Телефон Мистера Харригана [Стивен Кинг] (fb2) читать постранично

Стивен Кинг

Телефон Мистера Харригана

Мой родной город был, по сути, деревней с населением в шесть сотен душ (он таким и остался, хотя я давно уже переехал), но у нас был Интернет, как в больших городах, так что мы с моим отцом всё реже и реже получали личную почту. Обычно мистер Недо приносил копию еженедельника «Тайм», рекламные листовки, адресованные Жителям или Нашим Дружелюбным Соседям, а также месячные счета. Но начиная с 2004-го, года, когда мне исполнилось девять и я начал работать на Мистера Харригана, живущего на холме, каждый год я мог рассчитывать на получение как минимум четырёх подписанных от руки конвертов, адресованных мне. Открытку на День Святого Валентина я получал в феврале, в сентябре открытку с поздравлением в мой день рождения, открытку на День Благодарения в ноябре, а также на Рождество открытку, сразу перед праздниками или после них. Внутри каждой открытки находился однодолларовый лотерейный билет-стиралка от Лотереи Штата Мэн, а подпись всегда была одинакова: «С наилучшими пожеланиями от Мистера Харригана». Просто и официально.

Реакция моего отца тоже всегда была одинаковой: он смеялся и закатывал глаза.

- Да он же хипстер, - однажды сказал отец. Мне, насколько я помню, было одиннадцать, когда состоялся этот разговор, через несколько лет после того, как начали приходить открытки. – Платит тебе гроши, да ещё и накидывает такие же ничтожные бонусы – билетики «Счастливчик» из Хауи.

Я же указал на то, что за один такой билетик можно получить несколько баксов. После этих моих слов отец обналичил для меня билеты у Хауи, потому что несовершеннолетним запрещалось играть в лотерею, даже если эти самые билеты были бесплатными. Один раз, когда я сорвал куш и выиграл пять баксов, я попросил отца купить мне ещё с пяток лотерейных билетов. Он отказался, заявив, что если будет поддерживать мою страсть к азартным играм, моя мама перевернётся в могиле.

- Харриган поступает не очень-то хорошо, - сказал папа. – К тому же он должен бы платить тебе по семь долларов в час. А то и по девять. Бог свидетель, он может себе это позволить. Пять долларов в час, может, и законная плата для ребёнка, но кое-кто может принять это за эксплуатацию детского труда.

- Мне нравится на него работать, - сказал я. – И мне нравится он сам, пап.

- Я понимаю, - ответил отец, - и то, что ты читаешь ему и пропалываешь цветы в его саду ещё не делает тебя Оливером Твистом двадцать первого столетия, но он всё равно хипстер. И меня удивляет, что он не против платить за доставку тех открыток, когда от его почтового ящика до нашего не более четверти мили.

Мы были на переднем крыльце нашего дома во время той беседы, пили «Спрайт» из стаканов, и папа ткнул большим пальцем на дорогу (грязную, как и большинство из них в Харлоу), ведущую к дому Мистера Харригана. Который был настоящей усадьбой с внутренним бассейном, зимним садом, стеклянным лифтом, на котором я просто обожал прокатиться, и оранжереей там, где раньше была молочная ферма (ещё до меня, но вот отец её помнил).

- Ты ведь знаешь, как его беспокоит артрит, - сказал я. – Теперь он иногда использует две трости вместо одной. Спуск сюда, вероятно, просто убьёт его.

- Тогда он мог бы просто вручать тебе эти чёртовы поздравительные открытки, - возразил папа. Этими словами он никого не хотел задеть; по большей части он лишь подкалывал меня. Они с Мистером Харриганом уживались вполне нормально. Мой отец уживался в Харлоу со всеми. Полагаю, это то, что делало из него хорошего торговца.

- Бог свидетель, ты бываешь там довольно часто.

- Это было бы совсем не то, - сказал я.

- Нет? Почему же?

Я не мог объяснить. У меня, конечно, был немалый словарный запас, спасибо всем тем книгам, что я прочитал, но вот жизненного опыта не хватало. Я просто знал, что мне нравится получать те открытки, ожидать их с нетерпением, как и лотерейные билеты, которые я затирал своим счастливым десятицентовиком. Нравится читать подписи Мистера Харригана, написанные его старомодным почерком: «С наилучшими пожеланиями от Мистера Харригана». Оглядываясь назад, на ум приходит слово церемониальный. Потому что мистер Харриган всегда надевал свой длинный, узкий, чёрный галстук, когда мы выезжали в город, даже если собирался всё то время, пока я ходил за покупками из его списка в маркет IGA, просидеть за рулём своего неприметного практичного «форда»-седан, читая «Файнэншл Таймс». В том списке всегда была говяжья солонина и дюжина яиц. Временами Мистер Харриган доказывал мне, что человек может неплохо себя чувствовать, поедая одну только солонину вперемежку с яйцами, когда достигает определённого возраста. Когда я спросил, каков же это должен быть возраст, он ответил – шестьдесят восемь лет.

- Когда человеку исполняется шестьдесят восемь, - сказал он, - ему больше не нужны