Как заключенные в раю (СИ) [Людмила Ивановна Немиро] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Just like prisoners in paradise

Still far from heaven's door

Как заключенные в раю,

Все еще далеки от дверей рая.

Europe «Prisoners in Paradise»

Есть моменты, которые захватывают тебя даже против твоей воли и втягивают в круговорот событий. Ты не думаешь в тот миг, что это нечто особенное, и что та или иная встреча может нести в себе какое-то важное значение. Но она несет, и понимаешь ты это лишь спустя время. Впрочем, хорошо, если вообще имеешь силы заметить, как витиеваты виражи судьбы, юмор которой слишком ироничен.

***

Я не хотела идти на поводу у своей подруги. Она битый час уговаривала меня отправиться с ней на встречу с какими-то незнакомыми ребятами. По крайней мере я их точно не знала.

Катаржина Чапкова приехала в Стокгольм на летние каникулы. Здесь она проводила время у своей бабушки. Кати жила с родителями в Праге и училась там же, но как и я в следующем году заканчивала школу. Нам оставался всего год, а после я собиралась отправиться в Лондон. Конечно, моя мама настаивала на том, чтобы я поступила на факультет журналистики, но я была настолько далека от этого, что даже думать не хотелось о скучных статьях не менее скучных газет. Именно поэтому я принялась увлеченно читать журналы, пытаясь отыскать хоть что-то, что вызовет у меня интерес. Множество разных вещей пробуждали мое любопытство, но я быстро перегорала, понимая после этого, что вновь нашла не то. Но в один день, устроившись на террасе нашего небольшого домика, расположенного в тихом пригороде Стокгольма, нежась на летнем солнышке, я вдруг подскочила на месте, потому что, зевая и откровенно скучая, увидела в журнале фото улыбчивой женщины. Это была статья о профессии пиар-менеджера. Я знала, что этот журнал принадлежал маме, ведь она сама искала подходящую работу, имея как раз юридическое образование, но, видимо, ее ничего не заинтересовало. Зато я влетела на кухню, тряся перед собой журналом, и почти прокричала от радости:

— Я нашла! Мам! Пап! Я нашла!

Отец выгнул темную бровь, он это всегда делал по-особенному мило, и спросил, но прежде тщательно пережевал томат, до этого медленно отправленный в рот:

— Ты, вероятно, определилась с выбором будущей профессии?

— Именно, — закивала я, удивляясь собственной возбужденности. — Именно это, папа.

Я устроилась рядом с ним, шлепнув раскрытым журналом по столешнице, и посмотрела на маму, приблизившуюся и с интересом уставившуюся на фото женщины в деловом костюме.

— Миа, ты уверена? — улыбнулась мама, сверкнув глазами чистого синего цвета. — Я не против, если тебе важно это знать…

— Важно, — встала я и обняла ее. — Конечно, важно.

— Что ж, чудесно, — закивал и отец.

С того дня я стала усиленно готовиться к поступлению в Лондонский университет. Все мои встречи с подругами сократились до минимума, причем я хотела этого сама. Мне в это лето следовало быть внимательнее, перестать бегать на вечерние посиделки к Катаржине и просто отрешиться от мира, потому что я стремилась добиться получения стипендии. Уж очень не хотелось ударять по кошельку родителей, так как они и без того старались.

Отец совсем недавно, примерно два года назад, смог откупить дом своих умерших родителей, а до этого мы жили в тесной квартирке, и вовсе не потому, что были какие-то колоссальных масштабов проблемы с финансами, просто мои родители любили экономить. Они экономили на всем и, в первую очередь, на себе. Мы даже питались скромно, но в большей степени из-за собственной непритязательности, чем по причине прижимистости. Зато мама очень любила уют. Она постоянно покупала цветы в горшочках, что-то сажала на клумбах во внутреннем дворике дома, приобретала какие-то милые безделушки, которые создавали потрясающую теплую атмосферу.

В этот теплый летний вечер 1982-го года, который особенно отложился в моей памяти, я впервые за весь месяц согласилась пойти гулять с подругой, но меня все еще смущало место, названное Катаржиной.

— Это гараж. Всего лишь гара-а-аж, — заныла подруга в трубку стационарного телефона.

— Хватит болтать, — проворчал папа, пройдя мимо меня, когда я, натянув провод, шмыгнула за дверь кухни, встав в холле.

— Кати, — вздохнула я, прикрывая глаза. Я всегда называла ее именно Кати, потому что… Да потому что она была настоящей маленькой Кати, такой милой и бойкой одновременно. — Я не доверяю самому слову «гараж», а что уж говорить о тех, кто там проводит свободное время.

— Эй, рок-музыка все еще на гребне волны. Пора бы поддержать молодые группы.

Я услышала смех в голосе подруги и немного расслабилась. Если Катаржина смеется, значит не все так плохо.

— Хорошо, — кивнула я так, как если бы подруга могла меня видеть, и, выразительно цокнув, добавила, — я приду. Называй адрес…

***

Вообще мне нравилось такое лето — прохладное, без палящего солнца и с приятным легким ветерком. Именно по причине такой замечательной погоды я не стала заморачиваться насчет наряда, потому что знала, что к вечеру все равно придется надеть свитер. А какой смысл идти в красивом сарафане, спрятанном под другой одеждой? Я любила наряжаться и никогда не скрывала этого. Мода требовала начесанных волос, мини-юбок и узких туфель-лодочек. Но я не могла позволить себе настолько откровенную одежду. Да меня родители просто убили бы за то, во что одевалась Катаржина. Вот она ничего и никого не стеснялась.

Простые джинсы, расклешенные к самому низу — все еще веяния 70-х — заправленная за пояс белая футболка с изображением пляжа Майями и скромные теннисные туфли — наряд, который явно подчеркивал мой юный возраст и делал меня совсем не вызывающей. Вот и хорошо, потому что я все еще переживала из-за тех ребят из гаража. Выбившиеся из косы пряди трепетали на ветру и норовили попасть мне в рот, отчего я постоянно откидывала косу назад.

Наконец я дошла до того самого поворота, за которым был двор с несколькими рядами старых гаражей. Пройдя по гравийной дорожке, я огляделась, ожидая увидеть Катаржину, но вдруг ее голос раздался прямо за дверью одного из гаражей с облупившейся зеленой краской.

— Невероятно, — тихо шепнула я, закатив глаза, когда услышала смех подруги, и направилась прямо туда.

Внутри оказалось очень светло, хотя я ожидала едва ли не подвального мрака. Тут даже пахло приятно — цитрусом. И это как раз потому, что один из ребят поедал мандарины, бросая кожуру прямо себе под ноги. Он морщился, набив полный рот сочными дольками, и кивал в ответ на веселый рассказ моей подруги. Но тут она заметила меня. Все заметили — дверь за моей спиной громко хлопнула.

— А вот и она! — воскликнула Катаржина, вскочив. — Эй, Джонни, смотри! Я говорила тебе о ней, это Миа. Миа Нильссон.

Высокий, немного худощавый парень, в руках которого была гитара, кивнул мне и тут же отвернулся, как будто смутившись. Я, признаться, и сама чувствовала себя неловко. Мне совсем не нравилось, когда все вот так смотрят, изучают, будто ощупывают.

Другие ребята тоже помахали мне, но немного вяло. Все как-то зашевелились, и я поняла, что это был перерыв, и сейчас они начнут репетировать.

Кто кем у них являлся было сложно понять, потому что я только и отличала барабаны от струнных инструментов, но Кати упрямо бормотала на ухо, что парень с темно-русыми волосами отвечает за ритм, то есть он — гитарист; на ударных блондин отбивал такт; низкий грубоватый звук принадлежал бас-гитаре, на которой играл тот самый Джонни с фамилией Левен.

— А вот это тоже Джон, — продолжала вещать Катаржина, сидя рядом со мной на потрепанном диванчике, и указала на шатена с розоватыми щеками и пухлыми губами. — Соло-гитара. Норум. Он из Норвегии, — как-то гордо добавила подруга.

— Угу, ясно, — кивала я, немного морщась от громких звуков довольно агрессивной музыки. К тому же слова песен были жутковатыми. Про какие-то мрачные коридоры и ад. Однако мелодии мне понравились. Да и солист, симпатичный светловолосый парень с забавными тонкими усиками, высокий и стройный, пел очень хорошо. Голос у него был чистым, а для того, чтобы насладиться подобным пением, не требовалось развитого музыкального слуха. Мне просто понравился его голос.

— И давно он у них солирует? — задала я свой первый вопрос, тот самый, который тут же привлек внимание парней, потому что музыка оборвалась слишком внезапно, а сказала я это чересчур громко.

«Парень с усиками» улыбнулся, но было заметно, как он старается выглядеть серьезным. Видно, он действительно считал свой ансамбль перспективным. А что, может быть так и было.

— Это Йоаким Ларссон. Он в группе около трех лет. Состав недавно поменялся. Я познакомилась с Джоном, бас-гитаристом, еще прошлым летом, но мы как-то не поладили. И вот теперь… Ой, они, кстати, готовятся к конкурсу! — Снова заиграла музыка, а подруга принялась мне рассказывать о будущем музыкальном состязании. — Выигравший коллектив получит возможность заключить контракт с известной звукозаписывающей студией. Представляешь, как здорово!

Катаржина была искренне восхищена ребятами, но я все никак не могла проникнуться.

Мы еще немного посидели, а после ребята вдруг засобирались на природу, и я не знала, ехать ли мне. Было как-то неловко. Все-таки четверо парней и мы. Это немного… Да что говорить, это очень глупо — ехать с ними.

***

Старенькая серая машина тряслась по ухабам, когда мы с Катаржиной, зажатые между Йоакимом и Джонни, сидели на заднем сиденье, и старались упорно делать вид, что нас вовсе не смущает такая близость. Вернее, делала вид я, а Кати и в самом деле не скромничала — беседовала с парнями, причем даже умудрялась перегибаться через меня и о чем-то спрашивала солиста группы. Он был не слишком-то разговорчивым, потому, в большей степени, отмалчивался или просто что-то бросал, не глядя на Кати, на что она, несомненно, обижалась. Видимо, Йоаким был смущен не меньше моего, хотя выглядел очень даже невозмутимым, но чаще смотрел в окно, чем на друзей или на нас.

Я всего лишь раз невольно столкнулась с ним взглядом, и, мне кажется, сильно покраснела. А Ларссон лишь тихо фыркнул и отвернулся. Он показался мне высокомерным.

Но это впечатление развеялось, как только все мы вывалились из машины на большой поляне, прикатив за город. Вот только тогда Катаржина заволновалась и повела меня якобы по нужде, толкнула за куст и принялась горячо шептать:

— Если что, уносим ноги, поняла? Я дорогу запомнила.

Теперь запаниковала и я.

— Бог мой, Кати. Вот зачем тогда было садиться к ним в машину? Мы же за несколько десятков километров от города.

— Знаю-знаю, — нетерпеливо перебила меня подруга и выглянула из-за куста. — Ой, какой Джонни милый, — пролепетала она, и я тоже осторожно вышла на поляну.

Тот самый угрюмый Джонни был, кажется, неплохим парнем. Он деловито расстилал покрывало, вытаскивал из багажника пакеты с едой и напитками, приобретенными по пути сюда, но я сильно растерялась, когда увидела среди всего того, что вывалил на покрывало Джон, еще и пиво.

— Кати, ты ведь не собираешься пить? — спросила я шепотом, шагая рядом с подругой, которая смотрела на Джонни слишком восхищенно.

— Ну если немного и попробую…

Мне это совсем не понравилось. Тем более что парни уже разводили костер, веселясь и громко переговариваясь. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Но ребята быстро разговорили нас обеих, и я уже спустя полчаса нарезала овощи, сидя на покрывале и болтая с парнем, который играл на барабанах. Однако спокойнее мне от этого не стало, и я неустанно следила за каждым движением беспечной подруги.

Ударника звали Ян, и он оказался отличным рассказчиком. Меня даже посвятили в некоторые тонкости игры на барабанах, но, честно, я ничего не поняла.

— А еще у нас есть клавишник — Мик. Он славный малый, — хвастался Ян, засовывая в рот очередной кружок огурца. — Да, думаю, мы сможем прорваться вперед. А вот Йоаким у нас — голова. Он много понимает в музыке.

Я заинтересованно покосилась на болтающего неподалеку Ларссона, светлая прямоволосая грива которого вызывала легкую зависть. Мои кудри постоянно выбивались из косы и сделать с ними что-то нормальное было нереально. Мама в моменты моего негодования всегда беззаботно смеялась и говорила, что я еще не раз порадуюсь своим вьющимся волосам, потому как в моду вошла химическая завивка. Не припоминаю, чтобы я все же гордилась этим.

А вот достаточно самовлюбленный вид Йоакима меня немного смущал, и я все время поглядывала на него, как бы невзначай, и при этом прислушивалась к их разговору. Парни говорили о музыке. Они все это время говорили только о ней. Даже стало чуточку надоедать. Но потом из хрипловатого динамика старенького Форда полилась приятная мелодия, и я расслабилась…

Тихо потрескивали сухие ветки, брошенные в огонь, а вверх взлетали искры и рассеивались в прохладном сумеречном воздухе. Мы сидели чуть в стороне от костра, всей гурьбой разместившись на покрывале. Но становилось довольно холодно, и я постоянно ежилась, потирая свои плечи, а в какой-то момент, встрепенувшись, я вдруг осознала, что меня явно заждались родители, и они наверняка уже позвонили бабушке Катаржины. От этого мне стало еще хуже, и теперь я даже не пыталась скрыть своей нервозности.

К моему великому счастью, Ян заметил мое состояние, и громко поинтересовался:

— Что такое, Миа? Тебе скучно?

— Э… — запнулась я, оказавшись в центре внимания. — Нет… Нет, все хорошо, только мне пора домой. Уже поздно.

— Ну ты даешь! Ты чего? Еще так мало времени! — загалдели наперебой Левен с Норумом.

Ян Хогланд пожал плечами, отмахиваясь от меня, и снова заговорил с Ларссоном. Но тот уже был навеселе, и потому он обратил, наконец, на меня внимание: повернулся и мило улыбнулся.

— Скоро приедет Мик, по крайней мере он обещал, и мы отвезем тебя обратно. Не волнуйся, ладно?

Видимо, этот парень действительно был застенчивым, иначе я не могла объяснить такого странного поведения. Хотя что в нем странного? Просто юношеский максимализм во всем: либо не в настроении, либо сама доброта.

Тот самый Мик действительно приехал, и да, меня посадили позади него на огромный мотоцикл, на голову надев шлем, а вот за мной устроился Йоаким. Я так покраснела и вспотела от его груди, прижатой к моей спине, что мне стало совсем не по себе.

— Кати, кто тебя отвезет? — заволновалась я, глухо крича, потому как Мик, кстати, довольно симпатичный парень, уже завел двигатель. — Поезжай вначале ты, а за мной потом вернутся!

— Ну ты чего несешь? — возмутился Мик, и тут же вызвал мое негодование, но не дал сказать ни слова, добавив: — Никто за вами туда-обратно кататься не будет. Либо ты, либо она. Решайте!

— Все хорошо, Миа, — вскочила с покрывала подруга и подбежала к нам, в то время, как Мик громко «газовал», и мотоцикл ревел на всю округу. Позади заерзал Ларссон. — Меня утром отвезет Джон. Не беспокойся обо мне, ладно, моя хорошая?

Я выпучила глаза, глядя на подругу более чем выразительно.

— Ты с ума сошла? — прокричала я. Мик раздраженно заглушил мотор. — Катаржина, подумай, что ты делаешь. Они взрослые парни, а ты… тебе всего шестнадцать.

— Дурочка! — захохотала подруга, смутившись, потому что она не любила, когда я называла ее возраст. Это унижало ее. Кати хотела выглядеть старше.

— Да никто ее не тронет, — послышался за моей спиной мягкий насмешливый голос Йоакима. — Мы не идиоты, Миа. Ну если только она сама захочет…

Я как будто нечаянно ткнула парня локтем в живот, и он хмыкнул, дернувшись от меня, но тут же скомандовал:

— Мик, заводи! Они будут прощаться до утра.

Я с такой силой вцепилась в запястье Катаржины, что та вскрикнула, а после снова заливисто рассмеялась, запрокинув голову.

— Кати! Поехали с нами! — отчаянно завопила я, но мою руку перехватили, отцепили от подруги, и мотоцикл рванул с места, а я, по инерции откинувшись назад, едва не столкнула Ларссона.

Он стискивал мою талию, а я мечтала о том, чтобы мы поскорее приехали, потому что мне было дико страшно. Мик несся так, будто собирался размазать нас по деревьям. Несмотря на то, что я была зажата между двумя крепкими парнями, меня все равно сильно трясло. К тому же страх за подругу не давал успокоиться, и я едва не расплакалась. Но мне все же пришлось расслабиться и покрепче обнять Мика.

Я позволила себе прижаться лицом к его спине, повернув голову вправо, и крепко зажмурила глаза, чтобы не так остро ощущать скорость. Периодически распахивая глаза, я видела периферическим зрением силуэт Йоакима, волосы которого развевал ветер. Ларссон, выходит, отдал мне свой шлем, потому что второй был на Мике.

Хм, а они довольно милые, если не считать угрюмого водителя мотоцикла.

Я прикрыла глаза, отдаваясь скорости, и бешеный адреналин понесся по крови, забурлив и ударив в голову вместе с выпитым стаканом пива. Теплая грудь и руки Ларссона так приятно согревали, что мне захотелось спать. В голове по-прежнему вертелась красивая мелодия какой-то неизвестной мне группы, которая звучала из машины, когда мы проводили время на лугу.

Этот вечер и эта ночь стали особенными в моей жизни — волшебными, и я не могла понять почему. То ли это оттого, что я впервые проводила время в компании взрослых ребят и, кажется, даже понравилась им; то ли просто пришло время повзрослеть мне самой. Но так не хотелось терять детскую непосредственность, легкость характера, беззаботность. Однако мое сердце отчаянно заходилось от неизведанных ощущений, от мужского тепла и от подобной близости, что щеки не переставали пылать, а с губ не сходила улыбка.

Каково это — быть поцелованной? Каково это — быть влюбленной? Я никогда не влюблялась. Что это такое? Сожмется ли что-то в груди, почувствую ли я боль от этого? Ох, мама как-то говорила мне, что любовь — это испытания, и через эти испытания должны пройти все девушки. Я тогда возмутилась: почему только девушки? А мама промолчала, но я заметила, какая грусть полыхнула в ее глазах. Она наверняка прошла через это…

Я вздрогнула от внезапного толчка, затем что-то запыхтело, заскрежетало, и мы с оглушающим визгом шин съехали с шоссе. Как это я не закричала, не представляю, хотя очень хотелось вопить от ужаса. Но, к счастью, Мик довольно профессионально управлял мотоциклом, и потому вскоре, сильно навалившись на парня, я поняла, что мы затормозили. Еще раз жалобно звякнув, техника заглохла, и мы на некоторое время замерли в звенящей тишине.

— Что за чертов вечер? — вскрикнул Мик, в сердцах ударив руками по баку, на котором и сидел всю дорогу, и спрыгнул на землю, едва не зацепив меня ногой. — Вставай, красавица, приехали, — добавил он раздраженно и придержал мотоцикл, пока я пыталась выбраться из рук Ларссона. Но тот ловко подхватил меня, больно врезаясь пальцами в ребра, и поставил на землю.

Ноги не слушались, и я едва не упала, но, покачнувшись, все же устояла на месте и стащила с головы шлем.

— Что случилось? — спросила я Ларссона, потому как Мик выглядел очень расстроенным.

— Это происходит с нами постоянно, — совершенно искренне рассмеялся Йоаким, чем еще сильнее разозлил приятеля, потому Мик выдал, размахивая руками:

— Вот и чешите теперь пешком. Неймется вам, таскаетесь по ночам черт знает где.

Йоаким все еще тихо посмеивался, когда стаскивал с себя куртку. Я безумно растерялась и удивилась, когда он подошел ко мне, накинул ее на мои плечи и, приобняв, махнул рукой, проходя мимо друга:

— До встречи, Мик. Приходи завтра на репетицию.

— Да катись ты! Я тут до рассвета буду ковыряться!

Некоторое время мы шли молча, слушая ночные звуки, а после я тихо выдавила, чувствуя себя неловко наедине с парнем, к тому же он все еще обнимал меня:

— Почему ты бросил друга?

Ночь стояла светлая, из-за облаков выглядывал тонкий серп молодой луны, и я увидела, как Ларссон посмотрел на меня немного свысока — я была ему чуть выше подбородка.

— Да никто его не бросал, — ответил он, улыбаясь. — Мик скоро все починит и догонит нас… Или не догонит.

— Почему? Думаешь, мы добежим быстрее его «коня»? — подхватила я беззаботную волну Йоакима.

— Мы недалеко от города, — хохотнул парень.

Я посмотрела вперед и действительно заметила посветлевшее небо, что означало — мы почти пришли. Верно, такое расстояние проехали на мотоцикле, это я просто в облаках летала.

— Ну рассказывай, — вздохнул парень, отпуская меня, — как давно знакома с нашей музыкой?

— Что? Я? Незнакома я с ней. Просто… подруга позвала, вот я и пришла. Не уверена, что это мое.

— А что твое? — заинтересованно посмотрел Ларссон, и я невольно улыбнулась ему в ответ.

— Ну… э… я буду поступать в… Я хочу стать пиар-менеджером, — все же удалось завершить мне.

Йоаким кивнул, мол, понял, но тут же снова спросил:

— А все-таки, что тебе интересно? Учеба это одно, а вот любимое занятие…

— Уверена, что мне это понравится.

— Ага, ясно. Тогда до встречи в рок-тусовке, Миа.

Я рассмеялась такой шутке Ларссона, а он просто улыбнулся, глядя на меня. После перевел взгляд вперед и спросил мой адрес. Я назвала, не смутившись того, что говорю, где живу, по сути первому встречному. Однако Йоаким каким-то образом внушал доверие и оказывал успокаивающее действие. Мне он понравился, но не так чтобы…

Мы остановились у калитки моего дома. Надо отдать должное благородству Ларссона. Он не оставил меня одну, пока я не сказала, что мы пришли. Прежде чем скрыться за поворотом, парень взял меня за руку и, улыбнувшись, сжал мою ладонь. Это было так странно и непривычно. Его глаза искрились весельем, а на губах играла приятная улыбка. И отчего-то именно эти глаза я запомнила на долгие годы, именно вот такой прямой открытый взгляд.

Этот вечер остался в моей памяти, как время перемен, время для чего-то нового.

Тогда я, кажется, и стала взрослее…

Глава 2

More than meets the eye…

Серьёзнее, чем кажется на первый взгляд…

«Europe»

Мне так влетело от родителей, что я всерьез подумала, а не запрут ли они меня дома. Нет, не заперли, но гулять с Катаржиной было запрещено. Меня даже к телевизору не подпускали.

Я начала уставать от бесконечного чтения и прогулок во внутреннем дворе дома. Дулась на маму, но понимала, что я доставила ей массу неприятностей, ведь родителям пришлось в тот вечер позвонить в полицию. Они разыскивали меня с бабушкой Катаржины…

Кстати, мою подругу на следующий же день отправили домой, в Прагу. Я рыдала в трубку телефона, когда мы прощались, а она, торопясь и сбиваясь, рассказывала мне о том, какой потрясающий Джон, как он ей нравится и все такое. Потом Катаржина призналась, что и Йоаким ей тоже пришелся по душе, и когда он вернулся к ним, после того, как проводил меня, сказал, что я довольно милая, но зажатая. Меня смутило это заявление.

Зажатая? А какой я должна быть: распущенной и наглой, как те девицы, что пляшут в видеоклипах, транслируемых по телевидению каждый вечер? Мама танцует под эту музыку, а мне забавно смотреть, как она пытается повторить немного неприличные движения. Но это мой секрет, и мама никогда не узнает, что я наблюдаю за ней.

Я не была такой. Мне нравилось слушать музыку, и некоторые группы вызывали у меня восторг, но сама я ходила только на школьные танцы, где играл ансамбль, созданный старшеклассниками. Это было довольно скучно. За исключением тех двух раз, когда со мной пошла Катаржина. Но этим летом нам не удалось повеселиться из-за непредусмотрительности Кати и моего любопытства.

Однако к середине июля я все же решилась на действия. Мне нужно было вернуть подругу в Стокгольм. Нам даже по телефону не давали нормально поговорить. Я расстраивалась из-за этого и постоянно ссорилась с родителями, потому в один вечер папа, громко хлопнув газетой по кофейному столику, резко встал, отчего я умолкла, глядя на него снизу вверх, и проговорил:

— Хорошо. Если тебе так важна дружба с этой распутной девицей…

— Она не распутная, папа!

— Молчи. Я не договорил, — отрезал отец, и я прикусила язык, надеясь, что папа меня пожалеет. Он всегда меня жалел и понимал. — Каролина, — посмотрел он на маму, которая качала головой, явно догадываясь, что отец сейчас смягчится, — я хочу, чтобы ты поговорила с Элишкой. Она милая женщина. Думаю, Катаржина под ее влиянием исправится. Неплохая ведь девочка, но загубит себя опасными знакомствами.

Меня осенило. Я заерзала в кресле, привлекая к себе внимание, и папа, наконец, замолчал, переведя на меня вопросительный взгляд, как бы спрашивая: «Ну, что на этот раз?». Я сказала:

— Давайте, я просто познакомлю Элишку с тем парнем, из-за которого весь сыр-бор.

— Нет, вы только посмотрите на нее, — возмутилась мама, всплеснув руками. — Она пойдет к тому парню.

Папа молчал, поглядывая на меня так, словно что-то прикидывал, а после проговорил, кивая:

— Пусть познакомит. Если паренек достойный, Элишка смягчится. Но имей в виду, — отец пригрозил мне пальцем, — сбежишь к нему без моего разрешения, я лично посажу тебя под замок до начала учебного года… Нет, — он подумал немного и добавил: — На весь учебный год.

Все было решено. Мне позволили провести операцию по возвращению Кати в Стокгольм. Только вот Элишка, бабуля моей подруги, была женщиной принципиальной, и уже вечером, плетясь к знакомым гаражам, я сомневалась в правильности своего поступка. Однако нужно было действовать, иначе меня замучает совесть, потому что я не смогла прикрыть подругу, не смогла тогда уговорить ее поехать со мной домой. Кажется, ничего плохого не произошло, но я уже не была уверена, что моя Катаржина все еще невинна. Ее голос дрожал, когда она по телефону спрашивала, не виделась ли я с Левеном, и очень расстраивалась, получив мой отрицательный ответ.

И вот я пришла в то место, где все началось. И, о боже, мне серьезно достанется от папы, ведь он запретил уходить без его ведома. А я не утерпела, прошмыгнула мимо кухни, где мама готовила ужин, и покинула дом.

Вообще в пригороде Стокгольма Уппландс Вёсби, где я живу, всегда довольно тихо. Однако порой некоторые слишком энергичные ребята гоняют на мопедах или мотоциклах, и это явно незаконно. Вряд ли у них есть права. А чего только стоил огромный «зверь» Мика. Я тогда жутко перепугалась поломки посреди дороги. Не очень-то приятно оказаться на шоссе, пролегающем сквозь густой лес, да к тому же наедине с двумя парнями. Хотя мысли о Йоакиме все равно вызывали невольную улыбку. Просто он был действительно приятным парнем, пусть и отозвался обо мне не совсем понятно.

Когда я приблизилась к двери гаража, то сразу же услышала мужские голоса и звонкий женский смех. Словно дежавю, словно там моя дорогая Катаржина. Но, распахнув тяжелую дверь, которая громко проскрипела ржавыми петлями, я увидела, конечно, не свою подругу. Это была красивая девушка со светлыми волосами, вздернутым носиком и ясными голубыми глазами. Он уставилась на меня, как и остальные. Все, кто присутствовал, смотрели на меня так, будто я прилетела с другой планеты. Мне стало настолько неловко, что щеки невольно залил румянец, а голос дрогнул, когда я проговорила:

— Привет, ребята. Я тут пришла поговорить с Джоном… — кашлянула, отведя глаза от лица Ларссона, на коленях которого и восседала девушка, и добавила, — с Джоном Левеном, — отыскала басиста взглядом и кивнула ему, нерешительно улыбнувшись. — Мы можем выйти?

Все сразу принялись фыркать, посмеиваться, толкая парня в спину, а тот, смущенный всеобщим вниманием не меньше моего, поднялся и ответил низким голосом:

— Ну пойдем.

Оказавшись на улице мне стало немного легче, и я умудрилась даже задать Джону пару вопросов о делах группы. Он сказал, что все хорошо, что конкурс приближается, и они все крайне благодарны Аните — ею оказалась та девица, подружка Ларссона — за то, что она втихую от них отправила кассету с записями «Force» организаторам того самого музыкального состязания.

— Интересное у вас название, — прокомментировала я задумчиво. — «Сила»…

Английский, к слову, я изучала в школе углубленно. Мне ведь нужно поступить в Лондон.

— Да, Йоаким придумал.

— Это здорово.

Я вновь ощутила неловкость, но нужно было действовать.

— Слушай, Джонни, — потопталась я на месте. — Ты ведь помнишь мою подругу…

— Она приехала? — не дав мне закончить, подался вперед Левен, и это чрезвычайно меня обнадежило. Вероятно, ему тоже хочется увидеться с Катаржиной.

— В том-то и дело, что нет. Ее бабушка не позволяет Кати вернуться к нам. — Я намеренно сказала к «нам», чтобы хоть как-то объединиться с парнем, а он заинтересованно сверкнул серо-голубыми глазами. — Я подумала, что если мы с тобой вместе съездим к ней и попросим… Познакомишься… Элишка просто не знает тебя, вот и заволновалась из-за Катаржины.

Дверь гаража распахнулась аккурат в тот момент, когда Джон покачал головой, говоря:

— Ты издеваешься, что ли? Зачем это я поеду к бабуле Катаржины? Да она меня выпрет в первую же секунду.

— Это не так, Джонни! — подняла я руки, успокаивая парня, хотя он выглядел спокойным, а нервничала я. К тому же из гаража вышел Йоаким и теперь внимательно слушал, о чем мы говорим. — Разве тебе не хочется, чтобы Кати приехала?

Я подумала, что Джон сейчас же отрежет: «Нет», и я, сгорая со стыда за свой наивный поступок, пойду домой. Однако Ларссон, вникнув в суть беседы, подошел поближе, приобнял Левена за плечи и сказал, мило улыбаясь:

— Эй, Джонни, давай вместе съездим. Ты же нам весь месяц ныл об этой девчонке. Надоело уже слушать.

Левен немного покраснел, отводя глаза от моего лица, и ткнул приятеля локтем в бок. Но после он все же кивнул, проворчал, что согласен, и скрылся за дверью гаража. Я невероятно обрадовалась, что даже осмелилась улыбнуться поглядывающему на меня Ларссону. Тот снисходительно кивнул, тихо хмыкнув, и спросил:

— Когда и куда нужно поехать?

— Ох… — выдавила я и принялась лихорадочно соображать, как мне лучше подготовить Элишку к встрече с парнями, и что вообще ей сказать. — Вы только оденьтесь, как… — я окинула статную фигуру Йоакима придирчивым взглядом, — как нормальные ребята, да?

— А что, эта одежда не подходит? — весело рассмеялся парень, раскрывая полы своего светлого пиджака. — По-моему, вполне прилично.

— Да, прилично, — согласилась я, но тут же добавила, — если бы не джинсы в обтяжку.

— Я по-о-онял, — ответил парень, все так же посмеиваясь, когда из-за двери высунулась Анита, которая сказала недовольным голосом:

— Ну что ты тут стоишь? Идем, Йоаким.

Ларссон оглянулся на нее, молча кивнул и снова посмотрел на меня, скользнув взглядом снизу-вверх. Я мысленно поставила себе плюс за то, что немного принарядилась, надев любимое платье густого зеленого цвета в мелкий беленький цветочек. Оно хорошо подчеркивало мою талию, пряча немного широкие бедра. Да и длина была не вызывающей — чуть выше колена.

— Тогда до завтра, как я понимаю? — спросил парень, посмотрев мне в глаза.

Снова сильное смущение. Я моргнула и ответила:

— Да. Увидимся утром, в десять часов, ладно? Нам придется поехать в Старый город. Мой дом найдешь?

— Без проблем. Я помню, где ты живешь, — с готовностью произнес Ларссон, и я уже развернулась, чтобы уйти, когда он вдруг бросил в спину: — А что мне за это будет, Миа?

«Вот же гад».

Мне пришлось оглянуться на парня, в уме прикидывая возможную «оплату» за его помощь, но ничего путного не придумала, кроме как:

— Могу рассказать о вашей группе кому-нибудь из города. Это будет небольшой рекламой для вас.

— Хм-м-м… — притворно задумавшись и хитро сверкая глазами, потянул Йоаким и постучал пальцами по подбородку, как будто размышляя над чем-то крайне серьезным, потом он сказал: — А это идея. — Я выдохнула с облегчением, но вдруг: — Вот только о нас и так знает весь Стокгольм. Хотя это неплохой ход для девушки, которая собирается стать пиар-менеджером.

«Ого… вот это неожиданность, он запомнил наш разговор».

— Ладно. Что тогда?

Я, спросив об этом, почему-то жутко покраснела. Вероятно, меня смутил взгляд парня. На меня никогда так не смотрели. Я имею в виду с таким интересом, даже любопытством.

Бог мой, сколько ему лет? Он ведь старше меня, но не больше, чем года на два, а ведет себя, будто я глупая малолетка. Ох, похоже, в его глазах я именно так и выгляжу…

— Не волнуйся, Миа, я что-нибудь придумаю, — наконец, выдал Ларссон, явно заметив беспокойство в моем взгляде, и он уже ушел бы, если б я не осмелела и не бросила в каком-то совершенно мне не присущем порыве:

— Если это что-то недостойное молодой девушки, Йоаким, лучше не приближайся.

Парень вскинул брови, не переставая потешаться надо мной, и развел руками.

— Да не бойся ты так. Я тебя не покусаю. Иди уже домой, а то отец уши надерет.

Да, он совершенно точно считал меня малолеткой.

Вполне естественно. Анита выглядела на моем фоне сформировавшейся девушкой с привлекательной внешностью и потрясающей фигурой, а я лишь вступала в период взросления, замечая изменения в своем теле. Не могу сказать, что в голову мне били гормоны, как, похоже, было в случае с Ларссоном. Вот кому хотелось внимания девиц да побольше.

***

Я лишь утром добралась позвонить Элишке и спросила, не против ли она возможных гостей. Та добросердечно отозвалась на такую новость, но я сразу же предупредила, что привезу к ней парней, с которыми дружим мы с Катаржиной. И вот это уже вызвало некоторое негодование у бабушки Кати. Но я долго убеждала ее, что они понравятся ей, так что Элишка согласилась нас принять.

В приподнятом настроении я сбежала вниз по лестнице где-то около половины десятого, уже в полной готовности: наряженная, причесанная, даже немного подкрашенная, и с небольшой суммой денег, спрятанных в маленькой сумочке. Это предназначалось для букетика цветов и коробки конфет, которые я решила отвезти Элишке. Одного я не знала наверняка, придут ли парни и на чем мы поедем, если автобус придет лишь через час — в период летних каникул лишний транспорт снимают с маршрута.

Я сунулась на кухню, где завтракал отец, откровенно опаздывая на работу, но ему торопиться и некуда — сам себе начальник. Папа всего четыре года назад смог построить свой бизнес, арендовав небольшой магазин в Стокгольме и занявшись продажами качественной немецкой обуви. Он сам ездил в Берлин, закупая там туфли, сапоги, ботинки небольшими партиями, после сам же их продавал. А потом, спустя примерно полтора года, ему удалось занять более масштабное помещение; на работу были приглашены люди; появился главный бухгалтер, который смог заняться документами. В общем, папа медленно, но верно развивал свое дело. Теперь он был директором, владельцем, потому появился шанс опаздывать на работу. Однако папа ездил в город ежедневно. Хотя бы на пару часов, но он отправлялся туда, чтобы проверить как идут дела. Это качество, думаю, ценили все его сотрудники.

Мама по-прежнему искала подходящую контору для работы, но папа не подгонял ее с этим. Мы вполне могли расслабиться, возложив все материальные заботы на широкие плечи отца. К слову, они и правда были широкими. Папа выглядел просто прекрасно в свои тридцать восемь, а все, вероятно, потому, что он свою молодость отдал спорту, занимаясь каратэ. Конечно, сейчас отец забросил это, но его фигура как и прежде была подтянутой и крепкой, а рост достигал почти ста девяносто сантиметров, так что мы с мамой на его фоне выглядели довольно хрупкими и беззащитными.

От нее мне, кстати, передалась русая шевелюра, состричь которую я мечтала днем и ночью. И я обязательно это сделаю, как только закончу школу…

Присев за стол напротив папы, я покосилась на часы. Мамы не было. Она, похоже, уехала на велосипеде за продуктами.

— Итак, — первым заговорил отец, сцепив пальцы рук, и я посмотрела на него немного удивленно. — Что с тобой не так, моя милая?

— Э…

— Я о вчерашнем вечере. Ты вернулась затемно и, судя по твоему сегодняшнему наряду, договорилась о встрече с тем парнем. Кажется, я предупреждал тебя, Миа. Ты из-за Катаржины испортилась прямо на моих глазах.

Во рту пересохло. Я не боялась папы, вовсе нет, и он об этом знал, но так же отец знал, что я умею признавать свою вину. То есть сейчас ему стоит лишь сказать, что я никуда не иду, как тут же придется смириться. Папу не переубедить. Вообще никак. И если с мамой есть шанс договориться, то отец — скала.

— Молчишь, — кивнул он, а я опустила глаза. — Хорошо. Я простил тебя вчера, только потому, что у меня на работе хорошие новости. Если бы я вернулся не в духе, ты знаешь, что это действительно закончилось бы для тебя домашним арестом.

— Папа… — как ни странно отец не перебил меня, а с готовностью кивнул, словно говоря, что внимательно слушает мои оправдания, и я решила действительно оправдаться перед ним, хотя бы один раз в жизни. — Папа, — сказала я, смело глядя ему в глаза, — мне жаль, но я взрослею. Это значит, что пришла пора позволить мне немного развеяться. Ты же знаешь, что я поступлю в Лондон. У меня отличные баллы. Я стараюсь. Все лето сижу над книгами, и ты знаешь, как мне это нравится. Я ничего плохого не делаю, если гуляю вечером со знакомыми парнями…

Отец вздохнул, почему-то смущенно отведя глаза, будто я сказала что-то запретное, а после все встало на свои места, когда, прочищая горло и немного потея, папа принялся говорить:

— Я доверяю тебе, Миа. Доверяю полностью. Но у меня нет никакого доверия к парням. Понимаешь… э-э-э… — О нет, только не это. Я сгорю от смущения. — Они могут быть не очень-то добропорядочными. Я хочу предостеречь тебя от ошибок. Ты так молода и хороша собой…

— Па-а-ап…

— Нет, выслушай. Я не стану заводить этот разговор повторно. Мне просто не хочется использовать свои боевые навыки по назначению, если кто-то из этих дворовых негодников… Ты слышала о Норуме? Джон Норум. — Я прищурилась, вспоминая это имя, и до меня дошло, что этот парень — гитарист из команды Йоакима, поэтому я кивнула. — Вот и отлично. Не связывайся с этими ребятами, поняла меня? Они как шальные носятся на мотоциклах по улицам, да к тому же играют свою дикую музыку. Не связывайся, — повторил папа, и я невольно вздрогнула, потому что в дверь постучали. Отец взглянул в окно и повернулся ко мне со словами: — Я ведь знаю, что это они. Да, Миа? Это они? Те ребята из компании Норума? Смотри мне, милая, если хоть один из них тебя тронет, обидит или… что-то еще…

— Вот насчет этого «что-то еще» я не хотела бы слышать. Мама меня подготовила ко всему, пап. Не волнуйся об этом, ладно? — протараторила я, вскакивая из-за стола с пылающими щеками.

Отец последовал за мной, когда я ринулась в холл, выдохнула у самой двери и распахнула ее.

На пороге стояли два скромно одетых, причесанных и улыбчивых парня. Я от их вида даже растерялась. Джон и Йоаким действительно постарались. Правда я уже буквально слышала в своей голове мягкий голос Элишки, которая ругает их за вот эти прически. Ну не свойственно подобное для шведской молодежи, не такие у нас тут все. Эти слишком мчащиеся за модой, что ли. Будто впереди времени.

Я в этот миг почему-то сильно загордилась ими, а парни стояли и таращились на меня с широкими улыбками на лицах, но потом я поняла, что смотрели они вовсе не на меня, а на папу, который замер за моей спиной, скрестив руки на груди. Я обернулась на него и сказала:

— Пап, это Джон и Йоаким. Мы едем к Элишке.

— Доброе утро… — только и успели почти в унисон поздороваться ребята, когда отец выдал, прищурившись:

— Я вас запомнил, парни. Имейте это в виду…

— Э… да, — кивнул Ларссон, непонимающе моргая. — Хорошо.

Я поспешила выскочить на крыльцо и, на ходу попрощавшись с папой, буквально принялась уводить парней под руки подальше от нашего дома. И только скрывшись за поворотом, мы остановились, нелепо переглядываясь и начиная тихо посмеиваться, а после и вовсе громко расхохотались.

— Мировой у тебя отец, — пробасил Левен, при этом подталкивая нас к проезжей части, потому что на светофоре уже загорелся зеленый свет.

— Да, я знаю!

Мы все смеялись и толкались, и у меня возникло ощущение, что знакома я с ними уже как минимум несколько лет. Такие отвязные и совсем не сдержанные, как другие наши парни. Как, к примеру, мои одноклассники — скучные и кислые. Эти ребята были такими энергичными, веселыми, с большим запалом и внутренним стержнем. Что-то горело в них, что-то кипело, и, кажется, это называлось — жизнь, молодость.

Мы решили погулять по нашей местности, пока дожидались автобуса. Но для начала купили вкусности для Элишки, причем заплатил за все Джон, сильно нервничавший перед встречей с ней. Потом мы ели мороженое, перемазав Левену лицо, потому что одновременно с Ларссоном ринулись к нему, когда тот нечаянно ткнулся носом в стаканчик пломбира. После искали, где бы умыться; ворвались в кафе и спросили уборную; как дети толклись в тесном помещении, подсовывая руки под струю воды, брызгая друг на друга, из-за чего в итоге стали выглядеть жутко неряшливыми.

Развлекались весь этот час, а после, сообразив, что уже опаздываем, побежали в сторону остановки. Причем Йоаким несколько раз останавливался, чтобы подождать меня.

Естественно, куда мне до них, длинноногих и спортивных парней?

В итоге в автобус мы запрыгнули, когда уже закрывались двери, да и то благодаря Ларссону, потому что он под конец пути просто подхватил меня на руки и вскочил на ступеньку, а там, в салоне, мы упали на сиденья, от чего я сильно ударилась пятой точкой, а Йоаким врезал мне лбом в ключицу. Я едва не завизжала от боли. Но вместо этого просто заливисто рассмеялась, вызвав шепот негодования у пассажиров, но Левен тут же стащил приятеля с меня, а я, осознав, как мы выглядели со стороны, когда Ларссон лежал сверху, покраснела и вскочила.

Сели в самом конце автобуса. Из динамиков лилась поп-музыка, такая легкая и совсем ненавязчивая, что я расслабилась, хотя и чувствовала некоторое волнение из-за сидящих по обе стороны от меня Джона и Йоакима. Скорее, именно из-за второго. Он мне понравился. Было что-то успокаивающее в Ларссоне, такое, отчего хотелось опустить голову на его плечо, закрыть глаза и предаться мечтам. Он, кстати, сбрил свои усики, за что я была ему мысленно благодарна. С ними Йоаким казался, мягко говоря, не очень, а теперь прямо похорошел. Однако немного детская припухлость его щек и ярко выраженные чувственные губы, которые Йоаким постояннооблизывал, все же придавали лицу парня мягкости, и он казался немного… девчонкой? Да, это верное определение. Но лучше ему об этом не знать. К тому же прекрасное телосложение развеивало подобное мнение. Уж в фигуре парня точно не было ничего женственного.

— Где выходим? — прервал поток моих мыслей Ларссон, и я встрепенулась, принявшись озираться по сторонам.

— Уже! Уже выходим! — воскликнула я и вскочила.

Поняв, что оставила на сиденье сумочку, я резко развернулась, чтобы забрать ее, как тут же врезалась в Йоакима, при этом наступив ему на ногу.

Боже, какой позор! Я просто сама неуклюжесть.

Глупо улыбаясь и продолжая краснеть до корней волос, я извинилась и забрала из рук Ларссона свою сумочку, которую он держал перед собой. Парень лишь улыбнулся и кивнул.

Я вообще вела себя при нем, как идиотка, слишком явно нервничая и буквально обливаясь холодным потом, совершая какие-то нелепые рваные движения, потому что руки невольно дрожали. Жуть какая-то. Словно мне не шестнадцать, а всего шесть. Маленькая глупая девчонка…

Спустя пятнадцать минут мы втроем остановились у небольшого двухэтажного дома, который делился на шесть квартир. В этом районе по обе стороны от проезжей части тянулись два ряда таких же домиков, различающихся между собой только цветом фасадов. Элишка жила в синем, перед ним мы и стояли. Позади сновали машины, громко гудя двигателями; по балкону дома расхаживала женщина, развешивая на веревке постиранное белье.

Я взглянула на нее мельком, но тут же широко улыбнулась, прищурившись на солнце, и громко поздоровалась:

— Элишка, доброе утро!

Бабуля Катаржины, моложавая и шустрая женщина, быстро обернулась, перегнувшись через перила, и внимательно осмотрела сначала меня, а после и парней.

— Который из вас поссорил меня с моей любимой внучкой?

Ларссон прикрыл рот кулаком, сдерживая смех, и легонько толкнул Левена в плечо. Тот, заикаясь и путаясь в словах, представился Элишке и сразу же принялся извиняться.

— Ну-ну, перестань, парень, — усмехнулась обаятельная бабуля Катаржины и, поманив нас рукой, добавила: — Заходите, будем мириться.

Ох, кажется, она уже не злится на нас…

Нужно обязательно поблагодарить парней за помощь.

Почти счастливая и расслабленная, я, войдя в полумрак тесного коридорчика, услышала над самым ухом голос Йоакима:

— Ты моя должница, я помню.

Настроение снова ухнуло вниз, вместе с радостным предвкушением от возможной встречи с Катаржиной.

— Умеешь ты подбодрить, — тихо проворчала я.

— Да, знаю.

На том разговор и завершился — мы поднялись в квартиру Элишки.

Глава 3

On the loose, so young, so tough, so wild.

На свободе, так молод, так непокорен, так необуздан.

«Europe»

Парням удалось поразить Элишку. Собственно, меня тоже. Они рассказывали совершенно потрясающие истории, наполненные мальчишеским озорством и немного хулиганскими выходками. Наблюдая за Ларссоном, я отметила одну важную деталь: он верил в то, что говорил. Даже если откровенно преувеличивал, приукрашивал свое повествование, все равно верил себе и в себя. Это подкупало. В его натуре присутствовала и гордыня, и самовлюбленность, но тут же была и учтивость, стеснительность, скрытность. Йоаким говорил о многом, но никогда ни слова о своих переживаниях. Хотя, возможно, мне это лишь казалось, ведь знала я его слишком мало времени. Да и вообще, с чего ему раскрываться перед незнакомыми людьми?

А вот Левен удивил некоторой открытостью, когда мы, уже собираясь покинуть дом Элишки, вдруг умоляюще проговорил:

— Пожалуйста, верните Кати. Она мне так нравится. Элишка, она мне очень нравится.

Меня, кстати, безумно изумило и то, что бабуля Катаржины сразу же позволила парням называть ее по имени. Не знаю, что она там себе надумала, но ребята ей явно пришлись по душе.

Женщина на слова Джона молча кивнула, проводила нас до двери, а там, пока мы обувались, проговорила спокойным голосом, и от той милой озорной Элишки не осталось ни следа:

— Так, мои хорошие, Катаржина приедет. Я позволю ей это. Но не потому, что ты, Миа, постаралась, и не из-за моей благосклонности к вам, ребятки. Девочка выросла, ей пора узнать, что такое взрослая жизнь. Эта негодница собирается после окончания школы отправиться в Америку… — Я ошеломленно выпрямилась, вскинув на Элишку широко распахнутые глаза. Парни застыли вместе со мной. — Да-да, Миа, Кати уезжает через год. Деточка, не представляю, как вы справитесь. Она слышать не хочет о том, чтобы учиться в Европе. У вас всего год, Миа. Наслаждайтесь молодостью, беззаботностью… танцами, в конце концов. Я не могу запретить Катаржине проводить здесь лето. Мне тоскливо без этой сумасшедшей девчонки.

Поняв, что Элишка вот-вот расплачется, я принялась тыкать Йоакима, который таращился на нее, локтем в бок. Тот встрепенулся, посмотрел на меня слегка удивленно, и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Джон угрюмо буравил взглядом пол. Видимо, его проняла речь бабули Кати. Женщина, окинув нас задумчивым взором и шмыгнув носом, вдруг подобралась, приосанилась и сказала:

— Ну что это вы? Что за кислые мины? Погуляйте по городу, в кино сходите, повеселитесь как следует.

Я выдохнула, подхватывая рядом стоящего Ларссона под руку, при этом потянула за рукав и Левена. Парни принялись наперебой говорить Элишке о том, какая она милая, добрая и гостеприимная, будто заранее заучили текст. Но когда мы оказались на лестничной площадке, я сказала им: «Подождите меня внизу», а сама вернулась в квартиру, дверь которой Элишка еще не успела запереть. Обняла женщину, бормоча ей на ухо слова благодарности, и я действительно произносила это от всей души, потому что Катаржина не призналась бы мне заранее, что собирается улететь в Штаты. Моя подруга только на первый взгляд казалась поверхностной и пустой, но за ее болтовней ни о чем, скрывалась добросердечная девчонка, которая заботится обо всех и всегда. Я знала, Кати и дальше будет отмалчиваться, но мне было достаточно того, что она вернется в Стокгольм. Я светилась от счастья, хотя на сердце повис камень, что предупреждало меня о плохой ночи. Ведь наверняка буду реветь от таких новостей, когда останусь одна…

Парней нигде не было, и я, стоя у проезжей части, озиралась по сторонам.

— Миа, — окликнули меня, — ты чего так долго?

Джон и Йоаким вышли из-за дома, и я сразу догадалась — курили. Вот же дети.

— Мне нужно было перекинуться с Элишкой парой слов. Э-э… ребята, спасибо вам за помощь. Катаржина вернется, а это значит…

— …что пришла пора заплатить за эту самую помощь, — закончил Ларссон, и я снова начала краснеть.

— Э… ну… ну что ты придумал? — запинаясь, произнесла я и тут же добавила: — А давайте, в самом деле, в кино. Я куплю тебе билет, Йоаким, устроит?

Парни почему-то переглянулись, причем Ларссон смотрел на Левена крайне выразительно. Так, что даже я заподозрила неладное, а Джон все моргал и таращился на друга непонимающе. Но в следующий миг вдруг выдал, будто что-то вспомнив:

— Вот же… Совсем из головы вылетело! — для пущей убедительности он шлепнул себя по лбу ладонью. — Мне нужно помочь… матери… э… увидимся на репетиции, ладно? — это было адресовано уже конкретно Ларссону.

Боже, то, что эти двое договорились о чем-то, мог бы понять и ребенок, но мне стало так приятно от всего происходящего, что даже мысли о секрете Катаржины отошли на задний план. Я усилием воли сдержала улыбку, кивая Джону, мол, да, конечно, поезжай домой.

Йоаким пожал другу руку, похлопал того по плечу, что-то шепнув ему на ухо, и Левен пошел к автобусной остановке.

— Эй! — хохоча, окликнул его Ларссон. — Джон, тебе в другую сторону.

Тут уже прыснула и я. Левен тоже рассмеялся, еще раз махнул нам рукой и пересек проезжую часть.

Повернувшись к Йоакиму, я невольно притихла и потупилась, потому что он как раз смотрел на меня — придирчиво, изучающе, заинтересованно. Он, конечно, догадался, что я его раскусила, и мне даже показалось, что он этого и добивался. То есть поступок Ларссона с таким явным желанием отослать приятеля был словно наигранным.

Мысленно поражаясь хитрости парня, я не поняла, в какой момент он начал что-то рассказывать. Потому растерянно заморгала, когда Йоаким, кивнув куда-то позади меня, предложил:

— Ну так что, сходим в кино?

Мгновение я обдумывала это предложение, но перспектива оказаться с ним в темном помещении, рука об руку глядя что-нибудь из голливудских боевиков, совсем не радовала. Именно поэтому я отрицательно качнула головой, огляделась по сторонам и сказала:

— А давай-ка просто прогуляемся по Старому городу. Раз я твоя должница, то могу угостить тебя чем-то… вкусным.

— Миа, девочка у нас ты, а мне угощение не нужно. Пойдем, пошатаемся…

И мы действительно «шатались» по готическим улочкам Старого города, расположенного между двух мостов. Но когда день перевалил за полдень, мне отчаянно захотелось просто упасть на одну из лавочек, потому что я дико устала от мощенных камнем дорожек и узких улиц. Правда разговор с Йоакимом очень расслаблял. Манера его речи — ленивая, ровная, с приятными нотками — вогнала меня в сонное состояние. Я даже забыла о смущении, когда мы, наконец, вошли в одно из маленьких кафе, чтобы перекусить.

Усевшись напротив меня, Ларссон дождался официанта, что-то нам заказал, пока я разглядывала красивые фото-картины на стенах, а после спросил в лоб:

— Что ты можешь для меня сделать, Миа?

Я так растерялась, что, уставившись ему в глаза, стала ждать продолжения.

— Ну смотри, Джону на руку возвращение твоей подруги. Тебе тоже. А мне-то что? Я не заинтересован.

«Значит вот как. Ну хорошо», — подумала я, насупившись.

— Зачем тогда вызвался помогать? — так же резко и неожиданно сказала я. — Не было бы интереса, не поехал с нами.

Ларссон, сверкая глазами, откинулся назад, пальцами теребя салфетку, что лежала перед ним на столе.

— А может я беспокоился за друга?

— Что? — мои брови взметнулись вверх, и я искренне рассмеялась. — Ты шутишь, что ли? Наверное, стоило обо мне побеспокоиться? Что я могла сделать Джону?

Йоаким вдруг смутился, на его скулах едва заметно проступил румянец, отчего я совсем растерялась, а после он как-то заерзал, озираясь и говоря:

— Ну где наша еда? Я что-то проголодался. Надоело ждать.

Я не сводила глаз с лица Ларссона. Он меня вогнал в раздумья. Что это с ним? Шутки такие?

— Как Анита? — выпалила я. — Слышала, она вам очень помогла.

Йоаким посмотрел на меня с улыбкой, и я поняла, что ему нравится мое любопытство. Но на самом деле я не слишком хотела знать об этой девушке и ее отношениях с Ларссоном.

— Да, — ответил парень, опустив локти на стол и продолжая ковырять несчастную салфетку. — Анита сделала неожиданную вещь. Посмотрим, что из этого выйдет. Есть у нас несколько песен, которые очень нравятся публике. Может, это сыграет нам на руку… Ты слышала «Seven Doors Hotel»?

Я, прикусив губу, виновато качнула головой. Парень отмахнулся, сказав, что это не проблема, и что рано или поздно о их группе узнают все, а мне оставалось лишь согласно кивнуть. Что еще тут скажешь? Может так и будет…

Домой мы возвращались около десяти часов вечера, и я изумленно пыталась понять, когда успело пролететь время. За болтовней, прогулкой по набережной, поеданием мороженого, от которого мне в итоге стало дурно, я не заметила, как приблизился вечер.

Йоаким рассказал, как он познакомился с Джоном Норумом, который в итоге и предложил перейти к нему в группу. До этого они слышали друг о друге: Джон знал, что есть парень, который неплохо владеет игрой на клавишных, барабанах и гитаре, к тому же хорошо поет; Йоаким услышал, что норвежец Норум — виртуоз в плане игры на электрогитаре. Вот они и встретились ночью на перекрестке, поговорили, решили поработать вместе. Так и создали коллектив. А Ларссон, как оказалось, до этого играл еще в двух или трех группах. Но там как-то не сложилось. Мне было безумно интересно вникать в суть этой их рок-музыкальной жизни. Ведь ничего подобного в нашем районе не было. Эти ребята хотели войти в историю, мне Йоаким так и сказал, и я ему верила. Он умел убеждать.

В автобусе, под мерное укачивание, я задремала и даже успела увидеть сон. Мне совсем не понравилось, что главным героем в этом сне был Ларссон. Он, кажется, стал въедаться в мои мысли, а я остерегалась всего этого, потому что мне нужно было думать об учебе. Никаких увлечений. Никаких парней…

— Миа… Просни-и-ись… — мягкий ровный голос прозвучал над самым ухом, и в ноздри ударил легкий сливочный запах. Я облизнулась, поерзала и распахнула глаза, а, поняв, что привалилась к груди Йоакима, вскочила будто ошпаренная.

Я смотрела на него сама не своя. В полумраке автобуса он казался мне каким-то нереальным, будто только что пришел ко мне из того сна. От таких мыслей бросило в жар…

Я все таращилась на него, а он на меня. Не знаю, сколько это длилось, но парень вдруг подался ко мне, и вот этот легкий сливочный вкус я ощутила уже на своих губах. От ужаса, незнакомых ощущений и даже некоторой брезгливости меня подбросило на месте. Я оттолкнула руки Ларссона, которыми он обхватил мое лицо, отодвинулась, шумно сглотнула и пропищала:

— Что ты делаешь?

Боже, как мне было стыдно, как неловко от того, какими глазами на меня смотрел Йоаким. Он будто получил пощечину по лицу. Оскорбленный, ошеломленный, растерянный, но крайне надменный Ларссон буравил меня пристальным взглядом, а потом и вовсе отвернулся, скрестив руки на груди, и уставился в темноту за окном.

Я почему-то почувствовала, что должна извиниться.

«Но за что? — кричал мой разум. — Разве это я нарушила границы? Нет. Я не просила меня целовать. Фу… что за мерзость? Кошмар какой. Меня поцеловали… О Господи! Папа меня убьет… Ох, откуда он узнает? Ну, конечно, узнает. Поймет по моему виду… Ларссон, ты… ты…».

Я боялась на него посмотреть. Мы так и молчали, а вскоре поднялись, потому что приехали в наш пригород, и вышли из автобуса.

На улице Йоаким, не глядя на меня, попрощался, вежливо пожелал спокойной ночи, носком ботинка пиная камешки, и собрался было уйти. Но я, наполненная решительностью, странной уверенностью, что поступаю правильно, в долю секунды все обдумав, поймала его за рукав пиджака, потянулась к нему, привстав на цыпочки, и прижалась к губам. Он на мгновение замер, но тут же его руки обвили мою талию, и он стал делать что-то… не совсем понятное.

Я ведь никогда ни с кем не целовалась, а тут взрослый парень, рок-музыкант да к тому же такой красивый…

Йоаким все пытался раздвинуть мои сжатые челюсти, а когда я сдалась, то тут же оцепенела от прикосновений его языка, скользнувшего по моему нёбу.

«Что он делает? Это так происходит… у взрослых?»

Нет, я знала теоретически, но чтобы вживую.

О боже…

Теплые ладони Ларссона скользили по моей спине и норовили спуститься к ягодицам, от чего я несколько раз дернулась, но парень не отпускал. Голова закружилась, смущение прошло, и я уже сама цеплялась за лацканы пиджака Йоакима, прильнув к нему. Я впервые ощущала мужское тело так близко — не считая того раза на мотоцикле — что от совершенно незнакомых переживаний пересохло в горле, ноги налились тяжестью, а в животе взорвалось тепло.

Ларссон отодвинулся первым. Он тяжело дышал и смотрел на меня сверху вниз, и его глаза поблескивали в свете фонарей. Парень все еще держал меня за плечи, но больше не целовал, а после вдруг широко улыбнулся, и я обратила внимание на то, как припухли его губы.

Отойдя от него, я коснулась и своих губ, понимая, что теперь уж точно родители все поймут. От страха, волнения и каких-то невыносимо противоречивых чувств я будто отрезвела.

— Мне… э… я… — Господи, и двух слов связать не могу. — Йоаким, мне пора… — И зачем-то добавила: — Извини…

— Спасибо, Миа, — продолжая улыбаться, кивнул Ларссон.

Я непонимающе качнула головой, глядя на него вопросительно.

— За плату. То, что нужно.

Кто бы только знал, что я ощутила в этот миг. Меня буквально пронзило насквозь. Жуткая обида, которая изумила меня саму, затопила все вокруг. Я хлопала ресницами и таращилась в миловидное лицо Йоакима, а он просто улыбался, до невозможного довольный собой.

Вот оно, то, о чем говорил папа: первое разочарование в мужчинах. Они лжецы. Вернее…

А почему это Ларссон — лжец? Он же ничего мне не обещал. У него есть Анита и…

О боже… У него ведь есть девушка. Как же это некрасиво. А я тоже хороша, сама набросилась на него.

— Да не за что, Йоаким, — гордо вскинув подбородок, отрезала я. — Больше, надеюсь, нас ничего не будет связывать. Я имею в виду, что впредь я к тебе за помощью не стану обращаться.

— Ну ты чего? Обращайся, конечно. Без проблем, — насмешливо бросил парень, чем еще сильнее меня расстроил.

— Нет уж, плата слишком высокая, — а потом добавила громче: — Доброй ночи, Йоаким. Беги на репетицию. Твои друзья и… и девушка, вероятно, жутко волнуются.

Я не стала ждать ответа, просто развернулась и поспешила в сторону дома, но Ларссон все равно должен был оставить последнее слово за собой. А как же иначе?

— Анита не слишком ревнивая. Не переживай так, Миа…

За гулом выкативших из-за поворота мотоциклов и мопедов я не расслышала, что там еще прокричал Йоаким. Потому просто посмотрела на него, на ребят, притормозивших рядом с ним, кивнула Мику, который — невероятно! — поздоровался со мной, и пошла домой.

Изумление за изумлением и все это в один вечер. Дело в том, что в холл дома я вошла в полной уверенности, что папа сейчас просто убьет меня на месте. Однако, заглянув в гостиную, чтобы сдаться самой, я была невероятно удивлена совершенно спокойным взглядом отца и милым приветствием мамы.

— Как погуляла? — спросил папа, отвлекаясь от спортивной передачи, что шла по телевизору. — Не замерзла, надеюсь? Сегодня похолодало немного. Где-то, видимо, прошел дождь.

Да? Похолодало? Я что-то не заметила. Может потому, что почти весь вечер прижималась к Ларссону?

Стало неловко, когда я поймала взгляд папы, словно он все читал на моем лице. Вероятно, так и было, но он ничего не сказал об этом, ровным счетом ничего, только вот это:

— Милая, поешь немного, ты бледная.

— Не хочу, пап. Пойду к себе… О… мама, может тебе нужна помощь? — заметила я шитье в руках матери. Она иногда вечерами занималась рукоделием: вручную делала круглые половики; ставила забавные латки на мои джинсовки, что смотрелось очень модно; или же просто вышивала крестиком.

— Нет, родная, все хорошо, я сама. Иди и отдохни. Элишка сказала нам, что ты отправилась гулять с теми ребятами по городу. — Я напряглась, думая, что за этим последуют нотации, но мама больше ничего не сказала.

Я еще немного потопталась в дверях, развернулась уйти и услышала спокойный голос отца:

— Мы в любом случае будем считать тебя ребенком, Миа. Так что оставайся к нам справедлива — сообщай, где находишься. Большего мы не требуем.

Я сглотнула, не оборачиваясь, кивнула и поспешила наверх. А там жутко взволнованная, растрепанная, с мучительным чувством тяжести в груди, захлопнула дверь своей комнаты и привалилась к ней спиной, при этом спрятав лицо в ладонях.

Я не понимала природу своих чувств. Я не узнавала себя, такую воспитанную дочь своих родителей, которая никогда не любила необдуманных поступков, но за одни лишь сутки я дважды нарушила правила: сбежала из дому, чтобы встретиться с парнями, а после еще и поцеловала одного из них. Сама. Из чувства вины перед ним. Боже, что со мной? Я же веду себя, как дурочка. Йоаким сейчас явно рассказывает друзьям обо мне. Какой стыд! Теперь они будут думать, что я распущенная и легкодоступная…

Но… Но мне так понравился Ларссон. С ним было спокойно и надежно, словно он — опора, стена, которую нельзя разрушить.

Мне стало очень плохо от эмоций, захлестнувшись при воспоминании о губах Йоакима, о его руках, гибком теле. Ничего подобного я раньше и представить не могла. Конечно, мы проходили все это в школе на анатомии. Мне была известна физиология тела, но чтобы вот так близко ощущать парня. Это невероятно приятно и страшно одновременно.

Мои губы все еще пылали, когда я отправилась в ванную; долго стояла под струями душа; смотрела на себя так, словно увидела впервые; стыдливо оглядывала груди, прикидывая в уме, могли бы они понравиться Йоакиму или нет. Краснея от собственных мыслей, я поспешила покончить с водными процедурами, после хорошенько утерлась полотенцем, надела пижаму, и, когда уже расчесывала влажные волосы, услышала голос мамы:

— Миа, тебя к телефону! Поторопись, это Катаржина! — проговорила мать, громко постучав в дверь, и я, тут же швырнув расческу в раковину, выскочила из ванной.

Едва не сбив ее с ног, я пулей пронеслась по комнате, упала на кровать, положив руку на телефон, и, обернувшись, умоляюще посмотрела на маму.

— Повесь внизу трубку, ладно? — попросила я.

— Конечно, повешу, Миа, — тон мамы был немного раздраженным из-за моего недоверия.

Но ведь я собиралась рассказать подруге о том, что произошло сегодня, а этого больше никто не должен слышать.

— Привет! — стоило только снять трубку, как тут же раздался голос Катаржины, и я сглотнула подкативший комок, а слезы радости сами собой застелили глаза и мне пришлось хорошенько поморгать.

— Кати, как же я скучала без тебя! — тут же горячо отозвалась я, а после, услышав как что-то щелкнуло — мама выполнила мою просьбу — меня буквально прорвало. Я принялась говорить, понизив голос и прикрыв трубку рукой, жутко боясь оказаться подслушанной: — Кати… Боже… я… Элишка звонила тебе? Мы сегодня были у нее в гостях. Он обещала, что позволит тебе вернуться. Представляешь? А еще, Кати… — я набрала в легкие побольше воздуха и выпалила, но вышло шепотом, — меня поцеловал Йоаким… и я его… тоже…

На том конце провода на несколько секунд повисла пауза, а после невероятный визг Катаржины вынудил меня отодвинуть трубку от уха. Я жутко испугалась ее крика.

— Знаешь, что это значит? — прокричала она, хохоча. — Знаешь, что значит мой вопль? Это победный клич, моя дорогая! Я счастлива! О, святые угодники, она целовалась… — Кати умолкла, но тут же спросила уже нормальным тоном: — Я не ослышалась, ты его?.. О. Мой. Бог. Миа, что я пропустила? Все пропустила, да?

— Можно подумать, я бы сделала это при тебе… — проворчала я, заразившись весельем подруги. — Просто случайность.

— Ага, как же, рассказывай мне про случайности. Я еще тогда заметила, как он на тебя смотрел.

— Кто-о-о? Что ты несешь, Кати? — неправдоподобно засопротивлялась я.

— Ну ладно-ладно, это ерунда. А вот то, что ты рассказываешь, это совсем не ерунда. Миа, — тон подруги сменился с беззаботного на серьезный, — ты должна описать мне все в подробностях. Понимаешь, о чем я? А вообще, тебе понравилось? Он нравится тебе? И… все же, почему ты сказала, что сначала он тебя поцеловал, потом ты его? Что это значит?

И я принялась тихо рассказывать о случившемся, торопясь, но при этом не забывая упомянуть и Джона, который так мило признался в своей симпатии к Катаржине. От этого подруга буквально растаяла. А после, посмаковав все детали моего «приключения», Кати еще немного поспрашивала о Левене и в самом конце разговора, как бы невзначай, бросила:

— До завтра, Миа. Доброй ночи. Пусть тебе приснится… — она хихикнула, — Йоки-и-и…

— Что ты сказала?! — завопила я на всю комнату, заметив уловку подруги. — До завтра? Кати, ты шутишь? Прошу, скажи, что нет, потому что если шутишь…

— Да не шучу я, — перебила меня подруга. — Завтра приеду. Родители рады от меня избавиться.

Я тихо вздохнула.

— Что ты опять натворила?

Катаржина рассмеялась, и я прикрыла глаза, получая удовольствие от этого переливчатого звука.

— Всего лишь надела короткую юбку и отправилась на дискотеку.

— Нет, что-то еще. Признавайся.

Послышался тяжелый вздох, а за ним:

— Ну «химию» сделала и что такого? Я слежу за модой и тебе советую. Кстати, привезу пару крутых шмоток, и мы с тобой пойдем на эти ваши скучные танцы. Разбавим серость яркими красками, ну ты понимаешь.

О нет, я этого понимать не хотела. Да к тому же слишком устала за день, чтобы предаваться мыслям о нарядах. В общем, мы распрощались, и я с улыбкой на губах, осчастливленная новостью о приезде Кати, улеглась в постель.

Это был совершенно потрясающий день, по крайней мере мне так казалось до тех пор, пока я не сомкнула веки…

А там вдруг всплыл образ светловолосого парня с лучистыми глазами, которые на солнце были ярко-зелеными с голубоватым оттенком, и я не переставая смотрела в них, боясь утонуть, но… тонула.

Глава 4

Stormwind you're just like a wind

Comin' to drag me away.

Штормовой ветер, ты словно ветер

Приходишь чтобы увлечь меня прочь.

Europe

Время, которое ты проводишь в кругу любимых людей, или одного единственного человека, пролетает незаметно, это факт. Тогда главной задачей становится запомнить все, что происходит. В случае с Катаржиной это было крайне сложно, поскольку вокруг нее всегда все кипело и горело. Она, как вечное сияние, заряжала своей энергетикой, веселила и постоянно куда-то тащила развлекаться. Даже в тот день, когда она приехала, не обошлось без небольших приключений. Благодаря Кати, само собой.

Вскочив ни свет ни заря, я быстро собралась, сбежала вниз и тут же напала на папу с просьбой взять меня с собой в город. Я покорно пояснила, что приезжает Катаржина, на что отец лишь закатил глаза, но подвезти меня согласился.

— А то еще надумаешь к тому пареньку сбегать за помощью, — подшутил надо мной он, не говоря, к какому именно, ведь папа ничего не знал о Ларссоне. Однако в каждой шуточке был намек на правду, потому я отвернулась, закусив губу и схватила блинчик с тарелки, стоящей прямо перед носом матери.

Тут уже «в бой» вступила она, шлепнув меня по ладони со словами:

— Что за воспитание, Миа? Как хулиган из подворотни. Может еще и завтракать будешь в гараже?

Я совсем не обиделась, а, напротив, улыбнулась. Ничто не могло испортить моего настроения в день приезда Кати, даже бессонная ночь, наполненная сливочным запахом, теплом в груди и невероятными сновидениями в те моменты, когда я все же проваливалась в беспамятство.

Думать о Ларссоне я в это утро не собиралась, но, конечно, мысли о нем лезли в голову бесконечной чередой, сбивая меня с толку. И родители не могли не заметить моего задумчивого вида, когда мы втроем уселись за стол. Я несколько раз ловила на себе их внимательные взгляды, после чего они смотрели друг на друга и снова на меня.

— Ну что такое? — не удержалась я, нервно хихикнув.

— Ты сегодня не такая, как обычно, — первой заговорила мама, намазывая на хлебец сливочное масло. — Почти не разговариваешь.

— Все хорошо. Правда. Просто… — А что сказать? Что я рада до безумия встретиться с любимой подругой, но меня душит мысль о Йоакиме, тискающем Аниту? Ведь он целовал меня, а потом наверняка пошел к ней. Возможно, они провели ночь вместе и… О нет, лучше не думать об этом. Лучше не думать. — Все просто прекрасно, — я уверенно улыбнулась. — Хочу поскорее увидеть Катаржину. К тому же ее любовь к самолетам меня пугает. Лучше бы она добиралась поездом.

Папа фыркнул, бросив на меня смеющийся взгляд.

— Твоя подруга не самолеты любит, а скорость передвижения. Ей явно незнакомы слова «терпеливость» и «сдержанность».

— Эдмунд! — воскликнула мама. — Ну зачем ты так? Кати — милая девочка, просто она слишком увлечена современным образом жизни. Молодежь сейчас летит впереди планеты всей.

— Угу, летит-летит…

Папа что-то еще сказал, жуя блинчик, а мама вступила с ним в шутливый спор. Я не стала вникать в суть, уже мечтая выскочить из-за стола и отправиться в аэропорт Арланда, до которого было приблизительно сорок километров.

О том, как мы с подругой доберемся до Стокгольма, я подробно пояснила отцу уже в машине, устроившись на сиденье рядом с ним. Заверила, что ему не стоит беспокоиться. Он и сам знал — до города ходит множество автобусов. На крайний случай, поймаем такси.

— С ума сошла, деточка? — изумился отец, когда мы выехали из гаража. — Откуда такие деньги? Ну-ка, рассказывай, я чего-то не знаю?

— Да все ты знаешь, — рассмеялась я. — Работать к себе ты меня так и не взял, а мне нужно было бы.

Отец нахмурился, заерзал, глядя по сторонам, после уставился на дорогу и проворчал:

— Густаф от тебя не отвяжется, если увидит. Этот негодяй уже всех девиц перетаскал к себе в… кхм… Ну неважно. Подрастешь, может возьму на подработку.

Подрастешь? Ох, папа-папа, кажется, я уже меняюсь на глазах. По крайней мере, думая о Йоакиме, внутри все замирает, а после переворачивается, мне даже дурно становится от этих ощущений.

Однако насчет Густафа отец не преувеличивал, этот его сотрудник, занимающийся грузоперевозками, был жутким «слизняком». Я видела его всего один раз и мне этого хватило, чтобы испытать к нему отвращение.

Папа не стал развивать тему дальше, а просто включил автомагнитолу и по салону полилась лирическая песня британцев «Deep Purple», от которой внутри все стало наполняться свинцовой тяжестью, и чувства эти были мне совершенно незнакомы. Я боялась их, остерегалась, но все происходило само собой, словно кто-то другой стал управлять моим телом и, что самое жуткое, душой тоже.

— А говоришь, музыка — это плохо, — задумчиво пробормотала я и посмотрела на папу. Клянусь, отец все понял по моим глазам, и то, как он взглянул на меня, как грустно улыбнулся, подмигнул, мол, понимаю, дочка, это перевернуло мой мир.

Я молчала вместе с отцом и знала — он простит мне все, лишь бы только я нашла свое счастье.

Но кто бы мог подумать, что именно этот год, весной которого мне исполнилось всего шестнадцать лет, станет для меня знаковым, запоминающимся, особенным. Никто не знал заранее, но постоянное ощущение надвигающихся перемен витало над нашими головами, и все мы покорно принимали это.

***

Вихрь по имени Катаржина едва не снес меня с ног. Подруга выскочила из толпы, нагло расталкивая людей, и проорала на всю мощь своей хрупкой фигурки:

— Вот она! Это моя подружка, зацелованная рок-музыкантом!

Матерь божья, на меня оглянулись все. Буквально все. Или мне это показалось? Не имеет значения, главное, что я готова была убить Кати, а после провалиться сквозь землю. Но Чапкова не дала мне опомниться, врезалась в меня, крепко обняла, обслюнявила мои щеки, размазав свои тщательно нанесенные на скулы румяна, и отодвинулась, весело хохоча.

— Ну что, вперед к приключениям?

— К каким еще приключениям? — засмеялась я в ответ и потащила подругу к выходу.

Выглядела она потрясающе, но не по погоде. В этот день было немного ветрено и прохладно, а солнце пряталось за плотным слоем темных облаков. Я застегнула свою куртку и, окинув подругу внимательным взглядом, спросила:

— Ты не простудишься? Юбка слишком короткая, разве нет?

Признаться, я мгновенно влюбилась в образ Кати, которая тут же покружилась передо мной, проницательно замечая восхищение в моем взгляде.

— Тебе же нравится, правда? — подмигнула она, а я все таращилась на ее стройные загорелые ноги, которые открывала короткая джинсовая юбка-трапеция, на топ бледно-лимонного цвета, оголяющий полоску живота, на кожаную куртку с пышными рукавами. А босоножки какие… просто закачаешься.

— Нравится, — вздохнула я, отмечая свой скромный наряд — джинсы, блузка, курточка и туфли на низкой подошве.

— Не беспокойся, — Кати обняла меня за плечи и повела, кажется, к остановке, — я для тебя тоже кое-что привезла. Станешь настоящей поп-дивой.

И снова я рассмеялась, тыча подругу в бок.

— Что ты городишь, Катаржина? Какая еще поп-дива? Не хватало мне!

— А вот и не хватало. Как должна выглядеть девушка рок-музыканта? — и подруга ответила на свой же вопрос: — Как поп-дива, конечно.

Я сильно смутилась, но виду не подала. Однако, перебегая через дорогу, Кати воскликнула:

— Я знаю, что ты влюбилась, моя хорошая. Это написано на твоем лице. — Мы остановились на тротуаре, и Катаржина посмотрела на меня. — Я буду не я, Миа, если не рассорю этого ловеласа с Анитой. Она ужасна.

Мне пришлось отвести глаза, потому что подруга говорила всерьез, а мне совсем не хотелось портить кому-либо жизнь.

— Ну же, Миа, не грусти. Я приехала не за тем, чтобы позволять тебе тосковать. Я здесь для того… — Кати подозрительно сощурилась, сдерживая улыбку, и стала оглядываться назад, но я не могла понять, что происходит, однако уже ждала подвоха.

— Что такое? — спросила я, тоже взглянув туда, куда таращилась Катаржина.

— Вот же… Ну где их носит?

Внутри все оборвалось, когда до меня донесся приближающийся гул мотоциклов. Я так испугалась, что попятилась, а Кати, сверкнув в мою сторону белозубой улыбкой победителя, поймала меня за руку и сказала:

— Эй, все хорошо, не переживай.

От мысли, что я сейчас увижу самодовольное лицо Ларссона, меня стало подташнивать. Я жадно глотала прохладный воздух, рассеянно слушая пояснения подруги о том, как она вчера созвонилась с Джоном, и тот пообещал приехать за ней в аэропорт.

Я все таращилась на подъезжающих к нам двоих парней и не могла вспомнить, когда сказала Катаржине, что буду ее встречать, и как ребята узнали, что нужно приехать вдвоем?

— Ну ты даешь. Совсем рассеянной стала, — ответила Кати, когда я спросила об этом вслух. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, держа на плече свою небольшую сумку. — Ты сама пообещала уговорить отца подвезти тебя до Арланды. Теперь осталось только ошеломить Элишку…

Кажется, вчера я действительно слишком много думала не о том, потому все вылетело из головы. А вот бабулю Катаржины мы уж точно ошеломим, если примчимся на мотоциклах. До старинной провинции отсюда ехать придется дольше. Но… как хорошо, что парни все-таки приехали. Я даже рада, хотя бы не нужно тащиться на автобусе.

Я изумленно моргнула, когда ребята затормозили рядом с нами. Это был Левен и Мик. Я крайне удивленно смотрела на клавишника, который нерешительно улыбался мне в ответ. Так и хотелось спросить, где же Йоаким и почему приехал не он, а Микаэли. Кажется, это его фамилия. Я стала забывать. Давно не видела этого странного молчаливого парня с зелеными глазами, приятным круглым лицом и ярким шрамом над верхней губой и подбородком. Мик казался мне самым хулиганистым из всей компании, не знаю почему. Может как раз из-за этого шрама?

— Привет, — поздоровался Джон, привлекая мое внимание, хотя до этого я пялилась на Мика.

Я кивнула Левену, спросила, как он поживает, даже обратилась к Микаэли, но тот, смущенно поерзав на сиденье, пробормотал что-то невнятное, а Катаржина тем временем уже взобралась на мотоцикл к Джону, перекинув ремень своей сумки через плечо, и надела шлем. Второй протянули мне, и я тут же занервничала, понимая, что снова предстоит ехать с парнем в обнимку. Только вот это не было предвкушением. Напротив, я разволновалась, не узнает ли об этом Йоаким. Не папа или мама, а именно он — Ларссон. И с чего вдруг?

Решительно надев шлем, я устроилась позади Мика и осторожно обхватила его талию руками, а как только он плавно двинулся с места, прижалась к парню всем телом. Сердце зашлось от адреналина, выплеснувшегося в кровь, а в ушах загудело. Мы неслись по шоссе, и я была бесконечно благодарна парням за то, что они внимательно отнеслись к нам с Катаржиной и не стали устраивать соревнований. От этого я расслабилась, получая истинное удовольствие, а в лицо бил ветер, вынуждая меня снова и снова прятаться за широкую спину Мика, потому что уже начинали слезиться глаза. Я улыбалась от непередаваемых ощущений и мне становилось по-настоящему легко, будто вместе с ветром я освобождалась от чего-то неприятно тянущего в груди.

Уже оказавшись в Уппландс Вёсби и затормозив на светофоре, мы поравнялись с Джоном и Кати, которая поймала мой счастливый взгляд, подмигнула, широко улыбнувшись, и выкрикнула:

— Сейчас заскочим в гараж, а после они отвезут нас к Элишке.

Я ничего не успела ответить — мотоцикл рванул вперед. Теперь Левен и Катаржина остались позади. Глотая ком, подкативший к горлу, я ошеломленно осознала, что вот именно сейчас и столкнусь с Ларссоном, наверняка он здесь. Они, кажется, уже скоро переберутся жить в гараж, готовясь к конкурсу.

Мы остановились, а следом тут же подкатил и Джон. Кати спрыгнула с мотоцикла, подойдя ко мне, словно почувствовав мой панический страх.

— Эй! Ты здесь, Йоаким? — пробасил Левен, стаскивая шлем.

Мик так и сидел на мотоцикле, а я все еще цеплялась за его куртку, не осознавая, что можно отпустить.

Ларссон вышел из гаража, и я сразу уставилась на рядом стоящую Кати, которая едва сдерживала довольную улыбку, но смотрела она не на меня, а на Йоакима.

— Приехала, — услышала я голос Ларссона, и это было явно адресовано моей подруге, которая кивнула, все же не сдержавшись и улыбнувшись ему. — Вы почему свалили и мне ничего не сказали? — а это уже парням.

Микаэли кашлянул, выпрямляясь, и я, будто ошпарившись, убрала свои руки с его талии и невольно взглянула на Ларссона.

Боже мой. Это сложно. Это действительно слишком сложно. Особенно при свете дня, когда нет той загадочности, нет ощущения некоторой вседозволенности и безнаказанности. Ведь только ночью можно вести себя так, как днем не сможешь, потому что это будет выглядеть слишком пафосно, наигранно и пошло.

И вот глядя в лицо Йоакима, который все еще пялился на Джона, я поняла — если он сейчас посмотрит на меня, то это будет последним, что я смогу пережить в этот день, ведь все зависит от его взгляда, от того, с каким выражением он обратит на меня свое внимание.

Но Ларссон все не поворачивался, о чем-то договариваясь с Левеном, и мне почему-то показалось, что он напряжен. Хотя, конечно, это могло лишь казаться. Я слишком нервничала. Спасибо Катаржине, которая держала меня за руку, спрятав наши сцепленные пальцы у себя за спиной.

— Ладно, — донеслось до меня, — тогда поезжайте, куда вам надо, и потом сразу сюда. — Короткая пауза. — Или есть планы? — голос Ларссона прозвучал насмешливо, и он бросил все-таки в мою сторону короткий взгляд, а, заметив, что я смотрю на него, улыбнулся. — Тогда жду вас к вечеру. Управитесь?

Мои щеки предательски порозовели, но на этот раз от возмущения, потому как в словах Йоакима проскользнуло что-то неприличное. Парни переглянулись, а Микаэли сказал:

— Ну это не наша привилегия — встречаться со всеми девчонками одновременно.

Кажется, его слова сильно зацепили Ларссона, потому что он слегка покраснел, стиснул челюсти, переведя взгляд с Мика на меня, а я даже как-то загордилась ответом парня, который мог бы стать моим другом. Мне очень понравилась реплика клавишника, к тому же это показывало, насколько он смел и прямолинеен, и это тоже было мне по душе. И, между прочим, Микаэли сказал правду: у Йоакима есть девушка, а он еще со мной умудрился погулять.

— Не беспокойся, — бросил Ларссон, отворачиваясь, — тебе ничего не светит. Хотя…

«О нет! Только попробуй сказать что-то о поцелуе!».

Ларссон остановился, с насмешливой улыбкой окинул меня придирчивым взглядом, не преминув потаращиться и на ноги Кати, и сказал:

— Может Миа сегодня в настроении и подарит тебе поцелуй взамен на помощь, а? — этот подлец все же намекнул на вчерашнее. — Что скажешь, заплатишь за проезд?

— Ну, слышишь, ты?! — выкрикнула Катаржина, тут же ринувшись «в бой», но я поймала ее за руку, ответив как можно спокойнее:

— Не надо, Кати, — и не глядя на Йоакима, добавила: — Неуверенные парни всегда ведут себя таким образом. Ничего удивительного.

— Неуверенные? — вмиг вспыхнул Ларссон, а ребята принялись осаждать его, мол, успокойся, что за ерунда и почему ты злишься.

Ответа на вопрос он не дал, отмахнувшись, а когда Мик уже завел мотор и стал разворачивать мотоцикл, я еще раз поймала взгляд Йоакима, и он показался мне недовольным.

Стараясь не зацикливаться на этом, я отвернулась от него, обхватывая Микаэли руками, и мы укатили из этого места, оставляя позади клубы пыли.

Дождь и налетевший порывами ветер, застал нас почти у самого дома Элишки, но промокнуть под хлынувшим с неба потоком успели все четверо. Поэтому в темный коридор мы ворвались, визжа, хохоча, и, боясь быть отруганными жильцами, взлетели вверх по лестнице.

Элишка при виде нас — мокрых, замерзших и смеющихся — лишь выгнула бровь, а после пропустила в квартиру.

У нее мы провели всего час, чтобы не напрягать. Я подумала, им с Катаржиной есть что обсудить. Особенно учитывая внешний вид моей подруги, и ее, кстати, лохматую шевелюру, созданную искусственным способом, которая сейчас превратилась в милую кучерявую прическу.

Распрощавшись с бабулей Катаржины и с ней самой, мы втроем покинули квартиру. Несмотря на то, что Кати предлагала мне надеть сухую одежду, я все же отказалась, застегнула свою мокрую насквозь куртку и вышла вслед за парнями на улицу. Дождь не перестал, но превратился в морось, а от этого сделалось только хуже. Я мерзла, уже жалея, что не послушала подругу. Однако, когда устроилась на мотоцикле, вдруг получила от молчаливого Микаэли его кожаную куртку, чему безумно удивилась. Но благодарно улыбнувшись, я поспешила надеть ее, и она оказалась такой теплой и мягкой, что я невольно зажмурилась, чувствуя, как по телу бегут мурашки.

Мик не стал тормозить у самого моего дома, свернув за угол, и уже там, припарковавшись под раскидистым деревом, заглушил мотор. Джон еще на полпути свернул на другое шоссе, махнув нам напоследок рукой.

Мы остались с Микаэли. Сняв шлем, парень бросил на меня взгляд из-за плеча, и я осторожно сползла с сиденья, при этом стаскивая куртку.

— Можешь пока оставить у себя, — вдруг как-то добродушно улыбнулся Мик, однако я покачала головой и все равно протянула ему «косуху», говоря:

— Спасибо, но лучше забери. Родители неправильно поймут.

— Ла-а-адно, — усмехнулся Микаэли, надевая куртку.

— Ну… пока. Спасибо, что подвез.

— Не за что, — кивнул парень, все еще глядя на меня с легкой улыбкой, а после добавил: — Приходи в гараж, когда захочешь. Не переживай насчет Йоакима, он не всегда такой нервный.

При звуке имени Ларссона я не могла не смутиться, потомучто сердце тут же подскочило к горлу, но Микаэли рассудил мой вид по-своему.

— Да, понимаю, ты злишься на него, но если не обращать внимания, то и он успокоится. Просто забудь. Думаю, Йоаким не хотел тебя обидеть. Возможно, его взбесило то, что Левен позвал меня с собой. Это твоя подруга попросила не брать Ларссона. Не знаю, что у вас там происходит…

— Что?! — выпучила я глаза, позабыв о холодном ветре, который так и норовил забраться под мою влажную куртку. — Кати так сказала?

— Ну да, — непонимающе сощурился Микаэли. — Ты не знала? Кхм… ну ладно, Миа, разбирайтесь там между собой, а я, пожалуй, поеду. До встречи.

Парень умчался, подняв брызги, а я еще некоторое время стояла под деревом, прижавшись плечом к шершавому стволу, и думала, что за игры развела моя подруга. Но тут же вспомнила ее слова, брошенные в аэропорту: «Я буду не я, если…».

Если она не поссорит Йоакима с Анитой. Вот дурочка. Я точно ее убью. Когда-нибудь, рано или поздно.

Добежав до дома, я ворвалась в его приятное тепло, прежде отперев входную дверь, потому что, как оказалось, никого не было. Это и к лучшему, ведь я намеревалась позвонить подруге. Сбросив надоевшую куртку и обувь, я тут же пошла на кухню, сорвала со стены трубку телефона, набрала номер Элишки и стала нетерпеливо дожидаться ответа.

Когда Катаржина услышала мой голос, она тут же выпалила:

— Я тебя сразу предупреждаю, если ты звонишь, чтобы отругать меня за Мика, который приехал за тобой, то даже не начинай, моя хорошая.

Я тяжело вздохнула, присела на стул и, покачав головой, тихо спросила:

— Кати, зачем? Зачем все это? Навязывание себя кому-то… человеку, которому все равно, это унизительно.

— Зачем? Ты совсем дура, Миа? — возмутилась Катаржина, зашипев, потому что, видимо, Элишка была где-то рядом и могла все слышать. — Ты видела, как Ларссон смотрел на тебя, обнимающую Микаэли? Это было нечто невероятное. Уж поверь, я разбираюсь в мужской ревности.

Я нервно прыснула.

— И не надо смеяться, я серьезно, Миа. Йоаким побелел от злости. Думала, он вот-вот набросится на Мика. Я чуть не умерла от восторга.

Я еще раз вздохнула и сказала:

— Какая же ты чокнутая, Кати. Ну вот совсем ненормальная. Привязалась к парню. Может ему просто не понравилось, что его друзья пропускают репетицию.

— Ненормальная из нас двоих как раз ты! — уже не сдерживая эмоций, выдала Катаржина в полный голос. — Не видишь того, что происходит у тебя под носом. Ларссон ревнует и точка. — Она помолчала пару секунд, и я дала ей это время, чтобы подруга могла остыть. У нее быстро проходил гнев, потому она вскоре добавила уже совершенно спокойно:

— Будешь мне должна, если когда-нибудь Йоаким признается тебе в любви. А пока смотри, Микаэли — отличный парень. Его можно записать в надежные друзья. Так мы будем всегда под защитой старших ребят, да и повеселимся с ними от души, а, что скажешь?

— Только то, что ты расчетливая и хитрая, как лиса, — добродушно пожурила я подругу, а сама все никак не могла успокоиться от услышанного. — Увидимся, Кати, отдыхай.

— Да, увидимся, моя хорошая. И кстати, если бы не моя расчетливость, потратили деньги на автобус. А так сберегли приличную сумму.

И что тут скажешь? Катаржина была права. Но пищу для размышлений, которую она мне подкинула на весь остаток дня, я переваривала еще и ночью, беспокойно ворочаясь в кровати: то улыбалась, как дурочка от того, что Ларссон приревновал; то сомневалась в словах и наблюдениях Катаржины. Но после снова вспоминала выражение его лица и понимала, что подруга, вероятно, права. Однако сомнения поедали меня по-прежнему, потому что я не имела представления, как вообще может выглядеть ревность в мужском обличье. Да и с чего бы Йоакиму ревновать, когда у него есть девушка? Или ему необходимо внимание всех представительниц женского пола?

Придя к такому выводу, я уснула в полном раздражении и обиде на Ларссона, да и на весь мужской род в целом. И хорошо, что вообще смогла уснуть, а то за эти несколько дней, я страшно вымоталась и ни разу не присела за учебники, что было очень плохо. Я теряла себя, пришла пора взяться за ум. Вот только выйдет ли, когда приехала Катаржина и ее натура требует праздника и круглосуточных приключений? Возможно, мне удастся с ней договориться. По крайней мере, стоило попробовать…

Глава 5

Don't know where I'm going

But I know it feels right.

Я не знаю куда я направляюсь,

Но знаю, что это правильно.

Europe

Договариваться с подругой не пришлось, потому что она сама притихла, и мы виделись всего пару раз в неделю. А после Кати в одну из встреч, призналась, что часто гуляет с Джоном, но я не стала на нее злиться, ведь Левен так ждал встречи с ней.

Вот тогда и пришло время учебы. Лето не бесконечное, каникулы подходили к концу. Я все штудировала учебники, лежа на покрывале во внутреннем дворике, или просто читала английскую литературу, глотая знакомые фразы с огромным восхищением. Однако примерно к середине августа я почувствовала усталость и мне пришлось усмирить свои маниакальные порывы. Кати тоже стала более свободной, поскольку ребята почти не прекращали репетиций. Ей было просто скучно сидеть в гараже и слушать одни и те же песни.

Утром девятнадцатого августа я подскочила от телефонного звонка, разнесшегося по всему дому, и, чтобы никого не разбудить, быстро сорвала трубку с аппарата, запуталась руками в проводе и упала на подушки, просипев:

— Алло…

— Господи, Миа, я едва дожила до утра, чтобы сообщить тебе эту новость! — провозгласила Чапкова, а я тяжело выдохнула, потирая ладонью глаза.

— Который час, Кати?

— Ну… вообще-то… Семь утра, прости меня.

Я тихо застонала и перекатилась набок, прижимая трубку к уху.

— Ну, рассказывай, что опять изменилось в этом мире всего за одну ночь?

— Что изменилось? Миа, да за одну ночь можно такого натворить, что на всю жизнь хватит, — рассмеялась Катаржина, но тут же понизила голос, добавляя: — Бабуля меня убьет, если я ее разбужу. Поэтому говорю быстро и прощаюсь с тобой до вечера. Э… нет, пожалуй, до обеда.

— Да что случилось? — меня насторожили слова подруги, и я привстала, оперлась на локоть и повторила еще раз: — Что случилось, Кати?

— Случился день рождения Йоакима. Ему девятнадцать. Предста-а-авь, такой взрослый!

Повисла пауза, в которую я принимала эту новость, не имея понятия, к чему ведет моя подруга, и, когда она больше ничего не сказала, я спросила:

— Хорошо. Это просто отлично… наверное. А при чем тут я?

— Ох, ладно, от тебя подарка он, видимо, не дождется, — и не дав мне возмутиться, Катаржина продолжила, — зато вечером в спортивном зале вашей школы состоится концерт «Force». Будут танцы, понимаешь? То, что нужно! Это же просто отлично!

Я молча сопела в трубку, опять улегшись на подушки. Мне нечего было сказать, потому что вернулись те ощущения, от которых я закрывалась несколько недель, и мне тогда было очень хорошо, а сейчас вот снова…

Сглатывая комок и глядя в окно, я ждала, что еще скажет моя подруга, а она, почуяв неладное, произнесла почти шепотом:

— Да не бойся ты. Он уже не с Анитой. Все будет хорошо, Миа, верь мне.

Я хотела верить Катаржине, но мне совершенно не нравилось то, как она пыталась свести меня с Ларссоном.

— Кати, — позвала я.

— Да?

— Обещай мне, что ты не станешь участвовать во всем этом у меня за спиной. Я не хочу, чтобы мы навязывались ребятам.

— Я обещаю, обещаю, моя хорошая. Йоаким спрашивал о тебе, когда я забегала к Джону. Они разговаривали о вечернем выступлении. Вот тогда мне и стало яснее ясного — этот парень не отпустит тебя.

— Катаржина, — проговорила я предостерегающе, потому что не желала получать надежду на что-то.

— Ну все-все. Сама увидишь.

Мне стало не по себе и защемило в груди. Я ужасно не хотела идти на эти танцы, чувствуя, что случится нечто не очень приятное для меня. Но говорить об этом подруге я не собиралась. Мне следовало взять себя в руки и решиться на что-то, к примеру, на смелый шаг, после которого я смогу понять, что нужно Йоакиму, и что нужно мне.

***

День был просто замечательный. После трехсуточного дождя земля значительно напиталась влагой, но теплое августовское солнце быстро просушивало лужи, так что к полудню я уже спокойно расхаживала по двору в коротеньких шортах, легкой футболке и открытых сандалиях, помогая маме с цветами. В первой половине дня мы с ней сделали уборку в гараже, потому что отец постоянно наводил там жуткий беспорядок, разбрасывая тряпочки, грязные футболки и прочую ерунду, которая совсем не вписывалась в интерьер: банки из-под пива, волейбольные и футбольные мячи, надувной матрац. Все это очень мешало ему самому, когда приходилось ковыряться в машине, но уборка была за нами, и мы с этим закончили.

Болтаясь возле мамы, я выполняла ее немногочисленные поручения, а когда работа подошла к концу, я не удержалась и спросила, но так, чтобы не вызвать у нее подозрения:

— Что если я возьму твои щипцы для волос? — Да, точно, это совсем не подозрительно, учитывая то, что я обычно не пользуюсь подобными женскими штуками.

Конечно, мама вскинула на меня удивленный взгляд, но тут же понимающе улыбнулась, кивнув головой и сняв перчатки.

— Да, милая, тебе очень подойдут аккуратно уложенные кудри, так что бери у меня все, что нужно. Вы ведь пойдете на танцы?

Я приоткрыла рот, собираясь спросить, откуда она знает об этом, но тут же передумала. К тому же мама сама добавила:

— Катаржина спросила у меня разрешения, и я позволила тебе идти с ней. Не переживай, возмущения со стороны отца не будет. Он уехал на все выходные к другу и проведет время в Стокгольме до понедельника. Отдохни, милая, от учебников. Скоро начнутся уроки и тебе хватит с лихвой.

Радостная я обняла маму, нечаянно вымазав ее своими перчатками, и мы рассмеялись, пока я сама же пыталась вытереть следы грязи на ее шее, но сделала только хуже. В итоге мы обе, шутя и подтрунивая друг над дружкой, отправились в дом приводить себя в порядок.

Приняв душ, я стала дожидаться Катаржину с ее обещанными «модными шмотками», и она явилась к двум часам дня. Мы вместе с ней и мамой пообедали, поторчали немного в гостиной у телевизора и, наконец, поднялись в мою комнату, где, плотно закрыв за мной дверь, Кати проговорила, заговорщицки подмигивая:

— Доверься мне, Миа, я хочу, чтобы ты выглядела старше, чем есть на самом деле.

— Это еще зачем? — нахмурилась я, сбрасывая халат, под которым было только белье, на что Катаржина тут же отреагировала, окинув меня крайне придирчивым взглядом.

— Годится, — с неподражаемым видом святой уверенности в собственной правоте кивнула подруга. — Черное — то, что надо. А теперь, собственно, сам наряд. — Кати ринулась к своей сумке, которую до этого бросила под мою кровать, вытащила ее и принялась что-то искать, при этом задав мне вопрос: — Колготки черные есть? — Я кивнула. — Надевай. И вот это примерь.

Подруга швырнула мне в лицо что-то непонятное, и я, поймав черную ткань, принялась ее рассматривать. Это было платье — короткое, маленькое, с рукавами-фонариками и стразами на плечах.

— О… оно такое… — выдохнула я, восхищенно поглядев на Кати, которая все еще рылась в сумке, — очень красивое.

— Так примерь скорее. Что стоишь?

Я бережно положила платье на кровать и, подойдя к комоду с бельем, принялась искать колготки. Когда нашла, быстро натянула их на себя, дважды едва не порвав, на что Катаржина рассмеялась и сказала, что я от этого только выиграю.

— Веяния моды, дорогая, — пояснила она в ответ на мой насмешливый взгляд.

Платье пришлось в пору, сидело, как по мне сшитое. Я таращилась на себя в большое зеркало, стоящее в углу комнаты, не зная, что сказать. Конечно, весь образ изменился, а еще Кати встала позади и перекинула мои кудри на одно плечо, говоря:

— Вот это мы накрутим, начешем и закрепим заколками. Ты просто красавица. Но… — Катаржина отошла назад, — слишком романтично. Снимай. Живо. Мы идем не на выпускной, а на рок-концерт. Так что… — подруга вынудила меня обернуться, и я скептично выгнула бровь, увидев в ее руках ультра-короткие шорты с завышенной талией. — Кожа. Вот, что нам нужно. Просто идеально. Надень!

И снова в меня полетела одежда. Та, которую я никогда бы не надела, но мне пришлось себя убедить, что Йоакиму понравится, и я должна пойти в этом ради него. Вот уж не знаю, чем я думала, но явно не мозгами.

Я натянула шорты поверх колготок, что придало образу немного… О нет, не могла же я сказать об эротичности, хотя именно так это и выглядело. А вот короткий топ, тоже черного цвета, смутил меня до покрасневших щек. Но, честно, смотрелось все довольно неплохо. Переминаясь с ноги на ногу и глядя на себя в зеркало, пока Кати что-то примеряла, я все не могла успокоиться. Меня смущала предстоящая встреча с парнем…

Дело шло к вечеру, а мой привычный вид неумолимо менялся из скромного на дерзкий и модный. Завитые, пышно начесанные волосы я уговорила Кати не закреплять, как она хотела поначалу, поэтому с прической разобралась сама, но вот с макияжем доверилась подруге, сразу же предупредив ее, что терпеть не могу слои теней на веках. Катаржина поворчала на меня немного и все же не стала превращать мое лицо в физиономии девушек с обложек глянцевых журналов.

Результат меня устроил. Вполне хватало того, что я иду на танцы полуголая в одном топе и шортах, которые выставляют напоказ мои ноги и полоску живота. Но Кати протянула цветастый бомбер и заверила, что это немного скроет мою грудь, потому что декольте топа было до жути откровенным, и даже мой небольшой размерчик стал казаться крайне соблазнительным.

С моим нарядом было покончено.

Зато вот подруга успела переодеться пять раз, пока не остановила свой выбор на драной джинсовой юбке, черной растянутой майке и белых кроссовках. Мне ее внешний вид казался скромнее, но это, вероятно, из-за того, что я сильно преувеличивала, не привыкнув видеть себя такой.

В итоге, нацепив на свои запястья множество браслетов, Катаржина буквально выволокла меня из комнаты. Я взмолилась небесам, чтобы мама не увидела нас, но, конечно, она ждала внизу. Оглядев меня с ног до головы — краснеющую и смущенно потупившую взор — мама кивнула, но все равно недовольно пробормотала:

— Немного необычно. Однако неплохо.

Фух! Ладно, кажется, пронесло.

После этого мне стало чуточку легче, и я вместе с Катаржиной покинула дом в более приподнятом настроении. Однако волнение лишь нарастало в груди, и несколько раз по пути до школы, которая, кстати, была от моего дома на расстоянии примерно двух улиц, я порывалась вернуться. Катаржина терпеливо удерживала меня под руку, ведя вперед, а я еле передвигала ногами, чувствуя себя идиоткой на каблуках, которые отродясь не ношу.

Но свежий воздух чуточку остудил мои пылающие щеки, так что вскоре я смогла прийти в нормальное состояние.

— Слава богу, — хохотнула подруга, покосившись на меня, когда мы свернули к школе, а там уже было множество народу, будто мы пришли на самый настоящий рок-концерт.

Я с облегчением отметила у большинства людей немыслимые прически, повязки на головах, «косухи» и прочую атрибутику панков.

Мне было знакомо творчество некоторых рок-коллективов, хотя я этим и не увлекалась. Но папа частенько рассказывал мне что-то о «Led Zeppelin» или «Sex Pistols». Хотя последние ему были не по душе. Нашумевшие панки вызывали у папы негодование, но я подозревала, что его бесконечные разговоры о Сиде Вишесе, ни что иное как скрытое восхищение бесшабашностью этого парня. Хотя то, как он чудил и в итоге умер от передозировки наркотиками, все же вызывало злость и у меня. Зачем люди губят себя этой ерундой? Неужели нельзя обойтись без допинга? Должен быть какой-то внутренний резерв для поддержания огня, если ты рок-музыкант, который обязан пылать, отдавая и получая в ответ мощные потоки энергии. Это было моим мнением, и мы постоянно дискуссировали с отцом на подобные темы. Нам это очень нравилось, но в самую суть я не вникала, все же музыка не была моим коньком.

Катаржина вынудила меня выйти из задумчивого состояния, подтолкнув к входу в здание, и мы едва протиснулись сквозь толпу поближе к сцене. Я так волновалась, что не переставала озираться по сторонам, кусая губы, но всеобщее веселье постепенно начало заряжать и меня неумной энергией. Так что я стала пританцовывать под включенные песни. Это было что-то идущее вразрез с направлением, в котором играли «Force», но мы все равно танцевали, переглядываясь с Катаржиной, хохоча и обнимаясь. Мне стало так весело и хорошо, что я не удержалась, повисла на шее подруги и припала губами к ее щеке, оставляя на нежно-смуглой коже след от помады. Кати рассмеялась еще громче, руками взлохматив мою шевелюру и вдруг, взглянув на сцену, вскинула руки и проорала во все горло:

— Джон Левен, я люблю тебя!

Я моргнула, переводя взгляд туда, куда устремила свое внимание Катаржина, и мое дыхание перехватило, а сердце ухнуло вниз. Эти парни, они так гармонично, так правильно смотрелись на сцене…

Мне стало не по себе от мысли, что я целовалась с солистом этого коллектива. Я таращилась на Йоакима во все глаза, обливаясь холодным потом и с тяжестью в груди принимая тот факт, что влюблена в него бесповоротно. Зная свою тягу к постоянству, я выбрала для себя самого непостоянного парня, ведь все было написано в его светящихся глазах. То, с каким выражением лица он принимал восторженный гул зрителей, яснее ясного говорило о его желании быть признанным.

Йоаким скользил взглядом по толпе, отреагировав на голос моей подруги, а я поспешила отвернуться. Но Кати, которая тоже наблюдала за всем этим, легонько толкнула меня локтем, говоря:

— Он смотрит на тебя. Миа, повернись, пока горит свет. Пусть он видит, какая ты у меня.

Сердце билось тягуче, я краснела, чувствуя как холодеют кончики пальцев, но все же решилась и посмотрела. Ларссон улыбнулся, но немного надменно, будто сказал: «Видишь, Миа, кого ты упускаешь?». Я видела, но ведь мне никто и не давал шанса. Тот поцелуй не в счет. Так нельзя. Это мои правила — я не буду встречаться с тем, кто уже занят другой девушкой. Это унизительно.

Прежде чем парни начали концерт, Йоаким сообщил в микрофон, что на следующей неделе они будут выступать в Стокгольме на конкурсе молодых рок-талантов, поэтому от поддержки не отказались бы. Все загудели, принялись аплодировать и, наконец, начался концерт…

Сказать, что я была ошеломлена — ничего не сказать. Я действительно была ошеломлена до невозможного. Мне казалось, что Йоаким потрясающий в своем роде и в нем ощущалась индивидуальность. То, как он двигался, как танцевал, пел — это внушало уверенность в его успехе. Их должны были заметить, несомненно. Если не из-за самой музыки, то как минимум за харизматичность и напористость. Ларссон заводил публику, причем его хорошо продуманный образ очень впечатлял: черная майка-борцовка и смущающие своей откровенностью джинсы, которые туго обтягивали бедра парня.

Благодаря тому, что нас вытолкали под самую сцену, мы с Катаржиной могли в деталях рассматривать ребят, любоваться их азартом и будоражащей энергичностью, а также умелой игрой. Изрядно вспотев, накричавшись, скандируя название группы, мы под конец выступления парней так сильно захотели пить, что обе ринулись к выходу, протискиваясь сквозь толпу потных подростков. А в школьном холле, где дежурило несколько учителей вместе с нашим завучем и парочкой крупных парней, видимо, поставленных сюда вместо охраны, какая-то девчонка с розовыми волосами сообщила нам, что после концерта начнется настоящая дискотека с популярной музыкой. Раньше здесь не было ничего подобного, но на этот раз творилось что-то невообразимое и особенное.

Пройдя со сторожем, который прекрасно меня знал, в столовую, мы с подругой в темноте отыскали чайник с остывшей кипяченной водой, вдоволь напились и вернулись в зал, а там было…

— С днем рожденья! С днем рожденья! С днем рожденья! — скандировали зрители мило улыбавшемуся со сцены Йоакиму, а его друзья смеялись и аплодировали, Ян отбивал такт на барабанах.

— Ну, дуреха, и где твой подарок? — прокричала Кати, потому что говорить нормально было невозможно.

— Может я сама как подарок? — игриво выгнув бровь, выдала я и, поймав притворно-изумленный взгляд подруги, вместе с ней прыснула со смеху.

Мы присоединились к поздравлениям, тоже принявшись кричать в унисон с толпой, и это было невероятно здорово.

***

От мощных басов, казалось, подпрыгивал пол. Мы танцевали с Катаржиной до седьмого пота, оставив свои куртки в гардеробной, и в свете поблескивающих шаров и мигающих фонариков, я чувствовала себя до невозможного свободной, раскрепощенной и, кажется, даже привлекательной.

Мне нравилось это состояние, мне нравилось смотреть на модную, современную, чуточку ненормальную Кати и копировать ее движения, добавляя что-то свое. Думаю, вместе мы смотрелись вполне неплохо. Музыка была невероятной, и то, что кто-то включил новоявленную группу «Depeche Mode», меня порадовало несказанно, потому что именно о них в последнее время много писали в журналах. Я узнала этих ребят по неповторимому вокалу солиста.

В какой-то миг, когда мы с Катаржиной горячо обсуждали новую песню, наплевав на то, что стоим посреди танцпола, где все толкаются и оттаптывают друг другу ноги, к нам подошел Левен. Он что-то пробасил на ухо Кати и потащил ее к двери, а подруга за собой поволокла меня.

Оказавшись на улице, я вдохнула вечернюю свежесть полной грудью и надела бомбер, захваченный из гардеробной. Идя рядом с распаляющейся Кати, которая была впечатлена вечеринкой не меньше моего, я не заметила, что Джон остановился, а когда вскинула глаза, моя реплика оборвалась на полуслове и мне оставалось лишь улыбаться, встретившись с взглядом лучистых глаз.

— Мы тут собираемся отмечать день рождения Йоакима, — весело пояснил Ян. — Поедете с нами?

Я не ответила, только посмотрела на подругу, которая тут же мне подмигнула и кивнула, сказав:

— Я «за».

Она предоставила мне право выбора. Как же я люблю эту сумасшедшую: иногда она давит на меня, иногда позволяет решить все самой. Верно, чтобы потом некого было винить.

Невольно покосившись на ожидающего моего ответа Ларссона — он делал вид, потягивая пиво из бутылки, что ему все равно — я тихо проговорила:

— Да, поедем.

— Вот и чудесно, — ответил Норум, обнимая свою девчонку.

Кроме нас, кстати, было еще две девушки. Видимо, только Мик оставался «за главного» — трезвый, собранный и немного уставший. Но даже он улыбался, когда кивком головы предложил мне сесть на его мотоцикл. Однако Ларссон всех удивил, от чего моя подруга весело расхохоталась, смутив и меня, и Йоакима. Он, стоило мне только шагнуть к Микаэли, поднялся со своего мотоцикла — вернее, даже мопеда — поймал меня за руку и спокойно потянул на себя. Я от его прикосновения жутко растерялась, но парень ничего не говорил, просто допил свое пиво, отшвырнул бутылку в кусты — конечно, кто же будет беречь природу — и завел мотор.

— А шлемы? — спросила я громко, когда уселась позади Йоакима, но все никак не могла решиться обнять его. К тому же то, что Ларссон выпил и сел за руль — пусть и немного выпил, пусть это не автомобиль — меня все же взволновало.

Парень повернулся ко мне так, что я увидела его профиль, и, дергая ручку газа, от чего агрегат громко рычал, замер в ожидании. Я поняла, что должна ухватиться за Ларссона, иначе он сорвется с места и мне мало не покажется.

— Я буду осторожен, — проговорил Йоаким, кивнув, после того, как я прижалась к нему, и отпустил сцепление.

Мы понеслись по ночному городу, разрывая тишину, поднимая всех на уши, и нас явно ненавидели в этот момент, но нам было плевать. Мы радовались, громко кричали, отдаваясь ветру, мы верили и… любили. Мы любили друг друга, жизнь, свою юность. Мы ощущали наше тепло. Я окуналась в это с головой, а под моими ладонями пылала кожа Йоакима, и я не совсем понимала, когда успела сунуть руки под его майку. Он был напряжен. Я видела это, ощущала…

А мимо проносились фонари. Парни сновали один перед другим. Девчонки визжали, я смеялась, утыкаясь носом в спину Йоакима, и вдыхала его запах, бесконечно вдыхала, понимая, что никогда этого не забуду.

Запах моей первой любви.

Глава 6

You want to,

Rock now, rock the night,

'Til early in the morning light…

Ты хочешь

Отрываться сейчас, отрываться всю ночь,

С утра и до утра.

Europe

Домик на окраине города, оказавшийся дачей родителей Норума, стал для нас с Катаржиной немного неприятным открытием, потому что и она, и я поняли, что приехали мы сюда вовсе не для дружеской беседы. Однако паниковать было рано. Да и Левен, обнимавший мою подругу, внушал доверие. Это могло означать, что ей плохого никто не сделает. А мне?

Взгляд Ларссона становился все пристальнее. Спустя пару часов нашего присутствия в этом месте, я почувствовала себя немного неловко, поэтому, в один из танцев — а ребята притащили с собой большой «кассетник» — подловила веселящуюся Кати, которая уже успела охмелеть от пива, и поволокла ее на улицу. А там, спустившись с крыльца, завела подругу за угол дома и в темноте прошептала:

— Нам нужно уехать.

— Ну ты чего? — возмутилась она, качая головой. К счастью, Кати все еще неплохо соображала, хотя, может, мне лишь казалось, что она пьяна. — Только начали «отрываться», — и добавила тише: — Миа, не бойся ты его. Ничего плохого не случится…

— Я знаю, но… — в голове роились мысли, и я попыталась взять себя в руки, завершая фразу, — мне кажется, что я сама подаю ему повод.

— Чем? — искренне удивилась Катаржина, уже покидая наше «убежище».

— Своим видом.

Мы вернулись в дом. Я не могла воздействовать на Кати, когда она была убеждена в собственной правоте, но моя интуиция подсказывала: ничего путного не выйдет.

Понаблюдав немного за сидящим на диване Ларссоном, который разговаривал с Микаэли, я немного брезгливо потаращилась еще и на целующихся у стены Норума с брюнеткой, и ушла на кухню. Оттуда был выход на улицу, только во внутренний двор, и я направилась в неизвестном для меня направлении, поскольку во мраке сложно было что-то разобрать. Спасал только свет, полоской падающий из-за приоткрытой двери кухни. Таким образом я и наткнулась на небольшую беседку с деревянным столиком и двумя скамьями.

Не имея представления, как вернуться домой, я наблюдала за звездами, которыми было усыпано все небо, и уже прикидывала километраж до Уппландс Вёсби. Но судить по скорости передвижения мопеда оказалось сложно, потому что, когда мы ехали сюда, я была сама не своя от близости Ларссона. А сейчас, когда мозги освежились, к тому же я не употребляла алкоголя, все встало на свои места и мне больше не казалось, что происходит нечто особенное. Теперь мне было не по себе. Я волновалась и мяла пальцами низ шортов, пытаясь их обтянуть, потому что этот вид явно вызывал у Йоакима неприличные фантазии. Он так смотрел на меня, когда мы сидели в гостиной, что захватывало дух, и вместе с тем я боялась этого взгляда, интуитивно улавливая в нем скрытый смысл…

— Вот ты где, — раздалось вдруг прямо передо мной, и я, испугавшись, вздрогнула, но, сглотнув, кивнула и только потом поняла, что Ларссон едва ли видит меня. — Сидишь тут в темноте… одна… Не страшно?

Я покосилась на дом, откуда падал луч света, в котором и стоял Йоаким, а после он шагнул ко мне, тоже сливаясь с темнотой, и сказал, усаживаясь рядом:

— Я видел, как ты ушла, и понял — только это место сможет привлечь тебя.

В следующий миг что-то тихо щелкнуло, и приглушенный свет лампочки мягко разлился по беседке. Место оказалось действительно очень милым и уютным. На столе лежала красная скатерть, а в углу на скамье я увидела невысокую стопку пледов.

— Отлично, — сказал Йоаким, проследив за моим взглядом, перегнулся через меня, снова обдав своим теплом, и взял один плед. — Вот так, — тихо прошептал парень, укрывая мои плечи мягкой тканью, и приобнял, посмотрев сверху вниз.

Я невольно улыбнулась ему, но тут же отвела глаза. Слишком сильно нервничала. Мне все время казалось, что Ларссон вот-вот сорвется. Не знаю, почему я так думала, но было в его облике что-то напряженное, такое, от чего я хотела поскорее уйти. Нет, конечно, его руки, такие сильные с красивыми утонченными кистями и музыкальными пальцами, в самом деле успокаивали и согревали меня. Но я оставалась… настороженной.

— Миа, — проговорил парень, когда молчание затянулось, и его голос прозвучал немного хрипло, поэтому я вскинула на него глаза, немного отодвинувшись. — Ты очень красивая. — Я, замерев, смотрела на него. — Правда. Я даже немного нервничаю, — так искренне и растерянно выдал Йоаким, хохотнув, и я едва не начала уверять его, что мне тоже волнительно находиться рядом с ним. — Ты… — Ларссон кашлянул, прочищая горло, — тебе понравился концерт?

— О! Еще бы! — я с готовностью подхватила тему. — Вы потрясающие, серьезно. Я думаю, вы точно прославитесь.

— Правда?

— Конечно, — ответила я честно и принялась рассказывать, как мы были ошеломлены его коллективом и невероятной музыкой, когда внезапно раздалось громкое:

— Можно тебя поцеловать?

Я обмерла, резко посмотрев на Ларссона. Он сидел слишком близко. Настолько, что мы прижимались друг к другу. Взгляд Йоакима скользнул вниз, мимолетом окидывая мою грудь, и снова он посмотрела мне в глаза, а после на губы… Подался ближе… легкий запах пива…

Я тихонько выдохнула, позволив ему припасть к моим губам, а он уверенно запустил руку в мои волосы, притягивая к себе еще ближе, и на этот раз в моей голове был сплошной туман и сумятица. Нервная дрожь по всему телу…

Йоаким старался не пугать меня. Теперь я точно ощущала его нервозность. Он дышал все тяжелее и крепко обхватывал меня руками, словно не собирался выпускать, и я никак не могла сосредоточиться на происходящем, чтобы оценить ситуацию более трезво. Вместо этого мои руки сами собой уперлись в бедра парня, и я попыталась хоть как-то отгородиться. Но Ларссон словно впал в беспамятство, целуя меня все настойчивее и горячее. Я едва не заплакала от охватившей мое тело лихорадки. Откровенно дрожа и цепляясь за низ куртки Ларссона, я задыхалась, потому что он не давал мне даже глотка воздуха.

— Нет… — выдавила я, когда ладони парня обхватили мою грудь, немного сжимая ее. — Нет, Йоаким, перестань.

— Что? — вопрос прозвучал хрипло и как-то отрешенно, а губы Ларссона все еще блуждали по моей шее.

— Хватит! — выкрикнула я, оттолкнув его и вскочив.

Судорожно глотая ком, подкативший к горлу, я смотрела на ошеломленного и невероятно разозленного Ларссона, который таращился на меня во все глаза, стиснув челюсти.

— Ты перебрал с… — я запнулась, но смогла договорить, — с алкоголем. Я хочу уехать.

Йоаким встал, скидывая плед, и проговорил на повышенном тоне:

— Ты ненормальная, что ли? — Я растерянно моргнула. — Зачем тогда поехала со мной?

— Что… э… Йоаким, я ведь не знала… не думала… — Господи, как жалко звучали эти сбивчивые слова.

— Не думала? — продолжал злиться парень. — А вот надо было подумать, прежде чем наряжаться для меня и тащиться на мой концерт. Может я нашел бы кого-то сговорчивее!

На мою голову словно опрокинули ушат холодной воды. Стало физически больно от слов Йоакима, и я продолжала смотреть на него, часто моргая, чтобы не заплакать, хотя очень хотелось. Заметив мой несчастный вид, Ларссон будто немного смутился, но на его лице все еще читалось раздражение.

— Попрошу Мика отвезти тебя, — сказал он уже тише, развернулся и язвительно бросил: — Я ведь перебрал с алкоголем.

Я осталась одна. Почему-то в тот миг мне казалось, что во всем мире я одна-одинешенька, словно все отвернулись от меня, отказались. Я постоянно делала что-то не так, и оттого мне казалось, что я непременно должна извиниться. Каким образом этому самовлюбленному парню удавалось внушить мне чувство вины, я не имела представления, но, идя к дому, не переставая думала, стоит ли подходить к нему и объясняться.

— Эй, что такое? — Кати выскочила из кухни так неожиданно, что я едва не закричала. Но тут же из моих глаз полились слезы, и я пыталась остановить это, но мое тело не желало подчиняться мне, и я продолжала реветь, размазывая по лицу косметику, а Катаржина поспешно уводила меня из дома, приговаривая: — Ну ничего-ничего, мы еще посмотрим, как он без тебя справится.

Никак он не справится. Вернее, плевать ему. Я видела, когда мы проходили мимо комнаты, откуда доносилась музыка, как Ларссон залпом выпил стакан пива. Вероятно, это смысл его жизни — нахлебаться и повеселиться.

Уже на улице, вытерев, наконец, следы от туши, я остановилась у мотоцикла Микаэли, а Катаржина побежала обратно, чтобы позвать парня.

Мне стало чуточку легче, и я даже умудрилась обдумать случившееся. Все было не так уж плохо. Я ведь не девчонка легкого поведения, чтобы позволять тискать себя всяким…

Да, я поступила правильно, без сомнений. Однако тяжесть в груди все сильнее давила на меня, и я уже не понимала, что лучше: больше никогда не увидеть Йоакима или пойти у него на поводу.

Я вновь страшно запуталась. Кто бы только помог в этом разобраться…

***

Тяжелая неделя, тянувшаяся до конца августа, стала для меня истинным испытанием. Я никак не могла успокоиться после той ночи и постоянно думала о Йоакиме. Мне было до невозможного тошно. Правда Катаржина не оставила меня вплоть до тридцать первого августа и улетела в Прагу лишь поздним вечером. Теперь снова я имела лишь телефонную связь с ней. Однако успокаивало то, что учебный год всегда пролетает незаметно, и мы вновь сможем увидеться на рождественских каникулах.

Как ни странно, но я действительно подружилась с Миком, как тогда и предлагала Кати. Это вышло не намеренно.

В ту ночь, после концерта, Микаэли долго сидел со мной на лужайке во внутреннем дворе моего дома, и мы разговаривали обо всем. Я с огромным интересом послушала о том, как он попал в группу к Ларссону и Норуму, а после парень сам принялся говорить о Йоакиме и его поступке. Я не смогла объяснить своей обиды, просто призналась Мику, что его друг поцеловал меня, а я не давала на то согласия. Это было не совсем правдой, ведь мне понравилось, и поначалу я не сопротивлялась напору Йоакима. Но после…

В общем, Микаэли не защищал Ларссона, однако и не пытался оскорбить и выставить себя в лучшем свете. Да, после той ночи мы стали друзьями.

Весь сентябрь я погружалась в учебу, стараясь забыть парня, который потревожил мой покой, но образ Йоакима стоял перед глазами. Я смотрела на одноклассников и видела его. Однако это были всего лишь мои одноклассники. Ларссон не объявлялся, а я, как наивная дурочка, надеялась до последнего. Единственный, кто все еще связывал меня с компанией Ларссона, был Мик, и мы виделись с ним довольно часто. Даже пару раз вместе съездили в город на прогулку по набережной…

— Завтра концерт, Миа, — сказал однажды Микаэли, когда мы сидели на ступеньках моего дома. Родителей не было: мама тоже нашла работу, и теперь она часто пропадала в юридической конторе. — Конкурс. Помнишь? Его перенесли на месяц позже. Так что… время пришло.

— О… как здорово! — встрепенулась я, радостно подскочив. — Конечно помню, Мик. Я так рада за вас.

— Ну погоди. Мы же еще не выиграли, — усмехнулся Микаэли, и его зеленые глаза засветились предвкушением. — Но, возможно, у нас получится. Йоаким неплохо подготовился. Голос подтянул…

— Я… верю… в вас, — проговорила я с паузами и немного запинаясь, потому что при мысли о Ларссоне снова напала тоска.

Мик тут же ткнулся своим плечом в мое, сказав:

— Да ладно тебе, Миа. Он тоже один. Неплохо бы встретиться. Вы хотя бы поговорили.

— Я не могу.

— Почему? — удивился Микаэли. — Какой смысл строить из себя обиженных?

— Какой смысл? — возмутилась я, покраснев. — Он накинулся на меня, хотя я попросила его остановиться. Так потом еще и «любовалась» его недовольством. Это не я должна извиняться.

Мик молчал, наблюдая за моим лицом, а я, притихнув, отвернулась и уставилась прямо перед собой, но тут услышала:

— Понимаешь, Миа, парню это как удар ниже пояса. Ты задела его самолюбие, отшив. Йоаким не привык к такому. Девчонки всегда вились вокруг него. Просто вам нужно научиться… — Мик задумался на мгновение, но не стал заканчивать фразу и вдруг предложил: — Хочешь, я поговорю с ним?

Я очень хотела, но разве можно в таком признаться вслух. Вместо положительного ответа я грустно покачала головой.

— Нет, не стоит этого делать.

Микаэли ничего не сказал, и вскоре мы распрощались.

Глава 7

Maybe we'll meet again

Может, мы встретимся снова.

Europe

По стеклу тихо стучал дождь. Я грустно наблюдала за темными облаками, плывущими по небу, сидя у окна. Выходные. Скучные, однообразные выходные. Летнее веселье осталось далеко позади, и я могла лишь вспоминать, окунаясь в то волнительное состояние, когда обнимала Йоакима…

Я очень по нему тосковала. Мне приходилось что-то делать, чтобы не позволять сердцу тяжело стучать в горле, утопая в горестном одиночестве. Почему я решила, что действительно влюблена в него? Почему мне было так плохо? Ведь мы даже не встречались.

Да потому, что Йоаким плавно переместился на важнейшее место в моей жизни. Он был рядом постоянно, в моей голове, само собой, в моих фантазиях. Боже, я не могла нормально спать и есть, превращаясь в вытянутую тростинку, которая вот-вот сломается на ветру. Я ждала Ларссона. Всем сердцем верила, что он придет. Когда-нибудь. Ох уж эта гордость…

Я встрепенулась, потому что ко мне в комнату сунулась мама, до этого тихо постучав.

— Миа, спустись вниз, пожалуйста, — сказала она, глядя на меня с выражением некоторой затаенности, будто что-то недоговаривала. — Поторопись.

Я судорожно сглотнула, чувствуя нечто особенное, встала, отбросив в сторону теплый свитер, машинально взглянула на себя в зеркало, пригладила волосы и пошла вслед за мамой.

— Привет. — Я застыла на нижних ступеньках лестницы, уставившись в лицо Ларссона.

Он стоял у двери, весь промокший, а в руках держал два шлема, теребя ремешок одного из них. Несмотря на то, что Йоаким глядел на меня смело и прямо, я вновь ощутила ту же волну напряжения, и это едва не подогнуло мои колени. Я, ощутив жуткую слабость в конечностях, кивнула и спросила:

— Что случилось?

Парень моргнул, отводя глаза и как будто с интересом рассматривая обои, проговорил:

— Просто подумал, не захочешь ли ты со мной прокатиться до города… Но, забудь, я так… по пути заскочил и… — Ларссон принялся пятиться к двери, а я тут же быстро двинулась к нему, но дорогу мне преградил папа, покосившись на Йоакима.

— Миа, на улице дождь, — сказал отец, а я непонимающе уставилась ему в глаза, пока Ларссон ждал, и умоляюще прошептала:

— Пап… пожалуйста…

Отец несколько секунд внимательно всматривался в мое лицо, после оглянулся на Йоакима и, досадливо цокнув, ответил:

— Ладно. Оденься потеплее. И давайте без глупостей там… всяких.

Я навела в своей комнате невероятный беспорядок, пока искала подходящую одежду, но, наконец, собравшись, сбежала обратно вниз. Даже не взглянув на родителей, я выскочила на крыльцо, где меня дожидался Йоаким, остановилась на мгновение, а после, не думая о том, что папа может посмотреть в окно, обвила руками шею Ларссона и мягко прижалась губами к его губам, от чего парень притих.

Он был безумно удивлен, без сомнений. Но эйфория, охватившая меня, затуманила разум, и я, продолжая обнимать Йоакима, который осторожно держал меня за талию, целовала его, как умела. Возможно, робко и целомудренно, однако ему нравилось. Я это чувствовала.

С ума сойти, всего каких-то двадцать минут назад я была бесконечно несчастной, а теперь вот…

Мы ехали на мотоцикле Мика, и вновь я ощущала это запах, вновь обнимала Йоакима, не веря в то, что он пришел. Это был шквал счастья, обрушившегося на меня так внезапно, что становилось немного жутко. И неважно, что куртка промокла под дождем, неважно, что мы не поехали в город, а вместо этого, исколесив округу, вдруг оказались у дверей гаража. Я весело смеялась, когда мы вдвоем затолкали мотоцикл Микаэли под козырек, а после замерзшие до стука зубов вбежали в теплое помещение, и Йоаким закрыл дверь, погрузив нас в темноту.

— Где ты? — дрожа спросила я, протянув руки, и парень тут же перехватил мои запястья, дернул на себя, а после обнял за плечи, раскачивая из стороны в сторону.

— Не бойся, — усмехнулся он, и над головой вспыхнула тусклая лампочка.

— И не думала бояться, — рассмеялась я в ответ, на что Йоаким тут же сказал, чуть отклоняясь назад, чтобы видеть мое лицо:

— А в тот раз я тебя сильно напугал… Мик… Мы поговорили с ним немного.

Вспомнив нашу с Йоакимом последнюю встречу, я смутилась, освободилась от его рук и присела на диванчик.

— Э… ладно… — качнул головой Ларссон, как будто пытаясь сгладить момент, но я перебила его:

— Не ладно. Ты действительно был слишком резок со мной. Я не привыкла к такому, — и намного тише, — ни с кем ведь не встречалась раньше.

Я, осторожно взглянув на него, дожидалась ответа, а парень потер пальцами губы, косясь на меня, а после как ни в чем не бывало предложил:

— Сними куртку, а то простудишься, — и сам же стащил свою «косуху».

Я повиновалась, после встала и повесила куртку на спинку деревянного стула, а Йоаким за спиной вдруг произнес:

— Я не хотел тебя пугать. Просто ты действительно выглядела очень… — он подбирал слова, — очень привлекательно.

Не сдержав улыбки, я обернулась к Ларссону, наивно спросив:

— Правда?

Ларссон хохотнул.

— Правда.

Больше мне нечего было сказать, я утопала в теплом, чуть смеющемся взгляде парня. Он рассматривал меня так, как если бы пытался запомнить, а потом слова Йоакима, произнесенные тихим голосом, сбросили меня одним рывком с небес на землю:

— Мы скоро уезжаем, Миа. Запишем альбом, и начинается тур по Европе. Мы одержали победу в состязании. Теперь нашим временем распоряжается менеджер.

Йоаким стал покусывать губу, глядя на меня в ожидании, а я…

Что я? Разве я могла впасть в истерику от того, что неизвестно когда увижу Ларссона? Мика, Джона…всех. Нет, я не должна была подавать виду, хотя бы потому, что они выиграли, они оказались лучшими.

— Боже, Йоаким, это прекрасная новость! — сказала я как можно радостнее. — Я ничуть не сомневалась, что вы займете первое место! С ума сойти, как это здорово!

Ларссон несколько секунд смотрел на меня с восторгом и благодарностью, а после…

Он в два шага оказался рядом, обхватил мое лицо ладонями и впился в губы с поцелуем. Йоаким целовал меня совсем не так, как я его. Это была страсть, которая рвалась из него наружу. Даже мне, совершенно не знакомой с подобными ощущениями, стало душно, а жар тела Йоакима окутал все мое существо. Я внезапно, будто вспыхнув изнутри, тихо простонала, тут же покраснела со стыда, а Ларссон, уловив этот звук, на мгновение оторвался от моих губ, внимательно посмотрел в глаза и снова прижал к себе.

Голова кружилась просто немыслимо, а одна-единственная мысль о том, что это наша последняя встреча — я была в этом убеждена — подталкивала к действиям, на которые я не пошла бы раньше.

Мои руки сами потянулись к талии Йоакима, и он лишь плотнее прижался ко мне, позволяя себя трогать, а я изучала, гладила его живот, спину, перемещая руки на плечи, мягко проводя по лопаткам. Ларссон сипло дышал мне в шею, оторвавшись от губ; скользил кончиком языка по моей разгоряченной коже, от чего я буквально повисла на его руках. Потому спустя несколько минут осознала, что лежу на диванчике, а Ларссон, лихорадочно сорвав с себя майку, уже опускался сверху.

Я пылала изнутри, мне чего-то не хватало, было до слез мало губ Йоакима, мало его прикосновений. Тело реагировало на тяжесть веса парня, когда он, осторожно отведя в сторону мое левое бедро, устроился так, что у меня тут же перехватило дыхание. Его пах упирался в меня, и я окончательно провалилась от накатившего сильного желания. Я не знала, что это будет настолько ярко, сильно и откровенно. Смущение не отходило, но мне стало чуточку лучше, будто пришло облегчение. Теплые пальцы Йоакима пробежались по моим ключицам, спускаясь к груди, а после он задрал мою кофточку и зацепился за кромку бюстгальтера. Я дернулась, жутко краснея, на что парень тут же отреагировал, прохрипев:

— У тебя еще никого не было?

Я готова была провалиться сквозь землю со стыда, но по сути ведь ничего ужасного он и не сказал.

Я качнула головой, говоря этим, что с парнями никогда не спала.

Ларссон широко улыбнулся, и, наклонившись ко мне, пробормотал:

— Тогда можно я…

Господи. Господи. Боже…

Мое сердце заколотилось с такой скоростью, что даже целующий верхнюю часть моей груди Йоаким почувствовал это, и, вскинув на меня глаза, еще раз улыбнулся.

Он снова привстал, сунул руки мне под спину и дрожащими пальцами расстегнул застежку бюстгальтера. Вот тут я совершенно и окончательно впала в состояние паники, потому что оказаться перед ним почти без одежды, было равносильно самому яркому откровению. Для меня конечно.

Отчаянно отводя руки Йоакима, я уже хотела вновь накричать на него, но он вовремя поцеловал меня, при этом сжав мои запястья. Я была беспомощна. Йоаким старательно себя сдерживал, словно даже оттягивал момент, дразня языком и проводя им по моим пересохшим губам. И я нервно ерзала спиной по дивану.

Но вскоре Ларссон отпустил меня, позволив вцепиться в его предплечья, а сам поспешно стащил с моих бедер штаны вместе с трусиками. Я не хотела, чтобы он смотрел на меня вот так — пожирающим взглядом, жадно скользя глазами по моему телу, но Йоаким все же смотрел, не давая мне прикрыться.

— Ну перестань, Миа, — тихо пробормотал он, когда я в очередной раз отвернулась.

А потом мне стало холодно, потому что Ларссон встал, и я поняла — он раздевается.

От ужаса сердце провалилось в желудок. Я не могла поверить, что сейчас лишусь девственности, причем первым моим мужчиной станет именно Йоаким. Это переворачивало в моей душе все, что только могло перевернуть. Сильная дрожь охватывала все тело, к горлу подкатывала тошнота, и я, шумно сглатывая слюну, теребила мягкую подушку, отвернувшись от Ларссона, а он, отшвырнув джинсы, коснулся рукой моего бедра и мягко уложил на спину. Я так боялась… так боялась, что явно выглядела просто ужасно, потому Йоаким, глядя мне в глаза и устраиваясь между моих бедер, мягко улыбался.

— Все хорошо, да? Миа, все хорошо? — спросил он, а я вытаращилась на него с нескрываемым страхом, потому что ощутила, как… Он упирался в меня! Я так колотилась, что Ларссону пришлось ждать, успокаивающе поглаживая меня по щеке, и я совсем не расслабилась. Просто не могла, потому что чувствовала — это не мое время. Не то время, не то место. Только человек тот, а остальное… Все стало для меня холодным, чужим, нереальным. Словно я смотрела на себя со стороны, не понимая, что происходит. А мне казалось, это должно быть нечто невероятное, такое, от чего захватит дух, и я полностью отдамся человеку, которого люблю. Но ведь это не любовь, а если она, то почему мне так страшно?

— Миа… — снова позвал парень, и я, вздрогнув, посмотрела ему в глаза. — Ничего плохого не случится. Понимаешь?

Я закивала, но не слишком-то поверила словам Йоакима.

— Тише… — выдохнул он, когда я дернулась от его пальцев, коснувшихся моего самого чувствительного места, и, приоткрыв губы, я задышала чаще, потому что эти прикосновения были потрясающими. Он помогал мне успокоиться, он готовил меня к главному. Я стала наливаться тяжестью, прикрывая от удовольствия глаза, грудью прижимаясь к телу Йоакима, а он продолжал. — Хорошо… — услышала я шепот Ларссона, а потом он добавил, напрягшись, — прости, кажется, тебе будет немного больно. Прости меня…

Я затаилась, но, не дав мне опомниться, Йоаким осторожно подался бедрами вперед, совсем немного погружаясь в меня, и толкнулся второй раз еще глубже, и я, широко распахнув глаза, приподнялась на локтях, принявшись отодвигаться. Это было слишком. Для меня это был сущий кошмар. Я так сильно испугалась от накатившей боли после толчков Йоакима, что просто зарыдала в голос — без слез и истерики. Я просто проревела, качая головой:

— Не могу! Не надо, пожалуйста!

— Миа… рано или поздно это случится… — с досадой прохрипел парень, все еще наваливаясь на меня. — Пожалуйста, позволь мне.

— Нет! — я закричала, отворачиваясь от парня. — Не хочу!

— Миа…

— Нет, Йоаким, нет, я не могу! Мне больно!

— Я знаю! Знаю. Прости… я не виноват. Позволь…

— Нет. Нет. Нет…

Ларссон тяжело выдохнул, уткнувшись носом в мою ключицу, после резко встал, и я почувствовала, что отгородила его от себя раз и навсегда. Будто кусок оторвала. Ведь его слова — «пожалуйста, позволь мне» — прозвучали как просьба, мольба. Он хотел быть моим первым, я это поняла, но неконтролируемый страх окутал все мое тело, охладил душу, будто меня окунули в ледяную воду.

Совсем не плача, я медленно одевалась, глядя в спину Йоакима, натягивающего свои джинсы, и понимала, что сейчас он готов меня убить, но молчала.

Ларссон вышел из гаража первым. Чуть позже и я, приведя себя в порядок, тоже тихо приоткрыла дверь. Я увидела его, сидящим на мотоцикле. Он курил и даже не повернул головы, не отреагировал на меня, усевшуюся позади него, только шлем протянул. В ледяном оцепенении Йоаким довез меня до дома, лавируя между машинами, мчась вперед так, словно хотел немедленно от меня избавиться.

И когда я спрыгнула с мотоцикла, то собралась сказать ему, что мне искренне жаль, ведь так и было, но Йоаким опередил. Не глядя на меня, он бросил с обидой и горечью:

— Надеюсь, ты найдешь кого-то более достойного, — и потом уже тише: — Только не ошибись, Миа…

Это разорвало мою душу в клочья, разбило сердце о твердый мокрый от дождя асфальт.

— Йоаким, я… — мне пришлось кашлянуть, потому что парень как раз перевел на меня свой взгляд, от которого я вросла в землю. Это было слишком откровенно и больно. Ему тоже, Ларссону тоже было больно. — Я не такая. Мне незнакомо все это. Я не могу так…

— Не надо, Миа, не напрягайся. Я ведь понял, что ты не из любопытства таскаешься с Микаэли. Это ведь именно он тебе нужен, правда?

— Что? Что ты говоришь? — мои губы едва могли шевелиться, а язык мешал и совсем не способствовал нормальному произношению. Я шагнула к Ларссону, но он выставил руку, останавливая меня.

— Я говорю то, что вижу, Миа. Мне жаль… что ты не та, за кого я тебя принял…

Загудел двигатель. Я, моргая и будто внезапно впав в какой-то кретинизм, таращилась на Йоакима, и понимала, что должна объясниться, но как и есть ли смысл? Он выглядел уверенным в своей правоте.

— И мне жаль, — только и смогла сказать я.

Ларссон не услышал меня за шумом, но, бросив в мою сторону еще один взгляд, выворачивающий мне все внутренности, парень выкрикнул:

— Удачи тебе, Миа! — и повторил: — Не допусти ошибки!

Я стояла напротив крыльца, продолжая мокнуть под мерзким дождем, и чувствовала себя втоптанной в грязь, измученной и полностью уничтоженной таким недоверием. Наверняка стояла долго. Окоченели руки, и я перестала чувствовать свои пальцы. Но все равно стояла…

Слова Йоакима продолжали тукать в висках, и я прокручивала их уже, вероятно, сотню раз. Это было невыносимо…

Потому, не боясь больше ничего и никого, я влетела в дом, буквально захлебываясь своей болью. Огибая испуганных родителей, что выскочили мне навстречу и говорили какие-то нелепые слова, я прокричала что есть силы:

— Оставьте меня в покое! Просто оставьте в покое!

И грохот захлопнувшейся за моей спиной двери разорвал ошеломленную тишину дома.

Громкие рыдания выплеснулись из моей груди так резко, что я зажала рот ладонями, а после были только стоны.

Это умирало наивное детство. На смену ему медленно приходило осознание, что необходимо принять очевидное: я упустила, потеряла его — одного-единственного человека, задевшего меня так глубоко.

Глава 8

It's the final countdown

We're leaving together…

Это последний обратный отсчет

Мы улетаем вместе…

Europe «The Final Countdown»

Как бы не плыло время, оно все равно слишком быстротечно. Широко шагает вперед, оставляя позади воспоминания: обрывки фраз, будоражащие взгляды, мечты.

Когда-то я была спокойна, собрана и всегда получала новые знания, что, без сомнений, помогало мне проживать день за днем, не задумываясь о слишком далеком будущем. Но теперь и я не понимала, что ждет меня за поворотом. Мое время утекало, а я просто училась, вынуждая себя думать лишь об университете. Просто ходила на уроки, выполняла домашнее задание, созванивалась пару раз в месяц с Катаржиной, но ничего ей не рассказывала о случившемся. Не по причине недоверия. Скорее, я боялась, что подруга отыщет оправдание Ларссону, и я стану винить себя, а пока на плаву меня держала именно обида на него.

Но в один тихий зимний вечер, когда я снова беседовала с Катаржиной, она вдруг сказала:

— Звонил Джон…

— О… Кати, пожалуйста, ни слова о них, — мгновенно перебила я.

— Нет, погоди…

— Кати! Я повешу трубку!

Подруга тяжело вздохнула.

— Ладно, успокойся. Просто они большие молодцы. Это все, что я хотела сказать, — заверила Катаржина, но нет, это было не все.

Она явно недоговаривала чего-то. Конечно, меня мучило любопытство, но страх получить новую порцию боли был сильнее, потому я упорно молчала, а после, когда в трубке раздался тихий голос Кати, невольно вздрогнула, осознав, что задумалась о Йоакиме.

— Миа, поверь, после того дня, когда у вас там что-то случилось… А я не имею понятия, что именно… Ты разве не хочешь знать, как он он живет, что с ним, все ли в порядке? Я не понимаю, почему ты так боишься этого, — сказала Кати, и я в ее голосе услышала искреннее беспокойство.

Мне стало так стыдно из-за того, что я не рассказала ей, ведь это несправедливо. Катаржина как раз тот человек, который не осудил бы меня. Потому, помолчав немного, я прочистила горло и честно призналась:

— Мы едва не… — мне все же стало неловко, — мы едва не переспали. Это так… прости, это звучит так отвратительно и пошло. Ведь я верила, что между нами происходит что-то важное, а ему нужно было просто…

— Боже, Миа, — перебила меня подруга, — ты такая наивная. Тебя погубит этот мир, если ты не станешь более прозорливой, — и она добавила тверже: — Что было потом? Почему ты его снова отшила?

Я задохнулась от изумления.

— Ты винишь меня?

— Да, потому что только ты могла понять все не так, как есть на самом деле, — отрезала Катаржина. — Ты знаешь, что я всегда на твоей стороне, но случай с Ларссоном… Просто, Миа, это ревность. Она может принимать нелепые формы. Я знаю. Джон как-то заикнулся о том, что между Миком и Йоакимом что-то произошло. Они долгое время почти не разговаривали, постоянно ссорились. Думаешь, я не догадалась, что дело касается тебя? Ты отвергла парня, а он воспринял это так, будто виноват Микаэли. Вероятно, Йоаким решил, что ты заинтересована его другом больше, чем им самим, понимаешь? Я уверена, Ларссон тоже гад еще тот, но и ты не слишком-то права. Однако… — Кати перевела дух и добавила с улыбкой, я услышала радость в ее голосе: — Мне приятно, что ты не такая податливая. Поздравляю, моя хорошая, ты все еще девственница.

— И что это дает? — грустно отозвалась я. — Тоску по тому, кого потеряла? — и тут же горячо выпалила: — Я понимаю, Кати, понимаю, что так лучше. Я и не должна была, зная парня всего-то несколько месяцев, раздеваться перед ним. Он даже не спрашивал о моих увлечениях, только и запомнил, что я намерена стать пиар-менеджером. Это неправильно. Я не хочу, не хотела подобных отношений. К тому же он артист… ну, пока не совсем, но точно им станет. А что я? Уеду в Англию и стану его ждать? Нет, это не так. Я, Кати, — мне сдавило горло от эмоций, — не смогу ждать его, видеть по телевидению, как он обнимается с девушками, поет для них. Это ужасно…

Катаржина молчала, видимо, дожидаясь конца моей реплики, а когда я притихла, она вздохнула и сказала:

— Надеюсь, тебе полегчало от высказанного. Нельзя такое носить в себе, моя хорошая. Запомни, друзья на то и нужны — не давать упасть. А если ты упадешь, я всегда подниму тебя, моя наивная дурочка. Ты дорога мне, запомни. И… раз уж ты рассказала мне о своей боли, то я не имею права дальше скрывать от тебя…

— Я знаю, что ты улетаешь в Америку. Не переживай. Мне пришлось смириться с этой новостью. Я давно знаю.

Подруга грустно рассмеялась, бормоча, что никому нельзя доверять, а потом мы просто договорились вместе съездить в Лондон, когда отгремит выпускной. Причем это было серьезным решением, и я пообещала поработать перед этой поездкой у папы, если он, конечно, примет меня. Мне все еще хотелось стать самостоятельной, я старалась вплоть до того, что полностью приняла на себя ответственность за ежедневное приготовление ужина. Мама радовалась, считая меня и без того взрослой не по годам, но это было не так, и вот папа как раз понимал все, что скрыто за моей сдержанной улыбкой. Ведь после того случая, когда я впервые в жизни позволила себе сорваться на родителях, и отец, и мама не стали разбираться в причинах, явно догадавшись, что дело заключалось в Йоакиме. Единственное, о чем спросил отец, так это не причинил ли мне Ларссон вреда. Я ответила, что ничего плохого со мной не стряслось, и тема была закрыта.

После Рождества и Новогодних праздников совершенно неожиданно для меня настала весна. Неожиданно, потому что я полностью утопла в бытовых заботах, в полной мере получив от папы возможность стать серьезнее, надежнее, даже практичнее. Я с декабря трудилась в его магазине в Стокгольме, попеременно стоя на кассе, работая на складе в компании приятной женщины-товароведа по имени Марта, и в редких случаях составляя отчеты по остаткам товара. Все это немало закалило меня, поскольку случалось разное: и претензии начальства в лице моего отца, который исключал нашу родственную связь на время трудового дня; и плохое настроение ворвавшихся в магазин с утра пораньше женщин; и склоки между сотрудниками.

Конечно, я старалась не участвовать во всем этом, но чего только стоило поведение Густафа. Он был жуткой «липучкой» для любой новенькой. Хотя коллектив менялся не слишком часто. Скорее, люди просто не справлялись с потоком покупателей, поэтому некоторые продавцы увольнялись. Отец не переживал, к нему всегда шли новые работники, потому как он благодарил за труд достойной оплатой.

Я так привыкла к установленному режиму, что совершенно выпала из жизни внешнего мира. Уроки, звонки Кати, домашнее задание, работа по субботам и по пару часов вечерами, а на каникулах я трудилась все дни, кроме воскресенья. Но пришла пора полностью отдать внимание учебе — приближались экзамены. Я страшно переживала, но чувствовала, что готова.

К сожалению, с Катаржиной мы так и не увиделись на рождественских каникулах и созваниваться стали значительно реже.

***

Солнце било прямо в лицо, отчего приходилось щуриться и озираться по сторонам, пытаясь отыскать более подходящее место для дальнейшей поездки. Дело в том, что мне предстояло приобрести кое-какие детали к моему праздничному платью, предназначенному для выпускного. Торжество состоится чуть больше чем через неделю, а завтра, в пятницу, я должна сдать последний экзамен, чтобы со спокойной душой получить билет в студенческую жизнь. Я уже была зачислена в Лондонский Университет на факультет бизнеса, где вполне ожидаемо собиралась изучать менеджмент. Правильно отделение называлось «Школа бизнеса», и, я знала, что могу рассчитывать на проживание в общежитии, закрепленном за этим отделением. Оставалось только собраться с силами, мыслями и покинуть родную страну, вне которой я не представляла своего существования. Оторваться от родителей — это для меня наивысшая мера наказания. Но я все же радовалась, ведь отъезд давал мне огромный шанс для будущего — престижную работу и, возможно, постоянное проживание в столице Англии…

Я выскочила из автобуса, спрыгнув с верхней ступеньки, и тут же толкнула прохожего.

— Простите! — сказала я мужчине, но тот досадливо закатил глаза, окинув меня равнодушным взглядом, и пошел прочь.

Неловко улыбнувшись, я двинулась в сторону ближайшего торгового центра, размышляя о том, что следует купить. И снова, стоило только войти в большое помещение со снующими в нем людьми, как я налетела на какую-то пожилую женщину.

— Ох… Боже… — выдохнула я, оправляя свою куртку и удерживая за локоть пострадавшую от моей невнимательности женщину.

— Миа? — раздался знакомый голос, и я вскинула глаза, воскликнув:

— Элишка! Это вы!

Бабуля Катаржины крепко меня обняла, а после отодвинулась на расстояние вытянутых рук и внимательно осмотрела с головы до ног.

— Куда же ты пропала, девочка? Я не видела тебя… — женщина задумалась на мгновение. — Да бог знает, сколько мы не виделись. Как ребята ваши укатили, так и вы с моей Каткой сразу исчезли.

Я смутилась, отведя глаза, но тут же переменила тему, радостно призывая:

— Идемте! Давайте выпьем чаю! Мне так хочется с вами поговорить.

Элишка согласно закивала, и мы направились к небольшому кафе, расположенному на втором этаже торгового центра.

— Как ты, милая, поживаешь? — спросила бабуля моей подруги, когда мы уже сидели за столиком и пили ароматный чай.

В этом месте, несмотря на то, что посетителей было слишком много, оказалось довольно тихо и приятно. Люди говорили приглушенно, будто поддерживая общую атмосферу спокойствия, а музыка, звучавшая из динамиков, совершенно не мешала. Именно в этот момент мне стало жутко тоскливо, и я даже поморщилась, но сделала вид, что обожгла губы горячим напитком. Элишка ждала ответа, а я не знала, что сказать, потому как все происходящее со мной было слишком скучным для жизни юной девушки.

— Деточка, что такое? — женщина коснулась моей руки, чтобы я посмотрела на нее. — Ты все еще грустишь по тому парню, да?

Мне совсем не хотелось вспоминать об этом, и я ответила, нерешительно улыбнувшись:

— Скорее, по лету. Я очень скучаю по каникулам и Кати. Мы сейчас слишком заняты поступлением, чтобы урвать несколько минут для звонка.

— Ну вы же договорились съездить в Лондон, верно? — проговорила Элишка, приглаживая свои седоватые пряди, выбившиеся из прически. — Вот и поболтаете обо всем. А после ты к Катаржине слетаешь, когда она устроится в Штатах. Так что не переживай, девочка моя, а лучше расскажи, как сдала экзамены. Удиви старушку.

Мы принялись обсуждать результаты моей учебы и приближающийся выпускной, а после Элишка стала расспрашивать о моих родителях, сетуя на то, что давно с ними не виделась. Я заверила женщину, что мы всегда рады ее визитам, затем поинтересовалась, по каким делам бабуля Кати приехала в центр города. Элишка призналась, что хочет купить Катаржине подарок по случаю окончания школы. Так что из кафе мы вышли вместе и медленно побрели вдоль витрин, вслух размышляя, что могло бы понравиться нашей взрывной Кати.

— Ох, как хорошо, что я тебя встретила, — сказала Элишка после того, как мы, уставшие, но крайне довольные, покинули торговый центр и подошли к автобусной остановке. — Думаю, Катка оценит подарки.

— Вот уж точно оценит, — рассмеялась я, даже ничуть не сомневаясь в этом, потому что приобретенная для нее яркая бижутерия и потрясающий набор декоративной косметики были действительно шикарными. Элишка неслабо потратилась на любимую внучку, но, без сомнений, та заслуживала все этого. Кати отлично окончила среднюю школу с потрясающими знаниям двух языков — помимо родного чешского — которые ей пришлось изучать углубленно: шведский и английский. Так что она без зазрения совести могла рассчитывать на помощь своей бабули во время будущего проживания в Америке.

Катаржина поступила в высшую медицинскую школу в Вашингтоне, поскольку подобного рода образование получить в США было не так-то просто. После четырех лет обучения в высшей школе Кати должна будет сдать экзамены и только затем сможет попытаться поступить в университет. Конкуренция слишком высока из-за того, что в Северной Америке мало высших учебных заведений, специализирующихся непосредственно на обучении медицине. Однако мне очень хотелось верить в положительный исход задуманного Катаржиной.

Я минут десять визжала от радости, когда она рассказала мне, где будет жить, и что я вполне смогу навестить ее, когда более или менее освобожусь от студенческих забот. Но мы с подругой забегали наперед, позволяя себе помечтать о прекрасном будущем, в котором мы, конечно, станем самыми счастливыми.

Это был последний разговор, после уже никто из нас не имел возможности выйти на связь. Да и как-то не было желания.

Так странно. Я скучала по Кати, но в то же время, не хотела слышать ее голос, потому что, когда моя подруга смеялась, перед глазами всплывали моменты нашего светлого лета…

Распрощавшись с Элишкой, я вернулась домой, показала покупки маме и упомянула о бабуле Катаржины, собственно, о том, что она ждет звонка. Мама тут же радостно закивала и сказала, что обязательно свяжется с Элишкой.

Но неожиданно она замялась, как-то нервно заправляя волосы за ухо, и я, почуяв неладное, спросила:

— Что такое? — вдохнула и: — Кто-то звонил?

Мама кивнула, и я буквально оцепенела, почувствовав ее напряженный взгляд, а сама уставилась в окно, не мигая и не шевелясь.

— Что он сказал? — выдавила я спустя некоторое время, отчаянно считая в уме оглушительные удары своего сердца.

Мама слишком долго тянула с ответом, потому я перевела на нее взгляд, спросив еще раз:

— Что он сказал?

— Ничего… то есть… Ему было жаль, что он не застал тебя. Мне пришлось пояснить твое отсутствие.

— И все?

— И все.

Кивнув и стиснув челюсти, я осторожно, так, чтобы не кружилась голова, потому что мне действительно стало дурно, вышла из кухни и поднялась к себе. Я сидела на кровати, думая о нем. Вновь я пропадала, меня затягивало в то, чего не было так долго. Внутри обрывалось лишь от одной только мысли о том, что я могла услышать его голос, поговорить с ним, как со старым другом, а меня не оказалось дома.

— Так надо, — прошептала я в тишине и этим хотела убедить себя в том, что все к лучшему. — Да, это правильно. Вот и хорошо… вот и хорошо.

Но ничего хорошего не было. Я вновь не спала всю ночь, тихо рыдая в подушку, прикусывая уголок, а когда становилось совсем невмоготу, пряталась под одеяло и ревела в голос.

Так было и на вторую ночь, а к выпускному я совсем вымоталась, потому в праздничную субботу после официальной части торжества я решила уйти домой. Мне было совершенно неинтересно на танцах среди толпы школьников и под зорким взглядом директора, который следил за порядком в зале. Я попрощалась с одноклассницами и сбежала.

Зато дома ожидал сюрприз в виде мамы, сидящей за столом, потягивающей вино и…

— Ты куришь?! — изумленно выдохнула я, застыв на пороге кухни.

Мама тут же вскочила, подлетела к раковине и, открутив вентиль крана, погасила тлеющую сигарету. Я с невероятным ужасом осознала, что она плачет. Мама так и стояла спиной ко мне, опустив голову и беззвучно рыдая. Я будто окоченела от плохого предчувствия, принявшись перебирать в уме возможные причины такого состояния матери.

— Что… мам, что такое? — Я осторожно подошла к ней и развернула за плечи к себе.

— Прости, милая, я так старалась не испортить тебе праздник. Только не звони сегодня Катаржине. Ладно, Миа? Не говори ей сегодня. Праздник ведь… у нее тоже выпускной.

— Ма-ам, — заикаясь со страху, качнула я головой, — что стряслось?

И она выплюнула вместе с рыданиями:

— Элишка умерла…

Меня прошиб холодный пот, а по спине побежали мурашки. От услышанного я даже попятилась и упала на стул, во все глаза таращась на мать, а она, не переставая всхлипывать, объяснила:

— Просто сердечный приступ… Сразу… Она и в себя не пришла…

Все вокруг как-то разом потемнело, и я лишь смогла дрожащей рукой ухватить бокал. Залпом выпила вино и крепко зажмурилась, потому что из горла рвалось что-то бессвязное, непохожее на все, что со мной происходило в трудные моменты жизни. Теперь наружу выливалось то, что называется горем и скорбью. Я словно потеряла родную бабушку, ту, которая все мое детство была рядом, оберегала, заботилась, волновалась и радовала подарками. Только вот это были воспоминания Катаржины, а я все видела со стороны и мне даже не представлялось, в каком состоянии будет моя подруга, когда услышит эту новость.

***

Иногда нужно пройти через немыслимые испытания, чтобы разобраться в человеческих ценностях и понять, какой жизненный аспект более важен. По задумке Вселенной человеку дается шанс начать сначала именно через душевные муки. Каменея и становясь все холоднее, он встает на определенный путь, который впоследствии формирует личность. Так вот если меня встряхнули события с первой не слишком-то счастливой любовью, то Кати досталось от жизни все самое ужасающее.

Я обливалась слезами и безудержно рыдала, глядя на нее на похоронах Элишки. Однако это лишь внутри. Внешне я не позволяла себе быть слабой. Пусть лучше моя подруга выплеснет боль, но не я. Мне хватило нескольких суток без сна и отдыха, чтобы вывалить все, что собралось в душе, а после этого я собиралась стать поддержкой для Катаржины. Кажется, у меня получалось. Во всяком случае, Кати не отпускала моей руки ни во время процесса погребения, ни после, когда все уехали, и мы остались с ней у ворот кладбища. Я пообещала матери привезти Кати сразу же, как она будет готова. Конечно, подруга остановилась у нас. Ночевать в квартире Элишки не представлялось возможным. Во-первых, приехали родственники из Праги, а во-вторых сами родители Катаржины попросили меня не оставлять их дочь одну, ведь все были заняты похоронными делами. Потому было решено: Кати ночует у нас. И бесцельно поболтавшись по улицам, я буквально силой притащила подругу к себе. Она бы до утра бродила по скверам…

Мы не говорили. Молчали с ней, лежа в обнимку на кровати, думали о своем. Наверняка Катаржина вспоминала прошлое. Лишь после полуночи, когда глаза от усталости закрылись, я услышала хрипловатое:

— Как же отвратительно устроена жизнь, Миа. Мы все теряем. Мы решительно все теряем…

И в этом Катаржина была совершенно права. Ничего здесь и не возразишь. Так много дорогого есть у человека, и таким нелепым это выглядит, когда исчезает самое главное.

Я чувствовала, что Кати меняется. Она была смелой, сильной и мудрой, но вдруг стала твердой, словно кремень. Обнимая ее хрупкие плечи, я не понимала, когда мы сделались такими угрюмыми и одинокими? В какой момент мы ощутили себя слишком крошечными в огромном мире? Кажется, когда увидели окружающее нас в черном цвете. В страшном цвете траура.

Быть может, все случилось гораздо раньше, только никто из нас ничего не почувствовал из-за собственных забот — юных, глупых и казавшихся нам тогда невероятно огромными. Теперь же в глазах моей подруги была лишь опустошенность, будто из нее высосали всю радость. И я не могла помочь. Я ничего не могла сделать. Это причиняло боль нам обеим, потому что Катаржина ждала помощи, цепляясь за мои руки, таращась на меня в зеркало, а я молчала, глядя в ответ. Это была наша тишина. Объединяющая, холодная тишина.

Глава 9

When time seems so lonely

And your day seems too long.

You wonder if you will ever

get through and still be strong.

Когда время заставляет почувствовать одиночество

И таким долгим кажется твой день.

Ты размышляешь, сможешь ли ты когда-нибудь

Справиться с этим и всё ещё быть сильным.

Europe «Coast to Coast»

Я подпрыгнула на месте, когда в комнату ворвалась Алисия, которая тут же воскликнула:

— Ох, да ладно тебе, Миа, ты как монашка, честное слово! — и, ткнув в мою сторону пальцем, добавила: — Ты серьезно пойдешь в этом?

Я непонимающе окинула себя взглядом и снова посмотрела на соседку по комнате. Похоже, у меня дар находить подруг с невероятно взбалмошным характером.

Мы жили с Алисией Мартин в одной комнате студенческого общежития, и я частенько страдала от такого соседства, потому что девушка имела склонность приходить поздно ночью, а по утрам к нам заглядывала комендант и начинала отчитывать ее. Иногда у меня возникали мысли пригласить сюда Кати и посмотреть, как эти двое будут вести себя, находясь под одной крышей, потому что заочно Кати и Алисия ненавидели друг друга. К тому же Катаржина, кажется, ревновала, отчего я постоянно подтрунивала над ней, и Чапкова все чаще звонила мне из Штатов, порой не заботясь о разнице во времени.

Учитывая то, что год назад, после похорон Элишки, Кати так и не приехала ко мне, мы стали рассматривать такую возможность на это лето. Однако все было лишь на уровне разговоров и мечтаний.

— Что такое, Алисия? — спросила я, качая головой и оправляя свой вязаный свитер.

— На дворе 1984-й, а ты будто в двадцатых годах застряла! Это что, — девушка брезгливо оттянула мой рукав, — свитер твоей прабабки? Ну кошмар же просто! Сними! Иначе я с тобой никуда не пойду.

Я хохотнула.

— Мне кажется или кое-кто уговорил меня пойти на эту вашу, как ты выразилась, тусовку? Вероятно, я имею полное право отказаться.

— Вот именно — на тусовку. Хочешь собрать вокруг себя всех стариков? Тогда эта одежда сойдет, несомненно.

Мне стало очень смешно от ироничного юмора Мартин, но, если задуматься, то, кроме нескольких черт характера, ничего общего у нее с Катаржиной и не наблюдалось. Алисия казалась более агрессивной и язвительной. Тут и сравнивать оказалось нечего, а тянулась я к таким людям по одной простой причине: во мне не было огня, запала и смелости. Мама всегда говорила, что замуж я выйду за совершенно ненормального парня, потому что мои скудные эмоции должны прийтись по вкусу только сумасшедшему и нервному человеку, которого я смогу усмирить пассивным характером. Не видела причин не соглашаться с ней. В этом что-то было.

Переодеваясь, я думала о предстоящем завтра зачете по социальной психологии, и, честно признаться, мне совсем не хотелось идти на вечеринку, ведь знаю же, что не высплюсь и буду чувствовать себя неуверенно. Радовало лишь то, что осталось всего-ничего до конца первого учебного курса, а после я смогу «сбежать» в Стокгольм. «Сбежать» значило — покинуть чокнутую Алисию и отдохнуть от шумных третьекурсников, которых около месяца назад переселили на наш этаж. А учитывая то, что общежитие было смешанного типа, случалось разное, даже стычки между парнями и девушками, не поделившими что-то между собой, или же из-за ревности. Последнее особенно забавляло меня, поскольку я терпеть не могла это странное чувство, с которым столкнулась еще в школьные годы… с Йоакимом. Моя натура отказывалась воспринимать собственнические замашки мужского пола в любом их проявлении. Но… Кто знает, может ревность — это лишь страх потерять то, что, по твоему мнению, принадлежит только тебе и никому более?

Алисия Мартин добилась своего, и на студенческие танцы я пошла в платье, но все равно оно было скромным, закрытым и не могло кого-либо спровоцировать. Да, я все еще не обращала внимания на других парней, но и о Ларссоне тоже ничего не знала, намеренно избегая любых упоминаний о новых музыкальных коллективах. Хотя кое-какие песни все же прорывались сквозь воздвигнутую мной стену, однако я не могла быть уверенной, что это поет Йоаким. К тому же кто-то однажды в перерывах между парами рассказывал о набирающей популярность группе из Стокгольма. Меня тогда зацепили и поинтересовались, не знакома ли я с этими ребятами, но название коллектива мне ни о чем не сказало и от меня отстали.

Место, куда привела меня Мартин, было самым обыкновенным актовым залом в одном из корпусов Школы бизнеса. Довольно вместительное помещение оказалось наполненным людьми, танцующими в огнях цветомузыки.

— Давай, идем со мной! — сквозь шум выкрикнула Алисия мне на ухо и поволокла в сторону более темного угла, где стоял ряд стульев.

— Если ты хочешь выпить, это без меня, ладно? — тут же резко ответила я, выдернув свою руку из пальцев девушки.

— Да перестань ты…

Я все же не бросила Мартин, но рядом с ней не стояла, поскольку меня злила ее тяга к алкогольным напиткам. Пока девушка копошилась в своей сумочке, я скользила взглядом по толпе танцующих и притоптывала в такт песни.

Вообще тут собрались и первокурсники, и ребята постарше. Одна из компаний привлекла мое внимание своим неформальным видом: на парнях были черные узкие штаны и кожаные «косухи» с множеством шипов и наклепок. И если все вокруг отличались разными яркими атрибутами, которые начали входить в моду, то эти четверо не вписывались в поп-тусовку совершенно. Но еще больше удивил вид высокого темноволосого парня, который стоял ко мне в профиль и, эмоционально размахивая руками, что-то пояснял своим приятелям. Он показался мне слишком дерганным, а это среди других студентов выглядело как-то нелепо. Когда «панки» просто таращились на него, этот парень тыкал себя пальцем в грудь, будто хотел достучаться до непробиваемых ребят, доказывая им свою правоту. Да и его одежда… Ну не видела я ни разу, чтобы кто-то носил обтягивающие темные штаны в сочетании со странной черной майкой-сеточкой. Нет, может, артисты так и ходят, им ведь позволительно пропагандировать, скажем, образ соблазнителя или женщины-кошки, но простой студент…

Да, верно, я все никак не могла привыкнуть к откровенным европейским выходкам, потому что выросла в совершенно тихом и спокойном месте. Так что подобный вид у парней был чужд мне.

— Эти «неформалы» — придурки, — услышала я позади себя голос Алисии и тут же повернулась к ней. Она посмотрела на меня, улыбнувшись, а ее глаза блестели от выпитого алкоголя. — Ну ты же на них пялилась? Вот я и говорю, это «неформалы», так их называют, а это — русский.

— Русский? — почему-то удивилась я, припоминая, что этот парень живет на нашем этаже, и чаще всего именно из-за него возникает очередной скандал. — Это же Итан? — нахмурила я лоб, рассматривая брюнета и опять повернулась к подруге. — Итан Харрисон?

— Верно, — согласно кивнула Алисия.

— Тогда почему русский?

— Ну говорят, у него дед оттуда, из Москвы… Будь осторожна, Харрисон — психованный идиот и патологический правдолюб. Не понравишься, узнаешь об этом сразу же и прилюдно, — и добавила, буравя парня тяжелым взглядом: — Терпеть его не могу.

Я догадалась, что Мартин, скорее всего, сама сталкивалась с этим «правдолюбом», потому и злилась на него. Покачав головой, я отвернулась от той компании и пошла за Алисией к ее знакомым.

Я жутко жалела, что притащилась на танцы, потому как заметно клевала носом и катастрофически сильно хотела просто вернуться в общежитие, лечь и уснуть. Однако Мартин цепко удерживала меня под руку, и я стала подозревать, что, скорее, служу ей опорой, чем собеседницей. В большей степени Алисия трепалась с девчонками, забыв обо мне, а я тоскливо поглядывала по сторонам, все чаще ловя себя на том, что кошусь на Итана. Но это выходило невольно, и смотрела я на него вовсе не потому, что у него была необычная для меня — шведки — внешность, а из-за шумного поведения парня. Хотела я или нет, а глаза сами натыкались на него, и снова приходилось отворачиваться, чтобы не оказаться замеченной.

Мне было тошно от парней. От любого, кто не напоминал Йоакима, но если улавливалось хоть какое-то сходство, я злилась еще больше, отшивая ничего не подозревающего ухажера. Хотя было их за все время только два. Да и те сами не понимали, нравлюсь я им или нет. Забавно даже.

В общем, мне было за радость сливаться с толпой и не отличаться от других девушек. Тем более после того, что случилось между мной и Ларссоном, я взяла себе на заметку: не доверяйся никому и тебе не сделают больно. Вот так.

После полуночи я решила покинуть это место и, когда заметила Алисию в компании не менее развязных парней, чем она, пошла к выходу. Конечно, это выглядело не очень красиво с моей стороны — бросать подвыпившую соседку по комнате среди ребят — но угнаться за Мартин и ее увлечениями было просто невозможно. Я ушла, да, а на улице, шагая по темному переулку, оказалась свидетелем потасовки. Хорошо хотя бы до общежития было совсем недалеко, и я выдохнула с облегчением, когда, пожелав коменданту — миссис Харви — доброй ночи, поднялась в комнату. Ко мне она, к счастью, цеплялась редко, потому что я не пила и не водила к себе парней.

Вероятно, я могла бы неплохо отдохнуть, если бы примерно в четыре часа утра в коридоре не поднялся шум, а вслед за ним в комнату не ввалилось два, я бы сказала, тела, потому как иначе не назовешь пьяную Алисию и удерживающего ее на себе Итана. Парень широко улыбался, сонно моргая, а я сидела на кровати, включив ночник, и во все глаза таращилась на этих двоих.

— Куда… ее… — только и выдавил Харрисон, а после сам же толкнул мою соседку на кровать. На мою кровать. Прямо мне на ноги.

— Да что такое? — воскликнула я хриплым после сна голосом и выбиралась из-под одеяла. — Вообще рехнулись?

— Тихо. Чего разошлась? — промямлил Итан и поспешил покинуть комнату, что-то еще пробормотав напоследок.

Я жутко разозлилась на Мартин. Улеглась на ее кровать и долго ворочалась без сна, нервно сопя, а после встала и стащила с подруги одежду. Затем, как смогла, подтянула ее повыше, чтоб уложить на подушку, и вернулась в постель.

***

Утро было отвратительным. Помимо того, что Алисия умоляла меня принести ей из аптеки средство от похмелья, так она еще и проснулась в семь утра, принявшись тошнить прямо у кровати. Я впервые в жизни ненавидела человека. Но мне было немного жаль Алисии, потому что я знала, что ее воспитывала двоюродная тетка — единственная родственница — а родителей у Мартин не было с четырех лет. Они погибли в авиакатастрофе. Ужасный случай. Она рассказывала мне об этом каждый раз, когда перебирала с горячительными напитками.

В итоге я сходила в аптеку, а после долго стояла под прохладными струями душа, чтобы взбодриться перед зачетом. Спать хотелось до слезливости глаз и бесконечной зевоты. Но, выпив огромную кружку крепкого кофе и даже не став завтракать, я, кажется, пришла в норму. Есть немного хотелось, но все равно в таком состоянии от еды воротило, как и от устойчивого запаха алкоголя, которым несло от полуживой Мартин.

В коридоре стояла шумиха, когда я вышла из общей душевой, потому что пришлось вернуться туда за своим забытым полотенцем, и, шагая мимо вопящей миссис Харви, я покосилась на Итана. Именно он был причиной очередного инцидента, только какого, я не знала.

— А вот она может доказать, что я спал в своей комнате! — вдруг воскликнул парень, поймав мой мимолетный взгляд.

«Что? Серьезно?».

Я остановилась, неловко улыбнувшись лжецу, и посмотрела на коменданта.

— Мисс Нильссон, будьте добры, скажите, был ли мистер Харрисон у себя прошлой ночью? Я пропустила момент его появления в общежитии, но мне сообщили, что ваша соседка по комнате находится в плохом состоянии, потому что этот человек привел ее только под утро. Я должна разобраться…

— Откуда мне знать, чем он занимался этой ночью? — пожала я плечами, предательски краснея под внимательным взглядом парня. — Мне ничего неизвестно. И… прошу простить, миссис Харви, у меня зачет через час.

— Да-да, конечно. Но…

— Я же не солгал, — перебил Итан коменданта, которая поджала губы. — Ну правда, я спал у себя.

«Вот негодник и не лжет ведь. Конечно, он спал в своей комнате после того, как приволок Алисию».

Я не ушла. Почему-то стало крайне любопытно, как Харрисон выкрутится. А он потешался над женщиной, и его глаза вспыхнули азартом. Итан вскинул брови так, что его вид сделался невинным, а проступившие на щеках ямочки, без сомнений, работали только на пользу. Миссис Харви цокнула, недовольная собой и влиянием вот таких студентов на ее, цитирую: «Несчастное больное сердце», а после, пригрозив Итану выселением, побрела в сторону лифта.

Я тоже поторопилась ретироваться, но Харрисон поймал меня у самой двери, схватив за локоть. Я неловко освободила свою руку и уставилась на него немного насторожено.

— Могла бы и вступиться за меня, — посмеиваясь, проговорил «русский».

— С чего вдруг? — искренне изумилась я, вжимаясь спиной в косяк. Я нервничала, когда незнакомые люди вставали ко мне настолько близко.

— Да просто так. По-соседски.

— Ну надо же, а я думала, тыненавидишь ложь и всегда говоришь только правду. Предлагаешь лгать вместо тебя? — Фух! Откуда только взялась моя смелость?

Но она была недолгой, я тут же покраснела, потупила взгляд и, нащупав ручку двери, едва ли не ввалилась в комнату, захлопнув дверь перед носом улыбчивого парня.

***

Итана Харрисона стало слишком много. Он был заметен в коридоре учебного корпуса, в столовой тоже я слышала только его громкий голос, а на парах по общей психологии, куда он приходил в свои «окна» — зачем вообще третьекурснику торчать на парах первого курса — кучерявая неряшливая голова Итана мелькала перед моими глазами, что в конечном итоге стало невыносимо раздражать.

Я решительно не понимала, почему девушки липнут к этому развеселому парню, но, кажется, ответ крылся как раз в слове «развеселый». Нельзя было не заметить, что Итан является душой компании: много и по теме шутит, совсем не пошло, однако порой грубовато. Еще он действительно был прямолинеен до невозможного. Тактичность — не его конек. Но как бы там ни было, к нему все равно тянулись люди. И я невольно стала отмечать различия между ним и Йоакимом, приходя к выводу, что эти двое — небо и земля. Если Ларссон, в жизни сдержанный и уверенный в себе, был достаточно скрытным, то Итан являл собой пример прямодушия, даже некоторой наивности. За этим тянулась романтичность и незнакомая мне порывистость. Мол, я сейчас сниму с себя все вещи и отдам тому бомжу, что сидит в сквере у мусорных урн. Я не понимала этой широты души парня, меня немного пугала такая эмоциональность, но привлекало то, что все это было без пафоса и наигранности.

Я краем уха слушала, как Харрисон, в очередной раз посетив наше занятие, рассказывал о забавном случае, произошедшем с ним на концерте какой-то группы, которая приезжала в Лондон больше полугода назад. Об этом коллективе под названием «Europe» я не слышала. Вернее, ребята раньше что-то спрашивали о них, но я не знала музыку этой группы. Возможно, слышала, но не имела представления, кто они такие.

— …на следующей неделе будут выступать у нас в местном рок-клубе, — донеслось до меня, и я подняла глаза на Итана, который тут же, заметив меня, сказал: — Миа, пойдешь со мной на концерт?

Я растерянно моргнула, окидывая всех смущенным взглядом, и качнула головой. Вероятно, неопределенно вышло, потому что Харрисон переспросил:

— Так что? Идешь?

Алисия, сидевшая рядом, замерла, а после склонилась ко мне и прошептала:

— Учти, он добьется своего, если пойдешь с ним. Думаешь, бесцельно таскается на наши занятия?

Именно это нетактичное со стороны сокурсницы заявление пробудило мою гордость, хотя я не была уверена в правильности своего решения. Зато могла с точностью отвечать за собственные будущие поступки, и я знала, что Итан ничего не получит, кроме моего присутствия на концерте.

Я кивнула, посмотрев на парня, а тот улыбнулся в ответ, снова вынуждая меня нервничать из-за его обезоруживающей открытости.

«Странный какой-то, честное слово».

Веря, что ничего ужасного не случится, я спокойно погрузилась в учебу, всеми силами стараясь не обращать внимания на этого представителя противоположного пола, который явно пытался подобраться ближе. Не буквально конечно. Однако это очень бросалось в глаза и не только мне. Девушки в нашей группе уже давно начали шептаться о несуществующих отношениях между мной и «русским». Но я мысленно смеялась над ними, храня в голове образ Ларссона.

Решающим этапом моей жизни стал звонок Катаржины в пять часов вечера, когда я только влетела в комнату и, ринувшись к тумбочке, схватила трубку надрывавшегося телефона.

— Пляши, — одно слово от Кати, без приветствия и привычного визга.

— Эм… и что это значит? — я растерянно присела на кровать, сбрасывая с плеча сумку, тяжелую от конспектов и учебников.

Подруга рассмеялась, поняв, как напугала меня, и тут же весело воскликнула:

— Я в Лондоне! Встретишь меня?

— Боже… О, боже! Кати! — закричала я, вскакивая и не зная, куда мне броситься, и уже едва не повесив трубку, додумалась спросить, где именно она находится.

Чапкова рассказала мне в подробностях, куда подъехать, и я замерла, не поняв, о чем идет речь.

— Почему ты в отеле? Думаю, миссис Харви позволит приютить тебя…

— Я должна встретиться с Джоном, Миа.

— С Джоном? — продолжала глупить я.

Кати протяжно заскулила, посмеиваясь над моей несообразительностью.

— Джон Левен. Помнишь такого? Они в гастрольном туре по Европе. — Я снова присела, ощутив, как сильно сдавило горло, потому и не смогла ничего сказать, а Катаржина добавила: — Хочешь увидеть… Джоуи… то есть… ну ты поняла.

— Джоуи? Кто это? — спросила я, плохо соображая.

— Неважно… Ну Йоакима… Хочешь или нет?

Резко встрепенувшись и сбросив с себя задумчивость, я проговорила с напором:

— Как-нибудь в другой раз…

«А лучше никогда».

Глава 10

I knew that you were waiting

For me to share your life

Я знал, что ты ждала меня,

Чтоб разделить свою жизнь.

Europe «Danger on the track»

Как же я ненавидела Катаржину за то, что она солгала мне. Эта негодяйка утверждала, что я не столкнусь с Йоакимом, но, видимо, именно она на пару с Левеном подстроила эту встречу. И лучше бы мне в этот вечер остаться с Итаном, который, пронюхав, что у меня гостья, тут же нарисовался на пороге нашей комнаты.

Началось все с того, что Алисия с первых секунд налетела на Катаржину, а та в ответ, как ни странно, очень даже сдерживалась. Они заспорили о том, кто и где остается на ночь, а свидетелем всему оказался Харрисон, без стука вошедший в комнату.

— Миа может остаться у меня, — поведя бровью, хохотнул Итан. — Правда комнатушка одноместная, но как-нибудь переспим.

Я нахмурилась, слушая хихиканье Чапковой, но никак не отреагировала на реплику парня. Потом он посерьезнел и спросил, прислонившись плечом к стене:

— Наш поход на концерт в следующую субботу все еще в силе?

Я собралась ответить, но вдруг взбаламутилась Кати, которая до этого мирно раскладывала свои вещи на полки моей половины шкафа.

— Ты чего себе надумал, приятель? — воскликнула она, встав в позу «руки в боки».

Итан молчал и смотрел на нее исподлобья. Я интуитивно ощутила его злость. Вот уж правду говорили: вспыльчивость — второе имя Харрисона. Парень завелся с пол-оборота, потому я даже не удивилась, когда он перебил разволновавшуюся Катаржину, и спросил, с прищуром глядя на нее:

— Есть какие-то претензии? Кому-то перехожу дорогу?

— Что? — уже вклинилась в диалог и я. — Что вы оба несете? — посмотрев на Кати, мне пришлось понизить голос, дабы не накричать на нее. — Ты чего злишься?

Чапкова, честное слово, едва не накинулась на меня, но вместо этого шагнула вперед, процедив:

— А как же Ларссон? Уже все? Забыла о нем?

Секундная пауза, и я ощутила жгучий стыд от слов подруги, будто меня обвинили в измене. Я словно перенеслась на два года назад, когда услышала подобные намеки от самого Ларссона. Сейчас Кати клонила туда же, и я непонимающе таращилась на нее, немного качая головой, потому что отрицала произнесенное ею.

— Скажи этому парню, что никуда с ним не пойдешь. Ты должна встретиться с Йоакимом, — ужасно неприятным тоном потребовала Чапкова.

Мне будто наступили на горло. С одной стороны душила обида на подругу из-за ее желания управлять моей жизнью, со второй — напряженное молчание Итана, который, кажется, был довольно неплохим парнем. Но подчиняться его напору и упрямству Кати я не хотела. В центре всего этого была Алисия, с восторгом наблюдавшая за развернувшейся сценой. Она сидела на подоконнике и таращилась на нас поочередно, и, вот серьезно, кто бы дал ей поп-корн, она была бы как в кинотеатре. Вот только эта глупая комедия, которую устроили Кати и Харрисон, мне вовсе не пришлась по душе.

— Итан, — произнесла я, подавляя сильное желание бросить все и убежать из комнаты, и, клянусь, если бы парень не стоял в дверях, точно так и сделала. — Я пойду с тобой на концерт.

— Дура… — прошипела Кати, отворачиваясь, а я быстро перевела взгляд на нее, игнорируя довольное выражение лица Харрисона, и сказала:

— И с тобой я сегодня съезжу на встречу, Катаржина. Раз тебе так хочется поскорее меня спихнуть в руки тому, кто добивался… — я запнулась, почувствовав, что при Итане лучше не говорить ничего о наших встречах с Йоакимом, и когда я покосилась на него, то поняла — вовремя сдержалась. Харрисон, всеми силами скрывая недовольство и разочарование, скользнул взглядом по моему лицу и вышел, громко хлопнув дверью.

— А я говорила, что он чокнутый, — в ответ на мой тяжелый вздох проговорила Алисия. — Если Итан посчитал девчонку своей, то сомнений у него в собственной правоте уже не возникнет. Просто, как белый день. У него всегда так.

— Ну и парней ты себе находишь, моя хорошая, — съязвила Кати, а я отрезала, выхватывая из ее рук свою куртку:

— Он не мой парень, и я его не искала.

***

Ночь обещала быть длинной. Я остыла, как только мы встретились с Левеном в баре отеля. Для меня оказалось неожиданностью собственная реакция на давно забытого приятеля. Мы крепко обнялись и, горячо перебивая друг друга, принялись спрашивать о делах, а после весело обсуждали внезапный приезд Катаржины. Только там выяснилось, что Кати сдала все свои зачеты и контрольные, потому прежде чем укатить на период каникул в Прагу, решила сделать мне сюрприз. После, созвонившись с Джоном, она узнала дату их выступления в Лондоне и таким образом выбрала более удобное время для приезда.

Левен ни словом не обмолвился о Йоакиме, только что-то рассказывал о Джоуи, и это наверняка был новый участник коллектива, а я нервно ерзала на месте до тех пор, пока парень не ушел по делам.

— У них выдалась целая неделя отдыха, — объяснила мне Катаржина, когда мы сидели за барной стойкой, потягивая немыслимые коктейли. Немыслимые для меня — я катастрофически быстро пьянела, хотя напитки были безалкогольными, но подруга пронесла в сумочке кое-что горячительное и периодически подливала это в мой бокал. Благо, на следующий день у меня не было занятий, иначе могла бы повторить состояние Алисии. — Кстати, расскажи-ка мне об этом парне, — вдруг напомнила подруга, и я покосилась на нее, недовольно наморщив нос.

— Перестань, — отмахнулась я. — Сама знаешь, что это несерьезно.

— Нет, — удивила меня подруга, заупрямившись, и я взглянула на нее пристальнее, пытаясь отыскать признаки веселости, но Катаржина была крайне серьезна. — Я… не могу объяснить… — она стала до жути странной. — Это, знаешь, как если бы кто-то уводил у меня из-под носа любовь всей моей жизни.

Я покачала головой.

— О чем ты говоришь?

— О том, что этот ваш Итан… Он другой какой-то.

— Да просто не англичанин, вот и отличается от всех! — воскликнув, возразила я. — Меня тоже не сразу приняли. Я чувствовала себя «белой вороной». И очень долго, кстати. Только в последние месяцы более или менее «прижилась». Так что это все ерунда.

— Нет.

— Да что ты заладила? — меня подбросило на месте от накатившего раздражения. — Глупости! Просто глупости!

Взгляд Кати был более чем красноречив, потому я, умолкнув от своей неизвестно откуда взявшейся горячности, шумно сглотнула и отвернулась. Глядя в бокал с цитрусовым напитком, я теребила пальцами салфетку, когда услышала:

— Я буду только счастлива, если этот парень станет единственным для тебя. Но ты ведь и сама понимаешь, кто тебе нужен на самом деле.

— Кати, — выдавила я, пряча глаза. — Просто прекрати говорить о нем. О них двоих. Я не желаю слушать…

Но Катаржина решила добить меня, сказав:

— Ни о Ларссоне, ни об этом Итане ты не знаешь абсолютно ничего. Как можно любить, не интересуясь человеком?

Я подалась к подруге, не скрывая своей обиды, и спросила:

— Зачем ты приехала? Все распланировано на мой счет?

Подруга отвернулась, в три глотка выпила свой коктейль, а после пробормотала:

— Кто б мою жизнь распланировал. После смерти бабули я не знаю, куда себя сунуть, — и выпалила мне в лицо: — Тошно, Миа. От всего тошно. Пусть бы ты была счастливой…

Я не стала отвечать, все еще переваривая сказанное Катаржиной. Она изменилась, это очевидно. Я не была готова к такому внезапному фатализму в ее репликах, словно она заранее программировала меня на определенный выбор, а сама — в омут с головой. Только вот омут тот казался мне страшным и опасным. Кати пугала меня, очень пугала.

***

Моя голова шла кругом от крепких коктейлей, а голос щебечущей рядом подруги звучал словно издалека.

Откуда-то доносилась оглушительно громкая музыка. Или мне лишь казалось, что она так грохочет. В любом случае, стало немного дурно, и я попросила Кати отвести меня в уборную. Но кто-то другой подхватил мое ослабшее тело подмышки, когда я попыталась сползти с высокого стула. Ноги затекли и мне пришлось потоптаться на месте, разминая их, прежде чем я вскинула глаза на оказавшегося поблизости спасителя. Слова благодарности застряли в моей глотке стоило только встретиться с взглядом ясных и хитрых, словно кошачьих, глаз. Я держалась за предплечья парня, а внутри все завязалось в смертельный узел, от того как он глядел на меня в ответ, как изучал, ласково улыбаясь.

— Йоаким? — выдавила я, но таким ужасающе севшим голосом, что тут же кашлянула.

— Джоуи… — будто машинально исправил меня парень и добавил: — Да, Миа, кажется, тебе нужно передохнуть, — рассмеялся Ларссон. — Я подсчитал количество выпитых тобой коктейлей, ты явно превысила норму, — и прищурился. — Тебе ведь есть восемнадцать, а то придется позвонить твоим родителям?

Я все еще не могла принять тот факт, что это он, потому не переставала пялиться на него во все глаза, а Йоаким от этого невероятно веселился.

Он был другим. Совершенно другим. Его светлые волосы ниспадали на широкие плечи мелкими кудрями, созданными за счет химической завивки, а челка придавала миловидному лицу мягкости и некоторой невинности, однако сияющий взгляд говорил отнюдь не о наивной натуре парня. Все это было иллюзией, а правдой казалась его чуть насмешливая улыбка, по-доброму насмешливая, и я не могла поверить, что Ларссон так изменился, стал настоящим мужчиной.

Он, кажется, повел меня к выходу — сама не поняла, когда успела дать на то свое согласие — но притормозил и бросил через плечо:

— Кати, еще увидимся!

«Что? Почему он так сказал?»

— Куда мы? Откуда ты здесь? — стала задавать я вопросы, сквозь дымку в голове прикинув, что это может быть сном, ведь мое состояние никак не назовешь адекватным. — Прости, — добавила я и потерла переносицу: — Я вообще не пью. Просто тут Кати… так все сложилось…

— Миа, ты мне совсем не доверяешь? — услышала я приглушенный смешок Ларссона. — Я знаю, какая ты. Просто отвезу тебя в общежитие.

Мне отчего-то стало горько. Наверняка я не понравилась Йоакиму в таком виде.

— Все хорошо, правда, — проговорил он с напором, когда по моему лицу понял, каково мне сейчас.

— Да… — кивнула я и вскинула на него глаза, нелепо улыбнувшись.

Сердце заходилось от вида этого статного высокого парня, который без преувеличения выглядел невероятно привлекательно. Да, конечно, доля алкоголя в моей крови придавала ему еще большей соблазнительности. Но что тут скрывать, я чувствовала по себе — если не унесу ноги, то сделаю все, что попросит Йоаким. Даже то, чего не попросит. Мне нужно бежать. Пусть это и глупо, но… так надо.

— Джоуи! Джоуи, ты куда намылился? — кто-то громко закричал у нас за спиной, когда мы уже оказались на улице. Ларссон, остановившись, сжал мои плечи и уставился в лицо пристальным взглядом, словно хотел загипнотизировать. — Миа, пожалуйста, — сказал он, понизив голос, — просто дождись меня. Я прошу. Ладно?

Сглотнув, я кивнула, ощущая привкус собственной лжи. Мне хотелось остаться с ним, но только не в таком состоянии.

Честно, я вроде бы не собиралась делать этого, но ноги сами понесли меня к месту для парковки, когда Йоаким скрылся за дверью отеля. Там я, отыскав свободное такси, быстро запрыгнула внутрь. Запрыгнула — это, разумеется, громко сказано, ведь мои конечности совершенно обмякли от выпитых коктейлей. В голове все еще звучал голос Ларссона, и это непонятное «Джоуи» вызвало во мне бурю противоречивых чувств. Ведь, кажется, Левен упоминал как раз это имя, но до меня все никак не доходило, кто это? И в какой-то момент, когда такси затормозило у общежития, я поняла, что непременно должна узнать хотя бы какие-то факты из жизни Йоакима.

«Вот дура, — мысленно ругала я себя, плетясь к крыльцу, — опять то же самое. Каждый раз… Ненормальная… Что теперь делать? Как мне отыскать его?»

Я в отвратительном состоянии добрела до своей комнаты, закрыла дверь, сбросила обувь и уселась на кровать. И только после этого до меня дошло, что Катаржина осталась в отеле, а я, как бог знает кто, унесла свои ноги.

Ринувшись прочь из комнаты, я побежала в душевую, там долго отмокала под холодным душем, до лязгающих зубов отмокала. После натянула на мокрое тело штаны и кофту и вернулась к себе. Я окончательно привела свой внешний вид в порядок, высушила волосы и сменила одежду, чтобы достойно встретить разгневанную подругу. Ведь она наверняка разозлится.

Когда до лифта оставалось всего-то пару метров, я резко остановилась, заметив краем глаза, как распахнулась дверь комнаты Итана. Но пока он ничего мне не сказал, все же встала напротив лифта, принявшись нервно тискать кнопку вызова.

Парень смотрел на меня, я уловила это периферическим зрением, однако реагировать на него не собиралась.

— Может тебе помочь? — сказал он, не удержавшись. Я отрицательно мотнула головой, а, шагнув в лифт, услышала: — Кто он, Миа, что ты так за ним бегаешь?

Меня будто ударили по лицу. Я растерянно моргнула и медленно вышла в коридор, а за спиной с грохотом закрылись дверцы, отрезая меня от внешнего мира. Привалившись плечом к стене, я смотрела на свои пальцы, стыдясь вскинуть глаза на Харрисона. По сути, кто он мне — никто. Просто сосед по этажу, да, еще пару раз поприсутствовал на наших занятиях, и что с того? Это ведь не дает ему права каким-то образом влиять на мою жизнь, но, невероятно… он все равно влиял.

Пока я мялась у стены, Итан приблизился, мягко взял меня за руку и отвел в свою комнату, словно я была безвольной куклой, даже не сопротивляющейся ему. Там мы сидели за столом напротив друг друга, пили горячий чай, но я все так же не поднимала глаз.

— Расскажи мне, что стряслось? — попросил парень тихим голосом спустя достаточно времени, за которое я успела отогреться горячим напитком. Как оказалось, я жутко промерзла. Совсем не заметила этого.

— Не надо, Итан, — посмотрела я на него умоляюще. — Не хочу говорить об этом. И спасибо, что остановил меня. Я могла натворить глупостей.

— Каких? Поехала бы к нему? — хмыкнул Харрисон.

Я глядела на него, изучая такое приятное лицо, и думала, что мне никогда не удастся разобраться в природе мужских поступков. Как вообще можно в этом разобраться? Они такие разные и в то же время все схожи между собой. Как сказала Катаржина…

— О боже! — шумно выдохнула я и прикрыла глаза, снова вспомнив о подруге. Итан выпрямился, уставившись на меня удивленно. — Кати… Извини, Итан, извини меня, — я встала, сжала запястье парня, тут же отпустила и пошла к двери.

— Ты куда? — Харрисон направился вслед за мной.

— Я должна позвонить в отель. Мне нужно отыскать подругу.

Добиваться номера телефона того отеля, из которого я сбежала, пришлось около получаса — женщина из справочной службы, вероятно, не выспалась.

Трубку в отеле сняли лишь с третьего раза. Как оказалось, я позвонила прямо в бар, но Кати, после того, как я ее подробно описала, там не обнаружили. Однако, уже собираясь повесить трубку, бармен вдруг воскликнул, перекрикивая музыку, грохочущую на фоне:

— Вот же она! — а после куда-то в сторону: — Мисс, вы Катаржина Чапкова? — небольшая заминка и на том конце провода раздалось: — Слушаю!

— Кати! — вскрикнула я, а сидящий напротив меня Итан дернул бровями, тихо посмеиваясь и качая головой, и устало потер глаза. — Я заберу тебя! Ладно?

— Ох, боже, — отозвалась подруга недовольно, и я удивилась, что по голосу она вполне адекватна. — Хочешь — приезжай. Джоуи до невозможного обижен на тебя.

Бросив осторожный взгляд на Итана, который невольно прислушался, хотя делал вид, что безразлично смотрит в темень за окном, я вздохнула. Он покусывал нижнюю губу и, могу поклясться, ждал продолжения разговора — Кати кричала в трубку слишком громко, парень явно мог разобрать что-то из ее слов.

— Прости меня, — проговорила я, — мне очень стыдно перед ним… И почему… почему Джоуи, Кати?

— Потому что Джоуи Темпест, Миа! — прокричала Чапкова, так как музыка заиграла еще громче. — Йоакима Ларссона больше нет! Ты хотя бы иногда читай новости!

Растерянно слушая подругу, я очень хотела освободиться от внимания Итана, но он явно не собирался уходить.

— Я сейчас приеду. Сейчас же приеду, — я вскочила, краснея под взглядом Харрисона.

— Он… он все еще там?

— Боюсь, ты много хочешь, — ошеломила Кати, — Джоуи уехал с ребятами и, Миа, не думаю, что у них будет мальчишник.

Я не уловила момента, когда отбросила трубку, словно обжегшись, но Харрисон поймал ее и положил на место. Потом он поднялся и встал напротив меня, сунув руки в карманы брюк.

— Спасибо… — неизвестно зачем прошептала я и прилегла набок. — Можно я побуду одна?

— Можно, — согласно кивнул Итан, со вздохом присев перед моей кроватью на корточки. Он долго рассматривал мое лицо, скользя по нему непривычно тоскливым взглядом, а после добавил: — Вы, девушки, такие странные. Зачем выбирать себе того, кому ты не нужна?

Я посмотрела на него пристально.

— Да, зачем, Итан? Ты ведь делаешь то же самое.

Боже, какими глазами он уставился на меня, будто в нем что-то взорвалось, а огонь, вспыхнувший во взгляде, немного напугал. Я сглотнула, не мигая буравя парня напряженным взором, боясь отвернуться — вдруг пропущу момент, когда он сорвется.

Но ничего не произошло. Итан просто сцепил пальцы рук, уперев локти в колени, и слегка прикусил костяшки, в ответ глядя на меня задумчиво и как-то… странно.

— Я понял тебя, — наконец, моргнул он, выпрямился и повторил: — Я понял.

Еще бы не понять. Я буквально хлестнула своими словами по его щекам, самой стало невыносимо стыдно из-за такой не присущей мне жестокости. Я вообще менялась на глазах, не осознавая этого, и лишь теперь, когда столкнулась с чужими чувствами, приняла факт — меня ломало изнутри. Я сделала Итану больно, потому что мне тоже было очень больно. Это ли не жестокость?

Я не поехала за Катаржиной. Она вскоре примчалась сама. Расстроенная и молчаливая умылась, улеглась рядом со мной и, обняв меня, пробормотала:

— Ничего, вы еще встретитесь. Я уверена.

Только я не знала, хочу ли видеть Йоакима… Джоуи…

Кого из них? Ведь подруга так и сказала: «Йоакима Ларссона больше нет». Могло ли это значить, что теперь мне предстоит познакомиться с другим человеком? С солистом рок-коллектива, о котором я ничего не знаю. Не знала и раньше, а теперь — подавно.

— У тебя есть их пластинка? — спросила я в темноте.

— Есть.

— Давай послушаем…

Вплоть до рассвета мы с Катаржиной, тихо включив старый проигрыватель и устроившись на одеяле, расстеленном на полу, слушали новый альбом группы «Europe», а после и старые записи, и я со страшной осмысленностью понимала, что никогда не смогу отдать свое сердце другому. Оно буквально заклеймено Йоакимом Ларссоном, его голосом, взглядом. Это навсегда. Невероятно, что такое вообще возможно. Но ведь и правда возможно. Однако от того и было тошно: я никогда не стану счастливой, просто не смогу без него.

Глава 11

We'll keep on headin' through

Lights and shadows

Мы продолжим идти сквозь

Свет и тень.

Europe «Lights and shadows»

Песни «Europe» не выходили у меня из головы.

Джоуи… ох, мне все еще хотелось называть его Йоакимом, но, похоже, это действительно стало совершенно неуместным, учитывая то, как на прошлых выходных повела себя я, и как на это отреагировал «мистер Темпест». Вероятно, тот парень из гаража, которого я знала раньше, так не поступил бы, не бросился во все тяжкие, чего не скажешь о рок-звезде Джоуи Темпесте. Да, я злилась на него. На себя тоже…

— А что ты хотела, моя дорогая? — возмутилась Катаржина у меня за спиной, пока я рылась в шкафу в поисках блузки. — Не будет же он ждать тебя вечно. Парню нужно… э-э-э… иногда расслабляться.

— Да-да, — отмахнулась я, всем видом показывая, что мне все равно, но Кати прекрасно меня знала, потому продолжила:

— Я не думаю, что он сделал нечто из ряда вон…

— Катаржина! — обернулась я к подруге. — Ничего против твоих советов я не имею, но, будь добра, прекрати говорить о нем. У меня и так в голове двадцать четыре часа в сутки звучит музыка «Europe». Я устала, мне нужно выспаться, побыть в тишине, да… да просто книгу почитать, в конце-то концов. Близится важный экзамен, и от него зависит моя дальнейшая судьба. Ты сама знаешь, что на втором курсе я буду изучать непосредственно тонкости профессии пиар-менеджера. Поэтому я должна во что бы то ни стало сдать этот экзамен, так что хватит…

— Не хватит. Я буду напоминать тебе о твоей глупости каждый час, каждую минуту твоего существования, — смеясь, произнесла Кати, — потому что ты невероятная трусиха. Джоуи в шоке от твоего поведения. Ему наверняка кажется, что у тебя что-то не так с головой, — добивала меня подруга, но она, стоило только распахнуться двери, тут же переключила внимание на Алисию, вбежавшую в комнату с выпученными глазами. — Что такое, Мартин, привидение увидела? Или голого «русского»? — Кати задорно расхохоталась, но моя соседка, едва переведя дух, прокричала:

— Да лучше бы увидела голым! Итан дерется… Прямо в холле… Кровищи-и-и…

Она не договорила, потому что Катаржина, падкая на подобные зрелища, уже вскочила с кровати и, провизжав: «Бежим! Бежим!», ринулась к двери. Я тяжело вздохнула, выразительно посмотрела на Алисию, как бы обвиняя ее в болтливости, и, наспех надев футболку, тоже вышла вслед за подругой.

Поскольку Катаржина успела скрыться в лифте, я спускалась вниз по лестнице, и уже примерно на третьем этаже смогла расслышать вопли, которые доносились из холла. Когда я, наконец, оказалась там, Кати мигом выросла рядом и с горящими диким азартом глазами пролепетала:

— Мартин, конечно, дура, и она сильно преувеличила насчет кровищи, но тому студенту, кажется, крышка.

— Какому студенту? — мне стало не по себе от услышанного.

Вот уж точно я никогда не страдала тягой к созерцанию драк, но невольно вытянулась, из-за толпы высматривая дерущихся парней. Омерзительные звуки — явно удары кулаков — вызвали у меня легкую тошноту, но я, сглотнув, пробралась поближе. Кто-то прокричал:

— Я звоню в полицию!

Студенты тут же бросились врассыпную и стали разбегаться по своим комнатам, а крикливый голос, разносящийся по холлу гулким эхом, принадлежал миссис Харви. Она бегала вокруг парочки парней, что катались по полу, и, конечно, боялась приблизиться к ним. Признаться, Итан выглядел слишком свирепо. Он колотил студента, который, кстати, по комплекции был не меньше его, и что-то там рычал. Я не могла видеть, насколько сильно пострадали эти двое, но почему-то решила, что имею полное право накричать на Харрисона. Ведь, кажется, мы немного подружились.

— Итан! Хватит! — слова сорвались с моих губ, опережая мысли, и прежде чем Кати поняла, что я собираюсь сделать, подбежала к парням.

Разумеется, я даже не стала пытаться растянуть их, знаю ведь, что бесполезно, еще и влететь может, поэтому просто осторожно ткнула Итана ногой в бедро. Тот ошеломленно обернулся и, замерев, уставился на меня. Его взгляд был до жути бессмысленным, будто он вообще не понимал, на какой планете находится, и кто все мы. Потом он моргнул и, отодвинувшись, тяжело плюхнулся на пятую точку, а его грудь высоко вздымалась от глубокого дыхания.

— Что ты делаешь? — спросила я и развела руками.

Рядом со мной встала Катаржина. Итан вскинул на нас глаза, передергивая плечами так, словно не уловил сути вопроса, а после смачно сплюнул на пол кровь, сочащуюся из губы.

Больше всего пострадали его руки — счесал костяшки — и одежда. Белая майка превратилась в лоскуты ткани, несуразно свисающие с груди. Благодаря этому я разглядела на шее парня черный шнурочек с крестиком. Это заинтересовало меня, но я не стала спрашивать — не время и не место.

В целом, лицо Итана оставалось неповрежденным. Только, кажется, на левой скуле обещал проступить небольшой синяк.

— Ну и дурак же ты, — покачала я головой, а затем протянула ему руку.

Парень одарил меня тяжелым взглядом, потом вроде даже немного просветлел и, ухватившись за мое запястье, поднялся.

Мы с Катаржиной не стали разбираться, с чего весь сыр-бор, а просто поспешили вместе с Итаном к лифту, но нас внезапно окликнули:

— Мистер Харрисон! — Мы втроем замерли как по команде, а после оглянулись на миссис Харви, стоящую посреди холла, уперев руки в бока. — Я не вызвала полицию, и вы знаете почему. Но учтите, кулаками не все можно решить. Если еще раз затеете подобное, я лично позабочусь о том, чтобы вас отправили в Москву, к вашему дедушке. Уж там он точно добьется с вас большего толку.

Мы с Катаржиной непонимающе переглянулись, не до конца уловив намек в словах коменданта, и женщина, похоже, действительно что-то подразумевала. Реакция Итана удивила еще больше: он просто кивнул и молча вошел в лифт, при этом волоча нас под руки. Мы отмалчивались до тех пор, пока не оказались в его комнате. Кати тут же пошла искать аптечку, а я присела на стул у кровати парня, где он расположился, откинувшись спиной на стену. Его глаза были чуть прикрыты — он наблюдал за мной из-под полуопущенных ресниц. Тогда мой мозг быстро составил цепочку из действий Харрисона и возникли кое-какие вопросы. В общем-то, я их и озвучила, прищурившись и таращась на Итана:

— Что такого сделал тот студент? А миссис Харви, она как будто совсем на тебя не зла, что это значит?

«Русский» выпрямился, тяжело вздохнул, проведя ладонями по лицу, недовольно поморщился из-за пораненной губы и ответил как бы между прочим:

— Ну ничего такого… Этот мудак обозвал нашу старую клушу сукой, — и добавил с невероятно невинным выражением лица: — Я просто начистил ему за это рожу.

Я фыркнула, не веря своим ушам и поражаясь такой импульсивности парня.

— Ты только что сам обозвал ее «старой клушей». Это ничего?

— Ничего. Она и правда клуша, и немного старовата. Но ведь не сука.

Снова глаза Итана вспыхнули, и я поспешила успокоить его, ухватив за руку, на которую он тут же уставился так, словно я ее обожгла. Отдернув свои пальцы, я невероятно смутилась, начав краснеть, а Харрисон с умилением наблюдал эту картину, улыбаясь — он всегда это делал — одним уголком губ.

Я опять подумала о Джоуи. Йоаким — милый парень из гаража, но тот символичный образ рок-лидера, созданный им, волновал меня до дрожи в кончиках пальцев. Это было слишком по-взрослому. Я все еще боялась этого незнакомого чувства тяжести в конечностях от присутствия любимого человека — так было при встрече с Джоуи в том баре. Он стоял настолько близко, что я улавливала его запах, и мне было не по себе от того, как сильно мой мозг затуманен алкоголем. Вот бы так же, только с полной осмысленностью…

С Итаном все было иначе. Он мне нравился. Необычайно улыбчивый брюнет с потрясающими бездонными глазами насыщенно-зеленого цвета, но с противоречивым взглядом — в нем таилась грусть. Это не слишком-то сочеталось с заразительной усмешкой. Однако… боже… Я никогда не сказала бы ему этого, но мне было ужасно жаль его. Он такой отчаянный и честный, прямой, открытый… даже слишком. Слишком для меня. Я чувствовала, что пытаясь отшить Итана, мне хватит всего одной фразы. Что-то вроде: «Я люблю другого», или «Прости, но я отдала себя другому парню». Конечно, не исключено, что все это лишь плод моего юного воображения. Откуда мне знать, на что пойдет такой парень, как Итан, в случае отказа? К тому же наверняка я себя накручивала: никто и не признавался в своих чувствах. Нечего и надумывать…

— Ты всех, кто не прав, избиваешь? — спросила я, отводя от лица Итана глаза, потому что настроение при воспоминаниях о Джоуи вмиг испортилось.

— Да, — как-то грубо отрезал парень, и я видела, что он смотрит на меня.

Невольно возникла одна мысль, которая немного напугала: Харрисон разбирается во мне лучше, чем кто-либо другой. Вероятно, он понял, что я задумалась о… парне.

Решив перевести разговор в более спокойное русло, я улыбнулась и сказала:

— Кати, наверное, отправилась в Америку, не иначе, — и добавила, как бы уверяя Итана, что все будет хорошо: — Твое лицо ничуть не испортится от парочки ссадин, станет даже интереснее.

Но, увы, я встала на опасную дорожку по собственной глупости, потому что парень мигом перехватил инициативу, спросив:

— Ты считаешь меня интересным?

«О боже. Ну что я за дурочка?»

— Э…

От ответа меня спасла Кати, которая широко распахнула дверь и вошла в комнату.

— Ну что, боец, готов потерпеть немного? — воскликнула она весело, будто испытывала истинное удовольствие от того, что Итану больно, и, расставляя на столе все, что ей удалось достать, добавила: — Так, а у нас тут… а у нас… Антисептик!

Однако Харрисон не дался моей подруге, выхватив из ее рук пропитанный средством ватный тампон, и прижал его к губе. Даже не моргнув глазом, он обработал и руки, а мы с Катаржиной сидели на подоконнике и молча созерцали эту картину, пока, наконец, Кати не вздохнула, протянув:

— Да-а-а, парень, признаю, у тебя отличная выдержка.

Итан проигнорировал ее реплику, даже не взглянув на нас. Я, вероятно, могла ошибаться, но что-то подсказывало мне возможную причину такого настроения парня. Он злился на меня. Из-за Джоуи. Хотя и не знал, не видел его, но все равно злился. Кати не раз говорила, что мужчины чуют соперника.

Мы, люди, как животные, это очевидно, а особенно заметно, когда появляется кто-то другой. Новоиспеченный друг, может, и окутает своей энергетикой, отвлекая от душевных страданий, но это иллюзия. Ничто не поможет выбросить из головы того единственного, всколыхнувшего спокойствие души. Можно увлекаться кем угодно и сколько угодно, но все равно образ человека, важнейшего для тебя, никогда не выйдет из мыслей. И это самое плохое, что может случиться, ведь было бы намного легче «спастись» с кем-то…

Я тихо соскользнула с подоконника, прошла мимо Итана, уловив, как он едва заметно качнул головой, и покинула комнату, направившись к себе. Спустя пару секунд пришла и Катаржина. Когда она прикрыла дверь — кстати, Алисия уже укатила на каникулы к своей тетке — подруга сказала:

— Знаешь, мне жаль, что ты так влипла. — Я вскинула на нее глаза. — Ты проникаешься к Итану, но к Джоуи у тебя нечто большее, я знаю это. И все-таки, может, не стоит поощрять его? Я о Харрисоне. Просто он, как я понимаю, считает, что способен добиться твоего внимания.

— Боже, Кати, — передернула я плечами, — ты так говоришь, будто на мне свет клином сошелся. У Итана девушек… знаешь сколько? Взгляни на него. Что ему стоит добиться любую из студенток? Даже… даже… — я запнулась, подбирая слова, — он даже кулаками машет налево-направо, никого не боясь. Любая за ним будет, как за каменной стеной.

— И почему мне кажется, что ты сейчас оправдываешь и себя, и его? — задала подруга вопрос задумчивым тоном. — Я в растерянности, но… — она поднялась с кровати, шлепнув себя ладонями по коленям, — мне некогда об этом думать. Я еду к Левену. Увидимся вечером, ладно? Я скоро улетаю в Прагу, так что, может, проведем вместе побольше времени?

Я согласно закивала, доставая из сумки конспекты, и ответила:

— Конечно, Кати. Зачеты сданы. Мне на этой неделе осталось посетить две консультации и все — можно уезжать в Стокгольм.

— Но на концерт ты пойдешь?

— Э… пойду, — я повернулась к Катаржине, которая с готовностью кивнула.

— И ты осознаешь, куда отправишься с Итаном?

Не понимая, к чему Кати клонит, я присела за стол, и раскрыла конспект, глядя на подругу. Она улыбнулась, закатив глаза.

— Он поведет тебя на «Europe», — отчеканила она, а я продолжала смотреть на нее, как на чокнутую, сомневаясь в правдивости услышанного. — Эй, Миа, ты уснула, что ли? — хмыкнула Катаржина. — Итан зовет тебя посетить концерт Джоуи. Понимаешь? Ты понимаешь, что будет, если Темпест увидит тебя в компании симпатичного брюнета? Эм… собственно, в любой мужской компании.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, как от волнения пересохло во рту. Принявшись перекладывать тетради с места на место, я лихорадочно продумывала пути к отступлению, но подруга, отметив мой вид, добавила:

— Не переживай. Я уверена, что тебе надо пойти.

— Ты серьезно? — замерла я.

— Абсолютно. Именно там и решишь, как поступить. Я убеждена, что Джоуи… да и Харрисон тоже, они оба проявят свои не самые лучшие качества. Тогда ты сможешь разобраться, кто тебе дороже. Сомнения — паршивая штука.

Я отвернулась от Катаржины, уставившись в окно, и досадливо пробормотала:

— Уверена, что я должна выбирать? По-моему, все очевидно. И… я убеждена, им обоим плевать на меня.

— Да-да, — уже выходя, бросила подруга с сарказмом, — им плевать, конечно. Один постоянно ошивается поблизости, второй — уговаривает меня подстроить вашу встречу в отеле. Точно, им плевать…

Громко хлопнула дверь, отдаляя от меня голос подруги, и я, вздрогнув, посмотрела туда, где только что стояла Кати. Но в комнате уже никого не было. Только я и мои безнадежные мысли о предстоящем концерте и встрече с Джоуи…

Глава 12

I walk the streets like a broken man.

Oh I wish that you would understand

Even though you're still the one I wait for.

Брожу я по улицам словно разбитый.

О, как бы хотел я, чтобы ты поняла,

Хотя ты всё ещё та единственная, которую я жду.

Europe «Heart of stone»

Переживать из-за чего-то или кого-то — бесконечная глупость. Зацикливать все свое внимание на одном человеке — еще глупее. Можно ведь просто успокоиться и вслушаться в голос того, кто находится рядом. Того, который не отходит ни на секунду, глядя то прямо — доводя до смущения — то исподтишка, когда этого никто не видит. Все равно заметно и ощутимо. Глаза, горящие скрытым огнем, всегда прожигают, что, без сомнений, приводит в замешательство.

Да, пожалуй, Итан все же поставил себе цель и упрямо шел к ней. Мне порой становилось от него чуточку страшновато, слишком уж откровенно он желал общения. Ну… то есть… не то чтобы желал… Просто у Итана все как-то наружу и скрытно одновременно, а в этом оказалось крайне трудно разобраться. Потому я даже не стала продолжать, просто пустила все на самотек.

Было несколько раз на этой неделе такое, что Харрисон дожидался меня после консультаций, тихо покуривая в сторонке, после сразу же подходил ко мне и сходу заводил разговор о концерте. Он переживал, что я откажу, хотя и не подавал виду, в большей степени он говорил об этом в шуточной форме, и мне было ясно, что Итан действительно сомневается в моем ответе.

Так происходило вплоть до субботы — день, в который я должна была решить для себя все. Вот только говорить об этом Итану я не собиралась…

— Ты не рада? — спросил парень, когда мы с ним выскочили из такси, любезно оплаченного им, и попали под мелкий моросящий дождь.

Совсем скоро должен начаться концерт в клубе, куда мы и торопились, опаздывая из-за моей нерасторопности. Я так нервничала, что впервые в жизни оказалась не пунктуальной просто потому, что долго не могла решить, во что нарядиться. Ведь мне предстояла встреча с Темпестом.

Я вначале не ответила на вопрос Итана, но, подумав немного, вскинула на него глаза. Мы как раз свернули к переулку, а за парой домов был тот самый рок-клуб. Пригибаясь под холодными каплями дождя, я невольно вздрогнула, в который раз за время нашей прогулки поймав взглядом афишу с плакатом «Europe». В голове никак не укладывалось, что я иду именно к нему, к Джоуи. К своей мечте, превратившей меня в глупую девчонку, вечно от чего-то сбегающую. От кого-то. Вероятно, Итан заметил мою нервозность.

— Почему ты решил, что я не рада?

Харрисон пожал плечами, улыбнувшись.

— Не знаю, может по причине твоего жуткого вида? — он задорно рассмеялся.

— Да уж, отличный комплимент, — улыбнулась я в ответ, взглядом уткнувшись в дверь клуба. — Мог бы солгать разок.

Итан еще больше рассмеялся, а после сказал:

— Да я же шучу, глупышка, — и он добавил серьезнее: — Может мне стоит задать главный вопрос?

Я интуитивно уловила что-то скрытое в словах парня. Очевидно, что все чувства Итана не так уж и на виду. Было нечто более глубоко запрятанное, замаскированное. Потому я, занервничав еще сильнее, притормозила, спрятавшись под козырьком здания, где уже помимо нас толклось много народу, и скрестила руки на груди, в ожидании уставившись на Харрисона.

Он будто не замечал, что я смотрю на него — поглядывал по сторонам, улыбался, но все не заговаривал со мной. Я не удержалась и произнесла:

— Ладно, Итан, давай на чистоту. Что ты хочешь знать?

Тут же взгляд парня остановился на мне, но он все равно решил промолчать. Я видела, как он борется с собой, и, вероятно, Итан спросил бы, что хотел, но дверь открылась и, громко прокричав слова приветствия, к нам подбежала Чапкова. Я ошеломленно вцепилась в ее плечи и, едва не встряхнув подругу, воскликнула:

— Господи! Ты где была, Кати? Убить тебя мало!

— Пф… — фыркнула она, отодвигаясь и косясь на Харрисона с хитрой усмешкой. — Будто не знаешь, что стоит мне только увидеть Джона, как я пропадаю-ю-ю, — почти пропела Катаржина и добавила: — Идемте. Скоро начало.

«Пропадаю» в случае Кати было — исчезнуть на трое суток, причем без вести. Я чуть с ума не сошла, пока пыталась добиться от служащих отеля хоть каких-то новостей «о девушке, отдыхающей с одним из ребят шведской группы». Мне никто ничего толком не говорил, а поехать туда самой и в мыслях не возникало. Да, зато притащиться на концерт Джоуи в компании друга было крайне разумно, ничего не скажешь.

Не описать словами, вкаком состоянии я вошла в помещение, но атмосфера предстоящего, без сомнений, фееричного — для меня — шоу, быстро поглотила нас, погружая в полумрак и потрясающую музыку.

Зал оказался довольно большим, я даже удивилась. Сцена была просторной и на ней уже установили аппаратуру. Кое-кто из ребят — видимо, техники — топтались возле усилителей, проверяя, все ли там в порядке.

Я озиралась по сторонам, когда Итан и Кати ушли к барной стойке. Собралось очень много поклонников творчества «Europe», повсюду виднелись белые футболки с логотипом группы и фото ее потрясающих участников. Кто-то начал выкрикивать название коллектива, и по залу нарастающей волной пронеслось громкое скандирование, от чего по моему телу побежали мурашки — настолько меня впечатлила любовь публики к Джоуи… Боже… К моему Джоуи. Я — собственница, и признавать Темпеста всеобщим объектом любви не собиралась. Но все это, конечно, были только мои собственные ревностные мысли, и, удивительно, однако подобные черты характера до этого во мне не проявлялись. Вновь всему виной появление Джоуи…

В следующий миг, когда я восхищенно смотрела по сторонам, вдруг вспыхнули яркие красные огни, пополз дым, люди завопили, и началось вступление песни, которую я знала еще с тех времен, когда Джоуи был Йоакимом. Они ее пели, когда я впервые пришла в гараж, попав на репетицию. Потом Кати дала послушать этот хит и на пластинке.

Я знала каждое слово этой песни, каждый вздох Джоуи…

Мои глаза уставились на статную фигуру парня, солиста, лидера… Я таращилась на него, стоя посреди танцующей и орущей толпы. Мои руки дрожали, когда я наблюдала за движениями Джоуи, и я, не зная, как устоять на месте, принялась заправлять непослушные пряди волос за ухо. Мне было не по себе, потому что все вдруг показалось сном. Будто я вновь опьянела, только на этот раз от чувств, эмоций, что взорвались в груди. В этот миг уже не существовало Итана, Кати, других ребят из группы, поклонников. Были только мы с Джоуи. Я танцевала и… плакала…

Сама не поняла, в какой момент меня так захлестнуло, но до последнего аккорда песни я тихо плакала… Не говоря уже о том, что случилось потом, когда парни заиграли одну из лирических композиций.

Мне стало дурно. Я даже принялась озираться по сторонам в поисках подруги, но внезапно встретилась взглядом с Итаном, который наверняка все это время стоял рядом, наблюдая за мной. Ничего не нужно было ему объяснять. Он понял по моему лицу — солист коллектива не просто кумир. Хотя и не был кумиром…

Нет-нет, был. Уже был. Я боготворила Джоуи Темпеста, потому что он смог, он стал тем, кем хотел стать. Я так им гордилась, так гордилась!

Теперь и я была среди его поклонниц, тех самых, которые по ночам рыдают по нему и целуют плакат украдкой от всех, чтобы не заподозрили в этой одержимости. Я была одержима им, им одним. Никем больше. Это рвало мою душу.

Итан молча протянул мне стакан с каким-то напитком, и я, не раздумывая, сделала большой глоток, потом отдала стакан обратно и принялась протискиваться ближе к сцене. Мне было жизненно необходимо увидеть глаза Джоуи, рассмотреть, как его губы касаются микрофона. Что-то невероятное переворачивалось в груди от того, как Темпест двигал бедрами в своих темно-синих лосинах, как встряхивал кучерявой гривой, откидывая голову назад и обнажая горло. В этом заключалось нечто, на мой взгляд, не слишком-то приличное.

Вероятно, общая атмосфера подействовала на мое сознание, потому что мне стало казаться, что от Джоуи исходит сияние. Настоящее сияние, как от человека, который действительно создан для света софитов. Его неуемная энергия… она не была присуща северянам, то есть нам — шведам. Однако Джоуи сломал этот стереотип, доказав, что внутри него горит огонь страсти, а пламенный темперамент, несомненно, заряжал зал. Люди дергались, кто как умел, большинство выкрикивало слова песен вместе с Джоуи, порой даже перекрывая его голос. На это Темпест улыбался, глядя то на Мика, играющего на клавишных, то на Левена, и счастливо качал головой в такт музыки.

— Круто, правда? — ко мне подскочила Катаржина, на кого-то обернувшись, а я, проследив за ее взглядом, невольно сжалась.

Мне ужасно захотелось, чтобы Итан ушел. Нет, он не мешал, ничего подобного. Я просто не могла представить, что обижу его. Это почему-то причиняло мне боль. Так странно, но за несколько недель присутствия в моей жизни Итана, я прониклась к нему прочной симпатией. Именно потому меня накрывал стыд: я буквально использовала Харрисона как отдушину. Это совершенно неправильно и плохо. Не представляю, что делала бы, используй меня кто-то в таком качестве.

— Кати… — я посмотрела на подругу, потом на сцену и перевела взгляд на стоящего справа от меня Харрисона.

Он не спускал глаз с Джоуи, потягивая из бутылки пиво, а мне становилось все больше не по себе. Потому я склонилась к подруге и проговорила ей на самое ухо:

— Надо что-то делать. Кажется, я совершила глупость, придя сюда с Итаном.

— Погоди ты, — отрезала Кати, шикая на меня. — Может, он сам рад тут оказаться?

— Ты о чем, Кати? Тебе не кажется, что это слишком? Мы ведем себя как глупые школьницы.

Подруга, как бы извиняясь, кивнула Итану и потащила меня к барной стойке. Там мы остановились, Катаржина как-то странно огляделась по сторонам и, когда я увидела пробирающегося к нам незнакомого парня, поняла, что происходит нечто запланированное, но неизвестное мне.

Парень кивнул моей подруге, она ответила ему тем же, и он поманил нас рукой. Я двинулась за Катаржиной, совершенно не понимая, куда мы следуем. Но спустя пару секунд мы вышли из основного зала, и закрывшаяся за спиной дверь приглушила музыку и голос Джоуи. Узенький коридорчик, по которому я шагала за подругой и незнакомцем вскоре свернул направо, парень остановился перед одной из дверей и сказал Кати, отчего-то совершенно игнорируя меня:

— Сидите здесь. До конца выступления еще тридцать минут, — и повторил, — сидите здесь.

Только оказавшись в просторной комнате с большим кожаным диваном в центре, с цветами в горшочках, стоящих на полках, зеркалом во всю стену, я осознала, что незнакомец привел нас в гримерную. Я уставилась на футболку, что лежала на спинке кресла, и почему-то была убеждена — она принадлежит Джоуи. Тут вообще повсюду валились вещи парней: на полу куртка, вычурно вышитая пайетками; кожаные брюки на стуле; парочка маек на диване. На журнальном столике было навалено разной еды, относящейся к быстрому и вредному перекусу: чипсы, луковые колечки, сушеная рыба в упаковке, и в довершение — газированная вода.

— Да уж, — вздохнула Кати, двумя пальцами приподнимая одну из пачек, — так и хочется накормить ребят.

— Зная твои кулинарные способности, — пробормотала я, продолжая озираться и стараясь не смотреть на футболку Джоуи, привлекающую мое внимание так, будто она была кричащим флагом, — лучше им перекусить луковыми колечками.

Катаржина рассмеялась, хлопнув по шуршащей пачке так, что я вздрогнула и обернулась на нее. Подруга уселась на диван, закинула ноги на столик и принялась поедать чипсы.

Я удивленно вскинула брови и, разведя руками, спросила:

— Ты серьезно считаешь, что я буду сидеть здесь и дожидаться Джоуи?

— Конечно, — ничуть не сомневаясь, ответила моя подруга и добавила с набитым ртом: — Искренне сочувствую Итану. Может отшить его?

— Боже, — прикрыла я глаза, — ты когда стала такой расчетливой и бессердечной?

Лицо Катаржины помрачнело, и я поняла, что задела подругу за живое.

— Сама знаешь когда, — отрезала она, выпрямившись и убрав ноги со столика. — Сиди и жди Темпеста. Я скажу Итану, что ты встретила своего парня.

Вспыхнув, я немедленно преградила путь подруге, которая уже направилась к двери. Она даже перестала жевать, когда я отрезала ледяным тоном, уперев руку в дверной косяк:

— Не смей этого делать, Кати. Клянусь, я не прощу тебя. — Чапкова моргнула, и ее глаза сочного зеленого оттенка внезапно потемнели, едва ли не отдавая карим. — Он не заслуживает такого обращения, — тем не менее продолжила я.

— Вы только посмотрите, — задумчиво протянула Кати, хрустя чипсами, а мне стало нехорошо от их запаха, потому что я сильно разволновалась, и все мои чувства обострились. — Да ты влюбилась.

— Ты дура, Катаржина! — почти выкрикнула я, не имея сил справляться с этой будто бы незнакомой мне девушкой. — Ты совсем не в себе! Зачем все это? Лезешь куда тебе не положено! Ты хотя бы осознаешь, что оказываешь влияние на мою жизнь? Пытаешься контролировать то, что тебя… никого не касается! Это несправедливо, Кати! Так нельзя!

— Несправедливо? — совершенно неожиданно прокричала подруга мне в лицо и отшвырнула пачку в сторону. — Знаешь, что я считаю несправедливым? Так это жизнь без поддержки! Жизнь в полном осознании того, что всем плевать на тебя! Ты должна радоваться, что я участвую в твоей судьбе! Мной вообще никто не интересуется! Теперь уже никто! Тетке плевать на меня, да и ты… — Катаржина перевела дух, покраснев от гнева, и закончила намного тише, но ее голос все еще звенел от напряжения, — ты тоже забываешь обо мне. У тебя новая жизнь, увлечения, прямо стра-а-сти, — развела руками подруга и посмотрела мне в глаза; от тоски, что была заключена в ее взгляде мне стало не по себе. — Я завидую тебе, Миа, — призналась она, и ее губы задрожали. — Я страшно тебе завидую.

Отодвинув меня, Кати выскочила за дверь. Она ненавидела плакать при мне. Разве что на похоронах Элишки ей было все равно, вижу ли я ее слезы, а сейчас подруга сбежала, чтобы привести себя в чувства.

Мне было горько от услышанного. Я никогда не умела ссориться, всегда — растерянность, бессвязная речь или ступор. Казалось бы, спокойная по жизни, а на самом деле я настоящий неврастеник. Однако если от физического дискомфорта еще можно как-то отрешиться, то душевная опустошенность никуда не денется.

На слабых ногах я подошла к дивану, устало плюхнулась на него и глубоко задумалась, прикрыв глаза и откинув голову на мягкие подушки спинки. Катаржина буквально вылила на меня то, что я подсознательно отметила давно. Она действительно завидовала, но как же я была благодарна ей за прямолинейность. Подруга не щадила чувств людей, если требовалось все разъяснить и поставить на свои места. Это потрясающая и очень редкая черта — говорить о себе правду. На такое еще нужно решиться, собраться с духом, буквально стать палачом и для себя, и для того, кому сознаешься…

Страх за Кати охватывал мое сердце все сильнее. И чем дольше я оставалась одна, тем сильнее проникалась скрытым смыслом ее слов. Это было слишком… на грани. Да, Кати была на грани. Я очень боялась, что она сделает что-то нехорошее, причинит себе вред, и речь вовсе не о попытке самоубийства. Что-что, а Элишка вбила в голову внучки простую истину о том, что мы не можем решать, жить нам или прекратить, и Кати в это свято верила. Никто не навязывал ей религиозных убеждений, но сама для себя Катаржина давно решила — и я об этом знала наверняка — раз нам дали жизнь, значит для чего-то сгодится каждый из нас. Примерно такого же мнения придерживалась и я. Только, признаться, это мне не родители внушили, я просто поверила Катаржине.

Еще будучи маленькими девочками мы обе много болтались по окраинам нашего района, прячась от шумных компаний ребят постарше, и, устроившись где-нибудь под деревом в парке, тихо болтали о том, какими будем, к примеру, через десять лет. Кати уже тогда говорила так, что я не всегда ее понимала. Порой мне казалось, что я совершенно глупая и не дотягиваю до своей такой умной подруги. Тогда я начинала учиться более усердно, и это было здоровое соперничество. Одна из нас словно подстрекала другую, но выходило все неосознанно. Потому мы обе по знаниям и прилежности шли наравне.

Об этом каждый раз говорила Элишка, когда приезжала к нам в гости. Так что никто и никогда не ставил нас с Катаржиной в пример друг другу. И только в старших классах, когда кровь Кати вскипела, а нрав взбунтовался, я все чаще слушала вздохи ее бабули по поводу непослушания внучки. Однако, без сомнений, Элишка восхищалась Катаржиной. А я продолжала подчиняться родителям, несмотря на то, что никто на меня не давил. Просто мне очень нравилось быть прилежной, замкнутой, скромной и молчаливой. Что же теперь? Все изменилось. И Кати была совершенно права, сказав, что я отдалилась. Так и есть, я погрязла в своих страданиях…

Когда резко открылась дверь, я даже не стала поворачиваться, понимая, что Кати остыла и вернулась поговорить спокойно.

— Прости, Катаржина, — сказала я, все еще сидя с закрытыми глазами. — Мне жаль, что я забросила нашу дружбу. Но… Все равно не нужно так с Итаном. Йоакиму… Джоуи все равно, с кем я провожу время и… — мне пришлось посмотреть на нее, потому что стояла подозрительная тишина.

Я тут же буквально обмерла, а кровь отхлынула от моего лица, когда пришло осознание, что разговаривала я с Темпестом.

Он смотрел на меня, стоя возле дивана, а я продолжала сидеть с вытаращенными глазами и, сглатывая подкативший комок, ожидала хоть какой-то реакции. Она последовала в виде чуть порозовевших от сдерживаемых эмоций скул Джоуи, лихорадочно горящих глаз и сжатых в кулаки ладоней. Он прошелся по комнате, сорвал со спинки стула полотенце и, отвернувшись от меня, стал утирать им вспотевшее после выступления лицо. Майка на его спине тоже пропиталась потом, и на обнаженных плечах парня поблескивали мелкие капельки, а я жадно рассматривала его и все ждала…

— Как… как выступили? — спросила я, когда немного отошла от шока, да и молчание слишком затянулось.

Темпест обернулся с легкой улыбкой, но все равно выглядел немного надменным, глядя на меня сверху вниз.

— Отлично, — кивнул он, уперев руки в бедра. — Ты меня ждала?

Я жутко покраснела, поняв, что Джоуи говорит вовсе не о моем пребывании здесь, а о чем-то более значимом. Он сделал акцент на слове «ждала», потому сомнений не было, что речь идет о моей жизни в целом. И то, как Темпест глядел, вынуждало меня ерзать на месте, пряча от него глаза и постоянно оправляя юбку.

— Да, Кати провела меня сюда. Кстати, ты ее не видел? — Я поспешно встала. — Мы немного поссорились.

— Из-за того парня? Итана?

И снова сердце пропустило удар, оборвавшись от ледяного, но крайне насмешливого тона Джоуи. Я облизнула пересохшие губы, скользнув взглядом по лицу парня, и, резко отвернувшись, обогнула диван.

— Да постой ты, — чуточку нервно рассмеялся Джоуи, ловя меня за руку, и я вспыхнула от его прикосновения.

Вскинув на него глаза, я застыла на месте, потому что он стоял почти вплотную ко мне. Джоуи провел кончиками пальцев по моему запястью, затем крепко сжал ладонь, и спросил с легкой улыбкой:

— Опять сбежишь? Или… останешься?

Отчетливо ощущая, как пульсирует в висках, я смотрела в глаза Джоуи и не могла вымолвить ни слова.

Упрямый рассудок твердил, что я должна извиниться перед Итаном, и это как минимум, а сердце призывало наплевать на всех и просто пойти с Джоуи, куда бы он не позвал.

В очередной раз сглотнув, я нерешительно кивнула и ответила:

— Останусь.

Я смотрела на руку Темпеста — он все так же удерживал меня — наслаждалась выпуклостями вен на тыльной стороне его ладони, проводя по коже большим пальцем, и невольно улыбалась.

И он сиял в ответ, я чувствовала его радость, понимая, что выбор делать несложно, если он изначально известен. Я всегда знала, кого выберу.

Глава 13

I know I'm blessed

'Cause in my time

I got to love you

Я знаю, что я счастлив,

Потому что в своей жизни

Я любил тебя.

Europe «In My Time»

Напрасно я так обрадовалась своему решению уйти с Джоуи. Впереди меня ждал разговор с Итаном, я должна была отыскать его, чтобы извиниться…

В зале уже гремела танцевальная музыка, что меня удивило, поскольку Кати утверждала, что это все же рок-клуб. Не понимаю, почему вообще меня заботили такие глупости, но я заставляла себя думать, о чем угодно, только не о предстоящей беседе. Чуя неприятности, я протиснулась сквозь толпу к барной стойке, где приметила темную «косуху» Итана, а сердце принялось отбивать тяжелые удары, и мои шаги все замедлялись. В итоге парень, будто почувствовав взгляд, обернулся сам и тут же выпрямился, искренне улыбнувшись мне. Это совершенно уничтожило радость, теплящуюся в груди от встречи с Джоуи, который в это время переодевался в гримерке. Я пока не успела увидеться с остальными ребятами, но надеялась на это. Особенно мечтала поговорить с Микаэли.

— Ну, поболтала с ним? — вразрез с веселой улыбкой слова Харрисона прозвучали грубо, и только тогда я заметила, как его трясет. Он едва сдерживал себя, а глаза парня потемнели, когда он скользил по моему лицу взглядом в поисках чего-то. — Поцеловала любимого? И как?

Я молчала, нервно теребя пальцами рукав своей блузки. Мне было ужасно плохо. Я не хотела ссориться с Итаном, он стал другом для меня. Но если он искал чего-то большего?

— Отвечай! — вдруг выкрикнул парень, вцепившись в мой локоть рукой, и дернул на себя. — Ответь!

Я моргнула, сглотнув, и сказала как можно спокойнее, хотя от страха готова была заорать во все горло:

— Итан, я ведь ничего тебе не обещала. Отпусти меня, пожалуйста, — и под этими словами я подразумевала не только сложившуюся ситуацию, а нашу дружбу в целом. Какой же подлой я себя чувствовала, когда, собравшись с духом и неотрывно глядя Харрисону в глаза, добавила: — Я люблю его. Не тебя. Мне жаль, но это правда, — прозвучало хотя и жалко, но все же достаточно твердо, чтобы Итан изменился в лице…

Я никогда в своей жизни больше не хотела бы видеть нечто подобное, но именно этот вечер стал невероятно ярким, но до пугающего опасным…

То, что последовало за моим признанием, было вполне ожидаемо…

Я не знаю, каким образом Катаржина оказалась за моей спиной так вовремя, но именно она, ухватив меня за плечи, оттащила в сторону, когда Итан, ударяя себя кулаком в грудь, заорал громче музыки с надрывом в голосе:

— Что ты делаешь?! Миа! Что ты делаешь?!

Какой-то парень удержал Харрисона за плечо, говоря, чтобы тот успокоился. Но Итан готов был порвать всех, кто стоял поблизости, и боже…

Я едва не умерла со страху, когда Темпест материализовался рядом. Он что-то спросил у меня, растерянно поглядывая на озверевшего Харрисона, а я уставилась на него остекленело, не мигая, почти не дыша. В груди разлилось нечто горячее, то, отчего мне стало физически плохо. Я вдруг осознала, что Итан действительно уничтожен моим поведением, и так же я поняла — он сейчас накинется на Джоуи. Потому только и успела локтем оттолкнуть Темпеста в сторону, когда, нечаянно сбив меня с ног, Харрисон подлетел к нему.

Я закричала, больно ударившись затылком об пол, и закрыла лицо ладонями, не отдавая себе отчета в том, что все еще визжу. Кто-то тут же поднял меня. Сильно закружилась голова, прозвучал незнакомый голос, и я посмотрела на парня, который пытался достучаться до меня. Он тряс мое безвольное тело, глядя в глаза, а я внимательно смотрела на него в ответ, не узнавая ни одной черты.

— Сильно ушиблась? — кажется, раз в пятый спросил незнакомец, и я, наконец, нашла в себе силы кивнуть, а когда попыталась повернуться на шум и крики, разносящиеся по залу, парень произнес: — Не смотри. Все нормально. Итан часто ввязывается в драки, он справится.

— Что?.. — промямлила я, а потом резко вырвалась из рук парня, крикнув: — Он убьет его! Джоуи!

Катаржина, напуганная не меньше, чем я, прорвалась ко мне, хотя до этого ее успел поймать Левен и не отпускал, пока та не накричала на него. Кати завопила на меня:

— Что ты натворила? Я же просила не выходить к нему? Он совсем больной! Господи, Миа, взгляни на них!..

Я взглянула. И все, что мне удалось увидеть, это ребят из группы «Europe»; несколько человек, которых я не знала; парочку отчаянно визжащих девушек, пытающихся оттащить этих парней. Туда, в ту дерущуюся толпу, казалось, втянулись все. Я не видела Джоуи, не видела Харрисона, не понимала, где они, живы ли вообще.

Потом, когда музыка заглохла, а охранники, расталкивая столпившихся зевак, объявили о том, что сейчас приедет полиция, все понемногу стали расползаться. Я, протиснувшись сквозь компанию ребят, увидела сидящего на полу Темпеста. Итан лежал рядом. Джоуи утирал ладонью кровь, что сочилась носом, и весь его вид был жутко потрепанным. Когда он заметил меня, стоящую рядом, качнул головой, отчего-то усмехнувшись, встал и, к моему великому изумлению, ухватил меня за руку. Я думала, Джоуи не простит мне всего этого, ведь я виновата перед ним, перед обоими.

— Итан? — позвала я парня, который лежал на спине, раскинув руки в разные стороны. Он смотрел в потолок и, признаюсь, мне было жаль его, всем сердцем жаль. Хотелось как-то утешить, помочь, оказать помощь, в которой Итан, без сомнений, очень нуждался. Но стоило только податься к нему, как Джоуи тут же удержал меня на месте, говоря:

— Что такое? Хочешь остаться здесь?

Шумиха улеглась, друг Харрисона, тот самый, что успокаивал меня, подхватил парня подмышки и помог встать. Снова загремела музыка, а в помещение вошли полисмены. Я тут же потащилась вслед за Джоуи, Кати и Левеном, которые скрылись за дверью, той самой, что вела в коридор. Но прежде чем уйти, я все же обернулась, постояла с секунду на месте и приблизилась к Харрисону, привалившемуся к стене.

— Тебе мало, что ли? — прикрикнул на меня приятель Итана, а я, бросив на него лишь беглый взгляд, жарко проговорила Харрисону:

— Прости меня, я прошу, прости. Я виновата перед тобой, Итан. Давай потом поговорим, ладно? Ты согласен? Я не хочу терять… — Что я несу? Боже. Я ведь подаю ему надежду. — Ты мой друг. Очень хороший…

Я осеклась, когда встретилась с Харрисоном взглядом. Он смотрел на меня как… как… Я даже слов не могла подобрать, чтобы оправдаться перед ним. Под таким взглядом не оправдаешься, потому что он в самую душу, насквозь.

Я отошла назад, покачав головой, с горечью осознавая, за кого меня принимает Итан, и, развернувшись, собралась уйти, когда он задержал меня, поймав за рукав блузки. Я посмотрела на него настороженно.

— Миа, — голос парня сел, а выражение глаз стало таким, словно его мучило и ломало изнутри, — не ходи с ним. Умоляю…

В моей глотке застрял ком от этих слов, но я не стала отвечать — ушла. Просто сорвалась с места и убежала под его хлестким взглядом, как трусливая девчонка. Я и была ею.

***

Осознавала ли я, на что иду? Не думаю. Я все еще оставалась достаточно невинной, чтобы понять, чем этот вечер может завершиться. Однако полностью отдала себя в распоряжение Джоуи.

Нет, он не трогал меня, но и не отходил ни на шаг, пока мы собирались покинуть клуб. Темпест разговаривал с Миком, на шее которого до этого повисла я, потому что безумно по нему соскучилась. От Микаэли меня оторвал Ян Хогланд, как всегда пошутив о том, что Темпест тоже нервный и может избить Мика. Я, конечно, нервно посмеялась над таким заявлением, но не удержалась и посмотрела на Джоуи. Тот, вскинув брови, подмигнул, словно говоря: «Да, это так, Миа».

Но на самом деле, мы все шутили, переговариваясь друг с другом, и я ловила взгляды Кати, которая улыбалась мне, одобрительно кивая. Но на душе скребли кошки. Я, признаться, была слишком изумлена поступком Итана, и у меня никак не шло из головы, что кто-то способен на такие страстные чувства.

В моем в характере присутствовала некоторая доля мнительности. Я постоянно немного сомневалась в словах окружающих, и то, что Харрисон так отчаянно кричал, вынуждало меня анализировать ситуацию снова и снова, пытаясь отыскать подвох. Но он никак не находился. С другой стороны, я была рядом с Джоуи. Разве не этого мне хотелось? Этого. Именно этого. Тут сомнений не возникало. Даже в нем, в Темпесте, я уже ничуть не сомневалась, видя, как сияют его глаза, когда он смотрит на меня, и как улыбается.

После небольших посиделок в тихом кафе, где собрался состав «Europe» и мы с Катаржиной, все стали понемногу расходиться. Парням нужно было отдохнуть, привести себя в порядок, ведь на следующий день, ближе к вечеру, они уезжают в Германию. Все это время я чувствовала себя довольно свободно, сидя рядом с Джоуи, который обнимал меня за плечи, хотя больше говорил с парнями. Однако все равно периодически он наклонялся и тихо шептал мне на ухо что-то не совсем понятное, но очень приятное и будоражащее.

А после пришло время и нам отправляться домой. Только вот куда, я не знала, и была крайне напряжена, когда Темпест, поймав такси, назвал адрес отеля…

Сегодня. Именно это слово пульсировало в моих висках, а мы с Джоуи — молчаливым Джоуи Темпестом — поднимались в его номер. Я волновалась, и это мягко сказано. Все было как-то не так. Какое-то напряжение. Не то, что должно быть. Нас обоих пожирала обида. Я чувствовала, как расстроен Темпест случившейся дракой, но списывала это на то, что ему нужно выходить на публику с помятым лицом, а менеджер группы непременно накажет его за такое поведение. А виной тому я.

— Джоуи… — Дверь номера закрылась за моей спиной. — Я хотела извиниться за…

— Не стоит, это ерунда, — отмахнулся парень, стягивая с себя футболку.

Я уставилась на его грудь, невольно скользнула взглядом по животу. Темпест заметил это, склонил голову набок и спросил, ошарашив меня:

— Ты с этим Итаном… Вы встречались?

Не зная, куда спрятать глаза, я просто отвернулась, прошлась по комнате, отмечая некоторый беспорядок — я бы сказала, творческий беспорядок — и пробормотала:

— Он просто мой друг.

— Угу, ясно, — как будто совсем не заинтересованно ответил Джоуи, и я, замерев, внезапно с четкой ясностью осознала, что должна высказаться, ведь он именно этого и ждет.

Обернувшись к Темпесту, я проговорила:

— Ты понимаешь, как обидел меня тогда, два года назад? — Джоуи уставился мне в глаза. — Да, именно так. Я переживала, ты… ты буквально разбил мне… — Ох, нет, это слишком пафосно. — Я испугалась твоей ревности. Ты приписал мне Мика, даже не подумав спросить у меня об этом. А потом, — я сглотнула, видя, как Джоуи медленно приближается, — потом просто решила, что тебе нужно от меня только одно. Вот и отказала тебе.

Джоуи остановился только тогда, когда оказался совсем рядом, и я подняла на него глаза, боясь, что столкнусь с насмешкой, но парень даже не улыбался. Он немного изумленно глядел на меня, всматриваясь так, словно о чем-то спрашивал, а после произнес почему-то ошеломленно:

— У тебя до сих пор… — Темпест качнул головой, взволнованно фыркая, — никого не было? У тебя не было отношений с мужчиной?

Я ненавидела себя за то, что так и не разучилась краснеть по любому поводу, да и без повода тоже. Но как только я, опуская глаза, кивнула, Джоуи тут же обхватил мое лицо ладонями и, не раздумывая ни секунды, припал губами к моим. И вновь все то, что я испытала с ним тогда в гараже, навалилось на меня и сейчас.

Я не знала, куда деть свои руки, что вообще делать, но в голове вертелась одна-единственная мысль: я не уйду сегодня. Эта осмысленность и некоторое смирение, словно я приняла ситуацию, позволило мне чуточку расслабиться…

Тонкие пальцы Джоуи прошлись по моим плечам, я задрожала, когда ощутила жар его кожи даже сквозь ткань блузки. Он отодвинулся и посмотрел мне в глаза, явно выискивая признаки страха, но на этот раз все было по-другому, и если два года назад я тонула в ужасе, то теперь осознанно шла навстречу Джоуи. Я была готова стать его полностью. Никаких непозволительных мыслей о чем-то пошлом или порочном не проскальзывало в моей голове. Только любовь, бесконечная любовь к этому потрясающему молодому мужчине, так сильно изменившемуся за несколько лет, что я просто не могла от него оторвать взгляда. Джоуи стал моим идеалом, мне не хотелось бы ему в этом признаваться, поскольку я не привыкла к проявлению чувств, но слова вертелись на кончике языка. Однако я молчала.

Лишь тогда, когда Темпест принялся медленно расстегивать пуговки на моей блузке, я задышала чаще, что-то шепнув, но и сама не поняла, что именно. Возможно, я дала свое согласие вслух, потому что Джоуи тут же вновь коротко поцеловал меня, обдавая легким запахом мартини, бокал которого он выпил в кафе.

Я дрожала так, что Джоуи даже не стал скрывать своего восторга, улыбаясь мне мягко и успокаивающе. Что-то подсказывало мне — он не поверил моим словам, я чувствовала это интуитивно.

Потому, вероятно, он немного торопился и заметно нервничал, но не от смущения, как это было в моем случае. Напротив, Джоуи ничуть не волновался по поводу своего полуобнаженного вида, в то время, как я отвернулась, стоило только увидеть, что он ухватился за пуговицу своих джинсов. Я, не зная, куда себя сунуть, стояла спиной к Темпесту, а блузка лежала у моих ног. Но юбка все еще оставалась на мне…

Дрогнув от нежного прикосновения к моим плечам, я медленно обернулась к парню, руками прикрывая грудь, хотя была в бюстгальтере. У меня перехватило дыхание от вида его широкой груди, тяжело вздымающейся от глубокого дыхания. Смотреть ниже я запретила себе строго-настрого — боялась провалиться сквозь землю.

Во рту пересохло, я почти не моргала, таращась в лицо Джоуи. Он был невозмутим, но так хорош и решителен, что невольно хотелось подчиниться этой уверенности, и я, неловко улыбнувшись, шагнула к нему. Темпест тут же обнял меня, согревая своими руками, после нашел губами мои…

Голова сильно кружилась, в животе разливалось тепло, а к горлу от волнения подкатывала легкая тошнота, но я старательно контролировала свои эмоции, а после и вовсе осмелела и обвила его шею руками, запуская пальцы в шикарные вьющиеся волосы, теребя их и перебирая на затылке.

Джоуи дышал все чаще и более отрывисто, чуть отклоняя меня назад, чтобы иметь возможность целовать мой подбородок, шею, ключицы. Я начинала терять связь с реальностью, и когда Джоуи, чуть отойдя назад, повел меня во мрак спальни, мне совсем стало дурно, но темнота очень спасала, давала силы, позволяла скрыть излишние чувства, от которых кровь бурлила, несясь по венам с такой скоростью, что, казалось, сердце не выдержит этого напора.

Я преувеличила свои возможности, потому что как только оказалась на кровати и почувствовала руки Джоуи на своих бедрах, тут же впала в жуткую панику. Дыхание сбилось, но я все равно позволила ему раздеть меня. Холод окутал все мое существо, но Джоуи немедленно оказался рядом, улегшись чуть сбоку, но всем своим стройным телом прижимаясь ко мне. Его ладонь заскользила вверх по моему бедру, изучая изгибы, а я горела от смешанных чувств, знакомых и незнакомых одновременно. После Джоуи склонился ко мне, погладил по щеке, отвел прилипшие к губам пряди волос, нежно подцепив их пальцами, и сказал:

— Ты должна позволить мне, Миа. Я все еще помню, как напугал тебя тогда…

Его голос, такой мягкий и проникновенный, казалось, выплеснулся мне в кровь, словно яд, но сладкий яд, от которого хотелось умереть, и это совсем не пугало меня. Облизнув губы, я невольно прочистила горло, потому что говорить не получалось, но все же ответила, поймав его взгляд, поблескивающий в свете уличных фонарей, ярко сияющих за огромным окном:

— Да… Джоуи… Я согласна…

Что еще сказать, я не имела представления, мне лишь хотелось, чтобы Темпест не спугнул меня, потому как я чувствовала — могу сбежать. Это вполне в моем стиле… Но… он сказал, что помнит…

Боже мой, он все помнит.

Взгляд Джоуи говорил вместо тысячи слов, когда он, улыбнувшись, осторожно переместил вес своего тела на меня. Вот тогда я и провалилась в пропасть неудержимого желания, смешанного с нежностью. Я смотрела на Джоуи во все глаза, думаю, он заметил слезу, что скользнула к моего виску. Это было неважно. Все было неважно. Оставался только он — моя одержимость. Моя тайная одержимость. Никому нельзя об этом знать…

От внезапной и резкой боли, неминуемой, разрывающей на части, вынудившей меня прокричать что-то в лицо Джоуи, я как и тогда принялась отползать от Темпеста. Однако он полностью обхватил меня за плечи, придавив собой к матрацу, и я понимала разумом, что так надо, но в этот момент все казалось мне… насилием. Меня словно против моей же воли принуждали к чему-то.

Я разрыдалась в голос, вжавшись в плечо Джоуи, а он, дрожа от напряжения, шептал мне, что все будет хорошо, что боль пройдет, что я прощу ему все это, снова и снова медленно и до невероятного болезненно подавался вперед. Я хотела умереть…

Остановившись на некоторое время, Джоуи чуть ослабил хватку, привстал и заглянул мне в лицо. Он весь покрылся потом от сдерживаемых эмоций, его глаза горели, когда он облизывал губы, говоря мне:

— Прошу, только не плачь. Я знаю… знаю, что тебе очень больно… Миа… Я… прошу тебя… не хочу, чтобы ты плакала. Возненавижу себя, — и по лицу Темпеста словно проскользнула тень, когда с его губ неожиданно прямо на выдохе сорвалось: — Я люблю тебя… Миа.

Я зажмурилась, потому что воздух внезапно закончился, и всхлипнула от боли и радости, одновременно взорвавшихся в груди. Джоуи, сам напугался собственных слов. Он так резко впился в мои губы, что от его страсти я на миг позабыла о боли, но когда он снова шевельнулся, стиснув меня в объятьях, я взвыла, выдыхая в его губы:

— Пожалуйста… когда это пройдет? Йоаким… когда…

Парень стал еще резче, и его поцелуй углубился… Что-то изменилось в нем… в нас… И я поняла что: теперь все было по-настоящему, совсем не так, как тогда, в юности. Теперь мы были взрослее, теперь я стала женщиной. Женщиной Джоуи Темпеста. Я ощущала, как страсть пожирает нас обоих, как поцелуи становятся серьезнее, будто с привкусом фатализма, неизбежности. Словно мы теперь навечно связаны. И я поняла — даже расставшись, даже не встретившись больше никогда, я все равно буду его женщиной, а он — моим первым мужчиной. Этого никто у нас не отнимет. Это будет то, что свяжет нас навсегда — воспоминания.

Боль не отошла полностью, но мне стало значительно легче. Терпимо. А губы Джоуи помогали забыть о дискомфорте. Нет, я все равно не могла не думать о том, что он делает, как мне тяжело принимать его такого горячего, откровенного и совершенно искреннего в своих действиях, но принимала и дышала тяжелее, потому что Джоуи знал, что делает. Он был уверен в том, что мне лучше. Я перестала стискивать его бедра, расслабилась, даже прикрыла глаза, тут же ощутив пальцы Темпеста на своем подбородке, потом ниже… на груди… И это было невероятно…

Он удерживал меня на месте, все целуя и целуя. Двигался и двигался, сильнее, уже не боясь, но смотрел в мое лицо, чтобы ничего не пропустить, не сделать мне больно. Он заботился обо мне. Джоуи… он любит меня. Боже! Он меня любит! Я наверняка умру наутро, потому что он уедет! Но он любит меня!

Снова расплакавшись, я закусила губу, от чего Джоуи замер, прерывисто дыша, утер мои слезы большим пальцем и с тревогой спросил:

— Тебе все еще больно, да?

Я солгала:

— Нет. Мне не больно, Джоуи, — и это было в то же время правдой, ведь боль сгустилась в области сердца, а физически я даже немного привыкла к Темпесту.

— Только не лги, — всматриваясь в мои глаза, попросил он, и я улыбнулась.

— Правда, мне совсем не больно, — и я решила, что должна сказать это: — Просто ты… любишь меня… — прозвучало совсем по-детски, на что Джоуи счастливо сверкнул глазами, мило улыбаясь.

Он кивнул, коротко поцеловал меня и проговорил:

— Поэтому плачешь? Все настолько плохо, Миа?

Он пытался развеселить меня, и я не могла испортить нашу встречу, потому тихо рассмеялась и сама потянулась к его губам…

«Ничего не плохо, Джоуи. Просто я не умею любить без боли. Такие чувства не бывают светлыми… Как они могут быть светлыми, когда ты уедешь? Я останусь одна… наедине с воспоминаниями… Как же мне страшно без тебя, Йоаким…».

По движениям Темпеста стало ясно, что он больше не может держать себя в руках. Он стал резче, словно бы тяжелее; приподнялся, чуть запрокинув голову, и на его скуле сбились пряди волос. На той самой скуле, где еще в кафе я заметила покраснение от удара…

Ох, нет, только не сейчас, нельзя об этом думать…

В последний миг, перед тем, как что-то теплое обдало мое бедро, Джоуи оторвал меня от подушек, подсунув руки под спину, и рывком прижал к своей груди, а я, закрыв глаза, вжалась в ложбинку между его плечом и шеей, и глубоко втянула воздух. Он несколько раз дрогнул, судорожно выдыхая мне в волосы, и опустил руку на мой затылок, поглаживая и чуть раскачиваясь из стороны в сторону.

— Моя девочка… — прохрипел он.

Сердце провалилось в пропасть, казалось, навечно, и я уже никогда не смогу его вернуть на место.

И не хотела возвращать. Я желала лишь одного: пусть эта ночь не закончится. Пусть Джоуи всегда обнимает меня, прижимает к себе, пусть признается в любви снова и снова, а я буду верить ему. Пусть не стану такой же откровенной в ответ, но он увидит все по моим глазам, поймет по тому, как я прижимаюсь, как снова хочу почувствовать его губы… и никогда не забыть их вкус.

Да, я наверняка умру наутро…

Глава 14

The sound of your voice

The touch of your skin

It's hauntin' me

Звуки твоего голоса,

Прикосновение твоего тела

Преследуют меня.

Europe «I'll cry for you»

Какое-то совершенно незнакомое, странное, невероятное ощущение поглотило всю мою душу, когда я едва начала приоткрывать глаза. Солнце разливалось по комнате приглушенным светом, а поскольку шторы были задернутыми, оказалось довольно душно.

Я осторожно повернула голову влево и первое, что увидела, это свою одежду, валявшуюся на полу. Вмиг вспомнив, что вчера произошло, я вспыхнула так, что, казалось, вот-вот превращусь в прах, и как бы глупо это не звучало, но встречаться утром с Джоуи мне хотелось меньше всего. Понимая, что даже двух слов не свяжу для приветствия, я осторожно пошевелилась и тут же, уткнувшись лицом в подушку, тихо заныла от боли, что взорвалась внизу живота. Даже думать не хотелось о том, как мне придется, крадучись, пробираться к ванной, ведь уйти в таком виде…

— О боже… — прошептала я в отчаянии, когда смогла, наконец, свесить ноги с кровати, и оглянулась через плечо.

Джоуи мирно спал, лежа на животе и подсунув руки под подушку. Его обнаженные плечи и спина, без сомнений, привлекли бы мое внимание при других обстоятельствах — скажем, вечером, когда я почти не смущалась — но сейчас я лишь краснела и дрожала от боли, что была ужасно неприятной. А пятна крови на белой простыне и вовсе вызвали во мне какой-то нелепый приступ паники, от чего я накрыла дрожащие губы ладонями, тем самым не позволяя себе разрыдаться, и встала. Колени подкашивались, но я удержалась на ногах и, присев на корточки, собрала свою одежду. Еще раз поглядев на Темпеста, я поспешила в ванную комнату, где тут же принялась, встав под теплые струи душа, лихорадочно смывать с себя признаки безумной ночи.

Я не знала, сколько времени можно здесь провести, чтобы не разбудить Джоуи, и как вообще проскользнуть мимо него, но мысли о том, что у меня ничего не выйдет, прибавляли еще больше страху. И к тому времени, как я закончила умываться, мое волнение привело меня к полному осознанию одного факта: со вчерашнего вечера все изменилось. Я была уверена, что теперь мои чувства к Джоуи примут иное значение. Отныне это будет что-то слишком глубокое. Такое, чего допускать в моем возрасте нельзя. Ведь я знала, каково мне будет без него…

Насухо вытеревшись, расчесав волосы лежащей на краю раковины щеткой, я застыла перед зеркалом. Мои припухшие от поцелуев губы притягивали взгляд, и я таращилась на них, думая, что скрыть подобное не удастся. Катаржина точно все поймет… Да она явно и так все поняла, ведь я не ночевала в общежитии.

Боже, сердце вдруг оборвалось от одной лишь мысли, что я бросила в клубе избитого Итана. В памяти всплыло его перекошенное злостью лицо, когда он кричал на меня, и ужасная печаль в его глазах, от которой мне стало так страшно, что я просто убежала. Итан остался там один. Да, конечно, его друзья позаботятся о нем, несомненно, однако я бросила его. Подло подала надежду, а после бросила. Я должна была сказать Итану о Джоуи раньше, но ведь по сути Темпест тогда не был моим парнем.

«Ох, как же сложно разобраться во всем этом…».

Я поспешила одеться и осторожно выглянула из-за двери ванной. Влажные волосы намочили блузку на спине, и я невольно поморщилась от неприятных ощущений. В первую очередь, я окинула взглядом кровать — Джоуи все еще спал — после мимолетом посмотрела на часы, что висели на стене.

«О, бог мой, без четверти десять! Я должна поспешить, пока миссис Харви не отправилась делать обход».

Комендант каждый день, ближе к полудню, проходила по комнатам, проверяя, все ли в порядке, нет ли незваных гостей, оставшихся на ночь, и тому подобное. Но с другой стороны, мне уже нечего бояться — наступило время каникул. Все зачеты, контрольные, экзамены сданы. Пришло лето. Долгожданное теплое лето, и я намеревалась окунуться в солнечные деньки с головой. Возможно, когда-нибудь мы вместе с Катаржиной все же слетаем в Америку. Я очень этого хотела и верила, что рано или поздно, наконец, вырвусь к ней.

Тихо двинувшись к двери спальни, я выскользнула в соседнюю комнату, остановилась, быстро обула туфли и, отперев замок, выскочила в коридор. Едва не сбив горничную, я извинилась, глупо хихикнув, и побежала к лифту, на ходу оглядываясь назад. Мне было дико смешно и страшно от того, что я делаю. Но я вовсе не собиралась бросать Джоуи в этот день, мне просто нужно было переодеться, привести себя в чувства, поговорить с Катаржиной, если она, конечно, не намеревалась застрять в отеле.

Что у нее там происходило с Левеном, я не имела ни малейшего представления, а все потому, что даже ни разу не поинтересовалась этим. Мне нужно было исправить ситуацию, поэтому, оказавшись в холле отеля, я с улыбкой приблизилась к администраторской стойке и, поздоровавшись с миловидным мужчиной в темно-синей форме, спросила:

— Простите, сэр, мне нужно узнать, не покидала ли отель…

— Не покидала! — раздался за спиной звонкий голосок Кати, и я, подскочив на месте, радостно обернулась. — Доброе утро, моя дорогая. Ты неслась по коридору, как табун лошадей. Я едва за тобой поспела, — добавила она, кивнув в знак приветствия и администратору. Тот улыбнулся ей в ответ — похоже, Кати тут для всех уже «своя в доску».

Мы, глядя друг на друга как-то по-особому весело и беззаботно, выскочили на широкое крыльцо здания инаперегонки сбежали по ступенькам вниз, причем я едва не растянулась, споткнувшись, но подруга поймала меня за руку. Свернув за угол, мы обе, не сговариваясь, вдруг остановились и обнялись. Так и стояли под утренним солнцем, наслаждаясь теплым ветерком, что трепал волосы, и Кати бормотала мне на ухо, какая я красивая, а я говорила ей, что прекраснее ее на свете нет никого. Мы любили друг друга. Очень любили. У меня болело сердце от того, какими словами мы бросались вчера, но это было нужно, чтобы разрушить стену, и мы разрушили ее.

Добравшись до общежития городским автобусом, я понеслась вслед за Катаржиной к запасному входу, о котором моя подруга уже тоже знала. В летнее время миссис Харви постоянно раскрывала все двери, чтобы выветрить сырость и просушить стены. Здание достаточно старое и в холле действительно было холодно, словно в подвальном помещении.

Мы беспрепятственно прошли к лестнице, взбежали на наш этаж, причем всю дорогу до комнаты Катаржина подшучивала над моими болями, о которых я, смущаясь, поведала ей в автобусе, и, наконец, вздохнули с облегчением.

На какое-то мгновение мы обе растерянно застыли на месте, будто не понимая, где находимся. Ведь явно и Катаржина осознавала, что все совсем не так, как было. Теперь я дышала словно по-другому. Мои глаза, как утверждала Кати, светились, я сама вся светилась. И мне оставалось лишь улыбаться.

После, переодеваясь и шмыгая одна перед другой, мы стали переговариваться, и я все же расспросила Катаржину о Джоне. Она рассказала мне так много всего: то, как они ссорились; как после помирились; как Левен сам прилетел в Штаты ради Катаржины. Это все и забавляло, и удивляло, потому что я не ожидала таких страстей от Джона. Он казался мне очень спокойным и сдержанным…

— Ну да, как же, — рассмеялась в ответ на мое мнение Кати, — само спокойствие. Джон, моя милая, очень ревнив. Не понимаю, как вообще можно быть таким внешне холодным, но взрывным внутри. Джонни, он… понимаешь, Миа, он невероятный, — мечтательно закатывая глаза, проговорила подруга и опустилась в кресло, поджав под себя ноги, а я продолжала одеваться, — совершенно невероятный. Норум говорит, что я помешалась на их бас-гитаристе, и, знаешь… — Кати посмотрела на меня крайне серьезно, я даже споткнулась, пока натягивала свои домашние, чуть растянутые лосины, — я люблю Левена. Да, Норум прав, я помешалась на нем. Это смешно…

— Почему смешно? — не дошло до меня.

— Да потому что я орала, что завидую тебе, — рассмеялась Катаржина, хлопнув в ладоши, — а на самом деле… — Кати замолчала и уставилась на меня задумчиво. — Мне так жаль, что тебе приходится испытывать эту боль, Миа. Но только так можно стать сильнее. Понимаешь меня?

Я замерла, потому что в дверь постучали. Вот уж не знаю почему, но я решила, что это Итан. Сглотнув и переведя взгляд на подругу, я нелепо хохотнула, качнув головой, словно признаваясь, что не могу открыть сама. Кати поднялась с тихим вздохом, подошла к двери и, не задумываясь, дернула за ручку.

— Миссис Харви, доброе утро! — громко и притворно весело воскликнула Чапкова, затем оглянулась на меня, сообщая: — Это миссис Харви.

Я подошла к двери, тоже поздоровавшись с женщиной, которая выглядела не выспавшейся, и тугое, тягучее предчувствие разлилось в области груди — я сразу подумала о Харрисоне.

— Вы на месте, девочки, — комендант, буквально наступая на ноги Катаржине, втиснулась к нам в комнату, прикрыла за собой дверь, отчего мы с подругой переглянулись, и спросила, подозрительно вкрадчиво: — А вы были этой ночью в общежитии? У меня не нашлось даже минутки, чтобы заглянуть к вам. Миа, — обратилась миссис Харви ко мне, — ты ведь уезжала вечером с Итаном…

То, о чем женщина не договорила, вызвало во мне чувство вины, и я, растерянно заморгав, отошла назад, тем самым ограждая себя от внимания коменданта. Однако ее узкие пронзительные глаза изучали меня так, будто видели насквозь. Я, нервно теребя рукав своей рубашки, ответила:

— Верно. Мы были вместе… на концерте…

— Да, я знаю, где вы были, — спокойно ответила женщина, не сводя с меня глаз, и я заметила, что даже Кати занервничала, — все знают, миссис Нильссон. Итан вернулся около двух часов ночи в ужасном состоянии. Он так много натворил… Если бы не мистер Рейнолд, друг Итана, то неизвестно, чем все обернулось.

— Простите, а при чем здесь Миа? — вступилась за меня Катаржина, но я остановила ее, ухватив за локоть, и спросила, чувствуя, как внутри обрывается от страха.

— Что Итан сделал, миссис Харви? — спросила я, едва шевеля губами.

Женщина вздохнула, отвернувшись, прошлась по комнате, подумала немного, а после обернулась к нам и сказала:

— Послушай, Миа, ты очень хорошая девушка. Я уважаю тебя, деточка, и то, как ты поступаешь с мистером Харрисоном, сугубо твое дело. Но лишь до тех пор, пока это не грозит большими неприятностями.

— Неприятностями?.. Что он сделал? — я почти захныкала от беспокойства, когда произнесла это, и тут же, подавшись к коменданту, вцепилась в ее плечи, повторив: — Что он сделал?

— Ничего такого, Миа, что могло бы завершиться плачевно, однако Итан бросился драться со своим приятелем, взбесившись из-за какой-то глупости, а когда тот нечаянно разбил зеркало, Харрисон схватил осколок и принялся беспорядочно им размахивать, при этом и себе нанес раны. Признаюсь, более неприятной картины мне видеть не приходилось. А я, милые мои, работаю здесь уже почти двадцать лет. Конечно, подобные действия парня можно списать на крайне неадекватное состояние из-за алкоголя. Однако за три года учебы здесь и проживания в этом общежитии, Итан Харрисон не вел себя так никогда. Да и не напивался настолько сильно. Это кошмар какой-то… До беспамятства -

просто ненормально. И, кстати, внешний вид Итана говорил сам за себя: его кто-то избил. Мне бы хотелось знать, Миа, имеешь ли ты к этому отношение? — Я неопределенно передернула плечами. — Девочки, мне понятно ваше молчание: вы юны, бесстрашны, преданы друг другу, — вздохнула миссис Харви, глядя на меня, а я не могла даже дышать от боли, что охватила все мое существо, — но страсти в духе Ромео и Джульетты не для нашего времени. Нужно как-то осознавать, что вас ждут родители, любят, надеются на ваше благополучие. Не расстраивайте их… И, Миа, лучше бы тебе все решить с Итаном. Не думаю, что он в порядке.

Я не стала ничего объяснять, просто кивнула, а комендант пошла к двери, но снова притормозила и спросила:

— Так кто его избил? Парень ввалился в общежитие в рваной одежде и весь в крови.

— Не знаем, миссис Харви, — за нас двоих ответила Кати, пока я, таращась в окно, пыталась переварить услышанное.

Женщина еще раз вздохнула и вышла. Повисла многозначительная пауза. Затем Катаржина, обойдя меня, спросила:

— Что с ним не так, Миа? Разве можно быть настолько чокнутым? С виду — сама невинность, а что выделывает, а?

Я, честное слово, не имела представления, как расценивать поведение Харрисона…

— Когда он успел… Это такая влюбленность? — непонимающе пробормотала я. — Разве подобное возможно?

— Ну ты как дурочка, Миа, ей-богу, — развела руками подруга, тут же принявшись в некоторой степени оправдывать Итана. — А сама-то долго собиралась с духом, чтобы признаться себе в одержимости Джоуи Темпестом? Насколько я помню, ты по уши втрескалась в Ларссона спустя всего пару месяцев. С Итаном произошло то же самое. К тому же… — подруга потерла переносицу, так она делала, когда глубоко задумывалась, — он правда какой-то не от мира сего. Подобные ребятки пробуждают любопытство. Поговори с ним, я пока позвоню Левену.

— А что если он разозлится? — испуганно спросила я, имея в виду Итана, когда Кати присела на кровать и сняла трубку телефона. — Что если ему сейчас плохо… а ему точно плохо. Боже, — я прикрыла глаза, — какой же дурак… Он наверняка в ужасном состоянии.

— Вот пойди и проверь, — отрезала Катаржина и добавила: — Если что ори во все горло, я вытащу тебя из его объятий. Ну… если ты захочешь, — последнее Кати пробормотала, отвернувшись, но я ее услышала и, конечно, ничего не сказала. Сама мысль о том, что на месте Джоуи мог быть Харрисон, вызывала у меня приступ паники. Я не представляла рядом с собой никого, кроме Темпеста.

До комнаты Итана было всего десять шагов, я подсчитала, пока шла к нему. После, даже не постучать, помялась у порога, осторожно взялась за ручку и толкнула дверь, которая тут же поддалась. Сердце бесконечно ухало вниз, мне было страшно. Я боялась вовсе не Итана, я боялась за него.

Плотно задернутые шторы, бутылка у кровати, кроссовки на полу, окровавленная майка в кресле…

Харрисон лежал в одних джинсах, свесив с края кровати наспех перебинтованную руку, но на его голову было натянуто одеяло. Я шагнула вперед, когда в следующий миг внезапно на всю мощь заорал радиоприемник, и по комнате разнеслась веселая мелодия. Едва не умерев от испуга, я прижала руки к груди и встала, как вкопанная, таращась на новомодную технику. Но тут перед моим носом мелькнула рука и с силой опустилась на радиоприемник — ничего не произошло. Второй удар, и музыка, наконец, оборвалась.

Судорожно сглатывая, я все стояла и смотрела на руку Харрисона, которая так и зависла на тумбочке. Но, очнувшись, повернулась и во второй раз остолбенела, встретившись с Итаном взглядом. Он лежал на спине и смотрел на меня — пристально, без тени злости. Зато его лицо вызвало у меня неконтролируемое желание разрыдаться в голос: кровоподтек на скуле, опухшая бровь, разбитые губы, кажется, травмированная переносица. Сущий ужас.

Я тихо заплакала, не могла сдержаться, слезы потекли по моим щекам. И от того, что я увидела на предплечьях парня, на его обнаженной груди, все эти порезы — пусть неглубокие, зато по какой причине нанесенные — лишь усугубило мое состояние. Миссис Харви ничуть не преувеличила…

Пришлось накрыть рот ладонью, чтобы не всхлипывать, а глаза сами собой блуждали по избитому телу Итана, пока он, почти не мигая, смотрел на меня в ответ. Но его взгляд был устремлен только на мое лицо, и мне вдруг стало казаться, что я стою перед Итаном нагая, вывернутая наизнанку, а он под микроскопом изучает меня.

— Что такое, Миа? — проговорил парень обманчиво мягко, но с сильной хрипотцой. — Пришла меня пожалеть? Не стоит, уходи.

Я шмыгнула носом, рукавом утирая слезы, и отошла назад, потому что Харрисон попытался встать. Но тут же ринулась было ему помочь, поскольку от боли парня буквально перекосило, но он так посмотрел на меня, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Уходи, — повторил Итан, закашлявшись, когда все-таки поднялся. — Возвращайся к своему… к нему. Как я понимаю, у вас там все… срослось. — Ему было очевидно трудно говорить, причем он стал немного нечетко произносить слова. Это наверняка из-за опухших губ.

— Давай я… — мне пришлось несколько раз вдохнуть, чтобы мой голос прозвучал спокойно, — давай я позвоню доктору. Тебе нужно показать эти раны…

— Миа…

— Итан! — почему-то выкрикнула я, сорвавшись на визг. — Тебе ведь больно!

От его взгляда мне стало невообразимо страшно. Харрисон шагнул ко мне и проорал в ответ так, что заложило уши:

— Да! Мне больно! И что? Ты даже не понимаешь, где мне больно! — Его глаза горели обидой. — Мне больно, потому что ты с ним… — парень махнул рукой на дверь, а после слегка оттолкнул меня от себя. — Убирайся!

— Итан!

— Убирайся, Миа! Убирайся! Я не могу тебя видеть! Уходи отсюда!

Я упрямо шагнула к нему, но прежде чем успела что-то сказать, парень, внезапно понизив голос, проговорил, глядя на меня исподлобья, и я видела, как по его лбу скользнула капелька пота:

— Я никогда не смогу смириться с тем, что ты убежала с ним. Мне тошно от твоего поступка. И плевать я хотел на то, что ты мне ни черта не обещала. Я не могу смотреть на тебя, Миа. Мне плохо от твоего вида, от голоса, меня тошнит от того, как ты пахнешь, потому что я знаю, ты была этой ночью с ним… — Меня начало трясти под взглядом Итана, от его слов и напряжения, которое повисло между нами. — Такое не скрыть, Миа, это очевидно, — и приблизившись ко мне, Харрисон процедил: — Ты пахнешь им… Все видно по твоим глазам. Можешь краснеть сколько угодно. Я больше не верю тебе. — Итан резко обошел меня, направившись вон из комнаты, и бросил на ходу: — Просто не приближайся ко мне.

Более грязной, униженной и несчастной я себя не чувствовала никогда. Но что-то подсказывало мне, что Итану нужно время. Он явно вспылил, хотя говорил крайне убедительно, и очень болезненно бил по самолюбию. Я понимала, что и его гордость задета, однако Алисия Мартин упоминала однажды, что Итан до невозможного упрям и целеустремлен. Потому я вполне осознавала, что он еще заявит о себе. И, признаться, подобные мысли чуточку успокоили меня, ведь я не могла жить и думать, что стала причиной чьего-то несчастья. Да, мои надежды оказались очень эгоистичными, все сводилось к тому, что с меня снимут вину, но ведь Итан все равно останется ни с чем. Это невероятно, я изумлялась сама себе. Когда меня так сломала жизнь? Кто сделал меня такой? Разве Джоуи? Нет, он не мог так повлиять на мой характер. Подруги? Учеба? Свобода? Что, кто перевернул мое представление о правильном поведении? Это для меня оставалось загадкой. А, вероятно, ею и не являлось вовсе. Я просто стала другой…

— Миа, Матерь Божья! — воскликнула за спиной Катаржина, ворвавшись в комнату, где я все так же стояла и глупо таращилась в стену. — Ты жива? Почему так долго? Что он сказал?

Я устало посмотрела на Кати и, уже идя рядом с ней, тихо призналась:

— Кажется, Итана воротит от меня.

За что я обожала Катаржину, так это за ее неуемный оптимизм, потому улыбнулась, когда она воскликнула, подхватив меня под руку:

— Пф… Я не удивлена! Любой парень хочет стать для девушки первым, единственным и неповторимым. Они все таки-и-ие романтики, — рассмеялась моя подруга, закатывая глаза, но мне все равно было неприятно слышать подобное. Однако Катаржина осеклась, посерьезнев, и, уже подталкивая меня к комнате, проговорила, загадочно поблескивая глазами: — Поторопись, Джоуи «висит» на линии.

Я резко повернулась, уставившись на снятую трубку телефона, и невольно покраснела от волнения, понимая, что сейчас услышу любимый голос…

Глава 15

Hey girl I can feel your heart,

We had something goin' on right from the start.

Эй, девушка, я чувствую стук твоего сердца,

Между нами было что-то с самого начала.

Europe «Dance the night away»

Более замечательных часов я не могла бы припомнить в своей жизни никогда. Во время разговора с Джоуи, запинаясь и смущаясь, я все же нашла в себе силы ответить согласием на его предложение провести с ним весь день. Причем он был очень мягок со мной, и говорил Джоуи так, что я волей-неволей начала расслабляться. А после, повесив трубку, я тут же принялась, будто ненормальная, рыться в своем шкафу, выбирая подходящую одежду для прогулки, когда Катаржина снова взялась меня воспитывать.

— Бог мой! Миа! — воскликнула она. — Надень что-нибудь полегче! Не могу смотреть на твои закрытые платья и блузки. Ужас просто… и безвкусица.

— Что? — растерялась я. — Зачем это?

Чапкова захохотала, качая головой.

— Да потому что ты будто старушенция, серьезно. Ну принарядись уже, в конце-то концов. Для него, для Джоуи, принарядись. Сама от счастья разомлеешь, когда он станет пожирать тебя глазами.

Я расстроенно захныкала, потому что ненавидела выставлять свое тело напоказ, хоть и являясь от природы девушкой с достаточно женственными формами, но все же не худышкой.

— Эй, ну не начинай, ладно? — тут же нахмурилась Кати, поняв, о чем я задумалась. — Ты прекрасна. Вот скажи, запал бы на тебя такой парень, как Темпест, если бы ты была страшненькой?

Я прыснула со смеху, швырнув в подругу своими шортами.

— Дурочка, — сказала я, подхватывая коротенькую светлую юбку, которую подсунула мне Кати.

— Ну, дурочка-не дурочка, а именно я свела тебя с ним спустя два года. Так что скажи спасибо за ночь люб…

— Кати! — вспыхнув, перебила я. — Перестань, мне неловко говорить об этом.

— Ла-а-адно, — вроде бы угомонилась подруга, но тут же, — а все-таки, как все прошло? Ты боялась?

«Господи Иисусе, что за человек?»

— Да, Катаржина, я дико боялась. Но Джоуи… он такой… такой… — я погрузилась в свои мысли, даже не заметив этого поначалу, а после, когда вспомнила его поцелуи, смутилась еще сильнее и, отвернувшись, буркнула: — Он очень взрослый.

Послышался смешок.

— Ну еще бы, — многозначительно выдала подруга, а я, закатив глаза, собрала волосы в высокий хвост, проговорив:

— Поторапливайся, я не буду тебя ждать.

И подруга снова повторила:

— Ну еще бы!

Мне оставалось лишь покачать головой на ее тон. И, наконец, подсчитав наши общие сбережения — я предложила собрать на эти дни общую сумму для развлечений, чтобы не тратить деньги, отложенные на билеты до дома — мы покинули комнату. И уже в коридоре я снова расстроенно вздохнула, потому что навстречу нам выскочил тот самый парень, который говорил со мной в клубе. Его карие глаза уперлись в меня взглядом, но я так и не разобрала, с каким выражением он посмотрел, потому просто поздоровалась и поплелась за Катаржиной дальше.

— Миа? — неожиданно окликнул меня друг Итана, и мы с Чапковой обернулись. — Ты как?

Я изумленно моргнула, невольно взглянув на дверь комнаты Итана.

— Хорошо, спасибо. А ты…

— О… — парень приблизился, протягивая мне руку, — Пол Рейнолд.

Я пожала ладонь парня, все еще удивленно рассматривая его лицо, между прочим, приятное лицо. Я имею в виду, Пол производил хорошее впечатление. Вероятно, потому что выглядел беззаботным, но в то же время его взгляд был изучающим и проницательным.

— Я рада, что у Итана есть такой надежный друг, — искренне улыбнулась я, намекая на произошедшее в клубе.

— Да, — кивнул парень с серьезным выражением лица, — я тоже рад, что у него есть хоть кто-то…

Повисла тишина, и мы втроем, неловко переминаясь с ноги на ногу, потоптались на месте.

— Ну… — сказала Кати, — приятно познакомиться, дружище. — Она тоже пожала руку Пола. — Но нам пора идти.

***

Конечно, после этой встречи настроение, мягко говоря, испортилось, а если честно, то ужасно упало. Катаржина старалась вытащить меня из скорлупы, в которую я спряталась, думая и думая об Итане.

В таком неприятном тяжелом состоянии мы доехали городским автобусом до отеля. Вернее, почти доехали — вышли на остановке, которая, к счастью, находилась не слишком далеко от высокого здания отеля.

Мы свернули в сторону Гайд-парка, медленно пошли по тенистой аллее, встречая редких прохожих, после остановились у озера Серпентайн, постояли в молчании, глядя на гладкую поверхность воды, и я начала понемногу успокаиваться. Потрясающий вид, открывшийся нам, без сомнений, радовал глаз. Безветренно, зелено, солнечно. Королевская обитель, приют покоя.

Гайд-парк однозначно входил в ряд моих любимых мест в Лондоне. Я всегда искала тишины, с детства не перенося шум, толпы людей, бесконечное движение. Кати — вот для кого созданы большие города. Люди, подобные Катаржине, не могут подолгу находиться в одиночестве и без внимания. Именно потому она и сказала, когда мы уже около десяти минут стояли на берегу озера:

— О, смотри, а вон и отель. Потрясающе… Я бы жила в этом городе, он прекрасен. — Кати повернулась ко мне, добавляя: — Идем, нас дожидаются ребята.

Я улыбнулась, посмотрев на подругу, и первой двинулась дальше, бредя вдоль берега по дорожке, выложенной брусчаткой. Вдали, на зеленой лужайке, отдыхали парочки и небольшие компании молодежи. Пришло лето, и все выбрались на солнце, ведь дождь лил довольно долго, а неожиданно теплые деньки принесли за собой надежду на нормальное лето. Особо смелые парни уже купались, весело брызгаясь водой, ныряя и что-то громко выкрикивая.

Мы с Катаржиной пошли вперед немного быстрее, потому действительно не хотели подводить ребят, к тому же им сегодня уезжать…

Эта мысль была для меня будто удар под дых. Я расстроенно молчала и почувствовала прикосновение подруги к своему локтю — она взяла меня под руку — и, не удержавшись, посмотрела на нее, произнося:

— Кати, он сказал, что любит меня. Это правда, как думаешь?

Подруга остановилась, глядя мне в глаза, а после задала встречный вопрос, когда мы уже приблизились к выходу из парка:

— Когда он признался тебе?

Она поняла все по моих вспыхнувшим щекам, кивнула и, отвернувшись, сказала беззаботным тоном:

— Конечно, милая. Конечно, Джоуи говорит правду. К тому же я тебе давно сказала, что он признается. Рано или поздно.

Я не знаю, каким образом, но мне всегда удавалось распознавать фальшь. Я почувствовала, что Кати просто успокаивает меня. Все это ложь. То есть Джоуи мог сказать подобное лишь потому, что был на грани. Он произнес те слова в порыве страсти, а на подобное способен любой человек. Даже я. Вот только в отличие от Джоуи, мое признание стало бы искренним. Не напрасно я не призналась ему, почуяв подвох. Как он может любить меня? С чего вдруг? Мы почти незнакомы. Темпест все это время занимался своими делами, и у него, конечно, были девушки. Несомненно, были.

В общем, настроение, в котором я приплелась с Катаржиной к отелю, было очень плохим. Но виду подавать я не собиралась. Мне хотелось, чтобы этот день отложился в памяти, как нечто светлое. Ведь боль из-за Итана была свежа и вряд ли мне удастся избавиться от нее. Не все так просто, как могло показаться на первый взгляд. Меня тянуло к Харрисону, очень смелому и надежному, но я боялась его. Вернее, нет, не так, боялась не самого Итана, а его реакции на присутствие в моей жизни другого парня. То, как «русский» реагировал на Джоуи, внушало мне дикий ужас, потому что ранее я с подобным не сталкивалась.

Я заметила Джоуи еще издали, он сидел на капоте темной машины, за его спиной так же устроился Мик, а Джон Левен стоял напротив Темпеста, внимательно слушая, что тот говорит. Темпест не замечал нас до тех пор, пока мы не оказались совсем близко, и я, немного вспотев от волнения и почти повиснув на руке подруги, опустила глаза, совершенно не понимая, как себя вести. Во рту страшно пересохло, и я подозревала, что не выдавлю ни слова, как только Джоуи посмотрит на меня. Но он поступил иначе и так… неожиданно.

— Ох, держись, моя хорошая, — шепнула мне Кати, отпуская мою руку и бросаясь к Левену.

Я вскинула глаза и тут же обомлела, потому что Темпест, повернувшись на голос Катаржины, увидел меня. Он спрыгнул с капота под веселый смех Мика, который махнул мне в знак приветствия рукой, и вырос прямо передо мной. Я лишь глупо улыбалась, щурясь на солнце, а Темпест — хитрец — прятал свои глаза за темными стеклами очков. Однако, как только его руки обвили мою талию, я, удивляя себя смелостью, потянулась вверх и сняла очки. Джоуи тихо засмеялся, разглядывая мое лицо, а после, его взгляд скользнул к моим губам, и, наклонившись, парень поцеловал меня. Я, конечно, смутилась, но мне стало так хорошо, так приятно. Не могло быть и речи о том, чтобы оттолкнуть Темпеста. Его мягкие губы прижимались к моим, легко покалывала щетина, а теплое дыхание опаляло кожу. Джоуи был нежен до умопомрачения. Как он прижимал меня к своему стройному телу, как не желал реагировать на реплики друзей, которые слышала и я, как не хотел отпускать, когда Мик буквально потащил его за плечи — все это вселяло в мою душу надежду, что Кати ошиблась, и Джоуи действительно дорожит мной. Быть может, моя подруга просто боится за меня, потому и сомневается в чувствах Темпеста…

— Привет, малышка, — пробормотал Джоуи мне на ухо, когда умудрился увернуться от Микаэли.

— Привет… — выдохнула и я, а после взглянула на Мика, говоря: — Ты, смотрю, сегодня не в духе.

— Да в духе, в духе, — почему-то рассмеялся клавишник, — просто договорились ведь, что при мне тискаться никто не будет. Я-то без пары, так что…

— Ну только не плачь, — пробасил Левен и, поглядывая на Мика, приблизился ко мне, коротко обнял и, отодвинувшись, спросил: — Ты как?

Я почему-то подумала, что Джон спрашивает о прошедшей ночи, и опустила глаза, теряясь с ответом, но, к счастью, Джоуи верно расценил мое смущение. Он приобнял меня за талию, притягивая к себе, и сказал:

— Да нормально все. Не напоминай об этом. — Речь, конечно, шла о драке в клубе, а чуточку припухший уголок губ Темпеста свидетельствовал о случившемся лучше любых слов.

Левен кивнул, но все равно добавил:

— Надеюсь, ты не станешь общаться с тем придурком?

— Джо-о-он, — вступила в разговор Кати, отводя Левена от нас.

В этот момент из отеля вышли Хогланд и Норум. Они сбежали к нам по ступенькам, немного поболтали, договорились с Джоуи о вечере, и я узнала время, в которое парни отправятся в Германию. Вновь на сердце повис камень. Как можно веселиться, когда Джоуи уедет и…

— Эй, — тихо окликнул Мик, и я, подняв на него глаза, улыбнулась. — Иди сюда, поговорим, пока ребята заняты, — подозвал меня приятель.

Я охотно приблизилась к машине, но присесть мне Микаэли не дал.

— Погоди, — качнул он головой и стянул со своих плеч легкую рубашку, оставшись в майке, — вот теперь залезай. А то кожу обожжешь, — добавил в довершение Микаэли, и я устроилась рядом с ним.

Капот действительно сильно нагрелся, и постеленная рубашка пришлась очень кстати. Я посмотрела на зеленоглазого парня, улыбнулась ему еще искреннее, а тот спросил, почти фыркая:

— Что такое?

— Ничего особенного, — хохотнула я, закинув ногу на ногу, уж слишком коротенькой была выбранная Катаржиной юбка, не говоря о том, каким оказался розовый топ. Я едва уговорила Кати дать мне накинуть джуд. — Просто ты как всегда заботишься обо мне. Ты такой добрый, Мик, наверняка поэтому все еще один.

«Язык мой — враг мой» — это вовсе не обо мне. Однако в моменты сильного смущения или волнения я могла жутко глупить и наговорить лишнего. Вот именно это и случилось, потому что Микаэли сразу отвернулся, и я уже намеревалась попросить прощения, когда он вдруг проговорил, тихо и неуверенно:

— Ну… да… была одна девушка… — Он посмотрел на меня. — Не срослось, — это прозвучало уже веселее. — Ее звали Амалия, и она из мусульманской семьи. Сама понимаешь, каких мне «наваляли» ее родственники.

Я честно держалась, пока не поняла, что и самого Мика веселит эта история, потому в следующий миг мы оба разразились громким смехом, привлекая всеобщее внимание.

— Ты серьезно? И что было потом? — воскликнула я сквозь хохот.

— О, черт подери, меня едва не женили на ней, — рассказывал Мик, — я думал, не унесу ноги. Милая девчонка, знаешь ли, но все же… э-э-э… не мое, — поморщился Микаэли, а я засмеялась еще сильнее, ткнув друга кулаком в плечо и проговорила, переводя дух:

— Ты — ловелас! Господи, с ума сойти. А я решила, что ты страдаешь от одиночества!

— Нет, ну бывают ночи, когда я действительно один, — с серьезным видом признался Микаэли, но это лишь прибавило ситуации большей комичности, и мы снова рассмеялись.

Джоуи так внезапно встал передо мной, покосившись на Мика, что я подпрыгнула от неожиданности. Он стащил меня с капота, а я лишь успела поймать рубашку Микаэли, которая едва не упала на землю, и, протянув ее ему, сказала:

— Спасибо, Микки.

— О… Микки? — отозвалась Кати, и я оглянулась на нее, все еще удерживаемая рукой Темпеста. — Звучит так круто и современно! Все, будешь Микки, Мик.

Ребята принялись шутить об этом, когда мы двинулись прочь от большой открытой парковки отеля, и я уже спустя минут пятнадцать пути поняла, что мы идем в Гайд-парк. Все это время Джоуи сжимал мою ладонь, но сам говорил с Норумом, отправившимся нас проводить. Ян куда-то укатил. Видимо, у него была встреча. Джонни тоже собрался покинуть нас, так что уже у самого входа в парк Норум притормозил, спросил Темпеста насчет завтрашнего выступления, щелкнул меня по носу, назвав малявкой, и ушел.

Глава 16

Can't you see I'm on the edge, I can't look down

Is it me who's lost and never found

Разве ты не видишь, что я на грани, я не могу взглянуть вниз.

Разве это я, тот, кто был потерян и не был найден…

Europe «Lyin' eyes»

Теплый, едва уловимый ветер трепетал в верхушках деревьев. По озеру пробежалась рябь, но в большей степени от того, что, зайдя в воду по пояс, дурачились Кати и Джон. Микаэли курил, устроившись на траве в одних плавках. Мы отдыхали на месте для купания. Открывать сезон было рановато, но солнце грело достаточно горячо, так что даже я прошлась по воде у самого берега.

Я сидела перед Джоуи, устроившись между его ног, привалившись спиной к груди, и усмехалась, любуясь на свою стройную подругу. Она была, без сомнений, прекрасна.

— Как ты, малышка? — раздался над ухом тихий голос Джоуи. — Ничего не болит?

Сердце тут же налилось теплом от заботливого тона Темпеста, и я качнула головой, говоря этим, что со мной все хорошо.

— Я хочу, чтобы ты понимала… — Он сглотнул, я слышала это. — Ты нужна мне, Миа. Всегда будешь нужна. Но… ты же осознаешь, что я не могу остаться?

И вновь я лишь кивнула, с горечью принимая эту суровую реальность.

— Да, ты все понимаешь, моя умная девочка. Просто… то, что случилось в клубе…

— Джоуи, — возмутилась я, оборачиваясь к нему и садясь так, чтобы видеть его лицо, — ты же сам не хотел об этом говорить, почему тогда…

— Потому, Миа, — перебил Темпест, сверкнув глазами, — потому что я увидел… — Он облизнул губы, отводя взгляд от моего лица, помолчал немного и снова посмотрел на меня. — Я увидел этого твоего Итана… — Джоуи вновь умолк, подбирая слова, и после его тон стал резче. — Просто мне важно, чтобы ты оставалась… чтобы ты ни с кем не встречалась. Я не даю тебе надежду, но и отпускать не хочу. Это подло, знаю. Прости. Мы сможем видеться, я могу приезжать к тебе, буду звонить. Обещаю, Миа, я тебе это точно обещаю. И ты пообещай.

Я непонимающе качнула головой.

— Что мне обещать? — спросила я, искренне удивившись. — Буду ли я… верной? Ты это хочешь знать?

Боже, каким же идиотским казался мне этот разговор. Будто не было очевидным то, что я с ума схожу по Джоуи. Он что, ослеп? Или это я настолько умело скрываю свои чувства?

— Да, — как-то совсем угрюмо произнес Темпест, глядя на меня слишком пристально, так, что мне захотелось отвернуться, но я выдержала его взгляд, кивнув и ответив:

— Понимаешь ли ты, что ставишь меня в неловкое положение? — Джоуи не понял и, прищурившись, пожал плечами. — Ты заведомо делаешь меня виноватой. То есть, если ты уедешь, забудешь обо мне, а я стану строить свою жизнь…

— Хватит, — отрезал Темпест резко и уставился куда-то позади меня. По его сжатым челюстям я поняла, что он, по меньшей мере, раздражен.

Помолчав немного и позволив ему остыть — уже привыкаю к таким характерам — я сама осторожно и нерешительно придвинулась к Темпесту, обвила его шею руками и опустила голову ему на плечо.

— Прости… — пробормотала я тихо, но тут же посчитала себя глупой, ведь извиняться было не за что.

Джоуи сдался быстро, обняв меня и зарывшись лицом в волосы. Потом он мягко провел рукой по моей спине, отодвинулся и быстро поймал мои губы, запечатлев на них короткий, но глубокий поцелуй.

Я улыбнулась. Видеть эти светлые зелено-голубые глаза прямо перед собой, чувствовать тепло его рук, слышать проникновенный голос — самые счастливые моменты. Джоуи смотрел изучающе, ласково скользя взглядом по моему лицу, постоянно задерживаясь на губах; он целовал мои глаза, касался кончика носа, скул, подбородка; приникал к мочке уха, волнуя меня этими прикосновениями, а пальцами поглаживал обнаженную кожу спины, сунув руку мне под джуд; он хотел ощущать меня, и я это чувствовала даже без огромного жизненного опыта за плечами. Такое невозможно изображать. Это читается по жестам, вздохам, взглядам в самую душу. Я читала его. Джоуи читал меня…

— Ну и долго вы будете там сидеть? — весело прокричала Катаржина, и тут же мою спину обдало брызгами воды.

— Кати! Холодно! — расхохоталась я, оглядываясь на подругу, снова посмотрела на Темпеста и замерла. Что-то в его взгляде стало сигналом для меня, но я не совсем понимала.

— Идем, искупаемся, — с улыбкой проговорил Джоуи, и я принялась краснеть, не имея сил отвести от него глаз.

— Не думаю, что…

— Миа, прошу тебя. Я ведь уезжаю. Не знаю, когда мы увидимся.

Немного подумав, я со вздохом кивнула, поднялась и уставилась на Джоуи. Тот сидел на траве и ждал, когда я сниму одежду. Учитывая то, что купальника на мне не было, я по вполне понятным причинам чувствовала себя не в своей тарелке. Отвернувшись от Темпеста, в несколько секунд сбросила джуд, стянула топ, юбку и, не дожидаясь его, я побежала к воде под оглушительный визг подруги и одобрительный гомон Микаэли. А смех Левена разнесся над озером басистым громом.

Ныряя, всплывая и снова погружаясь в воду, я уплывала все дальше от друзей и, в конце концов, оказалась за камышами, а, обернувшись, поняла, что заплыла даже слишком далеко. Намереваясь вернуться, я осторожно нащупала ногами дно, и оказалось, что здесь совсем не глубоко — мне ниже груди. Я успела сделать лишь пару шагов, как тут же кто-то коснулся моего колена, и я, взвизгнув, оказалась увлечена на глубину. И только вынырнув, смогла увидеть того, кому пришли в голову подобные шутки. Я очень боялась активности в воде. Бр-р… Хуже некуда, плавая, наткнуться на… что-то. Или кого-то.

Темпест выглядел крайне эффектно с мокрыми волосами — парочка кучерявых прядей падали ему на лоб — и обнаженным торсом. Он медленно выпрямился и подошел ко мне, но я, барахтаясь, так и не достала ногами дна.

— Тебе придется меня обнять, чтобы не утонуть, — оповестил Темпест с хитрецой в глазах.

Я засмеялась его находчивости, но сопротивляться не стала, ухватилась за плечи и повисла на нем.

Немного нервничая, я спросила:

— Может, нам следует вернуться? Как-то некрасиво бросать ребят.

— Они не маленькие, — ответил Темпест, посерьезнев.

Я заволновалась сильнее, ведь не нужно быть крайне сообразительной, чтобы догадаться, чего хочет Джоуи. Он облизнулся, приникая ко мне губами, после подхватил под ягодицы, вынуждая обвить его талию ногами. Это положение стало более чем откровенным, деваться было некуда, но… признаться, меня все же мучил страх перед болью. Однако Джоуи, заметив мою нерешительность, произнес:

— Все хорошо, малышка. Я помогу тебе…

Что это значит, я не имела представления, но напряглась всем телом, когда рука Темпеста скользнула к моему нижнему белью, оттягивая трусики вниз. Я задрожала, стоило ему лишь коснуться меня, и, конечно, пока что боли не было. Зато навалилось странное чувство, которое добавило мне дискомфорта, потому я стала дышать чаще, прижимая голову Джоуи к себе. Его поцелуи душили меня, не в плохом смысле, а просто мне не хватало воздуха, я отворачивалась, но тут же вновь оказывалась плененной.

Джоуи приближал меня к чему-то такому, от чего я позволила себе даже застонать, ничуть не смутившись этого, а внизу живота все наливалось от движений пальцев Джоуи. По его горящим глазам было понятно, что он держится усилием воли, в то время как мое состояние, да и внешний вид, оставляли желать лучшего. И это лучшее приближалось.

Я так стиснула ногами бедра Темпеста, что он задышал хрипловато, но когда я была уже накалена до предела, Джоуи поспешно приподнял меня, от чего я недовольно и раздраженно выдохнула, таращась в его лицо, а после ахнула от внезапной наполненности. Хватая ртом воздух, я впивалась ногтями в плечи Джоуи, а он подался вперед, позволяя мне привыкнуть к нему, затем еще раз и еще…

Все быстрее, не сдержано, как-то порывисто, с придыханием и глядя мне в глаза. Я чувствовала, как пылают мои щеки, как сводит икры ног, и как внизу живота начинает все гореть от непривычных ощущений…

Прячась от взгляда Джоуи, я напряглась изо всех сил, чтобы не упасть в воду, хотя он держал меня за бедра обеими руками, и затаила дыхание, осознав, что внутри взрывается комок напряжения, а перед глазами поплыли белые круги. Темпест чуточку отодвинул меня, впился в губы с поцелуем и позволил мне прочувствовать все — новое, необычное, разрывающее душу и, казалось, даже тело на части. А после, когда я обмякла, Джоуи отрывисто подался вперед и стащил меня с себя одним рывком. Я не погрузилась в воду с головой лишь потому, что Джоуи удержал меня подмышки.

Он рассмеялся немного нервно и, отнеся меня на мель, в самые камыши, прижал к себе. Так мы и остались стоять до тех пор, пока дыхание не восстановилось.

А потом… потом была немая тишина, прерываемая лишь возгласами моей подруги, доносящимися издалека, и смехом парней. Но мы с Джоуи молчали, смотрели друг на друга, стоя в воде, и молчали. Он мягко поправил мое белье, привел в порядок себя, и опять прижался ко мне всем телом. Я в этих жестах ощущала некоторую грусть, даже тоску. В груди щемило от мыслей о расставании. Меня пугало будущее. Впервые за всю мою жизнь оно меня стало пугать.

***

Вечерний воздух холодил кожу, скользя по моим обнаженным ногам. Предзакатное небо неминуемо притягивало взгляд, и размазанный розовым цветом горизонт окрашивал все в таинственный оттенок. Оттенок приближающейся ночи.

Парням нужно было возвращаться в отель. Час на сборы, и они уедут.

Я от этих мыслей совсем обессилила. Мы впятером брели по улице, уже приближаясь к отелю. Все, будто сговорившись, молчали. Джоуи крепко сжимал мою ладонь, но не смотрел на меня, а я все поглядывала и поглядывала на него, запечатлевая в памяти любимый образ. Хотелось разрыдаться, чего я себе не позволяла. Нельзя. Только не на глазах Джоуи. Я слишком сильно дорожу им, чтобы портить момент разлуки.

— До скорого, — первым произнес Микаэли, когда мы остановились у крыльца отеля, и парень обнял меня за плечи, тихо добавляя, — не грусти.

Я кивнула, натянуто улыбнувшись, пожелала ребятам счастливого пути и застыла, провожая Левена и Мика тоскливым взглядом. Катаржина отошла в тень деревьев и присела на скамью, давая мне возможность попрощаться с Джоуи.

Мне пришлось взглянуть на него. Темпест по-прежнему не смотрел мне в лицо, предпочитая таращиться себе под ноги, спрятав руки в карманы джинсов и легонько пиная кроссовком камешки. Такое поведение я уже наблюдала у него однажды, когда отвергла его поцелуй. Но сейчас я жаждала этого поцелуя. Потому смотрела на парня, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Миа… — вдруг сказал он, когда я уже успела задумчиво притихнуть, глядя на заходящий диск солнца. Как символично: закат и разлука.

Почувствовав руку Джоуи на своем запястье, я вскинула на него глаза, встречая прямой взгляд, и улыбнулась. Похоже, я должна сохранить лицо перед ним, и если Темпест не сможет, то я точно справлюсь. Пусть в его глазах, потемневших от опустившихся сумерек, разлилась грусть, пусть я увидела волнение, пусть не пообещала ему хранить верность, зато Джоуи будет думать обо мне. Я не могу дать ему то, чего он требует, ведь уже пришлось убедиться, что жизнь способна перевернуть все по-своему. А я не желаю стать жертвой обстоятельств, потому как прекрасно понимаю: Джоуи Темпест — артист, он окружен поклонницами. Соблазн слишком велик…

Не могу думать об этом. Выше моих сил. Хотя все вполне логично и здраво.

Но разве возможно убедить сердце? Оно будто само по себе, будто живет отдельно от всего тела, и ноет, бесконечно ноет.

— Миа, — снова повторил Темпест, затем осторожно привлек меня к себе, обхватил лицо ладонями и поцеловал так, что подкосились ноги.

Я безвольно повисла на нем, цепляясь руками за рубашку на его плечах, и целовала в ответ — неистово, жарко, чтобы навечно отложить этот миг в памяти.

После Джоуи оторвался от меня, отошел назад, провел ладонями по лицу, словно отгоняя наваждение, уперся руками в бедра и посмотрел с таким выражением лица, будто не понимал, что ему делать. А я растерянно хлопала ресницами, прогоняя слезы, которые то и дело накатывали, грозясь вылиться в истерику. Нас разделял метр расстояния. Один метр. Но это стало будущими годами разлуки. Быть может, даже расставания. Ни я, ни Джоуи не знали этого. Нам просто не хотелось увеличивать это расстояние, потому мы так и стояли, изучая друг друга взглядами.

А потом Джоуи медленно попятился, и я кивнула, этим жестом говоря ему, что я в порядке и готова, все будет хорошо…

Да. Все будет хорошо.

Нет.

Это не так.

Я отвернулась и быстро пошагала прочь, мысленно умоляя Джоуи не окликать меня, потому что разревусь, начну биться в истерике, повисну на нем, как дура. Я не хочу этого…

Сумерки окутали меня, когда я, свернув за угол дома, остановилась, задохнувшись от боли в груди. Зажав рот обеими руками, я отчаянно втягивала воздух через нос, чтобы успокоиться и не закричать.

Это оказалось больнее, чем я думала — отпустить. Поехать за ним? Побежать за ним? Примчаться в Германию?

Нет. Я не стану этого делать. Глупо.

Мне полегчает. Я отвыкну. Забуду.

Но внутри пылало огнем, потому я все же разрыдалась в голос, когда мою руку ухватила прибежавшая следом Катаржина. Она прижала меня к себе, молча погладив по спине, а я уткнулась в ее волосы, всхлипывая и дрожа всем телом.

Это правда больно, невыносимо больно. Как люди справляются? Как можно пройти через это?

Только время способно ответить.

Надо ждать.

Глава 17

Will you be there to guide me

All the way through

I wonder will you

Ты будешь вести меня

По всему пути?

Я хочу знать, ты будешь

Europe «Tomorrow»

1986-й год

Холодный фонтан брызг, обдал меня с ног до головы, когда я, перепрыгивая через лужи, собралась уже свернуть к общежитию. Мысленно ругая непутевого водителя, но при этом радуясь, что надела дождевик, я, наконец, взбежала на крыльцо и влетела в просторный холл, на ходу отряхивая свой непромокаемый плащ от капель воды.

— В Англии сейчас самое время для ливней, — с видом метеоролога со стажем оповестила миссис Харви, когда я прошла мимо «поста», кивая в знак приветствия. — Промокла, деточка?

— Нет, вовсе нет, — отмахнулась я, не имея желания заводить беседу.

Мое плохое настроение не относилось лично к миссис Харви. Я злилась на Алисию. Не понимая, каким образом ей удается учиться, при этом совмещать занятия с ночными гулянками, да еще быть на хорошем счету у нашего куратора, я рассерженно шагала покоридору в сторону своей комнаты, и одно меня, несомненно, радовало: в самом начале учебного года я выпросила выделить мне одноместную комнату. Но несмотря на это, Мартин умудрялась доставать меня, даже не соседствуя со мной. Вот, например, сегодня эта негодница в сотый раз напомнила всем, что я встречалась с Джоуи Темпестом, и он укатил в свой тур, позабыв обо мне.

Обычно я игнорировала подобные провокации, но, увы, сказанное Алисией являлось чистейшей правдой. Мне было невыносимо больно слушать ее, поэтому я даже не пошла на последнюю пару. Это не имело значения, я все равно была прилежной студенткой, и никогда ничего не нарушала. К тому же сама записывала все, что говорили нам профессора, и не просила помощи у сокурсников. А вот Мартин всегда приходила после своих нападок и выпрашивала мои конспекты.

Но сегодня я трижды подумаю, дать ей переписать лекции или нет…

Бубня себе под нос, как мне осточертела Алисия, я не сразу заметила Итана, тихо покуривающего на подоконнике в конце коридора, а, вскинув на парня глаза, я притормозила, улыбнувшись и кивнув ему. Он кивнул в ответ. Примерно так мы и общались эти два года.

После той ночи, значимой, самой необычной ночи в моей жизни, я не видела Харрисона вплоть до начала нового учебного года. Но он прекрасно знал, какие слухи ходят обо мне сейчас. Итан наверняка был осведомлен обо всем. Он не потешался надо мной, не дразнил, как это делали другие, но и не приближался. Однако был один эпизод, когда около дух недель назад нашу группу в качестве развлечения повели в кинотеатр на исторический фильм, и там перед самым началом сеанса на огромном экране показывали популярные клипы.

Я остолбенела, когда заиграла узнаваемая мелодия нашумевшего во всем мире хита группы «Europe». Хором пели все, кто хоть мало-мальски знал слова, а я, не сводя глаз со своих рук, боялась даже взглянуть на экран. Но мне очень хотелось увидеть любимое лицо, и я сдалась. Напрасно. Слезы тихо покатились по щекам, и так сильно защемило сердце, что мне просто невозможно было вынести эту боль. Джоуи был прекрасен в этом клипе. Он расхаживал по сцене, танцевал, облаченный в кожаные штаны и красную «косуху»… Это было так красиво снято. Его лицо крупным планом, глаза, губы…

— It's the final countdown! — скандировали ребята, и голос Темпеста, такой высокий и звонкий, прорывался сквозь всеобщий гул, а на меня начинали коситься все девчонки из нашей группы, переговариваясь и хихикая.

Стало тошно от их поведения, но я честно досидела до конца сеанса, ни на мгновение не сосредоточившись на фильме. Это и стало ошибкой, потому как, вернувшись в университет, наш профессор, прежде чем отпустить всех, остановился в холле и поинтересовался, что мы думаем о битве, развернувшейся на экране.

— Думаю, стоит спросить у Нильссон, — громко проговорила одна из моих сокурсниц, и я, вздрогнув, залилась краской стыда, а она добавила, надменно посмеиваясь, — вот Миа точно следила за этой битвой.

— Мисс Нильссон, ответите на вопрос? — ничего не подозревая, спросил профессор, а я отрицательно качнула головой, опуская глаза.

Итана я сразу приметила. Он стоял у окна, лениво листая какую-то книгу, но смотрел на меня, когда я неловко улыбнулась ему.

— Конечно, — продолжила издеваться сокурсница, — куда уж ей. Она таращилась на своего блондинчика, — и уже лично в мой адрес: — Миа, ты дура, раз веришь, что такому поверхностному и беззаботному красавцу, как Темпест, нужна тихоня подобная тебе.

Прежде чем я додумалась, что ответить на грубость девушки, вдруг отозвался Харрисон, подойдя ко мне:

— Не лопни от зависти, Мелани, — обратился он к моей сокурснице, — раз всемирно известный рок-музыкант отдал предпочтение не тебе.

Девушка покрылась красными пятнами, нервно раздувая ноздри, и выпалила:

— Ну попользовался и свалил! Тоже мне огромная любовь…

— Следите за словами! — воскликнул возмущенный профессор, а я, резко развернувшись, пошла прочь.

Мне хотелось поскорее скрыться с глаз ребят. От стыда внутри все переворачивалось. Мне стало нехорошо, но я очень удивилась, когда на полпути к общежитию, меня догнал Итан. Он поравнялся со мной, сказав:

— Не слушай их, Миа. — Я посмотрела на него. Харрисон таращился прямо перед собой. — Они круглые дуры. Просто завидуют…

Подумав немного, я спросила:

— С каких пор ты стал заступаться… — я запнулась на мгновение, но закончила, — за Джоуи?

Итан повернулся ко мне, и его глаза вспыхнули при звуке имени Темпеста. Он все еще злился на него и на меня, на нас троих.

— Пф… — фыркнул он и покачал головой, криво улыбнувшись одним уголком губ. — Даже не думал этого делать. Я лишь помог тебе.

Мы помолчали немого, медленно приближаясь к зданию общежития, а после я произнесла:

— Спасибо, Итан.

— Не стоит…

И все. Харрисон после этого вновь отгородился от меня на эти несколько недель.

А вот сейчас, сидя на подоконнике, он вдруг, поймав мой взгляд, подозвал меня движением руки. Я заинтересованно сощурилась и приблизилась к парню. Он подвинулся, чтобы я могла присесть рядом, и молча подсунул мне журнал.

— Что это? — непонимающе спросила я, утыкаясь взглядом в обложку, на которой сиял веселыми глазами Джоуи. Меня взволновало простое фото Темпеста. Невероятно.

— Знаешь, — тихо произнес Харрисон, затянувшись, — я ненавижу его…

— Итан, прошу…

— Нет, постой, я хочу, чтобы ты знала. Я ненавижу этого… парня. Но иногда он меня восхищает. — Итан нервно хохотнул, и я повернулась к нему, глядя на его дрожащие пальцы, которыми он зажимал сигарету, поднося ее к пухлым губам. — Вот сняли они клип на этот свой известный хит, и я тоже смеялся над его накрашенным женственным лицом. А потом прочел статью, что на самом деле изначально был смонтирован сюжет о реальных погибших автогонщиках. Вдова одного из них подала в суд на твоих друзей. — Итан взглянул на меня с улыбкой, и в его ясных зеленых глазах заплясали искорки. — Черт подери, твой паренек порой очень даже восхищает. Но все равно, — Харрисон помрачнел, спрыгнув с подоконника, — ненавижу его.

Он ушел. Я осталась сидеть в коридоре с журналом в руках, таращась на обложку и незаметно поглаживая пальцами блестящий глянец.

***

Стараясь держать осанку, я, не торопясь, шагала по огромному холлу отеля, направляясь к указанной мне администратором тяжелой дубовой двери. Это был кабинет управляющего.

В последнее время мне все чаще казалось, что я совершенно беспомощна. Разум понимал и принимал происходящее — исчезнувшего из моей жизни Джоуи, некоторую поддержку со стороны Итана, — а сердце продолжало висеть в груди, будто камень на шее, когда мне доводилось оставаться наедине с собой. Несомненно, это мучило.

Я слушала музыку «Europe» на «кассетнике», подсоединив к нему подаренные мне Катаржиной огромные наушники, и проваливалась в эту пустоту с головой. Зачем так себя изводить, зачем? Но я изводила, будто наказывала за наивность, дурочка.

Думать, что я не нужна была Темпесту хотя бы тогда, когда мы провели вместе целые сутки, оказалось непозволительным для меня, потому что унижало. В первую очередь, это оскорбляло и унижало достоинство Джоуи. А уж во вторую — мое. Так что мыслей о собственной никчемности не допускалось мной даже в моменты полного одиночества.

Мир не катился в пропасть, дни все еще казались мне светлыми, а Джоуи Темпест не превратился в коварного соблазнителя, ведь причина его исчезновения могла быть довольно простой: огромная занятость, плотный гастрольный график, полный контроль продюсером.

Все это твердил мой холодный рассудок, но внутри продолжало разрываться от одного лишь звука голоса Джоуи, а популярность его коллектива росла с каждым днем, и песни «Europe» доносились буквально отовсюду. Я терпеливо сносила присутствие Темпеста в моей жизни. Вот такое заочное присутствие…

Кабинет мистера Хью Адамса оказался невероятным по своему стилю. Что-то из старины, из тех времен с женщинами в потрясающих платьях с кринолином и джентльменов в сюртуках. В общем, разбираться в тонкостях вкуса управляющего отелем я не стала, просто прикрыла за собой дверь, после того, как мне позволили войти, и громко поздоровалась, двинувшись к столу.

Мужчина, чуть полноватый, но все еще статный, с легкой проседью в темных волосах и прекрасном темно-синем костюме, встал и тут же протянул мне ладонь для рукопожатия. Пока я называла свое имя и поясняла, по какой причине приехала, мистер Адамс придирчиво и цепко рассматривал мое лицо, одежду, явно отмечая детали. Что ж, любопытное качество, весьма подходящее управляющему таким большим отелем.

На первый взгляд, мистер Адамс располагал к себе, но я слышала от всезнайки Алисии, у которой тут якобы кто-то работал, что этот управляющий — строгий начальник. Однако поскольку строже своего отца я в жизни никого не встречала, меня это не слишком напугало.

— Итак, мисс Нильссон, — опускаясь в кресло одновременно со мной, вздохнул мистер Адамс, и, открыв принесенную мной анкету, которую я заполнила в холле отеля, продолжил, — значит вы хотите устроиться на подработку? Студентка, верно?

Я с готовностью кивнула.

— Верно, мистер Адамс. Мне было удобнее всего обратиться именно в ваш отель. Сюда я могу добираться пешком.

— Что ж, вы хотя бы не стали толкать пафосные речи о самостоятельности и ответственности, — улыбнулся мужчина, но его серые глаза оставались серьезными. — Похвально, юная леди, похвально. А раз так, то мы, возможно, примем вас, — отложил он анкету в сторону, — но только после небольшого интервью.

— Интервью? — моргнула я, растерявшись.

— Да, назовем это так.

Мистер Адамс немного «спустил поводок», усевшись более раскрепощенно, чтобы могла и я чуточку расслабиться, а не сидеть в такой позе, словно мне позвоночник заменили на железный стержень. Внимательно за мной наблюдая, управляющий открыл свою записную книжку, взял карандаш и, помечая то, что спрашивает, произнес:

— Какой ваш любимый цвет, мисс Нильссон?

— Синий, — без запинки выдала я.

— Угу, так. — Серые глаза оторвались от страницы блокнота и уставились на меня. — Любимая пора года?

— Весна.

— Почему?

— Начало нового. Пробуждение после долгой спячки. И… — я улыбнулась, — мой день рождения.

— А какая же пора вам не по душе? — и тут же, не дав мне ответить: — Впрочем, неважно. У меня все, — неожиданно захлопнул блокнот мистер Адамс и поднялся, протягивая мне руку.

Ничего не понимая, я собралась с силами, осмелела и спросила, отвечая на рукопожатие:

— Это для всех такая проверка, мистер Адамс, или только мне посчастливилось? В чем задумка?

Мужчина рассмеялся совершенно искренне, от чего я окончательно расслабилась.

— Каждый раз все происходит по-новому. Но мне нравится ваша уверенность в себе. — Я качнула головой, не понимая, что он имел в виду. — Мисс Нильссон, человек, утверждающий, что ненавидит пору года, в которую родился — как раз по этой причине он ее и не любит — заведомо неуверенный в себе человек, считающий при этом свое появление на свет ошибкой. Чего ждать от личности с такими взглядами на жизнь? Нам не подходят подобные люди. Наш персонал — оптимистичные, веселые женщины и мужчины разных возрастов, которые готовы прийти на выручку, если в ней кто-либо нуждается. — Мы вышли в холл, а мистер Адамс продолжал: — Вы ведь в курсе, куда устраиваетесь, мисс Нильссон? У нас здесь останавливаются весьма влиятельные и публичные персоны. Потому в равной степени имеют значение и ваши внешние данные, и личностные качества. Учитывая профессию, которую вы собираетесь получить по окончании университета, я, без сомнений, принимаю вас на работу. Но, увы, вы слишком молоды для высокой должности, мисс Нильссон, поэтому… горничная. Вас устроит такое место? Обещаю, заработок не разочарует. К тому же чаевые — ваши. От вас же требуется коммуникабельность, пунктуальность и спокойствие в любой ситуации. Что скажите, мисс Нильссон?

Мы встали у небольшого диванчика, где сидела престарелая парочка, надушившаяся парфюмом так, что у меня закружилась голова. Отворачиваясь от них, я радостно кивнула, потому как была действительно счастлива получить любую работу, иначе не сведу концы с концами. Звонить отцу и просить у него денег — только под угрозой расстрела. Да и то вряд ли.

— Конечно, мистер, Адамс, — ответила я. — Спасибо вам. И… когда я могу приступить?

Управляющий тут же извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое лист бумаги и, протягивая мне, попросил:

— Сегодня ознакомьтесь с графиком, который установлен у нас сейчас. И если он вам не подходит или не совсем подходит, мы подкорректируем его. Но, простите, мисс Нильссон, я могу внести лишь незначительные изменения. Вы же понимаете, здесь большой персонал, у каждого свои проблемы, свои дела, так что под одного человека гораздо сложнее подстроиться, нежели под несколько десятков.

Кивая и говоря, что все прочту и подсчитаю свои свободные часы, я пообещала прийти завтра. Мистер Адамс пожелал мне хорошего дня и вернулся в кабинет, а я же выскочила под проливной дождь, на ходу натягивая чуточку обсохший плащ, который до этого висел на спинке кресла. Не думаю, что служащие отеля будут в восторге от обнаруженного мокрого пятна на обивке кресла, потому я торопилась поскорее сбежать отсюда.

«Как я с этим справлялась? Не имею ни малейшего представления. Я просто отдавалась учебе, жила дальше. Иногда ночами, в те моменты, что назывались теперь болезненным для меня словом "воспоминания", окуналась в прошлое и плакала в темноте. Но ведь и это прошло. Со временем стирается все. Ты перестаешь думать об этом, уже не смотришь на проблему с того ракурса, с которого смотрела раньше. Да и проблема вовсе перестает волновать. Так что да, я справлялась. Время не избавило меня от чувств к Джоуи, но размышлять над произошедшем я перестала, а то, что Темпест не сдержал обещания, не позвонил мне ни разу, лишь прибавило уверенности и сил. Я решила жить дальше. С ним или без него. Ведь достаточно того, что у него все хорошо.

Пусть он остается моим океаном, но тонуть в нем я больше не могу…».

***

— Тебя снова искал Итан, — не успела я ввалиться в коридор общежития, покидая лифт, как тут же получила известие от Алисии.

Кивнув ей в знак благодарности, я молча прошла мимо и уже приблизилась к двери своей комнаты, когда сокурсница окликнула меня вновь:

— У тебя там телефон надрывался раза четыре за прошедший час.

— Спасибо, Алисия, — терпеливо ответила я, но попасть в комнату, видимо, было не суждено, на этот раз я попалась Харрисону, который вышел в коридор, расслабленно привалился плечом к стене и, закурив, посмотрел на меня.

— Мы можем поговорить? — спросил парень спокойно и кивнул на дверь своей комнаты.

Я обреченно вздохнула, уже не надеясь, наконец, скинуть промокшие сапоги, и подошла к Итану. Он пропустил меня вперед, закрыл за нами дверь и, присев на подоконник, продолжил наслаждаться едким дымом своей сигареты, от которого у меня начало першить в горле.

— Слушаю, — не удержавшись, проговорила я, а Харрисон улыбнулся.

На душе сразу стало теплее от этой улыбки, ведь то, как парень смотрел, предвещало возможное начало нашей дружбы. Я очень этого хотела. Всей душой. И вовсе не потому, что теперь одинока и мне не хватает мужского внимания. Это не обо мне, я не зацикливалась на отношениях никогда. Подобное, скорее, привилегия Катаржины. Она у нас любительница любовных драм и трагедий. Всегда изумляюсь, когда она рыдает над фильмом «Ромео и Джульетта».

— Да… В общем, — встрепенулся задумавшийся Итан, зеленые глаза которого смотрели изучающе, словно я та первокурсница, которую он увидел впервые. Именно так я себя и почувствовала. — Я хотел узнать, могу ли я пригласить тебя…

— А… эм… Итан, — я мгновенно ответила, невежливо перебив его, — не нужно об этом… Я все еще расстроена тем, что мы тогда так нехорошо разошлись, и вот… О боже, — я смущенно опустила глаза, осознав, как сильно хочу в дальнейшем общаться с Итаном, а сама вместо того, чтобы просто поговорить по душам, несу всю эту чепуху о прошлом. Это отвратительно с моей стороны. — Прости, — сказала я, посмотрев на Харрисона, а тот кивнул, немного помрачнев. Видимо, я действительно задела его.

— Миа, — Харрисон, склонив голову, принялся теребить фильтр сигареты, — я знаю, что обидел тебя тогда. Страшно обидел и даже переборщил. Никогда ни одной девушке я не говорил подобных вещей, что нес тогда. Я не могу сказать, что сейчас у меня выходит спокойно смотреть на тебя. Это совсем не так. И я понимаю, что не должен был кричать… Вот черт, я помню все до мельчайших деталей, — Итан вскинул на меня болезненно-умоляющий взгляд, от которого внутри все сжалось. — Я помню, как ты ушла с ним, и как выглядела в то утро, появившись в моей комнате. Я… лежал… будто… — парень запинался, прерывисто дыша и глядя на кровать. — Будто я — кусок дерьма. Избитый, униженный. Мне хотелось тебя уничтожить… Нет. Даже больше его, я хотел убить твоего Темпеста за то, что он прикоснулся к тебе. И это ненормально, я знаю-знаю, — Харрисон покраснел от эмоций и пальцами, в которых держал сигарету, потер переносицу, тяжело выдыхая струю дыма.

— Итан, — я подошла к парню, встав прямо перед ним, — два года. Ты молчал целых два года. Я не думала, что ты вообще заговоришь со мной когда-нибудь. Но я тоже должна сказать тебе, — он посмотрел на меня внимательно, вероятно, даже чуточку напряженно. — Я ведь ничем тебе не обязана, понимаешь? Это правда так глупо. Я имею в виду ту немыслимую ссору. Ты напугал меня, рагромил холл общежития, все узнали, в чем причина… Твоя импульсивность… Я понимаю, как тебе тяжело держать себя в руках. И мне жаль, что все так вышло. Настолько неприятно… — Я сглотнула комок, начиная нервничать и добавила с горькой обидой в голосе, глядя Харрисону в глаза и будто отсекая парня от себя: — Просто знай, я все так же люблю Джоуи, не питай пустых иллюзий, Итан.

Дверь захлопнулась за мной слишком громко. Это я так стремительно выскочила в коридор, грубо оттолкнув Мартин, которая подслушивала. Но даже тогда, когда она грохнулась на пол, я не остановилась, а, задыхаясь от боли из-за открывшейся старой раны, влетела в свою комнату, тут же принявшись себя успокаивать всякими глупостями, говоря при этом вслух.

И каково же было мое изумление, когда кто-то вошел в комнату следом за мной и обнял за плечи. Я зажмурилась, понимая, что это Итан, но оттолкнуть его в такой момент, означало потерять навсегда. Подобный выбор был не для меня. Потому я просто решила, что Харрисон проявил заботу. По-дружески.

— Не надо убегать, — пробормотал он, немного раскачиваясь из стороны в сторону, — я не причиню тебе вреда.

Да, Итан Харрисон действительно никогда не сдавался, и я это поняла, как никто другой.

Потом он отпустил меня и встал рядом, опустив руку на мое плечо. Мы так и замерли. Безмятежно смотрели в окно. Было хорошо. Тепло Итана приятно согревало, но совсем не так, как это было с Джоуи. Там все иначе. Темпеста я воспринимала по-другому, не как друга…

Зазвонил телефон, и я слишком резко дернулась но, взглянув на Итана, виновато пожала плечами. Он понимающе кивнул, а его улыбка была довольно насмешливой.

— Ответишь? — спросил парень, когда молчание затянулось.

Я, встрепенувшись, присела на кровать, сняла трубку и выдохнула:

— Алло…

— Миа, бог мой, где тебя носит, девочка? — раздался голос матери.

— Ох, мама, прости. Я была так занята, работу искала, бегала везде… в общем, много всего…

Итан тихо вышел за дверь.

— Работу? У тебя проблемы с деньгами, Миа? — забеспокоилась мама.

— Нет, нет, что ты. Все хорошо. Просто, — я подумала пару секунд, — просто мне нужно заработать на поездку к Катаржине. Помнишь, я говорила тебе? Мы ведь договорились с ней об этом еще два года назад. Я очень хочу полететь в Штаты…

Разговор продолжился в этом же ключе. Мы замечательно поболтали с мамой. Я старалась держать свой голос в веселом тоне, поэтому рассказала ей о некоторых забавных ситуациях, большую часть из них придумывая на ходу. После я подробно поведала, как прошло собеседование, и какой интересный человек этот мистер Адамс.

Все вставало на свои места. Я предвкушала поездку к Кати, и пусть до этого было слишком далеко, но мне действительно верилось в лучшее будущее, независимо от того, где и с кем оно будет проходить. Ведь меня окружают замечательные люди. Пусть этого и не скажешь об Алисии или о девчонках из моей группы, все равно я верю в то, что люди лучше, чем кажутся.

Но как же все-таки глупы эти убеждения.

Впрочем, Кати говорила об этом не раз: я слишком наивна.

Глава 18

You must be dreaming,

Or going out of your mind.

There's no way of changing

The world over one night.

Вы должно быть грезите,

Или вы сошли с ума.

Не получится изменить

Мир за одну ночь.

Europe «Wings of tomorrow»

В университете было довольно тихо и пустынно. За исключением нескольких группок людей, которые говорили приглушенными голосами, листая конспекты и книги. Я сидела на небольшом диванчике на широкой лестничной площадке и тоже просматривала свои записи с лекций.

Время перевалило за восемь часов вечера. Мне нужно было возвращаться в общежитие, ведь завтра предстояло снова идти на работу.

В отеле я трудилась уже несколько месяцев, что дало свои результаты — мне не единожды оставляли хорошие «чаевые», потому я понемногу откладывала деньги в коробку с надписью «на Америку». Удивительно, однако в коллектив я влилась достаточно быстро и легко. Можно сказать, безболезненно, потому как общительной меня не назовешь, а здесь сами собой сложились неплохие отношения с другими горничными и управляющим. Хотя мистера Адамса было не так-то легко поймать в коридоре, чтобы спросить о чем-либо, касающемся работы. Однако за мое обучение взялись девочки, объяснив при этом, что мистер Адамс не имеет к этому никакого отношения. Его дело нанять, а дальше либо вольешься, либо — уволена. Да, кстати, испытательный срок у меня тоже был на протяжении одного месяца. Судя по тому, что я осталась работать, всех устроили мои старания.

В общем-то, ничего сложного в этом и не было: сменить постельное белье; следить за чистотой и порядком; быть отзывчивой, осведомленной и вежливой. Домогательств со стороны проживающих не было, потому мне казалось, что я смогу здесь задержаться. По крайней мере, я была довольна, несмотря на то, что страшно уставала.

Вот именно из-за полной загруженности, мне пришлось в очередной раз задержаться вначале в библиотеке университета, а после, переместившись в коридор, продолжить помечать кое-что в конспектах.

Устав от бесконечных учебных пособий, я решила отвлечь свое внимание. Вытащив из сумки купленный по пути на занятия журнал про «звезд», западных и наших, я принялась спокойно листать, не отдавая себе отчета в том, что ищу информацию о конкретном коллективе.

Перевернув очередную страницу, я, заинтересованно и немного нервничая, уставилась в заголовок статьи о группе «Europe» — «Шведский рок-коллектив претерпел изменения». Дальше сообщалось, что группа Темпеста осталась без своего основателя и гитариста Джона Норума, потому как тот ушел в «свободное плавание», а его место занял парень по имени Ки Марселло. Но вовсе не это заставило меня взволнованно заерзать на диванчике, а слова продюсера группы Томаса Эрдтмана, процитированные в статье: «Я решил, что одним из вариантов лечения больного горла Темпеста станет полный покой, и прописал его и Йена Хогланда, за компанию, на пару недель в местный дом отдыха. Строгий режим дня, физические упражнения, здоровое питание, много свежего воздуха, отказ от вредных привычек и внешних раздражителей, а также интенсивная терапия, уверен, сделают свое дело».

Как пояснялось далее, у Джоуи Темпеста и у всей группы, настали не лучшие времена — потеря голоса солиста на пике популярности.

Захлопнув журнал, я задумалась. Неужели все настолько плохо? Боже… Джоуи… Он наверняка в жутком состоянии, и я вовсе не о болезни. Я могла лишь предполагать, каково это — творческому человеку потерять источник вдохновения, а в данном случае именно утраченный голос Темпеста мог сыграть с ним злую шутку, убедив парня в том, что идти дальше не имеет смысла.

В груди неприятно заныло. Мне бы хотелось поддержать Джоуи, но, увы, я не могла отправиться к нему. Меня удерживали на месте работа и учеба. Бросить все, означало остаться без средств к существованию.

Тяжело вздохнув, я поднялась, спрятала все свои тетради, журнал в сумку и поплелась вниз по лестнице. На втором пролете меня ожидала неприятность в виде мигающей лампочки, что, без сомнений, вызвало не самые приятные ассоциации, доставляя массу дискомфорта глазам. Но я продолжала осторожно ступать, держась за перила, когда неожиданно позади раздались шаги, и я, едва успев обернуться, ощутила сильный толчок в спину, вскрикнула и, споткнувшись, полетела вниз. К счастью, до этого я почти успела дойти до первого этажа, иначе просто свернула бы себе шею. А так лишь прокатилась на пятой точке, один раз перевалившись набок и проехавшись ребрами по ступенькам. Прежде чем до меня дошел смысл случившегося — то, что это было намеренное действие — ко мне кто-то подбежал. Но голова кружилась так сильно, что я продолжала сидеть на полу, ничего не понимая.

Вроде бы это был Итан. Он, спросив у меня что-то, но так и не получив ответа, вскочил и ринулся к человеку, стоящему позади меня. В этом полумраке я все никак не могла разобрать, что вообще происходит, но после услышала знакомый противный голос сокурсницы. Мелани Пратт отнекивалась от содеянного, а я попыталась встать, но тут же жгучая боль тысячей игл впилась в мою правую руку. Стало понятно — я травмировала локоть.

— Хочешь, приглашу полисменов? — доносился до меня, как сквозь вату, гневный голос Итана, и вся его злость была направлена на Мелани. — Сейчас посодействую, стерва! Я, кстати, свидетель твоего поступка…

— Итан, — позвала я, немного отойдя от шока.

— Могу сейчас же устроить тебе веселое времяпрепровождение! — продолжал Харрисон, игнорируя меня. — Иди отсюда…

— Что ты орешь на меня, придурок? — возмутилась Мелани, и ее подружки громко захихикали. — Заделался собачкой Нильссон? Ну, она это умеет. Подстилка Темпеста. Мерзкая шлюшка, а строит из себя невинную овцу.

Итан, я заметила, навис над девицей, и когда к нам подбежали парни, я поднялась, ухватила Харрисона за руку и, забросив на плечо свою сумку, потащила друга подальше от этой компании.

Хотя он все еще оглядывался назад и громко угрожал Мелани, а та заливисто хохотала в унисон с гогочущими парнями.

— Идиотки! — с силой хлопнул дверью Итан, когда мы, надев куртки, вышли на крыльцо здания.

Все портил моросящий дождь, вкупе с ледяным ветром. Наступила зима, а снега совсем не было. Очень хотелось чего-то праздничного, но Рождество отгремело пять дней назад, и я его даже не заметила, потому как трудилась в отеле. Хотя мы под присмотром мистера Адамса все же выпили немного шампанского. А после, вечером, состоялась милая беседа по телефону с родителями, причем со мной поболтал и отец, который обычно бывал в разъездах. Но на этом все самое приятное завершилось. Пришли будни. Скучные и серые.

А впереди нависала грозная цифра — 1987. Новый год. Очередной год без Джоуи…

Несмотря на то, что сейчас были рождественские каникулы, я не поехала в Швецию, отдав предпочтение работе и чтению в библиотеке университета. Однако то, что и Мелани со свитой не укатила на каникулы, мне совсем не нравилось. Я слышала, у нее проблемы с родителями. Они вроде бы слишком занятые, чтобы присматривать за распущенной дочуркой, а та рада стараться: проводит каникулы в Лондоне, вместо того, чтобы укатить в родной Манчестер, и портит жизнь тем, кто ей не по нутру. Особенно первокурсникам. Но и меня она не слишком-то любит.

Что касается Харрисона, то его присутствие в общежитии во время рождественских каникул, мне вполне понятно. Он сам так и заявил: «Ну уж нет, я тебя здесь не оставлю». Что конкретно пугало Итана, я не имела представления, но, честно, была рада хотя бы одному нормальному человеку в этом агрессивно-настроенном обществе.

Мы с ним вновь сближались. Ничего особенного. Разве что я немного нервничала, когда Итан задумчиво смотрел на меня, думая, что я этого не вижу. Но все быстро забывалось и стиралось, поскольку я не акцентировала своего внимания на его чувствах…

И, увы, этот вечер я точно запомню надолго. Еще никто и никогда не причинял мне физической боли.

— Ты снова в облаках, Миа, — усмехнулся немного остывший Итан, и мы быстро пересекли улицу на зеленый сигнал светофора.

— Прости, — смутилась я, упрямо делая вид, что со мной все хорошо, хотя правая рука болела слишком сильно.

Но когда я попыталась перевесить сумку на левое плечо, тут же выдала себя с головой, поморщившись и сильно зажмурив от боли глаза. Итан забрал мою сумку и спросил:

— Ты ведь правша?

— Да.

Парень обернулся на меня.

— Тогда я одолжу тебе свои старые конспекты.

— Итан, — расстроившись из-за доброты парня, что само по себе было глупо, сказала я. — Это не обязательно. Ты не должен помогать мне. Я… ты понимаешь, если он… если Джоуи приедет, мне придется…

— Да неужели нельзя просто принять помощь и не говорить о нем? — процедил Харрисон, зло сверкнув глазами, и, опустив голову, горько хмыкнул. — Дружеские отношения теперь не в почете?

Я промолчала, прекрасно понимая, что ничего дружеского в поведении Итана нет. Это было заметно даже мне, а я почти не имела опыта.

***

С этого дня Итан Харрисон плотно засел в моей жизни, помогая во всем, но не выказывая каких-либо намеков на отношения.

Еще больше мы сдружились, когда на наши головы свалилось неожиданное дело, по поводу которого нас двоих пригласили в суд в качестве свидетелей. Слушание состоялось в марте 1987 года — все это невероятно сблизило меня, Итана и девочку с первого курса, ставшую жертвой нападения Мелани Пратт.

Сокурсница, обладавшая диким агрессивным характером, избила Никки Роман, когда та допоздна задержалась в библиотеке. Однако меня пугала и моя личная ситуация с Мелани, и я не хотела, чтобы она из-за выдвинутого ей обвинения стала более озлобленной. К всеобщему изумлению, дело завершилось штрафом, поскольку адвокат Мелани доказал, что Никки не так уж и пострадала.

Пратт позволили доучиться в университете, и вот это совершенно точно убедило всех: семья Мелани приплатила тем, кто имел отношение к судьбе Пратт. Мелани захлебывалась в злорадстве. Она пожирала меня убийственным взглядом и там, в зале суда, и после, когда сталкивалась со мной в коридоре университета, бросая в спину гнусные оскорбительные прозвища. Я терпеливо сносила это, успокаивая себя тем, что скоро учебный год закончится и начнутся летние каникулы. Однако кое-что другое расстраивало меня больше остального: для Итана этот год был последним в университете.

***

Я запомнила эту ночь. 11 мая 1987 года. Она стала для меня важнее всех других ночей, прожитых за эти несколько лет…

Неожиданный телефонный звонок вынудил меня резко подскочить, хотя до этого я уже крепко спала. Спросонья едва получилось сообразить, где находится тумбочка, и, нащупав в темноте телефон, я поспешно, чтобы не будить весь этаж, сняла трубку.

— Алло, слушаю… — тихо пробормотала я, снова опустившись на подушку.

Секундное молчание, а затем:

— Малышка, здравствуй.

Мое сердце оборвалось. Я резко села и вытаращила глаза, рукой накрыв дрожащие губы. Сон улетучился, оставив после себя лишь едва заметную дымку, сквозь которую я не могла разглядеть ничего. Только его лицо. Оно, казалось, возникло из ниоткуда. Словно он стоял прямо передо мной — светлый, лучистый, необычайно красивый.

— Джоуи… Джоуи, привет, — я нашла в себе силы поздороваться.

— Как ты, моя милая? — Голос Темпеста звучал тихо, а на заднем фоне не раздавалось ни звука, и я прикрыла глаза, представляя, как он лениво растянулся на кровати, а на его чувственных губах заиграла легкая улыбка.

«Моя милая… Моя… Милая…».

— Все хорошо, Джоуи.

Оцепенение прошло, и я стала думать более холодно, ощущая как наваливается обида. Почти три года молчания, боже. Ладно. Я должна взять себя в руки, успокоиться и поговорить без обвинений.

— Я… прости, Миа, — начал было Темпест, но снова затих, тогда я решила спросить сама:

— Где ты был? Джоуи. Столько времени прошло… Ты понимаешь?

— У тебя кто-то есть? — выпалил Темпест, едва ли не перебивая меня, но тут же смущенно хмыкнул, добавляя: — Прости меня, я не хотел… кхм… Миа, ты ведь знала тогда, и сейчас знаешь… Ты могла слышать о нас, я жутко завален работой. Мне это, само собой, в радость, но времени совсем нет, Миа. Я звонил раньше…

— Неужели не было минуты? Просто, чтобы сказать, что ты в порядке… А знаешь, Йоаким, я понимаю тебя. Серьезно. Я все понимаю. Это сложно, такая жизнь, как у тебя, приносит много удовольствия, и разве можно вспомнить о той, с кем ты был все-то одни сутки. Я понимаю… Все понимаю…

Темпест тихо рассмеялся. Я даже задохнулась от обиды и покраснела, тут же выдав:

— Тебя забавляет то, что причинило мне боль? Джоуи, ты бессердечен и совершенно…

— Да, — снова перебил Темпест, — бессердечен. Верно. Знаешь почему? — Я промолчала. — Потому что мое сердце осталось в Лондоне. С тобой.

Я не хотела улыбаться, понимая, что Джоуи — умелый ловелас, но все равно тихонько прыснула и услышала как Джоуи тоже усмехнулся.

Это, похоже, его дар — выворачивать ситуацию так, чтобы все стало в итоге казаться несерьезным и глупым. И вроде бы нет уже никакой обиды; нет ничего, что расстраивало; годы, проведенные без него, стерлись, потому что теперь на том конце провода звучит его голос.

— О… постой, — меня внезапно пронзила одна мысль. Слова Джоуи показались мне чуточку странными. — Ты сказал… Что значит «звонил раньше»?

— Миа, ты хорошо себя чувствуешь? — немного насмешливо спросил парень, а я, почуяв неприятности, невольно сжалась. Джоуи вздохнул, когда я не ответила, и пояснил: — Я ошибся, Миа, потому что весь первый год после нашего… после моего отъезда я звонил и звонил тебе, но все время попадал не туда. Мне дали не тот номер. Вернее, я был убежден, что ты больше не живешь в этом общежитии.

— А… как ты тогда…

— …дозвонился до тебя сегодня? — закончил вместо меня Темпест. — Очень просто. Хотя в этом есть что-то необычное, — парень усмехнулся. — Джон нарыл твой старый номер, который ему записывала Кати. Кстати… — Джоуи подозрительно замолчал, и я замерла, уже понимая, что сейчас он меня ошеломит. Так и вышло. — Именно ее и благодари за нашу разлуку. Я бросил попытки что-то узнать о тебе, потому что Катаржина убедила меня…

— В чем? — едва ворочая языком, выдавила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Она уверила меня, что у тебя есть парень. Что ты с тем… Итаном, — Джоуи почти выплюнул имя Харрисона.

Я часто заморгала, отгоняя не нужные сейчас эмоции, и проговорила холодным тоном:

— Ты ведь понимаешь, что я все узнаю у Катаржины? Если ты сейчас наговариваешь на нее… Джоуи, — я вздохнула, — прошу тебя, скажи, что это все выдумка. Скажи мне сам.

Темпест молчал почти целую минуту, я знаю, потому что считала в уме каждую секундочку, а после он проговорил чуть охрипшим голосом, в котором послышалась обида:

— Зачем мне это, Миа? Зачем мне лгать тебе? За кого ты меня принимаешь? Послушай, — парень шумно выдохнул в трубку, а я расстроенно сопела в ответ, — мне так жаль, малышка, мне искренне жаль, что твоя подруга оказалась такой… Кати, она неплохой человек, но что-то сподвигло ее оттолкнуть меня от тебя. Я думаю, вы все выясните… Это было давно, Миа. Когда мы уехали. Катаржина сказала Левену, что ты переехала, а он передал мне. Вот и все. Это просто путаница, глупости.

Меня отчего-то позабавили попытки Джоуи защитить Чапкову, но внутри все разрывалось от предательства подруги. Боже мой, мы ведь были почти сестрами. Нас столько объединяло, нам всего досталось: и радости, и бед. Но чтобы вот так взять и одним махом лишить меня счастья…

— Да… Да, Джоуи, все хорошо, — залепетала я, — мы сами разберемся. Жаль, что так вышло. Но ты все же отыскал меня, мой номер…

— Миа, сказать по правде, — смутился парень, — я виноват не меньше Кати. Ведь отыскать телефонный номер вашего общежития в справочнике не имело вообще никакой сложности. Тем более мне могли посодействовать… Я сам сглупил, забросив это. Прости, меня мотает по городам и странам, я погряз во всем этом.

Я прилегла, вслушиваясь в то, что начал рассказывать Джоуи. Он говорил, задавал мне вопросы, а я отвечала кратко, чтобы больше слушать его. Ему это было необходимо. Джоуи гордился всем тем, чего он достиг с ребятами. Меня уносило куда-то далеко, туда, где приглушенный и такой родной тембр ласкал мой слух, будто Джоуи сидел рядом, гладил меня по голове, путаясь длинными пальцами в моих волосах, а я вздыхала и задавала вопросы невпопад. Например, какая у него сейчас прическа? Какую одежду он носит? Нравится ли ему образ рок-музыканта?

А мысли о том, что неизвестно, чей поступок причинил бы мне больше боли — предательство Катаржины или равнодушие Джоуи — я упорно отодвигала на задний план, не желая сейчас омрачать долгожданную, хотя бы и телефонную встречу.

Лишь потом мне вдруг вспомнилась статья о болезни Джоуи.

— С тобой все хорошо? — спохватилась я. — Голос в порядке?

— Ты волнуешься, Миа, это так приятно.

— Конечно… волнуюсь.

— Да, все хорошо, я восстановился. — Темпест помолчал и неожиданно удивил меня, сказав: — Миа, мы увидимся? Я весной приеду в Лондон.

— О… я… работаю. И… — Боже, да что я несу? Работаю? — Да, Джоуи, конечно мы увидимся. Да.

— Славно. Я рад. Думал, отошьешь меня, — рассмеялся Темпест, и я улыбнулась, прикрывая глаза. — Так ты ответишь на мой вопрос?

— Ты о чем?

Я смущенно уткнулась лицом в подушку. Слишком сильно меня волновал голос Джоуи.

— У тебя есть… парень?

Я молчала, кусая губы и сама не зная, почему молчу. Что на меня нашло? Я ведь не вздумала считать Итана своим парнем?

— Нет. У меня никого нет, Джоуи. И не было все это время.

Тихий вздох в трубке телефона, а затем:

— Подаришь мне второй шанс, Миа?..

Глава 19

I wanna give you my heart

Give you my soul

Я хочу отдать тебе свое сердце,

Свою душу.

Europe «I'll cry for you»

Звонок Катаржине откладывался на завтра. Вскоре вот это «завтра» превратилось в туманное будущее, а я все не решалась позвонить. Мы и без того не общались около трех месяцев, а тут, как выяснилось, Кати слишком увлеклась моей жизнью, наговорив Джоуи чего-то обо мне. И наше общение само собой сошло на нет.

Не знаю, каково было Чапковой, но мне с каждым днем делалось все хуже. Хотелось наплевать на гордость и обиды, броситься к телефону и поспешно набрать заветный номер. Но нет, я слишком сильно расстраивалась из-за случившегося, и в этих расстройствах и волнениях прошло еще два месяца…

Нашумевший дуэт из Германии под названием «Modern Talking» гремел из всех окон. В любом хотя бы немного себя уважающем кафе звучали именно их хиты. Дискотеки, что устраивали в университете, тоже проходили под знаменем немецкого дуэта.

Лично я ничего против не имела. Но рано или поздно приедается абсолютно все. Как бы там ни было, высказываться о набивших оскомину песнях я не пыталась, особенно если учесть, что в отеле все девчонки сходили по этим ребятам с ума.

— Уберешь «305»-й и «306»-й? — хлопнув пузырем жевательной резинки, проговорила Нэнси Спайк, когда мы с ней спустились в прачечную отеля, притащив туда грязное постельное белье. — Сегодня к трем туда заедут. Остальные по списку я уже убрала.

Я взглянула на часы, что были на моем левом запястье. Час дня.

— Ох, постараюсь управиться, — качнула я головой, в уме прикидывая, примерно за какое время смогу довести до толку один номер.

— Ты точно успеешь, Миа. Я не сомневаюсь.

Ничего не ответив, я закинула белье в огромные стиральные машины, насыпала порошка и, запустив стирку, молча вышла из прачечной. На первом этаже, пройдя в служебный коридор, я прикатила тележку в бельевую комнату и принялась нагружать ее необходимым постельным бельем, полотенцами и кружевными салфетками.

В баре отеля играла громкая музыка, настолько громкая, что я слышала ее даже из коридора для персонала, когда уже катила перед собой тележку в сторону лифта. На самом деле мое спокойствие давалось мне тяжело. Я еще вчера узнала, что в наш отель заселяется «Europe», и на собрании, которое в экстренном порядке устроил мистер Адамс, полностью выдала себя.

Управляющий принялся пояснять, как мы должны себя вести и что говорить, а я мысленно возмутилась, но дальше не удержалась, стоило только мистеру Адамсу сказать: «Вы сами понимаете, как ведут себя "звезды" такого ранга. Им нужно все и сразу, поэтому я требую полной самоотдачи и верха воспитанности».

— Это глупости, мистер Адамс, — сорвалось с моих губ, и я вмиг покраснела, озираясь по сторонам. Все смотрели на меня.

— Простите, мисс Нильссон? — скрестив руки на груди, спросил управляющий. — Вы что-то сказали?

— Нет… — О боже, ну что за дурочка? — Нет, сэр… Да, — вдруг решительно выпалила я, терять-то нечего. — Да, я сказала, что это глупости. Я знаю этих ребят, они не такие, какими их описали вы, мистер Адамс, поверьте мне.

Мужчина буравил меня проницательным взглядом до тех пор, пока за моей спиной не принялись хихикать и шушукаться.

— Хорошо, мисс Нильссон… Миа, я вас услышал и принял это к сведению. Может нам стоит дать вам выходной, дабы вы избежали встречи со своими… знакомыми?

Я буквально подпрыгнула на месте, согласно кивая, потому как мне совсем не хотелось оказаться в поле зрения Джоуи в костюмчике горничной, но ответ был отрицательным.

Нет, я вовсе не стеснялась своей работы, ничего подобного, просто это совсем не то место, где я хотела бы с ним встретиться.

Каждая наша встреча всегда несла в себе оставленные позади годы разлуки, каждый раз мы виделись после таких ярких событий — концерт, гримерная, утро в одной постели; вернее, утро после того, как я сбежала от него, — а сейчас что? Встреча в отеле, где я готовлюдля Джоуи номер? Это совсем не ярко. И все же меня немного смущало то, что я — горничная.

Грузовой лифт для персонала остановился на нужном этаже, там меня и встретила запыхавшаяся Нэнси, которая, едва дыша, стала сбивчиво объяснять, при этом выволакивая меня из лифта, а я все так же тащила тележку:

— Миа… Живо… Они тут! Приехали! Номера… все занято… Вот черт!

— Что такое? — немного раздраженно бросила я. Не люблю, когда мне мешают работать и встревают в мой личный размеренный ритм. — Королева решила посетить наш отель?

Спайк вынула из кармана два ключа с брелоками, на которых были написаны номера, и протянув мне «306»-й, буквально выкрикнула:

— Темпест тут! Беги в номер! Все занято под завязку! Все люксы заселены, Миа! Хью отвлекает их как может, а мы должны сейчас же подготовить люксы!

Я разве что только не завопила от ужаса и волнения, но, само собой, удержавшись от такого эмоционального порыва, бегом покатила тележку к нужному номеру. По пути из-за неуклюжести я обронила ключи и мне пришлось вернуться к лифту. Пока я ползала на четвереньках по мягкому ковролину — на этом этаже сегодня чинили свет, было довольно темно — приехал лифт для клиентов, дверцы громко звякнули, и в коридор вышла группа людей.

Стоит ли говорить, что случилось со мной, и что вообще я чувствовала, когда позади меня прошли ребята, чьи голоса я не спутала бы ни с чьими другими, и Ян даже подшутил надо мной, сказав:

— Как мило нас встречают!

Парни рассмеялись, а я, так и оставшись сидеть на полу спиной к ним, зажмурилась, расслышав приятный тембр Джоуи. Прийти в себя мне удалось довольно быстро, потому что вслед за ребятами в коридоре оказался и мистер Адамс. Он подошел ко мне, и я тут же, схватив с пола ключи, вскочила, уставившись на него.

— Миа, идем, — произнес он тихо, почти шепотом. — Я пока заселю гитаристов и барабанщика, а для мистера Темпеста ты сейчас же, немедленно, сиюсекундно подготовишь «306»-й люкс. Ты меня поняла, Миа? — Когда Хью Адамс нервничал, он всегда начинал говорить с нами, как с провинившимися школьниками и переходил на «ты», но, самое главное, что без оскорблений.

Однако, признаться, даже накричи он на меня прямо в этом коридоре, где за моей спиной на расстоянии десятка метров стоит Джоуи, я не отреагировала бы. А все потому, что я пребывала в таком состоянии, в котором все тело охватывает нервная лихорадка и хочется немедленно убежать.

— Да, мистер Адамс, — выдавила я, — сейчас все сделаю.

Управляющий, удовлетворившись таким ответом, помчался к ребятам, дожидавшимся его, а мимо меня прошла Нэнси, только что выскочившая из «305»-го.

— Боже, они такие красавчики, — хихикая, выдала она. — Ты бы видела, что творится у входа в отель. Визжащие девицы пытаются захватить здание. Это нечто…

И Нэнси двинулась к лифту, скрываясь за его дверцами. Я дождалась, когда мистер Адамс отвлечет ребят, и, опустив голову, быстро проскочила мимо них. Причем Джоуи повернулся в тот момент, когда я уже проходила за его спиной, но, резко свернув налево, я принялась тыкать ключом в замочную скважину двери номера-люкс. Оставалось лишь успокоиться, закатить внутрь тележку и можно приниматься за уборку.

Однако ключ все никак не хотел подчиняться, вернее, мои руки совсем не слушались, и я даже немного вспотела от нервного напряжения.

«Никогда не перестану краснеть в его присутствии. Это будет происходить со мной постоянно. Кошмар… Совсем не порядок с нервами…».

— Мистер Темпест, — услышала я голос управляющего, — идемте, сейчас принесут кофе, отдохнете с дороги. Ваш номер будет готов… — и мистер Адамс добавил мне в спину, повышая тон, — через полчаса.

Я отперла, наконец, этот злосчастный замок и, поняв, что деваться некуда и нужно показаться, обернулась, но в ту же секунду дверь номера напротив закрылась, и я успела заметить лишь спину Джоуи. Тем лучше. Значит так и должно быть.

Совершенно не понимая, когда успела закончить уборку, я вдруг очнулась и окинула взглядом сверкающий чистотой, наполненный запахом свежести номер. Тут же ко мне заглянула Нэнси, на ходу утаскивая тележку с инвентарем и заодно спрашивая, проверила ли я наличие «вешалок-плечиков» в шкафу. Где-то за распахнутым окном заиграла на всю мощь популярная песня немки с псевдонимом C.C.Catch — ох, и штампуют же они в своей Германии таланты — и я, встрепенувшись, подошла к шкафу с огромным зеркалом.

— …да, я понял, — открылась дверь номера, и мои глаза полезли на лоб. В люкс вошел Джоуи, а из коридора доносился голос какой-то женщины, говорившей что-то об ужине и встрече в студии завтра утром. Вероятно, это помощница. — Зои, давай не так рано, мне бы выспаться немного. Уже ног не чую…

Про ад и рай продолжала вещать молодая певица, о том, как мы сами создаем и то, и другое*. А меня почему-то подбросило от неконтролируемого детского страха, и, сама не ведая, что творю, я… боже… я поспешно распахнула дверцу шкафа и юркнула внутрь. Какой позор. Но было поздно что-то предпринимать, мне оставалось лишь придумывать оправдания насчет своего нелепого поведения, когда Джоуи обнаружит меня. Я очень надеялась, что он первым делом пойдет в ванную комнату.

В шкафу было душно, и мне стало не по себе, слишком уж неприятно сидеть в узком темном месте.

Сквозь оставшуюся щель я смогла рассмотреть Джоуи, который бросил сумку на пол, прикрыл распахнутое окно и… принялся раздеваться. Полностью.

От смущения я не знала, куда себя деть. Просто отвернулась и стала ждать своей участи, но, к моему превеликому облегчению, Джоуи хлопнул дверью ванной, и вскоре до меня донесся шум льющейся воды.

Я немедленно вывалилась из шкафа, оправила платье и бросилась было к двери, когда неожиданно, будто по волшебству — скорее, злому колдовству — из ванной вышел Темпест в одном лишь полотенце, обмотанном вокруг бедер. Вот, пожалуй, в этот миг я прокричала в своей голове что-то вроде — «какой кошмар!», и, ахнув, резко развернулась на сто восемьдесят градусов. Естественно, мои мысли относились не к внешнему виду Джоуи, а к моменту моего позора.

Щеки вспыхнули, руки дико задрожали, пока тянулись эти бесконечные секунды шокированного молчания.

— Кхм… Миа? — смеющийся тон Джоуи вынудил меня покраснеть еще больше, но все равно с моих губ сорвался истеричный смешок, и я накрыла рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос. — Что тебя рассмешило?

— Прости, — уже трясясь и не скрывая, что мне действительно смешно, ответила я, но не обернулась, добавив, — прости, тебе нужно одеться. Или я лучше уйду…

Парень ухватил меня за руку, как только я шагнула к двери, а после развернул к себе лицом. От того, что на нем было это полотенце, легче не стало, ведь передо мной стоял не кто-то иной, а Джоуи. Могла ли я взять себя в руки? Наверняка нет.

— Итак, — по сияющему взгляду Темпеста я вряд ли смогла бы понять, удивлен ли он, но, казалось, это вовсе не удивление, — то, что ты работаешь в отеле, мне рассказала Катаржина. — Я нахмурилась, услышав о ней, и с моего лица сошла улыбка. — Но для меня, признаюсь, стало неожиданностью твое поведение. — Мне было жутко неловко, но я упорно изображала святую невинность, мило хлопая ресницами. — Да ладно тебе, Миа, — хохотнул Темпест, разведя руками, — ты сидела в моем шкафу. Когда прячешься, проверяй, не торчит ли подол твоего милого платьица из-за дверцы, — щелкнул меня по носу Джоуи, и вот тут я покрылась краской стыда с ног до головы. — И да, насчет Кати…

Я попятилась от парня, качая головой.

— Джоуи, не надо. Мы сами разберемся… Прости за эти глупости, мне так неловко. Я веду себя, как ребенок. Просто мне не хотелось… вот… э… — пролепетала я, путаясь в словах и потирая ладонью щеку. Отчего-то больше пылала именно правая, словно я отхватила пощечину.

Так вовремя и эпично за окном полилась самая нашумевшая песня группы «Europe», и Джоуи чуточку смущенно отвел глаза, а после подошел ко мне и уже с серьезным видом спросил:

— Почему ты прячешься? Там, в коридоре, и здесь. Я ведь сразу тебя узнал. Ты меня боишься, Миа? — Я лишь фыркнула, передернув плечами, а Темпест окончательно сократил расстояние между нами, медленно поднял руку, провел костяшками пальцев по моей щеке, очень осторожно наклонился и прижался губами к моим.

Дыхание сбилось. Я зажмурилась, боясь, что вот-вот потеряю сознание от нахлынувшего волнения. Каждый раз вот так. Это происходит со мной постоянно, когда меня касается он. Невероятно… Неужели это навсегда?

Джоуи был мягок и нежен, не пугал меня, но и не скрывал, как давно хотел увидеться со мной. А может я себе все это лишь придумала? Неважно. Главное, что мы встретились, и Темпест просил дать ему шанс. Разве я могу отказать ему в этом?

Робко отодвинувшись, я сглотнула, глядя Джоуи в грудь, только бы не в глаза. Мне было все еще стыдно. Но он сам вынудил обратить взор на его лицо, поддев пальцами мой подбородок.

— Здравствуй, Миа, моя проказница-шпионка, — шутливо проговорил Темпест и, вздохнув, обнял меня.

Просто обнял. Так нежно, тепло и в то же время крепко. Уткнулся носом в мои волосы, а я… я расплакалась. Да, вот так. Щемящая в груди тоска принуждала захлебываться слезами, и я захлебывалась, обхватывая парня руками. Своего парня, ведь он — мой. Так и есть.

Джоуи ничего не говорил, прекрасно понимая, что я не хочу показывать ему себя такой слабой, и он продолжал держать меня в объятиях, пока я ревела на его груди. А потом я отодвинулась, внезапно кое-что осознав, утерла слезы тыльной стороной ладони и подняла заплаканные глаза на притихшего, непривычно задумчивого Джоуи.

— Я никогда не говорила тебе. Но ты должен знать… — глубокий вдох, медленный выдох и спокойным уверенным голосом, — я тебя люблю. Просто знай об этом.

С моих плеч свалился груз проведенных без него дней, будто это целое столетие. Я смотрела ему в глаза и думала, как мне прожить без этого человека еще хотя бы несколько минут, как развернуться и уйти, дать ему провести спокойно время в Лондоне? Как вообще от него можно уйти, когда его глаза такие чистые, смотрят словно бы смеясь, но при этом видят насквозь. Он — мой лев, мой мужчина, незаменимый, единственный в своем роде. Я смогла бы остаться с ним, даже если бы весь мир пошел против него. Это не пустые слова, я очень хотела быть его опорой, которой и он являлся для меня. Я чувствовала его настроение, знала, когда он злится или ему что-то не нравится. Джоуи являлся для меня кем-то таким близким и своим, что мне даже не верилось в это, а ведь у нас совсем не было отношений. Мы не знали друг о друге столько, сколько должны знать люди, которые встречаются. Но отчего-то я понимала, что вижу все, что происходит в душе Джоуи. Будто он тот, кто подходит мне без лишних слов и проверок. Даже пропадая на своих гастролях, сталкиваясь с трудностями, но и наслаждениями разного рода, Темпест все равно представал передо мной «парнем из гаража», тем самым человеком, которого я встретила в юности — смелого, немного застенчивого, но очень умного и забавного. Со мной он не был «звездой» мирового масштаба. Просто Йоаким Ларссон, просто Джоуи Темпест.

— Спасибо… — охрипнув, прошептал он, не мигая глядя мне в глаза, — ты знаешь, как я хотел это услышать. Ты тогда так и не ответила взаимностью, помнишь?..

Мои щеки, вероятно, не перестанут гореть, особенно, когда Джоуи напоминает о первой ночи, проведенной с ним.

— Ты меня удивляешь, — тут же весело добавил Темпест, не умея надолго оставаться серьезным, однако за его улыбкой я уловила искренний восторг. — В тебе уживается юная наивная девушка со смелой женщиной. — Джоуи потянул меня к себе и, целомудренно коснувшись губами моей щеки, пробормотал: — Иди, моя девочка, увидимся вечером. Я приеду за тобой. Обещаю.

Конечно у меня закружилась голова от таких слов — «моя девочка». Ох…

Темпест подкупал меня и выходило у него это невероятно легко. Что ж, теперь он официально знает о моей любви, и мне страшно подумать, что будет, если Джоуи предаст меня.

Кивнув и улыбнувшись, я подошла к двери, а напоследок услышала:

— Тебе очень идет это униформа, Миа.

Боже… Я выскочила за дверь, глупо посмеиваясь и зажимая ладонью рот, но тут же осеклась, когда буквально врезалась в кого-то…

— Мисс Нильссон, — голос мистера Адамса прогремел надо мной так неожиданно, что я едва не вскрикнула. — Что вы делали в номере мистера Темпеста?

Я порывалась спросить, а сколько времени управляющий стоял под дверью, подслушивая, но нервное желание было сдержано, и вместо этого я раскрыла рот, чтобы ответить что-то более приемлемое, как вдруг на звук моего голоса в коридор высунулся Микаэли. Я от радости даже задохнулась, а он, кивнув мне, спросил управляющего:

— Проблемы, сэр? Это моя подруга. Позволите с ней поговорить?

— Только не в рабочее время, при всем моем уважении, мистер Микаэли, — чопорно отрезал Хью Адамс, и я подумала, что очевидно уже теряю работу. — В отеле мисс Нильссон — горничная, а не подруга, жена, сестра или кто-то в этом роде.

— Даже если она девушка Джоуи Темпеста? — усмехнулся Мик.

Цепкий взгляд управляющего, смотревшего на меня, ничего хорошего не обещал. Но, постояв примерно с полминуты, он почтительно кивнул Мику, бросил мне: «После прошу пройти в мой кабинет», и направился прочь.

— Кажется, у меня будут проблемы, — обреченно выдохнула я, и Микаэли, посмеиваясь, затащил меня в номер.

Глава 20

Стал бы человек, на голову которого, наконец, обрушилось счастье, обращать внимание на неприятное томление в груди и на предчувствие надвигающейся беды? Нет, не думаю, что это могло бы как-то отвлечь меня от впечатлений, полученных от встречи с Джоуи. Да и Мик с его «серьезными» шуточками невероятно согрел мне душу. Я была так счастлива, что даже не вспомнила об Итане…

***

После милой получасовой болтовни с Миком я была совершенно убеждена, что меня уволят. Но это все в итоге стало полной ерундой, поскольку от Микаэли я узнала более важные для меня новости. Как оказалось, у Кати были большие проблемы, а она даже не звонила мне. Вероятнее всего, потому и не звонила.

Эта глупая девчонка ввязалась в какие-то неприятности. Вернее, ее новый парень — о нем я тоже впервые услышала от Мика — оказался не слишком приятным типом. С Джоном Левеном было покончено. Но они продолжали изредка созваниваться, так сказать, по старой дружбе.

Теперь Катаржина нуждалась в помощи. Я намеревалась позвонить ей сразу же, как вернусь в общежитие, но впереди ожидал разговор с мистером Адамсом.

В кабинете управляющего, как всегда, было тихо и тепло. Мужчина стоял у окна спиной к двери, но стоило мне войти, как он тут же обернулся, стремительно приблизился к столу, хлопнул по нему тонкой стопочкой листов и выдал:

— Мисс Нильссон, не успели вы проработать и полгода, как проявили свои не самые лучшие качества. Я несомненно рад за теплые ваши отношения с мистером Темпестом, но это не то, что я ждал от вас.

— Вы чего-то ждали от меня? — нервно переспросила я. — Чего же, позвольте узнать?

Меня буквально трясло от наглости управляющего. С какой такой стати он указывает мне на мои личные отношения с Джоуи? Да с кем угодно. Это не касается никого, кроме меня в данный момент и, конечно, Джоуи.

Мистер Адамс поджал губы, устало выдохнул и устроился в кресле, жестом приглашая присесть и меня.

— Миа, — начал он гораздо спокойнее, чем до этого, — мне жаль вас увольнять. Вы очень ответственны, внимательны и учтивы. У вас прекрасное воспитание, достойное настоящей леди. Я не льщу вам, Миа, вы мне нравитесь как человек, как прекрасный работник. Но… — мужчина растерянно развел руками. — Как мне понимать такое количество ухажеров? Один пришел за вами и ожидает в холле, второй — известный артист, и он тоже здесь. Из-за ваших похождений, против которых лично я ничего против не имею, может пострадать репутация нашего отеля. Прошу заметить, у нас тут никто не занимается подобным. Даже мисс Спайк, довольно легкомысленная девушка, держится в стороне от проживающих в нашем отеле. Я прошу вас простить меня, но если вы, Миа, не решите эту проблему, я буду вынужден расстаться с вами. У меня все.

Мистер Адамс принялся демонстративно перекладывать бумаги, тем самым показывая мне, что я должна уйти.

— Извините, сэр, — вставая, кивнула я, — этого больше не повторится.

Управляющий ничего не ответил, и я вышла из кабинета, тут же на ходу сдергивая белый кружевной фартук и строго вышагивая через весь холл. Темноволосый парень в насыщенно-зеленой ветровке стоял у самого выхода, что-то читая на стене, где были вывешены правила поведения во время пожара, план эвакуации и тому подобное. Итан тут же обернулся на звук моих шагов и широко улыбнулся. Сердце ухнуло вниз, разбиваясь вдребезги. Я даже притормозила и сглотнула, потому что ком в горле не дал бы мне заговорить первой.

— Привет, — поздоровался Харрисон, — я уже полчаса жду. Ты готова пойти в общежитие? Там дождь… и я… решил… — парень заметил мое выражение лица, когда я остановилась напротив него и, помолчав пару секунд, спросил с горечью: — Он приехал, да? Это из-за него толпа у входа?

Я кусала губы, теребя в руках фартук, и боялась взглянуть на друга. Поэтому, когда сорвались эти слова, я смотрела на свои руки, не в его чистые зеленые глаза:

— Да, Итан. Джоуи здесь, мы — пара. Это официально. Прости… Я ведь предупреждала…

— Нет-нет, все хорошо… — пятясь от меня и потирая ладонью губы, проговорил Харрисон, а я пошла за ним. — Все хорошо… — взгляд Итана блуждал по лицам проходящих мимо людей, словно он потерялся, словно не мог отыскать выход.

Я видела, как дрожали его пальцы, и как он пытался держать себя в руках. Итан очень старался, а я остановилась, глядя на него впервые без жалости или сочувствия, а с пониманием. После я шагнула к нему. Он не отступил, напротив, чуточку изумленно посмотрел на меня и, обхватив его лицо руками, я мягко и коротко, как друга, поцеловала Итана в губы, начиная дрожать от боли, что разлилась в груди.

— Я очень дорожу тобой… Я тебя люблю безмерно, Итан, но не так, как его, — забормотала я будто в горячке, прижавшись своим лбом ко лбу Харрисона, — просто отпусти меня раз и навсегда. Рано или поздно… Знай, Итан, рано или поздно это случится и со мной. Он не будет вечно влюблен, я понимаю, что не будет. Это ведь не сказка… Не кино… Мне ничего не нужно от тебя, просто будь счастлив. Я умоляю тебя, Итан, больше не жди меня… Уходи…

Он легонько сжимал мои запястья, когда я, все так же теребя пальцами его волосы и не отдавая себе в этом отчета, изо всех сил сдерживала слезы. Наверное, с меня хватит. Иначе я сойду с ума от всех этих чувств и эмоций. Я другая, мне совсем не нужны эти трагедии и драмы, но внутри все равно будто разлили ртуть, которая сжигает меня, оставляя на месте, где хранился образ такого милого и доброго Итана Харрисона, пустоту. Одна огромная дыра. Навсегда.

Итан с покрасневшими глазами и стеклянным взглядом убрал мои руки, мягко отпустив, и, кивая, немного отошел назад.

— Увидимся в университете, Миа, — будто заученно проговорил парень и, резко развернувшись, вдруг застыл, уставившись куда-то позади меня.

С пересохшими губами, я оглянулась и встретилась взглядом с Джоуи, который вместе с Микаэли и Левеном стоял неподалеку. Парни тоже таращились на меня, а после поглядывали на своего друга, вероятно, опасаясь, что сейчас что-то произойдет. Я с замиранием сердца посмотрела на Харрисона, но тот, пробуравив Джоуи тяжелым взглядом исподлобья еще пару секунд, отвернулся и быстро покинул отель. Я смотрела ему вслед сквозь стеклянные двери, когда он спускался по крыльцу, расталкивая назойливых фанатов группы «Europe», и вздрогнула от неожиданно раздавшегося рядом голоса Темпеста:

— Попрощалась? — сказал Джоуи без выражения, и я повернулась к нему, открыв рот, чтобы оправдаться, но он чуточку нервно улыбнулся, посмотрев на меня, и выпалил:

— Нет, не объясняй. Не хочу знать. До встречи, Миа. Мне надо идти.

— До встречи… — только и смогла выдавить я, теперь уже глядя в спину Темпеста, а теплые пальцы Мика, обогнувшего меня, коротко сжали мою ладонь, и я улыбнулась ему с благодарностью.

Но радости я не чувствовала. Все же что-то должно было произойти. Знать бы где упадешь…

***

На протяжении часа я пыталась дозвониться до Катаржины, прекрасно зная, что время неподходящее, ведь разные часовые пояса играли важную роль, и я могла просто-напросто помешать подруге, если она спит. Но зная Кати, я продолжала биться к ней, потому что кто угодно мог бы пропустить звонок, только не моя подруга. Сердце гремело в груди, ударяясь о ребра. Я все время сглатывала комок и утирала невольно прорывавшиеся слезы.

В дверь комнаты постучали, и тут же кто-то вошел. Я даже не взглянула на застывшего у входа человека, а когда он промолчал, повернулась и удивленно выпрямилась.

— Джоуи, как ты тут оказался?

Темпест выглядел крайне серьезным. Он прошел в комнату, присел рядом со мной на кровать, при этом пряча руки в карманах кожаной куртки, и проговорил:

— Миа, собирайся, нам нужно кое-куда съездить.

Я повесила трубку, обмирая от страха.

— Что-то с Катаржиной?

— Да, — Джоуи посмотрел на меня с сожалением, — поторопись, тогда ты еще успеешь с ней поговорить.

Ринувшись к шкафу, я вывалила на пол все, что было на одной из полок, и принялась рыться среди одежды. Темпест пришел на помощь, присев на корточки и протянув мне теплый свитер.

— Миа, — поймал он меня за руку, когда я, нервно колотясь, натянула одежду, — успокойся, ладно? Она жива, ей оказали помощь. Все будет хорошо. Не волнуйся так… Ты сейчас пыталась дозвониться до Катаржины?

Я кивнула, испуганно глядя на Джоуи. Он тоже кивнул в ответ и добавил:

— Кати в больнице. Она пришла в себя. Все хорошо… Только не переживай. Ей просто не повезло. Я, Миа, я надолго в Лондон. У нас запись нового альбома, я буду здесь большую часть времени, поэтому, если ты захочешь, я вырвусь и мы с тобой слетаем в Америку. Катаржина ждет тебя. Что скажешь, малышка? — по-доброму улыбнулся Джоуи, погладив меня по щеке.

— Давай я для начала поговорю с ней… Ладно?

Джоуи молча кивнул, вышел за дверь, давая мне возможность прийти в себя, и я, глубоко дыша, попыталась успокоить колотящееся сердце. Все немного встало на свои места. Я поспешно покинула комнату, не зная, что впереди меня ждет ошеломляющее открытие.

***

Цвет неба на западе приобрел огненно-оранжевые тона, а позади нас, с востока, уже надвигались сумерки. Красная машина, которую арендовал Джоуи, спокойно катилась по ровному шоссе, а по обе стороны от нас раскинулись поля.

Мы возвращались из отеля, где Левен дозвонился до больницы, в которой лежала Кати, и мне удалось поговорить с ней. Теперь же, переваривая все, что она рассказала, я вновь и вновь прокручивала в голове ее слова…

**

— Малышка… — раздался тихий голос на том конце провода, когда я, сидя на диване в гостиной номера-люкс, куда заселился Джоуи, прижимала трубку к уху и сильно стискивала ее пальцами. — Мне так жаль… Миа… — Кати всхлипнула.

— Нет, милая, не говори об этом. Тебе нужен отдых, никаких волнений. Ладно? — отчаянно борясь с истерикой, что подкатывала к горлу, ответила я. Парни оставили меня одну, и я была безмерно им благодарна. Джоуи, он возится со мной, сочувствует мне и моей подруге, чего еще нужно? Покоя для Катаржины. — Кати, я приеду к тебе…

— Нет, — тут же выпалила подруга, но смягчилась. — Нет, Миа, не нужно. Я не хочу, чтобы ты сняла с меня вину из-за моего жалкого вида. Я знаю тебя слишком хорошо, ты, как всегда, оправдаешь меня. Вы… вы все… так добры ко мне… — и снова Кати судорожно вздохнула и тихо заскулила.

Мое сердце сжалось от боли.

— Кати, я хочу, чтобы ты знала: мне все равно, что случилось между нами, но если тебе нужно выговориться, то я готова выслушать. Только, прошу, не плачь и не кори себя.

Молчание висело довольно долго, пока моя подруга вновь не вздохнула, после чего она начала твердым и решительным тоном:

— Я неправильно рассудила поступки Джоуи. Это только моя вина. Он ничего плохого не сделал. Ты должна понять… Пойми, Темпест — артист. Он в постоянных разъездах. Вечный стресс, жизнь на публике, душа наизнанку. Каково ему? Каково тебе? Миа, я решила, что его отъезд тогда стал точкой отсчета. Я подумала, это конец ваших отношений. Дала тот номер телефона, а после поняла, что страшно ошибалась. Мне так не хотелось, чтобы ты страдала, но я сама вынудила тебя страдать… Мне жа-а-аль, Миа… Я так тебя люблю… Никого роднее тебя нет… — Катаржина окончательно разревелась, заговорив сбивчиво.

— Я понимаю, — выдавила я, глядя прямо перед собой. — Разве могу я злиться на тебя из-за того, что ты позаботилась обо мне? Кати, ты права. — Да, она абсолютно права. Этот разговор зародил в моей голове кое-какие мысли, но прежде чем я собиралась все рассказать Джоуи, требовалось хорошенько подумать.

— Правда? — с надеждой прохрипела Кати. — Ты не злишься? Совсем?

— Катаржина, — я моргнула, чувствуя, как по щеке скатывается слеза. — Ты помогла мне невероятно. Спасибо тебе, моя милая. Думаю, мне есть над чем поразмыслить.

— Что ты хочешь этим сказать? — заволновалась подруга. — Я стремилась вас рассорить, думая, что тебе потом будет легче без него, чем с ним… Но я ошиблась, Миа.

Я кивнула сама себе.

— Верно. Все хорошо, Кати. Правда, все хорошо. Отдыхай. Я рада, что ты в порядке. А теперь, милая, расскажи мне о том парне. Ты подала на него заявление в полицию?

Катаржина начала нехотя признаваться, что Крис — так звали ее парня — крепко сидел на наркотиках. В последнее время он стал более агрессивным и склонял Кати к тому, чего она делать не хотела. Он издевался над ней, избивая и после обливая холодной водой, а в больнице она оказалась, потому что Крис принялся душить ее во время… Боже, мне даже думать об этом не хотелось.

Моя хрупкая подруга, такая беззаботная и, несмотря на то, что более откровенная, чем я, но все равно целомудренная, подверглась подобным издевательствам. Мои руки дрожали, когда она рассказывала об этом, но я слушала, потому что Кати нуждалась во мне, она нуждалась в понимании…

После этой беседы меня выворачивало наизнанку, и я, заперев дверь в ванную комнату, долго оттуда не выходила, сначала посидев в обнимку с унитазом, потому что меня стошнило, а после умываясь и размазывая по скулам поплывшую тушь. В сумочке лежали салфетки, и я кое-как утерла следы косметики, после чего наспех почистила зубы щеткой Джоуи и покинула номер. Темпест молча вывел меня из отеля. К счастью, я не встретила ни одну из горничных и тем более мистера Адамса.

**

Джоуи остановил машину, съехав на обочину, заглушил двигатель, и салон наполнился напряженным молчанием. Думаю, он заметил, что во мне что-то изменилось. Будто с глаз пелена сошла. Я никогда прежде…

— Я никогда прежде не думала, — озвучила я свои мысли, — что человек может быть настолько жестоким, — и взглянула на Темпеста. Он вышел из машины и мне пришлось тоже.

Природа будто затихла. Моя куртка оказалась слишком теплой. Время перевалило за середину весны, что, без сомнений, чувствовалось.

Завораживающий закат согревал душу, но и навевал тоску, потому что приближалась ночь, непроглядная и одинокая. Не в том смысле, что я буду одна — нет, конечно, я хочу остаться с Джоуи, — но темнота окутывала мою жизнь, словно этот вечер стал для меня тем самым закатом всего. Что-то назревало. Надвигалось нечто неприятное, и я понимала — причиной тому станет мое решение.

— Миа, — позвал Джоуи, обойдя машину, и встал напротив меня, положив руки на мою талию. Я прислонилась спиной к автомобилю. — Я искренне сочувствую Катаржине, но она сама виновата. — Мои глаза расширились от услышанного. — Прости, это правда. Она мне нравится, Кати — хорошая девушка, но ее строптивость и желание попробовать все должны были рано или поздно привести к подобному. Ты ведь и сама это понимаешь.

Я кивнула, опуская глаза, ведь так я и подумала о подруге, когда узнала ее историю.

— В любом случае, я полечу в Штаты, Джоуи. И я совсем не принуждаю тебя отправиться со мной. Мне известно, насколько ты загружен. Так что…

Джоуи привлек мое внимание угрюмым молчанием, и я посмотрела на него. Он свел брови на переносице, взирая на меня в ответ немного раздраженно.

— О… я… Джоуи, я не хотела обидеть тебя, прости. Но мешать твоей карьере я тоже не намерена.

— Что с тобой такое? — сощурив глаза, вдруг спросил Темпест. Я судорожно сглотнула, отвечая:

— Ничего. Все хорошо. Просто расстроилась из-за Кати.

— Нет. — Упрямства Джоуи не занимать. — Не лги мне, ладно? Я не люблю этого. Скажи честно. Ты… не хочешь меня видеть?

Уже во второй раз я взглянула на Темпеста ошеломленно. Как он вообще может подумать такое? Ах да, конечно может, ведь я откровенно отталкиваю его.

Кажется, пришло время признаться.

— Джоуи, — произнесла я, сначала глядя на свои пальцы, а после на отступившего назад парня, который спрятал руки в карманах своей куртки. — Мне жаль. Я не могу принять на себя такую ответственность. Я просто не справлюсь с этим. Ты публичный человек, а мне нужно продолжать учебу. Я получу диплом, устроюсь в какую-нибудь пиар-компанию и все будет так, как должно быть. Все эти встряски, приключения, вечные ожидания… Это не для меня. Прости… Я бесконечно тебя люблю, но ты… Джоуи, ты никогда не будешь моим. Ты для всех, понимаешь?

По выражению лица Темпеста я поняла, что задела его слишком глубоко. Он несколько мгновений буравил меня остекленелым взглядом, после встрепенулся и моргнул.

— Оу… — произнес он на американский манер, сжав пальцами переносицу. — Значит… — Парень не знал, что мне ответить.

Он просто смотрел, удивленно, растерянно и немного… кажется, немного заинтересованно, будто не ожидал от меня ничего подобного. Да уж, все привыкли видеть во мне нежность и мягкость. Это неверное заключение.

— Послушай меня, Миа, — Джоуи обхватил мое лицо ладонями, — внимательно послушай. Я никогда в жизни не торопился так ни к одной девушке. Да, не секрет, что они у меня были и до тебя, и… после… Зато я признаюсь тебе в этом сам. Пойми же ты раз и навсегда: мне совсем неважно, какой у тебя статус, кто ты в жизни, мне важно, что ты есть. Почему ты не хочешь принять это? Я не отпущу тебя. Ясно? — Темпест убрал руки, и я заметила, как дрогнули его губы, но он поспешно отвернулся, запрокинул голову вверх так, что его шикарные волосы рассыпались по плечам, и шумно выдохнул, добавляя: — Никогда не говори мне таких вещей. Я не хочу этого слышать.

Растерянная и поникшая, но в то же время невероятно изумленная эмоциональностью Джоуи, я подошла к нему со спины, осторожно обняла и прижалась к его телу, слушая, как громко и мощно грохочет в его груди сердце.

— Прости, — уверенно произнесла я. — Не хочу видеть тебя несчастным.

— Тогда не делай меня таким.

***

Было уже довольно поздно. Ночь окутала город, но за приоткрытой дверью балкона то и дело раздавались звуки проезжающих мимо машин. Тоненькие шифоновые занавески белоснежного цвета подрагивали на ветру, и я, замерзнув, невольно поежилась.

— Все хорошо, малышка? — раздался голос Джоуи над моей головой.

Я лежала на его груди, слушая вибрации неповторимого тембра, а Джоуи теребил мои пальцы, переплетая со своими. Грусть обвивала мое тело, просачиваясь в душу. Я все не переставала думать о подруге. Хотя находиться в объятиях Джоуи и при этом пытаться о ком-то волноваться — несовместимо. Слишком нежен он был, слишком проникновенно смотрел, говорил такие слова, от которых хотелось просто позабыть обо всем.

— Да, все хорошо, со мной все хорошо, — тихо ответила я, убрав свою руку и обняв парня, после чего потянулась вверх и уткнулась носом в ложбинку между его плечом и шеей.

Как давно я не ощущала этого запаха? Очень и очень давно.

— Мы вместе полетим в Вашингтон. Я уговорю Томаса отпустить меня, — со спокойной решительностью произнес Темпест, а после сказал то, что вынудило меня залиться краской стыда и по-настоящему испугаться. — Что у тебя с Итаном, Миа? Я хочу это знать, потому что… я все видел, ты же понимаешь.

Я тщательно обдумывала ответ, поднявшись и присев спиной к Джоуи, при этом кутаясь в одеяло.

— Мы больше не друзья. — Темпест пошевелился. — Я попросила Итана не приходить за мной. Ничего и раньше не было, но я уже дважды совершила эту ошибку, — оглянулась я на парня. — Дала ему надежду. Но на этот раз я предупредила Итана, что принадлежу тебе. Это правда, Джоуи.

К моему изумлению, он не обнял меня, не сказал что-то успокаивающее. Джоуи, тяжело вздохнув, поднялся, и я уставилась в полумраке в его спину. Затем Темпест натянул штаны, зажег свет, дернув за шнурок торшера, и обернулся ко мне со словами, в которых слышалось звенящее раздражение:

— Ты сказала, что любишь его, — развел руками Джоуи. — Я все слышал. Ты любишь его? Ты любишь?

Зачем он повторяет это так часто? Издевается? Над кем? Словно над собой.

— Почему ты злишься… — начало было я, но тут же осеклась, поняв, как наивно прозвучал мой вопрос. Очевидно, что Джоуи ревнует. Я сползла с кровати, зажимая подмышками тонкое одеяло. — Джоуи… Йоаким, ты же знаешь… Тебя не было, ты не звонил, мы с Итаном просто подружились. Зачем ворошить прошлое? Это глупо.

— Ты считаешь меня глупым? — распалялся Темпест, чем невероятно меня удивлял, и я растерянно хлопала ресницами. — Признаешься всем в любви, а я должен относиться к этому спокойно? Я весь день старался не думать о том, что увидел и услышал! Не могу, Миа, не могу даже вспоминать, как ты поцеловала его! Черт! На моих глазах! Черт!

— Джоуи! — выкрикнула я, шагнув к нему, но парень не отреагировал, лишь отвернулся, встав у балкона, и я смотрела на его тяжело вздымавшиеся плечи. Темпест смотрел в окно, когда прохрипел:

— Мне жаль, если я ломаю твою жизнь, но я не привык отдавать свое. — Сердце облило обжигающее тепло. — Любишь ты его или нет, не мое дело, главное, что ты сейчас здесь со мной.

Что ж, кажется, он успокоился немного. Ему ведь нужно было взорваться хотя бы раз, верно?

Я осторожно подошла к нему, шурша мягкой тканью, но коснуться не осмелилась. Джоуи был таким высоким, широкоплечим, прекрасным в этом своем гневном состоянии. Я восхищалась Темпестом, хотя, признаться, он меня напугал немало. Так кричал… Никогда не видела его таким, что даже венка на его крепкой шее вздулась и бешено пульсировала, а теплое освещение придавало моменту нечто интимное и откровенное.

— Не думала, что ты ревнив, — улыбаясь, проговорила я в спину Джоуи, и он, наконец, тихо фыркнув, запер балконную дверь и обернулся.

Его глаза сверкнули, когда он сказал, вскинув брови и пригрозив мне пальцем:

— И держись подальше от Мика. Мне не нравится, как вы тискаетесь, — это прозвучало довольно мило, без злости и намека на прежнее раздражение. — Я страшен в гневе, Миа, могу наговорить лишнего, — уже серьезнее и даже вдумчиво добавил Джоуи.

Я вздохнула и обняла его, бубня в ответ:

— Вот выйду замуж, когда ты уедешь, будешь тогда знать.

Руки Темпеста инстинктивно сжали мои плечи сильнее.

— Не шути так, Миа. Это неприятно.

— Не приписывай мне несуществующих отношений, тогда я не буду так шутить, — вскинула я глаза на парня. — Мик — лучшее, что могло случиться в моей жизни. После тебя, конечно. Он дорог мне.

Джоуи ничего не ответил, лишь сдержанно улыбнулся и потрепал мои волосы, снова прижимая к своей груди, и глубоко вздохнул. Я повторила за ним, потому что внутри меня начинало все гуще скапливаться неприятное предчувствие. Я знала, что дело касается Кати, но боялась даже предположить, во что еще может вляпаться эта бесшабашная девчонка.

Надеюсь, я успею… Очень надеюсь…

Глава 21

With so many light years to go

And thing to be found

I'm sure that we'll all miss her so

It's the final countdown

Так много впереди световых лет

И столько всего нужно открыть.

Я уверен, что мы будем очень скучать по ней.

Это последний обратный отсчет.

Europe «The final countdown»

В какой момент моя жизнь стала так стремительно набирать обороты, несясь вперед во времени? Возможно тогда, когда все приобрело темные краски взросления. Радуга осталась позади. Теперь меня ждал лишь мрак…

Когда я прилетела в Вашингтон, то первым делом решила заселиться в отель. Наспех отыскав что-то более или менее дешевое, я заплатила хозяину этой небольшой гостиницы, спросила, возможно ли сделать пару международных звонков, но, столкнувшись с его явным недовольством, оставила вещи в своем номере и покинула дурно пахнущее здание…

И на меня обрушился кошмар в виде сбежавшей из больницы Кати…

«Мисс? Вам плохо?».

«Где она?».

«Мисс, успокойтесь, ладно?».

«Сэр, прошу вас, скажите мне, где она?»…

«Думаю, вам следует позвонить в полицию. Они знают. Это все немного нелепо…».

«Где моя подруга? Ее имя Катаржина Чапкова. Вы меня расслышали?».

«Мисс…?».

«Нильссон».

«Мисс Нильссон, мне очень жаль, но ваша подруга сбежала. Она просто сбежала…».

Как может все измениться? За считанные часы, сутки, недели? Мне кажется, прошла вечность. Катаржину поймала полиция в переулке с ее парнем. Оба накачанные наркотиками. Кати со свежими побоями. Полиция увезла ее, теперь моя подруга будет проходить лечение от наркотической зависимости в клинике.

Как может все измениться? Я решила помочь Кати в последний раз. А после… после я не хочу ее знать. Я позвонила своей матери. Рассказала ей все. Мы долго рыдали. Я потратила много денег, чтобы добиться от хозяина этого отеля разрешения на звонок. Поэтому я торопилась. Ревела и говорила позже и с папой, который орал мне о том, что знал, всегда знал, какая Катаржина на самом деле. Я молчала. Мама всхлипывала рядом с ним. Отец пообещал в итоге помочь и сказал, что сам все объяснит родителям Чапковой.

Как может все измениться? Вокруг ложь. Вокруг меня лжецы.

«Я тону в тебе, Джоуи. Ты нужен мне. Как никогда нужен. Как воздух. Но ты меня измотал. Измучил. Ты не хотел, я знаю. Но пусть лучше все утопают в твоем внимании, чем я буду тянуть это на себе. Мне никогда не научиться этому у тебя. Ты создан для лучей славы, ты сияешь и переливаешься огнями. Ты — огонь. Ты — лидер. За тобой пойдут другие. Только не я, милый, прости, только не я. Не могу больше… Ты все стер…».

***

Днем ранее

Томас не отпустил Джоуи в Штаты. Это дико разозлило его. Он, я видела, не хотел отпускать меня одну, но бросить запись тоже не мог. Это важный альбом для него. Я не настаивала.

Покидая общежитие вместе с Джоуи, который вызвался отвезти меня в аэропорт, я вовсе не думала о том, как долечу и что увижу в той больнице, где лежит Кати, меня пугало все, что накапливалось в груди. Этому должно было прийти завершение. И оно пришло в виде Итана, выскочившего навстречу из лифта. Мир, казалось, замер, потому что я поняла — это тот самый момент, когда все решится. Они сами решат за меня.

Харрисон вскинул вмиг потемневший взгляд на Темпеста, кивнул мне и пошел прочь. Но этот день действительно должен был стать особенным. Тем днем, который расставит все по своим местам. Я была готова, но… Нет. Не была. Слишком много предательств…

— Миа! — окликнул меня приятель, когда я уже шагнула внутрь лифта. — Пропускаешь зачеты? В путешествие улетаешь или к нему в отель переехала?

— Я…

— Тебе какое дело? — вспыхнул Джоуи, резко бросив мою сумку на пол, и пошел к Харрисону. Я изумленно замерла, выйдя вслед за парнем в коридор. — Какие-то претензии?

Итан не шелохнулся, лишь упрямее поджал губы и сосредоточился на лице Темпеста.

— Да, претензии. Их очень много. Ты ведь ничего не знаешь о ней.

Я обмерла от слов парня и липкий страх просочился в мою душу. Ведь он не собирается рассказывать о том, сколько времени провел рядом со мной, правда? Он не намерен поведать о том, как помогал мне решать трудные задачи по экономике? Итан не признается, не вспомнит о том вечере, когда мы, разложив на полу комнаты учебники и конспекты, мучились над созданием рекламного плаката? Итан не сможет, ведь он уважает меня.

— Так просвети… — сорвалось с губ Джоуи, и я привалилась спиной к стене. Вокруг стали собираться студенты; я даже заметила Алисию, которая ринулась обратно в комнату, явно собираясь доложить Мелани о ситуации, что вот-вот разрастется до глобальных масштабов.

— Я просвечу, Темпест! — рявкнул Харрисон, тыча пальцем в грудь Джоуи. — Ты спроси у Миа, кто стал ее утешением, когда не было тебя? Кто помогал ей и был рядом? Я из-за тебя, придурок, потерял два года жизни, ненавидя ее, а мог бы давно быть с ней! Пока ты развлекался заграницей, тиская поклонниц, она плакала! И не ты слушал ее рыдания! Она пряталась от всех! Закрылась в себе! Она оправдывала тебя! И вовсе не ты подкрадывался к ее двери, когда она орала от ночных кошмаров! Ты просто уничтожил ее, Темпест, ты разбил ей сердце!.. Говнюк, самовлюбленный говнюк!

Джоуи никогда не смог бы перенести публичных оскорблений, он должен был драться. Они сцепились. Грубо. Агрессивно. Очень страшно. Я не стала смотреть на это. Мне надоело. Я измучена. Мне нужно увидеть Кати. Я так больше не могу…

Они оба правы. Эти двое… Итан, который действительно был рядом; Джоуи, которого обманули… Но ведь и я обманута. Мы все так запутались. Мне тошно от этого. Я жутко устала.

Они катались по полу, что-то орали друг другу в лицо, ненавидели всю эту ситуацию, и наверняка ненавидели меня, ведь причиной всего этого стала именно я.

А когда мои ноги понесли меня обратно к лифту, я услышала, как Итан прокричал мне вслед:

— Спроси Мелани! Миа! Спроси Мелани о вчерашней встрече с Темпестом! Спроси, чем они занимались!..

Дверцы за мной закрылись. Я больше не хотела участвовать во всем этом.

Перелет, беспокойный сон в салоне, лихорадка. Слезы, огонь в груди, дрожащие губы, боль, боль, бесконечная боль…

***

Сегодня

— Джоуи, — почти прорыдала я его имя, тяжело дыша в трубку, когда позвонила из отеля, вернувшись со своей глупой «прогулки».

Что я запомнила из поездки в США? Ничего особенного. Все казалось серым и одинаковым. Еда безвкусная, напитки не согревали. Все одинокое и мерзкое. И я уже совсем не я. Лишь тень. Мне положено сидеть у койки подруги, но и там нет места. Нет подруги. Нет никого и ничего. Любовь? Что такое любовь? Мерзкое слово,пустое и трагичное. Не могу впустить это в свое сердце. Оно слишком огромное и там поместились все, но не безразмерное. Кому-то придется покинуть мое сердце. Но… но почему всем сразу?..

Я промокла под проливным дождем. Болело горло. Начался насморк. Я простудилась и презирала весь мир. Мне было очень больно. Во всех смыслах.

Мои колени дрожали, когда я ютилась на кровати, сжимая окоченевшими пальцами трубку.

— Не надо, Миа, — охрипнув, ответил Темпест, — если ты сейчас скажешь, что все кончено… Я… ты сбежала, Миа. Ты бросила меня. Но не смей сейчас говорить, что это правда. Я не могу, я не прощу тебя. Слышишь? — его голос опустился до шепота: — Я найду тебя, Миа, обещаю. Я не должен, знаю, но найду. Мне плевать на все то, что наговорил этот подонок, и та девица…

— Что… — я даже не смогла выдержать вопросительную интонацию. — Что ты говоришь? Джоуи, ты ведь с ней не…

— Не спал. Он солгал. Я клянусь…

«Я верю тебе».

— Я не верю, — прохрипел мой собственный голос против моей собственной воли.

— Миа… малышка, я умоляю, не делай глупостей, ладно? Давай поговорим.

— Не знаю о чем.

Мои глаза страшно щипало от подкатывающих слез. Я сглатывала слюну, что наполняла мой рот, будто это был яд, разъедающий слизистую, но на самом деле смахивало на ангину. Голова раскалывалась.

— Ты ведь лжешь, — я была в этом уверена.

Молчание затянулось. Меня мутило, и я прилегла на подушки.

— Я… — начал было Темпест. — Я ничего не сделал.

— Не будь трусом.

— Что?

— Признайся.

— Миа… Я не…

— Я. Тебе. Не верю, — отчеканила я, хотя силы были на исходе.

— Миа, — позвал он, и мои веки опустились, закрывая мир от меня.

Я глубоко вдохнула и сказала в ответ:

— Это конец, Джоуи. Мне с этим не справиться. Прости… и, прошу тебя, не ищи меня. Не надо.

— Миа! — рявкнул Темпест. — Не поступай так со мной! Я знаю, что страшно виноват перед тобой…

«Замолчи, Джоуи, ты убиваешь меня».

— Миа… — снова позвал он, когда я упрямо промолчала. — Скажи мне… это правда?

— Что?

— Итан показал мне кольцо. И та девушка, Мелани… Она сказала, что ты выходишь за Харрисона…

— В какой момент она сказала это, Джоуи? — не узнавая себя, прохрипела я. Серая стена сгорала под моим взглядом, потому что глаза уже были широко распахнуты, и я тоже сгорала вместе с этой обшарпанной стеной. — В момент, когда ты ее целовал?

— Она сама набросилась на меня! — не удержался от крика Темпест. — Ничего не было! Она просто привязалась, когда я возвращался от тебя. Мелани сказала, что слышала кое-что о вас с Итаном. Я… я хотел знать…

Как может все измениться в один миг? Вот так. Именно тогда, когда ты осознаешь, что тебя все предали. Оклеветали.

Ты мчишься на помощь к подруге, которая не признается тебе в своих пагубных привычках.

Ты бросаешь единственного человека, которому отдала сердце, ведь он тоже солгал.

Ты понимаешь, что твой надежный друг — не друг тебе вовсе, потому что погряз в ревности и обидах.

Ты считаешь, что никто никогда не причинит тебе боли.

Ты понимаешь, что все они принесли тебе боль.

— Ты поверил Мелани, Джоуи? — отозвалась я. — Мне жаль… — и уверенным твердым тоном, из последних сил контролируя свои голосовые связки, которые то и дело стремились сорвать мой голос на визг, сказала, — я всегда буду думать о тебе. Мне не нужно твое присутствие. Я не хочу смотреть на то, как ты где-то с ними… ты мой и ты с ними… Это низко для меня. Я говорила тебе… Дело времени, Йоаким, но ты должен понимать, что мои чувства, они первые, твои же испытали много. Мне очень, очень жаль, Джоуи. Но так продолжаться не может. Я видела все эти фотоснимки в газетах. Твои вечеринки… Сейчас еще и Пратт. Ты словно не насытился этой жизнью. Тебе словно нужно все и сразу… Мне больно, Джоуи…

— Миа! Не смей! Не смей! Это глупо!.. Миа…

«Я люблю тебя».

— Это конец… Йоаким. С меня довольно.

Опустить трубку на аппарат, чтобы не слышать его гнева и разочарования. Чтобы не представлять, как пылают огнем светлые глаза. Какие у него волосы… губы… руки… плечи…

Какой он сам. А какой он?

Губы все еще дрожали.

Мог ли кто-то кого-то любить так, как я любила Джоуи? Почему он? Кто он такой?

Джоуи… Он — это боль, которую я выдумала себе сама. Он — страдание, которое мне не хотелось покидать. Он — счастье. Он — любовь всей моей жизни. Я не стану искать его глазами в толпе. Его не будет там.

Это конец.

Крик вырвался из недр души, опаляя глотку. Ненавижу кричать, но иногда это так нужно…

***

Весна 1988-го. Окончание учебного года. Лондон

Моя жизнь превратилась в глупое кино. В потрепанный роман из библиотеки. Я готова была броситься на край пропасти, которую создала сама своими невинными детскими иллюзиями.

Он пообещал отыскать меня. Я так хотела, чтобы это не было правдой.

Гнусные глаза Мелани Пратт сканировали меня вот уже целый час, когда мы получали дипломы. Я не обращала внимания. Она свое сделала. Теперь мне пусто. Который год пусто без него.

Ничего. Я справляюсь. Не нужно быть самым умным человеком, чтобы признать: любви не бывает. Светлые чувства для романтиков, которые летают в облаках. Я же была убеждена в том, что темнее любви ничего нет. Ночь и та более безобидна, нежели чувства, вызывающие в душе шквал эмоций. Это мрак и тьма. Темно и тесно без любви, но с ней еще хуже. Разрушающее чувство ревности, что гложет душу, не может принести ничего хорошего. Лишь боль, а я пресытилась ею достаточно.

Мне вовсе не хотелось, чтобы на вечеринку в университете приехал и Харрисон. Он был не один. Какая-то милая блондинка сопровождала его, пока тот целенаправленно натыкался на меня глазами. Снова и снова.

Дипломы вручили днем; родители, счастливые и довольные, вернулись в Стокгольм, им на работу завтра, а мне… мне никуда. В Швецию и я должна буду вернуться на летнее время. Но в моих планах все еще вертелась Америка. Я ведь так и не побывала там, не считая кошмара с Катаржиной. С ней я давно не виделась, но она была мне нужна. Я так устала их всех оправдывать. Как и себя тоже. Однако чувствовала, что оправдаю снова.

Кати явилась сама. Видимо, в этот день все стремились напомнить мне о себе. Будто день моего выпуска нёс действительно огромное значение. Вероятно, так и было…

— Миа, поздравляю, — проговорил мягкий женский голос, когда я уже намеревалась покинуть зал, где гремела музыка и танцевали студенты.

Я обернулась, сжимая в пальцах тонкий бокал шампанского, и уставилась в знакомые темно-зеленые глаза.

— Кати? — выдавила я.

Она окинула меня знакомым искрящимся взглядом, и я не удержалась от ответной улыбки.

— Да. Как видишь, я не смогла без тебя так долго. Ты ведь… не простила меня?

— Да, — моргнула я, возвращаясь в мрачное состояние духа, — не простила. Не могу, Кати.

— Я понимаю.

Девушка опустила глаза, и я смогла быстро оценить ее наряд: черное сверкающее платье с рукавами-фонариками, классические туфли-лодочки. Волосы, как всегда, начесаны и залиты лаком. Мой вечерний туалет был гораздо скромнее и нежнее. Мы с мамой купили мне светло-розовое платье с пышной юбкой, которая доходила до колен. Так что на фоне Кати — роковой красотки — я была чуточку… мышью.

— В любом случае, Миа, я рада повидаться с тобой, — кивнула мне Чапкова, на что я холодно улыбнулась. Но внутри все равно вспыхнуло что-то опаляющее.

Она растерянно и совершенно вымученно растянула губы в улыбке и, обойдя меня, быстро пошла прочь.

Неужели я не прощу ее? Неужели не смогу? Как же так? Это ведь она, та, которая провела бок о бок со мной все детство. Мы вместе выросли, вместе влюбились, вместе потерпели поражение. Это ведь она — моя родная Катаржина. Да, ее лицо все еще бледное. Она тогда так и не справилась с зависимостью. Никогда уже не справится, я знаю, это почти невозможно. Это вся жизнь на самоконтроле. Но Кати совсем одна. Вид ее тонких бледных запястий, мелькнувших перед моими глазами, когда она заправляла за ухо прядь волос, уничтожили во мне остатки злости и обиды. Я не могла ее оставить сейчас. Я бросила ее тогда, их всех бросила…

— Кати! — воскликнула я, повернувшись к подруге, и та замерла, а после взглянула на меня из-за плеча. Ее глаза светились надеждой, и я спросила: — Полетим вместе в Америку?

Чапкова, прикусив губу, кивнула и сказала:

— Увидимся в общежитии. Договоримся о поездке…

— Да… — прошелестела я в ответ.

Вот это мой разрушенный рай? Вероятно, да… И океан, в котором я тонула, испарился. Но теперь снова появились силы. Вновь нашлись кирпичики, которые я собиралась сложить в высокую крепкую стену, но…

«Как прожить мне без него, когда даже в лице Итана, я вижу только его — Йоакима Ларссона?»…

Харрисон возник рядом сразу же, как отошла Катаржина. Будто сговорились. Он проводил ее взглядом, слабо улыбнувшись.

— Привет, — холод в моих глазах, наверное, обжег его, но он снова повторил: — Привет, Миа.

— Привет…

И все. Он спросил еще что-то об учебе. Но услышала я только вот это:

— Прости, Миа, я ему позвонил.

— Что?

— Я сказал ему, что ты «выпустилась». Он хочет найти тебя. Он знает, где ты, но…

— Всего доброго, Итан.

Я стремительно покинула зал. Все эти люди, музыка, это жуткое платье, не хочу всего этого. Я должна сбежать.

Я была похожа на глупую Золушку, которая покинула своего принца. Но на этот раз мне в спину кричал вовсе не мой принц.

— Миа! — поймал меня за локоть Итан. — Постой. Ты ведь полетишь в Штаты?

Я непонимающе потерялась в некогда таких родных глазах друга. Зачем он меня позвал? Чего он хочет? Я не могу возвращаться к началу.

— Ответь.

— Да… Итан, что тебе нужно? — мои слова прозвучали довольно грубо. — Зачем ты помогаешь теперь? Все прошло.

— Нет. Не прошло. — Он не обо мне. Он о себе.

Все было до жути странным и непривычным. Я на прошлой неделе уволилась из отеля, распрощавшись с мистером Адамсом, который был рад избавиться от такого работника. Слишком уж он невзлюбил меня после того случая с Джоуи.

Я меняла свою жизнь, а тут снова появился Итан, рассказал что-то непонятное о Темпесте, спросил про Америку и смотрит на меня, как на чокнутую.

Что происходит? И Кати здесь. Словно я действительно пришла к тому, с чего начинала.

— Прости меня, — еще раз повторил Харрисон и отошел назад, а я лишь покачала головой.

Мне пора покончить с этим раз и навсегда. Я спокойна… но как же тошно, как сильно жжет внутри.

***

Эпилог

Лето 1988 года. Лос-Анджелес.

В этот день что-то пошло не так.

Мы в очередной раз с Катаржиной вернулись в отель. На улице стояла невыносимая жара, и она решила, что должна принять душ и переодеться перед вечерним выступлением. До концерта — да, она собиралась потащить меня на «Europe» — оставалось всего-ничего, каких-то три часа. Я не думала, что увижу Джоуи ближе, чем другие поклонники в зале, потому чувствовала себя достаточно расслабленно. Хотя нет, конечно нет. Глупости. Как можно расслабиться рядом с ним, даже если он — всего лишь всемирно известный рок-музыкант. Всего лишь рок-звезда… Всего лишь?

Меня в этот день все жутко нервировало, вызывая приступы истеричного смеха, будто я была чокнутой. Будто воздвигнутый мной купол над головой трескался, и я с ужасом это осознавала.

Все началось в холле отеля, куда мы с Катаржиной влетели, словно две ненормальные девочки-подростка. Я тут же завопила на все огромное помещение, играя на публику:

— Я видела! Я все видела! — и едва не рассмеялась, заметив выражение лица Чапковой, притормозившей у стойки ресепшн. — Что ты смотришь? Думаешь, я ничего не заметила? Как бы не так, ты хотела отбить его у меня! Ты озабоченная дура!

Кажется, я перегнула, судя по блеснувшим глазам подруги, но она вмиг включилась в эту игру, одной рукой злобно вцепившись в мой топ и потянув к себе.

— Убери руки! Убери от меня свои руки! Немедленно!

На нас оборачивались люди, но мы упоенно изображали дерущихся из-за парня девчонок. Что, вообще, я творила, не знаю. Но моему выражению лица поспособствовала еще и толпа поклонниц под отелем. Ведь мы обе, я и Кати, поняли, кто проживает в этом отеле. Странно, что они выбрали такое недорогое место. Вероятно, парни пытались скрыться от внимания публики, что орала на крыльце и прорывалась в холл. Именно вот эта группка фанатичных поклонниц стала свидетелем происходящего.

— Ладно! — выкрикнула в ответ Кати и уперла руки в бедра. — Давай вспомним и о твоих грешках, детка! Как насчет обжиманий с Микаэли? А? Ты думала, я ни черта не видела? Джоуи не простит тебя.

Я невольно покраснела, не подумав, что «игра» примет такой оборот. Девушки затихли окончательно. Все затихли. Служащие отеля прекрасно знали, что мы проживаем здесь. Иначе не миновать нам беды: выгнали бы немедленно.

Признаться, это был ход конем, потому что произнесенная вслух реплика подруги некогда была правдой. Я вспомнила об этом. Чапкова насторожилась…

Коридор был слишком просторным и длинным. Наши шаги — тихими, как и само состояние.

— Миа, прости, — пробормотала подруга, когда мы медленно брели к нашему номеру, что находился за углом в самом конце правого крыла.

— Да ерунда, — отмахнулась я, как будто меня вовсе не задело все, что сказала Кати.

— Нет. Я знаю, что тебе больно, я знаю это… — она остановила меня, сжав мои плечи и заглянула в глаза. Где-то за углом раздались голоса. — Просто не думай об этом. Я обещаю тебе, что все будет хорошо. Веришь мне?

«Не верю, потому что хорошо уже быть не может».

— Да, конечно верю…

— Вот и отлично.

Мы снова пошли вперед и повернули направо. Из номера, что был сразу за углом, выходили ребята… Я их, я их явно знала. Боже…

Признаться, я обмерла, едва успела вскинуть глаза на парней.

Моим спасением стали добродушные и невероятно удивленные глаза Мика. Я уставилась на него, не видя никого другого, потому что боялась увидеть. Мой взгляд принялся лихорадочно скользить по фигуре клавишника, пока тот, наконец, не узнал меня.

— Привет! — махнула я ему, неловко прячась за спиной Катаржины. — Как поживаешь, Мик?

— Лучше не лезь… — вклинился голос Темпеста, и я подумала было, что это он мне, потому невольно повернулась к нему. Кати, как назло отошла в сторону, заговорив с Левеном.

Мы втроем — я, Джоуи и Микаэли — остановились посреди коридора. Джоуи стоял настолько близко, что я чувствовала тепло его тела. Меня немного передернуло, потому мне захотелось немедленно убежать и держаться от него подальше, чтобы он не уловил моего волнения и ужаса. Но, конечно, он все видел, понимал.

Я лишь маленькая глупая фанатка, которая каким-то чудом когда-то давно попала в компанию к Джоуи и его друзьям, а больше никто, только фанатка…

Ох, нет, так думать нельзя. Ведь мы были друзьями. И даже больше…

Но теперь я никогда не смогу почувствовать все то, что мне так упрямо обещают сияющие зелено-голубые глаза Темпеста.

— В чем дело, Миа? — спросил чуточку растерянно Микаэли. — Ты не рада нас видеть?

— Рада… — шепнула я, робко покосившись на Джоуи, и страшно вздрогнула, когда почувствовала его пальцы на своей руке. Он слегка сжал мое запястье. Так, как если бы… я попалась. — Мы тут отдыхаем с Катаржиной. Учеба позади. Я скоро пойду работать в одну пиар-компанию в Лондоне. Вернее, это стажировка. Вот… — пролепетала я, волнуясь. — Ничего серьезного, но, думаю, мне там понравится…

— Ох уж мне эти ваши игры, — неожиданно цокнул Мик, качнул головой и выжидающе уставился на Джоуи. Тот меня не отпускал. Я откровенно дрожала. — Приятель, реши уже что-нибудь. Нам некогда. Пора на саундчек.

Джоуи поймал мой взгляд. Я выдернула свою руку, отвернувшись и посмотрев на Кати. Та говорила с Джоном, но поглядывала на меня.

Темпест кивнул, но не отошел в сторону.

— Придете на концерт? — поинтересовался Микаэли, когда Джоуи продолжил молчать, и я кивнула. — Тогда приятного вечера.

— Спасибо, — улыбнулась я клавишнику, и он, добродушно хмыкнув в ответ, направился к лифтам…

Его пальцы вновь настойчиво прикоснулись ко мне. Я не поднимала глаз.

— Как ты, Миа? — тихо спросил он.

Мне пришлось посмотреть на него. Напрасно. Я пропала. Полностью. С головой провалилась в темную бездну воспоминаний. Нет-нет, эта бездна была светлой, вовсе не с тьмой ассоциировались те прошедшие годы. Кто бы мог подумать… Шесть лет… Целых шесть лет…

— Хорошо, Джоуи, а ты… как твои дела?

— Ну ты же знаешь как, — усмехнулся Темпест, и мое сердце ухнуло вниз при виде этой короткой улыбки.

Я сглотнула, снова поглядев на Катаржину. Та быстро обняла Левена за плечи и пошла в номер. Парень поспешно проскочил мимо нас, улыбнувшись мне, и, сказав: «Привет, Миа!», скрылся за углом. Мы остались с Джоуи вдвоем.

— Ладно… — выдохнула я, медленно пятясь и не поднимая глаз. Теперь меня смущал мой откровенный наряд, потому что я видела как Темпест скользнул по мне пристальным взглядом. Слишком коротенькая юбочка, слишком обтягивающий топ. — Тебе пора.

— Да, — ответил Джоуи, резко обошел меня, так, что я даже растерялась и уставилась ему вслед.

И я уже собиралась с привкусом горечи во рту пойти в номер, как вдруг Темпест окликнул меня:

— Малышка… — я вздрогнула и обернулась. Его глаза сияли. Как тогда, как раньше. Я видела этот лучистый свет, знала, что он означает. Мне сделалось дурно и страшно от мысли, что я вновь пропадаю в нем. Джоуи затягивал меня. Он всегда будет делать это. — До встречи? — спросил Джоуи, прислонившись к стене спиной. Я только сейчас заметила, что за его беззаботностью скрывается нечто… нечто ему несвойственное — боль?

«Что мне ответить? Я могу отказать ему? Да. Да, я могу, я ведь сильная. Несомненно. Сказать ему сейчас, что мы не увидимся? Сесть в самолет и улететь в Стокгольм? Что же мне делать?..».

— Не знаю… да… — Я слабая. Я самая слабая в этом мире, потому что передо мной стоит он. Я слаба перед ним. Навсегда. — Если ты сможешь найти меня в толпе, Йоаким…

Это мой разрушенный мир, который я собиралась воздвигнуть заново. Но так ли это? Пусть ответит Джоуи.

Бонус

От автора: Небольшой бонус. Эта история поначалу задумывалась именно, как вот такой коротенький рассказ, простой набросок. Но позже все переросло в полноценную историю, а глава эта уже никуда не подошла. Потому оставляю, как бонус.

***

Мы очень любили развлекаться. Шутили, много смеялись. Играли на публику, в общем. Мы с Джоуи хорошо ладили. Да, конечно, я видела тот знакомый мне интерес в его взгляде, но старалась не придавать этому значения, потому что Джоуи Темпест любил женщин априори. Он любил их всех…

Я думала, мы упадем. Когда вот так что-то неумолимое и всепоглощающее врывается в твою жизнь, ты плавишься или сопротивляешься. Я не сопротивлялась…

Время рядом с этим неугомонным, но очень томным и ленивым шведом пролетало незаметно. Я понимала, если между нами ничего не случится, если Джоуи не прикоснется ко мне сегодня, то завтра я уже распрощаюсь с ним, и он улетит из Лос-Анджелеса. Он продолжит свое турне по Штатам. Но мне так хотелось запасть ему в душу навсегда. Так хотелось не остаться белым пятном, очередной из множества других. Я искала способ привязать Джоуи к себе…

Игра. Пусть после этого у него будет толпа других девиц, но этот день он должен запомнить навсегда…

Все в группе были уверены, что я встречаюсь с Джоуи, и когда вечером меня застукали по-дружески обнявшейся с Миком, тут же доложили Темпесту. Он орал тогда, как псих. Я не ожидала такой экспрессии от всегда милого и спокойного шведа, а тут прямо огненный темперамент проснулся. Причем наблюдать за ним было довольно забавно. Его глаза метали молнии, а сам он не мог подобрать веский аргумент для гнева и тех претензий, что выдвигал. Например, «вы ничего не делаете, только бездельничаете», или «как можно быть такой легкомысленной, Миа?». В общем, все это льстило мне. И в груди разливалось тепло, потому что ничего приятнее со мной еще не происходило. Меня ревновал Джоуи Темпест. Умопомрачительно.

Мы продолжали с Катаржиной разыгрывать скандал.

— А знаешь, ты права, — притворно-злобно выдала я. — Это мой грешок, и я рада, что сделала это. Иначе целую вечность ждала бы, когда Темпест очнется и заметит меня!

Девушки мялись у входа и тихо хихикали.

Я осеклась. Мы уставились друг на друга в звенящей тишине, потому что я поддалась на провокацию и выдала себя с головой. В глупую шутку взяла и вложила всю накопившуюся боль.

Я дико разозлилась на себя за это и покраснела…

Я направилась к лифту, когда Темпест вдруг ухватил меня за локоть и с силой дернул на себя. Я грубо шарахнулась о его грудь, выбив воздух из своих легких, и в изумлении застыла, потому что почувствовала губы Джоуи на своих. Это было нечто. Он впервые целовал меня вот так. То есть, да, мы целовались раньше, но иначе… Тогда просто целовались, а теперь… Он целовал меня, тяжело дыша; нервно, лихорадочно теребя пальцами тонкую бретельку моего топа, а второй рукой все сильнее прижимал к себе.

Рост Темпеста вынуждал меня задирать голову, отчего я даже привстала на цыпочки, чтобы буквально прилипнуть к горячей груди парня. Вот в этот момент я и поняла, что должна выбить Джоуи из колеи, должна дать ему понять, что со мной не выйдет вот так просто, как это получается у него с другими.

Я осторожно отодвинулась, упиваясь желанием, которое плескалось в подернутых пеленой глазах Темпеста, и, как я надеялась, лукаво улыбнулась.

— Давай поднимемся наверх, — проговорила я тихо.

Удивительно, однако Джоуи прищурился, всматриваясь в мои глаза, будто пытался понять, что я задумала. Мне вдруг стало страшно, что он раскусил меня, но в тот же миг Темпест рванул к вовремя распахнувшемуся лифту, волоча меня за собой. Мы остались одни. В тесном лифте. Совершенно одни. Этот вариант я не предусмотрела, но испугаться себе не позволила. Прижимаясь спиной к стене, я смотрела на Джоуи, который так же глядел на меня. Он ничего не предпринимал. И не нужно было. Его слегка растрепанный от жары вид, расстегнутая тонкая летняя рубашка, узкие темные джинсы, так откровенно обтягивающие стройные бедра — все это сводило с ума. Он выглядел просто потрясающе…

Я прикусила губу, скрывая испуг, что накрыл меня. Я говорила о Джоуи, но была все той же девчонкой, которая пришла в гараж, ничего не зная о рок-н-ролле, о парнях, играющих эту музыку. Но теперь стою, сжимаю губы и стараюсь не выдать своего страха перед подругой. И это вовсе не животный страх, это дикая нелепая боязнь того, что я увидела в ее глазах — жалость и понимание. Она никогда не смотрела на меня вот так.

К счастью, мы обе поняли, что пора прервать все эти глупости, и вместе направились к лифту.

Он остановился на нужном нам этаже, и я вынудила себя выйти в коридор. Я очень боялась внезапно разреветься. Мне правда пришлось усиленно держать себя в руках. Но его музыка звучала отовсюду. Новый альбом. Турне. И мы здесь с Катаржиной. Это ведь Итан рассказал Темпесту, где я буду летом. Я не очень-то представляла, что надо делать дальше. Что если я никогда его не увижу? Концерт не в счет…

Импровизация. Это то, что пришло мне в голову. Между прочим, предательски и не вовремя пришло. Будь у меня намеченный план, я бы так не мялась.

Я заметила, не без удовольствия, как задрожали пальцы Джоуи, когда он попытался попасть ключом в замочную скважину. Дверь распахнулась перед нами, и Темпест посмотрел на меня, чуть склонив голову и улыбаясь. Он сказал:

— Прошу. Леди вперед.

Я не позволила себе улыбаться широко, поэтому, плавно проскользнув мимо Джоуи, лишь чуточку приподняла уголки губ, продолжая выражать все глазами. Темпест ловил мои взгляды и, когда закрыл дверь, посмотрел на меня уже серьезно. Я попала в плен. Это с четкостью выражала его поза — встал на моем пути.

Вновь этот неуместный страх. Однако я понимала, что Джоуи никогда в жизни не принудил бы меня, да вообще никого, к тому, чего делать не хотелось бы. Так что пришлось выдохнуть. Я снова прикусила губу, старательно изображая саму невинность, немного покачиваясь из стороны в сторону, а после спросила:

— Что ты будешь делать?

Вопрос прозвучал совершенно не мило и наивности в нем было равно нулю. Вероятно, поэтому Джоуи шагнул ко мне, на что я, хохотнув, встала так, чтобы нас разделял диван. Ясно, что Темпесту с его физическими возможностями проще простого преодолеть эту преграду и снести меня с ног, но я подняла руку, задрожав еще сильнее под его хищным взглядом, и проговорила:

— Давай так, Джоуи: ты сейчас пойдешь в сторону ванной комнаты, встанешь там и будешь смотреть на меня. — «Бог мой, я говорю это ему?» — И ты пообещаешь мне, что не дернешься с места ни при каких обстоятельствах. Что скажешь?

Швед дышал глубоко, когда размышлял над моими словами.

— Чего ты добиваешься? — спросил он, наконец.

— Ровным счетом ничего. Просто… — я набрала в легкие побольше воздуха, вскинула на него глаза и выдала, решительно и уверенно, — ты хочешь получить меня, Джоуи?..

Темпест изменился в лице. Я впервые видела то, как мужчину съедает желание. Он зверел, буквально становился диким. Медленно и грациозно Джоуи направлялся в мою сторону, взглядом приковав меня к месту, но тут я вырвалась из оцепенения и метнулась к двери, при этом выдав:

— Ты получишь меня!

Джоуи, кинувшийся было за мной, остановился. Я прижалась спиной к двери, тихо смеясь. Меня била нервная дрожь, а колени будто налились свинцом. Я смотрела на Темпеста, когда произносила самые важные в этот момент слова:

— Я сдамся только в одном случае. Ты должен поиграть со мной.

— Да ты сумасшедшая, — покачал головой Джоуи, облизывая пересохшие губы, и, уперев руки в бедра, спросил: — И в чем заключается смысл игры?

«Да, он поддался. Фух! Теперь, главное, не испугаться».

Я осторожно повернула ключ в замке, отперев дверь. Конечно, Джоуи слышал щелчок, но остался стоять на месте. Я встала так, чтобы при первой же возможности убежать.

— Все очень просто, мистер Темпест, — проговорила я, не переставая ощущать тяжесть, тянущую вниз. Он наделял меня женственностью, пробуждал чувственность, не являясь при этом брутальным. Джоуи был нежным, но мужественным; чутким, но властным; самовлюбленным, но застенчивым. Я страдала по нему и без него, однако знать об этом ему не позволялось. — Ты должен… догнать меня.

Мои щеки тронул румянец. Я была крайне взбудоражена происходящем. И то, что я задумала, пугало и привлекало меня. Важно было не ошибиться и не переборщить.

— Что я должен сделать? — голос Джоуи прозвучал глухо. Он прислонился спиной к стене, стоя у двери ванной.

Я помялась несколько секунд, а после медленно и плавно выскользнула за дверь, при этом не отводя глаз от лица Темпеста, с жадностью наблюдающего за мной. Он шумно выдохнул.

— Нет! — вскрикнула я, выставив вперед одну руку, когда Джоуи двинулся было за мной. — Стой на месте. Я еще не ушла.

Он кивнул, наверняка ненавидя меня в этот момент. По крайней мере его взгляд не обещал ничего хорошего, и это лишь сильнее меня подстегивало.

Джоуи смотрел на меня. Я по-прежнему улыбалась.

— И? — прошептал он.

— Поймай меня. Поймаешь, получишь все, что хочешь.

Одна секунда, которая показалась мне вечностью, повисла между нами, щелкнула в воздухе пальцами, тем самым подав сигнал Темпесту, и обрушилась на голову, когда в следующий миг Джоуи уже рванул в мою сторону. Я от себя такой прыти точно не ожидала, но успела выскочить в коридор и повернула ключ — Джоуи не заметил, как я проделала эту операцию с замочной скважиной минутой ранее — ровно в то мгновение, когда Темпест уже ухватился за ручку. Меня обдало холодным потом, потому что я едва не попалась. Но сама эта мысль вызвала во мне невероятные чувства, а эмоции просто зашкаливали.

— Ох, малышка, это нечестно, — услышала я вкрадчивый голос Джоуи. — Открывай.

— Нет. Ты должен сам.

Я спокойно пошагала к лифту, когда вдруг осознала, что за спиной раздался щелчок.

«Черт. Конечно. Их три… три ключа!»

Я влетела в лифт, который, к счастью, оказался на этом этаже, уже различая шаги бегущего за мной Джоуи. Дверцы закрылись, но мне удалось мельком увидеть лицо Темпеста, и он смеялся. Такой задорный, вспыхнувший от удовольствия, поймавший азарт.

Интересно, что будет, когда он… если он поймает меня? В смысле, что тогда будет отражаться на его лице? Триумф? Разочарование?..

Он не догнал меня внизу лишь потому, что я успела спрятаться за спиной Яна, который, хохоча надо мной, помог мне дойти до парковки и усадил в такси. Он уже собрался уйти, так и не спросив, от кого я убегала, когда с моих губ сорвалось:

— Ян! — приятель обернулся. — Можешь кое-что передать Джоуи? — парень кивнул, непонимающе разводя руками. — Хорошо…

Я выпросила у водителя блокнот и ручку, быстро написала адрес квартиры, где жила моя подруга. Она не будет против, если туда заявится Джоуи Темпест. Вот уж точно.

— Передай ему вот это, — протянула я клочок бумаги Хогланду, на что тот закатил глаза и пробормотал:

— Ну как дети, честное слово, — и пошел обратно к зданию.

— Да… мы и есть дети, — шепнула я, заметив Джоуи, стоящего за стеклянной дверью отеля. Он смотрел на меня. Я не видела выражения его лица, но чувствовала, что он немедленно вытрясет из Яна все, что я сказала.

«Значит сегодня? Он придет за мной сегодня?»…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Бонус