Ведьма без ковена [Галина Горенко] (fb2) читать онлайн

Ведьма без ковена Галина Горенко

Пролог

Бледная сфера на ночном бархате неба выразительно мерцала, силясь заменить дневное светило. Тонкие пёрышки облаков застыли рядом словно несмелые мазки художника, наконец-то выбравшегося на пленэр. Каменные исполины замерли навечно, окружив неплотным кольцом лесную поляну. Темно-лиловые стрелы диковинного цветка, (Lupinus*, волчий боб, мелькнуло в голове, откуда это знание?) преданно заглядывают в глаза мягко улыбающейся луне, словно извиняясь за выжженное пятно в центре поляны.

Седой пепел, что подобно снегу лёгким покрывалом припорошил землю, ничем не пах, горько поскрипывая на зубах и вызывая желание прополоскать рот. Тлеющие угли четким абрисом демонстрировали ровную окружность в центре которой сидела я.

Голая!..

Перепачканная в саже кожа светилась, распущенные волосы потрескивали от статического электричества, покалывая затылок, пальцы зудели от напряжения и подрагивали от перенасыщения энергией.

Я была пьяна от возбуждения. Обнаженная кожа чутко реагировала на каждый пусть и слабый порыв ветра, будоража мириадами мурашек, чувствительные вершинки призывно сжались, требуя ласки, венерин холм исступленно пульсировал от напряжения, удивляя меня разгоряченно влагой.

Желание облегчить возбуждение стало невыносимым, а мысль о неуместности плотского удовольствия посреди пепелища даже не возникла в моем хмельном сознании. Я провела рукой по налитым вишенкам сосков, и в голос застонала от пронзившего меня удовольствия, смерчем сбивающего пристойные мысли.

Пальцы смело пробежалась по клетке ребер и коже живота, обводят впадинку пупка, оставляя пылающую тропинку, и спускаясь ниже, к заветному сосредоточию моей жажды. Едва коснувшись влажных лепестков, я закричала, выгибаясь дугой и ловя самый сильный оргазм в моей жизни, сминающий предыдущие в нелепое недоразумение.

Волны освобождающего цунами накрыли меня с головой, лишая возможности вздохнуть. Поляну пронзил крик наслаждения, отражая нереальные ощущения схлынувшего удовольствия. Пепел взмыл в небо и осыпаясь льдистыми крупинками укрыл меня тонким покрывалом.

С ветки ближайшего дуба, с гневным "Кааар" слетел крупный обсидиановый ворон.

Сверкая горящими рубинами глаз он сделал пару кругов над поляной, минуя мощную защиту обтекаемого силой периметра, и, нетипично для птиц, оглядываясь на распростёртую в экстазе девушку, он скрылся в предрассветной мгле, сливаясь с тонкой полоской горизонта.

Глава 1

Вместе с состоянием наследникам оставляют и долги.

Почему мама скрывала меня от родни отца мне стало ясно в один дождливый вечер. Нахмурившееся небо рыдало навзрыд, оплакивая ушедшее лето, а я неспеша шла домой с работы, подставляя лицо теплым каплям ведь зонт не брала, поверив интернет прогнозу, а не насупившимся свинцовым облакам.

В пятницу дресс-код в офисе упразднили, а краситься под джинсы и кеды я не видела смысла. Нарисованные брови не грозили стечь в моё декольте, как у девушки, обгоняющей меня на высоких шпильках, поэтому я действительно наслаждалась буйством стихии и серьезно подумывала прошлепать, для полноты картины, по неглубоким лужам.

Небольшая аллейка перед домом, обычно полная припозднившихся мамаш и потягивающих пиво отдыхающих, пустовала. На газоне сиротливо делал свои дела мокрый шпиц, трясущийся в мокрой шубке и поджимающий привыкшие к комфорту лапки к животу. Хозяин его нервно курил под большим черным зонтом, выпуская клубы остро пахнущего вишней сизого дыма и торопил питомца.

Едва начатая сигарилла упала на мокрую брусчатку мигнув ярким глазом и потухла. "Черный Зонт" накренился, подхватывая любимца на руки и решительно направился к соседнему дому. Я же перепрыгнула очередную лужу и вошла в калитку многоквартирной пятнадцатиэтажки, приложив кругляш от домофона вошла в светлый холл и пока дожидалась лифта, поболтала с консьержкой, сетующей на непогоду и наступившую осень.

Кнопка мигнула красным и пассажирский лифт радушно распахнул двери, проглатывая меня, как голодный лев сочный стейк. На одиннадцатом этаже с протяжным скрипом он встал, надрывно дергаясь и потряхиваясь. Никогда не любила закрытые кабины, но последний этаж рубил колебания на корню, и если вниз я вполне могла пробежаться пешком, то после тяжелой рабочей недели и хат-йоги* вполне могла бы потеснить консьержку, на продавленном диване, ожидая, когда починят лифт.

Я несколько раз нажала кнопку вызова диспетчера, кричала в шахту и стучала по дверям, пыталась поймать сотовую сеть — безрезультатно. Больше всего меня расстраивало то, что подумает мама, обладающая по истине богатой фантазией и мрачным характером, в последнее время она стала буквально параноиком, требуя отчитываться с кем, куда и во сколько. И конечно же, исключительно из-за переживаний о волнующейся родительнице, а никак не потому, что я до одури боялась оставаться в замкнутом пространстве замершей над землей в полсотни метрах, стальной коробки я сделала то, что делать нельзя ни за что и никогда.

Раздвинула внутренние створки лифта.

Пыль, железные конструкции непонятного мне назначения, отчетливый запах сгоревшего масла и раскачивающийся толстый кабель прямо возле моего носа. Туда-сюда, туда-сюда.

Вдруг лифт резко дернулся и без предупреждающего выстрела ухнул вниз.

Ни одной приличной мысли не возникло у меня ни тогда, ни теперь, когда воспоминания о моем падении (кстати во всех смыслах) не так свежи и остры. Подумать о счастливых моментах своей не очень длинной жизни я не успела, но почему-то сразу вспомнила, как попала в жутчайшую турбулентность именно в тот момент, когда сил моих больше терпеть не было, и я таки отстегнула ремень безопасности на борту самолета рейса «Москва — Берлин» и направилась в уборную.

Едва я вошла в узкую, ароматную кабинку, как самолет начало крутить словно в центрифуге, меня швыряло в полуторе квадратных метров так, что мой мозг, всегда ищущий позитив даже в самой кошмарной ситуации сформулировал две, ну очень важные в тот момент мысли. Первая, я никогда в жизни не стану участницей «Клуба десяти тысяч»**, а вторая вытекала из первой, так как закончу я свою жизнь не так как все, пристегнутыми, в объятиях близких, в этой крылатой адовой штуке, а со спущенными трениками на, пардон, унитазе.

Но обошлось тогда, обошлось и сейчас. С пронзительным визгом кабина затормозила, а через мгновение раскрылись двери, и я буквально вывалилась наружу, вдыхая чистый аромат лугового разнотравья и пугая своим растрепанным видом и нецензурной бранью, стоящих внутри вытянутых к небу гранитных громадин, блондинок в цветастых платьях.

Секундочку, что-о-о-о?

Точно повинуясь слышимому лишь им одним сигналу, женщины, синхронности которых могли бы позавидовать гимнастки, сделали ко мне решительный шаг, завороженно наблюдая за мной и моей реакцией на их приближение.

И ещё один.

И ещё.

Чем ближе они подходили, тем страшнее мне становилось.

Яркие сарафаны с разбросанными по подолу диковинными цветами были надеты практически на скелеты, обтянутые кожей, благородная платина волос оказалась грязной сединой, а ранее приветливые улыбки виделись мне хищными оскалами.

В абсолютной тишине измождённые руки протянулись ко мне, молниеносным движением втягивая меня в лиловый круг, царапая длинными ногтями мои обнаженные предплечья. Я сопротивлялась что есть мочи, но против четырех пар рук была бессильна, да и хрупкая внешность их была обманчива.

Мне никогда не приходилось отбиваться от маньяка, но старухи были похожи больше на одержимых, а ощущение, что я жертва для какого-то дикого ритуала, било набатом в голове. Нервы, перетянутыми струнами, лопались, включая панику и ужас на полную мощность. Горло перехватило в спазме, и я могла лишь сипеть, срывая голос.

Все вокруг закружилось, мельтеша и блуждая: звёзды на небе стали стремительно падать, рождая новые созвездия, меняя направление млечного пути и рождая сверхновые. Деревья, небо, земля, и по новой, сменялись в калейдоскопе разрозненных частиц, осыпаясь испорченным витражом.

В солнечном сплетении жгло, будто старые стервы ставят мне клеймо. Пальцы скребли по теплой земле, ломая ногти, глаза слезились от ветра и невозможности выплеснуть агонию в крике, я выгибалась и брыкалась, дорого отдавая свою жизнь. Я слышала, как старухи сдавленно шипели и злобно перекрикивались на непонятном языке.

А затем меня пронзила боль.

Нет.

БОЛЬ.

С сиплым криком я села, чуть не снеся полку с книгами. Давно собиралась её перевесить, да всё никак руки не доходили. Тем более, что жила я теперь на съемной квартире, а к маме приходила не в каждый выходной, да еще и оставалась с ночевкой.

Простынь сбилась, одеяло скомканной ветошью лежало на полу, как и подушка, а я сидела на кровати голая, а не в любимой пижаме с Принцессой Пупыркой. Я потянулась за сложенной на спинке стула ночной одеждой и застонала.

В центре солнечного сплетения россыпью появившихся за ночь веснушек красовался непонятный знак, кожа вокруг был болезненно-чувствительная, но желая еще раз убедиться в этом я послюнявила палец и аккуратно потерла ноющую звезду.

Вдруг, едва ли на грани слышимости, я услышала скептический хмык. Я оторвалась от созерцания своего обнаженного тела и опасливо перевела взгляд в угол, от куда раздался звук. На темно-зеленом бархате пуфика сидел, подвернув под себя, как приличная кошка-копилка, хвост рыжий лис.

— Привет, — сказал фенек***, скаля передние клычки и смешно подергивая огромными ушами. Перепрыгивая через сброшенное постельное, я как есть, младенчиком, выбежала в коридор и схватила одну из маминых палок для рассады с намереньем дать по наглой рыжей морде, — бить фамильяра глупо. Я могу и обидеться. — Вновь подал голос лохматый.

А я, истерично засмеявшись, сползла по стене, приземляясь голой попой на холодный паркет.

*Хат-йога (горячая), бикрам-йога — это комплекс определенных асан, которые выполняются в прогретом, теплом помещении.

**«Клуб 10000» — для тех, кто занимался сексом в самолете во время полета.

***Лис — фенек — миниатюрная лисица своеобразной внешности.

Глава 2

Добро есть зло, зло есть добро. Летим, вскочив на помело!

Я как-то сразу поверила ушастому, что я ведьма.

Потомственная.

И очень сильная.

Ну еще бы, если уж становиться ведьмой, то только потомственной и очень сильной, а как иначе?

Я — ведьма, а он мой фамильяр, магически одаренный дух, заключенный в оболочку животного, вынужденный помогать мне, потому что так решили высшие силы. Последние слова лис произносит таким язвительным тоном, что выпавшая честь обладания, недостойной мне, разговаривающим зверьком, выглядит сомнительным благом.

— Сколько их было? — вдруг спрашивает рыжий. Он наконец-то заткнулся, перестав стенать по поводу своей незавидной судьбы, и я, в образовавшемся вакууме тишины, пытаюсь переварить свалившуюся на меня новость, завернувшись в простыни.

— Кого? — не поняла я вопрос, вырвавший меня из раздумий.

— Ведьм. Сколько их было в круге? — устало повторяет ушастый, и если бы я разбиралась в мимике лисов, то уверенно сказала бы, что мордочка этого конкретного экземпляра выражала печаль и скорбь.

— Че-четыре. А откуда… — начинаю я.

— Оттуда. — Перебивает меня фенек. — Так мало, их осталось так мало, — сокрушенно качает он головой и огромные уши забавно колышутся в такт, словно ветер треплет вывешенные на бельевую веревку наволочки. Затем потешно, и совсем по-человечески трёт передними лапками мордочку, словно собирается с мыслями. — Так, время скорбеть еще не пришло, мы еще побарахтаемся, тебе надо в Шварц.

— Это где, в Австрии что ли? И зачем?

— Не совсем там, а затем, что тебе нужно забрать родовой гримуар.

— Гримуар, — повторяю я, — а полечу я туда в ступе, да?

— Идиотничаешь? Думаешь я мечтал переродится вот в это вот? — и фенек встает на задние лапы и с негодованием проводит ими по телу, вороша хвост и уши с особенным рвением. — И помогать девчонке без ковена?

— Ну знаешь ли, я тоже от тебя не в восторге, предлагаю разбежаться полюбовно и сделать вид, что ничего не произошло. Старухи мне приснились, ты — плод моего уставшего без отпуска воображения, а я никакая не ведьма, тем более сам говоришь, ковена у меня нет.

И я не блефовала. Мой мозг буксовал, не желая признавать очевидное и переосмысливать стабильное мироустройство, сложившееся почти за четверть века в моей голове. Тем более никаких плюшек от статуса ведьмы я пока не получила. А всё то, что я чувствовала и видела после пробуждения можно отнести на спасительные галлюцинации. Благо мамы дома не было, и она не слышала этот поразительный по своему содержанию диалог.

Лис замер, не веря, что я всерьез. А потом презрительно фыркнул и отвернулся, вперив глазки-бусинки в плотно зашторенное окно.

Не знаю, чем бы закончилось наше молчаливое противостояние, если бы я не услышала сигнал напоминалки на телефоне. Странно то, что одежда, которая была на мне вчера пропала, а влажный рюкзак с документами, кошельком, ключами и даже мобильником, болтался на стуле. Пффф. Странно явно не то слово, которым можно описать произошедшее.

Открыв календарь событий, я зачертыхалась и сразу помчалась в душ, лихорадочно приводя себя в приличный вид. Эту встречу отменить я не могла никак, а неявка грозила бы мне серьезными неприятностями. Дело в том, что мой научный руководитель, курирующий меня в написании кандидатской, очаровательный старикан, по недоразумению принявший вид благообразного одуванчика, имел стержень из вольфрама и гнусный характер.

Как специалист он был лучшим, но к этому прилагалось то, что прилагалось, и я смирилась с придирками, скепсисом в отношении «а надо ли вам это вообще, молодая особа», когда он был бодр и свеж, и «вам бы деток нянчить, милочка», когда он был в язвительном настроении, и регулярной меланхолией по советскому прошлому. Теперь ему втемяшилось устроить мою личную жизнь, и он, вцепившись в меня хваткой бультерьера не разжал мощных челюстей, пока не уговорил на свидание с его внучатым племянником.

Столько дифирамб одному человеку, я не слышала за всю свою жизнь ни разу, что уже настораживало, но не имея особого выбора, я просто смирилась с неизбежным, в конце концов я всегда могу уйти.

Так я думала, запрыгивая в черные джинсы и блузку с рукавами фонариками, с грустью вспомнив почившие в лифте/на поляне кеды, завязала высокий хвост и обула неудобные лодочки на высокой шпильке, чудом завалявшиеся у мамы. Все вещи я перевезла на квартиру что снимала. И к работе ближе, и от мамы подальше.

Нет, родительницу я свою люблю нежной любовью, она моя лучшая подруга, советчица, соратница, а иногда и жилетка, но приходит время отпустить птенчика в полет, размять, так сказать, крылышки. Я вот свои с прошлого года разминаю. И пока довольна расстоянием меж нами и нередкими встречами по выходным.

— Ты куда собралась, болезная? — зашевелился пушистый.

— Не могу остаться, ведьма там я или тореадор, а Гидеоныч мне плешь проест, если его протеже кину. Пойдешь со мной? Только вот куда тебя деть-то… — размышляла я. Оставлять пусть маленькое, пусть магическое, пусть разумное, но животное один на один с мамой, которая должна прийти со смены вечером, я побоялась. Да и пусть развеется, на мир посмотрит, сколько он там веков бесплотным сознанием плавал во вселенском мироздании?

— У тебя удивительно устойчивая психика, Дарья, — услышала я долгожданные комплимент. И решительно пресекла грязные инсинуации по поводу черствости и бездушности. — Я буду рядом и помогу, ведь ты пока не понимаешь, на сколько в твоей жизни всё поменялось.

А затем, без предупреждения, этот блохастый завертелся волчком и с тихим «пуф» стал брошью. Пушистой, рыжей, сваленной из шерсти.

Подобрав упавшую на пол челюсть, дрожащими от волнения пальцами, я пристегнула булавку ниже левой ключицы и услышала довольной фырчание. А затем в голове сформировалась мысль, и она явно была не моей, потому как звучала примерно так:

— А грудь у нее ничего такая, мягенько.

— Я тебя разжалую до брелока на ключах, чучело вязанное, — огрызнулась я.

— Молчу, — неискренне пообещал тот, но спорить с ним времени у меня не было, поэтому я простила лису эту вольность, пообещав впредь пресекать подобные высказывания на корню.

Идти было не то, чтобы далеко, но каблуки поражали своей высотой, о чем я вообще думала, когда покупала это орудие пыток, поэтому я села в автобус и вышла в минуте от бара.

Вообще-то я девушка пунктуальная, но со вчера на меня столько навалилось, что пришла я как говориться через «пятнадцать театральных». Новый бар в центре назывался «Под мухой» и находился в подвальном помещении, строгий интерьер, отвлекающий от мегаполиса, и настоящая питейная атмосфера делала место классическим заведением, а изображенные на фотографиях в рамках коктейли и подвешенные над баром бюстгальтеры как бы намекали, что лишь от тебя зависит на сколько насыщенно пройдет твой вечер, а может быть и ночь.

А еще бар был крайне бюджетным, но предложила встречу здесь не я, а подтвердив еврейское происхождение — мой кавалер на сегодняшний вечер. Что странно народа было не много, и, хотя столы по большей степени были заняты, одиноких мужчин тоже хватало. Я пробежалась глазами по помещению, зацепившись взглядом за шикарного блондина, сидящего ко мне в пол оборота, попивающего янтарный напиток из пузатого бокала.

Высокий и широкоплечий, с длинными волосами, зачесанными назад, и упрямо выдвинутой вперед челюстью, абсолютно мой типаж. Ну должно же мне было воздастся за вчерашнее. Я смело шагнула, улыбаясь во все тридцать два, удивляясь и радуясь одновременно.

А потом я увидела его.

Мой персональный кошмар.

Митенька Ривман, вечный студент нашего факультета и мой страстный обожатель. Его навязчивая идея что мы предназначены друг другу немилостивыми небесами поразила меня еще на первом свидании, а глупость, граничащая с идиотизмом и полное отсутствие такта, не дали его грезам развиться во второе и далее по списку.

Ну точно, погружаясь в дебри усталостного напряжения металла, я терялась для окружающего мира, а ведь Гидеоныч называл мне имя родственника, но помпезное Дмитрий Саломоныч, никак не вязалось с бесхребетным Митюней. Подслеповато щурясь, он протирал свои бифокальные* очки с любовью накрахмаленным маменькой платочком, а значит у меня есть от сил секунд пятнадцать-двадцать, и сбежать я на таких каблуках не успею.

Не меняя курса, я решительно присела напротив приглянувшегося мне блондина, и просительно заблеяла:

— Спасите, — втягивая голову в плечи и сползая на сиденье максимально низко.

Русые брови мужчины в изумлении поползли вверх, а высокий лоб прорезали горизонтальные морщины, как в старом анекдоте, задевая плотный, белесый шрам левее переносицы. Я скосила глаза в сторону Митеньки, сигнализируя о помощи всеми порами, а в голове проносилось шипение лиса, какая я дура. Сжав голову плюшечной брошке в кулак, я вновь мило улыбнулась.

— Я прошу прощение за внезапное вторжение, это не оригинальный подкат…

— А жаль, — перебил меня мужчина.

— Что? — не поняла я. Настроившись изображать раскаянье я как-то растерялась.

— Жаль говорю, что это не оригинальный подкат, обычно девушки не столь изобретательны, а чаще всего слишком прямолинейны, — хмыкнул гад, если бы не курчавый еврейский мальчик, растерянно оглядывающийся за моим плечом, ушла бы. Но если выбирать — слушать об избитых приемах при знакомстве или отбиваться от настойчивых поползновений Ривмана, моё решение всегда будет не в пользу сокурсника.

— Чем же он вам так не угодил, не достаточно хорош собой? Не богат? — презрительно улыбнулся новый знакомец.

Я подняла руку и через мгновение официантка выставляла на стол пару шотов**, дежурный аперитив.

— Не угадали, — замахнула я первый, — его внешность и финансовая инфантильность просто меркнет пред тотальной глупостью. Ненавижу глупых мужчин. Дарья, — представилась я, и выпила второй, ощущая как живительный огонь, опаляет внутренности, расслабляя напрягшиеся мышцы и вздыбившиеся нервы. Сходив на свидание с Митей, я полтора года отмахивалась от его попыток встретится вновь, а он тем временем отгонял от меня кавалеров, делясь подробностями нашей интимной жизни, которой не было, и планов на совместное будущее, которых, сюрприз-сюрприз, тоже не было.

Блондин мне не поверил, да в общем-то и плевать. Сейчас дождусь, когда Ривман уйдет и пересяду. Мысли чтобы покинуть заведение у меня даже не промелькнуло.

— Илья. И пока вы без спросу скрашиваете моё существование, что будите пить? — спросил он. Я выразительно показала глазами на стопки.

— А еще я буду есть, — вдруг повторила я мысли лиса, — со вчера ничего не ела.

Я заказала клаб-сенвич и порцию лапши. Может быть, если бы мужчина напротив повел себя по-другому, я бы птичкой поклевала салатик, изображая интеллигентное достоинство, но есть мне хотелось сильнее, чем произвести впечатление, поэтому я вгрызлась в бутерброд с тунцом и замычала от удовольствия.

Мимо прошел бывший одногруппник, растеряно вытаскивая из заднего кармана телефон. Я с ужасом подумала, что он сейчас наберет меня и сумка разразится громкой музыкой, выдавая мое расположение, я дернулась, но была поймана за руку Ильей.

— Здесь отвратительный сотовый сигнал. Расслабься.

И я действительно расслабилась. Тепло от ладони, схватившей меня за предплечье, приятно растекалось по руке и дальше, не будоража возбуждением, а успокаивая почище алкоголя.

— Благодарю, за прикрытие, — хмыкнула я, ища глазами куда бы пересесть. — Ну не буду мешать своим присутствием, — попыталась вырвать руку из железной хватки. Но не смогла сдвинуться с места.

— Оставайся, ты забавная.

Как мартышка в цирке, подумалось мне. А потом все завертелось с такой скоростью, что, оглядываясь назад я вообще не понимаю, как мне удалось выпутаться из этой передряги. Блондин заказал и себе еды, а еще выпить, уже не выдержанный коньяк, который он, словно Черчилль цедил пол-вечера, а такие же убийственные шоты, как и я.

Мы о чем-то хохотали, хотя точной причины я не помнила, делились забавностями из горшкового детства, слушали джаз, подпевали Бобу Марли, плясали и травили анекдоты.

А потом, он вызвался меня проводить, и скандирующий об опасности лис не мог до меня достучаться. Голова моя кружилась то ли от выпитого, то ли от возбуждения, его горячие ладони бессовестно шарили по моему телу, вызывая лишь большее томление и желание. Твердые пики груди молили о ласке, и когда большие пальцы сильных ладоней сосредоточенно кружили по соскам, выгибалась им на встречу.

Я запуталась в платиновых прядях, наслаждаясь их шёлковой структурой и сознательно избегала прямого взгляда Ильи. Мне чудился багряный отблеск заката в его темно-карих глазах, и я отчаянно трусила и в то же время знала, что мне не кажется. Его язык подчиняет меня, а губы дарят небывалое наслаждение, жаркий шёпот на ухо, и вот уже пальцы расстегивают на спине застежку бюстгальтера, а вот его рука на моей коленке, крадется по внутренней стороне бедра.

В моё хмельное сознание начинают проникать сомнения, ведь мужчина пил на ровне со мной, но явно трезв. Его движения расчетливы, не порывисты.

Я получаю болезненный укол от булавки, и внутренне шиплю, начиная осознавать и воспринимать мысли лиса как свои. Он скандирует: бежать, прятаться, опасность. Обещает рассказать мне все потом, ну а сейчас сделать так, как он просит. Я пьяненько улыбаюсь и выпутавшись из объятий иду в дамскую комнату. Под потолком окно, и встав на бочок я подтягиваюсь и с трудом, но вылезаю в неосвещенный проулок. Тут пахнет протухшей едой и кошками. Но я быстро выбираюсь на людную улицу.

— Даша, — практически кричит мне Феня. Да, Феня, буду его звать так, — беги. Я серьезно.

Чёрт, чёрт, чёрт. Телефон я оставила на столе, дурацкая привычка выкладывать мобильный, такси не вызвать. А вот кошелек и ключи — на месте. Я быстро, как могу, шкандыбаю до прокатных великов***, снимаю шпильки и оплатив аренду, еду босая домой, ругая рыжего за сорванный вечер. Феня, насупившись, молчит.

Пока ни с одним мужчиной, кроме Ильи, мне не хотелось пойти дальше поцелуев, он так близок к идеалу, что я неоднократно обозвала себя дурой, поведясь на панику рыжего. Надеюсь, оно того стоило. Едва я оказываюсь дома, срываю брошку и кладу на стол. Забегаю поцеловать сонную маму, которая смотрит очередную серию детектива и возвращаюсь к себе.

Феня сидит на столе и преданно заглядывает мне в глаза:

— Прости меня, Дашка, — говорит он, и я понимаю, что дело серьезное. — Я виноват.

И замолкает, нагнетая Мхатовской паузой.

— Да не томи уже! — требую я.

— Илья — темный инквизитор. Мне так жаль.

*Бифокальные — этот тип линз предназначен для людей, которым необходима коррекция зрения для различных расстояний.

**Шот — стопка.

***ВТБ байки.

Глава 3

Вежливость — лучшее оружие вора

— Так, Феня, не пыли, скажи толком, что я сделала не так. Не думаю, что инквизитор станет меня арестовывать или какая там у них функция?

Лис грустно вздохнул, и наконец-то перестав поддаваться панике объяснил всё по порядку.

Да, инквизиторы те же полицейские в тайном мире с одной лишь разницей, что в полевых условиях они могут выносить приговор и приводить его в действие, нет, я не сделала ничего предосудительного, но могла бы, если бы не сбежала.

— Ты же чиста? Не отпирайся, — засмущался Феня, и, если бы это могло быть правдой — кажется покраснел.

Шутить на больную тему не хотелось. Ривман так ославил меня на весь институт, что приличные парни обходили меня по дуге в три километра, а неприличных я жёстко посылала. Потом год на нормальной работе, в достойном коллективе я отходила от ужаса навязчивой страсти, и даже пару раз сходила на свидание, да вот только пока не нашла того, кому могла бы признаться, что в двадцать четыре я всё еще девушка. Ну кроме лиса.

— Да.

— Инициация потомственной ведьмы, получившей силы четырех добровольно ушедших, это всплеск магической мощи, усиление коэффициента силы в четыре раза, временная неуязвимость и лакомый кус для любого мага. Тебе пока это не заметно, но твоя женская привлекательность в новом статусе возросла многократно.

— Подожди про красоту, — перебила я лиса, начавшего восхвалять мои глаза цвета темного янтаря в солнечный полдень, — какая мне радость с того, что я наконец-то отдамся, пусть и избранному разумом, а не по воле чувств?

— Боюсь разочаровать, но для тебя возможность колдовать, это как игра на фортепьяно, чем больше практикуешься, тем лучше получается, а пока ты способна лишь на несложные гаммы. А вот желающих приобрести могущество столь незатейливым способом, может заинтересовать не твоя во всех смыслах замечательная персона, а магия, скрытая глубоко внутри. И нам срочно надо в Шварц.

— Я пока не услышала достойных доводов, Феня, — заявила, устав от командирских замашек мохнатого.

— Тебе нужно подтвердить статус наследницы, доказать принадлежность к роду, к тому же если признание пройдет при свидетелях, коими являются сотрудники НацТраст государства Шварц инквизитору, к которому ты неосознанно применила воздействие, как новорожденному магу, предъявить будет нечего.

— Ок, Рыжий, а что я сделала не так, там в баре, ну мне просто интересно, — меня больно кольнуло то, что мужчина, впервые приглянувшийся мне так сильно, оказывается был нацелен на повышение какого-там коэффициента, а не на ночь в моей компании.

— Неосознанно, ты применила легкие чары, в простонародье, ты попыталась его «приворожить». — Эх, еще раз вздохнула я, очень жаль, что интерес Ильи ко мне был искусственно вызван, — хотя на него они не подействовали. У инквизитора явный иммунитет против подобного рода волшебства, но вероятнее всего воздействие заметил.

Ю-хуууууу.

— Стой, а почему мы тогда сбежали?

— Я смогу сказать тебе точно после посещения Шварца. А пока это будут лишь мои предположения.

Утром, первым делом я позвонила в «Муху» и скрестив пальцы поинтересовалась судьбой самсунга, но видимо темный инквизитор оставил себе сувенир на память о нашей встрече, а я без него была, как без рук.

Без телефона, не без Ильи.

Смеющийся Феня, скалящий мелкие желтоватые клычки и забавно морщащий кожаный нос стал далеко не первым потрясением этого бесконечного утра. Для того чтобы попасть в магический Шварц, я должна была как-то добраться до Австрийского Шварцах-им-Понгау, как это сделать не имея визы, да чего уж там, даже загранпаспорта, я не знала.

Зато лис точно знал где находятся портальные точки, (что это я узнала позднее, и ей Богу, лучше бы не узнавала) и я, собрав сумку на три дня, отписав по мылу на работу и учебу, с нелегким сердцем, пошла врать маме на счет внезапно образовавшейся командировки.

— Ты должна быть осторожна и всегда на связи, Даша, — провожала меня мама, засовывая в карман плаща деньги. Я опять обманула её, сказав, что оставила телефон на работе, поэтому неудивительно, что аппарат разрядился, но буду писать в скайпе, который она освоила совсем недавно.

Фенек обернулся серебряным кулоном, свернув хвост и повиснув на тонкой цепочке. В мыслях этот негодник то и дело хихикал, и только попав в место переноса я поняла почему.

Рыжий пакостник мысленно привел меня в спа крупного отеля, в общие финские бани. Не знаю, что подумали расслабляющиеся после тренировок мужики, когда я заперлась к ним, в стоградусную сухую парилку, в простыню, намотанную поверх одежды и с чемоданом, вслух поносящей некоего блохастого гаденыша, но очень быстро ретировались, видимо звать охрану, поэтому времени у меня было в обрез.

Прислушиваясь к четким инструкциям Фени, я нашла под одной из лавок плоскую коробочку и бросила горсть кристаллов на раскаленные камни. Сизый дымок заполнил помещение, еще сильнее нагревая температуру и без того обжигающего легкие воздуха, но всего через секунду, он рассеялся, и я уперлась носом в плотную шторку на круглой палке-штанге.

У меня стал дергаться левый глаз, а желание выдернуть усы лису росло в геометрической прогрессии, но покрутившись и облегченно выдохнув — поняла, что нахожусь в обычной примерочной, а не в чьей-то душевой. Волоча чемодан и попранную гордость, я вышла из магазина в крошечный европейский городок и вздохнула сладкий, морозный воздух.

— А что, — спрашивала я, — по-другому попасть в Шварц никак нельзя?

— Ну почему, — начинает играть на моих нервах эта рыжая морда. К левому глазу присоединился правый, пальцы конвульсивно сжимаются, а воображение рисует картины таких пыток, что святая папская инквизиция, рыдала бы от зависти и разочарования. Моя изобретательность заводит меня так далеко, придумывая миниатюры машин для пыток, подходящих под карликовый размер этого недомерка, что я вникаю в слова Фени не сразу. Он же, воодушевившись моим молчанием перечисляет такие точки входа, что волосы на голове шевелятся, а заканчивает своевременным упреком, потому как прошли мы всего через половину города. — Простынь сними, малахольная.

То, что очевидно для меня, не очевидно для лиса, оторванного от временной действительности парой столетий. У НацТраста есть рабочие дни, и даже часы, и воскресенье — это очевидный выходной. Поэтому заселившись в гостинице на границе с другим Шварцем я потрошу чемодан и одеваюсь потеплее. На ресепшене милая барышня вместе с ключами, браслетом для питания и картой города, удивляет меня приветственной корзиной, состоящей из сырной тарелки и мини-бутылочек с крепленным содержимым, на которое я поглядываю с огромным воодушевлением, ведь перегруженный происходящим мозг, просто не справляется сам. Но принимаю решение выпить перед сном, по крайней мере я смогу заснуть, а не ворочаться под храп рыжего приставалы, путаясь в своих мыслях и желаниях.

— Ты как хочешь, а я пойду пройдусь, — поставила я перед фактом Феню, номинально заселившись в крошечный номер с пропорционально маленьким балконом, — когда еще мне доведется просто так погулять, тем более по Австрии. — Лис без слов отправляется со мной, опять прикинувшись кулоном.

Мне здесь нравилось.

Австрийский Шварцах мало чем отличается от магического Шварца в плане строений, те же небольшие уютные, яркие домики, те же мощеные улочки, припорошенные ранним снегом, витые лавочки и фонари будто бы выкованы одним мастером, потому как это явно ручная работа, но в остальном… Объяснить это было сложно, но я словно с чопорного английского чаепития попала на рок-концерт любимой группы.

И нет, никто не тряс хаером, не кидал в солиста трусиками и не бесновался в экстазе, выкрикивая как гимн слова любимого хита, но некая статичность присущая Австрии, растворялась как льдинка в горячем кофе, стоило переступить незримую для жителей Шварцаха границу. Люди были ярче, во всех смыслах, воздух был пьянящим и потрескивал от магии, сквозь снег росли цветы совершенно диких расцветок и даже грибы, торговля велась абсолютно всем, от булавок до крокодила на поводке, который демонстрировал в оскале золотые фиксы и инкрустированный ошейник.

Видно дорогое это удовольствие, содержание зеленого модника, поэтому желающих не нашлось.

Вместе с голубым какао, мне вручили два флаера на местный танцевальный фестиваль, он начался пару часов назад и меня заверили, что я немного потеряю, если приду еще через два, потому как самые крутые группы и диджеи будут выступать ближе к полуночи. Зефирки лопались фейерверком вкусов на языке, а горячий напиток окрасил рот в лиловый, и я любовалась на себя в каждой поверхности получившимся отражением, вытаскивая язык как хамелеон.

Я долго металась переодеваться или нет, но потом решила остаться как есть, может уже завтра у меня не будет шанса погулять по ночному городу-государству, а оставить в памяти это удивительное место, хотелось сильнее, чем чувствовать себя увереннее на танцполе.

Водолазка темно-винного цвета, черные джинсы, кроссовки и пуховик, который я легко свернув, запихнула в рюкзак, таким был мой наряд, но ни один из разодетых в стиле хиппи людей, наслаждающихся ритмом и рифмой не посмотрел на меня косо, скорее я то и дело ловила на себе восхищенные или заинтересованные взгляды. Я же на столько отдалась музыке, выплескивая в танце все то, что со мной случилось, будто ощущала себя на кресле у крутого психолога, который за один сеанс вылечил многолетнюю фобию.

Уже потом Феня рассказал мне, что в воздухе присутствовали совсем легкие, нет, не наркотики, чары, заставляя релаксировать и отпускать наносное. Я была не против, это было то, что мне нужно. Наверно я бы так и колыхалась, словно водоросль, повинуясь подводному течению, под приятную музыку, если не почувствовала тяжесть взгляда меж лопаток. Я неосознанно начала сканировать глазами большой зал и наткнулась на знакомый темно-карий взгляд.

Удивление Ильи было неподдельным. Он стремительным шагом пер на меня, а люди расступались перед ним, словно воды Красного моря перед Моисеем, видимо подсознательно они ощущали скрытую угрозу, а мне виделась не скрытая. Я словно лиса, запутывающая следы, металась, не находя выход, а потом случайно оказалась у дверей. Ничего умнее, чем подпереть дверь тяжелой кованной мусоркой и дать стрекача я не придумала. Не почуяв слежку за собой, я припустила еще быстрее, зная, чем в фильмах ужасов заканчивается судьба расслабляющихся раньше времени героев. И только тогда, когда дверь в номер за мной щелкнула, я выдохнула, привалившись спиной к довольно хлипкой преграде перед мощным инквизитором.

Феня молчал, и я благословила эту тишину.

Час я тряслась в душе, поливая себя горячей водой, но так и не согревшись, полезла за бутылочками. Стакан я взяла из-под щеток, а вот льда в морозилке малюсенького, как и все в этом номере, холодильника, не обнаружила. Опыт пить неразбавленное у меня был, крайне отрицательный, и тоскливо повертев в руках бутылку, я полезла на балкон за снегом.

На моём его не оказалось, но я выиграла джек-пот, потому что на соседнем, висела огромная, прозрачная, уверена, экологически чистая, сосулька, которой хватит не на один стакан, а на несколько, к тому же я смогу заморозить остатки, впрок.

До другого балкона было всего полметра, и я как есть, в халате и тапках из отеля, я полезла за вожделенной добычей. Я совсем чуть-чуть не доставала, даже встав на носочки, и именно тогда, когда льдинка оказалась в моих руках, двери балкона распахнулись и шатен, с ярко-голубыми глазами, в тон файерболу в его руке, или как там правильно называется испепеляющая всё на своем пути штука, гневно воззрился на меня и тихо произнес:

— Что тебе надо на моём балконе?

— Эмммм, добрый вечер, я украла вашу сосульку, — честно ответила.

И тут же сунула доказательство преступления под нос красавцу.

Глава 4

Алкоголь убивает нервные клетки, остаются лишь спокойные.

Мужчина пристально посмотрел сначала на вещдок в моих руках, потом на меня, равномерно синеющую от холода в хлипком халатике и сжал светляк в кулаке. Огонек схлопнулся, мигнув напоследок, а сосед оскалился такой зубастой улыбкой, что я непроизвольно шагнула назад, упираясь мягким местом в перила.

— Я пойду? — старалась произнести я твердо, но голос предательски срывался.

— Безусловно, — ответил шатен и шагнул в назад, видимо желая пропустить меня через комнату. Но, во-первых, ну его на фиг, а во-вторых, ключ от двери все равно в номере. Поэтому недолго думая, я засунула ледяной трофей в карман и стала корячится по перилам, обратно на свой балкон.

Мужчина заподозрил неладное слишком поздно, когда я уже перелезла на спасительной пятак моей временной собственности, переставляя дрожащие то ли от холода, то ли от напряжения ноги и проявляя чудеса эквилибристики. Он стремительно выскочил на свой балкон и смог сцапать меня за болтающийся пояс. Тот юркой змеёй выскользнул из петель, и полы ничем не удерживаемого халата распахнулись на пронизывающем до костей ветре, благо стояла я сейчас к нему спиной и умудрилась быстро запахнуться.

— Эй, — хмыкнул маг, крутя в руках пояс, — так не честно. А как же моральная компенсация за преступление, у тебя мой лед, так угости меня.

— Сосульку я честно сперла, — парировала я, — а мини бутылочки слишком мини, самой мало, — и разломив ледяную морковку, бросила шатену половину. Отсалютовав ему я вошла в свой номер, но еще долго слышала заразительный хохот, звучащий из соседнего номера.

Утро с похмелья выдалось на удивление бодрым, и хоть выпила я прилично, чувствовала себя словно спала до этого неделю, а выглядела так, будто спала я эту неделю в СПА Сатуринии*.

— Это потому, что ты ведьма, — фыркнул Феня. И я конкретно так призадумалась.

Была у меня на курсе Машка Гринько. Ничего особенного: рыжая, покрытая веснушками от мизинцев на ногах до ржавой макушки, с невыразительными рыбьими глазами без явных признаков интеллекта. И черт бы с ней, с внешностью, в конце концов, она могла иметь богатый духовный мир и обаяние размером с дом, только вот и их у Марии не наблюдалось. Зато в наличие был мерзкий характер стервы, склочность по мелочам и любовь выезжать на чужом горбу по делу и без. Мальчишки курса, и без того обделенные женским вниманием, все же на сто два представителя сильной половины человечества в потоке девушек было целых три, и две из них учились в других группах, горестно сокрушались в курилке судьбе-злодейке, мол даже глазу не на ком отдохнуть, но рыжуля всех удивила.

Она, отшив нереальную толпу поклонников, отхватила себе первого парня, нет, не на курсе, а в институте, побогаче и поумнее, а потом и его променяла на более платежеспособный вариант. Тут поневоле задумаешься о существовании колдовства и всяких там приворотов. Однажды один из тайно влюбленных в Гринько одногруппников описывал её внешность под таким углом, что не будь я знакома с оригиналом, решила бы, что слушаю художественное описание шедевра Крамского «Неизвестная»**: интригующая тайной, созданной мастером кисти и манерной элегантностью полотна. Особенно меня поразила фраза «она вся как будто сияет изнутри».

И вот сейчас, старое зеркало пленяло взгляд, отражая меня и не меня одновременно. Кожа мерцала жемчужным светом, таким, как ночное светило в полнолунье, ненавязчивым и таинственным, в моих скучных, карих глазах заискрились изумрудные звезды, губы стали насыщеннее и пухлее, словно я долго их кусала, а волосы блестели и лежали красивой волной как в рекламе шампуня от перхоти.

— Фень, — отвлекла я лиса от хищного созерцания нахохлившегося воробья за окном, — ты мне сразу скажи, чего ждать, а? Что-то мне страшно.

— Не дрейфь, прорвемся, — фыркнул пушистый, — бери чемодан, в гостиницу уже не вернемся, от «наци»*** сразу в особняк, надо проверить кое-что.

На мой вопрос что, лис предпочел не отвечать, а обернулся привычным кулоном, и замер, в немом совершенстве.

Здание НацТраст Шварца было старым, каким-то лубочным, как будто построено в псевдорусском стиле и даже войдя в него ощущение, что я в ГУМе не прошло. Несколько этажей пассажа — рабочих линий, арочно-сетчатый потолок, гранит, тарусский мрамор, зеркала и позолота лишь усилили ощущение. Но немое восхищение архитектурой наткнулось на мель непонимания, и через десять минут я поняла, почему фенек называл клерков постыдным «наци». А через двадцать минут, я посчитала его эпитет слишком мягким и придумала не один десяток своих собственных, куда как крепче и забористее.

— Этот еще расторопный, Даш, — шуршало у меня в голове, — видимо ты ему понравилась.

— Ёлки-иголки, а если бы я ему не понравилась? — шепнула я. Слышать мои мыли Феня не мог, и слава небу, поэтому приходилось говорить, пусть и тихо.

— Давай не будем о грустном, — хмыкнул лис.

А я, перевернула тридцать седьмую страницу странной анкеты и вновь погрузилась в дебри идиотских вопросов, напоминающих тест на IQ. Я еще смогла продолжить последовательность Фибоначчи и объяснить его связь с золотым сечением, но вот вспомнить год взятия Бастилии, угадать окрас камышовки или название первого фильма Феллини, мне было не под силу.

— Они что издеваются? — злилась я всё больше.

— Да, — краткость — сестра таланта, лис был удивительно лаконичен.

Когда отвыкшие от долгой писанины пальцы свело судорогой, я наконец-то ответила на последний вопрос. Тут же, словно неотрывно наблюдая, ко мнеподскочил сотрудник наци…тьфу ты, НацТраста и завизировав анкету, убрал её в свой ящик.

— Госпожа Темирова, — отвлекая меня мягкой полуулыбкой, обратился ко мне клерк, — сейчас вам предстоит сделать непростой выбор, прошу.

И указал на удобный стул, плотно придвинутый к похожему по стилю небольшому столу. И пока я рассаживалась, на удобно отодвинутое сиденье, ловко сорвал с моей шеи Феню. На мой возмущенный протест, впрочем, я скорее бессвязно мычала, выражая недовольство, не желая опуститься до крепких выражений, нежели реально негодовала, он заметил:

— Это пока полежит здесь. Фамильяры ужасно болтливы, а подсказки чаще всего не верны, — и опустил Феню на сложенную опрятной стопкой периодику, — тем более, что в хранилище с ним нельзя. Выбирайте, шансов у вас побольше, чем у остальных.

Не очень поняв его последнюю фразу, я перевела взгляд на ключницу красного бархата. На плоской подушечке лежал странной формы старинный ключ с пушистой, нитяной кисточкой на конце, и этот самый хвостик сейчас вилял. Преданно и радостно. Я цапнула его за серединку, и кисточка забилась в счастливом припадке, норовя обнять меня за руку.

Что нужно было выбирать мне потом рассказал фенек. Оказывается это такой тест для самозванцев — на подушке лежало пять ключей-близнецов, и лишь один правильный. Его и взяла, но другие-то я в принципе не видела, так что суть теста осталась бы для меня загадкой, если бы не разъяснения Фени.

Клерк кивнул и проводил меня в хранилище перед тем, как покинуть темное, немного мрачное помещение, протянул мне хрустальный треугольник и объяснил его назначение:

— Захотите покинуть комнату, вложите его в паз, вот сюда, дождитесь щелчка и выходите. Световые линии укажут на выход. Всего доброго, госпожа Темирова.

— До свидания, — ошалело попрощалась я. Стойкое ощущение, что я внутри неприступного и самого надежного в мире сейфа возросло сильнее, когда мужчина покинул хранилище. А я в растерянности осматривала три десятка закрытых ящичков, и что-то мне подсказывало, что это очередной тест.

Помимо замочной скважины на всех дверцах были продолговатые углубления размером с пятирублевую монету, мелкий шрифт выгравированный внутри был практически незаметен из-за пыли, и я потерла одну из вмятин, чтобы прочитать надпись. А вдруг это руководство к действию? Острая боль, всего на мгновение пронзила палец, и рассекая подушечку крошечное лезвие спряталось внутрь. Порез был глубоким и тонким, как от бритвы, я ойкнула и прикусила палец зубами, дабы остановить кровь, которая капала на пол хранилища.

Пшшш, и ящик выполз на середину комнаты, не покидая пазов, но открыть его, я смогла лишь после того, как несколько раз провернула виляющий попой ключ. Внутри оказалась толстая книга в кожаном переплете, широкие ремни, прочно застегнутые, не давали книге открыться. На обложке было изображено древо, заключенное в круг, книга вибрировала, звала меня, да, это он, родовой гримуар семьи Апакаре****.

Я волевым усилием спрятала его в рюкзак, шепча о прощении и обещая всенепременно заглянуть на его страницы, но времени у меня было не так много, а нам еще пилить в особняк, вчера вечером лис узнал точный адрес. Как, я не спрашивала. Уверена, секрет фирмы — не выдаст.

Повинуясь какому-то шестому чувству и прислушиваясь к внутреннему голосу, я вышла из хранилища изображая огорчение и растерянность от неудачи. Грустно кивнув мужчине за стойкой, направилась к феньку, плотно зарывшемуся в газеты и журналы. Они, кстати, были совершенно обычными, без оживающих картинок или увеличивающихся по мере прочтения букв. Хитрая мордочка вынырнула из бумаги, ошарашенно вглядываясь шоколадными бусинами глаз, пытаясь прочесть результат.

— Ты во мне сомневался? — тихо шепнула я.

— Естественно, — тяфкнула рыжая язва, — вот что Даша. Сейчас берешь руки в ноги, и в портал, — коротко приказал мне блохастый, даже не потрудившись облечь приказ в просьбу.

— Это с какого? — начала было я, в мыслях, уже представляла как перееду в родовой особняк из московкой съемной квартиры. А что, от СПА мне пятнадцать минут пешком до работы, покрытие сотового отличное, красота.

— А с такого, что глава твоего рода не почил во время безмятежного сна дожив до положенных трехсот. Его зверски убили, распяв в гектограмме перерождения. Кому-то очень понадобились все его силы. А теперь, представь облом убийцы, ведь они ему не достались, потому что нашли родственный сосуд — тебя.

*Один из самых дорогих курортов. Находится в Тоскане.

** «Неизвестная».

***Германская разновидность фашизма.

****Апакаре — (opaсare — лат.) — сумрак.

Глава 5

Удача, она известно, россыпью ходит. То ничего-ничего, пасмурное черное небо и ни звездочки, хоть вой. Зато если уж вызвездит — так во весь купол.

До портала мы неслись так, будто нас преследуют все демоны преисподней, легкие горели огнем, глаза слезились, а липкий пот холодил спину не от усилий, а от страха.

Я категорически отказалась проходить тем же порталом, более того, пока я не овладела магией в должной степени и не обладаю способностью отвести глаза посетителям элитной парилки или обслуживающему персоналу СПА, возвращаться туда было как-то не комильфо. Квартиру я снимала поближе к работе, поэтому пошли мы через другую точку.

— Феня, если мне опять придется лицезреть парад тестикул, завернувшись в простыню, я тебя в унитаз спущу. Намек достаточно прозрачный?

— Просвечивает словно лабораторное стеклышко. Тогда давай вон туда. — И через мгновение я стояла в закутке с замороженными продуктами ближайшего к съемной квартире супермаркета. — Значительно лучше кабинки колеса обозрения в Парке Горького, — рассуждал в моей голове рыжий, — заодно поесть что-нибудь купи, жрать хочется.

Что едят лисицы в естественных условиях не знаю, мой же фамильяр, коего нормальным животным даже с натяжкой не назовешь, любит, как выяснилось, вареники с вишней и сметаной. За последний у нас разыгралось ожесточенное сражение, но я сдалась под натиском аргументов. Завтра Фене предстоит весь день провести в миниатюре, а, по его словам, на такое преображение тратится очень много сил, к тому же я была уже сыта и боролось с ним лишь из вредности, хотя вероятнее всего это просто был способ слопать последнее лакомство.

— Это потому, что ты ведьма, — произнес сакральное лис, повертелся волчком, устраиваясь поудобнее и задрых на моей подушке, смешно шевеля черной леской усов и жалобно вздыхая.

Я набрала ванну, и, ухнув туда пару манговых бомбочек, шагнула в воду. Горячая, почти обжигающая, она помогла мне расслабиться, тропический запах бодрил, а знакомая обстановка дарила ощущение пусть и мнимой, но безопасности.

Через час я разомлела и клевала носом, мысли мои тянулись мятным ликером, а пятки сморщились как вяленные томаты. Нехотя, буквально как Мюнхаузен за волосы из болота, я вытянула себя из мокрых, пенных объятий и завалилась на кровать с гримуаром. Феню будить не решилась, во сне он забавно дрыгал лапками и дергал левым ухом, и мне стало жаль малыша, которому досталась такая непутевая хозяйка.

Я осторожно отстегнула лямки и медленно, буквально на вытянутых руках, раскрыла пухлый фолиант, ожидая подвоха. Но его не случилось, так что я испытала даже своего рода разочарование, когда вместо очередной пакости, книга подсунула мне абсолютно пустые, слегка пожелтевшие от времени страницы.

Я крутила её и так, и сяк — и ничего. Пусть от мира магии я была так же далеко, как до Африки на тракторе, но прекрасно понимала, чтобы страницы проявились нужно «ввести шестизначный пароль». На улице давно стемнело, а завтра мне вставать на работу, поэтому сдвинув причмокивающего во сне лиса с подушки и отложив гримуар, я заснула крепко и без сновидений.

Пасмурное утро прекрасно соответствовало моему настроению. Естественно, я проспала, потому что привыкла ставить будильник на мобильном, а он почил в «Мухе». Сегодня обязательно куплю новый. А пока, глотнув на ходу кофе, проверив не появилось ли чего-нибудь кроме чистых листов в книге — не появилось, я напялила Феню, обернувшегося в этот раз кольцом, на палец и побежала на маршрутку, хотя обычно предпочитаю прогуляться перед работой.

Я не вела сидячий образ жизни, как многочисленный офисный планктон, но работа личного ассистента обязывала почти все время проводить за столом, а дойти пешком на работу и вернуться с неё так же было для меня своего рода ритуалом.

В такую погоду никогда не понятно: раскрывать зонт или нет. Вроде бы мелкий и едва моросящий дождик не повод им воспользоваться, и спрятавшись под ним ты ощущаешь себя трусливым ипохондриком*, но уж раскрыв над собой синтетический купол понимаешь весь идиотизм ситуации — за двадцать минут зонт даже не намок.

Поэтому я решила пойти на компромисс сама с собой, первую половину до работы я шла под зонтом, вторую — нет. Опаздывать, так не на вшивых пять минут, уж лучше на все пятьдесят, зато осталась верна прогулочной традиции, всё равно я давно обогнала тот автобус, на котором планировала доехать.

В непривычно тихий офис я вошла с опозданием на час, с учетом того, что мой суперпунктуальный шеф должен был уже прочесть моё письмо о срочном и важном отъезде по непредвиденным обстоятельствам, думаю он проявит снисхождение и не будет долго орать. Нет, босс у меня был отличный, просто очень нервный, но свой тяжелый характер компенсировал неплохими премиальными в конверте и частыми командировками.

Сложив сумку в шкаф и сменив туфли на офисные «цоколки» я отправилась на негромкий гул, будто в улье, в конференц-зал. Обычно по понедельникам начальство раздавало задачи и обозначало цели, журя провинившихся и вознося отличившихся за неделю.

Весь отдел в переговорной не умещался и обычно люди толпились кто-где, вот и сейчас я надеялась благоразумно отстояться за спинами с явными признаками сколиоза** гиков из IT отдела, когда Саня и Ваня синхронно, словно отражения друг друга расступились, являя мою запыхавшуюся персону собравшимся. Непроизвольно я сделала шаг вперед и услышала, как эти зас…нехорошие люди начали вполголоса спорить о том, что мне будет за опоздание.

Один из коллег, насмотревшись сериалов, решил ввести в офисе моду на тотализатор. Жаркие споры и высокие ставки, которые регламентировались зачинщиком, были буквально на всё, от того, у кого закончатся быстрее скрепки у бухгалтеров или в отделе продаж до того, сколько чашек выдует кофеман коммерческий директор. Но, как и все веяния, это рассеялось как дым очень быстро. Для всех кроме этих недокракеров***.

Но не увидев привычные богатырские плечи мощного, как молодой теленок начальника во главе стола, я смутилась. А услышав в голове Фенино «Счастливая ты у меня какая Дашка» и полностью согласившись с высказыванием, наткнулась на насмешливый взгляд темно-синих глаз мимолетного знакомца из отеля. Да, да, того самого у которого я увела ценную сосульку.

— А эта, впервые непунктуальная сотрудница, моя, точнее уже твоя, Кирил Андреич, личная ассистентка, — пробасил мой…уже бывший шеф? — Ты это, не обижай её, золото, а не девка.

От редкой и такой конструктивной похвалы, "золото, а не девка" зарделась словно свекла, алея даже ушами и зоной скромного декольте. На сим бывший начальник оставил драгметаллы в покое, пожелав нам сработаться и продолжать в том же духе — ретировался, освещая все воодушевленным взором, видимо уже представляя, какие плюшки сулит ему новое место. И хотя уговора о том, что при повышении он возьмет меня с собой у нас не было, мне было немного обидно, ведь мы сработались.

А вот получится ли у нас такой же гармоничный трудовой союз с Кирилом Андреичем, я что-то сомневалась. А судя по тому каким проницательным взглядом смотрит меня новый шеф — мои волнения не напрасны.

Интересно маг он или ведьмак? Лис говорил, что сущности и функции у них совершенно разные, но в подробности не вдавался, к тому же, с новоприобретенной паранойей в такие «случайные совпадения» мне не особо верилось.

И пока мысли в голове не желали маршировать стройными рядами к логическим выводам, а взбесившейся стайкой рыб шарахались от мнимой опасности, шеф отпустил всех по местам, обещая наведаться в каждый отдел и познакомиться лично.

Что говорить про молоденьких дурочек из закупок, когда предпенсионная бухгалтерша, стыдливо потупила глазки и с придыханием часто-часто заморгала густо накрашенными, напоминающими паучьи лапки, ресницами. Наверно в перегидрольной голове сейчас звучал марш Мендельсона, а шеф-красавец переносил на руках её через порог их нового загородного дома. Я непроизвольно хмыкнула, удивляясь куда завела меня извилистая тропка моего воображения и услышала низкий, с хрипотцой голос, от которого табун мурашек проскакал мне прямо в трусики:

— А вас, Дарья, я попрошу остаться. — "Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу". Когда за последним человеком закрылась дверь, а шпильки туфель проделали в ковролине две маленькие дырочки, я таки подняла глаза на мужчину, — Прости, не смог удержаться, всегда хотел сказать эту фразу, да всё ни к месту было.

Его красивое, чего уж там, лицо, осветила приятная белозубая улыбка. Темно-синий костюм в тонкий рубчик и бледно-голубая рубашка, без галстука придавали ему солидный вид, волосы были уложены, а не торчали вихрами в разные стороны, как тогда.

Впрочем, и я была не в отельном халате на голое тело. Персиковая блуза с бантом и черные зауженные брюки вносили каплю романтики в море официоза моего туалета, а аккуратная укладка подчеркивала деловое настроение, но как говорится, не для него моя розочка цвела, поэтому только по делу и по существу:

— Может быть у вас есть еще какие-нибудь фразы, которые просятся на язык? Я вся внимание, — острый, словно чили-перец язык, неоднократно был причиной моих бед, но я не смогла удержаться и сбить с него немного спеси. У меня даже руки чесались, пощечину ему влепить, хотя, по сути, было не за что.

— Даш, ты это…успокойся…это не ты, это силы твои почувствовали одноименно заряженную частицу. Хочется скандал закатить или…ну…то самое. Расстаться…кхм. Заткнулся.

Вот пока лисеныш не озвучил второй вариант чего мне хочется, мне о том, этом самом и не думалось. Но рыжая морда навел меня на непристойные мысли и мой взгляд сам собой перескакивал с плавного изгиба твердых губ на сильные, длинные пальцы, с темной поросли, виднеющейся в вороте не застёгнутой на все пуговицы рубашки на ширинку дизайнерских брюк.

Стоп.

Это не я.

Какая к чертям ширинка?

Я подняла глаза и вновь поймала проницательный взгляд, явно понимающий, о чем я только что думала и смотрящий уже совсем с другим интересом, нежели шутливое любопытство двадцатью секундами ранее. Глаза его потемнели, из синих, как небо в погожий день, они стали стальными, как штормовое море, зрачок расширился, без сомненья разглядев проступившие под блузой сморщившиеся от возбуждения соски.

Кровь так сильно прилила к паху, что я с трудом заставила себя не скрестить ноги, а стоять прямо, удобные, ранее брюки стали внезапно давить, а чувствительные вершинки выпирали просто неприлично. Чувства обострились, в солнечном сплетении стало горячо, а кончики пальцев зудели от потребности прикоснуться к мужчине.

Он было шагнул ко мне, но я отступила на шаг, капитулируя, и Кирилл остановился.

Я медленно, ослепленная желанием, боясь передумать, повернулась и пошла на рабочее место.

— Ты все еще должна мне выпивку, — услышала я в спину.

Весь день я сидела как на стекловате, ёрзая и желая почесаться, но новоиспеченный начальник и вправду выполнил свою угрозу, то есть обещание, пройтись по всем отделам. Я же старательно записывала, печатала, отвечала на звонки и мучительно считала ползущее агонизирующей черепахой время до того момента, когда смогу попасть домой.

В душ.

Ледяной.

Меня шеф оставил на десерт.

Слава небесам, к маленькому инциденту в конференц-зале мы не вернулись, но допрос он мне устроил с пристрастием, только что лампой в глаза не светил, узнавая ответы на вроде бы, и имеющие к моей работе вопросы, но при этом уточняя неуместные, личные детали. На какие-то я ответила, другие проигнорировала, и когда лимит моего по истине ангельского терпения подошел к концу, он попросил сварить ему кофе и отпустил меня на сегодня.

Когда я внесла небольшой поднос, с черным, без сахара или сливок, кофе, парой профитролей на кружевной салфетке и поставила его перед Кириллом, он сказал:

— Дарья, ты просто обязана компенсировать мне ущерб, — интересно, какой он имеет в виду, моральный или физический?

— Знаю, я таких как вы — вы такие же, как те, которых я знаю, — запутала я шефа. — Думаю, что сосульку, — наклонилась я к нему. Глаза его вновь игриво заблестели, внимательно следия за моими манипуляциями, — я компенсирую другой сосулькой.

Сказала я и поставила перед ним целый стакан колотого льда, прикрытого ранее салфетницей.

— До завтра, Кирилл Андреевич.

В этот раз, его хохот был слышен даже в офисном лифте.

Я пикнула карточкой пропуска и вышла на улицу. Небо разошлось и белые, курчавые облака неспешно плыли, догоняя друг друга. Я уставилась на свои ноги в шпильках, которые забыла сменить на более удобные туфли. Нет, возвращаться точно не буду.

Я прошла всего пару метров, до пешеходного перехода, когда почувствовала царапающий меж лопаток взгляд. Обернулась, отсчитывая красные секунды светофора и обомлела. Облокотившись на капот блестящего автомобиля, прожигая во мне дыру взглядом, крутя в руках мой ненаглядный смартфон, стоял Илья.

*Ипохондрик — человек, находящийся в угнетенном состоянии, болезненно мнительный, озабоченный навязчивой идеей болезни и поэтому испытывющий неприятные болезненные ощущения.

**Сколиоа́з — трёхплоскостная деформация позвоночника у человека. Искривление может быть врождённым, приобретённым и посттравматическим.

***Кракер — создатель компьютерных программ, в том числе и взлома.

Глава 6

Это как гравитация. Самое важное притягивает

Первой мыслью было — «беги, Даша, беги». А потом я поняла, что панический настрой исходит от рыжего труса в моей голове, и что страх у Фени к темной инквизиции мог возникнуть еще в прошлой жизни.

— Феня, прекратить истерику, — шёпотом скомандовала я, — это вообще женский способ развлекаться. — Лис в голове затих, даже скулить жалобно перестал, эка его задело сравнение.

Подавив неуместный трепет и чеканя шаг, как караульный у Вечного огня, я подошла к Илье. Блондин шагнул мне на встречу широко улыбаясь, словно и не было всего мгновение назад внимательного, сосредоточенного взгляда, сулящего мне все казни египетские.

Он протянул мне телефон, и приняв его я обратила внимание, что зарядка полная.

— Поговорим? — улыбнулся мне инквизитор.

— Давай, меньшее что я тебе должна, это разговор, — вернула я улыбку.

Илья открыл мне дверь черного, сияющего глянцевым боком авто, в приглашающем жесте. Я неспеша расположилась на удобном, переднем сиденье с блаженством вытянув ноги на опостылевших за день шпильках, а когда пристегивала ремень безопасности, краем глаза заметила выходящего из офисного здания начальника.

Он неспешно огляделся, прикуривая коричневую сигариллу, то-то от него пахло горьким яблоком, и заметил меня. Взгляд его сразу посуровел, он весь подобрался, словно готовясь к атаке и кивнул, рубленным движением. Я смутилась, но потом поняла, что кивал Кираилл Андреевич не мне, а Илье, который так же, как и начальник, выглядел обманчиво-расслабленным занимая место за рулем. К горькому букету лаванды и мяты в салоне примешивался отчетливый запах грозы, который не рассеялся даже когда машина плавно покинула парковочное место, хотя, по правде говоря, я ожидала визга тормозов и разгона до сотни — за сколько там положенных секунд у Бугатти Вейрон*?

Длинные пальцы сильно, но аккуратно держали руль и ловко переключали коробку передач, а предельная концентрация на дороге не помешала непринужденному разговору в лучших традициях английской аристократии. Мы обсудили погоду, легкие мировые новости, я восхитилась автомобилем и его умением ею управлять, а Илья сделал комплимент моей прическе и кольцу (читай Фене). Последний заерзал в голове, крича о помощи, но я щелкнула по его керамическому носу, и он затих.

Ловко лавируя по пробкам, мы так быстро подъехали к одному из самых пафосных ресторанов столицы, что я поняла куда меня привез Илья, только когда он собрался парковаться.

— Нет, — сказала как отрезала, — если ты хочешь поговорить, давай поедем куда-нибудь еще, здесь мне будет неловко.

— Как скажет моя дама, — улыбнулся темный и через десять минут парковался у заведения попроще. Он вежливо подал мне руку, и я протянула свою, прикасаясь к горячей, немного шершавой от мозолей ладони. Я смутилась, когда Илья переплел свои пальцы с моими. Темный сделал это так уверенно, словно это был наш маленький, каждодневный ритуал, и я не стала предавать этому действу большего значения, чем было на самом деле.

Пальцы приятно закололо, и если бы я хоть что-то понимала в структурах энергии и потоках силы, то могла бы без сомнений заявить о том, что по моим венам побежало могущество. Вдоль позвонков принялись маршировать возбуждающие мурашки, закручиваясь в спирали и поднимая дыбом тонкие волоски на шее, а с кончиков другой, не занятой руки сорвалось пару статических искр, шокируя меня и пугая одновременно.

Я часто задышала, мысленно возвращаясь к тому, на чем мы остановились в прошлый раз, а воображение услужливо подсовывало мне вероятный исход событий, если бы я малодушно не сбежала, и … я отвесила себе пару пощечин.

И подзатыльник.

И насыпала в трусики колотый лед, вновь внаглую отобранный у Кирилла.

Уф! Отпустило!

Столик был угловой, с удобными мягкими диванчиками и красивым видом на мелькающие в сумерках огни проезжающих мимо автомобилей. Расторопная официантка принесла меню и винную карту, воды и удалилась, пообещав вернуться через некоторое время. Я неспеша выбрала из перечня салат с киноа и филе миньон с брусничным соусом, а Илья остановил свой взгляд на стейке средней прожарки и запеченных овощах. Алкоголя не хотелось совсем, а памятуя о том, как в прошлый раз меня расслабило в его компании, я решила воздержаться.

— Даша, — начал разговор инквизитор, как только нам принесли заказ, и мы заверили что больше нам пока ничего не нужно, — я волновался. Почему ты сбежала? Да еще и через дамскую комнату.

— Эм, — мда, ну что тут ответишь. А валить всё на зудящего в голове Феню было мелочно. — Я буду с тобой откровенна, Илья. — По крайней мере очень постараюсь, мелькнула в голове МОЯ мысль, что на фоне бесконечно треплющегося фенька было глотком свежего воздуха… — Для меня не типично такое поведение, я не ныряю в омут с головой и не в моих правилах бросаться на первого доброго самаритянина, не отказавшего прекрасной деве в беде. Я просто по-другому воспитана.

«Ведьмы — блудливые создания природы», сразу вспомнилась мне короткая лекция лиса на утреннее раскаяние и стыд за фривольное поведение.

— Не очень приятно ощущать себя первым встречным, пусть и самаритянином, — засмеялся инквизитор.

— Но это так, я навязалась и потом так надралась… — щеки опалило краской стыда.

— Даша, если бы мне не понравилось твоё общество — я бы ушёл, не идеализируй мой светлый образ. Ты не была пьяна, скорее тобой овладел кураж, и я никогда не навязываюсь, достаточно было сказать «нет».

— В том то и дело, что сказать «нет» я бы не смогла.

Илья задумался и спустя несколько мгновений произнес:

— А какое развитие отношений тебя бы устроило?

— Не могу сказать, что медленно и печально, скорее не торопясь.

— Договорились, — поднял узкий стакан, скорее похожий на пробирку, темный и мы чокнулись водой, скрепляя договор. Отдавая должное вкусной еде, приятной музыке и компании я вдруг вспомнила, что не задала вопрос, который в общем-то назрел.

— Как ты меня нашёл? — Мне было интересно как выкрутится Илья, он явно сделал это благодаря телефону. Лис говорил мне, что у ведьмаков есть свои способы, которые они держат в секрете, но мне сразу представился таинственный ритуал с кристаллом на цепочке, картой «нерезиновой»**, чёрным воском и каплями ценной инквизиторской крови.

В обеденный перерыв, спустившись в кафетерий бизнес-центра, мне удалось добиться от рыжего ответа чем отличается ведьмак от колдуна, а они оба от ведьмы, ну помимо очевидного. Путаясь в показаниях, лис рассказал, хотя затруднялся ответить кем был в прошлой жизни, лишь уверенно заявив о принадлежности к мужскому полу.

Итак, ведьма это практикующая магию женщина, обладающая способностями и знаниями, облегчающими возможность колдовать. Силу ведьма черпает из окружающего мира, усиливая природный дар благодаря практике, ритуалам и своей направленности. Все ведьмы рождаются (иногда в прямом, иногда в переносном смыслах) нейтральными, сами в последствии выбирая к кому примкнуть, к темным или светлым, иногда выбор делают за них: родители, опекуны, наставники, члены ковена.

Быть темной ведьмой не возбранялось до тех пор, пока ты не начинаешь практиковать запретную магию, другими словами, не отнимаешь чьи-то здоровье или жизнь в угоду ненасытному желанию вырасти в силе, обрести могущество или просто так, из любопытства (маньяки водились и у магов). Темные ведьмы восполняют магический резерв быстрее, за счет своей природы. Светлые — соответственно, медленней, так как их дар может перерабатывать лишь отданное добровольно. Естественно, что светлых ведьм крайне мало и единственная ошибка, без злого умысла, может стать причиной смены белого на черный.

А вот обратно дороги нет.

Ведьмак — всё то же самое, что и ведьма, но в мужской ипостаси.

А вот колдун — это априори тёмный ведьмак с некоторыми отклонениями в даре. Он имеет достаточно силы, чтобы при желании помочь ведьме или ведьмаку, или лишить их жизни. Инквизиторы, а у колдунов нет другого пути, это те, кто стоят на страже закона магического мира, каким-то образом (мохнатый тут не знал наверняка) они ощущают тех, кто преступил границу дозволенного и вершат правосудие.

До суда (особенно если в деле фигурирует гора трупов, да пусть даже один мертвец) дело доходит крайне редко, чаще, инквизитор забирает силу ведьмы, в так сказать, полевых условиях, а вместе с даром, он лишает её и жизни. Мелкие правонарушения рассматриваются в административном суде и на ведьму накладывается блок, если вина её доказана.

В общем инквизиторы — санитары магического леса.

— Я порылся в контактах, — тем временем, ответил блондин, — позвонил на номер, значащийся в списках как «работа», уточнил на ресепшене адрес и к концу рабочего дня приехал тебя встречать.

— Хах, — крякнула я. Удивил.

Остаток вечера прошёл так же насыщенно, как и весь мой день, периодически я ловила на себе восхищенный взгляд, и плавилась как шоколадка на солнцепеке от осознания того, что этот шикарный мужчина смотрит так именно на меня, а не на элегантную брюнетку справа, или фигуристую официантку, которая слишком часто подходит к нашему столику.

У подъезда моего дома Илья потянулся ко мне в прощальном поцелуе. Я уверена, что в его мыслях это был милый платонический поцелуй, ну ладно, этот сценарий рисовало моё воображение. Но как только губы тёмного коснулись нежной кожи между щекой и ухом, мозг из моей головы вытеснил розовый туман.

Я непроизвольно повернулась, ища теплые губы и пропала. Водоворот ощущений смял мои сомнения в жалкую, никчёмную молекулу. Меня не смущало, что мы стоим у подъезда и нас могут увидеть, я полностью отдалась мятному искушению, срывающему строгие покровы никому не нужных приличий.

Горячие ладони оказались под блузкой, будоража, возбуждая близостью, мои пальцы запутались в благородной платине волос, комкая пряди и причиняя боль. Илья хрипло застонал мне в губы, одобряя мои действия и тут мне совсем снесло крышу. Я практически сорвала с него рубашку, не щадя мелких пуговиц и прижалась губами к жилке пульса между шеей и плечом, прикусив артерию.

Я почувствовала себя вампиром, но новый стон желания, то ли его, то ли мой, напрочь выбил эти мысли. Руки темного бессовестно ласкали мою грудь, сосредоточившись на чувствительных горошинах, перекатывая и оттягивая их, он дарил неизведанные до сели ощущения, а теплая влага покрывшая нежные лепестки плоти, подтверждала правильность его действий. Он приподнял меня на руки, осыпая поцелуями мои лицо и шею.

Сквозь тонкую ткань блузы я почувствовала, как острые зубы сомкнулись на моем соске, вбирая, втягивая, сводя с ума. Я обвила его шею руками, вминая сильнее, прижимая ближе.

Деликатные пальцы нашли заветный узелок, припухший от возбуждения, и закружили сквозь неплотную ткань брюк, даря удовольствие и разжигая неудовлетворенность. Мне хотелось еще и еще, я уже двигалась в такт, поймав необходимый ритм, когда моё тело пронзила волна боли.

Я тихо вскрикнула и клацнув зубами прикусила язык. Туман блаженства развеялся, пропуская вперед ад агонии, и я забилась в руках инквизитора, хрипя от боли. Тело пронзили десятки раскаленных игл и я с радостью потеряла сознание, отрезая разум от непереносимых страданий.

Глава 7.

Две щепотки суетных мыслей…

То, что я пришла в себя — поняла не сразу, было темно и немного жутко. Глаза с трудом привыкли к мраку, и я подслеповато щурилась, силясь рассмотреть хоть что-то в кромешной тьме.

Подсвеченные бледно-салатовым знаки, то ли руны, то ли иероглифы, начертанные на темных стенах, пульсировали в такт моему бешено стучащему сердцу. Паника набросилась на меня, словно хищник на раненную дичь, и я часто задышала, борясь с удушьем, голову заломило, пронзая виски раскаленными гвоздями.

Странно гармоничный рисунок переплетающихся символов заканчивался жирной линией того же цвета, словно карандаш от тараканов «Машенька» не пускал мелких вредителей, очерчивая зону влияния насекомых. В центре начертанной окружности, стирая попой фосфоресцирующие каляки-маляки сидела я и тряслась от ужаса.

Последнее, что я помнила, это предвкушение экстаза, разливающееся по венам, нежные, но уверенные руки инквизитора на моей…

— Какого маракуя? — произнесла я вслух, каркая осипшим голосом. Феня не отзывался, что, впрочем, не удивительно, кольца на месте не было.

— Даша? — услышала я знакомый голос. Глаза ослепило брызнувшим светом, хотя Илья всего лишь щелкнул выключателем. Я слепо моргала, привыкая. Слезы покатились сами, как естественная реакция на яркий раздражитель, но тёмный видимо решил, что я рыдаю от страха, и в попытке успокоить меня, шагнул ближе и медленно опустился возле контура на колени. — Не плачь, я не причиню тебе вреда. Наоборот…

— Пить хочу, — просипела я.

— Это пока не возможно, для того чтобы дать тебе воды придется разомкнуть контур. Мне необходимо уйти ненадолго, а по возвращении я отвечу на все твои вопросы, потерпишь?

— Куда же я денусь с подводной лодки? — грустно заметила я, в мыслях царила сумятица, и несмотря на ситуацию, думать о том, что Илья собирается оставить меня здесь на веки вечные не хотелось.

Секунды сменялись минутами, минуты складывались в часы, ну или по крайней мере мне так казалось, часов в поле зрения не было, и подтвердить свои опасения я не могла, впрочем, как и опровергнуть их.

Вдруг письмена, которые стали складываться в нестройные ряды текста, осыпались на пол, заставляя гаснущие искры прыгать по темному паркету. Линия круга померкла и истлела, оставляя после себя бледно-серую полосу пепла.

Я осторожно протянула руку к границе и не натолкнувшись, как несколько раз ранее, на силовую преграду — с облегчением выдохнула. Затем встала и смело пересекла блеклую линию, вырываясь на свободу из магического плена.

— Феня, Феня, — я безрезультатно звала фамильяра обходя комнату за комнатой в поисках кухни и вожделенной воды. Именно там, чинно распивающую третью чашку горьковатого зеленого чая, и застал меня темный инквизитор.

На колени мне прыгнул лис и счастливо потерся о ноги, тарахтя как ласковый кот.

— Предатель, — шепнула я рыжему, но не удержалась и почесала за лопоухим ухом.

Илья сел напротив и жестом попросив разрешения присоединиться — налил парящий белесым дымком напиток. Он не знал, но под кипенно-белой, накрахмаленной салфеткой, что покоилась на стуле, скрытая моим бедром, лежал самый острый нож из тех, что мне удалось найти на навороченной кухне в новомодном стиле хай-тэк и если он думает, что ужин и пара жарких поцелуев смогут компенсировать несколько страшных часов в силовой клети, его ждет большущий сюрприз.

— Даша, я вижу ты злишься…

— Есть немного, — ответила я, мысленно поглаживая нож.

— Мне пришлось поступить так, как я поступил, другой возможности прервать твою агонию не было. Что-то тянуло из тебя жизненные силы, и благодаря твоему фамильяру я смог выяснить, что это было. Итак…

Рассказ его занял некоторое время, но информация, свалившаяся на меня, была похлеще того, что я получила ненужное мне наследие предков, которых я даже не видела ни разу.

Еще век назад семья Апакаре была одной из сильнейших в магическом мире, и на удивление члены сумрачного клана подтверждали своё предназначение, оставаясь нейтральными, сочетая в себе характерные черты и темных, и светлых, не переступая тонкую грань определенности. Но и без того немногочисленные представители фамилии внезапно стали пропадать.

Для обладателей магического дара, чья жизнь была в несколько раз длиннее человеческой, желание отдалиться от мирской суеты было не в новинку, и по началу тревогу не забили, ведь только темные могут чувствовать души ушедших за Грань. Затем, Клаудиа Апакаре, моя прапрабабка, обратилась к темным инквизиторам, чтобы выяснить судьбу пропавших и удел их был не завидным.

Надо сказать, что Илья явно щадил мои чувства опуская кровавые подробности и старался говорить кратко. Над последним из наследников старухи (и почему мне кажется, что их было четыре?) тряслись как квочки над болезным цыпленком. Но когда стало известно о его гибели, и не просто смерти, а о чудовищном ритуале, забравшем силы, жизнь и надежду у последнего представителя магического рода — сдались.

— Никто не знал о тебе, — хмурился инквизитор, — думаю старухи тоже. Ритуал, отголоски которого ощущались по всему Шварцу, провели чтобы отдать оставшиеся крохи самому достойному, и чтобы законсервировать периметр родового поместья. Это было необходимо для того, чтобы наследие твоего рода не попало к тому, кто стал причиной его угасания.

— А что со мной произошло вчера? Почему мне было так больно?

— Убийца, желающий завладеть знаниями сумеречной семьи, пытался проникнуть сквозь защитный контур, установленный ведьмами. Я спугнул его, но он вернется. И в следующий раз он будет готов к сопротивлению, а если ты не пройдешь инициацию, защита высосет всю энергию из тебя, пока не убьет.

— Ну пройти обряд в моём случае не так-то легко… — тема для меня была крайне неловкая.

— Не вижу проблемы, существует несколько ритуалов принятия силы, они трудоемкие и энергозатратные, но любой маг или ведьмак выше третьего витка способен провести инициацию. Пока ритуал не проведен ты не сможешь ни пользоваться гримуаром, ни попасть в родовой особняк, ни пользоваться капиталом семьи.

Я решительно выложила нож на стол перед Ильей и призналась в том, о чем бы раньше не заговорила бы даже под страхом смерти.

— Боюсь ни один из способов мне не подходит, как бы странно это не прозвучало, мне почти двадцать пять в конце концов, но я до сих пор девственна, а Феня, — услышав свое имя, сладко спящий пушистик, доверчиво ткнулся кожаным носом мне в ладонь, — сказал, что для такого вымирающего вида есть лишь один путь.

Мдааа, остаться чистой в четверть века стоило лишь для того, чтобы посмотреть на по истине шокированное лицо темного. Он в буквальном смысле лишился дара речи, и от моего финта с колюще-режущим и от признания. А потом его лоснящаяся физиономия расплылась в улыбке обожравшегося сметаной чеширского кота.

— Я сейчас вступаю на зыбкую почву, Даша. Боюсь, что бы ты сейчас не услышала — воспримешь мои слова не так, поэтому я скажу, а ты подумай, не буду торопить. Я предлагаю тебе свою кандидатуру, к тому же вряд ли у тебя есть еще желающие. И поверь, меньше всего меня волнует рост моего магического потенциала, который неизбежно последует, я итак один из самых сильных инквизиторов…но ты мне действительно нравишься, даже очень.

— Я хочу подумать, — произнесла я после нескольких мгновений тишины, — по твоим прикидкам, сколько у меня есть времени?

— Сутки, — ответил тёмный, — защита изрядно потрепала отступника, но боюсь это всё что у тебя есть, — и эти слова упали меж нами как топор палача.

Утро не заставило себя ждать, безжалостный багровый диск взошел на небосвод, поторапливая спешащих на работу, словно муравьи-солдаты на благо муравейника, людей. Я не стала исключением.

Страсти-мордасти, боль, новый босс, колдовство, нескромное предложение инквизитора — всё это было не важно, работу ведь никто не отменял. К тому же Илья ошибся, еще одна кандидатура для инициации у меня есть, и поднимаясь в офисном лифте полном коллег, я вымученно улыбалась, и невпопад отвечала на вопросы, прокручивая в голове просьбу к светлому Кириллу.

Заняв рабочее место, подготовив необходимые документы, отсортировав почту, уточнив расписание встреч и сварив две чашки кофе я наконец-то собралась с духом и предварительно постучавшись — вошла в кабинет начальника.

В голове, четко разложенные по полочкам ютились тяжелые мысли. Да, меня тянуло к Илье, его природное обаяние, красота и магнетизм сводили меня с ума, лишали трезвости, заставляли расплываться липкой, ничего не соображающей ириской, и мне не нравилось, что у меня нет альтернативы, нет выбора. И это чувство не из разряда: «Назло кондуктору, куплю билет — пойду пешком». Просто я очень не люблю, когда меня ставят перед выбором, когда по сути выбора этого нет.

— Кирилл Андреевич, разрешите, — вошла я в светлый офис. Начальник говорил по телефону и скупо кивнув, продолжил беседу. Я положила на стол бумаги, поставила чашку с кофе и затаилась, вновь собирая в кучку мысли, давая себе надышаться перед глубоким нырком. Ни разу за всю жизнь не предлагала себя так откровенно, как собираюсь сейчас, поэтому я тряслась как болонка на помойке.

— Итак, что вы хотели, Дарья Сергеевна? — сухо спросил Кирилл. И не дав ответить продолжил. — У вас очень интересные знакомства. Откуда вы знаете Илаю? Не самое достойное общество для молодой неинициированной ведьмочки… — Откуда? У меня что ли на лбу написано? И значит вчера мне не показалось, они знакомы. — Хотя, судя по тому, что ты во вчерашней одежде, с красными глазами и искусанными губами ритуал состоялся, как и всё то, что за ним следует.

Меня словно ударили под дых, разочарование накрыло меня волной едкой кислоты, я с трудом сглотнула подступившую горечь, а затем подняла подбородок и спокойным тоном произнесла:

— Вам что-нибудь еще нужно, Кирилл Андреевич? — проигнорировала я его хамство и получив отрицательный ответ — вышла, тихонько прикрыв за собой входную дверь, хотя хотелось шибануть ею со всей силой обиды.

Усевшись в кресло, я достала мобильный, нашла в контактах Илью и отправила ему единственное слово в сообщении:

«Сегодня».

Глава 8.

Прелесть шахмат заключается в отсутствии удачи

Наверное, никто не любит, когда его загоняют в угол, чувствовать себя на краю обрыва, когда за твоей спиной полыхает геена огненная ощущение не из приятных.

Положа руку на сердце и размышляя здраво, я прекрасно понимала, что другого выбора у меня нет. Возможно, если бы моя мама не сбежала от отца, едва узнав о беременности, а прожила с ним достаточно, чтобы тот набрался смелости и признался в том, что он другой — все сложилось бы иначе. Я бы росла под присмотром большой магической семьи, была знакома не с двумя случайными обладателями силы, и инициацию прошла в четырнадцать, как и положено приличной ведьме, но кажущиеся в самом начале совпадения, на самом деле — начертанная свыше определенность.

И вероятнее всего — сейчас я была бы мертва, как и все члены моего клана.

— Расскажи мне про инициацию. Про все её виды, Илья, — попросила я, едва переступив порог квартиры тёмного инквизитора. Всю дорогу до его дома я лихорадочно соображала, отгрызть ли себе ногу от безысходности, как попавший в капкан волк или покориться, смиренно дожидаясь охотника.

— Две противоположности одного целого: жизнь и смерть. И если с принятием силы во время соития тебе в принципе всё более или мене ясно, — я кивнула, — то вот смертельный ритуал опасен. Нет, конечно, не тем, что ты погибнешь, концентрация силы такова, что может восстать половина кладбища, а тем, что ты будешь испытывать во время её принятия. Секс — это удовольствие, граничащее с экстазом, а смерть — агония.

— Я вбираю ритуал смерти, — мдааа Дашка, в логике тебе не откажешь, протянул в моей голове разом присмиревший лис, — ты поможешь, Илья?

— Конечно, — наверное начни он меня отговаривать, я бы просто плюнула и ушла, и гори оно всё синим пламенем, но я получила тот ответ, который страстно желала. И я решила сразу, чтобы не было никаких недомолвок выяснить цену, которую мне придется заплатить.

— Расскажи, как это обычно проходит?

— Нет, поверь, лучше этого не знать, просто доверься мне…

Естественно, что времени добраться до Шварца у нас не было, нарушитель контура вполне мог попытать удачи через минуту, а мог и через неделю, но я не азартна, и русская рулетка уж точно не моя любимая игра.

Выданная Ильей темная мантия холодила голую кожу.

— Всё-таки нашел способ раздеть меня, — нервно пошутила я.

— Просто, выброс энергии будет таким сильным, что твоя одежда обратится в прах, а эти брюки отлично на тебе сидят, — улыбнулся инквизитор, поправляя и на себе шёлковую ткань цвета индиго. Босые ноги, торчащие из-под полы мантии направили мысли в фривольное русло, а картинки на несколько секунд, заплясавшие пред моим взором, выбили меня из колеи и вынудили покраснеть даже ушами.

Тёмный, явно по памяти, используя странный светящийся бледно-салатовым стилос, чертил на исцарапанном паркете линии. И только замкнув контур сложной фигуры с массой углов, разворотов и завитушек, напитал её энергией так, что она засияла фосфоресцирующим светом.

Смоего молчаливого согласия он взял меня за руку и пересек границу сияющей звезды, мгновенно отрезав нас от окружающего мира полыхнувшей бледным светом силовой стеной. Гексаграмма представляла собой два наложенных друг на друга равносторонних треугольника, но мало чем напоминала звезду Давида*, в этой фигуре были четкие равноценные границы, одна часть для меня, вторая для него.

Я, словно неправильное отражение инквизитора, с опозданием на доли секунды дублировала его действия. Вот я села на колени, уперев пятки в ягодицы, закатала левый рукав и протянула руку, едва выступив за границу треугольника.

Атак** блеснул в руке темного, рассекая нежную плоть от сгиба локтя до запястья. Кровь не выступила, заполняя края разреза, а брызнула алой волной, стремясь покинуть надоевший сосуд, тонкая струйка стекала на письмена, избегая как вода, начертанное восковым карандашом.

Сначала ничего не происходило и в мозгу промелькнула мысль «как и всё?», но едва она оформилась в полноценную фразу, я почувствовала жгучую пульсацию глубоко внутри солнечного сплетения. Я неверяще уставилась на Илью ожидая — он подтвердит, что мне не показалось.

Его глаза были полны сострадания и сожаления.

Пару лет назад я так волновалась на экзамене, что вдруг почувствовала резкую сминающую всё на своём пути боль в области сердца. Решив, что у меня начинающийся инфаркт, начала орать на всю аудиторию, чтобы мне срочно вызвали скорую, и я умираю…в общем косточка от бюстгальтера впилась в левую грудь, вот и сейчас, ощущение было таким же, как будто спица проткнула грудную клетку. Я было улыбнулась воспоминаниям, и поняла, что эта игла раскаленная и с шипами.

А затем пришла расплата, неизбежная и неумолимая.

— Что не убивает нас — делает нас сильнее, Даша. — Я запомнила последние слова, которые сказал мне инквизитор и повторяла их бесчисленное количество раз. Наверное, лишь благодаря им цеплялась за обрыв осыпающегося под окровавленными пальцами со сломанными ногтями сознания, я не канула в забытье из которого нет пути назад.

Мне было очень больно, казалось каждая клеточка моего тела плавится в кислоте, мучительно сопротивляясь своему уничтожению. А потом в моё измученное, погибающее в агонии перерождения тела хлынула сила.

Сладким нектаром забвения и экстаза.

Прохладой лихорадки.

Потолок в ритуальной комнате был немного закопчен, из когда-то льняного он стал буро-горчичный, с темными, причудливыми узорами сажи. Крошечные мерцающие частицы опускались на моё лицо, перемигиваясь радужными огнями.

Рядом завозились, и я скосила глаза, судорожно пытаясь вспомнить кем же мне приходится владелец этого великолепного сильного тела. Длинные, мускулистые ноги, омойбог какая красота, название которой я стесняюсь произнести даже в мыслях, резной, как панцирь черепахи пресс, плавно перетекающий в плиты сильной груди, разметавшаяся платина спутанных волос и рука, протянутая к моей кисти.

— Даша, — хрипло позвал меня Илья. Да. Точно. Илья — темный инквизитор.

На мое голое тело мягко опустилась ткань, стыдливо прикрывая наготу, и я не без усилий села. Выдохнув, я собралась с мыслями и посмотрела на мужчину.

Клочковатый черный туман клубился словно рой надоедливых мух над головой, я даже протянула руку, смахнуть мельтешащий дымок, но он развеялся сам. А темно-карие глаза, сосредоточенные на мне, поражали плескающейся в них тьмой.

Я испытывала невероятную благодарность, но не за то, что помог пройти инициацию, а за то, что сделал это в ущерб себе и так, как хотела того я. Силы, что были дарованы мне, инквизитора минули, а ведь если бы он настоял на соитии я, наверное, не смогла бы отказать, принимая как неизбежность суровую реальность.

Сила во мне бурлила, будто поменяли батарейку, которая дышала на ладан на мощный иридиевый аккумулятор с вечным запасом энергии. Я счастливо рассмеялась и шагнула вперед, приникая к раскрытым в удивлении губам, а когда теплые руки сомкнулись на моей талии застонала в его уста, наслаждаясь желанной близостью.

Я сама запустила дрожащие пальцы в шелковые волосы и скользнула языком вглубь, меняя целомудренный, благодарный поцелуй, на откровенный, приглашающий.

Так или иначе, но я желала этого мужчину, и сейчас, я намерена поддаться этому желанию.

Ах, да, ведь ведьмы от природы блудливые создания.

* Правильный гексаграмм и уникурсальный.

**Атак — ритуальный кинжал.

Глава 9.

Я хочу обнимать тебя первым.

Первым всегда легче.

Горячие губы со вкусом пепла и соли, кто бы мог подумать, что этот букет придется мне по душе.

Черная радужка стала шоколадно-карей, горячие ладони поднимались все выше и выше, Илья целовал меня неторопливо, чувственно, подходя к делу основательно и сосредоточенно. Тёмный покусывал мои губы, втягивал нижнюю обводя языком, щекоча кожу горячим дыханием и легкими прикосновениями, а затем вновь вторгался в мой вот, заставляя терять рассудок, подчиняя общей, всепоглощающей жажде.

Я настолько отдалась сладкой патоке неги, что пришла в себя, лишь когда длинные пальцы сомкнулись на груди, едва ли прикрытой тонким шёлком, а когда сморщенную горошину соска осторожно покатали меж большим и указательным не удержалась и со стоном выдохнула.

Влажный рот сомкнулся на втором дублируя удовольствие, и я прислушалась к ощущениям: и там, и там прекрасно. По-разному, да, но какой же кайф. Удовольствие пронзившее расслабленное тело, ударило подобно молнии, лишая рассудка, кидая в водоворот страсти.

Он подхватил меня на руки не останавливая ослепляющих, сносящих все рамки досужих приличий поцелуев, фейерверк удовольствия зажег искры, и вот, я уже лежу под ним с разведенными ногами, выгибаясь на встречу умелым ласкам и ловя каждое чуткое движение. Пальцы любовника смело скользят по увлажненной плоти, намерено задевая чувствительную точку.

Я плавлюсь в невиданном до селя экстазе, взрываясь тысячей конфетти и собираясь в кучу спустя мгновение. Напряженно дыша — не отрывая взгляда от сосредоточенного, серьезного лица, провожу пальцами по коже груди, целую ходящий ходуном кадык, обвожу плоский, темный сосок, спускаясь ниже по гладкому животу, к тому, что упирается в моё бедро, прикусываю торчащую ключицу, борясь с плотоядными мыслями в голове.

Его кожа пахнет цитрусами и воском, а на вкус как соль и грех, я провожу языком по месту укуса и дую, словно на ранку, заставляя забыть о мнимой боли. Мои пальцы спускаются еще ниже и кружа, обхватывают член Ильи.

Гладкий, твердый ствол пульсирует, когда мои пальцы смыкаются его у основания.

— Даша, — шипит инквизитор, — прошу, осторожнее, или я опозорюсь.

Я не понимаю, о чем он, но не могу остановиться и прекратить ласкать его. Каменный и нежная, как батист кожа создают удивительный контраст, широкое основание, твердая головка с выступившей каплей, аххххх, он так чутко реагирует на каждое моё движение и откликается на любое сжатие, что я чувствую невосполнимую утрату, когда он решительно отбирает его, хохоча и зацеловывает моё смущение.

А когда спускается и ласкает меж разведенных бедер языком и губами мою разгоряченную, девственную плоть, я понимаю, что месть порой настигает нас быстро. Я стенаю, чувствуя уверенные движения пальцев и губ, иногда зубы, сжимающиеся на влажной, горячей коже клеймят меня, а иногда я кричу «еще». Мне хочется больше, но я не могу понять куда же еще больше.

И когда он ловит мой взгляд, спрашивая позволения, я без сомнения киваю, принимая на всю длину мужчину.

Мне больно, ужасно больно, я хочу, чтобы он прекратил, но всего через мгновение настойчивых ласк — понимаю, как сильно не хочу, чтобы он останавливался.

— Еще, — хриплю я в тысячный раз, и Илья начинает движение.

Вторгаясь в меня, вбиваясь и покоряя.

Я вторю ему, подаюсь на встречу, шепчу его имя и царапаю спину, тяну за волосы и осыпаю поцелуями гладкую кожу, твердые губы выдающийся, упрямый подбородок. Решительные движения и я кричу, падая как Алиса в кроличью яму.

Блаженство накрывает меня теплым покрывалом.

«Моя»…

Слышится мне в шёпоте мужчины, но я практически теряю сознание, и не уверенна, что мне это не показалось.

Прозрачная грань между сном и явью таяла как приморский туман в летнее, солнечное утро.

Дорожка горячих, будоражащих поцелуев, ощущалась как легкие касания крыла бабочки, мечущейся среди распустившихся разноцветных бутонов. Ступня, лодыжка, впадинка под коленом, тонкий шрам на бедре, выше и выше. Я больше не могла притворятся спящей, слишком приятным было пробуждение.

А едва открыла глаза — притянула несопротивляющегося Илью ближе и впилась поцелуем в теплые губы. Под моими руками перекатывались литые мышцы плеч, твердый гранит, покрытый батистом, я с нажимом провела ногтями по коже, оставляя розовые полосы и вырвая хриплый стон, мой язык ворвался в его рот, настойчиво и неумолимо. Я прикусила нижнюю губу тёмного и слегка потянула, еще не причиняя боль, но беря инициативу в свои…хм…руки.

Мои ладони бессовестно сжали крепкие ягодицы выгибаясь на встречу утренней бодрости, твердый кончик уперся чуть пониже пупка, а губы Ильи оторвались от моих, шепча милую белиберду в ухо, будоража не содержанием, а теплым дыханием и осторожной лаской.

Темный, клочковатый туман клубился как сонное, недовольное облачко, над головой инквизитора, словно вынужденный следовать за хозяином питомец. То рассеивался по всей комнате, то собирался в чёрную кучку принимая причудливые формы.

Илья немного отстранился и плотоядно уставился на мою обнаженную грудь, затем наклонился и лизнул приветственно сжавшийся сосок, перехватывая губами и слегка прикусывая вершинку.

— Ах….- мысли закружили роем пчел, — еще.

Второй сосок дождался своей очереди и теплые губы обхватили и его, рождая сладкие спазмы в паху…

Темная комната замерцала алым, пульсируя, наливаясь. Я замерла, а Илья с досадным «твою ж…», процеловал дорожку поцелуев от груди до правого мизинца, прикусывая кожу, и скатился с кровати. Он подошел к крупному, мигающему кровавым цветом кристаллу и положил на него ладонь. Выражение его лица стало из расслабленного — сосредоточенным.

А затем, он вытащил из ящика сотовый и в несколько касаний набрал номер:

— Илайя. — Пауза. — Да. Скоро буду.

Илья категорически отказался оставить меня в Москве, даже в своей квартире, а я сильно и не сопротивлялась, согласившись вновь отправится в Шварц, в конце концов мне нужно было зарегистрироваться и попасть в родовой особняк, а сделать это под защитой мага было проще, но вынужденно пришлось выдвинуть два крошечных условия:

— Мне нужно переодеться, и Феню я беру с собой. Где он кстати? — спросила я. Лиса не было видно вечером, да и утром, пока я лихорадочно принимала душ, старалась распутать влажное гнездо на голове плоской расческой инквизитора, надевала ненавистные, ранее любимые, брюки и с ненавистью поглядывала на треклятые шпильки.

— Мы на кухне, — услышала я. Знать бы, где еще тут кухня, дверей было штук шесть и с прошлого раза где — что я не запомнила.

Я шла на запах кофе и, хотя на завтрак, да и вообще, предпочитаю чай с фруктовыми кусочками или цветочными добавками, именно он привел меня в царство металла и стекла. На столе было настоящее изобилие: хрустящие поджаристой корочкой тосты и золотистое сливочное масло в керамической масленке, тонкие слайсы бекона и дырявого жёлтого сыра, кофе в турке и сливки в крошечном кувшинчике.

Фенек нашелся на подоконнике, лениво лакающий явно непервую порцию сливок. Казалось лис проглотил мяч, бока его были раздуты, замшевая мордочка перепачкана молочкой, а в ошалевших глазах застыла нирвана. Я щелкнула его по носу и соорудив нехитрый бутерброд, забелила черный кофе и от души укусив, я добавила три ложки сахара в напиток и сделала щедрый глоток.

— Домой за вещами не поедем, время поджимает. Недалеко от портала — магазин, тебе хватит десять минут?

Хватит ли девушке десять минут чтобы в незнакомом магазине купить хотя бы одну смену одежды?

Конечно же да. Альтернатива — носить четвертые сутки несвежее белье и блузку, к тому же опостылевшие каблуки, да у меня пара минут еще останется.

— А что случилось? К чему такая срочность? — высунуло нос любопытство.

— Ночью было совершено еще одно убийство, таким же способом убили наследника твоего ковена, Даша.

На работу пришлось звонить на бегу, в бухгалтерии меня заверили, что оформить неделю отпуска задним числом — не проблема, тем более, что моего непосредственного начальника на месте нет — срочная командировка. Я очень надеялась, что решить некоторые вопросы за оставшееся время я смогу, к тому же хотелось поскорее заглянуть в гримуар, а он дома, поэтому чем быстрее вернусь из Шварца, тем быстрее смогу ознакомиться с содержимым родовой книги.

Магазин оказался огромной, молодежной сетью с демократичными ценами, размерная сетка была мне хорошо знакома, поэтому я разошлась не на шутку. Естественно, я взяла несколько пар белья, джинсы, брюки, пару водолазок, свитер и пальто, все это уложила в просторный рюкзак и с блаженством втиснула ноги в обычные кеды.

Мне даже пришлось отгонять любопытного соглядатая от раздевалки, когда я примеряла вещи. Недолго думая, я осталась в джинсах и свитере, а Илья, словно почувствовав, что я одета шагнул за шторку и схватив упаковку с трусиками произвел странную манипуляцию, по коробочке ударила белая вспышка и вверх взвился белесый дымок.

— Ты что, только что организовал мне скидку? — задумчиво уставилась я на мужчину.

Он засмеялся.

— Нет, ну что ты, просто очистил, как и всю одежду. — И вышел.

А что так можно было?

— А почему ты не сделал этого с моей старой одеждой? — спросила я тёмного после того, как он расплатился за покупки, и мы вышли. Он категорически отказался взять мою карточку, одарив меня таким свирепым взглядом, что я молча спрятала её обратно, решив не вступать в полемику. Продавщица на кассе проводила нас завистливым взглядом, точнее меня жадным, а Илью — восхищенным. И пусть марка не дорогая, но сумма получилась приличная, так что я её вполне понимала. Как говорила моя подруга, молодой, красивый, умный, богатый, веселый и не жадный — это шесть разных мужчин.

— Всё равно тебе нужно было переобуться, и потом, могу я потратить немного честно заработанных денег на свою девушку?

— А что, я уже твоя девушка? — искренне удивилась я.

— Ну не парень же, — засмеялся Илья, перекинул рюкзак с вещами поудобнее, переплел наши пальцы в замок и поцеловав мои костяшки, потащил меня в сторону очередного СПА.

Интересно, а почему чуть-что сразу же все в баню?

Глава 10.

Смерть — последний аргумент

Выражение «Иди в баню» с того момента как мне привалило счастье в виде ведьмовских сил заиграло новыми красками.

Практически каждый телепорт в Шварц базировался рядом с водой, как мне объяснил Илья — это связанно с тем, что проточная вода нейтрализует магический след и рассеивает точное направление, поэтому отследить в какую точку отправился колдун практически не реально, это удобно во всех случаях за исключением погони за преступником.

Я поделилась с ним первым опытом прохождения через портал, и он так ржал, что на нас даже прикрытых пологом невидимости обращали внимание. Я двинула ему локтем в бок, и он сокрушенно застонал.

— Твой лис как я посмотрю — затейник, есть масса точек для входа, где не нужно позориться, Даша.

— Я о таких, — бухтел лис в моей голове. Он обернулся брошью и сейчас преданно вилял рыжим хвостом, — ничего не знаю. Думаешь мне доставляет удовольствие лицезреть плеяду голых волосатых задниц, в панике убегающих от сумасшедшей в куртке и простыне?

— Ой, что-то я сомневаюсь дружок в твоей невиновности, наверное, посажу-ка я тебя на безварениковосливковую диету.

— Неееееееееет, — плакал в голове рыжий пакостник.

Тем временем мы вошли в душевую и приложив руки к холодному и горячему крану оказались в примерочной того же магазина, что и в прошлый раз.

— Здесь ближе всего к управлению.

— Кстати, а как называется контора, в которой ты работаешь? Как-нибудь позаковыристей? МагКонтроль? Ночной дозор? Министерство магии? — вспомнила я всё, о чем читала в последнее время.

— Инквизиция города Шварца, — серьезно ответил блондин.

— Мда, названьице у вашего управление шибко разрекламированное. — Так и стоит перед глазами знакомство мамы и Ильи. «А Илья у меня мама — инквизитор, в инквизиции работает», красота. И сразу слоган, мол излечит любые амбиции священный костер инквизиции.

— Inquisition — на латыне означает разыскивание, исследование. Наша организация испокон веков занималась научными изысканиями феномена колдовства, и к той бесчеловечной травле, начатой в тринадцатом веке, мы имеем такое же отношение, как урчание пустого желудка к оперному пению. — Жестко прервал мои мысли Илья. — Со временем, образовались несколько отделов, потому что были среди отбредших силу и преступники, которым было мало того, что дано им свыше.

— Как тому, который убивает магов сейчас?

Илья нахмурился и кивнул, словно я наступила на незаживающий мозоль, возможно так и было. Он остановился перед неприметной, темно-синей дверью, вытащил из кармана плоский кристаллический кругляш, на подобие того, что мне давали в банке и приложив его в мерцающее синим отверстие дождался щелчка и отворил дверь, пропуская меня вперед.

Судя по всему, это был не главный вход, потому как тёмный вел меня длинными коридорами, и одна я точно бы заплутала. Несколько раз нам встретились его знакомые или коллеги, некоторым он кивал, с другими здоровался за руку, я даже удостоилась чести быть представлена его коллеге и напарнику. Витор был явным выходцем из солнечной Италии или сказочной Испании, он говорил с мягким урчащим акцентом, отвесил за пару минут полсотни комплиментов, заставив меня зардеться, поражал бронзовым загаром и шикарной косой из смоляных волос.

Мы остановились у его кабинета и спустя пару минут оттуда, цокая высокими каблуками, вышла сногсшибательная шатенка в обтягивающем шерстяном платье в монохромную гусиную лапку. Её темно-синие глаза сощурились, а губы изогнулись в презрительной гримасе, когда она прошлась по моим джинсам, пушистому лису на романтичном полосатом свитере в стиле Одри Хепберн и её «Завтрака», и после бурной ночи с трудом собранным в пучок каштановым волосам, с торчащими во все стороны прядками.

Она повела плечом откидывая искусно завитый локон и открывая беспрепятственный доступ в нехилое декольте, на которое, впрочем, Илья не обратил никакого внимания. И возможно я знала его достаточно, чтобы отдать инициацию в его руки, но недостаточно, чтобы читать по его лицу настроение, мне показалось, что в присутствии этой девушки инквизитор напрягся, с трудом сдерживая рвущуюся брезгливость на застывшем камнем лице.

— Как зовут твою очередную подружку, Илай? — выдохнула дева и кончик острого розового язычка прошёлся по алым губам, рождая у меня ассоциации со спизулой*- никогда не любила моллюски.

— Ума не приложу зачем тебе это знать, — ответил инквизитор и молча кивнув, враз сникшему от хамства этой су…дарыни Витору, повел меня дальше. Я повернулась, ловя ненавидящий взгляд красотки.

— У тебя вот тут вот, помада на зубах, — показала я средним пальцем шатенке, где конкретно, Илья так же молча взял мою руку в напряженную свою, будто боялся, что я рвану по коридору без него, полыхая от гнева. Вот еще. Но я никак не могла избавится от мысли, что где-то я её уже видела, но вот где, вспомнить никак не могла.

Казенное магическое учреждение мало чем отличалось от немагического, те же кабинеты, проволочки, очереди ожидающих бланки и сухая бюрократия. Илья взял для меня электронный талон, посадил в очередь на регистрацию, устремив мой взор на табло и сказал, что подойдет сразу, как я закончу бумажную волокиту.

Слава небу, в этот раз не было дебильной анкеты, клерк просто записал дату и приблизительное время инициации, уточнил имя рода, даже не удивившись тому, что я последняя, бахнул пару печатей в бланк и выдал мне прозрачный кругляш и перо для укола в одноразовой упаковке.

— КУЛ** активируется вшей кровью. Вскрываете пакет, маленький укол и даете камню впитать жидкость. Все. Следующий! — последнее он гаркнул так, что я подпрыгнула и уронила несколько папок со стола. Они плавно, словно осенние листья в погожий день, спикировали на пол, по всему крошечному кабинету. Я, лихорадочно извиняясь, стала подбирать файлы, листки и даже фотографии, а перевернув лицевой стороной, одну из которых, замерла.

На фотокарточке был черно-белый снимок изуродованного, нагого тела мужчины, вчерченного в звезду. Его кожа была испещрена надписями, символами и иероглифами, вырезанными на плоти. Я содрогнулась от ужаса и листок вновь выпал из моих ослабевших пальцев. Я рванула к дверям практически выломав ручку и вывалилась в объятия входящего мужчины.

— Даша? — услышала я голос, как будто издалека, и меня стошнило великолепным завтраком на его лаковые оксфорды.

Меня буквально волоком оттащили в соседнюю комнату, где я в полусогнутом состоянии пыталась побороть накатывающую волнами тошноту, сжимая пальцами прохладный белый с розоватыми прожилками мрамор раковины, я глубоко дышала и включив кран щедро хлебнула из струи, чтобы пополоскать рот. Едкая горечь жгла горло, но спасительны стакан с прохладной водой помог мне почувствовать себя человеком.

Я умылась, и в протянутую руку мне легло бумажное полотенце. Промокнув лицо и глубоко вздохнув я встретилась с сочувствующим взглядом начальника.

— Кирилл Андреевич, — просипела я, — простите за ботинки.

— Ну уж нет, — хмыкнул босс. Как это нет, я же не специально. — Никаких отчеств. Думаю, мы достигли той степени близости, когда достаточно будет и имени.

— Да уж, — фыркнула я. Лисенок успокаивающе урчал в голове, а я засмотрелась на «ауру», не знаю как по-другому назвать эту штуку, Кирилла. Мягкое, золотисто-молочное свечение окутывало его как включенный уличный фонарь — туман, он то становился ярче, то напротив бледнел и почти пропадал. Как лампочка с неустойчивым напряжением.

Я моргнула, пытаясь навести фокус и больше не отвлекаться. Увидеть «квинтэссенцию сущности» как назвал этот феномен Феня, обычно было невероятно сложно, мне же это удавалось без особых усилий, хотя некая интимность этого умения предельно смущала меня, словно я подглядывала в замочную скважину.

— Что ты здесь делаешь? — начал было допрос мужчина, а я уставилась на его чистые, словно и не было рвотного казуса, ботинки Кирилла.

— Она пришла со мной, — сказал инквизитор, закрывая за собой дверь в мужскую уборную. За ближайшей дверью, в которую притащил меня Кирилл оказался клозет, прямо знаковое место для нас с Ильей. Он вошёл так вовремя, что казалось, стоял до этого за дверью в ожидании своей реплики, словно актер за кулисами. Несмотря на очевидную неприязнь меж мужчинами, он протянул руку для приветствия первым, и нехотя шатен её пожал.

— Милая, что случилось? — участливо спросил меня Илья, притягивая поближе. А я вновь вспомнила фотографию и бледное, обескровленное тело. Не решаясь открыть рот, я помотала головой из стороны в сторону, видимо зеленея на глазах, потому как тёмный поднес руку к солнечному сплетению провернув всего за секунду какие-то манипуляции, и меня отпустило, а тепло растекающееся от его ладони позволило мне выпрямиться и вдохнуть воздух с легкой примесью хлорки.

— Она видела фото с места преступления. — Просто сказал Кирилл, — Дюк не успел отправить дело в архив.

— О небо, ты в порядке?

— Определенно нет, — ответила я, — определенно. А давайте покинем туалет, мне как-то неловко вести беседу напротив писсуаров.

— Может быть отложим визит? — участливо спросил тёмный, приоткрывая дверь. За ней уже скопилось несколько человек, но на меня они не отреагировали, словно девушка в мужском туалете в компании двух мужчин для них дело скучное и обыденное. Я почему-то вспомнила крокодила с золотыми зубами, в инкрустированном ошейнике и решила, что похоже для них действительно подобное не внове. — Родовой особняк Апакаре простоял шесть сотен лет, и от пары недель забвения ничего не изменится.

— Нет, — решительно отказалась я, никогда не была трусихой, и сейчас не буду. — Делаешь — не бойся, боишься — не делай, — процетировала я мудрость.

Я вскрыла одноразовое перо, уколола им безымянный палец, как в поликлинике и напитала голодный кристалл. Он набух от крови, как пережравший клещ, а потом на глазах побледнел и вновь стал прозрачным как слеза.

— Я еду с вами, и это не обсуждается, — вставил свои пять копеек Кирилл, когда мы вышли из здания.

— Безусловно, — ответил осторожно взявший меня за руку инквизитор. — Только дождемся Виторо. Мы неспеша подошли к явно служебному автомобилю, на дверях был знак уробороса***, его оттиск был и на бланках, на предметах мебели и висел в виде эмблемы по всему зданию. Я примерно представляла, что обозначает этот древний символ, поэтому вопросов относительно змея, поедающего свой хвост у меня, не было, а вот зачем нам брать с собой еще кого-то поняла после того, как реальность треснула мне ощутимый подзатыльник.

Реально существующий маньяк далеко не в сказочном мире забирал силу и жизни у тех, кто стоял на пути у его могущества, кроме того, ему нужно было что-то, что находится в теперь уже моём особняке, и пусть к инквизиции я не имею никакого отношения, мой долг помочь.

**КУЛ — кристаллическое удостоверение личности.

***Уроборос — свернувшийся в кольцо змей или дракон, кусающий себя за хвост. Здесь обозначает бесконечное стремление к знаниям.

Глава 11.

И я вернусь домой

Со щитом, а, может быть, на щите,

В серебре, а, может быть, в нищете,

Но как можно скорей.

Особняк был небольшим, в классическо-готическом стиле, немного мрачный, но чрезвычайно уютный.

Островерхие крыши и окна, потемневший от времени песчаник и ажурные кованные решетки, поросшая мхом черепица и оконные витражи, затейливо подстриженные кусты и островки нетронутых диких растений, тут даже были небольшие грядки с озимыми растениями. Среди двух десятков я узнала только бузину и валериану, а также солодку, цикорий и дикий хрен. Ума не приложу, что из всего этого можно сделать, кроме, пожалуй, успокоительного и хреновухи.

Закрытые на тяжелую цепь ворота кованного забора с острыми пиками как бы намекали на то, что нам тут не до конца рады. А толпящиеся в нерешительности за моей спиной сильные колдуны не смеющие преступить чрез невидимый контур только потому, что родовой особняк не пропускал внутрь незваных гостей, наводили на мысли о былом величии рода Апакаре.

Толстые звенья тяжелой цепи венчал проржавевший амбарный замок. Я взяла его в руки, и мелкая рыжая труха осталась в моих ладонях, а цепь исчезла, полыхнув синим по всему периметру особняка. С ближайшей ветки облетевшего векового дуба с гадким карканьем сорвался ворон, покружив над нами всего мгновение, птица, махнув смоляными крыльями — скрылась за горизонтом.

— Ой не понравилось мне это «кар», Дашка, — шепнул в голове лис.

— Мне тоже, — ответила я. Ощущение, что спину царапает ненавидящий взгляд пропало, оставив после себя едкий привкус угрозы. Я осторожно распахнула узорные, но тяжелые створки ворот и несмело шагнула на защищенную ранее территорию.

— Даша, — позвал меня Илья, — пока ты нас не впустишь, войти мы не сможем.

Ох и велик был соблазн никого не пускать, а захлопнуть перед их любопытными носами двери и гаденько рассмеяться, нервы ни к черту. Как там в книгах про вампиров?

— Я даю вам право переступить порог моего дома, единожды, и, если вы не замышляете зла, — четко проговорила я и створки распахнулись перед удивленными мужчинами. Виторо белозубо улыбался и бормотал что-то вроде, «а говорили не знает ничего», первым шагнув на территорию Апакаре.

Входная дверь была приветливо распахнута, и на мгновение замешкавшись, я переступила порог своего нового дома. Я не знала, чего нужно ждать от кланового особняка, всегда принадлежащего ведьмам, но покрытых вековой пылью мумифицированных тушек животных не наблюдалось, метла и ступа отсутствовали, паутина по углам и скелеты охраняющие родовые ценности тоже, поэтому убранство меня скорее восхитило, нежели разочаровало.

Внутри дом был темным и громоздким, с большим количеством мебели и ковров в разных стилях, я не очень понимала в дизайне, но то, что тяжелый, обитый бархатом диван на крокодильих лапах не подходил к стулу в парчовых завитушках и мраморной каминной полке вообще оформленной в восточном стиле, было видно невооруженным взглядом.

На стенах висели старые потрескавшиеся от времени портреты интересных мужчин и красивых женщин в одежде своего времени, кое-где огромные гобелены закрывали полстены, засохшие цветы в антикварных вазах соседствовали с живыми в горшках, а еще, все горизонтальные поверхности были заставлены милыми мелочами. Рамочки, табакерки, шкатулки, коробки для вязания, подсвечники, пепельницы, книга, заложенная шёлковой закладкой, пяльцы, и прочая дребедень, которая указывала на то, чем дышали жильцы этого дома.

Но вопреки царящему бедламу все вещи, казалось, лежат на своих местах, образуя уютный хаос. К тому же в гостиной было очень комфортно, и даже мне, человеку, который с трудом мирился со сменой обстановки, (в детстве мы слишком часто переезжали, и я сменила девять школ за одиннадцать лет обучения), было очень комфортно.

На хрупком винтажном столике на колесиках стояли хрустальные графины с жидкостями разных цветов и плеяда разнокалиберных бокалов. Именно алкоголем я решила отвлечь мужчин, а сама осмотреться без их навязчивого присутствия. Я бы хотела, чтобы у меня было больше времени и меньше соглядатаев, для первого знакомства с домом. Что-то звало меня вглубь, в его сердце и мне все сложнее было противится этому зову.

— Ни в чем себе не отказывайте, а я хочу освежится, — заявила я мужчинам, внимательно осматривающимся по сторонам, указав на напитки. Что-то подсказывает мне, что мои предшественницы не очень привечали гостей в своем доме.

— Тебе нужно в кабинет, — шепнул лис. — Кажется следующая.

И действительно, я отворила вторую по счету дверь и попала в небольшое помещение, явно служившее ранее кабинетом, но отчего-то именно это место показалось мне сейчас наиболее заброшенной комнатой в доме. Здесь не было пыли или чехлов на мебели, не было забытого бокала или недописанного письма, а всё было в таком идеальном порядке, что поневоле понимаешь — хозяин не вернется.

Моё внимание привлекла стопка корреспонденции, перевязанная кружевной лентой, от ткани пахло ванилью и пудрой, а конверты были пожелтевшими, с измятыми уголками и несколькими чернильными печатями. Я сложила их, и те, что были посвежее, нераспечатанные, явно полученные недавно, в сумку. Потом прочту, когда будет немного поспокойней, а в гостиной меня не будут ждать три нетерпеливо-любопытных мага.

Я стояла именно в том месте, куда меня со всей силой и страстью влекло, как только я пересекла защитный контур особняка. И всё же сердце моё по-прежнему билось в истерическом припадке, а разум не находил покоя, мне хотелось чего-то так сильно, что я забывала, как дышать, а с кончиков пальцев то и дело срывались крошечные искры статистического электричества, покусывая меня через джинсы.

— Где-то здесь алтарь, Даша, — ощетинился на меня Феня. Его пару раз приложило небольшим разрядом, — ищи.

— Мда, бороться и искать, найти и не сдаваться, — бормотала я себе под нос, прощупывая стены, дергая подсвечники и настенные лампы в поисках рычага, и всё без толку. От досады я топнула ногой, разозлившись на себя за скудоумие, никогда не любила пазлы, а здесь не дом — а огромная мозаика.

С тихим скрипом резной паркет, изображающий раковину-наутилус, сложился в винтовую лестницу, уходящую глубоко вниз, туда, где не горел свет, но куда стремилось сердце. Я схватила масляную лампу и немедля спустилась в подвальное помещение, осторожно ступая по узким ступеням. А как только я ступила на гранитный пол, испещрённый незнакомыми символами под потолком, вспыхнуло ярко-желтым, будто по янтарю заключенному в горный хрусталь прошелся солнечный луч.

Шесть то ли резных столбов, то ли абстрактных фигур окружали алтарь в форме резной чаши, непреодолимое желание прикоснуться к серебристым водам плещущимся внутри заставило меня забыть об осторожности, впрочем, ничего плохого со мной не случилось. Наоборот, едва я погрузила обе ладони в прохладную жидкость, на меня нахлынуло такие умиротворение и покой, что на глаза навернулись непрошенные слезы.

Я ощущала весь дом как самое себя, словно он был частью меня. Я вдохнула и прислушалась к тому, что происходит в его недрах, невольно замерев, потому что услышала то, что однозначно не предназначалось для моих ушей.

— А вам не кажется странным такое удачное стечение обстоятельств? — тихо вопрошал Виторо, видимо боясь, что я подслушаю разговор. Янтарное сердце дома недовольно пульсировало, отражая мои собственные эмоции — обида и унижение.

За спиной что угодно, в лицо — что выгодно, презираю таких людей. Он мог не расточать мне комплименты желая понравится, а просто быть по деловому вежливым, и, пожалуй, я бы отнеслась к тому, что услышала много спокойней чем теперь. Странно то, что говорит Виторо, а чувствую неловко себя я, будто чуть не наступила в дымящуюся коровью кучку.

— Когда красивая девушка сама буквально падает в руки, поневоле задумаешься, а стечение ли это обстоятельств и судьба или умышленный расчет и изворотливый ум. Я был бы дураком, не подумав об этом, а я сильно не дурак. К тому же опыт в такого рода махинациях я уже имею, — так же тихо вторил ему инквизитор.

— Ева же извинилась, — резко отреагировал Кирилл, — Да и наше знакомство похоже на постановочное, (а это уже обо мне) ну кто додумается воровать сосульку?

— Так ты поэтому таскаешь её за собой, чтобы она всегда была на виду? — удивился напарник темного, можно подумать эта мысль только-только пришла ему в голову.

— И да, и нет, — хмыкнул Илья, — владельца кофейни прикончила не она, на это время у Дарьи есть железобетонное алиби, но меня не покидает навязчивое ощущение, что она во всем этом завязла по самую маковку. — А спустя несколько мгновений тишины продолжил. — И не надо смотреть на меня с немым упреком, Кир, даже будучи знакомым с коварством женщин не понаслышке, сложно прикончить кого-то во время инициации. И сразу, чтобы внести ясность, инициация была через смерть.

— А девчонка-то кремень, — вставил двуличный Виторо.

— Да, она это нечто. — Ну и как это скажите понимать? Слова Кирилла можно было расценить и как сомнительный комплимент, и как несомненный. — Безусловно она замешана, да даже потому, что остаточные эмонации на месте убийства идентичны следам попытки взлома охранного контура владений Апакаре. Сам понимаешь, какой лакомый кусок сила сумрака.

— Я думаю не стоит продолжать обсуждение дела при девушке, она выйдет в любую минуту и застанет нас за сплетнями, как старух-шукарок около девятиэтажки. Все рабочие моменты мы можем обсудить в управлении, я так понимаю, что светлые направили тебя? — это сказал Илья.

— Да, — Кирилл, — а еще этот дурацкий бал. Мало им шабаша на самайн, им еще танцы подавай.

— Это традиция. И можешь не ходить, кампаре** — хохотнул все-таки итальянец. — Я смогу потанцевать с куда большим количеством девушек, а то всё внимание достается вам.

— Можно подумать тебя интересуют танцы, — засмеялся Илья, а я решила, что всё интересное уже услышала, а если задержусь еще дольше мужчины пойдут меня искать, а мне бы очень не хотелось, чтобы они наткнулись на алтарь. Почему-то мне казалось это неправильным, а еще я подозревала, что место силы у каждого клана своиё, и они прочно хранят свои тайны от чужаков, коими и являлись мужчины, ожидающие меня в гостиной.

Едва я вышла, заговорил лис.

— В его защиту могу сказать, что ничего плохого о тебе он не сказал.

— Но и хорошего тоже, признаться я ожидала большего от мужчины, с которым провела первую ночь.

— Даша, мы мужики, — проговорил ушастый и ткнул себя сваленной лапкой в ворсистую грудь, — часто ведем себя как бесчувственные болваны.

— Это да, не буду спорить.

Лис надулся, как мышь на крупу, а я преувеличенно громко подошла к дверям гостиной предупреждая болтунов о своем появлении.

Илья не мог дольше манкировать своими прямыми обязанностями и поэтому ему под предлогом занятости и того, что я должна проведать маму отправил меня в Москву, обещая забрать меня на ночь.

Ха, его ждет большой сюрприз. Я хоть и слишком взрослая, чтобы обижаться по мелочам, но слишком женщина, чтобы их не замечать.

К моему разочарованию, придумываемые весь день остроумные фразы с отказом не понадобились, вечером инквизитор сообщил мне об еще одном убийстве и просил оставаться дома.

А у меня же на этот счет, было своё мнение.

Глупо бы было не воспользоваться форой и не вернуться в родовое поместье, тем более, меня там ждут.

**Каноммапаноре, compare (иийтнаанол.) — друг, приийятнаель.

Глава 12.

Секрет только тогда бывает секретом, когда ты мучишься храня его.

Мне даже не пришлось ничего придумывать, чтобы спровадить Илью, так как едва мы прошли порталом, сотовый инквизитора грянул «Реквием» Вагнера.

Выслушав звонившего, тёмный переменился в лице, а затем, коротко извинившись сослался на работу и рванул обратно в Шварц. Несмотря на настоятельную просьбу поехать к нему домой из соображений безопасности, я отправилась в свою квартиру. Мне не терпелось заглянуть в гримуар, хотя бы мельком просмотреть письма и недавние приглашения которые, я нашла на столе в доме, а еще, мне хотелось проверить рабочую почту, натянуть пижаму, заварить крепкого чая с шиповником и кусочками яблок и обдумать всё то, что произошло со мной всего за неделю.

До дома я добралась без приключений, но мои надежды на спокойный вечер в компании колдовского дневника, рыжего прохвоста и любимого напитка сбылись лишь частично, я набирала ванну и заваривала взвар, когда решилась просмотреть стопку писем, обвязанных надушенным кружевом. Старые, потертые конверты были в основном вскрытыми, чернила немного размыты и всё же глаз зацепился за имя и фамилию, а потом уже и за адреса, которые от письма к письму менялись, но сам адресат оставался прежним.

Моя мама.

Я на вскидку просмотрела с десяток конвертов и по дате и адресу смогла понять наверняка, что как только нас находил новый конверт, мы переезжали. Это стало ясно потому, что я очень хорошо запомнила один из таких внезапных побегов в другой город, для меня он стал знаковым. Впервые я пригласила на свой день рождения подруг, мне хотелось отметить шестнадцатилетие с размахом, и я сделала для этого кажется всё, что было в моих силах: долго откладывала карманные деньги и то, что удалось заработать за лето, сама выбирала нам развлечения, утвердила меню в любимом кафе, купила билеты в кино, но за день до праздника, мы вновь бежали.

После чего, в ультимативной форме, я отказалась сделать это когда-либо еще. Мне до чертиков надоело скрываться от чего бы то ни было, и я намеревалась доучиться последний год в одной школе, и видимо что-то в моем спокойном тоне и бесстрастном выражении лица убедило маму в том, что я на грани.

И действительно, я больше не меняла школу, хотя помотало нас по Столице достаточно, чтобы я могла на вскидку сказать, чем Южное Бутово отличается от Северного. Мама была, да и есть, высококлассным переводчиком и работает по удаленке, поэтому единственное, что её волновало — это качественный, бесперебойный доступ во всемирную сеть и удобное, эргономичное кресло, которое мы возили с собой.

С сожалением вытащив пробку из ванны и вылив в унитаз заварку (не известно, когда я еще сюда вернусь, а синтезировать пенициллин я не собиралась), отправилась в квартиру к родительнице. В этот раз к сборам я подошла основательно, и в рюкзак, помимо смены одежды, даже двух, обуви, дорожной косметички, денег, в общем всего того, что мне может понадобиться, добавила непрочитанные письма адресованные главе рода Апакаре, гримуар и доедающего третье пирожное на кухне обжору.

Меньше, чем через час я была у мамы, ночной подработки по синхронному переводу у неё не было, и она с радостным удивлением встретила меня и сразу проводила на кухню, щедро положив котлеток и пюрешки. Наверное, каждая мама считает, что любую проблему можно пережить, если вкусно поешь, ну по крайней мере моя беда точно уменьшилась в размерах.

Я давно подозревала, что мама не просто так петляет по просторам необъятной Родины, как запутывающая следы лисица от опытного охотника. И давно осознавала, что бегство как-то связанно с отцом, но, прежде чем делать окончательные выводы, мне безусловно хотелось выслушать ЕЁ правду.

Я рассказала ей обо всем, начиная с лифта и заканчивая сегодняшним приездом, умолчала некоторые пугающие подробности в желании защитить её и о том, что было после инициации — я немного стеснялась. Мама не даром была мне не только мамой, она была ближайшей подругой, советницей, критиком, соратницей, именно поэтому мне даже не пришлось ничего спрашивать, достаточно было поблагодарив за вкусный ужин, выложить пачку писем, и моя многоликая ма не разочаровала.

— Мне было девятнадцать, — начала она, — когда я встретила Серджо на языковой практике в Италии. Он был красив, обаятелен, умен… Не знаю, что он нашел во мне, но из всего многообразия гуляющих по Вероне девушек, он выбрал меня, и я пошла за ним, как доверчивая мышь за Гамельнским крысоловом. Не подумай, нет, я его ни в чем не виню, я первые влюбилась, и сама желала этого.

— Но? — ведь в этом рассказе явно присутствовало огромное «НО».

— Но сказка закончилась, я уехала, он остался. Выбраться за границу тогда было крайне сложно, мы жили в другое время, Даша. Но мы переписывались, и в одном из писем, я сообщила ему о тебе. Я забеременела тогда и долго решала оставить тебя или нет. Прости.

— Мам, ну за что ты извиняешься, сирота, даже жилья не было, поступить в ин. яз, да еще в такой престижный, получить такую путевку в жизнь, и тут на тебе, сюрприз.

— Серджо, когда писал письмо, сразу вкладывал конверт с марками, чтобы я не тратилась и корреспонденция доходила быстрее, по крайней мере тогда, он говорил мне именно так. — Грустно улыбнулась мама. — Не прошло и трех часов, как я отправила письмо, а он былтут как тут.

Ну естественно, порталы были всегда, и осознание того, что он мог в любой момент навестить скучающую по нему влюбленную девушку, но не сделал этого больно ранило меня, представляю, что испытала мама, когда правда вскрылась.

Мама налила мне и себе по маленькой рюмочке коньяка, заварила крепкий кофе и, взглянув на темнеющий пейзаж за окном, продолжила рассказ.

— Он был очень недоволен, кричал, довёл меня до слез своим безразличием, а потом разозлился так сильно, что во всем общежитии лопнули стекла, взорвались трубы отопления и пошли трещинами стены. Тогда-то я и узнала о его истинной сущности. Он категорически отказался тебя принять, что уж говорить обо мне, дурочке слепо надеющейся, что любимый сделает предложение. Он наговорил мне кучу гадостей, но основной упор сделал на то, что его мать и тетки не допустят такого мезальянса.

— Конечно, его наверняка ждала магически одаренная самка для усиления рода, — выплюнула я с презрением.

— Именно. Он оставил мне деньги на аборт и испарился. Сумма была огромная, и знаешь, я не повела себя как истеричная идиотка, а поправ свою гордость, сняла квартиру, перевелась на заочное и даже умудрилась организовать свою фирму переводов, которая к окончанию мной института приносила стабильный доход. И всё это за деньги, чтобы избавиться от тебя.

— Но почему мы вдруг стали скрываться? — если расставание было обоюдное, то что же заставило маму бежать.

— Когда тебе было пять к нам заявилась твоя бабка, ты не помнишь этого, но она требовала тебя отдать, пугала, угрожала, давила, так как ты её единственная внучка и наследница.

— Не поняла…

— Я не могу знать точно, но по обрывкам фраз стало ясно, что твой отец участвовал в неудачно закончившемся эксперименте, и детей иметь больше не мог. — «Во дела», забулькал лис, а я уже и забыла про него, висящего кулоном на витой цепочке. — Она приходила в наш дом еще дважды, а потом, одна из твоих воспитательниц заметила, что ты стала рассказывать про некую пожилую женщину, которую ты считала феей. Ведьма показывала тебе фокусы, дарила подарки, пела песни, и я поняла — так она приручала тебя, что бы ты не боялась тогда, когда она заберет тебя на совсем. И я сбежала. Я так любила тебя, я так боялась, что они тебя заберут…

— Мам, ты всё сделала правильно, и я ни в чем тебя не виню, уверена расскажи ты мне пару недель назад весь этот бред…

Мы многозначительно помолчали, а потом я крепко-крепко обняла маму и заверила, что люблю её теперь, когда знаю всё, еще сильнее.

Я не думала, что засну, столько мыслей сейчас бродило в моей голове, спотыкаясь друг о друга. Но коньяк, а может насыщенный день, или бессонная ночь, сделали свое дело, и я задрыхла без задних ног, едва моя голова оказалась на подушке, а лис уютно уткнулся кожаным носом в мою подмышку, свернувшись в компактный клубок.

Пока я спала, на телефон мне пришло сообщение от Ильи, в нём говорилось о том, что он задержится и просил его дождаться. А утром, от Фени, успевшего разузнать последние новости Шварца, я услышала то, что недалеко от городского парка города ведьм было снова найдено обезображенное тело. И как бы мне не хотелось впутываться в эту историю, прав был инквизитор, я завязла в этом деле по самую маковку.

А значит пора наведаться в родовой особняк и постараться узнать, что понадобилось сумасшедшему душегубу от Сумрака.

Глава 13.

Дом там — где сердце.

Я решила отправиться в Шварц рано утром.

Полезный навык «как притвориться идиоткой при прохождении очередного портала» я отточила удивительно быстро, хотя желание в совершенстве освоить умение отводить глаза стало еще крепче. Портал выплюнул нас недалеко от НацТрастШварца и я удивилась тому, какими пустынными, практически безлюдными выглядели эти улицы.

И пусть утро было раннее, но это был будний день, а спешащих на работу было раз-два и обчелся. Люди показались мне нервными и дерганными, а молодой человек, на которого я случайно натолкнулась в продуктовом магазине извинялся так долго и так искренне, словно это не я задела его тележкой, а он сбил меня машиной на пешеходном переходе при горящем зеленом человечке.

Как не посмотри, а Феня оказался намного круче Матроскина, что такое вышивание крестиком, против умения находить нужную информацию, а уж как мастерски рыжий проверил периметр на присутствие посторонних и обнаружил спрятанную между увитого густым плющом забора дверцу черного хода, я вообще молчу. Окованная проржавевшим железом неприметная деревянная калитка отворилась сразу же, как только я взялась за дверное кольцо, а едва мы вошли, та с тихим скрипом затворилась, и периметр полыхнул ярко-синим и затих.

У ног клубился густой, сизый туман, он был совершенно сухой, что само по себе говорило о его магическом происхождении, к тому же пушистый дымок расступался перед нами беспрепятственно пропуская во владения клана Апакаре.

Лис забавно водил носом принюхиваясь к посторонним, по его мнению, запахам и стриг ушами, полностью отдавшись звериным инстинктам в ожидании опасности. У вороньего глаза он замер, и обходя его по кругу долго и тщательно, с небывалым остервенением, нюхал куст, что я не удержалась и ляпнула:

— Ты еще лапу на него подними.

На что рыжий безобразник ехидно фыркнул, ощерился и таки осквернил ни в чем неповинное растение. Я беззлобно рассмеялась, пусть спустит пар, перенервничал, я же выдохнула с небывалым облегчением лишь тогда, когда переступила порог родового особняка.

Положа руку на сердце, пока за моей спиной не полыхнул контур, на защиту которого я рассчитывала, меня не покидало тяжелое предчувствие возможной беды, а бесконечные стенания Фени для которого выражение «лучше перебдеть, чем недобдеть» было жизнеутверждающим лозунгом, не добавляли мне уверенности в удачном исходе этой вылазки. Я пообещала себе, что запихну свою гордость куда подальше и в следующий раз непременно попрошу о помощи.

Дом встретил нас радостным гулом, в огромной прихожей приветственно зажглись все лампы и светильники, заливая холл теплым, золотистым светом. Поудобней перехватив свою сумку, я отправилась на кухню, мне нестерпимо хотелось крепкого чая, как всегда, на стресс мой организм отреагировал непреодолимой сонливостью.

Госы я сдавала, вылакав пятерной эспрессо, а как только заветное «отлично» было озвучено экзаменационной комиссией — отправилась, ни как все мои одногруппники — отмечать, а с трудом добравшись до дома, спать. И кстати проспала я почти двое суток, пока обеспокоенная мама не разбудила меня, желая удостовериться, что я всё еще дышу.

Так что то, что сонливость у меня появилась только после бессонной ночи откровений с мамой и раннего подъема удивило меня бескрайне.

Кухня была оснащена навороченной плитой и вытяжкой, огромный, двухкамерный холодильник был спрятан в резной дубовый шкаф и выглядел способным хранить пищу для двух десятков членов семьи, мраморная столешница натертая до блеска и фурнитура из латуни выглядели солидно, но во всей этой нормальности мне виделась какая-то неправильность. А где открытый, закопченный огнем, очаг? Где засушенные сухоцветы и мумифицированные тушки редких животных? Где баночки с глазами тритонов и лапками пауков?

Из противоречивого любопытства я открыла и бегло осмотрела несколько ящиков, но разочарованно захлопнула, так и не обнаружив чего-нибудь такого эдакого.

— Ладно, — сказала я вслух, пристально наблюдающему за мной Фене. Он был молчалив и задумчив, а пытать его что не так, я не стала, захочет — сам расскажет, — хватит заниматься ерундой.

Чайник раздражающе засвистел, я выключила газ и заварила большой чайник улуна. Никогда не понимала прелести зеленого чая, но молочный, с горькими нотками напиток, радовал меня своим изысканным вкусом и дарил бодрость вот уже пяток лет. Я с наслаждением цедила отвар и думала о превратностях судьбы, и о том, что сложись моя жизнь по-другому, этот дом мог быть мне родным, и, как и теперь, я бы пила и ела на этой уютной кухне вместе с бабушкой и отцом, которых в моей жизни никогда не было.

Сердце моё разрывалось на части от этого знания, томительно, горько, навзрыд…

Стоп.

Я прислушалась и поняла, что эти чувства не мои, всё это наносное, и на самом деле эти томление и горечь принадлежат другой живой душе — душе моего дома.

Я немедля более не секунды отправилась туда, где меня заждалось его сердце…

— Феня, что мне нужно сделать? — спросила я, когда спустилась в ритуальный зал.

— Закатай рукава и опусти руки в воды алтарной чаши, — странным тоном произнес лис.

Я обернулась посмотреть на непоседу, который уже несколько минут стоял на задних лапках, словно суслик в ожидании самочки, а его задумчивый взгляд был обращен в никуда. Черные глазки подсвечивались лунным светом, а заторможенность движений объяснялась глубоким трансом.

— Поняла, — пробормотала я себе под нос. — Да хоть ноги.

Я подтянула эластичные манжеты и опустила руки в воду, которую и водой-то можно назвать с огромной натяжкой, цвет и плотность она имела ртути, а на ощупь была теплая. Сначала ничего не происходило и перекатывая некоторое время меж пальцев неплотные шарики я совсем отчаялась дождаться чего-либо, но стоило мне подумать о том, что, пожалуй, пора бы пойти, как тело моё накрыла волна удовольствия.

Нет, на оргазм это было совсем не похоже, скорее на кайф от вкусного обеда или интересной книги, от новых знаний или плясок в фанатской зоне на концерте любимого исполнителя, такое комфортное удовольствие и небывалое ощущение правильности происходящего. «Ртуть» двинулась вверх, обтекая пальцы и кисти, предплечья и локти, шею и грудь, живот и пах, голову и ступни. Пощекотав легкими поцелуями и ущипнув за щеку, лопнула мыльным пузырем.

А потом испарилась, образуя тот же сизый туман, что окружал весь особняк.

Я еще постояла некоторое время надеясь на продолжение, но тут Феня перестал изображать гордость коллекция таксидермиста* и юркнул по лестнице наверх, в библиотеку. Я отправилась следом, доверяя сейчас больше фамильяру, чем себе. Моя логика отказывалась выдавать адекватные решения, пасуя перед странными обстоятельствами и разрывом шаблона.

Феню я нашла в гостиной, лохматый оглядывался в недоумении, не понимая, как очутился именно в этой комнате, а перед ним, раскрытым на первой странице лежал родовой гримуар. Слияние с силой рода, сконцентрированной в сердце алтаря, позволило мне увидеть надписи на страницах ранее пустой для меня книги.

Мелким, каллиграфическим почерком исписано было больше двух третьи страниц. Непонятные символы, значки, чертежи и схематичные рисунки, изображения странных тварей, умелые портреты и абсолютное понимание того, что этот язык мне не знаком, поставили меня в тупик совсем не на долго, потому как стоило мне слегка задержать свой взгляд на написанном и незнакомые буквы сами собой выстраивались в четкие предложения на родной кириллице.

Вступление было сумбурной историей образования сумеречной силы, похоже маги, ставшие в последствие Апакаре, и сами не знали почему так получилось, одно могу сказать наверняка, им была не чужда любовь к экспериментам, да что там, они были просто маньяками-исследователями. Испокон веков были лишь тьма и свет, они противостояли друг-другу, враги, соперники, конкуренты, но никогда эта война не переходила грань холодной.

То, что творилось теперь было не характерно для немногочисленного магического сообщества, каждый член из которого ценился именно тем, что их было слишком мало для откровенного истребления или геноцида представителей того или иного клана. Даже с появлением явного отклонения Апакаре — было принято оставить в живых эту аномалию.

Сумрак занял почетное место буфера между светом и тьмой.

Свою лепту в написании дневника внес каждый из членов клана, иногда это была от силы пара страниц, иногда больше нескольких десятков. Меня осенило, и я пролистала в конец гримуара.

Так и есть, последние страницы, за исключением последней были написаны Серджио, и даже в мыслях я не могла назвать его отцом, тем более в слух. Но к моему разочарованию его записи были зашифрованы, я попыталась сосредоточиться, но в криптографии была не сильна, к тому же совершенно внезапно на меня свалилась слабость.

За окном оказывается давным-давно стемнело, в желудке урчало, еще бы, на завтрак я съела сырник, приготовленный мамой, а на мобильном было два десятка пропущенных вызовов. О маме я не беспокоилась, я отзвонилась ей сразу по приходу и обещала сообщить если покину безопасное место, а вот несколько звонков с работы, от Кирилла и Ильи заставили меня напрячься.

Пока я готовила плотный ужин себе и лису, у нас состоялась забавная беседа, и возможно заикнись об этом раньше, лис был бы послан очень далеко и на долго, но сейчас, спустя двое суток, я чувствовала его правоту, как никто другой.

— Ты на них обижена? — спросил лакающий сливки ушастик.

— Я слишком взрослая, чтобы обижаться на слова, не предназначенные для моих ушей, но… — подняла я кверху указательный палец, когда лис оторвался от блюдца и посмотрел на меня с изумлением, — но… - продолжила я, — у меня, как и у окружающих меня мужчин, есть определенные сомнения по поводу случайности наших, нет не встреч, тут я за себя отвечаю. А вот то, что они так настойчиво это знакомство продолжили, внушает мне определенные опасения.

— Не преуменьшай своей заслуги, ты красива, умна… — начал пение дифирамб Феня.

— И я последняя представительница клана, единственного в своем роде.

— Ну да.

— Ты же понимаешь, что ты не сможешь воздерживаться? Ты ведьма — блуд ваша даже не вторая, первая натура. Прости, но даже мне не просто находиться с тобой, такую сексуальную энергию ты аккумулируешь сейчас, а я, между прочим, лис.

Я потрепала торчащие ушки и прислушалась к себе, уже несколько минут в солнечном сплетении было странное ощущение предвкушения. Повинуясь предчувствию, я убрала тарелки в раковину и вышла в ночной сад.

Туман серебрился, лунные блики играли в прятки с тенями, хоровод крошечных софитов освещал дорожу присыпанную розовым кварцем до самых кованных ворот.

— Я не собираюсь воздерживаться, Феня. Но ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность, — ответила я на заданный ранее вопрос, и смело шагнула вперед, встречая страстный взгляд мужчины, ожидающего меня за витыми створками.

*Таксидермист — человек, чья профессия состоит в изготовлении чучел животных.

Глава 14.

Люблю смотреть на человека, которому приятно.

При моем приближении, как будто прочитав мысли, ворота распахнулись.

В несколько уверенных шагов инквизитор подошел и сжал меня в своих объятиях, крепко, как будто нашёл то, что давным-давно потерял.

— Ты нужна мне, — прорычал Илья и грубо притянул меня к себе, его губы не были нежными, сминая мой рот, доминируя, царя, властвуя. Поцеловав его в ответ, я почувствовала, как его язык пленяет мой.

Сильные руки ласкали, сжимали, бессовестно шарили по телу, лишая разума и разжигая тлеющее до сих пор углями пламя в стихийный пожар. Тёмный накрыл моей ладонью свой член и глухо застонав мне в ухо, сжал пальцами каменную эрекцию.

Ого, — подумалось мне, — огогого.

Я сжала его, ощущая тяжелую плоть и почувствовала себя во истину всесильной. Дальше даже простейшие мысли были напрочь вытеснены из головы.

Я не успела заметить, что там с воротами, как Илья подхватил меня на руки и сжимая так сильно, что затрещали кости, стремительно двинулся к особняку. Каждый шаг сопровождался всё более откровенными ласками, которые срывали покровы приличий и пьянили сознание.

Я почувствовала лопатками деревянные панели теплой стены, а через мгновение, тёмный вошёл в меня мощным толчком, посылая по телу эротические разряды. А когда он начал двигаться во мне, я ощутила что-то необыкновенное, чему мой охмелевший разум никак не мог найти объяснения.

Я словно находилась в середине млечного пути во время огненного дождя, я наблюдала за разрушением планет и рождением Сверхновой, по моим венам текла лава и бежали обжигающие искры.

Так горячо.

Мощно. Жестко. Решительно. Он впился в изнывающие от потребности ощутить ласки полушария, поочередно втягивая острые соски сквозь тонкую ткань футболки. Я застонала, не в силах справится с накатывающим экстазом и забилась русалкой, пойманной в рыбацкую сеть, вбирая в себя всю его длину, требуя еще, желая больше.

На задворках мыслей мелькнуло, что если потянуть еще немного, то в моих пальцах останутся его платиновые пряди, и я ослабила хватку.

Словно почувствовав то, что сознание ко мне вернулось, Илья вновь вдавил меня в стену, лишая возможности вдохнуть и насаживая сильнее прежнего, ускоряясь, сдавливая мои бедра, остро целуя, практически причиняя боль. И желание, стремительно рассевшееся после первого оргазма, вновь сконцентрировалось в одной точке, устремляя все мысли и чаяния лишь туда.

Я хотела прикоснуться к его коже, хлопок его сорочки раздражал болезненно-возбужденные розовые пики, руки царапали не спину, а рубашку, и рванув полы раздражающей одежды, я наконец-то прильнула к гладкой, мускулистой груди. Царапая ногтями широкую, напряженную спину.

Такое ощущение, что моя несдержанность спустила триггер удовольствие тёмного мага. Он задрожал, вбиваясь с удвоенной силой, и задыхаясь от удовольствия, излился в меня, находя рукой припухший узелок моих стремлений и отправляя меня в след за ним в сладкий плен экстаза.

Холодный камин в гостиной полыхнул ярким пламенем по щелчку инквизиторских пальцев, диван, едва взглянув, он признал не удобным, и осторожно отодвинув журнальный столик, опустил обнаженную меня на огромную шкуру. «Какая пошлость» пришло мне в голову, но вид, открывшийся моему взору, начисто вымел критические мысли из головы.

Длинные пряди в свете огня казались темнее, упрямый подбородок и жесткую линию губ не смягчило теплое пламя, в кофейных глазах отражалась пляска стихии. Медленно, пристально наблюдая за моей реакцией, мужчина стал расстегивать запонки белоснежных манжет.

Мышцы на смуглых руках налились силой, грудь в мягком освещении приобрела более внушительный рельеф, пресс был идеально прорисован, а тонкая светлая дорожка волос, спускающаяся за ремень брюк, будила воспоминания и подстегивала воображение. Крупная выпуклость даже не намекала, кричала, о размере, который только что дарил мне наслаждение.

Я приподнялась на локтях, не желая пропустить импровизированный стриптиз, желая насладиться каждым его мгновением. Решительно, темный спустил брюки и боксеры, переступив босыми ногами через ненужную сейчас одежду. Он был полностью возбужден, его член гордо выпирал из бедер, а взгляд буквально пожирал меня.

Не думала, что такое может быть возможным, но я возбудилась еще сильнее, соски вновь стали как крошечные камушки, влага меж бедер стала ощущаться горячим мёдом, аромат возбуждения сносил крышу даже мне. Действуя на инстинктах, я спустила руку к мягким губкам ощущая пальцами силу своего желания и раздвинула ноги предлагая себя.

Тёмный со свистом втянул воздух и практически упал на колени, приникая к моим лепестками алчущим ртом. Я вцепилась в его волосы и прижала губы к губам, ощущая легкую щетину на нежной плоти. Язык обводил возбужденную нежность, зубы с осторожностью стискивали, а чуткие пальцы всё ближе подводили меня к обрыву.

И я рухнула в него, едва один, а затем другой палец проник в меня, находя ту самую точку, что опрокинула меня в экстаз.

— Хочу тебя, сейчас, — просипела я, когда волны удовольствия разбились о скалы реальности. И протянув руку, обхватила крупную, тяжелую плоть, с трудом смыкая пальцы и исследуя длину и рельеф, с осторожной уверенностью. Вверх, вниз, наслаждаясь прикосновением, ощущением твердости в ладони, вверх, вниз.

— Остановись, Дари, — засмеялся Илья, — слишком хорошо.

Краска стыда равномерно растеклась, задевая даже кончик носа и уши, я так увлеклась своими тактильными ощущениями, что не подумала о …

Блондин вдавился в меня, проникая во влажную глубину, прижал к полу, стискивая мои полушария крупными ладонями, обездвиживая, фиксируя на месте. Я толкнулась ему на встречу, не желая принимать навязанную пассивную роль. Я думала о том, что хотя его тело было таким крупным, таким сильным, а я была мягкая и хрупкая, наше слияние приносило нам обоим невероятное удовольствие.

— Моя, — стучали горячим пульсом в моей голове слова Ильи, — моя.

А потом, я уже не думала ни о чем, оргазм накрыл меня вновь, не легкой рябью, а словно гигантский огненный шар, который выжег меня изнутри, стирая все предыдущие ощущения подчистую, оставляя только чистый кайф и концентрированное удовольствие. Спустя пару толчков, Илья кончил вслед за мной, вжимаясь, наполняя.

Но он не остановился, он продолжал вбиваться в меня до тех пор, пока я вновь не закричала, ловя наступающий экстаз, в изнеможении откидываясь назад и моля о пощаде.

Я слушала прибой, шуршащий океанскими волнами о кварцевый, непременно белоснежный песок. Размеренный и успокаивающий.

А затем открыла глаза и обнаружила над собой темный, парчовый полог, а рядом, размерено дышащего инквизитора. Паническая мысль, мелькнувшая на периферии сознания была что-то вроде «обожемой надеюсьэтакомната не бабкина»…

Я пошевелилась, потревожив чуткий сон, и теплая рука притянула меня к себе, уютно устраивая на своем удобном плече. Я сладко зевнула, намереваясь подумать об произошедшем завтра, как Скарлетт О’Хара, но у Ильи были другие планы, к тому же, свет, пробивающийся сквозь не запахнутые шторы, как бы намекал на то, что уже сильно не ночь, и даже не раннее утро.

— Я очень волновался, когда не смог связаться с тобой.

— Прости, я зачиталась и потеряла счет времени, — ответила я, попкой ощущая, что инквизитор более чем готов не только к разговорам. Я потерлась о его эрекцию и хрипло рассмеялась, услышав капитулирующий стон. Спустив кружево невесть откуда взявшихся трусиков, Илья раздвинул увлажнившиеся складки и в несколько движений, довел и меня и себя до экстаза, именно в этой, такой уютной, практически супружеской позе.

Я сладко потянулась, когда он вышел в ванную и обернувшись в простыню пошла искать еще один туалет.

Через пятнадцать минут мы сидели на кухне, взбалтывала яйца с молоком в омлет, а инквизитор, под моим чутким руководством нарезал сладкий перец и острые колбаски для начинки, на плите закипал чайник, а Фенек, стыдливо прятал глаза. Видимо ему вчера увиделось больше, чем хотелось, или больше, чем стоило.

Я сделала несколько сложносочинённых сандвичей, добавив в начинку все, что было под рукой, и всё, что сочеталось меж собой. Голод не тетка. Мы, шутя и дружески подтрунивая, сытно позавтракали, а затем я получила официально предложение к сопровождению меня на осенний бал высшего общества магов.

— Разрешишь мне представить тебя своей спутницей? — замер в ожидании ответа инквизитор. Он кажется даже не моргал, ожидая моего ответа.

— А что это означает? Ведь это не просто статус.

— Нет, не просто. — Кивнул моей догадливости тёмный. — Это официальный статус, означающий мою личную заинтересованность в тебе, как будущей спутнице. Паре, если тебе будет угодно.

Я не знала, что думать, просто потому что даже в теории не была знакома с такими тонкими нюансами, а на прямую спросить у Ильи я почему-то постеснялась. Вдруг институт брака у магов упразднен и привычные формулировки обозначают что-то другое? К тому же слова тёмного случайно подслушанные, по-прежнему не давали мне покоя.

— Я могу подумать? — спросила я. И он, правильно поняв мои колебания, кивнул. Я выдохнула, ну что же, перед смертью всё равно не надышишься, а умалчивать такие знания с моей стороны было бы глупо. — Илья, у меня есть информация касательно убийств и боюсь тебе может не понравится, какую роль клан Апакаре играет в этом деле. Я знаю по какому принципу убийца выбирает жертв.

Глава 15.

Кактус — это глубоко разочарованный в жизни огурец.

— А ты знаешь как привлечь внимание, Дашка, — ошеломленно пропищал фенек, тараща бусинки глаз.

А я вскочила с неудобного барного стула и помчалась в гостиную, за гримуаром.

— Вот, смотри, — раскрыла я дневник Апакаре на нужной странице. А когда улыбка осветила лицо инквизитора, смутилась. — Ну чего не смотришь?

— Прости, ты ведешь себя так зрело, сдержано и логично, что я всё время забываю на сколько ты молодая ведьма. Я не могу видеть то, что написано в родовом гримуаре, этой способностью обладают только члены клана.

— Да? Тогда секундочку, — ничуть не расстроилась я. Вытащила блокнот, ручку и стала быстро переписывать информацию, по ходу объясняя с чего вдруг меня бросило в эпистолярный подвиг. — То, что Серджо Апакаре был моим отцом ты уже знаешь, но вот то, что я единственный удачный эксперимент магии крови, точно не в курсе.

— Шах и мат, Дашка, шах и мат, — услышала я лисий комментарий.

После откровений матери, я не знала как относится к пожилой родственнице, где-то глубоко в душе шевелилось чувство, подозрительно напоминающее жалость, и пусть ничего хорошего я не ждала — всё равно была разочарованна. Марьяна Апакаре была плохим человеком, в чем я убедилась, прочитав последнюю запись. Она знала о том, какие опыты проводит её ненаглядный сынок, и по большому счету, всё происходило с её молчаливого согласия и безусловного безразличия.

Еще до того, как Серджо познакомился с мамой, намеренно, как мне стало ясно теперь, он искал «идеальный сосуд» для своего эксперимента. Вообще, желание распространить свой генетический материал напоминало мне осеменение призовым жеребцом как можно большего числа подходящих для оплодотворения кобыл.

И по странному стечению обстоятельств ген сумрака был силен только во мне, видимо поэтому бабка хотела забрать меня себе. Около дюжины имен детей Серджо, которых он умудрился заделать до того, как стерилизовал себя очередным опытом, к его разочарованию и отчаянию прошедшему более чем неудачно, стояли минусы, и только на против моего был плюс обведенный в жирный кружочек.

В последней записи она не сообщала мне имена моих возможных родственников, братьев или сестер, нет, она написала список тех, кого она подозревала в убийстве сына и взывала к возмездию.

— Знаешь, я всегда хотела иметь большую, громкую, дружную семью, но сейчас я благодарна тому, что мама избавила меня от незавидного будущего расти среди чванливых, кичащихся своим превосходством высокомерных снобов. К сожалению, надписи Серджо прочесть я не смогла, они зашифрованы.

— Возможно где-то в гримуаре есть подсказки, но, к сожалению, никто кроме тех, в ком течет кровь Апакаре не сможет его прочесть. И раз сейчас настало время удивительных историй, я бы хотел поделиться с тобой той, что ты без сомнения услышишь в ближайшем будущем. И эта будет обо мне. В высшем обществе Шварца я снискал славу циника, не умеющего держать слово и, по большому счету, раньше меня это мало волновало. Я работаю с единственным магом, который знает всю правду неблаговидного поступка, который навсегда навесил на меня ярлык подлеца.

Илья меня так заинтриговал, что я даже затаила дыхание. И прагматик во мне прекрасно понимал, что у медали всегда есть две стороны, но некоторые события стали для меня более ясными и очевидными.

Илая, Кирилл и Виторо были знакомы с детства. Три наследника сильных кланов, которые по идее должны были соревноваться во всем, предпочли дружбу. Школа, а потом академия магии, не Хогвартс, конечно, но что-то подобное, сплотили молодых людей. Общие интересы, совместные цели…

За пару лет до окончания академии, у Ильи погибла мама, она, как и сын, была тёмным инквизитором и дабы поддержать друга, зимние каникулы семья Кирилла пригласила друзей провести у них. И в принципе, это было то, что доктор прописал, Илая почувствовал поддержку и дружеское участие, если бы не одно «но», сестра светлого — Ева, которая была младше на пять лет вообразила, что влюблена в тёмного.

— Она не давала мне прохода, пробиралась в мою спальню, подстраивала случайные встречи, один раз дожидалась меня обнаженной в кровати, а другой шагнула ко мне, когда принимал душ и… в общем, сдержался тогда я с трудом. Я не был влюблен в кого-то другого, и она даже тогда, несформировавшимся подростком была чудо как хороша, но такая одержимость настораживала…Мне удалось отбрехаться и до конца каникул, я буквально бегал от неё, и в очередной раз просто всё рассказал её брату.

Она восприняла это как предательство, ведь целью её навязчивости было моё согласие на то, чтобы я помог ей с инициацией, хотя ни одна из благородных семей Шварца не допустит дефлорацию шестнадцатилетней свистушки, самый простой и приятный способ не всегда правильный. Да и Кирилл решил, что я раздавал неуместные авансы, ведь его маленькая сестричка не могла себя вести как прожженная шлюха.

Мы вернулись в академию, постепенно это недоразумение забылось. А через несколько лет на свадьбе у Виторо я вновь встретил Еву и представь себе влюбился. Как тогда мне казалось чисто, беззаветно и взаимно. Наши отношения развивались стремительно и уже через несколько недель наших встреч, я просил у её отца руки дочери.

Свадьбу назначили быстро, без соблюдения положенной канонами помолвки, потому как невеста была в положении. А за день до церемонии из медового месяца вернулся Виторо, он то и заметил, что со мной что-то не так, и, только представь себе, связал меня и насильно влил в меня антиприворотное. Ну и мерзость же — это зелье.

Когда я наконец-то перестал блевать, мне удалось трезво, сломав розовые очки, взглянуть на то, что происходило со мной в последние месяцы.

— И как ты поступил?

— Церемония была скромной, только самые родные и близкие. И когда перед лицом свидетелей меня спросили желаю ли я вступить в союз, я ответил — «естественно нет». О, какой это был скандал! Мне несколько раз пришлось отстаивать свою честь на магических дуэлях, общество отвернулось от меня, а я…Знаешь, пусть я и унизил отказом невесту, но рассказать всем вокруг о её вероломстве — не смог. Пожалел дуру.

Помимо напарника, ну и, конечно, Евы, только Кирилл знает подробности, но он бесконечное количество раз находил оправдания любимой сестре, и я устал доказывать, что я не ишак.

— А как же ваш ребенок, ведь он ни в чем не виноват? — я с замиранием сердца ждала ответа, мне казалось от того, что ответит тёмный зависит вообще всё.

— Одним из побочных действий приворотного зелья является временная стерильность, Даша. Я никак не мог быть отцом её ребенка.

— Вот это поворот, — высказал мои мысли Феня.

Я же не знала, что сказать в слух. А Илья со смехом продолжил:

— Теперь раз в месяц я пью антиприворотное, просто для профилактики.

Эх, это было бы смешно, если бы не было так грустно.

К списку имен прибавилось несколько загагулин, графичный рисунок тетраэдра, пара цветочков и смотрящий мне в душу глаз. Просто все то время пока Илья изливал мне душу, я неосознанно черкала на листке.

— Мне очень жаль, что так произошло, Илья, но я даже если бы знала как сделать это зелье, пользоваться им бы не стала, это низко.

— Признаюсь честно, наше знакомство было слишком постановочным, к тому же корни убийства постоянно вели к сумеречному клану, и я даже имел глупость высказать свои подозрения, но сейчас…я верю тебе, и знай, ты всегда можешь рассчитывать на меня и мою помощь.

— Спасибо.

Он взял из моих рук протянутый лист и бегло прошёлся по нему глазами, затем нахмурился и чертыхнулся.

— Ты знаешь, что по крайней мере трое из этого списка мертвы?

— Естественно, периодика Шварца пестрит мнимыми подробностями, но по крайней мере имена жертв не скрывали, я просто применила дедуктивный метод. Трое, не включая отца мертвы, возможно кто-то из этого перечня в смертельной опасности, а может быть кто-то из них и есть тот убийца, которого вы ищите.

— Но здесь есть и твоё имя.

— Да, но в своей невиновности могу быть уверена только я, ну Феня еще, поэтому, я безусловно помогу тебе всем, чем смогу.

— Спасибо, мне нужно показать Виторо этот список, а тебе приготовиться к завтрашнему балу, со мной или без меня, но появиться, хотя бы на официальную часть ты просто обязана. Твоё отсутствие сочтут слабостью.

Илья засобирался, а затем решительным шагом пересек комнату и крепко, пьяняще сладко поцеловал меня.

— Пожалуйста, Дари, береги себя.

— Да.

— Не понял, что да?

— Да, я пойду с тобой на бал, — ответила я и на вопрос и на поцелуй.

Глава 16.

Столько впечатлений, а ещё только восемь часов утра!

Илья ушел, а я банально завалилась спать, и проспала до утра.

Хотя перед этим поменяла белье и вымыла пол в той спальне, где нам довелось провести ночь, а еще в кухне, коридоре, холле, короче почти во всем доме. И слава небу спальня оказалась гостевой, мне бы очень не хотелось выяснить, что я, грешным делом, придавалась страсти на бабушкином ложе.

Лис, свернувшись клубочком, посапывал рядом. Я, открыв глаза умилялась этой картине, ведь выглядит таким милым, пока рот не откроет, но Феня словно постер к поговорке «мнение как задница — оно есть у всех», и он непременно им поделится, даже если ты не желаешь его слышать.

Едва леска усов зашевелилась, я откинула одеяло, укрыв с головой ушастого, и встала. Выслушивать пошлые комментарии и едкие высказывания я не желала, вдоволь нахлебалась, пока убиралась. Дошло до угроз, и благо фенек внял, потому как выгнать пакостника, несмотря на страстное желание заткнуть фонтан каламбура, я бы не смогла.

Приглашение на ежегодный осенний бал, ждало меня во вскрытом конверте на столе, дресс-код был указан как стандартный. Еще бы знать, что это означает, и где в случае чего можно приобрести подходящий туалет?

— Феня, как думаешь, может быть стоит смотаться в наш мир и купить какое-нибудь платье? Не уверена, что в моём гардеробе будет что-либо подходящее событию, — сказала я, сонно листая гримуар. Заклинание отвода глаз было совсем не сложным, достаточно было мысленно нарисовать руну и напитать её силой (другими словами, сильно-пресильно захотеть, чтобы она сработала). У меня получилось, потому что даже лис нашёл меня не сразу.

— Не думаю, что тебе это понадобится, в коридоре тебя ожидает несколько пакетов, подозреваю твой мужчина позаботился о твоем наряде.

Я бежала так, что растянулась на скользком паркете и с трудом удержав равновесие, пошла более размеренно и степенно. Несколько огромных, глянцевых пакетов с логотипами изысканных, модных домов стояли рядом со входом, к одному из них была пришпилена крафтовая карточка, подтверждающая то, что они от Илаи.

«Позволь мне позаботится о твоем туалете тем более, что общество магов = общество снобов, они гордыню надевают с галстуком тщеславия. Буду в семь.» И.

Я заулыбалась как дурочка и вдыхая запах новых вещей и ароматизированной упаковки, стала с нетерпением разбирать покупки.

Самый маленький из пакетов был от известного бельевого бренда и как только я раскрыла его содержимое — густо покраснела дюжиной оттенков красного, от темно-бордового до алого. То, что предстало моему взору было верхом изысканной эротики. Это белье создано для соблазнения, утонченный, поразительный, комплект, симбиоз кружева, шёлка, лент и вышивки.

Я не удержалась и примерила, хотя до выхода было еще несколько часов.

— Неужели Илья видит меня такой? — спрашивала я у отражения. Бюстгальтер с глубокими чашечками и черной оторочкой по краю, декорированный замысловатым кружевом, пояс из черной сеточки, охватывающий мою талию словно вторая кожа, шелковые ленты, что забавно пружинят поддерживая чулки, трусики, из прозрачной ткани с цветочной аппликацией на стратегически важных местах волшебным образом превращали подтянутую фигуру в соблазнительные формы, смягчали резкие линии тренированного, гибкого тела.

— Роковуха, — лаконично откомментировал лис.

Я шлепнула по торчащему лопоуху и выпнула наглеца из комнаты, лохматый упрямец только что зубами не вцеплялся в паркетную доску, но я всё-таки избавилась от соглядатая, заодно и пол до двери тушкой отполировала.

После грандиозной примерки я провела ревизию взятой на спех косметики, и убедившись, что всего в достатке радостно предвкушая выход в свет, потратила оставшийся день и вечер на то, чтобы соответствовать той роскошной одежде, что преподнес мне тёмный.

К семи я была готова и ужасно нервничала. Черное с серебром платье, сидело словно перчатка, корсетный верх с металлической вышивкой, пышная юбка из фатина и изысканное кружево у горловины выгодно смотрелись с байкерской курткой с массой декоративных эелементов, но и само по себе оно было роскошным. В нем я ощущала себя настоящей ведьмой.

Черные бархатные лодочки и такой же клатч ставили многоточие в моем образе.

— Во истину, женщина — это тайна, покрытая платьем, — засмеялась я, оценив реакцию Фени, показательным было то, что он даже не нашелся что бы сказать, а заткнувшийся лис — это нонсенс. — Ну что тушкой или чучелком?* — спросила я немого погодя.

Тот обреченно вздохнул и обернувшись тонким колечком, скользнул на протянутую руку, устраиваясь поудобнее на пальце и в моих мыслях. Часы пикнули семь раз, и я вышла в туман.

Силуэт терпеливо ожидающего меня инквизитора таинственно выделялся в свете фар и клубящегося тумана, Илья шагнул на встречу и запечатлел на моей щеке целомудренный поцелуй, от которого, впрочем, мои колени подогнулись.

— Ты такая аппетитная, — шепнул мне тёмный.

— Спасибо, — ответила я на комплимент, — а ты…у меня просто нет слов.

Я уселась в автомобиль, Илья закрыл дверь и обойдя машину сел за руль. Сейчас, я взглянула на него по-новому, что-то в инквизиторе изменилось, теперь он походил на спокойного хищника. Он не просто заполнял собой окружающее пространство, казалось комфортный салон элегантного авто s-класса стал крошечным. Он будто был пропитан им, словно занимал каждый дюйм свободного места.

Резкие выразительные черты лица, были подчеркнуты элегантным, темно-серым итальянским костюмом, накрахмаленной белой рубашкой и графитовым шейным платком. Этот мужчина был не просто привлекательным — мужественным, сексуальным, притягательным. В обычной жизни, при нормальных обстоятельствах, я никогда бы не рискнула флиртовать с ним, что же говорить о большем.

Мы многозначительно молчали, хотя время от времени тёмный оборачивался и смотрел на меня, сверкая черными глазами. Я сделала музыку погромче и откинулась на эргономичное сиденье, вытягивая ноги и закрывая в блаженстве глаза. Аудио система автомобиля была на столько идеальной, что казалось, нахожусь в центре оркестровой ямы, и я всегда любила Пуччини.

Мои пальцы утонули в пышных складках юбки, Феня вредничал, зацепившись за тонкий фатин и я осторожно освободила его левое ухо из плена ткани, а когда повернулась, улыбаясь и мысленно ругая проказника, то поймала на себе самый чувственный, самый сексуально напряженный, самый голодный взгляд из тех, что доставались мне в течение моей короткой жизни. И это мы только вчера вылезли из постели.

Илья резко крутанул руль, паркуясь на обочине сельской дороги и притянул меня себе, одновременно отстегивая мой ремень безопасности.

Чёрт с ними, с помадой и с идеальной укладкой, я хотела его так же, как и он меня. Невообразимо, алчно, страстно. Мне казалось, не получи я желаемого и на мир обрушатся все кары Египетские, а я тотчас умру на этом самом месте.

Горячие губы осыпали мое лицо, до острой боли зубы прикусили мочку, обволакивая языком жемчужину сережки. Мои руки вновь запутались в послушно зачесанных волосах блондина, и я не желала ни в чем уступать инквизитору, ни в силе страсти, ни в стремлении познать его вновь. Я сама расстегнула ширинку и выпустила на свободу рвущуюся эрекцию, что толкалась мне в ладонь.

Я сама отодвинула влажные трусики, снимать их просто не было времени, да и дрожащие пальцы не желали меня слушаться. Я сама направила его в себя, глубоко насаживаясь и принимая всю немалую длину. Я сама стала двигаться, подниматься и опускаться, в том самом, вечном ритме, объединяющем всех любовников, растворяющихся в объятиях страсти.

Я сама кричала и билась в экстазе, впитывая его оргазм, продолжая движение до тех пор, пока сдержанные конвульсии, не переросли в продолжение, и второй раз последовал за первым, и вновь я воспарила над реальностью, ловя отголоски нирваны и хриплый шёпот «моя».

В ассамблею мы прибыли с опозданием. И хотя приходить вовремя считалось дурным тоном, мы смогли нарушить и эту норму. Церемониймейстер, как в фильмах про викторианскую эпоху, назвал наши имена и принадлежность к кланам, но я так волновалась, что даже не расслышала, к какому именно роду принадлежал Илая.

Его ледяные пальцы переплелись с моими, широкие плечи расправились, а выражение лица стало еще более надменным. Если бы пятнадцать минут назад я не видела бы побелевшие пальцы, сминающие сиденье, пляску кадыка и бешено бьющуюся вену на шее, была бы уверена, что настоящий Илья именно такой, как сейчас — холодный, невозмутимый, чужой.

Десятки пар глаз уставились на нас, разом притихшие разговоры возобновились с удвоенной силой. Высшее общество Шварца получило новую пищу для сплетен на несколько лет вперед — опальный инквизитор и последняя из могущественного рода сумеречных. И я не собиралась их разочаровывать, заиграла мелодия больше всего похожая на вальс:

— Потанцуешь со мной? — спросила я у Илайи.

— Безусловно, Дари, — ответил мне тёмный и повел меня в центр залы, где уже кружилось несколько пар.

Я узнала Виторо с роковой красоткой в паре, и если бы я не знала наверняка, что это его супруга, то была бы уверена, что этих двоих связывает не просто страсть — любовь. Они были словно продолжение друг друга, их движения перетекали из него в неё и обратно, их лица были счастливы, а улыбки освещали залу. Девушка подмигнула мне, а я, никогда не была такой смелой, подмигнула ей в ответ. Она тихо рассмеялась и что-то шепнула кивающему напарнику моего мужчины.

Рядом кружился Кирилл с женщиной много старше его, но очень похожей на начальника внешне, а рядом, в откровенном платье на грани дозволенных приличий, скользила на высоченных шпильках в объятиях мужественного красавчика, та самая шикарная блонди, и мне не сложно было сложить два плюс два, что бы понять, вот она, Ева. Её хищный рот снова венчала алая помада, она была того оттенка венозной крови, котораябьет из смертельно разорванной артерии, бронзовое платье, открывающее много больше, чем закрывающее, а высокая, тщательно уложенная прическа, с легкомысленными завитушками, компенсировала агрессивность её наряда и манер. Глаза ведьмы полыхали алым в тон губ, и она было собралась что-то мне сказать, но ей не удалось.

Ни с того, ни с сего, Еву и её пару, закружило в вихре сизого пепла. Ошметки сгоревшего стали увеличиваться в размере наливаясь чернильной темнотой, расширяясь до размеров крупных клякс, они соединялись и вплетались друг друга, словно пятна разлитой нефти на поверхности ни в чем не повинной воды. Затем противные крики похожие на чаячьи перешли в громогласное «каррррр» и десятки, нет сотни, обсидиановых воронов, ощерившихся в бешеном припадке, кружась и образуя смертоносную воронку, стремительно рванули, сметая на своем пути преграду в виде поставленных энергетических щитов, в сторону сестры светлого и её партнера.

Ах да, кажется она тоже была в том списке.

*Анекдот времен застоя. Уезжает еврей на ПМЖ в Израиль, везет с собой попугая. А ему на таможне — " вывозить можно только чучело или тушку".

"Ну как же так, ведь ему уже три сотни лет, он живет в нашей семье уже столько поколений", но таможенник неумолим. Попугай говорит: "Моня, хоть тушкой, хоть чучелом, но валить отсюда надо!!!"

Глава 17.

Если вы не отражаетесь в зеркале знайте, вы — неотразимы

В разряженном воздухе плыл горьковатый аромат озона, всё вокруг стало предельно чистым и ясным, будто проливным дождем прибило к земле пыль, загрязняющую картинку.

В одно мгновение мы танцуем, а в другое я стою прикрытая щитом рядом с Виторро и его супругой, а Илья в самом центре смертоносной воронки, как и Кирилл. Девушка в бронзовом платье живописно разметалась по светлому паркету, волосы её словно взбитая мыльная пена окружали стройную фигуру, замершую с испуганным выражением лица.

Ева выглядела такой ранимой и уязвимой, что сейчас мне с трудом верилось в её вероломство, но как говорил Антон Палыч: посмотришь на иное создание — миллион восторгов, а заглянешь в душу — обыкновенный крокодил. Её партнер по танцам, не знаю его имени, лежал сломанной куклой в полуметре от осыпающегося пеплом центра воронки. Ослепляющая вспышка и черный снег тлена остался лишь на полу, как пожухлые осенние листья, плавно опускались остатки обсидиановых хлопьев.

Иссохшее тело, скрюченные костлявые пальцы обтянутой тонкой словно пергамент темно-серой кожей, порванный смокинг и абсолютно седые волосы, картина невозвратного тлена еще долго будет стоять пред моими глазами.

Мужчина был мертв.

Франческа, так представилась жена Виторо, крепко прижала меня к себе, еще немного ближе, и мы перейдем в ту фазу отношений, когда нужно будет знакомить родителей, затем уменьшила диаметр пузыря, увеличивая толщину защиты, но это уже было ни к чему.

Всё закончилось.

Ева безутешно рыдала на плече у Ильи, стискивая пиджачную ткань наманикюренными пальчиками, ха-ха, я только сейчас поняла, почему не обратила внимание на её имя в списке, полное имя ведьмы было Евдокия. Дуня. Дуся. Дуняшка. Мне стало так смешно, вот же подсиропили родители!

Я хмыкнула, видимо в слух, потому как Франни улыбнулась мне в ответ и пробормотав что-то вроде «а ты крепкий орешек», схлопнула защиту, и, оставляя меня одну, подошла к супругу, что-то негромко ему сказав. Виторо часто закивал, а я вновь посмотрела на тело.

Вокруг фигуры бедняги стелился белесый туман, пробуя толстыми щупальцами неподвижного мертвеца. И если бы я что-то понимала в эмоциях дыма, то сказала бы что ему не нравится то, что приходится обволакивать, туман презрительно сжимался и недовольно морщился.

— Нам придется поехать в отделение, — шепнул мне, незаметно подошедший Илья. Сестра Кирилла теперь орошала лацкан пиджака брата, но вот чудо, косметика её держалась на совесть, не размазалась, не потекла, да только ради того, чтобы забетонировать так макияж можно было стать ведьмой.

— Я под подозрением? — спросила я.

— Не говори глупостей, — поцеловал меня в ладонь инквизитор, — просто мне сейчас нужно поработать, записать показания свидетелей, сопроводить тело в морг…остаточные эманации я зафиксировал. Боюсь оставить тебя одну, поедешь?

— Конечно, а тот туман, что клубится вокруг тела, что это? — полюбопытствовала я.

— Какой еще туман? — нахмурился Илья.

Возможно он бы сконцентрировал свое внимание на моём замечании и по крайней мере со мной могло не случиться того, что случилось немного позже, но в это время в залу быстрым шагом вошел высокий мужчина в кожаном дуплете и камуфляжных штанах. Его окованные металлом высокие ботинки на толстой, рифлёной подошве, тихо постукивали, а присутствие явного военного в зале полном разодетой знати смотрелось как кощунство, но не один из роптавших до сели гостей не сказал ни слова.

Казалось, гости балы сжались и уменьшились, человек явно обладал властью и имел не простую репутацию. — Я сейчас, — сказал тёмный и подошел, судя по всему, к своему начальнику. Тот же в свою очередь подошел к телу, махнул Илье и затем окружил место преступления непрозрачным куполом.

Дальше все происходило, быстро, по-военному четко без лишней суеты и паники. Зал окружили, очистили от ненужных свидетелей, взяли все возможные показания у очевидцев и разогнали по домам. Я отправилась в управление инквизиции вместе с Виторо и Франческой. Супруги многозначительно переглядывались и иногда выдавали что-то на итальянском, кося на меня заинтересованными взглядами, ощущение, что я обезьянка в цирке, только усилилось

В здании инквизиции толпилась масса народа, мы прошли холл и углубились по коридору, минуя кабинеты Илаи и Виторо. В большой комнате, куда мы пришли нас уже ждали, и это было удивительно, потому что наша машина ни разу не остановилась, а порой превышала допустимую норму скорости в несколько раз. Скорее всего они прошли порталом, мелькнула на задворках сознания мысль и тут же улетучилась, отвлекаясь на продолжающую театрально всхлипывать девушку.

— Мои туфли просто убивают меня, Даша, — подошла ко мне Франческа и протянула мне стакан с водой. — У тебя какой размер?

— Тридцать восемь, — ответила я. — Моя обувь вообще, как испанский сапожок. Новые, шикарные занотти* в точности соответствуют своему названию, а я чувствую себя русалочкой, которая обрела вместо привычного хвоста — ноги.

Франческа рассмеялась низким гортанным смехом кинодивы сороковых и словно волшебница Гингема** достала из-за спины серебряные башмачки — слава небу, на плоской подошве.

— Они на размер больше, но не думаю, что это критично.

— Боги, нет, если ты не сняла их с какого-нибудь трупа я согласна, — Франни рассмеялась еще громче привлекая к нам внимание, а потом продемонстрировала свои ступни в таких же слипонах, соблазнительно выдвинув стройную ножку из разреза.

— Я взяла их на складе, не переживай.

«Блаженство» — подумалось мне, когда невероятно красивые туфли были сняты

— Что сказал герцог? — спросила супруга Виторо у мужа. Мне налили вторую кружку кофе, и мне казалось, что я пью душу грешника, растворенного в смоле преисподней, такой он был густой, крепкий и горький.

— Какой герцог? — удивилась я. — У вас тут что, был настоящий герцог, а я его пропустила?

— Мужчины рассмеялись, а Ева, не пойми, как, затесавшаяся в нашу компанию, презрительно сморщила аристократический нос.

— Герцог — это прозвище главы инквизиторов. Его имя Артур Уэлсли, как у Велингтона, оттуда и кличка. Классный мужик, невероятно умный и очень сильный маг, — пояснила мне Франческа. — Тёмный, как и Илья.

— Спасибо, — шепнула я благодарность. Супруга Виторо нравилась мне всё больше, а я наконец-то смогла присесть на стул и вытянуть ноги.

Испугаться я не успела, слаженная работа напарников, спокойствие Франни, едкие комментарии Фени и новая смерть вызвала у меня легкое недоумение и неуместное восхищение злодеем, всё-таки провернуть такое на глазах у стольких свидетелей мог либо очень сильный маг, либо сумасшедший. Но я слишком рано выдохнула, видимо некоторое время меня сопровождало легкое отупение свойственное тем многим, кто переживает сильнейший стресс, и сейчас, словно в пику ранее проявленному спокойствию внутри начала клокотать паника и нервозность.

Не знаю почему, возможно потому, что Илья был занят, практически допрашивая Еву на пару с Виторо, а Франческа вышла из комнаты, ко мне подошел Кирилл и сцапав мою ладонь, начал с совершенно, по моему мнению, неуместных комплиментов моему внешнему виду. Я вяло отмахивалась, хотя мне хотелось огрызнуться и послать его в пешую прогулку с эротическим уклоном.

А потом я поняла, что паническая атака отступила, и благодарно улыбнулась светлому, который специально отвлекал меня, незаметно воздействуя как крепкий седатив***. К сожалению, следующим этапом моего состояния становилась неконтролируемая нарколепсия, которая как автобус без тормозов, мчащийся вниз по серпантину, лишь набирала обороты, если срочно не поспать или не отвлечься.

Вряд ли меня бы поняли, если бы я захрапела, пуская слюнки посреди комнаты, поэтому я отняла руку у Кирилла, который продолжал держать её в своих, правда уже без прежнего воздействия и встала размяться. Если судить по большим электронным часам, секундная точка на которых билась в припадке, в комнате мы провели больше двух часов. Я понимала опасность оставаться в одиночестве, и меня расстраивало то, что за всё время, что я торчала в дознавательской, Илья не подошел ко мне ни разу, словно случившееся — это моя вина, или он в чем-то меня подозревает.

— Как ты, Даша? — спросил меня светлый. — Мне так жаль, что твой первый бал так и не начался, я бы тоже хотел станцевать с тобой.

— Ничего, — отмахнулась я, — почему это произошло? Ты что-нибудь знаешь?

— Знаю, но не скажу, прости. Тебе не нужно забивать голову этим дерьмом. И не думай, это не шовинистический бред, типа не засоряй свою хорошенькую головку лишними подробностями, нет, просто есть определенные правила, к тому же мы в тупике. С большой буквы «Т».

— Ээээ, но почему? — выдала я мой максимум логики и зевнула в кулак, не то, чтобы я рассчитывала на то, что он ответит, но, как ни странно, это произошло.

— Погибший был нашим главным подозреваемым — он был в списке. Он баловался запрещенными ритуалами из магии крови. Он был дружен с Серджо Апакаре. — Брюнета несло, он противоречил сам себе, хотя намного позже я поняла, что он поделился не просто крохами информации, он рассказал мне то, что стало бы известно из утренних газет.

Замолчать такое происшествие не удалось бы, а многие из присутствующих на балу так или иначе были прекрасными источниками информации, и если смерть баристы пару дней назад прошла почти незаметно, то теперь погиб один из избранной верхушки. Один из них.

Начнётся паника, а обеспокоенные представители власти начнут жать на все педали, чтобы ускорить раскрытие дела и поймать виновных. Или навесить всех собак на удобно подвернувшегося первого встречного кандидата.

Дуся, судя по всему, выступала в качестве подсадной утки, подумалось мне, но немного позднее Кирилл опроверг это моё предположение. Оказывается его сестра долгое время встречалась с мертвецом и дело шло к помолвке. И вот, я смотрю на практически соломенную невесту**** и не вижу ничего. Ни боли, ни страдания, да даже признака легкой досады, нарушившей матримониальные планы.

Абсолютно бесчувственный вакуум и бездарная игра убитой горем пустышки.

Лихорадочный румянец ледяной принцессы алеет на щеках от возбуждения, грудь вздымается чаще положенного от пристального внимания, идеальные макияж и прическа, и пустые, ничего не выражающие глаза пираньи, лениво поджидающей у самого берега зазевавшуюся дичь на водопое. Серо-голубые, как у старшего брата, только у Кирилла глаза мерцают глубиной, меняя оттенок в зависимости от настроения, по ним можно прочесть его чувства, если знать, что ищешь. Сейчас они темно-синие, злые от тревоги за сестру, которую третий час допрашивают.

Я снова зевнула, да так, что из глаз брызнули слезы.

Оглядела комнату более внимательней, чем за всё время, что я сидела здесь. В дальнем углу стоит массивный стол, явно принадлежащий Артуру, вряд ли такой внушительный мужчина уместился бы за чем-то более хрупким. Возле него на стуле сидит Евдокия и прижимая к углу глаза платочек с вышитой монограммой Ильи изображает вселенскую скорбь.

Тёмный что-то лихорадочно пишет рядом с ними, попутно задавая вопросы ей и Виторо. Вот он оторвался на мгновение от бумаг и посмотрел на меня, поймав мой вопросительный взгляд. А затем поморщился, словно съел что-то несвежее и вернулся к своей писанине.

Стыд хлестнул меня раскаленной плетью по оголенным нервам, не знаю как другие, но вот Дуня заметила взгляд, которым меня одарил темный. Ехидно улыбнувшись, она бросила на меня такой триумфальный взор, как будто мы обе участвовали в конкурсе красоты и ей досталась корона, а мне швабра и веник, чтобы убраться после праздничного банкета.

Ей было невдомек, что меня в первую очередь волновало то, как я буду уживаться один на один со своей совестью и пока, это были мир и согласие, упрекнуть мне себя было не в чем.

Столы, стулья, шкафы с книгами, нагромождение папок, часы, лампы, канцелярские принадлежности, кожаный, но даже с виду неудобный жесткий диван, и, о чудо, огромное, ростовое зеркало, явный антиквариат. И это было заметно не только по старой, местами окислившейся бронзовой раме или потрескавшейся амальгаме у краев и даже по середине, просто от него за километр несло древностью и стариной.

Я взяла предложенную ранее Кириллом влажную салфетку и уверенно подошла к своему отражению, исправляя огрехи размазавшейся туши и стирая поплывшие тени. Пользуясь шпионским приемом из какого-то сериала, я наблюдала за остальными людьми в комнате прикрываясь отражением и мнимой занятостью.

Когда Илья думал, что я не вижу, то смотрел на меня не так, как несколько минут назад — с затаенной тоской и каким-то непонятным мне пока сожалением. Не в моих привычках навязываться, но мне хотелось подойти и встряхнуть его как следует, чтобы выяснить, что же случилось.

Благодаря последующим событиям, кривой взгляд показался мне ничего не значащей мелочью. Надеюсь, старухам, благодаря которым я вляпалась во всё это, хотя бы икалось, где бы они не были.

В самом начале я не обратила внимание на мелькающие тени, а потом было поздно. Поверхность зеркала пошла рябью, как будто в стоячую воду бросили булыжник. Ртутная, она напоминала мне воды сумеречного источника, и я не придумала ничего лучше, кроме как попробовать ковырнуть это дело пальцем.

Серебристая капля повисла на ноготке, а затем впиталась, не оставив после себя и следа. Поверхность зеркала забурлила, как кипящая вода и неудержимо потянула меня к себе — я не могла сопротивляться. Что-то тащило меня внутрь, как барана на убой. И упиравшись плоской подошвой, я скользила внутрь.

Сразу несколько мужчин, зовущих меня по имени, и лишь один из них схватил меня в тот самый момент, когда воронка торнадо закружила меня в серебряном водовороте. Я вцепилась в его руку с такой силой и отчаянием, что отодрать его от меня было бы проблематично, а потом ураган усилился и картинка потеряла четкость.

Голова закружилась от мельтешащих образов, меня раскручивало на сломанной карусели, а я, между прочим никогда не хотела стать космонавтом, Феня орал плохие слова прямо мне в мозг, лишая и без того крох оставшейся сосредоточенности.

…Последнее, что я запомнила, прежде чем я больноо шваркнулась темечком о твердую поверхность, как бы банально это не прозвучало — свет, в конце туннеля из ртути и теплую ладонь, крепко сжимающую мои пальцы.

* Giuseppe Zanotti — модель Дашиных туфель называется (Сruel — жестокость).

**Ведьма-колдунья из «Волшебник Изумрудного города».

***Седативное — успокоительное средство.

****Соломенная невеста — невеста мертвеца, невеста на словах, но без заключения официальных союзов. Допустим должна была состояться помолвка, а несостоявшийся жених погибает.

Глава 18.

Жить необязательно. Путешествовать — необходимо.

Покои, в которых я пришла в себя могли бы принадлежать королеве Виктории, той, что некоторое время назад правила в Англии и называла себя императрицей Индии.

Эдакая девичья светелка, если бы я жила в музее. Дорогие породы дерева и камня, редкие и необычные ткани, предметы искусства и милые безделушки вроде незаконченной вышивки или антикварной шляпной коробки, и несмотря на большое количество деталей и перенасыщенность, всё в комнате было пронизано чувством меры и просто кричало о богатстве и аристократическом вкусе.

Чувствовала себя я отвратительно, невероятная по силе паника, граничащая с ужасом, кольцами смертоносного питона обвила остатки благоразумия, в такт стучащим зубам бешено колотилось сердце, голова гудела и кружилась, очень хотелось пить, к тому же тело вопило о небывалой нагрузке, словно я финишировала в Айронмене*.

— Даша, ты как? — спросил подсаживающийся на край кровати Кирилл. И посмотрев на уверенного, пусть и потрепанного мужчину, я выдохнула и медленно отпустила хвост душившей меня тревоги.

Именно светлый попытался в последний момент вытащить меня из воронки зеркального портала, но к нашему обоюдному разочарованию, серебряное море втянуло нас обоих. Помимо того, что Кирилл выглядел таким же измученным, какой себя ощущала я, на его скуле красовался огромный синяк и была разбита губа, ранка запеклась, но была свежей.

— Нормально, — ответила я и протянула руку к всё еще кровоточащей трещинке. — Что случилось? Недружелюбный пол?

— Скорее уж недружелюбный кулак, — хмыкнул светлый. Затем он оглянулся назад и улыбнувшись тем уголком губы, что не причиняла беспокойство, шепнул что-то собрав пальцы щепотью. — У нас очень мало времени, они быстро заметят, что я поставил полог, поэтому слушай внимательно, возможности поговорить нормально у нас может не быть.

— Я вся внимание, — сказала я тихо, стараясь не кивать и замереть с каменным выражением лица, чтобы те, кто за нами наблюдает, не поняли сразу о том, что светлый выключил звук.

— Думаю для тебя не станет откровением существование миров параллельных нашему, Илая сказал, что ты изучала гримуар, — я кивнула, хотя признаюсь честно меня больше заинтересовали другие главы в дневнике и я думала это теоретические знания, ну вроде теории Матрицы или теоремы Геделя*, - так вот, у меня есть хорошая и плохая новости. С какой начать?

— С хорошей.

— Я знаю, что это за мир и как нам выбраться, — серьезно посмотрел на меня Кирилл и сжал мою руку, странно, а я и не заметила, что она дрожит, — а плохая состоит в том, что мы разрушили личный портал, принадлежащий главе крыла вампиров, к тому же кровососы очень не любят магов.

Бомба, которую сбросил на меня светлый была с замедленным взрывателем, а всё потому, что я очень хорошо помню то, что было написано про мир, где живут вампиры, но признаться честно читала я хроники в гримуаре, будто фэнтези историю. Название мира не помню, а вот то, что его населяют люди, маги и кровососы не забыла, а еще то, что они не ладят и живут на разных континентах, общаясь только в случае крайней нужды.

Тот материк, на который занесло нас зеркало находится во власти вампиров, и ничего хорошего нам это не сулит, они вполне могут принять нас за шпионов или смутьянов, покушающихся на власть. Что маги, что вампиры были здесь кем-то вроде дворянства или знати, короче высшее общество, которому принадлежало большое количество собственности, хорошие должности, финансовые потоки и людские ресурсы, а значит нам понадобится вся удача, чтобы свалить без потерь.

— У магов есть такие же зеркала? — спросила я. И тут меня вдруг осенило, — Кирилл, ты понимаешь, что моих знаний, не достаточно для активации портального зеркала? Я не смогу.

— Даша, давай на чистоту, то, что можно заставить вновь работать древние артефакты времен первых магов не знал никто, настолько это редкая способность. Здесь есть другие способы перемещения, сродни порталам на земле.

— А ведь зеркало, что висело в кабинете у герцога было активированным, ты понимаешь, что это значит? — не отпускала меня эта проблема.

— То, что за главой инквизиции следили, уверен Артур этому обстоятельству будет крайне недоволен. Но это не наша проблема. Сейчас наша главная задача состоит в том, чтобы покинуть городской особняк клана Фон Эспер с наименьшими потерями и как можно быстрее.

— Но как это сделать, даже я вижу на окнах решетки, это ничто более, чем комфортабельная темница.

— Ты мне доверяешь? — спросил светлый. — Тогда снимай серьги и цепочку, они не должны видеть на тебе серебро.

Я сделала всё что он просил, а Феня, вялый, сонный и удивительно послушный обернулся фарфоровым кольцом. На мой вопрос по поводу самочувствия фамильяра мужчина сказал, что чем дальше от места родовой силы, тем слабее фенёк, и, если мы в скором времени не вернемся, ничего хорошего ушастого не ждет.

— И еще, — внезапно вспомнил шатен, — вампиры сильные менталисты, если почувствуешь давление в голове, просто думай о всяких глупостях. Обо мне, например.

Я засмеялась, потому что слова Кирилла немного разрядили напряженную обстановку. А потом он тут же накалил её, потому что не говоря ни слова, притянул меня к себе и впился в мои губы влажным, чувственным поцелуем, и когда я попыталась протестовать, буквально раздавил моё сопротивление напором, приводя мои мысли и чувства в беспорядок.

В тот момент, когда я начала задыхаться, то ли от отсутствия кислорода, то ли от огня, разгорающегося глубоко внутри, без предварительного стука, дверь в комнату отворилась и в комнату вошли двое.

Вампиры.

Даже если бы я не знала, что мы попали в мир кровососущих, их внешний вид развеял все сомнения очень быстро.

Не знаю как другие представители их вида, но эта парочка явно не скрывала свою принадлежность к вампирской братии. Во-первых, белоснежные клычки, которые они даже не пытались спрятать за вежливыми улыбками, делали их лица похожими на оскал смертельно опасных хищников, во-вторых, их белоснежные, словно первый снег волосы и глаза цвета черной черешни, явно выбивались из привычного облика, даже альбиносов, в-третьих грация диких животных явно была нечеловеческой.

Их одежда соответствовала убранству комнаты, но изобиловала странными элементами, выбивающимися из общей картины. Мне не дали времени рассмотреть эти детали, да и откровенно пялиться на вампиров я побоялась, памятуя о том, что они менталисты и могут загипнотизировать простого обывателя, я постаралась смотреть им в середину лба, избегая внимательно прищуренных глаз.

Мысли мои уже давно перепрыгнули с внезапного, горячего поцелуя, на вошедших, но тело продолжало предательски трепетать, а неуместное возбуждение сладкой негой разливалось по венам. Всегда считала себя моногамной и никогда не могла даже подумать, что когда-нибудь мне будут так сильно нравится сразу два мужчины, причем на столько не похожие друг на друга. Но сейчас, я поймала себя на размышлениях, что это так. И мне было очень не по себе от того, на сколько не туда свернули мои мысли.

— Кто вы, к какому клану принадлежите и какого вы забыли в нашем крыле? — обратилась ко мне вампирша, буравя ледяным взглядом хладнокровного ящера. Затейливые серьги, знатно смахивающие на оплетенные платиной колбы с кровью, позвякивали в такт резким движениям челюсти.

Я предпочла промолчать, давая возможность ответить Кириллу, опасения ляпнуть что-нибудь не то, как никогда было огромным.

— Меня зовут Кирилл, а это Дрья. Наше зеркало спало несколько десятилетий и внезапное появление в крыле Фон Эспер просто неудачный эксперимент по активации поверхности. Даша очень молодой маг, — отлично, перевел все стрелки на меня, мол это всё она виновата, — поэтому я, как её ментор, беру всю ответственность за произошедшее на себя.

— Это очень благородно с твоей стороны, признать свою вину, но нас мало волнует кто прав, вы так и не ответили что вы забыли именно здесь. Нужно очень постараться, чтобы попасть к вампирам, имея десятки выходов-отражений к магам? — проговорил высокий блондин. Пожалуй за свою жизнь я никогда не видела на столько красивого мужчины, обманчивая мягкость черт его лица смогла бы провести меня, если бы не жесткая линия красиво очерченных, твердых губ и умный взгляд сосредоточенных глаз, пусть и странного, пугающего цвета.

— Великолепно, — промявкал фенек в моей голове, и я с ним согласилась от и до, — то есть та скотина, что подсматривала за герцогом, еще и сознательно отправила нас к кровососам, да просто зашибись.

— Это нелепая случайность, — ответил Кирилл, — мы готовы компенсировать стоимость зеркала и просим прощение за досадное недоразумение.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросил вампир, сверкая красными глазами.

А я не могла оторваться от него просто потому, что читала его мысли, не знаю как мне это удалось и почему не могла заткнуть ментальный фонтан, но образы, которые сопровождали сознание мужчины настораживали. Они не отпустят нас, в любом случае. Если мы не сможем стать полезными магически, нас принудительно превратят в тари (что это я пока не знала, но обязательно спрошу у светлого, чтобы знать наверняка), но судя по картинке в голове — что-то вроде сексуальной игрушки-донора. И я видела, что именно этот хищный блондинчик мечтает со мной сделать.

Мне захотелось принять душ из мирамистина***, но пришлось собрать силу воли в кулак и вежливо ответить, теша мужское эго:

— Я знаю, что в вашем тандеме вы главный, вот и смотрю на того, кто наверняка принимает решения.

Вампирша недовольно зашипела, а Кирилл прикрыл меня собой, задвигая за спину.

— Она моя, — сказал светлый. Вампиры притихли и вопросительно уставились на меня, впрочем, выражение их лиц было скорее скептическим, нежели носило какой-то другой смысл.

— Да, я его, — быстро сориентировалась и переплела наши пальцы. Еще секунду назад они смотрели на меня как на сочную буженину, а теперь досадливо поморщились, видимо единственный закон, хорошо работающий у вампиров — это защита права собственности.

Дальше нам учинили допрос и Кирилл, которому доставало опыта в умении вести переговоры со сложным партнером, превратил его в двустороннее противостояние. Думаю, нам бы сошло с рук и странное проникновение, и нежелание отвечать на большинство вопросов, и может быть нам даже удалось сторговать свою свободу, если бы не одно «но».

Пока кровосос пытал Кирилла, а я лихорадочно пыталась поймать ускользающие мыслеобразы из сознания вампира, блондинка не теряла времени даром. Приняв расслабленную позу, она вытащила из кармана милую заводную игрушку, с которой ворковала как с ручной зверюшкой. Крошечная мышка из шестеренок, пружинок и переливающихся камней, прожужжала к светлому и закружила вокруг, поводя носом и ушками.

А спустя несколько мгновений остановилась и всё серебро, что было надежно упрятано во внутренний карман пиджака высыпалось под ноги Кириллу образовав крупную пирамидку, а я и не знала, что на светлом было столько безделушек, от булавок и и карманных часов, до перстня и толстой цепочки.

Беловолосый, оценив сей натюрморт взбеленился, словно сожрал упаковку «озверина». Белок его глаз покрылся мелкой сеткой кровавых капилляров, клыки удлинились, а на руках выросли когти, он как будто стал шире в плечах, а в воздухе отчетливо запахло медью. Он бросился на моего шатена, который просто не успел понять, что случилось и схватив его за горло поднял над собой одной рукой сверкая глазами и брызжа ядовитой слюной.

Клыки изменили дикцию, и я не понимала, что говорит этот упырь, но, когда вампирша протянула свои когтистые краги ко мне, пытаясь разделить нас с Кириллом, разозлилась не на шутку. В моей голове что-то щелкнуло, вакуум ярости заполонил все мысли, оставив единственную: я желала, жаждала, чаяла, чтобы они остановились.

Сию же секунду.

Я выкинула руки вперед, защищая себя и начертила альгиз, единственную руну, которую помнила, потому что она была похожа на английский Y с чёрточки, делящий её пополам. Сила моего желания была такова, что симметричный трезубец полыхнул синими искрами в воздухе и истаял, останавливая скоротечный бег сумасшедшего времени, а участники кошмара замерли в нелепых позах, словно в ледяном плену.

Из моего рта выбивалась струйка морозного пара удивляя резкой переменой температуры, обжигая пальцы я собрала серебро, что стало причиной распри и прижала к кисти вампира, пленяющего Кирилла. Кожа задымилась, пальцы нехотя разжались, я дернула светлого и ничего умнее «бежим» сказать не смогла.

*Ironman — серия соревнований по триатлону на длинную дистанцию, проводимая Всемирной корпорацией триатлона. Каждая отдельная гонка серии состоит из трёх этапов, проводимых в следующем порядке без перерывов: заплыва на 2,4 мили (3,86 км), заезда на велосипеде по шоссе на 112 миль (180,25 км) и марафонского забега на 26,2 мили (42,195 км). Триатлон Ironman считается одним из наиболее сложных однодневных соревнований в мире.

**Матрица — одноименный фильм братьев/сестер Вачовски с Киану Ривзом, теорема К. Геделя в которой говорится, что нет полной формальной теории, в которой доказаны все истинные теоремы матиматики.

Глава 19.

Я бы охотно провел свою жизнь в путешествиях, будь у меня еще одна жизнь, чтобы провести ее дома.

Слава небу, особняк клана Фон Эспер стоял в хоть и в элитном, но густонаселенном районе, а значит затеряться мы смогли, пусть и не сразу. Нам довольно быстро удалось поймать извозчика на, только представьте себе, наемном экипаже.

Мы не совещались куда нам податься, физически я просто не была способна включить мозг и подумать, поэтому предпочла отдаться на волю случая или скорее побыть «девой в беде» и полностью положиться на мужчину. По правде говоря, меня так колбасило, что я едва волочила ноги, и спроси Кирилл моего совета, я смогла бы только невнятно промычать, какой уж там конструктивный совет.

Кучер подвергся небольшому ментальному воздействию для того, чтобы не запомнить странных пассажиров и место куда он нас привез. К тому же нам было нечем заплатить, поэтому Кирилл убедил его в том, что пассажиры отказались ехать, и в те тридцать минут, что он кружил по городу, ему не попался ни один клиент.

Трущобы в котором оказался нужный нам клоповник, читай гостиница, были бедняцким районом, номер нам отдали за пару моих жемчужных серег, они единственные были не из серебра, и едва я добралась до подобия постели, свалилась и попыталась уснуть. Голова была тяжелая, но сон всё не шёл, мне почему-то вспомнился случай с моей одноклассницей, и я засмеялась собственным мыслям.

Машка очень крутой юрист по корпоративному праву, ведёт несколько крупных дел сразу. Всегда очень серьёзная и деловая, а форма одежды соответствует статусу, ничего лишнего, строгость и элегантность, со вкусом подобранные аксессуары. Но была у неё мечта — тату, и не простое, а россыпь пионов в якудза-стиле на мягком месте, ну и зафигачила себе букетик на всю попу.

Ну и, естественно, решила поделиться счастьем, отправляя фотографии подругам, как же мы без такой красоты неземной то. Но по ошибке отослала это одному из своих клиентов. Заметила только утром, когда пришёл от него ответ: «Что, с моим делом все так плохо?» И сейчас основополагающая мысль «мы в заднице» мягким облачком плыла на периферии моего замутненного стрессом сознания.

Можно подумать мне до этого скучно жилось? Меня вполне себе всё устраивало: у меня чудесная мама, замечательные друзья, любимая квартира, интересная работа, хоть и не по специальности, и тут на тебе Даша, получи…будешь ведьмой со всеми вытекающими от сюда: колдовством, убийствами, путешествиями в параллельные миры, вампирами, на конец.

Я хочу отделаться беспроигрышным девичьим аргументом вроде «бебебе», а еще латте с карамельной пенкой и к маме. Слезы готовые вот-вот прорваться от жалости к себе едва не побежали по моим щекам, но как обычно, меня сморил сон, хотя до вечера было еще очень и очень далеко.

Мне было тепло и уютно, в воздухе плыл знакомый сладкий аромат дома — свежей выпечки и корицы. Я открыла глаза, наводя фокус и на меня вновь обрушились переживания вчерашнего дня, но сегодня, все напасти, свалившиеся на бедную меня не казались такими страшными, а выражение «это надо переспать» заиграло новыми красками.

— Даша, я знаю, что ты уже проснулась, у тебя изменился ритм дыхания, — засмеялся Кирилл. — Я не рискнул заказывать завтрак в "нумера", поэтому сгонял до булочной. Сегодня, крайний срок завтра нам нужно покинуть Фортис, я навел справки, на этой неделе на МагМатерик отправляется только два судна, и это нам еще очень повезло, рейсы не регулярны, а уж те, что берут пассажиров…

— Я поняла, мы с тобой счастливчики, — хмыкнула я, — тебе удалось решить вопрос оплаты?

— Нет, и боюсь запудрить…

— А я знаю, как нам денег раздобыть, — перебила я Кирилла. Когда мне пришлось снять жемчужные гвоздики, чтобы заплатить за проживание в этой дыре, мне пришла чудненькая идея…

— Нет, нет, нет и еще раз нет… — верещал Феня спустя пятнадцать минут. Жесткие усы воинственно топорщились, словно обувная щетка, а мягкий мех на загривке стоял дыбом.

— Можно подумать у тебя есть выбор, — шлепнула я по уху лиса, — хватит паразитом кататься, пора дорожку и хлеб насущный отрабатывать.

Лис именно в этот момент замахнулся на огромный кусок булки и естественно подавился, раскашливая по застиранной скатерти коричные крошки.

Моя блестящая идея состояла в том, чтобы сдать прикинувшуюся золотой статуэткой тушку фенька в ломбард. И простая в своей гениальности, она принесла нам кучу налички и билеты первым классом на судно, отправляющееся в столицу континента магов, а заодно, хоть ненадолго я избавилась от занудного ворчания в своем сознании, вечно недовольного всем брюзги.

Дорога была не близкой, около недели, а значит возвращение домой при удачном стечении обстоятельств будет не раньше, чем дней через десять. Надеюсь, мама не поднимет на уши МЧС, а Илья придумает способ её успокоить, телефон остался в сумочке, и может он сможет ответить хотя бы на её сообщения.

А еще нам понадобится гардероб, вечернее платье и роскошный фрак светлого смотрелись очень приметно, что уж говорить про удобства. Мы перебрались в гостиницу получше, но в этом же районе, и максимально заметая следы постарались прибарахлиться.

Местная мода поражала, и я смогла почувствовать себя участницей исторической реконструкции, что-то из жизни жителей времен Викторианской эпохи. И хотя некоторые детали туалета вроде панталон до колен и жестких корсетов смущали, от остального я была в восторге. Женственные фасоны и элегантность соперничали с удобством и сексуальностью, иногда на гране фола.

Чего стоили одни открытые колени и соблазнительно выглядывающие подвязки ажурных чулок, нескромно выступающие за кружевной перед подолов, а задорно подпрыгивающие шляпки всех размеров и форм, удобные брюки-колюты и жилетки с многочисленными карманами? Всё это было сшито из натуральных материалов с использованием вышивок, потрясающей фурнитуры и таких невообразимых цветовых сочетаний, что я даже пожалела о том, что не живу здесь.

Я всегда любила эксперименты в одежде, а здесь был такой простор для воображения. Я даже задумала захватить с собой, если получится пару-тройку приметных вещиц и обязательно купить подарок маме, только тут такое разнообразие, что глаза разбегаются.

За погоню я не волновалась, мы оборвали все концы и прочно слились с местным населением стоило нам лишь переодеться. Кирилл выглядел роскошно, хоть и немного странно, в современном понимании этого слова, а я, как истинная леди немного путалась в юбках и на судне решила попрать приличия и притвориться эксцентричной мадам, надев брюки.

Джинсы, как же я по вам скучаю. Даешь эмансипацию.

Местные техно-магические нюансы поражали изобилием применения и неиссякаемой фантазией изобретателей.

Например пенсне, в инкрустированной изумрудной крошкой оправе, увеличивающее в десяток раз любой выбранный объект; милых брошей, которые являлись удобными средствами связи или аккуратных калейдоскопов, которые при правильном нажатии превращались в жезл, кортик, да даже открывашку по твоему выбору поражали изобилием применения и неиссякаемой фантазией изобретателей. Но больше всего меня поразили искусственные протезы конечностей.

Эти техно-магические механические штуковины были в явном симбиозе с пострадавшей плотью и работали. Вот, что было удивительно. И глаз, елки-иголки, глаз, как протез у Грозного Глаза Грюма*.

— Даша, ты нас выдашь, учись скрывать изумление, — а потом подумал и добавил. — Хотя тебя в общем-то понимаю, если бы я не знал об этом мире, наверное, мы бы на пару мух ловили.

На судне нам придется изображать супружескую пару, на брата с сестрой мы явно не тянули, а местный мир был довольно патриархальный и приличной девушке без сопровождения ни в коем случае не разрешилось бы путешествовать. А неприличной туго пришлось бы на просоленном корабле с разудалыми моряками, которые не прочь скоротать вечерок-другой в компании нескромной прелестницы. И мнение неприличной девушки в расчет бы не взялось.

Когда к назначенному часу мы появились в порту я скрутила дули в надежде, что то утлое суденышко, которое качалось на волнах прилива у обозначенного в билете пирса не пресловутая «Морская звезда» билет на который обошелся нам в целое состояние. Но с везением на сегодня было покончено, это было именно оно.

Приплыли.

Тот единственный раз, когда мне пригодилась моя распечатанная и сшитая в красивый твердый переплет дипломная работа на тему «Диагностика сварных конструкций и обеспечение безопасности окружающей среды» — это по дороге домой, после сложной защиты. Плюгавый мужичок в сквере рядом с домом, желающий распахнуть свой чудный плащ модного в том сезоне цвета верблюжьей шерсти, предо мной, рефлекторно получил по выставочным сокровищам щедро демонстрируемым всем прохожим девушкам, этим самым талмудом в триста с гаком страниц. Спасибо высшее образование, ave alma mater**.

Ну и, пожалуй, сейчас.

— Я ни за что не сяду в это корыто, Кирилл. Оно не разваливается, только потому что его чайки засрали, — обалдело я осматривала, как по хлипкому трапу на борт поднимаются самоубийцы, желающие посетить царство Тритона.

— Не переживай Даша, капитан маг, водник. Море — это его стихия. Всё будет хорошо, — и потащил слабо сопротивляющуюся меня за собой.

Надо было мне вспомнить, что именно в тот момент, когда главный герой в голливудском фильме произносит эту сакраментальную фразу, ничего и никогда не будет хорошо, но оптимизм, доходящий до идиотизма, и вера в людское племя заставили отбросить меня сомнения, покрепче сжать ручку саквояжа и мысленно убеждая лиса в пресловутом «хорошо» ступить на борт «Морской звезды».

** Да здравствует альма-матер, латынь.

*Алистер Грюм, герой мира Дж. Роулинг.

Глава 20.

Никогда не сдавайся, позорься до конца.

Каюта напоминала мою первую съемную комнатку, которую я делила с одногруппницей.

Она была небольшая, уютная, но очень обшарпанная, как любимое старенькое пальто, теплое разношенное, но всё равно удобное. Мягкий ковер покрывал всю поверхность пола, два кресла, небольшой стол, шкаф и кровать, вот и всё, что в ней находилось. Но разномастные подушечки, декоративный сундук, обитый медными завитушками, окислившимися от влаги, пуфик под ноги, большой глобус и плетенная ваза, наполненная морскими раковинами непривычных форм, давали понять, что кто-то приложил силы и воображение, чтобы пусть и ненадолго, но эта комната стала временным приютом для путешественников.

Бросив багаж, я вернулась на палубу желая насладиться сакральным моментом прощания с чужим, неизведанным мною, берегом. Ступив на Морскую звезду, я стала еще на шаг ближе к возвращению домой, но как бы мне хотелось задержаться в этом мире.

Если бы за нами не гонялись кровожадные упыри, уже нашедшие нам в своём воображении незатейливое применение с уклоном в смертельный садизм, а мама знала наверняка, что со мной всё в порядке, уверена Фортис раскрыл бы мне все свои тайны. Город был удивительный, а я словно ребенок, попавший в готический Диснейленд, умилялась и удивлялась, восхищалась и поражалась. И сейчас, провожая его взглядом, дала себе обещание вернуться.

Со второго взгляда судно производило более плачевное впечатление, чем издали. Везде была ржавчина, дощатая палуба была просолена и кое-где прогнила, да и пахло малоприятно: в воздухе смешивался горький аромат несвежей рыбы, забивающий ноздри тяжелый угольный дым и сладковатый до тошноты запах разложения, хотя скорее всего это обычное портовое амбре. Но при этом Звезда не скрипела, плавно качалась на мягких волнах, а вся команда явно знала дело и была на своих местах.

Несмотря на полночь причал был хорошо освещен и десятки людей сновали туда-сюда, два протяжных гудка и зычный бас «отдать швартовый» ознаменовали то, что мы готовы покинуть порт столицы континента. Волны били о борт немного нервным, шелестящим звуком, а едва я облокотилась на перила, следом за мной вышел Кирилл и укрыл мои плечи плюшевым пледом.

— Знаешь, — заговорил со мной светлый, — по правде говоря я сильно волновался. До последнего ждал погони.

— И я, но слава небу мы перелистнули эту страницу, — сказала я, глубоко втягивая вкусный, свежий воздух, казалось всего какие-то пять минут, как отплыли, а запах моря я готова была есть ложкой. Ночной город, простирающийся пред моим взором, был еще прекраснее, разноцветные огни расцвечивали его, делая загадочным и удивительно нарядным, как празднично украшенные витрины на Рождество.

Вдруг мою щеку обожгло теплым дыханием, а сам светлый облокотился на меня расставив руки так, что его сильные ладони касались моих. Его губы практически целовали меня в чувствительное местечко пониже правой мочки, поднимая тонкие волоски на шее и посылая возбужденные мурашки в хаотичный пляс.

От него пахло лаймом и вереском, а горячее тело, согревающее меня лучше любой шерсти, прижималось ко мне непозволительно тесно. Меня резко бросило в жар, ослепляя внезапно ударившей молнией похоти. Колени подогнулись, я закрыла глаза и глубоко вдохнула, силясь подавить бушующие гормоны. Несмотря на несколько слоевткани я буквально почувствовала, как, Кирилл рад меня видеть.

— Даша, прости меня, — услышала я хриплый голос. Низкий, с мягкой, мурчащей «р», — я наорал на тебя тогда, в кабинете… — В каком, к чертям кабинете? Если он не отодвинется, я наброшусь на него прямо на палубе этого сомнительного корыта и изнасилую. И даже немногочисленные свидетели не будут для моей похоти существенной проблемой. Он переплел свои горячие пальцы с моими ледяными, притянув еще сильнее к твердой груди мою безвольную тушку, и наконец-то прижался теплыми губами к мочке. Я выдохнула, и зажмурилась еще сильнее, вслушиваясь в свои ощущения. — Скажи, у меня есть шанс или…или у вас с Илаей всё серьезно?

Меня словно окунули в ледяную прорубь, шатен не смог бы выбрать лучшего способа, чтобы привести в чувство. А тем временем Кирилл так же плавно отодвинулся и продолжил: — Ушёл, интересно, что ему нужно было?

— Кто, — захрипела я. Потом прочистила горло и повторила вопрос. — Кто ушел?

— Капитан. Видимо хотел что-то спросить, но думаю в нашем случае, будет лучше поговорить с ним завтра, все же мы значительно отдалимся от Фортиса и так будет безопаснее.

То есть я вот тут сейчас чуть было не отдалась в умелые руки пылая страстью, а это была всего лишь работа на публику, во избежание разоблачения нас как супружеской пары. Мне почему-то стало так обидно, хотя, здраво размышляя, я понимала, что являюсь идеальной визуализацией к выражению «сама подумала, сама обиделась», но уже ничего с собой поделать не могла. Я запрыгнула на поезд оскорбленных и униженных, который мчится в долину Кровная обида, и на всех парах понеслась в каюту.

Спать.

Никогда не думала, что буду страдать от морской болезни, и вот она я, склонилась над клозетом и отдаю ему последнее, что посмело задержаться в моём желудке.

Мокрая испарина покрывает мой лоб, колени трясутся, а желудок сжимается в тошнотворных спазмах, и помимо того, что я с трудом мирюсь с такой стороной едва начавшегося путешествия, меня просто невыносимо бесило то, что каждый мой позыв и отсюда стон, сопровождался виновато-обеспокоенным лицом светлого, мелькающего в проеме.

Да скройся же ты. Как жаль, что на дверце нет щеколды.

Обессиленная я уснула, и то только после того, как Кирилл что-то сделал. Его горячие пальцы едва ли касались моего солнечного сплетения, бледные искры сорвались с пальцев, обжигая, но даря облегчение. Он постоянно повторял, что ему жаль, так как лекарь из него тот еще, и под этот тихий, неспешный рокот я и вырубилась.

Что-то щекотало мне губы, я уворачивалась, но легкие, словно пух, касания не прекращались. Открыв глаза и отплевываясь от шерсти, я потянула за призывно торчащее ухо и сняла свернувшегося в калач фенька с груди, поборов желание сжать зубы на пушистом хвосте, который и лез мне в рот всё это время. Свивший гнездо на моих первых девяносто зверь тихо заворчал, а я, стараясь не разбудить ворчуна, положила его на подушку.

Рядом со мной, буквально закуклившись в одеяло, спал Кирилл. Я постаралась не разбудить обоих и тихо добралась до ванной комнаты что бы освежиться, а затем накинув теплое пальто на плечи — отправилась на палубу.

Сказать, что у меня был шок и я обалдела, это всё равно, что вежливо промолчать. Вчерашнее ржавое корыто, которое вызывало мои опасения в том, что мы-таки доплывем до МагКонтинента преобразилось словно по волшебству. Хотя, о чем это я? Судя по всему, без магии тут не обошлось, как говорил Кирилл капитан маг-стихийник, и судя по тому, что я вижу сейчас, он не водник, а воздушник. Ну или как там это правильно называется.

Полуразвалившийся баркас, который сразу мало напоминал пассажирское судно преобразился в летучий голландец и оставляя за собой голубоватый след дыма и негромкий гул мерно работающего двигателя, довольно быстро плыл по небу метрах в двадцати от воды. Я, разинув рот, пялилась по сторонам, не в силах скрыть своего изумления. Теперь понятно почему меня перестало тошнить, и утром я почувствовала себя великолепно, все просто — мы не плывем, мы летим.

Я медленно, словно все еще во сне, повернулась, желая сообщить радостную новость светлому, думаю он будет в таком же восторге, как и я. Никогда не летала на воздушном шаре или параплане, и сейчас чувствовала такой ничем не прикрытый, такой не замутненный кайф, что хотелось поделиться этим невероятным, потрясающем ощущением с «мужем».

Облокотившись на перила всего в метре от меня, словно ожидая некоторое время, пока я смогу адекватно воспринимать реальность, стоял капитан. Мужчине было около пятидесяти на вид, но с этими магами черт их раздерет, ему вполне может быть двести, ширококостный, с коротким седоватым ёжиком, и глубокими морщинами на серьезном лице.

Колоритный такой.

И вдруг, этот закаленный ветрами и морями маг, достает из кармана пальто чупа-чупс, шурша оберткой, разворачивает и засовывает сладкую радость в рот, на миг прикрывая в восторге глаза, как будто эта конфета, это самое вкусное, что он ел за всю жизнь.

— Виноградная, — выдохнул тот, — хочешь?

И вновь запустив руку в карман, достал несколько леденцов на палке и протянул мне на пяток штук на выбор. Я любила апельсиновые и выбрала именно его.

— Спасибо, — улыбнулась я.

— Не буду ходить вокруг да около, мадам, — ого, никакого выхода из-за печки, сразу правду в глаз. — Я знаю, что вы с супругом не те, за кого себя выдаете. И по большому счету мне плевать.

— Откуда? — вырвалось у меня против воли, прежде чем я даже смогла обдумать как быть дальше.

— Вас искали прихвостни «костяшек» *, - скинул бомбу капитан, — даже денег предлагали за информацию о паре магов, заманчивое было предложение. Но нет. Перебьются. А теперь объясните мне, зачем молодой, сильной ведьме играть роль чьей-то жены?

В шестом классе у нас в школе ставили спектакль на сказку «По щучьему велению». Учительница считала, что лучший способ для новичка влиться в коллектив сыграть в пьеске. И не просто сыграть чего-то там, а практически главную роль рыбы-щуки. Мама только вернулась из очередной командировки, как я огорошила её тем, что на завтрашнюю премьеру мне нужен костюм.

Всю ночь она мастерила папье маше щучьей головы, а белая простыня, словно мантия фокусника покрывала меня до пят. На ткани было написано «свежая рыба» и «щучка крашена», и все это безобразие было разрисовано стайкой тропических рыбок. Как же мне было стыдно выходить в зал, но…

Это был успех.

После фееричного выступления и рукоплещущих, хохочущих родителей, одноклассники рвали щучью голову, желая сфоткаться и запечатлеть этот потрясающий костюм. Я же, словно прима погорелого театра почивала на лаврах до следующего переезда, но всё хорошее имеет свойство заканчиваться. В следующей школе я старалась не отсвечивать, и, хотя некоторое время серьезно подумывала о том, чтобы записаться в театральный кружок, на этом спектакле моя карьера актрисы закончится.

И на тебе, я играю роль жены. Бесталанно, судя по всему, хорошо, что в актрисы не подалась. Ну что ж, попробую правду, всё равно вот так на выдохе, в голову ничего не приходит. И шагнула с обрыва:

— Мы хотели избежать лишнего внимания.

— Либо вы слишком долго пробыли в Фортисе, либо вы никогда не были в Ваáрусте, у одаренных равные права и никто, я повторюсь никто, не посмотрел бы косо на одинокую, путешествующую женщину.

Я вновь улыбнулась, изображая наслаждение от леденца и предпочитая не отвечать на вопрос, пусть мужчина сам интерпретирует моё молчание так, как ему хочется. Значит патриархальный строй не простирался дальше континента принадлежащего вампирам? Это была отличная новость.

— И еще, вот уже десять часов за нами следует частное судно, владелец которого мне совершенно случайно знаком. Скажите на милость, чем же вы так насолили главе крыла ФонЭспер, если за вами послали его личный боевой бриг?

Мне кажется, далеко внизу, кто-то просто ждал этого вопроса, потому как едва капитан закончил говорить, у правого фальшборта взорвался снаряд, показавшийся поначалу мне фейерверком. Наше судно полыхнуло бледно-голубым, видимо защитным пузырем, а затем еще три одинаковых по силе удара, тряхнули корабль, но пока не пробили брешь в защите.

Капитан схватил меня за предплечье и потащил в сторону кают, отдавая распоряжение в лацкан пальто, на котором я заметила крошечную брошь в виде анатомического сердца с рубином.

— Мне всё равно не жаль, что я не выдал вас, — хмыкнул мужчина и кивнув на каюту, бегом отправился на мостик. — Ненавижу упырей, — повторился тот, видимо просто мысли в слух.

На встречу мне вышел Кирилл, заспанный, лохматый, но в наспех надетых брюках и ботинках на босу ногу. Голый торс был покрыт светлыми, жесткими волосками, сильная грудь, с четко прорисованной мускулатурой, притягивала внимание, как и темная дорожка, спускающаяся от пупка к пуговицам ширинки. Непроизвольно я сглотнула слюну и чаще задышала — долбанные гормоны. Предвосхищая его вопрос, я произнесла.

— ФонЭспер нас догнали.

Через минуту Кирилл ушёл, оставив меня с трясущимся от страха лисом.

— Не волнуйся, Даша, мне есть что им предложить, чтобы они не передумали нам помогать, — ободряюще сказал он, прежде чем закрыть дверь.

*Костяшка — разговорное. Так маги пренебрежительно называют вампиров, считая их ходящими костями, ожившими скелетами.

Глава 21.

Знаешь, каков самый верный способ добиться благосклонности женского пола? Надо пытаться. На первых порах можешь получить пощёчину, тебя могут осмеять, могут унизить. Но если ты хочешь съесть яблоко, тебе придется лезть на яблоню или хорошенько её потрясти.

Настойчивость.

Наверное, именно этим словом можно охарактеризовать и наших преследователей. На некоторое время они прекращают палить и кажется, что всё закончилось, но как только им удается подобраться поближе вновь, все повторяется. Вяло отбрехиваясь, Морская звезда, пару раз пальнула по ним, но скорее из чувства противоречия. Кажется капитан Моро бережет залпы, к тому же свою пассивность он объяснил тем, что слишком часто бывает в столице вампиров и вступать в открытую конфронтацию не намерен.

Окрасившееся алым небо, напоминает мне брюхо потрошенного лосося, а вышедшая вслед за заходом долька луны — засахаренный лимонный мармелад. Ассоциация упрямо работает только в гастрономическом направлении, потому что кока ранило, сорвавшейся от попадания в защиту полкой со специями, и он слег с сильным сотрясением, лишая нас обеда и ужина. Наверное, удар не был бы таким сильным, если бы к тонкой деревянной планшетке не присоединились шесть тяжелых банок до краев, набитых приправой.

Я вызвалась помочь, но судно так болтает, что предел моих кулинарных возможностей — разогретые консервы, хотя на вкус они были очень даже, и чай.

— Капитан пророчит бурю, — заглянул на камбуз светлый, — говорит, так проще будет оторваться. Почти все серебро Кирилл отдал капитану, и Моро даже не удивился, когда «супруг» заплатил ему запретным для этого мира металлом, хотя выразил определенные опасения, что вампиров может интересовать, где мы взяли столько токсичного материала.

— А вас? — удивилась я, когда капитан не отреагировал как ожидалось.

— Я и этот то не знаю куда деть, но в хозяйстве все пригодится, — засмеялся тот, и покинул камбуз вновь вызвав моё недоумение.

Уснуть было очень трудно, и дело было даже не в постоянной тряске, да и звук приглушала защита, просто без Кирилла мне было крайне неуютно и беспокойно, и проворочавшись в постели час или около того, я решила выйти на палубу. И тут же оказалась в плотном, черном мареве.

То и дело, чернильную темноту рассекали слепящие вспышки ветвистых молний, клубящиеся облака пружинили от мощных ударов, а летающее судно мелко вибрировало, словно вошло в резонанс с окружающим пространством. Возможно, так и было.

Мощный, ледяной ветер вперемешку с дождем, буквально валили с ног, скорость Звезда набрала очень приличную, но судя по прицельным хлопкам, еще сильнее сотрясающим корабль, упыри не отставали. Я держалась за выступающую часть переборки, и во все глаза любовалась буйством стихии. Страха как такового не было, мною скорее овладел кураж, сердце припадочно билось, стремясь выпрыгнуть из грудной клетки, дыхание изо рта вырывалось горячими струйками пара, запах озона и меди был таким сильным, что дышать было не просто.

Мои пальцы покалывало от магии, которая буквально физически ощущалась, как ручка двери или пуговица. В самом центре бури я чувствовала себя непобедимой и всесильной. Мне хотелось кричать и танцевать под ледяным ливнем, меня переполняла такая мощь, что казалось я могу взлететь.

Серия ударов по судну прервала мою эйфорию, это были не вампиры — природа. Погода решила сыграть с нами в догонялки, и теперь наша очередь была водить. Корабль накренился вправо, подпрыгивая будто на ухабах, а затем начал падать как подброшенный вверх камень, быстро и неумолимо.

Я изо всех сил вцепилась слабеющими пальцами в дерево. В голове было пусто, но кислое сожаление лопалось на языке как мороженная клюква, заставляя меня вспомнить о той боли, что неосознанно я причиню маме.

Мои затекшие пальцы разжались, скользнув по влажному дереву, и я полетела вниз. В ушах стремительно засвистел ветер, глаза заслезились, а удар о борт, затормозивший моё падение, вышиб из легких весь воздух, лишая возможности сделать вздох. Я пыталась зацепиться за что угодно и нашла.

Молния ударила совсем рядом со мной, разбрызгивая энергию, будто издеваясь надо мной и я закричала. И кричала так долго, что охрипла. Судно колбасило, словно мы попали в воронку смерча, трясло и швыряло…

Ливень замер в одном положении, Звезда тоже, казалось, замерла в воздухе в скособоченном положении, постепенно выравниваясь, как кукла-неваляшка, которую толкнул не в меру сильный ребенок. Её шатало из стороны в сторону с каждым разом уменьшая амплитуду, и выравниваясь окончательно.

Струи дождя выглядели как серебряный серпантин, свисающий с потолка, я даже потрогала его, желая убедиться, что это не глюки. Тонкая водяная трубочка рассыпалась в моих руках на сотни звенящих, темно-серых капель. Внутри меня была опустошающая ясность и горечь наступающей утраты, лишая меня какой-либо надежды. Я тихо сипела, и на выдохе, боясь расцепить занемевшие пальцы, как вдруг рядом со мной оказался Кирилл.

Он притянул меня к себе и крепко обняв — поцеловал, сбивая меня с толку ненужной лаской.

— Даша, — закричал он мне на ухо, — ты должна остановиться, или мы все погибнем.

А мне всё равно казалось, что он лишь шепчет. Его слова едва ли достигали моего слуха, да и не хотелось мне останавливаться, то, что я делала было таким правильным, ощущалось таким необходимым, я отдам еще немного себя и мы прекратим падать. Прекратим.

Горячие губы ласкали мои, язык вновь вторгся в мой рот, но без нежности, присваивая, принуждая.

И я покорилась, отдавшись силе. Светлый лишил меня всех чувств, кроме одного — жажды. Я так желала его в эту секунду, что готова была голыми руками разорвать любого, кто встал бы, между нами. Он поднял меня на руки и куда-то понес, ослепляя болезненными укусами-поцелуями, мешая моим зубам выбивать дрожь.

Пинком он открыл дверь нашей каюты и практически швырнул меня на наше «брачное ложе». Я вся горела, меня кидало из агонии в потребность. Голова шла кругом, я словно задыхалась. Мне нужно было прикоснуться к нему и только ощутив свои ладони на его спине я на мгновение успокоилась. Но лишь на миг.

Выгибаясь под ним дугой, скручиваясь в стремлении познать его, притягивая Кирилла ближе я потерялась, путалась, мешая ему.

Между ног было влажно, но каждый раз, когда рука мужчины затрагивала панталончики и ту точку, что пульсировала в такт моему сердцу, я не могла сдержать стон и подавалась ему на встречу, сбрасывая руку и в то же время требуя еще.

Пальто давно было на полу, блузку светлый разорвал, так как его длинные, нетерпеливые пальцы все время путались в завязках, и когда он наконец-то приник ртом к моей груди я закричала, кончая.

Горячий рот на ледяных сосках произвел эффект разорвавшейся бомбы. Я чувствовала его зубы и язык, ощущала, как сильно он теребит и покусывает сморщенные горошины, как оттягивает их губами стараясь продлить удовольствие и затянувшийся экстаз.

А потом я почувствовала его язык там, меж нежных лепестков, и едва успокоившийся ураган разгорелся с новой силой, губы, язык, а затем пальцы, проникающие в меня глубоко и мощно, снося все преграды и выводя на новую орбиту удовольствия. Рука гладила мои ягодицы, сжимая, подталкивая бедра к жадному рту.

Я откинулась на постели принимая эти ласки как дар, наслаждаясь близостью и удовольствием. Я молила и кричала от наслаждения, требовала и стенала, царапала и брыкалась, отвечая на нижние поцелуи со всей страсть, что они рождали во мне. Я подмахивала бедрами, мечтая, чтобы Кирилл погрузился глубже, сильнее, заполнил меня наконец-то без остатка.

Там, где еще мгновение назад хозяйничал нескромный рот мужчины теперь скользил возбужденный до стальной твердости член. Двигался, раздвигая складочки плоти, проникая в меня осторожно, не на всю немалую длину.

— Возьми, возьми меня, — требовала я хриплым шепотом, подаваясь на встречу. Я скрестила ноги на его талии, упираясь в мускулистые ягодицы, и даааааа. Он вошёл в меня, быстро, резко, на всю глубину, врывался, опустошая и сводя с ума.

Движения стали более динамичными, стремительными, глубокими. Я ощущала себя наполненной, целой, законченной. Сила клубилась вокруг нас, кружась жемчужными листьями, потоки сливались и разделялись, как вода и масло, обреченные быть вместе в одном сосуде на век.

Не выходя из меня и не прерывая движения, светлый повернул меня на живот, дернув за руку, и погрузился еще глубже, распластав меня по матрасу. Он подтянул меня за бедра и навалившись всем телом, сжимал мои груди, перекатывая пальцами соски, покусывал кожу на спине, смягчая легкую боль удовольствием от влажного языка, зализывающего болевые точки.

Он переплел одну руку с моей подтягивая меня еще ближе и вновь погрузился до упора, вонзаясь с прежней скоростью, и когда до оргазма осталась всего пара мгновений, его пальцы нашли припухший узелок и надавили, кружа и отступая, кружа и …

Лампа, горевшая на потолке — лопнула, осыпая нас стеклянной пылью, свет совсем погас, погружая нас во тьму. Так, все чувства стали еще острее, и, хотя между ног продолжалась биться лава, я понимала, светлый не достиг кульминации. Интуитивно, я протянула руку к месту сцепления наших тел и вызывая стон, обхватила толстый ствол у основания.

Я спустилась пальцами к нежной мошонке и вновь вернулась, нажимая, усиливая.

— Я хочу, чтобы ты кончила вновь, — заявил мне светлый.

— Только с тобой, — ответила я и насадила его на себя.

О, нет, Кирилл не был тихим, когда изливался внутрь. Хриплые, несдержанные стоны подстегнули и мой оргазм, на который мне казалось, я была уже не способна. Практически болезненные спазмы прокатились по телу, лишая мышцы тонуса и подвижности, парализуя меня на несколько мгновений, и пока выравнивалось наше дыхание, я не думала ни о чем.

А затем пришли мысли.

Я подумаю об этом завтра, решила я.

Это все потому, что я ведьма, вторило подсознание, голосом лиса.

Глава 22.

Я испытал уже столько неудач, что теперь мне не страшно испытать даже успех.

Я проснулась от того, что мне страшно хотелось пить, во рту было сухо, как в пустыне Гоби, язык распух и наждачкой царапал нёбо, горло саднило, как при сильной ангине.

Я протянула руку к графину, наполненному тем, чего мне так жаждалось сейчас — водой, но с досадой поняла, что не дотягиваюсь. Именно в эту секунду толстостенный сосуд покачнулся и словно выпущенный из пращи камень стремительно врезался в мою ладонь, больно ударяя прохладным боком. Я уже ничему не удивлялась, только встряхнула рукой, прогоняя остатки ломоты и присосалась к горлышку.

Я жадно глотала воду, она стекала по подбородку и шее. Влажные струи намочили сорочку, холодя пламенеющую в лихорадке кожу, но я никак не могла утолить жажду, вода закончилась слишком быстро.

Я вытянулась во весь рост, сладко зевая и прислушиваясь к ощущениям внутри, тело звенело натянутой стрелой, энергия текла по венам, пенилась пузырьками силы, бурлила.

Спящий рядом Кирилл завозился, и я замерла, задержав дыхание. Мне хотелось обдумать и проанализировать все то, что произошло со мной вчера, потому что многое из случившегося меня откровенно смущало, еще большее — пугало.

Вопреки разбушевавшейся стихии, я хорошо помню, как в судно один за другим ударила серия снарядов, выпущенных упырями, и скорее всего Звезда бы выстояла, если бы по фатальному стечению обстоятельств именно в этот момент не долбануло сразу несколько разрядов беснующихся молний. Вспоминаю, как кричала, срывая горло от ужаса, осознавая падение с высоты и то, что за ним неминуемо последует.

Смерть.

Момент, когда внутри всё оборвалось, когда напряжение достигло точки невозврата и лопнуло, осыпаясь острыми осколками, как мыльный пузырь на морозе, и когда образовалась зияющая чёрная дыра, которая вытягивала из меня жизненную силу, осушая и ослепляя бессилием, навсегда останется как один из самых страшных в моей пока недолгой жизни. Ничего и никогда я не хотела с такой силой и страстью, как выжить, но как же мне это удалось понять не могла.

Я помнила, как прервалось стремительное падение, жизнь замерла, поставленная на паузу, как миллионы крошечных бриллиантовых капель, застыли, переливаясь острыми гранями в мелькающем отблеске бьющих в корпус Морской звезды молний, как перестали хлестать порванные полотнища парусов, оцепенев от резко понизившейся температуры. Память ворочалась нехотя, с трудом, как медведь во время спячки в теплой берлоге, и всё же я понимала, я жива только благодаря Кириллу.

Именно он, заполнил бесконечно глубокий разлом размером с Марианскую впадину* в моей груди, именно он замкнул разомкнутый контур моих сил, не дав мне отдать всё без остатка и истлеть словно кленовый лист поздней осенью, и я прекрасно понимаю, что экранировать комнату, чертить ритуальный круг и проводить ритуал у него просто не было времени и единственным способом, к тому же крайне приятным, было соитие.

Жаркое. Горячее. Неистовое.

Не с проста папская инквизиция сжигала ведьм на очищающих кострах, были и те колдуньи, которые восстанавливая свой контур в погоне за могуществом — убивали. Совладать с магией, когда о ней ничего не знаешь, когда нет рядом того, кто подскажет или поможет, особенно во время становления дара, было не то, чтобы не просто — невозможно.

Вот и меня бы просто не стало, развеяло на молекулы чужого мира, что не мудрено, я выложилась полностью, отдав всю себя на то, чтобы не дать Звезде упасть (как поэтично звучит), а заодно заморозила стихию со всеми вытекающими.

Я на столько погрузилась в свои мысли, занялась самокопанием и анализом произошедшего, что не услышала приближающихся шагов и тихого стука в дверь, а когда светлый ответил, что мы скоро будем, подпрыгнула на кровати. Неспеша, опасаясь спугнуть, словно дикого зверька, Кирилл поймал мой взгляд и не отрывая своих, сейчас кобальтовых, глаз, осторожно протянул ко мне руку и погладил по щеке.

— Как же я рад, что с ты в порядке, Даша.

— Не поверишь, — хекнула с сарказмом, — а уж я-то как рада. Давно проснулся?

— Да, но ты была такая задумчивая, мыслями далеко-далеко, и я не решился отвлечь, тебе надо было все обдумать. Но теперь нам пора в кают-компанию, думаю Моро не погладит нас по голове, хотя именно тебе мы обязаны тем, что не кормим сейчас рыб на дне чужого моря.

В обществе мага я не испытывала никакой неловкости ровно до того момента, пока этот негодяй не встал, сверкая совершенной задницей и не торопясь прошелся до комода. Выуживая белье и медленно надевая его, он явно знал, что я за ним наблюдаю и поэтому красовался изо всех сил. А посмотреть было на что.

Широкая, сильная спина, переходила в узкую талию, а та в твердые, как орешки кокоса ягодицы, те в длинные мощные ноги. Это было поджарое тело спортсмена, но не раскаченного бодибилдера, долго и упорно совершенствующего свою фигуру железом в спорт зале, или жилистые, сухие мышцы бегуна, это были «живые мускулы», плотные, гладкие, идеальные.

Отросшие темные волосы у шеи свивались в крупные кольца, Кирилл смахнул их пятерней, пытаясь упорядочить гнездо, и моему взору открылись красные полосы царапин и даже пара отпечатков зубов. Эка меня вчера проняло, подумалось мне, а потом я покраснела словно магов цвет, потому что и на плоском животе было пара моих отметин — темно-коричневые кровоподтеки вульгарных засосов. В оправдание я все время повторяла, что сильно не контролировала себя, хотя то, как оставляла след пикантного безумия, посасывая чуть солоноватую кожу, как бился под ней пульс и как хрипло стонал мужчина, от моей откровенной ласки — помню.

Мои пальцы все время кружили рядом с сосредоточием мужского естества, твердая плоть радовалась вниманию, а я, даже в невменяемом состоянии не решилась на оральные ласки, хотя ничего против них не имела. Но, я так залапала и зацеловала все вокруг, что нахлынувшие детальные воспоминания, вновь распаляя и превращая мелькающее на периферии желание в острую потребность.

Кирилл словно почувствовал моё возбуждение и резко обернулся, втягивая трепещущими ноздрями почему-то раскаленный воздух…

Менее деликатный, беспардонный стук и голос матроса требующего нашего присутствия на завтраке оборвал стальную нить незримого притяжения меж нами. Я, ойкнув и обернувшись в простыни, схватила первую попавшуюся одежду и бросилась за ширму.

В голове кружились вопросы, на которые я не могла найти ответы, но мучающий сейчас меня более всех «что, черт побери, это было», ставил в тупик.

Капитан ждал нас, не начиная завтрак и когда мы вошли поприветствовал меня витиеватым поклоном, а Кириллу крепко пожал руку. Буря минула, судно шло привычным темпом, коку явно было лучше, потому что стол буквально ломился от разносолов, а оголодавшая я потерялась в собственных хочу, накладывая и кашу, и яйца пашот, и сосиски с черносливом, и слойки с персиками. Моро понимающе хмыкнул, а я вспомнила, как читала в гримуаре, что после энергетического опустошения зверский аппетит буквально на все, от банального пожрать до сексуальной жажды, сносящей все на своем пути.

— Не буду ходить вокруг да около, уважаемые, — сказал капитан Звезды, хотя последнее слово он произнес отнюдь не с уважением, а скорее с издевкой. — Я намерен поспособствовать тому, чтобы вы как можно быстрее достигли своей конечной точки назначения.

— Но позвольте, — улыбнулся светлый, едкой улыбкой всезнайки, — неужели у просто капитана есть доступ к редким артефакторным зеркалам?

Судя по всему, пока я заменяла повара на камбузе, занимаясь чисто женской обязанностью, Кирилл смог поближе познакомиться с капитаном и его возможностями. И видимо капитан не так-то прост, как хотел показаться в самом начале.

— Есть, а еще у меня есть доказательство того, что вы не принадлежите этому миру, и мадам, — обратился он ко мне, — пока вы не сможете совладать со своей силой в Визард вам лучше не соваться. Ваша магия слишком неуправляема, а соответственно чрезвычайно опасна для окружающих. В этот раз вы чудом избежали краха, но любой выход из зоны комфорта активирует их не по нарастающей, а скачками в пресловутой геометрической прогрессии, и в следующий раз, не удержи вы силу, это может закончится фатально.

Мне стало очень интересно какие же это доказательства, и я озвучила в слух свой вопрос, срезая подметки на лету и обгоняя Кирилла, слух которого так же царапнула эта фраза.

— Всё просто: для начала серебро, ты прокололся, передавая его мне даже без перчаток будь ты местными металл был бы так же токсичен для тебя, как и для меня. — Здесь светлый поморщился и ощутимо напрягся, каменея лицом и плечами, — к тому же такой дар, даже если силу вы обрели совсем недавно, скрыть бы не удалось. Градация магов в Визарде проста, ритуалисты и артефакторы. Как понимаете первым нужно провести определенный ритуал для того, чтобы достичь поставленной цели. Артефакторам необходимы их игрушки, заряженные магией механические приспособления, помогающие им в жизни. Вот так. Прицельно пальнуть из пушки или накрыть куполом судно мне помогают альтернаторы**, вы же, и я говорю о каждом из вас, без проблем пользуетесь магией вне основополагающих правил.

Мда, это провал.

— К тому же, — продолжил с садистским удовольствием вбивать ржавые гвозди в гробик нашего самолюбия и уверенности капитан Моро, — то что я вам сейчас скажу не то чтобы большая тайна и эта информация есть в общем архивном доступе, но для того чтобы её получить, придется попотеть, а вам я выдам её просто так, чтобы посмотреть на вашу реакцию. Я бывал на Земле… — И спустя мгновение продолжил, — но возвращение домой меня очень удивило, и я был крайне рад, что к началу своих странствий не обзавелся супругой и детьми. Да, о чем это я? А…

Источники нашей магии в значительной степени отличаются от ваших, для нас сосредоточие волшебства, так сказать корни дара не находятся, не как у вас, в одном, чаще всего защищенном родовой магией месте, они рассеяны повсюду, и с радостью делятся с теми, кто способен испить из источника. А вы, как жадные, иссохшие от жары губки, впитываете все.

— То есть наши силы возросли, потому что в Визарде магия повсюду? У нас это редкий эксперимент десятков поколений селекционеров, как сорт роз, с непроизносимым названием, а здесь это сорняк, стелящийся под ногами того, кто может его запросто сорвать?

— Ну, конечно, Даша, — ответил за Моро Кирилл, задумчиво потирая подбородок, — подумай сама. Нам нужны годы учебы, самоконтроля и дисциплины, чтобы достичь необходимого уровня, до десяти лет дети семей-волшебников поголовно на домашнем обучении, а некоторые кланы вообще не отпускают наследников в большой мир, дабы они постоянно находились подле алтарей силы.

Вот и встало всё на свои места, и, по правде говоря, эти знания принесли еще больше вопросов, на которые, к сожалению, совсем не было ответов.

Кому понадобилось отправлять меня туда, где моя сила возрастет?

Как, за короткий срок, научиться контролировать её так, чтобы никто не пострадал?

Как мне быть с Ильей и Кириллом? Об этом вообще думать было стыдно, но разговор с последним немного позднее этим же днем внес некоторую ясность в этот вопрос:

— Я в игре. Давить не буду, понимаю, что тебе необходимо время, чтобы определиться. Обещаю не вспоминать произошедшее и козырять этим не буду, но Даша, ты дорога мне, и я не из тех, кто из благородства уступает другу дорогу. Я в этом треугольнике плохой парень, но сильно постараюсь грязно не играть.

— Этим признанием ты не добавляешь себе очков, — засмеялась я такой откровенности.

— Я честен.

— Не буду врать, — ответила я, — до того, как мы попали в зеркало, у тебя были крошечные шансы, стремящиеся к нулю. Сейчас они возросли. Не благодаря великолепному сексу, — смутилась я, произнося последнюю фразу, но прицельно сбивая спесь с раздувающегося от чувства собственной значимости Кирилла. — Ты удивил меня. В хорошем смысле слова. И я благодарна тебе. За очень многое.

Тему эту, слава небу, мы оставили и больше к ней не возвращались, шутливо пикировались под сонное ворчание Фени в голове и собирали вещи.

Моро удалось удивить нас вновь. Путешествие на Звезде, которое по нашим скромным подсчетам должно было продлиться еще дней пять завершится через несколько часов, уже к вечеру мы должны были попасть к порталу.

*Марианская впадина — океанический глубоководный жёлоб на дне Тихого океана.

**Альтернаторы — здесь альтернативные изобретения, заряженные магией артефакты, помогающие в изысканиях, защите, быту.

Глава 23.

Если во всех случайностях видеть проявление судьбы, нельзя будет и шагу ступить.

Как только судно пришвартовалось, нам даже не дали возможности оглядеться, а буквально подхватили под белы рученьки и потащили к зеркальному порталу, который находился в здании таможни.

Интуиция меня не подвела. Капитан Моро был не так прост, как старался показать в самом начале, было логично, что под прикрытием ежемесячных контрабандных рейсов в Визард отправлялся куратор резидентуры. Вид у него был лихой и придурковатый, свойственный скорее флибустьеру, бороздящему международные, нейтральные воды в поисках легкой наживы, а вот же, оказалось вполне себе серьезный и солидный глава шпионской сети.

То, как ему кланялись работники таможни, кто с непритворным уважением, а кто и с затаенным страхом, сказало о капитане больше, чем обшарпанная надпись «Заместитель заместителя начальника по хозяйственной части», читай «Зам. по тылу», на одной из дверей.

Попасть, однако, внутрь тоже было не так просто, в самом начале он начертил какую-то сложносочинённую диаграмму, вроде пароля на сотовом, потом в центре этой геометрической абракадабры припечатал свою ладонь, а затем вытащил из-за пазухи медальку и приложил к замочной скважине. Раздался глухой щелчок и дверь со скрипом отворилась.

Видавший виды кабинет с такой же мебелью, больше походил на склад ненужного и отслужившего своё барахла, но я была уверена, что здесь всё было упорядочено и на своих местах. Вот и надтреснутое ростовое зеркало, прикрытое пыльной ветошью, как будто было спрятано от любопытных глаз, прислоненным манекеном и напольной вешалкой. Наверное, я бы не заметила его, да только пульсирующая темно-синим руническая вязь по краю амальгамы, безусловно привлекла моё внимание, впрочем, Кирилл прошёл мимо и даже не обернулся, заняв потертое, продавленное кресло рядом с капитаном.

— Какая глазастая, — хмыкнул Моро, — двенадцать лет в этом кабинете сижу, ты вторая кто обратил внимание на зеркало.

Я улыбнулась и отвела глаза.

Говорить о том, что теперь я точно знаю, как выглядит активированный портал я не стала, в прошлый раз зеркало тоже не спало, но руны выглядели по-другому и не мерцали. Я дала себе слово детально изучить этот момент, да и вообще, в моих знаниях зияли такие огромные дыры, что если в ближайшее время я не возьмусь за теорию, практика может мне уже и не понадобиться.

Мы подписали бумаги о том, что серебро передано добровольно и оставили отпечатки больших пальцев на бумаге, затем Моро отодвинул мешающую проходу к зеркалу всячину и активировал его, нажав попеременно на шесть символов. Я постаралась запомнить значки и последовательность, на память я никогда не жаловалась, но вдруг каждый портал запускается своими буквами.

Зеркало вновь поплыло, красуясь серебряной гладью ртутного озера и осторожно отодвинув меня первым вошел в него Кирилл. Мы уже обсуждали поочередность, и «дамы вперед» в данном случае не лучший вариант, светлый по крайней мере может раскрыть над нами щит, а вероятность того, что он нам обязательно понадобится была невероятно велика.

Когда я приготовилась, Моро поймал меня за руку, останавливая в полушаге от портала:

— Герцогу от Морока привет передашь, — и вложил в ладонь больше всего напоминающий скорлупку от грецкого ореха, такой же шершавый и с извилинами, шарик. Я крепко сжала его в руке пораженная превратностями Фатума, что сводит наши судьбы, а мужчина подмигнул мне, выводя из замешательства и кивнул головой в сторону портала.

Шагнув в зеркало, я услышала в спину:

— Удачи, сумеречная ведьма.

Мельтешащие огни, как открывающийся вид из окна автомобиля при скоростной езде по ночной магистрали, и я падаю на что-то теплое и твердое. Кирилл резко охнул, втягивая воздух, что не удивительно, я попала ему локтем по болевой точке, к тому же, мы так сплелись конечностями, что возились на полу, как два перевернутых на спины жука. Я бормотала слова извинения, прекрасно понимая, что сейчас светлому не до меня, ему бы пережить болевое инферно.

— Они здесь, — раздался резкий окрик.

Темно-серые замшевые броги поравнялись с моей щекой, которой я вытирала пыльный пол. Совершенно не напрягаясь, герцог, который был выше меня на две головы, а весил на добрых полцентнера больше, поднял меня за подмышки и поставил как куклу, оттряхивая подол и заправляя выбившуюся из прически прядку.

Артур быстро начертил в воздухе руну похожую на рыбку* и голубоватое свечение еще секунду назад заливавшее комнату исчезло. Я обернулась на зеркало, чей черный зев захлопнулся с противным шипением, являя серебристую гладь теперь уже спящего артефакта.

Кирилл продолжал стонать, не в силах разогнуться и убрать ракушку из ладошек от самого сокровенного.

— Сорок минут, Дарья, вас не было сорок минут, — сказал тот громко, и уже тише, почти шёпотом добавил, — Визард или Твердыня?

Я очумело вложила в его ладонь «привет от Морока» и улыбнулась.

В этот момент Кирилл наконец встал, сначала на колени, мотая головой, затем на ноги выпрямляясь во весь рост, а в дверь, застревая в проеме, ввалились Илья и Виторо. И если выражение лица последнего носило печать обеспокоенного облегчения, то слово, идеально описывающее гримасу тёмного, было «мрачный», под стать его сути.

Он мне только кивнул, сосредоточенно вглядываясь мне в лицо, не знаю, что он хотел там увидеть, но его странная реакция вновь задела меня. Вместо волнения, я увидела нечто приближенное к презрению, и желание понять в чем же причина, черт бы его побрал, стало непреодолимым.

Я с удивлением увидела, что одеты они были по-прежнему, и только сейчас до меня дошло, что нас не было меньше часа. Так вот что имел в виду Моро, когда сказал, что нас ждет сюрприз по возвращению. Для наших друзей и родных прошло совсем немного времени, для нас же чуть меньше недели.

Они бросились обнимать Кирилла и засыпали его вопросами, перебивая друг друга, и не обращая на меня никакого внимания, чему была искренне рада. Я ужасно вымоталась и хотела попасть домой, да пусть бы и в неприветливый особняк Апакаре, принять душ, переодеться в свою одежду и поспать, не деля кровать с вынужденным любовником.

Феня в голове сладко зевнул, заражая меня и я прикрыла рот ладошкой.

— Я думаю, что сейчас не имеет никакого смысла пытать наших путешественников, тем более что Дарья практически спит, — сказал герцог, привлекая внимание к моей скромной персоне. Глаза я и правда с трудом держала открытыми, зевая до хруста. — У нас сейчас есть дела поважнее, конклав ждет результатов расследования.

— Но нам важно выяснить кто активировал портал… — начал было Илья.

— Да, но убийство мага на балу сейчас важнее, — ответил Артур подталкивая меня к выходу, — я отправлю с вами наших бойцов, поскольку вынужден придержать ваших кавалеров у себя. Нам есть что обсудить. — И уже тихо, наклоняясь практически вплотную. — Я зайду утром.

И как ни в чем не бывало отправился к троице. Я не стала оглядываться. Мне надо было разобраться в себе и подумать о том, что произошло.

Глава 24.

Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением и глубоко благодарна друзьям, котрые лишают меня этой чести.

Два дюжих молодца, практически под конвоем довели меня до скрытых сизым туманом ворот.

Я отпустила силу, и она клубясь млечными щупальцами, проверила нерушимость периметра. Слава Небу, всё было чисто и за то время, что я отсутствовала, попытки взлома особняка сумеречного клана предприняты не были.

Едва почувствовав хозяйку особняка, кованные створки радостно отворились, впрочем, не пропуская моих сопровождающих дальше ворот. Конвоиры сдержанно козырнули, щелкнув каблуками, и отправились восвояси.

Дом встретил меня привычным гулом. Будто приветствуя, полыхнули лампы освещая темный коридор, разгоняя тени по углам, а с удовольствием я вдохнула цитрусовые ноты своего парфюма разлитого в воздухе. Мне казалось, прошла целая вечность как я отправилась на бал с Кириллом, а ведь покинула я особняк всего ничего.

Приготовить что-то посущественнее многоярусного бутерброда и чашки «инглиш брекфаста» я не смогла. Меня пошатывало, то ли от голода, то ли от напряжения, и, если бы в желудке не было так пусто, точно отправилась бы спать. Вяло вгрызаясь в сэндвич и лениво отбрехиваясь от Фени, нацелившегося на кружочек краковской колбаски, я осоловело хлопала глазами и зевала.

Теплый душ и то, как добралась до кровати я помнила смутно. С радостью прижав почти горячего замшевого лиса покрепче, я вспомнила любимого, плюшевого коалу подаренного мамой, которого замызгала еще в детстве, и провалилась в сладкий сон без сновидений.

Как бы я не мечтала выспаться, у меня сработал запрограммированный годами внутренний будильник. Полседьмого и моё бессознательное тело выстреливает из кровати, как бочка с горящей смолой из катапульты, неделикатно сдвигая распластавшееся меховое чудовище с груди. Вчера на долгий душ не было сил, и сегодня я с удовольствием наверстывала, наслаждаясь хлещущими по бокам и сгорбленной спине обжигающими струями.

К моей радости, внешне старый дом был нафарширован новинками, значительно облегчающими жизнь, от теплого пола, работающего не на магии, а на электричестве, до многофункциональной кухни, со встроенным измельчителем отходов. Вот и сейчас, я наслаждалась одним из плодов технического прогресса: душ, который мало напоминал фаянсовое царство в моей старой квартирке, был скорее маленьким гротом из природного камня, чем неудобной кабиной из дешевого акрила.

Все оттенки серого, от графита до лунного, причудливо переплелись в каменной кладке, упругие струи разной ширины хаотично били по коже, а поставив на контрастный режим я взбодрилась, лучше, чем от чашки двойного эспрессо. Под конец процедуры меня обдало горячим паром, усиливая кровообращение во всем теле, как после сауны, и я вышла разомлевшая, но полная сил, с бьющей через край энергией.

Время было еще раннее, и я решила, что у меня есть час-другой до прихода Артура, чтобы спустится к сосредоточию родовой силы. Потребность воссоединиться с источником возрастала по мере нахождения в фамильном особняке, что странно, на расстоянии такого желания я не испытывала.

Закатав рукава свободной рубашки, я погрузила руки по локоть в ритуальную чашу и почувствовала, действительно почувствовала, как по моим венам побежала сила. Она приветствовала меня, радуясь словно щенок, которого хозяева забыли дома, искренне, беззаветно, показывая, как сильно по мне скучали. Это было так странно, я могла бы поклясться в том, что источник живой и обладает непросто зачатками разума. Нужно обязательно спросить об этой особенности, да хотя бы у того же герцога.

Я медитировала, слегка раскачиваясь в лечебном трансе, и как другу-собеседнику поведала источнику о приключившихся со мной бедах и напастях, а нажаловавшись от души попыталась задать вопросы. Их накопилось столько, что я боялась забыть хоть один, но то ли источник был не в духе, то ли его функция — это пополнение резерва, но я ничего не добилась.

Единственное, что постоянно всплывало пред моим взором, было семейным гримуаром. Видимо источник намекал на то, что без труда, не вытащить и рыбку, а значит нужно порыться в семейном дневнике и вообще фамильной хронике, и найти, в конце концов ответы. Хотя бы на некоторые вопросы. Я была реалисткой.

В себя меня привел тявкающий лис.

— Что случилось, рыжий? — спросила я. — Проголодался, а раб посмел не оставить высочеству еды?

— Величеству, попрошу. — Ответил блохастый. — Колебание периметра засекло дружественного нашей коалиции Артура Уэлсли, принимай гостя.

Я прислушалась к источнику, и правда, где-то далеко, на периферии сознания, красным, пульсировала точка, как будто бы званного гостя.

Заглянув в зеркало и ужаснувшись, я наскоро оформила на голове модный нынче стог, с торчащим в разную сторону сеном и отправилась встречать дорогого гостя. Нет, к такому я была категорически не готова.

Во время переполоха после бала, да и по возвращении, я не сумела в должной мере оценить этот сгусток тестостерона и хороших манер, но сейчас, так сказать без прикрас… В общем, как я не ослепла от симбиоза мужественности и внутренней силы — не понятно. Зато теперь становится ясно почему герцог возглавляет департамент Инквизиции. За нетривиальной внешностью скрывалась невероятная по мощи харизма и сила.

Его хотелось слушать с открытым ртом и внимать каждому слову, хотелось нравиться, и не как ведьме, как женщине. Интересно он светлый или темный?

Я так увлеклась своими аппетитными мыслями, что даже облизнулась, подбирая слюнку. Для того чтобы перестать рассматривать мужчину в горизонтальной плоскости мне даже пришлось отвесить себе, пусть и мысленный, но смачный пинок.

Интересно что это со мной такое происходит? Всю сознательную жизнь мнила себя моногамной девушкой и никогда не понимала отношений, в которых один или оба партнера ходят на лево. Не уверена, что нахожусь сейчас с кем-либо в отношениях, и пока считаю себя свободной и блудливой (по экспертному мнению, блохастого ушастика) ведьмой, но превращать явный треугольник в фигуру с большим количеством углов в мои планы не входило.

Я подняла глаза на Артура, который, был прекрасно осведомлен о том, какое воздействие он производит на витающих в розовых грезах девиц, и тот, совершенно без какого-либо самодовольства, подмигнул мне. А затем он сделал такое, от чего в моем девичье сердце, на веки вечные останется сладкий, незаживающий шрам.

Он приготовил мне завтрак.

Ну, точнее он сообразил на троих. Себя, меня и вечно алчущего пожрать Феню.

Пока Артур варил кофе в подкопченной турке и резал овощи для фритаты, взбивал с молоком яйца и добавлял специи, ему удалось расспросить меня о произошедшем, да так, что по началу я даже не догадалась, что это самый что ни на есть допрос. В начале я хотела оскорбиться в лучших чувствах, а потом решила, что черт с ним, хорошо не оставил на всю ночь в департаменте чтобы узнать подробности нашего путешествия.

Сам он явно провел ночь на жесткой кушетке в кабинете, судя по помятым шмоткам и красным от недосыпа глазам.

Когда пышный кусок сложного омлета, украшенный россыпью каперсов и листиками шпината, занял положенное место в моей тарелке, рассказывать про Визард было нечего.

— Признаться честно, мне там понравилось. Я зачитывалась романами Кима Ньюмана и Гордона Далквиста*, а тут такой викториански-готический антураж.

— Даша, этот мир самобытен, но очень опасен. Долгое пребывание там чревато разожравшимся резервом и непредсказуемыми последствиями для мага, некоторым это идет на пользу, а вот для таких сильных ведьм как ты может иметь неприятные последствия. У людей, которые были вполне обычными, но попали в Визард, не редко появились силы, с которыми они не могли совладать.

— Ну мне опасаться нечего, — самоуверенно сказала я, а когда Артур нахмурился на мои слова — продолжила, — как ты (глава оперативников особо подчеркнул, что не приемлет никаких «вы» по отношению к нему) верно заметил ранее, мой резерв отъелся как клещ на бездомном псе, но то, что случилось в грозу опустошило меня до донца.

— Да, Кирилл рассказал, — хмыкнул инквизитор. — Но мой тебе совет, если заметишь какие-нибудь отклонения…

— Артур, я ведьма всего пару недель, если считать время в другом мире, — перебила я его, — да я сама по себе отклонение. На сколько я знаю, я единственная ведьма, стоящая на границе сил и других сумеречных больше нет. К тому же дар мне достался не совсем обычным способом, хотя опять же я мало, что понимала тогда и думала, что сплю.

— О, не слова об этой маразматичке. Твоя бабка была той еще щучкой, — Артур глубоко вдохнул и медленно, очень медленно выдохнул. — А насчёт одиночества, видишь ли, это не совсем так. Ты, да, чистокровка, ходячий сгусток сумрака, и твоя аура постоянно клубиться дымкой, когда ты взволнованна или устала. Но помимо тебя есть еще пяток носителей аномального гена. И это те, о ком нам известно благодаря твоей записке, а могут быть еще.

— Мою ауру видят все? — вырвалось у меня помимо воли, это же кошмар, когда все вокруг видят мою слабость или возбуждение.

— Нет, это одна из особенностей моего дара, — улыбнулся герцог. И кажется я догадываюсь что это за дар такой. Умение расположить к себе человека, видеть его ауру и знать его настроение. — Или проклятья, кому — как.

Эмпатия.

Теперь понятно почему Артур Уэлсли в, общем-то, молодом возрасте (кстати, а сколько ему?) достиг таких высот в своей профессии. Очень сложно что-то утаить от человека, который знает, что на самом деле ты чувствуешь и когда врешь. По мере того, как я приходила к неутешительным выводам, что выдал мой пытливый разум инквизитор мрачнел, читая меня как открытую книгу.

— Ох, думаю у тебя не так-то много друзей, — с сожалением сказала я первое, что пришло мне в голову. Артур опять хмыкнул, хотя глаза его оставались серьезными, видимо я попала «пальцем в небо».

— Скажем так: люди слишком часто врут, без повода. А ложь во благо или спасение, это большая редкость. Ты же приятное исключение, поэтому мне нравится с тобой общаться.

Я зарделась. Комплимент был приятен, и хотя мама меня всегда учила, что врать не хорошо, я задумалась на сколько часто мы не договариваем, умалчиваем или лжем, просто потому что неприкрытая кружевом недомолвок правда слишком неприглядна.

Феня делал вид что спит, свернувшись уютным клубком на сложенном гнездом мягком пледе, но при этом чуткие локаторы то и дело подрагивали и безусловно реагировали на повышение градуса беседы или интересующую его тему. Я простила ему его слабость. Пусть слушает, потом расспрошу его обо всем с его точки зрения. У лиса было забавное виденье, и то, как он переиначивал информацию на другой лад, порой показывало мне полную картину.

— Может быть ты судишь людей слишком строго?

— Возможно…Но на свете найдется слишком мало людей, для которых правда не будет звучать, как обида.

— И правда, — я за тавтологию.

Мы посмеялись, а потом я спросила о погибшем, вспомнив с чего все началось. Бал для меня был событием несколько стершимся из памяти просто потому, что после него столько всего произошло, что я чуть было не забыла спросить об убийстве.

— Есть две небольшие зацепки, и мы разрабатываем их, хочу сразу предупредить — некоторые члены совета считают, что появление сильной сумеречной ведьмы и маньяка связанны не косвенно, и тебя подозревают. Идиоты. Но главное, я уверен, что ты не при чем, — сказал мне Артур и щелкнул по поникшему носу.

— А что с портальным зеркалом, я заглянула в книгу.

— Не надо мне прописных истин, под подозрением пятеро, ты не в счет. — Даже как-то обидно стало, что я не подхожу на роль коварного, продуманного преступника. — Это логично. Эманации шока и неприятия, удивления и паники, которые ты испытала в тот момент, когда провалилась в зеркало подделать было невозможно, уж поверь, я в этом разбираюсь. Но, к сожалению, я был так сосредоточен на твоих чувствах, что уловить больше легкого, витающего в воздухе злорадства ничего не успел.

Ну со злорадством я, допустим, знаю в чей можно обратиться адрес, думаю и Артур догадывается кто, пожелал мне провалиться, жаль, что это всё.

У инквизитора тренькнул телефон, и я вспомнила о своем, мама наверняка уже пару раз позвонила, а он со вчера на беззвучном режиме. Я деликатно вышла из кухни дав мужчине без оглядки поговорить со звонившим и вытащила свой телефон из вечернего клатча. И действительно, пара смс от мамы и пяток пропущенных, от неё в том числе.

Когда я вернулась в кухню, маг разливал свежую порцию кофе, но только мне.

— Я вынужден бежать, продолжим на днях?

— Да, конечно. А еще у меня есть небольшая просьба, позволишь? — он кивнул. — Ты не мог бы найти мне ментора, боюсь сама я не справлюсь.

— Можешь, и я подумаю, кто бы мог преподать тебе хотя бы азы.

Артур крепко сжал мои пальцы, нехотя отрываясь от меня, и подняв воротник — вышел в туман, что не рассеялся к полудню, а стал только гуще. Между нами промелькнуло что-то, терпкое, с привкусом соли и карамели, внутри живота сладко заворочалось и подняло хищную голову желание. Я затолкала свои чувства подальше и выдохнув пошла в кухню.

Мне вновь требовался кофе. Обжигающий и чёрный.

Настойчивый стук в дверь заставил меня улыбнуться, он точно не мог ничего забыть. Моя фантазия разошлась не на шутку, представляя другое, более теплое, прощание, и я отправилась открывать дверь, щедро отхлебывая горький кипяток из огромной чашки и обжигая язык.

— Ты забыл трость? — пошутила я.

В этот момент в лицо мне брызнула струя чего-то сладковато-едкого, будто запах разложения и тлена, сдобренный сожалением и острым перцем. Инстинктивно, я плеснула драгоценным кофе в расплывающуюся от слез темную фигуру и под громкие вопли и яростную нецензурщину потеряла сознание.

*Автор имеет в виду книгу Эра Дракулы Кима Ньюмана и Стеклянные книги пожирателей снов Гордона Далквиста.

Глава 25.

Где слабый ненавидит — сильный уничтожает.

В мочку правого уха кто-то втыкал раскаленные иглы.

Я силилась пошевелить руками чтобы прекратить агонию, но они меня не слушались, к тому же пальцы я вообще не чувствовала, ощущая только пульсирующую боль под ногтями и в онемевших подушечках.

— Ахххххрр, — зашипела я от боли. — Еще раз укусишь меня чухоблох, и поверь мне на слово, я найду самые тупые и ржавые ножницы и буду отрезать тебе твоё…

— Да ты, — завелся лис, — да я… Ох, слава небу, пришла в себя, — с облегченьем выдохнул Феня, и сполз с моего плеча на колени.

— Где мы? — спросила я. Ощущение, что на веки положили раскаленные угли не проходило, горячие, едкие слезы щипали кожу, а открыв глаза я видела будто сквозь мутное стекло.

Все вокруг было серым.

Как в тумане.

— Мы в подвале. Ты сидишь недалеко от источника, — отрапортовал лис.

Я не понимала, почему хрустальная чаша полная родовой силы не искрилась, приветствуя и приглашая меня воссоединиться. Я не слышала её зов, да и крупицы моей магии отзывались в ответ нехотя, сонные и вялые. Кончики пальцев закололо еще сильнее, но онемение было не при чем.

— Происходит что-то странное, — начала говорить я лису.

— Помимо того, что ты сидишь голым задом на гектограмме, обездвиженная рунической ловушкой и ядом, от которого онемел мой язык… — завелся рыжий, перечисляя напасти.

Можно подумать я не ощущала попой ледяной мрамор или действие отравы, всё еще ослепляющей и сковывающей меня. Но по крайней мере моё сознание при мне, а это уже не мало.

— Феня, — шёпотом, что бы меня не услышали, шикнула я, — заткнись, будь другом. Всегда считала излишнюю болтливость чем-то вроде сифилиса, не смертельно, но омерзительно. — Дай подумать.

Я до хруста сжала зубы, концентрируясь на болезненно дремлющей силе. Прилагая титанические усилия, я подтягивала ближе жалкие крохи дара стремясь наполнить пустой резерв, опустошенный ядом.

Прозрачное щупальце силы лизнуло скованные за спиной руки, пробуя на вкус вакуум отравы. Нехотя, словно разобидевшаяся кокетка, тонкая, едва ли с волосок, струйка потекла, вливаясь в меня, наполняя пустоту живительной влагой, смягчая боль в глазах и пальцах.

Зрение стало проясняться, хотя бесконечно текущие слезы мешали сосредоточится. В ритуальной комнате царил не просто полумрак, меня пугало полное отсутствие привычного свечения от чаши. Раньше место силы Апакаре выглядело так, будто амбициозный великан засолил синюю* луну в хрустальном тазу, голубоватое свечение было словно присыпано алмазной крошкой, чьи грани переливались, то и дело покрываясь тонким слоем молочной дымки.

Сейчас же ртутный колодец был мертв. Дешевая фосфоресцирующая наклейка и та светила бы ярче, чем сумеречный источник.

Болью стали отзываться предплечья и ступни, кровь болезненно прилила к губам и шее, я потянулась, пытаясь разорвать путы и услышала неторопливые, осторожные шаги…

Много позднее, когда я вспоминала всё, что произошло со мной в тот день, поняла одно — если бы я повела себя хоть на гран по-другому, смерть моя была бы очень долгой и крайне мучительной. А тогда, я просто прислушалась к шелестящей осенним ветром практически спящей, интуиции и замерла. Замедлив дыхание, я смежила веки и постаралась всеми силами не выдать то, что уже в сознании.

Феня, надо отдать ему должное варениками, обернувшись кулоном, приятно холодил мне руку, таким странным образом поддерживая и давая понять, что я не одна. Я сжала его в ладони, и серебряная фигурка слегка потеплела.

И хотя чувствительность к конечностям вернулась, глупая попытка сбежать оказалась бы фатальной.

Шаги раздавались всё ближе, тонкие волоски на шее встали дыбом, когда я с ужасом поняла, что убийца не один. Цоканье тонких каблуков по полированному мрамору перемежалось с глухим поступом уверенных мужских шагов.

Меня от души ткнули носком жесткого ботинка в бедро, унизительно проверяя не пришла ли будущая жертва в себя. С огромным трудом я сдержалась, чтобы не охнуть от боли.

— Сучка без сознания, как ты и говорила, — проскрежетал, только что меня пнувший мужчина. — Она тебе еще нужна?

— Пока да, ты же знаешь, — ответил приятный, с легкой хрипотцой женский голос. — Сейчас закончу с источником и сможешь поразвлечься, дорогой. — Засмеялась эта психованная совершенно мерзким смехом, через мгновение к ней присоединился мужчина. Мозг старался зацепиться за адекватные ассоциации и мне они представлялись двумя гиенами, в предвкушении клацающими челюстями и потешающимися над раненой зеброй.

Я старалась дышать мерно, как и прежде, медленный вдох, неторопливый выдох, вдох-выдох. Моё сознание словно разделилось на две части, мне кажется, именно так чувствует себя человек с сильнейшим раздвоением личности и вынужденный вести беседы сам с собой. Одна смелая и безрассудная требовала вскочить и дать отпор. Погибнуть стоя, чем выжить лежа.

А вот вторая, и с ней я еще не была знакома, задавив храбрую, но совершенно глупую первую сторону затаилась, мыслила ясно и четко. Собранная и хладнокровная, она сделает всё, чтобы выжить, даже если всё, это, по сути, ничего.

До сих пор мне отчаянно везло, и я очень надеюсь, что и в этот раз переменчивая Фортуна не откажет в своей благосклонности. Из полуприкрытых век, всеми силами стараясь не быть пойманной, я наблюдала за парочкой. К моему вящему сожалению глаза продолжали слезиться, да и распахнуть их, чтобы как следует присмотреться возможности у меня, не было, поэтому всё что я видела, это два размытых силуэта в темных мантиях.

А пока, я прислушивалась к бормотаниям парочки убийц.

Они говорили на незнакомом языке, эдакой помеси латыни и французского. Мягкое, с прононсом «р» превращало их деловую речь в романтичную беседу. Женщина была главной, потому что именно она подошла к родовой чаше, произнося речитативом заклинание, мужчина же замер, не смея шевелиться и помешать.

Неправильный, клочковато-рваный туман, потек из чаши, обжигая обнаженную кожу, остро щипая ледяными щупальцами губы и щеки, эти прикосновения мне мало напоминали прежние ощущения. Факелы поочередно то гасли, то разгорались с новой силой, вспыхивая пламенем до подкопченного огнем потолка. Убийца радостно рассмеялась и с триумфальным «о, даааа» опустила руки в чашу, наполненную сумеречной силой.

Я подобралась, готовая к тому, чтобы бежать. Лучшего времени, для того чтобы сделать ноги было не придумать. Мгновение ничего не происходило.

А затем, раздался низкий протяжный стон, переходящий в пронзительный визг невероятной, всепоглощающей агонии, оглушающий и лишающий возможности трезво мыслить. Голова взорвалась сотнями оттенков боли, ослепляя.

Послышался треск и звон бьющегося стекла или крошащегося льда, на ступни мне брызнула горячая, алая кровь, а громкие крики переросли в приглушенные рыдания.

Лис обернулся в привычный меховой комок и сильно, кажется, до крови, укусил меня, приводя в сознание. Боль в пальцах запустила цепную реакцию пробуждающегося тела, и я, поразительно беззвучно для человека у которого онемело все тело, вскочила и помчалась к лестнице. Спотыкаясь на каждом шагу, так как ноги слушались меня еще хуже, чем руки, которыми я со всех сил впивалась в поручни, буквально подтягивая себя на новую ступеньку, я неумолимо приближалась к спасительной двери, отрезающей ритуальный зал ото всего дома.

Всего на доли секунды моё любопытство победило осторожность, и я взглянула на чашу. Женщина продолжала истошно кричать, её руки, пойманные в капкан источника, ставшего вдруг смертельной ледяной ловушкой, кровоточили, изрезанные до сухожилий, и она никак не могла освободить их. Мужчина же, лежал плашмя на животе и агонизировал, дергаясь содрогаясь в конвульсиях будто под напряжением.

Я захлопнула дверь и задвинула ажурную, но очень толстую щеколду.

Рыжий помчался на улицу, я — за ним. Себе я сейчас доверяла намного меньше, чем чувству лисьего самосохранения, поэтому, не раздумывая ни секунды, я помчалась за ним. На автомате я подхватила в коридоре плащ и кеды, хотя одеваться не стала. Потом. Когда выберусь.

Ушастое недоразумение привело меня в гараж по соседству с кухней. Вот это сюрприз, я даже не знала, что в доме он был, а уж то, что в нем стояло три автомобиля и хромированный монстр Дэвидсон тем более. Машину я водила посредственно, и, хотя права у меня были, опыт, не считая практики в автошколе и экзамена в ГИБДД, отсутствовал.

Единственная коробка-автомат была в простенькой тайоте и я дала по газам, как только лис умудрился открыть гаражную дверь. Кованные ворота были распахнуты, и я промахнула их всего за мгновение.

Я летела по знакомой трассе так, будто за мной неслись все демоны Преисподней, в единственное место, где хотя бы частично могла почувствовать себя в безопасности. Погони за мной не ощущалась, но это вовсе не означало, что её нет. Я слишком мало знала о возможностях и способностях магов.

И это пора было исправить.

И когда я ворвалась в кабинет, явно прерывая важное совещание, я испытала ни с чем не сравнимое облегчение и вульгарно разревелась, млея в сильных объятьях.

*Редкое атмосферное явление.

Глава 26.

Пойдем со мной. Ты пожалеешь, но тебе понравится.

Не раз и не два у меня возникала мысль, что всё, что со мной сейчас происходит, это игра моего воображения, упоительный танец гибнущего подсознания, а на самом же деле я лежу безвольным овощем, подключенная к аппарату искусственной вентиляции легких после смертельного падения лифта.

Вот и теперь, уткнувшись носом в мягкую шерсть и вдыхая терпкий запах можжевельника и мускуса, я задумалась о том, что даже моя буйная фантазия не способна выдумать таких крутых поворотов и необузданных сюжетов. Кеды больно натерли босые ноги, легкий плащ прикрывал колени, но сквозняк, образовавшийся благодаря распахнутой настежь двери, пикантно холодил вторые девяносто, и ощутимо задрожав то ли от холода, то ли от пережитого я разрыдалась, срываясь в банальную истерику.

Какофония изумленных, ненужных сейчас мне вопросов, больно ударяющая по ушам, стихла по мановению щелкнувших пальцев, в камине жарко полыхнуло стремительное пламя, меня подняли на руки, хотя до дивана, на который меня опустили через мгновение, была едва ли пара тройка шагов. В руке оказался горячий чай, щедро сдобренный коньяком и только после того, как я была укрыта овечьим пледом Артур произнес, тихо, но четко:

— Облачко, что случилось?

— А почему облачко? — вырвалось против воли.

Герцог улыбнулся даже глазами, и снова плеснул, уже без чая, горючей жидкости, обжигающей пищевод и согревающей тело. А потом я кивнула, выдохнула и сосредоточившись на пальцах Артура, поглаживающих внутреннюю сторону моей ладони, начала говорить, с ужасом понимая, что никак не могу заткнуться, ведь с откровениями из меня выходили ужас и отчаяние, пережитые за этот день.

Я рассказала всё, или почти всё что помнила про вторжение убийц в дом, про то, как сбежала, про реакцию на нападение источника и его помощь, про находчивость Фени, который в начале разговора воинственно топорщил загривок на шее, затравленно оглядываясь на собравшуюся, внимательно прислушивающуюся к нашему разговору толпу, а спустя пару минут вольготно и расслаблено развалившегося на моих коленях. Всё дело было в комплиментах Герцога в сторону рыжего пройдохи, которые ушастый принял с по истине королевским достоинством.

Я быстро опьянела и стала путаться в показаниях, рассказывая одно и то же, Артур понимающе улыбнулся и успокаивая, сжал мою руку. Самое главное, то, что убийцы всё еще находятся в доме, он вычленил из моего бормотания сразу. Кивнув мужчинам, понявшим его без слов, он кратко, по-военному четко, отдал распоряжения и встал, собираясь к ним примкнуть.

— Сейчас мы отправимся в твой дом, — начал обрисовывать план инквизитор. Я содрогнулась, представляя как останусь одна. Этого сейчас я боялась больше всего, и словно поняв мои волнения мужчина продолжил, — с тобой побудет Франческа, она сама вызвалась (и когда успела). Но нам нужно спешить, есть шанс поймать ублюдков.

Я понимала, что его слова истина в последней инстанции, что творящие непотребства сумасшедшие убийцы должны быть схвачены, что сейчас существует реальный шанс поймать их на горяченьком. Потому, что несмотря на то, что я удачно избежала печальной судьбы своих предшественников, опознать их — не смогу. Лица сволочей были скрыты капюшонами, к тому же даже теперь зрение моё было значительно хуже, чем всегда.

И всё равно огромная эгоистичная часть меня хотела, чтобы Артур сидел рядом и продолжал обводить сильными пальцами тонкую голубую венку, бьющую в такт пульсу, на моём запястье.

На диван опустилась обеспокоенная Франческа отвлекая моё внимание от спины последнего выходящего из кабинета мужчины. За мгновение «до», герцог обернулся и подмигнул мне, утешая мимолетным вниманием.

Когда дверь за ним закрылась, я выдала сакральную мысль, беспокоящую меня сейчас сильнее всего остального:

— Ты знаешь, Франи, до последнего времени мне ужасно не нравилась повальная тенденция у мужчин — отращивать бороды.

— Почему? — удивилась теме начавшейся беседы красотка, уверена она ждала душещипательных подробностей, но пред моим взором стояла золотистая, в отблеске полыхающего камина, густая щетина Артура.

— Потому что одна половина этих хипстеров похожа на шахидов, а вторая на деревенских попов, а вот теперь…ну надо же…

— Пойдем, подруга, тебе надо привести себя в порядок и одеть что-нибудь потеплее пледа и футболки, — ответила, просмеявшись Франческа и отвела меня в душ, а затем дала мне одежду, то ли казенную, то ли из своих запасов. Но сейчас я была рада и ей.

Серые треники и черная футболка были теплыми, мягкими и пахли родным домом: ванилью и имбирем. Я встрепенулась и попросила телефон, чтобы позвонить маме.

— Позвонишь, милая, но сейчас второй час ночи, и я уверена, что твоя родительница спит. Может лучше смс? Типа оставила телефон у друзей, не волнуйся, все хорошо.

— Да, — ответила я заплетающимся языком, — твоя идея мне нравится больше.

Пока я набирала сообщение и диктовала номер, на меня навалилась, впрочем, как обычно, дикая, не поддающаяся контролю нарколепсия, и я заснула так и не поняв, удалось ли Франи отправить сообщение.

Я подумаю об этом завтра.

Всплывая на поверхность сознания я с ужасом поняла, что моё тело меня не слушается, а конечности занемели, болезненно пульсируя и остро покалывая, сердце застучало пойманной пичугой, адреналином плеснуло так, что в ушах застучало, и я с криком вырвалась из липких щупальцев полудремы.

— Тише, Даша, все в порядке, — услышала я, — это просто сон. Ты в безопасности.

Уверенный голос Франчески успокоил меня, а к затекшему от неудобной позы телу вернулась чувствительность, пронзая вспышками боли то шею, то руку. Слава Небу, онемение, появившееся от неудобной позы, проходило.

— Давай я уберу тебе синяки, — улыбнулась брюнетка, подавая мне воду, — у тебя гематомы на предплечьях и шишка, вот тут.

Прохладный палец осторожно постучал в самый центр лба, будто в яблочко мишени, отзываясь тупой болью, словно брошенный в стоячую воду камень, порождает волны, разбегающиеся кругами. Я кивнула, давая согласие на магическое вмешательство и через мгновение теплая ладонь коснулась головы, растворяя пульсирующую тяжесть.

Я была неуклюжим ребенком, грациозности и изящества во мне было не больше, чем в носороге во время гона, наверное, поэтому мама отдала меня в танцевальную секцию, надеялась это изменить. И спустя время это удалось, но ушибы, царапины, даже парочка переломов, не оставили в моей памяти такого яркого следа, как синяк на лбу от массажной щетки.

Выходя из ванной, я споткнулась о коврик и упала ровнехонько лбом на жесткую, железную щетину. Ничего умнее, чем намочить волосы и обрезать чёлку, чтобы скрыть наливающуюся силой шишку, я не придумала, а волосы у меня вились, как руно молодого барашка. Морали в этой истории нет, просто я вспомнила, как еще долго надо мной ржал каждый встречный, лицезря огромную синюю шишку со множеством красных дырок в обрамлении кудрявой занавески.

— Спасибо, Франческа, мне намного лучше. Сколько я спала?

— Недолго, наши еще не вернулись. И не благодари, мне было не трудно. Ты голодна?

— Да, я бы поела, — да что там поела, я бы корову сожрала бы. В желудке сразу противно засосало, да и лис, услышав знакомое и такое приятное слово «еда» выполз из гнездовья пледа, забавно поводя носом и подобострастно виляя хвостом.

— Тогда хорошо, что я заказала доставку, — обворожительно улыбнулась Франни, доставая плотный крафтовый пакет, расставляя пластиковые коробочки и бумажные стаканчики. В комнате отчетливо запахло китайской едой, свининой в кисло-сладком соусе, салатом с фунчозой и жаренным рисом с кусочками овощей.

Рот наполнился слюной, и я дрожащими руками потянулась к палочкам.

— О, даааааа, — промычала я, набивая рот мясом и щедро поливая соевым соусом рис, — ты чудесно готовишь, выходи за меня замуж.

Она ожидаемо рассмеялась, а я положила еще немного мяса лису и глотнула черный кофе.

— Дари, возможно сейчас не самоё лучшее время, — я махнула палочками как дирижёр, чтобы она продолжала. В любой момент могли вернуться мужчины, очень сомневаюсь, что нам представится более удобный случай. — Артур искал тебе учителя, но думаю с этим будут небольшие трудности, просто потому что твоя магия не такая как у всех.

— Так…

— Я предлагаю свою кандидатуру, с сумеречной магией я не знакома, она по большей степени считается атакующей, но я специалист по защите и блокам. И не могу научить тебя давать отпор, но вот поставить полог…

— Поняла, — невежливо перебила я, согласная на что угодно, лишь бы больше не оказаться в позиции жертвы. Котам нужна живая мышь, их мертвою не соблазнишь, вспомнились мне строчки из «Фауста». — Сейчас это то, что доктор прописал, да и нет у меня пока времени на что-то большее. Вот поймают эту психичку, тогда да, — по правде говоря, я прекрасно осознавала свой нулевой ведьминский потенциал, ведь магия, как мне «посчастливилось» узнать в последнее время, это не только сила, это багаж знаний, накопленный опыт и регулярная практика. — Умение зажечь камин щелчком пальцев прекрасно экономит время, но уметь противостоять врагу — вот что для меня бесценно.

— Ты удивительная девушка, Даша, я давно не встречала такой умной и рациональной ведьмы, — полила патокой моё самолюбия брюнетка. — Тогда давай так, сегодня определимся с тем, где тебе придется остановиться. На время. И немедля начнем уроки.

— Согласна, — улыбнулась я, и мы чокнулись бумажными стаканчиками с остывшим кофе.

Через полчаса нашей беседы о том, о сем (мне кажется Франческа специально меня развлекала беспредметной болтовней, чтобы я меньше думала о произошедшем) вернулись четверо мужчин. Выражения лиц были мрачными, всё ясно — им удалось сбежать. Оказалось это я произнесла вслух.

— Не совсем так, — взял слово хозяин кабинета, в котором еще немного и я пущу корни, как разросшийся на лугу вековой дуб. Только после того, как мужчины вернулись, я выдохнула, а напряженный узел, сдавливающий грудную клетку, ослаб. Они в безопасности. Он в безопасности. Хотя волноваться за столь сильного мага было глупо, я ничего не могла с собой поделать, — мужчина был мертв. Кирилл опознал его, как одного из списка, побочная ветвь Апакаре. А вот женщина сбежала, причем уничтожив все улики. Нашим не удалось найти даже каплю крови, для ритуала призыва. Источник запечатан нами в стазис, периметр мы проверили, но возвращаться тебе туда нельзя. Найдем тебе пока безопасное место.

— Спасибо, но мне не дает покоя вопрос как они смогли войти?

— Нам всем не дает покоя этот вопрос, — присоединился Витторо. — Ворота были запечатаны, думаю у преступницы не было времени отозвать всё как было, она старалась унести ноги, но нам удалось собрать остаточные эманации заклинания, и теперь простая диагностика даст нам сообщника.

— Отсюда разумно вытекает вопрос, кого ты пускала в дом? — спросил Кирилл.

— Только тех, кому доверяла, Илью и Артура, — ответила я. — Больше никого. Да и когда бы я успела?

Герцог хмыкнул, а темный вновь уставился на меня с тем же нечитаемым выражением, что и раньше. Сильнее всего по моей таблице мимики эта гримаса напоминала презрение с легким налетом гнева.

Да что это такое, чёрт его подери. Как девчонка, ей богу, сама придумала — сама обиделась, самец в вялых кавычках. Ненавижу недосказанность, что за скверное подражание добру в тоге мыслителя.

Под крышкой кастрюли забулькало, я старалась сдержаться и не высказать все то, что думаю по поводу этого молчаливого презрения, и поэтому не заметила, когда Витторо стал магичить (ворожить, колдовать, не знаю, как назвать эти пассы и бормотания). Вдруг один из мужчин громко охнул и стал остервенело тереть правое плечо, на котором алым клеймом разливался змееподобный рисунок.

Он вспыхнул и посерел, оставляя после себя запах горелой шерсти.

— Руна-паразит. Твою мать, Илья, объясни, как на тебе оказался тёмный авейн* и как ты умудрился его не заметить?

*Avein — ключ (фр.).

Глава 27.

Как только мы почувствовали гнев во время спора, мы уже спорим не за истину, а за себя…

— К чему этот удивленный тон и громкие слова, Кирилл? Можно подумать ты не знаешь, что, уж коли авейн поставил маг твоей направленности, засечь его практически невозможно, к тому же диагностов у нас в принципе единицы, — сказал Витторо, недобро посматривая на светлого.

Мне тоже не понравилась попытка очернить тёмного даже не выслушав мага, не в моих правилах было судить людей, не дав им даже крошечного шанса оправдаться. К тому Илья бы был конченным недоумком, разгуливая с доказательством своей причастности к преступлению на рукаве.

— Я поражен не меньше, если не больше твоего, готов на полное сканирование, а эту гадость подцепил неосознанно. Паразит он и есть паразит.

— Ну авторство сего шедевра мы еще выясним, есть у меня мыслишки чья работенка, но бездоказательно это поклеп, — сказал Витторо, — предлагаю отправиться по домам, у всех были тяжелые сутки.

Все это время Артур не вмешивался в беседу, пристально наблюдая за реакцией спорщиков, хотя я постоянно ловила его заинтересованный взгляд и на себе. Да чего уж там, заинтересованный, пора смотреть правде в глаза: голодный, жаждущий, алчущий. Словно я жертвенная овечка, а он матерый волчара с ножом, вилкой и бутылкой молодого «божеле» прекрасно подходящего к каре ягненка.

— Даша, мы будем рады, если до тех пор, пока в твоем доме проводится следствие, ты поживешь у нас, — обратилась ко мне Франческа.

— Это всего на пару дней, — заметил Артур. — Тебе лучше пока не оставаться одной.

Моё согласие было безусловным, тем более что кто-то из мужчин был столь предусмотрителен, что прихватил мою практически неразобранную сумку из фамильного дома. У меня мелькнула ненавязчивая мысль, что мои славные родственники и в прошлом были причиной моей постоянной миграции, и даже после их смерти мало что изменилось.

Пока мы рядились и прощались Кириллу позвонили на сотовый и тот вышел, не желая посвящать нас в свой диалог. Илья вызвался усилить охрану, и, хотя Артуру эта затея не особо понравилась сам он никак не мог, о чем шепнул мне на ухо, помогая надеть плащ.

— Я зайду сразу, как закончу. Дождешься? — спросил мужчина, обжигая теплым дыханием ключицу. Сильными пальцами он заправил выбившийся из высокого хвоста непокорный локон и провел подушечками по тонкому хрящику уха, волнуя робким прикосновением.

До дома супругов мы добрались быстро, Илья вызвался усилить охрану, хотя наслаждаться его мрачно-виноватой физиономией то еще сомнительное удовольствие. Всю дорогу он сидел с выражением будто у него ломит зубы, я же старалась не демонстрировать излишнюю заинтересованность, пусть человек созреет и скажет в конце концов то, что наболело.

— Даша, — наконец-то разродился Илья, за мгновение поставив полог от прослушивания, думаю Виторо и Франческа знали о том, что он хочет поговорить, поэтому и сели рядом, оставив нас одних на заднем сиденье. Тонкая пленка, смутно напоминающая стенки мыльного пузыря, мерцала радужными переливами, и на несколько мгновений я забылась, вспоминая, как сильно в детстве любила пускать их зимой из окна. Разноцветные сферы больше всего напоминали поделки стеклодува и их можно было подержать в руках, жаль, что всего лишь мгновение. — Я должен извиниться. — Очень странная манера просить прощение, не «хочу», а «должен». Тем временем темный сморщился, будто съел лимон на спор и продолжил:

— Я был не прав в отношении тебя. Когда ты дала мне список из гримуара, я небезосновательно решил, что ты таким образом отводишь от себя подозрение, да и до этого очень многое из того, что происходило указывало на тебя.

— Таааак… — ну, собственно, извинений я не услышала, только оправдания, поэтому пока никак не могла отреагировать.

— Даже приглашая тебя на бал я решил, что это будет прекрасной возможностью проследить за тобой, — вот это поворот, подумалось мне. Я с трудом удерживала покер фэйс*, хотя внутри меня извергался Везувий ярости и гнева, лава возмущения бурлила и поднималась на поверхность, стремясь вырваться наружу. Как мантру, я повторяла фразу Карлсона из советского мультика и до боли в ладонях сжимала кулаки, оставляя полумесяцы вмятин на коже. — Во время бала я еще больше уверился в своих подозрениях, ты не была напугана произошедшим, к тому же вокруг тебя клубилась осязаемая сила. Это сейчас я понимаю, что сумрак защищает своё дитя, но пойми, в других кланах подобного нет.

— Так, — снова повторила я, подталкивая продолжить утро откровений.

— Я ревновал тебя, злился неуместным чувствам, коим не должно вспыхнуть так скоро, винил блудливую ведьминскую натуру и силу, что окружает новорожденную ворожею и думал о тебе хуже, чем есть на самом деле. Я знаю, что ты злишься на меня и надеюсь моё откровенное признание смягчит приговор, ты простишь меня, дашь шанс мне и нашим отношениям?

Спо-кой-стви-е. Только спокойствие. Выдох. Вдох.

— Я не злюсь. Я в растерянности, — ответила я. После всех откровений тёмного желание оправдываться отсутствовало как данность. Интересно, а любовью он со мной занимался тоже во благо отчизне и ускорению расследования для? — Я благодарна тебе за откровенность, позволь и мне поделиться некоторыми наблюдениями? Возможно, не со мной и не сейчас, но тебе пора начать вновь доверять людям, то, что произошло с тобой настоящая мерзость, но и ты повел себя со мной немногим лучше. Мне нужно всё обдумать, — и когда инквизитор собрался было что-то сказать я прервала его, рубанув ладонью воздух, — не торопи.

Слава небу ехать осталось всего ничего, это стало ясно сразу как Витторо свернул на подъездную аллею к небольшому особнячку, что виднелся в конце дороги, и продолжать неприятную беседу нам не пришлось. В голове был сумбур, и, по правде говоря, чувствовала я себя так, будто гуляя босяком по прогретой ласковым летним солнышком изумрудной травке наступила в коровью лепеху. Брезгливость пополам с сожалением, что свернула именно вот сюда.

Мужчины на всякий случай проверили дом, хотя охранки не были повреждены, а контур нарушен, проводив и удостоверившись, что мы в безопасности отправились обратно в управление.

— Ты будешь чай или кофе? — спросила меня гостеприимная девушка. Не дожидаясь ответа, она щелкнула выключателем на чайнике и поставила турку на плиту.

Её кухня была небольшой и очень уютной, было явно, что здесь Франи с удовольствием проводит много времени, и у меня сложилось чёткое ощущение, что вот оно горячее сердце этого дома.

— Спасибо, чай. Кофе мне сейчас противопоказан, я и без дополнительных стимулов бодра и весела, — не удержавшись съязвила я. Брюнетка понимающе хмыкнула, пробормотав по-итальянски что-то вроде «все мужчины идиоты» и поставила предо мной вазочку с сахарным печеньем и засахаренными сухофруктами. Я выбрала оранжевый язычок манго и надкусила сладость.

— Поговорим, — не спрашивала, а утверждала Франческа, подавая мне большую чашку ароматного чая, — думаю вопросов у тебя накопилось не мало.

— Спасибо, — вновь поблагодарила я. — И есть такие, о которых говорить с мужчиной как-то не комильфо.

— Спасибо, — вновь поблагодарила я. — И есть такие, о которых говорить с мужчиной как-то не комильфо. Вот для начала, не могла бы ты мне объяснить суть становления ведьминской силы, почему с ней все носятся как с писанной торбой и откуда эта постоянная тяга к… — я замялась, — плотским утехам и полигамии.

— О чем вообще думала эта дрянь, твоя бабка… Уж прости, Гильда была той еще занозой в заднице, и у совета ковенов и просто в магическом мире.

— Мать скрывала меня от родни почти всю жизнь.

— Даша, тебе знакомо правовое выражение «Factum tacendo crimen facias acrius»**?

— Нет, но дай угадаю, ты юрист? — Франческа рассмеялась.

— Виновна, Ваше честь, но вернемся к нашим баранам. Бабки твои могли найти тебя в любой момент, достаточно было провести пусть сложный и довольно затратный ритуал из премиленького раздела запрещенной кровавой магии, которой они оказывается баловались и на завтрак, и на ужин.

— Так они и находили, до семнадцати мы каждый год переезжали, перед ноябрем.

— А в семнадцать осели в Москве миграция прекратилась? — ванговала Франи.

— Да, я воспротивилась переезду. Я не могла не понимать, что мы от чего-то бежим, но мама категорически отказывалась отвечать на вопросы и впервые она прислушалась ко мне. А может она согласилась остаться в Москве, потому что считала, что в столице нас будет найти труднее.

— Ну где-то она и была права. К тому же фактическое совершеннолетие у ведьм наступает в семнадцать. Увести тебя против твоей воли старухи уже не могли, хрена лысого, они не могли рассказать тебе о том, что тебя ждет, тем более, снимая блок на силу.

Вкратце Франческа рассказала мне в десятки раз больше, чем я прочла в гримуаре. По-орошему доберись я до библиотеки или до хроник Апакаре, могла бы узнать всё это значительно раньше и принять свою силу и судьбу быстрее.

Итак, мужчинам наделенным даром повезло намного больше, нежели женщинам. Сила была дарована им практически с рождения и к пубертатному возрасту, когда гормоны бесновались не на шутку они уже могли контролировать дар в полной мере.

У женщин это дело напрямую зависело от превратностей судьбы и выпавшего на их долю жребия. Кому-то могло прилететь сие счастье и в детстве, но чаще всего, обретение дара приурочивалось к переходу девушки в статус женщины. И вот тут-то включалось пресловутое обаяние ведьмы, которая на непродолжительный срок становилась крайне привлекательна для противоположного пола. Такая вот гендерная несправедливость, в виде небольшой побочки, как диарея от аспирина.

Большинство «достойнейших» магических, аристократических семей не желали чтобы их благородная дочь превращалась в блудливую девку, хотя общество магов относилось к этой небольшой проблемке совершенно спокойно, поэтому ранние договорные браки (как в «тёмные века средневековья», прости Господи) были обязательной нормой. Добрые родители калечили судьбу своих дочерей выдавая тех замуж до первой менструации за взрослых магов, усиляя тем самым тех из них, кто заплатит больше.

Конечно, это была своего рода магическая лотерея, женщины в это время щедро делились силой, увеличивая резерв магов-супругов. К чести, тех, кто составлял законы, жениться на «несозревшей» ведьме больше двух раз было строжайше запрещено. Это правило соблюдалось неукоснительно, а за нарушение карали серьезными штрафами, а порой и смертью.

Кстати длилось это состояние всего пару-тройку недель, так что осталось мне сдерживать своё внезапно проснувшееся лебидо всего ничего.

— И это прекрасно, а то обладающие деньгами и властью маги, собирали бы урожай силы женясь каждый год на новой девственнице, — хмуро подытожила я.

— И неговори. До тысячи семьсот девяносто второго так и было, потом грянула революция, Vive la France*** и все изменилось. За твоим становлением должны были наблюдать любящие родственники, ну или просто родственники, как было у меня, — хохотнула Франи, — они обязаны были рассказать о том, что тебе придется пережить, и главное, донести, что всё происходящее с тобой, твоим телом и эмоциями — нормально.

Если честно, то просто гора с плеч, хотя ощущение, что я пытаюсь наверстать упущенное за четверть века не желало покидать мои мысли, я немного успокоилась.

— А почему твои родственники не были любящими? — вдруг спросила нетактичная я, увидев, как помрачнела брюнетка при воспоминании о семье. Может надо было промолчать, но любопытство уже сунуло свой нос в приоткрытую щёлку чужой тайны.

— Я сирота, родители и брат погибли, брать из государственного приюта нас не торопились, и только судебное решение сподвигло кузена отца забрать меня к себе. Малена до семнадцати оставалась в интернате, и к моему огромному сожалению мы почти не общаемся, она старше и смерть родителей пережила намного тяжелее, чем пятилетняя кнопка.

— Сочувствую, — начала было я…

— Да забудь, дела давно минувших дней. Роберто и его жена меня не обижали, но и не любили, скорее терпели. У них были трое своих непростых детишек. После Академии я честно поздравляю их с праздниками, но семьей их своей не считаю. Наш поверенный платил им приличные деньги на содержание из моего наследства, и кажется единственное, о чем они жалеют, так это о чеках, что теперь не получают.

Мы помолчали, думая каждая о своем, и вдруг тактичная и деликатная доселе, ведьма, немного помявшись, сказала:

— Я понимаю, что Илая накосячил, и зная его довольно неплохо, могу сказать, что накосячил он от души. — Я кивнула. От души, чего уж там. — Но лелеять прошлые обиды и переносить дерьмо из предыдущих отношений в новые глупо. И впрягаюсь я за него сейчас не потому, что он просил, а потому что мне нравишься ты. Хотя тебе подруга в принципе на кавалеров повезло, но у каждого яблочка есть гнилое пятнышко.

Ну еще бы, подумалось мне, у Ильи Дуся, впрочем и у Кирилла тоже Дуся, а у Герцога эмпатия…

Легок на помине, в комнату, улыбаясь вошел Артур.

Очень надеюсь, что последнюю фразу Франи, он не расслышал.

*Покер фэйс — умение держать лицо, название пошло от умения блефовать в карточной игре «Покер».

**Смолчав, усугубляешь преступление.

***Да здравствует Франция.

Глава 28.

Задолго до нашей встречи у нас бывали одинаковые сны.

Франческа, завидев главу инквизиции приветливо защебетала, вежливо справляясь о его самочувствии и том, как прошёл его день.

Артур галантно поприветствовал «прекрасных дам» поклоном и сообщил Франи о том, что Виторо ожидает её. Продолжая мило чирикать, девушка схватила сумку и с негромким «чао, чувствуйте себя как дома» чмокнула воздух у моей щеки и была такова.

Намеренность побега Франчески была на столько очевидна, что я едва сдерживала смех, впрочем, уголки губ Герцога подозрительно подрагивали, а глаза так вообще лучились неудержимым весельем.

— Хочешь кофе? — спросила я, поймав тоскливый взгляд Артура в сторону тарелки с сандвичами и печеньем. — Или чай?

— Не сочти за дерзость, но может быть есть что-то посущественнее чем бутерброды, поесть времени вообще не было.

— Ну, конечно, Франческа сегодня меня баловала шедеврами национальной кухни, есть паэлья с осминожками и вегетарианская лазанья с козьим сыром. А раз меня оставили за главную, позволь за тобой поухаживать.

— Благодарю, — ответил инквизитор, располагаясь за мраморным кухонным столом, плавно переходящим в рабочую зону. Стулья были высокими, как и каменная столешница, и массивный Герцог воспринимался на далеко не хрупком стуле, как орел на курином насесте.

Перед тем, как сесть он положил упакованный в бумажный пакет сверток на столик рядом с диваном, и я безошибочно поняла, что в нем. И дело не в том, что и по размеру, и по форме в нем явно угадывался мой гримуар, а в том, что меня неудержимо влекло взять сумеречный дневник в руки.

Я не удержалась и вытащила книгу, поглаживая по корешку, ластящийся ко мне фолиант. Он сам распахнулся, шелестя страницами на записях Серджо, теплея под моими пальцами. Артур следил за мной не отрывая взгляд, и к моему удивлению, я прочла в его глазах не насторожённость или снисходительность, присущие опытному магу, а восхищение и одобрение тому, что я делаю.

Нехотя я рассталась с гримуаром, но далеко его не убрала, положив на соседний стул и продолжила ухаживать за Герцогом, сервируя стол. Артур достал бутылку белого «мерло» из винного шкафа филигранная точность владения силами заиграла для меня новыми красками, скорость и точность с которой мужчина открыл емкость поражала, а краткий экскурс опытного сомелье показались мне не занудной лекцией, а возможностью узнать нечто новое.

Вино было сладким, прохладным, с легкой кислинкой, но пьянило меня не оно, легкие, словно перышки касания, то к руке, то к бедру, когда Артур как бы невзначай дотрагивался до моего бедра, или тянулся к салату с рукколой и клубникой. Тело сладко ныло, рождая в его сокровенной глубине предвкушающие спазмы.

Пока Артур с наслаждением придавался эпикурейству, бросая на меня заинтересованные взгляды, от которых я таяла, словно огарок свечи — задумалась над тем, что же меня так сильно привлекает в этом мужчине, ведь он совсем не в моем вкусе, если сравнивать да с тем же Ильей, например. Он был не молод, скорее среднего возраста, на мой взгляд ближе к сорока, хотя сколько ему лет на самом деле (помня о том, что сильные маги живут до трехсот пятидесяти) я не знала, а уточнить у приютившей хозяйки уютного дома как — то постеснялась.

Он был выше и крупнее всех знакомых мне мужчин, мускулы на спине и руках бугрились и сейчас под темно-синей джинсовой рубашкой, которая не простила его, а удивительно шла. Закатанные рукава открывали мощные предплечья и крупные кисти, с сильными ладонями. Ноги под столешницей видно не было, а вот крепкая задница, обтянутая той же джинсой, не оставляла простора для воображения. Он выглядел очень аппетитно.

Волосы его были темно-русыми и короткими, зачесанные назад, без каких либо укладочных финтифлюшек, а значит он носил их такими всегда, и эта стрижка не шла ему, делая его старше. Но желание прикоснуться к его волосам, убрать дурацкую, вьющуюся прядку как у Супермена*, непроизвольно падающую на высокий лоб, было настолько сильным, что я предпочла занять пальцы ножом и вилкой.

Тонкое серебряное колечко серьги в левом ухе странно делало его еще более мужественным, о нет, в этом мужчине определенно не было ничего женственного. А близко посаженные ярко-голубые глаза, твердая линия заросшего щетиной подбородка и порочный изгиб губ придавали инквизитору вид пресыщенного охотой хищника, не голодного, но не прочь потешить себя легкой игрой в догонялки с жертвой.

Никогда в жизни я ничего не хотела так же сильно, как здесь и сейчас этого мужчину. Но, как бы не была сильна эта жажда, а алчущая потребность превратить легкие прикосновение в нечто большее сжимала обжигающими щупальцами моё естество, распаляя желание и растравляя душу, я скомкала свою нужду в близости как ненужный рекламный буклет и выбросила в мысленную корзину, доверху переполненную подобного рода бумажками.

Еще во время долгожданных разъяснений Франи по поводу сексуального обаяния новоявленной ведьмы я, помимо безусловно важной общей информации, подытожила для себя пару неоспоримых догматов, и сейчас твердо решила придерживаться одного из них, а именно: «не делить постель ни с кем до тех пор, пока не перестану испускать чистое вожделение мартовской кошки», моё самомнение может сильно пострадать, если мужчина потеряет ко мне интерес сразу же, как пройдет мое влияние на его либидо. К тому же, я однозначно буду чувствовать себя не в своей тарелке, как бы ханжески это не звучало, для меня смена и двух партнеров — чересчур.

Так что с сожалением и совершенно не скрывая предвкушающего плотоядного взгляда на во истину потрясающего мужчину, я спрыгнула с высокого стула и подхватив гримуар, пересела на мягкий диван. Я открыла книгу на журнале наблюдений дражайшего папеньки и достав блокнот для записей рецептов начала переписывать зашифрованное содержимое экспериментов, стараясь выводить каждую закорючку точно, как написано.

Моя одноклассница Карина, имела армянские корни и внешность, к тому же росла билингвой, и если в детском саду девчушка, лепечущая на русском с большой долей армянского, вызывала умиление, то предрасположенность к языкам со временем переросла в одержимость. И хотя Каринэ не стала лингвистом, знание в совершенстве девяти языков добавило к её резюме крутого рекламщика крутизны и вывело на международную орбиту.

Надо будет созвониться с ней, ведь на днях она возвращается из командировки в Дубай, а после того, как еще одна наша подруга Лера вышла замуж и пропала с радара, погрязнув в семейной идиллии с супругом-красавцем, Каринка загрустила. Многочисленная армянская орда, ой простите, диаспора, считала подругу давно вышедшей в тираж старой девой, просто потому что в двадцать пять у неё не было пятерых детей и пузана-мужа, ловко умеющего жарить настоящий шашлык и декламировать замысловатые тосты.

Вах.

А вот я в языках, мягко говоря, была не сильна. Виной всему частые переезды и то, что я вынужденно меняла учителей каждый год. Из-за постоянной миграции даже репетиторы не задерживались надолго, зато в точных науках я была сильна, отсюда и выбор специальности.

— Что ты делаешь? — с любопытством спросил Артур присаживаясь рядом и с интересом заглядывая в мои записи. Теплое бедро всего на мгновение прикоснулось к моему, обжигая и посылая волну похоти, я мысленно выдохнула и надавала пощечин. Себе. Не Артуру. В том, что он знает, как, действует на меня, я не сомневалась, а судя по лукавому взгляду, делал он это намерено.

— Я знаю, что надписи прочитать может только прошедший инициацию член семьи Апакаре, — постаралась ответить без дрожи в голосе, — но ничто не мешает мне переписать содержимое и дать тому, кто хоть что-то разберет в папулиных каракулях. Потому что я — пасс.

Заинтересованность одного рода в глазах инквизитора сменилась другой, еще бы, кто бы не хотел прочесть зашифрованные записи одного из самых сильных сумеречны магов. Когда я полностью исписала один листок, я протянула его Артуру и принялась за второй.

Меня хватило на то, чтобы скопировать шесть листов, а потом буквы стали сливаться и в панике разбегаться от меня, как тараканы, когда на кухне ночью включили свет. Я погладила гримуар по корешку, благодаря за помощь, а лис, который все это время совал свой любопытный нос в записи, разочарованно фыркнул и закрутившись юлой, свернулся в клубок и задрых. Чуткие ушки подрагивали, показывая готовность слушать даже то, что для него не предназначено, но, когда начала подрагивать задняя лапа, я поняла, что Феня крепко спит.

Артур сосредоточенно изучал мои и свои записи, некоторые слова ему удалось расшифровать, а некоторые нет, но картина была далека от завершения. Он устало потер переносицу, а я, в третий раз наполнив чашки чёрным кофе, мельком взглянула на часы и изумилась. Был уже поздний вечер, хотя скорее ранняя ночь, а я еще удивлялась тому, что мои глаза слипались, и я всё время проигрывала борьбу с зевотой.

Франческа показала мне комнату, которой на время я могу назвать своей, но с моей стороны было бы крайне невежливо, оставлять Артура одного. Инквизитор сосредоточенно черкал в блокноте, перебирал записи и повторял рунные надписи в воздухе. Они вспыхивали синим или желтым, но желание спросить, от чего зависит цвет начертанного, погасло, как и руны. Я привалилась к теплому меховому боку, и прикрыла уставшие от мельтешения букв глаза.

Как задремала, я не помню, и почему я не проснулась, когда Артур поднял меня на руки и отнес в спальню, не знаю. Да только ощущение правильности происходящего и горячие, сухие губы, обжигающие даже сквозь толщу дремы и тихое «я подожду, когда ты будешь готова» точно не были игрой сонного воображения.

Глава 29.

Если вы чувствуете себя неважно, пальцами обеих рук по часовой стрелке, нежно потрите виски, а потом неспеша залейте его вовнутрь.

Солнечный зайчик прыгал по подушке, но я изо всех сил прятала лицо от крошечных лучиков света.

Просыпаться не хотелось, и я поглубже зарылась в тепленькое одеяло с головой, но повернувшись на другой бок, наткнулась на свернувшегося в уютный клубок, зевающего Феню.

— Рыжий, я куплю тебе дентал-стикс*, - сморщилась я. Почему-то мне казалось, что суровая утренняя реальность минует магический мир, но нет, даже у фамильяра после сна из пасти не пахнет перечной мятой.

Я потянулась до хруста, и с удивлением поняла, что, во-первых, чувствую себя великолепно, а во-вторых, выспалась и однозначно больше не засну. Я долго плескалась в душе, подставляя спину под обжигающие струи, перепробовала все маски, скрабы, гели и шампуни, которые стройными рядами толпились на стеклянных полочках, решив, что раз комната гостевая, то никто точно не буде против.

Благоухая малиной со сливками, я вышла в кухню, где Франческа как раз доставала готовый пирог с инжиром и грецким орехом из духовки. Ваниль и кардамон пленили меня ароматом, наполняя рот слюной.

— Не знаю, что пахнет вкуснее, — пошутила Франи, — ты или сдоба.

— Я ставлю на пирог, — улыбнулась я, наполняя две чашки горьким напитком. После дня в компании девушки, я запомнила, что она любит пустой кофе, такой же чёрный, как души грешников, и густой, как смола в котлах Преисподней.

Пирог был восхитительным и таял во рту, я плотоядно уставилась на его остатки и поймав мой алчущий взгляд, Франи со смехом отрезала мне еще один громадный кус. Я едва не проглотила вилку, и, наверное, слопала бы еще один, но в желудке не осталось места.

очень люблю печь, с воодушевлением просеивать муку, подбирать подходящие специи и начинку, месить и раскатывать тесто, лепить идеальные булочки или формировать симметричные пирожные, выкладывать готовые шедевры в духовку непременно по фэн-шую и всегда доставать уродливых кракенов со вкусом гудрона, или неделю отмывать от горелого сахара противень. Любить и уметь — это разные величины.

— Мы вчера вернулись поздно, и я не стала тебя будить, — допивая свою ваксу, сказала брюнетка, — Кирилл передал тебе кое-какие вещи из дома и корреспонденцию. Вот.

— О, дааа, — закричала я и выхватила из пакета телефон и сразу набрала маме, сбивчиво извиняясь за долгое молчание. Я вкратце рассказала о событиях последних дней, избегая кровавых подробностей и мокрухи, а когда вежливая хозяйка вышла из кухни, поведала маме про Артура. Не считая Митеньки Ривмана, это был первый мужчина, о котором услышала моя мама.

И если одногруппник — на довольно долгий период с легкой руки матушки приобрел кличку Долбоклюв, то Уэлсли был удостоен самых достойных и восхищенных эпитетов. После встречи с Серджо (до сих пор передергивает от осознания, что этот любитель запрещенных экспериментов мой отец) мама долго не могла даже смотреть на мужчин. Не потому, что любила и страдала по подлецу, или не потому, что считала себя недостойной, а потому что прекрасно понимала, что постоянные переезды не способствуют долгим и прочным отношениям.

Её первые отношения наложили отпечаток на всю дальнейшую жизнь, и только недавно, когда мы наконец-то сменили кочевую жизнь на оседлую, у мамы появился серьезный мужчина с далеко идущими намереньями. И теперь, при каждом удобном случае, она осторожно, старалась выведать хоть какие-нибудь подробности моей несуществующей личной жизни, и сейчас, от всего сердца радовалась за меня, требуя подробностей в стиле «а что он сказал, а что ты, а как он посмотрел».

С трудом прервав фонтан восторженных возгласов, я закончила разговор, сославшись на несуществующие дела. Не хотелось бы обманывать маму, но пока я и сама не знала, что я испытываю к герцогу, вот когда определюсь, тогда и скажу наверняка.

В конвертах были счета, пара приглашений на рауты и на совет ковенов, а еще требование, по-другому назвать столь настойчивое приглашение я не могла, в ближайшее время посетить нотариуса в Шварце. Я набрала номер, указанный на бланке, и секретарь, соединил меня с представителем нотариальной конторы.

Поверенный семьи Апакаре назначил встречу на четыре по полудню, дабы «наконец-то, по его словам, выполнить свой долг перед моими покойными родственниками». Продираясь сквозь юридические термины словоохотливого поверенного в делах семьи я поняла, что он хочет прочесть завещание. Дав предварительное согласие, я уговорила Франи сопровождать меня, а поскольку до выхода у нас было свободное время, ведьма с воодушевлением принялась учить меня защитным рунам, выполнив своё обещание.

Познавать азы, в сложившихся обстоятельствах, было глупо. Но я мысленно дала себе клятву, что когда вся эта история закончится, и я выживу, назло и вопреки, — то обязательно найду себе учителя, а может быть и не одного. На контрасте с той же Франческой, которая была старше меня лет на пять, я была на уровне первоклашки на защите диссертации.

Руны давались мне не просто, в начертание символов приходилось вкладывать все силы и терпение, руки дрожали от напряжения, пальцы сводило, сияющие синим знаки по идее должны были быть серебристыми, и не лопаться, как наполненные гелием шарики, но я не сдавалась.

Вопреки тому, что в личной жизни во времена учебы мне не везло, судьба наградила меня отличными друзьями, потом, после университета нас разметало по свету, но летние каникулы в студенческом отряде на протяжении пяти лет, я вспоминаю со смехом и легкой меланхолией. Следуя за идейным вдохновителем и ярой активисткой Леркой, мы попали в один из походов, где нужно было сплавляться по Неману.

Распределив вещи по лодкам, а именно мальчишкам всё, а нам только упаковку с пивом, мы получили ЦУ от двух мужичков а-ля барды в стиле семидесятых. Весь путь, что-то около шести километров, нам предстояло пройти за пару часов, особых порогов и горных кручин не предвиделось, а стоянка ждала нас за газовой трубой, у моста, с этим напутствием нас столкнули в воду.

Скромное путешествие выглядело таким же плевым делом, как отобрать конфетку у трехлетки. На часах едва минул полдень, радуясь чудесной солнечной погоде, потрясающим пейзажам и отличной компании, мы, неспешно попивая пиво, философствуя и изредка работая веслами, благо плыли по течению, продвигались вперед.

Когда по нашим подсчетам шесть, а затем и все десять километров закончились, мы стали высматривать мост, словно былинные богатыри — нечисть, с которой нетерпелось вступить в бой ратный. Проплыв с десяток мостов, мы набрали нашим мальчишкам, которые давным-давно нас обогнали, нас заверили, что мы совсем рядом, но, когда мы позвонили второй раз, извиняющимся тоном, организаторы обрадовали нас, что они проехали «немножечко дальше, и нам осталось совсем чуть-чуть».

В это время резко потемнело, небо заволокло свинцовыми тучами, то и дело пронзая его ветвистыми молниями и оглушая нас громом, а затем пошёл дождь. Ливень. Разверзлись хляби небесные.

С криком «Поднажмем, девчули!», мы затянули песню «Черный ворон» и стали усиленно грести веслами. Как мы гребли! Четко, слажено, красиво, одним словом, идеально. Олимпийская сборная по гребле, увидев нас, утопилась бы от зависти. Народ, отдыхающий на берегу в палатках и под навесами, приветствовал нас криками, улюлюканьем и аплодисментами. Вскоре, нам пришлось грести попеременно, так как одна из девчонок должна была вычерпывать воду из байдарки пивными бутылками.

В общем в пол девятого вечера мокрые, голодные, уставшие и очень злые, мы увидели долгожданный лагерь. В мой рот, распахнутый в предсмертном крике баньши и замысловатых, не всегда цензурных, обещаний и подробных описаний способов расправы тут же влили сто граммов водки для сугреву, дали горячего супа и сухую одежду переодеться. И только когда мы поняли, что сил на групповое убийство у нас банально нет, нам с гордостью сообщили, что мы отмахали почти сорок километров.

Так вот, в очередной раз скрючивая определенной щепотью пальцы и мысленно произнося заклинание блока, я подумала о том, что, если очень захотеть, можно в космос улететь, а тут какие-то руны. Поднажала, сосредоточилась, сконцентрировала силу и…

Пульнула её, разбив горшок с алоэ. Франни радостно захлопала в ладоши и взглянув на ручные часики сделала страшное лицо и с криком «мы уже опаздываем», потащила меня в машину на свидание с семейным нотариусом.

Все впечатления от красоты и необычности города магов меркли перед содержанием завещания, что прочел мне прилизанный клерк с бегающими глазками. Лицо его выражало крайнюю степень пренебрежения и неприязни, но думаю дело в тривиальной зависти.

Семья Апакаре помимо того, что обладала единственной в своём роде магией, была неприлично, вызывающе богата, даже по сравнению с другими магическими семьями. Сумма с семью нулями никогда не была пределом моих мечтаний, для счастливой жизни мне вполне хватало того, что у меня было, а теперь… я могла купаться в своем состоянии как Скрудж МакДак.

Поверенный продолжал вещать о том, где размещены финансы и настоятельно рекомендовал не изымать активы, все они сейчас приносили стабильную прибыль, а на семейном счете денег на все мои «хочу» должно хватить с лихвой. Еще останется.

Секретарь принес мне стакан воды, уже после того, как я покинула кабинет неприветливого юриста. Я залпом осушила его, с трудом приходя в себя, чтобы осознать изменившееся материальное положение, надо бы переспать с мыслью, что я богата, раз десять, не меньше.

Такой же рассеянной и слегка не в себе, от неожиданно свалившейся на меня новости, я вышла из конторы, собираясь перейти дорогу к припаркованной машине Франчески, что ожидала меня последний час. Но едва я ступила на бордюрную плитку, внимательно осматривая дорогу, кадр замедлился.

Происходящее вокруг застыло, будто доисторическая стрекоза в капле смолы. Мимо меня, медленно, словно не лихач на мотоцикле, мчащемся с запредельной скоростью, а малыш на трехколесном велосипеде, проехал мужчина в коже и зеркальном шлеме. Поравнявшись со мной, он со всей силы толкнул меня на проезжую часть.

И шмякнуться бы мне перед мчащимся внедорожником на колени, да только какая-то неведомая сила, дернула меня к небу так, что в шее что-то хрустнуло, а конечности заболтались как у тряпичной куклы. Так же резко, меня швырнуло вниз, на тротуар, и больно приложившись спиной я на потеряла сознание.

*Дентал-стикс — палочки для чистки зубов животным.

Глава 30.

Нормальные люди зарабатывают нормальные деньги, сумасшедшие люди зарабатывают сумасшедшие деньги.

Пришла в себя я от ощутимых похлопываний по щекам.

Надо мной склонилась Франи, которая продолжала остервенело отвешивать мне леща, до тех пор, пока я не зашипела и не отбросила её руки.

— По морде получила? Распишись. — Выдохнула Франческа, видимо ругаясь, ей было проще справляться со стрессом. — Как же ты меня испугала, я вообще раньше левитацией не владела, а с перепугу весь резерв спустила. Надо убираться от сюда пока тот, кто хотел тебя укокошить не вернулся.

Я, охая и передвигаясь как старушка, опираясь на девушку доковыляла до машины, и опустившись на жесткое сиденье, замычала от боли. Спину простреливало вспышками боли, как и затылок.

— Прости, вот сейчас до дому доберемся, и я тебя подлатаю, аааааа, черт возьми, — дальше она бормотала что-то на итальянском, явно ругаясь, потому что я узнавала ке куло и мерда*, а потом воспользовавшись громкой связью, набрала мужу. Вывалив исчерпывающую информацию о покушении и моем состоянии, она, не прощаясь, отключилась, сосредоточившись на вождении.

Погони за нами вроде бы не было, но Франческа всё равно ехала очень быстро, порой пролетая светофоры на мигающий желтый. Лицо её было предельно сосредоточенным и носило такое зверское выражение, что я предпочитала лишний раз не обращать на себя внимание, даже когда она резко тормозила, и мне хотелось стонать в голос.

По мере того, как мы приближались к дому, а значит покидали место происшествия, Франи успокаивалась и наконец-то полностью взяла себя в руки:

— Прости, я злюсь не на тебя, на себя. Я знала, что пока нам лучше побыть дома, но у тебя была веская причина, к тому же мне тоже кое-что нужно было в этом районе, — и она оглянулась на заднее сиденье, на котором лежала пара небольших пакетов.

— Да ничего, ты мне жизнь спасла, твою хмурую физиономию, я уж как-нибудь переживу, — морщась, выдохнула я. Спину жгло огнем, а ноги, наоборот, онемели, кажется я повредила спину сильнее, чем думала.

Ворота особняка уже были распахнуты, нас явно здесь ждали, а мужчины, бросившиеся практически под колеса авто, лишь подтвердили догадку. Витторо рывком распахнул переднюю дверь и подхватив супругу на руки стремглав направился к дому. Я бы и рада была выйти самой, что бы мою заминку Артур не воспринял, как руководство к действию, но ноги меня не слушались.

То ли от пережитого страха и беснующегося в крови адреналина, то ли от удара о землю, но нижние конечности мелко тряслись и не слушали приказов мозга, встать и идти.

Инквизитор с улыбкой поднял меня на руки, одновременно запуская свою лечебную магию. Ох, как же хорошо. Если Артур будет каждый раз носить меня на руках, я быстро привыкну.

— Ну и привыкай на здоровье, облачко, — ответил он вслух моим мыслям. Я что, всё это сказала в слух?

— Нет, не в слух, но просто у тебя такая живая мимика, да и потом, ты всё время забываешься со мной, и это чертовски приятно. Все, кто знает мою маленькую тайну стараются держаться со мной отчужденно, хотя специально, я никогда их не читаю.

— Почему? — уже точно в слух спросила я.

— А тебе бы хотелось, чтобы все твои эмоции и желания, даже самые сокровенные, которые ты прячешь от самой себя, знал кто-то посторонний?

Конечно же нет.

— То-то и оно. И обычно я сдерживаю свой дар, но ты рушишь выстроенные годами стены, удивляешь меня.

— А хочешь я удивлю тебя снова? — спросила я, и дождавшись уверенного кивка-продолжила. — Я уверенна, что знаю, кто пытался меня прикончить сегодня.

Приятно удивить человека, которого, по его словам, уже ничем не удивишь.

— Облачко, я весь внимание, — произнес слегка ошарашенный Артур.

— А всё просто, как два в квадрате. Первым делом, получив в наследство силу, дом и счет в банке, я не стала колдовать, устраивать вечеринки и транжирить деньги. Я тщательно изучила бумаги, оставленные мне родственницами, документы, счета и выписки.

Раз в квартал бабка отправляла приличную сумму своей внучатой племяннице. Думаю, она старалась подстраховаться. Я запомнила это просто потому, что у этой дальней родственницы была двойная фамилия. Апакаре-Кромус.

Как ты понимаешь, получив столь категоричное по времени приглашение от поверенного я удивилась, он не приемлел отказа или отсрочки, настаивал именно на этом дне и времени, упорно рекомендовал ничего не менять в делах и вообще не забивать мою прелестную головку такими сложными мелочами.

На его стене, как у многих специалистов, я заметила несколько дипломов с пресловутой фамилией, а на столе фотографии, со свадьбы сына. Они очень похожи, — ответила я на поднятую в немом вопросе бровь. Вообще инквизитор меня не прерывал, слушал внимательно, периодически кивал. Скепсиса в его лице не было ни на гран, безоговорочное доверие и заинтересованность. Это льстило.

— И последнее: способ, которым меня хотели прикончить, уж очень человеческий и крайне ненадежный. Ну какова вероятность того, что, попав под машину я погибну. Та ведьма, она била наверняка.

— Знаешь, простота и логичность в твоих рассуждений изумляют. И не потому, что ты производишь впечатление глупенькой вертушки, просто мы, в нашем замкнутом мирке настолько привыкли полагаться на магию, что совсем забываем о других способах умереть. Тем более, вокруг тебя сейчас такая концентрация фатального ведьмовства, худшего из того, что может предложить тебе наш мир.

Я осторожно потянулась и с облегчением выдохнула, спина не болела, а затылок перестал гудеть. Встав, я предложила Артуру чай. Молотые зерна закончились еще утром, а беспокоить уставшую девушку с вопросом: где тут кофемолка, я не решилась.

Пока маг звонил подчиненным и вкрадчивым, тихим голосом, от которого у меня по спине бегали мурашки, раздавал указания по задержанию нотариуса, я хозяйничала на кухне. В покупках Франчески была кое-какая еда, и я разложила скоропортящиеся продукты в холодильник. Крошечный бумажный пакет был из аптеки, как я это поняла? Да все просто, в нем лежали разнообразные баночки-скляночки, витамишки, упаковка леденцов от кашля и упаковка тестов на беременность.

Черт побери.

Еще утром, я обратила внимание, как Франи, когда забывается, с задумчивой улыбкой придерживает живот, типичный жест защиты. Меня бросило в жар от стыда. Что-что, но я никогда не была на такой махровой эгоисткой, чтобы не понимать, мое дальнейшее присутствие в доме приютивших меня магов невозможно.

Подвергать опасности не одного, а уже двух человек, я не хочу, тем более Франческе и так уже сегодня досталось, опустошить резерв — это вам не фунт изюма. В случае угрозы у неё не будет шанса выстоять просто потому, что она спасала меня.

Не смогу себе этого простить.

Когда Артур закончил разговор, я решила, что я буду делать дальше.

По заверениям сотрудников Инквизиции фамильный особняк Апакаре вновь стал для меня сейчас одним из самых безопасных мест.

Воздействие руны-паразита было сведено на нет. Периметр и сам дом теперь были дотошно и с пристрастием зачищены, и, теперь, как и прежде, в родовом поместье я чувствовала себя комфортно и на своем месте. Едва я переступила порог, сила источника позвала меня к себе, робко, просяще, и я не смогла отказать. Да и зачем.

— Ты не будешь против подождать меня, мне очень нужно, — мыслями я была далеко, и едва не пританцовывала на месте от нетерпения.

— Я понимаю, — ответил Артур. Он вызвался сопровождать меня, и я с благодарностью согласилась, но сейчас не могла играть роль гостеприимной хозяйки. — Иди.

Мне просто необходимо было спуститься к источнику, потребность посетить место сумеречной силы было неудержимым, а желание окунуться в источник нарастало в геометрической прогрессии.

Феня счастливо зафыркал и обернулся позолоченным браслетом вокруг моего запястья, он поддерживал моё стремление спуститься к месту силы и мурчал, и тарахтел как холодильник «Юрюзань», словно был не лисом, а котом. Мои шаги гулко раздавались по деревянной лестнице пустого дома, по стенам плясали тени от едва теплящихся свечей, но как только я ступила на мраморный пол Сумеречного святилища пламя факелов вспыхнуло с невероятной силой.

Языки огня игриво лизнули высокие своды куполообразного помещения и нехотя вернулись в привычное вместилище. Я несмело шагнула к чаше отбрасывая возникшую неловкость, воспоминание о том, как может наказать источник, непроизвольно возникли пред мысленным взором, а густой запах меди, так и не выветрившийся из просторного помещения, напоминал о том, что здесь было пролито немало крови.

Я вдохнула горчащий воздух, как перед нырком на большую глубину, и поднесла руки к зеркальной поверхности, а затем опустила их, потревожив покой ртутных вод.

— Спасибо, — мысленно шептала я, погружаясь глубже. Ласковые клубы тумана приветствовали меня, словно теплый прибой, лижущий тропический песок, — спасибо, мой хороший. Ты сделал все, что мог, — продолжала я благодарить источник.

Сила хлынула в меня, наполняя, насыщая, возвращая привычную целостность. Мощь опьяняла, дарила легкость, голова кружилась, как от молодого вина. Я счастливо засмеялась, выплескивая радостные эмоции, удовольствие от воссоединение переполняло меня до краев, я словно встретилась с лучшим другом, после несуразного расставания.

Не знаю сколько времени я провела в состоянии легкой эйфории, я никогда в своей жизни не пробовала наркотики, никакие, вообще, даже никотин, хотя все мои друзья рано или поздно, но поддавались этой гнусной привычке, но сейчас мне казалось, что я нахожусь под какими-то препаратами. Мои чувства обострились, картинка стала ярче и четче, запах меди усилился, но теперь он меня не раздражал, к нему примешивались эмоции, отчаяние, страх и досада, и кажется я поняла, что чувствовали те двое.

Поняв мои намеренья подняться наверх, источник коснулся моей ладони прощальным поцелуем, а ярко пылающие факелы практически потухли, провожая меня.

Благодарность и признательность переполняли меня, не знаю, понимал ли что-нибудь источник, но закрывая за собой дверь, я вновь шепнула «спасибо».

Все-таки замечательно, когда мужчина не считает приготовление пищи исключительно женской обязанностью. Помню один из ухажёров Каринки был оставлен за главного во время варки говяжьих костей на борщ, в определенное время он должен был выключить бульон и убрать кастрюлю с плиты. На этом задача последователя выдающегося Джейми Оливера** была закончена.

Через четверть часа после назначенного времени кулинар-любитель отрапортовал о том, что бульон выключен, и внимание, слит. На резонный вопрос о том, зачем Карина, по его мнению, варила кости, он ответил, что практически уверен, что она их ест. По дороге домой подруга купила магазинные пельмени и до конца отношений, не доверяла мужчине даже варку яиц. Говорила, а вдруг он их выбросит, а бульон из-под них оставит.

Артур за то время, что меня не было, а по часам, прошло что-то около полутора часов, умудрился приготовить суп и даже зажарить к нему сухарики. Пожалуй, в своей жизни я никогда так сильно не удивлялась. Для меня умение готовить было чем-то вроде суперсилы, а вид мужчины, который тебе действительно нравится, с закатанными рукавами, в фартуке с оборочками, нарезающий зелень будоражил сильнее концентрированного афродизиака.

Мой рот непроизвольно наполнился слюной, и я совсем не уверена, что это случилось благодаря пленительному аромату карамелизированного лука порея и чесночных гренок. Артур или сделал вид, что не услышал мои шаги, или действительно был так занят напевая незатейливый мотивчик, но страшный инквизитор был полностью сосредоточен на сервировке, разливая вино по бокалам.

Сильная спина была расслаблена, отросшие волосы касались воротничка темной рубашки, закручиваясь в крошечные колечки, сильные пальцы бережно поставили хрупкие бокалы, и я решила дать о себе знать. Хотя трем пунктам, на что я готова смотреть вечно, прибавился еще один — смотреть как мужчина готовит.

Артур искренне улыбнулся, немного смущаясь тому, что я застала его в фртуке, он снял его, скомкав, а я от всего сердца поблагодарила его за то, что он позаботился о еде. Безо всяких далеко идущих мыслей я поцеловала его. Вознамерилась в щеку, а получилось в губы.

Теплые, сухие губы, обожгли.

Меня притянули ближе, резко, вышибая дыхание. Мой рот непроизвольно раскрылся, впуская напористый язык и я замычала от удовольствия, с наслаждением принимала вторжение и концентрировалась на невероятно сладостных ощущениях.

Carpe diem, Дашка, подумалось мне, сarpe diem***.

*Ке Куло и мрде — жесткое черт побери.

**Джейме Оливер — английский повар, ведущий собственного кулинарного шоу.

***Carpe diem — лови момент.

Глава 31.

Нет идеальной жизни… но, есть идеальные моменты.

Идеальный поцелуй: нежный, неспешный, томительный.

Артур поднял меня, будто я ничего не вешу и усадил на теплую столешницу. Наконец-то мы сравнялись в росте и мне больше не нужно вытягивать шею, как жирафа мечтающая дотянуться до заветного листочка.

Не разрывая контакта, он берет мою руку, в глазах его пылает огонь желания, плавится и искрит, и лед его глаз тает. Нагнувшись, с превеликой осторожностью мужчина целует мне руку, каждую костяшку по отдельности. Нежную кожу тыльной стороны ладони он осторожно прикусывает белыми зубами, посылая обжигающие волны возбуждения, наблюдая за моей реакцией.

И ему нравится то, что он видит.

Меня неожиданно так ошеломляет этот простой жест, и то с какой осторожностью и усердием Артур изучает что мне нравится, как старается мне угодить, что я капитулирующее выдыхаю, притягиваю его еще ближе и растворяюсь в ощущениях и его объятиях.

Впрочем, инквизитор не теряется, подгребает меня ближе, вжимаясь в меня и доказывая, как сильно он хочет того же, что и я.

Я целую его пониже мочки, и не удержавшись, прихватываю языком тоненькое серебряное колечко, тяну его на себя, вырывая хриплый стон, но для меня он звучит словно пение райских птиц. Отпускаю, с остервенением переключаясь на шею и бьющуюся в сумасшедшем припадке венку, его пальцы уже проникли под трикотаж футболки, и осторожно, боясь спугнуть кружат вокруг тонких кружевных бретелей.

Он наклоняется, перехватывая инициативу, я чувствую его горячее дыхание на волосах и шёпот, словно предупреждающий выстрел перед атакой, а затем наши уста встречаются вновь, и я теряю себя.

Уже ничего не соображая, я задираю его свитер, скребу короткими ноготками по загорелой, теплой коже, вновь выбивая хрипы. Артур прижимает меня к себе так крепко, что я почти не могу пошевелиться, но кажется, что он изо всех сил старается не сжать еще сильнее.

Мужчина хочет что-то сказать, отстраняется, набирает воздух, но я желаю другого.

Беззащитная шея манит, кадык двигается словно акула, кружащая вокруг аппетитной добычи, и я целую его, теряясь в терпком запахе мужчины. Запускаю руки в жесткие, короткие волосы, пробегаюсь пальцами по чувствительной шее, извлекая то дробный рык, то хриплый, сносящий крышу, стон.

Мне становится холодно всего на мгновение, когда Артур снимает с меня футболку и освобождает меня от лифа.

Под его пристальным взглядом мне становится неловко, но нежность с которой он касается мягких полушарий, с каким жаром целует возбужденные пики, сморщенные от желания в темные ягодки, согревает, распаляет, раскаляет.

Между ног сразу становится мокро, влажно, скользко. Я ерзаю, пытаясь ослабить давление грубой джинсовой ткани и прижимающегося к сокровенному любовника, непроизвольно сконцентрированного на сосредоточии моих стремлений. И эти простые, обыденные движения лишь доказывают мне то, что для того, чтобы кончить достаточно правильных поцелуев.

Я бьюсь пойманной в силки птицей, теряясь в пространстве и времени, а маг сцеловывает мои крики, с наслаждением пьет мой экстаз, как путник в пустыне, погибающий от жажды.

Артур дожидается того, когда я возвращаюсь в реальность, уверенно расстегивает жесткую петлю джинсовой ткани, спускает брюки с трусиками и приникает губами к влажной сердцевине.

Он ласкает меня так долго и с таким тщанием, что перед глазами гибнут вселенные и образуются сверхновые.

Мои ноги уже давно на его плечах, я выгибаюсь, разметав кухонные полотенца и что-то еще, его пальцы до синяков сжимают мои ягодицы, не давая мне вырваться. Я в плену, и я прошу пощады.

Движения языка, губ, пальцев, так синхронизированы и настроены на мой экстаз, что останавливается он лишь тогда, когда я применяю магию.

Я так сильно хочу его в себе, что поднимаю нас в воздух, и понимаю это только когда открыв глаза вижу перед собой немного шершавый, бежевый потолок. Все вокруг, от тарелок до стульев парит, словно в космической невесомости, и я ничего не могу сделать, чтобы они вернулись на свои места.

Артур щелкает пальцами, опуская нас на бренную землю.

— Ты и так можешь? — смеюсь я.

— Я много что могу, облачко, — шепчет мне в губы инквизитор.

А потом на нас падает тарелка с ароматным крем-супом.

Посыпались хрустящие, аппетитные, даже на вид, вкусные сухарики. А затем шмякнулись о пол один за одним бокалы с вином, столовые приборы и взмывшая к потолку мебель.

Я не смогла сдержаться и хохотала так, что из глаз брызнули слезы, а щеки, казалось, треснут от напряжения. Даже спустя несколько минут не могла остановиться, я так не смеялась с тех самых пор, когда решила удивить маму и к её приходу приготовить борщ.

Поскольку я была тем еще кулинаром, каждый свой шаг я фотографировала и отправляла Каринке для того, чтобы она могла оценить и дать в случае чего совет. И вот когда наконец, густой, наваристый, ароматный, посыпанный чесночком и зеленушкой, сложносочиненный суп настаивался на плите, я решила сделать итоговую фотку шедевра и простимулировать маму, чтобы та быстрее шла домой.

Нужный ракурс, что охватывал бы полную картину моих трудов никак не находился, и естественно, что я сначала обожглась в своих попытках запечатлеть непосильный подвиг, а затем уронила телефон в кастрюлю. Правда маме так ничего и не сказала, а гибель очередного телефона объяснила случайной нелепостью, не вдаваясь в подробности.

И да, борщ был отличный. Наваристый.

Смех оборвался, а с ним пришло раскаяние.

Я старалась не нарушать данных обещаний, тем более обещаний данных самой себе. Мне нравился Артур, впрочем, как и Кирилл, и Илья до него. В каждом из этих во истину прекрасных мужчин я нашла то, за что можно было их полюбить искренне и беззаветно.

Но как говорится, любят не за что-то, а вопреки. Так же и со мной. Легкое, как крылья бабочек и сладкое, как пыльца фей, чувство влюбленности настигало меня, и осыпалось разочарованием от осознания того, что эти чувства не мои, они неестественные, вызванные особым состоянием, которое, черт побери, никак не закончится.

Я хочу смотреть на мужчину и не думать о том, что выбрал он меня, потому что хочет меня, а не потому что дурацкая ведьминская притягательность не оставила ему выбора? А когда послевкусие силы растворится, являя миру «трезвого» от воздействия мага, понять, что и мои чувства к нему не были настоящими.

И кажется, улыбающийся сейчас Артур, прекрасно понимающий, что такое неконтролируемое воздействие специфической силой, прочел мои эмоции. И отступил. Хотя перед этим он обнял меня и поцеловал. Но былой страсти в прикосновении его губ к моим не было. Только тоска и обещание.

И я осознала — он дает мне то время, что я прошу.

Я отправилась в душ, вымывать остатки супа из волос и забросила всю одежду в стиралку. Подставляя плечи и спину под бьющие упругие струи, какой-то частью я мечтала о том, чтобы инквизитор плюнул на данное ранее молчаливое обещание и шагнул ко мне, продолжать начатое в кухне. Но другая часть, отвесилапервой подзатыльник и испытывала огромное чувство благодарности к мужчине, сумевшему переступить чрез свои потребности.

Когда я вошла в кухню, весь беспорядок был ликвидирован, Артур колдовал над кофе, а его одежда была в относительном порядке. Я вспомнила, что они кажется так могут, раз и чисто. Надо будет потом обязательно обучиться этому навыку, с моей-то аккуратностью.

Не сразу, но я поняла, что инквизитор разговаривает по телефону, и даже по началу отвечала на его вопросы. Он развернулся, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и только тогда, я рассмотрела зажатую между щекой и плечом трубку. Чтобы занять себя, не зная куда деться от неловкости, я стала готовить сандвичи, уж положить сыр, ветчину и листья салата на хлеб без ущерба для окружающих, я могу.

— В общем такие дела, Даш. — Прервал мой мысленный, обличительный монолог Артур. — Нотариуса прижал, он во всем признался. К их чести, твоя родственница и её супруг, о навязчивой идее батюшки сделать их наследниками ничего не знали. Арестованы и заказчик, и исполнитель.

— Ну и славно, — выдохнула я.

— А еще мы нашли нашу серийную убийцу, — сбросил бомбу инквизитор. — Мне нужно в управление. Может быть поедешь со мной?

— Это обязательно? — спросила я. — Не хочу вам мешать, к тому же дом вновь безопасен, и признаться честно, я устала от бесконечных переездов и хотела бы никуда не ходить.

— Хорошо, я постараюсь вернуться побыстрее, мне не очень нравится сама идея того, что ты останешься одна, пусть и на время, — начал было Артур, но я перебила.

— Так вы же поймали преступницу?

— В том то и дело, что не поймали, ей удалось улизнуть.

Сцена прощания на пороге дома вышла неловкой, я было хотела поцеловать инквизитора, но в процессе передумала и клюнула его в щеку, быстро отстраняясь. Артур ушел, обещал держать меня в курсе, просил себя беречь и никуда не ходить.

Но как только я расположилась за столом и поближе подтянула к себе бутерброды, отбиваясь от прожорливого мехового чудовища, в дверь постучали.

От неожиданности, я подпрыгнула на стуле и наученная горьким опытом, схватила тяжелую, закопченную сковородку с деревянной ручкой, которая очень удобно легла в руке, и пошла открывать дверь. Могу только представить, что обо мне подумала Франческа, когда я открыла дверь со сковородкой наголо.

— Даша, — подняла она на меня заплаканные глаза, и дрожащим голосом продолжила, — прости меня, прости…

Глава 32.

Покаяние, возможно, спасает душу, но губит репутацию.

Я проводила рыдающую ведьму в кухню, а затем заварила ромашку с мятой.

Прекращающиеся всхлипы перешли в икоту, обжигаясь Франческа выпила отвар, и зажмурившись выдохнула. Я понюхала кружку, на дне которой болтались набрякшие листочки и уловила легкий запах спирта.

Запасы сушенных трав изумляли. Так и напиться можно.

Всё это время, я гладила беднягу по спине, и сочувственно кивая, опасаясь за её здоровье. В положении ведьмы нужно беречься от стрессов, хотя такая бурная истерика вполне могла быть вызвана именно игрой бушующих гормонов.

— Франи, милая, — успокаивающе заговорила я, боясь подкинуть дровишек в затихающее пламя, — что произошло и в чем твоя вина предо мной?

— Малена, ик, это все она, — горестно провела черту под слезами ведьма и наконец-то добралась до первопричины. — В семье, где я жила мою маму, не жаловали, а однажды дядя напился и проговорился, что Малена сестра мне лишь по маме. Суд обязал их взять обоих детей, но те провели экспертизу и выяснили, что мама нагуляла старшую сестру до свадьбы с отцом. Именно поэтому сестра жила в интернате до совершеннолетия.

— Вот это поворот, — сказала я, уже понимая как продолжится эта история.

— Единственный раз, когда я говорила на эту тему с Мали, это было после моего семнадцатилетия, когда я вступила в права наследования. Она нехотя согласилась встретиться со мной, да и то только после того, как я пообещала отписать ей половину оставленного мне состояния. Как бы то ни было, она моя сестра.

Она с удовольствием приняла деньги, решительно отказавшись от памятных вещей, в добавок похвастала, что нашла настоящего отца. Потом пару раз я видела её с Серджо Апакаре и любой, кто видел их вместе не сомневался в их родстве. Но официально, он так и не признал её.

Видимо поэтому, она его и убила, мелькнула крамольная мысль.

Ведьма замолчала, собираясь с духом. Пауза затянулась, и Феня в голове жужжал надоедливой мухой, требуя продолжения. Я решила подтолкнуть нерешительную девушку к дальнейшим откровениям:

— Хорошо, я поняла тебя. Твоя сестра — моя сестра. Но за что же ты извинялась? Ты же не знала, что…

Ну что она тронется и превратится в Чарльза Мэнсона*. Очень сомневаюсь, что человек с нормальной психикой способен на подобные зверства.

Или что начнет убивать, желая мнимого могущества. И первой её жертвой окажется отрекшийся когда-то от неё, так же, как и от меня, Серджо, а когда сумеречная сила откажется выбрать её, продолжит забирать жизни.

— За то, что не рассказала об этом раньше.

— Ну ты же не могла знать, что ищут всех, кто был связан с Апакаре, — сказала я, вспоминая о том, кому передала список и его содержимое. Малены в нем не было однозначно. Значит Гленда не знала о сестре Франчески, бабка страстно хотела, чтобы убийца сына понес наказание, вряд ли она прикрывала ведьму.

— Даша, ты очень наивна. Я жена инквизитора и работаю в суде, на свете мало вещей, которыми Витторо со мной не делится. Это моя вина, я так надеялась, что единственный близкий член семьи, последняя ниточка, связывающая меня с мамой и братом, не будет виноватой в этих зверствах.

Ну что я могла сказать? Отпускать грехи и прощать мне не дано, я жива, но сколько погибли. Может быть знай инквизиторы то, что знала Франи, этих смертей удалось бы избежать.

— Её не поймали?

— Никто не знает где она, я даже предположить не могу…слишком плохо её знаю.

— Твоя вина в том, что ты не поделилась своими подозрениями, наверняка ведь ты не знала? — Франи замотала головой с такой силой, казалось, она оторвется, — Но тебе нужно рассказать об этом мужу. Остальные перетопчутся. Согласна?

Её то ли благодарность, то ли раскаяние я не расслышала. Заиграла песня Мамонтенка, и я пошла на звук сотового. На экране высветилась фотография мамы во время отпуска на Селигере. Она стояла в одежде семидесятых с полным ведром белых грибов. Если бы она увидела, что я сохранила это фото, к тому же поставила его на заставку, откусила бы мне голову.

— Ма, привет, не могу говорить, немного занята… — начала было я.

— О, уверена ты найдешь время поболтать, сестричка, — услышала я хриплый, притягательный голос, чем-то напоминающий мой. — Жду тебя через двадцать минут в фамильном склепе. И да…если приведешь с собой хоть кого-нибудь, твоей мамочке будет оооооочень больно. Фатально. — И эта сучка засмеялась, а затем бросила трубку.

Протяжные гудки и бьющее тревожным набатом сердце вывели меня из состояния ступора.

Я сжала телефон с такой силой, что хрупкий пластик треснул, а осколки экрана больно врезались в ладонь. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не швырнуть его об стену, я с преувеличенной осторожностью положила его на журнальный столик. Феня вопросительно смотрел на меня, уверена чуткий слух рыжика не подвел его и в этот раз, и он просто ждал моего решения.

— Франи, милая, я ужасно извиняюсь, — крикнула в кухню, старясь чтобы мой голос не дрожал, — у мамы ноутбук полетел, — сказала я первое, что пришло в голову. — А у неё важный вэбинар через час…мне нужно домой.

Время — это удивительная величина, его так много, когда чего-то ждешь, и так мало, когда торопишься. Франи не поняла моего жирного намека, она продолжала цедить отвар и по совиному таращить на меня глаза, поэтому я подхватила её сумочку, и буквально вытолкала ведьмочку в дверь, усадила в машину, а когда за ней с протяжным скрипом захлопнулись тяжелые ворота, схватила лиса, буквально забрасывая его на себя и помчалась на задний двор.

По счастливой случайности я знала, где находится фамильный склеп Сумеречного рода, но территория поместья была огромной, поэтому я побежала что есть мочи, силясь успеть к назначенному сумасшедшей маньячкой сроку. Лис болтался на тонкой цепочке и мужественно молчал, хотя думаю, его трясло как во время сильной турбулентности.

Хороший мой.

Я бежала, но так сильно боялась опоздать, что, когда клубящийся сизый туман расступился, являя мне усыпальницу из песчаника — споткнулась и больно приложилась коленями о розоватую щебенку. Легкие жгло огнем, глаза слезились, но я решительно шагнула ко входу, и дернула на себя ветхую дверь. Пахнуло ладаном и увядшими розами.

Из темного зёва склепа, в мерцающем свете сотен свечей на меня уставилась мрачная фигура в нелепых тряпках. Наверное, нужно было испугаться, так было бы правильнее, но адреналин, сносящим всё на своем пути штормом, бушующим в венах, не оставлял страху шансов.

Звенья тонкой цепи разомкнулись, царапая шею, тяжелый кулон соскользнул с тихим стуком на покрытую жухлой листвой землю, лис беззвучно обернулся, и вильнув пышным рыжим хвостом за углом, скрылся из виду.

Я вошла, стараясь ступать неслышно, но не из боязни, что меня обнаружат, а дабы не раздражать лишним шумом нездоровую психику маньячки. От того, как я поведу себя в ближайшее время зависит не только моя жизнь, но и судьба самого родного мне человека. И если свою смерть я готова была поставить на чашу весов, в конце концов, практически с самого начала было ясно, что всё закончится только гибелью одного из нас, и мне как то удалось смириться с этой мыслью, то терять маму…

Фигурой, замотанной в непонятное полотно, оказался мраморный ангел со сложенными за спиной кипенно-белыми крыльями. Слева от него стоял высокий каменный саркофаг с резными стенами, рисунки изображали мифических животных, небесные светила и что-то еще, было трудно разобрать из-за стекающего водопадом жёлтого и черного воска. На крышке каменного гроба были расставлены десятки пылающих свечей и догоревших огарков, розы, еще не успевшие завянуть и совсем сухие бутоны.

Я протянула руку к медной табличке, еще не окислившейся от времени, и смахнула застывший воск.

Тому, кто был всегда опорой нашей

От тех, кем он неистово любим

Тут покоится сын, племянник и отец

Серджио Апакаре

1937–2018

— Он сам виноват, — вышла из тени Малена, — мне пришлось его убить.

Глава 33.

У всякого безумия есть своя логика.

Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас вступать в диалог, но некоторым нужна публика, дабы в полной мере она могла оценить гениальность задуманного и титанические усилия, потраченные на воплощение преступного замысла.

Моей же задачей было тянуть время, поэтому я заинтересованно кивала и вставляла ничего не значащие междометия. Ах если бы Малену интересовало что-нибудь кроме собственной бравады и чванства, но увы. Я вынуждена была слушать её исповедь, и кивать, словно китайский болванчик.

— Ему просто нужно было принять меня своей наследницей и всё. Но он только твердил, что я недостойна и все его дети сплошное разочарование. Даже тебя, в результате заграбаставшую силу, он называл ничтожеством, а твою мамашку шлюхой-пустоцветом. Такой потенциал и опять мимо, — со злорадством шипела она, считая, что ранит меня свои ядом. Слова о маме впились злыми осами, на мнение папашки мне было плевать, но переживания о ней не давали трезво мыслить.

В ушах шумело, сердце заходилось в истерике, руки покалывало от силы, туман клубился у моих ног, словно щенок, выпрашивающий ласку, заискивал и ластился. Это обстоятельство крайне злило «сводную сестренку», и она не скрывала своей ярости.

Мелко подрагивающие, израненные пальцы, с плохо зажившими, местами кровоточащими рубцами, держали небольшой пистолет, направленным на меня. Черные тени лишь подчеркивали мутные, водянистые глаза, обескровленные, бледные губы, портила презрительная усмешка, лицо заострилось, волосы висели грязными патлами, а сероватую кожу покрывала испарина. Она была похожа на наркоманку во время ломки…

— Оооо, не морщись, мы с тобой сестренка в этом очень похожи. Моя матушка при видимом благочестии тоже была та еще… Связалась с этим… Ты знаешь, а папенька то наш мухлевал, у него особая сила была, влюблять в себя. Как будто ему мало было сумрака.

— Значит, твоя мама не виновата, — тихо сказала я. Пожалуй зря, надо было молча стоять и, потакая сумасшедшей, кивать. Глаза её налились кровью, как у зверя перед броском, и она стала кричать, практически перейдя на ультразвук.

— Я, я ни в чем была не была виновата. Я!!! Я не хотела их убивать, она не должна была садиться в машину и брать с собой спиногрыза! Это её вина. — Сорвавшийся с рельс поезд неадекватности нёсся под откос, снося всё на своем пути. Дикие откровения одержимой детскими обидами сумасшедшей пугали до чёртиков. — Я хотела, чтобы сдох только он, — пистолет дрожал, а палец на спусковом крючке дергался, заставляя моё сердце сжиматься от ужаса. А кто он стало ясно мгновением позже.

Из истеричных, сбивчивых откровений я смогла вынести главное: именно Малена виновата в смерти родителей и младшего брата.

Подслушав пьяные откровения того, кого двенадцать лет она считала своим отцом, ведьма затаила смертельную обиду. Мужчина собирался изменить завещание, распределив свои немалые активы между близнецами, оставив старшей, неродной дочери крохи и отправить неугодную, в общем-то ни в чем не повинную девочку в школу-интернат, подальше от семьи.

Её мать пыталась заступиться за Малену, ведь столько лет он воспитывал её как свою, хотя всё знал, но мужчина был непреклонен, он не собирался обеспечивать будущее чужой дочери, к тому же с Апакаре у него были свои счеты. Она испортила его автомобиль, она всегда была сильна, и сделала это без следов и сожаления, и ушла в школу, но у младшего брата разболелся живот, и мать, вызвав няньку для Франи, поехала вместе с мужем и ребенком в больницу.

И они добрались туда. Но уже в мешках для трупов.

А это бесчеловечное преступление положило начало длинной цепочке приведшей меня в склеп Сумеречного клана.

Некоторым везет родиться с серебряной ложечкой во рту, родители обеспечивают их достойным образованием, совершенной стартовой площадкой для запуска во взрослую жизнь, создают все условия для успеха и реализации. Но чаще всего такие дети, привыкшие уютно прятаться от суровой реальности под крылом заботливых предков, попадая в безжалостную жизнь не могут реализовать себя и сдуваются, как уставший шарик.

Все комплексы из детства, а вот у Малены из детства и ущербность, и сумасшествие. А еще расчетливость, хладнокровие, безжалостность и жестокость. В тринадцать она впервые убила, сознательно, намеренно, думаю именно тогда, она и тронулась, хотя очень сомневаюсь, что она когда-нибудь была нормальной.

Возможно, в её состоянии виноваты эксперименты Серджо, а может неокрепший подростковый разум с бушующими гормонами и идиотским максимализмом, сейчас всё это не имеет никакого значения, предо мной сейчас стояла могущественная ведьма с таким дырявым чердаком, что ожидать от нее адекватных реакций не приходилось.

Я опасалась спрашивать о маме, боялась услышать худшее, как вдруг она прервала свой безумный монолог и взмахнула рукой:

— Я заберу свою силу, к ней прилагается, твоя жизнь, как вишенка на торте, и пусть она мне без надобности, — Малена закашлялась и продолжила хрипло, срывая надсадный голос. — Дура, знала бы ты, как ты сильна, на что ты способна…

Меня придавило стеной воздуха к начертанной на полу белым мелом гектограмме, за мерцанием свечей я и не заметила, что встала на один из лучей звезды, а Малена, воздев руки к потолку, начала бормотать что-то на странном языке, отдаленно похожем на латынь.

Меня распяло на рисунке, а кисти и стопы пронзила невероятная боль.

Я закричала, моля лишь о том, чтобы всё закончилось быстро…

Не знаю как долго я купалась в бескрайнем океане невыносимой боли, как-то не догадалась (глупая я) посмотреть на часы перед началом не иссякающей агонии, но время в этом состоянии текло бесконечно долго.

Боль не была однообразной и неизменной. О нет. Она медленно, очень медленно перетекала, из одного инертного состояния в другое, то сжирая меня ядовитой кислотой, то опаляя ледяным холодом. Пытка длилась и длилась, и в какой-то благословенный момент я просто отрубилась, агонизируя на периферии умирающего сознания.

Я смотрела на себя словно со стороны: распростертую, сломанной куклой жестокого ребенка, на пыльном полу склепа тех, кого я даже не знала при их жизни, и осознавала, что именно здесь и сейчас, я присоединюсь к предкам Сумеречного клана. И я ненавидела их всем своим сердцем за то, что это случилось со мной.

Я никогда не хотела быть особенной и меня более чем устраивала моя жизнь, но их неуместная благодать, упавшая спелым яблочком в раскрытые ладони, сломала все то, что было важно для меня, оставив после лишь горе.

Мерзкий, удушающий, горьковато-кислый привкус сожаления витал в воздухе, но скорбела я не о непрожитой жизни, работе, друзьях или даже о мужчинах, едва появившихся на горизонте — мне было до слез жаль маму. Ведь я уйду и мне уже будет все равно, а она останется…

Именно это снедало меня всё то время, что я валялась покорной судьбе жертвой чокнутой маньячки. Сожаление сменилось пустотой, истощением до донышка. Я не была нулем, я была минусом.

А затем мой слух уловил тихий, протяжный писк, на грани слышимости. И я потянулась к нему, хватаясь за пресловутую соломинку в надежде на то, что я проведу последние мгновения жизни в сознании. Звук нарастал, становился отчетливее едва слышного комариного писка, и я с удивлением поняла, что это крик, душераздирающий и надсадный.

Но не мой.

С трудом подняв веки, я скосила глаза туда, где последний раз видела Малену, ведьму отнимающую мою сумеречную силу, что проникла в самую суть моего естества и теперь неразрывно связанна с моей жизнью. Каплю за каплей.

Грязная сепия картинки поражала отсутствием цвета, как будто ветхая фотография открылась моему замутненному взору. Раскинув руки, с выражением остервенелого экстаза, кроваво-красными глазами на меня смотрела умирающая ведьма. Туман, клубящийся у её ног, агрессивно жалил босые ступни, а клочковатый туман, принявший форму огромных, востроклювых птиц, кажется, ворОн, любимых шпионов Малены, пронзал зафиксированное стазисом тело взбесившейся стаей.

С каждой вылетающей из груди женщины птицей, картинка становилась бледнее, с каждым влетающим в спину серым вороном она исчезала, словно крошилась зола в погасшем пепелище. А затем она рассыпалась прахом, поднимая сизую пыль, над огромной кучей остывающей золы.

А я вновь начала чувствовать своё тело и силу, всё еще запертую в нем.

Она наполняла меня, снимая онемение и восстанавливая чувствительность конечностей. Я скребла обломанными ногтями камень, ощущала горячие слезы, бегущие по щекам и затекающие в уши, чувствовала прохладную поверхность пола спиной, и … и я была жива.

Сил шевелиться не было, да и желания тоже.

Свечи гасли одна за другой, подводя своеобразный итог, в склепе становилось мрачно и темно, как будто и без этого здесь не хватало атмосферы смерти и тлена. Кучка пепла, бывшая раньше Маленой перестала чадить, как будто последний горящий уголек жизни погас, завершая цикл.

Сухой, шершавый язык лизнул мою щеку, щекоча ухо. Тихое поскуливание и я ощущаю мягкую шерсть под пальцами. Меня поднимают на руки, отрывая затекшее тело от твердого мрамора, и я вижу знакомые глаза. Голубые, с крошечными синими крапинками, как ясное небо в погожий летний денек. Я улыбаюсь и хрипло говорю, благословенно теряя на выдохе сознание:

— Она так хотела мощь Апакаре, да удержать не смогла, силенок не хватило, ведь сумрак живой, он сам выбирает себе хозяина.

Глава 34.

Все правильные мысли начинаются сразу после того, как заканчиваются эмоции.

Тяжелый, приторный запах медикаментов раздражал обоняние, будоража легким привкусом неизбежности и тревоги, выводя из зоны комфорта и заставляя осторожно ступать по натянутому струной канату плавающего сознания.

Назойливый солнечный зайчик забрался мне в глаз, требуя моего присутствия при разговоре. Шепотом, видимо, чтобы не потревожить мой отдых, мама задавала вопросы:

— И как долго еще она будет без сознания? Она в таком состоянии уже третьи сутки, — я слишком хорошо знала маму, чтобы не осознавать, даже в полудреме, что она сильно обеспокоена. Пыталась ответить, что со мной все в порядке, и чтобы она не волновалась, именно эту мысль я ухватила за хвост, да так и не сумела произнести не звука, проваливаясь в теплую вату бессознательного.

Еще несколько раз я приходила в себя, силясь дать знать маме, то держащей в своих руках мою ладонь, то сидящую рядом и читающую мне любимого Кэролла, то тихо рассказывающую мне какую-то чепуху про общих знакомых, о том, что я пришла в себя и наконец-то здесь. Но стоило мне немного сосредоточиться и попытаться что-то сказать, как тут же лоб, четко между глаз, пронзала адская боль, будто какой-то добряк забивал десятисантиметровый гвоздь мне в голову, и я теряла связь с реальностью, соскальзывая в пропасть небытия.

В очередной раз я почувствовала на своей шее теплое дыхание и щекотное касание густое меха, мама разговаривала по телефону, кажется с Каринкой, которая интересовалась моим состоянием. Микрофон был включен, и я слышала, как подруга возмущалась, что кто-то слишком разлеживается и мне пора приходить в себя, потому как билеты на Roxxete в следующую субботу пропадут, и она запомнит мне это на всю оставшуюся жизнь, и мне забыть не даст.

— Она может, — прокаркала я сухим как лесная коряга голосом. И только потом сообразила, что, во-первых, сказала я это вслух, во-вторых, гвоздя во лбу не наблюдается, и, в-третьих, мама меня услышала, и с радостным криком бросилась меня обнимать, заливая слезами легкое одеяло, мерзко пахнущее лекарствами.

— Маааа, ну всё, дай попить а, — просипела я. — Ты в порядке?

— Да, эта сука просто сперла мой телефон. А я твой новый номер никак не запомню, пришлось восстанавливать симку, брать детализацию, звоню — а там Франческа… — Глаза мамы снова наполнились слезами, руки стали нервно теребить край моего покрывала, поглаживая плотную ткань, губы задрожали…

Мне срочно нужно было занять чем-нибудь родительницу, иначе мне грозило потонуть в горючих слезах и чрезмерной заботе.

Когда я выпила пару стаканов воды, а Феня перестал вылизывать мне ухо, поскуливая и прикусывая шею, поняла, что мне нужно в уборную, и сама я не дойду.

— Мааам, мне нужно пи-пи, — сказала я, пытаясь спихнуть непослушными руками радостного блохастика. Его счастливые ласки стали откровенней, грозя перерасти в поцелуй с языком, а из пасти у него по-прежнему воняло благородным французским сыром.

Мама скосила глаза куда-то в бок, и я, проследив за ее взглядом, увидела сидящего на маленьком, для его крупного тела, стуле, Артура. На его лице была сложночитаемая гамма чувств, но одно читалось очень явно — облегчение. Без раздумий и расшаркиваний, он бережно поднял меня на руки и отнес в туалет, горький запах миндаля и гвоздики перебил тошнотворный запах больницы, я уткнулась носом в сочленение шеи и плеча.

Втягивая ароматы парфюма и сильного тела дорогого мне мужчины, я поймала мамин взгляд, полный безоговорочного одобрения. Герцог смог протоптать дорожку в её сердце, пробравшись сквозь терновые заросли преград и условностей, тем временем, прижав меня к себе, всего на мгновение, Артур осторожно усадил меня на трон и вышел.

Подтянувшись дрожащими руками за раковину, я умылась, прополоскала рот и даже умудрилась почистить зубы, благо одноразовый пакетик с гигиеническими прибамбасами тут был в наличии. Звать на помощь было как-то стыдно, и я медленно, согнувшись в три погибели, как старенькая бабуля, прошаркала к двери. У выхода меня перехватила мама и потащила к больничной койке.

— Нет, я хочу сесть, — голосом, значительно бодрее хриплого умирающего лебедя известила я родительницу, — я уже тела не чувствую.

— Даша, но как же… — начала было мама. Но я посмотрела на нее тем самым взглядом, и она поняла, лучше не спорить — чревато.

Артура не было, но едва я разместилась в удобном мягком кресле, а суетливая мама подоткнула вокруг моих почти голых ног (я была в больничной пижамке как в кино, интересно, а из-под прорезей и завязок сзади будет торчать голая попа?) плед, он вернулся, судя по всему, с моим врачом.

Доктор был молод, поджар, а полностью седые, словно платина волосы его не портили, а придавали его образу солидности и шарм. Его взгляд с нескрываемым интересом прошелся по маме, а та к моему удивлению раскраснелась, чутко реагируя на внимание привлекательного мужчины, а затем, наконец-то сосредоточился на мне, покоряя открытой улыбкой и сосредоточенным взглядом умных глаз.

— Заставили же вы, Дарья Сергеевна, нас поволноваться, — с этой словесной прелюдией он провел несколько медицинских манипуляций, а затем ввел меня в ступор, приложив кругляш, похожий на компас к моей ладони. Тот слабо засветился, и единственная стрелочка едва сдвинулась с нулевой отметки. — Как и раньше — полное магическое выгорание. Диагноз обратим, но нужен длительный отдых, обильное питание, и самое главное — никаких попыток колдовать. От магии нужно не просто воздерживаться, бежать как от огня. Иначе она никогда не восстановится, а это было во истину потерей для магического сообщества.

Слова мои вырвались прежде, чем я подумала, о чем говорю, хотя, здраво размышляя сильно позднее, мнения своего я не поменяла:

— Не уверена, что хочу быть ведьмой. С тех пор, как я узнала о существовании магии, моя жизнь изменилась слишком кардинально, и не в лучшую сторону. Нет-нет, — пыталась я смикшировать резкий тон и слова, увидев реакцию врача и Артура, — я встретила замечательных людей, даже побывала…впрочем не будем от этом, но елки-моталки, я всё время оправдывалась, кому-то что-то доказывала, находилась под подозрением, меня использовали, пренебрегали, обижали, пытались убить и ограбить…

— Активненько, — подвела итог ма.

— В любом случае, — вставил свое веское слово врач, — вы еще можете передумать, поэтому у вас должен быть выбор. Рецепт на эликсир я сейчас дам, думаю выписать вас можно будет уже завтра, уж потерпите больничную койку еще одну ночь.

Распрощавшись с врачом, который немного смущаясь попросил мою маму составить ему компанию и забрать рецепт, хотя думаю это просто был удобный повод я повернулась к Артуру и потребовала:

— Рассказывай…

— Даша, я с удовольствием, да только мама твоя вернется секунд через двадцать…

— Хотела бы я сказать, что от мамы у меня секретов нет, но уж ты то знаешь наверняка, что это не так, — расстроилась я.

— Завтра. Но хочу предупредить, пару дней после выписки тебе лучше пожить в доме Апакаре.

— Спасибо, Артур, — сказала я, хотя внутренне меня просто передернуло от подобной перспективы, — я понимаю, что источник сможет дать мне силу…

— Да. Я заеду с утра, а сейчас поспи, для человека, что неделю был в лечебном сне ты бодрствуешь слишком долго, — он помог мне пересесть на кровать и подоткнул плед со всех сторон. Затем расположил податливую тушку Фени в ноги, почесал балдеющего от незапланированной ласки лиса и сжав мои пальцы, поцеловал костяшки. Как тогда. А потом вышел, распрощавшись с мамой в коридоре.

Неделю??? Никак не укладывалось в моей голове, ёлки-иголки, не-де-лю. Не-де-…

Так и уснула, видела, что родительница входит, но глаза закрылись сами собой и я провалилась в очередной лечебный сон без сновидений, словно сознание потеряла.

Утром, пока не приехал Артур, обещавший проводить меня к месту силы, я решилась поговорить с мамой. Она категорически не желала оставлять меня одну, но смешивать два мира не желала уже я.

— Мама, пожалуйста, — перешла я к контраргументам. Отношения между нами всегда были очень искренними и близкими, она безоговорочно мне доверяла, и я старалась оправдать это доверие, но сейчас она уперлась как ишак, не желая уступать, — мне необходимо попасть в родовое имение, только там источник силы, который поможет восстановиться в кратчайшие сроки. Дай мне несколько дней, а потом я вернусь домой и расскажу тебе всё, не таясь.

Я буквально видела, как мысли, словно броуновские молекулы метались в маминой голове, ударяясь друг о друга, лихорадочно, торопливо, и тот момент, когда она сдалась, я тоже видела. Мамуля кивнула и крепко обняла меня, а сразу после этого в палату вошёл Артур, как будто ждал, когда мы закончим разговор, возможно так и было. Наверняка так и было.

Суеты прощаний и сборов удалось избежать благодаря Артуру: по-военному быстро и предельно чётко он организовал маме сопровождающего и портал максимально близко к дому, а сам отвез меня в родовой особняк Сумеречной семьи.

Если бы этот дом был собакой, он вилял бы пушистым хвостом, покаянно поскуливая, радостно ластясь и слюнявя шершавым языков мои щеки, норовя свалить меня своим безудержным счастьем. Как бы странно это не звучало, но я поздоровалась с особняком вслух, провела по теплым, шершавым панелям беленного дуба, распахнула настежь окно в кухне, впуская свежий, наполненный запахом прелой листвы, воздух и затопила камин, с удовольствием устраиваясь у него с чашкой горячего шоколада.

Артур предложил мне к парящему горьким дымком напитку что-нибудь посущественнее крекеров и хлебных палочек, но даже мимолетная мысль о более серьезной еде вызывала приступ далеко нелегкой тошноты, я так замотала головой, отказываясь, что казалось она оторвется. Больше всего мне сейчас хотелось узнать наконец-то все подробности произошедшего и того, что удалось выяснить пока я приходила в себя в больнице.

Усевшись рядом и вытянув длинные ноги, герцог в конце концов приступил к рассказу.

Глава 35.

Каким бы ни был результат, ты сам сделал выбор. Главное — не жалей о нем.

— Хочу сразу тебя предупредить, Кирилл очень расстроен тем, как все вышло с Евой, и боюсь в ближайшее время собеседник из него так себе, — непонятно начал Артур.

— Что-то я не совсем поняла, что там с Дуней, давай подробности.

— Когда мы поймали её с руной, она повернула все так, будто делала она это вслепую из жгучей к тебе ревности. Мол не остыла от любви к Илайе, хотела мелко напакостить. А на самом деле, знала кто стоит за этими кошмарными убийствами, более того, некоторое время она была чуть ли не правой рукой Малены, да только потом слилась, поняв, что властью и силой та делиться не собирается, а все, кто претендовал — мертвы.

— Кошмар какой, даже представить себе не могу, как сейчас Кирилл, — печально протянула я, хотя, положа руку на сердце что-то подобное я и ожидала.

— Знаешь, ему пора было взглянуть на сестру не через призму розовых очков, она уже давно не маленькая девочка, которая идет на поводу собственных капризов и желаний, а расчётливая и подлая су…дарыня. Его слепота в отношении её «проказ» скорее всего и привела к такому плачевному результату, к тому же выставила его дураком на весь Шварц. Что говорить про тот случай с Ильей. Да он жал на все педали, чтобы замять серьезное преступление, а возможно будь построже, как глава семьи удалось избежать смертной казни для сестры сейчас.

— Ты так суров, — подытожила я.

— Закон-суров, а я лишь неумолимый инструмент. Даша, ты пока еще плохо понимаешь устройство нашего мира. Я говорю нашего, потому что пока ты его часть. Мы — маги, имея большие возможности, заодно приобретаем несравнимо бОльшие обязанности, с самого детства в нас воспитывают ответственность за поступки и даже за мысли, что исходят от нас.

— Другими словами маг — это чуткая бомба с капризным пусковым механизмом?

— Притом ядерная, — засмеялся Артур и притянул меня поближе. Я откинулась спиной на крепкую мужскую грудь и растворилась в теплых объятьях. — Я вообще не понимаю, как родители Франчески не забили тревогу. Мы нашли дневники Малены, она проводила совершенно бесчеловечные, запрещенные, темные эксперименты. Нашла где-то копию гримуара Мораны* и повторяла её опыты на людях.

— Она призналась, что убила приемного отца, когда узнала про то, что она не родная и он хочет изменить завещание, а мать и брат — побочный ущерб. Мне кажется, именно после этого она двинулась окончательно и бесповоротно.

— Нет, облачко, её записи (если бред неокрепшего пубертатного разума с явными признаками ведьминской шизофрении можно так назвать) намного раньше, хотя не исключаю, что именно этот случай стал триггером**. Магия на крови ввергает практикующего её мага в пучину сумасшествия. Не сразу, постепенно, шаг за шагом, но стоит попробовать… В истории нет ни одного случая, когда маг соскочил.

— Как многого я еще не знаю, — удивилась я.

Артур сообразил отличные бутерброды, начинки было в два раза больше, чем хлеба, и мои вкусовые рецепторы ликовали. Я согревалась шоколадным напитком и сложносочиненным сандвичем в исполнении мужчины, который действительно умел готовить. Кайф.

— Когда очередной отец отказал ей, не принял, даже высмеял, в её разуме созрел план…Объяснять долго, но каждый убитый ею маг, не просто отдавал ей силу, он становился теневым заложником, призраком на коротком поводке. Вороны — слуги тьмы, она заключила их души в них.

— Поэтому они с таким удовольствием драли её на части, когда она умирала — мстили… — от воспоминаний меня затошнило. Я вспомнила темную, почти черную струйку венозной крови изо рта ведьмы. Истеричное карканье, ликующих птиц, пронзающих умирающую плоть.

— У неё не осталось сообщников, она убила их всех, высасывая силы…

— Артур, я не понимаю, ну вот она наконец-то прикончила меня, забрала силу, стала Апакаре, а дальше то что?

— Ты в том смысле, что инквизиции стало известно о том, кто убийца? — Я кивнула. — Понимаешь, мало кто знает на что способен сумрак. А вот Малена, она точно знала что-то такое, что нам только предстоит выяснить. Твой дар уникален — это факт, и у меня есть некоторые подозрения, что сумрак способен на многое, твоя сила большая редкость, и, если ты выберешь не возвращаться, она не должна кануть в Небытие. Прошу, есть ритуалы, не темномагические, а разрешенные…

— Я поняла тебя, конечно… но лиса я оставлю. Не смогу с ним расстаться.

— Он твой фамиьяр, это ну, словно младший член семьи, только если ты откажешься от силы — менее разумным он не будет, но слышать его перестанешь.

— Это станет во истину облегчением, — засмеялась я, вспоминая невоспитанные требования Фени отвести его «до ветру» или «дать пожрать, а то начну грызть обувь». Я пока не знала, что решу, в голове была такая куча мала, что, прислушиваясь к внутреннему голосу я слышала Rammstein.

— Даша, я не из тех, кто долго ходит вокруг да около, просить принять силу и остаться ради меня не буду. Но пообещать могу наверняка — я подожду, и когда ты будешь готова, приму любое твое решение. Действительно любое, но может быть тебе стоит дать нашему миру шанс?

На этих словах Артур встал, потянулся к телефону, предлагая выбрать мне ужин по доставке. Но меньше всего меня сейчас волновало, что я буду есть: суши, пиццу или рамен. Я подошла сзади к мужчине, от которого моё дыхание сбивалось, а сердце билось чаще, и обняла его.

— Я подумаю, — сказала я в широкую спину, — обещаю взвесить всё тщательно, но никогда не прощу себе если…

Договорить я не успела, Атрур повернулся и впился в мои губы…

Острое возбуждение пронзило меня от макушки до кончиков пальцев ног, его язык вторгся в мой рот, не робко, а завоевывая то, что как мне, кажется, уже принадлежало ему по праву.

Артур крепко притиснул меня к стене, на мгновение выбивая дыхание, как будто и без этого оно не было прерывистым, и продолжил вдавливать меня сильнее, пока тела наши не сплелись неразрывно. Ноги мои обвили его талию, а руки шею, он с каким-то остервенением мял мою попку, отдаваясь поцелую с такой жаждой, что кислорода стало катастрофически не хватать, и я стала дышать им.

Я цеплялась пальцами за жесткие волосы, тянула и дергала, сама не понимая, что хочу, то ли прижаться еще плотнее, то ли наоборот, отстраниться и вздохнуть полной грудью ценного воздуха. Его возбуждение легко чувствовалось сквозь тонкую шерсть его брюк и мои джинсы, и только осознание того, что этот невероятный мужчина хочет меня так сильно, что на мгновение потерял выдержку и рассудок, основательно сносили мне крышу.

— Даша, небо, когда я нашёл тебя в кровавом пепле… ты же понимаешь, я не могу, если сейчас ты передумаешь…мне нужно…

Я решительно прервала его бормотание перемежающееся острыми, словно уколы рапиры, поцелуями, запустив руку за пояс его брюк и сжав то, что мечтала ощутить глубоко в себе. Он зашипел и откинув голову, обнажил беззащитное горло с мечущимся кадыком и бешено пульсирующей жилкой пульса. Я почувствовала себя вампиром, так сильно мне захотелось вцепиться в доступную плоть, поборов плотоядно желание, я провела языком от ямочки меж ключицами до колючего подбородка и прихватила его зубами, зализывая место болезненного укуса.

В меня начала входить твердая, ухууууу-у большая и, черт побери, такая невероятно горячая часть его тела, что я в голос закричала, без остатка отдаваясь ощущениям, наслаждаясь каждым мощным толчком так же, как и мягким, неспешным выходом. Он двигался и замирал, вознося меня на небеса, шепча, будто камлая***, словно шаман, создавая правильное звуковое сопровождение таинственному ритуалу.

Я кончила вновь, лишаясь остатков рассудка, желая отдохнуть. Или продолжить. Через мгновение излился Артур, рыча и вбиваясь в меня на финише мощнее прежнего.

А затем он взял меня на столешнице, и на диване, и у камина…

— Я знал… — засмеялся он, откинувшись на странного цвета мех.

— Что знал? — Не поняла я.

— Знал, что ты идеально мне подходишь. Во всем. Ты — совершенство.

— Аааа, ну да. Я определенно совершенство, — хохотала уже я.

Мы долго разговаривали, деля тепло камина и жар тел на двоих. Нам было что сказать друг другу, хотя, не сговариваясь мы обходили деликатную тему моего выбора. Артур рассказывал про детство, которое он провел в Северном Уэльсе, в небольшом английском городке Холихэд, и именно поэтому он считал себя больше ирландцем, нежели британцем.

Пришлось оно на тяжелые послевоенные годы, я растерялась и не спросила какую войну он имеет в виду, но потом, по дальнейшему рассказу поняла, что все же Вторую Мировую. Нищета, голод, даже в сытой Англии, эпидемии, расцвет организованной преступности… Его дар раскрылся поздно, почти в двадцать, но был столь мощным, что выбора по большому счету у него не было, либо стать злодеем, либо бороться с ними.

Быть начальником ему нравилось значительно меньше, чем работа в оперативном отделе, рейды, расследования, операции под прикрытием, вот по чему он скучал, протирая брюки в кабинетном кресле.

Я вкратце поведала историю своей миграции в детстве, рассказала про учебу и выбранную специальность, о том, как мне нравилась взрослая жизнь и независимость от мамы.

Ночь была так же хороша, как и день, как и вечер.

А утром мы поехали в Инквизицию, и на неопределенный срок мне запечатали магию, потому как контролировать я её не научилась, а оставлять мне дар в том объеме, было опасно, как для меня, так и для окружающих.

Я с сожалением, в последний раз перед возвращением в Москву прогулялась по сказочным улочкам Шварца, и таки не удержавшись, сфотографировалась с душкой-крокодилом. Тот клацнул драгоценными зубами и ощерился золотой улыбкой, приветствуя меня.

Я пила голубой латте, дышала волшебным воздухом и прощалась.

Тем же вечером я ушла порталом в Столицу.

*Морана — древняя колдунья известная сотнями убийств, первая в истории Шварца казненная на костре ведьма.

**Спусковой крючок.

***Камлать — читать заговор, колдовать словами. Классный пример камлания в «Братстве кольца», когда Гендальф Серый заговаривал горы Карадраса.

Эпилог 1. Про Дашу.

День выдался тяжелым.

На работу я вышла не сразу, некоторое время провела с мамой, которая после моих правдивых историй дошла до такой паранойи, что хотела провожать меня в офис за руку, как первоклашку. Мне удалось отбаяриться, но с большим трудом.

Мне срочно нужно было занять себя, отвлечься от мыслей, потому, как только я оставалась наедине сама с собой, чувства и желания вырывались наружу, сметая доводы рассудка на своем пути, словно девятый вал утлое суденышко. Я скучала, так скучала, что не могла разделить личное и частное, а сейчас, чтобы принять решение, мне нужен был весь мой хваленный разум.

Новый начальник лишь для меня стал сюрпризом, но не потому, что я свалилась на него как снег на голову после трехнедельного больничного, а потому, что Кирилла в офисе не помнили.

Совсем.

Вообще.

Когда на мои расспросы о нем старший бухгалтер сделала страшные глаза, в которых я прочла свой неутешительный диагноз, пришлось скомкать разговор и уйти в даль с гордо поднятой головой, понимая что светлый запудрил всем мозг и подтер память, а вот мне паразит такой, сообщить об этом забыл. Я с удовольствием наорала на него по телефону спустя десять минут в дамской комнате, потом извинилась и даже смогла выдавить из себя слова сожаления по поводу приговора Дуни. Хотя, по правде говоря, я не ощущала его ни на гран. Туда ей и дорога.

Но боюсь теперь слава сумасшедшей истерички будет оставлять за мной, куда бы я не пришла, флер легкой безуминки. На выходе из туалета, в гробовом молчании, меня встретили с полдюжины коллег, которые не ожидали от кроткой и деловой меня, таких африканских страстей, тем более что с дверью я ошиблась, и буянила в мужском.

Выйти, скромно потупив глазки, не получилось, силу мне, конечно, запечатали, но её отголоски нет-нет, но давали о себе знать. Я то воду в кружке закипячу, то книгу с верхней полки слеветирую, вот и сейчас, вроде бы прикрыв дверь осторожно, я вырвала с мясом ручку и в мелкую крошку грохнула матовое каленое стекло, вставленное замысловатыми ромбами в дерево.

Мне даже некому было пожаловаться на свою нелегкую судьбу, потому как Лера, так и не вернулась из путешествия по Гренландии, в которое укатила еще до Шврца, а Карина наслаждалась очередным фартом в фешенебельном подмосковном SPA. Там она приобщалась к очередному ответвлению йоги, причем совершенно бесплатно. Её подрядили написать рецензию вместо заломившего цену популярного блогера, исейчас, подруга проходила «детокс в хамаме и пила зеленый фреш из спирулины*». Это были её слова, как и те, что в парилке телефон работает не важно.

Слух о моей невменяемости распространился как лесной пожар засушливым летом. Начальник, с которым, мне казалось, мы сработались, пошел на поводу у истеричной толпы и предложил мне взять небольшой оплачиваемый отпуск. Ну хоть костер под стулом не разложили.

Вечером, у меня не было планов, я хотела просто пошататься по городу или в кино. Серебряный кулон приятно холодил кожу на ключицах, подмигивая желтыми цитринами глаз, и я решилась сходить в тот бар, в котором познакомилась с Ильей. Не знаю, возможно я надеялась встретить его там лично и поговорить, потому что звонки я его игнорировала. Обида, сковавшая ледяной коростой сердце, растаяла, но для себя я всё решила, и, хотя Илая стал моим первым мужчиной, чувств к нему не осталось.

Коллеги, сторонившиеся меня весь день, бросились в рассыпную у лифта, резко придумав почему им не стоит садиться в одну кабину со мной. Я была не в обиде, меньше народу — больше кислороду.

Пока otis** медленно делал свою работу, я думала обо всем и ни о чем. Жизнь, совершила крутое пике, а я всё бежала от перемен по привычке, не желая менять относительно устоявшееся существование, трусишка.

Лифт предсказуемо остановился, так как наш офис был на последнем этаже, и, если он не был загружен, добирал желающих покинуть работу этаж за этажом.

Да вот только открылись двери не на очередном уровне офисного муравейника, а в огромную гостиную, богато обставленную дорогой мебелью с резными завитушками. Камин пылал жаром, отбрасывая танцующие оранжевые тени на до блеска отполированном паркете. С кресла, стоящему в тени и поэтому не замеченном мною сразу, поднялся мужчина.

Он поставил коньячный бокал на тяжелый столик, в несколько решительных шагов подошел ко мне и заключил в объятья. Я с радостью ответила на них, оплетая его конечностями и бормоча о том, как соскучилась.

— Как ты здесь? — спросил Артур, когда я наконец-то перестала изображать обезьянку на пальме и слезла с него. У него был такой ошарашенный, и в то же время уязвимый вид, что мне хотелось к нему на ручки обратно, успокоить и дать почувствовать, что я не плод его воображения. Потому как мне думалось именно так. — Не думай, что я не рад, я даже описать не могу как тяжело…

— Замолчи а… — перебила я его и потянулась к жестким губам. Я вложила в этот поцелуй всё те чувства, что рвали моё существо на мелкие части целых десять дней: боль, тоску, любовь, отчаяние, стремление.

И он ответил.

Преумножая, отдавая всего себя.

— Я выбрала, — прошептала ему в губы.

*Спирулина — спиралевидная водоросль темно-зеленого цвета с уникальными свойствами: она содержит необходимые человеку витамины, в том числе и В12, а также все (!) незаменимые аминокислоты и множество микроэлементов — кальций, железо, магний, селен, йод и другие. Также спирулина богата легко усваиваемым белком, за счёт чего стакан коктейля с ней надолго подарит ощущение сытости.

Эпилог 2. Про Карину.

Я висела в позе летучей мыши, раскачиваясь в гамаке для йоги.

Пальцы ног были на уровне носа, и я радовалась тому, что перед поездкой успела на педикюр, классический френч, в стиле «джентльмены предпочитают блондинок» бесконечно радовал меня ярко-белой полосочкой и персиковым цветом. А вот инструктор загнула меня в такую загогулину, что я совсем не уверена, что смогу разогнуться без её помощи.

Она вышла на пару минут, оставив меня медитировать под гнусавые сакральные напевы тибетских монахов, но, мне кажется, это такой тонко завуалированный шантаж, мол пишите положительный отзыв и ставьте пять звезд, или так, или провисите как рукокрылое. А я уже основательно устала наслаждаться отдыхом для избранных.

Наверное прекрасно, когда ты приезжаешь, оставив все наносное, без остатка отдаваясь в заботливые руки профессионального персонала. Но мне то о каждой процедуре нужно писать отзыв, искать плюсы и минусы, пробовать бесконечное количество блюд и напитков, отдавая должное меню, и тестировать на себе парилки, бассейны, тренажеры, массажи и прочие прелести крутого SPA.

На второй день я устала так, что хотела плюнуть на обещанный гонорар и позорно скрыться с поля боя, но наступив на глотку собственной трусости, я заставила себя наслаждаться, и именно поэтому сейчас вишу вверх ногами, любуясь мастерством своей маникюрши. Наконец просветленная йожница, вот ей Богу, не знаю как по-другому назвать эту даму, вернулась и придала моему телу приемлемую форму.

Я поблагодарила её за доставленное удовольствие и хотела бы сказать, что обновленная и вприпрыжку, помчалась к новым свершениям, но на самом деле, шаркая, как дряхлая старушка, едва передвигая онемевшие ноги, выползла из зала. Вечером у меня была назначена встреча, на которую я должна была явиться как штык, поэтому вызвав такси я пошлепала к внешним воротам, крепко запахнув теплую шубку.

Холод и снег в Столицу, как всегда, нагрянули внезапно, поэтому такси задерживалось из-за пробок на МКАДе, и окончательно замерзнув на шпильках, я не придумала ничего умнее, чем пойти на встречу машине, так как афишировать свой уход я не собиралась. Далеко топать не пришлось, черный седан с нужным мне номером ожидал всего в ста метрах от поворота.

Я с наслаждением ввалилась на заднее сиденье (никогда не езжу спереди) и попросила таксиста сделать печку погорячее. Тот буркнул что-то невразумительное, и мы помчали. Помчали в прямом смысле слова, хотя обычно в это время Кольцевая стоит. Машина подпрыгивала на кочках и ямах, как ретивый конь на соревнованиях по конкуру, и моя многострадальная спина отзывалась на каждое резкое движение тупой болью, простреливающей вдоль позвоночника. Я попросила уважаемого попридержать коней, и тот, недобро сверкнув на меня глазами нехотя послушался.

Кондиционер зажарил сильнее, распространяя запах хвойного ароматизатора для салона автомобиля, по мне так слишком приторно, хотя что-то в этом запахе было неуловимо знакомым…

Я зевнула до хруста челюстей и потерла глаза, напрочь забыв о туши. Не помню, как сомлела, но автомобиль, в котором я ехала на встречу к возможному начальнику, изменился. Обычные велюровые сиденья бледно-серого цвета стали алым бархатом, сидений стало в два раза больше, а открытое окно было украшено шёлковой шторкой с кисточками, оканчивающимися коротенькой бахромой.

Я дернулась, паникуя, но не смогла пошевелиться. Руки и ноги были будто связанны, хотя веревок или наручников на мне не было. Я подрыгалась еще, но словно закуклившаяся гусеница не смогла сдвинуться и на сантиметр. Мне только и оставалось что с ужасом смотреть в окно на улицу незнакомого города. Зиждился рассвет, разгоняя сумрак темного утра и являя мне пугающую картину: на небосводе убегали от солнца две луны, огромная синяя и маленькая жёлтая, они совсем не походили на естественный спутник Земли, и в первый раз, за очень долгий срок мне стало по-настоящему страшно.

Черт возьми, где я?

Конец

Оглавление

Ведьма без ковена Галина Горенко