой, руки в карманах, ноги на ширине плеч, лицо без макияжа, уши без серег и глаза… В прищуренных от недостатка освещения глазах отражался страх пополам с отчаянием. Гремучая смесь, совершенно несвойственная Каролине. Она всегда была яростной, дикой ищейкой, которую ничто неспособно сбить со следа. Что же произошло за то короткое время, что мы не виделись? Что сломало сильную, волевую женщину?

— Это очень важно, — тихо добавила Лина, и мне почудилась дрожь в ее голосе. И вот что странно, но мне абсолютно было ее не жаль. Мне вообще было все равно, что она сейчас чувствовала, и что заставило ее плясать под дудку Клима, даже если причиной тому был Макс. Неожиданно она стала меня раздражать

только за то, что позволила собой манипулировать. Лина не имела никакого права становиться марионеткой

в грязных лапах падших. Она должна была сопротивляться до последнего ради Макса. И пусть Каролина до сих пор наверняка не знала о том, что ее брат жив, она предала его, став на сторону его врагов.

Врагов ли? — шепнул внутренний голос. И от этой поганой, но такой ясной мысли стало тошно.

— Важно? — злорадно усмехнулась я. — А кому важно? Тебе? Или твоему спутнику? — я посмотрела на Клима, то и дело бросавшего встревоженные взгляды на свою напарницу. Переживает, что та выйдет из под его контроля?

— А есть разница? — не поняла Лина.

— Еще какая, — усмехнулась я и обратилась к Климу. — Салют, Клим! Не ожидала увидеть тебя так скоро. Не буду лукавить, я надеялась, что мы никогда не встретимся. Старею, наверное. Так каким ветром тебя занесло в эти края? Да еще в столь прекрасном сопровождении? Новая напарница?

— Ты действительно стареешь, Кира, — от моего имени Клим поморщился, как от зубной боли. Неужели настолько неприятно его произносить? — Прости, — на губах мелькнула виноватая улыбка, словно он прочел мои мысли. Может и в самом деле прочел, монах проклятый. — Мне никогда не нравилось это имя.

— Можем обойтись без имен, — небрежно бросила я. — К чему официоз, когда все присутствующие близко знакомы.

— Что у тебя с лицом? — неожиданно насторожилась Каролина, едва Клим собрался ответить, и шагнула ко мне. Машинально я отступила, сообразив, что именно могла увидеть Лина. Если тогда на пляже Макс был прав, и я действительно по непонятным мне причинам утратила Силу, то и исчезла маска, под которой я умело скрывала истинное лицо. Насколько мне было известно, Каролина никогда не являлась впечатлительной девушкой, но на этот раз ее выдержка подвела хозяйку. Оказавшись рядом со мной, она поспешно зажала рот рукой, подавляя вырвавшийся было крик, и с широко раскрытыми от ужаса глазами попятилась от меня.

— Проклятье…

— Дьявол…

Прошипела я в один голос с Климом и коснулась лица, проверяя, насколько открылось мое истинное обличие. Сердце в этот момент словно судорогой свело от внезапной боли, обжегшей щеку. И хоть я понимала, что болеть ничего не может — слишком много прошло времени, — боль была реальной. Прикусив губу, я попыталась отвернуться, но Клим перехватил меня за руку. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, Клим разглядывал мое лицо, на котором, как я ни старалась прикрыть рукой, отчетливо виднелись контуры застарелого шрама.

— Дьявол, — зло повторил он, обхватив меня за плечи. Взгляд зацепился за стоявшую за его спиной Каролину. Она уже не зажимала рот, в глазах вновь читалось прежнее отчаяние пополам с обреченностью, а руки прижимали к груди прямоугольный сверток. Что там? И ответ находился сам. В свертке то, зачем Лина ездила в Австрию. Аррокины Мудрецов — варданские фолианты, в которых до мельчайших подробностей прописано прошлое, настоящее и будущее многих миров и рас. Выходит, Каролина уже все знает, сама нашла доказательства моих недавних по ее словам совершенно бредовых историй. Или не нашла? Догадка яркой вспышкой озарила помутившееся от жгучей боли сознание. Ну конечно! Фолианты написаны на Ветхой речи — самом древнем и мертвом варданском языке. И Ветхой речью владеют немногие, в том числе и я. Вот зачем они здесь — расшифровать рукописи. Клим же…

Поток мыслей оборвался, когда Клим тряхнул меня за плечи. Не сильно вроде, но волосы разлетелись из-под заколки, упали за спину, алые локоны закрыли изуродованную половину лица. Я сфокусировалась на напряженном мужском лице.

— Ты меня слышишь, Кира? — настойчиво произнес он, видимо уже не в первый раз и снова встряхнул меня.

— Отпусти! — процедила я, передернув плечами.

Клим недовольно покачал головой, но руки с моих плеч убрал и даже отступил на шаг.

— Давно это с тобой? — спросил он.

— Всю жизнь, — небрежно ответила я, обошла Клима, замерла напротив Каролины. Она не шевелилась, с опаской поглядывая на мое лицо, и протянула мне сверток. Руки ее при этом дрожали, но сверток я не взяла, спросила.

— Зачем вы здесь?

— Тебе угрожает опасность, — прошелестела Каролина.

— Тоже мне новость, — фыркнула я. — И за этим ты притащилась сюда? Да еще с ним? — кивок в сторону Клима.

— Мы пришли сюда разобраться в происходящем, — ее голос становился спокойней. — Мы пришли за помощью.

— Ты возможно, но не он.

— Ты же ничего не знаешь, Кира, — возразила Лина, прижав к груди сверток. — Клим не с ними.

— Это и настораживает, — буркнула я, но Каролина не слышала меня, говорила без умолку.

Сначала о Климе, неделю назад явившемся к ней едва живым. Каролина в мельчайших деталях описывала его состояние, множественные ранения. Я покосилась на блондина, стоявшего по правую руку от меня. Он совсем не походил на умирающего или хотя бы сильно избитого человека. Я даже высказала свои подозрения вслух, но Лина ответила, что смазывала его раны целебной мазью, напоминающей йод. Отсюда такой прогресс. Клим в ответ на ее восторженные отзывы о чудо лекарстве только развел руками, а я усмехнулась. Похоже, Каролина не так проста как мне казалось вначале. У нее тоже есть свои маленькие магические хитрости. Тогда почему она так рьяно не верила мне?

Потом Лина рассказывала об Австрии. Это было куда как интереснее, потому что Клим отвез ее в мой дом на берегу озера. Именно там Каролину ожидало сильнейшее потрясение. Неудивительно, раз она вторглась

в чужое прошлое, которое не следовало ворошить. Она описывала великолепие портрета, висевшего над камином в гостиной. Я помнила эту картину, которую писал именитый австрийский художник. Я позировала ему почти сутки, пока он делал карандашный набросок, а Макс занимался срочными делами. Потом мастер пропал на полтора месяца, а когда появился, привез невероятной красоты портрет. У роскошного, сотворенного из стекла камина стояли двое: мужчина и женщина; я и Макс. Каролина называла его незнакомцем, хотя на картине Макс выглядел таким, каким его знали в этих краях; каким его знала родная сестра. Даже странно, что он сменил только имя, ничего не сделав со своей внешностью. Что, если бы кто-нибудь узнал в нем известного миллиардера Марка Йенсена? Неужели он был настолько самоуверен? Нет, Макс не мог допустить подобную оплошность. Здесь что-то не так.

И словно в унисон моим сомнениям Каролина смолкла, вопросительно взглянув на своего спутника. Тот, молча, кивнул и тихо произнес.

— Он не менялся только для тебя.

— Почему?

Клим лишь пожал плечами, а я чувствовала — он не договаривает. Но Каролина не дала мне закидать Клима вопросами и обвинениями, продолжила говорить.

Она рассказывала о небольшом деревянном доме, где я, будучи еще Мирандой Брайс искала уединения после гибели третьего мужа. Но мне все время казалось, что Лина описывала роскошный коттедж Макса. Я сроду не держала в том доме никаких фотографий, а там оказывается целая фотогалерея наших с Максом снимков. Мало того, Лина нашла там огромное количество мужских вещей, словно кто-то жил там все это время. Но я знала наверняка, что не появлялась в Австрии с того дня, как Макс пришел в себя после Волчьей лощины. И в этот момент Лина выдала совсем уж невероятное. Когда, осмотрев дом, они вышли на веранду, на деревянном круглом столе стояла чашка горячего чая, лежал этот сверток и записка. На маленьком клочке бумаги почерком Макса было написано: Добро пожаловать в мою жизнь, сестренка!

Земля ушла из-под ног, в глазах потемнело, в голове стало пусто, и я с трудом устояла, чтобы не рухнуть в обморок.

Выходит, Макс все это время жил в моем доме и даже не таился, раз превратил его в музей нашего прошлого? Или же он просто подготовился таким образом к приему гостей? Но как он узнал, когда именно те пожалуют? И что это будет именно Каролина? Вон, и чай приготовил… Стоп! Да он же никуда и не уходил, а все время, пока Клим и Лина бродили по дому, наблюдал за ними. Играл, как кошка с мышками; выжидал, пока они доберутся до мышеловки и проглотят наживку. Но был ли там Макс?

— Что в свертке? — хрипло выдавила я и не узнала собственный голос.

— Книга провидицы Вальвы, — вместо Лины ответил Клим. — Рукописи полностью переведены с Ветхой речи, но Алинка так и не решилась ее прочесть.

— Почему? — уставилась я на Каролину.

— А зачем? — искренне удивилась она. — Что нового там написано? Я и без этой книги знаю, что Макс появился в моей жизни из-за тебя. Когда ты от него сбежала… Нет, не так. Когда ты сбежала от Марка Йенсена, инсценировав собственную смерть, он в корне изменил свою жизнь, превратившись из миллиардера в простого мента. Он отправился на поиски твоих несуществующих убийц, а нашел тебя, живую и невредимую, правда с другим лицом и именем. Знаю, что он безумно любил тебя, возможно и до сих пор любит. Только одного не понимаю, зачем ему понадобилась я?

— Зато я, кажется, поняла, — я устало потерла ладонью лицо, и тут же отдернула руку, коснувшись сожженной плоти. — Мне все время казалось, что ты кого-то мне напоминаешь. Женщину, которую я знала сотни лет назад. Теперь, когда ты несколько изменилась, стала невероятно похожа на приемную мать Макса. Я думаю, ты родом из семьи, в которой он вырос. Именно поэтому он выбрал тебя в свои союзницы.

— Союзницы? — усмехнулась Лина. — Ну и где же мой союзник? Почему я все узнаю не от него, а он только и делает, что рушит мою жизнь?

— Он все время тебя спасал, — вступил в разговор Клим. — Сначала от твоего мужа, потом от Стрелка и приспешников падших.

— И во имя спасения он и втянул меня во все это дерьмо?

— Ты сама в это влезла, — не согласилась я, пропустив слова Клима о Стрелке. — Не нужно было тебе ничего узнавать. Но теперь уже поздно что-то менять. Вы пришли сюда, чтобы во всем разобраться, но похоже запутали даже меня. Давайте по порядку. Ты говорила, что нашли очередной труп?

Каролина кивнула.

— Когда ты об этом узнала?

— Несколько дней назад, когда вернулись из Австрии. Мне позвонили из конторы, возмущались, что не могли меня найти. А я мобильник отключила специально, чтобы никто не помешал мне. Тогда и сказали, что у нас новый труп, однако останки нефелима мы нашли совсем не там, где сообщали.

— Когда произошло убийство, установили?

— А как же. В промежутке между часом и тремя ночи двадцать седьмого июня. Мало того, нашлись свидетели, которые видели, кто выбросил мешок с останками на берегу реки перед бурей.

— Да ну? — не поверила я.

— Ну да, — Лина даже улыбнулась с оттенком превосходства. Я ее понимала. Она столько лет гонялась за Стрелком вслепую, что показания свидетелей для нее на вес золота. А в том, что нефелима убил Стрелок когда-то убедила ее именно я. Но я терпеливо ждала, когда же она озвучит приметы. И Лина не заставила себя долго ждать. — Свидетели назвали три характерные черты своего спасителя. Шрам на левой щеке, длинные наполовину седые волосы и огромные крылья за спиной. Последнее, естественно списали на ее шок, но лично я бы не спешила. Тем более ты сама говорила, что Стрелок и Румин одно лицо. Я права?

— Ты то права, но я знаю только одного мужчину — обладателя всех трех примет. И этот мужчина в указанное тобой время находился со мной.

— И ты можешь это доказать? — недоверчиво прищурилась Каролина.

— Ее доказательство — она сама, — вновь вступил Клим. Он стоял на прежнем месте, подставляя ладонь срывающимся с неба холодным каплям.

— Как это? — не поняла Лина.

— Все просто, — улыбнулся Клим, но я перебила его.

— Как выглядели свидетели?

— Парень самый обычный. А вот девушка. Молодая, — растерянно отвечала Лина, — азиатской внешности. Я даже имя запомнила. Эми Суинг.

Имя мне ничего не говорило, как впрочем и внешность. Но наверняка я знала одно — Макса подставили. Вновь отправили нас по ложному следу, как тогда в порту. Кто, вот вопрос?

— Это был Максим, да? — голос Лины дрогнул, а Клим моментально оказался рядом, словно его присутствие могло успокоить ее. Нет, между ними явно что-то большее, нежели простое партнерство.

— Нет, Алин, — шептал Клим, бережно обнимая ее за плечи. — Стрелок не Максим. Так ведь, Кира?

— Не Максим, — машинально согласилась я. — Нет, не так. Это не Стрелок убивает Хранителей. Хотя я долго подозревала именно его. Я даже видела его на месте преступления в порту, помнишь, Лина?

Каролина кивнула.

— Но теперь я уверена, что его подставляют. Тогда на заводе он оказался чисто случайно. Возможно, так же как и мы, по чьей-то наводке. Но все было подстроено таким образом, чтобы я увидела его. И я увидела. Наш доброжелатель даже воспользовался тем, что Макс пропал без вести, наследил в Австрии. Когда там убили очередного нефелима?

— В марте этого года, — ответили тихо, и я не поняла, кто конкретно.

— Вот и первая промашка. На март у Макса тоже имеется алиби, как и на предыдущие полгода.

— Ты? — Каролина осторожно высвободилась из мужских объятий.

— Да, все это время я была рядом с ним.

— Так значит те снимки…

— Подлинные, — договорила я.

— И вы заранее сговорились обмануть меня? — теперь в ее голосе проскальзывала ярость.

— Ни о чем мы не договаривались, — я печально покачала головой. Говорить о Максе было тяжело. В памяти до сих пор звучал его хриплый голос, а перед глазами стоял образ волка. — Просто когда ты его не узнала, наверное, он решил подыграть мне. Вот и…

— Подыграть? — взвилась Каролина. — Так значит для вас это просто игра? Страдают невинные люди, а вы просто развлекаетесь? Это жестоко…

— Знаю…

— Алин, ты замерзла совсем, — заботливо проговорил Клим, пытаясь снова обнять девушку. — Давай-ка ты вернешься в машину, а мы с Кирой…

— Я хочу знать, где Максим? — она гордо вскинула подбородок, не сводя с меня гневного взгляда.

— Не ты одна, — буркнула я, подняв воротник пиджака. Холодало, и злые порывы ветра обжигали кожу, забрасывали за шиворот ледяную дождевую воду.

— Но ты же виделась с ним, не так ли? — это уже Клим.

— Виделась, — согласилась я, засунув руки в карманы. Пальцы кололо, а я и не чувствовала, что так замерзла. Я успела забыть, как это — просто чувствовать. — Только ни к чему хорошему это не привело. Но ты ведь не за этим здесь. Что тебе нужно?

— Ты, — ответила Лина, в один шаг преодолев разделяющее нас расстояние. — Всем нужна ты, — выплюнула она мне в лицо. — Ты во всем виновата. Будь ты проклята.

И она ушла, послав нас с Климом к черту. И только когда изящный силуэт исчез из виду, я обнаружила в своих руках увесистый сверток. И зачем она принесла сюда книгу?

— Ну что, Клим, веди меня к своему хозяину, — поудобнее перехватив книгу, я перевела взгляд на красивого светловолосого мужчину.

— Нет, — неожиданно резко сказал он. Я удивленно вскинула бровь, всматриваясь в мрачное, но решительное лицо.

И тут я не выдержала.

Волна неудержимого смеха вырвалась из меня. Оказывается, этот парень решил поиграть в благородство. Что это с ним? Неужели он расторг давнишнюю сделку? Пожертвовал родной дочерью ради меня? Глупо, потому что я не собиралась принимать его помощь.

Я расстроено покачала головой и заговорила уже без смеха.

— Я не стою таких жертв, Клим. Ты должен отвести меня к Шиезу. Так гласит пророчество.

— Господи, Кира! — теперь он едва не смеялся. — Ты же взрослая женщина, варданка, пусть и из рода Проклятых, а веришь в детские сказки. Ну какое к дьяволу пророчество? Все эти книжки, рукописи, — он кивнул на сверток, — всего лишь способ задурманить мозги. Нет никаких пророчеств и предопределенности. Все это придумано для таких, как ты, — бездумно верящих слепцов. А на самом деле есть только горстка психически неуравновешенных полуангелов, которые мечтают получить абсолютную власть. Именно они затеяли весь этот цирк с мстителем, отстреливающим маньяков и убийц. Именно они постоянно стравливали тебя с Максимом.

— Зачем? — тупо спросила я, хотя уже и сама знала ответ.

— Затем, чтобы один из вас прикончил другого. А ты разве не знала, что вы убиваете друг друга даже когда просто стоите рядом?

Я не знала, но с тех пор как изменила Максима еще ребенком, чувствовала неразрывную связь с ним. Именно поэтому я всегда преследовала его, стала его тенью. Но почему же мы до сих пор живы?

— Это ненадолго, — ответил Клим на невысказанный вопрос. — Ты уже потеряла свою Силу и готова сдаться. А Максим придет к Шиезу сам, как только ощутит твою гибель.

— То есть ты хочешь сказать, что Шиезу мы нужны оба?

— Именно! — и сделал шаг ко мне. Он подходил, а я отступала, с каждым шагом приближаясь к обрыву. — В вас заключены две великие и самые разрушительные сущности: Жизнь и Смерть. Камень Варды, стражами которого вы были избраны, соединил ваши души в единое целое. Поэтому если умрет один, погибнет и другой.

— В таком случае Шиезу не видать наших душ, как своих ушей, — невольно съязвила я, продолжая отступать.

— Ошибаешься, — Клим насмешливо оскалился. — Вы в плену у собственных тел. И если физическая оболочка изнашивается, душа попадает в магическую ловушку. И открыть ее может только тот колдун, кто наложил заклятие или…

Его взор скользнул по блеснувшей на шее тонкой цепочке. Ловким движением он подцепил серебряную ниточку, и на его ладонь упал изумрудный листок клевера. Медальон, который надел мне на шею Кирш, когда мы сбегали из Варденхейма. Тогда он сказал, что это защитный амулет. Но от кого он должен был

меня защищать я так и не узнала. Зато благодаря нему Кирш всегда легко находил меня, где бы я ни пряталась. Какая-то неясная, крайне важная мысль мелькнула в голове, но так и не успела оформиться. Клим внезапно дернул цепочку — маленькие звенья больно вонзились в кожу, сверток выскользнул из рук.

А я на мгновение оказалась очень близко с горящими демоническим огнем глазами Клима. Глазами не человека, а Дьявола.

— Прости, — с трудом пошевелил он губами и рванул подвеску.

Я оступилась, нога скользнула по мокрому камню и повисла в воздухе. Вниз посыпался песок и галька. Пустота приняла меня неохотно: колючим дождем и свистом ветра в ушах. Не было ни легкости, ни долгожданной свободы. Одна вязкая тьма и леденящий холод, сомкнувшие надо мной смертельные объятия.

* * *

Каролина и Клим.

Та же ночь.

Каролину знобило. Она сидела в машине Клима, вглядываясь в кромешную тьму за лобовым стеклом. Сцепив зубы, чтобы те не так отчетливо клацали от холода, женщина куталась в легкую джинсовую курточку и все больше прибавляла градусов на климат-контроле. Но становилось только холоднее, хотя на экране светилось +30. Лина чувствовала, что там, на самом краю мыса произошло что-то жуткое и необратимое. Наблюдала, как Клим шел к машине, пошатываясь словно пьяный; как плюхнулся на водительское сиденье злой и мертвенно бледный; как не жалея машину рванул с места и швырнул в бардачок изящную безделушку. Каролина знала эту вещицу. Точно такую же она нашла в черепе нефелима, только медальон в форме листа клевера был бриллиантовый. Амулет Максима. Она видела его лишь однажды, но знала, что брат не расставался с ним никогда. И в останки он мог попасть только одним способом — Максим был там, когда убивали это странное существо. Лина не верила, что брат — убийца. Пока не узнала, кто он на самом деле.

Она так и не рассказала Климу об амулете, а после Австрии ведомая исключительно интуицией Лина спрятала амулет от Клима и отдала его Кире. Да, она выглядела дико и нелепо со своими невразумительными обвинениями, но только так Лина могла передать медальон, не привлекая внимание Клима. Да и Кира вряд ли поняла, что Каролина сунула ей в карман, ошалело глядя на свихнувшегося следователя и увесистый сверток со старинной книгой.

Ну и пусть. Главное Каролина не сомневалась, что поступила правильно. Климу она не доверяла и, как оказалось, не зря. Он все время убеждал Лину, что Кира враг. Но он лгал, искусно и жестоко. Да, Каролина не любила Киру, а местами даже ненавидела, но эту женщину любил Максим, отчаянно и безрассудно. Мало того, Кира была единственной, кому брат безоговорочно доверял. А он никогда не ошибался в людях, не смотря даже на то, что его возлюбленная вовсе не человек. Каролина привыкла полагаться на брата, и теперь она не сомневалась, что Максим на ее месте поступил бы так же. Единственный вопрос, не дававший ей покоя, почему он сам не отдал Кире медальон, если знал, что та в опасности? Они ведь встречались — Кира сама сказала. Или солгала? Вряд ли. Тогда может Максим ничего не знал? Тоже сомнительно, потому что в книге (той самой, что Лина всучила напоследок Кире) говорилось, что эти двое неразрывно связаны друг с другом, как близнецы. Они были единым целым, светом и тенью, льдом и пламенем, и всегда находились рядом. Возможно, Максим до конца не был уверен, от кого исходит опасность и решил привлечь сестру. Но как он понял, что именно Каролина станет связующим звеном между врагом и Кирой?

Внезапно машина остановилась и Лина, разомлевшая от добравшегося до нее тепла печки, упала вперед, больно стукнулась лбом о бардачок и исподлобья глянула на Клима. Их взгляды встретились.

Его шоколадные глаза смотрели с тревогой, а губ касалась виноватая улыбка.

Каролина поспешно отвела взгляд.

Клим…

Что вообще она о нем знает?

Они познакомились в баре, названия которого она и не вспомнит. Лина недавно потеряла сына и собиралась утопить горе в алкоголе. В барах ей нравилось только одно место — у барной стойки, — но подойдя к нему, она обнаружила всего один свободный стул рядом с коротковолосым растрепанным блондином. Довольно симпатичным, пускай и изрядно выпившим — на стойке красовался внушительной длины ряд пустых рюмок. Он флиртовал с рыжей девицей в кожаном костюме, которая давала волю не только его развязному языку, но и похотливым рукам. Впрочем, делала она это намеренно, потому как здоровенный байкер, сидящий за столиком в дальнем углу, не сводил с парочки взбешенного взгляда. Тогда Каролина еще подумала, что не избежать драки, заметив напрягшихся спутников амбала-байкера, и машинально проверила наличие кобуры с оружием. И она не ошиблась. Спустя несколько минут в баре завязалась драка. И в ней немыслимым образом побеждал тот самый блондин. Они разнесли половину бара прежде, чем Лина пальнула в потолок. Грохот на мгновение отвлек нападающих от подуставшего парня. Но и этого хватило, чтобы, прихватив с собой блондина, удрать с поля боя.

Уже позже на пляже, куда они добрались на джипе Клима, именно так блондин представился, они все-таки напились текилы, случайно завалявшейся у Клима в багажнике.

Тогда-то в ходе задушевной беседы и выяснилось, что Клим в тот вечер поссорился с сестрой, живущей в другом городе. Она послала его ко всем чертям и отключила телефон, а он решил напиться. Он нервничал, пытался дозвониться до сестры, возможно поэтому алкоголь не принес желаемого эффекта. А тут подвернулась та девица-байкерша. Он сразу понял, что она издевается над ревнивцем-мужем и решил ей подыграть. Организм требовал разрядки — драка пришлась как раз кстати. Но в какой-то момент Клим потерял самоконтроль и если бы не Каролина, он вряд ли бы ушел из бара живым.

Все произошло само собой. Светло-серые глаза смотрели на нее с каким-то нереальным обожанием, что сердце заходилось в сумасшедшем ритме. Горячие сухие губы были ласковыми и настойчивыми, а Каролина до сих пор помнила их сливочно-карамельный вкус. Она не была пьяна настолько, чтобы не отдавать отчет в своих действиях, просто нашла идеальный вариант ненадолго забыть о снедающем изнутри горе. Наверное, тогда Клим чувствовал нечто подобное, потому что сексом они занимались долго и как-то отчаянно, словно та ночь могла стать последней в их жизни. Она бы и стала таковой, если бы Клим не попросил Лину помочь с сестрой. Поначалу Каролина хотела отказаться — следователю не пристало заниматься частным сыском — но, немного подумав, порекомендовала блондину отличного детектива.

Тогда его навязчивое желание шпионить за сестрой он обосновал необъяснимым страхом, что с девочкой может случиться беда. Он с невероятной нежностью рассказывал о Миле и переживал настолько искренне, что Каролина поверила…

А теперь вот почему-то не верила. Слишком быстро он забыл о пропавшей сестре, да и с Кирой явно встречался не из-за этого. Кстати, что же между ними произошло?

— Где Кира? — стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, спросила Лина, когда Клим заглушил мотор.

В ответ он небрежно пожал плечами.

— Где?

— Когда я уходил, она оставалась…

— Ты врешь, — перебила Каролина. — На обрыве никого не было. Я видела, когда мы отъезжали.

— Ну что ты могла видеть в кромешной тьме, — снисходительным тоном протянул он. — Просто не заметила, Кира же в черном была.

— Что ты с ней сделал? — не унималась Лина, привычным движением ища пистолет. Но под курткой не было кобуры.

— С ней все в порядке, — успокоил он, проследив за скользнувшей под куртку женской рукой. — Не доверяешь? — он не спрашивал, утверждал. — И правильно. Но я не лгу. Кира действительно в безопасности, по крайней мере, пока…

Он не договорил, молниеносно придвинулся к Лине, заглянул в ее сосредоточенное лицо, в котором шутница-судьба вырисовала идеальные черты единственно любимой и безвозвратно ушедшей женщины.

— Алинка, ангел мой… — шептал он, осторожно касаясь ее жестких коротких волос. — Уходи, я прошу тебя. Тебе нет места в этой жестокой и запутанной игре. Поверь мне, это не очередное дело об убийстве. Все куда серьезнее и опасней. Ты и так уже вмешалась, и последствия будут необратимы.

— Как с Кирой? — в мягком голосе проскользнули стальные нотки. Клим печально улыбнулся.

— Кира не последствие. Она причина, как и твой брат.

— Но…

— Ангел мой, прошу тебя, поверь мне в последний раз. Забудь обо всем. И возможно ничего страшного больше не случится.

Каролина ничего не ответила, выскочила из машины и замерла в растерянности перед собственным домом. Она и не заметила, как они проехали сотню километров. В последний раз посмотрела на серебристый джип, махнула Климу рукой и отворила калитку, исчезая за высоким резным забором.

Клим тяжело вздохнул и завел мотор. Машина неторопливо покатилась по слабо освещенной улице. Вдруг что-то мелькнуло сзади. Бесформенный силуэт, похожий на человеческую тень. Клим оглянулся, присмотрелся в заднее стекло. Никого. Ох, что-то подсказывало ему, что Каролина так и не поняла его. Опять полезет не в свое дело и наживет кучу неприятностей, если выживет.

Он так и не смог выяснить, зачем она потащила его в Австрию искать эти чертовы фолианты, если не прочла и строчки? Почему просто не свела его с Кирой, навсегда забыв о них, как о кошмарном сне? Отчего так взвилась на скале, что едва не кинулась на Киру с кулаками? Что это было: временное помешательство или спланированный шаг? Зачем?

Клим повернул в сторону шоссе, бросив беглый взгляд на коттедж Алины. Свет нигде не горел. Сердце больно ударилось о ребра, Клим прикусил губу.

Присмотреть бы за его ангелом… Увы, он уже не сможет ее защитить. Странное ощущение — вроде как дежавю — это уже было.

Было, было, было, — стучало в висках.

Это всегда повторялось. Разрывающая на части нечеловеческая боль потери и безысходности. Такова была цена договора, который он подписал много сотен лет назад ради мести. Тогда он впервые предал Бога, поступив на службу к Его вечному врагу. Люцифер подарил ему бессмертие и заманчивую возможность наказать тех, кто однажды убил всю его семью. А взамен он отнял у Клима самого себя, лишь на короткие мгновения одаривая отголосками давно несуществующей души. В такие моменты, которые могли длиться годами и даже десятками лет, Клим мог любить, по-настоящему чувствовать вкус жизни. Но каждые его отношения заканчивались чудовищной потерей и невыносимой мукой. А потом вновь возвращалось прежнее демоническое бездушие. И так по замкнутому кругу до тех пор, пока он не осуществит долгожданную месть.

Исполнив договор, Клим умрет. Он знал это и никогда не боялся смерти. Но вновь и вновь откладывал задуманное, жил и маялся во искупление придуманных ним же самим грехов.

Но сегодня Клим поставил жирную точку в собственном существовании. Он запустил долго выстраиваемый ним механизм мести. Он спрятал Киру где-то между мирами, чтобы она вернулась в самый неожиданный момент. Клим знал, что она выберется из его ловушки, чтобы уничтожить его заклятого врага. А для Шиезу у него есть подарочек.

Клим вытащил из бардачка тонкую цепочку с изумрудным листом клевера. Именно в этом медальоне должна покоиться душа Киры после физической смерти, чтобы одарить Шиезу безграничной властью. Так пусть он думает, что сумел обхитрить ведьму. Пусть торжествует, пока есть такая возможность.

А Климу пора на покой. Он сжал медальон в руке, остановил машину у огромных ворот длинной аллеи и вылез под моросящий дождь. Глянул в темное небо.

— Живи, Мирраэль, — тихо произнес он. — Только ты можешь все изменить.

Размеренно заскрипели открывающиеся ворота. Клим опустил голову.

Вот и все. Он сделал глубокий вдох и на выдохе ступил на широкую дорогу. Он давно ждал этого. Каждый шаг приближал его к самым любимым людям. Он это чувствовал. И легко становилось на душе. Светло.

И только едва уловимое чувство сомнения заставило его обернуться. Обернуться, чтобы понять — назад пути больше нет.

Ворота сомкнулись…

* * *

Кирш.

Та же ночь.

Кирш стоял, привалившись плечом к холодному металлу забора, не сводя глаз с тёмных окон собора.

С того дня, как Шиезу со свитой поселился на территории древнего города, Кирш неизменно приходил сюда на очередное рандеву с братом. И каждый раз он подолгу стоял напротив собора, справляясь с внезапно накатывающей тоской и иррациональной болью. Но в этот вечер все чувства невероятно обострились, и Киршу казалось, словно изнего заново вытягивали душу. Неожиданно захотелось кричать — громко, пока не пропадёт голос, — чтобы хоть как-то заглушить переполнявшую его боль. Он не понимал, что с ним происходит. Вот уже не один десяток лет Кирш не жил, а существовал, погружённый в серый бесформенный мир, где для него больше не существовало ярких эмоций и буйных красок. Единственное, что его держало в этой никчёмной, жалкой жизни, — жажда мести той, кого он так и не смог разлюбить.

Только затем, чтобы заставить предавшую его, укравшую душу и сердце Мирру пережить все его муки и страдания, он согласился помочь брату занять трон Господень. Так он и оказался в свите Шиезу, которого приспешники между собой величали Гостем. Почему, Кирш не интересовался. Его вообще мало заботили планы брата, как и вся война в целом. Он слишком долго и безуспешно пытался образумить своих старших братьев, что просто ушёл в сторону. Надолго спрятался под небом сказочного мира вардан, не желая видеть войну между близкими людьми за абсолютную власть над всем и вся. А спроси у кого-нибудь из них, почему они враждуют, вряд ли кто-то даст вразумительный ответ.

Но когда Лимуд заболел манией всевластия и решил стать Богом, Кирш знал, что Высшие проиграют. В последнем он убедился после первого побега из Иссилен-Нелиси. Тогда он спасал Мирру, в которой неожиданно проснулась демоническая сила, от разъяренных рыцарей убитого князя и гнева Богов. Плутая между мирами, Кирш искал мир, над каким Высшие не имели бы власти. И он нашел. То был мир людей времен Средневековья, где безраздельно правил Единый Бог и кровный брат Кирша — Лимуд.

Они встретились в одном из храмов, построенных, чтобы восхвалять его. Помпезное, лишенное искренности место совершенно не нравилось Киршу, но выбирать не приходилось. Здесь он играл по правилам старшего брата и противиться им не стал. Встреча прошла сухо, по-деловому, что вполне вписывалось в рамки их родственных отношений. Кроме самой причины: Кирш просил защитить любимую женщину. В надежде убедить брата, Киршу пришлось рассказать ему правду: и о том, как он искал братьев после смерти матери; как попал в Варденхейм и превратился в пленника Высших; и о том, что Мирраэль стала смыслом его жалкого существования на краю мира; как он едва не потерял её и что теперь за ней охотятся Высшие. Однако Кирш многое и утаил от брата. Он не сказал, что искал братьев, чтобы убить, потому что в этом была единственная возможность остановить их. И об истинном происхождении возлюбленной. Он сделал все возможное, наложил все известные ему заклинания, чтобы как можно надежнее скрыть ее демоническую сущность и варданскую кровь. Тогда Кирш отчетливо понимал, что предает тех, кто спас ему жизнь и сделал из него поистине могущественного колдуна. Но у него не было другого выхода. Мирра была для него всем, поэтому он приготовился к любой расплате. Решение Лимуда повергло Кирша в шок. Тот согласился без малейших колебаний взять под опеку возлюбленную брата, укрыв ее в одном из своих монастырей, и ничего не потребовал взамен.

После этого Кирш вернулся в Варденхейм, оставив Мирраэль амулет — изумрудный листок клевера на серебряной цепочке. Единственное связующее звено между ними. Он не мог иначе — долгое пребывание вдали от Иссилен-Нелиси, к которому Кирш был привязан магическими путами и частицей сердца, высасывало из него жизнь.

Многое изменилось за то время, что Кирш отсутствовал в своих владениях. Высшие схлестнулись с близнецами и проиграли. Братья изгнали их из своего мира вместе с язычниками, не пожелавшими принять Единую веру. Варданы ушли, запечатав все врата, ведущие в чуждый мир. Но они и не подозревали, что привели с собой новую беду — Ворнолов во главе с Шиезу.

Киршу была на руку и новая война, и неизбежное поражение Высших. Только так Кирш мог освободиться от сковывающих его пут и воссоединиться с любимой женщиной. Теперь ему оставалось только ждать.

Однако судьба оказалась гораздо хитрее и не спешила помогать томящемуся в ожидании влюбленному безумцу. Она играла по своим правилам, подкидывая Киршу проблемы и искушения. Жизнь заставляла его действовать и сама привела к нему юную Алию — белокурого ангела, спустившегося с небес. Она была невинна, прекрасна и что самое главное безумно влюблена в своего покровителя. Кирш и не заметил, как они стали любовниками. Его затягивало в водоворот страсти с женщиной, абсолютно непохожей на горячо любимую им Мирру. В какие-то моменты Киршу казалось, что он стал забывать рыжую варданку. И тогда к нему являлись Высшие, благословляя на прекрасный союз с белокурой нимфой. После одного подобного визита Кирш заподозрил неладное. Слишком быстро Боги сменили гнев на милость. Перестали выуживать из него информацию о местонахождении Мирраэль, которая по их словам была воплощениям зла, и неожиданно решили его женить. К Алии колдун охладел мгновенно и спустя некоторое время беспрепятственно отдал её в жёны Шиезу.

Боги пришли в ярость. Кирш их понимал. Еще бы! Главная марионетка их великих игр стала играть по собственным правилам. Тогда Кирш уже знал, что Боги изначально задумали союз своей посланницы с человеком, от которого должен был появиться наследник, способный изменить мир. Ребенок Чёрной Крови

— реинкарнация ушедших в небытие чистых по крови вардан, которые дали жизнь людям и другим существам; первенец, после появления на свет какого Алия должна была умереть.

Но судьба вновь всех переиграла.

Алия не только родила здорового, крепкого малыша и при этом осталась жива, но и забеременела снова. И тогда она неожиданно пришла к Киршу. Он видел, насколько та изменилась. Всегда озорная с неугасимым огоньком в янтарных глазах, она выглядела сильно осунувшейся: взгляд потускнел, под глазами залегли темные круги, щеки запали, юное личико расчерчивали мелкие морщинки, а ноги едва удерживали ее на земле. То, что жило в ней, убивало прекрасную нимфу, высасывало жизнь капля за каплей. И этим существом был наследник Шиезу. Кирш предлагал девушке избавиться от дитя, но та отказывалась. Она только просила защитить их сына — черноволосого мальчугана со снежной душой и родимым пятном под левой рукой. Эта женщина, которую колдун никогда не любил, подарила ему то, о чем он и не смел мечтать

— ребенка.

И Кирш защитил. И сына, и мать. Он вновь решился на побег, только теперь чувствовал, что связующие его путы разорвались с появлением малыша. Призрачные тропы в очередной раз привели его в мир людей. Сына он отдал на воспитание простой семье крестьян, а Алия встретила мужчину, искренне ее полюбившего.

Но Киршу грозили новые испытания. И первым стала встреча с Миррой…

… Кирш тряхнул головой, отгоняя видения прошлого. От нахлынувших воспоминаний сердце безумно стучало в груди, словно мечтало в лепешку разбиться о крепкие ребра. Боль обжигающей лавой растекалась по телу, парализуя; стальными цепями сдавливала горло, не давая дышать. Так случалось всегда, когда он вспоминал женщину, кому навеки отдал свою душу. Он подставил лицо неожиданно сорвавшимся с неба дождевым каплям и замер, едва дыша. На черном непроницаемом небосклоне один за другим зажигались яркие огоньки. Их были сотни и они…жили! Необыкновенное зрелище разворачивалось перед много повидавшим Киршем. Маленькие светлячки вспыхивали в кромешной тьме и исчезали, уступая место новым до тех пор, пока над головой колдуна не сплелся ослепительно-белый лист клевера. В изумлении Кирш отступил назад, под ногой что-то хрустнуло. На мгновение он отвлекся, а когда вновь взглянул ввысь, — светлячки исчезли. Вместо них на бархатном покрывале безлунного неба мириадами звезд раскинулся четырехпластинчатый лист — точная копия амулета Мирры.

Кирш знал, что это плохой знак. Подобное явление могло произойти только в одном случае — колдовство амулета сработало, — и теперь в его заточение попалась одна-единственная душа, которая была нужна Киршу. А это значило лишь одно — Мирраэль мертва.

Колдун тяжело выдохнул и обессиленный опустился на землю.

А новое созвездие разгоралось сильнее, бледным сиянием освещая давно покинутый древний город, среди руин которого, обхватив руками голову, сидел одинокий мужчина. Он казался мраморной статуей, но тихие всхлипы открывали в нем простого человека, в один миг лишившегося смысла жизни. И все, что у него осталось, — воспоминания, будоражащие душу…

…Кирш уже ступил на мерцающую тропу, рассекающую вязкую пустоту Мрака, как медальон на шее запульсировал, обжигая кожу. Он выудил из-под ворота рубахи горячий кулон в форме лапчатого листа. Обычно черный и прозрачный бриллиант помутнел, медленно окрашиваясь в бордовый цвет, словно его окропили кровью. Неслышно выругавшись, Кирш сорвал с шеи амулет и рванул обратно, едва успев проскользнуть в исчезающие врата. Оказавшись в ночном лесу, он снова глянул на листок — тот пошел мелкими трещинами и теперь сверкал ярко-алым. Счастливая улыбка коснулась обветренных губ Кирша — он нашел Мирру. Крепко сжав в ладони камень, колдун двинулся в путь, ведомый зовом сердца любимой женщины.

Дорога привела Кирша в деревню на окраине леса. Небольшая речушка разделяла поселение на две половины, соединенные деревянным висячим мостом, пройти по которому было нелегко даже в одиночку.

А в тот момент, когда Кирш вышел из лесу, на мостике собралось человек пять довольно упитанных мужчин. Впрочем, переходить на другой берег они не намеревались, зажатые простолюдинами с двух боков. Да и вообще для деревушки в десяток хижин (а именно столько успел подсчитать Кирш, пока пробирался между телег и уставших лошадей) здесь было слишком многолюдно. Подобная скученность народа настораживала, и колдун невольно передернул плечами. Привлекать к себе внимание не хотелось, но его экипировка: высокие сапоги, перетянутые шнуром до самого колена; узкие кожаные штаны, шелковая рубашка, широкополая шляпа и серебряный меч за спиной, — выдавала в нем чужака. Киршу повезло — в одной из оставленных телег он нашел серый поношенный плащ, который и поспешил одеть. Длинное и просторное одеяние скрыло его выделяющийся наряд, и Кирш свободно слился с ликующей толпой.

Он двигался осторожно, стараясь никого не тронуть и не придавить внезапно возникающих под его ногами чумазых детей. Через несколько метров Кирш, окруженный плотным кольцом дурно пахнущих мужиков, пожалел, что не обошел деревню стороной. И только отчаянно пульсирующий в руке камень заставлял колдуна продвигаться дальше. Туда, откуда ввысь взвивались рыжие всполохи огня.

Нехорошее предчувствие закралось в душу, когда на противоположном берегу Кирш заметил роскошную карету, запряженную парой гнедых жеребцов. На ее темном боку красовалась отлитая из золота собачья голова с факелом в зубах. Инквизиторы. От кареты вверх по склону небольшой насыпи тянулась странная процессия из нескольких монахов с пылающими факелами. Строй палачей венчал погребальный костер, языки пламени которого лизали босые женские ноги.

— И молчит же, ведьма проклятая, — прозвучал рядом бесстрастный мужской голос. Священнослужитель, понял Кирш, по манере разговора. — Ничего…сейчас огонь праведный коснется ее тельца холеного, так взвоет, что никакой черт не поможет. — Кирш краем глаза отметил, как монах перекрестился. — Будет знать, как служителей Божьих осквернять. И кто ей только позволил рясу надеть, дьяволице…

Он еще что-то бормотал и осенял себя крестом, но последние слова больно резанули слух, и Кирш резко повернулся, всматриваясь в непроглядную огненную стену. В клубах черного дыма колдун ничего не видел и уже было ринулся через толпу на другой берег, как пламя расступилось и сквозь черно-серую пелену на него смотрели тускло зеленые глаза Мирры.

Мутные от безразличия к происходящему они вдруг зло сверкнули, как у хищницы, и сфокусировались на Кирше. Позвоночник словно молнией пронзило и в голове что-то лопнуло от протяжного надрывного крика. Так мог кричать только раненый зверь, а не хрупкая варданка. И, тем не менее, вопль вырывался из

ее души. Мирра заметалась, но толстые веревки намертво привязали ее к столбу. Простая рубаха и без того сильно изорванная медленно тлела, от влаги прилипала к телу, сильнее обжигая окровавленную кожу. Даже перед казнью эти истребители ереси поиздевались над ней, желая растянуть мучения ведьмы. А она держалась до последнего…до появления Кирша. Дикий, рвущий на части, крик вспорол звенящую пустоту, стянувшуюся вокруг колдуна. В нем не было ни боли, ни отчаяния, только неукротимая ярость, направленная лишь на него одного. Того, кто в эти мгновения отчаянно пытался ее спасти.

На миг толпа стихла, чтобы через мгновение разразится более громким яростным шквалом проклятий и требований сжечь ведьму. Безликая серая масса ликовала торжеством справедливости Господа и не замечала, как рядом с ними колдун плел заклинание.

Кирш нервничал — никак не мог вспомнить нужные слова. Он призывал на помощь небо и землю; пытался укротить огонь или вызвать дождь. Но мысли путались от врывающихся в сознание криков гнева и ненависти, смешанных с обреченностью.

Одними губами колдун прошептал сложившуюся воедино строчку и перед глазами мгновенно потемнело.

Толпа стихла, с суеверным ужасом смотря на вмиг почерневшее небо. Буря налетела внезапно, обрушилась на людей ледяным свистящим ветром; сплелась в неистовом танце с языками пламени, подхватила их, словно в кулак зажала, и швырнула на близлежащие деревянные крыши.

Одноэтажные домики вспыхивали один за одним, с гулом и треском сгорали в считанные секунды на глазах у павших ниц жителей. Лаяли собаки, срывались с цепей, искали хозяев. В предсмертной агонии визжала домашняя скотина. Лошади вставали на дыбы, опрокидывали телеги, ломали загоны и неслись прочь, сбивая людей.

Началась паника.

Еще минуту назад торжествующая толпа была объята неукротимым пламенем. Люди с криками прыгали в воду, змеями извивались на земле, пылали как спички.

И над всем этим хаосом разливался оглушительный смех Мирры. Это она мстила за свою боль, порожденную его предательством; за унижения во власти похотливого псевдо бога; за муки в камерах пыток; за одиночество. Мирраэль демонстрировала Киршу, кем она стала из-за него. Монстром. Демоном. Ведьмой в человеческом понимании. Кирш чувствовал все, неотрывно глядя в изумрудные с золотистыми искорками глаза. Но он видел и другую Мирру: добрую волшебницу, страстно его любившую. Именно такую ее и спасал.

Кирш прошептал последнюю строчку заклинания, и небеса разверзлись, изливая на пылающую землю спасительный дождь. Камень в руке больно обжег кожу и колдун разжал ладонь. Из сияющего алым медальона вверх вырвались сверкающие магические нити. Они переплетались в замысловатом узоре, копировали силуэт амулета, рассекали мир на множество реальностей, открывали путь.

Мирра сопротивлялась — демон внутри нее желал остаться разрушать, убивать. Киршу было трудно справиться с ней без силы ее амулета. Но она подавляла его магию, подчиняла себе. Колдун прицеливался, направлял сотканную петлю врат на беснующуюся варданку и все время натыкался на преграду. Ему оставалось совсем немного, как кто-то помог ему — разрезал веревки, связывающие Мирраэль, толкнул ее в спину, — и она упала с эшафота на мокрую землю. И в то самое мгновение медальон затянул ее в междумирье.

Кирш не успел — врата захлопнулись.

Колдун тяжело дышал. Порыв ветра сорвал с головы капюшон, обнажив наголо выбритый череп. Холодные капли дождя падали на разгоряченную кожу, принося минутное облегчение. Измученный взгляд Кирша неотрывно смотрел туда, где еще мгновение назад сверкали магические нити. А теперь на сырой земле остался выжженный отпечаток листа клевера. Пепел забивал ноздри, хотелось чихать, но не было сил. Глаза слезились от ветра, дождя, дыма и счастья. Он нашел Мирру, спас. Только облегчение все никак не наступало, потому что он совершенно не знал, куда забросит ее медальон и выживет ли она после такого путешествия.

— Выживет, — прозвучало совсем рядом. Кирш обернулся и встретился взглядом с песочными глазами монаха. Юноша растерянно улыбался. Кирш пожал плечами, медленно поднялся. В ушах звенело, руки дрожали, сжимая остывший камень.

Неожиданно за спиной что-то хрустнуло, потом раздался оглушительный грохот и глухие удары о землю. Кирш отступил в самый последний момент, и пылающие бревна упали в миллиметре от него. В воздух взвился фонтан искр, обжег щеку. На коже выступили капли крови. Следом проломилась крыша деревянного домика, а на Кирша стали падать ведра с горючей жидкостью. Трава под ногами пылала.

Чья-то сильная рука рванула его в сторону, и колдун оказался прислоненным к неровной стене. В глазах помутилось. Он мотнул головой, разгоняя туманную пелену. Когда зрение вернулось, смог разглядеть собеседника. Им оказался довольно молодой мужчина в черном балахоне, скрывающем телосложение. Так что Кирш не мог с уверенностью сказать, насколько крепок был монах, но судя по хватке, с какой тот утянул его из-под огня, юнец обладал недюжинной силой.

— Она выживет, — тихо повторил монах. — Ее нельзя убить пламенем ибо сама она огонь… Она говорила, но я не верил… Теперь верую. А тебе нужно бежать. Здесь скоро станет опасно для тебя. Туда! — он махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда пришел Кирш. — Там болота, но ты смелый, колдун. Ты пройдешь. Ну! — и он толкнул плохо соображающего Кирша в непроглядную чащу. — И никому не верь, слышишь?! Никому и ничему, только себе!..

Кирш плутал по болотам не одну ночь. Горько-кислый запах, казалось, въелся в саму кожу. Туман, больше похожий на дым: такой же сухой, колючий, не дающий дышать, — лишь плотнее сгущался. Идти было трудно — ноги то и дело вязли в трясине, проваливались в глубокие топи. Он сильно промок, устал, чего раньше не случалось, но до сих пор был жив, хотя утонуть мог не единожды. Болото отпускало его, выводило из своих владений. Других объяснений своему везению в месте, лишенном магии, Кирш не знал. Он просто шел по тому пути, что неуловимой тропкой стелился в сером тумане мимо молчаливых древесных хранителей. Без остановки, не оглядываясь, Кирш вышел к широкому торговому тракту на рассвете. Не чувствуя ног, колдун опустился на пыльную землю посреди дороги…

…Кирш поднялся с земли и вновь посмотрел на сияющее созвездие клевера. В его ярких контурах млечным блеском таяло женское лицо. Он тряхнул головой, отгоняя навязчивое видение, но оно не исчезло. Теперь он мог различить аккуратный вздернутый носик, тонкие губы, раскосые глаза и маленькую родинку у самого виска. Он знал каждую линию, каждую складочку, впадинку и морщинку на женском, почти

кукольном личике. Кирш доверял Мирраэль, любил ее до умопомрачения даже теперь, когда отчетливо осознавал, что ее больше нет.

Он опустил голову, вглядываясь в белеющие очертания собора. Криво усмехнувшись, Кирш медленно зашагал в сторону обители местной нечисти. Он уже знал, что будет делать дальше. Но вдруг на каменистую дорогу под ногами колдуна упал слабый золотистый луч. Кирш дрогнул и застыл на месте. Осторожно он протянул руку, словно желал поймать драгоценный свет, льющийся из непроглядной тьмы. Лунная дорожка переливалась на его ладони радужными оттенками. Взгляд Кирша скользнул по лучу к бархатному покрывалу небосклона, где уютно притаилась лимонная долька оживающей луны.

…Такая же луна светила над величественной Францией в их последнюю ночь. В маленькую квартирку на окраине провинциального городка Мирра пришла сама. Кирш застал женщину стоящей у раскрытого окна. Блеклый лунный луч скользил по ее точеной фигурке, облаченной в длинное бело-голубое платье, путался в пшеничных волосах, выхватывал из темноты белоснежное, словно фарфоровое, лицо. Время от времени незнакомка раскрывала плотно сжатые губы с маленькими трещинками от постоянных закусываний и бесшумно вдыхала ночной воздух, смешанный с пылью и запахом свежескошенной травы. Рука Кирша скользнула по рукояти меча за спиной, как гостья обернулась, окатив колдуна пронзительным взглядом кошачьих глаз. Всего миг и ее напряженный взгляд вновь всматривался в ночную улицу, будто там было ее спасение. Всего мгновение они смотрели друг на друга, но Киршу хватило, чтобы понять, какую ошибку он допустил. Не узнал единственно любимую женщину. Перед ним, заламывая пальцы, стояла Мирраэль. Теперь он был уверен. Легкий ветерок тихим шелестом коснулся подола платья и донес до Кирша едва уловимый аромат мяты. В один шаг он оказался за ее спиной. Мирра содрогнулась, почувствовав его горячее дыхание на своей шее. Она отступила и тут же попала в кольцо его сильных рук. Кирш держал ее крепко, ощущая, как причиняет ей боль, но отпустить не мог. Ее близость дурманила, заставляла сердце бешено биться в груди от гремучей смеси страсти и страха. Резким движением Кирш развернул Мирру к себе и утонул в ослепительном блеске зеленых глаз, в которых плясали озорные золотые огоньки. Его рука скользнула вверх по женскому предплечью, ненадолго задержалась на шее, отбросив за спину непослушные пряди шелковых волос, волнами покрывавшие плечи.

Мирру знобило. Кирш чувствовал ее трепет пополам с необъяснимым жаром. Еще секунда и ее ладонь, едва заметно дрожа, коснулась его щеки. Тонкие пальцы скользнули по его горячей коже, отзываясь сладостной негой во всем теле.

— Как отыскала ты меня? — спросил Кирш внезапно севшим голосом. И это был его единственный вопрос. Но и тот остался без ответа.

Зеленые глаза полыхнули огненным блеском и потемнели, стали почти черными. Женские руки обвили его шею, и Мирра с силой прижалась к нему. Кирш почувствовал прикосновение холодных губ к своим. Требовательный, яростный поцелуй, подтверждающий все права ведьмы на колдуна, накрыл их с головой, затопил волной страсти. Не отрываясь друг от друга, они рухнули на кровать. Время остановилось. Действительность перестала существовать. Остались только два сердца, бьющиеся в унисон. Две души, соединившиеся в единое целое…

…Та ночь была удивительным и щедрым подарком перед неминуемой казнью. Последнее желание приговоренного…

…Из бездны полного опустошения Кирша вывела жгучая боль во всем теле. Спина затекла от долгого лежания и он захотел перевернуться на бок, но не смог. Раскаленные путы вонзились в кожу, разрывая мягкие ткани до самых костей. Он сдавленно прорычал, распахнул глаза. Прямо над ним нависал каменный потолок, усеянный разноцветными светящимися камнями, в гранях которых отражались подрагивающие язычки пламени. О том, где он оказался Кирш не задумывался. Он знал. Успел узнать, кем стала Мирраэль. Теперь пришла его очередь лишиться бессмертной души. И знакомые легкие шаги стали неопровержимым

доказательством его правоты. Справа от него в длинных черных балахонах остановились двое: мужчина и женщина. Мирра и…

…Шорох шагов выдернул Кирша из паутины прошлого. Он остановился у крыльца главного входа в собор. Рассеянный свет одинокого фонаря слабо освещал металлический забор, в прорехах которого мелькал темный силуэт. Кирш отступил назад, присматриваясь к вошедшему в ворота светловолосому мужчине в яркой рубахе. На короткое мгновение тот задержался под фонарем, в сомнении глядя на свою ладонь, и Кирш узнал его. Приглашенным на ночную аудиенцию к Шиезу оказался тот самый юнец, спасший колдуну жизнь. Монах, обернувшийся Собирателем, что вместе с Миррой украли душу Кирша.

Неожиданный, чудовищный по своей силе всплеск необъяснимой злости помутил сознание Кирша, и он едва не сорвался с места, готовый разорвать в клочья застывшего у массивной двери светловолосого. Колдуну стоило больших усилий подавить в себе разрушающую волну неукротимой ярости. Он коротко выдохнул и выступил из тени.

— Пути Господни неисповедимы, — насмешливо произнес он, сжимая кулаки. Светловолосый дернулся, как от удара. Что-то выпало из его ладони, звякнуло, подкатилось к ногам Кирша. Колдун опустил глаза — на широкой плите поблескивала маленькая безделушка, казавшаяся ему знакомой. Он нагнулся, чтобы поднять её и замер. У его ног лежал амулет Мирры — изумрудный листок клевера. Пальцы закололо от исходящей от медальона энергии, в висках зашумело. Кирш бросил беглый взгляд на монаха, застывшего с насмешкой на губах. Он неотрывно смотрел на колдуна, словно осуждал. За что? И услышал ответ на немой вопрос:

— Ты повинен в ее смерти…

И словно в подтверждение слов светловолосого амулет на ладони Кирша раскололся на четыре идеально ровные части.

Вместо эпилога. Ведьма и волк.

Я уже битый час слонялась по безлюдному парку в поисках хоть каких-нибудь признаков жизни. Безрезультатно. Ни души.

Омертвевшие листья плавно ложились под ноги, корабликами кружили по мутным лужам, пеплом смешивались с грязью. Одежда вымокла до нитки, но я безнадежно куталась в плащ, пытаясь сохранить тепло. Холод обжигал кожу, проникал до костей, инеем окрашивал покусанные губы. Белесая дымка расползалась по осеннему парку, поглощала слабый блеск луны, погружала продрогший мир в молчаливую тьму. Но нечто странное присутствовало в этом молчании. Ощущение, словно кто-то пристально за мной наблюдал. И от этого невидимого взора не спрятаться, не спастись. Я интуитивно чуяла опасность, исходящую буквально отовсюду. Ту самую, что и прошлой осенью, когда начался весь этот хаос. Впрочем, началось все гораздо раньше. Вопрос был в другом — когда все закончится? Я не знала. Я вообще совершенно запуталась в происходящем. Кто друг, кто враг? Кто врет, а кто откровенен от первого до последнего слова? Слишком много судеб перемешалось в этой нескончаемой войне. Слишком много рас и диаметрально противоположных интересов. И раз уж я очутилась в этом странном пустынном месте, настала пора разобраться, что к чему.

Я замедлила шаг, осмотрелась по сторонам. Высокие полураздетые деревья понуро склонили свои старые ветви над широкой асфальтовой дорогой с одинаковыми красными лавочками по обе стороны. В морозном воздухе кружили пестрые листья, что на земле становились серыми, а на скамейках оставались яркими и живыми. И больше ничего и никого вокруг. Даже силуэты домов не просматривались сквозь черную завесу

тьмы, словно парк находился посреди пустыря. Рваные полосы молочного тумана гирляндами повисли на кривых ветках, подхватывались легким ветром, словно свадебный шлейф. Жуткое место.

И что самое непонятное — я совершенно не помню, как попала сюда. Последнее, что осталось в памяти, встреча на Скале Апостолов с Климом и Линой. Я помню все до мельчайших подробностей. Вплоть до того, как мои собеседники были одеты и о чем думали. Обычная встреча, ничем не примечательный разговор и только поведение Каролины меня насторожило. У нее в руках все время был сверток предположительно со старинной варданской книгой. Но если я права, то зачем она притащила книгу, если за всю беседу о ней было упомянуто всего пару раз, да и то между делом? Зачем разыграла сцену со своим психическим срывом, наговорила кучу необоснованных гадостей, после чего ушла, так и не получив ответы на свои вопросы? Почему она отдала книгу мне? Буквально впихнула в руки, хотя для меня в ней нет ничего важного. Книгу провидицы Вальвы я знаю наизусть от первого до последнего стиха еще с детства. Кормилица, вырастившая меня, на ночь вместо сказок читала мне Священное Писание Амана, рассказывала старинные легенды о варданах-героях и всегда почему-то говорила о моей живой матери в прошедшем времени. Почему, не знаю до сих пор. Впрочем, теперь это не так уж важно. Тем более их обеих давно нет в живых. Кормилицу казнили по законам Варденхейма за владение демонической магией, а мать зарезали в собственной спальне. И что самое интересное об обеих смертях я узнала от Кирша. Все происходящее в моей жизни неизменно связано с этим мужчиной.

Сильный толчок в спину отвлек меня. Я качнулась вперед, взмахнула руками и едва не упала — вовремя шагнула в сторону и ухватилась за спинку скамейки. Детский звонкий смех взорвал гнетущую тишину, эхом разнесся по парку. Кто-то невидимый пробежал по дороге, шлепая по лужам. Грязные брызги окатили меня с головой. Я выругалась сквозь зубы, мечтая надрать уши прячущимся сорванцам, но никого не увидела. В парке по-прежнему было безлюдно. И только круги на мутной воде напоминали о присутствии кого-то незримого.

Я встряхнула головой, смахнула с волос осыпавшуюся листву и мрачно улыбнулась. Так недолго и с ума сойти от галлюцинаций. Надо же такому померещиться! Голоса, звучащие ниоткуда; шаги, разгуливающие без ног; удары, бьющие без рук. С последним было труднее, потому что боль в спине после толчка осталась. Значит, не все так страшно, как кажется. Рано или поздно мои преследователи проявятся, тогда и будем разбираться.

Подняв воротник пиджака, я засунула руки в карманы и обмерла. Пальцы одной коснулись горячего камня

с идеально ровной поверхностью в форме четырехлистника. Задохнувшись, схватилась за шею и ничего не обнаружила. Моего амулета не было. Тогда я взглянула на раскрытую ладонь, на которой красовался точно такой же медальон. Но вместо изумрудов в серебряной оправе играл сотней красных оттенков черный бриллиант. В одно мгновение я все поняла. Ноги подкосились, и я медленно опустилась на скамейку.

Вспомнились слова Клима о магических ловушках для наших с Максом душ. Так вот значит, какой амулет мне подарил Кирш. Собственными руками сотворил клетку для меня. Неужели он так давно хотел меня уничтожить? Нет, здесь не все так просто. Каждый лепесток листа имеет свою функцию. Один впитывает негативную энергию, другой пленяет души, третий усиливает магию, четвертый служит маяком. А маленькая крохотная сердцевина получается и есть та самая магическая ловушка? Но если моя подвеска осталась у Клима, сорвавшего ее с шеи, то этот амулет принадлежит Максу? А как он…?

Перед глазами появилась Каролина, в неистовстве наступающая на меня. Тогда я не могла оторвать взгляд от ее безумных, горящих гневом глаз. А теперь я увидела все со стороны. И ее решительные, уверенные движения, просчитанные до миллиметра каждого шага. И лишенные логики обвинения, которые она в лихорадке повторяла дважды для отвода глаз. И ее руки: правую, которой она всунула мне сверток, и левую, незаметно юркнувшую в карман пиджака. Так это она подложила мне медальон Макса. Но зачем? Что она хотела мне сказать? И Клим… Зачем он сорвал цепочку, если хотел меня убить?

Внезапно что-то хрустнуло над головой. В порыве самосохранения я вскочила, и на лавочку, где я только что сидела, с треском упала толстая сухая ветка.

— Проклятье… — зло прошипела я, озираясь по сторонам. И снова передо мной ночь, рассеиваемая туманной пеленой.

Да что же тут творится, в самом деле? Мало того, что я едва не разбилась о рифы (вовремя открыла портал), попала в глухую дыру с бесконечным ночным парком, так меня теперь еще и убить хотят. Да еще таким нелепым способом. Знать бы, кто. И что же это за место такое?

Постояв немного над увесистой корягой, поплелась дальше, все слабее различая размытые очертания в сгущающемся тумане.

Каролина никак не шла из головы. Зачем она отдала мне амулет брата да еще таким странным способом? Хотела, чтобы я нашла Макса? Но я не смогу отыскать Макса, если его четырехлистник у меня. И Каролина должна была понимать это. Возможно, Лина отдала камень, чтобы Макса вообще никто не сумел разыскать? Так для этого достаточно было просто выбросить медальон в ближайший водоем. Однако она отдала его мне тайком от Клима. Не доверяла напарнику, но поверила мне, своему врагу. Почему?

Думай! Думай, Мирраэль!

А что если дело не в Максе, а во мне?

Я остановилась, в задумчивости поддела ногой опавшие листья. Они разлетелись в стороны и зависли в воздухе полукругом на уровне груди. Будто кто-то поймал их и теперь держал в руках. Несколько привидений, преградивших мне путь? Но едва я шагнула вперед, как сухие листья осыпались на влажную от дождя землю. Я разочарованно вздохнула. Снова не удастся познакомиться с моими преследователями. Ну что ж, буду ждать, пока они выйдут из тени.

Неторопливо прошла в самом центре недавнего полукруга. В тело словно воткнули острые сосульки. Боль была нестерпимой, и я упала на колени. Кожа покрылась инеем, легкие сковало льдом, сердце замедлило ритм. Я хватала ртом промозглый воздух, обжигающий горло, пыталась расстегнуть одежду. В глазах потемнело, губы заледенели, и что-то тяжело ударило о ребра. Я ощутила, что проваливаюсь в темную бездну, как вдруг все прошло. Холод сменился жаром. По покрытой мурашками коже стекал пот, пульс зашкаливал, отбивая чечетку в висках. Только ладони по-прежнему неимоверно кололо, и ногти на руках оставались синюшными, как у мертвеца.

Ну и занесло же меня, что тут скажешь! Никогда так не плошала с порталами. Что же случилось на этот раз? Неужели я представила себе именно это место, прежде чем попала в мерцающую воронку? О чем же я тогда думала, если угодила в такую дыру, просто кишащую призраками? Пусть и не встретила пока ни одного. Но все эти ощущения, галлюцинации… Все говорило о том, что за мной следят призраки. Осталось выяснить, чего они хотят, и как отсюда выбраться. А пока не мешало бы подняться из лужи, в которую я так опрометчиво плюхнулась. На негнущихся ногах я встала. В голове зашумело, перед глазами замелькало разноцветное конфетти и пришлось крепко зажмуриться, чтобы восстановить зрение.

— Эй! — выкрикнула я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Что вам от меня надо?! Не на ту напали, — процедила я, понимая, что все равно никто не ответит. Призраки не умеют говорить.

Тяжело вздохнув, скептически осмотрела свой внешний вид. Пиджак из черного превратился в серый, покрытый мокрыми кляксами. Темные джинсы с ручной вышивкой безнадежно испортились. Даже с кончиков растрепавшихся волос падали грязные капли. Только кроссовки и уцелели.

На глазах проступили слезы. Никогда не думала, что порча одежды меня так расстроит. Просто все так навалилось в последнее время. Столько всего произошло за какие-то считанные месяцы, чего за всю мою сотенную жизнь не случалось. Все так запуталось, и я не знала, как выпутываться из этого хаоса. А тут еще Каролина подкинула задачку. Стоп! Я хлопнула ладонью по лбу, наконец, разгадав поступок Лины.

Она спасала меня. Знала, какую роль играют эти проклятые амулеты. И о нашей неразрывной связи с Максом тоже знала. Я же сама ей рассказала, когда говорила о камне Варды. И книгу она наверняка прочла тайком от Клима. И в тех рукописях было еще что-то, кроме древних прорицаний. А иначе как бы она узнала об обратной силе этих четырехлистников и связала воедино Стрелка, Румина и Макса. Кто-то подсказал ей. И я больше, чем уверена, что весь этот спектакль разыграл Макс. Я не понимаю, каким образом, но он знал, что Лина появится в Австрии, и подготовился к ее встрече с нашим прошлым. Именно он нашел способ передать ей медальон, который не снимал с самого рождения, и который не сорвала бы никакая сила, кроме его собственных рук. Странно, что я раньше не обратила на него внимание. Ведь благодаря одной только этой вещице я никогда бы не спутала Макса ни с кем другим. Не забыла бы, что Марк Йенсен одно из его имен. Но я прежде не видела, чтобы Макс носил амулет. Значит, он с самого начала знал, кто я. Думал, что я играю с ним и подыгрывал мне. Какими же глупыми мы были. Как наивно доверяли тому, кто предал нас обоих. Сначала накрепко сцепил наши и без того связанные судьбы, а потом разрушил их. Он даже не пожалел родного сына, что уж говорить обо мне, укравшей у него душу. Как же я раньше не догадалась, что Кирш все подстроил. Начиная с нашей первой встречи, когда Макс еще был ребенком. Он намеренно подарил мальчику талисман, точную копию которого носила я. Хотел, чтобы мы стали неразлучны. Чтобы один держал под контролем другого. Поэтому я так легко находила Макса в самых невероятных местах и всегда остро ощущала, что происходит с ним, даже если нас разделяли миры. Поэтому Макс без проблем отыскал меня, когда я, будучи Мирандой, сбежала от него. Кирш погубил нас обоих. Неужели такова цена его души? Жизнь родного ребенка? Нас с Максом изначально обрекли на смерть. Но разве Киршу неизвестно, что если погибнет один из нас, то умрет и другой? Зачем ему наши души?

И ответ напрашивался сам собой — он заодно с Шиезу, который намерен открыть врата в Царство мертвых. Киршу все равно, кто мы. Ему неведомы ни любовь, ни жалость. Ну разве он виноват, что Стражами самых могущественных граней камня Варды оказались именно мы? Его единственный сын и бывшая любовница. Теперь понятно, зачем Климу понадобилась моя подвеска. Он возвратил хозяину его душу, томившуюся в магической тюрьме. Но ведь моей он не получил. Выходит, Каролина говорила правду. Клим действительно не с ними. Какую же еще игру ведет мой старый знакомый?

Сколько я знала Клима, в его жизни была лишь одна цель, — отомстить убийцам своей семьи. Парадокс заключался в том, что Клим служил Шиезу, который и устроил показательную казнь его жены. Я никогда не понимала, как он мог хладнокровно убивать для того, чьей смерти желал больше всего. Что вообще его удерживало в свите Шиезу? Как он мог отомстить за своих близких, если Шиезу всегда знал о намерениях моего напарника? Значит, Клим был заодно еще с кем-то, гораздо могущественней своего босса. Но с кем?

И что могло быть предметом договора? Если смотреть в свете последних событий, то единственное, что Клим мог предложить своему союзнику, — воскресшую Хельгу. А я знала только одно существо, кому по-настоящему дорога эта женщина. Люций.

Ох, и вляпалась же я! Я думала, от меня многое зависит, а оказалась разменной монетой. Маленькой пешкой в большой игре Богов. В игре, которую не в силах предсказать ни один пророк. Прав был Клим. Не существует предопределенности. Мы сами творим собственную судьбу, просто порой наши поступки продиктованы чьим-то советом или слепой верой в предначертанное. Все можно изменить, даже неизбежность. И Клим это доказал в нашу последнюю встречу.

Шатаясь от усталости и неугасающего озноба, прислонилась к шершавому стволу красно-рыжего клена. Над головой висело тяжелое молочное облако марева. И оно жило! Неустанно перетекало из одной формы в другую, окатывало меня своим ледяным дыханием и тихо говорило. Но не со мной. И вдруг…

Рваные туманные полосы, растянувшиеся через весь парк, начали уплотняться. Они сплетались, облекались

в призрачный силуэт. Сначала на лиственном покрывале появились босые стопы, слегка прикрытые белоснежным шлейфом. Потом из дымки ветер выткал стянутый узким лифом тонкий стан, изящные руки в кружевных перчатках, исцарапанные узенькие плечи. Вот из тьмы проявились вьющиеся седые волосы, струящиеся в морозном вихре подобно водопаду. И наконец, я увидела красивое неживое лицо.

Вдох, и дух очутился совсем близко. Я отступила, поежившись от страха, когда узнала в выступившей из тумана мертвой женщине Каролину. Ее яркие красно-коричневые глаза смотрели на меня с тоской и непониманием. В ее взгляде я увидела дикое желание мне что-то сказать, но, увы, у нее не было рта. Она протянула ко мне руку. Я сделала еще один шаг назад. Между собой призраки общаются ментально — мысленно, глядя друг другу в глаза. Но чтобы поговорить с живым, нужно его коснуться. Однако любое подобное прикосновение чревато смертью живого или умершего. В данном случае либо я стану частью тумана, либо мертвая Каролина растает во мгле, как снег весной. Мне не хотелось ни того, ни другого. Дух же продолжал наступать. Он шевелил длинными пальцами, пытаясь достать меня, босые ноги едва не наступали на кроссовки. Меня била крупная дрожь, подошвы скользили по влажной листве. Нужно было бежать без оглядки, но я не могла оторвать взгляд от темных глаз, наполненных нестерпимой мукой. В итоге я поскользнулась и рухнула наземь. Каролина нависла надо мной. Закрывшись от призрака руками, я отчаянно вспоминала все известные мне отпугивающие знаки или слова. Но ничего не приходило на ум, словно кто-то стер все мои магические навыки.

Я уже ощутила, как щека покрывается мелкими трещинами, будто лопнувший лед. Услышала в своей голове далекое: Сын, — как внезапно поднялся ураган, воронкой закружил листья, отгородив меня от Каролины. Колючий ветер хлестал по щекам, швырял в глаза острые капли бури, выталкивал меня из парка.

Я упиралась, цеплялась пальцами за вязкую землю, ломала ногти о твердые стволы деревьев. Но стихия не сдавалась, грубыми толчками отбрасывая меня в дымчатую пустошь. Мир перестал существовать. Все предметы слились в единую бесформенную массу, словно размазанный на холсте рисунок. Ураган звенел в ушах металлическим скрежетом, воровал дыхание и саму жизнь. Не в силах сопротивляться я упала навзничь, утонула в сухих резных листьях.

Серое осеннее небо, пронизанное ослепительными вспышками грозы, стало последним, что я видела.

Реальность исчезла.

А когда я снова открыла глаза — над головой висело тоже живое сизое марево и что-то холодное тыкалось в плечо. Я повернула голову и обомлела — рядом лежал матерый белоснежный волк. Его острые уши напряженно топорщились, в синих глазах таяли снежинки, из горла доносился тихий устрашающий рык, а на массивной шее перетекал змеей дымчатый ошейник.

— Ты… — выдохнула я, пальцами осторожно коснувшись его холки. Погладила. Волк дернул ухом и снова ткнулся носом в руку. Влажный и холодный.

— Как ты здесь оказался? — я заглянула в его умные глаза, пытаясь найти ответ, как раньше. Но тщетно. Либо зверь не хотел со мной разговаривать, либо что-то сдерживало его. Ошейник!

В прошлую нашу встречу на волке не было ошейника. Только так он мог со мной разговаривать. Только так его сущности были неразделимы. Значит, кто-то разорвал эту связь. Кто? Зачем?

Волк зарычал и одним резким движением перепрыгнул через меня. Я резко вскочила, а за спиной туман зашипел и отпрянул от дикого и, несомненно, живого зверя. Шорохи рассеялись, марево сгустилось отдельными облачками, пропуская неестественно яркую для этого места синеву неба.

Волк зафырчал, вернулся ко мне, сел напротив, слегка склонив набок голову. В его умных глазах читалась невыносимая боль и отчаяние. Лапой он дернул ошейник и заскулил, облизывая обожженную шерсть. Я

подошла ближе. Две тонкие змеи обвивали шею волка: алая, что кровь, и черная, будто зола. Переплетенные между собой, они все время скользили, завиваясь новыми кольцами, шипя и раня волка. Ему было невыносимо больно. Ему и Максу. А еще я знала точно — чем туже свивался ошейник, тем ближе подкрадывалась смерть к единственно любимому мной мужчине. Я немогла этого допустить. А для этого мне необходимо вернуть волка обратно — в тело и душу моего нефелима. И я знала только один способ — снять с него этот проклятый ошейник. Но когда я приблизилась к волку, тот отошел от меня и замотал башкой, не желая, чтобы я делала задуманное. Значит, понимает, слышит мои мысли.

— Снова подслушиваешь? — в моем голосе звучал укор. — Я всегда думала, как тебе это удается, — улыбнулась. — Оказывается, все дело в нашей связи.

Раскрыла ладонь, на которой лежал его амулет. Волк фыркнул и кивнул. Я выдохнула. Замечательно.

Значит, будет легче договориться.

— Макс, милый, послушай, мне нужно снять с тебя эту штуку, — я сделала шаг ближе. Волк остался стоять. -

Я знаю, ты боишься за меня. Я понимаю. Но ты ведь уже однажды убивал меня и ничего, — для убедительности я развела руками, показывая, что вполне жива и невредима. Волк зарычал, припал к земле, глаза его хищно сузились, а от лап заструились ледяные нити. — Вот упертый… — я расстроено покачала головой. — Пойми же ты, что у нас нет выхода. В Пустоши не умирают, понимаешь? Здесь уже мертвые ну или почти. Я справлюсь, слышишь? А ты…ты нужен там. Ты, а не я, можешь остановить Шиезу. В конце концов, ты должен найти мое тело, разрази тебя гром!

И словно откликнувшись, синее небо прорезала ослепительно алая молния.

— Только ты можешь вытащить меня из этого проклятого места! — кричала я, пытаясь заглушить внезапно обрушившийся на нас ливень. — И только я могу снять с тебя ошейник!

Вдали грянул гром и диким звоном взорвался смех сотен голосов. Волк обернулся. А я рванул к нему. Оседлала зверя, крепко сжав его бока. Волк взвыл, выгнулся, норовя сбросить меня со своей спины. А я кричала.

— Свою душу в обмен на твою!

Схватила ошейник. Кожу обожгло до кости. Алая кровь окропила змей. Те зашипели, скользнули по запястьям, проникая под кожу, становясь единым целым с моей душой.

Я захрипела, упав наземь. Судороги выкрутили тело, а над головой свирепствовала буря. Духи хохотали — теперь я видела их силуэты. Серые, безликие, они звали меня. Манили за собой в их туманный мир. Туда, где нет боли и разочарования. Где нет ненависти и лжи. Красок. Жизни. Только покой. И я шагнула навстречу этому миру. Туман за спиной соединился в непроглядную пустошь.

И лишь на короткий миг я увидела, как далеко за чертой Междумирья Макс распахнул глаза.

Оглавление

ВРЕМЯ ВЕДЬМ. СТРЕЛОК

Пролог

Часть 1. Дело

Часть 2. Перерождение

Часть 3. Чёрная волчица

Часть 4. Дитя проклятия

Часть 5. Дарящий жизнь

Часть 6. Найденыш

Часть 7. Без рассвета

Вместо эпилога. Ведьма и волк.